Противоречия

Снейп размышлял. Ему всегда казалось странным, то, что находясь в облике летучей мыши, ему было весьма комфортно в том положении, которое для человеческого тела было просто неприемлемо. Но это было неизбежной особенностью любого анимага — конечно ясность человеческого разума преобладала (хотя и не настолько сильно, как хотелось бы), но животные инстинкты брали свое, выражаясь в определённых привычках и слабостях. Таким образом, Снейп прекрасно себя чувствовал вися вниз головой, зацепившись когтями за проволоку, которую соорудил Поттер в клетке.

Снейп был готов к тому, что Поттер может покалечить его или просто вышвырнуть из окна, после того, как он его укусил. Сейчас, по здравому размышлению, он понимал, что кусать мальчишку было… неблагоразумно. И если бы реакция мальчика оказалась именно такой, на какую рассчитывал Северус, то это могло окончиться для него весьма плачевно, возможно даже привело бы к летальному исходу. Инстинкты мыши сейчас сильно влияли на эмоциональный фон Снейпа, делая его более вспыльчивым (п/п: ага, а обычно он само спокойствие и смирение), и он дал себе обещание быть более сдержанным.

Но все обошлось. Мальчишка проявил невероятную выдержку, сам Снейп вряд ли бы мог похвастать подобным самообладанием. Сейчас он размышлял над тем, как бы отреагировал Поттер, если бы понял, кто же на самом деле его укусил. В любом случае, Снейп испытывал сильное чувство стыда за свою несдержанность, за то, что цапнул своего юного целителя, и за то, что разрушил ложе, которое так заботливо для него соорудил парень.

Покрывало, которым Поттер накрывал клетку, неплохо защищало ее от света, но при этом оставался небольшой зазор в нижней части клетки, который давал ему неплохой обзор на внешний мир. Благодаря просачивающемуся свету, Снейп определил, что еще нет полудня. Мальчишка, кстати, еще раз вернулся в комнату с влажными волосами после душа. Но он не обратил на Снейпа внимания, видимо думал, что его подопечный сейчас спит, а потому просто переоделся и ушел.

Таким образом, оставшись в одиночестве, наслаждаясь теплом и спокойствием, а также отсутствием боли, после проведенных лечебных процедур, Снейп размышлял о том, что совсем не такой ему раньше казалась жизнь знаменитого Мальчика-который-выжил.

Неужели такое поведение является нормой для обычной семьи?

Честно говоря, Снейп не знал. Его собственная семья была далека от понятия нормальности.

Удобно завернувшись в свои крылья наподобие плаща, он сейчас ощущал только незначительный дискомфорт в плече, которое Поттер обработал настойкой растопырника. Стоило признать, что мальчик проделал хорошую работу. Да вообще, взять в дом раненного дикого зверька, чтобы выходить его, это… пожалуй, на такое была способна Лили.

Снейп имел сильное предубеждение к Гарри Поттеру задолго до того, как впервые его увидел. Ведь мальчик, впрочем, как и сам Снейп, являлся невольной причиной смерти его матери. Если бы не он, Лили бы жила до сих пор.

<i>Если бы не я, Лили бы точно была жива</i>, горько признал Снейп. Он повторял себе это снова и снова, занимаясь самобичеванием. Даже спустя годы, мысль об этом причиняла ему неимоверную боль. А порой ощущалась даже больше, нежели в первые дни после убийства Лили, когда Северус прибывал в каком-то оцепенении из-за внезапно обрушившегося на него горя.

Гарри Поттер являлся своеобразной неизменной величиной, которая напоминала Снейпу о его собственном предательстве. Так и получалось, что в память о Лили, он защищал мальчишку, но люто ненавидел из-за Джеймса Поттера. Если бы мальчик был больше похож на мать, то… но, смотря в эти зеленые глаза, Снейп испытывал такую боль, которую даже словами выразить сложно. Глядя на пацана, он всегда испытывал весьма противоречивые чувства, с одной стороны взгляд этих зеленых глаз заставлял испытывать его боль и раскаяние, с другой стороны, внешность юного волшебника, эти вечно всклоченные черные волосы, черты лица и очки постоянно напоминали ему об его мучителе, который отравил его лучшие школьные годы.

