Глава 1

Агнесс Бэддок.
Если бы кто-то спросил Агнесс, как ей удается вставать без будильника в половине шестого утра, она бы строго возразила, что только лень может заставлять человека валяться в постели дольше. Раннее пробуждение полезно как для здоровья, так и для умственной деятельности. Только недисциплинированные люди могут позволить себе нежиться в постели, жалуясь, что не могут встать или боятся холода.
Собственно, находить удовольствие в ранних подъемах Агнесс начала, лишь когда приехала в Хогвартс. До этого каждое утро было мучением: чтобы девочка проснулась, мисс Трэверс могла облить её водой или уколоть булавкой. Если девочка и начала просыпаться самостоятельно в нужное время, то лишь от страха испытать холод или боль. Но в школе оказалось, что, если ты рано встала, то можешь, не спеша, привести себя в порядок, посидеть в гостиной с книжкой или дойти до Большого зала и чинно, как подобает благовоспитанной девочке, позавтракать. К тому же, так как никто из однокурсниц еще не проснулся, Агнесс была избавлена от лишней пары часов созерцания их склок – именно за это она каждый раз мысленно благодарила мисс Трэверс. Незамужняя кузина миссис Гринграсс, она сначала выполняла роль гувернантки при сыне сестры, Энтони, и воспитаннице – Агнесс, затем для Энтони стали приглашать учителей, а мисс Трэверс продолжала возиться с девочкой – скорее, чтобы занять себя, чем для стойкости положения в доме.
Но хоть наставница и учила не жаловаться на жизнь, а благодарить судьбу за любой подарок, на одно Агнесс все же не могла не посетовать. Она бы еще стерпела, если бы её соседки по комнате, за единственным исключением, оказались просто глупы, вульгарны и вздорны. Однако две из них, Гестер Хорнби и Стелла Булстроуд, обладали еще и непомерным тщеславием. Каждая хотела, чтобы восхищенное внимание всего факультета было приковано именно к ней, и каждая досадовала, что у нее это не вполне получается. Разумеется, они считали друг друга главными врагами в борьбе за титул королевы Слизерина (Энтони, правда, смеясь, регулярно сообщал Агнесс, что такого титула не вручалось ни разу за всю историю Хогвартса, а если бы и вручалось, то уж точно не подобным особам). Разумеется, они боролись друг с другом, как могли.
В принципе, шансы на победу были выше у Хорнби: она неплохо училась, была хороша собой и умела понравиться людям. Особенно мальчики почему-то не видели ни её невежества, ни её вульгарности, а её кокетство – по мнению Энтони, весьма примитивное – принимали за особенную утонченность. Даже самые проницательные, самые возвышенные душой из них, увы, ошибались и попадали под власть её чар. Агнесс подавила горький вздох: ей совершенно негоже было думать о том человеке, совсем негоже. Кто она такая, чтобы сметь думать о нем.
Мисс Трэверс приучала не задерживаться у зеркала дольше необходимого: это признак кокетства. Но все-таки Агнесс останавливалась каждый раз на лишних полминуты, чтобы позволить себе хоть одну мысленную жалобу за весь день.
Она никогда не роптала, что бедна, что родители её умерли слишком давно, чтобы она их помнила. Она не роптала на строгость мисс Трэверс, которая, в конце концов, лишь приучала её реально оценивать положение и вести себя должным образом, на холодность миссис Гринграсс и безразличие мистера Гринграсса – они её благодетели, и чего ей еще желать от них. Но неужели природа не могла бы наделить её хоть толикой красоты, чтобы человек, которого любила она, мог обратить на нее внимание и полюбить её.
Собственно, если бы её кто-то вздумал описать без подробностей и тонкостей, то выбрал бы те же слова, что и для Хорнби: невысокого роста, тонкокостная, хрупкая, белокурая, бледная, с большими глазами. Но беда была именно в мелочах: в угловатости линий фигуры, тусклом цвете волос и невыразительных чертах лица, в тяжелом взгляде – не ореховых глаз, как у Гестер, а свинцово-серых. Осанка безупречна – снова спасибо мисс Трэверс – но в каждом движении все же чувствуется не спокойная гордость знатной девушки, а усилие, чтобы в бедности все же не потерять достоинства.
Одевшись, Агнесс собрала сумку и выскользнула из спальни. После раннего завтрака у нее еще было время повторить уроки где-нибудь в пустом пока классе. Она не была лучшей на потоке – не ей соревноваться с Регулусом Блэком или… или тем человеком – однако должна была признать, что и не позорила своих благодетелей: год она неизменно заканчивала на «Выше ожидаемого» и на несколько «Превосходно».
Уже на выходе из комнат Слизерина её догнал Энтони: такое бывало довольно часто, он тоже привык вставать рано. Они любили поговорить: привыкли еще в доме Гринграссов, где у них часто не бывало иных собеседников, кроме друг друга. Энтони вообще был нелюдим, особенно в детстве, иногда ему даже доставалось за неприветливость к гостям. Агнесс казалось, что он не то дичится людей, не то презирает их. Но её саму он не дичился и не презирал – должно быть, за сходный нрав. Она также не любила шумных праздников, множество гостей её всегда пугало, а лучшим времяпровождением казались уединенная прогулка или чтение в библиотеке. А общество друг друга их не отталкивало: между ними царило понимание.
