Глава 13. Привычное и не совсем

Раздался стук в дверь. Кого там еще принесло?

– Профессор, разрешите?

Отбросив в сторону перо, я исподлобья глянул на Филча.

Всю неделю он неоднократно являлся ко мне в кабинет и докладывал о мелких пакостях, которые строили друг другу студенты. Вот и на этот раз притащился отрапортовать об очередном безобразии.

Так, словно я до сих пор директор. Хотя, в общем-то, Филч всегда сообщал мне обо всем, что творится в школе.

– Вы заняты? Может, я тогда попозже зайду?

– Да заходите, Филч, ради всего святого!

Завхоз, бубня себе под нос, прикрыл дверь.

– Ну что там у вас? – осведомился я, стараясь поскорее отделаться от надоедливого старика.

Весь прошедший год он с большим воодушевлением – я бы сказал, с восторгом – выполнял мои указы. Единственным минусом было то, что Филч решил, будто я собираюсь поддерживать абсолютно все его инициативы. В конце концов, просьбы выкинуть из школы Пивза стали сниться мне по ночам.

Разумеется, когда удавалось заснуть.

– Не далее как вчера вечером я поймал после отбоя двух гриффиндорцев, – произнес завхоз, в предвкушении потирая руки.

– Ну, это не моя забота, – хмыкнул я. – Дальше.

– Так… – Филч явно был озадачен. Почесав подбородок, он проворчал: – И это на первой рабочей неделе! Разве не нужно назначить им наказание? Чтобы другим неповадно было.

Придвигая к себе очередную стопку работ, я холодно заметил:

– Не понимаю, почему с этим вопросом вы обратились ко мне.

– Я надеялся, что вы посодействуете и назначите взыскание, профессор. Я обращался к их декану, но это, как бы сказать…

– Если глава факультета не счел нужным назначить наказание, то я ничего не могу сделать.

Он недовольно смолк, но затем продолжил:

– А сегодня утром произошла потасовка возле кабинета истории магии. Но никто не пострадал, – с изумлением я различил на лице Филча огорчение по этому поводу. – Потом, перед обедом, кто-то подкинул навозную бомбу в сумку вашего студента со второго курса. Не помню, как его зовут. Кажется, Хьюз.

– Вот как? – от злости у меня задрожали кончики пальцев. – Известно ли, кто был виновником?

– Нет, – развел руками Филч. – Не исключаю, что мальчишка врет и никто не подсовывал ему бомбу. Вполне возможно, он носил ее с собой, и при неаккуратном обращении повредилась оболочка.

– Чушь! – взорвался я. – Мой студент не станет носить с собой навозную бомбу. Зарубите это себе на носу, Филч!

– Хорошо-хорошо, – заволновался старик. На мгновение он замялся, но потом продолжил: – Я еще только хотел добавить, что на пятом этаже во всех аудиториях столы перевернуты ножками вверх. Как пить дать, это Пивз.

От звука его голоса тут же сдавило виски. На секунду я прикрыл глаза, пытаясь призвать все свое самообладание.

Началось.



Первое полноценное учительское собрание было назначено на субботу.

По обыкновению я уселся в угол потемнее, чтобы не раздражать нервы неприятным полуденным светом.

Минерва, сжимая спинку своего кресла, дождалась, пока опоздавшая Трелони усядется на место, и открыла собрание весьма многообещающей фразой:

– Вот мы и в сборе. Приступим к обсуждению успехов наших студентов за истекшую неделю, – Макгонагалл приветливо улыбнулась. – Синистра, прошу.

Скука смертная. Зачем, спрашивается, обсуждать успехи? Да и о каких достижениях учеников можно говорить по прошествии такого маленького срока?

Вот о неудачах гриффиндорцев я бы с превеликим удовольствием побеседовал.

Почти не прислушиваясь к происходящему, я отрешенно наблюдал за четой Уизли.

Невооруженным глазом видно, что они не в своей тарелке и поэтому скромно молчат, с любопытством поглядывая на учителей. Как я понимаю старшего Уизли! Сам первое время не мог привыкнуть к подобным посиделкам со своими бывшими преподавателями.

Итак, что здесь делают молодые люди, когда им впору заниматься своей личной жизнью?

Самый верный ответ, в равной степени относящийся и ко мне: так получилось. В самом деле, просто так вышло, что все мы оказались здесь.