Лили всегда советовала ему воспринимать вещи не так близко к сердцу, если бы он был более толстокожим, то мог бы избежать кучи неприятностей. И это было чистой правдой, в детстве Северус был закрытым и угрюмым ребенком, и вырос в замкнутого скептика, который не видел в людях ничего хорошего. Еще будучи ребенком, зельевар воспринимал каждого человека, как потенциального врага, а любой смех истолковывал как насмешку над собой. Исключением была только Лили, даже к Дамблдору маленький первокурсник относился с недоверием. Единственной, кто мог по дружески посмеяться над ним или по доброму подколоть, была Лили.

Пожирателей смерти он никогда не рассматривал в качестве друзей.

Только три человека на этом свете пользовались безграничной любовью Снейпа, причем двое из них были мертвы: Лили и его мать. Своего отца он никогда не любил. Зельевар ненавидел Тобиаса Снейпа за его пьянство, неотесанность и жестокость. Северус всегда стыдился грубости и невежества своего отца. Его до жути пугал этот страшный человек, который поносил его и его маму грубыми словами и распускал руки. Тобиас Снейп всегда стоял первым в том списке мерзавцев и подонков, с которыми когда-либо сталкивался Северус.

И потому, на протяжении всей своей учебы в Хогвартсе Снейп усиленно работал над собой, чтобы свести на нет всякое сходство со своим отцом. Страх уподобиться этому мерзавцу превращал его в абсолютно другого человека. Тобиас Снейп был безграмотен и много сквернословил, его же сын напротив посвящал много времени учебе, разговаривая спокойно, и всегда старался улучшить свою речь, расширяя словарный запас. Тобиас Снейп имел плохие манеры и был небрежен в одежде, Северус же напротив, старался вести себя корректно, предпочитая строгий, пусть и несколько мрачный, стиль в одежде. Тобиас Снейп был грубияном, который доказывал свое превосходство при помощи физической силы, в то время как зельевар предпочитал изящные дуэльные приемы. При всем при этом много читая, и сталкиваясь со своими противниками, мастер зелий просто убивал их морально, буквально парой фраз размазывая своих оппонентов по стенке.

С ранних лет грубость своего отца Снейп ассоциировал с магглами. Его распределение на Слизерин было весьма предсказуемым, ведь его отец был грязнокровкой, в то время как мать была чистокровной волшебницей. Зельевар люто ненавидел одного, и обожал другую, а потому для него лучше было быть рядом с чистокровными волшебниками, а не жалкими магглами. Северус был бедным и забитым ребенком, и соседские детишки магглы постоянно смеялись и издевались над ним, и чтобы как-то защититься от этого, он выработал свою собственную теорию о том, что магия делает его особенным и возвышает над окружающими, и что лучше быть сыном чистокровной ведьмы, а не сыном безработного алкоголика.

К тому времени, когда Снейп начал ходить в начальную школу, он уже смотрел на окружающий мир с недоверием, ожидая лишь, что каждый так и будет норовить пнуть его побольнее. Пожалуй, только Лили он и мог доверять. Лили, такая красивая, яркая, смелая и добрая, всегда казалась ему ангелом во плоти, Северус буквально превозносил ее над простыми смертными. Его чувства к ней всегда были смесью противоречий, благоговение сочеталось с одержимостью, а нежность — с ревностью. Это была не детская привязанность или юношеская влюбленность, это было глубокое всепоглощающее чувство. Любовь зельевара была такова, что если уж он любил, то отдавался этому чувству без остатка.

Но как бы не сильна была его любовь к Лили, страх перед отцом был сильнее, и именно он породил в нем страстное желание стать могущественным и сильным. И хотя волшебница имела на него сильное влияние, но заставить отказаться его от мысли стать Пожирателем Смерти она была не в силах, а потому, даже ее всепрощающая натура не позволила продолжать общаться с ним. Их дружба распалась, и Снейп понимал, что в этом виноват он сам. Северус никогда так и не узнал, могла ли его подруга ответить ему взаимностью, зельевар выбрал другой путь, и это до сих пор мучило его… порой ему казалось, что он сам отдал ее в руки Джеймса Поттера.

К сожалению став Пожирателем Смерти, Снейп так и не получил того спокойствия, к которому стремился. Его поведение и отношение к людям значительно отличалось от того, которое проповедовали его «коллеги по цеху»: Северус бы конечно с огромным удовольствием помучил своих школьных недругов (а именно Поттера и Блэка), но вот садистского удовольствия от чужих мучений зельевар никогда не получал. Крики жертв слишком часто будили в его памяти воспоминания о криках маленького мальчика, чтобы доставлять ему удовольствие, жалости и сочувствия к ним он не испытывал, но и наслаждаться подобными забавами однозначно не мог. Власть никогда не была смыслом его жизни, его единственной целью было обретение достаточного могущества, чтобы никто не имел над ним той власти, что имел его отец.

