Глава 12. Путешествие в прошлое

— Вот ведь мерзкая фифа, — фыркнул Рон, глядя на хрупкую белокурую девушку в ослепительно-белой блузке. Длинные пепельные, „лунные“, волосы спадали вдоль плеч. Из-под ее тонких очков сияли глубокие синие глаза, словно обещая подарить счастье всякому, кто осмелится нырнуть в эту синеву. И вместе с тем, легкая улыбка на губах словно намекала, что она в душе смеется над незадачливыми поклонниками, павшими жертвами ее чар.

— Что-то знакомое… — прищурился Гарри, также рассматривая журналистку.

— Не узнал? — покачал головой Рон. — Габи Фьотф, в девичестве Делакур. Младшая сестричка нашей Флер, а ныне подающая надежды журналистка. Ты ведь ее спасал из Черного озера, тварь продажную!

— Рон! — укоризненно покачала головой вошедшая миссис Уизли. Как обычно, дома она не признавала никаких мантий, а была одета в маггловские джинсы и футболку. В руках у нее был большой синий чайник. — Это, конечно, мерзко, но Габриэль возможно, не виновата: она выполняет редакционную политику.

— Политику? — скривился Рон. — Да посмотри на нее! Она мать родную продаст ради карьеры и денег! Флер не хочет видеть на пороге их дома.

— Что совершенно неправильно в отношении сестры… — Гермиона, не прибегая к магии, стала разливать чай в белые чашки. — Какая бы Габриэль не была Флер, думаю, не должна с ней так поступать!

Гарри хотел было что-то сказать, но не успел. Его взгляд упал на лежавший на подоконнике глянцевый журнал. Присмотревшись, он понял, что это был свежий номер „Ведьмополитена“. На обложке лежала, подняв длинные ноги туфлях на каблуках, рыжая зеленоглазая девушка в красно-желтом бикини и таких же ажурных трусиках с сердечком. Подпись внизу гласила „Лили Эванс — самая сексапильная волшебница Британии“. Гарри мотнул головой и посмотрел на старого приятеля — кувшин с букетом камышей. Что надо было сделать для слома столь мощной машины? Закрыть все журналы и издательства? Уволить разом всех журналистов? Найти и уничтожить таинственную Викторию Резник? Нет, даже все это едва ли остановит поток лжи и глумления…

— Как же надоели эти пляски на гробе умершей, — вздохнул Поттер, глядя на зеленые стены.

— Думаешь, пляски? — неожиданно серьезно спросила Геримиона.

— А что же по-твоему? — изумленный Рон посмотрел на рыжую девушку, а затем на Гарри.

— Я тоже думала так раньше, — поставила чайник Гермиона. — Теперь нет. Это не пляски — это репетиция! — в ее карих глазах сверкнул болезненный блеск.

— Чего? — переспросил ее муж. Гарри, не говоря ни слова, следил за подругой. Как обычно, его удивляло, что Гермиона умеет выразить вслух его затаенные мысли. Мысли, которые вертелись у него в голове, но которые он сам понять до конца не смог.

— Войны, Рон! — от волнения женщина чуть не обронила чайник. — Знаешь, у магглов был такой тиран Гитлер. Вот он прежде, чем начать большую войну, проверил, как готовы его войска, в Испании. Так и тут… Они проверяют силы перед новой войной! — с необычной жесткостью посмотрела она в окно.

— Чего проверяют? Как будут грязью хороших людей обливать? — скривился Рон и, не удержавшись, взял сыр.

— Как будут нас бить, дурачок, — вздохнула Гермиона и вдруг, подойдя к мужу, ласково потрепала его рыжие вихры. — Неужели вы не поняли: в нас больше никто не будет кидаться „авадами“ и „круциатусами“! Нас объявят шизофрениками, дегенератами, сексуальными маньяками… Да мало ли кем! Для этого у них будет наготове целая рать журналистов, психологов, историков, писателей. Между нами будут сеять недоверие — как между Гарри и Луной… Нас будут бить поодиночке, пока мы станем искать, кто предатель, а кто нет!

— У них для этого целое общество, — покачал головой Гарри.

