Глава 17. Флоренс

На рождественские каникулы Северус решил остаться в Хогвартсе. Лили, естественно, огорчилась, но быстро утешилась тем, что с подружками поездка окажется, пожалуй, интереснее, а праздничные дни дома пройдут быстро. Да и, что ни говори, отдыхать друг от друга надо.
Северус, должно быть, разделял её мнение на этот счет; во всяком случае, попрощались они очень легко. Он все еще ходил, впечатленный собственным триумфом: в этом триместре он оказался лучшим учеником на курсе, несмотря даже на то, что профессор Суитфейс систематически, в качестве воспитательной меры, занижал слизеринцам оценки.
Вообще, несмотря на сладостный голос, мягкую вежливость и неизменную симпатию к Гриффиндору, профессор Суитфейс нравился Лили все меньше. Неприязнь, кажется, зародилась у нее в тот момент, когда обычным веселым тоном он заявил, что, будь он директором Хогвартса, оставил бы телесные наказания для учеников, которые пытаются изучать Темные искусства.
- Представляю, как Нюнчик бы под розгами извивался и визжал, - негромко, но отчетливо проговорил Блэк, и многие прыснули, а профессор хохотнул и одобрительно потрепал Блэка по плечу, назвав его «остроумным молодым человеком». А Лили вспомнилось произошедшее прошлым летом, и будто льдинка легла на сердце. После того урока относиться к учителю с прежней симпатией она уже не могла.
К тому же предмету, как таковому, он не учил совершенно. Задавал вызубрить главы из учебника, потом проводил тестирование или велел писать сочинение, но практикой не занимался вовсе – в отличие от покойного Фенвика, у которого невозможно было добиться хорошей оценки, не овладев заклинаниями. Суитфейс же твердил, что единственная защита от темной магии – чистое сердце, а потому следует хранить себя от… Дальше начиналось длинное описание пороков, гораздо более откровенное, чем могла бы себе позволить мисс Дэск. В пример приводились в основном чистокровные семьи, так что к рождественским каникулам Лили, кажется, знала уже все сплетни о них за последние двести лет. Не всех это радовало: Алиса и Люпин сначала краснели, а затем научились игнорировать рассказы преподавателя, Мэрион, не особо таясь, что-то читала под партой, Марлин и Мери, позевывая, переписывались. Зато в глазах Питера Петтигрю мерцал огонек интереса, а Пенни-Черри имела вид такой счастливый, будто у нее на глазах кого-то посадили в лужу. К пущему наслаждению хаффлпаффки, Сириус Блэк после уроков иногда добавлял к рассказанным Суитфейсом историям новые подробности. Пенни слушала и млела, не забывая как бы случайно коснуться руки Джеймса Поттера.
Из всех девочек на потоке она была, пожалуй, самой ярой фанаткой квиддича, а на игроков смотрела, как на героев войны. Больше всего её восхищала фигура ловца, как того, кто решает исход матча. Но так как команда Хаффлпаффа успехом похвастаться не могла (и едва ли нашлась бы хоть одна сфера, где Хаффлпафф мог похвастаться успехом), а слизеринцами восхищаться было неприлично, Пенни преданно болела за команду Гриффиндора и частенько вертелась рядом с игроками.
Каждое её появление уже стало для всех напоминанием о квиддиче, а Лили до сих пор переживала, и потому инстинктивно сторонилась хаффлпаффки. Впрочем, надо признать, что Пенни была существом в целом безобидным, веселым и добродушным.

Дома обстановка царила скорее не праздничная, а боевая. В городском совете Коукворта освободилось место, и отец Лили собирался баллотироваться на вакантную должность.
- Мне это нужно, чтобы я наконец смог повлиять на ситуацию борьбы с туберкулезом, - объяснял он дочери за ужином. – Ситуация страшная. В рабочей части Коукворта чуть не эпидемия. В Паучьем Тупике едва ли найдется здоровый человек, но нашим почтенным джентльменам до этого, разумеется, нет дела!
- Но почему тебе, Джордж, должно быть дело до всех? – лукаво спросила мать. - Ведь признайся, что ни одного из жителей Паучьего тупика ты не пустил бы на порог.
Туни выразительно посмотрела на Лили, но промолчала. Та с вызовом вздернула подбородок. Отец слегка покраснел.
- Признаю. Признаю, что этот квартал населяют алкоголики, хулиганы и воры.
- И хорошо, если только они, - заметила мать.
- Да естественно, не только! Но и они – пойми, Роза – и они имеют право на жизнь. И они имеют право лечиться от тяжелого заболевания. Даже о здоровье осужденных преступников следует заботиться. А среди больных в нашем городе немало детей. Конечно, среда не могла на них не повлиять, они развращены, некоторые почти утратили человеческий облик, но они еще могут исправиться. Если болезнь не отнимет этот шанс.
- Запиши все, что сказал, - засмеялась Роза. – Пригодится, когда будешь выступать в совете.
- А я считаю, папа прав, - Лили подала голос. – Все имеют право не умирать от болезней.
