Глава 18. Договоренности

– Похоже, сегодня мой день, да? – Треверс хрипло рассмеялся, вскрывая карты.

За круглым дубовым столом раздались разочарованные вздохи.

– Уже третий раз за вечер! В самом деле, Треверс, ты что перед игрой зелья удачи налакался? – Макнейр недовольно бросил свои карты на стол.

– Не пытайся перевести тему, Уолд. Я помню, что на кону. И я хочу получить свой приз.

Макнейр скривился.

– Бери, кто ж тебе запрещает, – он кивнул в сторону стоящей у стены Джинни, и та вздрогнула.

– Слушай, я предпочел бы уединение, – произнес Треверс.

– Не вопрос. Идите в любую комнату на первом этаже. Но только помни, в свободном доступе лишь одна ее дырка.

– Вообще без проблем. Мне ее нежного ротика вполне хватит, – Треверс поднялся со стула и повернулся к Джинни. – Идем, киска, пора поработать.

Девушка сглотнула слезы, подавляя желающие вырваться наружу всхлипы, и обреченно последовала за мужчиной к выходу из гостиной.

Когда они зашли в одну из спален первого этажа, Треверс тут же опустился в широкое кресло около окна, развалившись в нем в ожидании.

Джинни поджалась всем телом, каждый мускул сковывали последнее время сопровождающие ее постоянно страх и отвращение. С той жуткой ночи в подвале многое изменилось. Макнейр быстро понял, что наибольшим ударом для девушки будет именно публичное унижение, поэтому он не упускал шанса откровенно поглумиться над Джинни, заставляя ее делать омерзительные вещи на глазах у других Пожирателей. Ее реальностью стали нескончаемые минеты и необходимость терпеть, когда грубые пальцы похотливых уродов касались ее интимных мест, а иногда и проникали внутрь.

Сейчас она расплачивается за то унижение, которое по ее вине Макнейр испытал в поместье Темного Лорда, когда не смог порадовать его хорошими новостями о ее беременности. Но две недели назад девка залетела, и гнев Повелителя сошел на нет, так что Пожиратель смог расслабиться.

Он не позволял другим использовать те места, которые во время родов будут в поле зрения целителей, и те смогут, в случае чего, доложить о нарушениях приказа. Темный Лорд ясно дал понять, что такие как девка Уизли – не для обычного траха и обращаться с ней нужно мягче, чем с остальными шлюхами. Но Макнейр нашел способ усидеть на двух стульях. Рот Джинни стал отличным товаром, за который многие готовы были заплатить. И Макнейр часто пользовался этим. А еще он выставлял ее в качестве ставки во время карточных игр. Фактически, он ничего не терял, если карты были плохие, и это было чертовски приятно.

Дополнительным бонусом были моральные страдания девушки, и Макнейр, можно сказать, даже радовался, когда проигрывал ее в очередную покерную партию – вид измученной и морально раздавленной девушки был для него как афродизиак, и ночью он с упоением трахал вожделенные дырки рабыни, которые принадлежали лишь ему. Теперь все было так, как он хотел. Его жизнь, наконец-то, стала идеальной, и он просто ею наслаждался.

А Джинни… Казалось, что она просто смирились. Но это была лишь видимость. Она все еще надеялась, что найдет способ сбежать и отомстить. Однако, с каждым днем ей было все тяжелее держать маску покорности. Иногда ей стоило колоссальных усилий не поддаться искушению удовлетворить сиюминутное желание размозжить череп какому-нибудь ублюдку, но затем она думала о последствиях, и это помогало подавить опасное стремление.

Поэтому сегодня, как и всегда девушка просто молча выполняла приказы, не пытаясь противиться или умолять.

Что до Треверса… Он был… не так плох, как Макнейр. Он был частым гостем в поместье, любителем поиграть в карты и… любителем насиловать. Хотя… А кто из друзей Макнейра был другим? Но значительным облегчением для девушки было то, что он никогда не стремился унизить ее. Он просто делал свое дело, часто довольно грубо и даже болезненно, и, получив физическое удовлетворение, просто уходил. А Джинни была благодарна за это богам. Пожалуй, из всех хороших знакомых Макнейра, Треверс был самым приличным, если можно так сказать о человеке, принявшем Черную метку.

Сейчас Джинни, уже готовая выполнить омерзительную рутину, опустилась на колени под пронзительным взглядом мужчины, но Треверс искренне удивил ее, перехватив ее руку, которой она собиралась вытащить его член из штанов.

– Ненавидишь его? – спросил он.

Девушка в замешательстве подняла голову. Она боялась переспрашивать, поэтому просто смотрела Треверсу в глаза непонимающим взглядом.

– Макнейра, – уточнил мужчина, а потом наклонился к ней и тихо добавил: – Если бы ты могла, что бы ты сделала с ним?

Джинни моргнула и сделала судорожный вдох.

– П-п-простите, сэр… Я н-не с-совсем понимаю, что Вы имеете в виду?

– Знаешь, девочка, не только тебе он, как кость поперек горла. Этот мир чертовски выиграет, если в нем не будет таких монстров, как Макнейр. Согласна?

Треверс откинулся на спинку кресла, а Джинни села на пол, чувствуя себя совершенно обескураженной.

Это ведь шутка, да? Или очередная попытка Макнейра поиздеваться? Хотя, если подумать… последние несколько недель Треверс ведет себя странно… Непривычно нежен, даже галантен. По крайней мере, по рассказам других рабынь, ведь с Джинни он не был наедине уже давно.



Когда девочка легла в постель, он спустился в гостиную и, достав из шкафа первую попавшуюся на глаза бутылку вина, налил багряную жидкость в граненый стакан и опустился в кресло. За окном стрекотали цикады, а маленькие светлячки словно искры от костра разгоняли кромешную тьму сада.

Антонин отхлебнул вина и глубоко вздохнул. Ему было… обидно. Да, чертовски обидно. Это было так несправедливо с ее стороны, считать его таким же, как остальные. Он был ласков, насколько умел, он старался сделать ее жизнь в поместье… если не счастливой, то хотя бы сносной. Он позволил ей читать, он вернул ей магию. В постели он прилагал усилия, чтобы ее кульминация была сильной и запоминающейся.

Что, Моргана подери, ей еще нужно?

Долохов сделал еще глоток. Какой же он лицемер. Безусловно он понимает, что ей нужно. И ничто не сможет заменить ей это.

Свобода. Ей не хватает свободы. Она хочет свою прежнюю жизнь. Но разве она не понимает, что даже если он отпустит ее, она не сможет уйти далеко? Теперь Следящих чар в разы больше, чем раньше. Ее тут же поймают. А если нет, и ей все же удастся каким-то чудом добраться до Сопротивления незамеченной… Что ж… То, что орденовцы не сбежали, спасая свои задницы, и надеются на реванш, конечно, вызывает уважение, но на самом деле их попытки бороться тщетны. После окончательной победы Темного Лорда мир сильно изменился. Кто-то искренне поддержал Пожирателей, кто-то просто не противится новой власти из страха за себя и близких, а остальные просто молчат, не желая влезать в политические разборки. В этих условиях арест членов Сопротивления и их последующая казнь – лишь дело времени.

