Глава 32. Лестрейндж-холл

Фасмер ещё несколько дней пристально наблюдал за Родольфусом, после чего  подтвердил, что его жизнь вне опасности.  Начался мучительный период восстановления. Родольфус  возвращался к жизни медленно и тяжело.  Ударившее в спину заклятие повредило позвоночник, разорвало мышечные волокна, зацепило лёгкое и почку. Раны, нанесённые магией, заживали плохо. Постоянно болела голова, упало зрение. Зрение Фасмер брался восстановить быстро, но на остальное лишь разводил  руками.

— Время и усилия,  — сказал он. — Мы с профессором Снейпом делаем всё возможное, но не ждите от нас чудес. То, что лорд Лестрейндж выжил с такими ранами, уже само по себе чудо.

 Родольфус едва вставал,  с трудом делал несколько шагов и падал в кресло. Боль изнуряла его. Он становился безучастным, уходил в себя, надолго замолкал  и целыми днями сидел, глядя в одну точку. Только Рэндальф мог ненадолго вывести его из этого состояния, но и с сыном Родольфус общался будто через силу.

Басти, Долохов и Мальсибер рассказывали ему о том, что происходило в Британии — об охоте на Поттера, о том, как он, Уизли и Грейнджер ускользнули от Пожирателей на свадьбе Билла Уизли, как пало Министерство и был убит Скримджер, какие законы принимаются, где планируется искать Поттера… Родольфус равнодушно кивал, но было видно, что мысли его далеко.

— Белла, что с Роди? — спросил меня Рабастан. — Он будто угасает. Никогда его таким не видел.

Я понимала, что происходит. Родольфус привык быть сильным, а теперешняя слабость угнетала его, заставляла чувствовать себя бессильным, ни на что неспособным. Он винил себя в проигранном бое — ведь это он уговорил меня пощадить Тонкс, считал, что это из-за него я чуть не погибла. Родольфус всё глубже погружался в депрессию, и с каждым днём его шансы выбраться из неё таяли.

Я решила поговорить с Фасмером.

— Мистер Фасмер, меня беспокоит состояние мужа. Я полагаю, что дело тут не только в его ранах, — озабоченно заявила я целителю.

Фасмер подтвердил мои опасения.

-Вы совершенно правы, миледи,  — печально кивнул он. — Маглам известно такое состояние, они называют его депрессией. Возникает на фоне истощения, глубоких переживаний, черепно-мозговых травм.

 — Но если маглы про него знают, то, наверное, научились лечить?

Использовать слово «антидепрессанты» я не рискнула.  Фасмер и так меня понял.

— Да, у них есть специальные средства, но, во-первых, они не подходят волшебникам, а во-вторых, у них много побочных эффектов. Они вызывают привыкание, а потом и зависимость.

— Тогда, возможно, надо подобрать какие-то зелья?

— С этим тоже всё непросто,  — вздохнул Фасмер. — Зелья немного облегчат симптомы, но не уберут причину.  Причина по-прежнему будет разъедать его душу, количество зелий придётся постоянно увеличивать, в конце концов ваш муж не сможет обходиться без них. Миледи,  — после небольшой паузы продолжил целитель,  — мне бесконечно жаль видеть лорда Лестрейнджа в таком состоянии. Не знаю, известно ли вам, что я обязан ему жизнью.  В молодости я допустил ошибку, позволил себе резкие высказывания в адрес Повелителя и был внесён в списки на ликвидацию. Списки утверждал лорд Лестрейндж. На свой страх и риск он вычеркнул моё имя, пришёл ко мне и убедил, — Фасмер усмехнулся,  —  проявить больше лояльности Повелителю и Организации. На мой вопрос, зачем это лично ему, лорд Лестрейндж ответил «среди нас так много умеющих убивать и так мало тех, кто спасает». Поверьте, я очень хочу помочь ему, я ищу способ, но пока я исчерпал свои возможности.

— Что же делать? — я приходил в отчаяние.

Фасмер снова развёл руками.

Я убеждала Родольфуса, что в случившемся  его вины нет, что мне и самой не хотелось убивать племянницу, что один против двоих в воздухе он вообще не имел шансов, но спас меня и дал возможность вернуться  к схватке, говорила, что люблю его, что он нужен нам всем  — мне, Рэндальфу, Басти. Родольфус лишь грустно улыбался. Он пытался бороться с депрессией, но у него не хватало сил.

Моя злость на Тонкс, на Лорда, на судьбу требовала выхода. После перехода власти в наши руки дома авроров и членов Ордена Феникса потеряли свою защиту, так что  ничто не препятствовало мне нанести визит сестре Андромеде. Нимфадору я там вряд ли застану, но хоть пар выпущу.

— Белла, Лорд запретил без необходимости убивать чистокровных волшебников,  — напомнил Долохов. — Даже грязнокровку Тонкса приказал пока не трогать. Может, надеется поймать девчонку на живца.

— Не беспокойся, Антонин, убивать их я не буду. Просто поговорю,  — жёстко усмехнулась я.

Аппарировав по указанным Долоховым координатам, я с любопытством осмотрелась.  Скромный домик, небольшой сад, заросший пруд, который неплохо бы почистить, но, очевидно, не хватает средств. Никакого сравнения с Малфой-мэнором.

Я подошла к дверям и, не утруждая себя условностями, вскинула палочку:

— Бомбарда максима!

Дверь с грохотом слетела с петель вместе с куском стены. Не дожидаясь, пока осядет пыль, я вошла в дом. Навстречу мне качнулась невысокая приземистая фигура с изрядным брюшком.

— Экспеллиармус!

 Палочка хозяина послушно прыгнула мне в руки.

— Ступефай!

Тед Тонкс со стоном рухнул на пол.

— Тед! — женщина бросилась к нему, потом подняла голову и с ненавистью взглянула на меня.

— Ты всегда любила дешёвые эффекты, Беллатрикс, — с презрением сказала она и снова склонилась над мужем.

С помощью палочки я пододвинула к себе кресло, уселась и молча наблюдала, как Андромеда приводит в сознание Тонкса.

Наконец, он с трудом поднялся и они оба, обнявшись, застыли напротив меня. Никто не произносил ни слова. «Взял паузу — держи её до конца», некстати вспомнились мне слова Соммерсета Моэма, больше известного как писателя, хотя он был неплохим разведчиком и знал, о чём говорил.

Не думаю, что Андромеда читала Моэма, хотя Тонкс и мог о нём знать, но они не собирались говорить первыми. Что ж, у меня при себе был безотказный аргумент, чтобы заставить их передумать.

— Круцио!

Тед снова рухнул на пол, душераздирающе застонав и жадно хватая ртом воздух.

