Глава 1. Коукворт. Лили.

В окна брызгало хмарью. Зима выдалась неприятная, бесснежная, сырая; по утрам угнетал кислый рассвет, и поздними вечерами люди засыпали в предчувствии недоброго. Впрочем, Коукворт жил злом вполне определенным и ждал также предсказуемого зла. Ткацкая фабрика в Паучьем Тупике протравила воздух города, превратила речную воду в яд, иссушила деревья и истерзала людям легкие, доведя до кровохаркания. В Коукворте свирепствовал туберкулез.
Год от года ждали, что фабрику закроют. Ждали с ужасом: она гробила местных жителей, но и кормила половину из них. Бедняки боялись голода, средний класс – преступности.
Доктор Джордж Эванс относился к тем немногим, кто в будущее смотрел спокойно. Всем будет лучше, если проклятая фабрика, высасывающая из людей соки за гроши, наконец закроется. Возможно, на её месте разовьется новое производство, более безопасное для окружающих; туда и устроятся рабочие. За себя он мог не волноваться: покуда будут рождаться люди, акушеры-гинекологи без работы не останутся.
…Джордж отряхнул изморось с жестких темно-рыжих завитков, вытер влажное лошадиное лицо. Закурил. Натянул на широкие плечи, прикрытые белым халатом, зимнюю куртку. Смена заканчивалась.
Последние роды прошли удачно, он и не ожидал. Роженица была слабосильная, худая, узкобедрая; Джордж решил уже делать кесарево, однако ребенок быстро вышел сам. Маленький, слабый, бледный, но без явных патологий. Следовало бы увидеть хороший знак, но доктор почему-то не обрадовался.
Должно быть, за жену волновался. В первый раз такого не было, а вторых родов у Розы оба ждали, как Судного дня. Маленький оставшийся промежуток времени растягивался невыносимо. Роза собиралась родить в конце января, а сегодня – девятое. Девятое января 1960 года.

Фабрика, собственно, дарила и отравляла жизнь лишь части Коукворта, лежащей в низине. В другой же, меньшей, расположенной выше, в чинных улочках ровно стояли благообразные домики с яркими крышами и стенами в пастельных тонах, с вишневыми деревцами и розовыми кустами в садах, с чистенькими аллеями и новенькими качелями на детских площадках. Здесь жили юристы, врачи, держатели магазинчиков – словом, публика респектабельная. Здесь жили люди, для которых косой взгляд приравнивается к тюремному заключению, а пущенная сплетня – смертный приговор.
О белокурой красавице Розе Эванс сплетничать не смели. Она вела себя безупречно. Она не пропустила ни одной службы в местной церкви, в меру приличия участвовала в благотворительности и в распространении слухов, всегда здоровалась с соседями. У нее были самый чистый дом, самый аккуратный сад и самая воспитанная дочка во всем городе.
А Роза Эванс ночами, когда у мужа были дежурства, плакала в подушку беззвучно и зло. Она родилась в Коукворте, она выросла здесь, но всегда ощущала собственную чужеродность и в городе, и в семье. Она чувствовала, что судьбой уготовано ей нечто яркое, совершенно необыкновенное, и тем более её тяготила тягучая коуквортская жизнь. В юности она пыталась уговорить родителей отпустить её учиться в Лондон. Родители отказались: они планировали расходы лишь на образование для старшего сына. Роза смирилась, точнее – затаилась.
В двадцать лет она вышла замуж за молодого врача Джорджа Эванса, вышла в основном для того, чтобы скандализировать общество: отец Джорджа состоял в коммунистической партии. Скандала не получилось: растроганные настойчивыми и нежными ухаживаниями юноши, соседи восприняли брак благосклонно. Роза понадеялась было, что сможет потихоньку изменять мужу, но неожиданно открыла для себя, что Джон навился ей – рыжей шевелюрой, широкими веснушчатыми руками, гортанно-теплым голосом и бешеной зеленью глаз, красными пятнами на скулах, когда спорил о политике, привычкой комкать газету… И вообще тем, что есть, что живет на свете. Это открытие, как и безудержный, порывистый характер Джорджа, скрашивали существование и примиряли с ним, но рождение дочери принесло новое разочарование. Девочка была обычной, не отличимой от десятка увидевших свет в тот день младенцев. А Роза так надеялась, что даст жизнь кому-то необыкновенному! С досады она назвала дочь Петунией и решила, что не будет и пытаться полюбить её.

Вторая дочь Джорджа и Розы Эвансов родилась тридцатого января 1960 года.
В тот день после долгих недель непогоды хмарь рассосалась, и зимнее солнце залило умытое небо. Бледные лучи ореолом озарили рыжую головку малышки, когда её принесли к матери. (Роды прошли тяжело, Роза пришла в себя лишь час спустя).
Молодая женщина взяла младенца на руки. Вгляделась в пока мутноватые травянисто-зеленые глазки в золотых ресничках. В остальном, кроме цвета глаз и волос, ребенок был копией матери, совершенной копией, и оттого в сердце поселилась радость смиренная и необычайная. Дочь казалась ей прекрасной, изумительной – от рыжей макушки до горошинок пальцев на ножках; даже свойственная новорожденным краснота кожи умиляла, как свидетельство здоровья. Завтра кожа девочки станет настолько нежно-чистой, лилейно-белой, что ни о каком другом имени для дочери, кроме Лилии, Роза и слышать не захочет.

Лили развивалась быстро: скоро пошла, скоро начала говорить. В три года она читала гостям стихи, а когда ставили пластинники, любила покружиться под музыку, держась за края пышной юбочки. В четыре разбирала по складам сказки, бойко считала по цветным палочкам и ловко вырезала из бумаги фигурки, очерченные по трафарету. В пять сама подписывала открытки родственникам, помогала матери и сестре в саду и без умолку распевала модные песенки.
Тогда-то, в пять лет, и стали происходить первые странности.
Однажды Лили, набегавшись, принеслась в гостиную и плюхнулась на диван. Папа был на работе, мама и Туни – на кухне. От скуки Лили решила почитать что-нибудь. Сказки ей изрядно надоели, взрослые книги тянуло раскрыть из одного любопытства, но они стояли высоко на стеллаже. Даже Туни с трудом доставала до верхних полок.
Глядя на один из темных, с тусклым тиснением, корешков, Лили задумалась, как бы ей до них добраться, как вдруг том ,на котором она остановила взгляд, сам спрыгнул с полки и упал девочке в руки. Лили удивилась, но, в конце концов, цель была достигнута, и она поспешила воспользоваться результатом. Водя пальчиков, прочитала имя автора и название.
«К-а-р-л М-а-р-к-с. Ка-пи-тал». Книжка называлась непонятно, но Лили смело открыла её и принялась разбирать строчки. Она не услышала, как по лестнице простучали шаги.
- Что это ты читаешь? – от резкого голоса сестры Лили поморщилась. Туни почему-то вечно ходила сердитая.
Сестра выхватила том, посмотрела на обложку и насупилась сильней.
- Зачем ты это взяла?! – в её голосе прорезались визгливые нотки. – Это плохая книга, кто тебе разрешил её брать?
- А кто тебе разрешил судить, хороша книга или плоха? – у мамы голос был низкий, глубокий и холодный. Появившись в комнате, она отобрала книгу у Туни, вскинула брови и засмеялась.
- Лили, тебе это интересно? Вот уже сейчас? Да ты далеко пойдешь. Петуния, убери Маркса на место.
Зло сопя, сестра влезла на стул.
- Мама! – воскликнула вдруг она. – Как Лили достала книжку? Тут ведь так высоко!
Мама нахмурилась, задумалась. Лили поспешила объяснить:
- Я захотела, и книжка прилетела ко мне.
- Ты что врешь? – Туни даже со стула спрыгнула зло.- Мам, почему ты её не накажешь? Она же врет, врет и не краснеет!
- У Лили просто богатая фантазия. Не быть же ей такой серостью, как ты. Ступай на кухню и не смей ябедничать отцу.
У Туни задрожала губа, она всхлипнула и выбежала из комнаты. Мама взяла Лили на руки и долго гладила по волосам.

Прошло несколько месяцев. Лили вела себя, как обычно: готовилась к школе, поступила петь в церковный хор – регент нашел у нее «очаровательной нежности сопрано». В Рождество она в светлом платье хористки пела на службе гимны, прихожане смотрели на нее, как на ангела. И она сама чувствовала себя ангелом, готовым воспарить в кружевное зимнее небо.
Новая неприятность случилась в феврале. Трейси Файерс, соседской девочке, ровеснице Лили, подарили на день рождения белую мышку. Лили тоже выпрашивала у родителей такой подарок, но они, обычно исполнявшие малейшее желание любимой дочери, на сей раз отказали ей: Туни боялась мышей до истерики.
Итак, февральским ветреным утром вскоре после дня рождения Трейси Лили уныло жевала тосты с сыром. Ужасно обидно, когда чего-то не получаешь из-за чужой прихоти. Если бы Туни не боялась грызунов – что их бояться, таких маленьких? – у Лили была бы собственная мышка, которой можно сыпать зернышки, учить её влезать на лесенку в клетке, гладить по белой шерстке… В задумчивости девочка погладила край белой чашки.
Сначала она не поняла, из-за чего так раскричалась Петуния и почему у родителей сделались перекошенные лица. Только почувствовала под рукой вместо гладкого края чашки – теплую шерсть. Опустила глаза: на блюдечке, на месте чашки, топталась и озиралась белая мышь.
Лили засмеялась и захлопала в ладоши. Туни, голося, вскочила на табуретку:
- Мама! Убери это, выкинь! Папа! Она ведьма, ведьма!
Сестра тыкала в Лили пальцем и рыдала. Младшая испуганно прикрыла мышку руками.
- Сойди с табуретки, - сухо бросила мать Петунии. Та, всхлипнув, слезла. Отец отвел руки Лили, целуя её пальчики. Девочка огорченно вздохнула: вместо мышки на блюдце опять стояла чашка.
Туни глядела на сестру с суеверным ужасом.
- Таких, как ты, нужно сжигать на костре… При рождении… Ай!
Мать влепила Петунии пощечину, грубо схватила за руку и выволокла вон. Отец прижал к себе младшую, та горестно прошептала:
- Пап, я виновата?
- Конечно, нет. Ты ведь не хотела никого пугать. Это случайно получилось, да?
- Не случайно. Я думала о мышке.
- Мы купим тебе мышку.
- А Туни?
- Она большая, может уже держать себя в руках. Только ты постарайся, чтобы никто из посторонних не увидел того, что ты умеешь. Этого не поймут. А ты у нас самая лучшая, самая чудесная девочка.

Глава 2. Странности. Соседи.

Наверное, родители надеялись, что больше непонятных случаев с младшей дочерью не будет – или она сумеет сделать так, чтобы их не было. Увы! Необъяснимое происходило чаще – может, и потому, что Лили в душе ждала чего-то особенного, разбивающего привычные события, врывающегося из сказки. Вечное ожидание чуда она, вероятно, унаследовала от матери. Но у той оно не приводило к летающим книгам, чашкам, превращающимся в мышей, или танцующим цветам. Каждый раз, когда происходила «странность», Лили чувствовала непонятную радость, словно бы взлетала над землей. И однажды действительно взлетела.
Эвансы всей семьей гуляли на детской площадке, в парке, опоясывающем и отделявшем от фабричного благополучный район Коукворта. Место было безлюдное: горожане перестали ходить сюда лет десять назад, когда близ детской площадки случилось убийство из ревности. Эвансы же были люди без предрассудков, а уединенное место было им необходимо: не хотелось, чтобы о младшей девочке судачили.
Туни и Лили захотели покататься на качелях, взобрались, и отец принялся их раскачивать. Руки у него были сильные, размах вышел большой; девочки, взмывая над землей, повизгивали от радости и страха, как вдруг Лили почувствовала, что парит. Она летела, без всякой опоры держась в воздухе; рыжие кудри и розовая юбочка развевались по ветру, а кроны деревьев задевали подошвы желтых сандалет. Потом словно кто-то подхватил её и мягко опустил вниз, в объятия отца.
Тот прижал дочку так, что стало больно. Из-за его плеча Лили увидела меловые лица мамы и Туни. Розу слегка пошатывало.
- Никогда больше… Никогда так не делай, - мама опиралась на качели, боясь упасть. Сестра глядела осуждающе.

Жизнь Эвансов становилась все более замкнутой: они перестали ходить вместе в гости, не зазывали никого в дом и старались не появляться в людных местах. Лили инстинктивно понимала, что родители боятся за нее, чувствовала себя виноватой перед ними и оттого начала немного их чуждаться. Она теперь подолгу гуляла в саду одна или уходила из дому и бродила в Коуквортском парке. Сначала родители ругали её, наказывали, но затем смирились и только старались отправить Петунию присмотреть за ней.
Гулять с Петунией было неинтересно. В одиночестве Лили позволяла произойти всем странностям, какие только приходили ей в голову. Она скоро поняла, что может допускать или не допускать, чтобы веревка становилась зонтиком, а кукла прилетела прямо к ней в руки. Достаточно было её желания, чтобы кошка начала кувыркаться или птичка села ей на плечо – но если Лили не хотела, то ничего не случалось. Словом, девочка училась обращаться с подарком, сделанным природой.
Петуния только мешала. Сестра по-прежнему до слез боялась «странностей» Лили и при малейшем намеке на них кричала: «Перестань, мама запретила тебе!» Вопли и плач Туни казались чем-то глупым, далеким, досадным, но, в сущности, безобидным. Так что Лили недолго боялась и стеснялась сестры.
Упражнения в парке пошли на пользу: в присутствии родителей подозрительного не случалось, Петунию они не очень слушали. Корка изоляции, выросшая вокруг семьи Эвансов, постепенно истончалась. Вновь начались походы по гостям и пикники с друзьями. В положенный срок родители без боязни отпустили Лили в школу.

Два с половиной года спустя.
- До которого раза нужно прощать ближнего? – мисс Дэск сверлила взглядом Стива Паркинга, а тот вжимался в спинку стула. Ответа он не помнил и боялся, что опять оттаскают за уши. Мисс Дэск, сухопарая женщина в тяжелых очках, даже в мае носившая строгие шерстяные костюмы, считала себя глубоко верующей, но на деле библейские догмы почитала выборочно. Напрочь забывая слова Христа о неосуждении, она без устали доказывала, что дети для нее дороже розги.
Лили принадлежала к тем немногим ученикам , которые не боялись мисс Дэск. То ли благодаря нежному пению в церковном хоре, то ли из-за безупречной репутации родителей Лили попала в число любимчиков, которых не наказывали решительно ни за что.
- Так до которого?
Лили подняла руку.
- До семьдесят седьмого!
- Подглядеть-то всякий может… - зашипел Стив, за что немедленно получил от мисс Дэск оплеуху. Лили опустила глаза, слабо улыбаясь.
Ей и нравилось, что противному Стиву влетело, и совестно было. Она не вспомнила бы слов из Евангелия, если бы не подглядела перед уроком. Такая уж память у нее, «фотографическая» и недолгая. И еще кое-что беспокоило.
Сказано: прощать до семидежды семи раз. А если ближний провинится в семьдесят восьмой? Прощать его или нет? У Лили хватало ума не задавать мисс Дэск лишних вопросов, но иногда становилось грустно: она никогда не узнает больше, чем сказано.
После занятий Лили возвращалась одна. Стоял февраль, порывистый холодный ветер дул в лицо, приходилось низко наклонять голову. По случайности девочка свернула не на ту улицу.
Перед ней высились обряженные кружевом снега мощные стволы: здесь начинался Коуквортский парк. С места, где стояла Лили, можно было различить её любимую площадку с качелями. Там кто-то был. Девочка немного поколебалась, но любопытство уже тянуло, и она, аккуратно ступая по запорошенной тропочке, нырнула в глубь парка. За голыми ветками жимолости Лили остановилась, затаив дыхание.
На поляне были мужчина и женщина. Прислонясь к качелям, они целовались жарко и очень уж неприлично, как в кино, в сценах, которые мама не разрешала смотреть, а Лили украдкой все-таки подглядывала. Они присосались друг к другу губами, изгибали шеи, лихорадочно шарили руками: широкие ладони мужчины распахнули на груди женщины пальто, выпростали и уронили на снег голубоватый шарф; тонкие пальцы женщины расстегивали куртку мужчины.
Сглотнув, Лили подалась вперед, и одна из веток жимолости треснула. Женщина испуганно обернулась, девочка увидела её бледное лицо с распахнутыми черными глазами и красным ртом и узнала миссис Файерс, соседку, мать Трейси. А мужчина был не мистер Файерс, мужчина был Лили незнаком.
Он шагнул к кустам, девочка зажала рот, чтобы не вскрикнуть. Спрятаться было негде. Лили в отчаянии сообразила, что не успеет убежать… И в ту же секунду очутилась в родительском саду.

Даже в период «затворничества» Эвансы приятельствовали с Файерсами. Джек, нервный и деликатный из-за своей робости, вспыльчивый из-за своей чувствительности человек, работал в одной больнице с Джорджем. Меган и Роза давным-давно с легкостью нашли общий язык. Трейси была прехорошенькая, не хуже Лили, а потому не завидовала ей и не пакостила. Пять лет назад у Трейси появился маленький братик Гудвин, и девочки с удовольствием возились с ним.
А теперь вот оказалось, что миссис Файерс целуется не с мужем. Лили понимала, что узнала о соседке нечто ужасное, грязное и липкое, о чем ни в коем случае никто больше не должен знать. Разве что мама… Но мама не похвалила бы за подглядывание, и Лили смолчала.
Ночью девочка резко проснулась от неизведанного прежде чувства тревоги. Что-то словно выталкивало её из постели, приказывало выйти в коридор, посмотреть, что происходит внизу. Да и любопытство защекотало. Лили подчинилась.
В коридоре, у перил, уже стояла петуния. Она покосилась на сестру , но ничего не сказала, лишь указала на переднюю. Лили прислонилась личиком к перилам.
Внизу горел свет. Блики золотым сиянием озаряли пораженно, больное лицо мамы, играли в рыжих вихрах отца и в рассыпавшихся соломенных прядях, в которых тонули пальцы еще одного человека. Он скрючился на низком стульчике; отец, присел рядом, с детской растерянностью смотрел на него.
- Мне давно говорили. Я и сам не мог доверять Меган… - стало быть, с родителями сидел мистер Файерс. От догадки стало жутко. – Она такая красивая, яркая, зачем я ей?!
- Дурак! – мама всплеснула руками. – Какой же ты дурак, Джек!
- Я застал их, - простонал он. – У нас дома, в нашей спальне… Он убежал, а она кричала, кричала на меня… Я не помню, что было дальше. Когда пришел в себя, она лежала на кровати мертвая… - он разрыдался.
Лили перестала дышать. Петуния вцепилась ей в руку.
- Миссис Файерс умерла? – шепотом спросила младшая у старшей. Та с трудом кивнула.
Сосед заливался слезами.
- Я должен вызвать полицию, - тихо сказал отец. – Ты обязан ответить за то, что сделал.
- Где твои дети? – резко спросила Роза.
- Там… В доме…
- О Господи. Они могут её увидеть, - мама взялась за пальто, но отец остановил её.
- Там не должно быть лишних отпечатков. Полиция приедет быстро, тогда и детей заберем.
Потом была суета. Отец вызывал полицию, мама уходила на кухню и вернулась с тремя чашками кофе на подносике.
- Убийцу поят кофе, как ни в чем не бывало, - фыркнула Петуния. – Он хоть понимает, что теперь его повесят?
- Повесят? – переспросила Лили. Грядущая казнь, по мнению сестры неизбежная, не вязалась с тремя чашками кофе, их передней, уик-эндами на природе, со всем обликом мистера Файерса и прошлым их семей. За стенами дома завыли сирены. Отец и мистер Файерс вышли за порог, Лили и Туни, решив, что него интересного больше не случится, побрели спать.
Утром, когда девочки проснулись, отец еще не вернулся, зато в гостиной жались друг к другу Трейси и Гудвин Файерсы. Лили попробовала обнять подругу, но та отстранилась, размазывая по лицу новые и новые потоки слез.
- У них дома несчастье, - объяснила мама, вряд ли знавшая, что дочери вчера подслушивали. – К вечеру их заберет тетя. Лили, скажи мисс Дэск, что Трейси сегодня не придет в школу. Если есть вопросы, пусть звонит мне.
…Три дня спустя состоялись похороны. Меган Файерс упокоилась на кладбище у коуквортской церкви; в последний путь молодую женщину провожала вся улица. Черной змеей потянулась процессия сквозь дымную февральскую метель; шагали ровно, чинно, глаза держали долу, обсуждать погибшую и её мужа, томившегося в манчестерской тюрьме, решались только шепотом. Стыдились шедшей за гробом сестры покойной и двух понурых сироток, а может, и строгих силуэтов четы Эвансов, распоряжавшихся церемонией.
У старейшей в городе булочной скорбная торжественность церемонии была нарушена. Едва гроб проплыл мимо тяжелой двери, она распахнулась, и выскочил всклокоченный мальчишка в огромной, бившей его по коленям куртке и рваных ботинках, с булкой в руке. Как заяц, кинулся он в середину толпы, и тут же из булочной раздался крик: «Держи вора!» Мальчонку схватили несколько человек, он забился, с грязной головы слетела в мокрый снег шапка. Здоровенный булочник, подбежав, принял добычу.
- Только отвернулся, он булку с прилавка стянул, гаденыш! И как пробрался, у меня за дверью смотрят, не пускают оборванцев всяких… Сейчас ты у меня попляшешь!
Мальчишка, притиснутый крепкими руками, уже не дергался, лишь весь напрягся и сжал кулачки. Лили подняла с земли его шапку, отряхнула, подала. Зеленые глаза на секунду встретились с черными, затем Туни потянула Лили за рукав: процессия двинулась дальше.
В толпе стали шептаться громче: благо, на сей раз речь шла не о покойнице.
- Сын Снейпов совсем отбился от рук.
- А что вы хотите? Отец опять не просыхает вторую неделю. Да беднягу Тобиаса можно только пожалеть: любимая бросила, женили на уродливой сумасшедшей, на фабрике сократили. И с сыном никакого сладу: весь в мать, сущий волчонок. Воровство – это полбеды, недавно он так напугал соседского мальчика, что тот весь день заикался. Тобиас, когда трезвый, конечно, сечет сына, но мало что-то толку…
- К нам пожаловал кто-то из Паучьего тупика, - ядовито откомментировала Петуния. - Только там могут знать всякую рвань.
…Глядя на кладбище, как сыпется в могилу земля, поцелованная снегом, слушая монотонный голос пастора, читавшего псалом, и тоненький плач Трейси, Лили мучилась от непонятного страха и сосущей душу горечи. Жалость к подруге смешивалась с давящим изумлением от внезапности трагедии и естественной для детей боязнью: с ней однажды может случиться то же самое.

В последующие месяцы отца и мать часто вызывали в полицию: их допрашивали, как главных свидетелей. Возвращались они подавленные, отец и вовсе весь вечер потом не находил себе места. Однажды он, чтобы успокоиться, взялся за рюмку.
- Зря ты так волнуешься, - Роза внимательно, но нарочито-спокойно наблюдала за мужем. – Вот уже четыре года, как никого не вешают. Говорят, в парламенте подумывают о том, чтобы вовсе запретить смертную казнь.
- Да, несомненно, гнить в тюрьму Джеку будет лучше! – отец нервно плеснул себе еще виски. Девочки, сидя в углу, что-то вышивали. Родители не стеснялись их присутствием, почти ничего от них не скрывая.
- Почему же ты не дал ему уйти? Ты знаешь, я бы тебя не выдала.
- Я не дал бы уйти родному брату, если бы тот совершил преступление.
- Тогда не вини себя. Ты поступил правильно. И Джек сделал выбор.
Отец странно дернул подбородком и вышел из комнаты. Лили вопросительно взглянула на мать и, когда та кивнула, выскользнула за ним.
Он стоял у окна, прижимаясь лбом к раме, и дрожащей рукой чертил что-то по стеклу. Лили прижалась к отцу рыжей головкой.
- Папа, в тот день, когда миссис Файерс умерла… Ну, я её видела с другим мужчиной. Они целовались, как в кино.
Он кивнул, погладил волосы дочери.
- Никому не говори. Меган больше нет, и нельзя, чтобы о ней помнили дурное. А Джек, как бы она себя ни вела, не имел права её убивать. Никто не может отнимать жизнь у другого.
Лили сморщила лобик.
- Но если человека казнят…
- У него отнимают жизнь. Видишь, государство вот-вот поймет, что неправо, и отменит казнь. Возможно, уже завтра.

Смертную казнь за убийство отменили в декабре. Джеку Файерсу приговор вынесли двумя месяцами ранее, но, как и предсказывала Роза, он избежал петли: ему дали пятнадцать лет тюрьмы. Сестра миссис Файерс увезла племянников из Коукворта; Трейси, после трагедии очень замкнувшаяся, не оставила Лили нового адреса и не писала ей. Дом Файерсов купили совсем другие люди: сухая, замкнутая пара, у которой не было детей.

Глава 3. Северус

Год после трагедии Файерсов прошел ровно, хоть и горько было без Трейси. Лили по-прежнему пела в церковном хоре, ходила в любимицах у мисс Дэск и наспех зубрила уроки, а вечерами исследовала родительскую библиотеку. Диккенс показался ей утомительным, а рассказы Конан Дойла – слишком короткими, к тому же разозлили колкости Шерлока Холмса в адрес женщин. Зато от Вальтера Скотта и романов про индейцев она пришла в полный восторг. Отныне какая-нибудь из этих книг неизменно сопровождала её в школу, в сумочке поджидала перемены, а то и минуты, когда учительница выйдет из класса или отвлечется. Отныне кружевная занавеска превратилась в покрывало леди Ровены, алая мамина шаль – в пурпурную симмару Ревекки, а домашние тапочки украсились вышивкой, чтобы походить на индейские мокасины. В детстве Лили вместе с отцом на прогулках собирала понравившиеся перья птиц – теперь вся коллекция ушла на индейский головной убор. И боевая раскраска тоже была: пригодились мамины тушь и помада. Мама, обнаружив, что к её косметике прикасались, заподозрила Петунию и едва не наказала, но Лили призналась сама, и мать лишь покачала головой, едва сдерживая улыбку.
Вообще даже понятно, почему мама подозревала Петунию: сестра очень вытянулась, и платье на груди слегка торчало. Туни взрослела, но не хорошела. И все так же злилась на Лили – но теперь понятнее, почему. Лили тоже росла, точнее, худела и вытягивалась, но о ней-то говорили, что она становится все краше. Однажды Лили рассматривала себя в зеркало и решила, что, пожалуй, похожа на героинь, которых описывают в романах, а значит, красива. И еще её любят родственники и друзья родителей: чем-то она, видимо, нравится.
Из разговоров и наблюдений Лили поняла, что на мать похожа мягкими и тонкими чертами лица, а на отца – гущей темно-рыжих волос и яркими зелеными глазами. «Настоящая ведьма», - фыркала Петуния. Пусть. Её даже жаль: от мамы досталась длинноватая шея, от отца – вытянутое лицо.
Но все же бывали у сестер мирные минуты. Тогда Петуния рассказывала Лили об одноклассниках, учила её кататься на велосипеде и ставила старые пластинки: обе, вспоминая детство, кружились под них. В тот день между ними тоже было нечто вроде перемирия.
Сестры собирали в Коуквортском парке первоцветы. По желанию Лили цветы закружились у нее над головой. (подлежащего в предложении не хватает). Туни давно наблюдала за странностями сестры без прежнего испуга, скорее обреченно, но сейчас живо одернула:
- Прекращай, мы не одни.
Цветы рассыпались по земле. Лили осмотрелась с досадой: вокруг было, по-видимому, пусто.
- Туни, ты врешь.
- Я видела, как те кусты шевелились.
- Зверек какой-нибудь, - пожала Лили плечами.
Она никогда не призналась бы – это означало капитуляцию перед сестрой – но в тот час и сама почувствовала чье-то присутствие, чье-то назойливое внимание. Более того: когда они шли домой, Лили казалось, будто кто-то крадется сзади.
И полтора месяца она ощущала, как тот незнакомец из парка (чутье подсказывало: именно он) отслеживает её шаги. Вчера он ждал её после школы: проходя мимо бывшего дома Файерсов, Лили увидела, как шевельнулась живая изгородь. Сегодня бродил у детской площадки. А завтра волшебным образом окажется у дверей церкви, где Лили поет на воскресной службе.
В середине мая её преследователь наконец показался на свет. Когда Лили и Туни в субботний день, как обычно, играли на детской площадке (Лили взлетела с качелей, заставляла шевелиться цветок, в общем, расхулиганилась), из-за кустов показался тощий паренек в непомерно большой куртке и выпалил:
- Я знаю, кто ты!
Более нелепое существо трудно было себе вообразить. Куртка, казалось, не только велика, но и тяжела ему; из-под нее торчали тощие кривые ноги в коротковатых линялых джинсах. Из-за засаленного воротника, смешно оттеняя цыплячью шею, топорщилось жабо, когда-то белое, нынче же серо-желтое. Черные волосы давно не стрижены и по крайней мере сегодня не чесаны.
- Ты колдунья.
Лили сморщила носик: так обидно, когда таинственным «невидимкой», вошедшим в твою жизнь, оказывается обыкновенный беспризорник, любитель задирать приличных девочек.
- Обзываться нехорошо.
Она, кажется, узнала его: воришка, что врезался в процессию, когда хоронили миссис Файерс. И Туни тоже его узнала.
Мальчишка понес совершенную околесицу, сестра оборвала его, он обозвал её как-то странно и очень зло. Разумеется, девочкам не оставалось ничего, кроме как уйти. Однако успокоиться не получилось. Невидимки, даже мальчишки-замарашки, не приходят в твою жизнь просто так, и не отвадишь их парой резкостей. Лили ждала продолжения и дождалась в тот же день.
Вечерело, девочки помогали маме с пудингом, когда кто-то словно поскребся в дверь. Мама выглянула в окно, попросила отца, работавшего в саду, посмотреть, кто пришел.
- Да цыганенок какой-то, бродяжка. Пошли девочек, пусть вынесут ему хлеба.
Лили отчего-то разволновалась, схватила кусок и поспешила к выходу. На пороге, как она и ожидала, обнаружился давнишний беспризорник.
- Тебе чего?
- Ты... извини, - он переминался с ноги на ногу; ему, видно, было очень страшно. – Только все, что я тебе говорил… Это все правда, до последнего слова!
-Допустим, - Лили вышла и прикрыла дверь. Любопытство накинуло лассо и волокло вперед. – А зачем ты Петунию обозвал?
- Я не обзывал, - мальчишка покраснел – стало быть, врет, обозвал нарочно. – Я просто сказал, что она маггла. Обычный человек. Не волшебница.
- Разве это плохо? – строго спросила Лили. Паренек почему-то прикусил губу. Он мялся, видимо, подбирая слова, а девочка теребила несчастный кусок хлеба. Про себя она удивлялась: на площадке ей показалось, что новый знакомый её младше, а вблизи оказалось: они ровесники. У него цвет лица был неприятный, сероватый, нос странный, а глаза горячие, как угольки, и взгляд напряженный, безжалостный.
- Меня зовут Лили. А тебя?
- Я знаю. Я слышал, - он снова покраснел. – А меня Северус.
Да, такого имени она не слыхивала.
- Знаешь, у мамы есть книжки, там написано про магию, вообще про таких, как мы, и про школу, где мы будем учиться. Хочешь, принесу? – он взглянул заискивающе.
- Хочу.
И тут дверь отворилась. На пороге появились мама и Петуния, а из-за угла дома выглянул отец. Северус отступил на шаг, будто боясь, что его схватят.
- Опять ты, - зашипела Туни на мальчика. – Что тебе нужно?
Мать отстранила её.
- Лили, пора ужинать.
- Приду завтра на ту же площадку, - объявила Лили Северусу. – Жди и не забудь книжки.
Она приготовилась ругаться с домашними, но, к её удивлению, родители промолчали, а сестра побоялась без их одобрения напасть на нее. К напряжению прошедшего дня прибавилось растущее предвкушение необыкновенного, и девочка едва смогла уснуть.
А в родительской спальне Роза и Джордж шептались:
- И как тебе её новый друг?
- У него хроническое недоедание, в раннем детстве был рахит, и недавно ему сломали нос – срослось криво. В остальном не вижу ничего особенного.
- Как бы Лили от него вшей не набралась, выводи потом из её гривы.
- Выведем, если что.

Утром Лили продолжала думать о предстоящей встрече, и чем дальше, тем более появлялся в душе некоторый скепсис. В самом деле, она уже не маленькая девочка, чтобы верить в сказки. Покажет ей этот… как его?.. Северус книжки, ну и что? Написать что угодно можно. Нет уж, надо потребовать подтверждения посерьезнее.
Северус поджидал её на качелях; рядом с ним, прикрытые полой его куртки, лежали три увесистых тома в темной кожаной обложке. Увидел Лили – спрыгнул. Заулыбался, похорошел даже.
- Принес. Вот эта про Хогвартс – школу, куда мы поедем. Эта – про волшебных тварей: ведь в том, другом мире, представляешь, кого только нет! И кентавры, и русалки, и дементоры… И эта…
- Погоди, - прервала его Лили. – Ты можешь мне кое-что доказать?
- Что? – он немного опешил: не рассчитывал, видно, что его перебьют.
- Ты мне сказал, что ты тоже волшебник. А ты умеешь что-нибудь?
Он замялся и опять, в десятый раз покраснел.
- Да. У меня не так часто получается и не так хорошо, как у тебя, но все-таки…
- Покажи! Иначе я не смогу тебе поверить.
Северус потоптался. Машинально подергал куртку за воротник. Стащил с сиденья качелей все книги и отволок подальше в кусты.
- Встань туда, - он указал Лили место среди деревьев, откуда до качелей было далеко, хотя их удавалось хорошо разглядеть.
- Зачем?
- Нужно. Встань.
Пожав плечами, Лили подчинилась и через секунду, поняла, что посоветовал он дело. Сидения качелей вдруг начали вращаться вокруг своей оси, высоко взлетая в воздух и тяжело падая, словно крылья фантастической мельницы; они, пожалуй, убили бы человека, оказавшегося с ними рядом.
- Здорово… Но это страшно, Сев, - сколько можно ломать язык с его именем?
- Я же не зря просил тебя отойти в сторону.

Их дружба расцветала скоро, как сады в мае. Дни напролет они вместе бродили по Коуквортскому парку, полному весеннего свиста, гомона и пьяной свежести, или по улицам, обряжавшимся садовыми цветами. Северус говорил без умолку, довольный, очевидно, что наконец кто-то слушает его. Лили и вправду было очень интересно: так интересно послушать о далекой манящей стране, куда непременно отправишься в путешествие. Да и приятно осознавать свои странности, понимать, что твое отличие от остальных – не порок вовсе, а просто особенность, и ты не одна, совсем не одна такая.
Неплохо было бы увидеть мать Северуса: как-то она колдует по-настоящему, палочкой, как рассказывал он – но Сев почему-то наотрез отказывался знакомить Лили с родителями и запрещал ей появляться в Паучьем тупике. Из коротких обмолвок девочка поняла, что родители нового друга сильно и часто ругаются. А еще больно резануло вот что. Когда Лили принялась рассказывать о своей школе – маггловской, как она потихоньку приучалась обозначать все, не имеющее отношения к колдовству – и пожалела, что Сев не ходит туда вместе с ней, он презрительно покривился:
- Что я там забыл? Мать выучила меня читать, писать и считать, а забивать голову маггловской ерундой у меня нет никакого желания.
- Раз маггловская, так сразу ерунда? – прищурилась Лили.
- Не обязательно, но почему это нам с тобой должно быть интересно?
- Мне вот интересно! – Лили немного покривила душой, ей были интересны разве что чтение да Закон Божий, но уж слишком Сев её раздосадовал.
- Ты просто привыкла к этому. Погоди, вот приедем в Хогвартс, и ты забудешь и школу, и город, и не захочется уезжать.
Это еще не ссора была – так, легкая размолвка. По-настоящему они поссорились недели через две после знакомства. По вине Северуса: тот рассердился на шпионившую за ними Петунию и заставил упасть на нее ветку дерева.
Лили, конечно же, бросилась вслед за Туни, догнала, попыталась обнять – та отпихнула сестру и разревелась.
- Меня уже… Уже твои дружки бьют! Я для всех пустое место! И для тебя первой!
- О чем ты говоришь? – Лили сама едва сдерживала слезы. – Какой он мне друг? Да я его знать не хочу! Пусть катится! Мальчишек много, а сестра у меня одна. Туни, ну пожалуйста, не плачь, не сердись на меня, очень тебя прошу…
- Правда? – Петуния шмыгнула носом.
- Истинная правда, Туни!
- Тогда скажем маме и папе, что ты больше не дружишь с этим оборвышем, хорошо?
Лили согласилась, и Туни, придя домой, торжественно объявила, что, во-первых, Лили с мерзавцем из Паучьего тупика больше не общается, во-вторых, этот мерзавец бьет девочек, вот и её, Туни, побил у Лили на глазах, в-третьих (что для Лили стало неожиданностью), этот мерзавец – форменный вор. Прошлым летом миссис Скотт застала его собирающим яблоки у нее в саду, а нынче зимой на глазах у Туни его колотили на рынке за украденный пирог.
- Да, такому рядом с Лили делать нечего, - в кои-то веки поддержала Петунию мама. Отец сдержанно кивнул.
Остаток дня Лили не знала, куда себя деть. Отказаться от дружбы оказалось легко, но затем девочка обнаружила, что успела привыкнуть к гадкому мальчишке, привыкла каждое утро ждать новой встречи с ним, слушать его рассказы, которые любой, кроме нее, счел бы бредом. С ним было так спокойно, как не бывало и с Трейси: казалось, он абсолютно её понимает и принимает. Но ведь он обидел Петунию, и примириться с ним – значит предать сестру.
Туни играла победу, а потому позволяла себе быть добродушной. Она не расстраивалась на сей раз из-за придирок матери, не пыталась подлизаться к отцу и не шипела на Лили. Вечером сестры, прихватив печенье, спустились в сад: Петуния хотела почитать Лили что-то из обожаемых ею любовных романов. Вон отец вышел из дому: у него сегодня ночная смена.
Девочки хотели подбежать, попрощаться, но так и застыли за кустами: в проеме растворенной калитки нарисовалась жалкая фигурка Северуса.
- Зачем вы пришли, молодой человек? – отец грозно навис над ним.
- Я хотел извиниться перед Лили.
- Только перед ней? А её сестра для вас не существует? Вы больше обидели именно Петунию.
- Хорошо, я и перед ней извинюсь, - спешно ответил Сев. – Только пусть Лили выйдет.
- Вы уверены, что она захочет с вами разговаривать?
Мальчик замер.
- Вы ведь не осознаете, как плохо поступили. Вы хотите только избежать неприятных последствий. Между тем вы вели себя отвратительно.
Северус опустил голову и пробормотал:
- Побейте меня. Только пусть Лили выйдет.
- Наказывать вас – не моя забота, для этого у вас есть отец. Я могу только постараться оградить от общения с вами, очевидно пагубного, свою дочь, а другую дочь – от обид, которые вы ей причиняете.
Мальчишка судорожно вздохнул.
- Я больше не буду…
- Вы не будете больше нападать на Петунию или оскорблять её?
- Нет.
- Не будете воровать? Я не хочу, чтобы про Лили судачили, что она общается с вором.
- Не буду.
- Обещаете подумать над своим прежним поведением?
- Обещаю.
- Хорошо. Лили, Петуния, я знаю, что вы в саду. Подите сюда!
Девочки переглянулись и подчинились: Туни – с большой неохотой, Лили – с еле сдерживаемым волнением. Пожалуй, на сей раз Северуса можно простить. Ведь этот раз – первый.

Глава 4. Лес. Паучий Тупик

Август клонился к закату. Погода стояла еще теплая, но порывами налетавший ветерок заставлял Лили плотнее кутаться в легкий жакет. Что до Северуса, кажется, он не расставался со своей несуразной курткой.
Друзьям мало скоро стало улиц «чистеньких» коуквортских кварталов, где на оборванца косился каждый встречный, мало и парка – и вот они открыли для себя сначала поле, в которое парк упирался, затем и темную полоску соснового бора, скрывавшую чудесное озерцо, прозрачное и узкое, с ледяной и, как им тогда казалось, чистой, как слеза, водой. В этом озере Лили частенько в то лето купалась; звала и Северуса, но тот ссылался, что плавать не умеет, а учиться отказывался. Он и не раздевался даже: скинет куртку, а на рубашке, всегда одной, дурацкой и заношенной, с грязным жабо и вытертыми швами, и пуговок не расстегнет.
Еще они играли в догонялки. Северус бегал плохо, путался в коленях и задыхался – догнать его не составляло труда. Зато попробуй поймай Лили! Она рвалась вперед, легко толкаясь от земли маленькими сильными ногами; ветер – в лицо, волосы – флагом. Разбег – и она взлетала над землей.
- Как у тебя это получается? – каждый раз спрашивал Северус с ошарашенным и зачарованным видом.
-Не знаю. Я об этом и не задумываюсь. Взлетаю – и все.
- И ты ни о чем при этом не думаешь? Ничего не говоришь?
- Нет.
- Но как ты понимаешь, что хочешь взлететь?
- Я этого даже не понимаю. Просто взлетаю. Попробуй тоже.
Увы! Как Северус ни разбегался, ни подпрыгивал – у него ничего не получалось.
- Может, ты слишком стараешься? – предположила Лили. – Хочешь, думаешь…
- Естественно. Как иначе?
- А ты расслабься. Не думай. Просто взлетай.
В таких разговорах они и забрели однажды далеко от дома, очень далеко, в неизвестные места - а между тем стало вечереть. Потянуло холодом, и хотя солнце едва склонилось к закату, из-за тени деревьев детям показалось, что стало очень темно. Нужно было выбираться.
Лили попыталась припомнить, о чем читала в книжках и что ей рассказывал отец. Ориентироваться нужно по мху – на северной стороне он гуще… Да она и без мха может указать, где здесь север, а где юг, где восток, где запад: видно же, куда садится солнце – а толку-то? Она не знает, с какой стороны они пришли.
Северус попробовал вспомнить, как они появились здесь, в чащобе, среди бурелома, под длинными звонкими соснами, взял Лили за руку, повел – но вывел к поляне, покрытой сочной зеленой осокой и остро пахнущей сыростью. Дальше было болото.
- Мы заблудились, - у Лили слезы покатились из глаз, ей сразу стало холодно и голодно. Завернувшись в жакетик, она присела на корягу и расплакалась.
- Ты чего? – Северус склонился к ней. – Не плачь, пожалуйста. Сейчас мы выберемся. Нужно идти.
- Мы никуда не дойдем. Скоро уже ночь. Разве попадемся волкам.
- Брось, какие тут волки.
Мальчик опустился на мох у её ног. Задумался.
- Ты, наверное, устала? Есть хочешь?
- Ага…
- Посиди тут, я что-нибудь поищу.
- Что ты поищешь? Не видно уже ничего. Ты опять в какое-нибудь болото попадешь и утонешь. И вообще, я тут сидеть не буду, тут противно.
Северус закатил глаза.
- Но ты же хочешь есть?
- Потерплю. Будто ты не хочешь. Ты же терпишь.
Лили успокаивалась. Ей пришло в голову, что родители, конечно, забеспокоятся, если она не придут домой вовремя, организуют поиски, и их с Северусом обязательно найдут. Главное – продержаться до их прихода и по возможности никуда не уходить. Только отойти бы от болота – вблизи него страшно, холодно и пахнет мерзко.
… Им все же удалось вернуться на сухое место. Устроились под одной из сосен, где трава была погуще. Оба укутались курткой Северуса, прижались друг к другу и так, согревшись, уснули.
Поутру Лили, проснувшись, обнаружила, что укутана курткой вся, наглухо, а друга рядом нет. Испугавшись, она позвала его – он появился минуты через две, аккуратно неся два лопуха.
- Вот, - он бережно уложил оба перед Лили. В одном были лесные орехи, в другом – голубика. – Тут недалеко лещина растет. Бери, я уже поел.
- Как же ты их очистил?
- Камешком разбил скорлупу.
Покуда Лили ела, Северус, подперев кулаками подбородок, довольно и гордо на нее посматривал. Рубашка его прилипла к телу, совсем намокнув от утренней росы, но он и не подумал взять у Лили куртку.
- Нас скоро найдут, - счел он нужным успокоить. – Тебя наверняка давно хватились.
- А тебя?
Он помрачнел.
- Ну и меня… Меня, думаю, тоже. Главное, не бойся, нас очень быстро найдут.
Отыскали их к полудню; они как раз задремали под сосной, когда захрустели ветки, и едва Лили открыла глаза, перед ней выросла фигура отца. Рывок – оба подняты на ноги, еще секунда – и оба держаться за мягкие места, ноющие от двух сильных шлепков.
- Мы с твоей матерью подняли на ноги весь город!
Лили сжалась: такая злоба кипела в голосе отца. Северус захныкал, точно милостыню выпрашивая:
- Мистер Эванс, пожалуйста, не наказывайте, Лили, это я её увел…
- Силой? – отец обернулся к нему.
- Да! – испуганно выкрикнул мальчишка.
- Хорошо. К поискам подключился ваш отец, думаю, мы сейчас на выходе из леса как раз встретим его. Я передам ему, что вы сказали.
…Час спустя Лили понуро сидела у себя в комнате. После того, как мать отмыла её, напоила горячим чаем и накормила, отец объявил, что из дома младшая дочь не выйдет до завтрашнего дня, и комнату ей покидать нежелательно. Лили немножко знобило, она укуталась в теплую кофту, забралась с ногами в кресло, позвала маму и попросила какао - но не порадовал ни любимый напиток, ни новенькая книжка – Майн Рид, «Белый вождь». Злорадный вид Петунии её не затронул, Бог с ней совсем. Было обидно, что её наказали, хотя она заблудилась случайно, что её шлепнули, да еще в присутствии Северуса, хотя раньше отец пальцем её не трогал. Вообще в том, как привели их в город, было что-то ужасно унизительное, словно пойманных преступников конвоировали в тюрьму.
В Коуквортском парке их встретил отец Северуса. Лили сразу поняла, кто этот бедно одетый человек с бледным, испитым и злобным лицом: они с сыном сильно походили друг на друга. Мистер Снейп хмуро выслушал отца Лили, что-то пробормотал сквозь зубы, выкрутил сыну ухо и потащил за собой. Девочке стало страшно, пока она глядела им вслед, до тоски страшно, но её скоро заставили идти вперед. И теперь страх не отпускал, разрастался в груди, мучил, хотя Лили не могла точно обозначить, чего боится.
Петли заскрипели – Петунья просунулась в комнату.
- Сидишь? Что, набегалась? Довольна?
- Отстань, - у Лили явственно побаливало горло, ей не хотелось ругаться.
- Конечно, я отстану, Лили. Ты ведь не то, что твой приятель, а я не его отец, - лицо сестры стало похожим на крысиную мордочку. – Я видела, как они с нашим папой шли по улице, и слышала, о чем они говорили. Отец твоего оборванца обещал бить сына, покуда кожа не сойдет.
- Замолчи! – Лили вскочила, отшвырнула книжку и затопала ногами. – Замолчи, замолчи!
- Не нравится грустная правда, сестренка? – Туни участливо покачала головой. – Увы. Тебе же нужно знать, как другие расплачиваются за твои шалости.
- Это неправда! Уйди!
- Нет, это правда, - в комнату вошел отец. – Но тебе, Петуния, я не разрешал подслушивать, а тем более дразнить сестру. Выйди, пожалуйста.
Туни выскользнула. Отец усадил Лили в кресло и присел рядом на корточки. Лили рыдала, закрывая лицо руками.
- Папа, это неправда… Его же не будут… Не будут бить…
- Боюсь, что правда, - вздохнул отец. – У Снейпа свои методы воспитания, я не считаю себя вправе вмешиваться.
- Но он же наврал тебе! Он не виноват. И я не виновата. Мы случайно…
- Вы знали, что уходить за городскую черту опасно, что вы можете заблудиться. Тем не менее, вы ушли. Вы виноваты оба и наказание заслужили. Посиди и подумай, что другому человеку сейчас плохо из-за тебя.

Прошел день, другой, а Северус все не появлялся. Лили волновалась, скучала и наконец, набив карманы конфетами, отважилась отправиться в Паучий Тупик сама. Кажется, друг упоминал, что их улица – третья от парка, а дом самый закопченный из всех. Может быть, ему так только казалось, но иных ориентиров у Лили не было. Торопко перебежав парк, она испуганно и брезгливо остановилась: больно уж грязной и мрачной показалась открывшаяся перед ней улица. В куче мусора копалась пара тощих собак. Вдали, на скамейке, двое мужчин сидели с бутылками. На углу одного из домов кучковались несколько мальчишек в поношенных рубашках и с грязноватыми волосами. Поспешно, пока её не заметили, Лили шмыгнула в другой переулок. Сердце билось, как у загнанного зайца: от мужчин, мальчишек, собак, стен исходила такая угроза, что девочку затрясло. Она едва не пропустила нужную улицу, едва смогла найти нужный дом. Да тот ли? А что, если Севу его дом просто кажется худшим, самым черным среди этих черных стен?
Только из страха возвращаться Лили все-таки постучалась. Ей отворила костлявая, очень некрасивая женщина, похожая одновременно на сына и мужа - да, к счастью, Лили не ошиблась дверью.
- Ты Лили? – холодно спросила миссис Снейп. – Северус не выйдет. Он наказан.
- Я знаю… То есть я понимаю, что вы не отпустите его гулять, но можно мне немного поговорить с ним? Вот здесь поговорить, у вас?
- Навязываться в гости недостойно юной леди, - процедила женщина. - Извольте, я впущу вас, и вы поговорите с моим сыном. Но ровно пять минут. Я засеку время. Кстати, чем вы набили карманы? Конфетами или печеньем? Оставьте у себя, нам не нужны подачки.
Лили робко вошла в довольно большую, но темную и грязную комнату. Миссис Снейп указала ей на стул за круглым столом, девочка присела. Заскрипели шаги: женщина, видимо, поднималась наверх.
- К тебе пришли, - послышался её сухой голос. – Одевайся.
Он что, был в постели? Странно, ведь уже полдень. Ага, вот он идет.
Северус спустился к ней довольно быстро, но выглядел очень больным. Рядом с Лили был еще один стул, однако мальчик остался стоять.
- Ты… - он на мгновение улыбнулся и сразу побледнел. – Как ты пришла? Зачем? Я же говорил тебе…
- У вас тут вовсе не так страшно, - бравировала Лили, хотя мысль о возвращении, о том, что придется идти мимо собак и мальчишек, ужасала. А еще хотелось спросить, как Северус прожил эти дни, и вытащить наконец из карманов конфеты – но под испытующим взглядом миссис Снейп, стоявшей у косяка, она не смела ни того, ни другого. Сев пожирал её глазами и не говорил ни слова.
- Пять минут истекло, - миссис Снейп указала на ободранные ходики. – Северус, ступай наверх.
-Мам, а как Лили будет возвращаться? Опасно же.
- Об этом юной леди стоило подумать, когда она собиралась прийти, - увидев лицо сына, женщина смягчилась. – Я провожу твою Лили. Но ты немедленно ступай наверх. Отец, думаю, скоро вернется.
Набросив поверх линялого платья старомодную накидку, изрядно объеденную молью, миссис Снейп вывела Лили из домика. Девочка боялась, что мать Северуса скажет ей какую-нибудь гадость – весь вид её дышал недоброжелательностью – но до самого парка женщина помалкивала, глядя перед собой. У начала аллеи остановилась.
- Дальше сами дойдете. За визит не благодарю.
Лили подавила обиду.
- Миссис Снейп, может быть, вы передадите Северусу сладкое? – и девочка достала конфеты. – Пожалуйста, я давно хотела его угостить…
- Желаете подать милостыню? – женщина с презрением вскинула брови. – При другом порядке я подала бы милостыню вам. Уходите к себе и скушайте конфетки дома, с вашими домочадцами-магглами.
- Что мои родные вам сделали? За что вы обзываете их?
Миссис Снейп повела худыми плечами, развернулась и ушла.

Глава 5. Письмо из Хогвартса. Косой переулок.

С началом учебного года встречи Северуса и Лили стали реже. В школе задавали много, над уроками приходилось сидеть по целому вечеру – свободное время было у девочки только в выходные.
- Мам, ну почему Северус не ходит в школу? – пожаловалась она однажды. – Мы там были бы вместе…
- Для начала его родителям надо найти денег на приличную одежду и учебники, - осуждающе возразила Роза. – А для этого придется либо его отцу бросить пить, либо матери заняться наконец делом.
А Северус уговаривал потерпеть: мол, скоро-скоро придет письмо из Хогвартса, вот уже этим летом. Иногда он удивлял и даже втайне раздражал Лили навязчивостью своей мечты: ей тоже было очень любопытно уехать, увидеть детей с такими же способностями, как у нее, поглядеть на чудеса, о которых он рассказывал, но и здесь ей было, что терять. «Маггловская», по выражению Северуса, жизнь Лили, в принципе, очень нравилась. Были мелкие неприятности – вроде мела, которым Стив Паркинг намазал ей стул. Но Стива, во-первых, наказала мисс Дэск, во-вторых, Северус, когда она ему пожаловалась, подстерег врага после школы, заставил упасть лицом в лужу и сунул за шиворот горсть старых, осклизлых поганок. Лили Сев велел оставаться за кустами, и Паркинг не подумал, что в его унижении виновата она. Однако после этого случая он сильно присмирел.
На день рождения Лили, куда сошлись родственники и лучшие друзья Эвансов, Северуса, естественно, не пригласили. Он заглянул вечером. Дальше передней проходить не стал (гости еще не ушли), протянул Лили черный тяжелый том, явно старый:
- Вот, это тебе. Это, знаешь, по истории. Чтобы ты потом не путалась.
Он расстегнул куртку, и стало видно, что сегодня он в какой-то другой рубашке, по крайней мере, без оборок. Лили в благодарность за подарок клюнула его в щечку: от кожи и волос пахло хозяйственным мылом.
- А у тебя когда день рождения?
- У меня уже был. Девятого.
- Что же ты раньше не сказал. Ну ничего. В следующем году, обещаю, я тебя поздравлю.
- В следующем году мы будем в Хогвартсе.

Однако письмо пришло к Лили больше полугода спустя. Точнее, письмо принесли: однажды в воскресный день, в последних числах июля, на пороге появилась строго одетая женщина с гладко зачесанными черными волосами, в квадратных очках. Профессия её отражалась в облике настолько, что в ней можно было угадать преподавателя раньше, чем она успела бы представиться.
- Минерва Макгонагалл, заместитель директора школы чародейства и волшебства Хогвартс, - чинно представилась она Розе, открывшей дверь. Из кухни высунулся Джордж, девочки тихонько приоткрыли двери комнат. – Вы, я так полагаю, мистер и миссис Эванс? Могу я поговорить с вашей дочерью, Лили?
- Вы… - Роза немного растерялась. – Вы… В самом деле…
- Проходите, поговорим в гостиной, - вмешался Джордж. – Роза, приведи Лили.
Девочка повисла на дверной ручке, не в силах даже вдохнуть. Она верила Северусу, ожидала письма - но чтобы все произошло сейчас, в этот момент… На миг стало жаль чего-то, комок потерянности подкатился к горлу.
Мать взяла её за руку, свела вниз. Лили чувствовала ладонь мамы – ослабевшую, видела её лицо – полное недоумения, и оттого казалось, что пол плывет под ногами.
Гостья, увидев девочку, вручила ей желтоватый конверт с темной надписью, отливавшей изумрудным: «Мисс Лили Эванс, Коукворт, Черч-бридж-стрит, дом 28, второй этаж, детская комната слева от лестницы».
- Внутри приглашение учиться в Хогвартсе, - голос строгий, почти как у мисс Дэск, но глубже. – А также список необходимого.
- А с чего вы взяли, что мы отпустим Лили неизвестно куда вот так, сразу?
- Папа, это не неизвестно куда, - Лили совсем разволновалась. – Это в школу, про которую мне Северус…
- Лили, помолчи.
- Да, нехорошо перебивать старших. Я вам объясню. Вы замечали за дочерью некоторые странности?
Женщина довольно точно описала случаи, происходившие с Лили практически с раннего детства. Потом объяснила, что такие странности бывают у некоторых детей, да и у взрослых тоже, и чтобы никого не пугать, эти люди живут довольно изолированно, особой группой. Да и не странности у них вовсе, а особые способности. А чтобы их способности никому не причиняли вреда, в специальных школах – в Британии это Хогвартс – учат обращаться со своим даром.
- Вы можете отказаться, но в дальнейшем вашей дочери все труднее будет проявлять свои способности, оставаясь незамеченной для окружающих. А без проявления она может серьезно заболеть.
Отец и мать молчали; папа, кажется, был подавлен.
- Намекаете, либо ваш Хогвартс, либо сумасшедший дом?
- В конечном счете может быть именно так.
У Лили что-то оборвалось в груди, она готова была расплакаться. Весь разговор представлялся ей совсем не так, как он пошел. Женщина взяла её за руку.
- Не нужно так переживать. В конце концов, Хогвартс – это просто школа-интернат. Многие в вашем возрасте уезжают из дома, чтобы учиться. У нас очень красивая местность, в школе прекрасные условия, большая библиотека. Каникулы три раза в год. Поезд ходит туда и обратно, специально для наших учеников.
- Хорошо, - проронила Роза. – Можно мне прочитать письмо? Лили, ты позволишь?
Лили передала конверт матери. Та пробежала глазами, слегка вскинула брови.
- Обучение бесплатное, но форму, учебники и инвентарь дети приобретают сами.
- Хм… Все это весьма специфично. Это можно приобрести?
- Да. В Лондоне, в Косом переулке.
В итоге договорились, что послезавтра Лили с матерью утренним поездом прибудут в Лондон, на вокзал Кингс-Кросс; Макгонагалл встретит их там и проводит в Косой переулок, где они и закупят все необходимое.
На то, что Петуния из комнаты вышла только к ужину, притом с заплаканными глазами, никто не обратил внимания.

Поездка в Лондон, видимо, сначала настороженность матери только усилила. Макгонагалл сперва вывела Эвансов к какому-то на ладан дышащему бару, стиснутому двумя магазинами. Никто как будто и не видел его. Обстановка темная, стены ободранные; за столиками пара-тройка странно одетых субъектов неопределенного возраста. За стойкой насупившийся, сморщенный бармен. А Макгонагалл уже вывела их другой дверью, остановилась перед глухой кирпичной стеной и трижды коснулась кладки палочкой (Лили, пользуясь возможностью, с любопытством разглядывала самую настоящую волшебную палочку, позабыв, что примерно через час у нее будет такая же). Кирпичи не то раздвинулись, не то вовсе исчезли, открыв большую арку, выходившую на булыжную мостовую. А едва они прошли, стена вновь появилась.
Лили ахнула от блеска витрин и сутолоки перед ними. Прислушалась к тому, что говорят, и не поверила своим ушам: вон полненькая женщина жалуется, что глаза угрей попались тухлые, вон кто-то кричит, что цену на перья вздернули непомерно. Где-то ухали совы. В другом месте блестели серебром весы и медными боками переливались котлы.
- Обратите внимание – видите, белое здание с бронзовыми дверями? Это банк «Гринготтс». Здесь можно обменять обычные деньги на волшебные.
Увидеть самого настоящего гоблина было для Лили новым радостным потрясением – правда, не понравился взгляд странного существа, источавший недоброжелательность и презрение. Обменяв деньги, Макгонагалл и Эвансы направились в магазин, где можно было купить мантии - «Мадам Малкин. Одежда на все случаи жизни». К разочарованию Лили, хваленые мантии оказались черными, довольно тяжелыми и очень скучными, зато её рассмешил низенький мальчик с водянистыми глазами, путавшийся в полах формы, которую ему купили. Мадам Малкин, улыбчивая толстушка в лиловом, помогала ему влезть на табурет, чтобы в очередной раз подогнать полы, а стоявшая рядом женщина с губами в ниточку смотрела на ребенка чуть не с отвращением.
Во «Флориш и Блоттс» закупились учебниками. В аптеке от мерзейших запахов Лили чуть не стошнило, и её пришлось поскорее вывести на улицу. На крыльце её чуть не сшиб с ног лохматый мальчишка в очках, на всех парах куда-то несшийся. За ним спешили плотный мужчина в костюме странного фасона и изящная белокурая женщина в шляпке с вуалью.
- Джеймс, новая «Молния» никуда от тебя не улетит! – бессильно кричал мужчина вслед.
- Он неисправим, - нежно вздохнула женщина. Поравнявшись с Макгонагалл, незнакомцы раскланялись.
- Мы учились с Карлусом Поттером на одном факультете, - смягчившимся голосом пояснила она Лили, когда пара умчалась вслед за сыном. – Правда, он тремя годами меня младше. Кажется, в этом году его сын как раз поступает к нам.
Лили подавила неприязненную гримаску: сорванец ей очень не понравился.
И вот наконец…
- Теперь пора к Олливандеру. Выберем вам волшебную палочку.
Мама осталась стоять на улице, под вывеской с остатками позолоты, а Макгонагалл и Лили вошли в крошечной помещение: единственный стул и тысячи узких коробочек. И ощущение тонкого позвона. При их появлении хозяин магазина, мистер Олливандер, старик с всклокоченной шевелюрой и проницательными бледно-голубыми глазами, упаковывал, видимо, проданную палочку. Рядом дожидались покупки средних лет мужчина с военной выправкой и худенькая, хмурая девочка в очках, в темном мешковатом платье и тяжелых ботинках.
- Надо же, - растроганно вздохнул мужчина. – Из груши, совсем как у Терезии, покойницы… - в его голосе послышались слезы.
- Папа, - тихо укорила девочка, тронув его за рукав.
- Молчу, доченька, молчу.
Они получили коробочку и вышли, причем Лили уловила, что от мужчины пахнет спиртом, а также заметила завистливый и грустный взгляд, который девочка бросила на её лакированные туфельки с пряжками. Олливандер глядел вслед ушедшим, подпирая подбородок руками.
- Надо же, - обратился он к Макгонагалл, - как будто только вчера эта самая Терезия Мидлс покупала у меня палочку, а ведь уже семь лет, как её убили Пожиратели смерти… Один из первых их налетов, да… Она, как аврор, защищала мирных жителей…Так, я смотрю, у нас новая клиентка? Собираетесь в Хогвартс, прелестное дитя? Нужна палочка. Извольте, сейчас подберем. Вы правша?
Пока хозяин измерял вертелся вокруг девочки с серебряной линейкой, она рискнула спросить:
- А кто такие – Пожиратели смерти? Что это значит – пожирать смерть?
Лицо Макгонагалл стало решительным, словно она собиралась кому-то противоречить.
- Мисс Эванс, вы знаете, что у магглов люди делятся на тех, кто не нарушает закон, и преступников. Так же и в волшебном мире есть волшебники добрые, не прибегающие к темной магии, и злые – те, кто темной магией пользуется.
- А что значит «темная магия»?
- Заклинания, разработанные специально, чтобы причинить человеку вред. Так вот, среди злых, или темных волшебников не так давно сильно выдвинулся один… Мы предпочитаем не называть его имя.
- Да, он очень силен, - вставил Олливандер.
- И очень зол, - добавила Макгонагалл холодно. – Так вот, он собрал вокруг себя таких же злых, но менее сильных волшебников; они-то и называют себя Пожирателями смерти, хотя я бы скорее назвала их её слугами. Творят время от времени бесчинства. Вас это не должно беспокоить, мисс Эванс. Во-первых, Хогвартс защищен так, что ни Пожиратели смерти, ни их предводитель никогда туда не доберутся. Во-вторых, Хогвартсом руководит Альбус Дамблдор, один из величайших волшебников в истории. Никто из темных магов в здравом уме не рискнет сразиться с ним. В-третьих, как в маггловском мире есть полицейские, так в магическом мире – авроры. Они ловят темных магов и сажают в тюрьму.
- Азкабан? - пискнула Лили.
- Откуда вы знаете?
- Я не стал бы так все упрощать, - бормотал тем временем Олливандер, возясь в коробках. – Ведь когда-то этот страшный темный волшебник был мальчиком и тоже покупал у меня палочку, да-с… О, вот, нашел. Попробуйте. Десять дюймов с четвертью, гибкая, сделанная из ивы, сердцевина – волос единорога.
Лили взяла в руки палочку, ощутив одновременно почти человеческое тепло и влажность слезы. Ей велели взмахнуть палочкой – она подчинилась, и прозрачное сиреневое облако, взлетев, растворилось в воздухе.
- Великолепно, - просиял Олливандер. – Сразу подошла. Знаете, такое нечасто бывает, обычно мы ищем долго. Поздравляю!
- Сэр, - робко спросила Лили. – А почему она влажная?
Хозяин усмехнулся.
- Она не влажная, дитя мое, вам так кажется, потому что вам сродни характер этого дерева. Вспомните: это ива. Плакучая ива. В вашей жизни, боюсь, будет место печали.
- Не пугайте девочку, - вздохнула Макгонагалл. – В чьей жизни печалей не бывает?
… Из Лондона мать и дочь вернулись окрыленные, очарованные встречей с Макгонагалл и придавленные впечатлениями. Правда, если бы Розу спросили, она не смогла бы вспомнить ничего, кроме постоянного ощущения чуда, зато Лили, чуть не взрываясь от радости, крутилась по дому волчком. Под их влиянием смягчился и отец. Петуния все еще дулась, но кому до нее было дело?
А наутро, едва Лили позавтракала, в калитку постучался Северус. Они не виделись эти дни – с ним такое случалось иногда, пропадал чуть не на неделю. Обычно после этого некоторое время был вял и угрюм. Но сегодня прибежал оживленный, раскрасневшийся; когда Лили приблизилась, схватил её за руку и вытащил уже знакомый желтоватый конверт.
- Письмо! Письмо из Хогвартса! Тебе пришло? Мне вот буквально час назад! Завтра с мамой идем в Косой переулок! Тебе тоже должно было прийти, пойдешь с нами? – он чуть не прыгал.
- Мне пришло письмо четыре дня назад, - робко остановила его Лили. – Вчера мы с мамой и с учительницей из Хогвартса были в Косом переулке.
Руки Северуса опустились, плечи поникли. Он выдавил улыбку:
- Это здорово. Здорово, что тебе пришло письмо. Только я надеялся, что мы с тобой туда пойдем вместе…
«Я не хотела бы куда-то идти с твоей мамой», - внезапно подумала Лили. В самом деле: после той первой встречи в Паучьей Тупике она несколько раз сталкивалась с миссис Снейп на улице, и та смотрела на нее, как иные смотрят на покрытых слизью жаб. Причину подобной неприязни Лили понять решительно не могла, а когда все же пыталась задуматься, то припоминала почему-то замечание о «родственниках-магглах». Надо было слышать, как миссис Снейп выплюнула это слово! Лили потом нарочно снова и снова спрашивала Северуса, плохо ли, когда происходишь от магглов. Он заверял, что нет, но заметно было: тушевался.
- Ой, ну подумаешь: один день. Мы и поговорить бы с тобой толком не успели, там такая суета. Зато в Хогвартсе будем вместе, правда?
- Да, - он опять заулыбался. – Сядем в одно купе, поедем…
- За окном картинки мелькают, колеса стучат… Тук-тук…
- Нет, не так! Тук-тук-тук. Три раза.
- А мне казалось, что два. Но пусть три, не жалко.

Глава 6. Хогвартс-экспресс. Распределение.

Прижимая ладонь к губам, Лили влезла по ступенькам подножки. Едва оглянулась на махавших ей отца и мать. Петуния, должно быть, нарочно отошла в сторону. Пошатываясь, не гладя перед собой, Лили завернула в первое попавшееся купе,уткнулась лицом в стекло и дала волю слезам.
Ну почему все складывается вовсе не так, как ей хочется! Не так пришло письмо, не так родители отреагировали, и вот теперь Петуния испортила радость отъезда. Завистливая дура. Ей, видно, очень хотелось попасть туда же, куда уезжала сестра, очевидно хотелось – и чем ближе было первое сентября, тем безобразнее Туни себя вела. На перроне она закатила скандал, оттолкнула Лили, когда та пыталась обнять её на прощание, и обозвала уродкой. Что делать, Лили тоже не сдержалась и проболталась кое о чем, что следовало бы хранить в секрете. Впрочем, за полгода родители, старательно делавшие вид, что не замечают их ссоры, наверное, все забудут.
К середине августа ей однажды позволили привести Северуса домой. Петуния в тот день ушла к однокласснице, отец был на работе, мама отлучилась в магазин – как же было не воспользоваться шансом и не отправиться бродить по комнатам? И вот в комнате Петунии они увидели хогвартский конверт. А дальше все само получилось. Северус взял письмо, покрутил и начал рассуждать, что на почте, видимо, тайно работают волшебники, как иначе маггл мог наладить переписку с магом? Потом им стало интересно, о чем могли написать Петунии, и они вытащили из конверта листок, тоже желтоватый и с изумрудными надписями. Правда, прочитав, аккуратненько убрали и положили конверт так, будто его никто и не трогал. Петуния отроду не догадалась бы, если бы Лили не проболталась сама. А теперь… Может быть, она и вовсе не простит сестру. Это же в самом деле ужасно – читать чужие письма. А все Северус виноват. Кто ему разрешил трогать чьи-то вещи, если он в доме гость?
По ушам ударил хохот мальчишек, сидевших напротив. Лили глубоко вздохнула и сильней прижалась к стеклу. Никогда она не чувствовала себя настолько несчастной – и это в день, когда должна была бы танцевать от радости. В стекле отразилась открывшаяся дверь и проскользнувшая фигурка в школьной форме. Сев сел напротив, и от его спокойствия Лили стало совсем худо.
— Я с тобой не разговариваю.
— Почему?
— Туни меня ненавидит. За то, что мы прочли письмо от Дамблдора.
— И что?
От его тона Лили передернуло.
- А то, что она моя сестра!
- Она всего лишь…
Он, должно быть, думал, что Лили его не расслышала. Но она и услышала, и поняла, что он не успел произнести. «Всего лишь маггл». В животе похолодело от отвращения. За что так ненавидеть магглов, что само слово, обозначающее их, использовать как ругательство? Как будто маггл - это не человек, и не стоит заботиться о его мнении, будь он тебе хоть десять раз родной.
- Но мы ведь едем! Мы едем в Хогвартс!
Лили не оставалось ничего, как кивнуть, невольно улыбнувшись его слепой радости. Глухота к её боли стала открытием, конечно, но об этом она успеет подумать. А Северус продолжал разливаться:
- Тебе лучше поступать в Слизерин…
- В Слизерин? Это кто тут хочет в Слизерин?
Говорил один из мальчишек, сидящих рядом: худенький, лохматый, в очках, с суетливыми движениями и блестящими карими глазами. Лили незаметно поморщилась, узнав в нем хулигана, который чуть не сбил её с ног в Косом переулке.
- Да я бы сразу из школы ушел, а ты? – обратился сорванец к своему соседу, мальчику красивому, как принц с иллюстрации к сказкам, но со слишком прямым и жестким взглядом.
— Вся моя семья училась в Слизерине, — ответил тот.
— Елки-палки! А ты мне показался таким приличным человеком!
- Возможно, я нарушу семейную традицию. А ты куда собираешься, если тебе позволят выбирать?
Лохматый будто бы с некоторой натугой поднял невидимый меч, покрутил над головой. В его показной удали было нечто забавное.
- Гриффиндор, славный тем, что учатся там храбрецы. Как мой отец.
Северус фыркнул.
- Тебе это не нравится? – обернулся лохматый.
- Да нет, почему? Если кто предпочитает быть храбрецом, чем умником…
Как всегда! Ну кто его дергал за язык? Сейчас начнется ссора. Да и ответ Северуса, признаться, Лили покоробил. Она читала о факультетах Хогвартса и помнила, что умные-то поступают на Рейвенкло, а на Слизерин – хитрые. Отец говорил, это дурное качество, и в книжках хитрыми были только злодеи. Кроме того, про Слизерин писали, что оттуда выходят темные маги, а Макгонагалл говорила, будто это – все равно, что преступники. Зачем же Северус позвал туда?
Между тем ссора набирала обороты.
- А ты-то куда пойдешь, если ты ни то, ни другое? - вмешался красавчик. Это было уже чересчур. Лили почувствовала, что краснеет от злости.
- Северус, пойдем поищем другое купе.
Она вышла, проигнорировав, что мальчишки принялись её передразнивать. Оглянулась на Северуса: тот немножко отставал.
- Надо было тебе вмешиваться, спрашивается?
- Так они же первые начали, - он машинально спрятал руки за спину, как частенько делал, когда она начинала его ругать.
- По-твоему, смелым быть плохо?
- Плохо быть не смелым, а глупым. Смелый глупец только погубит всех, за кого отвечает.
- А твой Слизерин, между прочим – факультет темных магов, - Лили вздернула подбородок.
- Ну и что?
- А то, что они преступники.
- Кто тебе это сказал? – он весь вытянулся. – Темные маги – просто сильные волшебники, изучающие всякие непознанные вещи…
- Они изучают и применяют то, что вредит человеку. И так говорят люди постарше тебя.
Сев опять фыркнул, и Лили рванула ручку первого попавшегося купе, не желая продолжать разговор.
В купе играли в лото две девочки: стриженая крепышка, которую можно было бы принять за мальчика, если бы не маленький, слабый рот и тоненький голос, в котором, впрочем, то и дело проскальзывали командные нотки, и другая, с черной косой, красивая, похожая на Трейси Файерс, только со светлыми глазами. В уголок забилась с книжкой еще одна, в которой Лили узнала покупательницу грушевой палочки в Косом переулке.
- К вам можно?
- Да пожалуйста, - крепышка махнула рукой на свободную полку и тут же представилась. – Мери Макдональд. А это Марлин Маккиннон, - ткнула она в черноволосую. – А там, в углу, Мери Риверс.
- Мэрион, - сердито поправила её девочка в очках.
- Мери, Мэрион – одна ерунда! Тебя-то как зовут?
- Лили Эванс, - вздохнулось свободно. Грубоватая крепышка чем-то располагала к себе.
- Я твоих родителей видела на вокзале. Тоже магглорожденная? – Мери протянула толстую руку с короткими пальцами и обкусанными ногтями. – Нам надо вместе держаться. А то мне Марлин трепала такую жуть! Будто нас поубивать всех хотят и обзывают какой-то грязью…
- Да? – Лили удивленно подняла брови. – А мне Северус ничего не говорил.
Вероятно, Мери просто повторила пустую сплетню, однако Лили сердилась на друга, и ей хотелось хоть как-то его задеть. Сев, однако, помалкивал; примостился на краешке и сидел с видом затаенного раздражения. Конечно, все мальчишки считают необходимым выразить презрение обществу девочек.
- Он, наверное, просто не знает, - хрипловато сказала Мэрион. – В нашем мире давно есть одна группировка темных магов. Говорят, что они хотят то ли уничтожить магглорожденных, то ли выгнать их. Хотя нападают на всех без разбору. И на чистокровных, и на полукровок, и на магглорожденных, и на магглов.
- Пожиратели смерти? – уточнила Лили.
- Да, они так себя называют.
- Но ведь они убили твою мать, - властно напомнила Мери. – Ты сама говорила. А она была магглорожденной.
- Да, они напали на Хогсмид, а мама, как аврор, пыталась их остановить. Вряд ли они знали, кто её родители.
- Но твоя мама не успела рассказать тебе, каково это, когда тебя называют грязнокровкой, - заговорила черноволосая Марлин, до сих пор молчавшая. – Когда высмеивают и пытаются унизить только за то, что твои родители – магглы. И никто не вступится, потому что никому не охота связываться с чистокровными богачами. Это ведь их детками набит Слизерин.
Лил в очередной раз подивилась, как мог Северус позвать её на Слизерин, если об этом факультете говорят столько плохого.
…Поезд прибыл, когда за окнами уже сгустилась прохладная темнота. Лили вылезла вместе с остальными на перрон; Северус все так же молча шагал рядом.
- Первокурсники, подходите сюда! – прогремело над головой так, что девочка невольно присела. Северус придержал её за локоть, но сам тоже раскрыл рот. Над ними возвышался с фонарем человек-гора, заросший густой бородищей, в грубом, чуть ли не из необработанных шкур сшитом, меховом пальто. У ног гиганта топталось, щелкая зубами, чудище, напоминавшее собаку Баскервилей, только что не светившееся. Лили с перепугу показалось, что громила сейчас наступит на нее и раздавит, а собака непременно ею поужинает.
- Настоящий великан! – восторженно шептал Северус, как будто стоял у клетки с редким хищником. - Или нет, для великана маловат. Полувеликан, пожалуй.
- Первокурсники, за мной!
Толпа потащила Лили и Северуса, все еще сжимавшего её локоть, по узкой тропочке вниз. Было так темно, что если бы не свет фонаря, Лили подумала бы, что ослепла. Наконец потянуло влагой, послышался слабый плеск воды, а затем…
- Вот и Хогвартс! - грянул великан (лишь теперь ощутилось, насколько добрый у него голос). Им открылась черная гладь озера, над которым на скале, словно дотягиваясь до неба всеми своими башенками, щурясь узкими бойницами, стоял замок.
- Вот он…- благоговейно прошептал Северус. – Вот он, Хогвартс…
- Красиво… - у Лили замирало дыхание. – А как мы туда доберемся?
- А видишь, лодочки стоят?
Хагрид тем временем командовал:
- Рассаживаемся не больше, чем по четыре человека!
Северус быстро свел Лили вниз и помог ей влезть в одну из лодок. Между тем два укутанные в плащи мальчика, искавшие куда бы сесть, в нерешительности остановились, и до девочки донеслись их голоса:
- Альфред, может, сядем вон туда? Всего два места занято.
- Мортимер, ты с ума сошел? Там две грязнокровки.
Лили почудилось, что стало холоднее. Северус недобро покосился в сторону говоривших, но тут их закрыла уже знакомая фигура Мэрион Риверс вместе с еще одной девочкой, кажется, совсем растерявшейся.
- Свободно у вас?
Когда обе уселись, вторая девочка с облегчением сбросила капюшон, и по худеньким плечам рассыпались длинные и густые светлые волосы. В мерцании фонаря можно было различить её широкоскуленькое, с острым подбородочком лицо.
- Я боялась, что эта псина меня загрызет! – пожаловалась она почему-то лично Северусу, но так как он не отреагировал, то она, хмыкнув, стала демонстративно наклоняться за борт, набирать в горсти воды и сразу выливать.
- Перестань, лодку перевернешь, - прохрипела Мэрион. Девочка состроила гримаску, но успокоилась. Лодки заскользили вдоль берегов.
У самого утеса пришлось пригнуться, и Лили тихонько ахнула: ей показалось ужасно романтичным, что лодки плыли в ущелье, среди зарослей плюща, отдельные курчавые побеги которого купались в воде, выступали из нее, змеино изгибаясь, темнели под её зеркалом.
Высадились они на камни подземной пристани, приблизились к дверям замка. На условный стук великана вышла, к приятному удивлению Лили, Макгонагалл и велела первокурсникам следовать за ней. А дальше…
Булыжный пол, огненная пляска факелов по стенам, мраморная лестница, залы – все неведомо прежде огромное и старинное. Лили почувствовала себя, словно попав в один из романов Вальтера Скотта: она – леди Ровена, захваченная в плен, и её ведут по вражескому замку… Нет, этот замок – дружеский для нее, приветливый, и она проживает собственную, а не чужую жизнь. А Северус все бормотал:
- Погляди, вон портреты! Они движутся, видишь? А вон призраки появились, смотри! Только не пугайся!
Призраки вправду просачивались сквозь стены и скользили над всеми – белесые, тонко колеблемые невидимым ветром. Лили различала мужчину в гофрированном воротнике, неуловимо похожего на красавчика из поезда, печальную белокурую девушку, кругленького улыбчивого монаха. Только один призрак по-настоящему её напугал: старик с пустыми глазницами, в мантии, заляпанной серебристыми пятнами крови.
- Это Кровавый Барон, - пояснил Северус. – Привидение Слизерина. Кстати, по поводу Слизерина. Нас совсем скоро распределят, ну подумай все-таки, а?
Лили уже и так думала. Она думала и во время речи Макгонагалл, когда та завела их в небольшой зальчик, и когда их вводили в другой зал – огромный, с усыпанным звездами потолком. Там плавали в воздухе свечи, там стояли четыре длинных стола, за которыми ребята, сгрудившись, с любопытством рассматривали пополнение, там поблескивали золотыми боками тарелки и кубки, а за длинным преподавательским столом сидели… Впрочем, рассмотреть Лили не успела, к преподавательскому столу им велели повернуться спиной.
Сейчас начнется. Куда же ей деться? На Слизерин определенно не хочется всеми фибрами души. Что там было написано в книгах про факультеты? Гриффиндор – для храбрых, Рейвенкло – для умных, Хаффлпафф – для трудолюбивых… А если хочется, чтобы тебя сочли и храброй, и умной, и трудолюбивой одновременно?
Между тем Макгонагалл поставила перед первокурсниками табурет и положила сверху сильно потрепанную остроконечную шляпу. И Лили в очередной раз не поверила своим глазам: шляпа сама собой сморщилась так, что в её складках явственно обозначился рот – и запела!
- Старость стерла швы мои,
Истрепала материал,
Только все же я одна
Различаю тех, кто мал.

Перед вами все дороги,
На какую же вступить?
Первым будет вам уроком-
Как свою судьбу решить.

Манят тропы вас прямые?
Путь лежит вам в Гриффиндор.
Рейвенкло в объятья примет
Тех, кто разумом остер.

Хаффллпафф откроет двери
Всем для мирного труда,
Слизерин соединяет,
Кому хитрость – не беда.

Старость стерла швы мои,
Истрепала материал,
Разделяются пути
Тех, кто слаб, и тех, кто мал.
Лили перевела дух, сжала пальцы, чтобы унять их дрожь. А Макгонагалл уже развернула список и назвала первую фамилию:
- Эббот, Молли!
Толстушка в золотистых кудряшках подкатилась к табурету и села, раскрасневшись, точно пион. Шляпа сразу выкрикнула:
- Хаффлпафф!
Девчушка поспешила за один из столов, где её, улыбаясь, обнял полноватый взрослый мальчик - очевидно, брат. Всего минуту спустя к ней присоединилась близняшка Молли – Полли Эббот.
Следующий, черноволосый мальчик с острой мордочкой, Альфред Эйвери, отправился на пресловутый Слизерин. Лили проследила за мальчиком взглядом, и ей показалось, что за столом с зеленой скатертью сидели люди сплошь недоброжелательные, с кислыми и надменными физиономиями.
За Эйвери последовал красавчик из купе, которое Лили и Северус сперва заняли – Сириус Блэк – и он-то отправился на Гриффиндор, что вызвало тихий гомон, пронесшийся за всеми столами. Появление на Гриффиндоре круглолицей стриженой девочки со смущенной улыбкой, Алисы Брокльхерст, встречено было на удивление спокойно.
Далее на Хаффлпафф попала вертлявая блондиночка, с которой они ехали в лодке – Пенелопа Черрингтон. Лили сжала затрясшийся подбородок: очередь её неумолимо приближалась.
- Эванс, Лили!
Глубокий вдох – и Лили на негнущихся ногах пошла к табурету. Она едва успела ощутить прикосновение затертой ткани, а Шляпа уже выкрикнула:
- Гриффиндор!
Словно что-то рядом лопнуло, и стало легче дышать. Лили видела, какой несчастный вид стал у Северуса, и послала ему виноватую улыбку, но непонятное ей самой ликование уже переполняло душу, и она понеслась к столу, за которым ей радостно махали старшекурсники. Красавчик Сириус Блэк подвинулся, уступая ей место, но она демонстративно отвернулась.
- Поздравляем, - сердечно обратилась к ней румяная черноволосая девушка. – Поздравляем с зачислением на наш факультет…
- Самый лучший, самый достойный, - подхватила тоненькая кудрявая девочка лет тринадцати. – Мы из тебя сделаем человека! В смысле, настоящую гриффиндорку.
Лили кивнула и обернулась назад, глядя туда, где понуро ждал своей очереди Северус. Распределение тянулось. Какой-то Ремус Люпин, а еще Мери Макдональд и Марлин Маккиннон вскоре присоединились к Лили, за ними за гриффиндорским столом появился Питер Петтигрю - мальчик с водянистыми глазами и, к немалой досаде девочки, лохматый задира – оказалось, зовут его Джеймс Поттер. Первым делом он хлопнул Сириуса Блэка по плечу и горячо пожал ему руку.
Мэрион Риверс распределилась на Хаффлпафф, похожий на бочонок Тимоти Шафик – на Слизерин, ангелоподобная Эльза Смит – почему-то туда же. И вот уже Северус, добравшись до табуретки, ерзает от волнения. Шляпа немного призадумывается, но выкрикивает...
- Слизерин!
- Куда же ему еще дорога? - хмыкнул лохматый Поттер.
- А посмотрите-ка! – кудрявая указала подбородком. – Его Малфой усаживает с собой рядом! А он ведь в поношенной мантии! Видно, разглядел родную душеньку, такую же гнилую – так тут и не до предрассудков стало.
Лили застыла. Взрослый мальчик с острым лицом ей сильно не понравился – слишком холодно и надменно глядел – но за Сева было больно.
- Не надо так! он мой друг!
- Соболезнуем, - хором выдохнули гриффиндорцы.
Глаза защипало, Лили заморгала часто-часто.
- Не думай о нем, - ласково сказала кудрявая. – Тот, кто попал на Слизерин, не стоит твоих слез. Теперь у тебя будут настоящие друзья, которые не предадут.

Глава 7. Первый день

Ночь перед занятиями прошла почти без сна: сначала девчонки упросили прийти к ним кудрявую третьекурсницу – оказалось, звали её Эммелина Вэнс – и рассказать побольше о преподавателях, о замке, об играх, об окрестностях – словом, обо всем, что касалось школьной жизни. От нее Лили узнала про вредного завхоза Филча и его кота Стаффа, про полтергейста Пивза, который обожает издеваться над учениками, и о том, что встретил их полувеликан Рубеус Хагрид, местный лесничий; бояться его совсем не стоит, он невероятно добр, очень любит детей и животных.
- Правда, иногда он заводит опасного питомца, и тогда Хогвартсу приходится жарко! – рассмеялась Эммелина и продолжала. – Нашего декана, профессор Макгонагалл, вы уже видели, она проводила распределение. А так ведет трансфигурацию. Строгая, но все равно мировая: за нас горой, змей ненавидит. У рейвенкловцев декан – профессор Флитвик: наверное, заметили его, маленький такой? Это потому, что у него в родне гоблины. Но он так ничего, незлой. Профессор Спраут – она травологию ведет, декан Хаффлпаффа – вообще добрая. Только не надо её барсучков задевать, а то она за них, как клуша за цыплят, заступается.
- Клуша – дело серьезное, - важно сказала Мери. – Меня в деревне, у бабки, когда мне лет пять было, клуша чуть не заклевала. Я хотела потискать цыпленка.
- Тогда ты имеешь представление о профессоре Спраут в гневе, - посмеялась Эммелина. - У Слизерина декан – профессор Слизнорт. Наверное, заметили его, жиряк такой, с огромными усами и весь щеголеватый? По сравнению с подопечными он, конечно, вменяемый человек. Что еще радует – они ему не слишком интересны, если не из богатых семей или не явно способные. Такие рискуют попасть под особое покровительство и на старших курсах угодить в «Клуб слизней».
- Куда?- хором спросили первогодки.
- В «Клуб слизней». Что-то вроде кружка, куда Слизнорт зазывает отличившихся в учебе, в квиддиче или просто – если ты из влиятельной семьи. Устраивает посиделки с вкусностями и иногда потом, если тебе нужно, знакомит с влиятельными людьми. Его ученики нередко делали карьеру через подобные вечеринки.
- Я об этом что-то слышала, - рассудительно проговорила Марлин. – Но ведь не просто так, да? Чем потом расплачиваются те, кому он помог?
Эммелина сделала страшное лицо.
- Кровью и душой.
Лили представилось, как усатый толстяк преображается: на лысой голове возникают рожки, лицо отливает в медь, в глазах появляется адский блеск – и вот, помахивая вновь отросшим хвостом, он заставляет грешника собственной кровью подписать контракт.
- Что, правда? – ахнула Алиса.
- Да нет, шучу. По мелочам, что называется, не забывают старика. Там билет вне очереди, тут новости с пылу – с жару, и опять же, знакомства с нужными людьми. Так потихоньку получается, что у Слизнорта все везде схвачено, - Эммелина подмигнула. – Наши, конечно, редко опускаются до того, чтобы пробиваться через кого-то, а вот слизеринцы пользуются с удовольствием.
- Любят ездить на чужих шеях, - язвительно заметила Марлин. Эммелина весело дернула плечами:
- С детства привыкают. Ведь богатым чистокровкам прислуживают домовые эльфы.
Лили читала про эльфов в книге про волшебные существа, которую давал Северус, а вот Мери пришлось объяснять, кто это. Когда ей растолковали, она присвистнула:
- Ничего себе! Так они еще и рабов держат!
- Дедушка назвал бы их эксплуататорами, - грустно вздохнула Лили. Теперь уставились уже на нее.
- Сложное слово, но надо запомнить, - похвалила Эммелина.- Сплуататоры… Чудно. Славный человек, видно, у тебя дедушка.
- Он был коммунист.
- Это которые за то, чтобы вообще не было богатых, - пояснила Мери. – Вон в России коммунисты победили.
- Интересные люди – магглы…
Эммелина продолжила рассказ о преподавателях, коротко и весело описывая каждого, пока не добралась до Защиты от темных искусств. Вчера директор Дамблдор на вечернем пиру представил ученикам статного молодого брюнета с серьезным лицом – Стюарта Фенвика.
- Ничего о нем не могу сказать. Новый. Они у нас каждый год новые, - вздохнула Вэнс. – Говорят, когда-то Тот-Кого-Нельзя-Называть…
- Лидер Пожирателей смерти? – вырвалось у Лили.
- Да, - немного удивленно согласилась Эммелина. – Так вот, он когда-то просился на место профессора ЗоТИ, но его не взяли: слишком уж к тому моменту он увяз в темной магии. Тогда он проклял эту должность. Отныне на ней никто не задерживается больше года. И вы знаете, точно. У нашего курса за два года два преподавателя побывало – и ушло. Первая, мисс Уайтхилл, просто вышла замуж и уехала в Ирландию. А вот второй, мистер Хоул, заболел ужасной маггловской болезнью… Ну, знаете, от нее что-то опухает и очень больно.
- Рак, - голос Лили дрогнул.
- Точно, рак. У нас это лечится, но лечение сильно истощает, человек становится почти сквибом. Разумеется, он не вернулся.
- А почему профессор Дамблдор не снимет проклятие? – задумчиво спросила Лили. Высокий старик с невероятно длинной бородой и мудрыми, лукавыми, веселыми глазами казался ей воплощением доброго волшебника; кроме того, новые товарищи по факультету успели нарассказывать, какой он мудрый и могущественный.
- Пытался. Даже у него не получается. Очень уж, видно, обозлился То-Кого-Нельзя-Называть.
А потом, когда Эммелина утомилась и ушла, девчонки болтали о рассказанном, и о распределении, о замке, и о родителях, и о новых платьях – Бог весть о чем. Лишь под утро Лили задремала, но, что удивительно, выспалась отлично.

Северус поджидал её у дверей Большого зала. Одним взглядом Лили определила, что спал он неважно, и что он разочарован чем-то и колеблется.
- Все хорошо? Как тебя приняли?
-- Да-да, все хорошо, - заторопился он. – А ты? Тебя не обижали эти придурки?
- Они хорошие, - нахмурилась Лили.
- Я имел в виду тех двоих, из поезда… Ну, я еще с ними поругался…
- Ах, эти. Мы с ними не пересекались почти. Правда, лохматый Поттер по дороге вздумал прыгать по лестницам, но старосты его живо успокоили.
- Да, тут ведь лестницы меняют направление. Ты поосторожнее, - он поглядел себе под ноги. – Может, у Гриффиндора и Слизерина будут спаренные занятия, как ты думаешь? Тогда мы сможем сидеть с тобой за одной партой.
- Что стоишь, грязнокровка? – проходившая мимо белолицая Эльза Смит задела Северуса плечом. – Прилип к другой грязи? Смотри, без расписания останешься.
- Ты чего обзываешься? – Лили сузила глаза.
- А ты умеешь разговаривать, животное? – Эльза взметнула тонкие стрельчатые брови. - Не знала.
- Ах ты… - Лили рванулась вперед, Северус удержал её. Эльза, расхохотавшись, вскинула голову и зацокала каблучками, направляясь за слизеринский стол.
- Ну и гадина… Ну и…
- Не надо драться в первый же день, - уговаривал Северус. – Она из богатой семьи, у тебя могут быть неприятности.
Лили оттолкнула его.
- Отойди от меня! Трус! Не можешь даже заступиться! – развернувшись, она рванулась к столу Гриффиндора. Там уже поджидавшие её девчонки вручили лист с расписанием: Лили в самом деле пропустила момент, когда профессор Макгонагалл раздавала его. Узнав, что случилось, принялись успокаивать, причем к ним охотно присоединились Эммелина Вэнс и Гестия Джонс – та самая черноволосая девушка, староста, что приветствовала первокурсников.
- Я её поколочу! – уверяла Мери. – Знаешь, какая я сильная? Вот погоди, подстережем эту стерву вчетвером, и я ей выдеру все волосы!
- А я её прокляну, как только представится случай, – обещала Эммелина. – Знаешь такое заклинание – Таранталлегра? Презабавное. Пусть спляшет при всех.
- Не надо этого. Не связывайтесь. Если она еще раз тебя обидит, скажи мне, - просила Гестия. – Как староста, я вправе снимать баллы. Слизеринцы честолюбивы, и тем, из-за кого факультет теряет баллы, приходится несладко.
- Ты знаешь, что эту дурищу Смит дома секут розгами? – играла темной косой Марлин. – Всех чистокровных так воспитывают – или почти всех. Представляешь, как это больно? Она на тебе просто отыгрывается. В следующий раз представь, как её лупят, и пожалей, - девочка недобро, на низких нотах, засмеялась. Лили невольно тоже стало смешно.
- Отдайте! Отдайте! – послышался срывающийся голос Северуса. Лили обернулась: Сев метался вдоль слизеринского стола, подпрыгивая. Листок с расписанием, сложенный «самолетиком», кружил высоко над его головой, а затем вдруг спикировал к дверям Большого зала: как раз входили проспавшие Поттер и Блэк. Листок спланировал прямиком в руки лохматому.
- Опа… Это твое, Нюниус? - Поттер скомкал лист. – Теперь наше.
- Отдайте! – распаренный, задохшийся Северус остановился перед ними.
- Забери, - холодно ответил Блэк.
Северус кинулся на лохматого, но красавчик легким движением перехватил его и повалил на пол. Тот вскочил на ноги, однако Блэк снова его завалил, а тем временем Поттер успел добежать до гриффиндорского стола и бросить листок Эммелине. Она с легкостью поймала – и две секунды спустя бумага вспыхнула и изошла зеленоватым пеплом. Блэк уселся рядом с Поттером, а Северус застыл на полу, глядя на пепел, рассеиваемый сквозняком.
Лили было жаль друга, но он настолько обидел её, не заступившись, что она решила не подходить. Эммелина тем временем трепала Поттера и Блэка по макушкам и поздравляла с прохождением боевого крещения. Они довольно скалились. Северус шмыгнул носом, встал и примостился на скамье за факультетским столом. Поджав губы, Лили отвернулась.

Первый урок – чары. Спаренный со слизеринцами, как назло. Лили представила, как её опять окинут холодными брезгливыми взглядами, как бросят в лицо : «Грязнокровка!», и появился тоскливый страх – но она напомнила себе, что не одна, что слизеринцы, в конце концов, молодцы среди овец, а дома визжат под родительскими розгами, и к дверям класса явилась со вскинутым подбородком и тугой, упрямой улыбкой. На бормотание среди кучки слизеринцев Лили не обратила внимание. Демонстративно отвернулась, встретившись взглядом с Северусом. Однако, когда стали рассаживаться за парты, он все-таки подошел.
- Можно к тебе?
-Естественно, - Лили презрительно хлопнула ресницами. – Не нужно спрашивать, парту я не покупала.
Он аккуратно разложил вещи. Поерзал, повертел в руках перо.
- Лили, пожалуйста, прости меня. Честное слово, я никому больше не позволю тебя обижать.
- Почему ты соврал мне? Я сто раз тебя спрашивала, важно ли, из какой я семьи. Ты говорил, что не важно. А теперь оказывается, что таких, как я, тут ненавидят.
- Я… Я не знал. И ведь не все ненавидят, только…
- Только слизеринцы. Зачем было звать меня на Слизерин?
Он низко опустил голову.
- Я просто хотел… Просто думал, что будет лучше, если мы будем учиться вместе…
- А не подумал, каково мне будет с такими, как Эльза Смит?
- Я ей отомщу. Честное слово.
- Не надо мне твоей мести. Все, помолчи, учитель пришел.
Профессор Флитвик, надеясь, видимо, посерьезнее выглядеть в глазах учеников, влез на кипу книг, но оттого стал выглядеть еще комичней. Правда, объяснял он интересно и просто. Проходили они заклинание Репаро; для тренировки каждому раздали по прутику и велели сломать, а затем починить.
Надо сказать, хоть Лили, купив волшебную палочку, сначала побаивалась колдовать всерьез, Северус уговорил её выучить хоть несколько простейших заклинаний. В их числе как раз и было Репаро, так что у Лили и Северуса прутики моментально оказались целыми. Исподтишка Лили оглядела класс: с первого раза заклинание вышло, кроме них, только у Алисы Брокльхерст, Летиции Гэмп – слизеринки, темноволосой черноглазой девочки с тяжелыми бровями, да еще у Поттера и Блэка, которые, вообразив, видно, что прутики – рапиры, тут же и устроили шуточную дуэль. Профессор Флитвик мягко остановил их, а затем добавил четыре балла Гриффиндору и два балла Слизерину. Не могло не радовать, что Эльза Смит и мальчишки, накануне побрезговавшие ехать с Лили и Северусом в одной лодке – Альфред Эйвери и Мортимер Мальсибер, слащавый белокурый красавчик – едва справились с заданием к концу урока.
Но подлинный звездный час ждал Лили и Северуса на зельеварении. Профессор Слизнорт вправду оказался куда приятнее подопечных: улыбался, говорил мягко, на вопросы отвечал спокойно и всем видом излучал доброжелательность, личную симпатию к каждому из учеников.
- Феликс Фелицис! – он показал классу отливавший золотом флакончик. - Или жидкая удача. Несколько часов подряд, если примете его, вам будет везти во всем. А сейчас я пущу по рядам одно из самых опасных зелий на свете…
Из рук в руки пошла гулять склянка с прозрачной жидкостью. Когда её передали Лили и Северусу, они смогли заметить, что зелье имеет перламутровый отлив, а вот с запахом что-то странное. Лили почувствовала мамины духи – «Лесной ландыш» - и горький шоколад, а Северус – весеннюю сырость, костер и яблоки. Мальчик поднял руку:
- Это амортенция, сэр? Любовное зелье?
- Как вы поняли? – пухлое лицо вытянулось. – Неужели на первом курсе вам уже известно об амортенции? Если так пойдет и дальше, мистер Снейп, однажды вы смените меня на этой должности. Да, это амортенция, иначе говоря, приворотное зелье, вернее, одно из них. Зелье, вызывающее… хм… одержимость одного человека другим.
- То есть любовь? – негромко спросила Марлин.
- Нет, - медовый бас стал тверже. – Нет, любовь создать невозможно. Помню, был об этом один хороший роман… Уж не из него ли вы и почерпнули знания, мистер Снейп, и не в честь его ли героя вы названы? А хотя его автор у магглов не известен…
- Моя мать – волшебница, - напомнил Северус с тенью раздражения. Лили подавила желание наступить ему на ногу. Было слышно, как другие слизеринцы насмешливо зашушукались.
- Помилуйте, разве я похож на человека с предрассудками?
И вот наконец-то класс перешел к изготовлению зелья. Варили простейшее – от фурункулов. Рецепт профессор продиктовал. Лили беззаботно отсчитала змеиные клыки, растолкла их в стуке. У нее получалось так легко, мысли работали так ясно, что она принялась шепотом что-то напевать.
- Пожалуйста, потише, – покривился Северус. – Ты мешаешь другим сосредоточиться. И посерьезней. Это тебе не супчик.
Лили только фыркнула. Да, она читала, что последствия неправильного приготовления зелья могут быть куда серьезнее, чем, допустим, если вы перепутаете ингредиенты в кулинарии. Но это же не повод принимать постный вид.
…По итогам урока оказалось, что правильно, причем быстрей других, зелье сварили она и Северус. Профессор Слизнорт уточнил, не волшебник ли один из родителей и у Лили, и крайне удивился, узнав, что она магглорожденная.

Глава 8. ЗоТИ. Полеты

Первое занятие по Защите от темных искусств состоялось в пятницу, после трансфигурации, совместно с Хаффлпаффом. По случаю отсутствия Северуса к Лили подсела Марлин и принялась листать под партой «Трех мушкетеров» (Лили недавно поделилась книжкой). Позади них Мери шепотом выспрашивала у Алисы, не слышала ли она, когда начнутся полеты, и пробовала ли сама летать на метле, а слева Ремус Люпин, мальчик с болезненным лицом и умными глазами, утешал недотепу Петтигрю: тот настолько не понял материал, который им выдала Макгонагалл, что разревелся. В приоткрытое окно тянул прохладный и мягкий ветерок сентября. Хорошо было скучать.
Поттеру и Блэку, по всей видимости, скучать не нравилось, и они нашли себе развлечение. Мэрион Риверс сняла очки, чтобы помассировать уставшие глаза. Сириус мгновенно очки сцапал и перебросил Джеймсу, а тот заставил их взмыть у него над головой. Под фыркающий смех однокурсников Сириус также поколдовал – и вот дужки задергались, будто исполняя странный танец.
Мэрион спокойно, чуть не вразвалочку, приблизилась к Джеймсу. Ребята вытянули шеи и захмыкали, ожидая, что будет дальше. Девочка остановилась совсем близко от Поттера и вдруг с силой ударила его в солнечное сплетение. Мгновенно схватила очки и выставила палочку вперед.
- Совсем сбрендила?
- Нечего лезть. А то больно смелый нашелся.
Блэк смерил её взглядом знатного дворянина, увидевшего ростовщика.
- Твое счастье, Риверс, что ты девчонка…
- Твое счастье, Блэк, если к двадцати годам ты не сядешь, - Мэрион, зевнув, открыла учебник.
- И вправду, Сириус, у нее же отец – аврор, - промурлыкала Марлин.
- Напугала! У моих драгоценных родственничков аврорат с потрохами куплен.
- Хвастаешься, что родители дают взятки? – процедила Мэрион.
- Скорее, что у них на это хватает.
- Именно! – отбросила волосы Пенелопа Черрингтон. – Видимо, отцу Риверс ничего не перепадает. Ей ведь не хватает даже на нормальные юбки. Ходит с подшитым подолом.
Мэрион жестко выпрямилась, прижав локти к телу. Удара со стороны «своих» она явно не ожидала, и от него стало по-настоящему больно.
- Молодец, Пенни-Черри! – хрюкнул Джеймс. Пенелопа порозовела и расцвела улыбкой, зато остальным стало несколько неловко.
- Ничего себе… - протянула Мери. – Шляпа не напутала? Ты что на Хаффлпаффе делаешь? Тебе только на Слизерине место.
- А что такого? – повела Пенни плечиком.
- А то, что нехорошо! – выкрикнула Лили, решившись вмешаться, но в эту минуту учитель вошел в класс.
На пиру после распределения Лили показалось, что профессор Фенвик выглядит совершенно обычным – словно коллега её отца или сосед через улицу – только что носит темную мантию и белый галстук. Сейчас она убедилась: он словно нарочно старался ни в чем не походить на других преподавателей. Во-первых, в класс заявился с пером за ухом и уселся на стол. Во-вторых, не провел переклички, не написал на доске тему, не дал ученикам никакого определения предмета. Поболтал ногами, вскочил со стола, прошел по классу.
- Гриффиндор и Хаффлпафф… Даже не знаю, как начинать с вами разговор. Спросить вас, что ли, сколько вы знаете темных заклятий? До вас мне кое-кто ответил. А в самом деле, сколько, а? Сколько вы знаете темных заклятий?
Ученики переглядывались. Марлин состроила гримаску и тихонько покрутила пальцем у виска. Лили слышала, как Поттер шепчет Блэку: «Кажется, я знаю, что там за знаток нашелся…»
- Ну так сколько?
- Простите, но ни одного, сэр, - поднял руку Ремус Люпин.
- А почему?
-Как, сэр? Ну… мы же не темные маги!
- По-вашему, знать темные проклятия – значит быть темным магом? – профессор Фенвик нервно потер руки. – Как же вы обороняться будете при таком незнании? Как будете защищаться, не зная, от чего вы защищаетесь?
Джеймс Поттер взметнул руку.
- Сэр, а как же авроры? И другие маги, которые борются с темными, с теми же Пожирателями? Они тоже знают темные искусства?
- А как по-вашему?
- Я не верю.
- Можете не верить. Но что вы будете делать, когда в вас пустят заклятием Авада Кедавра? А что с вами станет, если к вам применят Круциатус?
- Нам станет больно, - хрипло и резко отозвалась Мэрион. – Так больно, что будем кричать, пока не сорвем связки.
- Или пока не сойдете с ума, - согласился учитель. – Или даже пока не умрете. Смотря, как долго его будут держать и насколько силен и умел волшебник… А вы что же смолчали, если про Круциатус знаете?
Риверс опустила голову и не ответила. Лили показалось, что веки у нее красноватые и влажные.
- А Авада Кедавра – Убивающее заклятие, - с необычной для него нерешительностью поднял руку Сириус Блэк. – А еще бывают такие, которыми зачаровывают всякие товары в Лютном переулке. Есть такое проклятое ожерелье – оно может мучительно убить, если человек дотронется. Или Рука Славы…
- Это темные артефакты, - остановил учитель. – Они такими стали именно потому, что на них наложены темные проклятия. И это малая часть, самая малая… Темная магия может принимать самые изощренные, неожиданные формы! В отличие от магии светлой, границ для нее нет.
- Но это же плохо, сэр! – вырвалось у Лили. Ртутные глазки учителя уперлись в нее.
- Мисс, а разве мы рассуждаем здесь о том, что хорошо и что плохо?
- Но как без этого? Тем более, все очевидно. Раз от темной магии нужно защищаться, значит, она плоха. Иначе мы бы изучали не Защиту, а сами темные искусства.
- Но как же вы от нее будете защищаться, ничего о ней не зная?
- Ну… Есть, наверное, какие-то способы, которые подходят ко всему.
- Нет, мисс. Таких способов нет.
…Для себя Лили решила, что ЗоТИ ей не нравится – точнее, раздражает профессор Фенвик. Во-первых, принялся с первых минут неприлично себя вести и пугать учеников. Во-вторых, разговаривал с ней, как с дурочкой, а когда попросил дать определение темной магии и Лили процитировала то, что было написано в учебнике, сморщился: «Я не сомневался, что читать вас научили. Хорошо бы научить вас еще и думать». Нет, если правда, что должность проклята, очень неплохо, чтобы он ушел к концу года. Можно даже – нет, Лили не желает ему зла, просто чуть-чуть обиделась – чтобы с ним перед этим случилась какая-нибудь мелкая неприятность. «К примеру, пусть его девушка бросит», - подумалось Лили, и она засмеялась про себя: какая девушка может быть у такого грубияна? «А вдруг все-таки есть, - рассуждала она про себя, вприпрыжку идя на обед. – Но ей, конечно, скоро надоест терпеть его выходки. И она изменит ему, а то и вовсе уйдет к другому. – Лили, размечтавшись, сделала оборот вокруг себя, подняв руки над головой, как балерина. – Но ведь он может её за это убить. – В груди стало холодно, вспомнилась тревожная ночь, плачущий человек в передней родительского дома и сыплющиеся в могильную яму земля и снег. – Что с волшебниками делают за убийство из ревности? Надо у Северуса спросить».
Северус оказался легок на помине: едва закончился обед, подскочил к ней и потянул гулять на Астрономическую башню. После первых уроков астрономии оба влюбились в это невероятное место, откуда открывался вид на огромное, осенними туманами овеянное пространство, на черное лаковое пятно озера и темно-изумрудный, в желтой проседи, массив Запретного леса – а с этой высоты вековые деревья такие крошечные, что сливаются в единый сентябрьский шум. А над головой – небо, близкое, как море, когда подойдешь к самой его кромке. Северусу, увы, не с чем сравнивать, а Лили несколько раз выезжала с родителями и сестрой на море.
Мальчик навел на камни согревающие чары, и Лили вместе с ним улеглась, растянулась, запрокинула голову – и лежали так оба, взявшись за руки, посвистывая.
- ЗоТИ здорово прошла, правда? – умиротворенно вздохнул Северус.
- Мне не понравилось, - скривилась Лили. – Он нас спросил, какие мы темные заклятия знаем.
- И нас спросил, - Северус просиял. – Я сказал, что знаю Секо, Эверте Статум и слышал, что есть заклинание, которым можно вызвать страшный огонь, который сжигает все на своем пути. Он дал десять баллов Слизерину, представляешь!
Сев, безусловно, торжествовал. Лили успех враждебного факультета пришелся не по нутру, но она решила смолчать.
- А еще после урока он мне сказал, что, если я себя и дальше хорошо проявлю, он будет со мной заниматься дополнительно. Это так здорово, это такая удача, ты не поверишь!
Лили приподнялась на локтях.
- И ты доверяешь такому странному человеку? А вдруг он хочет сделать из тебя темного мага?
- Ну и что? – Северус взглянул на подругу и осекся. – То есть… Давай не будем сегодня ругаться, Лили?
- Давай, - она опять легла и стала смотреть в небо. – В понедельник будут полеты. Интересно, каково это – летать на метле? Как ведьма из сказок?
- Ты думаешь, у меня получится? – засомневался Сев.
- Естественно. Мы с тобой взлетим высоко-высоко, пролетим над Астрономической башней, накинем аркан на облако…
- И напустим дождь и град на Блэка и Поттера! – рассмеялся Северус. Заломил руки, сцепил пальцы в замок и долго, блаженно молчал.

Солнечный понедельник, как яблочко, хрустел первыми заморозками. Первый курс Гриффиндора с утра гудел осиным роем: каждому не терпелось себя попробовать, тем более, что старшие ребята рассказывали, будто во время полетов тренер выявляет будущих игроков для школьной квиддичной команды.
- Думаю, меня можно принимать хоть сейчас, - рассуждал Джеймс, развалившись на стуле. – Я на метле с трех лет.
- Намекаешь, что на следующий год тебя можно сделать капитаном? – подначивал его Блэк.
Марлин зевала и объясняла остальным девочкам:
- Мой старший брат в школьные годы был загонщиком. Ничего хорошего, девочки. Квиддич – грубая, жестокая и опасная игра. Со стороны, конечно, эффектная, но для девушек…
- Мы что, неженки чистокровные? – оборвала её Мери. – Вот теперь нарочно добиваться буду, чтобы меня взяли. У змей, ты говоришь, девчонок не берут?
- Да, они старомодны… Хотя, если честно, меня не обрадовала бы перспектива не пойми ради чего уворачиваться от бладжеров и таскать под мышкой квоффл.
Лили слушала и думала, что, хотя она плохо понимает, о чем говорит Марлин, но в квиддичную команду готова рваться по двум причинам: чтобы насолить Поттеру, обойдя его, и чтобы подчеркнуть превосходство над кичливыми слизеринками.
Итак, в послеобеденное время первокурсников вывели на тренировочную площадку. К обоюдной досаде, и это занятие проводили спаренным со Слизерином. Разумеется, с обеих сторон не могли не поупражняться в остроумии.
- Хочешь присоединиться к призраку квиддичного поля, грязнокровка? – на сей раз Эльза Смит выбрала жертвой Мери. К всеобщему удовольствию, та послал её настоящим матросским матом, но тут же упала, а Мортимер Мальсибер самодовольно ухмыльнулся. Радовался он недолго: в ту же секунду схватился за горло, будто его тошнит, рухнул на траву, и изо рта посыпались слизни.
- Как приятно быть в обществе своих, - откомментировал Джеймс. – В обществе ползучих склизких гадов.
Неясное чувство, однако, подсказало Лили, что Мальсибера заколдовал не он, а Сириус Блэк.
Но вот на поляну выбежала молодая женщина – стриженая, жилистая, с желтыми быстрыми глазами.
- Роланда Трюк, - коротко бросила она. – Так, каждый пусть встанет к метле, - по траве были разложены метлы, весьма потрепанные, с захватанными древками и жалкими пучками прутьев. Лили покосилась на свою метлу с некоторой брезгливостью.
- Вытянуть правую руку над метлой и сказать: «Вверх!»
- У вас ничего не получиться, грязнокровки! – крикнул Эйвери.
- Молчать! Вытянули руки! Вверх!
- Вверх! - повторила Лили, и метла с одного раза доверчиво прижалась древком к её ладошке. Свободной рукой Лили погладила захватанную поверхность, как будто шкуру старой, умученной работой клячи. Из всех гриффиндорцев так быстро справились лишь она да Поттер, немного отставали Сириус Блэк и, как ни странно, Мери. У остальных метлы слабо дергались, а у Петтигрю жутковатая развалина вообще лежала неподвижно.
У слизеринцев дела также шли не блестяще. Эйвери и – к сожалению – Эльза метлы таки ухватили, зато у Летиции Гэмп успехи были не лучше, чем у Петтигрю, а Северус вовсе повалился на траву: метла взбрыкнула и треснула его древком, расквасив нос. Электра Мелифлуа, тоненькая синеглазая девочка, звонко расхохоталась, а остроносый Шафик что-то прошипел про «нелетающих грязнокровок, занимающих на факультете чужие места и позорящих его». Северус поднялся, вытирая окровавленный нос; Лили едва сдержалась, чтобы не броситься к нему.
Их научили, как нужно садиться на метлу – это тоже удалось Лили с первого раз. С тревогой она наблюдала, как Северус пытается оседлать свою, а та брыкается, как дикая лошадь.
- Когда я дам сигнал, вы сильно оттолкнетесь от земли. Метлу держите крепко, ровно. Поднимаетесь на полтора метра, затем наклоняетесь вперед и опускаетесь.
Это тоже оказалось совсем просто, и, должно быть, от легкости успеха Лили охватило ликование. Ей не хотелось слезать – она аккуратно потянула древко влево, и метла плавно, медленно обогнула площадку. Счастье от полета – не мгновенного, а сладко тянущего душу, полета, когда ты полная хозяйка себе – немного подпортил Поттер, лихо взлетевший на метле чуть не выше деревьев, очертивший петлю и спокойно приземлившийся.
Роланда Трюк, скрестив руки на груди, присвистнула.
- Смотрю, у нас целых два кандидата в квиддичную команду Гриффиндора. Что ж, я дам знать вашему капитану.
Лили азартно сузила зеленые глаза. Вот это уже больше походило на то, о чем она мечтала.

Глава 9. Осень

И потянулись дни, полные открытий и школьной обыденности, огорчений и радостей, ссор и примирений. Лили быстро привыкла к жизни в Хогвартсе и по Коукворту не скучала, хотя хотелось обняться с мамой, поговорить с папой или посидеть одной в комнате – вот уединения ей порой не хватало. Зато остальные причины огорчения отмирали, не успев созреть.
Вот, к примеру, один раз швырнул в нее навозной бомбой полтергейст Пивз – мерзкое существо, хуже десяти Стивов Паркингов вместе взятых. Лили пожаловалась Северусу, тот натравил на Пивза Кровавого Барона - и с тех пор при её появлении Пивз бормотал только нецензурный эквивалент чего-то вроде: «Вот идет игрушка слизеринца, попробуй тронь…». Слушать неприятно, но можно обращать внимания не больше, чем на многочисленные «грязнокровки» со стороны товарищей Северуса по факультету. Зато больше не рискуешь подвергнуться отвратительным шуточкам.
Или завхоз Филч. Лили частенько слышала, как он ругает студентов последними словами и с наслаждением вспоминает о каких-то страшных наказаниях; от каждой встречи с ним оставался мерзкий осадок, покуда Лили не узнала, что он сквиб. Несчастный родился в семье волшебников, но сам магическими способностями не обладал.
- Во многих волшебных семьях сквибов стыдятся, - с горечью рассказывала первокурсницам Гестия Джонс. – В лучшем случае их отправляют в маггловский мир и помогают адаптироваться там. В худшем - они остаются в волшебном мире, как посмешище, объект издевательств. Семьи фанатиков чистокровности могут просто запереть беднягу в комнате и почти забыть о его существовании. Или выгнать из дому, бросить на произвол судьбы. Блэки, говорят, так и поступили, когда оказалось, что один из их детей – сквиб. Они даже выжгли его с фамильного древа.
- Откуда?
- С фамильного древа. Они, знаешь ли, помешаны на своем происхождении, чистоте крови, истории и традициях своей семейки. Нарисовали заколдованное фамильное древо. А если хотят наказать кого-нибудь из родственников, подчеркнуть, что не имеют с ним ничего общего, его выжигают.
Лили потупилась. Вот, стало быть, из какой семьи происходит Сириус Блэк! Понятно, почему он такой надменный.
- Не удивлюсь, если они скоро выжгут Сириуса и выгонят его из дому, - продолжала Гестия. – Они всегда учились только на Слизерине, остальные факультеты глубоко презирали, как будто там обитают одни отбросы…
- Да это на Слизерине отбросы! – взволнованно выкрикнула Мери.
- Ну, не все. Кузина Сириуса, Андромеда, которая выпустилась в прошлом году, была порядочна, насколько это возможно для слизеринки. Не без чистокровных заморочек, конечно, но эти заморочки не помешали ей влюбиться в магглорожденного хаффлпаффца…
- Неужели? – взметнула брови Марлин.
- Да, в магглорожденного хаффлпаффца и сбежать к нему домой прямо с выпускного бала. Представляю лица её достопочтенных родителей…
Девчонки заливисто расхохотались.
- Представляете, в каких ежовых рукавицах они теперь держат младшую сестру Андромеды? Эта самая сестра, Нарцисса, учится со мной на одном курсе. Ну, им вряд ли стоит за нее волноваться. Ограниченная девица, из тех, кто не имеет своего мнения и не представляет большего счастья, чем выйти замуж за богатого чистокровку и служить этой… маггловской машиной, которая может заменить курицу-наседку…
- Инкубатором, - подсказала Лили.
- Вот-вот, инкубатором. Короче говоря, никчемное, но безобидное существо, - Гестия вдруг помрачнела и понизила голос. – Зато их самая старшая, Беллатриса, говорят, стала Пожирательницей смерти.
Алиса Брокльхерст сдавленно ахнула.
- Ты чего? – удивилась Мери.
- Сама не знаю… - Алиса покраснела.
Эта девочка, самая тихая и неприметная из обитательниц спальни первокурсниц-гриффиндорок, вообще долгое время оставалась для Лили загадкой. Она прекрасно училась – пожалуй, лучше всех соседок по комнате - но никогда не вызывалась ответить сама; со всеми была доброжелательна, но никому не набивалась в подруги; охотно помогала другим, но никогда ни с кем не откровенничала. Единственным исключением стал Фрэнк Лонгботтом, немногословный крепыш со второго курса. Лили часто замечала, как Фрэнк охраняет занятое для Алисы место за общим столом, как помогает ей нести из библиотеки тяжелые книги, как они вместе гуляют, изредка обмениваясь фразами. Эммелина подтрунивала: «Жених и невеста». Алиса отмахивалась.
Наконец Марлин, которую разбирало не меньшее любопытство, напросилась, чтобы Алиса объяснила ей что-то по трансфигурации, да, слово за слово, и вывела на откровенность. Все объяснилось удивительно просто. Алиса в раннем детстве переболела драконьей оспой; у правого глаза, на щеке и у рта остались небольшие шрамы – если не приглядываться, их и не заметишь – и испортилась кожа головы, так что волосы стали расти очень плохо, их не отрастишь даже для каре. Алиса очень стеснялась шрамов и стриженой головки. Кроме того, она переживала из-за распределения. Вся родня училась на Рейвенкло, а девочку безоговорочно направили в Гриффиндор; Алиса переживала, что теперь в глазах близких станет «дурочкой».
- И что ты ей сказала? – грустно спросила Лили: Алису стало жаль.
- Сказала, во-первых, что Гриффиндор выпускает воинов, защитников, а защитником быть в десять раз полезнее и почетнее, чем кабинетным ученым.
- А во-вторых?
- А во-вторых, что внешности стыдиться не надо. Красавиц ценят только эгоистичные дураки, видящие в женщине игрушку. Настоящие мужчины отдают себя обделенным природой. Потому что у таких, как правило, больше сердце.
Лили вспомнила о родителях, о красавице-маме и немножко обиделась.
- Знаешь ли, мой отец…
- Да помню я. Ты же мне показывала фотографии родителей. Твой отец помогает людям по-другому. А мой, - голос Марлин наполнился гордостью, – мой всегда женился на самых слабых, на тех, кому плохо…
- Как это – всегда женился?
- А так! Первый раз, давно, он женился на девушке, которая, как и Алиса, переболела драконьей оспой, только её сильнее обезобразило. От этого брака родился мой брат. Девушка долго лечилась, стала под конец прехорошенькой, но поняла, что с отцом ей нелегко. Они уговорились, что брат останется у него – отец больше мог ему дать – и она уехала куда-то на континент. Отец женился вновь, на маггле, эмигрантке. Звали её Анна, она была еврейка, в детстве прошла через те жуткие лагеря, которые по велению Гриндевальда организовывал Гитлер. Это была моя мама… - глаза Марлин повлажнели. – Она умерла при родах. Сейчас он женат на Люси. Она магглорожденная, как и ты, в школе её совсем было затравили слизеринцы. К тому же хромоножка. А папа – красавец, весельчак, душа компании, и работа у него уважаемая и опасная: охраняет самый секретный отдел в Министерстве магии. И он женился на ней, потому что пожалел.
Лили призадумалась. Она восхищалась людьми, способными глубоко сострадать: отец в детстве много читал ей о самоотверженных врачах, об учителях, погибавших со своими учениками. Но в то же время брак по жалости казался ей неприемлемым. Брак, семья – это, конечно, любовь. Лили весьма сомневалась, что жены отца Марлин были счастливы.
Между тем скоро представился случай вспомнить о любви и браке, а заодно о кузине Сириуса Блэка.
Каждое утро совы приносили студентам «Ежедневный Пророк» - газету, освещающую жизнь в волшебном мире. И однажды, уже в середине октября, Эммелина зачитала вслух объявление о свадьбе Андромеды Блэк и Эдварда Тонкса.
- Я и не сомневался, - спокойно улыбнулся Сириус, но что-то в его взгляде насторожило Лили.
К обеду выяснилось, что кто-то срезал все белые розы, любовно выращенные профессором Спраут. Особого скандала поднимать не стали – подумаешь, цветы. Теплицы и прежде страдали от рук влюбленных, у которых нет денег на букет. Но вечером Лили слышала, как Сириус словно бы оправдывался перед Ремусом Люпином:
- Понимаешь, к Андромеде на свадьбу разве что дядя Альфард придет, и подарков ей ждать неоткуда. А ведь она просто чудо, и я чувствовал бы себя свиньей, если бы её не поздравил.
Блэк оправдывается! Что-то новенькое. И не заметила Лили, как в компанию Блэка и Поттера влился третий – тихий, слабый здоровьем, сдержанный и добродушный Люпин. Как он умудрился найти общий язык с двумя бессовестными хулиганами, как они смогли разглядеть в нем, настолько от них отличном – «своего»? Для Лили это оказалось загадкой примерно столь же неразрешимой, как и привязанность Северуса к профессору Фенвику.
Сев, видимо, не разочаровал преподавателя, и Лили после уроков частенько натыкалась на них, сидящих в пустом классе или во дворе. Девочка принципиально не вслушивалась в их разговоры. Ссориться с другом все же не хотелось. Только шутила иногда:
- Вот научит тебя Фенвик разным гадостям, станешь темным магом, и посадят тебя в Азкабан, а я тебе буду передачки носить…
- А будешь ли? – Сев невпопад слабо улыбался.
- Разумеется.
Зато на личное отношение Фенвика к ней Лили однажды нажаловалась вволю. Профессор по-прежнему был с ней холоден и резок, за ответы не хвалил и то и дело бросал замечания. Лили подумала бы, что он просто ненавидит девочек, но он был вполне доброжелателен с Алисой или Мэрион. Она посчитала бы, что у него предубеждение против рыжих, но точно так же, даже хуже, он обращался с блондинкой Пенни-Черри. Ответ Северуса на её жалобы задел, пожалуй, не меньше, чем все замечания Фенвика, вместе взятые.
- Видимо, Брокльхерст и Риверс осмысливают написанное в учебнике. А ты не даешь себе труда вдуматься. Понимаешь, ЗоТИ – предмет практический, как и зелья. Тут одна зубрежка бесполезна: ты не сможешь все запомнить и тем более не сможешь ничего применить.
- Спасибо! То есть я, по-твоему, лентяйка и бездарь?
- Да нет же, нет! Но почему-то тебе легче не взяться за ум, а во всем обвинять Фенвика.
Лили не могла ничего ответить. Северус, может, и прав был по большей части, но очень уж обидно, когда просишь сочувствия, а в ответ получаешь встряску. Она попыталась сглотнуть соленый комочек, а Северус невозмутимо продолжал:
- Может, мне с тобой позаниматься? Ты скажи, что ты не понимаешь, что у тебя не получается…
- Вот ты, значит, как, - Лили отвернулась. – Я-то надеялась, что ты пожалеешь меня… Ругнешь его или отомстишь…
- За что же ему мстить, если он просто преподает, как считает нужным?
- А если бы он считал нужным бить учеников, ты бы тоже сказал, что все нормально?
- Но он же никого не бьет. И конечно, я бы так не говорил. Но он же вообще не такой, он очень умный, знающий…
Лили подавила вздох и заставила себя не хмуриться. «Переубедить невозможно. Нужно запомнить. Просто запомнить».
Вскоре, впрочем, Северусу представился случай реабилитироваться.
Дело было на уроке зельеварения, класс готовил мазь от ожогов. Лили и Северус, как всегда, сидели рядом. Лили, чуткая к опасности, первая ощутила, что происходит нечто неладное, и успела заставить друга пригнуться, когда к нему в котел что-то плюхнулось и тут же взорвалось.
Лили окатило горячей бурой жижей. Девочка почувствовала, как остро жжет шею, щеку и левый локоть: во время работы она, распарившись, засучила рукава. Было так больно, что она, не выдержав, застонала и расплакалась. Профессор Слизнорт подкатился к её парте с невероятной скоростью.
- О, бедное дитя, вам больно? Пойдемте скорей, я приложу примочку.
Уходя, Лили не видела лица Северуса, зато успела заметить вороватый и смущенный вид Джеймса и преувеличенно-высокомерное спокойствие Сириуса. И почти не удивилась, услышав за спиной стук падения и громкий стон.
Джеймс катался по полу, держась за горло. Северус держал его на прицеле палочки, поджав губы, жестоко сузив глаза. Слизнорт застыл в шоке, так что неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы Блэк и Люпин не скрутили Сева и не вырвали палочку у него из рук.
- Ну, знаете… - пробормотал профессор потрясенно. – Боюсь, вы лишили собственный факультет двадцати баллов. Кроме того, мистер Снейп, вы получите отработку. И вы еще должны порадоваться столь мягкому наказанию. Что вы тут устроили?
- С ним бы ничего не случилось, - Северус коротко пожал плечами. – Это лишь иллюзия. Это Поттер швырнул петарду ко мне в котел, я видел.
Джеймса тем временем подняли. Слизнорт подал ему наколдованный стакан воды, мальчишка стал шумно пить – дыхание никак не могло восстановиться.
- Профессор, а розги сейчас совсем не применяют? – с расстановкой спросил Сириус. – Что ж, жаль. Хотя Нюниус все равно покойник.
- Подумать только, какой нынче у молодых людей дурной вкус, - протянула Эльза. – Такие страсти из-за рыжей грязнокровки.
- Заткнись, шкура драная! – Мери запустила в нее слизнем.
- Минус пять баллов с Гриффиндора, - вздохнул преподаватель. – Продолжаем работу. Мистер Снейп, выйдите к доске и встаньте лицом к классу. Вы простоите так весь урок. А теперь, мисс Эванс, наконец займемся вами, - вспомнил он про Лили.
От холодной примочки боль утекала. Лили то и дело оборачивалась на Северуса, он пригляделся и улыбнулся, заметив, что ожоги от испорченного зелья бледнеют. А она не знала, что и думать. Было лестно, что он на сей раз вступился за нее так скоро, но жестокость заклинания, примененного другом, вовсе не пришлась Лили по душе.
…Недельной отработкой дело не ограничилось. Джеймс, Сириус и несколько старших ребят с Гриффиндора однажды подстерегли Северуса и обезоружили. Сначала применили к нему то самое заклинание Мнимой Удавки, что он использовал на Джеймсе, а после долго и с упоением били – так, что после он три дня лежал в Больничном крыле. Об этом Лили узнала уже позднее.

Глава 10. Рождество.

Триместр закончился контрольными, вымотавшими Лили так, что она чувствовала себя полумертвой. Слишком много приходилось запоминать, слишком часто заставлять себя мыслить, тем более далеко не всегда о том, что приятно. Но результат того стоил.
Когда Лили утром, за день до отъезда на каникулы, спустилась вместе с Северусом к стоявшим в коридоре «песочным часам», показывавшим количество баллов каждого факультета, то узнала, что Гриффиндор по итогам триместра лидирует.
На их курсе, правда, первым по успеваемости был рейвенкловец, Бертрам Обри. Неприятный малый: слишком уж задирал нос, гордился своими вечными «превосходно» и язвил по поводу тех, чьи знания были чуть слабее, чем у него. Он редко подходил к большим компаниям и, пожалуй, о собственной победе не узнал бы до завтрака, а то и до обеда. Зато следом за ним был Северус.
Лили радостно взвизгнула, повисла у друга на шее и крепко, в обе щеки расцеловала его.
- Поздравляю! Ты обошел почти всех!
Северус раскраснелся, раздулся от гордости, как молодой петушок.
- Но ты тоже молодец, - довольно сказал он. – Ты четвертая, видишь? После Алисы Брокльхерст. Стоит подтянуть ЗоТИ, и… Но мы уже сейчас обогнали Поттера и Блэка!
И вправду: Джеймс Поттер был пятым на потоке, Сириус Блэк – шестым, Ремус Люпин – седьмым. Далее – Лили любопытства ради глянула – шли Летиция Гэмп, Мэрион Риверс, а замыкал первую десятку опять же мальчишка из Рейвенкло – Джон Долиш.
- Торжествуете, грязнокровки? – рядом выросла фигурка Эльзы Смит. Лили пробрало отвращение.
- Отвали, крыса помоечная! – вырвалось с неожиданной легкостью. Скулы Эльзы слабо вспыхнули, она собиралась ответить, но тут её с силой дернули за волосы. Подошедшие сзади Мери и Марлин услышали, видимо, что назревает ссора, и решили вмешаться.
- Что, Смит, сильно тебя высекут за то, что тебя обошли все гриффиндорки, в том числе две магглорожденные? – на сей раз инициативу взяла Марлин. – Долго сидеть не сможешь? Или тебя по спине?
Вертевшаяся рядом Пенни-Черри (к ней так и прилипло прозвище, данное Джеймсом) мелко захихикала. Эльза вздернула носик, но что она ответила, Лили уже не разобрала: Северус снова заставил её уйти. Лили подавила обиду от того, что друг, несмотря на обещания, в очередной раз не заступился за нее, и предпочла думать о первенстве своего факультета.
Правда, Гриффиндор был впереди еще и за счет успехов в квиддиче. Лили сладко зажмурилась, вспоминая пронизанный холодеющими лучами солнца день, когда состоялся первый в этом году матч.
Громадина Хагрид, когда Лили, Марлин и Мери попросили подсадить их повыше, поднял всех трех разом, как пушинки, и пристроил чуть ли не на самый верх. Обзор открывался великолепный, к тому же Марлин прихватила бинокль, и все трое по очереди к нему припадали.
Двумя рядами ниже второкурсницы во главе с Эммелиной пели:
- У воды ручья лесного,
Где трава густа,
Годрик Гриффиндор Ровену
Целовал в уста.

А вернувшись в замок, в залу,
Привезя трофей,
Хельгу нежно обнимал он,
Называл своей.

Славься, Годрик-победитель,
Предъявляй права!
Пусть тебя царем признают
Небо и молва!

Пусть запомнит враг минуту,
Как позор узнал!
Уползай в свои болота,
Мерзкий Салазар!
- Не очень складно, но по теме, - выгнула бровь Марлин. – Сегодня и Рейвенкло, и тем более Хаффлпафф будут на нашей стороне.
- Да понятно, не за Слизерин же им болеть! – хохотнула Мери. – Особенно барсукам. Если бы не мы, змеи бы их совсем закусали.
Лили и сама успела отметить пренебрежительное отношение слизеринцев к хаффлпаффцам; у того же Северуса не раз проскакивали в отношении их высокомерные нотки, а часто приходилось наблюдать, как кто-нибудь со змеиного факультета походя обзывал тихоню-барсучка, толкал или насылал заклятие. А гриффиндорцы, из человеколюбия или из противоречия, частенько вступались.
Так что Лили не удивилась, когда увидела, как прыгают с красно-золотистыми флажками Пенни-Черри и сестры Эббот, как ребята постарше разворачивают плакаты с лозунгами в поддержку её факультета. Один даже успела прочитать: «Раздавите гадин!» Рейвенкло держался с куда большим безразличием.
А потом на поле вышли игроки с метлами, и для Лили началась настоящая сказка, целый праздник стремительных и изящных полетов. Спортивные мантии мелькали цветными искрами, смешивались в гомон речевки, выкрики и резкая трель свистка, которой Джеймс Поттер, видимо, пытался сбить слизеринцев с толку. Она довольно быстро спуталась, кто же ведет счет, но точно запомнила, как верткий гриффиндорский ловец Патрик Спиннет схватил горящий на солнце снитч. Трибуны радостно взревели. Первокурсниц сдернули со скамеек; кто-то мял их, тискал, обнимал, и они кого-то целовали в щеки, плача от счастья, что их команда взяла верх. Легкость победы слепила, и все, чего желала Лили – стать причиной такого же ликования, чтобы её качали так же, как Патрика Спиннета, чтобы она так же упивалась гордостью.
«Я буду ловцом!» - заорал где-то рядом Джеймс и, подскочив, чуть ли не сальто крутанул. «Шиш тебе, - улыбнулась по себя Лили. – Ловцом буду я».

Хогвартс-экспресс плавно отчалил от платформы. Лили и Северус, которым на сей раз посчастливилось найти пустое купе, прижались носами к стеклу, рассматривая заснеженные леса и откосы.
- Вон белка пробежала, - Лили указала подбородком. Печально вздохнув, склонила головку другу на плечо. – Я соскучилась по дому. По родителям соскучилась. И устала ужасно. Никогда не думала, что учиться так трудно.
- Ты жалеешь, что поехала? – тревожно спросил он.
- Наверное, нет, - она пожала плечами. – Тут предметы интереснее, и девчонки такие замечательные… - вгляделась в его лицо. – Хотя тебе они, кажется, не нравятся.
- Предметы или девчонки?
- Мои подруги, Сев.
Он помялся.
- Ну, тебе же надо с кем-то общаться. Я рад, что тебе с ними весело.
- А ты с кем общаешься на Слизерине? У вас там все такие противные
Он побормотал нечто невнятное.
- Что-что?
- Смотри-ка, еще одна! – Сев ткнул пальцем за окно. – Вон побежала, гляди! Ух ты, как перемахнула лихо!
- Кто?
- Да белка же!
…Лишь когда поезд прибыл на Кингс-Кросс, Лили стало немного страшно. Пришла на ум ссора с Петунией, и девочка поняла, что сестра давно все рассказала родителям, а они, разумеется, были не в восторге. Вряд ли прямо на вокзале устроят разборки, может быть, даже и дома речь о том, давнем проступке пойдет далеко не сразу. Но все же…
Лили встречали всей семьей, даже Петунию привели, хотя она упорно показывала, что сестру не видит. Вроде бы родители не сердились – на некоторое время, пока отец крепко целовал её, пока мама прижимала к груди, девочка и вовсе забыла, что её могут ждать неприятности.
Отец прихватил багаж младшей дочки, и семья уже направилась к выходу с платформы, когда Джордж вдруг обернулся.
- Молодой человек, а где же ваши родители? Вас никто не встречает?
Северус, одиноко озиравшийся вокруг, покраснел и посмотрел под ноги.
- Они… Они, наверное, не в курсе… То есть забыли…
- Садитесь к нам в машину, мы вас подвезем. Я оставлю кому-нибудь из служащих вокзала записку, в случае чего он передаст вашим родителям, что вы уже дома.
К Коукворту подъезжали со стороны Паучьего тупика, там и высадили Северуса. Отец проследил взглядом за одинокой фигуркой мальчика, волочащего увесистый чемодан, и обернулся к заднему сидению, к дочерям.
- Теперь вот что. Нам с матерью известно, что вы, - он посмотрел в глаза младшей дочери, - успели натворить в августе, перед поездкой. Поэтому твой приятель у нас дома больше не появится. На улице гуляйте, но дальше передней его приводить не смей.
Отец нажал на газ. Лили отвернулась, чтобы не видеть торжествующего блеска в глазах Петунии. Машина вывернула в «чистый» район, замелькали огоньки гирлянд, блестящими змейками расползшихся по дверям и заборам. У Лили стукнуло сердце, когда она увидела родной дом.
Весь вечер родители обращались с ней нежно, как с совсем маленьким ребенком, и постепенно неприятный осадок от сказанного в машине сгладился. На ледяное лицо сестры можно было не обращать внимания. Зато очутиться в своей комнатке, развалиться в любимом кресле, при свете лампы пролистать недочитанную перед отъездом книжку – вот это стало сущим блаженством. А впереди был целый ритуал украшения елки, пряди плюща по всему дому – невольно вспоминался увитый плющом мостик близ Хогвартса – рождественский ужин, поздравления близких и подарки от родителей… Эвансы никогда не лгали детям о Санта-Клаусе; подарки вручали сами, но всегда именно то, что хотели дочери, и прекрасно упакованное. Не забыть бы Северусу тоже открытку сделать. И день рождения у него уже скоро, придумать бы, что подарить. Придется, наверное, у родителей просить деньги, а они этого не одобрят. Кстати, интересно, почему это его не встречали? Писала ли вообще сухопарая миссис Снейп своему сыну?

Снег сыпал крупными мягкими хлопьями. Гирлянды мерцали сквозь кружево снегопада, и временами Лили казалось, что не нужно было никуда уезжать в поисках сказки, что настоящее чудо, подлинное волшебство – оно здесь, рядом с тобой, и оно знакомо тебе с детства. Белым тонким покрывалом укутаны фигуры около церкви. Служба, хор поет… В прошлом году и Лили пела вместе с ними, с девочками, некоторые из которых сегодня украдкой ей. Все-таки она подпевала шепотом, одновременно радуясь празднику, рождественской службе и тому ,что вплела в волосы новенькие зеленые ленточки, узенькие и блестящие. И мама слегка шевелила губами, словно и не осознавая слов, которые произносит, а отец молчал, упорно глядя вверх, под потолок, сквозь потолок, и дочери отчего-то казалось, что он-то – может быть, один во всей церкви – действительно молился. Туни теребила шарф; у нее с утра болела голова, ей хотелось, чтобы служба быстрее закончилась, чтобы прийти домой и лечь.
А у выхода из церкви ждал Северус. Отец едва заметно кивнул, и Лили отделилась от толпы, причем ей показалось, что мать заговорила с идущей рядом знакомой, первой в округе сплетницей, чтобы отвлечь внимание от дочери.
- С Рождеством, - девочка взяла друга за руки. Охнула, вспомнив. – Ой, а я открытку для тебя дома оставила!
- Ничего, - он тихо поморгал. – Тебя тоже… С Рождеством.
«Да полно, веришь ли ты в то, с чем поздравляешь?» – подумалось вдруг Лили, и она невольно мотнула головой.
- Мне ваши соседи сказали, что вы в церковь пошли.
- И ты тут прождал? А что же внутрь не заходил?
Он лишь слабо дернул подбородком.
- А дома как тебя встретили? Все хорошо? Ты не показывался несколько дней, я соскучилась.
- Извини, - он слабо улыбался. Лили погрозила пальцем, живо наклонилась и слепила снежок, но Сев тут же присел рядом и слепил свой. Они метнули друг в друга снежками одновременно, потом еще, и еще, возились, бегали, кружились, пока, хохоча, не рухнули в снег.

Глава 11. Возвращение

Каникулы с тихой комнаткой, праздничным угощением, удовольствием, когда мама говорит с тобой, а папа рядом листает газету, с ощущением причастности родному городу пролетели скорехонько. Впервые Лили поняла, как горько может быть ожидание расставания с родным домом, с каким чувством проводишь в его стенах последнюю перед долгими месяцами разлуки ночь. Не успела оглянуться – и вот снова, стоя на подножке поезда, машешь родителям, а друг уж тащит тебя внутрь, искать купе.
Еще на платформе Лили обратила внимание на странное поведение части старшекурсников: сбившись в кучу, они возбужденно переговаривались. Родители быстро повели её мимо, и она успела услышать лишь: «Дырявый котел».
Когда Лили и Северус шли по коридору, отыскивая свободное или хотя бы со сносными соседями купе, их окликнул взрослый хаффлпаффец со значком старосты, чернявый детина с пробивавшимися усиками.
- Первогодки, подите-ка сюда!
Северус нахохлился, привычно заведя руки за спину:
- Мы ничего не сделали. Мы ищем купе.
- Да знаю, - парень добродушно улыбнулся; его тон чем-то напоминал Хагрида. – Мы тут перед отъездом все посовещались и решили, что младшекурсники в эту поездку не должны оставаться одни. Так что заходите, - он распахнул дверь. Лили и Северусу ничего не оставалось, кроме как подчиниться.
- Чарити, присмотришь за птенцами? – предложил парень сидящей в купе девушке с неровно подстриженными волосами песочного цвета; газета наполовину скрывала её лицо. – А я пока патрулировать буду.
- Птенцы разных гнезд? – усмехнулась она и добавила, перехватив взгляд Северуса. – Да не смотри ты таким волком. Знаю, что мы вам помешали, но так за вас спокойнее.
- А разве что-то случилось? – осторожно спросила Лили; чернявый тем временем исчез за дверью.
Девушка поколебалась, повертела в руках газету и передала детям. Северус принялся читать вслух: «Трагедия в баре «Дырявый котел».Сильное темное проклятие наложено на дверь. Три человека погибли».
- Скорей всего, дело рук Пожирателей смерти, - вздохнула Чарити. – «Дырявый котел» - не просто бар, для многих поколений это дверь в волшебный мир, куда может войти и чистокровный, и полукровка, и магглорожденный, и даже иногда просто маггл. Тому-Кого-Нельзя-Называть это непереносимо.
- Он велел своим слугам сделать это, чтобы убило маггла или магглорожденного? – тихо уточнила Лили; ей на секунду стало страшно.
- Нет, вероятность крайне мала. Но он символически закрыл для них дверь. Он хочет закрыть дверь на самом деле, - девушка сжала кулачки. – Нет ничего хуже, ничего отвратительнее, чем разделение людей по происхождению! Как будто война с Гриндевальдом ничему не научила нас!
Лили уже знала, что войной с Гриндевальдом волшебники называют Вторую мировую. Пожалуй, Чарити была права: именно привычка делить людей на сорта привела к строительству ужасных концлагерей.
Северус ковырял ботинком пол:
- А по другим признакам- не по происхождению – людей разделять можно?
- Нет, - твердо ответила девушка. – Ни по каким признакам нельзя отказывать кому-то в правах.
- Но ведь так делали. На протяжении всей истории.
- Да, и это вызывало кровавые восстания.
Лили вспомнила, как отец однажды рассказывал ей про революции в Англии, во Франции и в России. Она несмело ввернула:
- Но ведь восстаниями те, кого угнетали, пытались вернуть себе права.
Чарити покачала головой:
- В большинстве случаев права не возвращались, а погибало множество невиновных.
- Но что же еще было делать? Ведь человек не виноват, что родился, допустим, крестьянином, а не дворянином. А дворяне обращались с ним, как с животным, хотя он их кормил.
- Дворяне защищали его в случае войны, - заметил Северус.
- А вот и неправда! Вели на войну дворяне, но крестьяне просто превращались в солдат. А солдатам всегда тяжелее. О них меньше заботятся и их чаще всего не помнят. И вообще, - глаза Лили влажно заблестели. – Если человека не устраивает уклад, если ему он кажется несправедливым, надо попробовать что-то изменить! На это есть право!
- И ты думаешь, даже если победят те, кого угнетали раньше, настанет справедливость? – тихо и с оттенком язвительности спросил Сев. – По-моему, она вообще недостижима.
- Так оправдываются лентяи. Так оправдываются люди, которые боятся хоть что-то сделать.
- Этот страх тоже не появляется из ниоткуда, - задумчиво проговорила Чарити. – Сейчас Джордж придет, посидит с вами, а я патрулировать пойду.
- Ну, мы и сами за себя постоять можем, - ответил Северус важно.
…Чернявый Джордж принес два тыквенных пирожка:
- Ешьте, птенцы разных гнезд. Дорога длинная.