Возможно, в школе находят приют те, кто не видит себя в реальной жизни. Несомненно, это должно временами навевать тоску и уныние. Со мной часто такое происходит, особенно по вечерам.

Ну ладно я. На мне давно поставлен жирный крест. Почему они? За что погиб именно Фред Уизли? Кто бы что ни говорил, но я помню о каждом ученике, хоть чего-то стоящем, с какого бы факультета он ни был. Пускай близнецы были лоботрясами, но они выросли достойными людьми. Фред и Джордж могли бы и дальше продавать свои странные изобретения тем, кому они нравились. Как-никак, для создания тех поделок, что были в их магазине, необходимы талант и усидчивость, как бы глупо это ни прозвучало. Признаюсь, я тоже подчас находил шутки гриффиндорцев остроумными и не лишенными смысла. И если их старший брат выглядит сейчас таким подавленным, то мне страшно представить, что стало с осиротевшим близнецом.

И я являюсь причиной их страданий.

Голос директора вывел меня из состояния транса.

– Также была назначена отработка по зельям для третьекурсников с Гриффиндора. Билл, – мягко произнесла Макгонагалл, – вы узнавали, в чем дело?

А Минерва хороша: не может теперь всюду заступаться за свой родной факультет, так других провоцирует. Не скрывая своего интереса, я вместе со всеми уставился на Уизли. Тот без тени смущения выдержал всеобщее внимание.

– Нет, директор, – с деланным равнодушием произнес он. – Я не собираюсь ничего выяснять с профессором Снейпом.

Я пренебрежительно оглядел его, но внутри появилось неприятное ощущение. Лучше бы он накричал или обозвал меня ослом, никчемным учителем, убийцей. Только бы не держал все это в себе.

Минерва кивнула Уизли, показывая тем самым особое понимание с ее стороны. Мне оставалось только сделать вид, что я не заметил этой молчаливой поддержки.

– Тогда, Северус, – Макгонагалл сдвинула очки на кончик носа. – Может, вы сами скажете, почему назначили отработку?

– И еще мне хотелось бы знать, за что было снято двадцать баллов с семикурсников в среду, – пропыхтел Флитвик.

Учителя покачали головами, выказывая единодушное неодобрение. Ну, как всегда. Вот тут уж я не сдам своих позиций. Да что они понимают? Подозревают, что я беспричинно наказываю мелких болванов. У самих творится беспредел на уроках, и они хотят, чтобы я переносил такое же отношение студентов к своему предмету?!

– Мистер Роули и мисс Норман вели громкий разговор, не относящийся к теме урока. По-моему, лишние часы работы будут достойным наказанием. И такое не повторится впредь. Что касается семикурсников… – преподаватели, видимо, готовясь к тому, чтобы спорить, подались вперед. Я криво улыбнулся им. – Мне всегда казалось, что к выпускному курсу каждый студент, даже в Рейвенкло, – Флитвик нахмурился, – обязан научиться следить за своим рабочим местом. Я в чем-то ошибаюсь? – обратился я к Макгонагалл.

– Не ошибаетесь! Но не двадцать же баллов за неубранный стол! Помилуйте, Северус!

– Они же не подрались. Не поранили друг друга, – поддакнул Флитвик.

– А могли бы. Аккуратность в приготовлении зелий еще никто не отменял, – снисходительно объяснил я. – Мне кажется, за все время моего преподавания в Хогвартсе я повторял это сотни, а может, и тысячи раз. Позвольте мне и впредь самому судить о том, насколько это важно на моих уроках.

– Только не думайте, что и я буду вам потакать, – категорично заявила директор. – Десять баллов еще куда ни шло, но не больше.

– Помнится, в прошлом году вы с одного слизеринца сняли сорок баллов, – заметил я. – Причем совершенно необъективно.

– Право, это уже выходит за всякие рамки, – не глядя на меня, проговорила Минерва. – Незаслуженно в нашей школе баллы снимаете только вы, Северус.

Вкладывая как можно больше яда в свои слова, я проронил:

– Во всяком случае, я не делаю это выборочно.

Макгонагалл попыталась оставить последнее слово за собой, да только выставила себя круглой идиоткой. Я испытал злорадное удовлетворение, услышав, как она якобы незаметно сменила тему.

