Глава 15, в которой сэр Ланселот объясняет Небесной Фее учение Шан Яна и теряет дружбу

Сре­ди всех из­вес­тных слов на­иболь­ше изум­ле­ние у ме­ня всег­да вы­зыва­ло сло­во «эго­ист». За всю жизнь мне бе­зум­но хо­телось уви­деть хо­тя бы од­но­го «аль­тру­ис­та», но как-то не по­лучи­лось. Вмес­то это­го по­пада­лось не­мало лич­ностей, ко­торые лю­бят тре­пать­ся про свою за­боту о дру­гих. Каж­дый так на­зыва­емый «аль­тру­ист» го­раз­до страш­нее лю­бого эго­ис­та, ибо он тре­бу­ет от вас ку­да бо­лее вы­сокой пла­ты.

Пла­та мо­жет быть раз­ной: эмо­ци­ональ­ной (са­мо­ут­вер­ждать­ся за ваш счет), ма­тери­аль­ной (по­ди от­ка­жи че­лове­ку, ко­торый «жи­вет для те­бя»), лич­ной (слыть за счет всех стол­пом мо­рали). Как прос­то по­жимать губ­ки, под­ни­мать вверх глаз­ки и с па­тети­кой го­ворить: «Эго­ист!» Луч­ший от­вет на этот пас­саж: «А в чем, собс­твен­но, ваш аль­тру­изм?» Впро­чем, та­кой тип уже за­щищен от та­кого воп­ро­са, ибо ок­ру­жа­ющие на его сто­роне. Прос­то по­тому, что он уме­ет про­из­но­сить бо­лее кра­сивые сло­веса, чем ‚эго­ис­ты‘, вклю­чая вас.

Са­мые страш­ные аль­тру­ис­ты бы­ва­ют трех ти­пов. Пер­вый — ро­дите­ли, пос­то­ян­но пря­мо или кос­венно на­поми­на­ют сво­им де­тям, как мно­го они сде­лали для них и тре­бу­ющие на этой ос­но­ве веч­ной бла­годар­ности и осо­бых прав. Вто­рой — лю­бите­ли че­лове­чес­тва, ‚уни­жен­ных и ос­кор­блен­ных‘. Ес­тес­твен­но в те­ории. Поп­ро­буй зас­тавь их хо­тя раз по­сидеть в боль­ни­це с обож­женным боль­ным, нап­ри­мер: это же не пра­виль­ные сло­ва го­ворить! Тре­тий —хан­жи, на­поми­на­ющие о мо­рали при каж­дом удоб­ном по­воро­те бе­седы. Они тре­бу­ют ее не­укос­ни­тель­но­го соб­лю­дения от всех, но толь­ко, ра­зуме­ет­ся, не от се­бя лю­бимо­го. Се­бе мож­но, ибо хо­роший че­ловек име­ет пра­во на сла­бос­ти и ошиб­ки.

Но в сло­ве ‚аль­тру­ист‘ за­ложен па­радокс. Че­ловек, жи­вущий для дру­гих, ни­ког­да не ста­нет ки­чить­ся этим, ибо за­чем ему ки­чит­ся, ес­ли он жи­вет для них? Че­ловек, жи­вущий для дру­гих, ни­ког­да не ста­нет уп­ре­кать дру­гих, ибо он прос­то да­рит им се­бя. Че­ловек, жи­вущий для дру­гих, не тре­бу­ет от ок­ру­жа­ющих ‚жить для дру­гих‘ — он прос­то жи­вет для них. Ес­ли бы мне по­каза­ли та­кого ‚аль­тру­ис­та‘, я бы охот­но приз­нал его та­ковым.

На са­мом де­ле, ‚эго­ист‘ — прос­то чес­тный че­ловек. Он чес­тно го­ворит вам, сколь­ко сто­ит его ус­лу­га или че­го он от вас хо­чет. ‚Аль­тру­ист‘ — это бо­лее хит­рый эго­ист, ко­торый, от­не­кива­ясь от ко­рыс­ти, пот­ре­бу­ет от вас двой­ную или трой­ную пла­ту. А то и от­ра­бот­ку дол­га на про­тяже­нии всей жиз­ни. Лич­но я всег­да пред­по­читал иметь де­ло с чес­тным пар­тне­ром, ко­торый без утай­ки наз­на­ча­ет це­ну за то­вар или ус­лу­гу. И ни­ког­да не лю­бил жу­ликов, ко­торые мнут­ся и це­ну не го­ворят, что­бы по­том об­вести вас вок­руг паль­ца.

***



Мы зав­тра­ка­ем. Мы зав­тра­ка­ем поч­ти по-се­мей­но­му. Я си­жу в до­маш­нем свет­ло-ко­рич­не­вом кос­тю­ме; Мис­си в лег­ком тем­но-зе­леном платье. Мы улы­ба­ем­ся друг дру­гу, гля­дя на блес­тя­щий ко­фей­ник. Эль­фий­ка, пос­вя­щен­ная в лю­бые тай­ны хо­зяй­ки, ста­вит на стол две ро­зет­ки и ва­зу с ва­рени­ем из кры­жов­ни­ка — не­обык­но­вен­но вкус­но­го, хо­тя у нас, в Ан­глии, оно по­пуляр­но толь­ко в сель­ской мес­тнос­ти. Мне ужас­но хо­чет­ся что-то ска­зать Мис­си, при­чем очень важ­ное, но что имен­но, я не знаю. Я прос­то смот­рю в ее си­яющие гла­за и чувс­твую счастье: ра­дость от то­го, что мы мо­жем прос­то си­деть за этим сто­лом, слу­шать шум ка­мина и смот­реть на ва­зу с фи­зали­сами, ук­ра­ша­ющую центр сто­ла.

На дво­ре чет­вертое ян­ва­ря, и за ок­ном яр­ко си­нее не­бо. За­окон­ная си­нева за­лива­ет все до­ма, и де­ревья вид­не­юще­гося за ок­ном пар­ка. Го­лые де­ревья слов­но при­об­ре­ли жи­вость, а вот сос­ны и ели чувс­тво­вали се­бя как-то не­уют­но от пред­ве­сен­не­го сол­нца. Сол­нечные лу­чи — на­вер­ное, пер­вые за ны­неш­нюю зи­му, по­сели­ли в сто­ловой лег­кую дым­ку, на­поми­на­ющую о том, что вслед за зим­ней хмурью обя­затель­но при­дет ве­сен­нее теп­ло.

— А еще я меч­таю по­есть рис, — Мис­си с улыб­кой взя­ла бу­тер­брод с сы­ром.

— Не по­лучит­ся, — улыб­нулся я. — У нас его не уме­ют го­товить. Наш рис по­хож на про­тив­ную ри­совую ка­шу. А нас­то­ящий ки­тай­ский и япон­ский рис за­жарен твер­до и су­хо, — так, что на­поми­на­ет по вку­су лом­ти­ки жа­рен­но­го кар­то­феля.

— Прав­да? А еще я пос­ле тво­их рас­ска­зов хо­чу пос­мотреть на жи­вых са­мура­ев! Они та­кие за­бав­ные со сво­ими длин­ны­ми па­лаша­ми, — Мис­си под­ви­нула ча­шеч­ку и пос­мотре­ла на ме­ня с улыб­кой. — Мне ка­жет­ся, что они как иг­ру­шеч­ные сол­да­тики, ох­ра­ня­ющие дет­ские двор­цы.

— За­то фех­ту­ют па­лаша­ми с не­веро­ят­ной ско­ростью, — я пос­ле­довал ее при­меру и то­же взял ко­фе.

— На­вер­ное, это очень кра­сиво? — с ин­те­ресом спро­сила Ми­са. Блеск ее ла­зоре­вых глаз вы­давал, что она меч­та­ет пос­мотреть, как это про­ис­хо­дит.

— Ос­то­рож­нее! — под­нял я па­лец. — Пой­ми, все их ха­латы, ко­сы, шаш­ки-па­лаши, бам­бу­ковые ро­щи, жу­рав­ли — это все толь­ко за­навес, скры­ва­ющий бес­по­щад­ную сце­ну.

— Не­уже­ли вы бы не ста­ли рев­но­вать ме­ня, сэр Лан­се­лот, ес­ли бы са­мурай по­бедил ра­ди ме­ня в по­един­ке? — с лег­кой же­ман­ностью спро­сила Ми­са.

— Я бы ска­зал: «Ос­то­рож­нее! Не за­бывай: единс­твен­ный за­кон, ко­торый приз­на­ют де­ти Сол­нечной Бо­гини Ама­тера­су — это це­лесо­ооб­разность!» У вос­точных на­родов нет ми­лосер­дия. У них есть толь­ко це­лесо­об­разность и про­из­водная от нее веж­ли­вость. И ни­чего боль­ше.

