Глава 16, в которой сэр Ланселот приоткрывает бамбуковую ширму и убеждается в правоте истории о замке Лихтенштейн

Ког­да я го­ворил, что Дао не на­казы­ва­ет нас, а ис­полня­ет на­ши же­лания, то не шу­тил ни од­ной ми­нуты. На­каза­ние Дао есть ис­полне­ние на­шего за­вет­но­го же­лания. Прав­да, ча­ще все­го, это про­ис­хо­дит так, что мы жа­ле­ем о са­мом же­лании. В та­кие ми­нуты ужас­но жа­ле­ешь, что оно ис­полни­лось, а не ос­та­лось слад­кой гре­зой, сог­ре­ва­ющей ду­шу сво­ей нес­бы­точ­ностью.

В пра­воте этой мыс­ли я убе­дил­ся в осенью семь­де­сят седь­мо­го го­да. Тог­да из-за вой­ны Рос­сии с Пор­той ме­ня пе­реб­ро­сили в Еги­пет. Том я поз­на­комил­ся в Алек­сан­дрии с маг­лов­ским про­фес­со­ром ис­то­рии Эн­то­ни Фос­се­том. Мы сра­зу за­вели при­ятель­ские от­но­шения. Я с боль­шим удо­воль­стви­ем слу­шал рас­ска­зы это­го от­но­ситель­но мо­лодо­го тем­но­воло­сого че­лове­ка с ве­селым блес­ком в гла­зах, а он… Не знаю, чем имен­но он за­ин­те­ресо­вал ме­ня. Мо­жет, уме­ни­ем слу­шать, а мо­жет чем-то еще. Мне нра­вилась его но­вомод­ная ма­нера но­сить по­ход­ный кос­тюм гор­чично­го цве­та. Мы, лю­ди ста­рого по­коле­ния, не мог­ли пред­ста­вить ино­го, кро­ме уголь­но-чер­но­го или свет­ло-бе­жево­го.

— Зна­ете, мис­тер Ро­ули, од­нажды я пе­режил ужас­но горь­кое ра­зоча­рова­ние… — улыб­нулся Фос­сет, стук­нув сво­ей тон­кой чер­ной трос­точкой.

— В люб­ви? — бро­сил я. — Это ра­зоча­рова­ние пе­режи­ли мы все.

— Нет. В про­фес­сии, — дер­ну­лась ще­поть его усов.

День кло­нил­ся к за­кату и при­ят­ный мор­ской бриз до­летел до нас с мор­ской гла­ди вмес­те с на­бегав­ши­ми на бе­рег пе­нящи­мися вол­на­ми. Мы ос­та­нови­лись у па­рапе­та и вмес­те пос­мотре­ли на мор­скую гладь. В Алек­сан­дрии мо­ре тем­но-си­нее, слов­но на­сыщен­ное сре­дизем­но­мор­ским сол­нцем. Я не спе­шу с вы­вода­ми и про­дол­жаю слу­шать.

— Как-то на уро­ке в шко­ле я уз­нал, что в де­вятом и де­сятом ве­ках ры­цари и ба­роны пос­тро­или ку­чу зам­ков, — вздох­нул он. — В учеб­ни­ке нам рас­ска­зыва­ли ро­ман­ти­чес­кие ис­то­рии об их оса­дах, под­земных хо­дах, ве­дущих к дре­муче­му ле­су, глу­боких рвах и мощ­ных баш­нях. С тех пор я ужас­но меч­тал най­ти зам­ки де­вято­го или на са­мый ху­дой ко­нец де­сято­го ве­ка.

— А их, ес­тес­твен­но, не су­щес­тву­ет? — спро­сил я.

— Вы очень до­гад­ли­вы, мис­тер Ро­ули… — вздох­нул он. — Я ви­дел мно­го зам­ков пят­надца­того ве­ка, ре­же че­тыр­надца­того, иног­да три­над­ца­того. Я ви­дел фраг­менты ба­шен две­над­ца­того ве­ка. Но зам­ков де­вято­го и де­сято­го ве­ков, от­ку­да ве­ли под­земные хо­ды к дре­мучим ле­сам, мне встре­тить так и не до­велось.

— Три­над­ца­того вас не ус­тра­ива­ли? — спро­сил я с теп­лой иро­ни­ей и дос­тал я труб­ку.

— К со­жале­нию, нет, — мой со­бесед­ник пос­ле­довал мо­ему при­меру. — На­читав­шись ро­ман­ти­чес­ких ис­то­рий про ры­царей, ба­ронов и штур­мы зам­ков в де­вятом и де­сятом ве­ках, я ужас­но хо­тел уви­деть их сво­ими гла­зами. Тем бо­лее, что я твер­до ве­рил: один за­мок тех вре­мен все-та­ки су­щес­тву­ет!

— А вот это уже ин­те­рес­нее, — вы­пус­тил я по при­выч­ке струй­ку ды­ма. — В лю­бом пра­виле ме­ня всег­да ин­те­ресу­ют ис­клю­чения, — до­бавил я. Что, кста­ти, бы­ло чис­той прав­дой: всег­да ин­те­ресо­вал­ся си­ту­аци­ями, для ко­торых пра­вила не дей­стви­тель­ны, ибо хо­тел уз­нать по­чему.

— В на­шем учеб­ни­ке ря­дом с зах­ва­тыва­ющим рас­ска­зом о штур­ме зам­ков в де­сятом ве­ке бы­ла кар­тинка уди­витель­но­го зам­ка на ска­ле, — про­дол­жал Фос­сет. — Это был не­боль­шой за­мок в го­рах с ус­трем­ленной вверх тон­кой изящ­ной баш­ней из бе­лого кам­ня. Она слов­но воз­вы­шалась над го­рами с мас­сивные ле­сом. А сам за­мок так­же был ук­ра­шен мел­ки­ми баш­ня­ми и из­ре­зан по­лук­руглы­ми ок­на­ми.

— И вы наш­ли тот, пос­ледний за­мок де­сято­го ве­ка? — спро­сил я, хо­тя уже за­ранее знал, что от­вет бу­дет от­ри­цатель­ным. «На­вер­ное, он рух­нул, ког­да Фос­сет на­шел его или что-то в та­ком ро­де», — по­думал я.

— Я дол­го ис­кал о нем све­дения, по­ка не уви­дел его в од­ном пу­тево­дите­ле. Там я уз­нал, что он на­ходит­ся в Ба­ден-Вюр­тембер­ге, мес­течке Хан­нау. Я пос­пе­шил ту­да и, пред­ставь­те, по­годим сен­тябрь­ским днем уви­дел этот за­мок на го­ре во всем его ве­лико­лепии! Тон­кая вы­сокая баш­ня бы­ла бе­лой. Бе­лой, как и я пред­по­лагал…

Я мол­чал, вни­матель­но гля­дя на вол­ны. Ког­да че­ловек рас­ска­зыва­ет о сок­ро­вен­ном, луч­ше его не пе­реби­вать.

— Да­же тот же ров! Для ме­ня это бы­ло двой­ным удо­воль­стви­ем, — вздох­нул Фос­сет, — най­ти его имен­но в сен­тябрь­ский день. Ведь имен­но ран­ней осенью я при­думы­вал ку­чу ис­то­рий о штур­ме это­го зам­ка, о пи­рах, охо­те и ска­зоч­ных чу­дови­щах жи­вущих воз­ле не­го. Я пред­став­лял се­бе по­гожий осен­ний день с лег­кой дым­кой, за­рос­ший плющ и ди­кий ви­ног­рад, воз­вра­щение с охо­ты… И вот те­перь все мои меч­ты слов­но сош­ли с кар­тинки!

«А так не бы­ва­ет, — по­думал я, гля­дя на мо­ре. — Ско­рее, все­го сей­час бу­дет ка­кая-то па­кость». — Вол­ны, на­бегая, раз­ле­тались о бе­рег, под­ни­мая вверх ма­лень­кие ка­муш­ки.

