Глава 7.

Когда дождевая капля тяжело разбилась прямо о кончик носа, Гермиона вздрогнула, торопливо вытирая лицо. Тучи находили с самого утра, но придавать этому значение тогда, когда намечался прекрасный день, не казалось нужным. Теперь же гриффиндорка лишь крепче обхватила себя руками, отстранённо наблюдая, как студенты, которыми сегодня кишел Хогсмид, ускоряют шаги, стремясь спрятать головы под навесами. Заскакивают в первые попавшиеся пабы и магазинчики. Откуда-то льются смех и вскрики. По мере того, как дождь увеличивался, улочка редела, а Гермиона брела вперед, хмурясь от прохладных капель и своих мыслей.

Прятаться не хотелось.

Ей нравился дождь. Сразу вспоминалось детство, загородный дом и бьющие в лицо капли. Шлепающие по лужам ноги. Мамин зовущий голос и мокрые подмигивающие васильки, что буйно разрослись прямо у крыльца.

Над раскинутым полем бьёт молния, и Гермиона забегает по ступенькам домой, прижимаясь к маминым ногам, обхватывая её колени и чувствуя, как колотится в груди птица собственного сердца. От страха и от восторга. Они стоят на веранде, и Гермиона не может понять, страшно ли ей, слыша раскаты рокочущего грома. Мама рядом, а значит не страшно. Но дыхание всё равно перехватывает, когда порыв ветра бросает в лицо мелкий рой капель.

Лёгкие руки гладят Гермиону по влажным растрепанным волосам.

- Это просто гроза, солнышко.

- Красиво… - шепчет она, прижимаясь щекой к маминым коленям.

Вздыхает, и запах мокрой земли так глубоко въедается в неё, что кажется, будто она лежит посреди поля, раскинув руки, и трава липнет к щекам, а на лицо падают капли. Падают и падают. К нему примешивается запах цветов, потяжелевший от влаги, и мать мягко проводит ладонью по спине Гермионы.

- Идем в дом, маленькая.

Почему-то в горло толкнулся колючий ком, который никак не удавалось проглотить.

Ей вспомнилось грубое прикосновение Грэхэма, которое она всё еще ощущала на своих плечах. Ни крепкое тело, ни сильные руки не вызвали в Гермионе ничего, кроме стойкого чувства отвращения, хотя чем-то отдаленно они напоминали прикосновения Малфоя, который держал её точно так же, в темноте коридора. И кто знает, будь он на месте Монтегю, стала бы Гермиона так активно вырываться?

Она на секунду представила себе, что это Малфой прижимался бы к ней пахом, топорщащейся ширинкой, своей горячей эрекцией, затянутой в ткань, и ощутила, почти с ужасом, как низ живота начинает тянуть. Она бы не вырывалась. Она бы хотела прижаться к нему, просить сжать руки сильнее, чтобы чувствовать его ещё больше. Горячего. С холодными глазами.

Этот контраст сводил с ума. По-настоящему сводил с ума, потому что становился необходимым ей. Пусть не прикасаться. Пусть просто смотреть, чувствовать. Видеть, как выражения на его обычно непроницаемом лице сменяются одно другим. Видеть его рядом. Зачем?

Нужно.

И это слово вдруг показалось настолько масштабным, что захотелось разорвать свою грудную клетку, чтобы выпустить его наружу. Гермиона закусила губу так, что на глаза навернулись слёзы. Как он мог стать ей необходим за месяц? За один сентябрь она забыла, что была на свете когда-то та Грейнджер, что могла пройти мимо Малфоя в коридоре, не остановившись на нём взглядом.

Что могла сидеть на уроке, старательно записывая конспект и попутно делая замечания криворукому Рону, который в очередной раз по невнимательности записал бы неправильный состав зелья, а не напряженно замирать, ощущая на своём затылке прямой взгляд. А мимоходом оборачиваясь, убеждаться, что сходит с ума, потому что он сидит, склонив голову, и записывает что-то или читает, или смотрит в сторону отвлечённым, пустым взглядом, настолько погружённый в свои мысли, что, кажется, он никогда и не выпадал из них.

Что когда-то могла просто не обратить внимания, что его волосы имеют самый удивительный оттенок, что знала платина. А руки с тонкими пальцами и чётко выступающими фалангами – самые идеальные руки, какие она когда-либо видела. И что за их прикосновение…

Гермиона крепко зажмурилась, осознавая, что смотрит куда-то сквозь завесу дождя и уже даже не идёт, а стоит на месте посреди пустой улицы. И в голове мысль: а у меня ведь сейчас взгляд как у него. Именно так он смотрит. Мимо всего, что его окружает. И, возможно, в какой-то из плоскостей этого дождливого мира их взгляды сейчас пересеклись.

- Господи, какая же дура.

Шёпот срывается сам собой, а ноги уже несут безвольное, но основательно замерзшее тело к ближайшему пабу, под козырьком которого застыла в объятии пара. Гермиона против воли присматривается и понимает, что это Курт. Настолько увлечён своим делом, что не замечает вокруг ничего – ни стены дождя, ни продрогшую Грейнджер, старосту девочек, замершую в десятке метров, наблюдающую, как Лори Доретт зарывается руками в его влажные волосы.

Всматривающуюся в эти движения.

В то, как тонкие пальцы пропускают густые тёмные пряди, сжимаясь в них, притягивая ближе, соскальзывая на затылок, ероша. А в голове, набатом, стучит: Лори Доретт, ты совсем не знаешь, что такое прекрасные волосы, в которые хочется вот так зарываться. И не только пальцами. Лицом, носом, губами, зажмуренными глазами. Они совсем, совсем не такого цвета, как у Курта Миллера.

Горько выдохнув, Гермиона отвернулась, ощущая себя грязной оттого, что увидела их. Я обязательно поговорю с Куртом, решила она. Не сейчас, конечно. Потом. Попрошу прощения, что прогнала его, ничего толком не объяснив, когда увидела Малфоя, летящего по коридору.

Просто не подумала, что можно было бы сказать. Когда она видела его, у неё не получалось думать.

Чужие ладони обхватили её, накидывая на плечи тёплую ткань так внезапно, что она вздрогнула. Сердце на секунду задушено трепыхнулось и упало, покатившись, кажется, по той самой грязи, в которой стояли сейчас ноги. Твердые руки волчком развернули её на месте.

Нет.
Не те руки. Это был всего лишь Гарри. Торопливо укутывал её в свою кофту и говорил что-то. Постойте. Говорил?..

- …с ума сошла, дурочка. Давай, вот так вот, чтобы не мёрзла. Идём, идём быстрее, промокла вся.

Рука крепко прижимает её к груди так, что она утыкается в его плечо носом. Запах мёда, пряности и грога. Совсем не тот запах. И уже вполне узнаваемый голос, вопящий изнутри: хватит искать его во всех подряд!

