Том 2. Глава 2. Тетрадь

Внезапно на меня накатывает приступ невероятной усталости, то ли от переизбытка информации, то ли от недосыпа, то ли от чрезмерно насыщенного дня и смены часового пояса. Как бы там ни было, желание и дальше говорить на эту тему сегодня у меня пропадает, вместо этого хочется только одного: спать и подольше. Обстановка, мягко говоря, не слишком соответствует моим представлениям о нормальном спальном месте, но если припечет, я могу заснуть даже стоя, так что пережить это смогу без проблем.

- Что, утомил я тебя своими россказнями? – заглядывает мне в лицо Эль.

- Что ты, нет, конечно, - поспешно возражаю я, отчаянно, но увы, безуспешно пытаясь справиться с зевотой. – Просто как-то я устала... И не от твоего рассказа, хотя, может быть, и от него тоже, а вообще от всего.

- Так ложись спать, - пожимает плечами он. – Знаю, тут ужасно, но автобусы уже не ходят, а до более-менее приличной гостиницы отсюда идти часа два... Что-то я плохо все продумал, когда притащил тебя сюда...

- А как насчет тебя? – спрашиваю я.

- Я же сказал, я не могу, - твердо отвечает Эль.

- Может, все же попробуешь? – я пододвигаюсь ближе, пытаясь посмотреть ему в глаза, но он упорно от меня отворачивается и только качает головой. – Я сразу разбужу тебя, если увижу, что тебе снится плохой сон, - я и не думаю отступать. – Все же, кажется, ты куда больше меня нуждаешься в отдыхе.

- Какая же ты упрямая... - вздыхает он. – Сколько раз мне сказать «нет», чтобы до тебя дошло? – Повернувшись ко мне, он едва заметно усмехается, прекрасно понимая, что в степени упрямства мы с ним на равных, а потому я не отвяжусь.

- Хоть сколько повторяй, - я возвращаю усмешку, - все равно не дойдет.

Его глаза, до этого столько раз казавшиеся мне равнодушными и безжизненными, сейчас выражают такую гамму чувств, облачить в слова которую практически невозможно. Кажется, мое предложение насчет охраны его сна ему не так уж и противно. В то же время, ослиное упрямство и понятная опаска не позволяют просто так взять и согласиться. И взгляд не то отчаянный, не то растерянный и в то же время смешливый. И я вижу, что, в принципе, он уже со мной согласен, просто ждет, когда я приведу очередной аргумент в пользу этой идеи, чтобы он «убедил» его в моей правоте. Вот только аргумента подходящего я найти почему-то не могу. Просто не знаю, что тут еще можно добавить. И сколь бы лихорадочно я не пытаюсь что-нибудь придумать, в голову все равно ничего не идет. Видать, матушка-природа, наделяя меня интеллектом, поскупилась, ничего не поделаешь...

А Эль опять смотрит на меня наполовину насмешливо, наполовину снисходительно, как обычно, и этот его взгляд сбивает меня с толку еще больше.

И уже в который раз я убеждаюсь, что мои тело и мозг абсолютно точно действуют, не утруждая поставить сознание в известность о своих намерениях. Поэтому, когда в голову неожиданно ударяет шальная мысль, я, поддавшись этому порыву, без малейшего колебания подаюсь слегка вперед и накрываю его губы своими, не оставляя ему ни единого шанса уклониться. И только спустя несколько секунд приходит осознание того, что я творю. В ужасе распахнув глаза, я буквально отскакиваю на другую сторону дивана. Дыхание перехватывает, щеки просто пылают, а сердце выколачивает дикий ритм. А еще я понятия не имею, как сейчас себя вести и как вообще смотреть Элю в глаза. Но собрав волю в кулак, все же поднимаю взгляд, мысленно готовясь ко всему, к чему можно и к чему нельзя. Однако от взгляда Эля мне все равно хочется биться головой об стену, потому что он ни на йоту не изменился. Как смотрел до этого, так и сейчас смотрит, словно ничего и не случилось. И молчит.

«Хоть бы отреагировал как-нибудь... – ворчит внутренний голос, а я не знаю, что и думать. – Или может, ничего такого и правда не произошло, и я зря паникую?»

