Глава 3.

Летиция Гэмп.
Сегодня выпал удивительный и редкий день: она оказалась в одиночестве. Регулус с утра пораньше уже отправился «кутить» с Альфредом, и даже Северус куда-то пропал. Ну что ж, так лучше, чем если бы он продолжал тонуть в своем горе. Элли и Линн после завтрака убежали куда-то; что ж, у каждой из них трех были свои секреты, которыми она делилась с одной подругой и не делилась с другой. В гостиной маленькая Александрина Берк показывала подругам фигуры старинных танцев, и больше не было никого: погода стояла такая ясная и тихая, что большинство ребят ушли гулять, а то и вовсе отправились в Хогсмид. Летицию же немного знобило с утра, она выпила перечного зелья, укуталась в теплую шаль и примостилась в кресле с альбомом и карандашом.
Карандаш перечеркнул бумагу, по диагонали разделив на две половины. Карандаш штрихами покрывал белый лист, и выступала мозглая кирпичная кладка тюремной камеры, а с другой стороны, разрывая ночное летнее небо, плескались вспышки фейерверка. Озаряемый фейерверком, король, серый и тонкий, как тень, с юной прекрасной супругой приветствовал подданных, а в камере ложился на плаху оборванный, измученный пытками человек. Сапог палача топтал очки и отнятый у осужденного блокнот, в который тот до последнего заносил мысли о красоте и гармонии. Он когда-то в юности влюбился в Поэзию и искал её, а нашел смерть ,потому что подчинился собственной отделившейся тени…
«Тень» Андерсена была первой сказкой, которую Летиция прочла вместе с мистером Стормфильдом – её учителем, старинным другом отца, изможденным человеком с белокурой бородкой, пятнами на скулах и чахоточным блеском в глазах. Мистер Стормфильд был первым человеком, с которым Летиция познакомилась, когда отец привез её в Лондон. До того она одиноко жила с матерью в имении Гэмпов в Йоркшире: дед с бабкой не хотели, чтобы неугодные невестка и внучка «позорили» их, живя в столице. Нищую полукровку-эмигрантку Аннунциату Фиорелли, до замужества работавшую продавщицей в одном из магазинов Косого переулка, католичку, так и не выучившуюся сносно писать по-английски, они знать не желали, хотя она ради мужа, которого очень любила, даже порвала все связи с собственной семьей.
За ними надзирала двоюродная сестра отца, мисс Памела: письма матери к мужу она силой распечатывала и читала, подчеркивая, что это совершенно необходимо ввиду плохого знания матерью английского, и не давала маме оставаться наедине с Летицией дольше, чем на два часа в день. Что до самой Летиции, Памела, надо отдать ей должное, занималась с ней грамматикой, математикой и французским языком (итальянскому, а также рукоделию, учила мама), но неизменной заставляла девочку почувствовать себя птицей, запертой в клетке.
Нельзя было плакать: за это могли дать пощечину. Нельзя прыгать, бегать, громко смеяться: можно было получить линейкой по ладоням.Нельзя на прогулке отходить от гувернантки хоть на шаг: за это потом могли оставить в запертой комнате со связанными руками. Нельзя без разрешения гувернантки брать книги из библиотеки, и читать можно только в её присутствии, ограниченное количество времени. Не раз Памела громко сетовала, что Гарольд запретил применять к дочери розги, и Летиция сжималась от страха, ожидая, что отец однажды изменит свое решение.
Отец был фигурой полумифической. Он появлялся в имени раз в полгода, Памела приводила девочку в его кабинет, чтобы та поцеловала отцу руку и позволила себя проэкзаменовать. После, в зависимости от результатов экзаменов, Летиция получала или не получала наказание.
Единственной отдушиной были встречи с матерью. Это было счастье. Мама обнимала, зацеловывала, щекотала дочку, наряжала в сшитые от скуки шемизетки и кружевные платьица, пела с Летицией, кружилась по комнате, учила её итальянскому языку. Еще подводила к висевшему на стене большому деревянному кресту с рельефным изображением висящего на нем измученного человека и говорила, что его следует любить и верить в него, потому что это – Господь и Он страдал за всех людей. Показывала изображение молодой женщины с ребенком на руках и говорила, что это Мадонна, Мать Господа, во имя Её следует чтить всех матерей. Летиция вместе с Аннунциатой учила молитвы и слушала её нехитрые рассказы.
И все же с каждым днем Летиция сильней чувствовала, что не то задыхается, не то голодает – да так оно, по сути, и было. Из дома в Йоркшире надо было бежать, но как? Кто её вызволит? И однажды её осенило: отец!
Говорить с ним было страшно; Летиция, в сущности, не знала его. Он мог рассердиться, приказать её выпороть и запереть связанную на весь день. Но все же это будет хоть попытка к сопротивлению, хоть шажок к новой, иной жизни, а если не попробовать – так и будешь чахнуть под надзором Памелы. Правда, мать и сама Памела говорили, что в одиннадцать лет девочку увезут в школу Хогвартс, но вдруг этого не случится? Вдруг там её сочтут невеждой и отправят назад? Наверняка другие дети знают куда больше и лучше умеют держаться. А какие они вообще, другие дети? Летиция и не видела их ни разу.