Вчера он рассказал друзьям о беседе с профессором Слокомбом, и они второй день под впечатлением от услышанного. Гермиона, как выяснилось, знала Ойстера Слокомба по совместной работе в министерской комиссии. Ученый, по ее мнению, был добряком и филантропом, но в своих политических симпатиях они явно не сходились. Миссис Уизли настаивала на немедленном освобождении всех домовых эльфов, в то время как Слокомб требовал сначала принятия закона, запрещавшего побои домовиков. Большинство членов комиссии поддержали проект профессора, однако он, по неведомым причинам, застрял на уровне подготовительных комитетов Визенгамота. Однако сейчас Гермиона, преодолев старые разногласия, внимательно выслушала о наблюдениях Слокомба.

— Интересно, что они могут на самом деле сделать? — Рон, намазав на булку масло и мед, с удовольствием положил в рот свой самодельный бутерброд.

— Что могут сделать? Рон, очнись! — в глазах миссис Уизли снова мелькнул блеск. — Если начнется война, они парализуют всю страну. Они будут слать множество противоречащих друг другу приказов, вбрасывать ложную информацию, сеять панику… А остальные…

— А остальные будут взахлеб смаковать порнографию, которой они завалят эфир, — грустно улыбнулся Гарри. — Спорить о трусиках моей мамы или кого-то еще. Они даже не узнают, что вторжение уже началось… — Рон смотрел на друга удивленными глазами, в которых, однако, мелькали искры ужаса. — И самое страшное, в том, что мы…

— Не будем больше верить никому. Все кругом будут подозревать, кто из нас состоит, а кто не состоит в тайном обществе. Кому можно верить, а кому нет, — подытожила Гермиона.

— Я вот думаю: этот профессор Морроне правда существует? — спросил Гарри. — Или все это сказки и выдумки?

— Ну, это мы сейчас узнаем. — Гермиона применила призывающее заклинание и перед ней появилась большая зеленая книга. Гарри потянулся и с интересом прочитал ее название: „Античные исследования зарубежном“.

— Морроне… Морроне Эннио…- Быстро нашла Гермиона. — Швейцарский ученый, специалист в области Микенской культуры. Автор двухтомной монографии „Волшебство златообильных Микен“. Президент исторического общества „Артур Эванс“…

— Вот так открыто? — изумился Рон. — Может, Слокомб правда мнительный идиот, и они — уважаемые историки? — отпил он, подув, предварительно, на горячий чай.

— Конечно-конечно. Особенно Хлорделл с Вэйн… — буркнул Гарри. — И Шафик очень известный историк…

— Тебе это не мешало спать с Ромми, — фыркнул Рон. — Так что нечего выделываться, дружище.

— Адрес для корреспонденции, — продолжала невозмутимо Гермиона, пытаясь пресечь назревавшую ссору. — Вадуц, Лихтенштейн, Обердофергассе 10-12.

— Как ты сказала? — Гарри почувствовал, будто от предчувствия у него засосало под ложечкой.

— Обердофергассе, 10-12, — повторила Гермиона. — А тебе… Знаком этот адрес? — замялась она.

— Да! — не задумываясь, выпалил Поттер. — Знаешь, — бросил он победный взгляд на опешившего Рона, — это же адрес компании „Штирнер и Штерн“!

— И? — пораженный друг хлопал глазами, пытаясь разобраться, что к чему. Гарри едва сдержал смех: растерянный Рон сейчас выглядел очень забавно.

— И то, что у Морроне один и тот же адрес с Резник! — в глазах Гарри засиял радостный огонек. — Связь с ними осуществляется через „Штирнер и Штерн“. Значит…

— Значит, за этими адресами может стоять, кто угодно, — понизила голос Гермиона. — И Резник, и Морроне могут оказаться на самом деле другими людьми…

Друзья замолчали, многозначительно переглянулись. Где-то в соседней комнате зазвучал бой часов. Этот звук сразу ущемил сердце Гарри: когда-то они с Джинни также с интересом слушали бой в старом доме Блэков.

— И ниточка — колдография утеряна, — вздохнул Рон.

— У меня еще осталась вторая… — неожиданно прищурился Поттер. В самом деле, как он мог забыть, что к него была вторая колдография? На фоне первой, где явно обмывалась какая-то сделка с участием Шафика, вторая — юноша и девушка — казалась им всем неважной. Сейчас это была последняя колдография, оставшаяся у них в руках…

— Гарри! Как ты мог забыть! — возмущенно замахала руками Гермиона. — неужели ты не понимаешь, как это…

— Важно? — Поттер все еще недоуменно рассматривал зеленые стены столовой, от которых веяло столь дорогом. теплом счастливого дома. — Да, пожалуй… За нее ведь тоже заплатили кровью…

— Завтра передай ее Уитворту, — назидательно сказала миссис Уизли.