Ей безопасно только здесь, рядом с ним.

«Ты сам знаешь, что это ложь», – прошептал внутренний голос.

Черт возьми, так и есть. Темный Лорд скоро прикажет ему избавиться от грязнокровки. Наверняка, еще и шоу из этого устроит.

Антонин сдавил свободную кисть в кулак. Он должен что-то предпринять. Он не может просто плыть по течению и ждать, что проблема разрешится сама собой.

Отправить ее в маггловский мир? Нет, это не выход. Роули правильно подметил – Темный Лорд не остановится на магической Британии, ему, как минимум, нужна и маггловская, чтобы пополнять ряды рабов и потешить самолюбие соратников вроде Макнейра. Долохов брезгливо содрогнулся.

Есть только один вариант – воспользоваться полученной вчера информацией, договориться с ним, чтобы он отправил девчонку как можно дальше отсюда. А потом сделать то, что должен.

Рабство и сословный строй – это архаизм, и Эдвард был прав – он часть этой системы, а значит, даже если он не верит в идеи нового мира, то все равно виноват в этом бардаке ничуть не меньше, чем остальные. Перед побегом из дома он обещал отцу, что станет лучше. Но в итоге он докатился до аморального дна. Если задуматься, он стал похож на тех людей, которых всегда ненавидел – лжецов, манипуляторов, беспринципных типов, убежденных, что цель оправдывает средства. Неудивительно, что его маленькая грязнокровка не верит его словам до конца, всегда ожидая подвоха.

Он должен что-то предпринять, чтобы очистить совесть. И даже если его действия не увенчаются успехом, возможно, попытка все исправить будет засчитана там, наверху.

Солнечные лучи уже освещали гостиную, когда мимо открытых настежь дверей медленно проплыла заспанная грязнокровка, и Антонин окликнул ее.

Девочка вошла в комнату и робко поинтересовалась:
– Ты был тут всю ночь?

Сразу поняла. Наверное, его внешний вид сейчас оставляет желать лучшего.

– Присядь, лапонька. Хочу кое о чем с тобой поговорить, – произнес Антонин, указав на кресло рядом.

Он неотрывно следил за ее движениями – такими несмелыми, будто они опять вернулись к тому, с чего все началось.

Ее вчерашнее предположение о нем было как удар под дых. Но он должен перестать вести себя, как обиженный ребенок. Если она подумала о нем такое, значит он дал повод.

– О чем поговорить? – тихо спросила она.

Антонин буквально чувствовал то напряжение, которое сковывало ее тело сейчас. Да, она снова боится его. Гребаный Мерлин!

Он шумно выдохнул и произнес:
– Расскажи мне, как вы с друзьями собирались убить Темного Лорда.



Гермиона на миг прикрыла глаза, а когда открыла, ей понадобилось еще немного времени, чтобы подобрать слова.

– П-прости… Я, кажется, не совсем… хорошо расслышала… Ты не мог бы повторить?

– Я думаю, ты все правильно услышала, лапонька, – мягко сказал Долохов. – Я хочу, чтобы ты рассказала, каков был ваш с Поттером план? Все те месяцы в бегах вы чем-то занимались. И я не верю, что вы просто скрывались от авроров, пытаясь выжить. У вас была какая-то цель. Какая?

– Да… Мы… искали крестражи.

– Крестражи? Это что еще за хрень?

Значит, Темный Лорд не рассказал верному слуге о своем секрете? Волдеморт еще больший параноик, чем она думала.

– Ну, крестраж – это… такой предмет.

Да, «предмет». Она не знала, почему умолчала о факте, что люди тоже могут быть крестражами, но посчитала, что Долохову не за чем быть в курсе ее осведомленности.

– В него помещается часть человеческой души, – продолжила она. – Темный Лорд разделил душу на несколько частей и заключил эээ… осколки в разные вещи, чтобы выжить, если тело погибнет.

Долохов отвел взгляд в сторону.

– Так вот как он возродился тогда на кладбище, – тихо, скорее для себя, проговорил он, а затем резко повернулся обратно к Гермионе. – И вы нашли все… эти… крестражи?

– Да. Но не все уничтожили, – девушка замялась. Долохов чувствовал, что она хотела сказать что-то еще, но почему-то так и не решилась. Хотя, черт подери, он понимал почему. Его маленький осторожный воробушек.

– А как вы узнали, в каких предметах части его души?

– Гарри их чувствовал, потому что он… – она сделала глубокий вдох. – Потому что между ним и Темным Лордом образовалась связь в Годриковой впадине… в тот день.

– Сколько вы уничтожили?

– П-пять, – пряча глаза, девушка посмотрела на свои руки, которые лежали на коленях.

Опять что-то недоговаривает.

– И много их еще осталось?

– Один, – Гермиона все еще не поднимала глаз. – Если, конечно, он не создал новые, – тихо добавила она.

– А что будет, если уничтожить последний? Он умрет?

Гермиона вскинула голову и пронзила Долохова настороженным взглядом.

– Почему ты спрашиваешь? – пытливо спросила она. – Ему кто-то угрожает, и ты хочешь защитить его?

Возможно, противники режима пошли в наступление, и Темный Лорд запаниковал. А его преданный последователь решил внести свою лепту в защиту Повелителя.

Долохов усмехнулся, и Гермиона в ответ нахмурилась.

– Защитить хочу, да… Только не его.

– Но тогда… кого?

Мерлин всемогущий, иногда эта «умнейшая ведьма своего поколения» так сильно тупит. Или дело не в ее несообразительности…? А просто у нее даже мысли не возникает о том, что он может искренне беспокоиться о ней?

Долохов встал с кресла и подошел к замеревшей на месте Гермионе. Он поднес руку к ее лицу и, обхватив пальцами подбородок, провел большим пальцем по ее нижней губе, чуть оттянув ее вниз. Девушка втянула воздух через слегка приоткрытый рот с явным намерением что-то произнести, но в эту секунду мужчина наклонился и накрыл ее губы своими. Когда он отстранился, она выдохнула, обжигая его горячим дыханием с запахом мятной зубной пасты, и Антонин понял, что не сможет сдержаться.

Гермиона вскрикнула от неожиданности, когда мужчина подхватил ее на руки и, пройдя в конец комнаты, уложил ее на мягкий диван, бархатистая обивка которого приятно соприкоснулась с голой кожей ее рук. Пижамные штаны молниеносно слетели с девушки, оказавшись на каменном полу в паре метров от дивана, куда их нетерпеливо отшвырнул Антонин. А топ на тонких бретельках мужчина подтянул к ее шее, обнажая вожделенную грудь. Благодаря разожженному камину в гостиной было довольно жарко, в отличие от остальных комнат замка, где обычно царила легкая прохлада, и Долохову потребовалось несколько секунд, чтобы добиться возбужденного состояния от согретых теплым воздухом грудей девушки. Едва ее соски затвердели, ответив на стимуляцию пальцами, Антонин прикусил сначала один из них, а затем второй.