Отец приехал в начале следующего месяца. Как всегда, девочку привели к нему для приветствия и экзамена. Отец, задавая вопросы, раз к разу мрачнел, длинное кислое лицо Памелы темнело, и Летиция сжималась, представляя, как на ней отыграются вечером.
- Папенька, - она подняла лицо, чего делать не разрешалось, и сложила руки, будто на молитве. – Папенька, прошу вас, заберите меня в Лондон. Я почти ничего не знаю. Я не умею вести себя в обществе. Если я попаду в Хогвартс, меня осмеют.
- Ну и мерзавка, - ахнула Памела, выступая из угла. – Как ты смеешь о чем-то просить отца, тварь? Как ты смеешь жаловаться? – с этими словами она, развернув девочку к себе, закатила ей две пощечины. Летиция вздрогнула, но не опустила головы. Памела обратилась к отцу. – Видите, до чего доводит ваше попустительство! Полагаю, кузен, после сегодняшнего случая вы наконец разрешите мне применить розги. Девчонка совершено отбилась от рук.
- А я полагаю, кузина, - Гарольд встал с кресла. – Что вам следует начинать собирать вещи. Летиция не глупа, однако её знания оставляют желать много лучшего. А её манеры? Вы привили ей манеры приживалки, а не знатной девицы! Хотя чего иного от вас ожидать…
Узкие щеки Памелы вспыхнули, а он продолжал:
- Итак, я хочу, чтобы завтра вас тут не было. Мы больше не нуждаемся в ваших услугах; расчет вы получите. Послезавтра я увезу Летицию в Лондон.
- А мама? – девочка со стыдом поняла, что не подумала о матери. – Мама поедет с нами?
- Нет, дорогая. Маме вреден лондонский воздух. Но я пришлю ей веселую компаньонку, чтобы она не скучала. И мы с тобой будем часто её навещать.
Ночью Летиция тайком пробралась в комнаты матери. Аннунциата не спала: муж сообщил ей, что забирает дочь. Девочка застала её стоящей на коленях перед распятием. Расплакавшись, Летиция подбежала к матери и обняла её.
- Матушка! – она целовала мать и бормотала по-итальянски. – Матушка, вы не сердитесь, что я уеду? Я очень хочу уехать, матушка!
- Езжай, милая. Конечно, езжай. Вы будете навещать меня. Я не буду скучать. Я попробую родить другого bambino и заботиться о нем. А тебе там будет лучше. Да хранит тебя Мадонна.
…Лондон показался девочке прекрасен уже тем, что там было так много людей, зданий, речи, топота – словом, самых разных звуков, красок, форм. Они остановились во флигеле большого дома. В первый вечер после прибытия эльф отвел Летицию в отцовскую библиотеку и оставил перед стеллажами. Она могла выбирать, что угодно.
Маму они с отцом навещали часто: без Памелы дом преобразился, став уютным и радостным, но Летиция все же любила и лондонскую жизнь с утренней суетой, завтраками вместе с отцом, когда он, попивая кофе, зачитывал вслух статьи из свежей газеты. Потом были уроки с мистером Стормфильдом: он, как и Памела, учил всему понемножку, но входило это иначе. Голос мистера Стормфильда, глубокий и переливающийся оттенками, хотелось слушать и слушать, и все, что он говорил, новым выражением отражалось в его детских, прозрачно-голубых глазах. Конечно, приходили еще учителя музыки и танцев, но их она не запомнила, а мистер Стормфильд стал эпохой и символом. К нему она привязалась, скучала по нему, беспокоилась за него.
Однажды он пришел на урок явно и тяжело простуженный. Летициця, набравшись смелости, предложила ему прервать занятие или хотя бы выпить горячего чаю и перечного зелья. Он покачал головой:
- Запомните, пожалуйста, раз уж меня попросили сделать из вас слизеринку. Ничто не унижает так, как жалость, и если вы по-настоящему сочувствуете человеку, не позволяйте ему понять, что вы догадались о его слабости.
Увы, Летиции не всегда удавалось следовать его словам. Тогда, прочитав «Тень», она не могла уснуть ночью от жалости и гнева; ей хотелось ворваться в эту сказку, магией уничтожить тень, а ученого перенести в собственный мир, спокойный и безопасный. Все это она и высказала мистеру Стормфильду, когда он после ленча вел её в музей.
- Но ведь ученый сам виноват, он добровольно подчинился тени. Он дал злу овладеть собой.
- Но мне все равно его жалко. Он не должен был только поэтому умереть.
- Но разве за преступлением не должно следовать наказание? – мягко коснулся мистер Стромфильд её плеча.
- Не такое де жестокое… И обязательно ли это вообще?
Неделю спустя на детском празднике у Мелифлуа (мистер Мелифлуа был с отцом в хороших отношениях) она познакомилась с маленьким мальчиком, с глубокой серьезностью рассуждавшем, из какой древесины хотел бы палочку. Оказалось, он уже что-то читал о магических свойствах древесины. Он мечтал изобрести самую мощную палочку, которая превзошла бы по свойствам легендарную Бузинну. А его кудрявый старший брат тогда стащил палочку у кого-то из взрослых и устроил в гостиной водопад из лимонада… То были Регулус и Сириус Блэки.
…Летиция вздрогнула, будто очнувшись. В ученом, ожидающем смерти, угадывался Регулус, и на балконе подданных приветствовал он же – в виде тени.
