Глава 19. Восставшие из пепла

Гермиона приподнялась на постели и повернулась к спящему рядом Антонину. Мужчина лежал на боку, лицом к ней, его рука покоилась на ее бедре. Девушка аккуратно подтянулась к изголовью кровати и села, спиной уперевшись в поставленную боком подушку.

Она уже давно испытывала непозволительные (так ей раньше казалось) чувства к Антонину, но лишь сегодня Гермиона не ощущала себя предательницей, поддавшись внезапному порыву – она потянулась ладонью к голове мужчины и нежно провела пальцами по его темным вьющимся волосам. В ту секунду, когда она убрала руку, он открыл глаза.

– Что ты делаешь? – заспанным голосом спросил Долохов.

– Прости, – произнесла она, тепло улыбнувшись. – Я разбудила тебя?

– Эм, нет, я уже просыпался, – Антонин сел и растер руками веки, пытаясь взбодриться.

– Я просто… – начала она, а потом сделала глубокий вдох, собираясь с духом, и наконец произнесла: – Ты не особо позволяешь мне трогать их, и я решила сделать это, пока ты не можешь мне помешать.

Мужчина наигранно сморщил нос и спросил:
– Ну и как тебе?

– Они мягче, чем я думала.

Антонин запустил руку в растрёпанную после сна шевелюру, взлохмачивая волосы еще сильнее. Именно так они выглядели, когда он был в пылу битвы, но, если раньше этот его вид жутко пугал Гермиону, то сейчас она поймала себя на мысли, что он ее умиляет.

– Эх, видела бы ты их до Азкабана. Знаешь, волосы – фирменная черта рода Долоховых. Мне не удалось восстановить их до конца. Но хоть так.

– А можно задать личный вопрос? – осторожно спросила Гермиона.

– Валяй, лапонька.

– Может это странно… Но, как дочь стоматологов, я не могла не обратить внимания… Скажи, как тебе удалось сохранить зубы в таком идеальном состоянии?

Антонин тихо рассмеялся.

– Да что ты, лапонька, я гору золота потратил, чтобы они выглядели так, как сейчас. Большинство зубов мне удалили, а это уже новые, выращенные.

Лицо Гермионы стало напряженным.

– Мне очень жаль, что ты так страдал в том ужасном месте. Ни один человек не заслуживает… быть заточенным… там.

– Кто-то, может, и заслуживает… Ты знаешь, что я убил много людей, но не знаешь подробностей, – Антонин отвел глаза в сторону. – И я не хочу, чтобы ты узнала.

Гермиона положила теплую ладошку на его правое предплечье.

– Мне не важно, что было в твоем прошлом, – он снова посмотрел на нее. – Я знаю, какой ты сейчас. И только это имеет значение.

Антонин шумно выдохнул и придвинулся к ней вплотную.

– Я до сих пор не могу поверить, как же чертовски мне повезло. Ты здесь. Рядом. Моя милая девочка, – он оставил легкий поцелуй на ее подбородке, – мой нежный котенок, – губы коснулись ее шеи, – такая чувственная, – поцелуй в районе ключицы, – такая искренняя, – горячее дыхание обожгло плечо, – такая всепрощающая.

– Антонин…. Я не думаю, что сейчас подходящее время… Нам надо… – запинаясь, начала говорить она, но когда мужчина накрыл ладонью ее левую грудь, найдя сосок и легонько сжав его через ткань ночной рубашки, Гермиона замолкла.

– Поздно, лапонька, – улыбнувшись, проговорил Антонин, обхватив ее за талию и повалив на матрас, – меня уже возбудило твое сострадание.

– Я больше никогда не буду жалеть тебя, Антонин Долохов! – подавляя улыбку, воскликнула Гермиона, когда он сдернул с нее пижамные штаны.

– Это тебя не спасет, моя львица, – он аккуратно раздвинул ее ноги, расположившись между ними. – Твоя ярость меня тоже возбуждает.

– Ты невыносим, – с толикой возмущения сказала она.

– Неужели? – Антонин усмехнулся. – Ты либо врешь, либо не в ладу сама с собой. Потому что твои нежные губки, судя по всему, считают меня неотразимым. Смотри, они просто истекают от желания.

– Перестань! – Гермиона залилась краской и попыталась прикрыть интимную зону рукой.

– О, нет-нет, – мужчина перехватил ее ладонь. – Это нам тут будет только мешать.

Гермиона не могла ничего поделать, когда магические путы обхватила ее запястья и потянули вверх, к изголовью.

– Нет! Развяжи меня! – воскликнула девушка, теперь начав паниковать.

– Тише, мой маленький воробушек, – Антонин опустился к ее уху и легонько прикусил мочку, – ты ведь знаешь, что я никогда больше не сделаю тебе больно. Тебе нужно лишь довериться и расслабиться.

Увидев, что Гермиона немного успокоилась, он начал медленно расстегивать пуговки ее пижамы, оставляя поцелуи на открывающихся участках тела. Чуть покрутив между пальцами горошинки сосков, он опустился к напряженному животу и языком провел дорожку к половым губам. Девушка почувствовала, как внутри закручивается вихрь и непроизвольно раздвинула ноги так широко, как могла. Пальцы мужчины стали дразнить ее половые губы, размазывая выделившуюся смазку по всей интимной зоне, намеренно избегая клитора. Гермиона начала елозить на месте, чтобы соприкоснуться с шершавой кожей его пальцев, но Антонин всякий раз ловко ускользал от нее, чем вызывал недоумевающие хныканья.

Наконец, измученная дразнящими ласками, девушка смущенно прошептала:
– Пожалуйста…

Его губы опустились на торчащий левый сосок, и Гермиона всхлипнула.

– Меня всегда поражала чувствительность женского тела, – оторвавшись от ее груди, произнес Антонин. – Например, – он снова обхватил губами сосок и чуть прикусил. К удивлению Гермионы, приятный импульс ударил в место укуса, а затем распространился по всей груди, даря мягкое наслаждение, – ты знала, что девушка может получить оргазм даже от стимуляции груди?

Гермиона лишь сдавленно простонала в ответ, когда он стал пальцами легонько массировать соски. От вида получающей удовольствие гриффиндорки, Антонин сам не на шутку возбудился, но он был намного опытнее в любовных утехах, поэтому пока что ему удавалось держать гормоны в узде. Однако, он понимал, что долго так не выдержит.

Мужчина начал совершать мягкие поглаживания по ее телу – сначала плечи, потом грудная клетка, потом рука провела по ложбинке между грудей. Гермиона ощутила, как напряжение копится в сосках – это было непривычно и казалось неправильным, но она поймала себя на мысли, что ей не хочется, чтобы он останавливался. А когда он снова обхватил чувствительные холмики пальцами, из ее горла вырвался вскрик. Это была еще не кульминация, но она была уже близка.

Антонин поочередно накрыл губами сначала один сосок, а потом второй, и девушка сдавила руки в кулаки, когда между ног разлилось тепло, будто кто-то поднес свечу, и та стала нагревать нежную кожу исходящим от огонька жаром. Когда пальцы вернулись к соскам, мужчина не останавливал мягкое растирание, пока Гермиона не вскрикнула, теперь уже от накрывшего ее оргазма. Она прикрыла глаза и почувствовала, как невидимые веревки, удерживающие ее руки, испарились, а потом Антонин наклонился к ее уху и прошептал:
– Ты восхитительна, моя кошечка. Порадуешь меня еще?

