> Платина и шоколад

Платина и шоколад

І'мя автора: Чацкая
І'мя бети: Lewis Carroll
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Драко Малфой/Гермиона Грейнджер
Жанр: Драма
Короткий зміст: Когда от усталости хочется содрать с себя шкуру, приходит спасение. В ненависти и ярости. В хронической злобе. В возвращающейся боли.

И осознании: любое спасение временно.

http://cs314225.vk.me/v314225348/ea8/arrrobzjf-k.jpg
http://cs314225.vk.me/v314225348/ee0/p7IctcFq1H8.jpg
http://cs306611.vk.me/v306611348/a246/GiE7Jt5yCo4.jpg
Открыт весь фанфик
Оценка: +15
 

Пролог

- Уйди нахер с дороги, Грейнджер.

Он смотрел сквозь неё, и это раздражало.

Казалось, взгляд колет внутренности ледяной крошкой. Повелительные нотки в грубоватом голосе будто отпихнули своей свинцовой тяжестью. Почти приколотили к стене вагона, вынудив ощутить позвонком твёрдый выступ оконной рамы. Лишь для того, чтобы дать Малфою пройти и избежать соприкосновения с ним и его отталкивающе-холодными глазами.

И - да. Он брезгливо кривился.

Естественно. Чего ещё ждать от этого…

Гермиона издала какой-то невнятный звук, замечая краем глаза компанию приближающихся гриффиндорок-пятикурсниц, увлечённо щебечущих между собой. Очередную сцену с самовлюблённым самодуром устраивать не хотелось - не хватало ещё, чтобы этой незначительной мелочи уделили лишнее внимание, - поэтому она лишь процедила:

- Иди куда шёл, Малфой.

Несколько мгновений он смотрел куда-то в её переносицу, просверливая в коже пустую дырку таким же пустым взглядом. И только высокомерно приподнятый подбородок как бы намекал, что он думает о её напутствии.

Её же это совершенно не интересовало, если честно. Она лишь стояла, прижавшись спиной к стене, и чувствовала от этого положения нарастающий зуд раздражения под ногтями.

И ещё от того, что плавные качки поезда вкручивают острый угол рамы куда-то ей под лопатку.

Пусть быстрее проваливает, ради Мерлина.

А мозг тем временем с какой-то отстранённой медлительностью отметил, что Малфой стал ещё выше, чем в прошлом году. Возвышался над ней уже на добрых десять дюймов. Волосы падали на лоб, еле-еле касаясь темных бровей. Раньше пряди были куда длиннее, но новая причёска, пришлось признать, больше шла ему, выделяя высокие скулы и тонкий нос. Невольно отметив про себя, что теперь Малфою не удастся зачесывать их назад так, чтобы волосы не закрывали лицо - для этого они были слишком коротки, - Гермионе захотелось злорадно рассмеяться. Отчего тут же почувствовала себя глупо.

Помимо всего прочего этот человек вызывал неприятное ноющее чувство в желудке. От которого то ли хотелось сунуть два пальца в рот, то ли стать невидимкой, чтобы он наконец-то прекратил корчить свои брезгливые мины.

Тем временем Малфой прошёл, даже не повернув головы. Лишь - снова - скривил свои чёртовы губы.

Гермиона против воли повторила это движение, уперевшись взглядом в его профиль, а через секунду уже неслась по вагону в противоположную от Малфоя сторону, придерживаясь за стенки и хватаясь за ручки стеклянных дверей.

Раздражение.

Каждая чёртова встреча с чёртовым Малфоем вызывала чёртово раздражение. Само наличие этого жужжащего чувства пробуждало желание впиться пальцами в ладони и продрать их до мяса.

Она не любила необоснованную злость.

Она очень редко позволяла эмоциям взять верх над сдержанной и заученной строгостью, которую она вышколила в себе за семнадцать лет. И явно этот полудурок не стоит нарушения её правил. Он вообще ничего не стоит.

Поэтому - нужно успокоиться.

Вдох-выдох.

И влететь в купе, хлопнув дверцей так, что от лязга зазвенело в ушах.

Всё в порядке.

Волосы хлестнули по щекам, когда Гермиона резко повернулась к застывшим Рону и Гарри. Рыжий так и не донёс до рта слегка смятый крепкими руками бумажный стакан и прекратил попытки отпихнуть от своей ноги ластящегося Живоглота. Переглянулся с Гарри, который только поднял брови и отложил “Пророк” на столик.

- Что-то… случилось? – он наблюдал, как Гермиона падает на сидение напротив (Рон слегка втянул шею, скованно отставляя свой сок) и прикрывает глаза. Ей на колени тут же скользнул кот, и она зарылась пальцами в густую шерсть.

- Ничего, что стоило бы внимания, – Гермиона потрогала уголок рта кончиком языка. А затем фыркнула и уставилась на пролетающий за окном пейзаж. Точнее - в мутное стекло, потому что зрачки её застыли.

Сгущались сумерки, это немного успокаивало: свет становился мягче и приглушеннее. В поезде начали зажигаться лампочки, с ними стало теплее, уютнее. Скоро "Экспресс" должен был прибыть в Хогвартс.

- Ты выглядишь… рассерженной, - пробормотал Рон.

Голос его был всегда чуть обеспокоенным и неуверенным. Необязательно отворачиваться от окна, чтобы убедиться в том, какие эмоции выражало сейчас веснушчатое лицо. До смешного нежное, как у девчонки. Нахмуренный лоб, частично скрытый под рыжей чёлкой, и напряженная линия подбородка.

- Отвыкла за лето от этих… гадов, – бросила Гермиона, едва разжимая губы. Однако раздражение медленно отпускало её. Холодный взгляд, уколовший в коридоре, постепенно исчезал из сознания, сменяясь родными глазами друзей.

И наргл с ним.

- Встретила кого-то из Слизерина?

Проницательности им не занимать.

- Малфоя, – Гермиона в привычной манере приподняла подбородок, переводя взгляд на мальчиков.

И вдруг.

С огромным удовольствием отметила про себя, как они возмужали за несколько месяцев.

От этой мысли губы растянулись в невольной и неожиданной улыбке. Увидев реакцию подруги, Рон облегчённо вздохнул, хоть ненавистное имя и заставило его напрячься на секунду.

- Ну, хорошо, что меня там не оказалось. Я бы ему...

- Не говори чепухи, Рональд. Только драки в поезде не хватало. Серьёзно, это не то начало года, о котором следует думать сейчас, - она перевела взгляд на молчащего Гарри. - Не после того, что было в прошлом… В общем, вы сами знаете. Я вам говорила, и не раз.

Несколько секунд в купе висела тишина. Уизли почесал макушку. И уши, и щёки, а потом бодро пожал плечами:

- Они уже всё уладили, правда ведь? Дамблдор с МакГонагалл, ещё полгода назад. Можно расслабиться теперь.

Гермиона фыркнула, возвращаясь взглядом к моховой зелени холмов и зеркальной глади реки, в которой отражалось заходящее солнце.

Директор и деканы все свои силы вложили в то, чтобы после Рождества ученики смогли вернуться к обучению в Хогвартсе. И большая часть действительно вернулась. После победы Гарри над Волан де Мортом прошло больше, чем полгода. Прошла зима, весна и целое лето. Но говорить об этом не хотелось. Поэтому она покачала головой, всматриваясь в границу неровного горизонта и яркого неба с рваными белоснежными облаками. Там темнели плотными рядами деревья.

Гермионе против воли вспомнились их вылазки в Запретный лес с Хагридом. Мрачные, страшные и… запретные.

А что принесёт этот год?

Вопрос так и повис в голове нескладным гулом. Кончики пальцев глубже зарылись в мягкую шерсть Живоглота. Ощущалось какое-то странное, слегка давящее чувство в груди.

Предвкушение… Новый учебный год - последний. А потом.

Ни единого прогноза.

- Да, насчёт Малфоя…

- Рон, хватит уже, - Гермиона строго нахмурилась, поворачивая голову.

- Ну, не всегда же ему всё будет сходить с рук! - праведному возмущению не было предела. - Гарри, скажи ей!

Гарри ответил что-то невнятное.

Гермиона не расслышала, а переспрашивать не стала. На плечи навалилось странное спокойствие, смешанное с лёгким и приятным волнением. Так было всегда, когда до Хогвартса, родной каменной глыбы, пронзающей небо пиками башен, оставалось около двух часов пути. Что-то подсказывало ей, что этот учебный год будет отличаться от тех шести, что остались позади.

Живоглот мурлыкнул и спрыгнул с её колен.

Пора было надевать школьную форму.
 

Глава 1.

Драко Малфой – грёбаный староста школы среди мальчиков. Умереть и не встать.

Гермиона смотрела на МакГонагалл так, словно видела профессора впервые. Или, скорее, словно к затылку только что приложились чем-то тяжёлым. Железным. Вбившим в голову этот нелепый… страх?

Очень смешно.

- Просто не может быть, – едва слышно произнесла она одними губами.

Видимо, недостаточно тихо, чтобы слова ускользнули от чутких ушей Минервы, которая тут же удивленно подняла глаза.

- Чего не может быть, мисс Грейнджер? – голос звучал спокойно.

Словно вообще ничего особенного не происходило.

Будто это не Гермиона с чёртовым Малфоем будет делить общую гостиную в Башне старост! Губы сжались сами собой, пока МакГонагалл спокойно продолжала вещать очевидные вещи:

– В начале каждого учебного года директор выбирает старост школы среди девочек и среди мальчиков, о чем вы отлично осведомлены. Вы дали своё согласие вступить на этот пост.

Дала согласие.

Конечно, чёрт возьми, она дала согласие! - тут же зарычала про себя, перебарывая желание крепко обхватить плечи руками и хорошенько себя пожалеть.

Ей выпала честь представлять женскую половину школы.

Ей достался долгожданный значок старосты. Мерлин, она всю жизнь ждала, когда же у неё появится шанс оказаться на этой должности! А теперь…

Теперь Малфой разобьёт все её планы. Уничтожит мечту стать наконец-то Лучшей. Он уже это делал – пытался разрушить её тщательно продуманный мир своим отвратительным поведением. И для этого чёртову слизеринцу даже не приходилось находиться с ней в одной комнате.

Если бы Малфоя можно было выжать, Хогвартс захлебнулся бы в море самолюбия и отвратительной, почти болезненной уверенности в себе.

Губы Гермионы сложились так, будто девушка хотела сказать что-то, однако не могла заставить себя произнести ни слова. В конце концов она закрыла глаза и медленно выдохнула через рот. Нужно взять себя в руки. Профессор наконец-то оторвалась от пергаментов и посмотрела прямо на Гермиону.

Несколько секунд молчала, а затем произнесла, и голос её звучал куда тише:

- Полагаю, вы знакомы с ситуацией Драко Малфоя.

- Конечно, - процедила девушка, опуская глаза.

Да уж тяжело было пропустить это мимо ушей.

“Пророк” не так давно переключился с семьи Малфоев на обсуждение выигравших соревнования по скоростным полётам мётел Брай. И то лишь потому, что последние события, в которых были замешаны Малфои, вынудили всю магическую Англию вылизать кости каждого из них до состояния отполированного сияния. И даже Скиттер после смерти Люциуса говорить стало не о чем.

После восемнадцати обширных статей.

Считая и те, что венчали первые полосы, и те, что выходили по воскресеньям в “Еженедельных пророках”.

Гермиона не читала прессу - ничего вообще, касающееся этой семьи. Несчастный случай, после которого Нарцисса Малфой, по слухам, теперь была не в себе. Мёртвый Люциус, который после поражения Тёмного лорда созвал единомышленников и вырезал нечистокровные семьи волшебников, словно скотину. Это всё мало интересовало её, как и сам Драко Малфой, который променял свою аристократичную бледность на бледность болезненную.

Это всё. Её. Не касалось.

Тем более, Министерству удалось остановить весь этот непотребный беспредел. И спокойно можно было вспомнить о том, что Малфои в первую очередь - заносчивые слизеринцы.

Или то, что от них осталось.

Поделом. Жалость была неуместна.

То, что скользило всю школьную жизнь между факультетами Гриффиндора и Слизерина, звалось одним простым, но вместительным словом – неприязнь. Привычная, хроническая, порой до смешного предсказуемая. Холодной змейкой она разделяла отношения гриффиндорцев и слизеринцев на чёткие грани, сводя общение к необходимому минимуму. Однако даже на это можно было закрывать глаза.

Здесь же сквозило другое.

То, что кипело между Малфоями и представителями семей таких, как Грейнджер, именовалось иначе. И носило иной характер. Ненависть.

Горячая. Тягучая. Густая, словно патока. Вечная, чёрт её дери, ненависть, выстроенная стычками прошлых лет. А с годами она лишь подогревалась на медленном, однако оттого не менее жгучем огне.

- Он… он знает? – Гермиона заставила себя говорить твёрдым, решительным голосом. – Знает, с кем он будет работать? – она сцепила перед собой руки.

Подсознание нашёптывало ответ: нет. Если бы знал, сказал бы что-то об этом ещё в поезде. Вряд ли бы промолчал.

Малфой? Промолчал?

Он бы перегрыз Гермионе глотку прямо там, у стены.

МакГонагалл нахмурилась, поправила крошечные очки на носу одним движением руки. Её взгляд изучал лицо ученицы. Малая толика понимания на какой-то миг заставила Минерву сжать губы, однако женщина моментально взяла себя в руки.

- Мисс Грейнджер. Конфликты с мистером Малфоем… никак не должны повлиять на ваши обязанности старост школы. Вы понимаете это, надеюсь?

Гермиона покусала губу.

- Конечно, профессор.

- Ваши обязанности будут заключаться в том, чтобы работать… сплочённо. Старосты – это пример для подражания, как вы помните.

"Сохрани Мерлин школу…" - Гермиона мрачно усмехнулась и кивнула Минерве в знак согласия, пытаясь успокоить яростно бьющееся сердце. У неё просто не могло уложиться в голове.

Она должна уживаться с человеком, к которому питала настолько сильную ненависть, что порой становилось страшно – а не останется ли в ней это чувство навсегда? В ней, доброй и отзывчивой Гермионе, всегда предпочитающей спокойно разрешать конфликты и часто примиряющей Гарри и Рона, когда те цапались из-за очередной незначительной мелочи.

Интересно, как они отреагируют на тот факт, что их подруга будет жить по соседству с заклятым врагом всей троицы?

Всего факультета.

Всего мира, кажется.

А декан продолжала давить на воспалившуюся мозоль со спокойной размеренностью:

- В определенные дни вы будете патрулировать школьные коридоры с девяти до одиннадцати вечера, - она постучала кончиком пера по чернильнице и подняла брови, заметив выражение лица Гермионы. Трактуя его по-своему. - В этом нет ничего сложного, не беспокойтесь. Вам позволят использовать стандартный набор безопасных заклинаний. Их список уже обозначен в Башне старост.

- В Башне, - отрешённо повторила Грейнджер, кивая. Стараясь, чтобы взгляд был осмысленным.

В душе она действительно понятия не имела, что ей делать. Как себя вести.

Потому что.

Кажется, Малфоя даже устраивала его позиция. Вечная свита, которая таскается за ним в лице Крэбба и Гойла. Безмозглые кретины, умеющие лишь гыкать на остроты своего предводителя.

Нужны ли они ему на самом деле?

Нужны.

Он привык выигрывать на контрасте. И на влиянии усопшего отца. За душой у него не было ничего, кроме яда и самомнения, которое в размерах превысило бы весь Хогвартс со всеми его башнями раза в четыре.

- Относительно графика… - Минерва отложила перо и чинно сложила руки. - А, впрочем, это мы обсудим, когда придёт мистер Малфой, и я провожу вас в…

Словно по мановению волшебной палочки дверь за её спиной без стука отворилась.

И снова это отвратительное ощущение в животе, похожее на то, что Гермиона испытала, когда её метла впервые рванула в воздух на уроках с мадам Трюк.

Лёгкий приступ необъяснимой паники.

Точнее, вполне объяснимой неприязни. Если бы потребовалось, Гермиона смогла бы объяснить своё учащённое сердцебиение и ледяные подушечки пальцев. Но не сейчас.

Сейчас она принялась судорожно пересчитывать мозаику портретов, бубнящих со стены за спиной профессора.

Шаги его были практически бесшумны, и Гермиона скорее почувствовала, чем услышала - Малфой вошёл в кабинет.

Она терпеть не могла терять контроль над ситуацией. И поэтому происходящее злило до зуда где-то за ушами. Захотелось сжаться, чувствуя пресс взгляда у себя между лопаток. Сжаться и затопать ногами от обидной злости, сверлящей в затылке.

Но, конечно же, Грейнджер молчала. Только быстро облизнула губы и замкнулась. Действительно ощутила это физически.

И ещё.

Она чувствовала, как он приблизился к столу профессора МакГонагалл. Видела, как Минерва следит за ним настороженным взглядом, однако с вежливой улыбкой. Создалось ощущение, будто Гермиона участвует в каком-то несерьёзном, комичном эксперименте. Краем глаза заметила, что Малфой остановился чуть поодаль.

Гермиона повернула голову, взглянув на него и приподняв подбородок.

Казалось, температура воздуха в кабинете упала разом на несколько десятков градусов по Цельсию, стоило их взглядам на секунду пересечься. И вдруг душащая рука отпустила, позволяя вдохнуть.

Малфой.

Это тот самый Малфой, что в прошлом году. Ничего нового, ничего серьёзного. Кроме того, что невооружённым взглядом было заметно - его основательно потрепало. Но он остался тем же. Та же дешёвая неприязнь и дорогой лоск. Уставший взгляд и тени под пустыми, ледяными глазами.

И море. Чертово море похабного цинизма.

Он фыркнул так, будто не стоял перед заместителем директора школы. Так, будто учуял своим чёртовым носом фарс.

- Я опоздал, – просто сказал он и перевёл взгляд на МакГонагалл. – Профессор Снейп задержал меня в Большом Зале. Сообщил, что вы и… староста девочек, - последние слова он выплюнул, словно они шевелились ядовитыми пауками на языке, бросив ещё один быстрый насмешливый взгляд в сторону Гермионы, - будете ждать меня здесь.

- Мистер Малфой, – Минерва кивнула, игнорируя этот тон и поднимаясь из-за стола. Стул сам отодвинулся и задвинулся обратно, поелозив ножками по каменному полу. – Вы почти успели вовремя. Я как раз начала вводить мисс Грейнджер в курс дела.

- Очень надеюсь, что не пропустил ничего важного.

Господи, да ему плевать, - Гермиона стиснула холодные руки перед собой.

- Нисколько, - Минерва достала палочку и легко ею взмахнула, приглушая в кабинете свет. - Идёмте, я провожу вас.

И торопливо прошествовала мимо них, постукивая каблуками.

Гермиона тут же последовала за ней, стараясь даже не поворачивать в сторону Малфоя голову, однако в глаза всё равно бросились крепко сжатые губы и выражение глубокого отвращения на лице.

Чёрт с ним. Оставь это. Пусть кривляется, сколько угодно.

А Малфой смотрел, как эти двое выходят из кабинета. И перебарывал в себе упрямое желание садануть кулаком по стене. Он не ожидал. Правда не ожидал. Увидеть здесь Грейнджер было сравнимо разве что со встречей с грёбаным дементором. Радости он испытал бы, наверное, ровно столько же.

Думал, что после всего удивиться чему-то будет уже невозможно. Не тут-то было.

- Мистер Малфой? - раздался голос из коридора.

С тяжёлым вздохом Драко последовал за старухой и грязнокровкой, моргнув, когда дверь в кабинет МакГонагалл захлопнулась за его спиной с такой силой, что воздушная волна пошевелила полы мантии.

Теперь ясно, что за ирония была в голосе профессора Снейпа, сообщающего “чудесную весть” о старостате. И ощущения, прямо сказать, не очень.

Драко хмурился, без труда ориентируясь в полумраке. Чувствовал себя глупо-обманутым. Действительно глупо. Столько девчонок в школе, столько хорошо учащихся девчонок. И… здесь Грейнджер. Да вашу же мать.

Это было неправильно.

Не окружение, нет. Каменные коридоры, лестницы, факелы и статуи. Тишина. Всё было привычно. Всё это было даже радостно осязать.

Но то, что по правую руку Драко семенила эта заносчивая шлюшка из Гриффиндора, было неправильно.

Впервые на его памяти они такое долгое время находились рядом друг с другом, не огрызаясь, не поливая друг друга привычными оскорблениями. Вообще не проронив ни слова. Лишь слушая то, что говорила МакГонагалл.

Уничтожая друг друга в мыслях, он был уверен. По крайней мере, в своей голове он уже несколько раз приговорил её к смертной казни.

Давай, сучка. Взгляни на меня ещё раз, и я не посмотрю, что здесь декан твоего факультета.

Грейнджер, будто услышав угрозу, уставилась в спину Минервы, хотя только что косилась на Малфоя, он мог поклясться.

Он отвел глаза. Хер с ней.

Просто. Хер. С ней.

Несмотря на то, что маразматичный старик Дамблдор решил проявить своё маразматичное чувство юмора… это ничего не значило. Они с Грейнджер не обязаны общаться между собой, будь они хоть старостами грёбаной Англии.

Они бы никогда… они никогда не смогут нормально общаться. Чёрт, да это смешно. Ему даже показалось, что кто-то в груди гомерически захохотал.

Его демоны недовольно раскрывали глаза и поднимали головы, с хрустом потягиваясь. Разбуженные молчаливой злостью хозяина.

Нужно отвлечься.

Драко выхватывал только какие-то части фраз монолога МакГонагалл, что эхом отбивались от стен, рассеиваясь в пустом коридоре, и думал о том, как он умудрился влипнуть в это дерьмо.

Дерьмо, которое началось ещё прошлой зимой. О котором и вспоминать не хотелось. Которое выжрало из него все силы и наконец-то соизволило закончиться. Наконец-то оставить его, разбитого, уставшего до чёртиков. И теперь… Как можно прожить херов год бок о бок с грязнокровкой?

Дышать с ней одним воздухом. Сосуществовать.

Да они же с разных планет. Из разных миров.

Он, неторопливо вышагивающий, сунувший руки в карманы брюк и позволяющий мантии колыхаться за спиной.

Она, собранная, напоминающая тонкую холодную иглу, застёгнутая под самое горло на все пуговицы рубашки и полузадушенная своим красно-золотым галстуком.

Разные. Как и их кровь.

Что сказал бы отец, узнай он, что наследник Малфоя будет делить гостиную с грязнокровкой?

Наследник. От одного этого слова захотелось плеваться. Ничего не осталось от наследника, как и от самого Люциуса. Тень.

От мысли, что внезапно пришла в голову, Драко против воли сжал челюсти.

Люциус бы высмеял его.

Наверняка процедил бы что-то вроде: «Как ты согласился на подобное? Или ты забыл, чему я учил тебя? Ты допускаешь в своё окружение это, а значит, сам позволяешь себе запачкаться. Мой сын никогда бы не стерпел нахождение рядом с ей_подобными даже несколько минут».

Голос отца звучал в голове, будто даже после смерти Люциус Малфой жил с ним. Жил в нём. Следовал шаг за шагом, наблюдая своими стеклянными глазами из черепной коробки сына.

Порой казалось, что так и было. Порой, когда вечные мысли и расчёты в голове сменялись голосом, диктующим ему. Указывающим. Направляющим.

К чёрту. К чёрту это всё. Всё давно шло через задницу.

Но ведь не в его, Драко, силах было что-то изменить. Разве что отказаться от значка старосты. А этого Малфой допустить не мог. Пойти на попятную? Заведомо проиграть? Хватит. Ещё один проигрыш - и он попадётся в капкан, который с лязгом оттяпает Малфою голову.

Ещё одного проигрыша он просто… не может себе позволить.

Ни за что.

Никогда в жизни он не позволит, чтобы гриффиндорец прошёл перед ним. Чтобы Малфой уступил дорогу. Чтобы остался позади. Смотрел в затылок красно-золотому галстуку.

Если бы он знал, что старостой будет она, то…

То - что?

Малфой скрипнул зубами. Он до сих пор оправдывался перед Люциусом. Перед призраком отца.

И так было всегда.

И три месяца назад он поклялся себе, что изменит это. Что больше не станет. Что, что… Было целое море этих “что”. И море бессильной тоски. По чему? Он не понимал.

Понял только одно: Грейнджер опять косит на него краем глаза.

Малфой сжал губы. Ему просто нужно попасть в свою комнату и остаться одному. В последнее время только это и спасало. В последнее… очень долгое время.

Старуха МакГонагалл остановилась перед портретом какой-то женщины, облачённой в шёлк, отвратительным цветом напоминающий желчь. Грейнджер тоже застыла, сцепив перед собой руки. Кажется, она не размыкала пальцы ни на секунду с тех пор, как он вошел в кабинет Минервы.

- Фениксус.

Пароль оказался достаточно простым. Дама на портрете чуть поклонилась и с тихим шелестом отъехала вбок, открывая ход в узкий коридорчик с низкой аркой. Первой вошла профессор. Следом - Грейнджер. Малфой вдохнул и медленно выдохнул через стиснутые зубы.

Ладно, Драко. Серьёзно. Держи себя в руках и… просто пусть она быстрее покажет тебе твою комнату.

Ободрённый мыслями о скором одиночестве, он вошёл внутрь, переступая крошечный порожек и скупо осматриваясь, почти не поворачивая головы, безо всякого интереса. Этого вполне хватило, чтобы понять: гостиная была тошнотворно-уютной, хоть и необжитой. На секунду показалось, что всё здесь вот-вот разукрасится в навязчивые гриффиндорские флаги. Но нет. Всё было выдержано в достаточно нейтральном, прохладном серо-бежевом цвете. Диван напротив камина, кофейный столик, пара кресел, чуть поодаль – массивный письменный стол и пустой книжный шкаф.

Да уж. Недолго полкам осталось пустовать. Грязнокровка позаботится, чтобы добрая часть библиотеки перекочевала в Башню старост.

Драко подумал, что если бы жил здесь сам, ничего бы не захламлял, оставил бы шкаф пустым, а камин – неразожжённым. Эта заброшенность притягивала. Будто добавляла… чистоты. И комнате, и взгляду.

МакГонагалл остановилась около дивана, касаясь обивки кончиками пальцев и мимоходом оглядываясь по сторонам, будто видела комнату впервые.

- Это гостиная.

Ценнейшая констатация факта.

Злость - и откуда бы ей взяться в таких количествах? Опасно-чистая, не встретившая сопротивления. Словно яд, впрыснутый в кровь. Горящий, как…

В камине пылал огонь, и Малфою моментально захотелось затушить его. Чтобы стало темнее. Прохладнее. Спокойнее.

Чтобы свет не душил, забиваясь под кожу.

Здесь было жарко. Чёртово пекло.

Лениво крутанувшись вокруг себя, скользнул хищным взглядом по голым стенам и высокому потолку. Благо, здесь не было вездесущих портретов, способствующих лишнему шуму. За шесть лет он слишком привык к гостиной Слизерина, тёмной и прохладной. Успокаивающей. Такой… нейтральной. Где камень был камнем, а не фигурным архитектурным дерьмом.

- Лестницы справа и слева ведут в ваши спальни. Вещи уже присланы.

- Спасибо, профессор.

Малфой едва не закатил глаза на негромкую грейнджерскую реплику, однако сам молчал, продолжая изучать взглядом каминную полку и часы над ней. Ему хотелось представить, что в гостиной он один. Получалось из рук вон плохо.

Минерва нахмурилась. Тихо кашлянула.

- Ванная комната общая, наверху.

Тут уже он не сдержался - закрыл глаза, ощущая, как по позвонку протекает дрожь отвращения. Делить с ней ванную. Делить с ней грёбаную ванную. На этом моменте он ощутил, как терпение неумолимо заканчивается.

- Здесь очень уютно, профессор, - голос Грейнджер искренний. Конечно, она в восторге от этой норки. А ему…

Нужно просто убраться отсюда. Остаться наедине с самим собой. Слушать голос в голове.

- Чёртово позерство… - почти не размыкая бледных губ. Почти мысленно.

- Прошу прощения, мистер Малфой?

Он посмотрел на Минерву - мельком, будто между прочим. Скользнул взглядом по старухиному лицу и сложил руки на груди, чувствуя, как подрагивают напряженные мускулы.

- Всё отлично. Ванная комната в башне это… удобно. Не придётся каждый раз совершать поход по Хогвартсу, чтобы принять душ. Я могу пройти в свою спальню?

МакГонагалл какое-то время изучала Малфоя сквозь стёкла очков, будто перед ней был не студент, а препарированная лягушка. Затем, видимо, не разглядев ничего её интересующего, со вздохом отвернулась и направилась в сторону письменного стола. Отодвинула верхний ящик.

- Здесь находятся бланки для заполнения вашего графика. Когда распределите между собой…

- Где моя комната?

Фраза закончилась как-то слишком громко в зазвеневшей тишине.

