Глава 15. Архивы аврората

Альбус не ожидал вновь её встретить. Надеялся, чего уж там: часто вспоминал первый настоящий, взрослый поцелуй, которым одарила она его на выпускном вечере. Бывало, закрывал глаза и представляя, как опять держит её за талию и путается в собственных ногах, когда Паулина учит его танцевать. А научила все-таки: глупенькая Флора не даст соврать, несколько раз во время посиделок в «Кабаньей голове» танцевали вместе. Альбус привечает иногда смешную хаффлпаффку лишь потому, что её длинная русая коса напоминает ему роскошную косу Паулины. Так он хранил её в памяти: звуки вальса, тяжелые волосы, белое лицо с темными от печали глазами. Гибкая и высокая. Взрослая.
И не узнал он её сперва потому, что не ожидал, насколько она на самом деле маленькая и хрупкая. Приглядывался к знакомому силуэту за соседним столиком в кафе мадам Паддифут, чуть не выворачивая шею, но сомнения исчезли, лишь когда Скорпиус бросил:
- Да она это, она. Паулина Мелифлуа. Поди хоть поздоровайся, джентльмен.
У Альбуса вдруг к ногам словно кандалы привязали.
- А это точно она?
- Можешь не сомневаться, - улыбнулась Роза. – Её сложно с кем-то спутать, если только не с её старшей сестрой, а той здесь делать нечего.
- А Паулине что здесь делать?
- Она к моей матери приходила наверняка, готовое белье забрать, - буркнул Северус. – Иди, в самом деле, а то уйдет.
Да, конечно, как можно было забыть. Паулина сначала подрабатывала швеей в Хогсмиде, потом её порекомендовали в магазин к мадам Малкин, а сейчас, кажется, она открывает свое дело. Что до миссис Принц, то к преподавательской работе Уиннергейт ей так и не дал вернуться, и она обратилась к бывшей ученице – та взяла её швеей-надомницей.
Красавица, теперь уже почти незнакомая, при виде высокого темноволосого юноши сначала удивленно вскинула брови, но вгляделась внимательней в его лицо – и через минуту встала, протягивая руку.
- Альбус, здравствуй. Как же я рада тебя видеть. Присядь.
Поцеловав тонкие длинные пальцы, юноша аккуратно присел на краешек стула.
- Я не помешаю?
- Что ты! Я сижу в одиночестве, пью кофе. Рада, если ты побудешь рядом: мне было скучно. Однако, как ты вырос, возмужал.
Она любовалась им, как будто кузеном, с которым не виделась несколько лет, и оттого становилось слегка досадно, хотя Альбус и рад был, что понравился ей.
- Что у вас там в Хогвартсе происходит? Я слышала, как только Спраут ушла, творятся сплошные мерзости.
- Это тебе Бенедикт так говорил? – трудно сказать, чему Альбус удивился больше: тому, что Паулина продолжала общаться с гаденьким Берком, или тому, что Берк ругал порядки в школе. Девушка улыбнулась.
- Нет, что ты, с Бенедиктом и его семейством я очень давно не виделась, да и желанием не горю. Но мои клиентки – у меня ведь, знаешь, свое небольшое ателье – дамы в основном замужние и с детьми. Они рассказывают отвратительные вещи: по официальные отряды доносителей, про розги… Одна дама – должно быть, твоя родственница, такая красивая женщина с тонким вкусом – хочет переводить сына во Францию.
Ага, видно, Паулина спелась с тетей Флер.
- Как тебе сказать, - повел плечами Альбус. – Если они и преувеличивают, то не слишком.
Она вдруг стала серьезной и грустной.
- Я надеюсь, ты… осторожен? – посмотрела в его яркие глаза и прибавила. – Хотя что там говорить, ты на моей памяти никогда себя не берег.
- Не будем об этом.
- Хорошо, - просто согласилась Паулина. – Вижу, ты здесь с друзьями.
- Да, вон они. – Ребята обернулись и помахали. – Хочешь, пойдем к ним?
- Чуть позже. Альбус, но ведь сюда обычно ходят с возлюбленными.
У него вспыхнула шея.
- Мне не с кем.