Поддавшись приятным ощущениям, Гермиона расслабленно прикрыла глаза и поэтому упустила тот момент, когда мужчина продвинулся чуть вниз и, расположившись между ее раздвинутых ног, коснулся губами жаждущего активных действий клитора. Немного дезориентированная нарастающим внутри желанием, Гермиона не сразу поняла причину приятного спазма внизу. И только когда Долохов прошелся языком по влажным складкам, она открыла глаза, и ее лицо тут же вспыхнуло стыдом.

– Что ты дел…? Аах!

Пресекая попытку задать вопрос, страстный вздох вырвался из ее горла в ответ на умелые ласки опытного любовника, который быстро распалил ее так сильно, что она не могла больше думать о чем-то ином, кроме языка Долохова на ее интимной зоне.

Гермиона рефлекторно впилась пальцами в обивку дивана в тот момент, когда указательный палец мужчины скользнул между половых губ, а большой начал стимулировать выступающую горошинку, уже достаточно раздразненную мягкими поглаживаниями языка.

А затем ей стало так хорошо от проникновения в ее возбужденное влагалище сразу трех пальцев Долохова, обеспечивающих нужную наполненность, что она не стала препятствовать ему в тот момент, когда средним пальцем другой руки он погрузился в ее анус. Новые ощущения накрыли ее с головой, и она стонала без остановки, то и дело прогибаясь в пояснице и непроизвольно сжимая вагинальные мышцы.

Гермиона громко вскрикнула, почувствовав входящий в нее горячий член Долохова, и ее тело так жаждало этого, что она подалась вперед в желании принять его глубже.

Им не потребовалось много времени, чтобы кончить, но, нежась на волнах сильного оргазма, они почти минуту просто неподвижно лежали, пытаясь отдышаться. Часто после достижения кульминации, личные переживания вторгались в сознание их обоих, не давая им возможности в полной мере насладиться восхитительным окончанием, и Долохов не хотел, чтобы сегодня было также. По крайней мере, для нее. Поэтому, когда он вышел из нее и, встав с дивана, убрал член в штаны, Антонин не позволил желанию отпустить девушку, пальцами снова накрыв все еще набухшие половые губы.

Гермиона вздрогнула и распахнула до этого прикрытые в истоме глаза.

– Антонин, я…

Слова утонули в протяжном стоне, когда круговые движения шершавых пальцев по возбужденному клитору стали ощутимее. Более-менее выровнявшееся дыхание снова сбилось. Гермиона хотела скинуть руку Долохова, чтобы вернуть самообладание, но, мужчина ускорился, и она поняла, что окончательно потеряла контроль над ситуацией. Мягкие волны опять стали подниматься внутри, а когда Долохов заговорил своим глубоким, чуть хрипловатым голосом, это было сродни повторному проникновению.

– Я думал всю ночь. И в итоге пришел к выводу, что ты везде в опасности, пока мир такой, какой он сейчас.

Его ровный тон и монотонные движения по самому чувствительному месту держали ее почти на грани безумия. Гермиона силилась сделать хоть что-нибудь, но ее тело не поддавалось, полностью покорившись мужчине. Это выводило ее из себя, но одновременно она не хотела, чтобы Долохов останавливался. Прямо сейчас она надеялась, что происходящее будет длится вечно.

– И поскольку я также приложил руку ко всему этому, я же и должен все исправить.

Исправить… О чем он говорит?

Гермиона попыталась выдавить из себя хоть слово, но получались лишь стоны. Мышцы сокращались все чаще, она хватала воздух рваными вдохами.

– Я защищу тебя, мой воробушек.

Хотя она не до конца поняла, что конкретно Долохов имел в виду, его последние слова ударили в самое сердце, в животе будто взорвался фейерверк. И в эту секунду чувствовавшиеся оголенными нервные окончания интимной зоны пронзило словно стрелой. Достигшие предела эмоции смешались с физиологической реакцией, и Гермиона протяжно закричала, дугой приподнимаясь над диваном.

Пожалуй, это был самый мощный оргазм, который она когда-либо испытывала.



Она нравилась Макнейру. Не как человек, разумеется, а как забавная игрушка. Он обожал в ней все – ее округлую в правильных местах фигуру, ее узкий вход, доступный лишь ему, и ее шелковистые рыжие волосы. А Джинни научилась ухаживать за своим телом так, чтобы хозяин был доволен. Потому что, когда он был доволен своей рабыней, его действия в отношении нее были не такими грубыми.

С недавних пор Макнейр расслабился. Он настолько потерял бдительность, что вырубился в пятницу сразу же, как изнасиловал ее. Вероятно, он посчитал, что Джинни окончательно сломлена и перестал контролировать каждый ее шаг. Поэтому ей было так легко стащить из шкафа в его спальне запасной порт-ключ, открывающий доступ к камину поместья извне без необходимости запрашивать разрешение хозяина. Опасная, если подумать, штука, и Джинни невероятно повезло, что Макнейр оказался не таким острожным, как многие другие Пожиратели, ставящие в своих домах ловушки-проклятья на все более-менее значимые магические предметы.

В воскресенье утром, как и каждый день до этого, Джинни взяла с туалетного столика расческу и провела ею по своим длинным густым волосам. Обычно это действие, которое повторялось еще и вечером, не вызывало в ней ничего, кроме депрессивных мыслей, но только не в этот раз. Сегодня в ее душе теплилась надежда, что это последний день, когда она вот так сидит перед этим ненавистным зеркалом в спальне этого ненавистного поместья. Если план удастся, она сможет покинуть это проклятое место.

Кукушка, выскочившая из часов, известила ее, что уже десять, а значит они вот-вот появятся и, может, этот кошмар, наконец-то закончится.

Когда она спустилась в столовую, Макнейр уже был там. Он стоял у окна, задумчиво смотря куда-то вдаль. Едва она прошла в комнату, он обернулся на стук, который издавали каблуки ее туфель, касаясь каменного пола.

– Доброе утро, хозяин, – тихо проговорила Джинни, сцепив руки в замок прямо перед собой и опустив глаза к полу.

Не торопясь, Макнейр подошел к подрагивающей девушке и поднял ее голову за подбородок.

– Утро и правда доброе, девка, – произнес он. – Вчера в Министерстве ты порадовала меня своей покладистостью. Я даже подумываю о том, чтобы позволить тебе, скажем… гулять в саду. Как тебе такая милость?

– О, хозяин, я так благ… – Джинни замолкла на полуслове, когда из камина столовой вышли двое.