— Прекрати! — не выдержала Андромеда.  — Ты за этим сюда явилась? Вы все отказались от меня, выжгли моё имя с гобелена, я для вас умерла, так зачем ты пришла? Я не видела тебя почти четверть века  и с радостью не  вспоминала бы о тебе ещё столько же.

— Где твоя дочь? — спросила я.

— Ни тебе, ни твоим подельникам до неё не дотянуться,  — прохрипел Тонкс, лёжа на полу.

— Ну конечно, её же теперь охраняет оборотень. Прекрасная партия, правда, Меди? Наверняка ты безумно счастлива обрести такого зятя.

По глазам Андромеды я поняла, что удар попал в цель, но признавать это сестра не собиралась.

— Дора вольна выходить замуж за того, кого любит. Тебе этого не понять, ты вышла замуж без любви и презираешь своего мужа, а ваш Лорд, на которого ты молишься,  если и снизойдёт до тебя, то только как до любовницы — Меди перешла в нападение.  — Ты можешь замучить нас Круциатусами как несчастных Лонгботтомов, но ничего от нас не узнаешь, как не узнала от них.

Тед, опасаясь моей реакции, с трудом поднялся на ноги и прикрыл жену, гневно уставясь на меня.

— Так им и нечего было мне сказать,  — беспечно улыбнулась я. — А то поверь, сестричка, сказали бы. Терпеть боль можно лишь до определённого предела.  Судя по тому, что наши люди ничего от вас не добились, и вы ничего не знаете, твоя дочь не считает нужным посвящать тебя в тайну своего местонахождения, равно как не посчитала нужным прислушаться к твоему мнению относительно замужества. Надеюсь, теперь ты понимаешь, что чувствовала наша мама после твоей выходки.

— В отличие от тебя, я была счастлива с Тедом каждый день, который мы прожили вместе. Мы воспитали замечательную дочь, добрую, честную, свободную, любящую.

— Опрятную, хозяйственную, ловкую, уважающую мнение родителей,  — я саркастически усмехнулась.

— Никто не идеален. Но мы счастливы друг с другом.

— Рада за вас. Можете и дальше наслаждаться жизнью в этой хибаре, но знай, Андромеда,  — твоя дочь слишком зарвалась. Ради Родольфуса, который просил меня больше не проливать кровь Блэков,  я не стану специально за ней охотиться, но лучше ей больше не становиться у меня на пути. Я обещаю, что следующая наша с ней схватка станет для неё последней.

С этими словами я поднялась.

— Прощай, сестра. Не забывай напоминать зятю, чтобы пил зелье в Полнолуние, а то не ровён час сожрёт вас всех — неловко выйдет.

Делать здесь больше было нечего, разве что… Я взяла в руки палочку Теда, покрутила её в руках, с хрустом переломила, отсалютовала дёрнувшимся, но промолчавшим хозяевам обломками и вернулась в мэнор.

Родольфус, как обычно, сидел у камина, Рэнди спал у него на руках. На моё появление муж никак не отреагировал. Я забрала малыша и отнесла в кроватку, потом села рядом.

— Я была у Андромеды. Хотела узнать, где Тонкс. Они не знают.

Родольфус долго молчал, потом с усилием произнёс:

— Они живы?

— А что им сделается? Один раз Теда Круциатусом приложила, чтобы помнил своё место, и всё.

Никакой реакции. Я думала, он больше не заговорит, но после затянувшейся паузы Родольфус прошептал:

— Прости меня.

Я накрыла его руку своей.

— Рольфи, тебе сейчас тяжело.  Но это закончится. Ты поправишься,  мы с тобой Азкабан прошли и не сломались, пройдём и это.

— Меня будто засасывает болото,  — по-прежнему глядя на языки пламени, произнёс он. — Набивается в рот, в нос, давит на грудь, забивает горло, не даёт ни двигаться, ни дышать. Я тону в нём, и у меня нет сил вырваться.

— Фасмер говорит, что тебе нужно время.

— А оно у нас есть? — горько спросил муж.

— В нашем распоряжении вечность,  — твёрдо сказала я. — Столько, сколько понадобится. Только дай мне слово, что не будешь принимать опрометчивых решений освободить нас от себя или что-то в этом духе.

Родольфус искоса взглянул на меня, и я поняла, что он как раз обдумывал что-то подобное.

— Но и ты дай мне слово не оставаться со мной из жалости  и не заставлять себя…

Он не закончил.

— Обещаю, Рольфи.  И знай, я верю, что ты поправишься. Ты всем нам нужен, особенно Рэндальфу.

Но Родольфус снова безучастно смотрел на огонь.

Впрочем, после этого разговора он действительно начал предпринимать попытки вернуться к жизни, но атмосфера мэнора, присутствие Лорда давили на него и высасывали даже те крохи сил, что у него ещё оставались. Я не знала, что делать.

Помощь пришла откуда не ждали.

Не знаю, правда ли Волдеморт рассчитывал, что Гарри Поттер первого сентября сядет в Хогвартс-экспресс и даст себя схватить, но когда отправленные туда Селвин и Трэверс доложили, что мальчишки в поезде не оказалось, Лорд предсказуемо пришёл в ярость. Вопли несчастных разносились по всему дому, после чего Повелитель объявил очередной сбор. Несмотря на возражения Фасмера, Родольфус решил спуститься вместе с нами. Фасмер рассчитывал, что я попробую остановить мужа, но я не стала обрубать едва ли не первое проявление какого-то интереса к жизни за последние недели.

Физическое состояние Родольфуса понемногу улучшалось, зелья начинали давать эффект, и он уже мог какое-то время продержаться на ногах, так что я надеялась, что ему по силам высидеть собрание. К сожалению, у входа на мужа налетел Гойл, да так неудачно, что со всего маху зацепил по только что зажившей ране. Родольфус пошатнулся и зашипел от боли.

— Прости, Дольф,  — извинился гигант. — Не рассчитал.

Родольфус кивнул, осторожно сделал следующий шаг, но был вынужден остановиться, ожидая, пока утихнет боль.

— Лестрейндж, — окликнул его Волдеморт,  — зачем ты сюда явился?

— Выслушать ваши распоряжения, Милорд,  — ответил Родольфус.

— Выслушать? — Лорд брезгливо поморщился. — И что толку от того, что ты их выслушаешь? У меня здесь не инвалидный дом, мне не нужны калеки.

Родольфус опустил голову. Я с отчаянием смотрела, как Волдеморт походя разрушает всё, чего мы с Фасмером с таким трудом добились.

— Ты и раньше был ни на что не годен,  а сейчас просто пустое место. Убирайся! Все трое убирайтесь в Лестрейндж-холл и сидите там, пока я вас не позову, хотя не знаю, что должно случиться, чтобы вы мне понадобились!

