Глава 6. Начало положено

Темный Лорд был им доволен. И это самое главное. Ведь пока он делает все правильно, безносому упырю совершенно наплевать, чем занимается там, на континенте очередная светская львица. Его мама.

На самом деле, Нарцисса Малфой всегда была лишь рычагом давления, не более. Хоть она и разделяла искренне взгляды своего мужа, в глазах Повелителя, да и всего магического сообщества, она была просто женой Люциуса Малфоя. И Нарцисса прекрасно отыгрывала эту роль «мужней жены». Настолько прекрасно, что, если бы кто-то вслух предположил, что эта женщина была своему мужу умелым советчиком и направляющей рукой, его бы просто подняли на смех.

Она была сильной, как и все женщины рода Блэк. И умной. Но воспитанная в семье, где царили строгие традиционные ценности, Нарцисса, в которой не было того бунтарского духа, который был в ее сестрах, и не помышляла об ином для себя будущем, кроме как стать верной женой и заботливой матерью. И она стала.

Люциус и Драко были для нее всем. И ради них она готова была на что угодно.

Но смерть Люциуса стала для нее слишком сильным потрясением. В ней будто что-то надломилось, в глазах потух огонек. Она потеряла что-то, что делало ее той Нарциссой Малфой, которую он знал. Драко понимал, что она сейчас очень уязвима, и всем этим стервятникам из высшего общества и пронырливым журналистам в погоде за очередной сенсацией не составит труда растерзать ее.

Люциус Малфой всегда был отличным стратегом, умело маневрирующим между молотом и наковальней, умудряясь извлечь выгоду с обеих сторон. Так было до того, как он попал в немилость к Темному Лорду. Опасность стала угрожать его жене и сыну. Это и стало причиной его провала – страх за их жизни. Этот страх довлел над ним, связывая руки и ограничивая в действиях, не позволяя мыслить хладнокровно.

Поэтому Драко ни секунды не колебался, отсылая маму подальше от всего этого бардака, в который превращалась магическая Британия под управлением Волдеморта. В Европе не было переворотов, там все было по-прежнему. Там она будет в безопасности – в их уютном поместье под Парижем, окруженном многочисленными охранными заклинаниями и прочими защитными чарами.

Пока Нарцисса там, ему не нужно беспокоиться о ее жизни каждую секунду. Он может сконцентрировать на своем плане.

Первым этапом было встать на нужные рельсы, по которым можно начать движение. Для Волдеморта и Пожирателей смерти, Драко оставался «темной лошадкой». Пока Люциус был жив, Драко всегда был за его спиной. Послушный сын, выполнявший волю отца. Теперь же он сам по себе, никто не знал, чего ожидать от юного Малфоя. И он непременно воспользуется этим.

Темный Лорд был слегка удивлен, когда Драко сам пришел к нему на прием и выразил желание приступить к работе на благо магического сообщества. Повелитель спросил его, как он может быть полезен новому миру, и Драко точно знал, что ему ответить.



– Ну и как она тебе? – спросил Роули, когда они с Антонином вышли из камина и шагнули в общий поток сотрудников Министерства, спешащих на работу.

– Потрясно. Даже не ожидал, что будет так хорошо, – ответил Долохов.

– Главное, не расслабляйся, – произнес Роули.

– Не знаю, что ты там себе надумал, Финн, но именно это я и собираюсь с ней делать. Постоянно. Расслабляться, – сказал Антонин, и по его лицу расплылась довольная улыбка, которую он в ту же минуту поспешил скрыть за типичной для него непроницаемой маской.

Не проявлять эмоций, даже искренняя радость будет воспринята как слабость.

Наставления отца впечатались в мозг, проникнув глубоко в подсознание, обосновавшись, казалось, рядом с дыхательным рефлексом.

– Я имею в виду… – Торфинн на секунду замолк, подбирая слова. – Не думай, что девочка смирилась. Я уверен, это не так. Слишком мало времени прошло. Тебе нужно быть осторожнее. Приучай ее к себе постепенно, чтобы не спугнуть.

– Ты так говоришь, Финн, будто я какой-то монстр, который ее на куски порвать хочет, – недовольно произнес Антонин, а потом, замешкавшись на секунду, все же добавил: – К твоему сведению, она кончила. В свой гребаный первый раз.

– Не то, чтобы меня сильно интересовали твои навыки любовника, – ответил Торфинн, – я в них, в общем-то, и не сомневался. Но хочу тебе напомнить, что физиологическая реакция организма – не то же самое, что реакция эмоциональная. Чтобы она была полностью твоей, нужно дать ей привыкнуть к твоему присутствию в ее жизни. Ты должен восприниматься ею как защитник, а не как враг, который пленил ее. А у меня даже сомнений нет, что она видит в тебе именно врага. Насильника, если хочешь.

Нет, не хочу.

– И откуда только ты все это знаешь, Финн? – задумчиво спросил Долохов.

Роули пожал плечами.

