Глава 19

Книга Булстроуда оказалась в самом деле интересной: теперь Альбус хорошо знал историю и систему управления Темным сообществом. Мальчик с интересом читал, что в далеком 888 г. во времена короля франков Эда темный маг Амелбиус основал Круг Тьмы. Все темные силы делились в соответствии с китайской магией на Яо (привидение), Мо (аморфная злая сила), Гуй (дух стихии), Гуай (дух покойника) и Шэн (Демон, вроде Олимпийского божества). Темный лорд должен был достичь состояния Шэна, и это происходило в каждом столетии с главой Круга Тьмы. Тайну Шэна выдал магглам немецкий темный волшебник Фридрих Ницше, который в конце концов сошел с ума от занятий темной магией. Причем, как следовало из книги, мощь Шэнов должна была расти из века в века. Двенадцатым Темным Лордом был Лорд Волдеморт: он как бы завершал круг Шэнов. Но за ним должен прийти тринадцатый, наиболее могущественный, Темный Лорд, причем каким-то образом он должен был стать продолжением Лорда Волдеморта.

Еще во время Рождественских каникул Альбус дважды глубокой ночью пробирался под плащом-невидимкой в Запретную Секцию, чтобы почитать такие книги, о существовании которых ему не полагалось даже знать. В конце концов, Альбус сдался и решил, что нет ничего страшного в изучении тёмных искусств, если не использовать их на других людях. К концу второго триместра он уже почти каждую ночь наведывался в Запретную секцию. Убедившись, что никого нет нигде поблизости, Альбус экспериментировал с простейшими темными заклинаниями, обычно тренируясь на жуках.

Возможно, на это повлияли чтения по ночам, но оценки Альбуса по Защите от тёмных сил вдруг взлетели до небес. Профессор Лэрд, приятно удивлённый прогрессом своего ученика, без конца подсовывал ему книги для дополнительного изучения. Ал втайне был ему за это очень признателен, потому что читать их в сочетании с книгами по чёрной магии было очень интересно. Он обратил внимание на то, что книги по Защите были в основном посвящены злобным волшебным тварям и тому, как от них обороняться, в то время как в книгах о тёмных искусствах больше внимания уделялось заклинаниям, проклятьям и зельям. Чувствуя себя виноватым в том, что он занимается чем-то запрещённым, Альбус всё равно с удовольствием изучал совершенно новый предмет.




Каникулы пришли и ушли: Альбусу они показались невероятными короткими, хотя и несравнимо лучшими, чем перспектива провести их дома. Опять начались уроки и разыгралась непогода: в середине января вновь разыгралась снежная буря, повыбивавшая стекла на нижних этаж замка, а директор МакГонагалл запретила походы в Хогсмид. Как-то в середине месяца совы принесли «Пророк» с новой статьей:



— Погоди, — Эрик пихнул друга а бок, -смотри ниже….

— Ну что там…

Альбус и Моника одновременно взглянули на передовицу. Ниже в самом деде шла короткая заметка: часть похищенных волшебных предметов найдена и возвращена.

Альбус помассировал лоб. Сейчас он лихорадочно вспоминал, что это за дело «Лондонской пятёрки». Ему было тогда девять лет, и он слышал бесконечные разговоры взрослых. Да, правильно, взволнованный отец аппарировал в «Нору» после работы. В то лето было пасмурно дождливо. Он говорит, что пропали пять авроров и найти их пока не удаётся. Живы ли они или нет, не знает никто.

«Что, заволновался о своей ненаглядной Пенелопе?» — ехидно спросила мать.

«Опять двадцать пять?» — вздохнул отец.

«Да не опять, а снова», — ехидно ответила мать.

«У тебя одно на уме»… — отец подвинул старую пепельницу в форме сапога, купонную у маглов дедушкой Артуром.

«Это не у меня, а у тебя одно на уме, — мать ехидно отправила помытые чашки в висящий шкаф, — то я не знаю, за что ты протекцию девкам на службе оказываешь!»

«Такого не было со времён Тёмного Лорда», — вздохнула вошедшая тетя Гермиона.

Картина сменилась: и вот уже по коридору с закрытыми дверями, кое как освещённом свечами, Роксана вела за руку маленькую заплаканную Лили. «Мама уже отходит», — тихо сказала она. «Жизнь покидает ее тело». Лили забормотала что-то вроде «как вернуть ее маме», и Альбус тотчас махнул головой, чтобы прогнать непрошеное видение.

— Их послушать так шпионы Штирнера на каждом углу! «Шпионы там, шпионы здесь», — раздался голос Руквуда, — опоздавшего на завтрак.

— Адри! — одернула его Анжел.

— Самое странное, что со стороны Министерства это гол в собственные ворота, — Адель Эйвери казалась серьезной и собранной в своём форменном сарафане. — Если им поверить, возникает вопрос — это что же за, с позволения сказать, власть, если каждый первый встречный становится шпионом Штирнера? Каждый, даже безосновательно, — понизила она голос.

— Ты что думаешь? — тихо спросила Вики друга.

— Я? — Ал подвинул тыквенный сок. — Ни за что ни про что замели мужика, — понизил он голос. — «У тебя жена пропала?» «Да!» «Значит, ты агент Штирнера!» Ну и логика…

— Обыватель и затылок почешет: «Раньше хоть тихо было», — барабанила Кэт по столу тонкими пальчиками. — И вправду могут Штирнеру довериться. Вам — то верить, получается, нельзя.

— И заметьте, — подмигнул им Дерек Яксли, — не они ищут жену Фоули, а Форули, пострадавшего, обвиняют в связях со Штирнером.

— Может, у них правда есть информация, неизвестная нам? — тихо сказала Анжел.

— Так пусть опубликуют! — ответил Рек. — Меньше вопросов будет. Была бы — давно опубликовали.

— Вот, Забини, у тебя стакан сока наполовину пустой? Пустой. Значит, ты агент Штирнера, — закончил он.

— Им, мне кажется, неважно, мой это стакан, твой или Эрика, — отпила сок Кэт. — Лишь бы стаканов было всё больше и больше.

— Попрошу внимания! — директор Макгонагалл повысила голос.

Все, как по команде, повернулись к учительскому столу. К удивлению Альбуса рядом с директором стоял непонятно откуда взявшийся высокий белокурый мужчина в очках с прямыми жидкими волосами. Светло-серая мантия придавала ему вид какого-то бродячего музыканта, играющего в Косом переулке.

— Попрошу внимания! — директор Макгонагалл повысила голос.

Все, как по команде, повернулись к учительскому столу. К удивлению Альбуса рядом с директором стоял непонятно откуда взявшийся высокий белокурый мужчина в очках с прямыми жидкими волосами. Светло-серая мантия придавала ему вид какого-то бродячего музыканта, играющего в Косом переулке.

— Представлю вам Тео Стронгама из Специальной группы по Статуту секретоности, — строго сказала она. Мистер Стронгам известен тем, что улучшил тонизирующее средство для обнаружения следов. Он будет вести следствие в Хогвартсе столько, сколько считает нужным. Прошу вас при необходимости оказывать ему любое содействие.

