Эпилог

Несмотря на помощь временно оставшихся в Британии советников стран Магического альянса Восточной Европы, первый месяц наступившего года был предсказуемо напряженным. Состав служащих Министерства и других правительственных учреждений в который раз за короткое время был почти полностью обновлен, что приводило к катастрофическому замедлению рабочих процессов. Напуганные очередной сменой власти жители магической Британии не слишком охотно шли на контакт с членами Сопротивления, создавая дополнительные препятствия в работе нового Правительства. Кроме того, многие в штыки восприняли назначение весьма неоднозначной фигуры на должность министра Магии.

– Жаль, конечно, что Билл отказался от поста министра, – произнесла Гермиона, под руку с Джинни шагая по направлению к больнице Святого Мунго. – Хотя, может оно и правильно. Это назначение невольно толкало бы людей на мысли об очередном захвате власти, а не об освобождении от тирании захватчиков. К тому же, я уверена, что Драко справится с новыми обязанностями. Посмотри, какую работу он провел на международной арене, чтобы мы смогли скинуть режим Лорда. Да и Эдвард на целый год стал первым советником министра, а у него ведь колоссальный опыт в политике.

– Не могу сказать, что я была сильно удивлена, когда Билл отказался от должности, – открыв дверь здания больницы и скользнув внутрь, произнесла Джинни. – Его никогда не прельщала политическая карьера. И, я считаю, нам повезло, что он согласился занять пост Верховного чародея Визенгамонта. Хотя нам с Флер стоило немалых усилий уговорить его.

– Да, Билл будет там на своем месте. Он один из самых честных и принципиальных людей, которых я знаю.

Сообщив секретарю на ресепшн о своем прибытии, девушки остались в холле в ожидании целителя.

– Ох, наконец-то можно присесть, – проговорила Гермиона, опускаясь на маленький двухместный диван. Она откинулась на невысокую спинку и запрокинула голову к потолку.

– Тебе все еще нехорошо? – участливо поинтересовалась Джинни.

– Да. Эта тошнота меня убивает. Уже второй день с переменным успехом, но так до конца и не прекращается, – ответила Гермиона.

– Тошнота, говоришь? – Уизли ехидно усмехнулась. – А может ты беременна, подруга?

Гермиона опустила голову и посмотрела на Джинни.

– Нет, не может быть. Я не прекращала пить противозачаточное зелье. Скорее всего, я просто съела что-то не то.

– И все же, мне кажется, будет правильным провериться. Мы ведь все равно уже тут. Пусть целитель и тебя осмотрит?



Гермиона так сильно погрузилась в историю, разворачивающуюся на страницах приключенческого романа, который взяла почитать, чтобы отвлечься от изматывающей тошноты, что заметила окликнувшую ее Мариссу, лишь когда та подошла к ней, под руку с Амикусом.

– У меня сегодня еженедельный осмотр, – ответила Марисса на вопрос Гермионы. – А мой муж, видимо, считает, что сама я до больницы не дойду, – девушка повернулась к Кэрроу и чмокнула его в щеку, отчего губы мужчины растянулись в довольной улыбке, – поэтому каждый раз сопровождает меня сюда. И это несмотря на колоссальную загруженность в Хогвартсе.

– Ну, должны же у директора быть хоть какие-то преимущества? Например, возможность прийти на работу позже, несмотря на завал на работе. Хотя есть огромный минус – портреты бывших директоров. Снейп постоянно смотрит на меня, как будто я в чем-то виноват. А когда я вернул со склада портрет Дамблдора, к обвиняющему взгляду Снейпа добавились еще и нотации старика, – произнес Амикус, и девушки дружно захихикали.

– Миссис Кэрроу, целитель готов Вас принять, – проинформировала Мариссу подошедшая медсестра. – Я провожу Вас.

– Я пойду с тобой, – сделав пару шагов следом за женой, произнес Амикус.

– Нет, милый, ты подождешь здесь, – мягко остановила его женщина.

– Но я…

– Амикус, прошу тебя… – Марисса укоризненно заглянула ему в глаза. – Ты опять увлекаешься, и я начинаю немного уставать от твоей гиперопеки. Это всего лишь очередной осмотр. А ты пока обсуди с Гермионой то, что собирался.

Марисса еще раз поцеловала мужа в щеку и последовала за медсестрой в коридор, где располагалась кабинеты целителей, а Амикус, недовольно вздохнув, опустился на диван.

– Когда ожидаются роды? – спросила Гермиона.

– Осталось чуть больше месяца, – ответил мужчина, а потом он вдруг вальяжно развалился на диване и, бросив внимательный взгляд на девушку, спросил: – Ты тут тоже за этим, верно? Ты беременна?

Гермиона отвела взгляд. Все-таки Амикус Кэрроу так и не научился учтивости, порой задавая слишком личные вопросы и даже не задумываясь, насколько бестактно они звучат.