– Сколько себя помню, я всегда неплохо чувствовал чужие эмоции. Наверное, это природный дар. Ты же знал моего отца, явно не от него я унаследовал способность разбираться в людях.

В центральном атриуме сегодня было столпотворение. Мужчины пробрались вперед сквозь толпу зевак.

– Мальчишка снова в строю? – Долохов хмыкнул, увидев Малфоя-младшего, который стоял у фонтана рядом с министром магии перед журналистами под вспышками колдокамер.

– И не просто в строю, а на передовой, – произнес Роули.

– Не хило, да? – к мужчинам подошел Уолден Макнейр и поочередно пожал им руки. – Еще сопляк, а уже глава Отдела международного магического сотрудничества.

– Темный Лорд просто грамотно использует ресурс. Малфои всегда были хороши в налаживании связей, – сказал Роули. – У мальчишки это в крови.

Мужчины замолчали, заметив, как Малфой, раскланявшись перед репортерами, направился в их сторону.

– Оо, герой дня! – воскликнул Макнейр и пожал подошедшему юноше руку.

Следом Малфоя поприветствовали и Долохов с Роули.

– Ты мне льстишь, Уолден, – манерно растягивая слова, произнес Малфой, слабо улыбнувшись, – я просто исполняю волю нашего Повелителя.

– Как и все мы, – Макнейр кивнул. – Но не каждого из нас помещают на обложку «Пророка».

Малфой усмехнулся, но никак не прокомментировал слова мужчины, переведя разговор в более нейтральное русло:
– Дадите какой-нибудь совет новому сотруднику?

Юноша окинул взглядом собеседников.

– Обходи стороной столовую, – отозвался Антонин.

Макнейр расхохотался.

– Ты все-таки попробовал тот суп, Долохов?

– Нет, мне хватило и каши, – скривившись, ответил Антонин.



– Я напишу введение и все, – сказала Гермиона, пока они с Роном шли по пустому коридору в гостиную Гриффиндора.

– Гермиона, ты самый прекрасный человек на земле, – произнес Рон, – Если я тебе когда-нибудь грублю…

– Для тебя это нормально, – отмахнувшись, бросила Гермиона.

– Нет, я чувствую, что должен искупить свою вину, – рука Рона скользнула ей на талию, и девушка отшатнулась от него.

– Что ты делаешь, Рональд? – настороженно спросила она, обхватив себя руками в защитном жесте.

Юноша двинулся к ней, и в панике она кинулась в сторону, но Рон оказался быстрее – он перехватил ее за талию и прижал к себе спиной.

– Пусти, Рон, – попытавшись вывернуться их железной хватки юноши, крикнула Гермиона.

– Не бойся, моя львица, я буду помягче, – сказал юноша каким-то не своим голосом.

Гермиона сопротивлялась как могла, но Рон был слишком сильным.

Что-то не так.

Всё не так. Почему он так груб с ней? Зачем он это делает?

Мозг начал лихорадочно искать объяснение этому кошмару, как вдруг…

… она резко распахнула глаза.

Всего лишь кошмар.

Гермиона села на кровати и вытерла ладонью лоб, которой был покрыт легкой испариной. Девушка окинула взглядом комнату. Солнце уже взошло, и его свет золотистыми нитями рассекал каменный пол. Осознание пришло неожиданно, пронзив ее измученный рассудок, словно молния Баубиллиуса – резко и болезненно.

Она все еще в кошмаре, только декорации сменились.

Вчера Долохов…

… Ничего, девочка, больно только первый раз…

Гермиона вскочила с постели и бросилась в ванную. Она должна смыть с себя следы его прикосновений. Девушка включила сильный напор воды и, опустившись в ванну, начала с каким-то, совершенно не свойственным ей остервенением натирать тело, пока ее тонкая, нежная кожа не стала отдаваться неприятным жжением от касаний к ней жестких ворсинок мочалки.

Через десять минут она вышла из ванной комнаты, и взгляд ее упал на кровать.

Она была полностью беззащитна перед Пожирателем смерти. Как бы она ни дергалась, как бы ни выкручивалась – все попытки помешать ему были жалкими и тщетными. Он просто взял ее. Именно так, как хотел. Унизил, растоптал. Превратил ее в шлюху.

«А чего ты ждала, Гермиона?» – задала она самой себе вопрос.

Он не прикасался к ней эти дни, потому что думал, что она может тронуться рассудком и перестанет быть такой желанной игрушкой. Но она в его глазах лишь вещь для удовлетворения плотских желаний. Ее чувства не имеют для него никакого значения. Он будет брать ее, когда ему нужно, как ему нужно и сколько ему нужно.

Факт изнасилования был ужасающим. Но то, что она смогла получить удовольствие, не укладывалось у Гермионы в голове. Как? Как она могла испытать оргазм в этих обстоятельствах?

Она вдруг почувствовала, что задыхается в этой комнате. Нужно срочно уйти отсюда. Куда угодно. Лишь бы не видеть эту кровать, где произошло непоправимое, это кресло, где вчера лежала верхняя одежда Долохова, этот пол, напоминающий о ее недавнем позоре.