Примерно через час я уже готов был лопнуть от злости. Честное слово, лучше бы остался в подземельях и использовал это время для продолжения своих экспериментов. Или для проверки работ.

Не знаю, что меня подталкивает задавать горы домашних заданий. Может, надежда на то, что студенты начнут учиться прилежней? Только это учеников нисколько не подстегивает, и огромное количество стоящей информации, которую я предлагаю использовать для написания эссе, проходит мимо их внимания. А разбирать небрежные каракули приходится все равно мне. В общем, замкнутый круг.

Трелони, которая явно находилась в другом измерении последние минут двадцать, вдруг протянула ко мне руку и, используя мистические нотки в голосе, выдала свою обычную байку:

– Вам грозит опасность. Поверьте, серьезная опасность.

– Еще бы, – с нежностью протянул я. – У меня вот-вот лопнут барабанные перепонки.

– А я все жду, когда вы удостоите нас своим вниманием, дорогая Сивилла, – недовольно покачав головой, встряла директор. – Признаться, вы удивили меня: вы никогда не предсказывали ничего своим коллегам. Все только ученикам… – Макгонагалл позволила себе крохотную улыбочку. – Мы бы обязательно послушали вас, но, к сожалению, всех нас ждут свои дела.

Предсказательница оскорбленно скрестила руки, не обратив внимания, что некоторые из ее многочисленных шалей сползли на пол. Вектор закашлялась, как мне показалось, скрывая смех. Даже лица супругов Уизли повеселели.

С остервенением я вцепился в ручки кресла. Предсказательница посмела выставить меня в таком смешном виде! Даже она! Чего мне тогда ждать от других учителей? Идиотка. Ничего, я заставлю ее поплатиться за то, что перестала меня бояться.

И Минерва тоже устроила шоу, чтобы все вдоволь насмеялись. Очень весело, ничего не скажешь.

Макгонагалл сурово оглядела преподавательский состав и произнесла на повышенных тонах, возвращая нас к насущному:

– Напоследок я хотела сказать, что собираюсь организовать большее количество выходных в Хогсмиде, чем обычно.

Последнее высказывание я пропустил мимо ушей, все еще пытаясь призвать себя к спокойствию и не зацикливаться на пустяках.

Филиус и Синистра вяло закивали. Должно быть, заседание вгоняло их в сон.

Всей кожей я ощутил пронизывающий взгляд портрета. Даже пришлось отвлечься от перечисления всех возможных проклятий в адрес Трелони.

Проигнорировать портрет, конечно, было проще, чем человека, но…

Ладно. Так и быть. Подходящий момент, чтобы сдержать данное Альбусу обещание, пусть и противоречащее всем моим принципам.

– Дополнительный отдых для студентов? – произнес я из своего угла бесцветным голосом, но довольно громко. – Чудесная идея. Может, и для нас что-нибудь придумаете?

Прошло пару секунд, прежде чем с лица Макгонагалл исчезло напряжение. Она явно ожидала подвоха.

Учителя еще с подозрением косились на меня.

– Я подумаю об этом, Северус, – помедлив, ответила Макгонагалл.

Вот теперь и Минерва выглядит нелепо. Я тут же почувствовал, что душевное равновесие возвращается ко мне.

– И вправду, замечательное предложение, – поддакнула опешившая Спраут.

Учителя согласно зашумели, хотя, если судить по выражению лиц, они скорее повиновались стадному чувству, чем действительно были рады. Но представление, которое я учинил, определенно им понравилось.

Директор еще не до конца отошла, но была довольна собой и, хвала небесам, закрыла собрание. Коллеги не спеша поднимались из своих кресел, потихоньку обсуждая услышанное и увиденное. Я же взглянул на портрет Дамблдора.

На большее я не способен, Альбус. Ведь это можно было счесть за поддержку с моей стороны?

А пресмыкаться перед Минервой не стану.

Ответом были озорные искры, заплясавшие в глазах Дамблдора. И у меня на душе тут же потеплело.



После очередного урока у семикурсников я в задумчивости брел к своему кабинету из учительской.

Занятие вышло не таким уж плохим, как можно было ожидать. И это обрадовало меня. Сперва. Но затем я, решив следовать старым привычкам и усиленно делать вид, что все как прежде, отправился в учительскую.

