Глава 3, в которой сэр Ланселот получает новое задание и вспоминает наставление сацумских самураев
Меня всегда забавляло, когда изнеженных детей зовут «маменькин сынок». Я встречал немало людей, воспитанных матерью без отца, и хоть бы кто из них был забалованным или незакалённым. Все, как один, — выдержанные, самостоятельные и ответственные люди. Зато я немало встретил изнеженных и ни на что непригодных мужчин, воспитанных тетушками или бабушками. Когда я слышу, что некто воспитан матерью без отца, мне хочется сказать: «Замечательно! На пробу к нам!» Вот «тетушкиному племяннику» и «бабушкиному внуку» у нас точно нечего делать.
Моя матушка никогда не скрывала, что будет больно. Наоборот, она всегда предупреждала меня об этом. И всегда холодно прибавляла: «Что это за мужчина, не способный терпеть боль?» Если я плакал у колдомедика, то получал от нее или хороший подзатыльник, или, как минимум, холодное молчание до вечера. На каникулах у меня не было права явиться домой после двадцати ноль-ноль. Тогда я злился и обижался, но потом стал безмерно благодарен ей. Когда я учился в специальной школе, у меня в отличие от многих однокашников, никогда не было проблем с дисциплиной.
Зато однажды к нам приехала моя тетушка Орейла. Меня, признаюсь, ужасно тяготили ее постоянные попытки дать мне какие-то подарки, сладости и, особенно, ее постоянная манера спрашивать, как у меня идут дела. Уже тогда в детстве я чувствовал, что в этом есть нечто неприличное для мальчика. Зачем, если я ненароком разбил колено, поднимать шум на весь дом, после которого мне последует выговор от матери? Будто я сам не могу промыть в ручье рану и осторожно попросить нашу эльфийку ее подлечить. Вся эта намеренная забота никогда не приводит ни к чему хорошему.
***
Я никогда не был театралом и не понимал долгих сборов в театр. Мне трудно представить, почему собираться в театр начинают после обеда. Ладно, дамы заняты туалетом и выбором платьев. (Хотя, каким образом матушка делает это в течение четырех или пяти часов, мне неведомо). А уж нам, мужчинам… Рубашка, смокинг, «бабочка», цилиндр, парадная мантия… Проблем-то на пятнадцать минут! И тем не менее, для многих сборы на театральное представление — это невероятный ритуал.
Наверное, я страшно ограниченный человек. Я никогда не любил драмы и пьесы. Ничего не имею против оперы с декорациями и музыкой — это действительно хороший отдых. Но когда передо мной со сцены просто рассказывают текст, меня мучает противная мысль, что этак я могу делать и сам. Слава Мерлину, сегодня мы идем на феерию «Бунт гоблинов» — будет, на что посмотреть.
Арнольд, однако, начал сборы сразу после обеда. Для этого он зачем-то потащился в малую кофейную, куда Урилл принес несколько смокингов. Арни начал вертеться возле большого зеркала, примеряя первый из них. Наверное, это черта всех разведеных мужчин — они или запивают, или начинают болезненно следить за своим гардеробом. Я стоял в отдалении, глядя на маленький столик из американского клена.
— Фанни спит? — бросил Арни, когда Урилл принес очередной галстук.
— Видит десятые сны… — ответил я.
Фанни, напившись вдоволь молока и наигравшись с утра, в самом деле посапывал в моей комнате. Вероятно, ему наконец-то снились приятные сны. Игра должна была прийтись ему по душе: мы прятали золотое блюдо и позолоченные часы, и Фанни без ошибки находил их. Сейчас, глядя на гладкую поверхность столика, я задумался над тем, а можно ли научить Фанни таскать не все, а только конкретные золотые вещи. Мне бы это ужасно помогло на Востоке, окажись я там вновь. Например, если бы из десяти золотых блюд мне понадобилось бы одно, конкретное, смог бы ли Фанни стащить не все, а именно его? Я никогда не занимался воспитанием нюхлеров. Хорошо бы, конечно, поискать нужную литературу, но так, чтобы не поднимать лишнего шума…
— Слушай, у меня к тебе одна просьба… — неожиданно начал мой друг.
— Ну, после Фанни, мне трудно тебе отказать, — засмеялся я, забарабанив костяшками пальцев по столику.