Ирония судьбы заключалась в том, что Волдеморт никогда не имел над ним реальной власти, хоть и считал его своим соратником. Даже став Пожирателем смерти, Снейп никогда не был по настоящему верен Волдеморту. Зельевар конечно восхищался темным лордом, и видел в нем символ свободы и могущества, боялся, но никогда его не боготворил. Он никогда его не любил.

Нет, единственным человеком, который имел реальную власть над Снейпом, был Альбус Дамблдор. Старый волшебник являлся тем самым третьим человеком в жизни зельевара, которого Северус любил и почитал. В юности будущий мастер зелий восхищался и боялся старого колдуна, даже став приверженцем Темного Лорда. После того, как Снейп вновь вступил на путь света, он был сильно признателен старику за то, что тот принял его на работу и помог избежать Азкабана, пусть даже и преследуя какие-то свои корыстные цели. И лишь по прошествии многих лет Северус понял, что Альбус слишком благороден, чтобы дать защиту, кров и работу тому, кого в душе ненавидит и презирает. Зельевар пришел к выводу, что пожилой волшебник любит его как сына, и принимает Снейпа таким, какой тот есть, со всеми слабостями и недостатками. Это понимание буквально зажгло в сердце Северуса огонь сыновней любви к отцу, которого он никогда не сможет оценить по достоинству. Альбус Дамблдор был единственным человеком, который мог устыдить зельевара или просто указать на его ошибки.

Дамблдор имел необъяснимый дар внушать людям любовь и уважение к себе, и благодаря чему мог заставить их сделать многое, но хотя старик и был умелым манипулятором, стоило отдать должное тому, что в ответ он любил не меньше, полностью раскрывая свое сердце. Снейп прекрасно понимал, что часто Альбус просто использует его, но хотя временами зельевара это сильно злило, Северус знал, что пожилой маг искренне любит его и беспокоится, как о родном сыне, а потому мастер зелий был готов сделать для него все, чтобы тот не попросил, а может быть и больше.

Кстати в этом крылась еще одна причина нелюбви к Поттеру, в которой Снейп даже себе признаваться не хотел: ревность. Ведь мальчика Дамблдор тоже любил, и пусть зельевар знал, что старик глубоко привязан в нему, он также знал, что тот никогда не будет любить его с той же нежностью, что и мальчишку, к которому относился с тем же благоговением, с которым старый грешник чтит образ младенца Христа. И именно поэтому Северус так любил подчеркивать Альбусу все недостатки юного волшебника. Даже осознавая, что в глазах директора, это выглядит, как ревность старшего брата, не желающего ни с кем делить внимание любимого отца. И потому ему было так легко поверить в то, что Мальчик-который-выжил является сущим дьяволенком. С того самого момента, как мастер зелий впервые увидел пацана, Северус ассоциировал его с образом воскресшего Джеймса Поттера: школьный хулиган, прославившийся тем, о чем он сам не имел ни малейшего представления.

Справедливости ради стоит заметить, что Драко Малфой с его чистокровными замашками походил гораздо больше на покойного Поттера, нежели его собственный сын. В поведении самого Гарри, несмотря на его распределение на Гриффиндор, всегда прослеживалась какая-то неуверенность в себе, и проглядывало странное желание понравиться окружающим и сделать для них что-то особенное, чего у его отца никогда не наблюдалось. Но Снейп принципиально отказывался видеть в нем сына Лили, и расценивал его попытки, как игру талантливого актера, желающего произвести впечатление. И в классе он часто провоцировал Поттера, тем самым пытаясь, как он сам верил, вывести мальчишку на чистую воду, и показать окружающим, чего он действительно стоит.

Но то, что происходило в этом доме… это сложно было игнорировать. Более, чем скромная обстановка в комнате, злословящая тетка, грубый дядя и кузен-забияка… нет, ни так он представлял себе обстановку в доме Поттера. И все же вера Северуса в дурную натуру Гарри была слишком сильна, чтобы все эти странности могли сильно пошатнуть ее.

Снейп долго думал над этим. Ответ лежал на поверхности, и получить его было также легко, как дважды два четыре… но его очень сильно не устраивал этот знаменатель. Может быть есть альтернативный ответ?

