Пролог, в котором сэр Ланселот возвращается из дальнего путешествия

"Всегда есть что-то смешное в чувствах людей, которых перестаешь любить".
О. Уайлд

Глава 1, в которой сэр Ланселот объясняет тайны китайской магии и прощается с мечтой о домашнем Рождестве

…

Зав­тра в 20.10 в Глав­ном ма­гичес­ком те­ат­ре. Глав­ное фойе, тре­тий сто­лик. А.

Глава 2, в которой сэр Ланселот проходит испытания духа и узнает интересные подробности

Глава 3, в которой сэр Ланселот получает новое задание и вспоминает наставление сацумских самураев

При­меча­ние:

Глава 4, в которой сэр Ланселот размышляет о Дао и получает высшую защиту

Глава 5, в которой сэр Ланселот узнает про необычные зеркала и подвергается высокой степени унижения

Лао Цзы написал удивительный поэтический этюд: «Однажды я уснул, и мне приснилось, что я — лимонно-желтая бабочка, порхающая по цветам. Я собирал их пыльцу, наслаждаясь солнечным летним днем. Я проснулся и не знал: то ли мне приснилось, что я бабочка, то ли бабочке приснилось, что я человек».

Я знал этот этюд со школы: меня обучила ему райвенкловка Ксин По. Это было одно из первых упражнений, которое я научился писать по-китайски. Сама Ксин то ли писала, то ли рисовала его кисточкой на шелке сверху вниз. Я попросил разъяснить его мне Лай Фэна, когда мы прогуливались по унылым низким сопкам возле Мукдена. Стоял теплый августовский день. Легкий ветер словно предвещал осень, напоминая, что закат уже не за горами. Старик улыбнулся и сказал:

— Все просто. Каждый день ты пребываешь в двух мирах, не правда ли? В мире сна и мире яви. Никто не знает, какой из них истина, а какой — грезы.

— Почему? Мир, в котором я живу — реальность, а сон — мир грез, — ответил я, рассматривая сначала серый халат Лай Фэна, а затем ковер из бессмертников — цветов, которыми заросли необъятные просторы Маньчжурии.

— Только потому, что большую часть суток ты проводишь в мире, называемом «явью»? — спросил меня Лай Фэн. — Но что тогда ты скажешь о ребенке или о старце, которые большую часть дня проводят во сне? Какой из двух миров реальнее для них? А ведь мы говорим только о сне и яви, — улыбнулся старик.

Я со вздохом сорвал цветок бессмертника и потрепал его в руках.

— Никогда не понимал, как такой мудрый человек, как Лао Цзы, мог восхвалять невежество, — вздохнул я. — Меня всегда изумляла его жуткая мысль: «Откажись от учения и избавишься от печали». — Я посмотрел на горизонт, сразу вспомнив школу — компанию возвращающихся с квиддича гриффиндорцев.

— Лао-Цзы говорил не о том, что ты думаешь, — снова улыбнулся Лай Фэн. — Он лишь поставил тебе выбор — стать умным или счастливым. Ты сейчас вспомнил грубых и невоспитанных, но счастливых детей…

При этих словах я вздрогнул: старик все еще разрушал мою окклюменцию.

— Однако, ты должен признать: они были счастливее тебя и твоих одноклассников, мечтающих вкусить плоды добра и зла, — продолжал Лай Фэн. — Они веселились, дрались, издевались, получали любовь и вожделение дев… Они были счастливы, как счастливы вот эти тушканы, — указал он морщинистой рукой в поле. — Ты счел их удовольствия низменными и решил вкусить от древа познания Инь и Янь и даже самого Дао. Ваши сущности выбрали разные пути.

— И потому… Моей сути снится, что я человек, а им — что они бабочки?

Лай-Фэн рассмеялся. Я недоуменно посмотрел на него.

— Прости, но я иногда действительно удивляюсь тому, как однообразно мыслят люди Запада — их словно с детства заключили в клетку мыслей и картинок. Совсем наоборот! В тайных мечтах человек вроде тебя видит себя счастливой и свободной бабочкой, а сущности тех детей иногда грезится, что они пошли чуть дальше изначального Дао. Но ты не можешь избавиться от учения и печали, также как они — от своих наслаждений первобытными удовольствиями.

— Выходит… — я посмотрел на лучи заходящего Солнца… — Нам мешают быть счастливыми тайные желания нашего Духа?

— Наконец-то ты понял слова Будды, — поднял старик морщинистый палец, — «существование есть мучение; причина его есть бессмысленное хотение, не имеющее ни основания, ни цели». Твои собраться воспринимают эти строки о тайных мечтах духа чуть ли не за призыв к самоубийству, — горько вздохнул он.

Тогда я понял, что если бы Лао-Цзы стал бабочкой, ему приснилось бы, что он человек. Интересно, а что бы приснилось моей сути? Я ведь почти никогда не помнил свои сны…





Я ожидал увидеть изысканную роскошь, а вместо этого увидел бедноту. Моя матушка наверняка назвала бы это «благородной бедностью». (Хотя каким образом бедность может быть благородной, мне трудно сказать: думаю, это придумали промотавшиеся роды, чтобы скрыть свои неудачи). Не то, чтобы замок Блишвиков был уж совсем полной беднотой, но стены изрядно износились и во многих местах были видны следы недавней кладки. Перестроить замок у Блишвиков явно не хватало денег — только поддерживать его едва-едва в прежнем состоянии.

Мой скепсис усилился, едва мы вошли в сам замок. Оказалось, что большая часть владений Блишвиков была необитаемой. Владельцы жили только в надвратной башне, перестроенной под жилое помещение. Винтовая лестница с каменной кладкой и летающими факелами до боли напоминала наши каменные коридоры в Хогвартсе. Вверху были окна с движущимися витражами, однако сейчас из-за ранних сумерек они не имели вида. Потолки, хотя и приведенные в порядок с помощью магии, висели низко — местами так, что невозможно было распрямиться в полный рост. Обои, наспех заделанные волшебством, также не могли скрыть следы наколдованных заплат. Посмотрев на видневшиеся кое-где водяные подтеки я подумал, что дом Арнольда должен куда больше соответствовать мечтам о роскошной жизни, которым наверняка предавалась такая нежная чувственная красотка, как миссис Блишвик. Любители плотских удовольствий, как правило, обожают их во всем — не только в постели.

— Ты живешь получше, — скептически бросил я Арнольду, когда мы аппарировали ко входу.

— Папаша и дед Блишвика крепко поизносились, — качнул головой мой друг. — Проигрались, точнее.

Никогда не понимал игроков: неужели люди в самом деле верят, что могут выиграть? Все эти выигрыши казались мне некой липой, жульничеством — выписыванием сумм подставным лицам. У этих систем нельзя выиграть. Ибо если было бы можно, все игорные клубы и казино давно стали бы банкротами. Но если это понятно заранее, зачем играть без перспективы выиграть?

— Сюда, джентльмены! — подбежавшая эльфийка с мордочкой в виде пятачка показала нам на тяжелую деревянную дверь.

Я слышал, что у Блэков все домашние эльфы были серо-зелеными и с тонкими пятачкам — так раз такие, как это создание. Вход тоже оказался с хитринкой: дверь не открывалась — через нее надо было проходить, словно через каменный барьер на вокзале Кинг-Кросс. Эльфийка, которую, как выяснились, зовут Зита, приняла наши плащи и растаяла в воздухе, доложить хозяевам о приходе гостей. Я в свою очередь решил получше сосредоточиться: не следует показывать мой интерес к нежному и лакомому (пожалуй, это лучшее слово!) телу хозяйки. «Или всё же следует?» — мелькнула насмешливая мысль. Я улыбнулся и прогнал ее прочь.

Гостиная была отделана старым, но дорогим мореным дубом, с гобеленами, изображавшими сцены со сражениями магов с гоблинами и великанами. Я сразу вспомнил нашу маленькую Гобеленовую комнату, которая примыкает к слизеринской гостиной, но обнаружить ее можно только с помощью некоторых ухищрений. Обитатели этого дома то ли слишком любили эти гобелены, то ли хотели доказать, что они равны по статусу Слизерину. Последнее было интересно — ведь Блишвики не были особенно богатым и кичливым родом. Значит, Блэки…

Пока я разглядывал гобелены, Арнольд тем временем рассматривал летавшие в воздухе три позолоченных подсвечника. Похоже, он тоже пытался сосредоточится на чем-то. Интересно, на чем? Не выдать мужу тайну своих забав с его женушкой? Я задумчиво посмотрел на давно вышедшие из моды ситцевые обои с движущимися виньетками — остатки былоЙ роскоши.

У меня было несколько минут для размышлений, и я решил не терять времени. Итак, что я должен предпринять? Допустим, кража документов. Дурмстранговцы не идиоты — наверняка поставили сильные магические барьеры в Севастополе. Я, конечно, могу рискнуть прорваться. Добыть карту обороны какого-то бастиона. И что дальше? А дальше ничего — в лучшем случае мы с боем возьмем один или пару бастионов. Ход войны это не изменит. Не то…

— Добрый вечер, джентльмены, — раздался четкий и немного хриплый голос мистера Блишвика.

— Добрый вечер, мистер Блишвик, — механически кивнул я, — Задумавшись, я даже чуть не пропустил, как хозяева аппарировали в гостиную. — Добрый вечер, миссис Блишвик, — шагнул я навстречу хозяйке.

Сам Блишвик стоял в безупречном черном фраке с «бабочкой», не до конца скрывавшем темно-зеленую жилетку. Зато его супругу украшало безупречное серебристое платье с легким голубоватым отливом. Это платье как нельзя лучше подчеркивало всю стройность и аппетитность ее фигуры, а чуть голубоватый отлив платья удивительно сочетался с блеском ее глаз. Едва я подошел к ней, как Мисапиноа Блишвик протянула мне маленькую ручку в белой перчатке. Я охотно приложился к ней. Возможно, это была игра отблесков свечей, но мне мне показалось, что под ее чуть прикрытыми ресницами мелькнула искра.

— Мы очень рады видеть вас, мистер Роули, — ее голос звучал нежно с легкой таинственной хрипотой. Она словно намеренно подчеркивала наличие у его хозяйки тайных желаний. — Рада видеть и вас, мистер Бэрк, — протянула она руку и моему другу.

— Мне тоже приятно быть гостем в столь гостеприимном доме, — кивнул я. — Если позволите, я преподнесу его хозяевам подарки.

По счастью, у меня были кое-какие заготовки. Мистеру Блишвику я преподнес волшебный корейский фонарь, способный каждые полчаса выпускать на волю светлячков. А вот для прекрасной Мисапиноа я заготовил бежевый японский веер, изображавший движущихся черных ласточек над морем, мандариновые деревья и излучавший вокруг легкий мандариновый аромат. Было приятно смотреть, что хозяйка, пытаясь сохранить светскую бесстрастность, рассматривает его с веселыми огоньками в глазах.

— Какая прелесть, — шевельнулись, наконец, ее ресницы. — Благодарю вас, мистер Роули, — сделала миссис Блишвик изящный книксен благодарности.

Глядя на ее движения, я почувствовал, что больше всего на свете мечтаю обнять ее стан. Если бы она могла читать по-японски, то прочитала бы на веере фразу: «Твой облик способен и отгонять, и привлекать духов».

— Я тоже благодарю вас, мистер Роули, — охотно ответил мистер Блишвик. — Идёмте к столу, джентльмены, будем рады предложить вам ланч.

Соседняя комната была, видимо, той гостиной или обеденным залом, где владельцы замка принимали гостей. Стены были затянуты зелеными гобеленами со знакомым мне гербом Блэков и незнакомым гербом — скорее всего, Блишвиков. На столе стояло французское шампанское, рядом с ним уместились четыре тарелки с сыром и зимними грушами. Знакомая эльфийка показала лапкой на стулья, предлагая занять свои места. Миссис Блишвик, отдав ей распоряжение, легонько взмахнула веером и послала мне едва заметную улыбку. Глядя, как она садится за стол, я почувствовал, что обладание таким телом было бы самым большим лакомством на свете. Я с завистью посмотрел на усача, представляя, как ночью он снимает платье с этой нежной прелести… Почему ему выпало в жизни такое наслаждение?

Знакомую мне эльфийку сменил пожилой эльф Гудри, успешно разливший шампанское. Арнольд на правах старого знакомого осведомился, как обстоят дела у Сигнуса и Эллы. Из беглого ответа мистера Блишвик я понял, что речь шла о молодой Элле Макс, не так давно вышедшей замуж за Сигнуса Блэка. Этих Блэков так много, что сам черт сломит ногу в их родословных, но Арнольд каким-то образом умудрялся их знать. Эльф перешел к сыру, а Арнольд уже задал пару вопросов о здоровье некой Элладоры Блэк — должно быть, той, которая почиталась нынешней главой этого рода. Замечательно. Я посмотрел на кончик сыра и начал углубляться в свои невеселые мысли.

Половина первого дня, отведенного мне Гринграссом, прошла, а я еще так и не наметил даже контуры решения. Мы еще до конца не понимаем, зачем русские так вцепились в Севастополь. Из того немного, что мне известно по открытой печати, я понял следующее. Мы, пользуясь численным превосходством, заставили под Альмой* отступить корпус Меньшикова. Тот почему-то ушел в Бахчисарай, а не в Севастополь — «фланговый марш», как назвали его французы. Уйди он в Севастополь — никакой штурм города, где стоит армия, был бы невозможен по определению. Но он ушел в Бахчисарай. Русские сняли с кораблей моряков и пушки, а корабли затопили — кому нужны корыта без пушек… А в Бахчисарае формируется их армия… Или не в Бахчисарае?

— Вы знаете мисс Элладору Блэк, мистер Роули? — раздался голос очаровательной хозяйки.

— Не имею чести, миссис Блишвик, — ответил я, наслаждаясь тающим во рту кусочком сыра. — Если мне не изменяет память, она кажется… Миссис Кэрроу? — посмотрел я на зависшую в воздухе белую свечу.

Эльф как раз щелкнул пальцами, и на столе появилось жаркое. Что же, жареные тетерева с печеным картофелем — вполне подходяще.

— Да, в самом деле… — улыбнулся ее муж. — Мерлин, у вас превосходная память, мистер Роули! Только она давно просит себя так не называть!

Все трое обменялись легкими понимающими улыбками — словно хорошо знали, о чем идет речь. На всякий случай пошевелил краешком губ и я. Арнольд провозгласил тост за хозяев, а я снова посмотрел на бокал с искрящейся золотистой пеной. Это вино, кажется, называют «грезой счастья». Высокопарно, но метко — в этой желтой жидкости правда есть предчувствие скорой радости. Глядя на нее, словно чувствуешь, что в жизни вот вот должно случится что-то хорошее. Или, что я снова маленький, гуляю с мамой вдоль берега реки и чувствую, что скоро будет счастье…

Интересно, где бы я дал сражение на месте русских? Представим, что мы, счастливые, наконец взяли никому не нужный Севастополь, закопав в землю тысячи солдат, и рванули вперед. На Бахчисарай… Бахчисарай? Нет, пожалуй… Я бы еще растянул фланги нашей армии. Они задавят нас лавой где-то на равнине, где нет укрытий для строительства редутов и перебои с водой. Джанкой… Да, пожалуй Джанкой… Здесь у нас нет корабельной артиллерии, здесь у нас будут усталые войска и уязвимые коммуникации. Я бы на их месте сделал Джанкой новой Полтавой. И то, что русские концентрируют силы под Николаевым, а не в Бахчисарае, подтверждает мою версию… Впрочем, такой вывод ничего не дает для рекомендаций, которых ждет Гринграсс. Это не моего ума дело.

— Интересно, мистер Роули, что делают китайцы столкнувшись с неприятностями? — в глазах хозяйки мелькнул озорной огонек.

— Мисси… — чуть поморщился супруг.

Я вздрогнул: похоже, ее муж дал понять, что жена перешла некую грань. Мисапиноа потупилась — то ли смирившись с мужем, то ли поняв, что в самом деле совершила оплошность. Интересно, какую? Я легонько ущипнул себя за палец. Если он пытается ее тиранить…

— Скажите, мистер Роули, так как в Китае избавляются от неприятностей? — повторил нежный голос миссис Блишвик. Похоже, что дама, поняв, что ошибка уже совершена, решила идти в бой до конца.

— Довольно сложно объяснить… — покачал я головой. — Китайцы смотрят на ваши действия. Точнее, на систему действий.

— Как это? — уже искренне удивился хозяин.

— Поясню на примере. Однажды в феврале у моего знакомого китайца Ли Гук Вана дела пошли плохо. Он сказал, что это закономерно — точно такой период у него был в октябре. Теперь он вернулся к переписыванию рукописи, с которой работал в октябре, когда в жизни был темный период. И через этот бумажный свиток, он полагал, темное время влияет на его жизнь теперь. Я спросил его, как долго будут продолжаться жизненные неприятности. Ли Гук Ван улыбнулся и ответил: «Как только я избавлюсь от работы с предметом, несущим в себе отпечаток грустных времен».

Блишвики обменялись странными взглядами. Сейчас, глядя на них, я едва подавил улыбку. В бесцветных глазах Блишвика и светло-синих глазах красавицы была написана такая неподдельная растерянность, что на душе стало смешно.

— Неужели они верят в такое? — наконец выдавил из себя потрясенный Блишвик.

Мисапиноа не сказала ничего. Она бросила на меня такой прекрасный растерянный взгляд, что я почувствовал себя путешественником, обретшим дом. Сейчас я забыл все ароматы ее сладкого нежного тела и захотел просто, озорно, поцеловать ее в щеку. Но я, естественно, этого не сделал — только этого еще не хватало!

— Китайцы верят, что каждая вещь несет в себе энергию, — пояснил я. — Не беспокойтесь, японцы пошли дальше — они верят, что у каждой вещи есть свой злой и добрый духи. Но китайцы верят, что энергия вещей несет в себе память о прошлом — как хорошую, так и плохую.

— Значит… Ее можно вызвать? — в синеве глаз Мисапиона мелькнуло что-то похожее на страх. Я прищурился: трудно было сказать, что именно ее напугало.

— Это сложно. Но некоторые волшебные медиумы умеют делать такое. Впрочем, это больше по части вьетов, чем китайцев… — немного неуверенно покачал я рукой.

— Наверняка умеют и японцы, — пробурчал Блишвик. — Мерзкий народец, судя по газетам. Весь мир ниже себя считает. Все дрожат, кто к ним проникнет. А ведь нужны-то они кому, — хмыкнул он.

Я посмотрел на пенящийся бокал. Слова про Японию натолкнули меня на неприятную мысль. Перед глазами поплыла нехорошая картинка -японский залив с нависшим куполом зеленовато-синего неба. В Японии небо высокое и звенящее — совсем не такое, как низкий голубой или темно-синий купол над Поднебесной. Между Нагасаки и деревушкой Иноса раскинулась густая мандариновая роща, спадающая с горы прямо к порту. На рейд Иносы уже вошел корабль под парусами — русский фрегат «Паллада». Самураи с почетом приняли адмирала Путятина и его секретаря Гончарова** (Мерлин, русские фамилии такие же сложные, как и названия их городов!). Надо быть круглым ослом, чтобы не понимать: их задача — настроить нового сегуна против нас. Янки, проклятые янки, старые друзья русских, помогут им в этом. И если против нас выступят самураи, закопошится и другой друг русских — принц Гун… Мы еще держимся в Европе, но если война перекинется в Азию… Калькутта… На мгновение мне показалось, что я вижу морщинистое лицо мудрого Лай Фэна, которое взмахом век одобрило мои мысли. Да, совершено верно: объединенным силам русских, Циней и самураев по силам будет взять Гонконг и затем ударить по Калькутте…

— А это правда, что мандаринов носят рабы на носилках? — синие глаза хозяйки посмотрели на меня с интересом. Миссис Блишвик, похоже, оправилась от потрясения и постаралась придать разговору легкий светский характер.

— Да. Когда мандарин приезжает на определенное место, его слуга бьет в гонг — пусть все видят, кто приехал! — ответил я. Тетерев оказался настолько вкусным, что я забыл про пекинскую утку.

Мисапиона что-то хотела сказать, но муж остановил ее взглядом.

— Почет аристократии — пожалуй, не так уж плохо, — понимающе кивнул он. Арни прищурился, словно задумавшись о чем-то, и я с трудом подавил в себе желание залезть в его мысли. Не стоит — иначе можно увязнуть самым глупейшим образом.

— Скажу вам самое удивительное, — пощупал я рукой мягкую ручку кресла. — Мандарины — не дворяне, а чиновники. В Китае вообще нет аристократов.

— Но как же… — начало было Блишвик; на личике его жены тоже было написано удивление.

— Мандарином может стать любой житель Поднебесной, если сдаст двенадцать ступеней экзаменов…

Я попытался продолжать, заметив, что не только лакомая хозяйка, но и Арнольд с интересом смотрит на меня. Однако мистер Блишвик неожиданно прервал мой рассказ. Наморщенный лоб свидетельствовал о том, что он о чем-то напряженно думал. Подняв руку, он попросил меня прервать рассказ.

— А ведь, дорогая, ваш род явно придерживался китайских традиций! — неожиданно сказал он.

— Что вы хотите сказать, дорогой? — миссис Блишвик посмотрела на мужа с явным удивлением. Я посмотрел на Арнольда, но тот растерянно смотрел на снующую эльфийку. Похоже, для него все происходящее было полной загадкой.

— Ну как же? Ваши таинственные комнаты с зеркалами, — пробурчал Блишвик. — Помните, вы и мистер Ликорус Блэк говорили, что темные зеркала несут в себе отражения прошлого?

Я с интересом посмотрел на миссис Блишвик. Сейчас она гораздо меньше напоминала холодную, благородную и сладкую даму. Она была растерянной женщиной, которая хлопала ресницами, пытаясь скрыть так некстати набежавшую растерянность.

— Но это же в части дома… — наконец пробормотала она. — Я, признаюсь, сама была там не часто.

— У вас есть призрачные зеркала? — спросил Арнольд. Он как раз покончил с тетеревом и мог присоединится к беседе.

— Конечно. И они, кажется, хранят в себе прошлое, — ответил важно блондин.

— Мне про это ничего не известно, — недовольно сказала миссис Блишвик, поднявшись с места. — Зеркала у нас, правда есть, причем старинные, но никакого прошлого в них нет, — властно добавила она, отойдя к комоду.

Оглянувшись, я проводил внимательным взглядом ее высокую фигуру. Белое платье только подчеркивало тонкость ее форм. Я посмотрел чуть ниже: у нее, безусловно, были длинные ноги и наверняка очень стройные. Я уже представил, как эффектно они, обтянутые шелковыми чулками возникают в полутьме при свечах. Ее белое тело ночью наверное отливает перламутром.

Я перевел осторожный взгляд на Арнольда. Неужели он в самом деле попробовал все эти, скрываемые под ее платьем, лакомства? Лицо моего друга расплылась в какой глуповатой улыбке — словно он пропустил пару лишних бокалов портвейна. (До которого Арнольд, чего греха таить, после развода был весьма охоч). Вбежавшая эльфийка левитировала на стол серебряное блюдо с бисквитными пирожными.

— Лучше сюда… — указал Арнольд на центр стола. — Да… Поставь…

— Ее зовут Кальри, — мягко улыбнулась миссис Блишвик. — Моя личная эльфийка. — В ее синих глазах снова сверкнули искры.

— Ага… Кальри… — машинально кивнул Арнольд.

«Тоже мне — горе любовник, — подумал я с легким раздражением. — Провожал домой, кувыркался с ней в кроватке, а имени ее личной эльфийки не знаешь? Для правдоподобности мог бы хоть выучить имя эльфийки, что ли». Я вспомнил растерянность Арнольда в прихожей. Не похоже, чтобы он был частым гостем в этом доме…

Маленькое нотабене. Я разумеется, давно понял, что Арнольд врал про свою связь с Мисапиноа. Но понять — это одно, а получить доказательства — совсем другое. Теперь у меня было как минимум несколько доказательств его лжи, пусть косвенных, но важных. Значит, осталось выяснить, зачем именно Арнольд врал и почему его вранье про Мисапиноа так похожа на мою историю с Джулией.

— Простите… Не могу ли я покурить перед чаем? — спросил я.

— О, боюсь для этого вам придется пройти в другую комнату, — ответил добродушно и чуть насмешливо ее муж. — Я сам не курю, а моя жена не выносит запаха табака.

— Что же, ради прекрасной миссис Блишвик я готов и на эту жертву… — засмеялся я. Хозяйка одарила меня улыбкой, которая может быть несла, а может и не несла двусмыслицы, а эльфийка тотчас провела в маленький кабинет на втором этаже.

Набив трубку, я равнодушно посмотрел на зеленую скатерть стола. Дешево и банально. Зеркала с прошлым в доме Блэков показались мне интересными и даже немного волнующими, но сейчас у меня были дела поважнее. Я с наслаждением выпустил струйку дыма. Если Путятин и Гончаров достигнут успеха, они начнут топить наши корабли с опиумом, пряностями, зеленым чаем и золотом. Идиоты французы, кажутся, шумят, что надо навязать русским финансовую войну? Скоро они нам ее навяжут, да такую, от которой мы закачаемся… Я пыхнул. Как говорил первый и любимый правитель русских Тэмуджин: «Ты хотел войны — ты ее получишь!»

Мне уже совершенно ясно, почему спешит Гринграсс. Переговоры Путятина с Кавадзи завершатся к февралю. Возможно, в середине месяца самураи объявят нам войну. Тэмуджин, ухмыляясь, говорил: «Пусть шах думает, что мое войско — струйка дыма в темной ночи». Так же думает император Николай — русским, наверное, так хочется видеть в нем своего любимого Тэмуджина. Сейчас двадцать третье декабря. Пока нас выслушают наверху и примут решение, будет десятое или пятнадцатое января. На осуществление решения останется три недели. Мерлин, до чего же сладко от табака! А у меня нет как нет проклятого решения…

Я выпустил струйку дыма и решил пойти другим путем. Каким должно быть идеальное решение? Представлю его, пусть пока оно будет совершенно нереалистичным. Это должно быть нечто, обессмысливающее действия всей Империи. Нечто, что заставит их войска вернуться в казармы. Нечто, блокирующее их успехи на фронтах. Нечто, останавливавшее их игры на Дальнем Востоке. Нечто маленькое, точное, но смертельное. После этого «нечто» их игра должна стать бессмысленной.

Прищурившись, я посмотрел на струйку табачного дыма. Однажды я беседовал в порту Гонконга с капитаном-маглом парохода. Меня очень заинтересовали взаимосвязь котла и машинного отделения. Глядя на кочегара, кидавшего в топку уголь, я спросил:

«Наверное, остановить такой пароход можно только таким же или более сильным пароходом?»

«Да, — весело пробасил капитан. — Или просто бросить горсть песка в машинное отделение».

Вот и мне нужно придумать, как бросить горсть песка в машинное отделение неодолимого русского корабля. Осталось определить, что это, собственно, должна быть за горсть песка. У меня есть магия, это верно. Но она есть и у русских— в их Дурмстранге учат не хуже, чем в Хогвартсе. Не то. Отпадает…

Мои размышления отвлекла нежная музыка. Она звучала все сильнее и сильнее, переливаясь в одной и той же гамме. Я сразу понял, что это клавесин. В отличие от рояля, он никогда не может развить музыку. Я пошел на звук и почти сразу вошел в соседнюю комнату. Войдя в нее, я опешил от открывшейся мне картины.

За темно-синим старинным клавесином, расписанные белыми движущимися птицами, сидела Мисапиноа Блишвик, наслаждаясь мелодией. Ее тонкие пальчики бегали по клавишам. Тонкая рука то нежно двигалась в такт звукам, то быстро прыгала на другую октаву. На крышке клавесина в китайской позолоченной вазе стоял букет сухих красных физалисов. Она словно сидела в беседке сада, наслаждаясь музыкой… Вернее, так оно и есть… Сзади был наколдованный весенний сад, и Арнольд с ее мужем стояли возле большой белой беседки у темных кустов. А я — я, как выяснилось, стоял возле маленького ручья, отделавшего меня от Мисапиноа.

Я продолжал смотреть на ее руки, думая о том, как мне хочется погладить их и снять с них перчатки. Как мне хочется обнять ее за плечи и увидеть мягкость ее спины. Как мне хочется снять белую туфельку с этой маленькой ножки, которую она легко поставила на педаль. Как мне хочется упасть с ней на кровать, снимая с нее ночную сорочку, чтобы наутро она в домашнем платье за завтраком улыбалась мне. Мне хочется, но так быть не может. «Мечта навсегда останется мечтой», — учил мудрый Лао Цзы. И от осознания этой мысли, что я опоздал, и опоздал, наверное, навсегда, я почувствовал сильную грусть. Сумерки сада казались мне щемящими, словно предвещавшими что-то злое.





Предчувствия редко обманывают меня. Вернувшись домой, мы с Арнольдом сразу аппарировали в гостиной и плюхнулись в красные плюшевые кресла. К моему удивлению по подоконнику важно расхаживала белая сова. Сова Джулии! Я бы узнал ее одной из тысячи. Бвстро подбежав к ней, я отвязал пергамент. Сова клюнула мою руку, явно ожидая награды, но мне было не до нее. Раскрыв пергамент, я принялся читать:




Несколько мгновений я смотрел отупевшим взором на письмо. К конверту в самом деле прилагалась черная роза (маглы спорят о том, существует ли такая в природе), посыпанная какими-то дорогими блестками. Рядом лежал флакон с водой.

— Что это? — с любопытством спросил Арнольд.

— Да так, ерунда… — постарался я мгновенно взять себя в руки. — От знакомых.

Арни недоверчиво взглянул сначала на меня, затем на зеленый ковер с изумрудным лугом. Я стоял, глядя на письмо, словно ощущая, что внутри меня какое-то гадкое существо высосало воздух. Это несомненно было унижением, причем высокой степени. «Я продала и возвращаю Вам ваши чувства», — словно писала Джулия. Она могла подарить мне что-то в ответ. Но нет… Ей надо было вернуть мне подарок в такой гадкой и унизительной форме. Сильно унизительной.

Унижение, как я давно усвоил, бывает разных степеней. Оно делится на градации и формы. Однажды в Эдо я присутствовал на процедуре чаепития в жасминовом саду. Со мной сидел американец. Слуга поднес ему чашку чая и протянул не как всем — слева направо. Янки, ничего не подозревая, взял чай и охотно пригубил его. «Этот белый варвар даже не понимает, что такой процедурой чаепития он подвергается второй степени унижения», — шепнул мне Сайго Такамори***. «Ничего удивительного, — продолжал он, — белые варвары только лет через четыреста дорастут до уровня империи Ниппон!». Видимо, Джулия решила выбрать мне что-то такое. Но за что?

— Будешь отвечать? — бросил Арни, подойдя к сове.

— Мгм… Не… — пробормотал я. Самое обидное, что сейчас у меня не было даже наброска ответного унижения. Только что плохого я сделал Джулии? В груди нарастала какая-то мерзость, но я не желал ничего знать. Нельзя. Не здесь.

Я медленно подошел к черному комоду. Нельзя терять самообладания. На первый взгляд все выглядело логично: Джулия решила просто унизить меня как можно сильнее. «Я возвращаю Вам Ваши чувства», — словно говорило ее письмо. И всё же… Смущало меня одно обстоятельство. Неужели Джулии понадобилось целых три года, чтобы понять, что мои чувства ей не нужны? Маловероятно. Или произошло нечто, после чего она пожелала их мне вернуть таким унизительным способом? Что именно? Чем я за минувшие дни (хорошо, пусть недели) мог так досадить Джулии?

Теряясь в догадках, я подошел к черному бюро и начал рассматривать лежавшие на нем стопки пожелтевших «Пророков». Газеты беспорядочно валялись на столике, словно кто-то читал их за завтраком, а потом позабыл убрать со стола. Интересно, почему этот «кто-то» не мог просто уложить их на место? Теряясь в догадках, я посмотрел одну из газетных страниц. Тысяча восемьсот сороковой год. Дата явно не отдавала новизной.

— Что это? — спросил я, посмотрев сначала на стопку, затем на ручной фонарь.

— А, это старые газеты… — Махнул рукой Арни. — Их читала тетушка Элси, когда гостила у нас. Это ведь была ее комната.

— Она последний раз была в сороковом год? — поинтересовался я.

— Вроде того, — наморщил лоб Арнольд. — Разве я тебе не говорил, что она умерла еще в сорок третьем?

— Да вроде нет… — ответил я. Сейчас мои руки машинально взяли номер «Пророка» из стопки. На обороте стояла дата: «22 мая 1839 года»… Подумать только! Пятнадцать лет назад…

— «Отчет о визите в Лондон Его Императорского Высочества Великого Князя Александра Николаевича…» — прочитал я.

Мне показалось, будто в моей голове мелькнул луч света. Точнее, сверкнула молния, озарив залитую проливным дождем поляну. Мои мысли еще не успели оформиться во что-то конкретное, как я уже почувствовал, что нахожусь на правильном пути. Сейчас я вспомнил, как в далеком детстве был с мамой на реке в пасмурный августовский день. Молния вспыхнула, и ее отблеск осветил даже корни старых пней.

— Арни, ты гений… — только и мой прошептать я, нетерпеливо теребя край газеты. Пламя летящей свечи вспыхнуло ярче — похоже, я не мог скрыть своего волнения.

Мой друг дернулся и бросил на меня изумленный взгляд.

Примечания:

*Сражение на реке Альме произошло 20 сентября 1854 г. между войсками коалиции Великобритании, Франции и Турции, с одной стороны, и России — с другой. В ходе сражения союзники, пользуясь двукратным численным превосходством, заставили отступить русский корпус под командованием А. Меньшикова.

**Путятин Ефимий Васильевич (1803 — 1883) — граф, русский адмирал, государственный деятель и дипломат. 7 февраля 1855 г. подписал первый договор о дружбе и торговле с Японией. Секретарем в посольстве Путятина в Японию был известный русский писатель И.А. Гончаров.

***Сайго Такамори (1827 — 1877) — один из наиболее влиятельных самураев в японской истории. Входит в число так называемых «Трёх великих героев» эпохи Реставрации Мэйдзи. Лэнс, видимо, познакомился с ним весной 1854 года, когда Такамори впервые вышел за пределы княжества Сацума, сопровождая даймё Сацумы Симадзу Нариакиру в Эдо.

Глава 6, в которой сэр Ланселот путешествует по Мандариновой дороге и убеждается в пользе газет

Наверное, нет на свете человека, которого не волновала бы загробная жизнь. Первый раз она волнует нас в раннем детстве, когда мы узнаем, что близкий нам человек умер. Мне было четыре года, когда я впервые побывал на похоронах бабушки. Не спорю, мне казались интересными и страшными мокрые букеты хризантем, полированный гроб, погребальная хвоя венков, приторный запах набальзамированного тела. Я не спал ночь, с ужасом ожидая то прихода в дом покойницы, то думая о том, что однажды и меня закопают в песчаную землю. Не знаю почему, но я никогда не мог поверить, что моя душа в виде меня полетит, как птица, на небо, где на троне сидит грозный Бог Савоаф. Разумеется, я не мог обойти стороной ужас смерти в беседах с мудрым Лай-Фэном. Глядя на этого тихого старца в серой робе, я почему-то был, что если и есть на свете человек, способный победить смерть, то это именно Лай Фэн. Спуская с маньчжурских сопок, мы продолжали с ним наши беседы, любуясь заходящим предосенним солнцем.

Маленькое отступление. Почтенный Лай Фэн и ваш покорный слуга путешествовали по Маньчжурии, идя из монастыря Гехола в Мукден, ибо Лай-Фэну было даровано высшее право поклониться могилам династии Цин. В свое время род Айсиньгёро, ставший Цин, принял тибетскую версию учения Будды, распространив ее в Маньчжурии. Старец взял с собой и своего юного ученика, которому Боддхисатва даровала такое право. Элвис сказал мне, что русские купили нескольких мандаринов и те начинают мутить маньчжуров, внушая им, что династия Цин окитаилась и променяла тибетское учение. Я все еще не мог поверить, что Великая Поднебесная становится яблоком раздора между нами и русскими — вроде Кашгарии, Афганистана и Бухары. Но, похоже, все шло к этому. Я пошел пешком в Мукден Лай Фэном, следуя твердым инструкциями не действовать, а наблюдать и слушать. Другой возможности проникнуть в запретные города Маньчжурии — древней вотчине рода Айсиньгёро — у нас попросту не было.

— Учитель… — начал я издалека, когда спал полуденный зной и мы начали спуск с невысокой горы. — Я слышал, что по вопроса, существует ли «Я», живет или не живет по смерти Совершенный Святой — Великий Будда не дал никакого поучения. Так ли это?

Старик остановился. У нас с ним был замечательный распорядок. Мы шли с рассвета и до полудня. С полудня мы отдыхали на привале, обедая и купаясь в реке или озере. Затем мы шли до наступления темноты, после чего делали себе ночлег. Тогда, двадцать седьмого августа, мы как раз тронулись в путь после обеда. Я намеренно выбрал для беседы этот день, ибо за десять лет до этого двадцать седьмого августа мы с матушкой шли по кладбищу, и я чувствовал ужас от стоящего здесь духа смерти.

— Как все люди Запада, ты боишься смерти, ибо не понимаешь ее природы, — улыбнулся Лай Фэн. Я едва не чертыхнулся — старик как всегда легко читал мои мысли, пробивая несовершенную защиту. — Прежде чем говорить о смерти, подумай над простыми истинами.

— Я знаю, что такое быть, — посмотрел я себе под ноги. — Но что значит не быть? Как это лежать целую вечность недвижимым и быть медленно поедаемым червями? Ведь оттуда еще никто и никогда не возвращался.

— Ты ошибаешься, — вздохнул Лай Фэн. — Оттуда вернулись все, и не один раз. Вернулся ты, вернулся я… Вернулась твоя возлюбленная… — с улыбкой посмотрел он на меня, от которой мне стало чуть неуютно. — Вернулся и Великий Император Дао Гуан, да продлит Небо его дни!

— Но ведь никто не знает, что там, — покачал я головой, глядя на бессмертник.

— Посмотри вокруг: вот что там, — обвел старик рукой горы.

Я посмотрел на сопки, поглощенные морем белых и желтых цветов, чувствуя, что никак не могу поверить ему.

— Старость похожа на детство, — продолжал Лай Фэн. — Старик и ребенок много спят и мало бодрствуют. Старик и ребенок лепечут глупости и мало говорят. Старик и ребенок немощны и нуждаются в уходе. Старик и ребенок погружены в свой мир. Мы словно описали круг, в котором сошлись начало и конец. Мы вернулись назад — к той точке, откуда ушли когда-то. Что должно произойти дальше?

— По логике старец должен снова стать младенцем, — ответил я.

— Именно. Мы меняли тело ровно восемь раз — каждые десять лет. Нам исполнилось восемьдесят, мы превратились в младенцев, и пришло время им стать. Значит нужно превратить наше старческое тело в тело младенца, ибо закон жизни требует его обновления.

— Но тогда… — ошарашенно посмотрел я на призрачные очертания щербатой сопки. — Смерть есть ни что иное, как естественный переход в наше новое, младенческое, тело?

— Ты начинаешь понимать… — посмотрел на меня старик. — Став младенцем, ты больше не можешь жить в теле старца, а оно не может обновиться до состояния младенца. Значит, ты, уже став младенцем, покидаешь старческую немощную плоть, получив подходящее младенческое тело.

— Допустим, — согласился я, хотя сомнения меня все еще терзали. — Но что если из вот этого камня, — постучал я по куску гранита, — выползет злобная гюрза, которым славятся здешние места, и прервет мой цикл? Ведь мой дух еще не требует себе нового тела!

— Тогда ты просто некорректно завершишь данный жизненный цикл, только и всего, — ответил монах. — Ты получишь другое тело, сохранив многие, слишком многие навыки и воспоминания из прошлого. Ты можешь аккуратно вылить чай в другую чашку. А можешь разбить чашку и пролить чай в глиняный горшок. Чай расплескается, но останется чаем.

— И на что же будет похож этот ужасный переход? — вздохнул я.

Лай Фэн не выдержал и посмотрел на меня с легким ехидством.

— Скажи, пожалуйста, что делал ты в ночь с двадцать первого на двадцать второе мая?

— Накануне своего дня рождения я спал, — вздохнул я. — Но какое это…

Я осекся. Внезапный луч озарил мое сознание. Налетевший ветер заколыхал поле бессмертников, словно подтверждая правоту слов Лай Фэна.

— Это похоже на сон? — догадался я.

— Хвала Небу, ты дошел до этого сам, — улыбнулся старик. — Да, чтобы идти дальше надо поспать. Каждый раз ты просыпался, переходя в новый день и чуть обновляя свое тело. Теперь ты просто не проснулся в этом теле. Барьер закрыл твоему духу доступ в него. И он улетел в поисках другого подходящего тела.

— А как же суд Бога? Хотя… — кажется, я уже начал понимать, что скажет старик.

— Ты совершенно прав. Тебе снятся плохие и хорошие сны — те, какие ты заслужил. Такие же сны будут сниться тебе и в этом, более долгом сне. Вспомни, вчера мы говорили с тобой о бабочке и сущности. Твоя сущность увидит и светлые, и темные сны. Ну, а каких будет больше — решать тебе, — развел руки старик.

— Отчего же, проснувшись, мы не помним жизнь в прошлом теле? — продолжал я.

— Это преувеличение, — ответил Лай Фэн. — Дети до пяти лет всегда лепечут глупости. Но это не глупости, а воспоминания о прошлом. Однажды знатный мандарин приехал ко мне, рассказывая, что его сын родился больным — он все время играет в бой возле вечернего озера. Но его сын не был болен — он был солдатом, который погиб в битве у озера и очнулся после сна. Тот мандарин сам сказал мне, что игра его сына не может закончиться ничем. Я сразу понял, что ребенок играет о момента своей смерти. Через пять лет мы это забываем. Но, скажи, хорошо ли ты помнишь, что делал каждый день в пять лет?

— Выходит… Смерть — это начало новой жизни?

— Нет и нет, — покачал головой Лай Фэн. — Новую жизнь ты начинаешь в день, когда тебе исполнилось восемьдесят. Ты начинаешь превращаться в ребенка — глупого, раздражительного, капризного и требовательного. Твое тело все больше требует ухода, как для младенца. Ты уже ребенок — осталось привести себя в правильный вид. А природа и боги не терпят ничего противоестественного!

— Как необычно… Начинать новую жизнь в восемьдесят лет! — посмотрел я на заросли бессмертника, где, казалось, что-то шелохнулось. «Неужели гюрза?» — подумал я.

— Не более необычно, чем говорить «четыре часа утра», когда темно. Четыре часа — глухая зимняя тьма, но мы говорим, что это утро. Потому что знаем: за темнотой скоро начнется рассвет.

— Зачем же мне снова становиться младенцем? — недоумевал я. — Почему не пойти куда-то дальше?

Остатки бровей старика дрогнули.

— А что делают с учеником, который не выполнил задание? Верно, его сажают выполнять задание снова и снова. Вот так и твой дух — ему нужно выполнить новое задание, чтобы повзрослеть. Иные плачут о том, что прошла их юность… Но не глупо ли плакать, что сейчас пять часов вечера, а не десять часов утра? Солнце зайдет за горизонт, и после заката, после ночи будет снова восход и десять утра, — пожал он плечами.

Я посмотрел на горы, чувствуя с затаенным ужасом и восторгом, как просто Лай-Фэн одолел смерть. Я смотрел на морщины его рук, ощутив каждой клеточкой тела, что бабушка просто уснула. Впрочем, если все было так просто, то непонятно, отчего же старец не был рад грядущему рождению.

— Но тогда почему Будда учил, что наша задача — выйти из круга перерождений? — удивился я.

— А тебе интересно каждый день всю вечность ходить по кругу от монастыря до Мукдена? — спокойно ответил мне Лай Фэн.




Погода снова была промозглой.  Дождь перешел в легкий мокрый снег, таящий на огромных лужах. Газовые фонари зажглись, как обычно, мраморным светом. Я вышел из дома Арнольда, сославшись на срочное дело. Сказать по правде, дело у меня было только одно и, честно говоря, не очень важное. Просто мне хотелось пройтись пешком и подумать над накопившимися вопросами.

Первый — Арнольд. Его ложь про Мисапиноа (с очевидным подтекстом про меня и Джулию) нравилась мне все меньше. Дело не только в том, что он мечтал обладать миссис Блишвик — какой идиот отказался бы от этого? Проблема в том, что он явно знал кое-что о моей жизни на Востоке. Что именно? Надо проверить, и я уже знал как. Это будет стоить мне немного магловских денег и веселого вечера. 

Второе дело куда заманчивее и интереснее. Глядя в газету, вспомнил разговоры взрослых, что наша юная королева была влюблена в русского наследника Александра. Если это так, то у них вполне мог быть роман, от котором пятнадцать лет назад и впрямь болтали многие. Коли так, то, если предположить, что Александр заменит на троне императора Николая, то тогда мы получим почетный мир. Вопрос в том, как проверить мою гипотезу. 

Невдалеке показался маленький книжный магазинчик мистера Николаса Лимми — просто маленькая комнатка на первом этажа большого дома. Эту лавочку я на всякий случай заприметил еще позавчера — во время нашей прогулки с Фанни. Стукнув молотком в виде головы медведя, я открыл дверь. Все верно. Книги закрывали стеллажи до самого потолка. Напротив входа стоял стеллаж с редкими газетами — большинство из них было уже раскуплено. Я с удовольствием вздохнул — запах типографской краски был непрдражаем. В нем всегда есть что-то щемящее и ностальгическое — словно мы еще школьники и думаем о своем будущем…

— Добрый вечер! — поприветствовал  я невысокого толстяка с квадратной головой.

— Могу ли я чем-то вам помочь, сэр? — поинтересовался он.

— Да. Есть ли у вас «Мандариновая дорога»? — спросил я.

 — Сочинение сэра Ричарда Лэйра? Да, конечно, —  кивнул толстяк. — Популярная книга! Посмотрите, — протянул он мне тонкую книжку. — Издательство Джона Брентона выпустило ее на лощеной бумаге.

Я улыбнулся. Автору всегда приятно держать в руках свое творение. Покаюсь — я попробовал себя и в качестве писателя. Свои заметки о Китае и его культуре я бросал в магловскую газету «Утренние известия». Разумеется, я не мог раскрыть своего имени и стал публиковаться под псевдонимом. Они делаются просто: меняются местами имя и фамилия и переделываются во что-то. «Ланселот Роули» превратился в «Роули Ланселота», «Роули» — в самое похожее на него имя «Ричард», а «Ланселот» — в «Лэйра». Затем мои издатели суммировали эссе в небольшую книгу, назвав ее «Мандариновой дорогой»*. На обложке красовался портрет мужчины в плаще и шляпе-«котелке», повёрнутый спиной к мандариновой роще, а где-то вдали виднелся силуэт пагоды.

Заплатив гинею, я положил в карман свое творение. Можно было аппарировать домой, но я решил покурить у фонаря. На душе скреблись кошки из-за Джулии, но времени расстраиваться у меня не было. Итак, что у меня есть? Слухи о романе Ее Величесива с наследником русского престола в тридцать девятом году — раз. Ей было двадцать, ему двадцать один — самое время для романтики — два. Русский кабинет изменил после этого визита свою позицию по проливам и принял наше предложение — три. Шатко. Не факт. Могли просто потенцавать на балах, а кто-то распустил слухи. Версия перспективная, но не факт…

Я выпустил новое кольцо дыма. Обидно, ибо версия перспективная. А если ее проверить? Но как? Не могу же я залезть в мысли Ее Величества! Так, Ее Величества не могу. А в чьи могу? Надо посмотреть газеты, кто там заправлял среди политиков в тридцать девявятом году. Перед сном поработаю. Перед сном… Мы, Тельцы, рассуждаем просто: «Война войной, а обед и сон по расписанию». Мой принцип — лучше выспись, а потом быстро реши проблему со свежими силами, чем мучайся всю ночь, а потом усталый и невыспавшийся работай вполсилы. Иначе загремишь, как Лэндсдоун…

Погруженный в размышления, я и не заметил, как вернулся с Арнольду. Подбежавший эльф принял мои перчатки и цилиндр; затем щелчком навел глянец на сапоги. Арни сидел в плюшевом кресле и явно пребывал в меланхолии, глядя в какой-то пергамент. Рядом стоял фужер с портвейном — похоже, он опять приобщился к алкоголю. Не замечая меня, он продолжал читать какой-то пергамент.

— Что-то случилось? — бросил я находу, глядя на свечи.

— От жены… — губы Арнольда скривились в неприятную линию. — Ненавижу стерву!

Я никогда не видел Рафаэллу Бэрк, но, судя по имеющимся у меня фактам, она бла редкостной дрянью. Нет, я все понимаю: можно расстаться, разлюбить кого-то. Но цинично жить с любовником, не давая бывшему мужу развод и тряся с него денег, может только отпетая стерва без чести и совести.

— Она мне пишет, что я был и останусь законченным эгоистом… — сказал разбитым голосом Арни.

— А Хорнби, надо думать, альтруистка? — От возмущения я намеренно назвал Рафаэллу ее девичьей фамилией. — Всю жизнь думает только о других?

От моей фразы на бледном лице Арнольда мелькнула улыбка.

— Она пишет, что помимо юридических норм есть еще и нормы моральные… — подвинул он фужер.

Не перевариваю, когда начинают ссылаться на мораль. Не потому, что считаю ее не нужной, а потому, что самые большие краснобаи, ратующие за мораль, как правило, проводят темные делишки. Я знавал одну милую старушку, которая, яростно призывая к святости брака, а сама тихонько владела акциями компании, занимавшейся контрабандной работорговлей. И как-то не трогали ее страдания негритянских детей, которых португальские, да и наши, твари продавали в рабство в цепях и колодках. Действительно нравственные люди не визжат везде о морали, а тихонько помогают бедным и детям — им не нужна театральщина.

— Напиши ей, что моралью ведают благотворительные учреждения: церковь и богадельни, — начал набивать я трубку.

На этот раз Арнольд не удержался от смеха. Черный шкаф висел над ним, словно таинственное существо.

— Она еще пишет, что я настолько закостенел в эгоизме и распутстве, что уже не знаю, как строить отношения с порядочной девушкой, — скривила Арни. Сейчас он смотрел на меня с какой-то надеждой, что я смогу ему помочь.

— Зато Хорнби — образец добродетели, — хмыкнул я. — Отношения она умеет стоить отменно — скакать по чужим постелям. — Моя трубка была готова и я охотно выпустил вверх струю дыма. — Кстати, напиши, что Малфой вполне богат и может ее обеспечивать. Кто спит с Хорнби, тот пусть и расплачиваться.

— Рафаэлла — дрянь, но она спекулирует на нашем сыне, — вздохнул Арни.

Подбежавший эльф наполнил его стакан. Это уже скверно: ничем хорошим беспробудное пьянство кончится не может.

— Прежде, чем корить других, — будь носителем добродетелен сам. Начни с себя, как говорится, — продолжал я наслаждаться табаком. — Вот когда обретешь моральный авторитет, станешь сам большим альтруистом, докажешь это множеством добрых дел и спасенных жизней — вот тогда получишь моральное право судить кого-то. А то, право дело, смешно: развратница, мотовка и мерзавка еще смеет упрекать кого-то в эгоизме.

— Знаешь, она пишет, что я не забочусь о нашем сыне — отправил Говарда в деревню к тетке на Рождество, — сказал Арни.

— Вот пусть бы Хорнби и позаботилась, — продолжал я невозмутимо. — Не нравится — в чем проблема? Возьми и улучши. Ты мать, забери ребенка и повозись с ним.

— Понимаешь, она все время утверждает, что я эгоист… Я иногда думаю: а что, если она права?

Это было уже слишком: какая-то мерзкая стерва и развратница устроила психологический террор моему другу.

— Кто тут альтруист — пусть первый бросит в тебя камень, — невозмутимо ответил я. — Где они, мифические альтруисты? Что-то не встречал, — сказал я. — Понятно, что мы думаем больше о себе. А о ком мы должны думать? О мерзавке Хорнби? Или, может, о ее любовнике Малфое? Или ты обязан жить для Блишвиков? Бред же.

— Иногда говорят, что магл Гарибальди, — при этих словах лицо Арнольда светлело. — Он со своими итальянцами поехал воевать в Уругвай за его свободу**.

— Спокойно, — вытянул я руку. — Он поехал в Аргентину, чтобы купить дружбу французов против австрийцев. Уругвай интересовал его постольку поскольку. В чем тут альтруизм?

— То есть, альтруистов по-твоему нет? — вздохнул горько мой друг.

— Во-первых, думаю, их единицы. Во-вторых, те, которые есть, точно не кричат об этом на каждом шагу. А если кричат — уже не альтруисты. Кстати, держи, — протянул я Арнольду книгу. — Подарок к Рождеству.

— «Мандариновая дорога»… — зашептал с восторгом Арни. — Спасибо, старина. Я уже наслышан об этой книге… Слыхал, да… — смотрел он на обложку. — Вот ты и расскажешь мне, так ли это… — его пальцы забегали по страницам…

Клюнуло! Пока Арнольд листал слипшуюся кое-где лощеную бумагу, я снова задумался о визите великого князя Александра, вспоминая все, что знал о нем. Русские до этого шесть лет держались за договор Уникияр-Искелесси, открывавший и закрывавший проливы только для их военных судов — это раз. После визита Александра русские объединились с нами против французов — это два. Русские согласились на наш проект передать проливы под покровительство всех держав, то есть открыть их для всех флотов — это три. Мы вошли в Чёрное море только благодаря той Лондонской конвенции сорок первого года — это четыре. Уступил ли Александр благодаря любви Ее Величества? На миг я представил себе, как снимаю ночную сорочку с леди Блишвик и глажу ее нежную кожу… Согласился бы я на какие-то там проливы? И всё же не факт. Не факт, что именно любовь Ее Величества подвигла русских на уступки.

— «Китай часто рисуют царством мертвой традиции, но это не так, — Арни, похоже, начал читать мою книжку. — Китайские сооружения были бы самыми древними в мире, если бы их постоянно не перестраивали. Китайские списки династий отредактированы всего лишь около 1780 года. Нынешние китайски традиции отношения к иностранцам были введены императором Хунь У в 1371 году, затем забыты и возрождены Цинской династией сто лет назад — в 1757 году…» Интересно! Это так?

— Ну в целом так, — пожал я плечами как можно равнодушнее. Эти строки, помнится, я писал за завтраком в Гонконге. — К Китаю трудно применимы наши конфликты между традициями и новизной. Там разные традиции противоречат друг другу, и новое — это поднятые из забытая одни традиции против других.

— А вот как здорово! Смотри. «Воспитание читательской восприимчивости сродни медитативной практике, которой обучают в буддийских монастырях. Не случайно три величайших поэта Китая: Ли Бо, Ду Фу и Ван Вэй — принадлежат той же танской эпохе (VII—VIII вв.), когда в стране возникла секта китайского дзэн-буддизма — Чань», — прочитал Арни. — Интересно, это действительно так? — обратился он ко мне.

— Насколько мне известно — да, — я едва подавил улыбку, посмотрев на языки пламени, которые весело лизали угольки. Сейчас пламя обхватило лежавшее посреди углей бревно, и оно, казалось, начало разваливаться на глазах от огненной бездны.

— О, ты посмотри, — Арни от удивления даже пригубил бокал портвейна. — «Воспитывая в читателе постоянную напряженность и открытость чувств, поэзия должна до отказа наполнять каждую минуту нашей жизни. Китайские стихи — искусство не остановленного, а продленного мгновения»***. И вот как же это должно выглядеть, а? — сейчас в его глазах читался неподдельный интерес.

— Ну читай, читай — там тебе даже примеры есть, — сказал я притворной усталостью.

— Между прочим, под портвейн идет, как по маслу, — хмыкнул Арнольд.

Я снова посмотрел на огонек, уже сожравший половину бревна. Сейчас мне нужно выяснить, уступил ли Александр чувствам Ее Величества. Для этого хорошо бы поднять чьи-то воспоминания и посмотреть. Жаль, что время ограничено.

— Забавно… — Я осмотрелся. Арни, похоже, нашел какое-то стихотворение. Нет, ты послушай, послушай… «Китайские стихи, как наша музыка, рассчитаны на талант исполнителя. Мерлин, надо же! В старом Китае мир засыпал и просыпался вместе с людьми. Тот же Су Ши писал:

Вот ударили в гонги —
И день начинается снова.
И поплыл, просыпаясь,
Над горой караван облаков

Я задумался. Перед глазами поплыло низкое небо Поднебесной. Около шести часов утра весной и летом таи правда бьют в гонги — начинается новый день. Особенно хорошо это ощущаешь не в Пекине, а в Тяньцзине. Или на Квантуне — в тех местах, где родился Конфуций. Мне так и запомнилось та глубокая, бездонная лазурь позднего утра. Да, Поднебесная — это вечное утро. „Наверное, поэтому у них такая утренняя вера“, — подумал я.

— Ты, наверное, слушал те гонги в Тайюане? — спросил Арни.

В десятку! Я постарался разжечь трубку, не показывая, что обратил внимание на его слова. Арнольда знает, что я был в Тайюане. Видимо, он в курсе моих кое-каких китайских дел. Вопрос в том, откуда.

— Видел, конечно, — выпустил я струю как можно более бесстрастно. — А что там еще пишут про Китай?

— „Но на Востоке человек и есть природа — она грустит в нем, а не с ним, стал читать Арнольд. — Тут нет человека вне природы, нет и природы вне человека. Су Ши пишет:

Рассуждают: картины в зерцала
даны естеству.
Подобное мнение
недомыслием назову —
Кисть Бянь Луаня
живыми творила птах

— Маглы не понимают этот момент, — пояснил я. — Бянь Луань писал и колдографии на шелке. Но и для маглов он писал картины, как живые.

— Неужели ты их видел в Юань-Мин-Юане? — прочитал Арнольд.

Прекрасно! Джулия, Тайюань, Юань-Мин-Юань… Некто познакомил Арни с кое-какими страницами моей биографии, что и говорить. Это не могла быть Джулия — она не знала про Юань-Мин-Юань. Но это мог быть кто-то из отдела. Но зачем? Они попросила Арнольда понаблюдать за мной. Мне вспомнилась японская гравюра горы Дондоро, которой я раньше не видел в его доме. Что если ее повесила не тетушка Элси, а некто, незадолго до моего прихода? ‚Боль должна пройти сквозь тебя и стать твоей силой‘. Да, определенно, здесь приложил руку кто-то из отдела. Неужели Арни сидит у них на крючке?




Поздним вечером я, облачённый в темно-зеленый махровый халат, сел за стол поработать. Мое внимание привлекли газеты тетушки Элси. Для начала я решил узнать: кто в принципе мог бы знать тайну отношений Ее Величесива с Великим Князем Александром? Премьер-министр маглов Уильям Лэм, 2-й виконт Мельбурн. Безусловно. Лидер консерваторов Роберт Пил… Всегда был близок Ее Величеству и стал магловским премьером в 1841 году. Вполне. Я посмотрел в газету. Первый адъютант наследника подполковник Юрьевич. Безусловно. Гени Джон Темпл, 3-й виконт Пальмерстон, нынешний министр иностранных дел. Юрьевич мне недосягаем. Значит, трое. Мельбурн, Пиль, Пальмерстон…

Да, подобраться в рекордный срок к ним невозможно. Посмотрим, что с нашими, магами. Сейчас министр магии Эванджелина Орпингтон — подруга Ее Величества. Безусловно. Но она стала министром в сорок девятом году. А тогда был Радольфус Лестрейндж — наш дальний родственник, которого так обожала матушка. Так, это уже кое-что. Гортензия Миллифут, тогда была его помощницей. Вполне. Значит, Лестрейндж или Миллифут… Подобраться к ним будет легче, чем к маглам. Кто же… Кто? Ошибиться в анализе я не мог…

Арнольд, похоже, наблюдает за мной. Что же, это закономерно. Отдел поставил его под контроль. Наверняка, оплачивают долги или оплачивают шлюх. А, может, просто подбрасывают ему. Все возможно. Главное, он в игре и надо быть осторожнее. Наверняка, может залезть в мысли при случае.

Горгулья на часах прокричала одиннадцать. Я уже собирался отходить ко сну, как неожиданно засветился огонь в камне. Угли стали ярко красными, приобретая очертание лица. Похоже, кто-то просил разрешение на связь. Гринграсс! Эта мысль сразу заставила похолодеть мое сердце. Он ждет уже отчета… Я дернулся и взмахнул палочкой, дав разрешение. Но я ошибся. Передо мной в камне засияло милое личико Мисапиноа Блишвик.

— Мистер Роули? — раздался ее напевный голос. — Могу ли я с вами поговорить?

Я вздрогнул. Уголь зашипел сильнее, означая начало связи.

Примечания:

*В реальности Мандариновая дорога связывала Китай и Северный Вьетнам.

**Имеется ввиду ‚Великая война‘ 1843—1852 годов, в ходе которой Аргентина воевала на территории Уругвая с оппозицией, британским и французским флотом, а также итальянским корпусом Дж. Гарибальди.

***В главе использованы переработанные фрагменты работы А. Гениса ‚Вавилонская башня‘.

Глава 7, в которой сэр Ланселот делится секретами ремесла и не получает приглашение на пир к Небесным Божествам

Мне всегда нравилось читать магловские романы «про разведку». О нашей работе сложены кучи легенд. Главная из них, что в нашем деле трупы падают, как спелые груши с дерева. Спешу разочаровать: в нашем деле убийство, как и везде, — исключительный случай. Никто не будет убивать человека просто так, без дела. Да и ради дела — даже в исключительном случае приставят пару шпиков для выяснения его биографии.

Зато чего у нас вдоволь, так это бюрократической волокиты. Справки, отчеты, доклады — все это мы производим в невиданном количестве. Маги здесь ничем не отличаются от маглов — только перо можно заставить самостоятельно двигаться по заколдованному пергаменту, что экономит силы. И также, как маглам, нам нужно легальное прикрытие. Обилие нелегалов — это очередная фантазия писателей. Нелегалы — товар, требующий штучной подготовки, а, главное, легко раскрываемый через всевозможные бюрократические службы. Куда удобнее использовать старое доброе легальное прикрытие.

Журналисты — наилучшая и наиболее распространенная «крыша». Журналист вхож в любые места и пресс-конференции, делая репортажи. Журналист встречается с нужными людьми, включая политиков и военных, заодно предлагает доплатить за кое-какие сведения. Журналист может воздействовать на верхи другой страны, вбрасывая компромат на нужных политиков. Журналист имеет кучу осведомителей. Ваш покорный слуга, например, был в Китае собственным корреспондентом магловских «Утренних известий» и магического «Оракула». (Потому и суммировать мои эссе в «Мандариновую дорогу» издателям не составило большого труда). И пасся вполне легально в Пекине, вычисляя то, что мне нужно. Разумеется, в Японии мне пришлось перейти на почти нелегальное положение, но там другого варианта у меня не было.

Не хуже другое прикрытие — археологи. Эти, как правило, стропроцентные вояки. Копая древности, можно получить много интересного и весьма далекого от истории. Можно просто изучать местность для возможного прохода войск. Можно отслеживать судьбу темных и светлых артефактов. Можно связываться с местными чиновниками. Можно перемещаться по чужой стране совершенно легально. Пастись возле военных баз. Или ключевых магических объектов.

Выше стоят дипломаты. Они ведут работу более высокого уровня, координируя действия, наблюдая за противником из тиши своих кабинетов. Вербовки они проводить могут, но в исключительных случаях, обычно доверяя их более мелким сошкам. Нашим магическим представителем был советник консула в Гонконге Сирен Слагхорн — представитель древнейшего и уважаемого рода. Он имел контакты с нами всеми и даже не особенно их маскировал. Что он разведчик по должности китайцы знали заранее, а игру он вел так, что объявить его персоной нон-грата было не за что.

Особое место занимают двойные агенты. Их участи не пожелаешь и врагу. Например, наш агент в Китае вступил в контакт с их агентами и «предал родину». За хорошую плату он передает им наши секреты — разумеется, те, которые ему предварительно разрешит передавать наше начальство. Иногда, впрочем, нужно передавать противнику и подлинные секреты — пусть та сторона верит, что ты и впрямь продался с потрохами. Их задача — толково гнать врагу «дезу», а попутно — подмечать, что делает противник. Китайцы вполне могут использовать таких двойных агентов с целью скинуть «дезу» нам. И скидывают. Весь ужас в том, что тебе перестают до конца верить и свои, и чужие.

«Он наш или их?» — спросил я по глупости Слагхорна об одном нашем общем знакомом.

«И наш, и их. Как и большинство», — ответил мне он, улыбаясь.

Меня вроде бы Мерлин сохранил от этой участи. Побыв немного в Японии в этой роли, я отлично представляю, сколько ужаса стоит за жизнью двойного агента. Если в самом деле не дрогнешь. Потому что работать на двух господ — это постоянно рисковать получить в спину «аваду». Не от одного, так от другого.

Пониже рангом идут сыскные пансионы. Это — частные сыскные конторы, патронирующие настоящих убийц, бандитов и торговцев оружием. Их владельцы не двойные, а, как минимум, шестерные агенты. На них, впрочем, давно все махнули рукой — сброд он и есть сброд. Но без сброда никуда. Не станет же помощник консула Ее Величества бегать по китайским или японским деревням, создавая схемы для поставки оружия! И сан не велит, и сцапают в минуту. Нужны те, кто умеет и знает. Продадут? Безусловно. Значит, надо просто не пропустить информацию тому, кому продадут.

В свое время перед отъездом в Гонконг мистер Гринграсс отобрал у меня палочку. В ответ на мой возмущенный взгляд он рассмеялся:

— Она вам не понадобится. Забудьте, что она у вас есть.

Я смотрел на него с недоумением. Гринграсс хмыкнул в усы и добавил:

— И запомните навсегда: против вас, против каждого такого, как вы, вражеский отдел бросит как минимум пару десятков отлично подготовленных авроров. Всех «авадами» не закидаешь, не подожжешь и не заблокируешь. Ваша задача — не допустить чтобы этого произошло. Вы должны контролировать каждый шаг свой шаг, каждое свое движение и полагаться на свою голову. Ваша задача — создать ситуацию чтобы они не бросили это против Вас. Вы писали в школе шпаргалки?

— Нет, — сухо ответил я.

— А почему? — спросил с интересом Гринграсс. Я пожал плечами:

— Писать их — это приговор. Я не знаю ничего, но могу списать. И вот однажды что-то заклинило, я списать не смог. Что я буду делать дальше?

— Вы, — кивнул Гринграсс, — верно рассуждаете. Так вот, волшебная палочка — шпаргалка в кармане, которая создает иллюзию безопасности. Она учит расхлябанности и лени. Поучитесь лучше у восточного учителя ментальным боевым искусствам. Желательно того, кто вхож в Маньчжурию…


* * *
В самые важные минуты жизни всегда думаешь о пустяках. Наверное, в юности я не поверил бы своему счастью, представив, что что сама Мисапиноа Блишвик пожелает выйти со мной на связь. Наверное, я бы придумал сотни диалогов, проиграл бы в голове сотни сцен о том, как надо вести себя в эту минуту. А вот в жизни все оказалось иначе и проще. Я просто посильнее зажег свечу и прислушался к треску камина.

— Мистер Роули… Пожалуйста, простите, за беспокойство в столь поздний час… — Ее голос звучал тихо и взволнованно. — Но у меня к вам есть важное дело!

— Говорите смело, миссис Блишвик. Постараюсь помочь, чем могу… — я старался говорить как можно спокойнее, пытаясь преодолеть так некстати охватившую меня легкую растерянность.

— Вы обещаете мне сохранить все сказанное в тайне?

— Ну, конечно! Считайте, что Вы это никому не говорили…

Глядя на лежавшее поодаль пресс-папье, я подумал о том, что гостья почти права. У меня не всегда даже свое имя… Впрочем, это лирика.

— Спасибо. Должна вам признаться, что во время нашей беседы за ланчем, немного солгала. Понимаете, мой муж был прав. У нас, в моем родном доме Блэков, в самом деле есть таинственные зеркала, отражающие не то, что есть. Мне нужна ваша консультация, как замечательного специалиста, — вздохнула она.

— Ваши зеркала не отражают комнаты? — спросил я с уже искренним удивлением.

— Да, — вздохнула миссис Блишвик. — Понимаете, эти зеркала словно отражают какие-то другие комнаты. Это очень темное и зловещее место, несущее в себе нечто темное… Прошу вас, мистер Роули, помогите нам!

— Однако… Я должен сначала хотя бы посмотреть ваши зеркала… — с удивлением сказал я. На душе было тревожное и в тоже время скрыто радостное чувство, — как и всегда, когда ощущаешь, что стоишь на пороге чего-то важного.

— Я тоже так подумала… — В голосе Мисапиноа прозвучали тревожные нотки. — Надо, чтобы вы побывали у нас.

Идея, конечно, интересная, особенно, если представить сладкую миссис Блишвик в прозрачной ночной сорочке. Но, к сожалению, меня зовут отнюдь не в будуар. По крайней мере, пока.

— Вы хотите позвать меня в дом Блэков? — удивился я.

— Да… — Моя собеседница явно смутилась, хотя, похоже, и не сильно. — Если, конечно, у вас будет время. Только… Это надо сделать, когда я буду там и тайно…

— Тайно? — переспросил я. Если дама приглашает мужчину прийти к ней тайно, это явно о чем-то говорит.

— Да… Я не хочу, чтобы мистер Ликорус знал об этом.

— Даже так? — теперь уже искренне удивился я. Отблеск свечи дрогнул на стекле, словно подтвердив мои опасения.

— Говорят, с зеркалами стало что-то не так после того, как он провел с ними какие-то опыты четыре года назад. Я и хочу посмотреть, что это.

— Они вас так сильно беспокоят? — пожал я плечами.

— Очень… — даже в тех очертаниях ее лица, отражавшихся в каменных углях, читалась тревога. — Представляете, они отражают комнаты, которых нет у нас дома. Какие-то другие комнаты и какой-то другой дом… Мой муж сначала смеялся, но потом, когда я ему их показала, очень заволновался.

Я невольно восхитился ее самообладанием. Если она так спокойно вела себя во время нашего визита, значит, она в самом деле прекрасно владеет собой. Муж заволновался, а она… Она попыталась все перевести в светский треп… Впрочем, о чем я? Она же урожденная Блэк!

— И когда я могу их осмотреть? — теперь уже с интересом спросил я. Повидать зеркала, которые вызывали такой ужас у всей семьи Блишвиков, было невероятно интересно.

— Мне право неловко… Я не могу ходить без мужа… Угли, слагавшие ее ресницы, слегка наклонились. — Завтра Рождество, у нас прием в доме Блэков. Мне очень неловко, но если вы, мистер Роули, решитесь прийти к нам, я тихонько открою вам проход.

— А… Ваши гости? — мое удивление все возрастало.

— Прием будет в другом крыле… А я могу открыть вам проход в крыло, где зеркала. Потом вы также осторожно можете исчезнуть… — Даже через каменное пламя мне казалось, будто я слышу ее мольбу.

— То есть… В Рождественскую ночь, пока у вас будет праздник, я должен буду осмотреть ваши зеркала?

— Если бы только Вы согласились… — зашептала миссис Блишвик. — Я понимаю, что прошу, наверное, слишком о многом… Получается, лишаю вас Рождества, мистер Роули, и даже не могу пригласить на наш праздник…

— Нет, не беспокойтесь, миссис Блишвик, все в порядке. Проведу Рождество в доме Блэков, — улыбнулся я.

Право, я не далек от истины. Проникновение в дом Блэков гораздо интереснее, чем слушать пьяные вздохи Арнольда про его Рафаэллу.

— Вы настоящий рыцарь, мистер Роули! — с чувством ответила моя гостья. — Тогда давайте в десять часов через белый камин… Это в другом крыле дома. Я обещаю открыть Вам проход. Помните: через белый, именно через белый…

Что же, если дама называет мужчину рыцарем, это вселяет надежду. Каминные угли затухали, указывая на окончание беседы. Я подошел к окну, чувствуя, как сердце бьется все сильнее. Она зовет меня помочь ей, побывать в ее доме на Рождество… Ничто так не сближает людей, как совместно пережитая опасность… Я прищурился, вспомнив, как легко миссис Блишвик поднимается из-за стола. Ее можно обнять… Да, кому-то можно. Странно, но я совершенно не исходил от ревности к ее мужу… Мне просто хотелось, чтобы она была моей.

Вообще, я никогда не понимал ревнивцев. Какой смысл ревновать, бегать по закоулкам, контролировать письма? Если женщина тебя любит — ей не нужны другие мужчины. Если решит тебе изменить — изменит, как бы ты не следил. Нельзя удержать того, кто хочет убежать. Ты ей не доверяешь? Поставим вопрос иначе: а зачем нужна рядом с тобой женщина, которой ты настолько не доверяешь? Боюсь, понять это мне не дано.

Однако сейчас мне предстояло вернуться к делу, забав о чудесном облике миссис Блишвик. Я разложил пергамент и, обмакнув перо, нарисовал два круга. В одном я вывел букву «L», в другом — «М». Итак кто же, кто? Лестрейндж или Миллифут? Мне нужно в рекордный срок не просто выйти на кого-то, а получить двусмысленные сведения, бросающие тень на Королеву.

Горензия Миллифут… Я постарался вспомнить все, что о ней знаю. Стареющая суховатая зануда. Бюрократ до мозга костей. Автор сотни законопроектов, некоторые из которых не стал никто рассматривать. Страсть все кодифицировать и упорядочивать, заносить на бумагу. Приняла большее количество законопроектов, чем любой другой министр магии до нее. Ушла в отставку после провала законопроекта об обязательном ношении волшебниками остроконечных шляп. Значит, упряма и до боли самолюбива. Такие люди обычно невероятно собранные и держат любые секретные сведения под семью печатями. Едва ли откроется мне, если я пожалую без рекомендательного письма. А кто мне его, собственно, даст, то письмо?

Я вспомнил ее невысокую пухлую фигуру с желтоватым лицом. Миллифут ушла со своего поста в сорок девятом году. Наверняка могла затмить злобу или обиду на Королеву. Так, можно было бы сыграть на этом… Но она меня совсем не знает. Нет, такой человек не будет отковаться незнакомцу. Наоборот, скорее заподозрит провокацию со стороны нынешнего министра: я ведь явлюсь к ней без рекомендаций. Можно, конечно, атаковать ее мысленную защиту. Но во-первых, маг она не слабый — даром, что была министром. Во-вторых, ее сопротивление может поднять шум и привести к дополнительным осложнениям. Да и министром она стала в сорок первом году, а не в тридцать девятом. Взяв перо, я со вздохом зачеркнул круг с ее именем.

Радольфус Лестрейндж… Так, здесь вроде бы дело перспективнее. Во-первых, в тридцать девятом был министром — скорее всего, знает секреты Королевы. Во-вторых, мы родственники — я для него не тип с улицы. В-третьих, импульсивен и конфликтен — мечтал закрыть Отдел Тайн из-за обилия там маглорожденных. В -четвертых, не слишком умен. Оставим даже в стороне его политические взгляды. Неужели он правда верил, что ему позволят закрыть Отдел Тайн из-за столь ничтожного предлога? Открыть отдел тяжело, а закрыть еще тяжелее — особенно, зная, как мы, англичане, верны традициям. Тщеславные и глуповатые склонны к болтовне, любят преувеличить свою значимость… Значит, его можно будет разговорить при правильном подходе…

Пламя свечи озарило тусклый пергамент. Да, в этой игре надо делать ставку на Лестрейнджа. Ни к кому из магловских политиков я не подберусь в столь короткий срок. А, главное, и ставить было больше не на кого. Осталось подумать о простом: кто из моих знакомых родственников даст мне рекомендательное и согласует время для встречи? Самый лучший путь — это короткий путь. Да, пожалуй. Продвинув пергамент, я написал;

Дорогая матушка!

Обращаюсь к Вам с очень важной просьбой. Если помните, в день моего приезда мы с Вами беседовали о мистере Радольфусе Лестрейндже. Не могли бы Вы написать ему рекомендательное письмо и попросить о встрече в самое ближайшее время? У меня к нему есть очень важное дело, касающееся не только моих личных интересов. Надеюсь, Вы окажете мне содействие.

Всегда Ваш,
Ланселот Роули

Вот, пожалуй, и все. Точнее, все, что я могу сделать пока. Письмо матушка получит сегодня вечером. Осталось последнее и самое горькое — Джулия. Откинувшись в кресле, я посмотрел на каминный жар.

Я почувствовал, как на сердце поселился отвратный паразит, сосущий кровь. Если бы она только согласилась, мне был бы не нужен никто. Никто и никогда. Я бы понес ее на руках. Я бы целовал ее в этой комнате. Я бы ласкал ее мягкие черные волосы. Я бы дарил ей цветы… Что там еще можно делать для любимой? Мне вспомнилось легкое цоканье ее каблуков. Зачем ей меня унижать? Что плохого я сделал Джулии? Нашла другого мужчину? Могла бы просто ничего не отвечать. Забыть про меня раз и навсегда. Но ей зачем-то захотелось напомнить.

Я представил себе теплый итальянский город с высокими платанами и гамом вечерних ресторанов. Наверное, это Венеция. Хотя, возможно, и Флоренция — впереди парк со стариной башней и площадью. Мы идем мимо дома с деревянной верандой, нависшей над каналом. Мы идем вперед, ловя оба запах жаркого предвечернего воздуха. Джулия о чем-то просит меня, и на ее строгих губах появляется ласковая улыбка. У нее в руках букет фиалок, которые я купил ей у уличных торговцев. Я одергиваюсь: удивляюсь, что она просит купит ей белый зонтик от Солнца. Она улыбается, и мне тревожно… Сейчас наверняка будет что-то плохое: счастье не бывает таким долгим…

Я очнулся от крика горгульи. Часы показывали два часа ночи. Мерлин, я давно привык засыпать сидя и никак не избавлюсь от этой привычки…


* * *
Тусклое зимнее утро дарит мне помимо серый пелены за окном замечательный сюрприз. Сова с письмом от матушки уже поджидала меня на подоконнике. Да, вспоминаю, не дай Мерлин, у матери встать не до определенного часа — весь дом на ноги поднимет! Вскрываю конверт и поскорее читаю:

Дорогой Лэнс,

Я рада, что Вы, наконец, оставили тщеславные предрассудки и взялись за ум. Встреча с сэром Лесирейнджем будет очень полезной для Вашей карьеры, поверьте. Я уже написала Радольфусу. Он готов принять Вас двадцать пятого в 13.00.

Ваша,
Грифельда Роули

Поблагодарив матушку, я позанимался минут тридцать с гантелями и вышел на завтрак. Магическая сила — хорошо, но и без физической формы нам некуда. Зато Арнольд меня изрядно удивил. За завтраком он проявил изрядное роскошество, поедая перепелиные яйца — захотел устроить себе праздник в честь Рождества что ли? Рядом с ним лежала моя книжка, которую он то ли в самом деле читал, то ли делал вид, что изучает. Едва я после приветствий принялся за жареные желтки с беконом, как мой друг подмигнул мне.

— Я вчера зачитался твоим подарком. Спасибо, не знал, что такая прелесть! Мне очень понравился один стих Небесных Фей. Ты не прокомментируешь мне его?

— Дай-ка взглянуть. Мда, действительно — стих, выделенный виньетками, отмечен красными чернилами. Любопытно, что так потрясло Арни? Я присмотрелся:







— Но это же из «Путешествия на Запад» У Чанъэ! — пожал я плечами. Подбежавший эльф как раз сменил мне салфетку. — Это поет хор Небесных Фей, когда они летят в Небесный Сад за персиками для богов!

— Любопытно… — Штиблеты Арнольда сверкали лаком, как новенькие — похоже, он собирался куда-то. — А они сорвали персики для богов?

— Нет… Они обидели Царя Обезьян тем, что не пригласили его на пир к Небесным Божествами… И он…

Я осекся. Мисапиона пригласила меня в дом Блэков, но не на Рождественский прием, а только посмотреть зеркала с темного входа. Только сейчас я понял, что буду неравноправным гостем в их доме. «На пир приглашены все Небесные Божества!» — усмехнулась старшая Фея, которую желал сам Царь Обезьян.

— Кстати, — зашептал Арни, словно доверяя мне какую-то тайну. — А это правда, что Небесные Феи были того…

— Что того? — принялся я за кофе. Сейчас было важно ни на мгновение не выйти из шкуры простого гостя.

— Любили плотские утехи? — облизнулся он. Слегка нарочито, как мне показалось.

— Ну, да. Даже трактат есть о любимых усладах Небесных Фей… — ответил я.

«Она развратна… Очень развратна, как все девицы Блэк!» Вспомнилось мне. Кстати, она старшая из девиц Блэк. Ты жаждешь Небесную Фею, а она не зовет тебя на пир к Небесным Божествам. Мерлин, да это уже не просто намек, а отрытое доказательство, что кое-кто в курсе нашего вечернего разговора с миссис Блишвик! И попробуй формально к чему придерись: попросил пояснить стих друг. Что же, профессионализм почерка тоже ответ — видимо, действует отнюдь не дилетант. «Было и не было. Была рябь и уже прошла»…

— А что сделал Царь Обезьян, когда его не пригласили? — спросил Арнольд с нарочитым вниманием. Я посмотрел сначала на гравюру с летящими над морем Феями, затем на плюшевое кресло.

— Нанес первый удар, — сказал я, посмотрев на черную гладь стола. — Атаковал Владыку Неба и устроил переполох в Небесных Чертогах…

Атаковал первым… Может, и мне последовать его примеру? Пожалуй, стоит. К Арни накопилось много вопросов. Сейчас главное отключить его, чтобы он ничего не помнил и не заподозрил. Решено. Можно, использовать «Imperio», но у меня в запасе есть кое-что получше и по безопаснее. Я посмотрел на маленький чайник с изображением обезьян на горе. А если этот фактор ими учтен? Надо быть круглым остолопом, что не предположить: после такой нарочитой слежки я поспешу покопаться в мыслях Арнольда. Возможно, именно этого они и ждут. Нет, порыться в его мыслях надо будет попозже. Не сейчас.

«Ну, а почему бы не спросить человека напрямую, что он поделывает?» — удивлялся Сирен Слагхорн, когда мы смотрели на цветущую клумбу в Гонкноге.

«Как видите, он не пожелал отвечать», — сказал я.

«Что же, и это тоже ответ!» — кивнул мой куратор.

Арни, кажется, закончил с завтраком и, вытеревшись салфеткой, начал подниматься из-за стола. Да, не сейчас. Того, что у меня есть, впрочем, достаточно, для кое-каких весьма важных выводов. Слежка бывает двух видом. Первая — тихая, незаметная, когда из объекта хотят выудить какие-то сведения. Вторая — грубая, нарочитая, когда объекту нарочито показывают, что он находится под контролем. Ко мне применяется вторая. Значит, мне зачем-то хотят доказать, что я под контролем. Интересно зачем?

После завтрака мы начинаем заниматься делами. Точнее, нормальным битьем баклуш. Арни садится подписывать кипу поздравительных открыток всевозможной родне. Мне, хвала Мерлину, писать особенно некому — от Лестрейнджей мы далеки, а Роули отошли от нас с матушкой после смерти отца. Поэтому я, почесав пузико довольного Фанни, начал прятать золотую ложку, чтобы он их искал. Нюхлер, дав волю своим инстинктам, быстро находил и, проглотив, валялся посередине комнаты.

«И это тоже ответ… » Что же, попробую суммировать, что мне известно. Я нахожусь под наблюдением — это раз. За мной наблюдает очень тонкая структура, обожающая профессиональные намеки, недомолвки, тайны — это два. Арнольд у них на крючке — это три. И они хотят почти навязчиво доказать мне это. Интересно. Да, это похоже на наших. Но только зачем им это мне демонстрировать? Недоверие? Едва ли. Скорее, намек, чтобы быть начеку, наверное. Но от чего, если никаких действий я пока не предпринимал? Это неожиданное затруднение корректирует вроде бы пока успешный ход дела.

— Рафаэлла, мерзавка, опять спрашивает, неужели я больше ее не люблю… — раздался разбитый голос Арни. Он, похоже, снова получил письмо от своей неверной женушки.

— А за что ее любить-то? — Уже искренне удивился я. — Не мне судить, но я бы на твоем месте поинтересовался, что она сделала тебе хорошего.

— Вот и Рафаэлла упрекает, что я не умею любить без взаимности… — Арни все еще смотрел в пергамент, напоминая обиженного мальчишку, которому однокурсница отказала в любви.

— А почему ты должен любить Хорнби без взаимности? — пожал я плечами. — Она хочет развлекаться с любовником, тянуть с тебя деньги, а ты еще и должен любить ее без взаимности? Наглость бесподобная, — добавил я, глядя, как Фанни весело лезет за большую индийскую вазу в поисках золотых часов.

— Она всегда меня прижимает этой любовью… — Скривился Арнольд.

— Да? Но в таком случае поинтересуйся, почему она не любит бескорыстно тебя. Любовь — не улица с односторонним движением, а, как говорят модные ныне экономисты, эквивалентный обмен. Хорнби тебе нагло предлагает неэквивалентный обмен: я тебя не люблю, а у тебя передо мной есть обязательства!

— Из-за ребенка… — потупился Арнольд. — Ладно, хоть наследника родила… Кстати, она тебя не любит! Говорит мне «опять твой озерный рыцарь» будет настраивать тебя против меня!

— Я не люблю всех потребителей, а особливо — вот эту особь, — скривился я. Фанни принес часы, и я в благодарность сунул ему шоколадный боб и почесал живот.

— Думаешь, правда научить его искать только нужные вещи? — спросил Арнольд.

— А почему бы и нет?

Я не успел договорить, как в голове мелькнула мысль. Пазл сложился сам собой. Арни рассказывал мне о своем романе с Мисапиноа Блишвик — это раз. Роман — отражение моего с Джулией — это два. Арнольд предупреждает, что они знают о моем разговоре с миссис Блишвик — это три. Я посмотрел на позолоченный подсвечник. Их почему-то интересуют мои контакты с миссис Блишвик. Интересно, почему?

— Мне нужны часы. Только часы, понимаешь? — шутливо погрозил я пальцем кутику. — Не блюдо, часы!

Арнольд посмотрел на нас и залился веселым смехом.


* * *
Я люблю Сочельник с тех давних дней, когда мы дома готовились к празднику, а я рассматривал елку, любуясь ее огнями. Любил с тех школьных лет, когда оставался в Хогвартсе на каникулы — посмотреть на такое чудо, как зажжение огоньков феи. В Хогвартсе они другие, чем дома. У них огромные хрустальные фонарики, которые запрягались в хвойных ветках и загораются разом из-за густых иголок. В наши времена в школе ставили не ель и даже не сосну, а настоящую лиственницу с ее длинными, но пышными, ветками. Аромат смол так наполнял Большой зал, что в этих темно-зеленых ветвях, казалось, сосредоточилась сладкая праздничная истома. До сих не могу забыть свой второй курс, когда я под елкой загадывай желание съездить в Венгрию, и свой пятый курс — первую свою влюбленность в Марину Нотт, когда я, чувствуя себя уже совсем взрослым, загадывал под запах хвои, что она тоже полюбит меня и следующее Рождество мы будем сидеть, взявшись за руки у елки. «Марина — второе имя Венеры», — сладко думал я, представляя ее рядом с собой.

Магловский Лондон в Сочельник тоже прекрасен. Фонарщики уже зажгли газовые фонари. Кое-где на улице виднеются рождественские ели, рядом с которыми степенные родители стоят со счастливой детворой. В окнах уже зажглись свечами ели и дорогие сосны, отражая огоньки в позолоченной фольге шаров. Рождество — праздник несбывшихся надежд, и сейчас мне, право, хотелось немного помечтать о несбывшихся. Интересно, как бы сложилась моя жизнь, если бы мне повезло в первой любви? Арнольду повезло, и что он получил? Мерзкую стерву, которая тянет с него деньги, а сама спит с каким-то богатым типом. Всегда испытывал отвращение к роду Малфоев — типичных нуворишей, которые мнят себя чуть ли не родовитой аристократией, сопоставимой с теми же Слагхорнами или Блэками. Хвала Мерлину, хоть не додумались сопоставить себя еще с Гонтами! Впрочем, не сопоставят — засмеют.

