Глава 15. Жестокость

Дверь в подвал распахнулась, и он прошел внутрь. Он нашел девку на каменном полу в той же позе, в которой оставил ее здесь вчера – лежащей на боку, ноги раздвинуты, словно ножницы, так что хорошо виден все еще красноватый после жесткого соития вход.

Он подошел к рабыне, которая крепко спала, подложив одну руку под голову, и присел перед ней на корточки, окидывая довольным взглядом хрупкую фигурку. Да, рыжая чертовка очаровательна.

Уолден Макнейр обожал красивых девушек в той же степени, в коей и ненавидел их. Красавицы нравились ему, потому что пробуждали в нем неудержимый пожар похоти. А еще, когда они были рядом и принадлежали ему, он чувствовал себя настоящим мужчиной – сильным, властным, способным свернуть горы. А ненавидел он их, потому что ни одна из встречающихся ему на пути красавиц не хотела быть с ним добровольно.



1971 год

Виктория Ланкастер считалась самой завидной невестой в Эссексе. Ланкастеры, состоящие в родственных связях с королевской семьей, были одним из богатейших и влиятельных родов графства. Но не только наследство делало Викторию желанной для всех холостых мужчин высшего света Эссекса и соседних графств. Девушка также была невероятно красива, в ней буквально не было ни одного изъяна, и, конечно, каждый волшебник хотел обладать такой изумительной драгоценностью в качестве украшения для своего поместья.

Потому неудивительно, что, когда Виктория вернулась из швейцарской школы-пансиона, она моментально стала основным предметом обсуждения в чистокровном магическом сообществе, а светские мероприятия, на которых она появлялась с завидной регулярностью, способствовали стремительному росту ее популярности среди юношей, которых, как и Викторию, родители готовили к скорому браку.

Уолден Макнейр был знаком с Викторией с самого детства, поместье Ланкастеров располагалось по соседству, и дети часто играли вместе. Но потом Виктория уехала в Швейцарию, поступив в один из самых престижных пансионов для волшебников. И вот, спустя семь лет, она вернулась в родное поместье.

Впервые он увидел ее через месяц после ее возвращения домой, на благотворительном балу. Тогда он так и не осмелился подойти к ней. Потом они оба были гостями на праздновании Дня летнего солнцестояния, но девушку так активно окружили молодые волшебники, буквально не давая ей возможности ступить и шагу одной, что у Уолдена просто не было ни малейшего шанса приблизиться к ней, чтобы перекинуться хотя бы парой слов. А потом был Хеллоуин, и тут уж он не стал медлить и, заклинанием заставив очередного незадачливого кавалера споткнуться на подходе к предмету его вожделения, молниеносно занял его место, оказавшись в поле ее зрения.

Будучи уверенным, что она будет рада увидеть старого знакомого, с широкой улыбкой на губах Уолден приблизился к девушке и, галантно протянув руку, произнес:
– Мисс Ланкастер, позвольте пригласить Вас на танец?

Пару секунд она рассматривала его удивленным взглядом, а потом переспросила таким тоном, будто он сказал очевидную всем глупость:
– На танец? Ты же не серьезно, да?

Сердце юноши упало куда-то вниз и на секунду ему показалось, что оно перестало биться. Что он сделал не так? Неужели, он чем-то обидел ее?

Уолден опустил руку и, не зная, что сказать, просто продолжал молча смотреть на нее, будто пытаясь найти в ее лице причину холодности по отношению к нему.

– Тебе лучше уйти, – добавила девушка.

Почему она прогоняет его? Он был вежлив и сделал все по правилам этикета.

– Ты слышал, что тебе сказала Вики? Отвали от нее, урод, – проговорил стоящий рядом с Викторией юноша. Уолден не помнил его имени, но видел его несколько раз и знал, что его семья недавно перебралась в Британию откуда-то из Европы, поселившись неподалеку от поместья Ланкастеров.

Парень вышел вперед, загораживая девушку собой, будто она была в опасности. Стоящие вокруг Виктории юноши и девушки начали перешептываться, беззастенчиво тыкая в него пальцами и тихо посмеиваясь. Уолден снова посмотрел на свою подругу детства, и встретился со взглядом, полным презрения. Его сердце продолжало неистово колотиться в груди, в горле застрял ком, внутри него поднялся жар, дышать стало невыносимо, будто он был окружен кольцом огня, который уничтожил почти весь кислород в помещении.

Он не нашелся, что ответить. Унижение достигло пика, когда гвалт уже почти в полный голос хохочущих над ним молодых людей стал привлекать внимание других гостей, присутствующих в зале. Уолден резко сорвался с места. Ему нужны глоток воздуха и тишина.