Да, да. Конечно. Хватит.

И отдалённая мысль, шепотком: но Гарри – не все подряд.

Она закрывает глаза, понимая, что он продолжает отчитывать её, называет дурочкой, ругает и почти тащит за собой по улице, а их обувь чавкает по размокшей земле. И из губ вырывается ожидаемое: прости, Гарри. Я не подумала. Да, дурочка. Да, идиотка. Да, прости. Простипростипростигарри.

И его голос успокаивается, становится мягче. Наверное, потому, что он слышит то, что заставляет его прийти в себя. То, чего он не понимает в её голосе. И не дай Мерлин ты поймешь, Гарри. Не понимай, прошу тебя.

Они останавливаются под крышей какого-то здания, лупящие струи прекращают терзать тело, и словно на секунду становится легче. Теперь от неё пахнет дождем. От неё пахнет им. Содрать с себя кожу, чтобы не чувствовать.

Слишком сильно. Слишком нужно.

Слишком.

Ненавижу это слово.

Гарри по-прежнему обнимает её. Чувствует, наверное, что ей нужно ощущать чье-то тепло, кого-то, удерживающего её здесь. Или боится, что она замёрзнет. Но она ведь уже замёрзла. Так холодно в животе и в груди. И этот холод забивался в кончики пальцев, которые, кажется, вот-вот посинеют.

- Всё в порядке?

Шёпот у него странный, так не похож на шёпот Гарри, который был в прошлом году. И снова осознание: они выросли. И снова тоскливый вой где-то под рёбрами. Верните то, что было до этого сентября. Верните.

Она кивает. Жмурит глаза. Вздыхает.

От Гарри тоже пахнет дождем. Почти похоже на запах Малфоя. Почти. Совсем чуть-чуть - и можно было бы назвать его отдаленно схожим.

Гермиона плотнее закрывает глаза, утыкаясь носом ему в плечо, обнимает, цепляясь за влажный материал толстовки на спине друга, представляя, додумывая лёгкий запах шоколада, а вместо грубоватой ткани маггловской вещи – колючий свитер. И не осознаёт, что вода снова течёт по её лицу. Солёная и такая позорно-выдающая её с головой. Хочется упасть и лежать здесь. А потом умереть и больше никогда не думать ни о чём. Никогда не чувствовать ничего. Не представлять. Не сравнивать.

Как же гадко.

Но Поттер крепко держит. Сгребая её, прижимая к себе и повторяя одни и те же слова, от которых сердце снова ухает вниз:

- Не плачь. Мы ему этого так не оставим. Отметелим так, что мама родная не узнает. Рожа слизеринская. Кретин. Не плачь только, слышишь?

Она отстраняется от друга, глядя на него распахнутыми глазами.

- О ком ты говоришь?

Он слегка хмурится. Смотрит на неё непонимающе.

- О Грэхэме, конечно.

Будто сам собой разумеющийся факт. Гермиона ненавидит вырвавшийся из груди облегчённый вздох.

- Ах, да. Конечно, - но тут же исправляется: – Нет, не нужно метелить его. Он просто идиот.

И продолжает бормотать что-то о гормонах и отсутствии ума у мальчишек его возраста, забывая на секунду, что перед ней стоит такой же восемнадцатилетний Поттер и молча гладит её по спине, позволяя высказаться. Гермиона знает: он радуется, что она уже не плачет. Гарри никогда не умел успокаивать девушек. Почему-то вспомнилась лёгкая паника, с которой он рассказывал о поцелуе с плачущей Чжоу. Всё, что он умел, это подставить своё плечо и ждать, пока слёзы не иссякнут. Но ей очень не хотелось, чтобы он чувствовал себя виноватым за то, что она никак не возьмёт себя в руки. А он чувствовал. Только один этот обречённо-понимающе-удручённый взгляд говорил о том.

- Где Рон?

- Остался с Симусом в «Трёх мётлах». Рвался со мной пойти, но я бы тогда вас обоих тащил… ну… ты знаешь же… - он замялся, и Гермиона рассмеялась немного нервно, чувствуя острую благодарность к стоящему перед ней человеку.

Отстранилась, замечая, что чёрные густые волосы совершенно сырые и торчат в разные стороны, наверняка как и её собственные. Подняла руку и пригладила их, пока Гарри немного смущённо поджимал губы, глядя сквозь стёкла мокрых очков.

- Спасибо тебе, - слова вырвались совершенно искренне. Он улыбнулся и кивнул. Гермиона осторожно отстранилась от него, ощущая щемящую нежность в груди. Гарри. Их с Роном Гарри. Её Гарри. Надо же, она испытывает к своему другу совершенно материнские чувства, несмотря на то, что он давно вырос. Лицо его стало выразительным, с чётко выделенным подбородком и тонкими губами. На оливковой коже сверкали изумрудные глаза.

- Что? – он выглядел смущённым, ещё больше чем прежде. Хмурил брови и, не выдерживая её изучающих глаз, отводил взгляд. Гермиона улыбнулась.

- Просто… мы изменились, Гарри. Это так непривычно осознавать.

- А. Понимаю.

- Ты тоже заметил, да?

- Да, - пауза. - Гермиона... эм-м, скажи честно. У тебя всё нормально?

Она уже открыла рот, чтобы ответить твердым «конечно», но Поттер перебил её:

- Правду, Гермиона. У тебя всё нормально?

Сжала губы, решительно кивнула.

И выдохнула:

- Нет.

Зелёные глаза тут же требовательно впились в её лицо взглядом. Гарри даже не обращал внимания на то, что с волос на стёкла очков падают капли, стекая к щекам, оставляя после себя неровные дорожки, мешая смотреть.

- Что случилось? Он, да? Малфой, да? Я убью его.

И шаг под дождь, будто прямо сейчас он готов вытащить палочку и швырнуть в слизеринца чем-то непростительным. Гермиона тут же вцепилась пальцами в его толстовку, затаскивая обратно, под крышу.

- Постой, Гарри. Ты не понял.

- Что здесь понимать? – его голос почти звенел от ярости, и гриффиндорка узнала в нём того мальчишку, который сломя голову бросался в любую перепалку ради любой чепухи, не жалея своей головы.

Открыла рот и поняла, что не знает, что сказать. За что уцепиться. Кажется, любая мысль, стоило ухватиться за нее, срывалась, выпадая из пальцев, как камень с крутого склона, усыпая голову мелкими комками грязи и пыли.

- Он ни при чем. Дело в том…

Она опустила взгляд, уставившись на его заляпанные грязью кроссовки, будто ища в них поддержки. Этот разговор всё равно когда-нибудь пришлось бы начать. И хорошо, что здесь нет Рона, иначе бы без криков не обошлось.

