Глава 5. Громовещатель

Перед уходом Гарри не стал будить жену. Когда Джинни открыла глаза, то, не обнаружив мужа, весьма неприятно удивилась.
Конечно, такое бывало и раньше, но каждый раз обходился Гарри в скандал. Во время последнего, когда Джинни предложила выбрать, на ком он все же женат – на ней или на работе, ведь чаще всего его отлучки случались из-за неурочных вызовов – он бросил: «А и вправду пора подумать». У Джинни похолодело в животе: она поняла, что означают его слова. Она не первой молодости, красота скоро начнет увядать. Она надоела ему, и только дети удерживают рядом.
Век спортсменок недолог, а цена успеха проявляется годы спустя. У Джинни часто ноют суставы, а еще она стала полнеть, и ей, в отличие от Гермионы или Ханны, это совершенно не к лицу. Хорошо еще, работа довольно подвижная: часто хочется засесть на диване и пожирать шоколадные лягушки, наверстывая невзятое в детстве.
За приступами уныния и лени обычно следуют приступы злости. В такие дни Гарри куда-нибудь уходит, дети – если они дома – не вылезают из комнат, а Кикимер поплотнее прикрывает дверь в кухню. А Вальбурга Блэк – проклятый портрет так и не удалось содрать со стены – сладостно улыбается и пускается в воспоминания о кузине Лу – Лукреции Блэк, двоюродной бабушке Джинни, собственно говоря. С этой стервой у миссис Поттер, конечно, нет ничего общего, она ни в кого не швыряется горячими угольками и не лупит хлыстом домашних эльфов (хотя иногда руки чешутся). Джинни, когда у нее плохое настроение, просто ходит мрачная – ну, если никто не доведет до белого каления. Вот Гарри, кажется, опять решил попробовать.
Прежде всего, обнаружив отсутствие мужа, Джинни зовет Кикимера. Но тот не знает, куда ушел хозяин Гарри. За полночь сова принесла письмо, Кикимер положил на стол, проснулся – письма нет. Возможно, хозяин ушел из-за этого письма. Замечательно.
- Лили!
Дочь не приходит, и Джинни, пробежав по коридору, колотит в дверь её комнаты.
- Мисс Лили еще вчера уехала в гости к бабушке, - напоминает Кикимер.
К бабушке! Просто отлично. Посоветуемся со старшими. Посмотрим, что скажет мать о поведении зятя.
… У миссис Уизли словарный запас был обширен. Разумеется, они немедленно пришли к выводу, что Гарри завел любовницу и именно к ней рванул в такой спешке. Мать посоветовала в заключение непременно перебраться в «Нору», связаться с Перси и начать бракоразводный процесс.
Джинни призадумалась. На развод мать уже советовала ей подать раз десять. И раз сто просила передать Гарри через камин, что он лучший на свете муж, зять и отец. Как в конечном итоге мать воспримет развод – неизвестно, а ссориться с ней очень дорого для нервов.
Джинни яростно скомкала попавшуюся под руку салфетку, сожгла заклинанием. Долбанула кулаком по стене. Так обидно торчать одной в этом доме-склепе: детей рядом нет, муж почти бросил, на работе почти не нужна.
Час спустя, когда пепел от сожженных салфеток уже летал по комнате облачком, она услышала из передней нытье Кикимера. Как обычно, жалуется Гарри. Гарри? Все же вернулся? На всякий случай надо отложить палочку. Может, гены бабушки Лукреции не находят покоя, но раз от разу все сильнее хочется чем-нибудь покрепче проклясть мужа. Однажды Джинни не сдержалась и запустила в него Летучемышиным сглазом. Гари молча отогнал мышей и на два часа ушел из дому. Когда вернулся, тихо сказал: «Еще одна подобная выходка – и мы разводимся».
Когда он вошел, Джинни стояла спиной к двери, напряженная от злости.
- Хорошо развлекся?
- Перестань. Я в Хогвартсе был.
- В Хогвартсе? В такую рань? Да что там делать?
- Полюбуйся, - муж сунул ей в руки письмо. Мимоходом Джинни заметила, что костяшки пальцев у Гарри – в крови.