Макнейр недоуменно нахмурился, озадаченный поведением рабыни, которая смотрела куда-то ему за спину. Не успел он обернуться, чтобы проследить за ее взглядом, как луч Отключающего настиг его, погружая во тьму.



– Фините! – раздалось откуда-то издалека, и Уолден почувствовал, как магия выталкивает его из полузабытья.

Голова раскалывалась, будто в нее швырнули булыжник, и Пожирателю потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Открыв глаза, он с трудом смог сфокусироваться, после чего увидел перед собой Треверса и какую-то незнакомую ему девку. Оглядевшись, он понял, что понятия не имеет, где находится. Это был довольно большой зал с широкими окнами, через которые проливался мягкий солнечный свет. Судя по облупившейся на стенах штукатурке и толстому слою пыли на полу, здание было давно заброшенным. Следующее, что он заметил – руки сцеплены за спинкой стула, на котором он сидел, а ноги привязаны к деревянным ножкам.

Макнейр дернулся в путах и рявкнул:
– Треверс! Какого хрена? Немедленно развяжи меня!

Треверс лишь рассмеялся, а потом произнес не своим голосом:
– Сейчас не лучшее время, чтобы доверять своим глазам, Уолден. В конце концов, не только ты любишь Оборотное.

После этих слов лицо Пожирателя стало меняться, обретая новые черты. Длинные волосы Треверса стали укорачиваться, пока не остановились на середине шеи сзади, а спереди – на уровне лба, образовывая косую челку, падающую на глаза. Орлиный нос Пожирателя сменился аккуратным курносым, а массивный широкий подбородок стал острее. Макнейр напряженно смотрел за преображением. Но когда чары Оборотного окончательно развеялись, он понял, что первый раз видит стоящего перед ним статного мужчину с торчащими в разные стороны слегка вьющимися волосами. Лицо незнакомца было покрыто морщинами и шрамами, что сильно огрубляло его, но не мешало ему оставаться привлекательным.

– Ты кто такой, мать твою? – бросил Макнейр, сощурившись.

Мужчина вскинул брови.

– Неужели я так сильно изменился? Хотя… пребывание в Азкабане накладывает отпечаток, знаешь ли. Меня зовут Майкл Мортинсен.

Майкл Мортинсен. Что-то знакомое.

– Что, никак не вспоминается? – усмехнулся мужчина. – Это ничего. В конце концов, столько лет прошло. К тому же, наше общение можно назвать весьма эпизодическим. Но, думаю, когда с моей подруги спадет действие Оборотного, ты все поймешь.

Вскоре стоящая рядом с ним женщина также стала меняться. Волосы удлинились и изменили оттенок, фигура стала более точеной и, наконец… на лице проступил до боли знакомый Макнейру шрам.

– Виктория… – шокировано проговорил Пожиратель.

– Приятно, что ты так быстро вспомнил подругу детства, – проговорила женщина. – Впрочем, твоими стараниями мое лицо приобрело весьма яркую и узнаваемую черту, – она насмешливо прочертила пальцем дорожку вдоль шрама, тянущегося по левой щеке к подбородку.

– Нет, я… – попытался опротестовать он преподнесённую Викторией как факт информацию.

– Знаешь, почему Путающее зелье так редко используют? – спросил Майкл, и Макнейр перевел на него взгляд. – Потому что жертва все вспоминает через неделю или около того. Я вот все вспомнил дней через шесть. Жаль только, что меня никто и слушать не хотел. Наверное, я бы так и сгнил в той смрадной дыре, в которую попал благодаря тебе, если бы не переворот, организованный этим вашим Темным Лордом. Новые власти столько народу приговорили к заточению в Азкабане, что там возник дефицит мест. И они пошли на самому простому пути решения проблемы – начали амнистировать заключенных, обвиненных прежним режимом. Так я и вышел на свободу. Твоим друзьям-Пожирателям, которые регулярно насилуют и убивают в качестве развлечения, обвинение в нападении на девушку показалось беспочвенным, – мужчина рассмеялся. – Освободившись, я собирался свалить из Британии навсегда, но совершенно случайно встретил Викторию и… ну ты понимаешь… Ностальгия, детские чувства. В общем, я решил повременить с отъездом. Отправился в Министерство, чтобы мне подыскали работу, и… До чего же тесен мир! Я увидел там тебя на одном из портретов. Понял, что ты в новом мире хорошо устроился. Ты сломал мне жизнь, и я просто не мог не попытаться отомстить тебе за все. Начал искать пути подобраться к тебе. И тут под руку подвернулся этот… Треверс. Легкая добыча. Ну а потом… Найти того, кто ненавидит тебя настолько, что готов помочь любому, предложившему от тебя избавиться, было несложно. Так мы с Вики включили в наш план мисс Уизли.

Все это время стоящая в отдалении Джинни, сделала пару шагов к месту, где сидел Макнейр, и тот повернулся, краем глаза заметив движение справа.

– Ах ты, мелкая сучка! – выплюнул он. – Ты заплатишь за это!

– Нет. Это ты за все заплатишь. Сегодня, – бросила Джинни. Ее глаза блеснули. Она выхватила нож, который взяла с обеденного стола перед тем, как они с переместились из поместья, и кинулась на мужчину, но на полпути ее перехватил Майкл.

– Пустите! Пустите меня! – кричала Джинни, неистово вырываясь из удерживающих ее рук.

– Не надо, девочка, – проговорил Майкл. – Ты будешь жалеть потом, но будет уже поздно.

– Не буду! Я хочу этого всем сердцем! Вы не знаете, ЧТО он со мной сделал! – глаза девушки наполнились слезами, когда детали случившегося в подвале поместья Макнейра стремительно накрыли ее, заставив задыхаться от боли и отчаяния, будто переживая все заново.

Джинни в очередной раз попыталась освободиться.

– Мы не сомневаемся, что у тебя есть масса причин хотеть мести, дорогая, – мягко сказала Виктория. Она подошла к девушке и обхватила ее за плечо, пока Майкл опустил руки, теперь лишь слабо держа ее за талию. – Но ты должна понять, что этот поступок ляжет на твою душу непосильным грузом, который будет давить на тебя до конца твоих дней.

– Мне плевать, – холодно прошипела Джинни. – Я так долго представляла, как это будет. Я должна это сделать.

– Нет, не должна, – сказала Виктория. – Зло зародилось задолго до твоего рождения. Я позволила ему разрушить наши жизни и покинуть наш городок безнаказанным. Глубоко в душе я понимала, что Майкл не мог совершить этого, но боль от пережитого затуманила мой рассудок. Ты лишь столкнулась с последствиями моей слабости. Позволь нам сделать то, на что мне не хватило сил тогда, когда мы были в твоем возрасте. Если ты ступишь на эту дорожку, то добровольно сломаешь себе жизнь. И он победит, понимаешь? Позволь нам принять эту ношу. За всех нас.

