Глава 16. План

После вечеринки Пожирателей Смерти страх снова поселился в ней. Как ни пыталась, Гермиона не могла забыть, как Мальсибер продал свою рабыню. Своим рациональным умом она, конечно, понимала, что плененные девушки для чистокровных господ не более чем имущество, но, вероятно, осознать новую реальность послевоенной Британии в полной мере ей не давал Долохов, который никогда не обращался с ней, как с куклой, домашним животным или предметом интерьера. Однако, несмотря на их особые отношения, воспоминание о сцене, увиденной месяц назад в заведении Нотта, словно мощная волна раз за разом ударялось о стены ее сознания, подмывая фундамент, на котором держалась ее уверенность в непоколебимости Долохова относительно ее места в его жизни. Сначала это были лишь ночные кошмары, но с недавних пор опасения Гермионы окрепли и стали терроризировать ее и днем.

Когда Долохов получил место в Совете законодателей, в поместье зачастили его коллеги из Министерства. Их похотливые взгляды, которыми они пожирали ее стройную фигурку, усиливали ее нервозность и подпитывали паранойю. Теперь Гермиона невольно анализировала каждое сказанное Долоховым слово, его взгляд, его реакции на ее действия. Каждый раз смотря на него, она надеялась не увидеть там то, что стало бы началом конца ее более-менее терпимой жизни – безразличие и скуку. Ведь если ему станет скучно, он отправится на поиски нового развлечения, которое займет ее место в этом поместье.

Все это стимулировало ее углубиться в изучение беспалочковой магии до такой степени, что это не могло не выглядеть подозрительно. Гермиона любую свободную минуту посвящала освоению новых навыков, практикуясь даже во время приема пищи, и иногда это начинало злить Долохова. Например, неделю назад за обедом Гермиона так долго смотрела на корзину с хлебом, пытаясь приманить ее и полностью игнорируя вопросы мужчины, что он не выдержал и, швырнув корзину прямо ей под нос, пригрозил, что если она будет продолжать в подобном духе, то он снова отберет у нее магию, и на этот раз навсегда. Долохов был не из тех, кто бросается пустыми угрозами, поэтому Гермиона стала осторожнее, выбирая для тренировок то время, когда его не было рядом. Постоянное напряжение, в котором она пребывала, сходило на нет лишь в моменты их близости, что стало для нее отдельным испытанием на прочность.

С тех пор, как Долохов перезачаровал блокирующий браслет, позволив небольшим частицам магии свободно перемещаться по ее телу, их с Гермионой секс стал ощущаться девушкой иначе – ярче, эмоциональнее и будто душевнее. Она пыталась игнорировать мягкие покалывания на коже, когда Долохов входил в нее, но в момент кульминации ее магия будто переплеталась с магией мужчины, и они становились практически единым целым на этот краткий миг. Возможно, так и должен чувствоваться секс между волшебниками. Гермиона этого не знала. Ведь Долохов взял ее девственницей и полностью лишенной магии, поэтому сравнить ей было не с чем.

Она перестала высыпаться ночами, потому что как только эйфория от пережитого оргазма развеивалась, в голову начинали лезть разные страшные мысли о будущем, которые либо воплощались в кошмарах, либо напрочь отбивали сон.

А еще ее мучили сомнения относительно побега. Чтобы сбежать, ей нужна вся ее магия, а для этого надо снять браслет. И в этом была загвоздка.

Есть всего два способа разорвать связь…

Решение Долохова вернуть ей часть магической энергии, конечно, стало полной неожиданностью, но вариант, что он освободит ее, виделся ей чем-то совершенно фантастическим, напрочь оторванным от реальности. Сделать подобное – значит подписать себе смертный приговор, и с какой бы симпатией Долохов не относился к ней, свое благополучие ему, безусловно, дороже. Поэтому гриффиндорка понимала, что чтобы вернуть магию, ей придется разрушить все самые прочные моральные барьеры и отважиться на жуткий шаг, который изменит ее навсегда.



В этом мире было много того, что Антонин терпеть не мог. Он вообще был не особо терпимым человеком, и, скорее, было проще перечислить, что его не бесило, чем наоборот. Но последнее время в копилку раздражающих вещей, помимо необходимости совмещать работу в Тренировочном центре с обязанностями советника в этом дурацком Совете законодателей, добавилась неясность ситуации с его личным врагом.

Хренов Джагсон висел над ними с Роули как лезвие гильотины, угрожающее вот-вот обрушиться на их шеи. Им пришлось повременить с реализацией плана касательно нового целителя, потому что тот совершенно невовремя почти на месяц уехал повышать квалификацию в США. Но, будто опустошив флакончик с Феликс Фелицис, они столкнулись с весьма своевременным решением Темного Лорда отправить Джагсона на срочную миссию во Францию, что вынудило того отложить визит в Св.Мунго до возвращения. И теперь им оставалось лишь надеяться, что он прибудет в Лондон не раньше целителя Персиваля, чтобы они смогли осуществить свой чертовски рискованный замысел.

Гребаная неразрешенная проблема не давала Антонину покоя ни днем, ни ночью, и лишь умопомрачительный секс с милой грязнокровкой дарил ему такой необходимый ежедневный лучик света, прорывающийся сквозь густой туман неопределенности.

