Глава 2

Дом на площади Гриммо встретил Джинни полумраком и тишиной.

— Ты голодна? — не оборачиваясь спросил Гарри. — Пойдем на кухню: к сожалению, столовая по-прежнему в ужасном состоянии.

— Так даже лучше — в конце концов, мы всегда собирались именно там.

— Да, верно.

Гарри легким движением волшебной палочки отлевитировал на стол блюдо с сэндвичами и чай, а затем уселся напротив Джинни, устремив на нее пристальный взгляд.

— Ну, рассказывай.

— О чем?

— О себе, о том, что произошло, пока мы не виделись, о своих мечтах. О чем угодно.

Джинни замялась, ей почему-то стало ужасно неловко, но все-таки начала говорить, и сама не заметила, как увлеклась, делясь своими тревогами, страхами и надеждами. Гарри внимательно слушал, изредка задавая вопросы, но о себе ничего не сказал, каждый раз уводя разговор в сторону. На самом деле, он и раньше так делал — он никогда не любил говорить о себе, но сейчас, в этот самый момент, Гарри неуловимо напомнил Джинни кого-то… Она нахмурилась, пытаясь вспомнить…

— А давай пойдем в гостиную — ты там еще не была, я привел ее в порядок совсем недавно.

— Надеюсь, Кричер тебе помогал. Кстати, как он себя чувствует?

— О, он умер. Неудивительно — он ведь был таким старым…

— Что?! Так жалко, Рон и Гермиона рассказали, как Кричер вам помогал, — Джинни неловко взяла Гарри за руку. — Ты, наверное, очень переживаешь?

— Разумеется, но в последнее время меня окружало так много смертей, что, наверное, я привык. Пойдем!

Не выпуская ее руки, Гарри повел Джинни прочь из кухни по темному коридору.

— Знаешь, когда я видела Кричера в последний раз, он был очень плох, да еще весь в жутких ссадинах — сказал, что на него упал шкаф.

— Да, видимо, это и стало последней каплей.

Поттер распахнул высокую дубовую дверь и пропустил Джинни вперед.

— Гарри, это же комната с гобеленом?

— Верно.

Пустая некогда комната со свисающими ошметками обоев изменилась до неузнаваемости: стены теперь были обиты шелком, новая облицовка камина мягко блестела в свете свечей. Единственное, что осталось прежним, был сам гобелен рода Блэк — ветвистое искусно вышитое древо с червоточинами выжженных имен. Осторожно ступая по паркету, Джинни приблизилась к двум массивным изумрудно-зеленым креслам.

— Нет, наоборот — это мое место, — внезапно заявил Гарри и, отстранив ее, опустился в кресло, стоящее спинкой к стене.

Джинни, пожав плечами, села напротив и увидела, что герб Блэков — череп, меч и три ворона — теперь был прямо у Гарри над головой.

— Он так и не снимается, да? Ну, гобелен.

— Да я и не пробовал. Все-таки, этот дом принадлежал Блэкам веками, так почему бы не оставить небольшое напоминание о них?

Джинни покачала головой: ясно, что Гарри не хочет расставаться с тем, что напоминает ему о Сириусе. Правда, он не знает, что в семьях, подобных Блэкам, к гобеленам относились до смешного серьезно: в комнатах с ними никогда не устраивали посиделок, а уж поставить кресло спиной к семейному древу… Какого-нибудь Малфоя удар бы хватил!

Джинни улыбнулась:

— У тебя получилась замечательная комната!

Она не будет рассказывать Гарри об этих замшелых традициях — это может его расстроить, а ведь он так старался. К тому же, сейчас, после победы, консервативные идеи наверняка уступят место новым, и уже скоро такие мелочи станут абсолютно неважны.

Гарри довольно кивнул и взмахом палочки поманил к себе бутылку белого вина, судя по виду, явно из блэковского погреба. Тихо звякнув, на стол опустились два высоких бокала.

— Ну что, за победу? — предложила Джинни и прищурилась, разглядывая Гарри сквозь тонкий хрусталь. Так его силуэт казался зыбким и размытым. Искаженным. Поттер усмехнулся, и Джинни покраснела — они тут только вдвоем, пьют вино, у них, возможно, свидание, а она ведет себя как дурашливый ребенок!