Впрочем, Рафаэлла — это полбеды. У меня до сих пор щемит сердце от того, что Арнольд предал нашу дружбу и следит за мной. Да не просто следит, а выполняет кое-какие мелкие провокации, докладная кому-то обо мне. Впрочем, был ли у него выбор? Могли припугнуть, а могли и обмануть. Насилие над волей — не самое лучшее средство для достижения цели, легче просто прибегнуть к хитрости. И к тому, чуждая душа — потемки. «А в сущности, что мы о нем знаем?» — как любит говорить наш Гринграсс. Главное другое: Арни теперь игрок явно не моей команды. Что же, этот факт надо учесть.

Полюбовавшись рождественским городом, я заглянул в «Дырявый котел», где предусмотрительно снял комнату. Ну не аппрарировпть же мне из дома Арнольда, в самом деле! Гораздо лучше сделать это из какого-то другого камина. Поэтому, приняв сливочного пива и почитав газетку с подробностями о шторме, погубившем добрую треть нашей эскадры под Евпаторией, я прошел в комнату и затопил камин. Жаль, у меня не будет промежуточной станции, но тут уж ничего не поделаешь — выбирать не приходилось. Поэтому, наведя глянец на ботинки, бросаю щепоть летучего пороха и исчезаю в зеленом пламени.

Пронесясь мимо решеток, я вылез в маленькой полутемной комнате. Осмотревшись, я заметил, что передо мной было круглое помещение. В центре находился маленький столик и несколько кресел с ручками в виде голов грифонов. Между ними стояли сосуды на длинных ножках, излучавшие приторные ароматы. От них, похоже, исходил легкий дурман. Благо, я владею мысленной блокировкой любых подобных зелий, включая опиум. Сделав пару несмелых шагов вперед, я подошел к столику. Крышку покрывал легкий слой пыли. Мерлин, неужели я в самом деле попал в знаменитый дом Блэков?

«Не ловушка ли это?» — подумал было я, но сразу осекся. В дверях показалась высокая фигура в парадном ослепительно белом платье с наброшенной на плечи серой меховой горжеткой и с моим черно-белым веером в руках. Сомнений не было — передо мной стояла Мисапиноа Блишвик. Я невольно залюбовался ее руками, прикрытыми белыми перчатками до локтя, и тонким с станом, перехваченным белой лентой-поясом.

— Мистер Роули, спасибо что пришли, — женщина старалась говорить спокойно, но я каждой клеточной тела чувствовал ее волнение. Золотистые волосы были собраны строгой бриллиантовой заколкой. Сделав легкий книксен, она чуть приоткрыла мой веер.

— Добрый вечер, миссис Блишвик, — не знаю, удалось ли мне скрыть счастливый блеск в глазах. — Всегда рад Вам помочь.

— Идёмте скорее, мистер Роули, — прошептала Мисапиноа после короткого книксена благодарности, — у нас скоро начнется ужин.

Ее тонкая высокая фигура нырнула в дверной проем и быстро вошла в коридор. Я снова восхитился ее походкой: она приподняла маленькую ножку так легко, словно и впрямь фея взлетела в воздух и мчалась над пенящимся морем. Пригнувшись, я последовал за ней. Каждое движение ее руки, каждый ее шаг, казалось, окутывали тайным флером желания. «Не вила ли она?» — подумал я. Вроде бы в роду Блэков вил не было, хотя слухи об их нравах… Я зажмурился, напоминая себе, что нужно быть начеку.

Часть дома, в которую мы вошли, показалась мне таинственной и необжитой. Кое-где горели редкие свечи в позолоченных резных подсвечниках. Ниши в стенах утонули в тени, а потускневшие зеркала не отражали свет. Разглядеть в них что-нибудь было сложно: мне самому иногда казалось, будто в них мелькают какие-то тени или интерьеры других комнат. Мы остановились возле одного из темных зеркал, занимавшего большую нишу рядом с дорогим комодом.

— Это они? — спросил я, переведя взгляд на портики из мрамора. В этой части дома было никак не меньше пяти или шести зеркал.

— Говорят, тени прошлого Дома Блэков, — прошептала Мисапиноа, указав белый перчаткой на зеркало. Сейчас в ее синих глазах стоял такой неподдельный страх, что она становилась по-настоящему желанной.

— Это ваше фамильное предание? — уточнил я. Непонятно почему, я чувствовал легкую сонливость и головную боль.

— Не совсем… — Мисапиноа легонько опустила длинные ресницы. — Года три назад это крыло обнаружил мистер Ликорус.

— Ваш отец? — уточнил я.

— Да… — тихо сказала моя спутница. — Он провел какие-то опыты с зеркалами, и они стали отражать… Не то, что есть на самом деле.

— Вы спросили у него? — удивился я. «Неужели она правда настолько коварна, что способна была расстроить помолвку?» — подумал я, рассматривая стоящее передо мной тонкое тело.

— У моего отца ничего нельзя спрашивать, — сухо ответила Мисапиноа. — Это наш закон. Но пару месяцев назад он осмотрел эту часть дома и был взволнован.

— А что здесь было до этого? Простите, миссис Блишвик, но чтобы помочь вам, мне надо знать правду, — кивнул я.

На личике миссис Блишвик пробежала тень: она, похоже, была недовольна моим тоном. Ах, ну да, конечно — приказы здесь раздает она и только она.

— Ничего, — прошептала она. — Ровным счётом ничего. Эта часть дома была закрыта полвека. Мы только недавно обнаружили и открыли ее. Осмотрите их, мистер Роули. Пожалуйста! А мне уже пора бежать… Я вернусь через два часа…

Я улыбнулся. С каким трудом два милых лепестка ее губ прошептала эту просьбу… Да, женщина из рода Блэк не привыкла просить! Быть Блэком — быть королем», — гласил их девиз. «Или королевой», — добавил я про себя. Нежной. Надменной. И желанной…

— Погодите. Какой у вас будет свет, когда вернетесь? — уточнил я.

— Свет? — удивилась женщина.

— Да. Как я узнаю что вошли именно вы, а не кто-то посторонний? Вы можете сделать на палочке фиолетовый свет?

— Ах, да… А можно он будет зеленым? — капризно поджала губки миссис Блишвик.

— Ради Мерлина, — махнул я рукой. — Хоть малиновый. Значит, заходите с зеленым светом.

Я едва не прыснул, глядя как в глазах Мисапиона блеснул огонек. Похоже, она хотела выбрать зелёный свет, чтобы доказать: Блэки — род Слизерина. «Блэки, такие Блэки», — подумал я с иронией. Хозяйка кивнула и исчезла в проеме.

Я осмотрелся, глядя в темноту. Дело, кажется, предстояло не слишком сложное. Для начала надо определить диспозицию. Если сюда войдет кто-то, кроме Мисапиноа, я сразу нанесу невербальный оглушающий удар. А чтобы этот «кто-то» не заметил моего лица, надо расположить свечу в правильной позиции. Вот так, слева. Конечно, у этого «кого-то» может быть ручной фонарь или свеча, но это не решит дела: пока вошедший прошепчет «Lumos», я нанесу удар. Ладно.

Глядя в темную гладь зеркала, я начал размышлять о том, какие образы могут мелькать в них. Сами по себе зеркала выглядели немного странно: они были не ровными, а немного выгнутыми вперед. Так, это уже кое-что. Австрийский стиль. Австрийцы — непревзойденные мастера магии зеркал и сообщаются через них, как мы через камины. Так, хорошо. Можно попробовать применить к ним пробное заклинание. Главное, чтобы не получилось ненужных последствий. Я взмахнул палочкой и отделил пространство с одним из зеркал. Пожалуй, так… В зеркале в самом деле отражалась какая-то старинная комната с претензией на Ренессанс. Да, камин на месте, гигантский орган с длинными белыми свечами… Все это проникает неровной рябью, точно из других времен.

— Quetus maxima! — прошептал я, на всякий случай отключая зеркало.

Ответом был странный щелчок. Мне показалось, что в зеркале включилось какое-то приспособление. Или закрылась какая-то дверь. Так. Интересно. Я внимательно посмотрел на свечу, чтобы она разговелась сильнее. Даже появились резные белые ставни на готических окнах. Прямо дворец флорентийских правителей этак 1440 года…

— Yavisiome! — прошептал я, направив палочку на зеркало.

Изображение ренессансного замка растаяло. Передо мной стояла обычная темная гладь дорого стекла. Я едва не прыснул. Обычное заклинание, создающее фальшивое изображение. Или фальшивую тень. Не самая простая магия, но при определенном усилии ее вполне можно наложить. Ликорус с его гордостью и страстью к дешевым (точнее, дорогим) эффектам хотел, видимо, доказать, как велик его особняк Блэков, какие тайны он скрывает. Забавно, до чего доводит нас тщеславие…

Второе зеркало, видневшееся в проеме напротив, также не принесло сюрпризов. Передо мной был вид старинного замка Нормандской эпохи. В зеркале виднелись массивные, чугунные двери, покрытые золоченым орнаментом изящного рисунка. Главным украшением были витиеватые змеи на обеих половинках. Применив «Yaviciome», я быстро убрал эту иллюзию.

Пожалуй, можно было посмеяться над трусоватой Мисапиноа — нежным кроликом под личной пантеры, но кое-что не давало мне покоя. Голова была напряженна. Да. Я не мог снять ментальный барьер от дурмана! Интересно, почему? Похоже, здесь есть некий источник, нагоняющий сонливость. Так и есть. В воздухе стоял хорошо знакомый мне сладковатый запах легкой марихуаны. Неужели для полноты мистификации старый осел Ликорус установил здесь источник дурмана? Я шагнул в открытую темную комнату, где на столике стояла курительница в виде змеи. Дорогая, китайская. Секрет ее прост. Да, в самом деле, в ней явно раскуривается дурманящее средство с марихуаной. «Придурки», — подумал я. Хотя, похоже Мисапиноа сбежала отсюда не только из-за праздника. Она-то не брала уроки у Лай Фэна, как ментально блокировать дурманы…

За столиком с курительницей стояло третье зеркало. В нем, переливаясь линиями, отражалось длинное окно замка с видом на старинный сад. За окном был вид на долину с голубым озером, ивами и неясным туманом. Курительница с дурманом стояла прямо перед ним. Что же, посмотрим…

— Yavisiome! — снова прошептал я.

На этот раз произошло то, чего я не ожидал. Зеркало дрогнуло и вместо глади я увидел другую картинку. Передо мной открылась сумеречная столовая — просторная, высокая, с массивными стропилами из потемневшего дуба. У боковой стены расположился старинный камин с чугунной решеткой. За большим столом сидела чинно сидела большая семья, среди которой я сразу узнал миссис Блишвик. Вот она, рядом с мужем, который, похоже, слегка покраснел от выпитого. Да, так и есть. Просто идеальный пункт для наблюдения за домом Блэков. Точнее, за передвижением его обитателей.

Я отступил назад, все еще с интересом глядя на свою находку. Семейство Блэков чинно пировала, и я даже мог различать сварливый голос вредной старухи. Кажется, она кому-то выговаривает за что-то. Молодая женщина чуть махнула веером. Ее зовут Элла… Теперь понятно почему путь к этой системе прикрывает курительница с добавкой марихуаны… Отсюда хочется поскорее уйти. Я вспомнил первое зеркало, где был слышен щелчок. Похоже, я отключил систему сигнализации или передачи данных.

Я тихонько вернул на место прежнее изображение и, вытерев лоб, посмотрел на полутемные проемы. Сомнений не было: за семьей Блэков установлена мощная система наблюдения.

Глава 8, в которой сэр Ланселот отмечает Рождество и начинает понимать силу тщеславия

Ма­лино­вый ого­нек, блес­нувший в ко­ридо­ре, вы­вел ме­ня из раз­мышле­ний. Фи­гура с бе­лом платье с гор­жеткой по­дош­ла ко мне и нап­ра­вила па­лоч­ку на од­но из зер­кал. Я улыб­нулся кра­еш­ка­ми губ: в дей­стви­ях да­мы, нес­мотря на ка­жущу­юся твер­дость, бы­ла вид­на рас­те­рян­ность. Что же, пред­чувс­твия ее не об­ма­нули: по­радо­вать ле­ди Блиш­вик мне по­ка не­чем.

— Мис­тер Ро­ули… Все хо­рошо? — про­шеп­та­ла хо­зяй­ка, сно­ва по­дарив мне лег­кий кник­сен бла­годар­ности.

— К со­жале­нию, нет, мис­сис Блиш­вик, — кив­нул я.

Ми­сапи­ноа ед­ва по­дави­ла вскрик, но ог­ра­ничи­лась лег­ким дви­жени­ем рес­ниц. Я улыб­нулся: все-та­ки Блэ­ки дрес­си­рова­ны свет­ским вос­пи­тани­ем так, что не вскрик­нут да­же на по­жаре при ви­де осе­да­юще­го от пла­мени до­ма. От­блес­ки свеч­ных ог­ней от­ра­зились в бе­лиз­не ее платья так, слов­но да­лекий ве­чер­ний кос­тер раз­бра­сывал ис­кры в снеж­ной пе­лене.

— Вы не ис­пы­тыва­ете здесь сон­ли­вос­ти и го­лов­ной бо­ли? — спро­сил я.

— Да… — про­лепе­тала жен­щи­на. — Здесь стран­ное мес­то, от­ку­да пос­ко­рее хо­чет­ся уй­ти. Это то­же ма­гия?

— Ско­рее, ма­риху­ана, — фыр­кнул я. — Вот, по­любуй­тесь са­ми, — по­казал я на ку­ритель­ни­цу. Здесь до­воль­но мер­зкий сос­тав, вклю­ча­ющий в се­бе и эту тра­ву. Не вол­нуй­тесь, я его уже ней­тра­лизо­вал… — от­ве­тил я.

— Кто же… Ее здесь ус­та­новил? — про­лепе­тала с моль­бой в го­лосе Ми­сапи­ноа. — И за­чем? — Ее ла­зур­ные гла­за пос­мотре­ли на ме­ня с тай­ной моль­бой.

— На пер­вый воп­рос я от­ве­тить вам не мо­гу, мис­сис Блиш­вик, — вздох­нул я. — За­то на вто­рой мне бу­дет от­ве­тить го­раз­до лег­че.

Я по­дошел к зер­ка­лу и с по­мощью «Yaviciome» про­демонс­три­ровал в ко­нец рас­те­ряв­ший­ся кра­сави­це то наб­лю­датель­ное ус­трой­ство, ко­торое скры­валось под зер­каль­ной гладью. Ее ли­чико в са­мом де­ле вы­тяну­лось — то ли ис­пу­га, то ли от удив­ле­нию, то ли от сме­си то­го и дру­гого.

— Ма­риху­ана приз­ва­на бло­киро­вать дос­туп пос­то­рон­не­го к зер­ка­лу. Вы, как и лю­бой дру­гой че­ловек, дол­жны хо­теть как мож­но быс­трее убе­жать с это­го прок­ля­того мес­та. — Пос­коль­ку я не при­вык го­ворить стоя на од­ном мес­те, то на­чала рас­ха­живать меж­ду зер­ка­лом и сто­ликом с ку­ритель­ни­цей. — Тог­да нек­то пос­то­рон­ний не по­жела­ет быть здесь.

— Не по­нимаю, за­чем мо­ему от­цу по­надо­билось ус­та­нав­ли­вать в на­шем до­ме та­кую слож­ную сис­те­му наб­лю­дения, — по­кача­ла го­ловой Ми­сапи­ноа. — К то­му же я поч­ти уве­рена, что он ни­ког­да не имел де­ла с ма­риху­аной,

— Вы оши­бетесь, мис­сис Блиш­вик, — я с от­тенком пок­ро­витель­ства пос­мотрел на от­све­чивав­шие в по­луть­ме ее зо­лотис­тые ло­коны. — Эту сис­те­му наб­лю­дения ус­та­новил не ваш отец. Вот, пос­мотри­те…

Я по­казал ру­кой в ко­ридо­ре, где, нап­ро­тив две­ри как раз ви­село точ­но та­кое же авс­трий­ское зер­ка­ло. Ми­сапи­ноа, ос­трож­но пе­рес­ту­пая длин­ны­ми нож­ка­ми, как во сне, пош­ла к не­му, сно­ва зас­та­вив ме­ня лю­бовать­ся ею.

— Это зер­ка­ло выс­ту­па­ет в ка­чес­тве пе­редат­чи­ка ин­форма­ции за ва­шим до­мом, — ска­зал я. — Пос­мотри­те, мис­сис Блиш­вик, здесь нет две­ри! Удоб­но при­дума­но, не прав­да ли?

— А… Ку­да же они пе­реда­ют изоб­ра­жения? — про­шеп­та­ла моя соб­лазни­тель­ни­ца, по­ложив ру­ку на рез­ную зер­каль­ную ра­му.

— Вот это­го, к со­жале­нию, ска­зать вам не мо­гу, — вздох­нул я. — Для это­го мне нуж­но знать, где на­ходит­ся дуб­ли­кат это­го зер­ка­ла.

— А оно мо­жет на­ходит­ся где угод­но… — те­перь гла­за мо­ей спут­ни­цы ста­ли сов­се­сини­ми от сме­си пот­ря­сения и ис­пу­га.

— Со­вер­шенно вер­но. Это авс­трий­ские зер­ка­ла, — от­ве­тил я. — Они мо­гут пе­реда­вать све­дения на со­вер­шенно не­веро­ят­ные рас­сто­яния. Кста­ти, че­рез них мож­но так­же спо­кой­но про­ходить, как че­рез ис­че­за­ющие шка­фы.

— Вы не мо­жете прой­ти че­рез них, мис­тер Ро­ули? — умо­ля­юще пос­мотре­ла на ме­ня Ми­сапи­ноа. — Ой, Мер­лин, прос­ти­те, я не имею пра­ва про­сить вас о та­ком…

Я сно­ва не­воль­но за­любо­вал­ся ею. Ее взгляд го­ворил за се­бя. Ми­сапи­ноа Блиш­вик, урож­денная Блэк, при­вык­ла, что все же­лания вы­пол­ня­ют­ся по ма­нове­нию ее длин­но­го паль­чи­ка с ос­трым ног­тем. И то, что сей­час при­ходи­лось про­сить, а не при­казы­вать, при­води­ло ее в сос­то­яние внут­ренне­го дис­комфор­та. Впро­чем, эта сму­щён­ность по­вели­тель­ни­цы де­лала ее сей­час не­веро­ят­но ми­лой.

— По­верь­те, я бы охот­но это сде­лал для вас… — Я на­мерен­но чуть вы­делил го­лосом пос­ледние сло­ва. — Но, к со­жале­нию, не мо­гу. Для это­го мне ну­жен ключ от зер­кал, а я да­же не пред­став­ляю в чь­их ру­ках он на­ходит­ся.

— Не­уже­ли… Мы не мо­жем ни­чего сде­лать, мис­тер Ро­ули? — с тре­вогой спро­сила она.

Что же, «мы» — зву­чит об­на­дежи­ва­юще. По край­ней ме­ре для на­чала. На мгно­вение мне по­каза­лось, что при сло­ве «мы» на ее гу­бах мель­кну­ла лег­кая улыб­ка. Впро­чем, я не был уве­рен в этом на все сто.

— Ну по­чему… Кое-что, ду­маю, смо­жем. — Кста­ти, мис­сис Блиш­вик, мне нуж­на ва­ша ма­лень­кая по­мощь… — ска­зал я. Да­ма сре­ду от­ве­тила лег­ким кник­се­ном сог­ла­сия. — На­кол­дуй­те, по­жалуй­ста, ма­лень­кое зер­ка­ло.

— Зер­ка­ло… Да, ко­неч­но… — она чуть удив­ленно взмах­ну­ла па­лоч­кой и быс­тро прев­ра­тила в не­го ма­лень­кую де­кора­тив­ную ур­ну. — Мне ка­залось, что вы сде­ла­ете это луч­ше, мис­тер Ро­ули, — улыб­ну­лась она.

— Прек­расно, мис­сис Блиш­вик. Те­перь, по­жалуй­ста, пос­ве­тить им на пе­реда­точ­ное зер­ка­ло. Ага, так я и ду­мал…

— Что это зна­чит, мис­тер Ро­ули? — про­шеп­та­ла она. В зер­ка­ле в са­мом де­ле за­бегал бе­лый ого­нек, ко­торый тут же про­валил­ся ку­да-то в тем­но­ту.

— Те­перь моя оче­редь… Я быс­тро рас кол­до­вал ур­ну и прев­ра­тил ее в зер­ка­ло. Ви­дите, пус­то. — Чер­ная гладь зер­ка­ла ос­та­валась не­под­вижной. — Сис­те­ма наб­лю­да­ет не за до­мом, а за семь­ей Блэк. За людь­ми, — уточ­нил я.

— Ужас­но. — по­тупи­лась де­вуш­ка. — Но в та­ком слу­чае по­доб­ная сис­те­ма мо­жет сто­ять и у нас до­ма? — Су­дя по взгля­ду, она са­ма пе­репу­галась сво­ей мыс­ли.

Что же, я вос­хи­тил­ся ее ло­гич­ностью. В этой ми­лой го­лов­ке с зо­лотис­ты­ми ло­кона­ми скры­ва­ет­ся хо­рошее мыш­ле­ние.

— Впол­не воз­можно… — по­жал я пле­чами.

— Вы не мог­ли бы про­верить это? — жен­щи­на по­каза­ла ру­кой в по­лутем­ный ко­ридор. — Я бы­ла бы вам очень приз­на­тель­на, по­вери­те… Сэр Лан­се­лот… — про­шеп­та­ла она с теп­ло­той.

— Да, ко­неч­но… Ми­леди, — про­шеп­тал я то­же. — Кста­ти, ваш муж в кур­се, что мы сей­час здесь с ва­ми? — нас­тенные ча­сы в ви­де фран­цуз­ско­го зам­ка по­каза­ли по­лови­ну треть­его но­чи.

— Нет, он спит, не вол­нуй­тесь. Я ти­хонь­ко да­ла ему снот­ворное, — опус­ти­ла рес­ни­цы Ми­сапи­ноа, слов­но из­ви­ня­ясь за что-то. — Ка­жет­ся, двад­цать седь­мо­го он отъ­едет по де­ла в Кар­дифф. Ес­ли вы соч­те­те воз­можным… — Те­перь в ее блес­тя­щем взгля­де бы­ла уже не прось­ба, а ско­рее де­жур­ная веж­ли­вость.

— Поч­ту за честь по­мочь Вам… — от­ве­тил я. — Ка­кие кра­сивые! — по­качал я го­ловой гля­дя на вы­сокую баш­ню ча­сов с зуб­ца­ми и бой­ни­цами.

— Это ко­пия зам­ка в Бар-сюр-Об. Ду­маю, вам по­ра, сэр Лан­се­лот. Вы не пред­став­ля­ете, как я вам обя­зана! — сно­ва сде­лала хо­зяй­ка кник­сен.

— Не бес­по­кой­тесь, ми­леди, бу­ду ждать ва­шего пись­ма, — улыб­нулся я.

Пла­мя в ка­мине уже за­гуде­ло, приг­ла­шая ме­ня к пу­тешес­твию в «Ды­рявый ко­тел». Что же, се­год­ня в Рож­дес­тво я вряд ли смо­гу зас­нуть. Мож­но до рас­све­та по­жечь све­чи, как в детс­тве. По­меч­тать о мис­сис Блиш­вик. И прос­то по­думать над тем, что сбы­лось, а что не сбы­лось. Я ни­ког­да не пе­режи­ваю за бес­сонни­цу, ибо знаю — вред от пе­режи­ваний во мно­го раз ху­же са­мой бес­сонни­цы.

***


С нас­тупле­ни­ем Рож­дес­тва я час­то ду­маю о том, что мы не вы­бира­ем се­бе ве­ру — это ве­ра вы­бира­ет нас, и нам ос­та­ет­ся толь­ко под­чи­нять­ся. По Рож­де­нию, как ан­гли­чанин, я обя­зан быть хрис­та­нином. Как учи­ли ме­ня в детс­тве «нет Ан­глии без Гос­по­да и нет Гос­по­да без Ан­глии». Так ус­тро­ен наш мир, что мы дол­жны ве­рить в Еди­ного Гос­по­да, Спа­сите­ля и Крест. Го­рящие ел­ки и све­чи на Рож­дес­тво — это то­же часть на­шей ве­ры. (Ка­кая же Ан­глия без теп­ло­го ка­мина и рож­дес­твенской ели?) И все же сом­не­ни­ям и го­речи ос­та­ют­ся у ме­ня до сих пор. Как на грех, они обос­тря­ют­ся на Рож­дес­тво.

С Гра­мотой Божь­ей у ме­ня не за­лади­лись от­но­шения. Сна­чала ме­ня учил Биб­лии отец, щед­ро раз­да­вая за пло­хие от­ве­ты под­за­тыль­ни­ки. Ма­туш­ка до­бав­ля­ла мне на­каза­ние в ви­де под­ранных вре­мя от вре­мени ушей. Я ни­как не мог по­верить в на­писан­ное в Вет­хом За­вете — все это ка­залось мне нас­то­ящей сказ­кой, толь­ко очень скуч­ной.

На­конец, отец приг­ла­сил мне свя­щен­ни­ка, что­бы тот за пять за­нятий объ­яс­нил мне азы ве­ры. (Мы, вол­шебни­ки, в боль­шинс­тве сво­ем смот­рим на ве­ру как на ат­ри­бут). Мы с от­цом Ген­ри, нас­то­рожен­ным муж­чи­ной лет со­рока пя­ти, сра­зу по­няли друг дру­га. Он не стал зас­тавлять ме­ня чи­тать Биб­лию, а сра­зу объ­яс­нил сво­ими сло­вами азы ве­ро­уче­ния. Я выс­лу­шал и вы­учил са­мое глав­ное, сво­дяще­еся в сущ­ности к че­тырем пун­ктам. Пер­вый — Гос­подь един, но сос­то­ит как бы из трех ли­ков. Вто­рой — ев­реи бы­ли его лю­бимым на­родом, но не по­няли, что он прис­лал сво­его Сы­на и от­реклись от не­го. Тре­тий: Сын при­дет еще раз вер­шить Страш­ный Суд над все­ми на­ми и ре­шит, ко­го в Ад, ко­го в Рай. Чет­вертый: Бог уже пре­доп­ре­делил нас к Спа­сению или му­кам, но мы сво­ими доб­ры­ми де­лами мо­жем поп­ро­бовать кое-что ис­пра­вить.

— На­ша бал­да… — ска­за ма­туш­ка на пред­послед­ним уро­ке.

— На­обо­рот, у вас очень смыш­ле­ный маль­чик! — воз­ра­зил пас­тор. — Ему глав­ное все раз­ло­жить по по­лоч­кам. Ваш ре­бенок уме­ет схва­тывать суть

— Ду­ма­ете, из не­го бу­дет толк? — с не­дове­ри­ем от­ве­тил отец.

— Бе­зус­ловно, — нах­му­рил­ся свя­щен­ник. — Ваш маль­чик все при­ведет в сис­те­му. Прос­то он лю­бит до­ход­чи­вость и прос­то­ту.

На сто­ле, как сей­час пом­ню, ле­жала зе­леная маг­лов­ская Биб­лия без дви­жущих­ся кар­ти­нок. Я чувс­тво­вал се­бя ужас­но счас­тли­вым от то­го, что я ее зна­ют, и мне те­перь не на­до ее чи­тать. Го­раз­до боль­ше ме­ня ин­те­ресо­вало, за­чем нек­то на­писал та­кой объ­ем, ес­ли все мож­но из­ло­жить в че­тырех пун­ктах. По­нят­но, нуж­но рас­пи­сать их стра­ниц так на пять­де­сят или сто, но не так же…

— Свя­той отец, — спро­сил вдруг я. — А ка­кая са­мая труд­ная кни­га Свя­щен­но­го Пи­сания?

— Кни­га Про­рока Эк­кле­зи­ас­та, — не за­думы­ва­ясь от­ве­тил он.

— Вы мо­жете мне крат­ко рас­ска­зать, о чем она? — Те­перь я знал, что ес­ли ме­ня в жиз­ни бу­дут го­нять по зна­нию Биб­лии, я от­ве­чу са­мой труд­ной ее кни­гой.

— Вот, что зна­чит свя­щен­ник! — уми­лилась ма­туш­ка. — Пос­мотри­те, — об­ра­тилась она к от­цу, — то вы не мог­ли зас­та­вить ре­бен­ка от­крыть Биб­лию, а те­перь он сам про­сит рас­ска­зать ему слож­ней­шую Кни­гу Про­рока Эк­кле­зи­ас­та!

Зна­ние этой кни­ги от­лично по­мог­ло мне в жиз­ни — всег­да мож­но к мес­ту вста­вить биб­лей­скую ци­тату и прос­лыть зна­током хрис­ти­анс­тва. А мож­но, кста­ти, и сре­зать осо­бого рев­ни­теля ве­ры — мно­гоз­на­читель­но по­мол­чать, а по­том ска­зать что-то вро­де: «А у вас бы­ло не­важ­но с гра­мотой Божь­ей! В Кни­ге Про­рока Эк­кле­зи­ас­та ска­зано: «Нет че­лове­ка пра­вед­но­го на зем­ле, ко­торый де­лал бы доб­ро и не гре­шил бы; по­это­му не на вся­кое сло­во, ко­торое го­ворят, об­ра­щай вни­мание, что­бы не ус­лы­шать те­бе ра­ба тво­его, ког­да он злос­ло­вит те­бя; ибо сер­дце твое зна­ет мно­го слу­ча­ев, ког­да и сам ты злос­ло­вил дру­гих».

Си­рен Слаг­хорн, ког­да я рас­ска­зал ему об этом, от ду­ши пос­ме­ял­ся, а по­том приз­нался, что сам при­мер­но так и пос­ту­пил. Толь­ко он выб­рал на ци­тат­ник Кни­гу Про­рока Да­ни­ила, а не Эк­кле­зи­ас­та. «На­вер­ное, — по­нял тог­да я, — боль­шинс­тво лю­дей так и чи­та­ют Биб­лию».

Все из­ме­нилось во вре­мя мо­его пу­тешес­твия в Мань­чжу­рию в ав­густе пять­де­сят пер­во­го го­да. Ве­чером пос­ле раз­го­вора о бес­смер­тии мы с муд­рым Лай Фэ­ном рас­по­ложи­лись на при­вал. Вни­зу гре­мел ру­че­ек, и струй­ка во­ды, раз­би­ва­ясь о кам­ни, мча­лась вниз с при­гор­ка. Я знал, что это по­ка еще удоб­ные для пу­тешес­твен­ни­ков мес­та — за Мук­де­ном на­чина­лись поч­ти без­водные ка­менис­тые Сы­пин­гай­ские соп­ки. Единс­твен­ным не­удобс­твом бы­ли змеи, ко­торые вряд ли пос­мотре­ли на то, что ваш по­кор­ный слу­га за­кон­чил «зме­иный кол­ледж». По­это­му я очер­тил за­щит­ный круг и про­шеп­тал нес­коль­ко зак­ли­наний. Прос­транс­тво вок­руг нас вспых­ну­ло бе­лым пла­менем, ко­торое, ос­ве­тив круг, тот­час по­гас­ло.

— Учи­тель, — за­гово­рил я, — а что вы ду­ма­ете о на­шей ве­ре?

Лай Фэн пос­мотрел на ру­че­ек и, по­думав с ми­нуту, ска­зал.

— Ты дей­стви­тель­но хо­чешь это знать? — при­щурил­ся он.

— Бе­зус­ловно. Я го­тов ус­лы­шать лю­бой от­вет, — пос­мотрел я на ко­рягу. Мы си­дели в не­боль­шой пой­мен­ной ро­щи, сос­то­ящей из груп­пы ив, вя­зов и оль­хи.

— Ва­ша ве­ра со­дер­жит в се­бе ог­ромную муд­рость, — от­ве­тил, по­думав нем­но­го, ста­рик. — Но это муд­рость ум­но­го под­рос­тка.

Я ожи­дал ус­лы­шать мно­гое, но толь­ко не та­кой от­вет. Под­прыг­нув, я ото­шел к вы­соко­му кам­ню и об­ло­котил­ся на не­го. Лай Фэн пос­мотрел на ме­ня и мяг­ко улыб­нулся, слов­но за­ранее зная, что я хо­чу ска­зать. Во мне за­шеве­лилось неч­то та­кое, в чем я сам бо­ял­ся се­бе приз­нать­ся. И всё же я с до­лей оби­ды про­из­нес:

— Не­уже­ли вся на­ша ве­ра — это глу­пос­ти под­рос­тков?

— В ней слиш­ком мно­го под­рос­тко­вого, — ска­зал Лай Фэн, пос­ту­чав по­сохом о ка­мень. — Да­вай рас­суждать вмес­те: я бу­ду за­давать те­бе воп­ро­сы, а ты от­ве­чать на них чес­тно*. Вы, лю­ди За­пада, не приз­на­ете ни­какой ве­ры и ни­какой муд­рости, кро­ме сво­ей. Твои соб­ратья ос­квер­ня­ют чу­жие хра­мы, глу­мят­ся над чу­жой ве­рой, плю­ют в чу­жие свя­щен­ные кни­ги. Кто ве­дет се­бя так? Кто кри­чит на весь мир, что прав толь­ко он один, не же­лая да­же поз­нать чу­жой мир?

— Под­рос­тки, — по­тупил­ся я, чувс­твуя, что ста­рик на­шел са­мое боль­ное мес­то.

— Ви­дишь, пов­зрос­лев, ты по­нял это и сам, — ска­зал Лай Фэн. — Мне и в го­лову не при­дет зай­ти или ос­квер­нить ваш храм — нап­ро­тив, я за­хочу уз­нать по­боль­ше о ва­шей ве­ре. Не при­дет и те­бе. Идем даль­ше. Ва­ша ве­ра фа­талис­тична.

— Ну это, по­ложим, не вер­но, — воз­му­тил­ся я. — На­ша ве­ра пос­ту­лиру­ет сво­бод­ный вы­бор каж­до­го че­лове­ка! Она го­ворит, что Рай и Ад — пос­ледс­твия на­шего вы­бора, и толь­ко. Мы воль­ны вы­бирать…

— Ваш Бог, — его гу­бы чуть за­мет­но дрог­ну­ли при ви­де мо­его сме­щения, — не да­ет ни од­но­го шан­са ис­пра­вить­ся и осоз­нать свои ошиб­ки. За ка­кие-то шесть­де­сят или семь­де­сят лет жиз­ни он от­прав­ля­ет че­лове­ка или на веч­ные му­ки или бла­женс­тво. И что же? У греш­ни­ка боль­ше ни­ког­да не бу­дет шан­са ис­ку­пить свой грех? У че­лове­ка ни­ког­да боль­ше не бу­дет воз­можнос­ти стать луч­ше и чи­ще? Кто от­ли­ча­ет­ся ка­тего­рич­ностью, го­воря, что, ссо­рясь, рвет с дру­гом, ро­дите­лями и де­вуш­кой раз и нав­сегда и ни­какие объ­яс­не­ния не при­нима­ют­ся?

— Под­росток, — вздох­нул я. Мне бы­ло боль­но, но воз­ра­зить я не мог. Слиш­ком боль­ны­ми и спра­вед­ли­выми бы­ли уп­ре­ки ста­рика.

— Вер­но, под­росток. Толь­ко он ка­тего­ричен, толь­ко он не хо­чет слу­шать ни­каких объ­яс­не­ний. Че­ловек, дос­тигший трид­ца­ти пя­ти лет, ни­ког­да не пос­ту­пит так. Он по­нима­ет, что жизнь ко­неч­на и на­до до­рожить тем, что встре­тишь в пу­ти.

— Од­на­ко же наш Бог про­ща­ет за ис­крен­не по­ка­яние, — сей­час я из всех сил вспо­минал уро­ки Свя­щен­ной ис­то­рии. Ху­же все­го бы­ло то, что я по­нимал: сей­час не мес­то ввер­нуть ци­тату из Про­рока Эк­кле­зи­ас­та.

— Идем даль­ше, — с лег­кой грустью ска­зал Лай Фэн. — Твои соб­рать­ся по ве­ре раз­ра­бота­ли кра­сивую дог­ма­тику и вмес­те с тем вы ве­рите в са­мые не­веро­ят­ные чу­деса. А кто ве­рит в чу­додей­ствен­ные средс­тва, ко­торые по­могут в жиз­ни, во вся­кие мо­щи и гроб­ни­цы? Кто сжи­ма­ет та­лис­ма­ны пе­ред слож­ны­ми эк­за­мена­ми?

— Под­рос­тки, — горь­ко ска­зал я, вспом­нив, как в кон­це пя­того кур­са мы с Ар­ни пе­ред эк­за­меном по СОВ дос­та­ли в Зап­ретном ле­су «счас­тли­вые шиш­ки».

— Вер­но. Ва­ши свя­щен­ни­ки тре­бу­ют се­бе пок­ло­нения, как млад­шим бо­гам. Они оде­ты в до­рогие одеж­ды; вы обя­заны им ис­по­ведо­вать­ся; они слу­жат куль­ты пе­ред скло­нив­шей­ся тол­пой. Но ска­жи от­кро­вен­но, хо­чет быть Млад­шим Бо­гом?

— Под­росток, — вздох­нул я с го­речью. На ду­ше го­рела оби­да, как пор­ванное ухо в детс­тве, но от­ра­зить ста­рика-учи­теля я не мог.

— Ве­ра взрос­лых лю­дей не нуж­да­ет­ся в оби­лии куль­тов — она по­доб­на абс­трак­тной мыс­ли, — ска­зал Лай Фэн, гля­дя на жур­ча­щую во­ду ручья. — И она ни­ког­да не под­ни­мет ру­ку на чу­жую ве­ру. Вспом­ни, ког­да твои соб­рать­ся при­ходи­ли к нам про­пове­довать свою ве­ру, мы не вы­гоня­ли их. Вспом­ни ви­ден­ную то­бой Па­году Да­цинь — ва­шу цер­ковь на на­шей зем­ле, пос­тро­ен­ную поч­ти ты­сячу лет на­зад. Твои соб­ратья поз­во­лили бы нам пос­тро­ить да­цан на сво­ей зем­ле?

— Нет, — сно­ва от­ве­тил я. Ста­рец сно­ва за­давал та­кие воп­ро­сы, на ко­торые я не мог от­ве­тить. На­летев­ший ве­тер за­шеве­лил тра­ву, ко­торая, ка­залась, лас­ти­лась к зем­ле. Пей­заж в Под­не­бес­ной не воз­вы­ша­ет, а лас­тится к зем­ле под низ­ким без­донным не­бом.

— И в этом ва­ше ве­ликое по­раже­ние, — Лай Фэн го­ворил грус­тно, слов­но про­из­но­ся труд­ный при­говор. — Вы не при­нима­ете нас, а мы при­нима­ем, ибо нам есть, что от­ве­тить. Твои соб­рать­ся бо­ят­ся спо­ра, а мы нет. Мы при­нима­ем чу­жую муд­рость, го­воря ей «да». Вы от­ри­ца­ете муд­рость, го­воря ей «нет». Ре­шай сам, ка­кой путь муд­рее, — раз­вел он мор­щи­нис­ты­ми ру­ками.

Мне бы­ло горь­ко. Горь­ко от то­го, что ста­рый Лай Фэн ска­зал так о ве­ре мо­их пред­ков. И еще гор­ше от то­го, что в ду­ше я по­нимал прав­ди­вость мно­гих его слов. «Ни от че­го че­ловек не стра­да­ет так, как от прав­ды. Ибо на ложь ты всег­да ска­жешь, что она ложь, а прав­ду ты бу­дешь жечь в се­бе», — учил Кон­фу­ций. Я вспо­минал об этом, гля­дя в без­донное си­нее не­бо, ко­торое, ка­залось, ед­ва не зве­нело, как фар­фор. Сей­час я луч­ше все­го по­нимал, от­че­го в Под­не­бес­ной не­бо вы­ше бо­гов и пра­вите­лей, ибо сли­яние с ним и есть выс­шая муд­рость. Но мне нель­зя ду­мать об этом, ос­та­ва­ясь ан­гли­чани­ном. У ме­ня дол­жна быть иная ве­ра — не­зави­симо от то­го, пра­ва она или нет. На гла­зах сто­яли сле­зы, и я вспом­нил ле­жав­шую на сто­ле зе­леную Биб­лию с длин­ной бе­лой све­чей.

«Каж­дый из нас дол­жен вер­нуть­ся к се­бе до­мой. Нам лишь ка­жет­ся, что мы ухо­дим от не­го, а на са­мом де­ле мы приб­ли­жа­ем­ся к не­му по кру­гу». Это уже не Кон­фу­ций, а Лао Цзы.

***


Ме­лан­хо­лия — еще не по­вод де­лать глу­пос­ти. На сле­ду­ющий день ров­но в три­над­цать ноль ноль я под­хо­жу к вы­соко­му до­му из об­ли­цован­но­го гра­нита. На фрон­то­не, сос­то­ящем из трех яру­сов зак­ры­тых окон, кра­сова­лась круг­лые ча­сы. Что же, впол­не под­хо­дящий дом для жиз­ни от­став­но­го ми­нис­тра. Для встре­чи я на­дел но­вень­кий фрак, се­рый ци­линдр, чер­ную ба­боч­ку, пер­чатки и тем­но-си­нее дра­повое паль­то. Впол­не дос­той­ный на­ряд для ро­ли мо­лодо­го фран­та, ста­ратель­но же­ла­юще­го сде­лать карь­еру в ми­нис­терс­тве.

По­хоже, что сэр Ра­доль­фус Лес­трей­ндж да­же не нуж­да­ет­ся в двер­ных мо­лот­ках. Ед­ва ча­сы про­били три­над­цать ноль ноль, как дверь от­крыл не­моло­дой эльф с вы­пучен­ны­ми гла­зами. Я ед­ва по­давил улыб­ку: хо­зя­ин до­ма уве­рен, что ни­кому и в го­лову не при­дет опоз­дать к не­му. Впро­чем, та­кое тщес­ла­вие мне толь­ко на ру­ку. Ныр­нув в тем­ную при­хожую, я ос­тавляю эль­фу паль­то, пер­чатки и ци­линдр, наг­ра­див его неб­режным кив­ком. Раз хо­зя­ин не ба­лу­ет эту бра­тию, мне не за чем вно­сить раз­лад в его от­но­шени­ях со слу­гами.

Я ожи­дал уви­деть оби­жен­но­го на весь мир ста­рика, но ошиб­ся. В прос­торной ком­на­те с вы­соким ок­ном и чер­ным шка­фом во всю сте­ну про­хажи­вал­ся не­высо­кий ос­тро­носый че­ловек с пе­гими во­лоса­ми. Ког­да они бы­ли яр­ко чер­ны­ми, но сей­час их из­рядно по­била се­дина. Мор­щи­нис­тые ру­ки вы­дава­ли его воз­раст — пре­датель­ское «под семь­де­сят», ког­да че­ловек хо­чет до­казать се­бе и ок­ру­жа­ющим, что у не­го еще мно­гое впе­реди. Прод­ви­га­ясь по ком­на­те в сво­ей тем­но-зе­леной ман­тии, он смот­рел за тем, как лей­ка са­ма со­бой по­лива­ла клум­бы ма­гичес­ких цве­тов. У быв­ше­го ми­нис­тра был в рас­по­ряже­нии це­лый зим­ний сад с не­боль­шим фон­та­ном, рас­плес­ки­ва­ющим раз­ноцвет­ные брыз­ги. Что же, све­дения, ко­торые я раз­до­был в ста­рых га­зетах, по­ка ока­зались ве­ры.

— Доб­рый день, мис­тер Лес­трей­ндж. Бла­года­рю вас за лю­без­ное сог­ла­сие уде­лить мне нем­но­го вре­мени… — Поч­ти­тель­но нак­ло­нил я го­лову.

Бод­рый ста­рик отор­вал взгляд от цве­тов и пос­мотрел на ме­ня.

— А ну-ка пос­той­те, мо­лодец че­ловек! — прер­вал он ме­ня. Так, вы­сокий, тем­но­воло­сый и ка­рег­ла­зый… Лес­трей­ндж! — улыб­нулся он мне. — Нас­то­ящий Лес­трей­ндж, а не ка­кой-ни­будь Ро­ули!

По­дой­дя ко мне, он сра­зу при­об­нял ме­ня за пле­чи.

— Не ста­ну де­лать вид, буд­то не знаю, из ка­кого вы от­де­ла, — бро­сил он.

— Вы на­вели справ­ки, мис­тер Лес­трей­ндж? — чуть сму­щен­но улыб­нулся я. Се­рое рас­те­ние, на­поми­нав­шее маг­лов­скую си­рень, за­шелес­те­ло в знак сог­ла­сия.

— Ра­зуме­ет­ся, мой друг! Ник­то не об­ла­да­ет та­кими дос­то­вер­ны­ми ис­точни­ками ин­форма­ции, как быв­шие по­лити­ки, — в его го­лосе зву­чала лег­кая грусть. — И ник­то не по­нима­ет в по­лити­ке боль­ше, чем от­став­ные фи­гуры.

— Как грус­тно это слы­шать, мис­тер Лес­трей­ндж, — вздох­нул я. — По­верь­те, нам всем не хва­та­ет ва­шего опы­та и зна­ний. Но до­каза­тель­ство, что это не так, ле­жит у ме­ня в кар­ма­не. — По­шеве­лив паль­ца­ми, я из­влек пер­га­мент и про­тянул его ста­рику.

— Мой до­рогой маль­чик, — про­из­нес он твер­дым, но на­зида­тель­ным го­лосом, — я по­литик в от­став­ке. — Хо­зя­ин по­водил па­лоч­кой, и до­воль­ная вет­ка не­из­вес­тно мне тро­пичес­ко­го цвет­ка са­ма со­бой прыг­ну­ла в со­сед­ний гор­шок. — Я дав­но пе­рес­тал быть ин­те­ресен Ви­зен­га­моту, Ее Ве­личес­тву, Ав­ро­рату… Там си­дят по­лити­ки, об­ла­чен­ные си­лой, а я ли­шен вли­яния. Зна­ете, ни­кого так быс­тро не за­быва­ют, как по­лити­ка, ли­шен­но­го влас­ти, — улыб­ну­лись угол­ки его рта.

Он под­нялся и, чуть ссу­тулив­шись, не спе­ша по­шел к сто­ящей на сто­ле клум­бе из чай­ных, бе­лых и чер­ных (столь вож­де­лен­ных маг­ла­ми) роз. Я пос­ле­довал за ним.

— По­верь­те, мис­тер Лес­трей­ндж, о вас вов­се не за­были. И до­каза­тель­ство у ме­ня при се­бе, — сно­ва поч­ти­тель­но нак­ло­нил я го­лову.

— В са­мом де­ле? — пе­рес­про­сил он. — Что же, при­ят­но, что обо мне на­конец ре­шили вспом­нить… — Его гус­тые бес­цвет­ные бро­ви по­пол­зли вверх.

— Вы от­ве­ча­ете не толь­ко за прош­лое, — ска­зал я, под­хо­дя к ок­ну. — Вы не мо­жете не ду­мать и о бу­дущем, мис­тер Лес­трей­ндж. Пись­мо мне по­ручи­ли пе­редать Вам из на­шего от­де­ла…

Ни­како­го пись­ма мне, ра­зуме­ет­ся, ник­то не по­ручал пе­реда­вать. Бу­магу я сос­тря­пал ут­ром, под­де­лав по­черк Грин­грас­са. Все что нуж­но для это­го — за­кол­до­вать со­от­ветс­тву­ющее пе­ро и иметь пе­ред со­бой об­ра­зец пись­ма. В пись­ме из­ла­галась прось­ба ука­зать, мож­но ли про­кон­суль­ти­ровать­ся с кем-то из рус­ских вол­шебни­ков от­но­ситель­но на­чала пе­рего­воров о ми­ре. Этим я уби­вал сра­зу трех зай­цев. Во-пер­вых, я втя­гивал ста­рика в раз­го­вор о пе­рипе­ти­ях ев­ро­пей­ской по­лити­ки (это, кста­ти, мне бы­ло важ­но на­кану­не пред­сто­ящей опе­рации). Во-вто­рых, ес­ли бы кто-то важ­ный спро­сил Лес­трей­нджа о ха­рак­те­ре на­шей бе­седы, он бы от­ве­тил, что мы го­вори­ли о воз­можнос­ти по­лити­чес­ко­го кон­такта с рус­ски­ми ма­гами. Кста­ти, он в это бу­дет ве­рить и сам. В-треть­их, по­чувс­тво­вав свою зна­чимость, ста­рик дол­жен был раз­го­ворить­ся.

— А по­ка вы бу­дете чи­тать, поз­воль­те пе­редать вам не­боль­шой по­дарок…

Я по­шеве­лил ру­ками и из воз­ду­ха по­явил­ся ма­лень­кий ки­тай­ский фон­тан из яш­мы, стре­ля­ющий фей­ер­верком. Ис­кры раз­ноцвет­ных ра­кет, сме­шан­ные с плес­ком во­ды, рас­па­дались в воз­ду­хе, прев­ра­ща­ясь в си­яющие фи­гуры змей и дра­конов.

— Бла­года­рю, — уже с теп­лом про­из­нес Лес­трей­ндж. — Да, Гри­фель­да вос­пи­тала прек­расно­го сы­на. Я всег­да в нее ве­рил! Вот что зна­чит Лес­трей­ндж!

Я поч­ти­тель­но нак­ло­нил го­лову.

— Впро­чем, Вас нап­расно го­ня­ют, мо­лодой че­ловек, — про­бежал он гла­зами по пер­га­мен­ту. — Сек­ретные пе­рего­воры идут в Ве­не с ав­густа. Рус­ский по­сол князь Гор­ча­ков и зять Его Ве­личес­тва ко­роля Сак­со­нии ба­рон Зе­ебах го­товят ус­ло­вия ми­ра.

— Но ведь вой­на еще да­лека от за­вер­ше­ния! — уже ис­крен­не уди­вил­ся я. — Мы не мо­жем за­вер­шить вой­ну не­уда­чами без слав­ной по­беды, вро­де три­ум­фа гер­цо­га Вел­лин­гто­на при Ва­тер­лоо!

— Ах, ста­рик, ве­ликой во­ин, сов­сем сдал от сво­его ру­софиль­ства, — мах­нул ру­кой Лес­трей­ндж. — Всю жизнь Вел­лин­гтон пов­то­рял о рус­ских, что «мы ста­рые друзья!» Ему все ка­жет­ся, что мы жи­вем в ты­сяча во­семь­сот вось­мом го­ду. Ка­кие мы друзья — убе­дитесь са­ми. А мир… Кста­ти, мо­гу пред­ло­жить вам, мо­лодой че­ловек, хо­роше­го чая, — каш­ля­нул ста­рик.

— Бла­года­рю вас, мис­тер Лес­трей­ндж. Не от­ка­жусь. — Я пос­мотрел на его бе­зуко­риз­ненно на­чинен­ные штиб­ле­ты.

— Эрл! — Кар­кнул он эль­фу. — Под­го­товь все, что нуж­но. Так вот, мо­лодой че­ловек, мир уже поч­ти го­тов. Мы все сог­ла­сим­ся сде­лать ней­траль­ным Чёр­ное мо­ре, в ко­тором не мо­жет быть ни­каких во­ен­ных фло­тов. Толь­ко и все­го.

— Но раз­ве… -Мы не име­ем это­го по Лон­дон­ской кон­венции со­рок пер­во­го го­да? — опе­шил я.

— Ра­зуме­ет­ся, мы итак уже име­ем сво­бод­ный про­ход че­рез Про­ливы, — фыр­кнул Лес­трей­ндж, гля­дя, как быс­тро вбе­жав­ший эльф на­кол­до­вал два зе­леных плю­шевых крес­ла. — Но вой­ну на­до за­вер­шить ка­ким-то ком­про­мис­сом. Вот, по­читай­те, — от­крыл он с жел­чной ус­мешкой шкаф. — Мои друзья из Ве­ны прис­ла­ли мне от­чет о хо­де та­мош­них пе­рего­воров с рус­ски­ми еще в сен­тябре. Смысл бе­седы сво­дит­ся к сле­ду­юще­му. Обе сто­роны по­нима­ют опас­ность со сто­роны ре­волю­ции, обе сто­роны оза­боче­ны бу­дущим Ев­ро­пы, — по­водил он мор­щи­нис­тым паль­цем в воз­ду­хе.

— Не­веро­ят­но… — про­бор­мо­тал я, гля­дя в пер­га­мент. — Но, мо­жет быть, эту бу­магу сос­тря­пали рус­ские для раз­ва­ла на­шего со­юза?

— Я бы рад был с ва­ми сог­ла­сить­ся, — каш­ля­нул Лес­трей­ндж, — но не мо­гу! Сей­час ключ ко все­му у нас внут­ри Ан­глии. Бу­мага, ко­торую вы мне лю­без­но при­нес­ли, без сом­не­ния сос­тря­пана под дик­товку сво­ен­равной фран­цу­жен­ки Прис­циллы Дю­пон.

Бе­лый чай­ник с ро­зами сам раз­лил чай, и я с ин­те­ресом по­думал о том, что, ока­зыва­ет­ся, сыг­рал, сам то­го не ве­дая, пар­тию в поль­зу Прис­циллы. Эта вы­сокая тем­но­воло­сая по­луф­ранцу­жен­ка, пор­хавшая по ко­ридо­рам ми­нис­терс­тва, ка­залась мно­гом воп­ло­щени­ем кап­риз и су­мас­бродс­тва. Друж­ба с Эван­же­линой Ор­пин­гтон сде­лала ее за­мес­ти­телем ми­нис­тра ма­гии, хо­тя ее бес­по­лез­ность ка­залась оче­вид­ной. Глав­ным ее за­няти­ем бы­ла де­монс­тра­ция от­менной фи­гуры и фра­за «Э алер», ко­торую она до­бав­ля­ла в ви­де па­узы.

— Ра­зуме­ет­ся. — Лес­трей­ндж при­сел и так­же взял чай. — Ви­дите ли, маг­лов­ский премь­ер лорд Эбер­дин*** из-за на­ших во­ен­ных не­удач до­жива­ет пос­ледние дни, как по­лити­чес­кая фи­гура. Ве­ро­ят­но, Паль­мер­стон и Дер­би ду­ма­ют, как взять в свои ру­ки всю пол­но­ту влас­ти. У нас его па­дени­ем вос­поль­зу­ют­ся те, кто хо­чет сва­лить мисс Ор­пин­гтон. По­тому уже сей­час пош­ла борь­ба за ее мес­то.

— Ко­го же вы ве­дите ее пре­ем­ни­ком? — спро­сил я.

— Са­мый серь­ез­ный по­лити­ки ма­гичес­кой Бри­тании — это сей­час Ло­уренс Трэ­верс, — жес­тко ска­зал хо­зя­ин. Он, — по­водил Лес­трей­ндж смор­щенной ла­донью, — об­ла­да­ет ре­аль­ной властью. А по­литик об­ла­да­ющий ре­аль­ной властью — это си­ла, — под­нял он лей­ку. Его друж­ба с лор­дом Паль­мер­сто­ном мо­жет стать ре­ша­ющим ко­зырем, ко­торый пе­реве­сит все. Вот по­тому Прис­цилле нуж­но ском­про­мети­ровать кон­такты с рус­ски­ми, ко­торые за­те­ял Паль­мер­стон.

Я как за­воро­жен­ный пос­мотрел на дверь. Яр­ла, на­ша ти­хая Яр­ла в оч­ках и с лег­ким ко­сог­ла­зи­ем, ста­ратель­но пи­шущая лек­ции, ста­нет пер­вой ле­ди ма­гичес­кой Бри­тании? В это бы­ло не­воз­можно по­верить, но сло­ва Лес­трей­нджа зас­та­вили ме­ня за­думать­ся. Вот это, Мер­лин, взлет… Я вспом­нил, как она в сол­нечный ок­тябрь­ский день оди­ноко шла по хог­варт­ско­му дво­ру, не­ук­лю­же заг­ре­бая нос­ка­ми по­ношен­ных бо­тинок листья. Ка­кой спо­соб­ностью к ком­би­наци­ям об­ла­дала на­ша ти­хоня, оди­ноко иду­щая по дво­рику?

— И. — пос­ле всех жертв мы под­пи­шем мир на ос­но­ве Лон­дон­ской кон­венции? — рас­те­рян­но ска­зал я.

— Увы… — раз­вел ру­ками Лес­трей­ндж. — По­лити­ка, мой друг, всег­да стре­мит­ся к ба­лан­су сил, и ког­да он на­руша­ет­ся, на­ходит­ся си­ла, спо­соб­ная его скор­ректи­ровать, — по­казал он на сто­ящие у сто­ла два бе­лых сту­ла в оре­ховой оп­ра­ве. — Сей­час ве­ликие дер­жа­вы об­ме­нялись нес­коль­ки­ми уг­ро­жа­ющи­ми жес­та­ми, и те­перь мо­дем сесть за стол пе­рего­воров. Им­пе­ратор Ни­колай ждет, с кем из на­ших по­лити­ков ему при­дет­ся иметь де­ло пос­ле ухо­да Эбер­ди­на. Тог­да мы под­пи­шем мир с рус­ски­ми и ос­та­вим им­пе­рато­ра На­поле­она в оди­ночес­тве.

— Еще чу­до, что мы по­лучи­ли Лон­дон­скую кон­венцию***… — бро­сил я на Лес­трей­нджа как мож­но бо­лее от­кры­тый взгляд.

Из всех ис­кусств ис­кусс­тво слу­шать — од­но из са­мых ред­ких. За­то уж ес­ли ты им вла­де­ешь, оно наг­ра­дит те­бя спол­на. Че­ловек, ко­торый спо­кой­но ора­торс­тву­ет пе­ред то­бой, ста­нет тво­им луч­шим дру­гом. Ибо он на­шел в те­бе все…

— А! — под­нял ру­ку быв­ший ми­нистр. — Это в са­мом де­ле, мой юный друг, бы­ло чу­до, свер­шивше­еся бла­года­ря ро­ман­ти­чес­кой ис­то­рии… В трид­цать де­вятом го­ду рус­ский нас­ледник Алек­сандр гос­тил у нас, и той не­веро­ят­но теп­лой вес­ной у них воз­ник ро­ман с Ее Ве­личес­твом. Тан­це­вали на ба­лах, ез­ди­ли на охо­ту, пры­гали че­рез пла­ток, взяв­шись за ру­ки. Им­пе­ратор Ни­колай за­вол­но­вал­ся, что его сын по­жела­ет ос­тать­ся у нас, став прин­цем-кон­сортом!

— Что-та­кое я слы­шал от ро­дите­лей, — улыб­нулся я на­ив­но. — Мо­жет быть, это толь­ко слу­хи? — по­жал я пле­чами.

— Ка­кие слу­хи! Я сам дос­тал вос­по­мина­ние премь­ера Мель­бур­на, где они вдво­ем взах­леб це­лу­ют­ся пос­ле ба­ла в пус­той гос­ти­ной! Ее Ве­личес­тву бы­ло двад­цать. Она бы­ла так хо­роша в сво­ем ро­зовом платье…

— Не­веро­ят­но… — про­бор­мо­тал я. Пе­ред гла­зами сто­яли неж­ные ру­ки Ми­сапи­она Блиш­вик, ко­торые я меч­тал гла­дить боль­ше все­го на све­те.

— За­коно­мер­но… — Фи­лософ­ски из­рек Лес­трей­нжд. — Тог­да фран­цу­зы во гла­ве с Ть­ером обе­щали по­мочь еги­пет­ско­му Па­ше про­тив сул­та­на****. И вот од­нажды ут­ром, ког­да Ее Ве­личес­тво и рус­ский це­саре­вич зав­тра­кали в весь­ма фри­воль­ной одеж­де, Ко­роле­ва, вор­куя, пред­ло­жила сво­ему сер­дечно­му дру­гу предъ­явить сов­мес­тный уль­ти­матум Фран­ции от име­ни двух дер­жав. Они на­писа­ли его вдво­ем, а вбе­жав­ший рус­ский по­сол ба­рон Брун­нов ви­зиро­вал текст. Так и ро­дилась идея кол­лектив­но­го кон­тро­ля над про­лива­ми.

— Да, ес­ли бы Алек­сандр был рус­ским им­пе­рато­ром… — вздох­нул я.

— Увы, это не­воз­можно. Им­пе­ратор Ни­колай, по­верь­те, пе­режи­вет мно­гих мо­нар­хов Ев­ро­пы, че­го не ска­жешь о на­шем дру­ге Эбер­ди­не. Не бой­тесь, мо­лодой че­ловек, — по­дошел Лес­трей­ндж к пись­мен­но­му сто­лу. — Я на­пишу пись­мо о вас Прис­цилле Дю­пон, ко­торое, уве­рен, по­может Вам в карь­ере…

На­вер­ное, я бы счи­тал 25 де­каб­ря 1854 г. од­ним из са­мых удач­ных дней сво­ей жиз­ни, ес­ли бы не его стран­ная раз­вязка. Зай­дя в ка­фе че­рез три до­ма от особ­ня­ка быв­ше­го ми­нис­тра, я на­писал для Грин­грас­са ме­моран­дум, где ис­кать ключ к на­шим ус­пе­хам. В ка­чес­тве до­каза­тель­ства я при­сово­купил вос­по­мина­ния о сво­ей бе­седе с Лес­трей­нджем. В наг­ра­ду мож­но бы­ло бы по­меч­тать об иду­щих по ков­ру длин­ных бе­лых нож­ках мис­сис Блиш­вик. Од­на­ко вско­ре от при­ят­ных раз­мышле­ний ме­ня от­влек мель­кнув­ший в ок­не вид Ар­ноль­да, спе­шив­ше­го ку­да-то по ули­це. Ин­те­рес­но, ку­да? Быс­тро рас­пла­тив­шись по сче­ту, я на­ложил на се­бя ки­тай­ский ва­ри­ант не­види­мос­ти и пос­ле­довал за ним.

Слеж­ка про­дол­жа­лись не дол­го — Ар­ни ныр­нул за чер­ную мра­мор­ную ка­лит­ку маг­лов­ско­го клад­би­ща. Я ос­та­новил­ся воз­ле од­но­го из скор­бных скле­пов. Ма­лино­вое паль­то мо­его дру­га мель­ка­ло воз­ле де­шевых чу­гун­ных мо­гил. Воз­ле од­ной из них он пок­ру­тил­ся па­ру ми­нут, по­ложив ве­нок из хвои. Впро­чем, я не по­ручусь, что это был ве­нок — сто­ял я в от­да­лении. За­тем, раз­вернув­шись, Ар­ни ос­мотрел­ся и по­шел к вы­ходу. Я по­дошел к груп­пе мо­гил. На од­ной их них ле­жал све­жий хвой­ный ве­нок. Впро­чем, они бы­ли и на дру­гих. И тут я по­чувс­тво­вал, что ме­ня уда­рила зак­ли­нани­ем меж­ду глаз — да так, что из них по­лете­ли ис­кры.

Не­кото­рое вре­мя я смот­рел на чер­ный мра­мор, все еще пы­та­ясь по­нять, пра­виль­но ли я по­нял над­пись. Но на нем чер­ным по бе­лому (вер­нее, бе­лым по чер­но­му) бы­ло вы­веде­но:




При­меча­ния:

*В тек­сте гла­вы ис­поль­зо­ваны фраг­менты из раз­мышле­ний из­вес­тно­го ти­бет­ско­го ла­мы Аг­ва­на Лоб­са­на Дор­жи­ева (1853 — 1938).

** Джордж Га­миль­тон Гор­дон, 4-й граф Эбер­дин (1784 — 1860) — бри­тан­ский по­лити­чес­кий де­ятель. 34-й премь­ер-ми­нистр Ве­ликоб­ри­тании в 1852−1855 го­дах.

*** Лон­дон­ская кон­венция 1841 го­да — кон­венция, зак­лю­чен­ная в Лон­до­не 13 и­юля 1841 го­да меж­ду Рос­си­ей, Ве­ликоб­ри­тани­ей, Фран­ци­ей, Авс­три­ей и Прус­си­ей. Вос­ста­нови­ла «древ­нее пра­вило» Ос­ман­ской им­пе­рии, сог­ласно ко­торо­му Бос­фор и Дар­да­нел­лы объ­яв­ля­лись в мир­ное вре­мя зак­ры­тыми для во­ен­ных су­дов всех стран, а в во­ен­ное — на ус­мотре­ние сул­та­на.

**** Име­ет­ся вви­ду Еги­пет­ский кри­зис 1839–1840 го­дов, в хо­де ко­торо­го Ве­ликоб­ри­тания и Рос­сия выс­ту­пили сов­мес­тно про­тив Фран­ции. Поз­днее премь­ер-ми­нистр ви­конт Мель­бурн дей­стви­тель­но во мно­гом объ­яс­нял из­ме­нение по­зиции Рос­сии вза­им­ны­ми чувс­тва­ми ко­роле­вы Вик­то­рии и це­саре­вича Алек­сан­дра Ни­кола­еви­ча, бу­дуще­го им­пе­рато­ра Алек­сан­дра II.

Глава 9, в которой сэр Ланселот восходит на Гору Плодов и Цветов и узнает, что Небесным Феям нужны не только персики

Со­вер­шенно сек­ретно.
В од­ном эк­зем­пля­ре
Для оз­на­ком­ле­ния под спе­ци­аль­ную под­писку

23-му

На ваш зап­рос от 22.12.1854 г. со­об­щаю сле­ду­ющее.

1. Дос­ти­жение по­лити­чес­ко­го ре­зуль­та­та ны­неш­ней вой­ны не­воз­можно в ус­ло­ви­ях пре­быва­ния на прес­то­ле Рос­сий­ской им­пе­рии им­пе­рато­ра Ни­колая.

2. По­лити­чес­кие ре­зуль­та­ты, сфор­му­лиро­ван­ные пра­витель­ства­ми Авс­трий­ской им­пе­рии, Ве­ликоб­ри­тании, Ос­ман­ской им­пе­рии и Фран­ции в но­тах от 8 ав­густа 1854 г., не мо­гут быть дос­тигну­ты в ус­ло­ви­ях, ког­да им­пе­ратор Ни­колай за­нима­ет рос­сий­ский прес­тол.

3. Це­саре­вич Алек­сандр бу­дет го­тов пой­ти на зак­лю­чение вы­год­но­го ми­ра для со­юз­ни­ков вви­ду вы­соко­го лич­но­го вли­яния на не­го Ее Ве­личес­тва Ко­роле­вы Вик­то­рии (в ка­чес­тве до­каза­тель­ства, при­лагаю ма­тери­алы, по­лучен­ные от быв­ше­го ми­нис­тра Ра­доль­фу­са Лес­трей­нджа).

4. Пред­ла­гаю рас­смот­реть воп­рос об ор­га­низа­ции опе­рации по за­мене им­пе­рато­ра Ни­колая на це­саре­вича Алек­сан­дра.

5. Срок воз­можной ор­га­низа­ции опе­рации ог­ра­ничен приб­ли­зитель­но до се­реди­ны фев­ра­ля 1855 г., ког­да в То­кио за­вер­шатся пе­рего­воры меж­ду Пу­тяти­ным и Ка­вад­зи. Вступ­ле­ние в вой­ну Япо­нии на сто­роне Рос­сий­ской им­пе­рии при­ведет к тя­жело­му уда­ру по мор­ской тор­говле со­юз­ни­ков и рез­ко уси­лит ан­тибри­тан­скую пар­тию в Ки­тае во гла­ве с прин­цем Гу­ном.

6. Про­шу так­же об­ра­тить вни­мание на сла­бое ин­форма­ци­он­ное пок­ры­тие Вен­ских пе­рего­воров.

Игу­ана

***


Из всех ис­кусств од­но из са­мых слож­ных — ис­кусс­тво ждать. Я час­то слы­шал вы­раже­ние «ра­дос­тное ожи­дание», но ни­ког­да не встре­чал лю­дей, ко­торые лю­били бы ждать. Не са­мое при­ят­ное за­нятие — си­деть, ни­чего не де­лать и при этом не из­во­дить се­бя мыслью о том, что упу­щен­ное вре­мя мо­жет при­вес­ти к ка­тас­тро­фе. Прок­ля­тое ожи­дание мо­жет под­тол­кнуть лю­бого к са­мым глу­пым ша­гам, ко­торые в лю­бой дру­гой си­ту­ации он мог бы из­бе­жать. Но у ис­кусс­тва ждать есть свои не­умо­лимые за­коны — ес­ли не уме­ешь си­деть и ни­чего не де­лать, мож­но за­валить важ­ное за­дание. А то и от­пра­вить­ся ко всем чер­тям.

В на­шем де­ле, как в грам­ма­тике, — ог­ромную роль иг­ра­ет сог­ла­сова­ние вре­мен. Мы в детс­тве учим, ка­кое про­шед­шее вре­мя сог­ла­су­ет­ся с ка­ким нас­то­ящим вре­менем, а бу­дущее вре­мя во­об­ще не сле­ду­ет ис­поль­зо­вать в от­дель­ных фра­зах. У нас же важ­но не пе­репу­тать вре­мя ожи­дания и вре­мя дей­ствия. Толь­ко це­ной ошиб­ки бу­дет не пло­хая оцен­ка, а жизнь. При­чем не толь­ко своя.

Я за­кан­чи­ваю ко­сые при­седа­ния с ган­те­лями на по­лу — по­ра пе­рехо­дить к уп­ражне­ни­ям ле­жа на спи­не. Уп­ражне­ния ле­жа тя­желее, чем уп­ражне­ния си­дя, но нуж­нее для поз­во­ноч­ни­ка. Вче­ра мне приш­лось вы­бирать вре­мена. Поб­ро­див нем­но­го по клад­би­щу, я по­шел не за Ар­ноль­дом, а вы­пить чаш­ку ко­фе в бли­жай­шем за­веде­нии. Луч­ше все­го по­ка ни­чего не го­ворить ему о про­изо­шед­шем. Прав­ды он все рав­но не ска­жет, а слу­шать оче­ред­ную пор­цию лжи мне не ин­те­рес­но. Ми­нимум ин­форма­ции с мо­ей сто­роны — мак­си­мум с его, луч­ший де­виз в на­шем де­ле.

Воз­можно, ко­неч­но, что на клад­би­ще по­хоро­нена ка­кая-то дру­гая Ра­фа­эл­ла Бэрк. Но сов­па­да­ющая да­та рож­де­ния, ви­зит Ар­ни на эту мо­гилы, све­жий ве­нок — все это не ос­тавля­ет кам­ня на кам­не от та­кой вер­сии. Да и да­та смер­ти уди­витель­но сов­па­да­ет с да­той раз­во­да Ар­ноль­да. Сов­па­дение бы­ва­ет толь­ко од­но. Ес­ли сов­па­дений боль­ше, чем од­но, то это уже не сов­па­дение.

За­вер­шив при­седа­ния из по­ложе­ния ле­жа, я пе­рехо­жу к груп­пи­ров­кам. Вы­рисо­выва­лась две вер­сии. Пер­вая — Ар­ни ба­наль­но со­шел с ума пос­ле смер­ти же­ны. При­думы­ва­ет пись­ма от ее име­ни или пе­рес­чи­тыва­ет ста­рые. Или, нап­ри­мер, пи­шет сам се­бе от ее име­ни. При­думал ее ро­ман с Мал­фо­ем и ве­рит, что же­на ско­ро вер­нется. Сна­чала го­ворил се­бе что-вро­де: «Так мне бу­дет лег­че пе­режить». По­том втя­нул­ся и сам по­верил. Оп­ре­делен­ная сте­пень по­меша­тель­ства. Не буй­ная, но всё же…

Вто­рая вер­сия — Ар­нольд в здра­вом уме и де­ла­ет все это на­мерен­но. Ему за­чем-то нуж­но вну­шить ок­ру­жа­ющим, что Ра­фа­эл­ла жи­ва. Как он ста­ратель­но пла­кал­ся мне и рас­ска­зывал о ее пись­мах… До­воль­но мас­тер­ски соз­дал ил­лю­зию ее жиз­ни. Толь­ко сей­час я по­думал, что глу­по не об­ра­тил вни­мание на две важ­ные де­тали. Я не ви­дел са­мих пи­сем Ра­фа­эл­лы — все, что мне о них из­вес­тно, я знал со слов Ар­ноль­да. И глав­ное: за­чем во­об­ще пла­тить дань не­вер­ной же­нуш­ке? Не хо­чешь пла­тить — не пла­ти. Ну не за­ави­дит же она те­бя за не­уп­ла­ту в са­мом де­ле!

На эту проб­ле­му мож­но взгля­нуть и с дру­гой сто­роны. Не­уже­ли Мал­фой нас­толь­ко опус­тился, что его лю­бов­ни­ца клян­чит у му­жа день­ги? Я вспом­нил кол­догра­фию блон­ди­на в «Про­роке» — его до­рогой тем­но-си­ний бар­хатный фрак, счас­тли­вое и наг­лое ли­цо, упи­ва­юще­еся фи­нан­со­вым сос­то­яни­ем. Уве­рен. Ра­фа­эл­лу он ско­рее все­го увел у му­жа с ус­мешкой — как охот­ник зах­ва­тыва­ет до­бычу с не­мым воп­ро­сом: «Что ты мне сде­ла­ешь, ро­гоно­сец?» И этот же­ребец до­пус­ка­ет, что он сам не со­дер­жит свою лю­бов­ни­цу? Сла­бо я в это ве­рю…

Есть впро­чем и третья вер­сия… Я нак­ло­ня­юсь с ган­те­лями из по­ложе­ния ле­жа к каж­дой но­ге и на­зад. Ар­нольд убил же­нуш­ку из рев­ности и за­копал ее труп на маг­лов­ском клад­би­ще. Но я не очень ве­рю в это. Ар­ни всег­да был тру­соват, сколь­ко я его пом­ню. Да и за­чем ему тог­да пи­сать ее имя на кам­не? Ука­зал бы «Ан­на Смит» — по­ди до­кажи, что это не так. Хо­тя, дол­жен приз­нать: ил­лю­зию ее жиз­ни он за­чем-то соз­дал мас­тер­ски.

Я за­вер­шаю нак­ло­ны и цикл уп­ражне­ний стоя. Все. Те­перь приш­ли пол­ча­са для гим­насти­ки ду­ха. Взма­хом ру­ки я рас­кла­дываю на по­лу ков­рик и при­сажи­ва­юсь на свои но­ги. Ти­бет­ские муд­ре­цы учат, что пер­вое ви­дение че­лове­ка пос­ле смер­ти — си­яющая бе­лая кап­ля, ко­торая, собс­твен­но, и есть его из­на­чаль­ная сущ­ность. Пра­вед­ник сли­ва­ет­ся с бе­лым све­том; обыч­ный че­ловек тот­час от­па­да­ет от не­го, то есть в тот же миг на­чина­ет путь к сле­ду­юще­му рож­де­нию. Толь­ко прос­ветлен­но­му ду­хов­но да­но уви­деть бе­лую кап­лю при жиз­ни.

Я си­люсь вой­ти в се­бя, но не мо­гу — кап­лю мне поз­нать по­ка не да­но. Зна­чит, на­до по­думать о Хра­ме Не­бес­но­го Им­пе­рато­ра. Я пред­став­ляю не­боль­шую па­году на го­ре, в ко­торую мы с Лай Фэ­ном заш­ли под ве­чер. Мо­нах в бе­лом сто­ял, как и по­ложе­но, у вхо­да. За­видев нас, он дол­жен бу­дет уда­рить в ба­рабан.

— Не знаю по­чему, но от лю­бого хра­ма ве­ет чем-то… нез­дешним, — про­бор­мо­тал я, чувс­твуя, как по ко­же по­пол­зли лег­кие му­раш­ки.

— Сю­ан-Цзан* ска­зал млад­ше­му уче­нику: «Мо­нахи идут мо­лить­ся, за­видев храм!» — чуть за­мет­но улыб­нулся мне Лай Фэн.

— Не пе­рес­та­ну удив­лять­ся глу­пос­ти Сю­ан Цза­на, — хмык­нул я. — Как он не мог сло­жить два и два и по­нять, что Храм — это пе­щера Де­монов? Его по­кинул Стар­ший уче­ник по тре­бова­нию не­ко­его за­гадоч­но­го ста­рика — это раз. Храм Не­бес­но­го Име­рато­ра на­ходил­ся в ди­ких го­рах Па­мира — это два. От­ку­да он там взял­ся, ин­те­рес­но? — не­тер­пе­ливо под­ви­нул я ка­мень нос­ком бо­тин­ка. — В хра­ме во вре­мя мо­лит­вы все вре­мя гас­ла све­ча. И ли­ки, ко­торые ему ви­делись…

— Не­уже­ли ты ду­ма­ешь, буд­то Сю­ан Цзан не по­нимал, что здесь при­та­илось зло? — улыб­нулся Лай Фэн. — Но он по­шел по пу­ти муд­рости. Он ре­шил впи­тать зло, как губ­ка, зная, что свет­лая сущ­ность ми­ра от­тор­гнет его.

— Раз­ве мож­но впи­тать в се­бя зло, не став злым? — пот­ря­сен­но спро­сил я. Ве­чер­няя све­жесть об­да­вала нас прох­ла­дой. Толь­ко ло­вя ко­жей этот ве­тер, я на­чинал по­нимать, как да­леко мы уш­ли от душ­но­го ма­рева по­бережья.

— Обыч­ный че­ловек не вы­дер­жит это­го, но мо­нахам та­кое всё же да­но, — кив­нул Лай Фэн. — Доб­ро и зло есть там, где су­щес­тву­ет раз­де­ление на Инь и Янь. Глу­бин­ное Дао не ве­да­ет это­го раз­де­ления. Как не ве­да­ет его и бо­жес­твен­ная сущ­ность, яв­ля­юща­яся нам сра­зу пос­ле смер­ти в ви­де Бе­лого Све­та.

— То есть Сю­ан Цзан… — я пы­тал­ся сфор­му­лиро­вать мысль, но это слож­но по­луча­лось — точ­но, я на­ходил­ся в как кри­вом прос­транс­тве. — Сю­ан-Цзан на­де­ял­ся, что его мо­лит­ва в Хра­ме ока­жет­ся силь­нее де­монов?

— И он ока­зал­ся прав, — под­твер­дил Лай Фэн. — Сред­ний уче­ник пре­дуп­ре­дил Стар­ше­го уче­ника, а тот сок­ру­шил де­монов. Ви­дишь, ве­ликий мо­нах учел все эти труд­ности.

— Но все ви­село на во­лос­ке! — пос­мотрел я на уже приб­ли­жав­ши­еся ав­густов­ские су­мер­ки. — Не пос­пей Стар­ший Уче­ник — и Сю­ан Цзан по­шел бы на жар­кое для де­монов.

Ве­тер за­колы­хал смесь из за­рос­лей по­лыни, кле­вера и бес­смертни­ка. Я пос­мотрел на один из оди­ноко рас­ту­щих цвет­ков ас­тры. Ди­кая пче­ла с удо­воль­стви­ем со­бира­ла нек­тар с его ле­пес­тков, что­бы до­воль­ная вер­нуть­ся к се­бе до­мой. Звон­кий хра­мовой гонг зву­чал все силь­нее.

— Сю­ан-Цзан пом­нил муд­рость Чжу­ан Цзы: зло по­жира­ет са­мо се­бя, — от­ве­тил мой учи­тель. — По­тому он знал, что его мо­лит­ва ли­шит де­монов си­лы…

«Зло по­жира­ет са­мо се­бя…»

Я кон­цер­три­ру­юсь силь­нее, ста­ра­ясь пой­мать вол­ны энер­гии. Ме­ди­ум по­хож на мод­ные нын­че фо­нари, за­жига­ющи­еся от зак­ли­наний. «Зло по­жира­ет са­мо се­бя…» Я сно­ва пы­та­юсь уви­деть из­на­чаль­ную бе­лую кап­лю, но по­ка не по­луча­ет­ся. Гонг зву­чит силь­нее. Кап­лю я не ви­жу, а по­тому во­об­ра­жаю лес­ное озе­ро с ряс­кой, кув­шинкам и бе­лыми ли­ли­ями… Я мед­ленно пог­ру­жа­юсь в прох­ладную во­ду, ло­вя за­пахи; за­тем так­же не спе­ша на­чинаю вып­лы­вать на по­вер­хность. Мое те­ло слег­ка ко­леб­лется от не­види­мых волн. «Зло по­жира­ет са­мо се­бя»… А зна­чит, мы мо­жем по­бедить его, от­пра­вив в мир до раз­де­ления на Инь и Янь…

«Я дол­жен на­учить­ся сли­вать­ся с ми­ром, что­бы об­легчить се­бе пе­реход в дру­гую жизнь», — пов­то­ряю я урок Чжу­ан Цзы. Тог­да мы смо­жем сох­ра­нить в Бар­до час­ти­цу ны­неш­не­го «Я» в все­лении в бу­дущее «Я». Мое те­ло слов­но на­чина­ют ука­чивать вол­ны, и я ощу­щаю по­кой, как при взгля­де на низ­кое осен­нее не­бо.

***


Мис­сис Блиш­вик встре­тила ме­ня воз­ле прос­тень­ко­го ка­мина с оп­ра­вой из ди­кого кам­ня. Вче­ра ве­чером я по­лучил со­ву, что ее дра­жай­ший суп­руг Джам­бо Блишвмк от­был-та­ки по де­лам в Кар­дифф. Что же, тем луч­ше. На этот раз она бы­ла в обыч­ном до­маш­нем тем­но-зе­леном платье, под­черки­вав­шем, впро­чем, всю то­ченую пре­лесть ее фи­гуры. В та­ком на­ряде она, ви­димо, при­нима­ет под­руг, за­бежав­ших на чаш­ку чая. Или вы­ходит по­гулять в сво­ём са­ду.

— Мис­тер Ро­ули, ка­кое счастье, что вы наш­ли воз­можность прий­ти, — за­пела она. — Я уже, пра­во, на­чала вол­но­вать­ся, что вы не смо­жете.

— Всег­да рад по­мочь вам, мис­сис Блиш­вик, — я сно­ва за­любо­вал­ся ею. — Да­вай­те сра­зу пос­мотрим зер­ка­ла.

Я ос­мотрел­ся. Сей­час я на­ходил­ся не в при­хожей, ку­да мы вош­ли с Ар­ни в прош­лый раз, а в ма­лень­ком ка­бине­те с та­ким же не­боль­шим ка­мином. По бо­кам вид­не­лись ста­рин­ные пор­ти­ки и прос­тень­кие обои в ви­де сос­но­вого бо­ра ран­ней вес­ной. Жел­тая опав­шая лис­тва иног­да ше­вели­лась на фо­не до­носив­ше­гося из­да­лека сту­ка дят­ла. По­хоже, что Блиш­ви­ки пе­реде­лали ста­рую ком­на­ту в зам­ке на сов­ре­мен­ный лад. Здесь, дол­жно быть, при­нима­ли не са­мых знат­ных гос­тей… Хо­тя нет, пот­ре­пан­ный сек­ре­тер на­водил на мыс­ли, что здесь ра­бота­ют или пи­шут пись­ма. Или офор­мля­ют бу­маги. Эль­фов, как вет­ром, сду­ло — по­хоже, хо­зяй­ка не хо­тела, что­бы они зна­ли о мо­ем ви­зите.

— Хо­рошо… — Мне по­каза­лось, или в ее го­лосе мель­кну­ло что-то по­хожее на ра­зоча­рова­ние. — Идём­те ско­рее, сэр Лан­се­лот, — в ее без­донных гла­зах мель­кну­ла ка­кое-то по­добие лу­кавой улыб­ки.

— Это ком­на­та ва­шего му­жа, мис­сис Блиш­вик? — нег­ромко про­шеп­тал я.

— Ах, нет… Это мой ка­бинет… — бро­сила она.

Я ос­та­новил­ся. Ус­лы­шан­ное по­каза­лось мне слиш­ком не­веро­ят­ным, что­бы я мог по­верить в не­го. Ком­на­та мис­сис Блиш­вик пред­став­ля­лась мне рос­кошным ка­бине­том в сти­ле ро­коко: с оби­ли­ем зер­кал и пас­то­раль­но-иг­ри­вых фре­сок, плю­шевы­ми крес­ла­ми и пу­фика­ми для неж­ных но­жек. Но этот стро­гий ка­бинет с сек­ре­тером на­поми­нал, ско­рее, по­ход­ный ка­бинет дип­ло­мата, чем ком­на­ту хо­рошень­кой жен­щи­ны.

— Вы удив­ле­ны, мис­тер Ро­ули? — тон­кие бро­ви Ми­сапи­ноа дрог­ну­ли. — Да, это моя ком­на­та. Мисс Фи­би вос­пи­тыва­ла нас стро­го и в не­люб­ви к рос­ко­ши. Так что, это ста­рый за­мок не был для ме­ня не­ожи­дан­ностью…

— Мисс Фиб­би? — с удив­ле­ни­ем пе­рес­про­сил я.

— Да, мисс Фиб­би Блэк, — кив­ну­ла Ми­сапи­ноа. — Она моя те­тя, млад­шая сес­тра мо­его от­ца, сэ­ра Ли­кори­са Блэ­ка. Мно­го лет на­зад, за­кон­чив Хог­вартс, она ре­шила мо­им за­нять­ся вос­пи­тани­ем сво­ей пле­мян­ни­цы, то есть ме­ня. По­том нас­та­ла оче­редь до­черей вто­рого бра­та, и вот те­перь она за­нима­ет­ся до­черя­ми мис­те­ра Сиг­ну­са — Ай­лой и Эл­ла­дорой. Им как раз ис­полни­лось пять и че­тыре.

— Она бы­ла стро­гой? — спро­сил я.

— Я ува­жаю ее за то, что она сде­лала для нас. Она взя­ла на се­бя боль­шой долг пе­ред семь­ей, — мис­сис Блиш­вик ска­зала это су­хо и пос­мотре­ла на ка­мин. Ее ма­лень­кая руч­ка с тон­ки­ми длин­ны­ми паль­чи­ками неп­ро­из­воль­но лег­ла на ка­мин­ную ре­шет­ку. Труд­но ска­зать по­чему, но я ре­шил уз­нать все сам.

— Шио… Шио… Цзянь Ибу Тяо! — про­шеп­тал я. Все, что мне нуж­но — это пред­ста­вить од­новре­мен­но с ним го­ру с ман­да­рино­выми де­ревь­ями, и обезь­яну, бь­ющую в гон­ги. За­тем, ког­да Царь Обезь­ян со­вер­шит свой удар, я дол­жен мыс­ленно со­вер­шить саль­то в воз­ду­хе и скон­цен­три­ровать­ся на гонг.

Это зак­ли­нание сов­сем не по­ходе на наш «Legilimens». Сей­час прек­расной мис­сис Блиш­вик ка­жет­ся, что она смот­рит на го­лубое май­ское не­бо, ло­вя аро­мат цве­тов. Все это так не по­хоже на про­моз­глую тем­ную се­рую мглу за ок­ном…

Лег­кая дым­ка оку­тала ком­на­ту со ста­ромод­ной чер­ной ме­белью. Вы­сокая тем­но­воло­сая жен­щи­на си­дела в крес­ле**. Пе­ред ней сто­яла си­нег­ла­зая де­воч­ка лет пя­ти с зо­лотис­ты­ми во­лоса­ми и та­ком же зо­лотис­том платье, в ко­торой, ду­маю, лю­бой мог бы уз­нать бу­дущую Ми­сапи­ноа Блиш­вик. На го­лове у нее ле­жала кни­га. Сде­лав па­ру не­уве­рен­ных ша­гов, она по­пыта­лась сде­лать кник­сен, но кни­га шлеп­ну­лась на ко­вер.

— Бес­то­лочь! Глу­пая, ту­пая бес­то­лочь! — раз­дался раз­дра­жен­ный го­лос гу­вер­нан­тки.

— Прос­ти­те, мисс Блэк, — по­тупи­ла го­лову де­воч­ка. Мне по­каза­лось, что ее гла­за ста­ли влаж­ны­ми, но она му­жес­твен­но пы­талась пре­одо­леть сле­зы. Гля­дя на них, я по­чувс­тво­вал не­одо­лимое же­лание трес­нуть эту гру­бую ста­рую де­ву ка­ким-ни­будь зак­ли­нани­ем. «Stupefy!» для та­ких слу­ча­ев, ко­неч­но, жес­тко­вато, но «Тай Юн Гоу» — хо­роший удар под дых — са­мое то. К со­жале­нию, та­кой воз­можнос­ти без ому­та па­мяти у ме­ня не бы­ло… Да и с ому­том бы­ло слиш­ко слож­но…

— В на­каза­ние ты се­год­ня ос­та­нешь­ся без обе­да. Ты Блэк, а не ка­кая-то гряз­нокров­ка, что­бы хо­дить с опу­щен­ной го­ловой!