А секс, надо сказать, и правда был потрясным. Конечно, с его чувственной девочкой ему всегда было хорошо, но с тех пор, как магия снова забурлила в ее венах, их близость стала почти интуитивной. Они соединялись не только физически – их магические энергии переплетались настолько крепко, что внутри все ликовало. Он знал, даже ощущал, что она испытывала то же воодушевление, что охватывало его всякий раз, как он входил в нее. Ему нравилось смотреть ей в лицо в самом конце – девочка прикрывала глаза, но реснички продолжали трепетать, ротик приоткрывался и тихий стон вырывался из него прямо перед тем, как мышцы внизу начинали усиленно сокращаться. А потом мощная энергетическая волна ударяла в центр его удовольствия, и в тот же миг, войдя в нее так глубоко, как только мог, он изливался внутрь до последней капли.

Раньше он мог совершать два и даже три акта за вечер, но сейчас всего одно соитие выжимало его без остатка, надолго оставляя в теле приятную расслабленность. Однако, он быстро понял, как продлить эстетическое наслаждение без необходимости мобилизовывать все силы организма, и часто, несмотря на вялое сопротивление девочки, он начинал совершать манипуляции с ее юным телом, руками и губами добиваясь от нее еще пары оргазмов.

Антонин видел, что его стеснительная кошечка ненавидела этот момент в той же степени, в которой и жаждала его, и эта борьба между ее разумом и телом превращалась в радующее глаз шоу, которое никогда ему не надоедало.

А вчера шоу вообще стало фееричным, когда грязнокровка настолько сильно возбудилась, что даже не обратила внимания, как он аккуратно провалился пальцем во вторую ее дырочку, обильно смазанную стекающими по половым губам соками. Наблюдая за девочкой, выгнувшейся в сильном оргазме, ему безумно захотелось попробовать с ней что-то новое. И, к своему удивлению, он осознал, что это желание было продиктовано вовсе не эгоистичным стремлением разнообразить свое удовольствие. Напротив, он хотел показать ей новые грани сексуальных утех.

За все эти месяцы они ни разу не экспериментировали. Он входил в нее по всем старомодным канонам, лишь один раз предприняв попытку перевернуть ее на живот, чем вызвал сильный протест. Позже он догадался, почему встретил такое сопротивление – именно в этой позе он взял ее в их первую ночь, воспоминание о которой не могло не быть болезненным для нее.

Тогда он связал ее и просто… изнасиловал, не особо заботясь о ее удобстве. Он думал лишь о себе. Но сейчас ему было очень важно, чтобы она познала те же радости секса, что и он за свою бурную молодость. И несмотря на то, что ему не терпелось приохотить ее ко всему и сразу, он понимал, что способ «в омут с головой» не подходит для его застенчивой, осторожной и чрезмерно принципиальной малышки.

Поток воспоминаний о ночах с грязнокровкой, который на время отвлек его от назойливых мыслей о долбанном Джагсоне, был прерван стуком в дверь кабинета, выделенного ему, как члену Совета законодателей.

– Войдите! – бросил он.

Дверь распахнулась, и на пороге показался Роули. Напарник окинул быстрым взглядом заваленный свитками стол, за которым сидел Антонин, и усмехнулся.

– С каждым днем все больше походишь на настоящего чиновника, – произнес он, захлопнув дверь и направившись к креслу, стоящему у окна. – Но когда я, наконец, увижу тебя в том сине-черном котелке, который является частью твоей новой формы?

– Пошел ты, Роули, – огрызнулся Антонин. – Я скорее соглашусь принять от Темного Лорда Убивающее в грудь, чем напялю этот чертов котелок.

Торфинн рассмеялся и поудобнее развалился в кресле. Антонин вышел из-за стола и, подойдя к другу, опустился в кресло напротив.

– Эта новая должность меня уже достала, – Долохов подпер голову ладонью, сжатой в кулак, и посмотрел в окно. – Законопроекты сыплются как снег под Рождество, и только я разгребу очередную гору свитков, как рядом уже нападала новая. А еще эта хренова бюрократия, насаждаемая Яксли, меня убивает. Мы вроде все равны, но Яксли почему-то ведет себя так, будто он главный.

– Хочешь подолью масла в огонь? – спросил Роули.

Антонин перевел на него уставший взгляд.

– Что еще случилось?

– Слышал сегодня от Селвина, что Джагсон возвращается послезавтра, а это значит…

– … что в понедельник он пойдет в Св. Мунго к новому целителю, – закончил за него Долохов. – А целителя у нас для него нет.

– Вообще-то, есть и хорошая новость – целитель Персиваль прибыл в Лондон вчера вечером.

– Откуда узнал?

– Та милая девочка с ресепшена больницы обмолвилась об этом, когда я подмешал ей в кофе зелье длинного языка. И, кстати, она «готова» назначить Джагсону прием у целителя Персиваля, как только тот попросит о замене.

– Значит, действуем по плану? В понедельник утром разберемся с целителем?

– Да, – Роули кивнул. – Решим эту проблему и сможем хоть чуть-чуть расслабиться.



Эта работа точно доконает его когда-нибудь. Возможно, совсем скоро. Очередное гребаное совещание, которое должно было длиться не более часа, затянулось на целых четыре, поэтому домой Антонин вернулся около одиннадцати. Поначалу ему казалось, что сил у него хватит лишь на то, чтобы доползти до постели и рухнуть на мягкий матрас, но едва он вошел в спальню и увидел грязнокровку с книгой в руках, сидящую на кровати в этой ее милой пижамке, сон как рукой сняло.

