Часть II. Глава 27

Связывающая два разума незримая нить лопнула, и параллельная реальность исчезла без следа. Он по-прежнему сидел в комнате напротив Омута, но мысли ещё не до конца вернулись в действительность, витая где-то в таинственной неизвестности, куда только что путешествовало сознание.

Со странным удивлением он услышал имя, на мгновение показавшее чужим:

— Сириус!

Родной голос мигом разорвал наслоения инородного восприятия. Сириус разом очнулся от липкого дурмана, повернул голову и увидел крайне озабоченное лицо сидевшей рядом Стеллы, которая заглядывала ему в глаза, бережно поглаживая по руке. Остальные тоже собрались вокруг, притихшие и озадаченные.

— Он там. Наш враг. У себя дома. Прямо сейчас, — отрывисто выпалил Сириус, торопясь не упустить главное, пока образы ещё явственно стояли перед глазами.

— Новое видение? — с некоторым облегчением, но всё равно напряжённо спросила Стелла. — Так мы и подумали.

— Не то чтобы... Как бы объяснить...

Сириус замялся и, заметив недоумение и тревогу на лицах близких, чуть отдышался и постарался максимально кратко и понятно пересказать произошедшее.

— То есть как «оказался на его месте»? — недоверчиво переспросил Ремус, когда он закончил.

— А так, что это не воспоминание из прошлого, а действия этого человека в данный момент.

По правде сказать, Сириус и сам не мог полностью рационально объяснить свои ощущения и руководствовался в большей степени интуитивными выводами.

— То есть ты знаешь, где он сейчас! — осенило Анну.

— Увы, пока никакой конкретики, — задумчиво покачал головой Сириус. — Всё слишком размыто и сумбурно.

— Раз видение пришло, когда ты услышал пророчество, надо повторить! — с азартом щёлкнула пальцами Стелла, которая, наконец, отвлеклась от своих переживаний, и в глазах зажёгся привычный мародёрский задор.

— Тем более с первого раза его никто толком не запомнил, — Эвелин, вероятно, уже совладала с нервами и была не против пересмотреть так напугавший её эпизод в музее.

— Не забывайте: пророчество необычное, и некий «доброжелатель», что услужливо передал его через Рега, вполне может водить нас за нос, — напомнил Ремус.

К счастью или к сожалению, все вынуждены были переключиться на новое, доселе невиданное событие, грянувшее как гром среди ясного неба, и стремительное развитие ситуации не позволило надолго задержать внимание на пугающем факте внедрения чужого разума в личность Рега.

— Да, но подсказки Стелле и Анне, кто бы их ни дал, были дельными и положительными — теперь-то уж можно не сомневаться. Хотя, мало ли, пророчество мог подсунуть и кто-то другой, чтобы нас запутать, — начал рассуждать Регулус.

— Вряд ли, — Сириус энергично потёр ладонями лицо, чтобы привести мысли в порядок. — Я точно распознал, как оно важно для нашего врага. А ведь я, можно сказать, залез к нему в голову. Так что обман маловероятен, но расслабляться нельзя.

— Так, а который час? — вдруг спохватился Регулус. — Эв, тебе ведь пора домой!

Эвелин грустно вздохнула, но спорить не стала, и они отошли в сторонку, чтобы наскоро попрощаться. Ей, конечно, не хотелось покидать Регулуса, да ещё и в самый разгар событий, но лишние подозрения и расспросы Викторинуса будут совершенно некстати.

— Что ж, давайте продолжим, — проводив Эвелин, невозмутимо заявил Регулус, но в глазах отчётливо пробежала тень тревоги: мыслями он естественно тянулся к любимой, которой предстояло выдержать напор сурового отца.

Воспоминание прокрутили столько раз, что сбились со счёта, но Сириус, как ни старался, не сумел поймать нужное состояние и подобрать единственный подходящий «ключ» к внутренней сущности своего противника. Зато текст пророчества основательно врезался в память — не только Сириуса, но и всех присутствующих.

— Вижу, не получается, — глядя на его бесплодные потуги, огорчённо констатировала Стелла.

Сириус оставил бесполезные попытки «войти в астрал» и сосредоточился на имеющемся материале:

— Зато мы точно знаем, что это пророчество для него — первооснова. Возможно, именно в нём кроется наш шанс на победу, — рискнул он высказать пришедший на ум вывод.

