Глава 3

— Сириус! Подъем!

Безмятежно спящий Блэк даже не пошевелился. А мама еще говорила, когда Джеймс особенно расходился, что его крик и мертвого поднимет! Но спящего Сириуса, судя по всему, не сможет разбудить даже труба, возвещающая о кончине мира.

Люпин давно ушел на завтрак, Петтигрю увязался за ним. Он вообще старался от Ремуса не отставать — то ли боялся чего, то ли просто чувствовал себя свободнее в компании кого-то знакомого. А вот Джеймс на свою голову взялся будить Сириуса. Но тот на все его попытки, только пробормотал что-то вроде: «Отвали, Кричер», — и, отвернувшись к стене, продолжил спать.

— Ну ладно, — угрожающе произнес Джеймс, — ты сам напросился.

Набрав в ванной ледяной воды (и пожалев мимоходом, что еще не может ее наколдовать), Джеймс вылил ее на Сириуса. Тот с диким воплем взвился вверх, синие глаза зло сверкнули из-под мокрой челки:

— Поттер!

— По-другому тебя было не разбудить, — невинно хлопнул ресницами Джеймс, изо всех сил стараясь не расхохотаться. — И учти — ты почти опоздал на завтрак.

Пока Сириус открывал и закрывал рот, словно вытащенная из воды рыба (стекавшая с волос на пижаму вода довершала сходство), в поисках достойного подобной наглости ответа, Джеймс произвел тактическое отступление: со скоростью вспышки заклятия вылетел из спальни.

По лестнице он сбежал, уже не сдерживая хохота, под возмущенные вопли Сириуса, которые было слышно даже внизу в гостиной.



Джеймс появился в Большом зале, когда Ремус и Питер почти закончили завтрак. Он выглядел невероятно довольным собой: в глазах плясали чертики, а губы то и дело расплывались в улыбке. Ремус приподнял брови и вопросительно посмотрел на него, но Джеймс взгляд проигнорировал и, как ни в чем не бывало, принялся за еду. Ремус пожал плечами и занялся изучением расписания.

Пару минут спустя появился Сириус. Злющий как черт — от него только что искры не летели — и взъерошенный. У Ремуса брови поползли вверх: видеть аристократа Блэка в таком виде было… странно. Сириус молча плюхнулся рядом с Ремусом и, смерив сидевшего напротив Джеймса убийственным взглядом, подвинул к себе овсянку.

Да что такое происходит? И тут Джеймс громко расхохотался. Сириус метнул в него еще один убийственный взгляд и мечтательно произнес в пространство:

— Знаешь, Поттер, я тебя все-таки убью…

Джеймс фыркнул:

— Ты просто себя со стороны не видел: идет такой взъерошенный и насупленный — ну чисто еж… И вообще, ты меня благодарить должен: если бы не я, ты проспал бы и завтрак, и первый урок.

— Я тебя сейчас поблагодарю! — зловеще пообещал Сириус.

Ремус, наконец, поняв, в чем дело, невольно улыбнулся. За этими двумя вообще невозможно было наблюдать без улыбки.

— Что, Блэк, совсем в Гриффиндоре опустился? Причесаться, как следует — и то не можешь… — раздался рядом насмешливый голос, манерно растягивающий слова.

Ремус повернулся, чтобы увидеть высокого белобрысого слизеринца курса, наверное, с шестого, со значком старосты на груди. Он был красив, но впечатление портило надменное и презрительное выражение на холеном лице. Ремус покосился на Сириуса и, заметив, как тот сощурился и напрягся, словно струна, понял, что до этого он сердился на Джеймса как-то… не всерьез.

— Отвали, Малфой! — процедил Блэк, и Ремус поразился, каким ледяным, оказывается, может быть его голос.

— И это наследник благороднейшей семьи! — Малфой презрительно скривился.

— Уж кто бы говорил... — не остался в долгу Сириус, передразнив его манеру растягивать слова.

Слизеринец подначку проигнорировал:

— Я, собственно, чего хотел: твоя кузина просила меня проведать, как ты тут устроился.

— Что ж сама не подошла?

— В отличие от некоторых, она забоится о том, чтобы не опаздывать на уроки.

— А ты, видать, не заботишься, — Сириус насмешливо прищурился. — И знаешь что? Передай дорогой Цисси и всем остальным родственникам, — он сделал выразительную паузу и рявкнул: — Чтобы они прекратили уже пасти меня, словно младенца!

