Глава 19

Почти все слизеринцы рано или поздно приучались владеть собой настолько хорошо, что показывали миру только те эмоции и чувства, которые они хотели продемонстрировать в данный момент. Поэтому Малфой не удивился отсутствию бурной реакции на его громкое заявление. Он знал, что на самом деле его слушатели удивлены и заинтригованы, хоть и не показывают этого.

— О, Люциус, неужели ты имеешь в виду адюльтер? — в голосе Друэллы слышалось такое изумление и возмущение, а последнее слово она почти прошептала, так, словно оно было бранным, что сразу становилось ясно, как мадам Блэк относится к этому низменному проявлению человеческой натуры. Люциус, наверное, даже поверил бы ей, если бы точно не знал о постоянном присутствии в жизни Друэллы молодых любовников.

— Возможно. Но не обязательно. Давайте я расскажу, как у меня вообще появились подобные подозрения. Итак, все началось летом прошлого года, когда Драко познакомился с Гарри Поттером. Честно говоря, когда я впервые увидел его, то решил, что мой сын сошел с ума, потому что я просто представить себе не мог, что Драко может захотеть познакомиться с мелким мальчишкой в жутких маггловских обносках, а именно так на тот момент выглядел Мальчик-Который-Выжил. Позже сын сказал, что даже не обратил внимания на внешность Поттера, и, разумеется, не узнал его. По его словам, заговорить с ним было так же легко и естественно, как с кем-то из своего близкого окружения.

— А, может, твоему сыну просто захотелось поговорить с грязнокровкой? — Булстроуд спохватился, когда прозрачные глаза Малфоя вспыхнули яростью. — Я ничего такого не хотел сказать, ты не подумай! Я имел в виду, ну, знаете, в качестве развлечения. Помню, я сам в детстве очень хотел на них посмотреть. Мне казалось, что дети магглов должны быть похожи на африканских дикарей, и я очень удивился, увидев, насколько успешно они могут маскироваться под нормальных волшебников.

— Это говорит совсем не в твою пользу. Магглы — не какие-то диковинные зверушки, в противном случае они бы не представляли для нас опасности. И, поверь, Драко прекрасно об этом знает, так что у него не могло возникнуть такое глупое любопытство. Так вот, как ни странно, впервые общаясь с Гарри, я не испытал ожидаемого раздражения. Тогда я не придал этому особого значения, решив, что у мальчишки просто есть некая харизма, хотя некоторые подозрения все-таки появились. На тот момент мне захотелось увести его прямо из-под носа Дамблдора, не позволить внушить Поттеру идеалы светлой стороны. Так что я поощрил его общение с Драко, и это принесло определенные плоды — Гарри поступил в Слизерин. Первые явные подозрения возникли у меня после Самайна — вы, наверное, помните тот скандал, когда в школе каким-то образом оказался огромный горный тролль.

— О, даже я слышала об этом вопиющем инциденте! — закивала старенькая леди Годвинсон. — Слухи довольно быстро дошли до моего уединенного жилища в Провансе. Ужасное происшествие — бедные дети лишь чудом не пострадали! Вам удалось вычислить злоумышленника? Не мог же тролль сам пробраться в замок!

— По-моему, виновник ясен. Кто несет ответственность за учеников? Кто гарантирует нам, что в стенах школы они находятся в безопасности? В конце концов, кто отвечает за охранные щиты вокруг Хогвартса, призванные не пускать на его территорию посторонних? Ответ очевиден. Но, видимо, этот кто-то настолько устал, совмещая сразу три высоких должности, что умудрился не заметить горного тролля!

— Не понимаю, как его до сих пор терпят? С таким-то халатным отношением к своим обязанностям!

— О, леди Годвинсон, к моему огромному сожалению, обыватели не просто терпят Дамблдора — они его боготворят. Поэтому не удивительно, что он абсолютно неуязвим и непотопляем. Вот и после этого инцидента все ограничилось заключением авроров, которые, по-моему, даже не удосужились прибыть на место происшествия, о том, что тролль якобы сам проник на территорию школы со стороны Запретного Леса, и неважно, что их там отродясь не водилось. Ну, и еще мы с Верджилом Ноттом от лица Попечительского совета проверили защитные заклинания Хогвартса.

— А заодно и изучили их поподробнее, не так ли, Люциус? — весело заметил Селвин.

— Я сделаю вид, что не заметил этого намека. Так вот, тролль напал на Драко, Теодора Нотта и Гарри Поттера. По словам моего сына, в критический момент последний неосознанно использовал Леталиктус — темное заклинание, вызывающее остановку сердца, которое и убило тварь.

— Первокурсник, да и вообще ученик младших курсов, не мог выучить Леталиктус! Это абсурд! — возмутился Селвин.

— А я и не говорил, что он выучил. Насколько я понял, Гарри был больше всех удивлен произошедшим.

— В таком случае, это очень похоже на спонтанное проявление Родовой магии, вот только такое заклинание совсем не свойственно Поттерам, — недоуменно пожал плечами лорд Гринграсс.