– Нет. Я пришла с Джинни. С ней связался целитель и сообщил, что у него какие-то новости по поводу наследства Макнейра. Попросил срочно прийти.

– Неужто они не хотят выполнять распоряжение? Это было бы крайне жестоко.

– Не только жестоко, но и бесчестно. Джинни столько вытерпела от этого человека…

Амикус хмыкнул, подняв взгляд к потолку.

– Ты его совсем не знала, солнышко. Иначе бы не называла человеком. Он был тем еще монстром. Даже по меркам Пожирателей Смерти.

Гермиона глубоко вздохнула, и с минуту они просто молчали.

– Марисса сказала, что Вы хотели что-то обсудить? – наконец, спросила она.

– Ах, да, – Амикус снова повернулся к девушке. – Мы тут недавно с Тони пересеклись в Министерстве. И он рассказал мне про ситуацию с твоими родителями. Очень печально.

Гермиона поджала губы. Сегодня она обязательно поговорит с Антонином по поводу личных границ. Конечно, она понимала, что он, вероятно, почувствовал ее горе, когда они были в гостях у его родителей, обсуждая свадьбу, и речь зашла о том, кто поведет невесту к алтарю. Но это точно не является оправданием для разговоров с чужими людьми на внутрисемейные темы.

– Не думала, что Вас может это тронуть. Ведь мои родители - магглы, – холодно произнесла Гермиона. Она злилась на Долохова, но, поскольку сейчас рядом с ней был Кэрроу, он получил значительную порцию испытываемого ею негодования.

Однако, Амикус никак не отреагировал на ее укол, лишь улыбнувшись, и затем мягко проговорил:
– Да, пожалуй, раньше нечто подобное меня бы даже рассмешило. Но, благодаря Мариссе, я с каждым днем испытываю все больше отторжения к концепции чистоты крови и всему такому прочему, что в меня активно закладывали в детстве.

Амикус предпочел умолчать о положительном влиянии на его жизнь еще и Луны Лавгуд, которая стала постоянным гостем в его поместье после битвы в Хогвартсе. Ее теплые слова и забота действовали исцеляюще и на его израненную воспитанием отца душу и на здоровье сестры, которая стала все больше проявлять интерес к окружающему ее миру и значительно реже страдать от панических атак.

– А что до Тони… – продолжил Амикус. – Он просто волнуется за тебя. И, полагаю, он надеялся, что я смогу помочь.

– И как Вы можете помочь?

– Помнишь то египетское охранное заклинание, которое я дал Мортинсену, чтобы он мог и дальше играть роль Треверса?

– Заклинание для защиты сознания? Да, я помню, – Гермиона кивнула. – Но я все равно не понимаю, как оно может помочь моим родителям. Им не требуется защита воспоминаний, ведь защищать нечего.

– Я не хотел бы подвергать сомнению глубину твоих теоретических познаний в магии. В конце концов, мы все знаем, что ты исключительно умна и очень начитана. Но ты уверена, что до конца понимаешь принцип работы Обливиэйта?

Еще бы она не понимала. Она изучила всю доступную информацию об этом заклинании, ставшим для ее семьи проклятьем. Поэтому она уверенно ответила:
– Да. Если коротко, то... заклинание стирает определенные воспоминания, а также подменяет другими при необходимости.

– Ну, в целом ты права, солнышко. Но не совсем, – Гермиона недоуменно нахмурилась, а Амикус продолжил: – Оно не стирает, а просто закрывает нужные воспоминания в глубинах сознания. Так глубоко, что ни один легилимент не найдет.

– Хорошо, допустим. И как это меняет дело, если легилименция тут бессильна?

– Египетское охранное, о котором я сказал, не только Охранное. Оно способно проникать в потаенные уголки подсознания и открывать даже самые глухие двери. К слову, это нелегко. И нужно тщательно изучить это заклинание, чтобы правильно его применить, не навредив объекту. Но тебе повезло. Мое членство в рядах Пожирателей Смерти поспособствовало тому, чтобы освоить это заклинание на профессиональном уровне. Полагаю, мне хватит опыта, чтобы найти нужную дверь в сознании твоих родителей и вытащить на поверхность те воспоминания, которые ты так умело запечатала. Однако, на это потребуется время. И немалое.



– Джинни, что с тобой? – Гермиона обеспокоенно посмотрела подругу, едва та появилась в холле. – На тебе лица нет.

Уизли медленно подошла к дивану и села рядом с Гермионой.

– Понимаешь, я... узнала кое-что… – проговорила она, смотря прямо перед собой.

– Что случилось? Джинни, пожалуйста, не молчи. Ты меня пугаешь. Что-то не так с ребенком? – затараторила Гермиона.

– Нет-нет. С ребенком… все нормально, – поспешила успокоить встревоженную подругу Джинни. – Просто… целитель Моррис сказал, что… – Уизли сделала глубокий вдох, а затем шумно выдохнула, – этот ребенок… не от Макнейра.