На­вер­ное, я сам не мог по­нять до кон­ца, что имен­но при­вело ме­ня в ярость. В Во­ен­но-ма­гичес­кой ака­демии при Ав­рорта­те, где я учил­ся пос­ле Хог­вар­тса, нас го­няли и об­зы­вали еще не та­кими сло­вами. «Это ни­как не мо­жет влезть в ва­шу ту­пую баш­ку?» — го­ворил нам мис­тер Эй­кман на уро­ках вол­шебной ге­оде­зии. Иног­да он, да­вая нам за­дания, вкрад­чи­во уточ­нял: «А вот это уп­ражне­ние для де­биль­ных мо­лодых лю­дей. Ес­ли вы не спо­соб­ны его ре­шить, то вы тог­да кто? Кто ни­же де­билов? Пра­виль­но, де­гене­раты!» — от­ве­чал он сам на пос­тавлен­ный воп­рос. Ни­кому из нас и в го­лову не при­ходи­ло оби­жать­ся: на вой­не нет обид. Мы зна­ли, на что шли. Но та­кое уни­жение ре­бен­ка, ко­торый по оп­ре­деле­нию не мо­жет ей от­ве­тить, ка­залось мне омер­зи­тель­ным.

— Я точ­но по­пала в ле­то… — не­до­умен­но ска­зала мис­сис Блиш­вик. — Не мо­гу по­нять, по­чему.

Мер­лин, дей­ствие зак­ли­нания, по­хоже, за­кон­чи­лось.

— На­вер­ное, ви­ной все­му си­рень, — сым­про­визи­ровал я, пос­мотрев на стол, где сра­щу по­явил­ся в ва­зе бу­кет из си­ней и бе­лой си­рени. Вос­точная ма­гия не по­хожа на на­шу — там на­до не прев­ра­щать или на­кол­до­вывать пред­ме­ты, а, ско­рее, уметь ма­тери­али­зовать во­об­ра­жа­емые кар­тинки. По­это­му ки­тай­ской и япон­ской ма­ги­ей мож­но чуть-чуть вли­ять на прош­лое, хо­тя, ко­неч­но, и не силь­но.

— Спа­сибо, мис­тер Ро­ули, — уже лас­ко­во улыб­ну­лась мис­сис Блиш­вик. — По­верь­те, мне очень при­ят­но… Я, пра­во, не ожи­дала та­кого по­дар­ка…

— Пол­но, ка­кая ерун­да, — от­ве­тил я. — Впро­чем, да­вай­те не те­рять вре­мя. Есть ли у вас ка­кие-то но­вые зер­ка­ла в до­ме? — Сей­час, гля­дя на мис­сис Блиш­вик, я ви­дел пе­ред со­бой толь­ко то­го ми­лого ре­бен­ка, ко­торо­го ру­га­ют за не­вер­ный кник­сен — пусть ре­бенок и вы­рос, прев­ра­тив­шись в хо­леную свет­скую да­му.

— Как-буд­то нет… — ска­зала она. — Хо­тя, по­дож­ди­те… Три го­ла на­зад мы с му­жем ку­пили трель­яж!

— Что это? — спро­сил я.

— Это мод­ная фран­цуз­ская конс­трук­ция из трех зер­кал, — в го­лосе хо­зяй­ки чувс­тво­валось лег­кое удив­ле­ние. — Идём­те, я Вам по­кажу.

Ма­лень­кие тем­но-зе­леные ту­фель­ки мис­сис Блиш­вик зас­ту­чали каб­лу­ками по по­лу. Я пос­лушно от­пра­вил­ся за ней. Мы прош­ли по вин­то­вой лес­тни­це, вош­ли в ту гос­ти­ную, ку­да мы прош­лый раз при­зем­ли­лись с Ар­ноль­дом, а из нее вош­ли в ма­лень­кую ком­натку. В ней ря­дом с чер­ным ро­ялем в са­мом де­ле сто­яло стран­ное прис­по­соб­ле­ние, дей­стви­тель­но сос­то­ящее из трех зер­кал, пок­ры­тых рез­ной оре­ховой ра­мой. Я с лю­бопытс­твом пос­мотрел на трехс­твор­ча­того монс­тра: вни­зу под зер­ка­лами вид­не­лось ог­ромное ко­личес­тво вся­ких шкаф­чи­ков и ящи­ков. Не сом­не­ва­юсь, что в них мож­но по­мес­тить оби­лие дам­ской пар­фю­мерии. Хо­тя, вспом­нив урок про­тив­ной мисс Фиб­би, я по­думал, что ее вос­пи­тан­ни­це вряд ли нуж­но так уж мно­го ду­хов и про­чего пар­фю­ма.

— Пус­то, — ска­зал я, про­ведя быс­трую про­вер­ку, — Ва­ши зер­ка­ла…

— Трель­яж, — поп­ра­вила ме­ня мис­сис Блиш­вик с чуть на­зида­тель­ной улыб­кой.

— Да, трель­яж… Ни­ког­да не лю­бил фран­цуз­ский… Так вот, он чист.

— Хва­ла Мер­ли­ну, — вздох­ну­ла хо­зяй­ка.

— По­годи­те… — гля­дя на зер­каль­ное царс­тво, я по­думал, что мес­то для наб­лю­дения за до­мом Блиш­ви­ков не луч­шее. — А что на­ходит­ся у вас в са­мой вер­хней час­ти баш­ни?

— Я бы­ла там сто лет на­зад… — вздох­ну­ла да­ма. — Но ес­ли вы хо­тите, мис­тер Ро­ули, да­вай­те пос­мотрим там… Кста­ти, — сно­ва пос­ла­ла она мне улыб­ку, ког­да мы выш­ли из ком­на­ты, — чем вам не уго­дил фран­цуз­ский язык?

— Он ка­кой-то не муж­ской… То ли де­ло не­мец­кий или рус­ский! — ис­крен­не вздох­нул я. Нич­то же раз­дра­жало ме­ня с детс­тва так, как раз­го­вор на фран­цуз­ском: я учил его с от­вра­щени­ем, чувс­твуя се­бя кап­ризной дев­чонкой.

— А мне они всег­да ка­зались вар­вар­ски­ми, в от­ли­чие от фран­цуз­ско­го и италь­ян­ско­го. — Я сно­ва лю­бовал­ся изя­щес­твом ее по­ход­ки: Ми­сапи­ноа Блиш­вик, ка­залось, не шла, а пор­ха­ла со сту­пень­ки на сту­пень­ку. Бе­лые све­чи в ле­та­ющих снис­ках мед­ленно го­рели в гро­мад­ных под­свеч­ни­ках. На­конец, лег­ким дви­жени­ем па­лоч­ки хо­зяй­ка от­кры­ла де­ревян­ную дверь.

— Это здесь, — кив­ну­ла она. — Да, про­шу.

Мы ока­зались в та­ком же ко­ридо­ре, ко­торый вел в заб­ро­шен­ную чер­дачную ком­на­ту с вы­соки­ми го­тичес­ки­ми ок­на­ми. Кое-где их из­рядно пок­ры­вала па­ути­на. Мои чер­ные ла­киро­ваны штиб­ле­ты так­же пок­ры­лись из­рядной пылью. За ок­ном уже сгу­щалась обе­ден­ная мгла — под но­вый год тем­не­ет очень ра­но, но две тол­стые жел­тые све­чи, при­та­ив­ши­еся воз­ле по­тер­то­го пер­ла­мут­ро­вого шка­фа, тус­кло ос­ве­щали по­меще­ние. Это бы­ло ин­те­рес­но.

— Не бу­ду спра­шивать, все ли у вас хо­рошо, мис­тер Ро­ули, — с теп­лом пос­мотре­ла на ме­ня Ми­сапи­ноа. — Я уже вы­учи­ла, что ес­ли вы на что-то об­ра­тили вни­мание, то это серь­ез­но.

— Кто ме­ня­ет здесь све­чи? — спро­сил я без эки­воков.

— Моя эль­фий­ка, — по­жала пле­чами мис­сис Блиш­вик. — А что в этом уди­витель­но­го?

— Све­чи от­ли­ча­ют­ся от тех, что в ко­ридо­ре. Там они бы­ли длин­ные и бе­лые, а здесь — де­шевые жел­тые. Вы ве­лите ей ста­вить раз­ные све­чи?

— Нет… — хлоп­ну­ли длин­ные рес­ни­цы хо­зяй­ки. — Я не да­вала ей та­ких ука­заний. Это в са­мом де­ле не­ожи­дан­но.

— А ваш муж?

— Он не за­нима­ет­ся хо­зяй­ствен­ны­ми ме­лоча­ми, — мне по­каза­лось, что мис­сис Блиш­вик нем­но­го по­мор­щи­лась. — По­верь­те, это не его ко­нек.

— Чрез­вы­чай­но ин­те­рес­но. А что в той ком­натке? — ука­зал я на ма­лень­кую прис­трой­ку, на­поми­нав­шую бро­шен­ную кла­дов­ку.

— Я да­же не пом­ню про нее, — уди­вилась мис­сис Блиш­вик, но от­кры­ла дверь. — Мер­лин… Пос­мотри­те, мис­тер Ро­ули! Здесь два тем­ных зер­ка­ла!

Про­вер­ка не за­няла мно­го вре­мени. Я быс­тро пов­то­рил всю опе­рацию в до­ме Блэ­ков, вклю­чая трюк с на­кол­до­вани­ем мною и хо­зяй­кой ма­лень­ких зер­кал для про­вер­ки. Да, сом­не­ний не бы­ло: наб­лю­датель­ная сис­те­ма за чле­нами семьи бы­ла ус­та­нов­ле­на и в до­ме Блиш­ви­ков. Ос­та­валось толь­ко га­дать, ку­да зер­ка­ло-тран­сля­тор пе­реда­вало изоб­ра­жения из их зам­ка.

— Ра­ди Бо­га, мис­тер Ро­ули: от­клю­чите жут­кие зер­ка­ла, — про­шеп­та­ла да­ма. Она, как мог­ла, сох­ра­няло са­мо­об­ла­дание, но на ее ли­чике уси­лилась блед­ность.

— Не со­ветую, мис­сис Блиш­вик, — от­ве­тил я. — Вы стол­кну­лись с серь­ез­ной сис­те­мой. Мер­лин зна­ет, как она ог­рызнет­ся, ког­да мы бло­киру­ем ей дос­туп к вам и ва­шей семье.

— Что же де­лать? — про­лепе­тала в ко­нец по­дав­ленная жен­щи­на.

— А ни­чего, — по­жал я пле­чами. — Ждать. Мы с ва­ми зна­ем, что за ва­шей семь­ей наб­лю­да­ют — это раз. Мы зна­ем, что нек­то по­луча­ет дан­ные на сто­роне — это два. Мы зна­ем, что это серь­ез­ные и, ви­димо, опас­ные лю­ди, раз они ус­та­нови­ли у вас в до­мах та­кие сис­те­мы — это три. Это наш туз, ук­ра­ден­ный из их ко­лоды, и мы им неп­ре­мен­но вос­поль­зу­ем­ся.

— Но ка­ким об­ра­зом? — уди­вилась мис­сис Блиш­вик, ког­да мы выш­ли из ка­мор­ки.

— Я что-то при­думаю, обе­щаю вам, — кив­нул я. — Дай­те мне нем­но­го по­думать — воз­можно, мы про­ведем ин­те­рес­ный эк­спе­римент. Кста­ти, что-то но­вое про­изош­ло в До­ме на пло­щади Грим­мо пос­ле от­клю­чения сис­те­мы?

— По­ка не слыш­но, — спо­кой­но от­ве­тила Ми­сапи­ноа. Я сно­ва уди­вил­ся ее спо­соб­ности брать се­бя в ру­ки. — Ну, а по­ка вы бу­дете при­думы­вать, я охот­но уго­щу вас ча­ем, мис­тер Ро­ули, — лег­ко улыб­ну­лась мис­сис Блиш­вик.

Чай — это всег­да хо­рошо. Че­рез нес­коль­ко ми­нут мы вош­ли в ма­лень­кое биб­ли­отеч­ное по­меще­ние — что-то вро­де чи­таль­но­го за­ла. У ок­на сто­ял не­боль­шой оре­ховый сто­лик и па­ра тем­но-зе­леных кре­сел, в ко­торых мож­но бы­ло неп­ло­хо по­сидеть. На этот раз по­яви­лась лич­ная эль­фий­ка мис­сис Блиш­вик — она при­нес­ла нам бе­лый чай­ник, ук­ра­шен­ный си­ними по­левы­ми цве­тами, чаш­ки и та­рел­ку с эк­ле­рами. Я ки­нул­ся на­ливать чай, но да­ма сра­зу оса­дила ме­ня, на­пом­нив дви­жени­ем ру­ки, что это де­ло эль­фов.

— Как Вы ду­ма­ете, кто ва­ши вра­ги, мис­сис Блиш­вик? — не­ожи­дан­но спро­сил я. — От­вет на этот воп­рос об­легчит на­ши по­ис­ки.

— До не­дав­не­го вре­мени я бы­ла уве­рена, что у ме­ня нет вра­гов. Я пос­та­ралась сде­лать вам ро­маш­ко­вый чай, мис­тер Ро­ули, — пос­ла­ла она мне свет­скую улыб­ку. — Ко­неч­но, мой брат Сиг­нус — под­лец и нич­то­жес­тво, но вряд ли ему по си­лам ус­та­нав­ли­вать в до­ме та­кие зер­ка­ла.

— Чрез­вы­чай­но ин­те­рес­но, — от­пил я чай. — Ваш брат име­ет что-то про­тив вас?

— Ско­рее, я про­тив не­го, — в си­неве глаз да­мы мель­кну­ла ис­кра. — Зна­ете, мис­тер Ро­ули, это дав­няя ис­то­рия… — Зна­ете, у ме­ня в детс­тве был пе­гас-по­ни. Мне по­дари­ли его на че­тыре го­да. Я на­учи­лась ка­тать­ся на нем очень ра­но, и уже в пять лет бра­ла ма­лень­кие барь­еры. Мой Ллойд был мне нас­то­ящим дру­гом, с ко­торым мог­ла бол­тать ча­сами, при­чесы­вая его. Ког­да я бы­ла на пя­том кур­се, он слу­чай­но ляг­нул Сиг­ну­са, и тот убил его «ава­дой».

— Ка­кая мразь, — выр­ва­лось у ме­ня. — Ва­ши ро­дите­ли, на­де­юсь, всы­пали ему, как сле­ду­ет?

— Ко­неч­но, нет, — Ми­сапи­ноа пос­мотре­ла на ме­ня, как на на­ив­но­го ре­бен­ка. — Син­гну­су всег­да мож­но бы­ло боль­ше, чем мне. Но та­кого дру­га, как Ллойд, у ме­ня боль­ше не бы­ло.

— Вы го­рю­ете до сих пор? — спро­сил я ее с сол­дат­ской пря­мотой. Сей­час пе­редо мной сто­яла та вла­га, ко­торую я уви­дел в тех дав­них дет­ских гла­зах.

— Ах, нет, мис­тер Ро­ули, — от­пи­ла она чай. — Нет, все дав­но прош­ло… — Прос­то на­ши не­уда­чи на фрон­те не ра­ду­ют…

Ко­неч­но, она лга­ла. Я по­нимал с по­лус­ло­ва, сколь­ко слез она про­лила из-за сво­его ма­лень­ко­го дру­га и по ви­не ту­пого мер­завца. Но я сно­ва уди­вил­ся ее спо­соб­ности к са­мо­об­ла­данию.

— Да, нес­час­тли­вая вой­на… — вздох­нул я.

Я за­дум­чи­во пос­мотрел на тем­но-зе­леные фо­ли­ан­ты, ис­пещрен­ные сво­еоб­разны­ми над­пи­сями. Боль­шинс­тво из них бы­ло вы­пол­не­но не на ла­тыни, а ар­мей­ски­ми пись­ме­нами. Не знаю, вла­дел ли кто из жи­телей это­го до­ма ар­мей­ским, или эти фо­ли­ан­ты прос­то слу­жили ук­ра­шени­ем биб­ли­оте­ки. Но так или ина­че, смот­ре­лись они эф­фек­тно. Тус­клая мгла за ок­ном чуть рас­се­ялась, и ма­лень­кий лу­чик, слов­но прор­вавшись в прос­вет, пос­ко­рее бро­сил свет на чер­ный сто­лик.

— Как вы ду­ма­ете, мис­тер Ро­ули… — чуть за­мялась она. — По­чему рус­ские го­ворят по-фран­цуз­ски луч­ше, чем на сво­ем язы­ке?

— По­тому что они за­во­ева­ли Па­риж, — спо­кой­но от­ве­тил я. — У рус­ских куль­ту­ра то­го на­рода, ко­торый они за­во­юют. Рус­ско­го ведь не су­щес­тву­ет: его при­думал царь Петр на ос­но­ве ла­тыни и зас­та­вил на нем го­ворить та­тар и мон­гол.

— Они бе­рут язык то­го на­рода, ко­торый за­во­ют? — пос­мотре­ла на ме­ня в упор хо­зяй­ка.

— Ра­зуме­ет­ся! Ес­ли вы пом­ни­те из ис­то­рии, Чин­гиз-хан ве­лел рус­ским за­нимать­ся толь­ко вой­ной. А ка­кая куль­ту­ра мо­жет быть на ко­не и с шаш­кой на го­ло? Куль­ту­ра и ре­мес­ло — удел по­беж­денных.

— Вот это вар­ва­ры! По­это­му рус­ских ме­дом не кор­ми — дай по­во­евать… — Ми­сапи­ноа вдруг са­ма на­лила мне чаю.

— У них это в кро­ви! Чин­гиз, то есть Тэ­муд­жин, ус­та­новил для рус­ских за­кон: за ма­лей­шее не­пови­нове­ние во­ину ло­мали хре­бет, — ска­зал я. — За­тем рус­ские так же пос­ту­пали и с чу­жими пре­дате­лями. «Кто пре­даст ро­дину — пе­редаст и Гос­по­дина», — го­ворил их ве­ликий пол­ко­водец Су­будэй.

— Это же прос­то не­чело­вечес­ки храб­рая ар­мия! От­ку­да вы так хо­рошо зна­ете их ис­то­рию, мис­тер Ро­ули? — пот­ря­сен­но спро­сила Ми­сапи­ноа.

— Из «Сок­ро­вен­но­го ска­зания»***, — кив­нул я, вспом­нив уди­вив­шую ме­ня в детс­тве кар­тинку: хан вос­се­дал на тро­не в юр­те, а по бо­кам, поч­ти­тель­но сло­жив ру­ки у шеи, сто­яли тем­но­воло­сые ну­керы с ка­мен­ны­ми взгля­дами. — Тэ­муд­жин, уми­рая, про­сил ле­карей сде­лать его бес­смертным. Но ког­да это не уда­лось, он ве­лел на­писать в сво­ем за­веща­нии: «Мои по­том­ки бу­дут пра­вить ми­ром де­сять ты­сяч лет и один год!»

— Пред­став­ляю, как рус­ские гор­дятся сво­им пред­ка­ми… — вздох­ну­ла мис­сис Блиш­вик. — На­вер­ное, рус­ские ма­тери с детс­тва тре­бу­ют от де­тей быть дос­той­ны­ми во­инов Чин­ги­за.

— Те­перь вы по­нима­ете, с кем мы свя­зались? — под­нял я бро­ви. — Гер­цог Вел­лин­гтон был мудр: с ни­ми луч­ше дру­жить, чем во­евать. И ис­поль­зо­вать их вой­ско для на­ших нужд.

— Зна­ете, мис­тер Ро­ули, ес­ли го­ворить о по­лити­ке, то ник­то не ка­жет­ся мне бо­лее от­вра­титель­ным, чем ма­лень­кие стра­ны, — в гла­за да­мы мель­кну­ла неп­ри­язнь. — Ведь имен­но они про­воци­ру­ют нас, ве­ликие дер­жа­вы, на кон­флик­ты друг с дру­гом.

— Они бо­рют­ся за свое су­щес­тво­вание, — рав­но­душ­но от­ве­тил я. — Как ина­че им вы­живать ря­дом с силь­ны­ми?

Хо­зяй­ка за­дум­чи­во пе­реве­ла взгляд на вы­сокое ок­но, а за­тем пос­ла­ла мне чуть за­мет­ную улыб­ку. Лег­ким дви­жени­ем длин­ных рес­ниц она под­ви­нула чаш­ку и са­хар­ни­цу.

— Сог­ла­ситесь, в этом есть что-то омер­зи­тель­ное. — Ее се­реб­ристый го­лос зву­чал как ко­локоль­чик, по­рож­дая сла­дос­тное ощу­щение лег­ко­го счастья. — Мы и дру­гие дер­жа­вы про­вели им в Ве­не гра­ницы. И вмес­то то­го, что­бы бла­года­рить Не­бо, они пос­то­ян­но за­мыш­ля­ют коз­ни, за­яв­ля­ют о не­сог­ла­сии со сво­ими гра­ница­ми. Но кто, собс­твен­но, поз­во­лил им вы­ражать свое сог­ла­сие или не­сог­ла­сие с чем-то? Вам поз­во­лили жить. Будь­те счас­тли­вы и си­дите ти­ше во­ды ни­же тра­вы, — хо­лод­но за­кон­чи­ла она, слов­но да­вала эль­фий­ке рас­по­ряже­ние по до­му.

— Ну, по­ка еще ни­чего серь­ез­но­го они не сде­лали, — по­жал я пле­чами. Гля­дя в ее гла­за, я с изум­ле­ни­ем ду­мал, что эта хо­лод­ная свет­ская кра­сави­ца ин­те­ресу­ет­ся меж­ду­народ­ной по­лити­кой.

— Но ска­зали! — мис­сис Блиш­вик лег­ким дви­жени­ем пос­та­вила чаш­ку на стол. — Глав­ное: они пос­ме­ли ска­зать! А кто дал ма­лень­ким стра­нам пра­во во­об­ще выс­ка­зывать свое мне­ние? Все, на что они дол­жны иметь пра­во — это смот­реть на ве­ликие дер­жа­вы сни­зу вверх.

— Вы име­ете вви­ду ко­го-то кон­крет­но? — уточ­нил я. Мне труд­но бы­ло пред­ста­вить, ка­кая стра­на так силь­но ра­зоз­ли­ла кра­сави­цу. — Раз­ве что Пь­емонт… — по­жал я пле­чами. — Те, вер­но, веч­ные воз­му­тите­ли спо­кой­ствия…

— Ес­ли бы толь­ко Пь­емонт… — жи­во от­ве­тила Ми­сапи­ноа. — Я, пом­ню, бы­ла де­воч­кой, ког­да мой отец стал за­купать у лор­да Эк­то­на гре­чес­кие древ­ности. Вот, мо­жете пос­мотреть, — лег­ко ука­зала она ру­кой вле­во.

— И­они­чес­кая ко­лон­на? — уди­вил­ся я. На реб­ристой мра­мор­ной ко­лон­не в са­мом де­ле бы­ла вид­на ха­рак­терная ис­крив­ленная вол­на.

— Да… Так вот, мис­тер Ро­ули, во­об­ра­зите: гре­ки за­яви­ли на­шему кон­су­лу про­тест по по­воду при­об­ре­тений древ­ностей. По­думай­те над степнью наг­лости: они по­лучи­ли не­зави­симость бла­года­ря нам и рус­ским, но еще сме­ют вы­ражать не­доволь­ство, что мы вы­вез­ли ка­кие-то фри­зы Пар­фе­нона… Вмес­то то­го, что­бы с улыб­ка­ми рас­то­чать бла­годар­ности до кон­ца сво­их дней!

— Они на это от­ве­ча­ют: «А я ма­лень­кий!» — не сдер­жал улыб­ку ваш по­кор­ный слу­га.

— Ма­лень­кий — роз­гой, — спо­кой­но от­ве­тила мис­сис Блиш­вик, — что­бы знал свое мес­то. Во­об­ще, мис­тер Ро­ули, я ду­маю, что нет ни­чего глу­пее на­шей меж­до­усоб­ной вой­не на Вос­то­ке. Мы во­юем меж­ду со­бой на ра­дость за­дирис­тым ма­лышам, — лег­ко по­ложи­ла она ле­вую ру­ку на из­гиб под­ло­кот­ни­ка, — вмес­то то­го, что­бы всем вмес­те не поз­во­лить им на­рушать спо­кой­ствие.

— Вы хо­рошо ос­ве­дом­ле­ны о меж­ду­народ­ных де­лах, мис­сис Блиш­вик, — улыб­нулся я.

— Вы не по­вери­те, мис­тер Ро­ули, но у ме­ня бы­ла в детс­тве кни­га про ваш лю­бимый Ки­тай, — прис­таль­но пос­мотре­ла на ме­ня оча­рова­тель­ная хо­зяй­ка.

— В са­мом де­ле? — спро­сил я с прит­ворным удив­ле­ни­ем.

Жен­щи­на, не об­ра­щая вни­мание на мои сло­ва, лег­ко по­шеве­лила ру­кой, про­шеп­тав «Acio». Спус­тя мгно­вение, на сто­лике по­яви­лась не­боль­шая ил­люс­три­рован­ная кни­га, об­ложку ко­торой ин­крус­ти­рова­ли зо­лотые винь­ет­ки.

— По­весть «Зо­лотые дра­коны», — ска­зала да­ма, рас­крыв кни­гу. — Мне по­дари­ли ее на шесть лет. Я лю­била ее лис­тать и рас­смат­ри­вать кар­тинки… Ска­жите, мис­тер Ро­ули, — мне по­каза­лось, что ее го­лос дрог­нул, слов­но она го­вори­ла что-то та­кое, что хо­тела бы скрыть от са­мой се­бя. — Ка­кие это мес­та в Ки­тае?

Я наг­нулся, что­бы по­луч­ше рас­смот­реть кар­тинки и ед­ва сдер­жал смех. По­весть бы­ла на­бором де­шевых не­былиц, ка­кие у нас рас­ска­зыва­ли о Под­не­бес­ной до Опи­ум­ной вой­ны. На пер­вой стра­нице вы­сил­ся «Фар­фо­ровый дво­рец» с ос­тры­ми шпи­лями псев­до­китай­сих ба­шен. На сле­ду­ющей стра­нице вид­не­лось «Яш­мо­вое озе­ро», вок­руг ко­торо­го про­гули­вались лю­ди в ха­латах — нас­толь­ко ста­рин­ных, что в них хо­дили раз­ве что в де­вятом ве­ке. Сле­дом бы­ла изоб­ра­жена бе­лая лес­тни­ца из мра­мора, по бо­кам ко­торой сто­яли ста­туи дра­конов. Сол­да­ты двор­цо­вой ох­ра­ны от­да­вали честь, а дра­коны на­чина­ли ре­веть под му­зыку.

— Там нет та­кого, — ска­зал я. — Это сказ­ка, хо­тя, не спо­рю, и очень кра­сивая.

— Прав­да? — хо­зяй­ка пос­мотре­ла на ме­ня со смесью удив­ле­ния и лег­ко­го ра­зоча­рова­ния. Мне по­каза­лось, что в ее ко­баль­то­вых гла­зах мель­кну­ла ис­кра грус­ти — слов­но ре­бен­ку объ­яс­ни­ли, что же­лания, за­гадан­ные в Рож­дес­твенскую ночь, не всег­да сбы­ва­ют­ся.

«Из са­да мож­но по­пасть пря­мо в гус­той лес с глу­боки­ми озё­рами: он тя­нет­ся до­ходил до са­мого си­него мо­ря». Это то­же, по­ложим, неп­равда — Пе­кин весь­ма да­леко от мо­ря, а в Тянь­нцзи­не ни­како­го мо­ря нет, — вздох­нул я. — Ле­сов, кста­ти, то­же — там уны­лая степь, впа­да­ющая в мо­ре…

— Ну хоть это-то прав­да, мис­тер Ро­ули? — в го­лосе хо­зяй­ки пос­лы­шались ко­кет­ли­вые нот­ки, а ее руч­ка неп­ро­из­воль­но мах­ну­ла мо­им ве­ером.

— «В Ки­тае все жи­тели и сам им­пе­ратор — ки­тай­цы», — про­читал я. — Кста­ти, нет, — рас­сме­ял­ся я, — там у влас­ти Мань­чжур­ская ди­нас­тия. Двес­ти лет на­зад они зах­ва­тили Пе­кин и про­воз­гла­сили се­бя им­пе­рато­рами.

— Мань­чжу­ры? — пе­рес­про­сила ме­ня Ми­сапи­ноа. — Их ди­нас­тия как-то на­зыва­ет­ся… Я за­была…

— Клан Ай­синь­ге­ро…

Я осек­ся. Толь­ко сей­час я осоз­нал всю глу­бину глу­пос­ти, так вне­зап­но сор­вавшей­ся с мо­его язы­ка. Лю­бу­ясь тон­кой ру­кой мис­сис Блиш­вик, я, как пос­ледний иди­от, за­был, что имя ди­нас­тии Цин та­бу­иро­вано и из­вес­тно раз­ве что мне, да мо­ему на­чаль­ству. По­лучить его мне сто­ило не­веро­ят­ных тру­дов, и то, что я уз­нал, ос­та­валось, на­вер­ное, поч­ти го­сударс­твен­ной тай­ной.

Мое пу­тешес­твие с муд­рым Лай Фэ­ном, нес­мотря на всю поз­на­ватель­ность, бы­ло выз­ва­но от­нюдь не мо­им же­лани­ем при­об­щится к муд­рости цзен (хо­тя по се­бе са­ма эта за­дача дос­той­на жиз­ни — как жаль, что ее ма­ло изу­ча­ют в на­ших уни­вер­си­тетах). Моя за­дача бы­ла нам­но­го при­зем­леннее. Им­пе­ри­ей Цин уп­равля­ет Мань­чжур­ская ди­нас­тия, о ко­торой мы не зна­ли ни­чего. Да­же име­на ее пра­вите­лей бы­ли зак­ры­ты для са­мих ки­тай­цев, не го­воря уже о нас, чу­жес­тран­цах. Зак­ры­той под стра­хом смер­ти ос­та­валась и са­ма Мань­чжу­рия — их ро­довая вот­чи­на. Ста­рец Лай Фэн дол­жен был по­вес­ти ме­ня в эту зем­лю, как сво­его уче­ника. Даль­ней­шее бы­ло уже де­лом тех­ни­ки: я до­гово­рил­ся с поч­тенным Ли Гук Ва­ном, что его дво­юрод­ный пле­мян­ник за эн­ную до­лю зо­лота под­пустит ме­ня на час к гроб­ни­цам мань­чжур­ских вла­дык. Не Бог весть что, но ка­кие-то клю­чи для даль­ней­ших дей­ствий это мо­жет дать клю­чи.

— И по­чему я с ва­ми так ра­зот­кро­вен­ни­чалась? — Ми­сапи­ноа как-буд­то ре­шила нем­но­го пос­ме­ять­ся над со­бой. — Да­вай­те-ка луч­ше сыг­раю для вас на ро­яле или кла­веси­не!

— А мож­но Гай­дна? — поп­ро­сил я.

— Как ска­жете, сэр Лан­се­лот, — в гла­зах мис­сис Блиш­вик сно­ва за­иг­рал ве­селый ого­нек.

Она под­ня­лась из-за сто­ла, хлоп­ком поз­вав эль­фий­ку. Я пос­мотрел на нее, по­чувс­тво­вав, что впер­вые в жиз­ни не мо­гу прос­то лю­бовать­ся ее те­лом. Пе­редо мной сно­ва сто­яла та си­нег­ла­зая де­воч­ка, из пос­ледних сил сдер­жи­вав­шая сле­зы пос­ле не­удач­но­го кник­се­на и лас­ко­во рас­че­сывав­шая гри­ву сво­его ма­лень­ко­го пе­гаса. «Ей прос­то нуж­на за­щита», — по­думал я.

Мне са­мому за­щита бы­ла не нуж­на. Джу­лия пре­пода­ла мне от­менный урок: нель­зя при­вязы­вать­ся ни к од­ной жен­щи­не. По край­ней ме­ре, в этой жиз­ни.

***


Со­ва от Грин­грас­са приш­ла не­ожи­дан­но быс­тро — в тот же ве­чер. Это бы­ла ко­ротень­кая за­пис­ка, что зав­тра ут­ром ме­ня ожи­да­ют по важ­но­му де­лу в ми­нис­терс­тве. Не нуж­но быть се­ми пя­дей во лбу, что­бы по­нять: это от­вет на мое до­несе­ние. По­это­му ут­ром двад­цать вось­мо­го де­каб­ря я, быс­тро по­кон­чив с за­ряд­кой, на­дел луч­шую бе­лую бе­лую ру­баш­ку, чер­ную «ба­боч­ку», ман­тию и смо­кинг. За­тем, как и по­ложе­но, ап­па­риро­вал в ми­нис­терс­тво.

Я ока­зал­ся в кон­це длин­но­го за­ла с тем­ным пар­кетным по­лом, ко­торый, как обыч­но, был от­ла­киро­ван­ным до зер­каль­но­го блес­ка. На пе­релив­ча­то-си­нем по­тол­ке по-преж­не­му си­яли зо­лотые сим­во­лы, ко­торые пе­реме­щались и ви­до­из­ме­нялись, де­лая по­толок по­хожим на ог­ромную не­бес­ную дос­ку. Гля­дя на сте­ны, я вспо­минал, как в пер­вый раз ме­ня здесь по­рази­ло мно­жес­тво по­золо­чен­ных ка­минов, ког­да я про­ходил прак­ти­ку в ми­нис­терс­тве. Пос­ре­ди за­ла воз­вы­шал­ся, как и по­ложе­но, фон­тан в цен­тре круг­ло­го бас­сей­на. Скуль­птур­ная груп­па изоб­ра­жала ча­родея, взмет­нувше­го в воз­дух вол­шебную па­лоч­ку. Вок­руг не­го сто­яли кра­сивая вол­шебни­ца, кен­тавр, гоб­лин и эльф-до­мовик. Сот­ни вол­шебни­ков и вол­шебниц боль­шей частью оза­бочен­ных, шли к даль­не­му кон­цу ат­ри­ума, где вид­не­лись зо­лотые во­рота.

Грин­грасс ожи­дал ме­ня чуть в от­да­лении от фон­та­на. Ко­рот­ко кив­нув, он взял ме­ня за ру­ку, и про­шеп­тав зак­ли­нание, рас­тво­рил­ся со мной в сте­не.

— Ваш док­лад про­чита­ли, — бро­сил он мне, ед­ва мы оба при­зем­ли­лись в ма­лень­ком ко­ридо­ре. — Там, — кив­нул он под­бо­род­ком вверх, — хо­тят об­су­дить с ва­ми де­тали.

— Что имен­но? — уточ­нил я, гля­дя на яр­кую све­товую по­лосу. Она пы­лала ог­нем нас­толь­ко яр­ко, что ее, ка­залось, бы­ло не­воз­можно пе­рес­ту­пить.

— Уточ­ним на мес­те, — от­ве­тил на­чаль­ник. Я кив­нул, по­нимая, что нас­та­ивать на чем-ли­бо бес­по­лез­но. Впро­чем, воз­можно Грин­грасс и в са­мом де­ле не знал.

— Ва­шу па­лоч­ку, мис­тер Ро­ули, — за­су­етил­ся не­из­вес­тно от­ку­да взяв­ший­ся эльф.

Де­лать не­чего — со вздо­хом про­тянул ему па­лоч­ку. Это, впро­чем, не по­меша­ло зе­лено­му по­ган­цу обыс­кать мои кар­ма­ны. Грин­грасс, ви­димо, имел пра­во не сда­вать свой ра­бочий инс­тру­мент. Эльф про­тянул нам два пу­зырь­ка с чер­ной жид­костью, при­няв ко­торую, мы лег­ко пе­реш­ли ог­ненную по­лосу.

Ми­нут че­рез пять мы вош­ли в не­боль­шой круг­лый ка­бинет. В цен­тре сто­ял до­рогой стол с пок­ры­ти­ем из яш­мы. По бо­кам сто­яли пять до­рогих оре­ховых сту­ла с рез­ны­ми руч­ка­ми. Си­дения и спин­ки бы­ли ос­ле­питель­но бе­лыми с изоб­ра­жени­ем дви­жуще­гося ро­зария. Са­дить­ся на та­кую кра­соту бы­ло неп­росто, но Грин­грасс мяг­ко по­казал мне на один из них. Как вы­яс­ни­лось, не зря. Я, ка­залось, уто­нул в при­ят­ной мяг­кости.

Дверь от­кры­лась и в ком­на­ту тот­час вош­ли двое. Я без ошиб­ки сра­зу уз­нал. Пер­вой бы­ла ми­нистр ма­гии Эван­дже­лина Ор­пин­гтон — ма­лень­кая жен­щи­на лет трид­ца­ти пя­ти в бе­жевом платье. Ка­рег­ла­зая, с ос­трень­ким но­сом, она чем-то не­уло­вимым на­поми­нала мышь. Вто­рым был ее за­мес­ти­тель Ло­уренс Трэ­верс — вы­сокий плот­ный че­ловек в ро­говых оч­ках с не­боль­шим ок­руглым жи­вотом. Сей­час он по­казал­ся мне ог­ромно­го рос­та — го­раз­до вы­ше, чем я ви­дел его на кол­догра­иях. Чер­ные гла­за си­яли нас­то­рожен­но и вы­дава­ли спо­соб­ность всег­да быть на­чеку. «Пин­гвин, — ок­рестил его я. — Мышь и пин­гвин… Не­обыч­ный тан­дем».

— Доб­рое ут­ро, мис­тер Грин­грасс, — кив­ну­ла мисс Ор­пин­гтон. — Ее го­лос зву­чал ти­хо и влас­тно, слов­но свер­ло. — Это и есть ав­тор ме­моран­ду­ма.

— Вы про­сили ме­ня дать луч­ше­го аген­та. Мис­тер Ро­ули к ва­шим ус­лу­гам, — так­же ти­хо от­ве­тил Грин­грасс. На­чаль­ни­ки, впро­чем, всег­да го­ворят ти­хо — ви­димо, уве­рены в том, что все дол­жны ло­вить каж­дое их сло­во.

— Мис­тер Ро­ули в са­мом де­ле луч­ший? — уточ­ни­ла жен­щи­на, ука­зав на ме­ня ру­кой. Нес­мотря на бе­жевые пер­чатки, я сра­зу по­нял, что у нее ма­лень­кие пух­лые паль­цы.

— Опе­рации «Изум­руд», «Сап­фир» и «Яш­ма» в его ак­ти­ве, — от­ве­тил Грин­грасс. Сам он на­поми­нал сей­час не­боль­шую пти­цу вро­де со­вы.

«Мышь» и «Пин­гвин» кив­ну­ли. Что же, это боль­шое до­верие — уз­нать наз­ва­ние сво­их опе­раций. Обыч­но они ос­та­ют­ся тай­ной. Но я сей­час смот­рю с ин­те­ресом на Трэ­вер­са. Счас­тлив ли он с на­шей ни­щей ти­хоней Яр­лой? Моя ма­туш­ка, пом­нится, го­вори­ла, что «Зо­луш­ка» — грус­тная сказ­ка. Че­рез па­ру ме­сяцев принц пой­мет, что же­нил­ся не на прин­цессе, а на до­рого оде­той по­судо­мой­ке. И внут­ри она, нес­мотря на все рос­кошные на­ряды от феи, так и ос­та­лась гор­ничной или по­судо­мой­кой с со­от­ветс­тву­ющей ма­нерой по­веде­ния. Ко­торая, к то­му, об­ду­рила его как пос­ледне­го иди­ота.

В ки­тай­ском ва­ри­ан­те эта ис­то­рия зву­чала чуть по-дру­гому. Царь Обезь­ян ук­рал пи­люли бес­смер­тия у Лао Цзы и, на­пив­шись на ра­дос­тях ви­на, ска­зал: »: Те­перь я Бог!» Лао Цзы грус­тно пос­мотрел на не­го и от­ве­тил: «Нет, те­перь прос­то бес­смертная Обезь­яна». Имен­но это про­ис­хо­дит со все­ми Зо­луш­ка­ми. «Те­перь я прин­цесса?» — же­ман­но спра­шива­ют они, одев­шись в до­рогие фран­цуз­ские на­ряды. «Нет. Те­перь ты прос­то ши­кар­но оде­тая по­судо­мой­ка, вку­сив­шая рос­кошной жиз­ни», — ду­ма­ют ос­таль­ные.

— Что же, зай­мем­ся де­лом, — су­хо ска­зала мисс Ор­пин­гтон. — Мы оз­на­коми­лись с ва­шим ме­моран­ду­мом. Из не­го сле­ду­ет, что из­ме­нить ход вой­ны мож­но толь­ко ус­тра­нив ее ви­нов­ни­ка — им­пе­рато­ра Ни­колая.

Я кив­нул. По­хоже, мои ре­комен­да­ции вос­при­няты. Прав­да, ра­довать­ся это­му или нет — не знаю. Я по­ис­кал взгля­дом ок­но, но его в этой ком­на­те не ока­залось.

— Это ин­те­рес­ное пред­ло­жение, но есть труд­ности и серь­ез­ные, — го­лос Трэ­вер­са проз­ву­чал хо­лод­но, хо­тя и с чуть за­мет­ным фаль­це­том.

— Вы­нуж­де­на это под­твер­дить, — про­дол­жи­ла ми­нистр. — Пе­рей­дем к де­лу, — ее го­лос зву­чал те­перь су­хо, на­поми­ная свер­ло. — Нач­нем с то­го, что доб­рать­ся до им­пе­рато­ра Ни­колая сов­сем не прос­то. Я знаю, вы по­дума­ли об им­пе­рато­ре Пав­ле. Но сей­час у нас, в от­ли­чие от вось­ми­сото­го го­да, нет по­соль­ства или дип­ло­мати­чес­ко­го пред­ста­витель­ства в Санкт-Пе­тер­бурге. Нет и груп­пы рус­ских арис­токра­тов, не­доволь­ных по­лити­кой им­пе­рато­ра — нап­ро­тив, по име­ющим­ся у нас дан­ным в стра­не пре­об­ла­да­ют вер­но­под­данни­чес­кие нас­тро­ения. Я по­мол­чу о там, что рус­ский им­пе­ратор име­ет пре­вос­ходную и ма­гичес­кую, и обыч­ную за­щиту. Пре­одо­леть ее оди­ноч­ке-убий­це бу­дет не по си­лам. Ло­уренс?

— Есть так­же и бо­лее слож­ная проб­ле­ма, — Ло­уренс Трэ­верс поп­ра­вил оч­ки. — До­пус­тим на­шему не­веро­ят­но­му сверх-аген­ту уда­лось бы доб­рать­ся до им­пе­рато­ра. К че­му это при­ведет? Это вы­зовет всплеск не­навис­ти к нам у рус­ских, по­родив у них ди­кое же­лание мес­ти. А ведь это очень опас­ный на­род! Пос­ле та­кого ни­какие пе­рего­воры о ми­ре ста­нут не­воз­можны­ми. Им­пе­ратор Алек­сандр бу­дет вы­нуж­ден у гро­ба по­кой­но­го от­ца пок­лясть­ся вес­ти вой­ну до по­бед­но­го кон­ца! И го­ре Алек­сан­дру, ес­ли он не сде­ла­ет это­го. Мы по­лучим не по­зитив­ные пе­рего­воры, а еще бо­лее рь­яное про­дол­же­ние вой­ны.

Я за­дум­чи­во пос­мотрел на оре­ховое бю­ро. По­лити­ка в са­мом де­ле ус­тро­ена так, что ни­ког­да не зна­ешь за­ранее ее ре­зуль­та­та. Ты рас­счи­тыва­ешь­ся, как вдруг вы­яс­ня­ет­ся, что пос­ледс­твия ока­жут­ся ху­же, чем ты мог пред­по­ложить. Это по­хоже на ка­кой-то зер­каль­ный ко­ридор, по ко­торо­му ты идешь, как в бес­ко­неч­ность, и мо­жешь лишь пред­по­лагать, что твой по­ворот пра­виль­ный.

— Из это­го сле­ду­ет, что ус­тра­нение им­пе­рато­ра Ни­колая воз­можно толь­ко на рас­сто­янии, то есть ма­гичес­ким пу­тем, — вздох­нул Грин­грасс.

— И да­же это не ре­ша­ет де­ло, — под­твер­дил Трэ­верс. — Его смерть дол­жна выг­ля­деть ес­тес­твен­ной в гла­зах рус­ских и всей Ев­ро­пы, а для его семьи — за­гадоч­ной и не­объ­яс­ни­мой. Его смерть дол­жна выг­ля­деть как ре­зуль­тат не­удач, а не по­бед, рус­ских на фрон­те. Его смерть не дол­жна бро­сить тень на от­но­шения им­пе­рато­ра Алек­сан­дра с Ее Ве­личес­твом, то есть у бу­дуще­го рос­сий­ско­го им­пе­рато­ра не дол­жно воз­никнуть и мыс­ли, что мы как-то при­час­тны к этой смер­ти. Нам важ­но знать, мис­тер Ро­ули, воз­можно ли та­кое ре­шение в прин­ци­пе?

Я за­думал­ся. Умом я по­нимал, что дос­ти­жение та­кого ре­зуль­та­та не­воз­можно и да­же триж­ды не­воз­можно. Но ка­кой-то го­лос внут­ри шеп­тал мне, что я дол­жен. От вол­не­ния ру­ки пок­ры­лись лег­кой ис­па­риной. Дол­жно быть, та­кое чувствтво ох­ва­тыва­ет ма­тема­тиков, ког­да им пред­сто­ит ре­шить не­веро­ят­но слож­ную за­дачу.

— Я дол­жен по­думать и взве­сить все воз­можнос­ти, — ска­зал я.

— Сколь­ко вам нуж­но вре­мени? — Трэ­верс вни­матель­но пос­мотрел на ме­ня.

— Как ми­нимум — не­деля. Я не аван­тю­рист.

Мои сло­ва по­чему-то про­из­ве­ли неп­ри­ят­ное впе­чат­ле­ние на ми­нис­тра. На ее блед­ных ще­ках по­яви­лись крас­но­ватые пят­на.

— Вы счи­та­ете, что мы — аван­тю­рис­ты, мис­тер Ро­ули? — в ее го­лосе пос­лы­шались нот­ки не­доволь­ства.

«Ис­те­рич­ка, — по­думал я с го­речью. — Ско­рее все­го, ис­те­рич­ка». Все жизнь не лю­бил и опа­сал­ся ис­те­риков. Опас­ные, ма­ло пред­ска­зу­емые лю­ди. Из тех, что из-за не­вер­но­го сло­ва спо­соб­ны вспы­лить и по­губить пло­ды тща­тель­но под­го­тов­ленной опе­рации. А глав­ное — труд­но­убеж­да­емые. Ес­ли по­доб­ный ис­те­рик вбил что-то се­бе в го­лову, ты мо­жешь при­вес­ти ему ты­сячи ар­гу­мен­тов — все бес­толку. Вспы­лит и за­уп­ря­мит­ся силь­нее.

— Я это­го не го­ворил, — су­хо от­ве­тил ваш по­кор­ный слу­га.

— Что же, это вер­ное ре­шение, — не­ожи­дан­но под­держал ме­ня Трэ­верс. — Ждем вас пя­того ян­ва­ря с док­ла­дом.

Эван­дже­лина Ор­пингон под­ня­лась, да­вая по­нять, что а­уди­ен­ция окон­че­на.

При­меча­ния:

*Сю­ан Цзан — пер­со­наж ро­мана ки­тай­ско­го пи­сате­ля У Чанъэ «Пу­тешес­твие на За­пада». По сю­жету Де­мони­ца Бе­лая Кость (Бай­гу Цзин) пос­со­рила его со стар­шим уче­ником Сунь Уку­ном и за­мани­ла в свою пе­щеру, что­бы съ­есть его мя­со, да­ру­ющее бес­смер­тие.

**Опи­сание уро­ка у мисс Фиб­би Блэк взя­то из фи­ка Lady Astrel «Са­га о Блэ­ках. Май 1857 го­да». Вы­ражаю бла­годар­ность!

*** «Сок­ро­вен­ное ска­зание»(«Ю­ань-чао би-ши) — на­ибо­лее древ­ний мон­голь­ский ли­тера­тур­ный трак­тат по ис­то­рии ран­них мон­го­лов, их го­сударс­тва и его ос­но­вате­ля — Чин­гиз-ха­на. «Сок­ро­вен­ное ска­зание» бы­ло сос­тавле­но в 1240 г. не­из­вес­тным ав­то­ром-мон­го­лом, и дош­ло до нас на мон­голь­ском язы­ке в ки­тай­ской и­ерог­ли­фичес­кой транс­крип­ции.

Глава 10, в которой сэр Ланселот вспоминает сад Сюккэйэн и замечает, что покойники активно сопротивляются собственному погребению

У на­шего де­ла есть од­на неп­ри­ят­ная осо­бен­ность: за­нима­ясь им, ты дол­жен пе­рес­тать быть джентль­ме­ном. На­до за­быть обо всех хо­роших ма­нерах и пра­вилах при­личия. Дол­жен ли муж­чи­на по­мочь по­пав­шей в бе­ду жен­щи­не? Стран­ный воп­рос. Ча­ще все­го, нет: ло­вуш­ка в ви­де жен­щи­ны — пош­лая ба­наль­ность, са­мая при­митив­ная улов­ка. «По­пал­ся на мя­кине», — как го­ворит­ся. Впро­чем, не по­мочь жен­щи­не иног­да то­же мо­жет вый­ти бо­ком. Нач­нут пос­матри­вать ко­со: «Стран­ный ка­кой-то тип, не по­мога­ет да­ме. Не прис­мотреть­ся ли нам к та­кому джентль­ме­ну?»

Дол­жен ли джентль­мен за­щитить ре­бен­ка? Ре­бенок впол­не мо­жет быть по­дос­лан, что­бы ус­тро­ить про­вока­цию. Мо­жет ли джентль­мен рас­простра­нять гад­кие сплет­ни о да­ме? Бе­зус­ловно, ес­ли это нуж­но для ком­про­мета­ции че­лове­ка, вбро­са ин­форма­ции, про­вока­ции на раз­го­вор с целью по­лучить вер­ные све­дения… Да ма­ло ли для че­го! Впро­чем, мо­гут и на­мерен­но злос­ло­вить, что не­кий мис­тер Имя­рек — ло­велас, по­донок и кар­тежник. Что­бы по­том про­верить, ко­му ты по­несешь эту ин­форма­цию. И вы­явить твои кон­такты. При­митив­но, но за­то весь­ма дей­ствен­но.

Нуж­но ли вы­ручить дру­га день­га­ми? Слож­ный воп­рос, ибо день­ги мо­гут быть по­мечен­ны­ми. Нап­ри­мер, для ор­га­низа­ции про­вока­ции. Для ис­поль­зо­вания со­от­ветс­тву­ющих бан­кнот в ма­хина­ции. Но иног­да не вы­ручить дру­га мо­жет вый­ти се­бе до­роже. Оби­жен­ный на те­бя друг — иде­аль­ный объ­ект для вер­бовки, ибо зна­ет мно­гое из тво­ей под­но­гот­ной. А иног­да са­мые нез­на­читель­ные наб­лю­дения ока­зыва­ют­ся очень важ­ны­ми и ин­те­рес­ны­ми. На­ше де­ло — за­зер­каль­ный мир, где на по­доз­ре­нии все.

Япон­цы зна­ли об этой сто­роне жиз­ни с не­запа­мят­ных вре­мен. Ког­да мы шли с Сай­го Та­камо­ри че­рез мост в са­ду Сюк­кэй­эн, он рас­ска­зал мне по­учи­тель­ную прит­чу о нес­час­тном Ито Фу­ри­яме. Этот доб­рый и от­важный са­мурай удив­лялся, по­чему его всег­да по жиз­ни прес­ле­ду­ют од­новре­мен­но две жен­щи­ны. Од­на из них — ми­лая и неж­ная, ко­торая шлет ра­дость и улыб­ки, всег­да за­ботит­ся о нем, и вдруг по про­шес­твии нес­коль­ких ме­сяцев прев­ра­ща­ет­ся в злоб­ную фу­рию, ус­тра­ивая ис­те­рики поч­ти каж­дый день. На ее фо­не сно­ва по­яв­ля­лась ми­лая де­вуш­ка, к ко­торой он осо­бен­но на­чинал тя­нуть­ся пос­ле кри­чащей фу­рии. Про се­бя Ито-сан на­зывал их «хо­рошая» и «пло­хая». Он про­гонял «пло­хую» с на­деж­дой, что об­ре­тал счастье с «хо­рошей», как вдруг его меч­та прев­ра­щалась в та­кую же фу­рию.

— Боль­нее все­го поч­тенно­му Ито-са­ну бы­ло Пя­того мая, ког­да «хо­рошая» за­быва­ла поз­дра­вить его с Днем Рож­де­ния*. Она поз­драв­ля­ла его хо­лод­но и на сле­ду­ющий день, за­быв о по­дар­ке. хо­тя до это­го всег­да при­сыла­ла их. За­то «пло­хая» поз­драв­ля­ла его, не за­быв ска­зать что-то неп­ри­ят­ное…

— Бед­ня­га… — толь­ко и смог вы­давить я из се­бя, гля­дя на тем­но-зе­леную вет­ку пих­ты. В япон­ских са­дах да­же хвой­ные де­ревья име­ют ка­кой не­обыч­ный цвет — то ли из-за вла­ги, то ли из-за сол­нечных лу­чей…

— В по­ис­ках от­ве­та Ито-сан по­шел в мо­нас­тырь Эн­ря­ку-дзи на го­ре Хи­эй, — про­дол­жал Та­камо­ри, пос­мотрев на цве­тущие в пру­ду ли­ли. — По­жилой со­хэй** вни­матель­но выс­лу­шал его и спо­кой­но ска­зал: «Ви­дишь этот сол­нечный луч? Твое де­ло мне яс­нее, чем он. Ты ни­как не хо­чешь вы­учить урок Не­ба, что имен­но „хо­рошая“, а не „пло­хая“, пер­вая пре­даст те­бя!».

— Но за­чем Не­бу нуж­но бы­ло пре­под­но­сить та­кой муд­ре­ный урок Ито-са­ну? — спро­сил я. Гор­ба­тый мос­тик че­рез пруд слег­ка зак­ры­вала груп­па кар­ли­ковых де­ревь­ев на на­сып­ном ос­то­ве с гра­ви­ем, что при­дава­ло са­ду дух свет­лой тай­ны.

— Та­кой воп­рос за­дал и сам Ито-сан. Поч­тенный со­хэй от­ве­тил: «По­тому что Не­бо хо­чет, что­бы ты на­учил­ся от­ли­чать ис­тинное от по­каз­но­го. Ве­рить не сло­вам, а де­лам. Та, ко­торую ты на­зыва­ешь ‚пло­хой‘, ин­те­ресу­ет­ся каж­дый день тво­ими де­лами, путь да­же пор­тит те­бе нас­тро­ение. Та, ко­торую ты на­зыва­ешь ‚хо­рошей‘, лишь неж­но от­ве­ча­ет на твои зна­ки вни­мания, зав­ле­кая те­бя ра­ди сво­их ко­рыс­тных це­лей. И Не­бу грус­тно, что ты вы­бира­ешь не вни­мание, а сло­ва и пыль­цу».

Я пос­мотрел на при­дорож­ный фо­нарь с рез­ной ла­пой. За­теряв­ши­еся в гус­тых за­рос­лях, он на­поми­нал ка­кое-то ска­зоч­ное су­щес­тво, ре­шив­шее зас­нуть воз­ле до­роги.

— Вы то­же не ве­рите гром­ким сло­вам, Сай­го-сан? — вздох­нул я.

— Я пред­по­чел бы взять в бой слу­гу, ко­торый мол­ча пе­ревя­жет то­вари­щу но­гу, чем слу­гу, ко­торый до боя бь­ет се­бя в грудь и кри­чит на весь сад Эдо о том, как он ве­рен сво­ему Гос­по­дину, — кив­нул мне Сай­го Та­камо­ри.

Тем­но-зе­леная гус­тая ряс­ка пру­да ко­лых­ну­лась, и мне по­чуди­лось, буд­то ка­кой-то вод­ный дух ус­лы­шал наш раз­го­вор.

***


«Про­щуп­ку» Ар­ноль­да я на­чал, как ни стран­но, с ми­лой мис­сис Блиш­вик — на сле­ду­ющий день пос­ле мо­его ви­зита в ми­нис­терс­тво. К это­му вре­мени у ме­ня в го­лове уже соз­рел план эк­спе­римен­та с зер­ка­лами: я ре­шил про­щупать их пос­редс­твом ус­та­нов­ле­ния ко­рей­ско­го фо­наря. Это ста­рин­ное изоб­ре­тение я при­об­рел в свое вре­мя на вол­шебном рын­ке Се­ула, и за­тем с по­мощью по­жило­го Чжао Ли­ня уси­лил его мощь. Улав­ли­вая лу­чи в те­чение нес­коль­ких дней, мой фо­нарик смо­жет оп­ре­делить, как да­леко на­ходит­ся по­сыла­ющий их ис­точник. В слу­чае опас­ности он, нап­ро­тив, пош­лет вла­дель­цу сиг­нал тре­воги. Пре­дуп­ре­див об­ра­довав­шу­юся ле­ди Блиш­вик, я сра­зу же ус­та­новил свою ло­вуш­ку в ком­на­те и поп­ро­сил ее зай­ти че­рез па­ру-трой­ку дней, что­бы снять по­каза­ния. Я так­же поп­ро­сил да­му по­ложить свою неж­ную ла­донь на фо­нарь, что­бы он приз­нал в ней хо­зяй­ку. На­до ли го­ворить, что мис­сис Блиш­вик охот­но ис­полни­ла мою прось­бу.

На этот раз Ми­сапи­ноа Блиш­вик, об­ла­чен­ная в свет­ло-го­лубое платье, сно­ва ока­зала мне за­меча­тель­ный при­ем. На­по­ив ме­ня вкус­ным ча­ем, она сра­зу же поз­ва­ла ме­ня в гос­ти­ную с кла­веси­ном. По­куда я с вос­хи­щени­ем смот­рел не ее лов­ко бе­гав­шие по кла­вишам длин­ные паль­цы, она, ка­залось, це­ликом уш­ла в царс­тво зву­ков, вре­мя от вре­мени бро­сая мне лег­кие улыб­ки си­них глаз. Я не за­метил, как ее ча­ру­ющая му­зыка по­дош­ла к кон­цу. Меж­ду тем, мис­сис Блиш­вик, за­кон­чив ме­ну­эт Гай­дна, за­дум­чи­во пос­мотре­ла на сто­яв­шее в от­да­ление так по­хожей на нее ста­тую Ве­неры. Я, поб­ла­года­рив хо­зяй­ку, пос­мотрел на ча­сы.

— Спе­шите, мис­тер Ро­ули? — мне по­каза­лось, что в го­лосе Ми­сапи­ноа Блиш­вик мель­кну­ла нот­ка ра­зоча­рова­ния. Сей­час она ни­чуть не на­поми­нала ту до­вер­чи­вую оди­нокую де­вуш­ку, ко­торую я ви­дел в прош­лый раз, а сно­ва ка­залась неп­риступ­ной свет­ской да­мой, бе­зуко­риз­ненно вы­пол­нявшей свой долг.

— Ско­рее, за­думал­ся, до­ма ли Ар­нольд, — ска­зал я, все еще удив­ля­ясь, как имен­но ее тон­кие паль­чи­ки мо­гут по­рож­дать та­кие див­ные рос­сы­пи зву­ков. — Я сей­час жи­ву у не­го. Зна­ете, мис­сис Блиш­вик, ска­жу вам по сек­ре­ту: Ар­нольд сей­час не в луч­шем сос­то­янии.

— Я вас по­нимаю, мис­тер Ро­ули, — кив­ну­ла мне хо­зяй­ка. — Мы все, по­верь­те, пе­режи­ва­ем за мис­те­ра Бэр­ка. Как Ра­фа­эл­ла мог­ла с ним так пос­ту­пить — уму не­пос­ти­жимо…

— А вы зна­комы с Эр­нестом Мал­фо­ем? — Я не мог от­ка­зать се­бе в удо­воль­ствии пе­ревер­нуть ей но­ты дви­жени­ем паль­цев, и кра­сави­ца с лег­кой улыб­кой при­няла мой жест, как дол­жное. Что же, при­ят­но…

— На са­мом де­ле не очень, — по­кача­ла да­ма го­ловой. — Он млад­ший сын мис­те­ра Френ­си­са Мал­фоя. Стар­ший сын, Ар­квелл Мал­фой, поч­тенный джентль­мен, впол­не удач­но же­нат на быв­шей мисс Кэ­ролайн Нотт… За­то млад­ший… Отец с шес­то­го кур­са с ума схо­дил от его вы­ходок и ку­тежей.

— На­де­юсь, он не был чем-то вро­де Эн­то­ни Доб­со­на? — зас­ме­ял­ся я.

— Нет, — мис­сис Блиш­вик так­же не смог­ла сдер­жать улыб­ку: слиш­ком хо­рошо все уче­ники Хог­вар­тса зна­ли это­го гриф­финдор­ца. — Млад­ший Мал­фой не нас­толь­ко за­бавен. Од­но вре­мя он иг­рал и стал про­иг­ры­вать­ся в прах. Прес­та­релый Френ­сис Мал­фой прос­то взял­ся за го­лову от вы­ходок сво­его млад­ше­го от­прыс­ка, но оп­ла­чивал дол­ги.

— Зна­чит, он бе­ден? — уточ­нил я. Жен­щи­на тем вре­менем сно­ва пос­мотре­ла в но­ты, слов­но раз­мышляя, что имен­но сыг­рать. Гля­дя на нее я по­чувс­тво­вал стран­ный укол: впер­вые в жиз­ни ко­му-то хо­телось сыг­рать для ме­ня. Или я сно­ва стал жер­твой ил­лю­зии и при­нимаю обыч­ную веж­ли­вость хо­зяй­ки за…

— Да, отец ста­рал­ся дер­жать его в уз­де… — Мис­сис Блиш­вик за­дум­чи­во пос­мотре­ла на тем­но-си­нюю ва­зу с важ­но про­хажи­вав­ши­мися цап­ля­ми. — Но… По­том Френ­сис на­шел мис­сис Бэрк и стал тре­бовать от нее день­ги.

Что же, по­ка все выг­ля­дит ло­гич­но: Ра­фа­эл­ла тряс­ла с му­жа день­ги, что­бы оп­ла­чивать иг­ру лю­бов­ни­ка. Или Ар­нольд, зная о вку­сах Мал­фоя, уме­ло пос­тро­ил эту ле­ген­ду. Тог­да это то­же от­вет: ле­ген­ду при­думы­вали про­фес­си­она­лы. Я бы и не усом­нился в его рас­ска­зе, ес­ли бы собс­твен­ны­ми гла­зами не уви­дел мо­гиль­ный ка­мень с над­писью «Ра­фа­эл­ла Бэрк».

— А сей­час Мал­фой рас­ха­жива­ет с Ра­фа­эл­лой по свет­ским при­емам в Лон­до­не? — уточ­нил я.

— Нет-нет, — жи­во от­ве­тила Ми­сапи­ноа. — Они у­еха­ли в прош­лом го­ду на кон­ти­нент. Ка­жет­ся, сна­чала в Па­риж, за­тем в Ба­ден-Ба­ден и да­же на Си­цилию… Раз­ве что Эр­нест Мал­фой иног­да при­ез­жа­ет к от­цу за день­га­ми.

В де­сят­ку! Мал­фой с Ра­фа­эл­лой на кон­ти­нен­те — ищи сви­щи, жи­ва Ра­фа­эл­ла или умер­ла. Прав­да, для это­го нуж­но, что­бы Мал­фой был в сго­воре с Ар­ни. Но по­чему бы Мал­фою не сох­ра­нить ле­ген­ду, ес­ли Ар­нольд под­ки­дыва­ет ему день­ги? Ин­те­рес­но, есть ли кол­догра­фии Мал­фоя с Ра­фа­эл­лой…

— Са­мое от­вра­титель­ное, — не­воз­му­тимо про­дол­жа­ла мис­сис Блиш­вик, — что Мал­фой и мис­сис Бэрк афи­ширу­ют свою связь! Про них да­же пи­сали в «Ведь­мо­поли­тене». Пред­ставь­те, мис­тер Ро­ули, ка­кой скан­дал: выс­тавлять свою связь на­показ! — на ее гу­бах по­яви­лась гри­маса от­вра­щения.

— А ког­да это бы­ло? — са­мой со­бой выр­ва­лось у ме­ня, хо­тя умом я по­нимал, что сей­час на­до быть мак­си­маль­но ос­то­рож­ным.

— Ка­жет­ся, осенью пять­де­сят треть­его го­да… — Ми­сапи­ноа, хва­ла Мер­ли­ну, ка­жет­ся не за­мети­ла ни­чего по­доз­ри­тель­но­го. — Да, дей­стви­тель­но… — Она пос­мотре­ла на сто­яв­ший в дель­фтской ва­зе бу­кет су­хих фи­зали­сов.

— Не мог­ли бы вы по­казать мне этот но­мер, мис­сис Блиш­вик? — спро­сил я, на­чав от не­тер­пе­ния рас­ха­живать по ком­на­те.

— Да, ко­неч­но… — опус­ти­ла да­ма длин­ные рес­ни­цы. — Ес­ли толь­ко не заб­ро­сила его ку­да-ни­будь.

Хо­зяй­ка да­ла ука­зание эль­фий­ке, и та че­рез ми­нуту при­нес­ла па­ру ста­рых но­меров «Ведь­мо­поли­тена». Мис­сис Блиш­вик лег­ко наш­ла нуж­ную статью с кол­догра­фи­ей: ка­кая-то жур­на­лис­тка Ми­рин Квин­сли рас­пи­сыва­ла взах­леб о «дру­жес­ком пу­тешес­твии» по Ев­ро­пе мис­те­ра Эр­неста Мал­фоя и мис­сис Ра­фа­эл­лы Бэрк. С кол­догра­фии они оба улы­бались счас­тли­выми улыб­ка­ми, при­чем мис­сис Бэрк с дет­ской улыб­кой ко­кет­ли­во поп­равля­ла по­ля шляп­ки. Ми­рин взах­леб рас­ска­зыва­ла о том, что мис­тер Мал­фой пре­под­нес ей «дру­жес­кий по­дарок» — платье за во­семь­сот га­ле­онов.

«Хо­роша, а?» — до­нес­ся до ме­ня го­лос Ар­ноль­да из то­го вре­мени, ког­да мы вдво­ем теп­лым май­ским днем бре­ли ми­мо Чер­но­го озе­ра. Ма­лыш­ка Ра­фа­эл­ла Хор­нби сто­яла на бе­регу в ок­ру­жении под­руг, о чем-то ве­село бол­тая с ни­ми.

«Хор­нби — гнусь», — от­ве­тил я ему из ны­неш­не­го ми­ра и тут же осек­ся. Ве­селая Ра­фа­эл­ла Хор­нби, став­шая Бэрк, мир­но спа­ла в мо­гиле.

— Но как Мал­фой пре­под­нес ей та­кое до­рогое платье, ес­ли Ра­фа­эл­ла оп­ла­чива­ла его кар­точные дол­ги? — уди­вил­ся я. Не­замет­но для са­мих се­бя, мы с мис­сис Блиш­вик скло­нились над сто­лом, и она слу­чай­но при­жалась к мо­ему пле­чу.

— Приз­нать­ся, не ду­мала об этом… Вы сно­ва ста­вите ме­ня в ту­пик сво­ей наб­лю­датель­ностью, мис­тер Ро­ули, — по­кача­ла да­ма го­ловой. — Ду­ма­ете это…

— Ложь? — за­кон­чил я за нее фра­зу. — Да, по­жалуй. Ложь…

— Но за­чем?

В си­них гла­зах да­мы за­жег­ся ве­селый ого­нек. Сей­час, стоя ря­дом со мной, она на­поми­нала ша­лов­ли­вую дев­чонку, ко­торая стол­кну­лась с ин­те­рес­ной за­гад­кой. И мне вдруг до бо­ли, до ло­моты сус­та­вов за­хоте­лось при­об­нять ее та­лию и по­цело­вать. Я прис­таль­но пос­мотрел ей в глаз, и она, вы­дер­жав с ми­нуту мой взгляд, вдруг опус­ти­ла ве­ки.

«Ну же… Сме­лее! ' — по­пытал­ся под­бодрить я са­мого се­бя. Но я, ес­тес­твен­ном это­го не де­лаю — слиш­ком ве­ликом риск сор­вать всю опе­рацию.

— Не мог­ли бы вы не­надол­го одол­жить мне этот но­мер? — ос­то­рож­но спро­сил я мис­сис Блиш­вик.

— Да, ко­неч­но… По­чему нет? — мне по­каза­лось, буд­то в ее го­лосе мель­кну­ла нот­ка ра­зоча­рова­ния. Я ос­то­рож­но ле­вити­ровал жур­нал в свой внут­ренний кар­ман, пред­ва­ритель­но рас­ши­рив его зак­ли­нани­ем.

Од­нажды, ког­да я про­ходил спе­ци­аль­ные кур­сы под­го­тов­ки, я ус­лы­шал фра­зу, ко­торая мне все­го здо­рово по­мог­ла в ра­боте. Наш пре­пода­ватель Тре­лони Хиггз го­ворил: ‚Каж­дый из фак­тов в от­дель­нос­ти не зна­чит ни­чего. Но все вмес­те они скла­дыва­ют­ся в оп­ре­делен­ную и весь­ма неп­ри­ят­ную мо­за­ику‘.

***


Поп­ро­щав­шись с мис­сис Блиш­вик, я ап­па­риро­вал на клад­би­ще. На ду­ше сто­яло стран­ное и нем­но­го неп­ри­ят­ное чувс­тво, что я чем-то — не ска­жу, что оби­дел, но как-то за­дел мис­сис Блиш­вик. У ме­ня са­мого на ду­ше по­яви­лось неч­то неп­ри­ят­ное. На маг­лов­ских клад­би­щах кон­торки слу­жащих на­ходят­ся воз­ле вхо­да. Вот она, де­ревян­ная, нап­ро­тив ажур­ных вы­чур­ных во­рот. Зна­чит, мой путь ле­жит ту­да.

Я не спе­ша во­шел в ма­лень­кий до­мик. Клад­би­щен­ский сто­рож ока­зал­ся не­высо­ким плот­ным ста­рич­ком с бе­лыми ба­кен­барда­ми — так мод­ны­ми в дни мо­ей мо­ей мо­лодос­ти. На сто­ле воз­вы­шал­ся не­боль­шой ме­тал­ли­чес­кий ко­фей­ник. Сам смот­ри­тель си­дел за сто­лом, нак­ры­тым чер­ной бар­хатной ска­тертью и пи­сал ка­кие-то бу­маги. Не знаю по­чему, но ста­ричок по­казал­ся мне ужас­но сим­па­тич­ным. Мож­но бы­ло бы при­менить к не­му „Imperio“, но мне по­каза­лось это не­чес­тным. По­это­му я ре­шил сна­чала сыг­рать с ним в от­кры­тую.

— Доб­рый день, мис­тер… — улыб­нулся я, пос­та­вив у вхо­да зонт-трость.

— Найф! — ста­ричок ока­зал­ся весь­ма дру­желюб­ным и охот­но кив­нул. — Эн­то­ни Найф, слу­жу здесь уже шес­тнад­цать лет, с тех пор, как стал не ну­жен на фаб­ри­ке мис­те­ра Ай­кроф­та. Не по­вери­те, мне по­вез­ло, и я по­лучил неп­ло­хое мес­то…

Сле­зин­ка в гла­зах го­вори­ла, впро­чем, о том, что ста­рик о чем-то жа­ле­ет. Впро­чем, сей­час мне это бы­ло толь­ко на­руку.

— По­нимаю Вас, — от­ве­тил я. — Ес­ли поз­во­лите, пре­зен­тую не­боль­шое уго­щение. Я про­тянул ему за­ранее за­готов­ленный па­кетик ки­тай­ско­го чая. Как не­удоб­но у маг­лов — нуж­но не ле­вити­ровать, а про­тяги­вать ру­ками.

— Вы нас­то­ящий джентль­мен! — всплес­нул ру­ками ста­рик. — Спа­сибо, сэр, вы очень доб­ры, — улыб­нулся он. Бу­ду рад по­мочь, чем смо­гу.

— Я толь­ко что вер­нулся из-за гра­ницы и хо­тел бы уз­нать о пог­ре­бении мо­ей родс­твен­ни­цы… — на­чал я.

— Охот­но… — ста­рик под­нялся и по­дошел к пол­ке, где ле­жали ка­кие-то ста­рые жур­на­лы. — Как ее зо­вут?

— Мис­сис Ра­фа­эл­ла Бэрк. Очень хо­чу на­весить ее мо­гилу, — я пос­та­рал­ся при­дать ли­цу пос­тно-тор­жес­твен­ное вы­раже­ние, как и по­ложе­но, ког­да же­ла­ешь от­дать дань па­мяти не са­мому близ­ко­му, но всё же родс­твен­ни­ку.

— Мо­жет быть, вы пом­ни­те да­ту смер­ти? — ста­рик взял со сто­ла лу­пу, ук­ра­ден­ную де­шевой оп­ра­вой с пре­тен­ци­оз­ны­ми винь­ет­ка­ми.

— Ка­жет­ся… — на­мор­щил я лоб… — Это бы­ло в кон­це пять­де­сят тре­тего го­да. В ок­тябре или но­яб­ре… — по­качал я не­оп­ре­делен­но ру­кой.

Ра­зуме­ет­ся, я мо­гу опи­рать­ся толь­ко на жур­нал мис­сис Блиш­вик, но все же это луч­ше, чем ни­чего. Ес­ли она умер­ла в сен­тябре или в де­каб­ре при­дет­ся вкру­чивать­ся — мол, за­памя­товал. Хо­тя для че­лове­ка, вер­нувше­гося из заг­ра­ницы, это впол­не объ­яс­ни­мо.

— За­меча­тель­но… — су­хие паль­цы ста­рика уже бе­гали по стра­ницам. — Да, дей­стви­тель­но, — пос­мотрел он в жур­нал. — Мис­сис Ра­фа­эл­ла Бэрк по­хоро­нена 13 ок­тября 1853 го­да. При­чина смер­ти — ос­трая фор­ма ча­хот­ки, — зак­лю­чил он. — Ко­пия сви­детель­ства о смер­ти при­лага­ет­ся, — сей­час его оч­ки за­бав­но съ­еха­ли на нос.

— Мож­но взгля­нуть? — про­тянул я ру­ку.

— Бе­зус­ловно. — Ста­рик за­жег жел­тую све­чу, так как за ок­ном сто­яла глу­хая мгла. Маг­лы всег­да за­бав­но чир­ка­ют спич­ка­ми и под­но­сят огонь.

Я быс­тро взял бу­магу. Да, сом­не­ний не бы­ло — все по фор­ме.

— Док­тор Фиц­грейв… — пос­мотрел я на под­пись. — По­лагаю, по­хоро­ны бы­ли ор­га­низо­ваны хо­рошо?

— Чес­тно… Хо­тя, по­дож­ди­те… — на ли­це клад­би­щен­ско­го сто­рожа мель­кну­ла тень. — Это бы­ло под ве­чер. Да, да, под ве­чер, — ста­рик, по­хоже, о чем-то вспо­минал. — Эту мо­лодую ле­ди по­хоро­нили скром­но — все­го вчет­ве­ром или впя­тером. Муж, его ку­зина и еще трое муж­чин, пред­ста­вив­шихся слу­гами. Муж был убит го­рем.

— Ку­зина? — пе­рес­про­сил я. Ин­те­рес­но, кто мог быть с Ар­ноль­дом в та­кой день?

— Да, ку­зина… Мис­тер был сов­сем убит го­рем, и она под­держи­вала его. Зна­ете, я вспом­нил, она бы­ла вы­ше его на це­лую го­лову, а то и боль­ше.

— А, на­вер­ное, это Мар­га­рет, — вздох­нул я, ими­тируя по­нима­ние. Хо­тя, по­нят­ное, де­ло, ни­какой вы­сокой ку­зины Мар­га­рет у Ар­ни не бы­ло. Та­кая вы­сокая и бе­локу­рая, с вь­ющи­мися во­лоса­ми? — сым­про­визи­ровал я.

— Нет… — по­качал ста­рик го­ловой. — Нет… Она бы­ла чер­но­воло­сая и в чер­ной ву­алет­ке. Вся чер­ная, — по­чему-то по­низил он го­лос.

Наг­ра­див ста­рика мо­нет­кой, я поб­рел к мо­гиле Ра­фа­эл­лы. Мо­росил про­тив­ный ли­вень, смы­вав­ший ут­ренний иней с мо­гиль­ных кам­ней. Рас­се­ян­но на­бив труб­ку, я с нас­лажде­ни­ем за­курил. Та­кой ку­зины у Ар­ноль­да я не пом­ню — на­до бу­дет уточ­нить при пер­вой воз­можнос­ти. И по­ис­кать док­то­ра Фиц­грей­ва… Впро­чем, все это бы­ли впол­не ре­ша­емые ме­лочи на фо­не той за­дачи, что мне пред­сто­ит.

Я пос­мотрел на чер­ный ка­мень с не­замыс­ло­ватой над­писью име­ни Ра­фа­эл­лы. Ар­нольд не по­бо­ял­ся вы­цара­пать его — оно и по­нят­но. Клад­би­ще маг­лов­ское, Ра­фа­эл­ла яко­бы на кон­ти­нен­те — ко­му взбре­дет в го­лову ее ис­кать? Го­раз­до важ­нее от­пра­вить ус­петь про­водить рус­ско­го им­пе­рато­ра на клад­би­ще: тог­да мож­но бу­дет по­думать о ми­ре, за­вер­ша­ющим эту нес­час­тли­вую вой­ну. Я уже при­мер­но пред­став­ляю, как мож­но ре­шить за­дачу. Это дол­жно быть что-то вро­де очень мощ­но­го об­ску­ра, ко­торый ох­ва­тит им­пе­рато­ра Ни­колая во вре­мя про­гул­ки. Воп­рос в том, как его ге­нери­ровать в пра­виль­ном нап­равле­нии,

Дож­де­вые кап­ли мед­ленно сте­кали с чу­гун­ных и мра­мор­ных ог­рад. Идея вро­де бы пра­виль­ная, но у об­ску­ра есть два не­дос­татка. Пер­вый — его на­вер­ня­ка за­метят и ней­тра­лизу­ют рус­ские ма­ги. Вто­рая — уп­равлять им бу­дет чрез­вы­чай­но слож­но. Не­види­мый и очень мо­гущес­твен­ный об­скур? Я пых­нул труб­кой. Та­кого в при­роде вро­де не бы­ва­ет. Или бы­ва­ет?

Что еще ху­же: рус­ские ма­ги (а им, вы­учен­ным в Дурмстран­ге, паль­чик в рот не кла­ди!) сра­зу за­метят смерть им­пе­рато­ра от об­ску­ри. Зна­чит… — я сно­ва за­тянул­ся ды­мом… — зна­чит мой об­скур дол­жен быть еще и не­види­мым для дру­гих.

***


Вой­на — вой­ной, а но­вогод­них ра­дос­тей ник­то не от­ме­нял. Кста­ти, о Но­вом Го­де. Это в на­ши дни он стал на­поми­нать праз­дник, прев­ра­тив­шись во „вто­рое Рож­дес­тво“. Во вре­мена мо­ей мо­лодос­ти по­нятие „Но­вогод­няя ночь“ от­нюдь не име­ла то­го ма­гичес­ко­го оре­ола, как сей­час. Праз­дник ог­ра­ничи­вал­ся тор­жес­твен­ным при­емом и пыш­ным ба­лом, ко­торый да­вал кто-то из бо­гачей. Да­же Ар­ни при всем его сос­то­янии не по­тянул бы но­вогод­ний бал. Обыч­но это де­лали Блэ­ки, Мал­фои, Нот­ты, ре­же — Грин­грас­сы, Пот­те­ры или Слаг­хорны… На этот раз бал про­ходил в до­ме у Нот­тов. По­это­му я ни­чуть не уди­вил­ся, ког­да ут­ром 31-го де­каб­ря по­лучил со­ву с пер­га­мен­том, на ко­тором зо­лоты­ми бук­ва­ми был вы­веден со­от­ветс­тву­ющий текст приг­ла­шения.

— Идешь? — Ар­нольд пос­мотрел на ме­ня с на­деж­дой за зав­тра­ком.

— По­чему бы и нет? — от­ве­тил я. Ни­ког­да не был лю­бите­лем ка­ши, но его эльф, на­до от­дать дол­жное, го­товил ов­сянку очень вкус­но — с ма­лино­вым ва­рени­ем.

— От­лично… Нас ждут кра­сот­ки! — об­лизнул­ся Ар­нольд. — Кто зна­ет, мо­жет в пер­вый день го­да и удас­тся снять с од­ной бла­город­ной да­мы чу­лоч­ки?

Раз­го­вор был яв­но на гра­ни про­вока­ции, но я ре­шил по­дыг­рать дру­гу.

— Ты зна­ешь: я под­держи­ваю лю­бые хо­рошие идеи, — от­ве­тил я.

— Да я пом­ню, что ты ци­ник и ге­донист, — хмык­нул Ар­ни, прис­ту­пая к ко­фе. — Спо­кой­ный ге­донист, — под­нял он па­лец.

— А по­чему я дол­жен быть бес­по­кой­ным? — поч­ти ис­крен­не уди­вил­ся я, сле­дуя при­меру дру­га в от­но­шении ко­фе. Он, на­до ска­зать, от­менный.

— Ключ от кор­се­та де­виц нам да­дут вряд ли… — бро­сил Ар­нольд. — Ма­мень­ки и бон­ны на­чеку их чес­ти, да и са­ми они еще пуг­ли­вые.

— Ты про­яв­ля­ешь уди­витель­ную до­гад­ли­вость! — от­ве­тил я прит­ворно-ду­раш­ли­во, рас­смат­ри­вая ко­фей­ник.

— За­то мо­лодые за­муж­ние да­мы, ус­тавшие от по­жилых му­жей… — в гла­зах Ар­ни блес­нул пло­то­яд­ный ого­нек. — Боль­шинс­тво из них в пос­те­ли — нас­то­ящие ама­зон­ки! Хо­рошо бы поп­ро­бовать не­кото­рых…

„По­ка что поп­ро­бова­ли твою же­ну, не­доде­лан­ный Дон Жу­ан“, — ехид­но по­думал я. Впро­чем, не ис­клю­чено, что и не поп­ро­бова­ли… Хо­тя со­от­ветс­тву­ющая кол­догра­фии у ме­ня есть.

Мож­но, ра­зуме­ет­ся, уда­рить его зак­ли­нани­ем, но… Мои про­тив­ни­ки по иг­ре, как я уже го­ворил, на­вер­ня­ка прос­чи­тали этот мой ход и ждут, ког­да я его со­вер­шу. Не дож­дутся. Я бу­ду дей­ство­вать ина­че.

— Не хо­тел те­бе го­ворить, но прав­ду знать нуж­но, — вздох­нул я. Ар­нольд нас­то­рожен­но пос­мотрел, как я дви­жение паль­цев дос­тал из внут­ренне­го кар­ма­на „Ведь­мо­поли­тен“ и от­пра­вил его дру­гу. Стра­ницы за­шур­ша­ли и са­ми со­бой рас­ко­вались на нуж­ной статье.

К мо­ему удив­ле­нию, Ар­ни от­ре­аги­ровал весь­ма флег­ма­тич­но.

— Да знаю, знаю, — неб­режно мах­нул он ру­кой. — Ну что взять с мер­завки? Ес­ли бы я толь­ко мог с ней раз­вестись… — прис­мотрел­ся он к кол­догра­фии. В мо­ем дру­ге, по­хоже, про­пал неп­ло­хой ак­тер: не будь все­го ос­таль­но­го я бы, по­жалуй, да­же по­верил бы в его ис­крен­ность.

— А нель­зя раз­вестись? — за­курил я, нас­лажда­ясь труб­кой вмес­те с ко­фе.

— В том-то и де­ло, что нуж­но сог­ла­сие этой тва­ри… — в гла­зах Ар­ноль­да мель­кну­ла та­кая хо­лод­ная ярость, что на мгно­вение я об­ра­довал­ся то­му, что не яв­ля­юсь Ра­фа­эл­лой.

— Ну на­пиши в кол­ле­гию ми­нис­терс­тва, ска­жи, что осо­бый слу­чай… — про­дол­жал я пус­кать дым. — Твой слу­чай не са­мый прос­той. Вдруг да пой­дут навс­тре­чу?

С ми­нуту Ар­нольд сто­ял нап­ро­тив ме­ня, как вко­пан­ный, а за­тем на­чал нер­вно про­хажи­вать­ся по сто­ловой.

— Да, по­жалуй… Мне эта мысль и в го­лову не при­ходи­ла… Хо­рошо, что ты есть ста­рина! Хо­тя скан­дал…

— А сей­час у те­бя не скан­дал? — с уда­лени­ем по­казал я на кол­догра­фию в жур­на­ле. — Ку­да уж те­бе боль­ший скан­дал?

— Ты, кста­ти, пом­нишь, что се­год­ня у нас не прос­то бал, а бал-мас­ка­рад? — обер­нулся ко мне Ар­нольд. — Мас­ки нуж­ны!

Это бы­ло сквер­но, по­тому как ни­какой мас­ки у ме­ня, чес­тно го­воря, не бы­ло. Да и не лю­битель я кар­на­валь­ных при­над­лежнос­тей. Я еще раз пос­мотрел на кол­догра­фию Мал­фоя с Ра­фа­эл­лой. За­бав­ный тип этот Мал­фой… Из тех, ко­торые вы­иг­ра­ют с азар­том га­ле­он, а про­иг­ра­ют сто.

— А ты — то в чем идешь? — ос­то­рож­но спро­сил я Ар­ноль­да.

— Я? А, у ме­ня уже есть кос­тюм Пал­ла­дина! — тор­жес­твен­но про­из­нес он. — Вульф! Крик­нул он эль­фу и тот­час вы­шел в со­сед­нюю ком­на­ту. Я спо­кой­но по­жал пле­чами и уг­лу­бил­ся в га­зету. Са­мое вре­мя по­раз­мышлять о воз­можнос­ти сде­лать об­скур не­види­мым.

Ду­мать мне приш­лось не­дол­го. Ар­нольд по­явил­ся бук­валь­но че­рез нес­коль­ко ми­нут в рос­кошным ры­цар­ских ла­тах, с заб­ра­лом и пла­ще. Я оки­нул его стран­но­ватый взгля­дом, по­чему-то по­думав о том, бы­ли ли на­ши сред­не­веко­вые пред­ки та­кими же бес­про­буд­ны­ми пи­жона­ми.

— Су­дя по пла­щу, ты при­над­ле­жишь к Тев­тон­ско­му ор­де­ну… — спо­кой­но ска­зал я.

— Да… Ну по­чему бы и нет? — нем­но­го за­мял­ся Ар­ни. — Мо­жет, и ты че­го по­доб­ное за­купишь? — бро­сил он.

Укол бро­шен как бы нев­зна­чай, но при этом он, на­до ска­зать весь­ма бо­лез­ненный. В пе­рево­де на нор­маль­ный язык: „Вы, Ро­ули, бед­но­та, что­бы поз­во­лить се­бе ку­пить та­кую рос­кошь“. Что же, спо­рить не ста­ну.

— А мне мно­го ли на­до? — по­жал я пле­чами. — Мас­ку куп­лю. Бе­лый шарф то­же есть. Смо­кинг и трос­точка — чем не кос­тюм лор­да Рут­ви­на?

— Лор­да Рут­ви­на! — Ар­нольд, отой­дя, звон­ко, хо­тя и нем­но­го на­иг­ра­но рас­сме­ял­ся. — Лор­да Рут­ви­на… Это же на­до — за бес­це­нок пой­ти на бал!

— Ты име­ешь что-то про­тив? — бро­сил я ве­селый взгляд на дру­га. Ар­нольд не от­ве­тил и от­вернул­ся.

