Глава 32: Предательство

Гермиона прокралась в подземелье и почти неслышно зашла в профессорские покои, чтобы не попасть под горячую руку с порога. Снейп стоял, оперевшись руками на выступ камина и склонившись над огнём. Девушка прошмыгнула вглубь комнаты и остановилась. Северус поднял голову и пристально посмотрел на гостью. В тот момент Гермиона поняла, что приходить не стоило. Зельевар не был в разбитом состоянии и поддержка ему тоже не требовалась. Он источал какую-то темную решимость и смотрел на нее, как волк на добычу. Девушка нервно выдохнула и вспомнила его слова «Я рядом», произнесённые с нежным трепетом и добротой. «Он меня не обидит», — твердила сама себе Гермиона, неотрывно следя за Северусом, который замер возле камина. Она отчетливо видела тот момент, когда последние нити его самоконтроля разорвались, выпуская на свободу поистине опасного и страшного человека. С таким было невозможно разговаривать или в чем-то убеждать, от таких нужно было бежать. Только вот бежать было некуда, да и поздно. В два шага Северус сократил между ними расстояние и схватил Гермиону за все ещё не зажившее до конца плечо. Она поморщилась, но даже не пискнула. Ею завладел страх. Девушка смотрела в глубокие чёрные глаза Снейпа и не видела в нем того по-своему заботливого, доброго мужчины, кем он был исключительно с ней. Сейчас перед Гермионой во всей красе предстал Пожиратель смерти.

Единственной мыслью в голове Грейнджер было желание успокоить Северуса, и она даже потянулась свободной рукой к его щеке, но он перехватил ее запястье и потянул на себя. Девушка впечаталась в его грудь, а губы были вовлечены в неприятный, резкий поцелуй с отчетливым вкусом отчаяния. Гермиона не была глупой ведьмой, она быстро сообразила, что требовалось Снейпу для обретения хотя бы подобия привычного равновесия, и готова была ему это дать, поэтому перестала даже маломальски сопротивляться. Ей казалось, что первый грубый порыв профессора пройдёт, он поймёт ее желание ему помочь и опомниться, но просчиталась. Не увидев преграды своим действиям, Северус развернул Гермиону спиной к трансфигурированному из кресла дивану и толкнул ее на него. Она не успела опомниться, как мужчина грузно навалился сверху, рывком стянул штаны вместе с ниженим бельём, а потом даже без подобия на предупреждения вошёл до упора. Внизу живота разлилось неприятное жжение вперемешку с зарождающимся возбуждением. Гермиона прикусила губу, чтобы не издать ни звука. Он не дождётся от нее поощрения. Снейпу оно и не требовалось. Он механически вколачивался в девушку, закрыв глаза, витая где-то в своём мире и даже не думая, что, как и с кем он сейчас делает. Гермиона старалась облегчить свою участь плавными поглаживаниями по мужской спине, но это не помогло. Тогда она попыталась повернуть его лицо к себе, чтобы как-то вразумить Снейпа, но, как только они встретились глазами, былая духовная связь между ними исчезла, словно ее никогда и не существовало. Пустые чёрные глаза смотрели на неё без единой эмоции, лицо же было сосредоточено: скулы плотно сжаты, ноздри раздувались. Северус не был здесь с ней, ему она была не нужна, он желал исключительно ее тело, а значение имели лишь его мысли, заводящие в дебри невысказанных чувств и непрощенных страданий.

Этот грубый секс закончился быстро. Снейп приподнялся на коленях и излился Гермионе на живот, едва опомнившись от призраков прошлого. Теперь, после достигнутой развязки, его взгляд был осоловевшим. Он почувствовал, будто его накрывает похмелье, но не смог сказать ни слова после осознания произошедшего. Северус потянулся за палочкой на столе, чтобы очистить Гермиону, но та соскочила с дивана почти в тот же миг, как оказалась свободна от груза его тела, натянула на себя штаны, что все время висели на щиколотках и, не оборачиваясь, хотела уйти, но не смогла промолчать.

— Надеюсь, тебе полегчало, — проговорила она, но зельевар не ответил. — Поговорим, когда ты придёшь в себя, Северус.

Гермиона еле сдержалась, чтобы не хлопнуть дверью, но, как только она оказалась в Темном коридоре подземелий, на неё накатил ком отвращения к себе, стыда и душевной боли. Хотелось съехать по стенке на пол и разрыдаться прямо здесь, но поддаться этим чувствам не дал звонкий голос Драко.

— Грейнджер? Ты чего? — парень взглянул на девушку, что опиралась на стену и заметил ее блестящие глаза и потерянный взгляд.

— Ничего, Малфой! — она рванула вперёд, заслоняя лицо волосами. — Чего вам всем от меня надо?!

Гермиона стремительно пошла в сторону волшебных лестниц и на выходе из подземелий столкнулась с довольной мисс Хэлингер. Та несла в руках мантию Снейпа и загадочно улыбалась самой себе. Девушке пришлось сжать кулаки и прикусить язык, чтобы не наброситься на профессора и не выместить все накопившиеся негативные эмоции на ней. Она могла бы гордиться своей выдержкой, если бы только не разрыдалась, едва зайдя в собственную комнату, где все так же сидели Гарри и Джинни. Друзья не успели толком ничего спросить, как Гермиона закрылась в ванной и оттуда послышался шум воды.

Драко стоял перед дверью в кабинет Снейпа и раздумывал, стоит ли вообще заходить. Если уж профессор поругался с Грейнджер, то его состояние не сулит парню ничего доброго, а рассказать он хотел далеко не самые приятные вещи.

— Мистер Малфой? Что вы здесь забыли? — спросила профессор нумерологии, сменяя улыбку на приторную вежливость.

— Я бы задал вам тот же вопрос, — ответил Драко, поворачиваясь к женщине. К несчастью, он был наслышан о той нелепице, которую она распускала по школе, и не верил, что Северус положил глаз (ну или другие части тела) на эту блестящую мишуру под видом интеллигентной дамы. И почему-то сейчас, как ему показалось, был лучший момент, чтобы высказать своё слизеринское «фи» этой зазнайке.

— Минус три очка со Слизерина за хамство, мистер Малфой.

— Это была учтивость, профессор. Мне правда интересно, зачем вы пришли сюда, — Драко обескураживающе приподнял уголки губ. — Неужто не терпится попасть в его семью и породниться со мной?

— Какое вы, мистер Малфой, имеете отношение к профессору Снейпу? — а вот это Науми было действительно интересно, даже можно было потерпеть препирания мальчишки.

— Ну как же, профессор Хэлингер, разве вы не знали, что я его крестник?

Хэлингер удивленно вскинула брови.

— Вижу, что не знали… — Драко самодовольно подбоченился. — Так вот, насчёт профессора Снейпа… — он якобы призадумался, а потом перешёл к тому, зачем вообще затеял всю эту дерзкую шутку. — Рассказываю по пунктам: у него есть полноценная семья и то, что он всеми силами создаёт видимость одиночества, это не более, чем игра на публику, также он никогда не связывается с женщинами вашего типа. Вы для него слишком приторны и просты. Ну а про внешность… Короткие юбки — это хорошо, но для любого другого мужчины. Снейп может делать вид, что заинтересован вами, но не забывайте, что он большую часть жизни провёл среди аристократов, а в том обществе истинные чувства и мысли не озвучивают. По крайней мере, при открытых дверях. Так что расчитывать вам не на что. Будьте благоразумны и прекратите распускать слухи о вашей с ним связи, пока не вывели из себя тех, кому Снейп действительно дорог и кто его по-настоящему любит, иначе же вы сами себя выставляете на посмешище, — Драко повернулся к входу в покои крестного и хотел постучаться, но на ум пришла превосходное ехидное замечание, и парень не смог сдержаться. — Ах да, наверное, фантазии об обнаженном профессоре Снейпе не дают вам покоя. Если хорошо попросите, то могу вам одолжить пару пикантных фотографий, которые избавят от вожделения к Северусу и помогут расслабиться.

Драко не ожидал, что за эти слова ему прилетит. А зря. Мисс Хэлингер не стерпела к себе явного неуважения со стороны ученика и залепила парню звонкую пощечину.

— Минус тридцать очков на дерзость, мистер Малфой, и отра…

Дверь покоев зельевара открылась с громким лязгом замка. Драко потирал горящую щеку, но забыл о легком покалывании на лице, заметив грозу подземелий. «Что же между вами с Гермионой произошло?!» — думал он, пока профессор разглядывал крестника и коллегу.

— За что вы назначаете отработку моему студенту, профессор Хэлингер? — с натянутой вежливостью, почти сквозь зубы, спросил Северус. Он слышал конец разговора, несмотря на попытку игнорировать мельтешение людей возле его комнат.

