Глава 15 Прости и прощай

Это было даже по-своему красиво. Дамблдор, в длинной серебристо-серой мантии походил на волхва, принесшего иудеям суровое пророчество о конце света. Стоящий по правую его руку профессор Слагхорн будто бы воплощал в себе страждущую добродетель. На лице декана Слизерина подчеркнуто-крупными буквами была написана великая скорбь о несовершенстве мира в целом и о несовершенстве человеческой натуре в частности. По левую руку от Дамблдора возвышалась неподкупная Немезида со строго сомкнутыми устами и скрещенными на груди руками – профессор МакГоногалл.
– Вот попали! – тоненьким голоском жалобно пискнул Питер.
Дамблдор впился в лицо ученикам острым, как у орла, взглядом. Впечатление нисколько не смягчалось очками, сидящими на его длинном, с горбинкой, носу.
Лили никогда не понимала, почему многим её знакомым этот чародей казался смешным, добрым старичком. Она откровенно побаивалась директора и, наверное, поэтому его недолюбливала. Действия профессора Слагхорна, амбициозного и романтичного, можно было с легкостью просчитать; профессор МакГоногалл, с её железными принципами и несгибаемой волей тоже была вполне предсказуема. Но вот что можно ожидать от господина директора, Лили понятия не имела.
– Доброе утро, молодые люди, – вежливо поздоровался Дамблдор.
Лили уговаривала себя, убеждая, что бояться совершенно нечего. В крайнем случае, её попросту исключат из Хогвартса – не смертельно. Вопрос, правда, в том, что же она станет делать в мире магглов совсем без образования? Мыть унитазы в супермаркетах? Не радужная перспектива.
– Вы, видимо, запамятовали, – продолжил Дамблдор, – что на походы в Запретный Лес наложен строжайший запрет?
Розье ответил с вызовом:
– Мы решили проигнорировать это, сэр.
– Молодой человек! Вы забываетесь! – профессор Слагхорн всем своим видом выражал неодобрение.
На лице МакГонаггол появилось привычное саркастичное выражение, неоднозначно показывающее собеседнику, какого она о нём мнения.
– Я всего лишь говорю господину директору правду, – цинично продолжал огрызаться кузен Блэков. – Проявляю почти гриффиндорскую отвагу. Вы же не хотели бы, чтобы мы лгали? Профессор Дамблдор наверняка пожелает узнать, зачем мы отправились в Запретный Лес?
– По правде говоря, не сложно догадаться, что привело вас туда, – характерным жестом Дамблдор сомкнул кончики пальцев. – Я очень разочарован, – взгляд его скользнул в сторону Люпина, ненадолго задержавшись на нём, – разочарован в некоторых из вас, поскольку считал их и мудрее, и старше, чем они оказались. У меня есть основания предполагать, что свежим воздухом все уже надышались? Вернёмся в школу, господа.
Презрительно-пренебрежительный взгляд МакГоногалл жёг Лили затылок и спину, она словно слышала осуждающий шепот: «Единственная девушка в компании девятерых парней? Задатки недурны! Впрочем, чего же ещё и ждать от грязнокровки?».
Обитатели Хогвартса ещё не проснулись, и в коридорах было безлюдно. Поднявшись на седьмой этаж, унылая группа студентов в сопровождении преподавателей проследовала к горгулье у стены.
– Апельсиновые дольки, – уронил Дамблдор небрежно.
Стена отошла в сторону, открывая движущуюся винтовую лестницу. Плавно вращаясь, та подняла их к двери с медным молоточком, ведущую в директорские покои.
Лили огляделась без особого любопытства. Круглая комната. Тихо жужжащие изящные серебряные приборы на тонконогих столиках. Роскошный феникс Янгус на шесте в углу.
Опустившись в глубокое кресло, Дамблдор сложил перед собой руки на столе:
– За всё нужно платить, с этим спорить никто не собирается? Так давайте, подсчитаем, во что вам выльются ваши ночные приключения. Список прегрешений впечатляет, с учетом того, что пробыли вы в школе всего-то ничего. Покинули спальни после отбоя…
– Минус тридцать баллов, – сообщила профессор МакГонагалл.
Дамблдор кивком подтвердил решение гриффиндорского декана:
– Покинули территорию замка без разрешения преподавателя…
– Минус двадцать баллов!
– … после полуночи.
– Минус пятьдесят баллов.
– Нарушили запрет на посещение Запретного Леса…
– Сто баллов.
– …а так же, проигнорировав запрет на проведение дуэлей, опустились до мелких разборок.