Она подожгла рисунок – в одно мгновение осталась кучка пепла. Куда же, в самом деле, запропали Линнет и Электра? Секретничают про нового поклонника Линн? С Огастесом Селвином, человеком лет тридцати, знатным и влиятельным, подруга познакомилась на рождественском приеме в доме родителей, и с тех пор, кажется, он потеснил в её сердце Оливера Монтегю. Что ж, вероятно, этот союз родители Линнет встретят более благосклонно, хотя о Селвине слухи ходят не из лучших – но только слухи. Тем более, родители Линн поддерживали Неназываемого – вряд ли их бы отпугнуло, если бы дочь влюбилась в возможного Пожирателя смерти.
Летиция в поисках подруг отправилась в библиотеку, но их там не оказалось. Их там не было, зато её поманил к себе Саймон, её двоюродный брат. Они познакомились, когда Летицию первый раз пригласили на день рождения к кузине Гестер довольно быстро стало понятно, что Саймон – нелюбимый ребенок в семье. Нестер как-то умела не только пертнуть на себя внимание родителей, но и притвориться жертвой, хотя сама часто нарочно првоцировала брата – только чтобы потом знать, что его наказали. Сначала Летиция просто жалела его, но чем теснее общалась, тем больше привязывалась. Его порывистая, честная и мечтательная натура очень ей импонировала – хотя приниженное положение, конечно, ранило мальчика, делая его озлобленным и нервным. Но её и Линнет, также приходившуюся ему кузиной, Саймон уважал, и к другим девушкам, за исключением своей сестры, относился вполне по-джентльменски.
Поначалу Летиции казалось, что кузен влюблен в Электру, но присмотревшись, она поняла, что Саймон лишь восхищался подругой. Зато маленькая грациозная Александрина Берк определенно ему нравилась. Сложно было к этому отнестись однозначно: для их возраста разница в два года значительна, да и Александрина была девочкой умной, но слишком импульсивной и своевольной.
- Что учиите? – Летиция тихонько присела рядом с Саймоном.
- ЗоТИ, - вздохнул тот.
- Северус согласен с вами позаниматься. Начнете послезавтра, если него не изменится.
- А что может измениться?
- Не знаю, он так сказал, - удивилась девушка (почему-то, когда Северус ей это говорил, не пришло в голову задуматься).
На лежавшем перед Саймоном черновике был набросан тоненький профиль, в котором угадывались воздушные черты Александрины. Определенно, он считал, что это мысли об этом невесомом создании защитят от всего на свете – от боггарта до дементоров.
…Они просидели, болтая, довольно долго, и когда покинули библиотеку, уже приближалось время обеда. Летиция и Саймон направились было в Большой зал, однако лестницы пару раз меняли направление – и они очутились в коридоре близ главного выхода. Встретился им Энтони Гринграсс в теплой мнатии и шапке: видно, собрался прогуляться.
- На обед не пойдешь? – окликнула его Летиция.
- Нет, лучше прогуляюсь до Трех метел», - засмеялся Энтони. – Тем более, Агнесс ушла в Хогсмид ,может, встретимся… Что такое?
Тяжелая дверь распахнулась, и в коридор хлынула толпа испуганных, растрепанных ребят. Они галдели, налетая друг на друга; у кого-то лицо было в хлопьях сажи, у других, как показалось Летиции, в волосах запеклась кровь.
- Тихо! Не разбегаемся! Построились в шеренгу! – командовала всеми хаффлпаффская староста Мэрион Риверс, по-видимому, предводительница всей группы. – Так, ребята, спокойно. Все. Вы в безопасности. Мы добрались.
Очки у нее повисли на одном ухе, болтались на уровне подбородка, и тем не мене взгляд был не напряженный, а скорее расфокусированный, как у помешанной или пьяной.
- Что случилось? – крикнула Летиция, перегнувшись через перила.
- Пожиратели напали на Хогсмид, - откликнулась Мэрион, отвлекшись от пересчитывания ребят по головам. Сердце стукнуло нехорошо.
Энтони Гринграсс неловко и медленно стал спускаться по ступенькам.
- Где Агнесс? Кто-нибудь видел Агнесс Бэддок? – повторил он несколько раз, пока хрупкая хаффлпаффка Полли Уилмор не ответила:
- Кажется, они с Аделиной Макс зашли в «Сладкое королевство»… - и прижала ладони к щекам. – Господи, да ведь оно горит!
Энтони рванулся к двери и разом выскочил наружу. Саймон расширенными от ужаса глазами смотрел на Летицию. Она совладала с собой:
- Беги в Большой зал, думаю, директор уже там. Надо сказать ему и всем преподавателям. Мисс Риверс, сколько было Пожирателей?
- Я видела четверых, - Мэрион не оборачивалась больше. – Они убили Изабель Крейл и моего отца.
Летиция вздрогнула, продолжая слушать её невозмутимый голос:
- С ними сейчас дерутся Грюм, профессор Вэнс и Джеймс Поттер. Но, думаю, Пожирателей больше: кто-то же поджог в Хогсмиде дома. Как нам лучше быть с ребятами?
- Давайте проводим их в Больничное крыло. Саймон, беги уже в Большой зал.
Он умчался. Летиция, едва держась на каблуках, спустилась вниз. Молча стиснула руку Мэрион, та сухо кивнула.

Барти Крауч.