- Идешь завтракать? Не позволишь присоединиться?
- Отчего же, позволю с удовольствием.
В коридорах стояла невероятная тишина, так что казалось, можно услышать, как плещется за стенами замка Озеро. Шаги и даже шепот эхом прокатывались под потолком.
- Сегодня день рождения твоей однокурсницы, не так ли? Кажется, профессор Слизнорт устраивает праздник. Ты, конечно, будешь сидеть на почетном месте возле именинницы?
Гестер Хорнби, к крайнему огорчению Агнесс, была невестой Энтони. Отказаться от брака никак нельзя – фамильная честь, и все же Энтони устроил настоящий бунт. На Рождественском балу – единственном подобном мероприятии на памяти Агнесс – он, хоть и явился с Гестер, как полагается, тут же оставил её и принялся танцевать с другими девушками, не все из которых были слизеринками. С первой из них, Электрой Мелифлуа, у него и завязался роман, о котором теперь судачил весь Слизерин. А Гестер… Она приняла приглашение от другого человека, и у них тоже был роман. И когда Агнесс думала об этом, ей казалось, что сердце начинало кровоточить.
Между тем в ответ на её реплику Энтони усмехнулся:
- Знаешь, хоть Электра и не очень большого ума, но она и не претендует его иметь, в отличие от моей нареченной.
- Я бы должна сказать, что ты ведешь себя бесстыдно, но твоя Гестер не лучше. То, как она помыкает, - Агнесс стоило усилия произнести его фамилию, - Краучем, недостойно леди.
- Она надеется, что я буду ревновать, подумай только! Пускай, раз она хочет играть в эту игру, не стану мешать ей запутываться дальше.
- Неужели ты думаешь, - Агнесс мучительно почувствовала, как щеки заливает слабая краска, - ты думаешь, что у Крауча могут быть дурные намерения? Он мне кажется благородным человеком.
- Крауч прежде всего сын влиятельного чиновника, юный талант и так далее. Он горд собой и привык, что желания его исполняются. Но быть в тени отца обидно для честолюбивого человека, и он во всем старается показать, что достоин только лучшего. Вопрос в том, достанет ли ему глупости считать Гестер "лучшим". Если он как-то уговорит ее родителей расторгнуть помолвку, я буду только рад.
«Расторгнуть помолвку… Чтобы Гестер вышла за него». Ей захотелось, чтобы мисс Трэверс явилась сюда немедленно и ткнула её булавкой. Вслух она лишь обронила:
- И ты женишься на Электре? Ведь ты уже скомпрометировал её. А если её брат вызовет тебя на дуэль?
- Не думаю, что я сильно пострадаю в таком случае. Я уже был в гостях у Мелифлуа, они милые люди, чего я не сказал бы о Фоули.
- Линнет Фоули кажется мне разумным человеком. И именно миссис Мелифлуа, а не миссис Фоули, выдвигает эти ужасные требования. Не подумай, будто я сочувствую грязнокровкам, но её предложения - это чересчур.
- Меня правда удивляет ее стремление искоренять повсюду магглов. Кажется, будто Араминта Мелифлуа в жизни и Араминта Мелифлуа в политике - это два разных человека. Та, которая в жизни, помилуй, она даже слишком добра. Здесь что-то не так...
Но Агнесс было не до Араминты Мелифлуа и не до магглов. Призрак Гестер в подвенечном платье около того человека преследовал её.
- Энтони, - она выдохнула с болью, - ты очень на меня рассердишься, если я тебе скажу?
- Не думаю, чтобы меня что-то рассердило, - улыбнулся он.
- Я знаю, ты не хочешь жениться на Гестер. Ты будешь несчастлив с ней. Она ужасна, по правде говоря. Но мне так не хочется, чтобы она расторгала помолвку с тобой. По крайней мере... Расторгала её из-за Крауча.
Она сама ужаснулась тому, что сказала – впрочем, тут же успокоилась. Девицам не пристало говорить об этом, но ведь Энтони – все равно, что брат. Степень родства не так уж значима. Она видит в нем защитника, и ему можно признаться в одолевающем искушении.
Энтони на мгновение остановился, приподняв брови.
- Значит, Крауч тебе нравится? Знаешь, я могу предполагать что угодно, но слишком хорошо вижу, что этого не выйдет. Гестер ни за что не расторгнет помолвку, даже если я прямо в гостиной... Хм, неважно. Увы, что бы я ни делал, она только больше злится, что не может меня заполучить, и прилагает все больше усилий. Это проклятый замкнутый круг.
Его было очень жаль, и все же мучила собственная боль.
- А ты сам? – проронила Агнесс скорее машинально. - Ведь тебе скоро исполнится семнадцать, ты станешь совершеннолетним. Ты будешь вправе сам распоряжаться своей судьбой.