— Погоди, я, кажется, о нем знаю… — прищурился Альбус. — Он вроде как снотворным раньше занимался…

— Показательно, — нахмурилась Мон.

Альбус уже поднялся, чтобы пойти в библиотеку перед уроками, когда его подозвал профессор Слагхорн. Мальчик немного удивился, что декан приглашает его до уроков, однако, не мог отказаться от приглашения. Через несколько минут они вошли в кабинет, за которым начиналась подсобная лаборатория: так самая, которую драили ученики во время отработок.

— Мой мальчик, я просто не могу не показать вам одну ценность, — улыбнулся Слагхорн. — Тем более, что она тесно связана с историей вашей семьи!

Альбус с интересом смотрел на декана, не очень понимая, что к чему. Мастер зелий подошёл к небольшому шкафу, и, сняв какое-то заклинание, достал небольшую коробочку. Затем, торжествующе, выложил из неё на стол некий предмет, напоминавший медальон.

— Он похож на медальон Слизерина, — удивился Альбус. — Я видел его в истории Хогвартса, сэр… — присмотрелся он на силуэт изумрудной змеи.

— Это и есть медальон Слизерина, мой мальчик, — подмигнул ему Слагхорн.

— Но… это невозможно… — уже искренне удивился Альбус. — Его уничтожил дядя Рональд много лет назад!

Слагхорн подмигнул своему ученику, а затем взял медальон и поднёс его к свету.

— Как видите, мой мальчик, нет. Есть на свете волшебники, которые смогли его починить. Это, разумеется, целое искусство, но мне прислали его из министерства на хранение. Что же, пришло время реликвии Слизерина….

— Вернуться в наш Дом! — закончил за него Альбус.

— Совершенно верно, вернуться, очищенным, домой, — довольный профессор зельеварения поднял палец.

Альбус взял медальон и стал его рассматривать. Изумруды переливались в матовом отстаёте свечей, словно они в самом деле были живыми. Ал поймал себя на мысли, что готов зашипеть, чтобы поговорить с этой удивительной змеей. Однако сейчас ему было интереснее узнать побольше об этом странном артефакте.

— Однако, мистер Поттер, — улыбка вдруг пропала с лица Слагхорна. — Я хотел бы вас предупредить, мой мальчик…

— Да, профессор? — Ал посмотрел на летящую в воздухе длинную белую свечу, а затем на завораживавшую его игру изумрудов змеи.

— Понимаете… В замке сейчас будет работать следователь министерства. Прошу вас быть очень осторожным в высказываниямх, — кашлянул зельевар.

— Профессор… Это настолько…

— Да, я уже сказал мисс Эйвери и мистеру Яксли, — ответил Слагхорн. — Я понимаю, все понимаю, друзья мои, но… к нашему факультету прицепятся быстрее всего.

— Они настолько опасны, сэр? — Альбус, повинуясь неведомому инстинкту, взял в руку медальон и поднес его к глазам.

— Во всяком случае, лучше их не провоцировать, особенно нынешнего следователя, — кашлянул Слагхорн. — Забыл его имя.

— Мне он не показался уж настолько опасным, — хмыкнул Альбус.

— Понимаю, мой мальчик, понимаю. Но все же, он бывший специалист по снотворному. Понимаете, ему очень нужно отличиться, чтобы укрепить свое положение, — многозначительно улыбнулся декан.

— Вы меня поняли, Альбус? — подмигнул профессор Слагхорн.

— Да, сэр… — Альбусу казалось, словно едва заметные склейки на медальоне заиграли черным светом. Он словно что-то слышал, какой-то ледяной голос в темном свете, но ничего не мог понять.

— Хорошо, тогда идите на урок, — кивнул Слагхорн.

Моника ожидала его возле подсобки, и радостно помахала другу. Альбус слабо улыбнулся ей в ответ, и подошел к ней.

— Понимаю, как тебе трудно, — тихо сказала девочка, опустив ресницы. — Ведь эти статьи направлены против твоего отца. Во множестве высокопарных глупостей нет смысла, это не вернет дорогих людей, но горжусь твоей выдержкой.

— Спасибо… А у меня есть выбор? — горько вздохнул Альбус.

— Выбор есть всегда… — удивилась Мон. — Рыдать, кричать — тоже выбор.

— Пожалуй… — Мысль о том, что бессмысленно рыдать — тоже выбор, как-то не приходила ему в голову.

— Говорят, что отца я потеряла по той же причине. Убрали за ненадобностью из-за смены убеждений, — продолжала Мон, когда они шли по коридору. — Но я ведь отца не знала. Так что я понимаю тебя и… не могу понять, как ты всё это выдержал с матерью, но нужно жить дальше и защищаться…

— Знать бы от кого… — горько вздохнул Ал.

— От Штирнера… — прошептала с опаской Моника. — Говорят, он навербовал много сторонников в Швейцарии и готовится к каким-то действиям.

— Помнишь зеленую надпись в гостиной? — спросил задумчиво Альбус. Перед глазами плыла зеленая змея медальона.

— Конечно. Уверена, ее послал Штирнер в гостиную, — тихо сказала Мон. — Ты не узнал, что она означает?

— То, что у темных волшебников есть Круг Тьмы, и его последний член скоро должен появиться, — пожал плечами Альбус, словно они говорили о результатах контрольной по зельям.

— Вот видишь… Это Штирнер… — упавшим голосом продолжала девочка. — Только он один на свете знает тайну этого круга.

Альбус оглянулся. На полу в луже смолы растянулась светловолосая хаффлпаффка Одри Кебль. Рядом стояла толпа хохочущих гриффиндорцев во главе с Джеймсом и его подругой Белиндой. Альбус не сомневался, что их компания решила в очередной раз поразвлечься. Файла Идс бежала с палочкой наперевес, громко крича, что она староста факультета и снимет баллы. Альбус прищурился: теперь он на всякий случай знал такие заклинания, которые позволили бы ему легко отбиться от «гриффиндорской шушеры». В последнее время он перенял богатый лексикон Кэт в отношении «львиного факультета».

Они завернули за угол мимо высокого готического окна. Возле него стояла стояла толпа из смеющихся пятикурсников с Гриффиндора. Двух из них: Филиппа Дорсет и Энтони Бергсона он знал по рассказам Джеймса. Первый был известный буян и оп слухам в первые же дни учебы ударил кого-то стулом по голове. Второй считался известным заводилой: подбивая других на «подвиги» он каким-то образом избежавшим наказания.

— Ну, не все же готовы, отречься от друзей, если они попали на другой факультет… — задумчиво сказала стоявшая рядом с ними девушка с пышными волосами.

— Ничего, у нас отречется махом, — хохотнул Бергсон. — А нет, ночью искупаем в «Aguamenti».

Все трое рассмеялись. Альбус на всякий случай нащупал в кармане форменной жилетки палочку.

— Гляди, змееныши! — рассмеялся Энтони.

— А что это они здесь забыли? — хихикнул Дорсет. — Змееныши вообще-то не ползают на верхние этажи.

В тот же миг Мон согнулась пополам от заклятия. Быстро выхватив палочку, Альбус направил оглушающее проклятие. Он не заметил, попал ли в кого-то, но Дорсет в ярости бросился на него.

