Глава 16

Домовой эльф переместил Гарри и Панси в сад перед домом. Поттер сразу отметил, что, хотя жилище Пакинсонов намного меньше Малфой-мэнора, оно не лишено определенного очарования. В саду не было аккуратно разбитых цветников, зато над головой простирали ветви столетние дубы, а в воздухе разливались немного терпкие ароматы лаванды и мяты. Сам дом, построенный из массивного серого кирпича, был увит виноградом, темно-зеленые широкие листья блестели, будто покрытые лаком.

Панси проводила Гарри в гостиную, и Данки подал чай с тыквенными котлокексами и шоколадными лягушками.

Некоторое время друзья молчали. Поттер думал о дневнике, невольным хранителем которого он стал, Паркинсон тоже о чем-то размышляла, задумчиво жуя шоколадную лягушку.

Наконец, Гарри решил нарушить тишину:

— Ты знала, что папа нашего Рончика работает в Аврорате?

— Забавно, ты будто читаешь мои мысли, я как раз думала о нем. Самое интересное, что Уизли-старший — не аврор и никогда им не был. Он работает на какой-то нелепой маленькой должности в Министерстве. Что-то связанное то ли с магглами, то ли с метлами — не помню, мне Драко как-то говорил.

— Но тогда почему он явился в Малфой-мэнор?

— Наблюдатель от Дамблдора. Знаешь, детям так называемых светлых волшебников родители обязательно называют имена известных им Пожирателей Смерти. А мы точно так же с детства знаем, кто воевал от Ордена Феникса или от Аврората. Так вот, Уизли всегда были верными последователями Дамблдора и остаются ими по сей день.

— Но тогда как Уизли смог присутствовать при обыске? Разве это законно?

— Уж не знаю, как они это провернули. Может, он заявил, что в особняке может найтись работа по его профилю, а, может, ему разрешили присутствовать как наводчику, — Панси развернула очередную шоколадную лягушку и извлекла из упаковки карточку. Взглянув на нее, девочка фыркнула. — А вот и Дамби!

Паркинсон продемонстрировала Гарри изображение директора Хогвартса — тот как всегда улыбался, загадочно и немного грустно.

— Знаешь, — обратилась к рисунку Панси, — ты очень-очень сильно меня раздражаешь!

Слизеринка наклонилась и швырнула карточку в камин, а затем, снова откинувшись на спинку кресла, удовлетворенно наблюдала, как она исчезает в прожорливом пламени.

Поттер усмехнулся, глядя на подругу.

Сожжение нарисованного Дамблдора немного развеселило слизеринцев, и они стали делиться впечатлениями о приеме.

— Гарри, а ты знаешь, что все участники старше двенадцати лет обязаны принять участие как минимум в первом танце, которым открывается бал?

— Я подозревал что-то подобное, но я совсем не умею танцевать... Слушай, Панси, а не могла бы ты научить меня?

— Даже не знаю... А что мне за это будет? — лукаво улыбнулась Паркинсон, чуть наклонив голову набок.

— Ну... было бы гораздо легче, будь ты Крэббом или Гойлом — я мог бы обещать тебе помощь с домашними заданиями или просто принес бы что-нибудь вкусненькое, но не могу же я попросить кого-то из них, так что придумай сама.

— Знаешь, я, конечно, не Винс и не Грег, но мне бы не помешала помощь с Астрономией — я вечно путаюсь в этих расчетах, а у тебя они хорошо получаются.

— Меня это устраивает.

— Отлично! Как ты смотришь на то, чтобы начать сегодня?

— Но профессор Синистра задала нам на лето только небольшой доклад — с ним ты и сама справишься.

— Да нет же, я говорю о танцах!

— Что, прямо сейчас?!

— А почему бы и нет? Вставай!

Панси подошла к стоящему в углу граммофону, выбрала пластинку, и комната наполнилась уже знакомой Гарри музыкой эстампи.

Паркинсон вернулась к Поттеру и подала ему руку.

— Этот танец совсем не сложный. Смотри, сначала все идут парами друг за другом... Теперь расходимся, потом сближаемся, шаг обратно и поклон.

Гарри страшно засмущался, даже не смотря на то, что он танцевал со своей подругой, а не какой-нибудь едва знакомой девчонкой. Когда Паркинсон оказалась совсем близко, Поттер скосил глаза в сторону, сверля взглядом висевший над камином пейзаж.