МакГонагалл сжала губы, смерив Малфоя долгим взглядом. Грейнджер нахмурилась, в точности копируя старуху. Впервые, кажется, за последние полчаса, посмотрев прямо на него.

Две идиотки.

Стало противно.

- Направо, мистер Малфой. И вверх по ступенькам.

Гермиона вздохнула, когда он бесшумно скользнул за её спиной и исчез в полумраке винтовой лестницы. Она уставилась в огонь и чувствовала, как внутри кружит медленную воронку коктейль из поистине неприятных чувств.

Стыд, раздражение, неуверенность.

Разомкнула онемевшие пальцы и несколько раз сжала и разжала кулаки, чтобы восстановить кровообращение. Под ногтями тут же закололо. Она не хотела ничего говорить, но всё же выдавила из себя:

- Извините за это. Малфой…

О, ради бога, какого она извиняется за него?

Минерва подняла руку в останавливающем жесте. Девушка послушно замолчала, утыкаясь взглядом в свод мантии под подбородком профессора.

- Всё в порядке, мисс Грейнджер. Драко сейчас очень непросто.

Конечно же. Как не вспомнить о дерьмовой ситуации в его семье, которая вдруг начала оправдывать его дерьмовое поведение. Почему бы и нет.

- Я знаю.

- Вот и чудно. А теперь позвольте мне отдать вам кое-что.

Профессор извлекла из открытого ящика стола две небольшие, похожие на маггловские, тетради. Гермиона подошла ближе, дабы рассмотреть их получше.

- Что это?

- Зачарованные дневники. Видите ли, старосты не всегда могут находиться рядом друг с другом, когда им может понадобиться что-то обсудить.

И слава Мерлину.

- Один дневник будет у вас, второй – у мистера Малфоя. Достаточно написать что-то в одном, чтобы это тут же оказалось на страницах другого. Это удобно, – МакГонагалл с улыбкой наблюдала, как загораются глаза Гермионы.

Девушка взяла дневники, рассматривая их и вертя в руках. На минуту забывая, почему в груди неприятно саднит. Совершенно пустые желтоватые страницы с чуть обтрёпанными краями поглотили всё внимание.

Правда, ненадолго.

- Спасибо. Я отдам один ему. Если он… - Гермиона запнулась, хмурясь. – Я отдам.

Малфой ведь согласился быть старостой. Значит, должен исполнять свои обязанности. Иначе это было бы безответственно для человека, представляющего всех мальчиков школы. А зная Малфоя столько лет, она с уверенностью могла заявить: потерять лицо, запятнать собственную репутацию он бы себе не позволил никогда.

***


- Слышала, ты ужился с грязнокровкой.

Магия, поистине. Одна фраза - и весь аппетит испорчен. Драко медленно дожевал и проглотил тост. Потом коснулся салфеткой уголка рта и членораздельно произнёс, не поворачивая головы:

- Иди на хер, Пэнси.

После чего столь же размеренно принялся за овсянку.

Паркинсон надула губы. А затем хмыкнула, переглядываясь с мрачным Блейзом, сидящим напротив. Настроение Забини уже неделю оставляло желать лучшего. Начало учебного года его явно не радовало. После летних событий - в особенности.

- Ешь свой завтрак лучше, - буркнул он, постукивая костяшками пальцев по столу. - И не лезь к Малфою.

Не лезть к Малфою? Что-то из области фантастики, наверное.

Большой зал утопал в сияющем солнечном свете, от которого резало глаза. По сути, глаза сейчас резало от всего. Даже от мутной темноты под веками.

Драко плохо спал.

Кровать оказалась неудобной, к тому же было слишком жарко: солнце, видимо, имело одну цель - раскалить Башню старост за день, превратив в чёртов крематорий. Помимо всего прочего слишком много мыслей рождалось и умирало в голове за прошедшие дни. Слишком много голосов сменило его сознание. Слишком много вспышек мелькало перед глазами.

А ещё у него раскалывалась голова. Каждую ночь.

До такой степени, что мерзкая тупая боль липла к вискам ещё полдня, жужжа, и он был уверен, что это от осознания того, что гриффиндорская шлюшка лежит сейчас в комнате, отделённой от его спальни лишь смежной ванной. Грязная, мерзкая Грейнджер.

Вызывающая головную боль.

Слава великому Салазару, они не общались. Ни словом не обмолвились, не пришлось. Почти не виделись. А если и пересекались, то мимолётно, в гостиной. На пару секунд.

Во второй учебный день она просто оставила на журнальном столике составленный график учёбы и распределения факультетов. На этом их «сплочённая работа» подошла к завершению.

- Ну и как она? Такая же деревянная, какой кажется на первый взгляд?

В висках стукнуло очередным приходом мигрени, и Драко ощетинился.

- Я уже сказал тебе, – прорычал он, отставляя от себя бокал с тыквенным соком, чувствуя, как аппетит окончательно покидает его, - чтобы ты вместе со своими подколами шла…

- Тш-ш. Малыш, – тонкие пальцы обхватили его предплечье, поглаживая ткань мантии и спускаясь по руке к запястью, касаясь его холодной кожи. Это не успокаивало, только раздражало. – Я просто шучу. Шучу, ты же знаешь. Я в курсе, как ты ненавидишь её.

О, нет.

Ты понятия не имеешь, как.

Паркинсон не имела, действительно. Просто поелозила кончиком носа по его плечу и улыбнулась.

- Мне нравится, как от тебя пахнет.

Драко тяжело вздохнул, откладывая ложку. Понимая, что завтрак на этом окончен и больше в него не влезет ни куска. Чувствуя, как ладонь Пэнси пробирается на его бедро и поглаживает ногу.

- Хочу как тогда. В поезде, – пробормотала она, пытаясь сменить тему. Поглядывая по сторонам. Фальшивая скромность, граничащая с хвастовством. Она жаждала поймать на себе взгляды проходивших мимо девушек. А скромность была бы неуместна.

Ни для кого уже давно не секрет, что они трахаются.

Малфой усмехнулся, встретив взгляд Забини, который как раз подпёр подбородок ладонью, наблюдая за ними с долей иронии. Первого сентября он прикрывал их, стоя у двери в туалет и отгоняя первокурсников.

Трах в туалете “Хогвартс-Экспресса” - вполне себе в духе Паркинсон.

Но, стоит признаться, было недурно.

Он вспомнил её приглушённые кулаком визги, покачивающийся вагон и яростные толчки в горячее тело. Влажные звуки секса и собственные стиснутые зубы. Задница Паркинсон постоянно съезжала в раковину, поэтому пришлось прижать девушку к двери, удерживая на весу.

- Ещё мне понравилось, что вчера ты был чуть более… резок, чем обычно, – её рука скользнула на внутреннюю сторону бедра, легко царапая ногтями его ногу через ткань брюк, и Малфой почти нехотя взглянул на её полные губы.

Конечно, блин.

Перед спонтанным трахом между травологией и зельеварением в коридоре встретить чёртову грязнокровку. Это явно не оставило Малфоя равнодушным. Разозлило и взбесило. То, как она замерла у него на пути, а затем скривила свой тонкий невыразительный рот, когда он проходил мимо.

- Почему ты молчишь?

- Он очарован тобой, Пэнс, - Блейз негромко хохотнул, закидывая в рот сочную зелёную виноградину. Драко усмехнулся, качая головой.

- Да уж, однозначно, - фыркнул, переводя взгляд туда, где на своих местах устраивались сёстры Гринграсс. Дафна игриво подмигнула Забини, и тот усмехнулся краем рта.

- Ещё бы, – голос Пэнси был просто до ужаса самодовольным. А в следующий миг она уже говорила так тихо, что было слышно только Малфою: – Идём к нам в гостиную. Сейчас там никого нет.

Кто бы сомневался. Он отодвинулся, и её рука моментально исчезла.

- У нас трансфигурация через пятнадцать минут.

- Что, прости? – Паркинсон едва сдержала смешок, бросая растерянный взгляд на Блейза, будто в поисках поддержки, но тот уже обратил всё своё внимание на старшую Гринграсс. Драко раздражённо закатил глаза, указывая на свой должностной значок.

- Память отшибло? За мной теперь здесь глаз да глаз. И я не могу вместо первого урока трахаться с тобой в гостиной Слизерина, будучи старостой.

Губы девушки обиженно оттопырились, и Малфой вновь ощутил жалящую волну злости под рёбрами.

- Завязывай доставать меня своими капризами, хорошо? - получилось произнести это даже более миролюбиво, чем хотелось.

Пэнси вздохнула, отстраняясь и возвращаясь к ковырянию вилкой в своем завтраке. Эта обида - ровно на пару минут. Уже на уроке Паркинсон подсядет к нему и начнёт ластиться, как кошка.

- Зайду за сумкой в башню, - бросил он, когда Забини приподнял брови, стоило Малфою подняться со своего места. - Увидимся на трансфигурации.

- Ладно, Нотт как раз говорил, что опоздает немного.

- Гм, ясно.

Драко бросил быстрый взгляд на Пэнси, которая всё ещё старательно дула губы, а затем покачал головой и направился к выходу из Большого зала.

С удовольствием осознавая, что его совершенно не волнует, что же ощущает Паркинсон. Она не была его девушкой. Только сексом на данный момент. Так же, как и несколько учениц из Когтеврана. И пара - из Пуффендуя. А слизеринок, которые побывали в его постели, сосчитать просто не решался. Да и не нужны цифры.

Их было много.

Переспать с Драко Малфоем – это будто коснуться счастливой кроличьей лапки на херову удачу. Именно так сказал когда-то Блейз Забини. А Драко запомнил, ему понравилось это выражение.

Да и тем более… плевать. Когда он трахался, он не думал. А когда он не думал, он чувствовал себя почти нормальным человеком.

- Ай!

- Бл… Грейнджер!

Она налетела на него со всего ходу, приложившись лбом к грудной клетке, и отфутболилась в сторону, ударившись плечом о колонну. Не сильно. Даже не поморщилась. Только придержала ремешок сумки, а в следующий момент уже задрала подбородок, глядя на Драко, как на ядовитого жука.

- Осторожнее! - нравоучительный, слегка сбитый столкновением тон бесил как никогда. - Ты здесь не один вообще-то.

Гнездо, что в её понимании именовалось волосами, наполовину закрыло лицо, и грязнокровке пришлось несколько раз дёрнуть головой, откидывая их назад. Драко чуть не фыркнул - насмешливо и зло.

А потом они оба застыли друг напротив друга, почти ощетинившись. Малфою казалось - он так громко жалел, что она удержалась на ногах, что это сожаление можно было услышать. Многое бы он отдал, чтобы поглядеть на растянувшуюся на полу Грейнджер.

- Сама смотри, куда идешь, – прошипел он, брезгливо отряхивая невидимую грязь с мантии. Мельком глядя по сторонам, непроизвольно выискивая взглядом свидетелей этой встречи. Отличное начало утра. - Заразилась слепотой у своего дружка?

- Нелепое и глупое замечание, - Грейнджер сощурила глаза, резким движением одёргивая мантию. - Как раз в твоём стиле.

- В твоей оценке не нуждаюсь.

- Не сомневаюсь.

- Отлично.

- Отлично.

Он скривился:

- Вот и проваливай.

Затем снова показательно одёрнул одежду и уже сделал несколько шагов вбок, пытаясь манерно обойти её полукругом, когда Грейнджер резко повернулась, будто вспомнив.

- Ах, да, Малфой.

Мерлин, таким тоном, будто вещает с трона. Хотя холод в его голосе был соизмерим с этим фальшивым грязнокровкиным высокомерием:

- Слушай, запомни, ладно? Не обращайся ко мне в местах, где нас случайно могут увидеть ведущими беседу. Я не хочу, чтобы мои друзья думали, будто у нас с тобой есть общие темы для разговоров, – прошипел, останавливаясь, однако не оборачиваясь.

Он действительно вглядывался в пустой коридор, подсчитывая в уме минуты. Скоро урок, а значит, здесь вот-вот пройдут Блейз и Пэнси. Ещё не хватало.

Грейнджер же, видимо, ничего не смущало.

- Друзья? – она приподняла брови. – Не могу представить, о ком ты.

О, лучше иди на фиг с этим!

- Да уж у тебя достаточно смутное представление о подобном, - он гаденько усмехнулся. - С твоим-то выбором. Нищеброд и очкастый…

- Твой выбор останавливается на двух недалёких идиотах, Малфой. Так что упустим это.

- Сначала ты пачкаешь мою одежду, а потом пытаешься язвить мне? – голос Драко напоминал утробное рычание, когда он всё же медленно перевёл на неё свой взгляд. – Пошла вон. Не приближайся ко мне ни на милю.

Гермиона упрямо сжала губы, когда он снова уверенным шагом пошёл по коридору вперёд. И намеренно повысила тон, произнося:

- Поверь, умник, во мне ровно столько же желания говорить с тобой, как и в тебе самом, но тут, вроде как, дело старостата, хочешь ты того, или нет.

- Чудно. Я в диком восторге.

- Не будь ребёнком! - фыркнула она в удаляющуюся спину, делая несколько непроизвольных шагов, за. И елозя одной рукой в открытой сумке. - Профессор МакГонагалл попросила передать тебе это, – а затем достала зачарованный дневник, глядя, как Малфой снова нехотя останавливается. Оборачивается через плечо и брезгливо морщится.

- Что это?

- Это… средство связи.

- С кем?

- Со мной, – от выражения его лица захотелось оказаться где-то далеко от этого места. – Если вдруг что-то может понадобиться. Мы ведь стар…

- «Мы»? Ты сказала «мы», Грейнджер? – он издевательски хохотнул, проводя рукой по своим платиновым волосам, отчего на миг открылся правильный лоб, а затем снова частично спрятался за ними, спадающими с одной стороны чуть больше, чем с другой. – Забудь это «мы». И не смей больше подходить ко мне с подобной хернёй.

Он покачал головой под удивлённым взглядом девушки, а затем бросил через плечо, возобновляя шаг:

- Я не шучу, грязнокровка. Хватит за мной тащиться.

И зашагал по коридору, на этот раз не оборачиваясь.
 

Глава 2.

Первый разговор за две недели — коту под хвост!

Живоглот поднял голову и зевнул, поглядывая на Гермиону. Везунчик. Всё, что интересовало это животное — сон и еда. И в определённые моменты Гермиона отчаянно ему завидовала.

Она только что вернулась в гостиную. Тихо произнесла Жёлтой Даме пароль и, стаскивая с плеча на ходу сумку, направилась в свою комнату, стараясь не слишком шуметь. Точнее, она отметила это за собой против воли.

Шла на цыпочках через гостиную. Так глупо и… раздражающе. Будто боясь потревожить кого-то.

Постойте. Кого-то? Она не хотела сталкиваться с Малфоем, конечно.

Снова. И поэтому теперь почти кралась в свою комнату, жутко злясь на своё глупое поведение.

Со времени их встречи в коридоре у Большого зала прошло два урока. На второй слизеринец и вовсе не явился; Гермиона подумала, что, возможно, он вернулся сюда, в Башню старост. Хотя… для чего? Вряд ли забыл учебник или же что-то иное.

Чуть прикусывая край губы, она замерла, прикрыла за собой дверь в спальню и прислушалась.

Тишина.

Можно было вернуться к праведному негодованию, которое дополнилось ещё и мыслью о том, насколько Гермиона съехала с катушек, что боится создавать какой-либо шум, дабы не доставить ему неудобств. Прошло не больше двух недель, а она уже чувствовала себя уставшей и странно задавленной невидимым одеялом. Будто кто-то усиленно её душил.

Мерлин. Такое чувство, будто это всё происходит не с ней.

Гарри и Рон, узнав, кто в этом году будет старостой мальчиков, а следовательно — соседом их подруги, целый день зачем-то рвались «намылить долбаному Малфою шею». Гермионе стоило немалых усилий наконец-то усадить их перед собой и вывести на серьёзный разговор. Относительно мотивов МакГонагалл и Дамблдора, которые выбрали Малфоя на место старосты.

— Да ты послушай себя! – Гарри отбросил «Ежедневный Пророк» на диван и вскочил, расхаживая от журнального столика до камина и обратно. – Какого фига? Мало того, что теперь на тебе висит втрое больше обязанностей, так ещё и… это! Не смей становиться на сторону этого ублюдка, ясно?

Девушка чуть не подавилась кусочком шоколада, который в этот момент с удовольствием пережёвывала. В родной гостиной было привычно и спокойно. Невольно задумаешься: а сколько всего она повидала? Сколько разговоров слышала?

И данный разговор очень не нравился Гермионе.

— Что? Становиться на его сторону?

Гарри злобно уставился на подругу, будто та только и делала, что выгораживала чёртова Малфоя.

— Я не собираюсь… и не поддерживаю его вовсе. Как ты вообще мог… — она запнулась, что говорило об активной работе мысли. Однако в следующий же момент собралась и нахмурилась. — Мне глубоко плевать. Можете отколошматить его хоть до полусмерти. Единственное… Я бы не хотела расстраивать профессора МакГонагалл. Последние события доставили слишком много проблем школе, да и ей в частности. Они с Дамблдором и так стараются…

Она заметила скептические выражения лиц друзей и, раздражённо передёрнув плечами, подняла подбородок, как делала всегда, когда была чем-то недовольна.

— Я не собираюсь добавлять декану нашего факультета дополнительную головную боль. И вам не позволю. Надеюсь, это ясно, — строгая чеканка текста. Истинно по-грейнджерски. Мальчики переглянулись.

— Если этот урод хоть как-то… хотя бы что-то… – Уизли напряженно смотрел на девушку. — Пообещай, что скажешь, если он посмеет…

— Он ничего не сделает, Рональд. Мы не пересекаемся даже.

— Вчера только приехали, ты хотела сказать. Я имел в виду будущее. Мы с Гарри не дадим тебя в обиду этому… уроду.

Гермиона закатила глаза и против воли улыбнулась, подавляя в себе внезапное желание обнять Рона. Нелепого и рыжего. Кажется, напуганного даже больше, чем она.

— Вы знаете, я смогу за себя постоять. Всё будет в порядке.

— Пообещай, – подал голос Гарри, который ещё стоял перед ними, раздраженный и поджимающий губы. Он переживал за неё.

Оба переживали.

— Хорошо. Я скажу, если он… будет вести себя… неприемлемо, – и подумала, что слизеринец всегда ведёт себя неприемлемо. Даже с МакГонагалл он разговаривает так, будто стоит на одной ступени с ней.

Но, кажется, после этих слов мальчики успокоились. И это успокоило её саму.

Вечером Гермиона собралась с силами и уверенным шагом подошла к двери в его комнату. Нужно было передать расписание и распределение факультетов. Кашлянула, чтобы прочистить горло. Занесла руку над тёмной древесиной и застыла, понимая, что сейчас снова столкнётся со взглядом Малфоя. Презрительным и ледяным, как декабрьский порыв ветра.

Нет. Она не хочет его видеть.

И не это самое ужасное. А скорее то, что он даже не выслушает её. Скажет проваливать, и она снова почувствует это на себе. Как грязь. Его превосходство.

За дверью раздались тихие шаги, и Гермиона вздрогнула, быстро попятившись, почти против воли.

Перепрыгивая через несколько ступенек за раз, она вернулась в гостиную, ощущая, что сердце колотится о ребра, а спина покрылась прохладными мурашками.

Волнение дрожало под кожей и в груди, будто девушка только что забралась в берлогу к спящему медведю и выбралась оттуда целой и невредимой, едва не наступив зверю на нос.

Запоздало подумала, что можно было бы подсунуть график под дверь, но в таком случае она рисковала дать ему ещё больший повод быть высмеянной им. А на кой чёрт ей это нужно? Лучше оставить всё здесь.

И решительно вздёрнув подбородок, она бросила плотно сложенные пергаменты на журнальный столик, прислушиваясь к бумажному шлепку. Разворачиваясь и следуя к своей лестнице.

Он не слепой. Заметит, если захочет. А нет — так это и не забота Гермионы вовсе. Малфой не маленький мальчик, чтобы следить за каждым его действием.

Затем вернулась в свою комнату, и время сожрало четырнадцать дней учёбы и пребывания в Хогвартсе.

Две недели. Они по-прежнему не общались.

Это был их первый разговор с глазу на глаз. Который закончился брошенным небрежно: «Хватит за мной тащиться».

Малфой запретил подходить к нему на людях.

Будто она была прокажённой. Как будто ей это было нужно! Да она была только счастлива забыть о существовании этого заносчивого кретина. Что бы ни происходило в его чистокровной семейке, на него это не повлияло никак. Кем был, тем и остался — кучей аристократичного дерьма.

На совместных уроках, которых было достаточно много, он даже не смотрел в её сторону. Он вообще не смотрел. Ни в Большом зале, ни во дворе, будто её не существовало. Лишь привычные огрызания, если кто-то из гриффиндорцев стоял на пути или же случайно задевал его локтем.

С одной стороны, это радовало. С другой стороны, было странно.

Оказывается, к негативу тоже можно привыкнуть и замечать его отсутствие.

Привыкнуть? Это определённо не то слово. Было неправильно. Вот. Именно так.

Гермиона покосилась на торчащий из открытой сумки зачарованный дневник и вздохнула. Его упрямство его погубит. Его идиотизм и совершенно детское, показушное поведение. Но это не её ума дело.

То, что они живут теперь через стену, не даёт ей никаких причин обращать на него больше внимания. Если только не забывать накладывать море запирающих чар на двери. Хотя скорее Волан-де-Морт навестит Гермиону в спальне или в ванной комнате, чем Малфой.

Мерлин, одна эта мысль показалась дикой и отталкивающей.

Она подошла к прикроватной тумбочке и взяла с неё книгу по зельеварению. Профессор Снейп в своей любимой манере пообещал дать им контрольную на завтрашнем уроке по материалу, который они прошли только сегодня.

Опускаясь на постель и открывая учебник на нужной странице, Грейнджер попыталась вспомнить прошлогодние перебранки с Малфоем. Вспомнить, как они вели себя тогда.

Вот он, худой, с невыразительной фигурой и нелепо-белоснежными волосами вышагивает по коридору Хогвартса, а она идёт с Гарри и Роном ему навстречу. Завидев их, уголки его губ ползут вниз.

— Что вы здесь забыли?

— Заткнись, Малфой. Слабо молча пройти мимо? – огрызается Рон и тут же стушёвывается под взглядом слизеринца.

— Издеваешься, Уизли? Пройти мимо такой вони? Да у меня глаза слезятся от одного твоего вида.

— Какой же ты урод, – Гермиона хватает друзей под руки и тащит вперёд. А Малфой кривится лишь сильнее.

— Иди ты, Грейнджер.

Проходя около слизеринца, она уничтожает того взглядом.

— Беги, папочке пожалуйся.

Он кривится и уходит в противоположную сторону, бросив ещё какую-то гадость троице вслед.

И это казалось вполне нормальным, потому что практически ничего не значило.

Но… это бы ничего не значило и сейчас. Ничего ведь не изменилось. Они просто повзрослели.

Живоглот, скользнувший за хозяйкой из гостиной, мурлыкнул и устроился у Гермионы на животе, похлопывая пушистым хвостом по покрывалу. Девушка вздрогнула, осознав, что не прочитала ни слова, водя взглядом сквозь страницы учебника. Нахмурилась и постаралась сосредоточиться на правилах приготовления отвара из шкуры сероглаза.

Его глаза стали старше.

От этой мысли ей сделалось не по себе. В конце прошлого учебного года умер Люциус.

Увидев новость на страницах «Ежедневного Пророка», Гермиона ощутила острую, взрывную и совершенно нежданную жалость. Только лишь потому, что утрату родителя она… наверное, могла понять. Хотя бы примерно. Несмотря на то, что после того, как она собственноручно лишила своих родных памяти, а после окончания битвы Дамблдор помог её, память, вернуть. Вернуть её жизнь. И от этого становилось легче. У неё была настоящая любящая семья, за которую она готова была разодрать в клочья.

А смерть ублюдка-Люциуса…

Это могло раздавить Малфоя.

И мало того. Гермионе хотелось, чтобы это его уничтожило.

Однако нет. Он не был сломлен. Наоборот, по-прежнему самоуверен и жесток. Это читалось в ледяных глазах. Серых. Дождливых. Полных презрения до хрустальных краёв. И это действительно пугало. Потому что если смерть того, кто был для Малфоя всем, не разбила его, тогда что могло разбить?

Бессмертный враг – наихудший враг.

Она даже не заметила, как прошла её злость. Внезапно всё показалось идеально объяснимым. Да просто ничего не изменилось. Вот и всё.

Взгляд снова упал на дневники, и Гермиона решительно сжала губы. Она уже решила пойти и постучать к нему в спальню, или лучше дождаться его внизу. Не просидит же он до самой ночи у себя? Когда вдруг раздался негромкий хлопок двери.

Видимо, он спускался в гостиную.

Лихие бесенята в глазах Гермионы встали на рога.

Не подходить к нему на людях? Отлично. В их гостиной посторонних нет.

Захлопнув книгу по зельеварению с таким громким звуком, что Живоглот недовольно фыркнул и соскочил с её живота, девушка уверенно встала с кровати. В конце концов, она должна доказать себе, что ничего не изменилось. Что она по-прежнему может без проблем общаться с ним. В том смысле, что Малфой понимал под «общением» с гриффиндорцами. Что всё осталось так, как и было.

Всё гениальное — просто.

Да и в чём, собственно, проблема?! Их старостат — не причина себя накручивать. И если он отказывается от взаимодействия, то всегда можно донести декану. А Минерва уж точно позаботится о том, чтобы на место Малфоя взяли кого-то более приятного и сговорчивого.

Да, конечно. Так она и сделает.

Ободрённая этим, Гермиона выхватила тетрадки из сумки, открыла дверь и быстро начала спускаться по ступенькам, прижимая к себе дневники и чувствуя, как слегка подгибаются ноги. Неясное и ненужное волнение съедало изнутри. Несколько злило и мешало игнорировать его.

Это просто Драко Малфой. Просто тот, с кем она знакома почти всю жизнь. С ним связаны самые… унизительные моменты её жизни, если быть точнее. И теперь нужно всего лишь отдать ему дурацкий дневник.

Она остановилась на последней ступеньке так резко, будто врезалась в невидимую стену.

Ну вот.

Малфой сидит на диване, листая пергаменты с очередными обновлёнными графиками ещё на две недели вперёд. Закинув длинные ноги на кофейный столик, чуть опустив голову. Начищенные туфли как раз там, где недавно ещё лежали бумаги.

Тот же самый.

Откуда в ней эта дурацкая уверенность, что в Малфое есть что-то, что заставляет опасаться его? Будто из его головы вот-вот полезут острые рога или кожа покроется шерстью. На диване сидит всё тот же мальчишка из воспоминания. Слишком громко говорящий и слишком криво ухмыляющийся.

Просто немного старше. Переполнен чем-то, что почти невозможно определить. То ли усталость, то ли безнадёжная, затхлая тоска.

Гермиона не смогла заставить себя отвести взгляд сразу же и зайти в гостиную. Притаившись в тени лестницы и глазея на его профиль, она чувствовала себя немного... преступницей? Мерлин, да этого ведь всё равно никто не узнает. А в своих врагах нужно уметь замечать любые мелочи.

Такие, как… его волосы. Падают на лоб, касаясь тёмных бровей. Контраст волос с чёрной мантией несколько притягивал. Наверное, поэтому за ним вздыхает добрая половина школьных юбок. Линия челюсти раздражённо напряжена. Видимо, не все дни, указанные в графиках, устраивали его.

Это заставило злорадно усмехнуться. Глупо, но хотя бы что-то будет не так, как ему того хочется.

Губы Малфоя сжаты, словно он слышит её мысли. Солнце время от времени бросает лучи на светлую кожу скулы и щеки, отчего Малфой хмурится и щурит глаза. Интересно взглянуть на его глаза, когда они не направлены на неё с заведомым раздражением и ненавистью.

Зачем? Он остаётся тем же, и необязательно изучать его со всех сторон, чтобы убедиться в этом. Если и есть человек, на которого он не смотрит с неприязнью, то он наверняка живёт в отражении его зеркала.

Поднял руку, проводя по волосам, убирая их со лба. Гермиона заинтересованно наблюдала, как они, похожие на жидкую платину, протекают между его пальцами и ложатся обратно. Мысль о том, что на ощупь они, должно быть, очень мягкие, удивила и разозлила. Она тут же погнала её прочь из головы.

Хотя на какой-то момент Гермионе показалось, что она, возможно, понимает, почему за ним увиваются почти все девушки Хогвартса. Нужно смотреть правде в глаза.

Гадёныш стал действительно красивым. Фигура, лицо, волосы. Даже форма рук. В нём было красиво всё, кроме взгляда. Презрительного и оттого — уродливого. Эта привычка смотреть с пренебрежением сквозь человека, будто того не существует вовсе, очень раздражала. А после летних событий, помимо того, что взгляд стал ещё более пустым, он стал слишком отсутствующим. Будто хозяин его мёртв.