Снег скрипел под ботинками, жестоко напоминая о необходимости осторожности. Пока их ни в чем не подозревали - в чем можно подозревать группу ребят, бредущих через Запретных лес? Но на обратном пути из-за проклятого скрипа уходить будет сложнее. Барти, конечно, умел аппарировать. Умел аппарировать и Снейп. Но Регулус, Альберт и Мортимер... Они явно не выглядели знатоками, и случись засада авроров... Впрочем, лучше было об этом не думать.
Барти спокойно посмотрел на сосновую ветку. Он давно ловил себя на мысли, что в роковые минуты думаешь о пустяках. Вот и сейчас он вспоминал давний рождественский вечер, когда нашел в парке веточку голубой ели. Мама очень обрадовалась хвойному чуду и поставила его в хрустальную вазочку. "Японская икебана", - прошептала она, поставив веточку у зеркала. На ней не было ни игрушки, ни свечи: только одинокая ветка. За окном гудел холодный зимний ветер, но веточка икебаны дарила всему дому невероятное тепло.
- Барт... - шепнул Мориимер. Парень вздрогнул: они подходили к окраине Хогсмида. - Барт, как лучше: разом или...
- Лучше с разных сторон, - механически кивнул Крауч.
Все пятеро были в черных плащах, а их лица закрывали резные металлические маски. "Как у настоящих рыцарей", - с гордостью подумал райвенкловец. Сейчас его факультет становился для него предметом гордости. Его друзья - слизеринцы, которым на роду было написано стать Пожирателями Смерти. А он, Бартемиус Крауч, райвенкловец, сам выбравший себе благородный путь: защищать мир волшебников от всякой...
"Гнуси", - с отвращением подумал Барти, вспомнив, как старший Блэк тискает вульгарную потаскуху Марлин.
Невдалеке послышался глухой стук о дерево: дятел начинал свою обычную утреннюю работу. Пожалуй, гриффиндорец Блэк был одним из тех людей, с кем Барти хотел бы сильнее всего встретиться на поле боя. Однажды на первом курсе Поттер и Блэк разоружили за насмешки над дурой («точнее, дауницей», - хмыкнул про себя Барти) Дирборн и заставили кататься по полу на глазах у грязнокровки Эванс. С тех пор не проходило и двух дней, чтобы Барти не пообещал самому себе отомстить им обоим. "Поробовали бы приблизиться теперь", - злорадно думал он, вспоминая, что с середины третьего курса, когда он атаковал Поттера темными дротиками, гриффиндорская четверка обходила его десятой дорогой. Жаль, конечно, что отцу пришлось заминать тот скандал. Он даже грозил забрать Барти из Хогвартса, если тот посмеет продолжать заниматься темной магией. Парень с ненавистью закусил губу. Самое омерзительное, что отец был не с ним плечом к плечу против любого обидчика, а все твердил о какой-то справедливости.
- На нас могут навалиться разом, - подал голос Снейп. Ветка хрустнула у него под ногой и рассыпалась на части.
- Тогда надо отвлечь их, - неожиданно властно сказал. - Подожжем что-то еще.
- Принято, - резюмировал Регулус.
Барти осмотрелся. Сейчас он чувствовал себя в ударе. Почти каждого из идущих рыцарей ждала своя дама. Рега - Летиция; Альберта - кажется, Виолетта Траймпс четвертого класса; Снейпа - нет, рыжая грязнокровка его не ждет. Впрочем, если они победят, слизеринец отменно порезвится с рыжей куклой. "Страстная стерва, сразу видно", - подумал Барти. А он сам...Парень вдруг почувствовал, как тепло разливается по всему телу. Сегодня утром он получил перед завтраком странное письмо "Любовь сохранит нас". Парень не знал точно от кого пришло то письмо, но каким-то шестым чувством ощущал, что от нее. От Гестер. От его Королевы. Неужели все это спектакль, и она в самом деле его ждет? Перед глазами поплыли ее колючие карие глаза в момент разрыва. Что если.. Барти почувствовал, как заколол сердце... Гестер действовала для его же блага?
"Мало ли какие у нее могли быть причины", - подумал Крауч. Перед глазами поплыл тоненький образ Гестер в бежевом платье, танцующей на Рождественском балу. Он держал в руках ее тоненькое, почти невесомое, тело, и девушка, подпрыгнув, словно поплыла по воздуху, оторвав белые туфельки от пола. Сердце снова защемила боль, но быть может…
- Барт, ты готов? - раздался голос Моротимера. Заснеженные заросли кончились и кое-где им по пути встречались ученики. Они пока не обратили внимание на странную группу людей в плащах и масках: когда ты не настроен на опасность, ты ее не замечаешь. Барти присмотрелся. Изабель Крейл шла под руку с Айзеком Гольдштейном, пепельные косы Пандоры Касл мелькали рядом с каштановыми волосами Эммы Фиорелли. «Одалиска тут как тут», - усмехнулся Барти.
- Они? – он показал подбородком на идущую группу. Все складывалось как нельзя лучше. Прямо на них вышагивала под руки с отцом и с Аластором Грюмом глуповатая, но важная, хаффлпаффка Мэрион Риверс. Затем присоединился к ним профессор Вэнс. Поодаль стояли Джеймс Поттер и грязнокровка Лили Эванс. Припав к плечу Поттера, рыжая от удовольствия взметывала острыми носами зимних ботинок снег. «Гляди-ка, и у этих гриффиндорских животных есть что-то вроде любви», - подумал с интересом Барти.