Девушка непонимающе взглянула на расположившегося на боку подле нее мужчину.

– Погладь себя. Ты ведь хочешь. Я уверен, там внизу просто пожар.

– Я… не могу так…

Он опять заставил ее щеки залиться краской.

– Раньше ты это уже делала, помнишь? После нашей невероятно удачной миссии под названием «Лжестерилизация».

Гермиона улыбнулась краешком губ, но смущение так и не отпустило ее.

– Тогда все было иначе.

– Да ладно, сейчас все так же. Тут по-прежнему только я, ты и твои надоедливые принципы, которые я сотню раз просил не брать с собой в постель.

Гермиона усмехнулась и почувствовала, как тело расслабляется. Пока очередная волна стеснения не успела накрыть ее, девушка потянулась к интимной зоне и коснулась пальцами явно требующего внимания клитора. Медленно она стала растирать возбужденный бугорок, стараясь не думать о том, что Долохов наблюдает за ее действиями. Но он не был бы Антонином Долоховым, если бы позволил ей забыть о своем присутствии. Его рука заскользила по внутренней стороне бедра, оставляя после себя россыпь мурашек. Девушка прикрыла глаза, но от этого, казалось, чувства лишь обострились, а в сознании все равно предстал Долохов, целующий, ласкающий и шепчущий пошлые слова на ухо. А потом Антонин проник двумя пальцами в ее влагалище, поглаживая стенки изнутри, и смущение окончательно уступило место удовольствию – Гермиона открыла глаза, когда почувствовала как по телу, едва касаясь, будто прошлась мягкая шелковая ткань. Такое знакомое ей ощущение. Раньше это происходило лишь, когда он входил в нее. Но теперь между ними все иначе. И это не могло не отразиться на процессе переплетения их магических энергий.

Девушка увеличила интенсивность трения по бугорку и, наконец, не сдерживалась, кончила с протяжным стоном. Второй оргазм был более насыщенным и затронул каждую клеточку ее тела. Магия Долохова создала мягкие покалывания на ее груди и животе. Все мышцы расслабились, Гермиона обмякла и просто наслаждалась моментом, откинувшись на подушки. Но, когда Долохов снова расположился между ее ног, девушка поняла, что следом ее ждет еще одна приятная кульминация.



Он стоял у окна своего кабинета в одной из башен Хогвартса и наблюдал, как первые солнечные лучи поднимались над горами.

Корбан Яксли оказался крайне неаккуратным в вопросах сохранности конфиденциальной информации. Да, конечно, он был у себя дома и на его рабов было наложено заклинание, не позволяющее им рассказать или написать хоть что-то, касающееся происходящего в особняке, но все равно, открыто трепаться о таком важном секрете… глупость.

Солнце начало разбрасывать золотые нити по долине, когда решетка заброшенного входа в подземелья школы открылась и наружу вышел человек в черной мантии. Амикус видел его еще до рассвета, когда тот с легкостью миновал все защитные барьеры Хогвартса, проскользнул к каменной арке, обрамлявшей вход и, отворив решетку заклятьем, скрылся за ней.

Темный Лорд…

Амикус усмехнулся. Несмотря на то, что после возрождения Волдеморт полностью потерял человеческий облик, он по-прежнему был до идиотизма сентиментален. Хогвартс всегда был для него особым местом, но прятать столь ценную вещь там, где орденовцы будет искать в первую очередь?

Благодаря Следящему оку, наложенному на рабыню Яксли, ночь с которой он выиграл в день празднования даты основания организации Пожирателей, Амикус узнал, что Темный Лорд создал новый крестраж, который теперь спрятан в Хогвартсе. И черт возьми, он доверил этот секрет Яксли. Возможно, об этом знает еще и Долохов, но тот предусмотрительно с самого начала пресек возможность для него остаться с мисс Грейнджер наедине, чтобы он смог и на нее наложить следящие чары.

Однако, в случае с Долоховым, сохранность секретов хоть и являлась одной из причин, но явно не главной, которая была видна невооруженным взглядом – он прикипел к своей грязнокровке, поэтому и не захотел делиться.

В этом они похожи.

Изменился ли Долохов так же, как изменился он? В былые времена он бы еще и трахнул ту молоденькую длинноногую рабыню, так сказать, совместил бы приятное с полезным. Но с тех пор, как они с Мариссой окончательно сошлись, ему больше не хочется других женщин. Ему нужна лишь она. И он сделает все от него зависящее, чтобы защитить ее. Их обоих.

Фигура скрылась из видимости, но Амикус не спешил отправляться на разведку. Если верить орденовцам, крестражи хорошо охраняются, а он, хоть и не плох в темной магии, не настолько искусный маг, как тот же Снейп. Нет уж. Он готов помочь, но рисковать жизнью, когда это могут сделать за него другие… Он лишь сейчас начал по-настоящему ценить жизнь, и погибать пока не собирается. Пусть кто-то из Ордена бросается на амбразуру. О славе он теперь уже не грезил. Ему нужен был лишь покой, рядом с Мариссой и их ребенком, а Непреложный обет, который он заключил с орденовцами, давал ему гарантии безопасности в случае победы.

Сегодня же он сообщит Сопротивлению о местонахождении крестража и уйдет со сцены, предоставив повстанцам право играть главные роли.



– Разве это так необходимо? – Гермиона скептически наблюдала как Антонин убирал за пояс очередное холодное оружие. – Ведь мы идем не с врагами сражаться, а объединяться с единомышленниками.

– Это тебе они единомышленники, девочка, – произнес Роули, складывая в карман мантии Огненные камни, новое изобретение Долохова, действовавшее по принципу маггловских гранат, только активирующиеся при помощи заклинания. – А мы с Тони для них именно враги. Притом злейшие, если вспомнить, скольких их друзей и, возможно, членов семьи, мы грохнули. Я буду совершенно не удивлен, если они захотят воспользоваться возможностью поквитаться.

– Тебе тоже не стоит расслабляться, лапонька, – произнес Антонин. – Времена, когда вы были соратниками, уже в прошлом. Теперь все иначе.

– О чем ты говоришь? Мои убеждения не изменились.

– Неужели? – Антонин насмешливо вскинул брови, и Гермиона недоуменно нахмурилась. – Ты теперь со мной, лапонька. Вот, что изменилось, – гриффиндорка открыла рот, но тут же сомкнула губы, передумав выдавать контраргумент. – Неизвестно, как они отреагируют на это. Я уж не говорю о том, что мы понятия не имеем, к кому конкретно идем. Ведь, насколько я помню из твоих слов, самые близкие твои друзья… мертвы.

Перед последним словом он сделал небольшую паузу, вздохнув. Ему было плевать на тех людей, но ей не было все равно. Она страдала, и это падало тяжким грузом и на него.

Гермиона рефлекторно обхватила кончик спрятанной в рукаве мантии кожаной кобуры, в которой лежала палочка. Теперь, когда магия полностью вернулась к ней, она чувствовала себя намного увереннее, но тот позитивный настрой, с которым она проснулась сегодня утром, немного развеялся после слов Долохова. Он был прав, все изменилось. И кто встретит их в Сопротивлении, они действительно не знали. Эти люди были крайне осторожны. Даже Малфой, который общался с ними довольно часто и снабжал их новыми боевыми единицами, по незнанию или намеренно не смог назвать ни одного имени. Учитывая нынешнюю ситуацию, они делали все правильно, не доверяя никому, но Гермионе все равно было тревожно.