Высадившихся из поезда первокурсников на сей раз не отделили от остальных. Вместе со всеми они, сойдя с платформы, направились туда, где стояли старомодные повозки, почему-то без лошадей. Лили, впрочем, вспомнила, что Северус рассказывал ей о фестралах – волшебных лошадях, которых видит лишь тот, кто столкнулся со смертью и осознал её. Кажется, кому-то уже выпало подобное несчастье: девочка замечала, как оглядывались некоторые - даже второкурсники.
В одну повозку с Лили и Северусом набились Марлин, Мери и Эммелина. Лили почувствовала, что друг сразу напрягся и подобрался, будто готовый не то пуститься наутек, не то дать сдачи. Гриффиндорки покосились в его сторону крайне неприязненно, но ничего не сказали на этот счет. Разговор, разумеется, сразу завязался о происшествии в «Дырявом котле».
Мери и Марлин тоже пришлось ехать под охраной старшекурсников, причем вместе с Джеймсом Поттером и Сириусом Блэком.
- Так вот, Сириус считает, что в деле замешаны его родственники, - вальяжно, как всегда, объясняла Марлин. – Кузина Беллатриса, например… Или её муж…
- Не болтай при слизеринце, - оборвала Эммелина. – Еще подведешь Сириуса под неприятности. Мало ли, что на уме у этих змей.
Северус зло сощурился.
- По крайней мере, у нас вообще есть ум.
- О да, - Эммелина закатила глаза. – Достаточный, чтобы отнимать у людей жизни.
- А у нас есть сила, чтобы на ходу тебя вышвырнуть, - мрачно добавила Мери. – Так что не рыпайся давай.
Лили вскинула голову.
- Ну и вышвыривайте. Если что, я спрыгну с ним.
В холодной темноте повисло молчание, цокали невидимые копыта.
- Вот как? – негромко спросила Эммелина. – Хорошо, мы с тобой еще поговорим.
- Только попробуйте что-нибудь ей сделать, - прошипел Северус. – Только попробуйте!
- Да с чего ты взял, что мы хотим ей навредить? Лили наша подруга, правда, девочки?
- Что-то ты так за нее не заступаешься, когда её грязнокровкой дразнят, - напомнила Мери. – Страшно идти против своих, да? Лили вон не боится.
Северус уперся локтями в колени, сцепил пальцы в замок. Лили кожей чувствовала его ярость.

За ужином ни Эммелина, ни Мери, ни Марлин не разговаривали с девочкой. Алиса пыталась что-то спросить – на нее цыкнули. Гестия Джонс заметила неладное.
- По какому случаю бойкот?
- Она продолжает дружить со своим слизеринцем, - спокойно объяснила Эммелина. – Даже после «Дырявого котла» продолжает, представляете?
- В чем проблема? – встрял Поттер. – Давайте мы Нюнчика вместе так отделаем, чтобы ему было страшно к ней приближаться – и дело с концом.
Лили вскочила, швырнув об стол вилкой:
- Хватит! Почему вы решаете, с кем мне дружить?! Это не вашего ума дело!
Гестия подняла руку:
- Лили, успокойся и сядь. Никто не вмешивается в твою жизнь, и бойкоты я устраивать не позволю. Надеюсь, и другие старосты тоже, - она обвела взглядом старшекурсников. - Но и ты пойми ребят. Они волнуются за тебя. Дружба со слизеринцем может быть опасна. Такое бывало, что мальчишки оттуда становились перед выбором… Как правило, магглорожденная девочка в их глазах оказывалась менее ценной, чем карьера, влияние или определенный круг. Ты поймешь потом – надеюсь только, не поздно.
Лили изо всех сил давила дрожащий холодок в груди.
- В любом слизеринце живет предатель, - решила дополнить Эммелина. – И хорошо, если от предательства твоего друга тебе просто станет больно. А может случиться так, что из-за него окажется в опасности твоя жизнь…
Слушать это было непереносимо. Лили выбежала из-за стола, из залы, пустилась по коридору, ничего перед собой не видя, и едва не сорвалась вниз, угодив на меняющую направление лестницу. Отступила от края. Опомнилась. Над ней терялся в темноте высокий потолок, и в гулком коридоре она стояла одна-одинешенька. Портреты поглядывали сочувственно, а иные и злорадно, но не к кому было склониться на плечо, пожаловаться, ощутить защиту. Северус, как всегда, оставил её в беде одну – а ведь именно из-за него ей было плохо. Припав лицом к колонне, Лили залилась слезами. И вдруг услышала легкие шаги за спиной, кто-то тронул её за плечо. Лили обернулась – рядом стояла Алиса.
- Не плачь. Ну не надо плакать. Девочки не правы, ты гораздо больше гриффиндорка, чем они. Настоящие гриффиндорцы не бросают друзей, что бы им не говорили.
Лили судорожно вдохнула и вытерла мокрые ресницы.
- А твой друг побежал за тобой, но кто-то из своих наложил на него заклятие Ватных Ног.
Слышать о Северусе было больно, и Лили резко мотнула головой. Алиса поняла, что тему следует сменить.
- Мои родные, представляешь, в самом деле не сердятся, что я поступила на Гриффиндор. Просто забывали писать, им было некогда. Зато они подарили мне фамильяра. Полулазиля, котенка. Хочешь поглядеть?
…Котенок спал в стоящей у кровати хозяйки коробке, специально застеленной для него мягкой тканью. Он был уже довольно большой – как пояснила Алиса, шести месяцев от роду. Розоватые большие уши во сне дергались, нос морщился, кисточка на хвосте слегка вздрагивала.
- Его зовут Хиндли. Заводчица – любительница сестер Бронте, - пояснила Алиса.
«У родителей видела книжку. Надо летом почитать», - подумала Лили. Котенок проснулся, чихнул, потянулся, коротко и сердито мявкнул и уставился на хозяйку. Алиса почесала зверька за ушком.
- Фрэнк ему понравился. Теперь буду приводить вас по очереди, чтобы проверял, - пошутила девочка. – Говорят, они умеют распознавать существ, которые могут быть опасны.
Лили почесала Хиндли под подбородочком. Котенок лизнул ей руку влажным язычком.
- Значит, он распознает плохих людей? Боюсь, если наткнется на слизеринцев, у него начнется истерика.

Остаток вечера и несколько последующих дней прошли вроде бы ровно. Марлин и Мери не осмеливались больше игнорировать Лили и тем более не устраивали ей – как она опасалась – пакостей. Эммелина дулась, но не придиралась: Гестия в вечер возвращения, после того, как Лили покинула Большой зал, здорово припугнула Вэнс. Но все же сохранялся между ними тонкий холодок, словно так и не простили они друг другу слов, сказанных в вечер прибытия, а что до Алисы, она была слишком замкнута, чтобы Лили могла как следует отвести с ней душу.
Северус подходил как ни в чем не бывало, трепался о каких-то глупостях: мол, для занятий по астрономии, говорят, закупили новые телескопы, профессор Фенвик обещал дать почитать интересную книжку, а Поттер и Блэк умудрились на второй день получить отработку – подняли Левиосой завхозова кота Стаффа и заставили его описать полный круг над школьным двором.
- Вот ведь придурки! Настоящее лицо факультета!
Лили дернулась:
- Ты не забыл, что на том же факультете учусь и я? Или ты и меня считаешь?.. – она всхлипнула.
- Конечно, нет, - она заметила, что меж бровей у него залегла какая-то недетская складка. – Но как их еще назвать, если они вмешиваются в твою жизнь? Если пытаются за тебя выбирать, с кем тебе общаться?
- Они считают, что ты можешь быть для меня опасен.
- Но это же чушь! Что, если ты слизеринец, то обязательно проклянешь дверь в «Дырявом котле»? Ведь неизвестно даже, кто это сделал, а на нас уже смотрят, как на преступников.
У Лили задрожали ресницы.
- Они считают, что ты меня предашь однажды.
- Это и вовсе ерунда, - Северус сильно побледнел. – Ты ведь не веришь им, верно?
И тут к его ногам - Сев и Лили стояли под галереей третьего этажа - спланировал листок. Лили выгнулась, задрала голову и успела заметить мелькнувший меж колонн приметный изумрудный бант Летиции Гэмп.
- Что там такое, Северус? Что тебе подкинули?
Он напряженно и внимательно проглядел мелко написанный текст, скомкал листок и деланно улыбнулся.
- Да ничего. Глупости. Дразнилки.
«А может, показать его лазилю Алисы? – словно кто-то озорной шепнул Лили. – Чтобы уж никаких сомнений не было, а? Нужно же на что-то решиться. Старосты не будут вечно тебя защищать».

Глава 12. Примирение. Весна

На следующий день Северус не явился на завтрак, и более того, другие мальчики-первокурсники со Слизерина тоже не пришли вовремя. Появились они к середине, помятые и подавленные, но Северуса среди них не было.
Явно что-то произошло, но как узнать? Сев, скорее всего, в Больничном крыле; можно его навестить после занятий, да ведь он такой скрытный – вряд ли расскажет. Значит, надо спрашивать у других слизеринцев. Лили почувствовала, что её слегка подташнивает.
В принципе, она знала, к кому могла бы обратиться. Летиция Гэмп, в отличие от однокурсников, никогда не задевала магглорожденных или полукровок. Но сам факт того, что гриффиндорка заговорила со слизеринкой… Лили не знала, от кого ей больше достанется: свои ли опять подымут вой, или змеи окружат и зашпыняют, не дав толком ничего выяснить. Вот если бы попросить поговорить с Летицией кого-то другого… Только кого? Из гриффиндорок никто не согласится – по тем же причинам, по которым не хочет заговаривать сама Лили. Рейвенкловки такие надменные, девочка до сих пор не познакомилась ни с одной из них. А если…
- Мэрион! – окликнула она проходившую мимо девочку. Риверс остановилась, поглядела в упор. Лили, смущаясь и путаясь в словах, кое-как объяснила ситуацию. Хаффлпаффка поджала губы, задумалась, но кивнула:
- Хорошо. У нас как раз травология в паре со Слизерином. Кстати, утром я видела, как Слизнорт и Люциус Малфой – помнишь его, белобрысый семикурсник? – шли по направлению к кабинету директора. А вообще, - Мэрион тяжело нахмурилась. – Неужели ты не замечала, что твоего приятеля на его факультете травят почем зря?
Лили отчего-то бросило в жар.
- Это не твое дело, замечала я или нет.
Коротко пожав плечами, Риверс развернулась и ушла. Лили боялась, что она обиделась и не выполнит просьбы, но перед обедом Мэрион остановила её:
- Значит, так. Твоему другу собирались устроить «ночную» на слизеринский лад. Гэмп подслушала разговор мальчишек и послала ему записку с предупреждением…
Лили вспомнила листок, упавший к ногам Северуса под галереей.
- И на всякий случай рассказала Нарциссе Блэк, чтобы та передала все Люциусу Малфою – они ведь, представляешь, уже обручены, - Мэрион слегка фыркнула. – Уж не знаю, почему Малфой замешкался, но появился он, только когда Снейпа уже серьезно помяли. Пришлось разбудить декана, сейчас идут разборки… Думаю, директор все-таки вмешается.
Лили задумчиво поправила волосы:
- Странно, да? Северус так хотел на Слизерин. И всегда заступается за свой факультет. Почему же к нему там так относятся?
- Ну… - Мэрион развела руками. – Он магглорожденный или полукровка? Я что-то не разберу.
- Полукровка. Рос среди магглов, в одном со мной городе.
- Видишь. Они полукровок не жалуют. Да и… - Риверс дернула штопанный рукав своей мантии, смутилась и явно пропустила то, что хотела сказать. – Хотя и это не главное. Но он дружит с тобой, а ты магглорожденная гриффиндорка. Все можно простить, но это простят вряд ли.
Лили опустила голову, теребя ремешок сумки. Северуса было очень жаль, невыносимо, и она боялась, что Риверс сейчас ударится в подробности того, что с ним делали – но хаффлпаффка выжидающе молчала. В то же время вскидывала голову злость, обида за собственный факультет: что же Северус попрекал гриффиндорцев, обзывал их, если его собратья-змеи творят то же самое, даже в худшей форме?
- Мэрион, спасибо. Я твоя должница, и если…
- Ты мне ничего не должна. Без тебя я вряд ли заговорила бы с Летицией Гэмп, а она человек, оказывается, интересный.
После обеда Лили, набрав вкусностей, побежала в Больничное крыло. У постели Северуса она застала профессора Фенвика, который суховатым тоном говорил:
- У вас были время и возможность обезоружить Шафика. Почему вы этого не сделали?
- Не знаю… Растерялся.
- Вам нужно тренировать реакцию и самообладание, и второе даже важнее первого. В вашем случае, - он принялся объяснять, как Северусу следовало обороняться, но тот уже не глядел на учителя: в дверях он заметил Лили.
- Почему вы меня не слушаете? – Фенвик обернулся, холодно посмотрел на девочку. Лили с неожиданным спокойствием выдержала его взгляд. – А, понятно. Вам уже не до серьезных вопросов. Ну что ж, продолжим в другой раз. Выздоравливайте.
Слегка проведя рукой по макушке ученика, учитель вышел. Лили, сразу почувствовав себя свободнее, присела на краешек кровати, накрыла ладонь Северуса своей ладонью. Выдавила улыбку:
- Подрался, да?
- Есть немного, - он машинально слегка сжимал её пальцы.
- Северус… - Лили почему-то стало не выдохнуть. Все время, пока длился обед, она обдумывала, что же им делать. Если уж нельзя дружить на виду у всех и вряд ли получится видеться потихоньку – можно вспомнить, что не сводится вся жизнь к Хогвартсу. В школе они могут не приближаться друг к другу, но дома, на каникулах, никто не посмеет мешать.
- Что?
- Знаешь, я тут подумала… Если уж и тебе, и мне так плохо от того, что мы дружим…
- Мне не плохо! – он вскинулся. – И тебя я не позволю обижать. Они опять к тебе придирались, да? – черные глаза, вспыхнув, как угольки, впились в лицо девочки.
- Нет. Со мной все в порядке, но ты…
- А со мной тоже все нормально. Я просто подрался. Не надо ничего выдумывать, ладно?
- Хорошо, - Лили скисла. В конце концов, он никогда бы не согласился на её план. Вот просто так не согласился бы, из чистого упрямства, чтобы показать, что его не сломить.
Видимо, Слизнорт действительно соизволил вмешаться в происходящее на его факультете. О стычках Северуса с другими слизеринцами Лили больше не слышала, и грязнокровками их с другом разом перестали дразнить. Что до самой девочки, примириться с подругами ей неожиданно помог Ремус Люпин.
Этот скромник, умудрявшийся оставаться в стороне от всех проделок своих безбашенных приятелей, привлек, однако, к себе внимание, когда в очередной раз по состоянию здоровья не смог явиться на занятия. Он болел очень часто, раз в месяц точно сваливался, причем цеплялось к нему нечто весьма противное и заразное: его укладывали в изолятор и никого из друзей не допускали. Потом он возвращался, но такой измученный и слабый, что по нескольку дней лежал в постели в спальне мальчиков.
И вот, когда в очередной раз Джеймс и Сириус под руки привели его из Больничного крыла и проводили в спальню, Мери, с болью посмотрев вслед, сделала знак подругам, и они сгрудились вокруг нее.
- Слушайте, девчонки, ведь жалко его. Мучается так, а ведь в чем душа держится. Надо его поддержать как-то, а то мальчишки, уж на что придурки, его не бросают, а мы сидим в сторонке.
- Надо принести сладостей. Выпросим у эльфов чего-нибудь этакого, - предложила Марлин. – Открытку напишем с пожеланиями.
- А отнесет пусть Лили, - вдруг предложила Алиса. – У нее вид такой… Внушающий оптимизм.
Мери, кажется, поколебалась, но Марлин идею поддержала. Алиса села готовить открытку, остальные отправились на кухню, и через час Лили, волнуясь и стесняясь, стучалась в спальню мальчиков. Дверь распахнул Сириус Блэк.
- Эванс? – он машинально пропустил её вперед, слегка поклонившись. – Тебе что-то нужно?
- Я… Я от девочек. Мы вот тут собрали… Для Ремуса…
- Иди сюда, Эванс, - Джеймс соскочил с кровати друга, где было расположился в ногах, и забрал из рук Лили свертки. – Давай возьму, чего ты.
Она осмотрелась с некоторым облегчением. Беспорядок кошмарный, но в целом обстановка чем-то ей неуловимо нравилась. Петтигрю, пристроившись на ковре, приложил палец к губам: Ремус, бледненький, спал, завернувшись в одеяло.
- Он не слышит ни шиша, - ухмыльнулся Поттер. – Разбудить, или как?
Лили помотала головой.
- Просто скажите, чтобы мы все желаем ему выздороветь и больше не болеть.
С того дня статус Лили как полностью, безоговорочно своей на факультете восстановился, как восстанавливается вещь под воздействием Репаро. Дружбу со слизеринцем, правда, ей не забыли, нет-нет да и проходились на этот счет, однако ни о долгих обидах, ни тем более о бойкотах речь не заходила. И Лили наконец смогла насладиться в полной мере и прелестями шумной и дурашливой девчачьей дружбы, когда меняешься заколками и выбалтываешь самое сокровенное единым махом, и суматошной гриффиндорской жизнью. Вместе с Мери она по выходным тренировалась в полетах и готовила плакат и флажки к очередному квиддичному матчу. Вместе с Марлин пускалась в игры, основанные большей частью на воображении Маккиннон, одновременно богатом и болезненном. В фантазиях Марлин существовала целая страна, населенная чванливыми дворянами, жадными купцами, угнетенными батраками и лесными партизанами – единственными, кто вступался за обездоленных. Часами сидя у окна спальни или бродя по коридорам, девочки представляли себя дочерьми богачей или нищими крестьяночками, барышнями на выданье или партизанками, не признающими семьи, и иногда воображение заносило столь далеко, что Лили по-настоящему горько рыдала от того, что продажный судья велел арестовать её ни в чем не повинного жениха, или хватала Марлин за плечи и трясла, видя в ней ненавистную соперницу за чье-то неведомое сердце.
Марлин охотно играла роли жестокие. Сегодня она, надменная знатная дама, приказывала дать пятьдесят плетей провинившемуся слуге, а завтра, став партизанской атаманшей, командовала расстрелом проникшего в лагерь шпиона. Что до Лили, она, как могла, смягчала любые резкие краски, которыми могли заиграть образы её героинь; ей нравилось быть доброй и милосердной. Когда удавалось отговорить Марлин от очередной варварской выходки, становилось приятно, словно и впрямь спасла кого-то.
Вот с Алисой по-прежнему общались скупо. Лили любила играть с Хиндли – его хозяйка лишь улыбалась, но любой разговор завершала быстро, правда, мягко. Иногда Лили подсаживалась к ней в библиотеке: Алиса улыбалась, приветливо кивала, но почти все время занятий помалкивала. Лишь однажды, наблюдая, как Лили играет с лазилем, повязав на ниточку фантик, вдруг вздохнула (они в это время были одни):
- Не сердись, что я молчу все время. Просто, знаешь, мне стыдно немного. Я так завидую тебе и Марлин, что даже злюсь.
- Завидуешь? Чему?
- Вы красивые.

За уроками и играми, ожиданием квиддичных матчей и напряженной зубрежкой перед контрольными, перепалками со Слизерином и потехами, на которые не скупились неугомонные Поттер и Блэк, истаяла зима, и вот уже весна разыгралась, звеня дождями и ручьями, молодая и свежая. Близились пасхальные каникулы.
Две недели прошли так тяжко, что у Лили и Северуса не было времени парой слов переброситься, но в день перед отъездом они выкроили часок, чтобы сбежать из замка и отправиться бродить по окрестностям.
Запретный лес пел на разные голоса и благоухал клейкими распускающимися почками. Среди сырых листьев пробивались, бледнея в лесной тени, подснежники; Северус сорвал для Лили один, и она закрепила цветок в волосах. Девочка дотрагивалась до шершавой коры и словно чувствовала, как в глубине стволов венозной темной кровью растекается оживляющийся сок.
- Смотри-ка, волос единорога, - Северус снял с замшелой коряги нечто, похожее на длинную шелковую белую нить. – Какой смелый, близко к людям подошел. Лили, дай-ка руку.
Девочка подчинилась, и Сев обвязал волос вокруг её запястья.
- Носи. Это на счастье.
- И себе повяжи.
- Тут второго нет.
Из леса они вышли к озеру, к деревянным мосткам. Уселись, свесив ноги. Туфля Лили соскользнула и повисла, девочка вернула ее на место, но подумала и разулась совсем, а после вытянула носок, стараясь коснуться воды.
- Холодно же, - проворчал Сев.
- А я уже хочу купаться. Скорей бы лето. Почему ты не купаешься вместе со мной? Ведь вдвоем веселей.
Он поморщился.
- Лили, я же не умею плавать.
- Разве это беда? Я тебя научу. И раньше бы научила, да ты все отказывался. А на пасхальные все-таки не поедешь?
Он прикрыл глаза.
- Мне будет лучше остаться тут.
- А мне там одной будет скучно. Да еще Туни…
- Но ведь всего неделю.
Темное зеркало воды отражало набегающие тучки. Когда ветер дул чуть сильней, поднималась рябь, и к низким волглым сваям прибивало обломки ивовых прутьев.
- Пойдем, что ли. Дождь собирается.
Они еще не дошли до ворот замка, когда увидели, как трое мужчин в ярких мантиях – Лили видела такие на колдографиях в газетах и знала, что их носят авроры – выводят за локти профессора Фенвика. Несмотря на холод, он был без плаща, в одной тонкой мантии, с непокрытой головой и скованными за спиной руками. Рядом шел, глядя на арестованного с тихой грустью, директор Дамблдор.
На секунду дети застыли, затем Северус, сорвавшись с места, кинулся на одного из авроров и, как клещ, вцепился ему в мантию, не давая ступить ни шагу. Другой с трудом оторвал мальчишку и отбросил в сторону. Сев вскочил, выхватив палочку; двое авроров переглянулись в нерешительности, но третий взял наизготовку палочку собственную. Лили и Дамблдор не шевелились: она оцепенела от страха, директор по-прежнему с кроткой печалью наблюдал за происходящим.
- Мистер Снейп, - раздался спокойный голос Фенвика. – Вы мне не поможете. Опустите палочку.
Дрожащая рука Северуса сникла.
- За что они вас?
- Произошла ошибка. Я уверен, в течение суток все выяснится. Ступайте в замок. Не забудьте, после каникул вы обещали мне сделать доклад о том, являются ли привидения темными существами.
Авроры потянули Фенвика дальше. Северус глядел им вслед, задыхаясь, едва не крича. Лили обвила руками его шею, припала к груди друга, слушала бешено колотящееся сердце и беззвучно ныла от того, что больше помочь не может ничем. «Ты хотела, чтобы Фенвика арестовали», - шепнула ей память, и Лили зажмурилась от стыда. Она ведь в шутку подумала тогда, никак не рассчитывала, что и в самом деле… Если Северус узнает, он, наверное, её не простит.
Дамблдор, поглядев немного на детей, скрылся, а они стояли на улице, покуда не начался дождь.

Глава 13. Слабость

Когда неделю спустя Лили вернулась в Хогвартс, Северус показал ей подборку «Ежедневного Пророка»: он сохранял теперь каждый номер. В одном из них на первой полосе была статья про Фенвика: его обвиняли в том, что якобы именно он зимой проклял дверь в «Дырявом котле». В аврорат поступило анонимное донесение, а при обыске у профессора нашли артефакты со следами тех же проклятий, что были применены при совершении преступления.
- Но это еще ничего не доказывает! – лихорадочно шептал Северус. – Помню, к отцу приходил один маггл, бывший полицейский, и он говорил, что полиция, если им непременно нужно арестовать человека, может и сама что-нибудь ему подбросить. Не думаю, что аврорат так не поступает.
- А зачем им это нужно, Сев?
- Не знаю… Мало ли, у кого на него зуб. Но он точно не виноват, такого просто не может быть!
«Да, мало ли кому он еще насолил, - подумала Лили. – С таким-то характером». Он ловила себя на мысли, что Фенвика даже и не жалко, а того, кто решился сделать злому человеку ответную гадость, она понимает. Но вслух об этом заявлять, пожалуй, нельзя, и не только потому, что Северус не желает видеть недостатков учителя. На каникулах у Лили был разговор с отцом.
Отец только что выспался после ночной смены, вышел в сад, примостился на скамеечке у розовых кустов. Цветы должны были распуститься еще не скоро, шипы пока что казались туповатыми.
Лили примостилась рядышком, прижалась к отцовскому плечу, сомлела под теплой большой рукой.
- Папа, можно спросить?
- Естественно.
- Желать человеку зла – это очень плохо?
Отец грустно улыбнулся, сцепил руки в замок.
- Я, наверное, должен сказать, что желать зла нельзя никому. Но вряд ли хоть кто-то смог бы всю жизнь воздерживаться от дурных мыслей. Так вот, одно дело – подумать о человеке скверно, даже сгоряча пожелать ему свернуть шею. А другое – что-нибудь сделать, чтобы он её действительно свернул. Понимаешь?
- То есть за мыслями мы следить не можем, поэтому за них не должно быть стыдно?
- Должно быть, Лили. Должно. Согрешить можно и в мыслях. Но людям вредят не наши мысли, а наши дела.
Итак, о профессоре Фенвике все же не следовало плохо думать. Но корить себя особенно не за что, ведь Лили не подбрасывала ему проклятые артефакты и не писала анонимку в аврорат. К тому же может оказаться, что он действительно виновен. Недаром он так выпытывал у учеников на первом уроке что-нибудь о темной магии. Из разговоров студентов Лили поняла, что ненависть к магглорожденным и пристрастие к темной магии как-то связаны между собой. Так что, если профессор Фенвик был темным магом, то и расистом наверняка тоже был. Этим, кстати, и может объясняться его вечная неприязнь к Лили.
Северусу, конечно, Лили опять же ничего не сказала. Беднягу и так задразнили за то, что он был любимым учеником преступника. Особенно Поттер с Блэком старались: то Таранталлегру наложат, то водой обольют, то мантию подожгут. Северус не терпел, отвечал, как мог, но их было больше, а если угроза им становилась чуть серьезней, к потасовке присоединялся еще и Ремус Люпин. Петтигрю, ходивший за ним тенью, обычно оставался в стороне. Как-то раз, слишком, видимо, испугавшись за приятелей, Петтигрю закричал. Прибежала Чарити – та самая староста Хаффлпаффа, в одном купе с которой Лили и Северус возвращались с зимних каникул. Приход старосты, однако, не пошел гриффиндорцам на пользу: Чарити сняла с них по пять баллов и отругала на чем свет стоит:
- И вы себя считаете храбрецами! Да вы мародеры самые натуральные.
- Да, - вскинул подбородок Сириус. – Мы мародеры. Отныне так и будет именоваться.
А через две недели после приезда Лили, утром, за завтраком, Гестия Джонс, спешно листавшая «Ежедневный Пророк», охнула:
- Посмотрите-ка… Профессор Фенвик…
Газета пошла по рукам. Довольно быстро номер дошел до первокурсниц. Оказалось, что Стюарт Фенвик был вчера убит при попытке к бегству.
Алиса заморгала, зажала рот рукой, подавляя слезы. Мери протянула:
- Значит, вот оно, проклятье…
Эммелина отгребла кудрявую волну волос от лица:
- По-вашему, проклятие виновато, что он стал преступником?
- Если он им был, - подал голос Ремус Люпин. – Ведь если о человеке что-то говорят, это не значит, что так оно и есть, правда?
Патрик Спиннет что-то возмущенно ответил, ввязались Сириус и Поттер, началась перепалка, но Лили уже не слушала. Она смотрела на слизеринский стол, туда, где виднелась неподвижная, ссутуленная фигурка Северуса. Девочка колебалась. Наконец она поднялась, быстрыми, хоть и неуверенными шажками пересекла зал и оказалась рядом со слизеринцами.
Те сдавленно захмыкали. Кто-то прыснул в кулак. Её рассматривали, как голого розового червяка, извлеченного из земли. Эльза зашептала Электре что-то вроде: «Грязь не может отлипнуть от грязи». Северус не оборачивался. Лили остро захотелось уйти, но тут сидевшая рядом с ним Летиция Гэмп, тяжело насупившись, подвинулась и указала Лили на свободное место.
Девочка положила ладонь на плечо другу. Он напрягся, но не шевельнулся. Свесившиеся пряди волос скрывали лицо.
- Северус… - Лили погладила мальчика по руке. Он слабо дернулся.
- Все нормально. Поди к своим, на уроке встретимся. Поди. Все нормально.
И потом очень долго, до конца года, ходил совершенно тихий, сосредоточившийся на какой-то мысли, которая его грызла. Она одна занимала Сева на занятиях, из-за нее он почти не отвечал на новые и новые шутки Мародеров (впредь компания Поттера, Блэка, Люпина и Петтигрю именовала себя именно так), из-за нее, видимо, почти молчал на прогулках с Лили, хотя прежде соловьем разливался. В конце концов Лили приревновала.
- О чем ты думаешь? – спросила она однажды вечером, когда они сидели на обогретой почти летним солнцем площадке Астрономической башни. – О Фенвике, да?
Угловатое лицо Северуса дрогнуло.
- О нем, - хрипло ответил мальчик. – Вот почему, а? Почему, если человек изучал темную магию, то он сразу преступник?
- А разве нет?
- Нет! – Северус так разволновался, что ударил по камням кулаком. – Я говорил со Слизнортом. Многие директора Хогвартса темную магию знали.
- Ну и что? Папа говорит, вовсе не обязательно, что человек, занявший высокий пост, действительно хорош. Часто бывает совсем наоборот.
- Да разве в этом дело? Они никаких преступлений не совершали, хоть и были темными магами.
- Может, мы просто не знаем?
Северус горько покачал головой.
- Не было никаких четких доказательств. А человека убили. Понимаешь? Убили, и все.
Сжав кулачки, он быстро отошел к краю площадки, стоял некоторое время в стороне, на ветру. Лили не подходила. Она понимала, что он плачет, но утешить было нечем, да и самой ей Фенвик был слишком неприятен, чтобы сожалеть, что вредный учитель в школе больше не появится.
Она вытянулась на теплых камнях, прикрыла глаза. Почувствовала, как Северус лег рядом.
- Вот если бы я был сильным, - прошептал он. – Я бы раскидал этих тварей, и он бы сбежал…
- Сбежал бы? А если он в самом деле преступник?
- Да вообще, знаешь… Мне все равно…
Лили показалось, что камни под ней стали холодными. Она не шевельнулась, не ответила, но запомнила его слова накрепко. Пригодится потом.

Первый год, придавив напоследок контрольными, закончился. По его итогам победителем стал Гриффиндор, причем Гестия поздравляла первокурсников с тем, что они принесли факультету довольно много баллов по сравнению с предшественниками. «Вы очень сильный поток. Давно не собиралось на одном курсе столько способных ребят». Слизерин оказался вторым, Рейвенкло – третьим, а Хаффлпафф – на последнем месте. Старшеклассники посмеялись, уверяя, что это традиция.
Глядя на празднующих гриффиндорцев, на слизеринцев, разозленных, что их обошли, на хаффлпаффцев, принявших поражение так, будто это привычное дело, Лили невольно подивилась. Если верить тому, что говорят о качествах, присущих ученикам разных факультетов, лидировать неизменно должен Рейвенкло – факультет умников (пренеприятных, отметила девочка про себя, один пакостник Обри чего стоит, но все же умников), а старательные хаффлпаффцы быть вторыми. Однако же орлиный и барсучий факультет задвинуты в тень и словно даже не возражают. В глазах некоторых старост заметна досада, но протестовать бесполезно. «Они приучены не вылезать вперед», - подумала Лили, и ей вспомнился полный боли взгляд Петунии, когда пришедшие к Эвансам гости, наспех кивнув старшей девочке, неизменно умилялись младшей. «Быть в тени стыдно и больно, да. Верно, они и не считают себя достойными лучшего. Особенно хаффлпаффцы. Да, пожалуй, за это слизеринцы презирают их. Пастор Грей сказал бы, что хаффлпаффцы смиренные, а слизеринцев мучает гордыня. А гордый смирного всегда презирает. Или даже не так. Слизеринцам кажется, что в гордости – сила, и чем сильнее человек, тем больше он давит слабых».
По дороге к станции, однако, тезис о смирении учеников барсучьего факультета продемонстрировал свою несостоятельность. Бертрам Обри громко (и под одобрительные смешки некоторых слизеринцев) разглагольствовал о том, что Хаффлпафф можно бы объявить факультетом умственно отсталых, а еще туда надо бы начать набирать сквибов: все равно барсуки по уровню способностей от них не сильно отличаются. Шедшая за ним Мэрион Риверс слушала-слушала, покрываясь красными пятнами, да и заехала Обри костистым кулаком по затылку. Тот пошатнулся, выхватил было палочку, но второкурсник Гилберт Боунс наложил Таранталлегру, и Бертрам зашелся в безумном танце. Пенни-Черри расхохоталась, кто-то зааплодировал. Если бы Джон Грин, аккуратный беленький мальчик с третьего курса, не позвал старост, неизвестно, сумел ли бы Бертрам добраться до поезда.
- В общем-то, своего ума хаффлпаффцы не доказали, - рассуждал потом Северус в купе. – Слишком легко поддаются на провокации. Но хотя бы не терпят, как овцы.
«Поддаются на провокации… Сев, а кто заставил плеваться слизнями Поттера, когда тот рассуждал, что сделал бы со слизеринцами, будь он министром магии? Кто из-за конфликтов с Мародерами уже испортил отношения с профессором Макгонагалл? Надо же было ляпнуть, что она нарочно их выгораживает…» Но Лили снова промолчала.

Лето вернуло Лили в жизнь, которая успела позабыться – не в атмосферу праздника, но в тягучую и безотчетно безнадежную повседневную жизнь Коукворта, для девочки, однако, разукрашенную горячим летом и праздностью. Приходы кумушек, чаепития, звонки какой-нибудь двоюродной тетушке – у нее юбилей. Собственная комната – то убежище, то клетка – и книги, сюжетов которых вдруг стало остро мало. Отец уходил в смены, мама – теперь Лили было это заметно – скучала, ссорилась с Петунией, сестра пропадала у одноклассниц, ну а Лили с утра убегала гулять с Северусом.
Им все же разрешили уходить за пределы города, и иногда они на попутках добирались до ближайших деревень, бродили по ярмаркам, забавы ради заглядывали в окна домов. Они вновь и вновь возвращались на любимое озерцо и плескались до посинения, до того, что, выскочив на берег, плясали и растирали друг друга задубелыми ладонями. Да – Лили все-таки заставила Северуса учиться плавать.
Уговаривать не пришлось: его после гибели Фенвика своеобразная покорность захватила, покорность человека, оглушенного горем. И вот, когда они отыскали то самое озеро, когда Лили скинула платье и принялась закручивать волосы в «шишечку», чтобы не мешали (а то ужасно длинные отросли), Северус, потоптавшись, принялся раздеваться.
Увидев его без рубашки и брюк, Лили долго боролась со смехом и брезгливостью одновременно. Ребра торчат, плечи согнуты, ножки кривые, слабенькие, кожа чуть не зеленоватая и вся – особенно на спине – исцарапанная. Но раз уж человек дозрел, не отпугивать же его насмешками.
Лили взяла Северуса за руку, ввела в воду. Заставила поплескать на себя немного, чтобы привыкнуть к прохладе.
- А теперь вытяни руки и ляг на живот.
- Как, прямо на воду лечь?
- Да. Не бойся. Вдохни глубоко. Выдохни в воду.
В первый раз, естественно, у Сева ничего не получилось, он нахлебался воды, долго отфыркивался и впредь дышать в воду отказался решительно. Лили растерялась: отец учил её, что плавать, все время держа голову над водой, когда остальное тело «утоплено» - неправильно.
- Ладно. Ложись опять на воду, - она обхватила его. – Не бойся, я держу, ты не утонешь. Двигай руками и ногами – видел, как я делаю?
- А я тебя не задену?
- Чудак! Нет, конечно. Давай.
Пока Лили держала друга, он греб вполне прилично, но едва она – предупредив! – отпустила его – все пошло наперекосяк. Северус охнул, бешено заколотил по воде руками и ногами и опять нахлебался. Пришлось вывести его на берег.
Она ожидала, что после неудачной попытки Сев наотрез откажется снова лезть в воду. Ничуть не бывало: обсох, обогрелся и потащился бултыхаться снова.
Через месяц он уже вполне греб по-собачьи, правда, расслабляться, наслаждаясь плаванием, так и не научился.

Однажды, наигравшись – было прохладно, и купаться не пошли, гуляли в Коуквортском парке – Лили и Северус возвращались домой. Далеко они уйти не успели: прямо на заброшенной детской площадке наткнулись на Тобиаса Снейпа, удивительно трезвого и злого до налившихся кровью глаз. Вцепился сыну в плечи, встряхнул:
- Куда ты деньги дел, паршивец?
- Никуда, - ответил очень побледневший Северус.
- Никуда? Все пособие! Только вчера получил – где оно?
(Пособие по безработице на самом деле спрятала от мужа Эйлин Снейп, пытаясь отложить хоть что-то на хлеб. Её не было дома, она подрядилась мыть полы в каком-то учреждении, и Тобиас, не имея возможности сорвать злость на жене, отыгрался на сыне. Ничего этого Лили не знала).
Девочка в шоке стояла и не двинулась с места, даже когда Северус сделал ей знак, пытаясь показать, что нужно уйти.
- Небось, на мороженое с ней потратили? – Тобиас ткнул пальцем в Лили. Она замотала головой, но он уже не обращал на нее внимания. – Сейчас я тебе задам такое мороженое, мало не покажется! Снимай штаны!
- Папа, - голос Северуса упал, стал чуть слышным. – Пожалуйста, давай поговорим дома.
- Нет уж, на нее деньги потратил – пусть она на твою задницу и любуется! Снимай штаны!
- Лили, - Сев низко опустил голову и не оборачивался. – Иди домой, хорошо?
- Уйдешь – я этого выродка до смерти запорю! – выплюнул Тобиас и рявкнул сыну. – Ну!
Мальчик расстегнул заношенные короткие джинсы, спустил их вместе с сереньким бельишком. Отец его вытащил ремень, а Лили опустилась на траву, обхватив себя руками, и не смогла даже зажмуриться. Она не знала, сколько времени прошло, покуда она сидела и смотрела, как ремень безжалостно хлещет жалкое тощее тело. Потом её вдруг затошнило с такой силой, что она уже не могла оставаться на месте – вскочила, кинулась в кусты, долго бежала, плюхнулась на землю у ручья. Сунула лицо в холодную воду.
Тошнота прошла, Лили успокоилась, и стало стыдно. Нечего сказать, гриффиндорка - оставить друга в такую минуту! А могла бы попробовать хоть как-то помочь. Звать взрослых бессмысленно, никто не станет вмешиваться в семейные дела, но все-таки… Взгляд Лили упал на омываемую водой гальку. Точно! Она наберет камешков и будет кидаться в Тобиаса. Конечно, он бросит сына и погонится за ней, а она сумеет убежать, спрятаться. Набив карманы галькой, девочка поспешила назад к площадке.
Сперва ей показалось, что там никого и нет. Силуэт Тобиаса Снейпа исчезал где-то в конце улицы, а Северуса видно не было. Лишь оглядевшись тщательно, Лили увидела помятую траву, прошла пару шагов и наткнулась на друга. Северус лежал ничком, машинально сжимая в пучок стебли. Почувствовав чье-то приближение, он всем телом прижался к земле.
- Сев, - Лили погладила его по волосам. – Сев, миленький, прости, пожалуйста. Прости, что я убежала.
Он некоторое время молчал, зарываясь лицом в траву, словно наделся спрятаться, затем сдавленно проговорил:
- Уйди, пожалуйста.
- Северус, не надо так. Ну не сердись. Я просто растерялась.
- Уйди! – он замотал всклокоченной головой.
С тихим вздохом Лили поднялась, еще раз поглядела на жалкую растоптанную фигурку. Отвернулась, побрела домой. «Он обиделся, что я его не защитила. Я струсила. Оказалась слабой. В самом деле, слабой быть противно».

Глава 14. Лягушачья икра

С момента, когда Лили оставила Северуса на площадке, прошло больше недели, а он все не показывался. Сначала девочка боялась, что он опять расхворался из-за побоев, и собиралась снова отправиться в Паучий Тупик, наплевав на страх перед отцом друга и неприязнь к его матери. Но потом мама, придя однажды из магазина, сообщила, что видела Северуса на улице, но он мало того, что о Лили не спросил, даже попытался, заметив миссис Эванс, затеряться среди покупателей. Девочку словно окатили ледяной водой.
Вот он насколько, стало быть, обиделся: знать её теперь не желает. А хотя за что? Она извинилась, и вообще – многое ли она могла сделать? «Если он такой злопамятный – что ж, у меня тоже гордость есть. Возьму и не буду о нем думать. И скучать не буду. Вот ни капельки! Неужели надеется, что опять извиняться прибегу? Как будто, кроме него, у меня и нет друзей. Как будто мне без него уж так одиноко будет. А вот шиш!» И Лили принялась обзванивать бывших одноклассников - тех из них, с кем были вроде неплохие отношения.
Половина была на отдыхе, кому-то явно не хотелось видеться с Лили, но наконец Джудит Натти согласилась прогуляться.
…Джуди была, как и Лили, рыжая, только другого оттенка, гораздо светлее, почти золотистого, и вся в веснушках, не бледневших даже зимой. Думается, приглашению она обрадовалась не только потому, что появилась возможность безбоязненно перемыть косточки общим знакомым, но и оттого, что о Лили по старой школе ходили разные слухи, и можно было наконец убедиться в их правдивости.
Девочки встретились близ рыночной площади Коукворта. Пообнимались, поудивлялись друг на друга – обе заметно подросли с тех пор, как виделись в последний раз. Купили по мороженому и, болтая ногами, уселись на скамейку. Джуди затараторила:
- Мисс Дэск вышла замуж. Представляешь? И уехала! Говорят, будет жить в деревне. Смешно. Стив Паркинг – помнишь этого гада? – прыгал с крыши вслед за старшеклассниками и сломал ногу. Вот я радовалась! Он меня так доставал! Джули и Кэти обе влюбились в Боба Флеминга. Представляешь? Подкидывали ему записочки, а потом подрались из-за него...
Лили слушала, поддакивала, спрашивала о чем-то, но невольно ловила себя на мысли, что ей в каждой минутой все скучнее. Отвыкла она от пустых сплетен. В Хогварсте даже сплетни – часть боевых действий. А с Северусом они редко обсуждали чью-то жизнь.
Приехал на велосипеде старший брат Джуди, Брендон. Остановился, всем видом показывая, как ему унизительно трепаться с малолетками, но согласился прокатить на раме вдоль улицы сначала сестру, а потом Лили. Собственно, та и сама кататься умела, спасибо Петунии, и все же сидеть впереди, рядом с кем-то теплым и сильным, и только удерживать равновесие и подставлять лицо ласковому летнему ветерку – ощущение непередаваемое. Можно вообразить себя дамой, которую рыцарь везет на коне… На углу улицы она увидела Северуса.
Он стоял у дерева, цепляясь за кору, и следил взглядом за катающимися. Лили слегка вздрогнула – так полыхнули его южные глаза, столько, как ей показалось, ненависти и боли в них отразилось.
- Ты чего дергаешься? – спросил Брендон; его голос уже ломался, часто переходя на басовые ноты. – Шпаненка того испугалась, что ли? Да я же его одной левой размажу, если надо!
Пожалуй, Брендон размазал бы и кого-то покрепче, чем Северус. Рослый и плечистый для своих тринадцати лет, он был, по словам Джуди и по внешнему впечатлению, очень силен. И все же злой и горький взгляд долго обжигал спину.
…Вечером Лили сидела с книжкой в саду, когда услышала тихое постукивание. Так, бывало, Северус вызывал её. Она помедлила, поморщилась. Идти не хотелось – и зла была на него, и, памятуя сегодняшнюю встречу, побаивалась. Однако стук повторился, и Лили, досадливо вздохнув, подбежала к забору. Ну конечно, там торчал Сев.
- Все-таки решил прийти? – Лили не могла сдержать обиды. – Я уж думала, ты меня больше видеть не хочешь.
- Нет, - он тихо покачал головой. Лицо уже не злое и жестокое, как днем – просто грустное. – Слушай, ты извини, я просто…
- Да нет, ладно. Я понимаю. Ты такой, ничего с этим не поделаешь.
Он покраснел и сглотнул.
- Только не надо меня больше пугать, хорошо? Когда я сегодня тебя увидела днем, я подумала, что ты сейчас меня убьешь.
- Я никогда тебе не наврежу. Клянусь.
Она вздохнула.
- Верю. И если я прошу у тебя прощения – уж прощай сразу или говори, что мы не друзья больше, согласен?
- Да тебе не за что было просить прощения! – его глаза вспыхнули. – Ты ни в чем не виновата, и я нисколько на тебя не сердился.
- Зачем же ты меня прогнал?
Он потупился, помолчал.
- Извини. Я такой дурак иногда бываю.
- Заметно, - с легкой улыбкой Лили просунула руку между планок забора. Сев неловко пожал маленькие пальцы. – Ну что, завтра пойдем купаться?
…И летние дни потянулись, как прежде – с прогулками и купаниями, с бесконечной болтовней обо всем на свете и тихими часами, когда так приятно молчать. Северус после затишья фонтанировал идеями. К примеру, однажды он вычитал, что особым образом высушенная лягушачья икра может заменять некоторые ингредиенты в зельях и решил проверить, так ли это. На очередной прогулке в лесу они с Лили полные карманы набили вязкими комочками, перемазали руки слизью и, крайне довольные, предвкушающие эксперимент, разошлись по домам. А поздно вечером дом Эвансов огласился визгом Петунии.
- Лили! Ведьма проклятая, ты чего тащишь домой?
Остальная семья выскочила в переднюю. Туни стояла с вымазанными в слизи руками, а у ног её валялся жакет Лили.
- А собственно, кто разрешил тебе шарить по карманам? – одернула сестру мама. – Ступай к себе. А тебе, - обратилась она к Лили, - придется на сей раз жакет стирать самой. Я тебя научу, как.
Итак, икру пришлось добирать и придумывать, в чем её пронести на сей раз.

Незаметно истончился август. В Косой переулок за учебниками и новой формой (Лили ужасно быстро выросла из прежней) их вместе с Северусом отвез отец. У него был выходной, он решил навестить в Лондоне школьного друга, а Лили и Сев отправились в Гринготс и за покупками.
В «Дырявом котле», где они хотели передохнуть перед походом, было, несмотря на жаркий день, темно и сыровато. Практически пусто, только за одним из столиков поодаль от двери сидело двое мужчин и девочка.
Прежде всего Лили бросился в глаза рослый человек, покрытый шрамами, с каким-то безобразием в лице, настолько отталкивающим, что она не смогла поначалу толком и разобрать, в чем оно заключалось. Лишь присмотревшись, поняла: у человека был обрублен кончик носа, а один из глаз был искусственный, не умещавшийся в глазницу и постоянно вертевшийся, даже западающий за веко. Лили невольно содрогнулась.
Северус почему-то потянул её ко второму выходу, хотя они едва успели присесть – но приглядевшись, она поняла причину его спешки. Девочкой, сидящей между мужчинами и уныло потягивающей лимонад, оказалась Мэрион Риверс; она бросила на однокурсников одновременно холодный и испуганный взгляд, затем сделала знак, чтобы они быстрее проходили.
А между тем её отец – третьим за столом был явно он – плеснул себе в кружку из стоявшей рядом бутылки – у одноглазого была своя фляга – и горько вздохнул:
- У меня этот Фенвик из головы не идет. Вот мы до чего докатились. По первой анонимке хватаем и казним невиновных!
Северус замер у порога.
- Но-но, Боб, ты бы хоть при девчонке не квасил, а то она, как вырастет, мужиков пуще огня бояться будет: вдруг пьяницы, - прохрипел одноглазый. – А вообще тебе с таким настроем при Крауче не работать.
- Знаю…
- Знаешь – и что? Выйдешь в отставку? А тварей ловите, кто ручки не боится замарать?
- Да тут не ручки. Тут душа, понимаешь? Одно дело – когда в матерых и явных преступников палим, а тут – учителишка, по доносу скрутили; и скрутили-то мы его по ложному доносу. И что же, в него – Авадой? Да чем мы лучше темных, если их методами работаем?
- Чем лучше... К примеру, целями.
- А вправе ли мы ставить перед собой эти цели, если сами не лучше наших врагов?
Одноглазый задумчиво отпил из фляги. Крякнул.
- Ты мне голову не морочь, вот что. Имеем – не имеем… Философ нашелся! Стал аврором – ловишь шушеру всякую и стервецов. Ясно тебе? Хотя Крауч… Но вот, - он понизил голос. – Мы тут с тобой разглагольствуем, а если там у двери никакие не сопляки вертятся, а Пожиратели или еще чьи агенты под оборотным? Эй, вы! – крикнул он Лили и Северусу. – Ну-ка подите сюда!
Сев потянулся к двери, но Лили чутье подсказало, что лучше приблизиться, и она повела друга за собой.
- Да это же однокурсники мои, дядя Аластор, - спокойно сказала Мэрион. - Лили Эванс и Северус Снейп. Никакие они не шпионы и не Пожиратели.
- Пока – нет, а потом, может, будут, - хохотнул одноглазый. Мистер Риверс смотрел на детей грустными пьяными глазами. – Да и сейчас надо еще доказать, что они те, за кого себя выдают. Мэрион, а проверь-ка их, как я тебя учил.
Девочка залилась краской, мучительно задергала очки.
- Дядя Аластор, не надо этого, я же их знаю.
- А есть такие штуки, как оборотное зелье и чары изменения внешности. Так что давай, давай.
Лили сама не понимала, что заставляет их с Северусом здесь стоять. Мэрион слегка сжала кулачки.
- Дядя Аластор, я не буду этого делать.
- Не будешь?
- Нет.
– Зря. Могла бы отцу помочь. Вдруг им есть, что скрывать? Например, Темную метку, - он снова коротко и хрипло хохотнул.
- Да посидите с нами, - предложил мистер Риверс. – Мы с дочкой тоже за покупками собирались. Вместе пойдем.
Мэрион бросила на ребят умоляющий взгляд и едва заметно покачала головой, но они и без этого ни капли не хотели оставаться рядом с двумя пьяными аврорами. Лишь оказавшись в Косом переулке, они вздохнули свободно. Впрочем, Сев снова сосредоточился, ушел в себя.
- Северус, а что такое – Темная метка?
- Думаю, знак Пожирателей смерти, - рассеянно пробормотал друг. – Так значит, он был невиновен… А авроры вправе использовать Аваду…
В книжном магазине Северус отправился в отдел подержанной литературы, а Лили повезло: часть учебников досталась со скидкой, в честь юбилея одного из владельцев «Флориш и Блоттс». В итоге от суммы, которую она планировала потратить, у нее осталось немножко, и она после магазинов потащила друга в кафе-мороженое Фортескью, о котором успела наслушаться от Марлин и Эммелины. Лили взяла себе одно шоколадное, хотела взять и для Сева, но тот отказался. Разделить мороженое пополам отказался тоже.
- Я не хочу. И вообще не люблю сладкое. Ешь, а я рядом посижу.
Они устроились у открытого окна; Лили с любопытством наблюдала за прохожими. Вон дама прошла – именно дама – шурша старомодным платьем; двух мальчиков ведет. Сев скривился, узнав в старшем из них Сириуса Блэка. А младший шагает чинно, держится прямо, словно проглотил длинную палку, и личико умное, но холодное, без выражения.
- Младший брат Блэка похож на замороженную рыбу, - хихикнула Лили и тут же призадумалась. В прошедшей женщине поражали королевская осанка и открытая, чистая жестокость взгляда. Может, и будешь похож на рыбу – с такой-то матерью?
Северус повел плечами.
- Говорят, они вырождаются, - произнес он не без злорадства. – Блэки вырождаются. Слишком много родственных браков. По их старшему отпрыску это заметно.
«Все же дикость. Родственные браки… В каком веке мы живем?»

Отъезд «Хогвартс-экспресса» на сей раз проходил грустно. Первая, кто бросился в глаза Лили, когда она прошла сквозь барьер – маленькая, худенькая женщина, которая прижимала к себе и исцеловывала мальчика с соломенными волосами. Её движения ужасали словно предсмертной тоской, а по лицу безостановочно бежали слезы. Чуть поодаль девочка с вьющимися золотыми волосами висла на шее у рослого плечистого парня:
- Карадок, я не хочу! Я боюсь! Не надо!
Про себя Лили отметила, что девочка отчего-то в траурном платье.
Дальше, время от времени брезгливо оглядываясь, стояла миссис Блэк и строгим, но довольно теплым тоном что-то внушала младшему сыну. Сириус с выражением крайнего презрения и скуки маялся рядом – видно, ждал, когда наконец появятся его друзья. Лили постаралась побыстрее проскочить мимо.
Ей это удалось, как удалось и занять свободное купе. Северус все не появлялся. Собственно, возможно, и не стоило его ждать: ужасно хотелось увидеться с подружками, а Сев, в конце концов, может доехать и со своими однокурсниками, и вообще с кем угодно, для мальчишек это не проблема.
Лили усмехнулась, вспомнив, что с тех пор, как она впервые отправилась в Хогвартс, прошел ровно год. Как тяжел и неприятен был тот день! А сегодня все прошло так буднично: отец попрощался с утра и ушел на смену, Туни изволила выдавить из себя: «До свидания», мама спокойно довезла до Лондона и до платформы проводила. Так быстро все привыкли, что уже год, как Лили вошла в другой мир. Хотя мама, наверное, скучает. Слишком уж горько молчала всю дорогу. И отец тоже… Вздумал утром утешать:
- До Рождества осталось не так уж много времени. Тем более, тебе там интересно.
Да, это правда – в Хогвартсе Лили определенно интересней, чем в Коукворте. Все равно – расставаться, отходить от уклада, к которому успела привыкнуть – неприятно, даже болезненно.
Северус появился наконец. Уселся напротив, машинально потер руки, будто они замерзли, насупился.
- Знаешь, я сейчас шел мимо одного купе, там старшекурсинки вслух читали газету…
- И ты подслушал.
- Просто прислушался.
- Подслушивать нехорошо.
- Брось. Так вот, по делу о двери в «Дырявом котле» нашли виновного, - Сев горько усмехнулся. - Понимаешь? Помнишь, что мы тогда слышали от отца Риверс? Фенвик в самом деле был невиновен. Да и неизвестно, виноват ли тот, кого арестовали теперь.
- На что ты намекаешь?
Он вздохнул.
- Ни на что, Лили. Просто так сказал. Но сама подумай – это нормально, когда невиновных людей арестовывают?
- Знаешь ли, всякое может случиться. На человеке же не написано….
И вдруг нахлынули воспоминания. Замечательная семья, живущая по соседству, игры с Трейси Файерс, совместные уик-энды… Кто мог бы сказать тогда, что мягкий, скромный, вежливый, чувствительный Джек Файерс станет убийцей? Что он без колебаний задушит женщину, которую горячо любил, от которой у него были дети? А вот отец Северуса, как ни странно, честный и законопослушный человек, хотя кого бы представлять в роли преступника, как не его. «Он ведь вполне может убить. И Северус тоже может», - подумалось Лили, и она ощутила, как похолодели пальцы.
- Ты, кстати, захватил лягушачью икру?
- А как же! В эти выходные поэкспериментируем, идет?

Глава 15. Поражение

С подругами удалось увидеться лишь за факультетским столом. Вволю нащебетались, наобнимались; Мери, конечно, ругнула Лили, что та не поехала в одном купе с ними.
- Все около своего змееныша вертишься? – грустно спросила Эммелина. – Погоди, вот станет Пожирателем и сам же тебя убьет.
Лили вспомнила тяжелый, злой взгляд Северуса, когда он увидел её с Брендоном, и стало не по себе.
А между тем подруги уже позабыли о её проступке. Марлин обещала показать семейные колдографии – Маккинноны этим летом были в Албании; Алиса с удовольствием рассказывала, насколько разжирел Хиндли, а Мери поведала, что говорила с Биллом Хоупом, капитаном команды Гриффиндора по квиддичу. Команде нужен новый ловец, отбор будет через неделю.
- Я спросила, можно ли мне попробоваться на загонщицу, он сказал, что пока места заняты, но на следующий год одна из загонщиц выпускается, и тогда будет можно. А Поттер будет пробоваться на ловца. Он с компанией зашел к нам в купе и демонстрировал такие фокусы! У него откуда-то взялся игрушечный снитч! Видела бы ты, что он выделывал!
«И хорошо, что не видела», - подумала Лили. Поттер ей по-прежнему инстинктивно не нравился, а сейчас и вовсе кровь вскипела при одной мысли, что несносный мальчишка сможет её в чем-то обойти. «Вот уж шиш! Я буду ловцом Гриффиндора, я и никто другой!»
Джеймс Поттер между тем вовсю веселил Сириуса Блэка, несколько огорченного, видимо, тем, что его младший брат Регулус угодил на Слизерин. Блэк, правда, принял известие со стоическим спокойствием, но все же сдержанная досада мелькнула в глазах, когда Регулус зашагал к слизеринскому столу. Джеймс как-то чудно разложил продукты у себя на тарелке, так что оказалось практически человеческое лицо, окрестил созданное «съедобным Нюнчиком» и тут же живо слопал. Потом достал из кармана телесного цвета маску, нацепил – и за пять минут поменял с десяток разных рож. Черты маски сами собой менялись.
- Маска метаморфа! – восторженно воскликнула первокурсница, Нелли Гамильтон. – Ой, а можно мне примерить?
Джеймс только добродушно улыбнулся и передал девочке свое сокровище. За ужин маску успели перемерить все, в том числе Лили, на время усмирившая желание немедленно указать Поттера на место.

В радостной суматохе встречи после каникул никто не обратил внимания на нового преподавателя ЗоТИ – профессора Грегори Суитфейса. Лили успела только заметить, что это плотный человек с бородкой, в очках, с очень добрыми глазами. На уроке оказалось, что у него добрый голос, и вообще он себя очень мило ведет. Правда, смотрел на них с нежностью, с какой глядят лишь на младенцев, и мягко попросил Пенни-Черри отсесть от Дэвида Хитченса.
- Вы пришли сюда, чтобы научиться противостоять темной магии. А что нужно, чтобы противостоять ей как следует? – профессор окинул класс благостным взглядом.
- Нужно иметь о ней понятие, сэр, - поднял руку Ремус Люпин.
Преподаватель огорченно покачал головой.
- Мерлин вас упаси, юноша, иметь хоть какое-то понятие об этой мерзости. Минус два балла с Гриффиндора. От кого вы нахватались? Ах да, я подозреваю… Мой преступный предшественник…
- Сэр, оставьте в покое мертвых, - сердито проговорила Мэрион. – Тем более, что профессор Фенвик был невиновен.
- Мисс, не надо диктовать учителю, как ему себя вести. Минус два балла с Хаффлпаффа. И если Стюарт Фенвик был невиновен, это не отменяет факта, что он был легкомысленным человеком с нетвердыми моральными установками. Это-то главным образом и привело к беде. Не изучай он темную магию – кто бы его заподозрил? Да, дети, вы имеете перед глазами наглядный пример того, до чего доводит невнимание к морали, к нравственным ценностям в воспитании подрастающего поколения. А ведь, чтобы как следует противостоять темной магии, нужно иметь всего-навсего чистое сердце. Порок боится чистоты и отступает перед ней. Но какие усилия надо прикладывать, чтобы сохранить свет её в своей душе! Видите, даже среди вас, факультетов, где ценится отвага и верность, я обнаруживаю семена отрицания, непослушания и влечения к тьме – а что говорить про Рейвенкло, где ум ставят выше сердца, и Слизерин, где низость души в цене? Трудно мне с вами придется, ребята. Но я верю в возможность вашего исправления.
Лили прислушивалась к себе и не могла понять, что чувствует. С одной стороны, профессор Суитфейс, несомненно, милый человек и говорит все абсолютно правильно. С другой – чувствуется, что большинству он не нравится, и более того – он не нравится самой Лили. Последнее она уж никак не могла объяснить. Наконец решила ,что просто волнуется за Северуса: после таких отзывов можно представить, как учитель будет относиться к факультету, на котором учится друг. Хотя, если подумать, отзывы абсолютно заслуженные. Может быть, Северусу не повредит, если ему кто-то решится сказать про темную магию и про истинное лицо Слизерина правду.
…Севу новый преподаватель предсказуемо не понравился. По словам друга, все занятие свелось к тому, что Суитфейс ругал темную магию и Слизерин, да не забыл упомянуть и покойного Фенвика. Лили снова промолчала, удивляясь, как ей не надоело скрывать свое мнение. Впрочем, был повод: ей очень хотелось, чтобы Северус поддержал её на отборе в квиддичную команду, а он недолюбливал эту игру, не одобрял затею Лили и прийти болеть согласился явно скрепя сердце.

Метла спокойно лежала в руке. Лили уверенно стояла на поле, ожидая команды, даже нарочно вздернула носик, полагая, что Джеймса Поттера это позлит, но тот был неожиданно собран и невозмутим. Позади, на трибунах, за ними следили болельщики: со стороны Джеймса сидели его друзья, со стороны Лили – Мери, Марлин и Алиса, и поодаль – Северус.
Претенденты оседлали метлы. Мячик, заколдованный Биллом Хоупом – на тренировках такими заменяли снитч - взмыл над площадкой и зачертил в небе мертвые петли. Капитан дал знак, и Лили с Джеймсом одновременно взмыли в воздух. Мячик полетел от них прочь.
Они с Джеймсом мчались вровень. Лили, подавшись вперед, напряглась – метла пошла быстрей. Раз! На секунду ей показалось, что она вот-вот схватит муляж снитча, но тот в последний момент скользнул резко в сторону. Лили – недаром тренировалась весь год – успела сманеврировать, опять кинулась за ним. Джеймс плавно вывел дугу; он летел слегка отставая, но девочка чувствовала: при желании он легко её обгонит. А этого допустить было нельзя. Раз! Опять снитч ускользнул. Лили устремилась вперед, ничего не видя. Вот уже почти догнала, хоп! Снова промашка.
Некоторое время мячик просто улетал, и соперники шли вровень. Но Лили чувствовала, что устала, что слабеет и, пожалуй, вот-вот начнет отставать. Она рывком подалась вперед, метла сильно разогналась. Мячик между тем застыл в воздухе, Лили вытянула руку, чтобы схватить… И промазала. Рука, коснувшись матерчатой пыльной поверхности, скользнула по воздуху, а девочка поняла, что безудержно летит вперед и не может затормозить. А впереди маячила серая стена Хогвартса.
«Эванс, стой!» - испуганно вскрикнул далеко за спиной Поттер. Где-то визжали девчонки. Но остановиться Лили уже не могла, метла перестала слушаться. Серая стена приближалась. В отчаянии одной рукой вцепившись в древко, другую Лили выбросила вперед. Что-то тяжело ударило её в лоб и в грудь – и обрушилась темнота.

Первым ощущением была боль. Ныла каждая косточка, в груди пульсировало и клокотало при легком вдохе, ужасно давило на лоб, отдавало в виски. Запястье левой руки жгло, невозможно было ею пошевелить. Лили была бы рада снова провалиться в забытье, но отчего-то не получалось, а проживать новые и новые минуты было мучительно.
Затуманенные болью глаза различили белый фартук. Худощавая женщина склоняется над ней. Мадам Помфри.
- Очнулась, бедная? Сейчас лекарство примем.
Лили пришлось приоткрыть рот. По языку, по горлу потекло что-то теплое и противное. Зато боль отпустила, тело расслабилось. Девочка облегченно откинулась на подушку.
- Ты тут неделю уже. И еще долго болеть будешь. Что же делать, сама виновата. Дался тебе этот квиддич, а? Зачем ты так разогналась? Запретила бы эту игру, из-за нее каждый раз кто-нибудь ко мне попадает.
Вскоре Лили уснула. И так она жила в самом деле долго: посыпалась от боли, принимала лекарство, опять засыпала – покуда переломы кое-как не заросли. Боль уже не мучила её так, под снотворными мадам Помфри держать её перестала, и хотя Лили еще подолгу дремала из-за слабости, она постепенно научилась различать ночь и день, утро, обеденное время и вечер.
Пробуждался аппетит, Лили не могла дождаться часов, когда кормили. Она скучала в одиночестве – чтобы обеспечить покой, ей отвели изолированное место – и прислушивалась к голосам других больных, доносившихся из-за ширм, или листала книжку, очевидно, присланную Марлин. «Простушка и змей». В магическом мире своя беллетристика.
Некий юноша, представитель богатой чистокровной семьи Дарк – слизеринец, естественно – влюбляется в прекрасную девушку, не зная, что она маггла. Когда же он узнает об этом, разочарование его велико, он понимает, что не сможет жениться на ней, и тем не менее, не в силах устоять, делает красавицу своей любовницей. Между тем его нареченная невеста узнает об измене и требует смерти соперницы, в противном случае угрожая расторгнуть помолвку и опозорить семью неверного жениха. Юноша понимает, что, в конце концов, любовница не дороже ему, чем честь и будущее, и готов убить её, но старый эльф, приставленный к девушке, из жалости помогает ей бежать. В одиночестве и бесчестии несчастная рожает сына, подкидывает на порог каких-то бедняков и кончает с собой. Рожденный ею ребенок оказывается волшебником. Между тем молодая жена слизеринца, не удовлетворенная местью, решается на измену. От тайной связи со сквибом у нее рождается ребенок – почти что сквиб…
- Пришли к тебе.
Лили слегка дернулась от неожиданности. Наконец-то кто-то развеет скуку. Кто-нибудь из девочек?
- Две недели от Больничного крыла отогнать не могу. Но много с ним не болтай, тебе это еще не по силам.
Быстро зашлепали шаги. Лили отложила книжку, провела рукой по лицу, поправила волосы. Шаги внезапно замедлились – за ширмы Северус вошел чуть не на цыпочках. Робко присел на краешек кровати, коснулся одеяла.
Судя по виду мальчика, ему самому было впору ложиться в Больничное крыло. Глаза красные, напряженные, под ними черные круги, лицо отливает в синеву, руки истончились, как у скелета.
- Ты… Ты как? Тебе ведь лучше, да?
- Конечно, - Лили слабо кивнула. – Как в Хогвартсе дела? Что происходит?
- Да… Ничего. Я не знаю, - он часто заморгал и отодвинулся. Прерывающимся голосом спросил. – Тебе очень больно?
- Сначала было больно, когда очнулась. Сейчас ничего. Северус, а Поттера взяли ловцом?
- Взяли. На следующей неделе матч.
В глазах закололо. Горло сжалось. По щекам невольно покатились слезы.
- Лили! – испугался Северус. – Тебе что, плохо?
Она не смогла ответить. Он убежал, позвал мадам Помфри, та долго хлопотала, успокаивая девочку, но бесполезно. Слишком остра была горечь проигрыша – унизительно остра. От расстройства у Лили поднялась температура, и следующие несколько дней она почти все время спала.
Северус до самой выписки больше не навещал её, хотя Лили слышала иногда, как он вроде бы ругался с мадам Помфри. Значит, не приходил не потому, что не хотел – просто не пускали… Лили снова скучала, привыкала жить с мыслью, что проиграла по-крупному, набиралась сил и дочитывала дамский роман. У него, оказывается, должно было быть продолжение – надо спросить у Марлин.
Девчонки однажды завалились к ней всем табором – благо, она уже достаточно окрепла, чтобы медсестра допускала к ней большие компании. Натащили сладостей, открыток, приволокли букет георгинов, по очереди нацепили, смеша Лили, «маску метаморфа» - её прислал отец Марлин.
- Как мы все перепугались, когда ты врезалась! - рассказывала Мери. – Поттер схватил мячик, да и выбросил, за тобой полетел, но не успел догнать. Твой змееныш тоже вскочил, палочкой махал, да что от него толку? Если бы не Хоуп – он наложил чары… Как их? Смягчающие, что ли?
- Амортизационные, - подсказала Алиса; присев в ногах у Лили, она осторожно гладила одеяло.
- Вот, если бы не они, ты, наверное, всмятку бы тюкнулась! Ох нас и перекосило! Мы к тебе пустились всей гурьбой, да тебя старшие ребята окружили и подняли, нас не пустили уже. А дружок твой и с места не сдвинулся, так и сидел, открыв рот.
- Шоковое состояние, - опять пояснила Алиса.
- Да ладно, шоковое! Просто чурбан. Мы-то, по-твоему, не в шоке были? Лили наша подруга, и она нам дороже, чем слизеринцу какому-нибудь!
Марлин взяла книжку, задумчиво пролистала.
- Ты дочитала? Понравилось?
- Ага. Будет продолжение?
- Завтра принесу. Да, вчера был матч. Мы победили во многом благодаря Поттеру, - Марлин жестко взглянула подруге в глаза. – Привыкай, Лили. Теперь ты будешь о нем часто слушать. И вот еще что…
Она помедлила, а Лили потянулась, чтобы взять за руку Алису – так было спокойнее. Хотя что уж там – все равно страшно горько.
- Я слышала, как мадам Помфри говорила с Макгонагалл. Кажется, ты больше не сможешь летать. Вообще не сможешь.
Лили похолодела.
- Как не смогу? – она хлопала глазами, задыхаясь. – Как не смогу, Марлин, ведь я же… Я же умру! Этого быть не может! Я должна летать, должна!
Она разрыдалась. Алиса, несмотря на протесты девочек, позвала мадам Помфри, и той пришлось подтвердить: летать Лили действительно больше не могла. Слишком серьезные она получила травмы; любого маггла не смогли бы выходить, да и для волшебника просто лишиться способности к полетам – счастливый исход.
Медсестра поила Лили успокоительным, укачивала, увещевала, но та по-прежнему безудержно плакала. Как нарочно, били в память сцены из прошлых лет: вот она, на страх и зависть Туни, взмывает с качелей, проносится над верхушками деревьев – к радуге, к облакам. Вот играет с Северусом: разбег, прыжок – и парение. Вот тихая покорность метлы, прильнувшей к ладони.
Говорят, ей досталась неисправная метла. На таких старых вообще нельзя слишком разгоняться. И ведь предупреждали. Но слишком сильно было желание победить. Вместо этого Лили по всем статьям проиграла Джеймсу Поттеру. Его судьба – срывать аплодисменты, быть гордостью факультета, которому приносит победы, а её – завидовать и глотать слезы.

Глава 16. Джеймс Поттер

Вечером перед выпиской к Лили заглянула профессор Макгонагалл. Девочку немало удивил приход декана: та, при её несомненной справедливости и строгой доброжелательности, казалась человеком довольно отстраненным и сухим. До сих пор Лили видела, что профессор общается со студентами только по учебным вопросам – хотя старшеклассники характеризовали её как азартную и подчас вспыльчивую натуру, горячо защищающую свой факультет. Но такое мягкое выражение лица и грустный, сострадающий взгляд у Макгонагалл Лили видела впервые.
- Я рада, что вы завтра возвращаетесь к занятиям, - негромко сказала учительница. – На уроках вас не хватало.
Лили заставила себя кивнуть. Ей все-таки было не до возвращения, тем более не до того, чтобы снова заставлять себя учить уроки, с кем-то говорить, кому-то улыбаться. Чувство утраты невыносимо жгло душу, а униженность проигравшей, когда приблизился день встречи с однокурсниками, вернулась с новой силой.
- Я знаю, что вы сейчас чувствуете, - неожиданно сказала Макгонагалл. – Когда-то я сама бредила квиддичем, играла в команде факультета. А потом тоже упала с метлы, и о спорте пришлось забыть.
- Вы тоже больше не могли летать? – общность несчастья сближает, и Лили не могла больше видеть в преподавательнице совершенно чужого человека.
- Долгое время не могла. Мне пророчили, что я вовсе никогда не поднимусь в воздух. Но со временем способность к полетам немного восстановилась.
Сердце Лили забилось веселее.
- Значит, и я когда-нибудь?..
- Очень возможно. Так что не унывайте. Возьмите себя в руки. Гриффиндорки не раскисают.

У Больничного крыла её дожидался Северус. Протянул к ней руки, но не обнял, не улыбнулся, пристально и с отчаянием посмотрел в лицо.
- Как ты?
- Завтра можно на уроки, - проронила Лили. Пусть её утрата, возможно, не навсегда, но ожидание встречи с теми, кто знал, что она проиграла, тяготило.
Капли ночного осеннего дождя сохли под лучами утреннего солнца. Было время завтрака. День выходной, и это хорошо: возможно, Лили успеет хоть немного нагнать пропущенный материал.
- Не поможешь мне с занятиями?
- Конечно, помогу! И знаешь, - глаза Северуса засияли. – Я сидел в библиотеке долго, отыскал такой интересный материал по сдувающему зелью… Вот мы Слизнорта удивим, если доклад вместе сделаем, а? Или, хочешь, сделай одна, материал я тебе дам. Я еще по ЗоТИ книжку нашел, по изобретению боевых заклинаний. Жаль, нынешнему, - он поморщился и пропустил какое-то явно нехорошее слово, - этого не понять. Вот Фенвик оценил бы.
«Обязательно, когда мне тяжело, вспоминать людей, которые мне неприятны?» - сердито подумала Лили.
У порога Большого зала ей сделалось страшно, и будь она одна – пожалуй, не решилась бы войти. Впрочем, Северус сразу отделился, отдалился, отошел к своим. «Как всегда», - вздохнула про себя Лили и потащилась к столу Гриффиндора. Но встретили её на удивление тепло, замахали руками, усадили; девчонки лезли обниматься, мальчики тихонько осаживали их и поздравляли Лили с выздоровлением; кто-то жал руку.
- Привет, Эванс, - неуверенно сказали за спиной. Лили обернулась: рядом сидел Джеймс Поттер. – Здорово, что ты поправилась.
Со смущенной улыбкой, с воровато поблескивавшими глазами он был – как поймала себе Лили на мысли – весьма обаятелен, и она в ту минуту поняла учителей, которые не могли долго сердиться на него, несмотря на все его выходки.
- Мы тогда все так перепугались, вообще! Слушай, а зачем тебе это было надо?
«Чтобы показать, что я ничем не хуже никого, наоборот, даже лучше. Лучше мальчиков. Лучше чистокровных волшебников. Лучше тебя».
- А зачем другим это надо?
- Так другие с ума не сходят. Макдональд та же – тренируется, ждет следующего года. А ты на отборе прямо с цепи сорвалась. Почему?
Лили поджала губы. Нельзя раскисать. Нельзя нервничать. Лучше сказать правду и посмотреть, что будет.
- Хотела тебя победить. Доказать, что я лучше.
Кажется, у Джеймса даже очки округлились.
- Зачем? Кому ты чего доказала? Если ты в сто раз больше меня понимаешь в зельях – я же не лезу из кожи вон…
- Эй, а тебе что нужно, змееныш? – надменно спросил Сириус. Лили обернулась: у нее за спиной стоял Сев.
- А что Поттеру понадобилось? – тихо проговорил Северус, угрожающе сжимая палочку.
- Ничего себе, Отелло, - Сириус бросил на слизеринца полный презрения взгляд. – Если ты так трясешься над Эванс, что же ты не спас её, когда она летела в стену, а?
Северус побелел от гнева и подался вперед – Лили едва успела остановить его.
- Не смейте драться! Сев, отойди. Увидимся после завтрака.
Друг стал отступать, весь настороженный. Сириус тихо фыркнул:
- Юбочник!
Сев набросился на него. Тут же подскочил и Джеймс – защищать друга.
…Драку еле растащили два старшекурсника. Позвали Макгонагалл, она отчитала Северуса, вычла со Слизерина двадцать баллов и велела зайти к ней вечером, чтобы получить задание для отработки. Все видели, что слизеринец начал первый, и к Сириусу претензий не возникло.
После завтрака, когда Лили с Северусом отправились на прогулку, она ругала его на чем свет стоит. Он, как обычно, помалкивал и думал о своем, неведомом.
- Теперь опять с отработок не вылезешь. Зачем тебе вообще понадобилось к нам подходить?
- Я думал, Поттер к тебе придирается…
- Думал он! Защитник нашелся. Ну убедился, что не придирается – надо было околачиваться? Надо было лезть в драку? Сказал он тебе гадость – ответь тем же, ты ведь умеешь. И отойди. Ты же знаешь, мне от ваших ссор нехорошо прямо. А я и так только что поправилась.
Он вздохнул.
- Прости. Но они же первые начинают.
- С кулаками полез ты. Не сваливай на других. И вообще, подошел, как дурак… Зачем?
Лили сама не знала, с чего так взъелась. Вечные стычки Северуса с однокурсниками немного раздражали её – тем более, в день, когда она только оправилась от болезни, он мог бы проявить такт и не раздувать конфликт. Но сейчас она от злости готова была то ли прогнать его, то ли надрать уши – лишь мысль, что он и так наказан и ему еще достанется от других слизеринцев за снятые баллы, удерживала её.
Чтобы отвлечься, Лили глядела кругом. Осень уже давно царила в полной мере, крася желтым листву и заставляя траву жухнуть, холодя небо и пуская мелкую стылую рябь по озеру. Лили и Сев присели на иву – одну из нависавших над озерной гладью. Сев, нащипавший по дороге прозрачно-желтых листьев с разных кустарников, рвал их и бросал в воду. Девочка положила голову на плечо другу, он сжал кулаки, смял листья, затаился.
А Лили, глядя, как омывает пронзительно холодная вода купающиеся в ней гибкие ветви, удивлялась про себя, почему ей, которая так любит веселье и легкость, досталась палочка из печального дерева, словно осужденного оплакивать кого-то. И неожиданно стало интересно, из какого дерева сделана палочка Джеймса. У Северуса вон совсем черная, будто обгоревшая.
В небе промелькнули характерные силуэты: тренировалась какая-то из квиддичных команд. Лили, заморгав, поспешила отвернуться

Потянулись привычные дни учебы. Благодаря Северусу, отчасти еще Алисе, а отчасти собственным стараниям Лили довольно скоро сумела догнать однокурсников. Радовали уроки зельеварения: на первом после её выздоровления занятии профессор Слизнорт преподнес ей наколдованный букетик фиалок и пожелал «больше не подвергать себя опасности и не огорчать тех, кому дорога», потом они с Севом сделали доклад, за который им дали по десять баллов. Да и вообще, предмет ей легко давался, а это всегда приятно.
В начале ноября школу взбудоражил пренеприятный случай: слизеринец Эван Розье наложил темное проклятие на однокурсницу, Берту Джоркинс. Бедняжка несколько часов провела в Больничном крыле, мучаясь от боли.
- Да влюблена она в него, - поясняла младшим Гестия, учившаяся на одном курсе с участниками истории. – А он выбрал другую – Флоренс Флеминг с Рейвенкло. Замечали её, такая хорошенькая, с каштановыми локонами? Вот Берта из ревности и докатилась до того, что шпионить принялась. Что только нашла в нем? Он же злой, как голодная собака. Не понимаю, как можно любить злых людей.
- Спроси у нашей Лили, - подколола Эммелина. Она все-таки не оставляла попыток, как говорила, «отвести подружку от беды», хотя Лили подозревала, что Вэнс действует не только по доброте душевной. Несколько раз она замечала, как пляшут в серо-голубых глазах Эммелины веселые чертики, когда достается кому-то из слизеринцев.
- Терпеть их не могу, - как-то в открытую заявила Эммелина. – Задирают нос, строят людям пакости и выходят сухими из воды. А моя старшая сестра, Беренис – она работает в отделе по устройству судьбы сквибов – много рассказывала, что родители, учившиеся на Слизерине, проделывают с беднягами, которым магических способностей не досталось. Будь моя воля – отделяла бы поступивших на Слизерин от остальных и отправляла не учиться, а мести улицы и мыть уборные в общественных местах.
В одном она оказалась права: слизеринцу все сошло с рук, по крайней мере, на сей раз. Как ни ждали гриффиндорцы и хаффлпаффцы, товарищи Джоркинс, что Розье отправят в Азкабан или хотя бы исключат, он отделался снятыми баллами и отработками.
- Конечно, на Дамблдора надавили из Попечительского совета, - сердилась Гестия. – Даже такой великий человек от кого-то зависит и не может быть абсолютно справедливым.
Итак, Розье, гордый и правый, обнимал в Большом зале в обеденные часы Флоренс Флеминг, Берта, сидя в уголочке, глотала слезы, и все сочувствующие ей вместе взятые ничего не могли поделать. А между тем Джеймс Поттер, на время выпавший из поля зрения Лили - слишком примелькались его вечные приключения – снова привлек её внимание.
Однажды Лили возвращалась из библиотеки. В одном из коридоров она наткнулась на Джеймса, державшего на прицеле палочки мальчишку-первокурсника с Рейвенкло. Лили узнала в нем того самого, с которым на вокзале так горько прощалась мать – Барти Крауча-младшего, сына, как говорили, самого влиятельного человека в магическом сообществе. В момент распределения Лили было жаль худенького мальчонку, ежившегося от шквала любопытных и в основном недоброжелательных взглядов. Сейчас он катался по полу – соломенные волосенки расплескались – и безумно елозил руками по всему телу, сучил ногами в неодолимом приступе щекотки. Стоявший рядом Сириус Блэк равнодушно наблюдал за зрелищем, обнимая за плечи хрупкую золотоволосую девочку, первокурсницу с Хаффлпаффа Лиззи Дирборн – ту самую, что на вокзале не отлипала от брата.
Лили с отвращением оглядела группу.
- Поттер, что ты делаешь? Отпусти его! Он же маленький!
- Маленький? – Джеймс убрал палочку, приподнял Барти за шиворот. – Может, и маленький, но слово «грязнокровка» уже выучил. И умеет им обзываться, правда?
- Я вам покажу, - прошипел мальчишка. – Вы попляшете.
- Что ты нам сделаешь? – в обычной неспешной манере спросил Сириус. – Напишешь отцу, нажалуешься, что тебя обидели? А мы ему объясним, как ты с девчонками обращаешься, и смотри, как бы он тебе не добавил. Он ведь не любит высокомерных чистокровок, ты не в курсе?
Парнишка задрожал. Лили склонилась к нему, попыталась взять за руки, но тот брезгливо дернулся, словно её прикосновение было ему противно. Больше объяснять было не нужно, она научилась понимать, что означает такая реакция.
Джеймс, все так же держа Барти за шиворот, поволок его за собой. Лиззи Дирборн смотрела на Сириуса благодарно и грустно.
- Обращайся к гриффиндорцам, если тебя задевают, - посоветовала ей Лили. – Я сама магглорожденная, и меня тоже не дают в обиду.
- Неужели так плохо, что я из магглов? – всхлипнула девочка. – Я волшебница, как и мой брат. А его ненавидели, и меня ненавидят.
- Они просто безумные фанатики. Не надо обижаться на сумасшедших.
- А сумасшедшие от того, что вырождаются, - проронил Сириус.
А мимо важно проплыл Регулус Блэк. Вскользь обернулся на брата, послал Лили и Лиззи неприязненный взгляд. «Мы с ним даже не знаем друг друга. И он уже заочно не любит меня». Самое скверное, что Лили пару раз видела, как с Регулусом говорил Северус. Хорош друг: вечно общается с её врагами.

Глава 17. Флоренс

На рождественские каникулы Северус решил остаться в Хогвартсе. Лили, естественно, огорчилась, но быстро утешилась тем, что с подружками поездка окажется, пожалуй, интереснее, а праздничные дни дома пройдут быстро. Да и, что ни говори, отдыхать друг от друга надо.
Северус, должно быть, разделял её мнение на этот счет; во всяком случае, попрощались они очень легко. Он все еще ходил, впечатленный собственным триумфом: в этом триместре он оказался лучшим учеником на курсе, несмотря даже на то, что профессор Суитфейс систематически, в качестве воспитательной меры, занижал слизеринцам оценки.
Вообще, несмотря на сладостный голос, мягкую вежливость и неизменную симпатию к Гриффиндору, профессор Суитфейс нравился Лили все меньше. Неприязнь, кажется, зародилась у нее в тот момент, когда обычным веселым тоном он заявил, что, будь он директором Хогвартса, оставил бы телесные наказания для учеников, которые пытаются изучать Темные искусства.
- Представляю, как Нюнчик бы под розгами извивался и визжал, - негромко, но отчетливо проговорил Блэк, и многие прыснули, а профессор хохотнул и одобрительно потрепал Блэка по плечу, назвав его «остроумным молодым человеком». А Лили вспомнилось произошедшее прошлым летом, и будто льдинка легла на сердце. После того урока относиться к учителю с прежней симпатией она уже не могла.
К тому же предмету, как таковому, он не учил совершенно. Задавал вызубрить главы из учебника, потом проводил тестирование или велел писать сочинение, но практикой не занимался вовсе – в отличие от покойного Фенвика, у которого невозможно было добиться хорошей оценки, не овладев заклинаниями. Суитфейс же твердил, что единственная защита от темной магии – чистое сердце, а потому следует хранить себя от… Дальше начиналось длинное описание пороков, гораздо более откровенное, чем могла бы себе позволить мисс Дэск. В пример приводились в основном чистокровные семьи, так что к рождественским каникулам Лили, кажется, знала уже все сплетни о них за последние двести лет. Не всех это радовало: Алиса и Люпин сначала краснели, а затем научились игнорировать рассказы преподавателя, Мэрион, не особо таясь, что-то читала под партой, Марлин и Мери, позевывая, переписывались. Зато в глазах Питера Петтигрю мерцал огонек интереса, а Пенни-Черри имела вид такой счастливый, будто у нее на глазах кого-то посадили в лужу. К пущему наслаждению хаффлпаффки, Сириус Блэк после уроков иногда добавлял к рассказанным Суитфейсом историям новые подробности. Пенни слушала и млела, не забывая как бы случайно коснуться руки Джеймса Поттера.
Из всех девочек на потоке она была, пожалуй, самой ярой фанаткой квиддича, а на игроков смотрела, как на героев войны. Больше всего её восхищала фигура ловца, как того, кто решает исход матча. Но так как команда Хаффлпаффа успехом похвастаться не могла (и едва ли нашлась бы хоть одна сфера, где Хаффлпафф мог похвастаться успехом), а слизеринцами восхищаться было неприлично, Пенни преданно болела за команду Гриффиндора и частенько вертелась рядом с игроками.
Каждое её появление уже стало для всех напоминанием о квиддиче, а Лили до сих пор переживала, и потому инстинктивно сторонилась хаффлпаффки. Впрочем, надо признать, что Пенни была существом в целом безобидным, веселым и добродушным.

Дома обстановка царила скорее не праздничная, а боевая. В городском совете Коукворта освободилось место, и отец Лили собирался баллотироваться на вакантную должность.
- Мне это нужно, чтобы я наконец смог повлиять на ситуацию борьбы с туберкулезом, - объяснял он дочери за ужином. – Ситуация страшная. В рабочей части Коукворта чуть не эпидемия. В Паучьем Тупике едва ли найдется здоровый человек, но нашим почтенным джентльменам до этого, разумеется, нет дела!
- Но почему тебе, Джордж, должно быть дело до всех? – лукаво спросила мать. - Ведь признайся, что ни одного из жителей Паучьего тупика ты не пустил бы на порог.
Туни выразительно посмотрела на Лили, но промолчала. Та с вызовом вздернула подбородок. Отец слегка покраснел.
- Признаю. Признаю, что этот квартал населяют алкоголики, хулиганы и воры.
- И хорошо, если только они, - заметила мать.
- Да естественно, не только! Но и они – пойми, Роза – и они имеют право на жизнь. И они имеют право лечиться от тяжелого заболевания. Даже о здоровье осужденных преступников следует заботиться. А среди больных в нашем городе немало детей. Конечно, среда не могла на них не повлиять, они развращены, некоторые почти утратили человеческий облик, но они еще могут исправиться. Если болезнь не отнимет этот шанс.
- Запиши все, что сказал, - засмеялась Роза. – Пригодится, когда будешь выступать в совете.
- А я считаю, папа прав, - Лили подала голос. – Все имеют право не умирать от болезней.
Отец молча поцеловал дочь в макушку.
«Интересно, болеют ли родители Северуса? Папа говорит – болеют почти все – стало быть, и они наверняка тоже… Хорошо, что он не приехал. Хотя вряд ли он расстроился бы из-за своего отца. Но ведь мог заразиться сам».
…Уже поздно вечером, когда Лили лежала в постели, отец тихонько вошел к ней в комнату. Присел у кровати на корточки.
- Дочка, можно тебя попросить?
- Что, папа? – Лили приподнялась на локтях.
- Когда мы на праздник пойдем в церковь, помолись на сей раз по-настоящему. Мне кажется, ты уже достаточно взрослая, чтобы понимать, что в церковь не просто постоять приходят.
- Хорошо, - Лили прикрыла глаза. Просьба отца немного задела, но не была такой уж трудной: девочка знала несколько молитв наизусть. А он словно угадал её мысли.
- Нет, милая, молиться – это не стишок учителю рассказывать. Ты просто просишь Бога. Но просишь и о чем-то хорошем, стоящем, понимаешь? Не о новом платье или высокой оценке.
Лили попыталась угадать.
- Ты хочешь, чтобы я попросила о том, чтобы тебя выбрали и ты помог людям?
Кажется, отец смутился.
- Да, - признал он. – Да, мне очень хотелось бы, чтобы ты попросила об этом. Но ты должна молиться от сердца, а дела города вряд ли могут тебя волновать, ты здесь так редко бываешь. Так что проси о том, что действительно тревожит тебя.
Сочельник миновал, снежный и сказочный, и настал праздник. Всей семьей, как всегда, отправились в церковь, и Лили честно попыталась сосредоточиться и попросить Бога о чем-то по-настоящему хорошем и полезном, но только в толк не могла взять, о чем же. Вроде всего достаточно и ей, и её близким. Немного досадно, что Северус на сей раз не ждет у входа, но не станешь же всерьез просить, чтобы он немедленно оказался здесь. В конце концов Лили попросила, что у папы действительно получилось спасти людей от болезни, и еще чтобы мама не болела, а Туни не сердилась… И чтобы у Северуса тоже все было хорошо.

Вечером, когда прибыли в Хогвартс после каникул, Лили издали заметила фигурку Северуса, стоявшего у ворот. Он-то потом отговаривался, что просто гулял, но по его явно замерзшему виду девочка все поняла.
Поравнявшись с Севом, Лили незаметно отделилась от компании подруг. Обняла его, он тоже неловко дотронулся до её волос, стелившихся по спине.
- Как ты здесь?
- Да неплохо. Жаль, ты уже не застала ели, они были грандиозные. Хагрид принес, а учителя развешивали игрушки. Еще я научился играть в волшебные шахматы. Кто-то из выпускников, видимо, оставил в гостиной, в шкафчике.
Северус грустно посмотрел на Лили.
- Может, останешься на Рождество на следующий год?
- Сев, но я же хочу побыть с семьей, - упрекнула его девочка. – Да, а в Паучьем тупике…
- Туберкулез. Я знаю. Мама писала мне, – сухо сказал он. – Давай об этом не будем.
- Как знаешь…
Они так и брели по Хогвартсу, отстав от остальных, а над головами реяли привидения и Пивз распевал похабную песенку. Омелу и венки с остролистом убрали еще не полностью, и потому, может быть, замок дышал послевкусием праздника. Кое-где под ногами хрустели хвоинки.
- Эван, постой! – девичий голос звонко ударился о стены. В ту же секунду, растолкав Лили и Северуса, промчался наверх высокий черноволосый шестикурсник – Эван Розье. Дети обернулись: на ступеньки, плача, опустилась красивая рейвенкловка Флоренс Флеминг. Они немного постояли, колеблясь, не стоит ли подойти, но девушка вытерла слезы, поднялась и, не обращая на них внимания, направилась вверх по лестнице. Опустив глаза, они поторопились в Большой зал. После Лили отмечала, что Розье старался держаться как ни в чем не бывало, хотя и нервничал, а Флоренс не появилась вовсе. Берта Джоркинс с подружками навострили ушки, предвкушая реванш за давешнее унижение.
И надежды их оправдались. Утром, придя на завтрак, Лили услышала, как Эльза Смит с удовольствием расписывала подругам скандал в семействе Розье, о котором неизвестно как успела узнать.
- Отец сказал ему, что любая связь с полукровкой может опозорить чистокровного волшебника и лишить его надежды на хорошую партию. Хоть полукровки не такие животные, как магглы и грязнокровки, но они родились от извращения, от предательства, а следовательно, извращение и предательство у них в крови. В общем, его поставили перед выбором: мерзавка Флеминг или наследство. Догадайтесь с трех раз, что он выбрал.
- А говорят, - хихикала Электра Мелифлуа, - Флеминг и Розье успели… Вы понимаете…
Эльза вздернула носик, хотя глаза заблестели лукавым интересом.
- Что ж, это доказывает, насколько она развращена и глупа. Чего ожидать от девицы, у которой в родне есть магглы.
Разговоры старших ребят были не лучше, а между тем в зал несмело вошла сама Флоренс. Остановилась на пороге, но заставила себя идти вперед – под обстрел насмешливых, злорадных, презрительных взглядов. Все помнили о случившемся с Бертой Джоркинс, винили Флеминг, открыто упивавшуюся победой, не меньше, чем Эвана, разрыв Флоренс с Розье восприняли как справедливое наказание для разлучницы, которой приносились чуть не кровавые жертвы – в общем понимании – поэтому ни на чье сочувствие девушка рассчитывать на могла.
К вечеру над ней организовали первую шутку: когда Флоренс входила в Большой зал, кто-то невидимый облил её водой. Из разговоров в гостиной Лили потом поняла, что в этом как-то участвовали Сириус с Джеймсом, но как, для нее долго оставалось загадкой.
А дальше стало хуже. Ей подставляли подножки на лестницах, бросали петарды в котел на зельеварении. В её сумку как-то вылили с пробирку гноя бубонтюбера. Пивз постоянно кидался в нее навозными бомбочками или огрызками яблок. Профессор Суитфейс считал своим долгом обсудить её историю с каждым курсом, поднимая, как он выражался, проблему сохранения девичьей чести. Слизеринцы, когда она проходила мимо, каждый раз обзывали её. Вся школа, если не участвовала в наказании провинившейся, то с интересом наблюдала – и так продолжалось до первых чисел февраля.
Однажды, когда у второкурсников было зельеварение – в этом году Гриффиндор опять поставили в пару к Слизерину – посреди урока в класс ворвалась взмыленная, запыхавшаяся Гестия. Захлебнувшись – так быстро бежала, что не сразу смогла перевести дух – она выпалила:
- Беозар, профессор Слизнорт! Срочно!
Толстяк зельевар удивленно приподнялся из-за учительского стола, в маленьких глазках отразилось недоброе предчувствие.
- Что случилось, мисс Джонс?
- Флоренс, - простонала девушка, сжав виски. – Флоренс Флеминг, кажется, отравилась…
Сириус и Джеймс присвистнули. Слизнорт засуетился, живенько добрался до шкафов с ингредиентами, зашарил по ящикам. Гестия прижимала ладонь к трясущимся губам. Лили случайно обернулась: по лицам Эльзы, Электры, Эйвери и Мальсибера расплывались улыбки злорадного торжества. И вот преподаватель и староста ушли, и тогда Эльза позволила себе радостно воскликнуть:
- Кажется, в Хогвартсе станет одной мерзкой полукровкой меньше!
- Да, это надо отметить, - Эйвери меланхолично помешал зелье.
- Думаю, - принялась рассуждать Эльза, - следует сегодня устроить в гостиной праздник. Мы с девочками наденем лучшие платья…
- Захлопнись, ты, прошмандовка! – Мери рванулась к слизеринкам, но Алиса успела удержать её за локти.
- Кажется, грязь забурлила, - мелко хихикнула Электра. – Мы уже боимся.
- Бойтесь-бойтесь! Еще слово вякнете – я вас башками-то вашими безмозглыми в самый котел макну, шлюшки портовые…
Слизеринки переглянулись и повели плечами.
Потом, за обедом, удалось подробнее узнать, как было дело. Рано утром Флоренс, всю ночь проплакавшая – для нее это теперь стало делом привычным – не пошла на занятия, и соседки, с первого дня нового триместра объявившие ей бойкот, не стали уговаривать или выспрашивать причину. И тогда она что-то выпила. Хорошо, что у одной девочки разболелась голова, и она решила вернуться в спальню. Гестия провожала её и, узнав о попытке самоубийства, немедленно кинулась за безоаром. Флоренс успели спасти.
…Следующие несколько дней ученики ходили подавленные. Они не навещали пострадавшую, но и сплетничать о ней, готовить новые пакости больше не смели. Даже слизеринцы хранили молчание – очень красноречивое, впрочем. Больше всего Лили удивляло, что Эван Розье вел себя, словно происходящее совершенно его не касалось. Он спокойно посещал занятия, весело обсуждал что-то с однокурсниками и флиртовал с девушками – на сей раз хотя бы со своего факультета. Однажды, прогуливаясь с Северусом у теплиц, Лили разглядела, как за стеклом Розье снова обнимает кого-то.
- Ты подумай, какой подлец! Он настроил против нее всех, предал, а теперь еще и…
Лили покосилась на Северуса – его выражение лица нисколько не изменилось, словно вероломное поведение Розье не возмущало его. Вообще злило, что друг очень уж не торопился осуждать товарищей по факультету, какую бы гадость они не сотворили. Иногда Лили с трудом сдерживалась, чтобы не упрекнуть его в трусости и беспринципности.
- Сев, ты мне можешь пообещать кое-что?
- Да, конечно, - ответил друг машинально, опять думая о чем-то своем.
- Никогда не поступай с девочками, как Розье. Никогда, слышишь? Иначе ты мне не друг.

Глава 18. Маккинноны

Канун пасхальных каникул ознаменовался двумя значительными событиями. Во-первых, профессор Суитфейс внезапно исчез из школы. Однажды утром ученики не увидели его за учительским столом, а ЗоТИ провел профессор Флитвик. Директор не прокомментировал исчезновение Суитфейса, а ученики не спрашивали: по совести, никто, даже Питер Петтигрю и Пенни-Черри, не пожалели о нем. Вскоре, однако, по школе поползли слухи.
Говорили, что Суитфейсу понравился вовсе не в том смысле, в каком учителю должен нравиться ученик, один старшекурсник с Хаффлпаффа… Именно старшекурсник, а не старшекурсница. И будто бы профессор очень неосторожно намекнул о привязанности. Мальчик, испугавшись, обратился к декану. Профессор Спраут бросилась к директору, тот вызвал Суитфейса к себе и каким-то особенным образом допросил. На следующий день преподавателя ЗоТИ в Хогвартсе уже не было.
Второе событие, важное для Лили, произошло незадолго до пасхальных каникул. Марлин Маккиннон пригласила соседок летом прибыть к ней домой, на семейный праздник.
- Прямо с платформы на Кингс-Кросс нас всех заберет мой брат и доставит ко мне домой. О багаже позаботятся наши эльфы. Не переживайте, народу будет немного, пообщаемся в семейном кругу. Друзья отца с семьями, мои подруги. Кстати, будет Эммелина, наши родители – давние товарищи.
- А что отмечать будем? – уточнила Мери.
- Да, в сущности, ничего. Отец любит веселиться без повода. И это, думаю, выходит у него неплохо. Уж не хуже, чем у разных Блэков и прочих, - Марлин покривилась, изображая надменную гримасу, характерную для слизеринцев. У нее вышло очень похоже, и девчонки встретили её кривляние дружным смехом, так что Марлин, вдохновившись, встала на цыпочки и медленно прошлась по комнате, держа спину прямо, а голову чуть откинутой назад, сохраняя на лице выражение, будто учуяла по близости горящую свалку.
…Лили, разумеется, отпустили провести у подруги несколько дней. Родители только рады были, что у нее появились наконец приличные друзья, а кроме того, Джордж, выиграв выборы на вакансию в городской совет, домой приходил только ночевать и надеялся, что праздник со сверстницами как-то компенсирует дочери невнимание отца.
Перекатившись через пасхальные каникулы, учебный год приближался к концу. Лили до головной боли зубрила конспекты, разучивала с подругами новые заклинания, пока от взмахов палочкой не начинало болеть запястье. И все же по итогам года снова не смогла обогнать ни Северуса, ни Бертрама Обри, ни Алису.
- Обратите внимание, - маленький, темноволосый, курчавый Обри то ли умышленно, то ли инстинктивно жестами и позой придавал себе сходство с Наполеоном. Он стоял у часов с камнями, означавшими баллы, и указывал на висящие поблизости списки студентов. – Обратите внимание, женщина все равно никогда не сможет обогнать мужчину в силу того, что её мозг начисто лишен творческих функций.
Лили страшно захотелось чем-то в него запустить, а Северус, конечно, игнорировал обидные для нее слова.
- Где бы вы были, творческие люди, без тех, кто делает за вас рутинную работу? – беззлобно спросила рейвенкловца Алиса.
- Мы всегда будем на вершине, - он вздернул нос. – А вы для того и созданы, чтобы прислуживать нам.
Лили хотелось уже не запустить в него чем-то, а просто задушить. Мери угрожающе засопела. Марлин оглядела Обри, как чучело питекантропа.
- Тот, кто громче кричит о превосходстве мужчин, быстрее всех оказывается здесь, - она указала на острые носки своих черных лодочек. – Помяни мое слово, года не пройдет, как ты будешь целовать туфельку какой-нибудь из нас.
- Обычная самонадеянность тупой курицы, - повел Обри плечами. В ту же минуту Мери так стукнула его в ухо, что он врезался в часы и ударился головой. Мародеры, показавшиеся в дверях, разразились аплодисментами. Дальнейшее Лили не очень хотелось видеть, и они с Северусом поспешно ушли.
День отъезда начался не сказать, чтобы приятно. Марлин, прибираясь на тумбочке, с невольной холодностью спросила Лили:
- Все-таки поедешь с ручным змеенышем?
- Полно, - попыталась урезонить подругу Алиса. – По совести говоря, Снейп ничего плохого никому не сделал. Не более, чем остальные мальчишки, по крайней мере.
- Да, только он общается с Регулусом Блэком. Можешь представить, о чем.
- И о чем же? – с дрожью в голосе проронила Лили.
- Спроси у него сама.
Лили зябко повела плечами. Регулус Блэк казался ей одним из самых отвратительных слизеринцев, и на то были причины. Брата-гриффиндорца он не желал знать. К магглорожденным постоянно выказывал холодное презрение; говорят, даже удивился, почему его старшие товарищи не пакостят преподавателю маггловедения. А еще поговаривали, будто Ругулус обращался к декану факультета, чтобы тот выписал ему пропуск в Запретную секцию – место, где под строгим надзором хранились книги по темным искусствам. Разумеется, старик Слизнорт ему отказал, сославшись на возраст ученика. И с таким-то Северус заводит дружбу!
Всю дорогу до станции она готовилась к вероятному спору, волновалась, а потому, едва отвечая на реплики Северуса, рассеянно смотрела по сторонам. Шли по чудесно летней погоде, среди душистых звонких сосен. Вон ветерок треплет пепельные волосы Пенни-Черри, а вон переливаются в солнечном свете разметанные по плечам русые кудри Эммелины. Мародеры шагают, шутливо толкаясь. Регулус Блэк – Лили невольно поморщилась – помогает нести чемодан мрачноватой Летиции Гэмп, рядом что-то шепчет подругам Батшеба Фергюссон – слизеринка, отличающаяся необычным цветом глаз и некоторой глупостью. На нее последний год засматривался тихоня Джон Грин; сейчас он спорит с Мэрион Риверс. Кажется, обсуждают процесс по делу о проклятой двери в «Дырявом котле»: оно дошло-таки до суда.
Северус, очевидно, почувствовал, что снова чем-то провинился перед Лили; при виде платформы и поезда движения его сделались скованными, в голосе зазвучало напряжение. Лили решилась начать, только когда он зашли в купе и принялись раскладывать вещи.
- Сев, а о чем вы болтаете с Регулусом Блэком?
Он немного растерялся.
- Да ни о чем, так… Помогаю ему с зельеварением.
- И с темными искусствами?
- А с ними зачем? – простодушно выдал Сев. - Он получше меня их знает.
Он осекся, но поздно – девочка холодно прищурила глаза:
- Вот как? Замечательно… Когда же ты поймешь, что они вредны и опасны!
- Кто тебе сказал? Суитфейс?
Она глубоко вздохнула
- Ты невозможен. Хорошо, не будем ругаться, но ты знаешь мое мнение, Сев. Хотя и это не главное. Твой Регулус ненавидит таких, как я. Он называет нас грязнокровками и считает, что нам не место в магическом мире. И я боюсь, что ты скоро начнешь думать и поступать, как он.
Северус сердито скрестил на груди руки.
- Вообще-то, знаешь ли, я не настолько глуп, чтобы зависеть от мнения человека младше себя. И уж тебя я точно никогда грязнокровкой не назову.
- А других?
- Почему ты все время оглядываешься на других?
- Я не оглядываюсь. Я о них думаю. Человек обязан думать о других, иначе он эгоист.
…Незадолго до прибытия Лили, коротко объяснив Северусу, что несколько дней пробудет в гостях, перешла в купе к девочкам. Марлин с порога весело спросила, каковы её успехи в парселтанге.
- В чем? – не поняла Лили.
- Парселтанг. Искусство разговаривать со змеями.
Мери хохотнула.
- Ты считаешь, что это остроумно? – серьезно спросила Алиса. – На месте Лили я бы отказалась от твоего приглашения.
- Ой, полно. Как будто я ей не желаю добра.
Лили слегка разозлилась: она не любила, когда решают за нее.
- Я знаю, что Марлин просто любит пошутить. И вообще, в войну тем, кто по одну сторону баррикад, нельзя ссориться, правда?
…Родители, предупрежденные Лили, не встречали её на перроне. Марлин повела подруг сквозь толпу к помахивавшему им рукой высокому темноглазому юноше с трагической ноткой в лице. Продравшись к девочкам, он склонился к Марлин, обнял за плечи и нежно поцеловал.
- Мой брат Дункан, - весело представила его девочка. – Мои соседки: Мери, Лили, Алиса.
- Вы вовремя, девочки, – и в голосе его звучал странный надлом, горчинка. – Я уже боялся, что портал пропадет.
Лили уже знала, что портал – такой магический транспорт, «завязанный» на время. Как он может выглядеть, она имела представление, и почти не удивилась, когда в пустом переулке Дункан вытащил из кармана длинную сантиметровую ленту. Но каково будет перемещаться, она не могла себе представить. Их вздернуло рывком и закрутило, как в нутре смерча. Лили почувствовала, что её тошнит, и тут с расплющивающей силой их швырнуло об землю.
Некоторое время девочки лежали, приходя в себя. Сквозь тонкие платья кожу слегка колола трава, высоко чернело ночное звездное небо. Дункан помог сестре и её подругам подняться.
- Конечно, можно было добраться с большим комфортом, - смущенно проговорил он. – Но не хотелось тащить вас до Косого переулка.
- В следующий раз лучше до Косого, - Мери терла ушибленный бок. – Ух, ребра мои…
Перед ними высилась полуразрушенная каменная ограда, за которой стоял двухэтажный, но длинный дом темного камня, напоминавший огромную птицу, прильнувшую к земле и раскинувшую крылья. Вот из центральных деверей выскользнула женская фигурка и, заметно хромая, поспешила навстречу гостям.
- Здравствуй, Люси, - Дункан приобнял маленькую женщину за плечи и поцеловал, как на вокзале целовал Марлин. Лили не слишком удивилась: мачеха выглядела всего лет на десять старше пасынка.
- Приехала, Марли, дорогая, - женщина прижала к себе и расцеловала падчерицу, затем перевела взгляд на её подруг. – Девочки, вы, наверное, голодны? Сейчас будем ужинать.
- А Джилли уже спит? Хотела её показать. Завтра покажешь. Она уже час, как уснула.
Люси провела всех в холл, чем-то похожий на хогвартский, но темнее и с низким потолком, затем они долго шли по слабо освещенному коридору и наконец оказались в столовой, тоже просторной, но с низким потолком и весьма скудно освещенной свечами. Однако света было достаточно, чтобы лучше разглядеть хозяйку, пока она усаживала всех.
Молодой женщине действительно было не больше тридцати лет. Она была мала ростом, очевидно хрупка и слабосильна, а хромала так, что при каждом покачивании казалось, будто она сейчас упадет. Даже, не будь у нее физического недостатка, её нельзя было назвать красавицей, хотя в распахнутых светло-голубых глазах застыло трогательное выражение ребенка, которого только что спасли от смерти, а мягкие каштановые волосы также детски-прелестно вились.
- Гордон приедет завтра, ближе к полудню, - сообщила она пасынку. – К трем начнут собираться гости.
Дункан отрешенно кивнул, ковыряя в мясе вилкой. При свете свечей он казался щемящее красивым и загадочно печальным. Лили не знала, как подавить любопытство, вспыхнувшее от ощущения тайны, окутавшего юношу. Чувствовалось, что что-то случилось у него, что-то горькое, глубоко его ранившее – возможно, на всю жизнь. «Его бросила мать», - напомнила себе Лили и поморщилась: не то, слишком давно было. Лили притихла и почти не ела, хотя курица, кусок которой положили ей на тарелку, на вкус была хороша. В задумчивости осматривая широкий деревянный стол, грубый, не покрытый скатертью, высокий камин, висящую на стене волынку и кабаньи головы, Лили вновь почувствовала себя попавшей в какой-то из любимых романов, в самый центр, в глубь действия, а печальная фигурка Люси и горькая загадка в облике Дункана лишь усиливали ожидание необычайного.
Загадку разрешила Марлин. Лили поместили в комнату к ней, Мери и Алису – в соседнюю: как усела понять девочка, в доме Маккиннонов было не так много комнат, пригодных для жизни. ночь стояла теплая, но лили представил, какой холод исходит от темных камней зимой, каково тогда босиком вставать по утрам на голый пол, и про себя охнула. А Марлин, забравшись под одеяло, как ни в чем не бывало ворковала:
- Понравилась тебе Люси? Она милая, только иногда очень скучная. Хаффлпаффка, что с нее взять! Не обращай внимания, что она такая испуганная. Её ужасно затравили слизеринцы: магглорожденная, да еще калека. Теперь ты понимаешь ,почему я их не люблю?
Лили кивнула, и Марлин продолжила:
- Дункан очень добрый, я попрошу, чтобы он показал нас на лодке. У нас в саду есть пруд, завтра ты увидишь. Завтра я покажу вам дом как следует. Познакомитесь с нашими эльфами… И с Джилли, моей маленькой сестренкой, дочкой Люси.
Где-то уныло завыла собака.
- Наш пес Пит, - вздохнула Марлин. – Не говори Петтигрю, что его зовут, как мою собаку? А впрочем, можешь сказать. Быть похожим на такого пса, как наш – комплимент для иного мужчины. Вот Сириус Блэк так очень похож… Петтигрю, правда, и на мопса не тянет. Нет в нем преданного собачьего духа.
Вой перешел в надсадный хрип.
- Да, у Пита депрессия, похоже. От Дункана заразился. Знаешь, накануне Пасхи брата бросила невеста. Он был помолвлен с Беренис Вэнс, старшей сестрой Эммелины. И вот перед самым моим приездом на пасхальные каникулы ему пришло письмо. Беренис расторгла помолвку и не желала его видеть. Она сообщала, что уезжает в Ирландию, и просила её не искать. Вообще говоря, это все очень странно. Беренис – девушка серьезная, не из тех, у кого семь пятниц на неделе. Отец говорил про нее, что она привыкла идти до конца и верна не людям, а принципам. Они с Дунканом не ссорились. Да если бы она и решила из-за чего-нибудь расстаться с ним, то объяснилась бы лично, она не трусиха. Но все-таки вышло так, как вышло. Сейчас Дункан еще поотошел, а представь, что с ним было весной?
- И все-таки они придут к вам? – Лили вспомнилось, что и Эммелина, вернувшись с каникул, ходила молчаливая и злая, даже запустила Импедиментой в первокурниска-слизеринца. Неужели так расстроилась из-за поведения сестры?
- Придут… Отец Беренис и Эммелины – старый друг моего. Не ссориться же им из-за недоразумения между детьми. Хотя представляю, каково их всех сейчас видеть Дункану.

Глава 19. Праздник

При свете утреннего солнца древние стены дома не казались такими уж мрачными, а запущенный сад за окнами так зазывно шелестел листьями, что девчонки едва усидели за завтраком: их тянуло скорей бежать гулять. Подруги Марлин успели познакомиться с её младшей сестренкой Джилли, здоровым и резвым ребенком пяти лет, и с парой домовых эльфов, Вилли и Тарри, пришедшими помочь Люси зашить порвавшуюся бархатную обивку кресел. Наверное, им придется еще в срочном порядке протереть пыльные золоченые рамы портретов, вычистить тяжелые портьеры. При домовитой хозяйке и двух её помощниках дом все же выглядел полунежилым, и тем более странно выглядели будто купленные тут же забытые предметы роскоши.
Зато сад оказался прекрасен! Деревья, мощные, с темными стволами и темной свежей листвой, высоко переплетали ветви, скрывая голубое небо за потолком зеленого шатра. Не небольшой опушке у дома благоухали на узких клумбах лилии, пионы и розовые кусты. Над грубо сколоченной скамеечкой склоняла ветки белая акация.
- Люси любит здесь читать, - пояснила Мралин. – Ладно, пойдемте к воде.
За деревьями им открылся длинный тинистый пруд, по черной воде которого зелеными пятнами плавала ряска и распластали круглые листья кувшинки, чьи цветы горели золотыми точками.
- Нырнем? – Марлин весело сверкнула глазами; в тени они отливами в бледно-зеленый. – Белье обсушим потом.
Девчонки, недолго думая, скинули платья и бултыхнулись в воду с деревянных мостков. Дальше было полчаса барахтаний, брызг, визга и хохота. Мери учила Алису нырять вниз головой, Марлин просто сидела в воде по горло, а Лили откинулась на спину и неспешно плыла вокруг подруг, поводя руками и слабо перебирая ногами. Она любила плыть на спине, когда небо запрокинуто, легчайшие волны тянут за собой, и кажется, будто ты русалка, высматривающая притащившихся к берегу одиноких, усталых путников. Сейчас ты выпрямишься и из воды пойдешь к ним, играя мокрыми волосами и распевая тихую, заунывную, но завораживающую песню.
К обеду, навалявшись на солнышке, девчонки соизволили вернуться в дом. Похватали на кухне стоявшее в вазочке печенье, запили водой прямо из кувшина. Один из эльфов шепнул Марлин: «Хозяин вернулся», и девчонки гуськом пробежали в гостиную. Там, о чем-то разговаривая с почтительно вытянувшимся сыном, развалился в кресле коренастый светловолосый человек с грубоватым лицом. Лили почувствовала беспокойство: от человека исходило двойственное ощущение, и ей это не нравилось. Он был явно добродушен, но вместе с тем недосягаем, как монарх для подданных.
Марлин влезла к нему на колени, чмокнула в щеку, он поцеловал её в ответ, кивнул подружкам, столпившимся у дверей, и больше не обращал на дочь внимания – впрочем, с колен она и слезла сразу.
Час спустя к девочкам, раскладывавшим пасьянс, постучалась Люси и велела переодеться: гости скоро прибудут. Только тут Лили заметила мелькнувшее на лице Марлин лукавое выражение; подруга словно собиралась что-то сказать, но поколебавшись, передумала. Вскоре мачеха прибежала завивать падчерицу и гостий, и едва закончила возиться с вихрами Мери, как в коридоре раздался голос, от которого Лили вздрогнула.
- Пошли, тут в подвале такие интересные штуки!
- Думаю, подвал мы потом посмотрим. Иначе пропустим обед, а я все-таки голоден.
- Ладно, давай. Пошли тогда в сад, что ли?
Лили распахнула глаза:
- Это?..
- Джеймс Поттер, - кивнула Марлин. – Его отец и мой когда-то работали вместе. Дружим семьями. Я хотела сделать тебе сюрприз.
- Тогда уж нам всем, - вмешалась Мери. – Я же тоже чуть не подавилась. Слушайте, миссис Маккиннон, а у вас дом-то в бардак после него не превратится?
- У нас и так бардак, - ответила за мачеху Марлин. – Надо же, и Сириуса как-то вытащил, хотя Блэки и отец терпеть друг друга не могут.
- Интересно, Люпин тоже с ними? - Мери покосилась на отражение.
- Не думаю. Мы его родителей не знаем, а он не любит навязываться.
- Готово, - Люси придала более-менее приемлемый вид стриженой головке Алисы. – Посилите здсь, я приду за вами, когда настанет время. Только ,опжалуйста, не возитесь сильно.
Усталая нотка прозвучала в её голосе. Когда за мачехой закрылась дверь, Марлин негромко пояснила:
- Люси вообще наши праздники не любят. Они её утомляют. А перекладывать всю работу на эльфов она почему-то не хочет.
Лили потупилась. Не решаясь посмотреться в зеркало. Ей стало не по себе, ей вовсе не хотелось идти к гостям, среди которых будут Поттер и Блэк. Все же она сердилась на них из-за того, что они вечно цеплялись к Северусу… Нет, если начистоту, не в нем дело. Последнее время у нее самой не было причин сердиться на Мародеров, они даже облили водой Мальсибера, когда тот, разозлившись, что её похвалил на уроке Слизнорт, назвал Лили обнаглевшей грязнокровкой. И все-таки мысль, что придется их увидеть сейчас, что придется увидеть Джеймса, мучительно тревожила. И чисто машинально девочка оправляла локоны, бант и оборки платья.
Но Люси вернулась, пришлось с остальными девочками выйти за ней в гостиную, где за длинным столом сидели вместе с мистером Маккинноном и Дунканом гости. Эммелина бодро помахала подругам, хотя Лили могла бы поклясться, что самой совсем не весело; Джеймс отсалютировал, Сириус учтиво кивнул.
В тех, кто сидел по одну сторону с мальчишками, Лили узнала родителей Джеймса; они почему-то запомнились ей из мимолетной встречи в Косом переулке. Его отец, занятый разговором с хозяином дома, выглядел увлеченно и добродушно; мать в общем-то была приветлива, но выражение её лица, когда она остановила взгляд на Лили, а потом на Мери, покоробило. Кажется, так она рассматривала бы маленьких дикарок, умытых, причесанных и одетых в школьную форму.
Что до Вэнсов, они, кроме Эммелины, вовсе не обращали на девочек внимания. Сухопарый и чопорный мистер Вэнс слушал разговор старших Маккиннона и Поттера, его безликая жена уныло ковырялась в тарелке, два вихрастых близнеца исподтишка подначивали младшую сестренку, тихую девочку лет восьми. Да и Эммелина, поприветствовав подруг, отчего-то упорно, горько и мрачно смотрела на Дункана, кажется, сильно смешавшегося. Лили успела заметить, как Люси, проходя мимо пасынка, погладила его по локтю.
- Дядя Гордон, - проговорила Эммелина, отвлекшись наконец от созерцания Дункана. – Как вы думаете, какой приговор вынесут Митчеллу?
Митчелл был нынешний обвиняемый по делу о проклятой двери в «Дырявом котле». Маккиннон стал спокойно рассуждать:
- Знаешь, даже и прежде, - он подчеркнул это слово. – И прежде вряд ли к нему были бы снисходительны. Сама подумай, проклятие убило троих, еще шестерых покалечило. К тому же Митчелл – полукровка, за него вряд ли заступились бы влиятельные семьи…
- Да, ползучие гады защищают только своих, - выплюнул мистер Вэнс. Миссис Поттер слегка покраснела.
- Именно. Так что и раньше ему бы грозило пожизненное, а теперь, думаю, Крауч добьется смертного приговора. Хотя улики я бы не назвала весомыми. Правда, Митчелл признался…
- Но после трех Круциатусов признаешься в том, что ты Альбус Дамблдор, Тот-Кого-Нельзя называть и министр маги одновременно, - невесело пошутил мистер Поттер. – Крауч слишком уж неразборчив в методах. Запугивание ничего не даст, лишь оттолкнет от нашей стороны тех, кто колеблется.
Алиса машинально, как на уроке ,подняла руку.
- Простите, мистер Маккиннон, но вы, значит, считаете, что Митчелл может быть невиновен? Но тогда те, кто отвернутся от нашей стороны, будут правы. Одного невиновного казнят, - она сморщилась. – Казнят ужасным способом. Другого… Ведь профессор Фенвик, наш учитель, тоже был невиновен, но его арестовали и убили. Что же думать о людях, по вине которых это произошло?
- Напиши об этом Краучу, девочка, - предложил Маккиннон. – Только не думаю, чтобы это кончилось хорошо для тебя и твоих родителей.
- Дядя Гордон, но ведь дверь в «Дырявом котле» наверняка заколдовал кто-то из людей Того-Кого-Нельзя-Называть, - Джеймс весело отрезал кусочек от жаркого. – Может, их даже было несколько. Так?
- Так. И более того, было несколько загадочных нападений: на магглов, пришедших с сыном-волшебником в Косой переулок, на магглорожденного чиновника, на братьев Уизли, когда они возвращались из бара в Хогсмиде… Они ведь считаются предателями крови. Да и Митчелл… Об этом не говорят, но его обвиняют также в сотрудничестве известно с кем.
- Слушайте, а почему никто не возьмет и не укокошит этого, которого не называют? –Джеймс разгорячился. Мать тихонько сделала ему замечание относительно речи, но только отмахнулся и продолжал. – Его сторонники – они же все слизеринцы. А значит, трусы. Пока они гадят под из-под его крылышка ,но если его не станет, наверняка пришипятся.
- Джеймс! – уже громче одернула сына миссис Поттер – с тем же результатом.
- Говорят, медленно произнес Сириус. – его нельзя убить совсем. Ведь уже пробовали, верно?
- Конечно же, - согласился мистер Поттер. – Его очень сложно выследить, но пару раз удалось. Увы… Закончилось все плачевно для наших сотрудников.
Джеймс нагло усмехнулся и вдруг посмотрел в глаза Лили.
- Спорим, когда вырасту, я стану тем, кто убьет этого нашего безымянного? Спорим, Эванс, а?
- Будет забавно, если убью его я, - ответила Лили, просто чтобы не оставаться в долгу.
Расхохотались все, даже печальный Дункан. Миссис Поттер, смахнув слезы с глаз, послала девочке умиленную улыбку.
- Какая милая шутка. А вообще давайте уже сменим тему. Меня угнетают разговоры о политике. Чиновники, политики, фанатики – все они просто бесчеловечны. Почему какие-то абстрактные идеалы должны быть мне дороже семьи? Из-за политики матери теряют сыновей, жены мужей, - она запнулась и договорила дрогнувшим голосом. – А сестры – братьев.
Уже после Марлин расскажет Лили, что у миссис Поттер –в девичестве Дореи Блэк – был любимый брат. Когда ей было двенадцать, а ему одиннадцать, отец, окончательно убедившись, что сын – сквиб, вышвырнул его на улицу и выжег с древа. Дорея, повзрослев, пробовала навести справки о судьбе её дорогого Мариуса, однако ничего не вышло. И вот, разозлившись, она вышла, отчасти из мести родителям, за гриффиндорца Карлуса Поттера. Те были в ужасе, но у них не было даже повода выжечь дочь: Поттеры, несмотря на общую репутацию либералов, не сделали ничего, что поставило бы их в один ряд с предателями крови вроде Уизли. Дорея со временем полюбила Карлуса крепче, чем до свадьбы, но о вынужденной разлуке с братом и его вероятной гибели забыть так и не смогла.

После обеда вся компания отправилась гулять по саду; Марлин наконец выпросила брата вытащить лодки. В одну уселись он сам с сестрой и Лили, в другую – Эммелина на веслах, Мери у руля и Алиса. Взрослые и младшие дети расположились на берегу.
Дункан греб, засучив рукава; узкие крепкие мускулы напрягались на его предплечьях, на лбу выступила легкая испарина. Лили, покачиваясь, полулежала на носу, иногда кончиками пальцев касаясь воды, рассматривая стрекоз, звеневших и блестевших в лесном зеленоватом полусвете. Когда плыли мимо зарослей кувшинок, Марлин потребовала остановиться и принялась рвать цветы. Дункан позволил сестре собрать букет, потом прогнал лодку немного подальше, к кубышкам, и нарвал, как он посмелся, «лилий для Лили». Лили с удовольствием вплела цветы в волосы и намочила рыжие пряди, став, по заверению подруги, «точь-в-точь сиреной». Дункан наблюдал за девочками, и было видно, как темные глаза светлеют – оттого стало и радостно, и еще острей его жаль. На берегу Джеймс и Сириус, весело крича, вместе с близнецами Вэнсами запускали бумажного змея. Лодка Эммелины, Мери и Алисы застыла посреди озера, девочки негромко о чем-то говорили. Сестренка Вэнс, Маделайн, тихо сидела рядом со взрослыми.
По возвращении гости прошли в широкий, почти пустой зал с большим зеркалом и банкетками по краям. Люси включила патефон, полились задорные скрипичные трели. Гости выстроились в два ряда.
-Будет шотландская джига, - весело шепнула Марлин.- Напрягаемся. Это тебе не вальсы.
Подруга посылала дерзкую улыбку ставшему напротив Сириусу, а Лили подавила смущение от того, что перед ней оказался Джеймс Поттер. Нарочно или нечаянно он встал именно здесь – то знает? Танцевал он, впрочем, хорошо, и так как Лили немного путалась в пышной длинной юбке, не торопился. Правда, когда, как полагалось по танцу, положил ей руку на талию, стало щекотно, и пришлось вывернуться, чтобы не испугать смехом других гостей.

Несколько дней мелькнули, как стрекозы в солнечных лучах. Словно только вчера Лили вошла в хмурый, но оказавшийся вольным и славным дом Маккиннонов, а сегодня Дункан уже аппарировал с ней в Коукворт, на её улочку. Лили не аппарировала прежде ни с кем, и должна была признаться, что ощущения были не лучше, чем от перелета с порталом, разве что длились меньше. У калитки Дункан поцеловал её в щеку – как сестру, и девочка с трудом удержалась, чтобы не попросить его писать ей. Ей вдруг остро захотелось к его душе, к его тайне, и столь же остро она поняла, что не будет допущена к заветному – никогда.
А родной дом встретил запахом печенья, гордыми глазами отца – он смог значительно улучшить ситуацию с больными туберкулезом – и неприятным известием о семье Северуса. Его мать на днях попала в реанимацию.
- Многочисленные переломы, - рассказывал отец. – Она сказала, что упала с лестницы. Поэтому папашу твоего дружка не арестовали.
- Да, у них в доме есть лестница, - припомнила Лили.
- Дурочка! – Роза с досадой ломала пальцы. – Падение – обычная отговорка женщин, покрывающих домашнего тирана. Вот уж идиотки! Да если бы меня не то что пальцем тронули, а сказали грубое слово, я немедленно бы ушла.
- Да, а им как будто безразличны даже страдания их детей, - вздохнул отец. – Знаешь, дочка, когда твой приятель навещал мать, я пытался отвести его на больничную кухню, чтобы его покормили там. Что ты думаешь? Пока уламывал повариху, его уже и след простыл.
- Не завидую девочке, которая когда-нибудь выйдет за этого Северуса замуж, - мать заваривала кофе. – Слишком уж он горд, а гордость одного всегда унижает другого. Да и наследственность у него… Ничего не знаю о матери, но и отца достаточно. Дети алкоголиков слишком часто сами начинают пить, а дети тиранов издеваются над своими женами и детьми.
Лили было неприятно такое слушать, но она не спорила, интуитивно понимая, что мама права. Насчет гордости так точно.

Глава 20. Справедливость

Северуса Лили после приезда не видела еще три недели. Сперва он неизвестно где пропадал, а снова навещать опасный и заразный Паучий Тупик откровенно не хотелось; затем сама девочка умудрилась в разгар лета слечь с простудой. Северус, пока она хворала, приходил однажды к Эвансам. Лили спала, её не стали будить, а его не пустили дальше порога.
По правде говоря, ей пока не слишком-то хотелось видеть друга. Конечно, жаль, что у него такое несчастье – но о нем думать не хочется, в мыслях и без того сумбур. То Джеймс Поттер вертится перед глазами, подпрыгивая в джиге (только бы Сев не узнал, что Лили танцевала с Поттером на празднике, иначе упреков не оберешься), то встает в сознании грустное лицо Дункана. То хотелось приласкать грустного человека – то снова лететь в танце с озорным мальчишкой. Лили, захлебываясь в мыслях, спасалась книгами. Мама разрешила доступ к своим любимым авторам, и девочка обложилась томиками Агаты Кристи. Рассказы были ей малоинтересны, она сразу бросилась на романы, и первыми оказались «Пять поросят».
Честно сказать, сюжет показался ей сложным. Лили пока не совсем понимала, что неприличного в том, чтобы натурщица жила в доме художника. Она не понимала толком, и кто такая любовница, чем мужчина с ней занимается, как, впрочем, и чем он занимается с женой. То есть… Жена – это более-менее ясно: как мама для папы. Они живут в одном доме, она рожает ему детей, готовит, стирает, выслушивает и поддерживает. А любовница живет отдельно, мужчина просто приходит к ней, они гуляют и целуются – но готовить ему или терпеть его плохое настроение она не обязана. Словом, любовнице достается приятное без неприятного; в этом есть несправедливость, за это и осуждают.
Но зацепил Лили вовсе не любовный треугольник как таковой. Она поймала себя на мысли, что сочувствует не пресной и непонятной Каролине или её омерзительному мужу, но – Эльзе. Девушке, на которую заранее смотрели с презрением, и лишь потому, что её отец честно зарабатывал себе на жизнь. («Только потому, что она грязнокровка», - подкинуло сознание). Она, скажете, вела себя грубо? А Каролина – еще хуже, говорила кошмарные вещи, искалечила младшую сестру, но её все равно уважали, как леди! По праву рождения, да. Что же за священная корова – происхождение, чтобы за него прощать человеку все прегрешения? Если уж на то пошло, лучше происходить от честного труженика, чем от тунеядца, пившего чужую кровь. Определенно есть справедливость в том, что Каролина умерла в тюрьме, а Эльза положила презиравшее её общество к ногам. Только вот подлый она выбрала способ мести, слизеринский способ. Лучше было бы открыто застрелить художника, да и жену заодно. Но все равно Лили, перелистнув последнюю страницу, надеялась, что Пуаро никогда не добьется торжества несправедливой буржуазной правды.
…И вот Северус после стольких дней ожидания объявился наконец. За время, пока они не виделись, он внезапно прибавил в росте, даже обогнал Лили, и ей, привыкшей, что друг её немного ниже, стало завидно и неловко. Хотя неудобно было и оттого, что она решительно не знала, о чем заговорить с ним. Ведь не спросишь, как дома дела, и не расскажешь ему, как сама повеселилась. Приходилось признаться себе, что Северус - какая-то несуразная, неудобная часть её жизни.
- Вредный ты, - Лили сморщила нос. – Пропадал где-то так долго, так еще и на полголовы меня перегнал.
- Да где же на полголовы? Всего на дюйм.
- Врешь! На полголовы. Встань ко мне спиной.
И Лили прижалась лопатками к его острым лопаткам, провела по своей макушке, ребром ладони уперлась в его затылок.
- Вон, видишь? Вымахал. Мне завидно, между прочим.
- Лили, но я же полголовы себе не снесу, - добродушно ответил Сев.
Громко засмеявшись, девочка отчего-то обняла его, прильнув всем телом. Он тоже обхватил её руками, но – как Лили успела заметить – друг никогда не обнимал её крепко, едва касался; так было и теперь. «Брезгует, что ли?» - но настроение было хорошее, и она не обиделась.

Миссис Снейп выписали из больницы довольно быстро, но к тому времени что-то успело произойти у её сына с отцом, так что Сев практически не появлялся дома. Смастерил в лесу, недалеко от озера, шалаш, там дневал и ночевал, мылся и постирушки устраивал в озере, а питался вовсе не пойми, чем: ни посудины, ни соли, ни масла какого у него не было, а от всего, что Лили приносила, отказывался.
Девочка однажды, с еле выбитого разрешения родителей, осталась ночевать в его шалаше. Улеглись вместе на настил из травы и лапника, укрылись неизменной курткой Сева, теперь уже не вполне достаточной для обоих, и, как в детстве, прижались друг к другу, согреваясь от тепла тонких тел. Сперва у Лили зуб на зуб не попадал, она от дрожи чуть не плакала, но потом тепло проникло, растеклось по жилкам, и она уже вольно лежала на лапнике, коловшемся сквозь ткань платья, слушала гомон ночного леса, вяло гоняла комаров и играла волосами Северуса, сильно пахнущими жиром. Он, растянувшись на животе, шаря щекой по грязному рукаву рубашки, все смотрел на подругу и слабо, сонно, блаженно улыбался.
- Сев, ты меня любишь? – вздумалось спросить Лили.
Он прикрыл веки, спрятал лицо в сгибе локтя. Грязноватые пальцы шарили по траве.
- Молчишь… Не знаешь. Не любишь, да? А я вот тебя люблю. Ты мне, как братик.
Дыхание ровное. Кажется, засыпает. Но Лили пока не спалось, и без собеседника ей стало бы скучно.
- Северус, - она не знала, о чем бы спросить еще. – Северус, а если я умру, что ты будешь делать?
Он резко поднял голову, хлопнул бессмысленными со сна глазами.
- Как? Ты о чем?
- Ну, ты быстро меня забудешь? Или все-таки будешь скучать?
Он раздраженно вздыхает, снова зарывается лицом в скрещенные руки. Ворчит глухо:
- Вот чего глупости-то спрашивать…
Ночь в июле коротка, и скоро утро уронило росы. Рассветной тишиной, мокрыми тропинками, пока слаще всего забывался сном Коукворт, Северус, проснувшись, проводил Лили до дома. Калитка не заперта, на первом этаже неосторожно приоткрыто окно. Сев поддержал – и девочка встала на карниз, подтянулась на руках и проскользнула в кухню. Уже стоя на подоконнике, обернулась, присела на корточки, обвила шею друга руками, ласково поцеловала. Ей отчего-то нравилось быть ласковой, и не так важно, с кем – с родителями, другом или приблудной кошкой.
К полудню Коукворт пробрала дрожь от известия: закрылись последние два цеха фабрики. Тринадцать лет длилась её агония, и наконец кормилица и губительница города испустила дух. О ней, в общем, не стоило жалеть: мало кто работал уже в оставшихся цехах, большей частью те из рабочих, кто не спился, нанялись в Манчестер, и ставшим нынче безработными еще хватило бы мест. Но люди привыкли к фабрике, вся их история спиралью обвилась вокруг закопченных её корпусов – как такое взять и выкинуть из душ?
Родители за ленчем держались торжественно, строго и скорбно, словно умер кто-то. Лили удивлялась про себя: отец ведь сам давно мечтал, чтобы фабрику закрыли – но понимала, что именно так следует встречать большие перемены, которые касаются не одной твоей семьи.
- Как ты думаешь, Джордж, преступность не возрастет? – негромко спросила мать.
- Может, - согласился отец. – У кого-то опустятся руки, а кто-то решит, что пора зарабатывать деньги более легким путем. Но это было бы неизбежно, Роза. Когда фабрика работала, преступность была не меньше.
- Один Паучий Тупик чего стоит, - Туни выразительно глянула на сестру. Не могла все-таки удержаться, чтобы не подколоть. Вроде бы давно они держали холодный нейтралитет, Петуния не общалась с Лили, но и не придиралась к ней – а только дружбы с беспризорником простить не могла, да перед отъездом сестры в школу каждый раз запиралась у себя в комнате. Лили научилась от матери игнорировать Туни, отец же иногда считал нужным ответить старшей дочери.
- Паучий Тупик, конечно, клоака, но думаю, худшие преступники обитают отнюдь не там. Ты ведь помнишь Джека Файерса? Он был уважаемый человек, мой коллега, а оказался убийцей, - отец сжал вилку, помолчал, подавляя волнение. – А заместитель главы Манчестерского банка? Он прекрасно жил, и все-таки считал возможным брать взятки. Маска респектабельности, дочка, ничего не значит. Часто за ней и скрываются самые отвратительные из преступников. И особенно гадки они оттого, что считают себя выше других. Они первые сплюнут и скривятся при виде какого-нибудь воришки из Паучьего Тупика или несчастного пьянчуги, укокошившего соседа или жену, хотя у самих совесть не чище.
Лили задумалась, отложив вилку. Ей вспоминались лица слизеринцев: самодовольный Розье, легко выкрутившийся из истории с Бертой Джоркинс и безнаказанно бросивший Флоренс Флеминг; Эльза Смит и её подруги, смыслящие в учебе меньше любой хаффлпаффки, но считающие себя по определению лучше всех на свете; Эйвери, как-то плюнувший в сторону Люпина; Регулус Блэк, каждый раз кривившийся, когда мимо проходила она, или Мери Макдональд, или Лиззи Дирборн… У их семей в большинстве своем отвратительная репутация, но почему-то именно эти семьи имеют, как говорили старшекурсники, наибольшее влияние в магическом обществе. Ох, стать бы в таком обществе Эльзой Грир, чтобы сполна унизить всех этих индюков, плюнуть им в лицо, напомнить, что власть их не вечна.
Часа в три, когда мать послал Лили за хлебом, у дверей булочной девочка встретила Тобиаса Снейпа. Тот сидел на пыльной, низкой и широкой ступени крыльца, с мясисто-красным лицом, в доску пьяный. Поднял на девочку мутные глаза, Лили проскользнула мимо. Покупая хлеб, надеялась, что Тобиас ушел – но он оставался на месте. Удержал её за подол, повис на её запястье, встал, судорожно вздохнул.
- Слышь, фабрику закрыли, - Лили с ужасом поняла, что слюнявая гримаса умственно отсталого – это его улыбка. – Хахаль Трейси, мерзавец Хью, до последнего держался, ан нет! Теперь пойдет по миру, - Тобиас зыбко рассмеялся. – Будет еще Трейси у церкви милостыньку просить. А ты не подавай, а? Ну, ты ж девка хорошая, сердечная… Вон сколько с подонком моим возишься, хотя не стоит он того, волчий выродок… Жаль, щенком его не утопил… Слышь, а я-то честный человек, - он скрюченным пальцем ткнул себя в грудь. – Поможешь? Ты погоди, я тебе расскажу. Я молодой был малый тогда, работящий, честный. Это сейчас меня жена с ублюдком извели, вон, навозом сделался… Да! А Трейси – она вроде тебя была, красивая, и рыжая тоже… Валлийка она. Ох, тварь валлийская, да как и ты! Ходил за ней, как на веревочке привязанный, на подарки тратился… Бывало, сам не поем, а ей платок куплю. Она знала, зараза. Помыкала мной, потешалась. А потом выскочила. За своего Хью-сопляка, только в город приехал, колледж окончил, умный стал. Видали мы умных! А меня-то не забыл, вышиб меня с фабрики, едва власть какую- надо мной получил! Ничего, теперь никто не посмотрит, что он умный. Будет, как я, лопать и валяться по канавам. А ты ему не помогай, и ей тоже, паскуде… Слышь? Ты её узнаешь, она вроде тебя, только к сорока ей. Вот как увидишь, пусть она хоть землю целует – гроша ей не давай. Иначе несправедливо, понимаешь, будет? Обещаешь?
Лили торопливо закивала, изнывая от вонючих винных паров и не зная, как отделаться от собеседника, а он еще полез целоваться, исслюнявил её синеватыми губами. Борясь с тошнотой, Лили бросилась бежать. После, в ванной, долго оттирала губы и полоскала рот.
Она ничего, конечно, не рассказала Севу, и родителям, к крайнему её удивлению, никто не донес, хотя их с Тобиасом у булочной могли видеть многие. В сущности, тогда состоялся её первый поцелуй, и ничего гаже Лили испытывать не приходилось.

Поход в Косой переулок на сей раз прошел буднично. Сев отправиться с Лили не смог, отвезла её в Лондон мама, Лили быстро закупилась, и в Коукворт вернулись скоро. Волшебство – поймала себя Лили на мысли – тоже рано или поздно становится рутиной.
Привычные сборы – и вот уже столь же привычное колебание поезда, когда на ходу ищешь купе. Лили заметила в коридоре Мародеров и поскорей затянула Северуса в первое попавшееся купе. Ей не хотелось, чтобы Поттер припомнил ей давнишний танец. А в купе, куда они заскочили, оказались рейвенкловцы.
На вошедших никто не обратил внимания. Нарядившаяся цыганкой Миранда Фиорелли, четвертый курс, рисовала в блокноте портрет маленькой бледной девочки с тремя алыми бантами в каштановых волосах. Увешанный амулетами долговязый хиппи Ксено Лавгуд что-то напевным шепотом объяснял Пандоре Касл – белокурой девочке с прозрачными глазами, приятные манеры и приветливость которой не могли скрыть её странности. Она училась курсом младше Лили и Северуса и слыла бесстрашным экспериментатором с заклинаниями – правда, постоянно оказывалась после опытов в Больничном крыле. Сухопарая старшекурсница Доркас Медоуз закрылась от мира словарем древнегреческого языка.
Хорошо еще, Бертрам Обри сюда не заявился. Болтать в подобном обществе было неловко. Лили жалела, что не прихватила книжку, и тосковала по тележке со сладостями – хотя она стеснялась покупать что-то, ведь Северус не мог себе позволить ни конфетки. А ему, кажется, стало неосознанно комфортно среди этих людей, как будто не замечающих друг друга, так что вскоре Лили заметила, что друг, привалившись спиной к перегородке, дремлет. Пожав плечами, девочка вышла и отправилась бродить по коридору. Услышав за одной из дверей знакомые голоса, поколебалась и заглянула.
Купе оказалось набито битком: кроме Марлин, Мери и Алисы, там сидела еще Эммелина, а в углу примостилась Мэрион Риверс с книжкой – ей, очевидно, надоел хаффлпаффский треп.
Настроение в купе было траурным – Лили, едва переступив порог, кожей почувствовала висевший в воздухе сгусток боли, моментально заметила и смущенные, печальные лица подруг, и горестно сжатые руки Эммелины, и неуместность задора её завитков. Марлин подняла серые от грусти глаза и негромко вздохнула:
- Беренис умерла.
Лили ахнула:
- Как? Из-за чего?
Эммелина машинально запустила пальцы в волосы, медленно провела:
- При родах. В середине августа.
Поезд мчался. Застывшие фигурки девочек покачивались от быстрой езды. Вэнс глухим, деревянным голосом рассказывала:
- Зимой её изнасиловал Пожиратель смерти. Потом оказалось, что она беременна. Мы все просили её сделать аборт, всей семьей! Нет ,видите ли, она решила, что ребенок не должен отвечать за отца. Она ушла из дома. Разорвала помолвку с братом Марлин, потому что не хотела навязывать ему чужого ребенка. Она же не могла рассказать ему ,что произошло на самом деле. И вот… - Эммелина провела ладонью по губам. – При родах у нее остановилось сердце. Не спасли. А этот паскудник выжил!
Она стукнула кулаком по скамейке. Алиса сдавленно спросила:
- Вы отдадите его в приют?
- Нет, - протянула Эммелина; её лицо исказила болезненная гримаса – жалкое подобие мстительной улыбки. – Этого ему мало. Он должен мучиться, - её ногти до крови впились в кожу. – Я клянусь, что у меня не дрогнет рука, и верю, что отец и братья тем более не дадут слабину. Он пожалеет, что родился на свет. Он подохнет от холода и голода. А если нет – с трех лет узнает ремень и розгу.
- Ты с ума сошла, - Мэрион захлопнула книгу и встала. – Может, вы все с горя так.. это же форменное зверство! В чем ребенок-то виноват? Почему он должен за кого-то отвечать? Поймайте того Пожирателя и глумитесь, сколько хотите. А ребенка не троньте, не то…
- Не то что? – проговорила Эммелина медленно. – Что ты сделаешь? Как нам помешаешь?
Мэрион опустила руки – книга чуть не выпала из разжатых пальцев.
- Ничего, - согласилась она. – Нет, наверное, такого закона, чтобы вам помешать. Но все-таки вы поступаете несправедливо и жестоко. Это не по-гриффиндорски.
Эммелина горько рассмеялась:
- Что бы ты понимала в Гриффиндоре!
- Получается, что Мэрион понимает больше, потому что сейчас она права, - вставила Алиса. – Тобой, может быть, движет горе, но ребенок не виноват, и мстить ему низко.
Вэнс холодно посмотрела на нее:
- И ты считаешь, что тебе место рядом с нами?
О Лили, кажется, все забыли. Поезд покачивался, сырой осенний полумрак одевал три напряженных силуэта и два, почти слившихся с ним. Лили нырнула в полумрак, обняла Эммелину ,погладила по волосам. Услышать слезный вздох ей было радостно, как радостно врачу услышать от пациента, что тот чувствует себя гораздо лучше.

Глава 21. Злость

Лили до самого конца оставалась в купе с девочками. В душе она опасалась, что Северус обидится на нее за это, однако когда по прибытии она вышла на платформу, то увидела друга, выходящего из другого вагона вместе с Регулусом Блэком и Летицией Гэмп. Слизеринка, постукивая каблучками, что-то приглушенно толковала мальчикам, пока они несли её чемоданы. Судя по увлеченным и довольным выражениям лиц, между ребятами происходил занимательный спор.
«Замечательно… Он вполне без меня обходится, я ему не нужна. И что я, дура, беспокоилась?» От обиды защипало в носу. Тем временем с компанией Северуса поравнялись Мальсибер и Эйвери, причем, видимо, присоединились к разговору. Лили пробрало. Мальсибер и Эйвери, те самые, которые обзывали её грязнокровкой и третировали Сева за дружбу с ней! А теперь здороваются с ним и болтают, будто старые приятели. «Хорошеньких он друзей нашел. Предатель. Настоящий предатель». Коротко шмыгнув носом, Лили взяла под руку Эммелину.
…Боль от поведения друга торчала штырем, и чтобы отвлечься, Лили принялась наблюдать за распределением. Первокурсники, право, такие забавные. Вот попала на Рейвенкло Эмма Фиорелли – та самая девочка с тремя бантами, которую в поезде рисовала её сестра Миранда. Туда же отправился Гилдерой Локхарт – очень пригожий мальчик, оглядывавшийся с видом некоторого недоумения и разочарования: казалось, он наделся на более восторженный прием. И Квиринус Квиррелл – при необычном имени ребенок совершенно заурядный, запоминающийся разве хрупкостью и невероятной застенчивостью: пока он шел до табурета со шляпой ,а затем до факультетского стола, лицо его играло всеми оттенками красного.
В Зале долго шептались: в этом году распределение проходила младшая дочь знаменитого Олливандера, Кристина. У этой хрупкой девочки с головкой во всполохах рыжих кудрей глаза горели таким неукротимым огнем, что все подивились, когда она не попала на Гриффиндор. Впрочем, на Рейвенкло её ждал старший брат, шестикурсник, Джейкоб – тощий длинноволосый верзила в очках, да и с Квирреллом, кажется, она подружилась еще до церемонии.
Тем временем, как всегда, внимание к себе привлек Джеймс Поттер, хваставшийся, что в Хогсмид ему и не понадобилось бы разрешения от родителей: он с друзьями облазил всю деревню еще к концу первого курса.
- Мы с Сириусом изучили все ходы и выходы и составили подробный план.
- Ой, наверное, крысы дохлые валяются в твоих ходах, а идти приходится внаклонку и по пояс в воде, - капризно протянула Марлин.
- Такие тоже ест, но мы предпочитаем передвигаться с комфортом, - с достоинством отвтеил Сириус. – Кстати, если хочешь, можем тебе показать какой-нибудь лаз, ты ведь человек верный, не выдашь.
- Да и ты можешь попасть в Хогсмид альтернативным путем, Эванс, - Поттер широко улыбнулся ей, но в глазах заплясали такие чертики, что у Лили не осталось сомнений: стоит ей согласится, над ней сыграют какую-то шутку с этим злосчастным коридором.
Между тем старшекурсники обсуждали недавние события: смертный приговор Митчеллу привели в исполнение.
- Этого следовало ожидать, - рассуждала Гестия. – Но все же улики против него нельзя назвать серьезными. А казнь, которой он подвергнут, просто ужасна.
- Неужели в целях гуманности, по-твоему, стоит щадить убийц? – возражал ей Патрик.
- По-моему, во-первых, надо тщательнее доказывать, что они убийцы. Во-вторых – да, лучше пощадить убийцу, чем казнить невиновного.
- Ну и какая обществу польза от жизни невиновного? – проронила Эммелина, потянувшись к жареной курице. – Невиновных уйма, их можно не считать. А вот от смерти преступника общество неизменно выигрывает.
К язвительности Вэнс все давно привыкли и не считали нужным спорить. Между тем Лили потянулась к лежавшему на краешке стола «Ежедневному Пророку». Там на первой полосе было фото Митчелла перед казнью. Лысоватый человек с лицом чиновничка щурил подслеповатые глаза; оттопыренные губы дрожали в смертельном ужасе. Жить ему оставалось, видимо, не более получаса. «Хотя, говорят, это не вполне смерть, тело остается живым, просто души уже нет. Нечто вроде комы? Или… Как это может быть, когда у человека нет души? Интересно, а если бы Фенвик не попытался сбежать, а дожил до суда, его тоже приговорили бы и отняли душу? Каким бы он стал тогда?»
- Нападения оборотней участились, - Гестия уже сменила тему. – Вокруг Хогвартса, конечно, мощные защитные чары, но при походах в Хогсмид будьте осторожнее.

