Глава 7. В учительской

В учительской Тану ожидало письмо: Алекс на выходные наконец приедет в Хогсмид, его командировка окончена. Слава небесам, а то вызвали на целых две недели, Алекс извелся, да и она соскучилась безумно. Надо в субботу уйти пораньше. Алекс будет около полудня – успеть бы сготовить обед. И удочки достать. Он хочет, чтобы они в выходные пошли на Лесную речку втроем, рыбачить. Можно будет отдохнуть от буйных гриффиндорцев и от слизеринцев с их язвительными вопросами.
Ох, слизеринцы! Сколько хлопот с ними было сначала. Сколько раз они её доводили до слез. Особенно в первые годы. Что им какая-то девочка на четыре года старше! Один засыпал её вопросами, другой подхватывал, третий просто сыпал ругательствами. И хорошо, если урок не спарен с Гриффиндором: эти запросто хватались за палочку при любом удобном случае, а то и вовсе устраивали драку. Ужасное было время, но все же те дети почему-то больше располагали к себе. В них жило нечто искреннее и истовое: слизеринцы отчаянно цеплялись за старое, не веря, что мир изменился, а гриффиндорцы воевали за правду. Сейчас, увы, приходят ученики новой формации: гриффиндорцы, упоенные вседозволенностью «факультета победителей», в наглую пользующиеся полученными благами, и слизеринцы, полностью законопослушные, бесстыдно приспосабливающиеся к любому веянию. Есть, правда, иные. Тем они интереснее, что они редки.
Вот Скорпиус Малфой, сынок Астории. Лицом вылитый отец, но характером… Сложно пока сказать, ясно одно: Астория приложила руку к воспитанию. Умен, начитан, остер. Горячий правдоруб, как все дети с неравнодушным сердцем. А сам, небось, считает себя очень-очень хитрым. Хотя и хитрым быть научится со временем.
Жаль Асторию… Тана вспоминала два года после победы. Слизерин тогда поредел: некоторые из учеников вместе с родителями срочно покинули страну, другие ушли из школы в знак протеста. Те же, кто остался, полной ложкой хлебнули травли. Они не были безответны, яростно оборонялись и еще сильнее замкнулись, почти никто их них теперь не общался со студентами других факультетов. Тем более значимо было, что Астория не прерывала общения с Таной. Нечасто, но они останавливались все-таки, чтобы поговорить.
Астория хорошела с каждым днем, и с каждым днем глубже было уныние в её глазах. Лишь теперь Тана поняла, что на самом деле Драко Малфой сердца мисс Гринграсс вовсе не затронул, что ей неприятно и боязно идти за него, но выхода, видимо, нет. Общение родителей, сговор - что-то в этом роде. Перед выпускным у них был особенно странный и грустный разговор. Тана ходила уже с серебряным колечком: на пасхальных каникулах они с Алексом обручились.
- Вы счастливы, мисс Грин?
- Да, мисс Гринграсс, я счастлива.
- Завидую вам, мисс Грин. Вы сами определяете свою судьбу.
На выпускном Астория плакала. Станцевала тур вальса с каким-то из однокурсников, потом спешно отошла взять шампанского, и две слезинки блеснули на щеках. Потом о ней ничего не было слышно. Не переписывались: разный круг все-таки.
Очевидно, сын стал для несчастной отдушинкой.
Или Альбус Поттер. За него боязно. Очень восприимчивый и эмоциональный мальчик, но при этом слишком скрытный - привык скрывать свои чувства. Очень любознательный, искренний. Его душа – тончайший шелк, и как же легко порвать такую душу, истереть, превратить в дерюжку. А его совсем не берегут. От сцены с громовещателем до сих пор стыдно, да и старший брат, по рассказам Северуса, обижает походя. Кажется, мальчик способен на слизеринские шаги – может быть, это станет ему защитой. Но как легко упустить такого ребенка.
Будь их деканом старик Слагхорн, волноваться бы стоило меньше – но тот семь лет, как на пенсии. Маггловская болезнь одолела, диабет – слишком почтенный профессор любил сладкое. А Уиннергейту до студентов, в общем-то, нет никакого дела.
