Глава 36. На грани

Хорони, хорони меня, ветер!
Родные мои не пришли,
Надо мною блуждающий ветер,
И дыханье тихой земли.

Я была, как и ты, свободной,
Но я слишком хотела жить.
Видишь, ветер, мой труп холодный,
И некому руки сложить.

Закрой эту черную рану
Покровом вечерней тьмы
И вели голубому туману
Надо мною читать псалмы.

Чтобы мне легко, одинокой,
Отойти к последнему сну,
Прошуми высокой осокой
Про весну, про мою весну.
(Анна Ахматова «Хорони меня, ветер»)




Мое сознание время от времени пыталось вынырнуть из густой всепоглощающей темноты, но каждый раз что-то заставляло меня снова падать вниз, погружаясь в небытие. Я попробовала пошевелиться, и это удалось мне с большим трудом. Вот я подняла руку, подвинула ногу, но сознание упорно не желало реагировать на эти движения. Казалось, что мое тело и разум теперь существуют по отдельности. Впрочем, меня это вполне устраивало, и я была даже рада, что почти не воспринимаю окружающий мир и не могу прочувствовать все, что делается с моим телом. Единственное, чего мне сейчас хотелось, – это снова провалиться в беспамятство. Просто чтобы не думать и не иметь возможности вдыхать этот ужасный запах плесени и гнили.
Я была почти уверена, что через несколько часов проснусь в мягкой и теплой постели, очнувшись от очередного ночного кошмара. А рядом будет сидеть мой Лорд, сжимая меня в объятьях и с улыбкой обещая, что все будет хорошо.
С этим мимолетным образом в голове я почувствовала, что снова растворяюсь в пространстве, и, кажется, последнее, на что я была способна – это расслабленно улыбнуться.
И вдруг я вздрогнула: где-то поблизости раздался протяжный звук, напоминавший скрежет металла. После этого столь же внезапно ощутила пронизывающую боль в ребрах. По-моему, я даже вскрикнула, и в этот же миг боль резко усилилась, медленно разливаясь по телу, словно мед по сотам. Мучительное ощущение все нарастало, разрывало меня изнутри, пока я не стала кричать в невыносимой агонии. Мне потребовалось несколько секунд для того, чтобы осознать, что кто-то пинает меня ногами и при этом что-то выкрикивает и заливается хриплым смехом. Какой парадокс: когда-то и я сама точно так же хохотала, мучая своих жертв. Собравшись силами, я попыталась отползти в сторону, чтобы попробовать уклониться от ударов. К моему удивлению, они тут же прекратились, но вместо этого сильная рука схватила меня за волосы, поднимая вверх так, что мне показалось, будто скальп вот-вот отделится от головы.
Сквозь шум в ушах я слышала, как кто-то шипит мне на ухо, но не могла разобрать слов, а затем последовал очередной удар, который на этот раз пришелся мне прямо по лицу. По щеке медленно заструилось что-то теплое и вязкое, послышался звук рвущейся ткани и расстегиваемой молнии.
- Сучка, - это, как ни странно, прозвучало довольно отчетливо. – Убийца… Ненавижу…
Шепот раздался совсем рядом, прямо над моим ухом, и я попыталась отодвинуться, но кто-то по-прежнему крепко держал меня за волосы, так что от легкого движения головы я лишь вскрикнула. А потом все тело снова утонуло в агонии. Я кричала, извивалась в чьей-то железной хватке, хваталась пальцами за каменный пол, до крови ломая ногти. А этот мерзкий незнакомец только хохотал, продолжая грубые движения, дергая меня за волосы и едва не сворачивая мне шею.
А потом все резко прекратилось, и вновь резко и неожиданно нахлынула пустота. Я обмякла, затаив дыхание и зажмурившись. Плевать на то, что я так ужасно себя чувствую. Больше не будет боли, мне без разницы, что происходит сейчас. Ведь скоро я очнусь в Логове, с моим Лордом, и все будет хорошо.