— Я рассуждал также, и именно тогда начал подозревать, что с Гарри что-то не так. Этим летом я заметил еще несколько странных вещей. Во-первых, его принял наш баргест, а обычно они, как вы знаете, недолюбливают полукровок.

— А, во-вторых, я определенно чувствую некую связь с ним. Зов крови, если можно так выразиться, — подхватила Нарцисса.

— Но дорогая, если я правильно помню, его бабушка была из рода Блэков, так что в этом нет ничего удивительного, — заметила леди Годвинсон.

— Да, но с Родом Розье Поттеры не роднились лет двести, а я при встрече с мальчишкой почувствовала то же самое, что моя дочь и, видимо, внук, — несколько раздраженно ответила Друэлла.

— И я, кстати, тоже, — заявил Селвин.

Остальные волшебники недоуменно переглядывались и хмурились, пытаясь вспомнить прошедший бал и свою встречу с Поттером.

— Может, я чего-то не понимаю, но разве в этом есть что-то странное? — Булстроуд взмахом палочки налил себе огневиски и крякнул, устраиваясь поудобнее. — Все чистокровные волшебники Британии приходятся родственниками друг другу. Именно поэтому вы чувствуете в Поттере своего. У кого-то восприимчивость выше, у кого-то — ниже, и, может, поэтому одни обратили на это внимание, а другие — нет. Это же основы магии крови!

— Боюсь, рассуждая об основах, ты кое о чем забыл, — протянула Друэлла, смерив Булстроуда презрительным взглядом. Люциус мысленно поаплодировал теще — у нее и вправду был очень острый ум — уже догадалась, что он хочет сказать.

— Ты же знаешь, что Поттеры — очень древний род? И они были одними из первых, кто назвал себя светлыми волшебниками, показав этим, что их не устраивает власть Темных Лордов, отрекшись от множества древних традиций.

— Жаль, что этого недостаточно для того, чтобы получить клеймо Предателей Крови! — гневно заявил лорд Гринграсс. — Глупцы! Чистокровные, предавшие свою природу, заявившие, что они в первую очередь люди и лишь затем — маги, они перестали проводить древние обряды, призванные объединять волшебников…

— Вот именно! — воскликнула Друэлла. — Вы знаете, что магия, творимая волшебником, меняет его энергетику, и, чем сильнее колдовство, тем заметнее этот своеобразный след. И ни одна магия не сравнится в этом с темной магией. Когда ее практикуют волшебники, принадлежащие к одному роду, поколение за поколением, постепенно они сами и все вокруг них пропитывается этой силой. Например, это касается дома, где они живут: тем, кто не практикует Темную Магию, будет в их жилище не комфортно. В таких семьях и дети рождаются уже окруженные ореолом этой великой силы. Разумеется, большинство ныне живущих волшебников об этом забыли, они списывают появляющиеся у них чувства на интуицию, и, даже если им представить доказательства, они откажутся признать правоту этой теории, ведь они отрицают преемственность поколений, то, как многое зависит от крови, текущей в наших жилах. Так вот, не смотря на то, что те же Блэки роднились с Поттерами, мы никогда не чувствовали единения с ними и прочими светлыми семьями. А вот нас с вами объединяет Магия Крови, которая пробуждается, когда мы проводим запрещенные ныне ритуалы, когда мы вместе празднуем Йоль и жжем костры на Белтейн. Когда мы присягаем на верность законному правителю Британии — Темному Лорду.

— Друэлла, милая, что ты говоришь! — воскликнула леди Годвинсон, испуганно озираясь, будто ждала, что из-за портьеры вот-вот выскочат авроры и поволокут всех присутствующих в Азкабан.

— Не волнуйтесь, леди Годвинсон, у этих стен ушей нет. По крайней мере, не сегодня. А Блэки всегда были и остаются убежденными приверженцами монархии. И, разумеется, мы всегда разделяли убеждения Темного Лорда.

— Но я помню, что вы не поддержали решение Беллатрикс…

— О, конечно, я была против того, что моя дочь полезла на баррикады! Ей совсем необязательно было принимать столь активное участие в войне. И, заметьте, я была права — это не привело ни к чему хорошему. Все эти сражения, нарушения закона, убийства… Просто кошмар! Вы согласны, господа? — Друэлла вопросительно посмотрела по очереди на троих присутствующих Пожирателей Смерти. Булстроуд, не привычный к эксцентричным выходкам мадам Блэк, несколько смешался, Люциус ответил ей холодной вежливой улыбкой, а Селвин радостно отсалютовал волшебнице бокалом.

— Разумеется, миссис Блэк, вы правы! Ужас, что творили! А еще, говорят, и над магглами издевались, изверги!