Разгоняясь все сильнее, он практически выбежал на улицу и не сбавил темп, пока не оказался около своего дома. Подойдя к каменному забору родового поместья, юноша прильнул к камню спиной, тяжело дыша. Он с силой сжал руки в кулаки.

Почему она была так жестока с ним? И не остановила других, когда они стали над ним смеяться?

Постояв так несколько минут, он дождался, пока сердечный ритм вернется в норму, и только затем вошел в дом.

Через пару часов вернулся отец, который буквально ворвался в его комнату, так яростно распахивая дверь, что, казалось, еще чуть-чуть и она слетит с петель.

– Что ты себе позволяешь, щенок? – голос отца разнесся по просторной спальне, эхом отозвавшись где-то на потолке.

Уолден едва успел подняться со стула, как отцовская рука жестко обхватила его сзади за ворот рубашки и встряхнула.

– Какого черта ты покинул мероприятие, не спросив моего разрешения? Ты хоть представляешь, как опозорил меня? Ты – мой наследник и должен быть рядом.
– Извини, отец…. Я просто… – приглушенно начал оправдываться юноша.

– Что ты «просто», мелкий засранец?

– Я пригласил на танец Викторию.

Мужчина нахмурился.

– Ланкастер? – спросил он, и, когда юноша кивнул, добавил: – И что?

Уолден потупил взор и проговорил:
– Она мне отказала… А потом… Ее друзья… С-стали насмехаться надо мной.

Хватка на вороте ослабла.

– И?

– Поэтому я и… ушел.

Отец окончательно отпустил его и произнес:
– Ты хотел сказать «сбежал»? Как трус.

– Но я же… В чем я виноват? – Макнейр посмотрел на отца.

– Ты позволил оскорбить себя. Публично. И кому? Толпе каких-то сопляков, даже не из «Священных двадцати восьми», – юноша снова опустил глаза в пол. – И что ты собираешься предпринять в этой связи?

– Предпринять? – недоуменно переспросил он, вновь вскинув голову.

– Ты ведь не собираешься оставить все как есть? – глаза отца сверкнули. – Все началось с этой девки. Ты должен поставить ее на место.

– Но она же Ланкастер. Это богатейший род…. Ай! – юноша поднес руку к затылку, потирая место, куда пришелся удар отца.

– В первую очередь, она девка, – холодно сказал отец. – И сколько денег у ее семьи, не имеет никакого значения. Как и семейное состояние, девка всегда кому-то принадлежит. Сначала отцу, а потом мужу. Позволишь той, что ниже по природе, так нагло вести себя?

Юноша нахмурился.

– Но что я должен сделать?

Отец смерил его тяжелым взглядом, а потом произнес:
– Для начала ты должен усвоить, что девки устроены не так, как мы, мужчины. Их мозг работает по-другому. Если ты хочешь чего-то добиться от женщины, разговоры бесполезны, эффективны только действия. Это как с собаками. Сука только тогда будет видеть в тебе хозяина, если ты будешь вести себя соответственно – отдавать команды. А чтобы она хорошо их выполняла, суку нужно дрессировать. А теперь скажи мне, что я делаю, когда твоя мать забывает, кто хозяин в нашем поместье?

– Ты… берешь ремень, – ответил Уолден.

– Вот и ответ на твой вопрос, сын.

– Ты хочешь, чтобы я… выпорол ее?

– Это уже тебе решать. Считаешь ли ты, что это будет достаточным наказанием за ее проступок?

Уолден напрягся.

– Но… я не хочу делать ей больно. Она мне… вроде как… нравится.

– Хм… Вот как, – в голосе отца мелькнуло разочарование. – Похоже, ты все еще мальчик, а вовсе не мужчина.



Уолден не спал всю ночь, обдумывая слова отца. Он был уверен, что порка – это чертовски больно, особенно порка ремнем. Отец никогда не порол его, все удары за свои ошибки и за ошибки Уолдена, пока он был маленьким, получала мать, которая громко кричала и много плакала, когда ремень касался ее кожи. И Виктория тоже будет плакать, если он сделает нечто подобное с ней. А он не хотел, чтобы она плакала. Ему нравилось, когда она улыбалась ему, смеялась над его шутками. Ему нравилось видеть ее счастливой.

Он решил, что должен поступить, как подобает мужчине – разобраться во всем. Завтра после занятий с тренером по полетам, он сразу же пойдет к Виктории и выяснит, чем так расстроил ее. Наверняка, это просто недопонимание. Им нужно поговорить, вспомнить прошлое, вместе посмеяться над всей абсурдностью сегодняшней ситуации, а потом он признается ей в своих чувствах, и отцы договорятся об их браке.

План показался ему идеальным, и около трех часов ночи Уолден со спокойным сердцем погрузился в сон.



