Глава 14. Мама

— Как те­бя уго­раз­ди­ло-то?

Быс­тры­ми и лов­ки­ми дви­жени­ями за­шивая глу­бокий по­рез на мо­ей ру­ке, Ро­зи то и де­ло ода­рива­ла ме­ня на­поло­вину не­доволь­ны­ми, на­поло­вину не­до­умен­ны­ми взгля­дами, да та­кими тя­желы­ми, слов­но она раз­да­вить ме­ня ими пы­тались. Я же ис­крен­не не по­нима­ла при­чины ее не­доволь­ства — они с Ми­шель без де­ла си­дели и от ску­ки из­ны­вали, и во­об­ще дол­жны быть ра­ды, что у них на­конец-то по­яви­лась ра­бота. Пусть это и сто­ило мне нем­но­го кро­ви.

— Так по­лучи­лось, — без­за­бот­но улыб­ну­лась я и тут же по­мор­щи­лась. Все же ощу­щения бы­ли не очень при­ят­ны­ми, хо­тя слу­ча­ют­ся по­рой ве­щи и по­хуже, вспом­нить хо­тя бы мой от­но­ситель­но не­дав­ний пе­релом.

На­ше об­ще­ние с сес­тра­ми при всем же­лании нель­зя бы­ло наз­вать пос­то­ян­ным, нес­мотря на то, что мы жи­ли в од­ной ка­юте и по ут­рам вмес­те раз­ми­нались. Но тут вновь пов­то­рялась си­ту­ация в Ма­рин­форде: мне бы­ло прос­то не­ког­да или прос­то не­охо­та тра­тить вре­мя на раз­го­воры. Изо ме­ня бук­валь­но мо­нопо­лизи­ровал, и тре­ниров­ки по стрель­бе, ко­торые на­конец-то на­чали дос­тавлять удо­воль­ствие, а не же­лание от­де­лать­ся от них пос­ко­рее, съ­еда­ли все мое вре­мя. По­кале­чить­ся там бы­ло зат­рудни­тель­но, вот и приш­ло все к то­му, что об­ще­ние с Ро­зи и Ми­шель сво­дилось к нес­коль­ким сло­вам в сут­ки, ут­ром и пе­ред сном.

Но вот нас­та­ла оче­редь Изо от­быть в не­боль­шой рейд, и я ос­та­лась без нас­тавни­ка аж на це­лых два дня. На­вер­ное, сто­ит вкрат­це рас­ска­зать, в чем же зак­лю­ча­ют­ся эти са­мые рей­ды, в ко­торые ре­гуляр­но ухо­дят с ко­раб­ля ре­бята. Да, в прин­ци­пе, ни­чего осо­бен­но­го. Рейд — это крат­кая ход­ка на ос­тров, ми­мо ко­торо­го мы проп­лы­ва­ем, но у ко­торо­го не ос­та­нав­ли­ва­ем­ся. Обыч­но это заб­ро­шен­ные ос­тро­ва, про­иг­равшие бит­ву с ин­фекци­ей. Их еще на­зыва­ют мер­твы­ми, хо­тя это не всег­да так. Иног­да там есть, чем по­живить­ся, иног­да встре­ча­ют­ся вы­жив­шие, ока­зав­ши­еся там слу­чай­но и об­ре­чен­ные ли­бо на му­тацию, ли­бо на го­лод­ную смерть. Та­кое слу­ча­ет­ся ред­ко, но ес­ли на ос­тро­ве есть уце­лев­шие, мы их под­би­ра­ем и до­возим до бли­жай­шей оби­та­емой зо­ны. У ме­ня, ес­ли чес­тно, по­доб­ная бла­гот­во­ритель­ность по­нача­лу вы­зыва­ла не­до­уме­ние. В мо­ем пред­став­ле­нии это бы­ла ско­рее ра­бота Мор­ско­го До­зора, а ни­как не пи­ратов. Од­на­ко смысл в этом был: ког­да весь мир ка­тит­ся в зад­ни­цу, сле­ду­ет хо­тя бы сох­ра­нять че­ловеч­ность, а не под­да­вать­ся нас­тро­ению в ду­хе «Пусть все ка­тит­ся к чер­ту». Бро­ги был прав: ког­да лю­ди на­чали жрать друг дру­га, глу­по де­лить уце­лев­ших на пи­ратов и не пи­ратов. Так что Изо бла­гопо­луч­но от­был, а я ос­та­лась пре­дос­тавле­на са­мой се­бе.

Уже при­вык­нув к пос­то­ян­ным наг­рузкам, я мес­та се­бе не на­ходи­ла от без­делья. Изо на­казал мне хо­рошень­ко от­дохнуть, и я не со­бира­лась иг­но­риро­вать этот со­вет. Проб­ле­мой по-преж­не­му ос­та­валось лишь то, что за­нимать­ся тут бы­ло осо­бо не­чем. Чте­ние нас­ку­чило мне уже к ве­черу пер­во­го дня, ду­ша тре­бова­ла де­ятель­нос­ти, и я всерь­ез за­дума­лась о том, что­бы нап­ро­сить­ся в сле­ду­ющий рейд. Всё не так уны­ло си­деть на ко­раб­ле.

