Глава 32. Патронус

Все же поступок Джеймса, как всякое доброе дело, не остался без наказания. Сначала товарищи заметили его отлучки по вечерам и по выходным, а затем кто-то из старшекурсников наткнулся на него, моющего утки в Больничном крыле. Оказалось, Джеймсу назначили отработки до конца года. Спасибо хоть баллов с факультета вычли не очень много. Впрочем, их потерю дружными усилиями скоро восполнили.
После того, как обнаружилось, что Джеймс все-таки был наказан, всеобщий бойкот Алисы, в последние дни слегка ослабевший, усилился. Дни напролет ей никто не говорил ни слова – казалось, о её существовании забыли. Но каждый раз, когда она входила в комнату, сидевшие в ней либо отходили подальше, либо замолкали, либо очень демонстративно меняли тему. С ней никто не садился на уроках или в библиотеке, от нее отодвигались за обеденным столом. Даже Фрэнк, её преданный друг, вел себя, как все – и, надо полагать, Алису это ранило больнее, чем отчуждение между ней и подружками. На людях она держалась спокойно, по-прежнему старательно готовилась, была на занятиях одной из лучших, после уроков спокойно играла с Хиндли, читала, рисовала – но несколько раз Лили, которой не спалось ночь, видела, как укутанная в одеяло фигурка Алисы крупно и часто вздрагивает, хотя ни звука не было слышно. Лили подумывала о том, чтобы попросить за нее остальных гриффиндорцев, но опасалась, как бы самой не оказаться обвиненной в предательстве. В конце концов, из всех соседок с Алисой она сошлась наименее тесно.
Между тем Брокльхерст все же нашла поддержку в лице Мэрион Риверс. Хаффлпаффцы, хоть и посмеялись над последней, больше ничего ей сделать не посмели: то ли она за четыре года успела так поставить себя, то ли слишком сильно в них въелось уважение к преподавателям, чтобы полностью одобрить поступок Джеймса. Как бы то ни было, Риверс ходила с совершенно правым, холодным и гордым видом и вскоре начала подбадривать и Алису, силы которой, похоже, были на исходе.
Не раз Лили замечала, как «две подлизы» (так их окрестили теперь) вместе бродили по коридору или сидели во дворе, наслаждаясь весной. Иногда к ним присоединялся Джон Грин. Долетали обрывки разговоров.
- Что пишет твой отец, Мэрион? Ничего нового не слышно о Пожирателях? – Джон, видимо, не то, чтобы очень их боялся, скорей беспокоился, сможет ли сделать карьеру, если их позиции усилятся.
- Ходят слухи, что они пытаются переманить на свою сторону дементоров, - Мэрион, как всегда, отвечала мрачновато. – Вроде бы Тот-Кого-Нельзя-Называть считает их естественными союзниками.
Лили почувствовала, как липко холодеют руки: дементоров она побаивалась, еще слушая первые рассказы Северуса о волшебном мире, а когда увидела изображение этого существа в учебнике по ЗоТИ, поняла, что нет ничего отвратительнее, чем попасться ему в лапы.
- Такие союзники опаснее врагов, - пожала плечами Алиса. – А если в следующую минуту они захотят твои эмоции или твою душу? Как с ними договариваться? Нет, я слышала про так называемый язык дементоров, но ведь это такая же редкость, как парселтанг.
- Дракл знает, - Мэрион водила носком мальчишеского ботинка по булыжникам вора. – Говорят, у Того... Ну вы поняли… У него какая-то неуязвимость для дементоров. А союзников, наверное, он не сильно бережет. Да не в том дело. Нам надо учиться защищаться
- Хочешь сказать, учиться вызывать Патронуса? – удивился Джон. – Прости, но вряд ли это возможно. Слишком сложно для нас.
- Дементоры не будут спрашивать, сложно нам вызвать Патронуса или просто, - Риверс чуть приподняла брови. – Они нами пообедают, и все. Так что я буду учиться, пробовать. Кто со мной?
Джон, смеясь, отказался, но на лице Алисы появилось знакомое сосредоточенное выражение. Несколько дней спустя Лили из окна наблюдала, как во дворе «две подлизы» поочередно машут палочками, выкрикивая: «Экспекто Патронум!» Увы: Риверс лишь однажды наколдовала бледное облачко, а у Алисы не выходило вовсе ничего. Кажется, для этого заклинания требовались хорошие воспоминания, а бедняжке было явно не до них.
И хотя Лили посмеивалась над стараниями Мэрион и Алисы, но смутная тревога от новости про дементоров все не отступала. И однажды Лили решилась заговорить с Северусом, благо тот воспринял её обвинения в равнодушии очень странно: стал, как на первом курсе, таскаться по пятам.