Пос­ле зав­тра­ка я, поль­зу­ясь воз­можностью, ап­па­риро­вал в Ко­сой пе­ре­улок, где при­об­рел не­боль­шую, но весь­ма сим­па­тич­ную мас­ку. За­тем, не об­ра­щая вни­мание на смесь дож­дя с ред­ки­ми мок­ры­ми сне­жин­ка­ми, поб­рел в Лют­ный пе­ре­улок. В мои вре­мена он выг­ля­дел сов­сем ина­че, чем сей­час — вмес­то ма­гази­нов вид­не­лись ред­кие книж­ные лав­ки. По­об­щавшись с про­дав­ца­ми от­но­ситель­но об­ску­ров, я всё же при­об­рел нес­коль­ко книг и ап­па­риро­вал до­мой. А еще че­рез час мы с Ар­ноль­дом, па­рад­но оде­тые и с вы­чищен­ны­ми до блес­ка штиб­ле­тами, сно­ва ап­па­риро­вали не праз­дник.

Ка­мин­ные ре­шет­ки вы­ходи­ли в ог­ромный зал. Че­рез каж­дую из ре­шеток поч­ти еже­минут­но при­зем­ли­лись раз­ные лю­ди. Боль­шинс­тво из них бы­ли ли­бо се­мей­ные па­ры, ли­бо ма­тери с доч­ка­ми, для ко­торых, воз­можно, се­год­ня был пер­вый вы­ход в „боль­шой свет“. Сам зал был пос­тро­ен в мод­ном ны­не ан­тичном сти­ле: гро­мад­ное по­меще­ние с мра­мор­ны­ми ко­лона­ми, ук­ра­шен­ны­ми древ­негре­чес­ки­ми ба­рель­ефа­ми. (Ра­зуме­ет­ся, на­кол­до­ван­ны­ми — ку­пить столь­ко под­линни­ков Нот­ты бы­ли бы не в сос­то­янии). В воз­ду­хе па­рили ог­ромные по­золо­чен­ные под­свеч­ни­ки со све­чами. В цен­тре за­ла вы­силась мод­ная еги­пет­ская стел­ла, ук­ра­шен­ная за­гадоч­ны­ми пись­ме­нами. Ра­зуме­ет­ся, фаль­ши­выми — боль­шинс­тво еги­пет­ских над­пи­сей со­дер­жат в се­бе силь­ные чер­но­маги­чес­кие фор­му­лы, и да­же Нот­ты ед­ва ли ос­ме­лились бы вы­бить их на­показ. Од­на­ко гос­ти спе­шили пос­мотреть на та­кое чу­до. Я ог­ля­нул­ся: сте­ны по-преж­не­му ук­ра­шали рож­дес­твенские вен­ки из ос­тро­лис­та, ели и оме­лы.

— Это при­хожая, — с важ­ным вид­ном стал по­яс­нять мне Ар­ни, слов­но я при­ехал из глу­хой про­вин­ции.

„Без те­бя знаю“, — по­думал я, гля­дя на Ар­ноль­да. Все вок­руг бы­ли в кар­на­валь­ных кос­тю­мах: муж­чи­ны в мас­ках гри­фонов, дра­конов, гип­погри­фов; да­мы — или в лег­ких чер­ных по­лумас­ках с блес­тка­ми, или в мас­ках во­доп­ла­ва­ющих птиц. Гля­дя на это ве­лико­лепие, мне ка­залось, что пти­цы слов­но приг­ла­ша­ют хищ­ни­ков на­чать пос­ко­рее на них охо­ту.

Толь­ко сей­час ме­ня осе­нило, что Нот­ты не ста­ли ус­тра­ивать праз­дник у се­бя до­ма: они арен­до­вали ка­кой-то особ­няк. Ка­жет­ся, особ­няк при­емов ми­нис­терс­тва. Од­на­ко, как ни кру­ти, выш­ло нак­ладно. По­жилые мис­сис Мал­фой и Слаг­хорн сто­яли в от­да­лении и бол­та­ли друг с дру­гом. По­нятия не имею, за­чем им хо­дить на ба­лы — в тан­цах они дав­но спи­сан­ные фи­гуры, а для спле­тен им впол­не хва­тит те­ат­ра. Или не хва­тит?

— Лад­но, идем на­верх, — про­бор­мо­тал Ар­нольд. — Глав­ный праз­дник бу­дет там, а не здесь.

Со сто­роны еги­пет­ской ко­лон­ны пос­лы­шал­ся шум. Тол­па пок­лонни­ков ок­ру­жила мисс Оле­ан­дру Бэрк, ко­торая на­дела ори­гиналь­ную мас­ку из жес­ти, точь в точь ко­пиру­ющие чер­ты ее ли­ца. В сво­ем жел­том платье она на­поми­нала тро­пичес­кую пти­цу.

— Твоя ку­зина? — бро­сил я Ар­ноль­ду.

Мы по­ходи­ли к бес­формен­ной мас­се, прой­дя че­рез ко­торую мож­но бы­ло по­пасть на лес­тни­цу. Гос­ти, нас­мотрев­шись на еги­пет­скую ко­лон­ну, с ве­селым сме­хом ны­ряли в нее. Гля­дя на этот раз­ноцвет­ный па­рад перь­ев, плать­ев, ма­сок и пер­ча­ток бы­ло труд­но пред­ста­вить, что где-то под Се­вас­то­полем и Ев­па­тори­ей сол­да­ты за­рыва­ют­ся в про­мерз­жшую ка­мен­ную зем­лю.

— Моя… У ме­ня их Мер­лин зна­ет сколь­ко… — мах­нул ру­кой мой друг. — По­тому и сос­то­яние на­ше всё де­лит­ся…

Вот прек­расный по­вод на­чать дей­ство­вать! Мы как раз выш­ли на гро­мад­ную мра­мор­ную лес­тни­цу, так по­хожую на лес­тни­цу Хог­вар­тса. Как и в шко­ле, здесь на пе­рилах лес­тнич­ных про­летов го­рели фо­нари, от­бра­сывая бе­жевые и го­лубо­ватые ма­товые об­ла­ка на пе­рила. Кое-где сто­яли гос­ти, бе­седуя друг с дру­гом. Иног­да они сни­мали мас­ки, по­казы­вая нас­то­ящие ли­ца, но не­надол­го: по­хоже на этом ба­лу сня­тие ма­сок не при­ветс­тво­валось.

— Слу­шай, а как зо­вут ту твою ку­зину — вы­сокую, чер­но­воло­сую? — спро­сил я Ар­ноль­да. — За­памя­товал: Бе­лин­да или И­оалан­та?

— Это ка­кую? — го­лос мо­его дру­га не вы­ражал ни­чего, да и мас­ка скры­вала его ли­цо.

— Ну та­кая… Вы­ше те­бя, чер­ная… Пом­нишь, она бы­ла у те­бя до­ма, ког­да я был у те­бя то ли на треть­ем, то ли на чет­вертом кур­се?

— Не пом­ню… Да, слу­шай, у ме­ня их столь­ко, сто Мер­лин раз­бе­рет!

Не выш­ло. Но не страш­но, важ­но, что проб­ный шар я все вбро­сил. А там вид­но бу­дет…

— Доб­рый день, джентль­ме­ны!

Мы обер­ну­лись и не смог­ли сдер­жать улыб­ку. Навс­тре­чу нам по­дош­ло ми­лое се­мей­ство Блиш­ви­ков. Мис­тер Блиш­вик был плот­но упа­кован в гос­тям оран­же­вого гриф­фо­на; его спут­ни­ца — в лег­кое бе­лое платье с чер­ной по­лумас­кой-оч­ка­ми. Ее си­ние гла­за смот­ре­ли ра­дос­тно: слов­но она бы­ла без­мерно счас­тли­ва, что выш­ла в свет.

— Доб­рый ве­чер, — чуть нак­ло­нил я го­лову. — Рад встре­тить зна­комых на этом ме­роп­ри­ятии.

— Тем бо­лее, что они у Вас, мис­тер Ро­ули, в Ан­глии нем­но­гочис­ленны! — рас­сме­ял­ся мис­тер Блиш­вик, щу­рясь на от­блеск фо­наря.

— За­то ва­ша суп­ру­га, по­доз­ре­ваю, обо­жа­ет ба­лы! — улыб­нулся я. Но Джам­бо Блиш­вик, уже по­теряв ко мне ин­те­рес, на­чал об­мен лю­без­ностя­ми с Ар­ноль­дом.

— О, эта моя ле­ген­да, мис­тер Ро­ули! — Ми­сапи­ноа Блиш­вик лег­ко взмах­ну­ла мои ве­ером. — За свой вто­рой се­зон, пер­вый пос­ле мо­его вы­пус­ка из Хог­вар­тса, я по­быва­ла на 50 ба­лах, 60 ве­черин­ках, 30 ужи­нах и 25 зав­тра­ках! *** — Она бро­сила де­монс­тра­тив­но рав­но­душ­ный взгляд на лес­тнич­ные фо­нари, но я по­нимал, что кра­сави­ца ед­ва сдер­жи­ва­ет улыб­ку.

‚Зна­чит, зи­ма с со­рок чет­верто­го на со­рок пя­тый год‘, — по­чему-то ре­шил я про се­бя. Толь­ко сей­час я за­метил, что ее тон­кие пер­чатки до лок­тя бы­ли не чис­то бе­лыми, а нем­но­го бе­жевы­ми. Или они бы­ли нас­толь­ко до­роги­ми, что ме­няли цвет в за­виси­мос­ти от све­та фо­нарей?

— А ка­кие тан­цы лю­бите вы, сэр Лан­се­лот? — Ми­сапи­ноа Бли­шивик пос­мотре­ла на ме­ня со смесью лу­кавс­тва и снис­хо­дитель­но­го лю­бопытс­тва — как всег­да смот­рит жен­щи­на, ощу­щая где-то свое пре­вос­ходс­тво.

— Я не боль­шой лю­битель тан­цев, — вздох­нул ваш по­кор­ный слу­га.

— А я ожи­дала этот от­вет, мис­тер Ро­ули, — да­ма сде­лала изящ­ное дви­жение мо­им ве­ером. К мо­ему удив­ле­нию ее муж окон­ча­тель­но ос­та­вил нас и ото­шел к фо­нарю вмес­те с Ар­ноль­дом.

— Не­уже­ли я так не­ук­люж? — прит­ворно вздох­нул я, рас­се­ян­но гля­дя на иду­щую с му­жем Гор­тензию Макс — даль­нюю родс­твен­ни­цу Эл­лы Макс, ко­торая не так дав­но ста­ла же­ной по­ло­ум­но­го Сиг­ну­са Блэ­ка. Она как раз сня­ла мас­ку ут­ки, и ее мож­но бы­ло опоз­нать.

— Нет, вы слиш­ком боль­шой ра­ци­она­лист, — гла­за Ми­сапи­ноа улыб­ну­лись лег­ким све­том. — А тан­цы, пе­ние — это чувс­тва, а не ра­зум. Мне ка­жет­ся, вам бы­ло бы не­выно­симо, ес­ли бы что-то пош­ло не по ва­шему пла­ну. А здесь мож­но слу­чай­но не пой­мать вер­ный такт, и лю­бой, са­мый прек­расный план, раз­ле­тит­ся вдре­без­ги.

— На­вер­ное, вы пра­вы, — улыб­нулся я, гля­дя, как стар­ший сын Мал­фоя, об­ла­чен­ный в пи­жон­ский смо­кинг с бе­лой ро­зой, ока­зал на­рочи­тые зна­ки вни­мания мисс Макс. — Я вот ни­ког­да не по­нимал, как лю­ди мо­гут иг­рать в ка­зино.

— Не удив­люсь, — уже серь­ез­но ска­зала мис­сис Блиш­вик. — В иг­ре об­сто­ятель­ства мо­гут сыг­рать не в ва­шу поль­зу. ‚Так па­ла кар­та‘, — как го­ворит мой муж. А вы это­го не пе­рене­сете. В от­ли­чие от ва­шего дру­га Ар­ноль­да.

— Ар­ни… То есть Ар­нольд… Иг­ра­ет? — уточ­нил я, ста­ра­ясь все­ми си­лами скрыть свое изум­ле­ние. Све­чи вспых­ну­ли яр­че, ос­ве­тив сто­ящую по­одаль груп­пу вок­руг прес­та­релой мис­сис Слаг­хорн. Ее ман­тия цве­та ин­ди­го ужас­но от­да­вала по­зап­рошлым ве­ком.

— Вы не зна­ли? — хлоп­ну­ли си­ние гла­за мис­сис Блиш­вик. — Стран­но, я по­лага­ла, что вы его бли­жай­ший друг, мис­тер Ро­ули.

— Я же толь­ко вер­нулся из пу­тешес­твия, — чуть из­ви­ня­юще улыб­нулся я.

— Да, и все же… Мис­тер Бэрк дав­ний иг­рок и в кар­ты и на бир­же. Мой муж не пе­рес­та­ет удив­лять­ся сос­то­янию Бэр­ков, — по­низи­ла го­лос Ми­сапи­ноа Блиш­вик. — Ре­гуляр­но про­иг­ры­ва­ет, но всег­да рас­счи­та­ет­ся до пос­ледне­го гал­ле­она и де­ла­ет вы­сокие став­ки.

— Ар­нольд, ви­димо азар­тный иг­рок… — бро­сил я.

— Не­веро­ят­но! — уже ис­крен­не уди­вилась мис­сис Блиш­вик. — А вот вы, сэр Лан­се­лот, уве­рена: выш­ли бы из иг­ры пос­ле пер­во­го вы­иг­ры­ша, — сно­ва мах­ну­ла да­ма ве­ером.

Это ме­ня­ет де­ло. Я прис­мотрел­ся к Ар­ноль­ду, пог­ру­жён­но­му в бе­седу с мис­те­ром Блиш­ви­ком. Не­удач­ли­вый иг­рок, ко­торый ак­ку­рат­но пла­тит дол­ги и де­ла­ет круп­ные став­ки. Паззл скла­дыва­ет­ся. Что ес­ли, нап­ри­мер, его дол­ги час­тично оп­ла­чива­ет нек­то? Нек­то, кто ве­лел ему рас­ска­зать фан­тасти­чес­кую ис­то­рию про его связь с мис­сис Блиш­вик. Нек­то, ве­лев­ший по­весить кар­ти­ну с изоб­ра­жени­ем го­ры Дон­до­ро и ци­татой из ‚Бу­сидо‘ на­кану­не по­хода в те­атр. Нек­то, по­ведав­ший ему о мо­их странс­тви­ях в Ки­тае и ис­то­рии с Джу­ли­ей. Нек­то, на­шед­ший стих про Не­бес­ных фей… Тог­да по­нят­но, по­чему он без­ро­пот­но вы­пол­ня­ет лю­бой при­каз это­го Нек­то…

‚Мы не юрис­ты, и у нас не дей­ству­ет пра­вило ‚Ко­му вы­год­но? ‘ — горь­ко учил нас про­фес­сор Эй­ве­ри. — В по­лити­ке де­сят­ки иг­ро­ков, и о су­щес­тво­вании не­кото­рых фи­гур мы мо­жем да­же не по­доз­ре­вать. Ка­кие у них ин­те­ресы — мы не зна­ем. Мы да­же не уве­рены, име­ем ли мы де­ло с чь­ими-то ин­те­реса­ми или опе­раци­ей прик­ры­тия — соз­да­ни­ем у нас ил­лю­зий, что ко­му-то это вы­год­но».

— Лад­но, нам с му­жем по­ра… — лег­ко улыб­ну­лась мис­сис Блиш­вик, слов­но пы­та­ясь за­чем-то ме­ня уко­лоть.

— Бо­юсь, и нам с Ар­ноль­дом то­же, — от­ве­тил я. — Вы до сколь­ки здесь бу­дете при­мер­но? — чуть нас­мешли­во спро­сил я.

— До ут­ра при­мер­но! — от­ве­тила мне Ми­сапи­ноа, и я не мог по­давить изум­ле­ние: не ду­мал, что у нее та­кой ос­трый, нас­мешли­вый язык.

Мис­тер Блиш­вик и Ар­нольд под­хо­дили к нам — по­хоже, они бы­ли впол­не до­воль­ны сво­ей бе­седой. Но на­ше рас­ста­вание так и не по­лучи­лось, по­тому что в сле­ду­ющее мгно­вение мы все чет­ве­ро ед­ва по­дави­ли крик изум­ле­ния: ми­мо нас шес­тво­вали, взяв­шись за ру­ки, Эр­нест Мал­фой и Ра­фа­эл­ла Бэрк. Мал­фой шел в до­рогом смо­кин­ге с бе­лой ро­зой в пет­ли­це; его да­ма — в кре­мовом чуть лег­ко­мыс­ленном платье в ан­тичном сти­ле. Ма­лыш­ка пор­ха­ла нас­толь­ко лег­ко, что, ка­залось, от счастья сей­час по­летит над сту­пень­ка­ми.

— Мер­лин… — про­шеп­тал мис­тер Блиш­вик. Я ос­то­рож­но по­ложил ру­ку на пле­чо Ар­ноль­да: кре­пись. Мой друг, ни­чего не от­ве­тив, по­дошел к пе­рилам. Мне по­каза­лось, что он как мо­жет мо­били­зу­ет си­лы, что­бы скрыть свои чувс­тва…

Впро­чем, ка­кие чувс­тва? Раз­ве Ра­фа­эл­ла не мер­тва и не по­ко­ит­ся под чер­ным кам­нем? Нет, поз­воль­те, ка­кой ка­мень? Важ­но шес­тву­ет ря­дом с Мал­фо­ем, от­ры­вая от по­ла ку­коль­ные ту­фель­ки. Ее ка­рие гла­за смот­рят вок­руг вни­матель­но и чет­ко. Оно слов­но ис­ка­ла ко­го-то… Нет, не ис­ка­ла… Вот по­вер­ну­лась к Мал­фою и прис­ту­пила к раз­го­вору. Схва­тив за ру­ку Ар­ноль­да, я по­тянул его в баль­ный зал.

Глав­ная ком­на­та бы­ла ук­ра­шена стан­дар­тно. Две­над­цать елей с иг­рушка­ми по бо­кам, на­кол­до­ван­ный снег, не до­летав­ший до го­лов, а в цен­тре гро­мад­ный фон­тан. По­доз­ре­ваю, что с ним что-то нач­нут де­лать. Гос­ти уже со­бира­лись по­лук­ру­гом, бе­ря у эль­фов бо­калы с ви­ном. «По­кой­ни­ца» то­же не пре­мину­ла вос­поль­зо­вать­ся этим. А вот вес­ти бал Нот­ты на­няли не­мец­ко­го кар­ли­ка-цвер­га Крей­све­ра. Вот он, не­высо­кий и с ба­боч­кой… Взмах — и на ел­ках за­горе­лись гир­лянды и све­чи. Де­вять ча­сов. На­чало ба­ла.

В мои вре­мена сре­ди вол­шебни­ков еще не бы­ли при­няты пар­ные тан­цы. Авс­трий­ский вальс, уже по­коряв­ший маг­лов, счи­тал­ся у нас неп­ри­лич­ным тан­цем. Это в Дурмстран­ге не­мец­кое от­де­ление уже в те вре­мена за­рази­ло валь­сом всю шко­лу, и рус­ской ад­ми­нис­тра­ции шко­лы приш­лось сми­рить­ся. А вот в Хог­вар­тсе впер­вые штра­усов­ский вальс «Ра­дос­ти жиз­ни» да­дут на рож­дес­твенском ба­лу 1899 го­да — под за­навес сто­летия. За­тем во­об­ра­зить се­бе школь­ный праз­дник без «Ут­ренних лис­тков» Штра­уса ста­ло прос­то не­воз­можно. Но тог­да в кон­це пять­де­сят чет­верто­го, все тан­це­вали па­рад­но и чин­но. От­кры­вали «По­лоне­зом» — не тан­цем, а па­рад­ным шес­тви­ем гос­тей. За­тем шел тор­жес­твен­ный ме­ну­эт, уже вы­шед­шим из мо­ды у маг­глов, но все еще пре­об­ла­дав­ший у нас. За­тем сле­дова­ли ал­ле­ман­да, па­вана, кас­кард, ри­годон и паспье, пе­реме­жав­ши­еся конт­рдан­са­ми. Тор­жес­твен­но и чин­но, без вся­ких воль­нос­тей: как во вре­мена Ге­ор­га III.

Не­обыч­ное на­чалось с по­лоне­за. Ра­фа­эл­ла Бэрк к мо­ему изум­ле­нию ока­залась в од­ной па­ре не с Мал­фо­ем, а со мной! Ни­чего осо­бен­но­го в этом, ко­неч­но, не бы­ло: в по­лоне­зе гос­ти час­то идут па­рами, как Бог пош­лет, хо­тя ста­рые хан­жи сра­зу по­доз­ре­ва­ют, у ко­го с кем есть связь. Мы с Ра­фа­эл­лой шли пя­той па­рой, и мне вре­мя от вре­мени при­ходи­лось по­давать ей ру­ку. К мо­ему удив­ле­нию мис­сис Бэрк бро­сала на ме­ня прис­таль­ные взгля­ды, а на од­ном из по­воро­те лег­ко, как бы нев­зна­чай, пог­ла­дила паль­чи­ками мою ру­ку. «Я здесь и с то­бой, не вол­нуй­ся», — слов­но го­ворил ее жест. Ра­зуме­ет­ся, ник­то в тол­пе это­го не за­метил, но я по­нимал, что этот жест пос­лан мне не прос­то так.

«Ты ведь за год уже под­гни­ла в зем­ле», — по­думал я, гля­дя на ее кре­мовое платье, от­ра­жав­шее от­блес­ки ле­тав­ших све­чей.

«По­ди это до­кажи», — от­ве­тил я се­бе. Впро­чем, мо­жет, я ошиб­ся? Мо­жет, под чер­ным кам­нем по­хоро­нена дру­гая Ра­фа­эл­ла Бэрк? Нет и нет. Ар­нольд хо­дит на ее мо­гилу — это раз. Ста­ричок на клад­би­ще под­твер­дил мне факт ее за­хоро­нения — это два. В та­ком слу­чае, кто пе­редо мной?

Я сно­ва пос­мотрел на све­чи. От­ве­тить сей­час на этот воп­рос я был не в си­лах. Зна­чит, ис­поль­зую вре­мя, что­бы по­думать о дру­гом. Итак, мне ну­жен очень силь­ный, не­види­мый и не­уяз­ви­мый об­скур, при­чем пе­реда­ющий­ся на боль­ше рас­сто­яния. Что­бы я мог нап­ра­вить его к Зим­не­му двор­цу от­ку­да из Сток­голь­ма или в край­нем слу­чае из Ре­веля. При­чем та­кой, что­бы он был уп­равля­емый. Вче­ра ме­ня жда­ло ра­зоча­рова­ние — в книж­ке об об­ску­рах, куп­ленных в Лют­ном пе­ре­ул­ке, чер­ным по бе­лому бы­ло на­писа­но, что ариф­манти­чес­ки­фор­мул уси­ления об­ску­ра нет. Я про­верил по дру­гому спра­воч­ни­ку. Не бы­ло, нет и не пред­ви­дит­ся — об­ску­ри эмо­ци­ональ­ное, а не на­кол­до­ван­ное яв­ле­ние. Зна­чит, прос­той об­скур от­па­да­ет. А что ос­та­ет­ся?

По­лонез, меж­ду тем, по­дошел к кон­цу. Да­лее сле­довал ме­ну­эт — древ­ний та­нец, унас­ле­дован­ный Мер­лин зна­ет с ка­ких вре­мен. Толь­ко сей­час я за­думал­ся над тем, что дол­жен чувс­тво­вать Ар­нольд, гля­дя на свою раз­вле­кав­шу­юся с Мал­фо­ем же­нуш­ку. Сей­час они нач­нут тан­це­вать, а я на­конец-то пе­редох­ну…

Но нет! К мо­ему удив­ле­нию Мал­фой приг­ла­сил на ме­ну­эт Гай­дна ка­кую-то да­ма в мас­ке цап­ли. А Ра­фа­эл­ла пря­миком нап­ра­вилась ко мне. Не­уже­ли «по­кой­ни­ца» хо­чет стан­це­вать со мной? Или она хо­чет по­мирить­ся с Ар­ноль­дом?

— Хо­чу по­дарить вам та­нец, мис­тер Ро­ули, — спо­кой­но го­ворит она.

Све­чи… Сей­час их от­блес­ки ка­жут­ся мне ка­кими-то яр­ки­ми и не­яс­ны­ми… Мо­жет, это и впрямь глу­пый сон, что я бу­ду тан­це­вать с мер­твой же­ной мо­его дру­га? Да нет, впол­не жи­вой… Цверг рас­по­рядил­ся дать му­зыку, и ма­лыш­ка, лег­ко сколь­зя, на­чина­ет бе­зуко­риз­ненно точ­но вы­делы­вать па­ры. Я обер­нулся: Ар­нольд, не вы­давая сво­его вол­не­ния, де­лал то­же са­мое с ка­кой-то да­мой в свет­ло-си­рене­вом платье. Из-за мас­ки я не мог ее раз­ли­чить.

— Я ра­да вас ви­деть, мис­тер Ро­ули, — за­пела Ра­фа­эл­ла. По­хоже я уга­дал: она хо­чет по­гово­рить со мной.

— Я вас то­же, мисс Бэрк… Но чем выз­ва­на та­кая честь? — го­ворю я с лег­кой иро­ни­ей.

— Вы ведь луч­ший друг мо­его му­жа… И к то­му ув­ле­ка­етесь Вос­то­ком… — точ­ность фи­гур ма­лыш­ки зас­тавля­ет ме­ня дер­жать се­бя под кон­тро­лем.

— Вы раз­ве ув­ле­ка­етесь Вос­то­ком, мисс Бэрк? — нак­ло­нил я го­лову.

— Да… Мы пу­тешес­тву­ем с мо­им дру­гом, мис­те­ром Мал­фо­ем… -Я ед­ва не под­прыг­нул от ее ци­низ­ма. — И пред­ставь­те, я ув­леклась Ин­ди­ей.

— Что вас так за­ин­те­ресо­вало в Ин­дии, мисс Бэрк? — мы как раз сме­нили фи­гуры, и бес­по­щад­ный Цверг сво­ей па­лоч­кой уп­равлял на­шими дви­жени­ями. - Санс­крит или ме­чети Ве­ликих Мо­голов? - спро­сил я с лег­ким сар­казмом.

— Ма­хаб­ха­рата, мис­тер Ро­ули… Вы ведь зна­комы с этим тво­рени­ем?

Это ста­новит­ся уже ин­те­рес­но. «По­кой­ная» Хор­нби в по­лумас­ке в ви­де ро­зовых оч­ков с блес­тка­ми ока­залась не так уж глу­па.

— Кто же не зна­ет о ве­ликой вой­не Пан­да­вов и Ка­ура­вов? — ус­мехнул­ся я. — Два ро­да. Два смер­тель­ных вра­га, за­вер­шившие свою враж­ду бит­вой на по­ле Ку­ру…

— Вы не по­вери­те, но боль­ше все­го ме­ня за­ин­те­ресо­вала ис­то­рия Кар­ны, — Ра­фа­эл­ла ос­та­нови­ла на мо­ей «ба­боч­ке» вни­матель­ный взгляд ка­рих глаз.

— По­чему имен­но он? — я пос­мотрел на раз­ноцвет­ную тол­пу. Мель­кав­шая ман­тия мис­сис Блиш­вик те­рялась в от­блес­ке све­чей, рож­дая в гру­ди ощу­щение пред­сто­ящей ра­дос­ти.

— Ес­ли пом­ни­те, Ка­ура­вы про­иг­ры­вали Пан­да­вам ре­ша­ющую бит­ву на по­ле Ку­ру, — бе­лая пер­чатка Ра­фа­эл­лы сно­ва пе­рех­ва­тила мою ру­ку. — Их пос­ледней на­деж­дой был ве­ликий во­ин не­уяз­ви­мый принц Кар­на. И он ре­шил­ся при­бег­нуть к чу­довищ­но­му, но зап­ре­щен­но­му 'ору­жию Брах­мы'.

— На­де­юсь, принц Кра­на су­мел сов­ла­дать с ним? — под­нял я бро­ви с лег­ким ехидс­твом и так­же взял бо­кал. Тол­па тан­цу­ющих уже раз­би­валась на па­ры, и с по­тол­ка ко все­об­щей ра­дос­ти са­ма со­бой по­сыпа­лась ко­лючая ме­тель. Не дос­та­вая до зем­ли, сне­жин­ки та­яли на ле­ту, ед­ва не ка­са­ясь го­лов гос­тей.

— К нес­частью, да, — в го­лосе Ра­фа­эл­лы чуть уси­лилась хри­пота. — Ору­жие вспых­ну­ло, как ты­сячи Солнц, сго­рели ты­сячи лю­дей, у дру­гих ста­ли вы­падать во­лосы и ног­ти. Но ведь что ин­те­рес­но… — жен­щи­на в упор пос­мотре­ла на ме­ня, — да­же это не при­нес­ло по­беды Ка­ура­вам.

— Зна­чит, принц Кар­на не до­бил­ся по­беды? — хмык­нул я. Нап­ро­тив ме­ня кру­жилась с ка­вале­ром да­ма в тем­но-си­нем платье и чер­ных оч­ках с блес­тка­ми. Я бе­зоши­боч­но уз­нал в ней Ма­рину Нотт — мою пер­вую слад­кую лю­бовь.

— Криш­на в на­каза­ние ли­шил Кар­ну его вол­шебной не­уяз­ви­мос­ти, — мис­сис Бэрк лег­ким дви­жени­ем ту­фель­ки одер­ну­ла длин­ный трен платья. — Ар­джу­на, поб­ра­тим и час­тичное воп­ло­щение Криш­ны, при­менил та­кое же ору­жие про­тив Ка­ура­вов. А за­тем по­гиб и Кар­на — пос­ледняя на­деж­да Ка­ура­вов… — про­из­несла она с на­иг­ранной грустью.

Та­нец кон­чился, и мы ос­та­нови­лись. Мис­сис Бэрк, сде­лав мне кник­сен бла­годар­ности, пос­мотре­ла на уже ос­во­бодив­ше­гося Мал­фоя.

— Бла­года­рю за та­нец, мис­тер Ро­ули. По­думай­те нал ис­то­ри­ей Кар­ны: она, мне ка­жет­ся, вас за­ин­те­ресу­ет, — ма­лыш­ка раз­верну­лась и пош­ла прочь. Хо­телось бы по­думать, но не ус­пею…

— А сей­час вни­мание: тор­жес­твен­ный фон­тан! — про­воз­гла­сил цверг.

Раз­да­лись ап­ло­дис­менты. Гос­ти ра­зош­лись боль­шим кру­гом. В гла­зах слег­ка за­ряби­ло от оби­лия раз­ноцвет­ных плать­ев. Нев­да­леке раз­дался до­воль­но гром­кий ше­пот: Эр­нест Мал­фой, за­быв про Ра­фа­эл­лу, что-то шеп­тал на ухо млад­шей до­чери Нот­та, от­че­го на ее ли­це вре­мя от вре­мени мель­кал лег­кий ру­мянец. Я ед­ва по­давил улыб­ку: Аде­лина Нотт, нас­коль­ко мне из­вес­тно, не бы­ла за­мужем и ее ре­пута­ции яв­но не шло на поль­зу де­монс­тра­тив­ное об­ще­ние с ку­теже­ником, иг­ро­ком, ло­вела­сом и по­хити­телем чу­жих жен. Впро­чем, че­го еще ждать от Мал­фо­ев — раз­бо­гатев­ших ну­вори­шей, стре­мящих­ся де­монс­три­ровать пов­сю­ду свое бо­гатс­тво? Впро­чем, ин­те­рес­но, что ду­ма­ет об этом мис­сис Бэрк.

— Один… Два… Три… — про­воз­гла­сил цверг, взмах­нув па­лоч­кой.

Вер­ши­на фон­та­на за­горе­лась си­ним цве­том. Сле­дом крас­ным и зе­леным за­горел­ся его ос­новной кор­пус. Ле­та­ющие све­чи как по ко­ман­де по­гас­ли. Фон­тан стал из­вергать раз­ноцвет­ные ис­кры. На­конец, его вер­ши­на взор­ва­лась, выб­ро­сив в воз­дух це­лый столб зе­лено­го ог­ня. А мгно­вение спус­тя из ос­но­вания фон­та­на вы­рос­ла гро­мад­ная сос­на, ук­ра­шен­ная го­рящи­ми све­чами. Ма­лень­кие феи не си­дели в гир­ляндах, а на­чали пор­хать с вет­ки на вет­ку, за­жиная фо­нари­ки.

«По­чему я дол­жен по­думать над ис­то­ри­ей Кар­ны?»

Я обо­рачи­ва­юсь, и с ин­те­ресом от­ме­чаю, что Ра­фа­эл­лы Бэрк прос­тыл и след.

При­меча­ния:

*В Япо­нии до на­чала ХХ в. бы­ло при­нято праз­дно­вать не ин­ди­виду­аль­ный День рож­де­ния, а об­щий «день маль­чи­ков» (5 мая) и «день де­вочек» (3 мар­та).

** Со­хэй — япон­ский мо­нах.

*** Эпи­зод взят из «Са­ги о Блэ­ках» Lady Astrel.

Глава 11, в которой сэр Ланселот познает природу Бардо и делает интересное наблюдение

Я часто спрашивал себя: почему из множества сотрудников нашей системы начальство поручило именно мне столь важное задание? Наверное, виной тому стала операция «Сапфир». Собственно, ради нее я, как уже упоминал, шел по каменным тропам Маньяжурии, вдыхая пьянящий запах смеси клевера с бессмертником и слушая мудрость Лай Фэна. Моей целью было добраться до закрытых даже для подданных Поднебесной могил Цинских правителей — клана Айсинь Гёро. Об этой династии мы не знали в то время толком ничего. А ничего не знать о своем противнике — это заранее обречь себя на поражение.

История эта началась до моего приезда на Восток. Еще в 1843 г. наш Сирен Слагхорн направил отчет в Лондон о правящей династии Цин. Ему удалось узнать, что Цины воссели на трон в 1644 году, придя откуда-то из Маньчжурии. Далее, в его записке говорилось, что у императоров маньчжурской династии было три имени: личное, название периода правления и посмертное. Узнать что-то большее не было возможности: Слагхорн потерял трех агентов на попытках подкупить мандаринов.

Все изменилось в пятидесятом году. Именно тогда умер император Дао Гуан. На престол вступил новый император Сянь Фэн (девиз — Вселенское процветание) — еще более враждебный нам, чем его предшественник. Наши русские «друзья» немедленно начали науськивать на нас двор Сянь Фэна. На наше счастье в Нанкине, нижнем течении Янцзы, развернулось тайпинское движение под руководством сельского учителя-христианина Хун Сюцюуаня. Он проповедовал дикую смесь буддизма, конфуцианства и христианства, провозгласившая создание «Царства Небесного государства великого благоденствия» (Тайпин тяньго). Себя тоже не забыл, скромно взяв титул «небесного царя». Из Лондона настойчиво запрашивали, что делать, кого поддержать в начавшейся войне.

Жара в Гонконге наступает уже в мае. В один из таких «предлетних» дней мы пошли Слагхорном со прогуляться по местному дендрарию — свой волшебный зимний сад пока еще был только в проектах. Больше всего меня удивляли тропические растения с интересным названием «бесстыдница» — полукустарники — полудеревья, сбрасывающие кору. Неутомимые китайцы чинили стоявшую на холмике белую беседку, утопавшую в кустах белых роз. Китайский садик невозможен без синего пруда, залитого медным купоросом. (Мода, распространившаяся и у нас в Европе во времена падения императора Наполеона). Этим, кстати, китайский сад отличается от японского с его природными озерами и ручьями. Сирен Слагхорн, заразивший меня страстью к курению, достал трубку и выпустил струю дыма. Я с удовольствием последовал его примеру.

— А чтобы сделали вы? — спросил он, глядя в синеву купороса.

Слагхорн никогда не говорит, глядя вам в лицо. Он смотрит куда вбок, словно еще не вышел из своей тихой меланхолии.

— Я бы для начала посмотрел на могилы Циней, — задумчиво ответил я. — Могилы могут иногда многое рассказать о тех, кто в них лежит.

— Почему вы так думаете? — начальник не повернулся ко мне, но в его голосе мелькнул интерес.

— На днях читал заметку о странствиях Шампольона* в Египте, — ответил я. — Он говорит, что историю фараонов мы восстанавливаем по их саркофагам.

— Хотя бы прочтем их имена… — Слагхорн выпустил новую струйку дыма, явно размышляя о перспективе. — И узнаем обряд погребения и защиты рода…

На этом наш разговор оборвался. Но не для тех, кто знает Сирена Слагхорна. Его тактика — сначала обдумать идею подчиненного, доработать ее, а потом уже выдать за свою. Если вы не хотите иметь врагом Слагхорна, никогда не поддавайтесь на его провокации, помните ли вы свою выказанную ранее идею. Хорошо или плохо иметь врагом Слагхорна — сказать не берусь. Только я никогда не забуду взгляда его бесцветных глаз, когда он, глядя на гобелен с даурскими журавлями, сказал: «Никогда никого не надо ругать. Правило: виноватого прости или убей. Нельзя оставлять в живых обиженного на тебя врага». Или еще одна его мудрость: «Можешь отрезать уши — возьми и молча отрежь. Говорить-то об этом зачем?» Так или иначе, но через пару месяцев Слагхорн напрямик спросил меня, что я думаю насчет изучения гробниц хуанди. Я ответил, что идея интересная, но Маньчжурия закрыта, а, главное, у некрополя Циней наверняка стоит опасная волшебная стража.

— Насчет этого не беспокойтесь, — сказал Слагхорн. — Мы сейчас ведем переговоры с одним типом… Вы смогли бы проникнуть в Маньчжурию?

— Если у меня будет легенда, то только «за», — ответил я.

Бесцветные глаза Слагхорна изучали меня, как кот рыбу. Он кажется ленивым и сонливым, но реакция у него такая, что не советую становимся на его пути.

— Легенда будет, — спокойно ответил он.

— Когда? — уточнил я. В его кабинете всегда полно карт Китая — шеф не мыслит свою жизнь без географии.

И карусель закрутилась. Не буду описывать ее детали: в подготовке операции участвовало немало людей. Мы вышли на Ли Гук Вана, брат которого работал на императорском кладбище в Маньчжурии и за увесистый мешок золота согласился немного изменить своему императору. Я стал учеником и послушником мудрого Лай Фэна, сопровождающим его в Мукден ради получения уроков мудрости. В монастыре, куда мы направлялись, как раз помер лама из Тибета Ти Ойемпой. Среди молящихся за его душу монахов был завербованный мной в Пекине Ин Чампхой, который в одной из бесконечных погребальных молитв передал мне карту и пароли от брата Ли Гук Вана. Естественно, не бесплатно. Китайцы — не японцы, и делать что-либо по велению «долга чести» они не будут нипочем.

Мне предстояло спуститься в Восточную долину Циней. Теперь, установив невидимость, я мог рассмотреть ее в близи: передо мной расстилалась обширная долина, окруженная кольцом невысоких гор — маньчжурских сопок. Из секретных пергаментов, купленных у кладбищенского сторожа-сквиба (Ли Гук Ван постарался на славу), я знал, что в этой огромной долине расположены гробницы пяти маньчжурских императоров-хуанди**, двенадцати императриц и девяноста семи императорских наложниц. Сейчас, кажется, Цини стали хоронить своих усопших в восточном пригороде Пекина. Глупцы… Будто забыли свой завет: нельзя отказывается от прошлого и традиций если они приносят удачу. Впрочем, из всей когорты меня интересовали только пять могил.

Я еще раз осмотрелся. Эта долина мне напоминала колдографии Египта. Как и египетские некрополи, она окружена со всех сторон горами. Рядом находится озеро. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: тела усопших императоров во время похорон перевозили на лодке — подобно тому, как и в Египте тела фараонов перевозили через Нил на погребальной ладье. Далее по пути от озера в Восточную долину стоят большие мраморные ворота без стен, через которые проносили покойных императоров. Судя по странноватому бежевому свечению, здесь стоит мощная магическая защита. Самому мне через озеро и ворота не прорваться. Значит, остаются горы.

По счастью, я владею искусством анимага. Моя анимагическая форма — ящерица, которая и дала мне агентурную кличку «Игуана». Быстро наметив маршрут, я принял форму зверька, я осторожно помчался между камнями. Мне следовало быть осторожным: в Маньчжурии полно змей-гюрз и ястребов, которые охочи до ящерного мяса. От змей у меня, по счастью, была защита. Не стану подробно описывать свой путь по камням: скажу лишь, что на него ушел не один час. Осеннее солнце уже зашло за горизонт, когда я, наконец, до беловато-синего свечения. Если я был прав в своих рассветах (и если Ли Гук Ван не всунул мне «дезу»), здесь должно быть слабое место в их магическом щите. Но заклинание снятия защиты мне теперь известно. Главное не теряться. Быстро прошептав его, я нанес удар и принял человеческую форму. Ящерицей мне дальше не проскочить.

Итак, я вошел в Запретную долину. Вход смертного сюда карается самой страшной казнью: сажают живым на бамбук, чтобы он медленно прорастал сквозь тебя. Самое разумное было очертить вокруг себя защиту невидимости. Да, маньчжурские погребальные холмы напоминают вид курганов, обнесенных круглой каменной стеной. Для каждого императора — свой курган. Что же, логично.

Ближайшей от меня будет гробница императора Цянь Луна, умершего полвека назад. Если план не врет, то она здесь, справа. Вход защищает невидимая пакость в виде обескровивающего черного облака, но для него у меня в запасе есть «Exspulso». Судя по черным клокам, мелькнувшим передо мной, оно сработало на славу. Открытие двери должно произвести заклинание «Лун Юн» («славная гармония»), дополненная указанием объема магической массы вошедшего. Почему бы и нет? Операция проходит вполне успешно.

Проникнуть внутрь мне пришлось снова под видом ящерицы. Совершенно незачем оставлять указанием на объем моей настоящей магической массы. Зато внутри я сразу понял, что француз де Гинь был прав — либо китайцы произошли от египтян, либо египтяне от китайцев***. Как и в Египте, маньчжурские гробницы — подземные помещения, врытые в склоны холмов. И даже устроены те и другие примерно одинаково: нисходящий ход, который заканчивается погребальной камерой. Что же, вот за этими ступеньками мне пора снова стать человеком, достать из кармана белую свечу и, прошептав простейшее «Wingardium Leviossa», пойти дальше вниз.

Идти оказалось оказалось невероятно интересно. На входном проеме было начертано несколько коротких надписей на санскрите. Те же надписи повторялись и на других проемах, ведущих в погребальную камеру хуанди. Ни слова на маньчжурском алфавите… Я покачал головой и зажег свечу еще ярче. А вот стоп… Нечто подобное я видел у Лай Фэна… Тибетские надписи… Да, безусловно, тибетских надписей здесь огромное количество! Они определенно покрывают все стены и своды гробницы. Я не знаток тибетского, но даже по обрывочные фразам понятно, что это выдержки из тибетской «Книги мертвых» — той самой, что описывает путь души от смерти к новому рождению. Как бы я хотел сохранить ясное сознание до конца, и сам выбрать себе будущих родителей! Но такое право надо заработать хорошей кармой — не одной жизнью.

Я не заметил, как оказался возле второго дверного проема, ведущего в погребальную камеру. Здесь повторены те же надписи на санскрите, что и на входе в гробницу… Сплошной санскрит. Я не знаток этого языка (разве что некоторых заклинаний в порядке самообороны), но мне это и не нужно. Братец Ли Гук Вана сообщил, что второй вход легче первого. Чем же он может быть легче? Только одним. Читаю надпись на санскрите и пробую сначала «Allohomora», затем «System Aperio». Не работает. Остается китайский эквивалент, произнося который, нужно не забыть представить, как Лао Цзы открывает ключом Небесные Врата. Дальше, как в сказке, — с третьего раза вход в погребальную камеру открылся.

И вот я в самом склепе. Он, разумеется, тоже защищен проклятием, поражающим незваного пришельца язвами и малярией. Чтобы войти в нее нужно хорошее противоядие, и я поскорее достаю из тюбик с нужным зельем. Теперь, выпив черной жидкости, я защищен примерно на полчаса. Надо поторопиться. К такому повороту, как отсутствие китайского, я не готов. Маньчжурский так и вовсе запретный язык. Разумеется, я давно раздобыл и изучил их алфавит, но проку от этого тоже немного. Ведь это надписи из «Книги мертвых». Лев с вазой на спине мне тоже не поможет. Жаль, время уходит…

Так, передо мной могила императрицы. Статуэтка, изображающая, как и положено, мужскую силу покойного хуанди. Все стандартно, хотя… На императрице индийская одежда и пятнышко между бровями, как у индийских женщин. Напротив барельеф играющего и поющего воина — видимо, самого хуанди. Я смотрю на него и вспоминаю другую гравюру, когда-то удивившую меня: насколько первые Цини было мало похожи на настоящих китайцев. Добавим сюда императрицу в индийской одежде и с индийским пятнышком между бровями. Затем перевожу взгляд на потолок со смутными в полумгле силуэтами трех Будд. Пазл сложился.

Мне осталось узнать последнюю тайну. Тишина смерти висела надо мной, заставляя всякий раз оглядываться в поисках призраков. Я подхожу к гробнице и разбираю маньчжурские письмена. Сейчас мне нужно только одно, самое главное, и я его, конечно, нахожу. Айсинь Геро Хон Ли. Цель моей миссии достигнута, и я спокойно могу собираться в обратный путь. Что же, пожалуй это и к лучшему. Мне все время казалось, что здесь я незваный гость, а настоящий хозяин смотрит на меня. Кто был этот хозяин? Хуанди Цянь Лун или…? Моя белая свеча уже пролетала над выходом из нижней камеры, когда я заметил громадный барельеф Будды на алмазном престоле. Он внимательно смотрел на меня отстраненным взглядом, но я почему-то чувствовал каждой клеткой тела, что он знает, где я. И ваш покорный слуга не выдержал и впервые в жизни, сложив руки у подбородка, зачем-то поклонился ему, как верный послушник.

Через день Слагхорн получил через зеркала следующий документ, который незамедлительно направил в Лондон:






Будда на алмазном троне напомнил мне один важный для меня разговор, произошедший незадолго до моего спуска в гробницу хуанди Цянь Луна. Уже вечерело, когда мы с Лай Фэном подходили к монастырю, где должны были состояться похороны ламы. Видеть погребальные обряды — не самое приятное в нашей жизни, и если бы не моя миссия, я ни за что на свете не пошел бы смотреть лишний раз на мертвое тело. Еще страшнее, что мы окружаем смерть чудовищными обрядами, которые только усиливают наш мистический ужас перед ней. Разве мы боялись бы ее так, не будь вокруг нее елея, пения, слез и тошнотворного запаха похоронной хвои? Незаметно для себя, я поделился своими страхами с Учителем.

— Смерть не мистична, — вздохнул Лай Фэн. — На самом деле ее природа похожа на то, что вы, люди Запада, называете наукой. Смерть есть Бардо жизни, а Бардо лишь переход между двумя состояниями.

— Не совсем понимаю, — покачал я головой.

— Ты спишь и, значит, пребываешь в Бардо сна между вчера и сегодня, — пояснил Лай Фэн. — Точно также и смерть есть только Бардо между двумя жизнями.

— Значит, моя душа… — запнулся я. — Будет пребывать в Бардо, до того, как я рожусь заново? — Очертания вечернего монастыря становились все отчетливее, порождая во мне некое подобие мистического страха,

— Не совсем так. То, что ты называешь душой, умрет, как умерло и твое тело. Реинкарнирует твой дух, — поднял сморщенный палец Лай Фэн.

— Но как это… Произойдет? — спросил я. Доносившиеся с горы удары гонга становились все отчетливее, оповещая путников о приближении к монастырю.

— Ты не можешь понять «Книгу Мертвых», ибо мыслишь буквально, — старик опустил посох на камень. — Ты умер и видишь свое тело со стороны. Просто от него отделилось другое, тонкое тело, невидимое другим людям. Оно тоньше воздуха. Сейчас ты увидишь Белую Каплю — божественный свет, твою истинную сущность.

— И я пойду к нему? — я посмотрел на одинокий куст дикого крыжовника возле камня. Сейчас мне как никогда хотелось узнать разгадку самой большой тайны нашей жизни.

— Если бы ты и я были праведниками, то да, — кивнул Лай Фэн. — Мы бы потеряли себя, растворившись в божественном свете — то, к чему мы и стремимся. Но мы еще порочны и греховны, а потому в то же миг уже бежим со страхом от света и оказываемся в темноте, где лишь сияет наша суть — Белая Капля. Мы видим свой Дух, часть божественной природы, но мы уже не едины с ним. Наша душа в Бардо отпала от божественной природы и снова нуждается в грубом теле.

— Поразительно! — прошептал я, искренне удивленный. — Наше тело только начинают готовить к погребению, а мы уже ждем новое?

Кусты боярышника зашевелились на склоне от налетевшего ветра, словно умоляя мудрого Лай Фэна продолжать беседу.

— Да, это так… — ответил старик, как нечто само собой разумеющееся. —Твое тело, видимо, только обмывают для погребения, а твой Дух уже покинул Бардо Верхнего Мира Форм, ибо еще не дорос до него! Он следует в Бардо Мирных Божеств, где будет пребывать около трех дней. Тебя окружают красивые боги и богини, зовущие тебя к себе и дарящие тебе чай и лотос. Ты хочешь к ним, но они тотчас исчезают.

— Потому что я недостоин? — вздохнул я. Гонг становился все громче, словно говоря о смерти.

— Потому что их нет в реальности… — чуть снисходительно улыбнулся Лай Фэн. — Вы, люди Запада, все меряете как награду и наказание, а потомк не понимаете мудрость Лао Цзы: «Все вещи на свете родились из бытия, само же бытие родилось из небытия. Дао есть пустота».

— Я снова не понимаю, — вздохнул я.

— Потому что ты не хочешь понять природу Бардо, — ответил Лай Фэн. — Прекрасные Боги и Богини — олицетворение твоих добрых мыслей и дел, добра, жившего в тебе. Как, благодаря похоти, ты видишь во сне прекрасную деву, которой мечтаешь обладать. Существует ли эта дева? И да, и нет… Нет, ибо она есть лишь в твоем Бардо. Да, ибо, твое Бардо — часть божественного мира.

— Но в таком случае Бардо Гневных Божеств будет… — догадался я.

— Олицетворением твоих злых мыслей и поступков, — невозмутимо ответил Лай Фэн. — Ты идешь по миру, не замечая зла. Теперь, идя с ужасом по Бардо, ты видишь, сколько зла ты причинил или хотел причинить. Скорее всего, от ужаса ты лишишься памяти о прошлом, но, имея дисциплину ума, можешь сохранить ее.

— Это как сон… — Я удивлялся искренне его словам. — Я есть и меня нет. Я существую как сон перед новой жизнью? — Сейчас мне чудилось, будто я стою в старой пагоде перед бронзовой статуей Будды, и передо мной плывут тысячи бессвязанных цифр.

— Теперь ты понял слова Будды о том, что после смерти станешь всем и ничем? — охотно кивнул Лай Фэн. — В Бардо смерти ты существуешь как сон о себе. Ну, а существует ли сон — решать тебе самому, — улыбнулся старик уголками рта.

— Но как потом я рожусь заново? — недоумевал я, глядя с немым восхищением на его серую одежду. Мне казалось, что в мире нет тайны, которую не знал бы этот старый китаец.

— Очистившись от добра и зла прошлой жизни, ты летишь в Бардо Нижнего Мира Форм, — спокойно ответил Лай Фэн. — Ты видишь множества видений счастливых пар, сливающихся в единое целое, как и положено Инь и Янь. Одно из видений засосет тебя к себе: это будут твои родители. Небо уже подобрало тебе родителей и семью, назначив новый урок в соответствии с твоей кармой.

— И я пойму, кем рождаюсь? — с недоверием спросил я. Зловещий гонг сливался с вечерним небом, не позволяя мне до конца поверить, что все пройдет легко. Или уже прошло? Но где тогда прошлое, и где будущее, если будет то, что было?

— Если ты позавидуешь мужу, обладающему девой, ты обречен быть мужем. Если позавидуешь деве, как ей обладает муж — станешь девой. Впрочем, умея концентрироваться, ты сможешь пожелать, как захочешь.

— А карма — мой опыт прошлой жизни? — спросил я, думая о том, что надо насильно позавидовать мужу.

— Это то, что осталось в тебе после прохода Бардо Мирных и Гневных Божеств, — ответил Лай Фэн. — Владеющий духовной практикой, но не праведник, еще сохранил ясность ума и сам выбрал себе видение. Но большинство смертных понесет ветер.

— А потом… Наступает рождение? — начал понимать я.

— Для тела. А для души, как раз наступили три года отдыха, — ответил Лай Фэн. — Оказавшись в утробе матери, твой Дух впадает в забвение: он, наконец, обрел подходящее ему тело младенца! Ты выйдешь из него через три года, словно очнувшись от сна: когда поведешь ручками и поймешь, что я есть я. Дух проснулся — пора идти на новый урок. А прошлую жизнь ты еще помнишь урывками, как далекий день после долгого сна.

Я посмотрел на боярышник и дикий крыжовник, листья которого чуть тронула желтизна. Маньчжурская степь в самом деле кажется пустой и унылой.

— Зачем тогда читать молитвы над телом умершего ламы? — спросил я с искреннем недоумением.

Старик послал мне хитроватую улыбку.

— А ты предпочитаешь спать один или в объятиях той белой, как снег, девы с золотыми волосами, о которой мечтаешь до сих пор? Так и душе приятнее, чтобы ее путь через Бардо был легким и счастливым…

Я вздрогнул, подумав с легкой досадой, как легко старик разрушает мою ментальную защиту.




Итак, новый пятьдесят пятый год я встретил в нижнем холле дворца. Несколько пар в самых пестрых одеяниях бегали вокруг меня, словно ища возможности для уединения. Наивные, они полагают, что никто их не заметит. В одной из девиц, которую сопровождал кавалер, я признал кузину Арнольда — ту самую, что наколдовала себе маску-копию лица. Я едва подавил смешок: всегда было забавно смотреть на пары, где мужчина ниже женщины. Любопытно, как этот горе-кавалер поднимет ее на руки? Впрочем, тут недалеко есть мраморный фонтан с наколдованными маленькими драконами, которые извергали огонь. Место для курильщиков. Недалеко стоял пожилой волшебник в смокинге и раскуривал трубку. Хвала Мерлину, он не навязчивый тип…

На лестнице слышались разговоры — большей части невеселые. Дамы и кавалеры в масках все чаще поминали про наши неудачи. Да и откровенно говоря, чему было радоваться? Мы отбиты от Камчатки и Кронштадта. Наш славный флот, потеряв на минах корабли, ушел из Балтийского моря не солоно хлебавши. Мы проиграли под Балаклавой и едва устояли под Инкерманом, положив две трети наших полков. Мы до сих пор не взяли Севастополь, а буря уничтожила треть нашего и французского флота. Австрийцы, с которыми столько возился император Наполеон, предательски молчат. И если русские в самом деле поднимут против нас своих друзей-самураев, наши дела станут еще хуже…

Мне необходимо сосредоточиться, подумать об увиденном. Ключевой вопрос: каким образом Рафаэлла Бэрк может одновременно гнить в земле и блистать на балу? Я осторожно стал ходить, стуча каблуками по мраморному полу. Пока приму за основу рабочую гипотезу. Скорее всего, Рафаэлла умерла — это раз. Женщина под ее личной была под обороткой — это два. Она прекрасная актриса — это три. Она хорошо знает индийскую культуру, образована и эрудированна — это четыре. Хорнби, читающая «Махабхарату»? Не смешите мои тапочки.

Я затянулся и прислушался к дробному гулу фонтана. Мимо меня мелькнула пара в масках дракона и журавля: видимо, хотят уединится. Какие выводы? Понятно, что для обороток взяли немного волос еще живой Рафаэллы. Но сколько они могли их взять? Мало. На год не хватит. Значит, эта дама прибегает к ним только в самых крайних случаях — остальное время действует легенда, что она живет на континенте. Видимо, сегодня выдался именно такой случай.

Эксцентричная кузина Арнольда тем временем исчезла. Напрашиваются два вывода. Малфой тоже в игре или они в нем уверены на сто процентов. Но куда интереснее другое. Волосы Рафаэллы скоро закончатся, как ни крути. Что они будут делать тогда? Выходит… Через некоторое время им будет уже все равно, разоблачат подмену Хорнби или нет? Интересный поворот…

— А, вот ты где, дружище, — я почувствовал хлопок по плечу. — Моя шлюха, смотрю, нашла и тебя?

Его голос звучал чуть насмешливо, но мне показалось, что в нем есть некая наигранность. Он, похоже, в самом деле был задет тем, что Рафаэлла обратила на меня внимание. Или играет? Но в таком случае, должен признать, что в лице Арни театры потеряли отменного актера.

— Тебе же лучше, — я попытался ответить также шутливо. — Малфой приревнует, вызовет меня на дуэль, и я верну Хорнби тебе.

Арнольд не ответил. Несколько мгновений он рассматривал улыбавшиеся парочки, словно ища кого-то. Затем вдруг дернулся и, махнув головой, посмотрел в сторону египетской колонны.

— Знаешь, старина, я все больше прихожу к выводу, что женщины занимают одно из самых низких мест в природе, — вздохнул Арнольд.

— С чего это тебя протянуло на такие мысли? — спросил его я, также глядя на полутемный силуэт стелы фараонов.

— А вот смотри… — Мой друг легким движением руки поправил маску. — У меня была кошка Арси… Хорошая кошка! Я отпоил молоком и поселил в доме. Так Арси шла ко мне на колени, ласкалась, сворачивалась клубком у меня на кровати… Кошка за добро платит добром! А теперь скажи, какое живое существо платит за добро злом?

Я задумался. Арнольд говорил свободно, но с легким надрывом в голосе, словно произносил давно заготовленный монолог.

— Рептилии, скажешь? Нет, змеи верны змееустам и факирам — тоже за добро платят добром. Факиры их поят молоком и кормят фруктами, а змеи за это не подводят их на выступлениях.

— Хочешь сказать, что женщины за добро платят злом? — задумался я.

— Разумеется! — воскликнул Арни. Я обернулся, чтобы проверить, не услышал ли нас кто. — Ты можешь ее кормить, поить, одевать, любить, но она всегда оставляет за собой право предать, улизнуть, сбежать… За добро женщина платит злом — значит, она стоит в развитии ниже, чем кошки и змеи!

— Хорнби все-таки не все женщины… — начал было я, но Арнольд меня не слушал.

— Кто за добро платит злом? Раки какие-нибудь… Скорпионы… — помотал Арни рукой… — Гусеницы… Да! — вдруг схватил он меня за руку в каком-то неведомом порыве. — Женщины сродни гусеницам: пожирают твой сад и уползают дальше! Ты берешь бабочку, думая какая она красивая, — наигранно рассмеялся он. — Но бабочка — это всего лишь сытая гусеница, которая готовится обожрать твой сад. И не думай, что она скажет тебе спасибо, когда наестся!

Я не перебивал его: глупо перебивать человека, когда он в истерике. Пусть выговорится, а там видно будет. Но про себя я вдруг подумал, что при расставании с женщиной ты чаще всего испытываешь странное облегчение. Мир приобретает новые краски. Никто не истерит и не требует постоянно чего-то. Не надо изводить себя мыслями «любит — не любит», если она забывает ответить тебе на письмо или отказывается от встреч. Не надо постоянно напрягаться, так или не так ты ей написал, так или не так ты что-то ей сказал, в чем ты виноват, что последняя встреча закончилась неудачей. Ничего этого нет — можно просто жить и радоваться, делая так, как удобно тебе.

— Если ты будешь болеть — максимум, что она сделает, принесет тебе шоколадных бобов и упорхнет, — продолжал Арнольд.

— Ну ты и привереда! — рассмеялся я. — Знаешь, принести шоколадных бобов для женщин подвиг! Вспомнила, что ты болеешь — уже, считай, любит!

Я показал, что намерен идти назад в главный зал. Перед глазами снова замелькали пары, стоявшие под матовыми облаками фонарей. Сверху сыпался небольшой наколдованный снег, напоминая, что на дворе все-таки зима. Эльфы суетились и здесь, разнося гостям напитки. Мимо нас промчались пары в разноцветных одеждах. Волшебник лет пятидесяти в черной мантии с блестками раскланивался с улыбкой перед семейной парой. Ага, вот и наш Дон Жуан — Эрнест Малфой в окружении двух нежных девиц, которым он рассказывает какие-то истории. Судя по блеску в их глазах — истории на грани приличия. Похоже, герой-любовник не очень тоскует по Рафаэлле и ищет новую интрижку.

— Все восхищаются красотами бабочек… А ведь бабочка — это всего лишь до сыта наевшаяся гусеница! — Арни продолжал развивать понравившуюся ему мысль.

Я устало посмотрел на Малфоя и обомлел. Мне показалось, что какое-то заклинание ударило между глаз так, что из них посыпались искры. Передо мной стоял никакой не мот, ловелас и кутила, а обыкновенный русский офицер! В свое время я видел их в Пекине и Гонконге. Дело не только в их особой выправке лучших в мире кавалеристов… Точно, как у так называемого «Малфоя»… Вот этот жест — твердо и с мгновенной скоростью протягивать фужер, по-офицерски обхватив его тремя пальцами… Где же я его видел? Да, правильно, в Гонконге я встретил русского офицера у входа в городской дендрарий. Именно так он протягивал бокал на маленький столик. То же мгновенное движение белой перчаткой, и точно также он сжимал бокал тремя пальцами…

Я украдкой бросаю взгляд на Малфоя, но наваждение уже испарилось. Малфой снова был Малфоем: наглым, глуповатыми сластеной, что-то лепечущим дамам. Нет, он похоже тоже покосился краем глаз на меня. Мерлин, неужели заметил мой интерес? Я осторожно прикусываю нижнюю губу, чтобы ничем не выдать моей чехарды мыслей. Особенно, когда в такт ей под веселое повизгивание гостей гремит музыка.

Мы вошли в главный зал, откуда донесся праздничный запах хвои. Вычурные танцы как раз завершились, и молодежь перешла на галоп. Это немецкое новшество (в германских землях нравы посвободнее наших), буквально покоряло всех — даже наши тихонько танцевали его после пышной программы выпускного. Я рассеянно смотрел на прыжки, все еще как в тумане вспоминая ту сцену. Собственно говоря, что у меня есть кроме одного жеста младшего Малфоя? Ровным счётом ничего. И всё же…

— Может, пригласить кого? — плотоядно вздохнул Арнольд, глядя на стоявших в отдалении барышень. Они, похоже, были еще слишком юны и находились под контролем какой-то бонны.

— Поздновато, жди своего тура, — качнул я головой в такт музыке, хотя мои мысли были далеки от флирта.

Могла ли под видом Рафаэллы находится некая русская напарница «Малфоя»? А почему бы и нет? Скандальная пара, живущая на континенте — идеальная легенда для подобного рода центра. А настоящим Малфою с Рафаэллой надо только… Впрочем, им ничего не надо. Поставлять волосы на оборотки, молчать, да получать мзду — свои тридцать Серебренников. Арнольд, хвала Мерлину, помчался наблюдать за девицами, а я… Я лучше тоже сменю позицию — чтобы невзначай понаблюдать за Малфоем.

Свечи вспыхнули, словно приглашая к танцам. Заиграл веселый, хотя и назойливый гавот. Я осмотрелся. Так, Малфой не теряет даром время: он крутится с кузиной Арни. Той самой, что сделала маску в виде копии лица. Вон мелькает ее платье. И вот как ловко Малфой переступает и постукивает каблуками — словно она уже почти в его власти. Интересно, о чем они говорят? О чем угодно… Могут обменяться шифрами и сведениями. Могут договориться о деталях операции… Могут…

«Нет, дружище, ты уж совсем дошел, — сказал я себе, глядя, как эльфы разносят печеные яблоки в позолоченной фольге. — Это просто Малфой, который хочет обладать экстравагантной девицей. А я — идиот, ставший жертвой своей подозрительности…»

— Вы куда-то пропали, мистер Роули…

Я обернулся, услышав нежный певучий голос. Да, сомнений не было: осторожно бредя по залу, я ненароком набрел на Блишвиков. Довольно интересно, что эта семейная пара не танцует, а погружена в милую беседу. Хотя лично я за право повести под руку эту утонченную и ехидную синеглазку в черных очках отдал бы многое…

— Рад видеть вас, — наклонил я голову, глядя на Блишвиков.

— А вы, оказывается, чудесный танцор, мистер Роули, — улыбнулась мне дама. — Может, чуточку излишне точны, как все математики, — чуть скосилась в сторонку красавица.

— Вы полагаете, что я математик? — покачал я головой. Эльфы разносили входящее в моду шампанское. «Союзники», — ехидно подумал я.

— Не удивлюсь, если это так, — миссис Блишвик, ответила мне легким движением веера. — А вот мы с мужем спорим на историческую тему, — лукаво улыбнулась дама, — кто победил бы: римляне или монголы Чингиз-хан? Рассудите нас, — снова махнула она веером.

— Конечно, монголы, — ответил я не задумываясь. Откуда-то сбоку послышался шум веселые женские голоса — кажется, полетело конфетти.

— Вы полагаете, что русские были бы сильнее римских легионов? — с удивлением посмотрел на меня мистер Блишвик. Я снова удивился его бесцветным глазам: похоже, хоть что-то задело его за живое.

— Разумеется, — ответил я. — Они не стали бы биться с римлянами, а заманили бы их в свои безводные степи, за тысячи миль от дома. Где нет ни еды, ни нормального питья. Где начались бы эпидемии. Тогда они стали бы отравлять воду и терзать их набегами мелких отрядов — как комариными укусами. Ну, а потом, когда римляне лишись бы большей части своей армии…

— Но ведь именно так они и победили Бонапарта! — в синеве глаз миссис Блишвик мелькнуло что-то похожее на смесь страха и восхищения.

— Вы верно подметили… — начал было я и тут же проглотил остаток фразы. Желтое платье Олеандры Бэрк напротив нас кружилось в такт мелодии. Рядом отстукивали такты черные штиблеты Эрнеста Малфоя. Стоп. Раз, два, три… Он не скользит по полу, а пристукивает каблуками. Раз, два… Лихо! Он берет ее руку… Раз, два… Так жестко впечатывают каблуки только военные. Он военный… Он без сомнения военный… Надо выяснить, где они с Рафаэллой живут в Лондоне.

— Ой, простите, мистер Роули! — услышал я голос с хрипотой.

Передо мной стояла Олеандра Бэрк. Пока я задумался, танец закончился и гости стали готовиться к новым. Вблизи ее желтое платье выглядело совсем лимонным, подчеркивая стройность фигуры. К моему удивления она чуть не потеряла равновесие, и я скорее протянул ей руку. Ее белая перчатка скользнула по моей руке, и я невзначай взял ее за локоть.

— Все в порядке, мисс Бэрк? — учтиво наклонил я голову.

— Благодарю вас, мистер Роули, — прошептала Олеандра. — Я уже много наслышана о вас от кузена! — Гул нарастал, словно предупреждая о чем-то интересном.

— Надеюсь, хорошее? — спросил я с искреннем удивлением. Две дамы не отходили от цверга, словно желая узнать, что будет дальше. Ага, вот и Малфой… Идет к Ноттам и к…

— Как же иначе? — улыбнулась девушка. — Мы еще пообщаемся с вами, — махнула она ручкой. Да, Арнольд с партнершей недалеко от Малфоя. Муж-рогоносец и счастливый любовник. Хотя… Муж и любовник покойницы — звучит…

— А теперь — «Котильон»! — торжественно провозгласил цверг.

Раздались аплодисменты. Этот танец теперь считается королем балов. Обычно его танцуют любовные и семейные пары, а церемонимейстер объявляет пары. Но нынче все под масках… Вот бы станцевать его с той дамой в легком белом платье по имени миссис Блишвик… Но у нее
есть муж… Хотя, что муж? Зачем-то сказав себе, что за счастье надо бороться, я посмотрел на Джамбо Блишвика и прошептал «Чжао Инбо!» Да, легкий вариант нашего «Империо». Передо мной возникла белая пелена тумана… Тумана, но не киселя… Видимо, у мистера Блишвика слабая ментальная защита. Что же, тем лучше.

Я не ошибся. Джамбо Блишвик, как ни в чем не бывало, подошел к Марине Нотт (точнее, бывшей Нотт) и, взяв ее под руку, повел в круг. Несколько мгновений Мисапиноа Блишвик с изумлением смотрела на мужа. Мне показалось, что рядом послышались смешки. Однако сейчас я не хотел рассуждать. Будь что будет, а я рискну. Подойдя к даме в черной маске, я протянул ей руку.

— Вы позволите, миссис Блишвик?

Несколько мгновений женщина изумленно смотрела на меня. Сейчас в облике свечей она казалась особенно прекрасной. Затем, словно выйдя из потрясения, радостно улыбнулась и сделал изящный книксен.

— Благодарю вас, мистер Роули, за оказанную честь, — кивнула она. Несмотря на прикрывавшие ее лицо черные полуочки, я был уверен, что она довольна произошедшим. Интересно чем: тем, что танцует со мной или тем, что преподнесла урок так нетактично поступившему с ней мужу?

Музыка звучала сильнее. Я осторожно взял ее маленькую ручку в белой перчатке, словно боясь обжечься о свою давнюю мечту. Однако дама погладила тонкими пальчиками мою ладонь, словно утверждая, что все будет хорошо. Мы быстро пошли в круг, и, мгновение спустя, кружение захватило нас обоих. Миссис Блишивик танцевала настолько легко, что казалось, не касалась, а пролетала над полом. Мне иногда стоило немалых усилий, чтобы успеть перехватить ее маленькую ручку и точно сделать нужную фигуру. Она танцевала так, словно это было вершиной ее наслаждения, словно она была вилой, которая вот вот превратится в белую тонкую птицу и, взмахнув крыльями, взлетит от пола. Кружение с ней казалось мне настолько невероятным, что свечи, люстра и елочные огни поплыли передо мной, как в волшебной метели. Словно мне опять было одиннадцать лет, и я в последний день перед каникулами, смотрю на метель, ожидая скорого рождественского чуда.

Фигура сменилась. Пары становились в ряд, подняв руки. И я, позабыв обо всех мыслях, крепко сжал белую перчатку миссис Блишвик и потащил ее за собой, чтобы пролезать под этот лес рук. Она легко бежала со мной, также поглаживая мою руку — будто мы были шаловливые дети, сбежавшие с занятий или решившие украсть конфеты у строгой мамы. Потом мы вылезли из моста рук и под общие апплодисменты встали в очередь, также подняв руки, чтобы пропустить другие пары. Вот и Арнольд бежит со своей кузиной Олеандрой, а Малфой… С Александриной Флинт, что ли… Мы посмотрели с миссис Блишвик друг на друга и вдруг весело рассмеялись, забыв все правила игры. «Муж…» — подумал я, но он как раз весело пролезал под руками с Мариной Нотт — моей первой школьной любовью. «Как весело все может быть в жизни», — подумал я вдруг, глядя на елочных фей. «Да, очень весело», — словно отвечали мне счастливые глаза миссис Блишвик. Я перевел взгляд на елку и увидел черные часы с золотыми стрелками: они словно напоминали мне, что счастье видеть ее белый наряд, счастье держать ее руку, счастье ловить легкий дурман танца и хвои не кончится никогда. И, наконец, когда снова дошла наша очередь, я взял ее за руку и потянул за собой под лес рук.

— Красивые шишки, правда? — шепнул я даме, затягивая ее за собой. Шары на елках сами собой заиграли музыку, а часы стали отбивать удары в такт мелодии.

— Правда! — вдруг не задумываясь ответила мне Мисапиноа, как веселая девчонка. — А вы видели итальянские шишки?

— Нет, только японские, — ответил я, утягивая ее за руку вперед и вперед. Я и сам словно опасался, что ее белое платье исчезнет в наколдованной метели.

— А итальянские большие и тяжелые, — весело ответила мне спутница, крепче сжав мою руку. Ее тонкое тело казалось мне сейчас вершиной совершенства. С потолка посыпалось конфетти.

— Вы мне расскажете про Италию? — спросил я, когда мы вылезли из-под рук.

— Да хоть сейчас! — весело ответила мне дама. Я не мог поверить, что эта девочка с чуть порозовевшими скулами и радостными глазами была той холодной светской дамой, что шла с мужем по мраморной лестнице.

Наши слова потонули в усиливавшихся визгах из-за метели. Был третий или четвертый час новогодней ночи. Музыка завершилась, и я, забыв про все условности, вдруг взял за руку даму (точнее, девушку) в черных очках и и потянул за собой к выходу. Миссис Блишвик не сопротивлялась, а охотно пошла за мной. Я с удовольствием слушал, как нежно цокают ее каблучки по мраморному полу. По дороге нам попался эльф, раздающий мандарины. Я тотчас забрал его и, почистив движением пальцев, протянул белокурой спутнице.

— Будете мандарин? –спросил ее я c улыбкой.

— Буду, — с улыбкой ответила она. — Ой, сэр Ланселот, мы кажется ушли слишком далеко.

— Ерунда, — весело ответил я, и, взяв за руку, потянул ее к лестнице. Ее муж еще полчаса побудет под «чжао инбо», а потом будет с трудом вспоминать, что там было. Миссис Блишвик весело ела мандарин, словно на мгновение забыв о своих жеманных манерах. Мимо нас мелькнули пары, но, похоже, им было уже все равно.

«Девушка Блэк всегда помнит о манерах, — подумал я, глядя на тающее в огнях ее белое платье. — Она из самого знатного рода….»

Рода… Я посмотрел в бокал золотистого вина и в этой игре огней праздничных огней влажных роз в петлицах и вспомнил вечер дома.

Мы с матушкой сидим за большим столом. Добродушный сельский эсквайер мистер Бертрам говорит что-то вроде «Ох уж эти китайские церемонии». Я, как и положено воспитанному человеку, также изобразил улыбку.

— На самом деле, за этим сокрыт серьезный смысл, — спокойно ответил я. — Китайские темные волшебники освоили способ убивать человека через проклятие его родового имени. Это сложнейший вид черной магии, и он редко кому удается. Но эффект от него подобен поцелую Дементора.

— Через проклятие родового имени? — насторожились черные глазки Арчибальда Селвина. Он, похоже, знал гораздо больше, чем притворялся.

— Именно так. Чёрная магия отлучает вас от рода и крови, — подтвердил я. — После чего вы становитесь беззащитным для самого легкого удара.

— Вкусный мандарин, мистер Роули, миссис Блишвик коснулась моей руки, словно возвращая к реальности.

Мерлин, я ведь не заметил, как вытянул ее на лестницу. Но… Я вздрогнул, удивившись сам своей мысли. Вполне возможно, что для решения моей невыполнимой задаче мне не понадобится никакой обскур. Впрочем, об этом потом. Сейчас я просто смотрел в морскую синеву ее глаз, и не сомневался, что Венера, богиня любви, родилась из темно-синей морской пены.






Примечания:

* Шампольон Жан-Франсуа (1790 — 1832) — выдающийся французский лингвист и египтолог.

**Хуанди — китайское название императора.

***Такая теория де Гиня пользовалась популярностью в Европе до середины XIX века.

Глава 12, в которой сэр Ланселот вспоминает легенду о карпе кои и одерживает маленькую победу

Си­рен Слаг­хорн си­дит в удоб­ном тем­но-зе­леном крес­ла, чуть раз­ва­лив­шись на спин­ке. Я ус­тро­ил­ся нап­ро­тив не­го на сту­ле, ук­ра­шен­ным бе­лой обив­кой с узо­ром чер­ных роз. Ян­варь в Гон­конге обыч­но теп­лый, и яр­кий сол­нечный свет, ра­зыг­равший­ся в го­лубом низ­ком не­бе, как нель­зя луч­ше сог­ре­ва­ет пос­ле на­шей про­моз­глой мглы.

— Хо­рошо… — го­ворит он на­конец, слов­но про­дол­жая пор­ванный раз­го­вор. — А как вы са­ми оце­ните их дей­ствия?

Я на мгно­вение за­думы­ва­юсь — боль­ше для при­личия, чем на са­мом де­ле, ибо от­ве­ты об­ду­мал уже дав­но. У Грин­грас­са и Слаг­хорна раз­ные под­хо­ды к ра­боте. Слаг­хорн обо­жа­ет ис­тя­зать под­чи­нен­ных под­робнос­тя­ми и все вре­мя тре­бу­ет вой­ти в «шку­ру вра­га». «Во­об­ра­зите се­бя на их мес­те — вы не ме­нее ум­ны, чем они, но и не бо­лее», — обо­жа­ет го­ворить он. Грин­грасс, нап­ро­тив, тре­бу­ет опе­риро­вать толь­ко бес­спор­ны­ми дан­ны­ми, а не «бес­плот­ны­ми фан­та­зи­ями». По­это­му от­ве­ты, ко­торые сош­ли бы у од­но­го, ни­ког­да не прой­дут у дру­гого.

— Слиш­ком уж рис­ко­ван­но с их сто­роны… — не­уве­рен­но по­водил я ру­кой.

На­чаль­ник бро­са­ет на ме­ня за­ин­те­ресо­ван­ный взгляд. Я де­лаю вид, что не за­мечаю, хо­тя в ду­ше при­ят­но, что ожи­вил его.

— Рис­ко­ван­но, го­вори­те? А в чем вы ви­дите риск? Сог­ла­ситесь, что не за­меть вы жест Мал­фоя с фу­жером, все прош­ло бы ве­лико­леп­но. Вы не за­мети­ли бы и его ма­неру тан­цев. — Бес­цвет­ные гла­за смот­ре­ли на ме­ня так, слов­но в ак­ва­ри­уме пе­редо мной пла­ва­ет боль­шой ле­нивый сом. Мно­гие по­чему-то счи­та­ют са­мым опас­ны­ми реч­ным хищ­ни­ками щук, хо­тя на са­мом де­ле со­мы нам­но­го силь­нее и ко­вар­нее их.

— Вер­но, — приз­наю я. — Не будь жес­та с фу­жером я бы не об­ра­тил вни­мание на его тан­цы.

— А шан­сов, что вы в тот мо­мент ока­жетесь ря­дом и об­ра­тите вни­мание на этот жест, бы­ло один из ты­сячи. Нет, — при­щурил­ся Слаг­хорн, как сом учу­яв­ший оку­ня, — про­тив­ник не так глуп, как мо­жет по­казать­ся.

Я до­сад­ли­во при­кусы­ваю гу­бу: как-буд­то сам не знаю, что по­вез­ло. Мал­фой не ду­рак. С Грин­грас­сом, впро­чем, бы­ло бы не лег­че. Грин­грасс ткнул бы паль­цем в воз­дух и сра­зу за­дал бы клю­чевой воп­рос:

— Раз Мал­фой и Ра­фа­эл­ла сде­лали обо­рот­ки из мер­тво­го че­лове­ка, то по­чему ско­ро им бу­дет все рав­но, опоз­на­ют Ра­фа­эл­лу или нет?

И по­пал бы не в бровь, а в глаз. А за­тем рав­но­душ­но пос­мотрел бы в ок­но. Поп­ро­буй от­веть быс­тро на та­кой воп­рос. Это сей­час, ког­да у ме­ня есть нес­коль­ко дней, я лег­ко мо­гу при­думать пусть не точ­ный, но ве­ро­ят­ный от­вет. За­то Слаг­хорн на­чина­ет ис­тя­зать ме­ня под­робнос­тя­ми.

— Как вы ду­ма­ете, ког­да Мал­фой и Ра­фа­эл­ла до­гово­рились о ее вне­зап­ном ис­чезно­вении: до или во вре­мя ба­ла?

— Ес­ли во вре­мя, то, ви­димо, дол­жно бы­ло про­изой­ти неч­то, вы­нуж­да­ющее Ра­фа­эл­лу убе­жать. Лич­но я ни­чего та­кого не за­метил, — по­жал я пле­чами.

— А ес­ли они до­гово­рились до ба­ла? — Слаг­хорн всег­да го­тов раз­бить вдре­без­ги лю­бую вер­сию. — Зна­чит, Ра­фа­эл­ла дол­жна бы­ла со­вер­шить на ба­лу неч­то важ­ное. Что же она со­вер­ши­ла? По­тан­це­вала с ва­ми?

— Или… — я пы­та­юсь воз­ра­зить, но Слаг­хорн ме­ня сра­зу ос­та­новил дви­жени­ем пух­лой ру­ки. За го­ды жиз­ни на Вос­то­ке он в са­мом де­ле стал по­хож на тол­сто­го ле­ниво­го и опас­но­го ман­да­рина.

— До­пус­тим, — кив­нул он. — Но Ра­фа­эл­ла не мог­ла знать за­ранее, что вы не от­ка­жете ей в тан­це. Так что ид­ти ра­ди это­го она точ­но не мог­ла.

— Воз­можно, она мгно­вен­но пе­реда­ла что-то ко­му-то… — на­чал я вто­рую по­пыт­ку, хо­тя в ду­ше по­нимал зыб­кость сво­их ар­гу­мен­тов.

— По­чему это­го не мог сде­лать сам Мал­фой? — быс­тро воз­ра­жа­ет Слаг­хорн.

— Оче­вид­но им нуж­но бы­ло про­демонс­три­ровать све­ту жи­вую и здо­ровую Ра­фа­эл­лу, — на­чал я вто­рую по­пыт­ку.

— По­жалуй… — от­ве­тил Слаг­хорн. — Но в та­ком слу­чае за­чем бы­ло ей так вне­зап­но ис­че­зать? Жи­вая и нев­ре­димая Ра­фа­эл­ла дол­жна быть на ви­ду у всех.

— Мне ка­жет­ся, это все же бы­ло слиш­ком рис­ко­ван­но. — проп­ро­бовал зай­ти я с дру­гой сто­роны, хо­тя в ду­ше приз­нал его пра­воту.

— Пря­мого рис­ка опять-та­ки нет, — Слаг­хорн на­конец-то ле­вити­ру­ет со сто­лика труб­ку и на­чина­ет ды­мить. — Кто, кро­ме вас и му­жа зна­ет, что Ра­фа­эл­ла Бэрк мер­тва? Да и не по­бежи­те вы кри­чать все­му ба­лу, что ви­дели ее мо­гилу — вас, а не Ра­фа­эл­лу, пос­ле та­кого от­пра­вят в боль­ни­цу свя­того Мун­го. Тан­це­вала с ва­ми? А по­чему бы ей не по­тан­це­вать с дру­гом му­жа или быв­ше­го му­жа? Для все­го све­та она прос­то хо­тела поз­лить — мо­жет, его, а, мо­жет, лю­бов­ни­ка.

— Ну, а ее быс­трое ис­чезно­вение? — спро­сил я. Ку­рение на­чаль­ни­ка да­ет и мне за­кон­ный пред­лог ле­вити­ровать ко­рич­не­вую по­ход­ную труб­ку.

— Мно­гие ли его за­мети­ли? — хмык­нул Слаг­хорн. — И еще… К че­му вам по­надо­билась эта де­шевая са­моде­ятель­ность с кар­по­вым пру­дом?

— Ни­какая слеж­ка не да­ла бы мне боль­ше, чем-то, я уз­нал бла­года­ря это­му пру­ду, — я ед­ва сдер­жи­ва­юсь, что­бы не фыр­кнуть.

— Пра­виль­но. Но толь­ко раз, — по­жал пле­чами на­чаль­ник.

Его сон­ные гла­за вни­матель­но смот­рят на ме­ня. Я за­думы­ва­ясь, слов­но приз­на­вая свою не­уда­чу. В ду­ше я, ра­зуме­ет­ся, ее не приз­нал, но ка­кой Мер­лин спо­рить с на­чаль­ством? Лад­но. Сей­час пос­ле­ду­ют нас­тавле­ния.

— Вы дол­жны спо­кой­но и без лиш­не­го рис­ка ус­та­новить наб­лю­дение за Мал­фо­ем, — спо­кой­но го­ворит Слаг­хорн, — По­пытай­тесь так­же раз­до­быть оди­ноч­ные до­каза­тель­ства то­го, что Ра­фа­эл­ла Бэрк мер­тва. И глав­ное: по­ра про­щупать ва­шего друж­ка Ар­ноль­да: с кем он сню­хал­ся и что по­делы­ва­ет. Глав­ное — не воз­бу­дите до сро­ка по­доз­ре­ний, — под­ни­ма­ет­ся он с крес­ла, да­вая мне по­нять, что при­ем окон­чен.

Ян­вар­ская си­нева за ок­ном са­ма со­бой нас­тра­ива­ет на ра­бочий лад, не ос­тавляя сле­да от на­шей зим­ней сон­ли­вос­ти.




Я всег­да лю­бил пер­вое ян­ва­ря. По­жалуй, да­же боль­ше Рож­дес­тва. Пос­ле рож­дес­твенской но­чи на­до дер­жать­ся весь день на но­гах: как же, се­мей­ный праз­дник… За­то пер­во­го ян­ва­ря мож­но на за­кон­ных ос­но­вани­ях спать до са­мого ве­чера. Чем я и поль­зу­юсь, нас­лажда­ясь теп­лом под мяг­ким оде­ялом.

Ког­да я от­кры­ваю гла­за, ча­сы в ви­де баш­ни с гор­гуль­ей по­казы­ва­ют по­лови­ру седь­мо­го. Быс­тро от­бро­сив оде­яло, я встаю и де­лаю пя­ток уп­ражне­ний: ско­рее, что­бы прос­нуть­ся, чем ре­аль­но при­дать се­бе фор­му. Всю сце­ну в ка­бине­ту у Слаг­хорна я со­чинил от на­чала до кон­ца из об­рывков вос­по­мина­ний и до­мыс­лов. Уве­рен: будь эта сце­на в ре­аль­нос­ти, воп­ро­сы на­чаль­ник за­дал бы мне ку­да бо­лее жес­ткие. Так, те­перь мож­но ид­ти, по­жалуй, в гос­ти­ную.

Ми­лей­шая эль­фий­ка ме­ня, впро­чем, опе­режа­ет, впо­пыхах ука­зывая, что ужин по­дан. Лич­но я охот­но бы вы­пил ча­шеч­ку ко­фе пе­ред ужи­ном. Но при­каз есть при­каз. Иду по ко­ридо­ру в «зал из­ли­шеств», как па­тетич­но зо­вет си­ловые Слаг­хорн. Ар­нольд ожи­да­ет ме­ня за сто­лом и не­доволь­но ка­ча­ет го­ловой: «Мол, про­сыпа­ешь, ло­дырь, а ужин не ждет!»

— Ты, меж­ду про­чим, вче­ра наг­ло улиз­нул, — за­метил Ар­нольд, под­ви­нув паль­ца­ми пе­репе­линое яй­цо. — А я те­бя хо­тел с воз­можной не­вес­той поз­на­комить.

Ес­ли бы мо­ему дру­гу хо­телось про­из­вести на ме­ня эф­фект, ед­ва ли он мог бы дей­ство­вать луч­ше. От не­ожи­дан­ности я нер­вно ше­вель­нул ру­кой, что сра­зу от­ра­зилось в ви­де лег­кой виб­ра­ции блюд­ца.

— У ме­ня уже есть не­вес­та? — за­мял­ся я.

— А по­чему бы и нет? — Ар­нольд бро­са­ет на ме­ня спо­кой­ный, но уве­рен­ный взгляд. — Моя ку­зина Оле­ан­дра Бэрк. Чем пло­хо?

— Оле­ан­дра? — удив­ленно смот­рю я на ле­тящую све­чу. — Оле­ан­дра… — пе­ред мо­ими гла­зами поп­лы­ла та стран­ная эк­сцентрич­ная осо­ба, ко­торую я ви­део на ба­лу. За­бав­но, но бал сей­час мне то­же ка­зал­ся да­леким сном.

— Ну да. Ей двад­цать шесть — уже не ре­бенок. Ум­ная — бу­дет о чем по­гово­рить. Да­ма сво­бод­ных пра­вил, — по­низил он го­лос, — ночью те­бя по­раду­ет. Са­ма све­жая и неж­ная. Да и ты ей по ду­ше, — за­вер­шил он.

— Раз­ве? Я так по­нял, что ей по ду­ше Мал­фой, — я так­же взял в ру­ки пе­репе­линое яй­цо.

— Ну, а что ей бы­ло де­лать, ес­ли ты по­пал в ру­ки та­кой опыт­ной рас­путни­цы, как мис­сис Блиш­вик? — хи­хик­нул Ар­ни.