...Уиннергейт, спору нет, предмет знает хорошо и вообще человек талантливый, но только не по педагогической части. Будь он маггловским политиком, попал бы, пожалуй, в учебник истории. В школе же он занимался тем, что едва ли приносит пользу детям: устранял людей, которые мешают его власти, и приводил лояльных либо равнодушных.
Он появился в школе буквально через год после победы: министерство магии выделило специалиста. Поговаривали, что он вообще не англичанин, что окончил Дурмстранг и в звании, собственно говоря, не ЗОТИ, а самих темных искусств весьма преуспел. О нем рассказывали ужасы, а он оказался человеком, на первый взгляд почти лишенным характерности. Нельзя сказать, как он относится к людям и любит ли свой предмет. Нельзя сказать, чем он увлекается и есть ли у него семья. Обычный, ровный, корректный, никакой. Его долго не брали в расчет – пока вскоре после ухода Слагхорна он не устранил чрезвычайно ловко Макгонагалл.
Получилось это вот как: Уиннергейт, уже тогда ставший заместителем директора, упорно ставил слизеринцев в пару с гриффиндорцами почти ко всем учителям, в результате чего редко после какого урока никто не оказывался в больничном крыле. Родители писали жалобы в попечительский совет, совет распекал несчастную директрису ,которая выносила это со всей шотландской стойкостью, но переубедить заместителя не могла. Порывалась даже уволить, но пришло письмо из министерства, где прямо говорилось ,что в таком случае уволят и её. Однажды, на уроке профессора Флитвика, случилось и вовсе массовое побоище, в результате чего маленький старичок был ранен. Макгонагалл, вызвав к себе Уиннергейта, ругалась с ним целый час. Он вышел из кабинета непривычно раскрасневшийся, а директриса немного погодя вызвала к себе мадам Помфри. Та диагностировала предынфарктное состояние и вызвала подмогу из Мунго. После консилиума Макгонагалл в приказном порядке велели оставить работу. Ей не становилось лучше, и пришлось согласиться. Тогда же ушел и профессор Флитвик: здоровье его после ранения не восстановилось. Вместо него где-то откопали эмигранта-вдовца Дезэссара. Директором сделали профессора Спраут, а травологию вести пригласили Невилла.
И в то самое время в лице Уиннергейта стало сильнее проступать брезгливое выражение. От коллег он отстранился, развел доносы, слежку. Перечить гриффиндорцам стало самым страшным грехом, а травить слизеринцев – чуть не благодеянием.
Все новые появлялись в школе лица. Пришли братья Саммерби – собственно. Тана их еще по учебе знала, но никак не ожидала, что они вернуться. Майкрофт, её однокурсник, взял полеты и тренировки по квиддичу, а Чарльз зелья – и первые два года говорили, что так предмету еще не везло: первый раз преподает человек одновременно фанатично увлеченный предметом, бескорыстный и доброжелательный. Чарльз был перспективный ученый и счастливый семьянин. Невеста, а потом жена его работала тут же, в библиотеке, вместо покойной мадам Пинс. Такая милая, живая, вязать любила. Бедняжка Берилл…
И гуляка Майкрофт встретил свою любовь, хотя, признаться, выбор его мало кто одобрил. Нет, поначалу Бесси Прин, смешливая юная смуглянка, понравилась всем. Но потом в учительской узнали, что Майкрофт без ведома брата взял заначку, на которую Чарльз планировал купить себе новую зимнюю мантию – а вместо этого Бесси получила серьги. И про то, как Бесси, случайно увидев фотографию Берилл, при Чарльзе назвала её дурнушкой. И про пресловутое пуховое одеяло. И ведь не от Чарльза узнали – он бы жаловаться не стал – а от самой мисс Прин: она хвасталась, как ей предан любовник.
…- Тана, не хочешь прогуляться? День расчудеснейший!
И откуда у Невилла столько сил? По крайней мере до обеда на свежем воздухе – и еще окрестности шагами обмеряет. Впрочем, последние дни он какой-то подозрительно веселый. Но погода и вправду прекрасная: все в легкой, призрачной еще позолоте – деревья, трава, облака. Дует спокойный, немного прохладный ветер. Хорошо.
У недавно посаженной кленовой аллейки Тана подобрала несколько листьев, уже опавших.
- Надо будет первокурсников сводить на экскурсию. На кладбище героев. Сговоримся с Чарли, ты не против? Да и слизеринцы, кто захочет…
- Все захотят, - произносит Невилл неожиданно резко.
