Глава 6. Совсем по-юношески

- Дима, ты забыл, с кем разговариваешь? – Кирилл Викторович – почему-то мне показалось, что это имя ему подходит как нельзя кстати – чуть нахмурился, а потом вдруг усмехнулся. – Сколько раз я тебе повторял, чтобы ты не носился по моей больнице.

От акцента на предпоследнем слове мне резко поплохело.

- Ты всего лишь крестник владельца, - Дима вздохнул и сел в кресло, такое же, как то, в котором сидела я. Только вот, в отличие от меня, он развалился в кресле совершенно по-хозяйски, скрестив ноги и откинувшись на спинку. Только сейчас я обратила внимание, что парень был не в куртке, а в джемпере на английский манер, из которого выглядывала рубашка. И, более того, ему этот стиль одежды чертовски шел. Да и у его дяди под халатом виднелась серая рубашка, причем явно дороже, чем лучшая моя одежда, вместе взятая.

Мне тут же стало стыдно за свой обычный зеленый свитер, потертые джинсы и совсем не стильные сапоги, но, кажется, эти двое позабыли про другого гостя в этом кабинете.

- Ты же знаешь, что скоро это заведение станет моим. И, в любом случае, я уже не раз тебя предупреждал: веди себя как подобает. Знаешь, вы с вашей подружкой друг друга стоите, - и мужчина красноречиво посмотрел в мою сторону.

- Она мне не подружка, - в резком ответе Димы мое возмущение просто утонуло. – Так ты ответишь на мой вопрос?

- Надо же, а у меня сложилось иное мнение, - самым ужасным было то, что Кирилл Викторович смотрел на меня, не отвлекаясь на более чем недовольного племянника. И под этим взглядом становилось так неуютно, что даже слова, сказанные все тем же чуть ленивым тоном, показались мне хлыстом. – Вот скажите, любезная Маргарита, вы бы на месте моего невежливого племянника бежали бы за девушкой, игнорируя правила дорожного движения и поведения в общественных местах вроде больницы, если бы она не была вам подругой?

Ну и что ответить, когда на тебя так смотрят? Разве что провалиться куда-то в центр Земли, да сгореть там поскорее – лишь бы больше не видеть этих ледяных глаз.

- В любом случае, ребятишки, - мужчина чему-то усмехнулся, а потом посмотрел в упор уже на нас двоих. Не знаю, как ему это удалось, но я снова поежилась, а Дима выровнялся в кресле. – Вам следует ограничить свое общение, или хотя бы не афишировать его. Иначе может случиться что-то плохое.

- Почему это? – резче, гораздо резче, чем следовало, спросила я, с вызовом взглянув на врача. Именно его приказной тон, да еще и это проклятое полуобъяснение, словно вернули меня в реальность – напомнили о том, что я больше всего ненавижу. А больше всего я ненавижу, именно когда мне приказывают, тем более не объясняя при этом ровным счетом ничего. Да и у каждого подростка на клеточном уровне привита привычка идти наперекор, а я все-таки обычный подросток, пусть и не совсем среднестатистический.

Моя вспышка удивила не столько дядю, сколько племянника, который сейчас, судя по всему, пытался найти свою челюсть. Но, впрочем, Дима очень быстро справился с удивлением, и на его губах расцвела улыбка, донельзя похожая на усмешку его дяди.

- Интересная вы личность, Маргарита, - Кирилл Викторович достал еще одну сигарету, а потом недвусмысленно протянул пачку племяннику. Тот отрицательно мотнул головой, на что мужчина лишь скептически хмыкнул. И вот уж не знаю, что поразило меня больше: то, как он спокойно предлагал несовершеннолетнему сигареты, учитывая, что он сам врач, или же то, что Дима отказался – хотя, если я не ошибаюсь, он курил, ну или, во всяком случае, все так считали.

- Так вы ответите на мой вопрос? – напомнила я, отогнав ненужные мысли о стереотипности мышления некоторых конкретных личностей и связанной с этим заторможенности восприятия – я всегда отгоняю от себя нехорошие мысли всякими заумными словечками, от которых у любого, в том числе и у меня, кипит мозг.

- Я бы с удовольствием, но… - врач развел руками, и тут в кабинет постучалась медсестра.