На прикроватной тумбочке стопкой лежала вчерашняя одежда – джинсы, свитер, балетки. Гермиона оделась и молниеносно выбежала за дверь.

В коридоре она чуть не столкнулась с Руной, которая, судя по всему, ждала, пока она выйдет из комнаты.

– Мисс уже встала, – радостно пропищала эльфийка. – Хозяин приказал Руне дать мисс зелье, как только мисс проснется.

Эльфийка протянула Гермионе маленький пузырек с бледно-фиолетовой жидкостью. Контрацептивное зелье.

Воспоминание о том, что часть Долохова осталась где-то внутри нее, заставило ее желудок сжаться в спазме. Девушка без колебаний приняла из рук эльфийки пузырек – она совершенно точно не хочет рожать его детей.

Руна проводила Гермиону в малую столовую и, позавтракав, девушка решила выйти на улицу. Она села на траву под раскидистым дубом прямо около дома. Пробираться вглубь сада она не собиралась. Какой смысл? Поместье под куполом, она лишена магии. Эта тюрьма, из которой ей не сбежать. Пока.

Конечно, она вовсе не сдалась. Просто ей нужен новый план, реализация которого, очевидно, потребует больше времени. Сначала нужно найти способ разрушить чары подавителя и вернуть себе магию. Решение наверняка найдется в библиотеке. Но искать его она начнет завтра.

Сегодня ей нужно время просто прийти в себя. Привести мысли в порядок. Немного успокоиться.



Солнце клонилось к закату, когда из дома в сад, где Гермиона провела весь день, вышел Долохов.

Он был в мантии, значит, только что пришел. И сразу же начал искать ее.

Ненасытный зверь.

– Я смотрю, к садоводству ты интерес уже потеряла, – усмехнувшись, произнес он.

Гермиона вскочила из-за маленького садового столика, за которым просидела, наверное, уже часа два с чашкой какао. Девушка бросила свирепый и одновременно затравленный взгляд на Пожирателя.

– Спрашивать не буду, потому что, очевидно, ты пошлешь меня с моим предложением куда подальше, поэтому просто прикажу: ты сейчас идешь со мной в столовую ужинать.

Мужчина повернулся к ней спиной и направился к дому. Девушка не сдвинулась с места. Долохов, вероятно, ожидал этого, потому что, не оборачиваясь, бросил на ходу:
– Живо, грязнокровка!

Гермиона выдохнула и обреченно поплелась следом за ним. Медленно, как на казнь.

В столовой девушка попыталась сесть как можно дальше от Пожирателя Смерти, но, когда она подошла к выбранному стулу в середине, Долохов молча отрицательно покачал головой и указал ей на стул по правую руку от себя, сам садясь во главе стола.

Еда в доме Долохова была скромной, и на вид, и на вкус. Все было пресным, совершенно безвкусным и не вызывающим аппетит, даже несмотря на то, что за весь день Гермиона съела лишь бутерброд и выпила две кружки какао.

– Знаешь, тебе не обязательно страдать вместе со мной, – сказал Долохов, посмотрев на Гермиону, которая отрешенно водила вилкой по тарелке с рисовой кашей.

– Что? – девушка подняла голову и взглянула на мужчину.

– Я про еду, – пояснил он, кивнув на ее тарелку. – Скажи Руне, что ты любишь, и она будет готовить тебе отдельно.

Какая-то уловка. Он потребует что-то взамен.

– Н-нет, спасибо, – голос Гермионы немного подрагивал. – Все в п-порядке.

– Я серьезно, лапонька, – голос Долохова немного смягчился. – Я знаю, что это та еще гадость. У меня-то просто выбора нет. В отличие от тебя. Поговори с Руной.

– Хорошо, спасибо, – тихо проговорила себе под нос девушка, снова уткнувшись взглядом в ненавистную рисовую кашу.

Когда они закончили ужин, Гермиона положила руки на колени и настороженно прислушалась к действиям Долохова, не поднимая на него глаз в страхе спровоцировать.

Уже вечер. Вдруг он захочет… прямо сейчас. Низ живота все еще побаливал.

Мужчина убрал с колен салфетку, свернул ее пополам и бросил на стол. Гермиона сжала руки в кулаки, так что костяшки побелели.

– Сегодня в Министерстве я общался с Малфоем, – произнес он.

– С Люциусом Малфоем? – спросила Гермиона, все еще сверля взглядом стол.

– Люциус Малфой мертв, – на этих словах Гермиона резко вскинула голову, – я говорил с его сыном, Драко. Вы учились на одном курсе, не так ли?

Гермиона кивнула.

– В следующую пятницу у него день рождения. Праздновать будет в субботу. Мы приглашены.

Сердце Гермионы, казалось, упало куда-то в район живота.

