Глава 9. Время

Нет, я все больше начинаю склоняться к мысли, что у этого невозможного человека, чье всевидящее око зрит за всем происходящим в этом доме, есть брат-близнец, а то и не один. А иначе как еще он может наблюдать и общаться со мной и одновременно с этим разбрасывать для меня по дому маленькие подарочки, каждый из которых приводит меня во все большее смятение.

Первый шок от попадания сюда у меня уже давно сошел на нет, я вообще быстро привыкаю к новому, но такого я не ожидала. Через какую-то неделю нахождения здесь мне уже упорно начинает казаться, что я жила в этом доме всю свою сознательную жизнь. И мне ни капельки не хочется покидать это место. Хочется быть здесь всегда, до самой смерти.

Так, стоп! Я изо всех сил мотаю головой, что окружающий меня мир начинает крутиться перед глазами. О чем я вообще думаю?! Неужели Оскар все-таки задурил мне голову своими сладкими речами? Но ведь мы, черт возьми, не разговаривали ни о чем из ряда вон выходящем. О семье, о творчестве, о жизни… Тогда откуда такие мысли? Нееет! Надо сосредоточиться на деле, книга и только книга, а уж потом гори оно все синим пламенем!

Мест, которые я в этом доме еще не осмотрела, с каждым днем становилось все меньше и меньше. Хотя последние два дня я предпочитала сидеть на балконе и писать. Уж не знаю, откуда у меня появился этот ненормальный комплекс отличника, но факт его наличия был неопровержим. Перечитав в очередной раз написанное, я внезапно воспылала к тексту такой лютой неприязнью, таким немыслимым, никуда не годным привкусом ахинеи отдавало каждое слово, что я там же за столом изорвала тетрадь в клочья, которые тут же сожгла в пепельнице. После чего села писать заново.

Тем же вечером и обнаружилось, что, помимо нас с Оскаром в этом доме есть еще одно живое существо, о существовании которого я до этого даже не подозревала. Вот что делает обычный человек, видя рядом с собой змею? Правильно, старается делать все, от него зависящее, чтобы поскорее оказаться от нее как можно дальше.

Я же, по привычке с головой уйдя в творчество, заползшую на стол королевскую кобру даже поначалу не заметила. Впрочем, змея, за исключением своего присутствия, ничем к себе внимания не привлекала, свернувшись кольцами под теплыми солнечными лучами. Я обнаружила ее только тогда, когда решила сделать перерыв и глотнуть чаю.

– Оскар, а ты в курсе, что по твоему дому ползают змеи? – нарочито вежливо поинтересовалась я, посмотрев в камеру и указав пальцем на незваную гостью.

– Почему змеи? – незамедлительно последовал смешок из динамика. – Насколько мне известно, она всего одна. Правда ведь, она прелесть?

С этим, пожалуй, действительно поспорить было сложно. Мне вообще всегда нравились змеи, только вот шанса познакомиться с ними поближе у меня не было и вот, кажется, дождалась. Правда, несмотря на полное отсутствие паники и беспокойства, мне все же хватило ума не совать к ней руки. Как ни крути, яд кобры считается одним из самых опасных у змей. И даже если у Оскара и есть противоядие, не факт, что он пустит его в дело. А если и пустит, но не факт, что успеет.

– Не переживай, – судя по голосу, он с предвкушением ожидал дальнейшего развития событий. – Бэлль не нападает на моих гостей, если только те не вынуждают ее.

И после этих слов мою серьезность как ветром сдуло, потому что меня нестерпимо пробивало на ха-ха от имени змеи. Это что, типа «Красавица и Чудовище» в их с Оскаром исполнении?

– Между прочим, ты совершенно напрасно смеешься, – заметил Оскар. – По характеру она именно такая, как в сказке. Сколько себя помню, она всегда была рядом со мной, с самого детства, хотя я никогда не делал ничего, чтобы удержать ее рядом с собой. Отец ни за что не позволил бы мне держать змею, и она это понимала, ни разу не попавшись ему на глаза.

– Странно, а мне казалось, что королевские кобры наоборот очень агрессивны и не поддаются приручению, – удивилась я, осторожно поднимаясь из-за стола, стараясь не делать резких движений.

– Во всех правилах, какими бы абсолютными они ни казались, всегда найдутся свои исключения, – резонно возразил он. – Уверен, вы обязательно подружитесь.

И вот с того самого дня Бэлль ползает за мной повсеместно, куда бы я ни пошла. Даже в ванной от нее нет спасения. Как оказалось, змея тоже любит принимать водные процедуры. Это я узнала, когда она заняла мое место в ванне после того, как я закончила с мытьем. После того, как я набрала в ванну теплой воды, она с удовольствием и невероятной скоростью начала наматывать круги по поверхности.

Если сначала это казалось даже забавным и интересным, то со временем общество чрезмерно навязчивой кобры начало меня утомлять. Вот уж в жизни бы не подумала, что животное, которое, не шевелясь, просто лежит напротив меня, может запросто свести на нет мой заряд вдохновения, но факт оставался фактом. Стоило Бэлль оказаться со мной в одном помещении, и я не могу толком связать и двух слов, постоянно отвлекаясь на нее. И ведь змее не объяснишь, что она мешает, по той простой причине, что ушей у нее нет, а простое сотрясание воздуха не даст нужного эффекта.