До поместья Ланкастеров было около двадцати минут пешком, но юноша преодолел это расстояние за десять, потому что буквально бежал, так ему хотелось как можно скорее поговорить с девушкой, что украла его сердце.

Оказавшись на месте, Уолден остановился и, отдышавшись, поправил пиджак. Приведя себя в порядок, он направился ко входу на территорию поместья вдоль забора, вокруг железных прутьев которого густо вился плющ, полностью скрывающий от чужих глаз все, что за ним происходило. Вдруг по ту сторону раздались два голоса, и он узнал оба.

Один их голосов принадлежал Виктории, а второй… Несомненно, это был голос того парня, который обозвал его вчера. Едва сдерживая закипающую в глубине злость, Уолден прислушался к разговору.

– Рад видеть тебя улыбающейся, – произнес парень. – Вчера тот урод слегка подпортил веселье. Кто это вообще был такой?

– Он живет здесь неподалеку, – сказала Виктория. – Мы… стыдно сказать… даже дружили в детстве, до моего отъезда в Швейцарию. Хотя, признаться, еще до школы я искала повод не встречаться с ним. Он, знаешь… Немного пугает меня.

Что за черт?

Уолден вспомнил, как за несколько месяцев до отъезда Виктория почти всегда была «занята», объясняя отсутствие времени на прогулку необходимостью подготовки к школе.

Теперь все ясно.

– Да уж, с виду он странный, – сказал парень. – Он что-то сделал тебе?

– Ну. Не совсем. Если честно, со мной он всегда был очень вежлив, галантен. С ним даже весело иногда было. Но однажды… Ох, до сих пор мурашки по коже… Однажды, он пришел к нам и… Я даже сразу не поняла, что это было… Только потом разглядела. Представь себе, он булавкой прикрепил к лацкану пиджака живую бабочку!

Уолден расслышал всхлипы и понял, что девушка плачет. Какого хрена? Из-за идиотской бабочки? Да что с ней не так?

– Псих долбаный, – прокомментировал парень, – Мне так жаль, Вики.

– Спасибо, Майки. Это действительно сильно на меня повлияло тогда. Помню, как она еще какое-то время билась, пыталась вырваться… – девушка снова всхлипнула. – Но, ты же меня знаешь, я отходчивая. И постепенно это как-то забылось. Наверное, потому что он вел себя со мной как истинный джентльмен, не позволял лишнего, в отличие от других ребят здесь. А спустя какое-то время случилось еще кое-что. Мы сидели в саду, пили чай, общались. И вдруг я заметила на земле… лягушачью лапку. Мне сразу вспомнилась та несчастная бабочка. Я не знаю, может я зря наговариваю, и эта лягушка просто стала жертвой птицы, например… Но мне как-то не по себе от всего этого… После того случая я стала избегать его. Мне кажется, что-то с ним не то, Майки.

– Вики, дорогая, то, что ты рассказала, это ужасно. Даже не представляю, какого тебе. Могу лишь посочувствовать. И пообещать, что я не подпущу его к тебе.



Он расхаживал по спальне туда-сюда, прокручивая в голове услышанный тошнотворно-приторный диалог. Внутри у него все клокотало.

Мерзкая сука! Да как она посмела осуждать его, трепаться о нем с другим пацаном? Бабочек и лягушек ей жалко? Скоро всем будет жалко тебя, шлюха!

А еще этот Майки. То, как он подкатывал к ней. Сочувствует он ей, как же. Ублюдок просто хочет трахнуть эту суку, и скажет что угодно, лишь бы она принадлежала ему. И, похоже, она сама не прочь раздвинуть перед ним ляжки. Типичная шалава, как и все девки. Им лишь бы задницей крутить, да на члены садиться.

Но если она думает, что он простит ей унижение, которому она его подвергла… уже дважды… Она не знает, с кем связалась. Она заплатит за все. И на ее ухажера он тоже управу найдет.

Идея для мести пришла ему в голову неожиданно, в ту же ночь. Это был коварный и по истине гениальный план. Поэтому, когда через три недели Уолден, прихрамывая, медленно шел домой, ощущая, как все лицо горит от обилия на нем ссадин и синяков, он испытывал необычайную гордость за себя.

Плевать, что Трикси потратит не один час, чтобы вылечить его, плевать, что терпеть побои этого Майки и двоих его подпевал было больно и унизительно. Оно, однозначно, того стоило. По-другому к ублюдку он бы не подобрался так близко. Только в драке он мог заполучить последний ингредиент для зелья.



– Тебя выдает походка, – голос отца пролетел по коридору, когда Уолден уже стоял у входной двери.

Юноша развернулся.

Конечно, отец его узнал, это неудивительно. Он всегда был внимателен к деталям, как чертов Шерлок Холмс.