— Нет уж, хватит с меня отдела! — неожиданно вспылил Гарри. — Завтра сам поеду с ней в Хогвартс, да расспрошу МакГонагалл. Вдруг она знает этих деток? — с надеждой посмотрел он на колдографию.

— Пожалуй, ты прав… — задумчиво посмотрела на скатерть Гермиона. Рон промолчал и, хмыкнув, развернул газету.




Хотя Гарри славился тем, что засыпал, едва коснувшись головой подушки, на этот раз он долго ворочался с боку на бок. Ночь была безлунной, и за окном стояла кромешная тьма. Усталость породила бессонницу, а бессонница — тоску. Во рту появлялось неприятное ощущение — непреодолимая вязкость, порождавшая желание выкурить хотя бы пару сигарет. Приподнявшись, Гарри посмотрел на часы. Половина двенадцатого. Поднявшись, он осторожно вышел из спальни в маленькую гостиную, где открывался выход на балкон.

Ночь оказалась прохладной и зябкой. Выйдя на балкон, Гарри сразу ощутил всю свежесть ветра. Завтра, скорее всего, должен был пойти дождь. Пепельница стояла на маленькой деревянной полочке. Подойдя к ней, Гарри раскрыл пачку „Кента“ и тотчас вздрогнул: в белом кресле сидела Гермиона. Женщина была в ночном розовом халате и к удивлению Гарри смотрела в темноту — туда, где непоколебимо стояли два пирамидальных тополя. Сейчас они были совсем зелеными, но Гарри знал, что совсем скоро они пожелтеют и сбросят листья.

— Не спишь? — спросила Гермиона. — Знаешь, я тоже. Рон спит, как убитый, а я не могу…

Гарри сладко затянулся и посмотрел в темноту.

— Знаешь, август — ужасно интересный месяц, — сказал он. — Вроде бы лето, а уже пахнет поздней осенью. Даже зимой…

— Наверное, ты прав, — пресекла его размышления Гермиона. — А я вот думаю: что мы сделали не так, Гарри? Почему опять все пошло наперекосяк? — спросила она с затаенной надеждой, словно ее друг знал ответ.

— Свенсон в Академии говорил: „Вы еще пожалеете, что не добили змеенышей и не закрыли гадюшник Слизерин“, — затянулся, наконец, Гарри.

— Ну не вырезать же их семьи с младенцами? — неожиданно серьезно возразила Гермиона. — Мы же не звери вроде Беллы, правда?

— Свенсон говорил, что все зло в Слизерине, — продолжал Гарри. — Мол, как быть с факультетом, который из поколения в поколение рождает темных магов? — выпустил он табачное облако.

Гермиона задумалась. С минуту она молчала, а затем откинулась в кресле.

— Это просто смешно. Если бы все зло было в Слизерине… — неуверенно сказала она. — Крауч и Квирелл были из Райвенкло, а Петтигрю — вообще из Гриффиндора… Видимо, что-то мы не поняли, правда…

— Да, Мерлин с ним, со Слизерином, — устало отмахнулся Поттер. — Скажи лучше: мне съехать в гостиницу?

Гарри спокойно затянул новую сигарету. Вчера утром Джинни прислала брату гневное письмо, что ее муж (который, как она думала, уехал в командировку на континент) продолжает жить у них. „Покрываешь походы моего к шлюхам? — писала она. — Или вернулась из Амстердама эта его милая, нежная, спящая Красавица?“

— Нет, что ты… — вздохнула Гермиона. — Но, Гарри, неужели у вас с Джинни все конечно?

— Наверное, да, — спокойно ответил ее друг. — Только живя у вас, я понял, как хорошо без нее, без этих ее криков и придирок… Знаешь, — стряхнул он пепел, — я был идиотом. За такое счастье, как быть без нее, надо побороться!

— Ты ведь любил ее, Гарри, — в голосе Гермионы звучал не упрек, а скорее горькое удивление.

Налетевший ветер начал сильнее трепать кроны тополей. Гермиона поежилась и накинула на плечи плед. Гарри словно не заметил ничего, но затянулся сильнее.

— А что ты почувствовал когда изменил Джинни впервые? — спросила Гермиона. — Прости, что спрашиваю, — спохватилась она, —, но тебе, думаю, надо выговориться.

Гарри помолчал. Затем, сделав новую затяжку, посмотрел на маленький сквер, начинавшийся невдалеке от тополей.

