Глава 6.

Пять лет спустя.
- Геллерт, несносный ребенок! Опять стащил палочку Сюзанны?
Стоявший перед Маргарет худенький белокурый мальчик затаил лукавую улыбку. Мать сердито поправила завиток, упавший ему на большой выпуклый лоб.
- Мадам не нужно ругать месье Геллерта, - взмолилась стоявшая тут же Сюзанна. - Месье Геллерт очень-очень мне помог. Моей палочкой он так быстро развел огонь под котлом, а потом заставил остыть утюг как раз, когда было нужно. У меня так никогда не получалось.
- У тебя слабая палочка, - важно засопел мальчик. - Совсем бестолковая. Скажи отцу, чтобы он побыстрее выплатил тебе жалование: тебе нужна новая!
Сюзана поцеловала его в худенькое плечико и улыбнулась, но промолчала. Мальчик самодовольно поднял подбородок. Маргарет попыталась придать лицу как можно более строгое выражение.
- На сегодня ты останешься без сладкого. Никакого десерта, слышишь, Сюзанна?
Служанка быстро кивнула, но молодая женщина сильно сомневалась в ее искренности. Горничная (впрочем, она исполняла теперь роли и камеристки, и няньки) совершенно не могла оставить своего маленького кумира без какого-нибудь пирожка с вишней или без вазочки варенья. Геллерт, бесенок, тоже это понимал, а потому беззаботно мотнул головой и ухватил Сюзанну за передник:
- Веди меня к дракону!
В роли дракона обычно выступало какое-нибудь сильно изогнутое садовое дерево. Геллерт уже несколько из них повалил стихийной магией: волшебные способности он начал проявлять очень рано, и чаще всего - в игре; ему нравилось воображать себя рыцарем или благородным разбойником, а его врагами выступало все, что оказывалось поблизости. Еще он был крайне любознателен, задавал вопросы без умолку, да такие, на которые ни Маргарет, ни тем боле Сюзанна не могли знать ответ. Впрочем, Геллерт не унывал: у него скоро нашлись более обширные источники знаний. Мать и нянька рано, в три года, выучили его читать, а ловок он был, как обезьянка, мог бы добраться до самой высокой полки, и домашняя библиотека также немало пострадала от его набегов. После он воровал палочку у Сюзанны или Петера и пробовал применить заклинания, о которых узнал. Маргарет и слуги только и думали, как бы утаить последствия его шалостей от Эрвина, который за прошедшие годы стал еще более угрюмым и упрямым.
Предприятие с сетью аптек в Англии провалилось: Седрик Принц сумел не только вынести удар, нанесенный репутации семьи, но развил производство лекарственных зелий так, что задавил конкурентов окончательно. Он подослал в лавки Гриндевальда и Эстерхази шпионов, которые выведали, что лекарства усиливаются темной магией, а после оплатил разгромную статью в "Ежедневном Пророке". Скандал докатился и до Австрии: некоторые из местных ученых раскричались об ужасных последствиях приема зелий, над которыми проводились темные обряды - в итоге пришлось закрыть аптеки ив Вене. Эрвин потерял куда больше денег, чем рассчитывал, и хотя он все-таки оставался одним из первых богачей Австрии, но самолюбию его был нанесен серьезный удар.
Маргарет старалась не думать, куда ее муж иногда уходит на всю ночь и почему после он несколько дней бывает до такой степени раздражительный, что швыряет в цвергов Круцио только за то, что они попадаются ему на глаза. Потом он смягчался, но становился требовательным и капризным, как ребенок: ему хотелось, чтобы жена неотлучно находилась при нем; он словно не мог допустить, чтобы она провела с ребенком хоть час времени, которое могла бы провести с ним.
Маргарет покорно оставляла Геллерта с Сюзанной и не отлучалась от Эрвина. Он не выглядел больным, но глаза лихорадочно блестели, а руки иногда сводила судорога. Она надеялась, что у него не начинают проявляться признаки безумия, как у его брата, и старалась не думать о будущем.
...В день, когда Геллерт опять стащил палочку Сюзанны, Эрвин как раз вернулся домой, перед этим исчезнув на несколькодней. Он приехал необыкновенно злой и заперся у себя в кабинете, не велев тревожить. Жена и не пыталась тревожить его: побранив сына, она велела Сюзанне заварить ей кофе и устроилась в малой гостиной, у горящего камелька, с романом.
Она не удивлялась тому, как изменилась за эти пять лет - просто, может быть, не осознавала перемены. После того, что пять лет назад учинил над Маргарет муж, она будто бы недолго горевала - но стала бояться его, привыкла в его присутствии помалкивать, а после и вовсе научилась целыми днями не попадаться ему на глаза. Такое существование скоро заставило ее чувствовать себя несчастной - и Маргарет принялась твердить себе, что счастлива. В самом деле, у нее прелестный, умненький сын, она богата, здорова, молода... Да и Эрвин - вовсе не тиран: после того случая он обходился с женой очень вежливо.