— Я сто­ял и с вос­торгом смот­рел на оку­тан­ные осен­ней дым­кой го­ры, — про­дол­жал мой со­бесед­ник. — Но на ду­ше по­яви­лось не хо­рошее пред­чувс­твие: как стран­но, что здесь так ма­ло из­ме­нилось за ты­сячу лет! Это бы­ли не ру­ины, а слов­но вол­шебс­тво пе­ренес­ло ме­ня на де­вять­сот лет на­зад.

— Воп­рос, прав­да, ин­те­рес­ный, — пос­мотрел я на мор­скую рябь, уси­ливав­шу­юся от вет­ра.

— А за­гад­ка ре­шалась прос­то, — от­ве­тил Фос­сет, пых­нув та­баком в ще­точ­ку чер­ных усов. — За­мок на­зывал­ся Лих­тен­штейн…

— Лих­тен­штейн? — пе­рес­про­сил я. — Но ведь я слы­шал о нем, ког­да за­кан­чи­вал… — Я вспом­нил, что тог­да пи­сали о чу­дес­ном ро­ман­ти­чес­ком мес­те для…

— Имен­но, мис­тер Ро­ули! Этот за­мок пос­тро­ил в ты­сяча во­семь­сот со­рок вто­ром го­ду ар­хи­тек­тор Алек­сандр Хай­де­лофф для Его Вы­сот­чес­тва гер­цо­га Виль­гель­ма Урах­ско­го! Кста­ти, ми­лей­ше­го че­лове­ка и хо­роше­го уче­ного, — по­низил го­лос Фос­сет.

— Да, прав­да! — ска­зал я. — Об этом чу­де пи­сали в год мо­его окон­ча­ния шко­лы… Тог­да по­яви­лась мо­да ез­дить ту­да на ак­ва­рели…

Те­перь я от­четли­во вспом­нил кол­догра­фию в «Про­роке». В на­ши вре­мена у юных вол­шебниц бы­ла мо­да пу­тешес­тво­вать к зам­ку Лих­тен­штейн на этю­ды: ри­совать зна­мени­тую баш­ню и зо­лотые осен­ние листь­ями фо­не ла­зур­но­го не­ба. В этом зам­ке был ка­кой-то уди­витель­ный у­ют на­шего вре­мени со­роко­вых го­дов с его пик­ни­ками, этю­дами и лю­бовью к Сред­не­вековью, ког­да мир ка­зал­ся не­веро­ят­но ус­той­чи­вым, у­ют­ным и ста­биль­ным, а влюб­ленные наз­на­чали сви­дания у ру­ин.

— Имен­но мой друг! Мо­да на за­мок Лих­тен­штейн прош­ла к пя­тиде­сято­му го­ду, и он по­пал, как ил­люс­тра­ция, в учеб­ник ис­то­рии — па­раг­раф, где рас­ска­зыва­лось о де­сятом ве­ке. И я по­верил в эту сказ­ку…

— Но ведь там на­вер­ня­ка был в ста­рину за­мок… — не­уве­рен­но ска­зал я.

— О, его раз­ру­шили еще в ты­сяча трис­та во­семь­де­сят пер­вом го­ду! — убеж­денно ска­зал Фос­сет. — А Его Ве­личес­тво Фре­дерик Вюр­темберг­ский рас­чистил все ру­ины для зам­ка.

— Тог­да по­чему имен­но его взя­ли для ил­люс­тра­ции к рас­ска­зу о жиз­ни ба­ронов де­сято­го ве­ка? — не­до­уме­вал я. По­нюхав мор­ской воз­дух, я вдруг по­нял, что от мо­их кос­тю­мов дав­но пах­нет та­баком.

— А по­тому что, мой друг, весь рас­сказ об их жиз­ни был пе­рес­ка­зом ро­мана ве­лико­го Виль­гель­ма Га­уфа «Лих­тен­штейн», — ве­село прыс­нул Фос­сет. — А за­мок Лих­тен­штейн пос­тро­или как фан­та­зию на те­му де­сято­го ве­ка по мо­тивам ро­мана!

Мы пе­рег­ля­нулись и рас­сме­ялись.

«Я уви­дел мои гре­зы, но по­жалел, что они ста­ли явью», — как го­ворил Кон­фу­ций, пу­тешес­твуя по уны­лым сте­пям у Жел­то­го мо­ря.

***



Я час­то вспо­минаю то да­лекое ле­то со­рок вто­рого го­да, ког­да мы толь­ко за­кон­чи­ли Хог­вартс. На­кану­не и сра­зу пос­ле вы­пус­кно­го ба­ла нас­ту­па­ет чу­дес­ное вре­мя, ког­да те­бе ка­жет­ся, что ты уже сов­сем взрос­лый, а са­ма жизнь — бес­ко­неч­ность. В пос­ледние дни уче­бы мы хо­дили вмес­те у Чер­но­го озе­ра, обе­щая друг дру­гу веч­ную друж­бу. По­том на са­мом вы­пус­кном мы ве­сели­лись, ста­ра­ясь или по­бесить­ся на­пос­ле­док, или, де­лая вид, что мы уже нас­то­ящие взрос­лые. Нап­ри­мер, на­рочи­то го­ворить за сто­лом о це­не и ка­чес­тве при­об­ре­тен­но­го ви­на, об обив­ке оре­ховых стуль­ев из лав­ки «Ин­горд» или на­рочи­то пре­давать про­гул­ку од­но­кур­сни­це под ру­ку ми­мо озе­ра. Де­воч­ки охот­но сог­ла­шались, ибо зна­ли, что как толь­ко нас­ту­пит ут­ро, они пе­рей­дут в раз­ряд не­вест, и все их воль­нос­ти на этом за­кон­чатся. Ну, а де­вуш­ки из знат­ных ро­дов и вов­се не мог­ли при­нять учас­тие в ве­селье: они не­вес­ты уже сей­час.

За­тем приш­ли зо­лотые две не­дели. Мы за­кон­чи­ли Хог­вартс, но еще не мо­жем рас­стать­ся друг с дру­гом, не мо­жем на го­ворит­ся. Мы ре­гуляр­но со­бира­ем­ся у ко­го-то или ор­га­низу­ем пик­ни­ки на при­роде. Нам ка­жет­ся, что так бу­дет всю даль­ней­шую жизнь, ко­торую мы неп­ре­мен­но прой­дем все вмес­те. Ведь прош­ли уже две не­дели пос­ле окон­ча­ния Хог­вар­тса, а мы все вмес­те. И от это­го ощу­щения про­дол­жа­юще­гося праз­дни­ка и­юль­ское не­бо ка­жет­ся без­донным, тра­ва гус­той, а за­пах кле­вера на­пол­ненным бу­дущим счасть­ем.

В ав­густе все ме­ня­ет­ся: у каж­до­го по­тихонь­ку по­яв­ля­ют­ся свои де­ла. Мы еще встре­ча­ем­ся и бол­та­ем, но уже не впя­тером, а по двое или по трое. Мы, ра­зуме­ет­ся, спра­шива­ем друг дру­га о том, как де­ла у Нот­та или Розье, но уже на­чина­ем уз­на­вать друг о дру­ге не нап­ря­мую, а из чу­жих уст. К кон­цу и­юля я плот­но за­сел за ки­тай­ские кни­ги и рас­ши­рен­ный курс ЗО­ТИ, го­товясь пос­ту­пать в спе­ци­аль­ную ака­демию при Ав­ро­рате. Наш дом на­ходит­ся у по­бережья, и от не­го, не­види­мого за де­ревь­ями, пах­нет пес­ком, выб­ро­шен­ны­ми во­дорос­ля­ми и солью. На ак­ку­рат­но подс­три­жен­ной жи­вой из­го­роди ян­тарны­ми кап­ля­ми зас­ты­ли яго­ды ши­пов­ни­ка. Ког­да я ус­та­вал от под­го­тов­ки, то вста­вал и шел гу­лять к мо­рю, рас­ку­ривал тай­ком от ма­туш­ки та­бач­ную труб­ку.