***

Еще никогда в жизни я не ощущала в себе подобной пустоты. Не было ни боли, ни страха, ни грусти, а на глазах не выступало ни одной слезинки. Мне уже не мерещилось, что я куда-то падаю, не мучили кошмары об избиении и изнасиловании. Хотелось лишь выть, подобно израненному зверю, чтобы только не дать этой бездне отчаяния поглотить меня окончательно. Казалось, что я больше не принадлежу себе, что все, что когда-то было во мне – мысли, чувства, эмоции – внезапно исчезли, будто бы кто-то забрал их себе в качестве трофея. И теперь Беллатрикс Лестрейндж больше не существовало, а на моем месте сжимался от невыносимой дрожи и боли какой-то бездушный призрак – все, что осталось от этой женщины.
Я постепенно приходила в себя, чувствуя, как по всему тело растекается волна холодной боли. Не знаю точно, спала ли я все это время или была без сознания, но сейчас в памяти мало-помалу начали всплывать обрывки тех ужасных моментов, которые, как казалось поначалу, мне только привиделись. Никакой отчетливой картины, все словно было окутано дымкой… нет, это немыслимо, разве могло такое произойти со мной? Но откуда тогда такая резкая боль? Я повторила попытку поднять голову; мне это удалось, и тогда я нерешительно приоткрыла веки. В глаза сразу ударил свет – хоть он и был тусклым, я почему-то не была готова к этому и тут же зажмурилась. Как же хотелось верить, что я сейчас нахожусь в одной из небольших комнат Логова и очень скоро, очнувшись, увижу знакомые потолки, приоткрытое окно и высокую фигуру Милорда, скрытую ночной тенью. Но чем больше я свыкалась с окружающей обстановкой, тем более призрачными казались эти надежды. Меня била мелкая дрожь, откуда-то тянуло ледяным воздухом, страшно хотелось укрыться. А когда я, наконец, решилась открыть глаза, то увидела неровные, уродливые каменные стены, низкий черный потолок, который, казалось, готов был вот-вот обрушиться на пол. Внезапно все тело сковало судорогой, а живот пронзила острая и тягучая боль. Я прижала к себе колени, надеясь, что все-таки смогу успокоить свои ощущения; к тому времени мои глаза успели привыкнуть к угнетающе-тусклому освещению, и я смогла полноценно оглядеться. И вот, наткнувшись взглядом на нечто, лежащее в луже крови в дальнем углу комнатки, некоторое время просто моргала, словно силясь прогнать эту картинку, пока из моего горла, наконец, не вырвался пронзительный визг. Посмотрела на свою одежду и закричала еще громче прежнего: синий бархат платья был весь залит чем-то темным. Нет… Это просто невозможно, мне просто кажется. Я сошла с ума и теперь вижу то, чего нет на самом деле…
Запустив руки в волосы, я с силой дернула себя за слипшиеся грязные пряди, но это не избавило меня от кошмара, а только усилило головную боль. Я перевела взгляд на противоположную стену, сплошь состоявшую из железных прутьев; за ними виднелся узкий коридор, освещенный несколькими факелами. Захотелось снова потерять сознание, ничего не знать и не чувствовать, но я могла только визжать так, как не визжала никогда, и рыдать, закрыв лицо руками и вновь и вновь бессмысленно призывая Тома. Мой голос звонко разносился по этому ужасному тесному месту, эхом возвращаясь ко мне.
Милорд никогда не простит меня. Накажет, возненавидит за глупость и несообразительность, за то, что я позволила аврорам забрать себя, за то, что не смогла найти его, за то, что не сохранила нашего ребенка… И я более чем заслуживаю этой тесной и сырой камеры: ведь мне так хотелось быть преданной моему Повелителю, но я не оправдала ни его надежд, ни своих желаний. И я совершенно недостойна его любви.
Из моей груди вырвался еще один судорожный всхлип, на большее я уже не была способна. Сквозь собственные стоны я могла различить еле слышные звуки падающих капель. Они стучали размеренно, монотонно, словно отсчитывая, сколько времени я уже пробыла за этой решеткой; это были звуки отчаяния, обреченности. Кажется, я снова начала впадать в забытье. Сидела в углу, обхватив себя руками, стиснув зубы и закрыв глаза, чтобы больше ничего не чувствовать.
Неизвестно, сколько времени я оставалась в таком положении, но в какой-то миг стук капель прервался неясным посторонним шорохом. Кто-то пришел оттуда, из внешнего мира, и хотел повидаться со мной. Впрочем, от апатии мне даже не хотелось реагировать на это – я даже не пошевелилась. А потом услышала тихий вздох, почувствовала легкое прикосновение к своему плечу, едва уловимый, но такой знакомый терпкий аромат духов – все это неожиданно ворвалось в эти угрюмые коридоры, заставив меня тут же поднять голову и открыть глаза. Ничего не изменилось – серая камера, лужа крови, тусклый свет факелов, вот только по ту сторону зарешеченной стены на корточках сидела Нарцисса. Она просунула руку сквозь прутья и держала меня за плечо, словно пытаясь успокоить, и я тут же попыталась взять себя в руки и не выдавать того, что чувствую на самом деле.