Альбус не видел, что его глаза вспыхнули так ярко, что казались красными, а не малахитовыми. Гриффиндорец мчался на него размахивая палочкой. Они обменялись ударами, как вдруг Филипп, с ужасом взглянув на него, отступил. Краснота в его глазах кипела, как адское пламя, полностью затмив собой прежний зеленый цвет. Дорсет, напуганный до смерти, начисто забыл о своем остроумии.

— Если ты ещё хоть раз нападешь на неё, я… — и Ал замолчал, ошеломленный. Его палочка испустила стрелу желтых искр помимо его воли, и искры попали в грудь Дорсету. Он свалился, задыхаясь от нехватки воздуха, схватившись руками за горло. Краснота в глазах Ала блеснула и исчезла, сменившись неподдельным ужасом.

— Что здесь происходит? — раздался резкий голос. Альбус обернулся и с ужасом увидел профессора Уизли, которая как раз шла с завтрака.

Гриффиндорцы показали пальцами на Альбуса, бормоча бессвязные обвинения. Хаффлпаффцы, столпившиеся в коридоре, молча наблюдали за происходящим, не в силах пошевелиться, а райвенкловцы пытались снять проклятье с белокурого мальчика. Слизеринцы казались больше пораженными, чем обрадованными участью своего врага. Профессор Уизли приставила палочку к шее Филиппа, и тот наконец задышал, судорожно заглатывая воздух и всхлипывая.

— Что случилось, мистер Поттер? — спросила профессор трансфигурации.

Ал честно обо всём рассказал, и профессор Уизли кивнула. — Так вы даже не произнесли заклинание? — прищурилась она.

— Нет, — ответил Альбус. — Я даже не знаю этого проклятья.

— Хмм. Ну что ж, к вашему сведению, мистер Поттер, это проклятие называется проклятием удушья и рассматривается как черная магия с точки зрения министерства, — сказала Гермиона Уизли.

Альбус вздрогнул. Сейчас единственной его мыслью было спрятаться, спастись, и сочинить хоть что-то похожее на правда. Он лихорадочно посмотрел на Эрика и Кэт, но те сами стояли, пораженные произошедшим.

— Так, посмотрим… — профессор Уизли внимательно осмотрела племянника, словно что-то прикидывая. — За спровоцированное и явно неумышленное нападение на другого ученика, мистер Поттер, двадцать пять баллов со Слизерина и взыскание. Мистер Дорсет, за провокацию и нападение на мисс Селвин минус пятнадцать баллов с Гриффиндора и взыскание. Уведомления о наказаниях получите завтра утром.

Сердце билось учащенно. Как он мог использовать черную магию, если никогда не изучал ее? Ал в жизни не слышал о проклятье удушья, и вовсе не собирался предпринимать ничего, что угрожало бы жизни Филиппа. Тем не менее, в его способности использовать черную магию было что-то пугающее… что-то ужасное, но с другой стороны довольно приятное. Наиболее жестокая часть сознания Ала представляла, как легко было бы отомстить врагам с помощью черной магии. Альбус отогнал эту мысль, злясь сам на себя.

— Подумай об этом логически, — сказал знакомый противный голос. — Черная магия имеет все преимущества. Ты завоюешь уважение своих сверстников и сможешь отомстить кому пожелаешь. Ты сможешь стать таким могущественным, что весь мир покорится тебе.

— Заткнись! — прошипел Ал. — Просто заткнись! — и это сработало.

На какую-то долю секунды Альбус согласился с голосом, но когда до него дошло, что творится в его сознании, он постарался избавиться от этой мысли.

— Ты не прав, — бормотал он, мчась по коридорам. — Не прав.

Альбус как деревянный пошел к подоконнику, чтобы только побыть одному. Сейчас ему не давали покоя странные мысли. Если бы он был членом круга Света, то сторонники круга Тьмы хотели бы склонить его на свою сторону. Он намного облегчил бы им задачу, если бы сам связался с темной магией. Однако, если он смог применить заклинание, о котором ни разу не слышал, неизвестно, был ли у него выбор?



Следователь аврората проработал в школе недолго. В Валентинов День возникла новая проблема: некий Белинус Финбок, сотрудник Отдела токсических веществ без вести пропал в Уэльсе. После некоторых трудностей следователь Матильда Гримблхок и ее стажер обнаружили Финбока в магловской больнице святого Давида, куда его раненым доставила соседка Сара Фарнем. Как оказалось, свои травмы Финбок получил от нелегальных ингредиентов животного происхождения, которые он использовал для варки зелий. Констанция Пикеринг вновь заявила, что этот инцидент может быть связан с агентурой Штринера. Работу в Хогвартсе свернули, перебросив группу в Уэльс.

Поскольку Финбок учился в Хаффлпаффе, то «барсучки» обсуждали новости о его привлечении к расследованию с негодованием. Старшекурсники кричали в коридорах о том, что Финбок ни в чем не виноват, и его не имели права вызывать на слушания в Министерство. Зато райвенкловцы открыто говорили о том, что Финбок, скорее всего, шпион Штирнера и не исключено, что он-то и подставил несчастного Фоули. Отец Альбуса несколько раз мелькал в «Пророке», разъясняя, что следствие пока устанавливает связи между «Делом Фоули», «делом Финбока» и так называемым «Бедствием».

Пасхальные каникулы начались на день раньше обычного. За завтраком директор Макгонагалл сообщила, что на школу напало много корнуэльских пикси, и потребуется время, чтобы изгнать их из замка. В том же день всех учеников заставили собрать вещей и принудительно направили эксперссом в Лондоном. «Кажется, что война начнется не согдня-завтра», — сказал Альбус друзьям, шагая с черным чемоданом к платформе. Он возвращался домой с грустью: гораздо лучше было бы остаться в Хогвартсе и поработать в библиотеке, несмотря на всех пикси, чем находится в состоянии вялотекущей войны с бесконечной родней Уизли. Впрочем, возможно, и в самом деле лучше было показаться дома сейчас, чтобы не было нареканий, а летом не загнали в Нору.

Однако, едва вернувшись домой, Альбус с удивлением встретил незнакомую женщину с длинными черными кудрями и пронзительными темными глазами. Она была в ярко-красном платье и приветливо улыбнулась мальчику. Альбусу она показалась интересной.

— Привет, Альбус, — раздался веселый голос отца. — Вижу, ты уже познакомился с мисс Ромильдой Вейн?

Альбус медленно кивнул, все еще удивляясь появлению этой женщины в их доме.

— Мисс Вейн — мой друг и коллега по работе, — кивнул отец. — Она погостит у нас на Пасху. К тому же, нам с ней надо решить кое-какие дела, касающиеся Министерства.

— Это не по делу Финбока? — насторожился Альбус.

— А, у вас в школе его обсуждают? — улыбнулся отец. — Да, история не простая. То ли не так варил зелья, то ли его выключили люди Штирнера.

— А его все же посадили или нет? / Ромильда с любопытство и, как показалось Альбусу, чуть ехидно вскинула тонкие брови.

— Пока нет. Но как выздоровеет, Пикеринг скорее всего упечёт его вслед за Фоули, — вздохнул отец.