Вооружившись, Антонин, Торфинн и Гермиона переместились через самую редко используемую общественную точку аппарации. Помимо малого количества свидетелей, этот пункт был удобен и тем, что находился всего в паре кварталов от назначенного места встречи.

Вересковая улица находились в захудалом, наполовину заброшенном районе магического Лондона – обветшалые дома, узкие кривые дорожки, грубо выложенные раздробленным во многих местах камнем и лишь парочка находящихся на большом расстоянии друг от друга фонарей, слабо освещающих пустую улицу. Здесь и днем, вероятно, было не самое приятное место, а ночью оно выглядело удручающим и пугающим одновременно.

Они остановились у трехэтажного здания, стоящего на углу Вересковой улицы и Паучьего тупика. Трижды стукнув по девятой по счету деревянной панели, Роули произнес «A cinere Phoenix vivifica», и справа появилось слабое мерцание, свидетельствующее об ослаблении защитных чар. Они уже почти шагнули за угол, как вдруг сзади послышался веселый голос:
– Обалдеть! Вот так встреча!

Все трое обернулись на звук, выставив вперед палочки. Роули осветил Люмусом приблизившуюся к ним темную фигуру.

В паре метров от них, отрешенно крутя между пальцев древко, стоял тот, кого они меньше всего ожидали увидеть здесь.



– Какого хрена ты тут делаешь? – спросил Долохов.

– То же, что вы, полагаю, – Кэрроу сделал шаг вперед, но палочки так и остались направленными на него. – Если бы мне сказали… Нет, я бы еще мог поверить, что Финн переметнулся. Но ты, Тони? Ты всегда казался самым верным солдатом Повелителя. Впрочем, причина твоего предательства сейчас стоит рядом, не так ли? – мужчина усмехнулся, посмотрев на Гермиону, и та почувствовала, как ее щеки вспыхнули от смущения. – Я еще тогда, у Нотта заметил, как ты с ней ласков. Но даже не предполагал, что все настолько серьезно. Так рисковать… Хотя, кому как не мне знать, на что способен человек, который влюблен…

Девушка невольно повернулась к Антонину, заметив, что он напрягся. Они оба догадывались о том, что каждый из них испытывает друг к другу. Этого невозможно было не понять – их магии, едва оказываясь рядом, начинали кружиться в страстном танце, окутывая теплотой и порождая желание стать еще ближе. Но все произошло так стремительно, что они не успели озвучить признания. Кэрроу сделал это за них. Долохов не любил делиться своими чувствами, но еще больше его бесило, когда эти скрытые в глубине его души эмоции начинали обсуждать другие.

– Ты не ответил, что… – начал было Антонин, видимо, попытавшись сменить тему, но его прервал недовольный мужской голос.

– Вы так и будете трепаться посреди улицы?

Казалось, на секунду Гермиона забыла, как дышать. Свет фонаря, стоящего метрах в десяти дальше по улице, едва дотягивался до них, но даже в этом мраке гриффиндорка сразу узнала его.

– Билл?

– Привет, Гермиона. Счастлив видеть тебя, – Билл Уизли мягко улыбнулся.

Уизли были для нее, как вторая семья. Поэтому она не смогла сдержаться и, преодолев короткое расстояние, обвила парня руками. Он тепло обнял ее в ответ.

– Скажи, как ты смог…?

– Не хочу прерывать эту полную драматизма сцену, но, может, все же пойдем в место, более располагающее к приватным беседам? – Амикус шагнул за угол, преодолевая защитный барьер.

Остальные последовали за ним. Достигнув конца Паучьего тупика, Билл шепотом произнес пароль, и камень за камнем стена стала распадаться, открывая проход к массивной деревянной двери. Когда Билл открыл ее, впуская Гермиону внутрь нового штаба Ордена Феникса, она на секунду замерла. Посреди небольшой, но очень уютной комнатки стоял круглый обеденный стол, за которым сидели Флер, Невилл и Джинни. Девушки повернулись к двери и, едва Гермиона переступила порог, младшая Уизли сорвалась со стула и бросилась к подруге. Гермиона снова не смогла справиться с эмоциями, и слезы потоком потекли по ее щекам, пока она обнимала Джинни.

– Думаю, надо это отметить, – с улыбкой сказал Билл и, двинулся в конец комнаты, где был кухонный уголок.

– Дело, конечно, ваше, но, как по мне, сейчас не лучшее время накидываться, – усмехнувшись, произнес Амикус.

– Я имел в виду чай с пирогом, – бесцветно проговорил Билл. – И, кстати, тебе я ничего не предлагал. Из вас четверых только Гермиона здесь желанный гость.

– Вот как? – Амикус вскинул брови. – Значит, вам не особо интересна информация о новом крестраже Темного Лорда? – мужчина беспечно откинулся к стене, опершись о нее плечом.

– Ты нашел его крестраж? – Билл отложил в сторону чайник, все внимание присутствующих теперь было приковано к Кэрроу.

– Нет. Я нашел место, где он его спрятал, – ответил Амикус. – Делать за вас вашу работу я не собираюсь. Как и рисковать жизнью.

Определенно испытывая крайнюю степень презрения, Джинни выдохнула так шумно, что Амикус невольно повернулся к ней.

– Что-то хочешь сказать, красотка? – спросил он с усмешкой.

– Да, вообще-то, – сверля Кэрроу испепеляющим взглядом, проговорила Джинни. – Если Вы не готовы помогать, я не вижу смысла оставлять Вас в живых.

– Джинни… – попыталась осадить ее Флер.

– А что такого? – скривившись, практически выплюнула Уизли. – Я вообще не понимаю, какого гоблина мы тут расшаркиваемся перед этим убийцами? Вы, правда, думаете, что они могут измениться? – не встретив поддержки со стороны соратников, Джинни повернулась к подруге: – Гермиона, ты же согласна со мной?

Гермиона вздрогнула, услышав свое имя в эмоциональной речи девушки, и ощутила, как напрягся стоящий рядом с ней Антонин.

– Я… – выдохнула гриффиндорка и замолкла.

Начитанная и всегда блистательно произносящая речи Гермиона сейчас не могла связать и двух слов. Разумеется, у нее было много аргументов, но, по правде говоря, все они девушка не считала подходящими к ситуации. Потому что она понимала причину особой ненависти Джинни к Пожирателям. Да, черт возьми, вся жизнь ее подруги после битвы за Хогвартс была соткана из этих причин. Самопожертвование любимого человека, смерть родителей и братьев, рабство у Макнейра… Едва ли Джинни видела хоть каплю чего-то хорошего, подобного тому, с чем столкнулась Гермиона с момента прибытия в поместье Долохова. Конечно, на ее долю тоже выпали испытания – одно заточение в Азкабане чего стоит. Но Антонин всегда оберегал ее, защищал от недоброжелателей и в меру своих возможностей ограждал от чрезмерных потрясений. Своим примером Долохов доказал, что люди могу меняться, могут становиться лучше, светлее, человечнее. Но Гермиона не могла вот так, при всех вывернуть всю правду на изнанку сейчас. Услышав ее рассказ, друзья, вероятно, будут считать ее жертвой или манипуляций, или Стокгольмского синдрома. Поэтому она молчала, судорожно пытаясь найти хоть один весомый аргумент, который бы не вызвал цепную реакцию в виде жалости или презрения.