Как-то в се­реди­не ав­густа ко мне за­шел пос­ле обе­да Ар­нольд. Он был нас­толь­ко сво­им че­лове­ком, что за­ходил прос­то, не от­прав­ляя со­вой ви­зит­ку о на­мере­нии по­бывать у нас. Тол­кнув ка­лит­ку, Ар­ни про­шел по за­сыпан­ной пес­ком ка­мен­ной до­рож­ке, сту­чал для по­ряд­ка в дверь и сра­зу вхо­дил без це­ремо­ний. Навс­тре­чу ему вы­шел наш эльф Суд­рик, что­бы взять ман­тию, и со­об­щил, что «мо­лодой хо­зя­ин» у се­бя на­вер­ху. Я ус­лы­шал их раз­го­вор и улыб­нулся. Про­ходя ми­мо биб­ли­оте­ки, Ар­ни обя­затель­но стол­кнет­ся с Эло­изой — про­тив­ной до­черью те­ти Аг­нессы, ко­торая как раз за­кон­чи­ла чет­вертый курс. Удоб­но ус­тро­ив­шись на ков­ре и за­кутав­шись в плед, она как раз раз­го­вари­вала че­рез ка­мин с под­ру­гой.

Я улыб­нулся и сде­лал пе­рерыв и за­курил труб­ку. Ког­да Ар­нольд во­шел, он не смог сдер­жать­ся от каш­ля из-за па­ров та­бач­но­го ды­ма. За­то на ще­ках Ар­ни вид­не­лись по­резы, ко­торые он на­мерен­но не сво­дил: он очень гор­дился тем, что бре­ет­ся уже каж­дый день. Я к то­му вре­мени то­же брил­ся, но пох­вастать­ся, что каж­дый день, еще не мог.

— Хо­чешь та­баку? — спро­сил я, да­же без де­жур­ных при­ветс­твий Ар­ноль­ду.

— Да­вай, — бро­сил он пло­то­яд­ный взгляд на ле­жав­шую в шка­фу ко­рич­не­вую труб­ку. — А, мо­жет, пор­твей­на нем­но­го? — пло­то­яд­но блес­ну­ли его гла­за.

— По­чему бы и нет? Суд­рик! — поз­вал я. — Раз­лей-ка нем­но­го пор­твей­на мне и мис­те­ру Бэр­ку, — ска­зал я. — Толь­ко не взду­май ска­зать или по­казать ма­туш­ке или мисс Эло­изе, — пог­ро­зил я паль­цем.

— Хо­зя­ин все пре­дус­мотрел… — с улыб­кой от­ве­тил Суд­рик.

Он лю­бил ме­ня с детс­тва, наш ста­рый доб­рый эльф. До сих пор не мо­гу за­быть, как за­бав­но он шмы­гал пя­тач­ком, слу­шая иног­да мои ука­зания. Ар­нольд за­ливал­ся от сме­ха, удоб­но ус­тро­ив­шись в тем­но-зе­леном крес­ле.

— Зна­ешь, про что бол­та­ет твоя ку­зина с под­ру­гой? — про­шеп­тал он с за­говор­щицким ви­дом.

— Мы это­го не зна­ем и знать не хо­тим! — от­ве­тил я, те­ат­раль­но мах­нув ру­кой.

Ар­нольд звон­ко рас­сме­ял­ся.

— А из те­бя бы вы­рос от­менный ми­нис­тер­ский бю­рок­рат, — фыр­кнул мой друг. Я с улыб­кой пос­мотрел на его вы­сокий чер­ный ци­линдр, за­лих­ват­ски пос­тавлен­ный на мо­ем сек­ре­тере.

Я ни­ког­да не лю­бил дочь те­ти Аг­нессы за ее же­манс­тво, спесь и все­доз­во­лен­ность. Ме­ня ужас­но раз­дра­жало, что моя стро­гая те­тя смот­ре­ла сквозь паль­цы на по­веде­ние мисс Эло­изы. В глу­бине ду­ши я меч­тал, что­бы ма­туш­ка от­менно по­учи­ла ее роз­гой — так­же, как ме­ня те­тя Аг­несса. Но мо­им меч­там не суж­де­но бы­ло сбыть­ся: это про­тив­ней­шее су­щес­тво мни­ло се­бя цен­тром ми­роз­да­ния и поз­во­ляло се­бе не­мыс­ли­мые воль­нос­ти. Впро­чем, иног­да я все же зло­рад­но на­де­ял­ся, что все­доз­во­лен­ность мисс Эло­изы сос­лу­жит ей дур­ную служ­бу, соз­дав ку­чу ра­зоча­рова­ний те­туш­ке.

— Ну вот пред­ставь: она уже упот­ребля­ет сло­веч­ки «а все муж­чи­ны!» — мно­гоз­на­читель­но из­рек Ар­нольд.

— Зна­ешь, ког­да я их слы­шу, мне ужас­но хо­чет­ся ска­зать «а все жен­щи­ны», — хмык­нул я. Вбе­жав­ший эльф при­нес нам яб­лочную шар­лотку и два бо­кала пор­твей­на. Я поб­ла­года­рил Суд­ри­ка и пог­ла­дил по го­лов­ке: он всег­да был рад ус­лы­шать от ме­ня пох­ва­лу.

— А как ты от­но­сишь­ся к жен­щи­нам? — мно­гоз­на­читель­но пос­мотрел на ме­ня Ар­ни, от­ло­мив ку­сочек яб­лочной шар­лотки.

— А как ты от­но­сишь­ся к Зонд­ским ос­тро­вам? — не­воз­му­тимо от­ве­тил я, так­же взяв пор­твейн.

— Ну… Они есть… — Ар­нольд за­мял­ся. Он, по­хоже, ожи­дал под­во­ха, что­бы об­ви­нить ме­ня в нев­ни­мании к но­вомод­но­му тог­да «жен­ско­му воп­ро­су».

— Вот и я так­же от­но­шусь к жен­щи­нам: «Ну, они есть», — по­жал я пле­чами.

Мы пос­мотре­ли друг на дру­га и прыс­ну­ли, как и по­ложе­но маль­чиш­кам в во­сем­надцать лет, во­об­ра­жав­ши­ми се­бя муд­ре­цами. За­тем при­губи­ли пор­твейн и от­пи­ли по глот­ку.

— Пос­ту­пило твор­ческое пред­ло­жение: схо­дить на мо­ре, — пред­ло­жил Ар­нольд, рас­смат­ри­вая ле­жав­ший у ме­ня на сто­ле тол­стый сло­варь ки­тай­ско­го язы­ка.

— По­чему нет? Я толь­ко за то, что­бы раз­ве­ять­ся, — пос­та­вил я на сто­лик на­поло­вину от­пи­тый бо­кал. Пор­твейн об­ла­да­ет уди­витель­ны­ми свой­ства­ми, да­вая лег­кое го­ловок­ру­жение: хо­тя, мо­жет, по­тому, что мы бы­ли еще маль­чиш­ка­ми.

— А пред­став­ля­ешь… — Ар­нольд мно­гоз­на­читель­но пос­мотрел на пол­ку… — Эло­изу соб­лазнит ка­кой-ни­будь гриф?

Я прыс­нул. Про­тив­ная ку­зина, зах­ва­чен­ная гри­фом, — зре­лище столь не­веро­ят­ное и воз­бужда­юще, что я не мог не рас­сме­ять­ся, пред­став­ляя эту сце­ну.

— Как же он соб­лазнит та­кую юную ле­ди? — хмык­нул я.

— А вот так. Влю­бит­ся она в его квид­дичную иг­ру, а пос­ле мат­ча он ее…

Ар­ни нак­ло­нил­ся и про­шеп­тал ту пош­лость, ко­торые мы все не­сем в том воз­расте, что­бы по­казать свою взрос­лость. Я не вы­дер­жал и рас­сме­ял­ся. Мы сно­ва при­губи­ли пор­твейн.

