Глава 24. Заговор авроров.

Роза примостилась на широких каменных перилах восточной террасы. Душистый свежий ветерок шевелил рыжие кудри и шелковую голубую пелеринку формы. Покрутила меж пальцев чайную розу, подаренную соседом по парте, Пьером Варле. Неглупый парень и неплохо знает английский, так что есть, с кем хоть чуть-чуть можно поговорить. Хотя сейчас на праздную болтовню почти нет времени. Дядя Гарри в тюрьме, Альбус и Скорпиус в бегах, а им с мамой нужно думать, как выручить одного и помочь другим. Еще и Лили в Хогвартсе осталась – считайте, практически заложница. Есть надежда, что Северус ради Розы позаботится о её кузине, но многое ли он сам может? Скажет чуть слово поперек - отхлещут так, что в Больничном крыле неделю проваляется, и дело с концом.
А сегодня, за обедом, из Хогвартса пришло письмо. Почерк на конверте незнакомый. Камешек надавил на сердце. Не дождавшись конца обеда, Роза поторопилась на любимую террасу – здесь прочим ученикам не нравилось, казалось холодновато, а Розе самое то. Взобравшись на перила, она вскрыла конверт.
Там лежала копия карточки вроде тех, на которых записывают сведения о наложенном взыскании. Имя Северуса – бедняга, попался-таки. И почему-то Лили. Роза вчиталась. «17 сентября 2022 года Северусу Принцу и Лили Поттер по десять розог за аморальное поведение».
Цветок улетел с террасы вниз, на тропинку, но девушка даже не заметила. Боль обручем сжала виски. Вдохнув, Роза приказала себе успокоиться.
Бланк карточки, в конце концов, можно украсть, почерк – тут явно рука Порриджа – подделать. Зачем это кому-то нужно? Да мало ли, злая шутка. Или это тот же враг, что преследовал маму и опозорил дядю Гарри.
Хотя, с другой стороны, Роза хорошо знает кузину. У Лили почти барьеров в определенном плане. А Северус мог просто не устоять… Или все же нет, зря она его подозревает? Ах, право, не до того теперь, не до собственнических замашек, когда вся семья в опасности. С Северусом потом поговорить будет время, когда все успокоится. Если он действительно разлюбил – какая разница, когда она об этом узнает? А если нет – к чему сейчас мучиться подозрениями, отвлекаясь от дела?
Карточку и конверт надо сохранить. Они могут оказаться уликами. Ведь дядя Гарри ,когда его освободят, наверняка продолжит искать загадочного врага. Но Роза покажет конверт и карточку, конечно, только дяде Гарри: не нужно, чтобы мама прежде времени думала о Северусе плохо.

Мальчик с изумительными глазами второй раз врывался в жизнь Паулины Мелифлуа, чтобы переиначить её. Первый раз она, покорная, приученная только слушаться, безропотно приняла его дар – возможность изменить судьбу. Сейчас она хлебнула самостоятельности и не хотела ничего брать, не оценив. А когда оценивала, выходило, что Альбус для нее – по-прежнему маленький мальчик, колотящий её обидчика слабенькими кулачками, тихо плачущий, когда его осрамили на всю школу.
Он вырос, Паулина ему почти по плечо. Он называет себя убийцей, не то гордясь, не то стыдясь, а ей смешно: такими ли были подлинные убийцы, приходившие к ним в дом! Эдвард Шафик, добывший маггловские бомбы для «Флориш и Болттс» и магически их усиливший, брал из ее рук чашки чая, называл её «маленькая леди», гладил по голове и целовал в щечку. Он, кажется, был первым человеком, от которого она видел хоть тень добра, хоть намек на снисхождение.
Тогда казнили через повешение: от дементоров давно отказались, а на Аваду пока не решились. Отец, когда его взвели на виселицу, и не взглянул в сторону их с мамой и Джорджианой, а мистер Шафик отыскал взглядом Паулину и кивнул ей – как раз перед тем, как ему мешок накинули на голову. Паулина тогда зарыдала: ей было щемящее жаль его. Итак, первую в жизни ласку она узнала от настоящего убийцы – уже недобрый знак.
Ей почему-то отчаянно хотелось рассказать Альбусу об том моменте, а еще о том, как за провинности по её плечам гуляла отцовская трость, и о том, как Вэнс первый раз втащил её в пустой класс – и в то же время становилось невыносимо стыдно при мысли, что он может узнать хоть об одной из этих мерзостей. Она мечтала о его жалости, о его утешениях – и ужасалась мысли, что он догадается о её мечтах.