Джинни притихла, лишь горячие слезы медленно стекали по ее раскрасневшимся щекам. Майкл медленно отпустил ее, и девушка не стала предпринимать новых попыток добраться до Пожирателя. Она вытерла слезы ладонью и отошла в сторону.

Майкл выставил вперед древко, направляя его на Макнейра, следом то же сделала Виктория.

– Ты столько ужасного натворил за свою жизнь, – произнес Майкл. – Искалечил столько невинных душ. Твоя судьба предрешена. Но сначала я хочу спросить тебя, ты раскаиваешься? Хоть чуть-чуть сожалеешь о содеянном?

Может ли человек ощутить приближающуюся смерть? Когда он пришел сегодня утром в столовую, и Трикси подала завтрак, Макнейр так и не смог съесть ни куска. Он будто чувствовал, что что-то грядет. Что-то темное и всепоглощающее. Что-то, с чем он не сможет справиться. Поэтому оказавшись в этом заброшенном доме, он уже знал, что не уйдет отсюда. По крайней мере, на своих двоих. Единственное, что он мог сейчас, это нанести врагам удар напоследок.

Макнейр смерил Майкла презрительным взглядом, и его губы растянулись в излишне наигранной улыбке.

– Словами не описать моего удовлетворения, когда я узнал, что тебя упекли в Азкабан. Мысль о том, что ты подыхаешь там, грела мою душу еще долгие годы, – сказал он. – Сказать, о чем я действительно жалею? – Макнейр перевел взгляд на Викторию, – Лишь о том, что потратил столько время на тебя, Виктория. Пытался тебя впечатлить, завоевать твое сердце. Такая жалкая растрата драгоценных часов. Но это компенсируется тем фактом, что я показал миру, какая ты на самом деле потаскуха, хоть ты и умело скрывала это, – он заметил, как нижняя губа женщины дрогнула, и удовлетворенно продолжил: – Знаете, что особенно радует меня? Приложив совсем немного усилий, я полностью изменил ваши судьбы. Вы ведь понимаете, что фактически уже мертвы? По моей воле, вы – лишь блеклые оболочки, обреченные существовать, но не жить. До сегодняшнего дня вы жили надеждой отомстить мне. Но даже убив меня, вы не сможете меня забыть. Я стал центром ваших вселенных. Вашим богом.

– Ты сгоришь в аду! – с ненавистью почти выкрикнула Виктория.

– Дорогая Виктория, – проговорил Макнейр приторным тоном, – если на той стороне что-то есть, то, можешь не сомневаться, вы с дружком будете гореть в соседнем котле. Или ты считаешь, что на этот самосуд, который вы решили устроить, там закроют глаза? – Макнейр посмотрел вверх, а потом снова пронзил Викторию веселым взглядом. – Месть или нет, это все равно убийство. Как говорят верующие, нарушение воли Всевышнего. Нет, милая моя, мы расстаемся ненадолго. Вечность вы тоже проведете со мной.

– Достаточно! – воскликнул Майкл. – Если бы ты покаялся, мы бы сжалились и даровали тебе быструю смерть. Но раз ты нисколько не сожалеешь о том, что сделал, твоя смерть будет долгой и мучительной.

Джинни, не интересовавшаяся темной магией, очень мало знала о смертельных проклятьях. Но когда Майкл и Виктория стали выводить витиеватые линии голубого цвета, девушка сразу поняла, какое проклятье двойным ударом сейчас падет на Макнейра. И Пожиратель тоже знал, ведь ему довелось не только видеть, как его применяли другие, но и самому накладывать это заклятье немалое число раз.

Раньше Уолден Макнейр никогда не задумывался, насколько правдиво утверждение, что прямо перед смертью у человека вся жизнь проносится перед глазами. Но за те несколько секунд, что проклятье формировалось от движений палочек, он на себе смог проверить эту теорию. Стремительно одно за одним самые яркие моменты из жизни всплывали в его памяти – то, с какой гордостью он бежал домой, впервые испытав всплеск стихийной магии, первый полет на метле и последующие мечты играть в квиддич в школе, которые так и не сбылись, первое наложенное проклятье и первое убийство. А потом откуда-то из далекого, давно забытого уголка его сознания поднялось воспоминание о первой любви, которое потянуло за собой цепь предположений – а что, если бы?

Если бы он не отверг Викторию тогда, какой была бы его жизнь?

… я могу пообещать, что буду примерной женой… Я рожу тебе детей, которые будут обожать своего отца, и сделаю все, чтобы ты чувствовал себя королем в нашей семье…

Он все еще помнил те ее слова…

Трансмогрифианская Пытка обрушилась на него диким смерчем, принеся боль каждой клеточке тела. Он не знал, сколько длилось действие смертельного проклятья, но точно понял, когда его мучения стали подходить к концу – по жилам стала разноситься, как вулканическая лава, невыносимо обжигающая кровь, будто готовя его к огню Преисподней.

И за несколько секунд до того, как мир перед глазами Макнейра навсегда погрузился в благословенную тьму, он все же нашел в себе силы произнести одно имя. Имя женщины, которую он помнил все эти годы и которая, возможно, могла бы даровать ему счастье, которое он так и не сумел обрести.

Он выбрал иной путь, и теперь его настигли последствия этого выбора.

Услышав последнее слово, слетевшее с губ Пожирателя, Виктория Ланкастер вздрогнула и посмотрела в его тускнеющие глаза, в которых медленно угасала жизнь. Она пришла в себя лишь когда раздался глухой стук от удара о мраморный пол подавителя магии, слетевшего с шеи Джинни.

Еще несколько секунд после этого Виктория смотрела в уже застывшее лицо человека, который был ее первым другом и первой, совсем наивной, детской, но все же любовью.



Гермиона ощущала колоссальную усталость. Обычно что-то подобное она чувствовала после бессонной ночи, проведенной за написанием очередных эссе для Гарри и Рональда. А еще это состояние было похоже на… действие Отключающего.

Нет-нет. Как это может быть?

Так, что последнее она помнит? Вечером Долохов вернулся из Министерства, где проходило празднование Хеллоуина, а потом…

А что было потом? Как ни пыталась, Гермиона не могла вспомнить ни единой детали после того, как Пожиратель вышел из камина.

В страхе она распахнула глаза.

Что за черт?

Девушка удивленно уставилась на украшенный позолоченными узорами потолок. И это заставило ее нервничать еще сильнее. Нигде в поместье Долохова нет такого потолка.

Она резко села и начала осматриваться. Комната, в которой она находилась, была выполнена в бело-золотой гамме и, хоть и минималистично обставлена, это не умаляло роскоши убранства. Но чей это дом?

Девушка встала с просто огромной кровати, на которой с комфортом могли бы уместиться четыре человека, и подошла к окну. Знакомый сад. Где она могла…?

Нет! Ее что, похитили?

Ужас постепенно опоясывал ее, когда дверь скрипнула, открываясь. И худшие предположения Гермионы о ее местонахождении тут же подтвердились, едва она увидела вошедшего.

