Глава 20 Сумерки в Хогвартсе

Всё происходило словно во сне – слепящие струи дождя, озябшее тело…
Вот сейчас профессор Слагхорн приведёт Лили в кабинет, даст ей выпить успокоительную настойку, и она поймёт, что на самом деле Тереза Риверс вовсе не умерла, а сидит себе где-нибудь в укромном, уютном уголке библиотеки в компании Ремуса Люпина и готовит реферат к завтрашней Трансфигурации.
Нападение на территории Хогвартса, неприступной цитадели волшебников на протяжении веков, событие само по себе невероятное. Бред, какой же всё это бред – оборотни, способные менять обличье белым днём, смерть, разорванное горло, стекленеющие глаза, устремлённые в исходящие крупными каплями небо.
Мир снова раскололся на до и после. Утром Лили проснулась в полной убеждённости, что находится в безопасности, а теперь всё резко изменилось, и не для неё одной.
Из густой серости, в которую сплелись сумерки, туман и колючая морось, выдвинулись тени, оказавшиеся командой гриффиндорцев, возвращающихся с квиддичного поля после тренировки.
– Что вы здесь делаете?! Почему все вы не в замке, как было приказано? – накинулся на студентов Слагхорн. – Или даже сам директор для вас больше не авторитет? Дамблдор отдал чёткий приказ! Или правила написаны «не для сердцем храбрых»? – горячился декан Слизерина. – Вы когда-нибудь доиграетесь, молодой человек! – ткнул он указующим перстом в грудь Поттера.
На том основании, что Джеймс – капитан команды, профессор счёл его ответственным за происходящее.
– Мы немедленно прекратили тренировку, как только получили соответствующие указания, – оправдывался Поттер.
– Прекратите паясничать! – прикрикнул на него Слагхорн. – Мисс Эванс, к вашему сведению, только что чудом осталась жива!
Среди гриффиндорцев пронёсся испуганный ропот.
– Если вы продолжите разгуливать за стенами замка, ещё неизвестно, чем это прогулка закончится для вас. Немедленно возвращайтесь.
Лили ощутила, как сильные пальцы Джеймса крепко сжались на её запястье.
– Что случилось? – зашептал он ей в ухо.
– Терезу Риверс только что растерзал оборотень, – поведала она ему без лишних реверансов.
– Как – оборотень? – широко раскрыл глаза Поттер в недоверчивом недоумении. – Этого просто не может быть!
– Хотела бы я ошибиться. Но я видела его своими глазами, как вижу сейчас тебя. И я не ошиблась. С такого расстояния, при дневном свете у меня просто не было возможности ошибиться. Говорю тебе, это был оборотень. Он и меня бы растерзал, если бы не Сириус.
– Сириус?..
Лили кивнула:
– Он ранен и, кажется, серьёзно.
– Где он? – встревожился Джеймс.
– В лазарете. Мне пришлось отдать ему твоё кольцо, – вздохнула она.
– Не пойму только, почему ты сама-то им не воспользовалась? Это же избавило бы тебя от опасности, а Сириуса – от необходимости подставляться.
– Не знаю, почему-то даже в голову не пришло. Я о кольце в тот момент забыла начисто. А что теперь станет с Сириусом? Он ведь не может заразиться, правда? Ликонтропия в анимагической форме волшебникам не передается?
– Давно ты узнала? – спросил Джеймс, бросив на Лили хмурый взгляд.
– С тех пор, как Северус поделился воспоминаниями о Люпине. Ты ведь тоже анимаг, Джеймс? Правда, ты как-то не особо рвался мне об этом рассказать? А помнится, кто-то долго распинался о невозможности разглашать чужие тайны, но на деле, оказывается, ты и свои не менее тщательно охраняешь. Я-то думала, мы с тобой друзья. Но ты не доверяешь подружке Нюникуса. И, может быть, правильно делаешь…
– Не говори ерунды! Сейчас мне нужно в лазарет, к Сириусу, но если захочешь, мы обсудим это позже…
– Не хочу.
– Послушай, ты сейчас пойдёшь в гостиную, успокоишься, приведёшь себя в порядок, а я поговорю с Сириусом, узнаю, как у него делам.