– Как не от Макнейра? – шокировано переспросила Гермиона. – Но ты же говорила, что он никому не позволял… ну… – девушка замялась.

Уизли на секунду прикрыла глаза. Воспоминания о всех ужасах, перенесенных в плену ее личного мучителя, все еще не отпускали ее. Особенно сейчас, когда она, наряду с остальными девушками, которых Волдеморт планировал использовать как скот для разведения, привлекает пристальное внимание журналистов в связи с недавним выходом распоряжения Министерства о передаче всех активов Пожирателей Смерти, участвующих в так называемой «Программе возрождения расы волшебников», пострадавшим девушкам и их семьям. Джинни не хотела принимать ничего, что было связано с Макнейром, поэтому что ей виделось это как подачка, из жалости и было ей глубоко противно, но Драко, инициировавший проект распоряжения, убедил ее, что деньги понадобятся, чтобы обеспечить достойную жизнь ее ребенку, и она, поколебавшись еще какое-то время, все же согласилась.

– Да, он действительно жестко контролировал то, как… остальные использовали мое тело, но… Знаешь… В один из дней… Я… точно не помню, как все было, потому что меня заставили принять какое-то мерзкое зелье… Воспоминания о том дне у меня сохранились очень смутные… В общем… Макнейр в очередной раз устроил вечеринку, было человек шесть гостей… И они все так перепились… Думаю, он вряд ли был тогда в состоянии хоть что-то контролировать… Мне кажется, именно на той вечеринке это и произошло…

– Лаадно, – протянула Гермиона. – А ты знаешь… Я имею в виду… Целитель сказал, кто настоящий отец? – осторожно спросила она.

– Сказал… Это Треверс, – ответила Уизли. – Меня приглашали сюда сегодня, чтобы я подтвердила факт… Ну… То, что между нами это было… Просто формальность, на самом деле. Мне выдали справку. С ней надо будет сходить в Министерство, завершить все эти бюрократические процедуры.

– Ясно… И что ты… В смысле, как ты…

Уизли кивнула, поняв, что хотела спросить подруга.

– Я рада, что он не от Макнейра. Треверс тоже был не подарок. Он грубый, даже жестокий. Но он не садист. По крайней мере, я никогда не сталкивалась с такой его стороной, – на секунду Джинни замялась, а потом, решившись, добавила: – Целитель Моррис сказал мне еще одну вещь. У Треверса… лишь малая часть активов зарегистрирована официально. Значительная же их доля была скрыта от правительственных структур… Там все было так запутано, Гермиона, что я даже не поняла до конца, как он все это провернул. Но Билл составил поручение, чтобы Отдел магического правопорядка поставил всё движимое и недвижимое имущество Треверса на учет, как полагается… И… судя по тому, что мне сказал мистер Моррис… Похоже, я теперь… чуть беднее Малфоя…

– То есть…?

– То есть очень богата. Баснословно.



– Эй, какой неожиданный сюрприз! Привет, Лав-Лав!

– Не смей меня так называть! – огрызнулась Лаванда, смерив Рабастана Лестрейнджа презрительным взглядом.

– Ладно, не буду. Ты только не нервничай. Это вредно в твоем положении, – криво улыбнувшись, произнес мужчина.

– Ах, вот как? То есть теперь тебя волнует мое здоровье?

– Да, брось, – Рабастан состроил обиженное лицо. – Я всегда о тебе беспокоился. Я ведь даже уговорил Родольфуса позволить тебе кончать.

– Надо же! Какое благородство! – Лаванда метнула в Лестрейнджа свирепый взгляд. – А то, что ты брал меня силой, это уже не в счет? И, конечно, ты уже забыл, в каких позах и как грубо ты это делал?

– Я все помню. И мне жаль. Правда, жаль, – понурив голову, сказал мужчина. – Просто я… темпераментный… И… люблю погрубее. Да, я… не должен был позволять себе отпустить контроль и податься во все тяжкие… Но ты ж понимаешь, обстановка была такая…

– Ой, вот только этого не надо, – презрительно скривившись, произнесла Лаванда. – В той же обстановке была и Грейнджер с этим своим Долоховым. Мы говорили с ней недавно на встрече для пострадавших, и она...

– Где говорили? – спросил Лестрейндж.

– На встрече для пострадавших от режима Волдеморта, организованной «Фондом поддержки жертв войны», который создала Луна Малфой, – пояснила Лаванда, а затем продолжила: – И из того, что Грейнджер рассказывала, было ясно, что Долохов ни разу не причинил ей боль. Так что не надо оправдывать себя сложившейся обстановкой. Ты вполне мог обращаться со мной так же, как Долохов обращался с Грейнджер.

– Долохов, Долохов… Ты его так в пример ставишь будто… Ты влюбилась в него что ли? – проговорил Рабастан, насупившись.

