Часть II. Глава 25

Дариус очутился в обширном холле с четырьмя колоннами из розоватого мрамора и ведущей наверх величественной лестницей. Быстро оценив обстановку, он без промедления начал подъём. В прошлое своё посещение Дариус не видел и десятой части здания, и потребовались определённые усилия, чтобы не заблудиться в тёмных коридорах и сменявших друг друга, словно в калейдоскопе, разнообразных выставочных залах, в которых каждый шаг отдавался гулким эхом, но было довольно светло: в окна проникали неровные отблески уличных фонарей. Итак, третий этаж. Не тратя времени попусту, Дариус пересёк ещё два зала и остановился перед запертой дверью, которая, судя по всему, вела в крыло со служебными помещениями. Он нисколько не растерялся, поднёс жетон вплотную к двери, без проблем отворил её и оказался в узком, освещённом тусклым светом факелов коридоре. По обеим сторонам располагалось несколько одинаковых дверей, одна из которых была распахнута настежь. Оттуда на противоположную стену падала широкая полоса света и доносился гул голосов. Это здесь. От долгого безостановочного перехода через всё здание и, главное, нараставшего волнения, дыхание сбилось, так что минута ушла на то, чтобы прийти в норму. Но заходить Дариус всё равно пока не стал, а толкнул соседнюю закрытую дверь, которая, к счастью, легко подалась, и заглянул в проём. В маленькой каморке стоял одинокий стол, на котором высилось несколько пыльных коробок. Вполне подойдёт.

Тихонько прикрыв каморку, он внутренне собрался, приблизился к открытой двери и тут же замер: в глубине небольшой комнаты, прямо напротив проёма, грациозно склонившись над заставленном вазами и статуэтками столом и сосредоточенно водя пером по пергаменту, стояла она. Эвелин. Прекрасная и чарующая... Вспомнив, для чего он здесь, Дариус с трудом оторвал от неё заворожённый взгляд и поспешно осмотрелся. По полу были расставлены обитые железом ящики, у которых возились две женщины средних лет. Под самым потолком неспешно кружило пять или шесть свечей — небольших, но хорошо освещавших пространство вокруг. Больше ничего толком увидеть не удалось: словно почувствовав его присутствие, Эвелин выпрямилась и обернулась.

— Доброй уже, наверное, ночи, — затараторил Дариус, чтобы опередить её возможные вопросы. — Кажется, немного опоздал. Такая срочность, сумасшедший денёк... Эвелин Уайтс, если не ошибаюсь?

Поглощённые работой женщины не обратили на прибытие ещё одного человека особого внимания, а лишь на секунду вскинули головы и опять принялись за дело.

— Доброй, — Эвелин с нескрываемым любопытством принялась его разглядывать. — Мы знакомы?

— Сейчас будем, — отшутился Дариус. — Меня зовут Дариус Флеминг. Мельком видел вас пару раз в Министерстве.

— А, понятно, — потупила глаза Эвелин. — Что ж, приятно познакомиться. Можете приступать: как видите, дел невпроворот.

Она снова уткнулась в пергамент, но Дариус продолжил говорить.

— В соседней комнате ещё несколько коробок с... — он чуть замялся, подбирая нужное слово, ведь понятия не имел, над чем конкретно идёт работа, — вещами. Мне поручили показать, чтобы вы могли разобраться...

Дариус замолчал, чтобы не ляпнуть лишнего и не обнаружить своей неосведомлённости, и просто приглашающе указал на дверь.

— Странно. Сказали, всё здесь, — с пугающим сомнением приподняла бровь Эвелин, но, к его огромной радости, всё-таки согласилась: — Ладно, посмотрим.

Ненавязчиво проверив боковым зрением коридор, чтобы не попасть впросак, Дариус отвёл её в ту самую каморку, в которую заглядывал несколькими минутами ранее. Он галантно пропустил Эвелин вперёд и, войдя следом, незаметно запер дверь заклинанием. Из единственного окна поступало достаточно света, и Эвелин принялась неторопливо распечатывать одну из водружённых на стол коробок. Дариус безмолвно стоял у неё за спиной, намертво сжав пальцами палочку в кармане и стараясь не выдать своего нетерпения. Наконец, она распаковала коробку и не сдержала возмущённого восклицания.