— Слу­шай, пом­нишь ты мне го­ворил, что у тво­ей под­ру­ги мис­сис Блиш­вик… — на­чал я из­да­лека.

— Да она те­перь и твоя под­ру­га, по­хоже! — хмык­нул Ар­нольд.

— Ну я же не спал с ней, в от­ли­чие от те­бя… — ехид­но при­щурил­ся я, гля­дя на свер­кавшую све­чу. Ар­нольд, как я и ожи­дал, слег­ка по­тупил­ся и пос­мотрел на ка­мин. На нем как раз вы­сил­ся брон­зо­вый под­свеч­ник.

— Нет, я те­бя по­нимаю… Те­ло у нее очень слад­кое…- об­лизнул­ся он. — Но на­до ведь по­думать и о бу­дущем!

Вот это, ко­неч­но, чрез­вы­чай­но ин­те­рес­но. Я ни на ми­нуту не по­верю, что Ар­нольд ре­шил прос­то так за­нять­ся ус­трой­ством мо­его се­мей­но­го оча­га. Хо­тя, мо­жет, и ре­шил — Оле­ан­дру эту, по­хоже, на­до ку­да-то спла­вить. Но в кон­тек­сте ны­неш­не­го по­веде­ния Ар­ноль­да слу­чай с Оле­ан­дрой иной. Я вспо­минал, как она слу­чай­но на ба­лу по­дош­ла ко мне. Или не слу­чай­но? Ес­ли дру­гая сто­рона же­ла­ет кон­такта — зна­чит, на не­го на­до ид­ти.

— Ду­маю, преж­де, чем го­ворить об Аму­ре, на­до нам с тво­ей ку­зиной хоть уз­нать друг дру­га, — по­жимаю я пле­чами.

— Зна­чит, ре­шено! — Ар­нольд, как ни стран­но выг­ля­дел впол­не ис­крен­не. — Приг­ла­шу мисс Бэрк к нам на ланч. А там пос­мотрим! Вдруг да и ста­нет мис­сис Ро­ули? — нак­ло­ня­ет­ся он.

— На вся во­ля Про­виде­ния, — от­ве­чаю я. Мой друг фи­лософ­ски воз­во­дит гла­за к по­тол­ку: «Че­го, мол, мед­лишь?» Но я не об­ра­щаю вни­мание на его жест.

Не мо­гу по­нять, что имен­но ме­ня нап­рягло в этой Оле­ан­дре. А раз не мо­гу по­нять, зна­чит, на­до мыс­ленно вер­нуть­ся на­зад. Мал­фой? Ну приг­ла­сил и приг­ла­сил. Не то. Так, вер­но. Оле­ан­дра под­хо­дит ко мне в в ли­мон­но-жел­том платье. Она те­ря­ет рав­но­весие, и я ско­рее про­тяги­ваю ей ру­ку. Ее бе­лая пер­чат­ка сколь­зну­ла по мо­ей ру­ке, и я нев­зна­чай взял ее за ло­коть. Что ме­ня нас­то­рожи­ло? Стоп! От мо­его лок­тя стал ис­хо­дить лег­кий за­пах чай­ных ду­хов.

Вам это бу­дет, на­вер­ное, уди­витель­но, но во вре­мена Вос­точной вой­ны да­мы, идя на бал, не по­лива­ли се­бя ду­хами и аро­мати­чес­ки­ми эс­сенци­ями. В наш век вку­са они прек­расно по­нима­ли, что на раз­го­рячен­ном те­ле их за­пахи при­об­ре­тут мер­зкий прив­кус. Да и поль­зо­вались ду­хами в ос­новном да­мы по­лус­ве­та, а не арис­тократ­ки. Не­навяз­чи­во бла­го­ухать мог­ли пер­чатки, пла­точек, при­коло­тый к кор­са­жу бу­кетик жи­вых цве­тов… И то не мод­ны­ми ду­хами на спир­то­вой или мас­ля­ной ос­но­ве, а аро­мати­чес­ки­ми во­дами. У Оле­ан­дры бы­ли ду­хи нас­то­ящие, чай­ные. А чай­ные ду­хи в то вре­мя мож­но бы­ло толь­ко при­вес­ти из Бом­бея…

— У тво­ей ку­зины от­менные ду­хи! — под­нял я бро­ви, пос­мотрев на ча­сы. — Чай­ные!

— Ага… — Ар­нольд отод­ви­нул си­яющую бе­лую сал­фетку. — Зна­чит ду­хи ку­зины ты то­же за­метил?

— Толь­ко не го­вори, что их по­дарил ей ты, — шут­ли­во под­нял я обе ру­ки вверх, как бы

— Ты уга­дал, ста­рина! — ве­село рас­сме­ял­ся Ар­нольд. — Я их пре­под­нес Оле­ан­дре на День Рож­де­ния! — па­тетич­но раз­вел он ру­ками.

Я рас­се­ян­но пос­мотрел на кув­шинчик с мо­локом, ста­рясь скрыть вол­не­ние, на­вер­ное, это луч­ше, чем я ожи­дал. Толь­ко что мой друг сам приз­нал, что у не­го есть воз­можность дос­та­вать чай­ные ду­хи из Ин­дии. В «стра­не чу­дес» он, как не кру­ти, не был. Ос­та­ет­ся один ва­ри­ант: у не­го есть зна­комый, че­рез ко­торо­го это мож­но сде­лать.

Од­нажды в Ин­дии мне до­велось наб­лю­дать «вол­шебную под­свет­ку». Нес­коль­ко ма­лень­ких пальм, вы­сокая тро­пичес­кая сос­на и па­ра па­порот­ни­ков си­яли глу­боким зе­леным све­том. Маг­лы нын­че на­учи­лись де­лать что-то по­доб­ное с по­мощью элек­три­чес­тва, но во вре­мена мо­ей мо­лодос­ти это мож­но бы­ло сде­лать толь­ко од­ним спо­собом: вол­шебс­твом. Маг­лы, как за­воро­жен­ные, смот­ре­ли на под­све­чен­ные де­ревь­ям, изум­ля­ясь, ка­ким ис­кусс­твом рад­жа су­мел сде­лать та­кое чу­до. Вот и я сей­час, смот­ря на Ар­ноль­да, уси­лен­но пы­тал­ся най­ти от­вет на два важ­ней­ших воп­ро­са. Пер­вый: с ка­кими людь­ми, по­сетив­ши­ми Вос­ток, тес­но свя­зан мой луч­ший друг. Вто­рой: этим ли лю­дям или ка­ким-то дру­гим Ар­ни пе­реда­ет ин­форма­цию обо мне и по их ли прось­бе он ор­га­низу­ет мне мел­кие про­вока­ции… Урав­не­ние с дву­мя не­из­вес­тны­ми…

— Ты, меж­ду про­чим, не про­гада­ешь, — сме­ет­ся Ар­нольд, смот­рю на та­инс­твен­ные ог­ни ел­ки. — На­ша Оле­ан­дра да­ма го­рячая, уве­ряю те­бя…- пло­то­яд­но об­лизнул­ся он.

Он по­казы­ва­ет на елоч­ную вет­ку, и я ви­жу пор­трет Оле­ан­дры. Впол­не до­воль­ная со­бой де­вица. Ве­ро­ят­но, счи­та­ет се­бя не­веро­ят­но ум­ной от то­го, что про­чита­ла па­ру фран­цуз­ских кни­жек Жорж Санд и Бо­мар­ше. Ни­чего, ука­зыва­юще­го на его бли­зость к Мал­фою или Ра­фа­эл­ле. Точ­нее, тем, кто скры­ва­ет­ся за эти­ми име­нами. Са­мое грус­тное, что мне да­же не с чем пой­ти к Грин­грас­су… Ма­ло ли ка­кой жест я уви­дел у Мал­фоя на ба­лу! Жест — это, прос­ти­те, еще не до­каза­тель­ство. Ма­нера тан­це­вать то­же. А фак­ты мне по­ка раз­до­быть не­веро­ят­но труд­но…

Ар­нольд тем вре­менем до­кури­ва­ет труб­ку и та­инс­твен­ным го­лосом со­об­ща­ет мне, что дол­жен уй­ти из до­ма. Вер­немся, ес­ли по­везет, не один, так что луч­ше мне не хо­дить ночью по пер­во­му эта­жу. По­хоже все-та­ки из­ло­вил ка­кую-то кра­сот­ку на ба­лу. Я ни­чего не имею про­тив: в кон­це-кон­цов, я ведь жи­ву у не­го. Од­на­ко на об­ратном пу­ти лю­бопытс­тво взя­ло верх, и я сво­рачи­ваю в со­сед­нее кры­ло до­ма: бла­го хо­зя­ина нет до­ма. Сна­чала я сле­дую по боль­шо­му ко­ридо­ру, а за­тем вы­хожу в ма­лый зал: мес­то, где, по­мимо тем­но-зе­лено­го ди­вана и кре­сел, сто­ит сер­вант с за­пас­ной по­судой. За­щит­ных чар нет: ви­димо, Ар­ноль­ду и в го­лову не при­ходит, что кто-то пос­то­рон­ний мо­жет ша­тать­ся по этой ком­на­те.

Я ос­та­нав­ли­ва­юсь воз­ле сер­ванта, и вско­ре мой взгляд прив­ле­ка­ет чаш­ка. Она, собс­твен­но го­воря, да­же не сов­сем чаш­ка, а нас­то­ящий ма­лень­кий чай­ник. Трехъ­ярус­ный. На вер­хнем яру­се изоб­ра­жены, как и по­ложе­но, ду­хи дож­дя, гро­зы и мол­нии. Вот как гроз­но Мол­ния бь­ет в свои та­рел­ки. На сред­нем яру­се — при­ем в им­пе­ратор­ском двор­це на фо­не бам­бу­ково­го са­да. На ниж­нем — го­род­ские сте­ны с ре­мес­ленни­ками, ле­пящи­ми из гли­ны гор­шки и чаш­ки и про­да­ющие их пут­ни­кам. Внут­ри чаш­ки — ма­лень­кий бе­лый филь­тр, ку­да за­сыпа­ет­ся чай. В ниж­нем от­се­ке — во­да. У нас та­кие не де­ла­ют да­же в ви­де фаль­ши­вок. Нет, его по­дарил Ар­ноль­ду нек­то, по­бывав­ший в Ки­тае.

Кто же это нек­то? Фа­милии я, по­нят­но, наз­вать не мо­гу. Но кое-что ска­зать о нем я мо­гу. Этот нек­то рас­ска­зал Ар­ноль­ду кое-что из мо­ей ра­боты в Ки­тае и о мо­их от­но­шени­ях с Джу­ли­ей. Этот нек­то поп­ро­сил Ар­ни по­весить япон­скую гра­вюру с нед­вусмыс­ленным нас­тавле­ни­ем и за­дол­го дал ему про Не­бес­ных Фей с яв­ным на­меком на мис­сис Блиш­вик. Нек­то был в кур­се мо­их дел и слиш­ком хо­рошо. Нек­то пре­дос­та­вил Ар­ноль­ду чай­ные ду­хи для Оле­ан­дры. Я, ко­неч­но, дав­но вы­чис­лил его су­щес­тво­вание. Но всё же од­но де­ло знать во­об­ще, так ска­зать абс­трак­тно… И вот те­перь у ме­ня ест два до­каза­тель­ств его су­щес­тво­вания: чай­ные ду­хи и чаш­ка, ко­торую мож­но ку­пить толь­ко в Ки­тае и толь­ко по хо­рошей це­не. Не каж­до­му по кар­ма­ну.

Я по воз­можнос­ти не­тороп­ли­во по­кидаю ма­лый зал и иду в свою ком­на­ту. По­лучить до­каза­тель­ства ма­ло, на­до еще выс­тро­ить вер­ную ги­поте­зу. Ку­да они ве­дут эти кон­цы? Вы­рисо­выва­ют­ся две вер­сии. Ли­бо та­инс­твен­ный нек­то — мой враг, свя­зан­ный с Вос­то­ком и пос­та­вив­ший под кон­троль Ар­ни. Ли­бо это все де­ла­ет мой от­дел с ве­дома и сан­кции Грин­грас­са. Пос­ледний ва­ри­ант был бы нам­но­го ху­же, ибо он сви­детель­ству­ет о не­дове­рии ко мне на­чаль­ства. Од­на­ко в чем его ин­те­рес про­делы­ва­ет все эти трки? Слеж­ка за мной и про­вер­ка мо­их нер­вов пе­ред опе­раци­ей? Вро­де бы ло­гич­но. И всё же ин­стинкт под­ска­зыва­ет мне, что не в этом де­ло. Слиш­ком тон­кая ин­три­га для прос­той ме­лочи.

Вой­дя в ка­бинет, я пер­вым де­лом по­дошел к пись­мен­но­му сто­лу. Мо­жет, из чис­то­го озорс­тва, мо­жет по­чему-то еще, но мне вдруг ужас­но за­хоте­лось в кон­такт с прек­расной мис­сис Блиш­вик. Вспом­нив ее воз­душное бе­лое платье, я бе­ру пер­га­мент и на­цара­пываю на нем чер­ни­лами без под­пи­си:





За­теи, от­пра­вив пти­цу, са­жусь ра­ботать. На ду­ше бы­ло ужас­но ве­село от то­го, что мне уда­лось это сде­лать. Мыс­ли ска­чут, и сос­ре­дото­чить­ся на чем-то труд­но. Сей­час мне важ­но вспом­нить все ком­по­нен­ты то­го мрач­но­го ки­тай­ско­го об­ря­да. Од­но­го се­год­ня мне, по­хоже, по­рабо­тать все-та­ки не удас­тся. Че­рез пол­то­ра ча­са ко мне воз­вра­ща­ет­ся моя со­ва с ма­лень­ким пер­га­мен­том. Я от­кры­ваю его и чувс­твую, как мое се­дые бук­валь­но зап­ры­гало от ра­дос­ти. На нем кал­лигра­фичес­ким по­чер­ком мис­сис Блиш­вик бы­ло вы­веде­но сле­ду­ющее:


[/C]


Я улы­ба­юсь и отод­ви­гаю в сто­рону пер­га­мент и чер­ниль­ни­цу. Се­год­ня я ве­чером я, по­жалуй, мо­гу толь­ко те­рять вре­мя.




Итак, ко­тиль­он был окон­чен. Мы с мис­сис Блиш­вик выш­ли на тус­кло ос­ве­щен­ную мра­мор­ную лес­тни­цу. Бы­ло, ви­димо, око­ло че­тырех ут­ра, но ни­чего не пред­ве­щало рас­све­та. Зим­ний че­тыре ча­са — са­мый раз­гар дол­гой но­чи. На лес­тни­це я сно­ва взял за ру­ку мис­сис Ми­сапи­ноа, и она не вос­про­тиви­лась это­му. К со­жале­нию, из-за чер­ных мас­ка­рад­ных оч­ков я не мог уви­деть вы­раже­ния ее ли­ца. Не го­воря ни сло­ва, мы ос­то­рож­но пош­ли вниз, встре­чая по пу­ти па­ры в мас­ках. Ес­ли нас кто-то за­метит, мо­жет на­чать­ся скан­дал, но нам по­чему-то не хо­телось об это ду­мать.

— Кста­ти, сэр Лан­се­лот, — ти­хонь­ко про­шеп­та­ла мне мис­сис Блиш­вик. — Это прав­да, что в Ки­тае очень лю­бят кар­пов?

— Я ду­мал, вы спро­сите ме­ня про япон­ские шиш­ки. — улыб­нулся я, чуть креп­че сжав ее ла­донь.

— Все­му свое вре­мя… — бро­сила да­ма на ме­ня бег­лый взгляд. — По­ка на по­вес­тке дня — кар­пы. — Нап­ро­тив нас по лес­тни­це мель­кну­ли двое в мас­ках гри­фонов, но они, по­хоже, не за­мети­ли нас.

— Да, это свя­зано с ле­ген­дой о кар­пе кои… — мра­мор­ные сту­пень­ки за­кан­чи­ава­лись, и я наг­ло не раз­жи­мал ла­донь мо­ей спут­ни­цы. — Она гла­сит, что в ста­родав­ние вре­мена кар­пы прип­лы­вали из мо­ря в ре­ки, что­бы уме­реть. Но муд­рый карп кои су­мел под­нять­ся пл ре­ке Ян­цзы и прев­ра­тить­ся в дра­кона.

— То есть, он все-та­ки из­бе­жал смер­ти? — си­ние гла­за Ми­сапи­ноа вни­матель­но пос­мотре­ли на ме­ня.

— Имен­но так…

В ниж­нем за­ле бы­ло прак­ти­чес­ки пус­то. Прак­ти­чес­ки, ес­ли не счи­тать ша­гов со сто­роны лес­тни­цы. Мал­фой! Он спус­кался в соп­ро­вож­де­нии че­лове­ка в чер­ном бар­хатном кос­тю­ме и се­реб­ря­ной мас­кой ли­сы. Его спут­ник мог быть и муж­чи­ной, и жен­щи­ной. По счастью они по­ка не ви­дят нас с мис­сис Блиш­вик. Но че­рез нес­коль­ко ми­нут си­ту­ация из­ме­нит­ся. Мне нуж­но быс­тро скрыть­ся и от­влечь тон­кую да­му в бе­лом баль­ном платье. Не раз­ду­мывая дол­го, я дос­таю па­лоч­ку и взма­хом став­лю ча­ры не­види­мос­ти на ту часть за­ла, где сто­им мы с Ми­сапи­ноа.

— Хо­тите пос­мотреть на ки­тай­ский парк с кар­па­ми? — шеп­чу я.

Не до­жида­ясь кив­ка опе­шив­шей да­мы, я на­кол­до­вываю вид пар­ка с бе­сед­кой у ма­лень­ко­го пру­да. В сущ­ности, это весь­ма при­митив­ный на­бор зак­ли­наний: пе­рено­са вос­по­мина­ний на стен­ку. За­то крас­ные кар­пы кои ве­село пле­щут­ся в с плы­вущи­ми по ре­ке жел­ты­ми листь­ями. Са­ма бе­сед­ка как ров­ный пря­мо­уголь­ник воз­вы­ша­ет­ся над во­дой. Пусть опе­шив­шая Ми­сапи­ноа смот­рит на пей­заж: я шеп­чу зак­ли­нание и мо­гу слы­шать фраг­мент раз­го­вора Мал­фоя со спут­ни­ком.

— Вы уз­на­ли его? — го­лос был вы­сокий и, как мне по­каза­лось, нем­но­го нас­мешли­вый. Ско­рее все­го, из­ме­нен­ный, хо­тя кто зна­ет?

— Бе­зус­ловно, — от­ве­тил Мал­фой. Сей­час в его го­лосе сох­ра­нялось при­выч­ное же­манс­тво, хо­тя го­ворил стро­го и чет­ко. В са­мом де­ле: точ­но по­да­ет ра­порт. Ми­сапи­она с неж­ностью пог­ла­дила мою ру­ку и во все гла­за рас­смат­ри­вала пруд.

— А он вас? — про­дол­жал тот же нас­мешли­вый го­лос.

— Не ду­маю… Мы ви­делись мель­ком. Хо­тя, кто зна­ет?

Ша­ги ухо­дили все даль­ше. Еще нем­но­го и го­лоса ста­нут приг­лу­шен­нее. Ми­сапи­ноа тем вре­менем все еще не оп­ра­вилась от изум­ле­ния.

— То, что про­изош­ло по­том вхо­дит в ва­ши с ней пла­ны?

— Да… Впол­не… — Мал­фой, по­хоже, для ос­то­рож­ности на­чал по­нижать го­лос. — Она впол­не кон­тро­лиру­ет си­ту­ацию, будь­те по­кой­ны. Да­же сей­час, — хмык­нул он.

Вот, собс­твен­но го­воря, и все. Вер­нее, все, что мне до­велось ус­лы­шать см по­мощью мо­его нас­пех соз­данно­го наб­лю­датель­но­го пун­кта. Те­оре­тичес­ки они впол­не мог­ли го­ворить обо мне. Но мог­ли го­ворить и о ком-то дру­гом. Как по­доб­рать­ся к че­лове­ку с лись­ей мас­кой я по­ка ре­шитель­но не знаю. Да и ин­те­ресен ли он для на­шего де­ла? Кто в са­мом де­ле по­ручит­ся, что они го­ворят о нас, а не о ка­ких-то сво­их проб­ле­мах? Та­ких до­каза­тель­ств у ме­ня нет. И как по­доб­рать­ся к ре­шению этой го­лово­лом­ки я по­ка ре­шитель­но не знаю.




Маг­лы го­ворят: «Ут­ро ве­чера муд­ре­нее». Сле­ду­ющим ут­ром я убе­дил­ся, что их по­говор­ка не ли­шена смыс­ла. Хо­тя я без­божно прос­пал до де­вяти, мне все-та­ки приш­ла в го­лову ори­гиналь­ная идея. Воп­ло­тить ее в жизнь мне не бу­дет сто­ить ни­чего. Тем бо­лее, что на мое счастье Ар­ноль­да не бы­ло за зав­тра­ком: по­хоже, он хо­рошо по­рез­вился ночью со сво­ей но­вой пас­си­ей. Ес­ли, ра­зуме­ет­ся, не сол­гал. Что же, тем луч­ше. По­года вро­де бы то­же рас­по­лага­ет к не­боль­шо­му пу­тешес­твию: вмес­то ян­вар­ско­го дож­дя на ули­це впол­не сол­нечно и су­хо, хо­тя, ко­неч­но, ужас­но вет­ре­но.

По­кон­чив с зав­тра­ком, я спус­ка­юсь по лес­тни­це, что взять в при­хожей плащ, пер­чатки и га­лоши. Ар­нольд и «Нек­то» мог­ли пре­дус­мотреть ты­сячи ме­лочей, но за­быть о глав­ном; ши­ла в меш­ке не ута­ишь. Сын! Кто мне по­меша­ет на­ведать­ся к ма­лень­ко­му Го­вар­ду Бэр­ку с но­вогод­ним по­дар­ком от ма­мы? На­ведать­ся, ра­зуме­ет­ся, не в сво­ем об­ли­чи, но для ме­ня это не но­вость. Раз­ве я так уж ред­ко бы­вал в чу­жом об­ли­чи? Сей­час мне на­до быс­тро пе­реб­рать­ся в Ко­сой пе­ре­улок, ог­лу­шить ко­го-то на па­ру ча­сов и под обо­рот­кой по­бывать в Юж­ном У­эль­се.

В мо­ем пла­не есть ма­лень­кая слож­ность: где имен­но в Юж­ном У­эль­се ис­кать вла­дения Бэр­ков? Но, бла­года­ря друж­бе, с Ар­ноль­дом я от­лично пом­ню тот не­боль­шой до­мик, ко­торый при­над­ле­жит им в рай­оне ска­лис­то­го по­бережья. По­это­му по­нача­лу мой план дей­ству­ет без осеч­ки. В по­лови­не две­над­ца­того я под ви­дом се­дов­ла­сого мис­те­ра Эй­ки­на стою на ска­лис­том бе­регу воз­ле об­ры­ва. Пе­редо мной от­кры­вал­ся об­рыв, на дне ко­торо­го ва­лялась гру­да ос­трых кам­ней. По­думав с ми­нуту, я за­курил труб­ку.

Итак, что мне нуж­но для то­го мрач­но­го ки­тай­ско­го об­ря­да, от­лу­ча­юще­го че­лове­ка от его ро­да? Пол­ная ин­форма­ция о его та­були­рован­ном ро­довом име­ни. Хо­рошо, пусть в дан­ном слу­чае крес­тиль­ном об­ря­де и крес­тиль­ном име­ни. Име­на родс­твен­ни­ков при­сутс­тво­вав­ших при об­ря­де. Фар­фо­ровая и ка­мен­ная че­репа­ха, ибо че­репа­ха у ки­тай­цев — это как сво­его ро­да тран­сля­тор энер­гии. Прав­да, ее дол­жны из­го­товить по той же тех­но­логии, как ту че­репа­ху на им­пе­ратор­ском клад­би­ще в Мань­чжу­рии. Где ее дос­тать в Ев­ро­пе? Впро­чем, и это еще не все. Ря­дом с мес­то­нахож­де­ни­ем то­го че­лове­ка дол­жен быть ис­точник тем­ной энер­гии, при­чем силь­ный. Или дверь, от­кры­ва­ющая тем­ный по­ток. Ка­ким об­ра­зом я сум­ми­рую все эти ком­по­нен­ты?

Ве­тер ста­новит­ся все хо­лод­нее, и я, по­ежи­ва­ясь от зяб­ко­го вет­ра, иду вдоль ва­лунов. В от­да­лении ви­ден боль­шой гра­нит­ный дом, на­поми­на­ющий псве­до-за­мок: та­кие лю­бил стро­ить на­ши эс­квай­ры во вре­мена Кром­ве­ля. Вро­де как ры­цар­ское Сред­не­вековье та­кой вот ка­мен­ный дом с вы­соки­ми ок­на­ми. Ми­мо ме­ня по ва­лунам важ­но прош­лась по­жилая да­ма в ка­пюшо­не, но я не смог раз­гля­деть ее ли­цо зак­ры­тое тем­ны­ми оч­ка­ми. Маг­ла или вол­шебни­ца — Мер­лин раз­бе­рет. Оч­ки мог­ла на­деть от мор­ской во­ды, а мог­ла, что­бы скрыть ли­цо. Я по­дошел к груп­пе ва­лунов и сно­ва за­курил труб­ку: лю­бопыт­но, наб­лю­да­ет ли она за мной? Нет, не наб­лю­да­ет — идет сво­ей до­рогой к об­ры­ву. Лад­но.

Я пе­ресе­каю не­боль­шой за­рос­ший сквер и под­хо­жу к во­ротам. Лю­бопыт­но, но Бэр­ки ни кап­ли не за­щища­ют свой дом от маг­лов, как за­щищен их лон­дон­ский особ­няк. Вро­де как жи­вут здесь са­мые обык­но­вен­ные маг­лы… До­воль­но стран­но: зна­чит, «Ста­тут» им на­до соб­лю­дать с двой­ной ос­то­рож­ностью. Что же, раз пра­вила иг­ры ус­та­новил не я, при­ходит­ся по ним иг­рать. По­это­му от­кры­ваю вход не па­лоч­кой, а прос­то от­крыв ка­лит­ку.

Мне по­вез­ло. У вхо­да ве­село бе­гал ма­лень­кий и щуп­лый маль­чиш­ка лет че­тырех. Нес­мотря на про­моз­глую по­году он был с не­пок­ры­той тем­но-ру­сой го­ловой. Ка­рие гла­за с лу­кавой ис­крин­кой смот­ре­ли на кам­ни, ко­торые ре­бенок то под­ни­мал в воз­дух, то опус­кал дви­жени­ем ла­дони. Без сом­не­ния, пе­редо мной был сын Ра­фа­эл­лы — сходс­тво бы­ло слиш­ком ве­лико, что­бы пос­та­вить его под сом­не­ние. От Ар­ноль­да он унас­ле­довал раз­ве что длин­ный и тон­кий нос.

Гля­дя на ве­селую иг­ру ре­бен­ка, я вспом­нил, как сам в пять или шесть лет под­ни­мал кам­ни, но не сох­ра­нил рав­но­весие. Один из них здо­рово уда­рил ме­ня по ми­зин­цу ле­вой ру­ки и, ви­димо, сло­мал его: по­чер­нел да­же но­готь. Боль бы­ла силь­ной, но страх, что мать бу­дет ме­ня ру­гать или на­кажет, был силь­нее. Так я и хо­дил три не­дели с боль­ным ми­зин­цем, изо всех сил пы­та­ясь скрыть про­изо­шед­шее. Как вы­яс­ни­лось, впол­не ус­пешно.

— Здравс­твуй! — ок­ликнул я ре­бен­ка.

— Доб­рый день, сэр… — маль­чик прер­вал свою иг­ру и смот­рел на ме­ня с нес­кры­ва­емым изум­ле­ни­ем.

— Ты Го­вард Бэрк? — улыб­нулся я как мож­но теп­лее. — Я при­нес те­бе рож­дес­твенский по­дарок от ма­мы…

— От ма­мы? — ре­бенок сра­зу за­быв ос­то­рож­ность, под­бе­жал ко мне. Я, не осо­бо це­ремо­ни­ясь, дос­тал из внут­ренне­го кар­ма­на ма­лень­кую иг­рушку ры­чаще­го дра­кона, ко­торый за­бав­но вы­пус­кал огонь и пар.

— Вен­гер­ская хвос­то­рож­ка! — ра­дос­тно крик­нул маль­чик. — Зна­чит, ма­ма обо мне пом­нит, да?

— Как ви­дишь, — раз­вел я ру­ками.

— А ког­да она при­едет? Я ее так ждут… — маль­чик, вы­пятив гу­бу, стал рас­смат­ри­вать мой су­венир.

«Жду? Что это зна­чит? — по­думал я, гля­дя на ка­мен­ный шпиль до­ма. — Ра­фа­эл­ла Бэрк бы­ва­ет здесь? Или?»

— Го­вард, что здесь про­ис­хо­дит? — из воз­ду­ха са­ма со­бой воз­никла вы­сокая жен­щи­на с вы­тяну­тым ли­цом. — Кто этот муж­чи­на?

— Он при­нес мне по­дарок от ма­мы! — Ре­бенок про­дол­жал кру­жит­ся по дво­ру. Жен­щи­на, ви­димо гу­вер­нан­тка, по­дош­ла со мне. Сей­час я хо­рошо раз­гля­дел ее прон­зи­тель­ные чер­ные гла­за.

— Кто вы та­кой, сэр? — спро­сила она.

— Ме­ня зо­вут Эн­то­ни Эй­кин, — я при­под­нял свой низ­кий ци­линдр (хо­тя по прав­да го­воря, ни­ког­да не лю­бил низ­кие ци­лин­дры — всег­да пред­по­читал «печ­ные тру­бы»). — Как агент фир­мы «Вол­шебные да­ры», раз­но­шу их де­тям.

— А я Джейн Ринд, гу­вер­нан­тка мис­те­ра Бэр­ка. Мо­гу ли я уз­нать, кто за­казал вам этот по­дарок? — ко­лючие гла­за жен­щи­ны бук­валь­но впи­лись в ме­ня.

— Ме­ня поп­ро­сила мисс Оле­ан­дра Бэрк, и я ис­полнил ее прось­бу, — кив­нул я за­ранее за­готов­ленную вер­сию. При име­ни Оле­ан­дры на ли­це мель­кну­ла гри­маса от­вра­щения, но она про­дер­жа­лась не бо­лее пол­ми­нуты.

— Спа­сибо, у Вас доб­рое сер­дце, — грус­тно улыб­ну­лась мне жен­щи­на. — Ре­бен­ку бу­дет так при­ят­но уз­нать, что его ма­ма жи­ва! — по­низи­ла она го­лос.

— В са­мом де­ле… — за­мял­ся я. — Но раз­ве… — я пос­мотрел, как ма­лыш кру­тит­ся с по­дарен­ной ему иг­рушкой, ве­село за­пус­кая дра­кона в воз­дух. — Он не ждет ма­му?

— Увы, да, — вздох­ну­ла мисс Ринд, — Год на­зад или что-то око­ло то­го. Умер­ла от ча­хот­ки. Мы пря­чем эту тай­ну от ре­бен­ка. Пусть маль­чик ду­ма­ет, что ма­ма ле­чит­ся за гра­ницей!

«В свое вре­мя он уз­на­ет, что она там спа­ла с дя­дей Эр­нестом», — ехид­но по­думал я. Ве­тер быс­тро ра­зог­нал ту­чи, и мяг­кий склон жух­лой тра­вы стал при­об­ре­тать поч­ти ве­сен­ние крас­ки.

Зна­чит, Ра­фа­эл­ла Бэрк все-та­ки уме­ла. По­лучить эту но­вость — уже по­беда. Пусть ма­лень­кая по­беда, но все-та­ки по­беда. Те­перь я точ­но знаю, что на ба­лу бы­ла не Ра­фа­эл­ла, а кто-то дру­гой в ее об­ли­чи. Обо­рот­ки они без сом­не­ния сде­лали из во­лос еще жи­вой Ра­фа­эл­лы… Ин­те­рес­но, мож­но ди уз­нать у этой Джейн что-то еще?

— А по­дар­ки пе­реда­ет мисс Оле­ан­дра Бэрк? — по­низил я го­лос. — Нам это важ­но: мы хо­тим знать, кто пош­лет по­дар­ки ре­бен­ку сно­ва. — Дра­кон как раз вы­пус­тил пар, и ма­лень­кий Го­вард ве­село рас­сме­ял­ся.

— Тер­петь не мо­гу эту осо­бу, — скри­вилась гу­вер­нан­тка. — Не са­мое при­ят­ное, что лю­бов­ни­ца за­мени­ла на ло­же от­ца мать ре­бен­ка. Но ког­да эта лю­бов­ни­ца еще и его ку­зина… — Жен­щи­на воз­му­щен­но по­жала пле­чами. — Впро­чем, в на­шей вол­шебной сре­де та­кое, увы, впол­не прак­ти­ку­ет­ся!

Ах вот оно что… Оле­ан­дра спит с Ар­ноль­дом! Те­перь мне ста­новит­ся кое-что по­нят­но. В час­тнос­ти, по­чему он дос­тал ей до­рогие чай­ные ду­хи из Ин­дии. (Как дос­тал — ос­та­вим по­ка в сто­роне). И по­чему он так за­нер­вни­чал, уви­див ку­зину с Мал­фо­ей. На­чал рас­ска­зывать мне, что жен­щи­ны, как гу­сени­цы — об­жи­ра­ют сад, а по­том ста­новят­ся ба­боч­ка­ми… Ви­димо, в тай­не по­обе­щал рас­пла­тить­ся с ней, прис­тро­ив ку­зину за­муж или что-то в та­ком ро­де…

— Я зап­ре­тила ей по­яв­лять­ся здесь. Мис­тер Бэрк вспы­лил, но по­дар­ки пе­реда­ет че­рез дру­гих лиц. Ре­бенок, бо­юсь, ему не ну­жен, в от­ли­чие от по­кой­ной ма­тери…

— Раз­ве она не жи­ла в Ниц­це? — изу­мил­ся я.

— Нет… Мис­сис Бэрк умер­ла год на­зад от ча­хот­ки, а пе­ред этим поч­ти год ле­жала под наб­лю­дени­ем вра­ча. Мы, — по­низи­ла она го­лос, — не го­ворим об этом ре­бен­ку.

«А кол­догра­фии с Ма­лофо­ем в Ниц­це?» — ед­ва не сор­ва­лось у ме­ня с язы­ка. Вы­ходит… Все, что из­вес­тно пуб­ли­ке о ро­мане Мал­фоя с Ра­фа­эл­лой — это все­го лишь ин­сце­ниров­ка? Хо­тя по­чему бы и нет… Те двое впол­не мог­ли иг­рать ро­ли Мал­фоя и Ра­фа­эл­лы дав­ным дав­но…

Глав­ное — не пе­реги­бать пал­ку. Поп­ро­щав­шись с гу­вер­нан­ткой и по­махав ру­кой маль­чи­ку, я от­прав­ля­юсь в сто­рону мо­ря. Там удоб­нее ап­па­риро­вать. Мне не­об­хо­димо вре­мя, что об­ду­мать, об­мозго­вать все ус­лы­шан­ное. Толь­ко сде­лать это луч­ше все­го не здесь, а в ка­ком-то ином мес­те. Од­на­ко вмес­то пе­реле­та я во­ору­жа­юсь труб­кой. Что, собс­твен­но, мне ска­зала «Ра­фа­эл­ла» во вре­мя ба­ла?

« — Ес­ли пом­ни­те, Ка­ура­вы про­иг­ры­вали Пан­да­вам ре­ша­ющую бит­ву на по­ле Ку­ру, — бе­лая пер­чатка Ра­фа­эл­лы сно­ва пе­рех­ва­тила мою ру­ку. — Их пос­ледней на­деж­дой был ве­ликий во­ин не­уяз­ви­мый принц Кар­на. И он ре­шил­ся при­бег­нуть к чу­довищ­но­му, но зап­ре­щен­но­му 'ору­жию Брах­мы'.»

Я вздрог­нул, вспом­нив ха­рак­тер мо­его за­дания. «Ре­ша­ющую бит­ву под Се­вас­то­полем»… Мож­но ли бо­лее точ­но опи­сать его, чем это сде­лала псев­до-Ра­фа­эл­ла? Коль­цо ды­ма мед­ленно вы­пол­за­ет из мо­ей труб­ки. Ес­ли это так, то вы­рисо­выва­ют­ся две вер­сии.

Или Ар­нольд и «псев­до-Ра­фа­эл­ла» ра­бота­ют на мой от­дел, то есть на Грин­грас­са. Или… Я пос­мотрел, как хо­лод­ные вол­ны раз­би­ва­ют­ся о ва­луны…

Или про­тив­ни­ку из­вес­тно да­же о на­шем сек­ретном со­веща­нии…

Глава 13, в которой сэр Ланселот вкушает персики из сада матушки Си Ванму и догадывается о замыслах даймё Сацумы

Боль­ше все­го на све­те я опа­са­юсь лю­дей нас­тро­ения. Мож­но выс­тро­ить оп­ре­делен­ную ли­нию по­веде­ния с дру­гом, вра­гом, со­юз­ни­ком, пар­тне­ром… Но поп­ро­буй­те выс­тро­ить ее с субъ­ек­том, у ко­торо­го следс­твие не обус­ловле­но ра­ци­ональ­ной при­чиной! Ко­торым дви­жет не ин­те­рес, а дур­ной сон или не­понят­но от­ку­да нах­лы­нув­шие вос­по­мина­ния. Я встре­чал од­но­го «кап­ри­зуна», ко­торый оби­жал­ся на то, что на зав­трак ему под­несли не тот ку­сок сы­ра и це­лый день сры­вал­ся на ок­ру­жа­ющих. Или, нап­ри­мер, встре­чал дам, ко­торые мог­ли дуть­ся по­тому, что им снил­ся дур­ной сон. Вам смеш­но? А те­перь пред­ставь­те, что по­доб­ный тип — ваш родс­твен­ник или на­чаль­ник…

Од­нажды мне до­велось наб­лю­дать, как по­доб­ная да­ма от­чи­тыва­ет сво­его сы­на за то, что он «не­чут­кий» (в от­но­шении ее, ес­тес­твен­но). Бед­ня­га ут­вер­ждал, что он ни­ког­да не от­ка­зыва­ет­ся вы­пол­нять ее по­руче­ния по до­му. От­вет ма­туш­ки был оше­лом­ля­ющим: «А нем­ножко до­гадать­ся са­мому нель­зя?» Пос­ле это­го мать прек­ра­тила спор, оби­дев­шись на сы­на нас­толь­ко… нас­толь­ко ей бы­ло нуж­но. Сын, по­лагаю, вы­рос ум­ным че­лове­ком и не по­лез с ней спо­рить, ибо спо­рить с че­лове­ком нас­тро­ения — се­бе до­роже. Глав­ный его ар­гу­мент — на­дутые гу­бы и уход с глу­бокой оби­дой на «до­гадай­ся сам на что».

Лич­но я с детс­тва твер­до убеж­ден, что на лю­дях нас­тро­ение у че­лове­ка мо­жет быть толь­ко од­но: ров­но при­под­ня­тое. Хо­рошо че­лове­ку или пло­хо — об этом не­зачем знать ок­ру­жа­ющим, кро­ме са­мых близ­ких род­ных и дру­зей, ес­ли они по­жела­ют. По­чему от ва­ших пе­репа­дов нас­тро­ения дол­жны стра­дать ни в чем не­повин­ные ок­ру­жа­ющие? Хо­чет­ся пла­кать? По­жалуй­ста, зак­рой­ся в ком­на­те и плач сколь­ко угод­но. Ра­дос­тно? Впол­не мож­но по­радо­вать­ся са­мому или с близ­ким че­лове­ком. Де­монс­тра­ция эмо­ций на лю­дях прос­то не­веж­ли­ва, ибо это — дет­ское тре­бова­ние к ок­ру­жа­ющим за­нимать­ся тво­ими проб­ле­мами.

Вот и сей­час я ока­зал­ся поч­ти в том же по­ложе­нии. Во гла­ве опе­рации, ко­торая мо­жет из­ме­нить ход вой­ны, сто­ит ис­те­рич­ка, точ­нее — че­ловек нас­тро­ения. С ис­те­риком да­же луч­ше: ис­те­рик — че­ловек, чьи ис­те­ричес­кие вспыш­ки под­чи­нены ка­кой-то за­коно­мер­ности и, сле­дова­тель­но, прог­но­зу. Мы ищем ис­точни­ки утеч­ки ин­форма­ции, ана­лизи­ру­ем би­ог­ра­фии, ри­су­ем схе­мы их кон­тактов… А ока­жет­ся — мисс Ор­пин­гтон прос­то пси­хану­ла так, что слы­шал кто-то из под­чи­нен­ных. Или рас­хвас­та­лась пе­ред Ее Ве­личес­твом, а это ус­лы­хала прид­ворная да­ма или сек­ре­тарь… Нет ни­чего опас­нее, ког­да во гла­ве де­ла сто­ит че­ловек нас­тро­ения! Но вы­бирать не при­ходи­лось…

Си­ту­ация, меж­ду тем, бы­ла в са­мом де­ле опас­ной. Вся вой­на за Чер­но­мор­ские про­ливы бы­ла мел­ким эпи­зодом, воз­ней в пе­соч­ни­це. На­ша «боль­шая иг­ра» с рус­ски­ми уже ста­ла бе­гом к Ти­хому оке­ану. Мы про­иг­ра­ли Пе­тер­бургу в Аф­га­нис­та­не и Пер­сии, а по­тому ста­ли про­никать в Хи­ву и Ко­канд. Мы вы­тес­ня­ли рус­ских из Ки­тая, ста­вя под свой кон­троль Цин­скую ди­нас­тию. Рус­ские ре­шили в от­вет под­нять про­тив нас пос­леднюю стра­ну Вос­то­ка — Япо­нию. Они вос­поль­зо­вались Ка­нагав­ским до­гово­ром, ко­торый на­вяза­ли се­гуну ян­ки, пред­ло­жив «Стра­не Вос­хо­дяще­го Сол­нца» са­мую вы­год­ную друж­бу и на­деж­ду ре­ванш. Их дип­ло­маты на­усь­ки­вали еще бес­прав­но­го ми­кадо и са­цум­ских са­мура­ев на се­гуна, от­крыв­ше­го Япо­нию инос­тран­цам. Их офи­церы при­были муш­тро­вать са­мурай­скую ар­мию, вы­ковы­вая их нее по­добие рус­ской. Приб­ли­жал­ся тот час, ког­да из Зим­не­го двор­ца да­дут от­машку дви­нуть эту си­лу на вас­саль­ную Ци­нам Ко­рею, то есть про­тив на­ших ин­те­ресов. Пос­ле по­раже­ний ки­тай­цев рус­ские мог­ли бы ор­га­низо­вать пе­рево­рот в Пе­кине, об­ру­шив все, что мы пос­тро­или та­ким тру­дом. И тог­да им от­кры­вал­ся бы пря­мой путь на Ин­дию… А по­тому я (и не толь­ко я) дол­жен был спе­шить…

***



Вер­нувшись к Ар­ноль­ду, я сра­зу сел ра­ботать. Сей­час луч­ше бы­ло не ло­мать го­лову над воз­можной утеч­кой ин­форма­ции, а сос­ре­дото­чить­ся на де­ле. Тем бо­лее, что опе­рация прик­ры­тия по­руче­на не мне. Об­макнув пе­ро, я на­чал ри­совать кру­ги. Так, све­дения о кре­щении рус­ско­го им­пе­рато­ра — где их мож­но дос­тать? На­вер­ное, толь­ко в Пе­тер­бурге… Или где-то еще? Хо­тя… Так, его ма­туш­ка Со­фия Ма­рия До­ротея Ав­густа Лу­иза Вюр­темберг­ская… (В мои вре­мена мы зна­ли на­изусть име­на ав­густей­ших особ Ев­ро­пы — и ма­ги, и маг­лы). Мо­жет, по­ис­кать в Вюр­тембер­ге?

Я ма­шиналь­но на­рисо­вал пе­ром круг с над­писью «Вюр­темберг» и по­мас­си­ровал лоб. Пусть да­же я най­ду нуж­ные све­дения. Но где я возь­му че­репа­ху, спо­соб­ную про­пус­тить тем­ные си­лы? За­казать в Ки­тае мы уже не ус­пе­ем. Ки­тай­ские мас­те­ра? Мне ну­жен очень серь­ез­ный маг, спо­соб­ный это сде­лать. А та­кие есть толь­ко ли­бо при дво­ре Пе­кин­ско­го им­пе­рато­ра, ли­бо в Ти­бете. Мо­жет, еще в Мук­де­не, ко­неч­но, на пу­ти к пог­ре­баль­ной До­лине Ца­рей… Нет, да­леко. А че­репа­ха страсть как нуж­на. В Бри­тании ки­тай­ских ма­гов та­кого уров­ня нет. На­до про­верить, где они есть на кон­ти­нен­те…

Мои раз­мышле­ния прер­вал шум ка­мина. Да, так и есть — в уг­лях сно­ва по­яви­лись кон­ту­ры оча­рова­тель­но­го ли­чика мис­сис Блиш­вик. По­хоже, ей не тер­пится ска­зать мне что-то важ­ное. Я вска­киваю со сту­ла, что­бы при­ветс­тво­вать да­му. Тем бо­лее, та­кую.

— Мис­тер Ро­ули… — раз­дался ее взвол­но­ван­ный ше­пот. — Ваш фо­нарик…

— Доб­рый ве­чер, мис­сис Блиш­вик! А! Сра­ботал? — в мо­их гла­зах блес­ну­ла ра­дость. — Сей­час его ус­та­нов­ка ка­залось мне ка­ким-то дав­ним со­быти­ем, хо­тя это бы­ло все­го нес­коль­ко дней на­зад.

— Нет… Он унич­то­жен… — в го­лосе жен­щи­ны слы­шал­ся страх. — Кто-то лик­ви­диро­вал его…

— Мож­но взгля­нуть? — Мер­лин, толь­ко сей­час за­метил, что я си­жу в си­нем мах­ро­вом ха­лате, рас­ши­том крас­ны­ми фи­гура­ми дра­конов.

— Спа­сибо… Я зна­ла, что Вы не от­ка­жете в по­мощи, сэр Лан­се­лот… — Ми­сапи­ноа, по­хоже, соб­ра­лась с ду­хом.

— Хо­рошо… От­крой­те ка­мин, я бу­ду че­рез чет­верть ча­са… — От­ве­тил я, гля­дя, как воск, ши­пя, по­полз со све­чи на брон­зо­вый под­свеч­ник.

Ров­но че­рез чет­верть ча­са ваш по­кор­ный слу­га об­ла­чён­ный в до­маш­ний свет­ло-ко­рич­не­вый кос­тюм, ока­зал­ся в гос­ти­ной Блиш­ви­ков. Стрел­ки брюк по-во­ен­но­му ос­тры — ни­как не мо­гу от­де­лать­ся от этой при­выч­ки. Мис­сис Блиш­вик си­дит в крес­ле в свет­ло-го­лубом до­маш­нем платье: как всег­да спо­кой­ная и с ко­ролев­ской осан­кой. Да­же ру­ки так­же упа­кова­ны в бе­лые пер­чатки до лок­тя. Не го­воря ни сло­ва, она по­каза­ла мне путь к прис­трой­ке, где сто­яли зер­ка­ла, и я пос­ле­довал за ней.

— Ка­кое счастье, что вы сра­зу приш­ли, сэр Лан­се­лот… — бро­сила она, пос­ту­кивая каб­лу­ками. — А то я, пра­во, уже за­вол­но­валась…

— Как это про­изош­ло? — спро­сил я, ког­да мы под­ни­мались на­верх баш­ни.

— По­нятия не имею… Я заш­ла се­год­ня про­верить его, а он унич­то­жен… — по­води­ла хо­зяй­ка в воз­ду­хе пер­чаткой.

Я пос­мотрел на мой фо­нарь — со­бира­тель энер­гии, куп­ленный в Се­уле. Да, сом­не­ний нет — он в са­мом де­ле пов­режден, при­чем уме­ло. Де­ревян­ный кор­пус ос­тался не­види­мым, но крыш­ка из вол­шебно­го стек­ла без­жа­лос­тно раз­би­та. Нек­то, взло­мав крыш­ку, за­пус­тил внутрь се­реб­ристо­го шме­ля, сож­равшую мой на­копи­тель энер­гии. Прок­ля­тое на­секо­мое ту­по смот­рит на ме­ня, ше­веля крыль­ями и из­да­вая жуж­жа­ние. Укус бу­дет жут­ко бо­лез­ненным, по­это­му взять живь­ем его не по­лучит­ся.

— Ус­пешно… — по­качал я го­ловой. — У вас есть пе­ро?

— Пе­ро? Да, да, ко­неч­но, — взвол­но­ван­ная Ми­сапи­ноа быс­тро при­мени­ла «Acio». — Но за­чем оно вам…

— Один мо­мент, — я прев­ра­тил его в пин­цет и ос­то­рож­но взял шме­ля. Брать его с по­мощью ма­гии бес­смыс­ленно — на эту тварь на­ложе­но зак­ли­нание са­мо­уни­чиже­ния, а вот от маг­лов­ско­го спо­соба оно не за­щище­но.

— Гу­дит… — уди­вилась хо­зяй­ка.

— Да, он по­ка жив… Ожив­лен, точ­нее… Отой­ди­те, мис­сис Блиш­вик, ина­че он мо­жет ужа­лить боль­но. — Ударь­те, по­жалуй­ста, по не­му «Priory Incantatem».

Мис­сис Блиш­вик взмах­ну­ла па­лоч­кой, ни­чем не вы­ражая удив­ле­ния. Тот­час из шме­ля вы­лете­ло бе­лое об­лачко, ко­торое тот­час уда­рило в зер­ка­ло. Ми­сапи­оноа смот­ре­ла с удив­ле­ни­ем на зер­каль­ную гладь. За­тем, при­щурив­шись, пе­реве­ла взгляд на мер­тво­го шме­ля. Я сно­ва по­чувс­тво­вал слад­кую дрожь, вспом­нив, как при­ят­но дер­жать ее за ру­ку.

— Он от­дал энер­гию зер­ка­лу? — спро­сила она.

— Так точ­но… — без­мя­теж­но от­ве­тил я. — Зна­чит, его по­сади­ли те, кто кон­тро­лиру­ет зер­ка­ло, толь­ко и все­го.

— Но как они сю­да по­пали? — сно­ва уди­вилась до­ма.

— Очень прос­то. Че­рез зер­ка­ло. — Я по­дошел к зер­каль­ной гла­ди и при­дир­чи­во ос­мотрел его. — Вы же зна­ете, что авс­трий­ские ма­ги от­лично пу­тешес­тву­ют че­рез зер­ка­ла, как мы че­рез ка­мины. — Дуд­ки! Ни один кла­пан не от­ве­чал на дви­жения мо­ей па­лоч­ки.

— А мы не мо­жем уз­нать их мар­шрут? — де­лови­то ос­ве­доми­лась Ми­сапи­ноа.

— Нет… Они от­клю­чили зер­ка­ло во­об­ще. Оно боль­ше не ра­бота­ет. — Я от­вел све­чу от ра­мы.

— На­де­юсь, вы на­каже­те этих не­годя­ев, ког­да их най­де­те, сэр Лан­се­лот?

— Они и так уже на­каза­ны, мис­сис Блиш­вик. — Я про­дол­жал ос­матри­вать зер­ка­ло. — По­нима­ете, они очень жда­ли шме­ля. Те­перь шме­ля нет. Один — один.

— А что это за шмель, мис­тер Ро­ули? — спро­сила хо­зяй­ка, ког­да мы с ней выш­ли из ком­на­ты на по­лутем­ную лес­тни­цу. — Он жи­вой?

— И да, и нет… — Не­замет­но для се­бя, я по­дал да­ме ру­ку, что­бы ей бы­ло лег­че спус­кать­ся по вин­то­вой лес­тни­це. — Это силь­ное кол­довс­тво: ме­ханизм, в ко­торый бро­сили жи­витель­ную си­лу. Они ис­поль­зу­ют­ся для слеж­ки.

— По­луча­ет­ся… За на­ми сле­дит силь­ный маг? — спро­сила Ми­сапи­ноа.

— Весь­ма… — от­ве­тил я. Пос­то­яв с ми­нуту в ко­ридо­ре, мы пош­ли в ма­лень­кую гос­ти­ную с зе­лены­ми обо­ями. В цен­тре к сте­не бы­ла прик­репле­на мра­мор­ная ча­ша — ил­лю­зия не­рабо­та­юще­го ка­мина. Ря­дом на кру­гом сто­ле сто­ял де­жур­ный бу­кет су­хих фи­зали­сов — Не бу­ду от вас это скры­вать.

— Что же нам те­перь де­лать? — ос­мотре­лась хо­зяй­ка.

— А ни­чего, — по­качал я ру­кой. — Те­перь мы с ва­ми, мис­сис Блиш­вик, мо­жем сде­лать толь­ко од­но: ждать, ког­да они при­дут за шме­лем. Они ведь не зна­ют, что мы его лик­ви­диро­вали.

— А ес­ли не при­дут? — жен­щи­на пос­мотре­ла на ме­ня с лю­бопытс­твом и пред­ло­жила сесть в крес­ло.

— Дол­жны прий­ти. Шмель до­рогой — та­кими иг­рушка­ми так прос­то не ки­да­ют­ся, по­верь­те… Хо­рошо бы ва­ша эль­фий­ка бы­ла аче­ку.

— Как же это сде­лать? Вы са­ми ска­зали, что зер­ка­ло вык­лю­чено, — за­дума­лась Ми­сапи­ноа.

— Они мо­гут вклю­чить зер­каль­ный ко­ридор в лю­бую ми­нуту. Вы не мог­ли бы поп­ро­сить ва­шу эль­фий­ку по­дежу­рить в той ком­на­те? Па­ру но­чей. А днем я пос­тавлю зак­ли­нание па­мяти… Оно спо­соб­но со­бирать ин­форма­цию о про­ис­хо­дящем…

— Да, по­жалуй…

Я, од­на­ко, не дос­лу­шал да­му. Мое вни­мание прив­лек чай­ный сер­виз в ма­лень­ком ста­рин­ном сер­ванте. Не­кото­рые ут­вер­жда­ют, что ве­щи ни­чего не зна­чат, но я всег­да счи­тал ина­че. Нич­то так не рас­ска­жет о че­лове­ке, как ок­ру­жа­ющие его ве­щи. Вот и сей­час я не мог отор­вать взгляд от виш­не­вых ча­шек, ма­лень­ко­го чай­ни­ка и мо­лоч­но­го кув­шинчи­ка. На каж­дом из них бы­ли изоб­ра­жены важ­но рас­ха­живав­шие взад и впе­ред пав­ли­ны. Пе­ри­оди­чес­ки они рас­пу­шали длин­ные хвос­ты: ви­димо зав­ле­кая пав или прос­то же­лая пок­ра­совать­ся на фо­не где джун­глей, а где и раз­ва­лин ста­рин­ных ба­шен.

— Ка­кой не­обыч­ный сер­виз… — ис­крен­не уди­вил­ся я.

— Ах, да… Ин­дий­ский… — кив­ну­ла мис­сис Блиш­вик. — Нам его по­дарил сам Джо­натан Бэр­гон — из­вес­тный спе­ци­алист по до­мусуль­ман­ской Ин­дии.

Джо­натан Бэр­гон? Но ведь так зо­вут про­фес­со­ра, у ко­торо­го ра­бота­ла ас­систен­ткой Джу­лия! Я вни­матель­но смот­рю на кув­шинчик. Вы­ходит… Мис­сис Блиш­вик и Джу­лия мо­гут знать друг дру­га? Я вздрог­нул. Мне вспом­нился стран­ный рас­сказ Ар­ноль­да, где под ви­дом ме­ня и Джу­лии фи­гури­рова­ли он и Ми­сапи­ноа. Под­робнос­ти он мог уз­нать толь­ко от Джу­лии! Впро­чем. Не факт. Или от то­го, кто сле­дил за мной и Джу­ли­ей.

— Вы зна­ете про­фес­со­ра Бэр­го­на? — спро­сил я.

— Мой муж, не я, — охот­но от­ве­тила хо­зяй­ка. — Они с ним поз­на­коми­лись, еще до то­го, как мы по­жени­лись.

Мер­лин… Я толь­ко сей­час об­ра­щаю вни­мание на ин­те­рес­ный факт: тре­тий раз, ког­да я бы­ваю у Блиш­ви­ков, хо­зя­ин до­ма ку­да-то вол­шебным об­ра­зом про­пада­ет. Ин­те­рес­но, ку­да? Слов­но да­ет мне воз­можность вдо­воль по­об­щать­ся со сво­ей оча­рова­тель­ной же­ной. Не­уже­ли он нас­толь­ко без­разли­чен к ней, что не вол­ну­ет­ся за та­кую кра­сави­цу?

— Вы чем-то взвол­но­ваны, сэр Лан­се­лот? — спро­сила ме­ня хо­зяй­ка.

— Ви­дите ли, мис­сис Блиш­вик, что­бы я смог вам по­мочь, я хо­чу, что­бы вы бы­ли со мной впол­не ис­крен­ни, — вздох­нул я.

Да­ма пос­мотре­ла на ме­ня с лег­ким изум­ле­ни­ем. Ка­жет­ся, она не ожи­дала та­кого воп­ро­са.

— Ме­ня ин­те­ресу­ет роль в этой ис­то­рии ва­шего суп­ру­га. — Го­воря, я как обыч­но, на­чал рас­ха­живать по ком­на­те. — Выс­лу­шай­те, по­жалуй­ста, ме­ня, — ос­та­новил я ру­кой ее нер­вное дви­жение. — Во-пер­вых, я бы­ваю у вас в гос­тях уже тре­тий раз, и его ни­ког­да нет до­ма. Во-вто­рых, вы, пом­нится, го­вори­ли мне, что он не ин­те­ресу­ет­ся до­маш­ним хо­зяй­ством. В-треть­их, — заг­нул я па­лец, — на ба­лу он ни ра­зу не уде­лил вам вни­мания суп­ру­га. Мне важ­но знать, не име­ет ли он что-то про­тив вас. Прос­ти­те, ес­ли я в чем ошиб­ся.

Я ожи­дал взры­ва, од­на­ко хо­зяй­ка толь­ко по­кача­ла го­ловой и пос­ла­ла мне грус­тную улыб­ку. Та­кой го­речи я не ви­дел в ее гла­зах ни­ког­да…

— К со­жале­нию, сэр Лан­се­лот, вы, как всег­да, сде­лали пра­виль­ные вы­воды, — вздох­ну­ла Ми­сапи­ноа. — Скры­вать не име­ет смыс­ла: мой муж — му­жело­жец!

Ес­ли бы ме­ня уда­ли зак­ли­нани­ем по го­лове, эф­фект, на­вер­ное, не был бы та­ким силь­ным, как от ее слов. Нес­коль­ко мгно­вений я смот­рел на нее с изум­ле­ни­ем, слов­но мне со­об­щи­ли, что Сан­та Кла­ус все-та­ки су­щес­тву­ет. Или, что рус­ский де­сант вы­садил­ся под Яр­му­том и зак­репля­ет­ся на на­шем по­бережье.

— Вы пот­ря­сены? Но это дей­стви­тель­но так, — в ее си­них гла­зах мель­кнул ого­нек. — Он му­жело­жец, пред­по­чита­ет бо­лее мо­лодых, чем он сам, муж­чин. По­это­му он по­кида­ет дом на­дол­го: ведь у не­го есть друг в Кар­диффе. И ему со­вер­шенно все рав­но, что де­лаю я в это вре­мя. Так­же как и мне нет де­ла до то­го, как он про­водит свое вре­мя…

— Но… — от изум­ле­ния я мог го­ворить толь­ко глу­пос­ти. — За­чем же вы выш­ли за не­го за­муж?

Ми­сапи­ноа сно­ва ода­рила ме­ня грус­тной улыб­кой, точ­но я был нес­мышле­ным маль­чиш­кой. За­тем вста­ла с крес­ла и по­дош­ла к сто­лу. Я с вос­хи­щени­ем смот­рел, как лег­ко взле­та­ют ее тон­кие нож­ки по тем­но зе­лено­му ков­ру.

— Мне не­куда бы­ло де­вать­ся, — раз­дался ее грус­тный го­лос. — Эта не са­мая ве­селая ис­то­рия, сэр Лан­се­лот, и она не по­хожа на близ­кие вам ры­цар­ские ро­маны. — Воз­никшая из воз­ду­ха эль­фий­ка пос­та­вила две ча­шеч­ки чер­но­го ко­фе и тот­час, щел­кнув паль­ца­ми, рас­тво­рилась. Ин­те­рес­но, по­чему у Блэ­ков все эль­фы име­ют за­ос­трен­ные рыль­ца?

— Ар­нольд во­об­ще мне рас­ска­зал, что ва­ша по­мол­вка оку­тана тай­ной, — ска­зал я, по­пытав­шись свес­ти не са­мый при­ят­ный раз­го­вор к шут­ке. Ва­за с фи­зали­сами ше­лох­ну­лась, слов­но ее кто-то зас­та­вил пе­ред­ви­гать­ся по сто­лу.

— В са­мом де­ле? — Ми­сапи­ноа ос­трож­но по­меша­ла ко­фе. — Мне, пра­во, да­же ин­те­рес­но, что имен­но он вам ска­зал. — Она, ка­жет­ся, ни­чуть не оби­делась, а го­вори­ла так, слов­но хо­тела про­дол­жить за­бав­ную иг­ру. — На са­мом де­ле де­ло бы­ло так. Во вре­мя мо­его пер­во­го се­зона вы­ез­дов мис­тер Этель­ред Сан­дерс сде­лал мне пред­ло­жение. Чес­тно го­воря, по­нача­лу он мне очень пон­ра­вил­ся… А со­об­ще­ние о на­шей по­мол­вке на­печа­тали да­же в «Дей­ли про­фет»!

— Сан­дерс? — неп­ро­из­воль­но выр­ва­лось у ме­ня. Не знаю по­чему, но мне ста­ло не слиш­ком при­ят­но от то­го, что ей пон­ра­вил­ся Сан­дерс. Я пред­по­чел бы, что­бы он ей не пон­ра­вил­ся.

— Да, — ее гла­за пос­мотре­ли на ме­ня в упор. — Пред­стаь­те се­бе, у не­го, как вы­яс­ни­лось, по­яви­лась лю­бов­ни­ца! И пол­бе­ды, что она лю­бов­ни­ца — она бы­ла гряз­нокров­кой! — Но­сик Ми­сапи­ноа дер­нулся, слов­но к не­му под­несли ка­кую-то мер­зость. Я ед­ва уп­ро­сила от­ца ра­зор­вать по­мол­вку, по­тому что…

Она не до­гово­рила, слов­но я и так дол­жен был по­нимать, по­чему. Ра­зуме­ет­ся по­нимаю: для Блэ­ков ина­че не мо­жет и быть. Для них на­ходит­ся в об­щес­тве маг­локро­вок так­же не­воз­можно, как мне от­ка­зать­ся от ку­рения.

— А как на это от­ре­аги­ровал Сан­дерс? — при­щурил­ся я с ин­те­ресом.

— Сан­дерс… — Ми­сапи­ноа пос­мотре­ла на ме­ня так, слов­но я ска­зал неч­то уди­витель­ное. — Он сроч­но бе­жал из Ан­глии вмес­те со сво­ей гряз­нокров­кой.

— Как ее зва­ли? — спро­сил я

— Не­уже­ли вы ду­ма­ете, мис­тер Ро­ули, что я пом­ню имя каж­дой гряз­нокров­ки? — под­ня­ла хо­зяй­ка тон­кие бро­ви.

Я ни­ког­да не ви­дел мис­сис Блиш­вик в гне­ве, но сей­час она прев­зошла се­бя. Она сох­ра­няла спо­кой­ствие, но на ее бе­лых ще­ках выс­ту­пили лег­кие крас­ные пят­на. Си­нева глаз так­же при­об­ре­ла от­те­нок стро­гос­ти. Да­же в ярос­ти она уме­ла сох­ра­нить за со­бой пол­ный кон­троль. Что же, по­ра бы­ло ей поз­нать жизнь!

— Жаль. А вы го­вори­ли, что у вас нет вра­гов. Их у вас, мис­сис Блиш­вик, как ви­дите, це­лых двое!

— О, нет… — гла­за Ми­сапи­ноа по­тух­ли и при­об­ре­ли тре­вож­ное вы­раже­ние. — О нет-нет, мис­тер Ро­ули… По­верь­те, они не та­или на ме­ня зла! Мне ка­жет­ся, Сан­дерс был да­же рад, что всё так по­лучи­лось…

— Од­на­ко его имя бы­ло опо­зоре­но… — я пос­мотрел на ка­чав­ший­ся цве­ток фи­зали­са: в этой крас­ной су­хой шиш­ке слов­но сос­ре­дото­чилось что-то тре­вож­ное.

— Мер­лин… — про­шеп­та­ла хо­зяй­ка. — Я ни­ког­да не ду­мала об этом… За­тем че­рез год мне сде­лал пред­ло­жение мис­тер Джам­бо Блиш­вик. Он ка­зал­ся мне та­ким вни­матель­ным и бла­город­ным, что я сра­зу да­ла сог­ла­сие. Тем бо­лее, что скан­дал, мис­тер Ро­ули, ви­сел, как тень, и на­до мной.

— Вы лю­били его? — вдруг стро­го спро­сил я. Хо­тя, собс­твен­но, кто дал мне пра­во так спра­шивать ее?

— Ска­жем так: я хо­тела его лю­бить, — вздох­ну­ла Ми­сапи­ноа. — Увы, я жес­то­ко ошиб­лась. Мой муж сра­зу пос­ле свадь­бы объ­явил мне, что у нас с ним прос­то фа­миль­ное пар­тнерс­тво Блиш­ви­ков и Блэ­ков. Что не ме­ша­ет нам быть друзь­ями… — чуть улыб­ну­лась да­ма, слов­но под­бадри­вала са­ма се­бя. Впро­чем, в этой улыб­ке бы­ло что-то горь­кое и жал­кое.

Те­перь все иде­аль­но схо­дилось. Мис­те­ру Блиш­ви­ку бы­ло всё рав­но, ко­го его кра­сивая же­на при­нима­ет до­ма, с кем она бол­та­ет на лес­тни­це и с кем тан­цу­ет ко­тиль­он: лишь бы не бы­ло скан­да­ла. Хо­тя мне ре­шитель­но не по­нят­но, как мож­но про­менять это со­вер­шенное бе­лос­нежное тво­рение Не­ба на объ­ятия пот­ных му­жиков. Я сно­ва по­чувс­тво­вал лег­кий дур­ман, пред­ста­вив, как выг­ля­дит это на­гое те­ло в от­блес­ке ноч­ных све­чей… Ес­ли ее муж не су­мас­шедший, то кто он? Я не вы­дер­жал и, встав с крес­ла, так­же по­шел к ней.

— Как ви­дите, сэр Лан­се­лот, я все­го лишь друг мо­его му­жа… И пред­почтен­ная гряз­нокров­ке… — сно­ва улыб­ну­лась Ми­сапи­ноа гу­бами.

Смот­ря в ее си­ние гла­за, я по­нимал, что сей­час дол­жен сде­лать са­мое глав­ное. Но я не знал, ре­шитель­но не знал, как к это­му по­дой­ти. На сто­ле ле­жала га­зета — по­зав­че­раш­ний но­мер «Про­рока». Га­зета бы­ла рас­кры­та на вто­рой по­лосе — там, где шел рас­сказ о на­руше­нии ар­гентин­ски­ми вол­шебни­ками «Ста­тута сек­ретнос­ти» во вре­мя не­дав­ней вой­ны. Ми­сапи­ноа сто­яла воз­ле сто­лика, гля­дя на ме­ня с ка­кой-то за­та­ен­ной на­деж­дой.

— Вам что боль­ше нра­вит­ся: Уруг­вай или Па­раг­вай? — спро­сил я, гля­дя на чаш­ку ко­фе. Это зву­чало ужас­но глу­по, но ни­чего ум­нее я ска­зать не мог.

— Не знаю… На­вер­ное все-та­кие Уруг­вай… — Ми­сапи­ноа все так­же прис­таль­но смот­ре­ла мне в гла­за.

— А по­чему? — по­косил­ся я на нее од­ним гла­зом.

— Прос­то… Сло­во боль­ше нра­вит­ся… — Мне по­чуди­лось, буд­то при этих сло­вах мис­сис Блиш­вик лу­каво смот­ре­ла на ме­ня.

Я не вы­дер­жал. Луч­ше один раз сде­лать, чем всю жизнь жа­леть, что не сде­лал. Быс­тро раз­вернув­шись, я сжал ее в объ­яти­ях. Мер­лин, она прав­да не­веро­ят­но тон­кая! Она не соп­ро­тив­ля­ет­ся, но ед­ва я под­во­жу гу­бы к ее гу­бам, она от­во­рачи­ва­ет­ся и под­став­ля­ет мне ще­ку. Я пы­та­юсь про­явить нас­тя­чивость.

— Я так не мо­гу, мис­тер Ро­ули… — раз­да­ет­ся ее жа­лоб­ный го­лос.

— Я ведь так… По-дру­жес­ки… — по­пытал­ся я чуть от­сту­пить, ви­дя соп­ро­тив­ле­ние. Сер­виз с на­зой­ли­выми пав­ли­нами плыл пе­ред мо­ими гла­зами.

Я уже хо­тел ее от­пустить, как вдруг Ми­сапи­ноа наш­ла вы­ход. Слов­но не вы­дер­жав, она бро­са­ет­ся ко мне, и, креп­ко сжав в объ­яти­ях мою спи­ну, уты­ка­ет­ся ли­чиком мне в грудь. Она слов­но за­рыва­ет­ся в ме­ня, сжи­мая мою спи­ну все силь­нее и силь­нее… Я не вы­дер­жи­ваю и на­чинаю гла­дить ее во­лосы. Длин­ные, зо­лотис­тые и шел­ко­вис­тые.

***



Эдо, тер­ри­тория Япон­ской им­пе­рии



Жу­рав­ли лю­бят озе­ра. Не те, что с проз­рачной во­дой, а мут­но­ватые, за­рос­шие ка­мыша­ми. Осо­бен­но мань­чжур­ские жу­рав­ли, пред­по­чита­ющие важ­но в них рас­ха­живать, вить гнез­да и пря­тать­ся. Они и сей­час важ­но хо­дят ми­мо них и иног­да тру­бят, чем-то на­поми­ная удо­дов. Уй­ти да­леко они, прав­да, не мо­гут ни­ког­да, да и чувс­тву­ют се­бя в бе­зопас­ности. С гра­вюры, да­же вол­шебной, да­леко не уй­ти.

Не­высо­кий муж­чи­на с не­боль­ши­ми уса­ми с тре­вогой пос­мотрел на жу­рав­лей, а за­тем пе­ревел взгляд на си­дяще­го за сто­ликом вид­но­го че­лове­ка в крас­ном ки­моно. Об­ла­чён­ный в во­ен­ную фор­му, он сам на­поми­нал иг­ру­шеч­но­го сол­да­тика из ко­роб­ки.

— Они в са­мом де­ле бу­дут с ми­нуты на ми­нуту? — хо­лод­но спро­сил си­дящий за сто­лом че­ловек. Ма­лень­кий сто­лик из ма­лахи­та сви­детель­ство­вал не столь­ко о бо­гатс­тве до­ма, сколь­ко о го­тов­ности серь­ез­но ре­шать де­ла.

— Да, Сай­го-сан, — пок­ло­нил­ся во­ен­ный. — На­ши рус­ские друзья не име­ют при­выч­ки опаз­ды­вать. В от­ли­чие от за­мор­ских вар­ва­ров.

Че­ловек за сто­лом кив­нул, слов­но вы­ражая сог­ла­сие с его сло­вами. За­тем так­же пе­ревел взгляд на жу­рав­лей. Двое из них, пот­ря­сая крас­ны­ми хо­хол­ка­ми, ста­ли не­ожи­дан­но рас­ха­живать ми­мо ка­мышей.

— Ка­жет­ся вы пра­вы, Фур­дуй-сан, — спо­кой­но ска­зал он. — По­лагаю, вам не сле­ду­ет вес­ти за­писи да­же скры­тым пе­ром: на­ша бе­седа су­губо сек­ретна. — Край­ний жу­равль гром­ко зат­ру­бил, слов­но о чем-то на­поми­ная хо­зя­евам.

За­навес­ка из зе­леных де­ревя­шек бам­бу­ка за­шеве­лилась. Че­рез ми­нуту в ком­натку вош­ли двое. Один из них — вы­сокий, с ко­рот­ки­ми пыш­ны­ми уса­ми и вь­ющи­мися тем­ны­ми во­лоса­ми, зак­ру­чен­ны­ми на про­бор, был так­же упа­кован в во­ен­ный мун­дир с ор­де­нами. Вто­рой — вы­сокий плот­ный че­ловек свет­ло ру­сыми во­лоса­ми был об­ла­чён­ный в ко­рич­не­вый граж­дан­ский смо­кинг и од­ноцвет­ную с ним «ба­боч­ку». Он так­же но­сил усы, толь­ко они в от­ли­чие от усов спут­ни­ка бы­ли опу­щены вниз поч­ти до под­бо­род­ка*.

— Мы ра­ды при­ветс­тво­вать вас, поч­тенный Фур­дуй-сан, — пок­ло­нил­ся во­ен­ный. За­тем, дос­тав из но­жен шпа­гу, по­ложил ее на ма­лень­кий сто­лик.

— Я так­же рад ви­деть вас в сво­ем скром­ном до­ме, поч­тенный Пу­тятин-сан, — пок­ло­нил­ся Фур­дуй-сан, сло­жив ру­ки у под­бо­род­ка. Он го­ворил по-рус­ски сво­бод­но, хо­тя иног­да де­лал ошиб­ки в сог­ласных. — Я вы­соко це­ню ока­зан­ные мо­ему до­му честь и ува­жение, — по­казал он на шпа­гу. — А так­же я без­мерно рад ви­деть и вас, поч­тенный Иван-сан, — пок­ло­нил­ся он че­лове­ку в кос­тю­ме. Тот от­ве­тил на при­ветс­твие хо­зя­ина пок­ло­ном.

— А это — Сай­го Та­камо­ри, Сай­го-сан, — сно­ва пок­ло­нил­ся Фур­дуй-сан. Труд­но бы­ло по­нять, что мель­кну­ло в его ли­це — то ли веж­ли­вая, то ли чуть по­добос­трастная, то ли снис­хо­дитель­ная улыб­ка. Се­рые жу­рав­ли зас­ты­ли, прев­ра­тив­шись в маг­лов­скую гра­вюру.

— Мы ра­ды при­ветс­тво­вать вас, Пу­тятин-сан, — пок­ло­нил­ся Та­камо­ри. — И вас, Иван-сан, — пос­лал он при­ветс­твие Гон­ча­рову.

— Мы в свою оче­редь бла­года­рим за честь поч­тенно­го Сай­го-са­на, — от­ве­тил ад­ми­рал. — Ва­ша доб­ро­та и гос­тепри­имс­тво, Фур­дуй-сан мо­гут слу­жить об­разцом для лю­бого под­данно­го мо­его Го­суда­ря!

Фур­дуй-сан, пе­реве­дя фра­зу, поч­ти­тель­но пос­мотрел на Та­камо­ри. Тот, не от­ры­вая взгля­да от ус­по­ко­ив­шись жу­рав­лей, кив­нул. Ка­жет­ся, они оба ос­та­лись до­воль­ны­ми зна­ни­ем эти­кета гос­тя­ми.

— Мо­гу ли я, преж­де все­го, спро­сить: ко­го пред­став­ля­ет доб­лес­тный Сай­го-сан на пе­рего­ворах? — спро­сил Пу­тятин, гля­дя на обо­их япон­цев, как толь­ко слу­га ис­чез.

Сай­го Та­камо­ри спо­кой­но вы­дер­жал взгля­ды гос­тей. Труд­но бы­ло ска­зать, оби­дел ли его воп­рос или, нап­ро­тив, он счел его сво­еоб­разной ве­ритель­ной гра­мотой: тем са­мым воп­ро­сом, ко­торый был обя­зан за­дать рус­ский гость.

— Яв­ля­ясь пос­то­ян­ным спут­ни­ком в сви­те дай­ме**, поч­тенно­го Си­мад­зу На­ри­аки­ру, я впер­вые по­кинул Са­цуму в прош­лом го­ду, — мяг­ко ска­зал он. — Во вре­мя пу­тешес­твия в Ки­ото в ме­сяц сан­га­цу*** я удос­то­ил­ся чес­ти соп­ро­вож­дать его к Хри­зан­те­мово­му тро­ну, — при этих сло­вах Сай­го Та­камо­ри под­нялся со сту­ла и пок­ло­нил­ся.

Пу­тятин и Гон­ча­ров пе­рег­ля­нулись. На­мек был бо­лее чем проз­рачный: дай­ме Са­цумы вхож к ми­кадо. Зна­чит, са­цум­цы де­ла­ют став­ку на ми­кадо, а про­тиво­вес се­гуну… Не слиш­ком силь­ная под­дер­жка, ес­ли вспом­нить, ко­му в им­пе­рии Яма­то при­над­ле­жит ре­аль­ная власть, хо­тя, пом­ня осо­бую роль Са­цумы в им­пе­рии, они, бе­зус­ловно, зас­лу­жива­ют вни­мания.

— В знак бла­годар­ности за столь ве­ликую честь, — про­дол­жал стоя Та­камо­ри, — я нав­сегда ос­та­нусь слу­гой поч­тенно­го Си­мад­зу-са­на.

Са­мурай пок­ло­нил­ся, слов­но приг­ла­шая рус­ских гос­тей про­дол­жить ди­алог. Нес­коль­ко мгно­вений Пу­тятин смот­рел на не­го, слов­но об­ду­мывая от­вет, хо­тя, на­вер­ное, за­ого­товил его за­ранее. Гон­ча­ров пос­мотрел на гра­вюру: его вни­мание чем-то прив­лек край­ний се­рый жу­равль, под­нявший вверх клюв.

— Мы бла­года­рим поч­тенно­го Си­мад­зу-са­на за ока­зан­ную честь: пос­лать на встре­чу с на­ми сво­его доб­лес­тно­го пред­ста­вите­ля, ка­ким, не­сом­ненно яв­ля­ет­ся Сай­го-сан, — спо­кой­но от­ве­тил Пу­тятин. — Для нас это боль­шая честь: об­ме­нять­ся мне­ни­ями с Сай­го-са­ном, имев­шим честь ли­цез­реть Хри­зан­те­мовый трон. И мы так­же на­де­ем­ся, — нак­ло­нил он го­лову, — что поч­тенный Си­мад­зу-сан на­шел вре­мя оз­на­комит­ся с бу­магой, пред­став­ленной ему мо­им по­мощ­ни­ком, — кив­нул он в сто­рону Гон­ча­рова, — от­но­ситель­но на­шей бе­седы с поч­тенным Ха­яси Фу­куса­ем.

Та­камо­ри пос­мотрел на во­ен­но­го, слов­но о чем-то воп­ро­шая. Тот поч­ти­тель­но нак­ло­нил го­лову, слов­но под­тверждая неч­то, из­вес­тное толь­ко им дво­им.

— Не толь­ко поч­тенный Си­мад­зу-сан оз­на­комил­ся с ко­пи­ей бу­маги о ва­шей бе­седе с поч­тенным Ха­яси-са­ном, но и его вер­ный слу­га в мо­ем ли­це так­же поз­на­комил­ся с тек­стом, под­го­тов­ленным муд­рым Иван-са­ном, — кив­нул Та­камо­ри. — Я на­хожу их весь­ма важ­ны­ми и по­учи­тель­ны­ми.

— В та­ком слу­чае, мы бу­дем ра­ды уз­нать, что ду­ма­ет доб­лес­тный Сай­го-сан о на­шей бе­седе и пред­ло­жени­ях поч­тенно­го Ха­яси-са­на, — от­ве­тил Пу­тятин.

Рус­ские, су­дя по вы­раже­ни­ям их лиц, ожи­дали па­узы, од­на­ко их со­бесед­ник сра­зу взял сло­во.

— Я бу­ду от­кро­венен и сра­зу обоз­на­чу на­шу по­зицию, — на гу­бах Сай­го Та­камо­ри мель­кну­ла улыб­ка веж­ли­вос­ти. — Сей­час на­ша им­пе­рия под­держат лю­бую стра­ну, обе­ща­ющую нам пе­рес­мотр Ка­нагавскрго до­гово­ра****. К со­жале­нию, се­год­ня у нас нет дос­той­но­го фло­та, что­бы от­ра­зить на­паде­ние бе­лых де­монов край­не­го Вос­то­ка. Имен­но это по­буж­да­ет нас ус­ко­рен­но стро­ить Са­цум­ские ук­репле­ния. Мы с ра­достью при­мем по­мощь от лю­бой стра­ны, го­товой прис­лать нам флот про­тив бе­лых де­монов. Ес­ли им­пе­ратор Рос­сии го­тов по­мочь нам фло­том или от­ра­зить их втор­же­ние, мы го­товы вес­ти пе­рего­воры о зак­лю­чении со­юз­но­го до­гово­ра. В про­тив­ном слу­чае, как вы по­нима­ете, на­ши пе­рего­воры прер­вутся, ед­ва на­чав­шись, — веж­ли­во улыб­нулся он.

Ад­ми­рал не от­ве­тил. Пос­леднюю фра­зу он дос­лу­шал, прик­рыв ве­ки. Гон­ча­ров, сде­лав ка­кую-то по­мет­ку, так­же про­мол­чал. Фур­дуй-сан с ин­те­ресом пос­мотрел на рус­ских гос­тей: под­данные «Се­вер­ной им­пе­рии» не спе­шили от­ве­чать, а мол­ча об­ду­мыва­ли сло­ва Сай­го-са­на. Что же, ви­димо эти­кет у се­вер­ных вар­ва­ров впол­не при­лич­ный, в чем-то да­же на­поми­на­ющий тон­кость це­ремо­ний им­пе­рии Яма­то.

Гон­ча­ров, на­конец, с ин­те­ресом пос­мотрел на Фур­дуй-са­на. Тот сра­зу про­читал смысл его взгля­да. Хлоп­нув в ла­доши, он пос­мотрел на вход­ную дверь. Пу­тятин ос­та­вал­ся бесс­трас­тным. Че­рез па­ру ми­нут в фан­зу во­шел слу­га, дер­жа в ру­ке под­нос с чай­ни­ком и чаш­ка­ми. В гла­зах ад­ми­рала мель­кну­ла ра­дос­тная ис­кра: слу­га ста­вил их поч­ти­тель­но, под­ви­гая гос­тям уже на ма­лень­ких блюд­цах, что сви­детель­ство­вало о вы­сокой сте­пени ува­жения к ним.

— Преж­де чем от­ве­тить на ваш воп­рос, доб­лес­тный Сай­го-сан, — я дол­жен бу­ду оз­ву­чить вам и ва­шим друзь­ям три по­ложе­ния, — ска­зал Пу­тятин. — Во-пер­вых мой им­пе­ратор всег­да ис­пы­тывал и про­дол­жа­ет ис­пы­тывать чувс­тво без­мерно­го ува­жения к Хри­зан­те­му тро­ну им­пе­рии Яма­то. До­говор Ка­нага­вы мы рас­смат­ри­ва­ем как до­сад­ное не­дора­зуме­ние, ко­торое, на наш взгляд, дол­жно быть пе­рес­мотре­но. У нас есть пос­то­ян­ный ди­алог со Се­веро­аме­рикан­ски­ми шта­тами, и мой Го­сударь го­тов ис­поль­зо­вать все вли­яние для пе­рес­мотра до­гово­ра Ка­нага­вы.

Та­камо­ри смот­рел не от­ры­ва­ясь. Гон­ча­ров при­щурил­ся: гля­дя в ли­цо са­мурая ни­ког­да нель­зя по­нять, как чувс­тва ис­пы­тыва­ет он в дан­ный мо­мент.

— Во-вто­рых, моя ро­дина на­ходит­ся в сос­то­янии вой­ны с тре­мя круп­ны­ми дер­жа­вам, — про­дол­жал Пу­тятин. — И я на­де­юсь, что поч­тенный Сай­го-сан по­нима­ет, что мы не мо­жем поз­во­лить се­бе сей­час объ­явить вой­ну Се­веро­аме­рикан­ским шта­там, ка­кие бы тёп­лые чувс­тва мы не ис­пы­тыва­ли к им­пе­рии Яма­то. Од­на­ко выс­тупле­ние ва­шей им­пе­рии в со­юзе с на­ми мо­жет стать ос­но­вой для вре­мен­ной при­ос­та­нов­ки дей­ствия до­гово­ра Ка­нага­вы. В этом слу­чае мой го­сударь бе­рёт­ся объ­яс­нить пос­лу Се­веро­аме­рикан­ских шта­тов не­об­хо­димость и важ­ность вре­мен­ной при­ос­та­нов­ки дей­ствия дан­но­го до­гово­ра.

В треть­их со­юз­ный до­говор меж­ду на­ми не по­буж­да­ет им­пе­рию Яма­то объ­явить вой­ну Ве­ликоб­ри­тании и Фран­ции. Мы прос­то пред­ла­га­ем вам на­нес­ти удар по ва­ну Ко­рё, ко­торый яв­ля­ет­ся вас­са­лом Цин­ской ди­нас­тии. Ве­ликоб­ри­тания, свя­зан­ное вой­ной с на­ми, бу­дет не в сос­то­янии по­мешать ва­шим дей­стви­ям, в то вре­мя как им­пе­рия Яма­то смо­жет спо­кой­но ус­та­новить свое вли­яние в Ко­рё вплоть до Се­ула. Да­же в нас­то­ящий мо­мент со­юз­ный до­говор с Рос­си­ей бу­дет оз­на­чать для им­пе­рии Яма­то при­ос­та­нов­ку дей­ствия неп­ри­ят­но­го вам до­гово­ра Ка­нага­вы и воз­можность уси­ления вли­яния в Ко­ре.

Пу­тятин сел и вни­матель­но пос­мотрел на Та­камо­ри. Са­мурай кив­нул квад­ратной го­ловой и, на мгно­вение пос­мотрев на жу­рав­лей, пос­мотрел на рус­ских.

— Мы сог­ласны иметь с ва­ми де­ло, Пу­тятин-сан, — от­ве­тил он. — Я не­мед­ленно до­веду ва­ши пред­ло­жения до све­дения поч­тенно­го Си­мад­зу-сан. От­вет, по­лагаю, зай­мет не бо­лее трех-че­тырех дней…

Гон­ча­ров сно­ва прис­таль­но пос­мотрел на жу­рав­лей. Ему по­каза­лось — да и мог­ло ли быть ина­че — что фи­гура се­рого од­ной из птиц чуть сдви­нулась вле­во. Од­на­ко сей­час жу­рав­ли зас­ты­ли в ка­мышах, слов­но всег­да сто­яли на­рисо­ван­ны­ми в од­ном мес­те. Пти­цы и ка­мыши ка­зались сей­час столь же нед­ви­жимы­ми, как и ли­цо Сай­го Та­камо­ри.

***



Я прис­лу­шал­ся к гул­ко­му гу­дению ка­мину и рас­се­ян­но пос­мотрел на ос­трые язы­ки его пла­мени. За­тем ос­то­рож­но про­вел ла­донью по ее ко­лен­ке и взял в ру­ку ее ма­лень­кую нож­ку. Я по­ложил в ла­донь ее пя­точ­ку, а паль­ца­ми стал гла­дить ее ступ­ню. Сей­час я слад­ко вспо­минал, как лег­ко она от­ры­вала ее, об­ла­чен­ную в бе­лую ту­фель­ку, от по­ла. Мис­си слад­ко зас­то­нала и при­жалась сво­им тя­гучим неж­ным бед­ром к мо­ему.

— А я пом­ню, как эта нож­ка на­жима­ла на пе­даль кла­веси­на, — пог­ла­дил я ее сно­ва. — Я еще удив­лялся тог­да: как та­кая ма­лень­кая неж­ная нож­ка мо­жет вы­жать пе­даль? — шеп­нул я, за­кутав­шись в ее зо­лотис­тые во­лосы. Сей­час они мяг­ки­ми ли­ни­ями об­ле­гали мое ли­цо.