- Ну прости. Пойдем, поздороваемся с твоими друзьями.

В слизеринской гостиной им предстало удивительное зрелище. Патрисия, сидя в кресле, рыдала, закрыв лицо руками, а окружавшие её товарищи по министерскому отряду смотрели выжидающе и строго, иные даже с презрением. Стоящий напротив Бенедикт Берк безжалостно выплевывал:
- Ты сама знаешь, что нарушила порядок и правила, охранять которые клялась перед портретом министра, вступая в наш отряд. Ты вела себя в нарушение всякой пристойности. Ты должна радоваться, что директор Уиннергейт в память о твоих прежних заслугах не исключает тебя, а лишь назначает розги.
- Я не могу! – схватилась за голову Патрисия. – Я боюсь!
- А подкидывать преподавателю любовные записочки не боялась?
- Это была не я! Меня заколдовали!
- Полно, - оборвала её Нотт и рывком подняла подругу с кресла, поставив на ноги. – Тебя же проверяли. Следом Империуса не обнаружено. Так что изволь получить свое, да не хнычь.
Тоненько всхлипывающую Патрисию увели под руки Нотт и Карл. Остальные разошлись по гостиной. Бенедикт плюхнулся в то самое кресло, на котором сидела Патрисия, с видом судьи, вынесшего заслуженный обвинительный приговор, несмотря на угрозы и посулы.
- Радуешься, Бенни? – бросил ему Скорпиус. – Отомстил за измену?
- Когда торжествует справедливость, я всегда радуюсь, Малфой, - важно ответил Берк. – Потому что я чту понятия справедливости и добра в отличие от тебя.
Вздернув нос, Бенедикт удалился. Скорпиус и Альбус подавили улыбку.
Хоть Патрисия и не помнила события в Запретном лесу, однако, что Лили помешала танцевать с Малфоем, накрепко засело у нее в памяти. При первом удобном случае слизеринка отомстила. Лили была не дура пообжиматься по углам со старшекурсником, заставали её нередко, застали и на этот раз, но возмущенный её упорством замдиректора назначил очень строгое взыскание. Не нужно, наверное, уточнять, что на сей раз застали её благодаря Патрисии.
А позавчера и сама Гэпм попалась на непристойном поведении. Подчиняясь, как она утверждала ,какой-то неведомой воле, Патрисия в течение урока ЗОТИ настрочила несколько любовных записочек и все их переслала профессору Баттеру. Молодой преподаватель, безмерно разгневанный и страшащийся за свою репутацию ,побежал жаловаться директору. Вне себя от ярости он требовал, чтобы распутницу немедленно исключили из Хогвартса, так что Уиннергейту, обычно суровому к ученикам, пришлось успокаивать своего заместителя. В качестве наказания в итоге сошлись на розгах.
Никто не догадался, что Патрисией и вправду руководила злая воля – воля Скорпиуса Малфоя, наславшего на нее заклятие, похожее на Империус, но узконаправленное. Парализуя сознание девушки, заклинание делало её послушной игрушкой в руках мужчины, не способной сопротивляться его прихоти. Как объяснил Скорпиус Альбусу ,заклятие это было достаточно редким, а применялось с наибольшей охотой неким Мальсибером – Пожирателем смерти, соратником деда.
Заклинание, в общем, шуточное; другая переделка, в которую они не так давно вовлекли Патрисию, волновала мальчиков куда сильнее. Как только они нашли пустую аудиторию и озаботились нужными мерами безопасностями, они вернулись к неудаче в Запретном лесу.
- Ал, так что же все-таки у нас пошло не так?
- У меня есть одна догадка... Мы можем позвать дух, находящийся где-то на лимбе, ведь призвать тех, кто ушел, мы не можем, а те, кто слишком глубоко в преисподней, вряд ли услышат нас или смогут выйти. Однако Волдеморт, как я понимаю, целиком замкнулся в своих мыслях. Он раз за разом переживает свои неудачи, пытается представить, что и как он должен был сделать, чтобы победить, сходит с ума от ненависти. Возможно, проклинает весь мир, несправедливо с ним обошедшийся. В общем, он целиком сосредоточен на себе, и видимо, его страданиями и питаются эти... Он для них как пища, или как эта, маггловская... Батарейка, знаешь?