— Они не уме­ют про­щать? — да­ма взма­хом паль­цев под­ви­нула мне ов­ся­ное пе­ченье.

— Это не пра­виль­ный воп­рос, — я взял ко­фе и по­чувс­тво­вал при­лив ра­дос­ти: впер­вые в жиз­ни мне кто-то под­ви­нул пе­ченье. — Они мо­гут про­щать толь­ко ес­ли счи­та­ют это це­лесо­об­разным и ни­как ина­че. И то не факт, что че­рез двад­цать или трид­цать лет они не рас­счи­та­ют­ся с то­бой. Ни у ки­тай­цев, ни у япон­цев не бы­ло На­гор­ной про­пове­ди. Хрис­тос учил про­щению; Кон­фу­ций — це­лесо­об­разнос­ти.

— То есть… Мож­но вы­резать це­лую об­ласть, ес­ли это це­лесо­об­разно? — те­перь в ее гла­зах мель­кнул ис­пуг.

— Это не це­лесо­об­разно, — от­пил я ко­фе быс­трым глот­ком. — Во-пер­вых, с ко­го по­том со­бирать на­логи? Во-вто­рых, что де­лать с та­ким ко­личес­твом па­лачей, ко­торые уже не мо­гут жить в нор­маль­ном об­щес­тве? В-тре­тих, это до­воль­но слож­но осу­щес­твить. Но ес­ли вдруг это бу­дет це­лесо­об­разно, то им­пе­ратор Цинь Ши Ху­ан Ди имен­но так пос­ту­пал с це­лыми го­рода­ми.

— А как же их мо­раль? — уди­вилась Ми­са.

— У них нет мо­рали в том смыс­ле, как ее по­нима­ем мы… — ска­зал я. — У ки­тай­цев, нап­ри­мер, есть и­ерог­лиф ‚Шу‘ — ува­жение. Я го­тов ува­жать всех, да­же ло­пух.

— Ло­пух? — при этих сло­вах Мис­си пос­та­вила ко­фе в блюд­це и ед­ва по­дави­ла смех.

— Да­же ло­пух. Но лишь до тех пор, по­ка счи­таю это це­лесо­об­разным. Есть, нап­ри­мер, царс­тво Вь­ет, у ко­торо­го нет сво­их книг. А по­чему? Од­нажды чи­нов­ни­ки Под­не­бес­ной вы­вез­ли и сож­гли все их кни­ги. Ибо ди­карям не по­доба­ет иметь сво­ей пись­мен­ности: это не це­лесо­об­разно.

— Я ду­мала, что на Вос­то­ке так мно­го мис­ти­ки и тай­на… — Ми­сапи­ноа ра­зоча­рова­но пос­мотре­ла в на ска­тертью. Я ед­ва сдер­жал улыб­ку. Сей­час Ми­са на­поми­нала ре­бен­ка, ко­торо­му ска­зали, что Сан­та-Кла­ус не су­щес­тву­ет, а рож­дес­твенские по­дар­ки от­ме­ня­ют­ся.

— Мис­ти­ки там поч­ти нет. Мис­те­рии — это по на­шей, ев­ро­пей­ской, час­ти, — кив­нул я. — Там все пре­дель­но праг­ма­тич­но… Да­же ду­хи. И я бо­юсь, что как толь­ко они ре­шат, что це­лесо­об­разно взять на­шу тех­ни­ку, они сде­ла­ют это быс­тро и эф­фектив­но. Они прек­расные уче­ники, ибо это це­лесо­об­разно.

— Мы мо­жем ус­та­новить над ни­ми кон­троль, как над Ин­ди­ей, — вски­нула го­лову Ми­са.

— Но Ки­тай и Япо­ния дру­гие, их нель­зя за­во­евать, — от­ве­тил я.

Взмах­нув па­лоч­кой, я на­кол­до­вал мо­чал­ку и ма­лень­кое вед­ро во­ды. Хо­зяй­ка с ин­те­ресом пос­мотре­ла на ме­ня.

— Эти две стра­ны по­хожи на мо­чал­ку, — ска­зал я. Щел­кнув паль­ца­ми, я нап­ра­вил ее в вед­ро. — Мо­чало впи­та­ет в се­бя во­ду, а по­том от­даст ее.

По мо­ему при­казу мо­чал­ка, на­пол­ненная во­дой, вы­лила ее об­ратно в вед­ро. Я улыб­нулся, взяв мо­чал­ку на­зад.

— А в чем их та­кая си­ла? — Ми­са с ин­те­ресом смот­ре­ла на си­нее ве­дер­ко.

— Они об­ла­да­ют уди­витель­ным на­бором ка­честв: пре­дель­ный ра­ци­она­лизм, вы­сокое са­мом­не­ние и прек­ло­нение пе­ред вы­шес­то­ящи­ми — вплоть до са­мо­убий­ствен­но­го вы­пол­не­ния их при­казов.

— Как и рус­ские, — по­кача­ла го­ловой Ми­са.

— Рус­ские — обыч­ные ко­чев­ни­ки ев­ра­зий­ских сте­пей, — по­жал я пле­чами. — Их мо­раль: храб­рость в бою и пол­ная пре­дан­ность пра­вите­лю. Им­пе­рию им по­мог­ли, кста­ти, пос­тро­ить ки­тай­цы, — раз­вел я ру­ками.

— Ки­тай­цы… Рус­ским? — Ми­са не мог­ла скрыть удив­ле­ния, а я — вос­хи­щения ее осан­кой. Те­перь я знал, что та­кое об­ни­мать эти тон­кие об­на­жен­ные пле­чи…

— Не за­бывай: у Чин­ги­за, их пер­во­го пра­вите­ля, кан­цле­ром был Елюй Чу-цай! Имен­но он соз­дал ад­ми­нис­тра­цию и фи­нан­со­вую сис­те­му рус­ских. Как ни стран­но, но Рос­сия — тво­рение ки­тай­цев, от­почко­вав­ше­еся от них.

— А Елюй соз­да­вал Рос­сию… Как Ки­тай? — в гла­зах Ми­сы сто­яло не­под­дель­ное лю­бопытс­тво.

— И да, и нет, — улыб­нулся я. Хо­зяй­ка мах­ну­ла эль­фий­ке, что она по­до­ила мне ко­фе.

— Так да или нет? — Ми­са по­дави­ла лег­кий сме­шок.

— На Вос­то­ке, до­рогая, нет от­ве­та «да» или «нет». Там есть от­вет «и да, и нет». Ты мо­жешь быть «и зол, и добр». Или «ни зол, ни добр». Елюй был пос­ле­дова­телем Шан Яна — фи­лосо­фа и ма­га, ко­торо­го от­вер­гли ки­тай­цы.

— Раз­ве мож­но быть ни доб­рым и ни злым? — уди­вилась Ми­са.

— Что же, тог­да рас­ска­жу те­бе од­ну по­учи­тель­ную ис­то­рию, — прис­таль­но пос­мотрел я на да­му. Хо­зяй­ка, пой­мав мой взгляд, лу­каво от­ве­ла в сто­рону си­ние глаз­ки, за­та­ив в них ис­корку иг­ри­вой стыд­ли­вос­ти. — Ду­маю, я не силь­но удив­лю вас, мис­сис Блиш­вик…

— Вы вспом­ни­ли о мо­ей фа­милии, сэр Лан­се­лот? — ко­кет­ли­во по­иг­ра­ла хо­зяй­ка пле­чами.

— Иног­да на­до и вспо­минать, в чь­ем зам­ке я го­щу, — ус­мехнул­ся я.

— Ка­кая пре­дус­мотри­тель­ность у Ры­царя Озе­ра, ска­жите на ми­лость! — Ми­сапи­ноа пос­ла­ла мне улыб­ку и под­ви­нула мне взгля­дом ку­сочек кре­мово­го пи­рож­но­го.

Я от­ве­тил ей лег­кой улыб­кой бла­годар­ности. Все-та­ки это уди­витель­ное чувс­тво, ког­да жен­щи­на по­дод­ви­га­ет те­бе ко­фе или пи­рож­ное. Вро­де бы ни­чего осо­бен­но­го в этом нет, но по­чему-то этот жест рож­да­ет осо­бое чувс­тво внут­ренне­го счастья. Стран­ное ощу­щение, что те­перь у те­бя всег­да все бу­дет хо­рошо. «Дол­жно быть, по это­му жес­ту и мож­но от­ли­чить влюб­ленную де­вуш­ку от нев­люблен­ной», — по­думал тог­да я.