Новые занятия, которые ученики выбрали из списка в конце прошлого года, должны были начаться еще не скоро. Гриффиндорки горели ожиданием. Лили, Мери и Марлин дружно выбрали уход за магическими существами и прорицания. Помнится, Северус еще ворчал, что предметы следовало брать посерьезнее. Сам-то щегольнул серьезностью: выбрал древние руны и нумерологию. Шут с ним, с предателем.
Алиса насмешила подруг: из пяти возможных предметов она сначала решила выбрать четыре, за исключением прорицаний (в семье ей внушили, что этот предмет – сплошное шарлатанство). Гестия едва отговорила брать маггловедение: о жизни магглов Алиса куда больше могла узнать от Лили или Мери.
- А все-таки, неужели ты не хочешь знать будущее? – вечером, в день приезда, спрашивала Марлин у Алисы.
Та некоторое время молчала, почесывая под подбородочком у Хиндли, развалившегося у нее на коленях.
- Я боюсь будущего, - призналась она вдруг. – Очень боюсь. Иногда смотрю на тебя, на Лили, думаю о том, что нас с Фрэнком ждет – и мне почему-то так грустно становится и так страшно. Дурные предчувствия. Не хочу, чтобы они подтверждались.
Лили тихо ахнула.
- Слушай, а может, у тебя самый настоящий дар? Может, тебе как раз нужно его развивать?
- Нет, не нужно, - отрезала Алиса, переложила кота на кровать и ушла в ванную.
- Нервничает, - повела плечом Марлин. – Она слишком впечатлительная.
- Не надо было ей ту газету показывать, - пробурчала Мери, натягивая пижаму. – Он ей теперь будет сниться. Ну, тот, которого казнили. Митчелл этот.
Лили вспомнила безумное от ужаса лицо и в невольном ознобе поежилась.
- Девочки, а все же как это может выглядеть? Тело без души? Труп? Человек в коме?
Марлин почесала бровь.
- Да как сказать… В кому человек впадает, когда он болен. А тут он здоров, но у него ничего нет. Он не говорит, не думает, не чувствует. У него даже простейших ощущений нет, элементарного осознания происходящего. Внешне – бессмысленное лицо, глаза остановились. Отец говорит, Дункан сейчас похож на пережившего Поцелуй.

Наглости Северуса оставалось только удивляться. Утром он, как ни в чем не бывало, помахал Лили рукой (хорошо, что она уже сидела за гриффиндорским столом), а на зельеварении подсел. Лили холодно взглянула и отодвинулась. Он ничего не сказал, тогда она зло прошептала:
- Смотрю, наконец решил прощать врагов?
- Ты о чем?
- Ты вчера очень мило беседовал с Мальсибером и Эйвери.
- Ах, это… Так мы же с ними давно не враги.
- Что ж, рада, что вы помирились. Мог бы сказать мне об этом раньше.
«Мог бы предупредить, что помирился с людьми, для которых я грязь», - вслух Лили, как всегда, претензий не высказала, сдержалась, а Северус, похоже, вообще не заметил, что она сердится.
- Лили, знаешь, мне тут в голову пришло… Давай спросим Флитвика, как вообще придумывают заклинания, а?
- Спрашивай.
- А разве тебе не интересно?
- Северус, преподаватель пришел.
…Раздраженная поведением Северуса и червячком впившейся в висок головной болью (навреное, температурит, простыла вчера, надо перечного зелья у мадам Помфри попросить), Лили преодолевала ступеньки Астрономической башни. У них был урок, спаренный с Рейвенкло – чуть лучше, чем со Слизерином, и то потому, что девчонки с орлиного факультета, хоть и задирали нос ,все же не обзывались и не пытались сделать гадость. Жаль, Кристал Хобхауз и Изабель Крейл, две кокетки, надушились чем-то невероятно приторным, так что Лили, шедшей рядом, было нечем дышать. Да еще Обри принялся, как всегда, разглагольствовать о женской глупости.
- Вот скажите, зачем девчонкам астрономия? Что они могут увидеть в небе. Ой, вон звездочка, давайте загадаем хороших женихов! Их кругозор настолько ограничен, что я вообще запретил бы им отрывать глаза от кастрюль. Вот когда они занимаются своим делом и никому не мешают, тогда все отлично. А если они забывают свое место…
Лили затрясло. В два прыжка она догнала Обри и с силой дернула за волосы. Он резко обернулся и пихнул её в грудь. Потеряв равновесие, Лили упала и покатилась по ступенькам.
… Честь её спасения принадлежала Мародерам. Они остановили падение, а затем, не теряя времени, скрутили Обри и от души – причем под общие аплодисменты - отлупили его. Лили торжества справедливости не видела, поскольку была без сознания; ей после рассказали подружки.
Мадам Помфри сказала, что пробыть в больничном крыле придется дней пять. Лили скучала, гадала, кого на сей раз поставили вести ЗоТИ, учила уроки, какие была способна, и пыталась представить себе, каковы будут новые предметы. На трети день её спокойствие было нарушено: в послеобеденное время распахнулась дверь, и Северус втащил за шкирку упирающегося Обри. Доволок до кровати Лили, швырнул на пол – откуда сила взялась? Только тогда лили заметила, что Бертрам был связан.
Северус схватил её за руку, ткнул Обри носом в её ладонь.
- Целуй! – он присовокупил пару эпитетов, которые здесь привести не представляется возможным. – Целуй, если жить хочешь, тварь. Прощения у нее проси, ну!
Обри поднял голову. Его глаза выражали не ужас даже, а полное непонимание происходящего, недоумение – что происходит и как такое могло случиться именно с ним.
- Проси прощения! – Северус, вцепившись Бертраму в волосы, ткнул его в одеяло, приблизительно в место, под которым торчали острые коленки Лили. У нее мурашки пробежали по коже от отвращения.
- Сев, прекрати. Отпусти его. Оставь.
- Он тебя чуть не убил, - зрачки у друга расширились, губы посинели, он выглядел помешанным.
- Я первая начала. Отпусти его. Пожалуйста.
Северус покосился на взлохмаченные кудри Обри и швырнул его на пол. Тот. Скуля, дополз до двери и только там решился встать на ноги. И сразу дал стрекача. Сев повернулся к Лили, она приподнялась, вытянулась… Через секунду хлопнула пощечина.
- За что? – выкрикнул Сев, держась за щеку. Лили, бледная, осела на подушки.
- За то, что ты зверь, - с омерзением проговорила она. – Ты дикарь. В следующий раз, что, голову обидчика мне принесешь?
Черные глаза встретились с зелеными.
- Если ты захочешь…
- Я не захочу! – она ударила кулачком по постели. – Сев, ты думаешь, мне приятно, когда кто-то мучается? Когда кого-то унижают? Извини, я не слизеринка. – И ей припомнились обиды последних дней. – Почему-то ты не спешишь мстить тем, кто называет меня грязнокровкой. Вон даже помирился с Мальсибером, с Эйвери, а с Регулусом Блэком вы вообще не разлей вода! А мне слышать это слово – Сев, пойми – мне его слышать больнее, чем с лестницы падать. Но с ними ты ссориться из-за меня не хочешь, правда?
Северус, потупившись, молчал. Наконец выдавил:
- Прости.
- Прощу, - она раздраженно пожала плечами. – Что с тобой еще делать.
А сама подумала: «Значит, правда».

Глава 22. Боггарт и оборотень

Когда Лили выписали из Больничного крыла, оказалось, что вражда Мародеров и Северуса вышла на новый виток. На первом же уроке ЗоТИ он опозорился: наотрез отказался подходить к боггарту, а когда преподавательница приказала подтащить его силой, вырвался и убежал. Бертрам Обри, желая отомстить за недавнее унижение, в красках обсудил занятие с Джоном Долишем на перемене – так, чтобы слышала Пенни-Черри. А что знает Пенни-Черри, то известно если не всей школе, то всему потоку точно. Итак, с того дня Северус стал не только Нюнчик, но и Скользкий трус.
Мародеры выслеживали его и с криком выскакивали из-за разных углов, или швыряли ему под ноги петарды, или обстреливали навозными бомбами, крича: «Трус! Трус!». На спаренных уроках Поттер и Блэк довольно громко обсуждали, каким же может быть его боггарт:
- Может, папашин ремень?
- А может, кишечно-опорожняющее заклинание? Применим на нем как-нибудь, а?
- Да нет, он просто боится обделаться от страха. Боишься обделаться, а, Нюнчик?
Северус мстил, но все-таки справиться с четверыми разом не мог. Итак, Лили решила отложить выяснение отношений до лучших времен и тихо поддерживать друга. Хотя и на Мародеров она, помня о спасении, не заставила бы себя сердиться. Лучше было, хоть и с опозданием, влиться в учебу.
В первый же день Лили попала на ЗоТИ; к счастью, новая преподавательница, мисс Джейн Саверн, вошла в её положение.
- Самое важное, что мы успели пройти – борьба с боггартом. Зайдите после занятий, я вас проэкзаменую по этому поводу и в случае необходимости обучу, потому что этот навык много раз требуется в жизни. А так пока догоняйте материал.
Лили исподтишка рассматривала новую преподавательницу и должна была признаться, что та очень располагала к себе. Невысокая, ладная, крепко сшитая, с гладким пучком темных волос, с голубоватыми смелыми глазами, она держалась с абсолютной уверенностью человека, уважающего себя и других. Скорее всего, то было еще и следствие осознания себя мастером, знающим и понимающим свое дело. Мисс Саверн имела на это полное право: как сообщила девочкам Гестия, новый преподаватель по основной профессии – эксперт при аврорате.
- Дамблдор и глава аврората придумали хитрую штуку. Каждый год они будут выделять кого-нибудь из авроров, чтобы тот нам преподавал. В конце года профессор увольняется, назначают нового. Все-таки там работают проверенные люди, знающие, да и о программе, наверное, они договорятся между собой. Жаль, этот год у меня последний, я не увижу, кто у вас будет после.
Итак, отправляясь к профессору Саверн, Лили уже не боялась её, а о боггарте просто старалась не думать. Она, конечно, прочитала, как его можно победить, да и девочки рассказала, как они боролись со своими: Мери – с акулой, Марлин – с мертвой головой. Справилась даже Алиса, хотя её боггарт мисс Саверн оценила как сложный: безумная взлохмаченная старуха, норовящая уцепиться за одежду. Под общий хохот старуха, щелкая пальцами, пустилась в цыганскую пляску. Но что увидит сама Лили? Она, по совести, и не знала толком, чего боится, не задумывалась над этим никогда. Ей казалось, что самое страшное уже случилось с ней: она лишилась способности летать. Все же прочее – мелочи.
Мисс Саверн, встретив девочку в дверях кабинета ЗоТИ, подвела её к старому шкафу.
- Мисс Эванс, вы знаете ,что надо делать?
- Да, мэм. Представить на месте боггарта что-нибудь смешное и произнести «Ридикулус».
- Хорошо. Теперь пробуйте.
Преподавательница распахнула скрипучие дверцы, и Лили в ужасе зажала рот: на пол выпал труп отца. Джордж Эванс лежал ничком, неловко вывернув шею, откинув одну руку, будто заслонялся от убийцы; в темно-рыжих волосах запеклась кровь. Борясь с приступом дурноты, девочка отступила к стене. Между тем тело на полу стало меняться – и через несколько секунд перед Лили была мертвая мать, лежавшая в той же позе, что и отец, и тоже с кровью в волосах. Трясясь, Лили опустилась на пол рядом с нею, протянула руки – но перед ней была уже Петуния, в остановившихся глазах которой застыл упрек.
Подвывая, девочка до крови прокусывала ладонь. Мисс Саверн вдохнула, подхватила её под мышки, подняла, усадила на стул, сама повернулась к боггарту. Вместо трупа Петунии на полу вырос высокий человек в черном плаще и безобразной маске. «Ридикулус!» - и он вскочил на руки, хлопнув ногами в воздухе; полы плаща свалились на пол, и Лили невольно рассмеялась, увидев, что на верзиле не было брюк; взглядам открылись ношеные трусы в цветочек. Быстрым взмахом палочки учительница загнала боггарта обратно в шкаф.
- Профессор, а кто это был?
- Пожиратель смерти.
- Вы боитесь Пожирателей смерти?
- Естественно, - мисс Саверн присела рядом с Лили. – Если бы вы знали, что натворили они за последние годы, вы бы меня поняли. Увы, сведения об их преступлениях большей частью засекречены. Не думаю, что это правильно – многие молодые люди составляют о них превратное мнение, видят в них борцов с несправедливой властью. Поверьте, это не так. они в первую очередь кровавые убийцы.
- А правда, что большинство из них со Слизерина? - неожиданно для себя спросила Лили.
- Правда. Ступайте, я вас больше не задерживаю.
- Но я же не справилась…
Мисс Саверн грустно улыбнулась.
- Милая девочка, с таким боггартом, как у вас, справиться практически невозможно. Единственное, что вы могли бы сделать – убедить себя, что трупы ненастоящие, развернуться и уйти. Вы не слабость проявили. А лишь сильную привязанность к близким. Ступайте и не беспокойтесь ни о чем.

В воскресение было разрешено уйти гулять в Хогсмид. Северус, конечно, сослался, что готовится к занятиям, и Лили отправилась с подружками – так, пожалуй, вдвое веселей.
Сказочное ощущение, к которому она ,казалось бы, привыкла, обострилось, еще когда гриффиндорки шли по мощеной булыжником дороге между стрельчатых елей, и охватило Лили, доведя почти до экстаза, когда она увидела, казалось, пряничную или вырезанную из дерева и богато изукрашенную деревушку. Низенькие, но с высокими острыми крышами, усеянными множеством мансард домики купались в золотой и алой осенней листве, и покачивались на ветру, блестя свежей краской на солнце, вывески. «Сладкое королевство», «Три метлы», «Кафе мадам Паддифут»… дорожка уже шла меж домов, чудо было близко – рукой подать, у Лили захватывало дыхание.
- Ну чего, куда пойдем? – рассуждала Мери. – Где тут посидеть лучше всего? Вон в этом… В «Сладком королевстве»?
- Есть другая идея, - раздался знакомый бойкий голос. Рядом, как из воздуха, возник Джеймс Поттер.
- Мы с парнями сидим здесь, - он указала на дверь бара с вывеской «Три метлы». - Мансарду сняли. Издали увидели вас. Ну как, присоединитесь? Все за наш счет.
Марлин и Мери немедленно нырнули в дверь бара, но Лили колебалась.
- Не бойся, Эванс. Если твой немытый Отелло посмеет ревновать, жалуйся мне.
- Не называй его так, - Лили невольно сложила губы «уточкой». – А иду я, просто чтобы не отбиваться от подруг.
У наблюдавшей за ней Алисы стало странно серьезное лицо. Лили, откинув волосы, гордо переступила порог.
В мансарде было распахнуто окно, и осенний ветер колебал астры, стоявшие на столе в глиняной вазочке. За столом волшебный образом оказались четыре лишних стула, Блэк и Люпин помогли девочкам усесться (Питер покраснел, скукожилсяи помалкивал), а вскоре и Поттер появился, левитируя поднос с тыквенными пирожками, сахарными перьями и другими сладостями, большинство которых было Лили в диковинку, а также с четырьмя большими кружками сливочно-золотого напитка под густой белой пеной. Такие же кружки стояли перед ребятами.
- Мы довольствуемся сэндвичами с беконом, - пояснил щедрость друга Блэк.- но дама, конечно, нужно угощение более изысканное, - и подмигнул Марлин. И она ему подмигнула. Кажется, они нравились друг другу.
Вообще в то время, как Джеймс хорохорился и нарочито наглел, Сириус вел себя неожиданно сдержанно и предупредительно. Но разговор поддержать лучше получилось у Ремуса Люпина – он спокойно, без рисовки и кривляния вспоминал прошедшую неделю. На Уход за магическими существами записались решительно все гриффиндорцы их курса - как, собственно, и собрались сейчас за столом. Ремус улыбался, припоминая, как Сильванус Кеттлебрн, одноногий старик с окладистой бородой, вывел их за теплицы профессора Спраут, ближе к хижине Хагрида, за ограждение, за которым скрывался недавно вырытый небольшой, но довольно глубокий бассейн. В бассейне плескалось и ворочалось непонятное существо с головой и передними ногами лошади – точнее, пока жеребенка – но с хвостом огромной рыбы.
- Подрос, тесно ему тут уже, - улыбнулся Кеттлебрн в бороду. – Надо либо бассейн расширять, либо в пруд переводить. Я договорюсь с Хагридом. Ну-с, кто знает, что это за существо?
Взметнулось несколько рук: ребята читали учебники узнали гиппокампа, лошадь-рыбу. Мягким, теплым басом профессор объяснил повадки животного, условия содержания и ухода, после чего разрешил тем, у кого с собой есть белый хлеб, покрошить в воду.
- Он растет, аппетит у него отменный, - старик залучился, глядя, как ребята сгрудились над бассейном, кидая крошки гиппокампу и норовили потрепать выскальзывавшую из воды мокрую холку. Сестры Эббот (урок был спарен с хаффлпаффцами) – сумели покормить зверя прямо с рук, а Мэрион погладила гиппокампа по белой бархатистой отметине на горбатом лбу.
- Знаете,. на мои занятия приходит мало слизеринцев и рейвенкловцев. Они считают, что мой предмет – для дураков. Скажу я вам, кто мнит себя самым умным, тот главный дурак и есть, - Поттер и Блэк фыркнули и ткнули друг друга в бок. – Если человек умеет ко всякой твари, как бы она ни была безобразна и опасна, найти подход, значит, у него смелое и доброе сердце. Это ума поважнее.
…Гриффиндорцы подняли кружки за Кеттлберна с гиппокампом, а после девочки – мальчишки, конечно, презирали «всякую чушь» - вспомнили урок Прорицаний, на котором ожидали увидеть седую старуху, увешанную амулетами. А профессор Мелисса Лот оказалась кругленькой и очень спокойной женщиной средних лет, в черном, но совершенно будничном наряде, со столь же будничным пестрым платком на плечах. И в кабинете её не было ничего зловещего, а напротив, царил спокойный уют, и колоды карт словно ждали рук домохозяйки, из чашек будто только что пили кофе, а хрустальные шары были не более, чем экстравагантным украшением, купленным из моды. Правда, профессор Лот, пока они пробовали определить предсказание по рисунку чаинок, ходила по рядам и тихо просила повернуть к ним ладони, и когда добралась до Лили, помрачнела, пробормотав под нос: «Какой ранний обрыв», и также поморщилась, увидев ладонь Марлин. Но, право, не стоит об этом думать. Так ли страшна ранняя смерть – собственная, конечно, не близких? Обидно умереть, допустим, как умерла леди Джейн Грей – на плахе, в руках врагов. А вот если в бою, так, что и не заметишь, как смертельное заклятие пронзит тело…
Гриффиндорцы засиделись долго, и когда спускались, шел уже третий час дня. Внизу с пышнотелой белокурой хозяйкой, мадам Розмертой, спорила хрупкая рыженькая девочка, а рядом тихо примостился мальчик. Розмерта отказывалась наливать сливочного пива детям ,едва достававшим до стойки. Гриффиндорцы с удивлением узнали в них Кристину Олливандер и Квиринуса Кивррелла.
- Как они сюда попали? – Лили остолбенела. – Им же запрещено!
- Как попадали и мы на первом курсе, вероятно, - Поттер напустил загадочный вид. – Давайте-ка не будем им мешать.
- Боюсь, у нас появилась конкурентка, - Сириус окинул легкую фигурку оценивающим взглядом с тенью уважения и насмешки одновременно. – Она переплюнет нас очень скоро, если не сломит шею.

Потянулись недели учебы, и сентябрь уже сменился октябрем, когда Хогвартс вздрогнул от пугающей новости: Кристина Олливандер и Квиринус Квиррелл пропали. За завтраком профессор Дамблдор объявил, что для поиска первокурсников набирается отряд под предводительством профессора Саверн. Мародеры просились в отряд, но их не приняли, хоть они и твердили, что знают все окрестности замка, как каждый - свои пять пальцев. Они почему-то смолчали, что видели недавно Кристину и Квиринуса в Хогсмиде. Мери и Марлин также хотели молчать, но Лили и Алиса решились покаяться, что скрыли нарушение. Их не стали ругать, хотя и было за что: если бы они рассказали о выходках Кристины раньше, возможно, её не искали бы повсюду сейчас.
Целый день в школе висело напряжение. Уроки отменили: все равно никто не мог бы спокойно ни учить, ни учиться. Ребята со старших курсов – даже некоторые слизеринцы были в их числе – прочесывали луга, Хогсмид, Запретный лес, преподаватели расспрашивали учеников о последних часах, когда те видели пропавших товарищей, и советовались, обращаться ли в аврорат. Когда к вечеру один из искателей вернулся в замок и сообщил, что девочку нашли, в коридор у главного входа высыпало, наверное, полшколы. Старшекурсник сам не видел Кристину, а тот, кто его посылал, почему-то не сказал, что нашли её мертвой.
Заскрипели тяжелые двери, и в коридор вступила мрачная процессия: два старшеклассника тихо несли носилки, на которых лежал кто-то маленький, укрытый с головой. Джейкоб Олливандер, метавшийся из угла в угол и ломавший руки, при виде носилок замер, бросился к ним и рванул простыню.
Лили ничего не успела рассмотреть: ледяная ладонь Северуса, стоявшего рядом, мгновенно заслонила ей глаза. Она только слышала протяжный, низкий, звериный вой, от которого падало сердце, да горькие всхлипы. И чувствовала, как рука Северуса дрожит. О творившемся у носилок, она узнала уже следующим утром, когда девочки наконец успокоились и смогли говорить о том, что произошло.
Кристину растерзал какой-то ужасный зверь – Гестия предполагает, что это оборотень, недаром же недавно писали об участившихся случаях их нападения. На носилках лежало кошмарное месиво. Джейкоб упал на колени, принялся выть и все комкал простыню, пока полотно не отобрала Флоренс Флеминг и не укрыла труп девочки заново. Флоренс и увела Джейкоба в Больничное крыло – чуть не на плечах утащила. Северус очень правильно поступил, не позволив Лили смотреть на то, что осталось от Кристины: остальные видели и не смогли не только поужинать и заснуть без зелий, но и позавтракать. Особенно мутило даже не Алису, а Ремуса Люпина: он ходил смертельно бледный, трясся и чуть не плакал. Друзья от него не отходили.
А Квиринуса Квиррелла нашли еще через день, и что удивительно, живого. Правда, он был истощен и измотан, плакал, заикался и вообще был не в себе. Преподавателям все же удалось добиться, что Кристина предложила ему ночью провести вылазку в Запретный лес, они как-то проскользнули мимо шаставшего по коридору Филча, добрались до опушки, даже прошли вглубь, и там на них выскочил громадный волк. Кристина попыталась сражаться со зверем, но тот схватил её, и дальше Квиринус ничего не помнит – пустился бежать, что есть духу. Два дня он провел в Хогсмиде, прячась по сараям. И хоть бедняжка своими глазами видел нападение, он долго не мог поверить, что Кристина мертва.

Глава 23. Матч

Первые дни после гибели Кристины школа хранила мрачное молчание. Ученики и учителя мало разговаривали друг с другом, портреты почти не шевелились, даже Пивз притих. В Большом Зале под потолком, затянутым пасмурной октябрьской пеленой, висели траурные полотнища.
Джейкоб в сопровождении профессора Флитвика отвез тело сестры родителям. В школе брата Кристины потом не видели долго, примерно месяц. Квиррелл не вылезал из Больничного крыла: у него страшно расстроились нервы. И с Ремусом Люпином творилось неладное: он совершенно замкнулся, избегал лучших друзей, часами мог сидеть, забившись в уголок пустого класса или в какую-нибудь нишу в коридоре, где никто не ходит. Однажды Лили, отыскав его, спросила, может ли чем-то помочь. Он отшатнулся, обхватил себя руками и убежал.
В Хогсмиде встал на побывку отряд авроров, присланных на всякий случай прочесать Запретный лес. В их числе был отец Мэрион Риверс; однажды, сидя вместе с Северусом во внутреннем дворике Хогвартса, Лили видела, как хаффлпаффка стояла у ворот, обнявшись с отцом. Лили прислушалась, удивляясь, как вошло у нее в привычку быть внимательной к чужим разговорам.
- Пап, ну разве это не странно? Я спрашивала у профессора Кеттльберна, он говорит, что никогда на его памяти оборотни или другие опасные существа не подходили так близко к опушке.
- Не только это странно, дочка. Знаешь, мы ловушки расставили до самой глубины леса, до мест, где могут напасть акромантулы. Оборотень давно попался бы, оставайся он в этом месте.
- А может, он пошел дальше, и акромантулы его сожрали?
- Навряд ли. Оборотни осторожны, чутье на опасность, что у волка. Есть у Грюма версия – по-моему, безумная, но может оказаться верной…
Он, все еще держа дочь за плечи, побрел с ней вдоль ограды. Их разговор стал неслышным.
- Сейчас скажет, что оборотень был подослан Пожирателями смерти, - фыркнул Северус. – Как удобно, когда есть, на кого сваливать все промахи. Наверняка у них просто ловушки неисправные.
Лили насторожилась.
- Сев, ты что, оправдываешь Пожирателей? – спросила она невольно неприятным тоном.
- Да нет, почему же? Я просто говорю, что они могут быть виноваты не во всем. Да и вообще, - он ссутулился, рассеянно вертя в руках прутик. – Тебе не кажется, что насчет их преступлений могут преувеличивать.
Лили захлебнулась:
- То есть… Ты что имеешь в виду?!
- Что они могут быть просто тайным обществом, изучающим темную магию. Возможно, добивающимся её официального признания. Что в этом такого уж плохого или опасного? В Дурсмтранге изучают темные искусства, и ничего.
- Ничего?! Да оттуда вышел Гриндевальд! – Лили раскраснелась от гнева. – Я от тебя такого не ожидала. Ты слышал все, что говорят о Пожирателях и о том, кто у них во главе, ты знаешь, какие им преступления приписывают – и ты не веришь?!
- Но почему я должен верить одним словам? – он тоже повысил голос. – Тем более, извини, но я слышал и кое-что другое.
- Интересно, от кого, - Лили скривила губы. – От твоих драгоценных Регулуса и Летиции?
- Летиции они как раз не нравятся.
- А Регулусу – наоборот, - Лили прищурилась. – И Эйвери с Мальсибером в восторге от Того-Кого-Нельзя-Называть, не так ли?
Северус поджал тонкие бледные губы, прикрыл веки и промолчал. Лили обняла его за плечи:
- Скажи, я тебе все еще друг?
Он замер под её руками, застыл, только глаза жгли, как угольки.
- Конечно, - тихим дрожащим голосом ответил Сев. – Конечно, друг.
- Тогда не оправдывай Пожирателей и не дружи со слизеринцами. Или я, или они. Ты понял меня?
- Понял, - ему словно сдавило горло.

Авроры отбыли ни с чем, а в школу между тем вернулись Квиринус и Джейкоб, и от живых напоминаний о произошедшем разлитое в воздухе горе не испарялось. Эти двое так и мелькали, бледнее призраков, с плечами, опущенными покорно, будто под плеть, с вереницей заплетающихся шагов. Джейкоб как-то еще держался, во многом благодаря незаметной помощи Флоренс Флеминг, а Квиррелл оказался беззащитен перед страхом и стыдом. Ребенок словно окружил себя вакуумом. Он равнодушно слушал утешения, которых было все-таки немало, принимал ласку от жалостливых старшекурсниц, но держался невероятно отстраненно. Возможно, давала о себе знать его природная застенчивость вместе с пережитыми ужасом и болью.
В газетах между тем писали о новых нападениях оборотней, о случаях поражения магов и магглов редкими темными проклятиями. Регулус Блэк, как поняла однажды Лили, вырезал и сохранял некоторые такие статьи. Узнала она об этом из случайно услышанного на перемене разговора между Регулусом и Летицией Гэмп. Северуса в тот момент рядом не было: впереди маячила контрольная по не слишком ему дававшейся транфигурации, он окопался в библиотеке.
- Я понимаю, ты интересуешься… Но это все равно ужасно. Колдографии проклятых… Я бы хотела поскорей забыть эту статью, а ты сохраняешь её, - слизеринка осуждающе качала головой в темных локонах..
- Но согласись, Темный Лорд – настоящий мастер, раз смог научить своих слуг настолько сложной магии, - в мальчишески-тонком голосе Регулуса в первый раз слышалось трепещущее волнение.
- Положим, он мастер, но вряд ли эти магглы давали согласие, чтобы он применял на них свое мастерство.
- А разве их положено спрашивать? – Регулус надменно скривился.
Летиция помедлила с ответом:
- Неужели тебе их совсем не жаль?
- Ни капли. Они не жалели нас несколько веков назад. Мы имеем право отомстить.
- Но ведь это были другие магглы, - спокойно возразила Летиция.
- Те или другие, они были и остаются животными, а животных использует для опытов всякий ученый.
Лили стиснула ремешок сумки, сжала кулаки. Она, пожалуй, послала в Регулуса проклятием, а то и набросилась бы по-маггловски, с кулаками, но парочка уже скрылась за поворотом. Замечательно! И ведь Лили предупреждала Северуса, что он не может одновременно дружить со слизеринцами и с ней – а он, пообещав сделать выбор, на деле выбирать не торопится.
В приоткрытое окно влетели звонкие возгласы: Джеймс и Сириус во дворе устроили дуэль. Мисс Саверн хвалила способности мальчиков, говорила, что из них могут получиться замечательные боевики, но нужно заниматься. Так как заниматься в данном случае означало драться, Блэк и Поттер охотно последовали её совету. Сейчас во дворе они пытались обезоружить друг друга, а Питер и Ремус, наконец-то успокоившийся, увлечено за ними наблюдали.
Лили тихо рассмеялась, вспомнив, что недавно произошло событие совершенно, казалось бы, невероятное: Поттер и Блэк завились в библиотеку и не вылезали несколько часов! Обычно они оба учили материал наскоком, наспех что-то читали перед самым уроков, а эссе кропали на перемене перед тем, как нужно было сдать, «на коленке». Блестящая память и логика, а иногда и подсказка добросовестного Ремуса вечно выручали их. И вдруг унизиться до библиотеки? Марлин предсказывала, будто, если пошли такие чудеса, скоро обнаружится, что Дамблдор – и есть Тот-Кого-Нельзя-Называть.

Первый в учебном году матч по квиддичу походил в необычной атмосфере серьезности. Не было, как прежде, броских лозунгов и звонких речевок, песен и свиста. Только тихое сосредоточение на лицах членов команд – только напряженное ожидание на лицах болельщиков. С такими лицами идут в бой, и с такими лицами в бой провожают.
В этом году новым ловцом Слизерина выступил Регулус Блэк – и хотя Сириус за завтраком подбадривал Джеймса, заявляя, что младший братец упадет с метлы на первом повороте, во время игры Лили убедилась, что Сириус не то любит сильно искажать, либо видит не то, что есть, а то, что ему хочется. Регулус летал так, что воздух свистел – в груди сжалось, когда Лили снова вспомнила, что никогда, наверное, не поднимается в воздух – был легок и быстр, точно оса. Он, как все игроки Слизерина, не стеснялся использовать подлые приемы, так что быстро одержал бы верх над любым другим ловцом. Но у Поттера были свои преимущества: выносливость, ловкость и опыт. Он, как всегда в воздухе, не особенно торопился, изматывал противника, ожидая, пока мальчишка выдохнется. Остальные гриффиндорцы между тем зарабатывали очки, а новоиспеченная загонщица Мери охраняла Джеймса, лихо отбивая бладжеры.
Гриффиндоркам, как всегда, не хватало биноклей: у Лили, Марлин и Алисы был один на троих. Когда бинокль перешел к Лили, она, некоторое время понаблюдав за игроками, перевела фокус на трибуны, где сидели слизринцы. Ей было любопытно, пришел ли Северус, который после того, как Лили разбилась на отборе, квиддич просто возненавидел, поболеть за Регулуса Блэка. Точно, явился, сидит рядом с Летицией Гэмп – та, между прочим, явно волнуется: сидит неестественно прямо, от смуглого лица отхлынули краски, пальцы теребят завязки её накидки. Хмыкнув про себя, Лили стала рассматривать других змеек. Так, вон приметный лазурный плащ Нарциссы Блэк: у нее, как всегда, ледяное лицо, и лишь по неуловимо-тревожному прищуру голубых глаз можно понять, что она также переживает за брата. Отвратительный староста Джулиан Паркинсон кривит бульдожью морду: ему не нравится, что новый ловец, бойко начав, кажется, скоро выдохнется. Черноволосая, с тонким хищным лицом, Дорис Нотт хранит вежливое и скучливое молчание рядом с охваченным азартом тучным Уилфредом Булстроудом. Она, как говорят, «обещана» ему, то есть наречена его невестой с малых лет. И хотя надменная Дорис не нравится Лили, девочка все же сочувствует ей: настолько уродливым кажется Булстроуд.
И Розье здесь со своей официальной невестой – Магдалой Уилкис. Говорят, они росли вместе, её брат – лучший друг Эвана, и хоть семья Уилкисов не отличается знатностью, они все же чистокровны и много раз выражали неприязнь к магглам. О Ричарде Уилкисе по школе ходят слухи, что он якшается с Пожирателями смерти, что будто бы вот-вот получит метку… Кто знает, так ли сплетни беспочвенны. Магдала ничем не выделяется среди других слизеринок: миловидная блондинка, кокетливая, ограниченная и весьма надменная.
А вот красивая, но глуповатая пятикурсница Батшеба Фергюссон. Летом её отец получил очередное повышение, и в первых числах сентября профессор Слизнорт пригласил девушку в «Клуб Слизней». Хаффлпаффский отличник Джон Грин, которого зельевар отчего-то упорно обходил вниманием, умолял Батшебу позволить сопровождать её на вечеринку «Клуба Слизней» в качестве кавалера. Увы, она даже не поняла толком, о чем он просит, а её подруги засмеяли «полоумного грязнокровку». Мало того: Эльза Смит с подругами не упустили случая поиздеваться над магглорожденным. Заручившись поддержкой Мальсибера, Эйвери и четверокурсника Монтегю, они подстерегли Джона в коридоре и наложили несколько заклятий, снимающих одежду, так что бедняга в считанные секунды остался чуть ли не голым. Мэрион Риверс, возвращавшаяся из библиотеки, пришла на помощь товарищу, окатив слизеринцев мощным Агуаменти. Однако Эльза и Монтегю сумели увернуться и наложили на девочку двойную Риктумсемпру, так что потом, катаясь по полу, она едва не расшибла голову об угол. Самое же скверное, что Пенни-Черри с тех пор не упускала случая подразнить Мэрион и Джона пережитым унижением.
Да вот, собственно, и сама Эльза, и верный Монтегю рядом. Слабых осенних лучей достаточно, чтобы волосы слизеринки вспыхнули червонным золотом, нимбом озаряют как из слоновой кости выточенное личико девочки. Блестя прозрачно-голубыми глазами, Эльза что-то кокетливо выговаривает четверокурснику, а он выглядит заметно смущенным. Вечные фрейлины, Электра Мелифлуа и Линнет Фоули, переместились на сей раз подальше, видно, чтобы не мешать покровительнице. Вертушке Электре не сидится на месте: отбрасывая жестом, явно скопированным у Эльзы, соломенные пряди не слишком густых, но мягких волос, она дергается, то и дело свешиваясь через барьер. Её треугольное личико пошло красными пятнами. Мучнисто-бледная, худая Линнет не разделяет её увлеченности. Она здесь, какая всегда – унылая, с безжизненным лицом, с кругами под глазами.
Электра, пожалуй, рисуется перед мальчишками. Вон они рядом расположились. Альфред Эйвери, наблюдая за игрой, чуть на цыпочки не встал; лисья мордочка приобрела жестокое выражение охотника. Мортимер Мальсибер немного жеманно подпер холеным кулачком округлый подбородок, изредка бросая нарочито-равнодушный взгляд в сторону девочек. Остроносый толстяк Шафик, пыхтя, время от времени воинственно вскидывает руку со слизеринским флажком. Энтони Гринграсс, красивый строгий мальчик с пшеничными волосами, никогда ни во что не вмешивающийся, и сейчас не выражает особого интереса, сидя с лицом с спокойного критика.
Вот так посмотришь на слизеринцев со стороны – все они разные, не вполне, может быть, приятные, однако и не скажешь, на какую ненависть, вражду и злобу они способны. Но если знаешь, как Северус узнал, зачем же отталкивать ради них человека, который всегда был тебе другом? Чем они так дороги Севу, что он и после предупреждения Лили не поссорился с ними? Неужели только тем, что они из богатых и влиятельных семей, а оставшиеся со школы связи могут потом помочь в карьере?
- Малышка Мери отбивает бладжер… И Джеймс Поттер ловит снитч! – надрывался шестикурсник-гриффиндорец Людо Бэгмен, взахлеб комментировавший матч. – Есть! И со счетом сто – двести пятьдесят выигрывает команда Гриффиндора! Ура!
Слизеринцы удержались от разочарованного вздоха, а по рядам остальных факультетов прокатился, казалось бы, уже забытый рев торжества. Марлин и Алиса, подхватив Лили под руки, потащили её вниз, и через пару минут девчонки уже по очереди тискали распаренную, уставшую и безумно счастливую Мери. Лили видела, как, пробегая мимо брата, Сириус свистнул ему в ухо. Старшекурсники вместе с Ремусом и Питером качали Джеймса, а тот, довольный, подбрасывал и ловил пойманный снитч.

Глава 24. Азкабанская баллада

Остаток первого триместра прожили без потрясений. Привычно читали «Ежедневный Пророк», изредка ахая над статьями о новых нападениях на волшебников и магглов, но уже не пытались сразу отвернуться, завидев Джейкоба Олливандера или Квиринуса Квиррелла. Самые ответственные из старшекурсников взялись за подготовку к итоговым хогвартским экзаменом – ЖАБА. Бывали они и в Запретной секции школьной библиотеки, и однажды староста курса Николас Вуд сообщил Лили, что столкнулся там с её приятелем-слизеринцем. Девочка растерялась.
- Он, наверное, читал что-нибудь по зельям… - пролепетала она, краснея.
- Если бы! «Темная магия. Первый уровень» - вот что он читал. С разрешением все было в порядке, а жаль. Я его ругнул, да чувствую, он меня в лучшем случае прослушал. Будь с ним поосторожнее, те, кто занимается темной магией, способны на все, а уж в Пожиратели – первые кандидаты.
Лили уже его не слушала, лихорадочно роясь в сумке с книгами. Она сама не знала, что искала, но вот волнения начала суетиться.
Как же она опасалась, что Северус возьмется за темную магию всерьез – и вот, пожалуйста! Влияние дружков, конечно, да и недоброй памяти профессор Фенвик постарался. Но что делать теперь? Рвать дружбу окончательно? Или дать еще один шанс? Как нарочно, память подсовывала моменты, когда они – недавно еще – вместе гуляли во дворе, подымались на Астрономическую башню, читали. Последнее время отношения стали хуже, с Северусом, признаться, немного тяжело и скучно, он вечно болтает о сложном – то о магических формулах, то о нумерологии, на которую Лили не ходит и поэтому не понимает ни слова из того, что он несет. Но ведь и жаль его. Кажется, она вполне понимает его характер: желающий казаться сильным, но со всех сторон слабый, ставящий себя выше других и страдающий от приниженности, ершистый, но наивный и беззащитный. Конечно, он уязвим, ему нужны друзья, а желательно и покровители. Но зачем же искать их среди будущих преступников? Итак, Лили решила на сей раз Северуса простить, но предварительно хорошенько отругать.
На совместном зельеварении она велела ему прийти после обеда в комнату с гобеленами: там они виделись в плохую погоду, когда на Астрономической башне было слишком холодно. Он кивнул и молча удержал её руку: Лили, забывшись, чуть раньше времени не запустила к себе в котел корень имбиря.
…Лили нравилось здесь: воздух прогретый, складки драпировок будто глушили шум дождя, в потертости плюша диванной обивки было нечто домашнее. Северус, ссутулившийся в углу, нарушал общее ощущение покоя и довольства. Он ждал, пока Лили начнет разговор.
- Правда, что ты теперь по-настоящему занимаешься темной магией?
- Не совсем, - серьезно поправил он. – Я еще только на первом уровне, причем в самом начале. Понимаешь, такая тонкость…
- Меня тонкости не интересуют, - тихо прервала Лили. Северус разочарованно вздохнул, но она продолжала. – Сев, неужели мои слова для тебя – пустое место? Скажи, для тебя вообще что-то значу?
- Естественно, - он был удивлен, словно она спрашивал об очевидном.
- Тогда почему ты совсем меня не слушаешь? Ты хоть слышишь, что я тебе говорю? Я ведь хочу тебе добра. А тебя тянет и тянет в грязь.
- Темные искусства - не грязь, - начал Сев объяснять тоном терпеливого учителя. – Просто их возможности шире, даже не изучены до конца, и поэтому их боятся.
- Их боятся, потому что они созданы специально, чтобы вредить людям! – Лили начала выходить из себя.
- Брось. Любым так называемым светлым заклинанием можно навредить больше.
- Ты оправдываешься.
- Нет. Я просто хочу, чтобы ты поняла. Слушай, а может, - его глаза загорелись, - может, ты как-нибудь попробуешь почитать о темной магии вместе со мной? Я к тому времени разучу несколько заклинаний, покажу тебе, и ты увидишь, что ничего страшного или вредного…
- Нет, - Лили гордо встала. – Этого уж точно быть не может. Демонстрируй свои умения слизеринцам, а меня избавь. Я с темным магом дружить не могу, так что предупреждаю еще раз: или я, или это твое увлечение.
Развернувшись на каблучках, она хотела уйти, но её остановил сдавленный голос Северуса.
- Не заставляй меня выбирать. Пожалуйста.
Лили обернулась. Он сидел, уперевшись локтями в колени, сцепив пальцы, низко опустив голову.
- Но выбирать придется, Сев. Я сама давно сделал выбор, - она вновь присела рядом с ним. – Почему мне так тяжело с тобой? Сколько лет я тебя знаю, и год от года все трудней. Я не понимаю тебя. Мы словно с разных планет. И ты, наверное, меня не понимаешь. И не хочешь понять.
Порывисто поджав ноги, она потянулась к нему, прильнула всем телом, прижала к груди патлатую голову, поцеловала в макушку. Он ткнулся носом ей в руку и очень тихо дышал. Так они сидели долго, молчали, и все ссоры, недоразумения, недомолвки как будто ушли из их жизни.
…О том, что Северус наведывается в Запретуню секцию, узнали и Мародеры – и не могли не наказать слизеринца. Они подстерегли его однажды в коридоре и принялись с четырех сторон поливать мыльной пеной, покуда он не вымок с головы до ног и не принялся отплевываться. Тогда, бросив его, Мародеры хотели уйти, но Северус послал Импедименту в спину Джеймса. И тот упал. Остальным пришлось вернуться…
Драка вышла знатная, все участники угодили в Больничное крыло, а после получили по отработке. Встречая Северуса после наказания, Лили не могла не поддеть его:
- Что-то твои слизеринские дружки не торопятся мстить за тебя. Странно, правда?
- Просто у нас каждый сам разбирается со своими проблемами, - осадил её Сев. – Это не хуже, чем нападать вчетвером на одного, тем более, без повода.
- Повод – твой интерес к темной магии.
- Какое им дело? Пусть следят за собой.
- Они темную магию не изучают.
- Да, только тихоня Люпин каждый месяц именно в полнолуние отлучается куда-то.
- Он болеет.
- Допустим, - согласился Северус. – Вопрос, чем.
В груди привычно похолодело – так бывало всегда, когда Сев делал или говорил то, что Лили не могла оправдать. Что её друг совсем не умеет никого жалеть, пожалуй, вообще незнаком с чувством сострадания, она поняла давно, но все боялась в этом признаться. До какой гадости дошло: он хочет использовать болезнь Люпина для того, чтобы отомстить. Подавив злость, она подчеркнуто-ровно сказала:
- Не смей вредить Люпину. Иначе я никогда тебя не прощу.

Когда Лили приехала домой на Рождество, известие её встретило неприятное: мама и Петуния лежали в постелях с воспалением легких. Обе разом где-то заразились. К праздникам кризис миновал, им полегчало, но все же они почти не покидали комнат. Отец надрывался, бегая между ними, не отдыхая после смен. Младшая дочь стала для него подспорьем. Он умиленно наблюдал, как Лили носится по дому, наводя чистоту (вот когда она пожалела, что дома ей нельзя колдовать), как на кухне неумело пытается подражать приемам Розы, как носит матери и сестре лекарства и теплое питье.
А Лили, поняв, что мать и сестра могли умереть, долго плакала на крепком плече отца. Сердце терзала жалость к ним – бледным, слабеньким, отрезанным болезнью от праздничной сказки. Роза, от слабости притихшая, с приездом любимицы оживилась и шутливо сетовала на беспомощность, на то, что Лили в этот приезд не придется отдохнуть. Дочь задерживалась у нее, присев в изножье кровати, сжимала и целовала руку матери, шепотом болтала с ней, уверяя себя, что она еще застанет маму здоровой. Петуния же принимала помощь сестры угрюмо, впрочем, всегда благодарила. Она, в отличие от матери, выздоравливать не торопилась – лежала, глядя полными горечи глазами потолок или утыкалась носом в книжку.
За рождественским столом Лили сидела вдвоем с отцом, и вдовеем они на следующий день отправились в церковь. После службы возвращались, не торопясь, снежинки усеивали темно-рыжие волосы, а отец и дочь шли и шли, разрыхляя носками ботинок свежий, нарядно-белый снег.
- Пап, можно тебя спросить?
- Конечно, спрашивай.
- Если мой друг сделал что-то неправильное, как мне с ним поступить?
Отец продолжал невозмутимо шагать, хотя по лицу его Лили поняла, что он догадался, о ком она говорит.
- Ты ведь помнишь, как я поступил с Джеком Файерсом?
Дочь коротко кивнула: вспоминать дни, когда она осталась без подруги, а папа ходил сам не свой, было больно.
- Мне тогда было очень тяжело, но я ни минуты не сожалел о том, что сделал. Потому что есть, доченька, на свете то, что выше дружбы, выше любви. Это долг. Не думай, что мы должны другим людям или власти – нет. Мы должны на небе – Богу, а на земле – собственной совести. Поэтому поступать с виноватым так, как тебе велит совесть, а про дружбу или любовь постарайся забыть.
- А что мне должна велеть совесть? – Лили, глядя на снежинки, от которых отмахивалось чемейство, собиравшееся петь на улице хоралы, задумалась вдруг, остался ли на каникулы в Хогварсте кто-нибудь из приятелей Северуса, или ему пришлось встретить праздник в одиночестве. И что делают сейчас мистерии миссис Снейп? С отцом сева все понятно, но неужели и мать не скучает по Севу?
- Совесть должна велеть тебе поступить по справедливости. Правильное защищать, злому не потворствовать. Наказать виновного, несмотря на личную, может быть, симпатию. Или поспособствовать тому, чтобы он был наказан.
Лили убрала с лица прилипшую прядь, мокрую и темную от снега. Она знала, что отец прав, понимала, что решится однажды и поспособствует если не исправлению, то наказанию Северуса, но ей очень хотелось отложить этот момент – из обычной, глупой жалости.

Возвращение прошло с привычной долей грусти. Мама достаточно поправилась, чтобы проводить Лили до дверей, но была еще слишком слаба, чтобы отправиться с ней Лондон. Петуния, когда сестра зашла к ней попрощаться, снова сухо поблагодарила за заботу.
Северус, как и в прошлый раз, встречал Лили у ворот Хогвартса. Мелькнула мысль, что во время каникул он, должно быть, весьма преуспел в изучении темной магии. Девочка мотнула головой: не хотелось портить себе настроение. Лучше было подумать о том, что завтра исполняется семнадцать лет Гестии Джонс, и по случаю совершеннолетия любимой старосты гриффиндорцы организуют большую вечеринку, куда могут прийти даже ребята с других факультетов. Это она не к тому, чтобы Северуса позвать – ему не обрадуются, да он и сам не придет. Просто повод для грусти всегда найдется, а пока ничего не произошло, свое хорошее настроение лучше оберегать.
…Мисс Саверн уступила студентам кабинет ЗоТИ: мало ли, что выкинет Хогвартс, если в гостиную Гриффиндора заявятся хаффлпаффцы или рейвенкловцы, все же не положено посещать помещения других факультетов. Домовики расстарались: сдвинутые парты превратились в длинный стол, укрытый алой скатертью, снеди было вдоволь; а украшением озаботились однокурсники Гестии, причем, говорят, Мародеры немало помогли им, добыв цветы и маггловские воздушные шары.
Именинница сидела во главе стола, раскрасневшись от смущения – не то растерялась от обилия поздравлений, не то ей было неловко в надетом первый раз в жизни вечернем платье – темно-синем, из блестящего сатина, расшитого атласными лентами. Гестия даже набросила на открытые плечи кружевной белый платок. Лили удивилась про себя, что эта застенчивая и мягкая девушка все же собирается стать аврором-боевиком.
Гостей оказалось немало, но, вопреки опасениям Лили, места нашлись для всех. Подумаешь: половина гриффиндорцев, да однокурсники Гестии (кроме слизеринцев, разумеется), да несколько рейвенкловцев и хаффлпаффцев с других курсов, прихваченных приятелями «по случаю». Вот, к примеру, Доркас Медоуз приволокла Ксено Лавгуда, а тот взял с собой Милдред Касл, и в результате дружного заклинания безумной парочки под потолком поплыли облака мыльных пузырей. Эммелина Вэнс привела Джона Грина, которому слегка покровительствовала, как пострадавшему от слизеринцев, а тот в качестве дамы пригласил Мэрион Риверс. Её послали в спальню третьекурсниц Хаффлпаффа за гитарой: уже было известно, что Риверс умеет петь и музицировать.
Пела она, увы, из рук вон плохо: не фальшивила, но слушать разбитый слабый голос было неприятно. Зато мелодия песни ребятам понравилась, и ко второму куплету ломкий голосок Мэрион утонул в хоре попевавших. Пела она, как объяснила потом Марлин, балладу узников Азкабана:
- Под окном моим плещутся волны,
А над волнами реет смерть.
Мои дни терзаньями полны,
Мне порадоваться не суметь.

Знаю, ждать ты меня не будешь,
Добрым словом не помянешь,
И пускай ты меня забудешь,
Но надеюсь – не проклянешь.

И пускай тебе не приснятся
Наши дни без скорбей, забот,
Не придешь ты со мной прощаться,
Коль назначат мне эшафот,

Но не радуйся только муке
Средь толпы, что ликует, крича,
Пусть твои лилейные руки
Не восплещут для палача.
После песни быстрее пошли сливочное пиво и медовуха (да, каким-то образом принесли в школу и её, считавшуюся крепким напитком; не иначе, как выторговали у Слизнорта). Джеймс и Сириус, разумеется, не могли её себе не плеснуть.
- Эй, Марлин! – Блэк скалился девочке, сидящей напротив него. – А ты меня будешь из Азкабана ждать?
- Если ты туда и попадешь, то на пожизненное, - Марлин тоже. На зависть подругам, налила себе и залпом выпила рюмку медовухи – и даже не показала, как у нее закружилась голова. – Так что, чем ждать тебя ,разумнее организовать побег.
- А ты, Эванс? – Джеймс оперся локтями о стол; мыльный пузырь, лопнул перед его носом, брызнул на стекла очков. – Ты меня из Азкабана дождешься?
Лили тонко улыбнулась.
- И не надейся.
- Она только Нюнчика будет ждать, - объяснил Блэк. – Правда, Эванс?
- А он в Азкабан не попадет, - парировала Лили.
- Хочешь сказать, он слишком изворотлив? Пожалуй, это так. и все же я бы любого, кто попал на Слизерин, немедленно отправлял в Азкабан.
- Тебе не кажется, что это чересчур радикально? – с холодком спросила Алиса.
- Брокльхерст, к твоему сведению, главную лестницу дома моей семьи украшают отрубленные головы эльфов, которые по дряхлости не могли больше работать. Это тебе чересчур радикальным не кажется? А мои родственнички, да и весь Слизерин, к тем же магглорожденным относятся не лучше, чем к эльфам. Сегодня головы эльфов, завтра грязнокровок – не все ли равно?
Алиса опустила ресницы. Лили почувствовала легкую тошноту и попросила Джеймса налить ей сливочного пива.

Глава 25. Хорошие люди

Теплый март пел капелями. В воскресный день все как-то разбегались, расползались. Мери, радуясь ясной погоде, убежала тренироваться, Марлин отправилась с Эммелиной за цветущей вербой (они решили украсить спальни девочек ветками в серебристых комочках пуха). Алиса звала Лили в библиотеку, та обещала прийти, но позднее. Ей захотелось прогуляться по коридорам Хогвартса, которые весеннее солнце, пробивавшееся сквозь витражи на окнах, изукрасило узорами разноцветных теней и бликов.
На повороте у второго этажа в снопе лучей стояли Эльза Смит и Оливер Монтегю. Следовало бы уйти, но уж больно забавно было наблюдать, как высокий серьезный Монтегю с необычной и в то же время смутно знакомой преданностью ловит каждое движение хрупких пальчиков Эльзы, каждую искорку солнца в её золотых волосах. Так смотрят на хозяев до слез преданные собаки. И еще с чем-то можно сравнить, но в голову не приходит, с чем же.
- Желания у меня есть, но мне не верится, что ты сможешь их осуществить. У тебя смелости не хватит.
- С чего ты взяла? Я давал тебе повод так думать?
- За то, чего я хочу, тебя могут наказать. Возможно, исключить из школы.
Оливер фыркнул.
- Исключить? Меня? Когда у меня отец в Попечительском совете?
- Мне жаль, что твой отец влиятелен, - вздохнула Эльза. – Я бы хотела, чтобы тебя могли исключить. Выпороть. Арестовать. Чтобы я имела право сказать: ты для меня действительно рискуешь.
- Зачем такие сложности? Букет и ужин в «Сладком королевстве» тебя не устроят?
Дернув хрупкими плечами, Эльза развернулась на каблучках. Лили прижалась к стене, отступила в тень, стараясь остаться незамеченной, но Монтегю удержал подругу:
- Погоди. Не уходи, - его голос странно сел. – Скажи, чего ты хочешь?
Она полюбовалась оборками на платье и изящными носками туфелек.
- Первокурсника.
- То есть? – лицо Оливера вытянулось.
- Поймай первокурсника с любого факультета, кроме нашего, и приведи мне с веревкой на шее.
- Зачем он тебе?
- Видишь ли, Эйвери для меня украл у старика Слизнорта одно зелье. Снейп говорит, оно способно заставить человека танцевать. Похоже на Тараналлегру, но пофантазийнее. Можно, правда, кота у этого ничтожного сквиба взять и напоить, но ведь человек танцует лучше кошки, правда? Вот и приведи мне его сегодня. В выходные надо развлекаться.
Лили кинулась вниз по лестнице. Ясно, что нужно кого-то найти, чтобы остановили Монтегю - но кого? Учитель или староста не будет тратить день, выслеживая какого-то слизеринца. Кто поможет? Кто справится? Лили внезапно сбавила шаг: она придумала кое-что.
Во дворе Мародеры, как обычно, тренировались в дуэльных приемах, причем на сей раз и Люпин с Петтигрю что-то изображали на палочках, хотя Ремус явно поддавался нарочно. Зато Джеймс и Сириус наскакивали друг на друга, как два тетерева на току; Лили даже показалось, что у них брови вспухли и налились красным. С минуту она стояла в школьных дверях, не решаясь приблизиться, и наконец окликнула:
- Мародеры!
Джеймс и Люпин одновременно остановились, одновременно шагнули к ней. Сириус и Питер сначала настороженно приглядывались. Должно быть, из-за дружбы со слизеринцем они не доверяли Лили до конца. Хотя какая теперь дружба - если Северус участвует в делах вроде сегодняшнего. Вкратце девочка рассказала однокурсникам, что слышала.
- Монтегю, говоришь, и Смит, - лицо Блэка приобрело хищное выражение. – А знаете, ребята, оставьте-ка Монтегю мне. Думаю, мы с ним потягаемся.
- Вы потягаетесь, но только, боюсь, они слышали, как Лили убегала, - Люпин покосился на её каблучки. – Наверняка, если Монтегю и пойдет выполнять просьбу Смит, то не один.
Джеймс дернул подбородком:
- Ну так и нас четверо.
Монтегю они отыскивали долго и едва не опоздали: он торопливо спускался вниз по лестнице, перекинув через плечо маленького мальчонку. Оставив Лили за колонной, Мародеры преградили слизеринцу дорогу.
- Дайте пройти, - брезгливо бросил Оливер. – Я несу его в Больничное крыло.
- Да что ты говоришь? – притворно ахнул Сириус. – И что случилось с бедняжкой? Петрификус Тоталус или Ступефай? А может, Импедимента? Чем ты его?
Блэк поигрывал палочкой, упрямо глядя в глаза противнику – и вдруг выпустил в лицо Монтегю сноп искр. Тот отшатнулся, ослепленный, а между тем Джеймс и Люпин запустили в него Импедиментой и Экспеллиармусом. Оливер рухнул, придавив первокурсника, но из-за угла полетели лучи заклятий уже в Мародеров – лишь Джеймс с его реакцией ловца успел их отразить.
- Пит, забирай мелкого и беги! Мы разберемся!
Монтегю к тому времени отполз от упавшего первокурсника, пытаясь добраться до палочки. Первокурсник остался лежать, слабо дергаясь. Питер схватил его под мышки и, спотыкаясь оттого, что торопился, поволок по лестнице вниз. Лили, выскочив из-за колонны, помогла ему нести ребенка.
Они сумели пробежать довольно далеко, пока, выдохнувшись, не опустились на пол. Ребенок тяжело плюхнулся между ними. Действия заклинания – по-видимому, то действительно был Ступефай – проходило, но мальчонка так оцепенел от страха, что не отваживался пошевелиться. Сердце сжалось – Лили узнала в нем Квиринуса Квиррелла.
- Не бойся. Теперь все будет хорошо. Мы проводим тебя в башню Рейвенкло, - Лили положила ему руку на плечо, но от её прикосновения мальчишка пуще задрожал и заплакал. Петтигрю, пыхтя, вытащил из кармана несколько изрядно помятых шоколадных бобов.
- На, они вкусные. Поешь, ты чего?
Лили подавила улыбку: толстячок Питер слыл сладкоежкой, и расстаться с лакомством, вероятно, было ему непросто. Однако Петтигрю безропотно смотрел, как первокурсник жадно поглощает конфеты – одну за другой. Когда Квиринус более-менее успокоился, гриффиндорцы, как и обещали, проводили его до башни.
Мальчик скрылся за дверями гостиной, и Питер с Лили опустились на ступеньки. Девочка устала от беготни, а Петтигрю и вовсе невыразимо запыхался: на лбу выступил пот, и пухлые щеки стали влажными.
- Кошмар какой, - Лили сцепила пальцы, обхватила колени. – Бедняга Квиррелл. На него все сыплется с первых месяцев. Как будто мало ужаса, который он пережил.
- Да, жалко, - вздохнул Питер, водя пальцами по каменному карюю ступеньки.
- Ты добрый, - Лили позволила себе улыбнуться. Петтигрю вскинул голову:
- Я?
- Ты. Добрый и хороший. Сочувствуешь, пытаешься помочь.
Она замолчала, ощущая, как приятна самой на вкус похвала, только что произнесенная. Питер смотрел робко, изучающее.
- Я тебе могу сказать кое-что, только ты не болтай.
- Не буду болтать. Говори.
Он еще помялся.
- Джеймс на тебе просто зациклился, помешался. Постоянно говорит о тебе: что ты самая красивая девчонка на потоке, самая классная…
Вот так клюква! В принципе, Лили уже привыкла к особенному, терпеливо-мягкому, несмотря на все её подколки, отношению к ней Джеймса, но другие ей ни разу не указывали, что она у него «в фаворе», от первого указания же стало весьма неловко. Хотя польстило, что её хвалят.
- Вам, наверное, надоело его слушать, и вы меня теперь терпеть не можете?
- Ну что ты! – испугался Питер. –вовсе нет… Совсем наоборот…
Лили оперлась щекой на руку, откинула распущенные волосы.
- Ты замечательный человек, Питер. И друг тоже. Скромный, вперед не лезешь, а ведь горой за своих, да? Мне такие нравятся.
- А что мне лезть вперед? – он пожал пухлыми плечами. – Я по сравнению с остальными так, середнячок, если не хуже. Это мне повезло с друзьями. Мама говорила, что меня вовсе никто никогда не примет.
Лили поморщилась: примерно то же её мама однажды сказала Петунии.
- Зачем она так?
- Просто злилась. Они с отцом давно развелись, и у него другая семья…
Лили уже давно просветили, что в магическом мире развод – нечто запредельное, безоговорочно осуждаемое обществом. Волшебники, о которых в «Ежедневном Пророке» упомянули в связи с бракоразводным процессом между ними, оказываются опозоренными; в ближайшее после развода время общаться с ними – дурной тон, и они остаются в изоляции, без поддержки друзей и близких. Немудрено, что у некоторых сдают нервы.
Итак, мать Питера срывалась на нем, и у него уже не осталось надежды, что и у него могут однажды быть друзья, что не вечно унылое одиночество – когда в школе ему сам, первый протянул руку сначала Ремус Люпин, а потом и Джеймс с Сириусом приняли «под крыло».
…Ремус оказался легок на помине: едва успел Питер рассказать Лили о матери, Люпин появился, шагая через ступеньку.
- Вот вы где. Провожали первокурсника? Пойдемте, все закончилось.
- Мы победили? – Лили невольно улыбнулась, и Рем вдруг тонко покраснел, его светлые глаза забегали – если бы не его известная правдивость, можно было бы заподозрить, что он врет.
- Да. Монтегю помогали Эйвери и Мальсибер, но мы их разгромили. Джеймс и Сириус хотят это отметить в нашей гостиной. Пойдемте?

Монтегю оказался не из тех, кто забывает обиды – а может, Эльза отказалась его прощать, покуда он не принесет обещанное. Во всяком случае, неделю спустя он снова подстерег бедолагу Квиринуса в коридоре, и на сей раз первокурснику никто не помог. Оливер отволок его в комнаты Слизерина; каким-то образом девочки протащили мальчонку к себе в спальню. Когда в комнату зашла с утра сидевшая в библиотеке Летиция Гэмп, ей открылась непонятная и неприятная картина. На стульях, поставленных в кружок, сидели, потягивая сок, Эльза, Электра, Линнет, а также второкурсница Гестер Хорнби, патефон играл канкан, а перед девчонками выплясывал в женском платье первокурсник Квиррелл. Летиция выхватила палочку.
- Не советую, - протянула Эльза. – Он под действием зелья, и если попытаешься его остановить, кончиться может плохо.
Набросив на мальчика плащ, чтобы прикрыть женское платье, Гэмп за руки выволокла его из спальни. Как только он перестал слышать музыку, то прекратил и танцевать, правда, еще дергался. С помощью вошедших было в гостиную Регулуса и Северуса мальчишку удалось оттащить в Больничное крыло. Мадам Помфри не задавала лишних вопросов, слизеринцы не выносили сор из избы, однако Электра и Гестер не могли отказать себе в удовольствии еще раз припомнить сладкое чужое унижение. Их разговор услышала Пенни-Черри и не преминула разнести по всей школе. О том, как после этого дразнили Квиррелла, лучше не упоминать, хотя вина Эльзы была всем очевидна.
- Приносить людей, как трофеи, - удивлялась Алиса. – Просто Саломея какая-то.
- В пьесе Уайльда Саломея плохо кончила, - Марлин, как всегда, не возмущалась громко, но в переливчатых глазах мерцали холодные голубоватые отблески. – Эльза тоже доиграется когда-нибудь.
Однако и за Квиринуса отомстили. Мародеры, поймав в коридоре Северуса, обезоружили его и затолкали в ближайший женский туалет: заперли в одной кабинке, а сумку с книгами и палочку оставили в другой.

Глава 26. Танго

Лили и Северус, прижавшись к стеклу в купе, наблюдали за остальными школьниками, которые еще не уселись. Вон чуть не подрались между собой Сириус и Монтегю, а Эльза в окружении фрейлин разочарованно кривиться: ей хотелось, видимо, настоящей схватки. В последнее время Смит и Блэк на уроках и переменах постоянно заводят пикировку. Лили сперва подумала, что Мародеры не могут простить слизеринке унижения Квиррелла, но помрачневший вид Марлин, неотступно за ними наблюдавшей, говорил об чем-то ином.
Регулус и Летиция, остановившись, ищут глазами приятеля; Северус стучит в стекло. «Надеюсь, они к нам не войдут», - говорит Лили нарочито-громко. Наверное, Летиция сквозь открытую форточку слышит её, потому что с холодным видом слабо дотрагивается до плеча Регулуса, и они идут прочь. Северус слегка краснеет, но Лили хранит спокойствие. В самом деле, пора обрывать дурные знакомства. Каким-то образом их дружба выдержала и инцидент с Квирреллом, когда Северус, увидев явно краденное зелье, предназначавшееся для издевательств, никому не сказал об этом. Лили посчитала, что унижением, которому его впоследствии подвергли Мародеры, он наказан достаточно - и когда Сев снова подошел к ней, не стала его ругать. Но сам случай, как и прочие проступки друга, запомнила.
Между тем Летиция недавно стала ей так же неприятна, как и Регулус. Однажды Лили увидела Гэмп в школьном дворе: слизеринка сидела на скамейке, Блэк и Северус стояли перед ней навытяжку, как перед строгим преподавателем. Она приказывала каждому поочередно перевести то или иное предложение на итальянский. За неправильный ответ каждый дарил ей наколдованный цветок. Лили слышала, что Летиция – наполовину итальянка, что этот забавный язык ей, как родной, и то, как Гэмп использует свое знание, возмущало. На ужин Летиция явилась с подаренной Регулусом алой розой в волосах, подпоясав пунцовой шелковой лентой черное платье. Хоть Гэмп и вела себя по сравнению с остальными слизеринками довольно скромно, но тщеславие и позерство ей явно не были чужды.
…Румяные и довольные близняшки Эббот, пробегая мимо окна, помахали Лили рукой. Даже Северус невольно улыбнулся:
- Сияют, как апельсины.
- Я им списать дала на контрольной по ЗоТИ, - похвасталась Лили. – А то Ривес им помогать отказывается.
Северус насупился.
- Правильно делает. А вот ты их балуешь.
- Ой, брось. Они хорошие.
- Угу. Только лентяйки и тупицы.
Лили ощутила знакомый холодок.
- По-твоему, все сводится к уму человека? К его таланту? А как же доброта? Честность? Верность? Они для тебя ничего не значат?
- Во-первых, одно не исключает другого. И во-вторых, что толку от доброты человека, если он глуп? Он точно ничего не добьется.
Лили с трудом подавила желание залепить ему пощечину.
- А чего он должен добиваться? Пусть делает свое дело, приносит людям пользу, помогает другим. Любой добрый человек в тысячу раз лучше умного и талантливого преступника.
Северус пальцем что-то чертил на лавке.
- Это как посмотреть…
- Да в любом случае! – Лили распалялась. – Умники вроде тебя завели привычку задирать нос. Вы даже не представляете, насколько вы ничтожны!
Вот теперь он слегка побледнел.
- Это почему?
- А именно потому, что ставите себя выше других! Хотя на самом деле вы просто жалкие эгоисты, равнодушные к людям. Вы целые теории придумываете, чтобы только не помогать никому!
- Подожди. Что ты понимаешь под помощью? Сделать из человека бестолкового паразита, который ни с чем не способен справиться в одиночку? Это помощь, по-твоему? Как те же сестры Эббот смогут справиться с какой-нибудь темной тварью, если нужное заклинание они просто списали у тебя и забыли? Ты же их так погубишь! Это помощь? – Сев раскраснелся, черная прядь прилипла ко лбу, цыганские глаза жестоко блестели. Лили охватила волна горечи. Забившись в угол купе, она опустила лицо на руки и заплакала.
- Не надо, - тихо проговорил Северус. Лили с досады заревела громче. Он подсел, принялся, едва касаясь, гладить по волосам. Девочка уткнулась в колени. Он тихо вздохнул.
- Ты нервная стала. Не надо было разговор затевать. Ничего бы не случилось, если бы я не узнал, что ты дала списать толстухам Эббот.
- А ты стал высокомерный, - Лили продолжала всхлипывать. – Гордишься своими оценками, своими знаниями… А ты хоть раз задумывался, какое у тебя сердце? Какая у тебя душа? Хороший ли ты человек?
- Мои сердце и душа мне потом не помогут. После школы.
- Карьерист, - Лили сглотнула. Он не отвечал. В купе с полчаса висела тишина, нарушаемая лишь стуком зеленых ветвей по стеклу: поезд мчался сквозь лесную чащу.

Это лето ползло, разморенное от духоты. То и дело случались грозы, и после них воздух становился ватным. Зв стенами дома дышать было легче, чем на улице. И Лили часами валялась на диване, болтая ногами, и читала толстенную «Американскую трагедию».
Хотя речь шла о другой стране, Лили словно узнавала каждый дюйм городов, описанных в романе, их душный воздух, унылые фабричные стены, измотанных людей, идущих на смену и не знающих, чем заполнить одинокие вечера. Пруд, где катались на лодке Клайд и Роберта, казался ей походим на то лесное озерцо, где они с Северусом любили купаться. Они и сейчас через день убегали в лес – спасаться от духоты, и до одури ныряли, и пальцами ног нащупывали на дне и вытаскивали овальные, шершавые ракушки. Те, в которых оказывался моллюск, бросали обратно в воду, а пустые Сев собирал, обещая из перламутра сделать Лили какое-нибудь украшение.
Клайд собирал для Роберты водяные лилии – и Северус тоже отважно плавал для Лили за кувшинками. Выбирался продрогший, чуть не зубами стуча от холода, со сведенными руками, но всегда с трофеем. Сложив цветы на берегу, Лили бросалась растирать его полотенцем. В первый же раз заметила у него на спине бледный старый шрам, тонкий и длинный – от лопатки и почти до поясницы. Спросила, что это. Сев, сильно покраснев, объяснил, что однажды напоролся спиной на битое стекло, но Лили подумалось, что похожие шрамы – ей как-то объяснял отец – остаются от ножа. Она прижалась к шраму губами и почувствовала, как от её прикосновения у Северуса деревенеет спина.
Другой раз она, испачкав руки в соке какой-то травы, начертила у него на плече королевскую лилию.
- Клеймишь меня? – засмеялся Сев.
- Нет! Просто так… Шучу, - и слегка тронула его ивовым прутиком.
Клайд оказался способным забыть о любимой ради положения в обществе, способным убить любимую, чтобы возвыситься. Не поступит ли однажды и Северус так же? Ведь он – Лили ясно видела это – спит и видит, чтобы только вырваться из нищеты, а лучше – взобраться повыше, чтобы жилось сытно, чтобы не обижали и не мешали. Ей не приходится думать, что на такое были бы способны, к примеру, Мародеры – отчасти потому, что место под солнцем забронировано им при рождении. Джеймсу и Сириусу забронировано, точнее… Но и Ремус с Питером, как сказал бы отец, парни с крепким стержнем. Вот прочие слизеринцы, пожалуй, не будь у них все от рождения, не побрезговали бы пойти на преступление, даже, может, меньше колебались бы, чем бедняга Клайд.
Отчего именно в минуты полной беззаботности вдруг хочется думать и спрашивать о страшном?
- Сев? – она снова, играя, слегка трогает ивовым прутиком его голую угловатую спину.
- Чего тебе? – он улыбается, как будто его приласкали.
- А ты смог бы убить меня?
Настолько потрясенного, обескураженного, расстроенного лица она еще не видела.
- Зачем… Зачем это спрашивать? Ты понимаешь, о чем говоришь? – он спрашивает тихо, но тоном человека, кричащего от ярости.
- Ну не сердись, я так спросила.
Он импульсивно ежится, словно его катили холодной водой. Бросил на Лили долгий и горький взгляд.
- «Так спросила»… Некоторые вещи нельзя говорить вслух. Просто нельзя.
Лили, лежа на траве, скрестила согнутые ноги.
- Просто мне подумалось… Ты так мечтаешь, как ты говоришь, занять достойное место…
- Да, - резко ответил Сев. – Достойное место среди волшебников. Это позволит стать известным и независимым. Но при чем тут…
- Так вот на что ты готов пойти ради известности и независимости?
- Ну у ж явно не на то… не то, о чем ты спросила, - у Северуса до сих пор дрожали губы. Он опустил голову, стал перебирать найденные ракушки. – Конечно, если быть белоручкой, так и просидишь в тени. Положения не добьешься просто так – я понимаю. И одним трудом тоже не добьешься. Придется идти на поступки… Которые тебе бы не понравились. Я только могу обещать. Что никогда ничего не сделаю тебе.
- А тем, кого я люблю? – негромко спросила девочка.
- Ну и им… Им тоже.
Она оборвала травинку, повертела между пальцами.
- А теперь скажи, Сев, чем я и те, кто мне дорог, лучше остальных? Почему другим можно делать зло, а мне и моим любимым – нет? Других можно убивать, а…
- Да я никого не собираюсь убивать! – воскликнул Северус. – Что у тебя за мысли, честное слово.
- А что хочешь? Лгать? Подсиживать? Клеветать?
- Я надеюсь, этого не понадобится.
- Но если понадобится – ты на это готов, - Лили тяжело вздохнула и обняла друга. _ Северус, Северус… Почему ты такой злой и жестокий?

Однажды всей семьей съездили в Манчестер – просто чтобы побродить по магазинам. Купили отцу новый пиджак, Лили парадную блузку, а маме – нежно-голубые лодочки, в тон к её любимому летнему платью. Хотели и Петунию порадовать обновкой, но та отказалась: мол. Все необходимые ей вещи есть. больше ничего не нужно. Правда, Туни после болезни стала куда мягче к родным, и они уделяли ей больше внимания.
Вернулись распаренные, усталые, голодные, с гудящим ногами. Шумно отобедали, обмыли покупки. Лили так и врезался в память этот момент: распахнутое окно, колышется розовый куст, мама рассматривает голубые лодочки (она всегда ходила в новых туфлях по дому, чтобы быстрее разносить), ловко сидящие на её все еще изящных ногах, а отец настраивает радио.
- Астор Пьяцолла. «Танго Свободы», - раздался голос диктора, и в кухню ворвалось напряженное и строптивое кружение мелодии. Мама и отец встретились взглядом, и он, поклонившись, поцеловал ей руку. Мама положила отцу ладонь на плечо, и, не поспевая за ритмом, но сразу погрузившись в мелодию по макушку, они пошли в танце.
В тот миг Лили поняла, что сейчас матери и отца нет, а есть Роза и Джордж, женщина и мужчина, она и он. Она плавно выступала – он окружал её, как добычу. Она томно изгибала шею, непринужденно перебирала стройными ногами – она властно брал за талию, сжимал мягкую ладонь и вел. Её голубой подол бился об его колени, и невозможно было сравнить в те минуты, кто же красивее – мягкая томная Роза или уверенный, властный Джордж.
Интересно, танцевали ли когда-нибудь – сейчас-то, ясное дело, нет – отец и мать Северуса? Навряд ли.: Лили почему-то не верилось, что такой, как Сев, мог родиться у людей, нежно влюбленных друг в друга. Вот родители Джеймса Поттера, скорей всего, и теперь могут на зависть молодым пуститься вальсировать. Почему же настолько видно, кто рожден в любви, а кто её не знал? Но ведь закон не оправдывает людей, совершивших преступление, будь они хоть тысячу раз несчастными. Не оправдали Клайда Гриффитса, несмотря а всю его тяжелую жизнь. И Северуса не оправдают, когда придет черед – а что черед придет, Лили уже и не сомневается. Он общается с расистами, изучает темные искусства, презирает других и готов идти по головам ради карьеры. Это в четырнадцать лет – а в восемнадцать что с ним будет? А в двадцать?
Мама и отец, отдыхиваясь, пьют лимонад, и на смену грустным мыслям появляются хулиганские. Интересно, станцует ли Лили с Джеймсом Поттером что-нибудь, кроме джиги? К примеру, танго?

Глава 27. Четвертый год

Снова осень нахмурила небо и дохнула самым первым холодком. Сквозь стекло купе Лили привычно рассматривала перрон, небо, грустно брызгавшее моросью, и суету прощания. Сама она на сей раз прибыла в Лондон лишь в сопровождении Северуса: отец был на смене, а мама накануне простудилась, и папа настоял, опасаясь осложнений, чтобы она осталась дома. Впрочем, Сев, кажется, был невероятно доволен, что у них с Лили впереди целый день практически вдвоем.
Она вытащила из сумочки бутерброды с ветчиной, вафли с карамелью, апельсиновый сок, и в кои-то веки друг позволили себя накормить. На перроне кто-то громко закричал, чтобы ему вернули зонт, Лили снова прильнула к стеклу и расхохоталась: обиженно вопивший оказался взрослым парнем – никак не младше седьмого курса – длинным прыщавым очкариком с надутыми губами. Парень почувствовал её взгляд, обернулся и зло, запоминающее прищурился.
Лили так и не узнала, вернули ли долговязому его зонтик: поезд тронулся. Не успели они с Севом управиться со снедью, как в купе заскочили, даже, очевидно, не проверив, есть ли там кто-нибудь, хаффлпаффский староста Джон Грин и Батшеба Фергюссон.
- О чем ты хочешь поговорить? – голос слизеринки был насмешливо-кокетлив. – Все о том же самом?
- Да, Шеби. О Клубе слизней. Если бы ты знала, как мне необходимо туда попасть. Слагхорн не может не понимать, что и я чего-то стою…
- Ты? Чего-то стоишь? – Батшеба рассмеялась холодным раскатом, как когда-то Петуния – после признания Северуса, что он волшебник. – Ты, грязнокровка, чего0то стоишь? Разве вылизывать мне ботинки!
Джон страшно покраснел, но стиснул зубы.
-Ты слишком ко мне жестока, - проговорил он чуть дрожащим голосом. – А ведь ты мне нравишься. Ты очень мне нравишься, Шеби, поэтому я и прошу именно тебя. Наверное, я тебя, - он потянулся к ней, приобнял за талию, - я тебя люблю…
Она, лукаво блестя глазами, снова вывернулась и только тут заметила Северуса и Лили. Скривилась, демонстративно помахала перед носом, будто разгоняя неприятный запах, повернулась на каблучках.
- Поздравляю, Джонни. Опять будешь посмешищем всей школы. И да, ты пока неловок, как медведь. Учись ухаживать за девушками. Тогда, может быть, я похлопочу, чтобы тебя взяли в Клуб слизней официантом. Хотя кто на тебя обратит внимание, несчастный грязнокровка? Разве что самое большое пугало на твоем убогом факультете.
Батшеба хищно улыбнулась и вышла. Джон некоторое время оставался на месте, казалось, вовсе не замечая свидетелей унизительного для него разговора. Он о чем-то думал, теребя волосы, потирая лоб. В зеленоватых глазах блеснула догадка, Джон усмехнулся сам себе и нырнул в коридор.
Лили медленно допила сок. Северус сидел, сильно выпрямившись; его лицо кривилось от легкого омерзения.
- Что такого в этом Клубе слизней, что туда так тянутся? – девочка повела плечами. – Я слышала, что он полезен для карьеры, но неужели из-за этого...
- Грин, - Сев слегка запнулся, - он магглорожденный. Ему карьеру сделать будет много сложнее, чем чистокровным. Без чьей-то помощи – почти никак.
- Знаешь ли, я вот тоже магглорожденная, - Лили вздернула носик. – Но из-за карьеры так унижаться ни перед кем не буду.
Сев посмотрел на нее, словно учитель – на любимую ученицу.
- Не унижайся. Ни перед кем. Никогда. Это последнее дело. Хотя, - он задумался. – Слизнорт. Скорей всего, позовет тебя к себе в клуб. Может быть, не в этом году, но в следующем – наверняка. Он выделяет тебя.
- Ты не завидуешь? – лукаво спросила Лили.
- Я рад, - ответил Сев серьезно.
Да, старик зельевар благоволил к Лили – она замечала это каждый урок, и даже на переменах Слизнорт здоровался с ней по-особенному. Именно её зелья он чаще всего ставил в образец на занятиях, хотя Алиса, Летиция или противная Эльза были по крайней мере на одном уровне с ней, а лучшими в классе, безусловно, получались зелья Северуса. У нее иногда спрашивал, какую пластинку лучше поставить: Слизнорт любил, чтобы дети работали под классическую музыку. Лили иногда слышит, как Сириус заявляет Джеймсу:
- Змеиный декан, кажется, неравнодушен к Эванс.
- Он старый! – фыркает Джеймс.
- Многим разница в возрасте – не помеха, - нежно лепечет вечно льнущая к Поттеру Пенни-Черри.
Однажды Слизнорт, как часто бывало, остановился рядом с котлом, окло которого Лили спокойно отмеривала капли настойки полыни, склонил круглую усатую голову набок и промурлыкал:
- Мисс Эванс, а вам не приходило в голову перевестись на Слизерин?
Лили едва успела схватиться за запястье, чтобы не опрокинуть от удивления ложку. Позади присвистнули Поттер и Блэк. Мери и Марлин закашлялись. Лили на всякий случай покосились на слизеринцев: Эльза с подругами, Мальсибер и Эйвери сидели с таким видом, будто их в праздничных платьях свалили в грязь. Сев механически считал капли.
- Что… Что я там забыла? – выдавила из себя Лили, сама испугавшись, как грубо вышло. К счастью, учитель лишь рассмеялся:
- Какая очаровательная дерзость! Вы гриффиндорка, определенно гриффиндорка. Но, знаете, мне хотелось бы иметь более тесное отношение к столь талантливой и обаятельной студентке. Хотелось бы быть вашим деканом.
- Боюсь, вашим ученикам не хотелось бы того же, - вырвалось у Лили: слишком жгли спину ненавидящие взгляды слизеринцев.
- О, вы стесняетесь своего происхождения? – протянул Слинорт. – Стоит ли? Я человек без предрассудков, и мои ученики, надеюсь, более ценят талант, чем кровь.
Тут в классе послышалось уже откровенное фырканье. Лили стиснула мерную ложку.
- Я не стесняюсь своего происхождения. Я им горжусь. Просто, извините, учеников вашего факультета я презираю, как жестоких ничтожеств, кичащихся заслугами предков, благо собственных у них нет.
Повисла тишина. Сев прикусил губу. Слизнорт, кашлянув, отошел, бормоча под нос снова что-то про «очаровательную дерзость». А потом гриффиндорцы дружно зааплодировали ей, и, мгновенно почувствовав, что она не одна, Лили радостно вздохнула и расслабилась. Потом Эммелина предложила сделать определение, предложенное Лили в отношении слизеринцев, официальным, и целую неделю Мародеры, входя в Большой зал, скандировали: «Слизеринцы – жестокие ничтожества, кичащиеся заслугами предков…». Самое странное, что после этого зельевар, хоть и обращался некоторое время с Лили более сдержанно, со временем вновь принялся её нахваливать.

В повозку уселись вместе с сестрами Фиорелли, Пандорой Касл и, как ни странно, одной слизеринкой, Агнесс Бэддок, третьекурсницей. Бедняжка в темноте не разглядела, с кем садится, а после, когда повозки двинулись, было уже поздно. Впрочем, Лили показалось, что остальные слизеринцы нарочно не подождали её, не стали звать. Агнесс была чистокровна, но принадлежала к очень обедневшему роду – таких её товарищи не особенно жаловали. Так и пришлось Агнесс жаться в угол, не зная, куда притулиться и к кому обратиться: Северусу она, очевидно, не доверяла, побаивалась, а может, презирала, как полукровку. Рейвенкловки, как всегда, тихо переговаривались между собой, игнорируя окружающих.
Между тем повозка, в которой ехала Эльза Смит с подругами, верным пажом Монтегю и вечно равнодушным ко всему Энтони Гринграссом, подверглась нападению со стороны Мародеров. Сириус Блэк кинул в Монтегю Фурункулусом, но тот увернулся, и заклинания попало в Гестер Хорнби. Девчонка со стоном упала, закрывая лицо руками; Линнет, приходившаяся ей кузиной, склонилась к ней. Джеймс присвистнул и крикнул, что Монтегю прячется за юбку. Взбешенный Оливер выкрикнул: «Инсендио!», Блэк и Поттер вместе отразили заклинание, огонь перекинулся на одно из колес кареты, где сидели противники. Электра завизжала, Эльза вскочила, сообразив наложить Агуаменти. И тут повозка со слизеринцами рванула с места и понеслась во весь опор. Пока остальные отвлеклись, Энтони Гринграсс стегнул невидимых лошадей (Лили уже знала про фестралов), и те пустились галопом. Мародеры засвитесли и заулюлюкали вслед:
- Трус! Трус!
- По-моему, это их любимое словечко, - прокомментировал Сев. – А между прочим, очень смело нападать с численным превосходством.
- Это ты о чем? – при щурилась Лили.
- Да взять хоть то, что произошло сейчас. В повозке, на которую они напали, мальчишек было всего двое.
- Да, и один из них даже не попробовал драться.
Агнесс отчего-то сильно покраснела. Сев тоже немного смутился:
- По-твоему, надо было затевать драку, когда одна из девчонок и так пострадала?
- А тебе что, жаль Гестер Хорнби? – с неприязнью спросила Лили: после случая с Квирреллом была еще пара инцидентов, после которых она составила о Гестер весьма негативное представление. – Или, может, тебе жаль её подруг? Эльзу, которая тебя с грязью равняет – и меня, между прочим тоже?
- Да при чем тут «жаль». Никого я никогда не жалею. Просто…
- А просто, чем осуждать наших парней, вспомнил бы, на кого именно они напали, - Лили вздернула нос. – Эти мерзавки и поддонок Монтегю еще не то заслужили.
- Да твои парни нападают на всех подряд! – взорвался Северус. – Эти Поттер и Блэк вконец обнаглели! Знают, что им все сойдет с рук…
- А ты почему на меня кричишь? – яростно прошептала Лили. – Кто тебе разрешал на меня кричать, а?
Друг растерялся, хватанул ртом воздух, с ужасом посмотрел на Лили и опустил голову, как будто готовясь к побоям. Его присмиревший вид порадовал девочку, тем не менее она сочла нужным предупредить:
- Я не разговариваю с тобой до завтра.
Благо, скоро ей будет, с кем поговорить по-настоящему, не опасаясь поссориться: замок совсем близко. По правде, Лили не очень поняла, из-за чего Мародеры придрались к слизеринцам на сей раз. Скорей всего, не могут их равнодушно видеть после истории с Квирреллом.
…Девчонки изменились за два месяца, пока Лили не виделась с ними – изменились неожиданно, как будто разом повзрослели, став подростками из детей. Вытянулась, обточилась тонкая фигурка Алисы, глубже стали серые глаза. От внимания Лили не ускользнул новый, иной взгляд, которым окинул подругу Фрэнк. Мери теперь – рослая, костистая, жилистая, во всей фигуре – напряжение и готовность к броску. А уж как похорошела Марлин! На фоне одноклассниц её можно принять за взрослую женщину. В том, как она поправляет черную косу, как закидывает ногу на ногу – такое мягкое достоинство и осознание своей красоты, что высокая кудрявая Эммелина по сравнению с ней кажется не столь уж броской.
Лили тоскливо окидывает взглядом стол гриффиндора6 здесь недостает Гестии. Она выпустилась, они еще вряд ли увидятся – и только теперь Лили осознала, настолько привязалась к ней. Эммелина меж тем машет «Ежедневным пророком»:
- Вы видели? Была попытка нападения на Министерство! Среди нападавших узнали Розье и Уилкиса! А я говорила, говорила…
Лили среди учителей ищет взглядом мисс Саверн и вспоминает, что та в конце года, как и было условлено, уволилась, и на её место прислали кого-то еще. Ага, вот Дамблдор как раз представляет его. К удивлению Лили, это тот самый парень с перрона, громко жаловавшийся, что у него отобрали зонтик.

Глава 28. Алиса

Сентябрь выдался скучный. Солнце почти не проглядывало, то и дело накрапывал дождь. Вечерами в стекла стучал ветер, и по утрам девчонки долго прыгали по выстуженным за ночь камням пола. Однако и в столь дурную погоду происходили тренировки по квиддичу – Лили только умилялась жадности, с которой распаренные игроки набрасывались потом в Большом зале на еду. Часто Мери звала подруг «просвежиться», понаблюдать за ней, но Лили не торопилась принимать приглашение: знала, что Джеймс Поттер при виде нее не упустит случая отколоть нечто, как он считал эффектное, а на деле совершенно идиотское - закрутить ни к селу ни к городу мертвую петлю в воздухе или проорать её имя на весь стадион. Однажды он попробовал на лету подхватить Лили, но, разумеется, не рассчитал с маневром, пролетел мимо и врезался в трибуну. Отделался царапинами и громким, смачным выговором от нынешнего капитана – Эшли Брауна. Лили не без удовольствия слушала, как старшекурсник ставит болвана на место, не подозревая, что уже к вечеру ей придется торопиться в Больничное крыло: Джеймс вместе с Сириусом сорвали злость на Северусе, облив его сверху гноем бубонтюбера. Сев же, едва зажили нарывы и ожоги, отплатил обидчикам, наколдовав обоим лягушачьи ласты и заставив изрыгать икру – за что несколькими днями позже поплатился вывихнутым запястьем и новыми синяками: напав вчетвером, Мародеры его больно отклошматили.
Более всего Лили удивляло в этой бесконечной вражде, что обе стороны успевали прилично учиться, неизменно входя в десятку лучших по успеваемости на потоке. С Поттером и Блэком ей было более-менее понятно – она привыкла к тому, что учебу, как и прочее, они брали с бою. Но и Северус продолжал аккуратно посещать библиотеку – в том числе, увы, Запретную секцию, корпел над новыми и новыми домашними заданиями, а почти все свободное время проводил в обнимку со стареньким учебником по зельеварению за шестой курс, часто строча по страницам огрызком карандаша.
- Ты чего книгу портишь? – Лили однажды заглянула через плечо. Сев что-то промычал, ожесточенно посасывая карандаш. – Зачем книгу портишь, говорю?
- Левиоса Хоменум… Нет… Хоменум Левиоса…
- Сев! – она слегка потрясла его, друг поглядел мутновато: кажется, в ту минуту он был не вполне с ней. - Это учебник по зельям, а не по заклинаниям.
- Да? – в черных глазах отразилось удивление не вовремя разбуженного ребенка. – Ну, зелья тут я потом посмотрю. А вот как ты думаешь, - он стал похож на пьяного, - тот ли механизм поднимает в воздух живое и неживое? Если я могу поднять перо – почему не могу человека? Что влияет? Плотность тканей, вес…
- Северус, - простонала Лили. – Ради всего святого, сегодня воскресение! Мы сейчас пойдем обедать! Ты что, не хочешь есть?
- Есть?... А, конечно… Поди, я догоню…
Вздохнув, Лили отошла подальше, ловя себя на мысли, что иногда готова признать за другом тихое помешательство. Ей бы хотелось сейчас поговорить об ином, но она успела привыкнуть, что поддержки от друга ждать не стоит. Какой смысл жаловаться, что новый преподаватель ЗоТИ, зануда Малькольм Оули, откровенно предвзят к ней? С первого урока по неизвестной причине она всякий раз, когда учитель смотрит на нее, чувствует в его взгляде глубокое отвращение. Когда же она отвечает, в воздухе неизменно повисает почти материальная неприязнь – и не было случая, чтобы Оули поставил Лили оценку выше, чем «Удовлетворительно».
- Не может быть, чтобы ты отвечала на одно уровне с толстухами Эббот или Пенни-Черри, - возмущалась как-то после очередного занятия Марлин. – Да и мы не глухие. Ты отменно готовишься. Просто он невзлюбил тебя. Надо понять, что тут можно сделать.
- Нос ему расквасить, чего ж еще, - хмыкнула Мери. – Натура пакостная, не попишешь ничего. Бесит его, что красивые девчонки не смотрят, вот и отыгрывается.
- Ты или я ему почему-то не бесим, а нас тоже природа не обидела, - Марлин обнажила сахарные зубки. – Так что пора задействовать специалистку по сплетням, - и упрямым подбородком она указала на мелькнувшую в конце коридора фигурку Пенни-Черри с рассыпанными по плечам льняными волосами.
- Пенни-Черри Лили помогать не будет, - раздался ровный голос Алисы.
Девчонки остановились от удивления.
- Это почему это не будет? Она что теперь, со слизеринцами заодно? – Мери скрестила на груди твердые мускулистые руки.
Алиса повела тонкими бровями.
- Пенни нравится Джеймс, а Джеймсу нравится Лили. Девочки, не советую.
Подруги постояли, притихнув, но спорить не стали. Каждая осознавала, что Алиса права.
Лили было не впервой слышать, что Джеймс к ней неравнодушен. Отчего-то это не пугало её и, хоть и льстило самолюбию, особенно не радовало: словно все происходило именно так, как должно. Она охотно смеялась над его выходками, не без удовольствия слушала глуповатые комплименты и принимала неловкие мальчишеские любезности. Она и не заметила, как включилась в игру, как подделывалась под его тон и сама неумело принялась строить ему глазки. В то же время, в силу природных упрямства и резкости на язык, случалось, она крепко поругивала Поттера в глаза и за спиной.
Не один Джеймс, по законам четырнадцати лет, принялся петушиться: с Сириусом тоже происходило неладное. То и дело он нападал на компании слизеринцев, и каждый раз – так, чтобы Эльза Смит была свидетельницей тому. Саму её он не трогал, будто игнорируя, но направленность его выходок скоро стала очевидна всем, и пару раз Лили слышала, как после очередного нападения всхлипывает ночами Марлин. Тогда, помнится, Сириус смог вызвать на фарфоровом личике Эльзы тонкую улыбку.

За дождливым, скучливым сентябрем подтянулся такой же октябрь. Однажды в послеобеденное время девчонки, приуныв, грелись в гостиной у камина, слушая страшные легенды, которые рассказывала Марлин. Из их четверки не хватало только Алисы – она отправилась в библиотеку, зато смешливая третьекурсница и подвижная Нелли Гамильтон с удовольствием присоединилась, в нужных моментах так вскрикивая и испугано откидываясь, что её темные кудряшки чуть не задевали соседок по лицу. Вдруг внимание девушек привлек сильный шум. В следующую минуту все четверо вскочили на ноги: Эммелина за руку втащила в гостиную Алису и вытолкнула её на середину комнаты.
- Стой тут. Пусть на тебя посмотрят, - Вэнс повернулась к девчонкам и к некоторым другим гриффиндорцам, прикорнувшим в уютных креслах с бокалами сливочного пива или чашками чая. – Соберите всех, кто поблизости. Такие дела надо решать вместе.
Нелли понеслась выполнять приказ. Мери, насупившись, не двинулась с места, Марлин присела на ручку кресла, внимательно глядя в изошедшее красными пятнами лицо Алисы. Лили шагнула вперед:
- Эмми, к чему это? Если Алиса провинилась, скажи старостам или профессору Макгонагалл. Зачем поднимать такой шум?
- Эванс, вот уж в чьих советах я не нуждаюсь, так это в твоих, - выплюнула Эммелина. – Научись сначала друзей выбирать.
- При чем тут друзья Лили? – тихо, с натянутым спокойствием спросила Алиса. – Какое они имеют отношение к тому, что…
- Замолчи! – Эммелина топнула на нее и чуть ли не замахнулась. Мери, запыхтев, вышла куда-то. Между тем гостиная наполнялась гриффиндорцами, недоуменно рассматривавшими Эммелину и Алисы: первая с холодным воодушевлением сверкала глазами, вторая стояла смирно, чуть покусывая губы, и только раз наклонилась, чтобы погладить Хиндли, метнувшегося к хозяйке и со свирепым урчанием застывшего у её ног.
- Что происходит? Что Эмми задумала? – прошептала Лили на ухо Марлин: глядеть, как их подруга стоит, точно у позорного столба, было невыносимо.
- Товарищеский суд, - Марлин тихо и мрачно улыбнулась. Между тем Мери вернулась, и не одна: за ней вразвалочку шел Фрэнк Лонгботтом. Тронув плечо Алисы, он встал перед ней ,заслонив крупным телом всю её слабенькую фигурку, и негромко обратился к Эммелине:
- Решила поиграть в Визенгамот, Вэнс?
- Не твое дело. Отойди, - Эммелина вскинула подбородок.
- Не отойду. Говори так. Что случилось? Что Алиса сделала, что ты раздуваешь скандал?
-Что она сделал? – Эммелина обвела взглядом гостиную, убедившись, что зрителей достаточно. – А пусть она сама нам всем расскажет. Давай, Брокльхерст, влезай на стул, чтобы тебя было лучше видно…
- Слышь, а не перебор? – возмутилась Мери.
- Не перебор. Влезай.
- Не буду, - все так же тихо ответила Алиса. – Меня достаточно видно и слышно. И да – сегодня после обеда я пошла в Запретную секцию библиотеки, где читала книгу по темной магии.
Гостиная ахнула. Мери открыла рот. Фрэнк удивленно обернулся, взглянув подруге в лицо. Лишь Марлин хранила невозмутимое выражение лица, да Эммелина торжествовала. Алиса между тем продолжила:
- У мен есть официальное разрешение на занятия в Запретной секции, подписанное профессором Оули. Он подписал разрешение по договоренности с мисс Саверн. В прошлом году я сказала ей, что хочу стать экспертом при аврорате, а она объяснила, что в таком случае мне придется изучать ЗоТИ углубленно, и без хотя бы теоретических знаний по темной магии не обойтись. Готовиться нужно начинать заранее ,потому что в школу авроров на экспертное отделение экзамен сложнее, чем на прочие. Можете написать мисс Саверн, она подтвердит все, что я сказала.
У Мери и Лили вырвался вздох облегчения. Фрэнк, весь красный, обернулся к Эммелине, которая только пуще вскинула голову:
- Съела? Довольна?
- Почему ты раньше не могла рассказать? – Вэнс сдаваться не собиралась.
- Я пыталась, но ты не давала мне вставить ни слова. Тебе, видно, слишком хотелось поиграть в судью.
Нелли Гамильтон захихикала. Кто-то еще прыснул в кулак, другой хмыкнул. Эммелина в сердцах швырнула на пол диванную подушку и выбежала из гостиной. Никто не стал её догонять. Поняв, что ничего интересного далее не предвидится, зрители стали расходиться, и только основные участники несостоявшегося судилища все не могли тронуться с места. Алиса опустилась на диван, склонила голову и смотрела вниз – на свои худые ладони, на складку мантии над острыми коленями, на гибкую спинку Хиндли, теревшегося ей об ноги. Фрэнк присел рядом, не решаясь, видно, даже взять подругу за руку. Мери схватила со стола чей-то забытый бокал сливочного пива и стала шумно хлебать. Марлин созерцала – с той же полуулыбкой.
Лили сделалось душно. Она выбежала из гостиной, помчалась по коридору, куда глаза глядят. По дороге заметила плачущую в нише Эммелину, но подходить не стала: не смогла бы сейчас заставить себя заговорить с ней.
Обессилев, Лили присела на подоконник, прижалась лбом к стеклу. Что ж, Эммелина теперь возненавидит Алису, это ясно. Не хватало еще войны внутри факультета. А из-за чего, в сущности? Ведь Алиса своя, и за те, годы, которые они учатся вместе, можно было бы догадаться, что она не возьмет со злым умыслом даже и книгу о темной магии… Хотя семья Эммелины настолько пострадала от Пожирателей смерти, что, наверное, отвращение Вэнс ко всему, что в самой малости с ними связано, легко понять.
Из окна был виден двор, где на скамеечке Мэрион Риверс, укутанная в плащ, вслух читала Джону Грину. Лили почувствовала, что староста обращается с Риверс несколько иначе, чем обычно – с большей ли мягкостью, с вниманием, лестным для любой девочки – и невольно вспомнила разговор Джона и Батшебы в купе. «Кто на тебя позарится?» С одной стороны, девочки у них на потоке вообще отличаются миловидностью, и Мэрион – одно из редких исключений, пожалуй, самая некрасивая на курсе. К тому же она бедна и слишком серьезна. На нее уж точно не позарится никто. С другой, и Джон Грин не может этого не понимать.
И тут же вспомнилось, что Поттера с друзьями не было сегодня в гостиной. Наверное, убежал искать приключения в окрестности Хогсмида. Недавно Люпин опять болел… Бедняга люпин. А может, все трое – Сириус, Ремус и Питер – мерзнут на трибунах квиддичного поля, глядя, как Джеймс нарезает бесчисленные круги и вычерчивает петли на новенькой метле. И рядом восторженно замерла Пенни-Черри. Подумав о ней, Лили поймала себя на мысли, что совсем не ревнует.

Глава 29. Второй Нюнчик

Лили тревожно посмотрела на снежинки за окном. Губы побаливали: растрескались от авитаминоза. Невозможно вспомнить без смеха, как испугался Сев, первый раз заметив кровь у нее на губах, как требовал сказать, кто это сделал: он решил, что Лили ударили. Да, если он и проявляет чуткость, то нелепо и не по делу.
Куда больше, чем растрескавшиеся губы, девочку беспокоили результаты контрольной, которую на прошлом уроке провел Оули. Как он медленно – наверняка нарочно – копается в портфеле, доставая свитки с их работами! Конечно, Лили приучилась быть внимательной и осторожной. Она сохранила черновик работы и после занятий сверила ответы с учебником. Ошиблась всего в одном вопросе. Значит, за эту контрольную ей просто обязаны поставить «Выше Ожидаемого». И все-таки волнение не проходит. Ну вот, подходит её очередь.
- Эванс. Удовлетворительно.
- Но почему, сэр? – Лили пробрала дрожь от нежданной несправедливости. – Я проверяла ответы, у меня неправильный – только на один вопрос.
- Да, - кисло покривил губы Оули, глядя на ученицу с отвращением. – На самый важный.
- Сэр, простите, - подняла руку Алиса. – Я также ответила неверно на третий вопрос, но мне вы поставили «Выше ожидаемого».
- Это легко исправить, - Оули развернул работу Алисы и зачеркнул прежнюю оценку. – А вообще не советую вам, Брокльхерст, и вам, Эванс, с вашими куцыми умишками обсуждать действия преподавателя.
Блэк и Поттер хмыкнули и насупились. Пенни-Черри захихикала, но захлебнулась, едва Мэрион ткнула её в спину. Лили приподнялась, сжимая край парты:
- По какому праву вы нас оскорбляете?
- По такому, что я учитель и сам решаю, как мне обращаться с учениками, - преподаватель гордо поправил очки. – Тем более – с безмозглыми курицами, место которых – на кухне.
- Ну решай, пока морда цела, - процедил Поттер сквозь зубы.
- Вон из класса, - тихо бросил учитель в ответ. Джеймс вышел, демонстративно поклонившись Лили и послав ей поцелуй, за ним потянулись Блэк, Люпин и Петтигрю.
После уроков скопом отправились к Макгонагалл. Увы, она только развела руками.
- Формально профессор Оули не позволяет себе ничего недопустимого. Я, конечно, понимаю, мисс Эванс, что для вас его поведение оскорбительно и несправедливо. Но, надеюсь, вы сможете потерпеть до конца года.
До гостиной добрались молча, но едва Портрет загородил вход, Поттер в ярости пнул обивку дивана. Блэк одним жестом заставил его успокоиться.
- Сядь, Джеймс. Остынь. Макгонагалл верно нам напомнила, до конца года не один учитель ЗоТИ еще держался. Вопрос только, раньше уйдет Очкастый Полудурок или позднее.
- Предлагаешь сделать так, чтобы он ушел пораньше? – перехватила взгляд Блэка Марлин.
- Не исключено. Хотя… - Сириус потянулся. – Пока оставляем все на усмотрение наших милых дам. Как только, леди, вам надоедят паршивые манеры этого выскочки, известите, и мы с радостью поставим ему на место. В прежние времена мы порадовали бы вас зрелищем его порки, теперь, увы, придется обойтись внешними эффектами.
Джеймс недобро усмехнулся.
- Думаю, это будет просто. Наш Оули, по большому счету – тот же Нюнчик, только лет десять спустя. Неудачник, ничтожество и трус. Срывается на тех, кто ему не может ответить, а только поставят на место – заткнется и еще пятки лизать будет. В общем, Эванс… Одно твое слово, понимаешь? Одно слово, и я его в порошок сотру.
- Кого? – весело уточнила Марлин. – Оули или Нюнчика?
- Можно и обоих.
Лили еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться от удовольствия. Было необыкновенно приятно, что за нее оскорбляются, волнуются, заступаются, что её не бросают в беде. За неравнодушие Джеймсу можно и очередной выпад в адрес Северуса простить, тем более, что друг её в ситуации с Оули показал необыкновенную черствость.
Лили все-таки пожаловалась Северусу, что преподаватель ЗоТИ обходится с ней грубо и несправедливо, но тот в ответ лишь напомнил, что точно так же она отзывалась и о покойном Фенвике – а все потому, что даже не пыталась соответствовать его требованиям.
- Каким требованиям, Сев? Ему просто нравится занижать мне оценки!
- Ты просто опять ленишься. Или чего-то не понимаешь. Скажи мне, что для тебя сложно, я тебе объясню.
Да до объяснений ему, как же! То днями не отрывается от старого учебника по зельеварению за шестой курс: надеется то ли рецепты переделать, то ли придумать что-то новое. То околачивается в той же противной компании: Регулус Блэк, Летиция Гэмп и все чаще присоединяющиеся к ним Мальсибер и Эйвери. И хотя говорили они вполголоса, не в пример гриффиндорцам – эти всегда горланили – но обрывки разговоров все же долетали до Лили, да и по тому, что о чем потом толковал Северус, Лили могла сделать вывод о характере их болтовни.
Холеный и манерный Мальсибер, оказывается, любит порассуждать об истории и политике – правда, в ключе, характерном для слизеринцев: критиковал засилье магглорожденных и запреты на темную магию и не без доли удовольствия вспоминал те времена, когда все, связанное с магглами, вытеснялось из мира волшебников, как недостойное. Кроме того, Мортимер, кажется, вполне интересовался девочками, и интересовался в неприглядном ключе: по-видимому, иногда лишь присутствие Летиции удерживало его от двусмысленных шуток, а когда её не было рядом, он не стеснялся.
Альфреда Эйвери прошлое интересовало мало, а в настоящем он придавал значение лишь тому, что для него выгодно. Он прекрасно изучил привычки и вкусы всех преподавателей и часто поучал, как и кому угодить (разве что Макгонагалл он угождать не пробовал, так как знал о её непреодолимой антипатии к их факультету, да учителя вроде Спраут были ему бесполезны). Более того, он уже знал – со слухов или из рассказов в семье – нравы Министерства, Визенгамота и научных сообществ. Надо полагать, последнее-то и было Северусу особенно интересно: ведь он мечтал продвинуться, следовательно, ему придется угождать власть имущим.
Что до Регулуса и Летиции, они давно были понятны Лили, и она не сомневалась, что не изменит мнение о них никогда.

В середине декабря магическое сообщество потрясло известие об убийстве Эдварда Сполдинга - главы Отдела по борьбе с неправомерным использованием магии. На сей раз относительно виновных никто не сомневался: над местом преступления в воздухе висела гигантская Темная метка – отвратительный знак, выползающая из черепа змея. Чиновник погиб в собственном доме в окрестностях Лондона, причем при попытке проникнуть на место преступления погибло два аврора: все в доме – даже пол и стены – оказалось буквально пропитано действием проклятия, убивающего в течение десяти минут.
- Пожиратели хотят поставить на место главы этого отдела своего человека, - заявил за завтраком, когда все обсуждали новую трагедию, Эшли Браун. – Сполдинг – магглорожденный, он противостоял чистокровной клике и боролся с темной магией.
- Если бы им было нужно поставить своего человека, они, как всякие змеи, действовали бы тихо, - возражала Эммелина. (Она скоро оправилась от своего поражения в импровизированном суде над Алисой, хотя с последней с тех пор демонстративно не разговаривала). – Нет, Пожиратели хотели именно запугать, продемонстрировать, как они сильны.
- Так почему мы не пробуем запугать их в ответ? – вступил в разговор Сириус Блэк, до этого напряженно вновь и вновь пробегавший глазами статью о гибели Сполдинга. – К примеру, показательно казнить какого-нибудь темного мага или взять в заложники несколько чистокровных семей. Только не спрашивайте, чем мы в таком случае будем лучше их, - бросил он не то люпину, не то Алисе, косившимся неодобрительно. – В стране идет война, это ясно, и Крауч, по-моему, прав, что не выбирает методов. Он даже еще либеральничает.
- Дружище, но должна же быть какая-то мера, - на удивление неуверенно возразил Джеймс.
- Ты не хуже меня знаешь, что с некоторыми никакой меры быть не должно, - отрезал Блэк.
Лили рассматривала изображение Метки. Оно внушало омерзение, а ведь девочка уже слышала, что каждого, вступающего в ряды пожирателей, именно таким изображением клеймят. Неужели можно добровольно согласиться носить на руке такую гадость? Ради чего? Только чтобы вырезать таких, как она? Да кому она или другие магглорожденые помешали?
Наверное, очередной ссоры с Северусом было бы не миновать, да он накануне попал в Больничное крыло: не от переутомления, не то от холодного воздуха подземелий у него так подскочила температура, что за ужином он чуть не потерял сознание. После уроков Лили как раз шла по коридору, думая, лучше ли навестить друга после обеда или совсем поздним вечером, когда услышала голоса Регулуса и Летиции. Осторожно выглянула из-за угла: оба сидели на подоконнике, причем слизеринка куталась в нежную шаль сливового цвета, недавно присланную отцом. Неделю назад у нее родился брат, и отец, гордый появлением наследника, не мог не прислать подарка и любимой старшей дочери.
- Напомни мне в следующий раз захватить статью про Сполдинга. Северусу будет очень интересно, такое необычное действие проклятия…
«Ага, - подумала Лили. – Стало быть, Сева уже навещали. Ему будет интересно почитать о том, как погиб человек? Ну что ж…»
- Ты все-таки и её вырезал? – Летиция, кажется, тоже не одобряла любопытства приятеля. – Никто не спорит, что действие проклятия необычное. Но эта колдография Метки… И потом, Регулус, человек погиб.
- Человек? – раздельно произнес Блэк, и Лили представила, как вытянулось его бледное надменное личико. – Полно, Летиция. Он рожден от магглов, а магглы – животные. Так можно ли считать рожденного от животных человеком?
На секунду Лили понадеялась, что Гэмп резко ему возразит, но слизеринка молчала. Выглянув вновь, Лили увидела, что Летиция по привычке низко склонила голову, так что темные пряди занавешивают лицо.
- Маги или магглы, - наконец глухо и с горькой иронией проговорила она. – Маги или магглы, вы все, британцы, одинаково нетерпимы. Шотландцы не любят англичан, англичане не любят ирландцев, а уж как вы все дружно презираете приезжих – диву даешься. Вот в чем причина того, что сейчас началась война – ты ведь давно понял, она идет. Вы молитесь на свой уклад, и потому, как вы не любите иностранцев, так не любите и магглорожденных. Конечно, те, кто пришел извне, должны соблюдать законы и обычаи места, куда они пришли, но…
- Ты все упрощаешь. Магглы – не просто другие, это принципиально низшая порода людей.
- Что и требовалось доказать! Все, что отличается от вас, означает в ваших глазах принципиально низшее. Знаешь, я до сих пор не общаюсь со своими кузинами по материнской линии – с сестрами Фиорелли…
- А разве тебе хочется? Две сумасбродки, не знающие приличий.
- Когда-то хотелось, но было запрещено. Ни мать, ни я не должны общаться с итальянскими родственниками, иначе отец будет лишен наследства и имени. Пока мне не исполнилось восемь лет, нас с матерью держали в отдаленном поместье, и после бабушка и дед ни разу не пригласили нас к себе в дом. Они не желают мириться с фактом, что в их семью затесалась безродная итальянка, католичка, нищая эмигрантка. Мама в самом деле отличается от чистокровных волшебниц-англичанок, но я не понимаю, почему на этом основании должна презирать её.
Теперь Регулус задумался и помолчал.
- Я сочувствую тебе и твоей матушке, но, согласись, допускать, как ты говоришь, приезжих до власти по крайней мере неразумно.
- Возможно, но сейчас-то речь идет не о допуске к власти, а о праве на жизнь. На жизнь в равных с другими условиях.
- В равных? Ты действительно считаешь, что Эванс, Макдональд, Дирборн и им подобные заслуживают равных условий с нами?
Летиция негромко рассмеялась.
- Ты меня поймал. Допустим, большинство магглорожденных, которых я знаю, мне несимпатичны. Макдональд груба, как матрос, Эванс - близорукая ханжа, Дирборн совершенно глупа, а Грин – лизоблюд. Но они мне несимпатичны чисто по-человечески, и, будь они чистокровны, не уверена, что относилась бы к ним лучше. Вот против Мелани Эрроуз я ничего не имею.
Лили стиснула кулаки с досады. Еще бы кто-то имел что-то против Мелани Эрроуз – очкастой рейвенкловки, тихони из тихонь, сущей белой мышки, которая могла удивить разве что тем, что пытается почитать «Сказки барда Биддля» как они есть, в оригинале, написанные рунами. А она, Лили, стало быть, близорукая ханжа… И ведь Северус наверняка понимает, как к ней относятся Гэмп или Регулус Блэк, но продолжает водить с ними дружбу. Что ж, прекрасно. Она не будет навещать его в Больничном крыле, хоть лихорадка его тряси.
…Вечером Марлин, растянувшись на кровати, промурлыкала:
- Девочки, знаете, Поттер был прав. Наш Оули – действительно Нюнчик номер два. Или, если учитывать их последовательность – номер один скорее. Мне тут про него написали.
- Написал? Кто? – Лили привстала.
- Люси, моя мачеха. Видите, и без Пенни-Черри обошлись. Люси просто навела справки – у нее есть некоторые знакомые… В общем, Оули был самым непопулярным парнем у себя на потоке, над ним смеялись все, кому не лень. Он вздыхал по одной рыжей девице – рыжей, Лили, заметь. И однажды она сама пригласила его на свидание, на поляну близ Озера. Но только не предупредила, что на это же свидание позовет еще кучу друзей, и у кого-то из них будет фотоаппарат. В общем, ему еще долго подбрасывали его собственные колдографии: разодетый, с букетом, прыщи замазаны… - Марлин фыркнула, подавившись смехом.
- Нехорошо эта девчонка поступила, - полусонно вздохнула Алиса.
- Так кто говорит, что хорошо? – буркнула Мери. – Только Лили-то тут при чем?
- Лили похожа на ту девицу, видимо. Вот он теперь и отыгрывается… Взбучку он хорошую, конечно, заслужил. И потом шелковый станет. Знаешь, такого к ногтю прижать – раз плюнуть. Только не побрезгуешь ли? Это же все равно, что слизняка раздавить.
Лили призадумалась. В самом деле, Оули всего-навсего таков, каким когда-нибудь станет её друг. Даже жаль его. И если бы не было так обидно получать несправедливо заниженные оценки – она бы дотерпела до конца года. Но и сейчас Лили решила не торопиться просить о помощи верного Джеймс. Подождать.

Глава 30. Северус торжествует

Как и следовало ожидать, за полугодие по ЗоТИ у Лили вышло «Удовлетворительно». Она, никогда не спускавшая по успеваемости ниже пятого места, упала на десятое и все дни, оставшиеся до отъезда, едва сдерживала слезы. Её не могло утешить ни ожидание встречи с родными, ни отчаянно развлекавшие её и бранившие Оули подруги, ни сделанный Северусом подарок: браслет и костяная заколка, убранные перламутровыми бляшками. Бляшки были крупными, довольно грубо обтесанными, и не составило большого труда признать в них остатки ракушек, которые Лии и Сев насобирали прошлым летом. Лишь в самое утро перед отбытием Лили наконец рассмеялась: за завтраком Оули вдруг позеленел и мгновенно оброс поганками. К тому же его вдруг стало тошнить. Лили, вытирая глаза, украдкой осмотрела гриффиндорский стол: Джеймса Поттера полминуты не было на месте, потом он вдруг появился между Эшли и Эммелиной, довольно перемигнувшись с последней.
Северус навязался проводить Лили до станции. Он, кажется, тоже понял, кто виноват в позоре Оули, но об этом промолчал,, только неодобрительно покосился на шебутную компашку, проскочившую мимо и чудом его не заметившую. Лили про себя лениво поставила галочку: сочувствия своим неудачам на ЗоТИ она от друга так и не дождалась.
Предрождественский снег заметал рельсы и чертил на алых боках поезда белые узоры. Черные патлы Северуса, торчавшие из-под старой шапки, намокли и висели сосульками, руки покраснели и распухли – перчаток у него, кажется, никогда не было.
- Уж отдал бы мне сумку. Да спрятал руки хоть в карманы, - весело посоветовала Лили. – Опять простуду подхватишь.
Друг в ответ только шмыгнул носом.
- Может, все-таки поедем вместе? Ты, наверное, с ума сходишь от скуки. Здесь хоть кто-нибудь остается на Рождество?
- Мальсибер с Эйвери остаются в этом году, - выдал он, не заметив, как Лили поморщилась. – У Мальсибера дома больны драконьей оспой, а у Эйвери отец срочно уезжает, и мать вместе с ним. Еще Агнесс Бэддок… Из наших вроде все.
«А из нормальных людей?» - чуть не спросила Лили, но сдержалась. С нормальными, то есть порядочными, добрыми и веселыми ребятами, не заморачивающимися чистокровностью и изучающими темную магию, Северусу будет неинтересно. А со змейками можно хотя бы вволю ругнуть магглорожденных… Называет ли Сев тех, кто рожден от магглов, грязнокровками, как и его приятели? Многое бы помог решить ответ на этот вопрос.
Улыбнувшись на Эльзу Смит, капризно отчитывавшую Оливера Монтегю, который случайно уронил её сумку, Лили клюнула Северуса в щеку и поспешила влезть в вагон.
В купе с ними, как часто бывало, ехала Эммелина. Она удостоверилась, что два её брата- второкурсника (оба, разумеется, в пошлом году распределились на Гриффиндор) угомонились, и теперь могла вволю пообсуждать утреннюю статью в «Ежедневном пророке». Абракас Малфой опубликовал Эдварду Сполдингу очень своеобразный некролог, представлявший покойного невежей и взяточником.
- Да это же просто плевок на могилу! – Вэнс кипела. – Поливать грязью умершего человека! Который в десять раз достойнее этого чистокровного выжиги, ни одного доброго дела не сделавшего бескорыстно!
- Что ты хочешь, это же Малфой, – лениво возражала Маккиннон. – Ты в курсе истории их рода? Мне Сириус как-то рассказывал, у него ведь кузина недавно вышла замуж за сынка этого самого Абракаса. Все поколения – сплошная гниль, подлость и чванство. Когда-то они издавали антимаггловский журнал «Воинственный колдун». Как им теперь не пнуть магглорожденного – если он уже не может ничем ответить?
- Кстати, о сыночке Абракаса, - Эммелина с ненавистью поджала губы. – Подозревают, что он стал Пожирателем смерти. И еще… Наверное, никогда не удастся доказать, хотя и нашлись свидетели… Беренис тогда изнасиловал именно он. Люциус Малфой.
Повисла тишина, подруги почему-то покосились на Лили. Она догадывалась, о чем они думают: тогда, на первом курсе, скользкий и высокомерный Люциус покровительствовал Северусу. «Подобное тянется к подобному». Неужели и Сев способен на такие мерзости?
- Вот подонок, - выплюнула Мери. – Да, а ребенок-то на кого похож? Он жив вообще еще?
Лицо Эммелины исказила злая ухмылка.
- Жив, жив. Хотя мы и старались избавить себя от этого отродья, но не душить же его в колыбели. Отец пишет, что недавно опробовал на нем ремень. Ублюдок верещал…
- На трехлетнем? – негромко спросила Алиса. – Подло это, Эмми.
Вэнс не обернулась в её сторону – все-таки она взяла за правило игнорировать «предательницу», читающую книги по темной магии – но не ответить не могла:
- Подло из-за глупой сентиментальности не быть заодно с товарищами, когда в стране война.
- Ой, ладно вам! – Лили поспешила вмешаться. – Ребенок-то на кого похож?
Эммелина пожала плечами.
- К сожалению, он в нашу породу. Так что установить невозможно. Но считайте меня слизеринкой, если мы прекратим выбивать из него всю пакостность его природы.

На сей раз дом встретил уютом и миром, запахом хвои, шарлоткой и пудингом, которые состряпала мама. Отец немного располнел за зиму, из чего Лили решила, что осень и зима прошли относительно спокойно. Петуния почти не показывалась. Она, долговязая, с унылым лицом, нашла себе такого же долговязого и унылого парня и целыми днями гуляла с ним по городу или сидела у него дома, приходя домой, как квартирантка, только ночевать. И, признаться,
У отца нашлось нерадостное известие о семье Северуса: Тобиас Снейп в начале декабря опять избил жену и выгнал её из дому в морозную ночь. Хорошо, соседка наткнулась на нее, подобрала и отвела в больницу. У миссис Снейп, кажется, начиналась чахотка, но проходить осмотр и тем более лечиться женщина отказывалась.
- Она просто хочет себя уморить, - спокойно рассуждала мама. – Джордж, в конце концов, каждый имеет право распоряжаться собственной жизнью, как пожелает.
- Да, но у нее ребенок.
- Ребенок? Великовозрастный балбес, который опять не удосужился навестить мать на Рождество! Уж извини, Лили, но твой Северус – никудышный сын.
Отец покачала седеющей рыжей головой:
- Мальчишка, конечно, заслуживает порку за свою неблагодарность. Тем не менее, он еще слишком неразумен, чтобы оставлять его на произвол судьбы.
Лили не обижалась на родителей: она сама была в ужасе от черствости Северуса по отношению к матери. Несчастье с миссис Снейп случилось в начале декабря. Она, конечно, успела бы известить сына – но он и не подумал приехать, чтобы поддержать мать. Ему интереснее в компании карьериста Эйвери и изнеженного Мальсибера. Или хоть в компании истрепанного учебника, который мать же ему и отдала – о да, изобретение заклинаний и усовершенствование зелий важнее, чем чахотка, которую она не хочет лечить.
Невольно ей вспомнилась сдержанная нежность, с которой торопился на платформе к матери, кутавшейся в серебристую горжетку, Джеймс. Как все подростки, он уже стеснялся ластиться, но был безмерно доволен, когда миссис Поттер чмокнула его в макушку, и совсем по-детски раздосадовано скривился, не увидев рядом с ней отца. Мать что-то шепотом объясняла ему, а он глядел телячьими, лучащимися от счастья глазами. И это тот самый хулиган, что заставил обрасти грибами нелюбимого учителя, регулярно задирал слизеринцев и противного Бертрама Обри, тот, от которого завхоз Филч выл не хуже оборотня! Вот уж точно. Не стоит судить о человеке по репутации, которую он сам так старательно создает.
Хотя, наверное, Северуса тоже можно понять. По крайней мере, в Хогвартсе он ест досыта, его не отвлекают от занятий и не бьют. Но все же речь идет о здоровье матери.
… - А меня ханжой обозвали, - как-то утром пожаловалась Лили отцу, когда они остались на кухне одни.
- Да? – отец поднял брови. – Кто обозвал?
Лили немного подумала.
- Нехороший человек.
- Тогда гордись. Такими словами бросаются те, кому лень или смелости не хватает жить правильно.
Лили с улыбкой глянула за стекло. Под невинно-белым снегом спал сном праведника «чистый» квартал Коукворта, спал столь мирно, что никто не усомнился бы в порядочности людей, живущих в рядах благообразных домиков. И что же, что соседству с Эвансами много лет назад произошло убийство? Недоразумение, не более чем. И с убийцей поступили, как положено людям честным и законопослушным. А кто считает Лили или её родителей ханжами – в самом деле, пусть даст себе труд оценить собственное поведение, далеко не безупречное.

В запахе ванили, шоколада и хвои, в блеске елочных игрушек и цветных нитей – мама пристрастилась вышивать и успела приучить к этому занятию Лили – в прогулках по свежему снегу и чтении Джейн Остен прошли каникулы. По возращении в Хогвартс Лили доложила Северусу, что его мать больна, но он лишь буркнул в ответ: «Я знаю» - и тут же сменил тему. Что ж, стало понятно, что придется смириться с новой отталкивающей его чертой – он действительно никудышный сын.
Лили была рада, что события после возвращения с каникул стали гуще: появилась возможность отвлечься и от Северуса, и от горького ожидания новых несправедливостей со стороны Оули. Провалявшись все Рождество в Больничном крыле, учитель теперь смотрел на нее (правильно угадав, что именно за нее ему отомстили), уже не с презрением, а с ненавистью.
- Досталось за дело, да еще и недоволен, а! – сердилась Мреи. – Вот идиот.
- Не идиот, а мужчина, - мурлыкала Марлин. – Мужчина никогда и ни в чем не признает себя виноватым – если у него, конечно, есть хоть капля гордости.
А сама худела и впадала на уроках в задумчивость из-за человека, в котором гордости хватило бы на десятерых. Сириус Блэк подмигивал ей по утрам, обменивался парой колкостей – а потом неизменно принимался выкидывать всякие штучки, чтобы его заметила Эльза Смит.
Надо сказать, что после каникул бедняга Монтегю вышел у слизеринки из милости. Напрасно он, мрачно возвышаясь за столом, бросал на хрупкую фигурку девушки больные и жадные взгляды. Пару недель Эльза гуляла по коридорам под ручку с Мальсибером, даже, говорят, позволила ему поцеловать один раз край мантии, а другой – локон. Но Мальсибера не устраивала роль смиренного воздыхателя, он хотел властвовать сам. Эльза тоже быстро поняла это и позволила переключить свое внимание на Альфреда Эйвери. Тщедушный остролицый Эйвери, гордый, что на него обратила внимание первая красавица факультета, оказался услужлив и отчаянно пытался её развлечь. Он совсем упустил из виду, что у Эльзы есть еще один поклонник.
Сириус Блэк накладывал на Эйвери Таранталлегру и Риктумсемпру – тот вкатывался в Большой зал, отчаянно суча ногами и руками. Идя рядом с Эльзой, слизеринец вдруг падал и начинал отрыгивать слизней прямо на её новенькие лодочки – неизвестно, как она ему это прощала. Конечно, Альфред с приятелями мстили, как могли, между Мародерами и ними происходили целые побоища. Сверх того, Эйвери пожаловался родителям. В школу приезжала миссис Блэк и имела долгий разговор наедине со старшим сыном, после чего тот ходил с алыми пятнами на щеках, но сбавить проявления ревности и не подумал.
Сириус совсем обезумел. Он летал по большому залу на метле, являлся на совмещенные со Слизерином занятия с гитарой, опускался перед Эльзой на одно колено и пел. Дикая гордость потом его мучила, и в гостиной Гриффиндора он резал перочинным ножом подушки, расшвыривал первокурсников, разбивал забытую кем-то из предыдущего выпуска вазу., метал в стены дротики – не знал, как выплеснуть ярость. Люпин и Петтигрю не сладили бы с ним, а потому Джеймсу пришлось подзабыть о Лили, о вредном Оули, даже об отравляющем жизнь Нюнчике и тщательно следить, чтобы друг не наделал глупостей. А в спальне девочек Лили, Мери и Алисе приходилось поочередно развлекать тихо изводившуюся ревностью Марлин.

Половину февраля мело, а после установилась ясная и не слишком морозная погода: гуляй – не хочу. Лили и гуляла, нарезала круги по окрестностям Хогвартса, по выходным и до Хогсмда доходя – увы, чаще всего одна. Мери на тренировках, Алиса в Запретной секции, Марлин в ревности и меланхолии. И в тот воскресный день Лили бродила в одиночестве. Впереди замаячили было фигуры толстух Эббот и шедшей между ними тоненькой Пенни-Черри, однако прежде, чем девочка успела их догнать, хаффлпаффки скрылись за другой стороной высокого холма у Озера.
Белизна снега ослепила Лили, и она не сразу отличила нечто темное, довольно высоко висевшее над холмом, от ствола одиноко стоявшего высокого вяза. Когда же остановилась и стала приглядываться, странный (и притом большой) предмет рухнул в сугроб, покатился под горку и, упав к ногам Лили, оказался извалянным в снегу, замерзшим и страшно довольным Северусом.
- Получилось, - выдохнул он и, не вставая, протянул к Лили руки, став похож на непомерно вытянутого младенца, увидевшего погремушку. Такого блаженства в его глазах Лили еще не видела.
- Что получилось? Ты зачем висел? И почему упал?
- Заклинание получилось. И контрзаклятие. Левикорпус – Либеракорпус. Лили, представь, как просто! Их всего-то надо произносить невербально!
«Да уж, всего-то. При том, что невербальные заклинания мы неизвестно, когда будем проходить». От мысленных возражений Лили отвлек легкий скрип шагов. Хаффлпаффки кучкой прошли мимо, но вроде довольно далеко, чтобы разглядеть всю нелепость положения Северуса. А тот, лежа на спине и глядя в небо, не думал трогаться с места.
- И что делает этот твой Левикорпус?
- Поднимает человека над землей. А Либеракорпус освобождает.
«Ничего полезнее ты отыскать не мог».
- И где ты его вычитал?
- Я не вычитал, Лили, в том-то и дело, - Северус почти шептал, точно лишившись голоса от счастья. – Я его сам придумал. Понимаешь? Сам. У меня получилось.
Лили, невольно умилившись, погладила его по спутанным, забитым снегом волосам, лруг прикрыл веки и так мерно дышал, что она испугалась:
- Эй, ты что, спишь?
Он, улыбаясь, помотал головой и простонал-промурлыкал, как бродячий кот, которому вдруг досталась палка колбасы.
- Вставай, а то отморозишь все на свете. Давай-ка, давай, - Лили потянула его, пытаясь приподнять.
- Оставь. Надорвешься же, я тяжелый. Сейчас сам встану. Погоди ,еще секундочку так полежу.

Глава 31. Изгнание

Лили не зря не давало покоя, что Пенни-Черри оказалась свидетельницей сцены на холме. Каким образом хаффлпаффка услышала их с Северусом разговор – непонятно; возможно, воспользовалась каким-нибудь приспособлением, купленным в Хогсмиде. Но через пару дней Лили увидела в гриффиндорской гостиной Мародеров, которых Эммелина учила невербальным заклинаниям, а еще через неделю Северус повис вниз головой у входа Большой зал. К слову, тогда девочка еще порадовалась, что единственные форменные брюки Сева были на нем, а не в стирке.
Друг, конечно, был в ярости. Когда Мародеры соизволили его расколдовать, он слишком больно ударился о каменный пол и потому не смог отомстить им сразу, но к вечеру у Джеймса, гулявшего с друзьями по коридору, внезапно стали безудержно расти зубы. Остальные Мародеры не растерялись, живенько доставили его в Больничное крыло. И там мадам Помфри за десять минут исправила положение. Но эффект все же был: Мародеры вспомнили, что у них, помимо ухажеров Эльзы Смит и зануды Оули, имеется давний личный враг, и война с Северусом возобновилась.
Между тем Джеймс и Сириус успели поделиться знаниями о Левикорпусе со всеми, кто более-менее пользовался их расположением, и вскоре заклинание подвешивания стало очень распространенной в Хогвартсе шуткой. К девочкам, правда, его применять стеснялись, а вот мальчишки пользовались вовсю. Впрочем, некоторые слизеринцы, кажется, побранив Северуса, что тот не делится с товарищами открытием, вскоре с удовольствием опробовали Левикорпус и на первокурсницах-хаффлпаффках. Лили была далеко не в восторге от того, на что сгодилось изобретение Северуса, однако ругаться с ним не стала: её слишком мучили собственные проблемы.
Теперь Оули через раз ставил ей за ответы и за домашние задания «Отвратительно». Сколько ни корпела Лили за учебниками, он находил повод придраться, раскритиковать в пух и прах обиднейшими словами и дальше некуда занизить оценку. Лили плакалась Макгонагалл – та уговаривала потерпеть до конца года; хотела пойти к директору – и не могла застать его в школе. От расстройства Лили стала рассеянной и на других предметах; Северус то шипел, что она совсем запустила учебу, то упорно пытался объяснить ей материал, который ,как он считал, она не понимала. На зельях друг однажды недосмотрел за ней, и Лили сварила нечто невообразимое, брызнувшее фонтаном и обварившее ей руки, к немалой радости Эльзы и Электры. Гриффиндорцев, как станет ясно позднее, произошедшее тоже впечатлило.
Слизнорт и Сев долго возились с Лили, накладывая примочку; друг чуть не плакал и дрожащим, сдавленным голосом ронял очередные упреки в невнимательности и легкомыслии. От его слов Лили, решившая было мужественно вытерпеть боль, все-таки разрыдалась. Слизнорт, приказав прочим доваривать зелье, немедленно увел её к себе в кабинет, налил чаю и предложил изумительной на вкус пастилы. За чаем девочка, слово за слово, рассказала о своих бедах. Зельевар долго качал головой, ужасался и обещал помочь. Кажется, после он и вправду пробовал замолвить перед Оули за нее словечко, однако преподаватель ЗоТИ отрезал, что сам решает, как оценивать учеников и как с ними обращаться.
Неделю спустя после инцидента на зельеварении к Лили, утешавшейся в гостиной стаканом компота из сухофруктов и очередным дамским романом, подкинутым Марлин, подошел Джеймс Поттер, непривычно серьезный. Полминуты глядел на нее, будто примериваясь. Потом грубовато спросил:
- Тебе не надоело?
- Что? - Лили устало подняла ресницы.
- Не надоело, что какое-то ничтожество отравляет тебе жизнь? – он по привычке взлохматил волосы, но губы поджимал по-новому жестко.
- Надоело, - вздохнула Лили. - Только что ты можешь сделать? Видишь, ты ему за меня отомстил, и мне стало еще хуже.
- На сей раз он ничего не сможет тебе сделать. Мы его выкурим из школы насовсем.
Девочка улыбнулась мыслям, мигом вцепившимся в лучик надежды, и осадила себя. Ну что ученик, в самом деле, властен сделать учителю?
- А если не получится? Тебя отчислят, а мне он за год влепит «Тролль».
- Во-первых, - начал Джеймс с долей привычной самоуверенности. – Меня не отчислят. Это исключительная мера, и папаша у меня недаром в Попечительском совете сидит. Во-вторых, согласись, иногда где-то оставаться совсем негоже, правда? Вот и Оули не сможет больше оставаться тут.
- Но что ты ему сможешь сделать?
- Превращу его жизнь в ад, - спокойно пообещал Джеймс. – Как он превратил твою.
- Попробуй, - Лили вяло пожала плечами. В самом деле, пусть ей потом станет хуже, но будут изменения хоть в какую-то сторону. А на следующий год преподавателя все равно сменят.

Несколько дней прошли тихо, а в пятницу профессор Оули вышел к завтраку страшно помятый, сонный и несчастный. Объяснения тому все нашли разные: кто-то шептал, что учителю подкинули в постель Дьявольские силки, другие – что в его любимое какао подсыпали сильнейшее слабительное.
Дальше дело пошло веселее. Кто-то залил в портфель профессору гной бубонтюбера, смешанный с клеем. Едва Оули сунул руки в сумку, как почувствовал жгучую боль, но освободиться самостоятельно не смог и побежал за помощью. Урок у третьекурсников был сорван, о чем смешливая Нелли Гамильтон не замедлила доложить Мародерам, точно вестовой – военному штабу.
Выходные не принесли бедняге облегчения. Он вляпывался в липкую гадость, у него над головой разбивались яйца, в пудинге, который он ел в субботу, оказалась плесень. Кто-то пробрался в его комнаты, облили чернилами все эссе и разрезал подушки ,пустив по комнате пух. Разумеется, профессор жаловался директору и Макгонагалл, они пообещали найти виновного, но нужды в этом не оказалось.
В понедельник, на уроке ЗоТИ у четвертого курса, виновный объявился сам. Едва Оули, уже с опаской озираясь, вошел в класс, как Джеймс поднялся с места:
- Здравствуйте, сэр. Как поживаете?
- Благодарю, недурно, - процедил учитель. – Поттер, хватит паясничать, сядьте на место.
- Сейчас, - кивнул мальчик. – Только один вопрос: вы приятно повели эти выходные? Хотите другие такие же?
Учитель резко положил портфель на стол.
- На что вы намекаете?
- На то, - под одобрительный кивок Сириуса Джеймс с самым развязным видом уселся на парту. – Если вы не прекратите издеваться над Лили Эванс, - она залилась краской, невольно подметив, как стукнуло сердце. – Так вот, если не начнете обращаться с ней нормально, можете считать предыдущие выходные началом вашего конца.
Оули побагровел.
- Вон из класса, - дрожащим голоском проблеял он. – И если все подстроено вами, можете… Можете начинать паковать вещи. Я сразу после урока обращусь к директору. Это неслыханно.
- Курочка раскудахталась, - насмешливо протянул Сириус. – А вы знаете о проклятии вашего места? Даже до конца года здесь дорабатывали не все.
- Ребята, давайте вы уже заткнетесь, а! – выкрикнула взволнованно следившая за ними Мэрион.
- Риверс, угомонись! – бросил Джеймс через плечо. – Профессор, мы вас не боимся. Вы, поверьте, не страшнее лукотруса. А с лукотрусами мне нравится играть вот так…
Поттер слегка повел палочкой – и учитель взмыл вверх тормашками над изумленно вздохнувшим классом. Мантия Оули обвисла, скрывая его лицо, тощие ножки в узких брючках отчаянно сучили в воздухе, руки тщетно пытались ухватиться за что-нибудь. Зрелище, признаться, получилось забавное, и молчание стали разбивать смешки. Краем глаза, правда, Лили уловила, что Люпин залился краской, а Алиса напряженно застыла, стиснув палочку. Остальным происходящее нравилось: унылого и вредного учителя ЗоТИ гриффиндорцы и хаффлпаффцы, признаться, терпеть не могли – за очень редким исключением.
Мэрион Риверс, при виде учителя, словно подвешенного за лодыжки, открыла было рот от удивления и схватилась за палочку – но ни Финита, ни Финита Инкантатем не подействовали, а специального контрзаклятия она не знала, да и не догадывалась, наверное, про Левикорпус.
- Поттер, сними его, а то сейчас старост приведу и Макгонагалл!
- Приводи. Чем больше народу увидит профессора Оули в таком положении, тем лучше.
И тут что-то глухо стукнуло об пол. Оули свалился и, оглушенный, растянулся у доски. Алиса, опустив палочку, поспешила к нему.
- Вот и обнаружилась в наших рядах предательница, - Джеймс грустно покачал головой.
- Предательница и подхалимка, - подтвердил Сириус. – Смотри-ка, даже две.
Мэрион также помогала учителю подняться. Пенни-Чеери ерзала и ежилась:
- Ой, мальчики, ну что вы хотите! Риверс вечно над учебниками гнет спину и учителям смотрит в рот. Теперь вот спелась с Грином, старостой, подпевалой учительским – два сапога пара…
- Это точно, - согласился кто-то из хаффлпаффцев.
- Но что ж ей делать, бедняжке, такой некрасивой…. И Брокльхерст тоже страхолюдина, а такие всегда первые учителям ноги лижут… - с удовольствием разглагольствовала Пенни, пока Мэрион и Алиса помогли Оули выйти из класса. Джеймс достал из ранца две бутылки сливочного пива, откупорил заклинанием, и они с Сириусом демонстративно чокнулись. Лили, необъяснимо замершая, решилась взглянуть на своего защитника.
- Что теперь будет? – вместе с благодарностью в душе поднималось сострадание к Джеймсу, у которого впереди маячило если не отчисление, то уж наверняка очень крупные неприятности.
- А что будет? – Джеймс, потягивая пиво, слегка фыркнул. – Вызовут папашу, он прибудет, наорет. Ну, по затылку даст, и то не факт. Может, и похвалит еще: у меня же, Эванс, цели самые благородные, - тут, не выдержав, мелко рассмеялись Мери и Марлин. – А вот Оули теперь уйдет, это точно.

Слишком возбужденные, чтобы идти на следующий урок – все равно была травология у многое прощающей Спраут – гриффиндорцы вскоре покинули класс и отправились бродить по лугам, с которых едва стаял снег. Они мало разговаривали между собой, только изредка кто-нибудь нервно смеялся. Марлин и Лили увидели среди жухлой травы подснежники и сорвали по цветку, закрепив в волосах.
В сердце Лили страх боролся с надеждой. Как ни мала была вероятность, что Оули уйдет, девочка вцепилась в нее намертво, заставляя себя не думать, как закончит этот год, если он останется. В то же время ей было страшно за Джеймса, жаль его – как бы то ни было, из-за нее его строго накажут, и душа сжималась от неведомого щемящего чувства. Лии еще не знала, что такая благостная, очищающая горечь зовется нежностью. А он, совершенно беззаботный, бегал с Сириусом взапуски. Питер чуть не хлопал в ладоши, наблюдая за ними, и только люпин был печален – а глядя на него, отчего-то грустила и Мери.
У входа в Хогвартс их поджидала Макгонагалл. Джеймса она тотчас же увела, и Лили невольно заморгала, глядя, как он шагает, нарочито заведя руки за спину. Девочке вспомнилась детская книжка про Тома Сойера, глава, где мальчик взял на себя вину девочки, которая ему нравилась. «Ох, но Джеймса же не будут… В конце концов, почему Оули можно безнаказанно унижать учеников, а мы не смеем ответить?» Сириус ободряюще кричал вслед другу, но смысл о Лили даже не доходил.
В гриффиндорской гостиной к ним бросились Эммелина, её братья, для которых Мародеры успели стать кумирами, и Нелли Гамильтон.
- Отец Джеймса приехал, - Вэнс стиснула руки Лили. – Я уже знаю, что случилось. Вы поступили правильно.
- Если понадобится, все выступят в защиту Джеймса? – негромок спросил Сириус.
- Естественно. Все подтвердят, как Оули издевался над девочками. Слово одной предательницы не перевесит всех наших слов.
Вечер прошел томительно. От волнения никто не мог приняться за уроки, и даже еда мало кому лезла в горло. Те, кто все-таки, больше из любопытства, выбрался в большой зал, передали остальным, что ни Макгонагалл, ни директора, ни Оули за столом преподавателей не видели. Около трех вернулась Алиса, но с ней не стал разговаривать даже Фрэнк, и она мышкой проскользнула в спальню.
Джеймс появился, лишь когда уже стемнело. К нему бросились все, кто сидел в гостиной; Сириус первым обхватил, будто поверяя, цел ли его друг; люпин неловко тряс Поттеру руку, а Петтигрю топтался и сопел. Лили поднялась и застыла; зеленые глаза встретились с карими, и Джеймс широко ей улыбнулся.
- Все путем, - он развел руками. – Как я и говорил, папаша на моей стороне, а значит, и Попечительский совет. Оули заявил, что увольняется. Мне показалось, Дамблдор не станет особо уговаривать его остаться.
В гостиной поднялся радостный визг. Нелли от избытка чувств бросилась Джеймсу на шею. Эммелина принялась жать руку Сириусу. Марлин упала на диван и нарочито-томно потянулась. Мери подскочила к Лили:
- И что ты стоишь, а? Ты что, слизеринка неблагодарная? Поди, поцелуй героя своего, ну!
Опустив глаза, девочка робко пошла через гостиную. Джеймс, мягко отстранив Нелли, картинно встал на одно колено. Страшно покраснев, млея от смущения, Лили быстро клюнула его в щеку и поспешила забиться в самый дальний угол. Оттуда её, слишком оглушенную событиями дня, уже не вытаскивали, и она смогла отдохнуть.