- Это примерно понятно. Так, если я понимаю, мы этим ритуалом сначала истончаем барьер между нашим миром и лимбом, затрачивая энергию, потом призываем его дух, и даем ему энергию нашей жертвы, которую он использует для временного воплощения, так?
- Ну, так, в целом.
- Тогда что же пошло неправильно?
- Чтобы вытащить только его, нужна очень тонкая настройка, а я не смог удержать концентрацию и чуть дальше расширил лазейку. Ну, а поскольку он почти сросся со своими..эм...паразитами, они притащились следом, как блохи с собакой, и рванулись искать энергию. Хорошо, я хоть заклинание быстрого закрытия выучил.
- Тогда что нам понадобится в следующий раз?
- Нужна предельная концентрация и полностью спокойный, очищенный разум...Но все равно они появятся, потому что Волдеморт сросся с ними почти намертво...главное, чтобы они не дестабилизировали обстановку. Слушай, кажется положение донора энергии рискованно...а поэтому...
- Ты думаешь о том же, о чем и я?
- Да, дружище. Бенни.

Рональд Уизли когда-то был неплохим аврором. В этом деле часто важна не эрудиция и интеллект, а житейская смекалка, так что пусть ему и не получали ничего сложного, но в расследовании бытовых преступлений с ним мало кто мог сравниться. Жаль, Рон быстро обленился, вышел в отставку и перешел работать к брату Джорджу в «Ужастики умников Уизли». Там было хлебно и забавно, если закрывать глаза на некоторые странности в поведении брата. Роун и самому до сих пор бередила душу потеря.
Но вообще ничто не беспокоило, да и он особо не напрягался. Ну разборки в газетах, ну магглы по телевизору копошатся, чудные, ну жена нервничает – чепуха. Так-то жизнь налажена. Неприятно стало, когда в жизни ощутимо повеяло переменами. Еще вчера Рон ругал жену, что та со своей службой не уделяет ему достаточного внимания (для порядку ругал, чтоб не забывала, что он глава семьи), а на следующий день жена пришла рано и сказала, что уволилась. Рон чуть с дивана не рухнул.
- Да ты что, зачем? Из-за того, что я вчера наговорил? Да ты чге, зачем воспринимать-то все так? Вечно ты…
- Я в самом дел уделяю тебе мало внимания, - суховато перебила Гермиона. – И потом, я неважно себя чувствую. Уже давно. Врачи говорят, что переутомление.
- Ты обследовалась? Когда ты успела?
Жена усмехнулась. Опять он проспал все на свете.
- Как-то успела. В общем, надо мне искать что-то поспокойнее.
То же самое Гермиона сказала Гарри, когда тот явился в гости. Гари, понятное дело, опешил. Принялся расспрашивать, просил не запускать болячки, уговаривал куда-нибудь съездить подлечиться, а уж потом рваться на новую работу. Гермиона рассеяно кивала. Тогда-то Рон и заметил, что жена в самом деле очень уж бледная.
В первые дни пребывания дома Гермиона активно занималась хозяйством. Наготовила вкусностей к приезду сына с дочкой, перестирала и перегладила все, что было тканого, дом отдраила и отремонтировала то, до чего у Рона руки не доходили. Он разнежился было: лафа! А после приметил как-то, что у жены глаза заплаканные. И вообще плохо ей дома, чахнет она.
Едва пасхальные каникулы закончились, приступили они с Гарри к Гермионе вместе (Рон хотел мать еще подключить, но та с Гарри в ссоре в последнее время) и настояли, чтоб она на недельку уехала куда-нибудь. Хоть в тот городок близ Шармбатона - название такое мудреное – у Флер там родственники. Гермиона сопротивлялась чуть не до слез, но все же отправилась чемоданы паковать.
Тогда-то и разговорились Рон с Гарри о работе, от нечего делать. И рассказал Гарри, что раскрыл, похоже, того журналюгу, что в «Пророке» разборки устраивал. Мол, это тот же самый, что в марте с собой покончил. И то сказать: при нем был маггловский револьвер, не проще ли застрелиться, чем под поезд нырять? А револьвера не нашли. И Гарри сказал, что журналюгу, скорей всего, шантажировали.