— Так вот, удив­лю вас, мис­сис Блиш­вик, — я то­же пос­лал ей лег­кую улыб­ку. — Фран­цу­зы с их ре­волю­ци­ями и меч­ты о все­об­щем ра­венс­тве на­ив­но во­об­ра­жа­ют, буд­то стро­ят неч­то но­вое. А меж­ду тем, они лишь пов­то­ря­ют то, что прош­ли ки­тай­цы за ты­сячи лет до них!

— Не­уже­ли и там бы­ли бе­зум­цы, меч­тавшие о все­об­щем ра­венс­тве? — с през­ре­ни­ем фыр­кну­ла Ми­сапи­ноа.

— Имен­но так. В чет­вертом ве­ке до но­вой эры в Под­не­бес­ной жил фи­лософ Шан Ян. Бу­дучи не­закон­ным сы­ном пра­вите­ля царс­тва Вэй, он меч­тал пос­тро­ить го­сударс­тво, где все по­дан­ные бу­дут рав­ны пе­ред ли­цом пра­вите­ля. Преж­де все­го, он меч­тал унич­то­жить арис­токра­тию и древ­ние тра­диции, а всех под­данных урав­нять в пра­вах и иму­щес­тве.

— А это не сказ­ка? — Мис­си с ин­те­ресом пос­мотре­ла на ме­ня. — Ес­ли бы я не зна­ла вас, то, пра­во, по­дума­ла, что вы, сэр Лан­се­лот, на­писа­ли са­тиру на фран­цуз­скую чернь, — ко­кет­ли­во по­иг­ра­ла она до­маш­ней бе­лой ту­фель­кой.

— Увы, это су­щая прав­да. «По­чита­ние тра­диций, культ пред­ков, за­веты Кон­фу­ция, цен­ности, учё­ность, ри­ту­ал, му­зыка, ли­тера­тура яв­ля­ют­ся па­рази­тами, ко­торые от­вле­ка­ют на­род­ные мас­сы от Еди­ного — за­готов­ки зер­на и вой­ны», — пи­сал Шан Ян. Он да­же нас­та­ивал, что ра­ди все­об­ще­го ра­венс­тва не дол­жны до­пус­кать­ся да­же очень кра­сивые муж­чи­ны и жен­щи­ны. Но вот бе­да — кто бу­дет сле­дить за все­об­щим ра­венс­твом?

— Ка­кая-ни­будь шваль, дор­вавша­яся до влас­ти? — пред­по­ложи­ла Мис­си.

— Шан Ян по­шел даль­ше, — кив­нул я. — Он ут­вер­ждал, что все­об­щее ра­венс­тво мог­ло соз­дать толь­ко все­силь­ное го­сударс­тво, то есть чи­нов­ни­ки из плеб­са. «Пра­витель царс­тва дол­жен уп­равлять го­сударс­твом, не об­ра­щая вни­мания на древ­ние тра­диции и суж­де­ния на­рода‘, — учил Шан Ян. Он дол­жен га­ран­ти­ровать нав­сегда ра­венс­тво пес­чи­нок, что­бы ни один че­ловек не смел под­нять го­лову вы­ше уров­ня ста­ратель­ной пос­редс­твен­ности. Шан Ян пред­ло­жил да­же зап­ре­тить на­уки и ис­кусс­тва: по­ощ­ря­лось толь­ко зем­ле­делие.

— И этот Шан ре­али­зовал свой план? — в го­лосе Ми­сапи­ноа пос­лы­шал­ся ин­те­рес.

— К нес­частью, да, — от­ве­тил я. — Он пос­тро­ил та­кое го­сударс­тво в сво­ей об­ласти Шан. Для кон­тро­ля за на­селе­ни­ем Шан Ян ввел не толь­ко оди­нако­во бед­ную одеж­ду, но и сис­те­му кру­говой по­руки.

— А это как? — спро­сила Ми­са.

— За дей­ствия од­но­го че­лове­ка от­ве­чали все его со­седи, вклю­чен­ные в ‚пя­тер­ки‘ и ‚де­сят­ки‘. Это зас­тавля­ло всех под­данных сле­дить друг за дру­гом и за­ранее до­носить влас­тям на со­седей. Это же мо­раль­но и не­эго­ис­тично! — хмык­нул я. — Од­на­ко, ког­да на­чались вой­ны, за­щищать Шан Яна ник­то не стал. Пра­вите­ли ди­нас­тии Цинь раз­би­ли его ар­мию, а сам Шан Ян был схва­чен и каз­нен. Ник­то не хо­тел быть счас­тли­вым на­силь­но.

— А при­чем здесь рус­ские? — уди­вилась Ми­сапи­ноа.

— Елюй Чу Цай* уви­дел в об­щес­тве ко­чев­ни­ков иде­аль­ное по­ле для мяг­ко­го ва­ри­ан­та идей Шан Яна, — от­ве­тил я. — По­корен­ные рус­ски­ми на­роды за­нима­ют­ся ре­мес­лом и зем­ле­дели­ем, а са­ми рус­ские вой­ной. Для ха­на нет прос­тых и знат­ных — все во­ины и рав­ны в сво­ем бес­пра­вии. Но и сам хан вы­бира­ет­ся на Ку­рул­тае и обя­зан сле­довать во­ле Не­бес­но­го Во­ите­ля — Чин­ги­за. Елюй на­писал эти за­коны для Те­муд­жи­на.

— Те­перь по­нят­но, как рус­ские по­беж­да­ли вра­гов, — за­дум­чи­во ска­зала Ми­сапи­ноа.

На ка­кой-то миг мне по­каза­лось, что в си­них гла­зах Ми­сы мель­кну­ло что-то вро­де вос­хи­щения. Она вос­хи­щалась им­пе­ри­ей рус­ских? Я при­щурил­ся, но блеск в ее гла­зах тот­час ис­чез.

— Как ты уже до­гада­лась, пра­виль­ный от­вет «и да, и нет». Ки­тай­цы уве­рены, что это они по­кори­ли рус­ских. Их во­ины и ха­ны же­нились на ки­та­ян­ках, а де­ти ста­ли ки­тай­ца­ми.

— И прав­да мо­чало, — под­твер­ди­ла за­дум­чи­во Ми­са. — А в Рос­сии та­кого не бы­ло?

— Нет, — по­качал я. — Рус­ские вы­реза­ли сла­вян, а их жен­щин заб­ра­ли се­бе на тро­фей.

— Они бы­ли бес­по­щад­ны к вра­гам? — эль­фий­ка под­ли­ла Ми­се ко­фе с мо­локом.

— У пред­ков рус­ских был жес­то­кий обы­чай: пра­вите­лей по­корен­ных стран они кла­ли под брев­на и пи­рова­ли, си­дя на них. А до­черей или мо­лодых жен тех пра­вите­лей ста­вили на­гими на те же брев­на, — кив­нул я, так­же при­губив ко­фе.

— Ка­кая жес­то­кость! — поб­ледне­ла Ми­са.

— Это Вос­ток, — рав­но­душ­но по­жал я пле­чами. — Япон­ские са­мураи доб­ро­воль­но уби­вали се­бя во вра­жес­кой стра­не, что­бы дать по­вод к же­лан­ной вой­не. Пом­нишь, я го­ворил те­бе: у вос­точных на­родов нет ми­лосер­дия, есть толь­ко це­лесо­об­разность!

— В чем же це­лесо­об­разность в та­ком жес­то­ком пи­ре? — спро­сила Ми­са.

— По­беди­тель зас­лу­жил тор­жес­тво, а род вра­га не дол­жен иметь мсти­телей. И глав­ное: рус­ские зна­ли от Елюй Чу-цая, а тот от Шан Яна, что не­разум­но ос­тавлять не­доби­того вра­га.

— И они не из­ме­нились?

— Сла­вян­ки на­учи­ли их ги­ги­ене и но­сить ев­ро­пей­ское платье, сво­ему псев­до-хрис­ти­анс­тву. Но де­тей от сла­вянок они вос­пи­тали, как сво­их, по за­конам «Ясы» Чин­ги­за. Трис­та лет ха­ны во­ева­ли друг с дру­гом за нас­ледс­тво Чин­ги­за, по­ка не по­беди­ли ха­ны Мос­квы.

— Раз­ве они не бы­ли по­том­ка­ми кня­зей Ки­ева? — уди­вилась Ми­са.