Глаза цвета мутного льда и серого неба во время дождя. Слишком много поэтики для Грейнджер, однако это было первым, что пришло на ум. Мутный лёд тоже мог бы быть красивым, если бы не дышал этой гадкой насмешкой, что прибивала её к земле. Даже сейчас.

Сейчас?!

Гермиона застыла с приоткрытым ртом, чувствуя, как медленно холодеет от ужаса кончик языка.

Малфой смотрел прямо на неё.

Он видел, как она… в открытую рассматривала. Вот же блин!

— Грейнджер… — протянул он елейным голосом, который едва не сжёг Гермионе внутренности.

Она сглотнула, прикусив губу. Мысленно выругалась и тут же, привычно расправив плечи, сошла с проклятой ступеньки, окунаясь в свет гостиной. Делая несколько шагов под насмешливым взглядом. Останавливаясь у окна и сжимая подоконник пальцами свободной руки так, что заныли суставы.

Малфой в свою очередь сложил пергаменты пополам и отбросил на кофейный столик, опуская ноги на пол. Медленно, будто играя.

— Что ты там, мать твою, делала?

Его голос в одно мгновение стал сухим. Оставалось лишь удивляться, как он им не давился.

— Спускалась в гостиную, если ты не заметил.

Собственный тон понравился ей. Несмотря на всю ту чушь, что била в её грудную клетку изнутри, он не выражал почти ничего, кроме раздражения.

— Я заметил, что ты таращилась на меня, Грейнджер. Пялиться на людей из своей норы – не комильфо. Мамочка не учила?

— А твой папочка… – вырвалось почти на автомате, прежде чем сообразила, о ком говорит. И прежде чем встретила на себе ледяной взгляд.

— Заткнись, – рык сквозь зубы.

Она захлопнула рот, проглотив окончание фразы, прожевав её и отмечая, как дрогнула его верхняя губа в ответ на её слова.

– Я хотела сказать, что, как видно, вежливости ты до сих пор не обучен, – неловко исправилась Гермиона, стараясь не прятать глаза.

Малфой обошёл её полукругом и остановился напротив, у книжного шкафа, засунув руки в карманы штанов. Мантия спускалась по гибкой спине, касаясь ног.

Ему было лень ссориться с ней. Лень даже просто открывать рот. Однако всё же заставил себя выдавить:

— Какого чёрта тебе нужно? Проверить, нашёл ли я твой очередной маленький подарок? — он бросил неприязненный взгляд в сторону журнального столика. — Нашёл. И, знаешь. С тем же успехом ты могла бы им подавиться.

— Не сомневаюсь.

Он раздражённо фыркнул.

— Меня снова не устраивает половина из того, что там написано. Кто вообще составляет эту белиберду?

— Да будет тебе известно, что этим занимается профессор МакГонагалл.

— Гм. Почему я так и думал? Возможно, потому, что только ей срать на то, что этот график мне, нафиг, не подходит? Если бы Снейп составлял расписание…

— Малфой. Выскажись по этому поводу Снейпу, а не мне.

Небольшая пауза, возникшая после слов Грейнджер, слегка покоробила её.

— Не заговаривайся, грязнокровка.

Он произнес это почти спокойно, лишь сжав челюсти немного сильнее, чем обычно. Псевдовзгляд опустился на зажатые в тонких руках тетради, однако вернулся к лицу, предоставляя ненавистной ей самой озвучивать причины вторжения в его минутный покой.

— Я пришла отдать тебе зачарованный дневник.

— Ещё одна приятная мелочь, которую ты можешь затолкать себе в зад, хорошо? — и развернулся, собираясь вернуться на мягкие подушки дивана.

Разговор и так длился слишком долго. Начинали ныть виски.

— Не будь ребёнком, Малфой. Это необходимо иметь старосте.

Скривился. Глубже засунул руки в карманы так, что сквозь ткань чётко обозначились костяшки.

— На кой он мне?

— Профессор МакГонагалл сказала, что если что-то понадобится, всегда можно связаться друг с другом. Я говорила тебе днём, – отчеканила Гермиона, чуть ободрённая тем, что слизеринец слушал её. Хмурясь, но слушал.

Малфой вздохнул. Передёрнул плечами.

— Ты - грёбаная прилипала, Грейнджер.

— Прости?

— Вдолбила себе в голову. Будешь бродить за мной с этими… тетрадками до конца дней?

— Нет вообще-то. Надеялась, что полезность в их пригодности до тебя дойдёт немного раньше.

— Ты считаешь, что я, пребывая в здравом уме, решу тебе написать записочку?

Она взглянула со всей строгостью, на которую была способна, — это позабавило его.

— Если ты думаешь, что я получаю удовольствие от общения с тобой, ты глубоко ошибаешься, Малфой. Дневники дают возможность не встречаться с тобой лично каждый раз, когда мне нужно будет что-то сообщить тебе. И ты очень облегчишь задачу нам обоим, если возьмёшь сейчас это. Мне всё равно, что ты сделаешь с ним, можешь пойти к хижине Хагрида и скормить его соплохвостам, но это уже будет не моей заботой.

Он усмехнулся. Так, что её взбесило это, моментально.

— Можешь не стараться, Грейнджер. Здесь за многословность баллы не начисляются.

— Не сомневаюсь. Стараюсь лишь объясняться достаточно доходчиво для тебя.

Его взгляд тут же стал на порядок холоднее. Он различил в тоне Гермионы издёвку и молча приподнял брови.

Она же резким движением протянула ему дневник — Малфой даже не пошевелился. Какое-то время оба напоминали нелепый памятник Воплощённому Упрямству. Поступаться не собирались ни он, ни она.

В конце концов, когда Гермиона ощутила, что рука начинает болеть, она бросила тетрадь на подоконник, раздражённо вздыхая и борясь с желанием закатить глаза. Упирая руку в бок. Разговор длился не более пары минут, а девушка уже хотела отойти от Малфоя, хотя оба находились по разным углам гостиной.

Ей просто хотелось быть дальше.

В своей спальне.

В гостиной Гриффиндора.

В Лондоне.

Ей было странно говорить с ним. Ему было странно говорить с ней. Всё уравновешивала только хроническая злость и раздражение, пропитывающее воздух на манер едкого дыма.

И каждый из них, наверное, понял: это первый их настолько затянувшийся разговор. Гермиона начинала медленно ненавидеть старостат.

Он не отрывал от неё холодных глаз, лишь мельком проследив взглядом за дневником, который теперь лежал на подоконнике. Нога Грейнджер привлекла его внимание, и Драко, нахмурившись, отследил линию бедра под плотными джинсами. Затем — колена, опускаясь вниз, к щиколотке. Грязнокровка надела кроссовки. Нога небольшая и, наверное, лучше смотрелась бы в другой обуви.

Малфой зачем-то на секунду представил изгиб ступни Грейнджер в туфлях на каблуке, что так часто носила Пэнси. С тонкой шпилькой и платформой. Гриффиндорка была бы немного выше и, вероятно, доставала бы своим носом до его подбородка. Если бы стояла для этого достаточно близко.

Достаточно близко.

Совсем крышей двинулся. Может быть, ещё и представишь себе, как трахаешь эту грязнокровную шлюху, прямо в них?

Ме-ерлин. А это здесь при чём?

Он тут же оправдал себя тем, что заводился от одного вида вульгарных туфель Паркинсон, которые она иногда надевала. Эти туфли приравнивались к дикому траху. Царапали шпильками его бёдра, плечи или ягодицы. Но Грейнджер была последней, кого можно было в них представить.

Острый прилив отвращения к себе заставил отвернуться, уставиться в камин и сжать губы. В лёгкие вгрызлась необходимость пойти умыться. Содрать с себя чёртову одежду и постоять под горячим душем. Чтобы ощутить, как ещё чуть-чуть — и кожа начнёт плавиться. Распадаться на молекулы. А мыслей, подобных этим, в голове нет. Пока он не простит себе нахождение с грязнокровкой в одной комнате.

Хотелось намылить глаза и тереть, отмывая от мерзкой грязи свой взгляд, который бросил на неё.

Какого он вообще уставился на её грёбаную ногу?

А Грейнджер опять смотрела — он чувствовал, как её взгляд буравчиком раздражает кожу лица.

Блять, что происходит? Она таращилась на него из-за угла, пока он не заметил её. Теперь они уже с минуту молча стояли друг напротив друга и ждали… чего?

Драко ощутил новый приступ раздражения. Эта хренова дрянь бесила его, даже когда молчала.

— Что ты делала на лестнице?

Грейнджер вздрогнула. Малфой почти ощутил колебание воздуха. Почувствовал, как под кожей начинает колоть. Снова. Снова эта злость от повисшего молчания, которой Драко не мог дать блядский выход.

Зубы сжались. Прошла ещё минута тишины, примерно.

— Что ты. Делала. На грёбаной. Лестнице? – повторил, чувствуя, что если не скажет что-то сейчас же, то просто разорвётся от ярости. Не отрывая глаз от камина, ощущал, как ускоряется дыхание, пока Грейнджер с вызовом поднимает голову и облизывает губы.

Он приковался взглядом к каменной кладке и начал медленно считать выложенные полукругом кирпичи. Два. Четыре. Шесть…

— Спускалась в гостиную.

Семь, восемь…

Дрянь.

— Не ври, грязнокровка.

— Да ты способен хоть на что-то кроме вечных оскорблений, Малфой? – воскликнула вдруг, всплёскивая руками.

Наверное, это и развернуло его лицом к ней. Выкинуло руки из карманов, сжав их в кулаки. В глотке словно разорвался нервный клубок.

— Херня, Грейнджер! Ты такая херня. Одно твоё присутствие пачкает, — выпалил он, ощущая лёгкий отголосок облегчения в груди. — Это ты не способна больше ни на что, кроме самоудовлетворения на лестнице, подглядывая за мной, – и скривился, глядя в застывшее в немом изумлении лицо перед собой.

Здесь было противно находиться. Хотелось либо убрать отсюда её, либо себя. Второе стало казаться куда реальнее. Поэтому он резко развернулся, направляясь к двери. Сейчас ему нужен Блейз и его всепонимающий взгляд. Пэнси и её блядские-во-всём-виноватые туфли.

— Фу! – голос Гермионы вмиг сорвался на крик, догоняя Малфоя. — Да что ты несёшь, идиот?! Не смей даже предполагать подобное! Это… это гадко.

Слова стальными шариками ударились о его спину и плечи, падая к каблукам начищенных туфель. Драко медленно развернулся. А затем внезапная ухмылка растянула его губы.

Гермиона чувствовала, как жар заливает её щеки. Унижение. Смущение. Злость. От этих эмоций у неё начинали трястись руки.

— Гадко? — и вдруг Малфой посмотрел прямо на неё. В глаза. Не мимо, как обычно.

Сердце остановилось на какой-то момент. Малфой будто коснулся взглядом оголенного нерва где-то в её позвоночнике, отчего по спине пробежали мурашки.

– Скажи это тем, кто стонет моё имя каждую ночь. Подо мной. На мне. В своих снах. – Что? Он не собирался этого говорить.

Губы ее задрожали, и слизеринец почувствовал толику удовлетворения.

Правильная Грейнджер. Смотри, слушай. Услышь меня.

Драко получал удовольствие от того, каким она его видела. Он делал хуже. Знал, что делал хуже. Замечал это в её глазах. Но иначе он не хотел. Издевался, почти намеренно. Это доставляло несколько извращённое… не удовольствие, нет.

Удовлетворение. Тяжёлое и не приносящее облегчения. Но оно зудело под кожей, дёргая за язык.

В мозгу кипела такая каша.

Грязнокровка. Её обвиняющий взгляд. Какого хрена? Зачем?

Просто пусть заткнётся, иначе его голова сейчас разорвётся на части.

Но Грейнджер стояла на месте, упрямо сжав кулаки и губы. С пылающими щеками. Какое запоздалое проявление сучьей смелости. Особенно если брать в расчёт то, что он заметил, как её трясёт. Но ответить на это ей было нечего.

Только показательно скривиться, будто пытаясь скрыть покрасневшие щёки этим.

Уберись. Уйди отсюда.

— Да что это я... Всё равно ты не поймёшь, – слизеринец обернулся к ней всем телом, складывая руки на груди и принимая расслабленно-равнодушную позу. – Ты либо совершенно фригидная сука, либо и вовсе девственница.

— Замолчи, Малфой, — прошипела тут же, предостерегающе наклоняя голову. Нужно было быть слепым, чтобы не заметить, как напряглось её тело. — Не будь настолько идиотом, чтобы развивать эту тему.

— О, неужели? — он гаденько ухмыльнулся. — Я попал в яблочко, кажется. Но даже говорить об этом… фу. — Драко поморщился, показушно гуляя взглядом по её телу.

Снизу-вверх.

Медленно, останавливаясь на небольших ступнях, тонких запястьях, достаточно заметной даже под футболкой талии, маленькой, совершенно непривлекательной груди и выступающих угловатых ключицах.

Он с удовольствием осознал, что не хочет её. Что эти мысли про туфли были просто случайными.

И даже не успел изумиться, когда их разговор принял этот нежелательный окрас. Всё, что ему нужно было — проваливать отсюда подальше. В родные подземелья, в родную гостиную. Хотя бы на время. Поэтому он только процедил:

— Кто позарится на тебя и твое тело? А тем более на твою грязную кр…

Как она во мгновение оказалась перед ним, Малфой так и не понял. Его щека ощутила удар влажной и твёрдой ладони прежде, чем он успел закончить предложение.

Какой-то момент он просто стоял, глядя на Грейнджер, не понимая. Прижав руку к щеке.

Она ударила его?

Было не больно.

Он давно не чувствовал боли. Но было… неожиданно. И чертовски унизительно, когда он заметил в её глазах ту ярость, от которой, кажется, вот-вот вспыхнут ресницы.

— Сволочь! Какая же ты сволочь! — её крик почти потерялся в нарастающем гуле внутри черепной коробки Драко.

Кажется, да.

Грязнокровка ударила Малфоя.

Он ощутил, как сжимаются челюсти. Дышать внезапно стало тяжело: воздух будто липкий и горячий. А потом…

Неконтролируемый толчок его тела.

Она ударила его. Эта мелкая, грязная сука ударила его.

Пальцы коснулись чего-то тёплого, пока красная пелена застилала глаза, и в следующий момент Драко понял, что это, тёплое и дрожащее под ладонью — её горло. Горячая кожа вибрирует от шумных выдохов, а затылок Грейнджер прижимается к стенке шкафа.

Не более чем рефлекс. На расстоянии вытянутой руки, сводя к минимуму контакт тел, пресекая лихорадочные попытки дёрнуться от него в сторону или что-то сказать.

Он не хотел прикасаться. Он брезговал прикасаться к ней.

Глаза Грейнджер были совершенно сухими, хотя теперь в них мелькнул намёк на страх. И почти вытеснил любые другие эмоции. И внезапная мысль: “Наверное, я выглядел точно так же перед отцом”.

Она окончательно замкнула в нём этот яростный, унизительный круг.

— Какого хера это было, блядь? – прорычал он, чувствуя пульсацию под кожей. Взгляд метался по всё ещё красному лицу.

Никто и никогда, кроме Люциуса, не бил его.

Никто и никогда.

Грёбаная пощёчина. Он не мог в это поверить.

— От…пусти, – прошипела Грейнджер, сильнее вжимаясь головой в шкаф, будто в попытке убежать от прикосновения.

Малфой осознавал, что сжимал её горло не слишком сильно, но чувство, что жилка её пульса бьется прямо ему в ладонь, опьяняло. Возможно, прикоснись он к любому другому человеку, почувствуй он себя сильнее с любым другим — и результат был бы тем же. Превосходство. Но сейчас он почти упивался.

Желание унизить её стучало в висках. Потому что Грейнджер не было больно. Зато щёки её пылали от унижения.

Из-за него. Идеально.

— Что ты себе позволяешь, чёртова шлюха? — снова прошипел он, теряясь в своей злости.

— Отпусти, не смей трогать меня!

Её крик был таким же злым, как его взгляд. Он чувствовал вибрацию этого крика ладонью. Драко понятия не имел, что ему делать дальше, когда рука Грейнджер метнулась к его запястью.

Он тут же отпрянул.

Грейнджер не прикоснётся к нему. Никогда. Лучше он сдохнет на месте. А она отскочила моментально, словно опасаясь, что он снова кинется на неё. Но Малфой только брезгливо вытирал пальцы о мантию, делая несколько шагов назад, натыкаясь на диванную спинку.

— Совсем двинулся?! — снова крикнула, зачем-то прижимая руку к горлу и растирая кожу. Будто в попытке стереть её вовсе.

Там, где касались его пальцы, которые теперь покалывало словно иголками. Пришлось сжать ладонь в кулак, чтобы прекратить это.

Она заметила.

— Что теперь? Ударишь меня?! Изобьешь? Ты вылетишь из школы тут же!

— Я могу убить тебя прямо сейчас, — рявкнул он ей в ответ. — И отправиться в Азкабан, зная, что на одну грязную тварь здесь стало меньше! Но не стану. Ты не стоишь таких… жертв.

Грейнджер покачала головой с какой-то ненормальной, нервной улыбкой, напоминающей оскал.

— Ты больной ублюдок.

— Пошла ты…

— Я сейчас же отправлюсь к профессору МакГонагалл.

— Отлично. Вперёд. И скажи ей, что ты грёбаная неудачница, не умеющая находить с людьми общий язык. Скажи, что я двинулся, пытался тебя впечатать в херов шкаф.

Малфой с силой саданул кулаком по деревянной поверхности так, что Гермиона вздрогнула, делая ещё шаг назад. Отнимая руки от шеи. Сжимая губы, вздёргивая подбородок.

— И напомни ей, чтобы поискала здоровых людей после того, что случилось в грёбаном прошлом учебном году. Она ведь послушается свою херову грёбаную заучку.

И вдруг.

В лице Грейнджер мелькнуло что-то.

Эмоция, которая заткнула его моментально. Он не понял, что это было. Что воскресило перед глазами другое лицо. Залитое слезами, умоляющее. Испуганное до края. Так, что на мгновение остановилось сердце и дыхание. Остановился он сам.

Только что почти орал, а теперь просто смотрел, как грязнокровка хлопает ресницами, будто почувствовав эту накатившую волну.

И в этой паузе замерли мысли. Осталось единственное понимание: он хотел, чтобы Грейнджер рыдала так, как рыдала та, другая женщина в его голове.

Но она даже не думала.

— Малфой, что за фигня с тобой происходит? — голос вернул его в гостиную. Всё ещё звенел от ярости, однако Грейнджер заметила перемену в его выражении лица. И это заставило судорожно выдохнуть.

Она права. Ты больной ублюдок.

— Пошла к чёрту.

Развернулся. В два шага преодолел расстояние до двери и дёрнул ручку на себя. Хера с два он обернётся.

Хера с два он пожалеет.

Кажется, она что-то сказала. Или снова окликнула его по имени. Но Драко уже захлопнул створку и быстрым шагом шёл в сторону подземелий, чувствуя, как покрытый невесть откуда взявшейся испариной лоб холодеет от прохлады коридора.

Его руки тряслись, когда он пытался засунуть их в карманы мантии.

Ты больной ублюдок.

Больной ублюдок.

Потому что ты не жалеешь о том, что ты сделал. Ты жалеешь о том, что не увидел её слёз, которые были так нужны сейчас. Чтобы забыть лицо, пляшущее под веками.


***



Двор был полон учеников.

Недавно начался большой перерыв между уроками, и каждый занимался своими делами: некоторые, как и Гермиона, листая журналы и книги, сидели на солнышке, пока оно не скрылось за надвигающимися грозовыми тучами. Некоторые прогуливались, а некоторые наоборот — спешили по делам. Не обращая друг на друга никакого внимания.

Сегодня она была одна — мальчишки остались обсудить с Джинни вопросы по квиддичу.

Поэтому когда кто-то осторожно тронул её за плечо, Гермиона отшатнулась, будто мантии коснулась раскалённая кочерга, и резко обернулась. Молодой человек, оказавшийся за спиной, озадаченно поднял брови и поспешно отдёрнул руку.

— Я тебя напугал? Извини.

О, Господи.

— Нет… — Грейнджер медленно выдохнула. Мерлин, а кого ты вообще ожидала увидеть? Просто прекрати дёргаться. — Нет, — снова повторила и неуверенно улыбнулась, вставая со скамейки.

За последние пару дней она постоянно чувствовала себя не в своей тарелке, глупо скрывать. Особенно когда у Гриффиндора со Слизерином выпадали общие занятия. Становилась молчаливой и редко поднимала глаза выше уровня конспекта.

Зачем? Она не хотела натолкнуться на ледяной взгляд со стороны змеиного стола, поэтому усердно занималась, даже с большим рвением, чем обычно.

На недавнем уроке зелий Гермиона так яростно перемешивала содержимое своего котла, что нечаянно плеснула через край густое варево, отчего стол начал дымиться, погружая часть класса в сизый туман.

Снейп лишил Гриффиндор пятнадцати очков.

И ещё пяти за то, что Невилл заверещал, как девчонка, когда ему показалось, будто туман душит его. Что доставило слизеринцам ещё больше удовольствия, чем снятые у недругов баллы.

А Гермиона только отчаянно краснела под откровенно-удивлёнными взглядами одногруппников и отчаянно жалела только об одном: она начала замечать Малфоя. Это чудовищно отвлекало.

Не то чтобы ей было дело.

Просто теперь он почему-то был. Был в классе вместе с остальными, выделяясь из их змеиной ямы.

С ней несколько раз пытались поговорить Гарри и Рон, но она лишь улыбалась и твердила: «Всё хорошо». Как если бы могла внушить это себе. И им тоже.

Кажется, они верили.

Потому что выглядели вполне довольными и болтали с ней обо всём, кроме того, что могло касаться Башни старост. Гермиона была благодарна за подобное участие, однако понимала, что надолго терпения ребят не хватит. Умалчивать о Малфое не умели ни Поттер, ни Уизли. Несложно было догадаться, что разговор всё же состоится. Но к тому моменту — Гермиона пообещала себе — она будет знать, что ответить друзьям.

Обязанности старосты отвлекали от мыслей, что сидели в голове безвылазно. Но когда Грейнджер лежала в своей постели или сидела в гостиной Гриффиндора, где проводила большую часть свободного времени, взгляд её проваливался в вязкое пространство, и в памяти появлялись образы.

Совершенно ненужные, лишние. Свежие.

Словно кто-то подкинул еды для размышлений в её голову. На самом деле ведь ничего страшного не произошло. Просто погавкались с Малфоем. Просто он позволил себе показать его ярость, а потом… что было потом — оставалось загадкой.

Чего нельзя было сказать о прикосновении холодных пальцев к её коже.

Малфой держал её на расстоянии, прижимая к шкафу, за горло, а она смотрела на него, не отрываясь. Смотрела, пока его рука пыталась сильнее сжаться на её шее и не могла. Смотрела, пока глотка разрывалась от удушья. Не потому, что он душил. А потому, что это прикосновение было первым.

Первым в её жизни — от Малфоя. И первым таким. Когда на неё смотрят и так чисто ненавидят. Так кристально презирают.

Его рука дрожала тогда.

Она ведь первая ударила его. Первая потеряла контроль над своим глупым гневом. Драко всего лишь, как и всегда, говорил ей те самые ничего не значащие слова. Очередную гадость о… о том, о чём она не хотела слышать ни слова.

А она вдруг вспыхнула. И опомнилась лишь, когда собственная ладонь пульсировала и наливалась жаром от удара, а Малфой стоял, глядя на Гермиону, и будто отказывался верить, что она не просто прикоснулась, а дала ему пощёчину.

Затем мир резко крутанулся, и затылок обожгло болью от удара о стенку шкафа. И твёрдые пальцы на шее. Дыхание. Взгляд, от которого…

Воздуха.

Нет.

Он будто дышал за двоих. Тяжело и громко.

На какой-то момент, безумный, ненормальный момент, девушка захотела, чтобы Малфой сделал шаг к ней. Один шаг. И она смогла бы рассмотреть выражение в его глазах. Странное.

Странное. Оно преследовало её уже который день.

Она ни разу ещё не видела у Малфоя такого взгляда. Не видела того, что она заметила в нём два дня назад. Что-то опасно напоминающее…

Гермиона в который раз себя одёрнула. Глупости. Бред. Чёртов Малфой. Несдержанный идиот. Самовлюблённый… напыщенный…
Снова. Снова тебя несёт. Прекрати думать о нём.

Гермиона коснулась своей шеи пальцами. Синяков не было, конечно. И боли не было. Но его порыв напугал девушку, несмотря ни на что. Побелевшие губы и сжатые челюсти выражали такую ярость, от которой внутренности сжимались до размера спичечного коробка и покрывались слоем льда. Того самого, что вечно жил в его взгляде.

Хронический айсберг Малфой.

Она почти усмехнулась. А затем услышала покашливание извне своих мыслей и поняла, что перед ней всё ещё стоит незнакомый молодой человек. Моргнула, возвращаясь на школьный двор.

— Я могу чем-то помочь?

— У тебя книга из сумки выпала.

Она только заметила, что в руках парень держит «Пособие по уходу за магическими существами».

— Спасибо, – пробормотала Гермиона, принимая у него томик и бережно стирая с обложки пыль.

— Ты ведь староста девочек? – парень смотрел в её лицо, улыбаясь. Он был немного выше девушки, с тёплыми карими глазами и островатым подбородком. Каштановые волосы перехвачены сзади в короткий хвост.

— Да, – Гермиона против воли улыбнулась в ответ. Приятные собеседники нынче стали редкостью. А этот, определённо, был приятным.

— Меня зовут Курт Миллер. Я учусь на шестом курсе в Когтевране.

— Вот как.

— А ты - Гермиона Грейнджер. Я знаю, – он рассмеялся, и крошечные морщинки в уголках глаз сделали взгляд ещё теплее. Гермиона тоже заулыбалась в ответ, удивлённо приподнимая брови и прижимая к груди книгу.

— Хм, да. Это я.

— Вот видишь. Я многое знаю о тебе.

— Вот как? — Гермиона слегка прищурилась и засмеялась. Ей показалось это глупым, а он в ответ только развёл руками.

— Ты лучшая ученица Хогвартса, и почти каждый профессор приводит нам тебя в пример. Наверное, честь - быть знакомым с такой волшебницей, как ты. Точнее, я уверен.

— Ох, ладно. Это очень мило, Курт.

И они замолчали.

Захотелось пригласить его присесть и поговорить. Предложить себя как собеседницу. Внезапно пришло осознание, как давно она просто не разговаривала с людьми. Гарри и Рон в основном болтали между собой, а со старостами факультетов она лишь несколько раз обсуждала организационные вопросы, касающиеся успеваемости.

Негусто ведь.

Курт Миллер по-прежнему смотрел на неё, и гриффиндорка опустила глаза, внезапно теряясь и смущаясь. Понимая, что не предложит ему присесть.

Она слишком… не такая для парней, как он. Спонтанные знакомства никогда не были её сильной стороной. С ней редко знакомились вот так, тронув за плечо и подав упавшую книгу.

Редко. Никогда.

Она была просто Грейнджер. Отличница. Подруга Гарри Поттера.

— Ну что же… был рад знакомству. — Курт смотрел на девушку с прежней улыбкой и, кажется, даже легонько подмигнул. – До встречи?

— Ещё раз спасибо, – Гермиона оторвала свою книгу от груди и слегка махнула ею в воздухе.

— Да ну. Всегда пожалуйста.

А потом наблюдала, как он разворачивается и уходит. У ступенек на секунду поворачивает голову и снова подмигивает. А Гермиона прячет глаза, садясь обратно на каменную скамейку, осознавая, что до сих пор улыбается.

Как глупо.

Она стёрла с лица улыбку, засовывая книгу в сумку. Глупо, но приятно. Кажется, он нашёл её симпатичной. Судя по тому, как подмигнул и обернулся. Было странно ощутить себя немного… девушкой. Сейчас.

Упоминание Малфоя о том, что происходило в прошлом году… было правдивым. Это стало, пожалуй, единственной причиной, почему она не пошла в ту же секунду к профессору МакГонагалл с жалобой и требованием сменить старосту мальчиков. Просто потому, что он был прав.

Прошлый год, уничтожение Волан-де-Морта, возвращение Хогвартса на прежний уровень — всего за одну зиму. И старательное делание вида, что всё в порядке. Ничего не произошло. От этого было больно и тошно одновременно. Слишком многие были сломлены. Слишком многие теперь спрятались в своих непробиваемых раковинах. И вспоминать о том, что ты снова можешь обращать внимание на молодых людей вроде Курта Миллера…

Улыбка снова приподняла непослушные уголки губ. Гермиона положила сумку рядом с собой и решила наплевать на то, что улыбаться без причины — глупо. В конце концов. Кто может увидеть это сейчас?

…Фу.

Оперевшись о каменную колонну плечом, Малфой понял, что наблюдает, как грязнокровка расцветает в улыбке. Смотрит на Миллера так, будто тот был послан ей с небес чёртовыми ангелами.