— Мерлин знает… Сначала счастье. Безграничное счастье от того, что произошло, и все было так замечательно. Что у меня есть она — добрая, понимающая, заботливая… Любая женщина такая в начале отношений, да?

— Наверное… Хотя у нас с Роном сразу были ссоры, как ты помнишь, — ласково улыбнулась Гермиона.

— Потом злость… — Выпустил ее друг облако дыма. — Злость, ощущение, что так тебе и надо, раз ты пренебрегла мной…

Он замолчал. Гермиона не прерывала его, словно выжидая, когда он решиться скажет остальное.

— Потом раскаяние. Когда она однажды вечером накрыла мне на стол, я подумал: „Боже, какой же я мерзавец!“ Я не хотел говорить ей ничего. Вообще ничего… А зачем тебе это? — вдруг повернулся он к подруге.

— Должна же я знать, что будет чувствовать Рон, когда мне изменит, — на губах миссис Уизли застыло подобие улыбки.

„Уже изменил“, — подумал Гарри. Впрочем, есть вещи, которые не стоит говорить никому…

— А потом ничего. Просто пустота, — закончил Гарри. — Словно, что-то умерло во мне. Впрочем, к этому все шло. Я был слепым идиотом! Мне надо было вспомнить, как она унижала брата, — прошелся по балкону Поттер. — Как ее мать кричала на мужа. Я думал, что всегда буду в их семье любимым, — задумчиво произнес он, глядя в темному. — А я был любимым, пока был Гарри Поттером. А когда стал членом их семьи — стал таким, как все… На кого можно кричать, кого можно осаживать, с кем не надо церемониться…

— До сих пор не пойму: почему вы поругались с миссис Уизли? — вздохнула Гермиона. — Ладно, Джинни…

— Я предложил Джинни развод, — скривился Гарри, словно она спрашивала о чем-то, что не следовало говорить. — Моя благоверная написала матушке, — скривился он. — Та прибежала и подняла скандал, скольким я обязан ее семье.

— Ну, а ты, конечно, ответил? — грустно сказала Гермиона, словно старшая сестра готовилась пожурить младшего брата.

— Вспылил. Сказал, что если бы не я, сидеть бы вам под Волдемортом — будьте тоже благодарны. Знаю, это был не лучший ответ, — поморщился он. — Но я был зол… С тех пор так и живем по уговору: каждый делает, что хочет… Пока держим видимость семьи ради детей.

Они замолчали. Слишком хорошо понимали оба, что не о чем говорить. Гарри не мог понять, на чьей стороне была Гермиона. А она сама сидела, рассматривая гнувшуюся от ветра тополиную крону. Гарри не смел нарушить ее молчание, а затянулся новой сигаретой.

— А я вот верю что ты найдешь еще свою любовь, —вдруг улыбнулась Гермиона, хотя ее улыбка показалась Гарри грустной и немного вымученной.

— Может, и найду… Только кому она будет нужна в пятьдесят лет? — желчно усмехнулся Поттер и выпустил новое облако. — Покорнейше благодарю Небеса за столь щедрый подарок!

— Гарри… — Гермиона, казалось, слегка опешила от его слов. — Разве можно так говорить? Любовь нужна человеку всегда…

— Только вот лучшие годы жизни будет прожиты, — ехидно поднял бровь ее собеседник. — Как говорит наш шеф: „Да назови, как хочешь, а половина жизни прошла! И это была лучшая ее половина“.

— Перестань… — Гермиона привстала с кресла. — иди отдохни лучше… Хочешь, плесну коньяка?

Гарри кивнул. Сигарета потухла, и он поскорее потушил окурок. Пепельница в доме Уизли было обычна, маггловская: маленькое раскрытое яблоко на подставке. „Глупо…“ — отчего-то подумал, глядя, как развелось табачное облако.







Камин в кабинете директора МакГонагалл оставался прежним — таким же, каким был при профессоре Дамблоре. Использовали его крайне редко: разве что директору нужно было срочно связаться с министерством. Однако сегодня, получив сову от Гарри Поттера, директор МакГонагалл — пожилая седая женщина в очках — зажгла камин. Часы показывали половину одиннадцатого, когда вдруг пламя вспыхнуло зеленым светом.

— Заходите, Поттер, — профессор, поправив черную мантию, пристала из-за стола.