А между тем Джинни ждала ответа подруги.

– Я думаю, – собравшись с духом, начала Гермиона, – то, что мы сейчас все здесь, это подтверждение, что люди могут пересмотреть свое мировоззрение.

Несколько секунд Уизли всматривалась в лицо подруги, будто ждала, что та добавит что-то, соотносящееся с ее собственной позицией, но так и не дождавшись, проговорила:
– Поверить не могу… Он перетащил тебя на свою сторону, да?

– Джинни, я… – Гермиона внутренне поджалась, когда Уизли перевела разговор с Пожирателей вообще на одного вполне конкретного.

– Ты знаешь обо всех его преступлениях. По крайней мере из тех, за что он сел в Азкабан и что мы лично наблюдали во время битвы... Ты знаешь, что он за человек! И не говори мне, – Джинни отмахнулась, когда подруга приоткрыла рот с намерением оспорить сказанное, – что он не брал тебя силой, потому что это будет ложью. – Гермиона сомкнула губы. Как она могла опровергнуть правду, пусть и с кучей оговорок? – И после всего этого ты так легко доверилась ему? Не думала, что ты настолько ветреная.

– Джинни, все не так просто…

– Давай ты не будешь рассказывать мне о сложностях, Гермиона? – сузив глаза, произнесла Уизли. – Им выгодно все усложнять. Потому что чем многограннее и насыщеннее история, тем больше она вызывает вопросов и сомнений. Но, похоже, я единственная, кто видит истину в этом клубке лжи.

Повисла давящая тишина, через несколько секунд прерванная острожными словами Флер:
– Чай уже готов. Давайте немного отвлечемся. У нас есть булочки с корицей.

– Очень мило, – теперь гневный взгляд Джинни был устремлен на Флер и Билла. – Вы можете делать, что хотите, но я не собираюсь преломлять хлеб с приспешниками того, кто уничтожил практически всю мою семью. Я считаю, хороший Пожиратель – мертвый Пожиратель.

Никто не сказал ни слова, пока Джинни пересекала комнату, а затем скрылась за одной из дальних дверей.

– Ух, какие кровожадные нынче пошли гриффиндорцы, – улыбка искривила губы Кэрроу. Очевидно, слова Джинни абсолютно его не напрягли, а скорее даже повеселили.

– Мы бы такими не были, если бы отдельные слизеринцы не портили нам жизнь, – парировала Гермиона, скрестив руки на груди. Ей хотелось хоть как-то поддержать подругу, пусть и заочно.

– Справедливо, солнышко, – сказал Кэрроу, а потом окинул взглядом присутствующих и добавил: – Будем честны, мы терпеть друг друга не можем. Но у нас есть общая цель – грохнуть Темного Лорда. И учитывая, что на его стороне не только остальные Пожиратели Смерти, но и весь Аврорат, Новая армия и толпа созданных им чудовищ – вы должны быть рады любому человеку, который готов вам помочь. А лично я действительно хочу помочь, потому что… – мужчина заносчиво вздернул подбородок, – мое желание защитить близких сильнее любых предубеждений. А что насчет вас?

– А не слишком ли много Вы на себя берете, профессор? – Невилл скривился, произнося последнее слово, будто это было оскорблением. – Столько пафоса… Только что-то не могу вспомнить, чтобы Вы с такой же уверенностью рассказывали нам, как Вы сожалеете о том, что делали с невинными детьми в Хогвартсе?

– Хочешь услышать правду, Лонгботтом? – Кэрроу скрестил руки на груди. – Вы не слышали таких речей, потому что на самом деле я не раскаиваюсь. Мне тогда было совершенно наплевать на этих детей. И сейчас, по большому счету, тоже. И я никогда не говорил, что я какой-то герой, который перешел на сторону света и хочет спасти мир. Чхал я на весь этот мир. Я бы ни за что не ввязался во все это дерьмо, если бы тем, кто мне действительно дорог, ни угрожала опасность. И не питай иллюзий – остальные ваши вынужденные союзники помогают вам из тех же побуждений. Это только вы, орденовцы, жертвуете собой ради благой цели, – последнее Амикус пытался произнести с ноткой артистизма, но получилось очень карикатурно. – Вот только смысла в этом самопожертвовании нет. Вы слепо следовали за своим мессией, надеясь, что Мальчик-который-выжил вас спасет, а он пошел по легкому пути и просто добровольно выпилился, придя к Темному Лорду, как овечка на заклание. Трусливая и совершенно бесполезная смерть.

– Не смейте так говорить! – эмоционально выкрикнула Гермиона. – Смерть Гарри не была бесполезной и трусливой. Он – герой! Он пожертвовал собой, чтобы…

– Чтобы что, солнышко? – Кэрроу вскинул брови. – Просвети же нас.

Может ли она сказать правду? Гермиона посмотрела на Билла, затем на Флер и Невилла. Все трое смотрели на нее озадаченными взглядами. Кроме нее, никто не знает этого секрета. Девушка почувствовала на своей талии теплую руку Долохова, будто подбадривающую ее. Есть ли смысл скрывать эту информацию, раз уж они собрались здесь как раз ради этого – закончить то, что не смог закончить Гарри?

Девушка вздохнула и произнесла:
– Гарри был его крестражем…

В комнате воцарилась тишина. Гермиона ощутила, как напряглась рука Антонина, все еще лежащая на ее талии.

– Чего? – первым подал голос Кэрроу. – Люди тоже могут быть крестражами? Ты же это не серьезно, малышка?

– Я более чем серьезно, – ощетинилась Гермиона. – Гарри погиб, чтобы ослабить Темного лорда. На момент окончания битвы оставался только он и один крестраж в его змее, – затем, смерив мужчину жестким взглядом, она добавила: – И мне не нравится, когда меня называют малышкой.

Кэрроу подмигнул ей.

– Да не вопрос, – сказал он. – Больше никаких «малышек», грязнокровка.

– Заканчивай с этой хренью, – тихо, но так четко, чтобы собеседник хорошо его слышал, проговорил Антонин.

– Ах, прости, не подумал, что покусился на твое эксклюзивное право называть ее так, – наигранно удивившись, произнес Кэрроу.

– Может, вы выясните отношения где-нибудь в другом месте? – почти командным тоном проговорил Билл, и это помогло резко снизить градус напряжения. – Чай готов. Садитесь за стол. Все садитесь, – последние слова он добавил с ярко выраженным нежеланием, явно стараясь, чтобы Пожиратели не чувствовали себя «как дома».

Долохов продолжал буравить Кэрроу тяжелым взглядом, но, когда Гермиона мягко обхватила его за запястье и потянула к столу, который Билл заклинанием увеличил вдвое, чтобы все присутствующие могли за ним уместиться, он вынужден был прервать зрительный контакт. Боковым зрением Гермиона заметила, что Кэрроу ухмыльнулся, но, к счастью, ему хватило ума не продолжать конфликт.



– Билл, расскажи, наконец, как тебе удалось выжить? – спросила Гермиона, взяв из корзины, предложенной Флер, ароматную булочку с корицей.