Ему стало противно.

Её гадкая улыбочка, лохматые, торчащие в разные стороны волосы, растрёпанные ветром. Как это кому-то может нравиться? Или этот идиот — слепой?

И почему, во имя Салазара, сам Малфой таращится в ту сторону?

Он вообще не собирался находиться здесь. Не собирался натыкаться взглядом на грязнокровку, расположившуюся на скамейке под деревьями. Грёбаное совпадение привело к очередному раздражению.

Которое дополнялось ещё и тем, что Пэнси опаздывала. А ему надоело ждать.

Драко развернулся и зашагал в сторону Башни старост, уничтожая взглядом каждый красно-золотой галстук, что попадался на пути. Ему нравилось, что когда он проходил мимо, гриффиндорцы прятали свои лживые, лицемерные глаза.

Он замечал. Он знал. Он хотел, чтобы было так.

Пусть. Пусть привыкают. Малфои – чистота величия и крови.

Его начинало тошнить, когда на него смотрели низшие. Херовы недоволшебники. И такие грязнокровки, как дура-Грейнджер.

Он избегал её, это стоило признать. Очень уж не понравился Малфою тот порыв, то воспоминание, что с такой ясностью вспыхнуло в голове. Нужно было ужиться с этим. Научиться. А она только портила всё.

Было не так сложно забыть о существовании грязнокровки. Пока она не напоминала о себе - случайно, как сегодня.

И Драко не собирался думать об этом теперь. Тем более.

Взгляд привлекла рыжеволосая девушка, сидящая на подоконнике и наматывающая на палец огненную прядь. Она облизала Малфоя взглядом от кончиков туфель до платиновых волос и улыбнулась.

«Хочу тебя».

Не сегодня.

Он прошёл мимо, сжимая зубы, ощущая, как трахни-меня-взгляд касается его спины. Сунув руки в карманы, он рявкнул что-то пронёсшимся прямо перед ним двум младшекурсникам, которые моментально стушевались и сгорбились.

Место.

Место, блять.

Под кожей закололи иголки раздражения. И сильнее всего – в ладони, которая два дня назад прикасалась к шее этой…

— Мистер Малфой!

Драко замер перед самой лестницей, оборачиваясь.

К нему спешила старуха МакГонагалл. Он едва сдержался, чтобы не закатить глаза. Единственное, чего хотелось – оказаться подальше от всего этого.

Просто. Подальше.

А ещё он знал, что Грейнджер не донесла на него. И над причинами думать он не хотел.

— Да, профессор?

Минерва выглядела слегка взволнованной. Остановилась перед ним, однако каким-то образом всё равно создавалось ощущение, что она спешит и будто продолжает движение. Взгляд то и дело цеплялся за лицо Малфоя, отчего он чувствовал желание отвернуться.

— Я очень тороплюсь, поэтому выслушайте меня внимательно и передайте мисс Грейнджер, что с завтрашнего дня вы начнёте патрулировать школу по вечерам.

В этот момент он действительно чуть не застонал от бессильного раздражения. На деле же у него лишь вырвался короткий выдох.

Отлично. Просто отлично. Потрясающе-невъебительно-супер.

— Конечно, – выдавил он. — Я – второй этаж, а она – третий, я полагаю.

— Вместе, – МакГонагалл сжала губы, строго глядя на Малфоя поверх стёкол очков. Будто подозревала, что он может бросить её любимую ученицу на растерзание тёмным каменным коридорам. – Ночью, мистер Малфой, девушке не полагается разгуливать одной.

Тон её был нравоучительный и раздражающий. Хотя, наверное, любой бы сейчас начал раздражать Драко. Мысленно он уже перенёсся в завтрашний вечер и в это приятнейшее времяпровождение – бродить в темноте рука об руку с грязнокровкой.

— Надеюсь, вы нашли общий язык, – добавила старуха.

О, да. Безусловно, блин.

— Да, – процедил он, глядя в глаза Минерве. – Вполне.

— Очень хорошо. Тогда я полагаюсь на вас.

Она одарила его ещё одним долгим взглядом, будто пытаясь сделать им несколько надрезов на его коже. Затем кивнула и, коротко попрощавшись, помчалась дальше по коридору, возобновляя торопливые движения. А слизеринец наблюдал за её ровной спиной, проводя невольную ассоциацию с Грейнджер.

Такая же сухая. Взгляд. Осанка.

Неодушевлённый. Предмет.

Он фыркнул и начал было подниматься по ступенькам, когда его снова окликнули:

— Драко, милый, постой же!

Раздражение салютом ударило в мозг.

Он повернул голову и вперил в спешащую к нему Пэнси такой остервенелый взгляд, от которого та запросто могла рухнуть замертво куском льда, обладай он чуть большей материальностью. Но, к сожалению, это был всего лишь взгляд, заставивший, однако, слизеринку остановиться в нескольких метрах от Драко.

— Прости, я немного…

— Опоздала. На грёбаных три минуты, – прошипел юноша, отворачиваясь и продолжая подниматься по лестнице, слыша за спиной возобновившийся стук каблуков.

— Прости, малыш. Я…

— Отвали, Пэнси.

— Ты обиделся? Но мы же собирались…

Зубы Малфоя едва не сломались друг о друга – так сильно они клацнули, когда тот сжал челюсти, резко поворачиваясь к Паркинсон и снова останавливая её взглядом у первой ступеньки.

— Потрахаться? Найди себе на сегодня кого-то другого.

— Да как ты… — Пэнси округлила глаза, однако не решаясь повысить на него голос. – Я же не…

Она хотела сказать — не шлюха.

Лучше бы ей молчать.

— О. Просто заткнись, – Драко закатил глаза и едва не задел кончик её носа мантией, когда резко развернулся, возобновляя шаг.

Она не последовала за ним. Она не начала кричать. Никто с ним не спорил. Никто не смел.

Против воли в памяти вспыхнули глаза Грейнджер, когда она подлетела к нему и едва не выбила своей пощёчиной искры из его глаз. Они пылали. Как никогда.

Оказывается, они имели цвет густого шоколада. Такого горячего, что можно было обжечься.

Малфой будто нажал на болевую точку, которая привела спящий механизм в действие. Но что он сказал? Мерлин, он даже не помнил, что заставило маленькую гриффиндорскую шлюху так разозлиться.

К чёрту.

— Фениксус.

Портрет с Рвотной дамой, как Драко прозвал её в своих мыслях из-за цвета платья, отъехал в сторону.

Стоило просто зайти в гостиную. С ходу рухнуть на диван.

Закрыть глаза. И увидеть.

Лицо Грейнджер смотрело на него сквозь веки. То с пылающими щеками, то с гаденькой улыбочкой на губах. Он не получал никакого удовольствия от этого.

Так какого хрена он думает о ней? Какого грёбаного хрена?

Вчера, на зельях, когда она из-за своей криворукости перелила эликсир на стол, Драко первым начал отпускать громкие шуточки в её адрес, а слизеринцы воодушевленно подгыкивали ему. Однако… обычно это было сродни привычке – издеваться над ней и над Золотым Поттером. В порядке вещей. Получалось само, бездумно и спонтанно.

А вчера…

Вчера он думал. Сосредоточенно соображал, что бы такого сказать, чтобы задеть побольнее. Поглубже. Чтобы она выскочила из класса и рыдала в сортире до самой ночи.

Ему нужны были её слёзы. Как глупое, лишнее, детское отмщение. Как будто это действительно могло хотя бы что-то изменить. Как будто если она заплачет, она больше не будет появляться в гостиной старост или тяжёлые воспоминания перестанут терзать самого Драко.

Однако Грейнджер даже ничего не сказала. Так и сидела, опустив глаза.

Все его оскорбления имели ответ. Всегда. Уничтожающий взгляд, сжатые губы. «Иди ты, Малфой» или «Заткнись, Малфой!». А вчера ответа не было. Никакого. Разве что Поттер распетушился, но Снейп быстро прибрал этот порыв к рукам. Грейнджер же просто уставилась перед собой, принявшись снова толочь ингредиенты в каменной ступке. И это было неправильно.

Что изменилось? Что было не так?

Какого хрена случилось с ними в этом году?

И почему эти чёртовы вопросы сидят в его голове? Почему это ебёт его, к чёртовой матери? Просто забей, Драко. Господи, будто всё это имеет значение!

Нужно переключиться. Просто думать о чём-то другом.

Пэнси. Думать о Пэнси.

Она подловила его вчера вечером возле туалета и прижала к стене, прильнув и потеревшись об него, словно кошка. Полезла к его губам и, когда он позволил поцеловать себя, без особенных прелюдий опустилась на колени.

Не только потому, что с ней поцелуи всегда были глубокие и короткие. Не только поэтому, наверное.

Завозилась с ширинкой. Он смотрел за ловкими пальцами и думал, сколько членов она успела ими обласкать. Сколько ремней расстегивала так, как его сейчас. Много, наверное. Но…

Ему было всё равно.

Он закрыл глаза, откидывая голову, и ощутил, как руки стаскивают его брюки с бёдер, а губы оставляют влажные поцелуи внизу живота. Спускаясь всё ниже и ниже.

Пэнси всегда умела работать ртом. Через полминуты у него уже стоял. Драко чувствовал, качая бедрами навстречу её губам, как в лёгком оскале подрагивает его верхняя губа. Как успокаивается зверьё в грудной клетке. Ощущая, как язык скользит по нему, как Паркинсон плотно смыкает губы вокруг и начинает сосать.

— Сильнее, – рычал он.

И она сосала сильнее.

Так, как ему нравилось. Столько, сколько ему нравилось.

Её рот был влажный и опытный. Он вмещал его член почти целиком. Большего ему не было нужно. Только рот и её гортанные, задушенные стоны.

Минута. Ещё. Ещё. Три-пять-семь.

Когда в ушах начало шуметь, он обхватил её голову руками и начал толкаться сам. Резко и сильно, ощущая, как член скользит в горячей глотке. Осознавая, что Паркинсон давится им. Но продолжает стонать.

Фальшиво.

Блядски фальшиво.

Это всё было не то. До чёртиков не то, что ему нужно. Но он двигался. Чувствуя злость. На себя, на неё. На её рот.

На то, что он не даёт ему ещё.

Чего – ещё? Он не знал. Не хотел знать. Просто трахал.

Трахал ту, которой было адски мало.

Драко сжал челюсти, делая быстрые выпады тазом в распухшие губы Паркинсон. Он, не отрываясь, смотрел на одну из трещин в каменной кладке стены, и ему казалось, что эта трещина становится всё больше. Змеится по камню, вот-вот подберётся к нему.

Смотрел, ощущая, как пальцы Пэнси пробираются к его спине и впиваются в кожу поясницы. От этого живот скрутило жаркой, сладкой судорогой. У него вырвался низкий стон, и он насадил её голову на себя до самого конца, закрывая глаза, откидывая голову, надсадно кончая, слушая стук своего сердца и на несколько мгновений задерживая дыхание, пытаясь продлить это ощущение.

Как хорошо, что с каждой шлюхой — девушкой, исправил он сам себя — Драко ощущал одинаково сильный, переворачивающий и скручивающий внутренности оргазм. От которого потом слегка подрагивали ноги, живот и пальцы рук. Голова тут же становилась на несколько десятков мыслей легче.

Открывшаяся входная дверь заставила Малфоя вздрогнуть, возвращаясь изо рта Пэнси в реальное время. В гостиную старост.

Чёрт. Как же вовремя.

Он в очередной раз возненавидел грязнокровку. Ведь ему только удалось выкинуть мысли о ней из головы.

Драко принял позу, в которой его наполовину вставший член, топорщивший брюки, не бросался бы в глаза. Ситуация на момент показалась даже забавной. Он со стояком. И Грейнджер под рукой. Старательно отворачивается и делает вид, что его в комнате вообще не существует.

Быстрее проходи и убирайся в свою вонючую спальню.

Он следил за её скованными движениями и поднятой головой. Она прошла мимо него, глядя перед собой, и уже почти зашла в арку, за которой была лестница, когда он внезапно вспомнил слова старухи МакГонагалл.

"Скажу ей в другой раз", – решил он. И тут же зачем-то рявкнул:

— Стой.

Бля...

Она замерла изваянием. Медленно повернулась, глядя на него вопросительно.

Что, даже ничего не скажет? А в глазах и подавно нет того выражения, что он только что наблюдал в школьном дворе.

Раздражение с себя тут же переметнулось на неё.

— Я обратился к тебе, Грейнджер, – прошипел он, глядя в её застывшие глаза. – Правила хорошего тона не обязывают тебя ответить?

— Ты приказал, Малфой, – сказала она тоном, ни на толику дружелюбнее.

Он сжал губы и встал. Она против воли сделала шаг назад, упираясь спиной в косяк арки. Не боялась, нет. Малфой её нервировал. Хотелось просто оказаться подальше от него.

Явно не подпирать лопатками стену. Невыгодная позиция.

Эта мысль пронеслась в голове, однако делать какие-либо шаги было уже поздно. Он смотрел на неё со своего места, насмешливо приподняв брови.

Чёрт. Чёрт возьми. Она не хотела этого взгляда. Она вообще не хотела никаких взглядов после того, что произошло в этой гостиной. От беззаботного настроения не осталось ни следа, и если бы и оставался в мыслях ещё этот когтевранец Курт Миллер, то Малфой моментально вытеснил его своим нежелательным присутствием в этот момент. Тёплый карий взгляд сменился ледяным.

Ледяные глаза.

Она нащупала в кармане волшебную палочку. Этот жест не остался без внимания.

— Серьёзно, Грейнджер? — взглядом он проследил за тем, как древко показывается на свет и рука Гермионы направляет самый кончик на Малфоя.

Так она чувствовала себя в большей безопасности.

— Просто оставайся стоять там, где стоишь. И я не вспомню о том, что несколько дней назад так и не дошла до декана, чтобы сообщить…

— О моём поведении, — ядовито закончил он, кривя губы. — Я знаю эту песенку. Можешь не утруждаться, в благодарностях я не расшаркаюсь. — Повисла короткая тишина. — Кстати, о старухе…

Он сделал довольно внезапный и резкий шаг вбок, выходя из-за дивана, что заставило Гермиону поднять палочку выше и напряжённо уставиться на Малфоя. Он на миг застыл, а потом медленная ухмылка появилась на его губах.

— Выучила список допустимых заклинаний?

— Знаю их куда больше, чем ты можешь себе представить, — процедила она.

У неё снова зажигались щёки.

— И что же? Засветишь меня Люмосом насмерть?

Он издевался, делая медленные шаги по направлению к ней по небольшой дуге.

— Или нарушишь правила школы и убьёшь прямо здесь?

Открыто издевался, отлично зная, что в список дозволенных заклинаний не входили те, что могут нанести вред. Гермиона крепче сжала палочку.

Жест, обозначающий её полную беспомощность перед ним. Страх. Пусть так. С палочкой она обращается куда более годно, чем он.

Будто услышав вопящие в её голове мысли, Малфой остановился.

И вдруг. Рассмеялся почти искренне.

Чёрт возьми!

Гермиона на секунду совершенно потерялась в их гостиной, полуоглушённая, держась за свою палочку, будто та была единственным ориентиром в этом помещении, наполненном непонятно чем. Звенящим и опасно-взрывным.

У него была… красивая улыбка?! Что?..

С ровными зубами, белоснежными, правильной формы и размера. Тень от морщин в углах серых глаз, слегка трогающая скулы. И ямочка на левой щеке.

Чёртова ямочка у чёртова Малфоя на щеке.

Он действительно рассмеялся, но в этом было столько фальши, что спёрло в груди. Подобие оскала. Гермиона моргнула. Заставила себя нахмуриться. Лихорадочно отыскала в голове какие-то нелепые, неуверенные фразы, тут же сорвавшиеся с языка:

— У тебя проблемы с головой, Малфой. Просто имей это в виду. И… не смей!

На этот раз Малфой не остановился.

И смех исчез. В три мягких, направленных шага слизеринец оказался рядом с ней. Она тут же выпрямила плечи едва ли не до хруста, вскидывая палочку на уровень его ключиц.

— Я не прикоснусь к тебе, дура.

Голос такой, что захотелось сжаться. Да она и почти сжалась, наверное, против воли. Потому что он смотрел на неё как на трусиху.

— Если рискнёшь тронуть меня…

Лицо Малфоя моментально, почти ненормально быстро стало каменным.

— Ни за какие коврижки. Прикасаться к тебе – лишний раз пачкать вымытые руки. Ещё одной подобной ошибки я не допущу, ясно?

Яд в его голосе вернул призрачное ощущение, что ничего не изменилось. Всё как и было. И даже стало… спокойнее. Насколько могло спокойнее стать, когда он находился в двух шагах от неё.

Их разделяла застывшая в воздухе ненависть и подрагивающая в побелевших пальцах палочка.

— Чего ты хочешь тогда?

Так тихо? Внутри она проорала это ему в лицо.

— От тебя? Чтобы ты сдохла побыстрее, – Драко оскалился, делая ещё один крошечный шаг и останавливаясь, сложив руки на груди.

— Не дождёшься.

Он непроизвольно взглянул на её палочку, кривя губы. А затем вдруг произнёс:

— Декан твоего мерзкого факультета просила передать, что с завтрашнего дня я и ты будем патрулировать школу по вечерам, – Малфой сказал это таким тоном, словно им придётся купаться в бадье с червями ежедневно до конца года.

Гермиона же смотрела на него некоторое время в полном изумлении.

— Это сообщение стоило того цирка, что ты устроил?

— Цирка? — Драко скривился, услышав маггловское словечко.

— Балаган. Бред. Показуха, — она раздражённо указала на них обоих свободной рукой, зло сжимая губы.

— О, да, стоило. Я понял одну вещь, Грейнджер. — Он действительно был полон этой отвратительной самоуверенности. — Ты боишься меня.

Гермиона по-прежнему смотрела в лицо Малфоя, надеясь, что в её взгляде сейчас море сомнения и насмешки, а не действительно страха и паники, которые чуть не накрыли её с головой, пока он подходил к ней.

И ещё.

Ей нужно было отвлечься хотя бы на секунду. На что угодно, потому что Малфой настолько близко вводил её в настоящий гипноз. Всё в нём.

Бледная кожа. Высокие скулы. Разворот челюсти, сужающийся к подбородку. Аристократичный тонкий нос и полные губы. Брови, на порядок темнее волос. Живая платина, частично прикрывающая лоб.

Он действительно повзрослел. И это были не те изменения, которые бы порадовали её. Она вообще не хотела обращать на этого человека столько своего внимания, и если бы он не держал её в этом углу уже столько времени, что рука с палочкой начинала ныть, её бы здесь давным-давно не было.

Гермиона выругалась про себя, отводя на секунду глаза. Какого фига она вообще рассматривает его?

— Ты слышишь меня, дура-Грейнджер?

— Слышу прекрасно. Думаю о том, какой ты идиот в своих нелепых предположениях.

Она отвернула от Малфоя лицо, быстро облизывая пересохшие губы.

— Идиот?

— Я уверена, что это слово тебе знакомо, хотя я могу подобрать много эпитетов. А теперь — не сочти за грубость. Мне нужно…

Она хотела сказать, что ей нужно идти.

Нестись в свою комнату. Чувствовать, как вылетает сердце. Запереться от него и проклинать себя за то, что вообще остановилась по его просьбе.

Но Гермиона замолчала на полуфразе, ощутив внезапный толчок в ладонь — палочка столкнулась с его грудью.

Драко сделал шаг вперёд.

— Что ты… — выдохнула Гермиона, шарахаясь назад. Вдавливаясь спиной в каменную стену, выше поднимая руку. Царапая его грудь древком сквозь материю. Ткань малфоевской рубашки тоже слегка приподнялась, вслед за кончиком палочки, которая теперь упёрлась в углубление под его ключицами. Почему это не останавливало его?

Почему это должно было остановить?

— Малфой…

В этом голосе предостережения было меньше всего. Куда больше - нарастающей паники и напряжения.

— Не боишься, да? – прошипел он, наклоняясь над ней.

Выше. Сильнее.

Но у неё палочка. А он безоружен.

Это нифига не придавало сил — они тут же исчерпывались осознанием: он так близко, что видна каждая ресница со слегка загнутым концом. Рука Гермионы, держащая палочку, согнута в локте, подпуская слизеринца ближе. От него пахнет прохладным дождливым утром.

— Отойди, – произнесла девушка, не отводя глаз от бледного лица. Достаточно твёрдо и уверенно. Чувствуя — в носоглотку начинает медленно проникать его запах — больше, сильнее. От которого тело покрывается ледяными мурашками.

Зрачки расширены — темнота почти целиком съела ледяной серый цвет радужки. Взгляд метался по её лицу. Снова. Он снова смотрел на неё, а не насквозь. И от этого бросало в непонятный, совершенно лишающий мыслей жар, пока Малфой выискивал что-то в её горящем лице.

Господи. Да что же это.

— Ты боишься меня до дрожи в коленках, Грейнджер, — прошептал он.

Этот шёпот впился в неё как шило.

— Нет.

— Да.

— Я не…

— Тогда почему ты трясёшься? — что-то в его голосе.

Хрипотца, от которой — Мерлин, помоги, — Гермиона задохнулась. Такого голоса от этого человека она не слышала никогда.

Взгляд скользнул к её губам совершенно внезапно. Остановился на них. Замер, будто неосознанно. Гермионе показалось, что этот взгляд вот-вот проникнет внутрь. В её рот.

Кончик языка закололо, и она еле сдержалась, чтобы не облизнуться.

Это была бы провокация.

Потому что кажется: всё это не с ней. Она не хотела этого. И слышала, как громко, чётко и беспомощно отключаются мозги, отказываясь понимать, что вообще происходит сейчас между ними. Что за ненормальщина творится в этом тёмном углу гостиной.

Мысли наворачивали по замкнутому кругу всего два слова: Драко Малфой. Словно в попытке вернуть хозяйку к сознанию. Ни черта у них не получалось.

Потому что.

Взгляд почти против воли скользнул к его рту. Крошечным запретным червячком в голове шевельнулась мысль: как это — поцеловать Драко Малфоя? И ей внезапно стало панически страшно. По-настоящему. Так, как никогда в жизни.

Наверное, поэтому палочка выпала из пальцев Гермионы и…

За окном пронёсся раскат грома такой яростной силы, что стёкла затряслись в рамах. Обрушивая эту мгновенную какофонию звуков им на головы. Заставляя обоих осознать: их лица разделяют несколько сантиметров.

Глубокий вдох ворвался в лёгкие Грейнджер, когда Драко резко поднял голову. Отшатнулся от неё, в отвращении кривя губы, глядя с невыразимым презрением и холодом.

А Гермиона лихорадочно игнорировала оставшийся лёгкий привкус его тепла на кончике языка, которого она так и не коснулась. Слава всемогущему Мерлину! Господи, что только что…

Они были так близко, будто…

Она резко выдохнула. Нырнула вниз и принялась судорожно искать свою палочку — выглядело почти смешно.

— Мерлин, Малфой! — бормотала она. — Ещё раз ты приблизишься ко мне - и я оглушу тебя на чёртову неделю! — голос дрожал, когда Грейнджер отворачивала лицо. Хотела сказать что-то ещё, но Малфой перебил её:

— Не думай, что я хотел этого, – прошипел он, делая несколько шагов назад для достоверности. — Это ничего, ясно? Я прав. Я всегда прав.

Проводя рукой по лицу, будто пытаясь стряхнуть с себя её взгляд, он скрывал свою нервозность. И это помогало игнорировать тугой горячий узел в животе.

У него… у него встал, мать её.

Грейнджер наконец-то нашарила свою палочку и вскочила, пятясь. Не отрывая от Малфоя предупреждающего взгляда.

— Хватит таращиться, грязнокровка. Это... мерзко. Это от твоего запаха.

— Иди к чёрту, – пробормотала она, проскальзывая в арку и исчезая в темноте лестницы.

Он слышал её спотыкающиеся шаги. Слышал, как захлопнулась дверь. В ушах всё ещё отдавался грохот собственного сердца и отдалённо — раскат грома. Несколько секунд он стоял, тяжело дыша. Глядя в окно с плывущими потёками воды на нём.

Нихера не понял, что только что произошло. Снова провёл по лицу руками. Закрыл глаза.

Уберите. Уберите это из головы.

Какого хрена?

Какого…

Он только что чуть её не поцеловал.

Он только что чуть не поцеловал Грейнджер.

Он хотел проучить. Показать, что прав. Но её губы и реакция на… Прекрати, сейчас.

Мысли в голове разлетались, и каждая, достигая стенки мозга, разрывалась, оставляя за собой липкую дымку. И недоумение.

Малфой в два шага подскочил к креслу и с рычанием опрокинул его, отшвырнув вбок. Грохот. Что-то разбилось. С тем же дребезгом в его голове минуту назад рушились стены здравого смысла, которые отец выстраивал в нём долбанных семнадцать лет.

Отец…

Блядь.

Не оборачиваясь, Драко молнией промчался к лестнице в свою спальню. Захлопнул дверь и почти подбежал к зеркалу, что висело у кровати. Уставился на своё отражение, будто ожидал увидеть кого-то другого. Но там был он.

И от этого становилось ещё хуже. Ещё непонятнее. Ещё более гадко.

Какого хрена со мной происходит?..

Малфой зарылся руками в волосы и закрыл глаза.

Это помутнение. Это всё Пэнси и её чёртов рот. Он просто был возбуждён, а чёртова гриффиндорская шлюха оказалась под рукой. Мерлин. Мерлин…

Снова раскат грома, и тяжёлые капли с удвоенной силой забили в окно. Отголосок чужого голоса замер в ушах. На краю сознания. Голос, от которого потемнело в глазах.

— Прости меня… — руки сжались в кулаки. Закрытые глаза обожгло огнём, как если бы в них попал весь песок мира. — Прости меня, отец.
 

Глава 3.

