Глава 3. Сухарь и клоун.

Роза спешно подошла к нему, едва завидев на пороге Большого зала.
- Как дела? Как вечер прошел?
- Нормально, - дернул плечами Альбус. – Правда, в подземельях холодновато.
- У нас тоже свежо. Зато на двери висит ужасно забавный орел, а в гостиной стоит красивая статуя Ровены Рейвенкло. Совсем, как рассказывала тетя Луна. Кстати, вон там мой новый друг тебе машет
Альбус ответил на приветствие высокого черноглазого мальчика и тут же упал: его с силой дернули за запястье вниз, а потом отпихнули. То оказался Джеймс, входивший в Большой зал вместе с кузинами Доминик, Молли и Люси.
- Ты что творишь? – крикнул приятель Розы; сама она помогала Альбусу подняться.
- Перевоспитываю слизеринцев, малявка, - хмыкнув, ответил Джеймс. Люси захихикала; Молли позволила себе улыбнуться; Доминик одобрительно потрепала брата по плечу. Тот подбоченился и прибавил:
- А в наши семейные дела лезть не советую!
- А я тебе не советую грубить сыну преподавателя, - вставила Роза.
- Подумаешь – сын училки, - протянул Джеймс. – Вот знал бы он, чей я сын…
Черноглазый мальчик, сжимая палочку, двинулся на противника, у Розы глазки тоже заблестели недобрым огоньком, и если бы Люси и Молли не догадались увести Джеймса, первый учебный день точно начался бы с драки. Впрочем, он и так начинался скверно: приятель Розы, Северус, напомнил кузине и Альбусу, что у Слизерина и Рейвенкло совмещенное занятие по ЗОТИ, которое ведет противный профессор Уиннергейт.
…В кабинете ЗОТИ удивлял прежде всего огромный плакат, висевший напротив двери: рослый белокурый красавец в светлых одеждах придавил богатырской ногой связанного и скрученного уродца с перекошенным от злости лицом.
- Это что, иллюстрация к книгам Гилдероя Локхарта? – раздался чуть надменный голосок Альбусова белобрысого соседа по комнате.- Был, знаете ли, такой писака…
- Нет, мистер Малфой, - ответил ему куда гнусавый голос учителя (профессор притаился в темном углу, и ребята его не заметили, – Это аллегорическое изображение победы светлой магии над темной. Рассаживайтесь по местам, и проведем перекличку.
- Но сэр, урок еще не начался,- Роза не могла не вылезти вперед.
- Минус пять баллов с Рейвенкло. Если я отдаю приказ, это не обсуждается.
После переклички профессор с чувством высморкался, окинул класс с выражением мученика перед новыми пытками и затянул:
- На предмете "Защита от темных искусств" мы будем изучать способы распознавания и борьбы с различными проявлениями темной магии. Темная магия – часть магии, направленная на причинение лишений вплоть до смерти человеческому или иному живому существу.
Малфой поднял руку, острое личико сделалось чрезвычайно ехидным:
- Сэр, вы уверены в этом определении?
Преподаватель покривился с брезгливой усталостью:
- Малфой, на чужих ошибках вы учиться не способны. Что ж, учитесь на своих - минус десять баллов со Слизерина. И еще раз: не обсуждаются приказы преподавателя; не обсуждается текст учебника; не обсуждается программа, установленная министерством; не обсуждается политика министерства. Если вы решаетесь их обсуждать, вы смутьян, мистер Малфой, а таким не место в школе. Продолжим.
Далее спорить никто не отважился. Уиннергейт принялся надиктовывать определения, причем Альбус должен был сознаться, что формулировки оказались точны и просты, хотя иногда в них ощущалась ограниченность. В какой-то момент у профессора перехватило горло, он прервался, отдышался. Никто не пошевельнулся, и он, видимо довольный этим, пробормотал:
- До зимы я вам буду начитывать теорию, а потом перейдем к практике. Предмет-то практический, по сути дела. Н-да…
В общем-то при дневном свете Уиннергейт не выглядел таким уж старым: его только безобразило вечно сморщенное, злое выражение лица.