Он пожал плечами.
- Знаешь, я вообще не хочу жениться, и только одно сподвигает меня к этому. Увы, мы окончательно обеднели, и Гестер принесет нам золото. Конечно, ты можешь думать обо мне плохо - я сам от себя не в восторге, но, поверь, я найду способ сделать так, чтобы она не досаждала мне слишком часто. Когда она злится, это даже немного забавляет, если не слишком долго это видеть.
Они уже приближались к Большому залу. Следовало умолкнуть. Не хватало, чтобы какая-нибудь ранняя пташка из болтливых хаффлпаффок или извечных соперниц-гриффиндорок услышала и растрепала по всей школе.
…Позавтракав в приятнейшей атмосфере полной тишины, Агнесс, как и планировала, ушла читать в пустой класс. Прошло не менее часа, прежде чем её хватились: Аделина Макс заглянула, постучавшись. Однокурсница уже знала, видно, где искать.
Агнесс приветливо улыбнулась и поздоровалась. Из однокурсниц, пожалуй, Аделина нравилась ей больше всех. То была высокая, очень тоненькая девушка с короной каштановых волос на изящной головке, с большими голубовато-серыми глазами, с приятным голосом и не менее приятными, хотя и робкими манерами. Впрочем, Агнесс понимала: источник робости здесь тот же, что и у нее самой – бедность. Аделина, правда, не была сиротой, но род её очень износился, а нищих на Слизерине не жаловали. Если Агнесс, находившуюся под покровительством Энтони, не трогали и так, то Аделине пришлось выбирать, становиться подругой Хорнби, Булстроуд или жертвой кого-нибудь из них. Она предсказуемо выбрала Хорнби.
Признаться, Агнесс подчас мечтала, чтобы чувствительная и романтичная девушка дружила не с Гестер, а с ней. Они иногда болтали с Аделиной о книгах, музыке или художниках, и вкусы у них во многом совпадали. Единственное, что раздражало в ней – некоторая наивность: до сих пор Аделина грезила, как однажды в нее влюбится человек, который разрешит все её проблемы одним взмахом волшебной палочки. Что ж, с другой стороны, с её привлекательностью она вполне могла надеяться на это.
- Тебе что-нибудь нужно?
- Не мне, - Аделина слегка покраснела. – Гестер. Она требует тебя к себе.
- Я и так скоро иду на занятия. Неужели Муфалда опять не успела написать эссе по заклинаниям?
Муфалда Трип, вторая подружка Гестер, была, увы, глупее иных хаффлпаффок. Она преданно смотрела на Хорнби, страстно сплетничала, и за это Гестер иногда приказывала Аделине или Агнесс позаботиться о том, чтобы Муфалда в случае чего не получила «Тролль». Агнесс сама удивлялась покорности, с которой каждый раз выполняла требования Гестер, как бы они ни возмущали её в душе.
- Не знаю, кажется, нет. Ты нужна лично Гестер. Только не спрашивай, зачем – я все равно не знаю.

Линнет Фоули.
Март заливал двор Хогвартса капель. Талая вода лилась в Озеро, и оно вздулось; в окна слизеринских комнат по ночам стучали блуждающие льдины. Летиция, смеясь, советовала подругам представлять себя белыми медведицами, плывущими по Северному Ледовитому океану, хотя Линнет самой себе казалась больше похожей на дохлую, гниющую рыбу. Не исключено, что и Летиция чувствовала примерно то же, но держала лицо.
Рождественский бал оказался для обеих роковым. Неизвестно, кто доложил родителям – скорее всего, то была Имельда Пак, которую на ябедничестве уже ловили – однако сначала на каникулах Вальбурга Блэк напомнила любимому младшему сыну, что он давно помолвлен со Стеллой Булстроуд – девицей, благородное происхождение которой, в отличие от происхождения Летиции, не оставляло сомнений. Блэки даже задали обед, на который пригласили Бустроудов, и Регулус, конечно, вынужден был ухаживать за невестой. Более того, она и в Хогвартсе теперь не оставляла его в покое: таскалась за ним, даже когда он болтал с друзьями, крутилась рядом и бесцеремонно влезала в разговоры. Крауч, кажется, приноровился её одергивать и высмеивать – тем более, что несносная кузина Гестер, за которой он теперь ухаживал, считала Булстроуд личным врагом, и ей доставало удовольствие видеть Стеллу посрамленной.
Сам Регулус, впрочем, тоже не проявил благоразумия. Он вздумал «подарить» Летицию вместе с приданым, как существенным бонусом, никому иному, как неумытому Снейпу. Да еще догадался обсуждать с ним этот план в общем коридоре. Естественно, по школе расползлись недопустимые слухи, и Снейпу действительно впору было бы жениться на Летиции, так как она оказалась положительно скомпрометирована. Но жалкий полукровка решил поиграть в уважение к женщине и в присутствии Блэка лично спросил у Летиции, выйдет ли она за него замуж, раз уж за Регулуса теперь нельзя. Она ответила, что замуж выходить не намерена, а после Хогвартса уедет в Италию изучать искусство.