— Позоришь ты семью, Блэк, — Малфой изобразил сокрушенную мину.

— Слушай, Малфой…

Договорить он не успел: в их обмен любезностями вмешался Джеймс, который, вытащив палочку, прошептал:

— Вингардиум Левиоса.

Сумка с учебниками, висевшая на плече Малфоя, резко поднялась и так же резко рухнула хозяину на голову — тот аж пригнулся от неожиданного удара. Сириус удивленно моргнул, глянул на Джеймса, состроившего невинную физиономию, и расхохотался. Секунду спустя хохотал уже весь гриффиндорский стол.

Малфой пошел красными пятнами и яростно прошипел:

— Вы еще пожалеете об этом!

Резко развернувшись, он с достоинством удалился.

— Ты откуда это заклинание знаешь? — отсмеявшись, спросил Сириус.

— Да я отца упросил показать мне пару простейших заклинаний, — и, состроив задумчивую физиономию, Джеймс многозначительно добавил: — Мама, правда, против была…

— И ведь не зря… — в тон ему протянул Сириус.

Оба снова расхохотались. Ремус с улыбкой покачал головой. От этих мальчишек исходила такая неуемная жизнерадостная энергия, что казалось, будто она брызжет во все стороны. И как быстро они спелись! В полном смысле слова — нашли друг друга. Глядя на хохочущих сокурсников, Ремус почувствовал жгучую обиду на свою несправедливую судьбу — он всегда мечтал о таких друзьях!

В зале появились совы с утренней почтой, и перед Сириусом упало письмо. Едва взглянув на конверт, он сразу перестал смеяться и резко помрачнел. Некоторое время Сириус вертел письмо в руках, словно не решаясь или не желая его читать. А когда он все-таки вскрыл конверт, Ремус поразился происшедшей с ним метаморфозе: только что весело смеявшийся мальчишка в одну секунду превратился в надменного аристократа с непроницаемым выражением лица.

— Что случилось? — обеспокоено спросил Джеймс.

— Ничего, — Сириус сунул письмо в сумку и резко встал. — Пошли, а то на урок опоздаем.

Джеймс обменялся с Ремусом недоуменным взглядом, но настаивать не стал. В последствии Ремус не раз замечал, что Джеймс, обычно не слишком разбиравшийся в нюансах настроения окружающих, Сириуса чувствовал удивительно тонко. Он всегда знал, когда к Блэку не стоит даже подходить, а когда можно попытаться его разговорить.

И никто из ребят не заметил, как из-за слизеринского стола за ними внимательно наблюдает Северус Снейп.



Сириус быстро перестал хмуриться и снова стал обычным: смеялся, шутил, болтал. Но Джеймс каким-то образом понимал, что все это напускное, что Сириус старается скрыть от него свои настоящие чувства.

После обеда он и вовсе куда-то исчез, Джеймс даже не успел заметить, когда он встал из-за стола, хотя, казалось бы, все время исподтишка наблюдал за другом. И это говорило о том, что Сириус хотел остаться один. Джеймс нахмурился. Что же такое было в том проклятом письме? С этой мыслью он отправился на поиски Блэка.



Улизнув из Большого зала, воспользовавшись тем, что Джеймс отвлекся на сидевших неподалеку девочек, Сириус бродил по пустым школьным коридорам — большинство студентов еще не закончили обед. Письмо матери больно ранило, хоть Сириус и не хотел этого признавать. Он и не ожидал, что его погладят по головке, но то, что написала Вальбурга… Он ведь ее сын, какой бы он ни был. Остановившись около окна в одном из коридоров третьего этажа, Сириус прислонился лбом к стеклу. Джеймсу, наверное, придется рассказать, хотя совсем не хотелось озадачивать его своими проблемами. Он и так весь день смотрит на друга вопросительно. Пока молчит — но это же Поттер, долго молчание не продлится.

— Что, Блэк, получил выговор от мамочки? — раздался рядом язвительный голос.

Резко развернувшись, Сириус обнаружил Снейпа, который стоял, засунув руки в карманы и перекатываясь с пятки на носок.

— А тебе что за дело, Нюниус? — пренебрежительно ответил он.

Снейп вспыхнул и выхватил палочку:

— Фурункулос!