Два дня спустя Оули уже не было в школе. Готовить студентов к экзамену по ЗоТИ взялся профессор Флитвик. Лили спокойно училась. Успеваемость её снова выросла, и отравлял ей жизнь теперь лишь Северус, всем своим видом показывавший, насколько он не одобряет случившееся.
- Поттер – просто дешевый фигляр, - фыркнул он вскоре после увольнения Оули, гуляя с Лили по коридору. – Нашел, как популярность завоевывать. Будто ему квиддича мало.
- Намекаешь, что ради меня никто ничего делать не будет? – неприятным голосом спросила Лии: её пробрало внезапное омерзение.
Северус несколько смешался.
- Да почему же... Ради тебя можно… - он поглотил пару слов. – Дело-то не в тебе, Лили, а в нем.
Лили почти почувствовала тошноту.
- Ну конечно, если у тебя не хватило смелости самому что-то сделать для меня, надо облить грязью того, кто смог.
- Да что он смог-то, в конце концов? – разозлился Сев.
- Устранить Оули. Оули меня оскорблял, и я жаловалась тебе, но тебе было все равно. А теперь ты еще и не знаешь, как очернить человека, который оказался тебя добрее.
Северус закатил глаза:
- Послушай, если бы ты занималась…
- Я занималась, но мне все равно занижали оценки и говорили гадости. Тебе удобнее считать меня виноватой, чем попытаться помочь. Признайся: тебе просто наплевать на меня точно так же, как наплевать на свою мать. Мы обе тебе мешаем.
Он отвернулся, поежившись, и не ответил.
- Молчишь? Молчи. Так лучше. С каждым твоим словом мне приходится думать о тебе все хуже.

Глава 32. Патронус

Все же поступок Джеймса, как всякое доброе дело, не остался без наказания. Сначала товарищи заметили его отлучки по вечерам и по выходным, а затем кто-то из старшекурсников наткнулся на него, моющего утки в Больничном крыле. Оказалось, Джеймсу назначили отработки до конца года. Спасибо хоть баллов с факультета вычли не очень много. Впрочем, их потерю дружными усилиями скоро восполнили.
После того, как обнаружилось, что Джеймс все-таки был наказан, всеобщий бойкот Алисы, в последние дни слегка ослабевший, усилился. Дни напролет ей никто не говорил ни слова – казалось, о её существовании забыли. Но каждый раз, когда она входила в комнату, сидевшие в ней либо отходили подальше, либо замолкали, либо очень демонстративно меняли тему. С ней никто не садился на уроках или в библиотеке, от нее отодвигались за обеденным столом. Даже Фрэнк, её преданный друг, вел себя, как все – и, надо полагать, Алису это ранило больнее, чем отчуждение между ней и подружками. На людях она держалась спокойно, по-прежнему старательно готовилась, была на занятиях одной из лучших, после уроков спокойно играла с Хиндли, читала, рисовала – но несколько раз Лили, которой не спалось ночь, видела, как укутанная в одеяло фигурка Алисы крупно и часто вздрагивает, хотя ни звука не было слышно. Лили подумывала о том, чтобы попросить за нее остальных гриффиндорцев, но опасалась, как бы самой не оказаться обвиненной в предательстве. В конце концов, из всех соседок с Алисой она сошлась наименее тесно.
Между тем Брокльхерст все же нашла поддержку в лице Мэрион Риверс. Хаффлпаффцы, хоть и посмеялись над последней, больше ничего ей сделать не посмели: то ли она за четыре года успела так поставить себя, то ли слишком сильно в них въелось уважение к преподавателям, чтобы полностью одобрить поступок Джеймса. Как бы то ни было, Риверс ходила с совершенно правым, холодным и гордым видом и вскоре начала подбадривать и Алису, силы которой, похоже, были на исходе.
Не раз Лили замечала, как «две подлизы» (так их окрестили теперь) вместе бродили по коридору или сидели во дворе, наслаждаясь весной. Иногда к ним присоединялся Джон Грин. Долетали обрывки разговоров.
- Что пишет твой отец, Мэрион? Ничего нового не слышно о Пожирателях? – Джон, видимо, не то, чтобы очень их боялся, скорей беспокоился, сможет ли сделать карьеру, если их позиции усилятся.
- Ходят слухи, что они пытаются переманить на свою сторону дементоров, - Мэрион, как всегда, отвечала мрачновато. – Вроде бы Тот-Кого-Нельзя-Называть считает их естественными союзниками.
Лили почувствовала, как липко холодеют руки: дементоров она побаивалась, еще слушая первые рассказы Северуса о волшебном мире, а когда увидела изображение этого существа в учебнике по ЗоТИ, поняла, что нет ничего отвратительнее, чем попасться ему в лапы.
- Такие союзники опаснее врагов, - пожала плечами Алиса. – А если в следующую минуту они захотят твои эмоции или твою душу? Как с ними договариваться? Нет, я слышала про так называемый язык дементоров, но ведь это такая же редкость, как парселтанг.
- Дракл знает, - Мэрион водила носком мальчишеского ботинка по булыжникам вора. – Говорят, у Того... Ну вы поняли… У него какая-то неуязвимость для дементоров. А союзников, наверное, он не сильно бережет. Да не в том дело. Нам надо учиться защищаться
- Хочешь сказать, учиться вызывать Патронуса? – удивился Джон. – Прости, но вряд ли это возможно. Слишком сложно для нас.
- Дементоры не будут спрашивать, сложно нам вызвать Патронуса или просто, - Риверс чуть приподняла брови. – Они нами пообедают, и все. Так что я буду учиться, пробовать. Кто со мной?
Джон, смеясь, отказался, но на лице Алисы появилось знакомое сосредоточенное выражение. Несколько дней спустя Лили из окна наблюдала, как во дворе «две подлизы» поочередно машут палочками, выкрикивая: «Экспекто Патронум!» Увы: Риверс лишь однажды наколдовала бледное облачко, а у Алисы не выходило вовсе ничего. Кажется, для этого заклинания требовались хорошие воспоминания, а бедняжке было явно не до них.
И хотя Лили посмеивалась над стараниями Мэрион и Алисы, но смутная тревога от новости про дементоров все не отступала. И однажды Лили решилась заговорить с Северусом, благо тот воспринял её обвинения в равнодушии очень странно: стал, как на первом курсе, таскаться по пятам.
- Сев, а ты умеешь вызывать Патронуса?
Он, как всегда от неожиданного вопроса, смешался.
- Да… - словно признался в чем-то нехорошем. – Я тренировался. Правда, телесного еще не получалось вызвать…
- Научишь меня?
- Конечно! – он согласился поспешно, словно хватаясь за только что найденную и очень нужную вещь. – Мы можем, если хочешь, встретиться прямо сегодня и начать тренировки.
Вечером полил дождь, поэтому они сошлись в любимой раньше комнате с гобеленами. Северус начал было менторским тоном подробно объяснять, какова природа Патронуса, но Лили отмахнулась:
- Сев, я читала. Говори, что делать.
- Так то, что ты должна будешь сделать, напрямую связано с природой заклинания, - слегка обиделся друг. – Хотя ладно, как знаешь. В общем, сосредоточься. Вспомни самое лучшее, что было в твоей жизни, взмахни палочкой и произнеси: «Экспекто Патронум!»
Лии призадумалась. Счастливых или просто приятных моментов у нее в жизни было так много, что она и не знала, из чего выбрать. Ну пусть это будет родительское танго. Она хорошенько его припомнила, взмахнула палочкой и произнесла заклинание. Ничего не вышло.
- С первого раза ни у кого не получается, - терпеливо объяснил Сев. – А может, ты не то воспоминание взяла. Или не так вспомнила.
- А как надо?
- Так, чтобы ты как будто вернулась туда. Чтобы тебе стало так же хорошо, как тогда было. Во т смотри.
Сев на секунду нахмурился и тут же необъяснимо просветлел лицом. Чуть улыбнулся и прошептал, как молитву: «Экспекто Патронум». Из палочки вырвался сноп белого света. Лили распахнула глаза.
- Здорово! А телесный? Ты не пробовал вызывать телесный?
- Пока не получается, - он покраснел – Надо тренироваться. Теперь будем пробовать вместе. Давай, вспомни, что у тебя не вышло, и попытайся еще раз.
Нечто такое, что можно было бы ощутить, как сейчас… Эмоциями которого можно было бы сию минуту наполниться… Лили приготовилась долго перебирать воспоминания, но память подсунула совсем недавнее: она идет к Джеймсу через гостиную, мальчик пускается на одно колено, и она целует его. Вот от этого эмоции почему-то заполняли душу всякий раз, когда Лили едва вспоминала, и теперь, не успев остановиться, она прошептала: «Экспекто Патронум!» К её радости, к потолку поднялось жемчужное облако. Северус даже плечи расправил от гордости:
- Вот видишь, я тебе говорил! Нашла ошибку?
- Вспомнила не то, - Лили почему-то отвела глаза.

Они занимались все оставшееся до Пасхи время. На пасхальные каникулы Северус домой не поехал, но Лили, уже заставившая себя свыкнуться с мыслью о бессердечии друга, сумела обойти вниманием новое доказательство этого. Тем более, дома ей не сообщили о СНейпах ничего нового. Отец ворчал на нового премьер-министра, проводившего консервативную политику, а мама поддразнивала: мол, Джордж не мог простить, что новый премьер-министр – женщина. А Коукворт цвел, и, бродя по облитым белым душистым туманом улицам, Лили вспоминала, как маленькой гуляла здесь с Северусом, и жалела, что больше им так не пройтись и напрасно спрашивала себя, что же им помешает. Отчего-то ей казалось, что уже близко нечто необратимое, что навсегда перевернуло бы ей жизнь. А как сказать точнее – еще не знала.
Когда каникулы закончились и Лили вернулась, Северус, встречая её у ворот, радостно прошептал, что у него вчера получился телесный Патронус. Тем же вечером ,после ужина, в комнате с гобеленом он с гордостью представил Лили этого самого Патронуса – изящную серебристо-белую лань. Она только подивилась: нежное животное не вязалось вечной угрюмостью друга, его резкими словами и грубоватыми манерами.
- Хочу так же, - вздохнула девочка.
- Занимайся, и все будет.
Между тем на Гриффиндоре приметили, что Лили, кажется, снова слишком тесно стала общаться со слизеринцем. Сириус Блэк однажды бросил ей, что, мол, нехорошо гулять со змеенышем, пока Джеймс из-за нее гнет спину на отработках. Лили ничего не оставалось, как пообещать, что скоро их с Северусом прогулки подойдут к концу. Однако же отступиться, не научившись создавать телесного Патронуса, она не могла. Да и упрекавший её Сириус сам был не без греха: пару раз Эльза Смит соизволила заговорить с ним, и как он ни петушился, нельзя было не заметить удовольствия от её внимания. Сам же Джеймс, по-прежнему веселый, приветливый и дурашливый, будто и не замечал, что им опять – и несправедливо – пренебрегают.
И вот однажды у Лили получилось. Июнь уже перевалил за половину, в воздухе тонко пахло липой, а по вечерам устраивали пискливые концерты комары. Отмахиваясь от них, Лили сидела как-то вместе с Северусом во дворе, любуясь предзакатным небом. День, когда она поцеловала Джеймса, всплывал в памяти ясно, словно картинка из кино, и она сама была актрисой в главной роли, она шла к Поттеру, ступая боязливо, словно молодая лань в незнакомом лесу… «Экспекто Патронум!» - и из серебряного луча появилась призрачная лань с точеными копытцами и изящной головкой, такая же, как у Северуса. Он смотрел, распахнув глаза, и ничего не сказал, не похвалили ни словом. Лили натужно пошутила, что, мол радуются они, видимо, от одного и того же, но он, должно быть, и не услышал её.

Летом никого можно было не стесняться и ни перед кем не оправдываться. Они с Северусом вновь гуляли и купались – но все сильней щемило чувство, что они вместе бродят по Коукворту, убегают в лес, собирают ракушки в последний раз. Лили не знала, кому пожаловаться: друг наверняка посмеялся бы и отмахнулся, а родители, должно быть, будут только рады, если сын алкоголика и бывший воришка наконец отстанет от любимой доченьки. Однажды мама, посмотрев на Лили, примеряющую перед зеркалом новый сарафан, попросила дочь больше не ходить с Северусом купаться. Та на секунду замерла, руки скользнули по клетчатой сине-зеленой ткани:
- Но… Почему же?
Роза немного помялась.
- Видишь ли, ты стала взрослой, и ты очень красива.
Лили украдкой оглядела свою маленькую точеную фигурку.
- Мама, ты преувеличиваешь. Но если и так, что с того?
Мать сильно покраснела, затеребила пальцы.
- Понимаешь, я ведь вижу… Вижу, как мужчины смотрят на тебя на улице, как обращаются с тобой. Ты будишь в них… Дурные мысли.
Какие мысли мать имеет в виду, Лили благодаря чтению романов могла догадаться. Но, право же…
- А при чем тут Северус?
- Но ведь он тоже мужчина! – мама развела руками.
- Он?
Назвать мужчиной Сева, привычного и равнодушного ко всему, кроме зелий и темной магии, который до сих пор не обращал внимания ни на одну из девочек – а уж тем более побояться, что у него могут быть «дурные мысли» в отношении поднадоевшей подруги детства! Большей нелепицы Лили представить не могла. Она рассмеялась, а мама глядела грустно и строго, но просьбу свою повторять не стала, только пробормотала, что Северус все-таки груб и, кажется, жесток – кто знает, что у него на уме.
Неделю спустя произошел случай, о котором Лили после никому не рассказала ,но и для себя не смогла объяснить. Они, как обычно, купались в лесном озере; Северус устал и вылез на берег, а Лили еще поплескалась в воде, но вскоре ей стало скучно. И вот ,выходя из воды, она заметила, что Северус очень странно смотрит на нее.
Так он никогда не смотрел прежде. Взгляд долгий, завороженный и остро голодный, отрешенный и до того тяжелый, что ощущался физически. Лили остановилась, ей захотелось прикрыться. А друг все не шевелился, глядя в упор.
- Сев! – громко позвала она. Он вздрогнул, будто просыпаясь. – Сев, на мне пиявка?
- А? что? Нет, никакой пиявки… - пробормотал он.
- Что же ты на меня так смотришь?
- Как? – он залился краской. Лили подошла, опустилась на старенькое покрывало рядом с ним и стала пристально рассматривать его костлявые ключицы и впалую грудь. Северус неловко отодвинулся, запыхтел и торопливо набросил рубашку.
… В августе уехала из дому Петуния. Она собиралась поступить на курсы печати в Лондоне; остановиться планировала у двоюродной тетки по отцу, а там – как Бог пошлет. Отпустили её без скандала – хотя, может быть, она давно хотела дать волю обидам, но такого случая ей не предоставили. Провожали достойно и тихо. На вокзале Туни, кутавшуюся в жакет и слегка моргавшую сухими глазами, обняли поочередно мать, сестра и отец – но постороннему бы показалось, что это провожают дальнюю, мало кому интересную родственницу, приезжавшую погостить на несколько дней. Когда поезд отбыл и Эвансы вернулись в дом, они не признались друг другу, но каждый в душе почувствовал, как стало легче дышаться.

Глава 33. Скверные шутки

Осень выдалась необыкновенно теплая, золотистая, с ясным воздухом, с мягким солнцем. Лили обходила вагон, в душе немного радуясь, что может на законных основаниях не торчать всю дорогу с Северусом: летом сова, немало напугавшая маму и насмешившая отца, принесла ей значок старосты. Уже когда они сели в поезд, выяснилось, что напарником её будет Ремус Люпин.
Когда последний, постучавшись, заглянул в купе и сообщил, что пора бы сделать обход, Лили поразилась злобному взгляду, который метнул в него Северус. Она еще могла понять ненависть друга к яркому, шебутному Джеймсу или красавцу Сирису – ненависть, наверняка сдобренную изрядной долей зависти. Но как можно было держать зло на Ремуса – доброго, кроткого, всегда готового помощь слабому или простить обидчика? Право же, в компании с ним было куда приятнее, чем с колючим Севом. И Лили, в отместку другу, послала Люпину самую теплую улыбку, прежде чем выйти с ним.
- Что слышно в волшебном мире? – Лили мотнула головой, откидывая длинные распущенные волосы, и проигнорировала взгляд Люпина, перед которым будто бы циркачка совершила смертельный номер.
- Двоих, замешанных в деле Эдварда Сполдинга, удалось вычислить. Это Уилкис и Розье.
Девочка пожала плечами: что ж, недаром об этих слизеринцах в последний год их учебы ходили самые скверные слухи.
- Их схватили?
- Нет, им удалось улизнуть в последний момент, да еще ранить двух авроров. Говорят, Аластор Грюм в ярости. Погибшие были его любимцами. Теперь для него найти Розье и Уилкиса –дело чести.
В тамбуре им встретились хаффлпаффцы – Мэрион Риверс и Арчибальд Уизерби, мальчик небольших способностей, но безумно старательный. Он так себя загонял, что то и дело попадал в Больничное крыло с головной болью или кровотечением из носа. И вот наконец его старания получили первую награду: на его мантии, как и на мантии Мэрион, поблескивал значок старосты. Гриффиндорцы раскланялись с обоими и продолжили путь.
- А кто стал старостами на Рейвенкло и, - Лили поморщилась, - на Слизерине, ты не в курсе?
- На Рейвенкло Мелани Эрроуз и Джон Долиш…
«Спасибо, что не Бертрам Обри».
- А на Слизерине Летиция Гэмп и Энтони Гринграсс.
Лили раздраженно передернула плечами. Против Энтони Гринграсса она почти ничего не имела: по словам Мародеров, он был «нейтрален, как Швейцария» - только раздражал его высокомерный вид. Но Летиция после подслушанного в феврале разговора стала ей отвратительна – правда, столь же отвратительны были остальные слизеринки. Не лучше, в конце концов, если бы старостой назначили Эльзу Смит.
Тем временем Люпин, немного помявшись ,пробормотал, что её подруги вместе с его друзьями собрались в одном купе, где Джеймс угощает всех отменным пирогом с патокой. Лили ужасно хотелось сладкого, но гордость не позволила бы взять у Джеймса лишнее, когда и так обязана ему. Отговорившись, что её заждался Северус, девочка поспешила вернуться, почти не заметив огорченного вида Люпина.
…На перроне в Хогсмиде случился неприятный инцидент. Сев, спокойно шедший рядом с Лили, вдруг взмыл в воздух вверх тормашками, выронив от неожиданности её сумку, которую, как обычно, нес. Девочка быстро оглянулась: ну конечно! Поттер ехидно ухмылялся под одобрительные смешки. Между тем вокруг Лили и упавших сумок начала собираться толпа любопытных. Напрасно встречавший первокурсников Хагрид кричал, чтобы малышам дали пройти.
Лили разозлилась на себя: она знала контрзаклятие, но так и не удосужилась освоить невербальное произнесение. Ей казалось, что ни к чему торопиться: они успеют пойти все, что полагается, в нужнее сроки. И вот пожалуйста. Но продолжать стоять здесь, рядом с Северусом, висящим вниз головой – из его вспотевшей и скользкой ладони выскользнула палочка – тоже было невозможно. Может, все-таки пробовать? «Либеракорпус!» - подумала девочка, наведя палочку на друга. Тот, к удовольствию толпы, рухнул на бетонную платформу. Лили помогла ему побыстрей подняться, подхватила сумки и потащила за собой.
Уже в повозке она заметила, что друг сидит, сгорбившись, точно больная птица, и нервно крутит лямки сумок, которые перед тем, как усесться, молча отобрал у нее. Тронула за плечо:
- Сев, что с тобой?
- Что со мной? – он взорвался. – Что со мной? Ты меня опозорила на всю школу! Теперь все будут говорить, что за меня заступается девчонка! Зачем было соваться?
- Было бы лучше, если бы ты остался там висеть? – Лили побледнела, так стало больно. – Где были твои приятели? Что-то не торопились тебя выручать? А ты, видно, так презираешь меня, что стыдишься моей помощи? Презираешь за то, что я девчонка?
- Нет, что ты, - он резко сбавил тон и сам побледнел пуще нее. Ехавшие с ними незнакомые хаффлпаффки перемигивались, но он и не замечал. – Я… я совсем не то отел сказать. Просто… Это нехорошо, когда девчонка заступается за парня.
- Почему? Вам же за нас заступаться можно! А у нас, по-твоему, нет сердца и совести? Мы должны проходить мимо человека, которому нужна помочь, только потому, что он парень?
- Но он не рад будет вашей помощи, пойми. Подумай о его гордости.
- Вот-вот. А мы будем рады пройти мимо, да? О своей гордости нам надо забыть. Пойми, не помочь кому-то – унижение для любого человека, мужчина эта или женщина. Да, унижение, потому что оно выставляет равнодушным, или бессовестным, или трусом. Или у женщины гордости и чувства долга быть не должно?
Северус вздохнул.
- Хорошо. За других заступайся, сколько хочешь. Только за меня, пожалуйста, не надо.
- Ты не указ мне. Я буду заступаться, за кого хочу. Я не собираюсь из-за твоей гордыни чувствовать себя подлой трусихой. Может, ты судишь по своим слизеринкам, считаешь, что девочке нормально вести себя, как вареный овощ. Но я, извини, не такая.
Доехали молча: оба слишком обиделись друг на друга.
На распределении Лили, только успевавшей приветствовать новых гриффиндорцев, запомнились нетерпеливо оглядывающиеся Эммелина и её братья: ни искали глазами Маделайн, свою младшенькую, худенькую тихую девочку с длинной русой косой. Фамилия Вэнс была ближе к концу списка, и они изволновались, покуда ждали её. Их тревога оказалась не напрасной: Шляпа отправила девочку не на Гриффиндор, а на Хаффлпафф, причем без колебаний. Братья разочарованно вздохнули, у Эммелины с досады выступили на скулах красные пятна.
- Этого следовало ожидать, - проговорила она дрожащим голосом. – Она самая серенькая из нас и слишком мягкосердечна к тому же. В августе я её поймала на том, что она скармливала нашему ублюдку половину своих порций. Отец высек бы её, но я ничего ему не сказала, сама дала пару затрещин. Теперь жалею, что не сказала.
- Да ладно, - хлопнула её по руке Мери. – Не на Слизерин же. Барсучки – хорошие ребята.
Эммелина грустно кивнула, глядя, как Мэрион усаживает съежившуюся от страха Маделайн рядом с собой и пододвигает ей тарелку с шарлоткой.

Своим чередом пошли занятия и часы отдыха. Профессор Флитвик вел теперь и ЗоТИ, и заклинания: аврорат после увольнения Оули разорвал сотрудничество с Хогвартсом, а нового преподавателя найти не успели. Впрочем, маленький профессор объяснял хорошо, к требованиям его студенты уже привыкли, и если бы не жалость к карлику, которому наверняка сложно было управляться с двумя предметами разом, Лили не желала бы ничего другого.
Бойкот Алисы кончился – точнее, про него за лето подзабыли, и теперь он угас. Конечно, общаться с ней отвыкли, да и она пока дичилась прежних товарищей. С Фрэнком у них, кажется, случилось вечером после приезда долгое и тяжелое объяснение на Астрономической башне, но закончилось оно, если верить Пенни-Черри, поцелуем. Да если и не верить, все же они, как прежде, ходили парой в Большой зал, в библиотеку и в Хогсмид, и словно не вспоминали те месяцы, когда ему было стыдно общаться с ней.
Сириус тоже вроде бы успокоился, перестал красоваться перед Эльзой и нашел себе совсем уж неожиданную подружку – Нелли Гамильтон, которой едва исполнилось четырнадцать лет. Малышка Нелли, ошарашенная счастьем, свысока поглядывала на ровесниц, товарищи дивились ей и невольно смущались чего-то, а Марлин злилась, но не на Нелли – опять же на Эльзу.
- Как вы не понимаете, - она нервно ходила вдоль стен спальни, пока Лили и Мреи сочувственно молчали. – Ему не нужна, ему не может быть нужна глупая соплячка. Он гуляет с ней напоказ, он дразнит слизеринскую гадюку. О нет, Нелли можно только пожалеть. Ей еще горько придется, горше, чем мне теперь. Но Эльза… - она остановилась. – Эльза ответит. Заплатит за все.
- Что ты хочешь сделать? – тихо спросила Алиса.
- Ничего, - Марлин вскинула брови. – Ничего. Сотрясаю воздух угрозами. Не обращай внимания. Я же ревную, в конце концов.
Мери мрачно подперла кулаком подбородок. Должно быть, она не поверила, что Марлин тратит слова впустую. Да и Лили не поверила, но ей пора была идти патрулировать коридоры. Сегодня она шла дозором одна: Люпин опять болел. Но, конечно, её пришел сопровождать Северус – как будто в стенах Хогвартса ей что-то грозило.
- А твой напарник опять заболел? – фыркнул Сев, вышагивая рядом.
Лили кивнула, подавляя неприязнь. Тон, которым друг говорил о приболевшем Ремусе, коробил её.
- И опять в полнолуние… Каждый месяц, в полнолуние, он заболевает… Крайне интересно.
- Тебе интересно? Мне – нет, - она поджала губы.
- Что ж, зря. Я видел, как его приятели ночью несколько раз уходили из Хогвартса. Есть у них какая-то особая карта… Что они забыли ночью на лугах или в Запретном лесу, а?
- А что забыл ты? – у Лили дыхание перехватило. – Какой же ты лицемер! И подлец. Таскаешься за ними, вынюхиваешь… Жить спокойно не можешь от зависти, что Джеймс стал капитаном квиддичной команды? Или оттого, что не сумел как следует им отомстить за шутки?
- Да причем тут квиддич? – черные глаза Северуса распахнулись. – Ты же знаешь, мне эта игра до лампочки. Но они что-то замышляют. А Люпин пять лет заболевает ровно в полнолуние! Ну вдумайся!
- Во что вдумываться? В то, что ты реешь яму, человеку, который в десять раз лучше тебя?
- Человека? – у Сева вспыхнул нездоровый румянец. – Да он оборотень, Лили! Он зверь, кровожадна тварь, и он живет в одних комнатах с тобой! А я не хочу, чтобы с тобой стало то же, что с дочерью Олливандера!
Лили вздрогнула. Её почудились носилки, застывшая толпа и воющий парень, сдернувший забрызганное кровью покрывало. И то, что лежало на носилках, чего она не увидела, но могла представить по рассказам сокурсников. И Северус серьезно считает, что на то же способен добряк Люпин?
- Не смеши. Он болен, да…
- Ликантропией.
- Прекрати. Он хороший человек, и я не желаю выслушивать разные домыслы. Если ты пошутил, эта шутка скверная. Сменим тему.

Месяц после этого разговора словно кто-то объявил месяцем скверных шуток. Началось с того, что Мортимер Мальсибер в библиотеке попытался наложить на Мери Амор Обедиенди – заклинание, заставляющее девушку выполнять любые желания мужчины. Она успела среагировать, обезоружила слизеринца и больно расквасила ему нос. Мадам Пинс подняла скандал, с Гриффиндора вычли двадцать баллов, Мери пригрозили отлучить от библиотеки. Её жалобам на слизеринца не поверили, а он, утирая кровавые сопли, грозился отомстить.
- Да как же, отомстит, Казанова недоделанный, - фыркала Мери в спальне. – Видать ,с девчонками совсем худо, раз уж к заклинаниям стал прибегать.
- Боюсь, он только опробовал его на тебе, - сомневалась Марлин. – Ты мишень неудачная, но он найдет покладистую.
И точно: три дня спустя Мальсибер тискал в нише белокурую хаффлпаффочку Зои Макмиллан. Девочка проявляла странную покорность: раньше отличавшаяся скромностью, она не возражала, когда он по-взрослому целовал её или гладил её небольшую ладную грудь.
- Каков подлец! – возмущались гриффиндорки между собой. – Хоть бы его проучил кто!
Но двое, которые действительно могли бы его проучить, были заняты совсем не тем. Джеймсу Поттеру, с тех пор, как его назначили капитаном, слава совершенно вскружила голову. Он прогуливал занятия, лопал в пустых классах медовуху, украденную в Хогсмиде, насылала заклятия в коридоре на первых встречных. Сириус от него не отставал. С ними рядом, кроме молчаливого Ремуса и радовавшегося каждой шутке Питера, вертелись Нелли Гамильтон и Пенни-Черри, причем если Нелли, не смея возражать. Иногда все-таки смущалась и убегала, то Пенни неизменно восхищалась и хлопала в ладоши при виде ли огромного бокала, который Джеймс выпил залпом, или первокурсника-слизеринца, на которого наслали Риктумсемпру.
Поведение Джеймса ранило и раздражало Лили; она не знала толком, почему, но ей отчаянно хотелось, чтобы Поттер прекратил дурачиться, чтобы он снова стал тем мирным и честным парнем, каким она его запомнила в конце прошлого года. Она вновь стала с ним ругаться, злилась, когда он начинал азигрывать, а Мери и Марлин в спальне потом беззлобно отчитывали её.
- Слушай, за кого ты переживаешь? За своего змееныша? За его приятелей? С ними, поверь, ничего не случится, если они и выплюнут пару лишних слизняков, - смеялась Марлин. – Лучше вспомни, что он уже для тебя сделал.
- Да перебесится твой Джеймс, - убеждала Мери. – Перебесится и прежний будет, еще лучше. Возраст такой у него, дурной. Уж потерпи.
…В воскресение Лили разбудили непозволительно рано. Мери тормошила её за плечи, толкала в бок. Лили наконец разлепила веки. Мери нависала над ней в халатике, Алиса на соседней кровати только еще приподнялась на локтях, сонно моргая. Марлин не было.
- Она с Нелли, - ответила Макдональд на немой вопрос подруги. – У малявки наглости хватило в нашу спальню прибежать. Видно, от волнения крышу снесло. Короче, Мародеры у директора.
- Почему? Что опять?
- А их, похоже, опять накажут за доброе дело! Джеймс ночью твоего змееныша, который вне Хогвартса шатался неизвестно зачем, спас от какого-то чудища. Притащили его в школу вместе с Сириусом, да вот на Филча напоролись. Вот пусть твой Нюниус теперь только попробует на них хвост задрать! – Мери гневно рассекла кулаком воздух.
В голове Лили складывались и рассыпались картинки калейдоскопа. Северус шатался ночью… Мародеры поблизости... Чудище… А Люпин опять болен. Опять. И вчера было полнолуние.

Глава 34. Ревность

Марлин они нашли в гостиной - она отпаивала какао с молоком Нелли Гамильтон. Последняя - разрумянившаяся, с блестящими глазами, с растрепанным кудрявым "конским хвостиком" - была ничуть не расстроена, скорее очень возбуждена. Она незамедлительно повторила Лили и полусонной Алисе то, о чем Мери и Марлин, по-видимому, было уже известно.
- Мы с Сириусом загулялись до самой ночи. Он беспокоился, что друзья его заждались, мы спустились к выходу из школы, где они должны были собраться. Сириус весь день был такой странный, все усмехался не пойми, чему - как будто он, знаете, опыт какой провел. Ну вот, его там ждали Джеймс и Питер. А он, видно, про меня забыл да сразу им и говорит: мол, знаете, что Нюнчик больше не захочет шпионить за нами? Я ему сказал, на какой сучок нажать. Бред, правда?
- Он сумасшедший, - вздохнула Марлин с восхищением и болью.
- Ну вот, а Джеймс переменился в лице, да как заорет на него! "Вы ж, - кричит, - оба с Ремом теперь покойники! Что ты натворил!" И выбежал бегом.
"С Ремом?" - Лили подавила дрожь. Мозаика беспощадно складывалась.
- Ну, Сириус постоял секунду, да и за ним, и Питер с ними. Я так ничего и не поняла, но любопытно же. Я их долго ждала, хотя волновалась ужасно: вдруг на меня наткнется Филч? Наконец двери открываются, они втаскивают Нюниуса - он, кажется, ногу подвернул, идти не мог. Ну, ругают последними словами. И тут Филч со своим котом. Я в самый уголок вжалась, так он меня не заметил, а их повел к Макгонагалл. А она, наверное, директора разбудила. Девчонки, я все-таки не понимаю, что там был за сучок?
- В глазу чужом там сучок был, - болезненно усмехнулась Марлин.
- То есть это как?
- А так, что башку не забивай, а, - посоветовала Мери. - Перебаламутила нас тут всех, а толку что? Да язык-то держи за зубами, никому не треплись, особенно Пенни-Черри.
- Почему? Если Джеймс - герой, она будет только рада...
- Ага, а Сириуса подставишь. Говорю тебе, не треплись, а то башку проломлю.
Алиса молча ушла на кухню, пообещав принести остальным кофе и тосты с джемом. Нелли обиженно притихла. Мери уселась на подоконник, скрестив руки на груди и играя пальцами по локтям. Марлин бродила по гостиной. Лили боялась взглянуть на подруг: ей казалось, они одновременно поняли то же, что и она, и для каждой это значило свое.
Рем - оборотень. Северус был прав, но у кого язык повернется назвать Люпина кровожадной тварью? Бедняжка, как он жил все эти годы, среди чужих подозрений и собственных мучений, которые не отменить? Теперь понятно, отчего его так глубоко поразила смерть Кристины Олливандер. Он воочию увидел, на что способны ему подобные.
А какие молодцы - остальные ребята! Наверняка знали все, знали давно, и не бросали, поддерживали, как могли. А уж Джеймс... Лили счастливо улыбнулась. Джеймс не подвел. Ради друзей он спасет и врага.
Алиса вернулась тостами и кофе. Перекусили в понимающем молчании. Не дожидаясь мальчишек, умылись, переоделись и ушли из факультетских комнат.
...Джеймс и Сириус появились за завтраком. Глядя, как Поттер походя клеит светящуюся липучку на спину какому-то хаффлпаффцу, а потом с наглой ухмылкой отнекивается перед Риверс, прибежавшей его отчитывать, Лили поморщилась от разочарования. Ну почему - она уже это поняла - честный и добрый человек, верный друг, открытая и щедрая душа так упорно натягивает на себя маску развязной глупости! К чему эта рисовка, фиглярство? Неужели сложно быть тем, кто ты есть?
Да еще Северус навязался. Позвал гулять - подлечили, видно, подвернутую ногу. Обошли вокруг замка. Нашлось, что обсудить: Мальсибер утром явился в Большой зал под ручку не с Зои Макмиллан, а с черноволосой рейвенкловкой Кристал Хобхауз. Лили была так раздражена присутствием Северуса, что на сей раз, не стесняясь в выражениях, высказала все, что думает о каждом из его друзей. Сев отбивался сначала вяло, но постепенно распалился.
— Я-то думал, мы друзья, — горько вырвалось у него. — Лучшие друзья.
— Мы и есть друзья, Сев, но мне не нравятся люди, с которыми ты связался. Прости, но я не выношу Эйвери и Мальсибера. Малъсибер! Ну что ты в нем нашел, Сев? Он же подонок! Ты знаешь, что он недавно пытался сделать с Мэри Макдональд?
Дошли до колонны. Лили обернулась, прислонилась к ней, глядя другу в лицо.
— Да ерунда это, — Северус отмахнулся. — Он хотел просто посмеяться, и все..
— Это Темная магия, и если ты считаешь, что это смешно…
— Ну а то, чем занимаются Поттер и его дружки? — его впалые щеки слабо вспыхнули.
Лили сжала губы: омерзение поднималось сокрушительной волной. Стало быть, и спасения жизни мало, чтобы Северус перестал ненавидеть Джеймса. Что за свинья все-таки.
— При чем тут Поттер? — она постаралась, чтобы голос не дрожал.
— Они где-то шляются по ночам. И с Люпином этим что-то странное творится. Куда это он постоянно пропадает? - ну вот, опять началось. Когда же он угомонится?
— Он болен, — заученно повторила Лили. — Он очень болен.
— Ага, заболевает каждый месяц в день полнолуния?
— Я знаю твою теорию, — она едва сдерживалась. — Но почему это тебя так волнует? Тебе-то какое дело, чем они занимаются по ночам?
— Я просто хочу показать тебе, что не такие уж они замечательные, какими их, похоже, все считают.
Лили почувствовала, как лицо заливает краска. "Не такие замечательные? Господи, да кто бы говорил? Способен ли ты хоть на йоту над собой приподняться? Нет же, надо только гадить на тех, кто лучше тебя..."
— По крайней мере они не применяют Темную магию, — девочка понизила голос. Все-таки она должна сказать, но ни к чему, чтобы слышали посторонние. — А ты просто неблагодарный. Я знаю, что случилось прошлой ночью. Ты полез в тот туннель под Гремучей ивой, и Джеймс Поттер спас тебя от того, что там подстерегало…
По лицу Северуса пробежала сильная судорога. Затрясшись, захлебнувшись, он выкрикнул:
— Спас? Спас? Думаешь, он разыгрывал героя? Он спасал свою шею и своих друзей! Ты ведь не… Я… Я тебе не позволю…
— Не позволишь? Мне? - Лили сузила глаза. Ей захотелось чем-нибудь его треснуть. Вот еще собственник нашелся!
— Я не то хотел сказать…- Сев мгновенно притих. - Просто я не желаю, чтобы тебя дурачили… Он за тобой увивается, Джеймс Поттер за тобой увивается! — обида слишком захватила его, и он сам не понимал, кажется, что несет. — А он вовсе не то… что все думают… чемпион по квиддичу…
Лили все выше и выше подымала брови. Северус вел себя, как ребенок, у которого отбирают любимую игрушку. Невольно ей вспомнился день, когда она увидела его в первый раз - день похорон миссис Файрес. У него был такой же несчастный, полный отчаяния взгляд... И белые хлопья вместе с землей сыпались в свежую могилу. "Неужели Сев тоже меня ревнует? Почему? Я что, нравлюсь ему? Глупо... На что он рассчитывает? Он, признаться, просто смешон. Но если ревнует, то может и..."
— Я знаю, что Джеймс Поттер — безмозглый задавака, — ответила она скорее машинально, но резко. — Можешь не трудиться мне это объяснять. Но юмор Мальсибера и Эйвери — это безобразие. Безобразие, Сев. Не понимаю, как ты можешь с ними дружить!
Как ему мало надо для счастья! Выпрямился, походка упругая. Насколько может ослепить ненависть к человеку - ненависть, выжигающая в душе все доброе, даже благодарность. "Но неужели я в самом деле нравлюсь ему? Зачем он мне нужен? Что с этим делать?" Чувствуя растерянность и усталость, Лили решила по возможности свести общение с Северусом к минимуму.

Марлин оказалась права, когда предсказывала, что Нелли с Сириусом еще наплачется. В Хэллоуин Нелли еще танцевала с ним на вечеринке, устроенной в гостиной Гриффиндора - а два дня спустя уже плакала у потухшего камина. Дело было вот в чем.
Эльза Смит в открытую нацелилась на то, чтобы поймать в свои сети Энтони Григрасса. Среди слизеринцев своего курса он считался самым завидным женихом: происходивший из богатой чистокровной семьи с репутацией, не омраченной ни малейшим скандалом, он был умен, прекрасно воспитан, красив и поведением отличался крайне благоразумным. Он никогда не входил в десятку лучших по успеваемости, но был неизменно близок к ней, а профессор Слизнорт, очевидно, считал его столь перспективным и способным в определенных областях, что пригласил в свой клуб уже на третьем курсе.
Из этого можно понять, что Эльза на сей раз цели ставила перед собой куда более серьезные. Ей не нужен был очередной воздыхатель, готовый ради её каприза прыгнуть с Астрономической башни. Она искала жениха. К общему удивлению, Энтони остался к ней равнодушен.
Эльза, похоже, разозлилась, хоть и не показала и виду. Она демонстративно подарила внимание поочередно бывшим поклонникам - за исключением Мальсибера, занятого Кристал Хобхауз. Сначала Оливеру Монтегю показалось, что над землей вновь взошло солнце; затем Эйвери, кусачий лисенок, неделю бегал рядом с покровительницей. И с Сириусом-то Эльза пикировалась пару раз, не обращая внимание на присутствие Нелли. И язвила-то Энтони, едва он подсаживался, перемежая остроты с комплиментами. Но ему, похоже, было все равно.
Наконец он как будто стал сдаваться. Слизнорт в клубе также организовал вечеринку в честь Хэллоуина, и там Энтони и Эльза танцевали вместе. На следующий день, одними из первых войдя в Большой зал на завтрак, они очень мило обсуждали новую статью Абракаса Малфоя, направленную против действий Крауча (правда, через реплику гриффиндорцам, слышавшим разговор, хотелось их убить). Идя с занятий, Эльза на виду у всех прежних поклонников нежно взялась за согнутый локоть Гринграсса.
Этого Сириус стерпеть не мог. В Большом зале он подошел к Энтони и публично вызвал его на дуэль. Гринграсс не позволил себе отказаться.
По настоянию Блэка, дуэль сразу и состоялась. Оба вышли во двор – за ними гуртом высыпали любопытные – перехватили палочки, поклонились. Джеймс – видно, у Мародеров заранее все было условлено – подал знак, и немедленно противники попытались разоружить друг друга, но оба этого избежали. Сириус бешено нападал, Энтони сосредоточенно отбивался, иногда пользуясь случаем, чтобы пустить в противника заклятие, которое вряд ли должен знать пятикурсник. Лили, застывшая на пороге, заметила, как сбились группкой слизеринцы, как слегка поодаль стоит и с довольной улыбкой наблюдает за дуэлью Эльза, как Электра чуть приоткрыла губки, а Линнет всем видом выражает крайнее недоумение и неодобрение. Гриффиндорцы, разумеется, болели за Сириуса, только Нелли явно была в глубоком шоке, да Марлин смотрела отрешенно, слегка вздернув подбородок. В группке рейвенкловцев, которых, впрочем, пришло меньше, чем остальных, выделялся золотоволосый Гилдерой Локхарт, с комически-надменным видом рассуждавший, что приемы оба используют весьма примитивные, вот он сейчас поступил бы так, и сейчас этак… Локхарт, впрочем, уже ранее обещал однокурсникам, что отыщет Философский камень и станет капитаном сборной по квиддичу, хотя игроком был посредственным.
Дуэль прекратила Макгонагалл, обеспокоенная внезапным побегом с обеда большей части учеников и их долгим отсутствием. Лили заметила, как Эльза скорчила разочарованную гримаску, а по лицу Гринграсса скользнула тень облегчения.
Тем же вечером Сириус Блэк отправился к слизеринским комнатам и каким-то чудом, запугав одного первоклассника, заставил его вывести Эльзу для разговора. Сцена вышла бурая. Блэк кричал, чтобы она прекратила кокетничать, прекратила мучить людей попусту, чтобы определилась с выбором и не давала ложной надежды. Возможно, он надеялся, что на крики выйдет Гринграсс, и прерванная дуэль продолжится – но Энтони явится не изволил. Эльза дала Сириусу пощечину и ушла.
Разумеется, Сириусу по поводу позорящего факультет поведения ничего сказать не посмели, хотя Лили представляла, как смеется над старшим братом Регулус, и с каким удовольствием Северус смакует унижение врага. Точнее узнать она не могла: по данному себе обещанию, с Северусом старалась видеться не чаще, чем в две недели, даже на спаренных со Слизерином занятиях отсела от него. Сев не понимал, за что впал в немилость, и при редких прогулках Лили замечала, как плещется в его глазах горькая обида.
Так вот, утром после визита Сириуса к дверям Слизерина Нелли Гамильтон в гостиной рыдала у холодного камина, а Марлин вытянулась в кресле, чего-то ожидая. Алиса просительно посмотрела на Лили, обе взяли под руки Нелли и повели её умываться, а потом завтракать. Марлин крикнула им вслед, что догонит. Мери и Эммелина еще не оказывались: разоспались, видимо.

Возвращаясь с занятий, Лили заметила стрелку на чулке. Проклиная законы магии, по которым нельзя заклинанием штопать одежду, девочка пошарила в сумке, отыскивая лак для ногтей, который подарила летом мама. Добежала до ближайшего туалета. Потянула дверь – та почему-то не открылась.
С благими намерениями школьный туалет запирать не станут, а Лили все-таки староста. Она тихонько прошептала: «Алохомора!» и, стараясь, чтобы петли не скрипели, проскользнула внутрь. Прислушалась. Голоса доносились из-за яда кабинок, как из тумана: кто-то поставил Силенцио, и оно слабело.
- Эмми, слышь, хватит, а! – тонкий голос Мери, тут же чей-то глухой стон. – Прекрати, у тебя что, крышу снесло? Нам её велено проучить, а не покалечить.
- А разве я калечу её? – ласковый голос Эммелины. – Элси, тебе больно? Ах, какая у нас беда с ладошкой! – визг. – А с локтем…
Лили рванулась вперед и выскочила прямо на девчонок, у ног которых лежало хрупкое тело. Рукав измятой мантии в районе локтя продырявлен, ладонь растоптана, лицо в кровоподтеках, золотые волосы испачканы кровью, сочащейся из раны на голове. Только по дорогим туфлям и нежным шелковым чулкам Лили узнала Эльзу Смит.
- У вас заклинания слабеют, - проронила Лили. – А это что? Это что такое?
Эммелина подняла палочку, но Мери перехватила её руку.
- Нет! Ей ты ничего не сделаешь. Она своя. Она не скажет никому. Ведь не скажешь, Лил?
Лили продолжала бессмысленно смотреть на распростертое тело.
- Хорошо, - вздохнула Эммелина. – Скажет – ей же хуже. – Она вытащила из кармана тонкую вишневую палочку, в которой Лили угадала палочку Эльзы. Наклонилась к жертве. – Обливейт Максима!
- Ну все, уходим, - у Мери подрагивали губы. Она подхватила под руку Лили. Эммелина высунулась первой, присмотрелась: вроде никого. Девочнки выбрались и спешно дошли до комнат Гриффиндора.

Глава 35. Начало зимы

В спальне они застали Марлин: она сидела на кровати неестественно прямо, уронив руки. И Лили шестым чувством поняла: Марлин ждала их прихода. Подруга вяло обернулась, хотела что-то спросить, но при виде Лили прикусила язык.
- Она знает, - сухо сказала Эммелина. - И не расскажет никому. Ведь так, Эванс?
Но Лили не могла заставить себя ответить ей. Новая тяжелая догадка пришла ей в голову и потребовала немедленного подтверждения или опровержения.
- Марлин, избиение Эльзы подстроила ты? - очень тихо спросила девочка.
Та кивнула довольно равнодушно.
- Я его, скажем так, заказала. Остальное девочки сделали сами.
- Из любви к искусству, - хмыкнула Эммелина. - Разве Смит сама не напрашивалась?
- Заткнись, а, - устало попросила Мери.
Лили смотрела в пол.
- Алиса знает?
- Конечно, нет! - фыркнула Эммелина. - Кто-кто, а я не забуду ни Запретной секции, ни того, как она выслуживалась. И чтобы мы ей что-то доверили?
Стало немного легче. Значит, хоть Алиса непричастна.
- Марлин, зачем ты это сделала?
- Все просто, - Маккиннон спокойно пожала плечами. - Я достаточно слышала про её отца, чтобы понимать: после такого он заберет дочь из школы. А мне только этого и нужно. Пока Смит была в поле зрения Сириуса, он не видел никого больше. Теперь же она не будет его отвлекать. Он забудет о ней, а вертушки вроде Гамильтон мне не страшны.
Лили чувствовала, что ей не хватает воздуха.
- Но ведь это... Это...
- Не надо читать мне мораль. Если бы мы с Эльзой поменялись местами, она, не задумываясь, раздавила бы меня. Я просто успела первой.
Лили одолевал животный ужас. Перед глазами непрерывно была окровавленная, изуродованная Эльза, лежащая на полу туалета.
- Мы её там оставили... А если она истечет кровью?
- Не истечет. Успеют найти.

Эльзу в самом деле успели найти раньше, чем произошло бы непоправимое. Установить, кто напал на нее, не удалось: Обливейт Эммелины сработал на все сто, последние несколько месяцев напрочь стерлись у Эльзы из памяти, а свидетелей не нашлось. Так что напрасно отец пострадавшей регулярно скандалил с Дамблдором, писал в Министерство и в Попечительский совет: наказывать за его дочь никого не стали.
Однажды Лили увидела отца Эльзы. В очередной раз, видимо, высказав Дамблдору все, что он думает о порядке в школе, мистер Смит отправился навестить дочь. Лили посторонилась, пропуская высокого и статного человека, довольно молодого, но с сильной проседью в волосах, с испитым лицом и полными горечи глазами. Слизеринки, однокурсницы Эльзы, шедшие по коридору тихой группкой - видно, сами возвращались из Больничного крыла, где навещали подругу - остановились, сочувственно глядя ему вслед.
- Эльза говорила, её мать умерла при родах, - проговорила Электра. - А отец безумно любил свою жену. Эльза - её точная копия. И больше у него никого нет...
Меж густых бровей Летиции легла болевая складка.
- Несчастный, - пробормотала она. - А если бы Эльзу не успели спасти? Что бы с ним было?
Даже Линнет сменила обычное кислое выражение лица на растерянное: казалось, она совершенно не знала, как ей следует держаться и что говорить.
Едва Эльза чуть-чуть окрепла, отец забрал её из Хогвартса. Так что и здесь расчет Марлин оказался верен.
Сириус первое время сильно тосковал. Гадал вместе с Джеймсом, кто мог бы напасть. Люпин, находившийся там же, отмалчивался. Иногда Лили чувствовала, как он окидывает каждую из них изучающим и осуждающим взглядом. И ей становилось невыносимо стыдно, хотя её нельзя было бы назвать даже соучастницей - а тут еще Алиса, тоже наверняка легко просчитавшая, кто мог желать устранения Эльзы, начала заметно больше дичиться их четверых. Но особенно больно было думать об отъезде домой, об отце. Тому ли он учил её, так ли он сам поступил, когда пришла пора? Однако Лили понимала, что и подруг выдать не сможет. И не из страха, нет. Но не предавать друзей, любить их, что бы ни случилось - разве не долг?
"Папа, прости. Я так поступаю один раз, всего один. В следующий раз я докажу, я твоя дочь. Но сейчас не могу".
Ей было так плохо, что, видно, даже Северус понял это (тем более, что мог догадаться о причинах) и снова принялся таскаться за ней, развлекая, как мог. Он за последнее время придумал пару заклинаний, которые считал довольно забавными: для роста ногтей и заставляющее онеметь. Лили не хотелось с ним ругаться, все же его забота трогала, а разговаривать о чем-то было надо. И она предложила вместе начинать потихоньку готовиться к СОВ. Северус принял её предложение с радостью.
С того времени они часто сидели вместе в библиотеке или уединялись в комнате с гобеленами и вместе склонялись над учебниками и свитками пергамента, строча конспекты. Иногда Лили, устав от зубрежки, рассеяно рисовала на черновиках карандашом. Художница она была неважная, но миниатюрные портреты - лицо и линия плеч - получались неплохо. В задумчивости она сама не замечала, насколько часто рисует Джеймса.
Зато Северус однажды заметил. Когда Лили рисовала, он случайно глянул ей через плечо - и замер, уставившись на пергамент, испещренный миниатюрными портретами Поттера. Лили обернулась: Северус был синевато-белый, глаза остекленели, как у покойника. Новый прилив страха, вызванного его очевидной ревностью, девочка подавила с трудом.

Грустно миновал ноябрь, и вот уже декабрь встал у порога. Марлин, видимо, не смогла все-таки заставить себя сразу взять приз, не пыталась привлечь внимание Сириуса. А может, она просто ждала. Блэк неделю после того, как Эльзу увезли, не смотрел ни на кого - а потом демонстративно принялся гулять по коирдорам Хогвартса с оставленной Мальсибером Зои Макмиллан. Хаффлпаффка светилась от счастья и, проходя мимо Мортимера, гордо вздергивала носик. К началу декабря, впрочем, она приутихла, и взгляд и манеры стали боязливыми. О них с Сириусом стали поговаривать, что их отношения зашли куда дальше, чем прилично даже жениху и невесте. А у Зои семья была очень строгих правил, и девушка боялась, что кто-нибудь напишет родителям о её поведении. Тем более, Пенни-Черри регулярно поддразнивала приятельницу тем, что уже сделала это – и только окрик Мэрион заставлял маленькую мучительницу замолчать.
Будь Лили опытнее, она могла бы понять, что опасения Макмиллан не напрасны: слухи были правдивы. Она могла бы заметить, как Сириус раздался в плечах и заматерел в шее, как у Зои изменились, потяжелев, очертания фигуры. То, кажется, был первый скользкий слушок у них на потоке, и он - редкий случай! - никого не оболгал. Но Лили пока не отошла от скверных мыслей из-за нападения подруг на Эльзу, а еще туманило мир вокруг каждое появление Джеймса Поттера. Он приносил ей цветы из теплиц и пирожные из "Сладкого королевства" - просто так приносил, без намеков, неловко совал в руки, и его неловкость трогала больше, чем самый изысканный комплимент. Он пролетал рядом на метле, когда она гуляла, опасно свешивался, сжимая древко лишь коленями, и болтал ерунду. Но все так же задирал всех, кто ему не понравился, и опять начались его вечные стычки с Северусом. Лили, как старосте, приходилось отчитывать Поттера и снимать баллы. Она невольно слишком много думала о нем днем - удивительно ли, что он ей стал сниться по ночам?
На Хаффлпафф же вообще нашло романтическое поветрие. Толстушку Полли Эббот часто видели после занятий с Арчибальдом Уизерби, а Джон Грин открыто предложил Мэрион Риверс встречаться. Она с немалым достоинством согласилась, и теперь каждые выходные их можно было увидеть бродящими под ручку в Хогсмиде или по окрестностям Хогвартса. На кафе у них не всегда были деньги, но казалось, им ничего не требуется в обществе друг друга.
Однажды, гуляя по свежему снегу, Лили встретила Джона и Мэрион. Они, как обычно, под ручку чинно шагали по тропинке; Мэрион держала в руках раскрытую книжку и негромко читала Джону:
- Я только знал, какою мыслью
Ему судьба — гореть.
И почему на свет дневной он
Не может не смотреть, —
Убил он ту, кого любил он,
И должен умереть.
Лили узнала "Балладу Редингской тюрьмы" Уайльда, и ей как никогда остро вспомнилась ночь, когда рыдающий Джек Файрес прибежал к ним, их три чашки кофе и жесткие слова отца: "Ты должен ответить за то, что сделал". Мэрион продолжала своим монотонным, хрипловатым голосом:
- Кто слишком скор, кто слишком долог,
Кто купит, кто продаст,
Кто плачет долго, кто — спокойный —
И вздоха не издаст,
Но убивают все любимых, —
Не всем палач воздаст.
- Лили! - девочка вздрогнула. Как умел Северус так бесшумно приближаться? Впрочем, это на нее просто стихи подействовали угнетающе. И почему Риверс любит все мрачное?
Хотя вообще её можно понять. Давно, еще когда они с Грином были просто друзьями, Лили слышала, как Мэрион рассказывает ему:
- Пока я была маленькой, отцу меня было не с кем оставить, и он меня брал к себе на работу. Однажды поймали темного мага, сумасшедшего фанатика... Обезоружили, но никто не подумал, что у него может быть вторая палочка. Привели в участок, а я как раз там с карандашами сидела. Он выхватил запасную палочку и швырнул в меня Круциатусом.
- О Боже, - Джон приобнял её за плечи. - Больно было?
- Конечно, больно. Я тогда связки сорвала, так орала - поэтому и хриплю теперь. Память решили не чистить, мало ли как отразится, мне же было всего шесть.
А теперь Джон стряхивал с волос Мэрион снег таким бережным жестом, что не хотелось думать ни о пережитом ею Круциатусе, ни о его давнем разговоре с Батшебой Фергюссон.

К удивлению Лили, приехать на каникулы стоило ей куда меньших душевных сил, чем она предполагала. Под стук колес, под мелькание заснеженных лесов и полей позабылось произошедшее в школе, побледнел силуэт изуродованной Эльзы и трагическая фигура её отца, и даже Джеймс Поттер отдалился, став приятной мыслью, которую сейчас, однако, нет нужды держать в голове.
Петуния на праздники не приехала, сослалась на нехватку средств. Возможно, солгала: она уже работала в фирме и заработок имела – но ни родителей, ни сестру, признаться, не огорчило её отсутствие. Они, как ни когда ,почувствовали себя семьей ,единым целым, самыми необходимыми друг другу людьми, и в доме воцарился покой без прежнего напряжения от присутствия чужого, по сути, человека. Все было, как обычно – хлопоты с мамой на кухне, Сочельник, праздничный стол, рождественская служба, поздравления соседей и родственников – но никогда, даже в детстве, Лили не проникалась праздником с такой полнотой. В ней вспыхнуло ярким огоньком ожидания близкого чуда, ожидание уверенной, ведь чудо неминуемо должно было произойти.
Когда она с родителями выходила из церкви, в одном из стоящих на паперти нищих узнала Тобиаса Снейпа. Порывшись в карманах, выудила несколько пенсов, сунула ему в грязную руку, заросшую черным волосом. Он промычал что-то невнятное, но вроде бы остался доволен.
- Его жена плоха, почти не выходит из дому, - вздохнул отец. – Она обследовалась все-таки, обнаружили запущенный туберкулез, но лечиться опять отказалась.
- Интересно, муж клянчит ей на лекарство или опять на вино? – Роза не могла не поддеть мужа за чрезмерную жалостливость.
- Не знаю. Хотелось бы надеяться на лучшее, но увы… твой приятель, Лили, таки не приехал?
- Нет, пап.
- Ну так передай ему, что если попадется мне на глаза – спущу с него штаны и выдеру. Худшего сына, чем он, я не встречал.
Лили ничего не оставалось, как со вздохом кивнуть.
…Каникулы , как всегда, пролетели единым махом. Словно Лили сошла с «Хогвартс-экспресса», закрыла глаза, открыла – и снова обнаружила себя на знакомой платформе. И не успела она далеко отойти от барьера, как к ней подскочила Нелли Гамильтон.
- Ох, Лили, скорей, скорей! Мне велели тебя найти. Наши все собрались в одном купе, читают газету. Такое случилось…
- Что случилось-то? – Лили поспешила за Нелли, жалея об отсутствии Северуса, который помог бы управиться с багажом.
Уже на подножке Гамильтон обернулась, взмахнув кудрявым «хвостиком»:
- На Барти Крауча вчера было совершено покушение.

Глава 36. Покушение

Купе было набито битком; некоторым из собравшихся пришлось стоять. Лили увидела всех гриффиндорцев их курса, нескольких - с четвертого, нескольких старших ребят. У окна сидела с газетой Эммелина и читала вслух:
- Покушение на главу Департамента магического законодательства Бартемиуса Крауча. Вчера около четырех часов пополудни часть здания Министерства магии, в которой расположен Департамент магического законодательства, была полностью разрушена взрывом. Предполагается, что злоумышленникам удалось разрушить защитные чары, охранявшие стены Министерства, после чего несколькими неизвестными волшебниками было наложено Редукто Максима. Так как над местом преступления мгновенно образовалась Темная метка, можно с уверенностью сказать, что ответственность за гибель многих чиновников и гражданских лиц лежит на Пожирателях смерти и Том-Кого-Нельзя-Называть. Также очевидно, что их целью был Бартемиус Крауч - отважный борец с темными магами и самоотверженный защитник магического правопорядка. Он чудом выжил среди обломков здания и комментариев пока не давал, однако обещал в ближайшее время выступить на радио с обращением к британскому магическому сообществу, чем в очередной раз доказал свое мужество. "Ежедневный Пророк" следит за развитием событий. Рита Скитер, корреспондент.
- Новая какая-то, - поморщилась Марлин. - Стиль довольно корявый.
- Да при чем тут стиль... - отмахнулся Фрэнк.
Некоторое время все подавленно молчали. Многие из них не соглашались с бессмысленно жестокой политикой Крауча, но было страшно осознавать, что придется смотреть в глаза однокурсникам, родные которых погибли при покушении на него.
- Так что? Может, я был прав? - тихо спросил Сириус. - Прав по поводу заложников и казней?
- Боюсь, что Крауч сейчас к тому и придет, - голос Алисы дрожал, глаза покраснели. - Но это... Это только выставит нас сатрапами, а Пожирателей жертвами. И привлечет им новых сторонников.
- Но как? - развел руками Джеймс. - Брокльхерст, я решительно не понимаю, что можно найти хорошего в ублюдках, устраивающих взрывы?
- После того, как Министерство отправляло к дементорам невиновных, - Алиса уставилась в пол, - люди уже с трудом смогут поверить в его версию. А вдруг кто-то научился вызывать Темную метку, не будучи Пожирателем? Ведь это не исключено?
Раскрасневшись от возмущения, Джеймс хотел возразить, но Сириус легким жестом остановил его.
- Слушай, чего спорить? Придурков и мразей в стране достаточно. Взять хоть наших змеенышей...
- Да, - согласился Поттер. - Или сынка самого Крауча. Пит, что ты слышал? Что он сказал?
Водянистые глазки Петтигрю блеснули удовольствием: наконец на него обратили внимание.
- Его на сей раз не провожала мать... Я слышал, как он говорил Септимусу Берку и Миранде Фиорелли: "Мне жаль, что покушение было неудачным. Не знаю, что бы я сделал для того, кто отправит отца на тот свет".
Многие присвистнули.
- Ничего себе! - вскипела Эммелина. - Ну и... Ну и...
- Отец жесток с ним, - пискнула Нелли Гамильтон. - Месяцами не обращает внимания, не пишет. Но наказывает, если за год у него вышло хоть одно "Выше ожидаемого".
Вэнс чуть ли не брезгливо встряхнулась.
- Нормальное воспитание для мальчишки. Еще пожестче бы надо, раз тому в голову лезет такая дурь. И уж точно не повод убивать.

Перед ужином Дамблдор, осунувшийся и хмурый, как и все учителя, долго говорил о том, что преступления Пожирателей смерти не должны вселять страх перед ними или тем более их главарем, что дети должны видеть опасность трезво, не рисуя себе непобедимых злодеев, но и не недооценивая и тем более не идеализируя их. Лили рассматривала сидящих за столами: многие из них плакали или сдерживались из последних сил, даже за слизеринским столом не все хранили равнодушное выражение. Но были и такие, кто спокойно, без тени сожаления о погибших или сочувствия их близким обсуждал произошедшее. За столом Рейвенкло Пандора Касл и Эмма Фиорелли ворковали что-то утешающее первокурснице, размазывавшей по щекам слезы, а рядом сестра Эммы, Миранда, спокойно слушала маленького Барти Крауча, со спокойной досадой обсуждавшего с Септимусом Берком способ, которым убить отца было бы надежней. Про Берка говорили, что он не то собирается стать Пожирателем смерти, не то уже им стал.
"Странно: почему аврорат нас не проверяет? - подумалось Лили. - Тех же Розье и Уилкиса можно было бы остановить гораздо раньше, и они не убили бы Эдварда Сполдинга. И как те, кто уже заклеймен, учатся вместе со всеми, не боясь, что их метку увидят? Впрочем, потому и не боятся, что последствий для них не будет никаких". Приходилось признать, что Сириус и Эммелина, ратующие за большую жесткость, не так уж неправы.
Вечером Фрэнк Лонгботтом настроил отыскавшийся у кого-то радиоприемник, и гриффиндорцы собрались в гостиной - слушать выступление Бартемиуса Крауча. В возникшем среди помех твердом голосе с четкой дикцией не было и намека на усталость или волнение - Крауч отрубал каждое слово, как топором:
-Пожирателям смерти и их вождю не дано меня запугать. Своими преступлениями они лишь заставляют меня забыть не только о всяком снисхождении, но и о любых правах тех, кто арестован и состоит под судом. Преступники сами себя поставили вне человеческого круга, а значит, никаких прав не имеют. Поэтому я разрешаю применение к ним Непростительных заклятий. Я разрешаю любые меры воздействия на допросах. При малейшем сопротивлении преступника при аресте я разрешаю его уничтожение. Также необходимо предельное упрощение процедуры отправки пойманного преступника в Азкабан. Разбирательства лишь отсрочивают торжество правосудия. Никакой пощады. Пусть любой, пожелавший присоединиться к Тому-Кого-Нельзя-Называть, пожалеет о том, что родился на свет. Вы сами убедились, что остановить Пожирателей можно только таким образом.
Речь кончилась. После минутной паузы многие разразились аплодисментами.
- Здорово сказано! - воскликнул Сириус.
Люпин почему-то поспешил приемник вернуть владельцу.
- Но это открывает возможности для полного произвола, - тихо сказала Алиса, когда аплодисменты смолкли. - Вспомните профессора Фенвика.
- Ой, не дави слезу, Брокльхерст, - Эммелина презрительно скривилась. - Либо льется кровь, либо льются сопли. И если льются сопли, вскоре неизбежно начинает литься кровь.

Зима проходила под знаком ожидания. Родственники погибших и пострадавших и все, кто им сочувствовал, ждали вестей о том, что устроившие взрыв пойманы или на их след хотя бы удалось напасть. А возможно, были и такие, кто опасался разоблачения.
Напряжение от ожидания было столь сильным, что сковывало любые мысли. Раньше привлекали к себе внимание интрижки и скандальчики между учениками – теперь же они проходили почти незамеченными. По крайней мере один человек от этого выиграл.
Зои Макмиллан на зимних каникулах, не выдержав страха перед разоблачением, сама призналась родителям в крайне легкомысленном поведении. Наказание она перенесла стойко и, возвратившись в Хогвартс, наотрез объявила Сириусу, что встречаться с ним не будет. Блэк не особенно расстроился, почти сразу закрутив роман с Изабель Крейл – стройной рейвенкловкой со смугловатым личиком, золотисто-каштановыми кудрями и глазами редкой синевы, словом, прехорошенькой. Но беда в том, что, хотя Зои и порвала с Сириусом, чувства её не думали остывать. Все замечали, как она провожает полным боли взглядом его высокую сухощавую фигуру, когда он с Изабель гуляет по коридору или направляется в Хогсмид, как на спаренных занятиях исподтишка мучительно любуется им. В другое время положение девушки, самой себя загнавшей в ловушку, вызвало бы град насмешек или обидное, унизительное сочувствие. Теперь же разве Гестер Хорнби ехидно улыбалась, встречаясь с Зои в коридоре, да Пенни-Черри, как ни гоняли её Мэрион и прочие старосты, находила особое удовольствие в том, чтобы дразнить несчастную, описывая красоту Изабель или пересказывая подслушанные разговоры рейвенкловки с Блэком (немного приукрашенные фантазией самой Пенни).
Остальным же было не до того. В марте пронеся слух, будто у одного из учеников однокурсник видел на руке Темную метку. Поначалу речь шла только о Септимусе Берке, но постепенно молва прибавила к нему и некоторых шестикурсников, и Мортимера Мальсибера, и Альфреда Эйвери, и даже Регулуса Блэка, хотя зачем Тому-Кго-Нельзя-Называть мог понадобиться четверокурсник – загадка. Разве что заинтересовала скрупулезная подборка статей о его деяниях. Еще говорили, будто всех этих ребят встречали в разное время в Хогсмиде в компании человека лет под тридцать, с козлиной бородкой и масляно-ласковыми глазами. Мягким голосом с запоминающимся акцентом он говорил о том, что Темный Лорд скоро придет к власти, но ему необходимы сторонники.
Лили так и подмывало спросить Северуса, видел ли он метку на руке кого-нибудь из слизеринцев, но она знала, что выйдет ссора, и помалкивала. Последние месяцы они ,как ни странно, прожили в полном мире: спокойно готовились к СОВ, собирали дополнительные материалы (Северус говорил, что это необходимо для по-настоящему заслуженного «Превосходно»), а отдыхая, вспоминали случаи из детства, будто перебирая карточки в альбоме. Однажды Лили принесла им обоим с кухни, перекусить, пирожки с голубикой, и они со смехом припомнили, как питались голубикой в лесу, когда заблудились. Другой раз, поедая печенье, Северус подколол девочку рассказом о том, как она, учась готовить, скармливала ему первые «кулинарные шедевры». Он удивился, признав, что они все были вполне съедобны и даже вкусны, за что слегка получил книжкой по макушке. Лили не решилась сказать, что кормила его нарочно: в то лето он жил в шалаше, в лесу, и ходил совсем голодный.
Её умилял его неуверенный тихий смех и темные круги усталости под вечно запавшими глазами, и хотелось как можно дольше сохранить хрупкий покой, воцарившийся в их отношениях. Поэтому она больше ни о чем не спрашивала и ни за что не ругала его: интуиция подсказывала, что сейчас совсем не время, лучше сделать что-то хорошее, чтобы запомнилось надолго. И Лили приносила Северусу горький кофе и мягко заставляла встать с каменного пола, на который он запросто мог усесться, зачитавшись.
Однажды, в особенно сентиментальном настроении, Лили даже предложила ему скрепить дружбу кровью. Сев рассеянно буркнул: «Угу», не отрываясь от фолианта по теории боевых заклинаний, но когда Лили сбегала за бритвой и уже примеривалась чиркнуть по запястью, вскочил, отнял лезвие и заорал на нее благим матом. Лили спокойно его выслушала, рассмеялась и обняла, прильнув всем телом, ощущая, как бешено колотится его сердце. Сев долго вздрагивал, машинально водя руками по её волосам.

Уже наступил апрель, когда по делу о покушении на Бартемиуса Крауча стали известны первые результаты расследования. Круг подозреваемых наконец был очерчен: Антонин Долохов - человек с длинной темной биографией, Джимбо Джагсон – чиновник, пару лет назад вышибленный из Министерства за взяточничество, а также братья Лестрейнджи – Родольфус и Рабастан, а также Огастес Гиббон – бывший загонщик «Пушек Педдл». По иронии судьбы, жена Родольфуса Лестрейнджа приходилась двоюродной сестрой Сириусу Блэку: это была та самая старшая из его кузин, о которой говорили, будто она стала Пожирательницей смерти.
- Не думаю, что она участвовала в этом деле, - рассуждал Сириус. – Мозгов у нее немного. Не удивлюсь, если она при Сами-Знаете-Ком штатный палач, и не завидую её жертвам. Кровожадность кузины Беллы не знает границ. А вообще мне смешно. Родольфус верно служит Темному Лорду, а ведь у самого… хм… рога.
К середине апреля пришла первая радостная новость: Гиббон был схвачен, притом арестовал его лично Аластор Грюм. Гриффиндорцы отмечали этот арест, как победу в квиддичном матче. Джеймс Поттер на радостях чмокнул Лили в губы, тут же извинившись, что не сдержался.
- А вообще, Эванс, раз уж мы с тобой поцеловались, может, сходим в эти выходные в Хогсмид?
Лили прижимала к губам пальцы – ей казалось, рот горит.
- Мне… В выходные мне надо заниматься.
- С Нюнчиком? – нехорошая тень мелькнула в глазах Джеймса, но девочка убедила себя, что ей показалось.
- А хоть бы и с ним. Поттер, тебе-то какое дело, с кем я? Может, я с тобой идти просто не хочу?
- Уважаю твое желание, Эванс, - раздельно проговорил он. – Если оно действительно твое.

Глава 37. Семьдесят восьмой раз

Подготовка к СОВ забила май: в этом году в любимом месяца Лили почти не бывала на прогулке. Она ходила с больными, слезящимися от недосыпа глазами, ссутулившись – не было сил держать осанку, и то и дело дотрагивалась до головы, которая, как ей казалось, распухла, увеличившись раза в два. Северус, шафранно-желтый лицом, с черными кругами, напоминавшими уже внушительные синяки, с костлявыми руками был разительно похож на инфернала из учебника по ЗоТИ. Пару раз он засыпал на ходу и врезался в углы или колонны.
Остальные держались не лучше. В спальне девочек не закрывалось окно: Мери каждые пять минут кричала, что голова у нее точно лопнет, и высовывалась дышать свежим воздухом. Марлин, наоборот, раскуривала ароматические палочки, издававшие сильный приторный запах: якобы это должно было помочь не то расслабиться, не то сосредоточиться. На деле это помогало только не спать ночью и чувствовать легкую тошноту днем, поэтому за вечно распахнутое окно Лили была Мери очень благодарна. Алиса, затарившись на кухне бутербродами и залив в бутылку тыквенного сока, окапывалась в библиотеке, покуда ближе к отбою усталая и раздраженная мадам Пинс не выгоняла её взашей. То из спальни мальчиков, то из гостиной доносилось бормотание Ремуса Люпина: он читал учебник вслух себе и Петтигрю. И только Джеймс и Сириус, под настроение беря книжку и тут же отшвыривая, в свое удовольствие гоняли над квиддичным полем, бегали в то в Хогсмид, то в Запретный лес и устраивали дуэли во дворе. Сириус, сверх того, успевал обниматься по углам с Изабель Крейл. Джеймс попробовал было в начале мая подкатить к Лили, снова позвав его в Хогсмид, но она замахнулась на него книжкой, издав вопль, достойный баньши, и Поттер быстро ретировался.
Лили так устала, что почти не чувствовала волнения – и, вероятно, потому смогла, когда экзамены наконец начались, хладнокровно выкладывать на каждом из низ все, что удалось запомнить. Благополучно миновал экзамен по Зельеварению, затем Заклинания прошли вполне спокойно. В среду студенты должны были сдавать СОВ по ЗоТИ: утром – теория письменно, после обеда – практика.

Лили в окружении подруг вышла во двор, подставила лицо летнему солнцу. Тело млело от жары, разум блаженно молчал, кажется, выдохнувшись на сегодня. Ей предстоял еще один рывок, практическая часть, но то будет после обеда. А до самого обеда оставался час. Можно как следует прогуляться, впервые, пожалуй, за много дней.
- Не так уж много предметов осталось, - пробормотала она, утешая себя. - Минус зельеварение, минус заклинания, и ЗоТИ, считайте, минус…
- Да, и всего-то еще трансфигурация, травология, астрономия, уход за магическими существами и прорицания, - поддела её Марлин.
- А у меня нумерология и древние руны, - напомнила Алиса.
- Так сама виновата, зачем ты их брала? – Мери дернула плечами. – А вообще прорицания – это действительно ерунда. Ну посмотрим друг другу на ладони, нагадаем богатых женихов и долгую жизнь…
- И получим по Троллю, - закончила Марлин. Девчонки прыснули. Мери на секунду набычилась, но предложила:
- Слушайте, давайте на Озеро пойдем? Ноги хоть помочим. А то у меня спарились совсем в этих чулках дурацких. Да, кажись, и наши уже все там.
Точно, пятикурсники норовили занять любое место в маломальском тенечке. Там и тут на траве чернели мантии и белели рубашки. Девчонки заметили Мардеров и помахали им. Джеймс, взъерошив волосы, вытащил из кармана что-то маленькое, золотом блеснувшее на солнце.
- Ого! – присвистнула Мери. – Поттер снитч стащил.
Джеймс с необыкновенной ловкостью принялся играть снитчем, но лили не хотелось сейчас смотреть на него. Сбросив туфли и гольфы, она поболтала ногами в овде, обулась и растянулась на траве, закрыв глаза. Зеленый шум буковых крон убаюкивал, она не знала, сколько прошло времени, и не сразу отделила от шелеста листьев и пения птиц смешки и выкрики, доносившиеся на некотором расстоянии.
- Эй, Лили, - Мери растормошила её. – Лили, гляди-ка, что Поттер с Блэком творят!
Сердце отчего-то холодно сжалось. Лили открыла глаза и села, поглядев ту сторону, куда уже смотрели Мери, Марлин и распахнувшая глаза Алиса.
В нескольких футах от нее собралась толпа вокруг Джеймса и Сириуса. Рядом, хихикая , вертелся Петтигрю, Пенни-Черри хохотала и хлопала в ладоши, чуть не подпрыгивая, а на траве лежал Северус. Изо рта у него шла мыльная пена, и он кашлял, задыхаясь. Алиса, подрагивая лицом, отступила на пару шагов и бросилась бежать. Лили вскочила и выкрикнула:
- Оставьте его в покое!
- Что, Эванс?
От глубокого, мелодичного голоса Джеймса внутри что-то сладостно сжалось, тело омыло теплой волной, и в груди, а потом в животе стало сладко. Лили с трудом преодолела себя.
- Оставьте его в покое, - повторила Лили. Она не знала, за что злится на Джеймса в ту минуту – за очередное издевательство над Северусом или за то, что от его голоса тело тает, как свеча на огне.
- Ну, — сказал Поттер с видом человека, серьезно обдумывающего заданный ему вопрос. — Пожалуй, все дело в самом факте его существования, если ты понимаешь, о чем я…
Все вокруг прыснули, как будто это была замечательная острота. Лили почувствовала, как дрожат плечи.
— Считаешь себя остроумным, — холодно сказала она. — А на самом деле ты просто хвастун и задира, Поттер. Оставь его в покое, ясно?
— Оставлю, если ты согласишься погулять со мной, Эванс, — быстро откликнулся Джеймс. — Давай…Давай прогуляемся, и я больше никогда в жизни не направлю на Нюнчика свою волшебную палочку.
Она подавила горький смешок. Стало быть, это он ухаживает таким способом! Ох, Поттер, какой же ты дурак.
— Я не согласилась бы на это, даже если бы у меня был выбор между тобой и гигантским кальмаром.
— Не повезло, Сохатый! — весело сказал Сириус и резко развернулся.— Стой!
Не успела Лили подивиться чудному прозвищу Джеймса, как на его щеке появился глубокий порез, и на мантию брызнула кровь. Северус, видимо, не терял времени даром. Лил едва подавила желание броситься к Поттеру и утереть кровь, а Сев уже повис в воздухе вверх тормашками, к неописуемому наслаждению многих. Как нарочно, он вчера испачкал брюки, пролив на них сок; пришлось отправить в стирку. На обозрение толпы предстали его тощие, бледные ноги и серые, заношенные трусы. Пенни-Черри завизжала от восторга, Питер схватился за живот, Поттер с Блэком расхохотались жеребцами, и не они одни. Сама Лили не вполне сдержала улыбку, но все-таки повторила:
- Отпусти его!
- Пожалуйста, — сказал Джеймс и взмахнул палочкой.

Сев шлепнулся на землю, точно груда тряпья. Выпутавшись из подола мантии, он быстро вскочил на ноги с палочкой наготове, но Сириус сказал: «Петрификус тоталус!» — и бедняга снова упал плашмя, как доска. Лили начала надоедать эта комедия.
- Оставьте его в покое! — крикнула она и выхватила палочку. И почувствовала настороженные взгляды Поттера и Блэка.
— Послушай, Эванс, не заставляй меня с тобой сражаться, — серьезно сказал Джеймс.
— Тогда расколдуй его!
Поттер тяжело вздохнул, повернулся к Северусу и пробормотал контрзаклятие.
— Ну вот, — сказал он, когда Сев вновь с трудом поднялся на ноги. — Тебе повезло, что Эванс оказалась поблизости, Нюниус…
— Мне не нужна помощь от паршивых грязнокровок!
Лили показалось, что земля закружилась под ногами. Деревья и озеро то приближались, то удалялись, и лица однокурсников замелькали перед глазами, искаженные. В горле рос, душа, забивая гортань, крик.
- Прекрасно, —только и смогла она сказать. — В следующий раз я не стану вмешиваться. Кстати, на твоем месте я бы постирала подштанники, Нюниус.
— Извинись перед Эванс! — заорал Джеймс, направив на Северуса палочку.
— Я не хочу, чтобы ты заставлял его извиняться! —взвилась Лили. — Ты ничем не лучше его!
— Что? — взвизгнул Джеймс. — Да я никогда в жизни не называл тебя… сама знаешь кем!
— Ходить лохматым, как будто минуту назад свалился с метлы, выпендриваться с этим дурацким снитчем, шляться по коридорам и насылать заклятия на всех, кто тебе не нравится, только потому, что ты от природы… Непонятно, как твоя метла еще поднимает в воздух твою чугунную башку! Меня от тебя тошнит!
Она бросилась прочь, и хотя Поттер кричал ей вслед, не остановилась.
Ей казалось, что её ударили по голове, что должна пойти носом кровь, что сейчас она упадет в обморок – но ничего не происходило, до обидного ничего. Она еще боялась признаться себе, что сейчас произошло, как назвать то, что сказал Северус, то, что он сделал. Она хваталась за горло, давя визг, а запнувшись об корень дерева во дворе, не выдержала. Опустилась на колени, обхватила ствол, уткнулась лицом в шершавую кору и тихонько заскулила, обдирая руки и нос. Слез почти не было. От такой обиды не бывает слез.
По смутному шуму она определила, что однокурсники возвращаются, но не смогла заставить себя подняться. Ей помогли встать Мери и Марлин, подхватили под руки и рванули вверх, да так – под руки – и повели. Алисы почему-то не было, она появилась уже за обеденным столом, чем-то сильно удрученная, с неестественно красными щеками.
- Где была? – спросила её Мери.
- Наверняка искала товарищей Нюнчика. Ведь так? – ответила за нее Марлин.
- Так, - Алиса покраснела еще сильнее.
- Ну и что же они? Отказались прийти? Или, может, одобрили действия Джеймса? – намазывая на тост сливки, Марлин поджала губы.
- Нет, - ответила Алиса очень глухо; казалось, ей, как усталой птице, хочется спрятать голову под крыло. – Регулус Блэк и Летиция Гэмп пошло со мной… Просто, когда мы пришли… Все было кончено.
Она поежилась. Лили тупо посмотрела за слизеринский стол, где Северуса, конечно, не было, а меловым Регулусу и Летиции, казалось, ни кусочка не лезло в рот. Конечно, если они это увидели, их еще долго будет тошнить. Лили уже знала, что Алиса имеет в виду. Девчонки рассказали, когда в туалете умывали её, что, когда она ушла, Джеймс снова подвесил Северуса вверх ногами и снял с него трусы.
- Вот картина была! – веселилась Мери. - В другой раз небось придержит язык, не захочет опять всей школе демонстрировать голый зад и причиндалы!
Марлин тоже хохотнула и отпустила пару совсем уж непристойных комментариев, а потом добавила, что, когда они уходили, Северус еще продолжал висеть все в том же положении, бесстыдно оголенный. Трусы его Джеймс, завязав в них камень, швырнул в озеро. Но кто-то же должен был его снять. Лили справилась с желанием истерически расхохотаться.
Новость о случившемся у озера быстро облетела Большой зал. Явившиеся на обед Мародеры прошествовали на свои места, как два молодых генерала-победителя с денщиками. За столом Хаффлапаффа Пенни-Черри в красках расписывала вид Северуса без белья, пока Мэрион не стукнула по столу ложкой, пригрозив снимать баллы за каждое слово, которое еще от нее или от кого-то другого услышит об этом.
А ведь Риверс у озера не было. Когда подружки ввели Лили в двери школы, им под ноги выскочил прозрачно-жемчужный барсук и растворился воздухе. Вслед за ним вышли, обнявшись, Мэрион и Джон Грин с такими блаженными улыбками на лицах, что Лили не знала ,как не разрыдалась прямо там. Она помнит, как вытянулось худое лицо Риверс, как она стала спрашивать, в чем дело, а подружки молча провели Лили мимо.
…Так, вот уже о случившемся узнала Эммелина. Жмет Джеймсу и Сириусу руки.
- Вы молодцы. Настоящие рыцари. Эванс, ты поблагодарила Джеймса?
Лили вяло подняла голову. Отвечать она не могла.
- Оставь, не в себе еще, - кинулась оправдывать её Мери.
- Правда, вы полиберальничали, - упрекнула Эммелина мальчиков. – Раз уж задницу приготовили, надо было прутьями или ремнями настегать. Он сполна заслужил за такое дело. Скотина поганая.
- Извини, - Джеймс виновато развел руками. – Не учли.
- В следующий раз специально ремни намочим, - пообещал Сириус.
- Замолчите, - тихо вздохнула Алиса. – Как вы отвратительны все. Довели человека, а теперь глумитесь. Лили, послушай, - она перегнулась через стол, дотронулась до плеча Лили, но Марлин властным жестом усадила её назад.
- Или ты с нами, или уходи из школы. На других факультетах тебе места нет, на нашем, если не согласна с остальными - тоже. Ты и так на плохом счету, сколько раз нас предавала. Я не шучу, - Эммелина взяла вилку и начала ковыряться в тушеной фасоли.
А Лили не могла ни есть, ни пить. «Северус предал меня. Предал. Вот кем он меня считает. Паршивой грязнокровкой. И поставил об этом в известность всех. Господи, если бы я могла его больше не видеть! Если бы он умер, сейчас, сию секунду! Подлец, трус. Прогнулся под своих дружков-змей. Негодяй. Тварь последняя. Почему я его защищала? Почему столько лет была слепа? Так бездарно потратить годы… Из-за него я оттолкнула Петунию. Из-за него могла поссориться с подругами, Джеймса упустить – из-за него. А что взамен? Узнать, что он предаст меня по первому слову чистокровных приятелей? Они, между прочим, пальцем не шевельнули, чтобы ему помочь! А я старалась – и я виновата. Да я же всегда у него была виновата, во всем! Он и разу не помог мне в моих бедах. Лгал, лишь бы удержать меня при себе. Как я могла быть такой дурой! Но сегодня он показал свое истинное лицо. И все будет иначе».
На глаза попался болтавший с хаффлпаффцами призрак Толстого монаха. Вспомнилось, как давно, в начальной школе, мисс Дэск спрашивала, сколько раз нужно прощать ближнего. А Лили не осмелилась спросить, прощать в семьдесят восьмой раз или нет. «До семидесяти семи раз, мисс Дэск, я точно прощала. А в семьдесят восьмой раз – не могу. Предел. Сил нет, и смысла – тоже. Да и не сказано, что прощать дальше следует».

Глава 38. Позор

Студенты толпились перед классом, ожидая прихода комиссии. Лили прислонилась к стене, устало прикрыв глаза. она немного успокоилась, сознание стало ясным, но было очень холодно, как после долгого плача.
Толпа еще вовсю обсуждала произошедшее у озера, "грязнокровку" и позор Северуса."Так надо... Так правильно, - механически отдавалось у Лили в голове. - Он заслужил это за то, что так тебя предал. А Джеймс за тебя опять заступился". Конечно, больно было осознавать, что Северус ей теперь совсем чужой. Столько лет жизни просто так не вычеркнешь. Но у нее еще все впереди, она проживет еще долго, и годы, отравленные общением с ним (сейчас она видела в их дружбе лишь дурное) сгладятся в памяти и померкнут. Она же была ребенком. Дети часто заблуждаются.
- Ого, явился!
- Что, трусы нашел?
- Эй, Снейп, задницу прикрыл? А может, нам проверить?
- Небось, надеешься, что хорошо себя прорекламировал?
Лили окинула взглядом коридор. Вот даже как... Северус, всклокоченный, в грязной измятой мантии, в полуразвязанном галстуке, спокойно шел по коридору. Лицо бесстрастное, будто с ним совершенно ничего не случилось. "Видно, у него совсем нет стыда, раз решила показаться на глаза людям после такого". Алиса потупилась, Мэрион бросила на остальных хаффлпаффцев грозный взгляд, Летиция подалась вперед, но стоявший рядом Эйвери мягко удержал её. Люпин покраснел и отвернулся. Зато остальные шутили, тыкали в Северуса пальцем и улюлюкали, пока не явились преподаватели. Мародеры громко и смачно расписывали, что сделают с ним в следующий раз. Он же, стоя у стены, невозмутимо читал.
...На экзамене Лили все-таки показала себя не лучшим образом, но была уверена, что до "Выше Ожидаемого" её результаты дотянут. В конце концов, мало кто способен хорошо сдать этот предмет, когда так часто менялись преподаватели. После она поспешила в комнаты Гриффиндора. Хотелось прилечь. Трансфигурацию решила не повторять, благодаря профессору Макгонагалл прекрасно её понимала, а потому помнила.
К вечеру Лили почувствовала себя гораздо лучше и, спустившись в гостиную, где Мери, Марлин, Нелли и Эммелина играли в лото, присела с романом у двери. Мародеры куда-то убежали; стоит отметить тактичность Джеймса, ни разу за день не подошедшего к ней. Алиса, как обычно, сидела в библиотеке. Впрочем, вскоре Лили услышала её голос: видимо, остановившись у Портрета, подруга кому-то терпеливо втолковывала:
- Я позову Лили, но не уверена, что она захочет выйти. И вообще, сегодня вам лучше не встречаться. Вы оба на нервах, только наговорите лишнего. Поди к себе, отдохни, и Лили отдохнет, а уж завтра...
И голос, от которого в груди стало больно, глухо ответил:
- Сейчас. Нужно сейчас. Пожалуйста, вызови Лили.
- Хроршо, попробую. Но ничего не могу обещать. Все равно, ты бы здесь не стоял. Мальчишки наши неизвестно где бродят, вдруг вернутся, увидят... Отойди куда-нибудь.
Войдя в гостиную, Алиса присела на ручку кресла Лили.
- Твой друг тебя ждет. Хочет извиниться.
- Он мне больше не друг, - Лили спокойно перелистнула страницу. На душе было пусто.
- Не надо. Вы столько лет вместе, этим ведь не бросаются. Мало ли, что между друзьями бывает. Он гадко поступил, но ты отлично знаешь, почему.
- Мне все равно, почему. Он показал свою суть. Он такой же расист, как остальные слизеринцы. Значит, нам не по пути.
Алиса хотела что-то возразить, но Мери, отвлекшись от игры, крикнула:
- Слышь, ну оставь ты человека в покое! Видишь, ей ни до чего!
Грустно покачав головой, Алиса вышла.

Ужинать Лили не пошла. Девчонки пообещали принести ей вкусностей. Сидела у радиоприемника и рассеянно слушала новости магического сообщества: был арестован Пожиратель смерти Торфинн Роули. Лили немного помнила вспыльчивого светловолосого гиганта, учившегося курсом младше Гестии Джонс. "Значит, они набирают и вчерашних школьников. И им требуется пополнение, и завтра место этого Роули, может быть, займут Мальсибер или Эйвери. А возможно, и Северус". Кто знает, если она однажды попадется Пожирателям и их Лорд прикажет пытать её, или изнасиловать, или убить - Северус сделает это? "Конечно, да. Можешь и не сомневаться. Разве сегодня ты еще не все поняла о нем?"
Вернулись девчонки, принеся ей стейк, вишневый пирог и тыквенный сок.
- А твой змей все еще под дверью торчит, - хихикнула Мери. - Ух и накостыляют ему наши мальчишки, если наткнутся.
Лили равнодушно пожала плечами. От пустоты внутри совсем не было сил, но и спать не хотелось. Поэтому, когда настало время отбоя, она просто легла, закрыв глаза. Алиса и Марлин, сидя в постелях, еще читали. Мери тихонько убежала: она забыла в Большом зале старую игрушку, пластмассового солдатика, которую всегда на счастье носила с собой. Кажется. вот она вернулась.
- Нет, ну вы видели? Он все еще там! Говорит, всю ночь простою, пока Лили не выйдет. Тоже мне, напугал! Да пусть стоит - думает, выстоит чего-то?
- Тише, - неприязненно сморщилась Алиса, зачем-то вставая. - Лили спит.
- Я не сплю, - Лили еще с приходом Мери открыла глаза, а теперь приподнялась на локтях. - Что у вас там?
- Твой провинившийся слизеринец нас осаждает, - объяснила Марлин. - Мы, конечно, можем позвать кого-нибудь из ребят, чтобы его отлупили, или Макгонагалл, чтобы назначила ему отработку, но это будет не по-гриффиндорски, не находишь?
И Лили поняла, что ей все же придется к нему выйти.
...Северус все в том же кошмарном виде стоял у Портрета, низко опустив голову. При появлении Лили стал еще внимательнее изучать пол и еле выдавил:
— Прости меня.
Она с усталым отвращением бросила:
— Отвяжись.
— Прости меня!
— Можешь не трудиться.
В коридоре сильно дуло: должно быть, где-то забыли закрыть окно. Лили обхватила себя руками.
— Я пришла только потому, что Мэри сказала, будто ты грозишься проторчать здесь всю ночь…
— Да. Я бы так и сделал, - каждое слово вырывалось у него будто с кровью. - Я вовсе не хотел обзывать тебя грязнокровкой, это у меня просто…
— Сорвалось с языка? — опять, опять выкручивается, хватит уже. — Слишком поздно. Я много лет находила тебе оправдания. Никто из моих друзей не понимает, почему я вообще с тобой разговариваю. Ты и твои дружки — Пожиратели смерти…
Он ничего не возразил, и Лили угадала, что попала в цель.
- Ага, ты этого даже не отрицаешь. Ты даже не отрицаешь, что сам собираешься стать таким же. Тебе не терпится присоединиться к Сам-Знаешь-Кому, да?
Он открыл было рот, но так ничего и не сказал. Лили говорила наобум, но с ужасом поняла, что и это её предположение верно. Называясь ей другом, он хотел присоединиться к борющимся против таких, как она.
— Я больше не могу закрывать глаза. Ты выбрал свою дорогу, я — свою.
— Нет… - казалось, он вот-вот начнет заламывать руки. - Послушай, я не хотел…
— Обзывать меня грязнокровкой? Но ведь всех, кто родом из таких семей, ты именно так и зовешь, Северус. Почему же я должна быть исключением?
Он задрожал, пытаясь что-то сбивчиво пробормотать, но Лили было уже все равно. Бросив на него презрительный взгляд, она вернулась в комнаты и сразу легла, не обращая на девчонок никакого внимания. Кажется, Алиса выходила некоторое время спустя, но тоже быстро вернулась.

Лили пообещала себе отныне не замечать Северуса, как будто его и нет на свете. Но на следующее утро, за завтраком, все же не смогла не обернуться в сторону его согбенной фигуры, при появлении которой по Залу прокатился хохот, и снова посыпался град насмешек.
Слизеринцы молчали; никто не обернулся в сторону товарища, не пригласил его сесть рядом. Кажется, вчера Северус все же попался кому-то из преподавателей, и с него за ночную прогулку сняли немало баллов. А кто-то, наверное, догадался и о причине, по которой Северус очутился ночью у гриффиндорской гостиной. Поэтому и на собственном факультете все, даже Регулус и Мальсибер с Эйвери, смотрели сквозь него. Только Летиция Гэмп подвинулась, освобождая ему место, поставила перед ним чашку кофе и тарелку с бутербродами, погладила по плечу. Он не шевелился: совершенно погруженный в себя, будто и не замечал, что происходит вокруг. Он даже не заметил, как на выходе из зала Бертрам Обри прилепил ему на спину плакат: фигура в задравшейся мантии висела вверх ногами без трусов. Мэрион Риверс плакат сорвала и сожгла, а затем, догнав Обри, закатила ему пощечину.
После теоретической части девочки на сей раз на озеро не пошли: пощадили чувства Лили. Сидели во дворе и болтали о всякой ерунде. Настроение у Лили было на удивление ровным, как у выздоравливающей, когда еще нет сил на бурные эмоции, и его не испортил даже Джеймс Поттер, прогуливавшийся по двору с Пенни-Черри. Хаффлпаффка висла у него на руке и, проводя пальчиками по шраму на щеке, оставшемуся со вчерашней стычки, шептала, как ему идут следы ран, какой мужественный вид они придают. Светлые волосы Пенни были откинуты назад, солнце золотило их и мелкие веснушки на розоватых щеках, делая треугольное личико девочки похожим на незрелую ягодку земляники.
- Она мало на что может надеяться, - ободряюще произнесла Марлин, когда парочка скрылась. - Поттер просто позволил ей побыть рядом, как Сириус позволял Нелли.
- Я понимаю, - кивнула Лили. Её душу по-прежнему ничто не тревожило. Что с того, что дружки Северуса - Пожиратели смерти, и сам он собирается присоединиться к ним? Из-за чужих людей не расстраиваются. Если он станет ей врагом, она будет сражаться с ним. Как все-таки хорошо, что он не может её больше ничем огорчить.
Во время перерыва, кстати, Северуса не было видно. На обеде он появился, вызвав свист новую порцию издевок, а после практической части опять, видимо, исчез. По крайней мере, идя в библиотеку (по травологии все же не смогла по одному вопросу найти конспект), Лили услышала разговор Регулуса и Летиции, стоявших у окна:
- Давай все-таки найдем Северуса, - Летиция, успевшая переодеться в синее платье, накинула сверху нежно-голубой платок и слегка куталась. - Его сейчас нельзя оставлять одного.
- Ты не понимаешь, - тонкое лицо Регулуса было жестким. - Его именно что нужно оставить одного, чтобы он понял, как низко пал, унижаясь перед грязнокровкой. И подводя факультет.
- Но ведь он твой друг.
- Мне не могут быть друзьями те, у кого грязнокровка на первом месте. Так что, если я пойду с тобой, мне придется вести себя неискренне, скрывая презрение. А я на это не способен, да и не вижу смысла.
- Однако мне ты пойти разрешаешь? - в мягком голосе Летиции заиграл блик лукавства. Регулус театрально вздохнул.
- Делай, что хочешь. Я не могу тебе запретить.

Экзамены заняли еще полторы недели. Лили приучалась не смотреть в сторону Северуса, игнорируя даже насмешки, которыми его осыпали – впрочем, и насмешки эти со временем ослабели, ведь острая новость о его позоре уже не была свежей. Девочка старалась жить одним моментом, не думая о прошлом, не заглядывая в будущее.
К ней, признаться, были тактичны. Никто не попрекнул её, что она годами не слушалась подруг и водила со слизеринцем странную, бессмысленную дружбу. Осмелившись наконец первый раз оглянуться назад, Лили только удивилась, как не успела научиться у Северуса ничему дурному.
Тем временем наступил наконец день отъезда. Со слезами на глазах простились с Эммелиной: она сдала ЖАБА, и впереди у нее был только выпускной. Вэнс выразила надежду, что подруги присмотрят за её младшими, а также, что в выборе профессии последуют за ней. Эммелина собиралась поступать в школу авроров.
- Сейчас такое время, что не о мальчиках надо думать и не о белом платье с фатой. Каждый волшебник на счету. Каждый должен определиться со стороной. Вы можете принести обществу пользу, девочки, если сожмете волю в кулак.
По иронии судьбы, на аврора, правда, на эксперта, а не боевика, собиралась учиться лишь презираемая Эммелиной Алиса. Мери мечтала попасть в какую-нибудь команду по квиддичу, а Марлин и Лили еще не определились с выбором. Как сказала бы Вэнс, мысли у них были слишком забиты мальчиками.
…И вот снова стучали колеса поезда и хлестали по стеклу ветки. Лили, как обычно, жалась в уголок купе, но с ней рядом были девчонки, а не Сев. Впрочем, маленького оборванца Сева, злобного воришки, поколотившего Стива Паркинга и в лесу приносившего ей голубику, больше нет. Есть чужой, незнакомый слизеринец Северус Снейп, который мечтает истребить таких, как она, или изгнать из общества, для которого они предназначены. И есть она, Лили Эванс, которая может спрятаться за чьей-нибудь спиной (тогда зачем её распределяли на Гриффиндор?), а может делом доказать свое превосходство над чистокровками. Может пойти драться за права таких, как она, чтобы когда-нибудь они, придя к власти, перекроили этот дурацкий мир по куда более человечным маггловским меркам.
- Знаете, девочки, - медленно проговорила Лили. – А я, пожалуй, тоже буду поступать в школу авроров.

От автора. Уважаемые читатели! Приношу свои извинения, но между этой и следующей главами будет перерыв до конца августа. Благодарю за отзывы и надеюсь встретиться с вами снова.

Глава 39. Не леди

Перемену в Лили родители, наверное, заметили сразу, как только она появилась на пороге родного дома, но сначала помалкивали, пытаясь угадать, что же произошло. Приглядывались несколько дней, а после решились заговорить о том, что заметили.
- Что-то твой непутевый дружок не показывается, - начал отец однажды за завтраком. Мать молчала, только бросала на дочь один из тех взглядов, которые, страшно нервируя ребенка, заставляют его в конце концов сказать правду.
- Друга у меня больше нет, - Лили спокойно намазала джем на тост. - Я не хочу его видеть, и если он здесь покажется, пожалуйста, прогоните его.
Отец удивленно поднял брови. Мать улыбнулась:
- Я рада. Правда, рада. Я так волновалась, когда ты уходила с ним.
- Я тоже рад, - медленно произнес отец.Только один вопрос: почему это случилось? Чем он так обидел тебя?
Лили поколебалась. Воспоминания о разрыве с Северусом, об оскорблении, которое он ей бросил, лишь слегка саднили, но она не знала, как правильно объяснить родителям причину разрыва.
- Он назвал меня одним словом... Это обидное прозвище тех, кто происходит не от волшебников.
- То есть твое происхождение считается пороком в твоем мире? - с расстановкой проговорил отец.
- У определенной его части. И Северус, оказывается, относится к ней.
Мать фыркнула и зло рассмеялась. отец покачал головой:
- Скажите, пожалуйста, принц из трущоб. Ему не приходило в голову, что именно благодаря людям без всяких ваших способностей его мать еще жива? Волшебники что-то не торопятся лечить её. Вот же глупый и подлый щенок. Хорошо, что ты порвала с ним. Мне в друзьях дочери не нужен, - следующие слова он почти выплюнул, - социальный расист.
Мать помешивала ложечкой сахар в кофе.
- А за что он обозвал тебя? - негромко спросила она.
Лили вновь удивилась по себя смехотворности повода к оскорблению.
- Над ним издевались хулиганы. Я заступилась, а он обиделся.
Мать выразительно, с усмешкой лишь в глазах посмотрела на отца, но вслух ничего больше не сказала.
...Дни проходили спокойно до вялости. Сначала Лили побаивалась, выходя в магазин или на прогулку , встретить Северуса - сама не зная, опасается ли, что он снова оскорбит её, отомстит или будет снова просить прощения. Но он не появлялся, и она наконец решилась забыть о прежней жизни окончательно, вычеркнув все, связанное с другом, который предал. Она не появлялась в местах, где они вместе гуляли, и выбросила все немногочисленные подарки, сделанные им за эти годы: связала в узелок самодельные открытки, ожерелье из обточенных ракушек, засушенные кувшинки, которые Северус когда-то срывал для нее на озере, и отнесла на свалку.
Говорят, забвению и успокоению способствует перемена мест. Лили потихоньку сказала матери, что в этом году не прочь попутешествовать: она знала, что мать отчаянно тянуло уехать из Коукворта, и только то, что дочь совсем мало видит дом и родителей, сдерживало её.
- Ты в самом деле хочешь уехать? Правда? - детское изумление в глазах матери умилило дочь до слез. - Знаешь, мне недавно звонила школьная подруга... Она приглашает к себе. После развода ей остался домик в Карлайле - это в Камбрии, там рядом Озерный край. Поедем, дочка? Я так хочу увидеть её...
- И уехать отсюда, да? - Лили и не поняла, откуда у нее в голосе появились нотки, обычно свойственные Марлин.
- Уехать, - просто согласилась мать. - Я устала от Коукворта. И ты ведь тоже устала, да? Здесь невозможно находиться долго. А еще я хочу пару недель не заботиться ни о ком. Ты ведь меня за это не осудишь?

Подруга матери, Глория, встретила их на автобусной станции. Это была невысокая темноволосая женщина, очевидно, привыкшая к спортивному стилю в одежде и вообще ценящая удобство выше красоты. У нее, кажется, были проблемы со зрением, она все время сильно щурилась, так что на её лицо поначалу было неприятно смотреть. Только потом привлекала внимание широкая приветливая улыбка.
- Это твоя дочь, Роза? - девушка слегка дернулась от тяжелого прищура. - Красавица. Замечательная красавица.
- Лучше меня в свое время, правда? - Роза приобняла Лили. - Лучше, я знаю. Оригинальней. Муж внес свою лепту.
Прищур Глории стал болезненным.
- Никогда бы не подумала, что ты можешь быть счастлива в браке. Помнишь, как мы играли в суфражисток?
Роза расхохоталась, закинув голову назад, так что мягкие белокурые волосы рассыпались по плечам, и перед Лили предстала девчонка, кторая жалела, что избирательные права женщинам уже предоставили и бороться больше не за что. Такой девчонке было не место в Коукворте, в скучной жизни, полной ханжества и обывательщины, однако что-то удержало её именно там.
Глория тихо сияла, глядя на подругу.
- Роза, уймись, полно. Ты подаешь плохой пример юной леди.
- А я не леди, - Лили вскинула головку. - Я простолюдинка, плебейка, и горжусь этим.
Роза, покосившись на дочь, чуть покраснела, а Глория только потрепала девушку по руке:
- Ты молодец. Не беззубая и мыслишь нестандартно. Ну что ж, вам обеим пора отдохнуть с дороги.
Дом отличало удобство, тот же незамысловатый уют, какой был и в облике его хозяйки. Ничего лишнего, ни следа не только вычурности, но и бессмысленного стремление к красоте - и вместе с тем находиться здесь было приятно. В распахнутые окна влетали запахи запущенного сада, почти сливавшегося с лесопарком, кресла - в меру мягкие, кофе - приличной крепости, по стенам увеличенные фотографии Озерного края (Глория работала там гидом). К стене привалился, как усталый слон, огромный стеллаж с книгами.
- Можешь брать, что хочешь, - хозяйка подмигнула Лили. - Наверное, обожаешь Шекспира, да?
- Терпеть не могу, - врать этой женщине совершенно не хотелось.
Шекспир казался тяжеловесным, высокопарным и лишенным намека на психологизм, но перенасыщенным предрассудками: чего стоило, что бастарды у него всегда представлены злодеями. Кроме того, Лили раздражало, что даже главные героини стоят всегда в конце списка персонажей, после самых ничтожных эпизодических героев-мужчин, а уж за "Укрощение строптивой" она готова была лично выцарапать автору глаза. Или натравить на него Джеймса Поттера: посмотрим, помог ли бы Шекспир весь его талант, наткнись он в темном переулке на Мародеров.
- Да я тоже его не жалую, - Глория слегка зевнула. - Его сочинения здесь - так, дань уважения авторитетам. Однако некоторые сюжеты у него весьма поучительны.
- Это какие же? - вмешалась Роза. - Неужели "Ромео и Джульетта"? Да, безумно поучительно и в самый раз для Лили: надо слушаться маму с папой...
- Не язви, Роззи. Разве не поучительна судьба Дездемоны? Все отдала мужчине - и что получила взамен? Унижения, удушье и удар ножом. По сравнению с ней я еще счастливый человек. Первый муж отблагодарил меня только тем, что некоторое время подколками портил мне нервы. А я его тоже, между прочим... За муки полюбила. Если так можно назвать проблемы с родителями, работой и неуверенность в себе. Зато со вторым жили весело, пока не поняли, что надоели друг другу. Да, милая, несправедливо устроена жизнь. Стоит мужчине хоть чем-то поступиться - его превозносят, а женщина может отдать все - и этого в лучшем случае не заметят. А могут и сказать, что она мало отдала. Если она попробует пожаловаться, как ей трудно, или тем более попробовать найти человека, который хоть что-то давал бы ей взамен - заклеймят эгоисткой.
- Кто заклеймит? - Роза пожала плечами. - Мужчины. А кто они сами? И почему нас должно интересовать их мнение? Для них эгоистка - всякая, кто не хочет их бесплатно обслуживать. Выразителем их мнения был и Шекспир, но он хоть не дарил женщинам иллюзий, что им будут благодарны. Поэтому, Лили, лучше читать Шекспира, чем сестер Бронте или Джейн Остен. Те в силу своего желания выйти замуж мужчин слишком идеализировали.
Глория подавилась чаем.
- Только ни в коем случае не повторяй этого в школе.
Лили с гордостью улыбнулась:
- С удовольствием повторю, потому что это правда.

Две недели пронеслись с легкостью маленьких птиц. Лили и Роза вдоволь набродились по Озерному краю, нафотографировались среди вересковых полей и дубрав, на фоне туманных гор и чистейших зеркал воды. С Глорией было легко жить и приятно общаться, но еще приятнее - общаться с мамой. Они наговорились так, как ни разу не говорили в Коукворте.
- Мам, если ты так ненавидишь мужчин, почему же ты вышла замуж?
- Я не ненавижу, милая - я объективно к ним отношусь. А твой отец любил меня и любит до сих пор, я всегда это видела. Когда человек любит, он отдает. Просто среди мужчин это крайне редко - еще реже, чем благодарность за то, что отдает женщина, или чуткость к её бедам.
- Поэтому ты не любила Северуса, да? В нем нет отдачи и нет чуткости?
- Именно. Да и вообще он не подходит тебе. Он сын спившегося рабочего, сброд во всем, как бы ни задирала нос его глупая мамаша. А тебе нужен мальчик с манерами, с тонкостью, умеющий хотя бы дарить красоту. И быть снисходительным. Ты потом поймешь, насколько это важно.
Лили поочередно представила себе однокурсников - кроме, разумеется, слизеринцев. Выходило, что больше всего маминым требованиям соответствовал Ремус Люпин. "А что? Правда, он не очень красивый, скучноватый немного. И не хотелось бы ссорить его с Джеймсом: тот не простит, если Рем перейдет ему дорогу". Увидеть Люпина, подобно Северусу, подвешенного вверх тормашками или захлебывающегося пеной, Лили не хотела: он этого точно не заслужил. Может быть, наконец сдаться осенью на милость победителю, а там - как судьба повернет?
"Если я кого-то по-настоящему полюблю, конечно, я уйду от Джеймса, и он не сможет меня запугать. А пока, пожалуй, стоит вознаградить его старания. Сколько раз он помогал мне, сколько раз защищал. Да и весело с ним будет, наверное".
Настало время уезжать. Глория проводила их грустно, хотя и обещала при случае навещать подругу, звонить, словом, поддерживать связь. А дома их ожидало принесенное совой свидетельство Лили о сдаче экзаменов и открытка от Петунии. Повода вроде бы не было, разве что на сестру неожиданно нашел добрый стих. Впрочем, открытка Лили обрадовала, как и оценки: "Выше ожидаемого" по злосчастному ЗоТИ, да еще по астрономии, а остальное - "Превосходно". Между прочим отец сообщил, что у Северуса вскоре после их отъезда умерла мать.
- Похоронили за счет больницы. Его я недавно видел, шел по дороге к кладбище. Синяк в пол лица.
На миг Лили стало горько. Она словно увидела Северуса перед собой, и страшно захотелось очутиться рядом с ним, обнять и утешить. Она заставила себя думать об Озерном крае - и горечь быстро прошла.

Первого сентября Лили проснулась с чувством волнения, робости и желания, чтобы что-то наступило быстрее. Она понимала, в чем дело: прошлый год закончился не совсем обычно, и встречаться с участниками тех событий страшновато. Прошлый год... Он казался иным временным пластом, иным слоем жизни. Накануне Лили закончила читать "Марию Стюатр" Цвейга; её ужаснуло даже не мужество, с каким королева встретила смерть, а её спокойное ожидание казни. Вести себя, как всегда, и даже суметь потратить некоторую часть оставшегося времени, которого совсем мало, на сон... Это было вне понимая Лили. К тому же знать ,что с тобой сделают... Лучше было бы самой принять яд или заколоться - это все же менее ужасная смерть, и мучительное ожидание можно было в любой момент оборвать. Собираясь утром на "Хогвартс-экспресс", Лили, усмиряя волнение, попыталась напомнить себе, что ей предстоит не смертная казнь, а лишь встреча с подругами - да еще с некоторыми недругами, которые вряд ли посмеют ей что-то сделать. Помогло, но лишь на короткое время.
...Бледно-серое небо грозило дождем. Лили не терпелось найти подруг или хотя бы Ремуса с Питером, но пока из однокурсников ей встретилась лишь Мэрион Риверс, к руке которой льнула Маделайн Вэнс. За год она привязалась к Риверс, точно к старшей сестре, и бегала за ней хвостиком. Они в самом деле походили на сестер: обе худенькие, угловатые, с длинными, но довольно тонкими русыми косами, и даже грубоватым движениям Мэрион Маделайн, от природы более грациозная, старалась подражать.
Наконец Лили услышала голос Мери: та вместе с Марлин звала её, высунувшись в форточку. В купе, кроме них, оказалась еще Нелли Гамильтон с однокурсницей - кудрявой блондиночкой Джуди Браун и Мери Брент, магглорожденной хаффлпаффкой на год младше, черноволосой и черноглазой девочкой с робким лицом.
- А где Алиса?
- Алисе не терпелось уединиться с Фрэнком, - объяснила Марлин, ставшая за лето тонкой, хлестко-гибкой и невыносимо красивой. - Они ушли в отдельное купе. Да и мы здесь собрались неспроста...
Она вынула из сумочки странный предмет, похожий на огромное тряпичное ухо.
- Мать Электры Мелифлуа опять пыталась протащить закон об охоте на магглов, - мрачно сказала Мери. - Она не первый раз такое выкидывает. А в соседнем купе едут слизеринцы.
Лили побледнела: ей совсем не нравилось, что Северус мог находиться так близко.
- Там... А кто там? Сама Электра?
- Нет, что от нее толку! Ничего путного не услышишь, а нам надо узнать, что думают о проекте её матушки.Там сидят Эйвери, Мальсибер, Регулус Блэк со своей подстилкой...Еще Энтони Гринграсс. Ну и твой змееныш, кажется.
- Он не мой, - у Лили сжалось горло. - Я его ненавижу и слышать о нем ничего не хочу.
- Ладно, ты чего? - Нелли погладила её по руке. - Тебя ведь никто не заставляет, правда, девочки?
- Правда, - Марлин "настраивала" ухо. - Хотя ты многое пропустишь, наверное.
Кроме Лили, в подслушивании отказалась принять участие Мери Брент, пришедшая в купе, кажется, за компанию. У нее Лили попросила книжку, попробовала вчитаться, но отвращение и тревога оттого, что Северус так близко, застили глаза. Наконец девчонки от уха отлипли, причем Мери стукнула кулаком по полке и выругалась.
- Видимо, они поняли, что мы рядом, и догадались, зачем, - с холодной брезгливостью объяснила Марлин. - сначала несли какую-то ерунду, потом подстилка Блэка, видимо, куда-то вышла, и Мальсибер стал рассуждать о том, каковы маггловки и магглорожденые в постели.
"И Северус его не одернул", - машинально отметила Лили, сама удивившись, что еще продолжает вести подсчет поступкам чужого ей человека.
- Может, попросить парней, чтобы накормили его слизнями? - робко спросила Нелли.
- Можно самим напасть, - возразила Мери. - Мы что, инвалидки, что за нас заступаться надо еще? Пусть на парней надеются слизеринские тряпки.
- Они не тряпки, - зло усмехнулась Лили. - Они леди. То есть самые жалкие на свете создания.

Спустилась темнота, поезд подъезжал к Хогсмиду. Девчонки потянулись из купе, катя сундучки. У Лили екнуло сердце, когда она услышала ломкий, но красивый и глубокий баритон Джеймса, когда в тамбуре увидела его, за лето прибавившего в росте, ставшего крепче и шире в плечах. А он легко ей кивнул, махнул рукой и больше будто не обращал внимания, пока состав не остановился и не открыли двери. Тогда он спрыгнул с подножки, принял у Лили сундучок, а потом легко подхватил и её саму, бережно перенеся и поставив на землю. Лили наблюдала, как Сириус так же помогает спуститься Марлин, но видела только скуластое, темное от загара лицо Поттера, блики в стеклах его очков и ореол черных вихров, пока в проеме тамбура не появилась еще одна фигура - ссутуленная, затененная. Марлин тихо бросила что-то насмешливое. Джеймс отвернулся, а Сириус уже перебрасывал из руки в руку палочку. Лили потихоньку побрела прочь. "Не заступаться же за него теперь. Ничего с ним не случится. Под поезд не кинут, и сам не бросится. Наверное". Вечер стоял ясный, и расшитое звездами небо со всей уверенностью обещало новую жизнь.

Глава 40. Гонты

После вечерней осенней сырости уют Большого зала ощутился отчетливей. Запах овощного рагу смешивался с ароматом горячего шоколада, от плававших под потолком свечей было тепло, от присутствия тех, по кому успела соскучиться за два месяца - радостно. Не хватало Эммелины, зато Алиса удивила тем, что все-таки отрастила волосы - теперь очень бледные, тонкие пряди спускались почти до плеч. У или сложилось впечатление, что летом подруга виделась с Фрэнком, и в отношениях между ними появилось что-то иное, о чем не говорят вслух: очень уж по-хозяйски Лонгботом усаживал Алису за стол, уверенно ухаживал за ней и смотрел, как на нечто, принадлежащее ему по праву - а она поводила плечами и улыбалась загадочно и робко.
Сириус заявил, что ушел из дома.
- Мамаша заявила, что настала пора выбрать мне невесту. Я ответил, что выберу сам, так как способен оценить достоинства девушки, но пока не готов привести в дом подобную миссис Блэк гарпию.
Парни загоготали. Марлин слабо оскалилась.
- Короче говоря, она стала настаивать, и я понял, что с меня хватит традиций, фамильной чести и прочей белиберды. Акцио, чемодан, камин в "Дырявом котле" - и вот я у Джеймса.
Блэк потрепал Поттера по плечу. Тот состроил скорбное лицо:
- Да, друзья, что делать! Когда твой друг, - Джеймс заломил руки, - остался без крыши над головой и куска хлеба, как можно бросить его в беде!
- Не совсем без куска хлеба, - Сириус подлили себе глинтвейн. - Дядя Альфард составил завещание на меня и Андромеду. Как к мужчине, ко мне перейдет и его дом. За что дядя и был выжжен с фамильного древа Блэк прямо за мной следом.
Гриффиндорцы подавленно приумолкли. Лили покривилась от омерзения: до того, кроме давнего случая с Флоренс Флеминг, ей не приходилось наблюдать появления жестокости в чистокровных семьях.
- Зато невеста будет не в накладе, - неловко пошутила Мери. Марлин послала ей холодный взгляд.
Между Сириусом и Марлин отношения также явно изменились. Хоть они сидели довольно далеко друг от друга, чувствовалось, что между ними установилась некая связь, заставляющая вновь и вновь обращать внимание друг на друга. В манерах Марлин появилась уверенность охотницы, уже подстрелившей жертву. Вставая из-за стола, они с Сириусом переглянулись и со значительностью кивнули друг другу.
- Добилась своего? - спросила Мери, когда девочки вошли в спальню.
- Добилась, - немного зло согласилась Марлин. - Мы всей семьей летом гостили у Поттеров, а Сириус уже был там. Еще подробности нужны?
- Нет, - Мери стала раскладывать вещи. - А если добилась, чего тогда нервная?
- А не надо меня подозревать невесть в чем! - никогда в голосе подруги не слышалось такой горечи. - на что ты намекала за ужином? Что мне важно его состояние? Да будь у него одна волшебная палочка у в руке и ничего больше, это не имело бы для меня значения! Я вам не Изабель Крейл. Вы слышали? Она пристроилась к Айзеку Гольдштенйу. Богатый наследник главной еврейской семьи магической Британии. Так её до него и допустят, безродную шлюху!
Она яростно стиснула губы, сжала пресс-папье. Хиндли, превратившийся за эти годы в огромного полосатого толстяка, опасливо зашипел с колен Алисы.
- Как никто не поймет: с деньгами или без, Сириус - идеал мужчины. Он таков, каким мужчина должен быть: покоритель, победитель, без тени сомнения в себе.
- А тебя-то такой победитель будет уважать? - с сомнением пробурчала Мери. Марлин тряхнула черной гривой.
- Кто хочет уважения, пусть ищет хлюпиков вроде Люпина. А я хочу страсти.
Около одиннадцати в ту ночь Марлин выскользнула из спальни и вернулась только под утро.

Занятия продолжились - все было, как прежде, за исключением... Лили заставляла себя не думать, за каким. Она вообще старалась внушить себе, что Северуса не существует на свете, не смотрела в его сторону, а когда все-таки попадался на глаза, спешно отворачивалась. Пришлось признаться себе: она банально боялась его, боялась мести за разрыв. К тому же Джеймс, ведя себя с привычной приветливостью, знаков внимания больше не проявлял. Лили уже сомневалась, что он захочет защищать её ,когда понадобится, а чувство нависшей опасности было мучительно. Теперь Лили не разлучалась с подругами: с ними сидела на предметах, спаренных со слизеринцами, не отставала от них в коридоре, не ходила в библиотеку одна.
Однажды они с Марлин, набрав книг, уселись за один из столов, чтобы позаниматься, когда заметили впереди двух слизеринцев - юношу и девушку. Черные как смоль локоны, без сомнения, принадлежали Летиции, а худощавая фигура, падавшие на плечи волосы и небольшой рост её спутника сначала обманули Лили: она сглотнула и рефлекторно отпрянула. Марлин успокаивающе тронула её за плечо. Лили выдохнула: теперь она разглядела и то, что волосы чистые и падают мягкими волнами, и то, что мантия слизеринца новая и дорогая. Рядом с Летицией сидел, конечно, Регулус Блэк.
Оба склонились над тарой газетой, причем Регулус явно побегал глазами строчки, а Летиция напряженно ждала. Наконец мальчик поднял голову:
- Ну и что? - тихо спросил он. - Допустим, Морфин Гонт сидит в Азкабане. Что с того?
- Он не состоял в браке, - объяснила Летиция. - У него нет детей - ни законных, ни, вероятно, бастардов. Как тогда твой Лорд может быть его наследником?
- И что же? - Регулус дернул плечами. - Он мог родиться у пропавшей сестры Морфина. Да, мне говорили, как-то так и было.
- Допустим. Но в таком случае можно ли считать его наследником? Он принадлежит уже другому роду.
Регулус помолчал, потом спросил отрывисто:
- Что ты хочешь мне доказать?
- Что ему нельзя доверять, Регулус. Мы не знаем, кто он такой. Он лжет насчет своего происхождения - так правда ли остальное? Даже не обсуждая, каковы цели, о которых он говорит - их ли он хочет достичь на самом деле?
- Замолчи, - брезгливо бросил Блэк. - Не говори о том, чего не можешь понять своим жалким итальянским умишком. Тупая самка. Мне все равно, кто он - он обещает то, о чем я мечтаю, и я пойду за ним. Если он велит мне тебя убить - я тебя убью, не задумываясь. Ты это заслужила тем, что в нем сомневаешься. А теперь пошла прочь.
Держась прямо, Летиция встала, собрала вещи и ровной походкой ушла.

После ухода подруги Регулус минут пять сидел, трепля манжеты. Девочки замерли, затаили дыхание, отчаянно надеясь, что он не обернется. Он, точно, не обернулся: вскочил, прихватил свои конспекты и вышел с нервной быстротой. Марлин выдохнула, откинув со лба вороную прядь.
- Ничего себе.... Сириус говорил, что его братец собирается в Пожиратели, но чтобы все было настолько серьезно...
- Еще бы нет, - голос Лили ломался от волнения. Ей не было жаль Летицию, тщеславную и злую на язык позерку, однако тяжесть сцены легла на душу. Но кроме того, сказанное задело её любопытство.
- Марлин, а кто такие Гонты?
- Род такой, - Маккиннон скривила полные губы. - Сейчас он прервался, а когда-то был известнее Блэков. Недобрая у него слава была, конечно. У меня где-то завалялась книжка про Корвинуса Гонта, я напишу Люси, чтобы тебе прислала.
- А почему Сама-Знаешь-Кто называет себя их наследником?
Марлин прыснула.
- Причуда такая. А вообще лучше об этом расспросить Слизнорта, он наверняка знает больше.Он ведь опять зазывал тебя в клуб? Вот и повод сходить.
Лили поморщилась, но согласилась. Ладно уж, ради информации придется потерпеть компанию слизеринцев и рейвенкловцев.
- Кстати, - Марлин оперла голову на руку. - Интересный у него подход к подбору участников клуба. В нашей компании самая умная - Алиса, влиятельный отец у меня, а Мери может сделать неплохую спортивную карьеру. Но внимание он обратил именно на тебя.
- Хочешь сказать, я вас хуже? - Лили надулась.
- Нет. Хочу сказать, что он старый сибарит.

Нужно было видеть, какой улыбкой расплылось круглое лицо Слизнорта, когда Лили потихоньку сказала ему, что была бы не против прийти на заседание клуба. Он с нежностью потрепал её по щеке мягкими пальцами, слегка поиграл упавшим на плечо рыжим завитком изаверил, что только годы заставляют его ограничиться приглашением к нему в клуб, а, скажем, не в кафе мадам Паддифут. Лили подавила холодок от насмешливых взглядов, которыми окинули её проходившие мимо Сириус и Джеймс, и приветливо улыбнулась старику: право, он был очень мил.
А Джеймс... Его в тот день Лили видела гуляющим по двору с Пенни-Черри. Хаффлпаффка вырядилась в длинное серебристое платье, которое подошло бы взрослой женщине, и стучала каблучками, явно подражая слизеринкам. Широкая рука Джеймса, казавшаяся темнее на фоне волос Пенни, нежно перебирала разметанные льняные пряди. Вот его ладонь заскользила по тонкой талии,перехваченной белым пояском. Лили вспомнила, как в прошлом году, когда Джеймс у озера издевался над Северусом, хаффлпаффка буквально захлебывалась от удовольствия, как после смаковала подробности за столом, как нежно поглаживала шрам на лице Поттера тонким пальчиком... "Что бы ни говорили девочки, а она ему подходит больше. Она одобряет каждый его шаг", - от этой мысли стало больно, как от внезапного удара, и слезы навернулись на глаза. Лили попыталась отвлечь себя мыслями о том, что Джеймс стал тяжел для ловца, что переходит на должность охотника, а ловцом хочет сделать кого-то из братьев Эммелины - но боль лишь усилилась, и слезы покатились без остановки. Правда, они и высохли скоро, и все же до ночи Лили ходила подавленная. Визит в Клуб слизней казался теперь и способом отвлечься.
По совету Марлин Лили перед походом к Слизнорту купила в "Сладком королевстве" рахат-лукум. Когда она возвращалась из Хогсмида, случилась еще одна неприятная для нее встреча: Летиция Гэмп, в одиночестве бродившая по берегу озера, окликнула её. Подавив напряженную неприязнь, Лили подошла к ней.
- Мисс Эванс, я слышала, вы сегодня будете у профессора Слизнорта? - спросила слизеринка неожиданно мягко и просто. - Это разумное решение. У него собирается хороший круг.
- Поверю вам на слово, - Лили повела плечами. - Или, может, вы намекаете, что вхождения в подобный круг не достойна, - в ней всколыхнулась горечь, - паршивая грязнокровка?
- Я не употребляю этого слова, мисс Эванс, - покойно возразила Летиция.
- Зато его употребляют ваши друзья. Кстати, они уже получили метку?
Слизеринка слегка побледнела.
- Я надеюсь, что и не получат. Мисс Эванс, - она опустила глаза, - вы еще сердитесь на Северуса?
- А вы как думаете? - вмешательство в её дела девицы, которая не может разобраться в своих собственных, разозлило. - Он публично смешал меня и моих родителей с грязью. Такое прощается?
Летиция слабо и печально улыбнулась.
- Для начала, мисс Эванс: не думайте, что Северус подослал меня. Если он узнает о нашем разговоре, может быть, до конца школы ко мне не подойдет. Но ведь вы можете удержать его от Метки. Поэтому вспомните, прошу, что до вашего оскорбления его довело поведение одного недостойного человека, который добивался вашего внимания.
Лили почувствовала, что её душит гнев.
- Недостойного? Ну почему же! Джеймс Поттер - вполне достойная пара для такой близорукой ханжи, как я, не так ли? Видите, я знаю, как вы на самом деле относитесь ко мне, мисс Гэмп, так что не нужно лицемерить!
Отбросив руки Летиции, Лили поспешила прочь.


От злости долго не выравнивалось дыхание, пока наконец Лили не заставила себя сравнить их с Летицией разговор с диалогом Элизабет Беннет и Каролины Бингли. Посмеялась - и стало легче. Хорошо еще, соперничеством в любви тут не пахнет.
...Около шести Лили явилась в комнаты Слизнорта. Преподаватель зельеварения иногда зазывал её, и она на сей раз уже не поразилась обилию пуфиков и мягких кресел, изящным безделушкам и тонким ароматам - но все же на секунду остановилась на пороге, удивленная непривычно большой компанией, занимавшей гостиную. Собственно, приглашенные Слизнортом успели разбиться на небольшие группки и почти не обращали внимание друг на друга.
Первыми ей бросились в глаза Регулус Блэк и Барти Крауч-младший, оживленным шепотом обсуждавшие провалившуюся попытку Абракаса Малфоя возродить журнал "Воинственный колдун". Оба послали Лили полные отвращения взгляды, она вздернула подбородок и быстро их миновала. На диване в одном углу сидел с книжкой Энтони Гринграсс, в другом нежно ворковали золотоволосый, горбоносый Айзек Гольдштейн и Изабель Крейл в парадной пурпурной мантии. Лили хихикнула про себя: Изабель не отличалась не происхождением, ни богатством, ни способностями, и пригласили её явно как подругу Айзека. В углу за фортепьяно сидела Линнет Фоули; склонившийся к ней Оливер Монтегю листал ноты. После того, как в прошлом году Эльзу забрали из Хогвратса, он некоторое время ходил почерневший, а после стали шептаться, будто по выходным он аппарирует в Лютный переулок, к продажным женщинам. Как Лили поняла, для мужчин плотская связь иногда заменяет алкоголь. Наконец, в углу пятикурсник Дирк Крессвелл с увлечением, чуть не руками размахивая, что-то объяснял Дейзи Брукс - рейвенкловке на год младше его, тоненькой девочке в очках.
Лили, не зная, куда встать, подошла к Дирку и Дейзи, что вызвало у Релугуса и Барти недобрый смешок. Рейвенкловцы, как и она, были магглорожденными, и странно, как мальчишки, мечтающие стать Пожирателями, вообще находились в одной комнате с ними. Вот и сам хозяин вышел к гостям, пригласил сесть за стол. Вспомнив о принесенной ею скромной коробке рахат-лукума, Лили только покачала головой: после изысканного мороженого, стоявшего перед ними в вазочках, лакомство из "Сладкого королевства" можно было и не заметить.
- Предлагаю выпить первый бокал за нашу новую участницу! - Слизнорт налил себе отменного сливочного пива, и остальные последовали его примеру. - Пусть мистер Берк и не смог сегодня прийти, но с нами мисс Эванс!
Собравшиеся, кроме Регулуса и Барти, негромко поаплодировали. Быть в центре внимания оказалось приятно, хоть Лили и хотелось скромно опустить голову и попросить заниматься своими делами.
От нее и вправду скоро отвлеклись: завязался разговор о скандальном поступке Магдалы Уилкис: она явилась в аврорат и выдала властям местонахождение брата и жениха, отъявленных Пожирателей смерти. Правда, их вновь не удалось схватить: на захват по глупости выслали группу бойцов, едва поступивших на службу. Розье и Уилкис перебили половину противников и скрылись.
Регулус и Барти переглянулись с напряженной холодностью. Энтони всем видом говорил, что от комментариев воздержится.Зато МОнтегю молчать не стал:
- Я слыхал, она тайно спуталась с полукровкой. Похоть задурила ей голову. Удивляюсь, если родня приняла её обратно домой.
"Кто бы говорил о похоти", - хмыкнула про себя Лили и с вызовом уставилась в смуглое лицо Оливера:
- А я считаю, она права. Во-первых, Пожиратели смерти - преступники и подлежат суду. Во-вторых, она спасала любимого. Наверняка ему бы не поздоровилось, если бы о нем узнали её жених или брат. И ведь почти точно они узнали, и она лишь опередила их.
Регулус и Барти брезгливо скривились. Линнет рассматривала её, как диковинное насекомое. В зеленоватых глазах Энтони мелькнуло любопытство. Монтегю побагровел:
- Ради мелкой страстишки предать долг - это можно оправдать?
- Не кипятись, Оливер, - бросил Энтони наконец. - У вас с мисс Эванс разные понятия и ценности.
- Ты прав, - Монтегю отхлебнул пива и смерил фигурку Лили уничижительным взглядом. - Я просто удивляюсь, как за столько лет понятия могли не сменится. Может, прав Салазар Слизерин?
Слизнорт слегка напрягся, а Регулус подхватил:
- Да, жаль, его наследник вряд ли вернется в Хогвартс...
- Что делать, - развел пухлыми руками зельевар. - Последние, кто с ним связан, были Гонты, а род их пресекся.
Лили вскинулась: шанс удовлетворить любопытство сам плыл в руки.
- Сэр, простите, а вы не могли бы рассказать о Гонтах подробнее? Почему Сами-Знаете-Кто называет себя наследником их рода?
Она могла бы поклясться, что никогда не видела старика таким смущенным. Регулус стиснул вилку, остальные уставились на нее с недоверием и страхом.
- Гонты... - Слизнорт покрутил ус. - Гонты - один из древнейших родов магической Британии и самый чистокровный из всех. Они состояли в родстве с Салазаром Слизерином и Кадмом Певереллом. От Слизерина у них остались, кроме реликвий, совершенно особенный дар - парселтанг, змеиный язык. Однако в стремлении сохранить кровь в чистоте они... хм... чересчур увлеклись родственными браками, выродились и совершенно обеднели. Последний представитель рода сейчас находится в Азкабане.
- Так почему же Вы-Знаете-Кто относит себя именно к ним? - нетерпеливо повторила Лили. Глаза Регулуса жгли её насквозь. Слизнорт мялся, краснел и наконец вздохнул, точно взмолившись:
- Он... Он змееуст. То есть владеет парселтангом. Мисс Эванс, давайте сменим тему. Мне, знаете ли, неприятно об этом говорить.

Глава 41. Лихорадка

Разговор со Слизнортом не удовлетворил Лили. В свободное время она стала проводить в библиотеке, выискивая материалы о Гонтах.Так она узнала подробнее о заключении Морфина Гонта за убийство маггловской семьи Риддлов, о том, что были у него отец и сестра, звали их Марволо и Меропа, у Марволо были однажды проблемы с министерскими чиновниками, а Меропа давно пропала без вести... С фотографий на нее смотрели перекошенные, полуобезьяньи лица. "Вот к этому чистокровки хотят прийти? - смеялась Лили про себя. - Может, позволить им довести себя до такого? Они заслужили это, раз не считают магглов и магглорожденных за людей".
От Люси Маккиннон пришла книжка про Корвинуса Гонта. Написано было довольно увлекательно, Лили проглотила довольно толстый том в гостиной за две ночи, но живое воображение сослужило дурную службу: она слишком ярко представила картины преступлений Корвинуса, и его окровавленные жертвы долго потом ей снились.
Потихоньку интерес к Гонтам сходил на нет, и Лили удивлялась про себя, почему судьба этих выродков смогла так взволновать её. Если Неназываемый пожелал приписать себя к дикому и жестокому семейству - его право, какое ей может быть до этого дело? Пожалуй, дело в том, что самой Лили в осенние месяцы жилось не так-то радостно, хотелось отвлечься. Надоело забавлять себя рассказами о гонтах, и пришлось наблюдать за другими студентами, благо их в ту осень словно лихорадка охватила.
Бурно поссорившись с Летицией Гэмп, Регулус на удивление быстро помирился с ней, и с тех пор они почти не расставались. В школе стали шептаться, что они подозрительно часто уединяются.
- Наверное, ей пришлось, многое ему позволить, чтобы он её простил, - насмешничала Марлин.- Если в нем есть хоть какое-то сходство с братом, прощения просить пришлось ей. Настоящие мужчины не извиняются.
У Лили было несколько иное мнение на этот счет, однако её представление о Регулусе вполне совпадало с представлением Марлин. Ей почему-то живо представлялось, как Регулус не хочет видеть Летицию, как она ищет встречи с ним и умоляет простить, может быть, целует руки, а он повторяет все, что думает о ней. "Она не очень-то красива и, должно быть, надоела ему", - холодно думала Лили. Она не чувствовала ни злорадства, ни жалости. После сцены в библиотеке и разговора у озера счеты с Летицией были, в общем-то, сведены.
А Марлин в своем счастье была бесстыдна и жестока. На зависть поклонницам Сириуса и его прежним пассиям она прямо в Большом зале сидела у него на коленях, целовалась с ним посреди самых людных коридоров. Изабель Крейл давно нашла утешение с Айзеком Гольдштейном, Нелли Гамильтон также крутила роман с однокурсником-рейвенкловцем, но Зои после разрыва с Блэком оставалась одна, и его новый роман совершенно убил её. Она не могла без слез смотреть на целующуюся парочку, пару раз выбегала из зала, когда Сириус слишком бурно начинал обниматься с Марлин, выбегала из Большого зала, а однажды попыталась отравиться, но соседки по комнате давно послеживали за ней и успели отнять яд. Рыдая, она призналась подругам, что продолжала надеяться на возвращение Сириуса:
- Я не могу встречаться с ним, как он того хотел... Не хочу развратничать... Но я мечтала, что он про меня не забудет, ведь я отдала ему все... Мечтала, что после школы сделает мне предложение, и тогда все будет честно, как полагается... Но теперь эта Маккиннон его не отпустит!
Впрочем, дело оказалось не только в Марлин.
Зои показала подругам записочки, в которых её поздравляли с проигрышем желали новых порций розг от родителей и перечисляли, какими словами Сириус называет Марлин. Некоторые были с иллюстрациями, на которых Блэк жарко ласкал Маккиннон, а Зои стояла на коленях, готовая к порке. Почерка были разные: на одних девочки узнали руку Электры Мелифлуа, на других манера написания была незнакомой, зато никакого сомнения не оставляло авторство рисунков - в такой манере работала только Гестер Хорнби, но было несколько, в которых хаффлпаффки, к их стыду, узнали почерк Пенни-Черри. Рассказывали потом, что когда Пенни вечером пришла в спальню, ей достаточно было взглянуть в лицо Мэрион, чтобы она выбежала, как ошпаренная. Кто-то говорил, правда, что Риверс швырнула ей в лицо записки. Достоверно Лили известно одно: в ото вечер Пенни появилась у Портрета Полной дамы и попросила Джуди Бруан вызвать Джеймса. Тот, по счастью или нет - кому как, был в гостиной. Он вышел, да и не возвращался до самого утра.
У Лили сердце оборвалось, когда Поттер вышел к Пенни. Всю ночь она не смыкала глаз, прислушиваясь к шагам и голосам припозднившихся гриффиндорцев, но так и не услышала голоса Джеймса. Лишь утром она столкнулась с ним, шедшим под руку с розовой от смущения и счастья Пенни, у дверей Большого зала. Глянув на Лили, Поттер кашлянул, покраснел и, что-то шепнув Черри на ухо, легонько подтолкнул её к входу. Та недовольно поджала губки, но подчинилась, а Джеймс отвел Лили в сторонку.
- Поговорить надо, Эванс, - он сконфуженно вздохнул. - Видишь ли, мы с Черрингтон...
- Молчи, - она прижала к губам пальцы. В грудь словно раз за разом ударяли тупым ножом.
- Ну ладно... Что скрывать, Эванс: хотел бы я с тобой встречаться, да вот видишь, сглупил. А теперь не могу бросить, а то ведь её заклюют. Ты уж прости меня за это.
Лили быстро кивала: душили, солью наполняли рот слезы. Отвернувшись, она побежала вниз, ткнулась лицом в стену и зарыдала, как никогда прежде в жизни. Раньше ей бывало больно, но никогда еще не казалось, что жизнь кончена, никогда она не ощущала себя настолько одинокой - словно её, умирающую, бросили в поле, под холодным осенним дождем. Грудь болела, как от ударов камнями. На плечо неприятно легла холодная рука.
- Лили! - её слегка потрясли, и от позвавшего голоса она оцепенела. - Что с тобой? Что случилось?
Она обернулась: перед ней стоял Северус. Машинально отметила, что летом, видимо, ему опять сломали нос.
- Что с тобой? Это Поттер, да? Что он тебе сделал? Не молчи, говори же!
У Лили помутилось в глазах, Северус куда-то поплыл. Все внутри сжала настоящая, остро ощутимая боль.
- Джеймс Поттер, - зашептала она, наполовину глотая слова, - лучший человек на свете. Я люблю его, и не смей к нему приближаться, не смей, уйди от меня...
Обхватив себя руками, она сползла по стене. Северус пытался её поднять, но оттолкнуть его не было сил. Последнее, что слышала Лили, был испуганный голос звавшей её Алисы.
...Очнулась девушка на койке в Больничном крыле. Алиса сидела рядом - стало быть, не случилось ничего серьезного, раз строгая мадам Помфри разрешила подруге остаться.
- Женские глупости, - улыбнулась Алиса, погладив её по руке. - Еще пять минут, и все пройдет.
Лили опустила веки, но тут же встрепенулась:
- Меня ждешь только ты?
Алиса покраснела.
- Если честно... Когда меня пустили, Снейп оставался в коридоре.
- Скажи ему, чтобы он ушел.
Алиса, грустно кивнув, вышла. Лили поежилась. Утренние события вставали перед ней, румяное личико Пенни было рядом с лицом Джеймса, и Лили чувствовала, что падает в пропасть, что сходит с ума.

Хаффлпаффки отомстили обидчицам соответственно репутации факультета. Толстухи Эббот на спаренных со Слиерином уроках садились позади Электры и начинали обсуждать её довольно громко и в нелестных выражениях.Мэрион неделю отслеживала каждый шаг Гестер и по малейшему поводу снимала баллы, так что Слизерин лишился сорока очков. В ответ Мальсибер, Эйвери и однокурсник Гестер Каспер Роули однажды подстерегли хаффлпаффок с помощью Левикорпуса, но и сами не успели далеко уйти: крики девушек привлекли внимание Мародеров, те расколдовали их, догнали слизеринцев и изрядно помяли. К слову, это была первая драка с участием Джеймса, о которой Лили услышала с начала учебного года. Пенни влияла на него положительно: он не то, чтобы присмирел, но остепенился.
Было отчаянно больно думать о нем и еще больнее - видеть его с Черри, наблюдать за её кошачьими нежностями и его веселой снисходительностью к ней. Джеймс был деликатен и старался поменьше попадаться Лили на глаза, но не смог бы спрятаться от нее совершенно. Напрасно Марлин твердила, что Пенни нельзя увлечься серьезно и Поттер наверняка просто дразнится, напрасно Алиса так пыталась отвлечь, что даже вызвала недовольство Фрэнка. Мери предложила поговорить с Пенни серьезно, так, чтобы та "перестала рот разевать на чужой пирог".
- Как с Эльзой, что ли? - усмехнулась Лили печально.
- Ты что, сбрендила? - замахала Мери руками. - Я такого больше никогда не сделаю. Сейчас как вспомню - мутит, хоть эта Смит тварь была та еще. Нет, я б этой Черри просто грамотно объяснила, что такие парни не по ней...
- Не надо, - поморщилась Лили. - Что это такое, в конце концов: по ней - не по ней? Им хорошо - ну и пусть будет хорошо. Лучше расскажи мне про море.
Вздохнув, Мери стала рассказывать, как сначала жила на маяке, как помогала отцу подавать сигналы судам и какое море в штормы черное и злое, потом - как отца уволили, к чему-то придравшись, и они, поселившись все же у моря, стали вместе ловить рыбу. У них был баркас, который Мери водила не хуже отца. Она завела кучу друзей из ближайшей деревни, и с её подачи они играли в пиратов и мореплавателей, а как-то на баркасе отправились в путешествие.
- Посмотреть хотели, где же море кончается, - объясняла Мери со смехом. - Ну, далеко уплыть не успели - перехватили нас. Ладно еще с баркасом не случилось ничего. А ты расскажешь, как в детстве жила? У тебя папка врач, да? У меня подруга в деревне есть, тоже врачом хочет стать.
И Лили рассказывала про Коукворт, про ночные дежурства отца и красавицу-мать, даже про Петунию, так и не признавшую в ней сестру, даже про Файерсов - умолчала только о дружбе с Северусом, а Мери с несвойственной ей тактичностью спрашивать не стала.
Вечерами Марлин, собираясь на свидание с Сириусом, делилась свежими сплетнями. Гестер Хорнби с феерической скоростью наживала врагов. Вскоре после инцидента с хаффлпаффками её и двух её подруг облила водой Плакса Миртл - привидение девочки-дурнушки, обитавшее в неработающем женском туалете на втором этаже. Характер у Миртл был непредсказуемый, но обычно она просто вопила, постепенно переходя на слезные жалобы на судьбу. Но когда Гестер с подружками, Аделиной Макс и Муфалдой Трип, забежала в туалет посекретничать, Плакса неожиданно рассвирепела и так окатила слизеринок водой, что они промокли до нитки.
- А может, они и не секретничали, а дразнили её и чем-то швырялись, - рассуждала Марлин. - Это вероятнее. Миртл треплют часто. Аеще Джуди рассказывала, она слышала, как Плакса кричала что-то вроде: "Опять ты! Убирайся!"
- Может, она за кого-то приняла Гестер? - удивилась Алиса. - Вот только за кого? А вообще это ужасно, девочки. Ведь Миртл на вид не больше четырнадцати. Так рано умереть... Что только с ней случилось?
- Повесилась в туалете от несчастной любви, - Марлин принялась красить ресницы.
- Ты не шути, - мрачно осадила её Мери. - Я слышала, убили её, Миртл вашу. Так что не смешно.
- Убили? - ужаснулась Лили. Перед глазами всплыло лицо миссис Файерс в гробу, потом коридор Хогвартса и покрытые простыней носилки. - За что убили? Кому она помешала?
На это девчонки ничего ответить не смогли.
Неприятности, пережитые Гестер по милости хаффлпаффок и Миртл, вскоре окупились радостным для нее известием: завидный жених Энтони Гринграсс, которого так и не заполучила ставшая уже легендарной Эльза Смит, достался ей. Обоим пришли письма о том, что семейства Гринграсс и Хорнби заключили помолвку между детьми. На Энтони известие не повлияло, разве что он стал чуть более раздражительным, зато Гестер чуть не лопалась от гордости. Она принялась контролировать каждый шаг Энтони, ревновала его к Летиции, с которой он патрулировал коридоры, и к любой первокурснице, с которой он заговаривал по долгу службы. Она требовала ухаживаний и подарков, а добившись первого приглашения в Хогсмид, немедленно объявила себя первой красавицей и королевой Слизерина. Спорить с ней осмеливались немногие, но одна девица смириться с победой Гестер никак не могла.
Девицу эту звали Стелла Булстроуд. Была она невысокого роста, очень плотная, с маленькими глазками и грубыми черными волосами. Твердо усвоив, что Булстроуды - не последний род среди "священных двадцати восьми", с первого курса она требовала уважения к себе, в случае чего в письмах жалуясь родителям на недостойное обхождение. Обладая характером довольно активным и властным, Стелла смогла сколотить небольшую компанию подружек, в основном младше и беднее себя, но основное внимание все-таки приковывала не она: сначала ей мешала Эльза Смит, а теперь вот - Гестер Хорнби. И если с Эльзой тягаться было бесполезно и страшно, то Гестер, при склочном характере, особенной угрозы вроде бы не представляла. Стелла стала громко рассуждать в гостиной и в спальне, что не входящие в список "священных двадцати восьми" (а Хорнби таки не входили) должны быть счастливы, что их вообще допустили на Слизерин, а не оставили с грязнокровками.Она старалась толкнуть Гестер при входе в Большой зал или подставить подножку на лестнице. В ответ Гестер приказывала подручным (она не маралась сама) подбрасывать Стелле слизняков в туфли, по ночам мазать ей волосы джемом, а на уроках красочно и громко описывала, как повезет домой трофей - "шкуру жирной коровы Стеллы". "Фрейлины" Хорнби, высокая тоненькая Аделина Макс, похожая на призрака, и юркая востроносая Муфалда Трип, также чуть не до драки враждовали с подругами Булстроуд - напоминающей мопса Имельдой Пак и длиннолицей четверокурсницей Эллой Крэбб.
Наблюдая за их враждой, Лили, при всем своем горе, не могла удержаться от смеха: поведение их казалось ей совершенно детским, уровня разве что первокурсников, но никак не барышень, которым в этом году сдавать СОВ. Ни одна сторона не вызывала у нее сочувствия: частенько, отвлекаясь от вражды, они с одинаковым наслаждением шпыняли какую-нибудь магглорожденную вроде несчастной двоечницы Лиззи Дирборн.
Впрочем, Лиззи также вела себя небезупречно. Обходя коридоры по вечерам, Лили заставала, как кто-нибудь из мальчиков тискает хорошенькую хаффлпаффку в нише, причем мальчики каждый раз были разные. По праву старосты Лили снимала с Хаффлпаффа баллы, водила нарушителей ток профессору Спраут, то к профессору Макгонагалл. Лиззи краснела, не поднимала глаз, но снова и снова принималась за старое.
И все-таки ничьи выходки и ничьи рассказы не могли отвлечь Лили от мысли о том, что ночью Джеймс опять пойдет на свидание к Пенни.