- Тем лучше, - Тана пожимает плечами. – Вон скамейка хорошая, давай сядем. С утра оба на ногах.
Сидят. Невилл клонится вперед, руки в замок. Что же он заговорить не решается?
- Все в порядке? У Ханны, у девочек ?
- Естественно, - все так же резко. – Должно же хоть у кого-то быть все в порядке. Иначе у нас не школа, а странноприимный дом. Всех бедолаг принимаем. Дезэссара приютили, Чарли держим, хотя он вот-вот разнесет замок на своих уроках…
- А Уиннергейт – великий благодетель! – удалось усмехнуться. – Дело-то ведь не в Чарли, Невилл, и не в Дезэссаре.
- Сама ты знаешь, в чем дело. Все на твоих глазах происходило. Ну, практически.
- Да. Это на глазах у всей школы происходит не один год. И толку ругать себя, что раньше не вмешались?
Паулина Мелифлуа. Стыд и живой упрек всему коллективу Хогвартса. Живое свидетельство трусости и предвзятости. Собственно, и жизнь её сестры не дает преподавателям права гордиться собой, но сестру по крайней мере не насилуют в стенах школы безнаказанно. Хотя, если вспомнить, какой ценой Джорджиана добилась некоторой безопасности – хочется уволиться.
Сестры Мелифлуа ничем, кроме яркой красоты и некоторой состоятельности, не выделялись на фоне других слизеринок, пока их отец не был арестован по обвинению в многочисленных преступлениях, в том числе – в организации взрыва и пожара во «Флориш и Блоттс». День публикации новости о его задержании стал днем, когда девочки превратились в дочерей врага народа, в отродий темного мага. А уж после вынесения приговора – смертная казнь и конфискация нажитого имущества – они оказались полностью беззащитны. Осложнялось тем, что все учителя видели, в кого трагедия во «Флориш и Блоттс» превратила одного из их коллег.
Конечно, сами учителя не опускались до прямой травли. Но так просто – не замечать, как над девочками издеваются одноклассники. Оставлять без внимания, что чей-то зажравшийся сын или племянник провожает одну из сестер сальным взглядом, лапает, прижимает к стене. Так просто – не объяснить, хотя видишь, что ребенок не понимает, а потом отчитать за ошибки; поставить «Удовлетворительно» там, где можно бы и «Выше ожидаемого»… Невилл и Тана еще могут утешать себя тем, что не придирались к девочкам по учебе и заступались, если видели откровенные издевательства. Но не более, один взгляд на измененное болезнью лицо Чарльза – и пытаться дальше помочь сестрам Мелифлуа пропадала всякая охота.
Джорджиана, говорят, сейчас состоит на содержании у богатого вдовца, отца её однокурсника. А Паулину недавно пытались изнасиловать, и единственный, кто вступился – первокурсник Альбус Поттер. Но за свое благородство он поплатился позором.
- Как я мог так распустить своих учеников, как?
- Ты же не вездесущ, ты не можешь каждую секунду глаз с них не спускать. Да инее ты один должен следить за ними. У них есть родители, к примеру, старшие товарищи… Представление, что гриффиндорцам все можно, сформировал не ты, сам знаешь. Чего стоит время, когда Бейхемот был у них деканом.
- Да. И чего стоит Уиннергейт, - Невилл потер лицо ладонями.
- На него легко перекладывать вину и оставаться чистенькими. Но мы с тобой тоже свиньи порядочные.
- Спасибо за утешение.
- Просто хватит себя жалеть. Хватит прятаться в угол. Ты виноват, да, но и не ты один. Посмотри на ситуацию трезво и скажи, как можно её исправить.
- Уже никак. Парни развращены. Девочка травмирована. Альбус получил первый урок лицемерия.
- Да. Но, с другой стороны, Вэнс на какое-то время напуган – тут Гарри за тебя постарался, так? Не упусти момент, когда опять осмелеет. К другим будь повнимательней. Подождут твои теплицы. За Альбусом надо присматривать, направлять его. А девочка… Веры у нее не осталось, но возможно, удастся дать ей надежду.
- Надежду на что?
- На будущее. Послушай…

***
Вечером в слизеринской гостиной шестикурсница Сильвия Селвин болтала ножками на поручне кресла, где сидел красивый брюнет, слегка обнимая её за талию. Практически все, кто был в гостиной, слушали её необычайно внимательно.