— Это пустяки… Моя тетка Элси…
— Элси? — удивился я.
— Вообще-то Элизабет, но сейчас у нас стали так их звать кратко, — пробормотал Арни. — Так вот, она еще в двадцать восьмом году привезла из Парижа японское панно. Старинное, как она говорила! Там что-то написано, а что — мы никогда не могли разобрать. А теперь у меня в гостях — настоящий знак Дальнего Востока!
— Грех не воспользоваться, понимаю, — ответил я. — Ну пошли, посмотрим на твое произведение искусства.
Арнольд чуть театрально показал в коридор, и мы быстро пошли в малую библиотеку. Точнее, это был маленький читальный зал с одним единственным столиком, креслом и камином. Перед ним висели синие кружевные занавески. Арни взмахом палочки отодвинул их, и передо мной предстала типичная японская гравюра. Она изображала гору, у подножия которой виднелась негустая мандариновая роща. На заднем плане терялась за горизонтом сине-зеленая гладь моря — скорее всего, Тихий океан к западу от японских берегов, потому что в Желтом море нет такой густой синевы. На переднем плане виднелась одинокая туя, словно спрашивая сама себя, а что я забыла в этой роще.
— Это Фудзияма? — спросил Арнольд, поправив непроизвольно «бабочку».
— Нет, это гора Дондоро, — присмотрелся я. — Там по преданию жил веселый, но пакостный, Красный Демон. Он воровал рис у крестьян, а потом стал учеником Бога Грома.
— Смотри-ка, тут есть надпись, — показал мой друг на правый угол.
— Вижу… — пробормотал я. Над храмом у подножия горы в самом деле красовались иероглифы.
— Ты понимаешь по-японски? — Арни посмотрел на меня с интересом.
— Разберу, — спокойно сказал я.
Любопытно, почему я никогда не видел этой картины в доме Арни. Вроде бы я даже был в этой комнате пару раз, но никакого панно здесь не было. Разве, что он перевесил его из другой комнаты… Или его сластолюбивая женушка постаралась… Письмо, как ни странно, было вполне современным — чтобы там ни говорила ему тетка.
— «Боль нельзя забыть. Боль нельзя победить. — Начал разбирать я. — Боль должна пройти сквозь тебя, чтобы стать твоей силой». Это из «Буси-до», — спокойно ответил я.
— А что такое «Буси-до»? — прищурился Арни. Я покосился на него: меня не покидало ощущение, что он и сам знает ответ.
— «Путь воина», — ответил я. — Набор заповедей японских самураев. Прежде всего, из Сацумы.
— Почему именно из Сац… Или как там ее? — удивился Арни.
— Там самые воинственные самураи, — ответил я. — Знаешь, как шутил один мой знакомый: «Самураи — они и есть самураи, и они всегда будут самураями потому что они — самураи!»
— Масло масляное… — хмыкнул Арни. Мы рассмеялись, и он задвинул занавески.
— А как китайцы относятся к русским? — уточнил Арни, когда мы вышли в маленький коридор. Висячие подсвечники несли на себе тусклые огоньки.
— Они их всегда боялись, как огня, — я удивленно посмотрел на друга, словно объясняя ему прописные истины. — Русские у них сожгли две столицы — Чанъань и Лоян… Да и Пекин не раз сжигали!
— А почему китайские императоры это допустили? — мы вновь вернулись в Малую гостиную. — Ты же говорил, что у них мощная армия!
— Понимаешь, китайцы не любят воевать, — ответил я, стараясь сам найти причину. — Они торговцы и ремесленники. Их великий маг Сунь Цзы написал целый трактат о том, что надо побеждать врага замыслом, расстраивать его планы. А русские были кочевники, с детства на коне и с саблей. Им на все эти изыски было… Прискакали, подожгли стрелы — и конец всем замыслам!
— Это когда их Чингиз-хан объединил? — вспомнил мой друг курс истории.
— На самом деле его звали Темуджин*, — отозвался я. — Чингиз-ханом, то есть «Ниспосланным Небом», его провозгласили сами русские, когда подняли на белом войлоке почета. Это, так сказать, идеальный правитель для русских.
— Но теперь-то они перестали нападать на Китай… — размышлял вслух Арнольд.