— За новую жизнь, Джинни. За то, что мы все-таки победили смерть!





— Я решила, что хочу играть в квиддич профессионально, — сообщила Джинни после второго бокала. — Как думаешь, меня возьмут?

— Почему нет? Джинни, у тебя нет ни малейшего повода сомневаться в своих талантах.

— Спасибо! — она почувствовала, что невольно заливается румянцем. — А ты уже знаешь, чем хочешь заняться? Пойдешь в авроры, как и планировал?

— Конечно, все ведь только этого и ждут.

— Гарри, — неуверенно начала Джинни, — Ты должен знать, что мы примем любой твой выбор. Я хочу сказать, если ты устал от войны…

— Какая забота. Правда, я не уверен, что ты можешь говорить за всех: посмотри на Рона и Гермиону — кажется, им очень не нравится, что я изменился.

— Нет, Гарри, они просто очень волнуются за тебя!

— Настолько, что Гермиона была против, когда я позвал тебя с собой сегодня?

Джинни смешалась:

— Я сама не поняла, чего она хотела. Но не думаю, что…

— Единственное, что мне от вас нужно — это поддержка, — отчеканил Гарри, резко наклонившись вперед. — Ни волнения, ни сомнения, ни ненужные расспросы — только поддержка. Разве я много прошу?!

Джинни внезапно стало холодно — будто внезапный порыв ветра задул теплый огонек, горящий внутри, где-то рядом с сердцем.

— Нет, конечно нет! — она очень удивилась, услышав, что ее голос дрожит. Что это с ней? И почему ее милый, родной Гарри внезапно показался таким далеким, таким чужим?

Гарри внезапно улыбнулся, развеивая это странное, мимолетное наваждение:

— Так, значит, я могу рассчитывать на тебя, Джинни?

Она вскинула голову, откинув назад огненно-рыжую прядь:

— И ты еще спрашиваешь?! После всего, через что мы прошли? После того, как ты бросил меня в прошлом году, а я смирилась и все это время ждала, даже не зная, увижу ли я тебя вновь?!

— Теперь все будет по-другому, Джинни, — мягко сказал Гарри. — Теперь я всегда буду рядом.

— Хорошо, Гарри, я тебе верю.

Он улыбнулся, так солнечно, что у Джинни защемило сердце.

— Ты не подождешь немного? Мне надо кое-что сделать, а еще я готовлюсь к экзаменам — ведь всего месяц остался. Можешь пока почитать — кажется, где-то тут даже есть Квиддичный Вестник.

Джинни недоуменно моргнула, сбитая с толку резкой переменой темы:

— Да, конечно, нет проблем.

Никакой Вестник она искать не стала: просто свернулась в кресле и, подперев щеку рукой, наблюдала за Гарри. Сперва он что-то писал на листе пергамента. Письмо? У Джинни не было ни малейшего желания спрашивать: недавняя вспышка выпила все ее силы, оставив после себя лишь звенящую пустоту и покой. Затем Гарри призвал с каминной полки фолиант — на черной обложке не было ни названия, ни имени автора, зато имелось очень красивое тиснение, изображающее взвившегося на дыбы грифона — и углубился в чтение. Джинни следила, как он медленно переворачивает страницы, как хмурится и, беззвучно шевеля губами, взмахивает волшебной палочкой, будто примеряясь к движению. Ну, тут все ясно: экзамен в Академию Авроров необычайно сложен, и, хотя Гарри туда возьмут в любом случае, он наверняка хочет, чтобы все было честно.

Джинни вдруг стало очень спокойно и тепло. Уютно. Хотелось сидеть так вечно: только она, Гарри и мягкий свет камина. Возможно, во всем было виновато вино… Поттер отвлекся от чтения и, быстро взглянув на часы, со вздохом захлопнул книгу. Затем он взглянул на Джинни, пристально, изучающе, и протянул ей руку:

— Иди сюда.

К щекам тут же прилила кровь. Встав с кресла, Джинни шагнула вперед, чувствуя непривычную робость. Все-таки прошел целый год… А уже через мгновение Гарри притянул ее к себе, и больше Джинни не думала ни о чем.