- Гарри… - подняла голову, встретившись с ним глазами. Он смотрел почти со страхом, и у неё тоже сжалось сердце. Он как будто знает, пронеслась в голове мысль, и Гермиона закусила губу, вновь вперив взгляд в его обувь.

- Ты смотришь на него.

Голос Поттера тихий, а в нём – осуждение. Хлёсткое, резкое, острое, смешанное с долей раздражения и злости. Какой-то отчаянной и бессильной. Каждый оттенок бьёт по лицу, давая заслуженные пощёчины. А ей страшно поднять голову, но она решается.

В зелёных глазах - догадка. Осознание и непонимание, полное, убежденное. Странное недоверие. И ни капли былой теплоты, заботы, дружеской нежности. Всё внутри Гермионы кричало: соври ему. Соври, скажи, что это глупая ошибка. Это ведь и есть ошибка. У вас ведь ничего и никогда не будет. Ничего, никогда…

Она хмурится, кусает губу, качает головой, но так неубедительно, что сама не верит в это немое отрицание.

- Смотришь, - перебивает он её тишину. - Сегодня смотрела. В Большом зале. На трансфигурации. На зельях…

Он задыхался, сжимая зубы.

- …на травологии. А он перестал, ведь так? Перестал тебя замечать вообще. Что у вас, Гермиона?

Слова летели в неё как камни. Стучали в голове, почти оглушая. Наравне со стуком сердца. Что у нас?

Что у нас? Что, если нет даже никаких гребаных «нас»?!

- Ничего.

- Не обманывай.

- Ничего, - твёрдо произнесла она, так резко вскидывая голову, что мокрые волосы ударили по щекам. – Мерлин, Гарри!

Он смотрит с недоверием. Со странной надеждой, будто умоляя заставить его поверить в обратное, и Гермиона смягчается. Заставляет себя и давит улыбку. Самую искреннюю, на которую была способна, старательно растягивает губы, мысленно вручая себе за это «Оскары», один за одним, и проклиная лживый смех, что резковато вырывается из груди.

- Гарри… что ты говоришь… Я и Малфой! – она прикрыла рот рукой, продолжая смеяться, боясь, что эти смешки перерастут в банальную истерику, потому что слёзы снова набежали на глаза, грозясь политься одним нескончаемым потоком по щекам. И она смеётся, зажимая зубами кончик пальца так, что от боли хочется выть, а затем – прижимая руки к лицу, жмурясь и глотая мерзкую, горькую слюну. – Надо же было такое придумать! Я и Малфой.

Когда Гарри отводит её руки от лица, она молит Мерлина, чтобы он поверил ей. И, кажется, великий волшебник слышит её, потому что в зелёных глазах - облегчение. Такое огромное, что на какой-то миг Гермионе кажется, что оно наиграно.

- Прости, я такой дурак, - Поттер улыбается.

Оглушённая биением собственного сердца, она смотрит на него, краем сознания отмечая, что ливень постепенно редеет, как часто и бывает с сильными дождями – они кратковременны.

- Так что у тебя случилось?

- Да мелочи. Ничего серьёзного. Немного устала, столько новых забот появилось.

- Он точно не доставляет тебе хлопот?

- Конечно.

Снова это слово.

Почему всегда, когда она врёт, она произносит именно его?

- Прости, - он выпускает её пальцы, неловко топчется на месте и пытается засунуть руки в карманы джинсов, но мокрая ткань слишком неподатливая. – Я просто вдруг подумал... Ты расстроенная в последнее время, и мы с Роном переживаем. А тут ещё эти взгляды. Но ты-то никогда им не заинтересуешься, я точно знаю.

Поттер заглядывает ей в глаза, и она твёрдо кивает, закусывая щёку. Слава Мерлину. Слава Мерлину, он верит ей. И продолжает что-то бубнить, что такая, как она, никогда и ни за что не станет увлекаться хорьком, трусом, заносчивым слизеринским принцем, потому что… просто потому что. И ещё много-много слов. Совершенно ненужных, и гриффиндорка вздыхает почти с облегчением, когда голос Рона окликает их обоих с другой стороны улицы.

- Эй, вы, там! Промокли? А нечего было шастать под дождём! - придерживаясь за Финнигана, рыжий улыбается и машет рукой. – Идите уже сюда, я замучился вас ждать!

- Идём, Гарри, - Гермиона ободряюще обнимает друга за плечи, и тот наконец-то замолкает. – Дождь уже почти закончился.

Поттер потирает лоб и, вздохнув, тоже закидывает руку на плечо Гермионе.

Так они пересекают улочку, обнявшись. Что-то пьяно лопочет Рон, но удивленно замолкает, когда они принимают и его тоже в свое крепкое объятие. И вот здесь, в коконе её любимых мальчишек, от которых слегка пахло выпивкой, Гермиона понимает, что с ними случилось что-то.

С ней случилось.

И так, как было ещё совсем недавно, не будет уже никогда.


***




Он пришёл в понедельник, в восемь вечера.

Нарцисса была уверена, что Логан ни на минуту не задержится. Но надежда, что он и вовсе не придет, теплилась в ней, пока ровно в восемь в библиотеке не появился Ланки, и женщина уже знала, почему эльф так напуган. В поместье посетитель.

- В Мэноре гость, миссис Малфой. Ланки попросил его дожидаться хозяйку в гостиной, как и в прошлый раз, - чередуя слова с торопливыми поклонами, такими низкими, что тонкие уши касались пола, произнес он.

Нарцисса кивнула, вставая с кресла. Расправила платье похолодевшими руками и, стараясь не прислушиваться к ударам своего сердца, поспешила вниз. За окнами сгущались сумерки.

Страх её сегодня был не таким сжирающим, как в прошлый раз. Сегодня она надеялась получить ответы на терзавшие её вопросы. Может быть, что-то, что могло бы помочь Дереку Томпсону. Или что-то, что могло бы помочь ей самой. Ведь за всё время после потери памяти Логан был единственным человеком, который что-то в ней пробуждал. Воспоминания или, скорее, образы. Определенно негативного характера. Но результат!

Главное – результат.

С последних ступенек она почти спрыгнула, понимая, что запыхалась, спеша в гостиную, поэтому перед дверью остановилась, приглаживая волосы и снова расправляя платье. Вновь ей казалось, что лучик света из-под двери, окрашивающий её легкие домашние туфли в тёплый цвет огня, морозил кожу.

Мерлин, помоги.

И она легко толкнула дверную ручку.

Сегодня на нём другой костюм – и это оказалось первой глупой мыслью в голове женщины. Логан снова стоял у окна, сцепив руки за спиной. Тёмные волосы собраны и перехвачены лентой, открывая аккуратные хрящи ушей, а огонь из камина бросает на седину у висков свои мягкие блики.