– Я… я не могу, – слабо пролепетала она. – Пожалуйста… я не…

– Это не обсуждается, грязнокровка, – оборвал ее мольбы Долохов. – Там ждут нас обоих, – мужчина шумно выдохнул и продолжил мягче: – Я сам не в восторге. Но все хотят тебя увидеть.

– Почему? – спросила она.

– Потому что ты привилегированная грязнокровка.

Гермиона нахмурилась.

Долохов уже изучил ее, он знал, что его девочка хмурилась, когда испытывала недоумение или смущение. Сейчас, вероятно, внутри нее бушевало и то, и другое.

– Сначала ты была грязнокровкой знаменитого Гарри Поттера. А теперь стала грязнокровкой любимчика Темного Лорда, – Пожиратель усмехнулся. – По крайней мере, меня так называют за глаза, – увидев на личике девушки нарастающую панику, он добавил: – Мы не пробудем там долго. Час, максимум полтора. И ты все время будешь рядом со мной. Я не позволю никому сделать тебе больно.

– Ты наложишь на всех Силенцио? – спросила Гермиона.

Долохов понимал, что она имеет в виду. Злые языки могут ранить сильнее Режущих проклятий.

– Нет, этого я сделать не могу, – ответил он.

– Значит, ты не сможешь уберечь меня от боли.



Амикус Кэрроу никогда бы не сказал об этом Луне, но он был безмерно счастлив, что она сейчас в поместье. За те несколько дней, что девчонка находится здесь, его сестра, которая до этого была безучастна к происходящему вокруг, наконец-то стала проявлять живой интерес к разговору. Общалась, правда, она в основном с Луной, а на его попытки завести беседу реагировала с настороженностью. Но это все равно был прогресс.

Поэтому Амикус был совершенно не рад тому факту, что через неделю Луна покинет особняк. Отдавать ее Малфою он категорически не хотел, но в то же время он понимал, что и оставить ее здесь он не может. Она чистокровная, а, значит, ему придется взять на себя обязательства, которые на всех владельцев таких рабынь повесил Темный Лорд.

Дети сейчас будут лишней помехой его планам. Да и от мысли изнасиловать девчонку его тошнило. Нехотя Амикус признался сам себе, что эта смутьянка, вечно нарушающая правила, черт возьми, понравилась ему. И его симпатия только усиливалась, когда он видел, как она так по-доброму беседовала с Алекто.

После того случая несколько дней назад, когда она смогла успокоить его сестру, девчонка будто стала выглядеть иначе. По крайней мере, он увидел ее с другой стороны.

В мире Амикуса искренняя, бескорыстная доброта была даже не редкостью, а просто чем-то из ряда вон выходящим. Альтруизм высмеивался и порицался. Амикус и его сестра с детства знали, что и любовь родителей не бывает безусловной. Тебя будут любить, если ты будешь все делать правильно. А если совершишь ошибку – будешь наказан. Мать редко подвергала их наказанию, а вот отец…

Этот ублюдок, казалось, получал удовольствие, отрабатывая на нашкодивших детях Пыточные заклятья. И никакие мольбы, слезы и обещания больше так не делать не могли его остановить. Сколько себя помнил, Амикус боялся своего отца. Алекто всегда была смелой и стойко принимала любую пытку, но он был уверен, что она тоже испытывала страх, просто не показывала его. И Амикус знал почему. Это все было ради него.

Сестра была старше его на два года и с самого детства опекала его. А еще она была его единственным другом. В тяжелые моменты от родителей было невозможно получить поддержку. Но зато они с сестрой были друг у друга. И этого было достаточно. Амикус был убежден, что так будет всегда. Но его уверенность сильно пошатнулась почти сразу как они вступили в ряды Пожирателей смерти.

О том, что Темный Лорд собирает сторонников, ему рассказала Алекто и, драккл ее подери, она была весьма убедительна, когда говорила о той власти, которую они смогут обрести под его началом. И он почти не задумывался, когда принимал Черную метку. У него и мысли не возникало, что быть Пожирателем Смерти может быть опасно. И бояться стоило вовсе не авроров.

Волдеморт наказывал за любую провинность точно также, как это делал их отец. С той лишь разницей, что его Пыточные были куда более изощренными, чем проклятья, вырывавшиеся из палочки отца. И они с сестрой вновь окунулись в то, от чего думали, что будут застрахованы, став Пожирателями Смерти – делай все правильно или будешь наказан.

А когда Амикус своими глазами увидел, как Повелитель до смерти замучил одного из своих сторонников, он понял, что Пыточные страшны не сами по себе, а тем, к чему они могут привести. И, поскольку покинуть ряды Пожирателей Смерти можно было лишь вперед ногами, он стал просто искать способ избежать боли… или чего пострашнее. И способ он нашел.

Этот способ лишал его возможности получить особую милость Повелителя и обрести ту власть, о которой он грезил раньше, но позволил оставаться на более-менее безопасном расстоянии, куда Темный Лорд не особо хотел дотягиваться.