Так, в полной тишине, проходит минута. Вторая. На третью я, не выдержав этой неопределенности, всплескиваю руками.

- Ну что?! – вскрикиваю я, вытаращив глаза.

- Что «ну что»? – как ни в чем ни бывало, интересуется Эль убийственно спокойным голосом.

«И правда что «ну что»? – про себя хмыкаю я. – Господи, стыд-то какой. И что прикажете делать сейчас?»

Неожиданно я начинаю хихикать, и через некоторое время это переходит в какой-то рваный нервный смех, так что я встаю с дивана и отворачиваюсь, беззвучно хохоча в ладонь. А потом делаю так, как обычно поступает в таких ситуациях Саю. То есть сжимаю руки в кулаки и слезно извиняюсь.

- Я… Прости… - кое-как говорю я, с трудом выдавливая из себя слова. – Я… я не знаю, что на меня нашло… честно…

- Скажи еще, что больше не будешь. – В голосе Эля столько великолепной иронии, хоть погибай от зависти.

Я осторожненько усаживаюсь обратно на диван, аккуратно уложив все еще сжатые в кулаки руки на колени, и коротко говорю:

- И все же ложись спать.

Он тихо смеется, после чего внезапно растягивается на диване, бесцеремонно умостив голову у меня на коленях. Я буквально в последний момент успеваю убрать руки. Попытка облачить в слова нахлынувшие чувства и ощущения с треском проваливается, так что в итоге меня хватает только на ошарашенное «Э?!»

- А в чем дело, Кристен? – невозмутимо интересуется этот невозможный человек. – Кто-то ведь обещал караулить мой сон, вот и займись этим.

- Наглость – второе счастье, - ворчу я в ответ.

Впрочем, сомневаюсь, что Эль меня услышал, потому как отрубился моментально. И это неудивительно, учитывая, что по его словам, он нормально не спал последние лет десять… Ума не приложу, как такое вообще возможно. Воистину неисповедимы способности человека, если зажать его в угол…

Где-то через час я чувствую, что глаза опять начинают слипаться. Надо срочно выпить какой-нибудь энергетический напиток или, на худой конец, кофе, но я сильно сомневаюсь, что в этом доме есть что-то подобное. Да даже если бы и было, то вряд ли это можно употреблять в пищу. А одинокой девушке шататься ночью по городу в поисках круглосуточного магазина тоже не дело.

Силясь придумать хоть сколько-нибудь действенный способ борьбы со сном, невольно вспоминаю «Кошмар на улице Вязов» и, особо не задумываясь над тем, что делаю, начинаю тихо даже не петь, а бормотать песенку оттуда. Надо заставлять мозг работать, а вспоминать слова какой бы то ни было песни – не худший для этого способ.



И снова, и снова, пока слова песенки окончательно не приедаются. Не растерявшись, начинаю вспоминать и напевать все популярные песни, которые знаю. Когда мои знания песен исчерпывают себя и память больше не может подкинуть ничего подходящего, и когда в горле начинает першить от бесконечного бормотания, часы показывают уже полпятого утра. Голова Эля все так же покоится на моих коленях, которые уже начинают затекать. Однако я не двигаюсь. Сомневаюсь, конечно, что Эль из-за этого проснется, но лучше лишний раз не рисковать.

В какой-то момент я все же совершаю грандиозную ошибку: закрываю глаза. И этого оказывается более чем достаточно, чтобы моментально провалиться в объятья Морфея, настойчиво караулившего меня всю ночь. Стоит заметить, что бог сновидений оказался на редкость мстительной личностью, так что вместо сладких грез мне приснились – о, ужас! – Телепузики, которых Джейн как-то смотрела еще лет этак семь-восемь назад, когда мы год жили в Москве. О, Боги! Лучше бы я вообще не засыпала…

Как бы там ни было, проспала я достаточно долго, и когда открыла, наконец, глаза, был уже день. Часа три наверное. Эль, что совсем неудивительно, по-прежнему спал, а вот мои одеревеневшие за время ночи колени отчаянно просили пощады. Осторожно переложив его со своих ног на диван, я встаю и хочу пройтись и осмотреть дом целиком при свете дня. Не тут-то было! Ноги мало интересовало мое мнение, и исправно функционировать они отказались наотрез. Так что пришлось потратить еще полчаса на то, чтобы путем точечного массажа, которому меня когда-то научила Миса, привести их в порядок. Однако на смену возмущенным ногам пришел возмущенный желудок, требующий пищу, которой, разумеется, не было. Порывшись в карманах и обнаружив, что я не так уж и богата (какие-то жалкие сто пятьдесят долларов, какая-то мелочь и пластиковая карта), я вздыхаю, но все же на свой страх и риск отправляюсь за покупками.