Логан обернулся почти сразу же, и Нарцисса застыла, ощутив себя так, будто в грудь ударило ледяной волной. Зря она надеялась, что вторая встреча будет легче. Руки медленно холодели, хоть и воздух в гостиной сегодня был куда теплее.

- Ты приказала эльфам разжечь камины.

Тихое замечание его режущим по памяти голосом заставило её замереть, покрываясь мурашками, подавляя в себе желание убежать как маленькой девочке. Но она тут же нахмурила лоб. У неё есть цель. Возможно, он единственный, кто сможет помочь. И неважно, что чувствовать при этом, будь то страх или холод.

Её решительный шаг вперёд заставил его вскинуть правильной формы брови, и это стало единственной данью удивления от гостя.

- Холодает. Я начинаю мёрзнуть в этом здании, - спокойно произнесла она.

Логан обернулся к камину, а затем вернулся взглядом на её лицо.

- Определённо.

Он смотрел на неё со странным подозрением, и Нарциссе почему-то показалось, что она проворачивает ловкий фарс с этим страшным, пугающим мужчиной. Будто пытается одурачить его. Мнимость всего этого спектакля была шита белыми нитками. Это всё равно что ребенок, показывающий фокус взрослому человеку.

Нарцисса сжала перед собой руки, выпрямляя спину до боли.

- Вы обещали рассказать мне.

- Нет, это ты хотела рассказать мне, Нарци.

- Что?

- То, что ты вспомнила.

Она сжала губы, глядя на него, ощущая дрожь в сцепленных пальцах. По мере того, как его тон становился жестче, узел в животе завязывался всё туже, становился всё холоднее. Она заставила себя смотреть прямо.

- Я не помню ничего. Совершенно ничего, - голос стал тише, пока не упал почти до шёпота. Вот она, хваленая смелость. И в руки себя не возьмешь, когда он смотрит вот так. - Я ждала вас, чтобы…

- Ты ждала меня?

- …чтобы вы объяснили мне, что происходит в моей голове.

Логан смотрел на неё, прищурив глаза, а она отвела взгляд, чувствуя давление - внутреннее, внешнее. Этот человек уничтожал её, вытеснял из гостиной, из собственного тела. Будто сама душа хотела сбежать подальше от этого места. Туда, где нет Логана.

Он молча развернулся, шествуя обратно к окну, за которым всё ещё можно было различить очертания деревьев, розовых кустов и ограды, окружающей особняк свободным каменным кольцом. Но с каждой секундой сумерки становились плотнее, погружая сад в ночной бархат. Где-то беспокойно крикнула птица, и Нарциссе послышался в этом крике отчаянный вопль: «беги!». Она вздрогнула и перевела взгляд на мужчину, внезапно замечая на его шее, под собранными волосами, изображение ворона, раскинувшего свои крылья по обе стороны позвонка.

Заинтересованная рисунком, она напрягла взгляд, пытаясь рассмотреть его, но Логан снова обернулся всем телом. Определённо, этот мужчина привык выигрывать на внезапности.

- Ты видела, что пишут газеты, Нарци.

Это прозвучало утвердительно, поэтому она не посчитала нужным кивнуть. Лишь смотрела на него, ощущая, как ускоряется сердцебиение от осознания, что что-то заставило его начать говорить. И тут же крохотный червячок сомнения заворочался где-то в груди. Нужно ли это тебе?

А затем тихий внутренний голос: разве ты не заметила, Нарцисса, что тебя уже давно не спрашивают, что тебе нужно?

- Твоего мужа казнили в тюрьме за то, что ты и твой сын дали против него показания, которые подтвердились тем, что в Мэноре на тот момент находилось четырнадцать трупов магглов…

Создалось ощущение, будто в грудь ударили Петрификусом.

Дыхание Нарциссы перехватило, и она против воли поднесла руку ко рту. Остальные слова потонули в звоне, который так и разорвался в ушах, а глаза распахнулись, глядя на мужчину с ужасом и недоверием. Желудок сжался. А гость всё продолжал говорить:

- …ты была одной из сподвижниц этого движения – удаления нечистокровных волшебников.

- Ч-что значит удаления? – женщина едва шевелила онемевшими губами.

- А как ты думаешь?

- Я убивала людей?

Он в два шага оказался перед ней, и Нарцисса не успела удивиться, только через несколько секунд понимая, что упала бы на пол, если бы руки Логана не поддержали её за локти. Она ощутила запах его одеколона, отчего очередная судорога ужаса прошла по сознанию и голова закружилась, заставляя закрыть глаза.

Тёмная комната. Пылающий факел. Мужчина на коленях.

«…Империо!...»

- Скажите мне, Логан. Я убивала людей?

Он смотрел на неё с напряжённым ожиданием. Хотелось крикнуть ему, чтобы он не молчал, но страх заталкивался в глотку, душил и закручивался тошнотворными кольцами, не давая произнести ни слова.

Она ощутила, как опускается в кресло, что внезапно оказалось за спиной. Логан разжал пальцы на её локте, и она испытала от этого добрую долю облегчения. Хорошо бы, чтобы он ещё и отошёл от неё. Ей и без того было нечем дышать. Оглушённый известием, мозг так и норовил разорваться от напряжения и ожидания ответа.

- Нет.

Облегченный выдох вырвался из груди, и комната закружилась перед глазами. Нарцисса улыбнулась, прикрывая веки.

- Мерлин. Слава Мерлину, - её шёпот казался совершенно обессиленным. За несколько секунд она успела наречь себя убийцей. Представить, как от ее рук погибает человек, и от этого становилось страшно. Мысли гнетущей тучей нависли над головой. – А что же Люциус? Как я… почему…

- Позволила Министерству уничтожить своего мужа и каждого, кто нёс с ним этот крест правосудия волшебного мира?

Она осмелилась поднять глаза на Логана, который смотрел на неё со странным напряжением во взгляде, однако губы кривились, как если бы он собирался выругать её как маленькую девочку.

- Это не правосудие. Правосудие не в смерти, - голос Нарциссы стал на один миг жестче, и бровь мужчины коротко приподнялась, вновь выражая удивление.

- Люциус Малфой был жестоким человеком. Слишком жестоким, отчего ты и посчитала, что он сошел с ума… Он позволял приспешникам то, что тебя несколько пугало, Нарци.

От холодного и застывшего в ушах «Нарци» свело желудок. Нарцисса поджала губы, не отрывая от гостя глаз, будто пытаясь увидеть ответ во взгляде. В какой-то миг женщина поняла, что всматривается в его лицо. Он красивый мужчина. С чётко очерченным ртом и проницательно-карими глазами, от взгляда которых становилось муторно, что делало его похожим на ту птицу, изображение которой было вытатуировано на его шее.

- Сначала ты терпела это без пререканий. Потом пыталась прятаться. Сбегать.