- Белла… - мне показалось, что голос Нарциссы звучит хрипло, как будто бы она недавно плакала.
Вполне возможно, что так оно и было: Цисси, в отличие от меня, никогда не прятала своих эмоций, чем была совсем не похожа на истинную слизеринку. Рассматривая сестру, я отметила, что выглядит она, как всегда, великолепно: темная мантия, расшитая дорогой серебряной нитью, под ней светлое шелковое платье, а на голове – идеально уложенные волосы, перевязанные белой лентой. Наверное, сейчас мы с ней составляли еще больший контраст, чем прежде: изящная, утонченная светская дама и несчастная, потрепанная женщина неопределенного возраста в грязной, окровавленной и порванной мантии. Не в состоянии смотреть на средоточие света и свободы, которое являла собой сестра, я резко отвернулась от нее, скинув руку со своего плеча. Цисси от неожиданности отпрянула от решетки, я услышала шорох юбок и звук ее каблуков. Сестра выпрямилась, но не сводила с меня взгляда. И только сейчас, когда на ее лицо упал неяркий свет факела, я разглядела, что ее глаза опухли и покраснели, а под ними залегли темные пятна.
– Белла, я… - так же хрипло проговорила она. – Мне очень жаль, милая, это… ужасно.
Кажется, сейчас Нарцисса говорила не о моем заключении, а о том, о чем я предпочитала даже не думать. Она всхлипнула, и в следующий раз, когда я подняла глаза на сестру, то увидела, что она вытирает слезы кружевным платком.
- Прости, Белла, я не хотела, просто… - прошептала Нарцисса и тут же снова присела на корточки, оказавшись от меня на расстоянии вытянутой руки.
Я устало откинула голову назад и вздохнула.
- Зачем ты пришла, Цисси?
Сестра явно не ожидала такого вопроса, но я действительно не понимала этого. Только сейчас я отчетливо осознала, что не хочу видеть абсолютно никого – по крайней мере, пока не притупится боль от двух моих недавних потерь.
- Я переживаю за тебя, Беллатрикс, - сказала Нарцисса ровным голосом, наконец совладав с собой и перестав всхлипывать. – Я не хочу… видеть тебя здесь.
Я только нервно пожала плечами.
– Какая разница? – прохрипела я. – Лучше бы ты сейчас беспокоилась о муже, ведь он тоже угодил в Азкабан, а если нет – то в скором времени будет сидеть в соседней со мной камере.
Мне почему-то захотелось сделать ей больно, заставить испытывать хотя бы малую долю того, что чувствую я, потеряв любимого и ребенка. Я злилась, хотя и не знала, на кого и за что. Наверное, виной всему было осознание собственной беспомощности и невозможности что-либо изменить, чувство усталости и безысходности.
– Люциуса оправдали, - сухо сказала Нарцисса. – Вчера вечером на суде его признали пострадавшим от заклятия Повиновения, наложенного Темным Лордом.
От этих слов мне стало не по себе. Империус? Да Люциус одним из первых вступил в ряды Пожирателем Смерти и считался лучшим вербовщиком Темного Ордена! Почувствовав неимоверный гнев и внезапный прилив сил, я резко выпрямилась и зло посмотрела на Нарциссу.
- Какой еще Империус?! – почти закричала я. – Да как… Как вы посмели!.. Это же предательство! Люциус присягал на верность Милорду, и он должен был стоять за него горой, когда эти ублюдки-грязнокровки пытались выяснить все относительно нашего Ордена!
- Белла… Я прошу тебя…
- Не стоит, Цисси, ты только что показала, чего стоишь… - прохрипела я, больше не в состоянии выкрикивать слова. Почувствовав, что еле стою на ногах, я снова опустилась на холодный каменный пол. – Темный Лорд обязательно вернется и накажет как тебя, так и Люциуса.
Нарцисса снова прикоснулась ко мне, провела рукой по волосам, задержалась на плечах.
- Не говори глупостей, я прошу тебя, - прошептала она, и ее голос снова задрожал. – Ты любила его и поэтому не хочешь признавать, что он умер. Но это так, Белла, одумайся. Ведь если бы он не погиб, то давно бы уже вернулся, не сидел бы в подполье. Или хотя бы прислал тебе весточку и дал знать, что с ним все в порядке. Прошу тебя, сестренка, не сходи с ума, я не выдержу и этого…
Я только грустно усмехнулась. Конечно, не сходить с ума, особенно сидя в камере Азкабана после изнасилования и сутками любуясь на то, что когда-то было моим ребенком. Но эту мысль я не озвучила, почему-то посчитав, что Нарциссе незачем знать о моих переживаниях.