– Грейнджер.

Ее глаза расширились, она шумно втянула воздух и попятилась к стене, пока не уперлась в холодный камень.

– Ты… – почти шепотом проговорила она.

– Грейнджер, успокойся, – Малфой сделал пару шагов ей навстречу, и Гермиона, встрепенувшись, кинулась к окну.

Она вскочила на подоконник и дернула ручку, но та не поддалась. В отчаянии, девушка спрыгнула обратно на пол и, беглым взглядом осмотрев комнату, бросилась к следующему окну, рядом с которым стоял маленький круглый столик.

– Что ты творишь? – Малфой говорил спокойно, и это напрягало, потому что он вел себя так, будто она совсем не представляла для него угрозы.

А ведь так и было…

Девушка схватила вилку, лежащую на столике рядом с тарелкой с омлетом, и крепко сжала столовый прибор в руке. Она повернулась к юноше и с расстановкой проговорила:
– Только подойти, Малфой, и я воткну эту вилку тебе в горло.

– Грейнджер, угомонись, – юноша выставил вперед ладони в успокаивающем жесте. – Я ничего не сделаю тебе.

– Ничего не сделаешь, да? – прошипела Гермиона. – Также как ты ничего не сделал Чжоу? – рука, в которой девушка зажимала вилку, дрогнула. – Я все знаю, Малфой! Я знаю, что ты… – теперь дрожал и голос, – Я знаю про всех тех девушек…

– Ни черта ты не знаешь, Грейнджер! – бросил юноша на повышенных тонах, казалось, на долю секунду потеряв самообладание, а потом выдохнул и продолжил уже ровно: – Если ты хоть ненадолго включишь свой ботанский мозг, который, я надеюсь, еще не утратил способность к анализу, то все поймешь.

– И что же я должна понять? – он молчал. Девушка сделала несколько шагов влево, двигаясь в сторону двери. – Я слишком хорошо знаю тебя, Малфой. Мы учились вместе шесть лет. Я прекрасно помню, как ты унижал других. Тебе это нравилось, верно? Это неотъемлемая часть тебя. А теперь ты просто вышел на новый уровень, да? Когда у тебя появилась реальная власть, ты можешь позволить себе намного больше…

Юноша сжал губы в тонкую линию. Его глаза холодного серого со стальным отливом цвета внимательно всматривались в лицо гриффиндорки. А Гермиона не останавливалась, продолжая медленно идти к выходу.

– Неужели у тебя вообще не осталось совести, Малфой? – проговорила она. – Тебе совсем не жалко этих девушек? Некоторые из них были нашими сокурсницами. Ты сидел рядом с ними на уроках, обедал вместе с ними в Большом зале. Я не понимаю, как..? Как ты мог сделать такое с ними?

Малфой шумно выдохнул. Его ладони сомкнулись в кулаки.

– Грейнджер, ты – идиотка, – тихо произнес он, и Гермиона остановилась. Ее щеки гневно вспыхнули, а в глазах блеснули молнии. – Я реально никогда бы не подумал, что ты можешь поверить в сплетни.

Девушка нахмурилась.

– Сплетни? Это не какие-то очередные сплетни, – она сузила глаза.

Не слушай его, он пытается запутать тебя.

Выход совсем близко. Гермиона не знала, что ждет ее за пределами комнаты, поэтому, оказавшись за дверью, придется импровизировать. Но у нее есть преимущество – Малфой не знает, что к ней вернулась магия.

– Слава о тебе распространилась по всей стране, Малфой. Все обсуждают, что случается с теми несчастными, кто оказывается в твоем поместье.

– Наверное, я сейчас удивлю тебя, Грейнджер, но, если все вокруг что-то обсуждают, вовсе не значит, что это что-то правда.

Гермиона возобновила движение вдоль стены, и юноша стал поворачивался на месте, стараясь все время быть к ней лицом.

– Эти сплетни – ложь. Я их распускал.

– Не заговаривай мне зубы, Малфой! В этом нет никакого смысла. Зачем тебе наговаривать на себя?

– Затем, что «мертвых» не будут искать, – медленно проговорил Малфой, и Гермиона замерла в паре метров от двери.

– Это какой-то…

Бред. Совершеннейшая ерунда. Вранье. Недавний стресс дал о себе знать. Гермиона была измотана, и ее всегда так блестяще работающий мозг отказывался оперативно анализировать информацию.

– Что стало с девушками? – холодно, но не так невозмутимо, как ей хотелось, спросила она.

– Большинство я отправил в маггловскую Европу с помощью друзей на той стороне. Должность главы Отдела международного магического сотрудничества очень помогает заводить полезные знакомства в разных частях мира, поэтому я приложил усилия, чтобы уговорить Темного Лорда назначить меня на нее. После того, что он сделал с моей семьей, я должен был что-то предпринять. И я выбрал такую теневую игру. Идти напролом – это не по-малфоевски, как ты и сама, наверное, помнишь, – Драко усмехнулся. – Но некоторые, вроде Чанг, захотели остаться и бороться. Они присоединились к Сопротивлению.

Это… звучало чертовски убедительно.

– И ты хочешь, чтобы я просто поверила в это? – в голосе сохранились совсем крохотные крупицы уверенности.

Малфой нетерпеливо цокнул языком и закатил глаза.

– Ты просто королева драмы, Грейнджер. Заканчивай с этой трагедией и порассуждай логически. Если я действительно такой садист, каким меня все считают, стал бы я, по-твоему, церемониться с тобой, пытаясь убедить, что это все ложь? Вместо того, чтобы просто начать… развлекаться, как другие Пожиратели, – юноша заметил, что Гермиона вся поджалась то ли от страха, то ли от внезапно нахлынувших воспоминаний, и продолжил уже без типичного для него ядовитого сарказма: – Ты сама сказала, что хорошо меня знаешь. И да, признаю, в школе я вел себя как последний мудак, и не только по отношению к тебе, но и… ко всем остальным, в общем-то, тоже, – Малфой глубоко вздохнул. – Но ты действительно считаешь, что я могу хладнокровно мучить и убивать девушек каждые пару-тройку недель? Что я способен на такое?

Гермиона прикусила нижнюю губу. Что она могла ответить? Да, в самом начале она не верила в эти слухи. Но ведь она также не верила когда-то в предположения Гарри о том, что Малфой принял Метку, и что в итоге?

Еще до победы Волдеморта в магической Британии хватало темных сторон жизни, и Малфои всегда были где-то в тени. Возможно, поначалу Драко и не был таким же, как его отец, но, в конце концов, люди могут меняться. И ему вполне есть куда стремиться – одна родная тетка Беллатриса чего стоит. Долохов говорил, что в новом мире карьера у Малфоя пошла в гору, и это еще один повод думать, что он растерял последние моральные принципы.

– Серьезно, Грейнджер?