– Можно сказать, мне повезло, наверное, – ответил Билл. – Когда Темный Лорд отозвал свои войска, мы с Бруствелом и еще несколькими волшебниками напали на них в Запретном лесу, где они ждали Гарри. В ходе битвы кто-то из Пожирателей запустил в меня мощным парализующим заклятьем, и я скатился в глубокий овраг. Он уже собирался спуститься и добить меня… Я видел его силуэт на вершине оврага… Но вдруг появился Гарри, и потом… не знаю, наверное, тот Пожиратель просто забыл про меня. Когда Парализующее спало, битва была уже закончена. Конечно, я сразу отправился к Флер. Дом нам пришлось покинуть – несмотря на обилие защитных чар, об этом месте знало слишком много людей и оставаться там было небезопасно. Мы долго скитались в поисках убежища, обращаться за помощью к знакомым мы не рискнули, потому что не были уверены, кому можно доверять в новых условиях… Совершенно случайно мы набрели на эту заброшенную лачугу в глухой лесной чаще и… – Билл обхватил лежащую на столе руку Флер, они переплели пальцы, – сделали ее нашим новым домом. Ну а потом начали готовиться к реваншу. Набирать сторонников. Желающих присоединиться к нашей борьбе или просто оказать посильную помощь оказалось намного больше, чем мы ожидали, – юноша бросил быстрый взгляд на Роули, и тот слабо улыбнулся.

– Кроме присутствующих и Малфоя, есть кто-то еще, кто вам помогает… из Пожирателей? – спросил Роули.

– Только Треверс, – ответил Билл. – Ну… Точнее кое-кто, похожий на него.

– Кто-то из ваших скрывается под Обороткой? – Амикус усмехнулся. – И давно?

– С сентября. Он помог нам освободить несколько человек из лаборатории Темного Лорда.

– Хм. Так вот чьих рук это дело. Умно было выбрать именно Треверса. На территорию лабораторий пускают лишь тех, кто связан с этим… проектом.

– Слушайте, это конечно все очень увлекательно, – произнес Антонин с толикой раздражения в голосе. – Но я был бы безмерно счастлив, если бы мы уже перешли к обсуждению того, ради чего собрались здесь.

– Типичный Долохов, – бросил Амикус, искривив губы в улыбке, – Меньше слов, больше дела.

– Типичный Кэрроу, – сощурившись, проговорил в ответ Антонин. – Слов много, толку мало.

Амикус хохотнул, похоже, совершенно не оскорбившись.

Какое-то время за столом царила тишина, а потом Билл произнес:
– Да, давайте, наверное, рассмотрим наши варианты.

– А какие тут могут быть варианты? – сказал Роули. – Ослабим его, уничтожив оставшиеся крестражи, а потом добьем.

– Крестражи нельзя уничтожить простым заклинанием, – произнесла Гермиона. – Мне известно о крови василиска в качестве способа. Меч Гриффиндора им пропитан. Проникнув в Хогвартс, мы сможем его достать, я думаю. Ну и, пожалуй, Адское пламя, но оно непредсказуемо… и может быть опасно даже для самого заклинателя.

– Значит, – сказал Долохов, – нам остается только распределить наши силы и выбрать день, чтобы нанести удар. И по поводу последнего у меня есть предложение.



Амикус уже собрался выходить из уборной, когда услышал по ту сторону двери приглушенный голос девчонки Уизли.

– Ты обещал, что завтра мы пойдем в Мунго!

Он помедлил.

– Сестренка, ты же понимаешь, насколько напряженная сейчас обстановка, – прозвучал в ответ мужской голос. – Нам надо быть предельно осторожными. Мы не можем просто заявиться в больницу. Даже под Оборотным это чертовски рискованно.

– И что ты предлагаешь?

– Я считаю, будет правильным не предпринимать никаких действий, пока мы не уничтожим Того-Кого-Нельзя-Называть.

– Ты спятил? – нотка истерики в голосе девушки привнесла в диалог тревожность. – Предлагаешь мне все это время носить в себе отродье Макнейра?

– Послушай…

– Нет, это ты меня послушай, – голос девушки наполнился свирепостью. – Если ты не отведешь меня завтра в Мунго, клянусь, я возьму кухонный нож, и сама вытащу это из себя!

– Джинни, что ты такое…

– Я серьезно, Билл! Я не собираюсь больше терпеть монстра в своем теле!

Вдруг раздался громкий удар двери о косяк, свидетельствующий о том, что ее захлопнули, затем скрипнули петли – дверь снова приоткрывалась.

– Джинни, пожалуйста…

– Уйди, Билл! Оставь меня одну!

На несколько секунд все смолкло, а потом Амикус услышал удаляющиеся шаги. Мужчина вышел из уборной, когда звук шагов окончательно исчез. Он направился было в гостиную, но, проходя мимо одной из комнат, остановился – за дверью раздался плач. Сначала Амикус хотел просто проигнорировать это, в конце концов его не касаются разборки орденовцев, да и дела ему до них нет никакого. Но плач стал громче и отчаяннее, и почему-то перед глазами мужчины встало лицо Мариссы. Амикус попытался отогнать так не вовремя всплывший в сознании образ любимой женщины, но она упорно возвращалась вновь и вновь.

«Тебе есть, что сказать девочке, верно? И ты хочешь это сказать».

Поколебавшись еще с минуту, он тяжело вздохнул. Марисса слишком сильно на него влияет, даже когда ее нет рядом… Мужчина дернул ручку и открыл дверь.

Джинни Уизли, сидящая на стуле у окна, поджав ноги под себя, все еще подрагивала от рыданий и заметила вошедшего лишь, когда он захлопнул дверь.

– Билл! Я же сказа…. – Джинни обернулась и, увидев гостя, резко вскочила со стула. – Какого черта? Убирайтесь прочь из моей комнаты! – она стала нервно смахивать слезинки со щек.

– Спокойно. Я пришел с миром.

Амикус сделал пару шагов навстречу девушке. Он двигался очень медленно, будто зашел в клетку с тигром и старался не спровоцировать его на атаку. Впрочем, судя по тем молниям, которые метали ее глаза, ему, похоже, и правда, стоило опасаться.

– Что вам надо?

Хоть ее взгляд и был полон ярости, девушку потряхивало и, приблизившись, Амикус заметил, что она едва сдерживает новые слезы.

Мужчина присел на край кровати, Джинни внимательно следила за каждым его движением, нащупывая в кармане платья волшебную палочку.

– Знаешь, – начал Амикус, отстраненно осматривая комнату, – несмотря на то, что я происхожу из одного из богатейших чистокровных родов и имел то, о чем мои сверстники могли лишь мечтать, мое детство нельзя назвать счастливым, – удивленная этим вступлением, девушка растерянно выпустила палочку из пальцев, и та так и осталась в кармане. – Честно говоря, я был совершенно несчастным ребенком. Мой отец был просто… чудовищем. Теперь, переосмысливая события тех лет, я понимаю, что он был рад, когда мы с Алекто косячили, потому что это давало ему якобы моральное право мучить нас, – мужчина повернулся к Джинни лицом. – Ты ведь помнишь по Хогвартсу, что я очень хорош в проклятьях? Это, пожалуй, единственный вид магии, который мне удается блестяще, – Джинни нахмурилась. О да, она помнила проклятья Кэрроу. – Знаешь причину, почему я так хорош в этом? Я наблюдал, как это делает отец, и практиковал темные искусства каждую свободную минуту, чтобы однажды ответить ему тем же, – Кэрроу глубоко вздохнул. – Жаль, я не успел. Ублюдок откинулся раньше, чем я достиг того уровня мастерства, когда смог бы дать ему отпор... Этого безжалостного, беспринципного садиста я ненавидел всей душой, но ирония в том, что чем старше я становился, тем сильнее я походил на него. Впрочем, меня это не сильно беспокоило поначалу…. – морщинка между бровей девушки разгладилась, она все еще не понимала, к чему весь этот монолог. – Конечно, если не считать внешности, которая будто слеплена с этого подонка, – Амикус горько усмехнулся и, встав с кровати и подойдя к книжной полке, стал равнодушно пробегаться пальцами по стоящим там фолиантам. – А потом я встретил Мариссу, – мужчина снова повернулся к Джинни. – Наши отношения были довольно сложными, были взлеты и падения. Это было чертовски нелегко. Уверен, ты понимаешь, почему, учитывая, что тебе довелось столкнуться с моей худшей стороной. Но чуть больше года назад, почти сразу после захвата Министерства, мы сошлись окончательно. А недавно она сообщила мне, что беременна.