Его делом занимается Матильда Гримбхок, твоя знакомая, кстати, — кивнул Гарри женщине.

— Хвала Мерлину! Она, хоть и грубиянка, но его покроет, — улыбнулась Ромильда.

— Я никогда не мог понять, — улыбнулся Гарри, — как Матильда к нему относится? Она говорит, что он него воняет зельями…

— Это она так шутит! В душе она его любит, — охотно закивала Ромильда. — Поддержать бы его.

— Мне кажется, мы подружимся, Альбус Северус Поттер, — улыбнулась высокая дама. Сейчас она показалась мальчику очень приветливой.

— Мне тоже так кажется, мисс Вейн, — невзначай бросил Альбус, весело глядя на игравшие по столу солнечные зайчики.

— Тогда идемте ужинать вместе, — добродушно ответил Гарри, поправив домашний серый костюм. Ал с удивлением отметил, что отец, казалось, помолодел: во всяком случае, с лица сошли морщины, появившиеся с началом болезни матери.

Ужин прошел весело. Ромильда любила пошутить, и все время вспоминала школьные истории. Альбус узнал, что дядя Рон съел в школе какие-то «любовные конфеты», от которых совсем потерял голову. Однако большое удивление у Альбуса вызвало поведение Лили. Мальчик не мог понять, почему его сестра постоянно норовила сказать дерзость Ромильде или просто не отвечала на ее вопросы. Дама в ответ только мило улыбалась, хотя Альбусу казалось, что за ее длинными густыми ресницами скрывается какой-то недобрый огонек. Он мелькал только время от времени, словно затаившись в кустах, но мальчик почему-то подумал, что напрасно сестра ведет себя так с этой томной женщиной.

На следующий день Гарри взял с собой на прогулку не только Альбуса, но и Ромильду! Прогулкой это, впрочем, назвать было сложно. Отец всю дорогу разговаривал с мисс Вейн о каких-то делах. Если Альбус просил куда-то сходить или что-то купить, отец устало говорил: «Сходи сам, мы с мисс пообщаться хотим». Или: «Ой, вот тебе деньги — купи сам, а мы посидим». Когда Альбус возвращался, отец с мисс Вейн сидели в кафе, наслаждаясь мороженым, кофе или соком. Они были просто поглощены друг другом.

Вечером снова пошли гулять втроем. Альбус видел, что папу как будто подменили. Вместе они пошли в магазины, выбирать женскую одежду. Папа сказал, что хочет сделать подарок для мисс Вейн. Им, в конце концов, оказались белые босоножки, которые она выбирала целый час, перемеряв огромное количество моделей. Гарри брал в руки ее маленькие ступни и надевал на них босоножки с таким видом, словно ел самый вкусный на свете шоколадный боб. Альбус не понимал, зачем это делал его отец, но чувствовал — в любом конфликте с Ромильдой папа поддержит ее, а не его.

Той ночью Альбус проснулся от доносившего снизу скрипов криков: «Да… Да… Еще… Ого… Вот это да… Еще!» Альбус усмехнулся: снизу была спальня отца. Он не сомневался, что отец с Ромильдой занимались тем же самым, чем Рокси с ее приятелем. При мысли об этом появлялось странное чувство легкого омерзения, сочетавшегося с растущей сладкой истомой в животе: ведь это именно то, что обсуждают в школьных коридорах.

Альбус вспомнил, что осенью он читал об этом в романе про Алиенору Аквитанскую, у которой была еще более развратная сестра Алиса: в пятнадцать лет она соблазнила сенешаля Рауля, которому было почти пятьдесят. Мальчик фыркнул. Определено было бы интересно прочитать сцену с Алисой, если она есть в той книге. Но пока он зажег свечу и достал книгу про Круг Тьмы с превращенной обложкой: часы бессонницы лучше всего было провести с пользой.

Но, прочитав пару страниц, Альбус внезапно почувствовал болезненную тоску. Прошло всего несколько месяцев после смерти мамы. Интересно, будь она жива, отец сделал бы тоже самое с какой-то чужой женщиной? Обида за мать вспыхнула в мальчике с новой силой: эта Ромильда стала важнее отцу, чем его собственные дети.

На следующий день Ромильда испортила отношение к себе окончательно. Как только отец с любовницей вернулись из магазина, Лили быстро подошла к ним.

— Мисс Вейн, вам так идет розовый цвет, — улыбнулась она, но эта ее улыбка, как показалось Алу, была натянутой и ничего хорошего не предвещала.

— Спасибо, — мягко ответила женщина, но было видно, что общество Лили ей не слишком приятно. Тем временем девочка продолжила:

— Вы в нем такая милая, очаровательная… хрюшка.

Джеймс и Альбус синхронно фыркнули, едва сдерживая смех, а дама покраснела от гнева.

— Немедленно извинись перед мисс Вейн. Сегодня ты будешь наказана, — строго сказал Гарри. — Скоро приду, мне нужно в Министерство.

— Ну? — скрестив руки на груди, спросила Вейн как только отец семейства удалился.

— Я все поняла, — Лили опустила глаза.

— Вот и замечательно. Кстати, ты мне не подскажешь, что бывает с юными леди, которые грубят старшим? — поинтересовалась Ромильда.

— Им… они… их наказывают, — прошептала Лили

— Громче, я не слышу!

— Их наказывают.

— Неужели? И как же их наказывают? — прищурилась дама. В ее черных глазах сияло плохо скрываемое торжество.

— Я не знаю…

— Ты не знаешь, как наказывают непослушных девочек? Что же, видимо, нам с тобой придется это изучить, — притворно вздохнула Ромильда.

— Нет! Нет! Не надо! Я знаю. Их… их… шлепают по голой попе!

— Вот это уже лучше. Тебе повезло, что ты так быстро сообразила. А чем их шлепают?

— Рем… — Лили побледнела от ужаса. — Пожалуйста, не надо! Я больше не буду!

— Это понятно, но нужно, чтобы ты усвоила этот урок, — мягко улыбнулась черноволосая женщина.

— Но нас никогда не бьют! — резко заявил Джеймс, заступаясь за сестру, но собеседница не обратила на него никакого внимания.

— Значит, придется, иначе вы станете нам проблемой, — с притворным сочувствием проговорила она. — Ну-ка марш на кровать!

— А если я не пойду? — девочка, подбоченясь, как мать с вызовом посмотрела на женщину.

— Что же, дерзость усилит твое наказание, — Ромильда, пожав плечами, щелкнула пальцами и отбросила девочку на кровать. Затем женщина вышла из спальни. От изумления Лили ойкнула, легла на краешек кровати и стала ждать своей участи.

— Умница, а теперь ложись попой кверху, — весело сказала Ромильда, вернувшись в спальню. Она уже успела вернуться, переодевшись в домашнее оранжевое платье.

Она левитировала из шкафа старый кожаный ремень Гарри и подошла к кровати. Лили от удивления исполнила и это требование. Затем Ромильда заклинанием сняла с девочки джинсы и трусы. Сложив ремень вдвое, она нанесла им удар со всего размаха. Лили почувствовала сильное жжение, но промолчала.

— Хлесть! Хлесть! Хлесть!