— Конечно перестали! Их самые воинственные роды откочевали на Запад. Славян вырезали, а их женщин себе забрали — вот и создали свою империю.
— А почему русские так хотели всегда воевать? — Урилл принес моему другу на выбор черный и серый цилиндры.
— Мерлин знает. Китайцы говорят, что у них степь время от времени пересыхала, и тогда русские шли войной на них. Поэтому, как засуха — вся Поднебесная молились богам и дрожала…
— Интересно, что у русских теперь пересохло, раз их потянуло к Константинополю? — жалобно вздохнул Арнольд, продолжая раскручивать серый головной убор.
Сейчас, глядя на Арни, я задумался над тем, что ожидает меня в театре. Какое именно задание я там получу. Забросят в Россию? Едва ли. Я не владею русским языком, а дипломатической миссии, под прикрытием которой я мог бы действовать, там нет. Забросят в Вену, ставшую центром переговоров? Опять-таки, я не в ладах с немецким, а Вена наполнена русскими агентами. Снова Пекин? Едва ли была бы такая спешка перед Рождеством…
— Кстати, — посмотрел я на резное зеркало, — а это правда, что в доме Блэков есть особая магия зеркал?
Вопрос подброшен как бы невзначай, но мой друг отреагировал непроизвольно.
— Откуда же мне знать?
— Ты же там резвился в кроватке с прекрасной Мисапиноа… — бросил я на Арнольда быстрый взгляд.
— Ну, она мне зеркала не показывала… Мы другим занимались, — мелькнула на его губах странная ухмылка.
— Странно… Вчера говорил, что распутные женщины обожают это делать при свечах и зеркалах, — пожал я плечами. Арнольд не ответил и задумчиво посмотрел на сияющий паркет.
***
Магия зеркал всегда казалась мне особенной. В Хогвартсе в наших зеркалах жили духи: они не так уж редко осведомлялись о том, как у нас идут дела. У иного может сложиться впечатление, будто бы такие зеркала есть у каждого волшебника, что неверно. Подобные зеркала — показатель богатых и старинных волшебных домов.
Иное дело — Главный магический театр. Здесь Зеркальная галерея буквально перенасыщена зеркалами. В каждом из них живет свой дух, который приветствует входящих. Возле каждого зеркала горят особенные свечи, которые, отбрасывая тени на их гладь, пробуждают неявные блики.
Мы с Арни аппарировали не к главному входу, а к северной галерее. В наших театрах есть свой зимний сад, где, помимо всевозможных растений, имеется еще и «фонтан грез». Собственно говоря, это обычная чаша, рождающая видения. Ходят слухи, что рядом с ним лучше не думать о заветном — иначе он воспроизведет это на глазах у всех. Я не проверял, но на всякий случай, проходя мимо малахитовой чащи, извергающей белое свечение, задумался о картине в доме Арни. Пусть лучше фонтан воспроизведет пихту у горы Дондоро.
По Зеркальной галерее публика шла редкими парами, которые в окружении теней казались окутанными неярким светом. Дамы в их новых белых платьях с темно-серыми накидками и манжетами казались призрачными созданиями. Разумеется, невдалеке стояла группа «светских львиц», состоящей из миссис Малфой, миссис Яксли, миссис Слагхорн и миссис Крауч. Матушка Арни звала их «величественными дамами, на коих держался мир и основывалось общественное мнение». Наверное, это так, хотя у меня группа интриганистых старушек вызывала улыбку. Некоторые дамы (я сразу понял, что гувернантки) вели воспитанниц — учениц последнего курса в Хогвартсе. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: они присматривают им выгодных женихов — по возрасту, состоянию и родословной. Словно покупают породистых гипогрифов, ей-Богу.
Мне всегда казалось, что мы идем прямиком по направлению к китайцам. Это в Поднебесной у благородной девушки ноги должны быть такими же маленькими, как у двенадцатилетней девочки. Еще хорошо, что невеста на этих рахитичных ножках не умела быстро бегать. Вот и бинтуют китаянкам ноги начиная с шести лет — пусть ходят и мучаются, превозмогая боль. Свататься к этим сокровищам можно тоже по определенному ритуалу: сначала познакомиться на вечере или празднике, затем слать безответные стихи, затем, если последует ее ответ величиной в одну строку, можно послать в подарок зеркальце. При этом китайцы безумно гордятся тем, что отличаются от «северных варваров» — монголов, ойратов, русских, у которых можно гулять вдвоем с девушкой хоть до утра… Мы говорим о «чудесах Востока», не думая над тем, что сами идем в тот же Восток.