– Поздравляю, – вяло проговорила Джинни, все еще чувствуя себя озадаченной этим излишне откровенным рассказом.

Амикус улыбнулся, прекрасно осознавая, что девушка сказала это из выученной вежливости, а вовсе не искренней радости. Но он все же поблагодарил ее ровным, мягким голосом, а потом продолжил:
– Эта новость была для меня неожиданной и шокирующей. Конечно, я был безумно рад… Но и напуган одновременно. Знаешь, чего я боялся? – Джинни отрицательно покачала головой. – Я боялся, что этому ребенку передадутся мои гены, которые мне достались от «любимого папочки». Что у него появятся те черты, которые мне стыдно показывать Мариссе и которые я пытаюсь искоренить в себе с того момента, как мы сошлись. Но потом страх ушел. Сказать почему?

– Почему? – тихо спросила девушка.

– Потому что ко мне пришло осознание, что в этом ребенке будут не только мои гены, но и гены Мариссы. Она добрая, отзывчивая, понимающая, ласковая. Полная противоположность мне… и моему отцу.

Каждый мускул на лице Джинни напрягся.

– Зачем Вы говорите это мне? – спросила она, не скрывая негодования в голосе.

Амикус подошел к девушке, остановившись на расстоянии полуметра, и она снова обхватила рукой палочку, лежащую в кармане, не прерывая зрительного контакта с мужчиной.

– Мы никогда не ладили, по понятным причинам. И у тебя есть абсолютно все основания презирать меня, – произнес Амикус, и Джинни почувствовала, что ритм ударов ее сердца участился. – Но ты представь, что сейчас перед тобой не я, а кто-то другой. Ведь то, что я скажу, верно в любом случае… В твоем ребенке бесспорно есть гены Макнейра, но есть и твои, – мужчина в очередной раз глубоко вздохнул. – Конечно, решать только тебе, и все же подумай, действительно ли ты хочешь уничтожить того, в ком живет частичка тебя?

Джинни прикусила губу и опустила глаза. Амикус отчетливо видел тень сомнения, упавшую на ее лицо. Несколько секунд она молчала, вероятно, подбирая слова.

– Я думала об этом, – произнесла она, наконец, – но что, если… я не смогу перебороть эти гены и воспитать его достойным человеком?

Амикус усмехнулся, и девушка снова взглянула на него.

– Ты пол школы подняла на борьбу против нас с сестрой, хотя у нас были все рычаги давления, – сказал он. – Ты сильна духом, и ты – лидер. У меня нет сомнений, что ты сможешь подавить влияние его генов. Вопрос лишь в том, готова ли ты взять на себя эту ответственность сейчас?



Они нашли Гарольда Бейкера в бедном маггловском районе на окраине Лондона. Преступления здесь явно были делом привычным, потому что, когда Антонин и Торфинн весьма демонстративно подхватили испуганного Бейкера под локти и потащили в сторону темного переулка, прохожие уделили этому эпизоду лишь пару секунд внимания, после чего равнодушно продолжили свой путь.

– В ч-чем м-моя вина? – заикаясь, пролепетал мужчина, стоя на коленях перед Пожирателями. – Я простой клерк… Я верен Министерству.

Роули цокнул языком.

– Вы совершенно не умеете врать, мистер Бейкер… – произнес он. – Даже удивительно, как вам удалось так долго продержаться, не попав под подозрение авроров.

– Но я… н-не п-понимаю…

– Оставим эту прелюдию, у нас нет ни времени, ни желания слушать это, – бесцветно произнес Антонин. – Нам известно, что вы помогаете грязнокровкам, готовя липовые документы на оказание финансовой помощи их семьям.

Бейкер шумно сглотнул, на его лице отразилась безысходность. Но, судя по реакции, следующий вопрос абсолютно обескуражил его.

– Какой рукой Вы держите палочку? – спросил Долохов, доставая из-за пояса увесистый кинжал.

– Я… Эээ, что, простите? – проговорил он.

– Правой? Ваша рабочая рука правая? – спросил Роули.

– Д-да… – недоуменно сведя брови к переносице, ответил Бейкер.

– Ты держи, а я рубану, – без единой эмоции на лице произнес Долохов, обращаясь к Роули.

Торфинн лишь кивнул, сковав Бейкера магическими веревками за секунду до того, как тот понял, что его ждет. Повалив вырывающегося мужчину на землю, Роули придавил ногой его правую руку.

– Подонки! Когда-нибудь вы ответите за всё! – гневно выкрикнул Бейкер, продолжая безуспешные попытки освободиться.

Антонин закатил глаза, опустив руку, которой замахнулся с зажатым в ней кинжалом.

– У вас ведь есть семья, мистер Бейкер? – спросил он как-то устало. – Жена и дочь, насколько я помню.

Мужчина перестал вырываться и теперь ярость в его глазах сменилась ужасом.

– Нет… П-прошу… – промямлил он. – Моя семья ничего об этом не знает. Делайте со мной, что угодно, но не трогайте их. Умоляю! Только я несу ответственность…

– Да-да, очень благородно, – нетерпеливо оборвал его Долохов. – Что Вы предпочтете: лишиться руки, но вернуться к семье, или умереть?

– Н-но… разве вы… – запинаясь проговорил мужчина. – Вы собираетесь отпустить меня? – Бейкер перевел полный непонимания взгляд с Долохова, который начал медленно закипать от всей этой тягомотины, на Роули и обратно. – Почему? Вы… – глаза мужчины блеснули, будто его внезапно озарило. – Это вы, верно? Те Пожиратели Смерти, которые работают на Орден.

Антонин сдавил челюсти. Торфинн, понимающий, какие эмоции сейчас испытывает его напарник, усмехнулся, а потом посмотрел на Бейкера и сказал:
– Мы не работаем на Орден. Мы сами по себе. Но наши мотивы не должны Вас интересовать. Единственное, что должно иметь для Вас значение, это то, что вопреки желанию Темного Лорда, сегодня Вы вернетесь домой к своей семье. Но только в том случае, если перестанете ныть и позволите нам сделать то, что убережет Вас и Вашу семью от трагедии.

Несколько секунд Бейкер пристально смотрел на Роули, вероятно, прикидывая, можно ли ему верить, а потом сам положил руку на землю.

– Почему именно эту руку? – лишь спросил он.

– Потому что Темному Лорду приятно осознавать, что перед смертью его враги унижены как волшебники, – ответил Долохов, снова замахнувшись.

