Глава 18. Не лишняя

Я никогда не думала, что больничный при едва заметно протекающей болезни может стать адом. Что бы там ни говорили об отличниках в общем или обо мне лично, я редко была против возможности прогулять школу по официальным причинам – но в середине последнего года обучения я впервые захотела в школу настолько, что заплакала.

Вернее, плакала я не из-за школы – из-за невозможности хотя бы на несколько часов скрыться в привычный и уютный мир, где нет двуличного Антона-Шекспира и влюбленной мамы.

А мама влюбилась. Это я поняла на второй день больничного, ставший самым ужасным. Пятница часто была для меня несчастливым днем, но часто эта неудачливость проявлялась в мелочах и недоразумениях досадных, но не более. Однако эта зимняя пятница превзошла всех своих предшественниц.

Началась она с дверного звонка – странно, что я вообще услышала его, обычно меня по утрам не разбудишь даже ремонтом у соседей за стенкой – а через полминуты ко мне в комнату заглянула сияющая мама с огромным букетом алых роз.

- Дорогая, как хорошо, что ты уже проснулась! – улыбнулась она, а я уже начала предугадывать самое худшее. – Как ты себя чувствуешь?

- Хорошо, - поникшим – но это сошло за сонный – голосом ответила я, искренне желая опять уснуть и не просыпаться, пока не наступит долгожданное воскресенье – день рождения Кирилла и шанс исчезнуть из дома на целый день.

- Это замечательно, - мама улыбнулась. – Тогда сейчас вставай, умывайся, одевайся, а я пока на стол накрою.

- А какой хотя бы праздник?

- Просто очень хороший день, - и, потрепав меня по голове, покинула мою комнату. Вставать категорически не хотелось, но было необходимо: меньше всего на свете мне хотелось расстраивать маму. Ну и что, что на нашем диване уже наверняка сидит человек, которого я больше всего боюсь, пьет чай из подаренного мне на день рождения сервиза, играет роль хорошего бизнесмена – это все пройдет, обязательно пройдет, а маме лучше не знать, что происходит вокруг ее семьи, за свою жизнь она и так достаточно натерпелась.

Но чего я не ожидала, так это такого взгляда мамы. Они с Антоном-Шекспиром всего лишь говорили, даже не дотрагиваясь друг до друга, а мне уже все стало понятно. Может, потому, что я сама испытываю что-то подобное, а, может, это просто написано в маминых глазах…

Но она влюбилась. Совершенно точно, сидящий напротив нее человек покорил ее сердце, завладел мыслями и желаниями. И он… он улыбался, глядел с нежностью и теплом, и не знай я, кто он на самом деле и что ему нужно, поверила бы в искренность этих темных глаз. А мама верила: слепо, не допуская и мысли об обмане.

У меня закралась кощунственная мысль: так же я верила Диме, не допуская и мысли о том, что наши отношения – лишь обман. И это при том, что обычно я никогда никому, кто говорил о малейшей симпатии в мою сторону, не доверяла, считала, что это вполне могут оказаться изощренные попытки поиздеваться над неяркой заучкой – а с Димой забыла обо всех сомнениях.

Только ему, и правда, можно было верить, а мама смотрела влюбленными глазами на лжеца, лицемера и, скорее всего, даже убийцу.

- Доброе утро, Рита, - первым меня заметил, как ни странно, именно он. – Как ты себя чувствуешь?

- Хорошо, - не размениваясь на вежливость, ответила я, что сошло на усталость и сонливость.

- А я вот подумал: раз уж нам втроем не получится куда-нибудь выбраться вместе, то почему бы не познакомиться поближе в домашней обстановке, - он снова улыбнулся, и даже глаза его, что удивительно, улыбались – вот только виделись в них нехорошие искры, слышался в голосе стальной оттенок. – Твоя мама не возражала, и мы подумали, что ты тоже будешь не против. Мы ошиблись?

От этого «мы» мне стало тошно. Захотелось закрыться у себя в комнате и заплакать, а еще лучше убежать – недалеко, в соседний дом. Вот только тот, к кому хочется убежать, сейчас совсем не дома, и не нужно ему знать – по крайней мере пока ничего ужасного не произошло.