В об­щем, так и не при­думав ни­чего ори­гиналь­но­го на те­му то­го, чем же за­нять вы­пав­ший на мою до­лю до­суг, я все же ре­шила пот­ре­ниро­вать­ся. Вот толь­ко не в стрель­бе, этим ме­ня уже ско­ро вновь бу­дет му­чить Изо. Вы­бор мой пал на кин­жал, од­нажды уже сос­лу­жив­ший мне вер­ную служ­бу в бою с ка­пита­ном-зме­ем. Как тог­да по­каза­ла прак­ти­ка, я впол­не мо­гу не­ожи­дан­но ос­тать­ся без пат­ро­нов про­тив очень неп­ри­ят­но­го вра­га, так что ос­ве­жить по­лучен­ные семь лет на­зад на­выки по об­ра­щению с но­жом яв­но не по­меша­ло бы. Это бы­ло не са­мое мое лю­бимое де­ло, но дру­гих ва­ри­ан­тов не ос­та­валось. К то­му же, кин­жал, заб­ранный мной в ка­чес­тве тро­фея с од­но­го из пи­рат­ских ко­раб­лей, Вис­та оце­нил как «весь­ма неп­ло­хого ка­чес­тва».

Луч­ший меч­ник на­шей ко­ман­ды с ви­ду, кста­ти, то­же не осо­бен­но по­ходил на пи­рата. Впро­чем, я уже пе­рес­та­ла удив­лять­ся это­му об­сто­ятель­ству, по­тому что по­доб­ное мож­но бы­ло ска­зать поч­ти обо всех, на­чиная с ме­ня са­мой. Вис­та же со сво­им тем­ным пид­жа­ком и вы­соким ци­лин­дром, а так­же вь­ющи­мися уса­ми ас­со­ци­иро­вал­ся у ме­ня с ка­ким-ни­будь дво­рян­ским ро­дом. Вот толь­ко дво­ряне ред­ко от­ли­ча­ют­ся та­кой мус­ку­лату­рой, ред­ко но­сят по­лу­от­кры­тые ру­баш­ки и еще бо­лее ред­ко но­сят на по­ясе по две саб­ли. А на пи­рат­ских ко­раб­лях они, как пра­вило, не пла­ва­ют во­об­ще.

По­нача­лу все бы­ло хо­рошо: те­ло не­хотя, но вспо­мина­ло дав­но за­бытые дви­жения. И, ви­димо, ус­пех нас­толь­ко ме­ня ок­ры­лил, что в ито­ге я за­была про вся­кую ос­то­рож­ность и, вой­дя в раж, раз­ма­хива­ла кин­жа­лом слиш­ком уж ли­хо. Ре­зуль­тат не зас­та­вил се­бя дол­го ждать — длин­ный глу­бокий по­рез на ле­вом пред­плечье и столь­ко кро­ви, что ста­нови­лось от­кро­вен­но жут­ко­вато. По­вез­ло еще, что ря­дом со мной ник­то не гу­лял, а то еще и его бы пок­ромса­ла слу­чай­но. За мо­ей тре­ниров­кой из­да­ли наб­лю­дал Вис­та, но не вме­шивал­ся и по­мощь не пред­ла­гал. И сла­ва бо­гу! Обу­чать­ся еще и бою на ме­чах в мои пла­ны точ­но не вхо­дило. Раз­гля­дыва­ние кро­вото­чащей ра­ны на ру­ке вог­на­ло ме­ня поч­ти что в сту­пор. Бо­ли я не чувс­тво­вала, ви­димо, от шо­ка, и ни­как не мог­ла дви­нуть­ся с мес­та, слов­но внут­ри что-то сло­малось.

От сом­ни­тель­но­го лю­бова­ния ра­нени­ем ме­ня отор­ва­ло при­кос­но­вение к пле­чу. Ви­димо, прос­то­яла я так до­воль­но дол­го, и Вис­та счел сво­им дол­гом от­влечь ме­ня. Про­вожал он ме­ня до са­мого ла­заре­та, бес­прес­танно вор­ча что-то на те­му от­сутс­твия у ме­ня по­нятия тех­ни­ки бе­зопас­ности, ни­куда не год­ных на­выков вла­дения но­жом и то­го, что ме­ня ни на се­кун­ду нель­зя ос­та­вить без прис­мотра. На пос­ледних его сло­вах мне ста­ло как-то осо­бен­но грус­тно. Впро­чем, вор­ча­ние Вис­ты и ря­дом не сто­яло с той ти­радой, что схо­ду вы­вали­ла на ме­ня Ро­зи, сто­ило ей толь­ко уви­деть мою ра­ну. Хо­тя дос­та­лось нам обо­им: мне за ко­сору­кость, ему за то, что был ря­дом и до­пус­тил по­доб­ное. В ито­ге Вис­та пред­по­чел спас­тись бегс­твом, чем иметь де­ло с разъ­ярен­ны­ми мед­сес­тра­ми, а ме­ня по­волок­ли на опе­рацию по за­шива­нию мо­ей мно­гос­тра­даль­ной ко­неч­ности.

— Ну на­конец-то мы мо­жем нор­маль­но по­гово­рить, — в про­тиво­полож­ность серь­ез­ной и сос­ре­дото­чен­ной сес­тре, Ми­шель осо­бо обес­по­ко­ен­ной не выг­ля­дела и ще­бета­ла без ос­та­нов­ки. — А то вро­де жи­вем в од­ной ком­на­те, а ве­дем се­бя как чу­жие. Ты нас стес­ня­лась, что ли? Изо ведь не сра­зу взял те­бя в обо­рот, а ты ни ра­зу не заш­ла к нам по­гово­рить по ду­шам.

— А о чем го­ворить-то? — по­жала я здо­ровым пле­чом.