– Что ты несешь? – уставшим голосом произнесла Лаванда. – Он убийца и такой же мерзкий Пожиратель, как и ты. Но, надо отдать ему должное, он, наверное, единственный из соратников вашего Лорда, который не проявлял жестокости по отношению к рабыням, ни к Грейнджер, ни к девушкам из заведения Нотта. И в этом он, определенно, лучше тебя. Но никакой симпатии как к мужчине, я к нему не испытываю.

– Значит, ты любишь только меня? – подмигнув ей, спросил Рабастан.

Лаванда фыркнула.

– Ага, мечтай.

– Ну ладно тебе, куколка. Не злись. Ведь ты, правда, мне не безразлична. Я только из-за тебя согласился на эту работу в Мунго. Знаешь, как мерзко выносить утки за больными? Мне же не дают пользоваться магией, приходится делать все руками. Но я терплю, только чтобы иметь возможность видеть тебя, когда ты приходишь на осмотр.

– Угу. А если бы не твои чувства ко мне, то ты с удовольствием пошел бы работать на рудники, – язвительно бросила Лаванда.

Рабастан демонстративно расправил плечи, среагировав на болезненный подкол, и с вызовом произнес: – Знаешь, а ведь ты не обязана была заходить в это крыло. Не станешь же ты утверждать, что просто заблудилась? Типа искала туалет, а оказалась здесь, – мужчина развел руки, обведя ими служившее архивом для хранения карточек пациентов небольшое подсобное помещение, где они находились.

– Ты прав. Не стану, – холодно проговорила Лаванда. – Я пришла по делу, – она сняла с плеча объемную сумку и, вытащив оттуда свиток, протянула его мужчине. – Ты должен расписаться. Это документы, подтверждающие твое согласие на передачу ребенку твоего состояния. Обычная формалистика, но…

– Министерство есть Министерство. Без бумажки даже чихнуть не позволят, – произнес Рабастан, развернув свиток и поставив на нем свою подпись.

– Ты… еще зайдешь ко мне как-нибудь? – с надеждой спросил Лестрейндж, протягивая Лаванде свернутый свиток.

– И зачем мне это?

– Да ладно тебе, куколка, – мужчина заигрывающе повел плечом и сделал два шага в сторону Лаванды, оказавшись почти вплотную к ней. – Ты же помнишь, как нам с тобой было хорошо. Когда рядом не было Родольфуса с его извращенными идеями, – Рабастан наклонился к уху девушки и прошептал: – Я чувствовал, что тебе нравилось. Твое тело умоляло, чтобы я не останавливался.

Вдруг он прикусил мочку ее уха, и Лаванда едва подавила стон.

– Мистер Лестрейндж! Я все могу понять, но это уже слишком, – Рабастан резко отстранился от Лаванды и виновато посмотрел на стоящую в дверях девушку в мантии целителя. – Должна напомнить вам, что это отделение для тяжелобольных, а не дом свиданий, и здесь подобное непозволительно!

– Простите, целитель Грейвз, – прочистив горло, проговорил Рабастан.

– Не извиняйтесь, просто постарайтесь избегать подобного в будущем, – немного смягчившись, сказала целительница. – И, кстати, было бы неплохо, если бы Вы вернулись к своим обязанностям. Рабочий день в самом разгаре.

Дверь захлопнулась, и Лаванда тихо произнесла:
– Мне пора.

Она развернулась к нему спиной и сделала шаг к выходу из подсобки.

– Так ты придешь снова?

– Знаешь, у меня полно дел. И совершенно нет времени болтаться незнамо где, – Лаванда обхватила ручку двери, а потом, будто ощутив спиной, как сник Лестрейндж, глубоко вздохнула и все же добавила: – Я подумаю.



Гермиона уже привыкла, что с тех пор, как Антонина назначили на должность главы созданного новым Правительством Отдела охраны правопорядка, дома он стал появляться ближе к полуночи. Но она надеялась, что хотя бы сегодня он не слишком задержится, потому что одной переваривать блуждающие в ее сознании мысли было слишком тягостно.

Наконец-то в камине вспыхнуло зеленое пламя, и из него в гостиную шагнул Долохов. Он сразу же повернул голову направо, и, увидев в кресле Гермиону, улыбнулся.

– Так и знал, что ты здесь, – сказал он, снимая мантию и отбрасывая ее на соседнее кресло. Он вскинул голову и взглянул на часы, висевшие над дверями комнаты. Было почти одиннадцать вечера. – У тебя появилась плохая привычка. Если ты думаешь, что я начну приходить раньше, то заблуждаешься. Так и будешь тут ночевать.

– У вас с Роули хотя бы на обед время есть? – спросила Гермиона.

Он подошел к ней и, опустившись на корточки, обхватил ее ладони, сжав их вместе, а затем наклонился и оставил на них поцелуй.

– Не особо, – он усмехнулся. – Но это было ожидаемо. Не все залегшие на дно сторонники Темного Лорда пойманы. Не везде восстановлен порядок. Старые сотрудники Министерства не охотно идут на контакт. А еще Аврорат зафиксировал увеличение активности мародеров, они орудуют целыми бандами, вроде бы состоящими из бывших егерей. В общем, сумасшедший дом, – Антонин поднялся на ноги и устало потер переносицу. – А у тебя как дела? Решила что-нибудь насчет предложения о преподавании?