— Вполне может быть! — Регулус, как обычно, молниеносно схватывал идеи брата. — И мы обязаны вычислить, о ком в нём говорится!
— Хорошо, давайте спокойно разберёмся, — рассудительный Ремус решил снизить всеобщий градус эмоций. — Мне вот, например, показалось странным уже самое начало: «он должен знать». Прорицатели обычно так не говорят.

— По-моему, это не часть пророчества, а обращение к кому-то конкретному, — предположила Анна.

— И было бы весьма кстати выяснить, к кому именно, — иронично прищурился Сириус.

— К тебе, наверное, — Стелла положила подбородок ему на плечо. — Ты же имеешь доступ к разуму нашего заклятого приятеля. Может, подсказка специально для тебя и именно ты должен найти героя пророчества?

— Странные загадки, если подумать, — нахмурилась Анна. — Будто кто-то затеял игру забавы ради. Если уж таинственному помощнику известно так много, почему бы не поделиться нормально?

— А если он банально не имеет возможности? — вопросом на вопрос ответил Сириус. — Но личность подсказчика пока в любом случае вычислить нереально. По-моему, бессмысленно тратить на это время.

— Ну ладно, пойдём дальше, — согласился Регулус. — Допустим, фраза о том, что наш ещё не обретённый герой когда-то там будет сильнее — стандартный оборот для предсказаний, он только пудрит мозги и толку от него мало. Но вот «не имеет права лишить жизни» звучит уже более определённо, и за это можно зацепиться.

— Но мы не знаем и личность самого Древнего, поэтому как можно угадать, на что он там имеет или не имеет права? — с сомнением протянула Стелла.

— Стой, Рег! — обычно хладнокровный Ремус вдруг подскочил как ошпаренный. — Он же защитил тебя от Авады явно не просто так!

— Чего... Ты же не хочешь сказать... Да ну, быть не может! — опешил Регулус и повернулся к брату: — И ты так считаешь?

Сириус пока не спешил с ответом и принялся усердно размышлять. Стелла с Анной тоже молчали, застигнутые врасплох внезапным открытием. В первую секунду догадка Ремуса показалась Сириусу разумной: спасение Рега действительно не вписывалось в действия тёмного мага, жаждущего покорить волшебный мир. Но с другой стороны... Мысли бисером рассыпались в разные стороны и предательски ускользали раньше, чем удавалось собрать их воедино.

— Рега же хотел убить не он, а Волдеморт, — спустя несколько минут мозгового штурма, Сириус, наконец, оформил мысль. — Не очень-то согласуется с текстом пророчества.

— Логично... Но сомневаюсь, что он это сделал по доброте душевной. Всё равно какой-то смысл спасать был, так ведь? — спорить Ремус не стал, но его вопрос так и повис в воздухе: объяснение этому противоречию Сириус не мог придумать с того момента, как Рег поведал ему свою историю в каньоне.

— С тем же успехом, кстати, можно подумать и на тебя, Сириус, — хохотнул Регулус, явно обрадовавшись, что нашёлся повод не записывать его в избранные. — Вспомни амулеты подавления воли: тот, что подсунули Краучу, однозначно был направлен против тебя.

— Тогда уж проще было запустить в меня Авадой из-за угла, — съязвил Сириус, хотя ему было слегка не по себе от подобных рассуждений. — Не представляю, с какой радости настолько могущественный маг вдруг не имеет на это права. А что он стремился добраться до меня... Так, наверное, чтоб я не узнал, кто избранный — вдруг было предсказание и такого рода. Тут эти пророчества, как выясняется, на любой вкус.

— Неплохо бы потрясти Дамблдора, но это за гранью наших возможностей, — сокрушённо вздохнула Анна. — А он точно замешан в истории.

— Они вообще, скорее всего, работают в связке, — высказал Сириус давно крутившееся в голове предположение. — Дамблдор разнюхивает насчёт амулетов, да и Снейп упоминал о нездоровом интересе нашего достопочтенного директора к поломке Еиналеж.

— Никогда бы не подумал, что он способен в такое ввязаться, — Ремус глядел куда-то в одну точку. — Вот так, кажется, что знаешь человека... А он, выходит, мастерски притворялся столько лет.

— Или его что-то вынудило... — Регулус в возбуждении приподнялся из-за стола, но передумал и плюхнулся обратно в кресло.