– При всем уважении, господин директор, не могу согласиться с вашим определением. – В голосе Блэка слышалась изысканная, почти такая же издевательская вежливость, как у самого Дамблдора. – Это не мелкие разборки, это относительно цивилизованный способ выяснения отношений.
– Тем не менее, мистер Блэк, ваш «цивилизованный способ» потянет не меньше, чем на двести баллов, – ядовито сообщила МакГоногалл. – Естественно, со знаком минус.
– Ну, естественно, – скривился Поттер.
– Итого, – любезно подытожил профессор Слагхорн, – минус пятьсот баллов с факультета Гриффиндор и Слизерин. Такое количество баллов вы будете терять как бы.. э-э… в кредит, ведь у ваших домов ещё нет ничего в плюсе. Полагаю, вы довольно собой, господа?
– А то как же! – буркнул Поттер, отворачиваясь.
Яксли, наклонив голову, тоже что-то пробубнил себе под нос.
– Вы что-то сказали, молодые люди? – повысил голос декан Слизерина.
– Ничего, сэр.
– Вам послышалось, сэр, – ответили они почти одновременно.
– На этом разговор закончен, – Дамблдор махнул рукой, давая понять, что высочайшая аудиенция завершена.
Добравшись до спальни, Лили, было, без сил рухнула на кровать в надежде уснуть. Но Алиса, Дороти и Мэри накинувшись, принялись тормошить её:
– Лили, вставай! Вставай немедленно! Мы и так безнадёжно опаздываем…
Промычав что-то невразумительное, Лили попыталась перевернуться на другой бок, но Мэри решительно пресекла её попытки:
– Нет, Эванс! Даже и не думай. Поднимайся на ноги, живо! Алиса, кофе?..
– Вот!
– Давай, Эванс, продирай глаза. С нас достаточно потери пятисот баллов. Если ты не явишься на уроки – огребёшь таких люлей!.. Ну, просыпайся же!
Лили со стоном села. Алиса всучила ей в руки чашку с кофе:
– Без сахара и молока, как ты любишь.
Через четверть часа подруги уже стояли перед профессором истории, извиняясь за опоздание.
– Проходите, – милостиво разрешили им.
Поттер вальяжно развалившись, усиленно раскачивался на стуле, Люпин, склонившись над свитком, что-то записывал, а Блэк…
Лили глазам своим не поверила: Блэк стоял у доски!
Преподаватель был новый, он подменял Флитвика, вечного учителя истории, и местных педагогических обычаев не знал. А обычаи состояли главным образом в том, чтобы не вызывать Сириуса Блэка к доске, удовлетворяясь его письменным опросом. Теперь стало понятно, чего это Поттер такой довольный. Конечно же, предвкушает веселье.
– Будьте любезны, мистер Блэк, вытащите руки из карманов, – вежливо потребовал учитель. – Расскажите всё, что вы знаете о Жиле де Ре. Если вы конечно вообще о нём что-нибудь знаете.
Сириус улыбнулся фамильной улыбкой Блэков, холодной и издевательской, обещающий ад прямо здесь, на земле. Демонстративно запуская руки в карманы ещё глубже, он принялся раскачиваться с пятки на носок:
– Ну кто же не знает барона де Ре!
– Поведайте, чем он так знаменит.
– А вы уверены, что хотите знать?
– Вполне. Обнародуйте факты.
– Барон де Ре известен среди колдунов как один из самых жалких неудачников. Магглы вполне справедливо приговорили его к смертной казни. Впрочем, магглы судили его не за чернокнижничество, как преподают у нас, а за так называемую «противоестественную» любовь к детям. В течении 8 лет сей достойный французский гражданин, потомок двух самых аристократических родов, Краон и Монморанси, умертвил, по общим подсчётам, порядком 800 детей. По собственному признанию, он завлекал их в свой замок, насиловал под пытками, а потом убивал. Изверг утверждал, что испытывал при этом чувство неизъяснимого наслаждения. Трупы несчастных детей сжигались, и только особенно красивые детские головки барон сохранял… на память. Думаю, в наши дни сего достойного джентльмена с распростёртыми объятиями приняли бы в секте Волдеморта…
– Как вы странно раскрываете тему! – резко прервал Сириуса учитель. – И прекратите уже мельтешить у меня перед глазами! Не терпится продемонстрировать всем, как скрипят ваши новые ботинки? Что у вас за несносная привычка всё время раскачиваться, то на стуле, то так?!
Блэк перестал улыбаться. В синих, почти черных, глазах сверкнул опасный огонь:
– Вы находите мою манеру отвечать неприятной. В свой черёд нахожу странным, явного приверженца Темных искусств изучать в контексте молодого и перспективного энтузиаста. Считаю, что замалчивание о нескромных деталях в биографии подобных персонажей непростительно, так как у теперешних молодых энтузиастов может сложиться неправильное преклонение перед ложными идеалами…
– Сожалею, Блэк, но вы вынуждаете меня поставить вам «Тролля».