Притворство. Но не обычное, которое сопровождало его всю его жизнь. А то, что меняет личность в глазах других. Его обман сработал. Темный Лорд видел его совсем не тем человеком, каким он был и потерял к нему интерес, оставив его лишь на побегушках. За ошибки стали наказывать других, а Амикус смог хоть немного расслабиться.

Он знал, что Повелитель был умелым легилиментом и мог при желании легко вскрыть его обман. Поэтому он воспользовался сильной ментальной защитой, знания о которой ему по наследству передал отец.

Древнее заклинание, которое стало решением и сейчас, когда он понял, что непокорная блондинка Лавгуд что-то значит для него, а что важнее – для его сестры. Она была практически ребенком, но ее теплота была такой мощной, что окутывала все пространство вокруг нее. И она легко отдавала ее тому, кто в этом нуждался, не требуя ничего взамен. Альтруизм вдруг перестал казаться смешным и неправильным. Девчонка смогла возродить то, что истончалось в нем с каждым днем. Надежду, что его сестра когда-нибудь к нему вернется. И Амикус не хотел оказаться во власти отчаяния, потеряв ее.

За ужином Кэрроу долго собирался с духом, чтобы сообщить новость, которую сегодня принесла сова в его кабинет в Хогвартсе.

– Вечеринка будет шестого июня, – произнес он, когда эльфы подали десерт.

Луна кивнула, не поднимая глаз от стола.

– Я долго думал, что с тобой делать, – продолжил мужчина, и Луна перевела на него вопросительный взгляд. – Ты много знаешь, – уточнил Кэрроу.

– Вы сотрете мне память? – спросила Луна.

– Нет, наложу те же Щитовые чары, что использую сам. Они сильные. И надо точно знать, куда ударить, чтобы их пробить – чары создают много ложных дверей. Нейтрализовать их может только такой могущественный волшебник, как Темный Лорд, да и тот должен очень постараться. По крайней мере, мои ему пробить не удалось за все эти годы. Малфою это точно не под силу.

Кэрроу встал из-за стола.

– Пойдем, покажу тебе кое-что интересное.

Они поднялись на третий этаж и подошли к двери библиотеки, открыв которую, Кэрроу пропустил Луну вперед. Зайдя следом, мужчина приблизился к стеллажам, стоящим впритык к стене и беззвучно что-то проговорил, а затем щелкнул пальцами. Два стеллажа задрожали и медленно раздвинулись в стороны, открывая проход к старой двери, испещрённой многочисленными рунами. Очередное, произнесенное шепотом заклятье слетело с губ Кэрроу, и дверь распахнулась. В помещении, находящемся за ней, одновременно вспыхнули несколько факелов, расположенных по периметру, освещая маленькую комнатку, больше похожую на чулан для метел.

Кэрроу шагнул внутрь, а потом обернулся на замявшуюся на пороге Луну:
– Чего встала? В Хогвартсе ты была более любознательной.

Мужчина усмехнулся, и Луна прошла через проем. Здесь не было заклятья незримого расширения или каких-то иных увеличивающих пространство чар. Комната действительно была совсем небольшой. По сторонам располагались шкафы без дверей, на полках которых лежали различные шкатулки, фигурки и свитки. У стены, расположенной напротив двери, стоял миниатюрный столик и один стул.

Кэрроу взял с одной из полок свиток и, положив его на столик, развернул. Луна посмотрела на письмена, хотя больше это напоминало череду детских рисунков. Сама же бумага была потертой, кое-где края были то ли оборваны, то ли сами рассыпались от ветхости.

– Это египетское охранное заклятье, – пояснил Кэрроу.

– Вы знаете египетский язык? – изумленно спросила Луна.

– Ты че, обалдела? – мужчина хохотнул. – Конешн, нет. Есть перевод, – Кэрроу потянулся к одной из полок и достал оттуда сложенный в два раза кусок пергамента. – И эта хрень… как ее… Где написано, как нужно произносить заклинание.

Мужчина развернул пергамент, положив его поверх свитка.

– Транскрипция? – уточнила Луна.

– Будешь умничать, сотру к дракклу твою память и никаких Щитовых чар, – раздраженно сказал Кэрроу.

– Простите, – тихо проговорила девушка.

– Да, транскрипция. Таких свитков осталось очень мало и стоят они охренных денег. Отец кучу золота отвалил и за свиток, и за перевод. Но они стоят каждого отданного галлеона, уж поверь. Это смесь Охранных, Гламурных и Хамелеоновых чар. Сокроем за ними то, что Малфою знать не следует.

– А как мне докладывать Вам о том, что происходит у него в поместье?

– Я наложу Следящее око.

С минуту они стояли в тишине, каждый думал о своем.

Луна колебалась, а потом все же задала давно интересующий ее вопрос:
– Как Вы думаете, что он планирует?

Девушка перевела пытливый взгляд со свитка на мужчину.

– Без понятия, – ответил Кэрроу. – Но надеюсь, это поможет мне достичь моих целей.