К счастью, ни Арнольд, ни я не входили в их расчеты. Арнольд Бэрк имел скандальную репутацию полуразведеного рогоносца, который наверняка посещает женщин недостойного поведения. (Так и вижу миссис Малфой, шепчущую что-то такое миссис Слагхорн и советующую ей держать от него подальше племянниц). Ну, а Ланселот Роули… Мелкопоместный эсквайр, пробивающей себе дорогу в жизни в каком-то там отделе министерства. С точки зрения морщинистой миссис Малфой — неплохая партия для незнатной полукровки, чудом попавшей на благородный факультет — Слизерин или Райвенкло. Но чтобы отдать за такого дочку или племянницу из хорошей семьи — «фи-фи-фи».
— А правда, что у китайцев есть «люди с зеркальными лицами»? — шепнул Арнольд, когда мы подошли к пред последнему зеркалу с духом в виде неприятной полузвериной мордой.
— Есть. Это воинственные духи, которые требовали себе особого поклонения, — отозвался я, глядя на блестящее стекло зеркала.
— Опасные? — прошептал Арнольд.
— Скорее, хотели такими казаться для маглов, — пробормотал я.
Поскольку Зеркальная галерея служит одновременно и театральной прихожей, публика использовала ее как зал. Дамы быстро поправляли прически; мужчины наводили палочкой глянец на туфли себе и своим спутницам. В толпе я заметил и Лоуренса Треверса — высокую крупную фигуру в очках. Ярла Йергин стояла рядом с ним в дорогом темно-фиолетовом платье. Кажется, она спокойно меняла перчатки с уличных на театральных. Да, очки блестели на ее глазах также, как и в тот день, когда я в последний раз видел ее в Хогварсте. Только теперь ее лицо изменилось — в ней появилось нечто собранное и взрослое. Черные волосы не вились кудряшками, как в школе, а спадали прямыми линиями вдоль плеч.
Я присмотрелся. Не знаю почему, но меня удивила ее рука. Мне трудно ее описать, но она была тонкой, белой и холеной. Фиолетовый рукав дорогого платья невероятно точно гармонировал с ней. При взгляде на нее, мне почему-то сразу вспомнилось история о ее помолвке. Умом я понимал, ее рука была нежной и красивой, но на душе отчего-то поселилось неприятное чувство.
— Ты чего? — спросил меня Арнольд.
— Все в порядке — отозвался я. Мимо нас промелькнули Оймер и Виола Яксли — старые друзья родителей Арнольда и, кивнув нам, пошли вперед.
Зеркальная галерея завершалась неясной субстанцией, напоминавшей Омут Памяти. Все входящие ныряли в нее и вскоре оказывались в громадном холле, где эльфы быстро разливали любимые напитки — по желанию. Многие по традиции заказывали сливочное пиво или огневиски, но многие предпочитали вошедшее в моду шампанское. Краем уха я слышал легкий говор двух кузин Нотт, что шампанское — чарующий напиток зимы, рождающий ощущение холодной сказки. Моя встреча будет в антракте. Поэтому пока я последовал за Арнольдом, спешившему вместе публикой к ансамблю из двенадцати елей.
Рождественский уголок напоминал Большой зал Хогвартса. Елей на самом было было одиннадцать — в центре высилась огромная корабельная сосна. Шесть елей были обычными; пять — голубыми, видимо, привезенными из Северной Америки. Все ели блестели серебристыми снежинками, а главная сосна переливались сотней горящих свечей. Арнольд на ходу здоровался с младшими Яксли, в то время как я смотрел на подбегавших эльфов.
— Где же Блэки? — осторожно спросил я друга.
— Блэки? — Арнольд осмотрелся вокруг. — А… Вот же они! — указал он подбородком на группу пар, подходящих к Главной сосне
Я прищурился. Блэки были одеты безукоризненно, словно только сошли со страниц модных журналов. Мужчины были упакованы в смокинги; дамы в длинных платьях несли театральные веера с причудливыми узорами. Я плохо знал Блэков — разве что пожилого Ликоруса. Но сейчас, глядя на них, я удивлялся, что остальные почтительно расступились.
