Глава 13. Расследование

Гарри подал сидевшей напротив него в кабинете следователя женщине стакан воды. Она не притронулась, вообще сидела неподвижно, глаз не поднимала.
- Миссис Принц, я вызвал вас, собственно, по настоянию вашего брата. Все обстоятельства гибели вашего мужа указывают на самоубийство, кроме одного: отсутствует видимый мотив. Мне хочется, чтобы вы мне кое-что пояснили.
- Я к вашим услугам, - кивнула женщина.
- Тогда скажите: у вашего мужа были серьезные проблемы? К примеру, со здоровьем или финансовые?
- Алекс был здоров, это точно. Финансы… В последние пять лет наше положение улучшилось, хотя причины мне достоверно не известны. Я спрашивала у мужа, но он отговаривался то премией, то левым заработком.
- Но вы чувствовали, что он лжет?
- Конечно. Он нервничал. Ничего мне не говорил, отмахивался, когда я спрашивала: мол, сама знаешь, работа такая неспокойная. Раньше такого не было, а теперь он постоянно сильно нервничал. И спал плохо.
- Давно это началось?
- Примерно пять лет назад.
- А вы не помните – может быть, тогда что-то случилось?
Она сморщила лоб, и он заметил, что её льняные волосы серебрятся от седины.
- Осенью, вскоре того ,как наш сын пошел в Хогвартс, у Алекса была долгая командировка. Вернулся он оттуда… Необыкновенный какой-то. Куда посылали, толком не сказал. Подарил мне дорогой браслет. Но я обратила внимание, что он ничего нового не написал – после таких командировок у него обычно получалось по две-три статьи. Потом он несколько раз дарил мне украшения, какие раньше ему были не по карману. Дальше это прекратилось, но все равно я видела, что в семье денег больше обычного.
Женщина прикрыла веки.
- Это я виновата. Упустила его. Видимо, не заслужила его доверия, иначе почему он ничего мне не рассказал… Зачем я отпустила его в Лондон? Нужно было уговорить остаться дома.
Гарри хотел отговориться дежурным: «Вы не могли знать», но промолчал. Женщина наконец подняла глаза - бесцветные, опустошенные.
- Мне можно идти?
- Да. Если понадобится, я вас вызову.
«Итак, что мы имеем? Поведение похоже на предсуицидальное – это раз. Но вряд ли из-за обычной депрессии – скорее из-за серьезных проблем. Пять лет назад была непонятная командировка, а потом стали появляться лишние деньги… Что еще произошло пять лет назад, осенью? Что-то значительное, да? Слетел с должности и отправился под суд Ромуальд Фергюссон… Конечно! Разоблачения начались эти проклятые! Стоп. Но ведь Александр Принц был журналистом. А что, если…»

Всю ночь допрашивали по делу об отравлении Кормака Маклаггена его жену Ромильду, урожденную Вейн. Когда-то красивая, она стала похожа на высохшую цыганскую старуху. Страшно упрямилась, показания меняла по десять раз, да и обязанность допрашивать старых знакомых и оправлять их в предвариловки всегда угнетает – под утро Гарри приплелся в дом на площади Гриммо совершенно разбитый.
В передней валялись женские туфли, и легкие не по погоде. Нехорошая примета, тем более, что рядом валялась раздробленная подставка в виде ноги тролля. На лестнице храпел незнакомый голый парень, а рядом с ним раскинулась – тоже безо всего – племянница Доминик. Гарри прикрыл её курткой и пошел дальше, запнувшись пару раз о пустые бутылки из-под огневиски и раздавив с десяток окурков.
Портреты висели набекрень. Идти мешал чей-то прицепившийся к ноге бюстгальтер (и не единственный из украсивших сбой пол коридора). Под потолком плавал, горько рыдая, кот Проглот - самое мудрое существо в доме, в любую погоду хранившее философское спокойствие. На сей раз, увы, спокойствие бедному животному изменило. Гарри расколдовал кота и подхватил на руки, но несчастный зверь тут же спрыгнул и умчался в неизвестном направлении.