Гарри аппарировал Джинни к воротам Норы и тут же растаял в воздухе. Она вздохнула, зябко передернув плечами, и медленно пошла к дому, внимательно выбирая дорогу: в темноте можно было запросто наступить на какую-нибудь корягу или — того хуже! — садового гнома. Джинни ощущала себя как-то странно и никак не могла разобраться в своих чувствах: с одной стороны, все было великолепно — они с Гарри снова вместе, у них было свидание, которое, надо признать, закончилось просто потрясающе… Она легко улыбнулась своим мыслям, но тут же нахмурила лоб: Гарри никогда не вел себя так уверенно и даже излишне спокойно. Куда только подевались его робость и порывистость?.. Задумавшись, Джинни чуть не упала, угодив ногой в кротовью норку.

— Да что б вас! — прошептала Уизли. — Прямо на дорожке — вконец обнаглели!..

Выпрямившись, она взглянула на Нору, только сейчас обратив внимание, что на кухне горит свет. Подойдя ближе, Джинни увидела в окне силуэт Гермионы. Интересно, почему она не спит — уже ведь довольно поздно, а Грейнджер всегда была жаворонком. Джиневра влетела на крыльцо и уже протянула руку к двери, как вдруг резко замерла, будто сраженная предательским заклятием. Гермиона… они с Гарри больше месяца путешествовали вдвоем, без Рона! А что если именно тогда Гарри и приобрел опыт, так удививший ее сегодня?! И именно поэтому Гермиона была против, когда она отправилась с ним на Гриммо?!

Джинни резко распахнула дверь и ворвалась в дом. Когда она влетела на кухню, Рон с Гермионой кинулись ей навстречу:

— Где ты была? Знаешь, сколько времени?!

— Ну наконец-то! Мы так нервничали!

— Я же была с Гарри, так к чему все эти волнения? — пожала плечами Джинни. Она старалась выглядеть невозмутимой, несмотря на то, что внутри скручивалась тугая пружина напряжения.

Рон и Гермиона переглянулись, а затем Грейнджер неловко откашлялась и заговорила:

— И как он тебе?

— Прекрасно! — выплюнула Джинни. — Очень интересовался, почему ты, Гермиона, не хотела отпускать меня с ним!

— Ох, Джинни, зачем ты ему рассказала? Я ведь…

— Я ничего не рассказывала — он сам услышал!

— Что?! — помертвевшим голосом глухо прошептала Грейнджер. — Но он ведь стоял слишком далеко, он не мог…

— И тем не менее, он все слышал! — усмехнулась Джинни, резко откинув назад огненную прядь волос, упавшую на лицо. — А что это ты так занервничала, Гермиона? И что ты вообще имела в виду?

Рон попытался успокаивающе похлопать ее по плечу, но Джинни, раздраженно зашипев, увернулась.

— Я не знаю… — Грейнджер нервно заломила руки. — Правда не знаю, просто, Джинни, я вдруг почему-то так за тебя испугалась!

Гермиона прильнула к обнявшему ее Рону, и, взглянув на них, Джинни внезапно ощутила себя последней дрянью: эти двое так смотрели друг на друга, что все ее подозрения тут же стали казаться абсурдными и нелепыми. К тому же, это ведь Гермиона, ее подруга! Как она допустила даже мысль о подобном предательстве?!

— Джинни, почему ты так смотришь? Что с тобой? Он все-таки обидел тебя?!

— Гермиона, ты что — это же Гарри!

— Рон, ты же видишь, как сильно он изменился! Я вообще его не узнаю, и это меня пугает!

— Ты же сама говорила, что у него посттравматическое расстройство! — воскликнула Джинни. — Что ему нужно время и наша поддержка! На самом деле, все не так плохо: да, Гарри стал другим, но это неудивительно после всего, что он пережил!

Гермиона поморщилась и помассировала виски:

— Кстати об этом… я все думаю, что произошло между ним и В-Волдемортом в Запретном Лесу? Я имею в виду, когда Хагрид принес Гарри в школу, он казался мертвым, и я не понимаю, как ему удалось обмануть Сами-Знаете-Кого…

— Так, может, спросить об этом Хагрида? — пожал плечами Рон.