— Приспешники Люциуса Малфоя? – Поттер приподнял бровь, покачивая головой. – Скитер совсем рехнулась.­

— Но, Гарри. Здесь написано, что семья маглорожденных исчезла вчера, – Рон, не отрываясь от газеты, жадно засовывал в рот овсяное печенье. – Так… федь… не быфает профто так. ­

Гарри забрал газету у замычавшего от возмущения товарища, перегнувшись через стол, и сложил её пополам.­

— Я читал. Там написано, что рано бить тревогу. И никаких доказательств, что их убили и что кто-то продолжает дело Люциуса, нет. Да и никто так и не смог найти улики, подтверждающие, что за этим всем стоял Малфой.­

Уизли мрачно жевал, зыркая на друга из-под густой рыжей чёлки. Громко проглотив печенье, он повернулся к Гермионе:­

— Скажи ему ты. Рита Скитер хоть и редкостная балаболка, но просто так бы не стала поднимать «Пророк» на уши.­

— У них просто закончились годные новости, – Гарри протянул руку и взял свой бокал с тыквенным соком. – Я не хочу верить, что в Лондоне разгуливает Пожиратель, похищающий семьи маглорожденных волшебников. С какой целью? Шантаж? Или… – он осторожно покосился на Гермиону. Девушка сидела молча, уставившись в свою тарелку.­

Мальчики переглянулись. Провели молчаливый диалог взглядами.­

— «Что с ней?»­

— «А, чёрт знает…». ­

— Эй… — Поттер легко подтолкнул её локтем, и та вздрогнула, поднимая взгляд.­

— Что? ­

— Что-то случилось? Ты такая задумчивая сегодня, – Гарри придирчиво изучал лицо подруги, будто пытаясь найти в нём причину плотной пелены мыслей, которые заслоняли девушку от внешнего мира.­

— Это из-за того, что пишут в «Пророке»? – тут же вставил Рон, моментально получив от товарища укоризненный взгляд.­

— Нет, – Гермиона отвлечённо заковыряла вилкой в тарелке. – Я просто немного не выспалась. ­

— Чем же ты занималась ночью? – Поттер отхлебнул немного сока из бокала и поставил его обратно на стол, глядя, как подруга смущается. ­

Гермиона прикусила губу.­

Действительно, чем она занималась сегодня ночью? Кроме как лежала, глядя в потолок сухими глазами, пока утренний свет не затопил комнату серой дымкой. Пока в своей спальне не зашевелился Малфой. Если прислушаться, можно было различить, как открываются дверцы шкафов. ­

Потом Малфой прошёл в ванную, и звук стал ближе. ­

Босыми ногами прошёл по полу, включил воду в раковине и почистил зубы. ­

Гермиона пыталась не представлять себе, как слизеринец выглядит после сна. Взъерошены ли всегда идеально лежащие волосы? Сонны ли глаза? Сжаты ли как обычно губы? ­

В сознании девушки, непослушном, полностью захватившем её, он стоит в пижамных штанах, без рубашки, босой. Наклонившись над раковиной и умывая лицо. А вода стекает по рукам к локтям. По шее, собираясь в углублении ключицы. Влажные волосы липнут ко лбу и вискам. Он сплевывает воду и вытирается полотенцем. Смотрит на себя в отражении зеркала. Поворачивает голову сначала в одну сторону, затем в другую, чтобы проверить, по-прежнему ли идеальна его кожа.­

Конечно, идеальна.­

Он же, блин, Малфой.­

Затем небрежно перебрасывает полотенце через плечо, включает воду в ванной и спускает резинку пижамных штанов, от которой на белоснежной коже подтянутого живота остается легкий след. По нему хочется провести кончиком пальца, ощущая неровность. ­

И этот след внезапно тоже становится идеальным на его теле. ­

— Гермиона! ­

Девушка подскочила на месте, пролив тыквенный сок из бокала себе на руку. Тихий ужас от собственных мыслей едва не заставил её поседеть.­

— Мерлин! Ты что, задремала с открытыми глазами? – Рон смотрел на подругу таким взглядом, будто та прекратила понимать английский. – Что с тобой происходит? ­

Хрень. Хрень какая-то с ней происходит!­

— Я думаю… о… патрулировании. Сегодня у нас с Малфоем первое патрулирование школы, – быстро произнесла Грейнджер, резкими движениями вытирая ладонь о салфетку и глядя на Уизли. – Совместное.­

— О, чёрт, – рыжий тут же осунулся, понимающе качая головой. — Это фигово, конечно, – констатировал он. ­

— Я не знаю, что мне делать. Мы ведь… — девушка, приподняв брови, старательно пыталась выбросить образ умывающегося Малфоя из головы, кляня себя последними словами. – Мы… почти не общаемся. ­

— Серьёзно? До сих пор?­

— Что в этом странного, Рон? Не нужно так удивляться.­

— Да ничего. Просто вы оба старосты, и… это необычно.­

— Я не общаюсь с ним. И мне вполне комфортно, — она отложила салфетку и вернулась к завтраку.­

— И не стоит начинать, – пробормотал Гарри, сцепляя руки и глядя на неё со странным подозрением, — он наш враг. Каким был, таким и останется. ­

— Я знаю вообще-то, – она уставилась Поттеру в глаза, слегка наклонив голову и сжав губы, не сдержав раздражения, — спасибо, что напомнил.­

— Гарри, не будь таким идиотом, – Рон тоже нахмурился. — Гермионе нужно хотя бы попытаться найти с ним общий язык. Они ведь живут вместе. Или он может её со свету сжить.­

Брюнет закатил глаза, качая головой и явно оставаясь при своем мнении. Уизли ободряюще посмотрел на подругу. ­

— Вы сможете нормально общаться, если захотите. ­

— Точно, Рональд. ­

— Но, наверное, для этого тебе придётся закаляться, поедая каждый день порцию драконьего кала.­

— Чудесная метафора, Рональд. ­

— И всё же, что касается «Пророка»… ­

В этот момент взгляд Гермионы наткнулся на чёртова Малфоя, что как раз заходил в Большой зал.­

Следом семенила Пэнси, цепляясь за рукав его мантии пальцами. Сердце на секунду остановилось. Грейнджер торопливо отвела глаза, заставив себя смотреть на друзей, снова начавших какой-то глупый спор, в котором активно фигурировала Рита Скитер. Краем глаза девушка видела, что Драко прошёл на привычное место за столом Слизерина и уселся за стол.­

Ей даже показалось, что он посмотрел на неё. Но покосившись в их с Паркинсон сторону, Гермиона убедилась, что окончательно сходит с ума. Малфой сидел, расположившись в привычной царской манере, слушая, что ему бормочет на ухо Пэнси. Взгляд его блуждал по тарелкам, задерживаясь то на одном, то на другом блюде.­

Даже не заметил, что Грейнджер сидит в толпе гриффиндорцев. ­

Да и с чего бы?­

«Не думай, что я хотел этого…»­

От слов, что вновь прозвучали в её голове, она едва не подавилась куском яичницы с беконом, которую как раз старательно пережевывала. ­

Она послала его к чёрту. ­

Он ничего не ответил. ­

А когда Грейнджер позже спустилась в гостиную, кресло и чайный столик были перевёрнуты. На полу валялись осколки вазы. С помощью Репаро прибраться не составило труда. Но осознавать, что он так бесился из-за того отвращения, что било из его глаз каждый раз, когда он смотрел на неё… ­

Чёрт, это же Малфой! Это же просто ничего особенного. ­

И вчера тоже было ничего особенного. Когда он смотрел ей в глаза, а Гермионе казалось, что его ресницы сейчас опустятся, что он наклонится к ней и… Господи!­

Ей просто необходимо отвлечься.­

Она фыркнула про себя, косясь на мальчиков, чтобы они не обвинили её снова во сне на ходу. О чём это они спорят целое утро?..­

— …если тебе непонятно, прошлая волна смертей, что прокатилась среди маглорожденных, тоже началась с одной семьи! ­

Яичница вновь встала поперек горла.­

— Что?! – Гермиона уставилась на Рона. — Что ты сказал только что?­

Гарри раздражённо вздохнул, сбросил с носа очки и опустил лицо в ладони. ­

— Ты что, не читала? – Уизли ткнул пальцем в друга. — Он забрал у меня газету. Возьми и посмотри, что написано на первой полосе.­

Гермиона перевела взгляд на Поттера, который со вздохом, не глядя подтолкнул к ней сложенный «Пророк», лежащий около его бедра на скамейке. Девушка торопливо развернула его, пробегая взглядом по словам, что возглавляли выпуск. ­

«Дело Люциуса Малфоя снова открыто?».­

— Что?.. – она быстро прочла мелкий текст, извещающий о пропаже семьи маглорожденного волшебника Джорджа Бэллоу, которая сейчас активно разыскивалась властями.­

Подняла глаза на мальчиков, которые напряжённо молчали.­

— Но ведь Малфой мёртв, – произнесла она, сжимая страницы газеты так, что бумага моментально измялась. – В конце прошлого года он скончался в Азкабане, а те, кто работали на него… казнены. Об этом трубили все газеты. Это подтверждённая Министерством информация, и… ­

— Послушай, – Гарри оторвался от своих ладоней и взглянул на подругу, — то, что написано в статье, – неправда. Нет никаких приспешников Люциуса. Мало ли семей пропадают по всему миру?­

— Действительно… – Рон фыркнул. – И о каждой пишут в «Пророке». ­

— Заткнёшься ты или нет?­

— Гарри. Я - волшебница. Мои родители — магглы, – Гермиона подняла газету. — Если это правда, то… ­

— Всё будет в порядке. Люциус мёртв. Его дело по истреблению… семей нечистокровных закрыто.­

Гермиона вглядывалась в глаза друга, словно в попытках найти опровержение всего написанного.­

Да и тем более…­

Гарри говорил так уверенно, что с души, казалось, упал небольшой камень. Однако руки всё равно оставались холодными.­

Ведь Министерство сейчас действительно уделяет этому много внимания. Отлову всех, кто был хоть немного приближён к делам Пожирателей. А лидеров оных не было в живых уже очень давно.­

Она ещё несколько секунд смотрела на Гарри, а затем кивнула, потому что он ждал реакции на свои слова. Затем тоже кивнул. Взглянул на неё ещё раз и вернулся к своему завтраку, заводя с Роном какой-то разговор, в котором девушке не хотелось участвовать. Она сложила газету. Поднесла к губам бокал с тыквенным соком, снова бросив быстрый взгляд в сторону стола Слизерина. ­

Чего она ждала? Очень хотелось верить, что ничего. Но и полное отсутствие реакции на то, что произошло, казалось странным.­

Малфой лениво закинул руку на плечо Пэнси, позволяя той кормить себя ломтиками яблок. Острый взгляд блуждал по лицам Крэбба и Гойла, которые что-то бубнили, сидя напротив него и показательно игнорируя «Пророк», что лежал перед ними на столе.­

Судя по их позам, им не терпелось прочесть новости, но они опасались реакции Малфоя. ­

Хм. А ведь для человека, об отце которого снова написали в газете после такого скандала, он выглядел слишком спокойно. Возможно, это только маска, конечно. И, да. Скорее всего, обычный малфоевский фасад, потому что переведя взгляд на слизеринцев, сидящих чуть поодаль, Гермиона убедилась — то и дело кто-то, будто ненароком, косится в его сторону. Бросит взгляд и тут же отвернётся, склонившись над ухом соседа и что-то шепча.­

Конечно, Малфой далеко не робкого десятка. С детства привык, что имя его семьи чаще всего звучит из уст толпы и фигурирует в Министерстве. В особенности за последние пару лет. Люциус будто нарочно старался очернить его, однако род Малфоев по сей день оставался уважаемым, едва ли не коронованным. ­

В дрязги эти лезть совершенно не хотелось. Публичность была не чужда самому Драко, поэтому можно было предположить, что невозмутимость его - совершенно искренняя.­

Гермиона отвела глаза, думая, каково Пэнси сейчас. Сидеть, приобнятой его рукой. Наверное, тепло?..­

Или же нет.­

Холод. Лютый холод. ­

Если бы Малфой оказался когда-нибудь так же близко к Гермионе, она бы моментально превратилась в айсберг. От его взгляда и ледяной кожи. Она коснулась кончиками пальцев шеи, вспоминая его холодную руку. ­

Его единственное к ней прикосновение. Практически единственное за всю жизнь. Полное ненависти и злости.­

А затем слегка прикрыла глаза, вспоминая, что чувствовала, когда он придвинулся к ней вчера так близко. Не прикасался, если только одним своим дыханием. И что было в нём. Малфой ведь посмотрел на её губы. А это значило, что он подумал о том, чтобы поцеловать её?­

Захотелось громко рассмеяться и хохотать до колик в животе. Боже, какой бред.­

Гермиона вздохнула и принялась за остывшую яичницу. Переключая свои мысли в другую сторону — нужно послать родителям письмо с предупреждением. Лучше бы пока проводить вечера дома, не гуляя по улицам. Хотя, возможно, Гарри прав, и ничего особенно страшного с семьёй некого Джорджа Бэллоу не случилось.­

Но, как любили поговаривать в последнее время, — безопасность превыше всего.­


***



Самым ужасным занятием, по мнению Гермионы Грейнджер, было ожидание. И сейчас она сидела на постели в своей спальне и ждала. ­

Вечер наступил незаметно, несмотря на то, что последний час, проведённый в библиотеке, она то и дело посматривала на часы. Мечтая хорошенько опоздать на патрулирование — будто Малфоя это могло достать хотя бы каким-то образом.­

Скорее всего, он бы разозлился из-за того, что его слизеринское величество прождало лишних пару минут.­

В итоге Гермиона не только не опоздала, но ещё и пришла раньше, усевшись в своей спальне на кровать напротив зеркала и гипнотизируя взглядом зачарованный дневник, выглядывающий углом из выдвижного ящика стола. ­

После того дня, когда Малфой схватил её за горло, вторая тетрадь пропала из гостиной. Гермиону съедал интерес, взял ли он её себе. И поэтому, сидя на трансфигурации, она незаметно открыла дневник на первой же странице и быстро написала: «21.00, в гостиной. Патрулирование». И, закусив губу, скосила взгляд на Малфоя, сидевшего в соседнем ряду, на несколько парт дальше. ­

Он встретил её взгляд и скривился.­

Она чуть приподняла дневник, показывая, что сделала запись.­

Его верхняя губа раздраженно дрогнула. Он поднес два пальца к своему кадыку, делая вид, что его тошнит.­

Она закатила глаза и отвернулась. Содержательное общение на этом закончилось. Ответной записи он не сделал, однако когда Гермиона снова обернулась к нему, заметила, что дневник лежал на краю парты.

Очевидно, послание было прочтено.­

И почему-то она чуть не улыбнулась, подумав о том, что он принёс его с собой.­

Глупая. Дура. Идиотка. ­

Она зажмурилась.­

Как случилось так, что Малфой начинал занимать всё больше мыслей в её голове, вытесняя остальные? Вроде зачёта по зельям, успеваемости младших курсов и даже, прости Мерлин, мыслей о Гарри и Роне. Сколько же ненужных вопросов роится в голове.­

Как так получилось?! И — самое главное — как это остановить?­

Взгляд упал на часы. Без пяти минут девять.­

Патрулирование обещало быть очень длинным. Очень неприятным.­

Вздохнула, ощущая, как сердце начинает колоть. Встала и потёрла холодеющие руки друг о друга. Она не боялась его, конечно. И совершенно не нервничала. Схватила с прикроватной тумбочки палочку и на секунду задержала дыхание.­

Совершенно никакой нервозности.­

Но почему-то очень тихо открыла дверь и бесшумно скользнула по ступенькам, уже почти по привычке останавливаясь на последней. Сжала губы и шагнула в гостиную.­

Малфой стоял к ней спиной, держа в руках газету, покачиваясь с пятки на носок. Интересно, он впервые за целый день решился прочесть, что же пишут о Люциусе? Почему-то Гермионе казалось, что он не позволял себе прикоснуться к “Пророку”, пока был на виду у остальных.­

Огонь обрисовывал контуры его тела.­

Малфой был без мантии, в легком черном свитере, что натягивался на напряжённых плечах. Брюки идеально выглажены, до чётких борозд. ­

Гермиона смотрела, как на его скуле двигаются желваки. Он злится? На неё? Да вряд ли на неё, потому что взгляд слизеринца скользил по строкам как-то… ожесточённо. Честно говоря, не хотелось сейчас сталкиваться с ним.­

Настолько, что Грейнджер ощутила, как внутри всё сжимается от приступа лёгкой паники. В следующий момент послышался треск разрываемой и мнущейся бумаги, и девушка вздрогнула, еле слышно поймав губами немного воздуха. Чёрт. ­

Он с шумным выдохом смял «Пророк» в небольшой бумажный снежок и швырнул его в огонь, опираясь о каминную полку локтями и опуская голову. Гермиона не решалась пошевелиться, понимая, что наблюдает за чем-то очень… личным?­

Взгляд её приковался к его рукам, которыми он зарылся в волосы. ­

Тонкие, красивые, со слегка выпирающими костяшками и узелками вен у запястий.­

Гермиона зачарованно наблюдала, как они сжимаются в кулаки, пропуская волосы сквозь пальцы. Платиновые, блестящие в свете огня. Таких нет больше ни у кого. И теперь почему-то она совершенно точно была уверена — прикосновение к ним напоминает прикосновение к шёлку. ­

Было видно, как поднимаются его плечи от тяжёлого дыхания. Свитер облегал тело Малфоя так, будто был его второй кожей. Но не белоснежной. А совершенно чёрной.­

Поджала губы. ­

Никак не могла заставить себя шаркнуть ногой или же пошевелиться, чтобы выдать свое присутствие.­

— Ты топаешь как грёбаный слон. Я услышал тебя еще на ступеньках, грязнокровка, – приглушённый голос проколол её будто воздушный шарик, который с хлопком выпустил весь свой воздух. ­

Стало даже немного легче. ­

— Всё нормально? – спросила как ни в чём не бывало. И сжала в кармане палочку. ­

Он повернул голову. На его профиле запрыгал свет, отбрасываемый камином, отчего показалось, что кожа стала на момент не такой холодной. Каменное лицо не выражало никаких эмоций. ­

— Ты что, поиздеваться решила? ­

Действительно. С какого чуда ты вдруг решила поинтересоваться у Малфоя, всё ли у него нормально?­

Гермиона отвесила себе мысленную оплеуху. Если она и старалась вести себя “как обычно”, то у неё это выходило из рук вон плохо.­

— Совсем нет. Показалось, что ты… взволнован.­

Пожалуйста, заткнись, Гермиона. Делать всё ещё хуже совершенно не обязательно.­

Затаив дыхание, она наблюдала, как он поворачивается к ней. Чувствовала его взгляд на своей старой рубашке, слегка потертых джинсах и кроссовках. Захотелось прикрыться. Но что-то заставило с вызовом приподнять подбородок. ­

Он покривил губами. ­

— Что, Малфой, не твой уровень? – произнесла, и от секундной заботы, которая обычно просыпалась, когда она обращалась к своим мальчишкам, в голосе не осталось и следа. ­

— Заткнись, Грейнджер. Предлагаю побыстрее закончить это. Я не в настроении терпеть тебя слишком долго.­

— О, поверь мне, это взаимно.­

Он фыркнул и молча вышел из гостиной. ­

Она несколько секунд смотрела ему в затылок. Ну, конечно, лишь Малфой может, не сказав ни слова, послать тебя куда подальше. Просто развернувшись и подставив яростно-бессильному взгляду свою спину.­

Гермиона зашагала за ним, сжимая зубы и заставляя себя не смотреть на него.­

Минута, ещё минута.­

Десять. Пятнадцать. Они молчали. Он шел немного впереди. Она — за ним. ­

Патрулировать оказалось не так уж и плохо. Когда они закончили с первым этажом, Гермиона совсем расслабилась, посвятив себя осмотру любимых стен и портретов, поглядывая время от времени на фигуру слизеринца, почти сливающуюся с мраком.­

Лишь волосы выделялись ярким пятном.­

Когда ей надоедало всматриваться в темноту, она снова переводила взгляд на Драко, замечая, что плечи его хоть и были прямыми, но с каждым разом сутулились всё больше. ­

Он засунул руки в карманы, уставившись прямо перед собой, весь в собственных мыслях. Желваки вновь ожили на его челюсти. ­

О чем он думал? ­

Конечно, её это не интересовало. Просто было странно видеть Малфоя подавленным. Настолько, что даже такая возможность, как общее патрулирование наедине, не была использована, чтобы морально задавить её своими подколами и идиотскими шуточками. ­

Как было бы в прошлом году.­

Сейчас же он просто… шёл. ­

Молча.­

Она отвела глаза и заставила себя не смотреть на него вовсе. Разве не радоваться она должна? Ему не до неё. О его отце трубит «Пророк». Возможно, кто-то начал дело, продолжающее дело Люциуса. А возможно, надеется, что это так. Или думает, как то, что о Малфое-старшем вспомнили газеты, отразится на нём самом. ­

Такой самодур, как Драко, всегда будет заботиться лишь о собственной шкуре. Пусть даже дело будет касаться родной крови.­

Кровь Малфоев. Кристально чиста. ­

Гермиона скривилась. Ей стало противно и оттого — спокойнее. Вот. Вот то, что она ощущала к нему всегда. И будет ощущать. ­

Отвращение. ­

Ненависть.­

Она так обрадовалась, что даже почти улыбнулась своим мыслям. ­

— Ты, блять, можешь так не топать? – вдруг прорычал он, резко оборачиваясь. ­

Приглушённый сжатыми челюстями и низкой яростью голос заставил её подпрыгнуть на месте.­

— Да я иду тихо, как мышь, – Гермиона упрямо уперлась в его глаза взглядом. ­

Темнота и воскрешённое чувство гадливости, обращённое целиком на него, давали поддержку и силы игнорировать ледяные иглы холодных серых радужек. Он сощурился. Развернулся и зашагал дальше, кривя губы. ­

Да что с ним такое? ­

Второй раз за вечер он не ответил ей. Второй раз позволил себе смолчать. ­

Почему? ­

Ощущение того, что всё идет не так, взвинтило раздражение Гермионы на тот уровень, где обычно тоненькая ниточка рвётся. И человек теряет терпение. ­

Видимо, поэтому её ноги резко топнули по каменному полу. Намеренно. Она услышала его сдавленный выдох. Он остановился. ­

— Что не так? – выпалила Гермиона прежде, чем он успел обернуться. ­

— Грейнджер. Не выводи меня. ­

— Ответь мне! – она обошла его и остановилась. — Я знаю тебя, Малфой. Знаю почти всю жизнь. Что происходит?­

Он смотрел на Гермиону, сжимая губы. ­

— Отвали, ясно?­

Да нет же, чёрт возьми! Это не ответ! Возможно, что вся проблема заключалась в том, что Малфой вёл себя странно. Чем и привлёк к себе её внимание. И если есть шанс это прекратить, то упускать его глупо.­

— Ты не такой, как обычно, и если это одна из твоих дурацких попыток вывести меня или Гарри с Роном, то… ­

— Тупая идиотка.­

Обогнув Гермиону, он возобновил шаг, однако прежде чем она успела остановить себя — схватила его за локоть. ­

— Малфой!­

Он замер. И она тоже.­

Повернул голову так резко, что платиновые волосы упали на лоб и глаза. ­

— Убери. Нахер. Руки, – прошипел, вырываясь из её пальцев. ­

Сердце на секунду остановилось. Мягкая ткань свитера словно продолжала касаться кожи Гермионы, пока та смотрела на ладонь так, будто прикоснулась к раскаленной головешке и не обожглась. Подняла на него глаза. ­

— Отец, да? ­

Что-то очень недоброе вспыхнуло в лице Малфоя на секунду раньше, чем этот рёв:­

— Не лезь в мою жизнь, чёртова сука!­

Эхо понеслось по каменному коридору.­

Она отшатнулась, как если бы её наотмашь ударили по лицу. Но он не ударил.­

Он брезговал.­

Злость вперемешку с раздражением, сочувствием, этим чёртовым сочувствием, заставили её глаза загореться. Сочувствие – это не то, что она должна испытывать к нему. Никогда она не будет сочувствовать Драко Малфою. Он никогда не будет этого достоин.­

— Да ты посмотри на себя! Ты жалок! – выпалила она, делая непроизвольный шаг вперёд. – Что ты есть? Что? Кроме твоих вечных подколов, этих… идиотских шуточек. Раздутого самомнения. Мнимой власти, которую купил твой отец. Что. Ты. Есть?!­

Он зарычал, обнажая зубы.­

— Ты нихера не знаешь, Грейнджер. Не смей открывать свой поганый рот. Мы с ним совершенно разные. Совершенно. Ты не знаешь меня, не знала моего отца! Не смей даже в мыслях произносить что-то в его адрес. Я не позволю тебе.­

— Что ты сделаешь? Ты не прикоснёшься ко мне больше. После того, как схватил за шею. Но у тебя даже пальцы не сжимались, Мерлин, Малфой! Это так нелепо!­

Драко выдохнул, одёргивая свитер.­

— Я до сих пор хочу, чтобы ты сдохла. Каждую секунду хочу, – прошипел он, уничтожая её взглядом, — чтобы ты и тебе подобные не загрязняли этот сраный мир. Чтобы грязнокровок не было в чёртовом Министерстве и в этой школе. Вы повсюду. Развелись как тараканы. Разбежались по свету. Но на каждого таракана… на каждого, Грейнджер, есть подошва, которая раздавит его.­

— Но эта подошва – не ты, не так ли? – она вздёрнула подбородок, ощущая, как трясутся собственные поджилки. — Ты ничего не можешь сделать своими руками. Даже этих идиотов, Крэбба и Гойла, ты используешь как пешек. Почему так? Ты подражаешь отцу, который ничего и никогда не делал сам? ­

— Я сказал… — он вновь чуть не сорвался на ор, однако сцепил зубы, проглотив рычание. Коридоры слишком далеко разносили голоса. – Я сказал тебе. Чтобы ты не смела. Говорить о нём. ­

Какое право этот ублюдок имеет затыкать ей рот?­

Она уже хотела выразить всё своё возмущение вслух, однако… ­

Вдруг поняла, что ощущает: от этого ублюдка пахнет шоколадом. И этот запах схватил её за шкирку, отшвырнув во вчерашний день. В угол гостиной. К его расширенным зрачкам и тяжёлому дыханию.­

“…тогда почему ты трясёшься?.. ”­

Лёгкие скрутило.­

Как он оказался так близко? Что за чёртова способность вдруг загораживать собой всё вокруг — и даже её саму.­

Он нависал над Гермионой, с подрагивающими от бешенства губами и взглядом, способным, кажется, убить её. Сейчас. Прямо сейчас убить, в этом коридоре. Но ей не было страшно. ­

Это был очередной вызов. Громкий и яростный.­

— Правда глаза колет? – шепнула она, сдерживая желание приподняться на носочки, чтобы сказать это, глядя ему в лицо, а не снизу вверх. Но тогда бы она наверняка задела носом его подбородок. — Ты уже взрослый мальчик, Малфой. Пора принимать её. Самую горькую, знаешь?­

Он сделал шаг, загоняя Гермиону в каменный угол.­

Она отступила. Видела, как раздуваются его тонкие ноздри и как сжимаются челюсти. ­

На кой чёрт она доводит его? Чего она добивается? Малфой в бешенстве — она видела это. А он продолжал надвигаться на неё, от чего по всему телу зашевелились эти маленькие волоски.­

— В чём твоя правда, грязнокровка? – выплюнул Малфой. – В том, что этот идеальный мир примет всех, даже таких ущербных, как ты и твоя семья? По этой установке живут только идиоты. Или уроды.­

— Замолчи, ты не имеешь права так говорить.­

— Да что ты?­

Он сделал ещё один шаг. Она немного сдвинулась вбок, но его рука, врезавшаяся в стену около головы Гермионы, тут же отрезала ей пути к отступлению.­

— Или твоя правда в том, что грязная кровь располагает к жалости? – он усмехнулся. Гадко. Как умел только он. – Мне не жаль тебя. Мне отвратительно. Когда ты проходишь мимо. Когда пялишься на меня в Большом зале. — Её сердце застыло, а дыхание оборвалось. — Когда сидишь рядом в классе. Когда я пытаюсь уснуть в своей спальне и осознаю, что ты лежишь за стеной. За ёбаной стеной. Я ненавижу это ощущение. Думаешь, эти мысли о твоей ущербности вызовут жалость? Вот уж вряд ли.­

Гермиона задохнулась, глядя на него. Задохнулась слезами, которые, она поклялась себе, он не увидит. Однако в глазах пекло, и она хотела отвернуться, потому что всё это было гадко-противоестественным. Малфой был лишним рядом с ней. Он и его слова.­

Грязная. Грязь. ­

— Моя семья любит меня, — голос у неё надсадно хрипел. Это выдавало её с головой, и, кажется, Малфой понял. Потому что у него зажглись глаза. — И не имеет значения, какая у них кровь.­

— И это я - ребёнок, Грейнджер? Твои аргументы — просто бессвязное мямленье.­

— Нет!­

— Моя семья любит меня, — перекривлял он и скрипнул зубами, встретив на себе недоумённый взгляд. — Такой бред. Несусветный бред, Грейнджер. Ты сама не понимаешь.­

Она не понимала другого: зачем ему подходить так близко? Это так сильно коробило. Мешало нормально дышать и соображать, оставляя только ощущение его запаха и собственной разбуженной злости.­

— Не моя вина, Малфой, что ты не можешь похвастать тем же. ­

Его сердце оборвалось.­

— Что ты сказала?­

— Тебя же просто некому любить. Это лишний раз доказывает то, как ты ведёшь себя. — Он смотрел на неё. Будто не верил, будто до него доходило очень медленно. — Это же не ты.­

— Что за хреновы попытки вскрыть мою голову? — прошипели его губы; взгляд оставался холодным и напряжённым.­

— Это не попытки. И ты не виноват в том, — она сглотнула, — что отец никогда не…­

Прежде чем она успела закончить фразу, он саданул ладонью по стене. Грейнджер моргнула, но продолжала сверлить его взглядом. Глаза пекло, но отвернуться сейчас она не могла.

— Не смей говорить ничего подобного своим грязным ртом!­

— Вот откуда эта злость, да? — прошептала, скользя взглядом, мутным от тяжёлых слёз, по бледному лицу, так хорошо выделяющемуся в темноте. — Ты просто завидуешь.­

Его взгляд дрожал. Он весь дрожал. ­

— Грейнджер, — угрожающе прошипел он. — Это не так, поняла?­

К тихой настойчивости добавился маленький и колкий страх.­

— Скажи, что не мечтал бы променять свою… кровь на отца и мать, которые любили бы тебя и… ­

— Я сказал: заткнись!!!­

Пусть эта тупая шлюха заткнётся. Просто потому, что она не понимает, что несёт. А она только жмёт губы и снова сглатывает, от чего тонкая шея напрягается.­

— Я бы хотел, чтобы ты сдохла, – снова произнёс он. – Ты и твоя кровь. Исчезли. ­

Молчи, Гермиона. Лучше молчи сейчас.­

И она молчала, чувствуя, как жалость и злость к этому человеку, застывшему так рядом с ней, накрывает с головой. У него не было семьи. Не сейчас, когда отца казнили, а мать почти сошла с ума. У него не было семьи никогда, и из самого Драко изо всех сил пытались сделать то же самое.­

То же напыщенное ничего.­

И сделали.­

— Но ты не можешь ничего, – она подняла глаза, моля Мерлина, чтобы в них не блеснули слезы. Голос почти не дрожал. — Твоих пешек здесь нет.

