Глава 2

Лаванде повезло: на ужин были действительно тушеные овощи. Вечер закончился тем, что она позволила Констанс и Урсуле списать у нее эссе по трансфигурации. За этот предмет они особенно переживали: вел его декан Гриффиндора профессор Дамблдор, который, при всей своей тактичности, слизеринцев явно терпеть не мог. Правда, на оценках это не отражалось: те, кто хорошо справлялся, получали, что им положено. По крайней мере, Лаванда редко получала что-то ниже «Превосходно», хотя больше любила, разумеется, зельеварение с веселым и приветливым профессором Слагхорном – истинным джентльменом. Впрочем, ей почти все предметы давались одинаково хорошо, кроме травологии: тяжело было возиться с землей. Но в минуты, когда Лаванда нарочито-лениво протягивала туповатой Констанс или легкомысленной, попросту забывавшей про уроки Урсуле свиток пергамента, она чувствовала превосходство над ними, и это было приятно.
Ночью она долго не могла уснуть, гадая, как украсят ради дня рождения Ариэллы гостиную профессора Слагхорна. Лаванда любила, когда на праздники их семью приглашали в богатые дома, именно из-за праздничного убранства домов, роскоши дорогих украшений, блеска, бьющего в глаза. Она не могла забыть, как пару лет назад попала в особняк Бэрков: их дочери Араминте исполнялось девятнадцать. Ажурная решетка ограда, переплетенная благоухающим шиповником, белым и красным, покачивающиеся на морском ветру чайные розы, огромный холл, где множество свечей отражалось в зеркалах и блестящем паркете, где бросали тень резные листья пальм и порхали ослепительно-яркие бабочки, где шумели настоящие водопады – все это так заворожило девочку, что она едва обратила внимание и на саму именинницу, в пышном платье похожую на букет роз, и на два небольших скандальчика, разразивших друг за другом. Сперва высокая девушка в белом платье, прихватив за локоть темноволосого юношу, стала его отчитывать, что он «притащил в приличное общество грязнокровку». Юноша что-то тихо поцедил сквозь зубы, вырвался и вышел. Кто именно из гостей был той самой «грязнокровкой» (тогда Лаванда еще не знала, как они выглядят), девочка поняла по косым взглядам, которые остальные гости бросали на молодую девушку в очках, в горчичном платье и синей накидке. Лаванде тогда показалось, что у нее очень неприятное лицо: наглое, хищное и злое.
Второй разразился ближе к концу праздника. Все стали перешептываться, что внезапно пропал , даже не поздравив именинницу, какой-то Том, и один юноша пошутил, что Араминта, наверное, очень расстроится… Впрочем, тут Лаванда вообще ничего не поняла: кто такой том, она понятия не имела. Мэрайя умудрилась в тот день ничего не натворить: мать следила за ней с особой тщательностью. А спустя два месяца сестра рассказала ей, как родители обсуждают между собой, что какую-то «грязнокровку Адамс» выловили из Темзы, с перерезанным горлом и вспоротым животом. Мэрайя утверждала, что эта Адамс и есть та самая очкастая девица, из-за которой на празднике у Бэрков вышла ссора. Лаванде же вся эта история показалась тогда нелепостью. Что же, убивать только из-за того, что какая-то плебейка пробралась в знатный дом?
Засыпая, Лаванда любила пофантазировать о том, как украшала бы собственный дом, если была бы такой же богатой, как Бэрки, Нотты или Монтегю. Она не стала бы, к примеру, на Рождество просто так развешивать шары и гирлянды. В один год у нее была бы ель в египетском духе, в другой – в греческом… И наряжалась бы она то в гречанку, укутываясь пеплосом, то, может, в старинное саксонское платье. Вот нелепо, как в прошедший позавчера Хэллоуин, она бы никогда не вырядилась. Она вообще терпеть не могла этот праздник, находя его слишком грубым. Вот Мэрайя, напротив, Хэллоуин обожала.