– Ты сутулишься, а тот щеголь – нет, – добавил отец, поравнявшись с ним.

Уолден вытянулся, чтобы больше походить на того ублюдка, личину которого ему пришлось нацепить на себя сегодня. Мерзко. Но в данном случае цель оправдывает средства.

– Мальчишка где? – спросил отец.

– Уже там… где все произойдет. Я вырубил его Отключающим.

– Он тебя видел?

Юноша отрицательно покачал головой.

– Я бросил заклинание со спины.

– Кто-то еще мог тебя видеть?

– Точно нет. Он приходит на ипподром еще затемно, чтобы покататься в одиночестве. В такую рань даже молочник еще не ходит.

Отец кивнул, а потом запустил руку в карман пиджака и вытащил оттуда пузырек с мутной красной жидкостью.

– Ничто не должно указывать на тебя. Голос – слишком яркая черта, – мужчина протянул Уолдену пузырек. – Выпей это прямо сейчас. Оно подействует минут через десять. Будешь немного хрипеть. Девке скажи что-нибудь про простуду.

Юноша откупорил емкость и залпом опустошил ее, скривившись, когда зелье обожгло горло.

– А Путающее зелье?

Быстро же отец все понял.

– Взял.

Уолден похлопал по карману брюк, где лежал чрезвычайно важный элемент его плана. Зелье, стирающее частицы воспоминаний за последние сутки и запутывающее мысли жертвы настолько сильно, что человек сам не может быть уверенным в том, что делал недавно. Для авроров же спутанное сознание подозреваемого будет доказательством, что в момент совершения деяния преступник находился под мощным галлюциногеном и не знал, что делает, это же объяснит и частичную потерю памяти.

– Ты принял правильное решение, – сказал отец, и юноша снова посмотрел на него. –Оскорбления нельзя прощать.

– Она все равно не будет знать, что это я, – Уолден прочистил горло, привыкая к слабому покалыванию, спровоцированному ломающей его голос сывороткой.

– Ей будет больно, и ее боль принесет тебе удовлетворение. Ты еще молод, малоопытен. Поверь мне, видеть страдания обидчиков – это даже приятнее, чем трахаться. Но, к слову, ничто не мешает тебя сегодня сделать и то, и другое. Только не забудь убрать за собой.



– Майки, не ждала тебя! – практически порхая, Виктория спустилась по каменным ступенькам на дорожку, мощенную темно-бежевой плиткой.

О, тебя сегодня ждет много неожиданного, сучка!

– Да вот решил заглянуть к тебе… эээ… Вики.

– А что у тебя с голосом?

– Эээ… Простыл немного. Не обращай внимания. Я, знаешь, хотел показать тебе кое-что… эмм… незабываемое. Оно там, в заброшенном поместье Монтгомери.

– Даже не знаю, Майки. Я сегодня не планировала гулять, – Виктория слегка нахмурилась, кокетливо отбросив волосы с плеч на спину. – У меня еще куча дел. Ты же помнишь, завтра я иду на открытие картинной галереи в Колчестере. Владелец галереи – старинный друг моего отца. Мы будем почетными гостями. Кроме того, из столицы приедут журналисты «Ежедневного Пророка», я должна продумать свой образ, наверняка нас будут фотографировать.

Она довольно заносчивая и самовлюбленная. И как он раньше не замечал?

– Ну же, Вики, составь мне компанию. Это ненадолго. Будет интересно.

Смерив юношу внимательным взглядом, она театрально выдохнула.

– Нуууу, ладно, – протянула она с видом человека, делающего огромное одолжение. – Тут вроде недалеко. Идем.



– Вот, черт! – в очередной раз ругнулась Виктория, с недовольством разглядывая туфлю, каблук которой провалился в землю между каменными плитами. – Майки, куда ты меня притащил? По этим дорожкам ходить невозможно. Посмотри, я испачкала туфли!

Скоро туфли перестанут тебя волновать, тварь!

– Мы уже пришли, Вики, – Уолден открыл деревянную дверь полуразвалившегося сарая. – Это здесь.

Поморщившись от запаха гнилой древесины, Виктория медленно прошла в проем, Уолден зашел следом, закрыв дверь и запечатав ее невербальным заклинанием.

Ловушка захлопнулась.

– И что ты хотел показать? Тут один хлам, – произнесла Виктория, оглядываясь по сторонам.

– Ну почему хлам? Вон та куча сена отлично подойдет в качестве настила, где я буду трахать тебя.

Девушка вздрогнула и резко обернулась.

– Прости, что ты сказал? – она выдавила неуверенную улыбку, вероятно, решив, что ослышалась.

Намереваясь воплотить самую приятную часть своего плана мести, Уолден сделал пару шагов в сторону Виктории, которая недоуменно изучала его лицо.