— Эй, ты мне ногу отдавил!

— Прости, пожалуйста, я не хотел!

— Сосредоточься, Гарри! Что с тобой?

Поттер и сам не понимал, почему он нервничает, ведь обычно в присутствии Панси он не чувствовал никакого смущения. Но все-таки это был его первый танец, к тому же с крайне язвительной партнершей, которая ехидно комментировала каждое его неуклюжее движение. Впрочем, на похвалу она тоже не скупилась, и это не оставляло Гарри ни единого шанса обидеться.

Панси промучила своего ученика почти час, прежде чем изрекла, что, несмотря на ужасную запущенность ситуации, они смогли добиться некоторого прогресса. Облегченно выдохнув, Гарри развалился в кресле, и друзья выпили еще по чашке чая, гадая, что же сейчас происходит в Малфой-мэноре. Панси переживала за Драко и сетовала на отца, который не позволил им остаться.

К тому времени, когда старинные часы гулким боем известили, что уже четыре часа ночи, Гарри чувствовал, что засыпает. У сидящей напротив Паркинсон тоже слипались глаза.

Переглянувшись, слизеринцы единогласно решили, что пора ложиться. Домовик проводил Поттера в гостевую спальню. Гарри с наслаждением вытянулся на накрахмаленном белье. Лунный свет скользил по полу и потолку причудливыми бликами. Поттер разглядывал видневшиеся в окне верхушки деревьев, которые с приближением утра становились все более расплывчатыми из-за сгущающегося тумана, и сам не заметил, как провалился в сон.

Теренса Паркинсона той ночью они так и не дождались.




— Хозяин, просыпайся! — настойчивое шипение раздражало, и Гарри, пробормотав что-то невнятное, перевернулся на другой бок, плотнее закутываясь в одеяло и надеясь, что приставучее пресмыкающиеся оставит его в покое.

— Эй, хозяин, моя мама говорила, что кто раньше всех встанет, тот самую жирную крысу поймает!

— Вот и лови своих крыс сама! И вообще, самки стального аспида бросают своих детенышей сразу после того, как те вылупятся из яиц, так что не надо мне тут рассказывать про любимые поговорки твоей матушки, которую ты, наверное, даже не помнишь!

— Ты очень грубый! И все я помню, а про крыс она сказала в своей напутственной речи перед тем, как уползти. Мама меня любила, а вот ты — нет, ведь даже имя мне до сих пор не придумал.

— Издеваешься?! — Гарри резко сел на кровати, возмущенно глядя на змею, которая тут же заползла на его подушку и свернулась на ней сверкающими кольцами. — Мы перебрали сотни имен, но тебе ни одно не нравится! Все, ты мне надоела, буду звать тебя Джесси!

— Но это же собачье имя! Я не согласна!

— А я тебя уже и не спрашиваю. И вообще, зачем ты меня разбудила?

— Чтобы сказать, что вернулся отец твоей подруги, а я знаю, что вы его вчера долго ждали. Когда вчера эльфы меня перенесли сюда вместе с вещами, я сползла вниз, спряталась и наблюдала за вами. Ты за всю ночь даже ни разу обо мне не вспомнил. А вдруг бы со мной что-нибудь случилось?!

— Это что, например? Подожди, мистер Паркинсон вернулся?! Что же ты мне сразу не сказала?! — от сна не осталось и следа, и Гарри кинулся в ванную, по пути чуть не споткнувшись о свой чемодан, оставленный эльфами в центре комнаты.

Змея флегматично наблюдала, как Поттер застегивает мантию, пытаясь одновременно пригладить свои торчащие волосы.

— Слушай, хозяин, а быть Джесси я все-таки не хочу.

— И почему меня это не удивляет?..

— Ну, вообще-то, одно имя мне все-таки понравилось. Я хочу, чтобы ты называл меня Селеной.

— Что же ты сразу не сказала?! Я ведь это имя еще давно предлагал!

— Может, я стеснялась?

— О, великий Мерлин, эта рептилия сведет меня с ума! — громко прошипел Гарри, прежде чем захлопнуть за собой дверь спальни.

На лестнице Гарри столкнулся с Панси, которой тоже не терпелось узнать последние новости из Малфой-мэнора. Мистера Паркинсона они обнаружили в столовой. Он выглядел осунувшимся и усталым. На столе перед волшебником стояла дымящаяся чашка, и, подойдя ближе, Гарри почувствовал аромат кофе.