Ромильда ритмично и с явным наслаждением наносила удары. Лили уткнулась в подушку, стараясь не кричать. Ей было очень больно, ягодицы уже пульсировали. Хлесть! Хлесть! Женщина нанесла еще десять ударов, а Лили по-прежнему не вскрикнула — она только стонала, уткнувшись в подушку. Ромильде это не понравилось:

— Ты и дальше собираешься играть в молчанку? — спросила дама и нанесла три удара подряд по одному и тому же месту.

Лили отчаянно сжала кулачки, но не издала ни звука. Ромильда окончательно рассердилась.

— Ты хочешь показать, что порка тебя не берет, да? Сейчас посмотрим.

Дама принялась хлестать Лили по бедрам изо всех сил.

— Хлесть! Хлесть! Хлесть! Хлесть! Хлесть!

Лили изогнулась от боли и прикрыла бедра руками.

— Убери руки! Немедленно! Ну, что ж — тебе же хуже. — Ромильда со всей силы нанесла удары по левой и правой руке девочки. Лили взвыла от боли и отдернула руки, как ошпаренная — это было гораздо больнее, чем по попе.

Ромильда, довольная произведенным эффектом, продолжила стегать попу. За несколько минут она нанесла около десяти ударов. Тут Лили прорвало:

— Ай, ой, уй-уй, как бо-о-ольно!!!

— Будешь еще грубить старшим? — спросила Ромильда, продолжая терзать зад девочки. Лили сучила ногами, как сумасшедшая.

— Нет, никогда. Я больше не буду. Ай! Фс-с-с…

Ромильда закончила порку дюжиной обжигающих ударов. Все это время девочка вопила и дергалась.

— Твое наказание закончено. Одевайся и иди в свою комнату. Надеюсь, ты хоть что-то поняла.

— Да, простите меня, мисс Вейн, я буду вежливой.

— Прощаю! — улыбнулась Ромильда, отбросив копну черных волос. — Поживем — увидим.

Лили с трудом поднялась с кровати. Она ревела, как ребенок, которого выпороли первый раз в жизни. Альбус ожидал, что женщина будет скрывать от отца эту экзекуцию, но, как оказалось, ошибся: вечером Ромильда рассказала обо всем Гарри, но тот поблагодарил ее за воспитание дочери.

Джеймс и Ал обменялись удивленными взглядами. За то время, что Ромильда жила в их доме, братья начали холодно разговаривать друг с другом. («Как говорится — общий враг объединяет?» — ехидно подумал Альбус). Но неужели отцу и в самом деле безразлично на дочь? И если он благодарит за то, что бьют девчонку, то мальчишкам следовало ожидать чего-то более жесткого…




Следующий день после Пасхи оказался днем рождения Ромильды. Альбус был очень рад тому, что можно будет куда-то тихонько исчезнуть. Его, откровенно говоря, так и подмывало сбегать в Лютный переулок (или «Дрян-аллею», как ее звали) и поискать какие-то интересные книги по темной магии в магазине у Горбина. К его удивлению отец, однако, был настроен на то, чтобы организовать настоящий праздник. За завтраком именинница надела белое парадное платье, которое, впрочем, очень шло к ее распущенным черным волосам. Утром за завтраком Гарри вручил ей дорогие духи, сказав с улыбкой:

— От всей семьи!

— Ой, ну зачем же так тратиться? — мягко улыбнулась женщина. — Спасибо.

— И лично от меня, — счастливо улыбнулся Гарри, левитировав длинную бежевую коробку, перевязанную розовыми лентами.

Ромильда с интересом открыла ее и тотчас вскрикнула от восторга: там лежали дорогие туфли кремового цвета на высоких каблуках и ремешках — писк последней моды. Альбус рассеянно наблюдал, как счастливо улыбается отец, а затем посмотрел на солнечные лучи за окном. Похоже, отец был полностью очарован своей новой пассией. Ромильда, уже не скрывая своего статуса, подошла к Гарри и на глазах у детей поцеловала его в губы. Лили скривилась и многозначительно посмотрела на Альбуса, а тот саркастически поднял брови.

Праздник, к удивлению Альбуса, оказался пышным: Гарри, похоже, решил сделать своей подруге настоящий подарок. К Поттерам пришло человек семь — в основном знакомые Ромильды и Гарри, включая Гермиону. Рон не смог приехать из-за работы в Министерстве, а Хьюго отправился на каникулы к другу. Зато объявилась Роза, которая фыркнула, едва увидев Альбуса. Она все еще не простила ему поступления на Слизерин. Альбус не удивился, а сразу показал, что едва знает кузину: пусть не думает, что он ищет ее общества.

Первой, впрочем, прибыла не Гермиона, а высокая смуглая женщина в синем платье до колен и черных лодочках. Войдя, она обвела окружающих внимательным взглядом шоколадных глаз. Черные длинные волосы струились по спине аккуратными прядями. Во всем облике гостьи читалось некое сочетание нежности и самоуверенности. Из слов Ромильды Альбус услышал, что ее зовут Парвати.

— Роми… Как я рада, что ты, наконец, обрела свое счастье! — обняла Парвати подругу.

Альбусу она казалась невероятно смуглой. «Индуска?» — подумал он с легкой насмешкой.

— Кто ждет, тот получает! — скромно потупилась Ромильда. Альбус, впрочем, сразу заметил, что между ее ресниц снова затаился странный огонек. Весеннее солнце за окном, весело игравшее в высоком небе, казалось таким же притворно ласковым, грозя грязно-серой тучей.

— Pulsate et apiritur vobis! — патетично продекламировал отец. — Стучите, и вам откроют! — шутливо перевел он, полагая, видимо, что эта Парвати не сильна в латыни.

Альбус изумленно смотрел на отца. С каких пор он стал таким светским, что стал цитировать латынь?

— У детей будет такая милая заботливая мачеха, что им можно будет только позавидовать, — восхитилась «индуска», как уже прозвал ее Ал.

Следом вошла невысокая круглолицая блондинка в горчичном длинном платье. Пшеничные кудри были заплетены в изящный хвост. Она явно разбиралась в спорте и старалась держать форму, о чем свидетельствовала подтянутая стройная фигура. Взгляд больших серых глаз был задорным: незнакомка будто бы призывала веселиться. Ее звали, как оказалось, Демельза.

Следующая гостья пришла в коротком синем платье, жёлтой накидке и в белых туфлях. «Ох и важная! — усмехнулся про Альбус. — Ещё и в круглых очках, которые, впрочем ей отлично шли». Женщина, казалось, в самом деле знала, что она красива, и стремилась ненавязчиво это подчеркнуть. Смоляные кудри доходили до плеч, а на лице сияла лёгкая улыбка. Кареглазую незнакомку звали Кэти. Наверно, Кэтрин, как подумал Альбус.

Кэти пришла не одна, а с мужем. Это был высокий рыжий человек с яркими зелёными глазами. Он явно держал форму, что показывала тонкая фигура. В честь торжества мужчина надел черный костюм с бабочкой. Незнакомец нежно смотрел на жену: он, казалось, боготворил ее! Альбус снова чуть скривился: он никогда не понимал, зачем нужно демонстрировать на людях свои чувства.