Произнесённые слова медленно, с расстановкой шевелили ледяной ком в желудке. И от того, что он говорил, ей становилось еще страшнее. Но воспоминания не двигались в голове. Был просто страх от осознания, понимания, от чего она бежала.

- Ты закрывала Драко в его комнате, накладывая всевозможные заклятия, чтобы он не узнал ни о чём. Люциус не хотел, чтобы сын был в курсе того, что происходило в Мэноре.

- Что… что происходило в Мэноре? – несмелым эхом повторила Нарцисса, сжимая пальцы и следя взглядом за Логаном, который начал медленно расхаживать от камина до окна, то рассматривая свои ногти, то останавливаясь и глядя на портреты, которые, польщенные вниманием, притихали. Наконец он соизволил изречь:

- То, о чём писали газеты.

От осознания, что дом, в котором она сейчас живёт, был пыточной, повесткой в один конец для стольких людей, женщине едва удалось побороть тошноту.

- Мерлин… он убивал их... здесь?

- Ну, не прямо здесь, - саркастично протянул Логан. – Обстановка гостиной не располагает к этому, не находишь?

- Где?

- В нижних комнатах.

Нарцисса зажмурилась, резко выдыхая воздух через рот.

Она ни разу не была в темнице. Ни разу после того, как потеряла память. Стоило ей подойти к лестницам, что вели в подземелья, сердце заходилось, а руки начинала сотрясать дрожь. Примерно так, как было при первой встрече с Логаном. Она чувствовала, что Мэнор скрывает в своем камне какие-то тайны, но знать, что в этих стенах погибали люди, было выше её сил.

Крошечная, но острая мысль ледяной иголкой прошила мозг, заставляя вскинуть голову и на момент забыть обо всём, что было только что услышано, но не обдумано. Она чувствовала себя так, как было при первой встрече с Логаном.

Он поймал её взгляд и будто понял, что она сейчас спросит, потому что сжал губы и сделал шаг вперед, сокращая между ними расстояние, словно испытывая её сегодняшнюю шаткую храбрость.

«Спросишь?»

- Откуда вы знаете всё это?

Голос тихий, едва слышный, но звенящий. А может быть, он звенел лишь у неё в черепной коробке.

Нарцисса не поняла того одобрения, что мелькнуло в его глазах, однако тут же сменилось настороженностью и открытым вызовом.

- Я работаю в Министерстве, Нарци. Я обязан знать подобные вещи.

Это было логичным объяснением. Министерство знает всё. Но в эти объяснения не вписывалось то, что чувствовала сама Нарцисса, когда находилась рядом с ним – его взгляд сейчас такой прямой, что почти давил на глазные яблоки. Кажется, Логан даже не моргнул ни разу. А женщина почти не дышала. Что это?

Он ждет? Он понял, что она хочет спросить?

- В таком случае откуда Министерству известны такие мелочи? Что я закрывала Драко в своей комнате. И что Люциус позволял делать приспешникам. Сомневаюсь, что каждый из них предоставил полный отчёт по этому делу. - Медленно поднимаясь на ноги, Нарцисса чувствовала себя так, будто идет по крупицам еды, раскиданной на полу. Прямо в его ловушку. Как глупое животное – на приманку.

Ей казалось, что она вот-вот словит Логана за хвост, так, что он не вывернется из этой хватки. Но внезапно поняла, что он хотел, чтобы она додумалась до этого. Сама.

И логическая цепочка на этом прервалась, потому что он сделал к ней последний шаг, разделяющий их, почти упираясь в грудь женщины своей грудью. В этот раз она даже почти не придала значения запаху его одеколона. Сердце почти не трепыхнулось, потому что усиленно било в ребра, ожидая его ответа.

- Умница, - тихо произнес он, и губы растянулись в уже знакомой волчьей ухмылке, от которой захотелось отпрыгнуть прочь, захлопнуть дверь и бежать. Снова какой-то мутный образ вспыхнул перед глазами, но тут же исчез. Нарцисса задохнулась воздухом, вскидывая голову и глядя ему в лицо.

Догадка в её глазах.

- Ответь на свой вопрос, - подначивал он. – Скажи мне, откуда я знаю. Скажи.

Она поняла. И не поверила.

Сделала шаг назад, но колени уперлись в кресло и подогнулись. Женщина не удержалась и села, глядя на него теперь снизу вверх.

Доминант. Этот взгляд. Эта улыбка.

«…Нарци, не кричи…»

«…Ты не сделаешь этого, Логан!..»

«…Тш-ш-ш…»

Тш-ш-ш… - отдалось в ушах, в голове, во всей комнате. Тш-ш-ш. Ярко, четко. Воспоминанием. Сковывая руки, обдавая почти физическим холодом, вырывая судорожный всхлип из горла – становилось нечем дышать.

- Господи, вы один из них.

Слова рухнули в заряженный воздух комнаты камнями. Огромными валунами, прибившими её, Нарциссу, к месту. Ей казалось, что она никогда не сможет пошевелить ни рукой, ни ногой. Она медленно моргнула, не заметив торопливо скользнувшей по щеке слезы. Лишь ощутив, как тёплая капля разбивается об обнаженную ключицу. Нарцисса даже не поняла, что плакала. Смотрела на Логана так, будто сам Мерлин сейчас ухмылялся с его лица, глядя на неё.

- Вы один из них, - судорожный шёпот. Почему она не могла в это поверить? – Вы – приспешник.

- Умница. Ты всегда была умной девочкой, - Логан протянул руку, и женщина отшатнулась, вжимаясь в мягкую спинку кресла, всхлипывая, втягивая в себя воздух. Смерть. Он пах смертью. Дрожь начала сотрясать её тело, а когда холодные пальцы коснулись влажной щеки, Нарцисса, почти не осознавая, отшвырнула его руку, вскакивая.

Моментально оказываясь на безопасном от него расстоянии, упираясь руками в спинку дивана, что был теперь между ними.

- Убирайтесь! – её крик зазвенел в оконном стекле, впитался в потрескивающий камин. Логан сделал шаг назад, поднимая голову и сжимая губы. Глядя на неё уже с иным выражением – никакого снисхождения. – Убирайтесь вон и никогда не возвращайтесь в Мэнор! Если ещё хотя бы раз я увижу вас здесь, я тут же сообщу об этом Дереку Томпсону!

Он усмехнулся, медленным жестом засовывая руки в карманы брюк.

- Интересно, кому он поверит. Сошедшей с ума женщине без памяти, которая спутала свой очередной ночной бред с явью, или же мне, человеку, который работает с ним уже много лет? – он блефовал. Нарцисса хорошо помнила его фразу о том, что у него могут возникнуть проблемы, если она обмолвится хотя бы о том, что Логан посещал поместье.