- Барт, ты гений… - прошептал Мальсибер. – Первый – мой, - бросил он чуть охрипшим голосом. – Avada Kedavra.
По снегу метнулся зеленый отсвет и сладом раздался протяжный вопль. Барти дернулся. Мортимер, верно, метил, в мерзавца Вэнса, но тот лихо увернулся. Фигурка Изабель Крейл безжизненно упала на руки Айзека Гольдштейна, тот испустил дикий крик. Регулус прошептал какое-то заклинание.
- Морт, беги! – толкнул приятеля Барти. – Прикроем.
Мальсибер, развернувшись, лихо протиснулся через толпу учеников. Они вчетвером стали наступать на Гольдштейна, но он их не замечал, растирая подруге щеки снегом. Навстречу брошенному заклинанию побежал Грюм, выставив мощный щит. Следом Риверсы и Вэнс также пустили в фигуры по заклятию, те ответили. Барти, не размышляя, бросил «Аваду», но, видимо, промахнулся. Новые и новые вспышки рассекали морозный зимний воздух.
- Лили, беги! – раздался крик Поттера. Откуда-то со стороны раздался визг – Мальсибер, похоже, сумел поджечь крушу «Сладкого королевства». Прекрасно. Пусть кидаются туда, к огню.
- Stupe…
- Avada Kedavra! – глухо прорычал Регулус. В тот же миг зеленый луч, словно отсвет, накрыл профессора Вэнса, и тот упал на снег.
- Проклятье, - прошептал Барти. Его охватила ярость от мысли, что Регулусу, а не ему, удалось первым уложить негодяя. Грюм бросился бежать к ним. Ужасно, однако, с каким противником им приходится иметь дело. Может, все же убьет его он?
-Avada Kedavra! – с яростью прошептал Крауч. Сейчас он вложил в свои слова всю желчь, какая только в нем накопилась.
Грюм увернулся, но Риверс стал медленно оседать на снег. Очкастая хаффлпаффка вскрикнула. Грюм, развернувшись, помчался к ней. Перед ними оставались только Поттер и… Барти почувствовал горечь разочарования: Снейп и Эйвери тем временем сковали, словно статуй, Блэка-старшего и его шлюшку. Рыжая грязнокровка отупело продолжала пятиться, глядя, как ее самец сыпал искрами, пытаясь отбиться от Снейпа. Барти с ненавистью сжал палочку: с ним гриффиндорскому жеребцу не справиться нипочем.
- Помогите, - глухо бросил Снейп. – Мы прикроем.
- Сейчас… – Барти все был в ярости, пытаясь запустить «Авадой» в квиддичного коня, но Регулус потащил его вперед. Похоже, он сориентировался лучше Барти.
Выплюнув кислой слюной, райвенкловец посмотрел вокруг и, усмехнувшись, бросил заклинание в кафе мадам Паддифут. Перед глазами мелькали бежевая мякоть сугробов, но парню сейчас было все равно. Бой в самом деле не тренировки – в нем попадаешь в какое-то странное опьянение, словно уже все равно, что будет дальше. Главное – выжить, а там… Перед глазами снова мелькнула тоненькая фигурка в бежевом платье. Она улыбалась, а где-то со стороны звучал рояль. Тот мир, ее платье, ее ореховые глаза казались сейчас чем-то нереальным.
- Бежит… - прищурился Регулус.
Барти обернулся. К ним в сторону в самом деле Мальсибер. По другой тропинке, оттолкнув визжащих девчонок, неслись Снейп и Эйвери. Приятели ускорили шаг, помчавшись в сторону желанного дома Подмора. «Приличной руины», - усмехнулся про себя Барти. Это было удивительно, но сейчас в бою все было весело, словно они были мальчишками лет шести, которые устроили веселую игру в снежки, а взрослые бегают за ними, пытаясь загнать домой. Перед глазами снова мелькнула грязнокровка Эванс, упавшая в снег.
Неожиданно раздался крик. Барти вздрогнул и машинально отпрыгнул. Из-за дома, размахивая огромной горящей веткой и громко крича, вылетела Нелли Гамильтон. Она бросила факелом, и Эйвери, завопив, рухнул в снег. Сейчас она напоминала бешеную фурию или Валькирию со старинных картинок. Барти, как завороженный, смотрел на ее выпущенный в сторону Эйвери «Экспеллиармус». От этой веселой воительницы исходила такая бешеная энергия, что парень едва успевал отвернуться.
-Avada Kedavra, - глухо прорычал Блэк. Райвенкловец обернулся. «Воительница», захлебнувшись, упала ничком, как тряпичная кукла. Подбежавший Реугул небрежным пинком откинул ее маленькую руку, словно не нужную тряпку. Снейп, тяжело сопя, поднимал на ноги обожженного Эйвери. Рядом вырисовывались фигуры взрослых товарищей – Барти узнал Родольфуса и Раббастана Лестрейнджей.
- Bombarda Maxima! – скомандовал Барти. Регулус и Снейп, сразу сориентировавшись повторили тоже самое. С минуту в морозном воздухе застыла тишине. Затем дом стал раза в два меньше, сложился, как карточный домик.