Дошло дело и до декабря. Под потолком Большого Зала закружились белые мошки. первый день зимы начался с совершенно неожиданной и неуместной новости, объявленной Дамблдором после завтрака.
- Как вы знаете, - начал директор негромко, но все, кто был в Зале, мгновенно обернулись к нему. - Как вы знаете, весной 1945 года был побежден Гриндевальд. К сожалению, в силу различных обстоятельств, - Дамблдор лукаво покосился в сторону Макгонагалл, и она приняла безмерно строгий вид, - мы не смогли вовремя отметить годовщину этого события. однако, как мне кажется, не нужно точности в датах, чтобы чтить память героев, сражавшихся с ним, многие из которых были не старше вас. Поэтому в этом месяце после экзаменов мы проведем Рождественский бал в честь победы над Гриндевальдом и в честь вашей прекрасной, неповторимой юности, друзья.
Мальчики в большинстве своем встретили новость сдержанными улыбками. Только Питер Петтигрю расстроенно забормотал, что ему нечего надеть и танцевать он не умеет. Зато Нелли и Джуди завизжали от восторга и кинулись обниматься, Марлин очень выжидающе посмотрела на Сириуса, и за другими столами девичьи лица все ярче расцветали счастьем. А Лили не радовалась. Она мечтала когда-то танцевать с Джеймсом, но ведь он не пригласит её. Он пригласит Пенни.

Глава 42. Бал

Декабрь проходил в неприятной атмосфере всеобщего волнения по пустяковому поводу. Собственно, в другое время Лили, возможно, повод пустяковым бы не сочла и охотно приняла бы участие в предпраздничной радостной суете (из-за которой, к неудовольствию Макгонагалл, ученики совсем позабыли о занятиях). Сейчас же, едва она слышала очередной девичий щебет о том, кто кого пригласил на бал или какое лучше надеть платье, испытывала сильнейшее желание снять с факультета легкомысленной девицы кучу баллов. Сама Лили, естественно, ни на какой бал идти не собиралась. Что там может быть интересного? Джеймс будет танцевать с Пенни-Черри... Может быть, вальс, или, что хуже - танго. На спаренных с Хаффлпаффом занятиях, когда Джеймс, сидя всего через три парты, украдкой обнимал за талию Пенни и что-то шептал ей на ушко, Лили давилась слезами, иногда смахивая влагу с глаз, чтобы не закапать пергамент.
И вот, когда она сообщила уже всем подругам, что на бал не пойдет, явилась судьба в скромном облике Ремуса Люпина и распорядилась по-своему. Патрулируя с Лили коридоры Хогвартса, Люпин, всего пару раз заикнувшись и почти не покраснев, попросил, как он выразился, "оказать ему честь" и пойти на праздник с ним. Даже поклонился слегка. Отказать ему было неловко - и Лили согласилась. А все оставшееся время мысленно ругала себя: и за то, что теперь придется-таки смотреть на Джеймса с Пенни, и за то, что навязалась Люпину, а сама-то и танцует кое-как, и платья-то праздничного у нее нет. Парадные туфли - белые лодочки - были, а о бальном платье ни она, ни её родители, разумеется, не подумали: все эти годы в нем не было нужды.
Вернувшись в гостиную, Лили заставила Марлин оторваться от волшебных шахмат, в которые последнюю учил играть Сириус (неизвестно, кстати, зачем - Марлин отлично играла сама), утащила в спальню девочек и объяснила, во что успела ввязаться. Относительно танцев Маккиннон только посмеялась: - мол, половина Хогвартса не знает, на сколько тактов вальс - а насчет платья призадумалась.
- В Хогсмиде магазинов одежды нет. Можно, правда, взять платье на прокат, в Хогвартсе есть такая услуга, но подумай, сколько раз это старье надевали до тебя. У тебя ведь есть какие-то деньги? Поговорим с Макгонагалл, думаю, она войдет в положение и отпустит нас к мадам Малкин.
- Несовершеннолетних?
- Я свяжусь с Люси, договорюсь, чтобы она нас сопровождала.
Вероятно, Марлин и Лили были не первые, кто обратился к Макгонагалл с подобной просьбой, потому то, поворчав, что Дамблдор придумал способ отвлечь студентов от занятий, она с крайне недовольным видом посещение Косого переулка разрешила. В ближайшее воскресение в Хогвартс явилась Люси Маккиннон, забрала падчерицу с подружкой и через камин "Сладкого королевства" переправилась с ними в Косой переулок.
...Никогда прежде Лили не видела этого места зимой и поразилась пряничной сказочности, которой придал ему кружевами укрывший витрины снег, озаренный декабрьским несмелым солнцем. Румяные от холода волшебники, отряхивавшие плечи и шляпы от сыпавшегося с крыш инея, сплошь выглядели добродушными отцами и почтенными матерями семейств, только и мечтающих поскорее и повеселее встретить Рождество. За стеклами уже мерцали наколдованными огоньками наряженные ели.
Люси - ей в этом году исполнилось тридцать пять - поправилась, стала бодрее, уверенней и уже не так заметно хромала, а может, походку скрадывала тяжелая зимняя мантия. Женщина доставала падчерице только до плеча, о чем та не преминула пошутить, но Люси лишь добродушно отмахнулась. Вообще, кажется, в волшебном мире она за время замужества успела замечательно освоиться: в магазин мадам Малкин вошла, словно в квартиру к старой знакомой, расцеловалась с хозяйкой, подвела к ней Лили и спокойно объяснила положение.
- Ах, Дамблдор, старый хулиган, - засмеялась мадам Малкин. - Умеет же создавать людям трудности. Да, моя прелесть, вы едва успели: бальные платья почти все раскупили. Правда, осталось одно, и мне кажется, это именно то, что вам нужно...
Платье светлого мятного оттенка, с пышной юбкой до щиколотки действительно казалось "именно тем, что нужно". И по цене подходило вполне, правда, Лили сильно подозревала, что пару галлеонов Люси прибавила из собственного кармана.
В тот день ей еще запомнилось, как из цветочной лавки рядом с магазином мадам Малкин вышел с букетом в руках молодой человек, в котором они с Марлин узнали Джона Грина. Букет, по их представлениям, мог предназначаться только Мэрион Риверс: Джон выпустился, но продолжал переписываться с девушкой, и неудивительно, если он назначил ей свидание в Хогсмиде.
- Вот счастливица-то, - хихикнула Марлин. - Никогда бы не подумала, что ей тоже будут дарить розы.
Лили промолчала. В Мэирон она видела косвенную виновницу того, что Джеймс остался с пенни, и потому напоминание о счастье Риверс подействовало неприятно.
А неделей позже стало ясно, что завидовали девушки зря. В "Ежедневном пророке" появилась заметка о дате, на которую назначена помолвка Джона Грина с Батшебой Фергюссон.
За хаффлпаффским столом Пенни-Черри зачитала заметку вслух и спросила Мэрион, рада ли та за друга. Та спокойно ответила, что рада весьма, но после завтрака долго рыдала в туалете, на подоконнике. Там её и утешавшую её Алису и застала Лили.
Мэрион уронила на пол очки, закусила стиснутые пальцы, но взрывы плача так сотрясали худенькие плечи. Алиса, обнимая её, шептала:
- Тише. Так бывает, он разлюбил. Надо смириться, что же еще делать.
Риверс замотала головой.
- Он писал, что ждет меня... Только и ждет, когда я закончу Хогвартс...Как же так, зачем было обманывать...
- Может, он и не обманывал. Он в самом деле надеялся, что вы поженитесь, но ему вдруг понадобились деньги, и негде было их достать... мало ли, на что - может, мать заболела.
- Никакая мать у него не болела, - Лили больше не могла слушать утешительно-слащавый бред. - Грин еще в Хогвартсе бегал за этой Фергюссон, все упрашивал, чтобы на его протащила в Клуб слизней. А она ему однажды посоветовала научиться ухаживать за девушками. Потернироваться на ком-нибудь, кто его не оттолкнет. На самой некрасивой.
Алиса беззвучно ахнула. Мэрион подняла обезображенное слезами лицо, посмотрела на Лили остро-больными глазами. подняла очки, деловито умылась и молча вышла. Алиса продолжала в ступоре глядеть на Лили.
- Зачем ты... - выдавила она наконец. - Зачем ты ей это сказала?
Лили пожала плечами.
- Пусть знает правду. Разве лучше, чтобы она обманывала себя?
- Она может перестать верить в то, что достойна любви. Как ты не понимаешь.
- А может, так и лучше? - Лили криво усмехнулась, сама не понимая, что за холодная черная злоба застилает душу. - Стоит ли ей верить в это?
- По-твоему, таких не стоит любить? - спросила Алиса очень тихо.
- Дело не в том, стоит или нет, - Лили сжала пальцами локти: её начинало слегка трясти. - Дело в том, что если бы она не выгнала Черрингтон из спальни, та не явилась бы к Джеймсу, и они...
- Так это месть? - голос Алисы стал спокоен и прохладен.
Лили привалилась к стене, едва сдерживая себя: ей хотелось наброситься на Брокльхерст с кулаками. Алиса в упор глядела большими светлыми глазами. Ярость схлынула, и зареванную Риверс, у которой с этого дня изрядно прибавиться комплексов, уже стало жаль, и за собственный поступок неловко. Но не бежать же извиняться перед этой солдафонкой.

До бала оставалось все меньше времени. Покупка платья окончательно примирила Лили с перспективой праздника, более того, исподволь девушку затянула общая суета. Вместе с остальными она обсуждала прически, смеялась над чужими кавалерами и неудачными попытками приглашений.
Марлин, ясное дело, шла с Сириусом, Алиса - с Фрэнком, а вот Мери пригласила Питера Петтигрю. Да, именно так. Потом она объясняла подружкам:
- Его все равно никто не позовет. Меня тоже вряд ли, боятся меня. И что мы будем стену подпирать, как два дурака?
- Пит, поди, рад, - ухмыльнулась Марлин. Питер, однако, особенной радостью не светился. Очевидно, Мери объяснила ему ,почему приглашает, примерно в тех же выражениях, что и подругам.
Успели они посмеяться и над конфузом, случившимся с пятикурсниками. Традиционно бал открывали лучшие из старших учеников. На пятом курсе первым по успеваемости был Барти Крауч-младший. Позвал он неожиданно для многих унылую Линнет Фоули, однако девица ему отказала: её к тому времени успел позвать Оливер Монтегю. Их в последнее время довольно часто видели вместе. С досады Барти вовсе отказался от участия в танцах, и теперь бал вместо него должен был открывать Регулус Блэк.
- Если его подстилка сделает высокую прическу, он окажется ниже её, - ехидничала Марлин, сидя в гостиной на коленях у Сириуса. - Какой позор для Блэков! Что скажет твоя матушка?
- Будет растягивать братца на дыбе или найдет ему невесту-карлика, - хохотал тот.
Люпин в преддверии бала стал особенно предупредителен с Лили: угощал её добытым на кухне горячим шоколадом, носил за ней сумку и рыхлил за нее мерзлую землю на травологии. Мери часто и с грустным видом шутила, что рыжим везет. А Джеймс... Джеймса Лили видела только на уроках. В остальное время он пропадал Бог весть где.

Праздничный вечер наступил с неожиданной быстротой. Вроде бы день проходил, как обычно - и вот Лили уже мечется по комнате, отыскивая заколки, чуть не налетает на Алису, у зеркала завивая свои жалкие бледные прядки, а затем на Марлин, докрашивающую левый глаз.
они едва успели управиться, чтобы вместе с кавалерами не бежать по залу бегом. Вышли к мальчикам: Лили в мятном платье, с зачесанными вверх волосами и заколкой в виде маленького цветка лилии; Марлин -в алом, восточного кроя, очень шедшего к её матовому лицу, густым бровям и каскаду черных волос; Мери - в белом, коротком и обтягивающем, и лодочках; наконец, Алиса, в светло-желтом платье и с широким серебристым обручем в волосах навевающая мысли о луне.
Сириус, Люпин и Питер были в одинаковых бордовых пиджаках и золотистых бабочках; Фрэнк, не столь легкомысленный, облачился в консервативный коричневый костюм. Лили, улыбаясь, протянула Ремусу руку, и тот приложился губами к запястью.
- Эй, Лунатик, не зарывайся! - Сириус кольнул приятеля в бок.
Но тут и Марлин протянула руку кавалеру, прикрыв лицо широким пунцовым веером, Питер, нелепо поклонившись, подобрался бочком к Мери, и Лили охватил радостный трепет, словно она стояла на пороге новой сказки, в которой точно не будет обид и несправедливостей, отравивших сказку прежнюю.
...Двери Большого зала были распахнуты настежь, и свечи освещали его как никогда прежде светло - не дневным, но и не обычным своим томным светом, а ярче самых мощных электрических ламп. Воздух пах хвоей и воском, корицей и кофе, розами и ландышами - и столь же невообразимой была пестрота нарядом студентов, мелькавших перед Лили, когда она осматривала толпу. Она успела заметить толстушек Эббот, в голубых легких туниках похожих на два воздушных шарика, Линнет Фоули, разрядившуюся в цвета Слизерина - зеленое платье и серебристый палантин, Оливера Монтегю в тяжелом замшевом пиджаке, Гестер Хорнби в белом кружевном наряде, только что без фаты, цеплявшуюся за руку Энтони Гринграсса в черном фраке, Стеллу Булстроуд в чем-то золотистом и Нелли Гамильтон - легкомысленно-коротком, оранжевом, а потом...
Лили повела плечами, из-за невидимого сквозняка и замедлила шаг. Прямо перед ней появился Джеймс, одевшийся, как и друзья, в цвета Гриффиндора, с цеплявшейся за его локоть Пенни-Черри, сегодня кудрявой, как пудель, в розовом пышном платье с малиновым атласным поясом и с пунцовой бегонией в волосах. Лили тотчас убедила себя, что платье безвкусно, вырез до пошлого низкий, цветок наполовину увял и измялся, и вообще такой провинциалке рядом с Поттером делать нечего - но легче не стало. "он будет с ней танцевать. Он будет с ней танцевать". Каждый шаг стал отдаваться колкой болью в сердце. Лили оперлась на мягкую, теплую руку Люпина, но это не принесло облегчения.
Между тем пары выстраивались. Открывающие бал ученики подошли ближе к центру зала. Септимус Берк стоял рядом с разодетой в фиолетовые волны муслина Мирандой Фиорелли, выглядевший во фраке еще более самодовольным Бертрам Обри держал под руку Электру Мелифлуа, золотистые волосы которой ярко переливались, рассыпанные по сине-зеленому шелку платья. Рядом с безупречно одетым и причесанным Регулусом Блэком ждала музыки Летиция Гэмп. Она, точно, из-за высоко зачесанных волос, в которых покачивалась чайная роза, была повыше своего кавалера, но вообще в тот вечер казалась почти красавицей. Медный оттенок шифонового платья оттенял смуглую кожу, черные глаза были огромны в непонятной печали, кружевные черные митенки подчеркивали хрупкость рук. "Что-то вдовье ней есть", - решила Лили, стараясь не смотреть в сторону Джеймса и Пенни. Преподаватели уже собрались, Дамблдор что-то вещал по необходимость капли радости в любое трудное время, Слизнорт лукаво щурился, будто сам не мог дождаться начала музыки. От свечей становилось жарко. Истомившись, Лили поправила локон, обернулась к Люпину, чтобы предупредить, что она ненадолго выйдет - и грянул вальс. В замедленных, слегка манерных звуках Лили узнала "Нежность" Шопена.
Выскользнул на середину зала Септимус Берк, ведя свою Миранду, за ним последовали Обри с Электрой, а после закружились Регулус и Летиция. На этих последних невольно залюбовался весь зал: дивились их легкости и грации, отточенности движений, но больше - ожесточенности, с которой оба погрузились в музыку. Они словно танцевали последний раз в жизни - завтра им на эшафот. Отчаяние их не вязалось со светски спокойной мелодией, но все же Лили не могла оторвать глаз и почти пропустила момент, когда настала её с Ремусом очередь выходить.
Люпин, как ни странно, танцевал очень хорошо - двигался мягко и ловко, словно крадущийся хищник. Неспешное кружение немного развеселило, Лили осматривала зал, выхватывая взглядом все новые пары танцующих, даже послала Слизнорту озорную улыбку, которую старик встретил кивком - пока не заметила Джеймса, танцующего с Пенни.
Хаффлпаффки для балов не созданы: Черри сбивалась с такта и путалась подоле - но Поттер терпеливо и аккуратно вел её, изящно выходя из испорченных па. Несколько раз он явно удержал девушку от падения, хотя Лили показалось, что при этом слегка покраснел от стыда за свою даму. И стало больно уже не от ревности, а оттого, что приходилось наблюдать его в унизительном положении и нечем было помочь.
Шопена сменил Штраус, но у Лили скоро закружилась голова, и Люпин бережно проводил её к стоявшим у стены обитым плюшем стульям. Мери, где-то оставившая Питера, подбежала к ним с тремя бокалами шампанского, которое, по её словам, Слизнорт сам достал из запасов ради праздничка.
- Рем, тебе вот этот, побольше, ты ж мужик, как-никак.
Люпин, покраснев, взял с подноса бокал, который русские назвали бы штрафным. Лили залпом - от нервов - выпила свой, бросила в рот шоколадную конфету. Сначала перед глазами зал слегка закружился, но потом стало гораздо веселее, и проблемы показались пустяковыми, а она себе - сильнее и смелее всех. И когда заиграли "Кумпарситу", хоть белый танец и не объявляли, она, сверкнув глазами, через весь зал пошла к Джеймсу и на глазах у изумленной Пенни, как умела, сделала реверанс.
- Приглашаю вас, мистер Поттер...
Коротко кивнув Черри, Джеймс взял Лили за руку, за талию и уверенно повел.
Оба вскинули подбородки. Лили, инстинктивно угадывая движения, мягко и легко гнулась на резких поворотах. Поттер шел жестко, стискивая ей кисть почти до боли, то отстраняя партнершу, то прижимая к себе. Вот он откинул её назад так, что прическа слегка разбилась - вот привлек к себе, и сквозь ткань её платья и его костюма она ощутила, как горяча его кожа. Дух захватило. В конце танца он снова привлек Лили к себе, так тесно, что стало больно ребрам - какие у него сильные были руки! - и прошептал:
- Эванс, люблю я тебя. Правда, люблю. Только не пей больше и не глупи. Все будет хорошо.
Горячие губы обожгли уголок её рта, скользнули по щеке, по шее. Ослепленная и оглушенная, Лили стояла посреди зала. с потолка сыпалось конфетти. Люпин куда-то пропал. Часть парочек разбрелась, другие по углам прохлаждались напитками - наверное, отнюдь не только сливочным пивом. А Лили, прижимая руки к груди и ощущая странную вялость в ногах, тем не менее чувствовала, что парит над землей - и жизнь была готова отдать тому, кто подарил ей это давно забытое ощущение полета.

Глава 43. Клайд, Роберта, Сондра

Утро пахнуло подтаявшим снегом, насыпавшимся в открытую форточку. Лили, продрав глаза, обнаружила себя, растянувшуюся на диване в гриффиндорской гостиной. У нее в ногах, сжавшись в комочек и уткнувшись лицом в локти, дремала растрепанная Нелли Гамильтон. Прямо на полу бледнело платье Алисы: она припала к плечу богатырски храпевшего Фрэнка. В опрокинутом кресле устроился Питер. На первый взгляд в комнате больше никого не было.
Лили потерла виски. Кажется, вчера после танцев Мародеры угощали своих смешанным с медовухой шампанским.... А может, они туда подлили еще и огневиски... В общем, она помнит, что она опять - на сей раз без музыки - прошлась с Джеймсом в танго, потом он и Сириус подняли её и на плечах протащили по коридору, а она хохотала и болтала ногами (кстати, где её туфли?), потом то же самое проделали с Марлин, а Люпин и Мери к тому времени давно куда-то делись. Потом Мародеры отыскали Бертрама Обри и раздули ему голову: вроде он осмеял Питера, пробовавшего пригласить Электру станцевать с ним не то польку, не то джигу. Потом все очень быстро бежали.... Не то от Макгонагалл, не то от Филча. Еще вроде валялись в снегу, быстро замерзли, Джеймс её отогревал - ну да, она сейчас лежит на его бордовом пиджаке. А где он сам?
- Эванс, водички дай, - прохрипели из угла. Лили моргнула, ущипнула себя: там точно никого не было видно.
- Поттер, ты чего хулиганишь? Тебя здесь нет!
- А-а... - Джеймс возник, точно из воздуха. - Ну теперь я есть. Дай попить, пожалуйста.
Фыркнув на вежливого Поттера, Лили сползла-таки с дивана, отыскала графин с водой, стакан, налила и, склонившись к Джеймсу, напоила его. Мурлыкнув, он откинулся к стене.
- Я раненый солдат на поле боя, - запел он хрипло. - Сестричка Джейн воды мне подала...
- Какая такая Джейн, - вздохнула Лили. - Где ты Блэка с Ремом потерял?
Он надул и сдул щеки.
- Как бы тебе это сказать поделикатнее? Короче, утешься тем, что им сейчас хорошо.
- И Рему? - с подозрением спросила Лили.
- А то! Мери ему скучать не даст.
- При чем тут Мери?
Джеймс только развел руками.
- Ох, Эванс...
Удалось кое-как растолкать Алису, Фрэнка, Нелли и Питера, но завтрак все пропустили: так тошнило, что есть не хотелось никому. Девчонки с ужасом разглядывали себя в зеркале. Парни прижимали ко лбу холодные компрессы.
К полудню явились остальные старшекурсники, в том числе и Сириус с Марлин, и Ремус с Мери. Последние выглядели очень странно: Ремус как будто под гипнозом обчистил прохожего и теперь страшно стыдился, а Мери, хоть и хотела его поддержать, но сама - удвиительное дело - смущалась. Что до Блэка с Маккиннон, то они успели попасться Макгонагалл.
- Мы выслушали, во-первых, что из-за напившихся гриффиндорцев отложили отбытие поезда до завтра, - докладывал Сириус в своей не подражаемой небрежной манере. - Во-вторых, что головастику Обри придется провести в Больничном крыле все каникулы...
- Так ему и надо! - пискнула Нелли.
- Согласен, - снисходительно бросил ей Сириус. - Но Макгонаглл в ярости. Так что нам с тобой, брат Джеймс, не миновать розг и кандалов.
Поттер картинно всхлипнул, и они пожали друг другу руки. Марлин забросила голые длинные ноги (она успела переодеться в коротенький халатик) на колени Блэку и прожурчала:
- А если вас украсть? Твое состояние после розг и кандалов меня не устроит.
- Нас накажут все равно только после каникул, - легко возразил Блэк. - А до того у нас с тобой полторы недели, дорогая.
- Только при моих родителях, Маккиннон, тебе придется вести себя поскромнее, - вставил Джеймс.
- Не придется. Сириус, скажи ему.
- Мы хотели снять номер в "Дырявом котле", - тон Блэка стал суховатым. - Так что, Джим, нынешнее Рождество - без меня. Если явятся Меда, дядя Альф или тетя Лу - передавай им привет.

На следующий день Лили чувствовала себя прекрасно - ну разве от чистого снега чуть-чуть побаливали глаза. Отлично получилось игнорировать неприязненные взгляды студентов других факультетов - достаточно сказать про себя: "Да они и вселиться-то не умеют, вот и завидуют!" "Ежедневный про рок" принес такие новости, что стало не до школьных дрязг.
Во-первых, Араминта Мелифлуа, этот монстр в юбке, снова проталкивала закон о лишении магглорожденных гражданских прав. (Будь Эммелина в Хогвартсе, непременно устроила бы Электре Мелифлуа "темную"). Беда в том, что на сей раз проект нашел куда больше сторонников - не в последнюю очередь, как доказывали за завтраком Алиса и Люпин, из-за тиранической политики Крауча. Именно с ним была связана вторая новость: он выдвинул против нынешнего министра магии обвинение в преступном бездействии и сношениях с темными магами. Всем было очевидно, что Крауч метит на его место.
- Такого человека нельзя допускать до высшей власти, - горячилась обычно спокойная Алиса. - Это прямой путь к тоталитарному государству. С ним мы будем, как немцы при Гитлере с Гриндевальдом. Или как русские при Сталине.
- А ты уверена, что это так уж плохо? - кривился Сириус. - Да, придется чем-то пожертвовать, чтобы прищучили всякую шушеру. Зато наступит порядок. Что ты предлагаешь, а? Альтернатива? Попробовать договориться с фанатиками вроде Мелифлуа? А если они потребуют, чтобы сначала показательно казнили магглорожденных?
Лили вспомнила, как косились на нее на заседаниях Клуба слизней Регулус Блэк и сын того самого Крауча. "Да уж, такие могут и потребовать". Хотя какой смысл их бояться? С ними надо бороться, законным или - Лили ощутила себя словно снова едущей на плечах у парней: тот же дикий кураж - незаконным путем.
...Она пыталась следить взглядом за Джеймсом, но пришлось отвернуться еще на выходе из Хогвартса: к Поттеру подбежала Пенни-Черри, уцепилась за локоть и принялась отчитывать за что-то мерзким голоском. Он покорно слушал и успокаивал. Да, вот уж что погубит Джеймса, так это его доброе сердце. Лили улыбнулась. Она больше не ревновала, уверенная в его чувствах - удивлялась только, как долго не замечала в этом славном парне главное его достоинство: безотказную щедрость души. В самом деле, он же старается не обидеть, всякого готов пожалеть и утешить - если, конечно, человек достоин утешения и жалости, а не наказания. Ничего, пусть он только развяжется с Пенни-Черри (бедняжка, вот ведь влип). А там у них с Лили все будет хорошо.


В Коукворте дети играли в снежки, а на старой детской площадке залили каток. Лили с отцом почти каждый день приходила поглядеть, как то легко, то неуклюже скользят по льду подростки и дошкольники, как кто-то щеголевато мчится и кружится - только крошчи льда летят из-под коньков, а кто-то, не в состоянии пройти двух шагов, падает. Вон толстый, укутанный по уши малыш рухнул на лед сам и утянул за собой тоненькую, длинную сестру. Вон парень бережно поддерживает под локти девушку: ей не меньше семнадцати, но на коньки, видимо, она встала впервые в жизни.Перед глазами кружились радужные картинки: вот они с Джеймсом вместе неловко выходят на лед, она боится, а он подбадривает, но падает первый. А летом можно будет ходить купаться вдвоем...
- О чем задумалась, дочка? - раздался мягкий голос отца. На солнце снегом блестел его поседевший висок.
- Пап, ты знаешь, я... - Лили захлебнулась. Говорить о Джеймсе почему-то последнее время было стыдно, а уж с отцом - совершенно невозможно. Отец приобнял её, прижался подбородком к рыжей макушке. Если бы Лили в тот момент видела его лицо, то заметила бы блеснувшие в уголках глаз слезинки.
На Рождество позвонила Петуния; она вообще все чаще звонила домой и даже нормально разговаривала с матерью. Обещала приехать, но родители, конечно, планировали уговорить её её навестить их в то время, когда Лили не будет дома, чтобы Петуния не отравила любимице каникулы. Вообще, кажется, у сестры тоже намечались перемены в личной жизни; она сделала несколько несмелых намеков, которые мать сразу же поняла.
- Кажется, она влюбилась... Надеюсь, выбрала человека по себе, - рассуждала мать за чаем. - Она моя дочь, и мне не хочется, чтобы она была несчастлива. А это значит, что мужчина должен быть крайне ограничен и невзыскателен.
- У Петунии есть свои достоинства, - мягко возражал отец. - Она неплохая хозяйка.
- Со вздорным характером и отсутствием воображения. Если муж с ней справится и тоже не будет иметь воображения, получится отличная пара. А вот если...
Лили слушала и улыбалась. Как все-таки хорошо, что у нее воображение развито. Они с Джеймсом будут ровня.

Возвращение в Хогвартс прошло привычно и тихо. В купе обсуждали грызню, развязавшуюся в Министерстве: к обвинениям Крауча присоединилась Миллисента Багнолд, имеющая обширные связи в Визенгамоте, между тем как законопроект Араминты Мелифлуа едва удалось отклонить.
- Что делают эти идиоты, - возмущался Фрэнк, обычно казавшийся аполитичным из-за молчаливости. - Надо объединяться против Пожирателей смерти, а они только и смотрят, как бы утопить друг друга!
- Если они и перегрызутся, Дамблдор все равно сохранит пост и влияние, - вставил Люпин, чем крайне удивил всех, кто ехал с ним вместе.
- А при чем тут Дамблдор? - Нелли Гамильтон хлопнула ресницами. - Он, конечно, великий волшебник, но он всего лишь директор школы.
- Директор Хогвартса, - поправил её Ремус. - Единственной магической школы в Англии. И председатель Визенгамота.
- Ну и что? Это же все-таки не министр магии.
На Нелли всегда смотрели с некоторым снисхождением, но тут уставились так, что бедняжка, залившись краской, выскользнула в коридор. Люпин вздохнул и молча покачал головой.
Впрочем, полчаса спустя Нелли явилась в купе в приподнятом настроении: она узнала свежую новость, не связанную с явно надоевшей ей политикой. Вальбурга Блэк не могла допустить, чтобы её сын ухаживал за девушкой, мать котрой до замужества работала простой продавщицей. Регулусу во время каникул напомнили, что он давным-давно обручен со Стеллой Булстроуд, и теперь девица, у которой появился новый повод задирать нос, неотступно таскалась за женихом.
Лили повеселилась, представляя, как на тонкокостного Регулуса напирает мощная Стелла, как стискивает огромными темными клешнями его хрупкий локоть - а через несколько дней история получила совсем уж неожиданное продолжение. Та же Нелли Гамильтон, превратив, видимо, наблюдение за Регулусом и его невестой в ежедневное тихое развлечение, пересказала в гостиной разговор младшего Блэка с Северусом (когда упомянули его фамилию, Лили чуть не вздрогнула: настолько отвыкла о нем думать, отвыкла от мысли, что он есть на свете).
- Блэк Снейпу предложил жениться на Гэмп, представляете!
Лили как стояла с набором шахмат, которые попросила её принести Марлин, так и застыла.
- Мол, к его Тиции вряд ли посватается кто-то приличный, а видеть её замужем за Крэббом или Шафиком ему будет невыносимо. Сам жениться не может: мол, фамильная честь. Так вот пусть Снейп их выручит.
Парни безудержно расхохотались. Марлин, сидевшая на ручке кресла, где устроился Сириус, улыбнулась с чувством превосходства.
- Что ж, это выгодно в первую очередь Нюнчику. Гэмпы богаты и имеют вес в обществе. Как раз то, что нужно нашему оборванному высочеству.
- Ребята, а Нюнчик-то - альфонс! - крикнул Джеймс, и на сей раз мало кто удержался от смеха. Лили сжимала губами горькую улыбку и поглаживала горло, которое изнутри закололи злые слезы последнего разочарования. "Все-таки он и до такого опустился. Недаром у меня с ним ассоциировался Клайд Гриффитс. Ну конечно, утопил Роберту, пусть фигурально - теперь вот женится на Сондре. А может, он уже тогда к этой Гэмп... Клинья подбивал? Недаром же она одна после той истории с озером его утешала". Лили быстро заморгала, чтобы слезы все же не покатились из глаз.
- Один только вопрос, Нелл, - Сириус вытянул ноги. - Как папаша Гэмп близко подпустит наше немытое чудище к ненаглядной доченьке?
- Милый, это же очень просто, - ответила за Нелли Марлин, погладив его по волосам. - Если окажется, что Гэмпи переспала с Нюнчиком, а еще лучше - беременна от него...
- Беременна от Нюнчика?! - Джеймс изобразил приступ рвоты. Сириус хмыкнул:
- Да уж, сомневаюсь вообще, что он способен сделать женщине ребенка. Представьте только, сколько дней ему надо мыться, чтобы девица подпустила его к себе.
- Ну, главное - не вонять, - Марлин обхватила руками белое колено. - В темноте его тщедушное тельце будет не особенно видно.
- А на ощупь? - ввернул Джеймс, и гостиная вновь взорвалась смехом.
Лили перевела дух. Она поняла, что пока не услышала главного.
- А что же Нюнчик ответил, Нелл? - спросила она как можно более равнодушно.
- Сказал, что не худо бы Летицию спросить для начала. Знаете, по-моему, Блэк очень удивился.

Глава 44. Пенни-Черри

Что могла ответить Летиция на предложение Регулуса, Лили неважно себе представляла, да, признаться, об этом и не хотелось думать. Неприятно было осознавать и то, насколько опустился Северус, и то, что её саму его полное моральное падение еще может волновать.Непонятную обиду удавалось подавлять до тех пор, покуда в библиотеке не увидела Летицию Гэмп, склонившую головку с тяжелым узлом черных волос над конспектами. Что-то кольнуло, когда, проходя мимо, Лили увидела: над развернутой книжкой перед Гэмп лежит пергамент, исписанный знакомым мелким, будто женским почерком.
- Я слышала, мисс Гэмп, - она постаралась подделаться под высокомерно-вежливый тон слизеринок, - вас и Северуса можно поздравить?
- Не понимаю, мисс Эванс, о чем вы говорите, - Летиция спокойно подняла взгляд.
- Северуса - с выгодной партией, а вас - с тем, что приобрели альфонса, - Лили болезненно и зло улыбалась.
- Мисс Эванс, я попросила бы вас, во-первых, не употреблять подобных слов в моем присутствии, во-вторых, прекратить слушать сплетников. А уж если слушаете, так держите себя в руках. Заметьте, отчитываться перед вами и вообще с вами разговаривать я не обязана после того, как вы меня оскорбили.
Лили подавила злой смех.
- Вы меня в свое время оскорбили хуже.
Летиция тихо вздохнула.
- Мои слова предназначались только для ушей того, с кем я говорила. Если вы, подслушивая, узнали что-то неприятное для себя - сами виноваты.
Лили нервно дернула плечом. Ну да, вообще-то она подслушивала... Но вот Северус вообще шпионил за Люпином, а Гэмп почему-то не ставит это ему в вину. Слизеринка невозмутимо продолжала:
- Если бы вы хоть чуть-чуть разбирались в людях, мисс Эванс, вы бы поняли, что предположение о браке между мной и Северусом, тем более по тем мотивам, которые вы предполагаете - абсурд. научитесь наконец составлять собственное мнение и вдумываться. Пора взрослеть. Мне хотелось бы, чтобы вы поумнели до того, как у вас неизбежно начнутся неприятности.
- Которые неизбежно обеспечат ваши дружки - Пожиратели смерти. Ведь так? - у Лили был свой козырь. Но на сей раз Летиция, кажется, была готова к её словам.
- Никто из них Пожирателем смерти не является. Политическая обстановка нестабильна, мисс Эванс, и прежде чем бросаться обвинениями - подумайте сто раз. Сейчас прошу меня извинить, я хотела бы продолжить готовиться к занятиям.
Лили, не ответив, быстро вышла. Она чувствовала себя тем неприятнее, что к обычному после ссор напряжению в душе прибавилось необъяснимое чувство неловкости, будто она не во всем была права. Лили, признаться, очень не любила такое ощущение, хоть и понимала, что бороться с ним неправильно. Человек должен уметь признавать и исправлять ошибки.
Внизу кто-то тоненько вскрикнул, и Лили, сбежав по лестнице, застала весьма неприглядную картину. Лиззи Дирборн с визгом металась по лестничной площадке, хлопая руками по своему платью: у него горел подол. А на ступеньках стояла, беззвучно смеясь и белстя глазами, первокурсница со Слизерина, прехорошенькая Александрина Берк. Повыше, облокотившись на перила, стоял Барти Крауч и спокойно наблюдал за происходящим.
- Агуаменти! - выкрикнула Лили, но вода, соприкоснувшись с синеватым пламенем, лишь расплескалась по полу.
- Помоги! - обратилась она к Барти, но тот лишь пожал плечами. Александрина ласково прошелестела:
- Урок всем грязнокровкам: вот каково не уступать дорогу настоящим волшебницам.
Лили еле удержалась от того, чтобы не ударить наглую девчонку. Та самодовольно смерила её взглядом, поправила шелковистые, пепельные с рыжеватым отливом волосы.
- Минус десять баллов со Слизерина!
- Ну-ну. Сначала расколдуй её, - Барти говорил негромко, но Лили его услышала. Скверная догадка пришла ей в голову:
- Так её заколдовал ты? Минус десять баллов с Рейвенкло!
Барти с притворной покорностью развел руками.
Лиззи, обессилев, упала на пол, и во взгляде Барти, беззастенчиво рассматривавшего точеные ножки хаффлпаффки, блеснуло холодное и жестокое удовольствие. Александрина Берк сделала ему легкий реверанс. Лили пыталась поднять несчастную Дирборн, но та, хрипя от ужаса, не подпускала её к себе.
- Да расколдуй же её! - в отчаянии крикнула Лили Краучу.
- Я тебе не Поттер и не Снейп, чтобы ты мной командовала, - мальчик не шевелился.
- Я староста, и ты обязан....
- Ты всего лишь грязнокровка, - вздернула носик Александрина. Лили готова была снять со Слизерина еще с десяток балов, когда вдруг поняла, что Лиззи перестала кричать. Она обернулась: хаффлпафка, дрожа, поднималась с пола, и с обычным отрешенным видом ей помогала Пандора Касл. Платье Лиззи больше не горело.
Барти, что-то прошипев сквозь зубы, развернулся и ушел. Александрина побежала вверх по лестнице, ничем не выдав досады от того, что развлечение так скоро закончилось. Лили, не оглядываясь, побежала к себе.

В прежние времена, наверное, Лили рассказала бы обо всем друзьям и порадовалась бышуткам, которые они проделают над Барти и Александриной. Но теперь она остановила себя. Гэмп права в одном: пора взрослеть. Завернув в пустой класс, Лили написала на имя директора докладную на Крауча и Берк. Конечно, это малоэффективно: в самом лучшем случае их пошлют на отработки, а могут - учитывая положение их родителей - и вовсе закрыть глаза. Но ведь и шутки Мародеров не научили бы их терпимости. Да и ничто не научит. Они враги, убежденные, со сформированным сознанием. А над врагами не шутят. С врагами воюют. Через пару лет она встретится в бою с Краучем, а когда-нибудь, может, и с Берк.

Тридцатого января Лили исполнилось семнадцать: по традициям магического мира она достигла совершеннолетия. Отпраздновали в гостиной, всем факультетом, шумно, с ворохом подарков, стихами от подруг, танцами и множеством бутылок сливочного пива и медовухи. Джеймс притащил букет из сливочно-белых роз и лилий коробку необыкновенных сладостей, каждая из которых была в обертке, украшенной бисером и ленточками, а в разгар праздника, когда ребята, устав, расселись прямо на полу, забрался на подоконник и пел под гитару, конечно, не преминув подмигнуть Лили несколько раз. Голос его, обволакивающий и мягкий, согрелся от выпитой медовухи и опьянял не хуже её. Сперва он пел старинную балладу о красавице, вырванной рыцарем из рук сарацина, о том, как рыцарь едет с красавицей на коне, а голова сарацина колотится о стремя. Потом, пару раз ударив по струнам, перешел на веселую, местами скабрезную даже песенку о том, как молодой вор уговаривал бежать с ним дочку торговца. Лили, смеясь, поправляла закрепленный в волосах букетик ромашек, подаренный Слизнортом.
Они с Лили были в одном шаге от того, чтобы стать парой, куда более настоящей, чем явно принуждающий себя встречаться с Мери Люпин или даже чем Сириус, которому Марлин наверняка скоро бы надоела. Но существовала проблема, решить которую не мог, казалось, никто. Пени-Черри намертво вцепилась в Джеймса и ни под каким видом не хотела отпускать его.
Он пробовал поговорить честно. Признавался, что не любит её, что давно влюблен в Лили, каялся, просил понять и ронять достоинство, спокойно отпустить его. Обещал заткнуть рты всем возможным сплетникам. Пенни в ответ клялась, что немедленно наложит на себя руки, то обещала сбежать в Лютный переулок и начать работать в тамошнем борделе.
- Блефует, и притом без изобретательности, - зевала Марлин, когда Лили ей жаловалась. Не в силах наблюдать, как Джеймс становится худее, бледнее и даже впадает в рассеянность на тренировках, Лили и сама попробовала поговорить с Пенни, но та поле первых слов с визгом набросилась на нее и вцепилась в волосы. Хаффлпаффка была много слабее, и тем не менее, оттащить её смогли только объединившие усилия Мери и Мэрион. После этого к Черрингтон подослали самую дипломатичную из гриффиндорок - Алису. Разговор закончился тем, что Пени сымитировала обморок.
- Что ей надо? - недоумевала Лили по вечерам. - Зачем она мучает нас с Джеймсом? Что за радость?
- Ей всегда была радость кого-то помучить, - объясняла Алиса. - Наверное, она боится, что её неудачи ей не спустят, как она другим не спускала неудачи другим. И кто знает... Пенни на Джеймса заглядывалась чуть не с первого курса. Трудно отпустить...
- Трудно отпустить квиддичного короля и завидного жениха в будущем! - фыркала Марлин. - Думаете, Черри позарилась бы на Поттера, не будь у него уважаемых родителей, счета в Гринготтсе и будь он сам неказистым тихоней?
- Однако теперь ей придется трудно, - возражала Алиса негромко. - Помните Флоренс Флеминг?
- Помним. И что? - Марлин принималась расчесывать черную распущенную косу. - Бедная мученица Флоренс в свое время радовалась унижению соперницы - между прочим, безобидной хаффлпаффки. И Пенелопа твоя драгоценная - не было в школе неудачника, над которым она бы не посмеялась. Она просто получит по заслугам, как в свое время получила Флеминг.
К марту Джеймс начал терять терпение .Однажды Лили, проходя ночью мимо гостиной, случайно подслушала разговор Мародеров, из которого стало ясно, что они собираются подлить Черрингтон приворотное зелье. На следующий день Поттер схлопотал грандиозный разнос.
- Как ты мог! Как ты мог вообще! - Лили металась по гостиной, ломая пальцы. - Я тебя считала честным человеком, а ты не лучше какого-нибудь Мальсибера!
- Ну спасибо не Нюнчика, Эванс, -Джеймс почесывал лохматую голову.
- Заткнись! Ты соображаешь, что хотел сделать?
(На самом деле Лили вполовину не была так зла, как показывала, просто Поттера следовало проучить, чтобы не повадно ему было в другой раз действовать такими методами).
- Я хотел сделать так, чтобы Черрингтон наконец от нас отвязалась, - тон его голоса выдавал нараставшее раздражение. - А вообще приворотку должен был подлить Питер! Что плохого в том, что у него появилась бы девушка?
- А ты не понимаешь, что это было бы не по-настоящему? Что...
Джеймс с театральным вздохом привлек Лили к себе и зажал рот поцелуем. Больше спорить она не решилась, но уже к вечеру обрушилось новое потрясение. Пенни-Черри попала в Больничное крыло, и там диагностировали, что она беременна.
Мадам Помфри, осмотрев Черрингтон и выслушав её признание, побежала к Макгонагалл ,а та вызвала Джеймса к себе в кабинет. Вернулся он оттуда краснее рака. Опустив голову, остановился перед Лили.
- Эванс, я не при чем! Ну честное слово! - он чуть не плакал. Лили вздохнула и обняла: что еще оставалось делать?
- Да мало ли, с кем эта шлюха переспала, - фыркнул сидевший здесь же Блэк. - Я её любовника из-под земли достану. Не дрейфь, Сохатый, она тебя к себе не привяжет.
Джеймс только помотал головой и опустился на диван. Борьба с Пенни-Черри совершенно выжала его.
К решению проблемы подключили девушек. К вечеру удалось узнать, что в воскресение Пенни бегала в Хогсмид, в Сладкое королевство, и через камин отправилась в Косой переулок. Мародеры рискнули: иного выхода не было. Наплевав на проходившие в тот день контрольные по травологии и астрономии, они с утра сбежали в Хогсмид, чтобы оттуда проникнуть в Косой переулок. Лили подозревала, что они разжились поддельным разрешением декана, иначе им не открыли бы ни один камин. Она тихо ужасалась, представляя, какой грандиозный разнос им устроит Макгонагалл и какое наказание им придумает, но их вылазка оправдала себя. Оказалось, что тихоня Черрингтон навещала Лютный переулок, и видели её выходящей из лавки зелий.
- Наверняка она приняла какое-то зелье, имитирующее беременность! - Сириус блестел глазами, как настигающая дичь гончая. - Теперь главное - подождать, пока действие не прекратится. Ведь её же не будут осматривать повторно? Только бы она не приняла новую порцию.
- Ну а это можно устроить... - процедил Джеймс сквозь зубы; он наконец словно пришел в себя.
Следующие дни Лили не находила себе места. Она решительно не понимала, как Джеймс может помешать Пенни принять новую порцию зелья, и кроме того, боялась, что предположения Сириуса и вовсе неверны. Её так трясло, что перо в руках разбрызгивало по пергаменту кляксы. Джеймс, правда, подтянулся, подобрался, был непривычно сосредоточен и молчалив, но и это больше пугало, чем обнадеживало.
Через неделю после известия, чуть не сломавшего Поттеру и Лили жизнь, все неожиданно закончилось. Однажды утром Пенни, до того не выходившая из Больничного крыла, вошла в Большой зал, опустив глазки, и тихо села у краешка хаффлпаффского стола. К концу завтрака зал обежал слух: повторный осмотр не выявил у нее признаков беременности.
Некоторое время Лили не соображала ничего. Счастье оглушило, обложило туманом, и сквозь него, ка солнечные лучики, едва просачивались мысли о том, что можно перестать думать о грядущей острой боли, можно снова обсуждать с девочками романы и новости из министерства, спокойно учить уроки... Опасность развеялась, и будущее представлялось безоблачным.

Глава 45. Отец и сын

Первые дни после разоблачения Пенни-Черри Джеймс и Лили общались между собой очень мало. Слишком многие следили за ними, слишком несчастной выглядела Черрингтон, бродившая по замку с опущенной головкой – броситься к собственному счастью было неловко. Оба, словно соблюдая правило покаяния, едва здоровались друг с другом.
К удивлению многих, травить Пенни не стали. Может, жалость взыграла, или боязнь, что она отомстит потом со всей жестокостью, на которую способен неумный человек, а может, хаффлпаффцы не давали в обиду своих, какими бы те не были. О позоре Пенни-Черри скоро забыли: всех больше волновало, останется ли при власти прежний министр магии.
Тот, отчаянно борясь за власть, пустился на грязные приемы. В газетах появились статьи, затрагивающие семью Крауча. Ему припомнили и то, что мать его, Чарис, была из Блэков, а значит, могла страдать психическими расстройствами, и то, что кузен его жены был посажен в Азкабан за применение Круциатуса к паре молодых магглов. Крауч соизволил ответить, что не намерен оправдывать недостойные поступки своих родственников, но не понимает, как их преступления могут быть связаны с его деятельностью, направленной на благо общества. Выпусков «Ежедневного пророка» теперь ждали, как самую захватывающую книгу. Как назло, на пасхальные каникулы пришлось уехать: Лили досадовала, что пропустит окончание поединка между Краучем и министром, хотя девочки пообещали сохранить для нее подшивку газет.
И все же Крауч проиграл. Наверное, слишком сыграли против него происхождение матери и огласка семейных тайн жены. Во время ужина после приезда с каникул Лили бросилось в глаза лицо его сына. Мальчишка выглядел, несмотря на неприязнь к отцу, совершено убитым и обозленным на весь свет. «Переживает неудачу отца? – гадала Лили. – Значит, все-таки к нему привязан? Или тот, наоборот, сорвал неудачу на жене и сыне, и мальчик переживает из-за этого?» Если так… Лили не жаловала Барти-младшего, отлично помня его выходки по отношению к магглорожденным, но впервые подумала, что Алиса, может быть, в неприятии Крауча не так уж неправа. К чему может привести общество человек, упустивший собственного сына, отыгрывающийся на жене?

Весну сменило лето, экзамены навалились, и вот уже Лили, глянув на календарь, с удивлением обнаружила: со дня её ссоры с Северусом прошел ровно год. Опять стояло столь же ясное утро, и яркий восход обещал жару. День был выходной ,Лили после завтрака спустилась во двор, присела на уже обогретую солнцем скамью.
Отдыхая от изнуряющей подготовки к СОВ, Нелли Гамильтон играла с Джуди Браун во что-то вроде тенниса – впрочем, девочки совершенно исказили правила игры, подчинив их своей прихоти. Длинноносенькая очкастая Сьюзен Смолли с важным видом судействовала. Два первокурсника, гриффиндорец и рейвенкловец, в углу двора устроили дуэль.
На скамейке у фонтана в окружении первокурсников и второкурсников сидела Мэрион Риверс. Маделайн Вэнс жалась к её плечу, а Мэрион, как всегда, читала мрачное – на сей раз «Балладу повешенных» Вийона.
- Мы братья ваши, хоть и палачам
Достались мы, обмануты судьбой.
Но ведь никто - известно это вам? -
Никто из нас не властен над собой!
Мы скоро станем прахом и золой,
Окончена для нас стезя земная,
Нам Бог судья! И к вам, живым, взирая,
Лишь об одном мы просим в этот час:
Не будьте строги, мертвых осуждая,
И помолитесь Господу за нас!
Ребятишки притихли, разинув рты. Лили только покачала головой. Ладно еще самой любить ужасы – хотя тяги Риверс к страшным стихам ей никогда не понять – но зачем пугать детей? С них достаточно новостей в «Ежедневном пророке».
- Жуть какую читает, правда? - с неловкой развязностью сказали рядом, и от одного этого голоса, обволакивающего и глубокого, у Лили, как всегда, пробежали по коже сладкие мурашки. Джеймс уселся на скамейку верхом, оперся ладонями на сидение и поглядел на девушку исподлобья, виновато и лукаво.
- Не сердишься на меня, Эванс?
- За что я должна сердиться?
- Ну, - он дернул плечами. – К примеру, за Пенни-Черри. Ты сердиться можешь, но я, правда, не хотел. И чем дальше дуться, лучше дай мне сразу по морде.
- Я сержусь? – Лили вскинула брови. – Я дуюсь? С чего ты взял? Я не говорю с тобой только потому, что ты со мной не говоришь. Но кое-что мне все-таки не нравится, - ей давно хотелось высказаться об этом.
- Что? – он, явно волнуясь, взлохматил волосы.
- Хватит называть меня Эванс. У меня имя есть.
- Ну да, - Джеймс покраснел. – Лили. Лили, - повторил он, точно пробуя вкус. – Хорошо. Оно у тебя простое. Вот у Блэков, представляешь, одну девицу века из девятнадцатого звали, - он произнес по логам, нарочито задыхаясь, - Мисапиноа.
Лили прыснула.
- Бедняжка, за что её так?
- За все хорошее. Не жалей её, Эва… Лили. Она была такой же, как все Блэки. Пытала эльфов Круциатусами или, может быть, просто порола их плетью, презирала магглов и считала себя выше других на том основании, что ничего не делала в жизни.
- Такой же, как все Блэки… - Лили смотрела на перехлест струй фонтана. – А Сириус?
Джеймс фыркнул.
- Иногда я его боюсь. Только никому не говори, и особенно ему, а то мне придется хуже, чем блэковским эльфам, - увидев, как вытянулось лицо Лили, Джеймс посерьезнел. – Он совсем не такой. Он на все для своих готов, понимаешь? К дементорам за них пойдет, если надо.
В лице Поттера мужское удивительно сочеталось с мальчишеским, и Лили так же сильно хотелось коснуться его губ, как и надрать ему уши.
- Джеймс, а можно… - он слегка хрюкнул, когда она назвала его по имени. – Можно, я тебе волосы приглажу?
Поттер кивнул, трогательно краснея. Девушка бережно провела ладонью по его вихрам, удивляясь их мягкости и податливости. Кажется, пара усилий – и она приведет ему голову в порядок, но ничуть не бывало: вихры выпрямились, как только она убрала руки.
- Заколдовал ты их, что ли?
- Природа заколдовала, Э… Лили.
Она еще держала руки у него на плечах. Его остроскулое смуглое лицо, ореховые глаза с длинными выгоревшими ресницами, обветренные, потрескавшиеся губы были совсем близко. И Лили сама не поняла, как случилось, что всем телом она прильнула к нему, грудью прижалась к его широкой груди, и шеи их сплелись, и губы соприкоснулись…

Перед отъездом Джеймс подарил Лили музыкальную шкатулку, очень чисто игравшую несколько мелодий танго.
- Я знаю, что ты любишь, - ему необыкновенно шла новая застенчивая улыбка. – Вот летом развлечешься. Только ни с кем под них не танцуй!
- И с кузенами? – Лили спросила просто так, кузенов своих она отроду не видела.
- И с кузенами! – он принял суровый вид. – Знаю я этих кузенов, наслушался, что там у Блэков было.
- Мои кузены, если что, не Блэки, а магглы.
- Неужели ты веришь, что между ними есть различия? – он приятно пощекотал её плечо. Оставалось только рассмеяться.
Под мелодии шкатулки потом потанцевали с девочками в купе, хотя вообще в движущемся вагоне танцевать сложно. На девчонок нашел веселый стих: из страниц «Ежедневного пророка» они наделали пилоток, раскурили отыскавшуюся у Мери глиняную трубку, долго заклинаниями выводили вонь, потом вместе пели песни, которым их научил Джеймс. Не заметили, как и время пути прошло.
Они словно и не задумывались, что едут на последние летние каникулы, что впереди последний школьный год, а дальше – полная неизвестность. На Лили грусть иногда нападала, но неловко было портить девочкам настроение. Алиса еще могла бы с ней повздыхать, но она ехала вместе Фрэнком. А потом Лили тряслась в полупустой электричке, и ей было уже не до печальных раздумий: она уговаривала себя не бояться гогочущей полупьяной компании в другой конце вагона. Обычно с ней был Северус, и она не боялась… Но как-то обошлась без нег в прошлом году – обойдется и теперь. Если что, применит магию, и плевать ей на последствия. Но компания не обернулась на нее.
А дома Лили неожиданно не смогла влезть в часть вещей. Хотя мать просто предлагала распустить швы, она решилась похудеть, отказалась от булочек, бутербродов и джема, а также пообещала себе каждое утро бегать вокруг Коуквортского парка.
…Встала она в первый раз очень легко, бесшумно собралась и выскользнула из дому. Город спал еще так мирно, что Лили слышала собственное дыхание. Парк лишь немного оживляла видневшаяся в утренней дымке фигура дворника, шаркавшего метлой по дорожкам. Вдохнув и выдохнув, Лили пустилась бегом. Первые минуты дались легко, тело приятно заныло, но затем в груди стало тесно, майка взмокла. Не желая останавливаться, девушка прибавила скорости, но скоро запнулась, чуть не упала и закашлялась. А ведь когда-то она прекрасно бегала. Вот что значит – отсутствие тренировок. То-то Джеймс все силы убивает на квиддичном поле.
Хватая ртом воздух, Лили опустилась на скамейку. Утреннее солнце лениво слизывало клочья тумана, будто притомившийся ребенок - сахарную вату. Тишина стояла густейшая: каблуки редких прохожих и перекрикивание птиц соскальзывали, не нарушая её. Вот перестала шуршать метла: дворник присел отдохнуть на скамеечку к Лили.
Она не присматривалась к дворнику, когда бежала, но теперь тяжелое ли дыхание его, или лающий рваный кашель встревожили и заставили обернуться. Перед ней, сгорбившись, закуривал дешевую сигарету Тобиас Снейп.
По коже Лили пробежали мурашки. Страх усилился оттого, что Тобиас, кажется, был трезв, а последний раз трезвым она его видела, когда у нее на глазах он выпорол сына. Но он уже обернулся, узнал её, кивнул и заулыбался - уходить было неловко. Ведь, по сути, Лили он не сделал ничего плохого - за что же его было обижать?
- Давно не видел тебя. Повзрослела, похорошела. Жених-то есть на примете?
- Есть, - лгать ему не было нужды.
- Не мразеныш мой, верно?
Оставалось только кивнуть. Тобиас необыкновенно устало провел рукой по лицу.
- Ты хоть его видела, моего-то гада? Жив-здоров?
- Да, - робко подтвердила Лили. - А разве он не с вами живет?
Тобиас дернул руками - метла шаркнула по земле.
- Нет, дело-то в чем! Год уж почти, как ушел из дому. Вот как покойницу схоронили, так и ушел, - он потер сизый щетинистый подбородок. - Ты, может, думаешь, что я его довел, так вот я тебе скажу, что никогда, кроме добра, ничего ему не желал. Ну воспитывал, да, дурь выбивал. Что ж, он же на меня смотрел с детства, как на кусок дерьма - как еще себя уважать-то заставить? Он же меня за одно то, что не повезло мне в жизни, презирал!
Тяжелый вздох Тобиаса перешел в кашель.
- Я ж после похорон покойницы только проучить его хотел за то, что он к ней, пока болела, носа не показывал. И всего-то хотел ремешком немного пройтись. Пришли домой, велел ему ложиться, а он - ты подумай! - взял меня и ударил. Отца родного ударил, понимаешь ты! Ну, я и не стерпел...
Лили напряженно слушала, чувствуя, как от отвращения и жути начинает кружиться голова.
- Бил уж его, бил - душу хотел вышибить. Как упал, стал его ремнем хлобыстать - уж куда попало, не разбирая. Чуть руку не вывернул. Ну, устал, ремень бросил, пошел воды попить, в дверях обернулся - а он так и лежит лицом вниз, да плечи этак дергаются... Плюнул я тогда, из дому ушел, шатался всю ночь. Аж жалость на подонка взяла. Думаю, вот вернусь - помиримся мы с ним, заживем, как люди! А о том, что он ударил меня, отца родного, и думать забыл - понимаешь ты? Вернулся домой - ан его и нету. И манатки свои прихватил все. Ох, увидел бы я его, подлеца, убил бы сию секунду! Мать забыть, отца ударить, да еще сбежать! Был бы человек - остался бы. А так... Трус распоследний сын мой, вот что.
Лили слушала, опустив голову. Омерзение , овладевшее ею в начале рассказа Тобиаса, постепенно сменилось жалостью к нему и к его сыну. Она даже не знала, кому сочувствует больше. Северуса жаль, как жаль любого, избитого до полусмерти – но и Тобиаса жаль тоже. Всю жизнь терпеть неуважение сына, получить в конце концов от него последнее доказательство презрения – кто бы стерпел, в самом деле? А ведь он не так уж безнадежен. Потрясение , кажется, исправило его. Трезвый, на работу устроился. Что бы сыну не простить его - и вправду, жили бы, как люди.
Интересно, в городе ли Северус? Если нет, то куда подался? Лили поймала себя на том, что первый раз после разрыва думает о нем почти благожелательно.

С Северусом она встретилась раньше ,чем ожидала. Два месяца каникул промелькнули быстро и бессобытийно, и вот уже Лили обнаружила себя толкающейся в Косом переулке среди других школьников, торопящихся запастись всем необходимым к учебному году. У нее закончились ингредиенты для зелий, пришлось зайти в одну из вонявших на весь переулок лавок. Там-то она и столкнулась с бывшим другом: сидя у входа, он, чавкая пестиком, спешно толок в ступке слизней.
Пожалуй, сейчас Северус выглядел хуже, чем даже в детстве. Слизь запачкала ему руки, лицо, ссохлась в волосах, источая отвратительный запах. Тяжелый и грязный передник словно оттягивал его вниз, заставляя быть согбенным. На шее и острых лопатках (из-за духоты в лавке он был по пояс голый) выступила испарина. Кажется, он стал немного крепче, шире в плечах, но это не искупало плачевного в целом вида.
- Северус! – тихо позвала Лили. Он вздрогнул, нервно поднял голову. В ту же секунду лицо его стало темно-красным. Лили только не поняла, стыдится ли он того, что не одет и грязен, или того, что вынужден работать летом.
- Мне нельзя говорить с клиентами, - пробормотал он наконец.
- Хорошо, не говори, - Лили пожала плечами. – Я только хотела передать, что видела твоего отца. Он тоже нашел работу и, кажется, не пьет.
Лицо Северуса еще побагровело, хотя до того казалось, что сильнее покраснеть он не способен. Тут за прилавком показался сам хозяин: низенький, круглый и шустрый, чем-то похожий на Слизнорта, но куда более замотанный.
- Эй, Нос! – весело позвал он.- Я слизи жду – заснул ты, что ли? Да, мисс, что вам угодно? – встрепенулся он, заметив Лили. Северус, не глядя на нее, нырнул в подсобку.
Уже закупив все, что требовалось, девушка направилась к»Дырявому котлу», чтобы там перекусить: слизни и коренья были надежно упакованы, так что она могла не беспокоиться, что запах от них помешает прочим посетителям наслаждаться трапезой. Но не успела она отойти от лавки и пяти шагов, как услышала на улице очень знакомые голоса. Обернулась: Джеймс и Сириус шли по улице, что-то увлеченно обсуждая. Сейчас с ними общаться не особенно хотелось (вернее, с Джеймсом можно, но без чужого присутствия), поэтому девушка спешно притаилась за углом. Все же было любопытно узнать, о чем они говорят и куда идут. Но первого по крайней мере узнать не удалось: Поттер и Блэк завернули в лавку – в ту самую, где работал Северус. Подавив неприятное предчувствие, Лили поспешила уйти.
Чего она не узнала, так это того, что тогда Северус потерял работу: хозяин лавки не терпел, чтобы работники хамили клиентам.

Глава 46. Мистер Вэнс

Первого сентября погода выдалась отвратительная: пронизывающий ветер осыпал прохожих моросью. Лили плотно укуталась в длинный плащ (купили с мамой в Манчестере почти одинаковые), накинула на голову шарф, жалея, что он такой тоненький и что зонтик она убрала далеко. Впрочем, дождь сам по себе беспокойства бы не причинил, а порыв ветра сломал бы любой зонт. Так что пришлось мужественно рваться вперед, борясь с желанием подуть на красные закоченевшие пальцы.
На Кингс-Кросс, несмотря на кошмарную погоду, народу было не меньше, чем обычно, но Лили с легкостью вычисляла в толпе не только знакомых, но и вообще тех, кто принадлежал к миру волшебников. Странно одетых людей с совами в клетках и жабами в кулечках, наверное, причисляют к циркачам...
- Скрываем красоту от нескромных глаз? - бархатно пропели у нее над ухом, и приятно-тяжелая ладонь скользнула по спине.
- Джеймс?
Поттер приобнял её и довольно скалился.
- Замерзла, Лили? Пойдем скорей, погрею. Да, отцепись наконец от своего чемодана.
Взмах палочкой - и чемодан Лили шмякнулся на тележку Джеймса, который немедленно сообщил, что тележка зачарованная и ему ничуть тяжело не будет.
Вместе они преодолели барьер и вошли на нужную платформу. Лили весело махала знакомым, потом поморщилась, различив в тумане, смешанном с паровозным дымом, фигурку Электры Мелифлуа в длинном бежевом плаще. Рядом с девушкой стояла невысокая белокурая женщина, очень изящно одетая, и заботливо гладила дочь по плечам.
- Это же Араминта Мелифлуа, - с непривычной холодностью и жесткостью прошептал Джеймс. - Та самая, что ненавидит магглорожденных. Интересно, как она не побоялась сюда прийти?
- Кто-нибудь из вас способен поднять руку на женщину? - удивилась Лили. Миссис Мелифлуа её ужаснула: Лили никогда бы не подумала, что чудовище, воспевающее травлю человека, может выглядеть столь безобидно. И тем не менее напасть на хрупкую женщину в любом случае оставалось низостью.
- Нет, - горько ответил Джеймс. - В том и беда. Гриффиндорцы слишком благородны, чтобы тронуть монстра, если он носит юбку.
Электра взошла по ступенькам, последний раз обернулась, чтобы помахать матери - и тут раздался взрыв. Лили шатнуло, она упала, и только рука Джеймса, вцепившаяся ей в плащ, удержала девушку от того, чтобы скатиться на рельсы. Платформу заволокло дымом. Кто-то протяжно закричал. Лили приподнялась, вглядываясь: среди общей суеты Регулус Блэк и Мальчибер выскочили на платформу, бросившись к миссис Мелифлуа, лежащей без чувств, а показавшийся в тамбуре Эйвери удерживал Электру, отчаянно рвавшуюся к матери.
- Мама! Мама! - причитала слизеринка, заливаясь слезами.
Мальсибер и Регулус приподняли миссис Мелифлуа.
- Она жива, - бросил Блэк. - Элли, успокойся и ступай в вагон. Тетушке сейчас помогут. Альфред, да уведи же её.
Эйвери удалось утащить Электру, но крики и плач только усиливались, раздаваясь все чаще и громче. Родители искали детей, братья - сестер, друзья - друзей. Дым от взрыва ел глаза; несколько человек свалились на рельсы - хорошо еще, поезд стоял. Джеймс помог Лили подняться, прижал к себе и попытался пробиться к подножке. Это оказалось непросто: по платформе лихорадочно носилась целая толпа. Когда же наконец Поттер закинул Лили в тамбур и сам повис на подножке, раздался командный голос:
- Всем успокоиться! На счет три все встанут на ноги и будут оставаться на месте, пока старосты не разведут по вагонам учеников! Один! Два! Три! Старосты, подавайте сигналы! По очереди, не создавайте толчеи!
- Хаффлпафф! - Мэрион, наверное, усилила голос Сонорусом, и он стал походить на вороний грай. - Хаффлпафф, четвертый вагон, не толкаемся!
Она выпустила из палочки желтый дым, чтобы сокурсники лучше видели, куда идти. Затем таким же образом в вагоны завели слизеринцев и рейвенкловцев.
- Куда это Лунатик пропал? - недоумевал Джеймс. - Нет, Лил, ты не высовывайся. Поди-ка внутрь. Я дам сигнал сам.
Лили была так напугана, что не стала противиться. По дороге она едва не врезалась в Северуса, почему-то застывшего в тамбуре, и на ватных ногах, почти ничего не видя, нырнула в ближайшее пустое купе.
Поезд смог отправиться только через час. Очевидно, взрыв не повредил ни рельсы, ни вагоны. При такой мощности, что земля вздрогнула и люди попадали с ног, это было довольно странно. Но Лили нескоро смогла поделиться сомнениями с Джеймсом: она довольно долго ждала его после отправления, пока он не ввалился в купе со всеми друзьями.
Лили ждала, что Сириус будет хвастаться спасением половины выживших, однако он был необычно молчалив, только ярость и боль застыли в каждой черте лица, глаза горели чернотой и желваки ходили по скулам. Люпин хлопотал над Петтигрю: тот при падении сильно ссадил ладони и расквасил нос.
- Сильно пострадавшие есть? - спросила Лили, удивившись сухости голоса. -- И есть ли.... убитые?
Джеймс машинально взлохматил волосы: он так всегда делала в растерянности. Люпин немного отвлекся от всхлипывающего и трясущегося Питера.
- Кажется, убило кого-то из провожавших. И пострадавшие есть. Я видел... Лили, ты уж прости... Оторванную кисть руки.
Лили только поморщилась, хотя тошнота подступила к горлу, а вот Питер затрясся пуще прежнего.
- Где примерно рвануло? - холодно спросила девушка. На сей раз ей ответил Сириус. Казалось, каждое слово царапало ему горло.
- В паре метров от места, где стояла Араминта Мелифлуа. Думаю, целились в нее, и целились из толпы, но кто-то под руку толкнул не вовремя. Того беднягу разнесло прямо у меня на глазах. Скорей всего, прицельное Редукто Максима. Остальные попадали просто от взрывной волны, - он провел ладонями по лицу. У Лили мурашки пробежали по коже: если бы на её глазах разорвало человека, наверное, сейчас с ней была бы истерика или обморок.
- А почему рельсы и поезд не повреждены?
- Ну ты даешь, Лилс! - Джеймс нервно хохотнул. - На них давно мощнейшие блоки установлены против любой дряни. Всякое ведь бывало. Да, вот, кстати, и нашелся не джентльмен...
Сжав пальцы в замок, Джеймс наклонился вперед и застыл. Видимо, шок от пережитого только что настиг его. Ремус молча достал из сумки термос с какао и угостил каждого из сидевших с ним. Потом медленно проговорил:
- Джеймс, только не обижайся на мои слова, но на такую реакцию, как у тебя, и рассчитывают те, кто за этим стоит. Вернее - именно на такие выводы.
- Какие выводы, Лунатик?
- Что это сделала наша сторона, - спокойно объяснил Люпин. - Покушение на убийство женщины точно отвратит часть общественности. Провокация.
- Ради провокации чистокровные готовы пожертвовать самой верной из них? - все-таки это не укладывалось у Лили в голове.
- Не пожертвовать! - возразил Ремус слегка нетерпеливо. - Араминту Мелифлуа, думаю, никто не собирался убивать. В том, что заклинание угодило в этого несчастного, не было никакой промашки. Он, скорей всего, был выбран случайно; ему просто не повезло оказаться рядом с ней. У нас должно было сложится мнение, что целились в нее. Потом - вы заметили, как быстро прибежали слизеринцы? Электра - хорошая актриса, её можно поздравить. Трогательно вышло. Я знаю, в толпе провожающих всегда вертится какой-нибудь корреспондент в надежде заметить кого-то известного провожающим детей в школу. И тут такие события, такой кадр... Дочь рвется к раненой матери... Гюго отдыхает!
Никогда в его голосе не звучало столько горечи и цинизма.
- От взрыва чудом не пострадал никто из детей, - Ремус сжал свою чашку, и показалось, что в его глазах зажегся желтоватый волчий огонек. - И это все, чтобы дискредитировать противников.
- А в следующий раз кто-то из детей окажется на кладбище, - процедил Сириус.
Джеймс, до сих пор помалкивающий, подал голос:
- А вы узнали того, кто всех успокоил? Это же мистер Вэнс! Ну, отец Эмми и близнецов. И той хаффлпаффки, как бишь её? Маргарет?
- Маделайн, - уточнила Лили. – Что ж в этом такого? Он просто провожал детей.
Поттер хмыкнул.
- Лилс, ты его не знаешь! А с моим отцом они друзья, как-никак. Если он пойдет провожать детей, Хагрид выучится балету.
- Сохатый, нашел время шутить, - поморщился Блэк, как от боли. И тут в дверь постучали.
В купе робко заглянула девушка в очках. Рыжеватый отлив вьющихся волос и особенная тонкость лица указывали, что она одна из Берков; так и было: к ним пожаловала Гесиона Берк, ученица Рейвенкло, перешедшая на пятый курс. О ней, в отличие от старшего брата и младшей сестры, почти не было слышно: она мирно зарабатывала баллы факультету, читала книжки и ни во что не вмешивалась, однако Александрина успела запомниться своей нетерпимостью, а Септимус, должно быть, уже присоединился к Пожирателям смерти. Поэтому встретили её крайне неприветливо.
- Что тебе надо? – буркнул Сириус. – Ступай к своим слизеринчикам.
Девушка испуганно заморгала; Лили показалось ,что она вот-вот заплачет.
- Моей сестре битое стекло попало под кожу… Я не знаю, как его достать. Помогите, пожалуйста, если можете.
- А вот не можем, - Сириус поднялся на ноги, явно готовый дать волю гневу, но прежде, чем он успел что-нибудь сказать или сделать, Лили, схватив дорожную сумку, выскользнула из купе и попросила Гесиону указать ей путь. Еще перед первой поездкой в Хогвартс отец собрал для Лили аптечку и научил, как оказывать первую помощь.
В купе, куда Гесиона привела Лили, были Александрина и еще один её брат (оставалось только удивляться плодовитости Берков), Адельберт, третьекурсник. Хрупкий мальчик растянулся на полке, стеная, прижимая ко лбу влажное полотенце. Девочка сидела прямо, молча, только прикусила губу и зажимала щеку. На Лили дети воззрились с недоумением и отвращением.
- Кого ты мне привела, - прошипела Александрина. – Это же грязнокровка!
- Но, милая, - протянула к ней руки Гесиона, - осколок необходимо вытащить. Ты же не дотерпишь до Хогвартса, мы будем там только к ночи.
- Дотерплю, - всхлипнула девочка и зло посмотрела на Лили, присевшую рядом. Отвести руки от лица пострадавшей не удалось: она вырвалась.
- Не смей ко мне прикасаться, грязнокровка! Мне не надо от тебя ничего, никакой помощи! – говорить ей явно было очень больно: в серебристо-серых глазах выступили слезы.
- Будешь вертеться – приложу Ступефаем, - пригрозила Лили и с силой обхватила девчонку за плечи. Александрина уперла ей в грудь палочку.
- Только попробуй! Гесиона, почему ты позволяешь ей мне угрожать?
Рейвенкловка присела к сестре и обняла:
- Ну пожалуйста, ради меня. Я не могу видеть, как тебе больно. Никто больше не соглашается.
«А послать бы вас всех подальше», - подумала Лили, но заплаканную девчонку было жалко. Продезинфицировала инструменты. Приказав Гесионе держать сестру крепче, она силой отвела руки, прикрывавшие ранку, и стала ковыряться в ней иголкой и пинцетом. К чести Александрины, та все вынесла почти без звука, зато Адальберт, перекатываясь с боку на бок, стонал за двоих. Вероятно, он надеялся привлечь к себе внимание, но не получалось, так что, когда Лили, невольно вскрикнув от радости, вытащила осколок, воскликнул:
- Эй, Гесиона, а когда ты приведешь помощь мне? Только ищи не грязнокровку, а кого-то умней и опытнее! Я не желаю, чтобы меня тыкали маггловскими штуками!
Александрина, едва ей смазали ранку, отпихнула Лили, затем обернулась к сестре и дала ей пощечину.
- Как ты посмела! Только не вздумай благодарить её! Я напишу отцу, кому ты позволила до меня дотронуться!
Гесиона бросила Лили усталый и благодарный взгляд, но промолчала. Когда удалось покинуть купе, вырвался вздох облегчения. Мародеры же, к её удивлению, встретили её спокойно и ни спрашивать, ни упрекать не стали.

В Хогвартсе Лили первым делом переобнималась с подругами и расспросила, все ли целы, живы и здоровы. Зал был непривычно молчалив: еще никогда прежде война не подступала так близко к этим детям, еще ни разу рядом с ними не проходила внезапная, ужасная, нелепая смерть.. Кажется, даже за слизеринским столом - Лили все же метнула туда взгляд - никто не мог притронуться к пище и едва обменивался с соседом парой слов; впрочем, если правдива теория Люпина, кто-то из них точно сейчас играл. Она только недоумевала, как можно было принять участие в столь циничном представлении, особенно Электре - ведь речь шла о её матери.
Джеймс, однако, держался получше прочих и не утратил природной наблюдательности. Оглядевшись, он указал Лили на преподавательский стол: за ним подозрительно глядя то на директора, то на студентов, сидел высокий сухопарый старик, в котором Лили с некоторым трудом, но узнала отца Эммелины Вэнс. В начале пира, кажется, Дамблдор кого-то представлял, но вряд ли кто-нибудь сейчас вдумывался, что говорит директор.
- Мистер Вэнс будет вести у нас ЗоТИ, - шепнул Джеймс. Лили вяло кивнула. В прошлом году ЗоТи вела миссис Прескотт - бесцветная женщина, не отрывавшая глаз от учебника. Уроки стали скучнее, чем у Бинса, но в плане оценок никто в обиде не остался. Все, кто в течение года утруждали себя зубрежкой и подготовились к финальному экзамену в виде огромного теста, получили Превосходно и Выше Ожидаемого. Лили порой представляла, как Северус пофыркивал бы на такие уроки, утверждая, что пользы от них никакой и что женщина вообще не способна прилично преподавать серьезные дисциплины... Нет, он никогда не отзывался о женщинах дурно, довольно редко по сравнению с другими мальчиками отпускал комментарии по поводу чьей-то полноты или прыщей, а за то, что он считал глупостью, мальчишек высмеивал не меньше. Но Лили всегда чувствовала, замечала по мелким деталям поведения, что девочек он считает слабыми, неприспособленными к жизни и лучшим положением для них видит зависимость от мужчины. Это, в конце концов, тоже подспудно её возмущало. Да чего стоит, что он оскорблялся, если она его защищала. Хотя что теперь вспоминать.
Итак, отец Эммелины будет вести ЗоТИ. Любопытно, что же это будет.

Первый урок по ЗоТИ состоялся только через неделю, и признаться, за это время Лили о мистере Вэнсе совсем не думала. Каждое утро ученики расхватывали газеты, и кто=нибудь с дрожью в голосе зачитывал очередную статью о взрыве на Кингс-Кросс.
Как и предполагал Люпин, со стороны чистокровных посыпались обвинения в покушении на убийство, тем более циничное, что могли пострадать дети. Правда, светлая сторона также не осталась в долгу: если Люпин смог выстроить цепочку и понять, кому взрыв в действительности был выгоден, но стреляный воробей Крауч - тем более. Он обвинил семейства Мелифлуа, Блэков и Мальсиберов в провокации, и развязалась полемика.
Сириус, правда, твердил, что не понимает, почему Крауч медлит на сей раз: надо было не марать газетные листы, а арестовать подозреваемых или взять в заложники их детей.
- А ты согласен пойти в заложники? - поддела его Марлин, когда он это высказал.
- Согласен. Достойная плата за того беднягу.
Дети убитого не приезжали в школу. Наверное, так было правильно - ни к чему им сейчас привлекать неизбежное любопытное внимание. Но все же в Большом зале висели траурные полотнища, и настроение было, кроме минут, когда читали газеты, похоронное - как в первые дни после гибели Кристины Олливандер.
Лили и Джеймса вызывала к себе Макгонагалл, сообщила, что они назначены, соответственно, старостами девочек и мальчиков, объясняла, что от них требуется, но они прослушали. Новость их обрадовала бы в другое время, уж Джеймс наверняка бы стал важничать и хвастаться - а теперь совершенно не задела.
В такой обстановке появление мистера Вэнса оказалось как нельзя более кстати. Едва на первом занятии он вошел в класс, подтянутый, строгий, с тщательно расчесанными бакенбардами, с легкой тростью в руках - по классу точно прошла волна энергии, пробуждая, встряхивая каждого, кто там был. Первое же его слово заставило собраться и сосредоточиться.
- Я слышал, что до меня вы целый год зубрили теорию, - мистер Вэнс легко перехватил трость, стиснув её посередине. - Так вот, запомните: теория без практики мертва. Это ничто. Это бумагомарание. Более того: никакая теория вам к драклам не нужна. Встаньте все! раздвинуть парты! Освободите место!
Его приказ тотчас исполнили: стало интересно. Мистер Вэнс с легким пренебрежением оглядел их всех.
- Сейчас время такое, - снова начал он, - что от темных искусств приходится защищаться чаще всего в схватке с темным магом. Боевые заклинания - вот что вам нужно прежде всего. Но мне не надо, чтобы вы тут, как примерные детки, тянули ручки и хвастались знаниями. Живо разбились по парам и начали дуэль, а я посмотрю, на что способен каждый из вас. Каждый гриффиндорец - против хаффлпаффца, чтобы не подыгрывали друг другу. И да, кто попробует обойтись без невербальных заклинаний, на больше, чем Удовлетворительно, может не рассчитывать.
Хаффлпаффцев было больше, чем гриффиндорцев, и мистер Вэнс, не долго думая, поставил одного мальчика драться против Зои Макмиллан, а еще одного присоединил к Джеймсу и Арчибальду Уизерби. Лили ожидала, что с ней захочет подраться Пенни-Черри, но та живенько отбежала к Алисе. Напротив Лили встала Мэрион и едва заметным кивком головы дала понять, что дуэль можно начинать.
Дальше все опять же пошло не так, как Лили себе представляла. Она думала, что боевой магией Риверс, как дочь аврора, владеет довольно умело. Но та лишь ставила невербальное Протего на все атаки Лили. Лишь когда ей, видимо, показалось ,что соперница измотана (у Лили в самом деле от взмахов палочкой заболела рука, а орудовать другой было неудобно), она, также молча, швырнула в Лили заклинанием, оказавшимся Инкарцеро. Лили успела поставить щит, и заклинание попало в саму Риверс: она не успела увернуться.
Казалось, дуэль вышла совершенно нелепая, тем не менее мистер Вэнс, проходя мимо удовлетворенно кивнул:
- Примитивно, но эффективно. Кстати, вы продержались дольше многих. Десять минут.
И в самом деле, остальные почти все уже закончили драться. Только Джеймс еще возился с хаффлпаффцами, объединившими усилия, да Мери никак не могла одолеть неожиданно упрямую толстуху Полли Эббот.
Пять минут мистер Вэнс дал для отдыха, затем велел поменяться парами, и дуэли возобновились. На сей раз Лили пришлось драться с Зои Макмиллан, которая и не сопротивлялась: её удалось разоружить первым же взмахом палочкой.
...Уже когда распаренные, но довольные ученики покидали класс, мистер Вэнс велел старостам остаться.
- Значит, так. Рейвенкловцам я не доверяю, слизеринцы солгут наверняка, поэтому вся надежда на вас. Мне нужны сведения о том, каких взглядов придерживается каждый из ваших однокурсников. К завтрашнему дню напишете обо всех, кого знаете лично или о ком хотя бы что-то слышали.
Брови Люпина поползли вверх, он залился краской. На лице Мэрион мелькнуло выражение глубочайшего омерзения; кажется, она готова была спорить - но прикусила губы и о чем-то задумалась.
Лили потерла висок. Кажется, отец Эммелины прежде был чиновником. Очевидно, Министерство все-таки взялось за студентов Хогвартса, поняв, что потенциальных Пожирателей довольно много. Но вот как ей быть, ведь среди них - Северус?
В сущности, их больше ничего не связывает, он ей больше не друг. Да и никаких серьезных последствий для него быть не должно. В худшем случае его проверят. Но если он не получил Метку, то повода его арестовать нет.
Старосты вместе покинули класс.
- Что вы напишете? - нервным голосом спросил остальных Люпин.
- То, что он требовал, - пожал плечами высокий темноволосый Уизерби. - Какой смысл покрывать возможных преступников?
- Писать-пиши, но говори только за себя, - проворчала Мэрион. - За взгляды не судят, а такие доносы - просто подлость.
У Лили холодели пальцы. Что посоветовал бы в таком случае отец? Как жаль, что нельзя связаться с ним!
... Она честно составила список студентов, указав взгляды всех, кого знала, но относительно Северуса упомянула, что ей ничего не известно. Люпин и Мэрион отделались фразой: "Никто из знакомых чистокровного фанатизма не высказывал". Подробнее всех отчитался Арчибальд Уизерби. Он еще с неделю ожидал, что в Хогвартс нагрянут авроры и "почистят его от будущих Пожирателей", однако никто не явился.

Глава 47. Виноград без косточек

Поздний октябрь срывал выцветшие лохмотья последних листьев. Филч, гоняясь за шелудивыми студентами, совсем забросил другие дела: в рамы немилосердно сквозило, на уроках девочки кутались в теплые кофты или платки. Лили подбадривала себя тем, как в гостиной заберется с ногами в кресло и укроется клетчатым пледом. И, пожалуй, попросит Джеймса принести ей с кухни глинтвейн. Джеймс однажды ей признался, что на младших курсах иногда таскал еду с кухни.
- Ты был голоден? – Лили с жалостью к нему тогда потянулась.
- Нет, - рассмеялся Джеймс.- Я так… Куражился. Ты никогда не пробовала рисковать, Лил? Такое ощущение, знаешь… Сердце в комок, и кровь пенится.
«Везет мне на воришек», - удивилась Лили про себя. Джеймс в тот раз рассказал ей о том, почему так редко попадался вместе с друзьями: у него – точнее, у его отца, но он стянул, а отец не стал отбирать, когда это обнаружил – была необыкновенная мантия-невидимка, крепкая и с очень надежным эффектом. В тот же вечер он и продемонстрировал её Лили: принес полупрозрачный, очень легкий плащ, укутался – и мгновенно исчез.
- Теперь понимаешь, почему Филч не мог нас найти? – давясь смехом, объяснил его голос.
Лили представила, как мальчишки, прячась под чудо-мантией, чувствовали себя королями ночного Хогвартса - и тоже не смогла сдержать умиленной улыбки.
…На уроках у профессора Вэнса мерзнуть не приходилось. Отвергая теорию, он по-прежнему весь урок отдавал практике, лишь изредка и только на словах разъясняя принцип действия какого-либо заклинания. Сегодня он проверял, все ли они умеют вызывать Патронуса. Оказалось, что умели это в полной мере только четыре гриффиндорца – Джеймс, Сириус, Лили и Алиса – да Арчибальд Уизерби; еще у Люпина и Мэрион получалось по призрачному облачку. Ругнувшись сквозь зубы, мистер Вэнс принялся объяснять.
К концу занятия серебристое облачко смогли вызвать почти все, вот телесный Патронус из вновь учившихся вышел лишь у Марлин, Дэвида Хитченса да Алекса Миджена. Сестренки Эббот никак не могли сосредоточиться, Пенни всхлипывала, не переставая, после того, как одновременно промелькнули Патронуса Джеймса и Лили – у него это оказался олень, крупный и изящный, с ветвистыми рогами - , а Люпин и Мэрион отчего-то не продвинулись с уровня, на котором были в начале занятия. Лили тем более удивлялась, что Риверс еще в конце пятого курса, в тот самый день разрыва с Северусом, вызвала телесного Патронуса при ней. Правда, тогда она встречалась с Джоном Грином, не зная о его вероломстве. Теперь, небось, вспоминает, как ей купили томик Виньона или сносные туфли, но ведь этого так мало.
Снова под потолок взмыл величавый лебедь Алисы, а за ним мелькнула быстрая и гибкая куница Марлин. Мери, раскрасневшись, размахивала палочкой и громко пыхтела. Вот девчонки положили ей руки на плечи, что-то успокаивающе прошептали. Она вновь задумалась.
- Экспекто Патронум! – из её жесткой гнутой палочки вдруг вырвался косматый волк.
- Ого! – оценил мистер Вэнс. – Сразу телесный? Молодчина, Макдональд, три балла Гриффиндору!
Но баллы не обрадовали ни саму Мери, смотревшую, как волк тает, почти с отчаянием, ни побагровевшего Люпина, который тут же попробовал спрятаться за плечами Сириуса. Лохматый призрачный пес, вившийся у ног Блэка, неощутимо тяпнул Ремуса за лодыжку.
Лили знала, почему горюет Мери и краснеет Люпин, и почему у Марлин запали щеки подсохли губы, и почему Алиса счастлива и уверена, как никогда прежде. В один из вечеров, когда удалось немного прийти в себя после взрыва на вокзале, они поделились друг с другом последними радостями и горестями. На пальце Алисы блестел позолотой тонкий ободок: в августе они с Фрэнком обручились.
- Он поступил в школу авроров. Если я смогу попасть туда же, мы будем вместе. Хоть и на разных отделениях, - Алиса поглаживала кольцо и улыбалась.
- Счастливая, - вздохнула Марлин. – А мне вот летом Сириус изменил.
Девчонки опешили.
- С кем это? – недоверчиво спросила Мери.
- С продавщицей в магазине мадам Малкин. Я летом заходила в Косой переулок и видела их там ,на крыльце. Они целовались, - Марлин надсадно-горько вздохнула.
- Но ведь вы не расстались… - с сочувственной осторожностью начала Алиса.
Макконнон вскинула голову.
- Конечно, нет! Мужчина – настоящий мужчина – изменять не может. Просто эгоизм- накрепко привязывать его, не давая погулять. Нет уж, оставьте верность евнухам, а ревность – глупым клушам-хаффлпаффкам. Чем больше женщин будет у моего мужчины, тем больше я буду гордиться им.
Алиса некоторое время смотрела в пол.
- Но ведь тебе больно…
- Притерплюсь, - Марлин дернула плечом. – Мой отец всегда изменял Люси, но кто еще дал бы ей такое положение и такую жизнь?
Лили молчала, снова ничего не понимая. Её родители были друг другу верны, супружеская измена тесно сплеталась в сознании с сыплющимися в могилу землей и снегом, с похоронной процессией и рыдающим человеком у них в прихожей. А еще – с заброшенной детской площадкой, где миссис Файерс ныряла руками под куртку незнакомого мужчины, а он уронил на снег её голубой шарф. Она усвоила, что женская измена- явление роковое, неизменно ведущее к беде, и все почитанное лишь укрепляло её в этой мысли. Но мужчина, получается, изменять может, вправе? От его измены, получается, не будет большой беды?
- А ты изменять Сириусу будешь? – вырвалось у нее.
- Я? Зачем? Нет, мне нельзя. Я женщина.
- Ему можно, а тебе – нет? Не очень-то справедливо.
Марлин шумно выдохнула.
- Лили, милая, тебе достался замечательный парень, но ведь и он прежде всего хочет, чтобы женщина булла для него удобна. Слушалась его, признавала право спать с другими и была податлива в постели.
- Ты мерзости говоришь, - Алису, видимо, передернуло.
- Нет. Правду. Только так мужчину можно удержать. А от вас, принципиальные мои, даже ваши терпеливые мальчики быстро уйдут, если с ними вы будете женщинами, а не самками.
Мери в спор не вмешивалась. У нее были свои беды. Люпин продолжал встречаться с ней из порядочности, но явно тяготился. А у нее-то были мечты хорошие, добрые: хотелось ей осчастливить его.
- Я вижу, он на тебя запал, - объясняла она в ту же ночь Лили. – Но ведь он тебе не нужен, у тебя Джеймс есть, правильно? Ну, а я бы Рему все дала, все бы для него сделала, вкалывала бы ему на лекарства, если надо. Веришь - нет, я его привороткой хотела опоить на балу. Уже и зелье купила. И Слизнорт мне так удачно дал бокалы нести. А потом поняла: не могу. Мне надо, чтобы правда была. Лучше я его так добьюсь, без зелий.
Лили слушала и кивала. Ей было жаль Люпина, она отчаянно желала Мери удачи, но почему-то глубоко сомневалась, что Мери сможет добиться любви Ремуса «так». То есть она добилась уже давно близости с ним, но душу его не затронула – более того, Ремус, кажется, её побаивался и внутренне немного брезговал.

Патронусов они учились вызывать накануне Хэллоуина. Лили, довольная, что Гриффиндор заработал на ЗоТИ приличное число баллов, так и вышла в коридор, улыбаясь. Она уже слыхала, что урок у Рейвенкло и Слизерина мистер Вэнс вдет совсем иначе: надиктовывает длиннющие лекции и заставляет вызубривать наизусть, регулярно устраивает контрольные, где снижает оценку даже за помарки, или требует рассказать кусок из лекции, слово в слово, у доски, причем почти не дает ученику говорить, засыпая его насмешками. Вроде бы Слизнорт и Флитвик пытались пристыдить его, но он лишь отмахнулся: «Подлецы и заумники должны знать свое место».
Мимо Лили стайкой прошли с трансфигурации усталые шестикурсники: гриффиндорцы и хаффлпаффцы возвращались со спаренной трансфигурации. Лиззи Дирборн среди них уже не было: она завалила СОВ, и из Хогвартса её исключили. В стороне от других шла непривычно задумчивая и печальная Нелли Гамильтон.
Как-то в октябре, когда за окнами клубился осенний туман и особенно приятно было пить кофе с корицей, сидя у камина и укутавшись в теплый платок, внимание Лили привлекла староста шестого курса Сьюзен Смолли. Вообще говоря, эта девочка давно смешила её сходством со старой учительницей, мисс Дэск: тот же длинный носик, сухопарая фигура, тяжелые очки и жидкие, мышиного цвета волосы, всегда зачесанные назад, а главное - тот же характер. Для Сьюзен, кажется, на свете был один идол - правила, и она не знала большего удовольствия, чем покарать их нарушителей.
Сейчас, заглянув через плечо Нелли Гамильтон, в непривычном молчании писавшей что-то, Сьюзен вдруг выхватила пергамент у нее из-под носа.
- Смотрите! Смотрите все!
- Что такое, Сьюзи? - побормотала Джуди Браун, отрываясь от "Ведьминого досуга". - Нелл нарисовала на тебя карикатуру?
Прочие сидящие в гостиной студенты стали оборачиваться. Нелли почему-то не поднималась с дивана.
- Она писала любовное письмо какому-то Касперу. Мне известен только один Каспер. Его фамилия Роули, и он слизеринец!
Кто-то хмыкнул, другие возмущенно загудели. Джуди Браун во все глаза уставилась на подружку, съежившуюся на диване. По-хорошему, Лили как старосте факультета и старосте девочек следовало вмешаться, но она сама была в шоке. Вот уж на кого бы не подумала: Гамильтон не раз заявляла, что ненавидит Пожирателей смерти и мечтает защищать от них магглов.
- Что же ты умолкла, Нелл? - ядовито спросила Марлин. - Трусишь признаться?
- Не трушу, - девчонка вскинула головку, так что темные завитки хлестнули её по лопаткам. - Да, я летом встречалась с Каспером Роули. И сейчас хочу встречаться, потому что он классный парень.
- А как же борьба с Пожирателями? - продолжала Марлин допрос.
- Он не Пожиратель. Он считает их всех дураками и никогда не хотел бы принимать метку.
- Он слизеринец, - Сьюэен от возмущения нахохлилась, подняв плечи. - А каждый слизеринец - потенциальный Пожиратель. А если ты встречаешься со змеенышем, ты просто предательница.
- Не смей! - Нелли вскочила и топнула ножкой. - Не смей меня оскорблять! После школы я пойду в авроры, а ты - пыль глотать куда-то в архив. Вот тогда и рассуждай, а сейчас не смей. И отдай письмо. Отдай!
Она попыталась выхватить листок, но Сьюзен вздернула руку и вскинула палочку.
- Ну-ка, только подойди, голубушка. Повисишь вниз головой полчаса - придешь в себя.
- И ты считаешь, что ведешь себя, как подобает старосте? - Алиса, некоторое время молча и серьезно наблюдавшая за сценой, приблизилась к ним. - Начать с того, что чужие письма читать неприлично ,а тем более отнимать их - это совсем никуда не годится. Так ты еще и смеешь угрожать другим расправой. Таких прав, Сьюзен, тебе точно не давали.
- Она спуталась со слизеринцем! - зашипела Смолли, ткнув в Нелли костлявым пальцем.
- Какое тебе может быть до этого дело? Человек может любить, кого хочет. Будь это хоть Тот-Кого-Нельзя-Называть - ты не можешь диктовать людям, что им чувствовать, как и к кому. А теперь отдай Нелли письмо.
Некрасивое лицо Сьюзен болезненно исказилось. Она опустила руку с письмом - и вдруг в мгновение разорвала его на мелкие кусочки, пихнула Гамильтон в грудь так, что та, не удержав равновесия, упала на диван - и стрелой умчалась из гостиной.
Не сказать, чтобы после этого Нелли объявили бойкот – Сьюзен была слишком смешна, чтобы её слушаться. Однако поступок Гамильтон настолько шокировал почти всех, что её невольно стали чуждаться. Нелли, привыкшая вертеться в компании, быть «в доску своей», терялась, досадовала, пару раз поревела в уголке. А потом смирилась как будто, притихла и только стала необыкновенно молчалива. Беда ее была еще и в том, что Каспер Роули, несмотря на её жертвы, письма и слезы, роман возобновлять не спешил. Неприятности из-за отношений с гриффиндоркой ему были совершенно не нужны. Нелли быстро это поняла и перестала ему навязываться, но прежнее веселье к ней не вернулось.
- Им тоже недолго осталось здесь быть, правда? – Джеймс, подойдя сзади, слегка облокотился на нее. Приятная тяжесть. – Какие планы на Хэллоуин, Лил?
Она слегка развела руками: никаких особенных планов не было.
- В таком случае я приглашаю тебя на свидание. Жди меня сегодня после отбоя на восьмом этаже.
Выбранное место показалось Лили весьма странным, а когда она поделилась удивлением с подружками, Марлин еще подпустила туману: посоветовала вымыться с ароматическим маслом, надеть красивое белье, новое платье и подкраситься.
- А белье-то зачем, Марлин?
Маккиннон упала головой в подушку, глухо прыснула и заболтала ногами. Лили долг недоумевала, но все-таки подчинилась. Приготовления ей понравились, и свидания с Джеймсом она ждала нетерпеливо. В Большом зале устраивалась всеобщая вечеринка, но толкаться среди слизеринцев и рейвенкловцев не хотелось.

На свидания Лили не опаздывала: подобное мелочное кокетство её возмущало и раздражало. Джеймс тоже появился точно в срок: влажные лохмы, маггловские джинсы, гавайская рубашка. Коротко прижав Лили, скользнув руками по широкому поясу её крепдешинового изумрудного платья, едва доходившего до колен, он вдруг оставил её и трижды деловито прошелся вдоль стены.
- Что ты делаешь? – едва успела спросить Лили и обомлела. Стена разверзлась, и показался проход в длинный, в синеватом свечении коридор. Джеймс легко поднял её на руки, понес. Коридор привел их в уютную комнатку с камином, софой в мягких подушках, застеленную нежным зеленым покрывалом, и низким столиком, заставленным вазочками со сладостями и фруктами. Близко к софе стояла бутылка темно-вишневого вина и два бокала.
Только теперь Лили поняла, что должно сегодня произойти. Вот к чему клонила Марлин. Наверняка она сюда же приходила с Сириусом. В первый момент стало страшно до истерики, до холодного комка в животе и трясущихся колен. Потом наступило оцепенение: она позволила положить себя на софу, покорно наблюдала, как Джеймс открывает бутылку и разливает вино по бокалам. Он протянул ей один:
- Твое здоровье, Лили! Эй, ты чего?
Она медлила принять вино из его рук. Так, наверное, чувствует себя человек, готовый навсегда покинуть родные места; так оглядывается эмигрант, когда поезд уносит его из страны. Лили уже поняла всем нутром, что не будет противиться, и более того – ей именно этого хочется всякий раз, когда она слышит его голос. Но странно, что завтра она уже не сможет назвать себя девушкой, да и потом - она даже не знает, а как, собственно, произойдет то самое, чего хочется им обоим.
Лили пригубила бокал, откусила превосходной пастилы. Она полулежала на софе, раскинувшись на подушках, Джеймс примостился с краешку. Взяв из вазочки виноградную кисть, он поднес её девушке.
- Возьми, Лил! Виноград без косточек – удовольствие без неприятностей.
Она оторвала пару упругих, круглых, золотистых ягодок и забросила в рот. Надкусила. По языку разлилась необыкновенная, томительная сладость. «Любовь – виноград без косточек, - точно зашептал ей кто-то на ухо. – Удовольствие без неприятностей. Сорви же ягодку».
Джеймс легко и небрежно расстегнул ей платье на груди. Его большая смуглая ладонь блуждала по лилейно-белой коже, и Лили била сладостная дрожь. Потом он стал гладить ей ноги – и она даже не заметила, как черные лодочки очутились на полу. Джеймс снял очки, длинные его ресницы были полуопущены, и худое лицо в полумраке казалось трагическим. Лили не могла спокойно видеть его боль: она сама потянулась к нему, сумбурно лаская дрожащими пальцами.
Уже раздетая, она нисколько не чувствовала холода, касавшегося хрупких нагих плеч и спины. Она смутно помнила, что должно стать больно, но боли не почувствовала: наверное, у магов есть средства на такой случай. И не от страсти она дрожала уже, а от небывалой нежности к Джеймсу, ставшему теперь частью её плоти, частью её сердца. Только теперь она осознала, как беззащитен он, отдавшийся ей, нагой и усталый, и мучило желание укрыть его от всего света. Джеймс уснул первый, а Лили, прежде чем к нему прижаться, набросала поверх них одежду. Вдруг все же станет холодно.
«Любовь – виноград без косточек, - повторила она себе, прижимаясь к плечу Джеймса. – А если с косточками? Тогда это, наверное, уже не любовь…»
Где-то в этот час горели свечи в тыквах, детишки, наряженные нечистью, носились по улицам, а кто-то, наверное, шел на недоброе дело. Интересно, а как отмечают Хэллоуин Пожиратели? А их главарь? Им-то и наряжаться не надо, они и есть нечисть во плоти. «Хэллоуин будет теперь моим любимым праздником».
Рядом с ней не было нечисти. Рядом с ней спал утомленный вином и ласками Джеймс, а она тихонько гладила его литое смуглое тело с упругим рельефом мышц. Получив наконец её всю, полностью, был ли он так же счастлив, как она – получив его? Это и не важно. Главное – её чувство, главное, что никогда прежде ей не хотелось так отдавать, как хочется теперь.

Глава 48. Годрикова Впадина

В главе использованы образы и сюжеты фанфика "Темный Лорд" (автор Korell). Согласие автора получено.

Лили плохо запомнила недели после Хэллоуина: страсть заливала их и туманила сознание. Они с Джеймсом, едва завидев друг друга, искали место, чтобы уединиться – увы, это не всегда удавалось. Часто они не могли утерпеть до Выручай-комнаты, ныряли в первый попавшийся класс. Конфузы случались частенько.
Однажды, завалившись в ванную старост (Джеймс предложил искупаться вместе), они наткнулись на уже купавшихся там и, разумеется, не одетых Энтони Гринграсса и Электру Мелифлуа. Некоторое время парочки молча стояли, воззрившись друг на друга. Энтони, заслонив собой Электру, невозмутимо поздоровался. Джеймса разобрал кашель, и Лили, заливаясь краской и непроизвольно хихикая, утянула его за дверь.
В другой раз, когда они, уже умаявшись, развалились прямо на полу в классе, вдруг открылась дверь и вошел не кто иной, как Северус. Очевидно, он хотел позаниматься, а Поттер в порыве желания не озаботился Коллокорпусом.
Лили поначалу Северуса не увидела, только услышала, как Джеймс внезапно громко и зло хмыкнул, и обернулась посмотреть, в чем дело. Снейп застыл в дверях, и обычно-то бескровное лицо его посинело. Взгляд стал стеклянным, будто он ослеп. Северус попятился, будто бессознательно навалился на дверь и, как автомат, вышел прочь. Джеймс, фыркнув, сильно сжал плечи Лили. Ей вдруг ком подкатил к горлу: жалко стало Сева; в конце концов, она просто позабыла о нем думать, и ей в голову не пришло, что он их может застать. Вечером она невольно за ужином искала его глазами и успокоилась, только увидев, что он, как обычно, угрюмо сидит за столом, вяло ковыряется вилкой в картофеле и о чем-то говорит с Регулусом и Летицией. «Неужто обсуждает нас с Джеймсом? – мелькнула у Лили озорная мысль. – Хотя нет, этого он делать не будет».
У Регулуса Блэка, к слову, не все было ладно. Стелла БУлстроуд, его невеста, обиженная невниманием, кипела от ревности к Летиции. Джуди Браун передала гриффиндорцам один их разговор во время традиционно спаренного у Гриффиндора и Слизерина зельеварения. По её словам, Стелла нарочно подсела к Блэку поближе, почти оттеснив его от котла массивным телом.
- Ты все болтаешь со своей итальяшкой, - она обиженно сопела. – А со мной за неделю двух слов не сказал.
- Мне с тобой неинтересно. Если бы ты хоть немного интересовалась политикой, наукой или историей, я говорил бы с тобой, а не с ней.
- Я твоя невеста! – она так стукнула ножиком по разделочной доске, что другие ребята стали оборачиваться на шум. Аделина Макс закатила глаза, Гестер Хорнби и Муфалда Трип злорадно захихикали. Сьюзен Смолли приосанилась с не пойми на чем основанным чувством превосходства.
- Я твоя невеста, а не она!
- Я это прекрасно помню, и поверь, этому не рад.
- Не смей, - Булстроуд стиснула рукоятку ножа, маленькие глазки блеснули слезами. – Не смей оскорблять меня и пренебрегать мной, не то…
- Не то расторгнешь помолвку? Буду очень рад.
- Не то твоей итальяшке не поздоровится! – прошипела Стелла, злобно давя бобы.
Регулус равнодушно пожал плечами:
- Неужели ты опустишься до темной, подобно гриффиндоркам?
- Не опущусь, - полное лицо Стеллы покривилось. – Можно и без темной раздавить человека. Ты еще увидишь, на что я способна.
- Ну все, Гэмп теперь конец, - заключила Джуди, завершая рассказ. – Булстроуд навалится на нее всей массой и раздавит.
Собственно, когда первый жадный угар, свойственный, вероятно, медовому месяцу, слегка остыл, Лили обнаружила, что их с Джеймсом связь воспринимают как нечто само собой разумеющееся, настолько ожидаемое, что и удивляться нечего. О них говорили очень мало, все больше сплетничали о слизеринцах с рейвенкловцами – Лили это устраивало.
К середине декабря у студентов появился и другой повод к разговорам, на сей раз более серьезным. «Ежедневный Пророк» объявил о том, что Найджелу Мальсиберу, отцу Мортимера, предъявлено обвинение в организации взрыва на «Кингс-Кросс» первого сентября этого года. Следователь аврората Деннис Подмор работал и над тем, чтобы привлечь в качестве соучастницы Араминту Мелифлуа.
- Какой смелый! – восхищалась Нелли Гамильтон. – А ведь он живет поблизости, в Хогсмиде. Я иногда видела, как он гуляет с детьми.
- Будешь смелый, если у тебя Крауч за спиной, - останавливал её Люпин.
- Но ведь он поступает правильно, разве нет?
- Я не знаю, настолько ли испугаются чистокровные семьи процесса над Мальсибером. Не усилят ли они террор.
Нелли морщила лоб и умолкала. В последнее время она и учиться стала гораздо прилежней, и происходящим в стране интересовалась гораздо серьезнее, чем раньше. Каспер Роули так и не ответил ей взаимностью, но девушку, кажется, это больше и не волновало. Вообще она перестала и сплетничать, и заигрывать с мальчиками – словно за месяц с небольшим в её тело проникла чужая душа. Она помирилась в подругами, но очень мало теперь говорила и с ними. Как-то Лили услышала, как Нелли жаловалась Алисе на кошмарные сны.

Декабрь наступил, укутав Хогсмид в кружевные шали, выбелив деревья и стены замка. Лили по вечерам созерцала кружение снежинок и поверить не могла, что в последний раз видит, как поля вокруг Хогвартса и Запретный лес укрываются снегом, как будут наряжать принесенные Хагридом ели. Впервые она пожалела, что никогда не оставалась в Хогвартсе на рождественские каникулы. Может, остаться сейчас? Но очень уж хочется домой.
- Лили, у меня к тебе предложение, - Джеймс сзади обнял за плечи. – Как ты сморишь на то, чтобы встретить Рождество у меня? В тесном семейном кругу, а? – ореховые глаза задорно блестели. – Я бы им тебя представил, как свою невесту.
- Да? – у Лили часто заколотилось сердце. – А разве я твоя невеста?
- А разве нет? – он прижал Лили к груди, дышал ей на пальцы, отогревая. – Мы ведь все равно поженимся. Если, конечно, тебя не опоит Амортенцией никакой Нюнчик…
- А тебя не заставит жениться Пенни-Черри, - не осталась Лили в долгу.
Разумеется, не принять его предложение она не могла. Родителям Лили решилась послать письмо с совой: в конце концов, они уже сталкивались с совиной почтой и не должны были особенно испугаться. Её так и тянуло расспросить Марлин, бывавшую у Поттеров, об их доме, о родственниках Джеймса, но она дала себе слово не торопиться и никого не слушать, а составить личное мнение. Она даже остановила подругу, когда та, ближе ко дню отъезда, пыталась её о чем-то предупредить. Сама Марлин снова собиралась на время зимних каникул снять вместе с Сириусом номер в «Дырявом котле».

Джеймс объяснил, что дома чинят каминную сеть, и через «Дырявый котел» переправился с Лили в деревенский паб. В нем, как обычно по вечерам в любом таком заведении, народу было полно, на парня с девушкой обратили мало внимания.
Годрикова Впадина выглядела построже в сравнении с Хогсмидом. Все же тут жили не только маги, но и магглы, и атмосфера волшебства, несомненно, витавшая на улицах, скорее печалила, чем увлекала. Идти с Джеймсом по заснеженным улочкам, серди островерхих домов было спокойно и приятно, но грустно. У одного дома, на вид совершенно благополучного, она на секундочку остановилась и подумала: «Вот здесь творились ужасные вещи». Джеймс без умолку трещал о том, что именно здесь родился Годрик Гриффиндор, здесь выковали первый снитч и здесь же жил и умер Игнотус Певерелл, его далекий предок. «Все-таки ты гордишься знатностью», - подумала Лили, но лишь улыбнулась. А Джеймс между тем вспоминал, как они с Сириусом маленькие бегали ночью на кладбище искать могилу Игнотуса Пруэтта.
- Сириус слышал дома, что даже земля с могилы могущественных волшебников несет магический заряд. Вот мы и решили увеличить в себе магию, хотя в нас уже тогда было предостаточно, сервизы и стекла в доме помнят, - он хохотнул. – Решили мы набрать землицы и съесть её с хлебом. Ой, что мы только там не увидели. Даже какую-то чудную могилу… Помню, мы тогда так удивились… Что ж там было? Эх, вот забыл. Да нас там-то и застиг отец. Что было!
Джеймс беззаботно расхохотался и указал на заметенные окна еще одного домика.
- Там живет Батильда Бэгшот. Знаменитый историк и тетка Гриндевальда.
- Да ну? – родственница Гриндевальда, залившего кровью Европу и Россию, живет вот просто так, в самом обыкновенном домике, среди обычных людей?
- Ага. В отличие от племянника, с взглядами у нее все в порядке. Она с Абракасом Малфоем и другими чокнутыми сцеплялась много раз. Дядя Альфард рассказывал, когда он был членом Клуба Слизней, они на заседаниях, бывало, обсуждали её статьи. Я её хорошо знаю, погоди, еще познакомлю вас. Мировой человек. О, а вот мы и пришли.
За усыпанным снегом палисадником Лили увидела укутанный высохшими плетями плюща коттедж из грубого серого камня. Над утоптанной дорожкой склоняла отягощенные снегом ветви старая груша. Грядки с цветами бережно укрыты. Дом ждал весны, но не спал: из трубы валил дым, и казалось, что за окнами мелькают люди.
Отчего-то тоскливый холодок засосал в груди, когда Лили прошла в калитку, галантно распахнутую Джеймсом. Должно быть, она просто боялась встречи с его родителями: хоть они отнеслись к ней благосклонно несколько лет назад, но понравится ли она им теперь, в качестве невесты их сына?
Кажется, опасения её частично подтвердились. Отец Джеймса, за эти годы располневший и полысевший, поздоровался добродушно, но за сдержанной приветливостью Дореи Поттер угадывалась настороженность. Лили вздохнула с облегчением, когда её проводили наверх и оставили одну: она пожаловалась на усталость и попросила разрешения отдохнуть.
Она вправду устала и толком не разглядела комнату, которую выделила ей миссис Поттер, и все же неприятное ощущение, не покидавшее от самой калитки, только усиливалось. Ей объяснили, где ванная, Лили сбегала умыться, разделась и легла. Матрас был мягок, а белье пахло лавандой, как и в родительском доме… Что же не дает ей уснуть?
Понадобился глоточек зелья сна без сновидений, чтобы Лили наконец впала в забытье.

Утром не стало легче. Необъяснимая тоска впилась в душу, Лили было почти физически плохо. Кажется, она даже побледнела; во всяком случае, мать Джеймса за завтраком отметила это и спросила, не нуждается Лили в целебном зелье.
- Благодарю, - Лили постаралась, чтобы голос звучал как можно более вежливо. – Думаю, я поправлюсь так.
Домовик Слоули, прислуживавший за столом, по знаку хозяйки подал девушке меда к чаю.
- Может, мы с Лили сходим погулять, мам? – Джеймс завертелся. – Как раз на свежем воздухе все пройдет.
Миссис Поттер покачала головой.
- Знаю я твои прогулки. Заведешь мисс Эванс за тридевять земель, так что вас можно будет отыскать только к полуночи, и то с фонарями.
- Я хотел познакомить её с мисс Бегшот.
- Да, сынок, если хочешь избавить нас в праздничный день от своего присутствия – ступай хоть сейчас, - смех мистера Поттера напоминал камнепад. – Старуха усадит вас к пирогам и будет потчевать занимательными рассказами. А так как она великий историк и тетка Гриндевальда, рассказов у нее найдется немало.
- Н Лили наверняка будет интересно узнать…
- Я в самом деле лучше побуду в комнате, Джеймс, - мягко сказала Лили. Если миссис Поттер разрешит мне воспользоваться книгами…
- Да, голубушка, с удовольствием. Однако не зачитайтесь. Гости начнут собираться в три часа. К этому времени будьте готовы, мы вас представим.
Джеймс ребячливо заулыбался и подмигнул Лили.
…Комната, которую ей отвели, была, конечно, гостевой, и книги там были подобраны так, чтобы угодить любому читателю: от исторических романов до магической любовной лирики и даже детских сказок. Впрочем, «Сказки барда Биддля» Лили детскими назвала бы с трудом. Она уже как-то читала их, взяв в хогвартской библиотеке – и решила, что так пугалась, только прочтя «Красные башмачки» Андерсена. Собственно, ужасна по образам была только сказка о мохнатом сердце; однако и куда сильнее Лили испугала история о «Дарах смерти». Сама идея сделки со смертью казалась недопустимой и кощунственной, и долго образ хвастуна с перерезанным горлом сменялся в её снах синеватым лицом девушки, призванной с того света. Тем не менее, именно за «Сказки барда Биддля» она взялась сейчас, чтобы усмирить тревогу.

К трем часам Лили, переодевшись и причесавшись, спустилась вниз. Миссис Поттер велела ей подождать в гостиной. Джеймс с отцом находились там же, но ближе к выходу; когда зазвенел колокольчик, эльф бросился открывать, и пару минут спустя Лили была представлена гостям.
Её по очереди осмотрели с головы до ног миссис Блишвик – младшая сестра мистера Поттера, румяная черноволосая толстушка с несколько глуповатым, но добродушным лицом; мистер Альфард Блэк, сухощавый и подчеркнуто корректный джентльмен (Лили никогда бы не подумала, что он дружен с неудержимым Сириусом), и наконец, миссис Лукреция Пруэтт, урожденная Блэк, моложавая женщина яркой и изобильной красоты. У последней, кажется, история была похожа на историю миссис Поттер; Лили слышала как-то. Родители не простили Лукрецию, когда она вышла замуж за гриффиндорца.
Но именно из-за миссис Пруэтт Лили захотелось немедленно сбежать из Годриковой впадины. Джеймс развязно приложился к ручке тетки, она потрепала его вихры, спросила, где Сириус, но сама впивалась в Лили темно-синими глазами, цепко изучая, казалось, малейшую черточку в облике девушки. Невольно захотелось прикрыть скромный вырез на груди, укутать чем-нибудь голые руки и плечи.
- Как жаль, что Андромеда не смогла приехать. Передайте ей пожелания скорейшего выздоровления дочери. Позвольте представить, это мисс Лили Эванс, - раздался ласковый голос миссис Поттер. – Они с Джеймсом учатся вместе.
Миссис Блишвик и мистер Блэк вполне учтиво приветствовали её, однако по красивому лицу миссис Пруэтт скользнула недобрая тень.
- Никогда не слышала такой фамилии. Вы полукровка, мисс Эванс?
- Магглорожденная, - от волнения и легкой злости Лили вздернула подбородок.
- Вот как? – миссис Пруэтт опустила роскошные ресницы. Дорея Поттер велел эльфу принести напитки.
Разговор потянулся малозначительный, впрочем, изысканно-вежливый. Лили подозревала, что родственники не вполне откровенничают, когда в доме посторонний человек. Мистер Поттер все отпускал шутки, сестра вскрикивала от восторга и аплодировала ему, затем уговорила миссис Пруэтт сесть за фортепьяно… Но непосредственной раскованности, свойственной празднику, все же не было. Висевшего в гостиной напряжения не замечал разве что Джеймс, привычно и с удовольствием игравший роль всеобщего баловня.
Как поняла Лили, мужья миссис Блишвик и миссис Пруэтт были заняты на службе и обещали прийти поздно вечером, к самому праздничному ужину. Пока же она потихоньку выскользнула из комнаты, атмосфера которой стала для нее невыносима, побродила по коридору, заглянула к себе, полистала книжку. Затем испугалась, что её может хватиться Джеймс, и собралась уже спускаться вниз, когда по лестнице простучали легкие шаги, и рядом послышались два женских голоса. Лили прильнула к стене. Несомненно, говорили миссис Поттер и миссис Пруэтт.
- Все же, Дорея, я не понимаю, как ты можешь позволить Джеймсу такое…
- Мерлин, Лу, тише. Поставь хотя бы заглушающие. И потом, ты ведь не протестовала против брака Андромеды.
- С ней другое дело. Она девица. После побега у нее был выбор лишь между этим браком и позором. Но Джеймс… Зачем ему связываться с грязнокровкой?
Дыхание перехватило. Дорея Поттер ответила снисходительно:
- Она довольно приятная девочка. Правда, безбожно сутулится и не умеет одеваться. Эта ужасная нитка фальшивого жемчуга… Если она станет моей невесткой, первым делом заставлю её выкинуть всю бижутерию.
Лили с невольной досадой потеребила нитку поддельного жемчуга, купленную на карманные деньги в Хогсмиде. А ей-то казалось, он как настоящий.
- Твоей невесткой? Ты можешь такое предположить? Неужели ты совсем не жалеешь своего мальчика? Она хищница, Дорея. Думаю, она очень рада, что на нее обратил внимание не полукровка с дырявыми карманами…
Лили, машинально водя ладонями по плечам, отступила от стены. Горло дергалось, она не могла сориентироваться в пространстве. Пересилив себя, прижалась ухом снова, но миссис Поттер, видимо, уже увлекала родственницу по коридору. Удалось разобрать лишь:
- И подумай, как опасно в наше время…
Первым порывом было схватить свитер и вытащить из-под кровати чемодан. Щелкнул старый, ненадежный замок, вещи Лили посыпались на пол, и она неожиданно успокоилась. Покидать дом Поттеров сию минуту значит ставить отношения с Джеймсом под угрозу, а она не собирается его терять из-за двух глупых и стервозных теток. Все равно она здесь только до завтра. Гриффиндорцы не сбегают, а идут в открытый бой.

Глава 49. Пожиратели смерти

Остаток вечера и следующий день прошли куда лучше. К ужину явились мужья миссис Пруэтт и миссис Блишвик. Последний напомнил Лили сливочный торт в костюме и мантии: на пышнощеком бело-розовом лице лучились ленью щелочки глаз. Он чмокнул жену во вздернутый нос и уснул в дальнем кресле. Зато мистер Пруэтт, рыжий с проседью и подвижный, принялся на пару с Джеймсом развлекать честную компанию. Кажется, он скормил племяннику конфетку, после которой у того выросли ослиные уши – в ответ племянник угостил его пивом, после которого у мистера Пруэтта вырос длинный хвост. Жена как бы случайно на хвост наступила, чем несказанно порадовала почтеннейшую публику. После того, как хвост и уши были убраны и собравшиеся уселись за стол, мистер Пруэтт разразился целым потоком уморительных тостов. Лили смеялась и заставляла себя не думать о подслушанном разговоре, хоть и выступали иногда на глазах злые слезы.
Джеймсу она, естественно, ничего не сказала. Пусть наслаждается праздником. На следующий день он проводил её в Лондон и усадил на электричку. Хотел было проехать с нею до Коукворта, но Лили убедила, что доедет сама: она боялась, как бы на обратном пути Джеймс не ввязался в переделку. Облегчение, которое охватило её, когда она ступила на перрон в Коукворте, невозможно передать. Все же именно здесь, а не в Хогвартсе, полном тех, кто её ненавидит просто так, за одно происхождение, и тем более не в Годриковой Впадине навек будет её дом.
Джордж и Роза встретили дочь на пороге. В родительских объятиях она растаяла, чувствуя себя снова маленькой девочкой, уставшей после школы. И как никогда остро захотелось забыть о магическом мире, остаться здесь, с родными людьми, и прожить с ними всю жизнь – сколько уж останется. Они и потчевали её, как маленькую, и в постель проводили. Отец, поцеловав, вышле, а мама задержалась. Присев на край постели Лили, взяла дочь за руку и мягко спросила:
- Ты ничем не хочешь поделиться со мной, дочка?
Лили прижалась к маминой ладони.
- Я влюбилась, мама. Взаимно. Он замечательный, и у нас…
Лили начала рассказывать, подвинулась, Роза прилегла к ней, и они проболтали полночи.
…У Петунии, видимо, роман с коллегой развивался все более бурно. Она даже собиралась приехать вместе со своим молодым человеком – хотя, как понял Роза, он не слишком-то и молод – но все откладывала визит. Однако к весне её точно можно будет ждать: не такова Петуния, чтобы не сдержать слова. Лили неожиданно поймала себя на мысли, что хочет увидеть сестру.
Отец полнел и становился все благодушнее. Он снова затевал в городском совете хлопоты – на сей раз по поводу благоустройства сиротского приюта в Коукворте.
- Детей, по сути, не воспитывают. Они знают нужду, но не знают, что могло бы их поддержать. Неудивительно, что среди них столь высок уровень преступности. И вообще, ты видела это здание, дочка? Нормальный человек в таком здании жить не может!
Лили кивала. Отец был прав, но его речи все чаще хотелось записать в блокнотик и перечитывать потом, чтобы поднимать себе настроение. Однажды она видела Тобиаса Снейпа, разгребавшего в парке снег; они поздоровались, но не поговорили. Увы, ей нечем было его порадовать.

В день отъезда идти на Кингс-Кросс было страшно. Невольно воскресали в памяти страшные картины взрыва, паники и не менее страшные рассказы о том, чего Лили не увидела. Она с трудом заставила себя преодолеть барьер на платформе. Однако на сей раз ничего не произошло, удалось благополучно сесть, и поезд в должное время тронулся. Переодевшись у подруг, Лили начала обход.
В купе обсуждали последние новости. Причастность Араминты Мелифлуа к организации взрыва доказать не удалось, но Найджел Мальсибер должен был в следующем месяце предстать перед судом. В газетах намекали, что трения возникли уже между Краучем и Деннисом Подмором: последний наотрез отказывался выполнять требования о применении к Мальсиберу пыток, хотя было понятно, что добровольно Найджел не выдаст сообщников и исполнителей преступления. «Интересно, каково-то сейчас Мортимеру? Его отец в тюрьме, над ним висит суд, и только принципы следователя спасают от пыток. Раскаивается ли Мортимер в том ,как себя вел? Волнуется за отца? Или готовится мстить?» Сталкиваться со слизеринцами лишний раз не хотелось, не то Лили уговорила бы Джеймса дать ей мантию-невидимку, да и прокралась к ним в купе – подсмотреть и подслушать. А что? Может, узнает интересное и полезное для собственной стороны.
Но когда Джеймс в коридоре присоединился к ней, Лили уже не думала о том, чтобы шпионить за слизеринцами. Хотелось только прижаться к нему, согреться об его большое теплое тело, приласкать губами его губы, пальцами причесать ему волосы. Она и прильнула к нему, и Джеймс без стеснения долго и жадно её целовал.
- Соскучилась? Я так страшно соскучился. Пойдем сегодня в Выручай-комнату?
- Конечно, - и спросила, помедлив. – Как твои родители?
- Прекрасно, - Джеймс пожал плечами. – Только мама немного скучала по Андромеде, а тетя Лу – по Сириусу. У нас, как ты поняла, нечто вроде клуба изгнанных из семьи Блэк.
«Намного ли изгнанные лучше тех ,что остались?» Даже Сириус, воплощение гриффиндорского безрассудного бунтарства, раздражал иногда высокомерием. Об Альфарде Блэке Лили ничего не смогла бы сказать, но Лукрецию Пруэтт однозначно записала во враги – и еще кто знает, какова хваленая Андромеда.
- Как ты думаешь, Мальсибер будет осужден?
Джеймс стал серьезнее.
- Раньше я бы на это и не надеялся. Принципиальности Подмора оказалось бы чудовищно мало для того, чтобы Визенгамот увидел правду, а не то, сколько у подсудимого галеонов в Гринготтсе. Но теперь следователя поддерживает сам Крауч… Только бы они не поссорились окончательно. Что Подмор так уперся, в самом деле?
- Ты считаешь нормальным пытать человека?
Джеймс замялся, протер очки.
- Нет. Я не считаю это нормальным, как не считаю – предупреждаю сразу твои вопросы – нормальным пороть детей или бить жену. По-моему, и смертную казнь стоило бы отменить, тем более такую дрянь, как Поцелуй дементора. Но все это будет в мирное время, Лил. В мирное время наши с тобой сын и дочка поедут в Хогвартс без боязни, что что-нибудь с ними случится на перроне или в пути, и в школе ни одна подколодная змея не посмеет их задеть. Но нам надо приблизить это мирное время. А для этого… - он не договорил, лишь забарабанил пальцами по стеклу. Лили улыбалась от прилива нежности.
- Знаешь, - вздохнула она неожиданно даже для себя. – А ты похож на моего отца.

Итак, они вернулись в школьную жизнь. Впереди возник уже сумрачный призрак ЖАБА, но лишь немногие студенты пока смогли заставить себя начинать подготовку. Остальные по-прежнему жили статьями в «Ежедневном пророке» и интрижками.
Легкомысленное поведение Электры, меняющей кавалеров чуть ли не по сезонам, не осталось безнаказанным. Однажды в разгар дня, посреди коридора, на большой перемене, Бертрам Обри, оставленный ею еще год назад, сразу после того, как вернулся из больничного крыла, бросил в слизеринку заклинание, от которого она мгновенно оказалась ,в чем мать родила. Линнет и Летиция, ахнув, спешно прикрыли подругу мантиями, но у приятеля Обри, Джона Долиша, камера была уже наготове – он успел заснять наготу девушки. Её колдографии не пошли по рукам лишь потому, что в коридоре вовремя появилась профессор Макгонагалл. Оштрафовав Долиша и Обри, она без церемоний отобрала камеру и унесла к себе в кабинет, пообещав вернуть лишь родителям провинившихся. Родителей и вправду вызвали, но отдуваться Долишу пришлось за двоих: накануне их прибытия Обри нашли на площадке Астрономической башни, замерзшего, почерневшего до неузнаваемости. Он долго не приходил в себя, а когда наконец очнулся, оказалось, что он ничего не помнит. Искать виновных было бессмысленно, хоть профессор Вэнс, по рассказам Марлин, и твердил в учительской, что надо всего-то разложить всех мальчишек-слизеринцев со старших курсов Большом зале и сечь их розгами, покуда не сознаются. Директор на жесткие меры не пошел, да и профессор Вэнс особенно не настаивал: в конце концов, пострадал всего лишь рейвенкловец, а они в его глазах были «заумниками», что немногим лучше «подлецов».
- А вообще, - Марлин улыбалась, - я бы посмотрела на такое представление.
- Гадость какая! – фыркала Мери. – Тебе что, голой Мелифлуа в коридоре не хватило?
- Ох, Мери, она девушка, а у меня… Как бы сказать… Традиционные вкусы. Голая девушка мне неинтересна. А вот раздетый парень…
Алиса, покраснев, убегала готовиться к экзаменам. Она-то, в отличие от Мери, давно поняла, что с Марлин спорить бесполезно: Маккиннон на каждое возражение лишь насмешничала.
- А тебя Сириус не приревнует? – вступала в разговор Лили. – Не думаю ,что ему понравилось бы то, о чем ты мечтаешь.
- Ой, напугала, - Марлин вытягивала ровные белые ноги. – Он сам тот еще фантазер. Кровь, что делать. Я вам не рассказывала, что вытворяли его милая тетушка Лукреция и его папаша, когда были детьми?
И она начинала очередную историю, казавшуюся Лили утрированной по жестокости и непристойным подробностям. Но даже если то была и правда, непонятно, зачем Сириусу в глазах девушки порочить семью, пусть и такую.

К февралю снег насыпал сахарные сугробы, гулять по которым было необыкновенным удовольствием, если только не попасть в пургу. Малыши до одури играли в снежки, строили во дворе крепости и лепили снеговиков. Однажды в воскресение, когда солнце золотило обряженные инеем деревья, Джеймс предложил Лили прогуляться до Хогсмида.
Погодка стояла в тот стояла настолько славная, что в Хогсмид выбрались, казалось, все, кто имел на это право. Лили улыбалась, глядя на вереницу зимних плащей и пальто, тянувшуюся далеко впереди их с Джеймсом и не думавшую заканчиваться позади них. Вблизи блестели на солнце каштановые локоны Изабель Крейл, шедшей под руку с Айзеком Гольдштейном, пепельные косы Пандоры Касл контрастировали с ореховыми волнами волос Эммы Фиорелли, в которых покачивались неизменные алые банты. Где-то впереди шли и Сириус с Марлин, и еще мелькало в толпе коротенькое синее пальто Нелли Гамильтон. А совсем рядом вышагивала под руки с отцом и с Аластором Грюмом Мэрион Риверс: отец и его друг встретили её у порога Хогвартса. Нарочно пришли навестить. Вон присоединился к ним профессор Вэнс, и завязался спор, но Лили сейчас было лень вслушиваться. Припав к плечу Джеймса, она взметывала острыми носами зимних ботинок снег.
Отделившись от толпы – лишь группка из Риверсов, Вэнса и Грюма еще брела неподалеку – Джеймс и Лили застыли в раздумьях, куда бы им сходить сегодня: кажется, по одному разу они точно побывали во всех интересных заведениях Хогсмида.
- А может, заглянем в «Кабанью голову»? – Джеймс взлохматил вихры. – Местечко подозрительное, но там ты точно еще не бывала. Особенно интересен, скажу тебе, сам хозяин.
- Хозяин? Это почему?
- Он брат самого…
По снегу метнулся зеленый отсвет, раздался протяжный вопль. Джеймс и Лили обернулись, и первым, кого они увидели, был упавший на колени Айзек Гольдштейн, прижимавший к себе безжизненное тело Изабель Крейл. Четыре темные фигуры в тяжелых плащах с капюшонами и в масках наступали на юношу, но он их не замечал, растирая подруге щеки снегом – видно, надеялся так заставить её прийти в себя. Наверное, в следующую минуту он упал бы в снег рядом с Изабель, если бы навстречу пущенному заклятию подоспевший Грюм не выставил мощный щит. Риверсы и Вэнс также пустили в фигуры по заклятию, те ответили. Новые и новые вспышки рассекали воздух.
- Это… Пожиратели? – пошептала Лили пластилиновыми губами. Она еще не ощущала страха, но тело совершенно не слушалось.
- Да, - лицо Джеймса побелело, став решительным и суровым. Он лишь сухо бросил: «Беги», а сам уже шагнул вперед, к дравшимся. Лили попятилась. Она увидела, как, сраженный зеленым лучом – профессор Вэнс уже объяснял, что так выглядит третье Непростительное заклятие, несущее мгновенную смерть – Авада Кедавра – упал на снег мистер Риверс, как Мэрион вскрикнула, склоняясь над телом отца, а Грюм поднял её за шиворот и толкнул в сторону, крикнув, чтобы она уводила, кого сможет. Мэрион ступила два шага, шатаясь, потом побежала и скрылась за углом, а Лили отупело продолжала пятиться, глядя на Джеймса, из палочки которого сыпались искры и вылетали лучи. Он заменил Риверса в схватке. Может, еще минута – и он упадет так же, как упал и тот…
Со всех сторон уже раздавались крики. Лили увидела над кафе мадам Паддифут, над «Сладким королевством», над домиками волшебников всполохи огня. Ей следовало что-то делать, что-то предпринимать, но она не смогла бы сейчас сотворить простейшее заклинание. По одной из улиц навстречу ей понеслись люди - Лили инстинктивно бросилась в другую сторону. Хогсмид был все же маленькой деревушкой – она и не заметила, как добежала до отшиба. И едва успела остановиться, укрывшись за разросшимся кустарником.
Дом, стоявший в стороне от прочих, окружило пятеро. Все те же тяжелые плащи и маски, но Лили видела, что под ними угловатые мальчишеские фигуры. Значит, школьники. У нее рухнуло сердце. Среди них вполне может быть… Она опустилась на снег, затаив дыхание. Пятеро в плащах уже подняли палочки, и тут откуда ни возьмись, размахивая огромной горящей веткой и громко крича, вылетела Нелли Гамильтон. Она бросила факелом в одного Пожирателя – тот, завопив, рухнул в снег, борясь с огнем – послала Экспеллиармус в другого, но третий, успевший при её появлении отскочить, пустил ей Аваду в спину. Нелли, захлебнувшись, упала ничком, как тряпичная кукла.
Лили почти не дышала. Она и думать забыла, что её тоже могут увидеть; палочка выпала из замерзших пальцев. Пожиратель, убивший Нелли, небрежным пинком откинул маленькую руку мертвой девочки. Лили едва сдержала всхлип. В одном из них – не в том, что убил Нелли, а в другом, поднимавшем на ноги обожженного – она узнала Северуса. На самом-то деле так просто узнать человека под глухим плащом и маской во все лицо, если за шесть лет успел запомнить все его движения. Он стал Пожирателем. Он убивает. Убивают на его глазах.
…Обожженный не устоял на ногах, его оставили сидеть в сугробе. Пожирателям некогда было возиться долго. Остальные окружили дом с четырех сторон – Лили только гадала, успели ли люди внутри, предупрежденные криком Нелли, хоть что-то предпринять, чтобы защититься. Одновременно по четырем углам ударило мощное заклятие взрыва. Лили едва успела упасть, чтобы её не накрыло взрывной волной. Лишь спустя минуту она решилась приподнять голову.
Дом стал раза в два меньше, сложился, как карточный домик. Над ним реяло дымное изображение змеи, выползающей из черепа. Черная метка.
Лили зашарила по снегу, ища палочку. Она не смогла остановить взрыв, но ведь там могут, еще могут остаться живые. Надо проверить. Стараясь не смотреть на мертвую Нелли, уже наполовину заметенную начинавшейся поземкой, Лили поползла вперед.

Глава 50. Жертвы

Добравшись до разрушенного дома, Лили ужаснулась про себя. Повреждения таковы, что вряд ли кто-то выжил. Крыша рухнула, повалившись обломками внутрь, одна из стен также упала плашмя. Но все же, добравшись до проема (дверь выбило, да и сам проем уцелел лишь наполовину), Лили, протянув палочку, прошептала: «Хоменум Ревелио!» и увидела слабое свечение всего в метре от себя.
Стиснув зубы, чтобы меньше бояться, Лили вползла в дом. В том, что десять минут назад было передней, все же осталось свободное пространство. Посветив Люмосом, она увидела впереди головку ребенка. Мгновенно по телу разлился холод: Лили испугалась, что голова оторвана – но она успокоила себя тем, что заклинание не высвечивает трупы. Тело ребенка закрывали упавшие балки. С трудом и осторожностью их отодвинув – по-маггловски, использовать магию побоялась, чтобы не вызвать новое обрушение – она убедилась, что ребенок больше ни за что не зацепился, и потянула его к выходу.
На свету оказалось, что это мальчик лет шести. Лили скинула зимний плащ, расстелила на снегу, положила ребенка, укутала. Повернула головку набок, чтобы, если начнет рвать, он не захлебнулся. Больше ни на что не решилась: она не знала в точности, что у него повреждено, и опасалась, как бы не сделать хуже. Вернувшись к дому, она снова проползла внутрь и несколько раз повторила: «Хоменум Ревелио!», но более свечения не было. Значит, не было и живых.
Лили поежилась, представляя, что сделали с телами взрыв, осколки камней и обломки балок. За стеной в нескольких футах лежала в снегу мертвая Нелли, здесь – тоже мертвецы… Почувствовав, как в груди подымается паника, Лили спешно выбралась наружу.
Некоторое время она раздумывала, куда теперь податься. Неизвестно, ушли ли Пожиратели смерти; велик шанс наткнутся на них, а ведь они убьют, не задумываясь, и её, и ребенка. Оставаться здесь, в окружении трупов, страшно, да и сидеть на месте холодно. Но можно наложить согревающие чары, о мертвых пока не думать. Главное – над домом висит Черная метка. Пожиратели сделали страшную работу и вряд ли вернутся сюда. Решено: Лили наломала веток, чтобы сидеть на них, наложила согревающие чары, укуталась шарфом – и стала ждать, время от времени поверяя у ребенка дыхание и пульс.
…Через полчаса чары ослабели, и Лили подрагивающей от холода рукой наложила новые. Она уже чувствовала, как начинает знобить, и мечтала о чашке горячего шоколада и перечном зелье. «Значит, шокового состояния у меня нет, - подумала девушка отстраненно. – А лучше бы было. Раскисать сейчас ни к чему». Машинально проверила ребенка: он дышал, сердечко стучало, но руки стали ледяными, а лоб и шея горели. «У него жар. Может, простудился, а может, внутреннее воспаление. Нужен врач. Когда же можно будет отсюда уйти?»
Ей пришло в голову, не заглядывая в Хогсмид, полями дойти до Хогвартса. В конце концов, оставаясь тут, они с ребенком скоро замерзнут, несмотря на все чары. Наколдовав носилки, Лили осторожно переместила ребенка туда, подняла их заклинанием левитации и готова была отправиться в путь, когда увидела, что довольно близко от нее возникли две фигуры.
Поднималась пурга, видно стало плохо. Лили, похолодев, опустила носилки, укрыла ребенка плащом с головой и забросала снегом. Встала, перехватила палочку поудобнее. Что лучше сделать сначала? Напасть первой или выставить щит? И какой лучше щит - обычное Протего или Протего Хорриблис? Фигуры приближались.
- Эванс! – пролаял сквозь пургу хриплый голос. – Эванс, рыжая, это ты?
Как будто ледяная корка растаяла на душе.
- Да! – она бросилась к ним. – Сириус, ты с кем?
- Ну даешь, подруг не узнаешь, - Марлин сбросила капюшон. – Цела? Жива-здорова?
- Я-то да. А вот Нелли…
- Мы знаем, - прервал Сириус с болью. – Мы видели.
Оказалось, прежде чем окружить дом, Пожиратели столкнулись с Сириусом и Марлин, гулявшими в поле. После недолгой стычки обоих опрокинули чрезвычайно неприятным заклинанием, одновременно обездвиживающим и причиняющим лютую боль. Минут пятнадцать Блэк и Маккиннон извивались в снегу. Они были в сознании, видели все, что Пожиратели сотворили дальше, но еще долго не могли встать и подойти: после того, как боль отпустила, наступил полный паралич.
- Мы думали, загнемся оба. А кого это ты несла?
Лили, сметя с носилок снег, показала ему ребенка. Тем временем Марлин, добредя до трупа Нелли, откопала её и прикрыла лицо мертвой шарфом.
- Лучше взять её сейчас, иначе так заметет, что только к весне найдут.
- Думаете, нам стоит пойти в Хогсмид? Может, лучше сразу в Хогвартс?
- По такой пурге до Хогвартса мы не дойдем, - Сириус болезненно прищурился, отряхивая лицо. – Пожиратели наверняка убрались. Они свое дело сделали. Это, - он указала на развалины, - был дом Денниса Подмора.

Хогсмид наполняли авроры. Они вместе с добровольцами из местных разбирали развалины сгоревших домов, перетаскивали трупы, искали раненых, обыскивали улицы – не затаились ли Пожиратели где? В числе тех, кто им помогал, Лили увидела и закопченного, растрепанного Джеймса.
Она не могла к нему броситься, иначе упали бы носилки, но он сам, увидев её, живо подошел и стиснул. Одна рука у него была забинтована, на щеке опять порез, но сам жив и здоров.
- Что же ты не убежала со всеми, дурочка, - он чмокнул её в лоб. – Я думал, тебя Риверс увела с остальными.
- У нее отец погиб, да?
- Да. И профессор Вэнс погиб тоже.
Лили пробрал озноб. Тихо проронив, что также погибла Нелли, она указала на тело, которое левитировал Сириус. Джеймс указал, где оставить тела, и затем повел их к "Трем метлам", где организовали нечто вроде походного лазарета. Те, кто еще держался, сидели на лавках, другие без сил лежали на носилках, расставленных прямо посреди зала. Их укрыли мантиями и одеялами. Мадам Розмерта, повязав чистый фартук, бегала на подхвате у нескольких колдомедиков. Лили узнала двоих из них, самых молодых: черноусый врач был тот самый Джордж Суоллоу, хаффлпаффский староста, что когда-то приглядел в дороге за ней и Северусом, а помогавшая ему медсестра была не кто иная, как Флоренс Флеминг.
Сейчас они вдвоем хлопотали у носилок, на которых с вывихнутой ногой лежала Эмма Фиорелли. Каштановые волосы девочки вымокли, от роскошных бантов осталась одна порванная ленточка, черты лица заострились. Ей вправляли вывих, но она, казалось, не замечала боли. Всхлипывая, Эмма рассказывала:
- Мы с Пандорой играли в снежки, и тут я их увидела… Они были немногим выше нас, клянусь! Пандора велела мне бежать, и я побежала, а она поставила щит и взметнула снег, но они одолели… Я запнулась и упала, и я видела, как они тащат её в лес… Только бы она была жива, только бы жива!
Флоренс обняла её и что-то зашептала на ухо. Доктор Суоллоу подал девочке перечное зелье и погладил по голове.
Лили тоже дали перечного зелья и укутали. Пристроившись в уголке, она следила, как доктор Суоллоу и Флоренс перешли от Эммы к ребенку из дома Подмора, как заплаканная Зои Макмиллан поила теплым чаем Айзека Гольдштейна, который так и трясся в ознобе, не глядя ни на кого. Лили подумалось, что теперь он долго будет представлять безжизненное тело Изабель у себя на руках и то, как он пытался растирать ей щеки снегом, словно этим можно оживить… Красавицы Изабель больше нет, как и веселушки Нелли. Почему смерть приходит к тем, с кем она, казалось бы, не совместима?
Распахнулась дверь, и в дом ввалился рослый старик, грубо одетый, с окладистой бородой. На руках он тащил чье-то легкое тело, слишком укутанное, чтобы сразу узнать; только низко свешивались длинные светлые волосы. Эмме этого оказалось достаточно.
- Пандора! – крикнула она, приподнимаясь на локтях.
Доктор Суоллоу и Флоренс разом бросились к старику, но тот отстранил юношу. Флоренс наколдовала носилки, старик бережно опустил Пандору и знаком велел медсестре взглянуть. Та беззвучно ахнула. Лили заметила, с какой необычной поспешностью она прикрывает Пандору. «Её изуродовали? Но крови вроде бы нет… Старик не хотел, чтобы на нее смотрел мужчина… Пожиратели уволокли Касл в лес… Неужели её… Изнасиловали?»
- Мне соседка сказала, чтобы я сюда бежал, здесь врачи. Эти подонки привязали ей руки к дереву, а саму раздетую оставили на снегу лежать, - старик обращался уже к доктору. Пропустил какое-то слово. Побагровел и едва не сплюнул. – Я лес рубил, крики услышал. Видно, еще и пытали бедняжку. А трусы. Я торопился, ветками хрустел громко, так прежде, чем выскочил к ним, аппарировали уже. Только меж деревьев их и видел.
- Если бы они поняли, что вы один, они бы вас убили, - тихо сказал доктор. – Вам повезло. И девочке повезло, что вы её успели спасти.
- Повезло! – старик оскалился. – Кастрировать этих подлецов прилюдно надо, вот что. Если они и не вместе, - он поперхнулся, глядя на бледное личико Пандоры, - то пока один дело делал, другие стояли на стреме. Это как называется, а?
И тут Лили показалось, что её душит. Ведь Эмма говорила, что Пандору похитили мальчишки. Только сейчас дошло, что одним из тех, кто изнасиловал Пандору Касл – а может, из тех, кто стоял и караулил, пока над ней ругались – был Северус.

В Хогвартс удалось вернуться только к следующему утру. Ночью вести школьников через поле авроры, остававшиеся с ними, побоялись.
Первыми, кого Лили увидела, войдя в замок, были сидевшие на ступеньках Мэрион Риверс и Маделайн Вэнс. Третьекурсница прижималась к плечу старосты, прикрыв припухшие от слез веки – наверное, ей кто-то успел передать, что у нее больше нет отца. Мэрион, обнимая её, отрешенно смотрела перед собой. «А ведь Риверс теперь круглая сирота», - подумала Лили с горечью.
Гриффиндорцы, не попавшие вчера в Хогсмид, встретили товарищей на пороге гостиной. Оказалось, Макгонагалл всю ночь караулила их, чтобы никто не выбрался. Первые две минуты Лили ничего не соображала – только обнимала одного товарища за другим и видела, как жмутся друг к другу люди, не чаявшие увидеться. Её и Марлин обхватили Алиса и Мери, Ремус, нервно пожимая руки друзьям, то и дело на нее оглядывался, даже Питер топтался рядом, тяжело дыша и всхлипывая.
- Нам сказали уже за ужином, - рассказывала Алиса. – Ночью приходили вести о погибших, мы так просили профессора Макгонагалл нам рассказать, она, кажется, даже плакала, но промолчала…
- А где Нелли? – прозвенел тонкий голос Джуди Браун. – Почему Нелли с вами нет?
У Лили кровь отхлынула от лица. Алиса также испуганно побледнела, а Сириус, пошатываясь, отошел в дальний угол. Марлин, поджав губы, подошла к Джуди, обняла и тихо принялась рассказывать. Спустя минуту раздался истерический вскрик.