Гарри приземлился возле камина и, потеряв управление, чуть не обронил очки. Всё же путешествие по каминной сети не было его сильной стороной. Привстав, он осмотрелся. Кабинет оставался всё так же наполненным книгами и траурными жужжащими приспособлениями, смысла которых не понимал и сам Гарри. На противоположной стене мерно спали портреты директоров.

— Доброе утро, профессор, — пробормотал он. — Это было странно, но, когда Гарри попадал в Хогвартс, ему казалось, что он снова возвращается на урок.

— Вы знаете, Поттер, что я вам всегда рада, — улыбнулась седая женщина. На столе, как обычно, сидела не большая полярная сова. — Садитесь, я сделаю чаю…

Взмахом палочки она вызвала на стол теплый чайник. Следом сами собой появились синие чашки с белыми полосками, такие же блюдца и вазочка с печением. Не зная, как начать разговор, он посмотрел на стол, где стояла чернильница с гусиным пером.

— Магглы уже давно пишут авторучками или печатают на машинах — компьютерах, — подвинул Гарри чашку.

— И это их большая ошибка, — неожиданно подхватила МакГонагалл. — Письмо пером развивает мышление и приучает ребенка к самодисциплине. Надо следить за росписью, не ставить кляксы, уметь обращаться с письменным материалом… И да, переписывать, если произошла ошибка. Именно этого не хватает современным детям.

Поттер улыбнулся. Сейчас его больше всего удивляло, как мало изменилась Минерва МакГонагалл по сравнению с его школьными годами. Разве что морщин стало чуть больше. Наверное, в этом был удивительный секрет волшебников: до старости они развивались, как и маглы, зато в старости консервировались на десятилетия. „Вечной молодости нет, зато есть почти вечная старость“, — подумал Гарри, глядя на сову.

— Как я поняла, Поттер, вы приехали из-за „Дневников“ вашей матери? — поправила очки директор. — Я почти уверена, что это фальшивка, но, к сожалению, грамотная фальшивка. Почти все бытовые эпизоды, приведенные там, подлинны. Такое ощущение, что текст писал человек, учившийся в то время в Хогвартсе. Хотя, я, поверьте, вам очень сочувствую, — с грустью добавила она.

— Не верю, что мама могла так поступать, — сказал Гарри.

— И я не верю, — поддержала его профессор МакГонагалл. — Лили Эванс была другой: честной, отзывчивой, с высокими моральными принципами. Только ненормальный будет видеть в ее любви к морали проявление шизофрении, — нахмурилась она. — Вам нужна моя помощь?

— Не совсем… — неожиданно нашелся Гарри. — Я ищу Луну Скамандер.

— А что с ней такое? — седые брови директора поползли вверх. Сова также ухнула, словно не понимая, что происходит.

— Пропала, не можем найти… — грустно сказал Поттер. — Нет ли у вас каких-либо известий от нее?

— Нет… — МакГонагалл также подвинула чашку. — Хотя подождите. У меня где-то было письмо ее родственницы из Ярмута.

— Вы можете мне его показать? — спросил Гарри, чувствуя радостное нетерпение: там мог быть долгожданный адрес. — Мы пока не подаем в розыск, но возможно понадобиться.

— Постараюсь. — МакГонагалл применила призывающее заклинание, и через минуту у нее в руках появился длинный желтый конверт. — Вот, возьмите.

Гарри взял конверт и осмотрелся. За окном шел нудный обложной дождь. Осень в северной Шотландии наступала немного раньше, чем в Лондоне. Несмотря на середину августа, густой туман уже скрыл верхушки деревьев. Гарри, боясь легкой сонливости, неизбежной при такой погоде, отпил побольше горячей жидкости. МакГонагалл с интересом наблюдала за ним.

— Возьмите его, потом прочитаете, — сказала МакГонагалл. — Давайте не терять время, Гарри, — тепло улыбнулась она.

— Мне для поиска Луны нужно уточнить два момента, мэм… — сказал Поттер. Директор с интересом посмотрела на бывшего ученика. — Я недавно почитал, что было нападение на Хогсмд, — посмотрел Гарри на видневшийся сквозь туман силуэт северной башни. — И якобы тогда была изнасилована мама Луны…

МакГонагалл внимательно посмотрела на него, словно подозревая, что Поттер не договаривает. Под ее взглядом Гарри снова почувствовал себя школьником, прячущим очередную проказу.