- Я так и планировала, - объясняла Летиция потом подругам с горьким весельем. – Северус – замечательный человек, талантливый и верный. Он мне очень нравится, и я бы за него вышла, если бы точно знала, что мое приданое может удержать его от… от опрометчивых поступков. Но ведь того, что он хочет, не купишь за деньги.
«Он хочет грязнокровку Эванс, а её уже практически купил Джеймс Поттер», - усмехалась по себя Линнет. Правда, формально гриффиндорский жеребец еще не расстался с прежней пассией, набитой дурой Черрингтон, но это было дело времени, конечно. По внешности хаффлпаффка не годилась рыжей грязнокровке в подметки, а уж по темпераменту в постели, наверное, и вовсе глупо было их сравнивать. Оливер однажды объяснял Линнет, как отличать страстных женщин. Он говорил ей и много другого, что она не стала бы ни от кого слушать: чьи-то еще слова об этом показались бы ей бесстыдными, но все, что говорил он, было прекрасно.
Ах, Оливер… Этого имени Линнет уже месяц не могла слышать без слез. Ей пришло письмо от матери, в котором та строго запрещала ей разговаривать с юношей, утратившим репутацию и осквернившим себя развратом. В противном случае угрожала забрать дочь из школы.
Прочитав тогда письмо, Линнет упала в обморок. Очнулась оттого, что Электра махала над ней веером, а Летиция совала под нос пузырек, вонявший, как оборотное зелье – как объяснила подруга потом, там был обыкновенный маггловский нашатырь. В тот вечер Линнет не могла сдерживаться: заливаясь слезами, поведала она подругам о своей беде. Электра попыталась утешить:
- Может, не все так безнадежно? Может, ты расскажешь Оливеру, и вы сбежите вместе? Это будет так романтично!
- Опомнись, Элли, - пристыдила Летиция. – Кто на такое пойдет? В глазах общества они себя окончательно погубят. Линн, я надеюсь, ты не станешь рисковать?
Линнет, не в силах ответить, лишь утирала платочком слезы.
- Тиция, это ты нарочно, - надула Электра губки. – Регулус трусит бросить корову Булстроуд и убежать с тобой, вот ты и не хочешь, чтобы другие были счастливее тебя.
Летиция лишь грустно покачала головой.
- Думай, что хочешь. Мне нравится, что для Регулуса фамильная честь – не пустой звук.
- Намекаешь на нас с Энтони? - Электра шаловливо сморщила носик. – ой, брось. Вошла бы ты в его положение. Или Гестер жалеешь?
- Не хочу обсуждать ни одного из них, - отрезала Летиция. – Посиди с Линн, я схожу на кухню за чаем.
Беспримерная выходка старосты Энтони Гринграсса на балу, когда он, оставив нареченную невесту, принялся танцевать с другими, получила продолжение: он стал открыто встречаться с Электрой. Линнет, отвлекаясь от собственных горестей, с любопытством гадала, сильно ли сердиты его родители и как они накажут его, когда он приедет на каникулы. Кроме того, она удивлялась, почему его до сих пор не вызвал на дуэль Мередит, старший брат подруги. А Электру все было, как о стенку горох: она легкомысленно наслаждалась любым открывавшимся ей удовольствием.
Справедливости ради, Гестер тоже особенно не скучала: она охотно принимала утешения Барти Крауча-младшего, теперь ходившего за ней неотступно. Однако взгляды, которые часто в общей гостиной кузина бросала в сторону Электры и Энтони, были Линнет хорошо знакомы. Холодная ярость маленькой инфанты, не получившей положенного и желающей мести. Пожалуй, будь у нее власть, она приказала бы содрать с них обоих кожу. Или сжечь живьем.
Беда была еще и в том, что, не изменяя своей привычке подразнивать всех, кто казался ей смешным, Электра однажды припомнила Гестер, как та возмущалась, что Элли способна идти на бал с рейвенкловцев – а теперь встречается с «ощипанным воробьем» сама.
- К тому же он сын главного магглолюбца. Не стыдно тебе, Гетти?
- Стыдно должно быть тем, кто компрометирует себя связью с чужими женихами, - ответила Гестер, лишь слегка приподняв брови, но ореховые глаза потемнели от злости, и в лице появились неприятные хищные штришки. Линнет такое уже наблюдала – к примеру, когда в честь дня рождения кузины дядя Эдриан залил каток. Тетя Анна сама наколдовала плавающие в воздухе фонарики, и когда маленькие гости немного перекусили, их, чтобы промялись, вывели на прогулку в зимний сад, предложив научиться кататься. Тогда еще к Хорнби впервые приехала с отцом Летиция. Гестер с братом Саймоном приходились кузенами и ей, но мезальянс между её родителями изолировал их от родственников с обеих сторон, так что девятое день рождения Гестер было днем, когда Летиция впервые познакомилась хотя бы с кузенами по отцовской линии.