— Как взя­тый с бо­ем тро­фей! — про­воз­гла­сил па­тети­чес­ки Ар­нольд. — О орать-то бу­дет… — фыр­кнул он. Мой друг ос­ме­лел, ви­димо, от креп­ко­го спир­тно­го.

— Юная неж­ная ле­ди и пер­во­быт­ный че­ловек… Ин­те­рес­ное со­чета­ние… — ме­лан­хо­личес­ки за­метил я.

— Гриф до­воль­но про­ур­чит: «Угу! У! Угу!» — зас­ме­ял­ся Ар­нольд и на­чал тряс­ти ру­кой, ви­димо, изоб­ра­жая обезь­яну.

— Это их глав­ная фор­ма об­ще­ния, — от­ве­тил я. — Чи­тал про не­дав­нюю на­ход­ку не­ан­дерталь­цев око­ло Гей­дель­бер­га?

— А с че­го они взя­ли, ин­те­рес­но, что это не­ан­дерталь­цы? — фыр­кнул Ар­ни, сно­ва при­губив пор­твейн. — Мо­жет, это гри­фы по­еха­ли на ка­нику­лах ту­да и их за­вали­ло в го­рах!

Сме­ясь, мы на­кину­ли вер­хнюю одеж­ду и пош­ли к вы­ходу. Лес­тни­ца ле­гонь­ко скрип­ну­ла под но­гами. Эло­иза, по­хоже, за­кон­чи­ла треп с под­ру­гой че­рез ка­мин и уш­ла в свою ком­на­ту. Мы с Ар­ноль­дом за­говор­щецки пе­рег­ля­нулись и прыс­ну­ли. Я сра­зу по­чему-то пред­ста­вил се­бе за­бав­ное зре­лище: гри­фы одер­жа­ли по­беду в квид­ди­че, и Эло­иза вы­лете­ла на по­ле, рас­смат­ри­вать раз­ве­вав­ши­еся крас­ные фла­ги и сво­его ку­мира-не­ан­дерталь­ца.

— Хо­чет уви­деть сво­его по­беди­теля! — мно­гоз­на­читель­но шеп­нул я Ар­ноль­ду.

— Нас­то­ящий гриф-са­мЭц! — от­ве­тил он.

Мы оба тот­час прыс­ну­ли от сме­ха.

Вый­дя из до­ма, мы пош­ли по ак­ку­рат­но по­сыпан­ной гра­ви­ем алее. Ав­густов­ский воз­дух был уже на­сыщен пре­досен­ней ма­товой дым­кой, гля­дя на ко­торую ты по­нима­ешь, что ле­то идет на за­кат, что впе­реди — ко­вер раз­ноцвет­ных листь­ев и зи­ма с дол­ги­ми лив­ня­ми и мок­рым сне­гом. И всё же по­ка ле­то еще про­дол­жа­лось. Сол­нце кло­нилось к ве­черу, и длин­ные те­ни от де­ревь­ев бе­жали че­рез до­рож­ку, пе­реп­ры­гивая на все еще зе­леную тра­ву.

— Пред­став­ля­ешь, — ска­зал мно­гоз­на­читель­но Ар­нольд. — Ма­кедон­ский бы втор­гся в твой Ки­тай и по­рез­вился бы там от ду­ши? Раз­гра­бил бы двор­цы и же­ман­ных прин­цесс взял и на­тянул бы, как тро­фей, — меч­та­тель­но пос­мотрел мой друг на вы­сокую сос­ну, от­бра­сывав­шую длин­ную тень на до­рогу. — Как гри­фы…

Он об­лизнул­ся. Пор­твейн яв­но уда­рил мо­ему дру­гу в го­лову.

— Да? — прит­ворно уди­вил­ся я. — А не хо­тел: у Ки­тая был бы ста­рый од­ногла­зый пол­ко­водец? Он сос­та­рил­ся в бо­ях и по­ходах, и был от­личны­ми стра­тегом!

— Ну и что­бы он сде­лал, твой пол­ко­водец? — фыр­нул Ар­нольд, хо­тя в его гла­зах по­явил­ся ин­те­рес.

— Ну… — я прит­ворно за­дум­чи­во пос­мотрел на ствол сос­ны, где важ­но усел­ся дя­тел. — Он бы стал от­сту­пать вглубь стра­ны, сжи­гая все на пу­ти. По­том дал бы бой у сто­лицы…

— А ка­кая у ки­тай­ев бы­ла тог­да сто­лица? — спро­сил с ин­те­ресом Ар­нольд.

— Чанъ­ань. Он бы его про­иг­рал, ко­неч­но…

— Ага, сам приз­на­ёшь! — Ар­ни сор­вал бы­лин­ку и стал во­инс­твен­но ей по­махи­вать.

— Но ма­кедон­цы бы по­теря­ли боль­шую часть сво­ей фа­лан­ги в бою, взяв ук­репле­ния ки­тай­цев. По­том Алек­сандр бы во­шел в Чанъ­ань, а ки­тай­цы бы его, к Мер­ли­ну, сож­гли.

— Пря­мо рус­ские и им­пе­ратор На­поле­он! — за­хохо­тал Ар­ни, оце­нив мою шут­ку.

— А по­чему бы и нет? — прит­ворно не­воз­му­тимо от­ве­тил я. — Вос­точные на­роды — они та­кие! А ста­рый од­ногла­зый ки­та­ец от­вел бы вой­ска в бе­зопас­ное мес­то, ку­да к не­му шли под­креп­ле­ния…

— И ка­заки на­пада­ли бы на ма­кедон­цев в ты­лу! — сно­ва ве­село фыр­кнул Ар­нольд.

— Мань­чжу­ры, — поп­ра­вил его я с на­рочи­то ду­раш­ли­вым пок­ро­витель­ством. — Мань­чжу­ры, мой юный друг! Они, по­верь, от­менные на­ез­дни­ки. И Ма­кедон­ский бы твой бе­жал с по­зором на­зад че­рез го­ры Па­мира, где по­губил бы ос­татки сво­ей ар­мии.

Ар­нольд, уже не сдер­жи­ва­ясь, гром­ко сме­ял­ся. Стай­ка кор­мивших­ся воз­ле туи сви­рис­те­лей вспор­хну­ла, но да­леко не уле­тела, — пти­цы рас­се­лись на бли­жай­шем де­реве, ожи­дая, по­ка мы уй­дем.

— И у ки­тай­цев по­яви­лась бы кар­ти­на на шел­ке, — под­нял я па­лец, так­же не сдер­жи­вая смех. — Бегс­тво ма­кедон­ской фа­лан­ги че­рез Па­мир! Там хо­лод­но — жут­ко, об­ле­дене­лый ска­лы… И ки­тай­ские вель­мо­жи с бо­кала­ми и в кам­зо­лах кри­чали бы «ура!»

— А по­том вос­ста­ли бы ин­дий­цы и пер­сы! — Ар­ни пок­ру­тил чер­ной пер­чаткой.

— Ага… И в ито­ге про­вели бы в Пер­се­поле кон­гресс ца­рей, ус­та­новив на ве­ки ба­ланс сил! Ни­кому не дать мно­го си­лы.

— А ведь кра­сота… — вздох­нул Ар­нольд.