В гостиной обнаружился еще парень – на сей раз хотя бы в трусах – храпящий на диване. В ванной кто-то плескался, и сомнительно, чтобы это была Джинни: она только к обеду должна была вернуться из командировки в Болгарию, где проходил крупный квиддичный матч.
Добравшись до комнаты старшего сына, Гарри без стука вошел. Джеймс сном младенца почивал в объятиях двух девушек – все трое, конечно, в чем мать родила.
- Агуаменти максима!
От мощной струи воды, пробежавшейся по их лицам, сын и девчонки проснулись, похлопали глазами, сели. Девушки, увидев Гарри, взвизгнули и прикрылись руками. Он бросил одной сбитое на пол одеяло, другой – поднятое с пола же покрывало, схватил сына за плечо и сдернул с кровати. Тот жестко приземлился на пол.
- Ай, пап… - сын встал, потирая пятую точку, но едва убрал руку, как получил по саднящему месту внушительный удар. – Уй, ну чего, как маленькому…
- Одевайся давай, поговорить нужно, - процедил Гарри сквозь зубы и вышел.
На кухне, к счастью, никого не оказалось. Опершись локтями в стол, Гарри уронил голову на руки, потер лицо. Надоело. Устал. Джеймса не вразумишь. В школе никакие меры не могли обуздать старшего сына, и после Хогвартса он сразу ударился в загул. Гарри пробовал запирать – сын сбегал. Не давал денег – сын наделал долгов. Устраивал его на работу – Джеймс и там устраивал дебош или просто не являлся.
Гарри отрезал хлеба, отыскал холодные куски курицы, стал есть, запивая водой. Потом захотелось растянуться прямо на полу, как эти молодые балбесы, и уснуть. Полчаса спустя в кухню бочком втиснулся Джеймс.
- Это… Пап, все ушли.
- Отлично, - Гарри мутно посмотрел на него. – Сейчас все уберешь. Сам.
- Ладно, - Джеймс даже заставил себя виновато опустить голову. Давно знал, что с отцом лучше не связываться.
- И с завтрашнего дня у тебя неделя исправительных работ. Будешь вместе с воришками мести улицу. Только попробуй не явиться или филонить.
Сын запыхтел, но спорить не стал. Все копья сломаны.
…Потом Джинни вернулась. Втащила в гостиную огромный букет чайных роз, поставила на видном месте.
- Подарили, - заявила она мужу.
- Замечательно, - тот недавно проснулся и пытался взбодриться с помощью чашки кофе.
- И даже не спросишь, кто? - в голосе Джинни прозвенела досада.
- Наверняка хороший человек.
- Уж получше некоторых.
Вечер игры в молчанку обеспечен. В общем, так даже лучше: приятнее, когда Джинни молчит, чем когда она кричит. Правда, они уже год, как спят в разных постелях, но и это тоже лучше. Раньше, приходя от Астории и прикасаясь к Джинни, Гарри изнывал от стыда и отвращения к себе. Неприятно и то, что Джинни вполне могла завести любовника. Нет, она имеет право после того, как муж её обманул – но все-таки душу при этой мысли саднит.
А самое скверное, что Джинни срывается на детях. Альбус подрос – так теперь Лили достается вдвое больше. А у той сложный возраст, она и так отбилась от рук: Невилл в письмах жалуется, что она постоянно обжимается по хогвартским нишам с разными мальчиками. На беду, жена перехватывала пару писем и отныне все знает, а Гарри не всегда может быть рядом, чтобы спасти дочь от побоев.
- Джинни, где подшивка «Ежедневного пророка»?
- У эльфа спроси. На что-то же нам Кикимер перед смертью привел эту бестолковщину.