...Кажется, Маргарет разморило, она задремала - во всяком случае, услышав совсем рядом детский крик, не сразу поняла, что нужно делать. Крик повторился. Маргарет вскочила и кинулась в кабинет мужа, по дороге успев удивиться запаху гари, витавшему в коридоре.
У дверей она столкнулась с Сюзанной, которая тоже бежала со всех ног. Крик раздался снова, обе одновременно заскочили в кабинет и обомлели.
Посреди комнаты стоял Эрвин, весь багровый, сжимавший в руке кнут. Перед ним на ковре плясало пламя, а за полосой огня сжался, зажмая плечо, громко плакавший Геллерт. На его рубашке, на спине, Маргарет успела заметиь кровь.
Мгновение - и пламя с шипением потухло. Эрвин замахнулся вновь. Маргарет с визгом подскочила и вцепилась зубами ему в запястье. Он, зарычав, стряхнув ее на пол. Сюзанна куда-то выскочила.
- Мама! - вскрикнул Геллерт и пополз к ней, но отец снова его ударил, и мальчик без сил растянулся у ног Эрвина.
Падая, Маргарет сильно ударилась головой; теперь сознание ее путалось, она не могла пошевелиться. Хлопнула дверь, мелькнул коричневый подол.
- Месье, месье!
Эрвин машинально обернулся на крик. В следующую минуту у него подкосились ноги, и он тяжело осел на пол, чудом не придавив ребенка. Усилием воли Маргарет заставила себя подняться, притянула окровавленное тельце сына к себе. Геллерт был без сознания. Она подняла глаза - над телом Эрвина стояла Сюзанна; лицо служанки озаряло холодное отвращение. В руке девушка сжимала какую-то пахучую тряпицу.
- Это хлороформ, - хрипло пояснила она. - Давно держу на случай. А месье Геллерт, видно, опять стащил палочку у Петера... Шкуры в спальне поджег.
Маргарет, сильно вздрогнув, крепче прижала сына к себе.
- Нам надо уехать, Сюзанна, - пробормотала она. - Уехать сейчас же.
Служанка с сомнением посмотрела на ребенка.
- Месье Геллерту нужны постель и врач...
- Чем скорее ты велишь Петеру заложить карету, тем скорее моему сыну окажут помощь, - отрезала Маргарет. Она чувствовала, будто оказалась с завязанными глазами в задымленной комнате, и едва дышала от ужаса и желания сбежать.
Час спустя карета, запряженная двумя вороными конями, летела по дороге к Вене. Петер погонял изо всех сил: торопился съездить туда и обратно до того, как хозяин проснется. Маргарет с отчаянием смотрела в бледное лицо сына: Геллерт пока не приходил в себя. Сюзанна тронула ее руку.
- Знаете, мадам, когда мама доживала последние два года, она любила пить шнапс. И когда она выпивала много шнапса, то читала такое страшное стихотворение...
- Какое? - равнодушно спросила Маргарет.
- Усыпила я до смерти мать,
Дочь свою утопила в пруду.
Бог думал ее нам на счастье дать,
А дал нам на беду.
Ты здесь? И это не во сне?
Все время я в бреду.
Ты не ушел? Дай руку мне.
О милая рука!
Но в чем она? Ах, узнаю.
Она в крови слегка.
Вину твою мы скрыть должны,
Ах, шпагу убери свою,
Вложи ее в ножны.
Глаза Сюзанны потемнели и расширились, она неестественно склонила голову набок. Слова у нее вырывались прерывистым шепотом:
- Да, это день. День смерти наступил.
Я думала, что будет он днем свадьбы.
О, если бы все это раньше знать бы!
Не говори, что ты у Гретхен был.
Цветы с моей косынки
Сорвут, и, хоть плясать
Нельзя на вечеринке,
Мы свидимся опять.
На улице толпа и гомон,
И площади их не вместить.
Вот стали в колокол звонить,
И вот уж жезл судейский сломан.
Мне крутят руки на спине
И тащат силою на плаху.
Все содрогаются от страха
И ждут, со мною наравне,
Мне предназначенного взмаха
В последней, смертной тишине!
- Это монолог Гретхен из "Фауста", - обронила Маргарет. - Как же ты запомнила его?
- Мама читала много раз, - Сюзанна покраснела. - Фауст - это тот самый ученый, что продал душу дьяволу?
- Да. А Гретхен - девушка, которую он соблазнил. Она убила своего ребенка, и ее за это казнили. Но перед смертью она раскаялась и попала в рай, - объясняла Маргарет машинально. Тетка заставила ее прочитать "Фауста" когда-то, но она тогда совсем не поняла смысла пьесы.