— Кстати, из-за всей кутерьмы чуть не вылетело из головы! — воскликнула Стелла. — На допросе Скримджер вдруг начал докапываться до амулета, что мы подсунули Дамблдору как подделку. Наверняка не обошлось без его наводки! Бр-р, если б ты не вычистил мою память...

На Стеллу навалились плохие воспоминания, и она снова безотчётно прижалась к Сириусу, который с тихим вздохом поцеловал её в макушку.

— А ведь ещё есть слова про какое-то светлое пятно, — Анна вернулась к тексту пророчества. — Среди чёрного или чёрных... чего? Фраза явно оборвана.

— И как насчёт отчаянной воли? — продолжил задавать, увы, пока риторические вопросы Регулус.

— Гадать можно до бесконечности, но самое главное — пророчество стало толчком к новому... — глаза уже давно слипались, мысли так и норовили ускользнуть с верного направления, но сдаваться Сириус не планировал, — скажем для простоты, видению. И, судя по нему, ментальная связь вышла на другой уровень, более тесный. Так что, наверное, стоит ожидать повторения. Жаль, не могу контролировать... И ещё, — он замер, пытаясь чётко вспомнить свои ощущения в тот момент. — Я почувствовал слабость. Он почти выдохся. Отлучение от Еиналеж делает своё дело и капля за каплей точит его силы.

— Хм, то есть может произойти так, что нам не понадобится ни загадочный избранный, ни встреча с врагом лицом к лицу? — с надеждой предположила Стелла.

— Хотелось бы верить, но полагаться только на этот сценарий слишком беспечно, — мягко возразил Сириус.

Конечно, он всей душой желал обнадёжить Стеллу и остальных, однако сердце почему-то упрямо нашёптывало о нереалистичности такого исхода. Возрастало стойкое мрачное предчувствие, что так легко им не отделаться. Или просто коварные обстоятельства и суровая неблагосклонная к ним действительность, постоянно подкидывающая всё новые и новые трудности, банальным образом превратили его в закоренелого скептика?

* * *
Не без труда переключившись с бурных событий, которые только что развернулись в тайнике, и провоцировавших лёгкое головокружение и сладко будораживших кровь мыслей о Регулусе, Эвелин отправилась домой. Безуспешно пытаясь избавиться от начавшего пронизывать душу страха, она аппарировала в холл, чтобы не сразу попасться на глаза разгневанному отцу, хотя кого обманывать: встречи всё равно не избежать. Яркий свет из распахнутых настежь дверей гостиной не стал сюрпризом, а лишь усилил болезненное жжение в области грудной клетки. Как Эвелин и предполагала, родители и не думали ложиться. Набрав в лёгкие побольше воздуха, она ступила в просторный зал. Сейчас начнётся.

Раздражающий свет от нескольких комплектов никогда не гаснущих волшебных свечей, расставленных особым образом, чтобы охватывать всё немаленькое пространство, резко контрастировал с мягко обволакивающим, приглушённым освещением в тайнике и неприятно бил в глаза. Но скорее виной всему было внутреннее ощущение: в том месте, которое Эвелин только что покинула с огромным сожалением, она находилась рядом с особенным для неё человеком и чувствовала себя раскованно и непринуждённо. А дом, который она с детства считала уютной тихой гаванью, с недавних пор стал весьма некомфортным и пропитался враждебной атмосферой, ведь там приходилось постоянно лгать и изворачиваться.

Отец сидел на диване и нетерпеливо постукивал пальцами по широкому подлокотнику. Эвелин невольно надеялась найти поддержку в лице более лояльной матери, но отец был один. Видимо, специально уговорил маму лечь спать, чтобы устроить дочери разнос с глазу на глаз.

— А, явилась работница, — неодобрительно и даже с некоторой издёвкой усмехнулся он, а значит, ожидать безболезненного разговора не приходилось.

— Доброй ночи, пап, — как можно приветливее поздоровалась Эвелин, стараясь унять дрожь в руках. — А мама... — непроизвольно вырвалось у неё.

— Устала. Тебя же не дождёшься, — сухо прокомментировал отец и с нескрываемым раздражением добавил: — Небось сперва бегала к кузине с отчётом?

— А что такого? — врать Эвелин не рискнула: ему вполне могли передать, во сколько она покинула Музей. — Я же исчезла в тот вечер, не предупредив, хотя обещала зайти. Это элементарная вежливость. А написать из Парижа не было времени: завалили работой, — без запинки, как на экзамене, отчеканила она.