-Morsmordre! – прошептал Барти. Из палочки выскочило дымное изображение змеи, выползающей из черепа. Черная метка. Парень рассмеялся.
-Бегите! – приказал сухо Раббастан. – К лесу, скорее.
Мальсибер и Эйвери помчались вперед. Следом побежал Реугулс. Впереди мелькнула тонкие фигурки… Кажется, Агнесс Бэддок и Аделины Макс. Что они забыла здесь, дурочки? Барти, чувствуя странный приступ безумия, помчался следом за приятелем. Сейчас ему казалось невозможной, невероятной самом мысль о том, что с врагами можно о чем разговаривать. Их надо убивать. Убивать, жечь, осыпать дротиками и «бомбардами»… «Ступефаем» в конце концом. Только надо, чтобы они не смели умирать легко. Они должны умереть в мучения и только в мучения… Вспомнив, как он лежал на полу под палочкой Блэка, Барти снова выплюнул кислую слюну.
- Скоро… Совсем… - прохрипел он, указав на частокол.
- Скоро… Совсем… - прохрипел он, указав на частокол.
Снейп кивнул. Регулус молча бежал, отчаянно сопя и топая ботниками. Барти хотел было помчать вперед, как вдруг увидел двух бегающих девочек. Не обращая внимание на происходящее, они продолжали играть в снежки, словно это зима по-прежнему дарила им радость. Невдалеке виднелась острая крыша «Сладкого королевства», которую, похрустывая, пожирал огонь. Барти почувствовал, как сердце охватывает что-то вроде гордости: ведь это был выпущенный им огонь.
- Кончаем их, - прошипел на ходе Мальсибер.
Райвенкловец, как по команде, поднял палочку, но тут же обомлел. Перед ним мелькали привычные пепельные косы Пандоры Касл, так контрастировавшие с её фиолетовым пальто и с ореховыми волнами волос Эммы Фиорелли, в которых покачивались неизменные алые банты. Пандора нагнулась, чтобы схватить снежок, чуть подвинув назад. Глядя на такое зрелише, Барти почувствовал, как в животе поднимается какое-то отвратительное звериное чувство.
- Stupe… - прошептал Барти.
- Protego! – выпустила щит Пандора. Белое облако вылетело в сторону мальчишек. – Беги, Эмма! – закричала она. Серое зимнее небо казалось настолько низким, что, казалось, закрывало верхушки видневшихся вдали деревьев Запретного леса.
Регулус и Мальсибер бросились к подругам, но следующим движением палочки райвенкловка подняла снег. Глядя на ее старания Барти почувствовал нараставшую ярость и, вместе с тем, приятное чувство скорого удовольствия. Дичь, кажется, смеет сопротивляться охотнику? Что же, добыча, завоеванная с боем, будет слаще вдвойне.
- Stupefy! – крикнул Барти. – Не убивайте, - кивнул он Мортимеру, который, казалось, уже, готов был разорвать райвенкловку на части. Блэк запустил чем-то в убегавшую Эмму, но, похоже, промахнулся.
Пандора непонимающие посмотрела на однокурсника и стала медленно оседать на снег. Парень схватил ее за белую перчатку и тотчас вскрикнул от удовольствия, ощутив мягкость девической ладони. Пандора не кричали. Барти рассмеялся. Перед глазами стояла увиденная в детстве картинка, как волк подзывает к себе овечку. Тогда в своих тайных снах он мечтал увидеть, как волк вопьет в нее зубы.

Аделина Макс.
Хогвартс встретил гуляющих – а туда, казалось, сегодня отправилось пол-Хогвартса – открыточной красотой островерхих домиков в снегу, разноцветными фонариками на ветках и черно-белыми ромбами вывесок, исписанных причудливыми вензелями. Пахло шоколадом, корицей и ванилью, а также клеем, краской и немного гарью. Аделина вспоминала, как на третьем курсе, когда им только-только разрешили посещать Хогсмид, деревушка показалась ей лучшим местом на земле, воплощением всех сказок. И сейчас место оставалось милым её сердцу, хоть она и замечала в обстановке налет наивности. Она с улыбкой оглянулась на Агнесс, необыкновенно умиротворенную, румяную и оттого похорошевшую.
В паб «Три метлы», разумеется, они не заглянули: там не место приличным девицам – однако успели услышать, как стоявшая на пороге дебелая хозяйка обсуждала с кем-то из соседей дело о взрыве на Кингс-Кросс. Аделина поежилась, с ужасом вспоминая, как в суматохе едва не выпустила из пальцев ладошку Гортензии. Право же, ей было безразлично, кто устроил тогда весь этот ужас, но она не хотела, чтобы такое повторилось.
- Что творит этот Подмор? – удивлялся тучный лавочник. – Ссориться с Краучем, и ради кого? Чем так хорош этот Мальсибер, чтобы не отведать пары Долорино?
- Новая школа, - отвечала ведьма. – Гуманисты. Посмотрим, как-то ему Мальсибер отплатит.
Агнесс смущенно хлопнула ресницами и ускорила шаг. Аделина тихо фыркнула. Мортимер Мальсибер, конечно, скользкий тип, но ему, должно быть, очень трудно сейчас. Впрочем, политикой она никогда не интересовалась: ей не до обстановки в стране, ей просто надо устроить собственную жизнь.