— Ну не знаю, — ус­мехну­лась та. — Ты че­го-то все с маль­чи­ками да с маль­чи­ками об­ща­ешь­ся. Не­уже­ли ни ра­зу не хо­телось по­гово­рить о чем-ни­будь та­ком, что с ни­ми не об­су­дишь?

О, бо­же, ка­жет­ся, я по­нимаю, к че­му она ве­дет… Толь­ко это­го-то мне и не хва­тало для пол­но­го счастья… Лад­но, бу­ду чес­тной.

— Ты зна­ешь, во­об­ще-то, нет, — не­воз­му­тимо от­ве­тила я, ста­ратель­но ко­пируя спо­кой­ные ин­то­нации Изо. Дур­ные при­меры всег­да бы­ли за­рази­тель­ны­ми.

У ме­ня ни­ког­да не бы­ло под­руг, ес­ли не счи­тать па­ру дев­чо­нок из де­тей Ара­бас­ты. Но это бы­ло так дав­но и дли­лось слиш­ком не­дол­го, что­бы их мож­но бы­ло брать в рас­чет. Нет, в До­зоре, ко­неч­но, слу­жили жен­щи­ны, и я лич­но бы­ла зна­кома с не­кото­рыми из них, но они бы­ли нам­но­го стар­ше ме­ня и го­дились мне ско­рее в ма­тери, а не­кото­рые да­же в ба­буш­ки, не­жели в под­ру­ги. Ма­рид­жоа и пос­ле­ду­ющая жизнь на Литл Гар­де­не так­же не спо­собс­тво­вали мо­ему сбли­жению с жен­ским по­лом по при­чине от­сутс­твия оно­го. Так что все эти жен­ские и муж­ские раз­го­воры и ка­кие-то там ду­рац­кие сек­ре­тики ос­та­вались для ме­ня тем­ным ле­сом и вы­зыва­ли ско­рее не­до­уме­ние и ка­пель­ку раз­дра­жения из-за сво­ей не­умес­тной глу­пос­ти и яв­ной не­нуж­ности.

— У­уу, ка­кой тя­желый слу­чай, — про­тяну­ла Ми­шель, не­доволь­но на­дув губ­ки, но поч­ти сра­зу же сно­ва за­улы­балась, гля­дя на сес­тру. — Что ска­жешь, Ро­зи?

Ро­зи в от­вет толь­ко за­кон­чи­ла шов и зак­ре­пила нит­ку.

— Как ми­нимум два дня ни­каких наг­ру­зок и, тем бо­лее, ни­каких тре­ниро­вок, — ска­зала она та­ким то­ном, слов­но хо­тела до­бавить, что в слу­чае мо­его не­пос­лу­шания, не пос­тесня­ет­ся ог­реть ме­ня по го­лове чем-ни­будь тя­желым. — Да­же круж­ку этой ру­кой не под­ни­май и во­об­ще ста­рай­ся ею не ше­велить. Пол­ный по­кой, ес­ли не хо­чешь, что­бы я отс­тра­нила те­бя от за­нятий не­дели этак на две.

Сей­час, в про­фес­си­ональ­ной об­ста­нов­ке, она ка­залась стар­шей и ку­да бо­лее серь­ез­ной из близ­ня­шек, не­жели улыб­чи­вая и дру­желюб­ная Ми­шель. Та во вре­мя за­шива­ния лишь па­ру раз пе­реда­ла Ро­зи инс­тру­мен­ты, и этим ее вклад в мое ле­чение ог­ра­ничил­ся.

Впро­чем, ког­да што­панье мо­ей туш­ки по­дош­ло к кон­цу, Ро­зи слов­но ски­нула с се­бя мас­ку су­рово­го во­ен­но­го вра­ча и улыб­ну­лась так же ши­роко, как и сес­тра. И у ме­ня от этих их улы­бочек по­чему-то по­пол­зли по спи­не му­раш­ки. Ли­ния по­веде­ния на этот раз­го­вор выс­тро­илась у ме­ня в го­лове са­ма со­бой, да­же раз­ду­мывать осо­бо не приш­лось.

— В ка­кой-то ме­ре ра­нение да­же те­бе на ру­ку, — за­мети­ла тем вре­менем Ро­зи и тут же поп­ра­вилась. — Нет, это не зна­чит, что те­бе на­до на­роч­но се­бя ка­лечить! Прос­то сей­час ты со спо­кой­ной ду­шой мо­жешь рас­сла­бить­ся и от­ды­хать до са­мого У­отер 7, а уж там мы возь­мем­ся за те­бя всерь­ез.

Му­рашек пос­ле этих слов ощу­тимо при­бави­лось, но я ста­ралась не по­давать ви­ду.

— Вы хо­тите на­учить ме­ня ме­дици­не? — ко­ся под ду­роч­ку, я по­чеса­ла за­тылок.

— Что? — уди­вилась Ми­шель, смот­ря на ме­ня с та­ким вы­раже­ни­ем, буд­то всерь­ез раз­ду­мыва­ла, пла­кать ей или сме­ять­ся. А еще во взгля­де сколь­зи­ла от­кро­вен­ная жа­лость. — Ра­зуме­ет­ся, нет. Это-то те­бе за­чем?

— Тог­да че­му? — под­держи­вая выб­ранный об­раз про­дол­жа­ла ра­зыг­ры­вать ис­крен­нее не­пони­мание я. Черт, я оп­ре­делен­но на­чинаю по­нимать Изо, ког­да он на­до мной из­де­ва­ет­ся! Да­же оби­жать­ся на не­го боль­ше не бу­ду! Ис­про­бовать, что ли, по­доб­ное на Ха­руте?..