— Даже не вздумай! — отчеканила Гермиона. — Ты же знаешь Хагрида — он проговорится Гарри, а тот решит, что мы выведываем что-то у него за спиной, и вконец на нас разобидится! Верно я говорю, Джинни? — гораздо мягче закончила Грейнджер, с непривычной для нее неуверенностью посмотрев на подругу.

— Да, тем более, на тебя он и без того уже рассердился. Думаю, однажды он сам нам обо всем расскажет.

Гермиона кивнула Джинни и перевела взгляд на Рона:

— Ты не боишься вывихнуть челюсть?

— Да ладно тебе, ну подумаешь, зевнул! Вообще-то уже поздняя ночь!

— И правда, давайте ложиться! Джинни, ты идешь?

— Вы идите, а я посижу еще немного.

Шаги Рона и Гермионы затихли на лестнице. Наверху скрипнула дверь — наверняка это мама захотела уточнить, все ли в порядке. Но наконец все стихло. Джинни сделала себе чай и оглядела кухню. Невольно ее взгляд зацепился за темное пятно на стене. Раньше тут висели Часы. Она грустно улыбнулась: в детстве они с братьями их ненавидели, ведь из-за стрелок, безошибочно показывающих, что делает каждый член семьи, родители всегда знали, если кто-то предпочитал игры занятиям или работе по дому. Джинни до сих пор прекрасно помнила, как Часы впервые указали на двенадцать — «смертельная опасность» — для кого-то кроме Билла или Чарли: у старших братьев была опасная работа, на которой всякое случалось. Но в тот раз она проснулась от крика матери и, прибежав на кухню, увидела смертельно-бледных родителей, беспомощно смотрящих на Часы. Джинни тогда даже не сразу поняла, что на замерзшей стрелке изображен не Билл и не Чарли, а Рон. Уже через пару мгновений мама пришла в себя, закрыла глаза, что-то беззвучно шепча, будто собираясь с силами, а затем взмахнула волшебной палочкой:

— Экспекто Патронум! — посреди кухни внезапно возникла сияющая серебром росомаха. — Профессор МакГонагалл, наш семейный артефакт показывает, что Рон находится в смертельной опасности! Ждем информацию как можно скорее!

Росомаха пошевелила круглыми ушками, а затем сделала несколько косолапых прыжков и растаяла в воздухе. Джинни тогда впервые увидела Патронуса, но родители отмахнулись от ее вопросов, неотрывно глядя на Часы.

Джинни не знала, сколько они просидели, охваченные напряженным, сводящим с ума ожиданием, прежде чем в яркой вспышке перед ними не возникла удивительной красоты птица, сияющая так ярко, что глазам стало больно.

— Молли, Артур, все в порядке. Опасности нет. Ждите письмо в ближайшее время, — мягким голосом проговорил Патронус и растаял в воздухе.

— Дамблдор! — облегченно выдохнул отец. — Хвала Мерлину!

Стрелочка с именем Рона начала медленно сдвигаться в сторону деления, обозначающего больницу.

Джинни глотнула чаю и горько усмехнулась: тогда они даже подумать не могли, что вскоре стрелка каждого Уизли замрет на отметке «смертельная опасность» на долгие три года. А сейчас, после войны, им пришлось вовсе убрать Часы: мама не могла смотреть на черную, будто обуглившуюся стрелку, на которой когда-то было имя Фреда. Папа было предложил ее убрать, но мама посмотрела на него так, что несколько страшных мгновений Джинни была уверена, что она вот-вот его ударит.

Но, несмотря на это, без Часов до сих пор было непривычно. Хотя, возможно, это и к лучшему: к чему им такие страшные напоминания теперь, когда все хорошо? Разве сейчас может случиться что-то, что вновь вернет стрелку кого-то из них на эту страшную отметку, ту, что на нормальных часах обозначала бы полночь? Джинни едва заметно улыбнулась — нет, конечно же, этого не случится: они выстояли, и Гарри снова победил смерть, а это значит, что все будет хорошо. Она тихо вздохнула, ощущая странный трепет в груди — будто внутри билась маленькая птичка. Наверное, это была надежда.