Да, надо изучить подшивку за последние пять лет…

***
«Ежедневный Пророк» возглавлял Дин Томас, старый приятель. Хорошо выглядел, зараза: моложавый, подтянутый, лицо открытое, движения быстрые, но не быстротой аврора, готового сорваться и бежать на вызов, а скупостью человека, которому жаль тратить время. Пожал руку, пригласил к себе в личный кабинет, угостил кофе, расспросил про здоровье, детей, Джинни. Да, и про нее спросил – спокойно так. А кофе им принесла красавица-секретарша, должно быть, только год как выпустившаяся из Хогвартса.
Выслушав Гарри, поправил яркий галстук, нервно рассмеялся:
- Я знал, Гарри… Только гадал, в котором же месяце ты к нам нагрянешь. Правда, - он посерьезнел. – Алекса жаль. Мировой был мужик, и журналист просто потрясный. Правда, сменил тематику в последние пять лет. На социалку перешел. Туманно как-то объяснил, мол, детство было тяжелое, теперь хочет таким же, как он, горемыкам помочь.
- Хорошо… - Гарри сделал заметку. – А Питер Джайент? Что тебе о нем известно?
- Да почти ничего. Приходил совершенно нерегулярно, без какой-либо периодичности укутанный человек в черных очках и с бородищей такой, что Хагрид позавидует. Денег не брал. Оставлял статью и уходил. Каждая отпечатана на машинке. Некоторые сохранились, сейчас передам тебе.
Гари поправил очки и довольно резко спросил:
- А палочка у него была?
Лицо Дина вытянулось, в глазах как будто замелькали кадры.
- Не было у него палочки. Я не видел. Ни разу не видел. Чтобы он колдовал. Может, сотрудников расспросить… А если никто не видел? Маггл? Чушь. Сквиб?
- А сквибы довольно редки, - скорее себе сказал Гарри. И спохватился. – Так, пока я не сделал никаких выводов. Понимаешь?
- Естественно.
- Допросим твоих сотрудников, и ты мне выдашь тексты тех статей. И если нужно, ответишь на вопросы еще раз, хорошо?
- В более формальной обстановке, хочешь сказать? Ну что ж, неприятно, но сам ввязался. Надо соглашаться.

***
Во второй раз миссис Принц держалась получше. Страшно исхудала за три дня – словно восковая свечка на невидимом огне, таяла.
- Миссис Принц, вы хорошо знали стиль своего мужа?
- Конечно. Он всегда свои статьи показывал мне – если была возможность.
- А статьи Питера Джайента вы читали?
Она сосредоточилась.
- Разоблачения, да? Признаться, проглядывала невнимательно. Не интересуюсь особо. Не мои темы.
Он протянул ей пачку листов.
- Пожалуйста, сейчас прочтите внимательно и скажите, похож ли стиль на стиль вашего мужа?
Миссис Принц стала вчитываться. Не торопилась и не отвлекалась. Только раз попросила карандаш. Иногда что-то подчеркивала. Под конец карандаш в её руке дрожал.
- Мистер Поттер, я могу вам сказать, что некоторые характерные слова и обороты, которые употреблял мой муж, в текстах присутствуют. Хотя вообще, если это был Алекс, то он сильно постарался изменить стиль. – Сглотнула. – В случае, если этот разоблачитель – действительно мой муж… Мистер Поттер, он не стал бы заниматься такой грязью ради наживы. И сам не вызвался бы. Его наверняка запугали, заставили. – Ресницы стали влажными. – Я не знаю, на чем они сыграли, может, угрожали, что расправятся с нашим сыном или со мной… Я знаю одно: Алекс не стал бы позорить других ради своей выгоды.

***
С Асторией было хорошо говорить. Она выслушивала внимательно, эмоции выражала в меру и всегда умела вставить пару точных реплик, от которых все становилось на свои места.
Кофе Гарри на двоих варил сам. Астория, как она признавалась, обожала именно такой – горький и крепкий, от которого кровь приливает к голове и немного стучит в висках. Они растягивались в креслах, улыбались друг другу, потягивали горячий пахучий напиток и тихо делились друг с другом всем, что пенкой поднималось в душе.
Сегодня Гарри рассказывал ей, как расследовал самоубийство журналиста Александра Принца и как заподозрил, что погибший - одно лицо с загадочным разоблачителем Питером Джайентом.