Де­вуш­ки же пос­мотре­ли на ме­ня с сом­не­ни­ем, ви­димо, по­доз­ре­вая, не из­де­ва­юсь ли я над ни­ми. Но, встре­тив мой не­до­уме­ва­ющий взгляд, син­хрон­но вздох­ну­ли с яв­ны­ми нот­ка­ми об­ре­чен­ности.

— Да­аа… — про­тяну­ла, на­конец, Ро­зи, с си­лой мас­си­руя дву­мя паль­ца­ми пе­рено­сицу. — Это бу­дет тя­жело…

— Спа­сать те­бя нуж­но, — го­лос Ми­шель вне­зап­но стал смер­тель­но серь­ез­ным, слов­но она объ­яв­ля­ла па­ци­ен­ту фа­таль­ный не­из­ле­чимый ди­аг­ноз. Да­же ру­ку мне на пле­чо по­ложи­ла для убе­дитель­нос­ти. — А то, об­ща­ясь с ре­бята­ми, ты, то­го и гля­ди, са­ма пар­нем ста­нешь. А это, меж­ду про­чим, ни­куда не го­дит­ся, по­мяни мое сло­во.

И по­чему мне ка­жет­ся, что я пе­рес­та­ралась и еще нап­ла­чусь из-за это­го спек­такля в бу­дущем?..



Как же слож­но… Ми­шель и Ро­зи вро­де нор­маль­ные де­вуш­ки, но как же, черт возь­ми, с ни­ми слож­но! Мо­жет, это из-за то­го, что они стар­ше ме­ня? Но у ме­ня ни­ког­да не бы­ло проб­лем в об­ще­нии с взрос­лы­ми жен­щи­нами. Прав­да, на Цу­ру-сан они ни кап­ли не по­хожи, и я, ког­да за­думы­ва­юсь об этом всерь­ез, во­об­ще не мо­гу най­ти ни од­ной под­хо­дящей те­мы для об­ще­ния с ни­ми. Блин, с пар­ня­ми и то про­ще! В жиз­ни бы не по­дума­ла, что от­сутс­твие в детс­тве под­руг а­ук­нется мне та­ким вот об­ра­зом. Я во­об­ще по­нять не мо­гу, что тво­рит­ся у них в го­ловах и че­го от них ждать. И мне от это­го как-то не по се­бе.

В об­щем, по мо­ей же собс­твен­ной глу­пос­ти — а как еще наз­вать эту иди­от­скую ра­ну на ру­ке? — ме­ня отс­тра­нили от тре­ниро­вок на два дня. И все это вре­мя я поч­ти без­вы­лаз­но тор­ча­ла в ла­заре­те, пы­та­ясь на­ладить кон­такт с со­сед­ка­ми по ка­юте. Ума не при­ложу, с ка­кого та­кого пе­репу­гу они вби­ли се­бе в го­лову, буд­то мы по­хожи, — на мой взгляд, у нас нет во­об­ще ни­чего об­ще­го, кро­ме то­го, что мы трое жен­щи­ны и плы­вем на од­ном ко­раб­ле. Но им, оче­вид­но, вид­нее. Не мо­гу ска­зать, что мне неп­ри­ят­но их об­щес­тво или раз­го­воры с ни­ми, но по­рой про­мель­ки­ва­ют мыс­ли, что мне очень хо­чет­ся от них сбе­жать. Же­латель­но ку­да-ни­будь на мач­ту. Они бы­ва­ют та­кими уто­митель­ны­ми…

По-нас­то­яще­му ра­дова­ло то, что ве­чером мы дол­жны бу­дем на­конец-то при­чалить в У­отер 7. Сто лет там не бы­ла и, чес­тно го­воря, нем­но­го по­ба­ива­юсь то­го, что мо­гу уви­деть. Очень не хо­телось бы, что­бы ска­зоч­ный и уди­витель­ный го­род, ка­ким я его за­пом­ни­ла, прев­ра­тил­ся чер­те во что под вли­яни­ем эпи­демии…

Мне бы­ло пять лет, ког­да я бы­ла в У­отер 7 в пер­вый и единс­твен­ный раз. Как это обыч­но слу­чалось, я соп­ро­вож­да­ла ма­му и ее кол­лектив. Она выс­ту­пала в этом го­роде с боль­шим бла­гот­во­ритель­ным кон­цертом и всю вы­руч­ку по­том пе­реда­ла в фонд по­мощи пос­тра­дав­шим от пос­ледней Ак­ва Ла­гуны.

Пом­ню этот день так от­четли­во, слов­но он был толь­ко вче­ра. На­изусть пом­ню все ее пес­ни, все на­певы. Пом­ню, что нак­ра­пывал мел­кий дож­дик, а пло­щадь пе­ред сце­ной бы­ла пол­на людь­ми, и ник­то и не ду­мал рас­хо­дить­ся. Все приш­ли пос­лу­шать ее. Все лю­били ее.