— Ничего не понимаю! Да это какая-то старая... — Эвелин закашлялась от поднятой столбом пыли, — рухлядь! И на упаковке должна стоять эмблема нашего Министерства. Вы что-то напутали, мистер Флеминг!

В ожидании объяснений она повернулась и гневно посмотрела ему в глаза.

Сейчас.

Не дрогнувшая рука, словно пружина, распрямилась прежде, чем Эвелин успела понять, что происходит. Всего одно движение палочкой, и её фигура застыла в полном оцепенении.

* * *
Глаза по-прежнему застилала непроницаемая пелена, но разум понемногу начал очищаться после пришедшего откуда-то извне необъяснимого затмения. Париж, музей, нудная работа, внезапно возникший новый сотрудник... Всё не то. Чужое, фальшивое, будто происходившее с кем-то другим. Стоп! В сознании точно что-то перещёлкнуло, и память стремительно возвратилась, окончательно рассеивая вязкий туман, плотно обволакивающий рассудок. О нет, сейчас же нужно быть рядом с ним!

Эвелин приложила отчаянное усилие, чтобы обрести контроль над телом и зрением, и вскоре тягучая поволока начала отступать. Она всё ещё находилась в той комнатушке, куда её заманил... Едва Эвелин с испугом вспомнила о коварном Флеминге, как перед глазами стало вырисовываться чьё-то размытое лицо. Однако разгореться паника не успела: черты быстро приняли чёткие формы, и голова опять закружилась, но уже от нахлынувшего облегчения.

— Эв, наконец-то! — раздался знакомый, звучавший как волшебная мелодия голос. — Я уж было подумал...

Заботливые руки обхватили её талию, и Эвелин доверчиво прильнула щекой к родному плечу.

— Рег... — с чувством прошептала она сквозь подступавшие к горлу слёзы. — Значит, это был ты...

— Пришлось импровизировать: всё пошло слегка не по плану, — Регулус успокаивающе прижался губами к её волосам, но чуть подрагивающий голос выдавал волнение. — Стелла была у тебя дома. Твои родители не хотели отвечать толком и просто сказали, что ты уехала насовсем работать в этом музее, будь он неладен.

— Нет, что ты! — горячо возразила Эвелин, но, прокрутив в голове события прошедшего вечера, осознала, что ситуация и впрямь могла стать крайне неприятной: — То есть, мне и правда предложили остаться во Франции, но пока я ничего не подписывала, а попросила дать мне время, чтобы подумать. Потому что как-то очень уж неожиданно и скомкано вышло...

— Ох, вот и славно, — было заметно, насколько сильно Регулус боялся её потерять.

— Слушай! — осенило Эвелин, и она отстранилась, испуганно на него уставившись. — Отец так торопился меня отправить... Наверное, сам всё и организовал. А вдруг он вспомнил!

— Не вспомнил, — с мягкой улыбкой заверил Регулус и погладил её по щеке. — Иначе уже пытался бы добраться до нас с Сириусом.

— Прости, и в самом деле несу ерунду, — от его тёплого взгляда тревога на душе улеглась. — Но эту работу всё равно придётся закончить. Думаю, за завтра управлюсь и сразу к тебе. Насильно держать меня здесь никто не посмеет, даже если отец и приложил руку. Но ругаться и настаивать явно будет.

— Ничего, мы это переживём. Главное, ты будешь рядом и...

Регулус вдруг замолк на полуслове. Лицо неестественно исказилось, а зрачки начали дико вращаться. Эвелин инстинктивно отпрянула, но сразу опять жалобно протянула к нему руки:

— Рег, Рег! Что с тобой?

Но он не реагировал. Эвелин вскинула волшебную палочку, лихорадочно перебирая в уме подходящие заклинания, и тут же пронзительно взвизгнула: Регулус перегнулся почти пополам, будто ведомая невидимыми нитями марионетка, а когда распрямился, похолодевшую от ужаса Эвелин встретил пустой, лишённый всяческих эмоций взгляд.

— Р-рег... С-скажи что-н-нибудь, п-прошу, — жутко заикаясь, пролепетала она.