Друэлла еле слышно фыркнула. Так или иначе, теперь ее собеседники чувствовали себя достаточно неловко для того, чтобы оставить вопросы об участии ее семьи в прошедшей войне. Ведь никому не хотелось, чтобы вредная волшебница и дальше продолжала делать намеки о темном прошлом присутствующих. У каждого из них было множество секретов, а миссис Блэк обладала удивительным даром в огромном количестве светских сплетен находить именно те, которые не были безосновательны. Так что, когда миссис Блэк вернулась к обсуждению Гарри Поттера, все вздохнули с облегчением.

— Итак, теперь я понимаю подозрения Люциуса относительно этого мальчика. То, что часть из нас почувствовала по отношению к нему — не что иное, как одно из проявлений Магии Крови. В этом нет сомнений. И это говорит о том, что Гарри принадлежит к роду Темных волшебников. Но как это возможно, я не понимаю!

— Именно за этим мы всех вас и позвали — чтобы вместе найти ответ, — легко кивнула Нарцисса, — мы с Люциусом решили, что есть несколько возможных вариантов того, как это могло произойти. Во-первых, как и говорилось ранее, адюльтер, что наиболее вероятно. Или же мальчик вообще не имеет к Поттерам никакого отношения, и оказался у них вследствие некого заговора.

— Вариант, что эта Лили просто изменила супругу, конечно, выглядит более убедительно. Вот только с кем? — спросил Гринграсс.

— Ну, самый очевидный кандидат — Сириус Блэк. Он был близким другом семьи, они с Лили вместе учились в Хогвартсе, а позже оба состояли в Ордене Феникса.

— Я почти не сомневаюсь в том, что он и есть отец этого мальчика, и нет тут никакого заговора!

— Не скажи. Самый очевидный вариант не всегда оказывается верным, — заметил Селвин, — если Гарри — сын Сириуса, почему я почувствовал тоже, что Драко, Нарцисса и миссис Блэк, ведь Селвины и Блэки никогда не состояли в близком родстве?

— Кроме того, моя мама по крови все-таки Розье, а не Блэк, — кивнула Нарцисса. — И поэтому мы подумали, что, возможно…

— Стоп! Уж не собираешься ли ты сказать, что этот мальчишка — Розье?! — изумился Булстроуд.

Эйд Селвин резко подался вперед. Равнодушное выражение впервые за все время разговора слетело с его лица.

— Но Ивэн не мог спутаться с грязнокровкой — у него же была Иветта и маленький сын, Герион. Погоди! Уж не думаешь ли ты, что…

— Тело Гериона Розье так и не нашли.

— Я, конечно, слышала об этой истории, но только мельком, потому что, разумеется, никогда не участвовала в войне, — нахмурилась леди Годвинсон, — не могли бы вы мне напомнить?

Малфой про себя усмехнулся — эта благообразная старушка когда-то была одним из их главных инвесторов организации, но сейчас старательно делает вид, что не имеет к Пожирателям никакого отношения. Хотя во Франции она живет только потому, что смертельно боится того, что на родине ее могут привлечь к ответственности.

— Это — очень печальная история. На исходе 1979 года на поместье Розье было совершено нападение. Иветта с сыном была дома одна. Орденцы и авроры организовали все так, что у нее не было возможности выбраться или позвать кого-то на помощь. Во время схватки произошел пожар, почти полностью уничтоживший особняк. Позднее авроры отчитались об уничтожении известной Упивающейся и сообщили, что во время операции они потеряли одного человека убитым и еще несколько раненными. Но нам точно известно, что было еще два погибших из Ордена — Иветта была очень сильной волшебницей. В аврорских отчетах нет ни одного упоминания о ребенке. Логично было бы предположить, что он погиб при пожаре. На самом деле, так подумали мы все, кроме Ивэна, который был одержим чувством мести и принялся одного за другим убивать всех виновных в гибели его жены, но вот в смерть сына верить отказывался. А почти через год после этой трагедии Розье был убит Аластором Грюмом.

— Я помогал Ивэну мстить, — непривычно тихим голосом заговорил Селвин. — Как же иначе? Иветта ведь была моей сестрой. Захваченные нами авроры говорили, что у них был приказ доставить ребенка целым и невредимым в безопасное место, но в том огненном аду, который там развернулся, им было не до этого. А незадолго до своей смерти ко мне пришел Ивэн. Он сказал, что смог напасть на след, что его ребенок у Ордена Феникса. Не скажу, что я поверил ему — Розье на тот момент вряд ли был способен рассуждать здраво, а версия о том, что Герион погиб при пожаре выглядела в тысячу раз правдивей. Тем более, проводимые нами ритуалы указывали на то, что Герион мертв. Это же показывал и родовой гобелен. Хотя их, конечно, можно обмануть, но кому это могло понадобиться? Но, даже если Ивэн был прав… Нет, орденцы, конечно, могли забрать ребенка, спасти его от пожара, и они вряд ли вернули бы его отцу или родственникам. Но выдавать его за Гарри Поттера?! Нет, это какой-то бред…

— А может, это ребенок Беллы и Рудольфуса? — предположила Нарцисса. Ее мать кинула на леди Малфой возмущенный взгляд.