Следующий за ним по расписанию преподаватель трансфигурации, профессор Бейхемот, явился на урок в мантии, разрисованной танцующими розовыми поросятами, и сам розовый, круглый, свежий, веселый.
- Ну что ж, приступим! – он пошлепал огромными ладонями по крышке стола, – Только чур. Если потом вы станете незарегистрированными анимагами, разбираться самим! Меня к ответу не призывать!
- Кем станем? – спросила толстушка Флора Эспин (урок проходил в паре с хаффлпаффцами). Скорпиус Малфой фыркнул, и одна из девочек со Слизерина, золотоволосая куколка Патрисия Гэмп, тоже не смога сдержать усмешки.
- Какая прелестная наивность! – учитель расцвел новой улыбкой. – Анимагом, милая девочка. Это колдун, умеющий по своему желанию превращаться в животное. Трансфигурация вообще – наука о превращениях. Вот, к примеру… Кто пожертвует своим пером или пергаментом?
Флора, зачарованно глядя на учителя, протянула ему сверток – по-видимому, с сэндвичем. Вот тебе и плюсы жизни рядом с кухней: можешь заначивать провизию.
- Отлично! С чем сэндвич, душенька? С бэконом? Прелестно…
Заклинание, взмах палочкой – и на учительском столе завизжал от страха маленький розовый поросенок. Ученики согнулись пополам. Бейхемот широко улыбнулся.
- Не переживайте, Флора, через пять минут ваш сэндвич вернется в первозданное состояние. Хотя при таких имени и фамилии бы рекомендовал бы вам стать вегетарианкой.
- И при таких объемах, - нежно вздохнула Патрисия, и пошел хохот пуще прежнего. Только бедная Флора уже не смеялась, а обиженно хлопала ресницами. Впрочем, к ней вернулось прежняя зачарованность, едва учитель вместе с сэндвичем преподнес ей наколдованную ромашку.
- Понравилось на занятиях? – спросила Суомп первогодок, когда все собрались в Большом зале на обед.
- Очень, - просияла Патрисия и с проникновенной наивностью посмотрела на старосту снизу вверх. – Профессор Бейхемот такой милый… Вот профессор Уиннергейт, кажется, немного строг.
- Скорпиус убедился на собственном опыте, - съязвила до сих пор молчавшая Амаранта Нотт. – Из-за него наш факультет лишился десяти баллов.
Суомп нависла над Скорпиусом и тихо, раздельно спросила:
- Ты спорил с учителем? С нашим деканом?
Малфой пожал плечами:
- Я не виноват, что обладаю мышлением менее примитивным, чем у домовика, и умею задавать вопросы.
Лицо старосты налилось кровью, и Альбус невольно сжался, представив, какой будет крик, но белокурая старшекурсница, которой мальчик до сих пор не замечал (что при её красоте удивительно), видно, сжалилась и решила перевести разговор.
- Вы знаете, кстати, что наш декан и Бейхемот терпеть не могут друг друга? Так что, симпатизируя одному, мы копаем против другого.
- Сильвия, кто позволил тебе сплетничать? – Суомп всем корпусом повернулась к ней, но та невозмутимо продолжала:
- Бейхмот популярнее Уиннергейта, так что считал, будто должность заместителя у него в руках. Но ему не хватило министерской протекции.
- Заткнись уже и жри, голодранка! – Суомп плюхнулась на место. Белокурая Сильвия лишь повела плечом.

Следующим утром из-за меняющих направление лестниц Альбус опоздал на урок к профессору Дезэссару: когда он торопливо вбежал в класс, уже проводили перекличку.
- Молодой человек! – профессор всплеснул холеными ручками. – Молодой человек, honte à vous, стыд на вас… Мешаете вести урок! Неаккуратны! Какое неуважение к преподавателю! Садитесь, садитесь, я не хочу вас видеть и слышать!
