Глава I

Сентябрьский ветер пахнет грустью. Я не успела набыться дома. Два дня – в начале и в конце каникул, две ночи – так мало, чтобы побыть у себя в комнате, пролистать любимые книжки, вдоволь наболтаться с мамой за чаем. Но вполне достаточно, если приходится избегать злобных взглядов Петунии, если боишься выйти на улицу.
Сегодня довольно холодно, мама сама торопит меня зайти в вагон. Ищу купе, по возможности занятое, ныряю туда испуганной мышкой. Там три пуффендуйки, на год младше меня, кажется. Тем лучше: мы не знаем друг друга, они ничего не спросят. А искать меня рядом с ними никому не придет в голову.
Время лечит, вернее – подлечивает. Я уже могу глядеть людям в глаза, не сжимаясь в комочек. Мне не отвратительны новое утро, новый день. Горькая обида больше не жжет душу – она осела черным пеплом на самом дне сердца; мне хоть и тяжело, но не больно.
Жаль, конечно, что я не решаюсь пойти к однокурсницам: наверное, они вовсю поют или играют в фанты. Весело у них. Но я бы не выдержала, если б они так же стали коситься на меня, как в начале прошлого лета. Нет, с меня еще хватит, пока поберегусь.
Как же получается, что за поступок, который был единственно правильным, приходится расплачиваться стыдом, болью и невыносимой горечью?
…В сущности, я должна была понять, что однажды Сев прогнется под своих дружков-слизеринцев и предаст меня. Теперь мне кажется, что я уже ждала, когда это произойдет, что внутренне успела смириться и приготовиться. И все же, когда он бросил мне в лицо то оскорбление, внутри оборвалось что-то. Помню, как окружавшие озеро деревья то приближались, то оказывались бесконечно далеко – а ведь я с места не сходила.
Конечно, следовало ответить, но ничего не приходило в голову – и я повторила кличку, которую еще на первом курсе прилепили ему Мародеры, да прошлась по поводу злосчастных подштанников. Беззубо получилось, как теперь понимаю. Но, Боже мой, никто не пожалел меня, не попытался обнять и увести, и я сорвалась в истерику, орала на Поттера, не замечая, что он давно уже не ухмыляется. А потом опрометью кинулась к замку, бежала, словно за мной собаки гнались; во внутреннем дворике зацепилась каблуком, споткнулась, упала и сильно ссадила ногу. Боль стала последней каплей: кое-как доковыляв до скамейки, я уткнулась лицом в колени и заревела, как маленькая.
Наверное, минут пять я не могла успокоиться. Потом залечила ссадину, побрела до фонтана, умылась. От обиды я была обессиленной и больной, меня даже познабливало. И когда во двор ввалились однокурсники, как ни хотелось мне скрыться, но слабость не давала сделать шагу.
- Эй, Лили! – меня окружили подружки. Марлин, Мэри, Алиса. Знаю, девочки, по дороге сюда вы успели перемыть мне косточки, но все равно лучше быть с вами, чем одной.
Пухленькая круглоличка Алиса обнимает меня. Марлин, поджав губы, выжидающе смотрит на Мэри. А та, о чем-то вспомнив, заливается хохотом, пихает меня в бок.
- Слушай, будь все-таки помягче с Поттером. Где ты еще найдешь себе такого защитника?
Встретившись со мной взглядом, Марлин спокойно объясняет:
- После твоего ухода Поттер снова подвесил Снейпа вверх ногами. И снял с него подштанники.
Мэри визжит, хлопая себя по бокам:
- Вот картина была! В другой раз небось придержит язык, не захочет опять всей школе демонстрировать голый зад и причандалы!
Кажется, такое отвращение я испытала лишь однажды, в детстве, когда увидела на дороге раздавленного голубя. Нет, теперь хуже. К отвращению примешался стыд, когда я сообразила, с какой грязью будут связывать мое имя. Не знаю, как прямо во дворе мне не сделалось дурно.
А подружки тем временем подхватили меня под руки и побежали в замок: до практической части экзамена по ЗОТИ оставалось совсем немного.
Минуты ожидания преподавателя, когда все мы сгрудились у аудитории, показались растянутыми до прозрачности – так можно растянуть жевательную резинку. И на душе у меня было, как будто её облепили обслюнявленными резинками. Тошно.
Тошно слышать перешептывания, чувствовать, что на меня косятся. Тошно видеть, как с видом молодого генерала, избалованного победами, с неизменной свитой прошествовал мимо Поттер. Тошно понимать, что никогда меня не будут уважать, как прежде: до самого конца школы мне не отмыться от того, в чем я нисколько не виновата.
- Ого, приперся!