Сегодня на безумно занудном обсуждении очередного идиотского законопроекта, казалось, единственным, что останавливало его от попытки вынести себе мозг Взрывающим, чтобы больше не мучиться, была его маленькая девочка, представавшая в его сознании в разных откровенных позах. И он должен хоть что-то из этого увидеть в реальности, иначе не сможет уснуть.

– Опять встреча Совета? – спросила Гермиона, оторвавшись от книги.

– Не-а, секретаршу трахал, – отшутился он. – Почему ты не спишь?

– Зачиталась.

Гермиона закрыла книгу и положила ее на тумбочку. Антонин медленно подошел к кровати и, мягко коснувшись щеки девушки, склонился к ее лицу и накрыл губами ее приоткрывшийся ротик. Прервав поцелуй, он обхватил пальцами пуговку ее ночной рубашки, намереваясь ее расстегнуть, но девушка предприняла попытку отстраниться, дернувшись назад.

– Уже поздно, Антонин, – проговорила она. – Давай просто ляжем спать.

– Ну же, лапонька, не обламывай меня, – почти умоляюще сказал Антонин, забравшись на кровать и нависнув над Гермионой. – Я весь день думал только о тебе. Мне это нужно. Сейчас.

Устало вздохнув, что вызвало его усмешку, Гермиона сползла с подушки и легла на спину. Антонин так стремительно скинул свою одежду и избавил ее от пижамы, что у девушки уже не было сомнений в правдивости сказанного им. Похоже, ему и правда не терпелось.

– Сегодня попробуем кое-что новое, – проговорил он ей на ухо и неожиданно обхватил ее за талию и крутанулся на постели, увлекая Гермиону за собой.

Оказавшись сверху, девушка уперлась коленями по обе стороны от тела мужчины, возвышаясь над ним. Такая поза была непривычной, и она смутилась, когда Долохов, лежа на спине, стал рассматривать ее нагое тело голодным взглядом, ладонью пробегаясь снизу вверх, к груди.

– Я не уверена… – выдохнула она.

Мужчина приподнялся и убрал ей за ушко прядку, выбившуюся из небрежного хвоста, а затем мягко прошептал:
– Не бойся, тебе понравится.

Она хотела сказать что-то, но, притянув ее к себе, Антонин впился в ее губы, и слова превратились в приглушенное мычание. Они целовались какое-то время, пока мужчина нежно водил пальцами вдоль ее тела, распаляя тонкую чувствительную кожу. Ощутив, что девочка достаточно расслабилась, Долохов выпустил ее из объятий и откинулся обратно на матрас.

– Впусти его, – сказал он, и девушка тут же залилась краской.

– Что? – тихо переспросила она.

– Сядь на него, – уточнил мужчина. – Видишь, он уже твердый. Это будет легко. Возьми его в руку и направь.

Антонин едва не рассмеялся, наблюдая как неуверенность на лице его грязнокровки сменилась испугом. Она посмотрела вниз, на его член и промямлила:
– Н-нет, я не могу. Д-давай сделаем все как обычно.

– Сегодня я хочу чего-то необычного, лапонька, – произнес Антонин.

– Но я… – попыталась протестовать она.

– Лапонька, чем дольше ты препираешься, тем труднее тебе будет потом, когда он обмякнет.

Он чувствовал, как напряглись ее бедра, а дыхание участилось. Дрожащей рукой девочка потянулась к его пенису, но так и не прикоснулась, отдернув руку.

– Знаешь, он горячий, но не обжигающий, – не скрывая веселья в голосе, проговорил Антонин.

Похоже, его покровительственный со слабой издевкой тон все-таки задел ее самолюбие. Сведя брови к переносице, Гермиона слишком быстро и по неопытности чересчур ощутимо обхватила его член ладошкой, вызвав импульс, простреливший мужчину насквозь, и стон удовольствия вырвался из его горла. Антонин прикрыл глаза, и его губы расплылись в широкой улыбке.

Гермиона поймала себя на мысли, что прямо сейчас, в эту самую минуту, она ненавидит Антонина Долохова. Она понятия не имела, что на него нашло, но его внезапная потребность превратить ее в девицу легкого поведения (а именно так она воспринимала то, чего он ждет от нее) возмутила ее до глубины души. Девушка уже хотела высказать ему накопившиеся претензии, но вовремя опомнилась.

«Он не твой парень, Гермиона», – напомнила она себе.

Он – Пожиратель Смерти. Он – враг. Что бы он ни говорил, как бы он ни вел себя с тобой, ты для него всегда была и есть лишь трофей, которому он нашел удобное применение. Да, конечно, он вернул тебе магию, но какова была его цель?

Если во время секса его ощущения хотя бы частично такие же, какие стала испытывать она, это многое бы объяснило.

Он просто сделал свою игрушку более функциональной, а развлечение более приятным. Посмотри на его лицо – он веселится, унижая тебя. Его не интересуют твои чувства. Пора перестать быть ребенком, считающим, что люди могут меняться. Не верь ему. Отбрось сомнения. Держись плана. Усыпи его бдительность, чтобы в нужный момент нанести удар.

Гермиона выдохнула и, собравшись с духом, неумелым движением направила его член в свое лоно, медленно опустившись на него, чем спровоцировала еще один стон мужчины, который она, впрочем, не заметила, потому что восхитительное чувство от трения под иным углом, накрыло ее в тот же миг, и Гермиона умиротворенно закрыла глаза, отдаваясь необычным, но таким ярким переливам экстаза.