Надо было немедленно что-то предпринимать, но все магические знания разом улетучились из памяти: мозг отказывался работать, а в висках пульсировал лишь парализующий страх. Спустя несколько секунд зрачки Регулуса вновь задёргались, губы начали шевелиться, и он заговорил не своим голосом — хриплым, отстранённым, срывающимся. Сильный ступор мешал уловить смысл слов, и Эвелин просто оторопело хлопала глазами.

Регулус прервался, хватая ртом воздух, будто наткнулся на незримый барьер, не позволявший продолжить. Потрясённая Эвелин отступила в угол каморки, попутно задев стол и свалив на пол стоявшую на самом краешке коробку, вжалась в стену и почти не дышала, не веря в реальность происходящего. Наверное, она всё-таки не совладала с подменой воспоминаний и окунулась в пучину галлюцинаций, порождённых травмированным рассудком. Эвелин крепко зажмурилась, прогоняя наваждение, однако ничего не изменилось. Но если всё взаправду, может, это и не Регулус вовсе, а тот же Флеминг, кем бы он ни был, который, видимо, ловко одурачил её и теперь запугивает?

Пока в голове крутились версии одна хуже другой, подбородок Регулуса (Регулуса ли?) задрожал, мускулы неимоверно напряглись, и после нескольких неудачных попыток, мучительно борясь с некой сдерживающей силой, он с огромной натугой проговорил заплетающимся языком ещё несколько слов, из которых до восприятия Эвелин донеслось лишь:

— И древний... волшебник...

После чего он резко затих и уронил голову на грудь. Комната погрузилась в гробовую тишину, и только бешеное сердцебиение колокольным набатом гремело у Эвелин в ушах. Разумнее всего было бы попросту сбежать, пока есть шанс, но страх блокировал рациональное мышление, и Эвелин безропотно ждала, что будет дальше.

Прошло каких-то пару секунд, и человек, выдававший себя за Регулуса, встрепенулся, а в глазах появилась осознанность. Он сразу заметил перемену в поведении замершей, как восковая фигура, Эвелин:

— Что случилось, милая? На тебе лица нет.

В голосе было столько нежности и неподдельного беспокойства, что подозрения показались ничтожными и смехотворными, но Эвелин поспешно себя одёрнула: больше она на это не купится.

— Кто ты и где Регулус?! — едва не переходя на истеричный визг, выкрикнула она и дрожащей рукой направила на противника волшебную палочку.

— Ты чего, Эв? — ошеломлённо выдохнул тот и отчаянно простонал: — Неужели я что-то напутал и повредил твою память?

— Не надо делать из меня идиотку! — чтобы скрыть своё смятение, решительно замотала головой Эвелин. — С памятью всё отлично! Ты заявился сюда как некто Дариус Флеминг, завёл меня в эту комнатушку, потом... вернул мои воспоминания...

Внезапно Эвелин умолкла. Собственные мысли, произнесённые вслух, охладили пыл: теория не складывалась. Зачем врагу восстанавливать её память, а потом притворяться Регулусом? Разве чтобы втереться в доверие и получить доступ в убежище. Тогда какой смысл себя выдавать, устраивая спектакль с замогильными речами?

Пока Эвелин безуспешно пыталась сопоставить факты, лже-Регулус агрессии не проявлял и лишь смотрел на неё во все глаза. Смотрел с сочувствием и безмерной любовью. Точь-в-точь как настоящий. Разве такое можно подделать? Сердце ведь не обманешь...

В подтверждение её сомнений он отбросил волшебную палочку на стол:

— Это я, Регулус. И я никогда и ни за что не причиню тебе вреда, Эв. Ты мне веришь, чувствую. И вижу, что всё помнишь. Значит, дело в другом. Расскажи, пожалуйста, что стряслось.

Ласковый, любящий, родной взгляд, который ни один злодей не сумел бы так идеально скопировать никакими магическими ухищрениями, говорил больше, чем тысяча любых слов, и Эвелин окончательно сдалась. Да что это, в конце концов, на неё нашло! Вдруг Рега кто-то заколдовал или, не дай Мерлин, отравил, и ему срочно требуется помощь, а она тратит драгоценное время на глупые разборки.