Снилась Лаванде ель, которую они с мамой и сестрой наряжали в разгар войны, в сорок третьем году. В доме не было почти ничего, праздничный ужин состоял из суррогатных сарделек, ломтиков суррогатного же сыра и нескольких картофелин – мама сварила их прямо в кожуре, чтобы, как она пояснила, ничего не пропало. Вместо чая был настой шиповника (Мэрайя морщила нос, а вот Лаванде он даже нравился), но к нему отец торжественно вручил девочкам по целых два соевых батончика! Счастье было невероятное. Девочки жевали медленно-медленно, а мама рассказывала им диковинную историю про первые конфетти – сладости, падавшие прямо с неба… А на елке, довоенно-нарядной, покачивались шары с зимним лесом и птицами.

Словно норовя подпортить трепетное ожидание праздника, охватившее душу Лаванды, потолок Большого Зала с утра затянулся ноябрьской скучливой хмарью. Поджав губы, девочка помечтала, чтобы скорее пошел снег или хотя бы хлынул настоящий ливень, сменив эту тоскливую погоду, от которой руки опускаются и сонно закрываются глаза. Чтобы не загрустить, Лаванда прислушалась к болтовне студенток постарше.
Элладора Нотт с удовольствием описывала подругам платье, в котором пойдет на рождественский бал.
- Думаю, маме удастся отыскать шифон такого нежно-лилового цвета… И черное кружево - оно правда, дорогое, но родителям ничего для меня не жаль!
Говорила она довольно громко – несомненно, так, чтобы могла услышать Эйлин Принц. Та сидела, как обычно, потупившись, и жевала тосты с сыром; в движениях её челюстей было что-то лошадиное. Сидевшие рядом Кэтрин и единственная подруга Эйлин – Одри Лейдон, кудрявая брюнетка в очках – то косились на Элладору, то неодобрительно переглядывались между собой. Чарльз под одобрительные кивки Уинстона и Найджела обстреливал бумажными шариками проходивших мимо хаффлпаффцев.
Ариэлла Монтегю, кажется, тоже слышала, как хвастается Элладора, но лишь иронично усмехалась. Уинстон передал ей вазочку с вишневым джемом, она грациозно приняла, улыбнулась мальчику, беззвучно рассмеялась, когда какой-то первокурсник из барсуков прыгнул к Чарльзу с кулаками. Естественно, мальчишка тут же свалился, да еще прямо под ноги как раз входившей в зал тете Аманде, которая вычла с его факультета два балла за паясничание.
Лаванда поздоровалась с теткой и сразу сморщилась. В зал входила Мэрайя с подругами – итальянкой Фиорелли и грязнокровкой Миддлс. Последняя обычно зачесывала волосы гладко, но сегодня, подражая подругам, распустила по плечам. Довольно красивые волосы, кстати – шелковистые, приятного русого оттенка. «Везет же грязнокровкам», - Лаванда почувствовала, как настроение начинает портиться. И вдруг она насторожилась.
- Нет, ты подумай! Еще и проиллюстрировали. Я не понимаю, почему им разрешают издеваться над другими факультетами? – раскрасневшаяся от возмущения Мэрайя нервно откинула со лба витую прядь.
- «Попасть в Слизерин — значит, ощущать себя избранным», - насмешливо процитировала Терезия Миддлс, прищурив большие серые глаза. – Да, и поэтому они выбрали животное, которое вечно прижимается к земле, и сами сидят в подземельях, как преступники.
- Ты только послушай… - лицо Найджела вытянулось, он дернул Гринграсса за рукав. – Послушай, что несет эта грязнокровка!
Тем временем Мэрайя зло усмехнулась.
- Обречены на власть! Скажите пожалуйста! До чего же мерзкая книжонка. Знаете, что надо сделать? Сегодня в школьном дворе мы публично сожжем эту гадость.