- Странное имя, не находишь? – заметила женщина. – Что-то в нем есть нарочитое.
- Естественно, раз это псевдоним.
- Да, но как будто выбранный не просто так. Питер-Великан? Каменный великан? Не то…
- Терпеть не могу имя «Питер», - вырвалось у Гарри. – Ты понимаешь, почему?
- Конечно.
После победы, когда наконец обнародовали подлинную историю Сириуса Блэка, имя Питера Петтигрю, подставившего его, сделалось синонимом предательства. Надо сказать, со временам эту историю немного поправили, о факультетской принадлежности Питера старались не упоминать, но Гарри-то знал больше других, да и Астория еще помнила время, когда стали неосторожно говорить правду.
- Постой, - пробормотала она вдруг. – Питер Петтигрю – то есть Питер Карлик… А здесь – Питер Великан… Одно из средств указать на ключевое слово – заменить его на противоположное.
- То есть автор тех статей хотел сказать, что его зовут Питер Петтигрю? Но тот давно мертв.
- Возможно, он хотел выразиться иносказательно. Он имел в виду, что имя ему – предатель, продажная тварь. Ему было стыдно за то, что он делал.
Гарри провел пальцами в волосах.
- Похоже, вон он и мотив для самоубийства. Муки совести, так? Чувство вины?
- Пожалуй… Но ты как будто не доволен ответом, не так ли?
Гарри отставил кружку, принялся ходить по комнате.
- Мне что-то не дает покоя… Беда в том, что наши возможности шире, чем возможности магглов, и никогда нельзя точно установить, естественной ли была смерть и было ли самоубийство осознанным шагом. Всегда надо помнить о том, что есть Авада и Империо.
- Но ведь Принц был сквибом, – напомнила Астория.
- Вот именно, а значит, тому же Империусу он сопротивляться не смог бы.
- Но зачем тем, кто за ним стоит, убивать его?
- Совесть взяла верх. Он хотел их сдать. Понять бы, кто же его заказчики…
Гарри выдохнул, в упор посмотрел на Асторию и залился краской, как мальчишка. Склонился к ней, положил ладони на худенькие плечи:
- Как я тебе, наверное, надоел со своими разговорами о работе.
- Ну что ты, - она нежно погладила его по запястью. – Это и есть моя настоящая жизнь. До тебя я не жила как следует, так, половинками перебивалась. И когда ты пришел первый раз, еще сомневалась, глупая. Время теряла. Во мне столько вбито всякой чепухи, и это сковывает кандалами. Хорошо еще, не струсила себе признаться, что люблю тебя.
Его ладони стали горячее, и Астория выскользнула из-за стола, встала перед ним, положила руки ему на грудь. Она подхватил её на руки и понес по комнате, укачивая, словно ребенка.

***
Как всегда после работы, Гермиона зашла в много лет назад облюбованный супермаркет. С привычной грустью закупила продукты на ужин для двоих. Ничего, скоро пасхальные каникулы, дети приедут, и тогда уж можно будет сготовить настоящий праздничный обед. Хоть бы за это время с ними ничего не случилось. А то эти ужасные нововведения… Гермиона пробовала поднять бучу в Попечительском совете, но её проигнорировали. Что приказал министр – то не обсуждается. И кому какое дело, как передергивает любую мать при мысли, что её ребенка на законных основаниях может жестоко избить какая-то мразь.
Флер собирала документы для перевода своего младшего сына Луи, в Шармбатон, и Гермиону одолевало искушение уговорить Розу и Хьюго перебраться туда же. Французский благодаря Флер и Мари-Виктуар они знали неплохо. Но вот захотят ли расставаться с друзьями… Даром что пару раз уже обоим попадало. Розе и больше бы доставалось, она вечно лезет на рожон, но её сдерживает или берет на себя вину её мальчик. Славный парень, хоть и со странностями. Но сейчас, кажется, следует больше опасаться нормальных людей.