Дамблдор почему-то любил, чтобы преподаватели собирались вместе и обсуждали школьные вопросы. Ему казалось, что если мы будем своевременно рассказывать о каких-то проблемах тех или иных учеников, то все конфликты уладятся сами собой. Я, естественно, в этом балагане участвовал редко, хотя не раз другие преподаватели пытались влезть во внутреслизеринские дела.

Итак, в учительской было слишком людно. В результате мне это надоело, и я уже собирался уходить, но тут неожиданно Спраут во всеуслышание осведомилась, был ли у меня только что урок у седьмого курса. Я ограничился небрежным кивком, но, к несчастью, уловил любопытные взгляды, которыми меня наградили окружающие. На несколько мгновений установилась неловкая тишина. Стараясь сосредоточиться на заполнении журнала, я еще довольно долго ощущал себя словно на сцене. И выждав достаточное время, чтобы не показывать, насколько выбит из колеи, вышел.

Феноменальный интерес. Особенно от коллег, которые никогда не спрашивали о том, как я веду занятия, если не были сняты баллы с их факультетов. Попадись мне сейчас Поттер, я бы с него кожу живьем содрал. Господи, зачем он проговорился о моем участии в войне в целом и в его, Поттера, судьбе в частности? И когда этот несносный гриффиндорец научится держать язык за зубами?! Всегда стоит говорить только о том, чего требуют обстоятельства!

Эйфория, которую я ощущал после памятного разговора с Альбусом, быстро улетучилась. О многом из того, что он поведал, я догадывался сам уже довольно давно. Намного существенней было исчезновение недосказанности между нами. На лице появилась грустная улыбка: жаль, это произошло уже после его смерти. Да, Дамблдор рассказал обо всем, но теперь я не был единственным в школе человеком, который посвящен в тайны бесчисленных спасений Поттера от Темного Лорда. А стоило ради этого выжить и терпеть тупые вопросы Спраут? И что на самом деле это было? Жалость? Или банальная жажда потом вдоволь посплетничать за моей спиной?

Только смысл сплетни заключался в том, что у Северуса Снейпа, оказывается, тоже есть сердце. И это вызывало у меня желание запереться в подземельях и не выходить оттуда. Никогда.

К моему величайшему сожалению, мальчишка так и не встретился на пути, но на втором этаже я увидел бежавшую ко мне Паркинсон. Заметив волнение на ее лице, я тут же внутренне собрался. Неужели случилось то, чего я так опасался?

– Сэр! – девушка остановилась возле меня и немного перевела дыхание. – Как здорово, что я вас нашла.

– Что-нибудь серьезное? – я изо всех сил старался не выдать своего волнения.

Мимо проходила компания рейвенкловцев, и Паркинсон понизила голос:

– Трудно сказать. Вы ведь помните, я вам рассказывала, что в понедельник первокурсника Митчела заперли в туалете и наложили Силенцио?

О выходке двух студентов из Гриффиндора я бы при всем желании не смог забыть. Они уже два дня кряду оставались у меня на отработках.

– Сэр, старший брат Митчела с третьего курса, видимо, решил отомстить и пригласил своих приятелей поучаствовать. Еще со вчерашнего вечера я заметила, что они что-то замышляют.

– Избавьте меня от лирики, мисс Паркинсон.

Студентка кинула на меня гневный взгляд.

Вот как, значит? Староста Слизерина – и не держит себя в руках даже в присутствии своего декана? Я приподнял бровь, и на ее скулах выступил легкий румянец.

– Они поджидали тех гриффиндорцев недалеко от портрета Полной дамы.

На секунду я прикрыл глаза, потому что от гнева впору было ослепнуть.

Малолетние бестолочи!

– А там пятый курс возвращался с прорицаний… – староста безнадежно махнула рукой. – В общем, Митчел и его друзья выглядят неважно. Один без сознания, у другого, кажется, проломлена голова. Может, от удара о стену, а может, кто из гриффиндорцев додумался еще подойти и избить.

– И вы сразу не сказали мне, что есть пострадавшие? – я чуть не сорвался с места: – Вы в своем уме?!

– Мы о них позаботились, сэр, – с обидой возразила Панси. – Остальным же я велела никуда не уходить оттуда.

– Где они? Видите меня.