Вот наконец показалось и круглое стеклянное крыльцо «Сладкого королевства». Отворив довольно тяжелую дверь, девочки попали в теплую комнату, пахнущую тягуче-сладко: кажется, все ароматы лакомств перемешались здесь. В кафетерии, как всегда, очередь, но так даже лучше: можно выбрать что-нибудь подешевле.
- Возьмем две чашки кофе, - рассуждала Аделина, пока Агнесс пересчитывала деньги, которые они взяли. – Может, еще мороженое?
- На мороженое нам не хватит, - резонно ответила подруга. – Видишь, оно подорожало на два кната? Лучше возьмем пирожки с изюмом. Тогда ты и кузине сможешь один отнести.
Аделина поморщилась ,но спорить не стала: пирожки с изюмом были ничуть не хуже любого другого лакомства, а Гестер или Стеллы, чтобы прокомментировать «нищенский» заказ, поблизости не наблюдается. Их очередь приближалась, и вот Агнесс уже обратилась было к продавщице, когда с улицы донесся дикий крик. Замерев на секунду, покупатели и персонал бросились к окнам. Агнесс оставалась на месте: она все равно не смогла бы различить ничего, стекла закрывали куда более рослые фигуры – но Аделина бросилась вместе со всеми, перегнулась через какого-то коротышку и успела разглядеть два черных силуэта в плащах и тяжелых масках. В следующее мгновение подруга схватила её за рукав.
- Адель, только не волнуйся… Кажется, кто-то поджег дверь.
Еще ничего не осознав, Аделина почувствовала, что её тошнит от страха. В следующую секунду молоденькая продавщица завизжала, а другая воскликнула:
- Он крышу поджог! Выходите все, живо!
Вся толпа отпрянула от окон, сбив девушек с ног. Они смогли прижаться к стойке. Пятикурсник с Рейвенкло, Эдвин Форгис, рванул дверь на себя, и у всех вырвался новый крик: его объяло пламя. Пытаясь сбить огонь, он упал на пол и стал кататься. Порог полыхал. Многие наколдовывали воду Агуаменти, но пожар лишь усиливался. Пламя ползло по полу, заставляя людей отступать.
К горлу подкатил комок отчаяния. Аделина чувствовала, что они в западне, и паника так давила на сердце, что, казалось, она сейчас и умрет, на месте, не успев ощутить запах дыма. Агнесс тем временем поднялась на ноги и сосредоточенно посмотрела на стекло.
- Редукто Максима!
Синий шар, вылетев из палочки подруги, треснулся об раму. Аделина прикрыла голову руками: на пол с грохотом посыпались осколки стекла и обломки дерева.
- Выходите! – Агнесс обернулась к остальным. – Бегите на улицу, сейчас разгорится сильнее!
Никто не заставил себя ждать. В общей суматохе подруги бросилась к Аделине и рывком подняла с полу, но та взвыла: её длинная коса зацепилась за торчавший из стойки кафетерия гвоздь.
- Диффиндо! – Аделина ощутила, как о шею ударились волосы, и горестно ахнула, обернувшись: её коса осталась висеть на гвозде. Агнесс почти поволокла её за собой, на улицу.
По Хогсмиду в панике метались люди. Кто-то рыдал. Горело еще два дома, бросая на сне красные блики. Дым заволок улицу, трещали балки.
- Надо возвращаться в Хогвартс! – воскликнула Агнесс, нервно вертясь на месте: видимо, её тоже настигла паника. – В какую сторону идти? Адель, в какую сторону?
Но Аделина ничего не могла сказать, только размазывала слезы и думала, как бы не упасть прямо в снег. Подруга потащила её за собой. Несколько раз бегущие люди сбивали девочек с ног. Они вскакивали и снова рвались вперед, увязая в сугробах. Подол шерстяного серого платья Агнесс намок, прилипая к ногам, в некоторых местах сбился, открывая черные толстые чулки. Аделина, плюнув на приличия, подхватила юбку так, что ноги открылись выше колен, и закрепила. Вряд ли на нее кто-то сейчас обратит внимание, а идти так куда легче.
Вот наконец домики Хогсмида позади. Девушки немного сбавили шаг: обе уже очень устали. Они шли и шли вперед, но вместо башен замка на горизонте перед ними встала стена Запретного леса. Очевидно, они заблудились.
У Аделины вырвался стон, она без сил осела в снег.
- Я не могу больше. Я не сделаю ни шагу. Можешь оставить меня здесь.
Агнесс обреченно опустила руки.
- Давай хотя бы дойдем до леса, - проговорила она жалобно. – Там наломаем веток и посидим на них, отдохнем. А потом двинемся дальше. Ну пожалуйста.
Со вздохом Аделина поднялась и отряхнулась.
…Добравшись до леса, они наломали ветвей, наложили согревающие чары и, прислонившись спиной к плотно росшим соснам, обнявшись, долго сидели. Нервы успокаивались. Перед глазами еще стоял Эдвин Форгис, кричащий в обнимающем его огне, но мысли уже не сбивались в серую бесформенную массу, а возникали редко, но ясно.
За соснами перед ними открывалась полянка, но они не рискнули пока выходить на более-менее открытое место. Поглаживая друг друга по рукам, девочки переговаривались между собой.
- Агнесс, неужели это были…
- Да, такие плащи и маски носят Пожиратели смерти.
- Но зачем они напали на Хогсмид? Что им понадобилось?