Только благодаря великолепной реакции Сириус успел отпрыгнуть в сторону, тут же достав свою палочку.

— Не боишься, Нюниус? Сейчас рядом нет доброй Эванс, чтобы тебя защитить.

— Заткнись, Блэк! — процедил Снейп сквозь зубы. — Ступефай!

— Протего! Правда глаза колет?

Некоторое время они обменивались заклятиями пополам с ругательствами. Впрочем, «обменивались» — не совсем подходящее слово, поскольку использовал их в основном Снейп. Сириус поразился, откуда тот знает столько заклятий, в большинстве своем далеко не безобидных. Сам он не был столь осведомлен, даром что чистокровный, и большей частью защищался или уворачивался. Как вдруг в их поединок вмешался третий голос:

— Экспеллиармус!

Палочка Снейпа отлетела в сторону. Подобраться к ней ему помешал запыхавшийся Джеймс, преградивший врагу дорогу и сверлящий его гневным взглядом.

Дело закончилось банальной дракой по-магловски, в которой тщедушный Снейп был им не соперник, и вскоре оказался поверженным.

— Что тут происходит? — раздался знакомый тягучий голос.

— Они напали на меня, Люциус! — пожаловался Снейп, воспользовавшись случаем, чтобы, наконец, подобрать свою палочку.

— Мы напали?! — возмутился Сириус.

Малфой прищурился и, постучав ногтем по значку старосты, ехидно произнес:

— Минус двадцать баллов с Гриффиндора.

Джеймс сердито фыркнул и не удержался от комментария:

— Берегись, Нюниус, когда-нибудь ты попадешься, когда рядом не будет сильных защитников!

Снейп только пожал плечами, а Малфой небрежно бросил:

— Еще минус десять баллов за угрозы другому студенту.

Джеймс насупился и замолчал, а Снейп гордо удалился в компании Малфоя. Друзья возмущенно посмотрели ему вслед.



Рассказывать, что у него случилось со Снейпом, Сириус наотрез отказался и снова закрылся в показном веселье. Правда, когда Малфой с Нюниусом удалились, он задумчиво изрек: «Надо бы выучить парочку боевых заклинаний. Пригодится». С чем Джеймс не мог не согласиться.

Запас веселья иссяк вечером, когда они вернулись в спальню. До этого в общей гостиной Сириус усиленно делал вид, что по горло занят домашним заданием. А теперь швырнул сумку на кровать и с ногами забрался на широкий подоконник. Обхватив колени руками, он положил на них подбородок и уставился в окно. За окном лил дождь.

Питер задернул полог и, похоже, уже уснул; Ремус, как всегда, что-то читал; а Джеймс сидел на своей кровати и сосредоточенно смотрел на друга. Наконец, он решился — подошел к Сириусу и сел рядом с ним на подоконник, заставив того подвинуться и оторваться от созерцания пейзажа.

— Что случилось?

Сириус несколько мгновений смотрел ему в глаза, а потом молча встал и, вытащив из сумки утреннее письмо, протянул его Джеймсу. Тот развернул тонкий дорогой пергамент:

«Сириус Орион Блэк!

Как ты мог поступить на Гриффиндор?! Подумать только — ГРИФФИНДОР! Ты позор моей плоти. Мне стыдно, что у меня родился такой сын. Наверное, я что-то упустила в твоем воспитании. Когда ты вернешься из школы, я непременно постараюсь восполнить это упущение.

Надеюсь, хоть Регулус не пойдет по твоим стопам и станет таким, каким должно быть Блэку.

Вальбурга Блэк».

Джеймс судорожно вздохнул. До сих пор он и подумать не мог, что мать может написать своему сыну такое. И все это только из-за того, что он поступил не на тот факультет. Джеймс потряс головой и посмотрел на Сириуса. Тот снова устроился на подоконнике и невидящим взглядом смотрел в школьный двор.

— Сириус…

— Ничего не говори, — тихо, дрожащим голосом произнес он. — Она всегда такой была. Я привык.

Джеймс недоверчиво покачал головой, но промолчал. Похоже, Сириус изо всех сил старался не разреветься. А какой же мальчишка захочет, чтобы у его слабости были свидетели? И Джеймс просто сел рядом и сжал руку друга. Сириус едва заметно улыбнулся и слегка сжал его ладонь в ответ.