Направляясь к кассовым аппаратам, Гермиона вспомнила, что забыла купить моркови для Рона: у него стало падать зрение, хотя чтением он вроде бы не увлекался. Врачи посоветовали употреблять продукты с витамином А. Женщина поспешила вернуться в овощной отдел. Место, где лежали пучки мытой моркови, загораживал какой-то человек, типичный клерк по виду.
- Здравствуйте, миссис Уизли, - спокойно обернулся он.
- Простите, я вас не знаю, - она хотела уйти, но клерк вдруг ухватил её за локоть.
- Еще шаг – и завтра «Ежедневный прок» выйдет с разоблачительной статьей про Рональда Уизли. Все узнают, как герой войны пользовался служебным положением, чтобы насиловать хорошеньких девушек, состоявших в родстве с Пожирателями смерти.
Гермиона рванулась.
- Пустите! Не желаю слушать ваш бред!
- Зря вы так, - клерк поцокал языком. – Ведь доказательства-то у нас имеются. И статья выйдет, уверяю вас – достаточно одного вашего неверного шага. Её прочтет вся страна… Дети прочтут и узнают, чем по молодости баловался их отец… И про вас кое-что узнают. Например, как вы чуть не искалечили родителей, манипулируя их памятью.
Гермиона побелела.
- Я пыталась их спасти!
- В глазах общества вы ставили эксперимент над магглами, к тому же над собственными родителями. Как вы думаете, вашей дочери понравится это известие? Мать – циничный экспериментатор над людьми… Отец – насильник…
Перед глазами всплыло веснушчатое личико дочки. Рыжие лохмы, огненными руном спадающие до лопаток. Голубой хрусталь глаз. Фенечки на тонкий запястьях. Ломкий, но полный уверенности в себе голос. Бесконечная вера в мать, доверие к ней. Без чего угодно можно обойтись, а без этого уже не проживешь. Дочь отвернется – вот тогда придет смерть.
- Вы знаете, у меня есть связи в аврорате. Я могу заявить о шантаже.
- Повторюсь, один ваш неверный шаг – и завтра же статья выходит. За вами следят, о чем вы, думаю, уже догадались.
Гермиона смахнула его локоть.
- Я отправлюсь в Хогвартс и сама все расскажу сыну и дочери. Они поймут.
- Да? И про отца расскажете?
- У вас нет доказательств.
- Они появятся, уж поверьте.
Она изловчилась взять морковь и попыталась уйти, но клерк загородил дорогу.
- Пустите, иначе я позову охрану.
- Зовите. И статья выйдет. Подробная, с именами, с датами. Думаете, у этих девушек не осталось родственников, которые могли бы за них отомстить? Осталось, и они таковы, что найдут вашего мужа в любой стране мира. Единственный способ сохранить вашему ненаглядному супругу жизнь – без всяких глупостей согласиться на наши условия.
- Условия? – Гермиона вскинула брови. – Что же вы хотите?
- А вы так недогадливы? Вы не замечали, что еще в школе надоели всем своей шизофренической активностью?
Она слегка поморщилась.
- Выйдите в отставку. Уйдите на покой. Смените род занятий. Разве вам самой не хочется отдохнуть? Вам даже некогда привести прическу в порядок. Пожалейте себя, миссис Уизли, уйдите. Это все, о чем я вас прошу.
Гермиона минуту молчала, уставившись в пол.
- Почем мне знать, может, вы блефуете, - медленно произнесла она. – Хоть расскажите мне истории про якобы изнасилованных девушек.
- Пожалуйста! Два года спустя после победы, когда то тут, то там отлавливали банды темных волшебников, был схвачен некий Реджинальд Селвин. Отец его, как Пожиратель смерти, к тому времени был казнен, а сын попался на какой-то ерунде. У Реджинальда была сестра Сильвия, совсем молоденькая и прелестная собой девушка. Она явилась к вашему супругу и умоляла отпустить брата. Так как преступление было небольшим, Рональд согласился уничтожить материалы дела и сфабриковать его закрытие, но потребовал любви несчастной девушки. Что ей оставалось делать? Кроме брата, у нее не было никого на свете. Селвин вышел на свободу, а Рональд получил свое. И вот…
- Достаточно! – прервала Гермиона. Ей, кажется, стало нехорошо, пришлось опереться на стеллаж. – Я подумаю… Завтра сообщу вам… Вы не выпустите статью так быстро.
