Глава 8.

Пять с половиной лет спустя.

Доктор Христиан Зальцман, плетясь по улице после ночного дежурства в больнице, одновременно улыбался, тер висок и часто моргал: утреннее солнце, отражаясь в стеклах очков, резало глаза. За прошедшие годы лицо его погрубело, теперь уже явственно напоминая морду лошади, лоб прорезала морщина, а сам он еще похудел и ссутулился.
Прошлой ночью привезли нескольких человек после поножовщины, врачи бились над ними всю ночь. По всему было видно, что теперь доктору Зальцману ужасно хотелось спать - однако же, поднявшись по темной лестнице в свою бедную, запущенную квартирку, он и не подумал ложиться на продавленный диван. Напротив, скинув плащ, он спешно хлебнул бодрящего зелье, умылся холодной водой и принялся варить кофе.
полчаса спустя после его прихода в дверь постучали. Он с живостью, удивительной для усталого человека, бросился открывать.
В узенькую темную переднюю вошла молодая дама в черной амазонке.Ее длинная вуаль была странно обмотана вокруг цилиндра, словно гостья не хотела, чтобы ее узнали; впрочем, войдя, она ото час скинула шляпу и порывисто поцеловала доктора.
- Ты здорова, Маргарита? - с нежностью спросил он, покрывая поцелуями ее руки.
То в самом деле была наша Маргарет. За прошедшие годы она очень похорошела, приобрела наконец сдержанные и утонченные манеры истинно светской дамы, холодный и гордый взгляд - но по временам в ее мраморном лице мелькало выражение затравленного зверька. Сейчас, опускаясь в кресло, она рефлекторно вздрогнула всем телом - так, что Христиан испугался.
- Что с тобой? У тебя ничего не случилось? Мне кажется, что...
- Я просто очень волновалась, что муж не отпустит меня на прогулку, - нервно рассмеялась Маргарет. - У него сегодня ревнивое настроение. А вообще я постоянно боюсь, как бы на мою кобылку, когда я оставляю ее привязанной в лесу, не напали волки. Хоть я и делаю ее невидимой, но ведь они чувствуют запах.
Христиан, вздохнув, сдернул очки и потер лицо. Опустившись на пол у ног Маргарет, он положил голову ей на колени.
- Еще немного, Маргарита. Еще немного, и клянусь, мы с Генрихом найдем лекарство, которое может тебя спасти. Он пытается проверить свое средство на кролике...
Она задумчиво кивнула.
- Знаешь, на что я решилась? Когда приедет срок принимать лекарства - не бойся, на сей раз времени у меня больше, еще год впереди - я рискну и не приму их.
Зальцман поднял голову.
- Если мы с Генрихом изобретем к тому времени проверенное лекарство, то... Хотя, Маргарита, я боюсь, что оно все же не подействует. Если ты умрешь?
Она фыркнула и не ответила. Он продолжал чуть дрожащим голосом:
- В самом деле, может, попробуем запасной вариант? Я проникну в лабораторию и попробую узнать, как именно делаются и усиливаются те самые порошки. Ведь тогда ты от мужа все равно уйдешь.
- А от темной магии - нет! - с негодованием воскликнула Маргарет и резко встала.- Какой же ты трус. И какой с тебя прок, если ты тоже не видишь ничего плохого в лечении темной магией? Тебе все равно, что я на всю жизнь привязана к этим проклятым порошкам.
- Я не хочу, чтобы ты умерла, Маргарита, - вздохнул Христиан и обнял колени. Она с презрением на него посмотрела:
- Пожалуй, ты и с мужем бы меня оставил, если бы от этого зависела моя жизнь?
- Оставил бы, да. Как иначе?
- Ты не мужчина, - с презрением бросила она и направилась к двери, но Зальцман схватил ее за руку.
- Погоди. Я клянусь тебе, как только лекарство будет готово и проверено, я заберу тебя - и ты его примешь. Но ты не можешь рисковать жизнью. Подумай о своем сыне. Мне с ним не скрыться, твой муж нас найдет - и если все так, как ты говоришь, для мальчика наступит ад. Ну рассуди здраво хоть раз в жизни!