— Рег, прости меня! — возбуждённо воскликнула Эвелин, всматриваясь в его лицо в поисках признаков тёмного заклятья. — Как ты себя чувствуешь?

С явным облегчением Регулус взял её ладони в свои. Его прикосновение развеяло последние крохи недоверия, и Эвелин задышала полной грудью.

— Сейчас значительно лучше, когда ты больше не держишь меня за врага, — улыбнулся он. — Ну же, что тебя так напугало?

— Ты вдруг стал сам не свой, будто тобой кто-то управлял, — поёжилась Эвелин, когда перед глазами вновь пронеслось его перекошенное лицо и неадекватные движения. — И начал плести что-то про древнего волшебника.

— Мерлин, ничего не помню! — поражённо ахнул Регулус. — Получается, выпал из реальности... — Подожди, как-как? — вздрогнул он. — Древнего волшебника? Это же из пророчества!

Эвелин озадаченно нахмурилась, но вскоре начала припоминать найденное Регулусом и Сириусом пророчество, которое было спрятано в тайнике их предка Финеаса Блэка.

— Ты же не хочешь сказать, что тоже стал прорицателем? — растерянно спросила она.

— Да не, вряд ли... Хотя не знаю уж, что и думать, — нервно почесал затылок Регулус. — И что, я сказал только эти два слова?

— Нет, были ещё слова, много слов, но я не ничего не разобрала: запаниковала и всё, — понурилась Эвелин. — Даже и мысли не возникло, что это не уловка или горячечный бред.

— Не вини себя, — стараясь успокоить, с чувством обнял её Регулус, хотя тоже выглядел ошарашенным. — Я и сам пока не понимаю, с чем мы столкнулись. В любом случае, что я там наговорил, узнать нетрудно. Но сейчас тебе нужно работать, а то начнут разыскивать и задавать лишние вопросы. Если хочешь, я останусь, только скажи.

— Слишком опасно. Тебя могут раскусить, — чтобы не поддаться искушению и не согласиться, Эвелин поспешила высвободиться из объятий.
Меньше всего хотелось его отпускать, но идти на неоправданный риск не стоило.

— Я справлюсь одна... Постой, у тебя точно нет головокружения, слабости, тошноты? — вспомнила она о своих тревожных домыслах.

— Абсолютно здоров, даже не думай об этом. Ладно, проскользну через служебный выход, — бодро отрапортовал Регулус и прошептал, наклоняясь ближе: — Скоро увидимся.

Жаркий поцелуй чудодейственным образом притупил страх и снизил напряжение. С приятной слабостью, разлившейся по всему телу, Эвелин проводила мечтательным взглядом бесшумно покинувшего комнату Регулуса. После чего немного подождала и тоже вышла, чтобы постараться как ни в чём не бывало вернуться к работе.

* * *
Весь вечер прошёл в надежде, что Элеонора куда-нибудь отлучится и удастся выкроить немного времени в одиночестве, но, увы, такого случая не предоставилось. С тщательно скрываемым нетерпением Винсент дождался наступления ночи и, убедившись, что жена заснула, тихонько выбрался из постели и поднялся на чердак. Тяжёлая дубовая дверь, к счастью, отворилась почти беззвучно, и в нос ударил спёртый воздух, пропитанный запахом пыли. С трудом подавив подступивший к горлу кашель, Винсент зажёг Люмос. Напротив двери чуть в глубине прямо на полу скопилась приличная горка наваленных как попало неразобранных вещей, а в самом углу стоял громоздкий кованый сундук, рядом с которым пустовал старый покосившийся столик со сломанной ножкой. Винсент даже не мог вспомнить, когда столь необходимый теперь артефакт использовался в последний раз и использовался ли вообще, но он точно должен храниться здесь. Мда, сколько раз Элеонора просила навести тут порядок, а он всё тянул и откладывал. Сейчас это существенно облегчило бы задачу. Что ж, корить себя за лень уже бесполезно, надо поторапливаться.