- Фи, - Терезия сморщила нос. – Так поступали сторонники Гриндевальда.
- Хорошо, тогда утопим в туалете плаксы Миртл. Все равно туда никто не ходит, ущерба никому не будет. А Прингл пусть понаклоняется, авось у него обострится радикулит, - Мэрайя заблестела желтоватыми глазами.
- Глупо. Книжка-то чем виновата? Она не просила, чтобы её издавали, - Терезия пожала плечами. В это время Фиорелли, кажется, заметила, что их слушают, и заговорила нарочито-громко:
- И не пойму, за какую же команду мне болеть: за свой факультет или за Гриффиндор, ведь там мои брат и подруга?
«Тоже мне, великий конспиратор», - зло усмехнулась Лаванда, пододвинув сливки.
- Я не боюсь, Энни, - Мэрайя скрестила руки на груди. – Пусть знают свое место. Если что, могут прийти и посмотреть.
(С кошмарным именем Фиорелли – Аннунциата – не решались ломать языки даже её ближайшие подруги, а потому сокращали её до удобного Энн).
Уперев руки в бока, сестра легко развернулась, окинув взглядом слизеринский стол.
- Да, леди и джентльмены, - она скривилась, - вы можете сегодня присутствовать на торжественной казни вашей мерзкой книжонки. Туалет Плаксы Миртл, два часа дня. Вход бесплатный.
Развернувшись на каблуках, она зашагала к гриффиндорскому столу, причем Лаванда заметила, как несколько мальчишек – в их числе Винченсо, Фиорелли, брат хаффлпаффки, грубый и вспыльчивый мальчишка, четверокурсники Карен Джйори и Ричард Эйвис. Лаванда слышала, что они вместе с её сестрой создали нечто вроде антислизеринской банды – якобы в знак протеста против притеснений, творимых Оливией Хорнби. Но Хорнби выпустилась, а банда не распадалась, из чего было ясно: гриффиндорцы потакали исключительно собственным дурным наклонностям.
Глядя, как Мэрайя о чем-то беззаботно болтает с Миддлс, а Фиорелли, спешно схватив со стола Хаффлапаффа пирог и чашку чая, подбежала к красному столу и болтает с братом, Лаванда почувствовала бешенство и стыд. Теперь её репутации наверняка будет нанесен невероятный урон, и все из-за наглости и глупости сестры. Пожалуй, теперь Ариэлла заберет назад свое приглашение. А если и не заберет – она все-таки настоящая леди – то как на Лаванду будут смотреть остальные гости…
Едва дыша, девочка подняла глаза. К её удивлению, про нее, кажется, никто и не вспомнил: Найджел Мальсибер что-то горячо шептал Уинстону Гринграссу, Ариэлла смотрела ожидающе, а Элладора и Абраксас снисходительно наблюдали за младшими.
- Мне кажется, ты зря встревожился, - чуть растягивая слова в своей обычной манере, ответил Уинстон Найджелу, выслушав его. – Глупая выходка рыжей кошки не причинит нам ни малейшего вреда, а только опозорит её саму.
– Но ведь она посягнула на «Кодекс змей», - мягко напомнила Ариэлла. «Кодекс змей» был книгой, прославляющей факультет Слизерин; идея её принадлежала загадочно исчезнувшему Тому Риддлу, лучшему ученику Хогвартса за последние сто лет. Первые, подарочныей экземпляры получили ближайшие друзья Тома и профессор Слагхорн, но потом было выпущено еще несколько более дешевых изданий – одно из них, видимо, и попало в руки Мэрайи.
Ариэлла томно опустила ресницы. Уинстон повел подбородком:
- Хотя, пожалуй, она заслужила наказание за то, что посмела обратиться к нам.
Желтая мордочка Чарльза Принца заострилась от предвкушения, и Лаванда почувствовала, что ей также приятно будет понаблюдать, как Мэрайя ответит за свои выходки.