Заблудиться в большом незнакомом городе не боюсь совершенно - топографическим кретинизмом не страдала отродясь. Да и бродить особо долго не пришлось, универмаг обнаружился буквально в паре кварталов. Вот только проблемы с этим не закончились. Начать с того, что я совершенно напрочь забыла, что я не в Америке, а в Англии, а, следовательно, доллары тут неприемлемы. Проклиная все на свете, под яростное урчание желудка пришлось идти разыскивать местный пункт обмена валюты, пользуясь указаниями пожилой продавщицы. Терпеливо подождав, пока там закончится технологический перерыв, отстояв получасовую очередь, я, наконец, получаю в свое распоряжение около сотни фунтов стерлингов и с чувством выполненного долга возвращаюсь знакомой дорогой в универмаг. Взяв замороженные куриные котлеты для себя и первый попавший под руку небольшой торт для Эля, который неровен час проснется, если уже не проснулся, пока я тут покоряю лондонские улицы, а также захватив маленькую баночку кофе и килограммовый мешок сахара, иду у кассе. Продавщица, недавно объяснявшая мне путь до пункта обмена валюты, смотрит на меня с заметным сочувствием, но ничего не говорит.

По пути домой… ну, по крайней мере, к тому дому, в котором мы были вынуждены остаться на ночь, я восторженно кручу головой, с интересом разглядывая дома и магазины, окружавшие меня со всех сторон. К сожалению, район, где я нахожусь, далек от центра, так что ни здание Парламента, ни известный на весь мир Биг Бен я так и не увидела. Но и того, что было у меня перед глазами, оказалось достаточно. Иду не тем путем, которым тогда шла к универмагу, а срезаю угол через небольшой парк. Что бы ни рассказывал Эль, город и правда замечательный. Мысленно отмечаю, что стоит как-нибудь съездить сюда просто отдохнуть и вволю нагуляться, осмотреть все местные достопримечательности и…

Мысль внезапно обрывается, потому что в этот момент я выхожу на ту улицу, где мы остановились, и моим глазам, наконец, предстает этот столь нелюбимый Элем дом. Вчера, в полутьме я его практически не разглядела, зато сейчас все вижу прекрасно. И ведь с виду вроде дом как дом, ничего особенного. Ну старый, ну потрепанный, ну в окружавшем его железном заборе не хватало почти половины прутьев, но на этой улице многие дома могли похвастаться тем же. Два соседских дома по одну и по другую сторону от этого, кстати, также пустовали, как и несколько домов на другой стороне дороги. Конечно, у меня предвзятое отношение, но я упорно чувствую исходящий от нашего дома негатив. Я бы ничуть не удивилась, если бы узнала, что все пустующие ныне дома опустели как раз после того, как были убиты хозяева этого дома, и его влияние начало распространяться на соседей, как какая-то чудовищная эпидемия…

В гостиной стоит все такая же тишина, что была и до моего ухода. Эль все еще спит, вальяжно развалившись на спине и свесив с дивана руку. Ну что ж, спит и пусть спит, а я займусь готовкой. Хотя, пожалуй, это слишком сильно сказано, ибо чтобы пожарить котлеты особого ума не надо, а больше-то все равно ничего нет.

Уже через полчаса котлеты съедены, немытая кружка из-под кофе стоит на столе, а я, сытая и вполне довольная жизнью, полна сил и готова к новым чудовищным откровениям. Но так как мой единственный возможный собеседник мирно дрыхнет, а будить его сейчас будет каким-то совсем уж запредельным свинством, я иду на второй этаж.