Первым делом Винсент решил проверить сундук, и с тяжким вздохом присел на корточки. Без труда открытая с помощью Алохоморы полукруглая крышка взметнула в воздух густое облако пыли, которая тотчас бросилась в нос и глаза, и понадобилось ещё одно немалое усилие, чтобы не нарушить ночную тишину. Едва Винсент собрался углубиться в поиски, начав рыться в тоже изрядно захламлённом сундуке, как на лестнице отчётливо послышались шаги. Только не это... Он торопливо захлопнул крышку, развернулся, схватил с пола в охапку всё, что подвернулось под руку, и водрузил на угрожающе зашатавшийся столик. Шаги быстро приблизились, дверь широко распахнулась, и на пороге с недоумённым выражением лица появилась Элеонора.

— Винс, ты что тут забыл? — два раза чихнув, удивлённо поинтересовалась она.

— Да вот, решил прибраться, — беззаботно махнул тот на кучку поспешно поднятых с пола вещей. — Давно пора, ты ведь сама говорила.

Лишь сейчас он сообразил, что видимость уборки можно было создать и не отходя от сундука, но оказался не готов к помехе и вовремя не сориентировался.

— Посреди ночи?! — изумилась Элеонора. — Ты, часом, не заболел?

— Проснулся, ворочался, — на ходу принялся сочинять Винсент. — Не хотелось тебя беспокоить, вот и подумал...

Он отвернулся к столику, чтобы не смотреть ей в глаза: лгать было весьма неприятно.

— Похвально, конечно, но не лучше ли заняться этим завтра? — справедливо предложила Элеонора и со вздохом добавила: — Дёрганый ты какой-то в последнее время. И задерживаться стал. Проблемы на работе?

— Тебе померещилось. Я в норме, и в Министерстве полный порядок: обычная текучка. Иди спать, пожалуйста, за меня не тревожься, — чтобы не показаться грубым, Винсент обернулся и слегка коснулся её плеча. — А я тут закончу, раз уж взялся.

— Да мне тоже не спится, — зевнула Элеонора и прислонилась к дверному косяку.

Надежда побыстрее спровадить её стремительно таяла. Винсент выругался про себя и принялся перебирать барахло на столике, имитируя бурную деятельность. Дело, к сожалению, придётся отложить. Но ничего, надо просто чуток переждать, не будет же Элеонора стоять над душой до утра. Однако следующая фраза заставила его больно закусить губу:

— Винс, меня очень волнует наша дочь.

Начинается. Несколько дней, прошедших с того момента, когда Стелле пришлось посвятить его в свою тайну, Винсент с опаской ожидал подобного разговора, и вот в далеко не самое неподходящее время Элеонора решила, как говорят маглы, завести свою шарманку.

— Эй, ты оглох? — с раздражением окликнула она.

Винсент чуть задержал дыхание, собираясь с духом, и нашёл в себе силы спокойно ответить:

— А что? По-моему, Стелле уже стало намного лучше. Да, процесс непростой и длительный, ты же понимаешь, тем не менее... Вижу её в Министерстве каждый день и...

— Ну да, видит он! — перебила Элеонора. — А в дом — её настоящий дом — она приходит всё реже и реже! Не замечаешь?

— Стелла хочет быть самостоятельной, в её возрасте это нормально, — по-прежнему не глядя не жену, терпеливо гнул свою линию Винсент, хорошо понимая, однако, что его слова ни коим образом её не переубедят.

— Поражаюсь твоему спокойствию! Либо ты слепой, либо тебе совсем наплевать! — предсказуемо взорвалась Элеонора.

— Ты знаешь, что это не так, — мягко укорил Винсент, без всякой цели теребя в руках стопку ветхих пергаментов, скреплённых выцветшей лентой.

Больше всего хотелось немедленно прекратить разговор, сославшись на что угодно, но нужно было держать удар, чтобы в сердце Элеоноры не закралось никаких подозрений.

— Не ты ли убеждал, что Стелла, дескать, поживёт чуток в убогой магловской квартире и вернётся? — продолжала наседать та. — А в итоге что? Месяцы идут, а она так и торчит в той ужасной дыре, света белого не видит!

— Ну да, я что-то такое говорил, — признал Винсент. — Но тоже не нахожу прям трагедии: Стелла же не сидит вечерами в пустой квартире, у неё регулярно бывают Ремус с девушкой и Эвелин. Кажется, у них неплохая компания.