— Такой случай правда был, — ответила сухо женщина. — Когда ваши отец и мать учились на седьмом курсе, Пожиратели Смерти напали на Хогсмид и взорвали дом следователя Подмора. Погибли он сам, почти вся его семья, профессор Вэнс, мистер Риверс из Аврората, несколько учеников — Эллен Гамильтон из Гриффиндора, Изабель Крейл и Эдвин Форгис из Райвенкло.

— А мама Луны? Ее, кажется, звали Пандора? — спросил Гарри. Он никогда не слышал об этом эпизоде, но теперь понимал, почему Хагрид называл времена учебы его родителей „темными“.

— Да, ее звали Пандора Касл, — вздохнула МакГонагалл. — Понятия не имею, что нашло на Пожирателей. Они ее уволокли и надругались над ней прямо на снегу. На опушке Запретного леса, — уточнила она.

„Все, как у Резник“, — с замиранием сердца подумал Гарри. Сейчас при взгляде в окно, ему казалось, будто серое небо превратилось в декабрьскую мглу, и в морозном воздухе начали кружить первые снежинки.

— Бедняжка потом долго лечилась от потрясения, — грустно сказала МакГонагалл, словно не желая вспоминать тяжелое прошлое.

— И… Пандора Касл действительно была сумасшедшей? — спросил Поттер, протерев очки.

— Мисс Касл была со странностями, но я бы не назвала ее сумасшедшей, — покачала головой Минерва. — Она была очень похожа на свою дочь — Луну…

„Неужели она в самом деле мечтала стать невольницей?“ — задумался Гарри. Прошлое плыло перед ним, словно неявная картинка.

— И второй момент. Знакомы ли вам эти юноша и девушка? — протянул он колдографию.

Минерва не спеша поправила очки и поднесла к глазам колдографию. Ее внимание продолжалось, впрочем, недолго. Едва посмотрев на снимок, она покачала головой и, нахмурившись, отложила прочь.

— Но это же Барти Крауч с Александриной Бэрк! — слегка опешила она. — Барти Крауч младший, я имею ввиду. Снимок старый, то ли семьдесят девятого, то ли восьмидесятого года…

Гарри почувствовал, как внутри него что-то напряглись. Меньше всего он ожидал услышать имя старого врага, возродившего Темного Лорда. Впрочем, так и есть… Гарри посмотрел еще на бледное лицо с веснушками и кругами под глазами. В самого деле, как же он сам не догадался…

— У Барти Крауча была девушка? — спросил потрясенный Гарри.

— Да. Александрина Бэрк, — отчего-то поджала губы МакГонагалл. — Она училась в Слизерине на четыре года младше Барти. С самого начала они отлично ладили друг с другом: Крауч опекал ее, как любимую младшую сестренку. Но потом у них началась безумная любовь… Иногда мне кажется, что они не могли бы физически прожить даже дня друг без друга…

— А что с ней стало? — Гарри все еще не мог оторвать взгляд от колдографии. Девушка в самом деле смотрела на парня таким ласковым взглядом, что, казалось умерла бы без него.

— У нее необычная судьба, — несколько странно посмотрела МакГонагалл. — Она стала одним из ведущих в мире специалистов по античной культуре. Живет на континенте, кажется в Ницце. Написала несколько книг, некоторые статьи — под псевдонимом мисс Крокотт. Едва ли изучение античной магии можно представить без ее имени…

— А почему она не живет у нас? — удивился Поттер, но, взглянув на колдографию, почувствовал, что знает ответ.

— Да, совершенно верно, — вздохнула директор. — В юности она вместе с Барти Краучем вступила в ряды Пожирателей Смерти. Затем не вернулась в Британию. У нее очень радикальные взгляды на магглорожденных. Иногда мне кажется, что на ее фоне Темный Лорд был умеренным политиком.

— И… Она проповедует это в книгах? — пробормотал пораженный Поттер.

— Александрина достаточно умна, чтобы делать это завуалированно, — директор посмотрела на полку и, спустя мгновение, на столе появились две книги.

— „Античный мир Фридриха Ницше“, — с интересом прочитал Гарри, вертя в руках фолиант с обложкой из темной кожи.

— Ницше проповедовал власть сверхчеловека над обычными людьми, — Гарри показалось, что МакГонагалл говорила с легким удивлением. — Под сверхчеловеком он понимал чистокровных волшебников.

— И Бэрк солидарна с ним? — Гарри все еще не мог отвести взгляд от обложки.

— Ей не надо стараться, — подняла брови МакГонагалл. — Ей достаточно описать Крит и Микены, где власть волшебников над магглами была абсолютной.