Мужчина свернул свиток вместе с переводом и, повернувшись в Луне, добавил:
– И, если у меня все получится, в выигрыше будем все мы.



Большие деревянные часы, стоявшие в углу, показывали без пятнадцати девять, когда в ее комнату зашел Долохов. Гермиона вскочила с тахты, где в ожидании просидела последние полтора часа. Она знала, что должно произойти в ближайшее время. В конце концов, теперь это ее жизнь.

Гермиона размышляла над этим сегодня, сидя в саду. Быть игрушкой Долохова страшно и отвратительно. Но, по крайней мере, он не трогает ее днем, позволяя проводить время наедине с собой. День, можно сказать, принадлежал ей. Ночью же она должна была становиться марионеткой, с которой кукловод мог делать, что ему вздумается.

Надо сказать, Гермиона очень боялась первого раза. Но, если не считать унижения, которое не отпускало ее до сих пор, и слабой боли внизу живота, являющейся последствием вторжения «незваного гостя», все прошло не так страшно, как она себе представляла.

Но что будет дальше? Возможно, это было лишь снятие пробы. И как только Долохов войдет во вкус, она ощутит на себе все ужасы насильственного секса.

Когда Долохов медленно прошел к кровати и, повернувшись спиной к Гермионе, стал снимать сюртук, а следом рубашку, складывая их поочередно на прикроватный пуфик, ритм ударов ее сердца увеличился. Девушка полными слез глазами наблюдала за неторопливыми движениями Пожирателя.

Что он будет делать потом? Возьмет ее как вчера, грубо бросив на кровать и связав? Она не хочет этого. Не хочет, чтобы все повторилось. Ей нужно хотя бы слабое ощущение контроля над ситуацией. Возможно, если она не будет сопротивляться, он не будет слишком груб и все закончится быстро?

Дрожащими руками Гермиона потянулась к верхней пуговице своей ночной рубашки, которую Руна восстановила после заклятья, которым Долохов ее вчера разрезал. Ее губы подрагивали от готовящихся прорваться наружу рыданий. Но она сдерживалась, хоть это и было крайне сложно. Первая пуговка поддалась, за ней вторая, затем третья, как вдруг…

– Что ты делаешь, лапонька? – Долохов стоял в метре от нее.

Когда он успел подойти так близко? И зачем только она закрыла глаза?

Испуганные и мокрые от слез медовые глаза изучали его лицо.

Он ждал ответа.

– Я… – последующие слова застряли в горле, так и не сорвавшись с губ.

Девушка машинально бросила быстрый взгляд на кровать, а потом обратно на мужчину.

Она видит в тебе именно врага…

Слова Роули всплыли в памяти. Она до сих пор боится. Нижняя губа подрагивает. Она вот-вот заплачет.

Слишком мало времени прошло… Приучай ее к себе постепенно…

– Пойдем в постель, лапонька. Тебе нечего бояться. Сегодня ничего такого не произойдет. Даю слово.

Если бы Гермиона не была сейчас в ужасе, она бы наверняка рассмеялась. Пожиратель Смерти дает ей слово. Какова цена его слову? Последователи Волдеморта беспринципны и аморальны. С другой стороны, а что изменится, если она воспротивится? Ничего.

Девушка не стала застегивать пуговицы ночной рубашки. Какой смысл? Он все равно либо растворит рубашку заклятьем, либо просто сорвет ее с ее тела.

Гермиона легла на левую сторону кровати, положив руки вдоль тела, и отвернула голову. Она не хотела смотреть на Долохова. Она будет всеми силами пытаться отстраниться. Насколько это возможно.

Девушка почувствовала, как матрас прогнулся, и мужчина лег по правую руку от нее. Он перевернулся на бок и навис над ее дрожащей фигуркой. Руки Гермионы непроизвольно сжались в кулаки.

Она не смотрела на Долохова, когда он провел ладонью вдоль ее тела, не шевелилась, когда он расстегнул оставшиеся пуговки ее рубашки и распахнул ее, обнажив грудь. Но когда он коснулся края ее пижамных штанов, Гермиона не выдержала. Она резко повернулась к мужчине и прошептала:
– Прошу, не надо. Еще болит.

Это все, что она смогла выдавить. И это было правдой – живот мучила тянущая боль, периодически отдающаяся ощутимыми спазмами.

Мужчина усмехнулся, но, как показалось Гермионе, совсем не злобно и произнес:
– Я ведь сказал, лапонька, сегодня этого не будет. Просто расслабься и доверься мне. Тебе понравится, обещаю.

Гермиона не верила ни единому его слову, но в ней все же зародилась надежда, что все закончится быстро.

Долохов стянул с нее пижамные штаны, отбросил их в сторону, и вдруг неожиданно припал к ее правому соску, обхватив его губами. Гермиона не знала, как на это реагировать. Это не было больно и даже не было неприятно, скорее наоборот, но это пугало ее еще сильнее. Рука Долохова прошлась вдоль тела девушки вниз, к животу. Ладонь на пару секунд задержалась на области под пупком, а потом двинулась ниже, и Гермиона инстинктивно плотнее сомкнула ноги.