— Прошу к столу, — приветливо пригласила именинница, — указав на гостиную.

«Пир должен пройти весьма успешно!» — ехидно заметил про себя Альбус. В последнее время он стал замечать за собой любовь к остротам, хотя и хорошо понимал, что не каждую остроту следует произносить вслух.

Стол в самом деле удивил его своим разнообразием. И разнообразные салаты, и сладости, и пирожки, даже карп. Альбус усмехнулся: он читал, что эта рыба водилась в водах французского короля Филиппа IV Красивого. Ее, правда, некоторое время спустя стащил один жулик… Для взрослых предлагались шампанское и красное вино, а для детей — сок: яблочный — для Джеймса и Розы, апельсиновый — для Альбуса, а виноградный — для Лили. Девочка больше не решалась на открытый конфликт, но при виде торжества Ромильды ей явно было не по себе. В центре стоял подсвечник с витыми розовыми свечами. Разговор, после обмена дежурными тостами, перешел сначала на отъезд Тедди, а затем на политику.

— А расследование? — осторожно спросила Кэтрин, поблескивая очками. Альбусу казалось, что она чувствует себя всегда настороже, словно до конца не доверяет никому.

— Нам удалось выяснить, что руководителем Пожирателей Смерти является Александрина Бэрк, — заметила Гермиона.

— Да, — протянул Гарри. — Ох, помню, пришлось мне двенадцать лет назад иметь дело с этой тварью.

— Ужасная женщина, — покачала головой Гермиона, поддерживая друга. — Не даром, она была девушкой Барти Крауча.

— Папа… А ты мне кота лазиля обещал… — пробормотала вдруг Лили. Гермиона строго посмотрела на племянницу, но Гарри неожиданно улыбнулся.

— Можно и лазиля, — подмигнул он дочери. — Кстати, у тети Гермионы и самой в школе был лазиль.

— Кстати, помню! — рассмеялась Парвати. — Помню, как Рональд боялся за своего мыша.

— Крысу… — машинально поправила Гермиона. Ромильда провела пальцами, и свечи к всеобщему восхищению вспыхнули тусклым матовым огоньком.

— Да, крысу… Конечно, крысу! — обрадовалась Парвати.

— А нельзя ли… змею? — робко спросил Альбус. — Я буду следить за ней.

— Ты же трус, какая тебе змея! — насмешливо улыбнулась Ромильда.

Гости рассмеялись, а Альбус почувствовал, что хотел бы провалиться сквозь землю. Какой-то голос в голове шептал, что за такое унижение ей надо обязательно отомстить. Только сейчас Ал понял, насколько ему отвратительны платье и ужимки этой дамы. Джеймс тоже непривычно молчал, словно не знал, как ему следует вести себя в такой обстановке. «Она должна поплатиться!» — с яростью подумал мальчик, ущипнув край сиденья от стула.

— Пап, а расскажи про Александрину Бэрк, — мягко улыбнулась Лили.

— Думаю, мы можем позволить себе забыть о войне и насладиться праздником, — отозвалась Ромильда. Гости захлопали, увидев, что эльф Кричер как раз принес праздничный торт.

— Ал, подбросишь ей слизней в туфли? — вдруг шепнула Лили брату. — Отец тебя любит, так что они оба ничего тебе не сделают, — тихо проговорила она.

Конечно, в былые времена Альбус бы, пожалуй, задумался о последствиях. Но сейчас, видя довольный смех Ромильды, он испытывал странное отвращение к ее виду. «Поселилась тут… Словно наша!» — думал он, с яростью покусывая губу. Предложение сестры казалось ему в самом деле заманчивым, что он в самом деле представил визг Ромильды. «Может… Решат, что Джеймс…» — осенило его. Ромильда снова закинула ногу на ногу, и Альбусу ужасно захотелось увидеть ее испуг и крики. Так, чтобы с ее лица спали эти счастливые томные опускания ресниц…

Он не помнил, как решился… Ему казалось, что он был в какой-то странной эйфории. Просто во время общего разговора тихонько вышел и прокрался в коридор.Пока гости обсуждали праздничный торт и отходят от танцев его никто не заметит, а там — «не пойман, ни вор». Комната Ромильды была открытой. Нырнув в нее, Альбус с отвращением посмотрел на громадный шкаф, уже до верха забитый ее нарядами. Так, вот они, дорогие маленькие туфли кремового цвета. Альбус понятия не имел, почему они стоят целое состояние. Быстро достав палочку, мальчик направил ее на туфли:

— Harkirvis machev! — прошептал он.

Затем, мгновение спустя, он довольно улыбнулся. Слизни весело копошились в обоих лодочках.

В гостиной, куда вернулся Альбус, между тем продолжался разговор. В центре в старинной кресле сидела Ромильда; напротив нее на диване устроились Кэтрин и Демельза. Гарри с мужем Кэтрин стояли в дверях, а Парвати присела на наколдованный стул. Альбус прислушался. Из обрывков разговора он понял что речь шла не о Штирнере, а о чем-то личном. Кэтрин рассказывала что-то о Германии, а Гермиона Уизли и другие внимательно ее слушали. Заняв наблюдательный пункт у двери, Альбус стал жадно подслушивать.

— …А куда потом подевались эти бароны-волшебники с их жуткими представлениями? — вдруг спросила с интересом Демельза.

— Большинство из них извел Гриндевальд, — пожала плечами Кэтрин. — Некоторые присоединились к нему. А после войны остались только недобитки. Кое-где в горах они, впрочем, живут до сих пор.

— Вот как? И они вдруг воскресли, … — в голосе Парвати читалась смесь интереса и затаенного напряжения, — чтобы примкнуть к Штирнеру.

— Ну не то чтобы воскресли… Хотя да, за семьдесят лет кое-какая поросль успела подрасти. Штирнер начал с того, что заключил соглашение с австрийскими темными магами, предложив им своего рода альянс. Ну, а Австрия всегда была сосредоточением темного бунта, как вы знаете… — грустно закончила Кэтрин.

— Значит, Штирнер начал свой восход…- отметила Гермиона.

— Со школы… — завершила с усмешкой Кэтрин. — Несчастный ушастый ребенок, страдающий от бедности. Мечтающий только об одном: как ему «урыть» тех, кого он считал сильными… Вы никогда не думали, отчего Штирнер до полоумия ненавидит маленькие государства и народы?

— Нет, но я думала… — в голосе Гермионы Уизли послышались нотки удивления.

— А потому что это он! — всплеснула руками Демельза. — Это он и есть — маленький, бедный и никем не любимый. Матушка обычно использовала в детстве и ремень, и розгу для воспитания.

— Тогда… Он должен был бы их любить и защищать? — в голосе Парвати нарастал интерес.

Кэтрин покачала головой.

— О, нет, ты совсем его не понимаешь… Он мог спать по три часа в сутки и работать остальное время без перерыва. Его влекли честолюбие и ненависть — жажда сокрушить тех, кто сильнее. Те, кто не способен также мобилизоваться, как и он, ради могущества, достойны для Штирнера только презрения. Как смеет маленький народ, не ставший великой державой, иметь свое мнение, да еще и принципиальную позицию? Для Штирнера он достоин только порки. И ничего больше.