На ходу Паркинсон торопливо добавила:

– Того, что не пришел в себя, Блейз понес в Больничное крыло. И Шакпи, тот, которому голову проломили, пошел с Блейзом. Он вроде как еще может ногами передвигать.

Правильно. Пусть Помфри вылечит его, а я потом зайду и как следует выясню, где он потерял свои мозги!

– А виновники? Ушли?

– Мы с Блейзом их остановили, – помедлив, ответила девушка.

– Остановили? – ехидно протянул я.

Паркинсон с досадой ответила:

– Но вы же не станете снимать баллы за то, что я использовала Петрификус Тоталус в коридоре? Нужно было их задержать!

– В данных обстоятельствах нет, – я выдавил из себя натужную улыбку. – И пойдемте быстрее, возможно, с них уже спали чары или кто-нибудь из друзей снял их.

Признаюсь, я ожидал, что гриффиндорцы начнут отыгрываться на Слизерине. Мелкие гадости, которые подстраивали студентам моего факультета с начала учебного года, ни о чем не говорили. Как ни прискорбно это осознавать, но такое положение дел было нормой. Чаще всего слизеринцы вели себя умно: сразу обращались ко мне, а внутренние конфликты улаживали сами, справедливо и согласно правилам. С самого первого дня в Хогвартсе я заставлял детей следовать школьному уставу. Чтобы не возникало таких удручающих ситуаций, как сегодня. И, боюсь, это только начало.

На сей раз, конечно, и слизеринцы отличились, но чтобы пятикурсники напали на третий курс… Они бы точно не заметили, что искалечили кого-то. Мне ли не знать о подобных вещах. И это еще неизвестно, что с Шакпи. Остается только надеяться, что он быстро поправится, что мозг не задет… По телу пробежал холодок: а что, если даже мои знания о зельях и восстанавливающих заклинаниях не помогут? Ведь травмы головы подчас бывают непоправимы.

В коридоре, где все и произошло, не было никого, кроме моих слизеринцев и пятикурсников с львиного факультета. Я едва взглянул на своих студентов. Пусть помучаются ожиданием.

Предчувствуя скорую расправу над проклятыми гриффиндорцами, я вынул палочку:

– Фините.

Эти олухи закрутили головами, большинство, увидев меня, испуганно вжали головы в плечи, но на лицах двоих я различил весьма наглую гордость за свой поступок и осклабился:

– Поверьте, вам несказанно повезло, что наказание назначит ваш декан.

– Они собирались напасть на своих сокурсников, – проблеяли они.

– Напомните, сколько лет вам и сколько им?

Повисло тяжелое молчание. Так я и знал, что эти олухи не подумали о последствиях.

– Молчите, значит, — все, мое терпение лопнуло. – Тогда я сам, пожалуй, назначу вам ежедневные отработки в моем кабинете в течение месяца. Думаю, ваш декан со мной согласится.

И пусть Уизли только попробует слово мне возразить, прибавил я про себя.

– А знаете, – выпятив грудь колесом, нагло выступил вперед самый мерзкий отморозок из гриффиндорцев. – С нас никто много баллов не снимет за то, что поставили этих вот на место, – он смерил третьекурсников взглядом, полным омерзения.

Но мои студенты повели себя достойно, и только гордо поднятая голова и дрожащие от волнения губы говорили о том, что угрозы были услышаны.

С яростью я сжал в кулаке палочку.

Спокойно, Северус. Контролируй свои эмоции.

– Минус десять баллов за хамство.

– Да пожалуйста, – издевательски протянул гриффиндорец. – Хоть двадцать. Кэрроу больше нет, а вас, по-моему, и раньше нечего было бояться.

– Помолчи, Оливер, – театральным шепотом попытался образумить наглеца его сообщник.

Желание убить нахала на месте было слишком велико, но мне удалось сдержаться. Голос был ледяным:

– Еще минус десять баллов. Итого двадцать, как вы заказывали. И чтобы духу вашего рядом со мной не было.

Кидая на меня ожесточенные взгляды, пятикурсники похватали сумки и удалились.

Нет, все-таки назначенного мной слишком мало. Буду требовать для них самое суровое взыскание. Побольше отработок, отлучение от Хогсмида, заставлю драить кубки в Зале Трофеев.