- Кто знает, - Агнесс нахмурилась. – Я слышала, как Гамльтон упоминала, что следователь Подмор – ну, знаешь, который вдет дело старшего Мальсибера – живет здесь, в Хогсмиде. Может, поэтому…
Аделина прижала палец к её губам: послышался скрип шагов по снегу и голоса. Очень знакомее голоса, как оказалось, когда они приблизились. Девочки живо упали на лапник и решилась лишь слегка выглянуть из-за стволов. На полянку между тем выбежали люди в черных плащах и масках.
Аделина, затаив дыхание, рассматривала их. Один сразу рухнул на снег, над ним склонился другой и разрезал одежду: видимо, человек был ранен. Еще двое встали на краю поляны, там, где кончались деревья, с палочками наизготовку. А пятый…
С него слетел капюшон, открыв светлые волосы, и маску он сбросил; едва он обернулся к ним в профиль, Аделина узнала Барти Крауча-младшего. Она покосилась на Агнесс: та, бледнее снега, смотрела на лежащую у ног Крауча фигуру в фиолетовом пальто. Длинные белокурые косы, конечно, могли принадлежать только Пандоре Касл.
Барти, оттянув ей руки, привязал их за запястья к можжевеловому кусту. Взмах палочкой – и обнаженное тело Касл зарозовело на фоне снега. Крауч завозился со своей одеждой. Аделина снова обернулась к Агнесс. Та беззвучно шевелила посинелыми губами и едва заметно мотала головой. Тонкие пальцы чуть не до крови под ногтями вцепились в бугристую кору.
- Барти, что ты делаешь? – удивленно спрашивала Пандора, покуда он грубо сжимал, тискал, мучил её тело. – Что ты делаешь? Зачем? Ой , не надо, мне же больно… Не надо, Барти…
Он что-то рычал, и Аделине казалось, сейчас он, как хищник, зубами вцепится в плоть жертвы. Агнесс хватала ртом воздух, как умирающая рыба.
…Довольный Барти оправлял одежду. Его раненый товарищ уже сам поднялся со нега, отряхиваясь и ругаясь сквозь зубы. Один из тех, кто стоял на карауле, оглянулся:
- Ну что, наигрался?
Аделина прикусила губу, узнав голос Регулуса Блэка.
- Сейчас, - Крауч нацелил на Пандору палочку, из которой тотчас вырвался красный луч. Окровавленное тело отчаянно забилось, Касл пронзительно закричала.
- С ума сошел, что ли? – огрызнулся помогавший раненому: голос Снейпа не узнать было сложно. – Сейчас сюда придет кто-нибудь! Оставь её, зачем ты вообще её взял?
Барти не обернулся даже – не то, чтобы палочку убрать.
- В самом деле, - подхватил Регулус. – Сюда уже идут, кажется. Надо уходить.
- Сейчас, - Крауч нагнулся над Пандорой. – Обливейт Максима!
- Быстрей, быстрее!
Взявшись за руки, все пятеро аппарировали. Почти тотчас же после их исчезновения на полянку из кустов вывалился с топором наперевес рослый старик с седой бородой. Ахнув, он склонился над Пандорой. Тихо ругаясь, отвязал её, завернул в её мантию, лежавшую рядом, затем в свою грубую куртку. Подняв на руки, потащил через поле прочь.
Распахнув глаза, Аделина снова повернулась к Агнесс. Та сползла на снег почти без чувств, только кусала ладонь. Девушка потрясла подругу, но та лишь приподнялась на локте и посмотрела мутными глазами.
- Мы не должны никому ничего говорить, - зашептала Аделина первое, что пришло в голову. – Иначе они нас уничтожат. Уничтожат, понимаешь?
Агнесс молчала, лихорадочно и сухо дыша.
Между тем близился ранний зимний закат. В темноте им в лесу делать нечего, но и до Хогвартса они, обессиленные, уже не дойдут. Остается попробовать вернуться в Хогсмид: может, Пожиратели уже ушли.
Обхватив Агнесс, Аделина заставила её встать на ноги и потащила за собой. Каждый шаг давался ещё сложнее, чем когда они бежали в лес. Усталые ноги гудели, в желудке с утра было пусто. Знобило, болела голова: сидение на снегу, видимо, не пошло даром. Как же хотелось остановиться, хоть обсушить ботинки и чулки… она еще сделает это, вот только выйдет к людям.
До Хогсмида, однако, они добрались довольно быстро. По улицам шныряли авроры, по-прежнему пахло гарью, на снегу валялись обугленные балки. У стены одного дома рядком лежали люди; пойдя поближе, Аделина различила, содрогнувшись, что то были мертвецы: в их числе она узнала и преподавателя ЗоТИ – профессора Вэнса, и гриффиндорку Нелли Гамильтон. Темные волосы девочки окружали восковое личико, руки были слегка раскинуты – совершено бессильные. А ведь только сегодня она за завтраком о чем-то болтала с Алисой Брокльхерст, а после, идя по коридору, мурлыкала под нос модный мотивчик…«Я могла бы быть на ее месте», - подумала Аделина, и по коже пробежали мурашки.
- Вот вы где, - вздохнули за ними. – Все в порядке?
Им навстречу спешно шел Энтони Гринграсс. Агнесс вяло подняла голову.
- Ей нездоровится, - пояснила Аделина. – Нам бы погреться где-нибудь.