— Да, Повелитель,  — пробормотал Рабастан, увлекая нас к выходу.

Едва закрылась дверь, Басти схватил нас за руки и аппарировал в наши апартаменты.

— Тоже считаешь меня калекой, не способным аппарировать самостоятельно? — тихо спросил Родольфус.

— Брат, он отправил нас домой. Домой! Я подумал, что надо быстрее, пока он не изменил решение,  — возбуждённо  пояснил Рабастан, размахивая палочкой. Вещи бестолково носились по комнате.

Я остановила деверя, позвала Флинки и приказала ей собрать наше имущество, сама же занялась Рэндальфом.

В числе подарков, притащенных Басти из Лондона, был слинг. Братья подивились хитроумной конструкции и затейливости магловской выдумки, я иногда носила Рэнди по комнате, ему очень нравилось, вот и сейчас он воспринял это как игру, а уж когда я набросила сверху дорожную мантию, более-менее скрывшую малыша, пришёл в восторг, решив, что мы играем с ним в прятки.

Пока мы занимались сборами, Родольфус отстранённо стоял посреди комнаты.

— Рольфи,  — я подошла к нему и положила руки на плечи,  — Лорд хоть раз говорил тебе или кому бы то ни было ещё что-то хорошее? Очередная попытка уязвить, месть за твои слова о полукровках, которые представляются потомками древних магических родов. Не принимай близко к сердцу, не позволяй ему разрушить себя.

— Роди, аппарируем к главным воротам? — вмешался Рабастан.

— Давай на всякий случай к северному входу,  — с усилием произнёс Родольфус.

Басти кивнул, я же запоздало сообразила, что понятия не имею ни о южном, ни о северном, ни о каком бы то ни было другом входе.

— Рабастан, я буду придерживать Рэнди, всё-таки для аппарирования эта конструкция хлипковата, перенесёшь меня.

Родольфус вздрогнул, будто от удара,  его плечи поникли, голова опустилась. Ясно, для него это прозвучало подтверждением, что мы, как и Лорд, считаем его калекой.

— Хочу, чтобы у тебя были свободные руки,  — пояснила я мужу. — Ты прав. Хоть Корбан и уверяет, что авроры сняли посты и ушли, но мало ли. Да и без них всякой гадости за столько лет могло завестись.

Он недоверчиво взглянул на меня, но всё-таки немного расслабился. Потом шагнул к столу, выпил несколько зелий и положил флаконы в карман. Мы с Басти обменялись быстрыми взглядами. Раньше Родольфусу приходилось постоянно напоминать о лекарствах.

Наконец, багаж был собран, упакован и уменьшен.  Рабастан обхватил меня за талию, я обеими руками придерживала Рэнди, Флинки вцепилась в полу моей мантии.  Братья переглянулись, Родольфус кивнул,  я почувствовала привычный рывок в области пупка, и спустя мгновение мы стояли на крошечном островке среди зарослей травы и кустарника, доходящих нам почти по грудь.

— Ого, как тут всё одичало! — присвистнул Басти.

Родольфус дал ему знак замолчать, внимательно прислушался, потом взмахнул палочкой:

— Гоминум ревелио серкум!

Вокруг ничего не изменилось, лишь Рэнди, услышав голос отца, высунул голову и изумлённо уставился на окружающий пейзаж, потом посмотрел вверх, в ясное бездонное сентябрьское небо без единого облачка. Его глаза широко распахнулись, ротик приоткрылся, малыш пискнул, зажмурился и прижался ко мне, для верности изо всех сил вцепившись руками.

— Что с крестником? — забеспокоился Басти. — Аппарация прошла не так?

— Испугался,  — пояснила я. — Он же ничего, кроме наших комнат в мэноре, никогда не видел, а тут в другой мир попал.

— Ничего, привыкнет,  — улыбнулся деверь. — И полюбит. Лестрейндж-холл нельзя не любить.

Я успокаивающе погладила Рэнди по спине, одновременно пытаясь разглядеть калитку.

— Диссендиум!  -Родольфус резко взмахнул палочкой, и в самой гуще зарослей перед нами открылся узкий проход. Родольфус шагнул первым, мы последовали за ним.

— Наконец-то дома! После стольких лет! — произнёс Рабастан, очутившись по ту сторону живой изгороди и ступив на землю Лестрейндж-холла. — Ты здесь поправишься, Роди. Лестрейндж-холл исцелит тебя.

Родольфус долго молчал. Я решила, что он, как обычно, ничего не ответит, но в конце концов муж пробормотал:

— Надеюсь.

Мы продвигались не торопясь. Во-первых, Родольфус был ещё слаб и не мог идти быстро, во-вторых, когда-то ухоженный парк вокруг поместья давно одичал и разросся, найти дорогу через заросли было не так-то просто. Родольфус и Басти шли первыми, поминутно озираясь и прислушиваясь, с палочками наизготовку, за ними я с Рэндальфом и замыкала шествие Флинки.

Рэнди, убаюканный ритмом ходьбы, заснул. Я же с любопытством оглядывалась вокруг.

Если в Малфой-мэноре предпочитали выверенную композицию и строгую симметрию французского парка, то обитателям Лестрейндж-холла была больше по душе естественность, поэтичность и утончённость парка английского.  Дорожка то взбегала на небольшие холмы, то спускалась в овраг, среди зарослей виделись уютные беседки, журчал ручей, впадавший в небольшой, заросший кувшинками пруд.   Несмотря на осень, лужайки и клумбы были усыпаны цветами. Астры, хризантемы, анемоны, георгины, крокусы, гелонии, рудбекии и ещё десятки цветов, названий которых я не знала, были невероятно, потрясающе красивы.

Увы, по мере приближения становилось видно, насколько пострадал парк, причём причиной этого было не столько время, сколько  люди.

Тут и там виднелись проплешины костров. Некоторые деревья были сломаны. Почти все статуи, украшавшие парк, разбиты, казалось, что по ним просто палили из палочки ради развлечения. 

При виде следов очередного варварства Рабастан вздыхал, Родольфус мрачнел и стискивал зубы. Вдруг он что-то увидел впереди, дал нам знак остановиться, подошёл, присел на корточки, что-то зачерпнул и пропустил сквозь пальцы — то ли пыль, то ли мелкий песок, как показалось мне, потом медленно поднялся. Мы подошли и стали рядом с ним.

В разбитой мраморной чаше неработающего фонтана были беспорядочно свалены несколько маленьких обугленных скелетов. Собаки? Не похоже.  И только когда Флинки рядом со мной всхлипнула и затряслась в беззвучном плаче, я догадалась.

— Наши эльфы? — тихо спросил Рабастан, озвучив мою догадку.

Родольфус кивнул.