И тут у Рона соображалка включилась. Ну не могла Гермиона из-за какой-то ерунды с работы уйти! Она ж там до ночи, бывало, задерживалась, вся больная зелий напьется – и туда. Дома только о работе почти говорила, да еще о Розе с Хьюго. И сейчас без дела вянет. А если её тоже… того? Шантажировали? Вот только чем?
Может, конечно, тем случаем с предками её, когда она им с памятью нахимичила. Вроде все живы-здоровы остались, но она потом, как съездила за ними в Австралию, долго ходила сама не своя. На том и решить бы, но чувствовал Рон, что не одним этим можно его жену с должности сковырнуть. Знал, вернее, что не одним этим. За ним тоже числились грешки.
Так-то глупости, дело давнее, да и не докажешь ничего, но мало ли… В общем, по молодости лет да по праву победителя поимел он дело с одной чистокровной девицей и за это её брата от Азкабана спас. Он не насиловал никого, она сама предложила, нарочно глазками сверкала и коленками соблазняла, приходя на допрос – а девица была сочная. Что ж он, не мужик? Оборону держал, правда, долго, но как-то поссорились с Геримоной вдрызг, и отлучила она его от супружеской постели на несколько дней. Злился ужасно, кК-то отомстить хотел. А тут опять эта… просительница, родственница. За братца упрашивает чуть не на коленях, а блузка-то у самой прозрачная почти!
Ну, намекнул он – не стерпел – что можно миром дело решить. Вправду можно, на брата на её пустяки были, просто тогда хватали без разбору всех. Она непонимающей прикинулась, змея, стала сережки с жемчугом снимать. Он ей и объяснил, что есть у нее сокровище, которое подороже будет и ему понужней.
Хорошо повеселились, да Гарри, зараза, застукал. Ну, девицу выпроводил, ему по морде дал, однако Гермионе обещал не болтать и слово перед девицей сдержать позволил. Реджинальд Селвин оказался на свободе.
Такое, конечно, только однажды было, да и быльем давно поросло. Но вот проверить этого Селвина не помешает: не изъял ли кто его дело из архива.
Догадался у Гарри разрешения попросить в архивах аврората порыться – и правильно, что догадался. В архиве начальствует Смит, однокашник бывший. В разы противнее стал, чем прежде. С разрешением самолично идите в его кабинет, а он тут к тебе будет спиной минут десять стоять и по каину с женой болтать. Обернулся – как на червяка глядит. У самого глазки подзаплыли, рожа розовая, круглая, пузцо круглится тоже. Галстуком перетянут, как удавкой.
- Разрешение, говоришь? – а голосок-то писклявый, как у кастрата. – Что же, что разрешение? Что же, что Поттер подписал? Поттер мне никто, голубчик, мы независимая организация и подчиняемся совсем другому ведомству. Так что шел бы ты со своим разрешением…
Рон повадку однокашника уже знал и положил на стол три галеона. Смит глаз скосил и опять заладил:
- Ты сколько лет в отставке, ты чужой. Если мы всех чужих пускать будем, архив в помойку превратится. И Поттера ты мне в нос не тычь, он любому разрешение подпишет, что его разжалобит.
Рон еще три галеона выложил (ну и аппетиты!). Смит опять глаз скосил. Вроде довольный.
- Ладно, так уж и быть. Какое дело брать будешь, отпишись?
- Это еще зачем?
- Порядок такой. А вдруг ты чего вынесешь? А вдруг используешь в преступных целях или просто сожжешь?
Пришлось заполнить бланк: взял, мол, для просмотра дело Реджинальда Селвина. К досаде и одновременно довольству Рона, подозрительного в деле Селвина не было ровным счетом ничего. Его, похоже, давно не брали в руки, запылилось страшно, и страницы в некоторых местах склеились. Но все листы на месте, ничего странного…
Прошло несколько дней. Рон торчал в магазине, столовался у матери, смотрел телевизор и все раздумывал, начать ли расспрашивать жену, когда она вернется с отдыха, о настоящих причинах её ухода с работы. Ведь, стерва такая, не сознается нипочем. Разве вместе с Гарри опять к ней приступить…
Между тем в сотне метров от магазина открыли хорошую пивную. Пиво просто потрясающее, и закуска свежайшая. Побывав там раз, Рон не смог устоять и побывал и другой, и третий.