Так и не придя к определенному выводу, он заснул.

<center>***</center>

Повышенные голоса, доносившиеся снизу буквально вырвали его из глубокого сна, в котором он прибывал.

Снейп немного потряс головой, чтобы согнать остатки сна, и осторожно спустился по проволоке вниз, пристраиваясь к щели, которую образовывало покрывало.

Смеркалось, в комнате царил полумрак. Снизу доносился запах еды, скорее всего готовили свиные отбивные.

Раздался грохот, словно стул упал на керамическую плитку, и тут же по кухне разнесся голос разъяренного Дурсля:

— Бесполезный… никчемный… ненормальный… <i>урод</i>!

Снейп вздрогнул, услышав звук глухого удара, словно что-то налетело на кухонный стул, он смог услышать дребезжание тарелок.

После минутной тишины, по лестнице раздался топот ног. А снизу прозвучал голос Дурсля:

— Не смей покидать свою комнату! И еды ты не увидишь ни завтра, ни послезавтра!

Дверь отлетела, и в комнату ворвался взвинченный Поттер. В левой руке он держал очки. А правой рукой зажимал переносицу, кровь текла сквозь его пальцы. Тяжело дыша, подросток на ходу пнул стул и приземлился на кровать. Его глаза гневно сверкали.

До того, как Снейп смог в полной мере осознать произошедшее, на лестнице раздались шаги. Поттер вскочил на ноги, как только дверь открылась, и внутрь вошла Петунья, в руках она несла какой-то сверток, видимо со льдом.

Петунья передала сверток племяннику, ему пришлось отложить очки, чтобы взять его.

— На, используй это, чтобы остановить кровь. И смотри, не запачкай здесь ничего. — Она говорила четко и жестко, хотя ее голос немного дрожал.

— Спасибо, — безэмоционально поблагодарил Поттер, немного гундося.

Петунья замерла у двери, а потом развернулась к племяннику.

— <i>Зачем</i> ты его разозлил? — раздражённо прошипела она, при этом в ее голосе чувствовалась нотка сожаления. В ее серых глазах одновременно отражались жалость и гнев.

На что Поттер сказал:

— Да я и слова ему <i>не сказал</i>…

Она резко оборвала его:

— Ты так на него <i>посмотрел</i>! Тебя ни на минуту нельзя оставить одного —

Поттер тоже повысил голос:

— Он первый начал, он стал оскорблять моих родителей, придирался к моей работе, вы же знаете, я всегда настороже, и я понимаю, что должен молчать и…

— Хватит, — воскликнула Петунья. Она закусила губу, а затем сказала более спокойным голосом, — просто делай то, что тебе говорят, не огрызайся и постарайся не попадаться Вернону на глаза.

Она повернулась к двери, остановилась, и не оборачиваясь к мальчишке, уже без прежнего запала, сказала:

— Разве ты не можешь хоть это сделать, в благодарность за нашу заботу о тебе? В конце концов, нам не оставили выбора, подкинув тебя к нам на порог.

Она ушла, прикрыв за собой дверь. Снейп услышал, как в замке повернулся ключ.

Поттер еще минуту постоял, затем снова подошел к своей кровати. Он сел, наклонился вперед и аккуратно положил пакет со льдом на переносицу, второй рукой слегка нажав на затылок, для Снейпа стало очевидно то, что мальчик не в первый раз проделывает подобные манипуляции.

Прошло порядка двадцати минут, все это время было слышно только дыхание Поттера, которое постепенно выравнивалось.

Наконец мальчик встал. Кровотечение остановилось. Вытянув мусорную корзину из-под стола, он кинул в нее уже ненужный пакет, вытер лицо и руки сухой чистой тряпкой, которую пристроил на край корзины. Когда парень повернулся лицом к окну, Снейп увидел опухший нос, и отпечаток крупной ладони на щеке мальчишки.

После пары минут молчания, Поттер обратил свое внимание на клетку. Он подошел и снял покрывало.

— Эй, Спартак, — тихо прошептал он.

Снейп и мальчик какое-то время непрерывно смотрели друг на друга. Затем Поттер сказал.

— Мне жаль, Спартак… Боюсь, что ужина у тебя сегодня не будет. Надеюсь, что ты не голоден.

Помолчав некоторое время, он добавил:

— Завтра… обещаю, я обязательно принесу тебе что-нибудь завтра.

С этим словами он подошел к кровати и лег лицом к стене.

После этого он не проронил ни звука.