– Я сказал, что собираюсь отыметь тебя как последнюю шалаву, – криво ухмыльнувшись, проговорил юноша.

В глазах Виктории мелькнула тень страха, но девушка не шелохнулась, видимо, не до конца понимая всю критичность ситуации.

– Это не смешная шутка, Майки, – бросила она с каплей презрения в голосе.

– Тогда хорошо, что это не шутка, – произнес Уолден.

И, вот оно! Уолден заметил, как глаза Виктории окутала пелена ужаса. В ту же секунду, как к ней пришло полное осознание происходящего, девушка кинулась прочь, но лениво брошенный Конфундус сбил ее с ног, и она щекой проехалась по грязному деревянному полу сарая. Пока девушка пыталась встать, Уолден очередным заклинанием связал ей руки за спиной. Виктория взвизгнула, когда он прикоснулся к ее ягодицам через ткань юбки.

– Нет! – вскрикнула она, резко дернувшись.

Юноша не обратил на ее протест никакого внимания, по шву разорвав ее плотную темно-синюю юбку и обнажив бежевые кружевные трусики. Ему хотелось ударить как можно сильнее, поэтому он с усмешкой произнес:
– Брось, детка, ты же сама хочешь. Я не мог не заметить твои намеки. Они были слишком явными.

– Ч-что? О чем ты говоришь? Майки, пожалуйста, отпусти меня. Мы же друзья.

Девушка начала плакать в тот момент, когда он стал стягивать трусы с ее стройных ног.

– Ну да… Друзья. А сейчас наша дружба окрепнет.

Он попытался приподнять ее бедра, намереваясь взять ее сзади. Но девушка стал так бешено биться под ним в истерике, что внезапно, в очередной раз вывернувшись, заехала ему ногой в живот.

– Ах ты, тварь! – рявкнул Уолден. Ярость почти подхватила его, но он вовремя совладал с эмоциями. Сейчас не время терять контроль. – Что ж, похоже, для начала мне придется заняться твоим воспитанием, – уже спокойно проговорил он.

Перед тем, как реализовать угрозу, он сделал глоток из пузырька, чтобы его маска не слетела с него в самый неподходящий момент, а затем вытащил из пояса штанов ремень.

Первый удар по бледным ягодицам Виктории получился неуверенным, отчего казался излишне осторожным. Это было предсказуемо, ведь он до последнего сомневался в правильности своих действий. Каждую дракклову минуту с того момента, как он появился в поместье Ланкастеров сегодня, его раздирали противоречивые чувства.

С одной стороны, он ненавидел ее. Она унизила его, оскорбила не просто как человека, но как мужчину, когда обсуждала его с другим парнем. Но, с другой стороны, это была его подруга детства, и каждый раз, когда он смотрел на нее, ему хотелось провести ладонью по ее волосам, убирая кудрявую прядку ей за ушко, как он делал семь лет назад. Покачиваясь на волнах этих приятных детских воспоминаний, в какой-то момент он даже хотел все отменить. Не причинять ей боли. Попытаться снова завоевать ее сердце. Ведь эта чертовка по-прежнему нравилась ему, даже такой заносчивой и самовлюбленной. Он понимал, что всему виной ее внешняя красота, однако ничего не мог с этим поделать. Зов тела был слишком сильным.

Но потом, когда он все-таки нанес первый удар, раздался ее отчаянный всхлип, а затем мольбы, и сомнения развеялись, будто их и не было. Он почувствовал невероятной мощи воодушевление. Кровь застучала в висках, и шум в ушах заглушил поющих снаружи птиц. Внутри него будто что-то всколыхнулось, проложив дорожку по напряженным нервам и отдаваясь по пути изумительно приятными спазмами мышц.

Раньше он никогда не испытывал что-то настолько восхитительное. Желая убедиться в причине окутавшей его приятной истомы, он уже увереннее замахнулся второй раз и снова обрушил удар на дрожащее тельце. Теперь это был крик, а затем попытка уползти. Это выглядело так жалко. Еще удар. Плачущая девушка, которая в его глазах всегда была прекрасным ангелом, сейчас стала всего лишь человеком. Нет, даже не так. Она была обычной девкой. Отец был прав – они ниже мужчин, они должны служить мужчинам, а не управлять ими, как Виктория правила его сердцем все эти годы.

Эйфория, а затем вожделение поглотили его, когда первая капелька крови пробилась наружу сквозь исполосованную ремнем кожу. В брюках стало тесно.

Она не сопротивлялась, когда он приподнял ее за бедра, заставив встать на колени. Раньше он думал, что самая привлекательная часть ее тела – это лицо. Ох, как же он ошибался. Теперь, смотря на выставленную в его распоряжение дырку, окруженную нежной розовой кожей, набухшей и увлажненной, он едва держался. Расстегнув штаны, он, не медля ни секунды, тут же вошел в нее, дав своему телу то, чего оно жаждало.