— Мистер Малфой позволил себе отпускать пошлости в мой адрес, поэтому я сняла очки с вашего факультета.

— Пошлости в этой школе отпускает не только мистер Малфой, вам ли не знать?! Отдайте мою мантию и покиньте подземелья. С мистером Малфоем я сам разберусь, — Снейп выхватил у коллеги тканевый свёрток и чуть ли не за шкирку втащил крестника в покои, захлопнув прямо перед носом Хэлингер дверь.

— Что ты… — начал Драко, но Снейп пригвоздил парня к полу одним лишь взглядом.

— Позволишь себе отпустить в сторону преподавателя ещё хоть одну подобную шутку, Драко, и уже я лишу факультет всех баллов. Ты меня понял?

Ох, не нравился парню голос крестного. А ещё его почему-то взбесило то, как Снейп защищает Хэлингер.

— Знаешь, ты бы так Гермиону отстаивал, — стараясь говорить как можно более спокойно, заметил Малфой. — Она заслуживает уважения к себе в разы больше, чем эта профессорша, которая спит и видит тебя рядом с собой в постели.

В комнате раздался хлопок, и Драко инстинктивно пригнулся. Когда невидимая опасность миновала, он огляделся. Лампа на рабочем столе, ровно как и стаканы на барном шкафу, лопнули и усеяли пол осколками. Северус же продолжал смотреть на крестника, излучая максимальный уровень злости.

— Понял, — Драко в невинном жесте вскинул руки. Магический выброс крестного не сулил ничего доброго, поэтому срочно нужно было что-то делать. — Чем я могу помочь?

Снейп сам не ожидал, что волна волшебства бурным потоком вырвется наружу и разобьёт пару стаканов. Он давно не терял контроль над собой, но сейчас гнусные мысли затапливали рассудок и брали над ним верх. Зельевар не стремился навредить Драко, да и Гермиону он обидеть тоже не хотел, но все складывалось паршивым образом и вина только на его плечах. Северус попытался успокоить табун мурашек, что бежали по спине, и мандраж от медленного осознания, что произошло за весь сегодняшний день. Обеспокоенный Драко, пристально разглядывающий его, привёл Снейпа в относительное чувство, и тот взмахом руки вернул разбившимся предметам целостную форму.

— Пошёл вон, Малфой, — сказал мужчина и раздраженно бросил мантию на спинку кресла. По-хорошему он хотел ее сжечь, но это удовольствие он себе доставит как-нибудь позже.

— Нет, я хочу знать, что произошло между тобой и Гермионой.

— Не вынуждай применять к тебе Империус, — прорычал Снейп и достал палочку.

— Блефуешь, — спокойно сказал Малфой, хотя коленки у него все же тряслись от непредсказуемости поведения крестного. «И когда я только успел потерять инстинкты самосохранения из-за чертовой Грейнджер?!». — Я хочу помочь, Северус. Не тебе, ты сам справишься, это и так понятно. Ей. Гермиона сейчас сидит у себя в комнате и, я уверен, рыдает в подушку из-за тебя. Я видел ее, крестный. У неё на лице было написано, что она хочет проклясть всех к гиппогрифовой заднице, а потом и на себя руки наложить. Сколько мне ее успокаивать? Она после слов Уизли в чувства толком не пришла, а теперь ты…

Драко не успел договорить. Снейп, не церемонясь, схватил парня за воротник рубашки и вытолкал из своей комнаты. Он сам знал, в каком состоянии Грейнджер, и слушать подтверждения от крестника ему не нужно было, его слова, наоборот, приколачивали душу зельевара гвоздями к полу, а это, мягко говоря, невыносимая пытка. Северус не знал, как пережить случившееся, как просить прощения за гнусный поступок, как вообще смотреть Гермионе в глаза после того, как он ее изнасиловал. Давно забытые чувства абсолютной ненависти к себе, ощущение бьющейся в агонии уже полумертвой души, не дающий вздохнуть стыд и желание размозжить голову о стену, чтоб больше не мучиться от своей же никчёмности, вновь пробудились и минута за минутой отравляли Снейпа. В попытке справиться с горящей ненавистью, что растекалась потоком по его венам, он разорвал на себе рубаху и добрел до ванной комнаты. Он рассчитывал, что холодный душ спасёт его от эмоций, но не успел он включить воду, как его вывернуло наизнанку, с болезненными спазмами в желудке. Пот каплями стекал по его вискам и шее. Единственное убежище — чистая вода. Собрав остатки сил в кулак, Северус кое-как встал под воду в остатках одежды и растворился в тяжелых раздумьях.

Малфой не без опасений решил наведаться к Гермионе. Если он правильно понял ситуацию, то ей сейчас нужна поддержка, и почему-то он не считал Поттера или Джинни лучшими кандидатами на роль жилетки для слез. Когда Драко постучался, дверь в покои гриффиндорок открылась перед парнем сама собой, и он прошёл в комнату. На кровати сидели Гарри и Джинни, оба о чем-то переговаривались и воззрились на гостя, как только тот спросил, где Грейнджер. Казалось, что они вообще не заметили ее разбитое состояние.

— Она в ванной, — ответила Джинни.

— Давно?

— Как только вернулась от Снейпа.

— Вы хоть проверяли, она там живая? — Драко кинулся к двери, но Поттер его остановил.

— С ней все хорошо, мы уже стучались. Гермиона заверила, что просто хочет побыть одна.

Малфой выдохнул и пригладил волосы, собирая мысли в кучу.

— Не нравится мне все это...

— А что случилось? — спросила Джинни. Поведение подруги было странным, но к ее слезам она уже успела привыкнуть, поэтому не особо переживала, что Гермиона не справится с собственными эмоциями и что ей понадобится экстренная помощь. В любом случае, ей нужно было время успокоиться, и уж потом Уизли могла перейти к допросу, заставляя тем самым Гермиону облегчить душу. Но волнение Драко усилило в ней тревогу.

— Толком не знаю, но… Черт, — парень плюхнулся на край кровати напротив гриффиндорцев и нервно сжал голову в собственных ладонях.

— Малфой, говори уже, — сказал Гарри, которому внезапно тоже стало не по себе. — Перестань пугать нас всех. Что случилось?

Драко поднял взгляд на Поттера, потом посмотрел на Джинни. Та сразу догадалась, что он не решается говорить, сохраняя отношения Гермионы и Снейпа в секрете.

— Гарри обо всем знает. Они ему сегодня рассказали, — пояснила Уизли. — Так что можешь смело говорить, что ты знаешь о Гермионе и почему она пришла вся в слезах.

— Ну как, Поттер, понравилась история о ритуале?

— Не очень, но теперь уже ничего не сделаешь. И, как видишь, я от Гермионы не отвернулся. Снейп бывает адекватным, когда пожелает, поэтому я не думаю, что она с ним в опасности.

— Грейнджер никогда не была в опасности рядом с ним. Он ее любит, так что не позволит никому обидеть.

— Рона это не остановило.

— Снейп об этой истории, видимо, ещё не знает, иначе ваш дружок уже счищал бы птичий помет в совятне и не досчитался бы пары зубов.

— Драко, профессор и сам в состоянии обидеть Гермиону, — возразила Джинни. — За все время, что они живут вместе, у них было множество конфликтов, и Снейп умело заставлял ее чувствовать себя ненужной. Это ее обижает не меньше, чем прямые оскорбления моего братца.

— Мне все равно, я не Снейпа пришёл защищать. Кроме того, я его безобидным не считаю, он многое может сделать в пылу гнева.

— Тогда о какой любви ты говоришь? Он за профессор Хэлингер увивается и даже не отрицает этого, — заметил Гарри.

— Поттер, ты дурак? Нет, лучше молчи, — Драко поднялся с кровати и стал вышагивать туда-сюда по комнате. — Профессор Хэлингер — завистливая, самовлюбленная, целеустремлённая сука, которая пойдёт на что угодно, лишь бы добиться желаемого. Сейчас в ее списке хотелок на первом месте стоит Снейп.

— И он не против интереса к себе.

— Ему все равно на Хэлингер, Поттер! Все слухи про их связь — бред шизофреника.

— Но он не подтверждает, что это ложь, — не унимался Гарри.

— Любой уважающий себя слизеринец сочтёт оправдание за унижение. Поэтому глупо ждать от Снейпа, что он на всю школу заявит о том, что Хэлингер нагло врет.

— Он мог сказать это хотя бы Гермионе. Она сильно переживает из-за его постоянного молчания и полного игнорирования окружающих обстоятельств, — поддержала Гарри Джинни.

Малфой замер возле рабочего стола и вздохнул.