Антонин с упоением смотрел на восторженное лицо его милой грязнокровки, и руки сами потянулись к ее клитору, в стремлении усилить ее удовольствие. Пальцы коснулись маленькой горошинки – несколько умеренно грубых движений, и с губ девочки сорвался тихий вскрик.

Надо же, ему удалось уговорить ее без применения силы. Это был успех. И вот так, маленькими шажками, он сможет обучить ее всему, чтобы их секс стал еще более волнующим.

– Лапонька, не мучай меня ожиданием, – хрипло проговорил Долохов. – Ты ведь знаешь, что нужно делать. Ну же.

Гермиона посмотрела ему в глаза и заметила в них поволоку страсти.

«Продолжай играть свою роль, ведь тебе это нравится…», – проговорил внутренний голос.

Нет! Это здесь не при чем. Всего лишь этап плана. Никаких искренних чувств, никакой привязанности.

Игнорируя стыд, застилавший собой все вокруг, Гермиона начала совершать медленные, несмелые толчки. Антонин был пленен открывшимся видом, он обхватил осиную талию девушки руками и заскользил ладонями вдоль худенького тела, остановившись на маленькой, но такой желанной груди. Когда он распалился достаточно, то понял, что пришло время ему перехватить инициативу, потому что, несмотря на возбуждающие движения юной грязнокровки, этого было слишком мало, чтобы достигнуть максимально возможного для них обоих пика наслаждения.

Он придержал бедра девушки, заставив ее остановиться и, когда она бросила на него удивленный взгляд, Долохов произнес:
– Обопрись руками о изголовье кровати и позволь мне подарить тебе головокружительное окончание.

Гермиона сделала то, что он просил, и, едва она обхватила ладонями одну из реек, Антонин слегка приподнял ее бедра и стал двигаться, постепенно наращивая темп толчков. В какой-то момент он так ускорился, что в ушах у нее зашумело, и девушка была рада, что держалась руками за изголовье, потому что она сейчас была совершенно не способна удерживать тело в нужном положении самостоятельно.

Долохов так и не сбавил скорость до тех пор, пока неописуемой по своей силе сногсшибательный оргазм ни накрыл их обоих, вызывая протяжные стоны.

Антонин покинул тело гриффиндорки, помогая ей переместиться на матрас подле него, лишь спустя пару минут, за которые его уставшее тело снова обрело способность шевелиться. Отдышавшись, мужчина перевернулся на бок и, подперев голову рукой, склонился на своей любовницей и спросил:
– Ну и как тебе?

– Ты ведь и сам знаешь ответ, – произнесла Гермиона, смотря в его карие глаза, излучающие так похожую на искреннюю теплоту.

– Я хочу услышать это от тебя, моя девочка, – ласково проворковал он, оставив поцелуй на ее скуле.

– Мне было хорошо, – честно ответила она, презирая себя за слабость.



– Вчера мы попробовали новую позу, – произнес Антонин, пока они с Роули шли в сторону переулка, где планировали устроить засаду. – Но, великая Моргана, видел бы ты ее лицо, когда я сказал ей сесть на него сверху.

– Как тебе вообще удалось склонить ее к чему-то… ээ… не целомудренному? Мне казалось, миссионерская поза – это единственное, чего можно добиться от твоей «хорошей девочки», если не применять силу, – произнес Торфинн. – Или она, наконец-то, научилась исполнять приказы?

– Нет, с ней можно только мягкими уговорами действовать. Когда ей приказываешь, она замыкается в себе и тогда вообще ждать от нее чего-то бесполезно.

Роули хмыкнул.

– А ты уже неплохо изучил ее, да?

– Мы пришли, – Антонин остановил напарника, придержав его за плечо, и кивнул влево.

Покинув обычно оживленную улицу, которая в столь ранний час была полупустой, они стали продвигаться вглубь узкого темного переулка, пока не дошли до его середины.

Мужчины расположились в углублениях стен по разные стороны от прохода и замерли в ожидании. Минут пятнадцать спустя в переулке показалась фигура. Капюшон мантии скрывал его лицо, но усыпанная малахитами черная трость, глухой звук удара о каменную дорожку которой эхом разносился по окрестностям, дал им понять, что это был тот, кого они ждали.

Когда мужчина прошел мимо них, Антонин вышел из своего укрытия и, выставив палочку, окликнул его:
– Целитель Персиваль, уделите нам минуту.

Мужчина остановился и, не оборачиваясь, произнес:
– Я боюсь, вы ошиблись, мальчики. И эта ошибка будет дорого вам стоить.



Его боевой инстинкт не подвел, и Антонин мгновенно выставил Щитовое, заметив вспышку позади них. Роули же продолжил удерживать под прицелом мужчину в капюшоне.

– Джагсон? – выдохнул Антонин, когда дым от Искрящего развеялся, и он смог разглядеть напавшего сзади.

Но если Джагсон в курсе их плана, тогда кто…?

Лже-целитель скинул капюшон.

– Вы ведь не думали, что только вам известно о «слепых» зонах? – спросил Селвин, целясь в Роули.

– Как вы…?

– Оо, все просто, – перебил Торфинна Селвин. – Дело в твоей грязнокровке, Долохов. На вечеринке у Нотта, когда ты порадовал нас видом ее исполосованного тельца, я узнал этот шрам. Потому что он такой же как у меня. Шрам, оставленный заклятьем, о существовании которого не знает ни один целитель в Мунго.

Твою ж мать.