Старые Часы, запрятанные на верхнюю полку в кладовке, скрипнули. Стрелка с именем Джинни, которая в течение нескольких часов неподвижно указывала на одну из отметок, пошла вперед.





Субботним утром Джинни проснулась поздно. Ее маленькую комнатку заливал теплый солнечный свет, доносившийся сквозь распахнутое окно упоительный запах примул смешивался с потрясающим ароматом маминой выпечки. Радостно улыбнувшись, Джинни вскочила с кровати и кинулась переодеваться.

— Всем доброе утро! — звонко воскликнула она, влетев на кухню. — Мамочка, я так рада, что ты снова стала печь!

— Твой любимый яблочный пирог, — улыбнулась Молли. — А к приходу Гарри сделаю с мясом!

— Если он все-таки придет, — хмыкнул Рон. — А то вдруг он слишком занят, раздавая интервью?!

— Рональд! Как ты можешь говорить такое?!

— Миссис Уизли права. Ты ведь сам знаешь, что Гарри ненавидит свою славу! — воскликнула Гермиона. — Он ведь это не для себя, а для Хогвартса! Как тогда, на пятом курсе, когда никто не верил в возрождение В-Волдеморта!

— Ладно-ладно, вы правы! Хорошо! — поморщился Рон, подняв руки в примирительном жесте.

— А о чем вы, собственно, говорите? — недоуменно нахмурилась Джинни.

— Гарри дал интервью Ежедневному Пророку, — вздохнула Гермиона.

— Что?!

— Да, он обратился ко всем волшебникам с просьбой помочь в реставрации Хогвартса.

Джинни поспешно схватила газету. Фотография Гарри была прямо на первой полосе. Уизли быстро пробежала глазами по строкам:

— Он так хорошо сказал… Правда, я даже не думала, что он так может, и та часть про «веками освященные традиции» …

— Наверняка его речь сильно переделали, — пожала плечами Гермиона. — Тем более, я хорошо знаю, как Гарри обычно говорит, и это совсем не его стиль. Но главное, что это поможет Хогвартсу и профессору… ой, то есть директору МакГонагалл.

— Вот именно! — поддакнула Молли, левитируя на стол пышущий жаром чайник. — Поэтому, Рональд, если ты только посмеешь…

— Да понял я, понял! Вообще ни слова не скажу про это мордредово интервью!

— Джинни, они спелись! — с напускным ужасом прошептал он на ухо сестре.

— Рон, я все слышу! — возмутилась Гермиона, и Джиневра рассмеялась, чувствуя себя невероятно счастливой.





— Что ты сидишь у окна, как героиня какой-нибудь сопливой баллады, которая высматривает своего суженого? — спросил Рон, подкравшись к сестре и дернув ее за кончик длинной косы.

— Отстань! — воскликнула Джинни, поспешно поправляя прическу — не для того она кучу времени промучилась со сложным и прихотливым плетением.

Когда она снова повернулась к окну, на дорожке, ведущей к дому, уже возникла знакомая невысокая фигура с растрепанными волосами.

— Гарри пришел! — радостно воскликнула она, вскакивая на ноги.

— Хвала Мерлину! — миссис Уизли поспешно сполоснула руки и сняла фартук, отправив его на место быстрым взмахом палочки.

— Добрый день, — улыбнулся Гарри, протянув хозяйке дома подарок — бутылку вина и шикарный букет: ажурные бледно-розовые лепестки Сладкого Уильяма оттеняли белые головки дурмана, источавшие тонкий аромат, а место шуршащей обертки занимали широкие зеленые листья змеиного языка.

Джинни заметила, что мать погрустнела и взглянула на цветы так, словно они были ядовитыми. Это о чем-то напомнило ей. Кажется, она слышала что-то такое, связанное с дурманом: то ли язык цветов(1), то ли зельеварение… Нет, не вспомнить. Впрочем, это неважно: если она не знает, что не так с этим букетом, то Гарри и подавно. Кажется, мама решила так же — она улыбнулась и стиснула Гарри в объятьях.

— Как я рада, что ты пришел, дорогой! Проходи, садись!

— Спасибо, миссис Уизли. Сколько стульев… неужели вся семья в сборе?