— Мысли Снейпа не всегда может понять даже он сам, так что уж говорить про нас. Я не знаю, почему он не расскажет Гермионе о своих чувствах или хотя бы не подтвердит, что Хэлингер лишь мимо проходила и никакой связи между ними нет. Полагаю, что Гермиона тоже ему многого не рассказывает, и отсюда у них возникают конфликты, которые заканчиваются слезами, — он махнул рукой в сторону ванной двери.

— Он первый начал…

— Поттер, выйди из детсадовского возраста! — прикрикнул Драко. — Первый, последний — это неважно! Они поругались, и весьма серьезно, даже если по слезам Гермионы так и не скажешь!

— О чем ты? — не поняла Джинни. Она старательно пыталась сложить картинку произошедшего, но пазл рассыпался. — Снейп в плохом настроении после сегодняшнего разговора с Гарри и позвал Гермиону к себе, очевидно, чтобы выпустить пар. Она спустилась к нему и вернулась через десять минут в слезах. Как из этого можно что-то понять?

— Крестный там не просто в плохом настроении, он… — Драко не знал, как описать состояние зельевара. На ум шли примитивные слова. — Он в бешенстве от презрения, — парень вновь сел на кровать и опустил локти на колени. — Я видел его таким только раз, и тогда… В общем, печально все закончилось.

— Если ты имеешь в виду встречи Пожирателей, то мы многое об этом знаем. На суде Снейп рассказывал в подробностях.

Малфой раздумывал, стоит ли вообще продолжать разговор с гриффиндорцами, но пришёл к выводу, что он с ними так или иначе связан и теперь, сидя в одной лодке с Грейнджер, вынужден научиться доверять и ее друзьям тоже, хотя бы ради ее самой.

— Неважно, что вы знаете, — отмахнулся парень. — Вы там все равно не были и не поймёте до конца, каково это — делать то, что ты не хочешь, но должен.

— Думаешь, что Снейп специально обидел Гермиону? — спросила Уизли.

— Нет, хочу сказать, что бы он ни сделал, он ненавидит себя за это. И я надеюсь, что он сможет удержать себя в руках и не закрыться от всего мира, потому что в прошлый раз после подобного он превратился в бездушную машину для убийства по приказам.

Почему-то упоминание того, что Снейп убивал, погрузило комнату в тишину. Каждый в голове решал какую-то свою проблему. Эту тяжесть раздумий прервала Гермиона. Она просидела в ванной час, плакала навзрыд, ненавидела Северуса и себя за доверие ему, решала, как поступить дальше, простить или оттолкнуть того, кого всем сердцем полюбила со времен окончания войны. Выйдя к друзьям, девушка не выглядела расстроенной или подавленной, как все ожидали. Наоборот, на ее лице читалась усталость и какая-то уверенность в себе. Все негативные мысли и чувства она спрятала глубоко в себе и не собиралась давать им волю ровно до того, как она вновь не встретится со Снейпом. Ей есть, что ему сказать, больше подобного отношения к себе она терпеть не будет.

— Расскажешь, что произошло? — спросила Джинни, поднимаясь навстречу подруге и намереваясь ее обнять.

— Ничего особенного. Снейп повёл себя как козел, но другого я от него и не ожидала.

Гермиона стойко вынесла объятья Уизли, старательно делая вид, что даже не собирается вновь расплакаться на плече подруги, отошла от неё на шаг и взяла с кровати латинский словарь.

— Грейнджер, нет смысла нам врать, — подал голос Драко. — Я был у него, и это не просто ссора.

— Неужели он там убивается из-за нашей размолвки? — ей не шёл снейповский сарказм и металлический, бездушный голос, но она даже не пыталась быть душевной и милой. Точно не сейчас.

— Представь себе.

— Ну и прекрасно. Мне плевать, что он там делает. Мы поговорим с ним, как только к нему вернутся мозги и способность мыслить. А пока он может развлечься с мисс Хэлингер. Она как раз шла к нему. Уверена, у неё получится его занять чем-нибудь, — Гермиона с остервенением вложила увесистый словарь под мышку и развернулась в сторону выхода.

— Твоя ревность здесь ни к чему, Грейнджер, — продолжил Малфой.

— Вот не надо, Драко. Я, конечно, понимаю, что вы, слизеринцы, все похожи, но говорить одинаковыми фразами — чересчур. Ни о какой ревности и речи не шло, я к Снейпу ничего не чувствую и на Хэлингер мне плевать.

— Скажешь это кому-нибудь другому. Глядишь поверят, — сыронизировал парень. — Только вот нас не обманывай. Я только одного не понимаю, почему ты Снейпу не сказала, что тебя раздражают его отношения с Хэлингер? Ты же прекрасно знаешь, что сам он оправдываться не будет.

— Я говорила! — почти зарычала Гермиона и повернулась обратно к ребятам. — Но любые оправдания для него столь унизительны, что он никогда до них не снизойдёт! А моя ревность его бесит! Вот я и молчу, потому что до моих слов ему нет дела! Он считает, что я должна безоговорочно ему доверять, даже когда все вокруг буквально кричит о том, что он что-то скрывает! Я тоже человек и у меня есть чувства, которые он то растаптывает без зазрения совести, то растит, как рассаду на огороде, нежно и заботливо! К сожалению, топтать у него получается лучше, чем растить.

— Ты хоть раз пробовала поговорить с ним о своих чувствах? Говорила, что любишь его? — влез Поттер.

— Нет, и не собираюсь.

— Почему? — раздраженно спросил Малфой. «Как же у них все запутано».

— Потому что это нужно говорить, лишь когда человек заинтересован в подобных словах, когда они будут для него что-то значить. Северус ненавидит любовь как таковую, для него ее не существует, он заявлял об этом не один раз в недавнем прошлом. Я не признаюсь ему в своей любви до тех пор, пока не пойму, что нужна ему, что мои чувства взаимны, а сейчас единственное, что он ко мне стабильно проявляет — безразличие и недоверие.

— Ты ошибаешься, Гермиона, — сказал Драко.

— Возможно, но пока ничего не заставило меня поверить в обратное, а я пыталась рассмотреть это что-то.

Грейнджер перехватила книгу поудобнее и вышла из комнаты. Ей нужно было побыть одной и подумать без помех.

— Мне показалось, или они устроили драму из-за ничего? — Гарри взволновано почесал затылок и глянул на Малфоя, словно тот имел ответы на все вопросы.

— Их проблема в недоверии и недосказанности друг другу. С нашей стороны — это пустяк, а с их — великая трагедия. Снейп всегда был скрытным, по его поведению хрен поймёшь, что он думает или чувствует, так что я не удивлён, что Грейнджер не хватает определенности в отношениях с ним.

— И что мы можем сделать? — спросила Джинни.

— Ничего, не силком же из крестного признания в любви тянуть. Я до сих пор не понимаю, нахрена он отдал Хэлингер мантию. Он ведь знал, что это далеко не невинный жест, и глупо надеяться, что Гермиона такую учтивость в сторону левой и противной женщины вообще оценит, как пустяк.

— Видимо, наш профессор не такой уж и умный, каким хочет казаться, — сказала Джинни.

— К умственным способностям это не имеет отношения, — отмахнулся Малфой, продолжая рассуждать. — Не верю я, что он не понимает, как его поведение выглядит со стороны.

— Гермиона как-то говорила, что он специально отстраняется, когда считает, что может ей навредить.

— Спасатель херов, — выругался Драко. — Ничерта не понятно.

Так ребята могли долго рассуждать о причинах размолвки Северуса и Гермионы, но они никогда бы не пришли к правильному выводу, потому что не знали всех аспектов этих поистине странных и вынужденных отношений. Чужая душа потёмки, а порой и собственная — непроходимый темный лес. Разобраться можно, если задаться целью и пожертвовать гордостью, отдаться партнеру и вверить ему своё сердце, перестав скрывать сокровенные мысли и устраивать представления с приглашёнными актерами. Гермиона и Северус пока не были готовы принять друг друга целиком, все ещё считая, что каждый в этом мире сам по себе, несмотря на магическую связь. Они не были друг другу семьей, хоть и пытались заявлять обратное. Только вот когда слова были подтверждением чувств? Сколько раз рациональный мозг брал верх над сердцем и выдавал ложь за неподдельную правду, а потом, сидя во мраке, забившись в угол разбитой комнаты, олицетворяющей остатки былой жизни, вся сущность молила о понимании, хотела принятия, тепла, любви, несмотря ни на что, только вот момент был упущен. Проблема Северуса и Гермионы была в неопределенности. Наедине, дома, там, где не было напоминаний о прошлом, они пытались строить будущее, а в Хогвартсе — уходили в себя, превращались в жалкую пародию на свободных людей и четко ощущали пресловутую статусную границу. Слишком многое приходилось прятать в стенах школы, постоянно играть на публику, лавировать между мнением окружающих, и это неизменно вело к постепенному исчезновению искренности, появлялась недосказанность, двусмысленность, иногда ложь. Их отношения могли быть кардинально разными — от любви до ненависти, как говорится, и один Мерлин знает, что у каждого было на уме, какие благие мысли и истинные чувства.