Черт, она что рассуждала вслух? Вроде нет.

– Тебе в самом деле нужно думать, чтобы ответить на мои вопросы? – добавил Малфой.

В школе Драко был заносчивым, грубым и наглым, типичным избалованным «золотым» мальчиком, считающим, что весь мир должен ему лишь потому, что он чистокровный из «Священных двадцати восьми». Но она вынуждена была признать, что не замечала в нем садистских наклонностей – он никогда не добивал сбитого с ног противника, никогда не глумился над окончательно поверженным врагом. К тому же, он помог им в тот день, когда их поймали егеря. В нем есть хорошее, пусть оно и скрыто за сотней печатей рода Малфоев, заставляющих его «держать марку».

Да, Драко, спасающий сокурсниц – это куда более правдоподобная для нее картина, нежели Драко, пытающий рабынь в подвалах Мэнора. А еще Гермионе так хотелось надеяться, что Чжоу и остальные живы.

И она решила поверить ему. Потому что так было легче. Потому что это было нужно ей сейчас.

Гермиона оценила свое поведение несколько минут назад и поняла, что выглядела глупо, запаниковав (она едва не выпрыгнула в окно, какой же стыд!) и толком не разобравшись в ситуации. Но стремление сохранить чувство собственного достоинства не позволило ей признаться в этом школьному врагу. И она приняла тактику «лучшая оборона – это нападение». Тем более, один вопрос все равно остается открытым – почему она здесь?

– А чему ты удивляешься? – девушка ощетинилась. – Я только и слышу о толпах замученных тобою рабынь от всех и каждого. А потом я просыпаюсь в твоем поместье, совершенно не имея понятия, как оказалась тут, и ты ничего не объясняешь.

Юноша рассеянно запустил пальцы в волосы, разрушая идеально приглаженную прическу.

– Я хотел все объяснить, но ты начала вести себя как ненормальная! – попытался отбиться он.

– Да пошел ты, Малфой! – бросила Гермиона. – Не сказал сразу, так хоть сейчас ответь, как я оказалась здесь?

– Долохов отдал тебя мне.

Вилка, которую Гермиона все это время удерживала выставленной перед собой словно волшебную палочку, выпала из дрогнувших пальцев, и руки безвольно опустились вдоль тела. Сомнения о Малфое тут же отошли на второй план, в секунду перестав иметь значение. В груди что-то неприятно кольнуло.

Он... не мог… Не мог так поступить с ней.

Второе потрясение подряд, без секунды передышки. Ее нервы и так расшатаны и достаточно лишь искры, чтобы разгорелся пожар. Пульс участился, Гермиону стало пошатывать, как будто она долго каталась на американских горках и вдруг снова оказалась на твердой земле. Ее стало мутить, и девушка, качнувшись, уперлась спиной в стену. Фигура Малфоя расплывалась перед глазами, и она опустила голову, уставившись на половицы из светлого дерева.

– Нет… – слабо проговорила она.

Неужели все, что он говорил, было ложью? Что он защитит ее. Что он хочет все исправить.

Манипулятор.

Он играл с нею с самого начала. Вероятно, ему нравилось наблюдать, как она раскрывается перед ним, тянется к нему все сильнее, начинает испытывать к нему… совершенно недопустимые чувства.

Наивная, глупая девочка.

Но в конце концов ему надоели ее неопытность и страх, ее нежелание пробовать новое в сексе. И он решил избавиться от нее.

Слезы казались кипятком, так сильно они обжигали глаза.

– Грейнджер…

Шок от поступка Долохова сковал ее разум, и она не заметила, как Малфой оказался в непосредственной близости. Она не шевельнулась, когда он ладонью прикоснулся к ее плечу. Такой простой и одновременно такой сильный жест. Как поддержка близкого друга.

– Тебе надо присесть, – тихо произнес он.

Его мягкий, непривычно ласковый тон стал той спасительной ниточкой, которая не позволила ей утонуть в болоте отчаяния и безысходности.

Юноша обхватил запястье Гермионы и потянул ее за собой. Опустившись в обитое бежевым велюром кресло, девушка откинулась назад и уткнулась затылком в высокую спинку. В ушах шумело, а пальцы на руках продолжали подрагивать. Но когда телу больше не требовалось прилагать усилия, чтобы держаться на ногах, ей стало полегче.

Драко сел в кресло напротив.

– Что между вами происходит? – спросил он, и Гермиона свела брови к переносице.

– В каком смысле? – спросила она.

– Ну… Когда я узнал, что ты оказалась у Долохова, я подумал, что ты долго не протянешь. Ведь его считают самым жестоким Пожирателем Смерти. Конкуренцию ему может составить разве что моя тетка Белла, – Драко грустно улыбнулся. – Но, похоже, он не пытал тебя, да? – Гермиона скосила глаза, избегая взгляда юноши. Ей почему-то стало стыдно, хоть она и ни в чем не была виновата. – Признаюсь, я был, мягко говоря, в легком негодовании, когда вчера в Министерстве он попросил меня забрать тебя в Мэнор.

Гермиона пронзила его напряженным взглядом.

– А он как-нибудь мотивировал свое решение? – спросила она осторожно.

– Его мотив меня и удивил, – ответил Драко. – Он сказал, что все знает обо мне. Но не собирается меня сдавать. Он хотел, чтобы я помог тебе сбежать из Британии подальше от этой заварушки.

Сбежать из Британии…

– Какой заварушки? – сердце в груди Гермионы вновь неистово заколотилось.

– Очевидно, той, которую он собирается устроить, присоединившись в Сопротивлению, – расслабленно развалившись в кресле, проговорил Малфой.

Кровь резко прилила к голове, и Гермиона с силой сжала подлокотники кресла.

Я защищу тебя, мой воробушек.

– Я сразу согласился, – продолжил юноша, возвращая Гермиону из состояния глубокой задумчивости в реальность. – Ведь это возможность отдать долг Поттеру за спасенную жизнь тогда в Выручай-комнате. Ему я помочь не смог, так помогу хотя бы той, кто была ему дорога.

Гермиона почувствовала укол совести. Пару минут назад она обвинила Малфоя в таких жутких вещах, а он рисковал жизнью все эти месяцы, делая что-то реально важное.

– А ты знаешь, сколько человек сейчас в Сопротивлении? – спросила Гермиона, переключаясь на менее болезненную тему.

– Точно не знаю. Они ведут себя довольно скрытно, хотя я их не виню. Я хоть и сам ношу Метку, но другим Пожирателям ни капли не доверяю. По моим прикидкам, конкретно орденовцев максимум человек десять. Но есть еще те, кто тайно им помогает. И не только на территории страны, – в памяти Гермионы невольно всплыл наставник Долохова из Венгрии. Возможно, именно он связующий Драко, который переправляет девушек из Британии? – А еще есть я, снабжающий их новыми бойцами, и… кое-кто, чье имя я не могу назвать из-за Непреложного обета. Но, думаю, скоро ты и сама все узнаешь.