Так вот, они все вместе высыпали на каток. Многие из маленьких гостей встали на коньки впервые – и, как выяснилось, Гестер тоже. Покуда отец обувал её, она весьма самоуверенно говорила, что с первого же раза начнет танцевать на льду – но с первого же раза она пребольно упала. Саймон расхохотался: ему нравилось, когда сестра проигрывала. Он вообще завидовал Гестер, которой родители уделяли отчего-то куда больше внимания, и по любому случаю пакостил ей или осмеивал; даже наказания его не останавливали.
Линнет поспешно подняла кузину; та, смертельно побледнев, указывала рукой на брата.
- Это он… Он виноват! Он испортил мне коньки!
Обвинение было очень серьезным: Саймон сразу перестал смеяться и побледнел не хуже сестры.
- Что ты врешь! – его голос дрожал и ломался, выдавая, что мальчик лжет. – Опять на меня наговариваешь, да?
- Посмотрите! – Гестер слегка приподняла ножку. – Полозок сломан!
Точно: железная полочка на её изящном ботинке была искривлена. Видимо, Саймон, уже неплохо для семи лет управляющийся со стихийной магией, действительно хотел, чтобы сестра упала. Не тратя более время, дядя Эдриан велел сыну идти в дом. До конца праздника Саймон больше не появлялся, но Гестер потом радостно уверяла, что он не мог сидеть дней пять.
Летиция, кажется, в тот день сделала собственные выводы. От Гестер она старалась держаться подальше, незаметно уходя от участия в любых её затеях и крайней неохотно признаваясь посторонним людям в родстве с ней, зато на каждом детском празднике старалась, чтобы Саймон не оставался в одиночестве.

Сегодня было шестнадцатое марта, Электре исполнялось семнадцать лет, и профессор Слизнорт в её честь давал обед в своем клубе. Сама мысль о празднике в минуту, когда нет никаких сил, желаний и мыслей от опустошающей душу боли, казалась кощунственной и омерзительной, однако подругу огорчать нельзя. Линнет заставляла себя улыбаться и вместе с Летицией думала, как порадовать Электру.
Утром, конечно, нельзя было позволить ей опоздать на уроки, но хотелось, чтобы и подарки она увидела, а потому её разбудлили пораньше.
- Вставай, сурок, - ласково её тормошила Летиция. Линнет вспомнила песенку, играть которую её учил преподаватель музыки когда-то в детстве:
- По разным странам я бродил, и мой сурок со мною…
- И сыт всегда, везде я был, и мой сурок со мною… - подхватила Летиция, помогая полусонной Электре влезть в пеньюар.
- В день рождения вы будите меня маггловской чушью, - вздохнула Электра, проводя ладонями по лицу.
- Помилуй, это Бетховен, - огорчилась Летиция.
- Бетховен, - Электра поморщилась. – Но он ведь тоже маггл. Ну или потомок сквиба, если принимать твою теорию.
- Знаешь ли, на балу мы тоже танцевали под маггловские вальсы.
- Ох, девочки, давайте сегодня не будем спорить, - как и прежде, от разговоров о политике у Линнет начинала болеть голова. Электра наконец соизволила пройти в гостиную, где её ждали подарки.
Букет белых роз, конечно, оставил Энтони. Расшитый шелком веер был от Летиции, модный роман – от самой Линнет. Мальсибер, Эйвери, Каспер Роули подарили очаровательные безделушки ручной работы. Подарки от родителей и брата должны были позднее принести почтовые совы.
- Какая прелесть! Девочки, как я вас люблю!
- Прошу прощения, - кашлянули за спиной. По мягкому ковру к ним тихо подошел Саймон Хорнби.
Высокий для тринадцати лет, хрупкий, с вьющимися белокурыми волосами и темными глубокими глазами, он был бы красив, если бы не мрачное, ожесточенное выражение лица. Сейчас, однако, оно смягчилось улыбкой: кузинам он всегда был рад.
- Кузина Линн, кузина Тиция, какой приятный сюрприз… Поздравляю вас, мисс Мелфлуа, - он галантно приложился к ручке Электры.
- Благодарю вас, мистер Хорнби, - прожурчала Электра, томно на него поглядев. – Вы будете сегодня на празднике?
- Был бы очень рад, - мальчик покраснел. – Но, мисс Мелифлуа, я хотел предупредить вас. Остерегайтесь моей сестрицы. Она вчера о чем-то шепталась с сыном магглолюбца, и они упоминали вас. Как бы они не испортили вам праздник.
Электра лишь расхохоталась, потрепав мальчика по щеке, но Линнет и Летиция обменялись настороженными взглядами. С Гестер вообще станется сотворить гадость в значимый для человека день, а так как теперь с ней связан изобретательный Крауч, можно ожидать каверзы поизощреннее. Линнет про себя решила, что постарается не спускать с Гестер и Барти глаз.
- Если еще что-нибудь узнаешь, скажешь нам, хорошо? – Летиция, пошарив на тумбочке, нашла завалявшуюся конфету – вишню в шоколаде – и протянула кузену. – Но не рискуй. Я же знаю, с Гестер станется написать дяде Эдриану.