– Не забудь поблагодарить его от моего имени, – попросила Лили.
– Обязательно. Я скоро вернусь. Вот только уверюсь, что с Бродягой все в порядке.
– Можешь не торопиться. Со мной всё хорошо, – с несколько искусственной улыбкой помахала ему рукой на прощание Лили.
Поттер несколько раз обернулся, пока, наконец, не исчез за поворотом.
Через два часа весь Хогвартс собрался в Большом Зале. В воздухе над столами привычно плавали свечи, издавая мягкое свечение, но атмосфера была мрачной и гнетущей. Учителя не сидели за обеденным столом, как обычно, а стояли перед студентами навытяжку, суровые и решительные. В зале не было суетливой возни, разговоров и смеха.
Вязкая тишина била по ушам почище рокота самолетных турбин.
– Я не скажу вам сегодня – добрый день, друзья мои, – начал речь Альбус Дамблдор. – Потому что сегодня день недобрый. Его и днём-то можно назвать с великой натяжкой. На Хогвартс опустились сумерки.
Студенты молчали, охваченные противоречивыми чувствами. Молчание каждого факультета было по-своему красноречиво.
Скорбь и негодование, желание, чтобы виновные понесли заслуженное наказание, витало под алыми, с золотыми всполохами, огненными знаменами Гриффиндора. Тень раздумий, полных смятения и нерешительности, реяло, словно ворон, над столом Равенкло.
Среди учеников этого факультета число сторонников Волдеморта равнялось числу его противников, но колебались, в основном, не из страха. Вороны не уступали в храбрости гриффиндорцам, и подобно слизеринцам, большинство из них разделяло идеи Темного Лорда, но вот его методы внушали им опасения.
Почти все чистокровные желали магглорожденным быстрой, легкой, а главное – счастливой дороги обратно в мир, из которого они сюда прибыли. Но убивать ради убеждений? На это мало кто был готов.
Убийство Терезы Риверс внушало ужас даже слизеринцам, не смотря на принятую ими вызывающую позу. Пусть в глазах многих старшекурсников застыло что-то тёмное, пугающее, словно у камикадзе, решившихся лететь до бессмысленного конца, но за показной бравадой проглядывали куда более естественные, человеческие чувства.
Глаза же многих хаффалпаффцев, среди которых не принято было скрывать чувства, блестели от слёз.
– Ни для кого не секрет, – продолжал Дамблдор, – что в магическом обществе в последние годы произошёл серьёзный раскол. Его отголоски проникали и сюда, под эти своды. – Он почти сурово взирал на студентов из-под очков в серебряной оправе. – Тёмный маг, возомнивший себя Повелителем Смерти, давно не гнушается набирать себе сторонников среди далеких от зрелости умов. Он привлекает вас таинственностью, запретностью, оплетая паутиной преступлений и бесчестия, отравляя угарным газом порока. – Дамблдор выдержал паузу, после которой заговорил тише и проникновеннее. – Чудесная, невинная девочка сегодня была убита. Я не могу без содрогания думать о том, что кто-то из присутствующих здесь может оказаться причастным к её смерти.
От фигуры Дамблдора словно исходил ток силы, он почти светился, весь, от расшитой кабалистическими знаками мантии до длинных серебристых волос, притягивая к себе всеобщее внимание, как магнит притягивает железо.
– Я хочу, чтобы вы услышали меня – все. И те, кто успел сделать шаг по дороге в никуда, и те, кто только задумывается – а не стоит ли шагнуть? Не стоит! Есть тысячи способов лишить человека жизни – даже магглы знают это. Но нет на свете волшебника, способного вернуть мертвого к жизни.
Нельзя брать всё, что захочешь: чужое тело для удовлетворения собственной похоти; чужую жизнь – для увеличения магического потенциала. Если вам кажется, что преступать закон, брать на себя смелость отнимать чужую жизнь это смело – мне жаль вас. Настоятельно призываю задуматься, пока не поздно. Чем больше вас встанет под стяг маньяка, возомнившего себя Повелителем Смерти, тем больше красивых девочек, вместо того, чтобы танцевать с вами, влюбляться в вас, рожать вам красивых детей, останутся лежать на стылой земле, раньше времени послужив кормом для могильного червя.