- Кирилл Викторович, вы срочно нужны в 27 палате, - женщина была немного обеспокоенной, да и то неизвестно, из-за чего: из-за того, что что-то произошло с больным, или из-за того, что потревожила начальство. Не знаю, почему я сделала такие выводы, но второй вариант показался мне более убедительным.

- Вот видите, по независящим от меня обстоятельствам, - губы Кирилла Викторовича сложились в улыбку, от которой у меня тут же появилось острое желание кого-нибудь ударить. – Но, думаю, мы с вами еще встретимся, и тогда я постараюсь ответить на ваши вопросы, Марго, - и он покинул свой кабинет, напоследок слишком уж многозначительно окинув взглядом сначала меня, а потом Диму. Да еще и это его «Марго»… была в этом обращении слишком уж непонятная и неприятная мне интонация.

- Вот показушник, - голос Димы заставил меня вздрогнуть: слишком уж неожиданно он прозвучал для меня, погрузившейся в собственные мысли. – Избалованный, самовлюбленный и полностью обделенный чувством такта тип.

Странно, но в голосе Воронцова не было раздражения или злости, лишь усталость и смирение – словно он давно привык к такому дяде и принимает его таким, какой он есть. Хотя, почему «словно»? Наверняка так оно и есть, только с чего парень вдруг говорит подобное здесь и… мне, по сути, никем ему не являющейся?

- Сколько себя помню, он был таким, - после недолгой паузы продолжил свои «откровения» Дима. – Всегда отличался от папы, только вот не скажу, в плохую ли сторону. Его баловали с детства – дедушка, его крестный, мой отец. Ругали, конечно, тоже, но в меру и по существу: за плохое поведение на уроках, прогулы, драки с одноклассниками и прочие дела, которые совершает любой нормальный школьник. Но никогда ему никто и слова не говорил о том, что он тратит много денег – а с Николаем Семеновичем он мог позволить себе очень много, – акцентирует свое превосходство над другими… - он на пару секунд прикрыл глаза и замолчал, словно подбирая правильные слова. – Говоря современным языком, всегда был еще тем мажором, да еще и довольно умным и сообразительным, иначе черта с два работал бы в этой клинике, будь он Николаю Семеновичу хоть единственным и неповторимым сыном. Он ломал чужие жизни, да и ломает до сих пор, не чувствуя даже угрызений совести. Я бы привел тебе пару ярких примеров, но, прости, это наше семейное дело, тебя никаким боком не касающееся. Кирилл… для него существует слишком мало «святого», и если его что-то заинтересовало, то он это не упустит. Хотя бы до тех пор, пока не потеряет этот самый интерес, - и снова молчание, в этот раз, вероятно, чтобы я смогла переварить полученную информацию. Получалось из рук вон плохо.

- Сегодня у меня нет настроения играть с тобой в «Угадайку», поэтому скажу прямо. Я хорошо знаю Кирилла, и прекрасно вижу его отношение к другим людям. Так вот, ты его чем-то раздражаешь, - сказал – как отрезал. Будто я и без него не заметила. Только вот догадываться самой – это одно дело, а вот слышать от другого… Это достаточно обидно, тем более когда раздражать, по большому счету, и нечем. Ну не внешним же видом? Или у этого, как сказал Воронцов, мажора строгие эстетические вкусы, и ему категорически противны люди в дешевой одежде?

Хотя, это я утрирую – и так ведь ясно, что дело тут в чем-то другом, может, и не во мне даже. Во всяком случае, мне почему-то очень захотелось, чтобы все было именно так.

- Расслабься, дело не в тебе, - заметив мое замешательство – очень хотелось верить, что не в обиду, – «успокоил» меня Дима. – Но я сейчас даже не об этом. Вот уж не знаю, чем именно, но ты его заинтересовала.

А вот это уже удивило. Я с сомнением посмотрела на обычный свитер, потертые джинсы и отродясь не видевшие профессионального маникюра ногти – картина получилась более чем неутешительная. И, заметив это, Воронцов поспешил объясниться:

- Нет, не в этом смысле. Как человек, личность, если можно так выразиться. У него вообще отменное чутье на людей, многих он видит едва ли не насквозь, - парень чему-то улыбнулся, должно быть, вспомнил что-то, но тут же стал серьезным. – Белка, держись от него подальше. Это сложно объяснить, но так надо.