— Мо­жет… — Мис­си раз­верну­лась и слад­ко чмок­ну­ла ме­ня в гу­бы. — Зав­тра по­кажу те­бе, как мо­жет. Хо­чешь сыг­раю для те­бя Шу­бер­та?

Я по­чувс­тво­вал, с ка­ким нас­лажде­ни­ем она иг­ра­ет, про­водя сво­ей ко­лен­кой по мо­ей но­ге. Иг­ра воз­бужда­ла ее все силь­нее, слов­но снеж­ная де­ва на­чина­ла те­рять свое за­щит­ное се­рое пок­ры­вало. Мис­си слад­ко по­цело­вала мою ще­ку. За­тем, не вы­дер­жав, об­ня­ла ме­ня и ут­кну­лась ли­цом мне в пле­чо.

— Зяб­ко. Я пер­вый раз так сплю… — Она бы­ла в проз­рачной се­реб­ристой со­роч­ке с кру­жева­ми, ед­ва до­ходя­щей ей до ко­лен.

— А я хо­чу ви­деть те­бя сов­сем на­гую! — по­цело­вал ее я, уже с тру­дом сдер­жи­вал се­бя. Гу­дение ка­мина ста­нови­лось все жар­че, об­да­вая на­шу ком­на­ту теп­лом.

— Ка­кой ты бес­стыд­ник… Я за­мер­зну, — Мис­си по­силь­нее при­жалась ко мне. Сей­час она ни­чуть не на­поми­нала хо­леную свет­скую да­му, а бы­ла прос­то де­воч­кой, ищу­щей теп­ла и за­щиты. Той са­мой, ко­торая ког­да-то ры­дала из-за уби­того по­ни-Пе­гаса — ее единс­твен­но­го на све­те дру­га.

— Я бу­ду те­бя греть, — от­пустив ее ступ­ню, я стал гла­дить ее бед­ро. — По­дож­ди, я за­топ­лю по­луч­ше ка­мин.

— Не хо­чу те­бя от­пускать… — про­шеп­та­ла она, при­жима­ясь ко мне всем те­лом.

— Я ми­гом… Пред­ставь, как бу­дет хо­рошо, ког­да я вер­нусь…

Все труд­ные де­ла на­до де­лать быс­тро. Пос­ко­рее от­ки­нув оде­яло, я по­бежал к ог­ню. Мис­си шмыг­ну­ла но­сиком и об­ня­ла тон­ки­ми ру­ками мою по­душ­ку, слов­но же­лая сох­ра­нить хоть кап­лю мо­его теп­ла. Я по­дошел к ка­мину, и уси­лив его взгля­дом, по­шел на­зад. Хо­лод ка­зал­ся мне сов­сем не страш­ным. Ско­рее, он бу­дора­жил, по­тому что сле­дом ме­ня уже ожи­дало нас­лажде­ние. Ког­да я вер­нулся, Мис­си не вы­тер­пе­ла и при­под­ня­ла го­лову над по­душ­кой.

— Ну вот я и вер­нулся… — про­шеп­тал я. Она сра­зу об­хва­тила мою спи­ну ру­ками. Впро­чем, жар ее объ­ятий ощу­щал­ся не­дол­го: че­рез нес­коль­ко мгно­вений ее ос­трый длин­ный но­готь на­чал ца­рапать мою спи­ну.

— Ви­дишь, как все быс­тро… — про­тянув ру­ку, я про­вел ла­донью по ее ко­лен­ке. На­вер­ное, у нее са­мая неж­ная на све­те ко­жа… «Да­ма го­лубых кро­вей!» — хмык­нул в го­лове нас­мешли­вый го­лос.

— По­думать толь­ко… — про­шеп­тал я, ког­да мы прер­ва­ли наш бес­ко­неч­ный по­целуй. — Ка­кой ты бы­ла хо­лод­но свет­ской, ког­да объ­яс­ня­ла мне на ба­лу, по­чему я не­важ­ный тан­цор!

— Да? — си­ние гла­за Мис­си смот­ре­ли на ме­ня в упор. — Зна­ешь, я бы­ла ра­да, по­тому что уже вы­иг­ра­ла бой…

— Ка­кая ты хит­рая… — про­шеп­тал я. Она не от­ве­тила, и мы сно­ва ста­ли це­ловать­ся, лас­кая до бес­ко­неч­ности язы­ки друг дру­га. Наш ка­мин вспых­нул яр­че, и я чуть от­ки­нул оде­яло, об­на­жив ма­лень­кие ко­лени Мис­сии. В по­луть­ме ее неж­ное бе­лое те­ло от­ли­вало пер­ла­мут­ром.

Те­перь я мог осу­щес­твить свою меч­ту. Мис­си бы­ла дос­та­точ­но рас­слаб­ленна, что­бы не ус­петь заб­ло­киро­вать ме­ня. Прер­вав по­целуй, я мыс­ленно про­шеп­тал зак­ли­нание, ко­торое сор­ва­ло с нее со­роч­ку. Мис­си вскрик­ну­ла от хо­лода, и сра­зу по­лез­ла под оде­яло. В по­луть­ме мель­кну­ли ее ма­лень­кие ступ­ни, ко­торые она тот­час прик­ры­ла. Сей­час я не мог по­верить, что эта дев­чонка с рас­тре­пан­ны­ми зо­лоты­ми во­лоса­ми и бы­ла той са­мой хо­лод­ной ле­ди Блэк-Блиш­вик, ко­торая же­ман­но об­ма­хива­лась на ба­лу по­дарен­ным мной япон­ским ве­ером.

Я нак­ло­нил­ся к ней, что­бы по­цело­вать, но не ус­пел. Мис­си, из­вернув­шись, прыг­ну­ла, как кош­ка, и то­час по­вали­ла ме­ня на кро­вать. За­тем, улыб­нувшись, по­кача­ла во­лоса­ми и, при­жав ру­ками мои пле­чи, удоб­но ох­ва­тила мои бед­ра ступ­ня­ми.

— Те­перь ты бу­дешь на­казан за свою наг­лость, — про­шеп­та­ла она. Я улыб­нулся и пос­мотрел на ее си­яющие тем­но-си­ние гла­за.

— По­думать толь­ко: мне быть по­корен­ным са­мой ле­ди Блэк! — пог­ла­дил я ее бед­ро. Ее ко­лени как раз об­хва­тили мои бо­ка, и чувс­тво­вал се­бя за­жатым с двух сто­рон.

— Имей вви­ду: все жен­щи­ны в на­шем ро­ду прек­расные на­ез­дни­цы, — она прис­таль­но и нас­мешли­во пос­мотре­ла на ме­ня.

— И ты? — я пог­ла­дил ее ко­лен­ку.

— Я бра­ла барь­еры на по­ни-гип­погри­фе уже в семь лет, — лу­каво улыб­ну­лись ее гла­за. — Так что, — по­кача­ла она го­ловой, — му­жай­ся: от те­бя пот­ре­бу­ет­ся вся вы­нос­ли­вость!

Я прив­лек ее го­лову, и мы сли­лись в по­целуе, пред­ве­щав­шим дол­гое про­дол­же­ние но­чи.

***



Я обер­нулся и не­воль­но за­любо­вал­ся: Мис­си си­дела за бе­лым сто­лом в зо­лотис­том ха­лате с изоб­ра­жени­ем дра­конов, пе­рех­ва­чен­ным та­ким же по­ясом. На ее ма­лень­ких нож­ках кра­сова­лись жел­тые мах­ро­вые та­поч­ки из бам­бу­ковой тка­ни. Я счас­тли­во улыб­нулся, вспом­нив, как ночью сжи­мал в ла­донях ее неж­ные ко­лени. Я по­дошел к ней и по­цело­вал в ще­ку. Мис­си обер­ну­лась и ра­дос­тно прис­ло­нилась к мо­им гу­бам. Мы сли­лись в по­целуе, лас­кая язы­ки дру­га дру­га. На­конец, с боль­шим тру­дом мы ра­зор­ва­ли связь.

— Доб­рое ут­ро, мис­сис Блиш­вик, — вы­давил я с улыб­кой. Я поч­ти не ощу­щал сво­его те­ла. Поз­дней ут­ренний рас­свет за­ливал сто­ловую. За ок­ном на­чинал­ся дож­дик с ма­лень­ким мок­рым сне­гом, и на ок­нах до­ма по­яви­лись во­дяные раз­во­ды.

— Доб­рое ут­ро, мис­тер Ро­ули, — не ме­нее нас­мешли­во пос­мотре­ла на ме­ня Мис­си. — На­де­юсь, вам уда­лось пос­пать нын­че ночью? — лу­каво при­щури­лась она.

— Спал я к со­жале­нию, ма­ло, мис­сис Блиш­вик. Не по сво­ей ви­не, — улыб­нулся я. Сей­час мы си­дели в ма­лень­кой сто­ловой, от­де­лан­ной бе­лыми обо­ями, со­четав­ши­мися в бе­лым сто­ликом и стуль­ями — в мод­ном ны­не сти­ле «про­ванс». По стек­лам бе­лого сер­ванта пу­тешес­тво­вали бу­кеты си­них и бе­лых по­левых цве­тов, на­поми­ная то ли о про­шед­шем, то ли о пред­сто­ящем ле­те.

— Не­уже­ли нек­то спо­собс­тву­ет ва­шей бес­сонни­це, мис­тер Ро­ули? — прит­ворно нах­му­рилась она.

— Вы хо­тите мне по­мочь, мис­сис Блиш­вик? — я об­нял ее тон­кие пле­чи и пог­ла­дил их. Она не от­ве­тила, а рас­сме­ялась, об­ня­ла ме­ня и сно­ва впи­лась в мои гу­бы дол­гим по­целу­ем.

Я ни­ког­да не ду­мал, что лю­бовь мо­жет быть та­ким пь­яня­щим дур­ма­ном. Я слы­шал, что она есть, но ни­ког­да не мог по­нять, по­чему лю­ди не мо­гут жить без нее. Те­перь я чувс­тво­вал каж­дой кле­точ­кой сво­его те­ла, что лю­бовь — это нас­лажде­ние и ра­дость. Это счас­тли­вый ком, сто­ящей у сер­дца, раз­ли­ва­ющий­ся по все­му те­лу. Лю­бовь ка­залась мне счас­тли­вым бе­зуми­ем. Я вспо­минал, как в по­луть­ме си­яло ее неж­ное те­ло пер­ла­мут­ром в пе­рели­вах зер­кал и све­чей, и меч­тал, что­бы это про­дол­жа­лось веч­но.

— Ты обе­щал на­учить ме­ня пи­сать и­ерог­ли­фы, — лу­каво улыб­ну­лись гла­за мо­ей да­мы.

— И не от­ка­зыва­юсь от со­вего обя­затель­ства, — я теп­ло по­цело­вал Мис­си в ще­ку… Все-та­ки хо­рошо, что я при­вез из Ки­тая нес­коль­ко ха­латов из бам­бу­ковой тка­ни.

Она се­ла за сто­лик и по­дари­ла мне счас­тли­вую улыб­ку. Я на­кол­до­вал шелк из ле­жаще­го ру­лона пер­га­мен­тной бу­маги. Мис­си от­ве­тила мне, прев­ра­тив пе­ро в кис­точку. Я за­кол­до­вал чаш­ку с ос­татка­ми чая в чер­ную гу­ашь.

— Дер­жи, — я, нак­ло­нив­шись над ней, сам вло­жил ей в ру­ку кисть. — Во­ди ос­то­рож­но. Так, так и так.

— Что это за чер­ный по­лук­руг? — не­до­умен­но улыб­ну­лась она.

— Это Инь — жен­ское на­чало. А эта бе­лая часть — Янь — муж­ское. А вмес­те — это мы с то­бой, — пог­ла­дил я ее зо­лотые во­лосы. В тот же миг я бро­ил взгляд на сер­вант, где так­же сто­ял сер­виз с пав­ли­нами — точ­но та­кой же, как в той гос­ти­ной.

— А по­чему это я чер­ная, а ты бе­лый? Мне ка­жет­ся на­обо­рот! — прит­ворно нах­му­рилась Мис­си, ко­кет­ли­во про­тянув мне бе­лую руч­ку.

— Инь — ть­ма, сим­вол Лу­ны. Янь — сим­вол Сол­нца. Жен­щи­на — лун­ное на­чало, муж­чи­на — сол­нечное, — я с нас­лажде­ни­ем пог­ла­дил ее ру­ку, слов­но лас­кая са­мую неж­ную вещь на све­те. За­тем не вы­дер­жал и прис­ло­нил­ся к ней гу­бами.

— А по­чему всё же не я сол­нечное? — пос­мотре­ла она на ме­ня в упор, да­вая прит­ворно стро­гое вы­раже­ние сво­ему ли­чику.

Гля­дя на ее си­яющие гла­за, я не мог сдер­жать улыб­ку. Печ­ка ве­село пых­те­ла, на­пол­няя на­шу ком­на­ту так нуж­ным сей­час теп­лом.

— Я объ­яс­ню вам это ночью, мис­сис Блиш­вик, — шеп­нул ей я. Ни­ког­да преж­де лю­бовь не ка­залась мне столь лег­кой, как те­перь.

— Ка­кая мер­зость, мис­тер Ро­ули! — прит­ворно за­маха­ла она ру­ками. — Пра­во, из-за мо­ей доб­ро­ты вы со­вер­шенно рас­по­яса­лись и уте­ряли стыд.

— Се­год­ня во вре­мя бес­сонни­цы я не ду­мал, что вы та­кая хан­жа, мис­сис Блиш­вик, — па­риро­вал я.

— Не­годяй! Ты тем­ное на­чало, и ни­чем ме­ня не пе­ре­убе­дишь! — пос­мотре­ла она на ме­ня в упор.

— Это кон­цепция все­го су­щего, — пог­ла­дил я ее во­лосы. — Инь-Ян рас­кры­ва­ет два по­ложе­ния, объ­яс­ня­ющих при­роду Дао. Во-пер­вых, всё пос­то­ян­но ме­ня­ет­ся. И, во-вто­рых, про­тиво­полож­ности вза­имо­допол­ня­ют друг дру­га — не мо­жет быть чёр­но­го без бе­лого, и на­обо­рот. Но не мо­жет быть окон­ча­тель­ной по­беды, как не мо­жет быть в ми­ре ни­чего окон­ча­тель­но­го и зас­тывше­го.

Го­воря эти сло­ва, я чувс­тво­вал счастье, пред­став­ляя, как Мис­си в лег­ком шел­ком платье идет по ман­да­рино­вому са­ду вдоль пру­да с доб­ры­ми ут­ка­ми. Мне ка­залось, что она соз­да­на для этой сце­ны, и хо­тел уви­деть ее в ви­де чер­но-бе­лой гра­вюры. Она зас­ме­ялась, зап­ро­кинув го­лову. С ми­нуту я смот­рел на нее, а за­тем зас­ме­ял­ся то­же. Не­замет­но для се­бя, мы сно­ва сли­лись в глу­боком по­целуе.

— Те­перь моя оче­редь за­давать воп­ро­сы, — шут­ли­во ска­зал я. — Поль­зу­ясь слу­ча­ем, хо­чу, что­бы вы, мис­сис Блиш­вик, от­кры­ли мне са­мую страш­ную тай­ну До­ма Блэ­ков!

Мис­си ве­село смот­ре­ла на ме­ня, а за­тем иг­ри­во по­води­ла гла­зами.

— Пос­мотрим на ва­ше по­веде­ние, сэр Лан­се­лот.

— Я имею вви­ду ваш фа­миль­ный го­белен. По­верь, я нас­лу­шал­ся не­мало об этом го­беле­не еще в Хог­вар­тсе. Мои од­но­кур­сни­ки го­вори­ли о нем с при­дыха­ни­ем, как о ка­ком-то чу­де.

— Да ни­какой тай­ны нет, — мах­ну­ла руч­кой Мис­си, слов­но бы­ла слег­ка ра­зоча­рова­на. — У каж­до­го До­ма есть, как вы зна­ете, вещь-хра­нитель. Наш хра­нитнль — это го­белен. К со­жале­нию, — ко­кет­ли­во пос­мотре­ла она, — не мо­гу вам его по­казать, мис­тер Ро­ули, при всём же­лании. Он ви­сит в до­ме на пло­щади Грим­мо.

— А как он у вас по­явил­ся? — Я все еще не мог по­верить, что мо­гу об­нять ее в лю­бую ми­нуту.

— Слож­ный воп­рос… — Мис­си вски­нула бровь. — Мисс Фиб­би рас­ска­зыва­ла нам, что од­но­му Блэ­ку, жив­ше­му в две­над­ца­том ве­ке, на­до­ел раз­врат род­ни и за­силье бас­тардов. Вот по­тому он по­велел выт­кать го­белен с дре­вом и за­чаро­вал его так, что тот, кто на го­беле­не не по­явит­ся, тот не ис­тинный Блэк, — спо­кой­но за­кон­чи­ла она.

— А это прав­да… Что с не­го вы­жига­ют про­винив­шихся? — спро­сил я, хо­тя в ду­ше по­нимал, что мой воп­рос зву­чи неп­ри­лич­но. — Прос­ти, что спра­шиваю, но у нас в клас­се все ти­хонь­ко бол­та­ли об этом. — Не вы­дер­жав, я взял в ру­ку ее ла­донь и на­чал гла­дить ее.

— Это все из-за бол­ту­на Сиг­ну­са… На са­мом де­ле, да. Но для это­го нуж­но со­вер­шить прес­тупле­ние пе­ред ро­дом. Вот, нап­ри­мер, у нас в ро­ду есть пре­дание, что ког­да-то в Сред­не­вековье у нас бы­ли два близ­не­ца: Кас­тор и Пол­лукс*****. Братья, го­ворят, пос­со­рились, один убил дру­гого, убий­цу из­гна­ли из семьи, мать его прок­ля­ла, он сги­нул.

— А Блэ­ки про­ис­хо­дят от дру­гого, по­гиб­ше­го, бра­та? — я по­чему-то пос­мотрел на бе­лые си­дения и мяг­кие спин­ки стуль­ев.

— Нет… Та ветвь дав­но пре­сек­лась, — мах­ну­ла ру­кой Мис­си. — На го­беле­не на­писан наш де­виз: «Всег­да чис­ты!» Блэ­ки всег­да чис­ты, и это выс­ший по­зор, ес­ли те­бе от­ка­зали в пра­ве быть Блэ­ком. В на­шей семье ре­бенок дол­жен ис­пы­тывать гор­дость, что он Блэк, ин­те­ресы семьи дол­жны быть на пер­вом мес­те, пре­выше лич­ных.

— Так­же, как и быть ан­гли­чани­ном… — ти­хо ска­зал я, гля­дя на бе­лый шкаф, по стек­лу ко­торо­го как полз бу­кет из ро­машек и аню­тиных гла­зок.

— Да, прав­да У на­ших де­тей да­же мыс­ли не дол­жно воз­никнуть пой­ти про­тив семьи и стра­ны! И все-та­ки, — Мис­си пос­ла­ла мне ми­лую, но чуть ехид­ную улыб­ку, — у нас есть и вто­рой де­виз: «Быть Блэ­ком — быть ко­ролем!»

— Из-за древ­ности и чис­токров­ности? — спро­сил я, гля­дя с ин­те­ресом на пав­ли­нов, ко­торые важ­но рас­ха­жива­ли по чаш­кам и рас­пу­шали зе­леные хвос­ты.

— А вот и нет, — Мис­си ска­зала это с иг­ри­вым тор­жес­твом, слов­но го­товя мне сюр­приз. — В на­шем фа­миль­ном дре­ве есть нас­то­ящие ко­роли! Кнут Дат­ский по пер­во­му бра­ку был же­нат на… Эль­фги­фу Блэк! — вы­дер­жа­ла кра­сави­ца те­ат­раль­ную па­узу.

— Вы­ходит, их сын Га­рольд Си­незу­бый,. — пав­лин наг­ло рас­пу­шил хвост, слов­но по­казы­вая мне, кто хо­зя­ин в этом са­ду.

— Был на­поло­вину Блэ­ком! — си­ние гла­за кра­сави­цы прис­таль­но пос­мотре­ли на ме­ня. — Так что, сэр Лан­се­лот, хоть вы и Озер­ный ры­царь, не­сущий копье, вам сле­ду­ет быть поч­ти­тель­ным с нас­то­ящей прин­цессой! — ве­село ска­зала она.

— И вы… По пре­данию ве­дете род от Ха­роль­да…

Мис­си ни­чего не от­ве­тила, но прис­таль­но смот­ре­ла на ме­ня, слов­но го­воря: «До­гадай­ся, мол, сам». Я не стал спо­рить. Я прос­то по­дошел, взял ее на ру­ки и зак­ру­жил по ком­на­те. Мер­лин, ка­кая же она лег­кая! Мис­си сме­ялась, прит­ворно пы­та­ясь выр­вать­ся. На­конец, я по­садил ее в крес­ло.

— Как ви­дишь, я мо­гу под­нять лю­бую прин­цессу, — зас­ме­ял­ся я.

— Я в этом не сом­не­ва­юсь, — от­ве­тила Мис­си. — Мне ка­жет­ся, у вас впол­не хва­тит для это­го дер­зости, сэр Лан­се­лот.

— Од­на­ко же я, мис­сис Блиш­вик, мо­гу быть га­лан­тным и на­деть на ва­шу нож­ку ту­фель­ку, как на Син­де­рел­лу, — рас­сме­ял­ся я.

— Я по­думаю, поз­во­лить ли вам это се­год­ня ве­чером, сэр Лан­се­лот, — опус­ти­ла да­ма длин­ные рес­ни­цы. — А еще я жду обе­щан­но­го на ба­лу рас­ска­за про япон­ские шиш­ки!

— И он обя­затель­но бу­дет! — от­ве­тил я и тут же осек­ся. На ма­лень­ком сто­лике ле­жал вче­раш­ний но­мер «Про­рока». Я с ин­те­ресом по­лис­тал его…

— «Пе­рего­воры ад­ми­рала Пу­тяти­на в Япо­нии»… Вот это важ­но… Сей­час это, бо­юсь, важ­нее всей вой­ны под Се­вас­то­полем…

Что-то неп­ри­ят­ное коль­ну­ло у ме­ня в гру­ди. Не­уже­ли я был прав в сво­их по­доз­ре­ни­ях? Рус­ские бу­дут без сом­не­ния соз­да­вать нам вто­рой фронт в Азии. И во­евать там нам бу­дет нес­равнен­но труд­нее, чем да­же в Кры­му. Их клю­чевым ком­по­нен­том выс­ту­па­ет, не­сом­ненно, Япо­ния — не за­мечать это­го мо­жет толь­ко сле­пец. Мис­си, меж­ду тем, по­дош­ла ко мне нак­ло­нилась над га­зетой за мо­им пле­чом.

— Ты ду­ма­ешь, жел­тые ди­кари мо­гут нам в са­мом де­ле чем-то уг­ро­жать? — удив­ленно спро­сила она.

— Бе­зус­ловно, — от­ве­тил я. — По­суди са­ма: ес­ли они уда­рят по Ко­рее, рус­ские про­ведут пе­рево­рот в Пе­кине. И тог­да они все втро­ем нач­нут то­пить на­ши су­да с опи­умом, зо­лотом, пря­нос­тя­ми и ли­шат нас ог­ромных до­ходов!

— И Ин­дия… — про­шеп­та­ли гу­бы Мис­си.

— Пра­виль­но… И Ин­дия, — от­ве­тил я. — Они мо­гут от­крыть к ней дос­туп в со­юзе с та­ким со­юз­ни­ком как Япо­ния! А там у рус­ских, по­верь, не ма­ло дру­зей.

Пе­ред мо­ими гла­зами воз­никла зло­вещая кар­та. Вот он — Цу­симскмй про­лив с его гро­мад­ны­ми глу­бина­ми. От япон­ских пор­тов до вас­саль­ной Ци­нам Ко­реи мень­ше су­ток пу­ти. Ес­ли рус­ские по­могут са­мура­ям, Ци­нам не из­бе­жать по­раже­ния. Зна­чит, в Пе­кине при­дут к влас­ти их друзья и зак­ро­ют пор­ты для на­шей тор­говли. За­тем нач­нут то­пить на­ши тор­го­вые су­да, на­нося вред каз­не. Что мы бу­дем де­лать, ес­ли на­ши ру­ки на­мер­тво свя­заны в Кры­му? Ос­та­нет­ся толь­ко ухо­дить из Чер­но­го мо­ря — за­бирать флот для за­щиты тор­говли на Даль­нем Вос­то­ке. На­до спе­шить… Ско­рее, да­вать сог­ла­сие…

— А кто, нап­ри­мер? — она пог­ла­дила мое пле­чо. — Са­цум­цы?

Ес­ли бы я ещё уме­ла удив­лять­ся что неп­ре­мен­но бы это сде­лал. Но сей­час мне прос­то по­каза­лось это ин­те­рес­ным.

— Ты зна­ешь о са­цум­цах? — опе­шил я. Мне по­каза­лось, что бу­кет ва­силь­ков на двер­ке сер­ванта как-то стран­но съ­ехал вниз.

— Ко­неч­но, я ведь чи­таю га­зеты, — рас­сме­ялась Мис­си, об­на­жив ма­лень­кие зуб­ки. — Ты же не ду­ма­ешь, на­де­юсь, по­хожа на Доб­со­на?

Мы пос­мотре­ли друг на дру­га и ве­село рас­сме­ялись. За­тем я сно­ва об­нял ее и, по­ложив ру­ки под ее ко­лени, при­под­нял над по­лом. Сей­час мне ка­залось, что я на­хожусь в гос­тях на длин­ной Рож­дес­твенской но­чи, и мне хо­чет­ся, что­бы праз­дник не кон­чался ни­ког­да.

При­меча­ния:

*Пе­рего­воры Е.В. Пу­тяти­на и Сай­го Та­камо­ри вос­созда­ны на ос­но­ве ра­боты: На­роч­ницкий А.Л. Ко­лони­аль­ная по­лити­ка ка­пита­лис­ти­чес­ких дер­жав на Даль­нем Вос­то­ке. 1860-1895. М.: Изд-во Акад. на­ук СССР, 1956.

**Дай­ме — круп­ней­шие во­ен­ные фе­ода­лы сред­не­веко­вой Япо­нии, со­от­ветс­тву­ющие по ста­тусу рус­ским князь­ям.

***Сан­га­цу — ме­сяц япон­ско­го лун­но­го ка­лен­да­ря, при­мер­но со­от­ветс­тву­ющий мар­ту.

****Ка­нагав­ский до­говор — до­говор, под­пи­сан­ный 31 мар­та 1854 го­да меж­ду США в ли­це ком­мо­дора Мэттью Пер­ри и Япо­ни­ей в ли­це Ха­яси Фу­кусая. До­говор от­крыл япон­ские пор­ты Си­мода и Ха­кода­те для аме­рикан­ской тор­говли, га­ран­ти­ровал обес­пе­чение бе­зопас­ности лиц, по­тер­певших ко­раб­лекру­шение, и поз­во­лил США соз­дать пос­то­ян­ное кон­суль­ство. Это по­ложи­ло ко­нец по­лити­чес­кой изо­ляции Япо­нии, ко­торая дли­лась двес­ти лет.

*****Рас­сказ о пред­ках Блэ­ков соз­дан Lady Astrel. Бла­года­рю за воз­можность его ис­поль­зо­вания.

Глава 14, в которой сэр Ланселот путешествует в прошлое и определяет свою судьбу

Ког­да-то дав­ным дав­но мы все бы­ли деть­ми. Был ре­бен­ком и Эн­то­ни Доб­сон. Для тех, кто не зна­ет, то бы­ла ле­ген­да на­шего (и не толь­ко) кур­са. Этот гро­мад­ный гриф­финдо­рец ка­зал­ся нас­толь­ко ши­рокоп­ле­чим и вы­соким, что мы с Ар­ни чувс­тво­вали се­бя ря­дом с ним прос­то ху­дыми деть­ми. Об­ла­дая доб­ро­душ­ным нра­вом, но на ред­кость сла­бым умом, он все вре­мя вли­пал в ка­кие-то ис­то­рии. В пер­вую же не­делю его вы­поро­ли за по­пыт­ку сбе­гать в Зап­ретный лес. На вто­рой не­дели его по­сади­ли в кар­цер за са­мос­то­ятель­ный бро­сок блан­дже­ра на квид­дичном по­ле. Учил­ся Эн­то­ни ста­биль­но в рай­оне «трол­ля», и я до сих пор ди­ву да­юсь, как во­об­ще он сда­вал кур­со­вые эк­за­мены.

Но как-то сда­вал. Имея гро­мовой го­лос, Эн­то­ни орал на уро­ках вся­кую чушь, пе­реби­вая учи­телей. Ему, ра­зуме­ет­ся, за это вле­тало — от за­жимов ушей и ре­жуще­го пе­ра до обыч­ной пор­ки. Но Эн­то­ни все бы­ло ни­почем. На­чиная с треть­его клас­са, его лю­бимой те­мой ста­ли от­но­шения по­лов, о ко­торых он мог го­ворить взах­леб, по­тирая пот­ны­ми ру­ками. Но са­мое ин­те­рес­ное про­изош­ло в на­чале чет­верто­го кур­са, ког­да Эн­то­ни уз­нал о су­щес­тво­вании стра­ны под наз­ва­ни­ем Сак­со­ния. От ра­дос­ти он гром­ко спра­шивал ос­таль­ных, слы­шали ли они про та­кую стра­ну — «Сек­со­нию». Ана­логич­но из­вес­тно­го пол­ко­вод­ца и вол­шебни­ка Мо­рица Сак­сон­ско­го он с гром­ким ур­ча­ни­ем пе­ре­име­новал в «Мо­рица Сек­сон­ско­го». Очу­мев от вос­торга, Эн­то­ни об­макнул пе­ро и сде­лал со­от­ветс­тву­ющую прав­ку в учеб­ни­ке. За­тем он так­же ста­ратель­но пе­ре­име­новал Вер­хнюю и Ниж­нюю Сак­со­нию в «Вер­хнюю и Ниж­нюю Сек­со­нию». Его дру­жок Вол­ли­андр У­из­ли с взлох­ма­чен­ны­ми ры­жими во­лоса­ми, пос­то­ян­но под­зу­живал Эн­то­ни на но­вые под­ви­ги.

— Ты зна­ешь, где на­ходит­ся Ниж­няя Сак­со­ния? — про­шеп­тал он на­мерен­но неб­режно, взгля­нув в ок­но, где как раз сто­ял по­гожий ок­тябрь­ский де­нек. Из ок­на на­шего ка­бине­та по зак­ли­нани­ям от­кры­вал­ся прек­расный вид на квид­дичное по­ле.

— Ниж­няя Сек­со­ния? Знаю! — гром­ко про­басил до­воль­ный Эн­то­ни.

Класс грох­нул. Сме­ялись все: да­же на гла­зах всег­да ти­хой Яр­лы сто­яли сле­зин­ки. От сме­ха она не вы­дер­жа­ла и сня­ла оч­ки. Я то­же, смот­ря в ок­но на уто­пав­шую в сол­нечном све­те зе­леную лу­жай­ку, не мог сдер­жать сме­ха. Эн­то­ни по­лучил сна­чала пор­ку и ме­сяц от­ра­боток в ка­бине­те зель­ева­рения. Доб­сон впро­чем и тут умуд­рился на­рушить пра­вила, уд­рав че­рез па­ру дней к озе­ру, за что по­лучил на­каза­ние ре­жущим пе­ром. Так от­ра­бот­ка­ми он за­нимал­ся до са­мого Рож­дес­тва, по­ка, на­конец, ди­рек­тор Фрон­сак не мах­нул на не­го ру­кой: мол, что взять с умс­твен­но от­ста­лого? Эн­то­ни всё же прос­ти­ли, хо­тя на­пос­ле­док креп­ко за­щеми­ли уши. Впро­чем, ему все бы­ло ни­почем.

К шес­то­му кур­су Доб­сон впал в детс­тво. У не­го по­яви­лись стран­ные идеи: нап­ри­мер, ри­совать (ес­ли, ко­неч­но, его маз­ню мож­но бы­ло наз­вать ри­сова­ни­ем) од­ноклас­сни­ков в ви­де кур. До сих пор не мо­гу по­нять, что в этом смеш­но­го, но Эн­то­ни хо­хотал, как та­бун гип­погри­фов. Ка­ким-то об­ра­зом мо­да изоб­ра­жать друг дру­га ку­рами ох­ва­тила вел наш курс: Ар­нольд слал мне кар­тинки, где я был на­рисо­ван с ку­рины­ми но­гами, и да­же Вик­то­рия с Яр­лой об­ме­нива­лись по­доб­ны­ми шар­жа­ми друг на дру­га. Еще Эн­то­ни лю­бил раз­ри­совы­вать учеб­ник по ухо­жу за ма­гичес­ки­ми су­щес­тва­ми, под­пи­сывая под каж­дой тварью имя ка­кого-то од­но­кур­сни­ка. Или, нап­ри­мер, Доб­сон ма­левал ус­ловные ли­ца од­ноклас­сни­ков в ви­де ды­ма, а Ар­ни под­ри­совы­вал труб­ку во рту. По­чему — не знаю. В то вре­мя мы с Ар­ноль­дом еще не ста­ли ку­риль­щи­ками.

Дос­та­лось и мне. Как-то на за­щите от тем­ных ис­кусств нам рас­ска­зали, что в Егип­те пре­об­ла­дали не­мыс­ли­мые фор­мы тем­ной ма­гии. К кон­цу уро­ка ваш по­кор­ный слу­га ни с то­го ни с се­го по­лучил пер­га­мент с ка­раку­лями. Я бы, по­жалуй, не по­нял в них ни­чего, ес­ли бы не над­пись: «Сар­ко­фаг жре­ца Лан­се­лота из Лук­со­ра». Впро­чем, су­дя по хи­хика­юще­му У­из­ли, над­пись при­над­ле­жала от­нюдь не Доб­со­ну.

У­из­ли был для Доб­со­на стран­ным дру­гом. Ор­га­низуя все про­казы, он сам поч­ти всег­да ухит­рялся ухо­дить от пор­ки или кар­це­ра. Доб­сон ста­биль­но по­падал под них в оди­ноч­ку. У­из­ли на­учил­ся от­менно шан­та­жиро­вать это­го уваль­ня, на­поми­ная ему, что «гриф­финдор­цы сво­их не сда­ют!» Гриф­финдор­цы час­то уп­ре­ка­ют нас, сли­зерин­цев, в хит­рости. На са­мом де­ле в этом До­ме проц­ве­та­ет прис­по­соб­ле­нец, кто гор­ластее всех кри­чит о мо­рали, друж­бе и, ко­неч­но, осо­бых обя­затель­ствах дру­зей. Жить в Гриф­финдо­ре мож­но, ес­ли ус­во­ить их ба­зовый прин­цип: «Ты мне дол­жен все, по­тому что ты мой друг! А я те­бе… Ну, при­дет вре­мя, ког­да ты уз­на­ешь, что „ль­вя­та“ сво­их не сда­ют».

Су­щес­тву­ет сказ­ка, что в Гриф­финдо­ре учат­ся од­ни ту­пого­ловые иди­оты. На са­мом де­ле это не так. Гриф­финдор чет­ко де­лит­ся на иди­отов и хит­рых влас­то­люб­цев. Они от­лично ис­поль­зу­ют глуп­цов с по­мощью ма­гичес­ко­го сло­ва «друж­ба». «А до­кажи, что ты нам друг» «А до­кажи, на что ты го­тов для дру­зей»… «А по­кажи, что ты та­кой же, как мы». Не­задач­ли­вый бал­бес на­рушит лю­бые пра­вила и пой­дет на лю­бое на­каза­ние, что­бы толь­ко до­казать, что он та­кой же, как все. Не за наг­ра­ду, а ра­ди то­го, что­бы до­казать, что он «свой». Ум­ные зап­ра­вилы фа­куль­те­та не по­падут под на­каза­ние с ним ни­ког­да. Толь­ко, сме­ясь, пох­ло­па­ют по пле­чу: «Ай, ум­ни­ца, нас­то­ящий лев!» Как в кри­миналь­ном ми­ре — вы­шес­то­ящие за­мани­ва­ют юн­цов тре­бова­ни­ем до­казать, что ты та­кой же, как они.

Меж­ду тем, вре­мя, ког­да мы учи­лись, ста­нови­лось все тре­вож­нее. Как раз в пер­вый день ок­тябрь­ский день, ког­да Доб­сон бу­янил с Сак­со­ни­ей, ге­нерал-гу­бер­на­тор Бом­бея лорд Ок­ленд из­дал ма­нифест об объ­яв­ле­нии вой­ны Аф­га­нис­та­ну*. Че­рез год на­ша Инд­ская ар­мия свер­гла ло­яль­но­го рус­ским Дост Мо­хам­ма­да** и по­сади­ла в Ка­бул на­шего дру­га Шуд­жу уль-Муль­ка. «Ежед­невный Про­рок» тру­бил о по­бедах, но ма­ло кто ему ве­рил: ведь ес­ли мы все вре­мя по­беж­да­ем, то по­чему же вой­на все идет и идет?

И, на­конец, это свер­ши­лось. Мы учи­лись уже на седь­мом кур­се, ког­да в хо­лод­ный но­ябрь­ский день приш­ло со­об­ще­ние: наш гар­ни­зон в Ка­буле пол­ностью вы­резан, а от­ряд Эл­финг­сто­на раз­бит. Убит наш глав­ный ре­зидент в Ка­буле сэр Алек­сандр Бернс***. С са­мого ут­ра раз­го­воры бы­ли толь­ко об этом, и про­фес­со­ру Бер­ли приш­лось по­мучить­ся с уче­ника­ми на уро­ке тран­сфи­гура­ции. В мои вре­мена де­воч­ки ма­ло чи­тали по­лити­чес­кие но­вос­ти: они счи­тались слиш­ком слож­ны­ми для их ума. Од­на­ко здесь все по­нима­ли, что про­изош­ло неч­то не­поп­ра­вимое: впер­вые за дол­гие ве­ка на­ша ар­мия да­же не раз­би­та, а унич­то­жена. И унич­то­жена не ка­кими-то аф­ганца­ми (в это ма­ло кто ве­рил), а рус­ски­ми.

— Зна­чит, те­перь рус­ские мо­гут уда­рить по Ин­дии? — про­бор­мо­тала с неп­рикры­тым стра­хом Ви­ола Розье, ког­да мы со­бира­ли ве­щи пос­ле уро­ка тран­сфи­гура­ции.

— Ско­рее все­го, — ти­хо от­ве­тила Яр­ла. Фи­лин Ги­бирт смот­рел на нас с учи­тель­ско­го сто­ла так, слов­но уже от­счи­тывал ча­сы до на­чала рус­ско­го уда­ра по Ла­хору.

Я грус­тно поп­лелся по ко­ридо­ру к вы­ходу. Ар­нольд, как обыч­но, шел ря­дом, но в этот раз то­же мол­чал. В ко­ридо­ре к нам еще прис­тал Ко­лин Нотт: он лю­бил на­шу ма­лень­кую ком­па­ния. Ко­лин и моя пер­вая лю­бовь Ма­рина бы­ли двой­няш­ка­ми и учи­лись на од­ном кур­се. Ме­люз­га, обыч­но гал­девшая в ко­ридо­ре про гор­ных трол­лей или Зап­ретный лес, те­перь стих­ла. Мы все по­нима­ли, что про­изош­ло неч­то не­поп­ра­вимое.

— Ок­ленда**** сни­мут. Став­лю сто гал­ло­нов, что сни­мут, — важ­но ска­зал Нотт, ког­да мы спус­ти­лись в вес­ти­бюль по мра­мор­ной лес­тни­це. Он всег­да лю­бил по­казать свою ос­ве­дом­ленность в по­лити­ке.

— Тол­ку-то? — спро­сил Ар­нольд. — Инд­скую ар­мию те­перь не вер­нешь.

— Мо­жет, при­дет дру­гой, кто вос­ста­новит на­ши си­лы? — с на­деж­дой спро­сил я. Это всег­да моя бы­ла моя сла­бость: ве­рить, что те­перь ка­тас­тро­фа по­зади и ста­нет чуть луч­ше. В кон­це кон­цов, да­же пос­ле по­жара на­чина­ет роб­ко рас­ти тра­ва…

— Ис­клю­чено, — мах­нул ру­кой Нотт. — Те­перь нуж­ны го­ды, что­бы вос­ста­новить на­ши си­лы.

Бы­ло хо­лод­но. Ко­вер из раз­ноцвет­ных листь­ев скри­пел под но­гами от за­мороз­ков и инея. Пер­вый снег еще не вы­пал, но лу­жицы в тра­ве уже под­мо­рози­ло. Со сто­роны Чер­но­го озе­ра по­дул ве­тер, и мы с Ар­ноль­дом, как по ко­ман­де, пос­ко­рее зас­тегну­ли се­реб­ристые пу­гови­цы чер­ных пла­щей: иные в на­ши вре­мена прос­то не до­пус­ка­лись в Хог­вар­тсе. Нотт неб­режно поп­ра­вил во­рот­ник, слов­но по­казы­вая ко­му-то, что не бо­ит­ся хо­лода. Ко­лин, как всег­да, бра­виро­вал. Он бра­виро­вал поч­ти всег­да.

— Это же на­до… Нет, ты толь­ко пред­ставь: все сло­ны пе­редох­ли! — раз­дался ря­дом с на­ми го­лос.

Мы по­вер­ну­лись. Ми­мо шли хафф­лпаф­цы: вы­сокий Оли­вер Диг­го­ри со сво­им при­яте­лем На­тани­элом Луй­дом. Диг­го­ри хо­лод­но сме­ял­ся, слов­но рас­ска­зывал за­бав­ную ис­то­рию. Луйд ки­вал: он при­ходил­ся ему чем-то вро­де вер­но­го вас­са­ла, за что вре­мя от вре­мени по­лучал от Диг­го­ри приг­ла­шение по­гос­тить на ка­нику­лах.

Я всег­да не пе­рева­ривал се­мей­ку Диг­го­ри: сла­щавые, от­вра­титель­ные ти­пы, для ко­торых нет ни­чего важ­нее, чем ки­чить­ся сво­им бо­гатс­твом и выс­ме­ять ко­го-то. Мне ужас­но хо­телось, что­бы нек­то при­менил к ним их фа­миль­ное ос­тро­умие. Куд­ря­вый блон­дин Оли­вер был мне от­вра­тите­лен вдвой­не: го­раз­до боль­ше сво­его млад­ше­го бра­та Ир­винга. Мне всег­да бы­ло ин­те­рес­но, бу­дет ли Оли­вер та­ким же сла­щаво ве­селым, ес­ли его хо­рошень­ко вы­пороть. «На­вер­ное, пе­ревер­нется, как жук, и бу­дет от­ча­ян­но дры­гать ма­лень­ки­ми нож­ка­ми», — ду­мал я с от­вра­щени­ем. Од­на­ко Диг­го­ри по ка­кой-то при­чине ка­зал­ся поч­ти не­уяз­ви­мым: со все­ми ок­ру­жа­ющи­ми он обыч­но го­ворил «че­рез гу­бу». «Ну дичь же… Дичь же пол­ная», — серь­ез­но и чуть нас­мешли­во пов­то­рял он, поп­равляя оч­ки. Еще боль­ше ме­ня бе­сило, как Оли­вер во вре­мя шу­ма на пе­реме­не за­тыкал уши и чи­тал учеб­ник.

— За­чем вот в го­рах нуж­ны сло­ны? — хмык­нул Луйд, изо всех сил под­ра­жая «сень­ору».

— Прос­то в Ин­дии все дав­но прог­ни­ло, — по­мотал ру­ками Диг­го­ри. — По­нима­ешь, там во­ру­ют вы­ше ме­ры, — хо­лод­но от­ве­тил он. Ви­димо, под­ра­жал от­цу, за­нимав­ше­му хо­роший пост в ми­нис­терс­тве. По­вину­ясь стран­но­му по­рыву, я ти­хонь­ко дос­тал из кар­ма­на па­лоч­ку.

— Мо­жет, те­перь по­гонят в Аф­га­нис­тан си­па­ев? — уди­вил­ся На­тани­эл.

— Ну то­же бу­дет мощ­но, — кив­нул Диг­го­ри.

Все даль­ней­шее про­изош­ло в пол­ми­нуты. Я взмах­нул па­лоч­кой и вы­палил прок­ля­тие слиз­ней. Диг­го­ри упал и, из­ры­гая их, на­чал ка­тать­ся по зем­ле. Его до­рогой плащ сей­час бук­валь­но вы­вали­вал­ся в осен­ней гря­зи. Гля­дя на это зре­лище, Ар­нольд и Ко­лин ста­ли сме­ять­ся. Я то­же улыб­нулся ре­зуль­та­там сво­ей «ра­боты».

— Ну то­же мощ­но, — гром­ко ска­зал я, чувс­твуя ра­дость от его на­каза­ния.

«На­конец, заж­равший­ся хо­лоп на­шел свое мес­то», — по­думал зло­рад­но я. Ибо кто еще мо­жет го­ворить в та­кой день о во­ровс­тве ко­го-там в Ин­дии? Толь­ко са­мый нас­то­ящий хо­лоп, хо­тя и оде­тый в до­рогую ман­тию.

Диг­го­ри, вып­ле­вывая слиз­ней, по­тянул­ся к па­лоч­ке. Я ус­мехнул­ся и сно­ва бро­сил в не­го зак­ли­нани­ем, на­ложив двой­ную пор­цию слиз­ня­ков. Под мо­им бо­тин­ком хрус­тнул за­мер­зший кле­новый лист, и я с омер­зе­ни­ем от­ки­нул в сто­рону его су­хие ос­татки. Впро­чем, не­кото­рые из них креп­ко при­цепи­лись к мо­ей обу­ви.

— С те­бя же сни­мут бал­лы… — с изум­ле­ни­ем пос­мотрел на ме­ня Ко­лин.

— Пле­вать, — от­ве­тил я с удо­воль­стви­ем. — Ан­гли­чанин не сме­ет так го­ворить, как эта… мразь, — скри­вил­ся я. Лурд по­бежал к Се­вер­ной баш­не, на­поло­вину скры­той ту­маном, и на­чал от­ча­ян­но звать на по­мощь.

— А ес­ли…

— Ну по­сижу в кар­це­ре, — хмык­нул я. — За­то Диг­го­ри, — скри­вил­ся я, — уко­ротит язык.

— О, ка­кой пат­ри­отизм! — нас­мешли­во ска­зал Нотт, ког­да мы по­дош­ли к озе­ру. — Толь­ко не го­вори, что ты хо­чешь ид­ти на фронт.

— А по­чему бы и нет? — вдруг вы­палил я. — До этой ми­нуты я ни­ког­да не ду­мал об этом. Но сей­час ре­шение мо­ей судь­бы по­каза­лось мне са­мому ужас­но прос­тым. Зе­лено­ватая во­да озе­ра еще не за­мер­зла, а с шу­мом це­лова­ла пе­сок, то на­бегая, то от­ползай на­зад.

— Вол­шебник — на фронт? — уди­вил­ся Ар­нольд, так­же рас­смат­ри­вая во­ду.

— Впол­не, — ко­рот­ко от­ве­тил я. Из окон на­шей гос­ти­ной, вы­ходя­щее под Чер­ное озе­ро, во­да ка­залась нам­но­го бо­лее мут­ной, чем на бе­регу.

— С маг­ла­ми? — вы­пятил он ниж­нюю гу­бу.

— Да ка­кая раз­ни­ца? Ан­гли­чане мы или нет? — под­нял я бро­ви. Гус­той ту­ман, ни на ми­нуту не раз­ве­ива­ясь над баш­ня­ми, сов­сем скрыл Зап­ретный лес.

— Рус­ские и пуш­ту­ны дер­жи­тесь: спе­шит сэр Ла­селот Озер­ный, — зас­ме­ял­ся Ар­нольд. Мы с Нот­том так­же прыс­ну­ли. — Толь­ко ма­гов на фронт не бе­рут, — поп­ра­вил он ру­кав пла­ща.

— Во­об­ще-то бе­рут, — серь­ез­но ска­зал Нотт. — При ми­нис­терс­тве есть та­кой де­пар­та­мент: Служ­ба ма­гичес­кой раз­ведки и конт­рраз­ведки. Они по­мога­ют маг­лам, ис­поль­зуя на­ши спо­соб­ности.

— Маг­лам? — по­мор­щился Ар­нольд. Я по­косил­ся на не­го: ка­кая раз­ни­ца, ес­ли враг у во­рот Бом­бея?

— Да, они при От­де­ле тайн. По­мога­ют маг­лам толь­ко в от­но­шени­ях с дру­гими стра­нами — тут нам до них нет де­ла. Ту­да сдать эк­за­мен слож­нее, чем в Ака­демию Ав­ро­рата! — вздох­нул Нотт. Я пос­мотрел на не­го с ин­те­ресом. На миг у ме­ня зак­ра­лось по­доз­ре­ние, что Ко­лин сам хо­чет пос­ту­пить ту­да.

— А это воз­можно? — я все еще был в за­пар­ке, но сер­дце при­ят­но ко­лоло от ус­лы­шан­но­го.

— Ну да. У от­ца есть друг, Фи­липп Вуд, — кив­нул Нотт. — Хо­чешь поз­на­ком­лю те­бя с ним? Ки­тай­ский ты ведь зна­ешь, поч­ти как ки­та­ец, а им спе­ци­алис­ты с ред­ким язы­ком нуж­ны…

— Хо­чу! — с жа­ром от­ве­тил я.

— О, вот и пер­вый из нас по­шел: сэр Лан­се­лот — на не­види­мый фронт, — зас­ме­ял­ся Ар­нольд. Я улыб­нулся то­же, хо­тя на ду­ше по­селил­ся страх. Что ес­ли этот Вуд ска­жет мне: «Иди сво­ей до­рогой, маль­чиш­ка?»

В тот день я сде­лал пер­вый шаг к сво­ей судь­бе.

***



Кон­фу­ций учил: «Мы не всег­да раз­ли­ча­ем по­дарок судь­бы, и очень час­то он не ка­жет­ся нам та­ковым». Меж­ду тем, то, что се­год­ня ка­жет­ся нам мер­зостью, за ко­торую мы хо­тим отом­стить, на са­мом де­ле выс­ту­па­ет боль­шим по­дар­ком. Взять хо­тя бы мою те­тю Аг­нессу. В детс­тве я бо­ял­ся и не пе­рева­ривал все­ми зеб­ра­ми ду­ши: это был единс­твен­ный че­ловек в семье, ко­торый на­казы­вал ме­ня по-нас­то­яще­му. Млад­шая сес­тра мо­ей ма­тери, Аг­несса Лес­трей­ндж, бы­ла стар­ше ме­ня на один­надцать лет, и в дни мо­его ран­не­го детс­тва как раз за­кан­чи­вала Хог­вартс. По не­понят­ной мне при­чине, она, хоть и бы­ла млад­шим ре­бен­ком в семье, мог­ла ка­ким-то об­ра­зом вли­ять на мою ма­туш­ку. (На­вер­ное, она — единс­твен­ный че­ловек в ми­ре, кто во­об­ще мог на нее вли­ять).

Вы­сокая, ху­дая, с очень длин­ны­ми но­гами и с хо­лод­ны­ми го­лубы­ми гла­зами те­тя Аг­несса ка­залась мне ужас­но стро­гой. У нее бы­ли длин­ные бе­локур­сые во­лосы: уди­витель­ная чер­та для де­вуш­ки из ро­да Лес­трей­нджей. Худ­шие мои вре­мена на­чина­лись на лет­них или, ре­же, зим­них ка­нику­лах, ког­да она при­ез­жа­ла по­гос­тить к нам. Од­нажды в шесть лет я поз­во­лил се­бя по­высить го­лос на ма­туш­ку, ког­да она от­счи­тыва­ла ме­ня за ка­кие-то гре­хи. Те­тя Аг­несса, вой­дя в ком­на­ту, сто­яла и мол­ча смот­ре­ла на нас: ма­му, чи­тав­шую но­тацию и ме­ня, на­чав­ше­го ог­ры­зать­ся. За­тем те­тя по­дош­ла ко мне, взя­ла за ру­ку и от­ве­ла в со­сед­нюю ком­на­ту. Я, ни­чего не по­нимая, смот­рел, как те­тя Аг­несса се­ла в крес­ло и пос­мотре­ла мне в гла­за. Этот спо­кой­ный, но тя­желый, ее взгляд сквозь блес­тя­щие оч­ки, я пом­ню и сей­час. Да, я ви­дел его с тех пор не раз.

— Ес­ли вы бу­дете раз­го­вари­вать с ма­терью в та­ком то­не, я вас вы­порю, мис­тер Ро­ули, — ти­хо, но бе­запел­ля­ци­он­но про­гово­рила тет­ка. — Я го­ворю серь­ез­но, — до­бави­ла она.

Я по­вер­нулся и пос­мотрел: мне по­каза­лось, ма­ма, так­же во­шед­шая в ком­на­ту, бы­ла рас­те­ряна. Те­тя Аг­несса вста­ла и выш­ла в гос­ти­ную. За ней пош­ла ма­ма, яв­но на­мере­ва­ясь об­су­дить про­изо­шед­шее. Но, как я ус­лы­шал, об­сужде­ние ог­ра­ничи­лось па­рой ла­конич­ных фраз те­ти: «Так быть не дол­жно!» и «Как ска­зала, так и бу­дет!». По­жалуй, это был пер­вый серь­ез­ный ис­пуг в мо­ей жиз­ни.

В тот же ве­чер, ког­да ро­дите­ли уш­ли в те­атр, те­тя Аг­несса, взяв ме­ня за ру­ку, от­ве­ла в чу­лан. Вой­дя в не­го, я вздрог­нул: в боль­шом вед­ре мок­ли длин­ные роз­ги! Я впер­вые ви­дел в жи­вую та­кой страш­ный инс­тру­мент на­каза­ния, о ко­тором преж­де знал толь­ко по­нас­лышке.

— Да, они мок­нут здесь в со­ляном рас­тво­ре имен­но для вас, — хо­лод­но­го ска­зала те­тя. — Ес­ли вы еще раз поз­во­лите се­бе го­ворить со стар­ши­ми в та­ком то­не, мис­тер Ро­ули, то поз­на­коми­тесь с ни­ми поб­ли­же!

— Но… — зап­ро­тес­то­вал я.

— Я пре­дуп­ре­дила, — кив­ну­ла те­тя Аг­несса и, раз­вернув­шись на каб­лу­ках, выш­ла из чу­лана.

Я ос­тался со стра­хом смот­реть на мок­нувшие виш­не­вые прутья. Ка­кие же они длин­ные… Ко­неч­но, тет­ка мог­ла на­казать ме­ня и «кру­ци­ату­сом» — быс­трее, про­ще и да­же боль­нее. Но на­каза­ние обыч­ны­ми маг­лов­ским роз­га­ми, как я по­нимаю те­перь, доль­ше по вре­мени и нам­но­го уни­зитель­нее для ре­бен­ка по срав­не­нию с лю­бым «кру­ци­ату­сом».

При­мер­но не­делю все шло, как обыч­но, по­ка од­нажды суб­бо­ту я не поз­во­лил се­бе ска­зать ма­туш­ке, что не хо­чу боль­ше учить фран­цуз­ский язык — мать са­ма за­нима­лась им со мной. Не ду­май­те, что я рос та­ким ужас­ным ло­дырем. Ес­ли бы это был урок не­мец­ко­го, как по втор­ни­кам, чет­вергам и вос­кре­сень­ям, я был бы прос­то счас­тлив. Но фран­цуз­ский я не лю­бил, и он, слов­но в от­мес­тку, мне упор­но не да­вал­ся. В кон­це-кон­цов я встал из-за сто­ла и ска­зал, что не же­лаю боль­ше его учить. В от­вет на мой бунт в ком­на­те сра­зу по­яви­лась те­тя Аг­несса в сво­ем до­маш­нем свет­ло-се­ром платье:

— Что у вас про­изош­ло? — серь­ез­но спро­сила она.

Ма­ма ко­рот­ко объ­яс­ни­ла си­ту­ацию. Я мгно­вен­но при­тих, да­же за­та­ил­ся.

— Гри­фель­да, до­рогая, на дво­ре чу­дес­ная по­года. Мо­жет, вам по­гулять по пар­ку? — улыб­ну­лась те­тя.

Ма­ма за­дум­чи­во пос­мотре­ла на свою вы­сокую и тон­кую млад­шую сес­тру. Те­тя Аг­несса по­дош­ла к ней, об­ня­ла ее и по­цело­вала:

— Ну иди­те, иди­те, по­жалуй­ста. И не при­ходи­те хо­тя бы па­ру ча­сов.

Ед­ва ма­ма уш­ла, как те­тя Аг­несса по­дош­ла ко мне. Я сто­ял ис­пу­ган­ный и смот­рел в пол, хо­тя ужас­но не хо­тел по­казы­вать ей свой страх.

— Я вас пре­дуп­режда­ла, мис­тер Ро­ули? — стро­го спро­сила она.

— О чем? — до­воль­но дер­зко спро­сил я. Нас­тенные ча­сы в ви­де го­ловы гип­погри­фа, ка­залось, пре­дуп­режда­ли ме­ня, что не сто­ит силь­но бун­то­вать, но я слов­но «за­кусил уди­ла».

— О том, что ва­ши дер­зости бу­дут иметь пос­ледс­твия.

— Я не хо­чу учить это прок­ля­тое Passé compose! Не бу­ду — и все! — вос­клик­нул я.

— В та­ком слу­чае вам при­дет­ся от­ве­тить за свою наг­лость, кив­ну­ла она.

— Вы мне не мать и не отец, — фыр­кнул я. «Ни­чего, ни­чего вы мне не сде­ла­ете», — ду­мал я. Те­тя Аг­несса сме­рила ме­ня ле­дяным взгля­дом и, взяв за ру­ку, по­тащи­ла в чу­лан.

Труд­но опи­сать все мои жут­кие ощу­щения во вре­мя пер­вой пор­ки. Ру­ка у те­ти бы­ла тя­желая: по­рола силь­но и от ду­ши. Роз­ги вы­зыва­юще свис­те­ли, рас­се­кая воз­дух. Я толь­ко ску­лил: ни­ког­да не ду­мал, что прутья ку­са­ют, как змеи, а со­ляной рас­твор нес­терпи­мо разъ­еда­ет ра­ны. Я пы­тал­ся орать, увер­нуть­ся от уда­ров, но те­тя Аг­несса при­кова­ла ме­ня к скамье зак­ли­нани­ем, и я ока­зал­ся пол­ностью в её влас­ти. «Вы у ме­ня бу­дете по­лучать пор­ку за каж­дую про­вин­ность!» — стро­го ска­зала те­тя пос­ле пос­ледне­го уда­ра. Весь день я бук­валь­но не мог сесть: толь­ко на ут­ро мать пот­ре­бова­ла от эль­фий­ки сва­рить зелье и об­легчить мою боль. Увы, это был не пос­ледний раз, ког­да я стол­кнул­ся с роз­га­ми те­ти Аг­нессы. Иног­да для ус­тра­шения она во вре­мя пор­ки обе­щала снять с ме­ня ко­жу и пус­тить ее се­бе на ре­мень для платья.

Еще бо­лее от­вра­титель­ным бы­ло ох­ва­тив­шее ме­ня уни­жение. Труд­но пе­редать чувс­тво, ког­да те­бе при­ходит­ся раз­де­вать­ся или те­бя раз­де­ва­ют на­силь­но зак­ли­нани­ем. Я ка­зал­ся сам се­бе сла­бым и мер­зким. Я де­сят­ки раз клял­ся отом­стить те­те Аг­нессе, ког­да вы­рас­ту. Мне ка­залось, что ес­ли бы толь­ко отец или мать ви­дели это, они бы неп­ре­мен­но на­каза­ли тет­ку. Еще ужас­нее бы­ло то, что от­но­шения меж­ду сес­тра­ми ос­та­вались прек­расны­ми. Я с удив­ле­ни­ем за­метил, что ра­ди ме­ня на­казы­вать те­тю Аг­нессу ник­то не со­бирал­ся.

За­то те­перь я по­нимаю, что по­лучил тог­да от­личный урок. Я уз­нал, что мои ро­дите­ли не все­силь­ны: есть об­сто­ятель­ства и пра­вила, ко­торые вы­ше их. Я на­учил­ся кон­тро­лиро­вать се­бя: ни­ког­да не на­до глу­по дер­зить — бить на­до вне­зап­но, быс­тро и толь­ко тог­да, ког­да пре­вос­ходс­тво на тво­ей сто­роне. Я уз­нал, что та­кое боль, и на­учил­ся сдер­жи­вать кри­ки. Воз­можно, мать по­тому и уш­ла в парк, ос­та­вив ме­ня с тет­кой, что­бы я вы­рос за­кален­ным. «Боль нель­зя за­быть. Боль нель­зя по­бедить. Боль дол­жна прой­ти сквозь те­бя и стать тво­ей си­лой».

Я вспом­нил о те­те Аг­нессе, ког­да мне ис­полни­лось со­рок лет. Вес­ной шесть­де­сят чет­верто­го го­да аме­рикан­ская эс­кадра бом­би­ла ук­репле­ния Са­цумы, и я так­же по­пал под обс­трел. Я ле­жал в ка­мышах ра­неный в но­гу. У ме­ня, как на грех, кон­чи­лось обо­рот­ное зелье, и я мог толь­ко ле­жать мол­ча, ли­цом в зем­лю. Ес­ли бы я зас­то­нал, то был бы бес­по­щад­но из­рублен па­лаша­ми са­мура­ев, как бе­лый де­мон. Но я умел тер­петь боль и не зак­ри­чал. Вот тог­да, ут­кнув­шись в мок­рую зем­лю, я впер­вые ска­зал: «Спа­сибо вам, те­тя Аг­несса: в этом бою, вы спас­ли мне жизнь».

***


С мо­им обу­чени­ем ки­тай­ским бо­евым ис­кусс­твам про­изош­ла при­мер­но та же ис­то­рия, что и с те­тей Аг­нессой. Я мно­го был нас­лы­шан о чу­дес­ном во­ен­ном ис­кусс­тве ти­бет­ских мо­нахов. Как-то пос­ле по­луд­ня, еще в са­мом на­чале на­шего пу­тешес­твия в Мань­чжу­рию, мы с муд­рым Лай Фэ­ном ми­нова­ли по­лураз­ру­шен­ную часть Ве­ликой сте­ны. Я ос­то­рож­но спро­сил учи­теля, мож­но ли мне хо­тя бы нем­но­го на­учить­ся бо­евым зак­ли­нани­ям. В от­вет на мой воп­рос ста­рик за­дум­чи­во пос­мотрел на вид­невшу­юся не­дале­ко от нас гру­ду кам­ней: не­кото­рые из них уже ис­кро­шились в ще­бень. Я мол­чал, ожи­дая его от­ве­та.

— В те­бе сно­ва за­гово­рил че­ловек За­пада, — вздох­нул, на­конец, Лай Фэн. — Вам труд­но по­нять, что на­ши бо­евые при­емы на­чина­ют изу­чать­ся не с прыж­ков и не с ма­ханий вол­шебной па­лоч­кой, а с поз­на­ния муд­рости ми­ра и са­мого се­бя. Вы но­рови­те заг­ля­нуть в от­вет, не ре­шив са­ми слож­ное за­дание.

— А ка­кая муд­рость нуж­на для боя? — я сор­вал бы­лин­ку и на­чал те­ребить ее в ру­ках. По низ­ко­му зе­лено­вато­му не­бу пол­зли ве­селые пе­рис­тые об­ла­ка, на­поми­ная, что день на­чал кло­нить­ся к за­кату.

— Ты дол­жен на­учить­ся по­нимать се­бя и дру­гих, по­нимать при­роду си­лы и по­нимать струк­ту­ру ми­ра. Толь­ко тог­да, — ста­рик об­вел ру­кой раз­ва­лины, — ты смо­жешь пой­ти по вер­но­му пу­ти в бою.

— Луч­ший бо­ец ми­ра Сунь Укун не за­мора­чивал­ся рас­сужде­ни­ями о си­ле и не­бе! — ус­мехнул­ся я. Ста­рик ка­зал­ся мне очень сла­бым: он, на­вер­ное, дав­но за­был бо­евые на­выки, ес­ли ког­да-ли­бо их имел.

— И по­тому Царь Обезь­ян всег­да под­чи­нял­ся пра­вед­но­му Сю­ан Цза­ну, бод­хи­сат­ве Го Динь Инь и Буд­де, — спо­кой­но от­ве­тил ста­рик. — Сто­ило мо­наху на­чать чи­тать зак­ли­нания и пе­рес­чи­тывать чет­ки, как бес­смертный Сунь Укун па­дал от го­лов­ной бо­ли.

Нев­да­леке зас­тре­кота­ла куз­не­чики, зак­лю­чен­ные в вы­сокую тра­ву. Она бур­но об­росла раз­бро­сан­ные вок­руг кир­пи­чи, раз­ру­шая да­же их ос­но­ву. Гля­дя на них, у ме­ня да­же зак­ра­лось сом­не­ние: ка­ким-то об­ра­зом тра­ва ока­залась силь­нее кам­ней…

— На­вер­ное, есть муд­рость, по­беж­да­ющая си­лу? — при­щурил­ся я. Куз­не­чики в Мань­чжу­рии стре­кочут гром­че на­ших и ти­ше ин­дий­ских ци­кад. «Как и по­ложе­но куз­не­чикам Сре­дин­но­го Царс­тва», — по­думал я.

— Ко­неч­но. Вспом­ни, че­му са­мому для боя учил Лао Цзы, — опер­ся Лай Фэн на свой су­хой по­сох. — «Все ве­щи на све­те ро­дились из бы­тия, са­мо же бы­тие ро­дилось из не­бытия. Дао ест пус­то­та. В чем при­чина су­щес­тво­вания? При­чина в том, что НИЧ­ТО есть неч­то, в том, что оно — су­щес­тво­вание, в том, что оно — Дао»

— Я всё же не по­нимаю, — пос­мотрел я на раз­бро­сан­ные кир­пи­чи ста­рой баш­ни, — как эта муд­рость мо­жет по­мочь мне в нас­то­ящем бою?

Лай Фэн пос­мотрел на ме­ня с нес­кры­ва­емым ин­те­ресом.

— Ты в са­мом де­ле хо­чешь это уви­деть?

— Бе­зус­ловно, — от­ве­тил я. Мне бе­зум­но хо­телось уз­нать как муд­рость Лао мо­жет про­тивос­то­ят бо­евым зак­ли­нани­ям. Я не силь­но в это ве­рил, но ес­ли всё же на мгно­вение до­пус­тить, что мо­жет, то по­чему бы не вос­поль­зо­вать­ся ей?

— Хо­рошо. Ты мо­жешь ата­ковать ме­ня лю­бым зак­ли­нани­ем, — на гу­бах Лай Фэ­на мель­кну­ло по­добие улыб­ки.

— Лю­бым? — я не­до­уме­ва­юще смот­рел, как му­равьи ве­село пол­зут по за­рос­ше­му кра­пивой кир­пи­чу, дав­но от­ко­лов­ше­муся от ста­рой баш­ни.

— Лю­бым. Да­же зак­ля­ти­ем уби­ения, — не­воз­му­тимо от­ве­тил ста­рик. Сей­час его мор­щи­ны по­каза­лись мне осо­бен­но тро­гатель­ны­ми.

— Хо­рошо… — мне бы­ло жаль стар­ца, к ко­торо­му я при­вязал­ся, как к стар­ше­му дру­гу, но же­лание уви­деть «бо­евую муд­рость» бы­ло силь­нее. Я пос­мотрел на сто­ящее вда­ли вы­сох­шее де­рево. Я бу­ду ми­лос­тив в бед­но­му муд­ре­цу…

— Что же… Тог­да нач­нем. — Лай Фэн по­ложил на тра­ву по­сох и пок­ло­нил­ся мне, поч­ти­тель­но сло­жив ру­ки у под­бо­род­ка.За­тем его те­ло слов­но опу­тало си­яние.

В тот же миг его одеж­да сме­нилась: ста­рик ока­зал­ся не в бе­лой ро­бе, а в се­рой хол­що­вой одеж­де. Взмах­нув мор­щи­нис­той ру­кой, он лов­ко сде­лал в воз­ду­хе об­ратное саль­то и прев­ра­тил­ся в не­кое по­добие об­ла­ка — то ли ды­ма, то ли ту­мана. Я все еще смот­рел во все гла­за, опе­шив от его лов­кости. Об­ла­ко, меж­ду тем, раз­верну­лось и по­пол­зло ко мне.

— Stupefy! — нап­ра­вил я на не­го па­лоч­ку.

Ни­чего не про­изош­ло. Где-то вда­ли что-то чвак­ну­ло, слов­но ка­мень уго­дил в бо­лот­ную тря­сину. Об­ла­ко меж­ду тем ста­ло рас­ши­рять­ся. Сей­час оно на­поми­нало мне низ­кое но­ябрь­ское не­бо: се­рую ту­ман­ную мас­су, скры­ва­ющую по­лови­ну до­мов и де­ревь­ев. Мне это не пон­ра­вилось.

— Levicorpus! — крик­нул я.

«Чвак…» — сно­ва чав­кну­ло что-то вда­ли. Об­ла­ко, тем вре­менем, ста­ло мяг­ко об­во­лаки­вать мои но­ги.

— Diffindo! Bombarda maxima! — зак­ри­чал я, по­пытав­шись от­прыг­нуть от ту­ман­ной се­рой мас­сы.

«Чвак… Чвак…» — гул­ко от­ве­тило мне неч­то. Мои зак­ли­нания слов­но прог­ла­тывал ки­сель или бо­лот­ная жи­жа. Об­ла­ко об­хва­тыва­ло ме­ня уже до по­яса.

— Pyrio! — вы­пус­тил я огонь.

«Чвак…» — огонь слов­но уто­нул, как фа­кел, опу­щен­ный в боль­шое ко­рыто с во­дой. Прок­ля­тое се­рое об­ла­ко уже об­хва­тило мне ру­ки. Мо­жет, на эту дрянь не дей­ству­ет на­ша ев­ро­пей­ская ма­гия?

— Чжань Жень Лоу! — взмах­нул я па­лоч­кой, пред­став­ляя, как Дух Гро­ма бь­ет в ба­рабан.

«Чвак…» Мой чер­ный луч ис­чез в се­рой ту­ман­ной мас­се и ти­хо чав­кнул вда­ли.

— Синь Ду­ай Фи! — уже по­чувс­тво­вав страх, крик­нул я, сде­лав раз­во­рот.

«Чвак…» — мир вок­руг при­об­ре­тал се­рые то­на. Об­ла­ко за­сасы­вало ме­ня все силь­нее, слов­но бо­лот­ная тря­сина. В воз­ду­хе раз­лился слад­ко­ватый аро­мат, на­поми­на­ющий ма­риху­ану. По­хоже, по­ра бы­ло при­бег­нуть к силь­ной тем­ной ма­гии.

— Ху­ли-ху­ли-цзин-тянг! — я приз­вал жут­кое зак­ли­нание Де­мона Ли­са.

Но мой ры­жий об­раз ли­са рас­та­ял, как и все пре­дыду­щие по­пыт­ки. Пе­редо мной воз­никло ви­дение пер­си­ково­го са­да ран­ней осенью. По зе­леной тра­ве мне навс­тре­чу шла не кто иная, как Ми­сапи­ноа Блэк в яр­ко си­нем платье. Я во все гла­за смот­рел на ее лег­кую по­ход­ку: она слов­но не шла, а плы­ла по воз­ду­хе, изящ­но от­ры­вая от зем­ли ма­лень­кие ту­фель­ки. Сла­дос­трастно улыб­нувшись, она ста­ла ски­дывать с се­бя одеж­ду, об­на­жая бе­лос­нежное те­ло. Я по­чувс­тво­вал, что схо­жу с ума от слад­ко­го вож­де­ления, и тот­час упал. Но что это? Пе­редо мной сто­яла не Ми­сапи­ноа, а вы­сокая фея с ос­тры­ми чер­та­ми ли­ца.

«Он не смо­жет да­же по­пасть в Бар­до!» — рас­сме­ялась тем­но­воло­сая фея. На­летев­ший лас­ко­вый ве­тер на­чал ка­чать боль­шие пер­си­ковые де­ревья.

«Ду­маю, его дух не пре­одо­ле­ет ко­ридо­ра Сан­са­ры!» — ме­лодич­но рас­сме­ялась под­плыв­шая по воз­ду­ху Ми­сапи­ноа. К мо­ему удив­ле­нию она бы­ла в том же тем­но си­нем платье.

«Он не смо­жет уви­деть Бе­лую Кап­лю!» — през­ри­тель­но зас­ме­ялась пер­вая де­ва.

«Ку­да… Ку­да те­перь… — ис­пу­ган­но за­шеп­тал я, гля­дя на хо­хочу­щих фей. — В стра­ну Снеж­ных Дев? — с ужа­сом спро­сил я сам се­бя. — Да. К Снеж­ным Де­вам… В заб­ве­ние… Ме­тель… Ме­тель су­щес­тву­ет трил­ли­оны лет!» — глу­по бор­мо­тал я. Фея в об­ра­зе Ми­сапи­ноа мах­ну­ла ру­кой и зас­ме­ялась. Ста­ло хо­лод­но и стал па­дать снег… Ма­лень­кие сне­жин­ки, слов­но я по­пал в Хог­вартс. От­ку­да-то со сто­роны за­мер­зше­го озе­ра заз­ву­чала му­зыка:

Кру­жат­ся в не­бе — бе­лые мош­ки.
Спус­тятся ни­же — хлопья ва­ты.
Ля­гут на зем­лю — глу­бокий снег.



Сне­гопад уси­лил­ся. По­дул ве­тер, и ста­ло труд­но ды­шать. Мне по­каза­лось, что Ми­сапи­ноа Блэк взле­та­ет над сне­гом…

— Что это? — я от­крыл гла­за и по­чувс­тво­вал об­легче­ние. Я ле­жал на по­ляне, а на­до мной скло­нил­ся Лай-Фэн.

— Учи­тель… — вспом­нил я. — Что это бы­ло? — я ди­ко про­тирал гла­за, слов­но пос­ле слад­ко­го сна.

— Это? Я все­го лишь при­менил муд­рость Лао Цзы, над ко­торой ты не­дав­но сме­ял­ся, — улыб­ну­лись его гу­бы.

— Но как…? — ни­чего не по­нимая, я смот­рел на ста­рого муд­ре­ца. Не­бо бы­ло уже не се­рым, а си­не-зе­леным, ве­село пок­ры­ва­ющим раз­ва­лины ба­шен и ви­ды гор.

— По­думай! — под­мигнул мне ста­рец. — «То бы­тие, че­рез ко­торое Нич­то вхо­дит в мир, дол­жно быть его собс­твен­ным Нич­то».

— Вы… При­мени­ли Нич­то? — та­ращил я гла­за.

— На­конец ты на­чал по­нимать! — ше­вель­ну­лись его гу­бы. — При­менив нем­но­го уси­лий, я прев­ра­тил твои зак­ли­нания в их из­на­чаль­ную энер­гию и нап­ра­вил ее в Нич­то. Точ­нее, в Во­рота Не­бытия. Толь­ко и все­го, — при­щурил­ся он.

— В Нич­то? — я мед­ленно на­чинал по­нимать, что ста­рик как-то ней­тра­лизо­вал их, нап­ра­вив в дру­гой мир.

— Вспом­ни муд­рость Лао: «В чем при­чина су­щес­тво­вания? При­чина в том, что НИЧ­ТО есть неч­то, в том, что оно — су­щес­тво­вание, в том, что оно — Дао». Я прос­то вер­нул твою энер­гию веч­но­му Дао, вот и все.

— А сад? Пер­си­ковый сад? — не по­нимал я.

— Пос­коль­ку ты уже сла­бо кон­тро­лиро­вал свое соз­на­ние, я лег­ко по­пал в твои по­та­ен­ные меч­ты: об­ла­дать бе­лой ап­пе­тит­ной ли­сицей с си­ними гла­зами, — спо­кой­но от­ве­тил Лай-Фэн. — Это са­мое слад­кое, че­го ты мог бы по­желать. Мне бы­ло дос­та­точ­но пе­редать твою эмо­цию Дао, что­бы оно ста­ло Ни­чем…

— Снеж­ны­ми Де­вами заб­ве­ния… — до­гадал­ся я.

— Увы… По­теряв глав­ную сла­дость, ты стал ухо­дить в ко­ридор заб­ве­ния и Нич­то. Мне да­же по­надо­бились си­лы, что­бы вы­тянуть те­бя от­ту­да, — вздох­нул Лай Фэн.

Я за­дум­чи­во смот­рел вок­руг. Тра­ва, раз­ру­бав­шая кам­ни бы­лой сте­ны, ка­залась мне тор­жес­тву­ющей си­лой. Толь­ко вот злой или доб­рой, я не мог по­нять.

— А кто бы­ла та, вто­рая фея? — не­до­уме­вал я.

— Ты зна­ешь, — Лай Фэн прис­таль­но пос­мотрел на ме­ня.

— Ее тем­ный двой­ник? — спро­сил я. Мор­щи­нис­тые ве­ки ста­рика опус­ти­лись вниз, под­твер­див мою до­гад­ку.

— Тот уро­вень Дао, на ко­торый ты дол­жен под­нять­ся в бою, уже не ве­да­ет Инь и Янь, плю­са и ми­нуса, доб­ра и зла, — спо­кой­но от­ве­тил мне ста­рик. — Толь­ко там ты смо­жешь от­дать чу­жую вол­шебную си­лу то­му, что ее по­роди­ло и что ее за­берет.

— Ка­кой-то круг… — про­бор­мо­тал я, по­тирая лоб.

— А раз­ве ты за­был, что все на­ше бы­тие — это хож­де­ние по кру­гу? — сно­ва улыб­нулся не Лай Фэн, слов­но я был не­ради­вым школь­ни­ком, ко­торый пос­ле бе­зус­пешных по­пыток на­чина­ет неп­ло­хо пи­сать бук­вы.

Тог­да я еще не знал, что этот урок Лай Фэ­на не раз спа­сет мне жизнь.

При­меча­ния:

*Име­ет­ся вви­ду Пер­вая ан­гло-аф­ган­ская вой­на (1838—1842).

**Дост-Му­хам­мед (1793 — 1863) — эмир Аф­га­нис­та­на из ди­нас­тии Ба­рак­за­ев (1834 — 1863 с пе­реры­вами).

***Сэр Алек­сандр Бёрнс (1805 — 1841) — дип­ло­мат, ка­питан бри­тан­ской ар­мии, пу­тешес­твен­ник и ис­сле­дова­тель. По­гиб в Ка­буле 2 но­яб­ря 1841 го­да.

****Джордж Иден, 1-й граф Ок­ленд (1784 — 1849) — бри­тан­ский по­литик из пар­тии ви­гов. Триж­ды был Пер­вым лор­дом Ад­ми­рал­тей­ства и так­же слу­жил как ге­нерал-гу­бер­на­тор Ин­дии в 1836–1842 го­дах.

Глава 15, в которой сэр Ланселот объясняет Небесной Фее учение Шан Яна и теряет дружбу

Сре­ди всех из­вес­тных слов на­иболь­ше изум­ле­ние у ме­ня всег­да вы­зыва­ло сло­во «эго­ист». За всю жизнь мне бе­зум­но хо­телось уви­деть хо­тя бы од­но­го «аль­тру­ис­та», но как-то не по­лучи­лось. Вмес­то это­го по­пада­лось не­мало лич­ностей, ко­торые лю­бят тре­пать­ся про свою за­боту о дру­гих. Каж­дый так на­зыва­емый «аль­тру­ист» го­раз­до страш­нее лю­бого эго­ис­та, ибо он тре­бу­ет от вас ку­да бо­лее вы­сокой пла­ты.

Пла­та мо­жет быть раз­ной: эмо­ци­ональ­ной (са­мо­ут­вер­ждать­ся за ваш счет), ма­тери­аль­ной (по­ди от­ка­жи че­лове­ку, ко­торый «жи­вет для те­бя»), лич­ной (слыть за счет всех стол­пом мо­рали). Как прос­то по­жимать губ­ки, под­ни­мать вверх глаз­ки и с па­тети­кой го­ворить: «Эго­ист!» Луч­ший от­вет на этот пас­саж: «А в чем, собс­твен­но, ваш аль­тру­изм?» Впро­чем, та­кой тип уже за­щищен от та­кого воп­ро­са, ибо ок­ру­жа­ющие на его сто­роне. Прос­то по­тому, что он уме­ет про­из­но­сить бо­лее кра­сивые сло­веса, чем ‚эго­ис­ты‘, вклю­чая вас.

Са­мые страш­ные аль­тру­ис­ты бы­ва­ют трех ти­пов. Пер­вый — ро­дите­ли, пос­то­ян­но пря­мо или кос­венно на­поми­на­ют сво­им де­тям, как мно­го они сде­лали для них и тре­бу­ющие на этой ос­но­ве веч­ной бла­годар­ности и осо­бых прав. Вто­рой — лю­бите­ли че­лове­чес­тва, ‚уни­жен­ных и ос­кор­блен­ных‘. Ес­тес­твен­но в те­ории. Поп­ро­буй зас­тавь их хо­тя раз по­сидеть в боль­ни­це с обож­женным боль­ным, нап­ри­мер: это же не пра­виль­ные сло­ва го­ворить! Тре­тий —хан­жи, на­поми­на­ющие о мо­рали при каж­дом удоб­ном по­воро­те бе­седы. Они тре­бу­ют ее не­укос­ни­тель­но­го соб­лю­дения от всех, но толь­ко, ра­зуме­ет­ся, не от се­бя лю­бимо­го. Се­бе мож­но, ибо хо­роший че­ловек име­ет пра­во на сла­бос­ти и ошиб­ки.

Но в сло­ве ‚аль­тру­ист‘ за­ложен па­радокс. Че­ловек, жи­вущий для дру­гих, ни­ког­да не ста­нет ки­чить­ся этим, ибо за­чем ему ки­чит­ся, ес­ли он жи­вет для них? Че­ловек, жи­вущий для дру­гих, ни­ког­да не ста­нет уп­ре­кать дру­гих, ибо он прос­то да­рит им се­бя. Че­ловек, жи­вущий для дру­гих, не тре­бу­ет от ок­ру­жа­ющих ‚жить для дру­гих‘ — он прос­то жи­вет для них. Ес­ли бы мне по­каза­ли та­кого ‚аль­тру­ис­та‘, я бы охот­но приз­нал его та­ковым.

На са­мом де­ле, ‚эго­ист‘ — прос­то чес­тный че­ловек. Он чес­тно го­ворит вам, сколь­ко сто­ит его ус­лу­га или че­го он от вас хо­чет. ‚Аль­тру­ист‘ — это бо­лее хит­рый эго­ист, ко­торый, от­не­кива­ясь от ко­рыс­ти, пот­ре­бу­ет от вас двой­ную или трой­ную пла­ту. А то и от­ра­бот­ку дол­га на про­тяже­нии всей жиз­ни. Лич­но я всег­да пред­по­читал иметь де­ло с чес­тным пар­тне­ром, ко­торый без утай­ки наз­на­ча­ет це­ну за то­вар или ус­лу­гу. И ни­ког­да не лю­бил жу­ликов, ко­торые мнут­ся и це­ну не го­ворят, что­бы по­том об­вести вас вок­руг паль­ца.

***



Мы зав­тра­ка­ем. Мы зав­тра­ка­ем поч­ти по-се­мей­но­му. Я си­жу в до­маш­нем свет­ло-ко­рич­не­вом кос­тю­ме; Мис­си в лег­ком тем­но-зе­леном платье. Мы улы­ба­ем­ся друг дру­гу, гля­дя на блес­тя­щий ко­фей­ник. Эль­фий­ка, пос­вя­щен­ная в лю­бые тай­ны хо­зяй­ки, ста­вит на стол две ро­зет­ки и ва­зу с ва­рени­ем из кры­жов­ни­ка — не­обык­но­вен­но вкус­но­го, хо­тя у нас, в Ан­глии, оно по­пуляр­но толь­ко в сель­ской мес­тнос­ти. Мне ужас­но хо­чет­ся что-то ска­зать Мис­си, при­чем очень важ­ное, но что имен­но, я не знаю. Я прос­то смот­рю в ее си­яющие гла­за и чувс­твую счастье: ра­дость от то­го, что мы мо­жем прос­то си­деть за этим сто­лом, слу­шать шум ка­мина и смот­реть на ва­зу с фи­зали­сами, ук­ра­ша­ющую центр сто­ла.

На дво­ре чет­вертое ян­ва­ря, и за ок­ном яр­ко си­нее не­бо. За­окон­ная си­нева за­лива­ет все до­ма, и де­ревья вид­не­юще­гося за ок­ном пар­ка. Го­лые де­ревья слов­но при­об­ре­ли жи­вость, а вот сос­ны и ели чувс­тво­вали се­бя как-то не­уют­но от пред­ве­сен­не­го сол­нца. Сол­нечные лу­чи — на­вер­ное, пер­вые за ны­неш­нюю зи­му, по­сели­ли в сто­ловой лег­кую дым­ку, на­поми­на­ющую о том, что вслед за зим­ней хмурью обя­затель­но при­дет ве­сен­нее теп­ло.

— А еще я меч­таю по­есть рис, — Мис­си с улыб­кой взя­ла бу­тер­брод с сы­ром.

— Не по­лучит­ся, — улыб­нулся я. — У нас его не уме­ют го­товить. Наш рис по­хож на про­тив­ную ри­совую ка­шу. А нас­то­ящий ки­тай­ский и япон­ский рис за­жарен твер­до и су­хо, — так, что на­поми­на­ет по вку­су лом­ти­ки жа­рен­но­го кар­то­феля.

— Прав­да? А еще я пос­ле тво­их рас­ска­зов хо­чу пос­мотреть на жи­вых са­мура­ев! Они та­кие за­бав­ные со сво­ими длин­ны­ми па­лаша­ми, — Мис­си под­ви­нула ча­шеч­ку и пос­мотре­ла на ме­ня с улыб­кой. — Мне ка­жет­ся, что они как иг­ру­шеч­ные сол­да­тики, ох­ра­ня­ющие дет­ские двор­цы.

— За­то фех­ту­ют па­лаша­ми с не­веро­ят­ной ско­ростью, — я пос­ле­довал ее при­меру и то­же взял ко­фе.

— На­вер­ное, это очень кра­сиво? — с ин­те­ресом спро­сила Ми­са. Блеск ее ла­зоре­вых глаз вы­давал, что она меч­та­ет пос­мотреть, как это про­ис­хо­дит.

— Ос­то­рож­нее! — под­нял я па­лец. — Пой­ми, все их ха­латы, ко­сы, шаш­ки-па­лаши, бам­бу­ковые ро­щи, жу­рав­ли — это все толь­ко за­навес, скры­ва­ющий бес­по­щад­ную сце­ну.

— Не­уже­ли вы бы не ста­ли рев­но­вать ме­ня, сэр Лан­се­лот, ес­ли бы са­мурай по­бедил ра­ди ме­ня в по­един­ке? — с лег­кой же­ман­ностью спро­сила Ми­са.

— Я бы ска­зал: «Ос­то­рож­нее! Не за­бывай: единс­твен­ный за­кон, ко­торый приз­на­ют де­ти Сол­нечной Бо­гини Ама­тера­су — это це­лесо­ооб­разность!» У вос­точных на­родов нет ми­лосер­дия. У них есть толь­ко це­лесо­об­разность и про­из­водная от нее веж­ли­вость. И ни­чего боль­ше.

— Они не уме­ют про­щать? — да­ма взма­хом паль­цев под­ви­нула мне ов­ся­ное пе­ченье.

— Это не пра­виль­ный воп­рос, — я взял ко­фе и по­чувс­тво­вал при­лив ра­дос­ти: впер­вые в жиз­ни мне кто-то под­ви­нул пе­ченье. — Они мо­гут про­щать толь­ко ес­ли счи­та­ют это це­лесо­об­разным и ни­как ина­че. И то не факт, что че­рез двад­цать или трид­цать лет они не рас­счи­та­ют­ся с то­бой. Ни у ки­тай­цев, ни у япон­цев не бы­ло На­гор­ной про­пове­ди. Хрис­тос учил про­щению; Кон­фу­ций — це­лесо­об­разнос­ти.