Крауч немедленно и встретился им в коридоре, когда девушки, собравшись, шли на завтрак. Стоя неподалеку от слизеринских комнат, он негромко говорил с Регулусом. Стелла Булстроуд, цеплявшаяся за руку Блэка, изо всех сил старалась переспорить обоих парней. Её широкое смуглое лицо побагровело, дыхание сделалось тяжелым. Регулус при виде шестикурсниц демонстративно оставил невесту в стороне, остановился перед Летицией, молча поцеловал ей руку и вернулся. Барти одобрительно кивнул. Стелла заголосила, затопав ногами. Линнет и Электра увлекли залившуюся краской Летицию дальше.
Трудный день только начинался.

Барти Крауч
На завтрак Бартемиус Крауч собрался, как обычно, рано. Это была его удивительная особенность: в Хогвартсе он вставал до зари, а дома, наоборот, предпочитал почитать или поработать до четырех утра. Барти перевел взгляд сначала на ультрамариновый пол, затем на усыпанный звездами куполообразный потолок. Просторная гостиная Райвенкло, как обычно, была наполнена воздухом. Стены прорезывали изящные арочные окна с шёлковыми занавесями, переливавшимися синевой и бронзой. Отсюда открывался чудесный вид на окружающие горы. Барти подошел к окну и посмотрел на окутанный тьмой школьный дворик. Хотя весна вступала в свои права, ночи были слишком темными.
«Все равно сегодня будет капель», - подумал рассеянно он.
Из всех времен года Барти больше всего не любил весну. Он обожал зиму с ее метелями и таинственными огоньками рождественской елки. Он любил осень с ее золотистыми и тускло-бордовыми кленовыми листьями. Даже лето с его жарой несло в себе какое-то очарование зноя, запахов леса и выхлопных гарей. Но как можно любить весну, убийцу белого безмолвия и очарования беспорядочно порхающих снежных хлопьев, Барти решительно не понимал. К сожалению сегодня, шестнадцатого марта, весна только вступала в свои права. Поморщившись, райвенкловец развернулся и быстро пошел к двери. Как обычно на ней не было ни ручки, ни замочной скважины: сплошное полотно из старинного дерева и бронзовый молоток в форме орла. Вот кому было все равно, какое сейчас стояло время года и даже, какой именно на дворе был век.
Миновав маленькую лестничную площадку, Барти пошел вниз по головокружительной спирали. В такую рань на ней совершенно определенно не могло быть никого. «Разве что Пандора чудит и бродит со свечей по Хогвартсу», - ехидно подумал Барти. Подумав о Касл, он немного блаженно улыбнулся, вспомнив ее тонкие ноги и бедра: любителю сладкого будет чем порезвиться с такой распутной дебелой блондинкой. Но, вспомнив, как на Рождественском балу Пандора в расшитом блестящими звездами темно-синем балахоне и алых туфельках пустилась плясать одна, нисколько не заботясь, что это неприлично, Барти почувствовал почти неодолимое отвращение. Разве могла она сравниться с Королевой, которую он вот-вот увидит…
Барти улыбнулся, посмотрев на блестящие перила. Минувший Рождественский бал в самом деле был счастливым. До него ему нравилась одна глуповатая девица по имени Линнет… Просто глуповатая, хотя, по правде говоря, симпатичная Линнет Фоули. Это оказалось его роковой ошибкой: глуповатая девица предпочла общение с увальнем Монтегю. Барти, помнится, до конца не верил в то, что такое возможно. Как оказалось, он ошибался: серость тянулась к серости. Ну что же, тем лучше... Едва на балу заиграл "Schatwalzer" Штрауса, как он пригласил ее кузину Гестер, и обрел настоящую Королеву. В тот вечер они не могли расстаться друг с другом до самого конца… Даже обсуждали, как грязнокровка Эванс сама пригласила на танец жеребца Поттера. Они улыбались, и маленький пальчик Гестер в ослепительно белой перчатке иногда нежно, чуть касаясь, гладил его руку... И этот незабываемый запах праздничной хвои... Больше в его на свете Барти хотелось, чтобы сейчас был не март, а новое Рождество...
- Глаза у тебя есть, тупая ворона? - раздался низкий и немного хрипловатый голос. Барти рассеянно взглянул на сверкавшую ступеньку, затем на перила и только тут заметил, что перед ним стоят гриффиндорки - яркая похожая на цыганку Одри Вейн и светловолосая Матильда Роббинс.
- Кошки зашипели? - надменно поднял брови Барти. Он, похоже, едва не налетел на эту парочку, но сейчас его это, скорее, забавляло. - Ну конечно, март.
- Птичкам-невеличкам налетать на людей никто не позволял, - Одри не лезла в карман за словом. - Не на болоте живете, птеродактили! - От волнения ее ярко-черные глаза сверкнули нездоровым светом.
- Птеродактили, к сведению драных кошек, были ящеры, а не птицы, - выдавил из себя Барти убийственную улыбку.