Ма­ма… Ма­моч­ка, шесть лет те­бя уже нет на све­те. А я да­же не знаю, где твоя мо­гила и есть ли она во­об­ще. Ка­кое там… у ме­ня да­же нет тво­ей фо­тог­ра­фии… од­ни толь­ко вос­по­мина­ния. О том, как мы про­води­ли вре­мя вмес­те, как пу­тешес­тво­вали, как ты ра­дова­лась мо­им ус­пе­хам, как уте­шала ме­ня, ког­да мне бы­ло боль­но. Как за­щища­ла ме­ня до пос­ледне­го вздо­ха. И как, уже мер­твая, по­мог­ла мне пе­режить са­мую страш­ную ночь в мо­ей жиз­ни…



По­меще­ние бы­ло оку­тано по­лум­ра­ком. Единс­твен­ный ис­точник све­та — не­боль­шой фа­кел у вхо­да — вот-вот со­бирал­ся по­гас­нуть. Его сла­бый ого­нек тре­пыхал­ся на сквоз­ня­ке, но ни­как не тух, слов­но оли­цет­во­ряя со­бой тех, ко­му во­лею судь­бы вы­пало ока­зать­ся в этой ды­ре. Мо­жет, от злос­час­тно­го фа­кела, а мо­жет, от­ку­да-то еще нес­терпи­мо тя­нуло гарью. А смрад ме­сяца­ми не­мытых тел, ва­ля­ющих­ся то тут, то там лю­дей был пос­ледним штри­хом в и без то­го без­ра­дос­тной кар­ти­не. Это ам­бре нас­квозь про­пита­ло со­бой всю ком­на­ту и не вы­вет­ри­лось бы от­сю­да и че­рез ты­сячу лет.

Где-то сле­ва гре­мели це­пи. Осо­бо буй­ных всег­да при­ковы­вали, слов­но клет­ки из кай­ро­секи и уни­зитель­но­го ошей­ни­ка на шее бы­ло не­дос­та­точ­но для то­го, что­бы не дать ни­кому сбе­жать. Все пов­то­рялось изо дня в день, из но­чи в ночь. Тя­желая гне­тущая ат­мосфе­ра бе­зыс­ходнос­ти да­вила со всех сто­рон, ли­шая сил, вы­пивая энер­гию до дна, на кор­ню ис­треб­ляя в че­лове­ке же­лание жить даль­ше. Из­редка дверь от­кры­валась, и тол­стая ро­жа од­но­го из ох­ранни­ков заг­ля­дыва­ла внутрь, что­бы в оче­ред­ной раз убе­дить­ся, что все по-преж­не­му. А ни­чего и не ме­нялось. Кто-то ти­хо пе­решеп­ты­вал­ся, кто-то пла­кал, кто-то сто­нал от бо­ли, в даль­нем кон­це ка­меры не­ис­то­во ре­вел ма­лень­кий ре­бенок, пе­рек­ри­кивая все ос­таль­ное. Эти зву­ки бы­ли единс­твен­ной здеш­ней му­зыкой.

Длин­ная глу­бокая ра­на на спи­не, след от уда­ра хлыс­том, ни­как не за­жива­ла, и я ши­пела сквозь зу­бы, ког­да со­леный пот по­падал в нее, вы­зывая но­вую вол­ну бо­ли. Хо­лод­ный сквоз­няк и ма­мино ды­хание дей­ство­вали ус­по­ка­ива­юще, обез­бо­лива­ли, и я пе­ревер­ну­лась на жи­вот, под­став­ляя го­лую спи­ну гу­ляв­ше­му по ка­мере вет­ру. Лечь и до­вер­чи­во ут­кнуть­ся ли­цом в ма­мины ко­лени, поз­во­лив ей мед­ленно пог­ла­живать во­лосы, — боль­ше­го в те­кущей си­ту­ации же­лать не при­ходи­лось. Не­от­ку­да бы­ло ждать чу­да. Нес­мотря на все, ра­на все рав­но пуль­си­рова­ла болью, вы­нуж­дая в кровь ку­сать гу­бы.

— Мы же до­гова­рива­лись, Бон­ни, — го­лос ма­мы уто­нул в су­дорож­ном вздо­хе-всхли­пе, и она не­надол­го за­мол­кла, без­думно нак­ру­чивая на па­лец ро­зовый ло­кон. — Я же про­сила те­бя: что бы ни слу­чилось, де­лай то, что те­бе го­ворят. Что бы ни при­каза­ли, да­же ес­ли те­бе это не пон­ра­вит­ся. Не смей воз­ра­жать! Для этих лю­дей мы — ник­то, пус­тое мес­то. Они убь­ют нас, не за­думы­ва­ясь, ес­ли мы их ра­зоз­лим, как ты это­го не по­нима­ешь?

Я лишь мол­ча­ла, гип­но­тизи­руя взгля­дом фа­кел.

— Сей­час не вре­мя ду­мать о гор­дости, де­воч­ка моя, — вздох­нув, про­дол­жи­ла ма­ма. — Ос­тавь ее для луч­ших вре­мен. Ка­кой толк от гор­дости, ес­ли ты прос­то дашь се­бя убить? Слы­шишь ме­ня, Бон­ни? — нас­той­чи­вее поз­ва­ла она, вы­нудив обер­нуть­ся и пос­мотреть сни­зу вверх. — По­обе­щай мне, что ты здесь не ум­решь и боль­ше не ста­нешь про­воци­ровать тенрь­юби­то. Ты го­раз­до силь­нее, чем я, и ха­рак­те­ром твер­же, чем твой отец, но здесь это толь­ко во вред. По­это­му прек­ра­ти им дер­зить, Бон­ни. По­обе­щай мне, что не бу­дешь.

Ду­ма­ешь, я все­го это­го не знаю, ма­ма? Но я не мо­гу прос­то взять и сдать­ся. Не так вы ме­ня вос­пи­тыва­ли, и па­па бы это­го не одоб­рил.

