Глава 15. Ужас

Последние слова Оскара окончательно убеждают меня, что ничего хорошего из этой затеи точно не выйдет. Нет, по-своему он, конечно, прав. Я уверена, в этом доме есть еще великое множество разных ловушек, помимо виденного мной Антивора и огненного коридора, и то, что Оскар не применял их против меня, не значит ровным счетом ничего. И все эти люди, пришедшие сюда в поисках легкой наживы, вряд ли ожидают чего-то подобного.

Твою-то мать! И что я должна теперь делать? Сидеть тут и ждать, пока гостеприимный хозяин перебьет их всех по одному?

Шипение Бэлль не дает мне сосредоточиться, и змея, бросив на меня короткий взгляд, уползает из библиотеки. Судя по тому, как раздувается ее капюшон, она уже почуяла чужаков и определенно не рада их видеть.

Нет, я не могу тут сидеть. Я должна что-то предпринять… Знать бы еще только, что… Как бы то ни было, я выхожу из библиотеки и, оказавшись в коридоре, озадаченно смотрю то в сторону лестницы на первый этаж, то в сторону оранжереи, не слишком-то представляя, куда идти и откуда могут появиться вторженцы.

– И что же ты намерена делать? – спрашивает Оскар. Кажется, он и не собирается пытаться меня остановить, и ему действительно интересно, что будет дальше. Черт, да мне и самой интересно…

Так и представляю, как появляюсь перед грабителями и прошу их убраться отсюда подобру-поздорову. Картина в мыслях рисуется совершенно и окончательно нелепая, и я криво усмехаюсь, качая головой.

– Должен предупредить, что если ты так и будешь тут стоять, то очень скоро к тебе придут, – говорит Оскар, и я мгновенно поворачиваюсь к камере. – Та группа, что зашла с парадного входа, уже почти у лестницы.

И словно в подтверждение его слов снизу доносятся приглушенные мужские голоса. Судя по тому, что я слышу, их там двое. А если взять в расчет, что разговаривают они вроде бы спокойно, значит, еще не наткнулись ни на один сосуд с бальзамом.

Когда я делаю шаг назад, половица под моей ногой скрипит, и этот звук, словно скальпель, режет заполонившую коридор тишину, а мне возвращает здравый смысл, говорящий, что вряд ли эти двое будут мне тут так уж рады.

А что, если они вооружены? Погибнуть от шальной пули мне никак не улыбается. Да и если с ножом на меня попрет какой-нибудь бугай, я вряд ли справлюсь.

Так, что делать?

Парочка у лестницы притихла, видимо, прислушиваются к звукам наверху. Я же, стараясь ступать как можно тише, медленно отхожу в оранжерею. Назад в комнату нельзя, оттуда нет выхода, да и дверь скрипит. Хотела же во время уборки смазать петли, да все руки не доходили.
Старые деревянные ступени скрипят под их ногами, выдавая местоположение. В оранжерее же пол каменный, и я, спрятавшись в зарослях обвившего стены плюща, осторожно наблюдаю за ними из укрытия.

Как и я думала, двое. Высокие мужчины, то не крепкие и мускулистые, а скорее жилистые. Пытаться с такими справиться порой даже еще хуже, чем с качками. У обоих на головах маски с прорезями для глаз. В руке у одного, того, что ближе ко мне, блестит лезвие ножа.

– Эрик, ты уверен, что это хорошая идея? – сбивчиво и даже как-то робко спрашивает второй. – Говорю тебе, что-то здесь нечисто.

– Заткнись, – шипит на него первый.

– Точно, зря мы сюда пришли, – не унимается тот. – Кайл ошибся, этот дом – просто мусорная куча, здесь ничего нет.

"Это ты сейчас отправишься в мусорную кучу", – я ловлю себя на этой мысли, в то время как моя рука нашаривает небольшой цветочный горшок, который вполне подойдет для разбивания об чью-то голову.

– Я сказал, заткнись, – тот, кого назвали Эриком, открывает дверь, ведущую к спальне, ванной и библиотеке и заглядывает внутрь, и, кажется, не выглядит таким уж довольным.

Да, брать тут особо нечего. Я не видела здесь ничего особо ценного, за исключением, разве что, дорогой старой мебели, на которую они вряд ли обратят внимание. А потрескавшиеся стены с частично оборванными обоями, облупившаяся краска на потолке и общий антураж этого места явно производит на них удручающее впечатление.