- Ты же знаешь, я понимаю сложные вещи, - начала было я, но тут же осеклась под тяжелым взглядом невозможных серых глаз.

- Прости, но это не тот случай, - и снова как приговор: ты мне даже не друг, тебе нельзя знать семейные тайны. Что ж, я и не настаиваю, только вот чем ты, Воронцов, сейчас лучше своего дяди, который велел нечто похожее, тоже ничего не объясняя?

- Воронцов, - я постаралась справиться с нарастающим раздражением, но получилось это не слишком-то хорошо, и мои слова прозвучали слишком резко: - Если ты не знаешь, Кирилл Викторович – лечащий врач моей мамы, и при всем желании мне придется с ним видеться и разговаривать ближайшие две недели. К тому же, следуя твоей логике «ничего не проси объяснить, просто сделай так, как я говорю», мне следует послушать твоего дядю и перестать общаться с тобой. Хотя, мы и так не слишком-то общаемся. А теперь, прости, но мне нужно к маме, - и, резко встав, направилась к двери.

Знаю, глупо, знаю, по-детски, знаю, незаслуженно, но ничего с собой поделать не могу. Ни с самыми неудачными словами, ни с явно оскорбленным тоном, ни с непонятной обидой внутри… А ведь, по сути, мне не на что обижаться: мы с Воронцовым друг другу, и правда, никто, он мне ничего не должен (кроме любимой заколки, про которую я благополучно забываю), но хочет помочь – и сегодня, и вчера, иначе бы с Катей наверняка был Керн. Но это все я понимаю умом, а сердце, чертово сердце, не раз портившее мне жизнь не только аритмией, уперлось в детскую обиду. И оно же болезненно сжалось, когда я открыла дверь и покинула теперь почему-то ненавистный кабинет, услышав за спиной лишь щелчок зажигалки.

«Все-таки куришь, значит», - неизвестно зачем отметила про себя я, горько улыбнувшись. И без того плохой день достиг разряда «худших», а мама, пока я вела беседы с семейством Воронцовых, успела уснуть – а, может, ей просто дали снотворное или успокоительное. Хотя, это даже лучше – я не напомню какой-то случайной фразой о непонятном мамином страхе. А в том, что ей стало страшно, сомнений у меня не возникло. Черт, ну почему я не спросила у Димы, знакомы ли наши родители? Хотя, это бы мало что дало, но точка опоры позволила бы Архимеду перевернуть земной шар*. Хотя, тут он, конечно, ошибался – ну а там кто знает?

Впрочем, мне сейчас было совсем не до открытий Архимеда: хотелось взвыть или, того хуже, напиться. Желательно 96-процентного спирта, и даже не этилового, а метилового, чтобы наверняка. Вчера мне было страшно и больно, а сегодня слишком паршиво. И я до того погрузилась в свои нехорошие мысли, что не заметила стоящего возле ограждения больницы человека.

- Рыжая, подожди, - Дима окликнул меня так неожиданно, что я сначала ответила резкое «Чего тебе?», а уже потом сообразила, что опять повела себя слишком глупо. – Не обижайся ты, я ведь просто идиот.

Такое неожиданное откровение стало последней каплей: на меня накатило состояние, близкое к истерике – я вдруг засмеялась, причем так громко, что люди вокруг начали с опаской коситься в мою сторону, а Воронцов даже отпрянул.

- Белка, успокойся, - парень, удостоверившись, должно быть, что кидаться я ни на кого не собираюсь, взял меня за плечо и посмотрел в глаза, - иначе я отведу тебя к Кириллу, а тот созвонится со своими знакомыми психиатрами, и упекут тебя в Сабурову дачу**.

- Прости, это уже истерика, - не стала скрывать очевидного я, придя в себя. Стало невыносимо стыдно, захотелось провалиться куда-то под землю, но даже позорно сбежать не позволила все еще сжимающая мое плечо Димина рука. И его глаза, такие понимающие и теплые, несмотря на свой холодный цвет.