— Смысл мне да­вать это обе­щание? — собс­твен­ный го­лос проз­ву­чал не­ес­тес­твен­но и бес­цвет­но, слов­но при­над­ле­жал древ­ней ста­рухе, дав­но ус­тавшей от жиз­ни. — Они же нас все рав­но ни­ког­да не от­пустят, так ведь? — Мне не нуж­но бы­ло ви­деть, как ма­ма ка­чала го­ловой, гло­тая сле­зы и не поз­во­ляя им упасть на мою и без то­го ис­терзан­ную спи­ну. Го­лос ее вы­давал. — Но по­чему, ма­ма? По­чему мы здесь ока­зались? По­чему па­па нас не спа­сет? Он ведь мо­жет…

— Он спа­сет, — те­перь ма­ма улы­балась с на­деж­дой, но я не из­ме­нилась в ли­це, не раз­де­ляя ее эн­ту­зи­аз­ма.

Уже це­лый год про­шел с то­го мо­мен­та, как мы тут ока­зались. По­чему же отец так и не явил­ся? Где те­бя но­сит, па­па? По­чему же ты ни­чего не де­ла­ешь? По­чему не спа­сешь нас? Не­уже­ли ре­шил бро­сить нас? От­ка­зать­ся от нас?

Глу­хой хрип­лый ка­шель выр­вал ме­ня из тяж­ких раз­ду­мий, а на гла­за не­воль­но на­вер­ну­лись сле­зы. Ма­му под­ко­сила бо­лезнь, и она уга­сала на гла­зах, а мне ос­та­валось лишь наб­лю­дать, не имея воз­можнос­ти хоть как-то пов­ли­ять на си­ту­ацию. Что я мог­ла в свои один­надцать лет, за­пер­тая в клет­ке? По­это­му тог­да я ре­шила для се­бя ни­ког­да не пла­кать. Од­на из нас обя­зана быть силь­ной.

— Вот уви­дишь, он обя­затель­но нас спа­сет, — го­лос ма­мы вновь уто­нул в прис­ту­пе каш­ля. — Нуж­но лишь еще нем­но­го по­дож­дать. Он обя­затель­но при­дет за на­ми…

Прис­ло­нив­шись к сте­не, она вновь про­вали­лась в по­луза­бытье.

— Мы дол­жны бе­жать, — сжав ку­лак и уда­рив по по­лу, про­из­несла я, зас­та­вив ма­му вздрог­нуть. — Нель­зя прос­то так си­деть и ждать. Я же ви­жу, что те­бе с каж­дым днем все ху­же, хва­тит ме­ня об­ма­нывать и го­ворить, что все хо­рошо. Нуж­но бе­жать, по­ка ты еще мо­жешь. Я смо­гу до­быть клю­чи от этих ошей­ни­ков. Как-ни­будь… Моя Во­ля мне по­может, у ме­ня уже поч­ти по­лучи­лось взять ее под кон­троль. Еще чуть-чуть, и я смо­гу не­замет­но по­доб­рать­ся к это­му уб­людку и ук­расть клю­чи. Все по­лучит­ся…

— Да­же не ду­май! — от та­ких за­яв­ле­ний ма­ма сра­зу оч­ну­лась и да­же пе­реш­ла не шеп­чу­щий крик, тут же опас­ли­во по­косив­шись на вход­ную дверь. — Те­бя убь­ют!

— Ра­но или поз­дно нас все рав­но убь­ют! А ес­ли не убь­ют, то изу­роду­ют и выб­ро­сят. И кто зна­ет, ког­да это слу­чит­ся. Мно­го ты зна­ла ра­бов зна­ти, вер­нувших­ся к нор­маль­ной жиз­ни? Ес­ли что-то де­лать, это на­до де­лать сей­час, по­ка у нас обе­их есть шан­сы.

Ок­ру­жав­шая нас про­моз­глая ка­мера, опос­ты­лев­шая ре­шет­ка, опус­то­шен­ные и из­му­чен­ные со­седи-ра­бы, до­гора­ющий фа­кел — все это рас­плы­лось пе­ред гла­зами мут­ны­ми раз­ма­зан­ны­ми пят­на­ми. Ма­ма пе­ла ко­лыбель­ную, да­ря спо­кой­ствие, по­могая от­ре­шать­ся и хоть не­надол­го за­быть о тех ужа­сах, что об­ру­шились на нас за пос­ледний год. А вско­ре и ее ру­ка, лас­ко­во пе­реби­рав­шая спу­тан­ные пря­ди, рас­та­яла, как ту­ман на рас­све­те.

Но спо­кой­ствие вдруг об­ра­тилось кош­ма­ром.

— Нет! Умо­ляю! Не тро­гай­те дочь! Умо­ляю! Не тро­гай­те!

Ма­ма гром­ко, с над­ры­вом кри­чала, из пос­ледних сил вце­пив­шись паль­ца­ми в мою одеж­ду, не от­пуская, не же­лая от­да­вать ме­ня при­шед­шим.

— Возь­ми­те ме­ня, как обыч­но! Я все сде­лаю! Все, что угод­но! Толь­ко от­пусти­те ее…

Я, что бы­ло сил, вы­рыва­лась из силь­ных муж­ских рук, что дер­жа­ли ме­ня за пле­чи мер­твой хват­кой и та­щили прочь из ка­меры. От­ча­ян­но дры­га­ясь, ма­хая ру­ками и ля­га­ясь, я не спус­ка­ла не­нави­дяще­го взгля­да с вы­сокой поч­ти круг­лой по ком­плек­ции фи­гуры в не­лепом бе­лом ба­лахо­не с го­лубой окан­товкой. Наш «хо­зя­ин и гос­по­дин», по его же сло­вам, лю­бил прий­ти в ка­меру и пог­лу­мить­ся над си­дящи­ми там людь­ми.