Ну конечно! На факультеты просто так не распределяют. Всего-то неделя прошла, а Альбус уже успел наябедничать на брата. Да еще в какой гадости обвиняет, прости Мерлин. И что самое обидное, Гарри наверняка поверил. Вечно он балует второго. Занимается только с ним, верит только ему, а Джеймса наказывает по первому писку этого нюни.
Дошло до того, что, когда Альбус угодил на Слизерин, Гарри вздумал поздравить его, словно бы тот выбрал достойную дорогу. Джинни предупредила, что сова принесет письмо только вместе с громовещателем от нее и бабушки. Сошлись на том, что Альбус не получит ничего. Но, похоже, Гарри продолжал слепо обожать младшего сына.
- И ты сразу поверил, да?
- Альбус никогда мне не врет.
- Слизеринец-то? И не врет? Где-то гиппогриф родил котенка.
Гари прошелся по комнате.
- Джинни, послушай, пора прекратить прятать голову в песок. Джеймс – разбалованный, испорченный ребенок…
- Что?!
- Разбалованный и испорченный. Лучше нам сейчас принять это и попробовать исправить его. Потом будет поздно. Имей в виду: от Азкабана я его, если что, отмазывать не собираюсь.
Джинни затрясло, она невольно потянулась к палочке.
- Вот как, да? Так ты любишь родного сына? Жаль, что я все же от тебя его родила, не было бы так обидно…
Гарри побелел, глаза помутились. Джинни отшатнулась. Он швырнул в стену пресс-папье и выбежал вон.

***
Настроение у Гермионы Уизли, сотрудника отдела магического правопорядка, было боевое, а потому приподнятое. Сегодня на заседании она часа два пререкалась с ограниченным занудой Саллисом, требующим провести принудительную перепись чистокровных волшебников. Собственно, чистокровных семейств осталось совсем немного: тех, которых не удалось уличить в связях с Волдемортом во Вторую магическую войну, позже либо были арестованы за акты терроризма , либо спешно заключили браки с полукровками или магглорожденными, а потому официально прежний статус утратили. Конечно, существовали определенные семьи, бывшие «на карандаше», за ними велось негласное наблюдение. Но предложенные Саллисом комиссии вроде тех, что проводила во Вторую магическую Долорес Амбридж, результатом которых вполне может быть изъятие палочки – это уж чересчур. Унизительно, с одной стороны, и провокационно, с другой.
Коллеги поддержали её, Саллис остался ни с чем. Кроме того, она поделилась первыми набросками проекта об обязательном денежном вознаграждении эльфов, прожиточном минимуме, нормах трудового дня, создании эльфийского профсоюза - хотя закон об обязательном освобождении домашних эльфов и был принят пять лет назад, положение большинства из них поменялось мало - без хозяев им было не на что жить. Закон получил разные отзывы, многие остались недовольны, протестовали, требовали ее отставки - это было уже привычно. Ничего, справимся - закон об отмене рабства вообще пришлось проводить чуть ли не с боем. К счастью, знакомые дали ей понять, что министр отреагировал на проект защиты прав эльфов благосклонно - а сегодня это фактически означает принятие закона. Конечно, всесилие министра попахивало диктаторскими полномочиями, но сначала надо было осуществить проект - а там придет пора и урезать полномочия власти. В общем, дела шли в нужную сторону,это, само собой, радовало, и тем не менее, запал спора еще не прошел, а домой следовало явиться в ровном расположении духа. И Гермиона долго бродила по лондонским улицам, весело и яростно стуча каблуками, зашла в маггловский супермаркет, ругнула сквозь зубы планировщиков, не пойми куда запихнувших овощной отдел, и только немного обессилев, аппарировала домой. У Рона выходной, догадался небось хоть разогреть вчерашнее жаркое, так что вряд ли они с Хьюго сидят голодные. А Роза, наверное, в Хогвартсе пишет эссе… Стало немного грустно. Очень пусто в доме без дочери.
Открыл ей Хьюго. Покосился на дверь гостиной, покраснел и прошептал: «Мам, там вот…. Папа и дядя Гарри… Пьяные».