- Расслабься, я все понимаю, - Воронцов улыбнулся и только потом заметил, что все еще держит меня за плечо. Чуть стушевавшись, он опустил руку и продолжил, глядя куда-то наверх, в окна больницы. – Я вообще-то пришел сегодня не к Кириллу, его рожу я и так созерцаю не меньше трех раз в неделю, и этого более чем достаточно. Катя просила тебе передать, что защиту проектов по биологии перенесли на завтра, на пятый урок. Щербатова, кажется, сегодня уехала куда-то с родителями на весь день, то ли к родственникам, то ли просто на природу, где сеть не ловит…

Но я уже ничего не слушала, а рылась в карманах в поисках мобильного.

- Без двадцати пять. Как думаешь, библиотека еще работает? – от недавней вспышки не осталось и следа, а вот раздражение вкупе с опасением накатило с головой. На следующую неделю несравненная Жаба Павловна задала нам подготовить проекты (распечатанная презентации ли, стенгазета ли на паре ватманских листов – это не столь важно) на тему «Генетика». Вроде бы, ничего сложного, особенно если есть интернет, но вся проблема в том, что требования нашей несравненной биологички едва ли не выше, чем в ВУЗах. Для любого проекта или реферата она требует по меньшей мере три разных источника, со ссылками на страницы, и вполне может принести какую-нибудь книгу из «Списка использованной литературы» тут же на урок и заставить искать, откуда же был взят какой-нибудь тезис. И ведь обязательно пристанет именно ко мне – не любит еще с восьмого класса. Как, впрочем, и половину нашей школы.

- Работает, - Дима не стал уточнять, зачем мне библиотека, и бодрым шагом направился в ее сторону – будто у него завтра был «любимый» урок. И как же хорошо, что он решил помочь: самой дотащить эти три книги, по 500, как минимум, страниц каждая, было бы слишком проблематично, если не травмоопасно. Да и без книг я умудрилась поскользнуться, чем вызвала только смех и ни капли сочувствия.

- Спасибо, что помог, - вот так вот стоять, прощаться, у подъезда… это наталкивало на определенные мысли, которые я тут же гнала от себя. Книги уже были у меня в руках, донести их на седьмой этаж не сложно, даже если идти по ступенькам, но вот совершенно не хотелось подниматься домой одной. Но, с другой стороны… А, к черту другую сторону!

- Не хочешь кофе? – сказать такую простую фразу оказалось на порядок сложнее, чем признаться в четырнадцать парню в том, что он мне нравится. Тогда, правда, все закончилось быстро и печально, а сегодня я за пару секунд успела помолиться всем мыслимым и немыслимым богам, прося, чтобы Дима согласился. Я ведь, и правда, приглашала его только попить кофе, ну и, может быть, поболтать – и никакого подтекста. Только вот запоздало сообразила, что он-то этот самый подтекст вполне может разглядеть.

- Белка, это я так плохо на тебя влияю, или, все же, влюбленная Щербатова? – Воронцов посмотрел на меня так, что в который раз за день захотелось провалиться сквозь землю, или просто прикопать себя в ближайшем сугробе, чтобы до весны не видеть этих насмешливых серых глаз.

- Тебе еще расти и расти, чтобы влиять на меня, - но, несмотря на пока удачно скрываемое смущение, ответ появился сам собой. – Тем более плохо.

- Рыжая, ты меня недооцениваешь, - уверенно парировал Дима, расплываясь в самодовольной улыбке. – Сегодня ты парней домой водишь, завтра с кем-то из учителей поссоришься, а послезавтра подерешься, а виноватым кто будет? Белый и пушистый Воронцов, кто же еще.

- Белый и пушистый, так ты кофе хочешь, или предпочитаешь стоять на морозе? – я улыбнулась и чуть склонила голову набок. Свет фонаря причудливо играл на волосах парня, делая их местами почти золотыми, а серые глаза его сейчас так и струились теплотой, несмотря на холодный цвет. Хотя, какой там холодный! Серый сейчас показался мне самым теплым цветом на свете.

- Пить много кофе вредно, надеюсь, у тебя чай есть?

- Не знаю, - честно призналась я. – Катя находила, может, и ты найдешь.

Чай Воронцов нашел – правда, перед этим успел поиздеваться насчет моей неприязни к лифтам, коварных планов по заманиванию невинных мальчиков в темные коридоры, наглости и непослушания кошек (Лиса, предательница, сейчас уже мурчала на коленях этого наглого типа), количества пакетиков и баночек с кофе и домашних тапочек-мишек, имеющих жизнерадостную радужную расцветку.