- Какие глубокие познания... - протянула Вейн, отбросив длинные черные волосы. - Дружков своих, гадов, имеешь ввиду? - рассмеялась они. Матильда неуверенно посмотрела на подругу, но та, властно взяв ее за руку, протянула за собой. Звонко цокая каблуками, подруги пошли вперед.
Барти проводил их презрительным взглядом. Стоило ли обижаться на двух вульгарных гриффиндорских дур? На фоне Гестер они казались ему облезлыми кошками. На завтрак осторожно шли первые ученики – в основном райвенкловцы с младших курсов, для которых побродить утром по замку было забавным приключением. Посмотрев на темную кладку коридора, Барти вдруг подумал, что неплохо бы сходить за Регом – поболтать по дороге. А возможно, увидеть Королеву – почувствовать себя счастливым от взгляда в ее чудесные ореховые глаза. Подумав с минуту, Крауч начал спускать вниз – привычный путь, по которому он ходил в гости к друзьям.
Через несколько минут Барти понял, что не ошибся. Регулус шел навстречу, уверенно чеканя шаг. Черные замшевые ботинки впечатывались в камень, словно он маршировал на плацу. Барти сразу поприветствовал старого приятеля на ходу, и Блэк тепло помахал ему рукой: редкий момент для слизеринца. Обменявшись дежурными новостями, они сначала пошли в сторону Большого зала, но затем остановились возле чуть покареженного от времени портика. Регулус остановился и, чуть зевнув, осмотрелся.
- Давай Тицию подождем, а? – предложил он. – Она скоро появится, не горюй.
- Почему бы и нет? – охотно отозвался Крауч. За минувшие годы слизеринка Летиция Гэмп стала неотъемлемым членом их компании. Будучи наполовину итальянкой, она с самого первого дня чувствовала на себе косые взгляды других слизеринцев, и только дружба с Регулусом Блэком помогала ей держаться. О них с Летицией поговоривали, что они могли бы стать замечательной парой, если бы Блэк не был против своей воли помолвлен со Стеллой Булстроуд – толстой некрасивой слизеринкой. Барти симпатизировал итальянке, а вот она, при всей приветливости, с подозрением на него посматривала - из-а отца, должно быть.
- -Между прочим, - Рег заговорщицки подмигнул приятелю, - сегодня день рождения нашего сурка или бегемотика, как там ее...
- Кого, кого? – с нескрываем интересом переспросил Барти.
- Электры Мелифлуа, - многозначительно заметил Блэк. - Подруги зовут ее так по утрам.
Мимо них промчался слизеринец Флинт в окружении третьекурсниц, которые обожали его за игру в квиддич. Приятели посмотрели ему вслед, а затем оба, как по команде, рассмеялись.
- Довольно распутный сурок, - отозвался, наконец, Крауч. - Дрыхнет, поди, после бурных ночей? – съязвил он.
- Ну, почему бы и нет? – Блэк всегда старался не отставать от друга в иронии, хотя чаще ощущал себя «старшим товарищем». – Тело у сурка отменное, нежное и сдобное. Почему бы не поразвлечься?
- Кой черт сдобное? – презрительно скривился Барти. – После тридцати обабится настолько, что будет в дверь не влезать.
- Не всем же Гестер нравится, - подначил приятеля Регулус. – Некоторые считают ее «чахотночным привидением».
- Сравнил! – от изумления темные глаза Барти закруглились. – Идеальная девушка должна быть маленькой, худенькой и нежной. И обладать…
- … манерами настоящей леди, - устало кивнул Реугулс, как кивают после хорошо известной шутке. Мимо приятелей промчался призрак Кровавого Барона – зловещее привидение Слизерина. Некоторое время он несся по коридору, а затем, ускорив ход, промчался сквозь серую базальтовую стену. Оба пристально посмотрели друг на друга и расхохотались снова.
- Ну посуди сам: что плохого, если Гринграсс пару раз побарахтается в ванной с сурком или гиппопотамиком? – притворно-невинно спросил Регулус.
- Хорошо бы он на ней женился, - добавил, еле сдерживая смех, Барти. – Представь: через двадцать придет в театр со своей пышкой, идущей, тряся грудями. – Регулс прикрыл лицо руками, еле сдерживая смех. – Все скажут: «Глядик-ка: Энтони Гринграсс пришел со своим крейсером… нет, даже линкором!».
Энтони Гринграсс – староста Слизерина происходил из старинной фамилии, последнее время несколько обедневшей. В Хогвартсе он славился своей невозмутимостью и способностью держать нейтралитет во всех ситуациях. Однако на прошлом Рождественском балу он изрядно почудил, оставив нареченную невесту Гестер Хорнби и начав танцевать с Электрой Мелифлуа. После этого случая в школе только ленивый не судачил об их романе. Барти, впрочем, не чувствовал себя проигравшим: благодаря этому балу он обрел настоящую Королеву. В тот вечер между ним и Гестер установилась светлая невероятная связь, которая бывает только раз в жизни. Барти был влюблен и уверен, что любим, а потому пребывал в радостно-окрыленном настроении.