Вдруг в дверь постучали.

– Войдите! – крикнул Малфой, и дверь распахнулась.

– Луна! – выдохнула Гермиона, увидев на пороге подругу.



– Малфой сказал, что они будут ждать нас на углу Вересковой улицы и Паучьего тупика завтра в 8 вечера, – Долохов рассматривал кинжалы, разложенные на обеденном столе.

– И мы пойдем туда… потому что уверены, что они… не устроят нам ловушку? – Роули перекинул ногу на ногу, сидя на массивном деревянном стуле.

– Ну, ты же видишь, как я им доверяю, – Антонин взял в руку один из кинжалов и пальцем проверил его остроту. – И потом, даже если забыть о том, что ты им помог… Твоя подружка разве не может замолвить за нас словечко? – он поднял глаза на Роули.

– Моя… подружка, – Торфинн сделал акцент на втором слове, – не будет в это вмешиваться. Как бы ей ни хотелось, я не допущу этого. А что насчет твоей подружки?

– Грязнокровка сейчас, наверное, уже на полпути в какой-нибудь Париж…

С громким хлопком в столовой появилась эльфийка.

– Мастер Антонин, мастер Драко Малфой просит разрешения на вход через камин, – доложила она.

– Отлично. Вот мы и узнаем все детали, – сказал Антонин, обращаясь к Роули, а потом повернулся обратно к Руне. – Пропусти его.

Руна щелкнула пальцами, и в ту же секунду в камине вспыхнули зеленые языки пламени.

– Какого хрена? – резко бросил Долохов, когда из камина следом за Малфоем вышли Гермиона и Луна. – Я тебе что сказал?

– Прости, Антонин, но Грейнджер категорически отказалась куда-либо уезжать, – невозмутимо проговорил Малфой, стряхнув с плеча серого пиджака несколько крошек сажи, прилипших к нему, когда юноша выходил из невысокого камина. – Что мне оставалось? Не тащить же ее силой?

– Именно так ты должен был сделать! Даже если бы она зубами вцепилась в косяк входной двери твоего поместья!

– Перестаньте говорить обо мне так, будто меня здесь нет! – наконец подала голос Гермиона.

– Тебя и не должно быть здесь, грязнокровка! – покровительственно, будто говорил с маленьким ребенком, произнес Антонин.

– Это не тебе решать! – с вызовом бросила гриффиндорка.

Антонин шумно выдохнул. Его лицо ожесточилось, несколько секунд арктически холодные глаза не моргая буравили горящие неистовым огнем медовые глаза девушки. Вдруг мужчина резко сорвался с места и, подойдя к Гермионе, схватил ее рукой под локоть.

– Руна, предложи нашим гостям угощение, пока я разберусь с небольшой занозой.

Затем он развернулся и потащил легонько брыкающуюся Гермиону к дверям.

Когда они отошли на приличное расстояние от столовой, Антонин тряханул девушку, не ослабляя хватку, и тихо, но отнюдь не менее угрожающе спросил:
– Что ты, мать твою, делаешь? Тебе не терпится отправиться на тот свет?

– Пусти меня, – раздраженно буркнула Гермиона, попытавшись вывернуться из захвата.

– Или что? – с ухмылкой спросил Антонин. – Посмотри на себя, ты – маленький беззащитный котенок.

Гермиона бросила на мужчину взгляд полный ярости.

– Дай мне палочку, и я покажу тебе, кто здесь котенок, мистер великий волшебник, не сумевший отразить заклинания школьницы, – ехидно усмехнувшись в ответ, произнесла девушка.

Долохов сильнее сомкнул пальцы, и Гермиона пискнула.

– Я защитить тебя хочу, идиотка!

– Это ты идиот, если считаешь, что я буду спокойно отсиживаться где-то, пока ты рискуешь ради меня жизнью! – воскликнула девушка. – Я никому не позволю сражаться и умирать за меня. Гарри и Рон, семья Уизли… Я устала терять близких! – из ее глаз брызнули слезы, и Антонин шокировано отпустил ее руку. – Я не могу потерять и тебя, – совсем тихо проговорила Гермиона, всхлипнув.

Терять близких… Антонин не смог вымолвить и слова, поэтому просто стоял и широко распахнутыми глазами смотрел в заплаканное лицо его девочки.

– Ты должен пообещать мне, что мы вместе пойдем в Сопротивление и будем сражаться бок о бок, – смахнув слезы с щек, произнесла Гермиона.

Она ждала ответа, а он будто находился под действием Обездвиживающего, не в силах шевельнуться или сказать хоть что-нибудь. Антонин никак не мог поверить, что это происходит на самом деле.

Он ей не безразличен. Она беспокоится о нем. Не из чувства долга и не по призыву излишне голосистой совести. А потому что он для нее близкий человек.

– Мы идем в Орден завтра вечером. Но сначала раздобудем тебе палочку, – произнес он, наконец, и Гермиона тут же прильнула к мужской груди, обхватывая Долохова руками в районе пояса.

Всякий раз, когда она делала это – обнимала его вот так искренне, в порыве чувств – Антонин ощущал, как в глубине души будто растекалась мягкая карамель, обволакивая каждый темный укромный уголок и поглощая горечь, спрятавшуюся там, взамен оставляя сладкое послевкусие. И в такие минуты мир перед его глазами будто становился теплее и уютнее.

– А ты и правда проблемная, лапонька, – мягко проговорил он, обнимая ее в ответ.

– Только не пытайся убедить меня, что тебе это не нравится, – прошептала Гермиона.

Антонин улыбнулся и притянул девочку ближе, купаясь в мгновении, полном счастливой безмятежности. Возможно, это их последний шанс насладиться спокойствием и относительной безопасностью.

После встречи с Сопротивлением все станет иначе.



Джинни остановилась и запрокинула голову, осматривая здание на углу Вересковой улицы и Паучьего тупика. Найдя девятую от центрального окна деревянную панель, украшающую дом, она сделала все, как говорил ей Майкл – трижды стукнула по ней, шепотом произнесла «A cinere Phoenix vivifica» {?}[«Из пепла феникс возродись» на латыни] и шагнула за угол.

Спустя пару минут в конце узкой улочки появилась закутанная в мантию фигура, которая быстро приближалась. Джинни рефлекторно нащупала в кармане плаща палочку и сжала ее, готовая отбиваться, если придется. Неизвестный остановился в полутора метрах от девушки. Несколько секунд он просто стоял, не говоря ни слова, после чего слегла вскинул голову, и Джинни сделала судорожный вдох, увидев, кто скрывается под капюшоном мантии.

– Я думала… – прошептала она, но человек поднес палец к губам, а потом протянул ей руку, за которую девушка незамедлительно схватилась, боясь снова потерять того, кого все это время считала мертвым.

И они вместе двинулись к порталу Паучьего тупика, ведущего в мир, где еще жива надежда.