— Оче­ред­ная сказ­ка ца­ря Пет­ра! Они по­том­ки ко­го-то из де­тей Чин­ги­за и на­лож­ни­цы — княж­ны Ан­ны из од­но­го го­рода на «Ч», — фыр­кнул я**. — Вот и все. Ки­тай впи­тал их, а сла­вяне нет, но рус­ские взя­ли ку­сок фи­лосо­фии Шан Яна!

— И прав­да па­радок­сы, — по­кача­ла го­ловой изум­ленная Ми­са.

— При­чем, за­меть: на­ши па­радок­сы — это тай­ны, а их па­радок­сы — иг­ра го­лого ра­зума без чувств.

Я пос­мотрел в ок­но. Не­бо бы­ло низ­ким, но уди­витель­но си­ним для ян­ва­ря. Сол­нце и хо­лод­ный ве­тер — все это на­поми­нало о том, что зи­ма, хо­тим мы то­го или нет, пош­ла на вто­рую по­лови­ну. А вто­рая по­лови­на всег­да ко­роче пер­вой: и в при­роде, и в жиз­ни. Из ок­на от­кры­ва­ет­ся чу­дес­ный вид на лу­жай­ку, за­литую хо­лод­ным сол­нечным све­том, за ко­торой ви­ден не то лес, не то лес. Я де­лаю пос­ледний гло­ток ко­фе и меч­таю пос­ко­рее спус­тить­ся вниз к лу­жай­ке по убе­га­ющей вниз мра­мор­ной лес­тни­це — этой стран­ной рос­ко­ши на фо­не од­ряхлев­ше­го зам­ка.

— Не мо­гу по­нять: это парк или лес? -спро­сил я с чуть нас­мешли­вой ин­то­наци­ей.

— Все-та­ки парк… — Ми­са от­ве­ча­ет мне с лег­кой улыб­кой в гла­зах. — Но он у нас осо­бен­ный, не фран­цуз­ский с пра­виль­ны­ми до­рож­ка­ми и клум­ба­ми, а ста­рин­ный и поч­ти ди­кий.

— У нас вот не бы­ло пар­ка, — вздох­нул я, гля­дя на сол­нечные бли­ки. — Толь­ко фа­миль­ный лес, убе­га­ющий к мо­рю.

— В са­мом де­ле? — Мис­си отод­ви­нула взгля­дом чаш­ку ко­фе. — Без пар­ка все-та­ки… Грус­тно!

— Всег­да меч­тал уви­деть нас­то­ящий парк, — пос­мотрел я в ок­но.

— В та­ком слу­чае, что вам ме­ша­ет, сэр Лан­се­лот, пред­ло­жить про­гул­ку да­ме? — Кра­сави­ца чуть ко­кет­ли­во под­ви­нула пле­чом, но толь­ко са­мую ма­лость: ров­но так, как то­го тре­бовал эти­кет.

— Парк то ваш, ми­леди, — шут­ли­во от­ве­тил я.

— В та­ком слу­чае, я даю свое раз­ре­шение на приг­ла­шение, сэр Лан­се­лот, — улыб­ну­лась Мис­си и опус­ти­ла рес­ни­цы.

***


Че­рез нес­коль­ко ми­нут мы вы­ходим на прос­торную тер­ра­су. Мис­си дер­жится за мою ру­ку и улы­ба­ет­ся вне­зап­но вы­шед­ше­му сол­нцу. Для про­гул­ки она на­дела тем­но-се­рый плащ, ко­рич­не­вые пер­чатки, бе­лую шляп­ке и лег­кую ву­алет­ку. Я смот­рю на не­боль­шую прис­трой­ку с гро­мад­ны­ми ок­на­ми: лет­няя сто­ловая. Ин­те­рес­но, что хо­зя­ева не мо­гут нор­маль­но от­ре­мон­ти­ровать фа­миль­ный за­мок, за­то кра­сивую ве­ран­ду дос­тро­ить не за­были. У нее, по­хоже, есть свой вход, воз­ле ко­торо­го ле­жат две ста­туи гри­фонов. Не сом­не­ва­юсь, что у них есть не­боль­шой вол­шебный эф­фект: ре­вут и из­верга­ют огонь в пол­день, нап­ри­мер. Впро­чем, те­перь у их хо­зяй­ки от ме­ня вряд ли есть боль­шие сек­ре­ты.

— Вам нра­вит­ся свой за­мок? — спро­сил я.

Мис­си по­мол­ча­ла с ми­нуту, слов­но об­ду­мыва­ла от­вет на мой воп­рос. За­тем, пос­мотрев на лу­жай­ку, рас­се­ян­но кив­ну­ла.

— Труд­но ска­зать… Этот за­мок по-сво­ему при­ятен. Я пос­та­ралась при­вес­ти в по­рядок ве­ран­ду, нес­коль­ко ком­нат и парк. И все же наз­вать его до кон­ца сво­им я не мо­гу.

— Из-за му­жа? — мы ми­нова­ли сред­нюю тер­ра­су и быс­тро спус­ка­лись вниз.

— По­жалуй… на­вер­ное, да. Я все рав­но не чувс­твую се­бя здесь, как до­ма, — вздох­ну­ла моя спут­ни­ца.

— Вы тос­ку­ете по семье? — спро­сил я. — Кон­че­но, каж­дый из нас лю­бит свою семью… Но по­ка, прос­ти­те, то, что вы мне рас­ска­зала о вос­пи­тании мисс Фиб­би Блэк, не силь­но спо­собс­тву­ет нос­таль­гии. Мне ка­залось, что пос­ле та­кого вы бы­ли счас­тли­вы стать да­же ле­ди Блиш­вик!

Ми­сапи­ноа пос­мотре­ла на две сто­яв­шие у крыль­ца тем­но-си­ние гип­со­вые ча­ши, бук­валь­но усы­пан­ные цве­тущи­ми ро­зами и флок­са­ми. Я сно­ва не мог не уди­вить­ся, что зи­мой ей уда­ет­ся под­держи­вать парк в блес­тя­щем сос­то­янии. На мгно­вение у ме­ня мель­кну­ла тре­вож­ная мысль, не оби­дел ли я ее сво­им воп­ро­сом. Но на гу­бах Мис­си мель­кну­ло по­добие свет­ской улыб­ки: она, по­хоже, раз­мышля­ла о том, что сле­ду­ет мне от­ве­тить.

— Я ува­жаю мисс Фиб­би Блэк*** за то, что она сде­лала для на­шей семьи и ме­ня, — спо­кой­но от­ве­тила Мис­си. — На­вер­ное, де­воч­кой я рас­сужда­ла, как и вы. Она ка­залась мне хо­лод­ной, ме­лоч­но-жес­то­кой и при­дир­чи­вой.

— А раз­ве это неп­равда? — уди­вил­ся я, удив­ля­ясь, нас­коль­ко зе­леной ос­та­лась тра­ва на зим­ней лу­жай­ке.

— Те­перь я по­нимаю ее ку­да луч­ше. Её жизнь пош­ла не так, как она хо­тела. Да, она смог­ла зас­та­вить всех по­верить в то, что это её осоз­нанный вы­бор — вос­пи­тывать де­вушек из ро­да Блэк, но это срод­ни хо­рошей ми­не при пло­хой иг­ре. Она лишь гу­вер­нан­тка, при­ложе­ние к нам, ее вос­пи­тан­ни­цам: сна­чала бы­ла я, по­том Ан­дро­меда с Кас­си­опе­ей, те­перь — сов­сем ма­лень­кие Ай­ла с Эл­ли… Она гу­вер­нан­тка, а кто у нас об­ра­ща­ет на них вни­мание? У вас бы­ла гу­вер­нан­тка, сэр Лан­се­лот? — лу­каво пос­мотре­ла она на ме­ня.

— Нет… — Гра­ви­евая До­рож­ка убе­гала вниз, в сто­рону боль­шой лу­жай­ки, и мы ос­то­рож­но по­дош­ли по ней. — Ме­ня все­му обу­чала ма­туш­ка мис­сис Гри­зель­да Ро­ули.

— Ко­торая в ду­ше ос­та­лась нас­то­ящей и поч­тенной ле­ди Лес­трей­ндж, — ма­лень­кие зам­ше­вые са­пож­ки Ми­сапи­ноа лег­ко нас­ту­пили на гра­вий. — Прос­ти­те, но мисс Фиб­би всег­да зва­ла ее мис­сис Лес­трей­ндж.

— Ну, а на­каза­ние дос­та­валось мне от те­ти Аг­нессы Лес­трей­ндж, — при­щурил­ся я на сол­нце. — Ко­торая, как вы зна­ете, ны­не ста­ла мис­сис Эй­ве­ри.