Три дня спустя хоронили погибших. Мэрион настояла, что отец всегда хотел лежать рядом с женой, Грюм поддержал её, поэтому тело Роберта Риверса отправили в его родную деревню Пампкинг-Холл, но остальных отнесли на кладбище в Хогсмиде. Десять новых могил… Здесь и принципиальный следователь Деннис Подмор, и все, кто был в его доме: его жена, старшая дочь и невеста его брата, Стерджиса, работавшего продавцом во «Флориш и Блоттс». Только маленький сын Подмора – тот, которого вытащила из-под завалов Лили – выжил и сейчас находился в больнице св.Мунго.
«Эллен Элизабет Гамильтон, 1961 – 1978 гг.» Увидев надпись на могильном камне, Лили невольно удивилась: кажется, полное имя погибшей называли только на распределении, но едва усевшись за гриффиндорский стол, она сразу попросила называть её Нелли. И эти годы она для всех была просто Нелли, маленькая веселая Нелл. В гостиной осталась над камином фотография в траурной рамке. Нелли блестела с нее веселыми темными глазами, на щеках играли ямочки, губки были удивленно приоткрыты: что, мол, вы такие грустные? Рядом с могилой, обнявшись, рыдали родители. Мать девочки почти не могла идти за гробом. Лили вспомнила, как накануне, когда тело Нелли еще лежало в отдельном отсеке больничного крыла, Джуди Браун и Алиса в сумерках сидели на подоконнике. Джуди шепотом каялась:
- Я сердилась на нее из-за Роули… Потом мы помирились вроде, но так и не стали подругами, как раньше. Я понимала, она ждет, когда же я к ней подойду, и все обещала себе, что сегодня сделаю это, но потом откладывала. И вот теперь… - девочка тоненько заплакала, уткнувшись в платочек.
Алиса погладила её по плечам.
- Нелли была добрым человеком. И я уверена, там, где она теперь, она простила тебя.
Даже после смерти она осталась для всех просто Нелли…
Только в официальных документах её звали иначе. Когда на следующий день после похорон Грюм вызвал Лили на допрос (их всех опрашивали, прямо в Хогвартсе), и она рассказала ему, что видела, он так и сказал:
- Стало быть, ты уверена, что напавшие на дом Подмора Пожиратели были не старше тебя? А может, ты узнала кого-нибудь? К примеру, того, кто убил Эллен Гамильтон?
Лили снова не сразу поняла, кого он имеет в виду. Затем отлегло от средца: убийцу Нелли она не узнала.
- Нет. Они же все были в плащах, в масках.
- Ну так человека же не только в лицо можно узнать. По движениям, например. Ты не узнала вообще никого?
«Сказать ему или нет?» Северус был убийцей, соучастником изнасилования, его место, конечно, в тюрьме. Даже и лучше его туда упрятать, пока не натворил новых бед.
- Нет, я никого не узнала.
Грюм машинально погрыз карандаш.
- Хорошо. Ты говоришь, что Гамильтон швырнула в одного из них горящей веткой? Как по-твоему, он сильно обжегся?
- Он был плотно одет, и огонь затушили быстро. Если и остались ожоги, то не сильные.
«Если еще Северус не свел их какой-нибудь чудо-мазью».
- Куда примерно попала ветка? На ноги, в живот, в лицо?
- В живот, - уверенно сказала Лили: уж это она точно видела.
Когда опросили студентов, не вызывающих подозрений, в кабинет Макгонагалл, где шел допрос, под конвоем привели всех мальчиков-старшекурсников со Слизерина и некоторых ребят из Рейвенкло, отобранных по спискам покойного профессора Вэнса. Их вызывали по очереди, проверяли палочку на предмет последних заклинаний, затем заставляли раздеться и искали метку и ожоги. Разумеется, ничего не нашли: ожоги могли залечить, метка еще не появилась, а палочками при нападении пользовались наверняка другими.
Без пяти минут арестантов пришлось отпустить, и они еще жаловались на нарушение их права неприкосновенности. Но вечером Сириус признался Джеймсу и Лили, что покрывает преступника. В Пожирателе, убившем Нелли, он узнал родного брата – так же, как и Лили узнала Северуса, по движениям – но не смог на допросе выдать его. Джеймс, пожав плечами, пробормотал, что понимает – но наверняка не понимал. Лили стиснула Сириусу руку. Она-то его понимала отлично.

Глава 51. Грешники

Весь следующий месяц в Большом зале висели траурные полотнища. Погода стояла пасмурная и промозглая, что еще усиливало ощущение бесприютности, которое вдруг стало исходить от школы. Траурно молчал стол рейвенкловцев. Шестикурсники ходили притихшие: слишком угнетала их память о похоронах Нелли, и Пандора еще не вернулась. Над ней не только надругались, но и очень грубо, явно второпях стерли память. Её забрали в больницу св. Мунго, и известий от нее пока не было.
Вместо мистера Вэнса ЗоТИ снова вел, разрываясь между предметами и выбиваясь из сил, профессор Флитвик. Дамблдор, по слухам, все чаще отлучался из школы. Макгонагалл провела в Малом зале собрание среди семикурсников по поводу ЖАБА: объяснила порядок сдачи и выдала старостам списки вопросов. Лили сдавала ЗоТИ, травологию, зельеварение, трансфигурацию и заклинания - все, что понадобится при поступлении в школу авроров. Хотя она должна была признать, что во время боя в Хогвартсе проявила себя не лучшим образом, а будущие авроры, помимо вступительных экзаменов, проходили тестирование, Лили надеялась, что к тому моменту приучится брать себя в руки.
Но одно ей все же не давало покоя. Те, кто убивал и насиловал в Хогсмиде, ходили с остальными по коридорам, сидели на занятиях и в библиотеке, спали в одних спальнях с ничего не подозревавшими однокурсниками. Неужели им так легко было находиться там, где все напоминало об их жертвах? Лили украдкой наблюдала за Северусом, за Регулусом Блэком. Северус, как всегда, зарывался в книжки, Регулус спорил о политике с Энтони Гринграссом, гулял под ручку с Летицией Гэмп и отбивался от Булстроуд, обиженной невесты.Пожалуй, это и стало самым страшным открытием: совершенное преступление может ничего не изменить в жизни человека.
Может, все-таки ей и Сириусу стоило донести? Тогда оба мерзавца были бы уже в Азкабане. Она поступила бы, как учил отец - тем более, исполнению долга не помешала бы дружба. Но все же она не могла упрекнуть себя, что смолчала.
Между тем весна вступила в права, обрушив на землю бурные дожди, мгновенно смывшие снег. К апрелю солнце стало по-летнему жарким, так что студенты на переменах распахивали окна, а те, кто занимался на первом этаже, в одних мантиях выбегали во двор. Семикурсникам надо было готовиться к экзаменам, но весна пьянила, и усидеть за книгам дольше часа было совершенно невозможно. Даже Алиса уносила конспекты во двор, на лавочку, или на квиддичную трибуну, что до остальных гриффиндорцев, то они, бывало, в выходные, набрав провизии, отправлялись к Озеру, расстилали на земле плащи и подготовку фактически превращали в пикник. Случалось, Джеймс и гитару захватывал - тогда бубнеж над книжками плавно перетекал в хоровое пение.
Как-то Лили, которой поднадоел шум, решила прогуляться с книжкой вокруг Озера. Шла она не спеша, но вот уже компания осталась за кустами, Хогвартс отдалился, а по берегу пробежала поросль молодого ивняка. Тропинка шныряла меж гибких стволов, Лили бесшумно отстраняла ветки, приглядываясь, чтобы не раздавить проснувшуюся после зимы жабу или не пропустить цветок. Вдруг она услышала странный звук.
Тропа сбегала с пригорочка, и внизу доносились очень тихие, сдавленные стоны. То не мог быть зверь или птица. То, крепко зажимая рот, чтобы не быть услышанным, плакал человек.
Лили сгоряча заторопилась - да так и зашумела: захрустели под ногами сухие ветки, зашуршали палые листья. У пригорка за ивняком была прогалина, и там с большого камня навстречу Лили поднялась женская фигура в накидке. Девушка откинула капюшон: то оказалась Летиция Гэмп.
- Мисс Эванс, здравствуйте, - на лице слизеринки не было и следа слез, лишь ресницы показались Лили влажноватыми. - Вы, однако, обнаружили мой уединенный уголок. Не могу сидеть в замке в такую погоду. На свежем воздухе учить гораздо приятнее, не правда ли?
Лили остановилась, как вкопанная, и выпалила первое, что пришло ей в голову:
- Но вы же плакали!
- Плакала? - Летиция легко засмеялась. - Нет. Это в воде что-то хлюпало. Должно быть, жабы ныряют.
Лили уже разозлилась на себя, что так торопилась. Если бы она смогла застать Гэмп врасплох, той было бы не отвертеться. Хотя, может, Летиция всего-то грустила по Регулусу, которого на будущий год приходилось оставить наедине с официальной невестой? Нет, вздор. Гэмп нельзя назвать красавицей, и тем не менее Булстроуд ей не соперница.
- Мисс Эванс, вам не попадалось подснежников? Хочу набрать букет.
- Их лучше искать в лесу, - процедила Лили, краснея от досады. Летиция подняла сумку с книгами и уже собиралась уйти, когда Лили, дрожа от необъяснимого гнева, ядовито спросила:
- Мисс Гэмп, а вы не думали о тех, кто сейчас не может рвать подснежники? Пандора Касл в больнице, а Изабель Крейл и Нелли Гамильтон мертвы.
Летиция накинула на голову капюшон.
- Мне жаль, - сказала она глухо и нырнула в ивняк. Лили не стала её догонять.
Что-то подсказывало ей: не так просто Гэмп захотелось одиночества. Вероятно, она или знала, или хотя бы догадывалась: в том, что в Хогсмиде появилось десять свежих могил - немалая вина её друзей. Однако она молчала, потому что вряд ли кто в здравом уме отправит к дементорам любимого человека."Если бы я сказала ей, что узнала тогда в одном из убийц семьи Подмор Северуса, а Сириус узнал брата - что она бы сказала и сделала? Обозвала бы меня сумасшедшей? Принудила молчать? Попыталась подкупить? Стерла память? И отчего же она плакала? Боялась, что Регулуса и Северуса могут поймать и отправить в Азкабан, или ей было больно, что не смогла их удержать от вступления в Пожиратели?" Лили сама не знала, что чувствует. Жалость щипала глаза, но подступали и стыд, и брезгливость, словно она посреди улицы заговорила с проституткой.
А вечером того же дня, патрулируя коридор, она встретила Северуса. Он сидел на подоконнике, против обыкновения, без книжки; прижался к стеклу длинным кривым носом и смотрел, как падают все новые слезы дождя. Он жил, все помнил, был здоров, а по его милости кто-то лежал в земле, а кто-то и себя не помнил.
Лили подсела рядом, тронула за плечо, позвала. Он нервно дернулся:
- Не бойся, я не аврор, - она не удержалась. Он вопросительно на нее поглядел. – Я знаю, что ты участвовал в убийстве семьи Подмор и изнасиловании Пандоры Касл. Я там была и узнала тебя даже под маской и плащом.
Лицо Северуса вытянулось, брови поползли вверх, но он и не испугался вроде, а еще глубже ушел в собственные мысли. Спросил отрешенно:
- Была? Я тебя не видел.
- Я пряталась за кустом. Если бы я выскочила, вы бы меня убили, как убили Нелли. А скажи, Пандора сильно кричала?
Северус покачал головой.
- Нет. Пока не наложили Круциатус – нет. Она только спрашивала, что нам нужно… Зачем мы это делаем, - он коротко и горько рассмеялся. – Ты уже написала на меня заявление в аврорат?
- Нет. Я выдала тебя Грюму и не собираюсь выдавать потом.
- Но почему? Если в твоих глазах я совершил преступления…
- В моих глазах?! – Лили не выдержала. – То есть, по-твоему, убить целую семью, переглушить их, как рыбу, и участвовать в изнасиловании и пытках – это не преступление?
- Преступление, - согласился Северус. – Поэтому мне и странно, что ты не донесла, если узнала меня в самом деле.
Она вздохнула.
- Наверное, потому же, почему на вас всех не доносит Гэмп. Она ведь знает?
- Догадывается, - он ронял слова вяло, без выражения.
- Я её видела сегодня. Она плакала.
- Ей трудно.
Они опять замолчали оба. Он застыл, глядя в точку на полу. Лили дышала на стекло и вычерчивала пальцем вензеля, сама е замечая, как выходит «Дж. и Л.». Северус наконец поднял глаза, посмотрел на вензель и слегка поежился.
- Тебя Бог накажет, Сев.
- Вероятно, - согласился Северус и сполз с подоконника, собираясь уйти. Лили удержала его за рукав, он снова посмотрел вопросительно.
- Погоди. Нас с тобой тоже рассудит не Визенгамот. После Хогвартса я собираюсь поступать в школу авроров. Мы встретимся с тобой в бою, Сев, и тогда решится, кто же из нас прав.
Он быстро заморгал, покривился.
- Лили, не надо тебе в бой. И вообще в школу авроров не надо. У тебя всегда с ЗоТИ было не очень, и в незнакомой обстановке ты теряешься, с тактикой у тебя тоже совсем плохо…
- Не можешь не унизить меня? – Лили уже не обижалась, так спросила, для порядка. В самом деле, на врагов не обижаются. Обижаются на друзей, с врагами – воюют. Еще год или два – и один из них убьет другого.
- Да при чем тут – унизить?! – он вскипел. – Я тебе позволяю изображать судью, но больше – никто не позволит! Тебя убьют, раздавят, как муху! – он треснул кулаком по подоконнику. Синеватые губы тряслись. – Ты кинешься, как та ваша дура, в самое пекло, и тебя уложат так же, на месте, даже быстрее, потому что она хоть одного противника догадалась вывести из строя, а ты же у нас великая гуманистка и огнем в человека не станешь кидаться, правильно? Тебя же не этому папаша учил?
Лили от души влепила ему пощечину – так что он мотнулся, опершись руками на подоконник. Впилась ногтями в воротник, встряхнула.
- Я клянусь, что в первом же бою, где мы встретимся, убью тебя лично.
Северус отцепил её, легонько оттолкнул.
- Ты не сможешь. Это даже не обсуждается. Просто не лезь, - он зашагал по коридору, Лили догнала, перегородила путь.
- Такие, как ты – оскорбление человечеству, Северус. Я не знаю, как тебя еще носит земля, но мне очень хочется, чтобы это не продолжалось долго, чтобы ты ответил за все, что натворил. Чтобы прочувствовал каждое свое преступление и умер в муках. И мне очень жаль, если не я буду твоим палачом, потому что я виновата, что позволила тебе существовать – такому, как ты есть…
Он с неожиданной силой оттолкнул её, так что Лили с трудом устояла на ногах, и ушел очень быстро. Лили еще долго стояла, тяжело дыша, обхватив себя руками, поглаживая пальцами локти. Она не знала, что её разозлило больше – что он опять усомнился в том, что от нее может быть толк, или что, будучи преступником, смеет так спокойно и нагло разговаривать с честными людьми, без малейших угрызений совести вспоминая подробности содеянного. Её пробрало нервное отвращение и желание покончить с ним, покончить прямо сейчас, на месте, и не быстрой Авадой, а так, чтобы он почувствовал все, что причинял другим. Впрочем, она же не чистокровная фанатичка, и ей негоже так думать. «Но не может же он уйти безнаказанным, не должен уходить, это будет несправедливо. Покарай его, Господи. Покарай этого грешника. Все на свете готова отдать, чтобы он пострадал за свои грехи. Воздай ему по его делам». То была первая молитва, с которой Лили Эванс сознательно обратилась к Богу.
Она внезапно почувствовала себя совершенно обессиленной. Опустилась на подоконник, прижалась плечом к стеклу, похолодевшему от влаги, отрешенно посмотрела на водяную стену. Небо секло росшее внизу голое дерево, точно палач – каторжника, и градины били, как свинчатка на кончике кнута. « Ты станешь таким же деревом, Сев, и тебя судьба будет сечь кнутом со свинчаткой. Ты заслужил это. Но прости меня. Пожалуйста, прости». Она даже не задумалась ,что сегодня он впервые поднял на нее руку.
Убедившись, что Джеймс ушел гулять с друзьями надолго на ужин не явится, Лили, когда все собирались, дождалась Северуса у дверей Большого зала. Она боялась, что он придет в компании остальных слизеринцев или не явится вообще, и придется ждать до завтра, но он появился с одной только Летицией, которая, быстро поглядев на обоих, коротко кивнула Лили и поспешила в зал.
- Чего тебе? – спросил он, едва остановившись и глядя мимо.
- Прости меня, Сев.
- Зачем тебе это? – он говорил холодно, со смутно знакомым Лили презрением.
- Просто прости, - у нее на глаза навернулись слезы. – Я не хотела тебе такого говорить.
- Ты можешь говорить, что хочешь. Мне все равно, что ты обо мне думаешь. Мне все равно, жива ты или умерла. Суйся куда хочешь, пусть тебя там хоть на части разнесет – я еще порадуюсь.
Обогнув её, Северус вошел в Большой зал.
Лили стояла одинокая, как и много лет назад – но теперь некому было прийти на помощь. Ей ни о чем не думалось – просто слезы катились градом, и она не хотела, чтобы её утешали. Стоило выплакаться.
- Мисс Эванс? – раздался за спиной мягкий старческий голос. Лили оглянулась: по лестнице поднимался Дамблдор. А она-то думала, он давно ужинает со всеми.
- Я заходил гости к Хагриду, да вот дождь меня застал. Хорошо, что есть обсушивающие заклинания, иначе моему ревматизму пришлось бы туго, - директор подошел близко и поверх очков-половинок пронзительно-синими глазами взглянул ей в лицо. – Не из-за всякого человека стоит плакать, мисс Эванс.
- Вы думаете? – она легонько шмыгнула носом.
- Конечно. А вы бы стали плакать из-за Волдеморта? Не вздрагивайте, мисс Эванс, это всего лишь восемь букв. Разве страшна каждая из них по отдельности? Как же может быть страшно целое?
Лили задумалась.
- Если бы я близко знала того… Вы поняли, - директор насмешливо посмотрел, она невольно покраснела. – Наверное, я бы плакала из-за него. Каждого человека, который ошибся, жаль.
- Вы полагаете, он просто ошибся?
Лили пожала плечами.
- Может, его подтолкнули к этому обстоятельства… - она спохватилась. – Ох, вам же надо в тепло и поесть, а я вас задерживаю!
- Меня накормят эльфы, если нужно, мисс Эванс, - Дамблдор потрепал её по руке. –Знаете, иногда человеку очень нужно, чтобы по нему плакал кто-нибудь. А вот теперь, действительно, пойдемте в зал.

Глава 52. Последний матч

Ближе к маю в учительской стали разгораться споры о том, стоит ли в этом году поводить финальный матч по квиддичу. Профессор Флитвик настаивал, что это, как и любое другое развлечение, было бы бессердечно по отношению к погибшим и к тем, кто их оплакивал. Неудивительно: его факультет от нападения в Хогсмиде пострадал больше всего. Кроме Изабель Крейл, погибли два мальчика – с четвертого и пятого курсов, и было еще неизвестно, увидит ли Хогвартс вновь любимицу Флитвика – Пандору Касл. Профессор Спраут выступила на его стороне. Минерва Макгонагалл долго колебалась: она также переживала смерть учеников – но в конце концов объявила, что нельзя давать врагу понять, что ты сломлен. Таким образом, матч должен был состояться.
Лили было известно и другое: что после принятого решения профессор Макгонагал вызвала к себе Джеймса и дала понять, что рассчитывает на него. На прогулке Джеймс сам рассказал Лили об этом.
- Она хочет, чтобы мы показали себя, как никогда. Чтобы разгромили змеенышей в пух и прах. Предупреждала, правда, что на матче будут тренеры и капитаны лучших команд: «Паддлмир Юнайтед», «Холихедские гарпии»… Ну да это больше интересно Макдональд и Браун, чем мне.
- Не хочешь связывать жизнь с квиддичем? – Лили перепрыгнула через камень. – Спорт магической Британии многое потеряет.
Джеймс непривычно серьезно на нее посмотрел.
- А магическая Британия в целом потеряет гораздо больше, если к власти придет Тот-Кого-Нельзя-Называть. Квиддич – увлекательная штука, но, в конце концов, не более, чем игра. Пожирателей ею не остановить. А я хочу бороться с ними.
- Хочешь в школу авроров? – удивилась Лили. – Но зелья…
Если Джеймс и получал по зельям «Выше ожидаемого», то лишь потому, что Слизнорт не хотел ссориться ни с кем из влиятельных семейств, и с Поттерами в том числе.
- Да уж, все упирается в проклятые варева. Как будто аврору-боевику они сильно нужны! Аврор – это же не целитель! И не кухарка. Ну да ладно. Всегда, Лилс, всегда – запомни это – есть другой путь. Если правила создают безвыходное положение, легче их отбросить и придумать свои.
- Что ты имеешь в виду? – Лили нахмурилась. – Что можно бороться с Тем-Кого-Нельзя- Называть и его прихвостнями, не становясь аврором?
- Конечно, - бросил Джеймс, как о чем-то само собой разумеющемся. – Мой отец борется с ними именно так. И так с ними боролся профессор Вэнс, а теперь его место наверняка займет Эммелина. Да и Грюм не прочь послать правила к драклам и действовать самостоятельно.
Лили в задумчивости опустила ресницы. Получается, есть люди, ведущие с Пожирателями подпольную борьбу? И даже если она провалит экзамены в школу авроров, ей не придется отказываться от своей мечты?
- Это тайное общество, я правильно тебя поняла? – уточнила она на всякий случай. – Секретная организация?
- Сама видишь, насколько это секретно, если я тебе проболтался, - рассмеялся Джеймс. – Власти не очень-то одобряют её деятельность, хотя её члены делают для борьбы с Пожирателями куда больше, чем весь аврорат вместе взятый. Почему, как ты думаешь, арестовали Торфинна Роули и довели дело до суда? Почему удалось привлечь старшего Мальсибера к ответственности? И зачем профессору Вэнсу понадобились списки, которые так возмутили нашего совестливого Лунатика?
Лили приподняла брови.
- Он вычислял неблагонадежных.
- Именно! И если они не оказались бы столь хитры, им бы не отвертеться.
Девушка наклонилась за сочным лиловым цветком хохлатки. Решение зрело необыкновенно быстро – быстрее, чем Джеймс на матче летит на метле.
- А мне в этой организации может найтись место?
Джеймс выглядел слегка обескураженным.
- Зачем, Лили? Это большой риск. А ты…
- Что – я? Если я хочу рискнуть? Почему у тебя есть право рисковать собой ради благого дела, а у меня – нет?
Джеймс пожал плечами, пробормотал нечто неопределенное и дальше повел разговор о каких-то, с точки зрения Лили, глупостях: мол, он волнуется перед финальным матчем, потому что Макгонагалл слишком уж надеется на него, а между тем он не очень-то доволен кандидатурой ловца. Джеффри Вэнс суетлив и не так-то сосредоточен на игре. Регулус Блэк, вытянувшийся за годы учебы, но не нарастивший мяса на костях, хитрый и ловкий, уведет у него снитч из-под носа. Правда, есть мысль снова заменить Вэнса на Джуди Браун, которая иногда выступала в качестве запасной и регулярно тренировалась. Но Джеффри наверняка хотел выступить в финальном матче года сам.
- Если бы он играл лучше и старался на тренировках, он и выступил бы сам, - сердито прервала Лили. – По-моему, тут и думать не о чем. Эммелина на тебя не обидится. Смело меняй Вэнса на Джуди. Она в игре, как дикая кошка. Кроме того, хоть она и не знает, кто виноват в смерти Нелли, но если она размажет по стенке убийцу подруги, это будет справедливо, не находишь?
- И правда. Пожалуй, я сам потренирую её, - Джеймс усмехнулся, растрепал её рыжие волосы и поцеловал в макушку. Широкий рукав плаща Лили скатился назад, когда она подняла руки, чтобы обнять Джеймса, и открылась зеленая манжета её блузки. Прикоснувшись к травяного цвета ткани губами, он тихонько запел. - Твоим зеленым рукавам я жизнь без ропота отдам, я ваш, пока душа жива, зеленые рукава!
- Э, - она легонько отпрянула. – Если ты решил поиграть в Генриха VIII, найди кого-нибудь другого на роль Анны Болейн. Я не согласна гибнуть на эшафоте не пойми за что.
Джеймс без слов снова обхватил её и повалил на траву.

В день, когда должен был состояться матч между Гриффиндором и Слизерином, «Ежедневный Пророк» снова принес дурные вести. В Йоркшире Пожиратели смерти напали на магглорожденного волшебника с сыном и запытали обоих до безумия. Свидетели сообщали, что среди Пожирателей на сей раз была женщина.
- Наверняка кузина Беллатриса, - с ненавистью выплюнул Сириус, отшвырнув газету. – Запытать до безумия – это в её духе. Чужая боль для нее, все равно что для нормальной девчонки поцелуи или шоколадки. Она еще в Хогвартсе, кажется, насылала проклятия на учеников, которые ей чем-то не угодили, а дома запускала в сестриц пресс-папье. На десятый день рождения выпросила у отца хлыст и с тех пор развлекалась, стегая сестренок. Андромеда однажды не выдержала и стихийной магией заставила Беллу взлететь под потолок. Та заверещала, а Нарцисса, из-за которой и вышел сыр-бор – еще пуще, прибежали тетя Друэлла с гувернанткой… Андромеду высекли бы, если бы Нарцисса не показала рубцы от хлыста – Белла как раз забавы ради прошлась ей по рукам. В общем, розги достались в тот раз самой Белле, но она этого не простила…
Лили бросилось в глаза, как жадно слушает Марлин.
- Тетя Лу, кажется, тоже с хлыстом баловалась в детстве, - возразил Джеймс, принимаясь за омлет с беконом.
- Не Круциатусом же, - фыркнул Сириус. – Папаше моему от нее доставалось, ну да он сам её доводил. А так она не людей била.
- А эльфов, значит, бить можно? – спросила севшим голосом Алиса. – Разве они не чувствуют боли? Вообще, давайте прекратим рассказывать такие кошмарные вещи.
- Как скажешь, Брокльхерст, - отмахнулся Блэк. – Но если начистоту, ты слишком чувствительна, по-моему.
Алиса не стала спорить, молча допила чай и дождалась остальных подружек. Вместе они собирались поводить Мери до спортивной раздевалки. Так и вышло; каждая обняла Макдональд, желая удачи, но Лили заметила, что Алиса думает совершенно об ином, и мысли её нерадостны. Она была сама не своя с тех пор, как прочитала статью: чувствовалось, что ей хочется убежать, спрятаться в темный угол, сжаться в комочек и так сидеть, пока о ней не забудут. Случайно соприкоснувшись с Алисой руками, Лили заметила ,что у той влажные ладони.
После торжественных проводов Мери Марлин убежала искать Сириуса, а Лили и Алиса побрели на трибуны. Брокльхерст, не отрываясь, смотрела под ноги, и в её обычной молчаливости на сей раз было что-то пугающее. Лили не выдержала напряжения:
- Что-то случилось? Ты, кажется, не в своей тарелке.
Алиса сжала застежку плаща.
- Ты веришь в предчувствия?
Лили пожала плечами: она никогда не задумывалась а такой чепухе. Алиса продолжала:
- Нелли незадолго до гибели жаловалась мне, что её мучают кошмары. Мой двоюродный дедушка всегда боялся попасть под поезд – и именно так погиб.
- Ну допустим, - постаралась сказать Лили как можно ласковей. – Но при чем тут ты?
Алиса вздохнула:
- Когда-то в детстве я увидела на сельской ярмарке сумасшедшую старуху, цыганку. Она схватила меня за рукав и чуть не утащила с собой. Потом она зарезала кого-то. С тех пор, Лили, я очень боюсь сойти с ума.
Лили с недоумением разглядывала подругу. Та, всегда аккуратная, спокойная, мягкая, казалась образцом уравновешенности.
- С чего ты взяла, что это с тобой может случиться? Нет, если только ты не перегнешь палку с подготовкой к экзаменам…
- Я не знаю, - вздохнула Алиса. – Я не знаю, но мне очень страшно, а после того, как прочитала про этих несчастных людей- тех, кого запытали – стало еще страшнее.
- Брось, - Лили приобняла её. – Ты просто перетрудилась. Хватит, пожалей себя. Отложи занятия хотя бы на пару дней. Ты надрываешься больше нас всех, а для чего?
- Хочу стать аврором-экспертом.
- Ты им не станешь, если к моменту экзаменов в школу авроров сляжешь с переутомлением. Надеюсь, ты хоть на матч конспекты не захватила?
Алиса, рассмеявшись, помотала головой.
Вместе они взобрались на трибуну, отыскали свободные места с хорошим обзором. Алиса вытащила бинокль и сразу передала Лили: сама она предпочитала видеть панораму, как есть, без увеличения. А Лили с удовольствием принялась рассматривать остальных болельщиков.
Вокруг нее шумели, размахивая флагами, гриффиндорцы: они как никогда яростно жаждали победы. Даже Сьюзен Смолли, из-за полного неумения летать обычно делавшая вил, что квиддича не существует, уселась с остальными, демонстративно повязав шарф факультетских цветов; даже Джеффри Вэнс, обиженный, что его отстранили от игры, пришел и теперь вместе с братом-близнецом Джеромом держал традиционный плакат: «Раздавите гадин!» Лили перевела бинокль дальше и увидела хаффлпаффцев, традиционно болевших за Гриффиндор. Пенни-Черри, правда, утратила прежний фанатизм: бледненькая, хмурая, она опиралась на руку давно на нее заглядывавшегося Арчибальда Уизерби и помалкивала, в то время как её товарищи, хлопая в ладоши, скандировали: «Слава храбрым львам! Слава храбрым львам!» Сестренки Эббот от волнения напирали друг на друга пышными боками и повизгивали. Улыбнувшись, Лили поглядела на трибуну, занятую рейвенкловцами.
Они были спокойнее прочих, но и среди них читалось волнение. Кроме того, как показалось девушке, они не были совершенно едины в том, кого поддерживают. К примеру, юный Барти Крауч смотрел на гриффиндорцев с настолько очевидным отвращением, что Лили пробрал ужас. Интересно, вдруг подумалось ей, а мог ли он быть в числе Пожирателей смерти, убивших семью Подмор? И тут же она одернула себя. Ведь он не просто учился с Пандорой Касл – он прожил с ней бок о бок эти шесть лет. И после этого принимать участие в её изнасиловании? Невероятно…
А вот и слизеринцы расселись. Мальсибер, Эйвери, Шафик – все как на подбор. В локоть Энтони Гринграсса победно вцепилась Гестер Хорнби: после истории с шуткой Обри над Электрой родители, видно, наконец высказали Энтони, что думают о его поведении. Ему пришлось снова обратить внимание на невесту. Барти Крауч, вероятно, еще и поэтому был так зол: больше года, с самого рождественского бала, он ухаживал за Гестер, но она, видно, лишь использовала его, чтобы позлить жениха. Мальчишку было бы жаль, если бы не страшные подозрения.
Младший брат Гестер, четверокурсник Саймон, высокий тоненький мальчик, сидит рядом с Летицией Гэмп. Они вроде бы родственники – ну да на Слизерине, кажется, почти все в каком-то родстве друг с другом. Польщенный, что его наконец слушают, Саймон что-то оживленно ей рассказывает – не замечая, как волнуется собеседница. Летиция стиснула губы и кутается в накидку, пытаясь скрыть дрожь. Она всегда волнуется во время матчей с участием Регулуса – и как теперь подозревает Лили, не столько за то, что он проиграет, сколько за то, что может упасть и на него налетит бладжер. А сейчас, похоже, с ним и так связано для нее слишком много волнений.
По другую сторону от Летиции, как всегда – Северус. Один его вид хлещет болью, сразу вызывая в памяти последнее, что она от него слышала. Даже странно, что его слова так ранили: ведь Лили ожидала их, наверное, со дня знакомства. Подсознательно она всегда была готова, что он её обидит. А уж после той «паршивой грязнокровки», после того, как она его узнала среди пожирателей – неужели она могла бы надеяться, в его душе осталось что-то светлое? Все потеряно; он не исправится, сколько его ни наказывай. Слезы так щиплют глаза, что различить выражение его лица Лили не может. Но вот Алиса указывает ей, что на поле вышли игроки.
Две команды стоят друг напротив друга – ожесточенные, но сосредоточенные. Ветер трепел траурно-черные волосы Регулуса: все же и младшему Блэку не чуждо позерство. Каспер Роули, состоящий у слизеринцев охотником, слегка разминается. Мери тоже аккуратно поводит плечами. Джуди Браун, повязав тугой «хвостик» и заплетя свободные пряди, чтобы не мешали, сжимает древко. Джеймс, капитан гриффиндорской команды, находит момент , чтобы отыскать Лили взглядом и отсалютировать ей.
После традиционного требования четной игры команды взмывают в воздух. Одновременно вырываются из ящика квофлы, бладжер и снитч. Джеймс и Каспер бросаются за квофлом. Слизеринский загонщик ударом направляет бладжер в метлу Джеймса, у Лили падает сердце, но Мери успевает отбить мяч.
Между тем Джуди и Регулус начинают погоню за снитчем. Вспыльчивый нрав Браун нередко подводит её, но, видно, Джеймс её вышколил: не торопится, не рвется наобум, к цели идет внимательно. У Регулуса с его опытом, конечно, шансов больше. Его игра – удивительное сочетание красоты движений и низости приемов: вот он грациозно развернулся и подал сигнал загонщику, указывая в сторону Джуди. Джеймс объяснял: так в квиддиче просят направить на противника бладжер. Вот направил метлу в сторону, якобы увидел снитч: ну конечно, это, чтобы наверняка подвести Джуди под удар. Если бы Джеймс увидел и просигналил… Если бы Мери успела…
Лили не могла больше наблюдать игру спокойно. Когда Джеймс полетал мимо нее, она взмахнула рукой, останавливая его, а затем подбородком указала на Джуди, летящую прямо на бладжер. Поттер присвистнул и хлопнул себя по лбу: сделать было уже ничего нельзя.
- Джуди, пригнись! – Лили пожалела, что не усилила голос Сонорусом, но и её выкрика оказалось достаточно. Джуди машинально пригнулась, бладжер пролетел мимо и врезался в Каспера Роули.
Трибуны взвыли. Кто-то из слизеринок вскочил. Регулус с досады стукнул по древку. Между тем Лили заметила, что Джеймс куда-то показывает Джуди. Легкая, как птичка, Браун шмыгнула между двумя слизеринскими загонщиками – и схватила трепещущий крылышками снитч.
Это была победа. Трибуны ревели. Регулус Блэк, опустившись на землю, с досадой сорвал перчатки. Посрамленные слизеринцы темнели лицами.
Болельщики высыпали на поле, игроков гриффиндорской команды, успевших приземлиться, подхватывали на руки и качали. Джеймс, подлетев к Лили, вытянулся на метле, обхвтил девушку, поцеловал в губы, вдруг рывком поднял на руки и усадил перед собой. Лили едва не задохнулась: впервые с момента падения на отборе в команду она поднялась в воздух.
Джеймс облетал стадион, и перед Лили плыли радостные лица преподавателей на трибуне, хаффлпаффцы, в порыве радости свалившие кого-то из своих вниз (хорошо еще, успели поймать), с болью суженные глаза Северуса… Джеймс поднимался выше, и ей открывался головокружительный вид на Запретный лес, на луга и горы, на Хогвартс, казавшийся большим кукольным домиком. Страха не было6 Джеймс крепко сжимал её талию, Лили перекинула ему руку через плечо. Его квиддичный плащ хлопал по ветру, точно крылья гигантского феникса. От счастья хотелось умереть, но Лили чувствовала, что они теперь бессмертны, как феникс, и умереть не получится никогда.

Глава 53. Выпускной

На пасхальных каникулах Лили ждал сюрприз: в Коукворт на праздник приехала Петуния вместе с молодым человеком. Сестра с удовольствием представила своего жениха – Вернона Дурсля, младшего администратора какой-то лондонской фирмы.
Собственно, он был уже не молод, ему миновало тридцать пять. Рослый, тяжеловесный, с полным отсутствием шеи, он носил рыжеватые усы и говорил хрипловатым голосом курильщика. Маленькие глазки обежали Лили при знакомстве с равнодушным презрением: «Еще одна пустоголовая вертихвостка, ничего интересного». Лили насупилась. Ей вообще не нравилось, когда ей открыто выражали плохое отношение, а уж в родном доме она не потерпела бы этого – тем более, зная, что родители будут на её стороне. Впрочем, Вернон не грубил ей; он вообще больше не замечал её, разговаривая по большей части с Джорджем и иногда с Розой. Один вечер они с отцом проспорили о нынешнем премьер-министре, другой – о необходимости полной ликвидации физических наказаний в школах, и Лили только удивлялась, как её нетерпимый в свободолюбии и демократизме папа может больше трех минут выносить этого косного, тупоголового мещанина.
Впрочем, удивлялась она и еще одному: как грубоватый Вернон преображался, стоило рядом появится Петунии. Он вскакивал, подавал ей руку, помогал усесться, расспрашивал, не голодная ли она, не желает ли чаю, не дует ли ей – и Петуния светилась счастьем от его заботы. Она вообще похорошела: ей шло и то, что она слегка поправилась, и то, что осветлила волосы, став совсем белокурой.
Едва Лили приехала, Туни заглянула к ней в комнату, неожиданно тепло обняла, расцеловала и прошептала:
- Только, Лили, умоляю, не надо колдовать при Верноне! Сестренка, ты, конечно, меня поймешь…
- Понимаю, - согласилась Лили не без горечи: с Верноном все стало ясно с первых минут знакомства. – Не бойся, на каникулах колдовать мне все равно запрещено.
- Спасибо, - у Петунии чуть не слезы выступили на глазах. – Я не переживу, если Вернон бросит меня. Он вся моя жизнь.
От присутствия гостей в доме было душно, и как ни твердила себе Лили, что родственников надо уважать, какими бы они ни были, все же она предпочитала дни напролет слоняться по улицам. Однажды съездила в Манчестер, а как-то забрела к лесному озеру, где они когда-то купались с Севом. Меньше трех лет назад – а кажется, так давно… Однажды встретила Тобиаса Снейпа: он спал на скамейке, снова в стельку пьяный. Наверное, с тоски, что сын не приезжает, сорвался вновь.
На пятый день Вернон и Петуния уехали, и Лили с родителями вздохнули свободно: из-за гостей в доме было душно. Все же что за нелепая игра судьбы привела Петунию в их семью? Она могла родиться у людей, которые гордились бы такой правильной, благоразумной дочерью, а не у тех, кто исходит тоской, глядя на ее кислое личико.

Вернувшись в Хогвартс, Лили уже не отрывалась от подготовки к экзаменам, и никакие уговоры Джеймса не смогли бы заставить её в выходные пойти не в библиотеку, а в Хогсмид. Материала для повторения оказалось удивительно много, так что казалось, они и не проходили половины из всего, что должны были спросить. Особенные волнения вызывал экзамен по ЗоТИ: и потому, что Лили явно чувствовала, насколько бессистемны её знания, и из-за подсознательной боязни нового неприятного инцидента.
К счастью, все обошлось. Две недели, в течение которых сдавали ЖАБА, показались Лили двумя веками. Она не удивлялась тому, что ей стали велики форменные юбки, и даже не особенно бы расстроилась, обнаружив у себя пару седых волосков. В дни, когда проверяли работы, волноваться уже не осталось сил, и Лили часами лежала на кровати или с книжкой спускалась во двор Хогвартса – впрочем, мысли были настолько опустошены, что осознавать прочитанное она не могла.
Двадцать четвертого июня наконец огласили результаты. Гриффиндорцы на экзаменах показали себя прекрасно: Алиса и Сириус справились на все «Превосходно», у Лили, Джеймса и Ремуса было только по одному «Выше ожидаемого» (по ЗоТИ, зельеварению и рунам соответственно), а единственную «Удовлетворительно» получил Питер Петтигрю: ЗоТИ, увы, не давалось и ему.
Довольная Лили, целуясь с сияющими подругами и пожимая руки мальчикам, следила глазами, как подбегают к столу преподавателей за аттестатами ребята с других курсов. Первыми, помнится, совершенно одинаковые аттестаты получили сестренки Эббот, тут заглянули, взвизгнули от радости и обнялись. Альфред Эйвери, просматривая собственные оценки, морщился. Айзек Гольдштейн показал себя куда хуже, чем мог бы, но не расстроился: смерть Изабель Крейл, видимо, по-прежнему заслоняла для него остальное. Точно так же равнодушно приняла весьма приличный на фоне остальных хаффлпаффцев аттестат Мэрион Риверс. С февраля она носила на школьной форме и в косе креповые ленты, а вне учебы надевала лишь черное платье с белым воротником, почти ни с кем не говорила, кроме Маделайн Вэнс, но ради экзаменов все же взяла себя в руки.
Летиция Гэмп осталась довольна оценками – и по совести, было, чем довольствоваться; Энтони Гринграсс хранил неизменно чинный вид, а рейвенкловка Мелани Эрроуз разрыдалась: у нее оказалось целых две «Выше ожидаемого», по зельеварению и травологии. Рейвенкловцам вообще с ЖАБА не повезло: Бертрам Обри, получив свой аттестат, в ярости хлопнул им об стол. Высший балл в этом году получил не он, а Северус.
Тот приплелся к столу, за время экзаменов еще похудевший и сгорбившийся, непроницаемо поглядел на учителей, взял аттестат, вяло подал руку расчувствовавшемуся Слизнорту и прошаркал назад. Энтони и Летиция, Эйвери и Мальсибер зааплодировали ему, и даже Электра, Линнет и Шафик выдали несколько вялых хлопков.
Сириус, ткнув Джеймса в плечо, фыркнул:
- Нет, как тебе? Наш выпускной будет открывать урод!
- Брось, - Джеймс добродушно махнул рукой. – Кто с ним пойдет? С ним даже Риверс побрезговала бы, а она еще и в трауре.
- Может, Гэмпи над ним сжалится? – Сириус указал подбородком на Летицию, что-то вполголоса обсуждавшую с Северусом и Энтони. – Кстати, как там с их браком? Жениху положено танцевать с невестой!
- Если он вообще умеет танцевать, - Джеймс, нашарив закатившийся под тарелку шоколадный боб, откатил его к Лили. – Ты его не учила случайно?
- У него ноги кривые, - Лили холодно пожала плечами. Полно, хватит его щадить. – Он и бегал-то с трудом.
- Какие у него ноги, Эванс, мы все наблюдали два года назад. И не только ноги мы смогли оценить, правда? – Блэк, как показалось Лили, нарочно заговорил громче.
- О да! – рассмеялась Марлин. – Спасибо Джеймсу, хотя зрелище вышло омерзительное. Лучше бы он снял трусы с кого-нибудь посимпатичнее и почище. А то эта задница в шрамах…
- Прекрати плеваться жабами, - прошипела Алиса. Люпин предсказуемо покраснел, и неожиданно насупилась Мери.
- Прекращу, - Марлин запустила пальцы в разваленные по плечам черные волосы и так возвысила голос, что и со стола Слизерина стали оборачиваться. – Прекращу, если Лили расскажет нам, кто же так порол Нюнчика.
- Да, - поддержал Сириус. – И желательно с детальками, в красках.
Лили поперхнулась соком и почувствовала, как краска заливает лицо. На выручку пришла Алиса: схватила Лили за руку и, несмотря на протесты остальных, увела из зала «по срочному делу». К удивлению своему, у дверей Лили еще слышала, как Мери ворчит:
- Вы что, мелкие? Заканчивать пора уже, а то выпускной на носу, а вы туда же…
Алиса и Лили стремительно шли по коридору, пока не остановились у одного из окон. Отсюда открывался вид на Озеро, отливавшее в лучах утреннего солнца черным серебром. Когда-то по этим водам лодки везли первокурсников; с Лили и Северусом ехали Мэрион Риверс и Пенни-Черри. Кто сказал бы тогда, как переплетутся их судьбы… Пенни сегодня была очень расстроена: на и так не блиставшем оценками Хаффлпаффе она, тем не менее, оказалась худшей.
- А кто ехал с тобой, Алиса? – Лили прижалась лбом к стеклу. – Ты помнишь, кто тогда с тобой был в лодке?
Подруга слегка повела угловатыми плечами.
- Мери, Марлин и Мелани Эрроуз. Мери, помню, тогда не понравилось, что лодки едут сами: она надеялась показать Марлин, как умеет грести.
- А Мелани?
Алиса улыбнулась.
- Спрашивала всех, что они знают про факультеты. Ей кто-то в поезде наболтал, что все магглорожденные попадают на Хаффлпафф. Знаешь, мне кажется, она всегда немного волновалась из-за своего происхождения.
Лили вспомнилось все, увиденное от слизеринцев – и не только от них – за эти годы.
- Не так уж она была неправа. Нам тут не рады.
Алиса опустила бледные веки.
- Странно, да? Возможности волшебников давно сыграли с ним злую шутку. У нас нет своей инженерии как таковой, у нас не развиваются многие науки, процветающие у магглов. У нас нет собственного искусства как такового, мы заимствуем приемы и стили у магглов и лишь обрядами вкладываем в портреты подобие жизни. У нас нет литературы, сопоставимой с маггловской классикой. У нас нет религии. А ведь человек, никогда ни во что не веривший, не может держать страсти в узде… - она стиснула рукава блузки. – И тем не менее, в чистокровных семьях магглов с легкостью объявляют животными, полуобезьянами.
Слушая её, Лили отрешенно смотрела на озерную рябь. Перед глазами мелькали два лица – широкое, багровое – Вернона Дурсля и тонкое, юное, дышащее надменностью – Регулуса Блэка. За ними показались другие: Тобиас Снейп соседствовал с Барти Краучем-младшим, Петуния – с Эльзой Смит.
- Магглы, положим, тоже не ангелы, и далеко не все из них – умницы. Моя сестра возненавидела меня, потому что со мной происходили странности. А знаешь, кто так порол Северуса? Его отец-маггл. Пил и избивал жену и сына.
Алиса вздрогнула и чуть слышно вздохнула. Лили невозмутимо продолжала:
- Есть, правда, еще инквизиция. Чистокровные ею любят попрекать, забывая, сколько магглов люди Гриндевальда спалили в лагерях смерти.
Алиса побледнела и зажмурилась.
- Господи, какой ужас. Ну почему люди не могут без жестокости, без насилия? Неужели иначе нельзя?
- А с преступниками что делать? – тихо спросила Лили. – Если их наказание не будет жестоким, другие тоже будут безбоязненно совершать преступления.
- Если мы намерены дрессировать людей, как щенков, - в голосе Алисы появилась твердость, - то мы ничем не лучше тех, кто был до нас… Тех, кто допустил инквизицию и Гриндевальда.

В дни, остававшиеся до выпускного бала, Лили прощалась с Хогвартсом. С дЖеймсом, с подругами или одна, она обходила окрестности, вспоминая разное: как они с Северусом смотрели вслед аврорам, уводившим арестованного профессора Фенвика, как на отборе в команду по квиддичу она разбилась, лишившись способности летать, как на первом уроке Ухода за магическими существами наблюдала за кормлением гиппокампа, как, когда Джеймс подвесил Оули, все вместе гриффиндорцы ушли с урока – тогда-то её душа впервые забилась, потянувшись к лохматому задире Поттеру. А вот то роковое место, где на пятом курсе, после экзамена по ЗоТИ, Джеймс с компанией напал на Северуса. Произодшее тогда больно и гадко вспоминать, но все же хорошо, что сложилось именно так. Иначе кто знает, может, Лили до сих пор была бы одна, не решаясь порвать с Севом и боясь приблизить к себе кого-нибудь из-за его ревности, а Джеймс сох бы от скуки с Пенни-Черри.
Лили чувствовала, что, в конечном итоге, ни о чем не жалеет и вряд ли будет сильно скучать. Хогвартс дал ей многое, его можно, пожалуй, назвать хорошей школой, но он остается позади, и вряд ли она хотела бы вернуть дни, проведенные там. Она не расстанется с теми, с кем хочет поддерживать отношения, а разные слизеринцы и рейвенкловцы пусть хоть сквозь землю провалятся – легче без них. Да, не будет больше для нее ни алого поезда, ни Хагрида с жуткой псиной, ни портретов, обитатели которых ходят друг к другу в гости – зато и грязнокровкой никто безнаказанно не обзовет.
…Бальное платье на сей раз Лили подарили на каникулах родители: понимали, что на школьный выпускной она не может остаться без наряда. Оно сейчас висело в спальне, в шкафчике, и иногда девушка доставала его полюбоваться. Кремовое, до щиколотки длиной, оно падало изящными складками; на груди была легкая драпировка, широкие кружевные рукава доходили до локтя. Внизу стояли, словно ожидая, покуда их возьмут, белые лодочки. В волосах – Лили знала точно, уже договорилась с профессором Спраут – у нее будет маленькая белая роза. На сей раз хочется выглядеть безупречно, ведь она идет на бал вместе с Джеймсом.
Девчонки, наслаждаясь бездельем, валялись рядком на полу и обсуждали наряды. Марлин мечтала о небесно-голубом платье, расшитом серебряными нитями. Алиса выбрала серебристое, простого покроя, длиной чуть ниже колен, и того же материала ленту. Мери, не изменяя любви к короткому и обтягивающему, привезла наряд, расшитый по белому фону райскими птицами.
- Люпину должно понравиться, - шутила Марлин, как всегда, болтая в воздухе ногами. Мери на сей раз шла на бал, как и хотела – с Люпином, Марлин, конечно, с Сириусом, а Алисе достался Петтигрю: ему ведь тоже нужна была пара.

День выпускного прошел суетливо. Семикурсники паковали чемоданы, прощались с друзьями помладше, а кто-то, проморгавший остальные дни, торопился подгтовиться к балу теперь. Лили последние дни мало говорила с Джеймсом и уже очень давно не оставалась с ним наедине, но за завтраком и обедом он так ей подмигивал, что она не сомневалась: бал возместит каждую минуту, о которой пришлось пожалеть.
Около семи часов девочки, как и полтора года назад, спустились вниз, к ожидавшим их в гостиной мальчикам. Джеймс на сей раз был с остальными – Мародеры, как один, облачились в бордовые фраки с золотистыми отворотами и такими же бабочками – подал Лили руку, помог спуститься, галантно поцеловал ей пальцы. Марлин и Сириус, едва прикоснувшись друг к другу, затрепетали от напряжения, пробегавшего по телам. Мери хмуро поправляла Ремусу бабочку, он смотрел виновато. Питер, подавая руку Алисе, выглядел разочарованным: наверное, он мечтал о ком-то более эффектном.
- Хороша я, Джеймс? – Лили лукаво прищурилась.
- Слов нет, как хороша, Лилс. А я хорош? – и он приосанился, удивительно статный и изящный в ярком костюме.
- Для меня сойдешь, - она взяла его под локоть. – Ну что, пойдемте все? Пора.
По коридору плыли разноцветные фонари, непрерывно стекал наколдованный звездопад. В воздухе, стрекоча крыльями, порхали феи. Большой зал был убран омелой и розами. Тонко пахло сосновой хвоей, на придвинутых к стенам столах блестели фужеры и золотилось в зеленых бутылках шампанское. Деканы в праздничным мантиях стояли у дверей, встречая подопечных последними наставлениями. Профессор Макгонагалл объявила Сириусу, что бал открывает он: ни Снейп, ни Обри так и не сумели найти партнерш.
- Есть в мире справедливость, - Блэк приподнял подбородок. – Ну что, ты следующий, Сохатый?
- Естественно,- Джеймс плотнее перехватил локоть Лили. – Третье и чтевертое места также заняты, а остальные пусть занимают очередь!
- Пусть змеи плетутся в хвосте! – рассмеялась Марлин.
И правда, слизеринцы предпочли вступить в танцевальный круг не первыми, чем идти сразу за гриффиндорцами. Сначала набились хаффлпаффцы, и первыми – Арчибальд Уизерби в замшевом пиджаке с Пенни-Черри, разодетой в пышное платье в широкую полоску, черную и желтую (Марлин, указав на нее веером, изобразила жужжание шмеля). За ними подтянулись рейвенкловцы: Лили различила лиловое короткое платье Кристал Хобхауз и палевое, с оборочками – Мелани Эрроуз, которую держал под руку Джон Долиш. А вот за ними-то показались и слизеринцы. Энтони Гринграсс, как всегда, строгий и элегантный, стоял с Летицией Гэмп в бархатном вишневом платье; в высокой прическе девушки мелькала среди черных прядей лента в тон. Поодаль держались еще Электра Мелифлуа в золотистом наряде, любезничавшая с Альфредом Эйвери, и Линнет Фоули в черно-белом – её развлекал разговором Мальсибер, более, чем обычно, слащавый в белом фраке. Его отца недавно отпустили под залог, и все только удивлялись, откуда у Мортимера еще брались деньги на развлечения.
- Не зевайте! – шепнула Марлин, что-то углядевшая в глубине зала. После первых бравурных аккордов, прозвучавших неожиданно, полилась мелодия плавная, как ход корабля по спокойной полноводной реке, и Лили узнала «Сказки Венского леса».
Голубые волны платья Марлин замелькали посреди Большого зала. Лили положила руку на плечо Джеймсу, его ладонь скользнула по её талии, и вместе они нырнули в музыку, на круг.
Вальс завораживал, пьянил, кружил голову. Лили чуть постукивала каблучками, весело оборачивалась, глядя по сторонам; ей хотелось безудержно смеяться. Рядом легко, как птицы небесные, кружились Сириус с Марлин, но их заслоняли все новые и новые пары. Джеймс с Лили полетели мимо стульев у стены, где сидели те, кто в танцах не участвовал. Мэрион Риверс в траурном платье о чем-то говорила с ломавшим пальцы Айзеком Гольдштейном. Бертрам Обри что-то ядовито шептал товарищу, тощенькому Оскару Фьюджу, также оставшемуся без пары. В стороне от всех, в углу, сидел Северус и пепелил взглядом пустую рюмку. Лили могла бы поспорить, что в той рюмке уже не один раз за вечер побывало огневиски. Её немного удивило, что Северус раздобыл где-то поношенный, но приличный костюм, однако она вспомнила по службу поката Хогвартса.
Танцуя, Джеймс и Лили приблизились к месту, где наблюдали за выпускниками учителя. На миг Лили перехватила взгляд Дамблдора, и ей показалось, что в голубых глазах директора застыли слезы боли. О чем он мог плакать? Нет, должно быть, отсвечивают очки-половинки. Вот профессор Слизнорт и вправду вытирает платком уголки глаз.
Накружившись, они бросились к столу пить шампанское и столкнулись с Сириусом и Марлин, тоже решившими передохнуть. Джеймс лихо откупорил бутылку, а Сириус наполнил бокалы.
- Ну что ж, за Хогвартс! За Гриффиндор!
- Надо бы еще Рема с Питом позвать, - помедлил Джеймс. – И с дамами. Чтобы мы были в сборе.
- В другой раз выпьем все вместе, - отмахнулся Сириус. – А сейчас – только лучшие гриффиндорцы. Только мы. Пей, Сохатый.
Хрусталь зазвенел, но едва вино коснулось губ, возле группы возникла профессор Макгонагалл, осунувшаяся от тревоги. Лили невольно опустила бокал, все обернулись.
- Мистер Поттер, я попросила бы вас пройти ко мне в кабинет.
Что-то в её тоне резануло по сердцу, и показалось естественным, когда Сириус протестующее вскинулся:
- Нет, говорите при нас! – она молчала, с болью глядя на них, и Блэк властно и спокойно повторил. – Пожалуйста, говорите при нас, профессор Макгонагалл.
Джеймс машинально привлек к себе Лили. Она слышала, как колотится его сердце, и дрожала в ожидании. Макгонагалл наконец совладала с собой:
- Мистер Поттер, на дом ваших родителей в Годриковой впадине было совершено нападение. Предполагают, это дело рук Пожирателей смерти. Ваши отец и мать… Мертвы. Мне очень жаль.

Глава 54. Разлука

- ... Они мертвы. Мне очень жаль.
Лили, леденея, подняла на Джеймса взгляд. Тот несколько раз открыл и закрыл рот, словно вытащенная из воды рыба, сдернул очки, вытер вспотевший лоб. Сутулясь, вслепую зашагал через толпу танцующих. Сириус одним прыжком догнал его, обхватил за плечи. Макгонагалл поспешила к ним, и все трое скрылись из виду.
Лили оставалась неподвижно стоять около минуты, хотя Марлин, превратив шампанское в огневиски, совала бокал ей в руку. Потом ощутила, что ноги подкашиваются, и опустилась на стул. Перед глазами мелькнуло черное платье: Мэрион Риверс, заметив неладное, подошла спросить, не нужна ли помощь. Марлин послала хаффлпаффку разыскать Питера с Алисой и Мери с Люпином.
На какое-то время разум отказался работать: Лили фиксировала в сознании мелькание серебристых блесток, два бордовых пятна фраков, крепкие горячие руки Мери, которые сдавили ей лицо и растерли виски, но ничего не соображала. Кажется, её вели по коридору, заставили что-то выпить, положили на кровать... Наверное, на некоторое время она не то совершенно потеряла сознание, не то заснула.
Когда Лили пришла в себя, была глубокая ночь. Сумрак комнаты разбивал ночник, горевший на столике Алисы. Сама она, уже в будничном платье, гладила разлегшегося у нее на коленях Хиндли. Увидев, что Лили очнулась, Алиса подала ей воды.
- Где все? - хрипло спросила Лили, отхлебнув. Память быстро восстанавливала разбросанную мозаику событий: бал, появление Макгонагалл, Джеймс и Сириус, исчезнувшие в толпе. Где же теперь Джеймс, что с ним?
- Ремус, Мери, Питер и Марлин в гостиной, - мягко ответила Алиса. - А Джеймс и Сириус еще не возвращались. Боюсь, Лили, что они уже и не вернутся. Им надо как можно быстрее попасть домой, они не станут ждать Хогвартс-экспресса.
Лили вскочила на ноги.
- Мне надо к Джеймсу!
- Тебе надо прежде всего переодеться, - остановила её Алиса, и Лили со стыдом посмотрела на бальное платье. - Потом, вряд ли ты сейчас чем-нибудь поможешь. Им бы только добраться домой, а там, наверное, будут родственники.
Да уж, родственники... Лили вспомнилось красивое и жестокое лицо Лукреции Пруэтт. Никогда не хотела бы еще раз столкнуться с этой женщиной, но если у Джеймса беда, то о его тетке можно просто забыть. Спешно переодевшись, кое-как затолкав в чемодан платье, Лили выбежала в гостиную. Она не обратила внимания на сидящих там ребят, но у самых дверей её остановил Люпин.
- Не надо, не ищи зря. Я только что от профессора Макгонагалл. Она повела Джеймса и Сириуса в Хогсмид, там должны открыть камин. Они отправятся к дяде Сириуса, он уже все знает. А уж оттуда... - Ремус вздохнул.
Лили почувствовала, как из глаз текут слезы. Она боялась представить себе, как сейчас Джеймсу больно и плохо.
- Я хочу быть с ним.
- Ты ему не поможешь, - мягко возразил Люпин. - Ты не можешь сейчас его утешить. Никто не может. Просто подожди.
Обняв за плечи, Ремус усадил девушку на диван и налил ей чаю. Питер, Марлин и Мери горестно молчали. Алиса, спустившись к ним, тоже не произнесла ни слова. Так и сидели до утра, потом нехотя вышли завтракать.
Будничность, с которой студенты рассаживались за столы, поразила и оскорбила до глубины души. Лили почему-то воображала, что вместе с Джеймсом будет горевать весь Хогвартс. Нет, ребята так же здоровались друг с другом, торопились положить себе лучшие куски, радовались отъезду и предстоящим каникулам, ругали учителей за несправедливость. Кто-то даже смеялся. Да, вон Регулус Блэк и Барти Крауч, не дойдя до своих столов, о чем-то разговорились вполголоса, расхохотались и ударили друг друга по рукам. "Интересно, что же их так порадовало? - злобно подумала Лили, бросая в тарелку немного жареной картошки с курицей: несмотря на волнение, голод ощущался остро. - Удалось потискать податливую девицу? Или они уже знают о нападении на Поттеров и радуются ему?" И тут Джуди Браун, сочувственно тронув Лили за плечо, передала ей утреннюю газету. Статья о смерти родителей Джеймса была на первой полосе.
Вчера, когда Лили и Джеймс, смеясь, шли к Большому залу, его родители уже были мертвы. На них напали в послеобеденное время, подошли, видимо, со стороны леса, поэтому не привлекли внимания. Около пяти вечера Батильда Бэгшот, отправившаяся на прогулку, заметила над домом Поттеров Черную метку и вызвала авроров. Подробности расправы Лили читать не отважилась. За Джеймса было больно, до того больно, что она с трудом могла дышать, а в это время слизеринцы, перешептывающиеся за столом, может быть, торжествовали победу над одним из врагов. "Мы поквитаемся с вами. Увидите, поквитаемся еще".
После завтрака настало время идти на поезд. Эльфы, как всегда, уже позаботились об основном багаже. Лили спускалась по ступенькам, последний раз оставляя позади себя коридоры Хогвартса, но не чувствовала ничего. Лишь когда пришлось переступить порог школы, что-то пискнуло внутри, и Лили на секунду остановилась – но Алиса, перехватив взгляд, сжала её руку, и они отправились дальше.
Шаг за шагом Хогвартс оставался позади. Как всегда, на перроне Хогсмида учеников провожал Хагрид с собакой. Выпускники в основном беззаботно болтали, не думая, что больше сюда не вернутся, но были и те, кто оглядывался и утирал глаза. Лили по временам тоже слезы наворачивались на глаза – когда она думала, как плохо сейчас Джеймсу.
Девочки вчетвером заняли купе, но, против обыкновения, почти не говорили. Только вяло и сухо сообщили друг другу ближайшие планы: все четыре хотели отдохнуть у родителей дней по десять, затем Мери думала попроситься в какую-нибудь из квиддичных команд, а Лили, Марлин и Алиса – вернуться в Лондон, чтобы сдавать экзамены в школу авроров. Девочки договорились встретиться десятого июля в «Дырявом котле», чтобы вскладчину снять номер.
- И да, Лил, я буду сохранять тебе подшивку газет, - пообещала Марлин. Лили вяло кивнула: ей было все равно. Дождь забарабанил в окна, потянуло холодом, Мери прикрыла распахнутую форточку. Алиса купила всем тыквенных пирожков и один вложила в руку Лили, но та долго к нему не притрагивалась.
… С платформ Кингс-Кросса на рельсы бежали ручьи. Лили сошла осторожно, чтобы не поскользнуться и ни в кого не врезаться: сырые летние сумерки закутались в туман. Подруги придерживали сумки, зонты и жаловались на почти осенний холод. И вправду, на улице и на душе как будто была осень.
Они распрощались, уже выбравшись на улицу. Лили, помахав подругам, хотела было вернуться к электричкам, когда увидела довольно близко пару, державшуюся за руки. Капюшоны плащей закрывали их лица, но по силуэтам Лили узнала Регулуса Блэка и Летицию Гэмп. Они не целовались, даже не говорили ничего друг другу – просто стояли и смотрели, не замечая, как сумрак холодит руки, как намокает от дождя и тяжелеет ткань. Идти мимо них не хотелось: Лили побоялась, что может помешать прощанию; вероятно, расставались они надолго, если не навсегда. К тому же тоскливо становилось при мысли, что еще пару часов придется в одиночестве трястись в промозглом и пустом вагоне электрички.
Лили усмехнулась по себя: как она сразу не догадалась? В конце шестого курса их учили аппарировать, и теперь, когда Хогвартс позади, она может спокойно переместиться, куда ей угодно. Надо только сосредоточиться… Лили представила сад у родительского дома.
Ощущения были неприятные: словно дернули, сжав живот; в глазах замельтешило, и Лили уже испугалась, что её вырвет, когда внезапно упала в мокрую траву. Подняла лицо: перед ней светился окнами родительский дом, за шторами мелькали тени. Вот скрипнула входная дверь. Лили едва успела встать на ноги, как на крыльцо вышел отец.
- Кто здесь?
- Это я, пап, - виновато промяукала Лили, выбираясь на дорожку. – Вот приехала пораньше…
- А почему ты лежала на траве? – отец подбежал к ней, обхватил и поскорее взвел по ступенькам. – Тебе что, плохо?
Лили покраснела.
- Немного укачало, - что ж, это было почти правдой.

Следующие дни беспрерывно шел дождь. Улицы Коукворта превратились в потоки. Выходя в магазин, Лили неизменно начерпывала воды в туфли, дома украдкой сушила их при помощи волшебства и пила чай, отогревая о кружку красные руки.
Коукворт жил прежней тягучей жизнью. Еще в первый день после приезда лили отец, придя с работы, сообщил, что Тобиас Снейп покончил с собой.
- Повесился на брючном ремне. Сын нашел, когда приехал, соседи помогли снять. Похоронили за счет морга, у сына ни пенса не нашлось, естественно.
Роза фыркнула:
- На том самом ремне, которым сына лупил? Еще бы тот захотел его хоронить. Небось джигу сплясал от радости, прежде чем пошел звать соседей.
- Ну так мало Тобиас сына бил, выходит, - зло буркнул отец, и Лили с грустью была вынуждена согласиться про себя. Выходит, мало. Ну да, может, Северусу изначально не дано было стать хорошим человеком, но до пути, которым он пошел, надо еще докатиться. Мог бы ведь стать обычным пьянчугой, как его отец, или альфонсом, как Джон Грин, или мошенником – это все-таки тоже не убийца и насильник… Мог бы жить потихоньку, не делая добра, но и не причиняя никому особого зла. Но гордыня, которую так и не сломали, не вытоптали, не выкорчевали, уже, наверное, довела его до метки, а когда-нибудь доведет до Азкабан и до Поцелуя дементора. Впрочем, какое Лили может быть дело до судьбы человека, который горю Джеймса, должно быть, радовался больше всех?
К Джеймсу хотелось катастрофически. Чем большее их разделяло: мили, стены дождя, неизбывное горе, стыл при воспоминании о том, как они веселились, когда его родители уже были мертвы – тем сильнее к нему тянуло. Просто очутиться рядом, обнять его, позволить ему выговориться, выплакаться: Лили была почему-то убеждена, что одним присутствием сможет облегчить его боль, что он непременно откроется ей. В самом деле, чего стесняться? Она примет его любым. Но что-то все-таки мешало Лили, сковывало её, и она отчаянно ругала себя за трусость, но все-таки не решалась выйти из дому и аппарировать в Годрикову Впадину.
А на пятый день Лили проснулась, не слыша стука дождя, и в её окошко слабо улыбнулось бледное солнце. Отчего-то ей показалось, что это хороший знак, и она осмелела. За завтраком выпросилась у родителей прогуляться. Пока собиралась: натягивала джинсы, водолазку, влезала в кроссовки и красную спортивную ветровку – живот сжимался в комок, и пальцы тряслись. Выскочив из дому, быстро отошла к ближайшему пустырю и там, закрыв глаза, представила улицу перед домом покойных родителей Джеймса. «Годрикова Впадина! Аппатрейд!»
…Коттедж Поттеров встретил её отмытыми до блеска окнами, не тронутыми дождем: наверное, эльфы знали специальное заклинание, сохраняющее чистоту стекол как можно дольше. Окна были холодны и прозрачны, как глаза только что умершего. Ни тени жизни за ними, и ни тени жизни в саду, где вдруг поникли все цветы. Лили уже опасалась, что приехала зря, что Джеймс и Сириус гостят у кого-то из родственников, когда за спиной зашуршали шаги, и она, обернувшись, увидела Блэка. Поджарый, с черными кругами под глазами, он придерживал два пакета с продуктами. (В другой ситуации Лили подивилась бы, посмеялась и пообещала все рассказать Марлин).
- А Джеймс где? – здороваться не понадобилось.
- На кладбище, - у Сириуса сильно сел голос. – Скор должен вернуться. Пойдем в дом, Эванс, чего тут стоять.
Затаив дыхание, Лили пошла за ним. Сириус буднично рассказывал, что похоронили покойников два дня назад, уложили чин-чином, и все родственники были. Да, Эванс, хорошо, что тебя там не появилось, а то тетя Лу и так была не в себе. Дядя Альфард предлагал пожить пока у него, он ведь тоже болеет, да они решили пока побыть здесь – хоть до августа. Они справляются, Ремус и Питер скоро прибыть обещали, так что не переживай, Эванс, жизнь идет. А Лили кивала, замечая в доме странный холод – должно быть, оттого, что очень быстро сгладились следы какого-либо присутствия женщины. Наверное, родственницы постарались убрать вещи миссис Поттер, что сыну они не попадались, не кололи ему душу. Сириус подтвердил, что его кузина Андромеда прибиралась здесь, и вообще тоже навещает, следит за ними.
- Будто мы маленькие, честное слово, - и сам грязными руками отломил свежекупленного хлеба. – Лучше бы следила за дочкой своей, такая егоза… Пусть только поступит в Хогвартс. Мы с Джеймсом уж объясним ей, как лучше достать Филча и добраться до Хогсмида.
Сириус шутил, глядя опустелыми глазами на кафельную стену кухни, а Лили душу скручивало все туже: ей уже начинало казаться, что Джеймс не придет. С ним тоже случилось что-то на кладбище, и лучше бы сейчас к нему бежать…
- Бродяга, гости у нас? – раздался в передней измененный горечью голос. Лил вскочила с табурета и кинулась на звук.
Она сначала прильнула к груди, пытаясь услышать мерный звук сердца, и только затем решилась поднять глаза. У Джеймса пробивалась щетина, и взгляд внезапно стал прищуренным и болезненным, но он, кажется, держался, даже был бодр. Лили поправила ему очки, провела по небритым щекам ладонью. Он вдруг сжал её руку, едва не раздавив, и поднес к губам. Лили показалось, что у груди его клокотнуло.
Десять минут спустя они уже лежали в комнате Джеймса, на кровати. Веселая обстановка, все в фотографиях квиддичных команд, рисунках моделей метел, гриффиндорских вымпелах. Какое неуместное, неприкаянное веселье.
Синие джинсы и салатовая водолазка Лили контрастировали с красным в желтую полоску покрывалом на кровати. Джеймс молча расплетал её косы. Он не упоминал еще, как его родители приняли смерть, как он прощался с ними, но Лили и не спрашивала. Бывает боль, которой лучше дать угаснуть, не вмешиваясь. Когда Джеймс закончил возиться с её волосами, то не стал её больше ласкать, а лишь снова прижал к груди.
- Мы с Сириусом и остальными вступим в Орден Феникса, - услышала она его шепот. – Помнишь, организация, я про нее тебе говорил?
- Помню.
- Мой отец помогал им, за это и убили его и маму. Перед смертью пытали, хотели узнать побольше, - у него дернулся кадык, веки смежились. Лили подложила руку на литое плечо:
- Не надо. Не рассказывай.
Он мелко закивал.
- Мы все пойдем туда, все вчетвером, все Мародеры. Я уже раньше говорил с Ремом, с Питом. Они тоже хотят бить эту мразь.
- А мне с вами можно? – спросила Лили тихо. Собственно, она всегда знала, что рано или поздно придется вступить на подобный путь. Если судьба её закончится так же, как и судьба матери Джеймса – что ж, она хотя бы сможет сказать о себе, что прожила жизнь достойно.
- Ты очень хочешь?
- Да. Я очень хочу быть с тобой. И я хочу отплатить Пожирателям за все зло, которое они причинили, и остановить их главаря.
Джеймс погладил её локоть, обтянутый салатовым рукавом.
- Будь по-твоему. Как только ты прибудешь в Лондон, я напишу Дамблдору. Он формальный лидер, но принимать тебя, скорее всего, будут другие люди. Ну да ничего. Там все наши, кто не растерял совести. И для тебя место найдется.

Глава 55. Аластор Грюм

Утренний туман рассеивался, поглощаемый утренним солнцем. Лили, поджав ноги, сидела в старом кресле у окна. Марлин проснулась совсем недавно и ушла умываться. Завтрак для нее стоял на столе, накрытый эмалированной выпуклой крышкой: Лили заколдовала её так, чтобы она сберегала все тепло. Приятно, в самом деле, делать такие милые мелочи.
Сама Лили позавтракала давно: от волнения рано проснулась. Сегодня они – она, Марлин и Алиса - должны были узнать результаты экзаменов в школу авроров. Лили гадала, возьмут ли: слишком сомневалась в результате по ЗоТИ. Если и не возьмут, в принципе, не катастрофично: Джеймс все равно поможет ей попасть в пресловутый Орден Феникса – но тогда надо думать, куда бы устроиться на работу. Сидеть на шее у родителей или парня Лили не собиралась.
Джеймс и Сириус навещали их постоянно: таскали по Лондону или выводили за город на прогулки. Иногда к ним присоединялся Фрэнк, столь же часто бывавший у Алисы, но в основном эта двое предпочитали общество друг друга. А вот Мери (она жила в одной комнате с Алисой и искала места в какой-нибудь команде по квиддичу), если её никто не звал с собой, оставалась одна: Люпин со времени отъезда из Хогвартса еще не прислал ей ни одной весточки. Кажется, он воспользовался разлукой, как поводом исчезнуть из жизни девушки.
Лили подумала бы, что с Ремусом случилось что-то скверное – мало ли, ведь в стране неспокойно. Нет, друзья говорили, что он устроился на работу в какую-то контору в сельской местности, все обещает им объясниться с Мери, но то ли тянет, то ли робеет.
- Все-таки сама понимаешь, - улыбался Джеймс. – Макдональд – дама грозная. Еще поколотит со злости.
Лили и сама понимала, что Мери лучше не сердить, но, глядя на подругу, по вечерам уныло забивавшуюся в уголок комнаты и изредка шмыгавшую носом, ловила себя на мысли, что хорошая взбучка Люпину не повредила бы. Так, чтобы бояться перестал. Пусть он не любит Мери, но тогда бы уж нашел в себе мужество поговорить начистоту.
…Вместе с Марлин в комнату вошли Алиса и Мери, уже одетые для выхода (Макдональд решила поддержать подруг). Марлин бросила перед Лили номер «Ежедневного Пророка»:
- Не читала еще?
- Нет, а что там? – Лили развернула газету.
- Стерва Смит выходит замуж.
Обычно, сообщая о помолвках, ограничиваются куцей заметкой на последней странице, но отец Эльзы, конечно, не мог допустить, чтобы свадьба любимой дочери прошла незамеченной для магического мира. Половину страницы занимало даже не само объявление с вполне традиционным текстом, а портреты жениха и невесты. Эльза еще более похорошела, от её красоты дыхание замирало, словно бы смотрели на лицо святой; что же касается её будущего мужа, Лили невольно скривилась. Лоренсо Забини, крупный поставщик сердцевин волшебных палочек, партнер отца Эльзы. Вероятно, смолоду он был хорош жгучей красотой итальянских мужчин, но теперь облысел, обрюзг, черные глаза заплыли жирком и щурились подозрительно, в лице с обвислыми щеками и тяжелыми бровями было что-то бульдожье.
- Достойная пара этой мымре, вам не кажется? – задорно спросила Марлин. Лили и Мери промолчали: Лили вспоминала окровавленное тонкое тело на полу туалета, глумливый голос Эммелины и болезненно-прямую фигуру человека, идущего к дочери в Больничное крыло, и почему-то ей казалось, что Мери думает о том же. Алиса, насупившись, взяла газету и некоторое время вглядывалась в колдографии.
- Странно, - медленно произнесла она. – Ведь отец Эльзы, кажется, очень любит её – и вдруг отдает за такого. Конечно, нельзя судить по внешности, но…
- Опять жалеешь? А я вот рада, что её муж будет стар, уродлив и зол, - Марлин вытянула ноги, уложив их на свободный стул. – Поговаривали, что Забини поймал её отца на каких-то махинациях. Тот, видимо, вынужден откупиться от Азкабана единственной дочерью. Что ж, каждый получает по заслугам.
- Тогда мы-то что заслужили с тобой? – воскликнула Мери из своего угла. Алиса живо скользнула к ней: плечи Макдональд тряслись от рыданий. Последнее время она плакала чаще, чем за все годы учебы.
- Да уж, с кем поведешься… - Марлин поиграла шлепанцем. – Была у нас Мери Макдональд, а стал Ремус Люпин в юбке.
- Не надо, - тихо попросила Лили. Маккиннон бросила на нее удивленный взгляд. А Мери всхлипывала:
- Я письмо от Рема получила утром… Не говорила еще никому… Он пишет, что нам надо прекратить… Что все было ошибкой… Я ему не нужна… - она соскользнула по стене на пол и уткнулась в колени.
Значит, Люпин нашел в себе смелость объясниться хотя бы так. Лили поймала себя на мысли, что Мери ей не жаль: та понимала, на что шла, затевая роман с человеком, явно влюбленным в другую. Марлин, обиженная на упоминание «темной», о которой следовало бы хранить тайну, также даже не обернулась в сторону плачущей, предпочтя впиться зубками в сосиски. Только Алиса бестолково тормошила Макдональд, что-то лепеча.

День начинался невесело, и это насторожило Лили: по её наблюдениям, если утром все пошло наперекосяк, днем не жди удачи. Когда они добрались до Атриума Министерства магии (Лили никак не могла налюбоваться на этот величественный зал), когда протиснулись сквозь толпу к стендам, на которых были вывешены списки поступивших в школу авроров, Лили почти не удивилась, не найдя своей фамилии.
Алиса, разумеется, прошла на курсы подготовки экспертов, Марлин приняли на отделение расследований, хотя в целом у нее результаты должны были быть не лучше, чем у Лили. Вероятно, ЗоТИ здесь придавалось большее значение, чем остальному. Пока девчонки радостно обнимались, Лили, выбравшись из толпы, довольно спокойно отошла в сторону.
Так бывает, что горечь подступает не сразу и разума не мутит. Наверное, лет в четырнадцать можно было бы впасть в отчаяние – но теперь, после предательства Северуса, гибели Нелли, горя, через которое прошел Джеймс, стыдно уже от того, что на глаза наворачиваются слезы досады. Было бы, о чем плакать, в самом деле. Стиснув кулачки, Лили приказала себе прекратить.
- Эй, как тебя там? Эванс! Ну-ка подойди!
Лили подняла голову. Перед ней, нацелив глаз-протез, стоял Аластор Грюм.
- Я тебя помню. Провалила экзамены, да?
- Баллов недобрала.
- Да? – он ухмыльнулся. – А тебе в самом деле хочется лезть в это дерьмо? Ты подумай. Девки-то к нам идут, только ревут потом долго.
Лили зло поджала губы. Еще один шовинист.
- Я бы не заревела.
- Да? – он потер подбородок, крутя искусственным глазом. – А поработать у нас не хочешь? Так сказать, чтобы убедиться самой?
- Поработать? – Лили сглотнула соленый комок: реветь перед Грюмом точно не хотелось. Подошедшие было девчонки застыли в стороне. – Как я у вас поработаю, если я даже в школу авроров не прошла?
- Нужна тебе эта школа, чтобы протоколы писать, а? – фыркнул Грюм. – Я тебе предлагаю место секретарши. Как говорится, полставки, а то наша-то девчонка испрохудилась совсем. Работа адская, с семи утра до девяти вечера, иногда до полуночи. Без выходных. Ну, день ты – день она, так что выходные все же будут, а то бодрящих зелий секретарям не выдают. Согласна?
Надо соглашаться, иначе он подумает, что она испугалась.
- Да.
- Отлично. Завтра к семи чтобы была в аврорате.
Он вперевалку отошел, а Лили хлопала глазами: только сейчас до нее дошло, что, ни сходя с места, она устроилась на первую в жизни работу.
Девчонки за нее, конечно, порадовались, но и обеспокоились: условия показались им слишком тяжелыми.
- Зато, в самом деле, я посмотрю на работу авроров изнутри, - возразила Лили. – А уволиться, если будет тяжело, всегда успею.
«И на меня посмотрят», - вдруг подумалось ей. В самом деле, с чего вдруг Грюму звать к себе в секретарши почти незнакомую девчонку, которая к тому же на допросе ему явно врала? Она вспомнила слова Джеймса: что-то о том, будто, хотя Орденом руководит Дамблдор, принимает туда совершенно иной человек. Что, если Джеймс уже попросил о принятии в Орден Лили, но её сначала решили испытать, проверить? Если так, надо выложиться, чтобы ей поверили, чтобы её допустили до дела, о котором она мечтает. Внутри захолодело от волнения.

Алиса и Марлин уехали в тот же день. Мери перебралась в комнату к Лили: она все еще искала работу. А Лили на следующий день поднялась пораньше, быстро собралась и без пятнадцати семь уже была у входа в аврорат.
Лили улыбалась: ей нравился утренний город. Полусонные улицы потихоньку заполняются прохожими, машины гудят бодряще, выхлопы смешиваются с запахом кофе и свежего хлебы, духов и приторных мелких цветов в клумбах. Смог отяжеляет рассветную дымку, но солнце уже бойко пробивается, озаряя пестроту домов. Ни чинное, молчаливое утро в Коукворте, ни ни суета завтрака в Хогвартсе так не нравились Лили, как понравилось первое же утро Лондона.
О работе она старалась не слишком думать ,чтобы не волноваться. Лили представляла, как входит в полупустое здание - но к своему удивлению, обнаружила, что из аврората будто никто и не уходил. Из кабинета в кабинет переходили помятые люди в форменных мантиях, стойко пахло потом, дешевыми сигаретами и дрянным кофе, слышалась матерщина. Лили сжала губы и приказала себе идти вперед, не обращая ни на что внимания.
Грюм дал ей записку с номером кабинета, и она несказанно обрадовалась, когда, отыскав нужный, узнала в сидящей там за столом и листающей дело молодой женщине Гестию Джонс. Та, в свою очередь, девушку узнала не сразу: она запомнила Лили еще подростком.
- Ты? Милая, как здорово! Но неожиданно немного. Работа у нас тяжелая. Раньше протоколами и хранением дел занимались сами же авроры - точнее ,стажерам навязывали. Я вот этих протоколов столько переписала, что, как вспомню, пальцы болят. Да ты садись. Но очень возросла нагрузка за последнее время, вот пришлось учредить должность секретаря и даже поставить две смены. Зарплата будет небольшая: оклад секретаря пополам. Вон там лежат дела твоей сменщицы, Нэнси, их не трогай. Здесь у нас пергамент и перья. Если кончаются, надо обращаться к завхозу, чтобы выдал новые. С этим лучше не затягивать, понадобиться могут в любой момент. Ну давай, расскажи, как там остальные ваши девочки? Мери, Марлин, Алиса? Все здоровы?
Лили принялась рассказывать. Гестия уже знала про нападение на Хогсмид, знала о жертвах: она помнила Нелли, а Роберт Риверс поддерживал её, молоденькую стажерку, в первый год работы. Обе были в шаге от того, чтобы всплакнуть, когда кабинет ввалился русоголовый детина не меньше шести футов и трех дюймов ростом, в форменной куртке и почему-то блестевших от влаги резиновых сапогах. Грубые штаны также были мокрыми почти до средины бедра.
- Ну что ,взяли? - спросила Гестия. Детина кивнул, схватил графин и стад пить большими глотками. Лоб блестел от пота.
- Чуть в болоте не утонул, зараза. Отправили в Азкабан. Сегодня будем допрашивать.
Гестия пошарила в ящике стола и протянула товарищу довольно пыльную булочку. Он откусил и покосился на Лили, наконец заметив её. Та пыталась вспомнить, где же видела этого человека: он казался ей смутно знакомым.
- Наш новый секретарь, Лили Эванс, - представила её Гестия. - Будет сменщицей Нэнси. А это Карадок Дирборн.
И тут Лили вспомнила.
- Вы случайно не родственник Элизабет?
Гестия покраснела, а лицо Дирборна словно налилось желчью.
- Брат, - буркнул он зло. Лили, в принципе, хотела промолчать, но не спросить было невежливо:
- Как она?
- Понятия не имею, - процедил Карадок уже с откровенной враждебностью. Гестия под столом легонько пнула Лили в щиколотку. Та поджала губы.
Первый час Лили не знала, чем бы заняться. Дирборн, к счастью, почти сразу ушел (за полуоткрытой дверью Лили заметила нечто вроде крайне запущенной комнаты отдыха). Гестия снова взялась за потрепанную папку с делом. Браться за строе Лили не решалась. Она уже начала потихоньку дремать, когда в кабинет влетел Аластор Грюм.
- Эванс, чего сидишь? Быстро пергамент с пером в зубы и за мной! Поедем в Азкабан!
Лили, замерев, едва гнущимися пальцами достала письменные принадлежности.
Через каминную сеть они с Грюмом переместились в домик тюремщика. Тот, низенький человек с бесцветными глазами и ничего не выражающим лицом,, прошел вместе с ними к лодкам.
Перед отправлением Грозный Глаз (так его, как узнала Лили от Гестии, за глаза звали подчиненные) велел накинуть теплый форменный плащ, и теперь Лили поняла, зачем. От студеной воды подымался соленый холод. Сырость, кажется, пробирала до костей, и настроение резко испортилось.
- Помнишь, что надо делать при нападении дементоров? - строго спросил Грюм.
- Выпускать Патронус. Это я умею.
- Отлично, а просто в присутствии?
- Думать о хорошем.
Мысли лезли щемящие: Лили вспоминала далекие годы детства, вспоминала, как Северус первый раз рассказал ей об Азкабане и дементорах, и она ,влекомая странным любопытством, именно о них просила повторить вновь и вновь. Она помотала головой и постаралась вызвать воспоминания о ночах с Джеймсом. Между тем в соленой холодной думке показался полуразрушенный параллелепипед высокого замка, вокруг которого парили длинные, бестелесные фигуры в плащах. Внутри все сжалось. "Думай о Джеймсе", - шептала про себя Лили и глядела на воду: так становилось легче.
Первое, чем поразил Азкабан, когда Лили вслед за Грюмом вошла в его тяжелые двери - нестерпимой вонью. Множество грязных тел, испражнения, разложение - и гниль, холодная гниль, как из подвала заброшенного дома, но сильнее раз в десять. Но минуту спустя она уже привыкла к запаху и не думала о нем: звуки оказались страшнее. Из многих камер доносились такие крики и стоны, будто человека свежевали заживо; кто-то плакал навзрыд, а кто--то выкрикивал проклятия. Иногда Лили казалось, что в камерах заперты звери: человек не смог бы так выть. "Это делают с ними дементоры", - словно прошептал ей кто-то, и колени подогнулись, в глазах помутилось.
- Эванс, заснула, что ли? Не отставать!
Она покорно пошла вперед. "И как я смогла бы отдать сюда Северуса, а Сириус - своего брата? На такие мучения... Даже зная, что они совершили - нет".
Азкабанские коридоры казались мучительно долгими. От криков Лили почти оглохла, от вони сомлела. Когда они наконец дошли до нужной камеры, она, даже не взглянув на заключенного, принялась строчить все, что спрашивал Грюм.

Глава 56. Джеймс и Эвансы

Первый день настолько вымотал Лили, что, придя домой ночью, она едва смогла поесть и умыться, после чего рухнула в постель и провалилась в глухое забытье. Хорошо еще, Грюм догадался разрешить секретарям работать через день. Если в Азкабане приходится бывать так часто, пожалуй, уже через месяц работу придется менять. Долго Лили не выдержит.
Когда утром она проснулась, Мери уже убежала на очередное собеседование. Лили лениво умылась и оделась, спустилась вниз, заказала сосиски и тушеную фасоль. Вернувшись в номер, переместила столик к окну: ей хотелось, завтракая, наблюдать за улицей. Пока еще было пусто, редкие прохожие сновали, опаздывая на работу – как вдруг из-за угла появился человек, заставивший Лили вытянуть шею и привстать. В первую минуту кусок застрял в горле. Она узнала Северуса.
Одетый куда лучше, чем обычно, и выглядевший бодрее обычного, он прислонился к стене и стал ждать, играя пальцами по локтям. Вот к нему подошла девушка непримечательной наружности; Лили показалось, будто она надвигает рукав, скрывая левую кисть. Оба скрылись, зайдя в какую-то дверь. «Да ведь они идут в «Дырявый котел!» - сообразила Лили и, схватив палочку, опрометью бросилась из комнаты вниз. На лестнице, однако, она велела себе идти медленнее: нельзя, чтобы подозрительная парочка её заметила. На секунду, правда, она задумалась: а зачем вообще нужно за ними следить? Но было очевидно, зачем: Северус – Пожиратель смерти, стало быть, девушка к нему пришла не с добрыми намерениями, и Лили может предотвратить преступление.
Северус с девушкой прошли в ту дверь, за которой был выход в Косой переулок. Дождавшись, пока они пройдут сквозь стену, Лили последовала за ними. С утра в Косом переулке было не так много народу, и она живо отыскала взглядом нужные ей фигуры. Походка Северуса чем-то ей не понравилась, что-то было иначе – но не оставалось времени, чтобы об этом подумать.
Северус и его спутница завернули за угол – Лили шла следом. Она едва успела оглядеться, но заметила, что улица стала мрачней, яркие витрины исчезли, в воздухе запахло пылью, кислятиной и тухлятиной одновременно. К стенам теперь было страшно притронуться, настолько они казались закопченными. У некоторых дверей можно было различить подозрительно выглядевших типов; кто-то был в лохмотьях, кто-то в плащах со скрывающими лица капюшонами.
Северус с девушкой зашли в одну из дверей. Лили рассудила, что заявляться вслед за ними ей совершенно ни к чему, и попробовала было заглянуть в окно – но оно было столь мутным и грязным, что она ничего не увидела. Пробовала прижаться ухом к двери – и также не услышала ничего. Можно было бы подождать, однако неизвестно, когда эти двое наконец выйдут, а лишнее время торчать здесь, привлекая внимание разных проходимцев, совершенно не хотелось. По счастью, Северус и девушка закончили дела в лавке быстро: Лили едва успела отпрянуть за угол, когда они вышли. От того, что произошло дальше, она обомлела: девушка положила ладони на грудь Северусу, потянулась к нему, и губы их слились.
Лили задохнулась. Она могла сколько угодно твердить, что до Северуса ей дела нет – но сейчас было мерзее, чем когда она узнала о его предполагаемом браке с Летицией Гэмп. Словно её предали снова – да есть ли грань предательству? Забывшись, она впилась пальцами в щербатые кирпичи стены. Пора была уже уходить; Лили злилась на себя за совершенно дилетантское поведение, но не могла двинуться с места.
Сейчас она видела обоих ближе, чем когда начинала преследование. Северус в самом деле держался иначе, без обычной сутулости, и руки у него были крупнее, чем она помнила. Волосы довольно чистые и забраны к затылку – он так никогда не делал. И как будто он выше ростом… И – теперь она видела это ясно – старше. Человеку, целующему девушку, было явно за двадцать. Да, он был не только выше и старше, но и крепче, шире в плечах, и лицо его не было изможденным хоть и носило некий отпечаток порока.
Лили уже и сама не понимала, как могла перепутать. Зачем она только, бросив завтрак, за ними побежала? Если это не Северус, стало быть, и не пожиратель, а значит, никому не может быть дела, что им понадобилось пусть даже и в таком подозрительном месте.

Днем прибыл Джеймс и утащил её гулять. Лили рассказала, как устроилась на работу, спросила, не узнавал ли он, может ли она поступить в Орден, и Джеймс, слегка покраснев, сознался. Все вышло, как она и предполагала: Джеймс просил Дамблдора, а тот сказал, что в ближайшее время с Лили свяжется Аластор Грюм.
- Значит, таким образом он со мной связался, - Лили усмехнулась. – А ты сам и Сириус? Вы уже в Ордене?
Джеймс смущенно взлохматил волосы.
- Как сказать… Мы приняты, но в бой нас еще не брали. Грозный Глаз пока нас тренирует. Скажу тебе, тяжелая у него рука.
- Он вас бьет? – испугалась Лили. Джеймс хмыкнул:
- Да не бойся. Ну, даст подзатыльник, если расслабились или глупо себя вели. Но мы же солдаты, Лил, и боли бояться не должны.
- Бедненький, - Лили обняла его и поцеловала в голову. – Дай я тебя пожалею.
Джеймс засмеялся, увлекая её вниз. Потом они долго лежали, обнявшись, не обращая внимания на косые взгляды прохожих. Было, правда, опасение, что кто-нибудь вызовет полицию, но Лили верила: они успеют убежать. А в траве сиял солнышком одинокий одуванчик, капустница, пропуская свет сквозь белые крылышки, ползла по стебельку, где-то в кронах пыталась перекричать гул машин одинокая птаха. Было замечательно просто жить, и не верилось, что в эту минуту кто-то умирает, а кого-то уже давно на свете нет.
- Лили, - он легонько накрутил на палец рыжую прядь. – Познакомь меня с твоими родственниками, а? Ну там, с родителями, сестрой… Кто там у тебя еще?
- Родители и сестра, - Лили прижималась у нему, чувствуя, как теплым котенком мурлычет внутри счастье. – Хорошо, только сестра живет в Лондоне… А родителей я предупрежу, чтобы они успели подготовиться к твоему приходу. Мама не простит себе, если подаст тебе только чай и покупные конфеты.
- Как и моя… - грустно улыбнулся Джеймс. – Как и моя не простила бы.

В следующий свободный день Лили вернулась в Коукворт – как теперь она полагала, насовсем. Мери наконец приняли в одну из команд – в «Сканторпские стрелы»; она решила перебраться поближе к клубу, где проходили основные тренировки. Аппарировать Мери до сих пор не очень-то любила, из всех средств передвижения предпочитая метлу. Оставаться в номере «Дырявого котла» Лили было не по средствам, да и бессмысленно; куда приятнее каждый день возвращаться домой, к маминой стряпне, к папиному плечу, и засыпать у себя в постели. Джеймс обещал наведаться еще через день; времени подготовиться был достаточно, но все-таки Лили волновалась. Конечно, он должен понравиться родителям; в нем нет ничего, что могло бы вызвать их неодобрение, и однако… И однако Лили боялась всего. Вдруг Джеймс по старой привычке начнет паясничать и поссорится с отцом? Или будет слишком притворяться пай-мальчиком, и родители заподозрят его в недобром? Вдруг они покажутся друг другу уж чересчур разными? Так она волновалась до тех пор, пока в назначенное время в передней Эвансов не раздался звонок.
Джеймс появился на пороге, одетый скромно, но без неуместной официальности; в руках он держал два букета – розы для Розы и лилии для Лили, а также пакет с бутылкой вина для отца- как потом выяснилось, очень вкусного и редкого. Он поцеловал руку матери Лили, церемонно раскланялся с отцом - а дальше дело пошло само собой, так гладко и естественно, что Лили и не заметила ,как все четверо очутились за столом, где благоухали два букета, мама раскладывала по тарелкам её изумительное жаркое, и своей очереди ждали вафли с карамелью. Джеймс с видимым интересом слушал ,как отец рассуждает об истории, в нужных местах вставляя уместные комментарии и временами озорно улыбаясь маме.
- Мистер Эванс, если бы я не знал, что вы целитель, я бы подумал, что вы пишете учебники по истории, - выдал Джеймс под конец.
- Не надо льстить, молодой человек, - слегка одернул его Джордж. – И я не целитель, я обычный врач.
- Ой, ну да, - Джеймс прикрыл рот рукой. – Извиняюсь.
- Ничего страшного. А что про войну Алой и Белой Розы говорили вам?
Роза украдкой изобразила зевок, и Лили, беззвучно хихикнув, ей кивнула.
После обеда молодых отпустили погулять, и они, болтая, забрели за городскую черту. Лили открылся летний лес, где они когда-то гуляли с Северусом – привести сюда Джеймса, открыть ему самые милые уголки детства будет, пожалуй, совершенно справедливо.
Вспоминая каждый поворот тропинки, она привела его на озеро, где в дни каникул любила купаться. Оно немножко заросло, стало будто меньше, но в середине темная гладь по-прежнему блестела маняще, над водой звенели стрекозы и вытягивали тонкие шеи кувшинки. Лес умиротворенно молчал. День был жаркий.
Кажется, они одновременно поняли, чего хочется обоим. Два взмаха палочки – и вот одежда их уже лежала на траве, а Джеймс, полностью обнаженный, нес нагую Лили в озеро. Слышать плеск воды, предчувствовать её освежающее прикосновение, ощущать горячую сил его рук было прекрасно до того, что Лили казалось: еще минута, и её рассудок помутится. Да и зачем ей здесь рассудок? Они сейчас Адам и Ева в раю.
Они долго игрались, резвились в воде, а после Джеймс принес ей кувшинок. Плавал он прекрасно, уверенно держась на воде и управляя своим стройным и крепким телом. Лили закрепила длинные стели в мокрых волосах и стерла прилипшую к лицу Джеймса тину.
Потом он вынес её на берег, и прямо на траве они занимались любовью. Величавую тишину леса по-прежнему нарушали только их стоны и смех, и лишь однажды в кустах что-то зашуршало – должно быть, заяц завозился.

Родителям Лили Джеймс предсказуемо понравился.
- Так славно изображает пай-мальчика, - смеялась мать, а отец добавлял:
- Да, видно, что шалопай, но шалопай хороший, с сердцем и с принципами. Держись его, дочка. Да, хорошо бы еще тебе его познакомить с сестрой и её женихом. Как-никак, после нас у вас с петунией никого на свет больше не останется, кроме друг друга.
- Папа, зачем так говорить? – испугалась Лили. – Вы с мамой еще совсем молодые!
- Джорджу нравится изображать старика, - Роза присела на ручку кресла мужа. – Он считает, что его так будут больше уважать в городском совете и деньги на ремонт приюта выделят быстрее, верно?
Отец лишь обескуражено покачал головой и чмокнул мамино запястье.
Познакомить Джеймса с Петунией и её будущим мужем требовали приличия, и все же Лили, помня и сестру, и Вернона, не ожидала от встречи ничего хорошего. Она втайне надеялась, что Туни просто откажется увидеться с ней – и все время телефонного звонка, покуда сестра мялась и бормотала что-то про страшную занятость, молилась, чтобы их встреча не состоялась. Увы: Петуния неожиданно повидаться с сестрой захотела. Не оставалось ничего ,как назвать известный обеим ресторанчик и договориться о времени и месте встречи. А потом подготовить Джеймса.
Кажется, после визита к старшим Эвансам он слишком расслабился. На предложение Лили пошутил, сколько у нее еще припрятано родственников, а затем спросил еще, насколько Петуния хорошенькая.
- Она довольно миловидна, - пожала Лили плечами.
- Неужели не хуже тебя? И как тогда мне вас не перепутать?
- Она старше, к тому же голубоглазая блондинка. Джеймс, посерьезнее, пожалуйста. У нее жених – очень строгий человек.
Неприятности начались, едва за полчаса до назначенного времени Лили и Джеймс встретились у «Дырявого котла». У туфельки Лили сломался каблук, а Джеймс смог его починить не с первого раза, потом оказалось, что у него сбился галстук, и Лили долго возвращала пеструю полочку ткани на место, потом в них врезался подросток на скейтборде – словом, на встречу они опоздали, конечно. При виде Вернона, тучного и багрового в черном офисном костюме, Джеймс не удержался и хрюкнул. Лили украдкой его шлепнула, он церемонно поздоровался, приложившись к руке Петунии – правда, не мог скрыть удивленного взгляда. Кое-как Лили все же представила Поттера сестре и Дурслю, но в воздухе уже пахло ссорой – и первый шаг к ней Вернон не преминул сделать.
- А что, молодой человек, - он снисходительно посмотрел в мальчишеское лицо Джеймса, - какую машину вы водите?
Джеймс ухмыльнулся.
- Нимбус -1800.
- Нимбус? Не слышал о такой, - проворчал Дурсль.
- Не слышали? – деланно удивился Джеймс. – Да вы что, самая быстрая из ныне существующих. А насколько удобный ножной привод, работает буквально с одного касания…
Петуния залилась краской и закашлялась. Лили на ухо попросила Джеймса выбрать что-нибудь в меню.
- Вы, я так полагаю, безработный, молодой человек? – прокаркал Вернон. – Живете на пособие?
- У меня достаточно денег в банке, - Джеймс дернул плечами. – Целый сейф, набитый золотом.
Вернон побагровел сильнее, метнув на Джеймса взгляд, в котором, как показалось Лили, мелькнул испуг.
- Отлично. А что вы собираетесь делать в дальнейшем?
- В дальнейшем? Дайте-ка подумать, - Джеймс потер подбородок. – Я стану жирдяем с красной рожей, натяну нелепый костюм и буду глуп, как индюк, всем давая понять, насколько я умен…
- Довольно! – Петуния вскочила. – Лили, что ты молчишь? Почему ты позволяешь этому уродцу оскорблять моего жениха?
- Джеймс – не уродец, - прошипела Лили, от злости прижавшись лопатками к спинке стула. – Они хороши у нас с тобой оба.
Вернон кашлянул.
- Петуния, я вдруг вспомнил про неотложные дела. Прошу прощения, дорогая, я провожу тебя домой и, наверное, отлучусь до вечера.
Петуния бросила на сестру полный отвращения взгляд, встала и взяла Вернона под руку. Они покинули кафе, не прощаясь.
Некоторое время Лили сидела, сдавив виски; волосы закрывали лицо, на глаза навернулись слезы усталости. Если бы у нее не было сестры… Если бы у нее никогда не было сестры, насколько легче было бы жить… Не так страшно остаться одной, как понимать, что из родни у тебя будет лишь это ограниченное и завистливое существо. Да еще хряк в костюме в качестве зятя.
- Лил?- Джеймс заботливо погладил её по руке. Она подняла голову: он выглядел непривычно пристыженным. – Ну прости, а. Я с ними помирюсь, честное слово.
Лили безжизненно кивнула.
- Ладно. Закажи мне кофе и мороженое.

Глава 57. Допустимые пределы

Лили и не заметила, как пришла осень. Солнечные дни, когда в Коукворте и в Гордриковой Впадине по утрам пахло яблоками, а мягкое солнце и свежий воздух манили бросить работу и убежать гулять, сменились затяжной непогодой. Воцарился пронзительный, осенне-острый холод, беспрерывно лили жестокие дожди, ветер, казалось, пробирал до костей.
Лили до распухших глаз, до онемения пальцев и больной головы писала протоколы и шила дела. Она и на пресловутое "физическое воздействие", так возмущавшее Алису, успела полюбоваться: несколько раз на допросах Грюм лично давал по морде весьма неприятным типам. Однажды Дирборн, редко появлявшийся - он в основном работал "в поле" - применил Долорино, заклинание острой боли, к парню, который опоил девушку Амортенцией и некоторое время удерживал в подвале своего дома. Гестия остановила Карадока, но Лили не было особенно жаль задержанного: негодяй, признаться, получил по справедливости.
Радостным событием стала встреча с Эммелиной: Вэнс послали в их отдел в качестве стажера. Лили, конечно, виделась с ней, когда хоронили жертв нападения на Хогсмид, но тогда обеим было не разговоров.
Тонкая, высокая, сухопарая Эммелина обняла Лили худыми руками.
- И ты здесь. Так и знала, что придешь. Ты всегда была настоящим человеком. Да, Марлин, я видела в школе авроров. Ей нравится.
- Да, - подтвердила Лили. - А Алиса поступила на эксперта.
Эммелина проигнорировала новость, из чего Лили поняла, что Алису Вэнс так и не простила. Да, собственно, они вряд ли когда-нибудь поняли бы друг друга: Алиса частенько со своей гуманностью хватала через край. Она даже не одобрила применение к насильнику Долорино, о котором Лили рассказала подружкам на одной из прогулок. Лили, достаточно начитавшуюся дел о применении темной магии, о нападении на магов и магглов, такая щепетильность уже смешила и немного раздражала.
Собственно, Эммелину дали в помощники Карадоку, и после первого дня они с Лили виделись довольно редко: Вэнс либо была на задании, либо вела допрос в Азкабане (странное дело, они с Дирборном обходились без секретаря), либо отсыпалась в комнате отдыха - но все-таки приятно знать, что на новом месте у тебя есть еще один старый друг.

Между тем однажды в обеденное время, когда Гестия в тщетной надежде выстоять в очереди убежала в буфет, а Эммелина и Карадок вели допрос в Азкабане, Грюм, куривший в форточку, вдруг отвлекся на Лили, жевавшую в уголке принесенные из дома сэндвичи:
- Да, Эванс, как насчет Ордена? Не раздумала еще?
Лили чуть не поперхнулась, но смогла ответить спокойно:
- Нет. А что, меня...
- Тебя еще никуда не берут, - осадил Грозный Глаз. - Ты пока ни на что не годная зеленая соплячка, которую прирежут в первом же бою, как курицу. Да и неизвестно, стоит ли брать тебя в бой, или в ином деле ты сгодишься больше.
- Я еще зелья могу варить, - пробормотала Лили, давя обиду.
- Зелья - это неплохо, хотя полтора зельевара у нас уже есть. В любом случае, драться тебе надо научиться, потому что всякое бывает. Сейчас черкну тебе адрес, придешь завтра, в первой половине дня. Не переживай, не ты одна такая, компания тебе найдется.
- А занятия проводите вы? - робко спросила Лили, сразу испугавшись, не выдает ли этим Джеймса. Нет, Грюм ответил спокойно:
- У парней я, но у вас, девок, свои особенности... Не морщись, это не значит, что вы хуже, но некоторые боевые заклинания вам не подходят, а некоторые не подходят парням. Ладно, придешь, и тебе все расскажут. А сейчас доедай и работай. Да, прекратила бы всухомятку лопать - думаешь, желудок тебе по жизни не понадобится?
Время шло, за окнами совсем стемнело, Лили наконец отпустили – а она все поверить не могла. Её возьмут, её признали достойной – несмотря на дружбу с будущим преступником, несмотря на ложь на допросе. Стало быть, она достойно проявила себя. Теперь главное – не разочаровать.
При всей усталости ночью она едва сумела заснуть от волнения, и половину следующего дня, пока не аппарировала в Лондон, не могла ни за что взяться. Родители переглядывались: думали, наверное ,что она волнуется из-за свидания с Джеймсом. Что ж, им так спокойнее.
…Нужный дом располагался не так далеко от Косого переулка: очевидно, чтобы не слишком хорошо знавшим Лондон девушкам было легче сориентироваться. У порога Лили остановилась, замявшись: она в последний момент вдруг так испугалась, что хотела убежать. «И уволиться из аврората?» – спросила себя насмешливо, а затем все же заставила подняться по довольно крутой лесенке. Здание, как она поняла, сдавалось под небольшие офисы. У нее – второй этаж, кабинет четвертый.
Сперва Лили не поняла, что происходит. За нужной ей дверью оказались примостившиеся прямо на подоконнике (в комнате не было никакой мебели) Алиса и Марлин. Они тоже при её появлении удивленно вскрикнули, Алиса слегка покраснела, а Марлин с некоторым вызовом ступила вперед.
- А вы… вы что здесь делаете? – вырвалось у Лили.
- То же, что и ты, полагаю, - Марлин повела бровями. – Могла бы нас предупредить, что тоже хочешь в Орден.
- Между прочим, вы бы тоже могли не секретничать! – Лили уперла в бока кулачки.
- Извини, - улыбнулась Алиса. – Не секретничать в таком деле невозможно.
Оказалось, девушки и сами не сразу узнали о вступлении каждой из них в Орден. До этого об организации им рассказали Сириус и Фрэнк, и с первого дня Гидеон и Фабиан Пруэтты, молодые преподаватели школы авроров, родные братья, оказывали студенткам повышенное внимание. Марлин и Алиса даже пожаловались на них своим парням – тогда-то те и объяснили ситуацию.
- Я-то надеялась, Сириус поставит рыжего выскочку на место, - Марлин слегка наморщила носик, в переливчатых глазах играли сине-зеленые блики.
- Эй, поаккуратнее про рыжих, - Лили притворно насупилась. – Я тоже из их числа.
- А у тебя другой оттенок волос.
Марлин также поделилась свежими новостями из Хогвартса: оказалось, она переписывается с Джуди Браун.
- На Гриффиндоре все спокойно, а вот у других кипят страсти. Регулус Блэк кинул проклятием в Стеллу Булстоуд – помните, его тяжеловесная невеста? Она увидела, как он сочиняет письмо своей подстилке – да он тоже дурак, даже не пытался скрыть, что они так и не порвали. Он же Блэк, - Марлин слегка фыркнула. – Естественно, коровища закатила скандал, долго крушила слизеринскую гостиную, не успокоилась и в Большом зале и довела мальчишку до того, что он её проклял так, что она мгновенно облысела. Представляете торжество её соперницы, этой, как же её зовут… Гестер Хорнби, кажется? Небось, готова была с ним переспать за такое зрелище.
Алиса озадаченно прищурилась.
- Стелла мстительна, насколько я понимаю, - проронила она. – Регулусу Блэку стоит её опасаться.
- Полно, чего ему бояться? Он же Блэк. Вот приятель его, сын Крауча, совсем сошел с ума. Он ухаживает за Александриной Берк!
- За ней? – не поверила Лили. – Она же еще маленькая! Третий курс, кажется?
- Маленькая, да бойкая. От нее еще и братец стервы Хорнби совсем голову потерял.
Рассказ пришлось прервать: в эту минуту в комнату вошла сухопарая женщина с белесыми волосами и лошадиным лицом. Лили с трудом узнала в ней Доркас Медоуз, учившуюся когда-то на Рейвенкло. Сколько же народу в Ордене?
Она, конечно, понимала, что её вряд ли помнят: представилась и велела девушкам сделать то же. Затем сразу начала глухим неприятным голосом:
- Первое, что вы должны запомнить накрепко: в бою не т женщин и мужчин. Если вы вышли драться, никто не будет вас щадить. Наоборот, на вас станут нападать больше, виляя в вас более слабых противников. Убить вас никому не будет стыдно – не более, чем убить любого другого противника.
Лили вспомнилась Нелли, мчащаяся на Пожирателей с горящей веткой и от Авады, пущенной в спину, оседающая в снег. Доркас продолжала:
- Теперь второе: вы можете быть нисколько не слабее противников-мужчин магически, но вы слабее физически, а многие боевые заклятия физически затратны. Значит, есть список заклинаний, к которым вам прибегать не стоит. Но ваша слабость – это ваша сила… Не смотрите на меня так, Эванс, я большая феминистка, чем вы. Рейвенкло выпускает либо феминисток, либо первоклассных шлюх – если Шляпа не ошиблась с выбором, конечно. Так вот, вам надо учиться заклинаниям более опасным, которые выводили бы противника из строя наверняка. Вам надо готовиться, выходя на поле, убивать.
Алиса слегка побледнела, и у Лили появилось неприятное ощущение в животе. Марлин порхнула ресницами:
- Значит ли это, что вы будете учить нас темной магии?
- Я буду учить вас боевой магии, - ответила Доркас холодно. – Но применять вы её все равно будете только к врагам, так столь уж важно, темная она или светлая? Важно, что мы боремся за светлые цели. Непростительных показывать не буду, если вы об этом; не хочу, чтобы вас за них упрятали в Азкабан. А теперь хватит разговоров. Становитесь в разговор. Слушайте, запоминайте, а потом покажете мне, на что вы способны на данный момент.
…Она назвала им несколько занятий, как выразилась, «физически трудных», а затем велела становиться парами и начинать дуэль. Лили невольно вспомнились уроки профессора Вэнса. Увы, она с самого начала оказалась в сложной ситуации: Марлин встала в пару к Алисе, и Лили пришлось сражаться с преподавательницей.
От первого посланного в нее заклинания Лили удалось увернуться и послать в Доркас Экспеллиармус, впрочем, с легкостью отбитый, за ним последовали Ступефай и Импедимента, отбитые также, а потом Лили не успела отскочить – и её подкинуло в воздух, завертев волчком. Падение оказалось весьма болезненным. Доркас помогла Лили встать.
- Сейчас я применила Эверте Статум, - наставительно сказала Медоуз. – Маккиннон, Брокльхерст, остановились и посмотрели на меня! Эверте Статум. Подкидывает противника в воздух. Палочка движется вот так.
…Сражаться с Доркас пришлось каждой из них по очереди, и всякий раз побеждала новым заклинанием, после дуэли демонстрируя его и заставляя тренировать.

После тренировки боль скрутила мышцы в такой жгут, что Лили, придя домой, не могла даже улечься поудобнее. Лишь после двойной дозы зелья, которое порекомендовал Грюм, давая ей последние напутствия, немного полегчало. Лили хотя бы смогла отоспаться.
На следующий день Грозный Глаз уже ждал Лили в кабинете и, не дав даже снять пальто, приказал немедленно хватать пергамент и перья: нужно было срочно отправляться в Азкабан. Поймали последних двух колдунов из банды, промышлявшей грабежами: в сельской местности подстерегали маггла, оглушали и обирали до нитки. Деньги потом меняли в Гринготсе., вещи продавали.
К Азкабану, наверное, до конца привыкнуть невозможно, и все же острота восприятия немного притупляется со временем. Дементоры по-прежнему угнетали, но Лили довольно быстро сосредоточилась на светлых воспоминаниях, а когда вошла вслед за Грюмом в замок, то велела себе не принюхиваться и не прислушиваться.
Она уже знала, что обычные преступники занимают нижние этажи замка, а Пожиратели и те, кто осужден за особо тяжкие преступления - верхние, ближе к дементорам. Сейчас они шли вниз. И как ни старалась Лили абстрагироваться от звуков, все же, еще на лестнице до нее долетели женские крики и плач. Слушать их было невыносимо, но, в конце концов, для Азкабана дело привычное.
Наверное, они так бы и прошли мимо той камеры, если бы у дверей её не стояла Эммелина.
- А ты что здесь делаешь с утра пораньше? - бросил Грюм на ходу.
- Гэмпов арестовали. Был донос, что они занимаются махинациями и связаны с Пожирателями, - пояснила она. Карадок разбирается с отцом, а я за дочкой приглядываю.
Гэмпов арестовали? Летицию Гэмп и её отца? Ну да, про дочь можно сказать, что она в определенном смысле связана с Пожирателями, хотя за такое вряд ли можно привлечь к ответственности, но отец... Между тем Грюм остановился.
- А Пожирателей мы разве сюда помещаем? Или камер не хватает, а?
Эммелина явно заволновалась. Грозный Глаз отстранил её:
- Ну-ка, уйди с дороги.
Он вошел в камеру; сквозь приоткрытую дверь Лили услышала удивленные возгласы и звук удара. Эммелина зло прикусила губу. Через пару минут Грозный Глаз вывел за локоть босую растрепанную девушку в порванной сорочке. Руки несчастной были связаны за спиной, лицо до неузнаваемости обезобразили кровоподтеки, плечи рефлекторно вздрагивали. Только когда она подняла голову, Лили по глазам и бровям узнала Летицию Гэмп.
Во рту стало солоновато. Оглушенная ужасом, полуголая, связанная и избитая девушка никак не вязалась с образом, оставшимся у Лили в памяти: грациозная фигура в бархатном платье, кружащаяся под звуки вальса. Разбитые губы Гэмп дергались, в глазах стояла муть безумия.
Грюм холодно посмотрел на Эммелину:
- Это вот как называется, а?
- Положением о мерах воздействия это не запрещено, - ответила Вэнс с вызовом. - Мы не перешли допустимые пределы.
- Не перешли пределы, - передразнил Грюм. - Была бы ты мужиком, уже получила бы в морду.
Эммелина сжала кулаки. Лили только сейчас сообразила: Гэмп, скорей всего, дрожит от холода. Наколдовав ей тапочки, она набросила на плечи Летиции свою мантию. Та держалась плохо, и Грюм освободил девушку от пут, чтобы она могла одеться. Наколдовал стакан воды, заставил выпить. Гэмп кивком поблагодарила, но смотрела только на Лили, почему-то залившись краской. Наконец, кажется, она взяла себя в руки и смогла заговорить. Не своим, хриплым, сорванным голосом обратилась к Грюму:
- Сэр, я прошу вас... Мой отец непричастен к тому, в чем его обвиняют. Пожалуйста, отпустите его.
- А вы разве причастны? - вырвалось у Лили. - Вы ведь всегда были против Пожирателей. Я помню.
Летиция очень жалко ей улыбнулась, кажется, едва удерживаясь от того, чтобы потерять сознание. Грюм кивнул:
- Ладно. Сейчас вызовем тюремщика, он тебя проводит в камеру, а потом твоим с отцом делом я займусь лично. За отцом твоим тоже присмотрим. Вэнс, ступай за тюремщиком, да пошевеливайся.
Обиженная Эммелина пошла за тюремщиком. Он отыскался очень быстро, Летицию увели. Грюм заскорузлыми пальцами взял Вэнс за подбородок.
- В глаза смотреть! Кто тебя надоумил? Не верю, что сама решила.
- Карадок, - ответила Эммелина, не дернувшись. - У Пожирателей случаются оргии, это всем известно, так что справедливо, если после какого-нибудь меченого девица побывает под ворьем. Чем эта шлюха лучше его сестры?
- Вон оно что… - Грюм расцепил пальцы. – Интересно, как Гэмпов вообще арестовали. Почему не доложили мне?
- Не успели, - Эммелина пожала плечами. – На них вчера вечером поступил донос, на отца и дочь. Мы среагировали немедленно, как и положено, и решили сразу приступить к допросу.
Смутная мысль шевельнулась, но пока у Лили не было времени дать ей оформиться.
Когда к обеду они все вчетвером вернулись в аврорат, Гестия, остававшаяся на посту, читала «Ежедневный пророк». Статья об аресте Гэмпов уже растянулась во всю первую полосу. Дождавшись, пока Эммелина и Карадок скроются в комнате отдыха, а Грюм отчалит в буфет, Лили дотронулась до руки Гестии.
- Ты веришь, что Гэмпы виновны?
Джонс подняла глаза:
- А, погоди, ведь Летиция училась с тобой вместе? Тогда ты её знаешь лучше меня. Что до Гарольда Гэмпа… Не представляю, как может стать Пожирателем человек, который ради любви к бедной иностранке чуть не порвал с семьей.
«Мать Северуса вышла за маггла, сам он дружил со мной. И тем не менее она гордилась чистотой крови, а он стал Пожирателем», - Лили снова не смогла сказать этого вслух. Гестия задумчиво подперла подбородок:
- Вообще я догадываюсь, чьи это происки. Булстроуд – давний конкурент Гэмпа в производстве котлов; это, знаешь ли, наследственное дело обоих семейств. Вероятно, решил от него избавиться таким образом. А Крауч в ярости после того, как Араминту Мелифлуа не удалось привлечь к ответу, и Мальсибера пришлось отпустить. Он ищет случая пугнуть чистокровок. Поэтому нам дан приказ арестовывать всех по первому же доносу, не разбирая. Одного не понимаю: чем Булстроуду помешала дочь Гэмпа?
«Зато я понимаю, - решилась признаться себе Лили. – Летиция мешала Стелле. Конечно, Регулус все равно остался бы с официальной невестой, но ведь ревность… Может быть, его проклятие, изуродовавшее её, стало последней каплей».

Глава 58. Будни

Расследование по делу Гэмпов продолжалось неделю. Дирборна и Вэнс Грюм больше к этому делу не допускал. Однажды утром Лили застала у дверей кабинета их бригады черноволосую женщину средних лет, полноватую, но еще яркую и привлекательную, державшую за руку смуглого пухлощекого малыша. Это оказалась Аннунциата Гэмп, мать Летиции, вместе с младшим сыном; она надеялась пробиться к Грюму и поговорить с ним. Лили, пожалев ребенка, которому вовсе не место было в холодном прокуренном коридоре, впустила обоих. Уже сидевшие в кабинете Эммелина и Гестия удивленно выпрямились; Эммелина скривилась и хотела сказать что-то резкое, но под тяжелым взглядом Джонс смолчала. Гестия предложила вошедшим сесть, дала ребенку карандаш и чистый лист бумаги из маггловского блокнота. Аннунциата Гэмп машинально теребила завязки накидки; Лили вспомнила, что так же делала Летиция, когда смотрела на Регулуса во время матчей.
- Скажите, мистер Грюм... Он будет сегодня? - акцент у нее все же остался, не слишком режущий ухо, но характерный; голос был глубокий, с мягкими переливами.
- Вы полагаете, что сможете на него повлиять? - не выдержала Эммелина. - Зря надеетесь.
Миссис Гэмп, очевидно, заволновалась; она не ответила на выпад Вэнс, лишь с трудом выровняла дыхание. Мальчик увлеченно разрисовывал лист.
- Мистер Грюм должен вернуться примерно через полчаса, - успокаивающе проронила Гестия. - Посидите, подождите.
- Посторонние мешают работе, - выплюнула Вэнс.
- А ты сосредоточься получше, - посоветовала Джонс миролюбиво.
Минут через десять мальчику стало скучно, он бросил рисование и заерзал.
- Мам, а где папа? А Летти? Они скоро придут? Ты же обещала!
Мать что-то зашептала ему на ухо - очевидно, по-итальянски, поскольку Лили ничего не поняла.
- Говорить можно только по-английски! - прикрикнула Эммелина, отвлекаясь от чтения дела. - И кстати, волшебную палочку вы сдали?
Миссис Гэмп быстро закивала. Лили покачала головой: да, на английских чистокровных аристократок эта женщина действительно не была похожа. Как же Гарольд Гэмп умудрился жениться на ней?
Она и его уже видела, когда присутствовала на допросах. Высокий, светловолосый, с тонкими для мужчины запястьями, точеным профилем и выразительными глазами, он немного оправился от пыток, учиненных Дирборном. Нельзя сказать, чтобы ничто не выдавало пережитого им, однако держался он спокойно и с Грюмом говорил вежливо. Летиция также была сдержанна и на все вопросы отвечала без колебаний или неясностей, однако что-то изменилось в ней. Опустились плечи, вялыми и слабыми стали руки, потускнели глаза. Лили чувствовала, что видит перед собой сломленного и опустошенного человека. "Что-то её никто не торопится выручать. Регулус и Барти Крауч сидят себе в Хогвартсе, Северус тоже и не вспомнит о ней, наверное. Вот вам и слизеринская дружба". В критический момент только матери оказалось не все равно.
Грюм явился через час. Мальчонка извертелся, Эммелина сидела уже красная от возмущения, но усталые глаза миссис Гэмп при виде него мгновенно загорелись. Гестия, кашлянув, вышла в комнату отдыха, другие девушки последовали за ней. Вэнс прислонилась к стене и повела плечами:
- Наверняка она попытается дать взятку. Заметили, у нее в ушах серьги и пальцы в кольцах все? Неуместно весьма.
- Но ведь Грюм не примет, - спокойно возразила Гестия. - Да и какой смысл? Её муж и дочь явно невиновны.
Эммелина с отвращением дернула бровями, но ничего не ответила. Впрочем, кажется, в своих предположениях она оказалась права: очень скоро от тяжкого баса Грюма затряслись перекрытия, а когда он на секунду прервался, девушки услышали рыдания. Правда, все быстро стихло. Лили робко высунулась: миссис Гэмп с сыном уже не было, а Грюм, прокашлявшись, шумно пил воду прямо из графина. Увидев Лили, он выдохнул и жестом показал ей, что можно выходить.
- Вот же глупая баба, - пробурчал Грозный Глаз, опустошив графин примерно наполовину. - Сказано ей, разбираемся, нет, еще побрякушки сует.
- Может, дело на нее завести? - процедила Вэнс, усаживаясь за стол.
- Не дури, а, - бросил Грюм ей коротко.
Гэмпов все-таки освободили: никаких доказательств ни мошенничества, ни участия в делах Пожирателей обнаружено не было.

Занятия у Доркас продолжались. Лили уже привыкла к тянущей боли в мышцах после тренировок и синякам, бледневшим в одних местах только затем, чтобы ярче разгореться в других. И однако, она, Марлин и Алиса делали успехи: им еще не удавалось одолеть Доркас, но каждая могла продержаться против нее около получаса.
- В реальности не давайте себя так изматывать, - поучала Медоуз. - Противник в долгой дуэли слабеет, но и вы не становитесь сильней. Тактика выматывания вообще довольно популярна, вы тоже можете использовать её, если видите, что противник менее вынослив. Но никогда не пытайтесь вымотать человека явно сильнее вас и сами не давайте себя втянуть в такую драку. Лучше сразу пробуйте вывести из строя, а при необходимости - убить.
По лицу Алисы мелькнула тень боли. Лили вообще заметила, что подруге занятия нравятся все меньше, будто каждое следующее она переносила труднее, едва на что-то соглашаясь. После того урока она пожаловалась Лили:
- Мне страшно представить, что однажды придется кого-то убить. Понимаю, на что иду, но все-таки это омерзительно. Правда, меня обещали не брать в бой; им нужны люди, которые будут распознавать и ликвидировать темные заклятия. Но я слышала, что в случае серьезной стычки мобилизуют всех.
- Это так, - Лили к перспективе боя относилась спокойно, почему-то не задумываясь, что придется кого-то по крайней мере ранить. - Но неужели ты не понимала, на что идешь? Зачем ты тогда вступала в Орден?
Алиса слегка покраснела.
- Фрэнк рассказал мне. Он сам узнал об ордене от своей матери и решил, что там сейчас место любого волшебника, у которого есть честь и совесть. В Министерстве, говорят, творится неладное, многие сотрудники подкуплены сторонниками Сама-Понимаешь-Кого, так что будь осторожна. Аврорат на стороне Крауча, но это не лучше; они больше занимаются запугиванием, чем настоящей защитой общества. Но ведь надо что-то делать, сейчас просто нечестно оставаться в стороне... - она перевела дух. - Если бы я не вступила в Орден, мне было бы стыдно. А убивать - страшно. Ужасно не хочется.
- Ты их жалеешь? После всего, что они натворили?
Алиса поколебалась.
- Каждый человек имеет право на жизнь. Убивая преступника, мы становимся не лучше его. А убитых не вернешь казнью убийцы. И потом: а если ошибка?
- Какая может быть ошибка в бою? Если человек принял метку, надел плащ и маску...
Подруга крутила бахрому сумочки.
- Ты ведь присутствовала на допросах Летиции и её отца? Это же ужасно.
- Их отпустили.
- Да, но через что им пришлось пройти?
Лили поежилась. Она это себе представляла куда лучше, чем Алиса, но когда прошел первый шок и омерзение, обнаружила, что в её отношении к Эммелине ничто не изменилась, а Карадок Дирборн безразличен, как прежде.
- Знаешь, мне иногда кажется, ты слишком любишь усложнять. Не надо так часто задумываться о том, что правильно, а что нет. Можно всю жизнь продумать и ничего не успеть сделать. Ты же примерно знаешь, что правильно - вот так и поступай.
- В том и дело, что я не знаю! - всплеснула руками Алиса. - Я почему-то сомневаюсь сейчас во всем. Да и всегда было ощущение, что мы понимаем людей и жизнь не в полной мере - есть какая-то сторона, скрытая от глаз. Мы все полумерой живем и поэтому грешим, но это ведь не станет нам оправданием.
Лили сжала зубы. Она, если честно, философские разговоры терпеть не могла. Ей еще в детстве родители и мисс Дэск объяснили, как устроен мир, что хорошо, что плохо, и в дальнейшем это лишь подтверждалось. Поводов для колебаний Лили не видела и раздражалась, когда колебались другие. Доркас Медоуз о политике или мироустройстве с ученицами не говорила, но Лили с каждым занятием чувствовала, как крепнут её принципы. Пару недоразумений в прошлом можно смело вычеркнуть из памяти.
Между тем Алиса остановилась.
- Каждый раз забываю сказать. Лили, у нас с Фрэнком свадьба за неделю до Хэллоуина. Можно тебя попросить быть моей подружкой?
Лили радостно застыла, потом потянулась к подруге и обняла.
- Здорово! Конечно, буду. А другие девочки? Им ты не предлагала?
- Мери написала утром, а Марлин... Постеснялась говорить. Но обязательно еще скажу.

С Сириусом и Джеймсом виделись регулярно: в любой свободный день они шатались с Лили и Марлин по Лондону или забирали девушек в Годрикову Впадину. Так устраивали посиделки в пабе или, набрав вкусностей, тащили домой, угощались, пили, танцевали под патефон, а к ночи расходились по комнатам. И там начинался праздник: Лили таяла в руках Джеймса, вся отдаваясь ему, или бешено хохотала, превратившись в лихую наездницу. После они не засыпали, бывало, до рассвета, шепчась и целуясь. Тогда-то, после таких ночей, Лили и оценила коктейль из кофе и бодрящего зелья.
Вообще, никогда она не чувствовала такого умиротворения, как когда, выбегая в утренней полутьме на кухню в накинутой поверх белья кофте, заставала там Марлин, в рубашке Сириуса сидящую на подоконнике с чашкой крепкого горького кофе в руке. Подруге тоже приходилось рано покидать дом в Годриковой Впадине - в школе авроров за прогулы по головке не гладили. Марлин принципиально не готовила, так что приготовление завтрака было на Лили, а пока она хлопотала у плиты, Маккиннон угощала её сплетнями.
- Джуди пишет, что Регулус вдруг помирился со Стеллой. Представь, извинился перед ней и заявил, что у него с Гэмп больше нет ничего общего. Правда, после этого переспал с Аделиной Макс - помнишь её, подруга Гестер Хорнби, такая высокая и бледная? Стелла их и застала, но он поклялся, что это лишь способ окончательно выкинуть свою прежнюю подстилку из головы.
- Странно, - Лили смешивала яйца и муку для омлета. - На Блэков это не похоже.
- Вот и Сириус считает так же. Думаю, Стелла сто раз пожалеет, что вообще повстречалась малышу Регулусу. Он усыпит её бдительность, женится, а там потихоньку уморит ядом. Все подумают на неизвестную мучительную болезнь...
Лили выливала омлет в форму и всыпала кусочки бекона или томата. Слабо усмехалась ,чувствуя, как шевелится внутри тень жалости к Стелле. В самом деле, чем она отличается от других слизеринок? Ну да, некрасива, несдержанна... Но неужели только поэтому ей можно предпочитать кого угодно и так её возненавидеть, что захотеть убить?
Спускался вниз Сириус с сигаретами и зажигалкой, небрежно целовал Марлин, вкладывал одну из сигарет ей в зубы в подносил огонек. Курил в форточку. Марлин продолжала:
- А Нюнчик, говорят, нашел работу. Твоя кузина, Сириус, никак не может подарить Малфоям наследника: все выкидыши были, последний раз, ты знаешь - мертвая девочка и тоже раньше срока...
Блэк давился смехом:
- Неужто Малфои решили, что семя Нюнчика окажется крепче? А волосы ребенку они потом будут красить?
- Да, а цвет глаз изменят заклинанием, - хмыкала подруга. - Нет, Абракас слишком жалеет невестку и любит сына, чтобы подкладывать к ним в постель такое чудище. Но говорят, они наняли Снейпа кем-то вроде домашнего аптекаря. Будет готовить специальные составы, которые, знаешь, укрепляют женский организм. Видимо, довольно редкие, а принимать их надо регулярно, только тогда будет какой-то толк.
- Но опытные зельевары знают, как любят Малфои обсчитываться с платой, - фыркал Сириус. - А вот Нюнчику это еще неизвестно. Что ж, может, хоть на шампунь бедняжке хватит - а если повезет, еще и на новые трусы останется.
Лили вспоминала вечно высокомерную и ограниченную Нарциссу, вспоминала рассказ Эммелины о том, кто изнасиловал её сестру - и не могла заставить себя принять, что Северус, пусть за деньги, согласился помогать этим людям. Но о нем не хотелось думать: спускался вниз полусонный Джеймс, надо было усадить его и подать тарелку, вилку, нож, тосты - он бы взял, но у него же еще глаза слипались, а Лили нравилось заботиться.
Ремус и Питер в Годриковой Впадине не появлялись. Питера Лили пару раз встречала в Министерстве, он работал, кажется, в отделе по борьбе с незаконным использованием изобретений магглов. Непрестижная должность, платят мало, но бедняга, всегда скромно себя оценивавший, был рад и тому.
- Зато я приношу пользу, правда же? улыбался он, обнажая крупноватые передние зубы.
О Ремусе ему тоже ничего не было известно.
- Я последний раз видел его в начале сентября. Он говорил, что отправляется в путешествие по Йоркширу. Странно, он почему-то не пишет...
Лили было тем более тревожно, что теперь, после нескольких месяцев работы в аврорате, она стала понимать, что значит в волшебном мире быть оборотнем. Однажды Грюм передал ей целую тележку папок с делами и приказал отвезти в департамент, занимавшийся магическими тварями.
- Амбридж на глаза лучше не попадайся: вредная баба, любому настроение испортит, а красивых девчонок вообще не переваривает. Лучше отыщи кабинет Кейджа, это её заместитель, он мужик что надо. Если начнет вопросы задавать, запиши, я через камин с ним свяжусь.
- А разве этот департамент с нами сотрудничает?
- Ну конечно, тем более теперь. Оборотней тех же как-то контролировать надо. А то ведь Безносый их на свою сторону норовит переманить. А они, понимаешь, твари крайне опасные.
Лили вспомнилось, как в замок принесли тело Кристины Олливандер. Но ведь Ремус тогда так переживал. Стало быть, не все оборотни - ненавидящие людей чудовища?
-Здесь отчет о преступлениях, совершенных оборотнями, за последний квартал.
Кабинет Максимуса Кейджа оказался заперт, а возвращаться не хотелось. Лили решила подождать и покатила тележку в сторону, к тому месту, где стояла скамья для посетителей. Рядом, у открытой форточки, курили два молодых человека.
В одном она без труда узнала очень мало изменившегося Джона Грина, а вот другой - невысокий, крепко сшитый, с аккуратной щеткой усов "а-ля Барти Крауч" -был ей незнаком. Он казался несколькими годами старше собеседника, и в голосе его звучали интонации наставника, поучающего огорченного ученика.
- Ты слишком строптив. Люди этого не любят, им не нужен твой характер. Им нужно, чтобы ты угождал, но угождал ненавязчиво, чтобы они не чувствовали неловкости.
- Омерзительно это, Максимус, - Джон стряхивал пепел. - Угождай на службе, угождай в семье... В конце концов, сколько можно позволять вытирать о себя ноги? Я мужчина, и у меня тоже есть гордость! Я хочу к уважения к себе. Я его достаточно заслужил, по-моему: работаю честно, у тестя и жены денег не прошу, даже вот из вредных привычек - разве это.... - он повертел сигарету в пальцах.
- Ты пока еще мальчик, - осадил его старший. - Мелкая сошка. В обществе уважают либо за возраст, либо за статус, а лучше, если есть то и другое. Так что сцепи зубы и делай карьеру.
Джон горько мотнул головой.
- Ах, а как хочется-то всего и сразу. Вот вчера секретаршу новую видел у тестя - такая сладкая...
- Оставь, знаешь, я пошлости не люблю, - остановил его собеседник и заметил Лили. - Мисс, вы ко мне?
"Ну конечно, какой тут еще может быть Максимус?"
- Что же вы стоите? Пройдемте. Джон, пойдем, надо будет проверить, что нам принесли.
Взгляд Грина скользнул по её ногам, но Кейдж выглядел равнодушным.
- Оборотни, оборотни... - рассуждал он, помогая вынимать дела из тележки. - Страшные твари, однако. Мисс Амбридж абсолютно права в их отношении. Гетто было бы наилучшим выходом из ситуации. Правда, пришлось бы окружить его мощными антиаппарационными чарами и поставить такую охрану, чтобы они не вырывались.
- Да просто перебить всех носителей ликантропии, - фыркнул Джон. - Разве их можно считать людьми? Мисс... Эванс, кажется? Я вас помню по Хогвартсу. Мисс Эванс, вы видели оборотней?
- Не сталкивалась, - соврала Лили, хотя руки невольно похолодели.
- Но, наверное, помните ту бедную девочку? Мэрион говорила, оборотня могли натравить Пожиратели, но я не уверен. Эти твари способны напасть без всякого повода. Я видел их на регистрации. Грязней любого бродяги, и наверняка мозги на том же уровне, а уж о морали они не слыхивали.
Лили немного удивило, с какой легкостью Джон вспоминает Мэрион: казалось, он не чувствовал ни малейших угрызений совести за то, что оставил её тогда - но скоро её заняла другая мысль. В школе еще можно было скрывать болезнь Люпина, но каково ему будет теперь? Ему нужно где-то работать, а если оборотни проходят регистрацию, работодатели, наверное, будут знать о ликантропии. Даже если Ремуса примут куда-нибудь, неужели его ждет такое же презрение и отвращение, какое высказал сейчас Джон Грин? Разве добрый, чуткий, вдумчивый Люпин такое заслужил?

Глава 59. Любовь и смерть

В середине октября Доркас объявила, что подготовка окончена. Девушки, по её мнению, были обучены достаточно, чтобы поступать на задания. Правда, она прямо сказала, что на боевку порекомендует только Марлин.
- Брокльхерст, ты, кажется, и сама в бой не рвешься. А ты, Эванс, лучше повторяй зельеварение. Лишний зельевар штабу не помешает. Да, Маккиннон, тебе тоже рановато задирать нос. Ты слишком рисуешься в бою. Будь проще. Красота – сила губительная, не стоит её искать везде.
Девушки думали, будет обряд посвящения, клятвы, но вместо этого Доркас просто вручила им три записки с адресами. Лили должна была в следующий свободный день явиться к некоему Бенджамену Фенвику в его аптеку в деревне «Пампкинг-Холл», взять необходимые ингредиенты и оборудование, после чего переместиться в Лондон, на одну тусклую улочку рядом с Косым переулком, и там приготовить зелья, которые ей закажут.
Лили постаралась подавить привкус разочарования. Не все ли равно, как приносить пользу – в бою или у котла? Правда, фамилия аптекаря ей не нравилась – напоминала о первом учителе по ЗоТИ – но пора бы уже забыть о неприязни к вредному учителю, тем более, он давно мертв.
Пампкинг-Холл оказался деревушкой вроде Годриковой Впадины, с островерхими домиками, улицами, мощеными булыжником, и дубравами вокруг, уже поредевшими и стылыми. С вершины холма, куда аппарировала Лили, она заметила горбатый мостик над рекой, по нему торопливо проходили два школьника с сумками. Видимо, население в деревне смешанное, маги и магглы.
Аптека располагалась в старом кирпичном домике, темном от дождей и увитом стеблями плюща. Высокий темноволосый человек за прилавком в самом деле оказался чем-то похож на покойного профессора Фенвика, впрочем, был куда красивее и солидней. Мягко приняв от Лии записку, он поправил галстук, улыбнулся и негромко крикнул куда-то вглубь комнаты:
- Мэрион, поди сюда, есть работа!
Лили не обратила внимания на совпадение имен: мало ли, сколько на свете Мэрион, Мэри-Энн или Марианн. И когда к прилавку подбежала девушка с блестящими глазами, с волнистыми волосами, в цветастом платье – удивилась лишь ,что с ней здороваются, как со старой знакомой. Лишь когда помощница Фенвика нацепила висевшие у нее на груди, на тонкой цепочке, очки, Лили узнала её – действительно, то была Мэрион Риверс.
- Собери этой девушке ингредиенты для мази от ожогов и выдай настойку бадьяра. Грюм с нами потом рассчитается.
- Знаю, - улыбнулась ему Риверс и скрылась.
- Мэрион тоже в Ордене? – шепотом спросила Лили. Бенджамен Фенвик благодушно помотал головой:
- Нет. Но о его деятельности ей известно.
Мэрион, стуча маленькими каблучками, выбежала из подсобки; они с Фенвиком обменялись ласковыми взглядами.
- Ты пойдешь на свадьбу Алисы? У нее скоро.
- Пойду, согласилась Риверс. – Она мне уже присыла приглашение. Да и мистер Фенвик там будет, верно?
- Весь Орден, - аптекарь будто невзначай приобнял помощницу. – Ведь мы их товарищи теперь.
В остальном задание оказалось неинтересным. Лили явилась по указанному адресу, где оказалась лишь пустая заброшенная квартирка, сварила там зелье против ожогов и посидела до времени, которое ранее указала ей Доркас.

За неделю до Хэллоуина состоялась свадьба Фрэнка и Алисы. Так уж получилось, что за пару дней до того Лили побывала еще на одном торжестве – скучнейшей и правильнейшей свадьбе Петунии с Вернонм. Отец настаивал, чтобы Лили стала подружкой невесты, но сестра, еще дувшаяся за ссору в кафе, не пожелала сделать так. Что ж, Лили особенно не расстроилась.
Утро, когда Фрэнк и Алиса должны были стать мужем и женой, выдалось холодными неожиданно солнечным. Рассвет освещал обряженные пурпуром ветви рябин, которыми был обсажен дом Лонгботтомов. Подруги поднялись затемно, чтобы подготовить невесту, и теперь, пока её часть работы была выполнена, Лили отошла к кону. На лужайке Фрэнк с кузенами еще раз осматривали свадебный шатер. Вспомнился вчерашний день, когда прибывшие подружки невесты знакомились с семьями обоих новобрачных.
Со стороны Алисы были отец, мать и брат – приятные, но несколько отстраненные люди, которым, кажется, большее удовольствие доставляло находиться в обществе друг друга, чем беседовать с гостями и хозяевами дома. Эти самые хозяева – Августа и несколько её племянников – бросали довольно придирчивые взгляды на тушевавшуюся невесту. Алиса краснела, опускала глаза, теребила ткань платья и наконец увела подруг из гостиной в отведенную ей комнату. По дороге они завернули еще в одну, пустую, плотно занавешенную, где только посередине стоял высокий мольберт, прикрытый тонкой марлей. Алиса приподняла полотно.
Изображенные на картине мужчина и женщина в средневековых нарядах из серой шерсти, расшитой жемчугом, стояли на фоне осеннего сада. Лица показались Лили знакомыми.
- Это мы с Фрэнком, - подтвердила Алиса. – Парадный портрет.
- Старомодная традиция, - покривилась Марлин. – Свекровь настаивает?
Алиса опустила ресницы.
- Жить-то отдельно будете? – деловито осведомилась Мери.
- Да…
Мери вообще появилась первый раз за долгие месяцы; с тех пор, как её приняли в команду, девчонки не получали от нее вестей. Но вернулась она спокойная и довольная, с прежней уверенностью в себе. Лили опасалась, как они встретятся с Люпином, но встречи не вышло: Ремус не явился.
Свадьба вышла, конечно, многолюдная (прибыл весь Орден) и хлебосольная, но не сказать, чтобы очень уж радостная. Недовольство свекрови, разливаясь в воздухе, отравляло торжество, да и Алиса в расшитом серыми кружевами платье и с белым покрывалом, ниспадающим прямыми складками, выглядела больше послушницей монастыря, чем невестой. Серьезный Фрэнк неодобрительно встречал любую шутку, которую пытались было отпустить Джеймс и Сириус (единственные, пытавшиеся веселиться). Лили забавляла себя воспоминанием о том, как под открытым небом забавный коротышка помогал жениху и невесте произнести брачную форму, но чувствовала, что свадьбе подруги совсем не радуется.

Погода в ноябре была жуткая: густые стылые туманы сменялись проливными дождями, иногда с неба сыпала крупка, не оседавшая на земле, а ветер, казалось, готов был сорвать с костей плоть. Между тем оказалось, что у Розы износились сапоги, да и пальто в прошлую осень замызгалось изрядно - конечно, следовало купить новое, но в Коукворте не найдешь того, что ей бы понравилось, а в Манчестер по скользкой от дождей дроге, обложенной дымкой, ехать опасно. Можно, правда, добраться по железной дороге - но Джордж так давно сам никуда не возил жену... Эвансы дожидались солнечного дня, и он наконец настал.
Лили собиралась на работу еще в темноте, удивляясь про себя тишине на улице: она уже привыкла просыпаться под шум потоков, бегущих с крыш. Мам еще спала, отец спустился к дочери и проводил до дверей.
- Дождя вроде бы нет. Пожалуй, мы с мамой съездим в Манчестер за пальто и сапогами. Но к твоему приходу точно вернемся.
Лили чмокнула отца и убежала, не оглянувшись.
День проходил утомительно, и девушка уже горевала при мысли, что и назавтра не получится отдохнуть: дежурство в Ордене. Только бы прийти домой - а там будет горячий ужин (мам вчера хотела сготовить рагу), любимое кресло, может, на то, чтобы немного почитать, хватит времени и сил... Лили растирала уставшие глаза, разминала пальцы и дальше строчила и шила. Когда стрелки на больших часах над столом Грюма наконец доползли до девяти, она с облегчением вздохнула и потянулась за пальто.
...Сперва она не поняла, отчего при взгляде на дом ей стало холодно. Только упало куда-то и шумно забилось сердце, только дыхание в горле сбилось в комок. Лили моргнула, надеясь, что ей показалось. Нет, так и есть: окна не горели. Едва ступая, она поднялась на крыльцо. Открыла дверь своим ключом. Тишина в доме была мертвая. Стало пронзительно-страшно, Лили готова была закричать и пуститься на утек, но вместо этого, чуть слышно позвав маму, а потом отца, включила в передней свет. Обуви и пальто родителей, папиного кепи и маминой шляпки на месте не было. Выскочив из дому и спешно заперев дверь, Лили побежала к гаражу. Машины отца там не стояло - значит, родители, как и планировали, уехали в Манчестер. Вот только не вернулись.
Останавливаться ни у кого они не собирались - да и не у кого особенно. "О Господи... Боже... Господи..." Она вдруг показалась себе отрезанной от всего мира, бродящей по городу, вымершему от чумы, или приговоренной к смерти. "Нет-нет-нет. Все должно образумиться. Сию секунду все должно образумиться. Они..." Во рту стало солоно, из глаз сами хлынули слезы.
Снова идти в дом было страшно, но Лили заставила себя: следовало позвонить по телефону. Да, начать обзванивать больницы - наверняка родители просто попали в аварию. Но они живы. Тогда морги... Ни в коем случае не надо обзванивать морги. Или позвонить... На всякий случай, просто чтобы убедиться , что родителей там нет. Но начала - звонок Петунии. О Господи, дай сил.
... Петуния выслушала сдержанно, попросила перезвонить, как только что-что выясниться, и в случае необходимости обещала приехать первым же поездом. Положив трубку, Лили стиснула зубы. Сердце стучало еле-еле, пальцы не слушались. Глаза то и дело застилали слезы. Она старалась пока ни о чем не задумываться, однако перед глазами вставали картины одна другой страшнее. Она трясла головой, но видения не проходили.
Ни в больнице Коукворта, ни в морге родителей не оказалось. Лили потянулась за справочником по Манчестеру. Не совладав с собой, прилегла на тумбочку и тихонько завыла в тоске.
Первым нашелся отец. Мужчина, подходящий по описанию, поступил в реанимацию сегодня днем и пока не приходил в себя. Автомобильная авария, множественные переломы. Женщина? Никакой женщины с ним не было. Записав точный адрес больницы и уточнив, с которого часа она открыта для посетителей (вдруг к утру отца переведут в палату), Лили стала звонить в морг.
Женщина с похожими данными нашлась довольно быстро. Особые приметы тоже совпали, но на всякий случай Лили попросили подъехать на опознание. Записав адрес морга, она вяло положила трубку. Наконец-то сняла пальто, шаркая, прошла на кухню. Висела глубокая, беззвездная ночь. Надо бы прозвонить Петунии еще раз - но сил не было. Придется говорить, что мама умерла.
Решив заварить себе кофе и съесть что-нибудь (вдруг сильно захотелось), Лили включила свет. На крючке аккуратно висел мамин передник. Где-то в глубине дома осталось её домашнее платье, а в передней, на низкой полке - тапочки. На плите еще стояло жаркое, приготовленное ею с утра. Прижав передник к себе, Лили опустилась на пол, уткнулась носом в ткань, впитавшую и смешавшую все кухонные запахи, и ей показалось на секунду, что она обнимает маму, живую, здоровую - какой та была вчера.
В дом она так и не прошла: там повсюду были мамины вещи. Петуния, вскрикнув прямо в трубку, пообещала приехать в течение дня: она не сомневалась, что Вернон её подвезет. Пусть Лили свободно распоряжается временем: у сестры есть ключи от дома. Надо только выписать телефон того морга. Договориться насчет маминых похорон.
Едва дотерпев до семи утра, Лили аппарировала в Манчестер. Морг и больница открывались в восемь. Час она бродила по улицам, опустошенная и одинокая. Безумно хотелось прижаться к маминому плечу и поболтать - и чем яснее Лили осознавала, что этому больше не быть, тем сильнее осязала мамино тепло, и четче звучал в ушах родной голос. Мама была совсем близко, но мучительно невидимая.
В морг Лили вошла, уже отупев от одиночества, а увидев маму, не поверила, что она мертва. У Розы обгорела одна половина лица, но другую можно было узнать без колебаний. и приметные родинки на плече сохранились. Лили почему-то не испугалась, с ней не сделалось дурно - она просто не верила, и все. Мама где-то должна быть живая.
Ей что-то предлагали выпить. Потом принесли подписать какие-то бумаги - подмахнула, не глядя. Договорилась, когда маму заберет. Выйдя на свежий воздух (она не ощутила запаха мертвецкой, лишь на улице почувствовала, что голова болит), Надо было еще проведать отца.