— То есть… Мож­но вы­резать це­лую об­ласть, ес­ли это це­лесо­об­разно? — те­перь в ее гла­зах мель­кнул ис­пуг.

— Это не це­лесо­об­разно, — от­пил я ко­фе быс­трым глот­ком. — Во-пер­вых, с ко­го по­том со­бирать на­логи? Во-вто­рых, что де­лать с та­ким ко­личес­твом па­лачей, ко­торые уже не мо­гут жить в нор­маль­ном об­щес­тве? В-тре­тих, это до­воль­но слож­но осу­щес­твить. Но ес­ли вдруг это бу­дет це­лесо­об­разно, то им­пе­ратор Цинь Ши Ху­ан Ди имен­но так пос­ту­пал с це­лыми го­рода­ми.

— А как же их мо­раль? — уди­вилась Ми­са.

— У них нет мо­рали в том смыс­ле, как ее по­нима­ем мы… — ска­зал я. — У ки­тай­цев, нап­ри­мер, есть и­ерог­лиф ‚Шу‘ — ува­жение. Я го­тов ува­жать всех, да­же ло­пух.

— Ло­пух? — при этих сло­вах Мис­си пос­та­вила ко­фе в блюд­це и ед­ва по­дави­ла смех.

— Да­же ло­пух. Но лишь до тех пор, по­ка счи­таю это це­лесо­об­разным. Есть, нап­ри­мер, царс­тво Вь­ет, у ко­торо­го нет сво­их книг. А по­чему? Од­нажды чи­нов­ни­ки Под­не­бес­ной вы­вез­ли и сож­гли все их кни­ги. Ибо ди­карям не по­доба­ет иметь сво­ей пись­мен­ности: это не це­лесо­об­разно.

— Я ду­мала, что на Вос­то­ке так мно­го мис­ти­ки и тай­на… — Ми­сапи­ноа ра­зоча­рова­но пос­мотре­ла в на ска­тертью. Я ед­ва сдер­жал улыб­ку. Сей­час Ми­са на­поми­нала ре­бен­ка, ко­торо­му ска­зали, что Сан­та-Кла­ус не су­щес­тву­ет, а рож­дес­твенские по­дар­ки от­ме­ня­ют­ся.

— Мис­ти­ки там поч­ти нет. Мис­те­рии — это по на­шей, ев­ро­пей­ской, час­ти, — кив­нул я. — Там все пре­дель­но праг­ма­тич­но… Да­же ду­хи. И я бо­юсь, что как толь­ко они ре­шат, что це­лесо­об­разно взять на­шу тех­ни­ку, они сде­ла­ют это быс­тро и эф­фектив­но. Они прек­расные уче­ники, ибо это це­лесо­об­разно.

— Мы мо­жем ус­та­новить над ни­ми кон­троль, как над Ин­ди­ей, — вски­нула го­лову Ми­са.

— Но Ки­тай и Япо­ния дру­гие, их нель­зя за­во­евать, — от­ве­тил я.

Взмах­нув па­лоч­кой, я на­кол­до­вал мо­чал­ку и ма­лень­кое вед­ро во­ды. Хо­зяй­ка с ин­те­ресом пос­мотре­ла на ме­ня.

— Эти две стра­ны по­хожи на мо­чал­ку, — ска­зал я. Щел­кнув паль­ца­ми, я нап­ра­вил ее в вед­ро. — Мо­чало впи­та­ет в се­бя во­ду, а по­том от­даст ее.

По мо­ему при­казу мо­чал­ка, на­пол­ненная во­дой, вы­лила ее об­ратно в вед­ро. Я улыб­нулся, взяв мо­чал­ку на­зад.

— А в чем их та­кая си­ла? — Ми­са с ин­те­ресом смот­ре­ла на си­нее ве­дер­ко.

— Они об­ла­да­ют уди­витель­ным на­бором ка­честв: пре­дель­ный ра­ци­она­лизм, вы­сокое са­мом­не­ние и прек­ло­нение пе­ред вы­шес­то­ящи­ми — вплоть до са­мо­убий­ствен­но­го вы­пол­не­ния их при­казов.

— Как и рус­ские, — по­кача­ла го­ловой Ми­са.

— Рус­ские — обыч­ные ко­чев­ни­ки ев­ра­зий­ских сте­пей, — по­жал я пле­чами. — Их мо­раль: храб­рость в бою и пол­ная пре­дан­ность пра­вите­лю. Им­пе­рию им по­мог­ли, кста­ти, пос­тро­ить ки­тай­цы, — раз­вел я ру­ками.

— Ки­тай­цы… Рус­ским? — Ми­са не мог­ла скрыть удив­ле­ния, а я — вос­хи­щения ее осан­кой. Те­перь я знал, что та­кое об­ни­мать эти тон­кие об­на­жен­ные пле­чи…

— Не за­бывай: у Чин­ги­за, их пер­во­го пра­вите­ля, кан­цле­ром был Елюй Чу-цай! Имен­но он соз­дал ад­ми­нис­тра­цию и фи­нан­со­вую сис­те­му рус­ских. Как ни стран­но, но Рос­сия — тво­рение ки­тай­цев, от­почко­вав­ше­еся от них.

— А Елюй соз­да­вал Рос­сию… Как Ки­тай? — в гла­зах Ми­сы сто­яло не­под­дель­ное лю­бопытс­тво.

— И да, и нет, — улыб­нулся я. Хо­зяй­ка мах­ну­ла эль­фий­ке, что она по­до­ила мне ко­фе.

— Так да или нет? — Ми­са по­дави­ла лег­кий сме­шок.

— На Вос­то­ке, до­рогая, нет от­ве­та «да» или «нет». Там есть от­вет «и да, и нет». Ты мо­жешь быть «и зол, и добр». Или «ни зол, ни добр». Елюй был пос­ле­дова­телем Шан Яна — фи­лосо­фа и ма­га, ко­торо­го от­вер­гли ки­тай­цы.

— Раз­ве мож­но быть ни доб­рым и ни злым? — уди­вилась Ми­са.

— Что же, тог­да рас­ска­жу те­бе од­ну по­учи­тель­ную ис­то­рию, — прис­таль­но пос­мотрел я на да­му. Хо­зяй­ка, пой­мав мой взгляд, лу­каво от­ве­ла в сто­рону си­ние глаз­ки, за­та­ив в них ис­корку иг­ри­вой стыд­ли­вос­ти. — Ду­маю, я не силь­но удив­лю вас, мис­сис Блиш­вик…

— Вы вспом­ни­ли о мо­ей фа­милии, сэр Лан­се­лот? — ко­кет­ли­во по­иг­ра­ла хо­зяй­ка пле­чами.

— Иног­да на­до и вспо­минать, в чь­ем зам­ке я го­щу, — ус­мехнул­ся я.

— Ка­кая пре­дус­мотри­тель­ность у Ры­царя Озе­ра, ска­жите на ми­лость! — Ми­сапи­ноа пос­ла­ла мне улыб­ку и под­ви­нула мне взгля­дом ку­сочек кре­мово­го пи­рож­но­го.

Я от­ве­тил ей лег­кой улыб­кой бла­годар­ности. Все-та­ки это уди­витель­ное чувс­тво, ког­да жен­щи­на по­дод­ви­га­ет те­бе ко­фе или пи­рож­ное. Вро­де бы ни­чего осо­бен­но­го в этом нет, но по­чему-то этот жест рож­да­ет осо­бое чувс­тво внут­ренне­го счастья. Стран­ное ощу­щение, что те­перь у те­бя всег­да все бу­дет хо­рошо. «Дол­жно быть, по это­му жес­ту и мож­но от­ли­чить влюб­ленную де­вуш­ку от нев­люблен­ной», — по­думал тог­да я.

— Так вот, удив­лю вас, мис­сис Блиш­вик, — я то­же пос­лал ей лег­кую улыб­ку. — Фран­цу­зы с их ре­волю­ци­ями и меч­ты о все­об­щем ра­венс­тве на­ив­но во­об­ра­жа­ют, буд­то стро­ят неч­то но­вое. А меж­ду тем, они лишь пов­то­ря­ют то, что прош­ли ки­тай­цы за ты­сячи лет до них!

— Не­уже­ли и там бы­ли бе­зум­цы, меч­тавшие о все­об­щем ра­венс­тве? — с през­ре­ни­ем фыр­кну­ла Ми­сапи­ноа.

— Имен­но так. В чет­вертом ве­ке до но­вой эры в Под­не­бес­ной жил фи­лософ Шан Ян. Бу­дучи не­закон­ным сы­ном пра­вите­ля царс­тва Вэй, он меч­тал пос­тро­ить го­сударс­тво, где все по­дан­ные бу­дут рав­ны пе­ред ли­цом пра­вите­ля. Преж­де все­го, он меч­тал унич­то­жить арис­токра­тию и древ­ние тра­диции, а всех под­данных урав­нять в пра­вах и иму­щес­тве.

— А это не сказ­ка? — Мис­си с ин­те­ресом пос­мотре­ла на ме­ня. — Ес­ли бы я не зна­ла вас, то, пра­во, по­дума­ла, что вы, сэр Лан­се­лот, на­писа­ли са­тиру на фран­цуз­скую чернь, — ко­кет­ли­во по­иг­ра­ла она до­маш­ней бе­лой ту­фель­кой.

— Увы, это су­щая прав­да. «По­чита­ние тра­диций, культ пред­ков, за­веты Кон­фу­ция, цен­ности, учё­ность, ри­ту­ал, му­зыка, ли­тера­тура яв­ля­ют­ся па­рази­тами, ко­торые от­вле­ка­ют на­род­ные мас­сы от Еди­ного — за­готов­ки зер­на и вой­ны», — пи­сал Шан Ян. Он да­же нас­та­ивал, что ра­ди все­об­ще­го ра­венс­тва не дол­жны до­пус­кать­ся да­же очень кра­сивые муж­чи­ны и жен­щи­ны. Но вот бе­да — кто бу­дет сле­дить за все­об­щим ра­венс­твом?

— Ка­кая-ни­будь шваль, дор­вавша­яся до влас­ти? — пред­по­ложи­ла Мис­си.

— Шан Ян по­шел даль­ше, — кив­нул я. — Он ут­вер­ждал, что все­об­щее ра­венс­тво мог­ло соз­дать толь­ко все­силь­ное го­сударс­тво, то есть чи­нов­ни­ки из плеб­са. «Пра­витель царс­тва дол­жен уп­равлять го­сударс­твом, не об­ра­щая вни­мания на древ­ние тра­диции и суж­де­ния на­рода‘, — учил Шан Ян. Он дол­жен га­ран­ти­ровать нав­сегда ра­венс­тво пес­чи­нок, что­бы ни один че­ловек не смел под­нять го­лову вы­ше уров­ня ста­ратель­ной пос­редс­твен­ности. Шан Ян пред­ло­жил да­же зап­ре­тить на­уки и ис­кусс­тва: по­ощ­ря­лось толь­ко зем­ле­делие.

— И этот Шан ре­али­зовал свой план? — в го­лосе Ми­сапи­ноа пос­лы­шал­ся ин­те­рес.

— К нес­частью, да, — от­ве­тил я. — Он пос­тро­ил та­кое го­сударс­тво в сво­ей об­ласти Шан. Для кон­тро­ля за на­селе­ни­ем Шан Ян ввел не толь­ко оди­нако­во бед­ную одеж­ду, но и сис­те­му кру­говой по­руки.

— А это как? — спро­сила Ми­са.

— За дей­ствия од­но­го че­лове­ка от­ве­чали все его со­седи, вклю­чен­ные в ‚пя­тер­ки‘ и ‚де­сят­ки‘. Это зас­тавля­ло всех под­данных сле­дить друг за дру­гом и за­ранее до­носить влас­тям на со­седей. Это же мо­раль­но и не­эго­ис­тично! — хмык­нул я. — Од­на­ко, ког­да на­чались вой­ны, за­щищать Шан Яна ник­то не стал. Пра­вите­ли ди­нас­тии Цинь раз­би­ли его ар­мию, а сам Шан Ян был схва­чен и каз­нен. Ник­то не хо­тел быть счас­тли­вым на­силь­но.

— А при­чем здесь рус­ские? — уди­вилась Ми­сапи­ноа.

— Елюй Чу Цай* уви­дел в об­щес­тве ко­чев­ни­ков иде­аль­ное по­ле для мяг­ко­го ва­ри­ан­та идей Шан Яна, — от­ве­тил я. — По­корен­ные рус­ски­ми на­роды за­нима­ют­ся ре­мес­лом и зем­ле­дели­ем, а са­ми рус­ские вой­ной. Для ха­на нет прос­тых и знат­ных — все во­ины и рав­ны в сво­ем бес­пра­вии. Но и сам хан вы­бира­ет­ся на Ку­рул­тае и обя­зан сле­довать во­ле Не­бес­но­го Во­ите­ля — Чин­ги­за. Елюй на­писал эти за­коны для Те­муд­жи­на.

— Те­перь по­нят­но, как рус­ские по­беж­да­ли вра­гов, — за­дум­чи­во ска­зала Ми­сапи­ноа.

На ка­кой-то миг мне по­каза­лось, что в си­них гла­зах Ми­сы мель­кну­ло что-то вро­де вос­хи­щения. Она вос­хи­щалась им­пе­ри­ей рус­ских? Я при­щурил­ся, но блеск в ее гла­зах тот­час ис­чез.

— Как ты уже до­гада­лась, пра­виль­ный от­вет «и да, и нет». Ки­тай­цы уве­рены, что это они по­кори­ли рус­ских. Их во­ины и ха­ны же­нились на ки­та­ян­ках, а де­ти ста­ли ки­тай­ца­ми.

— И прав­да мо­чало, — под­твер­ди­ла за­дум­чи­во Ми­са. — А в Рос­сии та­кого не бы­ло?

— Нет, — по­качал я. — Рус­ские вы­реза­ли сла­вян, а их жен­щин заб­ра­ли се­бе на тро­фей.

— Они бы­ли бес­по­щад­ны к вра­гам? — эль­фий­ка под­ли­ла Ми­се ко­фе с мо­локом.

— У пред­ков рус­ских был жес­то­кий обы­чай: пра­вите­лей по­корен­ных стран они кла­ли под брев­на и пи­рова­ли, си­дя на них. А до­черей или мо­лодых жен тех пра­вите­лей ста­вили на­гими на те же брев­на, — кив­нул я, так­же при­губив ко­фе.

— Ка­кая жес­то­кость! — поб­ледне­ла Ми­са.

— Это Вос­ток, — рав­но­душ­но по­жал я пле­чами. — Япон­ские са­мураи доб­ро­воль­но уби­вали се­бя во вра­жес­кой стра­не, что­бы дать по­вод к же­лан­ной вой­не. Пом­нишь, я го­ворил те­бе: у вос­точных на­родов нет ми­лосер­дия, есть толь­ко це­лесо­об­разность!

— В чем же це­лесо­об­разность в та­ком жес­то­ком пи­ре? — спро­сила Ми­са.

— По­беди­тель зас­лу­жил тор­жес­тво, а род вра­га не дол­жен иметь мсти­телей. И глав­ное: рус­ские зна­ли от Елюй Чу-цая, а тот от Шан Яна, что не­разум­но ос­тавлять не­доби­того вра­га.

— И они не из­ме­нились?

— Сла­вян­ки на­учи­ли их ги­ги­ене и но­сить ев­ро­пей­ское платье, сво­ему псев­до-хрис­ти­анс­тву. Но де­тей от сла­вянок они вос­пи­тали, как сво­их, по за­конам «Ясы» Чин­ги­за. Трис­та лет ха­ны во­ева­ли друг с дру­гом за нас­ледс­тво Чин­ги­за, по­ка не по­беди­ли ха­ны Мос­квы.

— Раз­ве они не бы­ли по­том­ка­ми кня­зей Ки­ева? — уди­вилась Ми­са.

— Оче­ред­ная сказ­ка ца­ря Пет­ра! Они по­том­ки ко­го-то из де­тей Чин­ги­за и на­лож­ни­цы — княж­ны Ан­ны из од­но­го го­рода на «Ч», — фыр­кнул я**. — Вот и все. Ки­тай впи­тал их, а сла­вяне нет, но рус­ские взя­ли ку­сок фи­лосо­фии Шан Яна!

— И прав­да па­радок­сы, — по­кача­ла го­ловой изум­ленная Ми­са.

— При­чем, за­меть: на­ши па­радок­сы — это тай­ны, а их па­радок­сы — иг­ра го­лого ра­зума без чувств.

Я пос­мотрел в ок­но. Не­бо бы­ло низ­ким, но уди­витель­но си­ним для ян­ва­ря. Сол­нце и хо­лод­ный ве­тер — все это на­поми­нало о том, что зи­ма, хо­тим мы то­го или нет, пош­ла на вто­рую по­лови­ну. А вто­рая по­лови­на всег­да ко­роче пер­вой: и в при­роде, и в жиз­ни. Из ок­на от­кры­ва­ет­ся чу­дес­ный вид на лу­жай­ку, за­литую хо­лод­ным сол­нечным све­том, за ко­торой ви­ден не то лес, не то лес. Я де­лаю пос­ледний гло­ток ко­фе и меч­таю пос­ко­рее спус­тить­ся вниз к лу­жай­ке по убе­га­ющей вниз мра­мор­ной лес­тни­це — этой стран­ной рос­ко­ши на фо­не од­ряхлев­ше­го зам­ка.

— Не мо­гу по­нять: это парк или лес? -спро­сил я с чуть нас­мешли­вой ин­то­наци­ей.

— Все-та­ки парк… — Ми­са от­ве­ча­ет мне с лег­кой улыб­кой в гла­зах. — Но он у нас осо­бен­ный, не фран­цуз­ский с пра­виль­ны­ми до­рож­ка­ми и клум­ба­ми, а ста­рин­ный и поч­ти ди­кий.

— У нас вот не бы­ло пар­ка, — вздох­нул я, гля­дя на сол­нечные бли­ки. — Толь­ко фа­миль­ный лес, убе­га­ющий к мо­рю.

— В са­мом де­ле? — Мис­си отод­ви­нула взгля­дом чаш­ку ко­фе. — Без пар­ка все-та­ки… Грус­тно!

— Всег­да меч­тал уви­деть нас­то­ящий парк, — пос­мотрел я в ок­но.

— В та­ком слу­чае, что вам ме­ша­ет, сэр Лан­се­лот, пред­ло­жить про­гул­ку да­ме? — Кра­сави­ца чуть ко­кет­ли­во под­ви­нула пле­чом, но толь­ко са­мую ма­лость: ров­но так, как то­го тре­бовал эти­кет.

— Парк то ваш, ми­леди, — шут­ли­во от­ве­тил я.

— В та­ком слу­чае, я даю свое раз­ре­шение на приг­ла­шение, сэр Лан­се­лот, — улыб­ну­лась Мис­си и опус­ти­ла рес­ни­цы.

***


Че­рез нес­коль­ко ми­нут мы вы­ходим на прос­торную тер­ра­су. Мис­си дер­жится за мою ру­ку и улы­ба­ет­ся вне­зап­но вы­шед­ше­му сол­нцу. Для про­гул­ки она на­дела тем­но-се­рый плащ, ко­рич­не­вые пер­чатки, бе­лую шляп­ке и лег­кую ву­алет­ку. Я смот­рю на не­боль­шую прис­трой­ку с гро­мад­ны­ми ок­на­ми: лет­няя сто­ловая. Ин­те­рес­но, что хо­зя­ева не мо­гут нор­маль­но от­ре­мон­ти­ровать фа­миль­ный за­мок, за­то кра­сивую ве­ран­ду дос­тро­ить не за­были. У нее, по­хоже, есть свой вход, воз­ле ко­торо­го ле­жат две ста­туи гри­фонов. Не сом­не­ва­юсь, что у них есть не­боль­шой вол­шебный эф­фект: ре­вут и из­верга­ют огонь в пол­день, нап­ри­мер. Впро­чем, те­перь у их хо­зяй­ки от ме­ня вряд ли есть боль­шие сек­ре­ты.

— Вам нра­вит­ся свой за­мок? — спро­сил я.

Мис­си по­мол­ча­ла с ми­нуту, слов­но об­ду­мыва­ла от­вет на мой воп­рос. За­тем, пос­мотрев на лу­жай­ку, рас­се­ян­но кив­ну­ла.

— Труд­но ска­зать… Этот за­мок по-сво­ему при­ятен. Я пос­та­ралась при­вес­ти в по­рядок ве­ран­ду, нес­коль­ко ком­нат и парк. И все же наз­вать его до кон­ца сво­им я не мо­гу.

— Из-за му­жа? — мы ми­нова­ли сред­нюю тер­ра­су и быс­тро спус­ка­лись вниз.

— По­жалуй… на­вер­ное, да. Я все рав­но не чувс­твую се­бя здесь, как до­ма, — вздох­ну­ла моя спут­ни­ца.

— Вы тос­ку­ете по семье? — спро­сил я. — Кон­че­но, каж­дый из нас лю­бит свою семью… Но по­ка, прос­ти­те, то, что вы мне рас­ска­зала о вос­пи­тании мисс Фиб­би Блэк, не силь­но спо­собс­тву­ет нос­таль­гии. Мне ка­залось, что пос­ле та­кого вы бы­ли счас­тли­вы стать да­же ле­ди Блиш­вик!

Ми­сапи­ноа пос­мотре­ла на две сто­яв­шие у крыль­ца тем­но-си­ние гип­со­вые ча­ши, бук­валь­но усы­пан­ные цве­тущи­ми ро­зами и флок­са­ми. Я сно­ва не мог не уди­вить­ся, что зи­мой ей уда­ет­ся под­держи­вать парк в блес­тя­щем сос­то­янии. На мгно­вение у ме­ня мель­кну­ла тре­вож­ная мысль, не оби­дел ли я ее сво­им воп­ро­сом. Но на гу­бах Мис­си мель­кну­ло по­добие свет­ской улыб­ки: она, по­хоже, раз­мышля­ла о том, что сле­ду­ет мне от­ве­тить.

— Я ува­жаю мисс Фиб­би Блэк*** за то, что она сде­лала для на­шей семьи и ме­ня, — спо­кой­но от­ве­тила Мис­си. — На­вер­ное, де­воч­кой я рас­сужда­ла, как и вы. Она ка­залась мне хо­лод­ной, ме­лоч­но-жес­то­кой и при­дир­чи­вой.

— А раз­ве это неп­равда? — уди­вил­ся я, удив­ля­ясь, нас­коль­ко зе­леной ос­та­лась тра­ва на зим­ней лу­жай­ке.

— Те­перь я по­нимаю ее ку­да луч­ше. Её жизнь пош­ла не так, как она хо­тела. Да, она смог­ла зас­та­вить всех по­верить в то, что это её осоз­нанный вы­бор — вос­пи­тывать де­вушек из ро­да Блэк, но это срод­ни хо­рошей ми­не при пло­хой иг­ре. Она лишь гу­вер­нан­тка, при­ложе­ние к нам, ее вос­пи­тан­ни­цам: сна­чала бы­ла я, по­том Ан­дро­меда с Кас­си­опе­ей, те­перь — сов­сем ма­лень­кие Ай­ла с Эл­ли… Она гу­вер­нан­тка, а кто у нас об­ра­ща­ет на них вни­мание? У вас бы­ла гу­вер­нан­тка, сэр Лан­се­лот? — лу­каво пос­мотре­ла она на ме­ня.

— Нет… — Гра­ви­евая До­рож­ка убе­гала вниз, в сто­рону боль­шой лу­жай­ки, и мы ос­то­рож­но по­дош­ли по ней. — Ме­ня все­му обу­чала ма­туш­ка мис­сис Гри­зель­да Ро­ули.

— Ко­торая в ду­ше ос­та­лась нас­то­ящей и поч­тенной ле­ди Лес­трей­ндж, — ма­лень­кие зам­ше­вые са­пож­ки Ми­сапи­ноа лег­ко нас­ту­пили на гра­вий. — Прос­ти­те, но мисс Фиб­би всег­да зва­ла ее мис­сис Лес­трей­ндж.

— Ну, а на­каза­ние дос­та­валось мне от те­ти Аг­нессы Лес­трей­ндж, — при­щурил­ся я на сол­нце. — Ко­торая, как вы зна­ете, ны­не ста­ла мис­сис Эй­ве­ри.

— Что же, ре­зуль­та­ты ее вос­пи­тания ока­зались блес­тя­щими, — чуть нас­мешли­во пос­мотре­ла на ме­ня мис­сис Блиш­вик.

— Тог­да я ду­мал ина­че, — улыб­нулся я в от­вет. — Как все маль­чиш­ки, я был ша­лопа­ем. Кста­ти, гля­дя на Сиг­ну­са мы с Ар­ни ду­мали: не­уже­ли у вас, Блэ­ков, не бы­ло ни од­но­го гор­до­го сво­еволь­но­го ху­лига­на?

Си­ние гла­за Мис­си ве­село пос­мотре­ли на ме­ня.

— Вы зна­ете, как вос­пи­тыва­ют очень гор­дых и сво­еволь­ных ху­лига­нов, сэр Лан­се­лот? — нем­но­го же­ман­но спро­сила она,

— Роз­ги или ре­жущее пе­ро? — ве­село уточ­нил я.

— Нет… Есть та­кое рас­те­ние — аме­рикан­ский клен. Мож­но на­резать его мо­лодые вет­ки и за­мочить их в со­ли. А по­том учить сво­еволь­ных ху­лига­нов ими: не как роз­га­ми, а как оди­ноч­ны­ми гиб­ки­ми пруть­ями!

— Это же со­вер­ше­но жут­кие прутья… — от слов Мис­си мне ста­ло как-то не по се­бе. — Боль, на­вер­ное, поч­ти та­кая, слов­но сни­ма­ют ко­жу… — вспом­нил я роз­ги те­ти Аг­нессы. — Поч­ти что ‚кру­цио‘…

— Вер­но. Но ‚кру­цио‘ не да­ет то­го пси­холо­гичес­ко­го уни­жения, как дол­гая пор­ка пру­том, — под­твер­ди­ла Ми­сапи­она. — Че­рез не­кото­рое вре­мя са­мый сво­еволь­ней ху­лиган ста­нет при­мер­ным ре­бен­ком!

— А ес­ли нет? — с ин­те­ресом пос­мотрел я на хо­лод­ное си­нее не­бо, ко­торое, ка­залось, сли­валось с си­ними гла­зами мо­ей спут­ни­цы.

— Тог­да для прос­ветле­ния ос­та­ет­ся ‚кру­цио‘, — спо­кой­но от­ве­тила да­ма. — Та­кому ре­бен­ку это толь­ко пой­дет на поль­зу!

Парк, меж­ду тем, ока­зал­ся го­раз­до свет­лее, чем я пред­по­лагал. В цен­тре, как и по­ложе­но, шла ка­мен­ная ал­лея. Я не сом­не­вал­ся, что она ве­дет к не­боль­шо­му фон­та­ну. Вок­руг ал­леи сто­яли по­сад­ки из ак­ку­рат­но подс­три­жен­ные кус­тов. По бо­кам шел обыч­ный сос­но­вый бор, иног­да раз­бавлен­ный кле­ном и ясе­нем. По бо­кам слы­шал­ся стре­кот ка­ких-то зим­них птиц и стук дят­ла. Я по­думал, что приш­ла по­ра ра­зуз­нать све­дения, ко­торые по­могут при­от­крыть тай­ну зер­кал в до­ме Блэ­ков.

— Раз уж вы рас­ска­зали мне о мисс Фи­би, мож­но я спро­шу и об ос­таль­ных ва­ших до­маш­них? — спро­сил я с лег­кой иро­ни­ей.

— Ваш ин­те­рес к мо­ей семье слег­ка нас­то­ражи­ва­ет, сэр Лан­се­лот, — улыб­ну­лась Мис­си. — Дай­те-ка уга­даю… — Вы пы­та­етесь оп­ре­делить, кто из на­шей се­ми мог быть при­час­тен к ис­то­рии с зер­ка­лами?

— Имен­но так… — кив­нул я.

— По­верь­те, ник­то, — вздох­ну­ла Мис­си, рас­се­ян­но пос­мотрев на ле­жав­шие не­пода­леку ва­луны. — Мой отец от­крыл то кры­ло толь­ко нес­коль­ко лет на­зад. Мы да­же не по­доз­ре­вали о его су­щес­тво­вании.

— Гм… Неп­ри­ят­ный воп­рос, но пой­ми­те ме­ня пра­виль­но. А был ли ваш прош­лый же­них в том кры­ле?

— Нет… — по­кача­ла го­ловой Мис­си. — Мы ра­зор­ва­ли по­мол­вку до то­го, как отец от­крыл то кры­ло.

— Хм… А Сиг­нус…

— Я да­же знаю, что вы сей­час ска­жете, — си­ние гла­за мис­сис Блиш­вик не­весе­ло улыб­ну­лись, а ее ко­рич­не­вая пер­чатка силь­нее сжа­ла мою ру­ку. — «До­пус­тим, что знал. До­пус­тим, что по­делил­ся с кем-то с кем-то све­дени­ями».

— А та­кое не­воз­можно? — спро­сил я. Мы как раз прош­ли ми­мо ва­лунов и взоб­ра­лись на не­боль­шой ко­согор.

— Ви­дите ли, сэр Лан­се­лот, я рос­ла в дру­гой семье, чем вы. Вы все-та­ки Лес­трей­ндж… — Ми­са при­ос­та­нови­лось и не­замет­но пос­та­вила нож­ку на но­сок. — Ваш род всег­да был свя­зан с по­лити­кой, а мы, Блэ­ки, от нее очень да­леки. У нас мог­ли быть иг­ры с за­веща­ни­ями и при­дан­ны­ми, но ни­как не с ми­нис­тер­ски­ми и по­лити­чес­ки­ми тай­на­ми, по­верь­те.

Пос­ледние сло­ва Ми­сапи­ноа про­из­несла чет­ко, слов­но да­вая мне воз­можность по­луч­ше их ос­мыслить.

— И тем не ме­нее, вы всту­пили в по­лити­ку, мисс Блэк, — я на­мерен­но наз­вал ее так, же­лая под­чер­кнуть ее сво­бод­ный ста­тус.

— Я знаю, — пер­чатка Ми­сы лас­ко­во пог­ла­дила мой ло­коть. — По­это­му го­това дать сэ­ру Лан­се­лоту лю­бые све­дения о мо­ей семье.

Мы ос­то­рож­но по­дош­ли к вы­соко­му гра­бу, ко­торый по­чему-то был ого­рожен. Не знаю по­чему, но гра­бы мне ка­зались всег­да чем-то ро­ман­ти­чес­ким, пах­ну­щим лу­ками и оса­дами зам­ков Сред­не­вековья.

— Ваш брат Сиг­нус, как я уже по­нял, ред­кий мер­за­вец? — пос­мотрел я на боль­шую клум­бу. Бла­года­ря ма­гии здесь и зи­мой цве­ли зо­лотис­тые бар­хатки и крас­ные ге­рани.

— Сиг­нус… — вздох­ну­ла Мис­си. — Гор­дый, за­нос­чи­вый, чувс­тви­тель­ный ко мне­нию об­щес­тва, ста­вящий бе­зуп­речное имя и ре­пута­цию на­шей семьи пре­выше все­го на све­те. Единс­твен­ный, кто еще хоть как-то удос­то­ил­ся его вни­мания — это нас­ледник. Но при всех его мер­зких ка­чес­твах, — Ми­сапи­ноа брез­гли­во дер­ну­ла но­сиком, — он бе­зуп­ре­чен в за­щите ре­пута­ции на­шей семьи!

— Од­на­ко… — Я по­дал ей ру­ку при спус­ке. — Вы о нем луч­ше­го мне­ния, чем он о вас.

— Я прос­то ста­ра­юсь быть объ­ек­тивной, — каб­лу­ки Ми­сы лег­ко сту­чали по сту­пень­кам. «Ка­кая же она лег­кая», — вспом­нил я ночь, и вдруг, през­рев при­личия, под­хва­тил ее на ру­ки. От не­ожи­дан­ности жен­щи­на вскрик­ну­ла и на­чала дер­гать нож­ка­ми, хо­тя тут же ус­по­ко­илась.

— Сэр Лан­се­лот… Из­воль­те соб­лю­дать при­личия! — про­из­несла она с на­пус­кной стро­гостью, хо­тя ее ла­зур­ные гла­за све­тились счасть­ем.

— У ме­ня то­же дол­жны быть пра­ва! С мо­ей прек­расной да­мой я не имею пра­во да­же за­курить, — шут­ли­во ска­зал я.

— Не име­ете, — улыб­ну­лась Ми­сапи­она, по­ка моя ру­ка наг­ло ле­жала у нее под ко­лен­ка­ми. — При­выкай­те к ог­ра­ниче­нию сво­боды, сэр Лан­се­лот!

Не об­ра­щая вни­мание на про­тес­ты, я пок­ру­тил да­му в воз­ду­хе, а за­тем лег­ко пос­та­вил на зем­лю. Ка­кая же она лег­кая! Мгно­вение она стро­го смот­ре­ла мне в гла­за. Я зас­ме­ял­ся, взял ее за пле­чи, и мы сно­ва сли­лись в по­целуе, жад­но лас­кая язы­ки друг дру­га.

— Пе­ред пер­вым по­целу­ем сэр Лан­се­лот так рас­те­рял­ся, что спро­сил ме­ня про Уруг­вай и Па­раг­вай, — Ми­са нас­мешли­во пос­мотре­ла на ме­ня, ког­да мы, на­конец, отс­тра­нилась друг от дру­га.

— При­дет­ся те­перь спро­сить про дик­та­тора Ро­саса в Ар­генти­не, — я нас­мешли­во смот­рел в ее гла­за.

— Кот­ро­го мы так от­лично по­били? — за­дор­но спро­сила Ми­сапи­ноа, по­ложив пер­чатку мне на пле­чо.

— Это бы­ло не так уж труд­но… — от­ве­тил я. — Они же ди­кие! План­та­торы в сом­бре­ро, ли­хо бь­ют би­чом и уди­ра­ют от пер­во­го выс­тре­ла!

— И ку­рят, как вы, сэр Лан­се­лот, — Ми­са нас­мешли­во пос­мотре­ла мне в гла­за, и мы сно­ва сли­лись в слад­ком по­целуе.

Отор­вавшись, я по­вел да­му к об­ры­ву, над ко­торым вы­сил­ся ма­лень­кий мос­тик. На блед­ных ще­ках мо­ей спут­ни­цы выс­ту­пила лег­кая крас­но­та. Мы ос­та­нови­лись на не­боль­шой по­лян­ке, ок­ру­жен­ной ду­бом и тре­мя ясе­нями. Без лис­твы они ка­зались тро­гатель­но без­за­щит­ны­ми, но вес­ной они за­зеле­не­ют но­вой лис­твой и зак­ро­ют по­лян­ку кро­нами. Я пос­мотрел впра­во. Сбо­ку по­ляны вид­нелся ста­рый гра­нит­ный ка­мень, на­поми­нав­ший ос­трый клык. Вес­ной его ос­но­вание скро­ет зе­леная тра­ва. Но сей­час, стоя на ред­кой жух­лой тра­ве, он на­поми­нал ог­ромный клык ка­бана.

— Лад­но, вер­немся к де­лу. Хра­нитель­ни­ца на­шего До­ма, Эл­ла­дора Блэк, — заг­ну­ла паль­чик Ми­са. — В на­шей семье ее ужас­но не лю­бят и за гла­за зо­вут «Ста­рой Га­дюкой».

— Не­уже­ли та­кая злов­редная? — ис­крен­не уди­вил­ся я.

— Весь­ма. Я в детс­тве бо­ялась ее боль­ше всех. Стро­го го­воря, она не Блэк, — ве­тер чуть ше­лох­нул изящ­ную ву­алет­ку мо­ей спут­ни­цы. Пол­ве­ка на­зад ее вы­дали её за­муж за Ами­куса Кэр­роу I. Вы не слы­шали о нем? — с ин­те­ресом спро­сила кра­сави­ца.

— Толь­ко про фа­милию Кэр­роу, — улыб­нулся я. Сол­нечный лу­чик изящ­но про­бежал по ка­мен­но­му ва­луну. Сту­пень­ки тер­ра­сы про­дол­жа­ли убе­гать вверх, слов­но зо­вя нас ку­да-то.

— Да, вот она сла­ва… — Ми­са чуть по­силь­нее опер­лась на мою ру­ку. — А меж­ду тем, он сде­лал се­бе сос­то­яние на про­из­водс­тве кот­лов, ввел у нас мо­ду на Швед­ские гон­ки на мёт­лах, пос­ле че­го про­иг­рал на став­ках по­лови­ну сос­то­яния.

— А я бы вы­делил часть де­нег, что­бы от­крыть для се­бя тай­ну: за­чем лю­ди иг­ра­ют? — спро­сил я, гля­дя на спя­щие ду­бы, под ко­торы­ми ва­лялись осен­ние же­луди. — Ну не­уже­ли они прав­да рас­счи­тыва­ют вы­иг­рать?

— Все рав­но не пой­ме­те, — кач­ну­ла го­ловой да­ма. — Вы не аван­тю­рист и слиш­ком лю­бите це­лесо­об­разность, сэр Лан­се­лот, — съ­ехид­ни­чала она.

— Что же… Это уже кое-что, — ска­зал я. — По­жилая да­ма, ко­торую не лю­бит вся семья…

— Нет-нет, — жи­во зап­ро­тес­то­вала Ми­са. — Я, ви­димо, соз­да­ла у вас не­вер­ное пред­став­ле­ние. «Ста­рая Га­дюка», ка­кой бы она не бы­ла, ни­ког­да не пой­дет про­тив на­шей семьи!

Мы по­дош­ли к на­вес­но­му мос­ти­ку. Под ним был ста­рый кре­пос­тной ров, ак­ку­рат­но об­ло­жен­ный се­рым ба­заль­том. Ка­мень был яв­но ди­ким и ста­рым: сквозь не­го прос­ту­пали рос­тки тра­вы.

— Нет, не по­доз­ре­ваю… Ско­рее, я по­доз­ре­вала бы в чем-то дру­гого че­лове­ка, чу­жого, но во­шед­ше­го в на­шу семью. — Мы шли по ка­чав­ше­му на­вес­но­му мос­ту, но Ми­са слов­но не за­меча­ла это­го. — Я имею вви­ду Эл­лу, же­ну Сиг­ну­са.

— Так… С это­го мес­та, по­жалуй­ста, по­под­робнее… — сно­ва пос­мотрел я вниз, ста­ра­ясь не про­пус­тить ни сло­ва.

— Труд­но ска­зать что-то оп­ре­делен­ное… Мой брат Сиг­нус же­нил­ся на од­ной лег­ко­мыс­ленной, но весь­ма хит­рой осо­бе Эл­ле Макс. Сей­час она ро­дила ему двух до­черей — Ай­лу и Эл­ли. Мне ка­жет­ся, что Эл­ла вет­ре­на мо­жет ему из­ме­нить. Хо­тя… — гла­за Ми­сы бес­ну­ли, — лич­но я не бу­ду про­тив ро­гов Сиг­ну­са!

— Ин­те­рес­но… Вы бы по­доз­ре­вали Эл­лу толь­ко из-за ле­комыс­лия?

— Не сов­сем… Ско­рее, из-за ее бес­прин­ципнос­ти, — ска­зала Ми­сапи­ноа. — Мне ка­жет­ся, та­кой че­ловек, как она, впол­не мо­жет вы­дать се­мей­ную тай­ну.

— На­вер­ное, та­кая осо­ба как ва­ша Эл­ла н вы­дер­жит пер­вой труд­ности? — пос­мотрел я на вет­ви.

— Ммм… Нет. Она… Как бы точ­нее ска­зать… Она ум­на, пре­дус­мотри­тель­на и очень эго­ис­тична. Раз­вод с Сиг­ну­сом, ес­ли бы он слу­чил­ся, при­чинил бы ей не­кото­рые не­удобс­тва, но ей бы хва­тило лов­кости об­ра­тить его в свою поль­зу, так что свет осуж­дал бы зло­дея-му­жа, а ей бы со­чувс­тво­вал.

— Я на­чинаю по­нимать… А Эл­ла бы­ла в той час­ти до­ма, где сто­ят зер­ка­ла?

— Да, — спо­кой­но от­ве­тила Ми­са.

Я за­дум­чи­во пос­мотрел на листья пихт. Ин­те­рес­но, что и здесь есть эти пу­шис­тые рас­те­ния. Сол­нечные лу­чи уди­витель­но иг­ра­ли в их ла­пах, ос­ве­щая, как на кар­тинках, их вет­ки с длин­ны­ми игол­ка­ми.

— Но я ни­чего не ут­вер­ждаю… — раз­дался го­лос мо­ей спут­ни­цы. — Я толь­ко го­ворю, что единс­твен­ный че­ловек в семье, ко­му я до­верю мень­ше все­го, это Эл­ла.

— Ос­тался толь­ко сам Ли­корус Блэк, — улыб­нулся я, ста­ра­ясь снять не­лов­кость. Я на­мерен­но под­би­рал­ся к ее от­цу как мож­но доль­ше.

— Да, Ли­корус мой отец, — Ми­сапи­ноа пос­мотре­ла на вер­хушки де­ревь­ев. — Мне труд­но го­ворить о нем… Он ни­ког­да не был бли­зок нам, де­тям. Он че­ловек хо­лод­ный, стро­гих пра­вил, бе­зуп­ре­чен в от­но­шении ин­те­ресов семьи и ро­да.

— Гм… А за­чем ему бы­ло ус­та­нав­ли­вать зер­ка­ла? — спро­сил я, все же наг­ло дос­тав труб­ку.

— По­нятия не имею. Раз­ве что… — по­низи­ла го­лос моя прек­расная спут­ни­ца… — Его поп­ро­сили это сде­лать. А, мо­жет, зас­та­вили…

— Ин­те­рес­ная мысль! На­мека­ете на ав­ро­рат или ми­нис­терс­тво? — при­щурил­ся я.

— Я это­го не го­вори­ла, — вни­матель­но пос­мотре­ла на ме­ня Ми­сапи­ноа. — Так, сэр Лан­се­лот, ку­рите всласть, а по­том иди­те к то­му бе­лому до­мику, — по­каза­ла она на вид­невше­еся меж­ду де­ревь­ями бе­лое пят­но.

— А что там? — с ин­те­ресом спро­сил я.

— Моя ко­нюш­ня, — кив­ну­ла Ми­сапи­ноа. — Под­хо­дите, как по­кури­те. Там мой гип­погриф Крувс уже заж­дался хо­зяй­ку.

Я от­хо­жу в сто­рону, и слад­ко за­тяги­ва­юсь труб­кой. Не бог весть что, но кое-ка­кие ин­те­рес­ные вы­воды сде­лать мож­но. Я вспо­минаю наш дав­ний ди­алог со Слаг­хорном. «К то­му же мы не зна­ем, ка­кими ме­тода­ми на не­го воз­дей­ство­вали. Сов­сем не обя­затель­но на­силие над во­лей, при­нуж­де­ние — про­ще при­бег­нуть к об­ма­ну», — лю­бил го­ворить он. Вот и я сей­час пы­та­юсь сфо­куси­ровать­ся на ус­лы­шан­ном.

Ми­са от­кро­вен­но на­мека­ет на Эл­лу. Дей­стви­тель­но, или прос­то жен­ская не­любовь? По мне так ку­да по­доз­ри­тель­нее Ста­рая Га­дюка или Сиг­нус. У обо­их мог­ли быть мо­тивы для ус­та­нов­ле­ния зер­кал. По­нят­но, что есть еще сам Ли­корус, о ко­тором я уз­нал не так и мно­го. А то нем­но­гое, что уз­нал о его отс­тра­нен­ности и скрыт­ности, не спо­собс­тву­ет мо­ему до­верию к не­му. По­чему бы ему, Ста­рой Га­дюке или Сиг­ну­су за день­ги не ус­та­новить зер­ка­ла наб­лю­дения? Да и Эл­ла за звон мо­нет мог­ла по­мочь про­ник­нуть в то кры­ло лю­бите­лям ус­та­нав­ли­вать по­доб­ные сис­те­мы. За­кол­до­ван­ный круг — все на по­доз­ре­нии, а ни к ко­му не под­сту­пишь­ся.

Ког­да я по­дошел к ко­нюш­не, Ми­са уже ус­пе­ла пе­ре­одеть­ся в бе­лый кос­тюм для вер­хо­вой ез­ды. Чер­ные са­пож­ки от­ли­вали глян­цем. Крувс ока­зал­ся до­воль­но круп­ным тем­но-се­рым гип­погри­фом, при­чем, су­дя по его фыр­ча­нию, ужас­но но­ровис­тым. Ми­сапи­ноа, не об­ра­щая вни­мания на мой при­ход. по­води­ла ла­донью в воз­ду­хе, и щет­ка зад­ви­галась по гри­ве Крув­са. Гип­погриф за­фыр­чал и за­дер­гал мор­дой.

Мис­си, ни­чуть не ис­пу­гав­шись, са­ма на­кину­ла на не­го сед­ло, вы­тянув тон­кой ру­кой стре­мена. За­тем быс­тро прыг­ну­ла в не­го, от­тол­кнув­шись от зем­ли. Мгно­вение — и ма­лень­кие чер­ные са­пож­ки Мис­си вста­ли в пет­ли стре­мян. На­ез­дни­ца кач­ну­ла ими так, что опо­ры стре­мян ока­зались стро­го по цен­тру по­дошв ее са­пог. Я не мог не вос­хи­тит­ся про­ис­хо­дящим: у Мис­си бы­ло не дам­ское, а нас­то­ящее сед­ло, в ко­тором она дер­жа­лась так ли­хо, слов­но ро­дилась на­ез­дни­цей.

Крувс гром­ко фыр­кнул и пот­ряс го­ловой. Мис­си, од­на­ко, вновь кач­ну­ла са­пога­ми в стре­менах. В тот же миг ос­трые ко­леси­ки ее шпо­ры уко­лоли бо­ка гип­погри­фа: всад­ни­ца про­вери­ла их ос­тро­ту. Ее ма­лень­кая чер­ная пер­чатка ос­то­рож­но взя­ла по­водья и за­фик­си­рова­ли кон­троль­ную за­щел­ку. Гип­по­гиф фыр­кнул, но Мис­си толь­ко жес­тче под­тя­нула вож­жи.«Да все, все уже!» — по­думал я с лег­ким вос­хи­щени­ем, слов­но на­мекая гип­погри­фу, что он по­корен. Я пос­мотрел на по­ляну для вер­хо­вой ез­ды. Ми­са, уве­рен­но на­тянув по­водья, пом­ча­ла Крув­са раз­ми­нать­ся на пе­ред взя­ти­ем барь­еров. Пос­коль­ку я сам не был хо­рошим на­ез­дни­ком, то мог лишь с вос­хи­щени­ем смот­реть ей вслед, пы­та­ясь сно­ва ос­мыслить ин­форма­цию, что пре­дос­та­вила мне эта ама­зон­ка.

***



Са­мым не­обыч­ным пред­ме­том в спаль­не Ми­сы был «пав­ли­ний ка­мин». Собс­твен­но го­воря, сам ка­мин, об­ло­жен­ный бе­лым мра­мором, не со­дер­жал в се­бе ни­чего не­обыч­но­го: Ми­са ска­зала, что он да­же не под­клю­чен к ка­мин­ной се­ти. За­то над двухъ­ярус­ной ка­мин­ной оп­ра­вой ви­сел ог­ромный об­раз пав­линь­его хвос­та. Эта не­казис­тая пти­ца, рас­пу­шив­шая свой пыш­ный си­яющий хвост, зак­ры­ла си­не-зе­леным цве­том всю гро­мад­ную нас­тенную ни­шу. Кон­чи­ки перь­ев си­яли ог­ненны­ми оран­же­выми фо­наря­ми с си­ней под­свет­кой. Каж­дый час пав­лин кри­чал неп­ри­ят­ным вы­соким го­лосом, слов­но на­поми­ная, что в ми­ре не су­щес­тву­ет со­вер­шенс­тва.

Ка­мин­ные ча­сы в ви­де коб­ры по­казы­ва­ют по­лови­ну треть­его — са­мый глу­хой час но­чи. Мы обес­си­лен­ные, но счас­тли­вые, ле­жим, при­жав­шись друг к дру­гу. Се­год­ня я уси­лил ка­мин, и нам прак­ти­чес­ки не нуж­но теп­лое оде­яло. Я сам не чувс­твую те­ла: мне ка­жет­ся, оно рас­слаб­ле­но и выб­ро­шено на бе­рег теп­ло­го мо­ря, а я сам взле­тел над мор­ски­ми вол­на­ми. Ми­са, как вы­шед­шая из мор­ской пе­ны Ве­нера, прис­ло­нила ко мне бе­лос­нежное бед­ро и рас­тре­пала зо­лотис­тые во­лосы на мо­ем пле­че. Нес­мотря на ус­та­лость, нам не хо­чет­ся спать — нам хо­чет­ся бол­тать друг с дру­гом о вся­ких пус­тя­ках, по­ка мы на­берем­ся сил для но­вой схват­ки.

— Я люб­лю смот­реть, как си­яет ел­ка, — го­ворю я. — В этом есть что-то та­инс­твен­ное… Та­инс­твен­ные ог­ни ел­ки.

— Да… — шеп­чет Ми­са. — Я то­же люб­лю сос­ну. Зна­ешь… Огонь­ки пря­чут­ся в длин­ные игол­ки.

На­кану­не мы ус­тро­или се­бе ве­чером за­баву. В спаль­не не бы­ло ел­ки, но я уго­ворил Ми­су пос­та­вить ма­лень­кую сос­ну и на­рядить, слов­но Рож­дес­тво и Но­вый год бы­ли еще впе­реди. До Две­над­ца­той но­чи, ког­да раз­би­ра­ют ел­ки, ос­та­валось все­го два дня. Но мы, слов­но де­ти пе­ред Со­чель­ни­ком, об­сужда­ли зо­лотис­тые ша­ры и ве­шали вмес­те гир­лянды «огонь­ки фей». У ме­ня за­валял­ся ма­лень­кий ки­тай­ский шар с ча­ем, и он с по­мощью ле­вита­ции был тор­жес­твен­но по­вешен Ми­сой на пу­шис­той зад­ней вет­ке. Фея в бе­лом фо­нари­ке взмах­ну­ла па­лоч­кой, и свет оза­рил ма­товым об­ла­ком крас­ный шар, слов­но мы шли по ве­чер­не­му ска­зоч­но­му ле­су. «Зим­няя сказ­ка», — по­думал я, с нас­лажде­ни­ем гла­дя ее ло­коть.

— Зна­ешь, в Рос­сии ста­вят гро­мад­ные ел­ки, — про­шеп­та­ла Ми­са. — А на ули­цах так хо­лод­но, что из­возчи­ки жгут кос­тры!

— Ты бы­ла в Санкт-Пе­тер­бурге? — спро­сил я. Феи на ел­ки от­ве­тили мне пе­рек­лю­чени­ем го­рящих ог­ней, оза­рив зо­лотые шиш­ки и кри­чащую со­ву си­ним све­том.

— Да… — вздох­ну­ла Ми­сапи­ноа. — Мы ез­ди­ли ту­да зи­мой со­рок вось­мо­го го­да.

— За­чем? — быс­тро спро­сил я.

— Мой муж ез­дил ту­да по ка­ким-то де­лам, а я соп­ро­вож­да­ла его по де­лам. Мы жи­ли не­дале­ко от Ад­ми­рал­тей­ства, ря­дом с Не­вой. Те­перь там рос­кошь: сов­сем не по­хоже на шат­ры их пред­ков! — улыб­ну­лась Ми­са.

— На­до же… — пог­ла­дил я ее во­лосы, гля­дя, как ог­ни фей ос­ве­ща­ют ла­пы ели крас­ным све­том. — А что те­бе боль­ше все­го за­пом­ни­лось в Санкт-Пе­тер­бурге? Кро­ме ба­лов, где тан­це­вали эти чуд­ные нож­ки, — я не мог от­ка­зать се­бе в удо­воль­ствии взять в ла­донь ее ма­лень­кую ступ­ню.

— Пе­рес­тань… — прит­ворно фыр­кну­ла Ми­са. — Я ни­ког­да не за­буду сфин­ксов.

— Ко­го? — изу­мил­ся я.

— Сфин­ксов… — при­жалась ко мне Ми­са. — Ук­рой ме­ня луч­ше! — Я не­хотя зак­ры­ваю оде­ялом ее нож­ки до ко­лен, по­ка зе­леные ог­ни фей не бро­са­ют на нас не­яс­ные об­ла­ка. «Лю­бовь — зим­няя сказ­ка… Толь­ко зим­няя», — ду­маю я.

— Сфин­ксов?

— Да… Нас­то­ящих… — Ми­са за­дум­чи­во смот­рит на сос­ну, слов­но о чем-то раз­мышляя. — Рус­ские при­вез­ли их Егип­та. Это сфин­ксы фа­ра­она Амен­хо­тепа XIV. Они сто­ят у них воз­ле, а Ака­демии ху­дожеств.

— Но ведь это на­вер­ня­ка тем­но­маги­чес­кий пор­тал! — шеп­чу я.

— Не знаю. — ко­лен­ка Ми­сы уже не­тер­пе­ливо на­чина­ет иг­рать с мо­ей но­гой. — Но они кра­сиво смот­рятся в ме­тели не­дале­ко от Зим­не­го двор­ца. А ме­тели там ве­чера­ми дей­стви­тель­но… си­ние, ка­ких нет у нас…

—Си­яет! — быс­тро ска­зал я и сра­зу прив­стал.

— Кто? — Ми­са яв­но не хо­тела вста­вить из теп­лой пос­те­ли и ле­ниво по­ложи­ла ру­ку на пле­чо.

— Наш фо­нарик! — про­шеп­тал я. Си­ний ма­лень­кий жу­чок в са­мом де­ле пе­рели­вал­ся. — Они приш­ли!

Вско­чив с кро­вати, я на­кинул си­ний ха­лат с ри­сун­ка­ми крас­ных дра­конов и за­вязал взгля­дом за­вяз­ки. Мое те­ло еще хра­нило сла­дость и аро­мат ее неж­ной ко­жи, слов­но оно бы­ло пок­ры­то тон­чай­шим мас­лом.

— Они в ком­на­те? — за­быв все на све­те, Ми­са от­бро­сыва­ет оде­яло и ста­вит длин­ные бе­лос­нежные нож­ки на ко­вер. Я всег­да вос­хи­щал­ся ее уме­ни­ем брать се­бя в ру­ки в са­мых слож­ных си­ту­аци­ях.

— Да. — Я на хо­ду на­деваю штиб­ле­ты. — Бе­ри па­лоч­ку и сле­дуй за мной. — Ми­са как раз на­кину­ла бе­лый ки­тай­ский ха­лат и обу­лась в до­маш­ние си­ние ту­фель­ки, так что мои со­веты из­лишни.

— Сле­дуй за мной. Они мо­гут быть очень опас­ны… — шеп­чу я, ког­да мы вы­бега­ем в ко­ридор. — Я сра­зу пос­тавлю за­щит­ный барь­ер.

— По­нимаю… — бод­ро от­ве­ча­ет си­нег­лазка, лег­ко сту­ча каб­лу­ками. — Не вол­нуй­ся, я бу­ду бить сра­зу «Imperio» или «Cucio».

«Вот что зна­чит Блэк!» — сно­ва по­думал я с вос­хи­щени­ем. Мы мол­ча бе­жим по ко­ридо­ру, хо­тя и взяв­шись за ру­ки. С теп­лом рук друг дру­га нам не страш­но ни­чего. В ко­ридо­ре пус­тынно, слов­но ни­кого и не бы­ло. Мы вбе­га­ем в чер­дачную ком­на­ту. Я оза­ряю ее япон­ской «мор­ской за­щитой», а Ми­са бь­ет «Imperio». Но все ти­хо, хо­тя на­шего жу­ка уже нет.

— Ну? — спра­шива­ет Ми­са, по­ка я ак­ти­визи­рую ус­трой­ство па­мяти.

— Ар­нольд… — шеп­чу я, от­хо­дя к све­чам. Ми­са смот­рит на ме­ня без изум­ле­ния, ки­вая, слов­но ожи­дала от­вет.


***



Я сно­ва смот­рю на эту кол­догра­фию. Здесь нам с Ар­ноль­дом по во­сем­надцать. Сза­ди сто­ит под­пись Ар­ноль­да: «Друж­ба — бес­ценный дар, не име­ющий це­ны». Тог­да я был пол­ностью сог­ла­сен с его сло­вами. Но те­перь… Я прик­ры­ваю гла­за и мас­си­рую ве­ки. К со­жале­нию, друж­ба име­ет це­ну. И эту це­ну мне приш­лось зап­ла­тить спол­на.

При­меча­ния:

* Елюй Чу Цай (1189 — 1243) — го­сударс­твен­ный де­ятель Мон­голь­ской им­пе­рии, со­вет­ник Чин­гис-ха­на и Угэ­дэя.

** В XVIII–XIX вв. в За­пад­ной Ев­ро­пе бы­ло рас­простра­нено мне­ние, что Мос­ков­ские князья бы­ли не Рю­рико­вичи, а по­том­ки Чин­гиз-ха­на и по­луми­фичес­кой княж­ны Ан­ны Чер­ни­гов­ской.

*** Все ха­рак­те­рис­ти­ки семьи Блэ­ков взя­ты из фан­фи­ка «Са­га о Блэ­ках» Lady Astrel и его об­сужде­ний. Вы­ражаю бла­годар­ность.

Глава 16, в которой сэр Ланселот приоткрывает бамбуковую ширму и убеждается в правоте истории о замке Лихтенштейн

Ког­да я го­ворил, что Дао не на­казы­ва­ет нас, а ис­полня­ет на­ши же­лания, то не шу­тил ни од­ной ми­нуты. На­каза­ние Дао есть ис­полне­ние на­шего за­вет­но­го же­лания. Прав­да, ча­ще все­го, это про­ис­хо­дит так, что мы жа­ле­ем о са­мом же­лании. В та­кие ми­нуты ужас­но жа­ле­ешь, что оно ис­полни­лось, а не ос­та­лось слад­кой гре­зой, сог­ре­ва­ющей ду­шу сво­ей нес­бы­точ­ностью.

В пра­воте этой мыс­ли я убе­дил­ся в осенью семь­де­сят седь­мо­го го­да. Тог­да из-за вой­ны Рос­сии с Пор­той ме­ня пе­реб­ро­сили в Еги­пет. Том я поз­на­комил­ся в Алек­сан­дрии с маг­лов­ским про­фес­со­ром ис­то­рии Эн­то­ни Фос­се­том. Мы сра­зу за­вели при­ятель­ские от­но­шения. Я с боль­шим удо­воль­стви­ем слу­шал рас­ска­зы это­го от­но­ситель­но мо­лодо­го тем­но­воло­сого че­лове­ка с ве­селым блес­ком в гла­зах, а он… Не знаю, чем имен­но он за­ин­те­ресо­вал ме­ня. Мо­жет, уме­ни­ем слу­шать, а мо­жет чем-то еще. Мне нра­вилась его но­вомод­ная ма­нера но­сить по­ход­ный кос­тюм гор­чично­го цве­та. Мы, лю­ди ста­рого по­коле­ния, не мог­ли пред­ста­вить ино­го, кро­ме уголь­но-чер­но­го или свет­ло-бе­жево­го.

— Зна­ете, мис­тер Ро­ули, од­нажды я пе­режил ужас­но горь­кое ра­зоча­рова­ние… — улыб­нулся Фос­сет, стук­нув сво­ей тон­кой чер­ной трос­точкой.

— В люб­ви? — бро­сил я. — Это ра­зоча­рова­ние пе­режи­ли мы все.

— Нет. В про­фес­сии, — дер­ну­лась ще­поть его усов.

День кло­нил­ся к за­кату и при­ят­ный мор­ской бриз до­летел до нас с мор­ской гла­ди вмес­те с на­бегав­ши­ми на бе­рег пе­нящи­мися вол­на­ми. Мы ос­та­нови­лись у па­рапе­та и вмес­те пос­мотре­ли на мор­скую гладь. В Алек­сан­дрии мо­ре тем­но-си­нее, слов­но на­сыщен­ное сре­дизем­но­мор­ским сол­нцем. Я не спе­шу с вы­вода­ми и про­дол­жаю слу­шать.

— Как-то на уро­ке в шко­ле я уз­нал, что в де­вятом и де­сятом ве­ках ры­цари и ба­роны пос­тро­или ку­чу зам­ков, — вздох­нул он. — В учеб­ни­ке нам рас­ска­зыва­ли ро­ман­ти­чес­кие ис­то­рии об их оса­дах, под­земных хо­дах, ве­дущих к дре­муче­му ле­су, глу­боких рвах и мощ­ных баш­нях. С тех пор я ужас­но меч­тал най­ти зам­ки де­вято­го или на са­мый ху­дой ко­нец де­сято­го ве­ка.

— А их, ес­тес­твен­но, не су­щес­тву­ет? — спро­сил я.

— Вы очень до­гад­ли­вы, мис­тер Ро­ули… — вздох­нул он. — Я ви­дел мно­го зам­ков пят­надца­того ве­ка, ре­же че­тыр­надца­того, иног­да три­над­ца­того. Я ви­дел фраг­менты ба­шен две­над­ца­того ве­ка. Но зам­ков де­вято­го и де­сято­го ве­ков, от­ку­да ве­ли под­земные хо­ды к дре­мучим ле­сам, мне встре­тить так и не до­велось.

— Три­над­ца­того вас не ус­тра­ива­ли? — спро­сил я с теп­лой иро­ни­ей и дос­тал я труб­ку.

— К со­жале­нию, нет, — мой со­бесед­ник пос­ле­довал мо­ему при­меру. — На­читав­шись ро­ман­ти­чес­ких ис­то­рий про ры­царей, ба­ронов и штур­мы зам­ков в де­вятом и де­сятом ве­ках, я ужас­но хо­тел уви­деть их сво­ими гла­зами. Тем бо­лее, что я твер­до ве­рил: один за­мок тех вре­мен все-та­ки су­щес­тву­ет!

— А вот это уже ин­те­рес­нее, — вы­пус­тил я по при­выч­ке струй­ку ды­ма. — В лю­бом пра­виле ме­ня всег­да ин­те­ресу­ют ис­клю­чения, — до­бавил я. Что, кста­ти, бы­ло чис­той прав­дой: всег­да ин­те­ресо­вал­ся си­ту­аци­ями, для ко­торых пра­вила не дей­стви­тель­ны, ибо хо­тел уз­нать по­чему.

— В на­шем учеб­ни­ке ря­дом с зах­ва­тыва­ющим рас­ска­зом о штур­ме зам­ков в де­сятом ве­ке бы­ла кар­тинка уди­витель­но­го зам­ка на ска­ле, — про­дол­жал Фос­сет. — Это был не­боль­шой за­мок в го­рах с ус­трем­ленной вверх тон­кой изящ­ной баш­ней из бе­лого кам­ня. Она слов­но воз­вы­шалась над го­рами с мас­сивные ле­сом. А сам за­мок так­же был ук­ра­шен мел­ки­ми баш­ня­ми и из­ре­зан по­лук­руглы­ми ок­на­ми.

— И вы наш­ли тот, пос­ледний за­мок де­сято­го ве­ка? — спро­сил я, хо­тя уже за­ранее знал, что от­вет бу­дет от­ри­цатель­ным. «На­вер­ное, он рух­нул, ког­да Фос­сет на­шел его или что-то в та­ком ро­де», — по­думал я.

— Я дол­го ис­кал о нем све­дения, по­ка не уви­дел его в од­ном пу­тево­дите­ле. Там я уз­нал, что он на­ходит­ся в Ба­ден-Вюр­тембер­ге, мес­течке Хан­нау. Я пос­пе­шил ту­да и, пред­ставь­те, по­годим сен­тябрь­ским днем уви­дел этот за­мок на го­ре во всем его ве­лико­лепии! Тон­кая вы­сокая баш­ня бы­ла бе­лой. Бе­лой, как и я пред­по­лагал…

Я мол­чал, вни­матель­но гля­дя на вол­ны. Ког­да че­ловек рас­ска­зыва­ет о сок­ро­вен­ном, луч­ше его не пе­реби­вать.

— Да­же тот же ров! Для ме­ня это бы­ло двой­ным удо­воль­стви­ем, — вздох­нул Фос­сет, — най­ти его имен­но в сен­тябрь­ский день. Ведь имен­но ран­ней осенью я при­думы­вал ку­чу ис­то­рий о штур­ме это­го зам­ка, о пи­рах, охо­те и ска­зоч­ных чу­дови­щах жи­вущих воз­ле не­го. Я пред­став­лял се­бе по­гожий осен­ний день с лег­кой дым­кой, за­рос­ший плющ и ди­кий ви­ног­рад, воз­вра­щение с охо­ты… И вот те­перь все мои меч­ты слов­но сош­ли с кар­тинки!

«А так не бы­ва­ет, — по­думал я, гля­дя на мо­ре. — Ско­рее, все­го сей­час бу­дет ка­кая-то па­кость». — Вол­ны, на­бегая, раз­ле­тались о бе­рег, под­ни­мая вверх ма­лень­кие ка­муш­ки.

— Я сто­ял и с вос­торгом смот­рел на оку­тан­ные осен­ней дым­кой го­ры, — про­дол­жал мой со­бесед­ник. — Но на ду­ше по­яви­лось не хо­рошее пред­чувс­твие: как стран­но, что здесь так ма­ло из­ме­нилось за ты­сячу лет! Это бы­ли не ру­ины, а слов­но вол­шебс­тво пе­ренес­ло ме­ня на де­вять­сот лет на­зад.

— Воп­рос, прав­да, ин­те­рес­ный, — пос­мотрел я на мор­скую рябь, уси­ливав­шу­юся от вет­ра.

— А за­гад­ка ре­шалась прос­то, — от­ве­тил Фос­сет, пых­нув та­баком в ще­точ­ку чер­ных усов. — За­мок на­зывал­ся Лих­тен­штейн…

— Лих­тен­штейн? — пе­рес­про­сил я. — Но ведь я слы­шал о нем, ког­да за­кан­чи­вал… — Я вспом­нил, что тог­да пи­сали о чу­дес­ном ро­ман­ти­чес­ком мес­те для…

— Имен­но, мис­тер Ро­ули! Этот за­мок пос­тро­ил в ты­сяча во­семь­сот со­рок вто­ром го­ду ар­хи­тек­тор Алек­сандр Хай­де­лофф для Его Вы­сот­чес­тва гер­цо­га Виль­гель­ма Урах­ско­го! Кста­ти, ми­лей­ше­го че­лове­ка и хо­роше­го уче­ного, — по­низил го­лос Фос­сет.

— Да, прав­да! — ска­зал я. — Об этом чу­де пи­сали в год мо­его окон­ча­ния шко­лы… Тог­да по­яви­лась мо­да ез­дить ту­да на ак­ва­рели…

Те­перь я от­четли­во вспом­нил кол­догра­фию в «Про­роке». В на­ши вре­мена у юных вол­шебниц бы­ла мо­да пу­тешес­тво­вать к зам­ку Лих­тен­штейн на этю­ды: ри­совать зна­мени­тую баш­ню и зо­лотые осен­ние листь­ями фо­не ла­зур­но­го не­ба. В этом зам­ке был ка­кой-то уди­витель­ный у­ют на­шего вре­мени со­роко­вых го­дов с его пик­ни­ками, этю­дами и лю­бовью к Сред­не­вековью, ког­да мир ка­зал­ся не­веро­ят­но ус­той­чи­вым, у­ют­ным и ста­биль­ным, а влюб­ленные наз­на­чали сви­дания у ру­ин.

— Имен­но мой друг! Мо­да на за­мок Лих­тен­штейн прош­ла к пя­тиде­сято­му го­ду, и он по­пал, как ил­люс­тра­ция, в учеб­ник ис­то­рии — па­раг­раф, где рас­ска­зыва­лось о де­сятом ве­ке. И я по­верил в эту сказ­ку…

— Но ведь там на­вер­ня­ка был в ста­рину за­мок… — не­уве­рен­но ска­зал я.

— О, его раз­ру­шили еще в ты­сяча трис­та во­семь­де­сят пер­вом го­ду! — убеж­денно ска­зал Фос­сет. — А Его Ве­личес­тво Фре­дерик Вюр­темберг­ский рас­чистил все ру­ины для зам­ка.

— Тог­да по­чему имен­но его взя­ли для ил­люс­тра­ции к рас­ска­зу о жиз­ни ба­ронов де­сято­го ве­ка? — не­до­уме­вал я. По­нюхав мор­ской воз­дух, я вдруг по­нял, что от мо­их кос­тю­мов дав­но пах­нет та­баком.

— А по­тому что, мой друг, весь рас­сказ об их жиз­ни был пе­рес­ка­зом ро­мана ве­лико­го Виль­гель­ма Га­уфа «Лих­тен­штейн», — ве­село прыс­нул Фос­сет. — А за­мок Лих­тен­штейн пос­тро­или как фан­та­зию на те­му де­сято­го ве­ка по мо­тивам ро­мана!

Мы пе­рег­ля­нулись и рас­сме­ялись.

«Я уви­дел мои гре­зы, но по­жалел, что они ста­ли явью», — как го­ворил Кон­фу­ций, пу­тешес­твуя по уны­лым сте­пям у Жел­то­го мо­ря.

***



Я час­то вспо­минаю то да­лекое ле­то со­рок вто­рого го­да, ког­да мы толь­ко за­кон­чи­ли Хог­вартс. На­кану­не и сра­зу пос­ле вы­пус­кно­го ба­ла нас­ту­па­ет чу­дес­ное вре­мя, ког­да те­бе ка­жет­ся, что ты уже сов­сем взрос­лый, а са­ма жизнь — бес­ко­неч­ность. В пос­ледние дни уче­бы мы хо­дили вмес­те у Чер­но­го озе­ра, обе­щая друг дру­гу веч­ную друж­бу. По­том на са­мом вы­пус­кном мы ве­сели­лись, ста­ра­ясь или по­бесить­ся на­пос­ле­док, или, де­лая вид, что мы уже нас­то­ящие взрос­лые. Нап­ри­мер, на­рочи­то го­ворить за сто­лом о це­не и ка­чес­тве при­об­ре­тен­но­го ви­на, об обив­ке оре­ховых стуль­ев из лав­ки «Ин­горд» или на­рочи­то пре­давать про­гул­ку од­но­кур­сни­це под ру­ку ми­мо озе­ра. Де­воч­ки охот­но сог­ла­шались, ибо зна­ли, что как толь­ко нас­ту­пит ут­ро, они пе­рей­дут в раз­ряд не­вест, и все их воль­нос­ти на этом за­кон­чатся. Ну, а де­вуш­ки из знат­ных ро­дов и вов­се не мог­ли при­нять учас­тие в ве­селье: они не­вес­ты уже сей­час.

За­тем приш­ли зо­лотые две не­дели. Мы за­кон­чи­ли Хог­вартс, но еще не мо­жем рас­стать­ся друг с дру­гом, не мо­жем на го­ворит­ся. Мы ре­гуляр­но со­бира­ем­ся у ко­го-то или ор­га­низу­ем пик­ни­ки на при­роде. Нам ка­жет­ся, что так бу­дет всю даль­ней­шую жизнь, ко­торую мы неп­ре­мен­но прой­дем все вмес­те. Ведь прош­ли уже две не­дели пос­ле окон­ча­ния Хог­вар­тса, а мы все вмес­те. И от это­го ощу­щения про­дол­жа­юще­гося праз­дни­ка и­юль­ское не­бо ка­жет­ся без­донным, тра­ва гус­той, а за­пах кле­вера на­пол­ненным бу­дущим счасть­ем.

В ав­густе все ме­ня­ет­ся: у каж­до­го по­тихонь­ку по­яв­ля­ют­ся свои де­ла. Мы еще встре­ча­ем­ся и бол­та­ем, но уже не впя­тером, а по двое или по трое. Мы, ра­зуме­ет­ся, спра­шива­ем друг дру­га о том, как де­ла у Нот­та или Розье, но уже на­чина­ем уз­на­вать друг о дру­ге не нап­ря­мую, а из чу­жих уст. К кон­цу и­юля я плот­но за­сел за ки­тай­ские кни­ги и рас­ши­рен­ный курс ЗО­ТИ, го­товясь пос­ту­пать в спе­ци­аль­ную ака­демию при Ав­ро­рате. Наш дом на­ходит­ся у по­бережья, и от не­го, не­види­мого за де­ревь­ями, пах­нет пес­ком, выб­ро­шен­ны­ми во­дорос­ля­ми и солью. На ак­ку­рат­но подс­три­жен­ной жи­вой из­го­роди ян­тарны­ми кап­ля­ми зас­ты­ли яго­ды ши­пов­ни­ка. Ког­да я ус­та­вал от под­го­тов­ки, то вста­вал и шел гу­лять к мо­рю, рас­ку­ривал тай­ком от ма­туш­ки та­бач­ную труб­ку.

Как-то в се­реди­не ав­густа ко мне за­шел пос­ле обе­да Ар­нольд. Он был нас­толь­ко сво­им че­лове­ком, что за­ходил прос­то, не от­прав­ляя со­вой ви­зит­ку о на­мере­нии по­бывать у нас. Тол­кнув ка­лит­ку, Ар­ни про­шел по за­сыпан­ной пес­ком ка­мен­ной до­рож­ке, сту­чал для по­ряд­ка в дверь и сра­зу вхо­дил без це­ремо­ний. Навс­тре­чу ему вы­шел наш эльф Суд­рик, что­бы взять ман­тию, и со­об­щил, что «мо­лодой хо­зя­ин» у се­бя на­вер­ху. Я ус­лы­шал их раз­го­вор и улыб­нулся. Про­ходя ми­мо биб­ли­оте­ки, Ар­ни обя­затель­но стол­кнет­ся с Эло­изой — про­тив­ной до­черью те­ти Аг­нессы, ко­торая как раз за­кон­чи­ла чет­вертый курс. Удоб­но ус­тро­ив­шись на ков­ре и за­кутав­шись в плед, она как раз раз­го­вари­вала че­рез ка­мин с под­ру­гой.

Я улыб­нулся и сде­лал пе­рерыв и за­курил труб­ку. Ког­да Ар­нольд во­шел, он не смог сдер­жать­ся от каш­ля из-за па­ров та­бач­но­го ды­ма. За­то на ще­ках Ар­ни вид­не­лись по­резы, ко­торые он на­мерен­но не сво­дил: он очень гор­дился тем, что бре­ет­ся уже каж­дый день. Я к то­му вре­мени то­же брил­ся, но пох­вастать­ся, что каж­дый день, еще не мог.

— Хо­чешь та­баку? — спро­сил я, да­же без де­жур­ных при­ветс­твий Ар­ноль­ду.

— Да­вай, — бро­сил он пло­то­яд­ный взгляд на ле­жав­шую в шка­фу ко­рич­не­вую труб­ку. — А, мо­жет, пор­твей­на нем­но­го? — пло­то­яд­но блес­ну­ли его гла­за.

— По­чему бы и нет? Суд­рик! — поз­вал я. — Раз­лей-ка нем­но­го пор­твей­на мне и мис­те­ру Бэр­ку, — ска­зал я. — Толь­ко не взду­май ска­зать или по­казать ма­туш­ке или мисс Эло­изе, — пог­ро­зил я паль­цем.

— Хо­зя­ин все пре­дус­мотрел… — с улыб­кой от­ве­тил Суд­рик.

Он лю­бил ме­ня с детс­тва, наш ста­рый доб­рый эльф. До сих пор не мо­гу за­быть, как за­бав­но он шмы­гал пя­тач­ком, слу­шая иног­да мои ука­зания. Ар­нольд за­ливал­ся от сме­ха, удоб­но ус­тро­ив­шись в тем­но-зе­леном крес­ле.

— Зна­ешь, про что бол­та­ет твоя ку­зина с под­ру­гой? — про­шеп­тал он с за­говор­щицким ви­дом.

— Мы это­го не зна­ем и знать не хо­тим! — от­ве­тил я, те­ат­раль­но мах­нув ру­кой.

Ар­нольд звон­ко рас­сме­ял­ся.

— А из те­бя бы вы­рос от­менный ми­нис­тер­ский бю­рок­рат, — фыр­кнул мой друг. Я с улыб­кой пос­мотрел на его вы­сокий чер­ный ци­линдр, за­лих­ват­ски пос­тавлен­ный на мо­ем сек­ре­тере.

Я ни­ког­да не лю­бил дочь те­ти Аг­нессы за ее же­манс­тво, спесь и все­доз­во­лен­ность. Ме­ня ужас­но раз­дра­жало, что моя стро­гая те­тя смот­ре­ла сквозь паль­цы на по­веде­ние мисс Эло­изы. В глу­бине ду­ши я меч­тал, что­бы ма­туш­ка от­менно по­учи­ла ее роз­гой — так­же, как ме­ня те­тя Аг­несса. Но мо­им меч­там не суж­де­но бы­ло сбыть­ся: это про­тив­ней­шее су­щес­тво мни­ло се­бя цен­тром ми­роз­да­ния и поз­во­ляло се­бе не­мыс­ли­мые воль­нос­ти. Впро­чем, иног­да я все же зло­рад­но на­де­ял­ся, что все­доз­во­лен­ность мисс Эло­изы сос­лу­жит ей дур­ную служ­бу, соз­дав ку­чу ра­зоча­рова­ний те­туш­ке.

— Ну вот пред­ставь: она уже упот­ребля­ет сло­веч­ки «а все муж­чи­ны!» — мно­гоз­на­читель­но из­рек Ар­нольд.

— Зна­ешь, ког­да я их слы­шу, мне ужас­но хо­чет­ся ска­зать «а все жен­щи­ны», — хмык­нул я. Вбе­жав­ший эльф при­нес нам яб­лочную шар­лотку и два бо­кала пор­твей­на. Я поб­ла­года­рил Суд­ри­ка и пог­ла­дил по го­лов­ке: он всег­да был рад ус­лы­шать от ме­ня пох­ва­лу.

— А как ты от­но­сишь­ся к жен­щи­нам? — мно­гоз­на­читель­но пос­мотрел на ме­ня Ар­ни, от­ло­мив ку­сочек яб­лочной шар­лотки.

— А как ты от­но­сишь­ся к Зонд­ским ос­тро­вам? — не­воз­му­тимо от­ве­тил я, так­же взяв пор­твейн.

— Ну… Они есть… — Ар­нольд за­мял­ся. Он, по­хоже, ожи­дал под­во­ха, что­бы об­ви­нить ме­ня в нев­ни­мании к но­вомод­но­му тог­да «жен­ско­му воп­ро­су».

— Вот и я так­же от­но­шусь к жен­щи­нам: «Ну, они есть», — по­жал я пле­чами.

Мы пос­мотре­ли друг на дру­га и прыс­ну­ли, как и по­ложе­но маль­чиш­кам в во­сем­надцать лет, во­об­ра­жав­ши­ми се­бя муд­ре­цами. За­тем при­губи­ли пор­твейн и от­пи­ли по глот­ку.

— Пос­ту­пило твор­ческое пред­ло­жение: схо­дить на мо­ре, — пред­ло­жил Ар­нольд, рас­смат­ри­вая ле­жав­ший у ме­ня на сто­ле тол­стый сло­варь ки­тай­ско­го язы­ка.

— По­чему нет? Я толь­ко за то, что­бы раз­ве­ять­ся, — пос­та­вил я на сто­лик на­поло­вину от­пи­тый бо­кал. Пор­твейн об­ла­да­ет уди­витель­ны­ми свой­ства­ми, да­вая лег­кое го­ловок­ру­жение: хо­тя, мо­жет, по­тому, что мы бы­ли еще маль­чиш­ка­ми.

— А пред­став­ля­ешь… — Ар­нольд мно­гоз­на­читель­но пос­мотрел на пол­ку… — Эло­изу соб­лазнит ка­кой-ни­будь гриф?

Я прыс­нул. Про­тив­ная ку­зина, зах­ва­чен­ная гри­фом, — зре­лище столь не­веро­ят­ное и воз­бужда­юще, что я не мог не рас­сме­ять­ся, пред­став­ляя эту сце­ну.

— Как же он соб­лазнит та­кую юную ле­ди? — хмык­нул я.

— А вот так. Влю­бит­ся она в его квид­дичную иг­ру, а пос­ле мат­ча он ее…

Ар­ни нак­ло­нил­ся и про­шеп­тал ту пош­лость, ко­торые мы все не­сем в том воз­расте, что­бы по­казать свою взрос­лость. Я не вы­дер­жал и рас­сме­ял­ся. Мы сно­ва при­губи­ли пор­твейн.

— Как взя­тый с бо­ем тро­фей! — про­воз­гла­сил па­тети­чес­ки Ар­нольд. — О орать-то бу­дет… — фыр­кнул он. Мой друг ос­ме­лел, ви­димо, от креп­ко­го спир­тно­го.

— Юная неж­ная ле­ди и пер­во­быт­ный че­ловек… Ин­те­рес­ное со­чета­ние… — ме­лан­хо­личес­ки за­метил я.

— Гриф до­воль­но про­ур­чит: «Угу! У! Угу!» — зас­ме­ял­ся Ар­нольд и на­чал тряс­ти ру­кой, ви­димо, изоб­ра­жая обезь­яну.

— Это их глав­ная фор­ма об­ще­ния, — от­ве­тил я. — Чи­тал про не­дав­нюю на­ход­ку не­ан­дерталь­цев око­ло Гей­дель­бер­га?

— А с че­го они взя­ли, ин­те­рес­но, что это не­ан­дерталь­цы? — фыр­кнул Ар­ни, сно­ва при­губив пор­твейн. — Мо­жет, это гри­фы по­еха­ли на ка­нику­лах ту­да и их за­вали­ло в го­рах!

Сме­ясь, мы на­кину­ли вер­хнюю одеж­ду и пош­ли к вы­ходу. Лес­тни­ца ле­гонь­ко скрип­ну­ла под но­гами. Эло­иза, по­хоже, за­кон­чи­ла треп с под­ру­гой че­рез ка­мин и уш­ла в свою ком­на­ту. Мы с Ар­ноль­дом за­говор­щецки пе­рег­ля­нулись и прыс­ну­ли. Я сра­зу по­чему-то пред­ста­вил се­бе за­бав­ное зре­лище: гри­фы одер­жа­ли по­беду в квид­ди­че, и Эло­иза вы­лете­ла на по­ле, рас­смат­ри­вать раз­ве­вав­ши­еся крас­ные фла­ги и сво­его ку­мира-не­ан­дерталь­ца.

— Хо­чет уви­деть сво­его по­беди­теля! — мно­гоз­на­читель­но шеп­нул я Ар­ноль­ду.

— Нас­то­ящий гриф-са­мЭц! — от­ве­тил он.

Мы оба тот­час прыс­ну­ли от сме­ха.

Вый­дя из до­ма, мы пош­ли по ак­ку­рат­но по­сыпан­ной гра­ви­ем алее. Ав­густов­ский воз­дух был уже на­сыщен пре­досен­ней ма­товой дым­кой, гля­дя на ко­торую ты по­нима­ешь, что ле­то идет на за­кат, что впе­реди — ко­вер раз­ноцвет­ных листь­ев и зи­ма с дол­ги­ми лив­ня­ми и мок­рым сне­гом. И всё же по­ка ле­то еще про­дол­жа­лось. Сол­нце кло­нилось к ве­черу, и длин­ные те­ни от де­ревь­ев бе­жали че­рез до­рож­ку, пе­реп­ры­гивая на все еще зе­леную тра­ву.

— Пред­став­ля­ешь, — ска­зал мно­гоз­на­читель­но Ар­нольд. — Ма­кедон­ский бы втор­гся в твой Ки­тай и по­рез­вился бы там от ду­ши? Раз­гра­бил бы двор­цы и же­ман­ных прин­цесс взял и на­тянул бы, как тро­фей, — меч­та­тель­но пос­мотрел мой друг на вы­сокую сос­ну, от­бра­сывав­шую длин­ную тень на до­рогу. — Как гри­фы…

Он об­лизнул­ся. Пор­твейн яв­но уда­рил мо­ему дру­гу в го­лову.

— Да? — прит­ворно уди­вил­ся я. — А не хо­тел: у Ки­тая был бы ста­рый од­ногла­зый пол­ко­водец? Он сос­та­рил­ся в бо­ях и по­ходах, и был от­личны­ми стра­тегом!

— Ну и что­бы он сде­лал, твой пол­ко­водец? — фыр­нул Ар­нольд, хо­тя в его гла­зах по­явил­ся ин­те­рес.

— Ну… — я прит­ворно за­дум­чи­во пос­мотрел на ствол сос­ны, где важ­но усел­ся дя­тел. — Он бы стал от­сту­пать вглубь стра­ны, сжи­гая все на пу­ти. По­том дал бы бой у сто­лицы…

— А ка­кая у ки­тай­ев бы­ла тог­да сто­лица? — спро­сил с ин­те­ресом Ар­нольд.

— Чанъ­ань. Он бы его про­иг­рал, ко­неч­но…

— Ага, сам приз­на­ёшь! — Ар­ни сор­вал бы­лин­ку и стал во­инс­твен­но ей по­махи­вать.

— Но ма­кедон­цы бы по­теря­ли боль­шую часть сво­ей фа­лан­ги в бою, взяв ук­репле­ния ки­тай­цев. По­том Алек­сандр бы во­шел в Чанъ­ань, а ки­тай­цы бы его, к Мер­ли­ну, сож­гли.

— Пря­мо рус­ские и им­пе­ратор На­поле­он! — за­хохо­тал Ар­ни, оце­нив мою шут­ку.

— А по­чему бы и нет? — прит­ворно не­воз­му­тимо от­ве­тил я. — Вос­точные на­роды — они та­кие! А ста­рый од­ногла­зый ки­та­ец от­вел бы вой­ска в бе­зопас­ное мес­то, ку­да к не­му шли под­креп­ле­ния…

— И ка­заки на­пада­ли бы на ма­кедон­цев в ты­лу! — сно­ва ве­село фыр­кнул Ар­нольд.

— Мань­чжу­ры, — поп­ра­вил его я с на­рочи­то ду­раш­ли­вым пок­ро­витель­ством. — Мань­чжу­ры, мой юный друг! Они, по­верь, от­менные на­ез­дни­ки. И Ма­кедон­ский бы твой бе­жал с по­зором на­зад че­рез го­ры Па­мира, где по­губил бы ос­татки сво­ей ар­мии.

Ар­нольд, уже не сдер­жи­ва­ясь, гром­ко сме­ял­ся. Стай­ка кор­мивших­ся воз­ле туи сви­рис­те­лей вспор­хну­ла, но да­леко не уле­тела, — пти­цы рас­се­лись на бли­жай­шем де­реве, ожи­дая, по­ка мы уй­дем.

— И у ки­тай­цев по­яви­лась бы кар­ти­на на шел­ке, — под­нял я па­лец, так­же не сдер­жи­вая смех. — Бегс­тво ма­кедон­ской фа­лан­ги че­рез Па­мир! Там хо­лод­но — жут­ко, об­ле­дене­лый ска­лы… И ки­тай­ские вель­мо­жи с бо­кала­ми и в кам­зо­лах кри­чали бы «ура!»

— А по­том вос­ста­ли бы ин­дий­цы и пер­сы! — Ар­ни пок­ру­тил чер­ной пер­чаткой.

— Ага… И в ито­ге про­вели бы в Пер­се­поле кон­гресс ца­рей, ус­та­новив на ве­ки ба­ланс сил! Ни­кому не дать мно­го си­лы.

— А ведь кра­сота… — вздох­нул Ар­нольд.

Се­рый пе­сок на­поми­нал, что мы приб­ли­жа­ем­ся к по­бережью. За сос­на­ми я уже слы­шал шум, на­бегав­ших на бе­рег волн. На­ше ан­глий­ское мо­ре хо­лод­ное, и на под­хо­де ка­жет­ся не си­ним, как в Ита­лии, а свет­ло-се­рым, слов­но топ­ле­ное мо­локо. ав­густов­ское мо­ре всег­да нес­по­кой­но, в от­ли­чие от и­юль­ско­го и сен­тябрь­ско­го: в обыч­ные дни оно час­то вол­ну­ет­ся, выб­ра­сывая на бе­рег ра­куш­ки, ме­дуз и бу­рые во­дорос­ли. Нес­коль­ко раз я ви­дел на пес­ке да­же не­боль­ших ска­тов, но на­чав­ший­ся поз­днее при­лив сра­зу выб­ра­сывал их в со­леную гладь. Вый­дя на се­рый пе­сок, мы ос­то­рож­но пош­ли по не­му ми­мо сто­ящих вок­руг низ­ких ко­лючих кус­тарни­ков, слу­шая пес­ча­ный хруст.