- Выпустим, уверяю вас. Может быть, не завтра, но послезавтра, если вы не подадите заявление об уходе со службы, статья выйдет. Даже и не пытайтесь связываться с Поттером или еще с кем-либо из ваших друзей: вы обречете мужа на позор и смерть.

Слова о том, что Гермиона надоела всем, задели. Последнее время дела и правда складывались не лучшим образом. Помимо реформ в министерстве, несколько сокративших его штат, она все последние годы занималась преимущественно одним - борьбой за права магических существ. К сожалению, все воплощалось не вполне так, как ей хотелось. Так, принятый пять лет назад закон об обязательном минимальном жаловании эльфам. Закон вызвал негодование - волшебники не хотели платить за работу эльфам, и предпочитали делать всю работу по дому сами. Эльфов могли позволить себе выжившие аристократы, но, во-первых, на них в последние годы все интенсивнее сыпались гонения со стороны министерства, а уцелевшие не хотели платить из принципа. Многие тогда, воспользовавшись трудностью положения эльфов, приняли их на старых условиях, за еду и проживание. Гермиона, едва выбив большинство (пришлось надавит на многих членов Визенгамота), провела закон о запрете бесплатного найма и создания профсоюза эльфов. Члены профсоюза потребовали зарплат на его поддержание, что легло дополнительным бременем на плечи налогоплательщиков. Мера была бойкотирована, и эльфов нанимать перестали. Гермиона не сдавалась: выпустила указ об обязательном найме эльфов в библиотеки, архивы, бары и рестораны. Несколько служащих потеряли работу, начались забастовки. Закон пришлось отозвать, но эльфов на работу так и не брали. Часть из них ушла в Запретный лес, ради вольной жизни. Гермиона организовала было сбор средств на их обеспечение, но желающих не было. Другая же часть, из тех, кто не смог удержать работу в Министерстве, Мунго или Хогвартсе, принялись разбойничать на улицах - грабили волшебников и магглов. Тут же возникла организация радикалов, стремящихся к уничтожению эльфов-бандитов и их изгнанию из волшебного мира. Гермиона обвиняла их в расизме, дело шло к кризису. Положение спас Кейдж. Арестовали Ноттов, одних из последних чистокровных, имеющих еще состояние. Их дочь, состоящую в министерском отряде, заставили публично отречься от прошлого, если она не хотела отправиться в Азкабан вслед за родителями - их поймали на содержании в библиотеке запрещенных темномагических книг. Состояние их было конфисковано, и Кейдж распорядился взять большую часть безработных эльфов на службу в министерство - официально, для обеспечения общественного порядка и общественных работ. Поговаривали, их способности министр хотел использовать для организации массовой слежки. Это настораживало, как и ужесточение политики, процессы, пропаганда - но, по крайней мере, эльфы теперь были устроены. Не прибавляли репутации и законопроекты о помощи волшебным животным - оказания помощи, содержания, лечебниц, приютов - все это требовало денег, сокращалось потребление продуктов, фермеры беднели. Министерство упросило гоблинов увеличить выпуск золота, брало займы, а газеты неизменно назначали виноватой ее, Гермиону.
Конечно, она понимала, что проблемы ее инициатив серьезны, но искренне полагала, что люди обязаны терпеть ограничения - с голоду ведь никто не умирал - ради тех, кто явно нуждался больше.
Противники ее в Визенгамоте клеймили на все лады, обвиняя в ненависти к людям в ущерб другим существам, все чаще слышался свист, когда она выходила к трибуне.