И личное оскорбление тут не при чем. Подумать только, проломить череп ребенку на два года младше их!

Вздохнув, я посмотрел на своих студентов, они старательно отводили взгляд. У всех были виноватые, побледневшие от стыда лица. Раздражение поднялось во мне с новой силой: промывание мозгов и лишняя отработка им тоже не помешает.



Наконец наступила пятница. А значит, впереди есть два дня передышки.

Я усмехнулся мелькнувшей мысли.

Ага, «передышки». По собственной глупости я опять завалил себя горами домашних работ, которые немедленно нужно проверить. И все потому, что последние несколько дней я только тем и занимался, что битый час объяснял Минерве и остальным учителям ситуацию с пятикурсниками Гриффиндора, а потом разрывался между лабораторией, в которой варил лекарственные отвары для Больничного крыла, и негодующими слизеринцами, жаждущими самостоятельно разрешить ситуацию.

Но, может, оно и к лучшему. Ведь теперь нет Альбуса, который в самый неподходящий момент приглашал меня на чаепитие. Теперь нет и Лорда, который прихоти ради призывал меня к себе среди ночи. Так что заняться мне, по сути, нечем.

Я глубоко вдохнул, пытаясь сбросить тяжесть, охватившую каждую частичку тела, и призвать разум к порядку.

Повседневные заботы – вот о чем лучше думать сейчас.

Выяснилось, что осложнений у мальчика с проломленной головой нет. Как только придет в себя, ему предстоит долгий разговор со мной – испытание, через которое уже прошли его друзья.

Как освобожусь, можно будет продолжить эксперимент с новым зельем.

Хотя и тут меня ждет неудача. Открывается запись в команду по квиддичу, и целый день мой кабинет будут осаждать толпы желающих поучаствовать. В принципе, это можно поручить старостам…

Нет, осадил я себя. Увиливание от своих обязанностей не в моем духе.

Обдумывая всё это, я вышел из подземелий и собрался в Запретный лес, где намеревался потратить несколько часов на поиски недостающих трав для зелий. Пересекая холл, увидел зрелище, вызывавшее улыбку и способное отогнать любую мрачную мысль. Поттер пререкался с Филчем. До чего… привычно.

– Мистер Филч, послушайте, до отбоя еще три часа! – возмущался Поттер. – Вон солнце даже не зашло. Я иду к Хаг… к профессору Хагриду.

– Знаю я вас, – уперся завхоз. – Гуляете повсюду, как хозяева. А потом за полночь возвращаетесь. И законы не про вас написаны, видите ли. Вот когда директором был профессор Снейп, вечерние прогулки были строжайше запрещены. – когда Филч, не прекращая свои сетования, на секунду отвернулся, гриффиндорец скорчил недовольную физиономию. – Вы бы вякнуть не смели. Ох, и наказали бы вас по заслугам.

– Ну знаете, это уже слишком! – разъяренный мальчишка попытался воспользоваться моментом и обойти завхоза. – У нас новый директор, и те правила давно отменены.

– Да ты еще и грубишь! Стоять! – случайно заметив меня, Филч обрадовался: – А! Профессор!

Поттер небрежно обернулся, но поняв, что это я, оставил попытку сбежать.

Правда, у меня самого сейчас не было никакого желания вмешиваться во все это. Мысленно выругавшись, я приблизился и, не скрывая досады, бросил:

– Говорите быстрее, Филч.

Скользнув взглядом по Поттеру, я отметил, что у того на лице застыло выражение полной безнадежности.

– Этот юнец вздумал, что ему позволено ходить, где хочешь, и…

– Ясно. Я разберусь, – наблюдая за вьющейся возле ног хозяина костлявой кошкой, я брезгливо прервал излияния окончательно выжившего из ума старика и жестом показал Поттеру на выход: – Следуйте за мной.

Филч посторонился, поднимая на руки кошку.

– Вы там построже с ним, профессор, – продолжал шепелявить мне в спину завхоз, но на его лепет я уже не обращал внимания.

Поттер нагнал меня.

Это не к добру.

– Сэр, я вовсе не собирался делать ничего такого… в смысле того, что противоречит правилам.

Искоса посмотрев на него, я спокойно ответил:

– Мне это известно.

– То есть вы не собираетесь меня наказывать? – похоже, он и вправду был удивлен, но все-таки додумался добавить: – Сэр.