Я спрашиваю – вы этого хотите, господа? Вы хотите жить в мире, которым правят террор, предрассудки, ненависть и страх?
– А вы уверены, что не сгущаете краски, господин директор? – подал голос Розье.
Ропот возмущенных голосов пронесся по залу, но слизеринец спокойно выдержал полные негодования и ненависти взгляды.
– Волдеморт – не убийца, – уверенно заявил Розье. – Он учёный. Потомственный некромант, работающий с тёмными энергиями. В нашем Министерстве, в угоду магглам стремящемся творить только «чистенькие» чудеса, его поиски не находят понимания. Но то, что он иначе смотрит на наш общий дар, не повод преследовать его. Кстати, у вас нет и не может быть доказательств тому, что именно Волдеморт причастен к убийству Терезы Риверс.
Дамблдор вздохнул:
– К сожалению, я не могу согласиться с вами, мистер Розье. Чья бы рука сегодня не нанесла решающий удар, ответственен и повинен в смерти Терезы именно Волдеморт. Но самое печальное и самое страшное то, что смерть этой девочки – лишь начало. Нельзя играть с силами, действия которых не понимаешь. Это плохо заканчивается. Тёмные энергии далеко не игрушка, господа. Берегите себя, господин Розье.
С этими словами Альбус Дамблдор отвесил ученику вежливый поклон, тем самым давая понять, что прения закончены.
– Я попрошу всех вас подняться, тем самым почтив память Терезы Риверс, – обратился директор к своим ученикам.
***
– Мисс Эванс? – окликнула Лили профессор Мак*Гоногалл. – Директор просил незамедлительно проводить вас к нему в кабинет. Он хочет поговорить с вами.
– О чём? – встревожилась Лили.
– Полагаю, сообщит об этом лично.
– Но он ведь не собирается сообщить мне ничего страшного? – разволновалась Лили. – Мои родители и сестра, – с ними всё в порядке?
– Конечно, – успокаивающе улыбнулась декан. – Разговор пойдёт о другом, и полагаю, он не будет для вас неприятным.
С последнего визита Лили в кабинет Дамблдора здесь ничего не изменилось. Всё так же с легкой ностальгической грустью смотрели со стен портреты бывших директоров Хогвартса, всё так же по столикам и полкам стояли странные, непонятного назначения вращающиеся предметы, похожие на сложные маггловские механизмы. Все так же сверкающий феникс привлекал взгляд ярким опереньем.
– Проходите, мисс Эванс, – по обыкновению приветливо обратился к ней директор.
Лили села, от волнения не зная, куда девать руки.
– Последние месяцы выдались для вас тяжелыми. Примите мои соболезнования, – сочувственно произнёс Дамблдор.
– Мы с Терезой были не слишком близки, – сказала Лили, – но то, что случилось с ней сегодня – ужасно. Пожалуйста, сэр, если вы собираетесь говорить со мной об этом, то прошу вас, не нужно. Я не могу. Если бы можно было по собственному желанию лишиться памяти, я бы сама попросила стереть воспоминания последних часов.
– Разве Тереза заслужила того, чтобы её так скоро забыли? – возразил Дамблдор. – К сожалению, всё что мы теперь можем для неё сделать – это лишь помнить. Да и рискну предположить, что даже если вы, мисс Эванс, согласитесь забыть своих врагов, это вовсе не означает, что ваши враги согласятся забыть о вас.
– Нет, нет, профессор! – испуганно сжалась Лили, – Я думаю, это нападение – просто роковая случайность и что это не повторится!
– Не будьте так беспечны, – покачал головой Дамблдор. – В нашем мире нет места случайностям.
Лили почувствовала, как леденящий холод проникает в неё, замораживая в жилах кровь:
– Вы хотите сказать, – упавшим голосом прошептала она, – что я буду следующей?
– Мы сделаем все, чтобы предотвратить подобный исход.
«Что-то с Терезой вы не слишком-то преуспели», – зло подумала Лили, прикусив губу.
– Я, наверное, кажусь вам чудовищем? Мне полагается утешать вас, а не пугать, – сняв свои очки в форме полумесяцев, Дамблдор зачем-то принялся протирать и без того идеально чистые стеклышки.