— Цисси, но у Лестрейнджей не было детей, — удивленно протянул Селвин.

— Она могла скрывать! Я помню, как однажды она пропала на несколько месяцев — якобы выполняла секретное задание Лорда, но никто не может подтвердить, что это действительно было так. Возможно, тогда-то и появился на свет ее ребенок.

— Глупости! Неужели ты так плохо знаешь собственную сестру?! Белла не за что не завела бы ребенка во время войны!

— Это не всегда можно спланировать.

— Ладно, нет смысла сейчас об этом спорить. Кстати, у Рабастана Лестрейнджа была какая-то девушка, художница. Помните, иностранка, из Мексики, кажется. Она внезапно исчезла весной семьдесят девятого. Басти сказал, что она устала от войны, зато получила массу идей для своих картин, воплощать которые будет у себя на родине, в безопасности. Но никто не может проверить правдивость его слов. Что если на самом деле она забеременела, и Лестрейндж решил ее спрятать?

— А среди Лестрейнджей встречались змееусты? — все прекратили обсуждение и недоуменно уставились на Малфоя. — Что? Я разве не сказал, что Поттер — змееуст?

— Да, Люциус, об этой незначительной мелочи упомянуть ты забыл, — проворчал Селвин.

— Это же полностью меняет дело! — воскликнул Булстроуд. — А что, если мальчишка — родственник или даже сын Милорда?!

— Умение говорить на парселтанге еще не говорит о принадлежности к Слизеринам, — покачала головой леди Годвинсон, — та девушка Рабастана вполне могла быть из семьи змееустов, в Мексике их довольно много, — старушка внимательно оглядела собравшихся своими выцветшими глазами. — Я впервые увидела Темного Лорда очень давно — он тогда еще учился на старших курсах Хогвартса. Мы встретились здесь, в Малфой-мэноре, на одном из приемов. Я сразу же поняла, что он — наш Повелитель, чудесным образом вернувшийся к нам спустя столько веков ожидания! Нет, уверяю вас, если бы в этом мальчике, Гарри, текла кровь королей, вы бы это сразу почувствовали!

— Вот именно! — фыркнула Друэлла, — Гарри Поттер — сын Темного Лорда! О, Мерлин, какой абсурд! Вы бы лучше подумали о том, что в роду и Блэков и Розье были змееусты.

— Вот только последний Розье, говоривший на парселтанге, умер в шестнадцатом веке, а точных свидетельств существования этого дара в роду Блэк вообще нет!

— То, что тебе, дорогой Люциус, неизвестны эти свидетельства, не значит, что их нет вовсе, — возразила Друэлла, поджав губы. — Да, эта способность в нашей семье очень давно не проявлялась, но предрасположенность к ней все равно остается в нашей крови. И история знает множество примеров того, как, казалось, навсегда утраченный дар, внезапно проявлялся у одного из представителей рода.

Малфой кивнул Друэлле — в этом он был с ней согласен. Порой какой-то дар, передающийся в семье из поколения в поколения, внезапно исчезал. Чаще всего это происходило из-за проклятий или порчи. Но способность могла неожиданно вернуться. Чаще всего обладателями уникального дара становились дети, в раннем возрасте испытавшие большой стресс, или те, с кем рядом творили сильное волшебство. Волшебники старались оберегать своих детей от подобных ситуаций, потому что была велика вероятность того, что, попав в травмирующую ситуацию, ребенок, напротив, может лишиться магических сил. Никогда не знаешь, как отреагирует нестабильная детская магия: проснутся ли в ребенке новые силы и необычные способности, или он превратится в сквиба. Примером того, как ужасное магическое воздействие неожиданно принесло пользу, был случай с Нимфадорой Тонкс: когда Андромеду Блэк изгнали из Рода за связь с магглом, она была беременна. Произошедшее очень сильно ударило по новоявленной миссис Тонкс, лишив ее большей части магических сил. То, что у девушки не случилось выкидыша, было чудом, но Нимфадора не только родилась абсолютно здоровой, но и удивительным образом оказалась обладательницей редчайшего дара метаморфа, который до нее не проявлялся в роду Блэков целых сто лет. Люциус знал, что Вальбурга Блэк, тогдашняя Глава Рода, хотела, несмотря на полукровность, принять Нимфадору обратно в семью, но Андромеда ответила на ее письмо с предложением решительным отказом. Не помог даже личный визит Нарциссы, которая искренне старалась убедить сестру не портить жизнь собственной дочери.

Несмотря на то, что пример Нимфадоры был более чем показательным, Люциус, разумеется, не стал напоминать о нем гостям — Друэлла при любом упоминании о средней дочери впадала в ярость, и, как бы Малфой не относился к теще, он не мог ее в этом винить.

— Ладно, что толку гадать — давайте лучше подумаем, как выяснить правду. Люциус, у тебя есть план? — поинтересовался Селвин.