Антонин крепче обхватил древко.

– Когда я понял, что это ты напал на меня, мы начали складывать этот паззл. Предположили, что это связано с твоей грязнокровкой, потому что я точно помню, что мы хотели оттрахать ее на вечеринке Малфоя. Но вместо этого почему-то набухались и подрались. Что нам не свойственно, кстати. Я думаю, вы с Роули остановили нас тогда, а потом решили замести следы. И я вас понимаю, ведь это выглядит крайне подозрительно – напасть на собратьев, чтобы защитить какую-то грязнокровку. Я не был уверен, придете ли вы сегодня сюда, но мы решили подстраховаться. В конце концов, ты, Роули, знал, что Джагсон хочет менять целителя, – на немой вопрос Торфинна Селвин ответил: – Он видел тебя в Св.Мунго в тот день. И, смотрите-ка, я оказался прав! – губы Селвина расплылись в торжествующей улыбке. – Аргус Персиваль – единственный целитель, который добирается до работы по маршруту, где проходят «слепые» зоны. Я бы тоже выбрал его в качестве цели. Понятия не имею, что вы мутите, но, полагаю, Темному Лорду будет...

Антонин не стал дожидаться, пока Селвин закончит свою пафосную речь. Он невербально наколдовал Режущее, приправив его Взрывным, но противник был готов, выставив мощное Протего за секунду до удара заклинаний. Джагсон тоже не стоял на месте – луч его Эверте Статум рассек воздух и едва не задел вовремя увернувшегося Роули.

Потасовка переросла в масштабную дуэль, и краем сознания Антонин радовался, что враги наложили заглушающие и отталкивающие чары на оба конца переулка.

– Экспеллиармус! – выкрикнул Джагсон, и палочка Долохова приземлилась ему в ладонь. Однако воспользоваться неожиданным успехом мужчина не успел – Долохов мгновенно оказался рядом, сильный удар его колена заставил врага сложиться пополам, и обе палочки упали на землю.

Джагсон, однако, тоже не брезговал маггловскими приемами – неизвестно откуда он выхватил кинжал. Пока Долохов уворачивался от взмахов массивного клинка, Роули удалось задеть Селвина Обездвиживающим, и рабочая рука противника оказалась парализована, из нее выпала палочка. Как оказалось, Селвин умело владел обеими руками, и, подхватив упавшую палочку, он бросил в Роули Орбис. Торфинну удалось защититься, но в пылу битвы он уже потерял голову, как с ним бывает довольно часто.

– Конфринго! – почти автоматически прокричал он, прежде чем успел осознать последствия заклятья. Из палочки вырвался луч сиреневого пламени, молниеносно настигший шокированного Селвина ударом в грудь.

Следующее Роули видел словно в тумане. Заклятье окутало все тело соперника будто кокон, а маленькие искорки стали очагами взрывов. Отчаянно Селвин пытался остановить стремительно распространявшееся пламя, но заклятье было наложено слишком умело. С нечеловеческим криком Селвин рухнул на землю. Прямо на глазах у оцепеневшего Роули, тело врага охватило пламя и через считанные секунды от него осталась лишь горка пепла.

– Страшная смерть, – Антонин, прихрамывая, подошел к Роули.

– Рана серьезная? Тебе нужно в Мунго? – спросил Торфинн, опустив глава вниз, на ногу друга.

– Просто царапина, – отмахнулся Антонин.

Напарник обернулся, чуть в отдалении лежало тело Джагсона.

– Он…?

– Проблема решена, – проговорил Антонин, не смотря на поверженного врага.

– Шутишь что ли? Теперь проблем еще больше, – нервно бросил Роули.

– Да понимаю я, – недовольно скривившись, сказал Долохов.

– Как мы объясним это Повелителю?

– Никак. Избавимся от останков и будем молиться всем богам, чтобы Темный Лорд не начал расследование исчезновения этих уродов.

Роули посмотрел на напарника.

– Ты ведь не веришь в это, да? Что Темный Лорд просто забудет об этом.

Антонин тяжело вздохнул.

– Давай решать проблемы по мере их поступления, – проговорил он. – Ты собери весь… пепел. А я позабочусь о теле. И надо все сделать оперативно. Нам еще на работу. Если опоздаем, точно попадем под подозрение.



Рабочий день прошел будто в аду. Когда Антонин прибыл в Министерство, уже в кабинете он увидел, что рана, оставленная клинком Джагсона, довольно глубокая. Кое-как наложив бинты и приняв обезболивающее зелье, которое лишь слегка облегчило ту острую боль, которая к обеду стала пронзать, казалось, каждый мускул его тела, он отпахал восемь часов и из последних сил переместился домой, воспользовавшись каминной сетью, так как на аппарацию энергии у него не осталось.

– Руна! – крикнул он, рухнув на колени сразу же, как вышел из камина в гостиной.

– О, боже!– нежный голосок рассек тишину.

Мужчина обернулся. Гермиона встала с кресла и отложила книгу на журнальный столик. Она выглядела шокированной, настороженный взгляд блуждал по его сгорбленной фигуре.

– Что произошло? – с нотками волнения в голосе спросила она. Если бы не обстоятельства, он бы даже поверил, что она действительно переживала за него.

И в эту секунду в гостиной материализовалась эльфийка.

– Мастер Антонин! – пропищала она испуганно, подлетев к упавшему на бок мужчине. – Мастер Антонин ранен?