- Сев, а ты умеешь вызывать Патронуса?
Он, как всегда от неожиданного вопроса, смешался.
- Да… - словно признался в чем-то нехорошем. – Я тренировался. Правда, телесного еще не получалось вызвать…
- Научишь меня?
- Конечно! – он согласился поспешно, словно хватаясь за только что найденную и очень нужную вещь. – Мы можем, если хочешь, встретиться прямо сегодня и начать тренировки.
Вечером полил дождь, поэтому они сошлись в любимой раньше комнате с гобеленами. Северус начал было менторским тоном подробно объяснять, какова природа Патронуса, но Лили отмахнулась:
- Сев, я читала. Говори, что делать.
- Так то, что ты должна будешь сделать, напрямую связано с природой заклинания, - слегка обиделся друг. – Хотя ладно, как знаешь. В общем, сосредоточься. Вспомни самое лучшее, что было в твоей жизни, взмахни палочкой и произнеси: «Экспекто Патронум!»
Лии призадумалась. Счастливых или просто приятных моментов у нее в жизни было так много, что она и не знала, из чего выбрать. Ну пусть это будет родительское танго. Она хорошенько его припомнила, взмахнула палочкой и произнесла заклинание. Ничего не вышло.
- С первого раза ни у кого не получается, - терпеливо объяснил Сев. – А может, ты не то воспоминание взяла. Или не так вспомнила.
- А как надо?
- Так, чтобы ты как будто вернулась туда. Чтобы тебе стало так же хорошо, как тогда было. Во т смотри.
Сев на секунду нахмурился и тут же необъяснимо просветлел лицом. Чуть улыбнулся и прошептал, как молитву: «Экспекто Патронум». Из палочки вырвался сноп белого света. Лили распахнула глаза.
- Здорово! А телесный? Ты не пробовал вызывать телесный?
- Пока не получается, - он покраснел – Надо тренироваться. Теперь будем пробовать вместе. Давай, вспомни, что у тебя не вышло, и попытайся еще раз.
Нечто такое, что можно было бы ощутить, как сейчас… Эмоциями которого можно было бы сию минуту наполниться… Лили приготовилась долго перебирать воспоминания, но память подсунула совсем недавнее: она идет к Джеймсу через гостиную, мальчик пускается на одно колено, и она целует его. Вот от этого эмоции почему-то заполняли душу всякий раз, когда Лили едва вспоминала, и теперь, не успев остановиться, она прошептала: «Экспекто Патронум!» К её радости, к потолку поднялось жемчужное облако. Северус даже плечи расправил от гордости:
- Вот видишь, я тебе говорил! Нашла ошибку?
- Вспомнила не то, - Лили почему-то отвела глаза.

Они занимались все оставшееся до Пасхи время. На пасхальные каникулы Северус домой не поехал, но Лили, уже заставившая себя свыкнуться с мыслью о бессердечии друга, сумела обойти вниманием новое доказательство этого. Тем более, дома ей не сообщили о СНейпах ничего нового. Отец ворчал на нового премьер-министра, проводившего консервативную политику, а мама поддразнивала: мол, Джордж не мог простить, что новый премьер-министр – женщина. А Коукворт цвел, и, бродя по облитым белым душистым туманом улицам, Лили вспоминала, как маленькой гуляла здесь с Северусом, и жалела, что больше им так не пройтись и напрасно спрашивала себя, что же им помешает. Отчего-то ей казалось, что уже близко нечто необратимое, что навсегда перевернуло бы ей жизнь. А как сказать точнее – еще не знала.
Когда каникулы закончились и Лили вернулась, Северус, встречая её у ворот, радостно прошептал, что у него вчера получился телесный Патронус. Тем же вечером ,после ужина, в комнате с гобеленом он с гордостью представил Лили этого самого Патронуса – изящную серебристо-белую лань. Она только подивилась: нежное животное не вязалось вечной угрюмостью друга, его резкими словами и грубоватыми манерами.
- Хочу так же, - вздохнула девочка.
- Занимайся, и все будет.
Между тем на Гриффиндоре приметили, что Лили, кажется, снова слишком тесно стала общаться со слизеринцем. Сириус Блэк однажды бросил ей, что, мол, нехорошо гулять со змеенышем, пока Джеймс из-за нее гнет спину на отработках. Лили ничего не оставалось, как пообещать, что скоро их с Северусом прогулки подойдут к концу. Однако же отступиться, не научившись создавать телесного Патронуса, она не могла. Да и упрекавший её Сириус сам был не без греха: пару раз Эльза Смит соизволила заговорить с ним, и как он ни петушился, нельзя было не заметить удовольствия от её внимания. Сам же Джеймс, по-прежнему веселый, приветливый и дурашливый, будто и не замечал, что им опять – и несправедливо – пренебрегают.