Она была такой горячей внутри и такой узкой. Он не смог сдержать стона, погрузившись в нее на всю длину. Осознание, что он стал первым, отдалось мощным ударом сердца о грудную клетку, в ушах зазвенело. Это сводило его с ума. Видимо, от страха и боли, ее мышцы сжались сильнее, даря ему новую волну удовольствия. Впившись пальцами в многострадальные ягодицы, он стал сильнее вколачиваться в нее, провоцируя новые крики и всхлипы.

Ощущая, что он уже близко, Уолден вытащил из нее свой окровавленный член и помог себе разрядиться на спину притихшей девушки. Когда звон в его ушах прекратился, он достал палочку и убрал следы своего присутствия в теле Виктории.

Она не шевелилась, замерев в той позе, в которую он поставил ее. Она стала послушной. Он выдрессировал ее, показал суке, кто ее хозяин.

Но важнее то, что он растоптал ее, стерев ее статус завидной невесты. Теперь она порченный товар, и ни один достойный волшебник не женится на оттраханной дырке.

Это и так казалось невероятно болезненным для нее ударом, но план Уолдена был в том, чтобы заставить ее страдать до конца своих дней, не дав ей шанса забыть все, что произошло сегодня. Для этих целей он взял из отцовского шкафа фамильный клинок, хранящий в себе великую мощь древней магии.

Уолден перевернул девушку на спину и заглянул в ее раскрасневшееся от рыданий лицо.

– Я же говорил, что будет интересно, а ты не верила, – произнес он, упиваясь страхом в ее глазах. – Хочу оставить тебе подарок, чтобы ты вспоминала наше милое свидание каждый раз смотрясь в зеркало.

Виктория не успела увернуться. Клинок молниеносно полосонул ее по щеке вниз к подбородку, оставляя неглубокую рану.



Наверное, у каждого есть такая соседка. Она всегда узнает всё первой, будто у нее по всему району расставлены Следящие чары, и в лучших традициях добрососедства торопится уведомить как можно большее количество соседей о произошедшем, разумеется, беспокоясь исключительно о порядке в сообществе. Ведь как может царить порядок, если не все знают последние новости?

В их районе такой соседкой была Гвиневра Робин, чья фамилия полностью отражала ее натуру («robin» английское название птички малиновки – прим. автора). Эта маленькая, худощавая женщина средних лет перемещалась по району будто малиновка – непонятно откуда взявшись, она также шустро исчезала из поля зрения. Мадам Робин была настолько информирована, что, когда что-то случалось в их районе и на место прибывали авроры, первым делом они опрашивали именно ее, уже зная, что эта пронырливая женщина снабдит их бесценными данными для расследования.

Утром Макнейр-старший вышел на террасу и, опустившись в кресло, стал демонстративно листать газету. Лениво пролистнув очередную страницу, краем глаза он заметил приближающуюся к его дому мадам Робин.

Наконец-то!

– Мистер Макнейр, доброе утро! – прокричала женщина, подойдя к забору и махнув рукой в приветственном жесте.

Макнейр поднял глаза от газеты и, изобразив на лице максимально возможное дружелюбие, встал с кресла и направился к соседке.

– Мадам Робин! – произнес Макнейр, выйдя за ворота. – Чем обязан удовольствию?

– Ах, Питер, такая трагедия, такая трагедия! – запричитала женщина, картинно обхватив ладонями щеки и покачав головой.

Лицемерием от нее так и разило, но Макнейр не подавал виду, продолжая изображать интерес.

– О чем Вы, Гвиневра? – на его лице отразилось удивление.

– Бедная девочка, дочка Ланкастеров, подверглась вчера нападению. Прямо в нашем районе, представляете? – всплеснув руками, сказала мадам Робин.

– Известно, кто напал? – расширив глаза, спросил Макнейр.

– Ох, это еще ужаснее. Пока что у авроров один подозреваемый. Тот, на кого указала бедняжка Виктория. Это наш сосед – сын Мортинсенов, Майкл.

– Не может быть! Что же он натворил?

– Немыслимую жестокость! Сначала взял ее силой, а потом… порезал ее милое личико, – мадам Робин заговорщически склонилась к собеседнику. – Служанка Мортинсенов сказала мне по секрету, что, по словам осмотревшего девушку целителя, залечить рану без следа будет невозможно, туда просочилась сильная магия, препятствующая любым исцеляющим чарам.

В эту минуту мужчина понял, что воспитал сына, которым может гордиться.