Хм, ну если хорошенько поискать, повод, конечно, можно найти.

Но черт с ним.

– Лелею надежду, что я не похож на старого маразматика, потерявшего связь с реальностью лет тридцать назад.

Мальчишка почувствовал затаенную угрозу в моих словах:

– Вовсе нет, – я еще раз глянул на идущего рядом Поттера. Не пойму: побледнел он, что ли?

Ненадолго повисло молчание, нарушаемое только шуршанием листвы под ногами.

Необычная ситуация – Поттер находится рядом, но я не ощущаю волн всепоглощающей ненависти, исходящей от него.

И в этот момент, я готов поклясться, Поттер тихо усмехнулся. Мне вдруг стало жизненно необходимо знать, что смешного он нашел. Если это как-то связано со мной… то прийти в бешенство мне сейчас не составит никакого труда. Я до боли сцепил пальцы.

– Очередной раз задумали что-то веселое? – скривив губы, поинтересовался я. – Предупреждаю: потакать вашим выходкам в Хогвартсе некому, будь вы хоть трижды герой.

Мальчишка не растерялся и, к моему огорчению, шага не убавил.

– Я просто подумал, что сказал бы мистер Филч, услышь, как вы о нем отзываетесь, – в его голосе звучала улыбка.

Мне с трудом удалось подавить желание расхохотаться. А ведь Поттер прав, зрелище было бы то еще.

Стараясь произносить слова как можно прохладней, я сказал:

– Нетрудно догадаться: впал бы в ступор, – сдержать сарказм так и не получилось. – А затем побежал бы строчить письмо Долорес Амбридж с просьбой выкинуть меня из школы.

Да что я несу! С чего вдруг мне так легко разговаривать с мальчишкой?

Гриффиндорец тем временем задумчиво протянул:

– Возможно. Но мне всегда казалось, что между ним и мадам Пинс существует особая связь.

Ирония? Или у меня шумит в ушах? В любом случае, это самое экзотичное, что мог сказать мне Поттер. И, как всегда, необдуманное.

– Поосторожней, Поттер, – строго произнес я. – Не забывайте, с кем вы разговариваете.

– Я помню, – нерешительно ответил он.

От интонаций его голоса мне стало неуютно. Но мы уже проходили мимо огородов Хагрида, и я, пытаясь скрыть облегчение, указал рукой на хижину лесника.

– Ступайте. Больше вас не задерживаю.

– Всего доброго, сэр, – скороговоркой произнес Поттер и, не оглядываясь, припустил в указанном направлении.

Решив, что лучше будет, если Хагрид меня не заметит, точнее, не увидит меня и Поттера вместе, я пошел в противоположную сторону, намереваясь обогнуть огороды.

В голове была неразбериха. Вроде бы ничего особенного, но эта встреча показалась мне событием из ряда вон выходящим.

Все не так, как должно быть. И даже эмоции вызывает у меня нездоровые.

Поттер стремится поддержать беседу – это необъяснимым образом приятно. Раньше мне нравилось наблюдать за ним на расстоянии. Тогда я не видел знакомые зеленые глаза, полные отвращения к своей персоне. Я мог понять, что тревожит его на самом деле, а что приносит удовольствие. А вот разговоры всегда оставляли осадок горечи и сожаления.

Раздвинув мешавшие двигаться ветки, я вышел на небольшую поляну, окруженную со всех сторон густыми елями.

А вот чрезмерная раскованность Поттера раздражает. Вообразил, что может говорить мне весь тот бред, что приходит ему в голову, а я еще и потакать буду.

Да и намек мальчишки на то, сколько он на самом деле обо мне знает… Хочется подлить яда в его тыквенный сок, только бы больше ни одно существо на свете не знало, каким было мое прошлое. Меня эти мысли до сих пор беспокоили, не скрою, но почему-то сожаления о том, что я отдал ему воспоминания, не возникало. После долгих месяцев размышлений я пришел к выводу, что Поттер никому их не показывал. А, значит, опасаться, что кто-нибудь решится завести со мной откровенный разговор, не стоит.

Так, рассуждая сам с собой, я уходил все глубже в лесную чащу.

В результате положительные чувства перевесили весь негатив, и после общения с Поттером день стал казаться намного более терпимым. Невероятно.