Чудесно. В принципе, такое не в первый раз. Гермионе откровенно не нравится, что Гарри и особенно Рон приспособились топить стресс в огневиски или медовухе, но сейчас их ругать все равно бесполезно. Выволочку завтра получат, как проспятся. Сейчас в гостиную лучше вообще не заходить, а то Рон в нетрезвом состоянии очень уж любит лезть целоваться и усаживать жену на колени.
Гермиона поужинала вместе с сыном, проверила его тетрадки. Она учила своих детей не только писать и считать, но и пыталась преподавать основы маггловских естественных наук, приучить к чтению. Правда – и при мысли об этом Гермиона каждый раз душила пробуждавшееся разочарование – Роза оказалась куда способнее и любознательнее, чем брат. Хьюго больше нравилось что-то мастерить в сарае у дедушки Артура, а еще больше – валяться вместе с отцом на диване, лопать сэндвичи и слушать радио. Как ни пыталась она контролировать питание сына, все равно в этом месяце он поправился на полфунта.
Почитав Хьюго на ночь и убедившись, что он уснул, Гермиона через щелочку в двери заглянула в гостиную. Гарри и Рон, обнявшись, выводили рулады. Убедившись, что лежат они правильно и в случае чего не захлебнутся рвотой, Гермиона отправилась готовить обед на завтра.

Гарри потер невыносимо распухшую голову. Вздувшиеся вены больно били по вискам. Утренний свет резал глаза. У горла стояла тошнота.
Он приподнялся, потер лоб. Рядом со стоном ворочался Рон. Дверной скрип сжал уши.
- Проснулись? – ну почему, когда Гермиона злится, у нее такой отвратительный голос? Как пилой по стеклу, честное слово. – Марш к туалету, оба!
Спорить было бессмысленно, в подобном состоянии ни тот, ни другой простейшую Левиосу не выполнят. Так что друзья нехотя поднялись и побрели к месту экзекуции. Пять минут спустя на них поочередно было наложено столь жестокое протрезвляющее заклинание, что Гарри показалось, будто ему ободрало пищевод и есть он не сможет до вечера. Правда, Гермиона сразу дала обоим обезболивающего зелья. Несчастной голове стало полегче.
- А теперь кто-нибудь мне объяснит, по какому случаю вы вчера устроили попойку?
- Э-э… Видишь ли… - Гарри схватился за виски. Слова куда-то уплывали.
- Гарри с Джинни что-то поругались, ну вот он ко мне и пришел, - перехватил инициативу Рон. – Мы выпили – просто, чтобы расслабиться…
- Понятно, - прервала Гермиона и добавила куда мягче. – А теперь оба укладывайтесь.
А дальше был чай с несколькими каплями антипохмельного, компресс со льдом на лоб и несколько часов тишины. Потом соскучившийся Хьюго все-таки утянул отца на чердак, к недоразобранному будильнику. Слово за слово, Гермиона выудила у Гарри рассказ о вчерашней ссоре и обо всем, что ей предшествовало.
- Что ты больше любишь Альбуса, заметно, - констатировала она. – Как и то, что Джинни больше любит Джеймса.
- Прекрасно, но что с этим делать? Ты видишь, до чего они докатились?
- Вижу. Но это не то, что называется "докатились". Они пока делают ошибки. Они дети, подростки, и ошибки неизбежны. А ты, как отец, должен принимать их и помогать исправиться.
- Да, ты права. Ну, я стараюсь. Надо и с Джеймсом получше поговорить будет, - Гарри прикрыл веки, – с Джинни-то как быть?
Гермиона лукаво улыбнулась.
- Предоставь мне. Уговорю.

***
Хотя Невилл постарался, чтобы устроенные Вэнсу, Маклаггену и Джеймсу Поттеру разборки прошли незамеченными, к ужину – спасибо разговорчивым портретам и привидениям - о них знал весь Хогвартс. Гриффиндорцев побаивались, поэтому вслух насмехаться не смели, язвили по себя, сплетничали потихоньку. Тем более, об истинной причине никто не догадывался.
- Что это Джеймс с синяком ходит? – спросила Роза Альбуса на следующий день, перед завтраком. – Говорят, дядя Гарри вчера утром в школу приходил, не знаешь, почему?