– Противоядие… – с трудом выдавил он, перед тем как комната закружилась, и его сознание погрузилось во мрак.

– Мастер Антонин! Хозяин! – выкрикнула эльфийка, в панике кружа вокруг Долохова. – Какое противоядие Руна должна принести?

Гермиона не шевелилась. Он сказал «противоядие». Теперь все встало на свои места. С самого утра она ощущала, как магия стремительно разносится по венам, будто набирая силу. Его тело стало слабеть, и магия, наложенная на браслет-подавитель, тоже.

Руна что-то верещала, но Гермиона не обращала на это внимания, она закрыла глаза и сконцентрировалась, направив всю имеющуюся в ее арсенале магическую энергию на браслет. Поначалу металл обжигал кожу, отталкивая ее магию, но с каждой секундой жжение уменьшалось, пока, наконец, не раздался клацающий звук открывающегося замка.

Браслет соскользнул с ее руки и с характерным бряцанием упал на пол.

Она свободна.

Палочка!

Гермиона кинулась в Долохову и, закатав рукав его мантии, обнаружила палочку в кобуре. На палочки, не имеющие хозяина, наложено ограничение на магию магглорожденных. У этой палочки есть хозяин – Долохов. Дрожащей рукой девушка потянулась к кобуре и, обхватив древко, выдернула его из захвата.

Магия заструилась по ее предплечью к палочке и обратно. Невероятное ощущение. И как она могла раньше принимать это как данность?

Но сейчас не время расслабляться. Долохов в любую минуту может прийти в себя. Гермиона вскочила на ноги и, продолжая игнорировать мечущуюся туда-сюда в ужасе эльфийку, стремглав рванула во двор. Через кустарники и высокую траву девушка добралась до границы барьера. Палочка Долохова должна стать ее пропуском. В теории барьер должен распознать в ней хозяина поместья и пропустить.

Выдохнув, чтобы успокоить бешено колотящееся сердце, Гермиона сильнее сжала древко, а ладонь другой руки выставила вперед и начала движение к барьеру. И… успех! Рука прошла насквозь.

Теперь нужно вернуться в поместье, забрать собранный неделю назад мешок с вещами первой необходимости и…

– Юная мисс должна помочь! – умоляющий тоненький голосок послышался за спиной. – Мастер Антонин слабо дышит. Руна не знает магии ядов! Руна не понимает, какое противоядие нужно!

Гермиона не обернулась, неподвижно смотря перед собой, сквозь прозрачный барьер.

Он выжил в Азкабане и это переживет. Все с ним будет в порядке.

«А если яд слишком сильный?» – возникла мысль в голове.

А даже если и так, что с того? Он – Пожиратель Смерти. Верный слуга монстра, который убил ее друзей, из-за кого она лишилась родителей.

«Он нарушил приказ хозяина ради тебя», – осторожно напомнила ей совесть.

А еще удерживал в поместье против воли, брал силой все эти месяцы.

«Он был нежен и ласков, и никогда не делал тебе больно»

Лишь потому, что его не возбуждают крики.

«Тебе было с ним хорошо»

Я его ненавижу!

«Ты врешь».

Проклятая совесть! Проклятый Пожиратель!

– Позови Роули. Пусть он поможет, – тихо проговорила Гермиона.

– Мастер Торфинн не сможет войти в поместье без разрешения хозяина, – пропищала эльфийка. – Мастер Антонин наложил защитные чары, чтобы никто не смог проникнуть в поместье без его ведома и навредить юной мисс.

Это невозможно! Не может быть, чтобы он беспокоился о ней. Наверняка, Темный Лорд приказал беречь ее, чтобы потом использовать для своих чудовищных экспериментов. Он не мог захотеть этого сам.

А что, если…? Нет! Не ведись на это. Нужно уйти. Сейчас.

Гермиона шумно выдохнула через приоткрывшийся рот.

Он такой же, как и все они. Ненавидящий магглов и магглорожденных, безжалостный убийца, не способный на сопереживание и заботу. Опытный манипулятор, который заставил ее думать, что ему не все равно. Это все ложь, притворство.

Внезапно улыбающееся лицо Долохова так не кстати всплыло перед глазами.

«Он оберегал тебя, защищал, лечил. Он пленил тебя, но не поработил».

Девушка до боли сжала свободную руку в кулак. Чертова совесть опять победила.

Ты будешь жалеть об этом, Гермиона.

Она бросила последний взгляд на поля, простирающиеся вдаль за барьером, а потом повернулась к Руне.

– У хозяина есть какие-то целебные травы? – спросила она.



Ему снилась какая-то сумбурная хрень. Роули, огонь, грязнокровка, кинжал, кровь повсюду, Темный Лорд, бросающий в него Аваду…

Антонин резко открыл глаза и дернулся на постели в попытке встать, но резкая боль заставила его зашипеть сквозь сжатые челюсти и замереть. Он откинул одеяло – рана на ноге перевязана и вроде бы не кровоточит. Слава богам, Руна нашла противоядие.

Стоп! Там была грязнокровка.

Антонин окинул быстрым взглядом комнату. Ну, конечно, палочки нигде нет. Дьявол подери эту девчонку! Ее же убьют! Но сначала развлекутся.

Сам виноват. Не надо было возвращать ей магию. Конечно, ей удалось раскрыть чертов браслет и понять, как преодолеть барьер! Самая умная ведьма своего поколения. И сильнейшая, без сомнений.

– Мастер Антонин очнулся! – эльфийка вошла в комнату, ее большие глаза горели радостным огоньком.