— Что же, ре­зуль­та­ты ее вос­пи­тания ока­зались блес­тя­щими, — чуть нас­мешли­во пос­мотре­ла на ме­ня мис­сис Блиш­вик.

— Тог­да я ду­мал ина­че, — улыб­нулся я в от­вет. — Как все маль­чиш­ки, я был ша­лопа­ем. Кста­ти, гля­дя на Сиг­ну­са мы с Ар­ни ду­мали: не­уже­ли у вас, Блэ­ков, не бы­ло ни од­но­го гор­до­го сво­еволь­но­го ху­лига­на?

Си­ние гла­за Мис­си ве­село пос­мотре­ли на ме­ня.

— Вы зна­ете, как вос­пи­тыва­ют очень гор­дых и сво­еволь­ных ху­лига­нов, сэр Лан­се­лот? — нем­но­го же­ман­но спро­сила она,

— Роз­ги или ре­жущее пе­ро? — ве­село уточ­нил я.

— Нет… Есть та­кое рас­те­ние — аме­рикан­ский клен. Мож­но на­резать его мо­лодые вет­ки и за­мочить их в со­ли. А по­том учить сво­еволь­ных ху­лига­нов ими: не как роз­га­ми, а как оди­ноч­ны­ми гиб­ки­ми пруть­ями!

— Это же со­вер­ше­но жут­кие прутья… — от слов Мис­си мне ста­ло как-то не по се­бе. — Боль, на­вер­ное, поч­ти та­кая, слов­но сни­ма­ют ко­жу… — вспом­нил я роз­ги те­ти Аг­нессы. — Поч­ти что ‚кру­цио‘…

— Вер­но. Но ‚кру­цио‘ не да­ет то­го пси­холо­гичес­ко­го уни­жения, как дол­гая пор­ка пру­том, — под­твер­ди­ла Ми­сапи­она. — Че­рез не­кото­рое вре­мя са­мый сво­еволь­ней ху­лиган ста­нет при­мер­ным ре­бен­ком!

— А ес­ли нет? — с ин­те­ресом пос­мотрел я на хо­лод­ное си­нее не­бо, ко­торое, ка­залось, сли­валось с си­ними гла­зами мо­ей спут­ни­цы.

— Тог­да для прос­ветле­ния ос­та­ет­ся ‚кру­цио‘, — спо­кой­но от­ве­тила да­ма. — Та­кому ре­бен­ку это толь­ко пой­дет на поль­зу!

Парк, меж­ду тем, ока­зал­ся го­раз­до свет­лее, чем я пред­по­лагал. В цен­тре, как и по­ложе­но, шла ка­мен­ная ал­лея. Я не сом­не­вал­ся, что она ве­дет к не­боль­шо­му фон­та­ну. Вок­руг ал­леи сто­яли по­сад­ки из ак­ку­рат­но подс­три­жен­ные кус­тов. По бо­кам шел обыч­ный сос­но­вый бор, иног­да раз­бавлен­ный кле­ном и ясе­нем. По бо­кам слы­шал­ся стре­кот ка­ких-то зим­них птиц и стук дят­ла. Я по­думал, что приш­ла по­ра ра­зуз­нать све­дения, ко­торые по­могут при­от­крыть тай­ну зер­кал в до­ме Блэ­ков.

— Раз уж вы рас­ска­зали мне о мисс Фи­би, мож­но я спро­шу и об ос­таль­ных ва­ших до­маш­них? — спро­сил я с лег­кой иро­ни­ей.

— Ваш ин­те­рес к мо­ей семье слег­ка нас­то­ражи­ва­ет, сэр Лан­се­лот, — улыб­ну­лась Мис­си. — Дай­те-ка уга­даю… — Вы пы­та­етесь оп­ре­делить, кто из на­шей се­ми мог быть при­час­тен к ис­то­рии с зер­ка­лами?

— Имен­но так… — кив­нул я.

— По­верь­те, ник­то, — вздох­ну­ла Мис­си, рас­се­ян­но пос­мотрев на ле­жав­шие не­пода­леку ва­луны. — Мой отец от­крыл то кры­ло толь­ко нес­коль­ко лет на­зад. Мы да­же не по­доз­ре­вали о его су­щес­тво­вании.

— Гм… Неп­ри­ят­ный воп­рос, но пой­ми­те ме­ня пра­виль­но. А был ли ваш прош­лый же­них в том кры­ле?

— Нет… — по­кача­ла го­ловой Мис­си. — Мы ра­зор­ва­ли по­мол­вку до то­го, как отец от­крыл то кры­ло.

— Хм… А Сиг­нус…

— Я да­же знаю, что вы сей­час ска­жете, — си­ние гла­за мис­сис Блиш­вик не­весе­ло улыб­ну­лись, а ее ко­рич­не­вая пер­чатка силь­нее сжа­ла мою ру­ку. — «До­пус­тим, что знал. До­пус­тим, что по­делил­ся с кем-то с кем-то све­дени­ями».

— А та­кое не­воз­можно? — спро­сил я. Мы как раз прош­ли ми­мо ва­лунов и взоб­ра­лись на не­боль­шой ко­согор.

— Ви­дите ли, сэр Лан­се­лот, я рос­ла в дру­гой семье, чем вы. Вы все-та­ки Лес­трей­ндж… — Ми­са при­ос­та­нови­лось и не­замет­но пос­та­вила нож­ку на но­сок. — Ваш род всег­да был свя­зан с по­лити­кой, а мы, Блэ­ки, от нее очень да­леки. У нас мог­ли быть иг­ры с за­веща­ни­ями и при­дан­ны­ми, но ни­как не с ми­нис­тер­ски­ми и по­лити­чес­ки­ми тай­на­ми, по­верь­те.

Пос­ледние сло­ва Ми­сапи­ноа про­из­несла чет­ко, слов­но да­вая мне воз­можность по­луч­ше их ос­мыслить.

— И тем не ме­нее, вы всту­пили в по­лити­ку, мисс Блэк, — я на­мерен­но наз­вал ее так, же­лая под­чер­кнуть ее сво­бод­ный ста­тус.

— Я знаю, — пер­чатка Ми­сы лас­ко­во пог­ла­дила мой ло­коть. — По­это­му го­това дать сэ­ру Лан­се­лоту лю­бые све­дения о мо­ей семье.

Мы ос­то­рож­но по­дош­ли к вы­соко­му гра­бу, ко­торый по­чему-то был ого­рожен. Не знаю по­чему, но гра­бы мне ка­зались всег­да чем-то ро­ман­ти­чес­ким, пах­ну­щим лу­ками и оса­дами зам­ков Сред­не­вековья.

— Ваш брат Сиг­нус, как я уже по­нял, ред­кий мер­за­вец? — пос­мотрел я на боль­шую клум­бу. Бла­года­ря ма­гии здесь и зи­мой цве­ли зо­лотис­тые бар­хатки и крас­ные ге­рани.

— Сиг­нус… — вздох­ну­ла Мис­си. — Гор­дый, за­нос­чи­вый, чувс­тви­тель­ный ко мне­нию об­щес­тва, ста­вящий бе­зуп­речное имя и ре­пута­цию на­шей семьи пре­выше все­го на све­те. Единс­твен­ный, кто еще хоть как-то удос­то­ил­ся его вни­мания — это нас­ледник. Но при всех его мер­зких ка­чес­твах, — Ми­сапи­ноа брез­гли­во дер­ну­ла но­сиком, — он бе­зуп­ре­чен в за­щите ре­пута­ции на­шей семьи!

— Од­на­ко… — Я по­дал ей ру­ку при спус­ке. — Вы о нем луч­ше­го мне­ния, чем он о вас.

— Я прос­то ста­ра­юсь быть объ­ек­тивной, — каб­лу­ки Ми­сы лег­ко сту­чали по сту­пень­кам. «Ка­кая же она лег­кая», — вспом­нил я ночь, и вдруг, през­рев при­личия, под­хва­тил ее на ру­ки. От не­ожи­дан­ности жен­щи­на вскрик­ну­ла и на­чала дер­гать нож­ка­ми, хо­тя тут же ус­по­ко­илась.

— Сэр Лан­се­лот… Из­воль­те соб­лю­дать при­личия! — про­из­несла она с на­пус­кной стро­гостью, хо­тя ее ла­зур­ные гла­за све­тились счасть­ем.

— У ме­ня то­же дол­жны быть пра­ва! С мо­ей прек­расной да­мой я не имею пра­во да­же за­курить, — шут­ли­во ска­зал я.