— А как вы узнали, что его машина или как ее… находится именно в Марбурге? — спросила Гермиона.

— Нет ничего проще… — грустно усмехнулась Кэтрин. — Именно в Марбурге покойная матушка фрау Эльза сообщила ему, что он никогда не станет изобретателем, а она устала кормить нахлебника, который только медитирует. И ты, Гермиона, сомневаешься, ГДЕ он мог поставить машину?

— Самоутвердиться… — Гермиона Уизли поставила на стол белую чашечку.

— Не совсем… Скорее отомстить… — задумалась Демельза. — Отомстить жизни за то унижение. Отомстить этому дню в конце концов. Поймите, он — гений, невероятно помешанный на своем прошлом. На своих обидах.

— А что побуждает его быть таким безумным националистом? — спросила с нарастающим интересом Гермиона Уизли.

Кэтрин вздохнула.

— Это очень просто. Если народ в какой-то стране живет успешнее и богаче, чем в Австрии, значит, они смеют быть умнее и богаче самого Освальда Штирнера. А это, как вы все легко можете понять, не допустимо.

— Он похож на большого ребенка, который получил жуткое оружие… — покачала головой Гермиона. — Теперь я уверена, он нам непременно отомстит.

— Это уж, будьте покойны: отомстит обязательно… Но меня волнует другое. Штирнер утверждает, что его цель — найти и воспитать будущего члена Круга Тьмы, тринадцатого члена…

— Поэтому он и послал сообщение «Круг завершен»? — Свечи разгорелись ярче, напоминая, что вечер начинал приближаться.

— Разумеется. И он ищет Темного Наследника… И, возможно, держит в школе союзников. В конце концов, где было сообщение? — принялась за рассуждения Кэтрин.

— В гостиной Слизерина, — заметила Гермиона.

— Не мог ведь Штирнер быть в гостиной Слизерина, правда? Логичнее поручить это кому-то. Этот человек явно был в гостиной. Не будет же лететь послание само по себе от Штирнера до школы, правда?

— Но ведь это только легенды… — Гермиона встала с кресла и быстро пошла к окну.

— Штирнер, поверьте, воспринимает их серьезно.

«Вдруг это буду я? — вдруг осенило Альбуса. — Я… тот, кто должен будет одолеть Штирнера?» Мальчик оглянулся, на одиноко висящие в коридоре картины, но тотчас покачал головой. Едва ли он, ребенок, имел какой-то шанс победить могущественного темного волшебника. Впрочем, его отец, начиная с одиннадцати лет, каким-то образом побеждал Лорда Волдеморта. Конечно, но все же ему помогали, да и он сам был членом Круга Света… Но…


Альбус задумался. Мог ли он сам оказаться членом этого круга? Оглянувшись, он осторожно пошел пешком вниз. Сейчас он практически забыл свою выходку с Ромильдой.



— Этого гаденыша надо наказать, — сухо сказала Ромильда. — Для его же блага. Иначе он вырастет свиньей.

— Пожалуй, ты права, дорогая, он заслужил ремня, — вздохнул Гарри.

Он как раз проверил сына легилименцией и выяснил, что именно Альбус решил испортить мисс Вейн праздник. Гости разошлись полчаса назад, и Ромильда обнаружила детскую пакость. Вопреки надеждам Ала женщина отнюдь не стала кричать, а быстро предприняла меры. Только за ужином она внимательно смотрела на детей, на что Ал не обратил внимания. «Неужели сегодня не заметит?» — думал он с легким разочарованием. Лили тоже сопела, явно ожидая ошибки ненавистной мачехи и грустя о того, что она не наступила.

— Лучше розги за такое… Дорогой, в этом нет ничего страшного, — проворковала Ромильда, глядя на Гарри. — Я тоже знала отцовский ремень. Ты рос в тяжелых условиях у тетки. Разве мы с тобой выросли плохими людьми?

— Я думал, что никогда не буду бить детей, — вздохнул Гарри. Глаза немного потухли, словно он сам убеждал себя сделать нечто неприятное

— И ты видишь результат, — хлопнула она длинными черными ресницами. — Твои дети стали превращаться в наглецов и зажравшихся хамов. Не может быть только пряник: нужен иногда и кнут. Поверь, женщины понимают в воспитании детей куда больше мужчин!

Она подошла и нежно погладила смуглой рукой щеку Гарри.

— Ты, видимо, права, дорогая… — вздохнул он. — Тогда… — замялся Гарри. — Можно наколдовать летающие розги…

— Не волнуйся, дорогой… Я сама займусь его воспитанием. Ради тебя, — улыбнулась женщина.

Вечером после ужина Гарри и Ромильда отвели Лили и Альбуса в комнату, где мокли длинные розги в большом ведре. Отец был в домашнем костюме горчичного цвета с синей «бабочкой». Ромильда — в коротком бордовом платье чуть выше колен. Глядя на нее Альбус почувствовал легкий страх: отец, похоже был и впрямь на ее стороне.

— Нам надоело ваше шалопайство, теперь придется взяться за ваше воспитание, — сказал Гарри, обращаясь к детям. Его голос звучал неровно, словно он сам не знал как взяться за дело.

— Еще одно наказание? — ужаснулась Лили, взглянув на розги, но замолчала под холодным взглядом отца.

«Черт побери», — мысленно заключил Альбус.

Тем временем Ромильда взяла розгу в руку и поиграла ей. Сейчас она послал Альбусу красивую улыбку: «Пора, мол!» Мальчик вздрогнул. Неужели его будет пороть женщина? Это же позор!

— Папа, может меня накажешь ты? Ну, пожалуйста…

— Нет, я не могу… Альбус, ты виноват перед мисс Вейн. Ей решать вопрос о твоем наказании. Но ты можешь попросить прощения у Ромильды.

Мальчик покачал головой.

— Я не буду перед ней извиниться, — сказал Альбус. — И вообще, мне кажется, я уже слишком большой для порки…

Он попытался усмехнуться, но не смог. Резкая боль обожгла ему ухо. Два тонких женских пальца до боли вывернули его, а острый ноготь вонзился в ушную раковину.

— Да? А мне кажется по-другому… — сказала Ромильда, тяня его ухо. Альбус вскрикнул: впервые в жизни он чувствовал такую боль.

— Альбус, извинись перед мисс Вейн! — строго поморщился отец.

— Дорогой, мы поговорим сами, — улыбнулась Ромильда любовнику.

— Хорошо, дорогая, — ответил Гарри и пошел к выходу. Альбус почувствовал, как сердце сковывает холод. Неужели его в самом деле посмеют сечь розгами?

— Папа! — крикнул он, рванувшись вперед. — Па — а — а… — он не договорил: острая боль пронзила ухо сильнее.

— Вот видишь, дорогой, стоило взять его за ухо, и он вспомнил, что к тебе надо обращаться «папа», а не «ты», — пропела Ромильда.

— Похоже, ты права, дорогая… — Гарри с удовольствием осмотрел длинные голые ноги Ромильды. — Порка ему не повредит!

— Что же, займемся твоим воспитанием, — улыбнулась Ромильда, когда Гарри вышел из комнаты. Альбусу показалось, что она ликует, словно амазонка, победившая врага.