— Ты не знаешь, что я могу, Грейнджер. И не советую испытывать судьбу, – он резко оттолкнулся от стены, встретившись с Гермионой глазами. Сделал шаг назад, глядя на неё так, будто она действительно была насекомым. Огромным жирным жуком посреди накрытого стола. – Одна семья грязнокровок уже пропала. Я уверен, и тебе ждать осталось недолго. ­

Сердце ударило в груди очень сильно, а он отвернулся. Просто отвернулся, поворачиваясь к ней спиной, собираясь продолжить патрулирование. Оставить Гермиону у стены, с вылетающим сердцем и горящими внутренностями. И предательскими слезами, набегающими-таки на глаза.­

Это было слишком.­

— Ты ничем не лучше своего отца, Малфой! – отчаянный выкрик ударился о его спину. ­Гермиона застыла, когда поняла, что за слова сорвались с губ, однако возвращать их было поздно. Обида хлыстом стегала её по рёбрам.­

Светлая кожа, кажется, приобрела ещё более пепельный оттенок, когда он развернулся и сделал его - шаг к ней.­

Остановись. Пожалуйста, остановись.­

— Я лучше него, — прорычал он сквозь зубы, застывая в нескольких сантиметрах от её лица, и от этого её снова накрыло.­

Дождливое утро, шоколад. И если он не отодвинется, всё полетит к чертям.­

Она почувствовала, что услышала то, что не полагалось услышать её ушам. Что-то, что выдралось из самой глубины холодной души Драко Малфоя. Что-то, во что он сам хотел верить.­

— Чем? — произнесли её губы. Выдохом. ­

Она могла поклясться, что на этот раз добилась своего. Вывела его окончательно. Сейчас он размахнётся и ударит её. Однако происходило что-то совершенно другое. ­

— Я жив. ­

Она во все глаза смотрела Малфою в лицо, впитывая эмоции, что ожили в нём на какой-то миг.­

Отчаяние. Надежда. Страх.­

Чёрт возьми, это действительно был панический страх. И он был так чертовски близко к краю. Захотелось отдёрнуть Малфоя назад, чтобы он не упал в эту яму. И не задаваться вопросом: на кой чёрт это ей.­

— Я жив, – снова выдохнул он ей в лицо, внезапно сжимая холодными пальцами её плечи. ­

Встряхивая так, будто она не понимала очевидного. Встряхивая вновь и вновь, и её голова запрокинулась, коснулась стены.­

— Я, блять, жив!­

От его задушенного крика стало вдруг тяжело дышать. ­

Его безумие накрыло её с головой. Его запах. Его руки. Его близость. Он прекратил трясти её, почти касаясь носом её носа. Он продолжал убивать её взглядом. ­

Боль от сжатых на плечах пальцев была практически ничем по сравнению с тем, что Гермиона видела в серых глазах, что заглядывали в неё. Непозволительно-глубоко. Просверливали в ней две сочные раны. ­

— Какого хера ты смотришь на меня вот так? – голос Малфоя был тихим и низким, слегка задушенным, будто он произнёс эту фразу мысленно. — Когда ты научишься затыкаться вовремя, твою мать?­

Она приоткрыла рот, боясь сказать хоть слово. Боясь спугнуть его руки, которые прожигали её сквозь ткань рубашки, внезапно показавшиеся ей такими сильными. Совсем не аристократичными. Сильными, держащими. И ещё… он горячий.­

Это открытие поразило её. ­

Действительно горячий, разогретый собственной злостью.­

— Я… — она смотрела на его рот.­

— Ты сдохнешь, Грейнджер. А я посмотрю на это, – тихо. Почти не разжимая губ. Слова бились о стенки её мозга и разлетались. Теряли свой смрадный смысл. Был лишь его запретный запах. ­

Было лишь его запретное тепло, сжимающие пальцы. Был он и не было его слов. Они будто оседали на нём самом. Прокладывали глубокие морщины от крыльев тонкого носа до углов губ. Почти против воли Гермиона попыталась поднять руку, чтобы стереть их, однако он лишь крепче сжал её, чуть выше локтя, не позволяя коснуться себя. ­

А она никак не могла стряхнуть с себя облако этого оцепенения.­

— Ты слышишь меня? – беззвучно. — Ты сдохнешь… ­

Сантиметр, застывший между ними. Господи. Это же Малфой.­

И от этого осознания по спине промчал неровный строй мурашек. И прежде чем Гермиона осознала, что делает, она приподняла голову, приближаясь к его губам. Заставив его замереть. Это была не она. Его запах делал это с ней.­

Малфой снова тряхнул её за плечи, легонько. Словно догадался, что она собирается сделать.­

— Не смей, — ещё тише, чем предыдущее. А взгляд потерян, как и её собственный. Почти испуган.­

— Ладно.­

Чувство режущего дежавю исчезло. Все мысли в голове сжались в одну твёрдую точку, когда Гермиона снова слегка приподнялась.­

Когда она едва тронула губы Малфоя своими. Когда — и это было самое страшное — он не пошевелился. Только окаменел ещё сильнее. А его губы, кажется, в одно мгновение стали ледяными и обжигающими одновременно.­

Мерлин, Гермиона… Это конец, наверное. Потому что от ощущения тёплого дыхания на щеке и чужого неподвижного рта на своём собственном у неё едва не подогнулись ноги. Тихий млеющий выдох, граничащий со стоном, вырвался из груди, она просто не успела его сдержать.­

Хватило одной секунды. Одного удара сердца, чтобы руки его тут же сжались ещё сильнее, будто он собирался оттолкнуть её. Конечно, он оттолкнёт её. Он даже не закрыл глаз.

Смотрел на неё в немом недоумении.­

А она смотрела на него, чувствуя, как ледяной взгляд считывает из её глаз эти умоляющие не произнесённые интонации - не отталкивай, не сейчас, пожалуйста, — и не двигается. Словно… позволяя?­

Гермиона пообещала себе умереть после этого. Сразу же. И, опуская ресницы, медленно приоткрыла рот и осторожно потерлась им о его плотно сжатые губы. Не соображая, слыша лишь, как грохочет в ушах собственное сердце.­

Это ничего не значило. Ничего.­

Это было прекрасно.­

Легкое и самое горячее прикосновение в её жизни, которое послало ток по всему телу, переворачивая внутренности. Она целовалась и прежде, конечно. Виктор дважды целовал её, глубоко и мокро. Тогда она думала только о том, насколько долго он собирается терзать её рот и в какой разрез это идёт с поддержанием гигиены и уровня кислотного баланса во рту.­

А сейчас… Мысли не было ни одной.­

Она замерла, когда он осторожно выдохнул. Когда вдруг его рот приоткрылся, и горячий язык Малфоя скользнул по её нижней губе, в голове будто разорвалось целое море петард.­

К собственному ужасу из груди снова вырвался этот стон. И внезапно Гермиона так сильно ощутила, что он касается её только губами и руками. Непроизвольно прогнулась в спине, словно пытаясь почувствовать его грудную клетку. Его живот. Она так хотела ощутить ближе. Поцеловать так, как она видела, целовала Малфоя Пэнси. Глубоко, зарывшись пальцами в его мягкие волосы, прикосновение которых она ощущала на своём лбу. ­

Жёсткие руки спустились по её плечам и замерли чуть выше локтя, сжимаясь сильнее, не позволяя придвинуться.­

Это длилось всего одну секунду. А затем он остановился. Отстраняя лицо и вперив в неё свой серый дикий взгляд. Гермиона открыла глаза, всматриваясь в него. Чувствуя, ощущая всем своим существом грань, на которой он балансировал. Он сейчас оттолкнёт её.­

Сейчас.­

И это будет правильно. ­

Вот оно. Сопротивление. Сжимающиеся челюсти. ­

— Сука, — прорычал он в её губы. Громкий хриплый голос. Она ощутила, как в рот толкнулся его выдох. — Твои дружки даже не научили тебя целоваться. ­

Он оттолкнул её, отпуская плечи, отчего она ударилась спиной о стену, глядя на него своими огромными глазами. ­

Что он?..­

— В постели ты такая же? Скучная и деревянная, – он оскалился, делая шаг назад.­

Гермиона не двигалась, ощущая, как наливаются огнём губы. Нижняя - всё ещё влажная от невесомого касания его языка. ­

Малфой смотрел так, будто она упала в его глазах ещё ниже. Ниже, чем то дно, на котором она уже валялась на данный момент. Поднёс руку и вытер рот рукавом, брезгливо морщась.­

Отвернулся и сплюнул.­

— Я не знаю, кто из них тебя трахает, Уизли или Поттер, – произнес он, делая шаг в темноту коридора, — но я даже сочувствую этому неудачнику. Я бы на их месте… выбрал кого-то попривлекательнее. В ком сексуальности хоть немного больше, чем у полки для книг. ­

Она приоткрыла рот, глядя, как он уходит. Ощущая его вкус. ­

Впервые в жизни не находя слов. Ни одного словечка, чтобы бросить ему вдогонку.






А он летел по коридору, считая удары своего сердца.­

Поворот. Поворот. Ещё поворот. Грёбаный бесконечный Хогвартс. Только на тридцать четвёртом ударе он позволил себе остановиться, сжимая кулаки. Она не шла за ним. Наверное, так и стояла у стены. ­

Вкус её губ заставил закрыть глаза. Он поднёс руку ко рту, проводя по нему пальцами. ­

Он поцеловал её. ­

— Блять, – прохрипел и, не сдержавшись, ударил кулаком о каменную стену. ­

Это ощущение невесомого скольжения… Она потянулась к нему. Она.­

Напряжённый член натягивал брюки так, что чувствовалась боль. Чёрт. У него стоит от недопоцелуя. От вида её огромных глаз. Её растрепанных волос. ­

Херова грязнокровка. Как она допустила это? ­

Как она могла допустить ЭТО? ­

— Блять… — он снова начал судорожно вытирать губы рукой, зная, что на них всё ещё сохранился её вкус. ­

Вкус мяты и корицы. Наверное, она добавляла её в чай. ­

Он ненавидел корицу. ­

Он ненавидел её.­

Ненавидел всем тем, что жило в его душе. Всем, чем он был. Всем своим существом.­

И клял Салазара за то, что сердце грохочет в глотке, а губы ощущают её рот. И он снова принялся их яростно тереть. ­

Никогда больше. ­

Никогда. Больше.­


***



Когда он бровью не повёл, столкнувшись с ней в коридоре, Гермиона не поверила сама себе. ­

Всё случилось как-то спонтанно. Она мчалась на трансфигурацию, а Малфой выходил из-за угла. Это была крайне нежелательная встреча. И крайне… внезапная. Она просто уткнулась носом в его зелёно-серебряный галстук. И не успела глаз открыть, когда поняла, что это он. По запаху, слегка перебитому мягким одеколоном. ­

Она что-то пискнула, а Драко просто отпихнул её в сторону одним резким движением и прошёл мимо. Гермиона пришла в себя и взглянула ему вслед, когда он уже был в добрых метрах двадцати от неё. Это ещё что? Он ни слова не сказал? Не обозвал её растяпой, неуклюжей, грязнокровкой… ­

Он просто отодвинул её в сторону. ­

Это не то приветствие, которое она ожидала после произошедшего вчера. Она предвидела злость, раздражение… хотя бы что-то. Она думала, что они пересекутся в гостиной с самого утра и перегрызут друг другу глотки. Она думала, что он хотя бы что-то… как-то… А его в гостиной не было. И это страшно испортило Гермионе настроение, потому что…­

В голове метались заранее заготовленные фразы. Их было много, так много! ­

Она хотела ткнуть пальцем в его наглое лицо и сказать, совершенно спокойно, с достоинством: «Ты гадкий, отвратительный, мерзкий козёл! Вчерашний поцелуй – это худшее, что я ощущала за всю свою жизнь! Лучше бы я проглотила чёртову змею, чем ощутила твоё тело рядом с собой». Вот так.­

И никак иначе.­

Спокойно и с достоинством. ­

Несмотря на то, что внутри эти слова гремели воплями, разрывая барабанные перепонки. ­

А он. Молча. Отодвинул её в сторону. ­

«Кто из них тебя трахает…»­

«Скучная и деревянная…»­

«Полка для книг…»­

Кулаки сжались сами собой. ­

— Да пошёл ты к чёрту, ублюдок! – крикнула она и вздрогнула оттого, каким громким было эхо, доносящее эти слова до его ушей.­

С тихим ужасом она наблюдала, как он останавливается. Оборачивается. Не видит его глаз, но угадывает это вечное безразличное выражение лица. ­

— Великое дело, грязнокровая сука. Бросать слова в спину, – ироничный голос звучал очень тихо, но она слышала каждое слово. Знала, что занятие по трансфигурации уже началось. Но ноги будто приросли к полу. В голове зазвенел тревожный колокольчик.­

— Я могу говорить тебе это в лицо вечно! Поверь, мне есть, что сказать! – её голос был странно высоким. И, кажется, его это забавило. ­

Он не верил? Да пожалуйста!­

Да, чёрт возьми, пожалуйста! ­

Она сорвалась с места и уверенным шагом направилась к нему, а стук собственных туфель отдавался в голове ритмичным маршем:­

«Ты, гадкий, отвратительный, мерзкий козёл! Гадкий, отвратительный, мерзкий козёл!»­

Чем ближе она становилась, тем кривее ухмылка растягивала его губы. Он действительно не верил! Она сжала зубы, чувствуя, как внутри всё подбирается от злости.­

«Гадкий, отвратительный, мерзкий козёл! Гадкий, отвратительный!.. Гадкий!»­

Он был уже достаточно близко, и шаги её стали мельче и тише.­

«Гадкий…»

Она остановилась и уставилась в его лицо.­

— Гад, – выдавила из себя, замечая, как его брови приподнимаются.­

Снова. Он смеется над ней.­

Серые глаза смотрели с пренебрежением, от которого хотелось рвать на себе волосы. ­

— Всё? – поинтересовался он, складывая руки на груди.­

— Ты… гадкий и отвратительный. Мерзкий козёл, – Гермиона моргнула. Покусала губу. Всё равно это было не так впечатляюще, как звучало внутри. Она набрала в лёгкие побольше воздуха. — И, между прочим, я бы лучше проглотила… змею. Чем ещё раз поцеловала теб…­

Она захлопнула рот, потому что его лицо внезапно оказалось в опасной близости. От былой насмешки не осталось и следа.­

Губы Малфоя сжались. ­

— Ничего не было. ­

Гермиона едва сдержала истерический смешок, делая шаг назад. ­

— Ну да, Малфой. Как же.­

— Послушай сюда, дура-Грейнджер, – он быстрым движением облизал губы, и Гермиона приложила все свои моральные силы, чтобы не проследить это движение взглядом. Вспомнила его вкус и к собственному ужасу ощутила тянущее чувство внизу живота. Мерлинова борода…­

Она никогда больше не позволит ему поцеловать себя. Никогда. ­

— То, что ты полезла ко мне вчера, ничего не значит. ­

— Я полезла?! – Гермиона вновь ощутила спасительную волну злости, задирая подбородок. — Ты прижал меня к стене! ­

— Захлопни свой грёбаный грязнокровный рот, – глухо прорычал он, резко поворачивая голову вправо и глядя на пробегающих за поворот двух пуффендуйцев. Когда в коридоре снова повисла тишина, он опустил на неё презрительный взгляд. – Ещё не хватало, чтобы этот тошнотворный слушок промчался по Хогвартсу. Клянусь, Грейнджер, если ты поделишься с кем-то этой нелепостью, я убью тебя. ­

— Да уж знаем, проходили, – ядовито ответила она, отворачиваясь. ­

Он схватил её за подбородок ледяными пальцами. Повернул голову к себе, и в её глазах тут же пролился страх, расширяя зрачки. ­

— Ты услышала меня?­

— Отвали, Малфой, – она отвернулась, пытаясь высвободиться, но он с силой дёрнул её обратно, и Гермионе показалось, что она услышала хруст. ­

Он едва не вывихнул ей челюсть. ­

На глаза навернулись слёзы, которые она тут же зло сморгнула, ощущая, как увлажнились ресницы, глядя прямо на него. Ощущая его дыхание на лице. ­

Она не понимала, что это было, но она была полна чего-то неопределённого. Будто полна всего сразу – и совершенно пуста одновременно. Из-за него. Отнюдь не из-за того, что он говорил. Ощущение, будто стоило его телу коснуться её хотя бы кончиком пальца, внутри начинали вертеться шестерёнки, которые прежде не двигались. ­

Одна, вторая, третья… и вот они уже гонят кровь так, что, кажется, сосуды сейчас загорятся.­

И плевать, что он действительно может прикончить её. ­

Как это вообще возможно?­

Она будто неслась по течению, отчаянно пытаясь остановиться, но ноги лишь упирались в бурлящую воду, что заносила её всё глубже. Всё дальше.­

— Я клянусь, – прошипел он, наклоняясь, — я клянусь, что ты пожалеешь. Если об этом. Не забудешь. ­

Сердце било в рёбра.­

Услышь, что он говорит. Услышь, идиотка.­

— Чёртов трус, – шепнула она сквозь зубы, ощущая, что пальцы Малфоя сжимаются сильнее. Боль. Снова навернулись слёзы. Снова яростное моргание. Он наблюдал за её глазами с мрачной гордостью. ­

— Я могу сломать тебе челюсть, – произнес он, — своими руками, грязнокровка.­

— Нашёл чем гордиться. ­

— Я надеюсь, ты поняла, что я хотел донести до тебя. ­

— Ничего ты не хотел донести. Очередные пустые…­

— Иди ты. – Она почти всхлипнула, когда жёсткие пальцы выпустили её подбородок, а сам Малфой быстро пошёл по коридору, будто и не было вовсе их стычки. ­

На секунду обернулся через плечо и бросил:­

— Я мучился от кошмаров всю ночь, Грейнджер. Так что не смей больше подходить ко мне.­

И пошел дальше.­

Она стояла, дыша приоткрытым ртом, глядя ему в спину. ­

Урод. ­

Заносчивый ублюдок. ­

Развернулась и помчалась в класс трансфигурации, осознавая, что совершенно опоздала. И не понимая, почему ей настолько всё равно, что ей сейчас скажет удивленная МакГонагалл. Все её мысли были направлены на чёртова Малфоя. ­

Уйди из моей головы.­

Уйди.­

УЙДИ.­


***



Блейз, сидящий в кресле напротив камина и читающий «Ежедневный пророк», покосился на вошедшего Малфоя. Тот лишь кивнул, бросил сумку на стол, а сам с удовольствием упал на диван, проваливаясь взглядом в каменный потолок слизеринской гостиной. Однако уставшие глаза быстро закрылись, несмотря на то, что был разгар дня.­

— У нас гости. Староста, сэр, как поживаете?­

— Можешь не вставать, Забини. Но почести я приму. ­

Блейз фыркнул, протягивая руку к корзинке с яблоками и выбирая самый большой фрукт. Малфой повернул голову, глядя на него.­

— Пойдёшь на трансфигурацию?­

Забини покосился на часы.­

— Да. Жду Даф. Думаю, не опоздаем. Ещё двадцать минут есть.­

— М-м.­

Забини снова стрельнул в друга взглядом.­

— Пойдёшь с нами?­

— Не знаю, — Драко с хрустом потянулся, заводя руки за голову. Прикрывая глаза.­

Было странно не проводить вечера вот так – здесь. Не ощущать прохладу подземелий. Не спускаться сюда каждый день. Даже родной камень начинал казаться холодным и чужим. К собственному разочарованию он понял, что уже привык к Башне старост. Собственно, ему было практически всё равно, где жить. Главное, что условия были куда лучше, чем в тесной комнатке с одной ванной на всех. Однако осознание того, что гостиная Слизерина стала для него уже почти непривычной, неприятно давило под рёбрами. Будто он предал. Всех их предал.­

Блейз перевернул страницу газеты, вгрызаясь в зелёное яблоко.­

— Тебе неинтересно, каково это?­

— Это?­

Он вопросительно приподнял брови, жуя и не отвлекаясь от «Пророка».­

Малфой усмехнулся. После его назначения на пост старосты Блейз часто подкалывал его, поначалу. А затем просто игнорировал любые упоминания о старостате. У Дамблдора было две кандидатуры на пост старосты мальчиков, но выбран был Драко. И он догадывался, почему.­

Идиотская попытка вытащить его за уши из дерьма, свалившегося на голову. А ведь, наверное, этот пост по праву принадлежит Забини. Но в тёмных глазах не было и толики зависти. Только — ставшая хронической — обеспокоенность. После всего, что было.­

И Малфой был благодарен за то, что “повышение” не повлияло на их дружбу.­

На секунду подумал о том, как бы с Грейнджер ужился Блейз. Почему-то ему казалось, что они бы поладили. Несмотря на заносчивый характер Забини и доставучесть грязнокровки. Да, они бы определённо поладили. ­

Эта мысль не понравилась Малфою.­

С ней нельзя ладить. Её нужно воспитывать. Она слишком много о себе возомнила. Чёртова заучка. Упрямая, гордая, повсюду со своим ядовитым языком.­

Стала слишком много появляться перед носом. ­

Он стал слишком часто замечать её. Её идиотские лохматые волосы. Её блядские невыразительные губы, которые имели вкус мяты и корицы.­

Грёбаной корицы.­

Он сжал челюсти и на секунду прикрыл глаза. Голос Забини напомнил ему о существовании собеседника.­

— Каково это – что? ­

Ах, да. О чём это он.­

— Иметь собственную спальню. Собственную гостиную.­

— А-а, – протянул Забини, бросая на Малфоя быстрый взгляд, — а я думал, каково это – жить с Грейнджер. Уже оприходовал её?­

Её стон. Движение всем телом — к нему. Но он крепко держал, чувствуя непреодолимое желание потереться о неё пульсирующим пахом.­

Лицо Драко моментально потеряло своё беззаботное выражение. Он приподнялся на локте.­

— Какого фига ты несёшь?­

Забини снова надгрыз яблоко. Неторопливо пережевал.­

— Да ладно тебе, Драко. Дружеская шутка. ­

— Это до офигения херовая шутка. – Малфой поймал на себе удивлённый взгляд и быстро добавил: — Меня чуть не стошнило. ­

Он хмурился, ложась обратно на диван. ­

Тишина в гостиной начинала напрягать. ­

— Что здесь нового проис… ­

— Ох. Нет, Малфой… Не может быть.­

Забини смотрел на него со смесью ужаса, удивления и насмешки. Драко уставился на него с холодным безразличием.­

— Что «нет, Малфой»?­

— Ты действительно трахаешь её?­

— Ты что, кретин? – Малфой хохотнул, проводя руками по лицу и вновь уставившись в потолок. – За кого ты меня принимаешь? Если я буду спать со всем, что попадется мне под руку, это буду не я.­

— Но ты ведь и так спишь со всем, что… — Блейз замолчал, встретив ледяной взгляд, и снова уставился в газету.­

— Я выбираю лучших. И не подбираю то, что валяется на полу, никому не нужное. ­

— Не кипятись, Драко. Я действительно пошутил. Но выражение лица у тебя было такое, будто…­

— Просто… заткнись, ладно? Она в печёнках у меня сидит. Я спустился сюда, чтобы отдохнуть. А не выслушивать бред. – Злость заставила его сжать кулаки. – Она бесит меня, – прорычал Малфой. – Грёбаная грязнокровная дура.­

В гостиной снова повисла тишина. Блейз кашлянул. Доел яблоко. Отложил газету и сел ровно, опираясь локтями о колени. ­

— Ты не узнавал… как Нарцисса? ­

— Нет, – глухо отрезал Малфой.­

— Тебе неинтересно? ­

— В Малфой-Мэноре безопасно, тем более, весь этот бред в газетах… это грёбаная канитель, никто этому не поверит. ­

— Семья пропала, это напрягло Министерство. ­

— Они умудрились привязать к пропаже семьи покойника, блять, – Малфой резко сел, проводя руками по волосам. – Кто-то считает это нормальным?­

— Здесь не написано, что это сделал твой отец. Здесь говорится о приспешниках.­

— Какого хера, Забини? Прекрати доставать меня подобными темами. ­

Блейз поджал губы. ­

Малфой тяжело вздохнул.­

— Даже если это правда. Если какой-то псих решил продолжить то, что начал отец… моя мать в безопасности. После того, как ей стерли память, она не представляла бы никакой ценности даже для Волан-де-Морта. Всё, что она знала… — Драко покачал головой. Ему не хотелось поднимать эту тему. Даже в собственных мыслях он обходился без имен родителей. ­

Он просто не знал, как о них думать. ­

Как думать об отце, которого уже не стало? ­

Уважать ли его за то, что он сделал для Драко? Или, скорее, для себя самого, конечно. Однако на Драко это оказало немалое влияние. Бояться ли его, как и при жизни? ­

Нет. Малфою до чёртиков надоело бояться. Всё изменилось. ОН изменился. Он сам должен принимать решения. ­

Больше некому.­

Люциус мёртв. А Нарцисса…­

Драко вспомнил пустые глаза матери после Обливэйта. Неуверенную улыбку, подаренную сыну, и легкий наклон головы в сторону волшебника, присланного Министерством, чтобы отнять у неё память.­

— Кто этот молодой человек, мистер Томпсон? ­

— Это ваш сын, Нарцисса, — чиновник явно смущён и не осмеливается поднять взгляд на застывшего Драко, который в этот момент не чувствовал ничего. Даже ударов собственного сердца.­

Просто смотрел на неё, пытаясь узнать собственную мать в родных чертах женщины. И не мог.­

Это не она.­

Будто сломанная. Будто… игрушка. Смешная замена.­

Фальшь. ­

— Я рада знакомству. У меня очень красивый сын, – улыбка, обращённая на Драко с губ матери, была чужой.­

Такая адски чужая, что в глазах и носу вдруг начало колоть.­

А потом сердце так больно ударило в груди, что с тех пор ощущать боль стало для него невозможным. Будто что-то под ребрами сжалось и никогда больше не разожмётся. Он никогда больше ничего не почувствует… ­

…Он и не хотел. ­

Кроме хронического презрения, что текло вместо его крови по венам. Кроме злости на весь мир, что колола иглами под кожей. Все кругом были виноваты в том, что он остался один. Совершенно один. ­

Как хорошо, что ему было всё равно.­

— Ладно, прости, – Забини потянулся к корзинке с фруктами. – Яблоко будешь? ­

Малфой приподнял голову. Несколько секунд смотрел на товарища слегка отстранённо. Затем кивнул. ­

С хлопком поймал брошенный ему фрукт и усмехнулся, погружая в хрустящую кожуру зубы. ­

Всё равно.­


***



Гермиона чувствовала, что книга, венчающая стопку в её руках, вот-вот соскользнет на пол. ­

Ну же, еще немножко. Уже почти пришла. ­

Она с пыхтением преодолела последнюю ступеньку, когда поняла, что том по зельеварению всё же падает. Зажмурилась, ожидая, когда неустойчивая стопка развалится в ее руках, однако ничего не произошло. ­

Неуверенно приоткрыла один глаз и уставилась в тёплые карие глаза с лучиками морщин в уголках.­

— Привет, староста девочек Гермиона. – Белозубая улыбка и плутоватое выражение лица. Волосы, собранные в короткий хвост на затылке с несколькими непокорными прядками, падающими на лоб. Он держал часть книг и злосчастный том по зельеварению. ­

— Курт! – Гермиона радостно рассмеялась. — Спасибо, – она перехватила книги поудобнее. – Что ты здесь делаешь? ­

— Иду от профессора Флитвика, – Миллер снял со стопки большую часть книг. — Давай, помогу. ­

— Спасибо, – девушка пыталась заставить себя прекратить улыбаться. – Я думала, что сейчас упаду вместе с этой стопкой прямо на ступеньки. ­

— Книги не слушаются тебя в последнее время, Гермиона, не находишь? – он тоже улыбался, заразительно поблескивая глазами. — Что же, я рад выступать в роли твоего Книжного Спасителя. Куда идти?­

— Сюда, – Гермиона зашагала по коридору, ведущему к портрету с Жёлтой дамой. Какое-то время они молчали, но это было вполне дружеское и допустимое молчание. С ним было приятно молчать, переглядываясь время от времени. ­

— У тебя проблемы с предметом заклинаний? – спросила Гермиона, называя пароль и впуская Курта внутрь. Он вошёл первым, с интересом осматриваясь.­

— Да… — протянул он, останавливаясь и вертясь вокруг себя. — Ух ты, здесь неплохо. ­

— Я уже привыкла к этой гостиной за две с половиной недели. – Она закрыла дверь, указывая свободной рукой на стол. – Поставь вон туда, пожалуйста. ­

Сгрузив книги на крепкий стол, Миллер вновь закрутился вокруг себя.­

— Это похоже на нашу общую гостиную, только меньше. ­

— Да, – Гермиона обхватила себя руками, тоже осматриваясь, почувствовав вдруг себя неуверенно. – Это ведь… тоже мини-гостиная. Маленькая.­

Она поджала губы, морщась.­

Что ты несешь? ­

— Присаживайся, – спохватилась она, заметив, что Курт закончил осмотр и смотрит теперь на неё. ­

— Уютно, – похвалил он. Обошёл диван и сел, беря одну подушку и откладывая её в сторону. ­

Гермиона присела в кресло, складывая руки на коленях, отчаянно пытаясь придумать тему для разговора.