Вспомнив, что от меня ожидают ответа, я отрицательно покачала головой и села на кресло, как можно дальше от Шекспира. И он это заметил: уголки его губ дернулись вверх, на секунду сложившись в усмешку похитителя.

- Вот и славно, - мама улыбнулась еще шире и счастливее. – Обед, - я тут же посмотрела на часы: и правда, было уже начало первого – а я никогда не спала так долго, - скоро будет готов, а пока могу предложить чай или кофе.

- Кофе, - тут же подорвалась с места я, - я сделаю!

- Рит, отдыхай, сегодня на кухне вожусь я, - мама положила мне руку на плечо, опуская обратно в кресло, и скрылась на кухне, снова оставив меня наедине с человеком, которого я предпочла бы вообще не знать.

- Рита, скажи, к чему эта враждебность? – обратился ко мне Антон. Я вздрогнула, но постаралась не выказывать свой страх, - и промолчала.

- Я же не желаю зла ни тебе, ни твоей маме, - продолжал тем временем он, - тем более твоей маме. Она замечательная женщина, каких осталось мало. Не нужно придумывать себе невесть что. Подумай хотя бы о ней.

Это была не угроза. Это был тонкий намек, который легко пропустить – но некогда этот человек таким же тоном угрожал, пусть и завуалировано. Конечно, он мог иметь ввиду совсем не здоровье и жизнь, а счастье и другие абстрактные понятия, но в это совсем не верилось.

- Кстати, мы с Леной позавчера видели тебя с молодым человеком, - тем же вежливо-доброжелательным тоном продолжил говорить Шекспир. – Не желаешь познакомить его с ней? Я с ним, так полагаю, уже знаком.

Внутри меня все похолодело. Значит, мама и этот человек нас заметили – только мама, к счастью, не узнала. Но вот представлять ей Диму как моего парня…

«Остерегайся этого… мальчика».

- Правда, Лена вас не заметила – а я не стал ей говорить, полагая, что тебе лучше рассказать все самой, - впервые в жизни слова Антона меня хоть немного, да обрадовали. – Но вот твоему молодому человеку обо мне по-прежнему лучше не рассказывать.

- Я помню, - тихо подтвердила я, и тут вернулась мама. Фарс начался и продолжился до пяти вечера – и то спасибо Кате, решившей, что раз я уже почти здорова, то мне следует погулять, свежий воздух ведь выздоравливающим полезен. Разумеется, гуляли мы не вдвоем, совсем не вдвоем.

Это повторилось и в субботу, а воскресенье наступило как-то совсем уж незаметно.

Я опять солгала: отпросилась в гости к Кате, причем с ночевкой – так, на всякий случай, чтобы не возвращаться домой после одиннадцати – а раньше, как сказал Кирилл, меня никто не отпустит. Мама не возражала: в понедельник я была еще на больничном – вернее, должна была посетить врача, чтобы тот выписал справку и отправил в школу, а общение с подругой, по ее мнению, только пошло бы мне на пользу.

Извечный вопрос: «Что надеть?» - благодаря все той же Кате решился быстро. Она, пользуясь отсутствием моей мамы, перевернула вверх дном весь мой скудный гардероб, откопала там вполне себе приличную тунику, про которую я благополучно забыла, настолько же приличные черные джинсы, подобрала украшения из заветной шкатулочки, заставила обуть сапоги на каблуке – спасибо маме за то, что они вообще у меня есть, я такое не слишком-то люблю – даже накрасила неброско, но красиво, и привела в порядок мои непослушные волосы – но это уже у себя дома, мотивируя это тем, что у меня нужного для приведения в восхитительный вид днем с огнем не сыщешь. Да и без того мы бы отправились сначала к Кате, а уже оттуда бы меня забрал Дима – что он, собственно, и сделал.

И, цитируя Щербатову, «мальчик малость прифигел».

- Прекрасно выглядишь, - сказал наконец он, целуя меня чуть дольше, чем обычно в качестве приветствия, и обратился к подруге. – Кать, я обязан вернуть эту красавицу сегодня?

- Не обязан, - хихикнула она, совершенно не считаясь с моим мнением. Хотя, кто сказал, что я буду с ней спорить? – Мама с папой уехали, так что дома я сама – приводи хоть в четыре утра, я все равно спать не буду. Только смотри, не испорть мне девочку!