Отец молча поцеловал дочь в макушку.
«Интересно, болеют ли родители Северуса? Папа говорит – болеют почти все – стало быть, и они наверняка тоже… Хорошо, что он не приехал. Хотя вряд ли он расстроился бы из-за своего отца. Но ведь мог заразиться сам».
…Уже поздно вечером, когда Лили лежала в постели, отец тихонько вошел к ней в комнату. Присел у кровати на корточки.
- Дочка, можно тебя попросить?
- Что, папа? – Лили приподнялась на локтях.
- Когда мы на праздник пойдем в церковь, помолись на сей раз по-настоящему. Мне кажется, ты уже достаточно взрослая, чтобы понимать, что в церковь не просто постоять приходят.
- Хорошо, - Лили прикрыла глаза. Просьба отца немного задела, но не была такой уж трудной: девочка знала несколько молитв наизусть. А он словно угадал её мысли.
- Нет, милая, молиться – это не стишок учителю рассказывать. Ты просто просишь Бога. Но просишь и о чем-то хорошем, стоящем, понимаешь? Не о новом платье или высокой оценке.
Лили попыталась угадать.
- Ты хочешь, чтобы я попросила о том, чтобы тебя выбрали и ты помог людям?
Кажется, отец смутился.
- Да, - признал он. – Да, мне очень хотелось бы, чтобы ты попросила об этом. Но ты должна молиться от сердца, а дела города вряд ли могут тебя волновать, ты здесь так редко бываешь. Так что проси о том, что действительно тревожит тебя.
Сочельник миновал, снежный и сказочный, и настал праздник. Всей семьей, как всегда, отправились в церковь, и Лили честно попыталась сосредоточиться и попросить Бога о чем-то по-настоящему хорошем и полезном, но только в толк не могла взять, о чем же. Вроде всего достаточно и ей, и её близким. Немного досадно, что Северус на сей раз не ждет у входа, но не станешь же всерьез просить, чтобы он немедленно оказался здесь. В конце концов Лили попросила, что у папы действительно получилось спасти людей от болезни, и еще чтобы мама не болела, а Туни не сердилась… И чтобы у Северуса тоже все было хорошо.

Вечером, когда прибыли в Хогвартс после каникул, Лили издали заметила фигурку Северуса, стоявшего у ворот. Он-то потом отговаривался, что просто гулял, но по его явно замерзшему виду девочка все поняла.
Поравнявшись с Севом, Лили незаметно отделилась от компании подруг. Обняла его, он тоже неловко дотронулся до её волос, стелившихся по спине.
- Как ты здесь?
- Да неплохо. Жаль, ты уже не застала ели, они были грандиозные. Хагрид принес, а учителя развешивали игрушки. Еще я научился играть в волшебные шахматы. Кто-то из выпускников, видимо, оставил в гостиной, в шкафчике.
Северус грустно посмотрел на Лили.
- Может, останешься на Рождество на следующий год?
- Сев, но я же хочу побыть с семьей, - упрекнула его девочка. – Да, а в Паучьем тупике…
- Туберкулез. Я знаю. Мама писала мне, – сухо сказал он. – Давай об этом не будем.
- Как знаешь…
Они так и брели по Хогвартсу, отстав от остальных, а над головами реяли привидения и Пивз распевал похабную песенку. Омелу и венки с остролистом убрали еще не полностью, и потому, может быть, замок дышал послевкусием праздника. Кое-где под ногами хрустели хвоинки.
- Эван, постой! – девичий голос звонко ударился о стены. В ту же секунду, растолкав Лили и Северуса, промчался наверх высокий черноволосый шестикурсник – Эван Розье. Дети обернулись: на ступеньки, плача, опустилась красивая рейвенкловка Флоренс Флеминг. Они немного постояли, колеблясь, не стоит ли подойти, но девушка вытерла слезы, поднялась и, не обращая на них внимания, направилась вверх по лестнице. Опустив глаза, они поторопились в Большой зал. После Лили отмечала, что Розье старался держаться как ни в чем не бывало, хотя и нервничал, а Флоренс не появилась вовсе. Берта Джоркинс с подружками навострили ушки, предвкушая реванш за давешнее унижение.
И надежды их оправдались. Утром, придя на завтрак, Лили услышала, как Эльза Смит с удовольствием расписывала подругам скандал в семействе Розье, о котором неизвестно как успела узнать.
- Отец сказал ему, что любая связь с полукровкой может опозорить чистокровного волшебника и лишить его надежды на хорошую партию. Хоть полукровки не такие животные, как магглы и грязнокровки, но они родились от извращения, от предательства, а следовательно, извращение и предательство у них в крови. В общем, его поставили перед выбором: мерзавка Флеминг или наследство. Догадайтесь с трех раз, что он выбрал.
- А говорят, - хихикала Электра Мелифлуа, - Флеминг и Розье успели… Вы понимаете…
Эльза вздернула носик, хотя глаза заблестели лукавым интересом.
- Что ж, это доказывает, насколько она развращена и глупа. Чего ожидать от девицы, у которой в родне есть магглы.