- Нет, наркоманские у тебя тапочки, - вынес очередной «вердикт» Дима, допивая свой чай.

- Я же не заставляла тебя их надевать, хотя, похоже, стоило бы, для профилактики, - пока парень осиливал одну-единственную чашку, я допивала уже третью, только с кофе. На этот счет Воронцов тоже не упустил шанса пошутить, за что едва не получил ложкой по лбу.

- Не жалко? – осведомился он, с недоверием на меня косясь.

- Жалко, - безропотно согласилась я, но тут же добавила: - Порвутся еще, а я их люблю. И вообще, меня попрекает тапочками человек, у которого на ключах весит брелок с роботом из мультика?

- Это Бендер, неуч, - назидательно произнес Дима, старательно пытаясь не рассмеяться. – Окстись, если не знаешь, кто это такой.

- Да знаю я, знаю, поэтому и смеюсь, - как ни странно, «Футураму» я смотрела и даже любила, только было это лет пять назад, тогда папа купил мне диск незадолго до своего отъезда. Как сейчас помню, он тогда забирал меня из школы, причем как раз в тот день он говорил с Константином Викторовичем… Вот идиотка! Совсем забыла о том, что надо спросить!

- Слушай, а наши родители ведь знакомы, да? – я внимательно посмотрела на сидящего напротив парня, словно пытаясь уличить его во лжи. Хотя, с чего это Диме врать, да еще в таком незначительном вопросе.

- С чего ты взяла? - а вот тон намекал на то, что есть причины – слишком простой была попытка уйти от ответа. Но Воронцову повезло: у меня заиграл телефон – пришло сообщение. А самым печальным было то, что парню, чтобы достать до мобильного, достаточно было протянуть руку, а вот мне пришлось бы вставать. – Оператор, - Дима без капли стеснения прочел сообщение, к счастью, оказавшееся всего лишь служебным, но вот выпускать телефон из рук не спешил, уже что-то увлеченно клацая. – Слушай, у тебя, что, нет моего номера? Все, я обиделся.

А ведь и правда, номер я не сохранила – не видела смысла, но раз уж Воронцов возмущается…

- Все, теперь у тебя он есть, - довольно улыбнувшись, сообщил он. – Угадай, как подписан.

- Воронцов?

- Слишком официально.

- Дима?

- У тебя уже есть в контактах Дима.

- Дима Воронцов?

- Не вместилось бы. Ваши попытки истекли, - голосом ведущего какого-нибудь шоу сообщил мне парень. – Все гораздо проще: «Князь». Другого такого нет.

- Да уж, от скромности ты не умрешь, - я улыбнулась, но улыбка тут сползла с моих губ, когда я вспомнила о своем вопросе.

- Так знакомы наши родители или нет? – настойчиво повторила я.

- Кажется, да, - не стал в этот раз избегать ответа Дима, но вот только явно он знал больше, чем просто «кажется». – Так, чай был очень вкусным, но мне, увы, пора домой – и так я неприлично задержался, - он поднялся и поставил чашку в мойку. – Можешь не провожать, и тебе тут, кстати, Щербатова звонит. Ответь, а то обидится.

Деваться было некуда: я ответила и уже сквозь обеспокоенное щебетание услышала звук захлопывающейся двери. А уже через 10 минут мне пришло сообщение от Князя: «Мне из-за тебя влетело. Так что, Белка, будешь должна. Не забудь про биологию».

Точно, биология! А я про нее совсем забыла… Но это – и совершенно бессмысленная, но забавная переписка с Воронцовым – не помешало мне все-таки закончить этот чертов проект до полуночи. Только вот по закону подлости биологию отменили.

А вечером следующего дня, когда я возвращалась с больницы, в окнах моей квартиры почему-то горел свет.

_________
* Установив законы рычага, Архимед произнёс слова, ставшие крылатыми: «Дайте мне точку опоры, и я сдвину (переверну) Землю!». Спустя столетия ученые, уже зная массу Земли, подсчитали: если бы в распоряжении Архимеда была точка опоры и даже сверхпрочный рычаг, античный учёный, двигая большее плечо рычага всю свою жизнь, не сдвинул бы Землю даже на волос.
**Психиатрическая больница в г.Харьков (северо-восток Украины)