Они оба входят внутрь. Я же, шмыгнув за ними, закрываю дверь прямо за их спинами, подперев ручку стоящей в углу за высоким фикусом шваброй. Вся эта процедура занимает у меня от силы секунд пять, но, как оказывается, я успеваю кое-как, потому что в следующий миг на дверь грузно налегают с той стороны. Долго моя нехитрая баррикада не выстоит, это понятно, но хоть немного времени мне даст. Хмыкнув, я переключаю незаметный тумблер, активирующий лезвия пилы, не слишком задумываясь, что же я делаю и к чему это может привести. А потом иду на балкон, мимо композиции цветочной девушки к круглому залу с огненным коридором.

Оскар не вмешивается и никак не комментирует мои действия, что, впрочем, неудивительно, ведь разговаривать со мной он может только через динамики. А может, он тоже ходит где-то здесь, как и я. С него бы сталось.

Видимо, я уже настолько привыкла к тишине этого дома, что теперь даже малейший звук кажется мне грохотом. До ушей опять доносятся голоса, на этот раз не приглушенные, а наоборот взволнованные и переполненные экспрессией. Ну, учитывая, откуда они идут, нет ничего удивительного.

– Он же мертв, понимаешь, мертв?! – истерит какая-то девица. Хм, а я-то думала, что тут одни мужчины. Странное занятие для женщины, но, думаю, не более странное, чем жить несколько недель в доме убийцы, выставляющего своих жертв на всеобщее обозрение. – Его кто-то убил.

– Ты права, мне это не нравится, – говорит недовольный мужской голос.

– Давай уйдем отсюда, – кажется, его спутница действительно на грани истерики. Голос дрожит и на отдельных нотах срывается на фальцет. – Пожалуйста, прошу тебя!

И чем, спрашивается, им не угодил Икар?

Черт, ты вообще соображаешь, что несешь? Это нормальная человеческая реакция на нахождение трупа.

Но я же не орала и не тряслась. Я просто прошла мимо. Эх, не понять мне женщин…

А сама-то ты кто? Мужчина?

Очень смешно… Не моя вина, что почти все женщины, которые встречались мне, словно на подбор в душе типичные блондинки. Никогда не понимала этих стереотипных суждений о женских штучках, даже до того, как стала такой. Почему, если видишь что-то страшное, непременно надо верещать, как сирена? Особенно если видишь труп, да еще и находишься в доме, где, как ты предполагаешь, живет убийца. Видимо, чтобы привлечь к себе внимание и сделаться наиболее легкой мишенью. По крайней мере, других причин я не вижу.

И долго это еще будет продолжаться?

Что именно?

Долго еще ты будешь разговаривать сама с собой?

А разве я разговариваю?

Что происходит с тобой, Эмеральда? Зачем ты вообще делаешь это сейчас? Что помешало тебе переждать этот налет в спальне, просто закрыв дверь изнутри? Зачем ты пришла сюда? Зачем обрекла тех двоих на смерть? Ведь ты же творец, а не убийца. Ты бы хоть задумалась на миг. Ведь если они умрут, их кровь будет на твоей совести.

Я никого ни на что не обрекала. Если они и попадутся в ловушку, то только по собственной глупости. С таким же успехом они могли попасть в любую другую ловушку.

Тогда зачем ты вообще сюда пошла? Ведь Оскар ни слова об этом не сказал. И не говори, что всерьез намеревалась уговорить этих бедолаг отступить. Ты сама в это не веришь. Ты ведь всерьез испугалась, что они могут и непременно узнают то, чего никому знать нельзя. Неужели ты готова ради этого места и ради Оскара испачкаться в крови? Ведь ты понимаешь, что эти двое за дверью уже знают слишком много. Ты готова их убить?

Убить? Нет! Нет! Нет! Я не убиваю людей! Я никого не убиваю! Никогда! Я просто… Это же неправильно!

Неправильно то, что ты так и не разобралась, на чьей же ты стороне.