— Может, обратиться к гоблинам? — внезапно предложил Булстроуд, и тут же смешался под красноречиво-насмешливыми взглядами собеседников. — А что такого?! Могут же они определить, имеет ли человек права на банковский сейф, то есть, кровное родство определять умеют.

— Любезнейший, большего абсурда я давно не слышала! — фыркнула Друэлла. — Они оберут нас, как нюхлер сокровищницу, а результат, уж поверьте, будет нулевой.

Люциус согласно кивнул:

— Лично я считаю, что с этими существами по возможности лучше не связываться. Конечно, у них есть своя магия, возможности которой никому из волшебников точно не известны, но для них мы все — враги и, даже если бы гоблины были способны нам помочь и согласились на это, я ни за что не доверю им ребенка!

— Полностью согласен, — поддержал Малфоя лорд Гринграсс, — я бы вообще посоветовал сперва показать мальчика целителю — благо, один из них тут даже присутствует.

Дастин Лорент, целитель, который до этого никак не вмешивался в разговор, согласно кивнул.

— Если предположение лорда Малфоя верно, то на мальчика определенно были наложены некие заклинания. Как минимум, меняющие внешность, но, возможно, не только. Как вам всем известно, в кабинете директора Хогвартса находится книга, в которой, благодаря наложенным на нее чарам, появляются имена всех детей-магов, родившихся в Британии, сразу же после их первого стихийного выброса. А как только руководство школы получает согласие на обучение от их родителей или опекунов, имена появляются и в списке первокурсников, том самом, который читает МакГоногалл на церемонии распределения. Таким образом, если руководство Хогвартса не пошло на обман, называя имя Гарри Поттера вместо того, которое на самом деле указано в списке, то либо Эванс не такая уж грязнокровка, как все думали, либо кто-то провел сложнейший ритуал для того, чтобы скрыть ото всех правду. Есть не так уж и много способов обмануть книгу, созданную самими Основателями, так что в этом случае нам придется очень потрудиться, чтобы снять Чары. Но, так или иначе, точнее я смогу сказать только после того, как осмотрю мальчика.

— Вы сможете сделать это, когда Гарри приедет на Йоль. Уж на этот раз я заранее позабочусь о том, чтобы его отпустили на зимние каникулы из Хогвартса. А сейчас, раз уж пока мы все равно ничего не можем сделать, предлагаю обсудить что-то более приятное, например, открытие сезона охоты на штырехвостов, о котором уже упоминала миссис Блэк. Как-то оно поздно в этом году, не правда ли?




Сидя на первом завтраке в этом учебном году, Гарри недовольно разглядывал свое расписание.

— Смотрите, у нас опять большинство уроков вместе с Гриффиндором.

— Похоже, это наше проклятие до конца обучения, — меланхолично вздохнул Гойл, накладывая себе побольше бекона.

— Да ладно вам, с ними даже весело! — подмигнул Драко.

— Ну да, если бы не они, тебе было бы не на ком оттачивать свое чувство юмора.

— Ты просто ничего не понимаешь, Поттер. Вот скажи, что за зельеварение без трясущегося от ужаса Лонгботтома и потрясающих реплик профессора Снейпа в адрес гриффиндорцев? А какие они забавные в своем праведном гневе! И, главное, я прямо слышу звук, с которым из их часов исчезают рубины…

— Это все, конечно, замечательно, но, если не поторопимся на трансфигурацию, то, боюсь, пострадают уже наши часы, — заметила Панси, поднимаясь из-за стола. Мальчики переглянулись и поспешили на урок вслед за Паркинсон.

Поздравив второкурсников с началом нового учебного года, профессор МакГоногалл дала им задание — превратить жука в пуговицу. Для Гарри самым сложным оказалось попасть заклинанием в насекомое, которое явно не хотело быть заколдованным и проворно металось по столу. Но он оказался быстрей, и вскоре на парте лежала блестящая пуговица. До конца урока Гарри успел превратить еще несколько жуков. А вот у Драко явно что-то не заладилось — он сосредоточенно хмурился, пыхтел и даже взорвал нескольких жуков, заслужив этим немало недовольных взглядов от профессора МакГоногалл. Обычно у Малфоя не было проблем с трансфигурацией — ему удавались и более сложные превращения, поэтому, удивленный внезапной неудачей друга, Гарри попытался узнать, что случилось, но Драко только раздраженно отмахнулся. Причина открылась за несколько минут до конца урока, когда Малфой продемонстрировал МакГоногалл красивую перламутровую пуговицу, украшенную тонким витиеватым узором.

— Ничего себе! — присвистнул Грегори. — Вот только зачем такие сложности? Превратил бы в простую пуговицу, вон, как у Грейнджер, — Гермиона как раз гордо показывала профессору целую горсть пуговиц для пальто, таких же черных и блестящих, как и жуки, которыми они были совсем недавно.

— Еще не хватало мне на грязнокровку равняться! Но, вообще-то, если честно, я не специально, просто, когда МакГоногалл сказала про пуговицу, я почему-то сразу представил именно эту.