В третий раз он задержался особенно долго и вышел, порядочно отяжелев. Домой, в пустые комнаты отчаянно не хотелось. Он прошел несколько метров, задумался, привалился плечом к забору, постоял. И вдруг напрягся: чутье бывалого аврора подсказало, что где-то рядом опасность. Он успел выхватить палочку прежде, чем первая крепка фигура показалась из-за угла пивной. И, однако, не смог сосредоточиться, чтобы аппарировать. Между тем несколько человек в плащах окружили его.
Центральный, рослый детина, ни дать ни взять разбойник с большой дороги, выступил вперед. Физиономия показалась Рону знакомой.
- Ну привет, герой войны, - голос хриплый, как надорванный. – Потолкуем, что ли?
- Может, и потолкуем, - ухмыльнулся Рон. Не удирать же от каких-то бандюганов.
Главарь обернулся к своим:
- Никому не вмешиваться! Он мой!
- Что, старые счеты? - Рону отчего-то стало жутко, и завертелись в памяти полки в архиве.
- А ты забыл? - лицо противника стало зверским. - Забыл, как над сестрой моей надругался, а, герой войны? Давай-ка вспоминай, пока время есть! – жуткое лицо на секунду дрогнуло. - Она мне не сказала ничего сперва, дурочка, да я, как понял, что она беременна, сразу догадался, какой ценой мою свободу купили. Потом родила она... Рыжего. При родах умерла, и рыжий вместе с ней. В одной могилке лежат.
Рон быстро задавил воспоминание о плачущей белокурой девчушке. С таким народом дашь слабину – и считай, сыграл в ящик.
- А, ты недоволен еще? Тебе за решеткой больше нравилось?
- Хватит! - выкрикнул бандит. - Теперь нас Мерлин рассудит. Давай!
Противники встали друг напротив друга, вытянув палочки. Косматое, перекошенное лицо невольно вызывало испуг, неуверенность. "Плевать, просто бандиты. В первый раз что ли?".
Коротко кивнув, дуэлянты взмахнули палочками.
- Петрификус Тоталус! - обездвиживающее заклятие Рона столкнулось с ударным заклятием врага, вызвав довольно громкий взрыв.
"Вот ты как, скотина? Ну ладно, попробуем кое-что посерьезнее!"
- Инсендио Трио! - извивающийся сгусток пламени метнулся в противника, но тот в последний момент успел аппарировать в сторону, послав в Рона магические кинжалы, созданные из чистой энергии. Рон успел поставить щитовые чары, но их мощности не хватило, чтобы поглотить весь удар, и один из них рассек руку бывшего аврора. Перехватив палочку другой рукой, Рон одно за другим пустил ударное и обезоруживающее заклятие. Первое противник отклонил, второе заблокировал, и тут же пустил в ответ оглушающее, которое, впрочем, Уизли также принял на щит. Еще некоторое время противники обменивались выпадами, пытаясь оглушить, связать, обездвижить друг друга. Рону удалось пробить щит ударным заклятием и отбросить противника, но развить наступление не удалось - враг выпустил несколько лучей темной энергии, обвившихся вокруг шеи и туловища Рона, удушая его. В глазах экс-аврора стало темнеть.
"Черт! Протего Хоррибилис, заклятие от темных заклинаний... Совсем потерял хватку, раз блокирую темную магию обычным щитом," - успело мелькнуть в голове Рона. Вызвав щит, он снял заклятие, но противник уже устремил на него палочку и выкрикнул:
- Экспульсо!
Мощный взрыв отбросил Рона, мир наполнился грохотом, и через секунду Уизли потерял сознание.
…Рон пришел в себя резко, должно быть, подняли заклинанием. Палочки при нем, конечно, не было, и сил не оставалось - ныли все кости, нестерпимо кололо бок, видимо сломаны ребра, а может, и нога.