Разговоры старших ребят были не лучше, а между тем в зал несмело вошла сама Флоренс. Остановилась на пороге, но заставила себя идти вперед – под обстрел насмешливых, злорадных, презрительных взглядов. Все помнили о случившемся с Бертой Джоркинс, винили Флеминг, открыто упивавшуюся победой, не меньше, чем Эвана, разрыв Флоренс с Розье восприняли как справедливое наказание для разлучницы, которой приносились чуть не кровавые жертвы – в общем понимании – поэтому ни на чье сочувствие девушка рассчитывать на могла.
К вечеру над ней организовали первую шутку: когда Флоренс входила в Большой зал, кто-то невидимый облил её водой. Из разговоров в гостиной Лили потом поняла, что в этом как-то участвовали Сириус с Джеймсом, но как, для нее долго оставалось загадкой.
А дальше стало хуже. Ей подставляли подножки на лестницах, бросали петарды в котел на зельеварении. В её сумку как-то вылили с пробирку гноя бубонтюбера. Пивз постоянно кидался в нее навозными бомбочками или огрызками яблок. Профессор Суитфейс считал своим долгом обсудить её историю с каждым курсом, поднимая, как он выражался, проблему сохранения девичьей чести. Слизеринцы, когда она проходила мимо, каждый раз обзывали её. Вся школа, если не участвовала в наказании провинившейся, то с интересом наблюдала – и так продолжалось до первых чисел февраля.
Однажды, когда у второкурсников было зельеварение – в этом году Гриффиндор опять поставили в пару к Слизерину – посреди урока в класс ворвалась взмыленная, запыхавшаяся Гестия. Захлебнувшись – так быстро бежала, что не сразу смогла перевести дух – она выпалила:
- Беозар, профессор Слизнорт! Срочно!
Толстяк зельевар удивленно приподнялся из-за учительского стола, в маленьких глазках отразилось недоброе предчувствие.
- Что случилось, мисс Джонс?
- Флоренс, - простонала девушка, сжав виски. – Флоренс Флеминг, кажется, отравилась…
Сириус и Джеймс присвистнули. Слизнорт засуетился, живенько добрался до шкафов с ингредиентами, зашарил по ящикам. Гестия прижимала ладонь к трясущимся губам. Лили случайно обернулась: по лицам Эльзы, Электры, Эйвери и Мальсибера расплывались улыбки злорадного торжества. И вот преподаватель и староста ушли, и тогда Эльза позволила себе радостно воскликнуть:
- Кажется, в Хогвартсе станет одной мерзкой полукровкой меньше!
- Да, это надо отметить, - Эйвери меланхолично помешал зелье.
- Думаю, - принялась рассуждать Эльза, - следует сегодня устроить в гостиной праздник. Мы с девочками наденем лучшие платья…
- Захлопнись, ты, прошмандовка! – Мери рванулась к слизеринкам, но Алиса успела удержать её за локти.
- Кажется, грязь забурлила, - мелко хихикнула Электра. – Мы уже боимся.
- Бойтесь-бойтесь! Еще слово вякнете – я вас башками-то вашими безмозглыми в самый котел макну, шлюшки портовые…
Слизеринки переглянулись и повели плечами.
Потом, за обедом, удалось подробнее узнать, как было дело. Рано утром Флоренс, всю ночь проплакавшая – для нее это теперь стало делом привычным – не пошла на занятия, и соседки, с первого дня нового триместра объявившие ей бойкот, не стали уговаривать или выспрашивать причину. И тогда она что-то выпила. Хорошо, что у одной девочки разболелась голова, и она решила вернуться в спальню. Гестия провожала её и, узнав о попытке самоубийства, немедленно кинулась за безоаром. Флоренс успели спасти.
…Следующие несколько дней ученики ходили подавленные. Они не навещали пострадавшую, но и сплетничать о ней, готовить новые пакости больше не смели. Даже слизеринцы хранили молчание – очень красноречивое, впрочем. Больше всего Лили удивляло, что Эван Розье вел себя, словно происходящее совершенно его не касалось. Он спокойно посещал занятия, весело обсуждал что-то с однокурсниками и флиртовал с девушками – на сей раз хотя бы со своего факультета. Однажды, прогуливаясь с Северусом у теплиц, Лили разглядела, как за стеклом Розье снова обнимает кого-то.
- Ты подумай, какой подлец! Он настроил против нее всех, предал, а теперь еще и…
Лили покосилась на Северуса – его выражение лица нисколько не изменилось, словно вероломное поведение Розье не возмущало его. Вообще злило, что друг очень уж не торопился осуждать товарищей по факультету, какую бы гадость они не сотворили. Иногда Лили с трудом сдерживалась, чтобы не упрекнуть его в трусости и беспринципности.
- Сев, ты мне можешь пообещать кое-что?
- Да, конечно, - ответил друг машинально, опять думая о чем-то своем.
- Никогда не поступай с девочками, как Розье. Никогда, слышишь? Иначе ты мне не друг.