– Ну же, лапонька, – промурлыкал Долохов ей на ухо, – раскройся для меня. Я сдержу обещание – тебе будет хорошо.

Осознавая, что, если ему захочется, он все равно сможет расположить ее тело в той позе, в какой ему удобно, Гермиона поддалась, немного разомкнув ноги. Этого хватило, чтобы рука мужчины смогла проскользнуть между складок, чуть раздвинув их.

Пальцы поползли вверх, накрыв выступающую горошинку. Мужчина снова накрыл губами ставший чувствительным от предыдущих манипуляций сосок, одновременно начав поглаживать клитор.

Гермиона чувствовала, как внизу стало растекаться приятное тепло. Нижние губы набухли и увлажнились. Девушка непроизвольно раздвинула ноги шире, открывая пальцам Долохова больший доступ.

Казалось, воодушевившись ее реакцией, мужчина стал прокладывать дорожку из поцелуев на ее теле, двигаясь вдоль шрама, оставленного его проклятьем. Пальцы наращивали темп, от круговых движений в самом чувствительном месте у Гермионы начал плыть потолок перед глазами. Она смяла пальцами простыни и закусила губу в попытке подавить стон удовольствия в момент приближающейся кульминации. Но вдруг Долохов коснулся ее губ своими, и девушка от неожиданности приоткрыла рот, из которого вырвался вскрик, когда мужчина отстранился.

– Ты прекрасна, моя львица, – прошептал он, оставив поцелуй у нее на подбородке, а потом добавил: – Я не могу уберечь тебя от всей боли, что грозит тебе в этом мире, но я могу ее немного уравновесить.

Гермиона умиротворенно прикрыла глаза, ощущая приятные спазмы между ног. Плевать, что рядом Долохов. Плевать, что она не оказала Пожирателю Смерти сопротивление сегодня. Ей хотелось хоть на короткое время расслабиться.



Она проснулась от пощечины. Охранники часто их так будили. Обычно за этим следовало очередное изнасилование. Каждая из ее подруг по несчастью испытала это на себе. Девственниц держали где-то в другом месте, а их, девушек, у которых был сексуальный опыт, охранники и некоторые другие сотрудники Министерства, использовали как бесплатный способ расслабиться. Их не пытали и редко избивали, но зато часто насиловали. Порой в настолько жесткой форме, что возможность отделаться минетом стала казаться девушкам подарком судьбы.

Но сегодня, похоже, ее ждет что-то иное.

– Вставай, шлюха! – рявкнул охранник, дернув Чжоу за предплечье.

Девушка поднялась с настила, и мужчина грубо толкнул ее в спину, так что она споткнулась, практически вылетая из клетки. Охранник не дал ей упасть, тут же снова подхватив под локоть, и потянул к двери. На выходе из склада их встретил еще один охранник.

– На продажу? – спросил он держащего Чанг мужчину.

– Ага, – тот кивнул.

– Неужто Драко Малфою опять? Видел его в холле сейчас. Он же только недавно двух шлюх приобрел.

– А ты не слышал? Одна уже откинулась.

– Да ты че? Которая? – ошарашено спросил первый, а потом с гордостью добавил: – Знаешь, я с обеих пробу снимал.

– Помнишь, такая симпатичная рыженькая? Боунс, кажется.

– Помню. Сосала хорошо. Че Малфой с ней сделал такого, интересно?

– Да хрен его знает. Говорят, что она всего неделю продержалась.

Чжоу едва не вскрикнула от шока, вовремя подавив порыв. Их со Сьюзен держали в одной клетке. Это была милая, веселая девушка, которая, даже оказавшись здесь, находила силы не только самой не пасть духом, но и поддерживать других.

И вот она мертва. Замучена Малфоем.

А теперь и ее ведут к нему на казнь.



Антонин мало кого уважал, особенно среди Пожирателей Смерти, которые сплошь были подхалимами и трусами. Но Драко Малфой, который все это время держался стойко и невозмутимо, его приятно удивил. Было поразительно, насколько быстро мальчишка смог оправиться от трагедии, взять себя в руки и ринуться в бой.

В Министерстве много судачили о том, что якобы ему плевать на отца. Долохов не верил в это ни на йоту. Был Люциус идеальным отцом или нет, но сомневаться в том, что он любил свою семью, не приходилось. Именно это его и сгубило в итоге – слишком сильная связь с семьей. Такая связь не может быть односторонней. Малфоя-младшего смерть отца совершенно точно затронула и затронула сильно, болезненно.

Антонин сверлил юношу внимательным взглядом, пока тот, сидя за столом напротив, докладывал Темному Лорду о своих планах на новом посту. Мальчишка не смог даже старика Дамблдора убить. Да весь последний год на собраниях Пожирателей Смерти он трясся как осиновый лист. А теперь так спокойно воспринял смерть отца? Люди могут меняться, могут становиться сильнее под влиянием обстоятельств. Он знал это, потому что во многом изменился сам за все это время под командованием Волдеморта. Но поменяться так быстро и так резко? Едва ли.