* * *

Утром встретиться с Северусом не удалось. Однако зельеварение у них было со Слизерином, и Лили с нетерпением ждала этого урока.

В класс она пришла одной из первых, но Северус ее опередил: он уже сидел в самом дальнем конце сумрачного кабинета, у шкафов с ингредиентами. Один. Уткнувшись в учебник.

— Привет, Сев!

Лили решительно села рядом, не обращая внимания на недоуменные и где-то даже возмущенные шепотки добравшихся до кабинета однокурсников.

— Привет, — Северус улыбнулся как-то удивленно, словно не ожидал, что она захочет и дальше с ним дружить; будто то, что они попали на разные факультеты, автоматически делало их чужими.

Лили неодобрительно поджала губы — ну что за ребячество, в самом деле!

— Ты что, думал: я теперь с тобой дружить перестану? — сердито спросила она.

— Ну… вообще-то да.

— С чего бы это?

Северус вздохнул:

— Гриффиндорцы не дружат со слизеринцами.

— Глупости! — фыркнула Лили. — Дурацкие предрассудки! Я ими сыта по горло. Хоть ты не начинай!

— И у тебя теперь, наверное, есть другие друзья…

— И что? — Лили недоуменно на него уставилась. — Из того, что у кого-то появляются новые друзья, не следует, что он тут же забывает о старых.

— Правда?

— Дурак ты все-таки, Северус! — Лили вытащила учебник и демонстративно уставилась в него, изображая обиду.

Он молча таращился на нее, и Лили уже успела подумать, что он дар речи потерял, когда тихим голосом, полным надежды, он произнес:

— Лил, прости. Я не хотел тебя обидеть. Я правда думал, что тебе теперь будет не до меня. Прости.

Лили покосилась на него, все еще демонстрируя обиду. Но у него было такое несчастное и покаянное выражение лица, что она не выдержала и улыбнулась.

— Ладно, забыли.



Вскоре в класс вошел профессор Слизнорт — добродушного вида толстяк с пышными усами, — и разговоры стихли. Даже Поттер с Блэком умолкли и изучающе уставились на профессора.

Зельеварение Лили понравилось и показалось совсем несложным: оно чем-то напоминало готовку, а готовить она всегда любила. Правда, заданное им зелье для лечения нарывов было, как она уже успела прочитать, одним из простейших. Но ведь она закончила его раньше всех. Не считая, конечно, Северуса — друг в зельях разбирался практически профессионально: его еще мама дома учила.

Похвалив Северуса и начислив ему десять баллов, профессор Слизнорт повернулся к ее котлу и одобрительно улыбнулся:

— Замечательно! Такой результат с первого раза! Десять баллов Гриффиндору. Ваше имя, мисс?

— Эванс. Лили Эванс.

— Эванс… — задумчиво протянул профессор. — Кажется, я не встречал такой фамилии. Кто ваши родители?

— Они маглы, сэр, — с вызовом заявила Лили, стараясь не обращать внимания на презрительные мины слизеринцев.

— О! Никогда бы не подумал. Такой талант к зельеварению и у маглорожденной! Удивительно!

Лили вспыхнула. Она уже успела узнать, что есть люди, относящиеся к маглорожденным неодобрительно, но не думала, что такое предубеждение может разделять преподаватель.

— А разве вы считаете, что талантливы бывают только чистокровные? — вдруг раздался звонкий мальчишеский голос.

— Кажется, я никому не давал слова, — все еще добродушно, но с прохладцей ответил профессор, — мистер...

— Блэк, сэр, — ничуть не смутившись, нахально заявил Сириус.

— О! Мистер Блэк, — интонации Слизнорта тут же изменились, став какими-то елейными. Лили поморщилась, а Сириус иронично приподнял брови. — Нет, конечно, я так не считаю. Но зельеварение — тонкая наука и дается далеко не каждому…

— Вот мне, например, совсем не дается, — сокрушенно произнес Джеймс в пространство.

Гриффиндорцы прыснули. Профессор покачал головой и велел всем вернуться к своим котлам. Лили покосилась на мальчишек, и Джеймс весело подмигнул ей. Она невольно улыбнулась — все-таки они были забавными. Северус тут же нахмурился, но ничего не сказал.