Альбус повертел головой, слегка покраснев. Вмешивать кузину в разную дрянь не хотелось, а уж признаваться ,что донес на брата – тем более. В сущности, он сто раз успел пожалеть, и если бы не вспоминалось ему постоянно зареванное лицо Паулины и все пакости, которые устраивал Джеймс с начала учебного года – пошел бы извиняться.
Он договорился с Розой и Северусом, что после завтрака пойдет с ними обследовать окрестности Хогвартса – на том и разошлись. Но не успел Альбус сесть за стол слизеринцев и приняться за яичницу – в окно влетела сова. Он похолодел, узнав в ней родительского Шустрика. На секунду понадеялся, что письмо прислали Джеймсу – но нет, Шустрик спланировал прямиком к нему, бросил в руки красный конверт, схватил вафлю и улетел.
- Громовещатель? – Амаранта Нотт от любопытства привстала. – Поттер получил громовещатель!
- Правда? – удивилась Суомп. – Что ж, открывай, нечего ждать взрыва.
Патрисия склонила головку, скрывая предвкушающую улыбку. Берк откровенно ухмылялся. Малфой смотрел ожидающе. Дрожащими пальцами Альбус вскрыл конверт.
В следующую секунду страшный грохот потряс стены зала. Кто-то из девочек взвизгнул учителя повскакивали с мест. Голос матери, во много раз усиленный, кипящий гневом, обрушился с силой Ниагарского водопада:
- Альбус Северус Поттер! Я не ожидала от тебя такого отвратительного поступка! Предавать родного брата! Доносить! Ты ведешь себя подло и бесчестно! Жалить исподтишка, как змея! Какая низость! Я не хочу иметь такого сына! У тебя нет сердца, не т совести, нет родственных чувств! Ты позоришь нашу семью! Не смей писать нам до Рождества, на каждое письмо будешь получать в ответ громовещатель! Маленький негодяй!
Письмо вспыхнуло и рассыпалось в пепел. В зале дружно выдохнули. Гриффиндорцы захихикали, Джеймс заулыбался, Доминик хлопнула его по плечу. Хаффлпаффцы еще пару минут не притрагивались ни к чему на столе. Рейвенкловцы – и те выглядели крайне удивленными.
- Ч-что это? – дрожащим голосом спросил Северус.
- Это тетя Джинни, - вздохнула Роза, вся пунцовая.
Учителя, хоть громовещателей на своем веку повидали достаточно, также были ошарашены. Директор Спраут схватилась за сердце, Чарльз машинально опустил вилку с куском яичницы в стакан Уиннергейта – того перекосило от омерзения. Дезэссар, покуда по залу гремел голос, беспомощно озирался и твердил:
- Que c'est? Alarme? Что это есть? Тревога? Нам следует бежать? Собирать детей?
- Нет, - мрачно ответила Тана (лицо её пошло пятнами), – это просто невоспитанность некоторых родителей. Жаль, что нельзя взять эту гадость и выкинуть её.
Невилл, уткнувшись в тарелку, очень быстро ел.
Похоже, единственным из учителей, кого произошедшее позабавило, был Бейхемот. Утробно рассмеявшись, он склонился к Майкрофту Саммерби и прошептал:
- Какая горячая женщина! Не завидую её мужу! Хотя, наоборот – очень завидую! Представляете, что она в спальне вытворяет с таким-то темпераментом, а?
За слизеринским столом студенты довольно быстро успокоились и вернулись к трапезе. Изредка кто-то бросал на пострадавшего злорадные взгляды. Патрисия и Берк словно по шоколадному пирожному съели. Альбус сидел бордовый со стыда и отчаянно кусал губы, чтобы не расплакаться. Но помогло ненадолго: пара минут – и слезы закапали на тарелку.
И тогда Паулина, до сих пор сидевшая, застыв, с прямой спиной и жестким взглядом, встала и не спеша подошла к мальчику. Альбус старательно отворачивался – она, мягко положив руки на плечи, заставила его обернуться. Посмотрела в мокрые глаза, поцеловала в лоб.
- Ты мой маленький рыцарь. Благодарю тебя.