Маргарет отпихнула его и, давясь слезами, отправилась к двери. Христиан, вскочив, пошел за ней.
- Погоди. Ты по-прежнему веришь, что, если бы я не знал, что ты умрешь без этих порошков, то немедленно забрал бы и тебя, и твоего мальчика?
- Ничтожество, - Маргарет начала обматывать вуаль вокруг шляпы.
- Я напишу тебе в условленное время, хорошо?
Не ответив, она живо спустилась по лестнице. Христиан, опустив плечи, прошел на кухню.
...Три года назад к нему в больницу явилась хорошенькая черноволосая девушка и передала анонимную записку с просьбой о помощи и встрече. Доктор Зальцман оставил свой адрес, и тем же вечером к нему явилась молодая дама, укутанная в длинный плащ с капюшоном. Едва она открыла лицо, он узнал ее, но она все же сочла нужным представиться.
- Я Маргарита фон Гриндевальд.
- Я вас помню, - побормотал доктор, почувствовав необыкновенное волнение.
- Тем лучше, - она нервно кивнула. - В таком случае вы помните и то, как мой муж обошелся с мои ребенком. Можете представить, как и мне живется.
- Вы хотите уйти? Вам нужна помощь?
- Нужна, но особенного рода, - она вздохнула. - Муж лечил меня от чахотки зельями, усиленными темной магией. Раз в несколько лет я должна принимать их, иначе я умру. Мне нужно перестать зависеть от них. Вы врач, у вас должны быть знакомые аптекари. Не могу обещать, что я вам заплачу: у меня самой нет денег. Но... - она вдруг протянула руку и погладила его по колену, коснулась бедра.
По телу прошла горячая волна, руки обмякли и задрожали, лицо загорелось. Доктор мысленно одернул себя.
- Ничего этого не нужно, - сказал он насколько мог строго. - Я попробую помочь вам и так.
Она не без смущения поиграла пальцами по локтям.
- Хорошо. Я вас извещу о следующей встрече через мою служанку.
При том же разговоре выяснились и первые трудности: Маргарет не только не знала названия лекарств, которые ей давали дважды, но и с трудом припоминала их внешний вид. Христиан принялся перебирать названия лекарств, надеясь, что она вспомнит хоть одно, но она неожиданно разрыдалась:
- Я не помню! Это конец! Он знал, что так будет, он приковал меня к себе.... И не видит в этом ничего особенного! Говорит, меня вряд ли бы обрадовала перспектива провести два года в санаториях, чтобы потом все равно умереть, не дожив и до двадцати лет. А я не могу с ним жить! Он мучает цвергов Круцио, кучера наказывает плетью. Мою служанку он уже дважды подкладывал в постель к своему сумасшедшему брату. Он разлучилменя с сыном, приставил к нему гувернера, этого мерзавца Штока, тот муштрует моего мальчика, как солдата, а мне разрешают видеть Геллерта только один час в день и не оставляют нас одних. Он прямо говорит, что ненавидит ребенка, потому что с его рождением я стала любить мужа меньше. Как будто я любила его когда-то! Слепота была... жить хотелось... - она вытерла глаза платком.
Сейчас, в своем простом темном платье, с рассыпанными по плечам волосами, с заплаканным лицом, Маргарет показалась Христиану такой хрупкой, беззащитной, несчастной, что он без слов обнял ее и прижал к себе.
- Тише, тише. Я освобожу тебя и твоего ребенка. Ты больше не одна.
Она с надеждой подняла взгляд:
- Я могу видеться с тобой? Я устала. Рядом нет никого, кто хорошо бы меня понимал. Только Сюзанна, моя служанка, но она не очень умна. А тетя, с которой я очень дружна, далеко.
- Ты будешь видеться ос мной, когда захочешь.