Дружба Лили со слизеринцем предсказуемо не понравилась однокурсникам. Алиса Стоун даже выдала пламенную речь о том, что все слизеринцы — подлые и двуличные. Но Лили не собиралась бросать друга из-за глупых предрассудков, о чем и сообщила Алисе. Та возмущенно передернула плечами, однако спорить не стала.



Если в зельях Лили проявила большие способности, то с чарами было сложнее, а трансфигурация и вовсе давалась с трудом.

Вечером она устроилась в общей гостиной у камина, обложившись книгами. Нет, она вовсе не была помешана на учебе, хоть и относилась к ней серьезно, в отличие от некоторых. Но ведь она столько всего не знала! Она не знала даже вещей, для многих сокурсников привычных с младенчества. И она собиралась нагнать все в ближайшее время.

Однако заниматься в гостиной удавалось далеко не всегда, поскольку там был отвлекающий фактор в лице неугомонных Блэка и Поттера. Мальчишки то устраивали игру в плюй-камни, то принимались шумно рассказывать в лицах какую-нибудь историю, над которой хохотали все присутствующие, то устраивали — прямо в гостиной! — драку подушками, к которой рано или поздно подключались опять же все, и получалось натуральное побоище. Сердито фыркнув, Лили сгребала свои книги и уходила в библиотеку. А когда мадам Пинс выгоняла ее ввиду позднего времени, продолжала заниматься в спальне. И порой засиживалась до поздней ночи.

В результате к концу недели она жутко устала и только в субботу вспомнила о том, что собиралась написать родителям.

* * *

На трансфигурации Питер сел рядом с Ремусом. У них установилось что-то вроде молчаливого соглашения. Ремус, державшийся в стороне ото всех, Питера не отгонял, но и особо не общался. Питер же не лез к нему, но старался находиться рядом: так было спокойнее и уютнее. И можно было списать, если что. Ремус вон, какой умный — всегда что-нибудь читает. На собственные силы Питер не слишком надеялся. Мать беспрестанно твердила ему, что он тупица и бездарь. И, в конце концов, он поверил в это.

Однако на трансфигурации Питер понял, что необязательно много читать, чтобы оказаться в числе первых учеников. Вот Джеймс с Сириусом никогда не сидели за книгами. И при этом почти без усилий выполнили задание профессора МакГонагалл. Тогда как сам Питер безуспешно пыхтел над своей спичкой, которая вовсе не собиралась превращаться в иголку. Даже не заострилась ни капельки.

А Джеймс чуть ли не через пару минут сделал то, что нужно. И в следующий момент то же самое удалось Сириусу.

— Великолепно! — профессор МакГонагалл явно была удивлена. — Двадцать баллов каждому.

Мальчишки довольно переглянулись, а Питер протяжно вздохнул. Он завидовал. Отчаянно завидовал этим двоим. Их самоуверенности, легкости, с какой им все удавалось, их беспечности, их жизнерадостности. И, пожалуй, больше всего их дружбе.

К концу урока превратить спичку в иголку удалось еще Ремусу и почти удалось Эванс, а у Питера на парте так и лежала упрямая спичка, будто издеваясь над ним. Он снова покосился на Поттера и Блэка, которые успели превратить свои иголки обратно, заработав еще по десять баллов, и снова вздохнул. Ну почему кому-то достается все, а ему ничего?

Столь же потрясающие способности эта парочка продемонстрировала на чарах. Крошечный профессор Флитвик даже подпрыгнул от восторга, наблюдая, как они дирижируют палочками. А уж о полетах Питер и вовсе предпочитал не вспоминать. Когда Джеймс летал, создавалось впечатление, что в воздухе он родился. Сириус на метле смотрелся, может, чуть менее органично, но и он летал блестяще.

В то время как половина сокурсников пыталась освоиться со своими метлами, эти двое устроили в воздухе догонялки, пока даже у добродушной профессора Трейн не лопнуло терпение и она не рявкнула на них, чтобы они прекратили выделываться и лучше помогли бы товарищам. Что оба восприняли с не меньшим энтузиазмом, чем собственно полеты. В результате более или менее полетать смогли все. Даже маглорожденная Эванс. Все кроме Питера. Он так и не смог заставить себя оторваться от земли: он безумно боялся высоты. От досады хотелось разреветься, но он сдержался. В конце концов, полеты — это не принципиально, можно прожить и без них. И все равно было завидно.