– Почему?! – возмутилась Мэри.
– История – это наука голых фактов, имён и событий, а не смакование грязных инсинуаций.
– Ну, так Сириус как раз голые факты и изложил, – засмеялся Поттер.
– Ставить «Тролля» за правдиво изложенную информацию не камельфо, профессор. Но учитель вы, так что вы в своем праве, – Сириус раскланялся, в последний раз скрипнул ботинками и направился к своему месту.
– Эй, Эванс? – обернулся Поттер со своей архиоригинальной фразой, – как настроение?
Лили поморщилась, выдергивая из-под его руки свой рюкзак:
– Кажется, я сейчас как лошадь засну стоя.
– Почему именно лошадь? – хмыкнул Поттер, – Телки, вообще-то тоже стоя спят…
– Отвали!
– И не надейся.
Рука наглеца бессовестно ухватилась за округлое девичье колено и паучком поползла по бедру вверх.
Скорее от неожиданности, чем от гнева, Лили замахнулась на него. С отменной реакцией первоклассного ловца Поттер успел отдёрнуть руку, так что со всей дури и оглушительным хлопком, прозвучавшим выстрелом на весь класс, Лили пребольно ударила сама себя по ляжке.
– Мисс? – удивленно подняв голову учитель, сдвигая кустистые брови. – Что там у вас?
– Простите, – покраснела Лили, – какая-то назойливая мошка. Ты гадёныш, Поттер! – зашипела она. – Что себе позволяешь?!
– Ну не мог же я позволить тебе заснуть? – невинно заморгала эта сволочь пушистыми ресницами, продолжая зубоскалить. – Джеймс Поттер друзей в беде никогда не бросает! – пафосно закончил он.
– Держи свои руки подальше от меня. Понял?
– Понял, что тут не понятного? Держать руки подальше. А что разрешается держать поближе? – заговорщицким шепотом вопросил он.
– Поближе и покрепче держи свою палочку, желательно в боевой готовности.
Губы Поттера растянулись в глумливой улыбке:
– Мне нравится ваше предложение, сударыня.
Поняв, что сморозила, Лили аж побледнела со злости:
– Поттер, я тебе в последний раз говорю по-хорошему!...
– Интересно узнать, Эванс, а как оно будет по-плохому?
– Джеймс, если немедленно не заткнёшься, ты не от Эванс, а от меня огребёшь. Уж я не промахнусь, – флегматично пообещал Люпин.
– Вот это уже страшно, – сделал Поттер большие глаза и вздохнул с притворным сожалением. – Ладно, цветок моей жизни, мой нежный лютик, продолжим в другой раз, а то папочка вон сердится! – Джеймс послал Лили воздушный поцелуй и отвернулся.
Лили, скорчив гримаску, показала ему под партой средний палец.
Следующим уроком стояло сдвоенное зельеделие. Лили, справедливо рассудив, что профессор Слагхорн далеко не так суров и непреклонен, как новый историк или, например, Магконоггал, решила всё-таки пойти и выспаться. Мэри и Алиса возражать не стали, посоветовав предварительно зайти к мадам Вэл. Заручившись справкой об общем упадке сил, Лили с чистой совестью вернулась в спальню и проспала девять часов кряду.
Проснувшись, она обнаружила, что часы показывают половину двенадцатого ночи.
– Кажется, я немного перестаралась, – зевнула Лили. – Что я теперь ночью делать буду?
– Поспешишь отправиться в лес в компании самых интересных молодых людей Хогвартса, – предположила Дороти.
Лили предпочла её не услышать.
– Вы поесть мне ничего не оставили? – с надеждой спросила она у подруг. – Кажется, слона сейчас бы проглотила.
– Так ты же со вчерашнего дня ничего не ела. Вот, держи, я булочки принесла. И тыквенный сок.
Лили поблагодарила Алису и жадно вгрызлась в угощение.
– На факультете меня уже успели проклясть за потерю баллов?
Дороти снова фыркнула:
– А кто бы посмел? Ни у кого нет желания связываться с этими шалыми – Поттером и Блэком.
Заметив, как Алиса и Мэри переглянулись, Лили насторожилась:
– Что там у вас? Выкладывайте!
– Твой слизеринец, – скрестила руки на груди Алиса.
– Что с ним? – напряглась Лили.