— Завтра похороним,  — сдавленно произнёс он, почти не разжимая челюсти.

Мы пошли дальше. Я смотрела на мужа и отмечала, что отстранённое безразличие, захватившее его после ранения, наконец-то отступает.  Он злился, он переживал, он оплакивал эльфов и беспокоился за нашу безопасность, и это было прекрасно! Басти оказался прав — Лестрейндж-холл помогал Родольфусу вернуться к себе.

Но всё-таки он был ещё слаб. Я видела, как он побледнел, на висках выступил пот, дыхание стало тяжёлым и хриплым. Я уже собралась предложить передохнуть, но за  очередным поворотом перед нами вырос Лестрейндж-холл.

Лестрейндж-холл отличался от Малфой-мэнора так же, как английский парк от французского, как Лестрейнджи от Малфоев. Если в мэноре в первую очередь бросалась в глаза выставляемая напоказ роскошь, то в Лестрейндж-холле с первого взгляда ощущалась твёрдость и мощь.

Дом, похожий на замок в романском стиле,  был выстроен из грубого необработанного камня. Толстые стены, высокие стрельчатые окна, угловые башни, массивная кованая дверь  — всё выглядело надёжным и основательным, как сами Лестрейнджи. Я влюбилась в этот дом с первого взгляда.

Родольфус проверил дверь, криво усмехнулся, снял несколько магических ловушек и мы вошли в дом.

В глаза сразу бросились следы пребывания авроров. Сломано и разбито было всё, что можно сломать и разбить. Мы осторожно пробирались через завалы к лестнице.

— Белла! — Рабастан придержал меня за локоть, кивнув на кучу экскрементов под ногами, в которую я чуть не вступила.

— Всё понимаю,  — сказал он. — Они нас ненавидят. Они не простили нам ни побега, ни смерти своих товарищей. Они хотят уничтожить нас и всё, что с нами связано. Но гадить в доме зачем?

— Ну как же, — лицо Родольфуса по-прежнему перекашивала злобная ухмылка. — В лучшем случае они вылезли из безликих стандартных домишек, ничем не отличимых от магловских, в худшем — из трущоб похлеще Лютного. У них ничего нет за душой, нет прошлого, нет будущего, нет памяти. И тут — наши дома. Роскошь, красота, история, — всё то, чего у них не было и никогда не будет. Поэтому им хочется не просто уничтожить, а ещё и загадить предварительно. Это их попытка справиться с ощущением собственной ничтожности, которое никуда от них не денется.

Он взмахнул палочкой, убрав следы нечистот и мы поднялись по широкой мраморной лестнице на второй этаж, где висел огромный портрет, измазанный чем-то так, что изображения было не разглядеть. Братья остолбенели, Родольфус выругался, они оба вскинули палочки:

 —  Экскуро!

Никакого эффекта не последовало.

— Тергео! — неуверенно попробовал Рабастан.

— Если хозяева позволят,  — робко пропищала Флинки.

Мужчины посторонились, домовушка остановилась перед портретом, несколько секунд пристально вглядывалась, попробовала пальцем липкую субстанцию, покрывавшую полотно, потом произвела несколько пассов руками. Грязь, покрывавшая картину, начала растворяться, открывая изображение мужчины и женщины. Мужчина был в светло-зелёной мантии с серебристым узором, женщина в белом платье.  Пока с картины исчезали последние следы грязи, они внимательно смотрели на нас. Но вот полотно полностью очистилось и мужчина склонил голову набок.

—  Наконец-то! — ворчливо произнёс он. — Долго же вас не было!

— С возвращением, мальчики,  — мягко улыбнулась женщина и куда более холодным тоном обратилась ко мне. — Здравствуй, Белла.

Братья склонили головы в почтительном поклоне. Я, плохо представляя, как себя вести, просто кивнула. 

— Как получилось, что авроры вошли в дом? — накинулся на Родольфуса отец.

— У меня не было другого выхода,  — тихо ответил тот. — Когда нас схватили, но ещё не отправили в Азкабан, Грюм сказал, что если я не дам им допуск в Лестрейндж-холл, случится так, что дементор поцелует Беллу или Басти, а то и  обоих, а потом он посадит их в одну камеру со мной, чтобы я до конца дней смотрел на последствия своего выбора. Может, он блефовал, но я не рискнул проверять.

Мы с Басти переглянулись. Родольфус никогда не рассказывал об этом.

— Правильно сделал,  — одобрил лорд Лестрейндж. — Это всего лишь стены. Отстроите.

Родольфус с облегчением вздохнул.

— Ты плохо выглядишь,  — заметила Маргарита Лестрейндж. Лорд Рэндальф хмыкнул и выразительно взглянул на меня.

— Роди был тяжело ранен,  — пояснил Рабастан. — Белла почти две недели от него не отходила, пока он не пришёл в себя.

— Ты две недели был без сознания? — встревоженно спросила свекровь.

— И Беллатрикс провела их рядом с тобой? — свёкор воззрился на меня так, словно я на его глазах обросла чешуёй.

— Уж всё в порядке,  — улыбнулся Родольфус, мрачно взглянув на брата. — И я очень благодарен Белле.

— Ну а ты что скажешь,  — лорд повернулся к Рабастану,  — жениться не надумал, а то ведь так и не дождёмся…

В этот момент Рэнди проснулся, разбуженный нашими голосами и высунул голову из-под мантии.

Лорд осёкся на полуслове.

— Это… это… — начал он, не находя слов. — Неужели?..

— Рэндальф Родольфус Лестрейндж,  — Родольфус взял у меня малыша и с гордостью продемонстрировал родителям.  Рэнди, чувствуя себя спокойно в папиных руках, с любопытством уставился на портрет.

Лорд Рэндальф изучал ребёнка так пристально, что это уже выходило за рамки приличий, но не мог не признать сразу бросавшегося в глаза сходства с Родольфусом.

— Наследник! — прошептал он. — Наконец-то!

Басти был забыт.

— Сколько ему, месяца четыре? — спросила Маргарита.

— Четыре месяца и неделя,  — улыбнулся Родольфус.

— А что Том? — поинтересовался лорд Рэндальф.

— Он не знает,  — ответил муж. — Никто не знает, кроме Нарциссы и Фасмера.

— Разумно,  — кивнул свёкор. — Но как вам удалось?

— Это Белла,  — пояснил Родольфус. — Она всё продумала.

— Надо же,  — недоверчиво хмыкнул Рэндальф-старший.

Родольфус недовольно нахмурился. Я неискренне улыбнулась свёкру.

— А как же кормилица? — удивилась Маргарита.

— Мы не могли рисковать, посвящая в нашу тайну лишних людей. Белла кормит сама.