Ей хотелось говорить с ним, она наслаждалась минутами, когда они расслабленно болтали. Он говорил довольно странно, приходилось думать, и это было приятно. Хотя иногда открывалось то, что она предпочитала не знать. Он в детстве переживал, оказывается, ту же боль и унижение, что и она. И еще была девушка, которая любила его – пока безответно, но кто знает? Хаффлпаффки, при всем простодушии, счастье устраивать умеют. Погодите-ка, почему Паулину это должно волновать? В конце концов, Альбус ясно дал понять, что беспокоится о её, Паулины, судьбе чисто по-дружески. И от его слов захотелось расплакаться.
А еще пару раз стало не по себе: когда она поймала его жадный, поглощающий взгляд и когда он мягкими пальцами дотронулся до её запястья – и по рукам, по плечам разлилось тепло.
…После того ночного разговора, когда она показала себя совсем дурочкой, Паулину мучила неловкость. Она невольно чуждалась Альбуса и, чтобы как-то загладить впечатление от молчаливого дня, к вечеру решилась напечь пирожков.
Она возилась с тестом, а Альбус, как обычно, сидел в уголке и жадно смотрел на нее – на выбившуюся из-под косынки прядь, на её шею, спину, голые локти. От нагревшейся духовки стало жарко, пришлось расстегнуть две пуговки на блузке.
И вдруг со дна души поднялась паника: Паулина услышала, как Альбус поднялся и подошел к ней. Положил ладонь на спину. Паулина напряглась и лишь успела ужаснуться нахлынувшей обреченности. А дальше – влажноватые губы коснулись её шеи. Девушка в ужасе зажмурилась, к горлу подступили слезы.
- Не надо… Пожалуйста, не надо… Пожалуйста…
Альбус отпрянул.
- Прости. Я это… Помочь хотел.

После выхода очередного номера «Ежедневного Пророка» вряд ли нашелся хоть один человек в магической Британии, который смог бы нормально позавтракать. На первой полосе был заголовок «Истинное лицо Народного Героя».
«Шокирующая правда - то, что от вас скрывали.
В связи с последними событиями, потрясшими все магическое сообщество Британии, у многих возник закономерный вопрос - неужели мог герой, храбро противостоявший силам тьмы, поступить столь аморально, изменить жене, да еще и вырастить сына темным магом и убийцей? Простая ли это случайность? Журналистское расследование, длившееся не один год, наконец прольет свет на страшную правду. Когда мы поняли, как все обстояло на самом деле, мы не знали, как нам дальше жить - все, о чем нам говорили долгие годы, оказалось лишь прикрытием страшной правды. Какой бы ужасной ни оказалась правда, мы, однако, уверены, что лучше знать все, как есть, и не можем молчать.
Эта зловещая история начинается с мрачной фигуры Альбуса Дамблдора. Юный гений, едва окончив школу, примкнул к печально известному Геллерту Гриндевальду, вдохновителю и главному виновнику крупнейшей в истории войны. Однако Геллерт не захотел делить с Альбусом власть, и пути честолюбивых юношей разошлись. Долгие годы совершенствуясь в искусстве дуэли, Дамблдор, однако, не предпринимал никаких шагов, пока война была в разгаре. Он лишь воспользовался ситуацией, чтобы, когда поражение Вермахта уже стало очевидным, добить ослабевшего бывшего друга, забрать принадлежавшие ему темные артефакты и получить величайший авторитет в Британии и за ее пределами. Но к этому времени у него уже созрел план для получения абсолютной власти. Отказываясь от поста министра, он заключил тайный договор с наиболее талантливым из своих учеников - Томом Марволо Риддлом, позднее известным под именем Лорда Волдеморта. Изображая взаимную ненависть, двое великих магов, по сути, поделили магический мир - один был синонимом страха, другой - благородным спасителем. Но Дамблдор не был бы собой, если бы не захотел устранить соперника. Он подослал ему своего человека с пророчеством, направив его на безоружного ребенка с тем расчетом, чтобы его мать, принеся себя в жертву, покончила с Волдемортом. Так и случилось - путь к неограниченной власти был открыт.
Однако, Волдеморт, совершенно справедливо не доверяя Дамблдору, принял меры предосторожности, обезопасив себя от смерти.