Там бесцеремонно сую нос в первую попавшуюся комнату, очевидно когда-то принадлежавшую мужу и жене. Двойная кровать, большой комод, зеркало на стене, прикроватные тумбочки – типичные атрибуты среднестатистической супружеской спальни. Любопытство – страшная сила, так что я, забыв обо всех приличиях и моральных нормах, лениво роюсь в немногочисленных находящихся тут вещах, покрытых толстым слоем пыли, но это занятие мне быстро наскучивает.

Вторая комната на этаже, как нетрудно догадаться, принадлежала бабушке. По крайней мере, комод, полный старомодных ночных рубашек и прочих вещей, старенькая библия, пухлый томик которой лежит на трюмо, явно свидетельствуют в пользу этой версии.

Покончив с досмотром всех помещений второго этажа, я застываю перед лестницей на чердак, ибо не совсем уверена, что имею право туда заходить. Ведь Эль как-то говорил, что терпеть не может, когда кто-то заходит в его комнату. А чердак этого дома, как ни крути, тоже когда-то был ею.

- А, была не была, - машу рукой я и уверенно поднимаюсь наверх.

Вот уж какая комната ни при каких условиях не могла соответствовать ничьим даже самым скромным представлениям о жилом помещении. Крошечная комнатушка площадью от силы семь-восемь квадратных метров с продуваемыми насквозь дырявыми стенами, практически голым полом и потолком и маленьким окошком, пролезть в которое взрослому человеку вряд ли представится возможным. Даже Миса с ее миниатюрным сложением вряд ли протиснется. Две кровати, стоящие друг напротив друга у противоположных стен по обе стороны от окошка, маленькая не то тумбочка, не то столик, два жалких латаных коврика у каждой из кроватей и лампочка под потолком – вот и все убранство.

На смену шоку от увиденного пришло справедливое негодование из-за тогдашнего решения властей, передавших опеку над детьми неизвестно кому. Хотя я не слишком люблю детей, но это просто не лезло ни в какие ворота.

Выглянув в окно, я увидела парк, по которому шла, когда возвращалась из универмага. Возможно, это в нем Эль тогда спрятался после побега, и поэтому его не нашли… Непроизвольно проведя ладонью по спинке одной из кроватей, я вскрикиваю от неожиданности и вынужденно переключаю внимание на свою верхнюю конечность. В самый центр ладони впилась широкая заноза, видимо, когда-то бывшая частью кровати, до которой я имела счастье дотронуться. Сморщившись, я подцепляю ее двумя ногтями и резко выдергиваю из-под кожи – процесс не столько болезненный, сколько неприятный внешне. Удивительно, но даже крови нет. Глянув после этого на спинку кровати, об которую я травмировалась, я обнаруживаю и причину этого. Некогда покрытое лаком дерево сплошь изрыто какими-то выбоинами, словно по спинке долго, упорно и методично колотили каким-то острым предметом, причем, с разной силой. Повезло еще, что я «поймала» только одну занозу, а не три-четыре за раз.

Обстоятельно стряхнув пыль с такого же старого и латаного, как и прикроватные коврики, покрывала, присаживаюсь на ту же кровать. Копаться в вещах тут невозможно из-за отсутствия таковых, но даже если бы они и были, я все равно бы не стала этого делать.

- Мдааа… - негромко тяну я. – Не хотела бы я здесь жить… Даже сейчас здесь прохладно, а что же тогда творится зимой?

Не зная, чем бы заняться, снимаю с руки браслет и начинаю задумчиво раскручивать его на пальце, потом подбрасываю вверх и ловлю пальцем другой руки. Еще в детстве это было одним из моих любимых способов убить время. Давненько я этим не занималась, совсем форму растеряла.

Словно в подтверждение этих мыслей, браслет срывается с пальца и, перелетев через комнату, залетает под другую кровать.

- Черт! – ругаюсь я, становясь на корточки и заглядывая туда, приподнимая край пыльного покрывала. Браслет, чуть блестя, лежит у самой стены.

Попытка его достать ни к чему не приводит: рука слишком короткая, чтобы дотянуться, нога в такую узкую щель не пролезет, а зацепить нечем.

- Это даже на шутку не похоже, - ворчу я, укладываясь животом на пол и все еще не оставляя надежд дотянуться до него рукой.