Перед тем, как нанести удар, он все же наложил Силенцио, что было весьма предусмотрительно – судя по тому, как Бейкер изогнулся, лежа на земле, когда Антонин отсек ему кисть, его крик разлетелся бы на несколько кварталов и привлек бы слишком много посторонних ушей.

Когда Бейкер перестал биться в безмолвной истерике, Роули помог ему подняться и произнес:
– Не нойте, мистер Бейкер. Научитесь владеть палочкой левой рукой. Зато Вы живы. Советую Вам сейчас же отправиться домой, собрать вещи и вместе с семьей покинуть Англию.

– Фините, – проговорил Долохов.

Бейкера не пришлось долго уговаривать. Бросив на ходу короткое «Спасибо», через двадцать секунд он скрылся в толпе магглов.

– Честное слово, если это рыжий гавнюк не перестанет нести хрень, что мы якобы на него работаем, я его точно грохну, – протянул Долохов, заворачивая отрубленную кисть в матерчатый мешок, предварительно наложив заклятье заморозки, и убирая его в карман куртки.

– Пустые слова, Тони, – усмехнулся Роули. – Непреложный обет…

– Не напоминай, – тряхнув головой, проговорил Антонин. – Я пожалел, что согласился на это, сразу же, как его скрепили.

– Но ведь это не только для орденовцев защита, но и наша безопасность, если все же мы победим, – напомнил Роули. – Хотя у меня нет уверенности, что они не попытаются его обойти. Вряд ли этот Билл простил тебя за убийство его родни.

Пруэтты…. Одна их самых сложных его миссий. После нее он восстанавливался неделю. Обычно два соперника не были особой проблемой для такого искусного мага, как он. Но Гидеон и Фабиан Пруэтты были не менее искусны и сражались с такой же яростью, с какой сражается он. Достойные соперники, заслужившие его огромное уважение. Хорошо, что в миссии принимало участие пятеро Пожирателей, потому что Антонин не был уверен, что, будь он один, он смог бы выполнить поставленную Темным Лордом задачу или хотя просто выжить.

Долохов неопределенно скривился в ответ на сказанное Торфинном, но, не имея желания развивать тему, лишь устало произнес:
– Пойдем уже домой.

– Какой зоной аппарации воспользуемся? – спросил Роули, когда они вышли из переулка. – Тони?

Роули удивленно заглянул в лицо напарника, сосредоточенно смотрящего вперед. Торфинн проследил взглядом туда, куда была устремлено внимание Антонина и наткнулся на небольшой продуктовый магазин, на витрине которого был изображен маггловский ковбой, державший в руках что-то в упаковке с названием «Wagon wheels».

– Wagon Wheels… – проговорил Долохов себе под нос.

– Что это за фигня? – спросил Роули.

– Зайдем в магазин, – проигнорировав вопрос, бросил Антонин и решительным шагом направился на противоположную сторону улицы. Торфинну ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.



Автоматические двери открылись, впуская мужчин внутрь, и они тут же услышали слова, раздающиеся из динамика, висящего недалеко от входа:
«Wagon Wheels! Если ты его не попробовал, жизнь прошла зря!»

«Идиотские магглы с их идиотской рекламой», – подумал Долохов, бросив недовольный взгляд на динамик.

Все, кто более-менее близко знал Антонина Долохова, были уверены, что он испытывал сильнейшую неприязнь к магглам и всему, что было с ними связано. Но, по правде говоря, все было несколько сложнее. Магглы были не похожи на волшебников. Они мыслили по-другому, смотрели на мир иначе, поэтому мотивы их поступков Антонин очень часто не мог понять. А еще он плохо разбирался во всех этих немагических изобретениях и некоторые их них, вроде телевизора или компьютера, просто ставили его в тупик. И все это в совокупности выводило его из себя, потому что, когда он чего-то не понимал, он начинал чувствовать себя полным идиотом. В нем пускала корни сильнейшая неуверенность, сопровождаемая злостью, которая неумолимо отражалась на его лице, делая его черты грубее.

– Добрый день, джентльмены, могу я вам чем-нибудь помочь?

Перед ними стояла девушка в форменной одежде магазина, что было очевидно по цветовой гамме ее блейзера, которая совпадала с цветами вывески. Если бы Долохов не был уверен, что это невозможно физически, он бы мог поклясться, что девушка только что аппарировала прямо перед ними, потому что она буквально в доли секунды материализовалась непонятно откуда.

– Да, – чуть помедлив, ответил он холодно. – Нам нужен Wagon Wheels.

– Отличный выбор! – улыбка девушки, которая с самого начала красовалась на ее лице, стала еще шире, и она предприняла попытку произнесла слоган из рекламы: – Если вы его не попробовали…

– Да-да, я уже понял, что 46 лет прожил зря, – огрызнулся Долохов, обрывая работницу магазина. – Можем мы, наконец, получить свой товар?

Антонин уже начал жалеть, что решился отовариваться у магглов. С другой стороны, ему хотелось порадовать его девочку. Сейчас как никогда им обоим нужен был хотя бы лучик позитива. Но, честное слово, если придется провести в этом месте еще хотя бы пять минут, у стирателей памяти появится дополнительная работёнка. Как же его бесила эта слащавая и совершенно лицемерная улыбка, которую он видел, казалось, везде, едва переступал порог маггловского мира и которая занимала место в его личном ТОПе самых ненавистных и непонятных особенностей поведения немагов.

Пока Долохов мысленно представлял, как горящие беспричинным восторгом глаза девушки покидает жизнь после брошенной им Авады, консультант привела их к стеллажу, забитому упаковками с надписью «Wagon Wheels».

– У нас есть пять видов: классические с молочным шоколадом, с марципаном, с орехами, с белым шоколадом и с черным шоколадом. Какие будете брать?

Откуда мне знать, мать твою?

Антонин прожигал девушку напряженным взглядом, а боковым зрением видел, как на него уставился ничего не понимающий Роули.

– Если вы еще не пробовали это потрясающее печенье, рекомендую начать с классики, – все так же радостно произнесла девушка, взяв с полки одну из упаковок и протянув мужчине.

– Да, давайте. Коробку, – отрывисто с упором на каждое слово, будто забивая сваи, бросил Долохов.

– Коробку? – лицо девушки на секунду тронула растерянность, и улыбка чуть уменьшилась, но она быстро справилась с секундным замешательством, вновь улыбнувшись как чеширский кот и продолжила: – Я боюсь, мы не отпускаем коробками, сэр.

Рука Долохова, который и так уже был на пределе, сомкнулась в кулак, а челюсть напряглась. И в тот момент, когда он уже готов был бросить Империус в раздражающую магглу и просто забрать с полок все эти дурацкие упаковки, к ним подошел мужчина, одетый в строгий синий костюм.

– Добрый день! Я – администратор магазина, – поприветствовал он клиентов с еще более широкой, чем у девушки-консультанта улыбкой, а затем повернулся к ней и спросил: – Возникли какие-то проблемы, Мари?

– Да, мистер Харрис, – ответила девушка. – Джентльмены просят коробку «Wagon Wheels».

– К сожалению, мы не отпускаем коробками, – произнес администратор, и лицо Долохова напряглось еще сильнее. – Но… – продолжил администратор, видимо, уловив недовольство клиента, – в стандартной коробке 120 упаковок, мы можем положить их в наш фирменный большой пакет. Он очень прочный.