Гермиона бездумно шла по коридорам школы. Повсюду сидели студенты и даже самые непопулярные ниши в стенах были заняты. Девушка не знала, куда ей деться, острое желание вырваться из суеты дней преследовало ее, настигало и заставляло испытывать приступы паники. Каким-то чудом Гермиона забрела в свободный холл в той части замка, где располагаются учебные кабинеты, и устало выдохнула. Теперь ей ничто не могло помешать насладиться уединением и тишиной. Почти ничего. К сожалению, грустные мысли даже после часа рыданий в душе терзали душу, мучили сердце и заполоняли голову. Гермиона с ногами забралась на первую попавшуюся скамейку и прижалась спиной к каменной кладке позади. Хотелось закрыть глаза и очутиться на горячем песке в Греции, где ей было спокойно и радостно. «Не думай о нем», — сама себе приказывала Грейнджер, но удержать непрошенные размышления в узде так же нереально, как безболезненно остановить несущуюся галопом лошадь.

Она отвернулась в сторону окна, которое находилось в конце коридора, и ее взгляд невольно упал на толстую книгу, что девушка принесла с собой. По-хорошему, ее надо было отнести в библиотеку, но Гермиона резко вспомнила, зачем вообще взяла латинский словарь ещё в начале курса и беззвучно выругалась. Все опять возвращалось к Снейпу. Он был везде, и казалось, что ей от него не скрыться. Противиться не было смысла, особенно своему неуемному любопытству, поэтому Грейнджер раскрыла фолиант и отыскала раздел на букву «t». Пароль от комнат зельевара девушка уже несколько месяцев называла на автомате и за чередой проблем вовсе потеряла интерес к значению выбранной им фразы. Учитывая, что на телефоне он установил в виде пароля дату смерти Поттеров, то здесь чего-то более светлого ожидать было глупо. Гермиона скользила пальцем по страницам и искала нужное словосочетание.

— Tu solus, — прочитала она. Фраза имела два значения и зависела от контекста. Первый перевод — только ты, второй — ты одинок. Оба были далеко не жизнерадостными, но вполне в духе Северуса. Непрошеные слёзы все же выступили на ее глазах, и Гермиона смахнула их, чтобы ни в коем случае не испачкать древние страницы книги. В ней боролись два чувства: злость на Снейпа за его грубость и предательство всех идеалов, в которые она раньше верила, и теплота за столь тонкий намёк, заключённый в пароле. Возможно, девушка излишне романтизировала значение латинской фразы, но все же было приятно надеяться, что фразу для своих комнат он подбирал исключительно под неё и именно поэтому не захотел прямо отвечать на вопрос о значении слов. «Какой ты мерзавец, Северус», — подумала Гермиона и захлопнула книгу. Решения, которые она приняла, пока плакала и ненавидела Снейпа в ванной минутами ранее, вмиг потеряли свою актуальность и постепенно превращались в импульсивный фонтан эмоций без брызг. Девушка несильно стукнула затылком о стену позади себя и заплакала. Сложно любить человека, который пользуется тобой, не замечает, лжёт и по большей части живет в каком-то своём вымышленном мире, не обращая внимания на окружающих. Гермиона успокаивала себя убеждениями, что Северус никогда не был нормальным в общепринятом смысле, что его погружение в себя — логичное поведение после всех жизненных испытаний, через которые он прошёл за все тридцать восемь лет. Но разве это оправдание его поступкам? Можно ли вообще простить неуважение и унижение со стороны близкого человека? Что будет, если принять действительность и смириться, а что — если дать отпор и порвать все связи? Гермиону качало из стороны в сторону. В голове бушевал шторм, и ее лодка с последними выжившими частицами самообладания потерпела крушение. Она пыталась бросить им спасательные круги, но тщетно. Девушка подтянула к груди ноги, обняла их руками и, не замечая стала раскачиваться взад и вперед. По щекам струились слёзы, где-то внутри с треском рвалась на части душа, не выдерживая под натиском противоположных друг другу желаний, чувств и доводов рассудка.

— Мама, — прошептала Гермиона и опустила голову на колени. Глупо было звать маму на помощь, ее не было рядом, она даже не знала, какую личную трагедию переживала повзрослевшая раньше времени дочь. Да и никого не было рядом с Гермионой. Друзья могли поддержать, выслушать, но так или иначе они были лишь приглашёнными артистами в театре теней. Главные актеры находились за кулисами и были совершенно одиноки, никого не узнавая в искусно нарисованном гриме.

Сколько часов Грейнджер просидела в пустом коридоре замка, трудно было сосчитать. Уйдя в себя, переживая лихорадочное метание мыслей, она не заметила, как наступил вечер. Девушка вынырнула из болезненных размышлений, только когда чья-то рука осторожно коснулась ее плеча.

— Гермиона? — позвал ее обеспокоенный голос.

Девушка стыдливо вытерла с лица последние капли слез рукавом кофты и повернулась. Перед ней стояла встревоженная Макгонагалл.

— Гермиона, что с тобой?

— Все хорошо, профессор, — солгала она, стараясь говорить как можно более ровным тоном. Девушка знала, что покрасневшие и припухшие от рыданий глаза подтвердят ее ложь. — Вы что-то хотели?

— Если честно, да, но сейчас уже не уверена. Позволишь? — ведьма указала на свободное место рядом со студенткой, та кивнула, и она села, отодвигая книгу в сторонку.

— Зачем вы меня искали?

— Хотела узнать, куда вы с мистером Поттером сегодня ходили, но это уже не имеет значения. Гермиона, ты же знаешь, что всегда можешь ко мне обратиться с любым вопросом?

— Знаю, профессор.

— Расскажешь, почему ты расстроена? Честно говоря, я переживаю за тебя. После магического истощения ты стала сама не своя.

— Слишком многое навалилось… — Гермиона меланхолично отряхнула штаны. — Я как-нибудь справлюсь.

— Порой нам всем нужна поддержка, девочка моя. И не все можно рассказать друзьям, — Минерва робко взяла напряженную ладонь студентки в свою и сжала.

— Как вы меня нашли? — спросила Грейнджер, шмыгая носом и желая перевести тему.

— Я поднялась к тебе в комнату и обнаружила там весьма странную компанию. Лица у ребят были измученные. Они сказали, что ты не в настроении и ушла куда-то с книгой. Я всего лишь заглянула в пару мест, где бы ты могла оказаться в одиночестве. Полагаю, что я пришла невовремя.

— Мне нужно было подумать наедине с собой, но вы мне не помешали, даже наоборот. Без вас я бы тут просидела ещё пару часов.

— Гермиона, за все время твоего обучения я ни разу не видела, как ты плачешь. Не сочти это за наглость, но я хотела бы знать, что или кто тебя расстроил? Уверена, мы вместе сможем найти выход из любой ситуации.

— Мы были на кладбище, — внезапно сказала Гермиона.

— Прости?

— Вы хотели знать, куда мы с Гарри ходили. Так вот. Мы были на кладбище, где похоронены его родители. Сегодня годовщина.

— Предположу, что Северус тоже там был с вами?

Грейнджер кивнула.

— Это он нас туда привёл. Он хотел поговорить с Гарри, точнее, рассказать о Лили правду.

— Разговор был не из приятных?

— Нет, все прошло… спокойно. Даже как-то неожиданно. А потом Гарри узнал о ритуале и полез к Северусу с неуместными вопросами и… Профессор, вас когда нибудь предавали близкие люди?

Макгонагалл вначале опешила от вопроса и слишком быстрой смены темы разговора, но потом собралась и без лукавства ответила:

— К сожалению или к счастью, да.

Гермиона с какой-то непонятной ведьме надеждой посмотрела на неё. Минерва вздрогнула и поднялась со скамейки.

— Пойдём ко мне, я расскажу тебе несколько поучительных историй из своей длинной жизни.