– Нет... Я пока не знаю, что делать дальше, – ответила Гермиона, стараясь не думать о двойном смысле сказанного.

– Знаешь, может, это и хорошо, что ты еще не определилась. Потому что у меня есть кое-какие новости, – Антонин присел на подлокотник кресла и продолжил: – Со мной сегодня связался Крам. Он сейчас в Албании. И он сообщил, что там кто-то видел женщину, по описанию похожую на Беллу.

– Белла Лестрейндж? Что она забыла в Албании?

Антонин пожал плечами.

– Там осталось немало сторонников Темного Лорда. Вероятно, кто-то решил помочь ей избежать наказания. Но это еще не всё. Эту женщину, похожу на Беллу, видели с ребенком на руках.

Гермиона прикусила губу. Антонин уже давно рассказал ей, что сразу после битвы за Хогвартс Темный Лорд, к удивлению многих, спешно отослал свою верную соратницу из страны. Выходит, он сделал это, потому что она была беременна. И, принимая во внимание его беспокойство о ней, это, похоже, был его ребенок. Возможно даже носитель крестража.

– Я уже поговорил с Финном. Он готов подменить меня на месяц-другой. Я хорошо знаю Беллу, знаю, как она мыслит, ее привычки. Думаю, с моей помощью Крам и его люди быстрее накроют эту фанатичку. Что скажешь, лапонька? Махнем в Албанию?

– Но… ты же сказал, что тут много работы?

– Финн потянет, я уверен. Ну, а если нет, мы всегда можем просто вернуться.

– Антонин, знаешь… Мне не кажется, что это… хорошая мысль, – сбивчиво проговорила Гермиона, встав с кресла.

Долохов вскинул брови.

– А я думал, ты обрадуешься возможности снова оказаться в деле, – он поднялся с подлокотника. – Если ты думаешь, что она сможет как-то навредить нам, то, не переживай – мы будем крайне осторожны и не станем преследовать ее в одиночку.

– Нет, Антонин, дело не в страхе. Просто сейчас не лучшее время для таких миссий.

– Почему? Случилось что-то, о чем я не знаю?

– Да, можно и так сказать, – Гермиона отвела взгляд в сторону, бегая глазами по комнате, а через пару мгновений снова посмотрела на мужчину. – Помнишь, я говорила, что уже два дня неважно себя чувствую? Сегодня мы с Джинни были в Св.Мунго, и я решила пройти осмотр у целителя. И… он нашел причину моего плохого состояния.

– Ты чем-то заболела? – с волнением в голосе спросил Долохов.

– Н-нет, не то чтобы.

– Тогда что? Проклятье?

– Это… с какой стороны посмотреть. Для одних, может, и проклятье, а для других – благословение.

– Я… эм… не понимаю, – Долохов нахмурился.

Гермиона нервно сглотнула, но все же собралась с духом и произнесла:
– Моя тошнота – это токсикоз. Я беременна.

С минуту Долохов молча буравил девушку нечитаемым взглядом, а потом все-таки выдавил из себя:
– Но ты же пьешь зелье?

Гермиона скосила глаза.

– Мм, да. Постоянно. Но, – она вздохнула и снова взглянула на Долохова, – помнишь, на следующий день после битвы мы… решили создать в моей бывшей спальне новые воспоминания? Потом мы просто уснули, а утром так быстро подхватились в Министерство, что я… Кажется, я забыла принять зелье после той ночи. По срокам все как раз совпадает.

Антонин снова уставился на нее, не говоря ни слова. Затем он окинул взглядом гостиную, провел рукой по волосам, взлохмачивая их и, наконец, проговорил:

– Я… буду… отцом.

– Я буду отцом! – повторил он уже громче спустя несколько секунд.

– Ты рад? – все еще неуверенно спросила Гермиона.

– Рад ли я? – переспросил Антонин, заглянув ей в глаза. – Ты спрашиваешь, рад ли я, что стану отцом? – он резко сорвался с места, подлетел к Гермионе и, обхватив ее за талию, поднял в воздух и крутанулся на месте несколько раз. Поставив улыбающуюся девушку на ноги, он сказал: – Каждый день с тобой для меня – это счастье. Но сейчас я на седьмом небе.

Долохов опустился перед девушкой на одно колено и, продолжая удерживать ее за талию, посмотрел на ее живот и ласково прошептал:
– Привет, малыш.

Гермиона тихо рассмеялась.

– Я боюсь, он тебя пока не слышит. У него даже ушек еще нет.

– Это ничего. Я буду здороваться с ним каждый день, чтобы первое, что он узнал, когда у него появится слух, что его очень ждут в этом мире.