Узнав об этом, старый интриган затрясся от ужаса, ожидая возмездия бывшего подельника. Он вырастил себе нового чемпиона - того самого мальчика, Гарри Поттера, на котором споткнулся великий темный маг. Не обладая особыми личными качествами, Гарри Поттер оказался достойным учеником и непримиримым врагом Темного Лорда. Одного Дамблдор не учел - честолюбивому юноше совершенно не нравилась роль марионетки, и когда он узнал от старика все, что требуется, то спокойно убил его ударом в спину, свалив вину на личного недоброжелателя, Северуса Снейпа. Снейпа не любили и охотно поверили в его виновность. Дальнейшее было нетрудным - будучи убийцей Дамблдора, Гарри Поттер тем самым стал владельцем Бузинной палочки, за которой охотился Волдеморт. Обманом дав врагу заполучить ее, Поттер действовал наверняка, и палочка, не став сражаться с истинным хозяином, предала Волдеморта и убила его. Путь был свободен. Слава народного героя позволила без экзаменов попасть в аврорат, и беспрекословный авторитет дал Поттеру возможность сколотить вокруг себя группу преданных сторонников.
Добравшись до места главы аврората, Поттер повел двойную игру - собирая компромат и выводя из игры одного за другим своих недоброжелателей и слишком опасных друзей, одновременно играя в активные действия по поимке "загадочного шантажиста", которым сам мистер Поттер и был все это время. Финальный эпизод трагедии был не за горами - собрав группу преданных авроров, Поттер собирался выложить компромат на высших должностных лиц, и пользуясь замешательством, силой захватить министерство, убив министра и заняв должность диктатора с неограниченными полномочиями. Как и в случае Волдеморта и Дамблдора, лишь нелепая случайность встала перед честолюбивым заговорщиком в конце пути, когда от победы отделял лишь один шаг.
Мариэтта Эджком».

Джинни, роняя газетные листы, бродила по комнатам опустелого, похолоделого дома. Она не пила несколько дней, в голове было ясно, и дальнейший путь Гари представлялся со всей безжалостностью. Обвинение в государственной измене и заговоре, скорый суд, Авада на площади за Косым переулком – там уж много лет, как учредили Лобное место. Может, за ним последует и их средний сын. А она будет безвестно доживать свой век – отрекшаяся жена врага народа.
Отрекшаяся… А она-то себя считала верной! Гордилась способностью ждать: с одиннадцати лет все-таки добивалась любимого. Со стороны может казаться, что она польстилась на его славу. Но она любила его.
Она не думала о том, что ему что-то еще нужно, кроме верности. Не считала нужным сдерживать свой характер: пусть приноравливается. Какое там приноравливается – с его-то детством в чулане и бременем предсказаний, с испытанием всенародной известностью и адской работой в аврорате! Она не желала его понимать, давать ему отдых. За отдыхом, за пониманием он и отправился к другой.
А сейчас – как она доказала свою верность? Была ли она с ним в час позора? Пыталась ли увидеть его в толпе, когда его выводили с заседания комиссии, послать единственную ободряющую улыбку, единственный прощающий взгляд? Хотя ведь и той стервозы наверняка там не было. Мы же неженки, мы же струсили ,поджали хвост и в норку спрятались, затаились и сидим, лишь бы нас не тронули. Но Джинни – Джинни не трусила никогда в жизни.
Он должен понять. Она докажет. Она сделает невозможными суд и Аваду на площади. Она вырвет его из когтей Кейджа. И тогда он снова сможет оценить её.

- Чушь! Идиотизм! Классическая паранойя! – Невилл так ударил ладонями по столешнице, что стол пошатнулся, свитки пергаментов покатились в сторону Чарльза.
- Mon Dieu, уж очень странно звучит. Чтобы герой? А может, его хотели устранить противники? Например, кто-нибудь из полиции нравов? Они же не есть друзья аврорату? – предположил Дезэссар, без обычного наслаждения прихлебывая кофе.
- Может быть, но ведь прямой бред…
- Конечно, бред, - меланхолично сказал Чарльз. – Но из-за него друга твоего казнить могут, вот в чем штука.
- Казнить! – Невилл нелепо растопырил пальцы. – Замечательная плата за то, что он спас нас всех. Ты пойми, ведь я был там, дрался с ним бок о бок. Ко мне он обращался перед тем, как идти на смерть. Я видел, как его после той Авады принес Хагрид.
- Да ведь и я видел, - вздохнул Чарльз. – И я там был.
- Там – это где? – ядовито уточнила Дженнифер.
- В битве за Хогвартс.
- Ну и что? Вы считаете себя всевидящим? Сверхчеловеком, может быть? В «Ежедневном Пророке» написали, что Поттер - предатель, убийца и заговорщик. Вы что, не верите официальной позиции?
- И про Гарри, и про покойного профессора Дамблдора уже писали много разного, - хмыкнул Невилл.- Мы не обязаны верить продажной газетенке.