Предугадать дальнейший ход развития событий Макнейру-старшему не составило труда. Когда Ланкастеры оправились от шока, Билл Ланкастер, отец семейства, стал второпях искать желающих взять его дочь в жены, но едва он заговаривал о перспективе брака, родители мальчиков шарахались от него, как от чумного. В итоге, совершенно отчаявшись пристроить дочку в более-менее влиятельную семью, мистер Ланкастер ожидаемо пришел к человеку, чьего сына ранее он не считал достойным Виктории даже в качестве друга.

Пока сосед произносил душещипательную речь, Питеру Макнейру стоило огромных усилий подавлять торжествующую ухмылку, угрожающую вот-вот растянуться на губах. Когда Ланкастер замолк в ожидании реакции собеседника на его предложение, Макнейр-старший сказал то, что готовился произнести все эти недели. Слова, которые уложат человека, которого он презирал всей душой, на обе лопатки. И тогда ликованию его не будет предела.

– Билл, пойми меня правильно. Мне жаль, что жизнь твоей дочери так круто повернулась. Даже не представляю, какого тебе сейчас. Но я не могу решать ее проблемы руками Уолдена. Мой единственный наследник заслуживает жену, с которой он сможет выходить в свет. Мне, правда, очень жаль. Но я вынужден отказать в твоей просьбе.



На днях он мельком увидел некогда звезду светских раутов, а ныне практически затворницу, Викторию Ланкастер. Он добился своей цели, он уничтожил ее. Попутно отомстив и второму обидчику – теперь несостоявшийся хахаль его несостоявшейся невесты отбывает срок в Азкабане за жестокое нападение и изнасилование. Конечно, обычно за такие деяния в тюрьму не отправляют, ограничиваясь сроком на тяжелых работах, но папочка Виктории использовал все свое влияние, чтобы добиться максимально возможной меры наказания для разрушившего жизнь его дочери преступника, который, к слову, сам сознался в содеянном под давлением подкупленных Ланкастером авроров.

Вроде бы все было так, как он и хотел, и он должен был испытывать удовлетворение. Но ему все равно чего-то не хватало, и Уолден не знал, чего именно.

Ответ пришел сегодня вечером, когда, возвращаясь с тренировки по полетам, он встретил у своего дома Викторию, очевидно, ожидающую его.

– Виктория? – окликнул юноша, и девушка, которая стояла к нему спиной, обернулась.

Он давно не видел ее так близко. Она изменилась. В ней больше не было той самоуверенности, которая всегда угадывалась в походке и каждом жесте, а в глазах, ранее горевших озорным огоньком, читались лишь боль и отчаяние. Широкополая шляпа бросала тень на ее лицо, одна сторона которого была скрыта за густыми прямыми волосами, без привычных кудрей, которые она обычно накручивала.

– Здравствуй, Уолден, – тихо поприветствовала его девушка. В ее голосе слышалось то же отчаяние, что он заметил в глазах.

– Чем обязан чести?

– Знаешь, я… пришла по делу.

– По какому делу?

Он старался держаться холодно и отстраненно. Она должна помнить свое место. Теперь она ничто.

– Уолден, я… – ее голос подрагивал, а чрезмерную нервозность выдавали пальцы рук, сминавшие декоративный бант платья, закрепленный на поясе. – Я знаю, что всегда нравилась тебе. И я… долго думала и поняла, что ты подходящая кандидатура для замужества.

– Неужели? – юноша вскинул брови.

– Мне понятны твои сомнения, но, поверь, ты очень много приобретешь в этом браке. Я – наследница огромного состояния, мы ни в чем не будем себе отказывать. Если ты захочешь делать карьеру, отец устроит тебя в Министерство магии на высокую должность. А я… я могу пообещать, что буду примерной женой, о которой мужчина может только мечтать. Я рожу тебе детей, которые будут обожать своего отца, и сделаю все, чтобы ты чувствовал себя королем в нашей семье, – она запнулась, а потом, вздохнув, добавила: – Пожалуйста, Уолден, женись на мне.

С минуту он просто смотрел на нее задумчивым взглядом, упиваясь горем, которое витало в воздухе вокруг нее. А потом он сделал пару шагов, приблизившись к Виктории вплотную. Юноша протянул руку и убрал волосы с ее лица, обнажая уродливый шрам. Еще несколько секунд он изучал свою работу, пока девушка с надеждой заглядывала ему в глаза.

– Все могло быть иначе, – произнес он наконец. – Все было бы иначе, если бы ты не оттолкнула меня. Будь мы по-прежнему друзьями, я бы защищал тебя, никому не позволил бы причинить тебе вред. Но ты выбрала другой путь. И это твое право. Как и мое думать о своем счастье. Я действительно был влюблен в тебя, я мечтал, что ты станешь моей. Но ты обидела меня тогда в Хеллоуин, и чувства испарились. Я больше ничего к тебе не испытываю, Виктория, – он едва сдержался, чтобы не расплыться в улыбке, увидев слезы в ее глазах. – Что до брака, я не считаю, что твое наследство способно перекрыть весь тот ущерб, который я понесу, женившись на… как бы это сказать… бракованной девушке.