Лицо волшебницы на мгновение исказилось в болезненной гримасе.

— Почти. Джордж отказался прийти, а Чарли за ним приглядывает: мы не хотим, чтобы сейчас он оставался один. Но не будем о грустном. Рон, позови остальных!

Несмотря на все тревоги Джинни, обед прошел идеально: Гарри улыбался, делился своими планами по поводу обучения в Академии Авроров и в целом вел себя точно так же, как и всегда. После того, как был съеден последний кусок пирога, Гарри, Рон, Гермиона и Джинни решили немного прогуляться на свежем воздухе.

— Мама, ну зачем нам целый кувшин лимонада?! Мы же только что поели!

— На улице жарко, вдруг вы захотите пить? Не спорь, Джинни! Я его сейчас уменьшу, а потом, если захотите, расколдуете.

— Тут ничего не меняется, — задумчиво произнес Гарри, оглядывая маленькую пеструю кухоньку. — Помню, как оказался здесь впервые, когда Рон и близнецы привели меня на летающем Фордике. Знаете, я очень переживаю за Джорджа, ведь говорят, что у близнецов — особая магическая связь, и, если один погибает…

— То второй вскоре последует за ним, — тихо продолжила миссис Уизли. Волшебная палочка в ее руке задрожала.

— Ох, простите! Вечно я не думаю, что говорю!

— Миссис Уизли, это всего лишь глупые суеверия, мы ведь уже говорили об этом, — мягко произнесла Гермиона. — Позвольте мне.

Ловко уменьшив графин с лимонадом, она проверила, что пробка плотно притерта, и сунула его в карман.

— Все хорошо, идите.

— Еще раз простите, миссис Уизли. Мне правда очень жаль, — Гарри ненадолго задержал взгляд на том месте, где раньше были Часы, и первым покинул кухню.

— Мама…

— Я в порядке, Джинни, правда. Иди!

— Не расстраивайся, дружище! — сказал Рон, когда они покинули территорию Норы и углубились в поля. — Мама сейчас на все так реагирует, я и сам несколько раз при ней ляпнул лишнего.

Гарри неопределенно дернул плечом, пробираясь сквозь высокие вересковые заросли. Джинни на мгновение замерла и огляделась — цветы колыхались вокруг них, словно волны сказочного фиолетового моря, раскинувшегося до самого горизонта.

Как ни странно, миссис Уизли оказалась права — через какое-то время идея присесть где-нибудь в тени и выпить по стакану холодного лимонада показалась молодым волшебникам удивительно привлекательной. Они расположились под кроной раскидистого старого дуба. Гермиона расколдовала графин, а Гарри в это время несколькими скупыми взмахами волшебной палочки трансфигурировал мягкий зеленый плед и бокалы.

— Ничего себе, выглядит как настоящий хрусталь! Гарри, ты крут! — провозгласил Рон, ничком падая на землю.

Джинни постучала ногтем по бокалу и улыбнулась, вслушиваясь в высокий переливчатый звон.

— Давайте бокалы, я налью, — предложила Гермиона, открывая графин.

— А палочка тебе на что? — спросил Гарри, медленно опустившись на плед рядом с Джинни.

— Имеешь в виду, что можно левитировать графин? Знаю, но зачем? Мне и так удобно, — пожала плечами Гермиона.

Солнечно-желтый напиток, шипя, полился в бокалы.

Стоило Грейнджер опуститься на землю, как она оказалась в крепких объятиях Рона.

— Эй, что ты делаешь?! — Гермиона старалась говорить строго, но не выдержала и звонко рассмеялась.

— А на что это похоже? Целую свою девушку, конечно!

Гарри едва уловимо поморщился. Джинни недоуменно нахмурилась и, так и не поняв причину его недовольства, обернулась к брату:

— Рон, ты точно решил, что поедешь в Австралию вместе с Гермионой?

— Да. Но я все еще предлагаю ей заказать международный портключ, вместо того, чтобы лететь через океан в этой жуткой маггловской штуке! Мерлин свидетель, даже на метлах было бы безопасней!

— Рон, мы уже это обсуждали: обратно мы полетим вместе с мамой и папой, и я не хочу, чтобы ты напугал их истерикой в самолете. А так ты уже будешь знаком с маггловскими полетами и сможешь произвести хорошее впечатление.