Се­рый пе­сок на­поми­нал, что мы приб­ли­жа­ем­ся к по­бережью. За сос­на­ми я уже слы­шал шум, на­бегав­ших на бе­рег волн. На­ше ан­глий­ское мо­ре хо­лод­ное, и на под­хо­де ка­жет­ся не си­ним, как в Ита­лии, а свет­ло-се­рым, слов­но топ­ле­ное мо­локо. ав­густов­ское мо­ре всег­да нес­по­кой­но, в от­ли­чие от и­юль­ско­го и сен­тябрь­ско­го: в обыч­ные дни оно час­то вол­ну­ет­ся, выб­ра­сывая на бе­рег ра­куш­ки, ме­дуз и бу­рые во­дорос­ли. Нес­коль­ко раз я ви­дел на пес­ке да­же не­боль­ших ска­тов, но на­чав­ший­ся поз­днее при­лив сра­зу выб­ра­сывал их в со­леную гладь. Вый­дя на се­рый пе­сок, мы ос­то­рож­но пош­ли по не­му ми­мо сто­ящих вок­руг низ­ких ко­лючих кус­тарни­ков, слу­шая пес­ча­ный хруст.

— Слу­шай, а по­чему у те­бя не сло­жилось с прек­расной мисс Ма­риной Нотт? — Ар­нольд отор­вал взгляд от вол­ны и, при­щурив­шись, пос­мотрел на ме­ня.

— Это ко мне воп­рос? — уди­вил­ся я. — Воп­рос к ней.

— Ты ведь пы­тал­ся за ней уха­живать, и она вро­де бы­ла к те­бе бла­гос­клон­на.

— Я пред­ла­гал ей про­гулять­ся дваж­ды, она от­ка­залась, — по­жал я пле­чами. — Ну, из­ви­ни, раз от­ка­залась, два от­ка­залась… На тре­тий уже не хо­чет­ся приг­ла­шать. Это уже уни­жать­ся, — по­жал я пле­чами.

— Ну… Ты мог бы ее до­бить­ся! — Ар­нольд с ин­те­ресом пос­мотрел на ме­ня.

— Зна­ешь, до­бить­ся мож­но то­го, кто хо­чет. Кто не хо­чет — то­го ты ни­чем не добь­ешь­ся, — я рас­се­ян­но тол­кнул ма­лень­кий ка­мушек. — А ес­ли и добь­ешь­ся, то не ве­лика ра­дость — по­лучить не­любя­щую те­бя де­вуш­ку.

— Ты мог бы на­писать ей пись­мо о сво­их чувс­твах!

— А за­чем? — я с удив­ле­ни­ем пос­мотрел на вид­невши­еся сос­но­вые вет­ви. — Что­бы она пус­ти­ла мое пись­мо по клас­су на все­об­щее пос­ме­шище? Вот мне удо­воль­ствие!

— А с че­го ты взял, что ты ей не нра­вишь­ся? — гнул свое Ар­нольд.

— Нра­вил­ся бы — пош­ла бы на про­гул­ку, — пос­мотрел я на пе­сок. Рас­сыпча­тый и мес­та­ми мок­рый — как и по­ложе­но к кон­цу ле­та.

— А вдруг прав­да бы­ла за­нята?

— Зна­ешь, я то­же за­нят, но вот как-то на­шел на нее вре­мя, — от­ве­тил я. — Ес­ли бы нра­вил­ся — час бы уж точ­но наш­ла.

— Мо­жет, у мисс Ма­рины бы­ло тог­да мно­го дел?

— Ой, пря­мо лич­ный сек­ре­тарь Ее Ве­личес­тва! — фыр­кнул я.

О том, что сто­ит за мо­им спо­кой­стви­ем, из­вес­тно, на­вер­ное, толь­ко мне. Нев­за­им­ная влюб­ленность всег­да бо­лез­ненна. Мы стро­им са­мопод­держи­ва­ющу­юся ил­лю­зию из ни­чего не зна­чащих слов и взгля­дов. Мы стро­им ку­чу пла­нов то­го, как взять ре­ванш, как влю­бить в се­бя ее, единс­твен­ную. Но од­нажды нас­ту­па­ет горь­кий миг, ког­да ты по­нима­ешь, что не из­ме­нишь ни­чего — хоть вы­зови ад­ский огонь. Не по­может ни­чем. Тог­да мы пе­режи­ва­ем боль — ту­пую за­тяж­ную боль, слов­но ты каж­дый день те­ря­ешь кровь. И тут два ва­ри­ан­та: или ты выз­до­рове­ешь, или ос­та­нешь­ся бо­леть нав­сегда. Бо­леть — это жить в ми­ре ил­лю­зии, что ког­да-то по­том она те­бя оце­нит и по­любит. Про­иг­ры­вать на­до быс­тро и не жить по­раже­ни­ем, ина­че ты прос­то те­ря­ешь вре­мя. Прав­да, что­бы по­нять это ну­жен горь­кий урок, ка­кой я по­лучил на шес­том кур­се.

В люб­ви есть два глав­ных дня: твой День Рож­де­ния и Рож­дес­тво. Ты мо­жешь сто раз уте­шать се­бя ил­лю­зи­ей, что она в те­бя влюб­ле­на и при­нимать за лю­бовь ее улыб­ки. Но ес­ли она за­была те­бя поз­дра­вить, поз­дра­вила де­жур­но или толь­ко к ве­черу — ил­лю­зия спа­дет с глаз да­же са­мого отъ­яв­ленно­го бол­ва­на. По­тому что все ста­новит­ся яс­но: тот, кто лю­бит, не за­будет поз­дра­вить те­бя ни­ког­да. Ты ведь не за­был ее поз­дра­вить, по­тому что ду­мал о ней. Она за­была, по­тому что не ду­мала и не пом­ни­ла о те­бе: имен­но та­кое мес­то ты за­нима­ешь в ее жиз­ни. Вы­воды сде­лай сам… И ос­та­нови вов­ре­мя бес­смыс­ленную за­тею, по­ка все не заш­ло слиш­ком да­леко.

— А как же ры­цари в Сред­ние ве­ка до­бива­лись прек­расных дам? — ехид­но спра­шива­ет Ар­ни.

— И мно­го до­бились? — от­ве­тил не­воз­му­тимо я, гля­дя, как се­рая вол­на раз­би­лась о кам­ни. — По-мо­ему, они так и бе­гали за ни­ми ни с чем, со­вер­шая в пус­тую под­ви­ги и со­чиняя са­ми се­бе сти­хи.

— Наш ко­роль Ген­рих до­бил­ся Эле­оно­ры Ак­ви­тан­ской. Сбе­жала к не­му от фран­цуз­ско­го ко­роля! — ска­зал мой друг с ка­ким-то вос­хи­щени­ем,

— Пра­виль­но. По­тому что так за­хоте­ла Эле­оно­ра. Не за­хоте­ла бы — пос­ла­ла бы Ген­ри­ха ку­да по­даль­ше. И по­шел бы ко­роль Ген­рих имен­но ту­да, ни­куда бы не дел­ся…

— Ты не­воз­мо­жен, ди­тя праг­ма­тич­но­го де­вят­надца­того ве­ка! А как же ве­ликая лю­бовь Трис­та­на и Изоль­ды? — па­тетич­но вос­клик­нул Ар­нольд.

— Ко­торых опо­или амор­ти­ен­ци­ей про­тив их во­ли? — ис­крен­не уди­вил­ся я. — Хо­роша лю­бовь…

— И ко­роль Марк, под­лец, ме­шал их люб­ви!

— По­чему это он под­лец? — воз­му­тил­ся я. — Те­бе бы пон­ра­вилось, ес­ли бы твоя же­на от­кры­то спа­ла бы с тво­им пле­мян­ни­ком? На­вер­ное, нет. Ко­роль Марк ду­рак, но не под­лец.

— По­чему ду­рак? — Ар­нольд смот­рел на ме­ня во все гла­за.

— А по­тому что ме­шал им, а не пос­лал Изоль­ду ку­да по­даль­ше и не на­шел се­бе нор­маль­ную жен­щи­ну, с ко­торой ему бы­ло бы хо­рошо. Ду­рик, — по­жал я пле­чами.