На следующий же день Христиан отправился к другу, молодому аптекарю Густаву Кранку. Тот несколько лет назад овдовел и теперь жил только ради маленькой дочери Марианны да ради своего дела, в которое был влюблен с той же силой, что и в покойную жену. Суть дела изложил, не называя имен, хотя Густав, кажется, догадался, о ком речь: Вильгельм Штрассман, управляющий аптеками Гриндевальдов, не так давно чуть было не погубил его дело, так что если бы Кранк не подрядился поставлять лекарства больнице для бедных, может, разорился бы совершенно.
Посовещавшись, Густав и Христиан решили, что если невозможно достоверно установить, что принимала Маргарет, следует хотя бы разработать зелье, купирующее последствия: то есть останавливающее скоротечную чахотку, которая развилась бы, если лекарства перестать принимать.
Процесс занял бы не один год, но следующую записку от Маргарет Христиан получил уже на следующей неделе. Они встретились в лесу под Веной, у заброшенной мельницы, и когда Маргарет испуганной птичкой бросилась к нему, он не выдержал - сжал ее плечи, стал целовать бледное нежное лицо. Потом они долго сидели на поваленном стволе, слушали плеск воды, и Маргарет рассказывала про детство в Англии, про тетку, потм переводила разговор на своего сынишку - юного изобретателя, мечтавшего стать драконоборцем, а после перескакивала на недавнюю театральную премьена... В ней жила чудная нелогичность, она воспринимала мир разрозненно и пестро, и это для Христиана, привыкшего к формулам и инструкциям (нельзя же экспериментировать, рискуя жизнью больных, а опытов ставить ему давно было некогда) было ново и поразительно. Она вообще вся была поразительна с ее белокурыми локонами, ангельскими голубыми глазами и детски-припухлым ртом, с ее фарфоровыми пальцами и белой тонкой шейкой - с ее горящей душой и бесшабашной головкой, с ее борьбой и слабостью. Он говорил с ней, утешал, целовал, но и не думал о близости - не мог представить, что можно овладел таким существом. И в глубине души мечтал, что, когда наконец найдет с густавом лекарство, которое ее спасло бы, они уедут из страны и будут жить - она, сам Христиан и ее мальчик, их мальчик. Ее сына он уже заочно любил, помня его только истерзанным маленьким ребенком.
- Геллерт сегодня стянул у Штока немного шнапса из бутылки, - смеясь и плача, рассказывала Маргарет, - и представь, на занятии по зельям вылил в мазь от фурункулов.. Какой был взрыв! Он мне говорил, что сыпались зеленые искры. И его ужасно наказали за это, - она утирала слезы.
- Твоего мальчика бы в помощники к Густаву, - обнимал ее Христиан. - Тот тоже любил эксперименты. Однажды...
И он принимался рассказывать, думая, как славно было бы свести любознательного мальчишку с Кранком, познакомить с вечно задумчивой синеглазой Марианной. А еще лучше было бы всей компанией уехать из Вены, где у них одни несчастья. Может, нашелся бы на земле для них уголок...
Но он понимал, что пока они с Кранком не найдут лекарство, уйти от мужа для Маргарет смерти подобно. "А если убить его? - думал доктор иногда. - Нет, нет. Он знает рецепт этих порошков. Да и Маргарет еще привлекут, как соучастницу".
Зальцман никогда не задавался вопросом, любил ли Маргарет ее муж - он мешал ей, мучил ее и ребенка. Христиан часто с ужасом представлял, что она с сыном целыми днями находится рядом с непредсказуемым мерзавцем, который может сотворить с ними любое зло практически безнаказанно. Сошло же ему с рук тогда применение темной магии в лекарственном зельеварении.
И с Христианом Маргарет часто ссорилась: ей все казалось, что он недостаточно решителен, и с каждым месяцем все сильнее хотелось поскорее сбежать из дому, уйти от мужа окончательно. Но после каждой ссоры она, как ни в чем ни бывало, присылала записку с указанием места и времени новой встречи.
Поэтому и после последней ссоры, немного успокоившись, он стал ждать записки. И письмо действительно пришло - видимо, Сюзанна побоялась лишний раз появляться у него в больнице и просто кинула конверт в почтовый ящик.
"Пока мы не сможем увидеться. Готовимся к семейному вечеру у Эстерхази. Отказываться не хочу: будет кто-то из англичан".