— Вы станете меня пороть? — недоверчиво спросил Альбус. Ухо нещадно горело, словно после ожога. Он все еще не мог поверить в реальность происходящего и с отвращением смотрел на голые ноги мисс Вейн, стоящие рядом с ведром розг.

— А что в тебе такого? — спросила женщина. — Ты думаешь, что ты особенный, потому что у тебя отличные отметки? Но ты просто обычный наглец. Раздевайся!

— Что? — Альбус все еще не верил в реальность происходящего

— А ты подумал, я тебя по штанам пороть буду? — усмехнулась Ромильда. — Нет, ты получишь настоящую порку по голой попе, о которой еще нескоро забудешь.

— А если я не буду раздеваться? — спросил с вызовом мальчик.

— Дело твое, — усмехнулась Ромильда и, достав палочку, направила на него. Через минуту брюки слетели с мальчика и аккуратно приземлилась на спинку стула, а он сам упал на пол. — В ближайшее время они тебе не понадобятся.

Быстро подойдя к мальчику, женщина перевернула его и ловким взмахом руки сорвала с него трусы. Затем заклинанием связала руки. Альбус попытался дернулся, но неожиданно сильные бедра женщины зажали ему шею, как в стальные тиски. Только сейчас он заметил, что для его наказания Ромильда надела те самые новые туфли, в которые он подбросил слизней. «В назидание», — со страхом и ненавистью подумал мальчик.

Довольная Ромильда тем временем подвинула пальцами ведро с розгами. Затем она зачерпнула ковш рассола и обильно оросила попу Альбуса.

— Как же я сейчас тебя высеку, — презрительно молвила дама, — век будешь знать!

И тут первая розга со свистом рассекла воздух и больно укусила Альбуса. Секомый дико вскричал, но женщина немедленно стегнула снова. Мальчик заголосил, но порка только началась. Нежная Ромильда, как оказалось, секла мастерски. Размахиваясь, она наносила длинный красный узор, словно художница. Ее короткое платье шуршало и колыхалось, задевая своей легкой тканью кожу Альбуса.

«Швах! Швах! Швах!» — рассекала она воздух розгами.

Альбус вопил все сильнее. Впервые в жизни он чувствовал настоящую лютую боль. Но Ромильда была неумолима и продолжала безжалостно пороть. Каждая розга жестоко впивалась в попу, просекая кожу, оставляя длинный красный след.

«Чук, чуки-чук!» — вызывающе свистели розги.

Альбус почувствовал, как слезы покатились по щекам, но ничего не мог сделать. Он уже охрип от крика.

— Хва-а-атит, айи-и-и, о-о-о-ой, умоляю, — визжал он сквозь слезы.

— Хватит? Это ты мне будешь указывать? Здесь я говорю, когда хватит!

У Ромильды открылось второе дыхание, и она принялась наносить особенно болезненные удары по старым шрамам. Альбус постоянно сжимал ягодицы перед каждым ударом, что еще больше увеличивало боль.

«Швах! Швах! Швах!»

— Не-е-е-ет, а-а-а-у-у-у-у, бо-о-о-ольно, я-я-я-я-я…

Слова Альбуса становилось все сложнее разобрать сквозь слезы, катившиеся градом по щекам.

— Поплачь, поплачь — это полезно. Я из тебя выбью всю дурь. Ты у меня научишься отвечать за свои поступки, — холодно говорила смуглая дама, протянув руку за новым пучком.

«Чуки-чуки, чуки-чук!» — снова засвистели розги, жаля мальчика, словно змеи.

— Будешь просить прощения? Будешь? — приговаривала женщина.

Швах! Швах! Швах!

Альбус, наверное никогда не испытывала такой дикой боли. Его попа горела, а новые удары отдавали резкой болью.

— Оа-а-а-йи-и!

— Не слышу извинений, — спокойно сказала Ромильда.

«Чуки-чуки! Чуки-чуки!» — пели розги в ее нежных руках. Теперь она секла то место, где ягодицы переходят в ноги. Альбус видел перед собой кремовую туфлю женщины с острым мыском и понял, что готов на все, чтобы прекратить эту терзавшую его боль.

— Не буду, я больше не буду, никогда не буду!

— Не слышу извинений! — усмехнулась дама, продолжая наносит удары.

— Я… Сожалее… — Он проглотил слово на половине. Боль от розги и соли сливалось, а одно большое марево.

— Не «сожалею», а «простите меня, пожалуйста, мисс Вейн»… — сказала женщина.

«Швах! Швах! Швах!» — продолжали свистеть розги. Альбус уже голосил во все горло, думая о том, что эти проклятые слизни в туфлях мучительницы не стоят и сотой доли его страданий.

— Простите меня, мисс Вейн! — заголосил Альбус. Сейчас ему хотелось, чтобы этот ад скорее прекратился. Лицо было настолько залито слезами, что он уже не мог ни о чём в думать.

— Это мы еще посмотрим! Это мы еще подумаем! — усмехнулась Ромильда. — Сейчас ты должен усвоить урок.

«Чуки-чуки, чуки-чуки!» — снова запели розги. Альбус лишь голосил, вопя о прощении.

— Швах! — Теперь ты у меня будешь получать порку за каждую провинность. — швах! Швах! — Это сделает из тебя. — Швах! — Воспитанного мальчика. — Швах! — Совсем от рук отбились.

— Простите… Простите… О-о-о-ой-йе-е-е! — Альбус издавал уже животные звуки.

Ромильда, наконец, остановилась и критически осмотрела результаты своей работы

— Твое наказание окончено.

У Альбуса внутри все сжалось — неужели она продолжит его пороть?! Он зарыдал.

— Мисс, пожалуйста, я больше не выдержу-у-у!

— Вставай, — неожиданно сказала Ромильда. — Живо встань в угол, лицом к стене.

Едва женщина ушла, как дверь отворилась. Альбус чертыхнулся: в дверном проёме показалась рыжая голова Джеймса.

— Что, выпороли, змеёныш? — довольно протянул он.

Альбус не знал, что ответить. Ему ужасно не хотелось показать слабину перед ненавистным братом, но и сопротивляться он сейчас не мог.

— Больно, да? Змеёныш? — с притворной лаской спросил Джеймс.

— Пошёл вон… — процедил сквозь зубы Альбус, глядя на зелёный ковёр с чёрными узорами.

— Тебя, змеееныш, надо через день драть! — изгалялась взлохмаченная рыжая голова.

— А тебя каждый. Как тётя Гермиона, — с ненавистью выплюнул Ал.

— Но, но, змеёныш, поаккуратней, — в глазах Джеймса мелькнула ярость. — Aguamenti! — бросил он.

Альбус чертыхнулся. Холодная вода показалось ужасающе противной. Джеймс громко захохотал и захлопнул дверь.

— Не впади тут в спячку, аспид! — захохотал он.

Едва сдерживая слезы, Альбус глубоко вздохнул. Сверху над ним отчаянно скрипел матрас: похоже, его отец с пассией резвились безо всякого удержу.

«Уж лучше бы победил Волдеморт!» — подумал с ненавистью Альбус.