Тог­да в юнос­ти я не знал са­мого ин­те­рес­но­го. Имен­но в тот мо­мент, ког­да ко­роль Марк пос­лал бы Изоль­ду, он бы мог стать ей ин­те­ресен. Жен­ская пси­холо­гия та­кова, что Изоль­да на­чала бы ли­хора­доч­но ду­мать: как это так, ее, нес­равнен­ную Изоль­ду, пос­ла­ли спо­кой­но и без ис­те­рик, да еще и жи­вут сво­ей жизнью, не об­ра­щая на нее вни­мания. Не­поря­док… Она на­чала бы ду­мать о Мар­ке, а не о Трис­та­не. Ей за­хоте­лось бы до­казать ему, что она — не пос­ледняя жен­щи­на, а ми­ре. Она ста­ла бы ду­мать, как это сде­лать, и си­ту­ация из­ме­нилась бы на сто во­семь­де­сят гра­дусов. Вот тут бы у ко­роля Мар­ка да­же по­яви­лись бы шан­сы, ес­ли бы, ра­зуме­ет­ся, ему бы­ла бы нуж­на по­хот­ли­вая и не­ува­жав­шая его Изоль­да.

— По труб­ке? — спро­сил Ар­нольд.

— Да­вай! — го­ворю я, дос­тав труб­ку и ки­сет.

Мы за­дыми­ли и сно­ва с удо­воль­стви­ем пос­мотре­ли на се­рую мор­скую гладь. Над вол­на­ми ви­сел гус­той хо­лод­ный ту­ман, слов­но плот­ные ки­сель, в ко­тором про­лета­ли ред­кие тол­стые чай­ки. Всё же мы, ан­гли­чане, боль­ше все­го обо­жа­ем мо­ре, как нем­цы лес, а рус­ские сте­пи.

— А мой отец го­ворил, что кра­сивые жен­щи­ны обо­жа­ют па­жей! — вздох­нул Ар­нольд. — Сви­ту се­бе из них де­лать.

— По-мо­ему, глу­по, — по­жал я пле­чами. — Каж­дый от­вер­гну­тый паж — твой враг, ко­торый толь­ко и ждет слу­чая, как отом­стить ко­роле­ве. Чем боль­ше па­жей — тем боль­ше вра­гов.

— А они го­ворят, что нель­зя мстить де­вуш­ке за от­каз от от­но­шений! — зас­ме­ял­ся Ар­нольд.

— Ну это они ду­ма­ют, что нель­зя, — от­ве­тил я, — а от­вер­гну­тые па­жи мстят и не спра­шива­ют. У те­бя-то как с Хор­нби, ге­рой-лю­бов­ник? — бро­сил я нем­но­го ехид­ный взгляд на Ар­ноль­да.

— По­гово­рил с ро­дите­лями. Они не про­тив, что­бы я пос­ва­тал­ся к мисс Ра­фа­эл­ле че­рез го­дик-дру­гой, — важ­но от­ве­тил Ар­ни.

— О, бу­дешь эс­квайр! — шут­ли­во ска­зал я. — Вот юный мис­тер Бэрк идет: эс­квайр, до­мосед… — пе­реф­ра­зиро­вал я сти­шок.

— Ага… Ох­нуть не ус­пею, как сам бу­ду го­товить де­тей к по­ходу в Хог­вартс. А сэ­ра Лан­се­лота ждут ки­тай­ские бе­рега! Во сла­ву От­чизны, — под­мигнул он мне.

— Всег­да го­тов! — от­ве­тил я и, же­лая по­фор­сить, вы­тянул­ся во фрунт, гля­дя на мо­ре. Се­рая вол­на, уже го­раз­до бо­лее силь­ная, на­бежа­ла на бе­рег и раз­би­лась о кам­ни.

— «Ан­глия ждет, что каж­дый из вас вы­пол­нит свой долг!» — зас­ме­ял­ся Ар­ни.

— И ведь вы­пол­ни­ли! — уже серь­ез­но ска­зал я. — Уто­пили-та­ки и фран­цуз­ский и ис­пан­ский флот.

— А по­том на сме­ну при­шел сэр Лан­се­лот! — с дру­жес­кой па­тети­кой про­воз­гла­сил Ар­ни. — Ему пред­сто­ит бить­ся в Ки­тае. Слу­шай… — его го­лос вдруг стал ка­ким-то нем­но­го не­уве­рен­ным. — Я на днях был в са­лоне в Ко­сом пе­ре­ул­ке, — неб­режно за­гово­рил он, — де­лали кол­догра­фии для всей семьи. Ре­шил по­дарить те­бе на па­мять пор­трет.

Ар­нольд щел­кнул паль­ца­ми и тот­час в его ру­ках по­яви­лась кол­догра­фия, сде­лан­ная по мо­де на­шей юнос­ти. Мой друг в вы­чур­ном чер­ном смо­кин­ге сто­ял на фо­не гро­мад­но­го пан­но, изоб­ра­жав­ше­го Не­аполь, а са­ма па­нора­ма бы­ла прик­ры­та вет­вя­ми су­хих фи­зали­сов.

— Дер­жи… Это те­бе.

— Мне? — я по­чувс­тво­вал се­бя нем­но­го не­уве­рен­но.

— Те­бе, ко­неч­но. Ты же да­рил мне свой пор­трет?

— Ну да.

— А те­перь дер­жи мой. Да бе­ри, бе­ри, те­бе па­мять в Ки­тае бу­дет! — зас­ме­ял­ся он.

— Вот спа­сибо. — Я по­вер­нул кол­догра­фию. На об­ратной сто­роне сто­яла под­пись: «Друж­ба — бес­ценный дар, не име­ющий це­ны».

Я рас­те­рян­но пос­мотрел вок­руг. Мы поз­на­коми­лись с Ар­ноль­дом по до­роге в «Хог­вартс-экс­прес­се», и с тех пор бы­ли не­раз­лучны­ми друзь­ями це­лых семь лет. Мы вмес­те изу­чали Хог­вартс, вмес­те во­ева­ли с гриф­финдор­ца­ми, вмес­те ла­зили в Зап­ретный лес, вмес­те хо­дили в Хог­смид… На­ша друж­ба сох­ра­нилась и те­перь, ког­да мы за­кон­чи­ли шко­лу. И это так ло­гич­но, что у ме­ня те­перь нав­сегда бу­дет с со­бой кол­догра­фия луч­ше­го дру­га — да­же там, на краю Зем­ли, где жел­тые лю­ди хо­дят в ди­кован­нных одеж­дах и пи­шут и­ерог­ли­фами.

— Мо­жет, ты мне то­же что-то на­пишешь? — ти­хо спро­сил Ар­нольд и вы­нул из кар­ма­на дру­гую кол­догра­фию.

Пос­мотрев на нее, я при­щурил­ся и улыб­нулся. Это бы­ло два го­да на­зад, ког­да мы за­кон­чи­ли пя­тый курс. Кол­догра­фии толь­ко по­яви­лись в трид­цать де­вятом го­ду, и нам ужас­но за­хоте­лось сде­лать се­бе сни­мок на па­мять. Тог­да то­же сто­ял ав­густ, и мы уви­делись в Ко­сом пе­ре­ул­ке, по­купая учеб­ни­ки пе­ред шко­лой. Моя ма­туш­ка и ро­дите­ли охот­но сог­ла­сились дать нам воз­можность сфо­тог­ра­фиро­вать­ся вмес­те. И вот мы с Ар­ноль­дом си­дим в боль­шой прос­торной ком­на­те с па­нора­мой на хог­варт­ские баш­ни и ду­ма­ем о том, как имен­но по­лучим­ся на сним­ке.

— Что на­писать? — спра­шиваю я.

Ар­нольд на кар­точке дви­га­ет го­ловой, а ваш по­кор­ный слу­га си­дит ров­но и, улы­ба­ясь кра­еш­ка­ми губ, смот­рит в од­ну точ­ку. Ни­ког­да не умел хо­рошо и ес­тес­твен­но улы­бать­ся на кол­догра­фи­ях…

— Что хо­чешь. От ду­ши… — го­ворить Ар­ни.