— Так… что у тебя с профессором Флитвиком? ­

Миллер слегка нахмурился. Затем подозрительно фыркнул, прикрывая рот, будто пытаясь скрыть смешок. ­

— У нас… не заходит дальше отношений учитель-ученик, слава Мерлину, – произнес он подрагивающим голосом. Гермиона какое-то время смотрела на Курта удивлённо, а затем запрокинула голову и расхохоталась. ­

Пока он любовался открытой улыбкой, она пыталась успокоиться и в конце концов, промокнув уголки глаз кончиками пальцев, произнесла:­

— Прости, я такая идиотка. ­

— Ты очень милая, когда смущаешься, – быстро сказал он. – А я просто пошутил. Больше не буду. – Он немного наклонился в её сторону и заговорщически прошептал: — У меня некоторые проблемы с последней темой, что мы проходим. ­

— А что вы изучаете? — Гермиона тут же посерьёзнела, сцепляя руки перед собой.­

— Водную группу заклинаний. У меня… не очень складывается с произношением. ­

— О! В этом нет ничего сложного! – глаза Гермионы загорелись. — Водная магия требует особой сосредоточенности, потому как жидкость - это не плотная материя и… ­

— Послушай, – он приподнял руку, и она застыла, прерванная на полуслове. ­

Черт. Ну вот сейчас он встанет, скажет, что ему это неинтересно. Что ты заучка. Нужно поскорее извиниться.­

— Прости, я не хотела… ­

— Я бы хотел попросить тебя помочь мне с этим. ­

Они произнесли это почти одновременно и замерли. ­

— За что ты извиняешься?­

— Помочь тебе с этим?­

Снова одновременно. И снова рассмеялись. ­

— Говори первый. ­

— Нет уж, давай ты. За что ты извинилась?­

— Когда дело касается учёбы… — Гермиона неопределённо взмахнула руками, — я могу немного увлечься, и это… не всегда интересно слушать. ­

Курт покачал головой, отчего в его темных волосах запрыгали огненные лучики от камина. Вспомнились светлые волосы, которые в свете огня становились золотыми, и она мысленно себя отругала. ­

— Мне нравятся девушки, на которых можно положиться.­

— О… И ты думаешь, что я – такая девушка?­

— Ты - умница. Я буду очень благодарен, если ты немного поможешь мне. ­

Гермиона радостно кивнула. ­

— Мы могли бы встретиться в библиотеке, например, – предложила она воодушевлённо. – Когда тебе удобно? Допустим… завтра в четыре? ­

— Прекрасно. У меня занятия заканчиваются в половине четвёртого. – Миллер хлопнул в ладони, потирая руки. — Спасибо тебе.­

— Завтра и поблагодаришь. ­

— Что же… я пойду? ­

Когда она снова кивнула, он встал, ещё раз осматриваясь и делая несколько шагов к двери.­

— Вам повезло. ­

— В самом деле? – Гермиона прошла перед ним.­

— Поговаривают, что у вас здесь отдельная ванная, – тихо сказал он так, будто это было страшным секретом. Девушка рассмеялась, кивая. ­

— Да. И иметь собственную спальню не так уж плохо. Хоть и…­

Дверь распахнулась прежде, чем Гермиона успела к ней прикоснуться. ­

Ох, чёрт. ­

Она сжала губы, тут же ощущая, как улыбка сползает с лица. На пороге стоял Малфой.­

Высокий, загораживающий дверной проём своими широкими плечами, засунувший руки в карманы брюк. Как всегда – великолепный. ­

На секунду захватило дух, но она заставила себя нахмуриться.­

Платиновые волосы падают на лоб, лицо чуть опущено. Глаза наполняются гневом. Холодный взгляд исподлобья скользнул по Курту. Затем остановился на Гермионе. От него захотелось отмахнуться. Гадкого, иронично-вопросительного. И челюсти, сжатые почти до хруста. ­

— Привет, – видимо, Курт не заметил океана неприязни, который только что обрушился им с Гермионой на головы, потому что с улыбкой протянул Малфою руку для пожатия. ­

— В такое время гостям здесь находиться нежелательно, – голос глухой, он будто цедил свои слова, обращённые к ней. К Миллеру он даже не повернулся.­

Курт вопросительно взглянул на Гермиону. Та легко взяла его под руку, подталкивая к выходу и вынуждая Малфоя немного посторониться. ­

— Увидимся завтра, – она заставила себя улыбнуться, однако улыбка показалась уже не такой искренней, какой была до этого. ­

Миллер кивнул и поднял глаза, глядя на Драко поверх её головы. Пока дверь не закрылась, Курт и Малфой упрямо сверлили друг друга глазами.­

Тихий щелчок — и Жёлтая дама со скрипом задвинулась. ­

Гермиона позволила себе на секунду прислониться к двери лбом, а затем выпрямила плечи и обернулась к слизеринцу, который стоял, глядя на неё и по-прежнему кривя губы. Будто молча требуя объяснений. ­

— Ты не мог бы быть хоть немного радушнее с гостями? – произнесла она, всплёскивая руками в бессильном раздражении. ­

— Какого хера он здесь делал? ­

От его тона ей стало не по себе. ­

— Он помог мне принести книги. ­

— Какие ещё книги? ­

— Те, что на столе.­

Он даже не взглянул в ту сторону. Вместо этого взгляд приковался к диванной подушке, которая лежала с другой стороны. Не там, где обычно. ­

— Трахались на диване? – бросил он небрежно, покачиваясь с пятки на носок, вцепившись взглядом в её глаза. – Он не загнал себе заноз в причинное место, мисс долбаная Деревяшка? – с издёвкой добавил, с удовольствием наблюдая за тем, как наливаются кровью её щеки. ­

— Ты прекратишь эти шуточки или мне придётся… ­

— Я не шучу.­

— Малфой. Не будь придурком.­

Она обошла его и решительно направилась к столу. Нужно готовиться к зачету по травологии. И разложить принесенные Куртом книги.­

Он следил за ней с порога, не отрываясь.­

— Беги, беги. Всё как обычно, грязнокровка. ­

— Я не бегу. ­

— Ты не можешь находиться со мной в одной комнате.­

Она услышала самодовольство в глухом голосе, перекладывая книги со стола на книжную полку. ­

— Мне всё равно, здесь ты или тебя вообще нет. В Хогвартсе, в Англии, на этом свете… — Гермиона пожала плечами. – Я бегу не от тебя. Мне нужно заниматься.­

— Конечно. ­

— Я могу заниматься здесь.­

— Ну уж нет. ­

— Почему? – Гермиона повернулась к нему, складывая руки на груди. – Может, это ты не можешь находиться со мной в одной комнате? А я «бегу, как обычно».­

— Ты права, — вдруг сказал он, — у меня голова раскалывается, когда ты рядом.­

— При чём. Здесь. Я?­

— То, как ты выглядишь. Мои глаза этого не выдерживают.­

Она вздохнула так, будто другого ответа и не ожидала. Вновь отвернулась, перекидывая копну волос набок, чтобы не мешали, а он смотрел на её напряжённые плечи и позвонки, выступающие на шее, когда грязнокровка наклоняла голову. Хрупкие косточки притягивали. Хотелось коснуться их кончиками пальцев, ощущая их мягкие, тёплые волны под кожей. ­

Сознание тут же подкинуло ощущение тонких рук, которые он вчера стискивал, удерживая на месте. А затем — мягкого подбородка под кончиками пальцев. Это чертовски не нужно ему в голове.­

Драко отвёл глаза, сжимая зубы. Пусть просто проваливает в свою нору. Он не хотел уподобляться ей, наблюдая, пока она не видит.­

Это гадко.­

— Поторапливайся, чёрт возьми.­

— Что такое? – невинно поинтересовалась она, наклоняясь над столом и ища что-то в ящике. ­

Мантия обрисовала линии бедер и округлой попки. Тонкую, едва заметно выступающую полоску хребта. ­

Провести по нему рукой, слегка нагибая и надавливая на шею…­

Его челюсти почти заскрежетали. ­

— Ты жуть как бесишь меня, грязнокровка.­

Она обернулась через плечо, заметив его выражение лица и выпрямляясь. Тонкие брови приподнялись.­

— Проблемы, Малфой?­

Она. Она была проблемой. ­

Драко приблизился к Грейнджер и почувствовал, как напрягается верхняя губа, а под кожей покалывает от раздражения.­

— Пошла. Вон. ­

Горячий взгляд карих глаз буром вошёл в его ледяные зрачки, плавя сетчатку. ­

— Нет, — её голос дрогнул, и стоило ему наклониться ниже, дыхание замерло в груди грязнокровки. ­

— Я уничтожу тебя. ­

Её выдох. Он ощутил его на языке. Тревожный звон в голове оповестил о том, что лучше бы ему убираться отсюда.­

Мятный вкус с откликом корицы. Малфой перекатывал его на языке, пока она упрямо сверлила его глазами. ­

— Ты хочешь доказать мне что-то? – его голос был густым и низким, он сам не узнавал его, лишь жадно вдыхая её запах, который вблизи окутывал его с головы до ног. ­

— Только лишь то, что это твоя слабость, а не моя.­

Он засмеялся. Получился слишком резкий и ненастоящий звук. ­

— У меня нет слабостей, херова ты дура.­

Гермиона опустила длинные ресницы и коснулась взглядом его губ, будто соизмеряя расстояние между ними.­

— Почему тогда ты в нескольких сантиметрах от меня? Снова.­

Последнее слово она произнесла еле слышно.­

Он мазнул взглядом по гриффиндорскому галстуку, затянутому вокруг её шеи, будто надеясь, что это приведет его в чувство, а затем снова поднял на неё глаза. Губы Грейнджер были слишком близко, чтобы не думать о них. ­

Красный и золотой цвета потерялись в какофонии запахов и ощущений.­

— Малфой.­

Он знал: она скажет что-то, что заставит его ощутить ярость. Снова ярость. Но сейчас, так близко от неё, он не ощущал. Лишь внезапное, накатывающее желание проникнуть в грязный рот. Двигать в нём своим языком. Такой тугой, такой влажный. Такой отвечающий. Ему, а не какому-то грёбаному Курту Миллеру. Ему. ­

Она бы вцепилась пальцами в его плечи или зарылась в волосы. Прижалась бы к нему, ощущая его адский стояк, который уже топорщил штаны. От мыслей. Всего лишь от мыслей о том, как она выдохнет в его рот. И выгнется. А он позволит.­

Я, блядь, свихнулся. ­

Яхочугрязнокровку.­

— Ты сам сказал, чтобы я забыла о вчерашнем, – дрожащий голос. Она шумно, глубоко дышала. Драко хотел, чтобы ей нравился его запах. ­

Он знал, что нравился.­

Ее слова проникли в мозг. На секунду вернулась злость.­

— Ты думаешь, я собираюсь целовать тебя? Чтобы я потом выхаркал все свои внутренности? ­

Она молча сжала зубы, но промолчала. ­

— Он хорош, да? ­

— Кто? ­

— Миллер.­

— Что ты несёшь?­

— Ответь мне, блядь. Хорош? Он засовывал свой язык в твой грязный рот? Или, может быть, еще куда-нибудь? – прорычал он ей в лицо.­

Гермиона растерянно смотрела на него, не понимая, зачем он говорит эти гадкие вещи. Почему его это хоть как-то заботит и зачем она вообще пригласила Курта пройти в гостиную старост.­

А когда смысл слов дошёл до неё, она прошептала:­

— Ты, чёртов козёл, не смей говорить подобные вещи обо мне.­

— Я забыл, сучка, что ты фригидна как…­

Тонкие руки толкнули его в грудь, и он от неожиданности сделал шаг назад, а она метнулась к лестнице. Дикий взгляд серых глаз словил её за секунду раньше, чем сомкнувшиеся на её тонком локте пальцы. ­

«Зачем ты остановил её?!» — заорало подсознание.­

И тот же вопрос кричали её горящие глаза, когда она повернула к нему голову, отчаянно дыша приоткрытым ртом.­

Я не знаю. Я не знаю.­

— …не знаю. ­

Это ничего не значило. ­

Совершенно. Он даже почти ничего не чувствовал.­

Она снова сама подняла голову к нему, он мог поклясться. Конечно, сама. Он не мог первым потянуться к грязнокровке. ­

Просто…­

Просто его губы с силой впечатались в неё. Со всей силой того, как она завела его своим маленьким, влажным, тёплым ртом, скользящим в нескольких сантиметрах от его губ и сводящим с ума, и выводящим из себя — вчера, сегодня, постоянно. Неощутимым и оттого ненавистным, желанным, необходимым. ­

Он чувствовал, как в его губы толкнулся её тонкий протест. Она постаралась отвернуть голову. Он удержал.­

Он сильнее.­

Грязнокровке было больно, он знал это, вжимая её губы в стиснутые зубы, надеясь, что эта боль отрезвит и его, и её. Не отрезвляла. Не отрезвляла, а только сильнее заводила. Её губы были горячими и такими неправильно-вкусными.­

Остановился, почти со стоном. Поднял голову, глядя на неё. В глаза.­

На реакцию. Последовавшую тут же за его взглядом.­

— Нет, Малфой! – она вырвала руку из его пальцев, в ужасе распахивая глаза, собираясь сделать шаг назад, но он резко привлёк её обратно, сжимая плечи, ощущая, как отключаются мозги. – Отпусти, хватит! Мал…­

Он снова поцеловал её. Коснулся губами движущихся, говоривших губ, прикрывая глаза и тихо выдыхая, ощущая вкус. Её вкус. ­

Ему это было нужно. Потому что это было ещё вчера. Он думал, что показалось — но нет. Сейчас снова.­

Демоны под кожей замолчали. Успокоились. А сердце в груди — с такой силой, будто вот-вот разорвётся. Удары эти разносятся в тишине головы и комнаты. А он целует, лижет, пьёт до самого дна, всасывая поочерёдно то нижнюю, то верхнюю губу Грейнджер.

И когда поцелуй из сплошной полосующей жестокости стал таким всеобъемлющим? Стал чем-то, что перекрывало воздух. Не позволяло отпустить её плечи, которые то норовят прижаться ближе, то отпрянуть.­

Нет, Грейнджер. Ещё немного.­

Дай-мне-почувствовать.­

Драко не сразу понял, что следующее движение её не было протестом, пока оно не повторилось. ­Неумело, осторожно. Как давно она не сопротивлялась? Шевельнула губами в ответ, легко лаская его рот, отчего горячая волна пронеслась по спине, а волоски на всём его теле встали дыбом. ­

Она ответила. И снова, на этот раз - раскрываясь. Встречая язык и пытаясь втянуть его в себя.­

Он тихо зарычал, против воли прижался к маленькому телу, терзая, кусая. Вбирая. Не отрывая рук от её воробьиных плеч, которые теперь с силой тянул на себя, но не позволял ей прикоснуться к нему. ­

Чтобы не сойти с ума прямо здесь.­

Хотя он уже сходит. ­

Прихватывает зубами припухшие губы. Рычит. Обводит языком, едва сдерживаясь, чтобы не застонать от ощущения, что приносили трущиеся о напряжённый член брюки. ­

Останови это. Прекрати.­

Чёрт, он хочет глубже.­

Малфой отпускает одно плечо и поднимает руку к её пылающему лицу. Надавливает на крошечный подбородок большим пальцем, не отрываясь от её рта, чувствуя, как послушно открываются губы. Проникает языком внутрь.­

Глубоко. Жарко. Влажно. ­

Её задушенный стон. Она выгибает спину, прижимаясь к нему. ­

Мерлин.­

Если ты не прекратишь извиваться и тереться об меня, я трахну тебя прямо здесь.­

И в тот момент, когда Грейнджер протягивает освободившуюся руку, чтобы зарыться в волосы на его затылке, в сознании вспыхивают собственные слова.­

«…не подбираю то, что валяется на полу, никому не нужное…»­

Они прогремели в голове внезапно и показались такими чужими, что стало страшно. На секунду Драко подумал, что их произнес отец. И это заставило его резко поднять голову, открывая глаза. ­

Реальность опускалась на него душащим облаком. ­

Карие, распахнутые — прямо на него. И дрожит. Всем телом. ­

— Какого… ­

Блядски распухшие, закусанные и зацелованные почти до кровоподтеков губы трясутся. ­

Малфой оттолкнул её от себя, делая шаг назад. Она продолжала смотреть так, будто он только что совершил убийство. Ужас в её глазах был непередаваем. Даже ему на секунду показалось, что он испугался. ­

— Какого… хера ты не остановила меня? – голос хриплый и чужой. ­

Она молчала. Поднесла руку к губам. Её оглушённый вид заставлял и его выглядеть растерянным.­

Он облизал губы, ощущая её вкус. Чертыхнулся. ­

Неважно. Всё неважно. Ему нужен ледяной душ. ­

Он резко развернулся и пошёл в свою спальню, прислушиваясь к шагам. Чувствуя, как вылетает сердце и как тесно в штанах. ­

Этого не было? Он не хотел этого?­

Было.­

Хотел. ­

Руки тряслись, когда он открыл дверь. Желудок сжался. ­

Малфой еле дошёл до ванны и согнулся над унитазом, мыча от давящей боли в штанах, давясь воздухом в глотке. ­

Он хотел выблевать грязнокровку из себя, если это было возможно. Из себя. Из своих мыслей. Из своей головы.­

Но был лишь воздух. ­

И её вкус на языке.­
 

Глава 4.

«Мой сын Драко!­

Надеюсь, в школе всё хорошо, и до тебя дошли те два письма, что я уже писала.­ Малфой-Мэнор пуст без тебя. Меня два раза в неделю навещает мистер Томпсон. Я в порядке и чувствую себя неплохо, голова уже почти не болит. Если тебе что-нибудь понадобится...»­

Малфой смял пергамент, исписанный тонким аккуратным почерком. Бросил бумажку на стол и медленно выдохнул, закрывая глаза. Пытаясь понять, что же он чувствует — злость или фальшивую радость.­

Мой сын Драко.­

Нарцисса обращалась к нему именно так всегда, с тех пор, как Министерство стёрло её память. Как будто постоянно боялась забыть о том, кем он являлся. О том, что у неё есть сын.­

Первые дни после произошедшего Драко не покидал своей спальни в Малфой-Мэноре, потому что когда он внезапно заходил в столовую или же в гостиную, Нарцисса вздрагивала всем телом при виде него. Он замечал настороженное напряжение в ее глазах, которое она, в конце концов, решила прятать, не поднимая и вовсе взгляда. ­

Мать, целое лето смотрящая на свои руки, в свою тарелку или же в чашку, доводила Малфоя до точки, которая опасно граничила со срывающей крышу злостью. Злостью на покойного отца, покойного Тёмного Лорда, на Нарциссу, на самого себя.­

Но в особенности — на отца, заварившего кашу, которую пришлось разгребать ему, Драко. Так бесчестно брошенному на произвол судьбы всеми, кем только мог быть брошенным. Преданным. Без друзей, без врагов. С морем людей, которые вызывали раздражение. Жгучее, жалящее. Спасающее его от полного сумасшествия. ­

Если бы не было этой вечной злости под кожей и презрения в крови, Малфой бы действительно сошел с ума. Он бы поехал крышей за это лето, пока Министерство с остервенением выпытывало у него информацию о местонахождении сообщников Люциуса. Подробности того, что затевалось в самых отдалённых комнатах Малфой-Мэнора, где собирались Пожиратели, чтобы распланировать новое нападение. Задавали вопросы о матери, которой теперь у него не было.­

Он готов был убить их за это.­

Прошлой зимой, после падения Тёмного Лорда, когда всё, собственно, и началось, Люциус будто свихнулся. Он вышел из-под власти Волан-де-Морта, и все проблемы могли бы закончиться разом — Драко даже ощущал отдалённую радость оттого, что их наконец-то оставили в покое. Он вернулся домой на рождественские каникулы и тогда заметил, что отец начал вести себя странно. Он временами пропадал куда-то, а в саду Малфой-Мэнора то и дело появлялись незнакомые люди, проходящие к заднему входу в особняк. ­

Драко делал вид, что не замечал. Он знал, что отец не расскажет ему ничего, однако иных вариантов не было, и догадок строить не приходилось: Люциус принимал во всём этом непосредственное участие. ­

Даже Нарцисса изменилась. У неё появились тёмные круги под глазами, с каждым днем всё сильнее дрожали руки и бледнела кожа. ­

По ночам она останавливалась перед дверью в спальню сына и накладывала на неё несколько запирающих и заглушающих заклинаний. Драко чувствовал себя в клетке. В груди шевелился неприятный холодок страха. Почему она запирает его? Что происходит? ­

Всю ночь он вслушивался в глухие каменные стены с таким напряжением, что порой казалось: ещё немного — и у него из ушей хлынет кровь. Конечно, это было бесполезно. Заглушающее заклинание действовало безотказно. ­

Так прошло несколько недель января, а затем Малфой отправился в школу, позволив себе на короткие пару месяцев забыть о том, что происходило дома.­

Газеты пестрили беспокойными статьями о пропадающих семьях грязнокровных волшебников. Малфой посмеивался над этим, подшучивая, что кто-то начал очередную «зачистку», тихо ликуя про себя, что Пожиратели не имеют к этому никакого отношения. ­

Что их и вовсе не стало.­

Что началась чёртова новая жизнь, где можно дышать полной грудью, без страха и без контроля Тёмного Лорда.­

А когда после экзаменов пришла пора возвращаться в Малфой-Мэнор, где и начался настоящий кошмар, Малфой понял, как сильно ошибался.­

Нарцисса превратилась в тень. Из неё будто высосали все силы, оставив лишь крошечную оболочку. Глаза её выражали холод и ледяной страх. Хронический. Неизлечимый. ­

Когда Драко вошёл в особняк, она вцепилась своим взглядом в лицо сына, будто не верила, что он наконец приехал, а затем подбежала к нему, хватаясь тонкими руками, что стали похожи на птичьи лапы, за его плечи, и судорожно прижала к себе. Обняла так, как не обнимала никогда. Словно он был последней Надеждой. Самой Жизнью.­

— Мерлин... Драко, мы должны это сделать... — шептала она, уткнувшись лицом в плечо своего сына, а он растерянно гладил мать по спине, стараясь отогнать от себя догадку, что уже закралась в его голову.­

— Что сделать? — глухо спросил Малфой.­

Как хорошо он помнил свои ледяные руки в этот день.­

— Остановить Люциуса. Он сошел с ума, Драко. ­

Она оторвалась от него, заглядывая прямо в душу. Глаза матери были такими огромными на осунувшемся лице, что Драко стало страшно. Нарцисса постарела на тысячу лет всего за одну весну. ­

— Он стоит за всем этим? — тихо спросил он, глядя на неё и всем своим существом моля не отвечать «да».­

Она будто услышала мысли. Не ответила.­

Лишь кивнула. ­

Минуты проходили в тишине, а затем её тихий шепот коснулся ушей, просачиваясь в голову:­

— Ты должен донести на него в Министерство.­

...в Министерство.­

Донести в Министерство на отца.­

Эти слова дымом закручивались вокруг мозга, не желая впитываться, не желая вдруг стать понятными. Они будто были сказаны на другом, незнакомом языке. Малфой захотел забыть все языки, что знал, в одно мгновение, чтобы не понимать, о чем говорила Нарцисса.­

А она всё говорила и говорила. ­

Невероятные, безумные вещи. О том, что отец хочет стать последователем Тёмного Лорда, хочет бороться за чистоту магического мира. Хочет истреблять тех волшебников, что звались «неправильными» в кругах аристократии. ­

И Драко тоже этого хотел. Но не так.­

Чёрт возьми, не так. Столько крови пролилось во время войны. Столько сил было положено на то, чтобы остановить это. А теперь... всё сначала. И кто? Люциус. Люциус стоит за каждым убийством, о которых писалось в «Пророке». ­

— Они привозили их сюда... В Малфой-Мэнор. Он клялся, клялся мне, что до этого не дойдёт... но он... сошел с ума. Они убивают их в этом доме, — руки Нарциссы затряслись, и она ещё сильнее вцепилась в плечи сына, доставляя боль, но он почти не чувствовал её. — Прямо здесь, Драко...­

На Малфой-Мэноре кровь. Особняк выкупан в крови. ­

Представив, как отец за волосы втаскивает в одну из комнат визжащую женщину, бросает её на пол и избивает или же пытает Круциатусом, или же применяет Империо, заставляя её изрезать себя ножом, он ощутил тошноту и дрожь, что начала сотрясать его тело. ­

— Тебе нужно попасть в Министерство, быстрее, — глаза Нарциссы были сухими, но воспалёнными, а цепкий взгляд держался за его лицо. — Нужно немедленно... мы должны...­

— А ты?­

Ему было необходимо, чтобы с ним кто-то был. Он, сам, против отца? Нет...­

— Я не могу выйти отсюда. Он... он узнает. А ты можешь. Тебе нужно быстрее идти, пока его нет. Он поклялся, что если мы попробуем мешать ему... он убьёт нас. Меня и тебя. Убьёт.­

Холодные тиски сдавили грудную клетку. Драко смотрел на Нарциссу, чувствуя, как глаза становятся большими и на секунду — прости, Мерлин, — испуганными, почти как у неё. Онемевший рот едва складывал слова в предложения.­

— Где он? ­

— В Лондоне, — мать отцепила руки от его плеч и сжала их вокруг себя. — Быстрее, молю тебя. Быстрее. Камин в моей комнате. Я на время смогу снять с него блок на доступ к сети каминов, но через несколько минут он всё равно поймет, что кто-то снял заклинание... Быстрее. Прошу, Драко.­

Он двигался механически, почти не ощущая ни ног, ни головы.­

Лишь наблюдал со стороны, как почти бегом поднимается в спальню матери, как переступает через каминную решетку и сжимает в ставшей вдруг влажной ладони летучий порох. ­

Нарцисса на мгновение застыла перед сыном крошечной куклой, сотканной из страха. Посмотрела ему прямо в глаза, и от этого взгляда он вдруг пришёл в себя. ­

— Ты сможешь, сынок? — дрожащий голос врезался в память навечно.­

Он звучал в ушах до сих пор. Это был тот самый голос матери, ради которого ты готов на всё, лишь бы он стал мягче. Спокойнее. Ты готов сдохнуть ради того, чтобы снова увидеть её расслабленной и безмятежной. Как было раньше. Как было в детстве. ­

Смогу ли я? — повторил он про себя её вопрос, осознавая, что она имела ввиду.­

Всю жизнь отец был для него единственным, всем, вершиной Олимпа, к которой Драко стремился.­

— Он уже не тот, кем был, — шептала Нарцисса, делая шаг к камину с паникой в мечущихся глазах. — Драко, он убивает людей. Он убивает их без разбору. Он стал монстром. ­

Вихри мыслей крутились в голове, а рука с порохом тряслась, рассыпая серый песок на брюки. Драко смотрел на мать, понимая, что не знает, что ему делать. Ему нужна была уверенность в правильности того, что происходит. ­

Лишь отец давал эту уверенность. А в глазах Нарциссы был только ужас перед тем, что сейчас происходило.­

Или произойдёт.­

— Драко... ­

Её губы задрожали, и она всхлипнула так больно, что он зажмурился. ­

Что-то внутри сломалось с этим всхлипом.­

Что-то, что было надломлено уже давно. Что-то, что держало мысли в порядке, перекрывало путь к хаосу и беспорядочным метаниям. Что-то, что поддерживал всегда отец.­

Декорации. Всё, что он видел, было декорациями. Ложью. В мгновение ока вершина Олимпа рухнула в Ад. Вместе с Люциусом.­

Вместе с иллюзиями Драко.­

Иллюзиями.­

— Я смогу, — процедил он. И понял, что сейчас предаст своего отца. ­

Вновь картинки перед глазами. Люциус пытает женщину, убивает, заставляет её разбивать собственное лицо о каменные стены.­

Всё должно быть не так.­

Порох вылетел из оледеневших рук, а губы Драко произнесли:­

— Министерство Магии, первый уровень. ­

И пока изумрудный огонь не поглотил его, унося за собой в мир сажи, он смотрел в глаза матери, из которых наконец-то полились слёзы, неся облегчение. И было в них то, что лишь прибавило ему уверенности. ­

В них была надежда.­


***





— Дружище, это не совсем то, что я имел в виду, когда предлагал тебе отдохнуть у нас в гостиной. Ты должен валяться на диване, а не заниматься... — Забини заткнулся на полуслове, встретившись глазами с Малфоем, сидящим за столом и комкающим пергамент в тонких пальцах. Секундная война взглядов заставила его стушеваться и нахмуриться. — Письмо? ­

Малфой кивнул и махнул рукой.­

— Забудь. ­

— От Нарциссы? ­

Драко вскинул раздражённый взгляд.­

— О, это уже не имеет никакой разницы, да? — рявкнул он, швыряя ком пергамента на стол и зарываясь руками в волосы.­

С Блейзом он мог позволить себе эту слабость. Несмотря на то, что сейчас они общались куда меньше, прошлой весной он поддерживал его как мог. И единственный был в курсе ситуации «изнутри», а не из уст Риты Скитер. ­