В больнице Лили сообщили, что состояние Джорджа стабильное, его перевели в палату, после обеда, пожалуй, она может побыть с ним минут пять. Лили кивала, слушая врача, и думала почему-то, что желудок вот-вот начнет сам себя поглощать, что надо найти кафе и перекусить там. Папа снова будет бодрым и сильным. А мама где-то рядом - просто невозможно, чтобы она ушла насовсем. Потом опять были часы безделья, молчания и одиночества, и отчаяние нахлынуло с невиданной силой. Лили внезапно поняла: ей придется рассказать, что мамы не стало, отцу. Ох, если бы кто-то другой это мог сделать! Может, ему уже рассказали врачи?
Но врачи, очевидно, Джорджу еще не рассказывали ничего. Когда дочь пришла, он был в сознании - раздавленный, пожелтевший, утыканный капельницами, закованный в латы гипса, он все-таки улыбнулся ей и что-то прошептал. Лили различила по губам:
- Где Роза?
Лили показалось, будто её с силой дернули вниз, будто в палате кончился воздух. Ей не пришлось говорить ничего: Джордж догадался и так. Прикрыл веки, потом слабо поманил Лили пальцем. Она присела на краешек койки.
- Доченька, - уже внятнее прошептал Джордж. - Дочка...
Лили потянулась к отцу, поцеловала в сухой потемневший висок. Он больше не открывал глаз, не шевелился, молчал, а Лили вскоре выставила медсестра.
Манчестер на сегодня пора было покинуть, оставив искалеченного отца и обожженную, мертвую маму. Лили аппарировала в Коукворт. Она, пожалуй, не решилась бы снова войти в пустой дом, но еще в саду увидела Петунию, обстригавшую клумбу с запоздалыми георгинами.
- Цветы понадобятся, - объяснила сестра, не поздоровавшись, и вдруг заплакала. Лили, опустившись рядом, заревела вместе с ней.
В гостиной Вернон включил телевизор погромче. Увидев Лили, непривычно вежливо поздоровался и предложил чаю. Лили согласилась: лучше даже с Верноном, чем одной. Укуталась в любимую мамину кофту: почему-то стало знобить. Петуния суетилась, прибираясь, Вернон, вооружившись справочником, отправился куда-то звонить, а Лили все сидела, уставившись в одну точку. "Почему так, ведь я же не хочу! Я хочу, чтобы немедленно вернулось все, что было! Чтобы мама и папа были живы, чтобы все было, как... уже позавчера. Мама, где ты, ведь мне же плохо?" Мама не отвечала.
Зазвонил телефон, но Вернон уже возвратился в гостиную, и трубку взяла Петуния. От её тревожных "Алло... Да, я... Скажите, что случилось..." Лили захотелось сойти с ума.
- Что там? - нетерпеливо спросила она, когда очень бледная Петуния вошла в комнату.
- Туни, в чем дело? - Вернон подхватил жену под локти.
- Из больницы звонили. Папа умер, - пролепетала сестра.
У Джорджа Эванса случилась внезапная остановка сердца: Сделать ничего не успели: смерть наступила мгновенно.

Глава 60. Переезд

На похороны родителей, кажется, собрался весь город: попрощаться с Джорджем Эвансом хотели очень многие (его уважали за общественную деятельность, даже местная газета вышла с некрологом). Процессия, пестрея зонтиками по черному фону плащей и пальто, запрудила узкие улицы так, что Лили было непонятно, как двигаться в такой толчее. Впрочем, сама она могла лишь оглядываться на остальных: вдвоем с Петунией они шли впереди всех, за гробами. Массивная спина Вернона в темном плаще казалась лакированной от дождя: он вместе с тремя врачами нес гроб тестя. Рядом чьи-то подрагивавшие руки держали маму.
Сыпала морось, в толпе многие плакали, Петуния терла и без того красные глаза, а Лили шла опустошенная, окаменевшая. От страшного одиночества хотелось лечь в яму вместе с родителями, обнять их гробы, и пусть все на свете забудут, что она была. Все равно никто больше не пожалеет её, не поймет, не приласкает так, как родители. Никто не будет в ней настолько нуждаться и любить её просто так.
На ум приходили позабытые мелкие размолвки – серьезных ссор с родителями, кажется, у нее никогда не было: Лили не помнила в половине случаев, извинялась ли она тогда, а если и припоминала, то ей казалось, что сказано и сделано ею для родителей было чудовищно, ничтожно мало. Почему она так и не поблагодарила маму за все? Почему не смогла солгать отцу, что мама выжила? Может, он сейчас был бы жив… Хотелось упасть на землю, заломить руки, ползти, громко крича, чтобы её простили – но сильнее всего хотелось снова оказаться в теплых маминых руках или прижаться к плечу отца, а еще, мучительно, жгуче – чтобы они ждали её дома. От осознания, теперь уже ясного, что этого не будет никогда, сердце болезненно ударялось об левую лопатку.
Родителей похоронили в одной могиле. Лили чуть не рухнула в яму – сама не понимая, что делает – потянулась за гробами – Вернон и один из товарищей отца удержали её за рукава, и она сквозь зубы завыла от безысходности. Жизнь стала серым тупиком, бессмыслицей, холодными руинами, открытыми всем ветрам. Кажется, она потеряла сознание – на какой-то момент могила и толпа перестали существовать, а потом Лили обнаружила себя на траве, довольно далеко от ямы. Седой врач, мистер Причард (он иногда заходил к отцу в гости), заставлял её вдохнуть нашатырь.
Следующие два дня Петуния с мужем еще побыли в Коукворте, а на третий уехали, оставив Лили немного денег, достаточно продуктов в холодильнике и пустой дом, в каждой комнате которого лежали вещи мамы и отца. Конечно, сестра постаралась все разобрать по шкафам и комодам, но Лили-то знала, что память о родителях таится за каждой дверцей, и от одной мысли об этом её начинало трясти. Выйти на улицу или даже в сад тоже было страшно. Днем Лили по нескольку часов подряд сидела перед включенным телевизором или у себя в спальне, тоже включив радио – в тишине она тут же начинала плакать – пыталась читать. Особенно плохо было ночами: заснуть почти не удавалось, Лили рыдала и звала родителей, умоляя вернуться. Успокаиваться было страшно. Одиночество заставляло сжиматься в комок и укрываться одеялом с головой.
Её никто не навещал, только однажды пришел седенький мистер Причард, осведомился, как она себя чувствует, настоятельно порекомендовал сменить обстановку, много гулять и пить витамины, а если ей это может помочь, то сходить в церковь и поговорить с пастором о судьбе тех, кто от нас ушел. Лили пообещала все это сделать в ближайшее время. Он пригрозил, если через три дня еще застанет её здесь, силой увезти в больницу. Она согласилась: было все равно.
Потом пару раз Лили пугалась: она казалось, будто она слышала скрип калитки, чувствовала, как кто-то стоит за дверью – но звонка не было. Посмотреть, кто же приходил, Лили боялась почему-то: место этого убегала в гостиную, включала телевизор погромче и укутывалась в плед.
Когда на четвертый день в дверь позвонили, а после принялись барабанить, Лили с трудом смогла заставить себя подойти. Открыла – и в дом ворвался бледный, пуще обычного встрепанный Джеймс.
- Что с тобой случилось? На работе тебя нет, в Ордене нет… Мы Мерлин знает что подумали! Я уже решил, что тебя Пожиратели похитили!
- У меня родители разбились, Джеймс, - тихо объяснила Лили. – Их похоронили четыре дня назад.
У него округлились глаза, он неловко привлек Лили к себе одной рукой, другой почесал в затылке. Чмокнул её в макушку.
- Ну вот что… Собери вещи… Бери все, что понадобится, я дотащу. Жить теперь ты будешь у меня.
- А Сириус?
- Что Сириус? Он будет не против. Он то у дяди Альфарда ночует, то с Марлин по гостиницам шляется. Пойдем, Лилс, серьезно,- он нежно погладил её по волосам. – Тебе надо отсюда уйти. Немедленно.
Сумки Лили собрала на удивление спокойно. Только когда укладывала зимние шарф, шапочку и перчатки, подумала, что скоро декабрь, а там и Рождество, вспомнила, как папа на праздник, бывало, ставил музыку и плясал с ней, маленькой – и горло снова забилось слезами.

Джеймс держался уверенно, пока они с Лили не переступили порог дома в Годриковой Впадине – но едва навстречу им вышел Сириус, он растерялся, как школьник. Лили отправили в гостиную; уходя, она еще слышала его шепот:
- Я не знаю, что делать… Может, вызвать остальных девчонок? Или купить ей вкусного? Вывести куда-нибудь? Голова кругом…
- Дурак ты, Сохатый. Тебе-то в свое время кусок в горло лез, а? Видеть кого-нибудь хотелось?
Лили снова забилась в угол дивана, по инерции подумав, что надо бы включить телевизор.
Сириус скоро ушел, а Джеймс весь вечер старательно ухаживал за ней, отчаянно пытаясь скрыть растерянность. Он все же притащил Лили шоколадных бобов, тыквенных пирожков и сливочного пива, и чтобы не огорчать его, она даже немного угостилась. Когда спустились сумерки, Джеймс и Лили подсели ближе к очагу. Он принес «Сказки барда Биддля» и стал негромко читать вслух, слегка хрюкнув, когда Лили опустила ему голову на плечо.
- Джеймс? – тихо спросила она; впервые за эти дни она почувствовала что-то вроде умиротворения, так что веки стали тяжелее.
- Что такое? – встрепенулся он.
- Как ты жил эти месяцы? Как ты переживал?
Он приобнял её за плечи, вздохнул и ничего не ответил.
- У вас был эльф, - вдруг вспомнила Лили. – Куда он делся?
- Его убили вместе с отцом и мамой, - рот Джеймса горько искривился.
В ту ночь они так и заснули в гостиной, на диване, укрывшись пледом, который Джеймс приманил из спальни.

А потом потянулись очень тихие, очень серые дни, которые, однако, потихоньку вновь примиряли Лили с жизнью. Она просыпалась первой и готовила завтрак, дожидалась, пока проснется Джеймс, а чаще сама будила его. Встречала сову: за завтраком они пролистывали газеты. Вот упомянули об успешном выступлении команды Мери, и она сама есть на колдографии; вот объявление о помолвке Альфреда Эйвери и Электры Мелифлуа, а парой дней раньше та же новость приходила по Линнет Фоули и некоего Селвина. Барти Крауч поддерживает проект Миллисенты Багнольд о сокращении расходов на содержание заключенных в Азкабане – как будто на них хоть что-то тратится. Разве на баланду, наверное, да может, закупают робы раз в полвека.
Джеймс почти каждый день убегал на задание Ордена: работал там за двоих, возвращался нередко в синяках и ожогах, пару раз его, раненого, принес на плечах Сириус.
-Ничего, - шипел Джеймс, пока Лили смазывала глубокие порезы бадьяром. – Зато мы их славно покрошили сегодня. Одного чуть было не поймали. Ну да в другой раз не улизнет!
Лили пока на задания больше не звали, и на работу она не вернулась. Джеймс лично поговорил с Грюмом о том, чтобы её уволили.
- Когда наступит мир, становись кем хочешь – в «Ведьмин досуг» статьи пиши или дело свое отрывай. Но на эту каторгу я тебя больше не пущу.
Лили не возражала: она подозревала, что встречи с дементорами сейчас не пережила бы. Через Джеймса она передала подругам, чтобы пока её не навещали. А так она осваивала хозяйство, гуляла в свободное время по окрестностям и знакомилась соседями. Одной из первых оказалась знаменитая Батильда Бэгшот – автор учебника по истории магии и тетка Гриндевальда. Невысокую, согбенную, подслеповатую старушку, кое-как ковылявшую, ища дорогу палочкой, Лили заметила около булочной и помогла донести до дома сумки. Батильда, разумеется, поблагодарила её и пригласила на чай.
- Как быстро, однако, мальчик Поттеров женился, - пошамкала Бэгшот, ковыряясь ключом в замке. – Я не могу поверить. Я ведь помню, как он трехлетним летал по родительскому саду на игрушечной метле, а в пять уже стащил из сарая старую квиддичную метлу отца…
- Он такой, - засмеялась Лили, переступая облезлый порог. – Но я ему пока не жена. Я ге невеста.
- Невеста – и уже живете в одном доме? – Батильда покачала головой. – Для моего времени это чересчур волно, хотя вы, молодые, все делаете по-своему. Да всегда молодежь своевольничает, чего уж там. Потому-то мы, старики, вам и завидуем, - она подмигнула Лили белесым глазом. – Прошу вас, милая, проходите.
Домик, как у всякого одинокого и больного человека, был явно запущен. Пахло затхлостью, лекарствами и пригоревшей пищей: скорее всего, хозяйка частенько забывала, что у нее на плите готовится что-нибудь. На косяках беззаботно посиживала моль, где-то за стеной скреблись мыши.
Они прошли на кухню. Трясущимися пальцами Батильда попыталась зажечь спичку; лили мягко забрала у нее коробок и зажгла сама. Старуха удвиленно посмотрела на нее:
- Вы из магглов, голубушка?
- Да, я магглорожденная, - проговорила Лили спокойно, хотя её потянула поежится. Хоть Джеймс и говорил, что Бэгшот мнго раз дискутировала с читокровными фанатиками, все же у нее Гриндевальд в племянниках.
- Значит, разбавим чистокровный род? – вялые губы дернулись. – Что ж, это правильно. Хотя должна сказать, Поттеры всгеда отличались ивестным либерализмом, не в пример всяким Малфоям, Блэкам и прочим из тех самых двадцати восьми. Может, потому они и не попали в «Справочник чистой крови». Надо отдать им должное, они не стремились в очередной раз потешиться тщеславие, попав туда. А вот Сирил Принц, помнится, негодовал. Даже послал в «Ежедневнй пророк» письмо, где доказывал, что ни разу со дня основания рода Принцы не вступали в брак с магглами. В ответ Малфой ему заявил, что род Принцев основан всего-то в девятнадцатом веке, и основателем его был магглорожденный бастард. Как будто у всех чистокровных в предках только маги! По-моему, оба были хороши: и Принц, и Малфой. С Принцами, кстати, потом случилось что-то страшное: они исчезли из Лондона, а обе дочки СИрила, Кэтрин и Эйлин, говорят, вовсе сгинули…
Лили осторожно надкусила черствую, но довольно сладкую плюшку. Батильда без стеснения макнула в чай.
- Если вам, деточка, не скучно сидеть со старухой, я вам могу много любопытного рассказать. Надо же куда-то деть все, что накопилось в голове: лет мне немало, и ходить с таким грузом тяжко. Но знаете, чгое мне хочется? Чтобы люди учились видеть то, о чем имне говорят. Замечать то, что стараются спрятать. Вы, милая, молоды, но такое умение может спасти ваше счастье, а может ,вашу жизнь.
- А что мне надо замечать в Джеймсе? – Лили нахмурлась, почувстовава занкомый холодок волнения.
- В нем, думаю, ничего, - Батильда снова подмигнула ей. – Хотя за любым мужчиной нужен глаз да глаз. Как говорила моя тетушка, у любого мужчины козлиная борода! Но любовницы - это совсем ерудна, милая, не все их заводят, и даже на тех, кто заводит, не стоит сразу ставить крест.
«Вы с Марлин понравились бы друг другу», - решила Лили, грызя плюшку. Батильда подперла рукой дряхлую щеку.
- В войну главное – понимать, кто тебе истинный друг, а кто лишь притворяется. Вы девочка добрая, благовоспитанная, а знате, в чем уязвимы такие, как вы? Вы верите улыбке, вежливым словам и после боитесь подумать о человеке дурно, а потому не сопоставляете его слова с поступками.
Лии вздохнула по себя. Чтение морали надо перетерпеть.а еще как-нибудь прийти и тут прибраться. Вообще присматривать за старушкой, а то она совсем плоха. И займешь себя, и сделаешь доброе дело.
Через час Лили все-таки удалось уйти: кое-как убедила Батильду, что Джеймс скоро вернется невероятно голодный. Оказаться дома (она не заметила, как привыкла так называть жилище Джеймса), осмотреть чистые комнаты и отдохнуть в тишине было блаженством. Наверное, с полчаса Лили просто сидела за кухонным столом, тихо улыбаясь: впервые со дня смерти родителей на душе стало так легко. Потом все же принялась мыть, чиститить и шинковать баклажаны: сегодня хотела сделать Джеймсу острое рагу.
Надо бы в следующий раз расспросить у Батильды по детство Джеймса. А еще, пожалуй, прогуляться на кладбище, как только воспоминания перестанут быть столь острыми. Вдруг она увидит в самом деле нечто любопытное – и это, допустим, поможет Ордену. Хотя, конечно, Бэгшот несет много и чепухи. Та же никому не интересная история про каких-то Принцев. Одну из дочерей этого Сирила Принца, кажется, звали так же, как мать Северуса. надо же, было время, когда они все ходили по земле: и её родители, и несчастный Тобиас Снейп, и его высокомерная, полубезумная жена. В той жизни существовал её друг Сев… Зачем вспоминать? Он даже издали умудрялся причинять ей все новые неприятности.
Лили вспоминала, как, собирая вещи, окололась ладонью обо что-то. Это оказалась длинная костяная шпилька в грубых перламутровых бляхах – давний самодельный подарок Северуса. удивительно, как Лили не выбросила её с остальным хламом, оставшимся от него. В легком раздражении она отбросила заколку куда-то в угол. Надо выкинуть совсем, если еще раз вернется в родительский дом. Кто знает, может, тем тычком Севеурс наказывал её за то, что она переезжала к Джеймсу.
В дверь заколотили тревожно и громко. Лили вскочила, отбросила нож, кинулась в переднюю. Ввалились Сириус и Джеймс, волоча на плечах человека с залитым кровью лицом; следом, оглыдываясь назад и держа палочку наготове – Марлин.
- Пожиратели? – ахнула Лили, взглянув на человека.
- Если бы, - прохрипел Сируис. – Министерские, чтоб их…
Далее последовали выражения, сложность которых в полной мере могла бы оценить лишь Мери. Лили призвала аптечку, чистое белье, подушку и одеяло.
- Розовая жаба Амбридж добилась, чтобы её отделу выделили в распоряжение отряд авроров, - пояснила Марлин. – Они в первую очередь устроили рейд, чтобы арестовать кого-нибудь.
- Арестовать? За что? – Лили спешно застелила диван, и раненого уложили туда.
- За то, что оборотень, - проронил Джеймс. Только сейчас Лили посмотрела в лицо пострадавшему. Перед ней был Ремус Люпин.

Глава 61. Секрет Мародеров

Лоб Ремуса пересекала наискосок кровавая черта, одна рука распухла: не составляло труда понять, что порваны связки. Ругая себя, что толком не выучила ни одного серьезного исцеляющего заклинания, Лили взялась за дело. Смыв кровь, она продезинфицировала порез и наложила повязку, а другой зафиксировала поврежденную руку. Затем, призвав аптечку, напоила пострадавшего обезболивающим и противовоспалительным зельями. Ослабев от боли, Люпин молчал. Лили откинула ему волосы, чтобы не задевали бинт на лбу, и ей показалось, что рядом, за плечом, стоит отец. «Ах, папа, ты бы лучше знал, что делать…» Впрочем, мальчишки и Марлин и так смотрели на нее, почти как когда-то в большом зале – на Дамблдора.
- Поправится? – негромко спросил Джеймс.
- Конечно. Порез и вывих – вовсе не смертельно.
- Если бы только они, - на лице Сириуса резко и зло обозначились скулы. – Авроры бросили в него Долорино. Надеялись, что дезориентированного оборотня связать будет легче. А так подходить трусили, мрази…
- Бродяга! – у Джеймса упал голос. Блэк осекся, но Марлин только вздохнула:
- Поттер, лично мне давно известно, что Ремус - оборотень, и я не собираюсь из-за этого относиться к нему хуже. Что до Лили…
- Мне тоже известно все,- Лили машинально поправила раненому одеяло. – Я догадалась в тот день, когда ты спас Снейпа. И для меня тоже неважно, чем Ремус болен.
Джеймс, шагнув к ней, сжал её плечо. Лили прижалась щекой к его поросшей темным волосом руке.

Вечер прошел в хлопотах. Ремус пришел в себя, но был еще слаб и не мог орудовать правой рукой. Он страшно стыдился своей беспомощности, но еще пуще – того, что ухаживала за ним именно Лили. Он краснел, принимая чашку или поднос с едой, уверял, что уже вполне может встать на ноги, и даже попробовал – хорошо, что друзья вовремя подхватили и успели усадить.
Лили не спрашивала у него о подробностях ареста. Она представляла, каким ударом для Ремуса может стать известие о том, что она и Марлин знают о его болезни, и опасалась, что он может со стыда уйти из дому – еще больной. А появляться на улице ему было опасно.
Первые двое суток ребята с минуты на минуту ждали, что нагрянут авроры. Джеймс заблокировал камины и нес вахту у двери, Сириус и Марлин – у окон. Лили готовила им и присматривала за люпином, который уж чересчур бодрился, надеясь поскорее покинуть дом друзей.
- Я навлеку опасность на вас всех, - объяснял он. – Я не хочу, чтоб вас арестовали за укрывательство преступника.
- Не говори так о себе. Ты ничего не сделал, - возражала Лили. Люпин подавлял тихий вздох.
Когда они сидели наедине, она рассказала, что переехала к Джеймсу, потому что её родители погибли – Ремус, приобняв её, поцеловал в висок. Он ни слова не сказал, но от покровительственной, не то братской, не то отцовской ласки стало тепло, словно ей укутали больное горло. Его больную руку, недвижную ладонь она накрыла своей – и в этот момент вошел Сириус.
Под его взглядом стало зябко, Лили поспешно отодвинулась, Люпин покраснел. Сириус взял из вазочки на комоде шоколадный боб, медленно разжевал, глядя не на нее – на своего друга. Глаза блестели ледяной синеватой коркой. Надменное лицо, словно у молодого графа, который вот-вот выгонит на мороз старого слугу. Откинув кудри, что-то насвистывая, Сириус вышел.
Люпин с минуту молчал, с болью глядя ему вслед.
- Мне в самом деле нужно уходить, Лили. Я не могу ждать, пока рука заживет.
- Но почему? Кто тебя гонит? У Сириуса просто было плохое настроение.
Правда, Лили волне понимала, как зависят они все от настроения Сириуса. На потеху ему в школе Джеймс, случалось, заставлял какого-нибудь слизеринца плеваться слизнями или, когда они прознали по Левикорпус, подвешивал вниз головой. Конечно, чаще всего болтающимся в воздухе оказывался Северус. Вот уж о ком сейчас не стоит думать. Люпину некуда пойти, некуда деться, его ищут, точно убийцу – кто может его защитить?
И вдруг она поняла. Есть в магической Англии место, куда авроры вряд ли посмеют сунуть нос. Конечно, им в свое время ничто не помешало арестовать Стюарта Фенвика или допрашивать слизеринцев после нападения на Хогсмид, но ведь тут совсем другое дело. Альбус Дамблдор не выдаст честного человека. Только бы письмо попало к директору лично в руки.
Забежав в кабинет старого мистера Поттера Лили разыскала перо, чернила, бумагу и принялась за дело. Кажется, никто в доме не заметил, как она выпустила с чердака сову. «Сириус незачем знать, что я просила за Ремуса. Он может подумать Бог знает что». За Джеймса Лили в общем-то беспокоилась меньше: он опасен лишь в том случае, если Сириус против кого-то его настроит.

К удивлению Лили, Сириус пока не подавал виду, что ему было неприятно присутствие Ремуса. Марлин, кажется, чувствовала что-то, предпочтя за ужином сесть поближе к подруге, но Джеймс беззаботно болтал, строя планы о том, куда лучше переправить Ремуса.
- Тянуть ни к чему. Завтра ночью мы через камин добреемся до твоего дяди, там можно будет сделать портал до Ла-Манша… О, идея! Лилс, я идиот. Лунатику просто надо отдать мою мантию.
- Она тебе самому еще потребуется, - мягко возразил Люпин.
- Ну так ты мне её потом вышлешь. А вообще я дерусь с врагами, а не прячусь от них, так она мне не особенно нужна.
Марлин серыми от тревоги и усталости глазами следила за Сириусом, молчаливым и подтянутым. Он не смотрел ни в сторону Ремуса, ни в сторону Лили и помалкивал – и настолько недоброе то было молчание, что у Лили подрагивали, выпуская солонку, пальцы. «Резать ножом атмосфер» не было сейчас для нее метафорой: хотелось схватить любой нож, вон хоть тот, которым она недавно разделывала индейку – и откромсать тот угол кухни, где пристроился Сириус, отсечь от себя его подозрения и непонятную злость. Вместо этого Лили, совсем как притворщицы-слизеринки, услужливо предлагала Блэку лучшие куски.
Ночью, среди ласк Джеймса, она все грызла себя, словно виновата была в том, что Блэку вздумалось рассердиться на Люпина. Моросящим утром поспешила к булочной, где встретилась Батильда Бэгшот, чрезвычайно, кажется, обрадовавшаяся.
- Я уже боялась, милочка, что вы заболели. Молодые девушки так лекомысленны, совсем не берегут здоровье.
- Я и вправду немного простудилась, - Лили отвела глаза. Словно смущаясь.
- Простудились! В мое время простуда была чревата пневмонией, а то и чахоткой. Представляете вы себе, какая это страшная болезнь?
Девушке словно вновь послышался голос отца, переживающего, что у половины жителей города не возможности лечиться от туберкулеза.
- Знаю, - ответила она. – Мой отец положил жизнь на то, чтобы выгнать эту болезнь из нашего города.
- Хороший человек, наверное, был ваш отец, - Батильда по-чрепашьи наклонила шею. – Я всегда говорила, что магглы нас вот-вот опередят во многом, и в медицине в том числе. От этой болезни, знаете, умерла мать Геллерта, - белесые глаза сделались пронзительно осмысленными и страдающими. – Маргарет, или, как её называли на немецкий манер, Гретхен. Моя любимая племянница. Очаровательная девушка. Вы очень напоминаете мне её. Она тоже была рыжая, с яркими глазами. Она, знаете ли, была добра и невинна, как голубка. Я не могла бы предположить, что её сын… Её мальчик, который был на нее так похож…
По дряхлой щеке поползла слеза. Лили втянула воздух, силясь не расплакаться вместе с ней: ей вдруг с беспощадной ясностью открылось полное одиночество старой женщины, то, сколько сил она тратит на то, чтобы просто дойти до булочной, как она беззащитна и беспомощна перед любой болезнью и всяким недобрым человеком, а в особенности – перед воспоминаниями. Сын твоей любимой племянницы вдохновлял строительство лагерей смерти… Даже не друг – родная кровь. «Смирился же Сириус с тем, что его брат – убийца».
- В Геллерте было доброе начал, не могло не быть. Это все тот австриец, его наследственность просто перевесила.
Лили снова помогла Батильде донести до двери сумки. Когда старушка отперла дверь, то оглянулась и через плечо Лили увидела кого-то, очевидно, шедшего к дому Поттеров.
- Милочка, вы не посмотрите? Мои глаза никуда не годятся, однако некоторых людей сложно не узнать… Кажется, он к вам.
- Кто?
Прежде, чем Лили успела обернуться, Бэгшот тяжело ответила:
- Дамблдор, - и скрылась за дверью.
У калитки в самом деле виднелась высокая и сухая фигура директора, его борода белела на темном плаще. У Лили слегка застучало в висках. «Только бы он не проболтался, что я ему писала. Иначе Сириус опять подумает невесть что, и попробуй разубеди». Она взволнованно поспешила к старику.
- Добрый день, мисс Эванс, - улыбнулся Дамблдор. – Я был бы огорчен, не застав вас дома.
- Добрый день проронила она и торопливо зашептала. – Прошу вас, не говорите никому, что это я вас вызвала. Никто не должен знать, тем более – Сириус…
- Я и не собирался, мисс Эванс ,поверьте, - старик приоткрыл калитку. – Кстати, профессор Слизнорт огорчен, что вы не попробовали себя в зельеварении. С вашими талантами быть секретарем…
- Я уже не секретарь, - отмахнулась Лили слабо. О Слизнорте с его пузцом и моржовыми усами, обожавшем классическую музыку и сладости, приятно было вспомнить, хотя и неуместно.
В саду раздавались раздраженные голоса.
- Это чушь, и прекрати вбивать её себе в голову. Рем – честный парень, и что бы он ни испытывал к Лили, он не позволит себе…
- Вообще они держались за руки, а перед этим он её поцеловал.
Лили задохнулась от стыда и покосилась на Дамблдора, но тот как будто ничего не слышал.
- В висок! Неужели ты можешь…
- Хватит, помолчи. Сюда идут.
Из-за кустов сирени в застиранных дождями лоскутках последних листьев вынырнули Блэк и Марлин. При виде Дамблдора оба остолбенели, а тот учтиво поклонился и попросил проводить его в дом.
Джеймс и Ремус сидели в гостиной: они, очевидно, возобновили спор о том, что теперь делать Люпину. Увидев директора, оба вскочили, словно ожидая дурных вестей, но Дамбдор успокоил их одним едва заметным жестом.
- Ремус, я рад, что ты чувствуешь себя лучше. Собирайся. Я пришел за тобой.
- За мной? – Ремус растерянно осмотрелся, случайно встретился взглядом с Лили, но она смогла сохранить невозмутимость. Сириус оперся на спинку кресла, в котором сидел Джеймс. Марлин притихла, потерялась где-то за косяком. Директор негромко и просто продолжал.
- Недоразумение, из-за которого тебя пытались арестовать, скоро разъяснится. А пока ты нуждаешься в надежном укрытии. Джеймс, надеюсь, ты предоставишь нам камин.
-Конечно, - он живо поднялся. – Вы заберете рема в Хогвартс?
- Для начала да.
Люпин протестующе поднял здоровую руку.
- Это опасно, профессор. Я на это никогда не пойду.
- Выхода нет, - спокойно ответил Дамблдор. – Это не более опасно, чем оставаться здесь. Ты же понимаешь?
Лили заметила, как директор взглядом указал Ремусу на календарь, висевший на стене. Люпин прикусил губу и понурился.
- В утешение тебе могу сказать, что это ненадолго. Скоро ты снова выйдешь на задание. А сейчас пойдем. Так надо.
Когда Ремус и Дамблдор исчезли в каминном пламени, Лили показалось, что у Сириуса вырвался вздох облегчения. Тогда-то он наконец посмотрел на нее – в упор, холодным судейским взглядом, который она постаралась встретить как можно более бесстрастно. Ей не в чем оправдываться, не в чем себя упрекнуть. Ремус проявил к ней не более чувств, чем положено другу, и если Блэк увидел в этом нечто неподобающее – его проблемы. «Я начала мыслить ,как слизеринка», - фыркнула Лили по себя.
А ночью к ним в комнату прокралась Марлин. Неслышно вошла и разбудила Лили. Джеймс не проснулся: спал он всегда отменно крепко. Маккиннон вывела Лили в гостиную, усадила на диван, прижалась, греясь: ночи стояли лютые.
- Не сердись на Сириуса. Я понимаю, ты не виновата, но Рем мог бы сдерживать себя. Все ж ты без пяти минут жена его друга. Да и вообще… Ребята столько для него сделали.
Лили сморщилась: тело ломило от усталости, глаза слипались, хотелось к Джеймсу под теплый бок.
- Чтобы они не сделали, это не повод за каждый неверный шаг подвергать его остракизму. Если они в самом деле друзья…
Марлин качала босой белой ножкой.
- Остракизму… Как ты думаешь, сложно стать анимагом?
Лили хмыкнула: вопрос был странный. Об анимагии им в свое время рассказывала профессор Макгонагалл, и с её слов выходило, что в этом деле – временном превращении человека в животное – необходимы смелость и очень точный расчет. С формой нельзя прогадать, напутать с заклинанием - смертельно.
- Помнишь, на пятом курсе Сириус и Джеймс все торчали в библиотеке? Они стали анимагами, чтобы оставаться рядом с Ремусом в дни его превращений. Даже Питера обучили тому же. Джеймс превращается в оленя, Сириус – в собаку, Питер – в крысу. Они не зарегистрированы, и если тайна раскроется, им грозит серьезное наказание. Теперь ты понимаешь, на что они ради него шли?
Лили понимала, но все же не могла сдержать улыбки: очень уж хотелось увидеть однажды Джеймса в анимагической форме. Джеймс, её рисковый мальчишка… А вслух она сказала:
- Я люблю только одного человека, так что пусть Сириус оставит фантазии при себе. Может, конечно, он считает, что я недостойна Джеймса…
- Он так не считает, - вздохнула Марлин устало. – Просто одно время сердился на тебя из-за Нюниуса.
- Нюниуса больше нет, - ответила Лили твердо. – Есть Джеймс, и его друзья- мои тоже. Но не более.

Глава 62. Праздник близко

Лили присела на подоконник, помассировала виски. Усталым глазам больно было смотреть на свежий снег, пусть даже и лондонский, грязный. Горло першило, словно от простуды.
Она только что закончила приготовление Оборотного зелья: Грюм велел наварить большой котел для нужд Ордена. Двое суток Лили не появлялась дома, так и ночевала в «штаб-квартире». Она представляла, в каких выражениях Джеймс поздоровается с Грюмом в следующий раз. Может, правда, побоится… Нет, Джеймс не боится ничего.
Даже дышать не было сил. Едва переставляя ноги, Лили дотащилась до гостиной и бросила довольно злой взгляд на расположившегося за столом Бенджи Фенвика. Красивый, холеный, ни следа утомления – а ведь он-то, в отличие от нее опытный зельевар, так что ему стоило сварить Оборотку самому? Ах да, он же специализируется на лекарствах.
Рядом с Бенджи, во главе стола, восседал Грозный Глаз, а чуть отодвинувшись, вызывающе расселась размалеванная девица с волосами, крашенными в какой-то безумный красно-рыжий цвет. Поигрывая дамской папироской, девица рассказывала низким, деланно-томным голосом:
- Приходили вчера впятером. Четверо – наши постоянные клиенты, пятого новичка привели. Совсем молоденький, но страшный, прости Мерлин… Носатый, патлатый, костлявый.
Лили, наливавшая себе кофе, слегка сжала чашку.
- Как фамилия его?
- Не запомнила, хоть убейте. Он-то сначала на меня воззрился, но зажатый оказался донельзя - в угол забился и не выходил весь вечер. Ну, я ему через друзей особенное вино передала – специально держим на случай, если девственника приведут. И, как всегда, Памеле надрываться с разной зеленью! Этот еще и недоволен остался. Как на меня смотрел утром – будто на гадюку раздавленную. А сам-то…
- Без подробностей давай, - оборвал её Грюм и метнул сердитый взгляд на Фенвика, которого рассказ проститутки, казалось, забавлял. – Они рассказывали что-нибудь о своих планах? Называли друг друга по именам? Метки были у всех?
- Метки у всех, да. По именам… Был какой-то Мортимер – хорошенький такой, белокурый. Еще щупленький, темноволосый – Альберт или Альфред…Вот этот, девственник, но как его звали – забыла. И еще двое постарше. У одного имя запомнила… Как же, бишь, его? С Барбс ушел… А, точно – Эван. Планы… Ну, обещали вскоре знатно погулять. Косой переулок упоминали.
- И больше ничего?
- Нет, - вздохнула рыжая Памела. – Может, и говорили еще что-то, но упомнишь ли все? Тем более, я пьяная была.
Грюм тяжело крякнул. Вытащил из кармана еще одну сигарету. Бенджи подал Памеле огоньку. Она обернулась и только тут заметила Лили.
- Пардон, если засмущала невинную барышню. – развязно бросила женщина. – Но каждый зарабатывает, как может. Куда податься бедной сквибке?
Лили захотелось выйти в другую комнату. Соседство этого существа терпеть не было сил. Казалось, то если она продолжит дышать с ней одним воздухом, то непременно подхватит какую-нибудь болячку. По счастью, Памела уже направлялась, чуть пошатываясь на каблуках, к выходу.
- Кто-то из них да заходит почти каждый день. Иногда самых молоденьких и красивых забирают – у них бывают вечеринки своего рода… Но девок после такого только в Мунго.
Лили постаралась не задумываться, что бормочет это полупьяное существо. Затворив дверь, Грозный глаз и Бенджи вернулись в комнату. Фенвик развалился в кресле.
- Аластор, неужели вы не видите, что самое разумное – внедрить в бордель своего человека. И если есть подходящая кандидатура, то почему бы…
- Потому что она дочь моего друга, - отрезал Грюм. – Да будь и чужая мне ,не пустил бы. Что это за мерзость – честную девчонку в притон совать?
- На войне, как на войне. Учитывая, что у девочки есть некоторый опыт шпионской работы…
В тот момент Лили хватило одного взгляда, чтобы понять: Фенвик омерзителен Грюму так же, как ей была омерзительна проститутка.
- Ты же с ней живешь, - процедил Грозный Глаз. – Как тебе вообще может в голову прийти подложить её кому-то в постель?
- Мэрион – славная девочка, - пожал плечами Беднжи. – Она сама отдалась мне, и принял её. Но я её не люблю. Ревность – чувство вообще довольно глупое, а ревновать того, кого даже не любишь…
- Жаль, что с тобой приходится иметь дело, - Грюм вздохнул и встал. – Встретишься с Памелой и передашь ей все, что я скажу.
Лили ежилась, отхлебывая остывший кофе. Значит, орден сотрудничает с продажными женщинами. Значит, Мэрион могли бы послать шпионить в бордель. И настаивал на этом человек, которого Риверс любила.
- Почему вы сотрудничаете с Фенвиком? – спросила она Грюма, когда тот вернулся в комнату. И добавила ,что бы он не подумал, будто она подслушивала. – И почему он сотрудничает с вами? Ведь его брат…
- Его брата подставили Пожиратели. Фенвик хочет мести, - Грюм достал табакерку. – Только вот у него с братом общая беда. Неразборчивы оба.
А между тем улицы уже украшались гирляндами и венками остролиста. Праздник близился, оттеняя своей чистотой все происходящее – от мерзкой стороны работы Ордена, с которой Лили случайно соприкоснулась, до новых и новых новостей о бесчинствах Пожирателей. Надо сказать, сведения в последнее время Лили получала только от других орденцев: в газетах писать о Пожирателях почти перестали.
- Шпионы в Министерстве плодятся не по дням, а по часам, - рассказывала забегавшая на огонек Доркас.- Вот уже и на прессу надавили. А Пожиратели нападают на магглов, мучают, насилуют девушек – только и успеваем память стирать. Частенько, правда, нужды в этом нет: беднягам уже и так её почистили, сделав чуть не овощами. Но иногда кое-что удается восстановить… - она усмехнулась, поглаживая белую выпуклую поверхность чашки. – Что ты можешь сказать о Септимусе Берке? Вы ведь учились вместе?
- Он на год старше меня, - ответила Лили, припоминая бледного, красивого и холодного юношу. – Очень способный ученик, говорили, что он поэт магии. А после стали говорить, что стал Пожирателем смерти.
- Стал, - с горечью подтвердила Доркас. – Поэт магии… Он поэт насилия и пыток. Притом, представь, живет с полукровкой. Миранда Фиорелли – итальянка наполовину, по отцу, а мать её – магглорожденная. И вдумайся: ей все равно, что её любимый мучает и убивает таких, как её мать, как её дед и бабка…
Лили словно снова видела перед собой эксцентричную девушку, любившую наряжаться цыганкой: узкая, часто драная кофточка, рукава с воланами, пестрая юбка, черные волосы по плечам и платок вокруг головы… О Миранде и её младшей сестре Эмме многие отзывались ,как об очень талантливых художницах, причем, если Миранда любила писать портреты, Эмма увешала всю спальню иллюстрациями к балладам и легендам.
Интересно, был ли Септимус Берк в числе нападавших на Хогсмид? Неужели даже то, что товарищи любовника ранили сестру, оказалось Миранде безразлично?
А Доркас продолжала:
- Еще засветились Лестрейнджи. Сущие мясники все трое – и знаешь, кто верховодит расправами?
- Беллатриса Лестрейндж, - ответила Лили очень тихо. – Но скажите, неужели мы не в состоянии их победить? Мы столько боремся, почти не бываем дома – но до сих пор я не слышала, чтобы мы захватили хоть кого-то.
- Несколько раз в бою брали мелких сошек, - Доркас нахмурила бледные брови. – Их отправляли прямиком в Азкабан. Что до крупной рыбы… На них собирается досье, но сама понимаешь: пока привлечь к ответу человека, который богат и влиятелен, невозможно.
- А когда станет возможно? – вырвалось у Лили нетерпеливо.
Доркас опустила бледные веки.
- Если Краучу удастся очистить Министерство от шпионов, настроить общество против Пожирателей и уговорить гоблинов заблокировать счета чистокровных в Гринготсе, тогда, возможно…
- Вы сами-то верите, что это произойдет? – у Лили губы дрожали от горечи. Доркас покачала головой.
- Есть один шанс из ста. Маленький шанс, призрачный. Если кто-то убьет неназываемого… В момент ступора можно захватить и перебить его союзников – или, по крайней мере, отправить в Азкабан большую часть из них. Можно предположить, что они растеряются, начнут метаться - знаешь, так мечется обезглавленная курица. Но кто сможет одолеть их главаря?
А праздник близился, великий и светлый, день материнства и невинности, мира и чистоты. Джеймс срубил в лесу и приволок домой ель, раздобыл где-то омелу и закрепил в гостиной. Лили, сидя на дежурстве в Ордене, прикидывала, какими лентами переплести венки и где бы добыть гуся. Вообще сначала Джеймс предлагал устроить в Годриковой Впадине вечеринку со всеми членами Ордена, которые смогут прийти, но Грюм обругал его, заявив, что Пожиратели только и ждут, когда члены Ордена соберутся вместе и расслабятся, чтобы застать врасплох и прикончить всех разом. По совести, Лили была благодарна старому аврору: после пережитого в этом году ей не хотелось шумного праздника. Нет, в доме никого не будет – Ремус не давал о себе знать с тех пор, как ушел с Дамблдором, Питер, кажется, в кои-то веки завел девушку, даже Сириус встретит Рождество не то с семьей кузины Андромеды, не то вместе с Марлин. Они побудут с Джеймсом наедине.

Наступление Сочельника все равно стало неожиданностью. Утром Лили впопыхах наряжала елку, потом на кухне металась между индейкой и пудингом, а когда решила испечь домашнее печенье, то оказалось что дома закончились сахар и мука. В магазине снова заболталась с Батильдой. А Джеймса дома не было, с утра куда-то убежал.
Когда Лили управилась с приготовлениями к празднику, за окном начинало смеркаться. Оставалось надеяться, что с Джеймсом ничего не случилось. Грюм уже несколько раз предлагал Дамблдору попробовать поставить на дома орденцев чары дальнего оповещения – новое изобретение, весьма трудоемкий обряд, который мог дать знать участвовавшему в нем вместе с тобой человеку, что в твоем доме случилось преступление. Учитывая характер Джеймса и Сириуса, да и не только их (рыжие братья Пруэтты были те еще сорви-головы), такие чары следовало усовершенствовать и применять к отдельным особенно буйным личностям.минут пять посидев и сердито посозерцав часы, Лили отправилась в душ. Пусть ей доведется встречать Рождество хоть одной, но выглядеть она должна празднично.
В душе мягко горели светильники, вода плескалась о ванную, и на минуту Лили расслабилась, смыв усталость суматошной половины дня. В зеркале мелькнул её двойник: тоненькая, белая, голая девушка с прилипшими к плечам прядями темных от влаги волос. Лили улыбнулась, проведя ладонями по талии и бедрам. Они с Джеймсом вообще-то предпочитали ходить в душ вместе. Как же хочется, чтобы он поскорее вернулся домой…
Лили потянулась к банному полотенцу – и замерла. В передней скрипнула дверь. Шаги зазвучали очень тихо, словно кралась кошка. Быстро завернувшись в полотенце, Лили выбралась из ванной и схватила палочку. Заперевшись на щеколду (хотя какая разница, Алохомора все откроет), принялась соображать.
Джеймс определено дома появлялся не так. Сириус тоже не стал бы входить воровато, словно задумав недоброе. Кто-то чужой? Но кто же? Неужели… Пожиратели смерти?
«Скорее просто воришка. Сейчас разберемся», - успокоила Лили себя. Вспомнилось друг, что прошлое Рождество она встречала здесь же, в Годриковой Впадине. Упустила последний шанс побыть с родителями в праздник. Не потому ли теперь… Давя холод в груди и гоня из головы мысли о родительском доме, где сейчас по пустым выстуженным комнатам сгущается темнота, Лили отперла дверь и выглянула.
«Хоменум Ревелио!» Человек находился в гостиной, не зажигая свет. Можно уйти, если только она не боится замерзнуть… Добежать до Батильды, а там через камин связаться с кем-нибудь. Получится - если только на улице не поджидают его подельники.
«А если это Северус? – кто-то будто глумливо проблеял голоском не то Петтигрю, не то Пенни-Черри. – Воспользовался отлучкой Джеймса, а может, сам же выследил и убил его, а потом явился за тобой. Он же теперь знает, что с тобой делать, спасибо Памеле...» Лили цыкнула почти вслух и, жмясь к стене, добралась до передней.
Она все же побоялась выскакивать на улицу голой и задержалась ,чтобы обуться и прихватить куртку, когда в передней вдруг зажегся свет. Лили на автомате запустила в сторону гостиной Ступефаем и едва успела увернуться: заклинание с легкостью отбили. Уже позабыв про мороз на улице, Лили бросилась к дверям, но сильная рука схватила её за локоть.
- Лилс, да успокойся, что с тобой, - и она оказалась уткнувшейся в вязаный бордовый свитер, в широкую грудь, в то время как ладонь Джеймса гладила ей волосы.
Лили чуть не икнула. Получается, этот рогатый идиот все утро гулял, а теперь решил напугать её до чертиков? Ну что ж… Незаметно для Джеймса Лили направила палочку на мухобойку, ненужную зимой, но почему-то не убранную.
- Ай! – Джеймс подскочил и схватился руками за мягкое место. – Что за.. Лилс, убери!
Пожав плечами, Лили отправилась одеваться.
Когда она, уже в чистом домашнем платье, спустилась вниз, Джеймс с мухобойкой уже управился. На кухне он заедал обиды индейкой вприкуску со сладким пирогом. Лили полюбовалась издали, но входить не стала: он еще не был прощен.
В гостиной неприкаянно стояла, точно разряженная и смущенная девочка, вышедшая первый раз на сцену, ель. Лили зажгла гирлянды, свечи по углам. Бросила взгляд на накрытый с полудня стол, потом на диван, где валялись, переливаясь пестрой оберткой, два свертка: один средних размеров, другой небольшой. Лили развернула оба. В маленьком оказалась нитка жемчуга – настоящего, чистого, овального, а в том, что побольше – великолепная мантия из розового атласа.
- Надеюсь, я угадал с размером? – Джеймс виновато выглянул из-за косяка.

На следующее утро дом Поттеров забрасывали поздравлениями. Пришли открытки от Алисы (Лонгботтомы всей большой семьей выбрались на праздники куда-то в Шотландию), Мери (она извинялась, что запропала после свадьбы Фрэнка и Алисы, но скорой встречи не обещала), Джуди Браун и много кого еще. От Ремуса не пришло ни записочки, но Лили понимала: ему нельзя выдавать себя. Открытку прислал и Питер: девушка так увлекла его, что он не мог её покинуть, даже чтобы поздравить друзей.
- Странно, - недоумевал Джеймс. – Что же он её не приглашает к нам? Пришел бы, повеселились все вместе…
Вот Сириус с Марлин так и сделали: явились в самое Рождество, к обеду, Блэк – наряженный Санта-Клаусом, а Маккиннон – его эльфом.
- Ну-ка, Джеймс, Лили, вы хорошо себя вели? – Сириус, явно любуясь собой, посреди комнаты развязывал мешок. – Знаю, знаю, что хорошо, - Лили напряглась на минутку, но велела себе успокоиться. – А за это вам полагаются подарки…
Марлин с лукавой улыбкой наклонилась над мешком, чтобы помочь Блэку, но тут вспыхнул камин.
- Поттеры и все, кто есть в доме, - раздался голос Грюма. – Бросайте все и аппарируйте к штабу. И чтобы мне не пришлось вас ждать.

Глава 63. Вызов первый

Штаб был уже полон народу: здесь собрались и Карадок с Эммелиной, и братья Пруэтты, и Гестия, и Доркас, и Бенджи Фенвик с Мэрион, и даже Питер. Из угла кинулась к ним Алиса; Фрэнк оставался там в окружении братьев. Аластор Грюм оглядел всех.
- Замечательно. Надеюсь, народу хватит. Сейчас те, кого я назову, отправляются туда, куда я скажу, и там глядят в оба. При появлении подозрительных личностей или других тревожных сигналах … Вы знаете, что делать.
Все кивнули.
- Значит, так. Я говорю – вы уходите немедленно. Пруэтты – в «Дырявый котел», пьете эль и наблюдаете за входом.
Рыжие долговязые Гидеон и Фабиан поспешили к выходу.
- Логнботтомы – во «Флориш и Блоттс». Алиса выбирает книжки, Фрэнк и остальные ждут её у хода.
И Лонгботтомы тоже почти сразу исчезли из комнаты.
- Поттеры и Блэк с Маккиннон. Идете к Фортескью. У него веранда со стеклянными стенами обзор хороший. Сидите там, отмечаете Рождество и наблюдаете за улицей.
Лили стиснула пальцы Джеймса. Он уже увлекал её к выходу, и Сириус с Марлин торопились следом.

Им следовало казаться веселыми, бесшабашными, не думающими об опасности, и они старались. В кафе ввалились с песней, Джеймс даже пошатывался, изображая уже выпившего; Сириус, усадив всех, отправился делать заказ, успев подмигнуть паре молоденьких ведьм за соседним столиком и официантке, обслуживавшей жирного господина в цилиндре. Марлин пригрозила, если он не угомонится, запустить в него зубочисткой. Лили, чтобы не отставать от других, трансфигурировала салфетки в четыре клоунские шапочки, которые все с удовольствием примерили.
Принесли заказ – мороженое в стаканчиках, нежнейшие пирожные и ванильный капучино – и Лили, вдыхая карамельно-кофейный аромат, уже и перестала думать, что вот-вот придется вступать в схватку. Как же приятно было вот так сидеть на стеклянной веранде, подсвеченной по углам сиреневыми фонариками, слушай воркование Марлин, басовитый смех Джеймса и Сириуса, есть сладости и сквозь стекло глядеть на снег…
И вдруг раздался свист, настолько громкий, что казалось, будто задребезжали стекла. Марлин беззвучно ахнула. Джеймс и Сириус на секунду застыли, потом вскочили, схватив палочки.
- Откуда звук? – хрипло спросил Блэк. – Кто-нибудь понял?
- Из «Флориш и Блоттс», откуда же еще, - подала голос одна из ведьмочек, отличавшаяся копной черных вьющихся волос. Приглядевшись, Лили поняла, что именно прическа придает колдунье юный вид, да еще, пожалуй, приглушенное освещение… Пожалуй, ей никак не меньше тридцати. Сириус тоже присмотрелся к говорившей, и от того, как он по-охотничьи подобрался, стало жутко.
- Кого я вижу? – спросил он, переходя на тенорок. – Кузина Белла?
- Верно, - женщина встала из-за стола, скинув плащ, и Лили удивилась её высокому росту и царственной осанке. – А мой непослушный братец снова развлекается в неподобающей компании? Алекто, - бросила она спутнице, низенькой толстухе с рыжими волосами, - разберись с Поттером и грязнокровкой, кузена и его подстилку я беру на себя.
Лили не успела понять, кто напал первым. Из палочек Джеймса и Сириуса и из палочек Пожирательниц разом вырвались и столкнулись разноцветные лучи, посыпались искры. Марлин поставила щит, чтобы заклятия не задели других посетителей и официантку, и выпустила сиреневым лучом Долорино в Алекто, казавшуюся ей более слабой из противниц. Официантка, прикрыв голову руками, с криком полезла под стол. Жирный господин присоединился к ней.
Беллатриса яростно пускала заклинаниями в Сириуса и присоединившегося к нему Джеймса, между тем Марлин и Лили сцепились с Алекто. Удивительно, но Лили испугалась только в первый момент, когда она отскочила от пущенного в нее красного луча Круциатуса – потом стало все равно. Некогда бояться – надо было уворачиваться и успевать наносить удары.
Алекто нападала весьма топорно, но чувствительно, к тому же была явно выносливее. Сомнительно, что им бы удалось её одолеть, если бы, отступая, они не привели бы её в точности под фонарь и Марлин не обрушила бы светильник прямо Пожирательнице на голову. В ту же секунду, когда Алекто шумно рухнула на пол, зазвенело разбитое стекло. Девчонки оглянулись: Джеймса, Сириуса и Беллатрисы на веранде уже не было.
Не сговариваясь, обе бросились в пробоину, не заметив, как ободрали о кривой скол ткань на плечах. И тут же Марлин едва успела столкнуть Лили на землю: стена рядом с ними содрогнулась, на тротуар посыпалась штукатурка. Чья-то Бомбарда ударила в угол здания – наверное, промах.
- Дерутся близко, - Марлин по-лисьи повела носом. – Сейчас увидим.
И увидели. Из-за угла выскочила Эммелина Вэнс, отбивавшаяся от двух Пожирателей смерти.
- Вот заразы, вдвоем на одну. Лили, ты отвлеки того мелкого, на мне рослый.
Кивнув, Лили пустила в того, на кого указывала Марлин, Эверте Статум. Тот, мгновенно обернувшись, отбил его – Лили едва успела увернуться – но вдруг застыл, опустив палочку. И она замерла.
Она узнала его когда-то под плащом и маской с большего расстояния – узнала и теперь. Но рядом едва справлялись вдвоем с его напарником Марлин и Эммелина, и где-то поблизости за Беллатрисой гонялся Джеймс. Лили пустила в него мощным Ступефаем - а он не то, что не успел, но просто не стал ставить щит. Его отбросило назад, он ударился о каменную стену и сполз на землю.
Марлин, Эммелина и их противник исчезли из поля зрения, и Лили решила отправиться искать Джеймса. В витринах отражались блики заклятий, и она поспешила на свет.
У «Флориш и Блоттс» сгустилась толпа – не разобрать сразу, где свои, где чужие. Один из Пруэттов привалился к стене, зажимая глубокий порез на бедре, другой отстреливался за двоих. Лили еще различила грозного глаза, сражающегося с бледным седоватым человеком (с того пал капюшон), И Доркас- теперь с Беллатрисой дралась она, да так, что зимняя земля, казалось, раскалилась. Лили стала пробиваться вглубь. Куда же мог пропасть Джеймс?
И наконец она его увидела. Вместе с Лонгботтомами он дрался с высоким человеком, безобразнее которого она в жизни не встречала. Человек с лицом змеи.
- Он здесь! – выкрикнула Лили, не успев остановить себя. – Это он!
Может, они все четверо остановились на какую-то долю секунды. Сознавая, что реакция Змеелицего быстрее, чем у самых опытных авроров (как против него продержались дольше минуты три юнца, непонятно), она и в него кинула Эверте Статумом и сразу едва увернулась от Авады. Зеленый луч полетел и с другой стороны, но подоспевшая Алиса успела оттолкнуть и прикрыла мощным щитом – Протего Хоррибилис.
- Спрячься в магазине, - успела шепнуть подруга. – Попробуй отстреливаться оттуда, - и подтолкнула Лили к крыльцу.
Но едва та взялась за дверную ручку, в нее полетел алый луч. Пришлось отвлечься, отклонить. Еще один, еще. Лили раззадорилась, спрыгнула с крыльца, переела в наступление сама – и лишь когда на фоне бледного неба плеснулись длинные черные кудри, поняла, что дерется с Беллатрисой Лестрейндж.
И как только смогла позволить увести себя от гущи событий? Они оказались в тупике, куда дома выходили заброшенными комнатами, а с одной стороны – брандмауэром. Беллатриса неутомимо атаковала – Лили только успевала отпрыгивать и выставлять щиты. В какой-то момент она с ужасом поняла, что страшно устала и вот-вот допустит роковой промах. И сразу палочка вылетела у нее из рук, а саму её заклинанием отбросило на землю. Лили попыталась встать, но в нее ударил красный луч, и на сей раз она не успела увернуться.
Боли, подобной той, что прошила сейчас тело, она не испытывала еще никогда. С головы до пят пролетели тысячи раскаленных иголок, и снова, и снова – волнами. Она хотела терпеть стойко, но продержаться ужалось лишь минуту – даже закушенная губа не помогла. Лили закричала, она вопила, пока не охрипла. И не сразу поняла, когда боль закончилась.
По телу пробежал невыносимый холод, потом вывернул наизнанку кашель. Лили едва успела перекатиться набок: выхаркнула кровь. Много крови. Наверное, в легких что-то лопнуло. Мягкие руки обняли её, опять переворачивая на спину; Беллатриса, придерживая ей голову, вытерла кровь с её губ. Лили вздрогнула: взгляд Пожирательницы был грустным и любующимся.
- Какая красивая. Я ожидала увидеть что-то попроще.
- Ожидали? – прохрипела Лили.
- Да, я слышала о тебе. Грязнокровка в роду Поттеров! Ты много о себе возомнила, и, вижу, не зря. Какие глаза, ресницы, какая кожа… Рот великоват, но ведь так слаще целоваться, правда? – рука Беллатрисы скользнула по теплой мантии Лили. – Зато какая упругая грудь! – Пожирательница помолчала, улыбаясь. – Много галлеонов тебе платили мальчики за любовь, когда ты училась в Хогвартсе?
- достаточно, - Лили тяжело дышала, но попытки её оскорбить казались не обидны, а смешны. Как же они все зациклены на этом… - А у вас много мужчин бывает во время оргий?
- Тебе столько не потянуть, - Беллатриса опустила её на землю и отошла куда-то. Попробовать бежать? Но у нее ведь палочка. А у Лили палочки уже нет. Лили услышала хруст, словно ломался прутик, и всхлипнула.
- Помнишь, что магглы делали с такими, как ты? – Беллатриса подняла её за волосы и потащила; чтобы не было так больно, Лили поползла на локтях. – С теми, у кого были такие же глаза, волосы, такая же чудесная белая кожа? Я напомню тебе.
Она бросила Лили у брандмауэра: так швырнула, что девушка ударилась головой и ткнулась носом в землю. Виски сдавило, затошнило, и некоторое время Лили пыталась прийти в себя. Когда вновь смогла осмысливать происходящее, Беллатрисы не было рядом, зато ощущался сильный жар. Повернула голову: от стены до стены совсем близко к ней бежала полоска огня.
Лили застонала, уткнувшись лицом в локоть. Так умирать она не хотела, но огонь поднимался слишком высоко, чтобы она смогла перемахнуть через него, даже здоровая. Сорванным голосом она не сумела бы крикнуть достаточно громко, чтобы её услышали свои. «Не хочу… Не хочу…» Задыхаясь от жара, Лили отползла к стене совсем близко, привалилась спиной. Брандмауэр был безнадежно глух. Беззвучно рыдая, она закусила пальцы. И вдруг в огонь ворвалась черная тень.
Мантия на человеке тлела, и когда он поднял Лили на руки, она, мгновенно покрывшись потом, потеряла сознание. Потом, на секунду придя в себя, ощутила холод каменных ступеней, показавшихся ощущением райским, увидела снова полу тяжелой черной одежды – и забылась опять.

Вода плеснулась о металл. Тело блаженно молчало. Жарко больше не было, но немного хотелось пить. Лили и попросила пить, едва разлепила веки и овладела языком. Высокая девушка с вьющимися каштановыми волосами, в желтом халате медиведьмы, подала ей стакан.
- Флоренс, - пробормотала Лили, узнавая её. – Я в Мунго?
- Да, - подтвердила Флоренс. – Что-нибудь болит?
Лили прислушалась к себе.
- Пока нет.
-Прекрасно, - медсестра кивнула. – Эмма, запиши: больная пришла себя в двадцать один час пятнадцать минут, жалоб нет.
- Хорошо, - раздался знакомый чистый голосок. Лили с трудом повернула голову: точно, в палате находилась еще и Эмма, сестра любовницы Пожирателя Миранды Фиорелли и подруга Пандоры Касл.
- А почему?.. – язык шевелился не очень хорошо.
- Почему я не в Хогвартсе? – девочка как будто смутилась. – Я решила не возвращаться после СОВ. Все равно на жизнь я буду зарабатывать не тем, чему учат в школе. И хватит уже учиться, пора приносить пользу.
- А как Пандора? – прошептала Лили, и Эмма смутилась еще сильнее.
- Пандора доучивается последний год. Мы переписывались, но еще не виделись.
Итак, Эмма бросила Хогвартс и оказалась в Мунго чем-то средним между санитаркой и практиканткой, а Пандора доучивается со своими возможными насильниками… Думать еще не было сил, и Лили, снова попросив воды, решила поспать.
Утром в палату сначала явилась Эмма и начала прибираться, а не успела она уйти, как пришел также знакомый уже Лили доктор Суоллоу. Худенькое личико Эммы еще осунулось от усталости, но едва она увидела доктора, взгляд её посиял таким счастьем, что Лили стало понятно все: и внезапный уход из Хогвартса, и неподходящая работа, и кокетливые алые ленточки в волосах, заменившие детские банты. Суоллоу приветливо кивнул санитарке и присел на краешек койки.
- Для начала скажу, что ваш случай – для учебников. Послать Патронуса в таком состоянии, в каком вы прибыли сюда – это потрясающе.
- Патронуса? – не поняла Лили.
- Ну да. Изумительная лань. Вошла в приемную и вывела дежурную медсестру на крыльцо. Это точно были вы, рядом никого не оказалось.
Лили на секунду прикрыла глаза. «Не надо об этом думать. Просто не надо, забудь».
Доктор расспросил её о самочувствии, затем осмотрел, удовлетворенно прищелкнув языком. По его ловам, выходило, что дня через три-четыре её выпишут.
- Конечно, сначала дома нужен полный покой, - он запнулся, словно сомневаясь, следует ли сказать что-то еще. Лили, внимательно на него глядя, кивнула.
- Вы знали о своей беременности? – осторожно спросил доктор.
«Беременности? У меня мог быть ребенок? Где же он?» Естественно, Лили не знала.
- К сожалению, ребенка вы потеряли. Срок был очень маленький, для вашего организма, думаю, последствий не будет.
Лили мелко закивала, поджав губы. Перехватила взгляд Эммы, замершей в дверях: та смотрела с состраданием, но не на нее, а на помрачневшего доктора Суоллоу. А так захотелось, чтобы и её кто-то пожалел… Доктор потрепал её по руке и пожелал поправляться, но это было вовсе не то.
Не зная о беременности, Лили не успела ощутить себя будущей матерью, и потому её горе, должно быть, не было столь уж глубоким. Но горечь все же разлилась по душе, как чернила – по чистой бумаге. Лили чувствовала острый привкус во рту, хотелось плакать, но с губ сорвалось лишь детское хныканье.
Вот если бы Джеймс… Она спохватилась: совсем забыла думать про него. Уцелел ли он? А если ранен? А если… Она снова замотала головой: нет, этого просто не должно случиться. Лежать в палате, в полном одиночестве внезапно стало страшно, их, хотя ей велели пока оставаться в постели, Лили, преодолевая слабость, добрела до порога и довольно долго стояла в дверном проеме, наблюдая за снующими туда-сюда врачами и прохаживавшимися по коридору пациентами.
Джеймс появился перед обедом. Принес белые хризантемы и пакеты с фруктами и разными вкусностями
- Я утром спрашивал у врача. Говорит, тебе можно всего и побольше.
Лили улыбалась, когда Джеймс с легкостью усадил её на колени и жадно стал целовать.
- Простишь меня? – спросил он, вдоволь её наласкав. – Ну не мог я сдержаться. Увидел эту мразь… Сколько хороших людей из-за этого безносого погибло! Наверное, он бы и меня прихлопнул, да Лонгботтомы на выручку пришли…
- С ними-то все в порядке?
- Ранены оба, и довольно серьезно. Мамаша Фрэнка, думаю, Алисе устроит сладкую жизнь, когда они вернутся: Фрэнк ведь её собой закрыл от одной дряни, - Джеймс холодно усмехнулся. – Знаешь, оставляет глубокие порезы, которые не затягиваются.
Лили стало неожиданно тревожно.
- А кто в нее этим запустил?
- Септимус Берк. Тоже мне, герой.
Лили постаралась скрыть вздох облегчения. Поколебалась: рассказывать ли про ребенка? Нет, не стоит, не нужно Джеймса расстраивать.
- А Сириус отделался царапинами, Марлин тоже. Эммелине повезло меньше, но она и сама кого-то уложила. Да, кстати, в Пита Долохов Круциатусом попал. Чуть не умер, бедняга.
Лили прижалась губами к виску Джеймса.
- Получается, мы с тобой бросили вызов Тому-Кого-Нельзя-Называть?
- Ага, - он рассмеялся. – Теперь он нас в покое не оставит, это точно.

Глава 64. Имена на надгробии

Со дня стычки в Косом переулке прошел примерно месяц. Тогда, в первую неделю после нее, Лили сделала для себя два небольших, но весьма неприятных открытия. Одно, собственно, случилось из-за Джеймса, передававшего жене, пока она после больницы отдыхала дома, все новости из Ордена, какие он только мог узнать. Так вот, однажды вечером Джеймс рассказал ей, что слышал разговор Грюма и Дамблдора.
- Я Дамблдора таким сердитым еще не видел. Вас, говорит, Сами-Знаете-Кто - ну, он его по имени называет, но я уж не рискну – нарочно в Косой переулок всех выманил, чтобы посмотреть, сколько вас и на что вы способны. Подумали бы прежде, что Пожирателям могло в Косом переулке сейчас понадобиться? Ладно бы перед учебным годом…
- Но тогда – помнишь, старший Фенвик из-за этого погиб… Дверь в «Дырявом котле». Это тоже было зимой.
- Но сейчас-то они к «Дырявому котлу» и не приближались. В общем, я Грюма таким тоже не видел еще. Он покраснел, как мальчишка. Да, говорит, сплоховал.
- Но ведь, наверное, и мы их силы примерно знаем теперь?
- Не обязательно, - поморщился Джеймс. – На месте Безносого я бы в такую операцию ни за что бы не поставил всех своих боевиков разом. Кого-то, да точно бы припрятал. А вот мы – да, как на ладони все оказались.
Он запыхтел с досады; с стороны выглядело смешно, но Лили было не до смеха. Ей вдруг представились они все – от Грюма и Доркас до Питера и Мэрион – разбросанными по голому вьюжному полю, гнущимися под злым смертельным ветром, мечущим снег, острый, словно миллиарды крошечных ножей. Они были все беспомощны, беззащитны и бесполезны – оттого было особенно горько. Кому они могут помочь, кого спасти, если не могут спасти сами себя?
Джеймс с расстроенным видом прихлебывал чай. Лили заставила себя успокоиться: кому из них следует сохранять хладнокровие, как не ей? Совсем не важно, в конце концов, победишь ты или проиграешь – важно, что ты пошел драться за правое дело. Важно, что совесть твоя чиста. Так она и сказала Джеймсу.
- Совесть… - он в задумчивости взлохматил голову. – Лилс, вот мы все о совести кричим. А если подумать – для чего она? Почему именно её надо так беречь? Вот мы живем так аккуратно, точно в белой мантии по грязи идем, стараемся ни пятнышка не посадить… А для кого мы себя храним? Кто нам потом спасибо скажет, что мы не запачкались?
Лили недоуменно приподняла брови. На такие темы они с Джеймсом ни разу еще не говорили.
- Мы, магглы, верим, что это нужно Богу, - ответила она довольно твердо, но Джеймс только усмехнулся:
- Богу? Который и Нюнчика, и даже Безносого может простить, если они покаются?
- Ну.. Ну да. Ты против?
- Да не то, чтобы против… Просто какой смысл нам изначально не оступаться, жить по правде, если можно наворотить дел, а потом сказать, что сожалеешь – и тебя все равно простят?
Лили потерла переносицу. Ох, ведь пастор Грей когда-то упоминал в проповеди и об этом. Вспомнить бы, что. А, вот, кажется.
- Не сказать, что сожалеешь. Раскаяться – это очень больно. Надо осознать, насколько плохо поступал, как низко упал, как испачкался, и пожалеть от всей души. Только искренне. Это очень больно. Хорошо еще, когда есть возможность как-то загладить вред – но часто и её нет.
- Если вред не может быть заглажен, за то человека прощать? – Джеймс не унимался. – Пусть получит, что заслужил.
Лили колебалась. В душе она, пожалуй, его правоту признавала: ей тоже казалось не очень логичным, что можно прощать человека за одно сожаление – но позволительно ли спорить с тем, что говорит пастор Грей?
- Я не понимаю, - все твердил Джеймс. – Не понимаю, как можно на одну планку с честными людьми ставить таких, как Пожиратели. Если в будущем к нам отнесутся одинаково…
- А ты уверен, что они раскаются? – нашлась Лили наконец. – Я что-то сомневаюсь. Так что можешь не беспокоиться: мы пойдем в рай, а Пожиратели – в ад, как им и положено.
Кажется, на том Джеймс немного успокоился.
Другое открытие было сделано раньше, самой Лили. Утром перед выпиской она в ожидании Джеймса вышла побродить по коридору и как раз раздумывала, не заглянуть ли напоследок к Эммелине или к Лонгботтомам, когда на расстоянии нескольких футов среди врачей и больных увидела две знакомые фигуры. Низенький, в халате поверх пижамы особенно комичный Питер стоял к Лили спиной, и на его пухлые плечи нежно положила узкие ладони девушка с длинными льняными волосами. Её треугольное личико, румяное от мороза, напоминало недозрелую ягодку. Не составляло труда узнать нисколько не изменившуюся за это время Пенни-Черри.
На всякий случай Лили нацепила улыбку, вышедшую весьма фальшиво – но они не заметили её. Прячась за спиной дюжего санитара, Лили проскользнула мимо, прислушиваясь, однако не услышала ничего, кроме глупой болтовни влюбленных. Укрывшись за огромным фикусом в кадке, она оглянулась: отсюда было видно лицо Питера.
Мясистыми ладонями сжимая тонкую талию Пенни, он смотрел на нее жадно и по-собачьм преданно - кажется, так сейчас и вывалит язык, и завиляет хвостом в ожидании аппетитной косточки. Пенни тоже вроде бы выглядела влюбленной, но порадоваться за Питера, который наконец завел подружку, почему-то не получилось. Может, неприязнь к Пенни застила глаза… Однако Лили поймала себя на мысли, что неприязни к Черри никогда не чувствовала. Жалость была, в определенные моменты – брезгливость, но объективно относиться к девушке это не мешало. А сейчас она просто не верила Пенни, не верила ни капельки.
Лили решилась заглянуть к Алисе и обсудить с ней новость, но у подруги она застала свекровь. Миссис Лонгботтом возвышалась над постелью в своей чудовищной шляпе с птицей, в горжетке из темного меха и в черных митенках, как величественный корабль королевской флотилии, и по сравнению с ней бледненькая, совсем исхудавшая Алиса казалась дохлой рыбкой, выброшенной на берег.
- Я удивлена, милая, что ты до сих пор не навестила Фрэнка. А ведь он закрыл тебя собой. Он получил рану вместо тебя. Неужели ты этого не ценишь?
- Врачи пока не разрешали мне выходить из палаты, - лепетала Алиса, сжимаясь.
- Но ты ведь в состоянии передвигаться? Так почему же ты послушалась их? Я думала, по крайней мере, что ты любишь моего сына.
Алиса пискнула что-то невнятное. Лили решилась кашлянуть, чтобы привлечь к себе внимание. Миссис Лонгботтом, величественно оглянувшись, посмотрела на нее.
- Смотрю, к тебе пришли. Что ж, Фрэнка тоже навещают. Друзья у него преданные… В отличие от жены.
Она удалилась, оставив Алису заливаться краской и отрывисто отвечать на вопросы Лили. В тот день про Пенни поговорить не удалось: Лили не решилась тревожить и без того больную и расстроенную подругу. В после и вовсе стало не до того: сразу из больницы Джеймс повел её к Олливандеру за новой палочкой.
О прежней Лили немало грустила: она так привыкла к палочке, что, не имея её под рукой, чувствовала себя покалеченной. Покупка новой потерю не восполнила: вроде мастер постарался подобрать то же материал, ту же длину, но прежнего родства – до влаги на ладонях – Лили не ощутила. «Ничего, Беллатриса, мы ха это еще поквитается». И за ребенка, который не родился – тоже.
Пару раз Лили задумывалась о том, что могла бы умереть и сама, погибнуть ужасной смертью, и вспоминала Северуса. Все-таки врал он ей тогда, в школе, во время их последнего жестокого разговора. Хотя и она, обещая его убить, переоценила свои силы: тут он был прав. А теперь у нее перед ним долг жизни. «Получается, я должна буду спасти ему жизнь? Но как? Показания против него я все равно давать бы не стала».

В последний день перед тем, как вернуться к работе в Ордене, Лили решила навестить могилу родителей Джеймса и немного прибраться там: выбросить старые венки, положить новые, памятник протереть от грязи и снега. У своих она тоже бывала, но каждый раз становилось режуще больно – а на кладбище в Годриковой Впадине душа впитывала смиренный покой, но не ныла. Лили понимала: Джеймсу навещать могилы родителей уже ужасно больно, - а от боли она старалась его беречь. Она даже дни для посещений кладбища выбирала такие, когда он уходил из дома надолго.
Сегодня с утра шел снег, мягкий и робкий. Церковь при кладбище стояла в белом кружеве, точно стыдливая невеста, укутавшаяся в покрывало. На рябине алели лепестками грудки снегирей, лакомившихся мерзлыми ягодками. Одна из ветвей шевельнулась, и Лили осыпало инеем. Она еле удержалась от смеха: все же кладбищу веселье не пристало.
…Лили сделала все, что планировала, но на обратном пути из-за свежего снега, прикрывшего дорожки, немного сбилась. Она не любительница была бродить между могилами и поспешила бы выйти, но её внимание привлекла надпись на одном из надгробий. Она даже пригнулась, чтобы повнимательнее рассмотреть. «Кендра Дамблдор» - значилось на камне, а немного ниже – «Ариана Дамблдор». Лили глянула на даты жизни: обе умерли в конце прошлого века, причем в один год. По возрасту выходило, что здесь, скорее всего, покоятся мат и дочь? Но что же случилось с ними? И – кто они профессору Дамблдору?
Однофамильцы? Вряд ли: Дамблдор – не какой-нибудь Смит. По возрасту Кендра вполне может быть и матерью; тогда, получается, Ариана – его сестра? Но почему обе умерли в один год? Болели? Как грустно… Девочке было всего четырнадцать…
- Знала, что вы однажды сюда придете, - проскрипели за спиной. Лили обернулась: рядом опиралась на клюку замерзшая Батильда. На старых плечах шалью лежал снег.
- Вы поэтому советовали мне сходить на здешнее кладбище? – Лили указала на надгробие.
- Да, - старуха опустила морщинистые веки. – Что вы об этом думаете, милая?
Лили едва удержалась, чтобы не пожать плечами. Что она могла думать об этом? Допустим, она не знала, что Дамблдор родом из той же деревни, что и Джеймс. Ученикам не обязательно знать подробности жизни учителей.
- У профессора Дамблдора, видимо, в юности случилась трагедия, он потерял семью. Мне его жаль.
В осанке Батильды появилось что-то строгое.
- Жаль? Что ж, мне тоже. Вы догадываетесь, кем ему приходились эти женщины?
- Мать и сестра, – угадала Лили.
- Именно.
Новая догадка пришла девушке в голову, и она не замедлила высказаться:
- Вы их знали?
- Знала, - лицо Батильды стало скорбным. Страшна старческая скорбь. – История это долгая, а я, дорогая, устала и продрогла изрядно. Не проводите ли вы меня домой? По дороге и расскажу.
Лили подала старухе руку. Некоторое время они шли в молчании. Батильда дышала тяжело, и временами казалось, что ей может стать плохо.
- Они приехали сюда давно. Альбус, которого вы знаете седым стариком, был в то время мальчиком в коротких штанишках, таким важным и рассеянным, но проказником на свой лад – все слишком умные дети таковы. Он был старшим, а всего Кендра привезла с собой троих детей. Младшего из мальчиков звали Аберфорт – полная противоположность брату, а про девочку, Ариану, я долгое время и не знала ничего. Кендра с первого дня завела привычку захлопывать дверь перед носом у соседей. За это её, конечно, невзлюбили: не принято так жить в деревне; на рынке она слышала шипение за спиной, у колодца ей охотно перемывали косточки. К тому же она приехала без мужа; всем говорила, что вдова, но ей не верили почему-то. У нее в жизни вправду было много обманов, но я не могу её осуждать. Какую ношу она несла…
У старухи вырвался глубокий, тяжкий, свистящий вздох.
- Я случайно раскрыла её секрет: по ночам она выводила гулять свою девочку. В другое время боялась: Ариана была, знаете ли… не в себе. Мне удалось с Кендрой сблизиться, и гостем в их доме я стала частым. Ариана оказалась очаровательным, добрым, послушным ребенком, но её болезнь превращала жизнь матери в ад. Понимаете, у волшебников безумие страшнее и разрушительнее, чем у магглов. При любом волнении случаются всплески стихийной магии, обладающие во много раз более сильные, чем бывают у детей. Сумасшедший волшебник способен разнести весь дом только потому, что расстроился из-за того, что ему отказали в угощении.
Лили слушала и холодела; её собственные родители вставали перед глазами, и она понимала, что ради нее они были бы готовы подвергнуть себя такой же опасности.
- Выходит, Кендра Дамблдор много лет жила на краю гибели?
- Да. К тому же её мучила бедность. Первые годы она едва сводила концы с концами: надо было кормить троих детей да еще посылать передачки мужу. Его приговорили к Азкабану за нападение на магглов, потому семье и пришлось переехать из родной деревни – Насыпного нагорья; впрочем, подробностей я не знаю. Когда муж умер в тюрьме, как ни горько это признавать, им стало полегче – в материальном плане, потому что болезнь Арианы отступать не думала. Аберфорт, когда приезжал на каникулы, помогал матери, но Альбус… Альбус был, по совести говоря, бездушным мальчишкой, слишком мало знавшим розгу. Ни о матери, ни о сестре он не заботился.
Лили слабо фыркнула. Почти теми же словами её отец когда-то ругал Северуса. И никак не вязались эти слова и облик Северуса, каким он был в школе, когда умирала миссис Снейп – с образом седовласого мудреца, вечного покровителя Хогвартса и предводителя тех, кто противостоит Пожирателям смерти.
- Кончилось все так, как и должно было. Ариана однажды вышла из себя, и всплеск стихийной магии убил её мать.
Лили вздрогнула всем телом. Кажется, она слышала похожую историю в семье у кого-то из английских писателей – но такое не укладывалось в голове. Как можно, вменяем ты или нет? Убить родную мать? И как жить, осознавая, что сделал это?
- Что с ней сделали?
- С кем? С Арианой? Голубушка, неужели я бы допустила. Чтобы бедной девочке причинили вред? Я нашла труп, и у меня была возможность рассказать аврорам какую угодно версию. Я сказала, что неправильно сработало бытовое заклинание, а после написала братьям Арианы.
- Но почему умерла она сама?- допытывалась Лили. – Кто-то из братьев отомстил за мать?
Чудовищно, когда брат убивает сестру, но с убийцей собственной матери что прикажете еще делать? А Батильда была слегка удивлена:
- Конечно, нет. Как вам такое могло прийти в голову? Они оба любили бедняжку, Аберфорт так просто обожал, да и Альбус, думаю, в душе был к ней очень привязан. Её смерть стала трагедией для него… - она опустила голову. – И для моего племянника. Они ведь были друзьями.
Лили остолбенела. Вот уж это правдой точно быть не могло. Дамблдор, даже юный, честолюбивый и эгоистичный – и Геллерт Гриндевальд, вдохновитель фашизма и самой кровавой войны, создатель лагерей смерти? Что у них могло быть общего? Нет, в такое невозможно поверить.
До крыльца дома Батильды оставалось два шага. Та высвободила руку:
- Наверное, милочка, договорим мы с вами в другой раз. Я ужасно устала, тянет прилечь… все проклятая старость… - закашлявшись, она отперла дверь со всей поспешностью, на которую была способна, и скрылась.
А Лили осталась смотреть на снег, заметавший деревню. Ей мокрой пелене ей все мерещились фигуры; истощенная заботами, усталая женщина – Кендра, худенький Альбус – непременно в очках, с длинными волосами, убийца матери – сумасшедшая Ариана, бешено хохочущая и бросающая вспышками… Геллерта Гриндевальда она вообразить себе не могла. Видела когда-то его, взрослого, на карточке шоколадных лягушек, но облик стерся из памяти. Осталось лишь невероятное отвращение к виновнику войны, и представлять себе его мальчишкой, мосластым и кадыкастым, бесшабашным, как Джеймс, или угрюмым, как Северус – не было ни малейшего желания, да и воображения не хватало. И чтобы он дружил с Дамблдором? Это точно бред.
Вечером она даже рассказала Джеймсу, и над выдумками старой Батильды они посмеялись вместе.

Глава 65. Мир вокруг

Перед рассветом стало морозно. В апреле были холодные ночи, а камин давно погас, успев остыть. Но им двоим под ватным одеялом было тепло, и они не спали. Пахло стеарином оплавленных свечей, в изобилии расставленных по комнате, розами, темно алевшими в простенькой вазе, и женскими нежными духами.
Девушка лежала на подушке, широко распахнув темные внимательные глаза; рассыпанные смолистые кудри оттеняли бледное умиротворенное лицо. Юноша рядом, приподнявшись на локте, играл её локонами, потом приподнял её смугловато-розовую руку и стал целовать. Она водила пальцем по его шее и груди.
- Снег ты мой… Мой белый, чистый снег…
- Ты рождена, чтобы быть леди Блэк, - шептал он, продолжая ласкать её. – И ты ею станешь, поверь.
- А Стелла? – темные глаза смотрели с грустным вопросом.
Он жадно целовал её.
- Лорд всегда уважал нашу семью, а вчера оказал мне особое доверие. Он взял у меня эльфа – именно у меня, понимаешь?
- Кричера?
- Конечно. Кому еще из слуг я бы оказал такую честь, кроме него? Кричер должен знать, что его преданность ценят. Так вот, ты понимаешь, что это значит? Я могу войти в ближний круг. И когда Лорд придет к власти… Никто не посмеет осуждать его ближайшего помощника, если тот захочет изгнать недостойную из семьи Блэк, чтобы ввести достойную.
Девушка тихо вздохнула.
- А что вообще будет, если он придет к власти? Подумай, правильно ли строить счастье на горе других?
- Неужели ты жалеешь Стеллу?
- Нет, не Стеллу. Ты знаешь.
- Опять грязнокровки? – он накрыл её губы своими. Выпил поцелуй, как лучшее вино. – Тиция, не начинай. Скажи только одно: ты готова ждать меня?
Она потянулась к нему, легчайшими движениями касаясь спины и плеч.
- Я буду ждать тебя. Буду.

Сириус и Марлин залежались в постели. Они теперь снимали квартирку над одним магазином в Косом переулке. Ночи у них бывали бессонные: слишком часто хотелось друг друга. Наконец Сириус, устав, присел на постели, Марлин тоже приподнялась, перетряхивая длинные спутанные волосы.
- Тебе понравилось сегодня? – лениво спросила она, пропуская белые пальцы меж черных прядей.
- Спрашиваешь? – Сириус усмехнулся, потянулся за стаканом воды.
- А что умеет Элинор Сполдинг?
Его рука замерла, потом все же взял стакан и отхлебнул, нахмурившись.
- Откуда узнала?
- Это уж мое дело. Я всегда обо всем узнаю, заметил?
Он шумно втянул воздух.
- Такое впечатление, что на мне следящие чары. Но ты ведь знала, на что шла?
- Знала. И не каюсь. И сцен ревности не устраиваю. Я интересуюсь с чисто профессиональных позиций. Все же Элинор старше меня – так, может, и опытней. Может, мне стоит чему-нибудь у нее поучиться. Расскажешь? – она облокотилась ему на спину.
Сириус мрачно вздохнул.
- Ты извращенка.
- Вероятно. Но ведь с пресной ханжой тебе было бы скучно.
Теперь он усмехнулся.
- Ты не очень вежливо отзываешься о подруге.
- О какой подруге? Ты что, Лили имеешь в виду? Ну-ну, это я припомню. Нет, я имею в виду разных хаффлпаффочек. К примеру, Зои Макмиллан. Вы ведь снова виделись недавно, правда? Занимаешься благотворительностью?
Сириус мотнул головой.
- Как ты умудряешься сделать так, чтобы мне стало стыдно?
- Наверное, потому что мне самой никогда стыдно не бывает, - она прижалась к нему. – Хочешь, докажу?
Но доказать друг другу им ничего не удалось. В дверь позвонили, и пришлось Марлин, набросив халатик, идти открывать. На пороге стоял её брат, Дункан.
- Здравствуй, - он быстро чмокнул сестру в щеку. – Меня послал Грюм сообщить всем. Патронуса он опасается посылать. Дирборн и Вэнс пропали.

В это время внизу, в магазине магических амулетов, Питер Петтигрю выбирал подарок для Пенни Черрингтон. Он делал продавщице нервные жесты, та подносила все новые фигурки на цепочках, а Пенни, перебирая, разочарованно морщила маленький нос.
- Ох, нет, это безвкусица. А это не подходит к цвету моих глаз. А это вещь совсем дешевенькая, стыдно носить. Питер, может, тут есть другой магазин?
Петтигрю засопел, нащупав кошелек: в других магазинах больно кусались цены.
- Милая, я думаю, тут ты тоже что-нибудь выберешь…
Пенни изобразила покорность судьбе.
- Хорошо, пожалуй… - она достала аместистовое сердечко на серебряной цепочке. – Пожалуй, это довольно мило. Это я бы взяла.
Питер спросил продавца о цене и сглотнул: из всех талисманов то был самый дорогой. Да, придется сегодня отказаться от похода к Фортескью. Наверное, у Джеймса или Сириуса хватило бы денег на то и на другое.
Краснея и давясь, потными пальцами он отсчитал три галлеона и десять сиклей. Питер дрожащими руками надел цепочку на нежную шейку Пенни. От прикосновения к шелковистой коже по телу словно масло заструилось. Он потянулся к ней губами, она отпрянула.
- Ну Пенни, пожалуйста… Неужели я не заслужил благодарности?
- После, - она вздохнула немного нервно. – Не при всех.
Питер едва перевел дух, когда представил себе, чего же он добьется в конце концов. Пусть она стесняется при всех, но наедине не скупится на ласки. Подбадривает, когда он робеет – кажется, ей нравится. А ведь её тело ласкал сам Джеймс. А теперь будет ласкать Питер. Получается, Питер тоже достоин счастья с такой девушкой.
Случайно глянув в окно, Петтигрю отступил в тень. По улице быстро шел Сириус. Негоже, чтобы товарищи видели Питера вместе с Пенни. Ах, как же надоело сверять с ними каждый свой шаг, как хочется освободиться от их влияния – но, пожалуй, еще не время.
- Что-то случилось?
- Сириус… Я заметил его. Он нас, кажется, нет.
- Ох, сколько можно прятаться? – Пенни покривилась. – Мы ничего плохого не делаем, чего же мы стыдимся?
Питер промолчал: сложно объяснять, да и не время, и не место. Страшно в войну оставаться без сильных покровителей. Такому, как он, одному не выжить: немедленно замнут. Взяв Пенни под руку, он покинул магазин, молясь, чтобы Сириус или кто-то другой из орденцев не встретился им по дороге.
Сегодня он имеет право отдохнуть от войны и побыть с девушкой. С той самой, с которой раньше был Джеймс.

Мэрион, ломая пальцы, мерила шагами комнату. Три часа прошло с той минуты, как Бенджи заглянул к ней в подсобку, сказал, что в Ордене тревожные вести, и исчез. Мэрион закрыла аптеку якобы на учет, приготовила все медикаменты, бинты, теплую воду и села ждать у камина: не раз уже бывало, что после таких исчезновений Бенджи вваливался в дом с раненым на плечах. Иногда его вызывали так на стычку. Сама Мэрион в этом участие не принимала: с боевой магией у нее все-таки неважно, хоть и стыдно это дочери аврора.
Папа… Он спал рядом с матерью на сельском кладбище, Мэрион каждые выходные навещала их и верила: они слышат все, что она рассказывает им, и в другом мире радуются за её счастье. А она была счастлива.
Хоть она и была волшебницей, но в церковь при кладбище привыкла заходить еще с детства, и хоть не понимала смысла половины текстов, другие доводили её до слез, и во все она верила. И там-то молодой пастор, сам того не ведая, сказал ей недавно, что она счастлива.
- Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я - медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви,- то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы, - читал он резким упрямым голосом. А Мэрион кивала, улыбаясь. У нее была любовь, значит, жизнь её была осмысленна – вот что она поняла тогда.
До того грызли сомнения, неуверенность иногда доводила до тихих истерик. Бенджи, конечно же, не любил её: принимал, был ласков, делился знаниями, доверял – но не любил, и это было естественно. Он сам ей рассказывал, показывал колдографии – она знает, какие у него женщины бывали прежде. А ей мучительно хотелось, чтобы её любили.
Но не судьба – так не судьба. Ей не добиться его сердца, не принудить его – и зачем? Природой, верно, не предопределено, чтобы подобные Бенджи любили подобных ей – так не стоит идти против природы. Надо довольствоваться тем, что есть.
Четвертый час близился к середине. Мэрион потерла виски. Надо связываться с Грюмом. Едва она взяла с полки порох, как Бенджи действительно рухнул из камина на пол – взмыленный, и уставший, но, кажется, невредимый. И раненых с ним не было.
- Что случилось? Почему вызывали?
- Дай пить, - Бенджи закашлялся. Она живо наколдовала стакан. Когда она подает ему воду, кода её рука касается его пальцев – это такое небывалое счастье…
- Так что произошло?
- Дирборн и Вэнс пропали, - Бенджи, отдуваясь, опустился в кресло. – Мы искали их по всей стране. Найти не можем.
Мэрион прикусила губы. За товарищей надо переживать – но все же Эммелину и Карадока она не любила. Эммелине не могла простить маленького племянника Томми, поразительно тихого и услужливого мальчика, а Карадок, которого она почти не знала, провинился тем, что не уберег сестренку. Лиззи Дирборн училась курсом младше Мэрион – милая, добродушная, открытая девочка, но одновременно ленивая и запуганная. Родители её погибли перед тем, как ей пришла пора отправляться в Хогвартс, брат обращался с ней строго, но не считал, что ей надо еще и помочь, а не только спрашивать. Мэрион пыталась заниматься с Лиззи, защищала её от охотников подразнить неудачницу, но увы – не помогло. Лиззи выбрала свой путь. После заваленных СОВ она не вернулась домой. Спустя некоторое время её стали замечать то в одном, то в другом борделе Лютного переулка. Наконец, однажды стало известно, что Лиззи живет на содержании у Игоря Каркарова – Пожирателя смерти, опытного агитатора, уже не с одного потока ребят сбившего с пути. Время от времени Мэрион давали задание следить за ним. Он предпочитал работать в Хогсмиде – сухопарый человек с козлиной бородкой, любезной улыбкой и масляно-ласковыми глазами. Она под чарами изменения внешности отыскивала его, слушала, запоминала, делилась воспоминаниями с аврорами. Почему-то на него собирали информацию, но не арестовывал – впрочем, Грюму виднее. Еще ей приходилось записывать имена тех, кого он агитировал и кого она узнала. Увы, пару раз в этот список попали и хаффлпаффцы.
- Когда их видели в последний раз и где?
- Вроде бы Карадок ночевал у Вэнс, рано утром они ушли. Кажется, они собирались устроить обыск в Лютном, в одной лавчонке, но так туда и не попали. Грюм на всякий случай велел арестовать хозяина и продавцов в лавке. До выяснения всех обстоятельств дела.
Бенджи запустил пальцы в волосы, помассировал голову. Мэрион растерянно подошла к креслу:
- Сделать тебе ванную?
-Да, пожалуй. Не слишком горячую. И чай с сиропом шиповника. Оладьи у нас остались?
- Да.
- Разогрей. Я голоден.
Мэрион поспешила в ванную комнату, а когда управилась там - на кухню. По дороге соображала, кто мог бы желать Эммелина и Дирборну зла. Наверное, стоит рассказать Бенджи о судьбе Лиззи… Хотя Каркаров вряд ли будет, как сказал бы Грюм, вляпываться в мокрое дело. Вообще говорят, Дирборн жесток с арестованными, а Эммелина еще в школе отличалась нетерпимостью. Врагов у них полно.
К оладьям Мэрион сделал рубленную яичницу с зеленым луком – так любили друзья её отца, считая яичницу лучшей закуской, и Бенджи, при его утонченности, тоже любил именно так. выставила оставшийся со вчерашнего дня пирог с патокой. Она рано научилась готовить и очень это занятие полюбила, а уж кормить родного человека – одно удовольствие.
Бенджи вышел, распаренный, пахнущий мылом и травами, провел пальцем по её шее.
- Тебе надо ухаживать за волосами. Они неплохи, но их стоит укрепить.
- Завтра куплю репейного масла, - покорно вздохнула Мэрион. Бенджи уселся за стол, она положила ему оладьи и яичницу, налила чаю с шиповником.
- Несколько дней надо будет поторчать в Лютном. Может, услышишь что-нибудь о Дирборне и Вэнс.

Глава 66. Сестра

Поиски Дирборна и Эммелины продолжались третий день, и третий день не приносили результатов. Напрасно Мэрион вместе со Стерджисом Подмором (братом того самого злосчастного следователя) и коротышкой Дедалусом Динглом мерзла, дни напролет патрулируя Лютный переулок. Напрасно остальные члены Ордена прочесывали Лондон и окрестности.
Вся Англия была поделена на области, в которых предполагалось работать. Грюм ворчал, что исчезновение ребят, возможно – очередной маневр Пожирателей, которые собираются, пока члены Ордена отвлеклись, ударить в тыл или готовят масштабное преступление. И однако, прекратить поиски он не приказывал.
И Лили его понимала. Возвращаясь домой, когда заканчивалась их с Джеймсом очередь проводить поиски, она доставала сделанную недавно колдографию и внимательно рассматривала. Все члены Ордена рядом, даже нелюдимый брат профессора Дамблдора – тот самый старик, который во время нападения Пожирателей на Хогсмид спас Пандору. Даже Люпин, вырвавшийся из затяжной командировки, куда его отправил Дамблдор.
Как Лили удивилась и испугалась, увидев его! Ремус, обнимая Джеймса, взглянул на нее виновато. Рассказал, что вопрос с его арестом все-таки удалось замять, но все же ему пока приходится путешествовать по всей стране. Лили с жалостью отметила, что он похудел.
Помнится, Грюм еще поручил Питеру следить за Людо Бегменом: этот легкомысленный молодой человек, кажется, слишком близко общался с Пожирателей смерти Яксли. А потом все выстроились в ряд, и Мэрион, у которой был с собой фотоаппарат, нажала на вспышку. Бенджи научил её фотографировать, но пленку проявлял только сам.
Алиса на фото снова коротко подстрижена.
- Решила начать лечить кожу голову, - объяснила она Лили. – Может, получится что.
Видимо, Августа надоела ей с упреками, что Фрэнк заслуживает женщину покрасивее.
Кода попали Карадок и Эммелина, Лили привязалась к Алисе с просьбой взглянуть на ту коллективную фотографию. Подруга сначала отмахивалась:
- Что значит – взглянуть на фотографию? Ведь я же не маггловский экстрасенс. Даже на Прорицания не ходила.
- Но у тебя же предчувствия, - настаивала Лили. – Давай проверим, насколько они верны. Подумай о Дирборне и Эмми, сосредоточься на них. Ты чувствуешь, живы они или нет?
Алиса некоторое время молчала, глядя в стену.
- Не знаю, за Эммелину я почему-то спокойна, - проронила она наконец. – А вот с Карадоком что-то нехорошее. Мне даже кажется, мы его вообще не найдем.
Лили поежилась. Что же можно сделать с человеком, чтобы его вообще не нашли – даже его тела, даже костей? Обратить в пыль? В землю – и смешать с землей? Потом, особенно в густых лесах или на вересковых пустошах, она не раз спрашивала себя: как возможно, чтобы даже трупы исчезли? Вспоминалась жуткая история про маньяка, сжигавшего жертв в печи, и Лили с присвистом втягивала воздух. Не хотелось думать о подобном, тем более, в отношении тех ,кого она знала. С Дирборном они так и не успели толком сойтись, но Эммелина – подруга-наставница, покровительница, которая была рядом почти все школьные годы. И тем не менее, как со стыдом призналась себе Лили, она почти не волновалась за Вэнс. Почему-то была уверена, что та, как и сказала Алиса, найдется.

Эммелина нашлась в одной из больниц Йорка, в реанимации, с последствиями переохлаждения, изнасилования, Круциатуса и грубого применения заклятия Обливейт. Первое и второе магглы подлечили, но со третьим и четвертым ничего толком сделать, конечно, не могли. Лили, как магглорожденную, отправили забирать Эммелину из больницы.
Говоря с медсестрой, Лили чувствовала себя уверенно: она знала, как говорить с медиками, недаром дочь врача. Удалось даже обойтись без Конфундуса. Эммелину все равно именно в тот день перевели в палату, Лили каким-то образом, тасуя документы, убедила, что Эмми – её старшая сестра, и Вэнс согласились отпустить под расписку. У Лили не было времени переживать из-за того, что солгала: она была убеждена, что отец не осудил бы её.
Но то, какой он увидела Эммелину, поразило. Ей навстречу с больничной койки поднялась бледная, худая, как щепка, женщина гораздо старше, чем была подруга, с пергаментной кожей и заострившимся носом. Спирали локонов неприятно торчали – Лили однажды видела подобное на фотографии post mortem. Пустые глаза тоже были мертвы. Однако Лили она узнала.
- Ты? – брови слабо приподнялись. – Я знала, что вы меня ищете. Как я здесь оказалась? Понимаешь, я помню. Мы с Карадоком вышли из дома, а дальше… Что-то случилось. Ужасно кожа болит.
- Мы это выясним, - Лили побоялась её обнять, чтобы не причинить боль. – А теперь пойдем отсюда.
Марлин ждала их у входа и отвела на пустырь, где, опираясь на большой мотоцикл, ждал Сириус. Про это великолепное произведение магии и маггловского прогресса Лили была уже не только наслышана, но и успела опробовать: Сириус как-то прокатил их с Джеймсом. Блэк хвастался, что водит прекрасно, но Лили, едва вылезя из коляски, упала на траву: её тошнило. Так что сейчас она благоразумно предпочла аппарирование.
… Поиски Дирборна продолжались, но не приносили никаких результатов. Грюм, как бы ни было ему тяжело – а Лили, находясь рядом со стариком, чувствовала, как сжимается его сердце – собирался прекратить поиски. Орден не мог больше отвлекаться.
Врачи в Мунго тем временем смогли восстановить некоторые события, вычеркнутые у Эммелины из памяти. По предварительной договоренности воспоминания оказались у Грюма, и он сообщил всем, что в Омуте памяти – как поняла Лили, артефакте, позволявшем просматривать чужие воспоминания – удалось увидеть троих нападавших. Двое насиловали и пытали Эммелину, еще один пытал Карадока. Преступники были в плащах и масках Пожирателей смерти.
- Жаль, Эммелина не успела разглядеть, есть ли у них метки, - качал Грюм головой. – Хотя и метку…
- Можно продолжить? – неожиданно спросил Бенди Фенвик. – Вы ведь сомневаетесь, что их похитили, мучили, над Эммелиной надругались, а Карадока убили Пожиратели, я прав?
Грозный Глаз крякнул, насупился, помолчал.
- Ну вот что, - сказал он наконец. – Я ничего такого не говорил. Все слышали: мерзавцы были одеты, как Пожиратели. Вопросы у кого-то есть?
Свои вопросы Лили предпочла не задавать: неприятно было смотреть, как Грюм пытается уйти от ответа. Да, кроме Пожирателей, найдется немало тех, кому Вэнс и Дирборн успели досадить – но Лили неотступно вспоминалось одно утро в Азкабане. Женские крики из камеры, куда спихнули всякое ворье… Далеко ли был отец Летиции в тот момент? Знал ли, чему подвергли его дочь? Может, Карадок при нем отдал Эммелине приказ сделать это? А Дирборн Гарольда Гэмпа пытал лично. Наверное, её отец поступил бы также. Лили не знает, стал ли бы он мстить за себя, но если бы её, как Летицию, пустили по кругу… Да, Грюм прав, что прямо ничего не говорит.
На следующий день она навестила Эммелину. Было первое мая, в окна больницы стучали ветвями в бутонах яблони: позади здания разросся запущенный сад. В распахнутое окно палаты влетал тонкий и оглушающий запах поздней весны. Эммелина оперлась высохшими ладонями на подоконник и равнодушно смотрела в зеленую, в белой крапинке, глубь – худая, почти бестелесная.
- Мне сказали, что Пожиратели сделали со мной, - безучастно проронила она. – А еще мне ночью приснилось, что они убили Карадока – и я знаю, это так. Карадока больше нет.
- Ты любила его? – чуть слышно спросила Лили, встав рядом. Вэнс слабо кивнула.
- Мы встречаемся с прошлой весны. Когда познакомились ,ему было так тяжело… Ты знаешь, что случилось с его сестрой? Знаешь? Можешь себе представить, как он переживал за нее. Я не знаю, что хуже – быть проституткой или подстилкой Пожирателя смерти.
Внезапно острые пальцы сжались в кулаки, глаза оживились.
- Но я-то не подстилка, что бы они ни сделали со мной. Эти мрази еще пожалеют… Я найду того, кто заплатит и за Карадока. И за меня.
- Конечно, найдешь, - подхватила Лили, обрадованная, что подруга наконец вышла из оцепенения. Эмми, - она робко обняла Вэнс. – Я думаю, Карадок все-таки жив. Он найдется. – она так не думала, но надо же утешить.
Эммелина резко мотнула головой.
- Нет. Он мертв. И не спорь. Ни к чему себе врать.
Спорить Лили не отважилась.
Выйдя из больницы, она решилась немного прогуляться по городу, но успела ступить пару шагов, как её окликнули – удивленно. Сердито и требовательно. То был голос Петунии.
- Лили! Лили, стой!
Сестра подбежала и слегка ухватила за отворот жакета.
- Я не ожидала, сестрица, - выпалила она. – Ты забыла, что у тебя есть родственники? Решила, мы не будем волноваться? Мы не могли дозвониться до тебя! Вернон специально отпросился на работе, и мы ездили в Коукворт, но дом был закрыт! Вернон подал бы заявление в полицию, но я заметила, что твоих вещей нет.
- Ну да, я переехала к Джеймсу, - пробормотала Лили растерянно.
- Но ты могла бы нас хоть как-то предупредить?!
- Послать сову? – Лили иронически выгнула брови. Она терпеть не могла, когда её ругали, особенно – если ругали за дело. Сработало: сестра выпустила её жакет, с досадой махнув рукой:
- Опять твои уродские штучки.
Некоторое время обе молча стучали каблуками. Потом Лили решилась искоса взглянуть на сестру. У Петунии на щеках горели пятна, но в глазах застыли ожидание и чувство неловкости.
- Как Вернон? – попробовала Лили аккуратно спросить. Как ей показалось, Туни взглянула на нее с благодарностью.
- Знаешь, дела у него идет неплохо, совсем неплохо. Он даже планирует… Ох, Лили, мне так нужно было обсудить это с тобой, а я тебя не могла найти… Вернон планирует открыть свое дело, но для этого нужны средства. Словом… Если бы можно было продать родительский дом…
На минуту Лили стало горько, но она одернула себя. В конце концов, Петуния слишком мало хорошего видела в этом доме, чтобы привязываться к нему. А самой туда возвращаться все равно невыносимо больно. Пусть уж оборвется последняя нить, связывающая с городом, где остались родительские могилы.
- Продавайте. Если нужна моя подпись на каких-нибудь бумагах…. В местном пабе есть телефон. Если я перезвоню через неделю, вы мне сможете сказать, когда примерно надо явиться?
Теперь уже Петуния покосилась с недоверием и разочарованием.
- Ты так легко отказываешься от места, где прошло твое детство?
- Я не могу туда зайти, Туни, - призналась Лили просто. – Там все напоминает о маме с папой. Я бы там с ума сошла, если бы Джеймс меня не забрал. Если в доме никто не живет, что ему зря стоять? Продавайте или сдавайте, как хотите. У тебя такие же права на этот дом, как и у меня.
- Да, - Петуния поломала пальцы. – Но тебе придется зайти все-таки, один раз… Забрать вещи, которые остались. А хотя, если хочешь, если тебе так уж тяжело… Я могу собрать их и передать тебе.
Лили подумала немного.
- Да, пожалуй. Если ты так сделаешь, будет замечательно.
Петуния вдруг мечтательно вздохнула.
-Знаешь, мы с Верноном в ближайшее время планируем завести ребенка. Ему тоже очень хочется. Если все наладится с открытием его дела, то, - худое лицо украсила улыбка, - я стану матерью. А ты еще не хочешь? Ну да, вы не женаты…
- Да, мы немного подождем, - согласилась Лили, удивившись, что до сих пор не задумывалась: когда-нибудь и она подарит Джеймсу малыша.

Неделю спустя Лили, предварительно созвонившись с сестрой, отправилась к Петунии забрать вещи. Туни вскоре после свадьбы оставила работу и теперь вдохновенно обихаживала домик на приличнейшей и скучнейшей Тисовой улице в Литл Уингинге – одном из пригородов Лондона. Сейчас, поздней весной, результаты труда сестры были всего заметнее: на идеально прополотых клумбах распускались тюльпаны, пионы и тигровые лилии, в обособленном уголке с небольшой скамейкой – Петуния продемонстрировала Лили с особенной гордостью – благоухало два куста белых роз, идеальные дорожки чуть блестели от утреннего дождя. Окна были так промыты, что от них, казалось, веет прохладой. Приближался час ланча, и Петуния, проведя сестру в дом, где также каждая вещь знала свое место, угостила её куриными котлетами и тушеными овощами – просто, но очень вкусно. И конечно, посреди стола возвышалась вазочка с домашним печением.
Сестра хотела, чтобы Лили оценила, как она счастлива. Лили оценила: да, Петуния, пожалуй, и рождена была для этой жизни и для этой роли. Она проживет в своем мирке, как в раю… Только упаси боже кого-нибудь в этот мирок вторгнуться.
Но Лили и не собиралась вторгаться. Она поблагодарила за ланч, узнала, когда примерно будут документы, которые надо подписать (все равно путешествовать ей не сложно), забрала две сумки с вещами и, оттащив их на пустырь, который заприметила заранее, аппарировала. Джеймс, поджидавший её на крыльце, поворчал, что она не взяла его с собой, раз собиралась взвалить такую поклажу, но Лили, бросив сумки, только погладила его по спине. Их с Петунией не стоит сводить лишний раз. Достаточно того, что Джеймс внес сумки на второй этаж и долевитировал до комнаты, представлявшей из себя нечто среднее между гардеробом и кладовкой.
Там, усевшись на пол, Лили стала разбирать вещи. Немногое, что осталось из детской одежды - остальное родители успели раздать на акциях благотворительности. Сандалетки: в них она первый раз взлетела с качелей. Большая кукла в слегка выцветшем розовом платье с кринолином, с головкой в крупных светлых буклях: её любимица, Кэтрин. Прочитав главы из «Отверженных» про Козетту (они выходили отдельным, детским изданием), Лили стала просить у отца куклу, похожую на ту, что была у главной героини. И отец – такой же большой, добрый и, как ей казалось в семь лет, всемогущий, как Жан Вальжан – нашел именно такую, какую Лили представляла себе, когда читала. В честь той, книжной куклы Лили назвала её Кэтрин. Кэтрин, конечно, в чулане не останется, для нее найдется более почетное место.
Дальше бледнел кремовый шелк. Платье с выпускного. Горько вспоминать, но, наверное, стоит отдать портнихе перешить: праздничный наряд всегда пригодится. Другое платье, мятное, с рождественского бала: стоит однажды снова предстать перед Джеймсом в нем. А что блестит там, в самом углу?
Лили снова едва не порезалась. Джеймс слишком резко опустил сумки на пол. От удара хрупкая вещица треснула, одна из бляшек вовсе раскололась. И в Годриковой Впадине заколка, подарок Северуса, была с ней.
Грубое, а теперь уже испорченное украшение никуда не годилось. Тем не менее ,выбрасывать его Лили не стала: спрятала подальше, в хлам.

Глава 67. Глупость

В июле ночи были короткие и душные. Джеймс и Лили спали, не прикрываясь даже тонкой простыней, но лечь на разные кровати все-таки не хотели. Напротив, жар ночи они еще накаляли, упоенно лаская друг друга. Иногда Лили, голая и разгоряченная, взбиралась на подоконник, надеясь хоть там найти прохладу, но Джеймс брал её на руки и относил обратно в постель. Там, тая в его руках или скача амазонкой, она забывала о том, что ей нужен сон.
Дрема смаривала, когда горизонт уже начинал светлеть. Но все равно Лили вскакивала рано, торопясь под душ: приятно прохладной водой смыть с себя пот. В то утро она тоже нежилась под прозрачными змейками струй, а Джеймс отправился вниз варить кофе: научился все же за время, когда компанию ему составлял только Сириус. И именно Блэка она застала, спустившись на кухню. Хорошо еще, халатик догадалась накинуть.
Сириус сидел за столом, страшно бледный и исхудавший, точно узник, не один день проведший в камере; сцепив пальцы в замок, он то стискивал, то выгибал их, почему-то тяжело дыша. Джеймс с совершенно потерянным видом опирался ладонями на стол.
- Что-то случилось? - Лили забыла поздороваться. – Кто-то умер?
Сириус не то закивал, не то закачался из стороны в сторону. Его горло болезненно дергалось, точно он давился. Джеймс, покраснев, принялся рассказывать сам:
- За домом Нюнчика не так давно установили наблюдение. Все же он у Малфоев работает, может, знает чего… Так вот, вчера наш человек заметил, как в дом заходит какая-то девица.
- И что же?- Лили подавила горькую и злую улыбку.
- Внешность наверняка изменена чарами, но, кроме подстилки Рега, некому больше. Так вот. Нюнчик, конечно, хорошо поработал над охранными чарами, но наш человек тоже не лыком шит. Ему удалось услышать обрывок разговора. Нюниус говорил, мол, Лорд очень недоволен исчезновением Рега, приказал разыскать его и примерно наказать, а исполнение приговора поручил Белле или Люциусу – кто дотянется первый.
Сириус не то расхохотался, не то застонал; глаза у него были, как у смертельно раненого пса.
- Кто дотянется! Да они, высунув языки, побегут выслуживаться и разорвут братишку на части. Дурак, дурак, дурак! – он сжал виски. – Восхищался подонками, рвался к ним, а как до дела дошло, кишка тонка оказалась. А теперь вот…
«Кишка тонка?» - Лили вспомнилась мертвая Нелли, оседающая в снег после Авады в спину. Авады, выпущенной Регулусом Блэком. Или в настоящих делах Пожирателей принимать участие – совсем не то, что убивать глупую девчонку или стоять на стреме, пока другую девчонку насилуют? Но Сириуса все равно было жалко. Лили капнула ему в стакан воды успокоительных капель и огладила по плечу. Блэк, взглянув на стакан, только поморщился.
- Покрепче бы чего. Джим, огневиски осталось?
- Сейчас сбегаю, - Лили шмыгнула в гостиную, где был погребок. Интересно, почему в такую минуту Марлин не рядом с любимым? Впрочем, ответ она услышала, возвращаясь с бутылкой.
- …Она начнет нежничать, а мне это го не надо. Мне ничего не надо сейчас. Идиот, идиот! – Блэк стукнул кулаками по столу так, что посуда звякнула. – Как же так получилось, Джим? Как?
- Ну, на него родители влияли, - пробормотал Джеймс, похоже, совсем растерявшись.
- Родители… Да. А я-то еще и завидовал ему в детстве: он был у них любимчиком. Где мне розги – его только строчки назначат. А уж Мерлин упаси, подеремся мы с ним…- Сириус провел руками по лицу. – Выходит, я им благодарен должен быть. Если бы они не отталкивали, я не подружился бы с дядей Альфом, и он не разъяснил бы мне, какой бред вся эта чистокровность. Да и Андромеда помогла, умница – научила думать, оценивать. С Регом больше Нарцисса водилась, а она девица, сами знаете, глупая… Мысли собственной нет, все только, как старшие сказали. Теперь вот живет с Пожирателем и хоть бы хны… И Рег думать не научился. Овцы, покорные овцы, сами бегущие к мяснику…
- Скажи лучше, псы, травящие, кого скажут, - голос Джеймс неожиданно стал ядовитым.
- А может, то и другое, - тихо проговорила Лили. - Овца и пес в человеке сочетаются.
- Сочетаются, - согласился Блэк хрипло. Лили откупорила бутылку и налила ему полную рюмку.

Когда Сириус не успел еще дойти до полвины бутылки, с ней связалась Марлин, поинтересовалась, где Блэк, и попросила срочно аппарировать в Косой переулок. Лили таки делала, тем более, что Джеймс, кажется, в деле победы над огневиски стал плавно к Сириусу присоединяться. Она раза три их позвала, чтобы попрощаться, иначе, пожалуй, они бы и не заметили её уход.
Марлин ждала её в «Дырявом котле». Лили попыталась было ей рассказать, что случилось у Сириуса, но Маккиннон только отмахнулась.
- Я все знаю. И предполагала, куда он пойдет, поэтому и забрала тебя. Женщины должны утешать женщин, мужчины – мужчин. Давай посидим здесь, потом, может, пройдемся по магазинам. Ты голодна?
Лили, поколебавшись, кивнула. Она захватила немного денег, да и желудок начинал скулить: из-за возни с Сириусом она не успела позавтракать. Они зашли в бар, и Марлин заказала сосиски, тосты, чай и джем.
- Блаженство, - Лили, отрезала от дымящееся сочной сосиски кусочек. – Знаешь, Марлин, самые простые радости – это так здорово… Давно мы не сидели с тобой.
- Да… - Марлин развернула газету; в переливчатых глазах играли ведьминские зеленоватые огоньки. – Кстати, ты это видела?
- Нет, я еще не читала, ты же понимаешь…
- А, ну так прочти.
Лили взяла газету. На первой полосе была свадебная фотография Лоренсо и Эльзы Забини – старый демон и юный ангел. Стала читать вслух:
- Крупный промышленник Лоренсо Забини скоропостижно скончался. Вчера, около трех часов пополудни, медики больницы св. Мунго, вызванные к мистеру Забини женой, констатировали его смерть от инсульта. Похороны мистера Забини…
- Это уже не важно, - Марлин вздохнула. – Неплохо, да? Эльза открыла послужной список.
- При чем тут Эльза? - Лили подняла брови. – Здесь сказано, что это инсульт.
- Сказано! Когда пожилой муж, заполучив молодую жену против её воли, умирает вскоре после свадьбы, в естественную смерть не поверит трехлетний ребенок. Так, - протянула она, вглядевшись в только что вошедшую пару. – Подруга, давай-ка сменим цвет волос.
Лили не стала спорить: пара взмахов палочкой - и за столиком уже сидели блондинка и девушка с каштановыми волосами. Только после Лили решилась спросить:
- А в чем дело?
- Аккуратно посмотри на человека у стойки, а потом в левый угол.
Лили подчинилась. У стойки стоял Энтони Гринграсс, за столиком в левом углу его ждала Агнесс Бэддок. Уже само их появление здесь почему-то удивило, но Лили удивилась еще более, когда увидела на Агнесс синюю униформу продавщицы магазина «Флориш и Блоттс».
- Посмотри-ка… Разве слизеринки работают? – прошептала она, склоняясь к лицу Марлин.
- Потом объясню, - Марлин украдкой взмахнула палочкой, и звуки, идущие из левого угла, усилились. – Слушай внимательно.
…Энтони немного нервно ел салат. Агнесс тихо рассказывала:
- Я живу в «Дырявом котле», комнат приличная. Спасибо, кстати, без денег ,которые ты мне дал, пришлось бы туго. Работаю, вот видишь… Мистер Флориш поставил меня на отдел детской литературы. Приходят волшебницы с детьми, многие – настоящие леди… Мне нравится. А за Флинта я бы все равно не вышла никогда в жизни. Мне мерзко его видеть.
- Да уж, по сравнению с ним Джеймс Поттер – истинный джентльмен и образец приличий, - мрачно хмыкнул Энтони. (Лили со злостью сжала вилку). – Но я надеялся на нашей с Гестер свадьбе увидеть хоть одно человеческое лицо. Может, плюнуть на все? Приходи.
- Не затевай новый скандал, их достаточно, - вздохнула Агнесс. – Там, думаю, будут твои и мои однокурсники… Фоули, Миддлтоны, Селвины - они ведь ничего себе. Мальсибер, правда, довольно противный, и Эйвери…
- Он сватался к Электре, и она приняла предложение, - проронил Энтони, оставив салат на секунду.
- Ты ревнуешь? – спросила Агнесс с состраданием.
- Я? Нет. Но омерзительно думать, что до свадьбы с Гестер всего неделя.
Агнесс положила ему руку на запястье.
- Может, ты все же решишься все бросить? Как же ты с ней будешь жить, если ненавидишь её? В конце концов, Гринграссы не настолько обеднели, чтобы не выжить без твоего брака.
-Не выживем. В том и дело, - резко ответил Энтони. – И не в деньгах суть. Отец мне рассказал вчера наконец… Какой же я был идиот, что играл с огнем. Хотя и он хорош – мог бы сказать мне раньше.
- Что же, в чем дело?
- Дело в том, что… - он замолчал, что-то начертив на столешнице – Лили не разобрала, но Агнесс слегка побледнела. – Тетя Гестер, миссис Фоули, обещала помочь – у нее вроде есть для этого возможность. Но с условием, что я женюсь на её племяннице. Но так же легко она может и передумать, и тогда отцу крышка.
- Если ты откажешься жениться, она передумает? – одними губами прошептала Агнесс.
- Да. Но я об этом узнал только вчера, поэтому можешь продолжать считать меня честным искателем богатых невест.
- Вот почему мистер Гринграсс так настаивал…
- Да.
Они доели молчали довольно поспешно: видимо, Агнесс отпустили ненадолго. Затем оба под руку покинули «Дырявый котел», и Лили ,чуть не кашляя от волнения, попросила Марлин объяснить, что же произошло.
- Развязка драмы, - объяснила Маккиннон. – К Агнесс Бэддок сватался Гедеон Флинт, она ему отказала, и Гринграссы выгнали её из дому – но это так, интермедия. Отец Энтони, Уинстон Гринграсс... Его давно взяли на карандаш, как Пожирателя смерти, но в последние несколько лет он все сильнее уклонялся от участия в их делах. Теперь, видимо, и вовсе решил выйти. И вот мы с тобой узнали, кто же ему обещал помочь…
-Тетя Гестер Хорнби?
- Да, и мать Линнет Фоули. Оливия Фоули, в девичестве Хорнби. Она не Пожирательница, но у нее какая-то связь с Неназываемым. Она имеет на него влияние куда большее, чем Араминта Мелифлуа. Что ж, остается ждать развития событий. В аврорате прикидывают, не арестовать ли заблаговременно обоих Гринграссов – и отца, и сына…
- А сына-то за что? – у Энтони был столь печальный вид, что его стало жаль, да и Лили помнила: он ни разу не обидел никого из магглорожденных. – Энтони даже грязнокровкой никого никогда не называл!
- Да уж, странно, что при таком отце ему удалось не вырасти расистом. Хотя и Сириусом ему стать не дано. За что его надо арестовать? А так, для профилактики.

Возвратившись домой, Лили ожидала найти Джеймс и Сириуса мирно спящими в гостиной, или, в крайнем случае – на кухне горланящими песни, но не нашла их нигде вовсе. Что ж, возможно, они отправились в паб: ничего страшного, завтра поболеют и придут в себя. Лили знала, что бывают антипохмельные заклинания, но не собиралась их осваивать. Пусть испытывают все последствия своего поведения.
Она собралась было отправиться к Батильде, давно зазывавшей её в гости, снова, чтобы поведать какую-то необыкновенную историю, даже отрезала два куска пирога с патокой, чтобы им было, с чем выпить чай, когда в гостиной раздался шум. Лили, сжав палочку, скользнула по коридору, замерла и с облегчением вздохнула, услышав голоса парней. Вошла: Джеймс и Сириус возвышались над Питером, в плохо завязанном, застиранном халате сидевшем на полу.
- Что случилось?
- Все спиртное мы выпили, Эванс, поэтому лучше сделать чаю вот этому недоумку, - Блэк небрежно кивнул в сторону Питера. – И дай ему на себя посмотреть поближе. Пусть усвоит ,чем порядочная женщина отличается от дешевой шлюхи.
Лили сузила глаза. Ей вспомнилась Пенни-Черри, пришедшая к Питеру в больницу, и заклубились нехорошие догадки. Впрочем, Сириус и сам уже принялся рассказывать, в то время как Джеймс и Питер одновременно покраснели.
- Представь, Эванс: мы с Сохатым сидим, расправляемся с огневиски, вдруг влетает в окно сова с запиской от Питера. Мол, спасите, помогите, на мой дом напали. Почерк странный, ну да с пьяных глаз не особо разберешь. Протрезвили себя наспех – и к нему. Вваливаемся, а он в постельке валяется, и ты подумай, с кем? С Пенни-Черри – помнишь такую белобрысую шлюху?
Лили нервно кивнула. Питер захныкал:
- Я не писал никакой записки! Это все она!
- Да всем все ясно, кроме тебя, - Лили показалось, Сириус сейчас пнет Петтигрю – так Блэк был зол. – Так эта потаскуха, когда нас увидела, еще и визжать принялась, что Питер – ничтожество и она все нарочно спланировала, чтобы Джеймсу отомстить.
- Идиотка, - вставил Джеймс.
- Мы велели ей выметаться, а сами Хвоста одели и сюда приволокли. Ну что, Хвост, повтори, что ты слепорожденный идиот.
- Я слепорожденный идиот, - повторил Питер покорно. Его грузная фигура обмякла, и она замер, бессмысленно глядя в пол. Лили попыталась представить, о чем он думал, что чувствовал в ту минуту, когда Пенни кричала про него гадости друзьям, когда он понял, как его цинично использовали – и комок подкатил к горлу, как при виде бездомного котенка. Склонившись к Петтигрю, она попыталась приподнять его за плечи, но он был для нее тяжел.
- Вставай, Питер. Пойдем, я тебя чаем напою. Бедный ты, бедный…
Лицо Питера перекосилось, и он вдруг зарыдал, уткнувшись ей в грудь.

Глава 68. Убийство

Ремус вернулся в августе. Вопреки своей тактичности, никого не предупредил: просто однажды дождливым утром, когда Джеймс и Лили едва закончили завтрак, постучался сначала в оконное стекло кухни, потом в дверь. Джеймс впустил Люпина, и тот шагнул на порог осторожно, боясь запачкать чисто вымытый пол. С плаща бежали целые потоки. Одну руку Ремус прижимал к груди, словно её свело судорогой.
- Ты ранен? – испугалась Лили больше, чем следовало бы. Должно быть, просто война расшатала ей нервы.
- Нет, - засмеялся Люпин. – Просто командировка моя пока прервана. А рука… я кое-кого встретил в Лондоне и решил вас с ним познакомить.
И тут из-под мокрого воротника раздался тоненький писк. Ремус спешно расстегнул плащ, и Лили приняла на руки крошечного котенка, едва открывшего глаза. Шерстка была такой грязной и мокрой, что разобрать цвет не представлялось возможным. Ладони Лили слегка дрожали, пока по ним топтались слабенькие лапки, и Джеймс поспешно забрал котенка к себе, уложив на широкое плечо.
- Ну что, парень, мыться пойдем? – он попробовал пощекотать котенка под подбородком, но тот, видимо, приняв его палец за мамкин сосок, принялся лизать. – Э, да ты голодный. Лили, у нас сложный выбор: кормить Лунатика, кормить этого парня или сначала мыть того и другого.
- Мыть меня не надо, - поспешно заверил Люпин. – А поесть я и сам могу, только оставьте что-нибудь. У парня, кстати, ухо порвано.
- Да с чего вы взяли, что это парень? – слегка рассердилась Лили. – Может, самая настоящая девочка? Дайте-ка посмотреть!
К торжеству Лили, то в самом деле оказалась девочка. Кошечка стойко вынесла и мытье, и прикладывание примочки: на столь маленьком и слабом существе Лили побоялась использовать толком не освоенные исцеляющие заклинания. Когда хрупкое тельце вновь оказалось в ладони, Лили не смогла подавить грустный вздох: ребрышки, выступавшие под свалявшейся шкуркой, напомнили ощущение, когда она в детстве обнимала Северуса, и в нее упирались его ребра, тоже торчавшие под кожей. Котенку было устроено роскошное ложе: коробка, устеленная ватой и фланелью. Между тем Джеймс пересказывал Люпину все, что случилось за последние месяцы, начиная от несчастья с Карадоком и Эммелиной и заканчивая предполагаемой гибелью Регулуса Блэка. Впрочем, все уже поверили в то, что юноши нет в живых: о нем месяц не было никаких известий. Даже про случившийся с Питером конфуз рассказать не забыл. Люпин слушал с грустным, но мирным видом.
- А у меня дырявая голова, - он легонько хлопнул себя по лбу. – Мне ведь Грозный Глаз велел передать, что сегодня в три часа сбор в штаб-квартире. Что-то серьезное готовится.
- Пожиратели? – коротко спросил Джеймс, по-спортивному подобравшись.
- Кто же еще?

Первое, что они услышали в штаб-квартире – перепалку между Грюмом и Мэрион Риверс. Рассевшиеся по углам Бенджи Фенвик, Доркас Медоуз и Сириус с Марлин с любопытством наблюдали, как раскрасневшаяся девушка размахивает перед носом старого аврора руками.
- Вы бы видели, как он ел бисквит, который я ему дала! Он ходит голодный. А спина вся в шрамах, понимаете? Ему всего-то шесть, а на нем уже живого места нет. Чего дожидаться? Пока она его угробит?
Лили покраснела и поморщилась: речь явно шла о племяннике Эммелины, Томми. С тех пор, как погиб глава семьи, Томми жил с теткой, отселившейся от остальной родни, и она воспитывала его, как считала нужным воспитывать сына пожирателя смерти. Лили, как-то побывав у Эммелины в гостях, успела на него полюбоваться: он принес ей и тетке поднос с чаем и печеньем. Мальчик как мальчик. Худенький, конечно – но это в его возрасте не редкость; глаза грустные: что ж, тетка с ним строга, это правда. И все же Лили не понимала, почему Мэрион так нервничает. С тех пор, как Вэнс выписали, Риверс уже пару раз успела ей пригрозить, что заберет ребенка, если та «не прекратит». Более того, она нашла союзницу в лице Алисы: они обе регулярно осаждали Грюма, требуя повлиять на Эммелину или решить проблему с ребенком как-нибудь иначе.
- Что я сделаю? – втолковывал им Грозный Глаз. – Формально поводов забрать ребенка нет. Допустим, я добьюсь, чтобы переселили к бабке. Что изменится? И вообще, не о том вы думаете. В такую пору товарищами не швыряются, каковы бы они ни были, а Эммелина – товарищ хороший.
Но на Мэрион уговоры не действовали. Вот и сейчас она угомонилась, только когда ей Бенджи велел, притом довольно грозно. Он повысил голос как раз вовремя, потому что в следующую минуту из камина шагнула сама Эммелина.
- Что произошло? – сразу подошла она к Грюму, игнорируя Мэрион, смотревшую на нее чуть не с ненавистью.
- Погоди. Надо еще дождаться Пруэттов и Лонгботтомов.
Эммелина нетерпеливо заерзала, приподнявшись на носочках. Мэрион, надувшись, отошла к окну; Бенджи, подойдя к ней, стал шепотом что-то выговаривать. Но вот и Пруэтты явились наконец, и Фрэнк с Алисой и кузенами – тогда Грюм и обратился ко всем.
- Все ли из вас хорошо владеют чарами изменения внешности? Варить Оборотное нет времени.
- Так в чем дело-то, объясните? – покривился Сириус.
- Объясню, - Грозный Глаз покосился с презрением, но замечание делать не стал. – Пожиратели готовят покушение на Крауча и Багнольд. На сей раз в ход может пойти кое-что посложнее Бомбарды, а главное, произойти все должно в Министерстве. Жертвы неизбежны. Ваша задача: распределиться по коридорам и любого подозрительного человека мгновенно обезвреживать.
- А если это окажется ошибкой? – Джеймс поправил очки.
- Ну тогда извинитесь и отпустите. А что ты еще предлагаешь, Поттер? Не умничай-ка.

Под чарами изменения внешности Лили стала женщиной средних лет с пучком темных волос. Джеймс отдал ей свои очки для пущего антуража, и теперь Лили волновалась, как он в случае чего будет ориентироваться при его-то близорукости. Поблизости на скамеечке очереди ждала Марлин – седенькая сгорбленная старушка, и где-то рядом, наряженные чиновниками, бродили Сириус и Эммелина. Приемные Крауча и Багнольд были в этом крыле, на этом этаже, логично, что этот участок вызвал у Грюма наибольшие опасения.
Лили, тиская сумочку, с какими в Коукворте ходят в магазин домохозяйки, присела на подоконник. Она, конечно, не может скрыть, что нервничает – но ведь просители и должны нервничать, не так ли? А все же страшно. Что такого Пожиратели собираются использовать, что Грюм счел нужным отправить орденцев охранять Крауча? А если снова – тревога ложная, и Пожиратели решили просто окружить и перебить их? А что вон там за подозрительный парень? На Северуса похож… Нет, показалось. Как-то там котенок? Наверное, шутки ради стоит назвать кошечку Гай – пусть Джеймс порадуется. Или нет, раз кошечка, лучше уж Гайя.
У Джеймса задача была совсем особенная. В мантии-невидимке он стоял в кабинете Крауча, чтобы иметь возможность охранять его непосредственно. Значит, Джеймс и опасность разделит с Краучем, какова бы она ни была.
Лили, стараясь не привлекать внимания, спокойно пошла по коридору. Надо дойти до кабинета Крауча, хоть как-то проверить, как там Джеймс… Из кабинета Багнольда раздался пронзительный крик.
Посетители повскакивали, и в ту же секунду Багнольд и охранявшая её Доркас буквально вылетели за дверь, крепко захлопнув её.
- На выход! – выкрикнула Медоуз, усилив голос Сонорусом. – Всем выходить!
Лили видела, как из разных концов коридора к ней заторопились, пробиваясь сквозь заметавшуюся толпу, Сириус, Марлин, Эммелина, Лонгботтомы, но самой ей надо было (она уже не сомневалась в этом) в кабинет Крауча, к Джеймсу. Между тем стало нестерпимо жарко, легкая одежда прилипла к телу.
Когда она толкнула тяжелую резную дверь, то увидела Крауча и Джеймса, нависших над лежащим на полу обезоруженным мальчишкой.
- Лилс, что там за шум такой? С Багнольд чего?
Прежде чем она успела ответить, Крауч приказал:
- Позовите сюда Грюма с парой авроров. И пошлите сову Дамблдору, мне…
Договорить он не успел: его и Джеймса схватила за горло невидимая петля. Мальчишка, видимо, смог вытащить у кого-то из них свою палочку и теперь вертел ею над головой, будто крутя лассо. Хрипя, оба покатились по полу.
Лили инстинктивно отступила за дверь, и в азарте мальчишка, кажется, забыл про нее. Она как сквозь вату слышала крики товарищей, слабо ощущала, как градом льющийся пот разъедает кожу. В момент, когда лицо Джеймса посинело, а глаза закатились, Лили хладнокровно подняла палочку и выпустила в нападавшего зеленый луч Авады.
Желала ли она ему смерти в тот момент? Наверное, желала – за мучения Джеймса. Во всяком случае, парень упал, как подкошенный, а Крауч и Джеймс развалились рядом с ним, задыхаясь и отплевываясь.
- Все уходим! – снова прокатился по коридору голос Доркас. – В здании Адский огонь! Объявляется немедленная эвакуация!

Общими усилиями Ордена, включая и прибывшего незамедлительно Дамблдора, пожар удалось остановить, но пламя успокоилось только к ночи. Крауч и Багнольд остались живы, но погибло пятеро посетителей и два сотрудника министерства. И еще погиб Бенджи Фенвик: пытаясь пробиться к своим, не смог справиться с огнем. От него осталось несколько костей да пара обгоревших пуговиц.
В глухой ночной час штаб-квартира Ордена вновь была полна народу. Дамблдор и Грюм о чем-то совещались на кухне, а Лили переходила от товарища к товарищу, смазывая им ожоги. Больше некому было: Фенвика нет, а Мэрион сидела, поникнув, в углу, и под руками обнимавшей её Алисы слегка покачивалась, глядя остекленелыми глазами.
Лили, признаться, злилась на нее. Она-то может позволить себе горевать, оплакивать – хотя потеряла она сегодня, может быть, куда меньше. А Лили вот сегодня убила.
Мальчишка стоял перед глазами – слабенький, тонкокостный. Совсем молодой, моложе Лили. Может, они с ним виделись в Хогвартсе. Думали ли, встречаясь в коридорах, что им суждено стать убийцей и жертвой? «Он мучил Джеймса. Он убил бы его», - твердила Лили себе, но омерзительно-липкая смесь стыда, жалости и чувства потери окутывала её, мешая дышать. Хотелось, как и когда она потеряла родителей, чтобы случившееся оказалось только страшным сном. Ведь не могла же она убить, она, честная и правильная, всегда старавшаяся даже слова подбирать, чтобы не обидеть человека – как она могла пролить кровь? Правда, кровь не пролилась на деле, но все же… А еще говорят, убийство разрывает душу. Что же теперь с её душой?
Лили думалось, что так чувствует себя человек, заразившийся смертельной болезнью или принявший яд, когда он знает об этом, пусть еще не ощущает симптомов. Все кончено, жизни его пошел обратный отсчет, и хоть он пока не отличается от остальных, он уже от них отрезан.
Джеймс пострадал от пожара куда меньше других, и его Лили подошла лечить в последнюю очередь: он сам настоял, чтобы она сперва занималась теми, кому больше нужно. В другое время при виде волдырей у него на груди и руках она бы кинулась его целовать, но сейчас призрак убитого мальчишки стоял между ними, и она лишь осторожно мазала пострадавшие участки.
А Джеймс, будто не замечая боли, играл выбившейся прядью её волос.
- Лилс, что скучная какая? – усмехнулся он наконец. – Мы же сегодня, в конце концов, второй раз Безносому бросили вызов. Сорвали его планы, представляешь? Или ты из-за Фенвика? Жалко, но ты же его не знала совсем…
- Да какой Фенвик, - она не могла больше терпеть. – Я же убила сегодня. Убила, Джеймс. Авадой из-за угла.
Его брови поползли вверх.
- Ты это называешь убийством? Да этот выродок меня чуть не прикончил! Ты мне жизнь спасла. Это был бой, Лилс. Он убил бы без раздумий и меня, и тебя.
- Я могла бы его просто обездвижить, - продолжала Лили обвинять себя.
- Мы с Краучем думали, что обездвижили его и даже связали – а что вышло? Высвободился, гад, и палочку вытащил! Что ты, жалость тут не к месту вообще. Убила – туда и дорога. Это же все равно, что бешеную собаку пристрелить.
Прикусив запястье, Лили заплакала. Джеймс приподнялся на локте:
- Они пришли жечь людей Адским огнем. Кроме Фенвика еще семеро погибло, Лилс! Семеро - а было бы куда больше, если бы мы не вырубили этих отморозков и не сдерживали пламя, сколько могли. И ради чего все это, подумай? Ради чего погибли все эти люди? По прихоти разных бездельников вроде Малфоев или Мелифлуа? Ради великих идей Безносого? Если они готовы приносить человеческие жертвы, то пусть и на этот… как его…
- Алтарь, - подсказала Лили, всхлипнув.
- Да, алтарь – вот пусть на него и ложатся первыми. Нет же, они губят тех, кто вообще ни в чем не виноват. Им слабо в Крауча Аваду пустить, а может, просто скучно – надо непременно, чтобы масштабно! Чтобы взрывалось и полыхало! А на людей плевать, люди – так, мусор под ногами. И ты еще будешь каяться, что воздала одному по заслугам?
Лили проскулила – сама не поняла, что. Джеймс тяжелой ладонью погладил её по затылку.
- Ты у меня самая лучшая. Самая прекрасная. Так и знай.
...После смерти Фенвика Мэрион больше не появлялась в Ордене. Ходили слухи, что она попала в больницу св. Мунго, но почему, Лили не спрашивала.