– Руна, как давно ушла грязнокровка? – Антонин привстал на кровати.

– Юная мисс ушла около пятнадцати минут назад, – ответила Руна.

Пятнадцать минут. Она не могла уйти далеко. Аппарировать, рискуя быть пойманной в месте назначения, она не стала бы. По крайней мере, он надеялся, что это его предположение верно.

Долохов медленно встал на ноги.

– Мастер Антонин хочет, чтобы Руна позвала юную мисс?

Позвать. Да. Нужно позвать Роули и затем вместе…

Что?

Антонин замер, а потом медленно повернулся к эльфийке.

– В каком смысле позвать? – спросил он, его глаза расширились. – Она что… в поместье?

Эльфийка кивнула.

– Юная мисс на кухне. Готовит мастеру Антонину суп.

Какого…. она не сбежала…

– Юная мисс сварила противоядие, – сказал эльфийка.

Антонин снова посмотрел на бинты.

Так это она вылечила его. Почему?

– Руна сейчас позовет юную мисс.

– Нет, – стиснув зубы, он натянул штаны. – Я сам спущусь на кухню.



– Половина или треть столовой ложки соли? Давай, Гермиона, вспоминай, – девушка стояла у плиты, держа в руках баночку с солью. – У мамы в тетради было написано… Как же там… Думай, думай… 0,3 ст.л.! Точно! Треть столовой ложки.

Посолив суп, Гермиона на секунду остановилась, задумавшись.

Она говорит сама с собой. Странная привычка, которая досталась ей по наследству – мама тоже любила рассуждать вслух, пока готовила.

Глубоко вздохнув, девушка повернулась. Ее взгляд упал на дверной проем, где она увидела Долохова. От неожиданности девушка выронила баночку. Стеклянная емкость почти соприкоснулась с полом, но беспалочковое Акцио, произнесенное мужчиной, остановило ее от падения, перенаправив в его раскрытую ладонь.

– Ты напугал меня, – произнесла Гермиона, поднеся руку к груди. – Зачем ты встал? Тебе нужно соблюдать постельный режим, чтобы быстрее поправиться.

Антонин подошел ближе и, поставив баночку с солью на столешницу, навис над Гермионой, буравя ее внимательным взглядом.

– Где моя палочка? – спросил он.

Девушка распахнула кардиган и, вытащив из бокового кармана джинсов древко из темного дерева, протянула его Долохову.

– Я… взяла ее… чтобы… – запинаясь, начала говорить она, его энергетика, когда он был так близко, не заставит запинаться разве что Волдеморта.

– Готовить, – закончил Долохов, а потом добавил: – Знаешь, еще никогда эта палочка не использовалась для готовки. Почти боевое крещение.

Он усмехнулся, и Гермиона слабо улыбнулась в ответ.

– У тебя суп не убежит? – вдруг спросил Антонин, посмотрев ей за спину, и мягко рассмеялся, когда девушка после его слов встрепенулась и резко развернулась, чтобы проверить кастрюлю.

Воспользовавшись моментом, он приблизился к ней вплотную и заключил ее в кольцо рук, крепко прижимая маленькое тельце к своей широкой груди. Поначалу девочка напряглась, но, когда он наклонился и нежно поцеловал ее в висок, она тихо выдохнула и, похоже, успокоилась.

– Что за суп ты готовишь? – проговорил он куда-то ей в волосы.

– Честно говоря, у него нет названия. Его делала моя мама. Он диетический, но очень вкусный.

– Вкусный? То есть это не та постная гадость, которую я ем обычно?

– Я думаю, нет, – произнесла Гермиона. Затем, после нескольких секунд тишины она проговорила: – Антонин, я хотела…

– Тшш, не сейчас, лапонька. У нас еще будет время все обсудить, – мужчина прижался подбородком к макушке Гермионы, и они продолжили просто стоять, молча наблюдая, как варится суп.



– И правда очень вкусно, – констатировал Долохов. – Ты просто обязана научить Руну готовить его.

Гермиона кивнула.

– Рецепт твоей мамы, да?

– Не совсем. Это старый семейный рецепт, кажется, он из записей моей прабабушки. Мама готовила его папе, когда он вернулся из больницы после сильного отравления. Ему можно было есть только щадящую пищу, ничего острого, жирного, жареного. Как человек, который любит вкусно поесть, он всегда с ужасом вспоминал этот месяц жесточайшей диеты, – Гермиона вдруг улыбнулась, полностью погрузившись в уютные воспоминания. – Зато, когда ему снова можно было есть все, первым делом он купил «Вагон Виллс». Притащил домой целую коробку, мы ели их весь вечер и смотрели какое-то дурацкое комедийное шоу.

– Что такое «Вагон Виллс»?

Гермиона вздрогнула, будто очнувшись ото сна и встретившись с жестокой реальностью. Улыбка сползла с ее губ, и она неуверенно проговорила:
– Это… такое печенье… маггловское.

Антонин напрягся, когда девушка перевела взгляд на тарелку и притихла. Похоже, он спросил что-то не то. И все же пришло время поговорить на мучающую его тему.

– Почему ты не сбежала? – девушка вскинула голову и снова посмотрела на него. – Почему осталась и вылечила меня?

– Яд сильно распространился по твоему телу. Если бы я не оказала помощь, ты бы не выжил.

– И что? – с нажимом спросил он.

Она отвела взгляд.