Грейнджер не возразила, а наоборот, с охотой пошла вслед за деканом и уже через пару минут, миновав несколько лестничных пролетов в глубине замка, оказалась в личных комнатах главы гриффиндора. Привычные покои, где Гермиона не раз была и раньше, ничуть не изменились. Хотя и с чего бы им меняться? Женщины прошли в гостиную, которая, в отличие от подземелий, была наполнена отблесками луны, проходящими сквозь большое окно. Удобный бордовый бархатный диванчик, повёрнутый спинкой к подоконнику, где несколько лет назад Грейнджер выпрашивала разрешение декана на использование маховика времени в благих целях, все так же был завален подушками, камин, на удивление, горел ярким желтоватым пламенем, да и в целом комнаты Макгонагалл были чуть ли не единственным оплотом бескорыстной теплоты, покоя и уюта во всем замке.

Минерва пригласила девушку сесть на диван, а сама ушла на кухню за чаем. Вернувшись с подносом, ведьма умостилась рядом со студенткой и принялась разливать чай по чашкам. Один стакан она протянула Гермионе, а потом при помощи Акцио призвала металлическую флягу и плеснула пару капель чего-то во вторую кружку.

— Боюсь, без бренди я не смогу спокойно поведать тебе все, что задумала, — пояснила женщина с легкой полуулыбкой

— Вы не обязаны…

— Нет-нет, Гермиона. Я вижу, что ты чем-то очень сильно опечалена и смею предположить, что дело так или иначе касается Северуса и, возможно, мистера Уизли. Не уверена, что я смогу решить все ваши проблемы, но может, мне удастся подтолкнуть тебя к какому-то решению.

— Как вы догадались?

— Я наблюдательна, — Минерва загадочно улыбнулась, хотя и не весело. — Как бы цинично это ни звучало, но я знала, что однажды ты столкнёшься с предательством, особенно после войны. Мирное время все расставляет на законные места и показывает действительность. Раз ты решилась спросить о предательстве, значит, дошла до состояния, когда сама найти выход из трудностей уже не можешь. Гермиона, ты удивительная девушка, безусловно умная, храбрая, мужественная, ответственная и любые проблемы в состоянии решить сама, но порой всем нам нужна опора и подсказка, как действовать дальше, сколь независимыми бы мы не были.

— Мне неловко, — девушка потупила взгляд и сжала в ладонях чашку с горячим чаем.

— Брось, я не требую от тебя отчета о случившемся в отношениях с мистером Уизли или Северусом. Если захочешь рассказать, я выслушаю, но настаивать не буду. Прошу лишь послушать меня.

— Спасибо.

— Пока не за что, может, моя история никак не пересечется с твоей и это будет лишь занудный бред старой ведьмы, — Минерва хихикнула совсем по-детски. Обстановка в комнате слегка разрядилась. Женщина поудобнее уселась на диване, положила под поясницу пару подушек и посмотрела на студентку. — Гермиона, каждый человек в жизни сталкивается с предательством. Кто-то раньше, кто-то позже. Для кого-то этот опыт проходит болезненно, для кого-то — почти незаметно. Все завит от нас и наших взглядов на жизнь, ведь предательство можно простить, а можно запомнить и отомстить обидчику. Как поступить, каждый решает сам и потом уже получает какой-то жизненный опыт и неизменно рану на сердце. Самое обидное — предательство близких. Рубцы от них затягиваются неимоверно долго и чаще всего безумно мучительно. Странно, все люди вроде бы хотят быть счастливыми, стремятся к общепринятым идеалам, и сами же рушат все хорошее… но это я отвлеклась, — Макгонагалл сделала глоток чая с бренди, посмаковала терпкий вкус напитка и на секунду в удовольствии прикрыла глаза. Потом она выдохнула, будто найдя точку, с которой правильнее всего было бы начать рассказ о своей жизни, и продолжила:

— Не буду ходить вокруг да около и скажу сразу, что мое столкновение с предательством было в молодости и удар нанёс самый близкий человек — мой муж.

— Вы были замужем? — глупый вопрос, но Гермиона была ошарашена. Она никогда и подумать не могла, что Макгонагалл имела семью в общепринятом смысле. Профессор всегда казалась довольно сдержанной, консервативной женщиной, которая не позволяла себе и намёка на любовь или нечто в этом духе. Да, это было абсурдно. Скорее всего, женщина вела себя так исключительно в стенах школы, но студенты беспощадны и ставят клеймо, выдают клички, приписывают каждому разные статусы бездумно. Потом сложно отделаться от стереотипного представления, вложенного в голову с раннего детства, будь то вопрос о семейном положении Макгонагалл или веры в Бога.

— Да, девочка моя. Представь себе, — ведьма опять улыбнулась. — Когда-то и я была молода, наивна, желала внеземной любви и искала того единственного, с кем можно было бы вместе состариться. Романтическая чушь — кто этим не болел? Моей болезнью был Дэвид. Он был… Секунду, — Минерва отставила чашку и ушла в спальню. Послышался звук перекатывающихся роликов, стук металла о дерево, шуршание одежды. Ведьма вернулась, протянула Гермионе самую обычную, чуть потрескавшуюся от времени деревянную раму с черно-белой фотографией. На ней была изображена молодая Минерва и, видимо, тот самый Дэвид. Ведьма лучезарно улыбалась и прижималась к боку молодого человека. Тот же обнимал ее одной рукой и тоже выглядел счастливым. Мужчина был высокий и широкоплечий, с короткой стрижкой, в кожаной куртке и штанах, заправленных в армейские ботинки. Он был весьма хорош собой, но главным было его лицо: довольное, радостное.

— Мы с Дэвидом познакомились в Йоркшире. Он, как потом оказалось, приехал навестить родителей, ну а я — подругу. Мне тогда было двадцать три года, я только закончила университет, жизни толком не видела, с мальчиками почти не общалась. И тем летом я задалась целью как следует повеселиться, потому что от учебников и книжек меня порядком тошнило, да и хотелось узнать магловской мир. Я плохо в нем ориентировалась, и однажды мне захотелось прокатиться на колесе обозрения. Эта махина, помню, покорила меня своей конструкцией, я готова была забраться на самый верх и самостоятельно, но все же пришлось покупать билет. Кое-как разобралась с магловскими деньгами, а на пропускном контроле столкнулась с таким странным аппаратом, куда надо было всунуть билетик, надавить и как бы поставить печать, что ты уже прокатился на колесе. С этой штуковиной я совладать не смогла. Помню, и давила, и стучала по ней, а билет оставался целым. Я так растерялось, что готова была заплакать. Помощи просить не у кого, мне было неловко, люди в очереди стали ругаться. Тогда мне помог Дэвид. Он пробил мой билет, потом свой, заметил, как я растерялась перед открывшейся дверкой кабины, и предложил составить мне компанию. Я согласилась. Хоть у меня и была с собой волшебная палочка и бояться, по большому счету, мне было нечего, но со знающим человеком всегда спокойнее.

Гермиона наблюдала, как с каждым словом Макгонагалл уходила все глубже в воспоминания и растворялась в них с каким-то трепетом, едва уловимой печалью. Во второй раз за день девушка слушала чьи-то откровения, только сейчас это не нервировало ее, а наоборот расслабляло, несмотря на, очевидно, неприятный финал истории.

— Колесо медленно поднималось все выше и выше, постепенно открывался красивый вид на город. Тогда светило солнце, тучи на время спрятались, было тепло и пахло цветами. Не знаю, почему я запомнила именно запах, но с тех пор все каникулы у меня остро ассоциируются только с душистым ароматов полевых цветов. Кабинка, в которой мы с Дэвидом сидели, скрипела и покачивалась. Меня этот звук напрягал, казалось, что мы рано или поздно рухнем вниз. Не знаю, может, мои страхи отразились на лице, но Дэвид решил развеять обстановку и завел непринуждённый разговор. В основном рассказывал анекдоты, потом немного о себе. Он заверил, что колесо обозрения никак не может рухнуть и нёс прочую несусветную чушь про физику. Меня это успокоило, он мне показался забавным. Когда мы вернулись на землю, Дэвид предложил прогуляться по парку. Говорил, что ждал друга и что в моей компании ему было не скучно. Я не смогла сказать нет, да и не хотела. С тех пор мы почти друг с другом не расставались. Я узнала, что он был военным летчиком, что родился он в Йоркшире, что увлекался полетами на параплане и коллекционировал курительные трубки, — Макгонагал засмеялась. — Да уж, это не самые нужные детали, которые я хотела тебе поведать.

— Я... Мне кажется очень трогательным, что вы рассказываете о муже и выглядите мечтательно-счастливой. Детали отлично характеризуют человека.

— Ты права, дорогая. Прости мне эту сентиментальность, я не часто рассказываю о Дэвиде и не часто его вспоминаю, — женщина помрачнела. — Вообще-то о нем знает только Альбус, а и теперь ты. Сохрани услышанное в тайне, хорошо?

— Конечно, профессор.