В какой-то момент я даже могу вскользь коснуться его пальцем, но дальше этого дело не заходит. После пяти минут мучений, вся в пыли, грязи и еще бог знает чём, я сдаюсь и поднимаюсь на ноги, поспешно отряхивая одежду и ругая себя за несообразительность. И почему мне сразу не пришла в голову идея о том, что кровать можно просто отодвинуть от стены? Приведя в исполнение этот план, я буквально на десять сантиметров оттаскиваю на удивление тяжелую кровать от стены, после чего, откинув пыльное покрывало, опять ложусь на живот на матрас и засовываю руку в открывшуюся дыру. Нащупав искомый браслет, я уже собираюсь, было, вытащить его обратно на свет божий, но в этот момент моя рука натыкается еще на что-то, на ощупь похожее на какую-то не то книгу, не то тетрадь. Однако вытащить и ее тоже не удается, потому как она застряла и вообще не двигается. Плюнь на это и уйди – вот самый разумный вариант моих дальнейших действий, но, кажется, сейчас я при всем желании не смогла бы вести себя разумно. Достав браслет и бросив его на кровать рядом с собой, я снова засовываю руку между стеной и кроватью. Осторожно потянув на себя доступный ладони клочок неизвестного печатного издания, убеждаюсь, что книжка-тетрадка вовсе не лежит на полу, а каким-то образом висит на внутренней стороне бока кровати. Хорошенькие дела! Высунув от усердия язык и как следует собравшись с силами, я отодвигаю злосчастную кровать от стены еще на несколько сантиметров и потом уже засовываю в щель сразу обе руки и голову. Хотя, конечно, разглядеть в этом полумраке мало что удастся, но все-таки. Пыль нещадно засыпает глаза, так что приходится бесконечно щуриться. Зато засунув руки по локоть под кровать, не составляет труда нащупать этакий небольшой потайной карман. Немного усердия, немного терпения, и злосчастная брошюрка, наконец-то оказывается в моих руках. При детальном рассмотрении это оказывается вовсе даже не книжка, а толстая тетрадь в черном кожаном переплете (п/а: Со зловещим названием Death Note на обложке. Бу-га-га!)

Кое-как задвинув кровать обратно, я тут же усаживаюсь на нее и открываю тетрадь на первой странице. К моему удивлению, там оказываются вовсе не грандиозные секретные записи, а какие-то бухгалтерские расчеты. Словно кто-то подсчитывал прибыли и убытки и составлял план каких-то покупок. Озадаченно почесав затылок, я перелистываю страницу, потом еще раз и еще. И на каждой странице такие же однотипные записи, только цифры всегда разные. Пролистав больше половины, я разочарованно вздыхаю. Стоило ли так мучиться из-за такой туфты… И уже собираюсь закрыть тетрадь и убрать куда подальше с глаз долой, когда мой взгляд падает на одну из страниц ближе к концу. Она сплошь исписана, причем, другим почерком, да и уже не цифрами, а многочисленными короткими предложениями. Пролистываю немного назад, чтобы найти то место, с которого начался переход, после чего пристально смотрю на самый верх страницы, где неровным почерком, чем-то напоминающим печатные буквы, кто-то старательно вывел «Нашел в подвале тетрадь. Джейсон не заметил». Содержательно, ничего не скажешь… честно говоря, чтение не показалось мне таким уж увлекательным занятием. Тетрадь оказалась чем-то вроде дневника, который, как я поняла, вел брат Эля. Вот только, в отличие от некоторых, он то ли не был большим любителем рассказывать о своих чувствах, то ли просто не мог в силу возраста выразить их словами. Так что изъяснялся в основном очень коротко, постепенно и методично исписывая одну страницу за другой, описывая свой быт.

«Плохо спал. Опять снилась мама».

«На завтрак опять подгоревшая яичница. Мерзость».

«Джейсон и Жанна ушли. Дома бабка».

«Хотел снова сходить в подвал. Закрыто».

«Бабка снова кричит на нас».

«Эль тоже плохо спит. Разбудил меня ночью. Я не сказал ему про сны».

«Порвался носок. Опять ночью замерзнут ноги».