– Я не могла просто дать тебе умереть, – тихо произнесла она.

– Допустим, я готов поверить, что твоя совесть не позволила тебе бросить меня, – сказал Антонин, заметив, как на слове «совесть» девушка вздрогнула, – но я не понимаю, почему ты не ушла потом, когда я был… вне опасности, но все еще без сознания?

Гермиона нахмурилась.

– Что ты хочешь услышать от меня? – с вызовом спросила девушка.

– Правду, – твердо ответил Долохов.

Она глубоко вздохнула, будто собираясь с духом, а потом произнесла:
– Я собиралась уйти. Но... Ты сам сказал, я – привилегированная грязнокровка. Я подумала, Темный Лорд будет не очень рад, что его слуга позволил сбежать «соратнице Гарри Поттера»... Правда в том, что я… не хочу, чтобы ты умер…. Или… страдал.

Антонин сглотнул. Пальцы с силой сдавили суповую ложку.

– Почему? – почти прошептал он.

– А почему ты помог мне избежать стерилизации? – теперь была ее очередь идти в наступление.

– Я говорил почему.

– Нет, ты придумал убедительную ложь, – Гермиона скрестила руки на груди.

Антонин пронзил ее напряженным взглядом. С минуту они просто смотрели друг на друга, а потом он вдруг выдохнул и произнес:
– Знаешь, мне нет смысла вскрываться. Ведь у тебя на руках все козыри. Ты в любом случае выиграла.

– Я…

– Ты особенная, лапонька. Я думал так всегда, но лишь с недавнего времени понял, что причина этого моего восприятия не в магической связи. Магия была лишь крючком, чтобы зацепиться.

– Что ты…

– Ты должна снова надеть браслет, – вдруг сказал он, и сердце Гермионы рухнуло куда-то в живот.

– Но… – только и смогла проговорить она.

Это… Так не должно быть…

Она спасла ему жизнь, разве он этого не понимает? Он обязан ей.

Он должен…

Гермиона села прямо и посмотрела перед собой, пытаясь переварить услышанное, а потом словно удар под дых, жестокое предположение проявилось в сознании.

Твой поступок ничего не изменил, потому что в его глазах ты – низшее существо. Его грязнокровная собственность. И он никогда тебя не отпустит…

– Лапонька… – услышала она хрипловатый голос, наполненный совершенно неподходящей к ситуации мягкостью. Гермиона нехотя повернулась к мужчине, и он улыбнулся, – просто… дай мне пару дней, чтобы прийти в себя. А потом… мы что-нибудь придумаем.

И он снова сделал это. Сначала ударил, сбив ее с ног, а потом протянул руку, помогая подняться. Может ли она верить ему? С другой стороны, а какие еще есть варианты…

Да, она пожалеет, что решила остаться.



Антонин протянул Роули, сидящему в кресле в его министерском кабинете, кружку целебного травяного чая, который ему приготовила Гермиона. Взяв свою кружку, он присел на подоконник.

– Ты понимаешь, что буквально обязан ей жизнью? – спросил Торфинн.

– Конечно, понимаю, я же не идиот, – Антонин сделал глоток из кружки. Он не особо любил все эти травяные чаи, но этот, на удивление, оказался весьма приятным на вкус.

– И что ты собираешься делать?

– Ты о чем? – Антонин перевел вопросительный взгляд на друга.

– Я о приказе Темного Лорда о ее ликвидации. Или ты уже об этом забыл?

Да, забыл.

– Разумеется, я помню.

– И?

Антонин повернулся к окну, внизу у центрального атриума то и дело сновали иностранцы, приехавшие по приглашению министра на празднование Хеллоуина в целях укрепления международного сотрудничества.

Последнее время было слишком много событий. Он сконцентрировался на текущих проблемах настолько сильно, что все долгосрочное просто вылетело у него из головы. Антонин не сомневался, что Темный Лорд прикажет именно ему «ликвидировать» грязнокровку. Но даже если Повелитель решит сделать это сам, он заставит его присутствовать на казни.

Он не выдержит этого. Он попытается ее спасти. И это будет тщетно. В этот день Темный Лорд лишит жизни не одного человека, а двоих.

– Я не знаю, Финн, – произнес он, снова взглянув на напарника. – Я… не смогу. И дело не в магическом контракте из-за спасенной жизни. Дело в ней… И во мне.

Пару минут они сидели в абсолютной тишине, а потом Роули вдруг поднялся с кресла и произнес:
– Знаешь что? Кабинет у тебя, конечно, роскошный, но проветрится нам не мешает. Давай выйдем на свежий воздух. Просто пройдемся и… подумаем.



В этой прогнившей насквозь коррумпированной клоаке Антонину было противно абсолютно все. Но сегодня из-за всех этих иностранных гостей в здании Министерства было просто невыносимо. Когда он вышел из лифта в центральный атриум, гул сотен говорящих мгновенно вызвал у него головную боль и желание наколдовать Адское пламя, чтобы расчистить дорогу.

Он ненавидел толпы и ненавидел шум, поэтому, желая как можно скорее покинуть этот сумасшедший дом, он не сразу среагировал на оклик, пока они с Роули пробивались через группу португальских дипломатов, почти заблокировавших выход к каминам. Лишь когда чья-то рука опустилась сзади на его плечо, Антонин резко обернулся, возмущенный подобной фамильярностью, но тут же замер в полном шоке.

– Здравствуй, Антон, – поприветствовал его мужчина по-венгерски.