Свёкры уставились на меня так, словно на этот раз я обросла перьями, причём прямо поверх чешуи.  Мне стало неуютно от их пристальных взглядов. Моё настроение передалось Рэнди, он закрутился, захныкал и потянулся ко мне.

— Его пора кормить,  — заметила леди Лестрейндж. — Идите наверх. Найдите место. Ты дал им доступ только в гостевые помещения? — полуутвердительно спросила она сына.

— Да, — кивнул Родольфус. — Пока Грюм разобрался, мы уже были в Азкабане, а там провернуть эту аферу было не так просто.

— Идите,  — лорд взмахнул рукой, отпуская нас. Фигуры на портрете замерли.

Пока мы поднимались, я отметила, что воодушевление Басти значительно угасло. Мне стало его жаль. Конечно, наследник и всё такое, но лорд Рэндальф  отдаёт себе отчёт, что у него вообще-то два сына, а не один Родольфус?

Родольфус бросил на брата виноватый взгляд. Басти ответил ему грустной улыбкой, показывая, что ни на кого не обижается и принимает всё как есть.

Наверху действительно было намного лучше. Никаких обломков, только пыль. Родольфус распахнул одну из дверей, взмахом палочки убрал клубы пыли.

— Мы пока побудем здесь. Басти, проводи Флинки в спальню Беллы, пусть там уберёт и освободит будуар, в нём поставим кроватку для Рэнди. Ты будешь спать у себя?

— Нет, сегодня тут переночую, вспомню детство,  — улыбнулся Рабастан.

Они с Флинки ушли, я принялась кормить извевшегося от нетерпения Рэндальфа, а Родольфус опустился в кресло и закрыл глаза. Длинный хлопотный день совсем его измотал.

Пользуясь этим, я тихонько осматривала комнату. Большая, уютная, выдержанная в светлых тонах,  Вдоль стен стеллажи с книгами и мальчишескими игрушками. Детская?

— Здесь я снова чувствую себя ребёнком,  — не открывая глаз, заговорил муж. — Я рассказывал, кажется, что в роду Лестрейнджей принято, что до полутора лет ребёнок спит рядом с родительской спальней, а потом его переводят в детскую  до одиннадцати лет, до Хогвартса. После этого  — собственные покои, свой кабинет, спальня, малая гостиная. Басти мне страшно завидовал, когда я от него перебрался. У Блэков тоже так было?

Да кто ж его знает, как оно у Блэков было.

— Угу,  — промычала я, надеясь, что Нарцисса не станет обсуждать с Родольфусом детали нашего детства или предаваться ностальгическим воспоминаниям в его присутствии. Андромеда, само собой, отпадала.  

Вернулся Басти. Оказывается, они с Флинки завернули на кухню и обнаружили там приличный запас прекрасно сохранившихся, вполне готовых к употреблению круп, мёд, засахарившееся, но съедобное варенье, цукаты, сухофрукты, топлёное масло. Флинки осталась приготовить нам ужин, что было очень кстати.

— До погреба они тоже не добрались! — сообщил Рабастан, потрясая запыленной бутылкой.  — Наши запасы в целости и сохранности. Я подумал, что грех будет не выпить за возвращение.

— Поддерживаю,  — оживился Родольфус, призывая бокалы. —  Белла, присоединишься?

Я кивнула. Рэнди я уже покормила, утром дам смесь, а к обеду от алкоголя уже и воспоминаний не останется.

Флинки принесла рисовый пудинг. Кроме того, оказалось, что она успела прихватить для нас из мэнора хлеб, мясо и тушёные овощи, так что ужин получился королевский.

— За Лестрейндж-холл! — поднял бокал Родольфус. — За то, чтоб он больше никогда не оставался пустым!

Покончив с едой, изрядно захмелевшие, мы пожелали Рабастану спокойной ночи и, забрав давно спящего Рэнди, отправились к себе. Для Рэндальфа уже была готова кроватка. Родольфус уложил его и повернулся ко мне.

— Белль, я могу остаться? — спросил он.

Сначала я не поняла вопроса, потом вспомнила, как он сказал «спальня Беллы». Значит, в прошлом у них с Беллатрикс и здесь, в Лестрейндж-холле были раздельные спальни, что, в общем, неудивительно.

— Если хочешь,  — я пожала плечами.

Родольфус улыбнулся и нежно поцеловал меня.

— Только убери отсюда все картины,  — потребовала я.

— Э-э… Белль, в этом нет необходимости, мои родители никогда не позволят себе…

— Родольфус,  — не терпящим возражения тоном перебила я,  — ты можешь спать где и как хочешь. Я буду спать там, где не будет никаких картин.

Он пожал плечами и взмахом палочки отлевитировал все картины в коридор. Мне сразу стало спокойнее. Может, и не позволят себе, но зачем подвергать соблазну.

Этой ночью мне снились лёгкие, спокойные сны.

Я проснулась рано, до рассвета. Родольфус тихо одевался.

— Я тебя разбудил? Извини. Хочу похоронить эльфов.

— Я с тобой!

Я вскочила и быстро привела себя в порядок. За это время Флинки подогрела смесь. Я взяла её с собой, переложила спящего Рэнди в слинг и в сопровождении Флинки мы отправились в сад. По дороге к нам присоединился сонный Рабастан.

Подойдя к чаше, Родольфус достал и увеличил шесть кусков брезента, они с Басти разложили их на земле и перенесли на них останки домовиков, потом с помощью Флинки отлевитировали их в дальний угол сада, где находился семейный склеп.  Недалеко от него с помощью заклинания была вырыта общая могила, в которую осторожно опустили  тела.

Родольфус опустился на колено и глухо произнёс:

— Благодарю за службу. Покойтесь с миром.

На свежий холмик Флинки положила букетик цветов.

 Мы помолчали, потом Родольфус сказал:

— Надо решить, что делать. У меня голова кругом, не знаю, за что браться в первую очередь, да и в бытовых заклинаниях я, мягко говоря, не силён. Без эльфов будет туго.

— Флинки помогать хозяевам,  — напомнила домовушка.

— Ты занимаешься наследником.

— Я сама вполне способна справиться с наследником,  — возразила я. — Флинки пусть занимается домом.

— Это упростит задачу,  — обрадовался Родольфус. — Сейчас позавтракаем, потом мы с Басти займёмся восстановлением защитных заклинаний, Флинки разберёт этот ужас на первом этаже, а вы с Рэндальфом…

— Мы погуляем в парке. Рэнди слишком долго сидел взаперти, пусть привыкает к свежему воздуху.

На том и порешили.

В доме нас встретил голос лорда Лестрейнджа, гулко разносящийся по холлу.

-…точно его ребёнок? Ты же знаешь эту…

Родольфус побагровел. Я усмехнулась.  Маргарита что-то негромко ответила, лорд снова пробасил:

— И как только добился от неё! Под Империусом держит, что ли?