— Где-то здесь должна быть твоя подруга, — заметил я. Мое сердце застучало сильнее.
— Это она… — прошептал Арни, указав мне на одну из идущих к сосне пар.
Пожалуй, это необычно — встретить, наконец, наяву девушку из своих грез. В первый момент она даже не поразила меня. Мисапиноа Блишвик была такой, как на своем елочном портрете — холодная тонкая дама, упакованная в безупречно белое дорогое платье и черные перчатки до локтя. В прикрытых ресницах сияли синие глаза. Золотистые волосы выглядывали из-под шляпки с пером страуса и высокими полями. В первое мгновение я не почувствовал ничего — словно она была самой типичной дамой с картинки. Но затем тонкость ее тела пробудила во мне приглушенное дикое желание. Этот стан словно сам просился приобнять его и поднять его хозяйку в воздух — так, чтобы она налету поджала от счастья свои маленькие ножки в черных глянцевых туфельках. Я не сомневался, что смогу поднять ее одной рукой.
«Все девицы Блэк развратны… Невероятно развратны…» — зазвучал в моей голове голос Арнольда. Я с интересом покосился на моего друга: неужели о в самом деле поднимал ее своей рукой? Ведь она была выше его на целую голову…
— А этот господин — Джимбо Блишвик? — спросил я, как можно более равнодушно. Не знаю почему, но блондин с песочными усиками казался мне прирожденным рогоносцем.
— Ну да, — кивнул Арни.
— И он получил рога по твоей милости? — спросил я, глядя на друга в упор.
Мой принцип: в таких случаях лучше всегда брать быка за рога. Арнольд пробормотал что-то невнятное и покосился на раскидистую лапу ели.
— Ты разве не представишь меня своей подруге? — с интересом спросил я как можно более равнодушно.
— Миссис Блишвик? Да, сейчас.
Не обращая внимания на Ноттов, мы шагнули в их сторону. Мисапиноа Блишвик, похоже, заметила своего знакомого и послал моему другу едва заметную улыбку, незаметную для мужа. Ее белый веер с движущейся черной птичкой чуть шевельнулся. Я насторожился. Но не успела моя настороженность оформиться во что-то конкретное, как Арнольд уже обменивался приветствиями с Блишвиками. Рука миссис Блишвик шелохнулась, снова удивив меня своей тонкостью — словно приглашая погладить ее.
— Добрый вечер мистер и миссис Блишвик, — поклонился я семейству. — Очень приятно с вами познакомиться.
— Нам тоже, мистер Роули, — ответил усатый. Его супруга изобразила светскую улыбку, а затем сделала изящный книксен.
— Мы никогда не видели вас здесь, — сказала она. — Почему, мистер Роули? — Ее голос звучал с томной напевностью, которой миссис Блишвик могла свести с ума любого.
— Мой друг только вернулся с Востока, — ответил Арнольд.
— В самом деле? — брови Джимбо Блишвика поползли от удивления вверх.
— Да, из Китая, — ответил я. Ее густые ресницы казались мне скрывавшими множества тайн, как веера японок.
— Из Китая? — поинтересовалась миссис Блишвик. — Право, это интересно. Надеюсь, вы как-нибудь расскажете нам об этой удивительной стране?
— Ммм… С удовольствием, — ответил я, почему-то задумавшись над тем, как выглядит моя «бабочка».
— Дорогая, у нас сейчас нет времени, — напомнил ее муж.
— Тогда может быть пригласим мистера Роули и мистера Бэрка к нам на чай? — спросила Мисапиноа Блишвик.
— Прекрасно. Милости просим к нам в гости, — невозмутимо ответил Блишвик.