— Эх, хорошо, все-таки быть Малфоем — даже пуговица ассоциируется с таким вот произведением искусства! — усмехнулся Гарри. — Да, Драко, ты про наш спор помнишь?

— Про такое забудешь! «Похвалить прическу грязнокровки-Грейнджер в присутствии наших двух курсов». Я свое обещание сдержу, у меня, между прочим, есть план.

— Но нам ты его не расскажешь, верно?

— Конечно, нет — пусть будет сюрприз!




— Приветствую вас на первом в этом году уроке Защиты от Темных Искусств! — радостно провозгласил Локхарт, поправляя золотые кудри и сверкая белоснежной улыбкой.

На протяжении вступительной речи профессора, которую он целиком посвятил восхвалению своей персоны, Гарри все больше убеждался в том, что нормальных уроков им в этом году не видать. Даже Грингасс и Булстроуд — единственные со второго курса Слизерина, кому нравился Локхарт, смотрели на него все с большим недоумением и разочарованием.

Заявив, что он хочет проверить, насколько внимательно студенты читали его книги, профессор раздал всем пергаменты с тестом. Прочитав несколько вопросов, Гарри удивленно переглянулся с друзьями: такой проверочной работы у них еще не было, что неудивительно, ведь вряд ли кому-то еще из профессоров пришло бы в голову выяснять, знают ли студенты его любимый цвет и самое честолюбивое желание. Пожав плечами, Поттер усмехнулся и стал придумывать ответы.

— Гарри, дорогой мой, с чего вы взяли, что я больше всего мечтаю открыть завод по производству зелья для убавления ума?! А вот мисс Грейнджер единственная ответила правильно. Умница, девочка! Десять баллов Гриффиндору! Ну, а сейчас пришло время практики! Я научу вас, как справляться с самыми ужасными из существ! — гордо заявил профессор, ставя на стол клетку, накрытую лазоревым платком. — Вот они: только что пойманные корнуэльские пикси!

Локхарт эффектным движением сдернул платок, и ученики увидели, что в клетке беснуются и строят рожицы маленькие синие человечки. Пикси выглядели скорее забавными, нежели страшными, и в классе раздались смешки. Сначала Гарри тоже присоединился к всеобщему веселью, но затем увидел, как Теодор Нотт, сохраняя абсолютно невозмутимое выражение лица, быстро сгреб в сумку свои пергаменты и нырнул под парту. Поттер потянулся к волшебной палочке, но тут профессор открыл клетку, и пикси с визгом разлетелись в разные стороны, круша все на своем пути. Ученики в панике заметались по классу, кто-то из девочек пронзительно вскрикнул. Гарри метко поразил Ступефаем вредителя, который чуть не вылил ему на голову содержимое чьей-то чернильницы, и обернулся к друзьям.

— Пробираемся к выходу, все вместе! — Поттер повысил голос, стараясь перекричать поднявшийся шум и, схватив за руку Дафну Гринрасс, устремился вперед. Крэбб и Гойл кинулись следом, увлекая за собой Малфоя, который заторможено наблюдал за происходящим и, судя по всему, был близок к тому, чтобы поддаться панике. Боковым зрением Гарри увидел, как Панси азартно сшибает пикси Петрификусом, и облегченно вздохнул: она-то уж точно не пропадет.

Локхарт попытался обезвредить пикси, но потерпел сокрушительное фиаско и лишился палочки, которую вредные паразиты выбросили в окно. Несколько вредителей окружили Грейнджер, но та на удивление хорошо отбивалась, а вот Лонгботтому повезло гораздо меньше — каким-то образом пикси умудрились затащить его на люстру, которая угрожающе раскачивалась под немаленьким весом гриффиндорца.

Крэбб и Гойл, не полагаясь на магию, отбивались от пикси, размахивая стульями, до сих пор лишь чудом не убив этим никого из студентов. Засмотревшись по сторонам, Гарри упустил, как несколько пикси сорвали со стены огромный портрет Локхарта в тяжелой золотой раме, и, раскрутив его в воздухе, запустили картиной прямо в слизеринцев. Поттер инстинктивно шарахнулся в сторону.

— Протего Адверармасус! — раздался рядом чей-то пронзительный голос, и картина отскочила от накрывшего слизеринцев серебристого щита.

Оглянувшись, Гарри увидел, что автором неизвестного ему заклинания был Драко. Убедившись, что щит действительно защищает от пикси и предметов, которые они швыряли, Малфой уже не выглядел растерянным или испуганным, на его лицо стремительно возвращалось привычное надменное выражение, а тонкие губы изогнулись в довольной усмешке. Остальные слизеринцы, мгновенно сориентировавшись, кинулись под защиту щита. Спасительная серебристая пленка раскинулась достаточно широко для того, чтобы защитить нескольких человек, но, в отличие от обычного Протего, этот щит был более плоским и не закрывал волшебников полностью, поэтому Гарри, Панси, Блейз и Теодор, пятясь к двери, сшибали заклинаниями тех пикси, которые нападали на слизеринцев сзади.