Слушать его причитания было бы смешно, если бы не прозвенела в них нотка печального, за душу берущего одиночества. Альбусу стало даже стыдно, хотя в общем-то он не был виноват ни в чем – не нарочно же он лестницу заколдовал. Мальчик опустил глаза и постарался как можно незаметнее пробраться на место. Не тут-то было: парень с Гриффиндора (как нарочно, урок был совмещен с ними) подставил подножку, и Альбус во весь рост вытянулся на полу. Дезэссар страдальчески закатил глаза:
- Молодой человек! Зачем же быть фигляром! Сядьте уже! Пожалуйста, мсье, подвиньтесь, чтобы он мог пройти.
Меж тем профессор Дезэссар скоро взбодрился принялся вещать о том , что есть заклинания и как правильно их творить.
- Очень существенно, чтобы вы, друзья мои, правильно произносили заклинания и совершали точные движения. Ваши руки, они должны двигаться уверенно и плавно. Попробую показать пример. Дайте мне что-нибудь сломанное.
У Нотт живо нашелся сломанный карандаш. Профессор, положив его на учительский стол, направил палочку и воскликнул: «Репаро!» Увы, особенности произношения его подвели. Ударение слишком явно упало на последний слог. Его рука дернулась, как от тока, из палочки вылетел сноп искр, окативший карандаш и тут же спаливший.
- Ох, - профессор развел руками. – Карандаш на моей совести, мадемуазель, и я возмещу вам потерю.
- Ах, что вы, профессор! – вмешалась Патрисия. - Для вас нам ничего не жалко!

Урок зелий проходил на «слизеринской территории» - в подземельях. Какой-то из предшественников профессора Саммерби оставил там огромный запас ингредиентов и целую библиотеку подправленных рецептов, так что следующие преподаватели не сочли нужным переселяться.
Учитель опоздал на десять минут. Рейвенкловцы, в паре с которыми стоял урок, уже были предупреждены старшими товарищами и погрузились в задумчивость, которая, видимо, служила им отдыхом, а слизеринцы вообще не привыкли нарушать дисциплину. Итак, когда профессор Саммерби соизволил явиться, ученики смирнехонько его дожидались, листая учебники.
Высокий и сухощавый до тонкости, с мальчишески-мягким ртом, он мог бы казаться моложе своих лет, если бы не тяжелые морщины на лбу, седые клочья в спутанных курчавых волосах и взгляд потерявшейся собаки. Он заговорил ломким голосом, странно дергая плечами:
- Зелья… Я надеюсь, вы читали учебник, да? Вы поняли, что это? Для чего они нужны? – поломал пальцы, проигнорировал пару поднятых рук и продолжил. – Составы. Изготавливаются из компонентов, обладающих свойствами, необходимыми для достижения определенного эффекта. То есть, что мы должны сделать, когда готовим зелье?
Роза подняла руку:
- Мы должны взять ингредиенты…
- Не перебивайте меня! – взвизгнул Саммерби, ударив кулаком по столешнице. – Да, взять ингредиенты непременно в нужной пропорции, подготовить их должным образом и поставить на огонь… Все это на самом деле очень важно. Дети: правильно нарезать, соблюсти пропорцию, время – все до мельчайших, мельчайших деталей, да…
После того, как преподаватель закончил наконец свою речь, ставшую совсем заунывной и путаной, он записал на доске и прочитал вслух рецепт зелья для удаления фурункулов. Взяв ингредиенты, ученики взялись за ножи.
Дальше урок какое-то время проходил спокойно. Альбус пыхтел над своим отваром, украдкой косился в сторону Розы и Северуса, нависавших над котлами, и на аккуратно орудовавшего ножом Скорпиуса. Сидевшая рядом Патрисия жалобно всхлипывала: она моментально порезала пальчик, другой уколола об иглу дикобраза, и к тому же слизни ужасно воняли. Сам же профессор, сия за учительским столом, чистил какие-то корешки.
- Профессор Саммерби! – капризно протянул рыжеватый мальчик (Альбус уже знал, что звали привереду Бенедикт Берк). – Профессор Саммерби, мне достались гнилые слизни! Поглядите!