— Спасибо, Гермиона. Так на чем это я остановилась? Ах да, трубки. Ну и Мерлин с ними. У Дэвида было много забавных увлечений, и я их все любила так же, как и его самого — до беспамятства. Как-то на третье свидание он привел меня на аэродром и предложил спрыгнуть с парашютом. Я вначале отнекивалась. Страшно было, ужас. Но он уговорил. Уже сидя в самолёте, Дэвид сказал, что на земле меня ждёт сюрприз и что с ним мне не стоит бояться высоты. Он пристегнул меня к себе и выпрыгнул из самолёта. Мы с такой скоростью летели вниз! Я даже палочку не успела бы достать, в случае чего, — Минерва опять рассмеялась. — Когда раскрылся парашют мы зависли в небе, смотрели на яркое голубое небо, кроны деревьев. Я чувствовала себя любимой и счастливой. На земле Девид скинул экипировку, встал на одно колено и сделал мне предложение. Я согласилась, не раздумывая. Потом у нас была утомительная подготовка к свадьбе. Он сильно удивлялся, почему с моей стороны не будет гостей. Пришлось рассказать ему о волшебстве и магическом мире. Я боялась, что он не захочет связываться с ведьмой или сочтет меня за сумасшедшую, но он не отвернулся. Удивился немного тому, что мир не настолько однороден, как ему казалось, но, кажется, полюбил меня ещё больше. И с отсутствием гостей смирился, даже легенду для своих родственников придумал.

— А почему с вашей стороны не было гостей?

— Родители умерли, когда мне было восемнадцать, а подруги, узнав, что я собираюсь замуж за магла, прекратили со мной любые отношения. Знал только Альбус. Мы с ним познакомились на конференции в моем университете, он давал мне пару уроков по трансфигурации для дипломного проекта. С тех пор мы поддерживали общение.

— Везёт вам на случайные встречи.

— И не говори... В общем, мы с Дэвидом поженились, уехали в Лондон, где нам дали квартиру, и жили вместе около полугода. Это было самое лучше время в моей жизни. Потом меня пригласили преподавать в Хогвартс. Как раз Альбус и посодействовал. Мы вели переписку, он знал, что я ищу работу и что порой дома мне бывает скучно. Дэвид часто днём уходил на службу, возвращался вечером. Свободное время я могла использовать с толком. В замке как раз было вакантное место профессора трансфигурации. Мне показалось, что принять предложение было лучшей идеей в жизни и последующие полтора года я жила, как мне казалось, в раю. Любимая работа, муж, дом, заработок, дети. Я не заметила, как все стало катиться в тартарары. Порой я задерживалась в школе допоздна и появлялась дома, когда Дэвид уже спал. Мы даже утром не всегда успевали видеться. Потом я и вовсе оставалась ночевать в замке. Выходные мы все так же проводили с Дэвидом вместе, старались выезжать на природу, уделять друг другу время, жить, любить, строить семью. Но двух дней в неделю заботы и ласки, как оказалось, мало, чтобы поддерживать чувства. Безусловно, они у нас были, но горящие дрова постепенно превращались в тлеющие угли, рутина поглотила весь кислород, и счастливая семейная жизнь стала гаснуть. Слов любви уже было не достаточно, признательных взглядов не хватало на поддержание потребности друг в друге, наша постель опустела. Мы упорно молчали, делали вид, что не замечали, во что превращались наши отношения. Это было самой большой ошибкой.

Макгонагалл взяла в руки чашку с остывшим чаем и сделала глоток. Привкус уже порядком выветрившегося бренди приятно пощекотал горло и вернул женщину к реальности. Что было, то прошло, но возможно, ей удастся предостеречь Гермиону от ожогов, которые она может получить в жизни.

— Однажды я вернулась домой после работы и застала Дэвида напряжённо сидящим за обеденным столом. Он смотрел на нашу свадебную фотографию, подперев кулаком щеку. Когда я вошла, он глянул на меня и сказал, что устал, что не может жить со мной, если для меня важнее работа, а не семья, что он мужчина, которому не хватает любви и женской заботы, что у него есть другая. Наверное, тогда мой мир и треснул. Дэвид мне изменял с другой женщиной, потому что у нее он смог найти утешение, ласку, понимание. Он предал меня и нашу семью. Я не знаю, как мне удалось тогда его не ударить, не устроить скандал, не потребовать развода. Помню шок, который меня охватил, и пустоту в душе. Дэвид, без преувеличения, был моим миром, опорой. Он был единственным по-настоящему близким и родным мне человеком. Его уход означал бы конец всего, во что я верила. Но он не ушел. Дэвид сказал, что по прежнему любит меня, как никого другого, что я его единственная жена, но он не хотел жить в одиночестве. Любовница согревала ему постель, утоляла потребности, но не дарила душевного тепла. Он просил прощения за свое поведение, но не желал врать и скрывать то, что рано или поздно стало бы известным. И тогда я приняла самое болезненное решение в жизни — я его отпустила. Мы договорились дать друг другу время, передышку, чтобы определиться, нужны ли мы друг другу, правда ли между нами была истинная любовь или всего лишь быстро угасаемая страсть. Помню, как вернулась в Хогвартс опустошенной, без сил. Упала на кровать вот в этой комнате и разрыдалась. Казалось, что мне наживую вырвали сердце, покалечили и оставили мучиться. Было больно. Не знаю, как я тогда все это пережила. У меня было ощущение, что я повстречалась с дементорами. Зияющая пустота в душе, где раньше был Дэвид, не желала ни затягиваться, ни заполняться хоть чем-нибудь. Я с головой ушла в работу, чтобы не оставалось времени думать, какая же я неудачница, как упустила любимого человека, отдала его другой, не смогла сделать его счастливым. Наверное, самым сложным было принять его поступок. Простить предательство — почти нереальная задача. Найти в себе силы успокоиться, разобраться, понять причины, встать на место родного человека... А как это сделать, когда все мысли об этом будто бьют наотмашь по лицу, душат, заставляют в агонии метаться по комнатам в поиске избавления от страданий? Мне удалось пройти этот путь. Два месяца мы жили порознь, занимаясь каждый своей жизнью. Больше не было нас. Он предал меня, я предала его. По-своему, но предала. Это был очевидный факт. По итогу я смирилась с ситуацией, простила Девида, хоть он был виноват больше, чем я. Не знаю, может, он это тоже понимал. В любом случае, наша передышка пошла нам же на пользу. Банально, но шаг назад помог нам сделать несколько шагов вперёд. Помню, во время урока в окно постучала сова. Я отвязала письмо от ее лапки и тут же прочла. Писал Дэвид, что бросил все и приехал ко мне. Он хотел увидеться в деревушке за Хогсмидом. Я готовилась к худшему: документы на развод, очередная боль из-за расставания. Трудно смотреть в любимые черты и понимать, что больше никогда не сможешь к ним прикоснуться. Мне пришлось пересилить себя и прийти. Дэвид ждал меня возле отеля, где остановился, с букетом хризантем, в своей любимой черной кожаной пилотской куртке, в очках-авиаторах и с улыбкой на лице. Он встал на одно колено, как тогда на аэродроме, и повторно попросил моей руки. Просил прощения, говорил, что жить без меня не может, что готов мириться с моей работой, но лишь бы я все ещё была частью его жизни. Я опять не смогла отказать, мне самой его безумно не хватало. Мы договорились, что больше не допустим размолвок, что будем рассказывать друг другу обо всем, что нас тревожит, что приложим все силы, чтобы быть вместе и создать настоящую семью. Тогда-то все и наладилось. Мы оба выбрали путь прощения и принятия, и больше не ссорились толком. Та боль научила нас беречь друг друга.

Минерва замолкла и уставилась куда-то в стену, видимо, переживая те моменты заново. Тишина затянулась, Гермионе не знала, стоит ли выдергивать профессора из поспоминаний, но все же решилась задать вопрос:

— А где Дэвид сейчас?

Макгонагалл медленно перевела взгляд со стены на свои колени.

— Он погиб. Его самолёт потерпел крушение где-то в Атлантическом океане. Мне пришло только письмо от ВВС о трагедии. Его тело так и не нашли, поэтому и могилы толком нет. Его имя выбито на мемориальной доске надалеко от части, где он служил, но там столько имён, что... Я была там однажды. Возложила цветы и все. Больше всего я жалею, что не уделяла ему всё свое внимание, что работа отнимала слишком много нашего с ним времени. Я редко говорила ему о своих чувствах, стеснялась проявлять любовь на людях. Сейчас бы многое отдала, чтобы исправить это, но Дэвида уже не вернёшь. У меня ничего от него не осталось, кроме пары фотографий и воспоминаний. Мы хотели детей, но не успели. Чересчур мало времени нам отмерила судьба. Пять лет жизни с любимым человеком — вот моё истинное счастье, которое никогда не вернётся. С тех пор я безвылазно сижу в Хогвартсе, учу детей. Это стало моим миром, сюда я вкладываю любовь и заботу.