— Попробовал бы,  — не выдержала я, обогнала Родольфуса и возникла перед свёкрами.

— Доброе утро, Белла,  — не особенно смутился лорд. — Друэлла не учила тебя, что подслушивать нехорошо?

— Лорд Рэндальф, чтобы не услышать вас сейчас, мне пришлось бы оглохнуть, причём на оба уха,  — язвительно заметила я.

Рэнди, мирно проспавший всё утро, проснулся и с весёлым агуканьем замахал руками.

— Отец, я надеюсь больше никогда не слышать от тебя подобных предположений,  — прерывающимся от ярости голосом потребовал Родольфус.

— Ладно, ладно,  — свёкор примирительно поднял руки. — Я пошутил, Белла. Возможно, не очень удачно.

— Да, не особенно,  — согласилась я, поднимаясь по лестнице.

— Белла, не обижайся на отца,  — попросил Родольфус, догоняя меня. — Он ещё не привык к тому, что ты изменилась.

— А ты привык? — спросила я.

— А мне и не нужно было,  — он снова улыбнулся. — Я всегда знал, что настоящая ты — такая.

Работа закипела. Правда, в первые дни она велась так же бестолково, как и начало сборов в мэноре. Родольфус хотел сделать всё и сразу, хватался за многое и в результате не успевал ничего, Флинки разрывалась между кучей домашних обязанностей, от нас с Басти было мало толку. Так продолжалось, пока Маргарита Лестрейндж не взяла всё в свои руки. Для начала она обошла дом, переходя из картины в картину. Там, где картин не было, Родольфус носил её миниатюру. После этого был составлен план действий, при этом свекровь потребовала, чтобы все работы заканчивались в шесть вечера.

— Ни за неделю ни за месяц ты не исправишь то, что разрушалось годами,  — сказала она.   — Вечера проводи с сыном, ему ты нужнее, чем интерьер.

Под контролем Маргариты дом приходи в порядок, но всё равно катастрофически не хватало рук. Нам нужны были эльфы. Но где их взять? И тут я вспомнила.

— В Хогвартсе сейчас эльфийка Краучей, Винки, кажется. Не думаю, что Снейп откажет нам, если попросить, у него там этих эльфов как грязи. Правда, есть одна проблема — она пьёт.

— Пьёт? —  Удивился Родольфус. — И зачем нам такое счастье?

— Она запила с горя после того, как Крауч-старший её выгнал из-за того, что она не уследила за Барти на Чемпионате, а смерть обоих Краучей её совсем сломила,  — пояснила я.

— Барти всегда о ней тепло отзывался,  — поддержал меня Рабастан. — Винки очень о нём заботилась, любила его, неудивительно, что его смерть стала для неё тяжёлым ударом.

— Нам здесь только пьяной эльфийки не хватало,  — упорствовал Родольфус.

— Рольфи, я всё-таки считаю, что надо дать ей шанс. В Хогвартсе ей не с кем поговорить о своей утрате, Барти для всех проклятый Пожиратель, который получил по заслугам. Возможно, рядом с людьми, которые помнят его и разделяют сожаления о его смерти, ей станет легче и она избавится от запоев.

— Хорошо, если ты так считаешь,  — сдался Родольфус. — Я её помню, славная домовушка была, и порядок у Краучей всегда идеальный поддерживала. Попробуем.

Я отправила Снейпу сову с запиской,  и вскоре в камине появилась вечно недовольная физиономия зельевара.

— Что нужно? — поинтересовался он, как обычно, не утруждая себя приветствием.

— Во-первых, зелья. Укрепляющее, сна без сновидений, бодроперцовое, костерост, рябиновый отвар, крововосполняющее, противоядия, — перечислила я.

Снейп приподнял бровь.

— Беллатрикс, у меня здесь не аптека, обратись в Косой переулок.

— Северус, давай не будем ссориться из-за мелочей,  — поморщилась я. — Предпочитаю всё наивысшего качества, а кто сварит лучше, чем Мастер зелий?

— Полторы тысячи галлеонов,  — буркнул Снейп.

Родольфус поперхнулся.

— Лорд вычеркнул вас из списка активных Пожирателей, за вас он больше не платит. Хочешь зелья от Мастера — плати. Дорого — В Косой или в Лютный, там дешевле.

— Завтра деньги будут на твоём счету в Гринготтсе,  — презрительно бросил  муж.

— Что во-вторых? — проигнорировал его тон Снейп.

— У тебя в штате числится Винки, домовой эльф Краучей. Хотела попросить её, у нас тут после авроров работы невпроворот.

— Эта пьянчуга? — хмыкнул Северус. — Забирайте, но с условием, что назад её не отправите. Давно мечтаю от неё избавиться, всё руки не доходили. Оставь камин открытым, через час подберу тебе зелья и передам вместе с ней. Надеюсь, не разобьёт.

Через час из камина вывалилась едва стоящая на ногах, замотанная в посеревшую от грязи тряпку  Винки. Правда, ящик с зельями она держала крепко.

Родольфус покачал головой, уже раскаиваясь в том, что согласился. Но деваться было некуда. Снейп с ехидной ухмылкой пожелал нам удачи с новой работницей и исчез.

— Винки, ты меня помнишь? — спросил муж.

— Да, сэр. Вы, ваша супруга и ваш брат часто проводить время с молодым хозяином. Бедный молодой хозяин! Бедный мистер Крауч! — Винки залилась слезами.

— Мне тоже жаль Барти,  — кивнул Родольфус. — Он не заслуживал такой страшной судьбы, в отличие от его отца. Но речь сейчас о тебе. Винки, я готов взять тебя в наш дом, дать тебе кров, работу и защиту.

Винки недоверчиво взглянула на него.

— Я знаю, что ты пьёшь. Я понимаю, что есть боль, заглушить которую можно только так, хотя это помогает ненадолго. Я могу закрыть на это глаза, если твой способ справиться с болью не будет мешать твоей работе. Ночью ты вольна делать всё, что хочешь. Днём ты должна как следует выполнять свои обязанности. Тебе это по силам?

— Да, мистер Лестрейндж,  — пробормотала эльфийка.

Родольфус достал загодя заготовленную чистую наволочку с гербом Лестрейнджей.

— Отныне это твой дом. Служи ему верно, и да будет он тебе защитой.

Винки приняла наволочку.

— Клянусь служить дому сему и обитателям его в мире и в смуте, в горе и в радости,  — пробомотала она.

Над нами вспыхнула голубая молния, раздался треск, свидетельствующий, что клятва принята.

