Том 3. Глава 28. Воспоминания

- Что, полиция так ничего и не раскопала? – тихо спрашиваю я у Такады, когда заканчивается и этот фильм, и они втроем с Мисой и Лайтом начинают собираться в общежитие. Такада вопросительно изгибает одну бровь, не понимая, что я имею в виду. – Ну, насчет отравления Ватари. Никаких зацепок так и нет? Или Теру просто ничего тебе не говорил?

- Эээээ, - несколько виновато тянет она. – Извини, Кристен, но это скорее я просто забыла спросить у него. Мы оба совсем замотались, что я со всей этой подготовкой к экзаменам, что он со своими делами. Мы уже несколько дней не виделись. Но я у него спрошу завтра. Честно-честно.

- Спасибо, - улыбаюсь я, а потом тоже изображаю на лице виноватую улыбочку. – Слушай, ты можешь меня завтра прикрыть? Я не приду на занятия, потому что у меня есть кое-какие дела. Ладно?

- Слушай, мне, как старосте группы, и так достается за то, что систематически пропускает занятия Майл. – Вопреки моим ожиданиям, все понимающая Такада не выглядит такой уж обрадованной этой новостью и желанием помочь мне особо не горит. – А теперь еще ты собираешься прогуливать?

- Всего один день, Таки, - начинаю умоляюще гундосить я. – Ну пожааааалуйста!

- Ну ладно, - вздыхает она. – Но только если это действительно один день. Пусть это не входит у тебя в привычку. А что за дела, кстати, такие неотложные?

- Прости, это личное, - качаю головой я, а потом смотрю на нее с благодарной улыбкой. – Спасибо! Вот только прекращай копировать интонации моей мамы, ладно? Она и так намеревается на днях приехать, так что сделай милость, не напоминай мне таким образом об этом волнительном событии, а?

- Я не твоя мама, я твоя староста, - улыбается и Такада. – И за понижение успеваемости в группе получаю по шее именно я.

- Таки, ну ты идешь? – внезапно раздается из прихожей голос Мисы.

- Ладно, пока, Крис, - прощается она. – Пора мне. И помни – один день, не больше. А то буду кусаться.

- Верю, - усмехаюсь я, и эта троица покидает дом.

Саю, лишившись моральной поддержки в их лице, предпочитает сразу же пойти к себе в комнату, прекрасно зная, что чем дольше она находится в одном помещении с братьями, тем труднее ей держать себя в руках. Бейонд тоже отбывает к себе, заграбастав и Каролину, и Тома и оставляя нас с Элем в гостиной. Мы же, вместо того, чтобы разойтись по комнатам и как следует выспаться, остаемся сидеть на диване. Говорить ни о чем не хочется, так что, откинувшись на спинку, я невидящим взглядом смотрю в погасший экран телевизора, одновременно с этим пытаясь сообразить, какого черта вообще происходит. С каких пор незаконные проникновения в офисы частных детективов, работающих на ФБР, стали нормальным делом? А самое главное, ради чего все затевается? Чтобы выяснить, что произошло в прошлом с Ниа, хотя при желании он мог бы рассказать об этом и сам. И вообще, с каким пор Ниа – бог флегматичности и равнодушия! – вдруг превратился в какого-то таинственного незнакомца с туманным прошлым? Ерунда какая-то! Плюнь на это и займись чем-нибудь, имеющим смысл – это, пожалуй, было бы самым разумным решением в данной ситуации, но черта с два мы хоть когда-нибудь сможем действовать разумно. Нам же вечно надо выпендриться, вместо того, чтобы пойти по простому пути. Все через задницу!

Словно прочитав мои мысли, Эль укладывается на диван, по привычке положив голову на мои колени, и усмехается.

- Что, теперь ты сомневаешься в правильности задуманного? – интересуется он. – Считаешь, что дело того не стоит?