Удобс­тво ма­гов — воз­можность быс­тро ис­поль­зо­вать лю­бой пред­мет. По­дума с ми­нуту, я взял ка­мушек и прев­ра­тил его в ма­лень­кую чер­ниль­ни­цу. За­тем, сор­вав ве­точ­ку с кус­тарни­ка, быс­тро прев­ра­тил ее в пе­ро. На­до на­писать что-то о друж­бе. О на­шей нас­то­ящей друж­бе, И я, по­думав нем­но­го, вы­вел:




В во­сем­надцать мы все лю­бим вы­сокие сло­ва. Не знаю по­чему, но я да­же спус­тя столь­ко лет до сих пор пом­ню шум се­рой вол­ны, на­бегав­шей в тот мо­мент на бе­рег.


***



— Вы в са­мом де­ле смо­жете это осу­щес­твить?

Ло­уренс Трэ­верс смот­рит на ме­ня изум­ленным взгля­дом. На ос­тром ли­це Эван­дже­лины Ор­пин­гтон зас­ты­ло вы­раже­ние вни­мания и с не­кото­рой до­лей не­дове­рия. Она, ка­жет­ся, го­тови­лась за­дать мне са­мые ка­вер­зные из всех мыс­ли­мых воп­ро­сов. Что же, пусть за­да­ет. Я к это­му впол­не го­тов.

— Да, я ду­маю, что это воз­можно.

Трэ­верс и Ор­пин­гтон быс­тро пе­рег­ля­нулись, а за­тем пос­мотре­ли на Грин­грас­са. Су­хое ли­цо на­чаль­ни­ка ос­та­лось неп­ро­ница­емым: ни еди­ного ко­леба­ния, слов­но он ни за что не вол­но­вал­ся.

— Пос­вя­тите нас в де­тали, — кив­ну­ла Ор­пин­гтон.

Я сно­ва си­жу в той же ком­на­те с оре­ховы­ми стуль­ями и на­рисо­ваны­ми ро­зари­ями на их спин­ках. Нап­ро­тив сто­ит тот же сто­лик из яш­мы. На дво­ре пя­тое ян­ва­ря, и я, как и по­ложе­но, де­лаю док­лад о пред­сто­ящей опе­рации. Впро­чем, су­дя по ле­нивым воп­ро­сам, ре­шение о ее на­чале уже при­нято. Речь идет толь­ко об уточ­не­нии не­кото­рых де­талей. Ви­димо, де­ла идут пло­хо, раз Ор­пин­гтон и Трэ­верс так го­товы ух­ва­тить­ся за лю­бую со­ломин­ку.

— Су­щес­тву­ет ки­тай­ское прок­ля­тие от­лу­чение че­лове­ка от ро­да, — спо­кой­но го­ворю я. — Это очень тем­ный об­ряд, пос­ле ко­торо­го че­ловек ста­новит­ся без­за­щит­ным пе­ред уда­ром тем­ных сил. Имен­но по­это­му ки­тай­ские бог­ды­ханы и япон­ские ми­кадо ста­ратель­но пря­тали свои нас­то­ящие име­на, за­меняя их трон­ны­ми и пос­мер­тны­ми. Я знаю де­тали это­го об­ря­да и мо­гу пов­то­рить его в от­но­шении им­пе­рато­ра Ни­колая, — го­ворю я.

— Он ум­рет сра­зу? — спра­шива­ет Трэ­верс.

— Не сов­сем. Пос­ле это­го я дол­жен бу­ду от­крыть ис­точник тем­ной энер­гии. Им­пе­ратор ста­нет по­ражен не­види­мой тем­ной си­лой Мо — что-то вро­де не­види­мого об­ску­ра. Ну, а даль­ше — его смерть ста­новит­ся воп­ро­сом тех­ни­ки, при­чем не­види­мая для дру­гих.

— По­жалуй… Но где вы возь­ме­те та­кой ис­точник энер­гии? — спра­шива­ет Трэ­верс.

Все-та­ки жаль, что наш ми­нистр ма­гии не груз­ный Трэ­верс. Он в этой ро­ли был бы ку­да умес­тнее пок­раснев­шей мы­ши Ор­пин­гтон. Прав­да, Яр­ла — пер­вая ле­ди? Я вспом­нил, как рас­се­ян­но она от­прав­ля­ла оч­ки в очеш­ник пос­ле уро­ка. Чем имен­но она так по­кори­ла Трэ­вер­са?

— Он есть, — спо­кой­но го­ворю я. — Им­пе­ратор Ни­колай под­пи­сал се­бе при­говор в трид­цать вто­ром го­ду, ког­да из-за тщес­ла­вия ус­та­новил на Не­ве двух сфин­ксов фа­ра­она Амен­хо­тепа III. Эти сфин­ксы на­ходят­ся на од­ной па­рал­ле­ли со сфин­кса­ми вбли­зи от его гроб­ни­цы. Мне дос­та­точ­но от­крыть пор­тал, что­бы нап­ра­вить тем­ную энер­гию.

— Блес­тя­ще! — впер­вые за всю бе­седу ожи­вилась Ор­пин­гтон. — Ес­ли вы су­ме­ете ре­али­зовать это…

Я нак­ло­няю го­лову, что оз­на­ча­ет: го­тов слу­жить Ее Ве­личес­тву!

— Чем мы мо­жем по­мочь вам? — Трэ­верс на­чина­ет рас­ха­живать по ком­на­те. — Все ре­сур­сы Ве­ликоб­ри­тании к ва­шим ус­лу­гам! — По­ход­ка у не­го тя­желая и «в раз­ва­лоч­ку» — как у со­вер­шенно нес­портив­но­го че­лове­ка.

— Мне ну­жен ад­рес хо­роше­го ки­тай­ско­го мас­те­ра-вол­шебни­ка, — го­ворю я. — И боль­шой ка­мень-неф­рит.

— Хо­рошо, — ки­ва­ет Трэ­верс. — Неф­рит вам пе­реда­дут здесь, се­год­ня. Мас­тер… В Лон­до­не, к со­жале­нию, та­кого не най­ти, но в Ам­стер­да­ме — впол­не ре­алис­тично.

— Еще мне по­надо­бят­ся би­рюза, оникс и гра­фит… По­ка все, — го­ворю я.

— Ко­неч­но, — от­ве­тил Трэ­верс. — Где пред­по­чита­ете по­лучить их?

— Мо­жет быть, тог­да сра­зу в Ам­стер­да­ме? — го­ворю я.

— Как угод­но, — нак­ло­ня­ет го­лову Трэ­верс. — Вы смо­жете обес­пе­чить пе­реда­чу в Ам­стер­да­ме? — спра­шива­ет он Грин­грас­са.

— Бе­зус­ловно, — бесс­трас­тно от­ве­ча­ет шеф.

— А где вы со­бира­етесь взять ро­довые све­дения об им­пе­рато­ре Ни­колае? — не­ожи­дан­но спра­шива­ет ме­ня Ор­пин­гтон. — Нас­коль­ко я знаю, они хра­нят­ся в Санкт-Пе­тер­бурге и, ду­маю, ох­ра­ня­ют­ся весь­ма на­деж­на.

— Это вер­но, — от­ве­чаю я. — Но ма­туш­ка им­пе­рато­ра Ни­колая Ма­рия Фе­доров­на ро­дом из Вюр­тембер­га. Там мне дос­тать все не­об­хо­димое бу­дет лег­че, чем в Пе­тер­бурге.

Трэ­верс и Ор­пин­гтон сно­ва об­ме­нялись ко­рот­ки­ми взгля­дами.

— По­хоже, что мы не ошиб­лись, — го­ворит Ор­пин­гтон. — За ме­сяц спра­витесь?

— Пос­та­ра­юсь… — от­ве­чаю я, рав­но­душ­но гля­дя на блес­тя­щую по­вер­хность сто­лика. — Плюс ми­нус не­деля.