Пятнадцать лет спустя

Кэролайн Честити бойкой походкой шла по первому этажу, попутно поправляя палочкой украшения, развешанные всюду в здании школы к сегодняшнему торжественному вечеру по случаю пятнадцатилетия со дня уничтожения одного из опаснейших темных волшебников – лорда Волдеморта. Женщина бросила быстрый взгляд на внутренний двор и, взмахнув палочкой, придала яркости праздничной надписи, парящей в воздухе над аркой, ведущей к наколдованной специально для праздника трибуне.

Как и положено в часы занятий, в коридоре царила умиротворяющая тишина, которую периодически прерывала лишь трель малиновки, звучащая с растущей неподалеку круглогодично цветущей сакуры, подаренной школе студентами по обмену из Японии.

Мисс Честити была человеком очень ответственным и исполнительным, а еще очень строгим, но справедливым, поэтому должность заместителя директора по дисциплине подходила ей как никому другому. По тем же причинам, на нее была возложена обязанность по организации праздника.

Несмотря на чрезвычайную важность торжества, на которое помимо родителей и других членов семей учащихся, должны были прийти представители Министерства магии, мисс Честити была абсолютно спокойна. Ведь еще вчера она проверила и перепроверила каждый уголок школы, предусмотрела все возможные проблемы и предприняла меры по их предотвращению.

Да, казалось, у заместителя директора по дисциплине Кэролайн Честити всегда все было под контролем и шло по плану. Но одно она иногда забывала – она работает среди детей, а планы детей могут иногда нарушать планы взрослых. Сегодня был именно такой день – и когда мисс Честити уже собиралась подниматься на второй этаж, в кабинете зельеварения раздался взрыв.



Сначала Лайза и ее друзья широко распахнутыми от шока глазами наблюдали за тем, как ученики, сидящие в противоположной стороне класса, в панике пытались стереть с себя частички взорвавшегося в котле Дарлы Лестрейндж зелья, окрасившего их и одну из стен кабинета в ярко-синий цвет. Но спустя пару мгновений Лайза, не удержавшись, разразилась заливистым смехом. К сожалению, как раз в этот момент дверь кабинета резко распахнулась и на пороге появилась мисс Честити.

– Профессор Лоуренс, что произошло? – спросила заместитель директора, обеспокоенным взглядом осматривая кабинет.

– Ничего страшного, мисс Честити, – преподаватель зельеварения поправил очки, съехавшие к кончику носа. – Какие-то ингредиенты в котле у мисс Лестрейндж вступили в неожиданную реакцию. Такое тут иногда случается.

– Это. Не. Случайность, – с расстановкой выдала Дарла, отбрасывая назад посиневшие волосы. – Она! – девушка посмотрела прямо на Лайзу, и у той сползла с губ улыбка. – Она что-то подбросила в мой котел. Я видела!

С надеждой, что все обойдется, Лайза взглянула на мисс Честити, но по ее поджатым губам она поняла, что точно схлопочет наказание сегодня.

– Лайза, Джессика, Дэвид и Амелия, – замдиректора безошибочно определила всех причастных к случившемуся, – за мной. Живо!



– Я же говорила, что это плохая идея, – произнесла Амелия, пока они стояли у кабинета директора, ожидая, когда их позовут войти.

– Опять что-то подожгли?

Держа в руках увесистый фолиант в потертой кожаной обложке, к ребятам подошла Катерина Долохова.

– Нет, взорвали, – удрученно взглянув на нее, ответила Лайза.

Долохова закатила глаза.

– Ничему вас жизнь не учит. Опять с Дарлой поцапались?

– Эта стерва первая начала, – холодно пробормотала Лайза.

– Ну, начать вражду – дело нехитрое. Умнее окажется тот, кто первым это закончит, – поучительным тоном сказала Катерина.

– Легко тебе говорить. Тебе же она не пакостит, – обиженно проговорила Лайза.

– Ну еще бы, – подал голос Дэвид. – Катя – лучшая ученица школы. Да у Дарлы мозгов не хватит с ней соперничать.

Легкая, чуть заносчивая улыбка скользнула по губам Долоховой, но она не позволила ей проявиться окончательно, с силой сомкнув губы.

– Кстати, Дэвид прав, – сказала Лайза. – Использовала бы свои гениальные мозги, чтобы помочь друзьям разобраться с Лестрейндж раз и навсегда.

– Только этого мне хватало – вместе с вами вляпываться во что-нибудь, рискуя получить выговор и подпортить себе репутацию. Я, между прочим, собираюсь в Кембридж поступать, а там нужны рекомендации, – холодно произнесла Катерина, высокомерно вздернув нос.

– Твоя мама, героиня двух войн, преподает в Оксфорде. Лучшая рекомендация тебе обеспечена, – отмахнулась Амелия.

– Я стараюсь соблюдать правила из-за мамы в том числе. Мне было бы крайне стыдно, если бы какой-то мой поступок бросил тень на нее. Я уж молчу про папу. И вам всем настоятельно советую подумать о возможных последствиях ваших действий. В особенности тебе, Лайза.