— Вот, даже чахлый Люпин завёл себе подружку, — фыркнула Элеонора. — А наша красавица всё страдает в одиночестве. Надо брать дело в свои руки, раз сама никак не сподобится!

— Не стоит её торопить, всему своё время, — поморщился Винсент: навязчивая идея Элеоноры найти дочери пару и раньше была ему не по душе, а уж теперь, когда открылась правда о Сириусе, и подавно. — Помнится, одно знакомство уже было и ни к чему хорошему оно не привело.

— Не спорю, тогда я погорячилась: слишком мало времени прошло. Но пора бы ей уже поднять голову и начать новую жизнь, не находишь?

— Считаю, она сама должна решить, когда пора, — осторожно возразил Винсент. — Если будем давить, она вообще замкнётся и назло нам точно останется одна.

С каждым словом ложь нарастала, как снежный ком, и оставляла в душе крайне противоречивые ощущения. Винсент любил жену и старался всегда быть с ней откровенным, за исключением разве что тайны своего происхождения, которую он до сих пор так и не осмелился раскрыть. Но с этой существенной недомолвкой он всё же сумел кое-как примириться за долгие годы, часто повторяя себе, что однажды обязательно признается. А к новой роли — выгораживать дочь, вынужденную скрывать правду даже от собственной матери — Винсент пока не привык, и в обществе Элеоноры жутко нервничал.

— И это всё, что ты можешь сказать? — униматься она не собиралась. — То есть мы должны смотреть, как угасает наша дочь, и ничего не предпринимать? И так не смогли уберечь от этого чудовища, которое покалечило ей жизнь, давай и тут пустим всё на самотёк — великолепная логика, просто великолепная!

Элеонора сделала паузу, чтобы перевести дыхание, но Винсент не стал встревать и оправдываться, по-прежнему не отрываясь от мнимой работы.

— И ещё. Не стала сразу рассказывать, но Виктор сегодня пожаловался: появилась возможность пристроить Эв на работу во Францию, так она ни с того ни с сего заартачилась и ни в какую — решила сидеть дома. Виктор очень рассержен: он считает, это всё влияние Стеллы. Я так радовалась, что девочки помирились: думала Эв растормошит Стеллу, выведет её из депрессии, а, выходит, наоборот...

Внезапно она перестала тараторить, но лишь затем, чтобы со злостью закричать:

— Ой, да что я тут распинаюсь, будто до табуретки пытаюсь достучаться! Ведь у него всё прекрасно и замечательно! Поглядим, как ты запоёшь, когда твоя дочь угодит в Мунго!

Но Винсент больше не произнёс ни слова, и Элеонора, не встретив понимания и не найдя никакого отклика со стороны мужа, выскочила и оглушительно хлопнула дверью. Пусть так. Лучше поссориться, чем не совладать с нервами и неосторожной фразой натолкнуть её на опасные размышления. А одни и те же позитивно-успокаивающие слова, не имевшие под собой почвы, звучали натянуто и неискренне, и злоупотреблять ими тоже было рискованно. Утешало одно: Элеонора ни за что не догадается об истинном положении дел, если сам Винсент не даст слабину и каким-то образом не проговорится. Ведь правда выглядела слишком уж невероятно и запутанно.

Винсент внимательно прислушался, чтобы во второй раз не влипнуть в неприятности, если Элеонора ещё не всё высказала, но в ушах звенела лишь тишина. Для верности он выждал ещё некоторое время и, наконец, решил, что можно возвращаться к прерванному занятию. Разгрести несколько слоёв хлама в сундуке не составило особого труда, и вскоре показалось дно из потемневших досок. По спине пробежал холодок, хотя никуда деться с чердака ценность вроде бы не могла. Однако тут же Винсент едва подавил громкий радостный возглас: в самом низу покоился круглый предмет небольшой толщины, завёрнутый в плотную бархатистую ткань. Чтобы удостовериться, что не ошибся, Винсент начал раскрывать свёрток, и из-под ткани показался краешек неглубокого каменного сосуда с выгравированными на нём геометрическими узорами. Отлично. Полностью снимать ткань Винсент не стал, быстрым движением сунул свёрток под мышку и тотчас аппарировал.