Долохова не отпускало чувство, что Малфой что-то замышляет. Слишком уж подозрительным был тот энтузиазм, с каким он взялся за работу. И слишком подозрительными были его стойкость и невозмутимость.

– Что ж, планы многообещающие, – произнес Темный Лорд, когда Драко закончил доклад. – Надеюсь, первые успехи не заставят себя долго ждать, – юноша учтиво склонил голову. – А теперь последнее, о чем я хотел сказать, – Волдеморт обвел взглядом присутствующих. – И это касается всех.

Те из Пожирателей, кто в это время сидел, уставившись в стол, подняли взгляд на Повелителя.

Убедившись, что завладел вниманием всех сидящих перед ним, Темный Лорд продолжил:
– Полагаю, вы все согласитесь со мной, что действующая ныне система власти несовершенна. Над нами довлеет необходимость глобальных реформ. В этой связи, я разработал поэтапный план изменений. И первым этапом будет создание новой структуры, которая позволит нам немного разбавить единоличную власть министра магии и усилить контроль за принятием решений общегосударственного уровня. Это будет Совет законодателей, в состав которого войдут достойнейшие из Пожирателей Смерти. Всего семь человек. Шанс попасть туда есть у каждого, вне зависимости от того, какую должность вы сейчас занимаете. Вам нужно лишь проявить себя соответствующим образом. И я обещаю, что ваши успехи не останутся незамеченными. По итогам последних недель, я уже принял решение относительно одной кандидатуры. Первым, кто войдет в состав нового Совета, будешь ты, Корбан.

Яксли благодарно склонил голову, его глаза едва заметно блеснули ликованием. Остальные присутствующие слабо зааплодировали.

– Шесть мест пока свободны. Жду ваших свершений. На сегодня это все, – произнес Волдеморт.

Пожиратели Смерти стали подниматься со своих мест.

– Антонин, – Темный Лорд перевел взгляд на Долохова, который уже встал, чтобы уйти, – задержись, пожалуйста.

Он опустился обратно на стул.

Когда остальные покинули гостиную, Волдеморт произнес:
– Сегодня я разговаривал с Ноттом относительно темпов проведения процедур контроля рождаемости… И, откровенно говоря, я был слегка удивлен, когда пробегался по именам из списка завершенных и назначенных на ближайшее время операций. Знаешь, что меня удивило, Антонин?

Волдеморт посмотрел на него взглядом родителя, отчитывающего ребенка – строго и покровительственно. Долохов сомкнул в кулак пальцы правой руки, которая была под столом.

– Нет, Повелитель, – ответил Антонин, стараясь придать своему голосу максимальную непринужденность.

– Меня удивило, что я не встретил там имени твоей грязнокровки.

Долохов сглотнул.

Прежде чем продолжить, Волдеморт выдержал паузу, просто молча смотря Антонину в глаза в течение нескольких секунд. Темный Лорд любил создавать драматизм подобными промедлениями – казалось, игра на нервах собеседников была для него чем-то вроде хобби.

Наконец, он снова заговорил:
– Я все еще надеюсь услышать от тебя, что это просто ошибка Нотта, и что мне следует наказать его за невнимательность в заполнении документов…

Темный Лорд замер, выжидающе смотря на Антонина.

– В документах нет ошибки, Повелитель, – стараясь не выдать своей нервозности, произнес Долохов.

Глаза Темного Лорда блеснули багрецом, и Антонин продолжил:
– Я не посчитал это необходимым, потому что…

– Прошу, Антонин, – Волдеморт вскинул руку, призвав Долохова замолкнуть, – не оскорбляй меня сейчас попытками убедить, что ты не используешь в полной мере все возможности юной грязнокровки доставить удовольствие. Грязная кровь или нет, тело у девчонки вполне способно вызвать желание у любого здорового мужчины.

– Я лишь хотел сказать, Повелитель, что тщательно контролирую прием ею контрацептивного зелья и…

– И этого недостаточно, – голос Темного Лорда, который в начале их диалога был более-менее нейтральным, сделался твердым и холодным. – Я уверен, ты прекрасно помнишь мои слова по поводу мисс Грейнджер. Она опасна. Мы не можем рисковать и позволить ей зачать. Про появление на свет ее выродка и говорить нечего. Я позволил тебе взять ее для развлечения временно, – Волдеморт сделал акцент на последнем слове, – за твои особые заслуги. Но это вовсе не означает, что на нее не распространяются правила, утвержденные для девок ее происхождения. Грязнокровки должны быть стерилизованы. Все. Без исключений. Это ясно?

– Да, Повелитель, – слабо отозвался Антонин.

– Прекрасно. Значит, в отчете Нотта за понедельник я увижу, наконец-то, фамилию «Грейнджер», полагаю?

– Да, Повелитель, – повторил Долохов.