— Доброе утро, папа! Ну, что там было?! — взволнованно протараторила Панси.

Мистер Паркинсон вздохнул и отложил в сторону «Ежедневный пророк».

— Отменить обыск мы не смогли, но лорду Малфою удалось потянуть время, так что, когда авроры проникли на территорию поместья, все, что могло бы привлечь их внимание, было надежно спрятано. Так что Люциус отделался несколькими мелкими штрафами за хранение сомнительной литературы. А мне сейчас надо поработать с важными бумагами в своем кабинете, так что я бы попросил вас везти себя тихо, тем более что из-за бессонной ночи у меня болит голова.

— Конечно, сэр, — вежливо кивнул Гарри.

— Папа, не мучайся, а лучше выпей обезболивающее зелье. Оно в аптечке на каминной полке.

— Хорошо, Панси, — волшебник слабо улыбнулся, а в его голосе прозвучала такая нежность, что Поттер понял — мистер Паркинсон относится к своей дочери гораздо теплее, чем кажется на первый взгляд.

Быстро допив кофе, мужчина кивнул Гарри и стремительно покинул столовую.

Паркинсон и Поттер переглянулись и вернулись к завтраку.

— Панси, а почему бы нам не устроить небольшую дуэль?

— Только не сейчас, Гарри. Давай потом, когда папы не будет дома.

— Думаешь, мы ему помешаем? Если у вас нет зала для дуэлей, можно выйти в сад — там нас точно будет неслышно.

— Дело не в этом. Просто отцу не очень нравится, что я занимаюсь боевой магией.

— Но почему?! Я ни разу не видел, чтобы кто-то из родителей слизеринцев был против дуэлей! Вон, Милли рассказывала, что ее отца наоборот злит, что она никудышный боец.

Панси ответила не сразу, сделав вид, что очень увлечена попытками свернуть свою накрахмаленную салфетку на манер конверта.

— Понимаешь, Гарри, здесь все не так просто, — а потом, будто решившись, продолжила: — Пойдем, я тебя кое с кем познакомлю.

Паркинсон привела Поттера в ту же гостиную, где они сидели ночью, и подвела его к большому портрету в позолоченной раме. Изображенная на нем женщина в строгой темной мантии приветственно кивнула слизеринцам.

— Здравствуй, мама, — улыбнулась Панси. — Познакомься, это мой друг, Гарри Поттер.

— Я поняла, кто это, сразу же, как только он переступил порог нашего дома, — фыркнула дама на портрете. — Не могу сказать, что одобряю вашу дружбу, но, надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Поттер внимательней пригляделся к женщине и понял, что внешностью Панси пошла в мать: у них обеих был немного курносый нос и большие выразительные глаза.

— Гарри, я уже рассказывала тебе о том, что моя мама была Пожирательницей Смерти. Среди сторонников Темного Лорда вообще было больше женщин, чем принято считать, но далеко не все они участвовали в сражениях.

— А чем же тогда они занимались?

Панси на несколько секунд задумалась и пожала плечами.

— Если честно, я как-то не думала об этом. Мама, помогай!

— Ну уж нет! Я не буду рассказывать об устройстве нашей организации сыну членов Ордена Феникса, тем более, что он еще и Мальчик-Который-Выжил!

— Ну пожалуйста! Я же не прошу тебя рассказывать нам о чем-то секретном! — Панси даже подпрыгивала от нетерпения — видимо, ей очень хотелось узнать что-нибудь новое о Пожирателях Смерти.

Миссис Паркинсон ненадолго задумалась, смерив Гарри придирчивым взглядом, а потом, видимо решив для себя что-то, неохотно кивнула.

— Женщины, поддерживающие Темного Лорда, в основном занимались вербовкой новых сторонников, привлечением инвесторов, шпионажем, колдомедициной, участвовали в дипломатических переговорах, кто-то работал в лаборатории. Некоторые волшебницы шли в разведку, но их было меньше, а боевыми магами и вовсе становились единицы.

— Спасибо, мама. Так вот, Гарри, папа однажды сказал, что женщины редко решали полностью посвятить себя войне и принимать участие в сражениях, ведь это означало стать вне закона, постоянно рисковать жизнью. Но были и такие, и одной из них была моя мама. Она была одной из лучших!

— Милая моя, не преувеличивай. Ты мне льстишь.