Но, чёрт возьми, как для блефа, он был адски убедителен и спокоен.

- Я не сумасшедшая, ясно?! – прокричала она, отрывая руки от мягкой ткани, впиваясь ногтями в ладони. Вытерла кулаком влажные щёки. – Он поверит мне. Он верит мне.

- Верит, пока ты ему нужна, Нарцисса. - Женщина вздрогнула. Логан впервые повысил на неё голос, и это напоминало далекий раскат грома. Да и своё полное имя, сорвавшееся с тонких, искривленных раздражением губ, было странно услышать от этого человека. – Что с тобой будет, когда Министерство наконец-то бросит это дело? Или когда Томпсон убедится, что ты ни черта не помнишь? Тебя просто упекут в Мунго, вот и всё. А там можешь говорить всё, что душе угодно. Там твои слова не стоят ни кната.

В комнате зазвенела тишина, нарушаемая лишь её шумным дыханием. Логан смотрел на женщину с серьёзным выражением в глазах, впервые. Без насмешки, без снисхождения и надменности.

- А если он поймёт, что ты вспомнила хоть что-то, тебя убьют, - холодный голос вновь был совершенно спокоен. - Он же, Дерек. Тут же. Непростительным. У него есть разрешение сделать это, без суда и следствия. И ты даже не предстанешь пред Визенгамотом, как было с остальными.

Логан обошел диван, делая к ней несколько уверенных шагов.

- У него есть приказ, Нарци, - голос понижен почти до шёпота. Она не шевелилась. – Приказ убить тебя, если появится хоть толика намека, что ты вспоминаешь что-то. Потому что тебя тут же заподозрят в том, что ты замешана в недавнем убийстве, о котором писал «Пророк». Ты единственная, кого оставили в живых. Потому, что ты донесла на Люциуса. Ты сдалась им, сама.

- Нет, - её голос тоже был тих. Практически обескровлен, безэмоционален. Она и сама была словно потухшая свечка с оборванным фитилем. – Не единственная. Ещё вы.

- Кто об этом знает?

- Я.

- Сумасшедшая женщина без памяти. Вот кто ты.

Он был так близко, что она без труда рассматривала каждую глубокую морщинку в уголках его глаз, вокруг рта. Несмотря на это, лицо казалось молодым. И внезапно, совершенно нелепо и не вовремя мозг сгенерировал вопрос: интересно, сколько ему лет? Нарцисса тряхнула головой, списывая это на самозащиту организма. Она не хотела принимать то, что он говорил.

- Что вам нужно от меня?

Ей показалось, что она услышала облегченный вздох. Логан сделал шаг назад, и комната прекратила сужаться до размеров его лица.

- Отдыхай, Нарци.

Надо же.

Она так спокойно отреагировала на это обращение. Даже почти проигнорировала его.

- Что значит «отдыхай»? – женщина уставилась на Логана с непониманием. – Вы появились в Мэноре для того…

- Для того чтобы поставить тебя перед выбором. Но сейчас ты всё равно его не сделаешь. Поэтому пока отдыхай.

- Я не собираюсь делать никакого выбора. Оставьте меня в покое, - процедила она, вновь вскидывая подбородок.

Он усмехнулся.

Кивнул.

- Думай. Думай хорошо. А мне нужно идти. У меня мало времени.

- Времени на что? – вопрос зачем-то вырвался сам собой.

- На сегодняшнюю ночь.

Глаза Логана сверкнули, отразив огонь, что дрожал в камине, когда он развернулся и пошёл в сторону выхода. Нарцисса наблюдала за своим гостем с отвратительным бессилием, сковавшим руки и ноги разом.

- Вы сказали… - он замер у двери, остановленный её голосом, - что Мэнор принадлежит не мне. Что вы имели в виду?

На этот раз он усмехнулся слишком обречённо, чтобы это могло как-то задеть женщину, замершую у окна. Несколько секунд Логан смотрел на неё, а затем дверь за ним закрылась с легким хлопком. Не нужно было снова подсматривать – она знала, что он уверенным шагом идет к выходу из особняка, минуя освещенный факелами холл.

А через несколько секунд она поняла, что осталась в особняке одна. Не было больше ни слёз, ни сил на осознание того, что теперь распирало изнутри черепную коробку. То, что он рассказал. Вспышки воспоминаний в голове. Безостановочный страх. Нарцисса закрыла глаза, приваливаясь спиной к оконной раме.

Мерлин, помоги.

В саду снова крикнула странная птица, так громко, что женщина вздрогнула.

«Беги!».

И её дрожащие руки торопливо закрыли окно.

***



Утро вторника принесло с собой дождь, бьющий в окно. Осень вступала в свои права – и даже магия не в состоянии была изменить этого.

Гермиона открыла глаза, уставившись в балдахин своей кровати и чувствуя тупую, бьющую в затылке боль.
Она плохо спала. Вчера слишком поздно вернулась из комнат Гриффиндора, где нынче стала проводить всё больше времени, едва не наткнулась на Филча, да еще и под утро, кажется, Малфоя подняла нелёгкая – в гостиной старост слышались шаги и голоса. Гермиона привычно списала это на его ночных посетительниц и даже подумывала спуститься вниз, чтобы проучить и старосту мальчиков, и всю его поклажу, однако не стала – закрыла глаза и снова погрузилась в беспокойный двухчасовой сон.

Половина восьмого утра – известили часы, и Гермиона со вздохом поднялась с постели, хмурясь от боли в голове. Не хотелось опоздать на завтрак. При мысли об этом желудок протестующе заурчал. Сегодня она собиралась не спеша, с неприсущей ей леностью. Видимо, дождь так влиял.

Натянув на себя форму, она остановилась у зеркала, поправляя волосы. Каждый божий день она заглядывала в это зеркало и удивлялась – такое ощущение, что с каждым подъёмом все больший беспорядок на голове.

Заклинанием заставив волосы принять приемлемую форму, она вышла из комнаты, хватая сумку и вешая её на плечо. Торопливо спустилась в гостиную, привычно осматриваясь на предмет забытых женских вещей. Как-то раз Пэнси оставила свои отвратительно-розовые трусики прямо на диване.

Странно, что Малфой её не подначивал этим. Хотя произошло это не так давно, а со слизеринцем они не виделись с похода в Хогсмид. В понедельник общих занятий у них не было, а оставшуюся от учёбы часть дня Гермиона провела на поле для квиддича, куда ее потащил Рон, чтобы понаблюдать за тренировкой гриффиндорцев. Вчера, в отличии от сегодняшнего дня, погода была куда лучше, и они сидели прямо на траве, болтая и хлопая в ладоши, когда Гарри совершал особенно удачный пируэт.