- Белла, послушай меня, - вновь заговорила сестра. – Я знаю, как тебе помочь. Я говорила с Люциусом, он сказал, что и тебя вполне могут освободить. Все, что ты должна сделать, - это сказать, что Темный Лорд применял Империус и к тебе.
После этого Нарцисса резко замолчала, закрыв рот ладошкой. Она только теперь осознала, что именно сказала, и подобное могло лишь привести меня в ярость. Не сдержавшись, я сжала руку сестры с такой силой, что Цисси вскрикнула и снова отшатнулась от меня.
- Никогда не смей даже предлагать мне этого, - прошипела я, вцепившись руками в решетку, желая находиться как можно ближе к Нарциссе. – Я никогда не предам любимого человека так, как сделала это ты. Никогда не откажусь от Тома, чего бы мне это ни стоило. Пусть меня сгноят в этой камере, но я всегда останусь верна ему.
На какое-то время в воздухе повисла напряженная, тягучая тишина, в которой слышалось лишь дыхание Нарциссы и непрекращающийся стук капель. Тем временем Цисси медленно придвинулась ко мне и взяла за руки. Она снова плакала, тихонько всхлипывая и больше не пытаясь скрыть слез. Ее лицо было всего в нескольких дюймах от моего, я снова чувствовала запах ее духов, так причудливо смешивающийся с ароматом ее волос. Мне тут же вспомнилось, как в детстве я любила расчесывать ее роскошные локоны и зарываться в них лицом. Теперь же казалось, что это происходило вовсе не со мной, что эти картины всего лишь были нарисованы моим больным воображением, а все мое настоящее сконцентрировалось здесь, в тесной и унылой камере. Нарцисса дотронулась рукой до моей щеки, и от этого теплого касания я вздрогнула. Давно забытое тепло, как будто бы я уже целую вечность провела в холоде и сырости.
- Белла, я прошу тебя, откажись от тюрьмы, соври, - умоляюще зашептала она. – Ты сможешь жить по-новому, с нами… Пожалуйста…
Она плакала, сжимала мои руки в своих ладонях, целовала лицо и шептала что-то о том, что не сможет без меня. А я только усмехнулась в ответ, обняв ее через решетку.
- Я не могу… - тихо сказала я. – Я не могу его оставить во второй раз, Цисси…
Так захотелось разрыдаться, дать волю слезам, зарывшись лицом в волосы сестры, почувствовать, как она меня утешает и успокаивает. И, глядя на нее, как всегда, понимать, что ближе ее мне мог быть только Том.
- Пойми, я вполне отдаю себе отчет, - прошептала я ей на ухо, касаясь губами гладкой кожи. – Я пытала Лонгботтомов, возможно, и убила их…
- Нет, - покачала головой сестра. – Они живы, сейчас находятся в Мунго, у них помутился рассудок, но ведь ты не убила их.
- Зато я убивала других, - произнесла я. – И с гордостью скажу, что делала это во имя моего повелителя.
Цисси хотела сказать еще что-то, но, видимо, не смогла, продолжая только перебирать пальцами спутанные пряди моих волос. А я взглянула на нее и попыталась выдавить из себя улыбку.
- Все будет хорошо, сестренка, - сказала я. – Очень скоро мы снова будем вместе, будем пить шампанское и радоваться победе нашего Лорда.
Цисси грустно улыбнулась, а я отстранилась, прислонившись спиной к каменной стене.
- Когда суд? – сухо спросила я.
- Через три дня, - улыбка с лица Нарциссы исчезла, она медленно поднялась на ноги.
Как же долго будут тянуться эти дни… Опять сидеть в одиночестве в холодной камере, слушать перестук капель и ждать, ждать, ждать. Но что для меня все эти ожидания, если они во имя Темного Лорда? Я не раз клялась себе, что ради него стерплю все, что угодно, и сейчас пришло время это доказать. Чтобы тогда, когда он вернется, я бросилась к его ногам, и он увидел, насколько я верна ему. Я блаженно улыбнулась, представляя его довольное лицо и спокойный голос. Всего лишь три дня до того, как начнется отсчет, до того, как я буду часами сидеть и смотреть на свою Метку, ожидая, когда же она запылает.
Я услышала, как шуршит одежда Нарциссы, как она вздыхает, как постепенно стихает стук ее каблучков. Хорошо, что она ничего не сказала на прощание, что я больше не услышала ее голос – было так трудно терпеть ее присутствие и видеть ее слезы, напоминающие обо всех бедах, которые принесло это ужасное пророчество. Зачем? Почему? Наверное, этого не знает даже Темный Лорд. Но, что бы ни случилось, я буду надеяться, и никакие дементоры не смогут убить во мне это чувство, как бы ни старались. Стоит только эту надежду спрятать далеко, в глубину души, чтобы никто не узнал о ней раньше времени и не посмел отобрать.