Было в движениях директора что-то… даже атланты, удерживающие на плечах небеса, наверное, иногда чувствуют усталость, тщетность собственных усилий? Ведь рано или поздно кто-то один согнётся, дрогнет, и шаткое мировое равновесие нарушится. Солнечная система скрутится, словно прогорающий лист бумаги, вселенная сложится, как фишки в домино, созвездие за созвездием, солнце за солнцем, и ничего не останется, кроме бесконечного, беспросветного мрака.
– Знаете, почему я не спешу говорить вам тысячу одобряющих, лживых слов? – продолжил Дамблдор. – Потому что мне не близка позиция страуса, прячущего голову в песок. Подобная поза, по моему глубокому убеждению, не только неудобна и унизительна, но она так же не помогает изменить ситуацию к лучшему. Наоборот, когда признаёшь наличие опасности, осознаешь, что чудовище, стоящее у твоей кровати на самом деле существует, появляется шанс выжить.
– Я… я не понимаю вас, – выдавила из себя Лили.
– Мисс Эванс, вы христианка или мусульманка?
– Христианка, протестантского вероисповедания. Только не понимаю…
– Какое это имеет значение? – с понимающей улыбкой закончил Дамблдор, качая головой. – Больше, чем может показаться с первого взгляда. Все в этом мире взаимосвязано, мисс Эванс. Листу на деревце, реющему в вышине, может казаться, что он не имеет никакого отношения к корням, пробивающим себе дорогу в кромешной земляной тьме, но это не отменяет их взаимосвязи. Маги сколько угодно могут смеяться над тем, что кажется им наивными маггловскими суевериями, но в последнем все равно есть зерно истины.
Все религии мира повествуют о бесконечной борьбе зла и добра. Добро и зло, созидание и хаос постоянно противостоят друг другу – каждый день, каждый час, каждую минуту. Если мы не будем бороться с силами Хаоса в своем сердце, во всем, что нас окружает, картинка, которой я только что поделился с вами, может стать явью. Каждый раз, принимая то или иное решение, обдумывая ту или иную мысль, мы кладём камешек на ту или иную чашу весов, а значит, тоже участвуем в войне, хотим мы того или нет.
Знаете, я даже допускаю мысль о том, что Том Реддл не осознает, проводником каких именно сил он является. Я ведь помню его совсем мальчиком, упрямым и сильным, сложным, но очень интересным. Он всегда был любознательным до ужаса. Вот эта его любознательность, в купе с отчаянной отвагой и немереной гордыней его и погубили. Недаром же христиане величайшим грехом считают именно гордыню, а величайшим достоинством почитают смирение.
Том Реддл плохо кончил. Плохо кончат и те, кто последует за ним. И мы, если не будем противиться, тоже послужим злу и насилию, невольно кладя камень на противоположную от добра чашу весов.
Снова на минуту смолкнув, директор одарил Лили оценивающим взглядом:
– У Гриффиндора больше нет старосты девочек, мисс Эванс. Готовы ли вы занять этот, с незапамятных времён почётный, а с сегодняшнего дня ещё и смертельно опасный пост?
Лили в изумлении уставилась на директора:
– Вы предлагаете значок старосты мне, сэр?
– Я назвал бы ваше имя ещё в Большом Зале, но согласитесь, сделать это, не посоветовавшись с вами, было бы не слишком… хм, правильно с моей стороны, учитывая возникшие риски.
Вот старый лис! После такой высокоморальной речи, ну, какой порядочный гриффиндорец скажет: « Да что вы, сэр? Я ни за что не встану под стрелу, которой мне наверняка оторвёт голову!».
– Будь по-вашему, – обречённо вздохнула Лили, – я согласна.
Дамблдор достал из кармана значок, ещё утром сверкающий на груди Терезы Риверс.
Лили постаралась заглушить в себе гнетущее чувство. Она столь явственно представила себе, как патрулирует коридоры, выискивая по переулкам затаившихся слизеринцев, пытается призвать их к порядку, тем самым вступая в неизбежные традиционные перепалки и конфликты, что даже стало не по себе.
«Грязнокровка!», – зашипели на неё невидимые противники. – «Грязнокровка!».