Долохов отмахнулся от возникшей в сознании греющей душу картинки разложенных по «фирменным» пакетам частей тел администратора и консультанта. И, спустя несколько секунд, во время которых его лицо внимательно изучали три пары глаз – консультанта, администратора и недоумевающего-что-вообще-происходит-Роули, – Антонин бросил:
– Пусть будет пакет.

На кассе девушка протянула Долохову забитый до отказа упаковками печенья пакет с логотипом магазина и произнесла:
– Хорошего вам дня! Будем рады видеть вас снова!

Тупая маггла.

Когда они вышли из магазина, Роули открыл было рот, но Антонин не дождался пока он озвучит вопрос, ответив:
– Это печенье ей покупал отец. Хорошие, как я понял из ее рассказа, воспоминания. Я подумал, ей будет приятно.

Торфинн утвердительно хмыкнул, и больше они это не обсуждали.



Когда он вернулся домой, то застал свою девочку спящей в кресле у камина. Книжка, чтение которой, судя по всему, и склонило ее в сон, видимо, выпала из ее рук и сейчас лежала на полу рядом. Антонин аккуратно положил пакет с печеньем на пол и недовольно поджал губы, когда тот зашелестел, соприкоснувшись с каменной поверхностью. Однако, этот неприятный звук не разбудил Гермиону. Она лишь глубоко вздохнула и продолжила сладко посапывать.

Мужчина взял с соседнего кресла тартановый плед и подойдя к девушке хотел было укрыть ее, но в ту секунду, когда мягкая материя коснулась ее, она медленно открыла глаза.

– Антонин, – сонно пробормотала она, увидев перед собой мужчину, – давно ты пришел?

– Только что, – улыбнувшись, проговорил он. – И у меня для тебя сюрприз.

– Правда? – Гермиона вмиг взбодрилась и выпрямилась в кресле.

Антонин потянулся к пакету, битком набитому печеньями, и передал его девушке. То, с каким энтузиазмом она развернула пакет и заглянула внутрь, позволило мужчине предположить, что она сейчас с благодарностью бросится ему на шею и поцелует. Но все пошло не по плану.

Несколько секунд девушка просто молча смотрела на всю эту гору печенья, в то время как на ее лице искренний интерес к сюрпризу постепенно сменился какой-то эмоцией, которую Антонин видел и раньше, но так и не научился идентифицировать. А затем на губах девушки появилась вымученная, иначе не сказать, улыбка, глаза блеснули совершенно наигранным радостным огоньком, и, наконец, она выдохнула сухое «Спасибо».

Мда, рановато он начал думать, что сюрпризов в общении с грязнокровкой не будет. Прямо перед тем, как он хотел спросить, что ее так расстроило, Гермиона вдруг резко подорвалась с места и двинулась к стеклянным дверям гостиной, ведущим в сад, бросив на ходу «Прости, мне надо… кое-что доделать в саду… Пока не стемнело. Мм… С-спасибо за подарок».

Вероятно, раньше он бы никак не отреагировал на эту совершенно очевидную ложь, списав это на попытку грязнокровки оттянуть момент их близости. Но за это время между ними все очень изменилось. В каждом ее движении и взгляде угадывалось желание быть рядом с ним, а ее магия цеплялась за него, каждый раз, когда он оказывался в паре шагов от нее. Совершенно очевидно, что с подарком что-то не так…

Вот, черт! Осознание пришло внезапно, лишь только он начал вспоминать их разговор в тот день, когда она спасла ему жизнь. Иногда он сам удивлялся, каким кретином может быть. Дело было вовсе не в гребаном печенье самом по себе, а в том, что это печенье символизирует. Антонин понял, что оставлять ее одну сейчас – это плохая идея, поэтому он дал девочке лишь пять минут побыть наедине со своими переживаниями, а потом отправился следом за ней.

Возможно, он и не изучил до конца весь ее эмоциональный диапазон, но зато поведение точно не было для него сюрпризом. Поэтому, выйдя в сад, он сразу же направился в самую его глушь, туда, где даже дорожек проложено не было. В итоге он нашел ее сидящей на траве, спиной опершейся о ствол раскидистой ивы и лицом уткнувшейся в поджатые колени.

Конечно, она плачет. Опять. Кто бы сомневался.

Антонин ничего не сказал. Просто подошел к ней и сел рядом, подтянув одну ногу к туловищу и обхватив ее руками. Когда Гермиона перестала всхлипывать, он произнес:
– Я не хотел, чтобы так получилось.

Он не смотрел на нее, но заметил, когда она вскинула голову и повернулась к нему.

– И я понимаю, что ты хотела бы увидеться с родителями, – продолжил он, – но сейчас это опасно и для тебя, и для них.

– Даже если бы это было возможно… В этом не было бы никакого смысла, – произнесла она, и Антонин непонимающе взглянул на нее.

– Почему?

Гермиона вздохнула и посмотрела прямо перед собой.

– В прошлом году, перед началом наших с Гарри и Роном странствий, я стерла им память… Удалила все воспоминания о себе, о нашей семье… Если они когда-нибудь увидят меня, то просто не узнают.

Антонин нервно сглотнул. Да, налажал он не слабо.

– Мои отношения с родителями были довольно сложными… – произнес он неуверенно спустя минуту. – У нас не было таких семейных вечеров, которые были у вас. И не было таких душевных бесед. Наверное, родители любили меня, по-своему. Впрочем, я уверен, что любили. Отца я хоть и боялся, но всегда уважал. И я знаю, что он делал все, как считал правильным, чтобы воспитать меня достойным человеком. А мама всегда утешала, когда отец был слишком требователен. Жаль, что все их усилия были тщетны, и я стал совсем не тем человеком, которым они могли бы гордиться. Наверное, по этой причине я так и не осмелился вернуться домой за все эти годы.

– Ты не виделся с родителями тридцать лет? – шокировано спросила Гермиона.

Долохов кивнул.

– Но ведь ты говорил, что забрал Руну из дома? – напомнила девушка.

Антонин горько усмехнулся.

– Да уж. Еще один позорный поступок в моей жизни. Руна принадлежит мне по бумагам. И я просто направил официальный запрос в Министерство магии Венгрии, чтобы они отправили мне мое имущество. Даже не знаю… наверное… мне просто не хватило смелости столкнуться с осуждающими взглядами родителей.

– Мы настроены на победу, но можем и проиграть, – спустя пару минут тишины, проговорила Гермиона. – Может, тебе стоит навестить их и… поговорить? Вдруг другого шанса не будет?

Мужчина отрицательно покачал головой и сказал:
– Даже если бы я нашел в себе смелость приехать туда, это слишком рискованно. Я не хочу втягивать их в эту войну. В Венгрии они в безопасности. Пусть так и будет.

Гермиона обхватила руку Антонина и положила голову ему на плечо.

– Похоже, наши взаимоотношения с родителями не такие уж и разные. Мы оба знаем, что они любят нас, и нам они тоже дороги, поэтому мы выбрали быть вдали от них, чтобы защитить.

Благодаря климатическим чарам, которые около месяца назад наложила Гермиона, практикуя этот новый для нее вид магии, погода на прилегающих к особняку землях была значительно мягче и комфортнее, чем должна быть в середине ноября. Долохов вдохнул прохладный вечерний воздух и наклонил голову, коснувшись макушки девушки. Еще какое-то время они сидели в темном саду и под звуки поющих цикад наблюдали, как ночь вступает в свои права.