— Винки, возьми,  — Рабастан протянул облачившейся в новую наволочку домовушке свёрнутый листок. — Возможно, это поможет тебе…

Остаток фразы потонул в истошном визге Винки, развернувшей подарок и кинувшейся обнимать ноги Рабастана.

— Мерлин великий, что ты ей дал? — спросил Родольфус.

Винки, заливаясь слезами, продемонстрировала нам карандашный портрет, на котором веснушчатый юноша робко улыбался, склонив голову к плечу.

— Мистер Рабастан, сэр, спасибо, вы так добры, у Винки теперь есть портрет молодого хозяина.

— Только не рыдай так, размокнет. Я его обработал водооталкивающими чарами, но такого потока он может и не выдержать,  — отшутился смутившийся Рабастан.

Наша эльфийка увела всхлипывающую Винки, благоговейно держащую портрет Барти-младшего.

Винки сдержала слово. Хоть по утрам от неё частенько несло перегаром, но днём она была трезвой и работу свою выполняла отлично. Она взяла на себя стирку, глажку и уборку жилых помещений. Флинки занималась готовкой, помогала Родольфусу с разбором завалов и ремонтом того, что ещё можно было восстановить.

Сад в южной части поместья,  защищённый чарами, оказался нетронутым. Ветки деревьев ломились от яблок, груш и слив. Обнаружилось несколько грядок с самосевным картофелем. Он был мелким, но вкусным. В парке шныряли расплодившиеся кролики. Вкупе с обнаружившимися на кухне запасами это пришлось очень кстати, поскольку с поставкой продуктов возникла проблема. Всё, что Родольфус заказывал, приходило испорченным. Лавочники извинялись и возвращали деньги, но следующий заказ тоже был несъедобным. Лестрейнджей по-прежнему ненавидели, а вот бояться перестали, зная о немилости Лорда. Винки, отправленной за покупками,  ничего не продали. Сопровождать её у нас не было ни времени, ни сил, ни желания. Родольфус пообещал, что в своё время разберётся с обнаглевшим сбродом, но это время пока не наступило.

Вечерами мы сидели в гостиной или в детской. Рэнди и портреты Лестрейнджей-старших составляли нам компанию. Лорд Рэндальф давно забыл свои подозрения о происхождении внука и души в нём не чаял. Маргарита была со мной неизменно вежлива, но меня подспудно тревожил её внимательный изучающий взгляд, который я время от времени перехватывала.

Днём, пока мужчины занимались восстановлением дома или охотились,  я брала Рэндальфа и гуляла по саду. Рэнди уже привык к большому миру и больше не боялся. Если позволяла погода, он и спал на воздухе. Если было ветрено или шёл дождь, мы оставались в доме. В один из таких дней я взяла сына и отправилась исследовать поместье.

Устройство Лестрейндж-холла было довольно запутанным. Дом не раз перестраивался, одни ходы замуровывались, другие добавлялись, встречались многоуровневые переходы, можно было войти в комнату на одном этаже, а выйти на другом.  Пару раз мне случалось заблудиться, в этом случае я просто аппарировала в спальню, но сейчас, снова потерявшись в бесконечных переходах, я просто наугад открывала дверь за дверью, и в конце концов оказалась на площадке перед портретом свёкров.

— Белла? — удивился лорд Лестрейндж — как ты здесь оказалась?

— Знакомлю Рэндальфа с семейными владениями.  — пояснила я.

— А переход для слуг ему зачем? — не понял свёкор.

Я промолчала. Рэнди с улыбкой помахал дедушке рукой.

— Совсем как Родольфус в его возрасте,  — умилился тот. — Вот, помню…

Рэндальф-старший ударился в воспоминания. В последнее время это с ним часто случалось, и все его рассказы касались исключительно Родольфуса. Басти упоминался вскользь.

— Лорд Лестрейндж, вы знаете, как выглядит боггарт Рабастана? — спросила я, дождавшись паузы.

— Понятия не имею,  — удивлённо ответил свёкор, сбитый с толку резкой переменой темы.

— Это вы,  — любезно сообщила я. — Вы, заявляющий Басти, что он вас разочаровал, что он не дотягивает до уровня Лестрейнджей и никогда не сравнится со старшим братом.

— Что ты несёшь, Белла! — возмутился лорд и взглянул на Маргариту, ожидая поддержки. Но та промолчала, кивком давая понять, что согласна. — С чего бы Рабастану так считать?

— Наверное, с того, что вы ни разу после нашего возвращения не поговорили с ним, все ваши разговоры только с Родольфусом и о Родольфусе. Теперь ещё и о Рэндальфе. Возможно, вы и Рабастана любите не меньше, вот только он об этом не знает, вы ни разу ему этого не показали. Знаете, к чему это привело? Басти не может вырасти. Он всё ещё остаётся недолюбленным ребёнком, который ждёт признания своей важности и ценности. Родольфус пытается ему это дать, но не Родольфус должен это делать. У Басти золотое сердце. Он не возненавидел ни вас, ни брата. Он ненавидит себя, считая, что это он недостоин любви, недостоин быть Лестрейнджем. А Родольфус мучается чувством вины из-за того, что все проявления вашей любви,  — заметьте, я говорю проявления, а не любовь, — достались ему, и пытается быть Рабастану не только братом, но и отцом, и это плохо сказывается на них обоих.

Я замолчала. Свёкор поражённо смотрел на меня. Маргарита тоже смотрела, но всё тем же сосредоточенным препарирующим взглядом, каким смотрит исследователь на распятую перед ним лягушку, которую собрался резать.

— Басти действительно считает, что я его не люблю? — тупо переспросил Рэндальф-старший.

Я вздохнула.

— Спасибо, что сказала, Белла, я попробую его переубедить,  — лицо лорда Лестрейнджа приняло нехарактерное для него задумчивое выражение.

Рэнди завозился, устраиваясь поудобнее и норовя заснуть прямо у меня на руках. Я попрощалась со свёкрами и ушла его укладывать.

Малыш спал, когда в холле послышались возбуждённые голоса. Братья возвращались с охоты. Я вышла на галерею, надеясь, что свёкор не наворотит дел и не усугубит положение.

— Как  охота? — поинтересовался он, отвечая на приветствия сыновей.

— Неплохо,  — улыбнулся Родольфус. — У меня четыре кролика, у Рабастана семь.

— Что, Басти, обошёл брата? — хохотнул лорд, глядя на младшего сына. — Впрочем, в охоте и квиддиче ты всегда был сильнее. Родольфус — книгочей, ему вечно манускрипты и шахматы подавай, а тебя живая жизнь притягивает. И то, и другое хорошо, мы, Лестрейнджи, всегда были или учёными, или воинами. Ты, как и я, в породу воинов.