— Не име­ете, — улыб­ну­лась Ми­сапи­она, по­ка моя ру­ка наг­ло ле­жала у нее под ко­лен­ка­ми. — При­выкай­те к ог­ра­ниче­нию сво­боды, сэр Лан­се­лот!

Не об­ра­щая вни­мание на про­тес­ты, я пок­ру­тил да­му в воз­ду­хе, а за­тем лег­ко пос­та­вил на зем­лю. Ка­кая же она лег­кая! Мгно­вение она стро­го смот­ре­ла мне в гла­за. Я зас­ме­ял­ся, взял ее за пле­чи, и мы сно­ва сли­лись в по­целуе, жад­но лас­кая язы­ки друг дру­га.

— Пе­ред пер­вым по­целу­ем сэр Лан­се­лот так рас­те­рял­ся, что спро­сил ме­ня про Уруг­вай и Па­раг­вай, — Ми­са нас­мешли­во пос­мотре­ла на ме­ня, ког­да мы, на­конец, отс­тра­нилась друг от дру­га.

— При­дет­ся те­перь спро­сить про дик­та­тора Ро­саса в Ар­генти­не, — я нас­мешли­во смот­рел в ее гла­за.

— Кот­ро­го мы так от­лично по­били? — за­дор­но спро­сила Ми­сапи­ноа, по­ложив пер­чатку мне на пле­чо.

— Это бы­ло не так уж труд­но… — от­ве­тил я. — Они же ди­кие! План­та­торы в сом­бре­ро, ли­хо бь­ют би­чом и уди­ра­ют от пер­во­го выс­тре­ла!

— И ку­рят, как вы, сэр Лан­се­лот, — Ми­са нас­мешли­во пос­мотре­ла мне в гла­за, и мы сно­ва сли­лись в слад­ком по­целуе.

Отор­вавшись, я по­вел да­му к об­ры­ву, над ко­торым вы­сил­ся ма­лень­кий мос­тик. На блед­ных ще­ках мо­ей спут­ни­цы выс­ту­пила лег­кая крас­но­та. Мы ос­та­нови­лись на не­боль­шой по­лян­ке, ок­ру­жен­ной ду­бом и тре­мя ясе­нями. Без лис­твы они ка­зались тро­гатель­но без­за­щит­ны­ми, но вес­ной они за­зеле­не­ют но­вой лис­твой и зак­ро­ют по­лян­ку кро­нами. Я пос­мотрел впра­во. Сбо­ку по­ляны вид­нелся ста­рый гра­нит­ный ка­мень, на­поми­нав­ший ос­трый клык. Вес­ной его ос­но­вание скро­ет зе­леная тра­ва. Но сей­час, стоя на ред­кой жух­лой тра­ве, он на­поми­нал ог­ромный клык ка­бана.

— Лад­но, вер­немся к де­лу. Хра­нитель­ни­ца на­шего До­ма, Эл­ла­дора Блэк, — заг­ну­ла паль­чик Ми­са. — В на­шей семье ее ужас­но не лю­бят и за гла­за зо­вут «Ста­рой Га­дюкой».

— Не­уже­ли та­кая злов­редная? — ис­крен­не уди­вил­ся я.

— Весь­ма. Я в детс­тве бо­ялась ее боль­ше всех. Стро­го го­воря, она не Блэк, — ве­тер чуть ше­лох­нул изящ­ную ву­алет­ку мо­ей спут­ни­цы. Пол­ве­ка на­зад ее вы­дали её за­муж за Ами­куса Кэр­роу I. Вы не слы­шали о нем? — с ин­те­ресом спро­сила кра­сави­ца.

— Толь­ко про фа­милию Кэр­роу, — улыб­нулся я. Сол­нечный лу­чик изящ­но про­бежал по ка­мен­но­му ва­луну. Сту­пень­ки тер­ра­сы про­дол­жа­ли убе­гать вверх, слов­но зо­вя нас ку­да-то.

— Да, вот она сла­ва… — Ми­са чуть по­силь­нее опер­лась на мою ру­ку. — А меж­ду тем, он сде­лал се­бе сос­то­яние на про­из­водс­тве кот­лов, ввел у нас мо­ду на Швед­ские гон­ки на мёт­лах, пос­ле че­го про­иг­рал на став­ках по­лови­ну сос­то­яния.

— А я бы вы­делил часть де­нег, что­бы от­крыть для се­бя тай­ну: за­чем лю­ди иг­ра­ют? — спро­сил я, гля­дя на спя­щие ду­бы, под ко­торы­ми ва­лялись осен­ние же­луди. — Ну не­уже­ли они прав­да рас­счи­тыва­ют вы­иг­рать?

— Все рав­но не пой­ме­те, — кач­ну­ла го­ловой да­ма. — Вы не аван­тю­рист и слиш­ком лю­бите це­лесо­об­разность, сэр Лан­се­лот, — съ­ехид­ни­чала она.

— Что же… Это уже кое-что, — ска­зал я. — По­жилая да­ма, ко­торую не лю­бит вся семья…

— Нет-нет, — жи­во зап­ро­тес­то­вала Ми­са. — Я, ви­димо, соз­да­ла у вас не­вер­ное пред­став­ле­ние. «Ста­рая Га­дюка», ка­кой бы она не бы­ла, ни­ког­да не пой­дет про­тив на­шей семьи!

Мы по­дош­ли к на­вес­но­му мос­ти­ку. Под ним был ста­рый кре­пос­тной ров, ак­ку­рат­но об­ло­жен­ный се­рым ба­заль­том. Ка­мень был яв­но ди­ким и ста­рым: сквозь не­го прос­ту­пали рос­тки тра­вы.

— Нет, не по­доз­ре­ваю… Ско­рее, я по­доз­ре­вала бы в чем-то дру­гого че­лове­ка, чу­жого, но во­шед­ше­го в на­шу семью. — Мы шли по ка­чав­ше­му на­вес­но­му мос­ту, но Ми­са слов­но не за­меча­ла это­го. — Я имею вви­ду Эл­лу, же­ну Сиг­ну­са.

— Так… С это­го мес­та, по­жалуй­ста, по­под­робнее… — сно­ва пос­мотрел я вниз, ста­ра­ясь не про­пус­тить ни сло­ва.

— Труд­но ска­зать что-то оп­ре­делен­ное… Мой брат Сиг­нус же­нил­ся на од­ной лег­ко­мыс­ленной, но весь­ма хит­рой осо­бе Эл­ле Макс. Сей­час она ро­дила ему двух до­черей — Ай­лу и Эл­ли. Мне ка­жет­ся, что Эл­ла вет­ре­на мо­жет ему из­ме­нить. Хо­тя… — гла­за Ми­сы бес­ну­ли, — лич­но я не бу­ду про­тив ро­гов Сиг­ну­са!

— Ин­те­рес­но… Вы бы по­доз­ре­вали Эл­лу толь­ко из-за ле­комыс­лия?

— Не сов­сем… Ско­рее, из-за ее бес­прин­ципнос­ти, — ска­зала Ми­сапи­ноа. — Мне ка­жет­ся, та­кой че­ловек, как она, впол­не мо­жет вы­дать се­мей­ную тай­ну.

— На­вер­ное, та­кая осо­ба как ва­ша Эл­ла н вы­дер­жит пер­вой труд­ности? — пос­мотрел я на вет­ви.

— Ммм… Нет. Она… Как бы точ­нее ска­зать… Она ум­на, пре­дус­мотри­тель­на и очень эго­ис­тична. Раз­вод с Сиг­ну­сом, ес­ли бы он слу­чил­ся, при­чинил бы ей не­кото­рые не­удобс­тва, но ей бы хва­тило лов­кости об­ра­тить его в свою поль­зу, так что свет осуж­дал бы зло­дея-му­жа, а ей бы со­чувс­тво­вал.

— Я на­чинаю по­нимать… А Эл­ла бы­ла в той час­ти до­ма, где сто­ят зер­ка­ла?

— Да, — спо­кой­но от­ве­тила Ми­са.

Я за­дум­чи­во пос­мотрел на листья пихт. Ин­те­рес­но, что и здесь есть эти пу­шис­тые рас­те­ния. Сол­нечные лу­чи уди­витель­но иг­ра­ли в их ла­пах, ос­ве­щая, как на кар­тинках, их вет­ки с длин­ны­ми игол­ка­ми.

— Но я ни­чего не ут­вер­ждаю… — раз­дался го­лос мо­ей спут­ни­цы. — Я толь­ко го­ворю, что единс­твен­ный че­ловек в семье, ко­му я до­верю мень­ше все­го, это Эл­ла.