— Мне сообщили, что ты отвергла предложение постоянной работы в Музее, — нарочито официально продолжил отец, не отреагировав на её объяснение. — Весьма недальновидно с твоей стороны. Такой возможности может больше и не представиться. В следующий раз они сто раз подумают, прежде чем приглашать столь высокомерного не по возрасту сотрудника.

«Да ты сам всё и организовал, признайся!» — чуть не выпалила Эвелин, но вовремя одумалась.

Вместо этого она открыла рот, чтобы озвучить очередную отговорку, но отец властно поднял руку, пресекая любые оправдания, и намного более резким тоном, не в силах обуздать негодование, перешёл на тему, ради которой, без сомнения, и затеял весь разговор:

— Ты словно под гипнозом Стеллы! Не могу взять в толк, в чём истинная причина твоего благоговения перед ней, но это переходит всякие границы! Она себе испортила жизнь и теперь ищет, с кем бы ещё проделать подобное. Наверняка неосознанно, но от этого не легче. Как ты не понимаешь, сейчас она вытягивает жизнь из тебя... Ей нужно сбрасывать на кого-то негатив, и тут под руку попалась ты! Стелла несколько лет была слепо одержима Блэком, Мерлин знает что себе навыдумывала... Повезло ещё, что замуж за него выйти не успела. А когда идеальный мир в её голове рухнул, она попросту потерялась, не смогла оправиться и, давай посмотрим правде в глаза, стала ненормальной. Конечно, она с радостью наплела тебе всякой чуши, что убедить остаться и продолжать...

— С чего ты взял, что Стелла вообще от чего-то меня отговаривала?! — громко перебила Эвелин, что раньше было ей не свойственно, поэтому отец от неожиданности резко умолк и не стал прерывать. — Ты сильно преувеличиваешь её влияние на мою жизнь! Как будто я несмышлёный ребёнок и не имею своего мнения! Может, я ещё не готова к переезду в другую страну, об этом ты не подумал? Когда я говорила, что хотела бы пожить во Франции, имела в виду не прямо сейчас, а когда-нибудь в будущем. Вообще-то меня всё устраивает здесь, но, вижу, никого в этом доме не волнует такой сущий пустяк! Я ведь даже не успела толком поработать в нашем Министерстве, а ты так жаждешь меня спровадить! Словно хочешь выгнать из дома! Даже не знаю, в чём я настолько провинилась, что вы с мамой мечтаете от меня избавиться!

Эвелин закончила свою обиженную тираду и демонстративно отвернулась, надеясь, что сказанное прозвучало достаточно убедительно. Сердце бешено колотилось, дыхания не хватало, грудь тяжело вздымалась, и понадобилась вся выдержка, чтобы не выдать реального состояния. Отец, к её ужасу, не подавал голоса и словно растворился в безмолвии погружённого в ночную тишину особняка. Наверное, она перегнула палку и только ещё сильнее его разозлила. Загнала себя в угол! Зная крайне неуступчивый характер отца, можно ожидать самого худшего. Он не смирится с дерзостью и неповиновением дочери и в конце концов любыми путями докопается до правды. И как теперь выкручиваться? В голове лихорадочно вертелись варианты, но ни один не выглядел убедительным. Казалось, прошло целых полчаса, прежде чем отец издал глубокий, не обещающий ничего хорошего вздох. Эвелин вжала голову в плечи и приготовилась к удвоенному потоку гнева, всё ещё не представляя, как будет защищаться.

— Зря ты так о нас думаешь, милая, — вместо этого к её полной неожиданности отец смягчился, и в интонациях, как показалось, промелькнул страх. — Мы всегда желаем тебе добра и хотим, чтобы ты вдумчиво и критически оценивала любую ситуацию. А сейчас мы всего лишь искренне обеспокоены переменами в твоём образе жизни: забросила всех старых подружек и общаешься с одной Стеллой. Это не могло пройти мимо нашего внимания. Да ещё и скользкая история с тем французом...

Сначала Эвелин оторопела от резкой смены тона, но спустя несколько минут растерянного молчания до неё вдруг дошло: отец всерьёз опасался, что дочь по примеру Стеллы вздумает покинуть родительское гнездо, если он будет сильно давить. Несмотря на озарение, быстро успокоиться, как того требовали обстоятельства, всё равно было непросто, но несколько незаметных выдохов помогли чуть унять сердцебиение. Обнаружив возможный рычаг влияния, Эвелин немного осмелела, развернулась и для убедительности посмотрела отцу прямо в глаза. Из его взгляда исчезла первоначальная жёсткость и непоколебимость, а по выражению лица читалось, что он готов уступить, пусть и без всякого удовольствия.