«Общество „Артур Эванс“ занимается крито-микенской культурой», — звякнул в голове колокольчик. Гарри вздрогнул. Как еще лучше можно было легально назвать общество бывших Пожирателей?

— …В скрытой форме это есть и в ее сборнике новелл про Античность — „В тени Парнаса“, — продолжала МакГонагалл. — Если бы не ее политическое безумие, я бы, право, гордилась такой ученицей.

Гарри открыл первую страницу и почувствовал, как по телу пробежал холодок. Перед ним без сомнения была та самая блондинка, которую он видел на колдографии с Шафиком. На этой картинке она сидела за столом, обложенным пергаментами, помечая что-то фазаньим пером. Но взгляд серых глаз и распущенные белые волосы с рыжеватым отливом оставались неизменными. „Александрина Бэрк… AB…“ — мелькнула мысль в его голове. Неужели она настолько чувствовала свою безнаказанность, что назвала себя двумя инициалами?

— А… Она знала маму? — спросил изумленный Гарри.

— Конечно. Идемте, — МакГонагалл показала в сторону мыслива.

Едва Гарри подошел к чану, директор достала из шкафа маленький пузырек и вылила его содержимое в мыслив. Густая масса в чане задвигалась, словно меняя формы и цвет. Не раздумывая ни минуты, директор взяла за руку своего бывшего ученика, и они нырнули в омут.

Они оказались на мраморной лестнице недалеко от центрального входа. Белокурая щуплая девушка с визгом металась по лестничной площадке, хлопая руками по своему платью: у него горел подол. На ступеньках чуть повыше стояла, беззвучно смеясь и блестя глазами, знакомая Гарри сероглазая девочка с рыжеватыми вьющимися волосами. Здесь она была совсем маленькой — видимо, на первом или втором курсе, но Гарри казалось, будто в ней невозможно не признать холеного профессора Античности с парадного портрета. Повыше, облокотившись на перила, стоял бледный юноша с веснушками лет шестнадцати, и спокойно наблюдал за происходящим. „Барти Крауч“, — сразу безошибочно узнал его Гарри. Вся сцена казалось окутанной легкой дымкой.

— Aguamenty! — раздался звонкий и немного строгий голос.

Поттер и МакГонагалл обернулись. Со стороны лестницы к ним подбежала невысокая рыжая девушка со значком старосты Гриффиндора. Из ее палочки выскочила вода, но, соприкоснувшись с синеватым пламенем, лишь расплескалась по полу. „Мама“, — прошептал Гарри, но девушка не обратила внимания: для нее Гарри и МакГонагалл были не более чем фантомы.

— Помоги! — обратилась она к Барти, но тот лишь пожал плечами. Александрина ласково прошелестела:

— Урок всем грязнокровкам: вот каково не уступать дорогу настоящим волшебницам.

Рыжая девушка, судя по движениям, еле удержалась от того, чтобы не ударить наглую девчонку. Та самодовольно смерила её взглядом, поправила шелковистые, пепельные с рыжеватым отливом волосы.

— Минус десять баллов со Слизерина! — воскликнула с яростью гриффиндорка.

— Ну-ну. Сначала расколдуй её, — Барти говорил негромко, но Лили его услышала. Судя по движению губ, ей пришла в голову скверная догадка:

— Так её заколдовал ты? Минус десять баллов с Рейвенкло!

Барти с притворной покорностью развел руками.

Белокурая девочка, обессилев, упала на пол, и во взгляде Барти, беззастенчиво рассматривавшего ее точеные ножки, блеснуло холодное и жестокое удовольствие. Александрина Бэрк сделала ему легкий реверанс. Лили пыталась поднять несчастную, но та, хрипя от ужаса, не подпускала её к себе.

— Да расколдуй же её! — в отчаянии крикнула Лили Краучу.

— Я тебе не Поттер и не Снейп, чтобы ты мной командовала, — юноша не шевелился. Гарри вздрогнул: впервые в жизни он видел, чтобы к его матери кто-то относился с таким спокойным презрением. Он вспомнил, как Снейп с мольбой просил у нее прощения; тем удивительнее было видеть человека, отталкивавшего ее…

— Я староста, и ты обязан…

— Ты всего лишь грязнокровка, — вздернула носик маленькая Александрина. Лили хотела что-то сказать, но не успела: лежавшая на полу девочка перестала кричать. Лили обернулась: девочка со значком Хаффлпаффа, дрожа, поднималась с пола, и с обычным отрешенным видом ей помогала встать девушка, похожая на Луну Лавгуд. Платье хаффлпаффки больше не горело.