Сама не зная, что творю, я резко распахиваю дверь. Парочка, которая до этого, видимо, просто стояла в центре комнаты и любовалась подвешенным к потолку Икаром, подскакивает от неожиданности. У этих масок нет, и мне не составляет труда рассмотреть их лица, пока они, отходя от шока, оторопело таращатся на меня. Совсем еще молодые, наверное, даже младше меня. Какого черта их понесло по этой кривой дорожке? И если парень еще хоть как-то пытается держать себя в руках, то девушка вообще никакая. Стоит, мертвой хваткой вцепившись ему в руку, и трясется, как осиновый лист на ветру. Что, никогда не видела мертвеца? Совсем зеленая еще. Оба они.

– Ты еще кто такая? – наконец, возвращается дар речи к парню и он, выходя вперед и загораживая от меня свою подругу, лезет в карман.
Неужели я такая страшная?

– А это, кстати, мой вопрос, – отвечаю я, укоризненно качая головой. – Кто вы такие и что вы здесь делаете?

Кажется, мой спокойный голос добивает их окончательно, потому что пятиться начинают уже оба, делая шаг за шагом назад, пока не упираются спинами в дверь. Я же неспешно шагаю в их сторону, надвигаясь неумолимо, словно танк. Понятия не имею, что же я собираюсь делать. Убить не могу, отчитывать бессмысленно и бесполезно.

– Это твоя работа? – спрашивает парень, имени которого я даже не знаю, и кивает на Икара.

Я же, коротко взглянув на колбу с бальзамом, лишь пожимаю плечами и делаю удивленное лицо.

– Это похоже на мою работу? – невозмутимости в моем голосе позавидовал бы любой индейский вождь. – По-вашему, мне по силам поднять на потолок такую тяжесть? Бог с вами, я здесь не более, чем гость. Но этот дом мне по-своему дорог, и я никому не позволю здесь своевольничать.

– Пожалуйста, не делай нам ничего, – тихим голосом просит девушка из-за спины своего парня. – Отпусти нас, пожалуйста. Мы никому ничего не скажем, клянусь. Об этом никто не узнает.

– Разве я вас держу? – на лице появляется улыбка. – Я же сказала, я здесь всего лишь гость. Если хотите уйти, выход там, – показываю я пальцем на дверь, из которой пришла. – Проваливайте.

Оба косятся на меня недоверчиво и подозрительно, но с места не двигаются. Похвальная предосторожность. Мне ничего не остается, кроме как отойти в сторону и гостеприимным жестом указать им путь. И одновременно с этим недоумевать, как этих сопливых хлюпиков вообще потянуло грабить загородное поместье. Первый раз что ли?

Молодые люди двигаются к указанной двери забавно, по-рачьи пятясь и не спуская с меня глаз. Я же откровенно скучаю, уж слишком медленно они двигаются. Можно подумать, спасение собственной шкуры их не волнует.

Когда за ними, наконец, закрывается дверь, я сползаю по стене на пол и изо всех сил закрываю ладонями уши, но предательский слух все равно улавливает звук пламени и нечеловеческие болезненные крики, последовавшие за ним. Я сижу, зажмурившись так, что перед глазами появляются разноцветные пятна, и еще сильнее стискиваю свою голову, словно это поможет мне перестать слышать то, что происходит за той дверью.

Не знаю, сколько проходит времени, когда я наконец-то открываю глаза и уши. Вокруг меня такая звенящая тишина, что я слышу, как бьется мое сердце, колотя из грудной клетки так, словно норовит выбраться наружу. Но я не смогу выйти туда. Воображение и так рисует слишком уж красочные картины того, что там может быть, и мне совсем не хочется идти и сравнивать их с реальностью.

Дверь напротив меня заколочена множеством досок. Я решила не лезть туда и в другие подобные двери, раз уж Оскар решил огородить их от меня таким способом. Но сейчас у меня нет выбора. Комната с огненным коридором – единственный выход отсюда. Пытаться оторвать доски руками бесполезно, это сразу видно, уже очень прочно они приколочены, а под рукой, как назло, ничего нет.