- И да, и нет, - я лишь пожимаю плечами, не зная, как бы поточнее выразить свои мысли по этому поводу. – С одной стороны мне почему-то упорно кажется, что все это имеет какое-то большое значение. Или будет иметь в будущем. Наверное поэтому я и не могу отступить так просто. И Саю это чувствует, я уверена. Иначе бы она ни за что не согласилась участвовать во всем этом. А с другой стороны ужасно хочется плюнуть на все это и не париться.

- Вот и у меня такое же чувство, - вздыхает он, а потом широко ухмыляется и как-то судорожно хихикает. – Нейт – мерзавец такой – хорошо в людях разбирается. Знал, что сказать, чтобы мы вцепились в это дело обеими руками без возможности выхода.

- А вот Бейонда, кажется, не зацепило, он мне сам говорил, - произношу я задумчиво. – Так что он явно согласился помогать просто за компанию. Дескать, не привык он выполнять чьи бы то ни было приказы, и все тут.

- Вполне на него похоже, - подтверждает Эль. – Но ты к его трескотне не прислушивайся. Мало ли что он говорит. Можешь мне поверить, на самом деле, он в этом заинтересован не меньше нашего. А что до всякого там выполнения приказов, то это просто обычный фарс, этакая часть его стиля, не более того.

- Что с него взять, - улыбаюсь я, а потом буквально физически ощущаю, как мое настроение резко падает ниже плинтуса. – Слушай, - говорю я деревянным голосом с какой-то опаской, словно боясь ответа, - а как ты думаешь, что же произошло с Нейтом? Может… у него, как у Бейонда… на глазах убили родителей?

- Может быть, - хмуро говорит Эль. Тема разговора явно ему не по нраву, потому что пробуждает старые воспоминания и раны, но просто заткнуть мне рот и велеть отстать от него с подобными вопросами ему тоже не хочется. – Но кажется, мне что не все так просто, иначе бы он сам сказал. Нет… тут дело явно серьезнее… Возможно, он пережил кое-что похуже…

- Что например? – я смотрю ему в глаза сверху вниз, и мне упорно не покидает чувство, что пора бы мне на самом деле заткнуться. – Что может быть хуже, чем это?

- Многое, Кристен. – Он мотает головой, но, вопреки ожиданиям, не начинает развивать эту тему. – Лучше тебе и не знать… Вернее… Ты, конечно, все равно это узнаешь. Майл с Михаэлем разберутся во всем, я уверен, но, по крайней мере… Я не хочу говорить об этом, - честно признается он, и я лишь понимающе киваю.

Помолчав еще некоторое время, я внезапно задаю вопрос, который вообще никогда ни при каких условиях не собиралась задавать.

- А ты… ты что-нибудь помнишь о своих родителях?

Эль вздрагивает, словно я окатила его ледяной водой, а потом смотрит на меня долгим взглядом, словно раздумывая, что бы сказать. А мне почему-то начинает казаться, что это не такой уж бестактный вопрос, поэтому я не спешу рассыпаться извинениях за свой идиотизм, а терпеливо жду ответа. Наконец, отведя взгляд от моего лица, Эль устремляет его в потолок и едва заметно вздыхает.

- Не очень много, - наконец, произносит он. Медленно, словно с трудом выдавливая из себя каждое слово. – Гораздо меньше, чем хотелось бы, к сожалению. Иногда, когда смотрю на старые фотографии, то что-то вспоминается. Иногда мы с Ватари говорили о них, он-то мне и рассказал, кем они были, когда были живы. Мама работала журналисткой в «Таймс» и вела раздел криминальной хроники, а отец работал в Скотланд-Ярде, что, как ты сама понимаешь, и помогло мне тогда избежать волокиты, когда Бейонд устроил кровавую резню в том доме. Их, собственно, и убили из-за расследования, которым они вместе занимались. Это было громкое дело, хотя ты, наверное, о нем не слышала. В общем, если коротко, то в Лондоне была совершена серия дерзких разбойных нападений на зажиточные дома. Забирали только самое ценное и испарялись бесследно. Но самое главное, хозяев ограбленных домов убивали, не моргнув и глазом. С особой жестокостью. В результате выяснилось, что преступления совершали отец и сын, и удалось арестовать старшего из них, но сын как в воду канул. До того самого дня… Но и после этого он скрылся. На пять лет, а потом его нашел Бейонд… Хотя тогда я еще и не подозревал, что это сделал он. По крайней мере, до того, как Дэниэл не погиб таким же способом. И, ты знаешь, Кристен, когда Бейонд убил Джейсона, Жанну и бабку, в Скотланд-Ярде не особо и искали…