– Да ничего особенного, не волнуйся, – заверила Мэри. – Просто он почти весь день проторчал у входа в нашу гостиную. Остальные, как сама понимаешь, не в восторге от такой сторожевой «собачки»…
– Я пыталась поговорить со Снейпом, но без толку, – вздохнула Алиса. – Ты же его знаешь? Заявил, что не уйдёт, пока тебя не увидит.
Лили попыталась понять, что она чувствует? Северус никогда первых шагов к сближению не делал. Она должна сейчас радоваться? Тревожиться? Злиться? На что-то надеяться? Но она не чувствовала ничего. Там, где бурлило и кипело, где подступал девятый вал чувств, наступил полный штиль. Хотя, нет, даже не штиль. Ей представлялось царство снегов, бескрайняя ледяная пустыня, по которой беспрестанно задували певучие северные ветра, не зная удержу – им просто не за что было зацепиться.
– Ты выйдешь к нему? – спросила Мэри.
– Конечно, – каким-то чужим, бесцветным голосом ответила Лили, – я не хочу, чтобы он сторожил там всю ночь.
Северус сидел напротив портрета Полной Дамы, прямо на полу, обхватив руками худые острые колени и уронив на них лоб. Его и без того не самая аккуратная в Хогвартсе мантия выглядела помятым пыльным кульком. Спутавшиеся волосы походили на воронье гнездо.
Почувствовав взгляд Лили, Северус поднял голову. Сердце заныло и застучало быстрее. Что бы он сейчас не сказал ей, всё бессмысленно. Ничего уже между ними не изменишь, всё разбито, и клеить нет смысла. Не склеится.
– Лили… – произнёс Северус хрипло, через силу, будто слова резали ему горло – Прости меня. Я понимаю, что… на этот раз всё зашло слишком далеко…
– Мне всё равно, – мотнула головой Лили.
Северус облизал пересохшие губы и медленно поднялся на ноги, одной рукой придерживаясь за стену, другой старался пригладить растрепанные волосы:
– Прости, – повторил он.
– Не извиняйся. Не трать лишних слов, – предупредила Лили.
В черных глазах друга промелькнуло такое отчаяние, что ей на мгновение стало за него страшно. Но нет! На этот раз она не уступит своей слабости. К чему длить агонию?
Чтобы скрыть охватившее тело дрожь, Лили облокотилась на портрет Полной Дамы:
– Я пришла только потому, что Мэри передала мне, будто ты собираешься остаться тут до утра, – сказала она довольно холодно.
– Я и собирался. И ждал бы. Пойми, я не хотел называть тебя грязнокровкой… просто в тот момент я…
– С языка слетело, – понимающе кивнула Лили. – В очередной раз.
– Я…
– Северус, не находишь ли ты, что приносить и принимать извинения поздно? Я много лет прощала тебя. Никто из моих друзей даже не понимает, почему, после всего, чтоб было, я ещё продолжаю с тобой разговаривать. Ты сам сделал всё от тебя зависящее, чтобы оттолкнуть меня. Я не могу больше притворяться. Ничего не изменится. Ничего не сбудется. Наши детские мечты останутся всего лишь мечтами, как не больно это осознавать. В реальности ты выбрал свою дорогу, а я – свою.
– Подожди! Подожди, Лили! Послушай!..
– Я устала, Северус. Устала от того, что ты при каждом удобном случае тычешь меня носом в моё происхождение, как котенка в дерьмо. Я не стыжусь себя, ясно? Я люблю моих родителей магглов. Люблю мою сестру-магглу, которую ты, не стесняясь, окрестил дурой. Люблю моих друзей-магглов, которых ты, вместе со своими славными Пожирателями намереваешься сживать со свету. И, скорее всего, буду любить моих детей-магглов, рожденных от такого же презренного маггла, как я сама. На этом свете у нас с тобой никогда не будет девочки, красивой, как я, и мальчика, умного, как ты. Потому что я – грязнокровка Эванс, а ты – Принс-полукровка. И всё, что между нами было общего, это детство. Но оно прошло, как ни горько это осознавать. Я смирилась с этим, Северус. Я с этим справилась.
– Лили, пойми, мне… мне плевать на твое происхождение. Я люблю тебя! Просто… просто…
– Просто твои чистокровные друзья этого не понимают и не одобряют, а без этого в жизни никак…
Да будь оно всё проклято!
– Прощай, – выдохнула Лили перед тем, как между ними опустился портрет Полной Дамы.
Не хотелось ни плакать, ни истерично смеяться. Мы плачем или смеёмся, кричим и бьём посуду тогда, когда в душе ещё на что-то надеемся.
А отчаяние, как и смирение, немо и глухо, оно бездонное и беззвучное.
В душе Лили пел северный ветер, кружа поземкой пепел прогоревших надежд.