И вот однажды у Лили получилось. Июнь уже перевалил за половину, в воздухе тонко пахло липой, а по вечерам устраивали пискливые концерты комары. Отмахиваясь от них, Лили сидела как-то вместе с Северусом во дворе, любуясь предзакатным небом. День, когда она поцеловала Джеймса, всплывал в памяти ясно, словно картинка из кино, и она сама была актрисой в главной роли, она шла к Поттеру, ступая боязливо, словно молодая лань в незнакомом лесу… «Экспекто Патронум!» - и из серебряного луча появилась призрачная лань с точеными копытцами и изящной головкой, такая же, как у Северуса. Он смотрел, распахнув глаза, и ничего не сказал, не похвалили ни словом. Лили натужно пошутила, что, мол радуются они, видимо, от одного и того же, но он, должно быть, и не услышал её.

Летом никого можно было не стесняться и ни перед кем не оправдываться. Они с Северусом вновь гуляли и купались – но все сильней щемило чувство, что они вместе бродят по Коукворту, убегают в лес, собирают ракушки в последний раз. Лили не знала, кому пожаловаться: друг наверняка посмеялся бы и отмахнулся, а родители, должно быть, будут только рады, если сын алкоголика и бывший воришка наконец отстанет от любимой доченьки. Однажды мама, посмотрев на Лили, примеряющую перед зеркалом новый сарафан, попросила дочь больше не ходить с Северусом купаться. Та на секунду замерла, руки скользнули по клетчатой сине-зеленой ткани:
- Но… Почему же?
Роза немного помялась.
- Видишь ли, ты стала взрослой, и ты очень красива.
Лили украдкой оглядела свою маленькую точеную фигурку.
- Мама, ты преувеличиваешь. Но если и так, что с того?
Мать сильно покраснела, затеребила пальцы.
- Понимаешь, я ведь вижу… Вижу, как мужчины смотрят на тебя на улице, как обращаются с тобой. Ты будишь в них… Дурные мысли.
Какие мысли мать имеет в виду, Лили благодаря чтению романов могла догадаться. Но, право же…
- А при чем тут Северус?
- Но ведь он тоже мужчина! – мама развела руками.
- Он?
Назвать мужчиной Сева, привычного и равнодушного ко всему, кроме зелий и темной магии, который до сих пор не обращал внимания ни на одну из девочек – а уж тем более побояться, что у него могут быть «дурные мысли» в отношении поднадоевшей подруги детства! Большей нелепицы Лили представить не могла. Она рассмеялась, а мама глядела грустно и строго, но просьбу свою повторять не стала, только пробормотала, что Северус все-таки груб и, кажется, жесток – кто знает, что у него на уме.
Неделю спустя произошел случай, о котором Лили после никому не рассказала ,но и для себя не смогла объяснить. Они, как обычно, купались в лесном озере; Северус устал и вылез на берег, а Лили еще поплескалась в воде, но вскоре ей стало скучно. И вот ,выходя из воды, она заметила, что Северус очень странно смотрит на нее.
Так он никогда не смотрел прежде. Взгляд долгий, завороженный и остро голодный, отрешенный и до того тяжелый, что ощущался физически. Лили остановилась, ей захотелось прикрыться. А друг все не шевелился, глядя в упор.
- Сев! – громко позвала она. Он вздрогнул, будто просыпаясь. – Сев, на мне пиявка?
- А? что? Нет, никакой пиявки… - пробормотал он.
- Что же ты на меня так смотришь?
- Как? – он залился краской. Лили подошла, опустилась на старенькое покрывало рядом с ним и стала пристально рассматривать его костлявые ключицы и впалую грудь. Северус неловко отодвинулся, запыхтел и торопливо набросил рубашку.
… В августе уехала из дому Петуния. Она собиралась поступить на курсы печати в Лондоне; остановиться планировала у двоюродной тетки по отцу, а там – как Бог пошлет. Отпустили её без скандала – хотя, может быть, она давно хотела дать волю обидам, но такого случая ей не предоставили. Провожали достойно и тихо. На вокзале Туни, кутавшуюся в жакет и слегка моргавшую сухими глазами, обняли поочередно мать, сестра и отец – но постороннему бы показалось, что это провожают дальнюю, мало кому интересную родственницу, приезжавшую погостить на несколько дней. Когда поезд отбыл и Эвансы вернулись в дом, они не признались друг другу, но каждый в душе почувствовал, как стало легче дышаться.