- Видно, нашел-таки подштанники!
Я оглянулась. Вот даже как… У него, видно, совсем нет стыда, если он еще решился показаться на глаза людям после такого позора. И идет, будто ничего не произошло, будто он лишь сосредоточен на предстоящем экзамене, будто не слышит громких насмешек и скользких шуток, не видит, как ребята пихают друг друга, показывая на него пальцами. И не смотрит в мою сторону.
Вот и пришлось понять, какой у меня был друг. А могла бы понять гораздо раньше, как только узнала, что он хочет присоединиться к преступникам, мечтающим вырезать таких, как я. Интересно, если его главарь прикажет ему меня убить или изнасиловать – Сев так и сделает? Конечно, да. Будь проклят день, когда я с ним связалась.
…Разумеется, на экзамене я не смогла толком сконцентрироваться. Чувствую, едва натянула на «выше ожидаемого». Надеюсь, теоретической части уделят все-таки большее значение: не хотелось сдавать позиции. Привыкла уже быть лучшей во всем.
Но наконец-то день позади. Трансфигурацию, к счастью, я помню очень хорошо, повторять нужды нет. Сегодня я смогла бы выучить ни единой строчки. Устал разум, устало тело. Душа устала.
Легла я рано и задремала было, но меня растолкали. Продрала глаза: надо мной склонилась Марлин, посреди комнаты стояла Мэри, Алиса, сидя на кровати, хлопала глазками.
- Беда, - усмехнулась Марлин. – Твой провинившийся слизеринец нас осаждает.
- Давайте парней кликнем, пусть ему опять накостыляют! – Мэри уперла руки в бока, раскраснелась от возмущения. – Что он о себе возомнил? Еще угрожает: мол, сколько угодно тут простою, и спать тут лягу! Да нам-то какое дело? Пусть ложится! Пусть хоть чахотку зарабатывает, подохнет – одной сволочью меньше!
- А мне его жалко… - робко протянула Алиса.
Марлин улыбнулась.
- Знаешь, мы действительно можем вызвать мальчишек, чтобы те его отлупили. Можем позвать Макгонагалл, чтобы та назначила ему отработку. Но это не слишком по-гриффиндорски, не находишь?
В общем, пришлось мне выбираться из постели и идти на переговоры.
Не зафиксировала в памяти, каким я увидела Северуса, что говорила ему. Впрочем, кажется, я пощадила его и сказала только то, что он слышал от меня не раз. Но мной не милосердие руководило, а брезгливость, так леденящая кровь, что хотелось скорей вернуться под одеяло. Свернуться калачиком, зажать уши – и пусть о моем существовании забудут навсегда.
Остаток года был ужасен. Всюду перешептывания, всюду насмешки – или они лишь мерещились мне? Не знаю. Я перестала смотреть людям в глаза, старалась не прислушиваться к разговорам.
Северус не давал мне покоя. Больше всего на свете я хотела бы, чтобы он исчез, испарился, чтобы его никогда не было на свете – тогда не стало бы и пятна на моей жизни. Он не пропадал, продолжал существовать и ходил за мной по пятам. Что же, сам виноват.
Летом я уехала к двоюродной бабушке – спряталась от него. Спряталась от себя прежней. Но вечно прятаться нельзя. И если моя прежняя жизнь мне отвратительна растекшимся по ней склизким пятном, значит, надо начинать жизнь новую, а пятно стереть или замаскировать по возможности.
…Поезд приближается к станции. Нехотя я выхожу из купе, пробираюсь к выходу, волоча за собой сундучок.
- Эй, Эванс!
Оборачиваюсь. Поттер с компанией, кто же еще.
- Мисс, - он комически раскланивается. – Не окажете ли вы мне честь, разрешив помочь вам с багажом?
Почему бы и нет? Может, новую жизнь стоить начать именно с этого?
Поттер перехватывает мой сундучок и катит его с легкостью, словно там и вещей-то нет. В окружении Мародеров я прохожу к дверце и с некоторым удовольствием отмечаю, что другие школьники расступаются, освобождая путь Поттеру и его друзьям.
Он легко спрыгивает с высоких ступенек, подхватывает меня и бережно переносит на землю. Проводит рукой по моим волосам, словно оправляя прическу. От его прикосновений, как от глубоких ноток голоса, что-то стыдное и сладкое делается с моими телом.
Чувствую чей-то взгляд, оборачиваюсь. В двух шагах от нас стоит Северус; у него лицо преступника, которому только что зачитали заслуженно суровый приговор. Тяну Поттера за руку, заставляя идти. Мне ни капли не стыдно, нет. С Северусом ничего не случится. Не вздумает же он положить голову на рельсы…