Горгулья, охраняющая кабинет директора, сдвинулась с места, и в коридор вышла мисс Честити, сообщив, что они могут войти.



Амикус Кэрроу внимательным взглядом обвел уставившихся в пол учеников, сидящих в креслах напротив.

– И зачем вы это сделали? – спросил он.

– Это была просто шутка, профессор, – посмотрев на директора, произнес Дэвид. – Мы не ожидали, что случится… такое.

Амикус цокнул языком.

– Дочь Джиневры Уизли, дочь Луны Малфой, – произнес он, и Джессика с Амелией поочередно вскинули головы, – сын Билла Уизли, – продолжил Кэрроу. – Не сказать, чтобы я был удивлен, что вы оказались участниками чего-то подобного. Учитывая, что я хорошо знал ваших родителей, еще до вашего рождения. Но ты, Лайза, каждый раз меня поражаешь.

Лайза открыла было рот, но так и не решилась опротестовать сказанное. Как ни крути, все в школе знают, что именно она была лидером и инициатором всех их проделок.

– Сегодня важный день для Хогвартса, а вы устраиваете мне такие сюрпризы.

– Простите, профессор, – почти в один голос проговорили ученики извиняющимся тоном.

– Думаю, вы понимаете, что завтра с утра вы берете тряпки и идете в кабинет зельеварения отмывать результат вашей выходки. Без магии. А сейчас, свободны.

– Все, кроме тебя Лайза, – добавил Кэрроу и, тяжело вздохнув, девушка опустилась обратно в кресло.

Когда они остались вдвоем, Амикус положил сцепленные в замок руки на стол и произнес:
– Ну, рассказывай, почему половина твоих соучеников теперь похожа на пикси-переростков?

Лайза не смогла сдержать смешок, вспомнив покрытое ярко-синей субстанцией лицо Дарлы. Затем, состроив огорченное лицо, она затараторила:
– Папочка, я не виновата. Просто на прошлой неделе Лестрейндж скормила гиппогрифу мое эссе по трансфигурации. Ну я и решила ей отомстить. Я хотела просто испортить ее зелье. Честно. Откуда мне было знать, что, если добавить щупальце растопырника в противонасморочную настойку, она рванет?

– Например, ты могла бы слушать профессора Лоуренса на уроках, – предложил Амикус. – Уверен, он упоминал о том, какие ингредиенты категорически противопоказанно мешать друг с другом.

– Ну, паааап, – протянула Лайза, – он такой зануда. Меня все время в сон клонит от его дурацкого монотонного голоса.

Амикус с трудом подавил улыбку.

– Знаешь, Лайза. Твоя причастность практически ко всем происшествиям, случающимся на территории школы, иногда заставляет меня сомневаться, что в тебе мои гены. Но сейчас ты смогла развеять мои сомнения. Да, ты определенно моя дочь, – Кэрроу откинулся на спинку кресла и, видимо, оказавшись в плену ностальгии, мечтательно поднял глаза к потолку, на котором расстилалось звездное небо, а затем произнес: – Я тоже не любил зельеварение. Ни на одном экзамене я не получил выше удовлетворительно, и то, думаю, это из-за того, что преподаватель зелий был деканом нашего факультета – он очень пекся о репутации Слизерина и не мог допустить, чтобы его ученик остался на второй год.

– Зелья – полный отстой, – скрестив руки на груди с угрюмым видом констатировала девочка. – Вот «Темные искусства и материи» – это круто.

– Да. Я заметил твою тягу к разрушениям, которые, к слову, способны вызвать подобные искусства, если их применять без должного контроля, – Амикус пристально взглянул дочери в глаза. – Мне же не нужно напоминать тебе, что темная магия, несмотря на свою «крутость», вовсе не игрушка, и изучаете вы ее исключительно для того, чтобы, если столкнетесь с темным магом, знать, что от него ожидать.

– Помню я, помню. Ты почти каждый день это повторяешь! Сколько можно, в самом деле?

– Ладно-ладно. Всё, иди на уроки. И не забудь: завтра с утра вы вчетвером отмываете класс.



– Привет, ты что-то рано, еще никого из родителей нет.

– Привет, Амикус, – Рабастан Лестрейндж пожал руку Кэрроу. – Слушай, скажи мне как человек, работающий с детьми, что у них с чувством стиля, а? Неужели мы были такими же в их возрасте?

– Ну, детям свойственно искать себя… И да, конечно, мы были ничем не лучше, – вдруг Амикус с сомнением повел бровями, – Погоди, а ты о чем-то конкретном спрашиваешь?

– Да, посмотри, вот что это такое? – Рабастан кивнул в сторону группы школьников, стоящих неподалеку. – Допустим, я готов принять тот факт, что им захотелось поэкспериментировать с цветом, но зачем красить волосы клоками? И почему именно в синий? Вот, скажем, чем плох зеленый – цвет Дома Слизерина?