— Вовсе нет! После моего рождения папа уговаривал ее на некоторое время отойти от дел, но мама отказалась. И произошло то, о чем я тебе рассказывала: она погибла, а отец все эти годы винит себя за то, что не смог этого предотвратить, и ее — за то, что Темный Лорд оказался для мамы важнее семьи.

Гарри посмотрел на миссис Паркинсон, думая, что резкие слова дочери наверняка обидели ее, но волшебница лишь улыбнулась, глядя на Панси.

— Твой отец так и не понял, что я сражалась не только за Темного Лорда, но в первую очередь за свою семью. За тебя, Панси, за твое будущее, за то, чтобы ты жила в новом, лучшем мире, возрожденном, заново построенном нами на руинах старого.

— Зато я тебя понимаю, мамочка, и совсем не виню. Я бы на твоем месте, наверное, поступила бы так же.

— Именно это и пугает твоего отца.

— Он просто хочет вырастить из меня глупую куклу, и его не волнует, что я совсем не такая!

— Он прекрасно понимает, какая ты на самом деле. В конце концов, было бы странно рассчитывать, что у двух Пожирателей Смерти, у двух воинов могла родиться другая дочь. Но ты — единственный близкий ему человек, он живет ради тебя и больше всего на свете боится, что с тобой что-нибудь случится. Поэтому ему не нравятся занятия боевой магией, пугают твои рассуждения о Темном Лорде, о войне. В такие моменты ты напоминаешь ему меня, а он не хочет такой судьбы для единственного ребенка.

— Вот только он не понимает того, что в итоге я все равно поступлю по-своему, потому что это — моя жизнь!

— Я нисколько в этом не сомневаюсь, а пока постарайся не огорчать отца, хотя бы по мелочам. А с вами мне было приятно познакомиться, мистер Поттер. Не знаю, зачем Панси понадобилось заводить при вас этот разговор, но надеюсь, мы вас не слишком смутили своими семейными разборками.

— Все в порядке.

Внезапно у Гарри появилась идея. А почему бы и нет?.. Ведь даже странно, что раньше ему не приходило в голову спросить об этом Люциуса Малфоя.

— Миссис Паркинсон, можно задать вам один вопрос?

— Конечно, мистер Поттер.

— Вы когда-нибудь встречались в бою с моими родителями?

Волшебница усмехнулась:

— Да, правда, с вашей матерью только один раз, а вот Джеймсом Поттером достаточно часто.

— Какими они были?

— Это странный интерес, мальчик. Не лучше ли тебе спросить про своих родителей у тех, кто знал их, кто воевал с ними на одной стороне?

— Я спрашивал, — ответил Гарри, вспомнив разговор с Хагридом. — Но мне хотелось бы знать, какими они были для своих врагов.

— Ну что ж, изволь. Вот только на информацию из досье не рассчитывай — я расскажу только о своих воспоминаниях, а их не так уж много. Как я уже говорила, Лили Поттер попалась мне на глаза только один раз. Это была достаточно крупная стычка, и мы тогда здорово потрепали Орден Феникса, впрочем, и сами без потерь не ушли. С твоей матерью я тогда обменялась несколькими проклятиями, и у меня создалось впечатление, что для гряз... маглорожденной она достаточно сильна, хотя было заметно, что бои — все-таки не ее стихия. В отличие от твоего отца — он, несмотря на юный возраст, был выдающимся дуэлянтом. Из-за него и его дружка Сириуса Блэка у нас несколько раз были серьезные проблемы. Джеймс Поттер был отчаянным бойцом, но несколько самонадеянным — он решался на самые рискованные действия и каждый раз чудесным образом не только оставался в живых, но, насколько я знаю, даже ни разу не был серьезно ранен. Впрочем, хотя я искренне считаю его хорошим магом, уверенна, что, если бы не было того рокового визита Темного Лорда в ваш дом, Поттер все равно не дожил бы до конца войны.

— Но почему? Ведь если он был сильным волшебником...

— Потому что кроме силы неплохо было бы иметь еще и мозги. Погоди обижаться. Я не говорю, что он был глупым человеком, просто слишком бесшабашным и азартным. Он видел ужасы войны, но, думаю, все равно относился к ней как к некому приключению. Джеймс Поттер не понимал, что, если он будет раз за разом переходить дорогу Темному Лорду так открыто и нагло, это приведет к тому, что им заинтересуются всерьез, и тогда у него практически не останется шансов выжить, как не было их, скажем, у Прюэттов. Но, кажется, я заговорилась. Мне больше нечего вам рассказать, так что до свиданья, мистер Поттер.