Она сделала шумный вдох, слезы потекли по щекам, губы задрожали, пальцы отпустили бант, и… она резко сорвалась с места, убегая прочь. И теперь, смотря ей вслед, он наконец-то осознал, что его месть свершилась не в заброшенном сарае поместья Монтгомери под личиной Майкла Мортинсена. Нет. Он отомстил сегодня. Именно сегодня Уолден Макнейр втоптал в грязь Викторию Ланкастер, которая, он был уверен, будет помнить их последний разговор всю оставшуюся жизнь, виня себя в роковой ошибке, которую она совершила, отвергнув его.

Да, Уолден Макнейр ненавидел красивых девушек, но еще в юности он понял, как поставить заносчивых красоток на место.



Он нежно обхватил прядку восхитительно шелковистых рыжих волос, и девушка встрепенулась, открыв глаза.

– Выспалась, красавица? – Макнейр улыбнулся, заглянув ей в лицо. – Веселая вчера ночка была, да?

Мужчина почувствовал, как тельце под его ладонью задрожало. Девушка не смотрела на него, уставившись в стену напротив.

– Знаешь, это даже забавно, – продолжил Макнейр. – Раньше, когда я называл тебя сучкой, это было оскорбление. А теперь, – он усмехнулся, – это просто констатация факта.

Удовлетворившись видом наполнившихся слезами глаз девушки, он поднялся на ноги и, еще раз пробежавшись взглядом по ее фигуре, произнес:
– Я полагаю, у нас больше не будет проблем с выполнением приказа Темного Лорда. Ну, а если вдруг ты попробуешь снова перечить мне, произошедшее вчера покажется тебе мелкой неприятностью. Будь уверена, я знаю способы, как сделать твое пребывание здесь в разы болезненней.



Она посмела шевельнуться, разминая затекшие мышцы, лишь когда хозяин вышел из подвала, оставив дверь открытой, и его шаги стихли. Джинни сразу поняла, что Макнейр псих, но она не могла даже в самом страшном сне представить, как далеко может зайти его больная фантазия.

В пятницу он притащил ее в подвал и пытал Круциатусом, пока она не потеряла сознание. До следующего вечера она лежала на холодном каменном полу, пытаясь отстраниться от ломающей мышцы боли, являющейся отголоском пыточного заклятья. А потом Макнейр вернулся… не один...

Едва тяжелая железная дверь в подвал приоткрылась, внутрь проскочила собака, и Джинни удивленно моргнула, подняв глаза на мужчину, вошедшего следом. Осознавая свое бессилие, она не пыталась сопротивляться, когда хозяин стал привязывать ее к наколдованной деревянной скамье. Она ждала чего угодно – пыток, порки, жесткого изнасилования. Но Макнейр не любил повторяться.

Хозяин всегда был жесток и груб, причиняя ей много боли. Но в этот раз боль была лишь декорациями к тому неописуемому унижению, которое она испытывала. Однако, самое ужасное произошло в конце этой пытки, когда организм Джинни предал ее, и волна мощного оргазма накрыла ее с головой, заставляя мышцы влагалища усиленно сокращаться.

Мир вокруг стал расплывчатым, кружась перед глазами.

– Похоже, вам и правда плевать, на что насаживаться, – раздался откуда-то сверху ненавистный голос. – Это даже наказанием сложно назвать, учитывая, как выразительно ты кончила. Впрочем, зрелище было захватывающим, и я ни о чем не жалею, а ты?

Джинни зажмурилась, пытаясь избавиться от стоящих перед глазами жутких воспоминаний о прошедшей ночи. Еще ни разу за все время пребывания в плену у Макнейра, она не чувствовала себя настолько раздавленной. Наверное, она больше никогда не сможет спокойно смотреть на собак.

Предпринимая попытку низвести ее до уровня животного, Макнейр хочет уничтожить ее личность, сделать ее безликой рабыней, инкубатором на ножках и куклой для сексуальных утех.

И это был предел. Внутри нее что-то изменилось после этой ночи. Будто что-то, живущее в глубинах подсознания и не дававшее о себе знать до сегодняшнего дня, пробудилось от спячки, напоминая девушке о том, кто она.

Она – Джиневра Уизли. Дочь Молли и Артура Уизли. В ней их гены. Она смелая, как ее отец, сильная и отчаянная, как ее мать. И пусть она в цепях и на коленях сейчас, в ней еще не иссякла воля к жизни.

Она не была бы Уизли, если бы сдалась так легко.