- Вот оно как… - вздыхаю я. Честно говоря, рассказанное Элем не стало для меня такой уже неожиданностью, хотя я и не предполагала, что их с Бейондом отец был полицейским. Но теперь, когда он это озвучил, все встало на места. Его страсть к расследованиям, выдающиеся способности в области криминалистики и все такое. Пусть он тогда и был ребенком и отец вряд ли мог его чему-то научить, но правду говорят, что через гены могут передаться и хобби, и знания.

- А вообще, если просто вспоминать родителей, то перед глазами сразу же встает задний двор дома, где мы жили, - продолжает Эль, не обратив на мои слова никакого внимания, будто не слыша их вовсе. – И солнечный день, хотя воздух все еще влажный от недавно прошедшего дождя. И мы с мамой и Бейондом водим хоровод вокруг мангала, на котором пекутся тосты. Помню, она любила брать нас на руки и раскручивать, словно на карусели, и ее волосы почему-то неизменно пахли мятой. И она постоянно пела нам какие-то песни на других языках, а когда мы спрашивали, о чем она поет, она лишь смеялась и говорила, что когда мы вырастем и выучим другие языки, тогда и поймем. И она всегда улыбалась. Всегда. Я не могу вспомнить ни одного случая, чтобы она сердилась и повышала на кого-то голос. Даже если папа поздно возвращался с работы, даже если соседская собака разрывала ее клумбы, даже если мы с Бейондом, по уши грязные возвращались с улицы, она реагировала спокойно. Мягко говорила, что так поступать нехорошо и отправляла нас в ванную отмываться. А папа… папа редко бывал дома, постоянно пропадая на работе. А когда у него был выходной, он неизменно вел нас в зоопарк, или в парк аттракционов, или еще куда-нибудь. Славные были денечки. Пока в один прекрасный день все не вылетело в трубу.

- Вам повезло с родителями, - улыбаюсь я, слегка приподнимаю со своих коленей его голову и подкладывая под нее маленькую диванную подушку. – Со мной и Джейн мама никогда не играла. И никогда не пела нам никаких песен. И сказок не читала. Хоть мы и не близняшки, но… Встретившись с Джейн сейчас, ты ни за что не подумаешь, что она моя сестра, если не будешь знать этого заранее. Мама ужасно хотела, чтобы мы были во всем похожи на нее. С раннего детства она учила меня своим дамским премудростям, как, по ее мнению, должна вести себя каждая уважающая себя женщина. Права выбора у меня не было, так что приходилось учить, какой вилкой надо есть салат, а какой – рыбу и не путать все это. И носить бесконечные нарядные платья, которые я ненавидела. Ходить туда, куда она хотела, есть то, что она хотела, делать то, что она хотела. Так что у меня тоже то еще детство было… В свободное время я, вместо того, чтобы играть на улице с другими детьми или смотреть кино, сидела и читала русских классиков, потому что мама горела желанием уехать в Россию. Свою идею она, впрочем, осуществила. Мы действительно год жили в России, но к тому времени меня окончательно достала ее воспитательная система, так что я дала себе волю и подняла самый настоящий бунт. Вопреки ее указаниям, обросла кучей школьных друзей, ходила в клубы и на дискотеки, сам понимаешь. В результате мы, по ее же решению, и вернулись обратно в Нью-Йорк. Она, видать, наивно полагала, что в родном городе я возьму себя в руки, и все будет по-прежнему. Но не тут-то было. Так что, в конце концов, она была вынуждена махнуть на меня рукой и полностью углубиться в воспитание Джейн, которой, в отличие от меня, до одури нравилось все, что говорила ей мама. Короче говоря, меня сочли неудачным экспериментом и забыли. По крайней мере, мама. С папой-то у нас были отличные отношения всегда, хоть главой семьи, вопреки обычаю, и считалась мать. Ему никогда не нравилось, что она пытается сделать из меня свою копию, даже видя, что мне это не по нутру, так что в России я получила свободу не без его помощи. И мое поступление в Гарвард, и переезд в Кембридж тоже был его идеей. Мама по началу была резко против, чтобы я одна куда-то уезжала, но потом все же смирилась, потому что, во-первых, учеба мне нравилась, а во-вторых, бесплатное обучение в Гарварде на дороге не валяется. Они даже сюда приезжали разок по ее инициативе. Она тогда допрашивала Лайта, Мису и остальных, чтобы узнать, с кем связалась ее дочка. И отвязалась лишь тогда, когда узнала, кем является приемный отец Нейта. Она, кстати, собиралась приехать, так что сам все увидишь.