Трясущийся от страха Локхарт попытался просочиться под защиту щита, но Поттер и Нотт, проявив удивительное единодушие, вытолкнули профессора наружу и довольно переглянулись. Когда до выхода из класса оставалось совсем немного, Грегори внезапно остановился.

— Мы забыли Миллисент! — воскликнул он и ринулся спасать однокурсницу.

— Я помогу! — крикнул Винсент, кидаясь за другом.

Как только пикси увидели, что две потенциальные жертвы выскочили за пределы щита, они радостно заверещали и принялись атаковать их с удвоенной силой, но Крэбб и Гойл непреклонно пробирались к своей цели. Оглядевшись, Гарри облегченно выдохнул: слава Мерлину, Булстроуд была поблизости. Она вела неравный бой с несколькими пикси, которые пытались отнять у Миллисент сумку. Ее коса растрепалась, по раскрасневшемуся лицу текли злые слезы, но Булстроуд не собиралась сдаваться, упрямо защищая свои вещи. Поттер поднял палочку, собираясь кинуться на помощь Винсу и Грегу, но Панси подтолкнула его к двери.

— Гарри, они сами справятся! — она, очевидно, была права, и Поттер, поразив заклинанием пару вредителей, преследующих Крэбба и Гойла, распахнул тяжелую дверь, выскакивая в коридор.

Несколько пикси попытались последовать за ним. Одному это почти удалось, но Гарри оказался проворнее, и крылатый человечек отчаянно заверещал, оказавшись зажатым между дверью и косяком. В следующую секунду Поттер решительно потянул ручку на себя, и визг прервался, а по темному дереву побежали вниз струйки сине-фиолетовой крови.

— Да уж, вот это практика! — выдохнул Гарри, прислоняясь к стене и поправляя сбившуюся застежку мантии. — А что вы так на меня смотрите?

— Мы просто немого шокированы твоей кровожадностью, Гарри, — усмехнулся Забини. Было не понятно, говорил он всерьез или шутил.

— Говори за себя, Блейз, неженка ты наш! — фыркнул Нотт. — Дома мы с отцом что только не делали, стараясь извести этих пикси! Но, к сожалению, это невозможно, если живешь в Тинворте.

Судя по всему, это название только Гарри ни о чем не говорило, и Теодор, вздохнув, пояснил:

— Это полумагическая деревня в Корнуолле. Стольких пикси, как там, нет больше нигде в Британии. Мерлин, это так странно — рассказывать о таких элементарных вещах. Впрочем, ты же жил с магглами — неудивительно, что ты такой необразованный.

Гарри нахмурился, и хотел было ответить на внезапную грубость, но тут в коридор ввалились Крэбб, Гойл и Булстроуд. Встревоженная Дафна тут же кинулась к подруге, а Блейз, воспользовавшись случаем, поспешил увести Нотта, не дав случиться ссоре. Поттер проводил его тяжелым взглядом и, решив, что он Теодору это еще припомнит, обернулся к друзьям. Панси как раз восхищалась заклинанием Драко.

— Да, это действительно было впечатляюще, — поддержал Гарри, — вот только я что-то не помню такого щита в твоем арсенале заклятий.

— После того, как однажды ты выиграл дуэль, подло запустив в меня манекеном, я решил выучить щит, который мог бы мне помочь. Кто же думал, что он пригодиться так скоро, — ответил Драко, надувшись от гордости.

— Вот видишь, как хорошо я на тебя влияю, герой ты наш! — усмехнулся Гарри. — Ладно, пойдемте лучше к себе, а то гриффиндорцы тоже скоро выберутся из класса.

Остальные слизеринцы с ним согласились, и они все вместе направились в свои подземелья.




Послушать о провальном уроке Локхарта собрался почти весь Слизерин. Конечно, самым активным рассказчиком оказался Драко, который говорил о произошедшем очень увлеченно и эмоционально, приукрашивая произошедшее так, что Гарри казалось, будто бы они побывали как минимум в Трафальгарской битве.

— И тут я накрыл всех щитом… — бурный монолог Малфоя прервал хлопок, и перед ним возник домовой эльф, тонкими ручками прижимающий к себе какой-то сверток.

Все присутствующие косились на домовика с интересом — у большинства были собственные слуги, но их было не принято присылать в Хогвартс просто так, ведь это нервировало школьных эльфов и отрицательно влияло на защитные чары замка, поэтому обычно родители посылали гостинцы и письма своим детям с помощью совиной почты.

— Хозяин Люциус приказал Келси передать это молодому хозяину! — пропищал домовик и, вручив Драко сверток, растворился в воздухе.

— Это, наверное, ответ на мое письмо, — прошептал Малфой друзьям. — Помните, мы решили спросить моего отца о Темном Лорде, о том, чего они добивались и как хотели поступить с грязнокровками?