Не выпуская из рук корешка, учитель подошел к парте Берка. Взял в ладони слизней ,внимательно их рассмотрел – и совершенно не заметил, что упустил корешок в котел, уже стоявший на огне.
Зелье вспенилось, вскипело и махом выплеснулось. Берк вскочил на стул и заорал, будто его режут. Саммерби стоял, растерянно оглядываясь и морщась, в то время как кожа его покрывалась огромными алыми волдырями.
- Что за шум? – в класс просунулся профессор Лонгботтом (для Альбуса, конечно, дядя Невилл, но в школе все-таки профессор Лонгботтом). – Ага, понятно… Кто куда кинул иглы дикобраза?
- Да это, собственно, я… - развел руками Саммерби. – Что-то кинул вон к нему в котел и не заметил.
- Кроме профессора Саммерби, пострадавших нет? – бодро поинтересовался Невилл. – Ну, это хорошо. Профессор Саммерби, вы ступайте в Больничное крыло… Или нет, лучше в учительскую. А я посижу с детьми.
Прижимая ладони к щекам (фурункулы, видно, начинали болеть), учитель зельеварения удалился. А Невилл уселся за учительский стол, добродушно прищурился:
- Точно все целы! Ну, работайте дальше. Эх, ребята, это что. Вот, помню, я на своем первом уроке зелий запустил в котел иглы дикобраза… Не помню точно, в чем так была штука, но в общем не тогда, когда положено. И меня окатило тем, что вышло. Ох и накричал на меня покойный профессор Снейп! Я его после того урока так стал бояться, что, когда мы по ЗОТИ проходили боггарта, оказалось, что мой принимает вид Снейпа! Хотя немудрено. Он однажды грозился, если я ошибусь, отравить мою жабу. Была у меня жаба, Тревор, старенькая такая… Да, а однажды на зельях кому-то в котел запустили петарду. А мы варили раздувающее! Вообразите, что было. У одного нос вот такой, - Невилл широко развел руками и тут же изобразил, как человек сгибается под тяжестью носа-гиганта. – У другого рука с дубину…
Тем временем в учительской Тана смазывала лицо и руки Чарльза Саммерби целебным зельем. Тот сопел, но терпел молча. Зато не молчал костлявый человек с желчным лицом, изображенный на портрете, висевшем у окна – тот самый профессор Снейп, про которого рассказывал детям Невилл.
- Учитель сам у себя срывает урок, - ядовитым полушепотом разглагольствовал он. - Изумительно! Позор, прямой позор! Занимается на уроке посторонними делами. Оставляет детей… Кстати, с кем вы оставили детей?
- С Невиллом, - отмахнулся Чарльз. У Снейпа взлетели брови:
- Вы оставили Лонгботтома в классе зелий?!
- Полно, профессор, - миролюбиво ответила за Чарльза Тана. – Невилл уж лет двадцать, как ничего не взрывает.
- Именно потому, что он уже лет двадцать не приближается к классу зелий, - парировал Снейп. – Ну да, ровно двадцать один год, как его не взяли на Продвинутый курс зельеварения. Травмоопасность на уроках на некоторое время уменьшилась. Я-то надеялся, его никто не превзойдет. Можно ли было ожидать, что учитель…
- Зачем вас только вынесли из кабинета директора..., - вздохнул Чарльз.
- Видимо, чтобы я работал вашей совестью. Подозреваю, труд напрасный.

***
Появления жены и сына Алекс дожидаться не стал: оставил жене записку, что ему заказали срочный репортаж, и вместе с волшебником, собиравшимся по делам в Лондон, аппарировал. Добрался до «Дырявого котла» и снял номер. Ханна Лонгботтом, веселая пышнотелая блондинка, не удивилась: работа у Алекса бродячая, нервная, для цыганской души. Комнаты «Дырявого котла» давно стали ему вторым домом.