Рабастан настолько растерялся от неожиданного внимания отца, что чуть не выронил добычу.  Родольфус, почувствовав мой взгляд, поднял глаза вверх. Я сделала ему знак уйти и оставить Басти одного.

— Пойду, отдам Флинки,  — сказал он, забирая у Рабастана тушки несчастных зверьков.

 — Иди, Роди,  — кивнул отец. — А мы с Басти ещё немного поболтаем. Надеюсь, ты ещё рисуешь, сынок? У тебя талант, я все твои рисунки хранил, до сих пор, наверное, у меня в кабинете лежат. Крестника обязательно научи. Летать на метле его и Белла научит, а так рисовать — только ты.

Рабастан неуверенно улыбнулся, всё ещё не веря в происходящее. Я, убедившись, что лорд Лестрейндж всё понял и выбрал правильный тон,  тихонько ушла. 

— Белла, ты с отцом поговорила? — спросил вечером Родольфус.

— Ты же не поговоришь,  — я пожала плечами.

— Я собирался, но не знал, как приступить, всё-таки он мой отец.

— Очень просто — открыть рот и рассказать словами,  — пояснила я.

Утром Басти опоздал на завтрак. Родольфус, придававший совместным трапезам несоразмерно большое, на мой взгляд, значение, недовольно нахмурился.

— Прости, засиделся вчера — нахлынуло вдохновение,  — извинился Рабастан. — В следующий раз не ждите меня.

— Ты уже следующий раз запланировал? — разозлился муж. — Давай ты всё-таки будешь приходить вовремя.

Рабастан взглянул на него каким-то новым взглядом.

— Брат,  — проникновенно сказал он,  — если ты вдруг не заметил, я уже вырос, не надо меня больше воспитывать. Для приложения твоих недюжинных педагогических талантов у тебя есть Рэнди. Я ценю время, которое мы проводим вместе, и уважаю традицию совместных трапез, но готов пожертвовать едой ради своих рисунков, и тебе придётся с этим смириться.

Родольфус даже рот открыл от изумления. Это выглядело так забавно, что мы с Басти оба прыснули и я показала деверю большой палец.

— Белла, глазам не верю, вы с Рабастаном объединились против меня? — засмеялся Родольфус. — Ладно, учту твои творческие порывы.

Рабастан улыбнулся. Он и выглядел сегодня не так, как обычно —  прямая спина, развёрнутые плечи, гордая посадка обычно опущенной головы. Лорд Лестрейндж подмигнул мне с пасторального пейзажа на стене.

В следующий раз гуляя по Лестрейндж-холлу, я услышала музыку. Кто-то чудесно, проникновенно играл на рояле. Хотя, почему кто-то? Из нас троих только один мог так тонко чувствовать и выражать свои чувства через звуки. Я подошла к приоткрытой двери и остановилась на пороге. Да, играл Родольфус.  Его сильные, гибкие пальцы скользили по клавишам, глаза были полузакрыты, на лице застыло мягкое, мечтательное выражение. Мыслями он был далеко отсюда, где-то совсем в другом времени.

Родольфус продолжал играть, потом заметил меня и быстро захлопнул крышку.

— Прости, Белль, я тебя не увидел. Я помню, что обещал никогда не играть в твоём присутствии, — извиняющимся тоном проговорил он.

Я опешила. Интересно, Родольфусу никогда не хотелось убить Беллатрикс? Мне так уже не раз. Вот чем могла помешать такая игра?

— Думаю, я была слишком строга к тебе,  — ляпнула я первое, что пришло в голову. Я увидела, что для него это важно, и не собиралась лишать его этой радости из-за непонятных заскоков моей предшественницы. — И, честно говоря, немного завидовала. Мне так никогда не сыграть.

— У тебя масса других достоинств,  — улыбнулся Родольфус.

Краем глаза я заметила какое-то шевеление на картине. Маргарита.

— Я вас оставлю,  — кивая мне в знак приветствия, произнесла свекровь. — Рада, что у тебя прорезался хороший вкус, Беллатрикс.

Я хмыкнула, давая понять напрягшемуся было Родольфусу, что не обижаюсь.

Рэнди вот-вот должен был проснуться, так что мы пошли к нему. По дороге Родольфуса окликнул Басти, занимавшийся восстановлением отделки дома — мозаик, витражей, лепнины. Они принялись вспоминать, как выглядел фрагмент напольного рисунка, я же постаралась скорее улизнуть.  Свернула за поворот и…

— Что, сучка, жируешь? А про мать и вспомнила? Ничего, узнает твой хахаль, кто ты на самом деле и как ему мозги запудрила, живо на помойке окажешь, там поймёшь, что значит мать забывать.

Меня парализовало от ужаса. Я смотрела на надвигающееся на меня грязное, пьяное существо и не могла пошевелиться. Потом истошно заорала.

Оба Лестрейнджа мгновенно примчались на крик. Существо повернулось к ним и превратилось в моё мёртвое тело, потом в крохотное тельце Рэндальфа. Родольфус взмахнул палочкой, и оно исчезло. До меня, наконец, дошло, что это был  боггарт. Ужас отпустил, я забилась в истерике.

— Белль, всё хорошо, это всего лишь боггарт,  — успокаивал меня муж.

— Белла, кто это? — спросил Басти.

Родольфус возмущённо взглянул на него.

— Брат, таких вопросов не задают! — резко оборвал он Рабастана.

— Тебя тогда с нами не было,  — всё ещё всхлипывая, быстро сказала я Родольфусу.  — Мы пробрались в Лютный и там встретили это… эту… её… Я думала, что забыла, мне тогда долго снились кошмары, я не хотела никому говорить…

Я несла какую-то чушь, Родольфус кивал, обнимая меня, Басти уже не пытался что-то понять в моих словах, но уточнять и переспрашивать не рисковал, зная, что это ещё сильнее разозлит брата.

— Если бы Сигнус узнал, что ты тайком гуляешь по Лютному,   тебе бы не поздоровилось, Белла,  — назидательно произнёс Рэндальф-старший.

— Ой, да кто там не гулял,  — фыркнула я, приходя в себя. И попала в точку.

Лорд вопросительно взглянул на сыновей. Басти отвёл глаза, Родольфус пожал плечами:

— Случалось. Я просил, чтобы Белла никогда не ходила без меня, но…

— Но Белла это Белла,  — усмехнулась свекровь.

На этом вопрос был исчерпан. Окончательно успокоившись, я отметила, что наши боггарты изменились. Менялись мы сами, и явно не в худшую сторону.

Оказалось, что я зря спешила — Рэндальф ещё спал. Я наклонилась поправить сползшее одеяльце, и тут за спиной у меня резко прозвучало:

— Кто ты?

Я медленно распрямилась и, повернувшись, встретилась с изучающим взглядом прищуренных глаз Маргариты Лестрейндж.