«Смелее, я твоя!» — словно говорил взгляд миссис Блишвик. Или он ничего не говорил, а я был жертвой иллюзии? Я еще раз посмотрел вслед удалявшейся паре, которой эльф преподнес напитки. Тонкая перчатка дамы взяла бокал с шампанским. Неужели и Арнольд, и этот невзрачный Блишвик в самом деле обладали ей в самых немыслимых позициях? И если это делали, то почему…
«Сказка, в которой принц Шун получает урок и теряет руку», — вспомнилось мне, когда мы прошли в зал с говорящими креслами. Два бархатных кресла скрипнули, и мы стали присаживаться в партере. Сидевшие неподалеку Слагхорны послали нам приветствие, и я был рад увидеть Луизу в хорошем настроении. Ярла Трэверс также казалась вполне довольной жизнью подле Трэверса — они заняли ложе бенуара. Блишвики также заняли бенуар — не чета нам, любителям партера. Летающие снизки свечей стали тускнеть.
Все первое действие я наблюдал за сценой, стараясь побороть нетерпение. Спектакль оказался интересным — рассказ о событиях тринадцатого века на фоне декорации болота и замка. В роли гоблинов были находившиеся под обороткой эльфы, которые сражались пока еще между собой в потоках синих электрических волн. Только под конец подошел герцог в латах и что-то велел двум гоблинам, от чего те пришли в неописуемую ярость. Пару из них герцог наказал «круциатусом», но вскоре ему пришлось убежать в замок.
Публика зааплодировала и наступил антракт. Мы вышли в холл вместе с Арни, но я отстал от него где-то в районе елей. Начальник поджидал меня за нужным столиком, держа в руках бокал с огневиски. Рядом с ним стоял второй — очевидно, предназначенный для меня. Стараясь не думать лишнего, я прошел к нему. Шеф, чуть заметно улыбнувшись, сразу предложил мне его.
— Вы из Нанкина? — сказал мне Гринграсс после обмена приветствиями. Дамы, проходившие мимо, продолжали сплетничать друг с другом. Судя по обрывкам разговора, речь шла о нарядах престарелой миссис Малфой.
— Из Фузана, — уточнил я. — В Гуаньчжоу было не прорваться. Принц Гун что-то заподозрил, и я решил не рисковать.
— Под Гуаньчжоу вас ждала шхуна до Формозы… — вздохнул Гринграсс.
«Не мешало бы знать это раньше», — вздохнул я. Счастливая Ярла не отпускала руку Трэверса. Глядя на ее сияющие очки, я удивлялся, как быстро наша скромница выучилась светской жизни.
— Но все-таки очень рад видеть вас живым и здоровым! — улыбнулся шеф. Призрачный свет зеркал ударил по нашим бокалам темноватыми лучами — настолько, что я чуть поморщился.
— А кто меня учил? Ваша Светлость, — также с улыбкой кивнул я.
— Скажете тоже, — подмигнул мне начальник. — Не я, так нашелся бы другой. Но все-таки очень рад, что вы справились…
Его весело смеющиеся синие глаза говорили сами за себя.
— Ладно, ближе к делу, — понизил он голос. — У меня для вас есть одно важное задание, связанное к тому же с пребыванием в одном месте… Пока, по крайней мере, — внимательно посмотрел он на меня.
Я всегда попадался умению начальника шутить в самых необычных ситуациях. Он все-таки удивительный человек. Когда дела идут хорошо — хмурый, раздражительный, словно боится подвоха. Зато если все не клеится — шутит, улыбается и подбадривает всех остальных.
— Задание простое, — Гринграсс внимательно посмотрел на меня. — Составьте письменные рекомендации, как, на ваш взгляд, следует изменить ход войны.
— Я не кадровый военный, — вздрогнул я.
— Это не важно. Нас интересует политика, а не стратегия, — ответил шеф.
— Сколько у меня времени? — уточнил я. Задание было получено и нужно было приступать к его выполнению.
— Сразу после Рождества, двадцать шестого, Вас будут ждать в министерстве— Шеф говорил монотонно, но я понимал, что это приказ.
— Есть, — ответил коротко я.
Мимо нас спешили пары. Мой взгляд снова упал на ели, мимо которых шли Блишвики. Мисапиноа демонстративно улыбалась, слушая его. И глядя на ее тело, я не сомневался, что рано или поздно получу его. Как и при каких обстоятельствах — я не знал, но знал, что непременно получу.
— За «Статут» не беспокойтесь. Все согласовано сверху — донесся до меня голос начальника. Серая шляпа миссис Блишвик вздрогнула, словно подтвердив его слова.
Примечание:*В европейской историографии XVIII–XIX веков Россия считалась наследником Монгольской империи, а не Киевской Руси.