- Не выпендривайся, Гарри! Оставь немного запала на завтрашнюю игру.
- Мы их сделаем, Рон! – голос Поттера приглушён высотой и ветром. – Вот увидишь!
После тренировки Гермиона зашла в библиотеку, чтобы взять том по травологии для написания реферата, потом поискала Курта и не нашла его, после чего поплелась в гостиную Гриффиндора. Мальчики были очень рады её видеть и даже согласились вместе сделать домашнее задание.

Понедельник прошёл как-то неестественно. То ли потому, что они ни разу не пересеклись с Малфоем, то ли потому, что Гермиона чувствовала себя немного скованно после разговора с Гарри. Но в любом случае понедельник уже закончился, и это означало, что начался новый день, важный и ответственный вторник – в полдень начиналась игра.

Гриффиндорка уже коснулась двери, когда взгляд остановился на «Ежедневном пророке», брошенном на столе. Не увидь она застывшее бледное лицо, сжимающее губы на первой странице и огромную статью под ним, она бы даже не обратила внимание на газету. Однако огонёк беспокойства вспыхнул в груди, и пальцы выпустили дверную ручку.

Пока ноги несли её к столу, девушка напрягала зрение, пытаясь рассмотреть заголовок, ощущая, как сердце начинает стучать всё сильнее. Оставалось всего пару шагов, когда дверь распахнулась, с грохотом ударяясь о стену. Гермиона подскочила на месте, оборачиваясь и прижимая руки к груди. Хорошо, что её сейчас не было там.

Малфой залетел в гостиную, кажется, не замечая перед собой ничего. Выглядел он так, будто всю ночь провел в комнате Пэнси. Рубашка не заправлена в брюки, галстук отсутствует, волосы на затылке взъерошены, словно в них часто запускали руки. Только лицо напряжено и бело как снег. Игнорируя возмущения Желтой Дамы, он рывком захлопнул дверь и застыл, широко разводя руки и упираясь в дерево ладонями и лбом.

Гермиона видела, как тяжело вздымается его спина.

Она замерла, боясь пошевелиться, боясь быть обнаруженной. Но Малфой стоял, недвижим, с застывшими от напряжения плечами и низко опущенной головой, и, кажется, его не интересовало совершенно ничего, будь то хоть появившийся посреди комнаты венгерский хвосторог. Кулаки слизеринца были сжаты, а дыхание – все тяжелее с каждой секундой.

Гермионе стало страшно – что будет, когда он поймёт, в каком состоянии она его увидела? Да и что случилось-то, собственно, чёрт возьми?

Губы уже сложились, чтобы произнести его имя, но – бааах! - её перебил грохот, когда кулак Малфоя соприкоснулся с дверью, заставив девушку снова подскочить на месте, а сердце пуститься в пляс.

Какого дьявола? Девушка не успела прийти в себя.

И снова – бах! – она зажмурилась.

Низкое рычание.

Бах! Бах!

Гермионе показалось, что он сломал дверь, по которой лупил так, будто она была самым его смертным врагом. Стоять без движения она больше не могла, поэтому, приоткрыв глаза, сделала шаг вперед, замечая, как сильно тряслись его плечи и он сам. Ей стало страшно.

- М-малфой, - голос почти не слышен, но он вздрогнул всем телом и обернулся, сверля её взглядом.

Грудь вздымается. Челюсть сжата.

- Она ни при чём, - глухо, будто по ту сторону. Будто он не говорил, а просто слишком громко думал.

Гермиона моргнула.

- Что?

И в следующий момент её оглушил его рёв:

- Она не причастна! Они не понимают! Чёртовы придурки, идиоты… тупые… тупые мрази. Она ни при чём! Грейнджер. Блядь, Грейнджер…

Его голос сорвался. Малфой запустил руки в волосы и снова зарычал, мечась по гостиной.

- Малфой, пожалуйста. Сядь, - несмелый шаг к нему, и он обернулся таким рывком, будто сейчас вцепится в неё зубами и разорвет на части. Девушка отступила, затаив дыхание и пытаясь перебороть панику.

- Она непричастна ко всему этому! Дамблдор… МакГонагалл… эти уроды из Министерства. Они допрашивали меня так, будто я прикрываю её, понимаешь?! А она… она ни при чём, я знаю. Она ничего не помнит. Я же знаю… Я был там, видел. Я держал её…

Его снова начала сотрясать дрожь, и он сел, практически упал в кресло, роняя голову на сложенные руки.

На секунду гриффиндорке показалось, что Драко Малфой сошел с ума прямо у неё на глазах. Взгляд её скользнул по его сгорбленной фигуре.

Светлые пряди на затылке слегка спутались. Из оттопыренного воротника выглядывала светлая кожа шеи, почти сразу же прячась в волосах, демонстрируя несколько выступающих гребнями позвонков. Широкие плечи, обтянутые белой тканью, безостановочно трясутся. Она сделала было шаг к нему, когда взгляд наконец-то упал на заголовок «Ежедневного пророка».

«Люциус Малфой – шут или убийца?».

Сердце упало.

- Нет…

Дрожащими руками Гермиона схватила газету, разворачивая её, глядя в бледное, незнакомое лицо мужчины, затравленно взирающее на неё с первой страницы. Взгляд скользил по строкам, пропуская половину слов. Глаза наполнялись слезами, а сердце кололо так, будто вот-вот остановится. Мозг выхватывал лишь отдельные фразы, но и их хватало, чтобы понять.

Сегодня ночью была обнаружена зверски убитая семья магглорожденной… отряд Министерства сумел задержать одного из виновников… 1 октября, во вторник состоится собрание Визенгамота… на допрос приспешника, задержанного и доставленного…

Голова закружилась, и газета едва не выпала из рук. Глаза судорожно искали имя. Имя волшебницы, родителей которой убили.

…На опознание тел были приглашены… Следствие, раскрытое Министерством… Приговорят ли к казни пойманного преступника… Решение суда…

Наткнувшись, наконец, на имя, Гермиона ахнула, прижимая руки ко рту и упуская «Пророк», что безвольно упал у её ног.

Она подняла опустевший взгляд, заметив, что Малфой слегка повернул голову, уткнувшись виском в сжатые кулаки, один из которых был рассечен о дверь, пачкая светлую кожу кровью. Сидит, смотрит на неё сухими воспалёнными глазами. Будто не спал целую ночь. Кажется, он успокоился. Пришёл в себя. Теперь отстранённо и совершенно спокойно наблюдал за её реакцией, а гриффиндорка чувствовала, как бледнеет кожа её лица и холодеют щёки.

Приступ тошноты едва не согнул пополам.

- Лори Доретт…

Малфой легко кивнул, глядя на неё, не отворачивая головы.