- Да, пожалуй, нам действительно повезло, - усмехается Эль, и тягостная атмосфера, образовавшаяся во время его рассказа о смерти родителей, рассеивается окончательно. – Нас отродясь родители ни к чему не принуждали, мы сами делали, что хотели.

- А вот что случилось с родителями Нейта… - вздыхаю я, вновь поднимая эту щепетильную тему.

- Ну, что бы ни случилось, завтра, наверное, все выяснится, - рассудительно замечает Эль. – Так что, чтобы операция завершилась успешно, предлагаю выспаться.

- Только если ты будешь рядом, - хитро улыбаюсь я, после чего перекладываю подушку с коленей на диван и встаю на ноги, слегка морщась, чувствуя, как по ступням иголками пробегает судорога.

- А разве я не рядом? – он смотрит на меня немного лукаво, чуть склонив набок голову, и тоже поднимается.

- Мне уже надоело, что ты вечно спишь на мне, как на матрасе, так что на этот раз все будет наоборот, - безапелляционно заявляю я и, помедлив секунду, решительно толкаю его обратно.

Эль приземляется головой на валик-подлокотник и не успевает ничего предпринять, как я пристраиваюсь рядышком, улегшись в его любимой манере: частично на диван, частично на него – и завожу руки ему за спину. Захочешь – не встанешь, не разбудив меня!

- Я буду храпеть, - грозится Эль, которому явно непривычно лежать в такой позе, даром, что уже много раз засыпал в обнимку со мной, хоть и будучи на том месте, где я сейчас.

- А я буду кусаться, - грожусь я в ответ и, дабы подтвердить серьезность своих слов, действительно несильно кусаю его сквозь футболку.

- Ай! – вскрикивает он, явно не ожидав от меня такой выходки. – Дурочка! – Эль треплет меня по волосам, как маленького ребенка. – Больно же.

- Не ври, - ядовито усмехаюсь я в ответ. – Я еле-еле задела. Зато сердце-то как забилось… - так как моя голова лежит на его груди, мне не составляет труда заметить, как учащается его пульс.

- Спи уже, Кристен, - усмехается Эль.

- А иначе что? – и не думаю отставать я.

- Иначе кусаться начну я.

- Звучит заманчиво…

Он открывает, было, рот, но так и не произносит ни слова. А я про себя праздную победу. Наконец-то свершилось! Наконец-то победа за мной, и Эль не находит, что ответить. Ужасно хочется снять шляпу ввиду такого знаменательного момента, но так как никакого головного убора на мне нет, я ограничиваюсь лишь легким почти невинным поцелуем и, шепнув «Спокойной ночи», все же укладываюсь спать.