Опустившись в ладонь, металл обжёг кожу, хотя и оставался холодным.
– Спасибо, что не отказались, мисс Эванс. Как и любой гриффиндорец, вы благородны и отважны.
Да? Правда? Она – храбрая? Да она согласилась стать старостой лишь потому, что не нашла в себе силы возразить Дамблдору, сказав честное «нет»! Она – благородная? Ага! Как же! Вторая причина, по которой Лили не отказалась от сделанного предложения сразу же, не раздумывая, было пакостное желание досадить Северусу Снейпу. Его-то ведь наверняка не порадует риск, которому ежедневно будет подвергаться его подруга.
Вот и отлично! Пусть попереживает. Пусть мучается страхом и угрызениями совести. Так ему и надо. Не будет записываться в дурацкие черные секты с идиотскими ритуальными жертвоприношения.
Возвращаясь в гриффиндорскую гостиную из директорского кабинета Лили уже успела миновать три четверти пути, когда гнетущая тишина и мрак пустынных коридоров начали её угнетать. Даже вездесущего Пивза нигде не было видно.
Когда ей навстречу выросла высокая тень, Лили застыла, в ужасе ожидая новых неприятностей.
– Не пугайся, это я, – прозвучал знакомый низкий голос с хрипотцой.
Резкое лицо Северуса в полумраке показалось ей гипсовым.
– Чего тебе нужно, Снейп? – отступила Лили на шаг.
Северус скривил губы в едкой усмешке, будто их свело болезненной судорогой. Потом привычно скрестил руки на груди:
– Снейп?.. – склонил он голову к плечу. – Хорошо ещё хоть не Нюникус. Жаль, конечно, что ты не рада мне, но я не мог не прийти. Мне нужно было увидеть тебя, чтобы убедиться – с тобой всё в порядке?
– Со мной не все в порядке! Твои дружки разорвали при мне человека! Как я могу быть в порядке?!
Северус было сделал шаг вперёд, протягивая руку к Лили,в надежде хоть как-то её успокоить, но она снова отступила, тем самым давая ему знак не приближаться.
– Клянусь, мои друзья здесь не причем, – сказал Северус. – Вся наша компания была в этом время на отработках у вашей МакГоногалл.
– И что с того? То были Пожиратели Смерти! Разве ты не один из них?
– Я понимаю, ты на взводе…
– На взводе? – зло хохотнула Лили. – Понимаешь?.. А на кой черт мне сдалось твое понимание? Куда мне его приложить? К искрящим нервам? К разорванному горлу Терезы? Или, может быть, к переломанным рёбрам Сириуса? Вот что я скажу тебе, Северус Снейп! Тебе не следовало приходить сюда, не следовало ждать меня, не нужно было со мной говорить. Любые реверансы между нами – лишние. Мы – враги, а врагов не должно заботить благополучие друга друга.
– Отличная речь, Лили! – почти хищно ухмыльнулся Северус. – Припоминаю, когда я впервые тебя приметил, ты, кажется, блистала на школьных театральных подмостках? Возьму на себя смелость рекомендовать тебе карьеру лицедейки. Если, правда, у тебя хватит мозгов вовремя убраться отсюда и занять место, которого ты заслуживаешь.
– Свинья! – процедила она, сжимая кулаки от бессильной ярости. – Бесчувственная кукла, у которой вместо сердца колба с булькающими зельями!!!
– И все это лишь потому, что я не сумел оценить свойственный тебе драматизм и пафос? Я бы на твоем месте поостерёгся демонстрировать их и Поттеру. Сомневаюсь, что они ему придутся по вкусу.
– Не смей говорить со мной о Джеймсе!
– Действительно… оскорблять его светлое имя моими грешными устами… нехорошо.
Лили замахнулась, в намерении отвесить Северусу полновесную пощёчину. Но, перехватив её руку, Северус завел ей её за спину, почти вплотную привлекая девушку к себе.
– Лили! – его тихий голос мягким бархатом почти до боли раздражал оголённые нервы. – Ты ошибаешься, считая, что гибель однокурсницы и опасность, которой ты подверглась, дают тебе право быть стервой и дурой. Не нужно хлопать глазами и обиженно надувать губы, как капризный ребёнок. Ты думала, сможешь осыпать меня оскорблениями, а я стану покорно сносить их?