— Ос­тался толь­ко сам Ли­корус Блэк, — улыб­нулся я, ста­ра­ясь снять не­лов­кость. Я на­мерен­но под­би­рал­ся к ее от­цу как мож­но доль­ше.

— Да, Ли­корус мой отец, — Ми­сапи­ноа пос­мотре­ла на вер­хушки де­ревь­ев. — Мне труд­но го­ворить о нем… Он ни­ког­да не был бли­зок нам, де­тям. Он че­ловек хо­лод­ный, стро­гих пра­вил, бе­зуп­ре­чен в от­но­шении ин­те­ресов семьи и ро­да.

— Гм… А за­чем ему бы­ло ус­та­нав­ли­вать зер­ка­ла? — спро­сил я, все же наг­ло дос­тав труб­ку.

— По­нятия не имею. Раз­ве что… — по­низи­ла го­лос моя прек­расная спут­ни­ца… — Его поп­ро­сили это сде­лать. А, мо­жет, зас­та­вили…

— Ин­те­рес­ная мысль! На­мека­ете на ав­ро­рат или ми­нис­терс­тво? — при­щурил­ся я.

— Я это­го не го­вори­ла, — вни­матель­но пос­мотре­ла на ме­ня Ми­сапи­ноа. — Так, сэр Лан­се­лот, ку­рите всласть, а по­том иди­те к то­му бе­лому до­мику, — по­каза­ла она на вид­невше­еся меж­ду де­ревь­ями бе­лое пят­но.

— А что там? — с ин­те­ресом спро­сил я.

— Моя ко­нюш­ня, — кив­ну­ла Ми­сапи­ноа. — Под­хо­дите, как по­кури­те. Там мой гип­погриф Крувс уже заж­дался хо­зяй­ку.

Я от­хо­жу в сто­рону, и слад­ко за­тяги­ва­юсь труб­кой. Не бог весть что, но кое-ка­кие ин­те­рес­ные вы­воды сде­лать мож­но. Я вспо­минаю наш дав­ний ди­алог со Слаг­хорном. «К то­му же мы не зна­ем, ка­кими ме­тода­ми на не­го воз­дей­ство­вали. Сов­сем не обя­затель­но на­силие над во­лей, при­нуж­де­ние — про­ще при­бег­нуть к об­ма­ну», — лю­бил го­ворить он. Вот и я сей­час пы­та­юсь сфо­куси­ровать­ся на ус­лы­шан­ном.

Ми­са от­кро­вен­но на­мека­ет на Эл­лу. Дей­стви­тель­но, или прос­то жен­ская не­любовь? По мне так ку­да по­доз­ри­тель­нее Ста­рая Га­дюка или Сиг­нус. У обо­их мог­ли быть мо­тивы для ус­та­нов­ле­ния зер­кал. По­нят­но, что есть еще сам Ли­корус, о ко­тором я уз­нал не так и мно­го. А то нем­но­гое, что уз­нал о его отс­тра­нен­ности и скрыт­ности, не спо­собс­тву­ет мо­ему до­верию к не­му. По­чему бы ему, Ста­рой Га­дюке или Сиг­ну­су за день­ги не ус­та­новить зер­ка­ла наб­лю­дения? Да и Эл­ла за звон мо­нет мог­ла по­мочь про­ник­нуть в то кры­ло лю­бите­лям ус­та­нав­ли­вать по­доб­ные сис­те­мы. За­кол­до­ван­ный круг — все на по­доз­ре­нии, а ни к ко­му не под­сту­пишь­ся.

Ког­да я по­дошел к ко­нюш­не, Ми­са уже ус­пе­ла пе­ре­одеть­ся в бе­лый кос­тюм для вер­хо­вой ез­ды. Чер­ные са­пож­ки от­ли­вали глян­цем. Крувс ока­зал­ся до­воль­но круп­ным тем­но-се­рым гип­погри­фом, при­чем, су­дя по его фыр­ча­нию, ужас­но но­ровис­тым. Ми­сапи­ноа, не об­ра­щая вни­мания на мой при­ход. по­води­ла ла­донью в воз­ду­хе, и щет­ка зад­ви­галась по гри­ве Крув­са. Гип­погриф за­фыр­чал и за­дер­гал мор­дой.

Мис­си, ни­чуть не ис­пу­гав­шись, са­ма на­кину­ла на не­го сед­ло, вы­тянув тон­кой ру­кой стре­мена. За­тем быс­тро прыг­ну­ла в не­го, от­тол­кнув­шись от зем­ли. Мгно­вение — и ма­лень­кие чер­ные са­пож­ки Мис­си вста­ли в пет­ли стре­мян. На­ез­дни­ца кач­ну­ла ими так, что опо­ры стре­мян ока­зались стро­го по цен­тру по­дошв ее са­пог. Я не мог не вос­хи­тит­ся про­ис­хо­дящим: у Мис­си бы­ло не дам­ское, а нас­то­ящее сед­ло, в ко­тором она дер­жа­лась так ли­хо, слов­но ро­дилась на­ез­дни­цей.

Крувс гром­ко фыр­кнул и пот­ряс го­ловой. Мис­си, од­на­ко, вновь кач­ну­ла са­пога­ми в стре­менах. В тот же миг ос­трые ко­леси­ки ее шпо­ры уко­лоли бо­ка гип­погри­фа: всад­ни­ца про­вери­ла их ос­тро­ту. Ее ма­лень­кая чер­ная пер­чатка ос­то­рож­но взя­ла по­водья и за­фик­си­рова­ли кон­троль­ную за­щел­ку. Гип­по­гиф фыр­кнул, но Мис­си толь­ко жес­тче под­тя­нула вож­жи.«Да все, все уже!» — по­думал я с лег­ким вос­хи­щени­ем, слов­но на­мекая гип­погри­фу, что он по­корен. Я пос­мотрел на по­ляну для вер­хо­вой ез­ды. Ми­са, уве­рен­но на­тянув по­водья, пом­ча­ла Крув­са раз­ми­нать­ся на пе­ред взя­ти­ем барь­еров. Пос­коль­ку я сам не был хо­рошим на­ез­дни­ком, то мог лишь с вос­хи­щени­ем смот­реть ей вслед, пы­та­ясь сно­ва ос­мыслить ин­форма­цию, что пре­дос­та­вила мне эта ама­зон­ка.

***



Са­мым не­обыч­ным пред­ме­том в спаль­не Ми­сы был «пав­ли­ний ка­мин». Собс­твен­но го­воря, сам ка­мин, об­ло­жен­ный бе­лым мра­мором, не со­дер­жал в се­бе ни­чего не­обыч­но­го: Ми­са ска­зала, что он да­же не под­клю­чен к ка­мин­ной се­ти. За­то над двухъ­ярус­ной ка­мин­ной оп­ра­вой ви­сел ог­ромный об­раз пав­линь­его хвос­та. Эта не­казис­тая пти­ца, рас­пу­шив­шая свой пыш­ный си­яющий хвост, зак­ры­ла си­не-зе­леным цве­том всю гро­мад­ную нас­тенную ни­шу. Кон­чи­ки перь­ев си­яли ог­ненны­ми оран­же­выми фо­наря­ми с си­ней под­свет­кой. Каж­дый час пав­лин кри­чал неп­ри­ят­ным вы­соким го­лосом, слов­но на­поми­ная, что в ми­ре не су­щес­тву­ет со­вер­шенс­тва.

Ка­мин­ные ча­сы в ви­де коб­ры по­казы­ва­ют по­лови­ну треть­его — са­мый глу­хой час но­чи. Мы обес­си­лен­ные, но счас­тли­вые, ле­жим, при­жав­шись друг к дру­гу. Се­год­ня я уси­лил ка­мин, и нам прак­ти­чес­ки не нуж­но теп­лое оде­яло. Я сам не чувс­твую те­ла: мне ка­жет­ся, оно рас­слаб­ле­но и выб­ро­шено на бе­рег теп­ло­го мо­ря, а я сам взле­тел над мор­ски­ми вол­на­ми. Ми­са, как вы­шед­шая из мор­ской пе­ны Ве­нера, прис­ло­нила ко мне бе­лос­нежное бед­ро и рас­тре­пала зо­лотис­тые во­лосы на мо­ем пле­че. Нес­мотря на ус­та­лость, нам не хо­чет­ся спать — нам хо­чет­ся бол­тать друг с дру­гом о вся­ких пус­тя­ках, по­ка мы на­берем­ся сил для но­вой схват­ки.

— Я люб­лю смот­реть, как си­яет ел­ка, — го­ворю я. — В этом есть что-то та­инс­твен­ное… Та­инс­твен­ные ог­ни ел­ки.