«Девочка» попыталась замахнуться на языкатую подружку, но Дима придержал меня, а эта паршивица тем временем вручила ему мои куртку, шарф, шапку и сумочку и закрыла дверь с той стороны, оставив меня наедине не только с самым любимым парнем, но и сомнениями (А уместна ли я на чужом празднике? А подходяще ли одета?)

Правда, сомнения эти развеялись еще до того, как я переступила порог дома отца Кирилла, с которым он часто жил, за что спасибо Алине, которая ехала, как оказалось, вместе с нами. Прежде всего, благодаря ей я поняла, что не одна не стала наряжаться во что-то праздничное или хотя бы официальное: на ней вообще красовались синие джинсы и светло-лиловый кардиган, под которым виднелась черная американка с цветочным узором (ей, обладательнице роскошных черных волос, эта одежда невероятно шла). Дима, правда, сегодня надел рубашку – и как же она ему шла!

- Кирилл заставил, - хихикнув, прокомментировала Алина, а потом добавила объяснение, которое немного меня успокоило: оказывается, из приглашенных одиннадцати человек только пятеро были членами их семьи, а троих из оставшихся вообще знал только сам именинник. Я, к слову, к этим троим не относилась – Димина сестра сразу же вспомнила меня, и мы разговорились так, словно были хорошими знакомыми, почти подругами.

- Кстати, этот праздник – еще и повод познакомить дедушку с тобой, - когда мы уже подъехали и шли по расчищенной от снега аллее, «обрадовала» меня Алина. – Кирилл говорил ему, что ты на нашего оболтуса хорошо влияешь – вон, даже со школы не звонят, не жалуются.

Я застыла на месте, понимая, что боюсь идти дальше: тут же вспомнилось то, что любимый внук главы семейства совсем недавно оказался в беде по вине моего отца – и моей заодно.

- Рыжая, не спи, замерзнешь, - мягко дотронулся до моего плеча Дима и тише добавил: - Старик, и правда, хотел с тобой познакомиться, но его совершенно не волнует то, о чем ты сейчас подумала – он просто знает твоего отца. Да и, к тому же, - уже громче продолжил он, чтобы слышала и Алина, - Кирилл тоже сегодня обещал всех познакомить со своей избранницей.

- Ах, да, я и забыла, - резко растеряв всю веселость, ответила брюнетка, как мне показалось, силясь не скривиться. Только в глазах ее на миг промелькнуло что-то странное – что мне, как я решила, скорее показалось.

Как выяснилось, один человек, более чем заморачивающийся над своим внешним видом, все же на празднике присутствовал – та самая девушка Кирилла, Ника. Она надела коктейльное платье темно-бордового цвета, сделала прическу, да и вообще выглядела впечатляюще. Она оказалась красавицей где-то одного со мной роста, обладательницей коротких черных (правда, в отличие от Алины, крашеных) волос, карих глаз, почти голливудской улыбки и какого-то странного шлейфа, оставляющего после себя не самое лицеприятное впечатление. Будто я ожидала от Кирилла кого-то другого: мне он не казался человеком, клюющим на внешний лоск, за которым почти нет искренности.

А вот остальные гости – и даже Виктор Иванович, тот самый Князь – мне понравились, а одну из гостей я знала не понаслышке – это оказалась медсестра с моей школы; и, хоть из всех гостей я была самой младшей и самой далекой имениннику, это как-то забылось. Подарок Кирилл оценил по достоинству, пообещал поставить у себя в кабинете и как-то ненавязчиво пригласил меня к себе после осмотра у врача. Все в тот же многострадальный кабинет было обещано повесить и картину какого-то современного художника с громким названием «Любовь на пепелище» и совершенно непонятными пятнами вместо собственно картины – подарок Ники, которым она жутко гордилась. А вот Алина подарила небольшой сверток, стребовав с дяди обещание, что он откроет его исключительно в одиночестве.