Приходилось признать, что шантажист был прав - стоит всплыть этим историям из ее и Рона прошлого, и ее карьере настанет конец, и из Визенгамота и Министерства она вылетит с позором. А потом, как бы не взялась за Рона полиция нравственности - как ни странно, эти неприятные типы пользовались среди населения, особенно горожан, популярностью - должно быть из-за репутации людей, не оглядывающихся на авторитет и положение обвиняемых, за то, что судили известных и высокопоставленных не менее строгим судом, чем судят простых людей. Примись за них комиссия полиции нравов, кто знает, к чему все могло прийти.
Конечно, уйти самой, сохранив лицо и репутацию - это выход, компромисс, но как сбежать с поля боя, оставив на произвол судьбы тех, кто не может постоять за себя сам?

***
Домой Гермиона вернулась довольно поздно. Рон разлегся на диване, уставившись в экран подаренной на сорокалетие культовой маггловской вещи – телевизора. Муж уже перестал тыкать пальцем в изображение и восторгаться до хохота, но все равно уделял телевизору куда большее внимание, чем жене.
- Бутерброды жуешь? – присев на краешек, Гермиона изобразила, будто тыкает мужа в солидное пузцо.
- А что делать, если ужин где-то блондится, - проворчал он. – Я прихожу из магазина, халат мой неизвестно где…
(«Потому что ты залил его пивом, и я его весь вечер очищала», - Гермиона начала закипать).
- Еды нет…
(«Точнее, вчерашнюю курицу с карри ты не нашел»).
- И вообще дома бардак.
(«Скажи себе спасибо»).
- Ну что ты за жена, а? Гарри вон какой подтянутый, а ты меня раскормила. А Флер с Билла вообще пылинки сдувает, а ты на меня и не смотришь, вечно думаешь не пойми о чем.
(«Раз, два, три, четыре, пять , шесть ,семь, восемь, девять, десять»).
- Так ты ужинать будешь сегодня?
- А как же? Я голодный!
Разогрев курицу, Гермиона принялась крошить салат. Следовало дать рукам хоть какое-то занятие, чтобы мысли пришли в порядок. «Как же мне надоело все это… И я всем надоела. Этот бандит из супермаркета прав, по сути. Но что теперь делать? По-хорошему, рассказать бы все Гарри. А если статья и впрямь выйдет? Что тогда? Рон, вот такой живой, безмятежный, лежащий себе на диване, по настроению таскающийся в магазин – для него перевернется мир. Ему нельзя будет выйти на улицу. И если жив этот Селвин…» рука дернулась, женщина порезала палец. "И все же, он мне изменял. Вот так вот просто, и потом как нив чем ни бывало, проводил со мной время, шутил, целовал, будто ничего вообще и не сделал. Будто ничего такого и не сделал...". В душе поднялась ярость, захотелось разнести бомбардой все вокруг, разорвать, разбить и разбросать всю одежду, посуду, весь дом, разреветься в углу...
Наскоро заживив ранку, Гермиона застучала ножом так, что царапала доску.
«Неужели правда? Он каждый вечер обнимал меня, ложился со мной в одну постель – а сам…, - крутилось в голове вновь и вновь, - Не может быть. Или может? Не спрашивать же его. Не ссориться перед приездом детей». И опять перед глазами встала улыбающаяся, золотая от летнего солнца Роза, листающая подаренную книжку. Роза, при свете ночника шепчущаяся с матерью. И Хьюго, выбегающий из моря, радостный: научился нырять.
«Им и так тяжело. А если разочаруются в родителях? Если я их потеряю? Ведь они нас с Роном не простят… Рон, подлец, ну что ты натворил! А хотя о чем это я? Сама не святая. Пусть с родителями и все обошлось, но я только теперь понимаю, что тогда сделала».
- НУ ты скоро? – крикнул из гостиной муж. Гермиона застонала сквозь зубы.
«Почему я, всегда я должна разгребать наши проблемы? Почему я тяну все на себе? Почему только я всегда должна искать выход?»
… На следующий день Гермиона подала прошение об отставке, которое очень быстро удовлетворили.