— У подружек поменялись интересы, с возрастом так бывает, — Эвелин надеялась, что выглядит достаточно естественно. — А с французом вышло неприятное недоразумение, я и сама далеко не восторге... Но ты не запретишь мне общаться с кузиной из-за своей личной неприязни, — решив, что сейчас самый подходящий момент, она резко сменила тему. — Она не преступница и не чужая. Ты даже не представляешь, как она страдает от всеобщего непонимания, чувствует себя изгоем среди родных из-за, видите ли, неправильной любви...

Эвелин испугалась собственных слов и замолчала: она и не заметила, как начала проецировать ситуацию на собственное восприятие действительности и говорить отнюдь не о страданиях кузины, а о своих личных переживаниях. Поток откровений, пусть и в завуалированном виде, пора прекращать: нельзя подкидывать отцу пищу для опасных размышлений.

— Пап, извини, если обидела, — миролюбиво продолжила она и устало опустилась на диван рядом с ним. — Просто я так замучилась на работе, а ты сразу...

— Мда, пожалуй, слегка погорячился, — согласился отец, но голос оставался напряжённым. — Иди отдыхай... И запомни, пожалуйста: я тебе пока ничего не запрещаю, а предостерегаю и только. Ты достаточно умная девушка, чтобы самой во всём разобраться. Уверен, ты сделаешь правильные выводы.

Он примирительно погладил Эвелин по плечу, и в ответ она изобразила понимающую улыбку. Но обманываться его ободряющими словами не спешила: отцовский характер был ей слишком хорошо известен. Наивно ожидать, что отец так легко изменит мнение и поступится своими принципами. Просто он решил, что разумнее не обострять конфликт. Пока.

* * *
Круговыми движениями растирая разболевшийся после нервного разговора лоб, Виктор в глубокой задумчивости наблюдал, как Эвелин чуть нетвёрдой усталой походкой поднимается в свою комнату. Да, развивая столь щекотливые темы, как сегодня, нужно соблюдать особую осторожность и ни в коем случае не переходить границ, как бы трудно ни было сдержаться: дочь в любой момент может вспылить, взвиться и наделать глупостей. Виктор пока не привык к серьёзным переменам в характере Эвелин и всё время забывал, что она уже далеко не та послушная девочка, с почтением внимавшая каждому его слову, какой была ещё недавно. Что-то в ней незримо, но весьма ощутимо перевернулось, причём за короткий срок.

Раньше Виктор ненавязчиво, но зорко контролировал окружение дочери и всегда знал, с кем и как она проводит время. Да и сама Эвелин никогда не давала поводов сомневаться в её благоразумии. А теперь она заметно отдалилась и перестала говорить по душам даже с матерью. Неужели всему виной одна Стелла? Да, Эвелин, несмотря на эрудицию и рассудительность, ещё совсем не знала жизни и вполне могла угодить под чужое влияние, и Виктор с навязчивым упорством стремился ограничить их общение со Стеллой, но вдруг дело в другом? Ведь две кузины даже в детстве не были близкими подругами, так — приятельницами, к тому же с не слишком схожими взглядами на жизнь. А уж с началом длительной маниакальной привязанности Стеллы к Блэку, Эвелин и вовсе разумно свела контакты с кузиной к минимуму. И с чего бы её отношению поменяться именно сейчас? Пусть дочь и твердила постоянно что-то о моральной поддержке Стеллы, оставшейся наедине со своими внутренними боггартами, но это недостаточно веский повод, чтобы проводить у неё чуть ли не больше времени, чем дома. Эвелин явно что-то недоговаривает. Казалось, он упускал некую крайне важную деталь...

Отдуваясь, Виктор тяжело поднялся с дивана. Неспособность однозначно выяснить, что происходит в жизни дочери, изрядно раздражала и выбивала из привычного ритма. Но одно было ясно как день: пускать ситуацию на самотёк категорически нельзя, иначе Эвелин может с головой увязнуть в неприятностях. Однако действовать следует крайне деликатно, чтобы не вызвать у неё ненужной реакции. И Виктор уже решил, с чего начать.