Макгонагалл смахнула слезы, что выступили на глазах. Гермиона тоже едва удерживалась, чтобы не заплакать.

— Меня предал Рон, — неожиданно сказала девушка. — Он обозвал меня пожирательской подстилкой и прекратил общение. Знаю, это пустяк, слова можно пропустить и мимо ушей, но меня это задело. Стало неприятно и обидно, что лучший друг может так обо мне думать. А потом Северус... Он только подлил масла в огонь.

Гермиона чувствовала себя обязанной поделиться своей болью с Макгонагалл. И Минерва это понимала.

— Не стоит, девочка моя. Не рассказывай, если не хочешь.

— Я не знаю как... Это все так странно, и больно, и мерзко.

— Прими для себя решение — ты готова простить, понять человека, который сделал тебе больно? Если нет, то не терзай себя, прекрати общение, оставь все на его совести. Если да, то раздели ответственность и помоги начать жизнь сначала. Только пожалуйста, Гермиона, запомни, что прощать бесконечно нельзя. Сколь сильно мы бы ни любили другого человека, нужно уважать и себя.

Грейнджер кивнула и подорвалась с дивана.

— Профессор, простите меня, я должна идти.

— Конечно, — декан снисходительно улыбнулась. — Гермиона, будь благоразумна, и если тебе понадобится помощь или захочешь ещё послушать о моей жизни, обязательно приходи.

— Обещаю, профессор.

Гермиона ощутила укол совести, когда вот так поспешно сбежала из комнат Макгонагалл. «Все же стоило ещё немного посидеть у нее», — думала девушка. Когда декан закончила свой рассказ, девушка первым делом подумала, что из-за абсурдного непонимания может потерять Северуса навсегда, что обида разлучит их и совместное счастливое будущее будет им недоступно. Потом на смену порыву пришло осознание, и Гермиона поняла, что все же будет себя защищать. Да, она приняла решение простить Снейпа, потому что, как дура, любила его, понимала всю сложную систему его душевных перипетий, знала его настоящего. Возможно, было глупо вот так побежать к нему и покаяно броситься в ноги, приняв всю ту грязь, что он на нее вылил. И она это тоже понимала. Поэтому, стоя перед дверью в его комнаты, Гермиона дала себе слово, что приложит все усилия, чтобы сохранить их отношения, но ради их же блага не побоится сделать несколько шагов назад ради светлого будущего, где они обязательно будут уважать друг друга.

Со стуком войдя в покои, девушка первым делом обратила внимание на мокрый пол в гостиной и темноту, которая разбавлялась светом огня в камине. Перед ним на ковре сидел Снейп, оперевшись спиной на основание дивана. Он выглядел напряжённым. Гермиона увидела его состояние, и гнев, обида, боль вернулись с прежней силой. Захотелось его ударить, но она сжала пальцы в кулаки и выдохнула.

— Ты пришел в себя? — спросила девушка, обходя диван и останавливаясь возле кресла. Северус был босой, без рубахи, которая, к слову, разорванная валялась на полу, со спутанными, явно мокрыми волосами и не менее влажными брюками. Он выглядел жалко, и почему-то его поведение ее взбесило.

Гермиона так и не получила ответа на свой вопрос. Снейп проигнорировал ее и даже не попытался оторвать глаз от огня, будто девушки тут вообще не было. Грейнджер сложила руки на груди и сжала челюсти. Смотреть на его безэмоциональное лицо было удивительно раздражительно.

— Не хочешь со мной разговаривать? — ещё один вопрос остался без ответа. Гермиона подумала, что он мог бы быть пьяным или под сильным успокоительным зельем, но ни бутылки, ни пустых флакончиков нигде не валялось, так что он просто выводил ее из себя или специально молчал. «Упрямый, гордый осел!» — про себя выругалась девушка.

— Хорошо, тогда я буду говорить, а ты продолжай молчать, — она переступила с ноги на ногу, пытаясь собраться с мыслями и подальше затолкать особо яркие эмоции. Если позволить им выбраться, то конструктивного диалога (или монолога, раз на то пошло) у них не выйдет, а ей очень хотелось рассказать, что она испытывает после его выходки.

— Тебе лучше уйти, — отозвался Снейп, едва Гермиона набрала воздух для того, чтобы высказать аккуратно подобранные слова.

— Что? — опешила она.

— Уходи, Гермиона. Тебе больше нечего здесь делать, — все так же спокойно проговорил зельевар, глядя на огонь.

— Ты в своем уме? Хотя не отвечай, очевидно, что после сегодняшнего похода на кладбище и болезненного погружения в прошлое ты растерял способность трезво мыслить. Я только одного не могу понять, за что ты так со мной обращаешься? Пытаешься отомстить за те страдания, которые тебе пришлось пережить из-за меня? До сих пор винишь в том, что остался жив и не отправился на тот свет к Лили тогда в мэноре? Ненавидишь нашу связь и пытаешься отыграться? Я запуталась, Северус! Помоги мне понять, потому что жить дальше с тобой я не могу! Больше не могу!

— Я тебя не держу. Ты знаешь, где дверь.

— Ты... — Гермиона задохнулась от возмущения и обиды. Он даже не попытался попросить прощения за сделанное с ней, не пытался удержать ее, а просто закрылся на все засовы и потерял интерес к окружающим. Грейнджер не планировала действовать по его указке, и играть по его правилам тоже больше не собиралась. Хватит с нее чепухи про прощение и принятие, не в обиду Макгонагалл. Она схватила с полки первую попавшуюся книгу и швырнула ее Снейпу в руки. Раньше она никогда так неуважительно не относилась к кладезю знаний, но сейчас в пылу разгоревшегося гнева в ход шло все, что попадалось под руку. Северус инстинктивно поймал увесистый том по зельям и отбросил его в сторону. Он понимал, что Гермиона не уйдет. Сегодня за ней будет последнее слово. И он был к этому готов. Что бы девушка ни сказала, больнее Северусу она уже не сделает. Хуже разъедающих душу мыслей о своей никчемности и мук совести ничего нет. Он ожидал, что Гермиона еще что-нибудь зашвырнет в него, продолжит кричать и вести себя, как подобает любой обиженной женщине, но Грейнджер, на удивление, еще неплохо владела собой. Снейп заметил, как по ее щекам потекли слезы, как она неотрывно смотрела на него, ожидая чего-то, как сжимала кулаки от бессилия, как раздувались ее ноздри. И тут зельевар осознал, что он трус. Он боялся просить прощения, не хотел унижаться даже ради спасения их отношений. Гермиона была нужна ему как девушка, как часть семьи, но он пугался борьбы за нее, не решался подняться с пола и признаться в своей глупости, грубости, неразумности, одержимости прошлым.

— Я пришла сюда понять, что нас связывает, Северус, кроме магии, — дрожащим голосом сказала Грейнджер, привалившись спиной к книжным полкам. — Когда мы были дома, все казалось очевидным. Взаимная привязанность, уважение и поддержка, не без проблем, но это было. В школе все разрушилось. Ты — профессор, я — студентка, конфликт с Рудвигом, раздражающая Хэлингер, ложь моим друзьям, вопросы с министерством и постоянный контроль. Мы тут как мыши под наблюдением. Мы постоянно вынуждены скрываться от посторонних глаз, придумывать легенды. Точнее, не так. Я вынуждена лгать. И мне настолько стало в этом мире привычно, что мне кажется, что я сама себя во всем этом ворохе вранья потеряла. Твоих же поступков я вообще понять не могу. Ты то уходишь и злишься на все и всех, то становишься ласковым. Если раньше я говорила, что настоящий ты — это Северус Принц, то сейчас я уже и в этом не уверена. Я постоянно сомневаюсь в наших отношениях, не понимаю, как к тебе обращаться, относиться. Я вижу, как ты выстраиваешь стену между нами, как отдаляешься, а потом резко сближаешься, делаешь вид, что я тебе не безразлична, что у тебя есть ко мне какие-то чувства. Я устала от этих игр, от непонимания тебя. Мне не залезть к тебе в голову, но при этом и догадываться обо всем, что с тобой происходит, какими мыслями ты руководствуешься, когда отталкиваешь меня от себя, а потом, наоборот, притягиваешь, у меня нет больше сил. За последнюю неделю я плакала чаще, чем за всю прошлую жизнь. Мне тяжело переживать каждый день, думать о несбывшихся мечтах, постоянно метаться по школе в надежде найти выход из замка на свободу, где лишь темная неизвестность. Она мне приятнее, чем то, что происходит в моей жизни сейчас. Твой поступок сегодня… — Гермиона стерла дорожки слез с щек и облизнула соленые губы. Она догадывалась, что выглядела паршиво и не менее жалко, чем Снейп в эту минуту, но разворачиваться и уходить, не окончив разговор, не собиралась. Сегодня она поставит точку в их неопределенности. — Ты меня использовал! Я пришла по первому твоему зову, как идиотка, думала, что ты хочешь выговориться, что тебе тяжело одному после погружения в прошлое, после воспоминаний о Лили, а ты… На прошлой неделе Рон сказал, что я пожирательская шлюха. И знаешь что? — в этот момент Снейп все же повернул голову на Гермиону. В его темных глазах отблескивал свет камина, половина лица подсвечивалась теплым светом и почему-то в данную минуту это выглядело устрашающе. — Он был прав! Ты подтвердил его слова! Воспользовался мной для удовлетворения своих потребностей. Я чувствовала себя грязной проституткой с Лютого. И знаешь, как бы мне ни было больно, я как дура ищу тебе оправдание. Уговариваю себя, что ты не хотел, что у тебя были причины так поступить. А еще смешнее, — Гермиона зло рассмеялась, — я тебя простила. Шла сюда и думала, что обниму, поцелую, ты попросишь прощения, и мы замнем ситуацию. Но нет! Тебе проще сделать вид несчастного и оскорбленного, чем, не дай Мерлин, признать вину и раскаяться!