- Ну что, ты понял, сволочь? Понял теперь, что не все тебе дозволено? Понял, что за все, за все тебе расплата будет?
Рон сплюнул кровь и прохрипел:
- Да пошел ты. Отродье ты слизеринское, и сестра твоя, шлюха, сама на меня лезла, чтобы я тебя отпустил. А ты - свинья неблагодарная.
- Свинья? Значит, ты ни черта так и не понял, ублюдок? - лицо бородача теперь, кажется, исказилось гримасой страдания, - Круцио!
Адская боль пронзила каждую клеточку Рона, и очень скоро он, не в силах сдерживаться, закричал.
- Сюда сейчас точно сбежится весь переулок, Редж - сказал кто-то из бандитов, встревожившись.
- Все, все, - ответил тот. - Значит, ты еще и прав, да? Ты - герой, а я, значит, недочеловек, да?
Рон снова лишь презрительно сплюнул, не удостоив врага ответом.
- Тогда до скорой встречи в аду, ублюдок! Авада Кедавра!
Ярко полыхнуло зеленое пламя, и Уизли безжизненно откинулся на землю. Бородач, постояв над трупом врага несколько секунд, махнул приятелям и те быстро скрывшись за угол, аппарировали. Человек в темном плаще с капюшоном, стоящий за углом соседнего здания, достал палочку из-под мантии, быстро подошел к убитому, поколдовал что-то, кивнул сам себе и быстро скрылся за углом.

Утром Скорпиус проснулся нежданно рано, поэтому Альбус надеялся, что за слизеринским столом удастся занять места получше, чем крайние, ближе к входу. В большом Зале и вправду пока была лишь маленькая группка за столом Рейвенкло, но происходящее в этой группке так встревожило слизеринцев, что они немедленно подбежали.
На скамейке сидели, обнявшись, Роза и Хьюго Уизли. Хьюго рыдал, уткнувшись сестре в плечо, она плакала беззвучно и комкала какой-то конверт. Над ними возвышался совершенно пришибленный Северус, Лили суетилась вокруг со стаканом воды.
- Что… случилось? - голос Альбуса невольно дрогнул.
- Папа наш им написал, - Лили втянула воздух и часто заморгала. – Дядю Рона убили.
Хьюго взвыл, Роза крепче стиснула брата. Альбус опустился рядом с ней, положил кузине ладонь на спину.
Дядя Рон ему скорее нравился - не вредничал, не приставал с порядком и дисциплиной, любил играть, бороться, дурачиться, рассказывал о случаях со службы и дарил всякие вкусности. Хотя с возрастом, Альбу отдалился от дяди - общих тем не находилось. Но все равно родственные чувства Рон вызывал сильнее, чем, скажем, сухарь дядя Перси. Да и Розу с Хьюго, и тетю Гермиону было очень жаль.
Скорпиус опустил глаза, явно не зная, что сказать.
- Вам надо предупредить деканов, - выдавил он наконец. – Отпроситься…
- Ребекка пошла предупреждать, - всхлипнула Лили. – Письмо пришло Розе, Хьюго… потом узнал…
Ребекка Гольдштейн оказалась легка на помине. Четко печатая шаг, она вошла, становилась у факультетского стола и некоторое время молча глядела на плачущих.
- Я виделась с профессором Саммерби и профессором Лонгботтомом, - проговорила она наконец. – Оба вас отпускают. С остальными преподавателями они договорятся.
- Мне, наверное, тоже надо будет отпроситься… На похороны… - вздохнул Альбус. Не верилось, что дяди Рона больше нет; казалось ,кто-кто, а он-то точно неуязвим. Смерть в принципе с ним не вязалась.
- Что за безобразие? Почему студенты разных факультетов сидят за одним столом? – крикнули с порога. В Большой зал первой из преподавателей входила профессор Рид. С тех по, как её оставили на постоянной работе, она стала куда уверенней в себе. – Живо разошлись по местам!
Хьюго нехотя поднялся, Лили увела его к гриффиндорскому столу, Альбус и Скорпиус бочком отошли к слизеринскому. Северус, опустившись рядом с Розой, осторожно разжал её пальцы и вытащил проклятый конверт.