Он целыми днями слонялся по улицам Лондона, якобы собирал материал. Нет, и вправду присматривался привычным глазом, выцеплял оригинальное, запоминал, что-то набрасывал в блокноте. Но он топил и топил в пропитанном выхлопами воздухе, в пугающей суете толпы огромного города жгучую, как удара розгами, боль вины – а она всплывала, хлеща по сердцу. Он тосковал по жене и сыну, но каждый раз, когда вспоминал их лица, ему точно нож загоняли в сердце.
На третий день мнимой командировки, когда Алекс пришел с прогулки, Ханна сказала, что ему часа два назад оставили записку.
- Какой-то человек в плаще с капюшоном. Так озирался смешно. Уж не маггл ли?
«Маггл? Здесь? Может, отец магглорожденного ученика? Хочет на Хогвартс пожаловаться? Интересно». Чутье человека, много раз бывавшего в опасности, подсказало Алексу, что не так все просто, но азарт защекотал раньше, чем он даже прочел письмо. То оказалось совсем коротеньким: некто, не подписавшийся, назначал встречу в маггловском районе, в трех кварталах от Дырявого котла.
В установленный час Алекс явился, как и требовали в записке, на пустырь за одним кафе. Его поджидал низенький плотный пожилой человечек. Толстое красное лицо, тяжелые очки, зубы передние, как у бурундука. Стрый, плешивый, обтрепанный бурундук.
- Мистер Принц, я полагаю? – Бурундук полонился слегка. Алекс скопировал его движение. Помогает иногда расположить собеседника.
- Сразу к делу, да? Нам известно, что 1 сентября этого года вы изменили жене с несовершеннолетней. Имеются свидетельства, которые при желании можно проверить через Омут памяти.
«Омут памяти? Откуда тебе знать-то про него? Да и про измену… Не могло тебя быть в Хогсмиде, брат, уж извини. Ну конечно! Зрачки слегка расширенны, взгляд расфокусирован, выражение лица расслабленное. Империус или что-то вроде. Манок. Вопрос, кто подослал и что ему нужно».
- Если вы не согласитесь на наши условия, завтра о вашей измене узнают на работе и в полиции нравов. Ну и до жены дойдет, думаю.
«Вот она и расплата. Как скоро. Что ж, принять это? Принять?»
Алексу представилось, как его разбирают на собрании редакции. Как в полиции нравов вызывают на допрос и после в родном «Ежедневном пророке» публикуют объявление об общественном осуждении. Как приходится все же заглянуть в глаза Тане и Северусу – век прятаться не будешь. Он заслужил, надо отвечать за свои поступки, надо отвечать…
- А если вы согласитесь, никто ничего не узнает, да мало того, вы сможете получить приличную добавку к заработку.
«Тана не простит… Нет, конечно, не простит. Как такое простить. Ждала нищего сквиба, вышла за него, сына родила, столько лет вместе – и измена. Со школьницей. С её ученицей. Не простит. Уйдет. И сына заберет».
- Вам будут присылаться по адресу, который сами выберете, материалы, которые необходимо опубликовать на первой полосе полагаю, вам же удобнее, чтобы публиковались они под чужим именем. Цена каждой статьи – не меньше десяти галлеонов.
- Немало, - Алекс машинально сунул руки в карманы. Ужасно не хотелось развода с женой. Просто ужасно.
- Никакой огласки. И вы сто раз загладите вину перед женой. Скажите, разве вам не хотелось бы ходить с ней в лучшие театры? Дарить ей золото? Свозить её и сына в экзотические страны? Вы все это сможете на деньги, которые получите за честный труд. Да-да, честный. Вы будете разоблачать людские пороки, клеймить взяточников, мучителей, срывать с волков овечьи шкуры. Разве не о том вы мечтали всю жизнь?
- Стало быть, - раздельно проговорил Алекс, - чтобы спастись от позора, мне придется позорить других?
- Не позорить, мистер Принц. Разоблачать. Поверьте, грехи их куда более тяжки, чем случайная супружеская измена.
Тана пока не знает. Он пока может спокойно навестить её в Хогвартсе, обнять, потрепать сына по макушке. Он в выходные отправятся рыбачить. Все будет, как прежде…
- У вас есть блокнот? Я запишу адрес, туда присылайте совой.