— До свиданья, миссис Паркинсон, — ответил Гарри, несколько ошарашенный столь внезапным окончанием разговора, но волшебница уже исчезла с портрета.

— Вот ты и познакомился с моей мамой, — сказала Панси и упала в мягкое темно-синее кресло.

— Это так непривычно... Я имею в виду, она же погибла, когда ты была совсем маленькой, но ты можешь общаться с ней, пусть даже и таким образом.

— Знаю, ты сейчас жалеешь, что у тебя нет портрета твоих родителей, но, поверь, отчасти так даже лучше. Не знаю, как объяснить... Понимаешь, изображенный на картине человек — это отпечаток личности умершего, он ведет себя как он, говорит также. Но у портретов нет души, они как бы имитируют эмоции оригиналов, иногда очень достоверно, но это не чувства настоящего, живого человека. А еще портрет не может поменять свои взгляды на мир, изображение не может развиваться как личность. Да и память у них весьма избирательна, особенно в отношении тех событий, которые они наблюдали уже будучи портретами. Мне это папа объяснил лет в пять, конечно, другими словами, попроще, да и я сама много читала о волшебной живописи. В книгах, кстати, описываются случаи, когда волшебники сходили с ума, закрывшись в доме с портретами своих погибших близких. Очень тяжело принять смерть дорого тебе человека, когда ты можешь позвать его по имени и с портрета услышать в ответ его голос. Но я благодарна тому, что волшебники умеют оживлять картины, ведь только благодаря этому я знаю, каким человеком была моя мама.

Гарри промолчал, не подобрав подходящих слов. Панси заметила его сочувствующий взгляд и резко поднялась с кресла.

— Давай больше не будем об этом. Мне надо дописать эссе по Трансфигурации. А ты сделал все, что нам задали на лето?

— Да, но я составлю тебе компанию в библиотеке.

— Отлично! Тогда пойдем, — преувеличенно бодро заявила Панси.

После того, что Гарри видел в Хогвартсе и Малфой-мэноре, библиотека Паркинсонов показалась ему совсем скромной. Панси, по-видимому, думала о том же, потому что, немого смутившись, заметила, что часть действительно стоящих книг ее отцу пришлось спрятать из-за обысков.

— А чтобы авроров не насторожили пустые стеллажи, папа заставил их маггловской литературой. К тому же, так можно подумать, что он любит магглов, а это сейчас выгодно, — Панси брезгливо сморщила курносый носик. — Но на самом деле все это довольно мерзко, и отец думает также, поэтому мне даже подходить к этой макулатуре строжайше запрещено. Ладно, я, пожалуй, примусь за эссе, а ты тоже выбери себе что-нибудь почитать.

Гарри не слышал последние слова Паркинсон, он уже шел вдоль стеллажей, скользя взглядом по названиям на книжных корешках. Поттер нашел несколько фолиантов, которые показались ему интересными, но почему-то мысли раз за разом возвращались к совсем другой книге — невзрачному дневнику в скромной черной обложке.

Что же там может быть? Наверняка что-то очень ценное, важное, секретное. Вот только Гарри совсем не был уверен в том, что он хочет знать тайны Темного Лорда. С одной стороны, там могут быть сведения, которые помогут ему в будущем, но лорд Малфой уже предупреждал, что желание узнать чужие секреты может плохо закончиться.

К тому же на дневник может быть наложено проклятье, которое настигнет любого, кто окажется чересчур любопытным.

Однако соблазн был слишком силен. Гарри представил, как долго он будет жалеть о том, что побоялся рискнуть, тем более в Хогвартсе дневник придется вернуть Драко, а Малфой уж точно не даст заглянуть в загадочную тетрадь даже одним глазком. А здесь, у Паркинсонов, он может подготовиться, найти информацию о том, как определить, наложено ли на книжицу какое-нибудь хитроумное проклятье.

Наконец, Гарри решился и стал одну за другой просматривать книги, в надежде найти что-нибудь, что могло бы пригодиться. Провозиться пришлось довольно долго, но в итоге ему улыбнулась удача — в толстом старом фолианте Поттер обнаружил заклинания, позволяющие приблизительно определить свойства и возможную опасность заколдованных предметов и артефактов. Книга оказалась сложная: написанная заумным языком и рассчитанная явно не на младшекурсников, но Гарри не собирался сдаваться.