И так до бесконечности. По сути ничего интересного, сухая констатация фактов, и ничего больше. Как я поняла, он писал тут каждый день по нескольку предложений. Если честно, не совсем понимаю смысл всего этого. Ведь у него был брат, с которым можно было поговорить… Но, как говорится, чужая душа – потемки, так что...

В этот момент снизу раздаются шаги, и я вздрагиваю, чувствуя себя так, словно хозяин дома сейчас застукает меня выбирающейся из подвала и перемазанной его же любимым вареньем. Пулей вылетев с чердака и спустившись на первый этаж, обнаруживаю, что Эль наконец-то проснулся и уже принялся за поедание торта, который я оставила на столе (убирать его в холодильник не было смысла, ибо электричества все равно нет).

- Ну, как спалось? – непринужденно интересуюсь я, навалившись спиной на дверной косяк и умиляясь этой картине. И тут же сама отвечаю. – И не думай говорить, что все плохо. Стал бы ты дрыхнуть почти сутки, если бы сны тебе не нравились. Ну давай-давай, скажи, что я была права, когда уговаривала тебя поспать.

- Ты была права, - эхом отзывается Эль, жуя бисквит, хотя особой благодарности в его голосе не чувствуется. А потом внезапно улыбается. – Спасибо, Кристен.

- Не за что. – Я уже улыбаюсь до ушей, а на душе такая невероятная легкость, словно заново родилась.

- А что у тебя в руках? – Эль, наконец, замечает толстую тетрадь, и врожденная любознательность не может позволить ему остаться безучастным к чему бы то ни было.

- Ну, надо же мне было чем-то заниматься, - почему-то виновато пожимаю плечами я, - так что я случайно наткнулась на дневник твоего брата...

- Бейонда? – удивленно переспрашивает он, протягивая руку и молчаливо требуя передать ему сие писание.

Я отдаю ему тетрадь, раскрыв ее на первой исписанной предложениями странице, и на какой-то, впрочем, довольно незначительный промежуток времени Эль буквально выпадает из этого мира, углубившись в чтение.

- А, это я хорошо помню... – внезапно говорит он, когда я опять завариваю кофе... – это как раз было за пару недель до того, как мы собрались бежать...

Заглянув Элю через плечо, я глазами пытаюсь отыскать предложение, привлекшее его внимание.

- Вот это, - указывает пальцем он почти в середину страницы.

- «Сегодня к нам запрыгнула соседская кошка. Покормили. Джейсон увидел ее и выбросил в окно», - вслух читаю я, непроизвольно ежась и переводя взгляд на следующее предложение. – «Я хочу убить его!»

- Нам тогда здорово досталось, - негромко говорит Эль. Это воспоминание явно не было самым радостным в его жизни. – Бейонд тогда почти неделю провалялся в кровати... Я и понятия не имел, что он вел дневник. Почему он не показывал его мне?

- Не хотел, чтобы ты беспокоился, - нерешительно произношу я. – Он писал, что ему снились кошмары. О том дне...

- Кристен, ты можешь ненадолго оставить меня одного? – внезапно не своим голосом спрашивает он, не отрываясь от тетради.

Меня эта просьба ничуть не удивляет, так что я только киваю и выхожу в гостиную. Решительно не зная, чем заняться, укладываюсь на все тот же грешный диван, который недавно занимал Эль. Так как связи нет, и позвонить домой дабы узнать, все ли там в порядке, не представляется возможным, я просто открываю на сотовом «Дело о светящихся пальцах» Гарднера и углубляюсь в чтение.

Не знаю, сколько проходит времени – когда я дорываюсь до романов про Перри Мейсона, я напрочь отключаюсь от реальности – но в какой-то момент легкое прикосновение к плечу вырывает меня из зала суда и возвращает в реальный мир.

- Нам лучше поспешить, - говорит Эль, стоя у изголовья. – Если не поторопимся, то опять не успеем на последний автобус, а оставаться здесь вторую ночь подряд я как-то не горю желанием.

- Ну ладно, - я пожимаю плечами и поднимаюсь на ноги.

Эль уже в прихожей: обувается, одевается и шуршит полиэтиленовым пакетом, в который сложил остатки того, что я купила. Так что я со спокойной душой следую его примеру.