— Нельзя открывать его здесь, — Гарри окинул гостиную пристальным взглядом.— В нашей спальне сейчас никого, пойдемте туда. Я знаю заклинание, которое защитит нас от подслушивания.

Пятерых второкурсников проводили заинтересованными взглядами, но вопросов не последовало — в Слизерине было не принято лезть в чужие дела, по крайней мере, в открытую.

— Так, забирайтесь все на кровать, а я заколдую балдахин, чтобы его нельзя было отдернуть. Звуков тоже слышно не будет, — скомандовал Гарри.

— А мы все поместимся? — с сомнением спросил Крэбб.

— Если нет, то тебе придется довольствоваться пересказом, Винс, — отрезал Драко. — Забирайтесь быстрее!

Когда все расселись, Гарри задернул балдахин и пробормотал заклинание. По темно-зеленой ткани пробежали голубоватые искры.

— Готово, — довольно заявил Поттер, усаживаясь.

Он оказался рядом с Панси. Почувствовав, как тесно она прижимается к нему, Гарри понял, что в их обычно прохладной гостиной вдруг стало очень жарко и душно. Кровь бросилась ему в лицо, и Поттер постарался незаметно отодвинуться. Но с другой стороны от него сидел массивный Гойл, неподвижный, как гора, и занимающий столь же много места. Пришлось смириться, тем более что, покосившись на Панси, Гарри понял, что ей нет до него никакого дела — все внимание Паркинсон было сосредоточено на свертке в руках Драко. Малфой как раз осторожно потянул за веревку, которой была обвязана посылка, но та вспыхнула предупреждающим красным цветом, став похожей на раскаленную проволоку.

— Я так и знал, что тут пароль — отец решил перестраховаться, — Драко достал перо и чернильницу.

Все вежливо отвернулись, пока Малфой, низко наклонившись, выводил что-то на белоснежной бумаге, в которую была завернута посылка. С еле слышным шипением веревка исчезла, и он извлек на свет письмо и небольшую шкатулку, обильно украшенную металлическими узорами и рунами. Слизеринцы переглянулись, а затем Драко открыл конверт и углубился в чтение письма. Почти сразу же он нахмурился, а затем обычно бледные щеки Малфоя покрылись красными пятнами.

— Что там? — нетерпеливо спросил Гарри.

— Отец ругается: пишет, что, если бы аврорам пришло в голову перехватить сову, сейчас у всех нас были бы очень большие проблемы. Поэтому, если мы снова захотим узнать что-нибудь о Темном Лорде и Пожирателях Смерти, надо будет надежно зашифровать письмо, а лучше воспользоваться домовиком или подождать каникул и спросить обо всем лично.

— Да, действительно, что-то мы сглупили…

— Зато папа перестраховался по полной — чтобы открыть шкатулку, мне придется капнуть на нее своей кровью.

— А что в ней?

Драко еще раз быстро просмотрел письмо.

— Отец пишет, что там…сейчас… вот, нашел! «Материалы, которые распространялись в Хогвартсе до и во время войны».

Уколов палец, Малфой капнул кровью на крышку шкатулки, и она тут же открылась. Внутри оказались небольшие, свернутые в тугие свитки, пергаментные листы.

— Это что, агитационные материалы? — недоверчиво фыркнул Гарри.

— Какие-какие материалы?

— Агитационные, — Поттер постарался вспомнить рассуждения дяди Вернона о политике. — Ну, знаете, когда перед выборами какая-нибудь партия… Что вы на меня так смотрите? В магическом мире что, нет политических партий?

— Вообще-то нет, Гарри, — хмыкнула Панси. — А что это такое?

— Расскажу в другой раз — сейчас есть дела поважнее, — отмахнулся Поттер, извлекая из шкатулки несколько флаконов из темного стекла. — Воспоминания, — заключил он, открыв один из них, — у кого-нибудь есть думосбор?

Все отрицательно покачали головами, и Гарри с сожалением сложил флаконы обратно.

— Осторожнее, не перемешай там все! — буркнул Драко, откладывая письмо лорда Малфоя в сторону. — Отец написал об одном из свитков…где же он…а, наверное, этот! — пергамент, который Драко извлек с самого дна шкатулки, был перевязан широкой черной лентой.

Малфой осторожно развернул его и, оглядев друзей, торжественно сообщил:

— Да, это точно оно. Послание волшебникам, лично написанное самим Темным Лордом!

Гарри фыркнул, про себя посмеиваясь над друзьями, которые смотрели на старый пергамент чуть ли не с благоговением. Но, взглянув на записи, оставленные рукой величайшего темного волшебника, он почувствовал себя так, будто бы огромный невидимый кулак внезапно врезал ему под дых.

«Идиот! Это же было так очевидно — почему я не догадался сразу?!» — мысленно ругал себя Гарри, глядя на крупные острые буквы. Очень знакомый почерк, и он знал, где видел его раньше — точно также писал Том Риддл из дневника.