Не потому, что хотел увидеть её реакцию или ее страх. Просто потому, что он знал, что не один здесь и сейчас. На него смотрели её огромные глаза, и ужас, колотивший изнутри, изнурительный допрос какими-то кретинами из Министерства – всё это отступало. Потому что их было двое – старосты, взрослые дети, напуганные до полусмерти. Каждый своим. Но напуганные, дрожащие - если не внешне, то внутренне.

Будь здесь сейчас кто угодно, он бы чувствовал то же самое облегчение, уверял себя Драко, ощущая отголоски озноба где-то в плечах.

Грейнджер на удивление быстро собралась. Осторожно нагнулась, взяла в руки газету. Аккуратно сложила, положила на стол. Застыла спиной к нему, кажется, прижимая руки к лицу. Он же смотрел куда-то сквозь оконное стекло, прислушиваясь к колотящему дождю.

- Драко, ты должен сказать правду. Ты же не хочешь, чтобы мы поили тебя сывороткой правды?

- Мистер Оливар, я не позволю применять подобные методы к своим ученикам – мистеру Малфою незачем врать. Мы выдернули его из постели по вашей просьбе, мальчик в шоке…

- Я в порядке, профессор, - бросил Драко, не глядя, давясь собственным голосом, не отводя ненавидящего взгляда от мерзкого толстяка в очках, присланного Министерством, который пытался выдавить из Малфоя признание в том, что он замечал за матерью какие-то просветы в памяти, пока жил в Мэноре.

- Альбус, если вы ещё не поняли, у нас два трупа сейчас в Министерстве. Считаете, это шутки?

- Я понимаю, - голубые глаза старика смотрят сквозь очки-половинки. - Но у вас также есть один задержанный, у которого было бы логичнее разузнавать информацию о преступлении, чем у ученика, который находился в своей постели, за много миль от места убийства.

- Наш задержанный не в себе. Лопочет что-то о Мэноре, больше мы не разобрали ничего связного.

Сердце Драко едва не вылетело в гортань, когда он услышал слова Оливара.

- Не трогайте Нарциссу! Она ни при чём!

Дамблдор успокаивающе сжал пальцы на плече Малфоя, и тот едва удержался, чтобы не сбросить руку. Оливар же гнул свою линию:

- Его мать…

- Его мать лишена памяти, насколько мне известно. Нарцисса Малфой проживает в Малфой-Мэноре и находится под тщательным наблюдением в а ш и х людей.

- Профессор Дамблдор, - Оливар начинал терять терпение, а Малфою, которого уже начинало потрушивать, до охренения хотелось бросить непростительное прямо в жирную рожу. - Мне нужен лишь ответ на вопрос.

- Мистер Малфой, дайте, пожалуйста, ответ мистеру Оливару.

- Моя мать не имеет отношения к этому убийству! – снова выпалил Драко прежде, чем Дамблдор успел закончить. – Не смейте трогать её.

Он сам не понимал своего рвения защитить её.

Эта женщина уже не была его матерью, это была лишь фальшивая оболочка, но сейчас Драко знал, что может убить любого, кто приблизится к ней. Она была ни при чём.

- Вы довольны?..

Оливар молча кривил рот, отчего становился похожим на жирного тюленя. Затем перевел взгляд на Дамблдора.

- Мы ждем вас сегодня в Визенгамоте, Альбус, - коротко бросил он и торопливо засеменил к камину.

Малфой вздрогнул, услышав её тихий всхлип и поднимая глаза. Грейнджер по-прежнему стояла у стола, комкая кончиками пальцев уголок газеты. Край щеки, который ему был виден, блестел от слёз.

Он тяжело поднялся, делая несколько шагов к ней, замечая, как напрягаются тонкие плечи, застывая, ощущая его приближение. Если он испугался за свою мать, которая уж точно не виновата в произошедшем, то каково было сейчас грязнокровке? Её страх действительно был подпитан фактами – кто-то взялся за истребление нечистокровных семей.

Драко стоял в нескольких шагах от неё и не знал, что делать.

Внезапные мысли, лишние, ненужные, лезут в голову.

Сколько писем от Нарциссы он не прочёл? Сколько писем сгорело в огне камина? Кто знает, о чём она писала. Вдруг… вдруг она действительно…

Нет.

Нет, блядь. Нет, этого не будет. Нарцисса сама толкнула Драко на то, чтобы он донёс на отца. Какой смысл ей было начинать всё сначала? А вдруг она всё помнила? Всё это время. Врала ему. Зачем?

Херовы мысли.

Херова грязнокровка.

Он смотрел в спутанные кудри, достигающие её лопаток, и ненавидел их. Так первобытно, так правильно ненавидел. Хотелось взять и… и… Он сжал руки от бессилия и едва не вздрогнул, когда она обернулась, глядя ему в глаза. Драко нахмурился, пытаясь отвести взгляд, но она сделала к нему крошечный шажок и стояла, дрожа всем своим телом, что уместилось бы в его ладонях, кажется. А в глазищах цвета горячего шоколада плескался страх. Такой явный. Отражающий его собственный. Он хотел прижать её к себе.

Зачем?

Она не позволит. Он не станет. Это не к месту. И…

И это, блядь, неправильно!

Верхняя губа напряглась. Драко старательно вызывал в себе раздражение. На неё, на её слезы, на дождь, на Оливара. О, да. На Оливара. Жирный сукин сын.

Малфой почти зарычал, а кулаки сжались сами собой. Она заметила, опустила взгляд.

- У тебя кровь.

- Что? – он не понял, о чем она говорит, пока не поймал взгляд Грейнджер на своей руке. Надо же. А он и забыл. – Заживёт.

- Я могу залечить.

- Пошла к чёрту со своей заботой.

- Тогда тебе стоит посетить больничное крыло.

- Мне повторить, Грейнджер, чтобы ты пошла к чёрту и подавилась там своей грёбаной заботой?

Она замолчала. Отвернула лицо.

Он отвернулся в противоположную сторону.

- Нюни не распускай, - бросил почти небрежно куда-то в сторону окна.

- Да, конечно, - шепнула потрескивающему в камине огню.

Вздрогнула от его раздражённого вздоха и сжалась, когда он в два шага обошел её, направляясь к себе. Закрыла глаза, не в силах остановить новые слёзы, что снова текли по лицу. Благо, он их не видел.

- Первых уроков не будет, - его голос откуда-то сзади. – Старуха и Дамблдор вызваны в Министерство.

Гермиона кивнула, чуть не прокусывая губу, жмурясь. Пытаясь остановить горячие ручейки, струящиеся по щекам, что, остывая, скатывались по шее и собирались в углублении ключиц.

- А игра? – тихо, чтобы не услышал дрожи в голосе.

- Перенесли. На завтра.

Снова кивнула.

Уйди. Ради Мерлина, уйди. Так тяжело находиться с тобой в одной комнате.

Видимо, он научился читать мысли, потому что в следующую секунду Гермиона осталась одна.