Так началась новая игра… Теперь я всеми силами стараюсь найти укромное местечко, где Бэлль меня не найдет. Иногда мне это удается, иногда нет. Промотавшись пару дней по поместью, я, наконец, обосновалась на самой вершине часовой башни, подняв за собой лестницу. По голой стене змея заползти не сможет, в этом я убедилась сразу же.

В этой же комнате, которую я избрала своим новым кабинетом для творчества, обнаружился очередной шедевр Оскара. Постепенно я привыкла к ним, поэтому прежней бури эмоций нахождение еще одного бедняги у меня уже не вызвало. Интерес – да, может, немного восхищения, насколько вообще можно восхищаться видом мертвого человеческого тела, но вот прежнего всплеска удивления пополам с неверием и очарованием уже не было.

Жертвой опять-таки был молодой темноволосый юноша, вот только композиция здорово отличалась от большинства, в оригинальности составляя конкуренцию даже Икару. Круглый и плоский сосуд, расположенный прямо за часами так, что сквозь него были видны массивные стрелки. Сам же юноша здорово напоминал известный рисунок Леонардо да Винчи.

– «Витрувианский человек», – хмыкаю я, подходя поближе, чтобы рассмотреть композицию вблизи. Ведь действительно этот полуобнаженный парень в одной лишь набедренной повязке и с раскинутыми в стороны руками и ногами был практически копией изображения, что я видела очень много раз.

– О, ты знаешь да Винчи? – голос Оскара звучит так, словно он одновременно и удивлен, и обрадован этому факту.

– Да, я знаю да Винчи, – улыбаюсь я. – Еще бы я его не знала. Помнится, в школе меня называли его правнучкой за мою манеру иногда писать конспекты справа налево, постоянно сокращая слова, да еще и непонятным почерком.

– А для чего ты это делала, ты знаешь?

– Будешь смеяться, но просто для прикола, – окунувшись в воспоминания о тех днях, я невольно начинаю хихикать. – Если бы ты видел лица моих одноклассников в тот момент, когда они пытались расшифровать мои «письмена», ты бы меня понял.

– Могу себе представить, – усмехается в ответ Оскар. – Значит, в школе ты больше всего любила мировую художественную культуру?

– Нет, совсем нет, – качаю головой я. – Искусство мне, конечно, нравится, но не более того. Я куда большее предпочтение отдавала точным наукам, в частности, химии, периодически доводя преподавателя едва ли не до инфаркта. Просто я всегда любила получать новый опыт, неважно, окажется ли он удачным или нет. Когда меня захватывало прочитанное, я всегда пыталась воплотить его в жизнь. Любыми способами. Последней каплей терпения учителя стало то, что, оставшись после уроков в школьной лаборатории, я получила миллилитров этак триста синильной кислоты… Короче говоря, в результате мне запретили пользоваться лабораторией без присмотра.

– Вот как, химия значит… – что-то уж слишком довольным кажется мне он. Не к добру это. – Значит, будет излишним с моей стороны рассказывать, как я добился такого эффекта в своих произведениях. Сама разберешься.

– Может, и разберусь, – не отрицаю я, а потом снова возвращаюсь к юноше в сосуде. – Значит, время. Он символизирует время, верно?

– Нетрудно было догадаться, да? – хмыкает Оскар. – Как я уже говорил ранее, я ненавижу время. Его неумолимое течение изо дня в день разрушает этот мир, уничтожая красоту.

– Но ты не в силах изменить законы природы, – говорю я. – У всего есть свой срок. Люди умирают, животные умирают, растения умирают. Даже скалы, возраст которых насчитывает миллионы лет, рано или поздно разрушатся. Ничто не может существовать вечно. Даже они, – киваю я на юношу. – Да, они могут просуществовать десятилетия, а может даже несколько сотен лет. Но и они со временем утратят свою красоту и рассыплются в прах.

– Это так, – признает мою правоту Оскар, хотя и неохотно. – Но когда у тебя есть выбор, прожить один день или два, вряд ли ты согласишься на первый вариант. Я знаю, что мои шедевры не дают этим людям абсолютного бессмертия, тем не менее, это их шанс сохранить себя такими намного дольше, чем было уготовано природой. По сути, пусть и не навечно, но я все равно нашел способ обмануть время.

– Поделиться секретом? – я пристально смотрю в объектив камеры, уверенная, что Оскар не сводит с меня взгляда и замечает каждую мелочь. – У меня тоже есть свой способ обмануть время. Как ты думаешь, сколько мне лет? Думаешь, дело идет к тридцати? А вот и нет. Восемнадцать. Не больше и не меньше, и так уже много лет. И неважно, что написано в паспорте, пока я сама считаю так. Пока я думаю, что мне восемнадцать, мне и будет восемнадцать. А уж если придет момент, когда мое тело начнет вызывать у меня отвращение, что ж… Сейчас есть масса способов исправить положение, начиная от пластической хирургии и заканчивая стволовыми клетками. И в этом моя сила. У меня нет зависимости от того, как я выгляжу. Я просто принимаю себя такой, какая есть, со всеми моими недостатками.

– Похоже, в этот раз нам не договориться, – констатирует Оскар.

– Может, подеремся? – как бы между прочим, предлагаю я, не рассчитывая, что он воспримет эту детскую провокацию всерьез.

Впрочем, он и не воспринимает, смеясь в ответ. Стало быть, разговор окончен. Я усаживаюсь на пол, привалившись к стене, и открываю тетрадь. Вдохновение бьет ключом, и я не собираюсь зевать этот шанс.

И только дописываю первое предложение, как раздается тихое шипение Бэлль, выползающей из узкой щели в дальнем углу.