— Слу­шай, а по­чему у те­бя не сло­жилось с прек­расной мисс Ма­риной Нотт? — Ар­нольд отор­вал взгляд от вол­ны и, при­щурив­шись, пос­мотрел на ме­ня.

— Это ко мне воп­рос? — уди­вил­ся я. — Воп­рос к ней.

— Ты ведь пы­тал­ся за ней уха­живать, и она вро­де бы­ла к те­бе бла­гос­клон­на.

— Я пред­ла­гал ей про­гулять­ся дваж­ды, она от­ка­залась, — по­жал я пле­чами. — Ну, из­ви­ни, раз от­ка­залась, два от­ка­залась… На тре­тий уже не хо­чет­ся приг­ла­шать. Это уже уни­жать­ся, — по­жал я пле­чами.

— Ну… Ты мог бы ее до­бить­ся! — Ар­нольд с ин­те­ресом пос­мотрел на ме­ня.

— Зна­ешь, до­бить­ся мож­но то­го, кто хо­чет. Кто не хо­чет — то­го ты ни­чем не добь­ешь­ся, — я рас­се­ян­но тол­кнул ма­лень­кий ка­мушек. — А ес­ли и добь­ешь­ся, то не ве­лика ра­дость — по­лучить не­любя­щую те­бя де­вуш­ку.

— Ты мог бы на­писать ей пись­мо о сво­их чувс­твах!

— А за­чем? — я с удив­ле­ни­ем пос­мотрел на вид­невши­еся сос­но­вые вет­ви. — Что­бы она пус­ти­ла мое пись­мо по клас­су на все­об­щее пос­ме­шище? Вот мне удо­воль­ствие!

— А с че­го ты взял, что ты ей не нра­вишь­ся? — гнул свое Ар­нольд.

— Нра­вил­ся бы — пош­ла бы на про­гул­ку, — пос­мотрел я на пе­сок. Рас­сыпча­тый и мес­та­ми мок­рый — как и по­ложе­но к кон­цу ле­та.

— А вдруг прав­да бы­ла за­нята?

— Зна­ешь, я то­же за­нят, но вот как-то на­шел на нее вре­мя, — от­ве­тил я. — Ес­ли бы нра­вил­ся — час бы уж точ­но наш­ла.

— Мо­жет, у мисс Ма­рины бы­ло тог­да мно­го дел?

— Ой, пря­мо лич­ный сек­ре­тарь Ее Ве­личес­тва! — фыр­кнул я.

О том, что сто­ит за мо­им спо­кой­стви­ем, из­вес­тно, на­вер­ное, толь­ко мне. Нев­за­им­ная влюб­ленность всег­да бо­лез­ненна. Мы стро­им са­мопод­держи­ва­ющу­юся ил­лю­зию из ни­чего не зна­чащих слов и взгля­дов. Мы стро­им ку­чу пла­нов то­го, как взять ре­ванш, как влю­бить в се­бя ее, единс­твен­ную. Но од­нажды нас­ту­па­ет горь­кий миг, ког­да ты по­нима­ешь, что не из­ме­нишь ни­чего — хоть вы­зови ад­ский огонь. Не по­может ни­чем. Тог­да мы пе­режи­ва­ем боль — ту­пую за­тяж­ную боль, слов­но ты каж­дый день те­ря­ешь кровь. И тут два ва­ри­ан­та: или ты выз­до­рове­ешь, или ос­та­нешь­ся бо­леть нав­сегда. Бо­леть — это жить в ми­ре ил­лю­зии, что ког­да-то по­том она те­бя оце­нит и по­любит. Про­иг­ры­вать на­до быс­тро и не жить по­раже­ни­ем, ина­че ты прос­то те­ря­ешь вре­мя. Прав­да, что­бы по­нять это ну­жен горь­кий урок, ка­кой я по­лучил на шес­том кур­се.

В люб­ви есть два глав­ных дня: твой День Рож­де­ния и Рож­дес­тво. Ты мо­жешь сто раз уте­шать се­бя ил­лю­зи­ей, что она в те­бя влюб­ле­на и при­нимать за лю­бовь ее улыб­ки. Но ес­ли она за­была те­бя поз­дра­вить, поз­дра­вила де­жур­но или толь­ко к ве­черу — ил­лю­зия спа­дет с глаз да­же са­мого отъ­яв­ленно­го бол­ва­на. По­тому что все ста­новит­ся яс­но: тот, кто лю­бит, не за­будет поз­дра­вить те­бя ни­ког­да. Ты ведь не за­был ее поз­дра­вить, по­тому что ду­мал о ней. Она за­была, по­тому что не ду­мала и не пом­ни­ла о те­бе: имен­но та­кое мес­то ты за­нима­ешь в ее жиз­ни. Вы­воды сде­лай сам… И ос­та­нови вов­ре­мя бес­смыс­ленную за­тею, по­ка все не заш­ло слиш­ком да­леко.

— А как же ры­цари в Сред­ние ве­ка до­бива­лись прек­расных дам? — ехид­но спра­шива­ет Ар­ни.

— И мно­го до­бились? — от­ве­тил не­воз­му­тимо я, гля­дя, как се­рая вол­на раз­би­лась о кам­ни. — По-мо­ему, они так и бе­гали за ни­ми ни с чем, со­вер­шая в пус­тую под­ви­ги и со­чиняя са­ми се­бе сти­хи.

— Наш ко­роль Ген­рих до­бил­ся Эле­оно­ры Ак­ви­тан­ской. Сбе­жала к не­му от фран­цуз­ско­го ко­роля! — ска­зал мой друг с ка­ким-то вос­хи­щени­ем,

— Пра­виль­но. По­тому что так за­хоте­ла Эле­оно­ра. Не за­хоте­ла бы — пос­ла­ла бы Ген­ри­ха ку­да по­даль­ше. И по­шел бы ко­роль Ген­рих имен­но ту­да, ни­куда бы не дел­ся…

— Ты не­воз­мо­жен, ди­тя праг­ма­тич­но­го де­вят­надца­того ве­ка! А как же ве­ликая лю­бовь Трис­та­на и Изоль­ды? — па­тетич­но вос­клик­нул Ар­нольд.

— Ко­торых опо­или амор­ти­ен­ци­ей про­тив их во­ли? — ис­крен­не уди­вил­ся я. — Хо­роша лю­бовь…

— И ко­роль Марк, под­лец, ме­шал их люб­ви!

— По­чему это он под­лец? — воз­му­тил­ся я. — Те­бе бы пон­ра­вилось, ес­ли бы твоя же­на от­кры­то спа­ла бы с тво­им пле­мян­ни­ком? На­вер­ное, нет. Ко­роль Марк ду­рак, но не под­лец.

— По­чему ду­рак? — Ар­нольд смот­рел на ме­ня во все гла­за.

— А по­тому что ме­шал им, а не пос­лал Изоль­ду ку­да по­даль­ше и не на­шел се­бе нор­маль­ную жен­щи­ну, с ко­торой ему бы­ло бы хо­рошо. Ду­рик, — по­жал я пле­чами.

Тог­да в юнос­ти я не знал са­мого ин­те­рес­но­го. Имен­но в тот мо­мент, ког­да ко­роль Марк пос­лал бы Изоль­ду, он бы мог стать ей ин­те­ресен. Жен­ская пси­холо­гия та­кова, что Изоль­да на­чала бы ли­хора­доч­но ду­мать: как это так, ее, нес­равнен­ную Изоль­ду, пос­ла­ли спо­кой­но и без ис­те­рик, да еще и жи­вут сво­ей жизнью, не об­ра­щая на нее вни­мания. Не­поря­док… Она на­чала бы ду­мать о Мар­ке, а не о Трис­та­не. Ей за­хоте­лось бы до­казать ему, что она — не пос­ледняя жен­щи­на, а ми­ре. Она ста­ла бы ду­мать, как это сде­лать, и си­ту­ация из­ме­нилась бы на сто во­семь­де­сят гра­дусов. Вот тут бы у ко­роля Мар­ка да­же по­яви­лись бы шан­сы, ес­ли бы, ра­зуме­ет­ся, ему бы­ла бы нуж­на по­хот­ли­вая и не­ува­жав­шая его Изоль­да.

— По труб­ке? — спро­сил Ар­нольд.

— Да­вай! — го­ворю я, дос­тав труб­ку и ки­сет.

Мы за­дыми­ли и сно­ва с удо­воль­стви­ем пос­мотре­ли на се­рую мор­скую гладь. Над вол­на­ми ви­сел гус­той хо­лод­ный ту­ман, слов­но плот­ные ки­сель, в ко­тором про­лета­ли ред­кие тол­стые чай­ки. Всё же мы, ан­гли­чане, боль­ше все­го обо­жа­ем мо­ре, как нем­цы лес, а рус­ские сте­пи.

— А мой отец го­ворил, что кра­сивые жен­щи­ны обо­жа­ют па­жей! — вздох­нул Ар­нольд. — Сви­ту се­бе из них де­лать.

— По-мо­ему, глу­по, — по­жал я пле­чами. — Каж­дый от­вер­гну­тый паж — твой враг, ко­торый толь­ко и ждет слу­чая, как отом­стить ко­роле­ве. Чем боль­ше па­жей — тем боль­ше вра­гов.

— А они го­ворят, что нель­зя мстить де­вуш­ке за от­каз от от­но­шений! — зас­ме­ял­ся Ар­нольд.

— Ну это они ду­ма­ют, что нель­зя, — от­ве­тил я, — а от­вер­гну­тые па­жи мстят и не спра­шива­ют. У те­бя-то как с Хор­нби, ге­рой-лю­бов­ник? — бро­сил я нем­но­го ехид­ный взгляд на Ар­ноль­да.

— По­гово­рил с ро­дите­лями. Они не про­тив, что­бы я пос­ва­тал­ся к мисс Ра­фа­эл­ле че­рез го­дик-дру­гой, — важ­но от­ве­тил Ар­ни.

— О, бу­дешь эс­квайр! — шут­ли­во ска­зал я. — Вот юный мис­тер Бэрк идет: эс­квайр, до­мосед… — пе­реф­ра­зиро­вал я сти­шок.

— Ага… Ох­нуть не ус­пею, как сам бу­ду го­товить де­тей к по­ходу в Хог­вартс. А сэ­ра Лан­се­лота ждут ки­тай­ские бе­рега! Во сла­ву От­чизны, — под­мигнул он мне.

— Всег­да го­тов! — от­ве­тил я и, же­лая по­фор­сить, вы­тянул­ся во фрунт, гля­дя на мо­ре. Се­рая вол­на, уже го­раз­до бо­лее силь­ная, на­бежа­ла на бе­рег и раз­би­лась о кам­ни.

— «Ан­глия ждет, что каж­дый из вас вы­пол­нит свой долг!» — зас­ме­ял­ся Ар­ни.

— И ведь вы­пол­ни­ли! — уже серь­ез­но ска­зал я. — Уто­пили-та­ки и фран­цуз­ский и ис­пан­ский флот.

— А по­том на сме­ну при­шел сэр Лан­се­лот! — с дру­жес­кой па­тети­кой про­воз­гла­сил Ар­ни. — Ему пред­сто­ит бить­ся в Ки­тае. Слу­шай… — его го­лос вдруг стал ка­ким-то нем­но­го не­уве­рен­ным. — Я на днях был в са­лоне в Ко­сом пе­ре­ул­ке, — неб­режно за­гово­рил он, — де­лали кол­догра­фии для всей семьи. Ре­шил по­дарить те­бе на па­мять пор­трет.

Ар­нольд щел­кнул паль­ца­ми и тот­час в его ру­ках по­яви­лась кол­догра­фия, сде­лан­ная по мо­де на­шей юнос­ти. Мой друг в вы­чур­ном чер­ном смо­кин­ге сто­ял на фо­не гро­мад­но­го пан­но, изоб­ра­жав­ше­го Не­аполь, а са­ма па­нора­ма бы­ла прик­ры­та вет­вя­ми су­хих фи­зали­сов.

— Дер­жи… Это те­бе.

— Мне? — я по­чувс­тво­вал се­бя нем­но­го не­уве­рен­но.

— Те­бе, ко­неч­но. Ты же да­рил мне свой пор­трет?

— Ну да.

— А те­перь дер­жи мой. Да бе­ри, бе­ри, те­бе па­мять в Ки­тае бу­дет! — зас­ме­ял­ся он.

— Вот спа­сибо. — Я по­вер­нул кол­догра­фию. На об­ратной сто­роне сто­яла под­пись: «Друж­ба — бес­ценный дар, не име­ющий це­ны».

Я рас­те­рян­но пос­мотрел вок­руг. Мы поз­на­коми­лись с Ар­ноль­дом по до­роге в «Хог­вартс-экс­прес­се», и с тех пор бы­ли не­раз­лучны­ми друзь­ями це­лых семь лет. Мы вмес­те изу­чали Хог­вартс, вмес­те во­ева­ли с гриф­финдор­ца­ми, вмес­те ла­зили в Зап­ретный лес, вмес­те хо­дили в Хог­смид… На­ша друж­ба сох­ра­нилась и те­перь, ког­да мы за­кон­чи­ли шко­лу. И это так ло­гич­но, что у ме­ня те­перь нав­сегда бу­дет с со­бой кол­догра­фия луч­ше­го дру­га — да­же там, на краю Зем­ли, где жел­тые лю­ди хо­дят в ди­кован­нных одеж­дах и пи­шут и­ерог­ли­фами.

— Мо­жет, ты мне то­же что-то на­пишешь? — ти­хо спро­сил Ар­нольд и вы­нул из кар­ма­на дру­гую кол­догра­фию.

Пос­мотрев на нее, я при­щурил­ся и улыб­нулся. Это бы­ло два го­да на­зад, ког­да мы за­кон­чи­ли пя­тый курс. Кол­догра­фии толь­ко по­яви­лись в трид­цать де­вятом го­ду, и нам ужас­но за­хоте­лось сде­лать се­бе сни­мок на па­мять. Тог­да то­же сто­ял ав­густ, и мы уви­делись в Ко­сом пе­ре­ул­ке, по­купая учеб­ни­ки пе­ред шко­лой. Моя ма­туш­ка и ро­дите­ли охот­но сог­ла­сились дать нам воз­можность сфо­тог­ра­фиро­вать­ся вмес­те. И вот мы с Ар­ноль­дом си­дим в боль­шой прос­торной ком­на­те с па­нора­мой на хог­варт­ские баш­ни и ду­ма­ем о том, как имен­но по­лучим­ся на сним­ке.

— Что на­писать? — спра­шиваю я.

Ар­нольд на кар­точке дви­га­ет го­ловой, а ваш по­кор­ный слу­га си­дит ров­но и, улы­ба­ясь кра­еш­ка­ми губ, смот­рит в од­ну точ­ку. Ни­ког­да не умел хо­рошо и ес­тес­твен­но улы­бать­ся на кол­догра­фи­ях…

— Что хо­чешь. От ду­ши… — го­ворить Ар­ни.

Удобс­тво ма­гов — воз­можность быс­тро ис­поль­зо­вать лю­бой пред­мет. По­дума с ми­нуту, я взял ка­мушек и прев­ра­тил его в ма­лень­кую чер­ниль­ни­цу. За­тем, сор­вав ве­точ­ку с кус­тарни­ка, быс­тро прев­ра­тил ее в пе­ро. На­до на­писать что-то о друж­бе. О на­шей нас­то­ящей друж­бе, И я, по­думав нем­но­го, вы­вел:




В во­сем­надцать мы все лю­бим вы­сокие сло­ва. Не знаю по­чему, но я да­же спус­тя столь­ко лет до сих пор пом­ню шум се­рой вол­ны, на­бегав­шей в тот мо­мент на бе­рег.


***



— Вы в са­мом де­ле смо­жете это осу­щес­твить?

Ло­уренс Трэ­верс смот­рит на ме­ня изум­ленным взгля­дом. На ос­тром ли­це Эван­дже­лины Ор­пин­гтон зас­ты­ло вы­раже­ние вни­мания и с не­кото­рой до­лей не­дове­рия. Она, ка­жет­ся, го­тови­лась за­дать мне са­мые ка­вер­зные из всех мыс­ли­мых воп­ро­сов. Что же, пусть за­да­ет. Я к это­му впол­не го­тов.

— Да, я ду­маю, что это воз­можно.

Трэ­верс и Ор­пин­гтон быс­тро пе­рег­ля­нулись, а за­тем пос­мотре­ли на Грин­грас­са. Су­хое ли­цо на­чаль­ни­ка ос­та­лось неп­ро­ница­емым: ни еди­ного ко­леба­ния, слов­но он ни за что не вол­но­вал­ся.

— Пос­вя­тите нас в де­тали, — кив­ну­ла Ор­пин­гтон.

Я сно­ва си­жу в той же ком­на­те с оре­ховы­ми стуль­ями и на­рисо­ваны­ми ро­зари­ями на их спин­ках. Нап­ро­тив сто­ит тот же сто­лик из яш­мы. На дво­ре пя­тое ян­ва­ря, и я, как и по­ложе­но, де­лаю док­лад о пред­сто­ящей опе­рации. Впро­чем, су­дя по ле­нивым воп­ро­сам, ре­шение о ее на­чале уже при­нято. Речь идет толь­ко об уточ­не­нии не­кото­рых де­талей. Ви­димо, де­ла идут пло­хо, раз Ор­пин­гтон и Трэ­верс так го­товы ух­ва­тить­ся за лю­бую со­ломин­ку.

— Су­щес­тву­ет ки­тай­ское прок­ля­тие от­лу­чение че­лове­ка от ро­да, — спо­кой­но го­ворю я. — Это очень тем­ный об­ряд, пос­ле ко­торо­го че­ловек ста­новит­ся без­за­щит­ным пе­ред уда­ром тем­ных сил. Имен­но по­это­му ки­тай­ские бог­ды­ханы и япон­ские ми­кадо ста­ратель­но пря­тали свои нас­то­ящие име­на, за­меняя их трон­ны­ми и пос­мер­тны­ми. Я знаю де­тали это­го об­ря­да и мо­гу пов­то­рить его в от­но­шении им­пе­рато­ра Ни­колая, — го­ворю я.

— Он ум­рет сра­зу? — спра­шива­ет Трэ­верс.

— Не сов­сем. Пос­ле это­го я дол­жен бу­ду от­крыть ис­точник тем­ной энер­гии. Им­пе­ратор ста­нет по­ражен не­види­мой тем­ной си­лой Мо — что-то вро­де не­види­мого об­ску­ра. Ну, а даль­ше — его смерть ста­новит­ся воп­ро­сом тех­ни­ки, при­чем не­види­мая для дру­гих.

— По­жалуй… Но где вы возь­ме­те та­кой ис­точник энер­гии? — спра­шива­ет Трэ­верс.

Все-та­ки жаль, что наш ми­нистр ма­гии не груз­ный Трэ­верс. Он в этой ро­ли был бы ку­да умес­тнее пок­раснев­шей мы­ши Ор­пин­гтон. Прав­да, Яр­ла — пер­вая ле­ди? Я вспом­нил, как рас­се­ян­но она от­прав­ля­ла оч­ки в очеш­ник пос­ле уро­ка. Чем имен­но она так по­кори­ла Трэ­вер­са?

— Он есть, — спо­кой­но го­ворю я. — Им­пе­ратор Ни­колай под­пи­сал се­бе при­говор в трид­цать вто­ром го­ду, ког­да из-за тщес­ла­вия ус­та­новил на Не­ве двух сфин­ксов фа­ра­она Амен­хо­тепа III. Эти сфин­ксы на­ходят­ся на од­ной па­рал­ле­ли со сфин­кса­ми вбли­зи от его гроб­ни­цы. Мне дос­та­точ­но от­крыть пор­тал, что­бы нап­ра­вить тем­ную энер­гию.

— Блес­тя­ще! — впер­вые за всю бе­седу ожи­вилась Ор­пин­гтон. — Ес­ли вы су­ме­ете ре­али­зовать это…

Я нак­ло­няю го­лову, что оз­на­ча­ет: го­тов слу­жить Ее Ве­личес­тву!

— Чем мы мо­жем по­мочь вам? — Трэ­верс на­чина­ет рас­ха­живать по ком­на­те. — Все ре­сур­сы Ве­ликоб­ри­тании к ва­шим ус­лу­гам! — По­ход­ка у не­го тя­желая и «в раз­ва­лоч­ку» — как у со­вер­шенно нес­портив­но­го че­лове­ка.

— Мне ну­жен ад­рес хо­роше­го ки­тай­ско­го мас­те­ра-вол­шебни­ка, — го­ворю я. — И боль­шой ка­мень-неф­рит.

— Хо­рошо, — ки­ва­ет Трэ­верс. — Неф­рит вам пе­реда­дут здесь, се­год­ня. Мас­тер… В Лон­до­не, к со­жале­нию, та­кого не най­ти, но в Ам­стер­да­ме — впол­не ре­алис­тично.

— Еще мне по­надо­бят­ся би­рюза, оникс и гра­фит… По­ка все, — го­ворю я.

— Ко­неч­но, — от­ве­тил Трэ­верс. — Где пред­по­чита­ете по­лучить их?

— Мо­жет быть, тог­да сра­зу в Ам­стер­да­ме? — го­ворю я.

— Как угод­но, — нак­ло­ня­ет го­лову Трэ­верс. — Вы смо­жете обес­пе­чить пе­реда­чу в Ам­стер­да­ме? — спра­шива­ет он Грин­грас­са.

— Бе­зус­ловно, — бесс­трас­тно от­ве­ча­ет шеф.

— А где вы со­бира­етесь взять ро­довые све­дения об им­пе­рато­ре Ни­колае? — не­ожи­дан­но спра­шива­ет ме­ня Ор­пин­гтон. — Нас­коль­ко я знаю, они хра­нят­ся в Санкт-Пе­тер­бурге и, ду­маю, ох­ра­ня­ют­ся весь­ма на­деж­на.

— Это вер­но, — от­ве­чаю я. — Но ма­туш­ка им­пе­рато­ра Ни­колая Ма­рия Фе­доров­на ро­дом из Вюр­тембер­га. Там мне дос­тать все не­об­хо­димое бу­дет лег­че, чем в Пе­тер­бурге.

Трэ­верс и Ор­пин­гтон сно­ва об­ме­нялись ко­рот­ки­ми взгля­дами.

— По­хоже, что мы не ошиб­лись, — го­ворит Ор­пин­гтон. — За ме­сяц спра­витесь?

— Пос­та­ра­юсь… — от­ве­чаю я, рав­но­душ­но гля­дя на блес­тя­щую по­вер­хность сто­лика. — Плюс ми­нус не­деля.

Мои со­бесед­ни­ки воп­ро­ситель­но смот­рят на Грин­грас­са. Тот ни­чего не от­ве­ча­ет, а, су­хо кив­нув, опус­ка­ет ве­ки. «Мол, все бу­дет нор­маль­но». «Мышь» и «Пин­гвин» ки­ва­ют. За­тем, как и по­ложе­но, же­ла­ют мне уда­чи вы­ходят прочь. Ор­пин­гтон, прав­да, не пре­мину­ла что-то ска­зать мне о том, что взы­ва­ет к мо­ему пат­ри­отиз­му, но это уже не­об­хо­димый при­даток. На­чаль­ство на то и на­чаль­ство, что­бы го­ворить вы­соко­пар­ных сло­ва. Ка­кой от не­го прок-то ина­че? Я то­же по­рыва­юсь уй­ти, как вдруг Грин­грасс жес­том ру­ки ос­та­нав­ли­ва­ет ме­ня.

— А мы с ва­ми, до­рогой мис­тер Ро­ули, за­дер­жимся здесь еще не­надол­го, — улы­ба­ет­ся он кра­еш­ка­ми губ.

— Имен­но здесь? — уже ис­крен­не удив­ля­юсь я. Яш­мо­вый сто­лик блес­тит нес­терпи­мым блес­ком.

— Да, здесь, — Грин­грасс взмах­нул па­лоч­кой и на­кол­до­вал мне пе­пель­ни­цу на сто­лике. — Мне нуж­но пос­вя­тить вас в не­кото­рые важ­ные де­тали.

Вот это уже зас­тавля­ет нап­рячь­ся. В на­шем де­ле свое на­чаль­ство нам­но­го опас­нее лю­бого вра­га. Как сме­ял­ся Слаг­хорн, сра­жать­ся с вра­гом — рай на фо­не кон­тро­ля со сто­роны собс­твен­но­го от­де­ла. Ча­ще все­го на­шего бра­та уби­ра­ют, кста­ти, не вра­ги, а свое на­чаль­ство за по­доз­ре­ние в двой­ной иг­ре. Но пос­лу­шаю до кон­ца.

— Ку­рите, ку­рите… — су­хо ус­мехнул­ся он. — Чес­тно го­воря, дол­жен вам приз­нать­ся, что вче­ра ночью вы ра­зоб­ла­чили на­шего аген­та, ко­торый осу­щест­влял по мо­ему за­данию ва­шу про­вер­ку.

— Ар­ноль­да? — неп­ро­из­воль­но бро­саю я, вспо­миная ноч­ные со­бытия.

— Имен­но, мой друг. На­кану­не столь важ­ной опе­рации мис­тер Бэрк осу­щест­влял ва­шу про­вер­ку. Ко­торая, увы, — раз­вел ру­ками шеф, — за­кон­чи­лась не очень хо­рошо для мис­те­ра Бэр­ка.

— Ну, что этот свин Ар­нольд ве­дет двой­ную иг­ру, я дав­но уже по­нял, — за­курил я труб­ку. — Весь воп­рос был в поль­зу ко­го.

Зна­чит, от­дел… Свои… Это был на­ихуд­ший от­вет, но ес­ли вду­мать­ся, са­мый ре­алис­тичный. Из мра­ка, в ко­тором я блуж­дал до сих пор, ста­ли по­тихонь­ку вы­рисо­вывать­ся очер­та­ния.

— На чем же он по­пал­ся? — спро­сил ме­ня Грин­грасс, при­щурив­шись в упор.

— Рас­сказ о его ми­фичес­ком ро­мане с мис­сис Блиш­вик, ее пор­трет на Рож­дес­твенской еле и гра­вюра с го­рой Дон­до­ро от яко­бы «те­ти Эл­си»… — уже ис­крен­не улыб­нулся я. — Слиш­ком то­пор­но!

На­чаль­ник встал с крес­ла и на­чал рас­ха­живать по ка­бине­ту. На мгно­вение мне по­каза­лось, что он хо­чет уси­лить све­чи. Но Грин­грасс ос­та­новил­ся у ка­мина и пос­мотрел на его чер­ную ре­шет­ку.

— За­мети­ли, зна­чит? — вздох­нул он, хо­тя в его гла­зах мель­кну­ли ве­селые ис­кры.

— Ну, а вы как ду­ма­ете? — спро­сил я с лег­кой иро­ни­ей.

— Ко­неч­но. Лад­но, я Лой­еру ус­трою го­лово­мой­ку за та­кую ра­боту, — шут­ли­во под­мигнул он.

— Ска­жите Лой­еру, пусть сле­ду­ющий раз хоть ста­рин­ную япон­скую гра­вюру по­весит, а не но­водел, — вы­пус­тил я с нас­лажде­ни­ем коль­цо ды­ма. — И да­ты кар­ти­ны пусть с да­тами жиз­ни «те­туш­ки Эл­си» со­пос­тавля­ет!

Грин­грасс вес­ло рас­сме­ял­ся.

— Тут, чес­тно, Лой­ер не ви­новат. Бэрк ни­чего не по­нял из сво­ей про­вер­ки и сроч­но зап­ро­сил пе­реп­ро­вер­ки. Вот в ночь они и сос­тря­пали гра­вюру. Им бы «Кад­риль» в де­рев­не тан­це­вать, — грус­тно вздох­нул он.

— Пес­ню Не­бес­ных Фей про пер­си­ки опять Лой­ер под­бро­сил? — не­воз­му­тимо бро­саю я.

— Он са­мый, — без­мя­теж­но отоз­вался шеф. — Хо­тел вас пуг­нуть мис­ти­кой чуть чуть. Мол, Сунь Укун же­лал стар­шую Не­бес­ную Фею с пер­си­ками, как вы мис­сис Блиш­вик…

— О, ка­кой тон­кий на­мек! — фыр­кнул я, хо­тя, по прав­де го­воря, не ожи­дал. что на­чаль­ство мне осо­бо не до­веря­ет. — И глав­ное: Ар­нольд сам, сво­им умом, до­шел бы до не­го!

— А вдруг? — с улыб­кой пос­мотрел на ме­ня Грин­грасс. — Ло­ейр, кста­ти, мес­та се­бе не на­ходил: вы да­же в мыс­ли Ар­ноль­да не по­лез­ли, как он ждал.

— Да ка­кого Мер­ли­на он мне сдал­ся! — уже ис­крен­не воз­му­тил­ся я. — Так, зна­чит, Ар­нольд — наш сот­рудник, — де­лаю я па­узу меж­ду за­тяж­ка­ми.

— Нет, прос­то ока­зыва­ет ус­лу­ги.

— А вы за это оп­ла­чивай­те кар­точные сче­та это­го прох­воста? — скри­вил­ся я, чувс­твуя раз­дра­жение.

— Он же ваш друг детс­тва? — при­щурил­ся Грин­грасс.

— Хо­рош друг, ко­торый за мной сле­дит и ус­тра­ива­ет мне про­вер­ки, — сно­ва за­тянул­ся я. — Связь, ко­неч­но, под­держи­ва­ет­ся че­рез Оле­ан­дру Бэрк?

Грин­грасс пос­мотрел на мой дым, а за­тем зас­ме­ял­ся.

— Это вы на ба­лу по­няли, ког­да она ва­шу ро­зу поп­ра­вила?

— И это то­же… Но за­чем, ска­жите, за мной по­надо­билась та­кая слеж­ка? — спро­сил я.

Грин­грасс вздох­нул, а за­тем бро­сил на ме­ня взгляд. Са­мый ис­крен­ний и ни­чего не вы­ража­ющий взгляд.

— Де­ло в том, друг мой, что у нас есть вес­кие ос­но­вания по­доз­ре­вать, что ва­ша лю­бов­ни­ца мис­сис Блиш­вик — ре­зидент Рос­сий­ской им­пе­рии!

Глава 17, в которой сэр Ланселот приобщается к энергии Ши и повторяет ошибку махараджи

Приз­на­юсь, что от слов на­чаль­ни­ка у ме­ня по­бежа­ли по спи­не му­раш­ки. Это бы­ло так­же не­веро­ят­но, как ес­ли бы я уви­дел, что кам­ни вдоль ал­леи на­чали петь. Хо­тя, стоп… На­до взять се­бя в ру­ки и дос­лу­шать до кон­ца. Всег­да дос­лу­шай до кон­ца, ибо кон­цовка мо­жет ока­зать­ся сов­сем иной.

— На­де­юсь, ос­но­вания для по­доз­ре­ний вес­кие? — спра­шиваю я, рас­смат­ри­вая по­вер­хность сто­ла.

Грин­грасс бро­са­ет на ме­ня взгляд. Эта­кий пус­той взгляд, не ли­шен­ный, впро­чем, снис­хо­дитель­но­го лю­бопытс­тва.

— К со­жале­нию, да.

В его ру­ках тот­час по­яви­лось нес­коль­ко кол­догра­фий: по­хоже, он дер­жал их в кар­ма­не смо­кин­га. За­тем Грин­грасс спо­кой­но со зна­ни­ем де­ла кла­дет пе­редо мной од­ну из них. Я прис­мотрел­ся. На ней за­печат­лен вы­сокий нем­но­го плот­ный муж­чи­на лет со­рока с не­боль­ши­ми чер­ны­ми ба­кен­барда­ми. Одет он был в уголь­но-чер­ный фрак с бе­зуп­речной ба­боч­кой.

— Это князь Ва­силий Уру­сов, рус­ский бо­гач и пу­тешес­твен­ник. И од­новре­мен­но — че­ловек, не­пос­редс­твен­но свя­зан­ный с Ох­ранным от­де­лени­ем.

— Ре­зидент? Или ко­ор­ди­натор?

Я при­щурив­шись, смот­рел на его прон­зи­тель­ные чер­ные гла­за. Ма­лень­кие, как два тре­уголь­ни­ка. Как и у мно­гих лю­дей на­шей про­фес­сии, они, ка­залось, жи­ли са­ми по се­бе. Вот че­ловек улы­ба­ет­ся — а гла­за смот­рят вни­матель­но и нас­то­рожен­но. Он грус­тит — а гла­за все та­кие же вни­матель­ные и бесс­трас­тные.

— Вер­бовщик, — по­яс­нил Грин­грасс. — Его за­дача — вы­ис­ки­вать кон­такты, лю­дей, с ко­торы­ми рус­ские мо­гут по­пытать счастья. Точ­нее, оце­нить: го­ден или не го­ден для вер­бовки.

— По­пал­ся? — уточ­нил я, по­нимая, что сей­час нуж­но ло­вить каж­дое сло­во.

— Та­ких обыч­но и не пря­чут, как вы зна­ете, — мах­нул ру­кой Грин­грасс.

Что вер­но, то вер­но. Та­ких, как этот Уру­сов, ма­ло кто скры­ва­ет. Что он вер­бовщик зна­ют мно­гие. Сек­ре­тами осо­быми сам не вла­де­ет. Арес­то­вывать его не за­чем — по­ди, пи­ши объ­яс­не­ния рус­ско­му по­соль­ству, за что сца­пали их под­данно­го. До­каза­тель­ства? А ка­кие до­каза­тель­ства? Что­бы предъ­явить до­каза­тель­ства на­до рас­крыть на­ших аген­тов, а ко­му оно на­до?

— Те­перь смот­ри­те. — На­чаль­ник из­влек но­вую пор­цию кол­догра­фий и ак­ку­рат­но раз­ло­жил их пе­редо мной. Смот­ри­те, вот пер­вый сни­мок: Блиш­ви­ки в те­ат­ре вмес­те с Уру­совым.

Да, чис­то сра­бота­но. Изыс­канное те­ат­раль­ное ло­же бе­ну­ара ин­крус­ти­рова­но зо­лотом и сло­новой костью. Бал­ко­ны плот­но за­веша­ны крас­ным бар­ха­том. Ви­тые све­чи си­яют, раз­бра­сывая ма­товые све­товые об­ла­ка. Вот они Блиш­ви­ки: Джим­бо в уголь­ном смо­кин­ге и Мис­си в бе­лом платье и зо­лотом изящ­ном кол­па­ке. А ря­дом си­дит Уру­сов, о чем-то без­за­бот­но бол­тая с Ми­сой.

— Блиш­вик го­ворил, что они прос­то зна­комые по Пе­тер­бургу, — как бы пред­ва­рил мой воп­рос Грин­грасс. — К со­жале­нию, най­ти ис­то­ки их кон­тактов на Не­ве не уда­лось. Но за­то те­перь вы по­нима­ете, что мне нуж­но бы­ло про­верить вас пе­ред опе­раци­ей? — ска­зал Грин­грасс, рас­се­ян­но пос­мотрев на све­чи. — Уз­нать, нас­коль­ко вы под­верже­ны вли­янию мис­сис Блиш­вик. Имен­но по­это­му мои лю­ди че­рез мис­те­ра Бэр­ка про­вели эту про­вер­ку.

Мне не­чего ска­зать. Те­перь я с за­та­ен­ным за­мира­ни­ем сер­дца смот­рю на го­рящие на кол­догра­фии брон­зо­вые све­чи. По­тай­ные тем­ные по­доз­ре­ния, жив­шие до сих пор в по­тай­ных угол­ках мо­ей ду­ши, ста­ли ос­то­рож­но вы­ходить на­ружу.

— Зна­чит, зер­каль­ная сис­те­ма наб­лю­дения в до­ме Блэ­ков… — на­чал я, по­нимая, что со­вер­шил.

— Да, ее ус­та­нови­ли мы, — вздох­нул Грин­грасс. Сей­час он стал ужас­но по­хож на су­хого куз­не­чика. — Она бы­ла очень эф­фектив­ной, но вы ее весь­ма лов­ко от­клю­чили.

Я мол­чу, по­тупив­шись в пол. Обид­но, но сей­час мне в са­мом де­ле не­чего ска­зать.

— Кста­ти, оце­ните про­фес­си­она­лизм дей­ствий мис­сис Блиш­вик, — ска­зал Грин­грасс. — Как лов­ко она нап­ра­вила вас на от­клю­чение этой сис­те­мы, не прав­да ли?

Ки­ваю. Ки­ваю, ибо не­чего воз­ра­зить. На­обо­рот, я вспо­минаю, как бод­ро и ре­шитель­но Ми­са дей­ство­вала в ту рож­дес­твенскую ночь, ког­да я вык­лю­чил зер­ка­ла.

— По­ка есть толь­ко кос­венные, — ска­зал Грин­грасс. — Блишв­мкам нуж­ны день­ги — это раз, — заг­нул он па­лец. — Ли­корус Блэк, кста­ти, дал до­чери нич­тожное при­дан­ное.

— Блэк не дал до­чери де­нег? — уже ис­крен­не уди­вил­ся я.

— Предствь­те се­бе, — кив­нул Грин­грасс. — Так ста­рый Ли­корус на­казал дочь за ра­зор­ванную по­мол­вку.

— Она же бы­ла не ви­нова­та! — выр­ва­лось у ме­ня.

— Ста­рый Блэк, ви­димо, счи­тал ина­че, — за­метил Грин­грасс. — То есть мо­тив для из­ме­ны был. И гол на­зад Блиш­ви­ки по­лучи­ли от­менную сум­му де­нег — это два, — заг­нул на­чаль­ник вто­рой па­лец.

— От ко­го?

— Яко­бы от умер­шей тет­ки Джам­бо Блиш­ви­ка. Я на­вел справ­ки: кое-что они по­лучи­ли, но та­ких де­нег у тет­ки в жиз­ни не бы­ло.

— По­луча­ет­ся, пла­та за что-то… — ки­нул я. Све­ча в воз­ду­хе дрог­ну­ла и сде­лала раз­во­рот, слов­но в такт мо­им ко­леб­лю­щем­ся мыс­лям.

— Да. Ар­нольд раз­ню­хал и еще кое-что. Блиш­ви­ки кон­такти­рова­ли с од­ним ти­пом, ко­торо­го ис­поль­зо­вали рус­ские. Это дол­гая и скуч­ная ис­то­рия, — мор­щит Грин­грасс ве­ко. — Это три. Ну и сам факт, что мис­сис Блиш­вик уме­ло нап­ра­вила вас вык­лю­чить в ее до­мах сиг­на­лиза­цию — это че­тыре. Зна­чит, об­ла­да­ет на­выка­ми ее об­на­руже­ния и пра­вила­ми лик­ви­дации.

Я пус­каю струю та­бач­но­го ды­ма. Зыб­ко­вато, ко­неч­но. Но все-та­ки це­поч­ка для Блиш­ви­ков не луч­шая. От­сутс­твие де­нег — кон­такт с Уру­совым — пос­тупле­ние та­инс­твен­ных средств — рус­ский связ­ник — об­на­руже­ние и от­клю­чение двух сиг­на­лиза­ций… Все это в са­мом де­ле впол­не дос­та­точ­ный по­вод для по­доз­ре­ний.

— Те­перь воп­рос, как да­леко мис­сис Блиш­вик прод­ви­нулась на ва­шем фрон­те, — вздох­нул Грин­грасс. — По­нимаю, вы про­фес­си­онал, — пре­дуп­ре­дитель­но выд­ви­га­ет он ру­ку, — сек­ре­тов ей не рас­кры­вали. Но всё же из на­меков и раз­го­воров она мог­ла по­лучить…

— Ме­ня боль­ше вол­ну­ет, от­ку­да она уз­на­ла обо мне, — неп­ро­из­воль­но дер­нул я ше­ей, слов­но мне был те­сен во­рот­ник.

— Воз­можно, с Даль­не­го Вос­то­ка, — при­кусил гу­бу Грин­грасс. — Вот вам еще кос­венное под­твержде­ние ее свя­зи с рус­ски­ми.

В его сло­вах зву­чат ско­рее кон­ста­тация фак­та, чем об­ви­нение, и да­же нот­ка по­нима­ния. Но толь­ко не для тех, кто зна­ет Грин­гра­са. Ско­рее, это пре­дос­те­реже­ние. На­мек на то, что пос­ле ис­то­рии с Гу­ном я мог по­пасть в по­ле зре­ния рус­ских. А те, ес­тес­твен­но, пе­реда­ли ме­ня по на­шей, бри­тан­ской, ре­зиден­ту­ре. Го­воря прос­тым язы­ком: поч­ти про­вал. Ну, а за про­валом бы­ва­ет из­вес­тно что. Те­бя спи­сыва­ют со сче­тов. Пус­ка­ют в рас­ход. Или от­прав­ля­ют ко всем чер­тям.

— Всё же по­ка все ули­ки кос­венные… — сно­ва за­тяги­ва­юсь я та­баком. На­вер­ное, в глу­бине на­де­юсь, что так оно и есть.

Грин­грасс прис­таль­но смот­рит на ле­та­ющую све­чу, и та за­гора­ет­ся силь­нее.

— Гм… А вы го­товы на­писать ра­порт на мое имя, что це­ликом и пол­ностью до­веря­ете Ми­сапи­ноа Блиш­вик? — рав­но­душ­но спра­шива­ет он.

Сно­ва смот­рю на ле­та­ющую све­чу и вспо­минаю брон­зо­вые под­свеч­ни­ки в те­ат­раль­ном бе­ну­аре, где си­дела Ми­са с этим рус­ским ти­пом. Ра­зуме­ет­ся нет! Ру­чать­ся за ко­го-то в на­шем ми­ре мо­жет толь­ко иди­от. Я бы и сам пос­ме­ял­ся над ду­рач­ком, ко­торый бы ска­зал мне, что этот че­ловек «хо­роший». От­ку­да мы зна­ем, ка­кие тай­ные мыс­ли есть у ко­го в че­реп­ной ко­роб­ке? Вол­шебни­кам чуть лег­че, чем маг­лам, но ок­клю­мен­ция есть и у нас.

— Не го­тов, — от­ве­тил я спо­кой­но.

Грин­грасс ки­ва­ет, слов­но удов­летво­рен мо­им от­ве­том.

— Что же, я всег­да ува­жал вас как про­фес­си­она­ла. Те­перь бу­ду ува­жать еще силь­нее, — го­ворит он.

В этих сло­вах все: и огор­че­ние, что я сам не смог раз­гля­деть Ми­сапи­она Блиш­вик, и вол­не­ние, не сот­во­рил ли я че­го еще по­мимо от­клю­чения зер­каль­ной ап­па­рату­ры, и пре­дуп­режде­ние на бу­дущее. Я не спо­рю, а сог­ласно ки­ваю. За­тем про­тяги­ваю ше­фу ру­лон пер­га­мен­та.

— Здесь я ос­та­вил не­кото­рые наб­лю­дения, ко­торые выз­ва­ли у ме­ня ин­те­рес… — спо­кой­но го­ворю я.

Ут­ром я в са­мом де­ле сум­ми­ровал дан­ные о смер­ти Ра­фа­эл­лы Бэрк и ее та­инс­твен­ном по­яв­ле­нии на ба­лу. О Мал­фое я по­ка не упо­минал вви­ду от­сут­свия точ­ных под­твержде­ний вне­зап­но осе­нив­шей ме­ня вер­сии. Пусть по­ка от­ра­баты­ва­ют след с Ра­фа­эл­лой: мое де­ло пре­дуп­ре­дить.

— Мо­жете быть уве­рены: мы изу­чим ва­ши за­писи вни­матель­но, — ме­лан­хо­личес­ки го­ворит Грин­грасс. За­тем, бро­сив взгляд на со­сед­ний шкаф, рас­се­ян­но жмет в ру­ках пер­га­мент.

При­ем за­кон­чен, и мне по­ра в путь. На ду­ше у ме­ня стран­ное чувс­тво: да­же не злос­ти, а ка­кой-то опус­то­шен­ности. Сей­час мне вспо­минал­ся по­жилой ба­ронет Бигль, с ко­торы­ми мы поз­на­коми­лись в Ин­дии. Этот хо­лос­тяк с пыш­ны­ми ба­кен­барда­ми ме­лан­хо­личес­ки го­ворил: «Мы ста­ли оче­ред­ным ра­зоча­рова­ни­ем друг для дру­га». Убеж­денный хо­лос­тяк, он так и не из­ме­нил се­бе, нес­мотря на все ис­те­рики по­жилой ма­туш­ки о не­об­хо­димос­ти по­дарить ей вну­ков и «про­дол­жить род». Что-то ге­ро­ичес­кое в этом спо­кой­ном про­тивос­то­янии, на­вер­ное, бы­ло.

Наш ро­ман с Ми­сапи­ноа Блиш­вик, нес­мотря на бур­ное раз­ви­тие, вряд ли имел пер­спек­ти­вы. Впро­чем, пос­ле Джу­лии я дав­но пе­рес­тал му­чить­ся воп­ро­сами о по­терях. Иног­да мне ка­жет­ся, слов­но ка­кая-то часть мо­ей ду­ши ам­пу­тиро­валась: я, слов­но че­репа­ха, об­рос пан­ци­рем, ли­шив­шись спо­соб­ности стра­дать. Мой по­кой­ный отец не да­ром го­ворил, что взрос­лые лю­ди ни­ког­да не оби­жа­ют­ся: оби­ды — удел де­тей и ин­фантиль­ных пе­рерос­тков. За по­пыт­ку на­нес­ти оби­ду или прек­ра­ща­ют об­ще­ние нав­сегда, или бь­ют в мор­ду до кро­ви — как в пря­мом, так и в пе­ренос­ном смыс­ле. Сей­час я ли­хора­доч­но вспо­минаю, ка­кие ошиб­ки я до­пус­тил в об­ще­нии с оча­рова­тель­ной об­ла­датель­ни­цей пер­ла­мут­ро­вого те­ла.

А ошиб­ки у ме­ня, к со­жале­нию, бы­ли. Рас­ска­зы о Япо­нии — кос­венное… да нет, пря­мое под­твержде­ние, что я по­бывал в этой зак­ры­той стра­не в на­руше­ние ее норм «Са­кокоу». И глав­ное: я со­об­щил имя ны­неш­ней ди­нас­тии ху­ан­ди Цинь — Ай­синь Ге­ро. Те­перь эта ин­форма­ция ско­рее все­го уп­лы­ла к рус­ским. Не смер­тель­но, но неп­ри­ят­но. Это по­ка не про­вал, но си­ту­ация, близ­кая к про­валу. И ви­новат в ней толь­ко я. По­тому что не дос­мотрел, до­верил­ся си­ту­ации, и нез­на­комо­му че­лове­ку. А де­лать это­го ни­ког­да нель­зя.

Нель­зя… Я кри­во ус­ме­ха­юсь, пы­та­ясь по­бороть внут­реннюю пус­то­ту. Слов­но не знаю, что нель­зя. Но вы­ходит, что и впрямь не знаю.Хо­рошо во­ен­ным или по­лити­ка: у них из­ме­на — это из­ме­на. А в на­шем де­ле из­ме­на — вещь весь­ма ус­ловная.

«Он из­ме­нил.»

«А ес­ли это его за­дание?» — мыс­ленно спра­шива­ет Грин­грасс, гля­дя су­хим, но бес­по­щад­ным взгля­дом.

«Но он вы­дал важ­ные сек­ре­ты!»

«А как ина­че ему стать для пер­со­на persona grata? Толь­ко вы­дав важ­ные сек­ре­ты. При­чем под­линные, — сно­ва го­ворит не­воз­му­тимо на­чаль­ник. — Ибо ле­ген­да дол­жна быть дос­то­вер­ной».

Я спо­кой­но смот­рю на фон­тан «Ма­гичес­ко­го братс­тва»: зо­лотые ста­туи вол­шебни­ка и вол­шебни­цы, кен­тавра, гоб­ли­на и до­мово­го эль­фа ус­та­нов­ле­ны в цен­тре круг­ло­го бас­сей­на. Ста­туи вол­шебни­ка и кол­дуньи рас­по­ложе­ны в цен­тре груп­пы, а дру­гие су­щес­тва смот­рят на них сни­зу вверх с обо­жани­ем. Но ме­ня сей­час вол­ну­ют не они, а важ­ный вид вол­шебни­ка и вол­шебни­цы. Я обо­рачи­ва­юсь к ним и по­сылаю лег­кую улыб­ку.

— Ва­ше здо­ровье… — ду­маю я. — И бла­года­рите Мер­ли­на, что в ва­ше вре­мя не бы­ло рус­ской раз­ведки. А то не пос­мотре­ли бы на ва­шу гор­дость и пус­ти­ли бы «ава­ду» в спи­ну! Так что, скром­нее, друзья!

Чи­нов­ни­ки спе­шат по де­лам че­рез ми­нис­тер­ский зал. А мне не­об­хо­димо об­ду­мать все с са­мого на­чала. Не сей­час. Зав­тра или пос­ле­зав­тра, но не­об­хо­димо. Нуж­но най­ти вы­ход. Или, быть мо­жет, сме­нить го­лову.

***



Я ни­ког­да бы не ре­шил­ся на вы­пол­не­ние столь важ­но­го за­дания, ес­ли бы не один урок Лай-Фэ­на. Мы, как я уже пи­сал, под­хо­дили к мо­нас­ты­рю в пус­тынных соп­ках Мань­чу­жии, от­ку­да до­носи­лись за­уныв­ные уда­ры гон­га. Уда­ры бы­ли раз­ме­рен­ны­ми, слов­но са­ми со­бой на­вева­ли на грус­тные мыс­ли. Ста­рый Лай-Фэн пос­мотрел на уже оку­тан­ную пред­ве­чер­ний ту­маном до­рож­ку и ска­зал:

— По­хоже, один из лам скон­чался. Не удив­люсь, ес­ли это ока­жет­ся поч­тенный кен­по Тинь-Гун.

— Мы идем на по­хоро­ны? — спро­сил я.

Не ска­жу, что я чувс­тви­тель­ный че­ловек, но ви­деть пог­ре­баль­ную про­цес­сию мне, приз­на­юсь, ни­ког­да не дос­тавля­ло удо­воль­ствия. От­вра­титель­ный за­пах по­хорон был мне про­тивен еще в детс­тве, и стал окон­ча­тель­но омер­зи­телен со дня смер­ти от­ца. Уди­витель­но, но в детс­тве, по­ка ви­дишь чу­жие смер­ти, с ужа­сом ду­ма­ешь, как мож­но по­дой­ти к гроб­ни­цы спо­кой­но пос­мотреть на по­кой­но­го. А ког­да уми­ра­ют твои род­ные, то с ин­те­ресом осоз­на­ешь, что ни­чего страш­но­го в этом нет: всё так прос­то и ес­тес­твен­но. Ког­да в гро­бу ле­жит род­ной те­бе че­ловек, то ты не ис­пы­тыва­ешь стра­ха, а спо­кой­но ка­са­ешь­ся шта­ниной брюк гро­бовой дос­ки. Хо­тя, ко­неч­но, ви­деть лиш­ний раз по­кой­ни­ка и по­хорон­ную про­цес­сию не слиш­ком при­ят­но.

— Ты спра­шива­ешь, от­че­го я не пла­чу и не уби­ва­юсь? — с улыб­кой пос­мотрел на ме­ня Лай-Фэн. — Все прос­то. Мер­тво­го на­до про­вожать не ры­дани­ями и кри­ками: этим ты толь­ко сде­ла­ешь боль­но его ду­ше и за дер­жишь ее меж­ду Бар­до Вер­хне­го и Ниж­не­го Ми­ра Форм. Мер­тво­го на­до бла­года­рить за доб­ро и же­лать ему доб­ро­го пу­ти к сле­ду­ющей жиз­ни.

Я вздрог­нул. Ста­рик опять спо­кой­но под­слу­шивал мои мыс­ли.

— Моя ма­туш­ка го­вори­ла, гля­дя на сто­яв­ший на сто­ле пор­трет от­ца: «Се­год­ня для не­го на­чал­ся Веч­ный Путь». И всхлип­ну­ла, хо­тя тот­час по­боро­ла сле­зы…

— Ты ду­мал, что я ска­жу те­бе, что это не­вер­но? — Лай Фэн пос­мотрел на ма­лень­кую ка­мен­ную гор­ку. — Но на са­мом де­ле я рас­ска­жу те­бе, как по­хожи на­ши ве­ры! Ведь мы во мно­гом го­ворим об од­ном и том же.

Я с ин­те­ресом пос­мотрел на ста­рика, яв­но не ожи­дая та­кого по­воро­та бе­седы. Гонг зву­чал все ча­ще, че­рез оп­ре­делен­ные про­межут­ки вре­мени,

— На­пом­ни, что про­ис­хо­дит с че­лове­ком в мо­мент смер­ти? — спро­сил Лай Фэн. При­щурив­шись, ста­рик по­чему-то вни­матель­но пос­мотрел на вид­невший­ся сквозь пред­ве­чер­ний ту­ман си­лу­эт мо­нас­ты­ря, слов­но о чем-то раз­мышлял.

— Ду­ша вы­ходит из те­ла, — по­жал я пле­чами. Аро­мат пред­ве­чер­не­го воз­ду­ха да­же сей­час, в ав­густе, ка­зал­ся не теп­лым, а про­тив­но прох­ладным.

— Вер­но. А мы на­зыва­ет это вы­ходом жиз­ненной си­лы Ши, — от­ве­тил ста­рик. — Что про­ис­хо­дит даль­ше?

— Даль­ше? Даль­ше… — я стал вспо­минать смут­ные рас­ска­зы о Свя­щен­ном Пи­сании. — Даль­ше ду­ша два дня гу­ля­ет вок­руг те­ла и мес­то смер­ти, а по­том, на тре­тий день, воз­но­сит­ся пок­ло­нит­ся Бо­гу.

Лай Фэн кив­нул, слов­но ожи­дая это­го от­ве­та.

— «Бар­до Тхе­дол» го­ворит нам о том же: за два дня, от­пав от из­на­чаль­но­го Бе­лого Све­та, твоя энер­гия Ши ста­новит­ся Бар­до­вой: тон­чай­шим не­види­мым су­щес­твом, на при­мина­ющим ко­кон ба­боч­ки. На тре­тий день Бар­до­ва на­чина­ет подъ­ем — вы­ходит из Бар­до Вер­хне­го Ми­ра Форм.

Я с удив­ле­ни­ем по­вер­нул го­лову. У ме­ня и в мыс­лях не бы­ло, что на­ши ве­ры го­ворят на са­мом де­ле об од­ном и том же. Ста­рик лас­ко­во смот­рел на ме­ня, слов­но в са­мом де­ле ожи­дая ин­те­рес­ных за­меча­ний. На­летев­ший степ­ной ве­тер сно­ва пот­ре­пал тра­вяную зе­лень и бес­смертник, приг­нув их к кам­ням.

— По­том с треть­его по де­вятый день ду­ша странс­тву­ет в ок­ру­жении ан­ге­лов по Раю и рас­ка­ива­ет­ся, что не мог­ла дос­тичь со­вер­шенс­тва.

— А мы го­ворим, что она странс­тву­ет по Бар­до Мир­ных Бо­жеств как оли­цет­во­рению сво­его доб­ра, и пе­режи­ва­ет, что со­вер­ши­ла его не­дос­та­точ­но, — улыб­нулся Лай-Фэн.

— По­том с де­вято­го до со­роко­вого дня ду­ша странс­тву­ет по Аду, ви­дя му­ки греш­ни­ков и ужа­са­ет­ся сво­им гре­хам.

— Мы на­зыва­ли это Бар­до Гнев­ных Бо­жеств, ес­ли пом­нишь, — поп­ра­вил се­рую одеж­ду Лай Фэн. — Там че­ловек ви­дит ужас­ные об­ра­зы — оли­цет­во­рение сво­их злых мыс­лей и пос­тупков.

— В са­мом де­ле… Поч­ти то­же са­мое! — Изу­мил­ся я. — А на со­роко­вой день ду­ша усоп­ше­го вновь кла­ня­ет­ся Бо­гу, и он ре­ша­ет, где ей быть до Страш­но­го Су­да — в Аду или в Раю.

Ста­рый Лай Фэн прос­лу­шал оче­ред­ной удар гон­га, а за­тем при­щурил­ся на ед­ва за­мет­ные в ту­мане сол­нечные лу­чи.

— За­бав­но… Ведь у нас имен­но в это вре­мя ре­ша­ет­ся участь ду­ши. Пра­вед­ные ду­ши сли­ва­ют­ся с Бо­жес­твен­ным Све­том; ве­ликие греш­ни­ки па­да­ют в низ­ший мир, по­лучая те­ла тем­ных ду­хов… А ку­да, по тво­ему, де­ва­ет­ся боль­шинс­тво лю­дей? — пос­мотрел он на ме­ня в упор.

— Боль­шинс­тво? — спро­сил я.

— Да. Не пра­вед­ни­ки и не греш­ни­ки, как ты и я.

Я за­думал­ся. Уди­витель­но, но я ни­ког­да не за­думы­вал­ся над та­кими прос­ты­ми ве­щами.

— Они по­пада­ют вре­мен­но в Ад или Рай… — не­уве­рен­но ска­зал я. По­хорон­ный гонг не сти­хал, слов­но при­зывая нас зай­ти и пос­мотреть на смерть.

— Не­уже­ли Бог бу­дет их пе­ресу­живать? — спро­сил Лай Фэн.

— Или в чис­ти­лище… Там ду­ши про­ходят очи­щение. Рим­ская цер­ковь ве­рит в не­го, — по­жал я пле­чами.

— Имен­но так, — улыб­нулся Лай Фэн. — И это не что иное, как но­вое рож­де­ние, — по­чему-то об­вел он ру­кой воз­дух. — Они воз­вра­ща­ют­ся на зем­лю, что­бы от­ра­ботать свои кар­ми­чес­кие гре­хи. Как ви­дишь, тво­им соб­рать­ям сто­ит лишь нем­но­го по­думать, что­бы по­нять бли­зость иных, — по­качал го­ловой ста­рик.

Мы ос­то­рож­но пош­ли по нап­равле­нию к ка­мен­ной тро­пин­ке. Здесь на­чинал­ся подъ­ем в го­ру. Я ос­мотрел­ся: по обо­чине ва­лялась ку­ча раз­би­тых бе­лых кам­ней раз­ной ве­личи­ны. На­вер­ное, это бы мел или гор­ный из­вес­тняк, хо­тя кое-гле по­пада­лись кам­ни цвет­но­го и ро­зово­го тра­вер­ти­на. Этот уди­витель­ный ка­мень на­поми­на­ет внеш­не маг­лов­скую плит­ку, но на са­мом де­ле по­дарен нам при­родой. Дос­та­точ­но рас­ко­лоть та­кую «плит­ку», что­бы уви­деть ку­чу блес­ток.

— Те­бе неп­ри­ят­на смерть, я по­нимаю, — ска­зал Лай Фэн, бод­ро сде­лав шаг впе­ред. — Прос­то ты, как и твои соб­рать­ся, ни­как не мо­жешь по­нять, что те­ло — это толь­ко фут­ляр для тво­ей ду­хов­ной су­ти, ко­торую вы приб­ли­зитель­но зо­вете ду­шой.

— Раз­ве это не так? — спро­сил я, за­чем-то под­няв ро­зовую пли­точ­ку тра­вер­ти­на и ак­ку­рат­но стер с нее пыль. Мне слов­но хо­телось, что­бы она бы­ла со мной и в ра­дос­тные дни, ког­да ужас смер­ти на­конец от­сту­пит.

— На са­мом де­ле у че­лове­ка мно­го ду­хов­ных тел, — спро­кой­но от­ве­тил Лай Фэн. — Гру­бое те­ло ста­нет пра­хом, а Дух, глав­ное ду­хов­ное те­ло, воз­не­сет­ся к Не­бу. Это­му ведь учит и ва­ша ве­ра?

— На­вер­ное… Я не бо­гос­лов… — вздох­нул я. — Но я твер­до знаю, что смерть нес­прос­та от­вра­титель­на лю­бому че­лове­ку.

Сей­час, смот­ря на при­гибав­ший­ся бес­смертник, я вспо­минал жух­лую тра­ву в день смер­ти мо­ей ба­буш­ке. Мне бы­ло семь лет, и ро­дите­ли нас­то­яли на том, что­бы я не шел с ни­ми на клад­би­ще. До сих пом­ню дождь и про­тив­ный ок­тябрь­ский ве­тер, ко­торый при­жимал к кус­там жух­лую осен­нюю тра­ву, мок­рую от сво­ей омер­зи­тель­нос­ти.

— Ты бо­ишь­ся уви­деть смерть ибо за­быва­ешь, что мир вок­руг сос­то­ит из двух энер­гий: Ли и Ши, — от­ве­тил мне ста­рик. — Ли да­рит нам Дао в мо­мент за­рож­де­ния; Ши вды­ха­ет в нас жизнь.

— Умом все это по­нима­ешь, но смерть мер­зка и горь­ка, — вздох­нул я.

— Ты сно­ва за­был муд­рость Лао-Цзы, — по­качал го­ловой ста­рик. —
«Все су­щес­тва об­ла­да­ют жизнью, как бы они ни ка­зались мер­твы, ибо смерть есть лишь от­но­ситель­но мень­шее про­яв­ле­ние жиз­ни, а не от­ри­цание ее». Смерть лишь ночь, за ко­торым идет рас­свет…

— Это хо­рошо в те­ории, а ког­да у до­ма ви­дишь крыш­ку гро­ба, не дей­ству­ет ни­какая муд­рость, — горь­ко ус­мехнул­ся я.

— В мо­лодос­ти у нас из­бы­ток Ши, и мы жи­вем, не­сем­ся и тре­пещем. От пя­тиде­сяти до шес­ти­деся­ти мы дос­ти­га­ем гар­мо­нии, пос­ле че­го Ши на­чина­ет убы­вать, — от­ве­тил Лай Фэн, за­чем-то под­ви­нув по­сохом бес­смертник. — Смерть так­же ес­тес­твен­на, как и жизнь, ибо она — ре­зуль­тат убы­вания Ши из тво­его гру­бого те­ла.

— А как же тог­да но­вое рож­де­ние? — пе­рес­про­сил я, де­лая шаг впе­ред. «Навс­тре­чу смер­ти», — по­думал я горь­ко.

— Твой дух нуж­да­ет­ся в но­вом ды­хании Ши, ибо он от­пал от за­конов Бо­жес­твен­но­го све­та, — про­дол­жал Лай Фэн. — Ес­ли ты не слил­ся с ним, то по­лучишь ды­хание Ши. Это ведь так­же ес­тес­твен­но, как при­лив и от­лив оке­ана по ма­нове­нию Лу­ны.

— Тог­да по­чему и вы, и мы скор­бим по смер­ти? — спро­сил я, вер­тя в ру­ках ка­мень. — По идее, мы во­об­ще не дол­жны грус­тить.

Лай Фэн опус­тил мор­щи­нис­тые ве­ки, чем-то на­поми­нав­шие ко­жу ста­рой че­репа­хи.

— Мы скор­бим, что боль­ше не уви­дим ду­шу в этом воп­ло­щении, — спо­кой­но ска­зал он. — Мы скор­бим, что те­ло, ко­торое бы­ло до­рого ду­ху и нам, уш­ло из ми­ра нав­сегда. Но глав­ное: мы скор­бим не толь­ко по усоп­ше­му, но и по сво­ему гру­бому те­лу!

— А вот это, по­жалуй, вер­но, — про­тер я ку­сок тра­вер­ти­на кра­ем одеж­ды. — Мы смот­рим на мер­твое те­ло и ду­ма­ем, что так­же точ­но од­нажды бу­дем ле­жать и мы…

— За­бывая, что в этом миг дух усоп­ше­го уже от­пал от Бо­жес­твен­но­го све­та и го­товит­ся по­лучить но­вую энер­гию Ши! Мы пла­чем, хо­тя дол­жны бы поб­ла­года­рить усоп­ше­го в этом воп­ло­щении и по­желать ему доб­ро­го пу­ти!

Мы ос­та­нови­лись на не­боль­шом ка­менис­том пла­то. Я с удив­ле­ни­ем пос­мотрел вниз. До го­ризон­та, ку­да хва­тит глаз, прос­ти­рал­ся уны­лый гор­ный вид. Ма­лень­кое пла­то вни­зу опу­тал лег­кий ту­ман, и вер­ши­ны кам­ней, ка­залось, бы­ли съ­еде­ны гус­ты­ми бе­лыми об­ла­ками. Тро­пин­ка, по ко­торой мы под­ни­мались, слов­но уто­нула в топ­ле­ном мо­локе. На­летев­ший ве­тер те­перь не прос­то ка­чал бес­смертник, а под­ни­мал в воз­дух до­рож­ную пыль.

— У нас есть стран­ный обы­чай: ес­ли че­ловек уми­ра­ет, за­веши­ва­ют зер­ка­ла… — за­дум­чи­во ска­зал я, вспом­нив тра­ур до­ма.

— Это не стран­ный обы­чай, а не­об­хо­димая ме­ра пре­дос­то­рож­ности, — по­яс­нил Лай Фэн. — Бар­до­ва мо­жет уви­деть свое об­ратное от­ра­жение в зер­ка­ле, что при­ведет к опас­но­му ис­ка­жению энер­гии Ши, — по­яс­нил Лай Фэн. — Вспом­ни: ва­ша ве­ра счи­та­ет об­ратные об­ря­ды и над­пи­си опас­ным про­яв­ле­ни­ем Ть­мы. И от­ра­жение жиз­ненной энер­гии Ши мо­жет при­вес­ти к не­ожи­дан­ным пос­ледс­твия.

— По­чему же мы спо­кой­но смот­римся в зер­ка­ла? — уди­вил­ся я. Не знаю по­чему, но эта мысль по­каза­лась мне пу­га­ющей и од­новре­мен­но ин­те­рес­ной.

— Ров­но по­тому, что Ши по­ка жи­вет и раз­ви­ва­ет­ся в на­шем те­ле, — Лай Фэн об­ло­котил­ся о по­сох. — Единс­тво гру­бого те­ла и Ши.

— Но тог­да по­луча­ет­ся… — я за­дум­чи­во пос­мотрел на се­рые кам­ни, на­поми­нав­шие сту­пени, — что ли­шение че­лове­ка си­лы Ши.

Что-то мель­кну­ло на ли­це ста­рика: то ли за­та­ен­ная мысль, то ли не­доволь­ство. Во вся­ком слу­чае, я ни­ког­да преж­де не ви­дел у не­го та­кого вы­раже­ния.

— Да… Это не­веро­ят­но тем­ное вол­шебс­тво… — хму­ро пос­мотрел он на вид­невше­еся по­одаль наг­ро­мож­де­ние ме­ловых плит, по­рос­ших мхом. — На­вер­ное, это са­мо тем­ное вол­шебс­тво в ми­ре.

— Убий­ство че­лове­ка пос­редс­твом ли­шения его си­лы Ши? — спро­сил я.

— Да… Воз­можно, это да­же страш­нее убий­ства, ибо оно де­ла­ет­ся на рас­сто­янии. Толь­ко не спра­шива­ете ме­ня об этом, — под­нял он мор­щи­нис­тую ру­ку. — Да­же ес­ли бы я знал, то ни­ког­да бы не рас­ска­зал бы об этом.

По­сох ста­рика стук­нул по кам­ням, слов­но на­поми­ная мне, что раз­го­вор на эту те­му за­кон­чен. Я не спо­рю: не в мо­их пра­вилах на­вязы­вать со­бесед­ни­ку не­нуж­ный ему раз­го­вор.

***



Пол­ча­са от­ды­ха. Или да­же боль­ше, Се­год­ня утом я жи­ву, как бо­гатый без­дель­ник. До­поз­дна ва­ля­юсь в пос­те­ли. По­том ве­лю при­нес­ти мне зав­трак и га­зеты. Не­тороп­ли­во при­нимаю ван­ну. Не­тороп­ли­во оде­ва­юсь. Спе­шить не­куда. Мне пред­сто­ит поч­ти день шлять­ся по го­роду без вся­кой це­ли.

Рез­ким дви­жени­ем я от­бра­сываю оде­яло и сос­ка­киваю с кро­вати. Что­бы раз­мять­ся, де­лаю нес­коль­ко спор­тивных уп­ражне­ний. Быс­трая гим­насти­ка. По­том бе­гу в ван­ную, ку­да мне при­мес­ли го­рячей и хо­лод­ной во­ды. А даль­ше это му­тор­ное де­ло — бритье.

Я ос­та­новил­ся в маг­лов­ской гос­ти­нице. Маг­лов­ский мир не так уж плох, что­бы в нем за­терять­ся. Да и гос­ти­ница весь­ма фе­шене­бель­ная — нап­ро­тив ста­рин­ной баш­ни. В при­от­кры­тое ок­но дверь за­дува­ет све­жий ут­ренний ве­терок. Не­бо по-ве­сен­не­му
го­лубое, хо­тя еще толь­ко приб­ли­жа­ет­ся ян­ва­ря. И вни­зу, за пус­то­тами го­лых
де­ревь­ев, то­же прос­ту­па­ет го­лубиз­на. Толь­ко это уже не не­бо, а Се­вер­ное мо­ре. Амес­тердам — го­род мо­ря, и пря­мо из мо­его ок­на вид­ны си­лу­эты ко­раб­лей.

В труд­ных си­ту­аци­ях са­мое глав­ное — не об­ви­нять ко­го-то в чем-то, и не се­товать на судь­бу, а уметь сос­ре­дото­чить­ся и об­мозго­вать си­ту­аци. Ме­ня всег­да воз­му­щало же­лание лю­дей кри­чать на ни в чем не по­вин­ных ок­ру­жа­юих, ес­ли они в труд­ную ми­нуту ока­зались ря­дом. До сих пор удив­ля­юсь, от­че­го ма­туш­ка кри­чала на ме­ня, ког­да с от­цом не­задол­го до смер­ти слу­чил­ся прис­туп: «Что сто­ишь, как ис­ту­кан? Де­лай хоть что-то!» Лю­бопыт­но, что в са­мом де­ле я мог сде­лать. Мы ожи­дали док­то­ра, и толь­ко он мог по­мочь боль­но­му. А ма­туш­ка про­дол­жа­ла бес­смыс­ленно кру­жить по за­лу, сбрыс­ги­вая от­ца во­дой и зас­тавляя эль­фий­ку поп­равлять ему ком­прес­сы на го­лове. Как-буд­то ему ста­нет от это­го лег­че…

Уро­ки сос­ре­дота­чивать­ся в труд­ные мо­мен­ты мне опять-та­ки пре­подал Слаг­хорн. Как-то раз мы сно­ва шли по Гон­конгу, бол­тая о пус­тя­ках пос­ле столь­ких дел. Ве­чере­ло и дву­кол­ки с рик­ши пол­зли к мо­рю. Мы ос­та­нови­лись воз­ле не­боль­шой гряд­ки роз, и на­чаль­ник ска­зал:

— А вы зна­ете, что из­на­чаль­но ко­роль — это вов­се не не наш ко­роль, а рад­жа? А за­од­но в ин­дий­ском ва­ри­ан­те шах­матной иг­ры при­сутс­тву­ет и иг­рок!

— Иг­рок то­же был пре­дус­мотрен пра­вила­ми? — уди­вил­ся я.

— Да. Вы на­зыва­етесь ма­харад­жа, то есть выс­ший рад­жа! — рыбьи гла­за Слаг­хорна пос­мотре­ли на ме­ня не­мига­ющим взгля­дом.

Я мол­чал, с ин­те­ресом слу­шая его. Отец на­учил ме­ня иг­рать в шах­ма­ты в шес­ти­лет­нем воз­расте. Не мо­гу ска­зать, что я был за­меча­тель­ным иг­ро­ком, сов­сем нет. Я так и не уз­нал про­фес­си­ональ­ных тайн гам­би­тов, ис­пан­ских и италь­ян­ских пос­тро­ений, и мог опи­рать­ся толь­ко на собс­твен­ные мыш­ле­ние и ло­гику.

— Ти­пич­ная ошиб­ка ма­харад­жи, — про­дол­жал на­чаль­ник, — не­до­оце­нивать лег­кие фи­гуры. Каж­дая из них в от­дель­нос­ти не спо­соб­на про­тивос­то­ять объ­еди­нен­ной мо­щи тя­желых фи­гур вра­жес­ко­го ма­харад­жи, но все все вмес­те, под­держи­вая друг дру­га, они об­ра­зу­ют страш­ную си­лу. Ма­харад­жа те­ря­ет тя­желую фи­гуру, и с это­го мо­мен­та у не­го прак­ти­чес­ки не ос­та­ет­ся шан­сов, кро­ме од­но­го… — пре­дуп­ре­дитель­но под­нял па­лец Слаг­хорн.

— Най­ти вер­ную ком­би­нацию для сво­их фи­гур? — на­ив­но спро­сил я.

— Нет… Уже поз­дно… — мах­нул ру­кой Слаг­хорн. — Толь­ко ес­ли дру­гой ма­харад­жа со­вер­шит та­кую же ошиб­ку ошиб­ку, Толь­ко тог­да ма­харад­жа смо­жет до­бить­ся пре­иму­щес­тва для глав­ной фи­гуры.

— Фер­зя? — спро­сил я, вспо­минав уро­ки по­кой­но­го от­ца. В Гон­конке, как и на всем юж­ном ки­тай­ском по­бережье, в обыч­ный день поч­ти не бы­ва­ет вет­ра, и ро­зовые кус­ты сто­ят нед­ви­жимы­ми.

— Нет… Ко­роля. Или, точ­нее, рад­жи, — Слаг­хорн бро­сил на ме­ня пус­той взгляд, не ли­шен­ный, впро­чем, снис­хо­дитель­но­го лю­бопытс­тва.

— Но я ду­мал, что ко­роль ед­ва цен­нее пе­шек, — зап­ро­тес­товвл я. — Пеш­ки бь­ют толь­ко на­ис­кось, а ко­роль по­ража­ет на клек­ту вок­руг се­бя.

— Ес­ли го­ворить о на­чале и се­реди­не пар­тии, то вы пра­вы! — при­щурил­ся на­чаль­ник. — За­то в кон­це пар­тии ко­роль ста­новит­ся са­мой це­новой фи­гурой. Тя­желые фи­гуры обыч­но унич­то­жены в раз­ме­нах. Ус­пех на сто­роне то­го, кто пер­вым су­ме­ет по­дог­нать ко­роля к сво­им пеш­кам и пе­рек­рыть дос­туп вра­жес­ко­му ко­ролю…

Я смы­ваю ос­татки пе­ны. На­до приз­нать: Ми­су я не­до­оце­нил Ан­ну. И ее ин­теллект, и ее роль в семье с бед­ным му­жем. Впол­не воз­можно, что что рус­ские в са­мом де­ле взя­ли Блиш­ви­ков на крю­чок, что­бы по­доб­рать­ся к на­шим выс­шим сфе­рам. Ра­зуме­ет­ся, я по не­ос­то­рож­ности до­верил ей две очень важ­ные тай­ны. И все же, у каж­дой ме­дали есть две сто­роны. Во-пер­вых, те­перь кон­такты Ми­сы мож­но бу­дет вы­яв­лять на­шим. Во-вто­рых, в слу­чае не­об­хо­димос­ти я мо­гу ис­поль­зо­вать сам се­бя в ка­чес­тве при­ман­ки. Не луч­шая роль, но Грин­грасс впол­не мо­жет на нее сог­ла­сить­ся.

По­кон­чив с брить­ем и зав­тра­ком, , взяв зонт и на­ев плащ, вы­хожу на ули­цу. По­ка я брил­ся и зав­тра­кал, не­бо ста­ло тем­но-се­рым и пас­мурным. На ули­це идет дождь. В этом го­роде очень час­то идет дождь. «Стра­на веч­ной осе­ни», — как на­зыва­ют Гол­ландию. Мой путь ле­жит на ту­хую ли­цу не­дале­ко от цен­тра. В сущ­ности, это не ули­ца, а на­береж­ная — сод­ной ее сто­роны мер­но те­кут во­ды глу­боко­го ка­нала, чья тем­ная по­вер­хность
из­ре­шече­на сей­час кап­ля­ми дож­дя. По­дой­дя к две­ри, сту­чу мо­лот­ком в дверь.

Мне от­кры­ва­ет дверь до­воль­но ми­лый че­ловек — сра­зу вид­но, ко­ре­ец. Это толь­ко для нас, ев­ро­пей­цев, они по­хожи, а на са­мом де­ле весь­ма от­ли­ча­ют­ся друг от дру­га. Я спо­кой­но смот­рю на не­го. За­тем, вздох­нув, го­ворю по-ан­глий­ски:

— Прос­ти­те, на этот ка­нале пла­ва­ют до­маш­ние ут­ки?

Будь кор­ре­ец в сво­ем уме, он, ду­маю, пос­лал бы ме­ня ко всем чер­тям. Но он, по­хоже, из той же по­роды, что и я. Ки­вая, он от­ве­ча­ет:

— Уток вы мо­жете пос­мотреть под Лей­де­ном. Там есть от­личный кас­кад пру­дов.

Вой­дя в дом, я ве­шаю плащ и кла­ду ци­линдр на ма­лень­кий ком­мод. Обыч­ный ста­рин­ный гол­ланд­ский дом с вы­соки­ми де­ревян­ны­ми лес­тни­цами и уз­ки­ми ко­ридо­рами. Ко­ре­ец оце­нива­юще смот­рит на мои бо­тин­ки. Най­дя, что они не нуж­да­ют­ся в щет­ке, он, ви­димо, про­ника­ет­ся ко мне рас­по­ложе­ни­ем.

— К сож­ла­нию, мне­нечем по­радо­вать вас, — без эки­воков на­чина­ет он. — Че­ловек, ко­тороо вы ищи­те, скон­чался.

— В са­мом де­ле? — под­ни­маю я бро­ви.

— К со­жале­нию, да. У мас­те­ра Кой-Гоу слу­чил­ся сер­дечный прис­туп три дня на­зад, — ки­ва­ет он. — По­хоро­ны прош­ли вче­ра. Ес­ли хо­тите, мо­гу про­водить вас на клад­би­ще.

— Нет, спа­сибо, — мор­щусь я, ибо та­щить­ся в ко­лум­ба­рий не ис­пы­тываю ни ма­лей­ше­го же­лания. — В та­ком слу­чае для ме­ня…

— Од­ну ми­нуту, — от­кла­нива­ет­ся ко­ре­ец и толь­ко по­том вы­носит мне па­кет. Здесь все. как и по­ложе­но для вас, — ки­ва­ет он.

Раз­го­вор за­тевать бес­смыс­ленно. Ни один нор­маль­ный че­ловек не ста­нет о чем-то расс­пра­шивать за­кон­серви­рован­но­го аген­та, за­дача ко­тороо ог­ра­ничи­ва­ет­ся вступ­ле­ни­ем в иг­ру на слу­ча вой­ны. Как сей­час. Он не зна­ет аб­со­лют­но ни­чео, кро­ме той инс­трук­ции, что ему бы­ла да­на. По­это­му я, поб­ла­года­рив хо­зя­ина, не спе­ша бе­ру го­лов­ной убор и плащ, а за­тем вы­хожу на ули­цу.

Мне не­об­хо­димо сос­редто­чить­ся, вы­пить чаш­ку ко­фе, но я ре­шаю это сде­лать в ином мес­те. Опе­рация ос­ложни­лась не­веро­тяным со­быти­ем: ги­белью ки­тай­ско­го мас­те­ра, ко­торый мог бы сде­лать для ме­ня не­об­хо­димый пред­мет. Что ос­та­ет­ся? Я не спе­ша идут по на­береж­ной ка­нала. Не знаю по­чему, но в Ам­стер­да­ме ме­ня всег­да прес­ле­дова­ло стран­ное чувс­тво скры­той тре­воги. Вро­де бы вот ни­чего та­кого страш­но­го нет, а тем не ме­нее от сме­си за­паха мо­ря и ка­налов, вла­ги и не­понят­но че­го, на ду­ше ос­та­ет­ся тре­вож­ное чувс­тво. До сих пор, как в юнос­ти заб­лу­дил­ся в этом го­роде и дол­го блуж­дал по не­му, бо­ясь, что по­пал в ни­куда. Впро­чем, это уже сов­сем дру­гая ис­то­рия…

Луч­ше все­го сей­час ныр­нуть из этой час­ти Ам­стер­да­ма в ма­гичес­кую. Что я, собс­твен­но, де­лаю. Бег­лые наб­лю­дения убеж­да­еют ме­ня, что хвос­та за мной нет. Вход — внут­ри ста­рин­ной баш­ни, где на­до ис­чезнуть и ока­зать­ся на дру­гой сто­роне.

Ма­гичес­кий Ам­стер­дам ужас­но по­хожь на на­шу Ко­сую ал­лею. Те же ста­рин­ные до­мики, что бы­ли двес­ти лет на­зад, та же прис­тань со стран­ни­ыми фре­гата­ми (ко­торые в на­ши дни по­пол­ни­ли бы му­зеи с эк­спо­ната­ми. Еще кое-где мель­ка­ют и ра­ритет­ные ка­реты. А по­тому, зай­дя в ма­лень­кий трак­тир, я за­казы­ваю се­бе ча­шеч­ку хо­роше­го ко­фе.

По­сети­телей здесь нем­но­го. Ос­матри­ва­ясь, я ви­жу в за­ле трех ве­селых му­жич­ков-гол­ландец, ак­тивно пор­треб­ля­ющих пи­ва. Один из них — вы­сокий ры­жий гол­ландец, на­поми­на­ет ма­хину из ро­зово­го са­ла, и вряд ли вле­зет в дверь. Сей­час он ак­тивно шу­тит и ба­лагу­рить с дву­мя дру­гими: прос­то тол­стяч­ком и сов­сем еще мо­лод­ным пар­нем с бле­дым ли­цом. Лад­но, пусть ку­рят — в кон­це кон­цов, их проб­ле­мы. По­одаль в ка­фе си­дит еще один ма­лень­кий су­тулый па­ренек. Я, за­казав ко­фе, за­думы­ва­юсь.

Лик­ви­дация та­кой фи­гуры, как мас­тер, ста­вит воп­рос о воз­можнос­ти про­дол­же­ния опе­рации. Что еще ху­же — у ме­ня сей­час нет ему аль­тер­на­тивы. Я, ра­зуме­ет­ся, се­год­ня на­пишу в Лон­дон о про­изо­шед­шем, но все же мне на­до най­ти аль­тер­на­тив­но­го мас­те­ра, при­чем сроч­но. В Ам­стер­да­ме я сде­ла­ют это еда ли. Ско­рее все­го, на­до бу­дет по­ис­кать дру­гой го­род. Ка­кой же? Я за­думы­ва­юсь. Ки­тай­цы жи­вут в пор­тах у мо­ря — на кон­ти­нен­те им не­чего де­лать. ЧТо же ос­та­ет­ся? Пе­тер­бург от­па­да­ет сра­зу. Ко­пен­га­ген? Бор­до? Гам­бург?

На мо­ем сто­ле на­конец воз­ни­вет ко­фе. Я под­ви­гаю го­рячую чаш­ку взгля­дом. Но, мо­жет, я ра­но то­роп­люсь, и мне сто­ит-та­ки на­ведать­ся на мо­гилу мас­те­ра, по­об­щать­ся с его род­ны­ми? Опас­но. Рис­ко­вано. Впро­чем, где сей­час нет рис­ка… Я бро­саю взгляд на ком­па­нию ры­жего толстска и тот­час по дви­жению ру­ки за­мечаю, что ру­ка его пух­ло­го тем­но­воло­сого со­бесед­ни­ка дос­та­ет па­лоч­ку.

— Avada Kedavra!

Он не ус­пел до­гово­рить, как я ско­рее упал на пол. Зе­леный луч уда­рил по сту­лу и рас­кро­шил де­рево на мел­кие щеп­ки. Сле­дом пос­ле­довал вто­рой.

Я быс­тро по­катил­ся к две­ри. Те­перь хо­рошо. Те­перь я спо­ко­ен. Был у них шанс убить Лан­се­лота Ро­ули од­новре­мен­ным уда­ром, но про­валил­ся. Не обес­судь­те, джентль­ме­ны.

Я быс­тро став­лю бе­лую за­щиту и шеп­чу зак­ли­нание. Сей­час на­до, как учил Лай Фэн, вы­пус­тить их энер­гию и заб­рать си­лу. Я кон­цен­три­уюсь изо всех сил. От­лично. Пе­ред мной воз­ни­ка­ет ви­дение хра­ма на го­ре. Я ско­рее бе­гу в не­го. Ста­туя Буд­ды не­под­вижна. Мо­нах с чер­та­ми ли­ца, на­поми­на­ющи­ми мышь, кла­ня­ет­ся мне и уда­ря­ет па­лоч­кой в ба­рабан. Я чувс­твую, как уси­лива­ет­ся жар.

— Амо… Аг­ри­мо… Амо! — за­шеп­тал я, кон­цен­три­ру­ясь изо всех сил. — Амо… Аг­ри­мо… Амо! Амо… Аг­ри­мо… Амо….

Те­перь важ­но ни на миг не упус­тить кон­цен­тра­цию. Для мо­их вра­гов я сей­час слов­но оку­тан мок­рым па­ром. Я не до­рос до то­го, что­бы вы­пус­тить дым или Не­бес­ную Се­роту, но на пар ме­ня впол­не хва­тит. В нем на­чина­ют то­нуть их зак­ли­нания. Пар дви­жет­ся на них, ли­шая их сил. Пе­редо мной сто­ит ста­туя Буд­ды, и я не мо­гу ни на ми­нуту обор­вать кон­цен­тра­цию.

— Амо… Ари­мо… Амо! Амо-аги­мо-амо… — ус­ко­ряю я темп мо­лит­вы. — Амо… Аг­ри­мо… Амо…

Так, прек­расно… Я ви­жу ку­пол го­лубо­го ве­чер­не­го не­ба. Храм рас­тво­ря­ет­ся в си­неве. Еще нем­но­го. Сов­сем нем­но­го… Чуть-чуть….

— Амо… Аг­ри­мо… Амо… Амо… Ари­мо… Амо… — про­дол­жаю кон­цен­три­ровать­ся я.

Те­ло бо­лит, слов­но я рас­тя­гиваю его на тре­наже­ре.

Пе­редо мной пол­зут циф­ры. Мно­жес­тво цифр… Прек­расно, энер­гия их зак­ли­нания ухо­дит в Не­бытия. В Во­рота Веч­ной Нич­то, точ­нее. Те­перь глав­ное не упус­тить мо­мент. Я ви­жу как тем­но­воло­сый маль­чиш­ка бе­жит ми­мо Хог­варт­ской баш­ни и хо­чет ко­го-то выз­вать на ду­эль. Зна­чит, один из них уже не мо­жет дер­жать свое соз­на­ние…. Те­ло тря­сет, как в ли­хорад­ке… Нель­зя пор­вать ни на ми­нуту связь — ина­че я ли­шусь сво­ей па­ровой за­щиты.

— Амо… Аг­ри­мо… Амо… Амо… Аг­ри­мо… Амо! Амо… Аг­ри­мо… Амо… — про­дол­жаю кон­цен­три­ровать­ся я, гля­дя на плы­вущие циф­ры.

Так! Го­тово… Из ма­лень­ко­го ку­ритель­ни­цы воз­ле Буд­ды на­чина­ют вы­летать си­ние ис­кры. Те­перь по­ра. Нуж­но вер­нуть им на­зад их энер­гию…. Я на­чинаю чи­тать ман­тру и тряс­тись. Си­ние об­ла­ко поп­лы­ло в их сто­рону. Быс­тро дос­тав па­лоч­ку, я на­ношу удар.

— Avada Kedavra! — вы­пали­ваю я в их сто­рону.

Зе­леное об­ла­ко рас­плы­ва­ет­ся вмес­те с дви­жени­ем па­ра. Си­ний фей­ер­век воз­ле Буд­ды из­верга­ет­ся все силь­нее. Уби­вать всех тро­их нель­зя. Нель­зя! Я ви­жу маль­чиш­ку, со стра­хом бе­гуще­го по ко­ридо­ру Хог­вар­тса. Это­го в сон… Что­бы по­том доп­ро­сить.