Спустя некоторое время Панси отвлеклась от учебника и обратила внимание на друга, который с сосредоточенным видом совершал сложные пассы волшебной палочкой и что-то бормотал, периодически недоуменно морща лоб.

— Эй, чем это ты занимаешься?

— Да так, просто подумал, что заклинание для обнаружения заколдованных предметов может быть полезно — вдруг гриффиндорцы подкинут нам какую-нибудь гадость.

— Все проклятия, на которые они способны, легко убрать элементарным Фините, — пожала плечами Панси, возвращаясь к своему эссе.

Гарри промучился до вечера, но более-менее освоил нужные заклинания, а затем Паркинсон вытащила его прогуляться по саду. Слизеринцы весело провели время, болтая обо всем на свете, и даже устроили шуточный бой, тренируя друг на друге заклинание Агуаменти, в результате чего оба вымокли до нитки.

После ужина, войдя в свою спальню, Гарри закрыл за собой дверь и ненадолго задумался, а затем взлохматил свои и без того растрепанные волосы, вздохнул и положил перед собой на кровать самопишущее перо. Перед тем, как начать исследовать дневник, лучше было проверить действие изученных им заклинаний на чем-то еще.

Спустя несколько минут Гарри выяснил, что его перо абсолютно безопасно, а наложенные на него чары являются бытовыми. Довольно улыбнувшись, Поттер достал из чемодана мантию-невидимку.

— Эксерерис Эссенцие! — широкий росчерк волшебной палочки, и с ее кончика сорвался бледно-голубой луч. Через секунду мантию окутало серое переливчатое свечение. Оно казалось однородным и густым, как кисель, но по его поверхности плавало три темных шарика, напоминающие колючие звездочки, которые выглядели как-то инородно на перламутровой глади и вызывали неприятные ассоциации с гигантскими родинками.

Постаравшись точно запомнить то, что он увидел, Гарри прекратил действие заклинания и зашуршал книжными страницами в поисках похожего описания. Найденная информация очень его удивила — оказалось, серый цвет обозначал не что иное, как некромантию или магию смерти. Более того, судя по тому, что мантия-невидимка полностью исчезла в серебристом тумане, будто бы растворившись в нем, на нее не просто были наложены заклинания, но она сама являлась, как было написано в книге, некой квинтэссенцией магии, воплощением чистого волшебства.

Гарри нахмурился. Что за загадочный предмет подкинул ему Дамблдор? И как вообще можно создать мантию-невидимку при помощи некромантии? Все это было очень странно, но сейчас у него была другая задача — исследовать дневник. Хотя лучше сначала разобраться со странными черными шариками, которые плавали по поверхности свечения, окутавшего мантию.

Листая книгу, Гарри внутренне приготовился к чему-то нехорошему, и интуиция не обманула — загадочные пятнышки оказались ни чем иным, как заклятиями-следилками, благодаря которым можно было определить точное местонахождение мантии. Поттер вздохнул; у него не было никаких сомнений по поводу того, кто так интересуется его жизнью. Гарри понятия не имел, как снять следилки, да еще так, чтобы Дамблдор об этом не узнал, поэтому решение этой проблемы он решил оставить на потом.

Поттер решил, что сейчас самое время переходить к тому, ради чего все это затевалось, так что он осторожно извлек на свет дневник. Рассмотрев его получше, он увидел на переплете дату, которая указывала, что тетрадке ни много ни мало почти пятьдесят лет. Заметив, что от волнения у него даже руки подрагивают, Гарри положил дневник на стол, несколько раз глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, а затем поднял палочку и четко произнес заклинание.

В ту же секунду повеяло холодом, и из дневника вырвался огромный столп дыма. Он закручивался, напоминая смерч, и взвивался почти до самого потолка. Гарри смотрел на него, широко раскрыв глаза, и будто бы оцепенев. Глядя на бушующий перед ним антрацитово-черный вихрь, Поттер размышлял о том, что, похоже, столкнулся с самой настоящей темной магией — древней, безжалостной и смертоносной.

А еще он подумал, что даже некромантию заклинание показывало всего лишь в сером, но не в черном цвете. Так что же может быть страшнее самой смерти?