Если вам когда-нибудь доводилось есть длинные спагетти ложкой, вы примерно поймете, каково пришлось мне, когда я отдирала треклятые доски, используя для этого древко швабры, стоящей в углу. Наверное, со стороны это выглядело даже забавно, в какой-то момент мне даже показалось, что сам Икар насмехается над моими попытками. Я пытаюсь использовать древко, как рычаг, бью им сверху по доске, бью по ней же ногой, потом колочу дверь. Все без толку. Но терпение и труд, как известно, могут горы свернуть. Вот подается первая доска. Длинные гвозди нехотя, со скрипом, покидают свое место, и я раздраженно отшвыриваю доску в сторону. Но их еще целых две… За этим увлекательным делом, требующим полного моего внимания, я как-то забываюсь. Всколыхнувшиеся после всего эмоции вновь выравниваются и отходят на второй план, а все освобожденное ими пространство заполняют спокойствие и безмятежность. Как и следовало ожидать, стоило только успокоиться и отбросить чувства, как дело сразу начинает идти быстрее и легче.

Третья доска отлетает к первым двум, и я, немного помешкав, все же поворачиваю ручку двери. Та подается с трудом и ужасно скрипит. Этой дверью явно никто не пользовался уже очень много лет.

Яркий свет буквально ослепляет меня, когда я заглядываю в комнату. Приглядевшись же, я понимаю, что это невыносимое сияние исходит от мониторов, десятки которых расположены вдоль противоположной стены, заслонив оба окна. Что это? Наблюдательный центр Оскара? Здесь, в заколоченной комнате? Как так? Ведь все мониторы работают… Проведя пальцем по одному из экранов, я убеждаюсь, что тут нет ни пылинки. Стало быть, эта комната используется по назначению. Мебели тут практически нет, только несколько стульев рядом с экранами, небольшой столик в углу, стоящий без дела, и книжный шкаф, полки которого уставлены какими-то пухлыми исписанными тетрадями и книгами небольшого формата.

Присев на один из стульев, я перевожу взгляд от монитора к монитору, пытаясь понять, где что транслируется. Так, вот спальня, вот оранжерея, вот кухня, вот двор. Отсюда можно видеть абсолютно всю территорию особняка. Невероятно… Это ж сколько труда надо было вложить, чтобы организовать нечто подобное…

Да, а что дальше-то? Я по-прежнему в тупике. Хочешь не хочешь, а видимо все же придется идти через круглый зал…

Так, стоп! Если комната была заколочена, тогда как сюда попадал Оскар?

Ответ напрашивается один: где-то тут есть потайной ход, как в каком-нибудь средневековом замке. Окинув оценивающим взглядом немногочисленные предметы обстановки, я останавливаю внимание на небольшом настенном светильнике возле книжного шкафа. Прием известный. Да и вряд ли Оскару, единственному, кто здесь бывает, нужен какой-то шибко мудреный замок.

Но исследовать находку мне не дает один из мониторов, которые транслируют, как я поняла, все в прямом эфире. Комната с бассейном. А в ней…

Твою ж мать! Какого черта?! Оскар, какого хрена ты там забыл?! Да еще и не один… Я буквально прилипаю к монитору, затаив дыхание, и наблюдаю за происходящим на экране. И чувствую, как у меня кровь стынет в жилах, когда я вижу еще одно действующее лицо. Еще один человек в черном, от образа которого мне уже тошно. У него в руке пистолет, и он что-то говорит, но я не слышу, что именно. Звука почему-то нет, и я отчаянно тыкаю на все кнопки подряд, пытаясь уладить проблему. Как результат, изображение вообще идет помехами и в конце концов остается только пустой экран.

Не помня себя, хватаюсь за злосчастный светильник. Он легко поворачивается на девяносто градусов влево, и книжный шкаф медленно отъезжает вбок, открывая моему взгляду темный зев коридора, идущего куда-то вниз. Сейчас у меня нет времени на обдумывание правильности моих поступков, и я очертя голову бросаюсь в темноту. От недавнего спокойствия не остается и следа.

Какого черта, Оскар?! Что за игру ты опять ведешь?! Ты же не собрался вот так глупо умереть?!

Коридор заканчивается, и я оказываюсь на улице. Не слишком хорошо понимая, в какой части двора я оказалась, я на автомате бегу к бассейну. Ноги сами несут меня туда. Только бы не опоздать!

Оскар, клянусь, если ты останешься в живых, я тебя убью! За твои идиотские шутки! Зачем ты вообще полез к этому парню, зная, что у него оружие?! Идиот!