Барти, что-то прошипев сквозь зубы, развернулся и ушел. Александрина побежала вверх по лестнице, ничем не выдав досады от того, что развлечение так скоро закончилось. Лили, не оглядываясь, побежала к себе.

— Вам достаточно, Поттер? — спросила с легкой неприязнью МакГонагалл.

— А? — Гарри не заметил, как оказался вновь в кабинете директора. Хотя он не раз просмотривал чужие воспоминания, все происходящее казалось ему сейчас сном. Или маггловских фильмом, где жизнь подается как иллюзорное царство грез.

— Чьи это воспоминания? — выдавил он, наконец, из себя, все еще представляя юную маму.

— Мисс Элизабет Дирборн. Компания будущих Пожирателей — Барти Крауч, Регулус Блэк и Мортимер Мальсибер — травила ее с первого дня учебы в Хогвартсе. Это было их любимым развлечением, — кивнула она. — Впрочем, вы и сами, Гарри, видели забавы Крауча с Бэрк. Зато твои родители иногда за нее заступались.

Гарри улыбнулся, почувствовав гордость. Глядя на него, улыбка появилась и на лице МакГонагалл, словно она была по-прежнему деканом Гриффиндора и немного покрывала шалость любимого ученика.

— У них тоже другая форма, — с интересом посмотрел он на колдографию и зачем-то постучал костяшками пальцев по блюдечку. — Не наша и не нынешняя…

— Нынешняя — старинная, — улыбнулась директор. — Мы в точности скопировали образец тридцать седьмого года. Благо, все лекала сохранены у мадам Малкин.

— Я все-таки не совсем понял… — замялся Гарри, глядя на сову. — Почему вернули такую старую школьную форму с жилетами и фартуками?

— Ах… — вздохнула МакГонагалл. — Это была идея Свенсона.

— Ричарда Свенсона? — переспросил слегка опешивший Поттер. Тонкий солнечный луч, прорвавшись сквозь пелену туч, заиграл в маленьком окошке.

— Да, — кивнула директор. — Он приезжал в гости незадолго до своего ухода из Аврората… Тогда, после гибели Бруствера, — уточнила она. — Мы посидели с ним, повспоминали былое, посмотрели старые колдографии… Знаете, Поттер, я ведь сама училась в от время и ходила в такой же форме.

— И Свенсон предложил вернуть старую форму? — задумчиво сказал Гарри. Камин загудел, словно приглашая гостя покинуть кабинет.

— Он убедил меня, что это поможет преодолеть раскол, — ответила МакГонагалл. — Многие слизеринцы и райвенкловцы одобрят реверанс старине. А для остальных это будет замечательной традицией — опорой после погрома Волдеморта.

„Свенсон… Свенсон… Что-то слишком часто стал мелькать эта фамилия в последнее время“, — подумал Гарри.

— Что же, профессор… Спасибо! Буду собираться! — приподнялся он из-за стола.

— Удачи, Гарри, — неожиданно ласково, словно мать, обняла его старушка. — Чтобы ни говорили, а я вами горжусь, — сказала она.

Поттеру показалось, что при этих словах у нее на глазах выступили слезы. Однако профессор тотчас отвернулась и пошла к камину. Гарри последовал за ней.

„Профессор Морроне… Профессор Морроне…“ — рассеянно думал Поттер, беря щепоть летучего пороха. Что если таинственным „профессором Морроне“ была реальная профессор Бэрк? Он почему-то решил, что профессор Морроне, несомненно, мужчина. Но, собственно, откуда такая уверенность? Теоретически „профессором Морроне“ вполне могла быть и женщина…

— „Профессор Морроне — профессор Бэрк“, — решил про себя Гарри, но тотчас вздрогнул. Перед глазами проплыла та самая утерянная колдография. Больше всего его тогда удивила не Бэрк, а холодное лицо брюнета в золотых очках. Гарри не мог понять, чем именно его так удивило это лицо: холодное и тонкое с острым носом, напоминавшее чем-то опасную бритву. Возможно, это было глупо, но Гарри был готов поверить, что профессор Морроне — именно он.

Примечание:

В главе использован фрагмент и образы из фанфика Мелании Кинешемцевой „Двадцать один год“ с согласия автора. Выражаю глубокую благодарность!