Я для не­го бы­ла обык­но­вен­ной соп­лячкой и, как и дру­гие де­ти, во­лей судь­бы ока­зав­ши­еся здесь, вы­пол­ня­ла мел­кие по­руче­ния по до­му и бы­ла по боль­шей час­ти эта­кой де­воч­кой на по­бегуш­ках. Вы­разить не мо­гу, сколь­ко раз мне хо­телось плю­нуть это­му уб­людку в еду, ко­торую я но­сила, а еще луч­ше пря­мо в ро­жу. Сколь­ко раз хо­тела выс­ка­зать па­ру-трой­ку креп­ких сло­вечек или за­ехать ему по фи­зи­оно­мии. Все, что угод­но, лишь бы сте­реть с его ха­ри эту не­из­менную из­де­ватель­скую ух­мылку. Уве­рена, он это за­мечал, по­тому что от над­зи­рате­лей мне дос­та­валось боль­ше ос­таль­ных. Но я уме­ла тер­петь боль.

Уме­ла я, но не ма­ма. Ма­ма всег­да бы­ла дру­гой. Хруп­кой, кра­сивой и утон­ченной. Она про­ис­хо­дила из древ­ней арис­токра­тичес­кой семьи и всег­да бы­ла че­лове­ком, мак­си­маль­но да­леким от на­силия. Я не пом­ни­ла ни од­но­го слу­чая, что­бы она по­выша­ла на ко­го-то го­лос или под­ни­мала ру­ку. Ей здесь бы­ло нам­но­го, нам­но­го тя­желее, чем мне. Каж­дый ве­чер пе­ред от­бо­ем гвар­дия тенрь­юби­то уво­дила ее из ка­меры, а, ког­да спус­тя нес­коль­ко ча­сов она воз­вра­щалась, то все мень­ше по­ходи­ла на се­бя преж­нюю. Ее внут­ренний ого­нек уга­сал, бо­лезнь, раз­вивша­яся на нер­вной поч­ве, прог­ресси­рова­ла с каж­дым днем, а я ни­как не мог­ла ей по­мочь…

Тем ро­ковым ве­чером ей ста­ло нас­толь­ко пло­хо, что, ког­да приш­ла стра­жа, она не смог­ла под­нять­ся. От то­го спек­такля с прит­ворны­ми со­чувс­твен­ны­ми вздо­хами и крив­лянь­ями, ко­торый ус­тро­или в свя­зи с этим взрос­лые му­жики, мне ста­ло тош­но. И тер­петь по­доб­ное бы­ло вы­ше мо­их сил. По­это­му, ког­да пред­ста­вил­ся слу­чай, я рва­нулась впе­ред, от всей ду­ши вог­нав ука­затель­ный па­лец в глаз са­мого здо­рово­го из них. Я зна­ла, что за это при­дет­ся от­ве­тить, и бы­ла го­това к пос­ледс­тви­ям. Или ду­мала, что бы­ла го­това.

На шум явил­ся и сам Свя­той Ри­чардс, яв­но раз­дра­жен­ный дол­гим ожи­дани­ем. Ми­гом оце­нив си­ту­ацию: обес­си­лен­ную ма­му, из­ви­ва­юще­гося от бо­ли на по­лу ох­ранни­ка, дер­жа­щего­ся за глаз, и ме­ня с ок­ро­вав­ленным паль­цем, — он рас­плыл­ся в ши­рокой глум­ли­вой улыб­ке, так и све­тящей­ся ка­ким-то нез­до­ровым пред­вку­шени­ем.

— Ки-ки-ки, как не­хоро­шо! — пог­ро­зил он паль­цем. — Не­хоро­шо с тво­ей сто­роны, Хол­ли, зас­тавлять ме­ня ждать. Я же го­ворил, что тер­петь это­го не мо­гу. — Его взгляд пе­реки­нул­ся с ма­мы на ме­ня, а улыб­ка, ка­залось, вот-вот не по­мес­тится на ли­це. — Что же, лад­но. Ес­ли так хо­чешь, мо­гу дать те­бе день пе­редыш­ки. Но так как от­ка­зывать­ся от раз­вле­чения я не со­бира­юсь, се­год­ня те­бя за­менит твоя чуд­ная до­чур­ка. Тем бо­лее, она вро­де как са­ма выз­ва­лась.

Пос­ле этих слов ма­ма ра­зитель­но пе­реме­нилась в ли­це. И пос­ле­ду­ющие зву­ки сли­лись в мо­ем моз­гу в сплош­ную жут­кую ка­кофо­нию. Кри­ки, плач и моль­бы ма­мы, пис­кля­вый смех и прит­ворно лас­ко­вый го­лосок по­дон­ка тенрь­юби­то, бо­лез­ненные сто­ны пос­тра­дав­ше­го ох­ранни­ка, ро­пот со сто­роны при­давив­шихся к сте­не дру­гих ра­бов, бо­яв­шихся по­пасть под го­рячую ру­ку, и бе­шен­ный стук собс­твен­но­го сер­дца в ушах.

Бы­ло тош­но от это­го пис­кля­вого кры­сино­го сме­ха, ко­торый пос­то­ян­но зву­чал по по­воду и без по­воду, и бы­ло боль­но за ма­му, ко­торая упа­ла на ко­лени пе­ред этим уб­людком и ни­жай­ше умо­ляла его о ми­лос­ти.