— Что?! Да что б ты знала, я никогда не впадаю в истерику!

— Вообще-то, еще неизвестно, в каком составе вы вернетесь домой, — заметил Гарри, глядя куда-то вдаль поверх вересковых волн.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурилась Гермиона.

— А ты уверена, что правильно наложила Обливиэйт? Сотрудники Министерства, чтобы обучиться этому, заканчивают специальные курсы. Ты же без всякой подготовки стерла ни много ни мало восемнадцать лет жизни своих родителей. Но, даже если тебе повезло, и они не сошли с ума, — Гарри повернул голову, взглянув на Гермиону в упор, — ты правда думаешь, что они тебя простят? После такого?

— Я уверена, что выполнила заклинание верно! И конечно родители меня простят — я ведь сделала это для того, чтобы их спасти! У меня не было другого выхода!

— Напомни, почему ты выступаешь в защиту домовиков? Что плохого в рабстве? — Гермиона возмущенно хватала ртом воздух. — Молчишь? Рон, Джинни, тогда вы мне скажите.

— Вообще-то, я не совсем согласна с идеями Гермионы относительно домовых эльфов, — осторожно заметила Джинни.

— Неважно.

— Рабство плохо, потому что твоя жизнь больше тебе не принадлежит!

— Верно. Спасибо, Рон. Наверняка ты улавливаешь аналогию, Гермиона, ты ведь такая умная. Домовой эльф Добби мог прожить долгую жизнь, служа Малфоям, но он выбрал свободу — и погиб. Однако он сам принял решение защищать меня, сам захотел помочь. И ты выступаешь за то, чтобы эта возможность, это право выбора, было у каждого домовика. Но своим родителям ты в свободе отказала. Почему, Гермиона? Нежели ты так лицемерна? Или ты искренне считаешь магглов существами, стоящими ниже не только волшебников, но и домовиков?

Джинни внезапно стало очень холодно, будто по летнему лугу вдруг пронесся ледяной февральский ветер. Все-таки с ним что-то произошло, ведь тот Гарри, которого она знала, никогда не сказал бы ничего подобного! Это просто невозможно, будто дурной сон…

Глаза Гермионы наполнились слезами, она побледнела. Рон же, напротив, побагровел и вскочил на ноги, в ярости сжимая кулаки:

— Да как ты мог?! Я… я вызову тебя на дуэль!

Уголок рта Гарри приподнялся в намеке на улыбку:

— Не смеши меня, Рон. Сядь.

Гарри не пошевелился, но Рон вдруг плюхнулся на землю. Разозлившись еще больше, он обвиняюще уставился на Гарри, но тот не доставал волшебную палочку.

— Напрасно ты строишь из себя рыцаря: Гермиона в состоянии постоять за себя. Но она молчит. А знаешь почему? Потому что я прав, — Гарри легко поднялся на ноги. — Пойдем, Джинни.

— Почему-то, пока я помогала тебе, пока мы почти год скитались по лесам в поисках хоркруксов, ты не высказывал никаких претензий! — дрожащим голосом выкрикнула Гермиона.

— Но это и не претензия. Скорее, дружеское предложение разобраться в себе. Джинни?

Она почти машинально вложила свою руку в его. Она не могла отказаться — Гарри этого не простил бы, а она не могла его потерять. Джинни виновато посмотрела на Гермиону:

— Ты же знаешь, что я так не думаю! Ты хотела как лучше, и с твоими родителями все будет хорошо. Они поймут, обязательно!

Гарри рывком поднял ее с земли и, не выпуская ее руки, направился прочь, туда, где колыхались сине-фиолетовые соцветья вереска.

— Гарри! — им в спины раздался звенящий от напряжения голос Гермионы. — Что я искала, когда мы познакомились?

Гарри остановился. Джинни видела, что он улыбается. Ее сердце внезапно забилось так сильно, что ей показалось, что оно сейчас разорвется. Джинни понимала, что это действительно Гарри, а не незнакомец под Оборотным Зельем, но все равно затаила дыхание, глядя на него широко распахнутыми глазами.