Мои со­бесед­ни­ки воп­ро­ситель­но смот­рят на Грин­грас­са. Тот ни­чего не от­ве­ча­ет, а, су­хо кив­нув, опус­ка­ет ве­ки. «Мол, все бу­дет нор­маль­но». «Мышь» и «Пин­гвин» ки­ва­ют. За­тем, как и по­ложе­но, же­ла­ют мне уда­чи вы­ходят прочь. Ор­пин­гтон, прав­да, не пре­мину­ла что-то ска­зать мне о том, что взы­ва­ет к мо­ему пат­ри­отиз­му, но это уже не­об­хо­димый при­даток. На­чаль­ство на то и на­чаль­ство, что­бы го­ворить вы­соко­пар­ных сло­ва. Ка­кой от не­го прок-то ина­че? Я то­же по­рыва­юсь уй­ти, как вдруг Грин­грасс жес­том ру­ки ос­та­нав­ли­ва­ет ме­ня.

— А мы с ва­ми, до­рогой мис­тер Ро­ули, за­дер­жимся здесь еще не­надол­го, — улы­ба­ет­ся он кра­еш­ка­ми губ.

— Имен­но здесь? — уже ис­крен­не удив­ля­юсь я. Яш­мо­вый сто­лик блес­тит нес­терпи­мым блес­ком.

— Да, здесь, — Грин­грасс взмах­нул па­лоч­кой и на­кол­до­вал мне пе­пель­ни­цу на сто­лике. — Мне нуж­но пос­вя­тить вас в не­кото­рые важ­ные де­тали.

Вот это уже зас­тавля­ет нап­рячь­ся. В на­шем де­ле свое на­чаль­ство нам­но­го опас­нее лю­бого вра­га. Как сме­ял­ся Слаг­хорн, сра­жать­ся с вра­гом — рай на фо­не кон­тро­ля со сто­роны собс­твен­но­го от­де­ла. Ча­ще все­го на­шего бра­та уби­ра­ют, кста­ти, не вра­ги, а свое на­чаль­ство за по­доз­ре­ние в двой­ной иг­ре. Но пос­лу­шаю до кон­ца.

— Ку­рите, ку­рите… — су­хо ус­мехнул­ся он. — Чес­тно го­воря, дол­жен вам приз­нать­ся, что вче­ра ночью вы ра­зоб­ла­чили на­шего аген­та, ко­торый осу­щест­влял по мо­ему за­данию ва­шу про­вер­ку.

— Ар­ноль­да? — неп­ро­из­воль­но бро­саю я, вспо­миная ноч­ные со­бытия.

— Имен­но, мой друг. На­кану­не столь важ­ной опе­рации мис­тер Бэрк осу­щест­влял ва­шу про­вер­ку. Ко­торая, увы, — раз­вел ру­ками шеф, — за­кон­чи­лась не очень хо­рошо для мис­те­ра Бэр­ка.

— Ну, что этот свин Ар­нольд ве­дет двой­ную иг­ру, я дав­но уже по­нял, — за­курил я труб­ку. — Весь воп­рос был в поль­зу ко­го.

Зна­чит, от­дел… Свои… Это был на­ихуд­ший от­вет, но ес­ли вду­мать­ся, са­мый ре­алис­тичный. Из мра­ка, в ко­тором я блуж­дал до сих пор, ста­ли по­тихонь­ку вы­рисо­вывать­ся очер­та­ния.

— На чем же он по­пал­ся? — спро­сил ме­ня Грин­грасс, при­щурив­шись в упор.

— Рас­сказ о его ми­фичес­ком ро­мане с мис­сис Блиш­вик, ее пор­трет на Рож­дес­твенской еле и гра­вюра с го­рой Дон­до­ро от яко­бы «те­ти Эл­си»… — уже ис­крен­не улыб­нулся я. — Слиш­ком то­пор­но!

На­чаль­ник встал с крес­ла и на­чал рас­ха­живать по ка­бине­ту. На мгно­вение мне по­каза­лось, что он хо­чет уси­лить све­чи. Но Грин­грасс ос­та­новил­ся у ка­мина и пос­мотрел на его чер­ную ре­шет­ку.

— За­мети­ли, зна­чит? — вздох­нул он, хо­тя в его гла­зах мель­кну­ли ве­селые ис­кры.

— Ну, а вы как ду­ма­ете? — спро­сил я с лег­кой иро­ни­ей.

— Ко­неч­но. Лад­но, я Лой­еру ус­трою го­лово­мой­ку за та­кую ра­боту, — шут­ли­во под­мигнул он.

— Ска­жите Лой­еру, пусть сле­ду­ющий раз хоть ста­рин­ную япон­скую гра­вюру по­весит, а не но­водел, — вы­пус­тил я с нас­лажде­ни­ем коль­цо ды­ма. — И да­ты кар­ти­ны пусть с да­тами жиз­ни «те­туш­ки Эл­си» со­пос­тавля­ет!

Грин­грасс вес­ло рас­сме­ял­ся.

— Тут, чес­тно, Лой­ер не ви­новат. Бэрк ни­чего не по­нял из сво­ей про­вер­ки и сроч­но зап­ро­сил пе­реп­ро­вер­ки. Вот в ночь они и сос­тря­пали гра­вюру. Им бы «Кад­риль» в де­рев­не тан­це­вать, — грус­тно вздох­нул он.

— Пес­ню Не­бес­ных Фей про пер­си­ки опять Лой­ер под­бро­сил? — не­воз­му­тимо бро­саю я.

— Он са­мый, — без­мя­теж­но отоз­вался шеф. — Хо­тел вас пуг­нуть мис­ти­кой чуть чуть. Мол, Сунь Укун же­лал стар­шую Не­бес­ную Фею с пер­си­ками, как вы мис­сис Блиш­вик…

— О, ка­кой тон­кий на­мек! — фыр­кнул я, хо­тя, по прав­де го­воря, не ожи­дал. что на­чаль­ство мне осо­бо не до­веря­ет. — И глав­ное: Ар­нольд сам, сво­им умом, до­шел бы до не­го!

— А вдруг? — с улыб­кой пос­мотрел на ме­ня Грин­грасс. — Ло­ейр, кста­ти, мес­та се­бе не на­ходил: вы да­же в мыс­ли Ар­ноль­да не по­лез­ли, как он ждал.

— Да ка­кого Мер­ли­на он мне сдал­ся! — уже ис­крен­не воз­му­тил­ся я. — Так, зна­чит, Ар­нольд — наш сот­рудник, — де­лаю я па­узу меж­ду за­тяж­ка­ми.

— Нет, прос­то ока­зыва­ет ус­лу­ги.

— А вы за это оп­ла­чивай­те кар­точные сче­та это­го прох­воста? — скри­вил­ся я, чувс­твуя раз­дра­жение.

— Он же ваш друг детс­тва? — при­щурил­ся Грин­грасс.

— Хо­рош друг, ко­торый за мной сле­дит и ус­тра­ива­ет мне про­вер­ки, — сно­ва за­тянул­ся я. — Связь, ко­неч­но, под­держи­ва­ет­ся че­рез Оле­ан­дру Бэрк?

Грин­грасс пос­мотрел на мой дым, а за­тем зас­ме­ял­ся.

— Это вы на ба­лу по­няли, ког­да она ва­шу ро­зу поп­ра­вила?

— И это то­же… Но за­чем, ска­жите, за мной по­надо­билась та­кая слеж­ка? — спро­сил я.

Грин­грасс вздох­нул, а за­тем бро­сил на ме­ня взгляд. Са­мый ис­крен­ний и ни­чего не вы­ража­ющий взгляд.

— Де­ло в том, друг мой, что у нас есть вес­кие ос­но­вания по­доз­ре­вать, что ва­ша лю­бов­ни­ца мис­сис Блиш­вик — ре­зидент Рос­сий­ской им­пе­рии!