- Она сказала ему про надежду на будущее, а потом они зашептались тихо-тихо. Так трогательно! Нет, разве они не подходят друг другу?
- Вот уж никогда бы на нее не подумала, - Суомп одновременно хмурилась и скалилась. – Вообще, Сильвия, ты бы трепалась поменьше, а?
- Элли, но ведь так интересно! – Патрисия умильно сложила ручки. – Учителя, и вдруг – любовь!
Берк прыснул:
- Они оба страшные!
- Подобное тянется к подобному, - Сильвия пожала плечами.
- А она ведь замужем, да? – жадно спросила Нотт.
- Да, и он женат.
- А её муж вызовет на дуэль профессора Лонгботтома? – опять Патрисия.
- Сомневаюсь. Он сквиб. Будет безропотным рогоносцем.

***
Из-за угла Тана некоторое время рассматривала девушку. Волосы цвета спелой ржи – если их распустить, укрыли бы спину тяжелой шалью. Очень белая, алебастровая кожа. Яркие темно-синие глаза. Тонкая точеная фигура, в которой ощущается сломленность; лицо трагической актрисы.
- Вы не видели моих первокурсников?
- В библиотеку проходили двое, - голос глуховатый, как у Кэрол был когда-то.
Ладно, к драклу предлоги.
- Паулина, я бы хотела с вами поговорить. Мы, все учителя, безобразно вели себя по отношению к вам и просим нас извинить.
Лицо скучающее.
- Извиню, а дальше что?
В самом деле, что? Для чего этот разговор? Камень с души снять или помочь девочке?
- Кем вы собираетесь стать?
В глазах вызов. Попытается шокировать
- Служащей борделя в Лютном.
- Да? Ваше право, но их век весьма недолог. Не хотите подумать ни о чем более длительном?
- К примеру, о том, чтобы найти мужа ,а потом ему изменять?
- Зачем же изменять?
- А зачем вы изменяете мужу с профессором Лонгботтомом?
Вот так клюква. Что ж, издержки профессии. Не могут школьники без сплетен. Пять лет назад, когда Чарльз жил без жены первый год и ему приходилось совсем трудно, Тану «уложили» в постель к нему.
- Я люблю профессора Лонгботтома, но не изменяю мужу с ним. Я люблю его как друга. И профессора Саммерби тоже. И некоторых учеников.
- Рада за вас.
- Спасибо. Если все-таки надумаете получить профессию, вам помогут с обучением.
- Благодарю, - спокойно уходит.
Не получилось, что вполне естественно.. будем пробовать снова и снова, пока не достучимся.

***
Дом встретил стылым воздухом, нанесенным осенними ветрами, и одиночеством. Дома вообще быстро приходят в запустение, но здесь его следы было легко убрать. Несколько взмахов палочкой, свежие наволочки и шторы, камин затопить, разогреть плиту – и жизнь вернулась.
Северус, похоже, не очень доволен двухдневной разлукой с Розой Уизли, но рад, что увидит отца, и с нетерпением ждет обещанной рыбалки. Договорился с матерью, что улов обязательно сфотографирует и покажет подружке.
Сын во дворе заготавливал приманку, а Тана на кухне заканчивала возиться с индейкой, когда из форточки услышала: «Папка!» Спешно взмахнув палочкой, оставила птицу стыть, сорвала передник и бросилась к входу.
Алекс стоял в дверях, гладя по голове сына. Небритый, куртка запыленная, взгляд утомленный и почему-то виноватый. Не решилась кидаться с ласками. Подошла, коснулась плеч, поцеловала в щеку.
- Куда тебя гоняли?
- По всей Англии, - он поцеловал ей запястье. – Я тебе браслет привез. Посмотри, в сумке в моей.
- Спасибо. Потом посмотрю. Раздевайся уже, отдыхай.
Он оглянулся: сына не было в комнате. И вдруг привлек её к себе, принялся исцеловывать лицо, шею, грудь, плечи – неистово до жестокости. Она слабо уперлась ладонями:
- Не надо, что ты… Днем… Северус услышит…
Но Алекс и внимания не обратил на протесты. Он поднял Тану на руки и потащил её в спальню.