Пробегая мимо фонтана, я спотыкаюсь о лежащую там деревянную, видимо, уроненную ветром, и позорно качусь по земле еще несколько метров на одной лишь инерции. Кожа на ладонях и коленях, разумеется, сдирается и начинает кровоточить, но я почти не обращаю на это внимания. Доза адреналина в крови так велика, что позволяет мне не отвлекаться на такие мелочи. Но боль помогает мне вновь прийти в себя и угомонить хаос в мыслях. И остаток пути до бассейна я проделываю уже спокойным шагом, стараясь, чтобы гравий у меня под ногами не очень шумел. И боюсь… До смерти боюсь услышать выстрел.

Ногти до крови впились в ладони, и бурые кровавые пятна на земле отмечают мой путь. А сама я чувствую себя затянутой струной, готовой вот-вот лопнуть от напряжения. Полностью обратившись в слух, я слушаю их разговор.

– Да кто ты вообще такой?!

– Сомневаюсь, что человек вроде тебя сможет понять все тонкости моего искусства, даже если я и сделаю себе труд рассказать об этом. А я не сделаю.

– Искусство? Ты называешь это искусством?! Глумление над трупами? Да ты псих!

– Люди вроде тебя слишком ограничены. Они способны видеть только одну сторону сущего. Ту, которую хотят видеть, и не готовы принять остальное.

– Заткнись! Не тебе читать мне нотации!

– Иначе что? Застрелишь меня? Сомневаюсь… Ты ведь за всю жизнь никого не убивал. Если бы хотел, то давно бы это сделал.

– Я сказал, заткнись!

Оскар лишь смеется в ответ, а у меня волосы на голове шевелятся от ужаса. Да как, черт побери, он может оставаться таким спокойным, когда в него из пистолета целится какой-то неуравновешенный?!

– Что смешного? – шипит сквозь зубы парень.

– Просто уже в который раз убеждаюсь, что дороже всего людям обходятся их собственные жадность и глупость, – невозмутимо говорит тот. – Сам рассуди. Еще вчера ты и твои друзья были живы и здоровы, и так бы и продолжалось, не реши вы сунуться в мой дом. Все вы были бы гораздо счастливее и живее, чем сегодня.

Парень ничего не отвечает. Вместо этого я слышу щелчок взводимого курка. Но выстрела нет. Вместо этого раздается истошный крик, знакомое шипение и усмешка Оскара. Когда я выскакиваю из-за угла, парень уже падает на вымощенный мозаикой пол. Его палец все же жмет на курок, но пистолет направлен в стену, и пуля оставляет там дымящееся отверстие. Рядом с Оскаром замерла смертоносными кольцами Бэлль с раздутым капюшоном и зло шипит, высовывая раздвоенный язык.

Посмотрев на лицо упавшего парня, я вижу на его щеке стремительно опухающий след от укуса. Видимо, змея пряталась на бордюре, скрытая от посторонних глаз плющом, а потом рывком атаковала, метя в глаза.

– Познакомься с моей змеей, Бэлль, – произносит Оскар, садясь на корточки возле него и отбирая пистолет. – Как ты понимаешь, она очень ядовита. При укусе она впрыскивает в тело от семи до девяти миллилитров яда. Этой дозы достаточно, чтобы убить целого слона. Ее яд обладает сильным нейротоксическим действием и вызывает паралич мышц, отвечающих за дыхание. Самыми опасными зонами для укусов являются лицо, шея и грудь. В среднем человек умирает через пятнадцать минут. Так что наслаждайся.

Меня аж передергивает, когда я слышу эту речь, произнесенную тихим, проникновенным голосом, в котором так и слышится откровенная издевка. Пожалуй, в этот момент я впервые увидела в нем не только гениального творца, но и куда более страшного человека, чем любой, с кем мне доводилось сталкиваться до этого. Атараксия снова дает сбой, и я смотрю на Оскара с откровенным ужасом, слушая стоны несчастного парня, которому ничем не смогу помочь. И понимаю, что и я сама вполне могла оказаться на его месте. Бэлль часто была рядом со мной. Одно его слово, и я бы так же валялась на полу, а он бы безмятежно рассказывал мне, что меня ждет в последние минуты моей жизни.

Так, не сказав ни слова, я разворачиваюсь и, невидяще смотря прямо перед собой, иду к дому. Меня все еще колотит от страха, ссадины на коленях и ладонях отдают жгучей болью. А в голове только одна мысль.

Все, мои каникулы закончены. Надо уходить отсюда. Немедленно!