— Возь­ми­те ме­ня! От­пусти­те Бон­ни! Я все сде­лаю! Умо­ляю! Я все сде­лаю!

— Все сде­ла­ешь, го­вори­иишь? — все так же пис­кля­во пе­рес­про­сил тот и вновь рас­сме­ял­ся.

— Все сде­лаю, — под­ня­ла гла­за она. — Что угод­но, что при­каже­те, толь­ко не тро­гай­те Бон­ни, про­шу.

— Тог­да сдо­оох­ни.

Прог­ре­мев­ший выс­трел ог­лу­шил, зас­та­вив рез­ко прек­ра­тить по­пыт­ки ос­во­бодить­ся и за­мереть, по­давив­шись собс­твен­ным вздо­хом.

— Ма­ма?

Я мо­тала го­ловой, го­ня от се­бя пло­хие мыс­ли, не ве­ря, что та­кое мог­ло про­изой­ти. Но­ги слов­но на­лились свин­цом и вдруг от­ка­зались дер­жать став­шее не­ожи­дан­но та­ким тя­желым те­ло.

— Ма­ма… Ма­ма! МА­МА!

Впав в ис­те­рику, я зва­ла и зва­ла ее, не смол­кая ни на се­кун­ду, об­мякнув в ру­ках дер­жавше­го ме­ня все это вре­мя гвар­дей­ца. За­мол­ча­ла лишь, ког­да без­жизнен­ное те­ло рух­ну­ло у мо­их ног, и я встре­тилась взгля­дом с ма­мой, ко­торая да­же в мо­мент смер­ти смот­ре­ла не с от­ча­яни­ем, а с на­деж­дой. Все, ка­залось, ос­та­лось преж­ним. Те же ро­зовые во­лосы, те же фи­оле­товые гла­за, прав­да, уже по­теряв­шие бы­лую жи­вость. Лишь след от выс­тре­ла в цен­тре лба, слов­но от­крыв­ший­ся тре­тий глаз, пор­тил всю кар­ти­ну.

— Ма­ма…

— Ки-ки-ки! Кем ты се­бя во­зом­ни­ла, прос­то­людин­ка, что­бы дик­то­вать мне ус­ло­вия? — от­кро­вен­но ржал сто­ящий над ней тенрь­юби­то, а по­том по­вер­нулся ко мне.

Я ни­ког­да не бы­ла мас­те­ром скры­вать свои эмо­ции и при всем же­лании не смог­ла бы это­го сде­лать в этот мо­мент. Си­дя на ко­ленях воз­ле ма­мино­го те­ла, я наг­ра­дила по­дон­ка та­ким взгля­дом, что его улыб­ка на се­кун­ду по­мер­кла. Вло­жила в не­го всю не­нависть и все през­ре­ние, ко­торые пе­репол­ня­ли ме­ня, и всю боль, ко­торую мы вы­нес­ли.

— Де­еер­зкая, да? — про­тянул тенрь­юби­то. — Хо­чешь про­лить свои стра­да­аания. Обо­жаю ло­мать та­ких, как ты. — От­кро­вен­но из­де­ватель­ская и по­хаб­ная улыб­ка на его ли­це не­уло­вимо прев­ра­тилась в кро­вожад­ную и са­дист­скую. — Да­же гла­за те­бе вы­дав­ли­вать не ста­ну, соп­лячка. О, не­еет. Вмес­то это­го я бу­ду с ог­ро­оом­ным удо­воль­стви­ем наб­лю­дать, как из­ме­нит­ся твой взгляд. По­нача­лу вы все оди­нако­вые, та­ки­иие сме­лые, та­ки­иие ре­шитель­ные. Пос­мотрим, нас­коль­ко хва­тит те­бя. О, жду не дож­дусь, ког­да ты кро­вавы­ми сле­зами нач­нешь мо­лить ме­ня о по­щаде.

Я не ста­ла ни­чего от­ве­чать, про­дол­жая свер­лить его взгля­дом.

— Бон­ни, эй, Бон­ни.

При­вет­ли­вый жен­ский го­лос проз­ву­чал как гром сре­ди яс­но­го не­ба, од­ним ма­хом сме­тя и жир­но­го уб­людка из Ми­ровой зна­ти, и тем­ную ка­меру, и страж­ни­ка за спи­ной, и ма­му, что ле­жала у мо­их ног. Вмес­то все­го это­го в ли­цо уда­рил теп­лый мор­ской ве­тер, а пе­ред гла­зами воз­никла па­луба Мо­би Ди­ка и обес­по­ко­ен­ное ли­цо од­ной из близ­ня­шек мед­сестер. По­мотав го­ловой, что­бы ски­нуть ос­татки лип­ко­го кош­ма­ра, я тя­жело вздох­ну­ла. Иног­да эти сны воз­вра­щались, как я ни ста­ралась за­быть­ся. Вот и сей­час, кто бы мог по­думать, что по­доб­ное прис­нится, ког­да я все­го лишь се­ла нем­но­го при­кор­нуть на па­лубе?

— Что та­кое? — спро­сила я, мень­ше все­го на све­те сей­час же­лая рас­ска­зывать ко­му бы то ни бы­ло о сво­их снах.

— Мы вот-вот при­чалим в У­отер 7, — ска­зала Ми­шель, уби­рая длин­ные во­лосы в хвост. — Так что при­готовь­ся.