– И что ты сделаешь? Ударишь меня? – зашипела она. – Ну, давай! Ударь! Ударь меня! Ты, жалкий трус!
Лицо Северуса сделалось совсем белым. Оно жутко вытянулось, губы напоминали тонкий бескровный надрез хирурга.
– Замолчи. Я тебя предупреждаю…
– Что ты мне сделаешь? Что?!..
Она так рванулась, что Северус был вынужден разжать пальцы, иначе просто вывернул бы ей руки из суставов.
– Да ты просто жалок! – крикнула Лили. – Сыплешь смешными угрозами, а сам ни на что не способен!
– Желание бить, не получая удара в ответ, тебя не красит, – с горьким сарказмом парировал Северус. – Если ты презираешь меня за то, что я не скрутил тебя в бараний рог, то ты права – я, наверное, жалок. Но я все равно не могу причинять тебе боль. Считай меня за это трусом, если хочешь.
Ярость неожиданно оставила Лили и она почувствовала себя птицей, залетевшей слишком высоко.
«Я не желаю мучиться тебе сильней, чем я сама! – зашептал в ней безумный голос никогда не существовавшей Кэтрин Эрншо. – Я желаю только, чтобы нас никогда не разлучали. И если когда-нибудь впоследствии какое-нибудь мое слово будет тебя терзать, думай, что и я испытываю те же терзания, и ради меня самой прости меня!».
– Я тебя ненавижу, Северус Снейп, – прошептала Лили устало. – Выворачивать мне руки из суставов ты боишься, а выворачивать душу наизнанку, значит, можно?
Скажи, что я должна о тебе думать? Кого в тебе видеть – палача или жертву? Завтра либо авроры сволокут тебя в Азкабан, либо свои же запытают до смерти. А я? Как я буду жить без тебя? Я могу сколько угодно тебя ненавидеть, бросать, вообще о тебе не думать. Но я не смогу существовать в мире, в котором тебя больше нет. Ты обо мне подумал, когда заделался чертовым смертником, Сев?! Я никогда не прощу тебе твой выбор. Никогда!
– Пожалуйста, поверь – всё не так плохо. То, что Темный Лорд готов без разбора уничтожать грязно… магглорожденных – это не правда! Я говорил с ним о тебе, он ничего не имеет против наших с тобой отношений. Вспомни, в подземелье Блэков он лично спас тебе жизнь. Единственное, что на самом деле стоит между нами, так это твой детский максимализм, Лили.
– Нет. Между нами стоят твои друзья-убийцы.
– Мои друзья такие же убийцы, как и твои.
– Мародеры никогда никого не убивали!
– Не поверишь, но Мальсибер, Яксли и Регулус – тоже. Они вовсе не плохие ребята. Когда ты узнаешь их лучше…
– Я не стану лучше узнавать душегубов, способных убить невинного человека!
– Невинных мы не убиваем. Это – война. А на войне случаются жертвы.
– Но Тереза Риверс не воевала, Сев! Она всего-всего прогуливалась за теплицами. Почему она мертва?
– Потому что бешенный Фенрир сорвался с поводка. Эта не жертва, Лили, это несчастный случай. На её месте мог быть кто угодно.
– Хорошо, если так. Хорошо, если смерть Терезы случайность и не имеет вот к этому никакого отношения, – на ладони Лили блеснул значок старосты.
Северус смолк, уставившись на него, словно на внезапно выползшую из кустов ядовитую змею.
– Что это?.. – сдавленно выдавил он из себя.
– Значок старосты Гриффиндора. Не узнаёшь? Дамблдор счел меня достойной его носить. А раз смерть Терезы Риверс была всего лишь трагической случайностью, то мне и опасаться нечего, верно? Почему ж ты не радуешься оказанной мне чести?
Натянуто улыбаясь Лили потянулась к Северусу, и легко, едва ощутимо коснулась губами его впалых щек, сначала одной, потом другой.
– Спокойно ночи. Надеюсь, кошмары тебя беспокоить сегодня не будут?
Удаляясь, она продолжала чувствовать, как её с ног до головы окутывает его горький, точно полынь, взгляд.