- Впрочем, в полноте нашу корову Стеллу вряд ли кто-то превзойдет, - философски сказал Регулус.
- Твоя невеста, - ехидно подколол приятеля Крауч.
- Лучше не напоминай, - Блэк сокрушенно воздел глаза к сводчатому потолку. - У Гринграсса хоть есть ты, кто избавит его от такой участи. А кто бы избавил меня, а? - вздохнул он.
- Я не ослышалась? - раздался рядом обиженный голос. - Может быть, ты повторишь это сейчас?
Барти обернулся и вздрогнул. Перед ними стояла раскрасневшаяся полноватая Стелла Булстроуд. Обычно грузноватая слизеринка подходила медленно, но в этот раз Барти и Регулус так увлеклись шутками, что не заметили Стеллу. Глядя на ее пухлые щеки, райвенкловец еле сдержал смех. Накануне Рождества Гестер Хорнби обещала подругам, что шкура "толстой коровы Стеллы" должна украсить ее комнату. Барти едва сдерживал смех, представляя себе эту забавную сцену. Неделю назад они с Гестер дали Стелле новое прозвище - "морская корова", и та сделала все, чтобы распространить его по школе. Сейчас "морская корова" громко кричала, и Регулус, холодный невозмутимый Регулус, опешив, отступал назад.
Крауч хотел было сказать Стелле пару ласковых слов, но не успел: к нему на плечо, сделав круг в воздухе, присела большая серая сова. Барти с интересом вскрыл желтый конверт и вынул розовое маленькое письмо, от которого пахло лавандой. Парень улыбнулся, поняв сразу, что оно от девушки. Прищурившись, он прочел:

"Каждый рыцарь прежде, чем обладать дамой сердца, совершает подвиг, или исполняет ее каприз. Энтони Гринграс, которого рука не поднимается назвать «мистером», подло изменяет своей невесте с распутной Электрой Мелифлуа. Мы знаем о том, насколько юная леди Гестер дорога Вам. Поверьте, Вы, мистер Крауч, дороги ей не меньше. Но прежде, чем Ваша Дама станет по-настоящему Вашей, необходимо покарать мерзавцев. Сделать это можете только Вы и не позднее, чем сегодня. Безусловная тайна. Награда ждет Вас".

Подписи не было. Барти с интересом посмотрел на странное письмо. На мгновение ему показалось, будто Королева взывает о помощи, но он тотчас осекся: письмо было определенно написано не Гестер. Мелкие завитушки Гестер не шли ни а какое сравнение с крупными письменами на пергаменте. Видимо, написал их кто-то другой. Барти наморщил лоб. Подруги Гестер? Нет, исключено: ни у одной он не видел подобный почерк. Тогда кто же?
Его отвлек шум. Барти оторвал глаза от странного конверта и не сразу понял, что происходит. Несколько мгновений он глупо смотрел на кричашую Стеллу, стоящую рядом Летицию, опешивших Фоули с Мелифлуа и разъяренного Регулуса. Затем понял, что другу пора прийти на помощь.
- Ты, предатель, еще смеешь целовать ей руку в моем присутствии? - визжала Стелла. От ярости ее щеки пошли неровными красными пятнами. Когда Стелла кричала, ее лицо казалось круглее, чем обычно.
- Рег не обязан спрашивать твоего августейшего разрешения, как ему общаться с друзьями. - Холодно и чуть насмешливо ответил Барти. Дело потихоньку прояснялось: пока он думал о письме Блэк, видимо, демонстративно поцеловал руку подошедшей Летиции Гэмп.
- Меня не волнует твое мнение, облезлый воробей! – Продолжала вопить Булстроуд, на этот раз повернувшись к Краучу. – Разбирайся со своей шлюхой Гести, а нас оставь в покое!
- Поосторожнее в выражениях, морская корова! – остановил ее рукой Барти. Он знал, что Стелла ненавидит его за Гестер, но сейчас Барти это здорово забавляло.
- А то что? – слизеринка направила не него холодный серый взгляд. – Ты посмотри, посмотри, как относятся к твоей невесте, а ему и горя нет, - продолжала кричать Стелла. Теперь она обернулась к Летиции.- А ты! Ты, шелудивая полукровка! За то, что тебе дозволили общаться с моим женихом, ты, мымра итальянская, должна пасть ниц и ползти до стены.
Барти устало воздел глаза к потолку. Воистину, на завтрак им сегодня не попасть. Летиция заливалась темным румянцем и сжимала запястье, очевидно, едва сдерживая ярость. Застывшие было Линнет с Электрой увлекли её прочь. "Что-то тебя не спешит провожать увалень Монтегю", - ехидно подумал райвенкловец.
- Ты не мужчина! Ты ничтожество, - фыркнула Булстроуд ногой. От удара ее ноги, казалось, задрожали каменные плиты.
- Ахилл украшен венцом Аида... - прошептал Барти. - Не поход на завтрак, а греческий театр, - вздохнул он.