А когда праздничное застолье перешло в стадию затишья, все разбрелись на две группы: старшие (Виктор Иванович, Константин Викторович, Леся Викторовна и Николай Семенович) поднялись в кабинет, прихватив подаренные Виктору Ивановичу бутылки коньяка, а остальные, и я в том числе, отправились играть в бильярд. Ну, играть – громко сказано, выяснилось, что ни Ника, ни Алена – и уж тем более я – играть в бильярд не умеют. И если сначала виновник праздника и его племянник предпринимали попытки нас научить играть, то вскоре оставили эти бесполезные потуги, сконцентрировавшись на игре. И игра, скажу я вам, того стоила: в бильярде я не разбираюсь, но с 99%-ой уверенностью могу сказать, что играли все мастерски. Особенно Алина и Кирилл – в итоге они остались играть один на один, причем племянница явно не уступала дяде.

- Такими темпами Кириллу придется дарить Алине свой портрет с надписью «Победителю-ученику от побежденного учителя», - хихикнула Алена (вот уж судьба пошутила с именами – не хватает еще Лены для полного счастья, ей-богу), опустошая бокал с шампанским. Мне она попыталась предложить аналогичный бокал лишь однажды – но тут же получила нагоняй от двух Воронцовых сразу. А вообще, наша школьная медсестра оказалась на удивление веселой, интересной и притягательной особой.

- Это ведь он учил ее играть, - тем временем продолжила Алена, убирая назад свои золотистые кудри. – Хвастался еще, что смог научить чертовски нетерпеливую и вздорную девчонку, а потом сокрушался, что меня научить не смог, - она улыбнулась, а в глазах ее заиграла ностальгия.

- Вы с Кириллом вместе учились? – уточнила я, ловя себя на мысли, что мне это, и правда, интересно. Вдруг подумалось: а не похожа ли Алена на ту самую статуэтку, секрет которой до сих пор не разгадан – ведь свою девушку Кирилл если и любил, то не так сильно, как первоначальную владелицу фарфорового секрета.

- Ага, и в школе, и в универе, чтоб его, - поморщилась девушка, оставляя мне только гадать, что именно она проклинает – универ или своего одноклассника-одногруппника. – Мне за девятнадцать лет, что мы знакомы, эта хитрая рожа так опротивела, ты бы только знала!

Я улыбнулась – что-то подобное я уже как-то слышала, только от Димы.

- Если он тебя услышит – обидится, - вспомни солнце – вот и лучик, как говорится. Ну, или зараза – судя по нехорошим огонькам в любимых серых глазах. – Надеюсь, ты мне тут Белку мою не спаивала? – и, паршивец, потрепал меня по уложенным с огромным трудом волосам – при этом игнорируя словами.

- Еще чего не хватало – ученицу спаивать, - фыркнула Алена, - и вообще, надо хотя бы с возлюбленной друга познакомиться как следует – что в ней этот идиот, вообще, нашел? – и, не дождавшись ответа, отправилась «знакомиться как следует» - Дима тут же присел на ее место.

- А ты еще удивлялась моим знакомствам, - улыбнулся он, притягивая меня к себе и легко целуя. – Тебя дед хотел видеть.

Я тут же отодвинулась от парня, разом растеряв все то замечательное расположение духа, в котором находилась до сих пор. Наверно, даже побледнела немного.

- Да не бойся ты так, он не кусается по праздникам, - «успокоил» меня Дима, совершенно бесцеремонно поднимая и уводя к ступенькам. – Серьезно, Рита, он не скажет тебе ничего плохого – просто хочет познакомиться, цитирую, «со столь примечательной юной леди». И не спрашивай, что именно он имел в виду – сам не знаю, - он остановился у двери, за которой, судя по всему, и был Князь Виктор Воронцов, чмокнул меня в щеку и буквально втолкнул в комнату – но на удивление мягко и ненавязчиво.

Мужчина – стариком Виктора Ивановича назвать у меня язык не поворачивался – стоял спиной к двери и вглядывался в темноту за окном, в лучших традициях американского кино. Ему еще не хватало накинутого на плечи пиджака и сигары в зубах – и вот он, вылитый мафиозный босс.

Я сглотнула, когда Виктор Иванович наконец-то повернулся к нам и заговорил: не со мной – с Димой:

- С тобой хотел поговорить отец, и лучше бы тебе хотя бы сегодня не заставлять его ждать.

Внук, как по мановению волшебной палочки, тут же испарился, напоследок успев сжать мою руку.

- Ты не стой, садись, - наконец-то обратился ко мне мужчина. – Так вот значит, какая ты, Рита Беликова, - и улыбнулся. Той самой улыбкой, в которую я была влюблена.