— Да… — шеп­чет Ми­са. — Я то­же люб­лю сос­ну. Зна­ешь… Огонь­ки пря­чут­ся в длин­ные игол­ки.

На­кану­не мы ус­тро­или се­бе ве­чером за­баву. В спаль­не не бы­ло ел­ки, но я уго­ворил Ми­су пос­та­вить ма­лень­кую сос­ну и на­рядить, слов­но Рож­дес­тво и Но­вый год бы­ли еще впе­реди. До Две­над­ца­той но­чи, ког­да раз­би­ра­ют ел­ки, ос­та­валось все­го два дня. Но мы, слов­но де­ти пе­ред Со­чель­ни­ком, об­сужда­ли зо­лотис­тые ша­ры и ве­шали вмес­те гир­лянды «огонь­ки фей». У ме­ня за­валял­ся ма­лень­кий ки­тай­ский шар с ча­ем, и он с по­мощью ле­вита­ции был тор­жес­твен­но по­вешен Ми­сой на пу­шис­той зад­ней вет­ке. Фея в бе­лом фо­нари­ке взмах­ну­ла па­лоч­кой, и свет оза­рил ма­товым об­ла­ком крас­ный шар, слов­но мы шли по ве­чер­не­му ска­зоч­но­му ле­су. «Зим­няя сказ­ка», — по­думал я, с нас­лажде­ни­ем гла­дя ее ло­коть.

— Зна­ешь, в Рос­сии ста­вят гро­мад­ные ел­ки, — про­шеп­та­ла Ми­са. — А на ули­цах так хо­лод­но, что из­возчи­ки жгут кос­тры!

— Ты бы­ла в Санкт-Пе­тер­бурге? — спро­сил я. Феи на ел­ки от­ве­тили мне пе­рек­лю­чени­ем го­рящих ог­ней, оза­рив зо­лотые шиш­ки и кри­чащую со­ву си­ним све­том.

— Да… — вздох­ну­ла Ми­сапи­ноа. — Мы ез­ди­ли ту­да зи­мой со­рок вось­мо­го го­да.

— За­чем? — быс­тро спро­сил я.

— Мой муж ез­дил ту­да по ка­ким-то де­лам, а я соп­ро­вож­да­ла его по де­лам. Мы жи­ли не­дале­ко от Ад­ми­рал­тей­ства, ря­дом с Не­вой. Те­перь там рос­кошь: сов­сем не по­хоже на шат­ры их пред­ков! — улыб­ну­лась Ми­са.

— На­до же… — пог­ла­дил я ее во­лосы, гля­дя, как ог­ни фей ос­ве­ща­ют ла­пы ели крас­ным све­том. — А что те­бе боль­ше все­го за­пом­ни­лось в Санкт-Пе­тер­бурге? Кро­ме ба­лов, где тан­це­вали эти чуд­ные нож­ки, — я не мог от­ка­зать се­бе в удо­воль­ствии взять в ла­донь ее ма­лень­кую ступ­ню.

— Пе­рес­тань… — прит­ворно фыр­кну­ла Ми­са. — Я ни­ког­да не за­буду сфин­ксов.

— Ко­го? — изу­мил­ся я.

— Сфин­ксов… — при­жалась ко мне Ми­са. — Ук­рой ме­ня луч­ше! — Я не­хотя зак­ры­ваю оде­ялом ее нож­ки до ко­лен, по­ка зе­леные ог­ни фей не бро­са­ют на нас не­яс­ные об­ла­ка. «Лю­бовь — зим­няя сказ­ка… Толь­ко зим­няя», — ду­маю я.

— Сфин­ксов?

— Да… Нас­то­ящих… — Ми­са за­дум­чи­во смот­рит на сос­ну, слов­но о чем-то раз­мышляя. — Рус­ские при­вез­ли их Егип­та. Это сфин­ксы фа­ра­она Амен­хо­тепа XIV. Они сто­ят у них воз­ле, а Ака­демии ху­дожеств.

— Но ведь это на­вер­ня­ка тем­но­маги­чес­кий пор­тал! — шеп­чу я.

— Не знаю. — ко­лен­ка Ми­сы уже не­тер­пе­ливо на­чина­ет иг­рать с мо­ей но­гой. — Но они кра­сиво смот­рятся в ме­тели не­дале­ко от Зим­не­го двор­ца. А ме­тели там ве­чера­ми дей­стви­тель­но… си­ние, ка­ких нет у нас…

—Си­яет! — быс­тро ска­зал я и сра­зу прив­стал.

— Кто? — Ми­са яв­но не хо­тела вста­вить из теп­лой пос­те­ли и ле­ниво по­ложи­ла ру­ку на пле­чо.

— Наш фо­нарик! — про­шеп­тал я. Си­ний ма­лень­кий жу­чок в са­мом де­ле пе­рели­вал­ся. — Они приш­ли!

Вско­чив с кро­вати, я на­кинул си­ний ха­лат с ри­сун­ка­ми крас­ных дра­конов и за­вязал взгля­дом за­вяз­ки. Мое те­ло еще хра­нило сла­дость и аро­мат ее неж­ной ко­жи, слов­но оно бы­ло пок­ры­то тон­чай­шим мас­лом.

— Они в ком­на­те? — за­быв все на све­те, Ми­са от­бро­сыва­ет оде­яло и ста­вит длин­ные бе­лос­нежные нож­ки на ко­вер. Я всег­да вос­хи­щал­ся ее уме­ни­ем брать се­бя в ру­ки в са­мых слож­ных си­ту­аци­ях.

— Да. — Я на хо­ду на­деваю штиб­ле­ты. — Бе­ри па­лоч­ку и сле­дуй за мной. — Ми­са как раз на­кину­ла бе­лый ки­тай­ский ха­лат и обу­лась в до­маш­ние си­ние ту­фель­ки, так что мои со­веты из­лишни.

— Сле­дуй за мной. Они мо­гут быть очень опас­ны… — шеп­чу я, ког­да мы вы­бега­ем в ко­ридор. — Я сра­зу пос­тавлю за­щит­ный барь­ер.

— По­нимаю… — бод­ро от­ве­ча­ет си­нег­лазка, лег­ко сту­ча каб­лу­ками. — Не вол­нуй­ся, я бу­ду бить сра­зу «Imperio» или «Cucio».

«Вот что зна­чит Блэк!» — сно­ва по­думал я с вос­хи­щени­ем. Мы мол­ча бе­жим по ко­ридо­ру, хо­тя и взяв­шись за ру­ки. С теп­лом рук друг дру­га нам не страш­но ни­чего. В ко­ридо­ре пус­тынно, слов­но ни­кого и не бы­ло. Мы вбе­га­ем в чер­дачную ком­на­ту. Я оза­ряю ее япон­ской «мор­ской за­щитой», а Ми­са бь­ет «Imperio». Но все ти­хо, хо­тя на­шего жу­ка уже нет.

— Ну? — спра­шива­ет Ми­са, по­ка я ак­ти­визи­рую ус­трой­ство па­мяти.

— Ар­нольд… — шеп­чу я, от­хо­дя к све­чам. Ми­са смот­рит на ме­ня без изум­ле­ния, ки­вая, слов­но ожи­дала от­вет.


***



Я сно­ва смот­рю на эту кол­догра­фию. Здесь нам с Ар­ноль­дом по во­сем­надцать. Сза­ди сто­ит под­пись Ар­ноль­да: «Друж­ба — бес­ценный дар, не име­ющий це­ны». Тог­да я был пол­ностью сог­ла­сен с его сло­вами. Но те­перь… Я прик­ры­ваю гла­за и мас­си­рую ве­ки. К со­жале­нию, друж­ба име­ет це­ну. И эту це­ну мне приш­лось зап­ла­тить спол­на.

При­меча­ния:

* Елюй Чу Цай (1189 — 1243) — го­сударс­твен­ный де­ятель Мон­голь­ской им­пе­рии, со­вет­ник Чин­гис-ха­на и Угэ­дэя.

** В XVIII–XIX вв. в За­пад­ной Ев­ро­пе бы­ло рас­простра­нено мне­ние, что Мос­ков­ские князья бы­ли не Рю­рико­вичи, а по­том­ки Чин­гиз-ха­на и по­луми­фичес­кой княж­ны Ан­ны Чер­ни­гов­ской.

*** Все ха­рак­те­рис­ти­ки семьи Блэ­ков взя­ты из фан­фи­ка «Са­га о Блэ­ках» Lady Astrel и его об­сужде­ний. Вы­ражаю бла­годар­ность.