- Что?! – вспыхнула Дженнифер. – Как вы посмели назвать официальное издание, одобряемое министерством?
- Тише, - улыбнулся сидевший в уголке Баттер. – Дженн, милая, ты могла бы понять, как тяжело расставаться с иллюзиями. Но, я надеюсь, грядет разбирательство, ходе которого в виновности Поттера не останется никаких сомнений.
- Если будет разбирательство, следует допросить портреты, - невозмутимо проговорил Чарльз. – У нас и портрет Дамблдора, и портрет Снейпа имеются.
- Только вы можете быть так глупы, чтобы верить холсту и краске, - Дженнифер хихикнула и зло добавила. – Портрету Снейпа вообще недолго осталось, не сегодня-завтра директор подпишет распоряжение о том, чтобы сжечь весь этот хлам, - она указала на изуродованные картины. - Я надеюсь, тянуть профессор Уиннергейт не станет. Что до портрета Дамблдора, его судьбу решит разбирательство, но допрашивать разрисованную тряпку, как свидетеля…. Увольте! Увольте! А вам, профессор Лонгботтом, и вам, профессор Саммерби, следует помнить, что в нашем обществе победившей справедливости обвинения не выдвигаются зря.
- Мне печально, что у вас, англичан, принято так варварски относиться к искусству. Да, мне очень это горько, - покачал седой головой Дезэссар. – Разрисовывать картины! Жечь! Это же безобразие!

Сначала была вода. Холодная. Много воды. Подозрительно много воды. Джеймс пытался хватать её ртом, но струя залилась ему в нос, и стало нечем дышать. Он резко сел, отфыркиваясь, и уже в сидячем положении открыл глаза.
Очень сильно болела голова. Кто-то хватал и тормошил за плечо. Ручки слабенькие – стало быть, девчонка. Как её зовут? Лидия? Лора? Вроде на другую букву…
- Кейтлин я, - вздохнула девушка. – Нам тут всем газетки прислали. Новости срочные и скверные. Тебя протрезвить?
Неплохо бы. Тыковка раскалывается. Жаль, эта девка только жесткие такие антипохмельные знает.
- Пиво маггловское есть?
- Нет, только сливочное.
- Ох, зараза… Ну сбегай, а? До магазина? У меня в левом кармане куртки маггловские деньги лежат…
- Газету сначала прочти.
…Десять минут спустя Джеймс сидел, массируя виски и очень стараясь хорошенько подумать. Раз такая статья вышла – это все. Отцу конец. А с ним самим что будет? А с матерью? А с Лили? Да и отца жаль. Не чужой.
Надо бы к матери сходить. Поддержать. Вместе авось придумают что-нибудь.

До ночи Паулина дожила машинально – потому что привыкла, не впервой ей так жить по инерции, сквозь боль, делая то, что должно. Оставив Альбуса наедине с горячими пирожками, она ушла заниматься шитьем, а после предупредила, что хочет перед сном прогуляться, и вышла.
Только что прошел дождь, огни витрин отражались и множились в лужах. Окна освещались яркими люстрами и мягкими ночниками, стучали каблуками прохожие, возвращавшиеся с работы, от холода звенели их голоса, донося обрывки бесед. А Паулина стояла посреди тротуара, чужеродная и лишняя.
Как глупа она была, надеясь, что Альбус относится к ней по-особенному! Вбила себе в голову и слепо верила, что хотя бы её маленький рыцарь не будет видеть в ней жалкий кусок мяса. Но нет – недостойна. У всякого своя судьба, и её дорога – через чужие постели, многими изнасилованной и никем не любимой. Она для того, видно, и родилась на сет, чтобы мужчины, воплотив в жизнь низменные инстинкты с ней, надругавшись над её телом, шли к другим, хорошим, чистым женщинам и с ними жили в нежности.
Колени тяжелели, казалось, ноги вот-вот подкосятся. Все просто, в сущности, все так просто. Если путь противен – не ходи им. Нельзя вечно жить, не подпуская к себе мужчин: однажды ты доверишься кому-то, как доверилась Маленькому Рыцарю, а потом увидишь похоть и в его глазах. Он не виноват, и никто не виноват. Просто она такая ,с ней нельзя иначе. Но ей больно. Значит, чтобы прекратилась боль, нужно лишь прекратить жить.
Как легко будем шагнуть в Темзу с любого моста! Только сначала – дать Альбусу ,что он хочет. Пусть, пусть возьмет, мальчику нужно. А дальше рано утром оставить записку, деньги для миссис Принц за работу и набить карманы пальто камнями…
Она тихо вернулась домой, стала стелить постели. Альбус виновато помалкивал. Бедный мальчик, нет нужды себя корить, что делать ,если он ,как и все мужчины, почуял тавро блудницы на её душе.