Глава 69. Геллерт

Использованы образ и идеи автора Korell. Эту главу посвящаю ему.
- Вам не кажется, что яблок достаточно? – Батильда подслеповато сощурила один глаз, наклоняясь над соковаркой.
- Еще немного. Иначе сок выйдет слишком сладкий, - Лили ловко очистила пару яблок от кожуры и покромсала ножом. Батильда недавно сообщила ей, что привыкла гнать сок маггловским способом, да вот зрение стало совсем плохое, так пожалуй, на сей раз на зиму она останется без сока вовсе. Лили, конечно, заверила её, что горю помочь очень просто, и в первые же свободные выходные явилась, чтобы помочь обрабатывать яблоки. Поставила в патефон пластинку русского композитора Шостаковича, от щедрот подаренную когда-то Слизнортом, и под размашистую тоску вальса взялась за дело.
Когда наконец управились и поставили сок, то хозяйка не могла не напоить гостью чаем, к которому на сей раз подала тосты с сыром и яблочный же пирог. Как часто бывало, Лили принялась читать ей вслух газету. На первом развороте была фотография в черной рамке: человек с красивым, но сухим, смутно знакомым лицом строго смотрел в объектив. «Скончался от несчастного случая Уинстон Гринграсс, глава одного из самых влиятельных чистокровных семейств Британии». Вспомнился услышанный летом разговор в кафе, печальный голос Энтони и тонкие пальчики Агнесс, гладящие его по запястью. «По предварительным данным, смерть наступила в результате несчастного случая. Около пяти вечера сын Уинстона Гринграсса, Энтони, обнаружил тело отца в саду. На трупе обнаружены следы змеиного укуса, в крови покойного имеются следы большой дозы змеиного яда. Подробности уточняются».
В несчастный случай, конечно, Лили не поверила. Итак, все было напрасно. Энтони женился, чтобы спасти отца – но не спас. Тетка Гестер подвела, что ли?
- Милочка, вы так молчите, словно вам что-то известно, - прокряхтела Батильда лукаво. Лили аккуратно отхлебнула чай:
- Уинстон Гринграсс… Он был Пожирателем смерти. Разочаровался, хотел их оставить, но…
- Но не вышло. Да, зло просто так не отпускает от себя, - Батильда взяла в руки газету, всмотрелась в лицо погибшего. – Несчастная семья эти Гринграссы. Во время войны с Геллертом старшая сестра Уинстона погибла ужасной смертью, а теперь вот и он…
- Во время войны? Она что, ушла на фронт? - Лили не ожидала такого от слизеринки и заранее почувствовала к ней уважение.
- Нет, - старушка вздохнула. – Было нападение не то на Хогвартс, не то на Хогсмид – подробностей я не помню. Не первое и не последнее… Да, чего я не могла простить Альбусу, так того, что он позволял детям умирать, только бы не вступать с Геллертом в дуэль.
Лили почувствовала некоторую злость – как всегда, когда Батильда заводила об этом разговор.
- Профессор Дамблдор – великий волшебник, - раздельно проговорила девушка. – Он не может быть трусом.
А перед глазами стояло нападение на Хогсмид, которому она сама стала свидетельницей – только не Нелли, падающая в сугроб, виделась ей на сей раз, а мертвая Изабель Крейл на руках у обезумевшего Айзека Гольдштейна. Золотые кудри рейвенкловки рассыпались по снегу, в прекрасных синих глазах навеки застыл ужас. Она услышала потом, как Айзек жаловался приятелю, Дирку Крессвеллу, что к концу каждого дня чувствует себя совершенно обескровленным.
- Почему сразу трусом? Упрекнете ли вы за слабость человека, замученного угрызениями совести? – и тут же покачала черепашьей головой. – А впрочем, я сама охотно упрекала когда-то. Да, милая, люди меняются во всем. Пройдет несколько лет, и вы простите человека, которого простить, как вам кажется, не можете, и враг станет другом…. Хорошо, если не друг - врагом.
- Вы осуждали Дамблдора? – спросила нетерпеливо Лили: разговор принимал неприятный для нее оборот.
- Да, голубушка, когда-то очень осуждала. Поймите, мне пришлось примириться даже не с тем, что маленький Геллерт, кровь от крови моей дорогой Маргарет, навеки погребен в тюрьме – а с тем, что он заслужил это. Конечно, я искала, кто должен бы разделить с ним камеру, и никто не представлялся мне более виновным в его падении, чем Альбус.
- Да чем же, чем? – вырвалось у Лили. – Неужели вы всерьез думали, что Дамблдор мог пристрастить Геллера к темной магии?
- Да, я думала так, - тон Батильды стал немного сухим. – Я винила невиновного. Кидайте камень, если считаете себя вправе.
Лили стало стыдно.
- Простите, - пролепетала она. – Я не хотела вас обидеть. Мне просто странно.
- Понимаю, - старуха кивнула. – Извольте, я расскажу с самого начала, иначе вы не поймете, пожалуй, да и вряд ли бы кто понял.
Она, шаркая, вышла и возвратилась с пухлым альбомом, обитым вытертым вишневым плюшем. Первой из старинных колдографий, извлеченных Батильдой, была изображавшая тоненькую белокурую девушку с кроткой улыбкой и нездоровым, нервическим блеском в глазах.
- Это ваша Маргарет? – тихо спросила Лили. Батильда кивнула, быстро заморгав. Отложила фото и достала другое: на нем та же белокурая девушка в подвенечном платье и фате с флердоранжем стояла рядом со статным, важным господином с тонкими усиками. Жених казался гораздо старше невесты.
- Маргарет с мужем, Эрвином фон Гриндевальдом, - рассказывала Батильда глухо. – У моей племянницы, знаете ли, всегда было слабое здоровье. В пятнадцать лет у нее обнаружили чахотку. Родители переселились с ней в Вену, лечили, как могли, но врачи говорили, что каждый год может стать для нее последним. Представляете, что значит в семнадцать лет уже ждать смерти? Моя Маргарет была мужественна. Она неизменно говорила родителям, что ей лучше, сама развлекалась и их развлекала, как могла. Она во все, чем занималась, вкладывала душу – в музицирование, рисование, танцы. И вот её встретил на балу этот австрияк…
- Вы не любили его? – спросила Лили осторожно.
- Не любила, - Батильда нова вздохнула. – Начать с того, что они были совсем не пара. Сами посудите, ей семнадцать, а ему – тридцать восемь, к тому же женат он никогда не был, что уже подозрительно. Родственник венгерских магнатов Эстрехази – неужели ему бы не нашлось невесты? Да и на балу, где они познакомились, случилось несчастье. У Маргарет открылось такое кровотечение, что вызванный врач опасался, как бы она не умерла прямо в том же доме. На следующий день Эрвин пришел к нему и спросил, сколько Маргарет осталось жить. Врач ответил, что пару месяцев. Вечером Эрвин сделал моей девочке предложение.
Лили вгляделась в фотографию новобрачных. На самом деле в них было нечто общее – то, что она сначала приняла за нервический блеск в глазах девушки. На лицах обоих – её, молодом и уже истощенном болезнью, на его, красивом и порочном – лежал отпечаток неуемной, необузданной жажды жизни. Такого жадного до воли, до буйства красок взгляда она не видывала даже у Сириуса.
Отчего-то вспомнились ей расстроенные скрипки и прихотливый перебор гитары, которые они с Джеймсом услыхали однажды, гуляя по Косому переулку. На углу «Флориш и Блоттс» стояли скрипач и гитарист – оба в ярких, но грязных рубахах, с нечесаными смоляными кудрями. Гитарист что-то пел на странном языке, но Лили увлекли не слова, непонятные ей, а бойкая, жгучая музыка – и Джеймса, видно тоже. Они остановились, а в следующий миг она задергала плечами, он щелкнул пальцами, а еще через мгновение оба пошли плясать на удивление всей улице. Лили играла плечами, чертила ногами прихотливый узор, Джеймс притопывал и щелкал, музыканты посвистывали, что-то одобрительно им покрикивая. Вокруг столпились люди, кто-то косился с презрением, но Лили ни до кого не было дела – такое упоение охватило её. Теперь то же упоение она видела в глазах двух светски – строгих людей.
- Что случилось потом?
- А потом родился Геллерт, - Батильда передала ей новую колдографию: чуть располневшая, похорошевшая Маргарет держала на руках пухленького малыша в платьице и чепчике. Лили умиленно ахнула: ей и в голову не пришло, что перед ней – будущий кровавый тиран. – Опасались, что чахотка обострится, но напротив, здоровье Маргарет на некоторое время укрепилось. Геллерт радовал её, рос умненьким и проявлял магические способности, еще будучи шести месяцев от роду. Зато муж не радовал и весьма…
- Изменял? – первое, что догадалась Лили спросить.
- Хуже, деточка, куда хуже. Он оказался практикующим темным магом. В Австрии и вообще в Восточной Европе это в принципе не зазорно, в Дурмстарнге Темные искусства изучают, как обычный школьный предмет. Но Эрвин зашел слишком уж далеко. Несколько раз Маргарет забирала сына и уходила ко мне: она не желала жить с человеком, который так сквернит себя, так губит свою душу. Каждый раз он являлся и уговаривал вернуться. Нервы Маргарет совсем расстроились, и болезнь, о которой она уже стала забывать, обострилась.
- Она умерла? – в голосе Лили было, увы, мало сочувствия: рассказ увлек её, точно книга, случайно попавшая в руки: не будешь же, читая книгу, рыдать над каждой смертью, случившейся там?
- Да, как раз перед тем, как Геллерту отправиться в Дурмстранг. Это потрясло его, а он к тому моменту уже был непростым мальчиком.
В руки Лили легла фотография, изображавшая худенького светловолосого мальчугана, прямотой взгляда похожего на Сириуса Блэка. Его голубые глаза казались темными – такая дикая жажда жизни жила в них и еще злой огонь – огонь непокорности, бунта, революции.
- Он был так талантлив, что поступил не на немецкое отделение Дурмстранга, а на славянское: русский язык был ему почти незнаком, но через месяц оказалось, что он лучший на потоке. Но все же школа оказалась для него почти адом.
- Почему же?
- Муштра, - коротко объяснила Батильда. – Вы слышали что-нибудь о телесных наказаниях в Англии?
Конечно, Лили много читала об этом и наблюдала однажды порку Северуса, но это все очень неприятно вспоминать. Унизительное чувство беспомощности, стыд, что видишь наготу твоего друга, видишь, как его безжалостно бьют, и ничего не можешь сделать… Когда Джеймс – не так давно – со смехом рассказал ей, как отец дома наподдал ему за какую-то выходку совсем уж из ряда вон, Лили из жалости потом всю ночь дарила ему самые нежные ласки.
- В России отношение к детям еще сложнее. С одной стороны, там немало тех, кто призывает к гуманизму в отношении ребенка, с другой – по своей вспыльчивости русские легко доходят до жестокости, даже до деспотизма. У магглов совершенно нет единства в этом вопросе, а волшебники, как всегда, еще и отстают. В Дурмстранге до сих пор разрешено применять розги – хотя даже в Хогвартсе Альбус, за что ему спасибо, запретил это зверство. А что творилось, когда учился Геллерт… Не прощалось малейшее ослушание – и это при том, что он рос очень свободолюбивым мальчиком, даже слишком, я бы сказала строптивым. Он совершенно не понимал, почему должен слушаться кого-то.
От фото к фото Геллерт взрослел, огонь в его глазах все разгорался, а лицо худело, так что к пятнадцати-шестнадцати годам он стал похож на одержимого.
- Думаю, он вышел за пределы школьной программы по темной магии тоже из строптивости, из желания противостоять. Да и она могла подтолкнуть, - Батильда выдернула из середины стопки еще одну колдографию, изображавшую красивую девушку, что называется, славянского типажа, с томным, надменным и в то же время горячим взглядом. – Он забыл у меня это фото на каникулах. Тогда и рассказал мне про нее, после пятого курса. Ксения её звали. Кажется, то ли она его за нос водила, то ли и он видел в ней скорее друга, но закончилось все ужасно. Они, видно, слишком далеко зашли в своих экспериментах. Был пожар. Погибло пятнадцать человек, и она тоже.
«Пожар? Ну конечно. Адский огонь испытывали». Ли взглянула в свежее, полнокровное лицо Ксении. Думала ли она, какой смертью умрет? Или считала себя неуязвимой?
- Геллерта, не разобравшись, выгнали. Отец принял его неважно: все-таки занятия темной магией афишировать было не принято, а тут скандал. Вот тоже лицемер! Конечно, бедный мальчик отправился ко мне. И как раз в это время случилось несчастье в семье Дамблдоров.
Батильда отвлеклась, чтобы налить себе чаю – рассказ несколько утомил её – но успела передать Лили следующую колдографию.
Пальцы девушки вздрогнули и сжались, стиснув кончик. В длинноволосом юноше в очках, стоявшем рядом с Геллертом, не было никакого сходства с нынешним директором Хогвартса, кроме пронзительного взгляда умных, слегка рассеянных, но очень внимательных глаз – и по одному этому взгляду можно было безоговорочно поверить, что перед вами тот самый человек
Батильда продолжила рассказ.
- Если вы помните, то тогда случилось с бедняжкой Кендрой…
- Да, помню.
- Так вот, Альбусу пришлось стать главой семьи. Он не создан был для этой роли.
«Как же он потом стал главой Хогварста?»
- Необходимость заботиться о больной сестре тяготила его, а отношения с братом совсем разладились. К тому же сорвалось кругосветное путешествие, куда он планировал отправиться. Никогда раньше я не видела этого доброго, в сущности мальчика таким ожесточенным. Казалось, он ненавидит небо за то, что у него есть брат и сестра. И вдруг такая удача: ко мне приезжает Геллерт, такой же ученый умница. Я радовалась: теперь-то оба найдут подходящую компанию! Да уж, что говорить, они нашли друг друга.
Лили затаила дыхание: приближалась развязка.
- Я не была особенно в курсе их разговоров и развлечений, только слышала, что они частенько твердят о каком-то «общем благе»,- Батильда с болью усмехнулась. – Оба друг друга переговорить не могли: магглы, магия. Прогресс, власть сильных, забота… Про нее мне особенно смешно было слышать. Представьте, Альбус на крылечке рассуждает с Геллертом о заботе, с которой высшие должны относиться к низшим, а на заднем дворе Аберфорт стирает и юбки сестры, и его белье!
Лили покраснела, но хихикнула.
- Я не верила слухам, - старушка слегка запнулась. – Да, много глупостей говорили. Не поверила, и когда узнала, что Альбус вроде бы собирается уехать вместе с Геллертом на континент, а больную Ариану не то совсем бросает, не то собирается как-то таскать за собой… Сами понимаете, это слишком невероятно звучало, я просто не могла поверить, даже зная Альбуса, что он способен на подобное легкомыслие. Да и зачем бы он сдался Геллерту? Так вот, однажды вечером племянник мой ушел, как обычно, к Дамблдорам. Вернулся он довольно поздно, что тоже было не редкостью: они с Альбусом любили ночные прогулки по лугам. Но Геллерт прибежал сам не свой, бледный ,всклокоченный и казал, что должен уехать как можно скорее. Я сделала ему портал. А наутро, едва его след простыл, узнала, что бедная Ариана вчера вечером погибла.
Лили лихорадочно перебирала догадки, и одна казалась ей неправдоподобнее другой.
- Кто же её убил? – наконец спросила девушка дрожащим голосом. Батильда пожала плечами.
- Наказан никто не был, но на похоронах – я сама видела – Аберфорт избил Альбуса, сломав ему нос, а тот даже не сопротивлялся. Вы можете сделать вывод…
В Лили поднялось чувство протеста.
- Дамблдор не мог убить родную сестру!
- Даже так? – старуха подняла брови. – Вы предполагали нормальным, что он убил бы её из мести, но готовы винить за случайную смерть? А впрочем, - она присмирела,- его все тогда винили, и родной брат – первый. Аберфорт ушел из дома, школу, кажется, тоже бросил – словом, совсем запропал. От Альбуса соседи шарахались, как от чумного, а уж слухи ходили – один другого гаже. Геллерту в них тоже доставалось: тогда-то я и затаила на Альбуса обиду. Впрочем, он сам долго здесь не нажил: подал дом и отправился-таки в путешествие. Говорят, прошел Первую Мировую, как простой маггл. А Геллерт между тем все глубже погрязал в темных искусствах и своих безумных планах… Впрочем, племянника я так и не увидела больше.
Из хоботка соковарки упала на дно банки первая капля. Лили сдавила пальцами виски, пытаясь ухватить множество ускользающих образов.
- Ваш Геллерт, извините, никогда не был невинным ребенком, - медленно проговорила она наконец. – Почему же в его преступлениях вы винили других?
- Я заблуждалась, - упрямо повторила старуха. – Заблуждалась. Мне было обидно, что Альбус смог очиститься от того, в чем погряз Геллерт.
«Дамблдор, якшающийся с темными магами? Строящий с ними планы завоевания мира? Безумие. Она просто сошла с ума».

Глава 70. Заложники

Насколько Лили поняла, новое заседание Ордена Феникса собралось по какому-то чрезвычайно важному вопросу: из членов Ордена пришли даже те, кого она до того почти не знала: к примеру, Эдгар Боунс, работавший в основном за границей. Он занял место покойного Бенджи. Место Карадока – рядом с Эммелиной – пустовало – но зато во главе стола сидел не кто иной, как сам Альбус Дамблдор. Глядя на него теперь, Лили буквально принуждала себя не думать о родственниках Батильды, не вспоминать надгробие с двумя именами и колдографии из плюшевого вишневого альбома. Лучше уж посмеяться про себя, как поспешно Стелла Булстроуд заключила помолвку с Оливером Монтегю. Да, а до чего докатился Оливер… Впрочем, его прекрасная Эльза была не умнее и не добрее уродины Стеллы.
Гестия Джонс между тем докладывала:
- За последние четыре месяца двадцать магглов пропали без вести при схожих обстоятельствах, признанных маггловской полицией необъяснимыми. Агентами Ордена в качестве предполагаемого местонахождения пропавших выявлен дом в Девоншире, принадлежащий семейству Уилкисов, но считающийся заброшенным. В ходе наблюдения выяснено, но в данном доме проживают Розье и Уилкис, числящиеся в розыске. Также было замечено неоднократное посещение дома иными неустановленными лицами. Кроме того, дважды удавалось нарушить заглушающие чары, тогда из дома начинали доноситься звуки, напоминающие человеческие стоны и крики.
- Значит, разоряем гнездо? – Джеймс задорно взъерошил волосы.
- А если ловушка? – осадил его Сириус. – Если как в прошлый раз?
Сириус вообще становился мрачнее и в будущее смотрел без надежды: его преследовали потери. Всего две недели прошло с того дня, как он похоронил дядю, Альфарда Блэка. Две потери за один год ожесточили, но и сделали внимательнее и осторожней.
Дамблдор одобрительно кивнул Сириусу:
- Верно, это может быть ловушка, но мы не должны думать, что из-за можем бросить похищенных на произвол судьбы. Думаю, Аластору лучше отобрать наиболее проверенных и надежных бойцов, а остальные пусть будут начеку. Да, я буду на связи на тот случай, если столкнетесь с сильной магией или противников окажется неожиданно много. Кого ты выбираешь, Аластор?
Тот потер подбородок, крякнул.
- Кто-то должен оставаться в запасе… Так, пойдут Медоуз, Блэк, Маккиннон, Лонгботтомы – Алиса, готовься, придется темные заклятия снимать наверняка – и Поттеры. Ну и я.
Марлин кашлянула.
- Что-то не так, мисс Маккинон? – учтиво обратился к ней Дамблдор.
- Профессор, но они не Поттеры пока. Они Поттер и Эванс.
За столом прыснули, Джеймс покраснел.
- Без разницы, - Грюм повысил голос. – На сборы пять минут. Должен активироваться портал.

На холмах, над жухлыми плетками вереска, лежал густой и влажный серый туман. Тянуло болотом, и Лили казалось, что она вот-вот услышит жуткий вой. Но некогда было фантазировать и некогда запугивать себя.
Они крались по каменистой тропинке, пригибаясь к земле, едва попадалось место, где их могли бы увидеть. Один раз Алиса оступилась, посыпались камешки. Все вздрогнули. Наконец за пылающими осенним огнем зарослями боярышника показался сущее развалиной – странно, как у него еще не рухнула крыша. Лили не знала, что было бы большей глупостью: жить здесь или держать пленников. «Да, - сказала она себе, - на то и рассчитано». Джеймс между тем обратился к Грюму:
- Живая изгородь. Не получится у меня в мантии пролезть.
(По первоначальному плану он должен был в мантии-невидимке добраться до дома и разведать обстановку, в идеале же – проникнуть внутрь).
- Скверно, однако. Дай-ка я тебе чары невидимости наложу: может, получится так.
У Лили замерло дыхание. Раз от разу, когда Джеймса посылали на опасное задание, она волновалась все сильнее, временами паника подступала, а ведь на войне так нельзя. Угадывая шаги его, невидимого, Лили представила, что жует лимон: так меньше сушило во рту. Остальные полезли по склонам, окружая дом: следовало как-то побиться сквозь колючки, но чтобы те, кто внутри, ничего не заметили. «Много ли их там? Опасны ли они? Что они делают с пленниками? А вдруг и пленников нет, и все зря?» Но Алиса и Доркас, балансируя на краю, уже чертили руны, и над пурпурными листьями словно крошилось стекло, иногда расплавленными каплями прожигая жухлую траву.
- Будьте начеку, - успел шепнуть Грюм, и тут со стороны дома полыхнула вспышка. Лили не знала, как удержалась, чтобы не побежать туда. Но Сириус так терпелив не был: живую изгородь прожгла вспышка огня, и он, несмотря на окрик Грозного Глаза, кинулся вперед, а за ним – Марлин.
- Остальным не рисковать! – бросил Грюм и поспешил следом. Лили прикусила губу, наблюдая за игрой вспышек в воздухе.
Между тем Алиса рассчитала путь, и Лили прожгла в изороди ход тем же способом, что и Сириус. Выставив вперед палочки, они окружали дом. С крыши, из-за трубы врезался в землю зеленый луч, потом красный, затем еще один, и еще… Доркас ловким движением «сняла» того, кто оборонял дом сверху. Тело в темной мантии с глухим стуком, точно куль муки, рухнуло вниз. Чертя перед собой щиты, орденцы подступали. Из-за угла донесся вопль – дикий предсмертный вой – и Лили убедила себя, что это не голос Джеймса.
Грюм, Джеймс и Сириус с Марлин дожидались остальных у входа. У ног Грюма лежали окровавленные трупы – один с разбитой головой, другой с перерезанным в горлом - в которых Лили с трудом, но узнала Розье и Уилкиса.
- Поквитался за все, - Грозный Глаз выглядел пьяным. – С тобой, Блэк, разберемся, если вернемся живыми. Сейчас снимаем темные проклятия с окно, дверей и живо в дом.
- Там нас могут ждать, - предупредила Доркас. – Один пускал в нас заклятиями в крыши, он мертв.
…Внутри, по всей видимости, никого не оказалось – по крайней мере, они больше никого не встретили. Комнаты были довольно чистые, но мрачные, выложенные темным камнем, очень холодные и почти без мебели – лишь в одной стояла у стены жесткая кушетка да колченогий круглый стол, на котором поблескивала пара шпилек-невидимок. Фрэнк и Джеймс проверили чердак: там никого не было. После довольно длительных поисков удалось отыскать крышку, открывающую лаз в подвал. После совместных усилий Доркас и Грюма крышку расколдовали и подняли. Снизу тотчас донес чей-то тихий плач.
… Людей поднимали долго: их было семнадцать человек, и все крайне истощены и измучены. Девочка лет десяти, рыдая, прикрывала грудь: её платье было в клочья изорвано. На телах многих – кровавые раны, ожоги, другие с виду невредимы, но не дают до себя дотронуться. Последствия Круциатуса или какой-то другой пытки – в Мунго разберут… Лили не давали покоя шпильки-невидимки на столе.
- Доркас, ты не разобрала, кого убила? – шепотом спросила она. – Это парень или девушка?
- Кого с крыши сняла? Парень. У меня глаз наметанный.
- А на столе женские шпильки.
Доркас понадобилась пара секунд, чтобы привлечь внимание остальных.

Каким-то чудом они успели вывести заложников до того, как дом раскрошился, точно песчаный замок, и аппарировать с ними, когда за изгородью уже стали возникать силуэты Пожирателей смерти. Дальнейшее Лили помнила смутно: сначала раненых расположили в доме Грюма (кошмарной холостяцкой берлоге), и она вместе с Алисой и Гестией вливала им в рты разные зелья, затем явились врачи из Мунго и забрали наиболее «тяжелых», а к наименее пострадавшим пришли стиратели памяти. Явившемуся Дамблдору Грюм доложил, что, кроме убитых при операции Эвана Розье, Ричарда Уилкиса и еще одного неустановленного лица, в доме, очевидно, находилась особа женского пола, которая и успела вызывать подмогу привести в действие «проклятие крайнего случая», взрывающее дом изнутри.
-Предположительно это могла быть Беатриса Розье, которая, как вы знаете, Хогвартс бросила, еще когда про её братца первый слушок пошел. А вот еще любопытный факт… Эванс, подойди-ка!
Лили подошла, машинально оглянувшись: ни Джеймса, ни Сириуса с Марлин, ни Эммелины поблизости не было.
- Мне тут колдомедики сказали, что к половине этих бедолаг применяли пыточные зелья. Слыхала о таких?
Лили похолодела. Только бы никто - ни Джеймс, ни Сириус, ни Марлин, ни Эммелина – никто из них не вошел сейчас в комнату. Только бы…
- Не хочешь нам ничего рассказать?
- Мисс Эванс, если вы знаете, кто мог изготовить пыточные зелья с тем, чтобы поить ими магглов, расскажите нам, - негромко сказал директор, сковывая её пронзительным взглядом. – Этот человек заслужил суровое наказание. Если он попадет в руки правосудия, его ждет Азкабан… Или Поцелуй дементора, если суд окажется достаточно строг. Но вы не должны его жалеть, он заслужил это.
Перед глазами Лили вновь вставали то имена на надгробии, то пухлый альбом с фотографиями. «От него шарахались, как от чумного», - скрипел старческий голос Батильды.
- Да будет так, - Лили пожала плечами. – Но я не понимаю, что от меня хотят услышать. Простите, я очень устала. Можно прилечь?
Грюм сердито покачал головой, но Дамбдор, мягко улыбаясь в бороду, кивнул, и она поспешно покинула комнату.
…В кухне, не зажигая свет, сидела на низком диванчике Доркас. Она подвинулась, и Лили, сжавшись в комок, уместилась вся, даже лежа. Медоуз мягко прикрыла её пледом.
- Умаялась сегодня?
- да, - Лили вздохнула. – Я очень испугалась за Джеймса. Каждый раз, когда думаю, что его могут убить, мне кажется, что у меня сердце разорвется. Я не хочу его терять. Что угодно но только бы мне не пережить его.
Она давно не решалась признаться в страхе за него никому – даже Марлин, даже Эммелине – но дольше терпеть не могла. Почему-то новая, омерзительная правда о Северусе вызвала прилив отчаянной нежности к Джеймсу. Уже не хотелось ничего разбирать, рассуждать – не хотелось даже осуждать Северуса – просто Лили устала молчать.
- Обещаешь, что не расскажешь никому?
- Не расскажу. Ты ведь не о Джеймсе со мной хотела поговорить, верно?
- Верно, - Лили прикрыла веки. – Знаешь, у меня долг жизни перед Пожирателем смерти.
- Вот как? – Доркас слегка погладила её по волосам. – И как же это вышло?
- Помнишь, зимой была стычка в Косом переулке? Беллатриса чуть не сожгла меня заживо, а он вытащил меня из огня.
- Что-то слабо верится, что Пожиратель может так сделать.
- Поставь заглушающие, - спохватилась Лили. – Поставила? Хорошо. Так вот, этот может. Он любит меня.
Даже по молчанию Медоуз можно было понять, насколько она озадачена.
- В тебя влюбился Пожиратель? Вот так клюква! Постой, а не тот ли самый, что…
-Молчи! – Лили приложила палец к губам. – Я не хочу, чтобы кто-то знал. Это он приготовил пыточные зелья, больше некому. Понимаешь? У меня перед ним долг жизни. Я знаю, что он любит меня. А он готовит пыточные зелья и поит ими магглов. Что мне делать?
- А что ты можешь сделать? – сухой голос Доркас приятно звучал в полной темноте.
- Не знаю. Выдать аврорам я его не могу. Не могу свидетельствовать против него. Что мне остается? Собраться с силами и убить в бою? А как же долг жизни?
- Зачем же убивать? - Доркас поправила ей плед. – Если человек способен кинуться за другим человеком в огонь, значит, не все для него потеряно. Да что там! Я знаю многих милейших леди и джентльменов, которые и подумать о подобном не могут – хотя, конечно, оплачут твою участь подобающим образом.
- Но они же не варят пыточные зелья, - фыркнула Лили. – А бросаться в огонь от них никто не требует.
- Пожалуй, - Медоуз лениво отошла к плите и загремела чайником. Лили из-под ресниц лениво следила за её сухой фигурой. Управившись, Доркас поспешила к нагретому местечку.
- Знаешь, моя настоящая фамилия – Люфтман – она внезапно одной рукой обняла девушку. – Но я об этом узнала только семи лет от роду, а потом мне было велено все забыть.
- Твой отец – немец? – Лили почти засыпала.
- Да. Он служил в войсках Гриндевальда когда-то. Впрочем ,служил – не вполне то слово. Он работал в лагере смерти. Не помню точно, в каком. Когда отца разоблачили, я была мала.
- А твоя мама? – сон мигом слетел. – Она знала?
- Нет, мама ничего не знала. Она была моложе. Отец познакомился с ней, когда после разгрома Гриндевальда бежал в Англию. Он сменил фамилию, женился и преподавал немецкий в начальной школе. Волшебник, он предпочел жизнь маггла, лишь бы выжить. А рассказал, что он волшебник, только мне, когда начались выбросы стихийной магии, и я думала, он специально для меня сочинил сказку. Он был хорошим мужем и прекрасным отцом, мы с братом его обожали. Брату было пятнадцать, когда на отца вышли. После приговора Эрни пытался вскрыть вены.
- А к чему его приговорили? – спросила Лили сдавленно.
- К повешению, - спокойно ответила Доркас. – Его выдали Германии.
В темноте Лили различила, что в уголке узкого глаза блестит слеза.
- Почему ты плачешь?
- Потому что он мой отец, - Доркас шмыгнула носом. – Потому что я его люблю.
- Несмотря ни на что?
- Он мой отец.

Глава 71. Свадьба

Когда они с Джеймсом наконец смогли вернуться в Годрикову Впадину, был белый туманный день. Едва поднявшись наверх, бессильно упали ан кровать. Надо было бы спуститься вниз, вскипятить чайник, перекусить как-то, но сил ни на что не осталось. Рука Джеймса лежала на бедре Лили, на самом изгибе, но прошло, наверное, полчаса, прежде чем они потянулись друг к другу. Двигались медленно, лениво почти. Потом долго спали – открыли глаза лишь в девять вечера.
- Сварганить бы что? – пробормотал Джеймс. – Или в душ сначала?
Лили молчала. После пробуждения ей показалось, будто неуловимо изменилось что-то внутри, но что же, она не могла понять.
- Пожалуй, переоденемся и поедим. Сосиски сварю. А то, кроме крекеров, весь день ничего в желудке не было.
- И то верно.
Стягивая джинсы с водолазкой, переодеваясь в домашнее платье, Лили прислушалась к себе. Никаких признаков боли, воспаления – да и то ощущение было скорей приятным, с болезнью не связанным. Но оно было настоящим, не фантомным.
Однако Джеймс смотрел голодными глазами, собственный желудок поскуливал, манил призрак разваренных сосисок с разогретыми овощами, чая с пончиками – и Лили перестала мучить себя догадками. Они отлично посидели на кухне ,уминая снедь, потом отлично вымылись в душе и сладко заснули, обнимая друг друга.
О том странном ощущении Лили вспомнила две недели спустя, тревожно сверившись с женским календарем. После случившегося прошлой зимой выкидыша она стала осторожнее себя вести. Подождав еще неделю и не дождавшись изменений, поспешила к медсестре из Мунго, жившей через улицу.
Той лишь пришлось произнести несколько заклинаний особого рода.
- Ну что ж, голубушка, поздравляю. Вы беременны. Срок очень маленький, недели три, - и добавила, увидев изумленное лицо Лили. – Можете обратится в Мунго, там мои слова подтвердят.
Лили терла висок, соображая. Она беременна? Значит, скоро станет матерью? Ну что вы, она хотела детей от Джеймса, мечтала заботиться о маленьком существе… Но чтобы именно сейчас, когда идет война, и в Ордене каждый боец на счету?
Нет, об аборте не может идти и речи. Они родит этого ребенка и будет его очень любить. Они с Джеймсом как-нибудь справятся; к конце концов, и в Ордене-то она была не лучшим бойцом. Но… чтобы вот так разом, неожиданно для себя стать матерью? Как это странно!
Лили положила руку на живот. Ей отчаянно захотелось посмотреть на своего ребенка, немедленно поговорить с ним, но она одернула себя. Там, внутри, он похож, наверное, на ежевичную ягодку. А может, уже и на тритончика – что-то она подзабыла этапы развития плода, а ведь отец её и с этим знакомил. Во всяком случае, человечек еще только будет.
Осторожными шагами, боясь задеть что-нибудь животом (пусть он пока совершенно плоский) Лили покинула дом медсестры. Кто-то неведомый ехал в ней, как в карете. Лили рассмеялась, представив пухлое младенческое лицо. «Пусть он будет похож на Джеймса. Пусть будет полной его копией, но только сохранит что-то от меня… Нет, лучше от моего папы».
Дома Джеймс слушал радио. Барти Крауч-старший, несмотря на все интриги чистокровных, по-прежнему удерживал власть, и никто не сомневался, что до отставки нынешнего министра магии остались считанные месяцы.
- А сейчас прослушаем новый хит великолепной Селестины Уорлок «Расколдуйте меня от любви к нему!»
Джеймс фыркнул:
- Когда эта бабуля угомонится?
- Она еще нас с тобой переживет, вот увидишь, - Лили уселась на стул. Помялась. Все-таки объявлять страшно – а хотя чего бояться?
- Джеймс, знаешь, я ходила к мисс Дюк, медсестре…
- Так, и что же? – хлопнул глазами Джеймс. Его лицо стало встревоженным. – Ты не заболела?
- Нет. – Лили выдавила улыбку, хотя сердце рвалось от волнения. – Я… Ты знаешь… В общем, у меня будет ребенок. От тебя.
Более окосевшую физиономию, чем была в тот момент у Джеймса, трудно себе представить. Он открыл рот. Закрыл, клацнув челюстью. Опять открыл. Взъерошил волосы. Опять закрыл рот. Сдернул очки, протер глаза.
- Джеймс, ну так что?
- Что – что?- он бессмысленно посмотрел в стол. – Это… здорово. Нет, Лилс, в самом деле замечательно. Особенно, если будет парень. Но если девочка - тоже хорошо. Красивая, вся в тебя, - он покачался на табурете. – Вот что, нам ведь надо пожениться.
- Зачем? - не поняла Лили.
- Как? Что бы у тебя и ребенка было это… положение в обществе. Чтобы ты была миссис Джеймс Поттер, а он – мой законный сын или дочь. Это обязательно надо, Лилс. Всякое может случиться. Погоди, я сейчас, - Джеймс сорвался с табурета и убежал. Лили по инерции покрутила настройки у радио.
- У нас в гостях Ксенофилиус Лавгуд, ведущий колонки «Наука и жизнь магического мира» в газете «Ежедневный Пророк».Мистер Лавгуд, несмотря на социальную напряженность, магическая наука не стоит на месте. Что наиболее значимого случилось в ней за прошедший месяц?
Невидимый Лавгуд прокашлялся. Лили представила себе долговязого парня в сандалиях из шнурков, с множеством косичек, перевязанных веревочками, и в жилете на голое тело. Наверное, сейчас Ксено выглядит совсем иначе – а может, наоборот, не изменился.
- Главный, на мой взгляд, двигатель прогресса – эксперимент, вещал Лавгуд протяжный полусонным голосом. – И я рад, что встречаю смелых экспериментаторов, не жалеющих себя ради науки. Вот, например, юная Пандора Касл – она только в этом году окончила Хогвартс…
«Знай наших», – порадовалась за нее Лили. Они с Пандорой едва ли два слова сказали за все годы учебы, но после нападения Пожирателей Лили её жалела.
Наконец Джеймс вернулся на кухню – с довольным и лукавым видом. Опустившись на одно колено перед Лили, он открыл маленький бархатный футляр, который держал в руках. На бледно-голубом атласе поблескивало золотое колечко.
- Мисс Эванс, я прошу вас оказать мне честь и стать моей женой, - он поцеловал её руку, - пока смерть не разлучит нас.
- Да, - пролепетала Лили, утрачивая способность мыслить. Джеймс надел кольцо ей на палец.

Свадьбу назначили через месяц: Джеймс очень торопился. Для Лили начались дни, полные предпраздничных хлопот: старших родственников у них почти не осталось, организовывать пришлось бы все самим, а одна перспектива этого выбивала из колеи.
Однако сначала помочь поспешили дядя Джеймса (тетка его несколько повредилась в рассудке), и куда больше - кузина Сириуса, Андромеда – тогда-то Лили и познакомилась с ней. Это оказалась очень красивая шатенка, с королевской, как у всех Блэков, осанкой и дивным беломраморным лицом, на котором странно выделялись чуть лихорадочные черные глаза. При первом знакомстве она показалась несколько высокомерной и чопорной, впрочем, это ощущение развеялось почти сразу: с Лили она заговорила простым и приветливым тоном (правда, некоторые её интонации напоминали Летицию Гэмп, заставляя лили слегка морщиться).
- Я очень рада, что Джеймс решил жениться. Насколько помню, вы нравились покойным дяде Карлусу и тетушке Дорее. Располагайте, мной, как вам будет угодно, мисс Эванс: организация свадьбы – весьма хлопотно.
Зная, что у Андромеды маленькая дочка, Лили стеснялась злоупотреблять её помощью, но кузина Сириуса оказалась незаменима. Кроме того, Марлин - её, разумеется, Лили известила о предстоящей свадьбе первой – удалось подключить к сборам Люси, которая тут же взяла на себя праздничный стол. Алиса, с удовольствием выскользнув из-под надзора свекрови (Фрэнк все никак не мог подыскать им с женой возможность жить отдельно), уселась писать приглашения и поздравления, стихи и тосты, а также подбирать музыку.
Сириус, естественно, был назначен шафером и занимался всем, чем положено, с превеликим удовольствием, громко хвастаясь новыми подвигами – от закупки спиртного до выбора костюма жениху. Андромеда договорилась о самой церемонии, вместе с мужем рассчитала, каким должен быть праздничный шатер, сколько надо стульев, посуды, салфеток… У Лили головы бы е хватило на все это. Андромеда е сводила её и подружек невесты –Марлин, Алису и взявшую в команде отпуск Мери – в магазин, чтобы выбрать подвенечное платье и наряды подружек невесты.
Лили ожидала, что они отправятся к мадам Малкин, но когда у крыльца в косом переулке она остановила Андромеду, полагая, что та по рассеянности не заметила витрину, молодая женщина лишь снисходительно усмехнулась:
- Дорогая, не позорьте вашего будущего мужа. У нас достаточно средств, чтобы приобрести настоящие праздничные платья. Мы идем в «Твилфитт и Таттинг».
Глаза расширились даже у Марлин.
…В магическом бутике, признаться, Лили не очень понравилось: улыбки и старательность продавщиц казались фальшивыми, и она слышала, как еще одна молоденькая клиентка – кажется, смутно знакомая по Хогвартсу шипела ведьме-администратору: «Андромеда Блэк водит по бутикам грязнокровок! Вы подумайте, до чего она докатилась!» Девчонки изрядно стушевались от помпезности обстановки, так что Лили была благодарна Андромеде, державшейся с великолепным самообладанием.
А платья оказались в самом деле хороши. Из серо-голубого атласа, о колена, с длинными рукавами, одинаково ловко сидящие и на крутобедрой и полногрудой Марлин, и на щупленькой Алисе, и на широкоплечей Мери – едва увидев подружек после примерки, Лили поняла, за что этот магазин ценят. И свадебный наряд… Пронзительно, лилейно белый, воздушный, кружевной, с изящным флердоранжем и невесомым газом фаты. Когда Лили, переодевшись, вышла из примерочной, аккуратно приподняв подол пышной юбки, ахнули не только подружки и продавщицы, но и хладнокровная Андромеда, и даже та самая клиентка-слизеринка, которая недавно фыркала, что в бутик пускают грязнокровок.

Дни до праздника пролетели с ошеломляющей быстротой. После девичника Лили отправилась ночевать к Батильде: та сама настояла, убежденная, что ночь перед свадьбой невесте проводить в доме жениха – верх неприличия, пусть даже они и жили до того вместе целый год. Старушка на ночь напоила девушку успокаивающим настоем, рассказывала, как сказки, истории о балах в середине прошлого века, даже сама проводила до отведенной Лили комнатки. Казалось, она вновь переживает время, когда выдавала замуж племянницу, а может, представляет, что ждет свадьбы внучки, которой у нее никогда и не было.
Лили долго лежала без сна, прикрыв веки. Понимала ли она раньше, называя себя невестой, что это значит? Невеста – главное лицо чудного действа свадьбы. Белый цветок, девушка-символ.
Помнится, в десять лет она побывала на свадьбе своих родственников. Обряд венчания поразил загадочной красотой и значительностью простых слов и действий; несколько дней Лили бредила им. Брачную клятву она затвердила наизусть, из куска старого кружева и белой бумаги смастерила венок с фатой. И даже, как Северус ни упирался, уговорила его сыграть в жениха и невесту.
Они пришли на бережок речки в лесу: там вода там нежно журчала, будто играют на арфе. Лили с утра нарядилась в белое платье, а теперь надела венок с фатой, нарвала полевых цветов – то был её свадебный букет. Северус стоял красный, набычившийся: ему, видно, затея была очень не по душе, но тогда он еще ценил её мнение.
Стоя у воды, Лили представляла себе, что над нею– светлые своды церкви, а позади, на скамеечках, собралась вся родня, друзья и знакомые. Но вопросы было задавать некому, и она стала задавать их Северусу сама, а он, закрыв глаза почему-то, откликался: «Да, обещаю». Сам задавать вопросы отказался: мол, не запомнил их.
- Можете поцеловать невесту, - заявила Лили ему, умирая со смеху. Он почему-то чмокнул её ниже плеча, чуть ли не в локоть. Словом, все пошло вовсе не так, как она себе представляла.
А сегодня все будет по-настоящему. И платье, и фата, и букет, и клятвы. Только произносить они с Джеймсом их будут не перед священником, в мире магов нет религии. Ну что ж, это не помешает Лили поклясться перед Богом.
…Утром Батильда разбудила её еще затемно, но уже наряженная в старомодное бархатное платье винного цвета и чепец с кружевами. В гостиной старого домика, у большого зеркала Лили ждали подруги, набросившие кто халатик, кто фартук поверх праздничных платьев; с ними сидела Люси.
- Ну что, наряжать будем? – первой улыбнулась немного взволнованно Марлин, вставая с дивана.
Лили отдала себя им в руки, вдруг подумав о том, что наряжать её должны были бы мама и Туни, а к алтарю вести – отец, а не Люпин (его за серьезный вид взяли на роль посаженного отца для новобрачной). Но мамы с папой не вернуть (только не плачь, не порть подводку, Марлин же так старается!), а Туни отказалась приехать на свадьбу, сославшись на плохое самочувствие и множество дел. «Зато некому будет испортить тебе настроение», - пошутил Джеймс, когда Лили прочитала письмо, приложенное к сухонькой поздравительной открытке. Жаль: Лили-то думала, что отношения с сестрой наконец налаживаются.
Но ведь Джеймс, наверное, прав: надо веселиться и не думать ни о чем. Сколько же сегодня будет гостей: весь Орден, преподаватели Хогвартса, соседи, приятели Мародеров по Хогвартсу - те, кто успел выпуститься, во всяком случае. Как бы она справилась без всех, кто ей помогал?
Церемония должна была начаться в десять часов, и девушки уложились вовремя: когда без пяти минут десять за Лили зашел Люпин, она была уже готова. Серьезный и сконфуженный, в парадной черной мантии похожий на молодого пастора перед первой проповедью, он поклонился всем, раздал букеты подружкам невесты, взял её под локоток и повел прочь. Девушки, Люси и Батильда чинно вышли следом.
Перед Лили вскоре вырос шатер, выставленный вчера Джеймсом с друзьями в поле близ деревни. Ремус ал её локоть чуть сильнее:
- Я уйду к вечеру. Новое задание.
- Удачи тебе, - шепнула Лили, послав ему улыбку из-под фаты.
В шатре она обежала взглядом толпу, всех – от Дамблдора и Грюма, до разрядившейся в лиловый с золотым Джуди Браун – и остановилась на Джеймсе, стоявшем рядом с разряженным в пух и прах Сириусом у небольшой кафедры, за которой возвышался волшебник в министерской форме. Люпин, снова сжав локоть Лили, оставил её перед женихом и отошел.
Лили что-то говорила, но сама не слышала звучавших формул и клятв. Она лишь чувствовала стремительный полет – под облака, выше, быстрее – и задыхалась, как падающая птица. Лишь когда зазвучала музыка – «Кумпарсита», то самое танго, что их свело, спасибо Алисе – Лили словно вновь обрела тело и ощущение земли под ногами. Она ловко пошла с Джеймсом в танце, улучив момент, чтобы губами опять припасть к его губам.

Продавщица винного магазинчика в Паучьем тупике работала лет здесь уже лет десять, покупателей знала в лицо, и все-таки патлатого парнишку, который однажды осенним днем заглянул к ней, вспомнила с трудом. Лишь по сходству поняла: сын пьянчуги Тоби, полтора года назад наложившего на себя руки. Что ж, видно, и малый на ту же тропочку встает.
Мальчишка накупил столько спиртного, что продавщица забеспокоилась, выдержит ли у него сердце с непривычки. Высказываться, в прочем не стала: не её дело. Парень расплатился чин-чином, забрал бутылки и ушел. из кармана его старой куртки торчал газетный листок.

Глава 72. Снова Коукворт

Медовый месяц Поттеры провели дома. Они, конечно, часто выбирались в Косой переулок и сидели в кафе или уходили в луга близ Годриковой Впадины – на пикник, но на большем Лили не настаивала. Помня, что первого ребенка она лишилась по собственной невнимательности, второй раз она была очень осторожна. У врачей в Мунго, конечно, наблюдалась регулярно – и однажды встретилась там с Алисой, тоже пришедшей на прием.
- Ты тоже?.. Что же ты молчала?
Алиса слабо улыбалась. Беременность, кажется, сильнее иссушила её; живот ни у той, ни у другой еще совсем не был заметен.
- Я боялась кому-то говорить… - подруга покраснела. – Срок еще маленький.
-А когда примерно роды?
- Летом. Доктор говорит, конец июля- начало августа, где-то так, -Алиса слегка погладила живот. – Мы с ним болтаем. Мне кажется, он уже все слышит.
- Он? – Лили приподняла брови. – Думаешь, мальчик?
- По-моему, да. Фрэнк очень рад, и его кузены тоже, и миссис Лонгботтом.
Алиса призадумалась; взгляд у нее стал отрешенный, погруженный в себя и светлый. Немудрено – если из-за беременности свекровь стала к ней лучше относиться, Алиса, конечно, должна чувствовать себя увереннее.
- Лили, как ты думаешь, правильно ли мы поступаем, заводя в войну детей? Если с нами что-то случится – что с ними будет?
Лили воззрилась недоуменно.
- Погоди. Ты же рада этому ребенку, разве нет?
- Конечно, рада. Иногда плакать хочется от радости. Не верю, что это со мной.
- Так в чем же дело?
- Война, Лили. Если со мной что-то случится…
- Ну что с тобой может случиться? – все же беременность делает раздражительной. – да, война - и что? Неизвестно, сколько она продлится. Вот проживем так всю жизнь, во всем себе отказывая, а потом окажется, что мы и прожили-то впустую, потому что война все идет, а мы мечты не исполнили и детей не родили.
- Но что будет с нашими детьми, если нас все же не станет? – твердила Алиса упрямо.
Лили закатила глаза.
- Ну что будет… - вдруг самой стало зябко. Вот об этом она не задумывалась ни разу. Что значит – её не станет? Она прекратит существовать, как мама и папа, как Нелли, как погибшие товарищи из Ордена… Её заколотят в ящик и закопают в землю - а что будет потом? Надо верить, что будет рай или ад, но – страшно. Когда она покинет тело, то, конечно, не почувствует уже скуки от вечного лежания под землей или боли, когда её начнут есть черви. Но если она вообще прекратит чувствовать, мыслить, ощущать, помнить? Вот чего бы не хотелось больше всего на свете. Нет, совсем не хочется думать о смерти, пока можешь наслаждаться жизнью.
- Да, что будет? – повторила Алиса. – Кто позаботится о них? Как с ними будут обходиться? А если победит Неназываемый, что сделают с нашими детьми?
- Он не победит! – взбунтовалась Лили. – Как ты можешь даже допускать такую возможность!
- Он близок к победе, - прозрачные глаза Алисы уставились на нее. – И тем не менее, я тоже не верю, что он захватит власть. Нет. И все же мне страшно за наших детей.
- Брось, - Лили обняла её. – Мы просто нервничаем из-за беременности.
…На прием Алису вызывали вслед за ней, и Лили решила дождаться подругу, чтобы вместе добраться до «Дырявого котла». Она прихватила с собой роман издательства «Розовые ведьмы» (да, в магическом мире была дамская беллетристика), но еще не успела его открыть, когда услышала напряженно спорящие голоса. Миг спустя из-за угла выскочила тоненькая девушка в желтом халате медсестры, а за ней – высокая молодая женщина в серебристой мантии и алой шляпе.
Медсестра рвалась прочь, её каштановые волосы расплескались по плечам, но женщина удерживала её за локоть. Девушка, несомненно, была Эмма Фиорелли, а в её спутнице по выбившейся из-под шляпы волны черных волос и по хрипловатому голосу Лили узнала Миранду.
- Нет, ты выслушаешь меня, - Миранда тянула сестру к себе и шипела, как змея. – Этот подонок…
- Не называй его так! Ты сама живешь с подонком, с Пожирателем смерти!
Миранда встряхнула сестру.
- Замолчи, идиотка. Мне неважно, кто кого соблазнял, но ты несовершеннолетняя, а твой грязнокровый докторишка вступил с тобой в связь. По закону он преступник, и он будет наказан.
- Только попробуй, - Эмма наконец вырвалась. – Если его тронут хоть пальцем, я убью тебя и твоего Пожирателя, клянусь.
- Глупая девочка, - Миранда усмехнулась. – Септимус может стереть тебя в порошок.
- Но ты-то в порошок не сотрешь, - Эмма направила палочку на сестру. – Тебе было бы все равно, во сколько лет я познала мужчину и забеременела, но я выбрала не того, правильно? Твоему Септимусу не нравится, что я живу с магглорожденным, да? Он считает это позором? Странно, как он еще не заставил тебя отказаться от нашей матери.
- Дети за родителей не отвечают, - Миранда успокаивающе протянула руку. – А твой доктор в самом деле преступник. И да – путаться с грязнокровками сейчас – верх неблагоразумия. Тем более – рожать от них детей.
- А я все-таки спуталась и ребенка рожу, - Эмма не опускала палочку. – Он женится на мне, и если он потом окажется в Азкабане – пеняй на себя. Ты ведь тоже убила бы за того, кого любишь.
Миранда отступила от сестры, бросила долгий взгляд, развернулась и ушла. Лили хмыкнула про себя: итальянские страсти. Значит, Эмме все же добилась своего: она беременна от доктора Суоллоу, и он женится на ней – а Септимусу Берку, любовнику Миранды, это не нравится. все же зря Алиса боится смерти: жить слишком интересно, чтобы можно было вот просто так взять и умереть.

И все же напоминание Алисы пришлось кстати: Лили вспомнила, что давно не была у родителей на могиле. И вообще – давно не видела Коукворт, не бродила по его чинным улицам, не бывала на детской площадке и не заглядывала в лес. Сейчас, наверное, Коукворт такой, каким она отвыкла его видеть еще за годы учебы – укрытый первым снегом, но еще не привыкший к нему, не отошедший от осени. Лохмотья последних листьев еще свисают с ветвей, и причудливо замерзла грязь.
Джеймс хотел проводить, но Лили отказалась: в эту поездку ей хотелось отправиться одной. Почему-то впервые после гибели родителей мысли о Коукворте не были горьки., и не требовался тот, кто удерживал бы от внезапного отчаяния. Со спокойной душой Лили через камин попала в «Дырявый котел», потом пришла на вокзал и купила билет на ту самую электричку, которая всегда мчала её домой после окончания триместра в Хогвартсе. Как давно она не наблюдала за мельканием пригородов и лесной поросли в снежных клочьях… Спасибо её неведомому ребенку, что он вернул ей детство.
От только в Коукворте никто теперь не ждал её с пирогом и какао, поэтому идти к старому дому Эвансов не было сил. Изрядно продрогнув в дороге, Лили поняла, что и до леса не дойдет, пожалуй: надо себя поберечь. Она ведь приехала именно навестить кладбище.
На улицах Коукворта знакомые ей не встретились: то ли разъехались, то ли она, пропадая каждый раз на десять месяцев, позабыла всех. В небольшом кафе на центральной площади Лили перекусила сосисками и выпила чаю с молоком (ужасно хотелось кофе, но во время беременности она остерегалась). Кажется, где-то тут крепыш Брэндон катал её на велосипеде, а за деревом стоял Северус и следил злыми глазами: они с Лили тогда были в ссоре. Интересно, живет ли он до сих пор в Коукворте или съехал куда-нибудь? У него с этим городом, кажется, ничего хорошего не связано. Взять бы, да прибежать в Паучий Тупик, постучаться в его дверь – Лили почему-то не сомневалась, что дом Снейпов отыщет без труда – и так запросто ворваться в гости… Член Ордена - в гостях у Пожирателя смерти! Абсурд. Нет, мужняя жена не должна приходить в гости к врагу мужа.
… С каждым шагом Лили словно бы вырастала из улиц Коукворта, оставляя их позади, как обветшавшую одежду – и оттого было горько: детство не вернуть. Самым весомым подтверждением послужила общая фотография на родительском памятнике. Джордж и Роза Эванс, молодые, счастливые, уверенные в праве на долгую и благополучную жизнь, широко улыбались дочери и были до крика недоступны. Как часто Лили, в бою или оказывая помощь, чувствовала, как родители стоят возле нее, но именно сейчас рядом было мучительно пусто. Никого. Напрасно первый снег обещает сказку: он всегда лжет. Волшебство в жизни есть, но настоящей сказки оно не означает.
Смахнув слезы, Лили принялась убираться. Снег живо оказался сметен, памятник и скамеечка протерты до блеска, порыжелые венки и жухлые цветы исчезли, их заменили свежие. Окончив работу, Лили долго еще просидела на могиле, рассказывая родителям, что вышла за Джеймса замуж, что скоро Джордж и Роза стали бы дедушкой и бабушкой. Наконец, поняв, что промерзла до костей, поднялась и побрела, изредка оглядываясь на памятник. Уже когда он скрылся из виду, она все же попыталась его увидеть – и сама не заметил, как натолкнулась на другого гостя кладбища. Прежде, чем поднять глаза, Лили уже знала, кого увидит.
- Здравствуй, Северус, - пробормотала она. – Извини, я что-то зазевалась.
Она ожидала, что он отпрянет и уйдет, но он лишь кивнул с той нервностью, которая отличала любое его движение.
- Здравствуй, Лили.
- Я у родителей была. Они погибли, ты знаешь?
- Знаю. Читал некролог.
«А сам он, наверное, был у матери». Глупо ожидать, чтобы Северус захотел почтить память отца.
- Ты тоже уже уходишь?
- Да, - Северус направился к выходу, и Лили поспешила за ним. Он, видимо, нарочно сбавил шаг, чтобы она не отставала.
Ну что ж, если их так свел случай, то пора объясниться.
- Северус, остановись на секундочку.
Он встал, черные глаза непроницаемо на нее посмотрели.
- Я знаю, что ты спас мне жизнь, - он слабо отстранился, но Лили продолжила. – Спасибо тебе, и… Я понимаю, что такое долг жизни.
- У тебя нет никакого долга передо мной, - пробурчал Северус и снова продолжил путь, так что пришлось догонять. – Даже и не говори. Долга нет. Точка.
- Ну хорошо, долга нет. Но могу ли я что-нибудь сделать для тебя?
- Спасибо, Лили, мне ничего не нужно, - кажется, он немного ускорил шаг. Лили вцепилась ему в руку, заставляя снова остановиться.
- Послушай, я никогда не хотела, чтобы ты становился моим врагом. Мне жаль, что жизнь так распорядилась. Если бы ты когда-нибудь стал крестным моих детей, я была бы рада, - эот только что пришло ей в голову.
Он опустил руку, запястье которой она обхватила так плотно. Посмотрел из-под нависших волос.
- Вы с Поттером найдете кого-нибудь получше. Не верю, чтобы у господина Сохатого не осталось друзей.
- А у меня был один друг, - губы задрожали, Лили чувствовала себя простуженной. – Это ты. Прости, если я мало сделала для того, чтобы ты это понял.
Наверное, ей просто показалось, что под кое-как намотанным шарфом у него дернулся кадык.
- Мне тоже жаль, Лили, если я…. – Он машинально вжал голову в плечи. – Словом… Что было, то прошло. Чего ворошить. Я тебя обидел – я это помню.
- Ну и зря! – воскликнула Лили. – Ну и забудь, слышишь? Прошу тебя, забудь. Если тебя держит у Пожирателей только это…
- Ах вот ты о чем, - он по-детски приоткрыл рот и тихо рассмеялся. – Нет, Лили, держит меня многое, и я вряд ли уйду.
- Но почему? Тебе нравится смотреть, как убивают и мучают? Я не верю, чтобы ты и сам… Или тебе нравится готовить пыточные зелья?
Он не ответил. Смотрел в снег, толкал ногой припорошенную кочку.
-Лили, уезжай из страны. Брось все и немедленно уезжай. Искать тебя не будут, но здесь скоро тебе не будет спасения.
- Северус, я замужем, - Лили, отпустив наконец его руку, машинально коснулась кольца.
- Ну так уезжай с Поттером! – на острых скулах выступили пятна. – Бегите. Хватит играть в героев.
- Мы не играем в героев. Мы сражаемся за добро и справедливость.
Севрус театрально взмахнул руками.
- Ха! Что вы в этом понимаете, в конце концов?
- А что ты понимаешь? Ты даже в зле не понимаешь ничего, если вытащил меня из огня и продолжаешь считать себя Пожирателем смерти.
- Хорошо, - вдруг смягчился Северус. - Хорошо. Не надо никому ничего понимать. Просто уезжай, с Поттером или без, как хочешь – но спасайся.
- Нет. Я делаю, что считаю должным.
Он слабо махнул рукой и как-то вразвалочку пошел к воротам, которые были уже совсем близко. Лили снова догнала.
- А почему не хочешь уехать ты? Тебе в самом деле нравится? Или ты боишься? – он не отвечал. – Северус?
Он шел, не останавливаясь, и Лили, снова схватив его за руку, вдруг обняла его и поцеловала. Выскользнув от нее, он перешел на бег и быстро скрылся за белыми деревьями.

Глава 73. Двадцать лет

Лили покрутила заколку в руках. Сегодня захотелось побаловать себя хоть самой мелкой обновкой – и кажется, она придумала, как. Взмах палочкой - и грубая поделка, подарок Северуса, превратилась в изящную длинную шпильку, украшенную стеклянной черной розой. Довольная, Лили закрепила шпилькой волосы.
Было рано, даже еще не рассвело, Джеймс крепко спал, а Лили что-то плохо стала спать по утрам: беременные чудят по-разному. Она положила руку на живот, едва заметно оркуглившийся.
- У мамочки сегодня день рождения, олененочек. Мамочке сегодня двадцать лет.
Как-то на прогулке Джеймс, желая сделать Лили сюрприз, предстал перед ней в анимагической форме. Прекрасное и трогательное зрелище: грациозный олень с великолепными рогами возник перед Лили посреди зимнего леса, подошел и ласково ткнулся влажной мордой ей в ладонь. И они шли дальше, долго шли по белоснежным переплетением ветвей – копыта мягко ступали по запорошенной дорожке. С тех пор ребенка своего она не называла иначе, как олененком, а в Джеймсе в её глазах появилась особая грация, будто каждый раз, ступая, он невесомо шел по снегу.
А сегодня был у Лили был день рождения. Она сомневалась, что будут отмечать: в прошлый раз они с Джеймсом просто посидели в местном пабе. Она толком не отошла от смерти родителей и переделки в Косом переулке, праздник устраивать не хотелось. Сейчас же душа жаждала праздника, словно не насытилась им на Рождество, хотя Лили уговаривала себя, что отмечать двадцать лет совсем не обязательно.
Её как-то торопились поздравить: уже прислали открытки Алиса и Мери, от петунии по маггловской почте пришла кошмарнейшая ваза, Слизнорт прислал пластинку с несколькими ариями, сборник стихов Эдгара По принесла сова от Люпина. Относительно Марлин Лили не сомневалась: подруга поздравит обязательно – а вот Джеймсу, пожалуй, придется напоминать. Пока завтрак ему готов, дома сидеть скучно – может, прогуляться по утренней деревне? Но в гостиной полыхнул камин, пришлось спуститься и ответить.
Оказалось, на связь вышла Марлин.
- Привет, ты не занята? Слушай, мне надо срочно с тобой встретиться в Косом переулке. Переправься через камин в «Дырявый Котел».
Лили так привыкла слышать тревожные вести, что беззаботное лицо встретившей её подруги озадачило.
- Ничего не случилось? Зачем же…
- Просто так, - хмыкнула Марлин. – Почему что-то обязательно должно случиться? Лили, нам с тобой по двадцать лет – неужели мы не можем просто выбраться в свободный день в Лондон и прогуляться?
Лили смущенно покраснела, огляделась вокруг. Лысый бармен в фартуке наливал сливочного пива кудрявой ведьмочке с черными беличьими глазками, рядом расслаблялись после ночной смены два аврора. Тощий петушащийся мальчонка фальцетом спрашивал, сколько стоит бутылка огневиски. Точно, жизнь продолжалась, и не сказать, что страна тонет в войне. А Марлин как принарядилась: под мантией – белое платье и алое болеро, алая шляпка с вуалеткой, помалу в тон.
- Какая ты сегодня…
- Соответствую мероприятию. Идем на выставку художника-абстракциониста. Да, Лили, у магов они тоже бывают.

Примерно в это время старик трактирщик в «Кабаньей голове»удосужился наконец протереть стойку, ставшую уже липкой от грязи. Не сказать, чтобы чистая публика у них останавливается, а все же неловко. Брат сегодня придет, осмеет еще, острослов старый.
Хоть трактирщики дал себе слово не вмешиваться в дела постояльцев, однако грош была бы ему цена, если бы он за ними не наблюдал тайком – особенно в такое время. Что сказать? Публики в ранний час мало, и вся знакомая. В углу местный растлитель шепчется с сутенером. Содержатель абортария в Лютном сидит у окна и спешно набивает рот картошкой: к нему, верно, кто-то должен прийти. Шпик из Министерства дремлет в углу, загримированный бродягой. Э, а вон и цыганка спустилась.
Это так трактирщик про себя новую постоялицу прозвал. Лицом-то она, конечно, на цыганку не похожа, но наряжается, словно подражает: шаль пестрая, браслеты, серьги тяжелые. И при этом – очки круглые, выпуклые, как у учительницы в каком-нибудь маггловском фильме. Глядеть и смех и грех, а ведь молодая, и если б не все эти тряпки, не сказать, что дурна.
Так, еще один клиент образовался - не постоялец, скорей, просто выпить зашел… Э, нет. Сделал знак содержателю абортария. Тот доедает и уходит наверх, а новый все еще сидит. Кажется, он тут не первый раз. Ну точно, осенью еще приходил, и к тому же содержателю. После ухода вонь в номере стояла невыносимая. Верно, зелья ему прямо на месте варил.
Новый, посидев и подождав, тоже шмыгает наверх. Трактирщик с омерзением разглядывает сутулую спину и острые, даже из-под зимней мантии торчащие лопатки. «Еще мальчишка, а вон чем зарабатывает. Вожжой бы таких учить. Совсем ведь им плевать, на чем деньги-то делать». Вожжа у трактирщика имелась – Хагрид однажды заложил. Выкупать не стал, а на бойком месте все сгодится: хоть бы тех же разбуянившихся клиентов прогонять. В обход трактирщик отправлялся только с ней: действует не хуже Ступефая, если вдарить как следует.

На выставке Лили и Марлин пробыли почти до полудня: все не могли насмеяться на странный движущиеся фигуры, на кособоких кошек и змееобразных гиппогрифов, завывавших с полотен. На взгляд Лили, художник оказался скорее примитивистом, но, в принципе, это не так уж было важно. После они с Марлин снова выпили кофе и перекусили: желудок Лили, с тура некормленый, жалобно хныкал, и она опасалась, что ребенок внутри тоже обидится. За ленчем удалось уговорить подругу отправиться с ней в Годрикову Впадину: Лили хотела посоветоваться насчет выбора детской. Планировалось отвести под нее одну из гостевых комнат – ту самую, где Лили останавливалась, приезжая на Рождество на седьмом курсе; комната подходила прекрасно, но все же чем-то будущей матери не нравилась. От Марлин требовалось развеять или подтвердить сомнения.
Но получилось иначе. Выйдя из камина, Лили вздрогнула от грохота аплодисментов. Перед ней полукольцом стояла почти вся молодежь из Ордена, и здесь же были Мери, постройневшая и непривычно элегантная, хоть и в спортивном стиле, Джуди Браун, распустившая волосы по плечам – и все они, хлопая в ладоши, скандировали:
- С днем рождения! С днем рождения!
Потом хором запели традиционную поздравительную песню. От прочих отделились Джеймс с букетом белых роз, Сириус и Питер с бокалами шампанского. Муж, подойдя к Лили, нежно поцеловал её и вручил цветы, между тем как его друзья наперебой выкрикивали:
- За нашу умницу! За нашу красавицу! За самую приветливую! За самую радушную! За самую рыжую! За самые зеленые глаза!
Последнее выкрикнул Питер, и Лили умиленно расцеловала его в бледные пухлые щеки.
- Э, а я чем хуже? – возмутился Сириус.
- К тебе я приревную, - пояснил Джеймс.
Лили рассматривала гостиную, за полдня преобразившуюся: цветы и хвойные ветви по стенам, на потолке играли цветные блики, по углам сыпалось конфетти. Подруги, Джеймс и его друзья перебрасывались лукавыми взглядами. «Сколько же они готовились?» - только удивлялась Лили, пока муж усаживал её за пышно сервированный стол.

Смеркалось, задувал резкий ветер, обещая к ночи перерасти в бурю. Аберфорт отправился в обход. В таком заведении, чтобы не попасть в беду и не пропустить лишнего, нужно все держать под контролем. Тем более, у Альбуса сегодня с той странной постоялицей, косящей не то под учительницу, не то под цыганку, какое-то дело. Он говорил, неважное – ну да Альбуса больше надо слушать и больше ему верить. Хмыкая время от времени, Аберфот, держа вожжу наготове, ступая гораздо легче, чем можно бы ожидать от человека его роста и комплекции, крался по коридоры, останавливаясь у каждой двери и прислушиваясь.
Все тихо, даже у развратника не слышно привычных омерзительных звуков. Вот скоро покажется и дверь постоялицы-чудачки… А кто это застыл рядышком?
Прежде, чем незадачливый шпион успел обернуться, Аберфорт сгреб его за шиворот и крепко встряхнул. Тот дернулся, пытаясь вырваться, и старик узнал в нем мальчишку, приходившего варить зелья к содержателю абортария. Отвращение накатило.
- Подслушиваем, да? Подглядываем, шпионим? – с каждым вопросом он так встряхивал мальчишку, что у того клацала челюсть.
- Вы все не так поняли, - забормотал тот, пытаясь отцепить старые клешни от своей одежды. – Я всего лишь ошибся…
- Сейчас ты не мне скажешь, как ты ошибся! – Аберфорт распахнул дверь и втолкнул изрядно сконфуженного парня вперед.
Единственная в комнате свечка горела в полсилы. Девица, опустившаяся на стул, выглядела столь изможденной, что Аберфорт заволновался: не послать ли за доктором? Хотя Альбус здесь, позовет, если что. Сам же Альбус, едва взглянув на непрошеного гостя, спокойно проговорил:
- Здравствуйте, мистер Снейп.
Парень вскинул голову и сжал губы, впрочем, секунду спустя поздоровался тоже. Похоже, он скорее стыдился, что Аберфорт продолжал держать его за шиворот, как котенка, чем занятия, за которым его застукали.
- Знаешь его, Альбус? Твой ученик, что ли? Вот полюбуйся, до чего докатился!
Альбус бросил на мальчишку фирменный свой взгляд упрекающего мудреца.
- Я полагаю, мистер Снейп как-нибудь объяснится?
- Я ошибся лестницей, - пробормотал парень. – Я ошибся, вот и все.
- Еще и врешь! Ошибся, как же!
- Это вполне возможно, - кивнул Альбус. – Аберфорт, я попросил бы тебя показать мистеру Снейпу правильный выход.
- Сейчас покажу, - пообещал Аберфорт добродушно и выволок мальчишку прочь.
Тот не упирался, понимая, видимо, что так будет выглядеть еще жальче. Старик стащил его вниз по лестнице, проволок на глазах у посетителей через зал, распахнул дверь и выпихнул, поддав коленом. Тот не удержал равновесия, выкинул вперед ладони, и Аберфорт, сплюнув, вытянул-таки его вожжой - так, для острастки. Пернь тихо охнул, поднялся, отряхивая руки, и обернулся.
- Еще раз здесь появишься – не того огребешь! – предупредил Аберфорт и захлопнул дверь.

Когда стемнело, гости и хозяева зажгли камин и свечи по углам, и стало до слез уютно. Устроились, кто годе хочет: Пруэтты в углу, под конфетти, Алиса на руке кресла, куда уселся Фрэнк, Гестия и Эммелина поближе к огню… Мери с бокалом шампанского (кажется, она одна продолжала пить, но не пьянела) отступила к окну. Сириус, на плече которого задремала Марлин, ласкал гитарные струны.
Лили стояла посреди комнаты, сглатывая счастливые слезы. Она и не подозревала, помыслить не могла, на что ради нее готовы друзья и как они привязаны к ней. Как они старались много дней, чтобы сегодня доставить ей радость. А Джеймс? Ведь это организовал именно он…
Муж подошел сзади, тронул за плечо.
- Хочешь потанцевать? Сириус сыграет нам медленную.
Лил немного поколебалась. Но медленный танец ведь ребенку не повредит? Она так соскучилась по чувству, когда рука лежит в уверенной ладони Джеймса, когда он, бережно придерживая за талию, мягко ведет среди звуков.
- Потанцевать? Можно, пожалуй.
Пальцы Сириуса перешли на плавный перебор, наигрывая какой-то вальс – впрочем, до неузнаваемости перевирая мелодию. Джеймс и Лили медленно закружились по комнате. Фрэнк, улыбаясь, тоже встал и протянул руку жене, а братья Пруэтты живо оказались рядом с Эммелиной и Гестией. Питеру, и тому повезло: с ним от нечего делать пошла Джуди Браун. Лишь Мери в одиночестве осталась у окна.
Музыка становилась быстрее. Делая оборот за оборотом, Лили не заметила, как заколка выскользнула из волос. Стеклянная роза от удара разлетелась на мелкие осколки.
- Какая досада! – Алиса ахнула; они с Фрэнком тотчас остановились. – Давайте сделаем свет посильнее, соберем и…
- Не стоит, - хмуро ответил Фрэнк. – Слишком мелкие осколки, всех не найдем. Убрать хоть, что есть, чтобы не напоролся никто, - и он послал осколкам Тергео.

Вековой лес, окружавший наследственный замок Летсренджей, гнулся под штормовым ветром. Молодая осинка билась в самое окно, хлеща ветвями по стеклу.
Темный Лорд гостил в семье одного из самых преданных своих слуг и там принял молодого Пожирателя смерти. Тот хоть и вычистил, и обсушил перед аудиенцией одежду, все равно выглядел приблудным щенком в мрачной комнате с низкими потолками и дорогими гобеленами.
- Итак, Северус, что же сказала эта шарлатанка?
- Она сказала, милорд, - юноша согнулся в поклоне, - тот, кто будет способен победить вас, родиться на исходе седьмого месяца у людей, трижды бросавших вам вызов.
Осина обрушилась на стекло так, словно вот-вот выбила бы его; её ветви раскачивались, будто под тяжестью тела повешенного. Юноша, обернувшись к окну, невольно поежился.
- Значит, у тех, кто трижды бросал мне вызов? Что ж, мы найдем этих безумцев… Ты принес важные сведения, Северус. Это не останется без награды.

Глава 74. Гриффиндорка

Зима отошла, унеся холода и сугробы. Из-за сырости и сквозняков самочувтсвие Лили ухудшилось, и она лежала по полдня, нехотя выходя из дому в магазин. Впрочем, и это ей приходилось делать нечасто: Джеймс, с каждым днем сильнее за нее волновавшийся, в непогоду отправлялся за покупками сам, ей лишь надо было составить список. Когда до его дня рождения оставалась неделя, Лили, взглянув на календарь, с ужасом обнаружила, что не покидала Годрикову Впадину около двух месяцев.
В панике она связалась через камин с Марлин и Алисой, и те пришли на выручку, немедленно, явившись к ней. Мужа не было дома, так что обсуждению планов никто не помешал. И глядя, как Алиса аккуратно записывает в тетрадку, где хранила рецепты и еще всякие чепуховые заметки на случай, список гостей и желательные блюда, а Марлин, забравшись с ногами на табурет, рассуждает, какие фокусы могут удивить бывалого фокусника Джеймса, Лили вдруг ощутила, что зря жалеет о сестре. Не получилось стать родными с Петунией – что ж, пусть. Они отдалились, и вряд ли их потянет даже в гости друг к другу без повода. Зато у нее такие подруги, какие, наверное, мало кому встречаются.
День рождения Джеймса отпраздновали тоже с размахом, так, что у ближайших друзей, заночевавших у Поттеров в доме, весь следующий день потом трещали головы, а на залежи конфетти под мебелью Лили потом натыкалась две недели. Мери на сей раз не смогла вырваться, зато приехал Люпин, похудевший и с седой прядкой в волосах, выглядевший на все двадцать пять, а то и тридцать. Лили долго вспоминала, каким печальным и мягким взглядом Ремус окинул её фигуру с округлившимся животом и с неизменной пасторской улыбкой пожал руку Джеймсу, поздравляя его с днем рождения и со скорым прибавлением в семействе. Тогда-то Лили впервые почувствовала, как ребенок шевельнулся.
Ощущение было удивительным: впервые она получила совершенно точное подтверждение, что там, в глубине её тела, таилась и развивалась другая жизнь. Лили невольно прижала руку к животу, чтобы уловить и продлить ощутившееся колебание, и в ту же минуту рядом с ней оказались разом муж, Люпин, Сириус и Марлин с Алисой.
- Лилс, тебе плохо?
- Лили, тебе надо лечь.
- Может, лекарство? Может, врача?
- Давай до спальни дойти поможем. Может, ну его вообще, этот праздник?
- Да тише вы! – прикрикнула Марлин на остальных. – Лили, что случилось?
Лицо почему-то залила краска, и признаваться было очень стыдно, но следовало же всех успокоить. Потупившись,. Лили пробормотала:
- У меня… У меня ребенок зашевелился.
Алиса ахнула, прижав ладони ко рту. Марлин бросилась заулыбавшемуся Сириусу на шею. Ремус подрагивал губами. Джеймс, подняв Лили на руки, пронес её в спальню и уложил на кровать. Укладывая, коснулся её губ своими.
Ночью, когда дом угомонился, они долго шептались, выбирая ребенку имя. Карлус или Сириус казались обоим чересчур вычурными, называть Джорджем, в честь отца, Лили боялась: отец её все же умер, можно сказать, насильственной смертью. В итоге остановились на имени Гарри: так звали дедушку Лили, того самого коммуниста, после которого в доме Эвансов остались сочинения Карла Маркса. С женскими именами оказалось сложнее, они так ничего и не выбрали, но Лили не расстроилась. Шестым чувством она угадывала, что будет мальчик.

Мери объявилась в середине апреля: в команде ей наконец-то дали отпуск. К тому времени Алиса успела попасть в больницу с подозрением на краснуху, так что за столиком в Косом переулке собрались только сама Макдональд, Лили и Марлин. Мери довольно сдержанно, но с очевидным наслаждением рассказывала, как последние соревнования у них проходили в Бразилии, они попали на карнавал и вдоволь наплясались, а еще она плавала на лодке по Амазонке, всем на удивление. Девушки увлеченно передавали друг другу колдографии то всей команды в карнавальных перьях, то Мери, стоящей посреди джунглей с веслом, то капитана с обезьянкой на плече.
Мери изменилась практически до неузнаваемости. Исчезли развязные манеры и характерный говор, движения из размашистых стали пружинисто-мягкими. Она больше не говорила на всю комнату и не навязывала собственное суждение. Грубая рыбачка превращалась в энергичную современную девушку.
- Нас капитан заставляет читать серьезные книги, - призналась она Лили – Мне понравилось «Старик и море».
За Лили и Алису она порадовалась. Спросила про всех парней, но Люпина не упомянула: слишком, видно, глубока была обида на него. Девушки поняли и Ремуса не упоминали.
– А еще два наших идиота, Блэи и Поттер, днажды удирали от Пожирателей и перевернули полицейскую машину! - веселилась Марлин, упорно уводя разговор от опасных или неприятных тем. Скоро девушки поняли, что за несколько часов, пожалуй, им не наговориться, и всей компанией отправились через камин в «Дырявом котле» в усадьбу Маккиннонов.
…Лили не видела этого дома около семи лет. Он, конечно, немного обветшал и как-то осел, а может, Лили подросла и ей уже не казалось все вокруг таким огромным, как раньше. Ограда разрушилась, сад выбился на волю и окружал дом кольцом молодой поросли, перевитой плющом. На скамеечке у входа сидела Люси с букетиком первоцветов.
- Джилли нарвала, - пояснила она (сестренка Марлин, второкурсница, приехала на пасхальные каникулы).
- Красивые, - Марлин, присев на корточки, понюхала яркий букет. – А где сама Джилл?
- У пруда. Учит Дункана играть в плюй-камни. Лили, как ваше самочувствие? А вы, надо полагать, Мери? Вы сильно изменились. Очень похорошели.
В эту минуту из-за деревьев показались Дункан и Джилли.
Сестренка Марлин была высокой и тоненькой, как и подруга в том же возрасте, и с такими же переливчатыми глазами, нос волосами светлыми, короткими и сильно вьющимися. Вот Дункан Маккиннон изменился очень мало, в нем до странности все осталось по-прежнему, от узких рук до пробора в темных волосах и печального взгляда. Он даже не возмужал- напротив, в его облике сильнее выступил болезненный надлом, истончая черты.
«Неужели он до сих пор горюет по Беренис?» В памяти всплыла давняя история с сестрой Эммелины, от которой теперь остался только ребенок – несчастный Том… Интересно, Дункан задумывается, каково живется сыну его любимой? Или он считает, что Том заслужил любые страдания уже тем, что существует?
Они с подругами долго, до самых голубых апрельских сумерек, бродили по чащобам сада, по мшистым тропинкам, среди желтых прошлогодних папоротников и огоньков первоцветов, под скрещенными ветвями буков, на которых чудом сохранились последние прошлогодние листы, но уже набухали свежие почки. Собирая первоцветы, Лили вспоминала давний праздник в доме Маккиннонов, ночь в холодной каменной спаленке Марлин, напряженные мускулы на тонких руках Дункана, катавшего девочек на лодке, и взгляды, которые бросала на него Эммелина - как теперь ясно, полные вины и стыда за сестру. Тогда Лили впервые танцевала с Джеймсом…. И тогда же, не осознавая этого, в первый раз познакомилась с членами Ордена Феникса. Теперь они в могиле – и Карлус Поттер с женой, и мистер Вэнс – а их место заняли дети, прыгавшие тогда в джиге.
...Столовая тоже изменилась мало, разве что чучела на стене немного обветшали. В высоком кресле на почетном месте сидел поседевший Гордон Маккиннон с сыном по правую и женой по левую руку от него. Он встретил гостий, как и семь лет назад, сухим кивком.
- Слушала про Магдалу Уилкис? – бросил он дочери, пока та усаживалась за стол. Марлин, покачав головой, удивленно подняла брови. Лили смутно припоминала: кажется, сестра убитого Пожирателя Уилкиса и невеста убитого же Пожирателя Розье. Влюбилась в полукровку и, чтобы обезопасить его, «сдала» аврорам жениха и брата. Что еще с ней случилось?
- Её сегодня нашли повешенной, - Гордон Маккиннон, не стесняясь жены, дочерей и гостий, закурил прямо за столом. Дункан покраснел и покосился на Джилли, потом на Люси, явно задыхавшуюся в дыму. – Перед этим её изнасиловали и пытали. Да, её любовник висел на одном с ней дереве.
- Гордон, - лицо Люси исказилось, - не при девочках же…
Тот только хохотнул.
- Наши девочки в боях уже побывали! Или ты про Джилл? Скажи-ка, Джилл, тебе дурно? Маменька вот боится, что ты в обморок упадет.
Джилли слегка побледнела, но спокойно посмотрела в глаза отцу и ровным голосом ответила:
- Мне не дурно, папа. Это сделали Пожиратели смерти?
- Кто же еще, - Гордон знаком велел жене положить ему курицы с рисом. – Вон сколько тянули, уж и Розье, и Уилкиса на свете нет… Думаю, Раббастан Лестрейндж постарался. Они же друзьями были.
- А может, сестренка Розье, - предположила Марлин. – Слишком она привязана к брату. Кстати, они с Раббастаном случайно не в связи?
По тонкому печальному лицу Дункана плясали отсветы горевших по углам факелов.

Лишь той ночью Лили оценила, насколько может быть холодно в каменных комнатах усадьбы. Никакие согревающие заклинания не помогали: всю ночь она не спала, зуб на зуб не попадал. Лишь к рассвету забылась на кое-как прогревшейся постели.
Но проспать удалось меньше двух часов. Из дремоты выдернули сильные руки: Мери изо всех сил её трясла.
- Что случилось? – протирая глаза, Лили нашаривала платье.
- Какая-то беда. Не знаю толком, Марлин меня разбудила и сама тут же убежала. И велела не высовываться, только тебя разбудить.
Сон слетел мгновенно. Лили прислушалась. Толстые стены замка не пропускали шум, но сидеть в неизвестности она не могла. Спешно одевшись, Лили подкралась к двери и, несмотря на протесты Мери, очень осторожно выглянула. По стенам мелькали отсветы вспышек.
- Напали, - прошептала Лили и закрыла дверь. – На нас напали, - объяснила она Меир. – Думаю, что Пожиратели, больше некому вроде.
Мери, поудобнее перехватив палочку, тоже прислонилась к двери. Наверное, в бою она продержится довольно долго, но все равно – они вдвоем, если что, только с двумя Пожирателями и могут сладить, и то не со всякими – кто-то уровня Беллатрисы или Долохова уложит обеих на месте. Но что же делать? Послать Патронус в Орден? Но Лили не знает, сколько нападающих и каков их уровень. Да и Патронус могут перехватить. А через пять минут, может, кому-то из Пожирателей вздумается заглянуть в комнату Марлин… Жива ли еще Марлин?
Через пять минут в комнату действительно постучали, и голос подруги попросил впустить. Марлин вбежала растрепанная, полуодетая, с разбитым ртом.
- Отец погиб, - спешно зашептала она. – Эльфы тоже убиты. Дункан обещал увести Люси и Джилли. Я за вами.
- Их много? – пролепетала Лили, машинально поглаживая живот.
- Порядочно, - Марлин отерла кровь с губ. – Надо попробовать перебраться на второй этаж, там есть камины. Так, Лили, ты – в серединку. Мери, прикрываешь тыл. Я пойду вперед.
Так, плечом к плечу, они и вышли из спальни. До лестницы удалось добраться благополучно, но едва он ступили на первую ступеньку, как из-за угла в них полетел фиолетовый луч. Дружное Протего – и луч срикошетил, обрушив арочный проход левого коридора. Девчонки бросили по лестнице вверх и заскочили в первую попавшуюся комнату – где, как назло, камина не было.
- Только бы они не прошли на второй этаж, - пока Мери колдовала над дверью, Марлин заметалась по комнате. – Только бы не прошли!
- Можно каждую комнату проверять Хоменум Ревелио, прежде чем войти, - предложила Лили. – Правда, времени понадобится много.
- Вот именно, а у нас его… - Марлин внезапно остановилась и умолкла, глядя в окно. Жестом подозвала Мери и Лили. Те выглянули и обомлели.
На мхе у скамейки в саду лежали Люси и Джилли, синевато-белые, с распахнутыми застывшими глазами. Мать одной рукой прикрывала дочь, будто пытаясь защитить. Видимо, они выскочили без палочек, бежали, и Пожиратели их настигли.
- А если Дункан их не защитил, значит, и его тоже… - Марлин вцепилась в подоконник и слегка покачнулась. Мери и Лили обняли её, но она быстро отвела их руки. – Так, вот что. Камин в соседней комнате. Я её проверю и вас позову, а сама пока их отвлеку.
У Лили шевельнулся в груди холодный ком: ей стало ясно, что, оставшись в доме, кишащем Пожирателями, Марлин и часа не проживет. Мери внимательно посмотрела подруге в глаза и очень медленно кивнула.
- Значит, решено, - повернувшись, Марлин отправилась к двери. Лили шагнула вперед, чтобы остановить её, но Мери удержала за плечи.
- Она знает, что делает. Выхода нет.
- Чисто, - крикнула из коридора Марлин. – Сюда скорей!
Мери поволокла Лили за собой по коридору. Марлин выскочила им навстречу. По лестнице стучали шаги. Подруга сунула Лили в руки коробку с летучим порохом.
- Давайте скорее, бегите, я отвлеку их. Ну!
Они с мери не стали возиться, прикрывая дверь, и Лили еще слышала голос подруги, эхом отдающийся в каменном коридоре:
- У воды ручья лесного,
Где трава густа,
Годрик Гриффиндор Ровену
Целовал в уста.

А вернувшись в замок, в залу,
Привезя трофей,
Хельгу нежно обнимал он…
Когда их с Мери рвануло и потащило вверх, Лили казалось, песня Марлин еще не стихла.

Глава 75. Сын

Когда Мери и Лили выпали из камина в коттедже Поттеров, Джеймс сидел на диване и завтракал бутербродами и кофе. При виде растрепанных, кое-как одетых девушек так и вскочил – с чашкой и блюдцем.
- Что случилось такое?
- На дом Маккинонов напали, - пояснила Мери (Лили, конечно, предупредила мужа, что заночует у подруги). – По-моему, они погибли все.
Лили, держась за живот, доковыляла до дивана. Ребенок внутри отчаянно ворочался, словно желая немедленно врываться. Спина побаливала. Ноги ломило. Хотелось только одного: лечь и закрыть глаза, и сил противиться этому желанию не было.
…Когда она открыла глаза, по углам уже собралась темнота. Лили лежала в спальне, рядом дежурила пожилая медсестра.
- Я в больнице?
- Нет. Вы дома, - полные руки поправили ей одеяло. – У вас угроза срыва, но муж побоялся отправлять вас в Мунго. Я останусь с Вами на несколько дней.
- А где он сам? – Лили приподнялась на локте.
- Ушел вместе с девушкой, которая здесь была, и еще не возвращался.
«С Мери. Ну да, они отправились в Орден, чтобы рассказать подробно о случившемся с Маккиннонами. А что будет, когда расскажут? Кто-то должен отправиться туда и забрать тела… Только не Джеймс, это же опасно!» Медсестра отвлеклась, чтобы приготовить лекарство. По стеклу выбивал веселую дробь весенний дождь. Вспомнилось, как весной в Хогвартсе они все вместе, четыре гриффиндорки, стояли у окна и наблюдали за небывалым для апреля ливнем. Марлин тогда забралась на подоконник… Только сейчас Лили осознала, что Марлин больше нет. Она осталась там, в отцовском доме, одна против Пожирателей – конечно, ей было не выжить.
Внутри словно заскулил щенок. Подруга встала перед глазами тоненькой девочкой с черной косой – такой Лили увидела её впервые – и постепенно менялась, превращаясь в рано развившегося подростка, а после в яркую порочной красотой девушку: каскад черных волос до пояса, глаза, переливающиеся из голубого в зеленоватый, белое лицо, красная помада и красная деталь в одежде… Как же это возможно, что они больше не увидятся, не поговорят, что не надо по выходным будет ждать, что Марлин выйдет на связь через камин и вытащит куда-нибудь?
Лили видела смертей немало, от гибели родителей до сих пор не оправилась, но совершенно не верилось, что могли умереть Марлин, Мери или Алиса. Может, она все-таки как-нибудь спаслась? Ведь Лили не видела её мертвой, ведь они даже не попрощались.
…Джеймс появился около полуночи. Медсестра не хотела будить Лии, но та, смутно услышав его голос внизу, сама поднялась с постели. Её немедленно загнали обратно, но спустя десять минут Джеймс к ней поднялся, бледный, вымотанный, под глазами темные круги, щеки слегка запали.
-На Бродягу страшно смотреть… - вздохнул он и стянул свитер через голову.
У Лили внутри все сжалось.
- Значит, Марлин в самом деле мертва?
- Конечно, - Джеймс растянулся рядом, заломив руки за голову. – В доме живого никого не было. Пожиратели тоже ушли. Мы забрали всех – и старика Гордона, и Люси, и Марлин, и Джилли.
Лили теребила край одеяла.
- Отчего Марлин умерла?
- Думаю, Авада, - Джеймс снова вздохнул прерывисто. – Следов насилия нет.
«Значит, хотя бы не мучилась». Лили кусала губы, давя всхлипы, нараставшие в горле.
- А Сириус? Как он?
- Рвет и мечет, - у Джеймса покривился рот. – Крушит все, что под руку попадается. Говорит, что, если ему попадется кто-то из Пожирателей, он… - муж махнул рукой. Лили ткнулась ему в плечо и наконец дала волю слезам. Он молча гладил её по затылку.
И вдруг среди горя и жалости всплыла мысль, подавленная ранее.
- А тела Дункана вы не нашли?
- Дункана?- муж сморщил лоб. – Нет. А ведь точно, все обыскали, но его не видели.
Лили прижалась к мужу, боясь решить, что это значит.

На похоронах Маккиннонов Лили не была: медсестра строго велела ей беречься, и Джеймс был того же мнения. Она осталась одна в доме: сиделка уже ушла, Джеймс присоединился к остальным орденцам, и лишь кошка Гайя, превратившаяся за эти месяцы в округлое пушистое существо, путла ноги и тыкалась под коленки мокрым носом, просясь на руки. Связаться бы по камину с Батильдой, да неудобно беспокоить пожилого человека. Лили поглаживала живот и говорила с ним:
- Ну вот, олененочек, сидим мы с тобой одни… Скучно. И грустно. Так Марлин жаль. Мне все-таки не верится, понимаешь? Она была настолько живая и всегда рядом. Она всегда меня поддерживала. Как же я теперь буду?
Не удержавшись, Лили снова разрыдалась.
Джеймс вернулся около четырех, впервые в жизни очень сосредоточенный. Лили кое-что постряпала, пока его ждала, но к еде он – тоже небывалый случай – не притронулся. Долго мерил шагами гостиную, тер подбородок. Лили не выдержала:
- Джеймс, как там все были? Где их похоронили? Как Сириус?
- Похоронили в Лондоне, - Джеймс прочистил горло.- Чтобы добираться легче было. Сириус… Мы договорились с ним дежурить по очереди. Так что в ночь я уйду – ничего, Лил? С тобой Хвост посидит.
Лили кивнула, подавляя разочарование. Конечно же, Джеймс сейчас нужнее Сириусу, чем ей. С Питером они хорошо посидят и попьют чаю, а оптом она ему постелет в гостиной.
Джеймс между тем зло крутил вилку.
- Нет. Не могу! – он стукнул о столешницу. – Не могу я это понять, и все.
- Что не можешь? – тихо спросила Лили.
Муж дернул за дужку очков.
- Понять не могу… А, ну да, ты не знаешь… Дункан Маккиннон был нашим шпионом среди Пожирателей смерти.
Лии ахнула и прикрыла рот ладонью.
- Как? Погоди, но ведь Беренис…
- Да, Вэнсы ему все рассказали после её смерти – чтобы лихом не поминал. А он захотел отомстить и попросился в Орден. Причем сам же просил, чтобы его к ним внедрили: думал, так точнее вычислит, кто же над ней надругался. Его готовили долго – и Грюм, и лично Дамблдор…и вот такой прокол…
- Его вычислили и из-за него вырезали всю семью?
В памяти всплывало тонкое и грустное лицо Дункана, его узкие руки и печальная нежность в голосе.
- Тела-то не нашли, вот в чем дело, - Джеймс поджал под себя ногу.
- Но не думаешь же ты… - Лили недоговорила.
- Все может быть. Если сильно жить захочешь, все сделаешь.
Хотелось крикнуть, что Дункан на такое не способен, но Лили одернула себя: она, в сущности, почти не знала этого человека. Вечером Джеймс ушел, но почти одновременно явились Питер и Мери. Вместе они помянули Марлин и засиделись почти до полуночи.

Предположения Джеймса оказались правдивы. Месяц спустя в аврорат явился с повинной Дункан Маккиннон, живой и здоровый, хотя и постаревший разом лет на десять. Рассказ его ,в принципе, лишь подтвердил то, о чем в Ордене уже догадывались: его разоблачили, заставили работать на Пожирателей, а когда темный Лорд остался его работой недоволен, приказали принять участие в убийстве собственной семьи. А вот до чего в Ордене не смогли додуматься, это до того, что Дункану пришлось на глазах у остальных преступников собственноручно убить Люси и Джилли: лишь при выполнении этого условия его оставили бы в живых. Он и убил, и некоторое время, когда он скрывался в доме Лестрейнджей, им владело полное отупение: он почти не помнил те дни. А потом отец, сестры и мачеха стали являться ему: и во сне приходили, и даже наяву он видел их силуэты за спинами новых товарищей. Муки совести пересилили страх за свою жизнь: Дункан сбежал и явился с повинной.
Лили новость ошарашила. Она ведь знала, что накануне вечером Дункан был в родительском доме, играл с Джилли в плюй-камни, сидел со всеми за одним столом…. И уже тогда думал о том, как выдаст их всех Пожирателям смерти? А может, размышлял, как ему удобнее будет убить мачеху и сестру? Во время боя он пообещал увести Люси и Джилли из дома, и они, безоружные, доверчиво шли за ним… И Марлин умерла, считая, что брат также погиб, защищая родных… Или в последний момент она все же увидела его среди Пожирателей смерти?
Лили сама толком не понимала, что чувствует. До сих пор было отчаянно жаль Марлин, жаль Люси и Джилли, доверившихся вероломному человеку, но почему-то Дункана было жаль не меньше. Она почему-то была уверена, что он искренне хотел наказать насильника своей невесты, что предательство далось ему нелегко, а убийство – тем более, и теперь его страдания столь велики, что приговор уже почти безразличен. В том, что суд будет к нему суров, никто не сомневался: сложно ожидать снисхождения к тому, кто предал свою сторону и свою семью. Пожалуй, Лили навестила бы его, если бы не беременность: соваться в Азкабан сейчас было безумием.

В последние месяцы перед родами Лили почти не приходилось скучать в одиночестве. То она выбиралась в Косой переулок вместе с Алисой – присмотреть вещи для будущих малышей. Лонгботомы наконец сняли домик в какой-то деревушке, несмотря на протесты свекрови – та утверждала, что после родов невестке никак не обойтись без её помощи. Чтобы как можно меньше в дальнейшем утруждать миссис Лонгботтом просьбами, Алиса заранее тренировалась мыть, кормить и пеленать ребенка, стирать пеленки и кипятить бутылочки, штудировала литературу о детских болезнях и труды по воспитанию детей, за которыми заглядывала в том числе в маггловские книжные магазины.
То приходил Сириус и помогал Джеймсу обустраивать детскую. Они что-то по сто раз переделывали, так что, заглядывая в комнату, Лили не узнавала её. Конечно, Сириус был выбран в крестные будущему ребенку, что Лили совершенно не удивило. А вот крестная… Мери вечно в разъездах по миру, с Алисой они все же не настолько близки. Ах, если бы Марлин была жива… Лили спешно давила слезы.
О Марлин помнили. Помнил Сириус, ходивший с темным и яростным лицом. Помнили подруги, при каждой встрече минуту молчавшие. Помнили остальные орденцы, ждавшие приговора её предателю-брату. Но все-таки Марлин никогда не вернется, а значит, крестной матери у ребенка Лили, видимо, не будет.
Еще заходила Батильда, расспрашивала о самочувствии, вспоминала, как её Маргарет носила Геллерта, и советовала то есть тертые яблоки, то до родов не стричь волосы: это считалось дурной приметой. Между делом она заканчивала свою историю о Дамблдоре: однажды она встретила его на кладбище, у могилы сестры и матери; они тогда долго говорили, и она словно бы отпустила свой гнев на него.
- Я поняла, что Геллерт, пока творил свои ужасные дела, был взрослым, - вздохнула старушка. – А значит, совершал он преступления по своей воле.
Лили кивала, изображая понимание, хотя на самом деле так и смогла поверить, что Дамблдор мог водить дружбу с Гриндевальдом.
Июль давался особенно тяжело. Тяжелый живот мешал спать, мешал завязывать шнурки. Передвигаться почти не было сил. Погода стояла душная, пот то и дело усеивал все тело, и Лили яростно мылась. К тому же побаливали ноги.
Но все-таки Лили ни за что на свете не отказалась бы от нынешнего состояния. Еще немного – и она родит ребенка, даст жизнь новому существу. Ребенок вечерами ворочался, и Лили, гладя живот, шепотом рассказывала, что она видит из кона. Часто Джеймс подсаживался, клал ей на живот руку и тоже слушал, как стучит пяточкой его сын или дочь.
Двадцать девятого Лили легла в больницу – по счастливому совпадению, положили её в палату к Алисе. Джеймс и Фрэнк сидели у них до самой ночи, покуда медсестра их не прогнала, но девушки еще долго махали им руками, стоя у окна.
Летней ночью не спалось то ли от духоты, то ли от волнения. Алиса вполголоса рассказывала Лили про раннее детство: как отец-астроном показывал ей в телескоп созвездия и рассказывал легенды, откуда взяты их названия, как мама рассказывала про Шекспира… Потом, стоя у окна, они пробовали рассмотреть созвездия на небе, но увидели, конечно, только Сириус.
Алиса родила на следующий день здорового и крупного мальчика. Её, правда, перевели в другую палату, служившей в Мунго чем-то вроде реанимации: роды прошли тяжело. К Лили снова пришел Джеймс, развлекал шутками. Пока не начало темнеть, а после его ухода она сразу легла спать, стараясь не думать, когда де ей придет черед. А черед ей пришел на следующий день.
…Было невероятно больно. Лили могла подумать, что её пытают Круциатусом, если бы врачи грубовато, но ободряюще не покрикивали на нее и если бы время от времени ей не смачивали губы водой.
- Голову вперед! Голову вперед выстави!
Лили, не понимая, зачем это, все-таки пыталась подчиниться, но боль снова опрокидывала. Еще, кажется, она кричала. Сама почему-то не слышала, просто потом хрипела пару недель.
- Головка идет! – донеслось уже, будто сквозь вату. Скользкими от пота пальцами Лили мяла простыню, в которую вцепилась. В горле стоял ком тошноты, она изо всех сжимала зубы. Снова порыв бол, кажется, сильней прочих… И внезапное облегчение.
Сухо задыхаясь, она попыталась приподняться. Где-то сбоку раздался шлепок, и залился криком ребенок. Её ребенок, да?
- Покажите, - губы едва слушались. – Покажите! Немедленно!
И ей на грудь положили что-то мокрое, красное, всхлипывающее и теплое. Замерев, Лили слегка дотронулась до мягкой, нежнейшей спинки. мокрая головенка с редкими спутанными волосиками елозила по её ключице.
- У вас мальчик, - сказали ей.
Потом было странное смутное состояние, когда она очень старалась не заснуть и не упустить из виду ребенка – от этих часов осталось лишь мелькание стен, пока её везли на каталке, да рыдания бежавшего за ней Джеймса.

Глава 76. Беда

Октябрь стучал в окна холодным ливнем. Даже в полдень в малой гостиной Малфой-мэнора было темновато. Белые полуколонны выделялись на фоне темной стены, словно голые кости на фоне земли. Лорд сидел в кресле у окна, листая книгу. На стук шагов он лениво повернул полузмеиную голову.
- Северус, это ты. Да, Люциус говорил, что у тебя ко мне личная просьба. В чем же она заключается?
Юноша опустился на колени и поцеловал край мантии Темного Лорда.
- Пророчество… Я знаю, вы решили, будто речь в нем идет о семье Поттер…
- Да, они показались мне самыми подходящими. Ты оспариваешь это, Северус?
- Мой лорд, - юноша запнулся. – Я не смею спорить с вами, но ведь в пророчестве речь идет только об опасности от самого ребенка. Его мать не представляет для вас угрозы. Я прошу вас сохранить Лили Эванс… Лили Поттер… Сохранить ей жизнь.
Темный Лорд усмехнулся.
- С чего бы моему слуге проявлять такое беспокойство по отношению к грязнокровке?
Северус, переводя дух, посмотрел в пол.
- Я со школьных лет её… Желаю её тела.
Длинные пальцы постучали по подлокотнику.
- Ну что ж, если она не будет мешать мне устранить её сына, ей нечего бояться. Я проявлю милосердие.
- Если… Не помешает убить вам сына? – эхом повторил юноша; его лицо стало бессмысленным.
- Именно. Думаю, Северус, ты можешь мне больше не докучать.
- Да, мой лорд, - опустив голову, проситель встал и вышел.

Гарри, лежа в кроватке, дергал кулачками и пытался перевернуться - но у него, конечно, еще ничего не получалось. Лили потрясла над ним погремушкой, и он потянулся пухлыми ручками, агукнул и улыбнулся. Лили аккуратно погладила сына по тугому животику.
Материнство оказалось не сплошным праздником – чего Лили и не ожидала – но и не той каторгой, которой оно часто оборачивается в маггловском мире. Волшебство, конечно, сильно облегчало жизнь, но и вообще ей повезло. Гарри хорошо кушал, рос и развивался, как ему и следовало. Характера он был довольно спокойного, так что Лили вполне могла высыпаться, и почти не болел, но был очень любознателен. Всех, кто брал его на руки, он считал своим долгом схватить за нос. Сириус шутил, что с таким любопытством, пожалуй, мальчишка звучит коридоры Хогвартса даже быстрее, чем они. Лили качала головой: она пока не представляла сына подросшим. Пока он был совсем бессилен и беспомощен, его ножки висели, как тряпочные, прикосновения его ручек почти не чувствовались, а зеленые – как у нее – глаза были столь доверчиво распахнуты всему миру, что хотелось плакать от жалости. Каждый раз, когда она сидела у его кроватки, то чувствовала, что он зависит от нее совершенно, она должна быть рядом днем и ночью и защищать от всего.
А защита ему могла понадобиться в любой момент. Орден нес потери. В конце сентября погибли братья Пруэтты: отряд Пожирателей застал их врасплох. Стычки становились все ожесточеннее, и предсказывать исход войны уже никто не решался. Но также никто – по крайней мере, из орденцев, не подумал о том, чтобы бежать.
Каким-то чудом среди войны продолжалась обычная жизнь. Приходили письма от Алисы, которая не могла надышаться на своего сыночка. Мальчика назвали Невиллом. Как Алиса не хотела бы этого избежать, Августа все же взяла уход за внуком под личный контроль.
У Петунии тоже родился сын – еще до Гарри, за месяц примерно. Вернон, кажется, смог неплохо наладить бизнес. Впрочем, письма от сестры почти перестали приходить. Последний раз они списывались еще в августе, и с тех пор Петуния молчала, а Лили не очень-то тянуло писать ей первой.
Внизу Джеймс и Сириус сейчас вырезали светильники из тыкв: близился Хэллоуин. Лил усмехнулась и поправила сыну одеяло. Вечеринки, конечно, они устраивать не будут, посидят за столом в самом тесном кругу. У нее припасено для этого случая черное платье с кружевными рукавами. Стоит еще нарисовать себе на лице черную слезу. Как давно она не наряжалась и не сидела с друзьями просто так…
Гарри агукнул и, намотав на кулачок простынку, потянул. Лили, смеясь, освободила пухлые пальчики от ткани. Она обращалась с сыном с превеликой осторожностью: ей казалось временами, что у него совсем нет косточек. Спинка его была такой мягкой, что напоминала желе. Его ступня умещалась в материнской ладони. Положительно, он был самым невинным и прекрасным существом на всем белом свете. И самое поразительное, что это существо создано ею и Джеймсом, выношено ею и рождено.
…К вечеру разыгралась свирепая буря. Деревья со стонами схлестывались ветвями, и те ломались с сухим хрустом; стекла ныли, и где-то вдалеке беспокойно лаяли собаки. В такую непогоду дома особенно уютно. В полусвете свечей, горевших в тыквах, они сидели за столом втроем: Лили в черном платье и с нарисованной слезой, Джеймс, неудачно нарядившийся драконом, и Сириус в балахоне из мешковины – он изображал привидение. Гайя дремала в кресле у камина, а Гарри валялся на диване и радостно сучил ручками. Хотя Джеймс и наколдовал барьеры, чтобы ребенок не свалился, Лили все-таки через минуту оглядывалась на сына.
- Да, в такую погоду не побегаешь по улицам с песнями, - меланхолично вздохнул Джеймс, закинув ногу на ногу.- Жаль. Я был бы не против напугать какое-нибудь почтенное семейство.
- Да мы ведь сами сейчас – почтенное семейство, - Лили снова обернулась к дивану.
- Семейство – не спорю, но вот почтенное ли… - пальцы мужа пробежали по её талии.
- Во всяком случае, я надеюсь, мы все никогда не станем достаточно почтенными, чтобы не мечтать похулиганить в Хэллоуин, - поддержал его Сириус. – Давайте за нас выпьем. Чтобы мы всегда были такими же обормотами, как сейчас, и вырастили таких обормотов.
- Повежливее отзывайся о моем сыне, - осадила его Лили, хотя не могла в душе не признаться, что мечтает о том же.

Дамблдор разливал по бокалам темное эльфийское вино. Грюм смущенно кашлял: ему хотелось курить, но в школе он полагал это дело неприличным, да и взгляд директора Диппета сильно смущал. Грозный Глаз еще хорошо помнил, как ему, неотесанному мальчишке, досталось, когда в пятнадцать лет он одолжил у магглорожденного приятеля сигарету и попытался закурить, а какой-то ябеда-слизеринец все видел и нажаловался. Вот Альбус свой человек, всегда понимал его без слов.
- Кури, Аластор, не стесняйся. Дым легко убрать.
Грюм, запыхтев, все же решился достать сигарету и задымил. Дамблдор что-то чертил карандашом по клочку пергамента; в холодных голубых глазах не отражалось ничего, кроме привычно-радушного выражения.
- Так что же в аврорате решили по поводу нашего молодого друга?
Грюм скривил рот от омерзения.
- Как знаешь, Альбус, но этот подонок мне не друг точно. Что решили? Ну, если пойдет все, как надо, ты засвидетельствуешь его работу перед Визенгамотом, и наказан он не будет, - Грозный Глаз позволил себе вздохнуть с досадой. - Но до суда содержаться он будет в Азкабане, и допрашивать его будут наравне с остальными.
- Наравне? - Альбус приподнял брови, глаза его стали еще холоднее.
-Естественно! А ты что думал? Что я с него пылинки буду сдувать после всего, что он натворил? Ты же видел жертв пыточных зелий. Среди них и дети были, между прочим. Умел пытать - пусть умеет и терпеть пытки.
Грюм сдавил сигарету так, что она раскрошилась.
- Ты мне сейчас про муки совести запоешь - так вот, не верю я в совесть, которая между ног. Захотелось красивой бабы - так и к врагам переметнуться можно? Спору нет, Эванс - девка сочная, только не про его рыло. А кающихся я видел, ты мне про них не говори. Вон Дункан Маккиннон на каждом допросе слезами обливается, только сомневаюсь я, чтобы из-за этого ему было снисхождение.
- Закусочку попробуй, Аластор, - к удивлению Грюма, Дамблдор спорить не стал. - Изумительная. Фирменный рецепт мадам Розмерты и рекомендация Горация.
- Сибарит старый твой Гораций, вот что - проворчал Грозный Глаз, однако закуске отдал дань.
Сам Дамблдор, однако, к блюду не притронулся и вино едва пригубил.
- Делай, что считаешь справедливым, Аластор. Однако помни, что мне этот человек нужен живым и по возможности здоровым.
- Дело ясное, - Грюм с наслаждением хрупнул закуской и опрокинул бокал. - Сам оприходую, Эммелине не дам.

Дамблдор появился в доме Поттеров через пару дней после Хэллоуина. Гарри, получив утреннюю порцию, дремал, Лили едва успела переодеться, а Джеймс доедал горячий бутерброд, когда в дверь негромко, но внушительно постучали. Лили, сбежав по лестнице, отворила – на пороге стоял директор собственной персоной.
- Надеюсь, я не разбудил вас? – он кивнул, прошел и на традиционный вопрос Лили ответил, что от чашечки кофе не откажется. Поттеры вместе проводили его в гостиную.
- Я к вам, друзья мои, ненадолго, - начал директор.- Появились новости, касающиеся непосредственно вас и вашего Гарри.
По спине Лили пробежал холодок волнения. Она вцепилась в ручку дивана и слегка подалась вперед. Лицо Джеймса тоже вытянулось.
- Гарри? Профессор, но ему же всего три месяца.
- Вряд ли можно понять логику одержимых. Волдеморт объявил охоту на вашу семью, а точнее – на Гарри.
Лили как будто ударили по голове. В висках заломило, в комнате сделалось словно мало воздуха.
- Я не понимаю… - прошептала она. – Откуда он вообще узнал о нашем ребенке?
- Из газет, я полагаю, - Дамблдор отставил чашку и блюдце. Джеймс покраснел:
- Извините, но я не считаю опасность для Гарри поводом для шуток.
- Да, прошу прощения, - Дамблдор сделал извиняющий жест. – Мотив Волдеморта – не то, что сейчас важно. Важно, чтобы вы были в безопасности. Вам нужно найти убежище – и более того, придется его регулярно менять.
Лили пододвинулась поближе к Джеймсу, стиснула его ладонь.
- Я полагаю, нам нужно немедленно собираться?
- Да, чем быстрее, тем лучше. Я подожду вас. Думаю, безопаснее места, чем Хогвартс, в Британии не найти. Для вас найдутся свободные комнаты.
- Благодарю вас, директор, - он слегка поклонился. – Но у нас с Лили достаточно друзей, чтобы мы вас не обременяли. Лили, собирай Гарри, я займусь вещами.
На ватных ногах она побрела к выходу. Обрушившаяся беда заставляла дрожать и задыхаться, путая мысли и отупляя. Поднимаясь по лестнице, она услышала, как Дамблдор говорит Джеймсу:
- Доверие друзьям похвально, но у меня появились сведения, что один из вас четверых – предатель. Об этом стоит подумать.
Набив сумки самыми необходимыми детскими вещами, Лили склонилась над детской кроваткой, собираясь взять сына на руки. Гарри посапывал так беззаботно, как только младенцы могут тянуть во сне. Снова защемило сердце: чем мог ребенок кому-то помешать?
- Олененок мой, никому тебя не отдам, - она накрыла кроватку чуть не всем телом. – Ничего не бойся. Мама с папой не дадут тебя в обиду. Мама с папой уничтожат любого, кто ахочет тронуть тебя хоть пальцем. Я обещаю тебе, ты будешь жить.

Глава 77. В бегах

Коттедж «Белый шиповник» в Кенте формально принадлежал Блэкам, но на самом деле они отказались от него еще пару веков назад. Причины Сириусу были неизвестны, но он сам счел дом отличным укрытием для Джеймса семьей. До ближайшей деревни десяток миль, дом почти не виден из-за плотной поросли буковой запущенной рощи, к тому же живая изгородь из белого шиповника разрослась до почти непреодолимого препятствия. Сам дом был еще крепок, крыша не текла и ступеньки не провалились – попробуй не построй на совесть для Блэков – но вот окна и двери не сохранились, и потому, когда Поттеры вошли, то Лили, шагнув с высокого порога, немедленно провалилась в сугроб. Хорошо хоть Гарри держала крепко.
- Ничего, - беззаботно заявил Джеймс. – Снег сейчас уберем, а стекла и двери трансфигурируем из чего-нибудь. Лилс, подожди пока на улице.
Лили, сдержав вздох усталости и нарастающего раздражения, вышла. В конце концов, муж не очень-то понимал, что она сама устала за день, а ребенку надо как можно скорее оказаться в тепле. У Гарри резались зубки, он температурил и капризничал. Лили переменила ему пеленки и покормила перед самым отбытием; кажется, сейчас он не должен быть голодным или мокрым, но все равно хныкал. Розовое личико кривилось, губенка тряслась, а плач звучал так жалобно, будто его смертельно и незаслуженно обижают. Самое ужасное, что Лили не знала толком, что с ним такое: беспокоят ли его зубки или, не дай Бог, он подхватил что-то посерьезнее. Наложив на одеяла, в которые он был укутан, согревающие чары, Лили принялась укачивать его, расхаживая по небольшому пространству, не заросшему еще шиповником. Глядя на заснеженные ветки, Лили вдруг пожалела, что они не явились сюда летом. Как здесь, наверное, чудесно, когда все покрывается белыми, сладко пахнущими цветами… «Ничего, мы успеем здесь побывать в июне, когда шиповник цветет».
Гарри плакал все громче. Лили решилась войти в дом:
- Вы скоро? Готова хоть одна комната? Мне надо посмотреть, что с ребенком.
- Сейчас! – в два голоса крикнули из задней комнаты.
- Скорее! – Лили не удивилась жесткости, с которой прозвучал её голос. Она в самом деле злилась: неужели нельзя было сначала все подготовить, а потом уже забирать ребенка и её?
С ноября они сменили уже два убежища, а теперь был февраль. Сначала побывали неподалеку от места, где жили родители Ремуса Люпина – впрочем, познакомиться с ними Сириус почему-то не дал. Потом – квартирка в Ист-энде, жуткая, будто разбомбленная. Но там хоть были двери и стекла, и на полу не лежал снег.
Едва Джеймс и Сириус закончили возиться с одной из комнат. Лили снова бросилась в дом. По счастью, в комнате был камин, там что она смогла подогреть бутылочку для Гарри, а потом, бросив сердитый взгляд на потолок (муж и Блэк ушли ремонтировать помещения на втором этаже), подвесила кипятиться чайник и разогрела заранее приготовленные спагетти с сыром и порезанными сосисками.
Через десять минут сытый Гарри дремал на спешно поставленной детской кроватке, а они трое уселись у камина на подушках и набивали пустые желудки.
- На завидую Безносому, - фыркнул Сириус, проглотив очередную ложку. – Ты же за Гарри просто убить готова.
- Будут у тебя дети – поймешь, - Лили быстро взглянула на сына.
Сириус холодно ухмыльнулся, его взгляд вдруг словно покрылся корочкой льда.
- Мы с Марлин планировали вообще-то. Она уже готовиться начала. Может, этой зимой она уже была бы беременна.
Он сжал тарелку, будто хотел зашвырнуть её в огонь.
- Если этому подонку не вынесут смертный приговор, я найду способ проникнуть в Азкабан. Такая мразь не достойна жить даже там. Он сдохнет в муках, или я не я.
- Не достоин жить даже в Азкабане, среди дементоров? – тихо спросила Лили. – Но ведь его муки так продлятся только дольше.
- Ну и что! – Сириус стукнул кулаком по колену. – Он будет жить, а она – гнить в земле!
- Не кричи на мою жену, - спокойно осадил его Джеймс. – Она тут не при чем. А в задумке с Азкабаном я помогу тебе, если что.
Сириус вроде притих, но потом Лили заметила, с какой горечью он смотрит на Джеймса, уложившего Гарри к себе на колени и наколдовывавшего сыну воздушных лошадей.
К ночи дом наконец был худо-бедно оборудован и окружен защитными чарами. Лили уложила сына спать и приготовила постель себе. Джеймс, накинув мантию-невидимку, ушел вместе с Сириусом: он все же не мог себе позволить вовсе отойти от дел Ордена, хотя Лили и сомневалась, чтобы Грюм одобрил такие выходки.

В марте по всем комнатам пришлось разостлать половики: Гарри начал ползать. Глядя, как ребенок, лежа на животе, перебирает ручками и ножками, словно плывет по морю, Джеймс затеял игру: он ложился рядом с сыном и подражал его движениям. Лили корчилась от смеха, глядя на них, но не забывала убирать с ходу все, что могло быть опасным для Гарри. Она иногда жалела, что Гайю пришлось отправить к Доркас: таскать кошку за собой не было никакой возможности, а Медоуз была знатной кошатницей.
Навещали их за все время только Сириус и Грюм, они же передавали письма и газеты. От новостей становилось страшно. Крауч еще сохранял позиции, и это было, кажется, единственным, что сдерживало натиск Пожирателей – иначе они уже захватили бы власть. Орден нес новые потери: погиб Эдгар Боунс со всей семьей.
- Дамблдор предупреждал, что среди нас предатель, но я не могу его вычислить, - Грюм с досадой разводил руками. – А ведь пора. Чувствую, эта падаль нам еще навредит…
Однажды утром, когда лил такой дождь, что Лили боялась, как бы не протекла крыша, в дом заявился Сириус, почему-то запыхавшийся и с кругами под глазами. Он распахнул куртку, и на ковер, наколдованный для Гарри, спрыгнула сердитая Гайя и принялась обнюхивать новое место. как все кошки, она привязывалась к дому, а не к людям, поэтому к бывшим хозяевам не подошла.
- Что с Доркас? – спросила Лили, пока Джеймс ловил кошку и пытался погладить.
- Погибла, - сухо бросил Сириус и упал на стол. – Ради всего святого, дайте огневиски.
Джеймс выпустил кошку и кинулся в соседнюю комнату, где хранились припасы и спиртное. Лили опустилась перед стулом на пол:
- Как это случилось?
Блэк дождался, пока Джеймс принесет ему рюмку.
- Мы не говорили даже вам, держали это в секрете. На Безносого готовилось покушение. Только его смерть может остановить то, что сейчас творится. Грюм отобрал самых опытных из нас… И провал!
Он рыкнул от ярости. Джеймс насупился:
- А меня что не взяли?
- У тебя же семья, - Сириус дернул плечами. – Ну так вот, все сорвалось. Доркас Безносый убил лично. Грюм прикрыл нас с Гестией, но сам был тяжело ранен. Что теперь будет – не знаю.
Лили горько вздохнула. Почему-то в будущее ей было смотреть не страшно: ей казалось, что все каким-то чудом наладится – но смерть Доркас отозвалась болью в сердце. Эта женщина не только научила её сражаться, но и помогла примириться с незримым присутствием в жизни нелепой и неуместной любви Северуса.
Гарри, уже давно из угла наблюдавший за Гайей, пополз к ней, и Лили поспешила подхватить сына на руки: знакомиться с кошачьими когтями ему было определенно рано.

В апреле и «белый шиповник» пришлось покинуть. Лили, в принципе, не была против: удобств там не было предусмотрено, и жить с маленьким ребенком оказалось сущим мучением. К тому же с каждым днем ей сильнее казалось, что в изоляции, не видя никого, кроме семьи, Сириуса и Грюма, она скоро сойдет с ума. Необыкновенно хотелось просто пройтись по лондонским улицам, посидеть в «Дырявом котле» с Мери, Алисой и Марлин… Ах да, с Марлин уже не получится. Или хоть явиться в штаб-квартиру и сварить пару зелий – все лучше, чем день за днем видеть перед собой только заросли шиповника и буки.
Новый дом, увы, оказался немногим лучше. Деревянная хижина снова стояла в уединенном месте, воду приходилось носить из колодца, а пружины единственной кровати скрипели вопреки всем заклинаниям и попытке их смазать. Правда, Гайе здесь понравилось: в доме оказалось полно мышей. Джеймс от природы был неприхотлив, а для Гарри Лили делала все чтобы тот не жаловался. Но ей самой было снова до слез одиноко, когда вечерами Джеймс уходил, прихватив мантию-невидимку, а она оставалась со спящим сыном, кошкой и свечой. В доме был шкафчик с книгами, довольно заплесневелыми, с отваливающимися корешками – только они и спасали.
Вот уже год, как нет Марлин… Как же грустно без нее, как пусто. Если бы её можно было сюда позвать, уж они бы поболтали. Может, перемыли бы знакомым косточки, а может, начали фантазировать, как в детстве. Лили показала бы ей Гарри, и Марлин наверняка стала бы представлять, как им он вырастет.
А каким он будет? Уже сейчас в пухлом личике явственно проступали черты Джеймса, но глаза оставались ярко-зелеными и того же разреза, что у Лили, что у её отца. Он быстро развивался, был непоседлив и любознателен, но не капризен. Он часто улыбался и с удовольствием гулил. Сейчас ему, в сущности, так мало надо: чистые подгузники и ползунки, регулярное питание, кормление и мамины руки. Папины фокусы и кошка, за которой можно бегать – приятные дополнения. Но совсем скоро его понадобиться не только растить, но и воспитывать. В его головку и сердечко надо будет что-то вложить, надо, чтобы он рос не только умным, но и добрым, и честным, и смелым. Чтобы жил достойно, делясь последним куском хлеба, а не вырывая последнее у других. И как научить его видеть ценность каждого, быть снисходительным к каждому, понимать каждого? Сможет ли Лили всегда помнить, что сама не безгрешна, и не осуждать безоговорочно за ошибки, а объяснять их и направлять?
А как быть, если её сын с кем-то поссорится? Как разобраться, кто прав? Вот он поедет в Хогвартс – а если он там свяжется с дурной компанией, или с учителями отношении не сложатся? Лили усмехнулась ,вспоминая школьные годы. В этом отношении можно волноваться разве что за ЗоТИ. Макгонагалл, Спраут, Флитвик, Слизнорт – люди, с которыми она не побоится оставить ребенка. А дружить он будет, наверное, с сыном Алисы. Ну да, когда прятаться больше не придется, они непременно будут ходить друг к другу в гости…
И тут постучали в дверь. Лили вскочила, вскинув палочку, но снаружи раздался негромкий спокойный голос:
- Не бойтесь, откройте, это я.
Она узнала Дамблдора. Быстро подбежала, открыла дверь. Директор вошел в комнату, откинув капюшон плаща.
- Здравствуйте, миссис Поттер, надеюсь, я вас не разбудил? Как маленький Гарри? – он склонился над кроваткой. – Здравствуйте, молодой человек.
Ребенок посапывал, игнорируя старика. Дамблдор улыбнулся и снова повернулся к Лили.
- А где ваш муж?
Лили неожиданно покраснела.
- Он отлучился по делам Ордена.
-Хорошо, я подожду, если вы не против. Мне нужно поговорить с вами обоими. Кстати, миссис Поттер, вы можете лечь. Я послежу за Гарри.
Но у Лили так забилось сердце от волнения, что спать – последнее, чего ей хотелось.
- Плохие новости, да?
- Вы слишком привыкли к плохим новостям, миссис Поттер. Нет, на сей раз новости хорошие.
Но Лили почему-то уже не верилось. Она пододвинула стул к кроватке рядом, села и, сцепив пальцы в замок, стала ждать.
Джеймс явился около полуночи. К тому времени Лили вскипятила чайник, и теперь они пили чай с кексами. Джеймса, кажется, ночной визит директора озадачил и несколько пристыдил.
- Здравствуйте… А меня вот… На задание вызывали.
- Я так и понял, - Дамблдор опустил веки. – Я поговорю с Аластором. Совмещать работу в Ордене и защиту семьи для вас, мистер Поттер, думаю, довольно затруднительно.
Вот теперь Джеймс в самом деле покраснел. Повертев палочку в руках, он присел на подоконник. Директор улыбнулся:
- Мне надо поговорить с вами по поводу защиты для Гарри. Мне кажется, вас давно утомила необходимость перемещаться с место на место вместе с маленьким ребенком. Так что я нашел для вас несколько другой вариант.
У Лили загорелись глаза, а Джеймс насторожился.
- Какой? – спросили они дружно.
- Вы вернетесь в дом в Годриковой впадине и будете жить, практически, как обычно. Но на ваш дом будет наложено особое заклятие. Фиделиус, заклятие доверия. Заключается оно вот в чем. Вы выберете человека, которому доверите тайну вашего местонахождения – это будет ваш Хранитель. Тайна запечатлеется в его сердце. Войти к вам сможет лишь тот, кого приведет Хранитель, или кому он назовет точный адрес, или кому он этот адрес напишет – но только добровольно, конечно. Если он умрет, Хранителями станут те, кто посвящен в тайну.
Лили быстро моргала. Что-то настораживало её в плане директора, хотя придраться было вроде не к чему. Джеймс побарабанил пальцами по коленям:
- А что, хороший план. Мы…
- Должны отнестись к выбору Хранителя со всей серьезностью, - закончил Дамблдор за него. – Поэтому предлагаю в качестве его самого себя. Для Волдеморта я недосягаем. Подумайте.
В повисшей тишине было слышно ровное дыхание Гарри. Джеймс и Лили смотрели друг другу в глаза. Сердце бешено колотилось, и она лихорадочно пыталась понять, почему ей так не хочется, чтобы он становился Хранителем. «Неужели из-за россказней Батильды? Но ведь он же не мог…» Джеймс слабо повел подбородком, словно спрашивая, и Лили – едва заметно – отрицательно покачала головой. Он кивнул, а затем обернулся к ожидавшему ответа Дамблдору.
- Простите, профессор, но я не могу обидеть друзей недоверием. Я пошлю сову Сириусу.
Директор поднялся. Как показалось Лили, он был слегка огорчен.
- Это ваше право, мистер Поттер. Однако помните, о чем я вам говорил.
- Помню, но Сириус предателем быть не может, - отрезал Джеймс.

Сириус прибыл утром, когда Лили с мужем собирали вещи. Лили не могла скрыть радостного нетерпения: очутиться вновь в уютном доме, среди знакомых стен, навестить старую Батильду и купить хлеба в булочной у площади казалось ей невероятным счастьем. В выборе Джеймса она была уверена: действительно, ничто не совместимо между собой менее, чем Сириус и предательство.
Итак, Блэк явился, весьма встревоженный: он теперь был каждую минуту настороже, ожидая подвоха – и Джемйс с порога рассказал ему о визите директора и о Фиделиусе. Срирус выслушал сосредоточенно.
- Ты правильно сделал, что меня назвал, - кивнул он. – Но у меня есть идея получше. Видишь ли, на меня подумают сразу. И пусть думают. А Хранителем назначим еще кого-ниубыдь надежного.
- Лунатика? – спросил Джеймс. Лили, собиравшая игрушки Гарри, поежилась от быстрого взгляда, который бросил на нее Сириус.
- Нет… - Блэк запнулся. – Не стоит. Все же, знаешь ли… Он среди оборотней все время…
- Хорошо, а кого тогда?
- Хвоста, к примеру. На такого замухрышку уж точно никто не подумает
Джеймс на секунду приподнял брови, потому радостно хлопнул друга по плечу:
- А ведь точно! Лилс, ты слышала? Бродяга, да ты гений! Мы пустим их по ложному следу!
Вскочив, он одной рукой подхватил сына, удивленно загудевшего, а другой обнял жену, после чего смачно чмокнул Лили в губы.

Глава 78. Под Фиделиусом

Перенеся сына в другую комнату, Лили распахнула окно. Детскую она регулярно проветривала, и вот уже несколько дней в освежено воздухе пахло осенью. Середина августа уже. Не верится, как быстро прошло лето.
Как же она была счастлива, когда новь переступила порог дома в Годриковой впадине! Как здорово было сдернуть с мебели чехлы, зажечь огонь на плите, как следует вымыться в душе. К вечеру под окно пришли коты – звать на прогулку Гайю, Лили металась между бифштексами для Джеймса и Сириуса, как всегда, помогавшему с переездом, и Гарри, который изучал старые игрушки, оставшиеся в детской. Беда в том, что они изрядно запылились, и мать опасалась, как бы он не расчихался.
Конечно, полной свободы Поттерам пока не вернули: она означала опасность. Даже в магазин выходить следовало с большой осторожностью и как можно реже, а гуляла с Гарри Лили только в саду. Кроме Сириуса и Хранителя – Питера, их могли навещать только Грозный Глаз, Дамблдор и Батильда Бэгшот. Всем им раздали нацарапанные Питером записки. Но кроме того, переписываться теперь можно было с кем угодно.
Лили была очень рада вновь увидеть старую Батильду. Бэгшот, понимая, что молодой приятельнице лучше не показываться на улице, почти каждый день приходила сама, по мере сил нянчилась с Гарри, гладила Гайю, забиравшуюся к ней на колени, и потчевала Лили все новыми рассказами. Конечно, она очень поддерживала Лили. Правда, ужасно хотелось увидеться с Мери и Аоиой. Но пока приходилось довольствоваться письмами.
Алиса делилась радостями: Невилл уже ходил, держась за стенку, и очень активно пользовался указывающим жестом, а Фрэнку по службе объявили две благодарности. «Впрочем, хотя я не сомневаюсь в мужестве и мастерстве Фрэнка, меня смущает, что в это самое время Миллисента Багнолд объявила политику поощрения выпускников лояльных факультетов». За всеми переездами Джеймс и Лили почти не заметили, что Багнолд, ставленница Крауча, пробилась наконец в министры магии. Про себя Лили решила, что когда страна на краю гибели, естественно, привлекать будут, кого только можно и какими угодно способами.
Мери выступала вместе с командой на соревнованиях в Австралии. Как всегда, о кенгуру и черных лебедях Макдональд написала гораздо больше, ем о личной жизни – впрочем, в одном из писем хотя бы было упоминание, что у нее, кажется, намечается роман с вратарем.
Да, а от Ремуса между тем снова – ни весточки. Кажется, его не посылали на задание, но когда она спрашивала о нем, Джеймс и Сириус почему-то уходили от ответа.
…Закончив проветривать, Лили перешла в их с мужем спальню, где Джеймс держал Гарри на коленях и под звонкий хохот ребенка подбрасывал его. Гарри размахивал ручонками, а крепкие ладони отца то и дело подхватывал го под мышки. Лили замерла у косяка, с нежностью за ними наблюдая. В сыне Джеймс находил хоть какое-то развлечение. В прошлом месяце Дамблдор, явившись, как он объяснил, выпить чаю, забрал мантию-невидимку, которая и помогала мужу в вылазках, так что теперь мужу пришлось бездельничать дома. Разумеется, его это бесило. При Лили он сдерживался, но несколько раз она замечала, как он с досадой пинает забор или тоскливо ноет сквозь зубы, глядя за окно. В такие дни она старалась сидеть в комнатке Гарри, притом накладывала заглушающие чары, что мужа не разозлили слишком громкие звуки. Повечерам, правда, она теперь не волновалась, как когда, бывало, оставалась одна, но это почти не утешало.
Сириус выручал, конечно; в его приходы Джеймс становился прежним, шутил и дурачился, лез к Лили с поцелуями и в шутку танцевал с кошкой. Однако и Блэк заходил все реже: слишком много работы сейчас было в Ордене. Даже на первый день рождения Гарри он не мог вырваться, однако прислал замечательный подарок: игрушечную метлу, которая могла на небольшую высоту приподниматься над землей. Гарри еще с трудом ходил, держась за стеночку, однако с метлой управился мгновенно: едва его усадили, она приподнялся над землей и к концу дня уже птичкой летал по комнате. Лили едва успевала бегать за ним и пару раз схватилась за сердце: когда он сбил кошмарную вазу, подаренную когда-то Петунией, и когда врезался в Гайю. Кошка с диким воплем вывернулась и саданула когтями по его ручке. Её можно было понять: не каждый раз в тебя врезается существо почти твоего веса, мчащееся по воздуху. Бедное животное не наказали, но он а и без того весь вечер смирно лежа в углу. Джеймс гадал, не случился ли у нее сердечный приступ, а Лили перемазала ручку ревущего Гарри всеми дезинфицирующими настойками и вечер напролет молилась, чтобы не началось заражения.

К обеду явился Питер. Лили была рада его приходу: он всегда старался помочь ей по дому, причем получалось неплохо, и ладил с Гарри, обожавшем сидеть у него на руках, и даже знал несколько колыбельных, которые и напевал дрожащим фальцетом. Только Гайя в его присутствии вела себя странно: подкрадывалась на полусогнутых лапах, словно готовясь броситься на добычу, останавливалась в полушаге и долго, с недоумением нюхала.
И вот они собрались за обеденным столом. Гарри уже сидел на высоком стульчике, с повязанным под подбородком слюнявчиком. Питер трудился над куриным рагу; еда ем нравилась, но все же был очень печален. Джеймс косился на газету, которую Петтигрю сегодня принес с собой. Лили понимала, о чем они все думают. Дункану Маккиннону вынесли смертный приговор.
Конечно, по убийце и предателю не стоит горевать, но почему-то всякий раз, когда Лили думала о том, что с ним сделают, ей хотелось плакать. «А Сириус радуется, наверное… Но почему на Питера это произвело такое впечатление? Или что-то еще произошло?»
- Что-то случилось, Хвостик? – заботливо спросила Лили, одновременно предлагая ему тосты с сыром.
- Нет, - Питер слабо улыбнулся. – Просто… Какой-то сегодня скучный день. Дождь собирается, и я немного простыл.
- Да ерунда это, - Джеймс по привычке заломил голову за руки и откинулся на спинку стула. – Просто Питу стало завидно, что Гилдерой Локхарт уже начал строить карьеру, а он ведь моложе нас.. Правда, Пит?
Петтигрю покраснел. Лили, кормившей Гарри мясным пюре, тоже стало неловко, но она решилась разрядить обстановку.
- Локхарт? Тот самый, что все хвастался? Джуди еще писала, что он вывел свои вензеля над квиддичным полем, а на Валентинов день прислал сам себе столько валентинок, что совы чуть не разорили Большой зал…
- И тем не менее, - Джеймс качнулся на стуле. – Он устроился в «Ежедневный Пророк», и его статьи хоть и не на первой полосе, но и не на последней. Вот как люди пробиваются!
Питер покраснел сильней прежнего и судорожно вздохнул. Да, у него явно что-то случилось – или он действительно заболел. Лили полила ему сиропа шиповника в чай.
К вечеру Питер ушел, а она снова повертела в руках газету. На первой полосе было изможденное лицо Дункана – исхудавшее, испуганное, но еще красивое и несомненно схожее с лицом Марлин. Скоро умрет последний из семьи Марлин – точнее, лишится души, но ведь телу не дадут пожить долго. Неужели можно было предположить, что случится с ними всеми, когда Дункан катал её и Марлин на лодке?
В носу защипало. Усевшись на подоконник, Лили прижалась лбом к стеклу и дала волю слезам.
- Что случилось? – ну кухню прокрался Джеймс
- Так… Ничего, глупости… - она шмыгнула носом. Муж обнял её за плечи, прижался щекой к её волосам.
- Тоже на волю хочется? – он вздохнул. – А мне-то как хочется, знаешь… Сижу тут без дела, как тыква у Хагрида на грядке. Хотя тыквы хотя бы в Хэллоуин пригодятся.
- Да уж, – она сердито вздохнула. – Скорей бы с этим Безносым что-нибудь сделали.
Почему-то она ни на секунду не усомнилась, что Темного Лорда в конце концов победят.
- Что же Дамблдор мантию-то не отдает, - пробормотал муж. – Взял ведь на несколько дней, посмотреть, а уж не одна неделя прошла! И напоминать неловко.
Лили промолчала. Она не слишком хотела, чтобы Джеймс снова стал исчезать из дома, так что, принципе, была Дамблдору даже благодарна. Муж просто заскучал – надо бы написать Сириусу, чтобы заглянул к ним, а то совсем запропал.

Пару дней спустя случилось нечто крайне неприятное. На обед лили готовила рыбу и хотела выдать Гайе обычную порцию, полагавшуюся кошке в таких случаях – рыбий хвостик. Однако, сколько она не звала Гайю, та не пришла. Это было странно: кошка обожала рыбу, так что каждый раз, учуяв, начинала чуть не со слезами выпрашивать кусочек. Лили вспоминал, что не видела питомицу с утра.
«Загулялась, что ли?» Отложив нож, Лили выглянула в окно и позвала кошку через форточку. Подождав, решила выйти в сад: ей стало тревожно. Но на зов её Гайя так и не отозвалась.
Кошка нашлась под одним из розовых кустов. Она лежала на боку, вытянув лапы; рыжее тельце уже давно остыло. Ахнув, Лили подняла её на руки, быстро осмотрела. Никаких повреждений не было. Мордочка истая, глазки зажмурены, словно зверек просто спит.
Джеймс в гостиной устроил для Гарри парад мыльных пузырей самой разной формы и не сразу заметил, что такое Лили принесла. Потом вскочил, быстро подошел, перехватил безжизненную Гайю и расстроено посмотрел на нее.
- Как же это случиться-то могло… - он аккуратно вертел кошку, пока Гарри, ползая вокруг отца и матери, дергал их за ноги.- Съела что не то? Вроде у нас никто крыс не морит.
Лили вздохнула, вспоминав, какой отличной Гайя была крысоловкой.
- Обычно кошек рвет после этого, живот у них болит. А она, по-моему, умерла мгновенно.
Лицо Джеймса стало еще более озадаченным.
- Может, её укусила змея? Надо бы сад проверить, а то вы же с Гарри там гуляете.
- А разве у вас водятся змеи?
- Да не ловил никогда, если честно.
Лили стало страшновато.
- Но не Авадой же её убили, правда? – робко спросила она. – Какой сумасшедший будет палить в кошку Авадой?
Гайю закопали в саду, под тем самым кустом, где и нашли. Кошку было жаль, и внезапность смерти настораживала Лили куда больше, чем должно.

«Дорогая Лили! Извини, что не навещаю вас. Поверь, я очень соскучился и Джеймсу, и по маленькому Гарри, и по тебе – но, к сожалению, не могу пока вырваться. Да и Сириус объяснил, что нельзя доверять ваше местонахождение, ставшее тайной, слишком многим. Ну что ж, зато Питер мне о вас рассказывает. По его словам, у вас все хорошо, только Джеймсу немного скучно. Пожалуй, хорошо, что Джеймс остается с тобой и Гарри: вы под защитой.
И все же мне очень тревожно за вас всех. Вы дороги мне. Вы самые прекрасные люди из всех кого я знал. Я никогда не забуду щедрость и оптимизм Джеймса, а ты, Лили – ты просто ангел. Честное слово, самые обидные из моих школьных воспоминаний – когда к тебе проявляли несправедливость или презрение. Мне кажется, ты сама не понимаешь, как ты хороша.
Что бы ни случилось, Лили, помни: тебе есть, к кому обратится. Есть человек, который тебе поверит и поможет. Я очень давно хотел тебе сказать это, и мне отчего-то кажется, что сказать необходимо: сейчас или никогда. Я знаю, что тебе нужна поддержка, и так хотел сделать что-то более серьезное, чем прислать письмо.
Мне кажется, скоро вам придется уехать из страны. Оставаться в Англии даже под Фиделиусом станет опасно. Неназываемый очень близок к власти, и Дамблдор опасается, что скоро он пойдет на крайне решительные шаги. Надеюсь, вы к этому моменту скроетесь. Мы почти все одиночки, Лили, и мы остаемся в любом случае, но вы с Джеймсом нужны сыну.
Кстати, пример благоразумия недавно подал профессор Слизнорт. Говорят, он вышел в отставку и уехал из страны. На его место взяли кого-то, говорят, совсем молодого и безвестного. Дай Бог, чтобы он так же любил предмет и был снисходителен к ученикам.
Ты удивишься моей просьбе, но… Живи, Лили. Пожалуйста, проживи долго и будь счастлива.
Поцелуй за меня Гарри и обними Джеймса.
Искренне твой, Ремус Люпин. Тридцатое сентября 1981 года».

Глава 79. "Тут холодно"

От души благодарю всех, кто читал и комментировал, оценивал и спорил. Korell, Truly_Slytherin, AlicaGrace, Hasinta, Laura, Лорэлай, Бешеный Воробей, Тия Мин, Клэр Н, Lada.Gornostaj, Золнышко, Jaroslava (ledova), Applebloom, Готлиб, Gulbahar445, Nosradamеus, Knight-Clown и все-все-все – спасибо вам огромное!

Из-за белой тонкой двери веяло морозом. Он стучал и стучал, но ему не открывали. Он стал звать – ему не отвечали. Он начал трясти и дергать дверь – но она, казавшаяся тонкой, на ощупь была как каменная – тяжелая, шершавая и пронзительно-холодная. А ему позарез надо было внутрь. Там, за дверью, ждала Лили.
- Открой! Лили, открой, пожалуйста! Впусти меня! – твердил он охрипшим от крика голосом.
Она откликнулась только однажды:
- Не пущу. Тут холодно.
Он бил по двери, хотя уже содрал в кровь руки, но изнутри больше не донеслось ни звука.

Она сидела на полу перед камином в пустой комнате. То была гостиная дома в Годриковой Впадине, но мебели почему-то не осталось, стены и пол побелели, и стояла такая стужа, будто её десять лет продувал зимний ветер. Дрова в камине заиндевели.
В передней раздавался непрерывный стук, переходящий в громкую дробь, будто по двери колотили кулаками и ногами, и голос Северуса, то умоляя, то взлетая на крик, твердил одно:
- Лили, открой! Впусти, пожалуйста, впусти меня! Ты должна открыть, Лили! Впусти меня!
Она слушала равнодушно. Только однажды, чувствуя, что голос немного ей надоел, ответила:
- Не пущу. Тут холодно.
Она все смотрела на камин, не оглядываясь на пустые окна, за которыми тоже все было бело, словно на землю лег невиданно густой туман. Крик слабел, переходя на всхлипы. Когда он стал еле слышен, Лили обернулась – и взвизгнула: из-под двери по передней к ней бежал кровавый ручеек.
Лили вскочила на ноги, снова взвизгнула, зажав рот – и проснулась. Она лежала на спине, глядя в потолок и зажимая рот рукой, а испуганный Джеймс смотрел на нее, приподнявшись на локте:
- Что с тобой? Сон плохой приснился?
Лили с трудом кивнула.
- Рановато злые духи вырвались на свободу, – подмигнул Джеймс. – Сегодня же Хэллоуин.
Лили села на постели, откидывая волосы. Глаза блуждали по комнате, и срочно хотелось к Гарри – ну хоть проверить. Муж, пододвинувшись к краю кровати, подхватил Лили на руки и усадил себе на колени.
- Успокойся, Лилс. Духи стихли до ночи. А день наш.
Он стал гладить её грудь, и Лили слабо улыбнулась ощущению, которое испытывала до того много раз. Оно словно подтверждало, что не стоит бояться, что есть жизнь и её удовольствия, и она переживет этот день и еще много последующих. Есть она и муж её, есть её ребенок, и они едва вступили на порог жизни.
Джеймс упал на кровать, увлекая её за собой, и следующие минуты заставили забыть обо всех кошмарах и злых духах на свете. Они еще долго потом лежали рядом, а к Гарри прошли уже вместе. Малыш уже не спал. Он улыбался родителям, слегка оттопырив губки, и с радостным лопотанием протянул к ним ручки.
- Опа! – подхватил его Джеймс. – Ну что, парень, пошли Хэллоуин праздновать?
Гарри засмеялся, указывая на отца пальчиком. Джеймс слегка подбросил сына, и тот блаженно завизжал. Лили, которой муж передал малыша, чмокнула его в выпуклый лоб и прижала к сердцу. Все-таки его рождение, его жизнь – самое невероятное чудо, которое ей было явлено за эти годы. Она не могла отпустить его теплое тельце, оторвать от себя, расцепить его ручки, обхватившие её шею. Гарри, уткнувшись носом в её плечо, похоже, опять задремал. Но ему пора была кушать, так что, сонного, его снесли вниз.
Утро стояло туманное, но сквозь белесые клубы пробивались лучи рассвета. Из щелей в рамах тянуло сыростью, прелыми листьями и свежестью холодного дня. Гарри получил на завтрак творожок, а родители его насладились яичницей с помидорами и тостами с апельсиновым джемом.
- Напечешь сегодня к ужину тыквы? – Джеймс подпер подбородок кулаками. – Чтобы ужин был, как на Хэллоуин в Хогвартсе.
В его рано возмужавшем лице вновь проступали мальчишеские черты, Лили видела перед собой прежнего обаятельного сорванца и радовалась ему, как вернувшемуся беззаботному прошлому. Жизнь в Хогвартсе в то утро проходила в её памяти длинным обратным рядом кадров – от выпускного, закончившегося трагически, до вечера, когда их, едва прибывших в Хогвартс первокурсников, распределяли – а потом в памяти возник Коукворт. Родительский дом, отец, утром повязывающий галстук, собираясь на работу, и мама, в саду возящаяся с розами… Петуния на велосипеде… Северус, стихийной магией придавший качелям невероятный размах, его отец, выкручивающий сыну ухо, тщедушная и надменная мать… Похоронная процессия, земля, вместе со снегом сыплющаяся в свежую могилу… То была могила Меган Файерс, убитой мужем из ревности. Лили удивилась тому, как бледно она помнит более ранние события детства. Словно именно когда заплаканный Джек Файерс ночью прибежал к родителям, у нее открылись глаза, уши стали слышать и душа проснулась. Она еще попыталась вспомнить белую мышку, в которую когда-то, испугав Петунию, обратила чашку – но уже тщетно.
А день проходил удивительно мирно. Их зашла поздравить Батильда, совы натаскали открыток от друзей, а вот тревожных вестей, слава Богу, не было. Лили успела устать от тревожного ожидания и была благодарна уже за то, что сегодня удалось не ужаснуться и не огорчиться ничему.
Они с Джеймсом, по очереди сгибаясь в три погибели и держа Гарри за руки, учили его ходить. Он потребовал игрушечную метлу и под аплодисменты отца совершил неплохую петлю. Лили вспомнила, как, пробуя метлу в первый раз, сын врезался в кошку. Бедная Гайя спала под розовым кустом… Надо бы опять завести котенка, когда сын подрастет. Люпин, наверное, расстроится, когда узнает о смерти Гайи: ведь это он её подобрал. Потом расставляли светильники из тыкв, вспоминая, какие роскошные тыквы прикатывал в школу на Хэллоуин Хагрид. Гарри, конечно, не мог не сунуть палец в щербатый вырезанный род – хорошо еще, родители не успели поставить туда свечу.
Пообедали они, как часто бывало в праздничные дни, наспех, зато на ужин Лили расстаралась. Печеная тыква и жареные сосиски, шарлотка и вытащенный из погреба великолепный смородинный компот – ну и конечно, грушевое пюре для Гарри. Они с Джеймсом снова нарядились – он вампиром, а она привидением – поставили пластинку и на глазах у сына, поддерживавшего их смехом и всплесками ручек, кружились по комнате в танце. Лили плясала все быстрее и упоенно хохотала, запрокидывая голову, била в ладоши, щелкала пальцами – и ей казалось, что она втаптывает в пол любую беду.
К девяти часам оба изрядно устали, да и Гарри скоро надо было укладывать спать. Пришлось переодеться снова в домашнее, повседневное, смыть с лица пугающий грим, отнести на кухню все, что осталось от празднества. Лили на кухне мыла посуду, то прислушиваясь к смеху сына, то глядя за окно: тьма осенней ночи казалась расшитой яркими бусинами огоньков. «Все еще празднуют, наверное», - мелькнуло в мыслях. С кем-то встречают Хэллоуин Сириус, Питер и Ремус? Или подумала о письме Люпина, которое она сочла самым благоразумным сжечь. Он сам понимает, что она любит мужа и на измену не пойдет – да ему, с его порядочностью, этого и не нужно. А если Джеймс найдет письмо, только разнервничается лишний раз.
Алиса, конечно, сейчас вместе с мужем и сыном – а возможно, и с остальным семейством Лонгботтомов. Как-то там Мери, получилось ли у нее сойтись с вратарем? Лили загадала, чтобы получилось.
«А где Северус сейчас?» - подумалось вдруг, она вспомнила сон и поморщилась. Кошмары – всего лишь мираж, а в настоящей жизни она в безопасности. Вздохнув, Лили стянула через голову фартук и повесила на гвоздь, хлебнула воды и пошла к мужу и сыну в гостиную. Волшебную палочку она по рассеянности забыла на кухонном столе.
Джеймс, растянувшись на диване, потешал Гарри, выпуская из палочки клубы разноцветного дыма. Гари, уже заранее переодетый матерью в синюю пижамку, хлопал в ладоши, пытаясь поймать хоть одно колечко.
- Пора ему баиньки, - улыбнулась Лили. Джеймс подхватил сына на руки и передал ей, а сам бросил палочку на диван, зевнул и потянулся. Лили, слегка покачивая Гарри, направилась в детскую.
Она была уже на середине лестницы, когда не услышала даже, а скорей почувствовала: в дом кто-то вошел. Но ведь у них заперта дверь! Лили на секунду замерла: ужас приковал ноги к ступенькам. Потом, не оглядываясь, бросилась бежать, и уже закрывая дверь в детскую, услышала голос Джеймса:
- Лили, хватай Гарри и беги! Беги! Быстрее! Я задержу его…
Лили живо захлопнула дверь, но прежде, чем она придвинула стул, пол озарил зеленый отсвет, и она услышала звук упавшего тела. «Это же… Не Джеймс? Ведь это не мог быть он? Пожалуйста, нет, нет!» Заскрипели шаги по лестнице, и она в тоске закричала…
Шаги приближались. Уложив Гарри в кроватку, Лили металась по комнате, швыряя к закрытой двери коробки, но в кромешном отчаянии понимая: этого мало, чудовищно, недопустимо мало. Она то ныла сквозь зубы, то принималась кричать от ужаса, а испуганное молчание Гарри только усиливал панику. "Мама, папа, Джеймс, Северус - ну кто-нибудь, вытащите нас отсюда!"
Но она знала: никто не придет. Родители мертвы, Северус - враг, а Джеймс лежит у ступенек лестницы и никогда больше не поднимется. Дверь шевельнулась. Лили встала у кроватки, раскинув руки широко, как только могла. Она чувствовала, как пот струится по лицу. За спиной сопел Гарри.
«Как такое вообще могло произойти? Ну почему я ходила без палочки?! Неужели нельзя сделать ничего? Неужели нас сейчас убьют? Неужели Гарри убьют? Господи, я так этого не хочу! Ну кто-нибудь, хотя бы подскажите, что делать?»
И он вошел в комнату. Лили увидела высокую фигуру в черном плаще с капюшоном, под которым белело полузмеиное лицо. Убийца Джеймса. Её убийца. И...
- Только не Гарри, пожалуйста, не надо! - она заломила руки, но тут же вновь раскинула их.
- Отойди прочь, глупая девчонка… Прочь… - холодно приказал Неназываемый. Она сначала даже не поняла, что он ей предлагает, а когда осознала, это показалось ей какой-то невероятной шуткой - или уж, во всяком случае, глупостью. Как можно серьезно предлагать такое?
- Пожалуйста, только не Гарри… Убейте лучше меня, меня…
- В последний раз предупреждаю…
- Пожалуйста, только не Гарри, пощадите… - она рыдала и не могла остановиться. - Только не Гарри! Только не Гарри! Пожалуйста, я сделаю всё, что угодно…
- Отойди… Отойди, девчонка…
Не в силах говорить, она помотала головой. И тут ей стало вдруг невероятно легко. Одними губами она повторила: "Убейте меня, вместо него" - и продолжала повторять, когда увидела, что враг взмахивает палочкой.
В мертвых стеклах очков отразилась зеленая вспышка. Далеко отсюда, в Хогвартсе, молодой преподаватель зельеварения, прикорнувший было над работами учеников, внезапно проснулся от кинжально-острой боли в сердце.
... Вылетая из окна, Лили оглянулась на комнату, на свое тело, лежащее ничком у детской кроватки, на Гарри, удивленно приподнявшегося и державшегося за спинку. Враг подступал к нему, но Лили уже не было страшно: она знала, что все сделала правильно и теперь Волдеморт не причинит ему вреда. Тот направил палочку на её ребенка. Гарри испуганно заплакал. Снова мелькнула зеленая вспышка. Раздался взрыв.