— Жабу, Гермиона, — ответил Гарри, не оборачиваясь. — Ты искала жабу по имени Тревор.

В следующий миг он дернул Джинни на себя, и их закружило в водовороте аппарации.





Когда перемещение закончилось, Джинни поняла, что они оказались в темном коридоре дома на Гриммо.

— Гарри, какого лысого дементора только что произошло?! Почему ты…

Внезапно Гарри прижал ее к себе, целуя с неожиданной страстью. Джинни не могла ему не ответить, хотя подозревала, что так он пытается уйти от разговора. Но, надо признать, что из всех способов ее отвлечь он выбрал наилучший. Тем не менее, злость никуда не делась и, едва Гарри ослабил объятья, Джинни отпрянула прочь, чтобы мгновение спустя вздрогнуть от жуткого грохота.

— Мордред! Идиотская подставка! — прошипела она и невольно понизила голос. — Только воплей мне сейчас и не хватало…

— Пока что шум тут производишь только ты.

— И правда… Портрет мадам Блэк… Гарри, почему она не кричит?

— О, я тебе не рассказывал? С ней что-то произошло, не знаю, возможно после смерти Сириуса магия Блэков в этом доме начала ослабевать…

— Что? — Джинни недоуменно нахмурилась, а затем быстрым шагом направилась по длинному сумрачному коридору. Старые газовые рожки с тихим шипением загорались при ее приближении, но их тусклого света было недостаточно, чтобы разогнать густой полумрак. Портрет, как всегда, был занавешен побитыми молью бархатными портьерами. Джинни решительным движением распахнула черную ткань… и вздрогнула, едва удержавшись, чтобы не отскочить прочь.

Миссис Блэк была на месте. При виде Джинни ее черные глаза полезли из орбит, а рот очень медленно начал открываться в крике. Джинни замерла в ожидании, но Вальбурга словно сражалась с окаменением: прошло несколько секунд, а изображение практически не изменилось. Кожа на лице старухи натянулась так сильно, словно вот-вот лопнет. Казалось, миссис Блэк всеми силами пытается сбросить оцепенение, но безуспешно: она вся точно одеревенела. Из горла Вальбурги вырывался еле слышный сдавленный хрип, от звуков которого Джинни охватила дрожь.

— Что с ней произошло?! — воскликнула Джиневра, не в силах отвести взгляда от искаженного гримасой лица старухи.

— Я же сказал, что не знаю, — ответил Гарри, встав у нее за спиной. — Но это развивается постепенно, и, боюсь, уже совсем скоро этот портрет станет совсем неподвижным, таким, как маггловские картины.

Вальбурга, наконец-то, смогла открыть рот:

— В-В-Ы-Ы-А-А-А-А-А-А…

— Мерлин великий! — Джинни непроизвольно постаралась отпрыгнуть, но Гарри удержал ее на месте, взмахнул рукой, и портьеры резко задернулись, скрывая жуткий портрет.

Стало тихо, но у Джинни в ушах все еще стоял этот жуткий звук: не то вопль, не то стон. Он звучал монотонно, на одной ноте, и почему-то от этого становилось еще страшнее.

— Испугалась? — с тихим смешком выдохнул Гарри ей на ухо.

— Это какой-то кошмар! Может, посоветуешься с профессором Флитвиком, вдруг он знает, что с ней происходит?

— Я думал об этом, но, знаешь, может, это не так плохо? Боюсь, если вернуть все, как было, она не даст нам жить спокойно.

В груди невольно потеплело: будто бы Гарри намекал на то, что планирует жить здесь вместе с ней, вдвоем.

— Я рад, что ты здесь, Джинни, что сегодня ты поддержала меня, как я и просил.

Она хотела обернуться, но Гарри не позволил ей этого, мягко удержав за плечи.

— Это не значит, что я согласна с теми ужасными вещами, которые ты сегодня наговорил Гермионе!

— А вот это уже не важно, Джинни, — прошептал Гарри ей на ухо. — Совершенно не важно.




1) Дословно на языке цветов по Д. Ознобишину это послание переводится: "Не унывай, если жизнь твоя злополучна, и не дуйся так сильно, а то лопнешь. Ты смешна!"