А ведь она завтра умрет. Или подождет несколько дней, чтобы он скрылся и не узнал о её судьбе? В любом случае, скоро начнется обратный отсчет её жизни. Так было у отца и у Эдварда Шафика. Пока страшно. Ничего, она привыкнет.
Альбус погасил свет, а она все не ложилась, не накрывалась одеялом, так и сидела в тоненькой ночной сорочке. Он остановился у её кровати, посмотрел в глаза – даже в темноте чувствовалась его ощущение вины и боль сострадания.
- Ты меня теперь боишься? Прости, пожалуйста, я не хотел. Я случайно. Честное слово.
Она затомилась. Скорее бы уж все произошло. Вот он присел рядом, на краешек.
- Я не хотел тебя обижать. Просто, понимаешь, ты такая красивая…
В груди заныло от ожидания унижения и боли, как бывало перед отцовскими наказаниями. Он любил оттягивать момент расправы. Минуты, когда Паулина ожидала удара, были мучительнее следующих, когда боль уже наступала.
Альбус робко протянул руку, и Паулина со вздохом опустилась на постель. Сорочка плохо прикрывала ноги, но это ведь уже все равно – пусть только скорее, пусть сейчас. Он недоуменно повел плечами, вдруг зажмурился, сглотнул и лег рядом. Ждать больше не было сил – и Паулина положила ладонь ему грудь с тем чувством, с каким на платформу выходит человек, собирающийся броситься под поезд. Альбус приподнял голову, посмотрел с недоумением и робко потянул девушку к себе. Его губы неловко прижались к её губам.
…В рамы бился резкий ветер, стекла, кажется, похрустывали. Пряди распущенной косы щекотали плечо, Паулина досадливо сбросила их. Пальцы Альбуса как-то по-мальчишечьи теребили её запястье.
Не было боли, не было стыда. Он не использовал её – он ласкал её, он дарил ей жизнь, любил её – и это стало таким откровением, что Паулина притихла, пока молча вглядываясь в открывавшиеся дали новой жизни. Неважно, что будет после. Пусть он скоро её разлюбит. Но на свете появился человек, который не захотел её растоптать, а подарил минуты счастья и неги. Ради него, ради памяти о тех минутах стоит жить.
- Ты теплая, - пробормотал Альбус, улыбаясь.
- А какой же мне быть? Живая, вот и теплая.
- Так странно все. Лежим тут с тобой… Ты теплая…
- ТЫ жалеешь? – испугалась Паулина.
- Да ты что? Мне хорошо.
Они обнялись, поцеловались.
- Люблю тебя, - прошептала она. – Как же хорошо, что ты есть на свете, просто есть…
- И ты – есть…

Утро настало пасмурное, но Альбусу оно показалось летним, солнечным и теплым. Палуина порхала по квартире, щебетала, заваривая кофе, распахивала форточки, сыпала крошки воробьям, даже на полминуты закружилась в ей одной слышном вальсе. И её опять захотелось поцеловать. И еще, и еще.
- Мы уедем, - сказал Альбус за завтраком.
- Ты уверен?
- Ни в чем еще не был так уверен. Мы уедем, тебе небезопасно здесь оставаться. И я не хочу бояться тебя потерять.
Своей узкой ладонью она накрыла его ладонь. Забыв о кофе, они жадно смотрели в глаза друг другу.
Что-то стукнулось в стекло. Сова принесла номер «Ежедневного Пророка» и билась крыльями, требуя впустить. Паулина схватила газету и бросила птице кусочек кекса. Развернула машинально. Замерла.
- Альбус, здесь… Нет, это какая-то ошибка… Глупости… Прочти сам.
Альбус прочитал внимательно - внутри все окаменело. Встряхнул головой. Потер лоб.
- Это все спланировано. Кто-то очень по-крупному сыграл против отца. Обвинение в измене - да тут не просто устранение! Это, пожалуй, тихий переворот сверху. Теперь введут чрезвычайное положение и обыщут просто всех - заговор авроров, понимаете ли! Да, теперь остается только ждать чистки! Видимо, старая сволочь давно ждала предлога... Так, здесь точно нельзя больше оставаться, и Скорпиуса ждать некогда! Планы поменялись! Собираемся немедленно, берем все необходимое, уходим в лес... А потом попробую связаться с дядей Джорджем - ему можно доверять, и думаю, он знает, что происходит в мире и кто где находится. Значит, в путь!