- Значит, они все в раю? - обрадовалась Сюзанна. - Ведь ученый, кажется, тоже раскаялся, верно?
- Тебя это радует? - удивилась Маргарет холодно. Служанка с недоумением на нее посмотрела и промолчала.
На одной из венских улиц, чтобы спутать следы, Маргарет и Сюзанна вышли из кареты и наняли извозчика. Он довез их до какой-то гостиницы, где они записались под вымышленными фамилиями. В номере, уложив Геллерта в постель, Маргарет послала Сюзанну за доктором.
Врач оказался немногим старше их обеих - лет двадцати восьми, с худым, грустным и умным лицом. Он долго водил над Геллертом палочкой, после смазал раны, заставил ребенка выпить какую-то микстуру и велел давать по ложке того же каждые три часа.
- Какой зверь сделал это с вашим сыном? - глухо спросил целитель Маргарет.
- Мой муж, - ответила она спокойно. Лицо доктора исказили ужас и недоумение; некоторое время он потрясенно молчал, потом сдавленно проговорил:
- Но вы.. Вы ведь разошлись с ним? Послушайте, я знаю людей, которые могут вам помочь...
Она гордо отодвинулась.
- За кого вы меня принимаете, герр доктор? За прачку, которая сбежала от сожителя-пьяницы? В вашей помощи и покровительстве я не нуждаюсь!
Он вздохнул.
- Вы, наверное, не так меня поняли. Но я надеюсь, вы не вернетесь к негодяю, способному истязать ребенка. Пожалейте мальчика и себя.
- Это не ваше дело, - фыркнула Маргарет. - Я вызвала вас лечить моего ребенка, а не читать мне мораль. Вот ваш гонорар.
- Не надо, - он покачал головой. - Завтра я еще приду.
...Доктор Христиан Зальцман узнал, конечно, в Маргарет девушку, которая несколько лет назад на балу едва не погибла у него на глазах - пусть она и не узнала в нем студента, который совершенно не умел танцевать. Не то, чтобы пять лет спустя он все еще был влюблен в нее - хотя тогда, помнится, сильно увлекся, только оробел и не решился напомнить о себе - но она осталась для него символом слабости и страдания, и сейчас, увидев ее с забитым до полусмерти ребенком, он почувствовал глубокую нежность и сочувствие, которые не знал, как выразить. Он понимал, что она скрывается, что ей лучше уехать из Вены поскорее, покуда муж ее не нашел, и спешил с лечением, стараясь быстрее поставить ее сына на ноги. Тот и сам оказался молодцом: на следующий день уже был в сознании, внимательно наблюдал за всеми действиями доктора, а третий день, когда Зальцман отвлекся (черноволосая горничная принесла ему чай), полез играть с его инструментами. Христиан, погрозив пальцем, инструменты аккуратно забрал, но про себя от души пожелал отцу ребенка закончить дни на виселице. Мальчик, поджав губы, грустно смотрел огромными голубыми глазами, и доктор снова поежился, представив, что с этим ребенком сделали несколько дней назад, и сглотнул, вообразив, как его собственный сын норовил поиграть бы с инструментами...
Мечтая так, он и не замечал, что не оставил равнодушной Сюзанну. Раз, едва закрыв за ним дверь, она мечтательно вздохнула:
- Какой месье доктор умный и добрый!
- Он? - Маргарет, как раз подошедшая к постели Геллерта, равнодушно подняла брови. - Помилуй, у него же лошадиное лицо.
- Ну и что? - откликнулась Сюзанна мечтательно. - Мужчинам красоты не нужно. Ах, мадам, почему я не актриса, как мама! Ученые господа, говорят, любят актрис.
Маргарет рассмеялась: у нее было хорошее настроение, сын поправлялся, муж пока не думал, кажется, их искать, и она уже грезила, как вернется в Годрикову Впадину, к тете Батильде.
- Когда проводишь нас с Геллертом, попробуй поступить в театр. Монолог Гретхен ты читала очень хорошо.
Сюзанна с грустным и серьезным видом покачала головой.
- Тогда, мадам, я не проживу долго. Те из нашего рода, кто не работает на Гриндевальдов и Эстерхази, долго не живут. Поэтому и папа рано умер.
Маргарет почувствовала, как по коже побежали мурашки, но совладла с собой.
- Но твой папа, должно быть, был счастлив, что жил вольным человеком. Лучше год на воле, чем десять в рабстве, правда?
Сюзанна улыбнулась.
- Быть бы мне такой же смелой, как мадам! Я бы сейчас побежала за месье доктором и соврала бы, что он забыл шляпу.