Снейпа как будто по лицу ударили. Он сжал челюсть и кулаки, борясь с эмоциями. Она права, и каждое ее слово больно ранило. Говорить, что он и правда не хотел ее обидеть своим необдуманным поступком, не хотел использовать ее как шлюху, уже поздно. Ему это казалось не только унизительным, но и бесполезным. Если Гермиона простила его тогда, то своим молчанием и упрямством он добил попытку примирения.

— Я не пытаюсь тебя пристыдить, Северус, — уже в разы спокойнее сказала Грейнджер и сползла на пол. Ноги дрожали, она была жутко измотана. — Мне, наверное, стоит радоваться, что ты искал утешения у меня, а не у кого-то другого, — она жестко усмехнулась. — Да, это было грубо, несвоевременно для меня, но я бы дала тебе то, в чем ты так сильно нуждался. Стоило только сказать, Северус. Сказать, что ты хочешь секса, что для тебя это единственный способ забыться. Я бы не отказала, — Гермиона рассматривала свои ногти и нервно перебирала пальцами в надежде хоть немного успокоиться. Глядеть на зельевара она больше не могла. — Твои прикосновения всегда рождают во мне желание, ты это и так знаешь. Я любым способом готова тебе помочь, потому что ты мне дорог. Мы живем вместе, мы нужны друг другу, мы единственные, кто есть друг у друга. Да, это благодаря магии, из-за нее мы связаны, но уже давно наша жизнь определяется только нами двумя. Только от наших поступков и действий зависит, что с нами будет в дальнейшем. Мне казалось, ты это понимаешь. Я больше не злюсь, Северус. Нет сил на эти эмоции. С меня хватит. Ты не пытаешься идти мне навстречу, а одна я не справлюсь. Во мне много переменилось с тех пор, как мы стали близки. Ты делал меня счастливой и ты же заставлял страдать. Возможно, нам уготованы именно такие отношения, и если это так, то я не хочу продолжать их.

Снейп резко вытянул ноги и уронил руки на пол. Он должен что-то сказать.

— Гермиона… – слова не шли. В голове был хаос, чувства наслаивались на мысли, все внутри дрожало.

— Я вижу, что ты сожалеешь. Пытаешься оттолкнуть, прогнать, чтобы в очередной раз справиться с чувством вины в одиночку. Пока ты не поймешь, что я тебе не враг, пока не сотрешь все границы между нами, у нас ничего не получится. Может, мы и не нужны друг другу, — девушка на время замолчала. Она приняла решение и теперь надеялась, что оно будет верным. — Нам необходим отдых, Северус. Обоим. Друг от друга. Пожалуйста, не думай, что я тебя бросаю или бегу подальше, потому что ты мне неприятен. Все не так. Наоборот. Я слишком сильно нуждаюсь в тебе, а ты нет. Мне надо вернуть себе самостоятельность, иначе я пропаду. Мне больно, Северус. Ты — самое дорогое, что у меня есть. Я давно это поняла. Возможно, время расставит все на свои места, но прямо сейчас мы лишь убиваем друг друга. Давай сведем все общение только к обмену магией... Раз в несколько дней я буду приходить к тебе в кабинет за этим. Больше ничего личного нас связывать не будет. Школа большая, мы даже сможем не встречаться. Этот перерыв даст понять, а нужны ли нам отношения.

Гермиона подползла к Снейпу, опустила ладонь на его голое плечо, ощутила под пальцами холодную кожу, учуяла такой родной аромат его тела, на глаза вновь набежали слезы. Что же она делает? Сама же предлагает расстаться, дает ему то подобие свободы, о котором он так давно мечтал? Одно девушка знала точно: жить дальше в непонимании они не смогут, а ее любви на двоих не хватит. Она должна показать ему, что он тоже имеет право выбора, что он волен жить своей жизнью, а не подстраиваться под нее. Снейп должен знать, что она так же свободна и от него.

Грейнджер, как в последний раз, погладила его шею и поцеловала в щеку. Она слышала, как часто и прерывисто он дышал, как боролся с собой, но все равно отстранилась. Нужно было идти до конца.

— Ты сегодня весь день был не со мной. Я тебе была не нужна, — прошептала она, так и не сумев оторвать от него руки. Не хотелось бросать его одного, наносить удар. Она ведь, по сути, предавала все то, что они очень коряво, но построили за последние пару месяцев. — Когда ты поймешь, что я часть тебя, что нуждаешься во мне, как девушке, что готов разделить со мной жизнь без лжи и недомолвок, приходи. Я всегда буду тебя ждать, Северус.

Пересилив себя, она поднялась на ноги, огляделась в поиске вещей, которые стоило вернуть в свои комнаты, подобрала с пола разорванную рубаху, положила ее на спинку дивана и, бросив грустный взгляд на Снейпа, который так и сидел, не шевелясь, покинула его покои с надеждой все-таки еще сюда вернуться.

Кое-как она добралась до их с Джинни комнаты. Друзья так же сидели на кровати и о чем-то переговаривались.

— Гермиона, где ты пропадала? — начала Уизли, но быстро спохватилась, увидев серое лицо подруги, и бросилась ее обнимать. Грейнджер с такой силой вцепилась в Джинни, что могла с легкостью оставить у нее на теле синяки, но сейчас ей нужна была поддержка, физическое ощущение своей нужности, неодиночества.

Казалось бы, сколько можно плакать? Но она опять разрыдалась, не так сильно, как еще несколько часов назад, но все же.

— Это конец, — всхлипнув проговорила девушка, хватаясь за подругу. — Мы расстались. Почему мне так больно?

Уизли переглянулась с Поттером. "Она же сейчас про Снейпа?"

— Гермиона, это из-за меня? — Гарри почувствовал себя виновным в страданиях подруги за то, что не сдержался и наговорил зельевару глупостей, вывел из себя, а потом еще и на нее наехал с расспросами про чувства.

— Гарри, ты тут ни при чем, — ответила Джинни. — Так, Гермиона, а ну-ка ложись в постель. Не надо так убиваться из-за Снейпа. Он того не заслуживает, — она подтолкнула подругу у кровати. — Гарри, сходи к эльфам за чаем и пирожными.

Поттер без лишних вопросов ретировался и оставил девушек одних.

— Все будет хорошо, Гермиона.

— Я сама предложила ему разойтись, — хрипло сказала Грейнджер и забралась под одеяло.

— Даже спрашивать не буду, зачем ты так сделала, но, видимо, на то была веская причина. Гермиона, у Снейпа точно есть к тебе чувства. Вспомни, сколько счастливых моментов у тебя с ним было. Он не из тех, кто просто так будет распинаться перед кем-то и стараться угодить. А тебе он старался угодить. Это что-то, да значит. И если сейчас он вновь превратился в мерзкую летучую мышь подземелий, то только ты сможешь вернуть ему человеческое обличье. Отдохните оба, придите в чувства, а потом уже разберитесь в отношениях. А пока я буду рядом.

— Спасибо, Джинни, – Гермионе от слов подруги не полегчало, но она хотя бы поняла, что порвав с Северусом, не осталась совсем одна. А еще она надеялась, что Снейп и правда придет к ней спустя время и все же впустит в свою жизнь.