– Басти, послушай…

– Ладно, не надо мне снова все это рассказывать, – Рабастан отмахнулся, не давая Кэрроу возможности закончить фразу. – Не буду я больше упоминать про отличия факультетов. Я прекрасно помню, что вы тут все стараетесь сделать учеников более сплоченными, и поэтому поделили их на классы независимо от Дома, к которому они принадлежат, и унифицировали форму, оставив только герб факультета на пиджаках. И я как бы не против… Просто, может, стоит подумать о том, чтобы они в целом выглядели презентабельно? Потому что, знаешь, эта молодежная мода…

– Да никакого отношения к молодежной моде это не имеет, – произнес Кэрроу. – У нас сегодня утром произошел инцидент в классе зельеварения. Половина присутствующих там учеников оказались пострадавшими. Кожу очистить получилось сразу, а для волос требуется больше времени.

Лестрейндж помрачнел.

– Инцидент, говоришь? – он тяжело вздохнул. – И кто на этот раз – мой сын или твоя дочь?

– Лайза, – ответил Кэрроу.

– Слава Салазару! Представляю, как бы взбесилась Лаванда, если бы мой оболтус опять что-нибудь выкинул. Знаешь, она мне до сих пор припоминает случившееся две недели назад. Говорит, это всё мои гены, что это из-за них Брэндону пришло в голову полезть на фестрала. И получается, я виноват заочно, что тот его лягнул, сломав ему руку.

– У меня наоборот. Когда Лайза что-нибудь учудит, Марисса винит во всем себя, вроде как плохо ее воспитала. Но я-то понимаю, что, когда дочку осеняет очередная «гениальная» идея – это работа моих генов.

Рабастан усмехнулся.

– Да уж, с детками нашими не соскучишься.

– Пусть лучше так, чем враждовать как враждовали мы, – произнес Амикус. – Они совсем другие. Твой слизеринец встречается с гриффиндоркой, а у моей тоже среди друзей ребята с разных факультетов – Амелия Малфой и Джессика Лонгботтом с Когтеврана, Катерина Долохова и Дэвид Уизли с Гриффиндора. Конечно, у них бывают мелкие стычки. Например, твоя Дарла терпеть не может Лайзу, вечно ей гадости делает, а моя отвечает ей тем же. Но это просто детские проделки и не идет ни в какое сравнение с тем, что творили мы. Наши дети определенно лучше нас.



– А почему портрет не «живой»? – Антонин вгляделся в портрет Гарри Поттера, висевший на почетном месте в коридоре славы погибших защитников Хогвартса.

– Мы с Джинни так решили, – ответила Гермиона. – Маггловский портрет на стене школы чародейства и волшебства – это как связующая ниточка для двух миров, к которым принадлежал Гарри.

– Вот вы где, а я вас повсюду ищу, – Антонин и Гермиона повернулись на голос. По коридору им навстречу спешила Катерина. – Праздник уже начинается, идемте.

Девочка подошла к родителям, и Гермиона обняла дочь за плечи, а Антонин положил ладонь на талию жены. Так, прижавшись друг к другу, они втроем двинулись в сторону Большого зала. Многие из людей, мимо портретов которых они проходили, были для Гермионы как вторая семья – Молли и Артур, Рон, Фред и Джордж, Перси, Чарли, профессор МакГонагалл, Римус и Тонкс…

Спустя столько лет, Гермионе наконец-то удалось уговорить Антонина посетить коридор славы. Едва они пришли сюда, она ощутила напряжение, которое сковало ее мужа, пока его взгляд бегал по портретам, висевшим на стене. С момента последнего совершенного им преступления прошло больше пятнадцати лет, но Долохов ни на секунду не позволял себе расслабиться, каждый день пытаясь искупить грехи, камнями лежащие на его совести.

Она не стала убеждать его, что люди, перед которыми он чувствует себя виноватым, может не сразу, но со временем, наверняка простили бы его, зная, сколько самоотверженных поступков он совершил и сколько усилий приложил, чтобы в Британии воцарился мир, чтобы потухли и стали лишь историей завязанные на идее чистоты крови конфликты, столетиями сотрясающие страну, чтобы магическое сообщество стало сплоченным, как никогда.

Гермиона понимала, что никакие ее слова не возымеют должного эффекта, пока Антонин сам не посчитает себя достойным прощения, ведь большую часть жизни он не получал поддержки и понимания, поэтому у него выработалась привычка противостоять проблемам в одиночку, от которой он еще не успел до конца избавиться за эти пятнадцать лет. Она могла лишь надеяться, что на каком-нибудь очередном семейном торжестве, сидя рядом с любящими женой и дочерью, в теплом кругу душевно улыбающихся ему друзей, он, наконец, осознает, что уже давно стал тем человеком, которым всегда мечтал быть – человеком, заслуживающим той крепкой дружбы и искренней любви, которые есть в его жизни. И что он больше никогда не останется в одиночестве.