— Успокойся, Малфой, — прохладный тон, так похожий на тон самого Драко, раздражал и приводил в чувство одновременно. — Если не хочешь говорить — не нужно. ­

Забини отстранённо пожал плечами и уселся на привычное место у камина. ­

Так похоже на него. Достаточно лишь крошечного намёка — лучше не лезть, — и он исчезнет тут же. Без обид и дониманий.­

Драко вздохнул, приглаживая волосы. Выпрямляясь и уставившись в шарик бумаги, валяющийся около стопки книг.­

— Как тебя называет мать?­

Приглушённый голос показался незнакомым даже Малфою. Он не понял, зачем задал этот вопрос, и сейчас готов был отгрызть и сжечь собственный язык. Однако Блейз ответил спокойно:­

— По имени чаще всего. Безо всяких уменьшительно-ласкательных. Иногда... «дорогой» или «милый». Когда ей что-то нужно.­

Драко услышал усмешку в голосе товарища. Ему почему-то стало немного легче дышать, когда он понял, что говорить об этом с Блейзом можно. ­

— А что?­

— Да ничего.­

— Странный вопрос для “ничего”, — отозвался Забини и вновь замолчал. А затем слегка обернулся. — Как тебя называет...­

— Я сказал: забей, — рыкнул Малфой. В гостиной повисла тишина.­

Малфой слышал, как шумит в ушах кровь от непрошеной злости, и это напомнило ему о ночах, что он проводил, прислушиваясь к мёртвым стенам, пока отец убивал в их доме магглов. Или о том, как вчера он целовал Грейнджер. Чёрт, это вовсе не то русло, куда он хотел направить свои мысли. ­

Он уставился в тёмную древесину стола, провел по ней кончиками пальцев. ­

Глаза грязнокровки почти такого же цвета. Только чуть темнее и насыщеннее. С золотыми вкраплениями, когда она злится. Или смотрит на него. На его рот. Как смотрела вчера. ­

Чёрт, ты жалок, идиот.­

Он плотно закрыл глаза. Ему нужна темнота. Никаких ассоциаций. ­

Однако из-под век на него тут же взглянула Грейнджер. Через плечо, чуть наклоняясь над столом. «Проблемы, Малфой?».­

Нет, что ты, сука, никаких проблем. Продолжай нагибаться и показывать свои охуенные бёдра, обтянутые тканью.­

Какие бёдра?.. Разве не он несколько дней назад решил, что не хочет её? Угловатую и отталкивающую.­

Зубы сжались и скрипнули. Он вспомнил её влажный рот, в который мысленно тут же погрузился языком. Так явно, так точно ощущая её вкус, что по телу пробежали мурашки, а в пах горячими толчками ударила кровь. ­

Корица, мята.­

Тепло, влажно, до безумия приятно. Её встречающий язык, до хруста распахнутый рот и прижатая к его груди небольшая грудь. ­

Он ощутил, что собственный язык против воли пробегает по нижней губе, и чертыхнулся, пряча лицо в ладонях на несколько секунд. Мерлин. Что с ним происходит? За это лето он точно двинулся мозгами. ­

Нужно отвлечься. Отвлечься от неё. Её стало слишком много.­

— Мой сын Драко, — он не отрывал рук от лица и потому сам едва разобрал, что сказал. У Забини, видимо, проблем со слухом не было. — Так она меня называет.­

Малфой чувствовал на себе его напряжённый взгляд. ­

— Слушай. Нарцисса... — Блейз заворочался в своем кресле. — Она не знает, кто ты, Малфой. Она увидела тебя впервые в начале лета. ­

— Я знаю.­

— Дай ей шанс.­

— Шанс на что?­

— Стать твоей семьёй.­

“Моя семья любит меня”.­

Снова пляска образов перед глазами. Как же надоело.­

— Она и есть моя семья, — глухо произнёс он. И тихо добавил: — То, что от неё осталось.­

— Тогда дай ей шанс узнать тебя.­

— Узнать?­

— Драко. Ей тоже тяжело.­

— Я знаю, — Малфой закрыл глаза. Затем вздохнул и встал, забирая со стула сумку.­

Забини тоже поднялся. Он казался обеспокоенным, вглядываясь в глаза слизеринца.­

— Из меня такой же херовый советчик, как и из тебя, но я хочу тебе помочь.­

В его тоне слышалась та уверенность, которая удерживала на плаву уже долгое время.­

— Я знаю, Блейз, — быстро ответил Драко, упуская взгляд, скользящий по его лицу, и направляясь к выходу из гостиной.­

— Куда ты?­

— У нас урок через пятнадцать минут, — Малфой на секунду остановился перед дверью, выпрямил плечи и вскинул голову, принимая привычную осанку. И тут же будто половина мыслей, свалившихся на него, вылетела из головы. ­

Всё становится привычнее, когда возвращаешься в своё тело. ­

Даже легкой усмешке удалось растянуть бледные губы.­

— Ты тоже поторапливайся. ­

А в следующую секунду он скользнул за дверь, чувствуя спиной, что Забини хотел ему что-то сказать, но слова застряли в глотке.­

Сейчас ему хотелось послать всё к чёрту.­

Поддержку, Блейза, письма, грязнокровку. Всё к чёрту.­

Малфой скользил по коридорам подземелий, чувствуя себя здесь на своем месте. Всё существо тянулось к тёмному камню, отторгая свет, что встретил его почти физически ощутимым ударом в лицо, стоило лишь выйти в холл.­

Ноги понесли его на трансфигурацию, а по правую руку пристроилась невесть откуда взявшаяся Пэнси, влажно чмокнув его в щеку и что-то треща на ухо. ­

Малфою захотелось, чтобы она сейчас же провалилась в самое пекло вместе со своим режущим слух голосом.­

Затем их догнал Забини, и они принялись что-то активно обсуждать.­

В этом надоедливом жужжании прошел путь до кабинета трансфигурации, где уже сидели гриффиндорцы и часть слизеринцев. Пройдя на свое место, Малфой сел, вытягивая ноги. Взгляд против воли скользнул по рядам гриффиндорцев. Уизли рылся в своей сумке, Поттер что-то втолковывал ему. Грейнджер сидела боком, задумчиво уставившись в одну точку перед собой.­

Малфой тут же отвёл взгляд. Ещё не хватало, чтобы его засекли за грёбаным подсматриванием за чёртовой дурой.­

Но вдруг именно она повернула к нему голову. Сердце пропустило удар. ­

Драко чуть не рассмеялся, когда понял, что избегает её взгляда, продолжая рассматривать портреты на стене за доской. Вот уж этого ещё не было.­

Грейнджер продолжала смотреть, что нервировало и заставляло ёрзать. Отвернись. Кто-то может заметить, идиотка. Просто отвернись.­

Она что, ждёт, пока всевидящий Нотт отвесит ей одно из его грубоватых замечаний? Типа: “Посмотрите, как она смотрит в нашу сторону”, что обязательно должно бы повлечь за собой реакцию Малфоя, но... что он скажет?­

Что ему сказать? Этот вопрос почти поверг его в ужас. В груди неприятно заныло.­

Лениво потянувшись, он приобнял плечи сидящей рядом Пэнси, которая тут же расцвела в улыбке, становясь похожей на павлина. Даже Блейз удивлённо приподнял брови, бросая на Драко быстрый взгляд.­

— У тебя хорошее настроение, малыш? — шепнули губы Паркинсон в самое ухо, и краем глаза Малфой заметил, что грязнокровка наконец-то вздрагивает и отворачивается. И снова что-то саднящее в груди.­

— Просто прекрасное, — выдавил из себя.­

Но в следующий момент внимание переключилось.­

Резкий хлопок заставил класс затихнуть, а слизеринцев — вытянуть шеи, чтобы рассмотреть, что случилось на этот раз у идиота-Долгопупса, который до этого упражнялся в произношении заклинания. Малфой не поворачивал головы — ему это и не потребовалось.­

— Взгляните! Этот придурок снова взорвал бокал! — Крэбб самозабвенно заржал, тыча пальцем в ряды гриффиндорцев. Слизеринцы заулыбались и заулюлюкали, посмеиваясь. ­

— У грязнокровки всё лицо черное, — Пэнси, стараясь ещё ближе придвинуться к Малфою, ехидно хихикнула. ­

Драко услышал новую волну смешков и повернул голову, подумав, что это будет довольно странно, если он игнорирует подобное. ­

Лицо Грейнджер действительно было слегка запачкано. Щека и совсем немного — нос. Она, сжав губы, помогала Невиллу убрать остатки бокала с их стола, стирая рукавом сажу с лица.­

— Эй, Грэйнджер, тебе так даже лучше! — крикнул Гойл. Захотелось заткнуть его и врезать хорошенько, чтобы не распускал язык. Конечно, Малфой этого не сделал. Просто наблюдал, как девушка резко подняла голову, уничтожая того взглядом.­

— Пошел к чёрту, — прошипели её губы.­

— Заткнись, Гойл, — Поттер. Встаёт со своего места, поправляя очки.­

Вот ты какая, отличная возможность дать выход копившемуся в груди напряжению.­

Малфой лениво перевёл на него взгляд, убирая руку с плеча Паркинсон. Радуясь, что не нужно смотреть на Грейнджер, которая, кажется, теперь тоже избегала контактировать с ним глазами. Тем более при взгляде на её губы Драко ощутил, как что-то начинает ворочаться в грудной клетке с боку на бок. ­

— В чём дело, Поттер? Появились лишние целые кости?

— Ты тоже заткнись, Малфой. Иначе кости пересчитаем тебе. ­

— Послушай, ты... — Забини поднялся, отодвигая стул. — Может быть, хочешь сказать что-то еще? Или ты здесь на особых правах?­

— Эй, полегче...­

— Уизли проснулся? — Малфой одним движением головы заставил рыжеволосого замолчать, и теперь тот лишь щурился из-под своей рыжей чёлки.­

— Не нужно, Рон, — тон Грейнджер был холодным и строгим. — Ты же знаешь, это не стоит особенного внимания. — Она, кажется, смотрела прямо на Малфоя каких-то несколько секунд, но серые глаза в этот момент сверлили лицо Уизли.­

Тот послушно поджал губы. В классе повисла напряжённая тишина. Только Нотт постукивал пальцами по углу парты, ухмыляясь краем рта.­

— Что такое, а? — Блейз сделал шаг к гриффиндорцам. — Маленькая шлюха сказала «место»? ­

— Нет, Гарри, перестань!­

Поттер выхватил палочку, направляя её на Забини, который был готов сорваться с места в любой момент. Грейнджер вскочила на ноги, цепляясь за рукав своего дружка, глядя с испугом и что-то шепча, хмуря тонкие брови. Из сбивчивой речи до ушей Малфоя долетали фразы о приходе МакГонагалл и снятых очков с факультета, ненужных проблемах и здравомыслии.­

Однако мозг практически не воспринимал слова. ­

Драко смотрел, как её рука сжимала предплечье Поттера. Он вспомнил, как сам держал её за плечи. Отвращение накатило на него вместе с другим, более разрушающим чувством. ­

Видит Мерлин, он не собирался этого говорить, но...­

— Как это мило, — голос был тихим, однако все замолчали, — я просто рассыпаюсь в восторгах. Шрамированный кретин и грязная грязнокровка.­

Грейнджер онемела, кажется. В тот момент, когда слизеринцы взорвались почти болезненным смехом, Малфой наблюдал, как она поворачивает голову и смотрит ему прямо в глаза. А потом, не отводя взгляда, поднимает руку и с нажимом вытирает скулу, лишь сильнее размазывая тёмные пятна по нежной коже.­

Нет. Ох, нет. Отвернись. Чёртова дура, отвернись от меня. ­

Взгляд напоминал шоколад. Горький, горячий, растопленный. Касается его кожи. Какой он на вкус? ­

Сладость, приторность. Он бы хотел попробовать его. Прямо сейчас приоткрыть рот и поймать его кончиком языка. По шее пробежала дрожь, и крошечные волоски на затылке встали дыбом, пока грязнокровка дышала, раздувая точёные ноздри то ли от злости, то ли от обиды. ­

Воспоминание о влажном языке, скользнувшем, кажется, совершенно случайно вчера по его губе, заставило подобраться. Хотелось намотать на кулак её густые волосы, потянуть и запрокинуть голову так, чтобы на тонкой шее натянулась кожа. А потом накинуться на её губы. Въедаться в рот, ощущая ненавистный вкус корицы. ­

Грёбаной корицы. ­

Интересно, а она дала бы трахнуть себя в этом кабинете? На парте. У стены. На столе у старухи МакГонагалл. Он бы трахал её, упиваясь сладкими криками. Она бы неотрывно смотрела ему в глаза. Рот был бы открыт, и Малфой ощущал бы её стоны, рычание. Или хрипы, когда она сорвала бы себе голос. А он бы кусал её, проникая глубоко внутрь. ­

В её рот. В неё саму. В её сознание.­

Живот Драко напрягся, а рука помимо воли поправила мантию, скрывая набухающую эрекцию.­

Картинка явно нарисовалась в голове, принесённая в мозг горячим потоком крови, что, кажется, кипела в венах. Но не успела задержаться.­

— Ничего остроумнее я и не ждала от тебя.­

Ледяной голос. ­

Он скривил губы, возвращаясь в реальный мир, ощущая раздражение, и с утроенной желанием ненавистью выплюнул:­

— Закрой рот, — и, обведя насмешливым взглядом горящее лицо, добавил зачем-то: — уродина.­

Брови Грейнджер приподнялись от неожиданности. ­

Драко и сам удивился. Слизеринцы же поддержали его слова гоготом. Пэнси хохотала громче всех, одобрительно поглаживая его плечо. Захотелось вдруг отодвинуть ее от себя. И, к ужасу Малфоя, вернуть свои слова обратно. ­

Судя по тому, как вспыхнули глаза Поттера, он уже готов был кинуться и вцепиться в глотку Драко, но у двери послышалось негромкое и сухое покашливание и быстрые шаги.­

В класс вошла старуха МакГонагалл, и слизеринцы, по-прежнему тихо переговариваясь и посмеиваясь, сели по местам. Малфой уставился на свои руки.­

— Я надеюсь, мне просто показалось, — строго произнесла она, проходя мимо, — что здесь назревает перебранка.­

— Конечно, профессор. Всё прекрасно.­

— Чудно. В таком случае, вы соизволите занять свои места. Мистер Нотт. Парты созданы для того, чтобы писать за ними, а не сидеть на них.­

Малфой снова покосился направо, заметив, что Поттер, стиснув зубы, бросил в их сторону ещё один тяжёлый взгляд.­

Грейнджер сжала губы и отвернулась, усаживаясь за свое место, где Невилл, красный словно рак, начал бормотать слова извинения. ­

Давай. Проси прощения, кретин. Видишь, что из-за тебя произошло?­

Драко надеялся, что грязнокровка покривится или скажет что-то ещё, но она просто отвернулась. Села к нему боком. А через секунду к ней прилип чёртов Поттер и всё ещё скованный перебранкой Уизли.­

Драко фыркнул, подтаскивая к себе книгу и бездумно открывая её на первой попавшейся странице.­

Интересно, с каких пор он стал так разборчив в выражениях?­

К чёрту.­

К чёр-ту.­

Пэнси зашептала что-то ему на ухо, но он не разобрал слов — специально, наверное. Он не хотел понимать окружающих. ­

Он не хотел понимать даже самого себя.­


***



До встречи в библиотеке с Куртом Миллером оставалось чуть больше часа, и Гермиона решила свободное время посвятить занятиям травологией у себя в спальне. ­

Если честно, нигде больше находиться не хотелось. После идиотской стычки на трансфигурации не было желания даже говорить с кем-либо, а не то что улыбаться и делать вид, что всё в порядке.­

И эта фразочка Малфоя... ­

Гремиона уверяла себя в том, что ей плевать. Конечно, плевать — как иначе? Она твердила себе это целый день. И труднее всего было не позволить Гарри начистить Малфою лицо.­

— Этот кретин поплатится... честное слово, он у меня запомнит... ­

— Гарри, тише.­

— Ублюдок. Сейчас закончится урок и... ­

И ничего.­

Он уйдёт в компании своих дружков, всё ещё посмеиваясь над тем, что стакан Невилла разорвался на части.­

Гермиона покачала головой, продолжая бездумно записывать конспект.­

— Прекрати вести себя как ребёнок. Малфой — идиот. Не нужно обострять эту ситуацию.­

— Слушай, ты не поняла, наверное, но он совсем потерял совесть, — зашипел Гарри с таким ожесточением, что от его дыхания пошевелилась выпавшая из заколки прядь её волос.­

— Он всегда был таким.­

— Нет, не всегда.­

Голос МакГонагалл заставил их вздрогнуть:­

— Мистер Поттер, возможно, вам есть, что добавить к лекции?­

Наконец-то замолчал. Кашлянул и угрюмо покачал головой.­

— Извините, профессор.­

Гермиона стыдливо потупила глаза, когда недовольный взгляд декана зацепил и её тоже. Но всё ещё беспокоило то, как Гарри постукивал ногой по полу.­

— Прекрати злиться, — прошептала, когда Минерва села за кафедру и принялась искать что-то среди горы пергаментов.­

— Я не злюсь.­

— Я хочу, чтобы ты пообещал мне, что не приблизишься к Малфою.­

— Слушай... ­

— Я не собираюсь ничего слушать, Гарри Поттер.­

Гарри сжал губы и отвернулся, а внимание Гермионы тут же приковалось к Драко, который сидел в соседнем ряду и пустым, как обычно, взглядом скользил по однокурсникам. Кажется, он уже и забыл о том, что случилось.­

Да и с чего бы ему помнить.­

— Слышишь? Пообещай, что у вас не будет стычки.­

— Почему ты заступаешься?­

— Я не заступаюсь, дурья твоя голова. Я избегаю проблем.­

— Проблемы уже есть.­

Это точно. Поттер и сам, наверное, не понял, как оказался прав. У них были огромные проблемы.­

— Значит, их станет на одну меньше, — упрямо заявила Гермиона. — Пообещай, — добавила тут же, стоило Гарри закатить глаза, стиснув кулаки.­

Он бросил холодный взгляд в сторону слизеринцев и процедил сквозь зубы:­

— Ладно.­

Она не успела даже вздохнуть с облегчением, как он добавил:­

— Только до следующей его выходки, ясно?­

О, это не займёт много времени.­

— Ясно. Спасибо тебе.­

Поттер ничего не ответил, только дёрнул плечом и просидел мрачный как туча до самого конца лекции.­

А теперь... Если бы ей сейчас не нужно было идти в библиотеку, она могла бы заниматься в общей гостиной, дергая время от времени Гарри и Рона, которые бы, как обычно, бездельничали, а потом слезно просили бы списать на контрольной.­

Гермиона могла представить, что сейчас они сидят развалившись у камина и играют в волшебные шахматы. Или поедают Берти-Боттс, что утром передала Рону мать. Или снова играют в Плюй камни. Гермиона бы бросала на них недовольные взгляды из-за стола, а они бы старательно делали вид, что не замечают.­

Теперь у неё такой возможности не было. ­

Теперь она сидела у себя в спальне, поглядывая на стопочку книг, приготовленную для занятий с Куртом. Нужно было чем-то занять своё время и отключиться от мыслей о долбаном Малфое, накрепко засевшем в голове.­

И Гермиона выбрала самый верный способ.­

В гостиной старост она заниматься не хотела, хотя треск камина успокаивал, возвращая к прошлому и привычно бегущим учебным дням, что ещё недавно казались счастливыми, а теперь нагоняли какую-то будничную меланхолию. ­

Она уселась за небольшой стол, доставая из сумки пару книг. Краем уха услышала, что дверь в гостиную открылась. Сердце на секунду замерло. Послышался знакомый резковатый смех, и губы гриффиндорки скривились. ­

Пэнси. ­

Снова он притащил её сюда после занятий.­

Подавив рвущееся изнутри раздражение, девушка упрямо сжала губы, выискивая из стопки нужную книгу и против воли прислушиваясь к тому, что происходило внизу. Голос Паркинсон резал слух, однако слов разобрать было нельзя — не самый приятный звук, что доводилось слышать. Кажется, даже мандрагора вопит благозвучнее.­

Что он нашел в ней?­

Что они находили в ней? — тут же исправила себя Гермиона, немного ошарашенная внезапностью мысли.­

Парни Хогвартса так нахваливали её, будто это была не Пэнси Паркинсон, а Божество Паркинсон. Всем было известно, что она — девушка не самого тяжёлого поведения, и затащить ее в постель не составляло особенного труда, особенно если дело касалось таких парней, как Малфой. Хотя к этим она бежала сама, вешаясь им на шею и не отлипая. ­

Одёрнув себя и отругав последними словами за подобные размышления, Гермиона открыла книгу, уставившись невидящим взглядом в оглавление и заставляя себя не прислушиваться. Наступила недолгая тишина, в которой высокие часы у стены громыхали секундной стрелкой будто гонгом. ­

Наверное, поднимаются в спальню.­

Секунду спустя захлопнутая дверь его комнаты стала тому подтверждением. Гермиона вздрогнула, прикрыв глаза. Через ванную, что не заглушала смеха Пэнси, было слышно почти всё. Торопливые шаги и молчание, что время от времени прерывало неприятный смех, который становился всё тише, а затем и вовсе угас.­

Тишина звучала ободряюще. Девушка снова уставилась в учебник, и ей удалось прочесть даже нескольких страниц, когда тонкий и высокий стон из соседней комнаты иглой впился под кожу.­

Это было неожиданно.­

Ведь тишина до этого говорила о том, что хозяин комнаты наложил на неё «заглушку». Гермиона нахмурилась, поглядывая на время. Прошло минут пятнадцать, а неизученного материала оставалось ещё много.­

— О, Драко...­

Гермиона зажмурилась, чувствуя, как по коже бегут мурашки, а внутри ревёт и бьёт в рёбра что-то большое и колючее, перехватывающее дыхание. Прекрати. Прекрати думать о том, что он сейчас делает. Что чувствует эта гадкая шлюшка. Где сейчас его руки и рот.­

“Уродина”.­

Он назвал её уродиной. Выплюнул это в лицо. И спасительная злость тут же придала сил. Грейнджер уверенным движением подняла сумку и принялась искать в ней волшебную палочку.­

Малфой не наложил заглушающее заклинание. Впервые. Забыл?­

Пэнси так хороша, что он потерял голову?­

Фу, да об этом даже думать не хотелось. Ладонь наткнулась на рукоятку, и Гермиона уже вытянула руку, когда...­

— М-м... да...­

Прерывистый стон Пэнси буквально подкинул на месте, заставив выронить палочку.­

Гриффиндорка отшвырнула от себя книгу, вскакивая на ноги, и в два шага оказалась около двери в ванную комнату. Холодные пальцы стиснули изогнутую ручку.­

Куда ты идешь? Что ты им скажешь? «Не могли бы вы прекратить трахаться, пока я тут пытаюсь заниматься»?­

Нелепости какие. ­

Ладонь надавила, и дверь приоткрылась. В нос ударил запах мыла, а учащающиеся стоны Пэнси стали громче, отдаваясь эхом в полумраке кафельных стен. Взгляд упал на приоткрытую дверь в его спальню и край кровати, что был виден сквозь щель.­

Девушка прикусила губу, соображая, что же теперь делать. Подойти и закрыть дверь как заботливая мамаша? Нет, лучше просто уйти в свою спальню и продолжить заниматься. Она ведь может поставить на свою комнату звуконепроницаемость, чтобы посторонние звуки не отвлекали её. И об этом никто не вспомнит. Она забудет о том, чем занимаются Малфой и Пэнси в соседней комнате. ­

Да, так она и поступит. Развернётся и уйдёт.­

Гермиона несколько секунд не двигалась, а затем ноги понесли её к приоткрытой двери. «Что ты делаешь? Уйди отсюда. Иди заниматься!».­

Мысли в голове неслись с невероятной быстротой, путаясь и сталкиваясь друг с другом. Запретная территория манила, и Гермиона лишь сжимала кулаки, делая шаг за шагом вперед, минуя раковину, душевую кабинку, ванну и зеркало. ­

Я не буду смотреть. Я только... только... Только что? ­

— О, Мерлин! Да... ещё! ­

От визгливого крика Гермиона подскочила на месте, замирая в шаге от двери, не отрывая глаз от края застеленной кровати, что будто была ориентиром в полумраке ванной.­

«Грейнджер, просто развернись и уйди к себе!» — внутренний голос орал едва ли не громче Паркинсон.­

Она ощущала дрожь в ногах, однако всё равно сделала ещё один шаг, кляня свой интерес. А в следующий момент дыхание застряло у неё в груди. ­

Пэнси стояла, опираясь локтями о туалетный столик, совсем рядом с дверью в ванную. На лицо ей падали волосы, юбка задрана на талию, а наполовину расстегнутая блуза обнажала одну полную грудь, что подрагивала в такт резким движениям. ­

Гермиона застыла, чувствуя, как медленно опускаются внутренности, а к щекам приливает кровь. Она видела лишь его руку на талии девушки. Пальцы впивались в ткань, толкая её на себя. Можно было услышать прерывистое дыхание, когда стоны слизеринки на какие-то мгновения затихали.­

Его дыхание. Гермиона прислушалась. Вдох, хриплый выдох, вдох, тихое рычание и снова вдох, чуть быстрее предыдущего.­

Она хотела увидеть его. Его лицо, его тело, его глаза.­

Последний, почти отчаянный шаг к приоткрытой двери — и вот она уже почти часть этого. Часть комнаты с плотно зашторенными окнами, с кроватью, такой же, как в её собственной спальне, со шкафом и столом. С учащённым дыханием и движением тел. ­

Он был без рубашки и стоял к ней боком. Широкий разворот плеч, распахнутые крылья выступающих ключиц, просматривающиеся линии ребер, что при каждом вдохе выделялись на боках. Тугие мышцы живота напряжены, под светлой кожей чётко выступают кубики пресса.­

Лицо застыло каменной маской, на виске выделилась вена. Рот приоткрыт, влажный язык то и дело облизывает полные губы. Светлые волосы отдельными прядями падают на лоб. Гермиона жадно следила взглядом за тем, как капля пота стекает по его груди, к пупку, оставляя влажный след на белой коже. Она не успела подумать, как это неправильно, когда желание проследить этот же путь кончиком языка буквально впилось в неё своими горячими челюстями. С ужасом ощущая, как влажно стало внутри и как жжёт и тянет низ живота, она непроизвольно облизала губы — одновременно с ним. Отчего сердце зашлось, и ей показалось, что на своих губах она ощутила его язык.­

Она никогда не понимала влечения девушек к парням. Теперь же она осознала. Как это — когда хочется прикоснуться к коже губами, руками, ощутить её ближе к себе. Какая она горячая, и силу, скованную под кожей в этих руках. Сильных, стискивающих. Она вспомнила, как эти руки сжимали её плечи, пока жёсткий язык проходился по её рту. ­

Дрожащий выдох вырвался из её губ.­

Взгляд скользнул по крепкой жилистой шее, когда он запрокинул голову и его белоснежные зубы впились в нижнюю губу. Так он кусал её вчера? Так он хотел её, грязнокровную волшебницу, как хотел сейчас Пэнси? Мерлин... Как же он потрясающе красив. ­

— Драко... Драко, ну же!­

— Заткнись. ­

Глухой голос врезался в мозг Гермионы подобно удару. Заставляя девушку вздрогнуть, сделать шаг назад. Кровь с новой силой бросилась ей в лицо, а удушающая рука желания на секунду отпустила её глотку. Что она делает? Она подсматривает за тем, как Малфой трахает свою шлюху!­

Грейнджер кинулась к двери в свою комнату, когда его громкий и продолжительный стон достиг ее ушей, заставив остановиться. Сердце замерло. Девушка прислушивалась к шумному дыханию, прислонившись лбом к дереву двери и ощущая, как сердце вылетает из груди. Чувствуя пульсацию где-то внутри и сжимая на железной ручке влажные пальцы. ­

Гермиона прекратила стискивать зубы, только когда ощутила резкую боль и привкус крови во рту. ­

Металлический и будто пустой. Он пробежал по языку и исчез в горле.­

Мерлин побери их всех, если это нормально. Если она, стоящая в полутёмной ванной, прислушивающаяся к звукам, издаваемым кончающим Драко Малфоем, — это нормально. Гермиона тяжело сглотнула, осознавая, что рот наполнился слюной, а затем медленно потянула дверную ручку на себя.­

Она скользнула в свою комнату, плотно закрывая дверь и прислоняясь к ней спиной. На несколько секунд спрятав лицо в горячих ладонях, почувствовала, как глаза наполняются слезами. ­

Слезами непонимания и паники. ­

Что с ней происходит? Что, чёрт возьми, с ней ПРОИСХОДИТ? ­

— Ох, Драко, это было прекрасно. ­

Теперь голос Паркинсон казался приглушенным. Гермиона сжала зубы, подскочила к тому месту у стола, где валялась палочка, и шепнула заклинание звуконепроницаемости. Спальня тут же погрузилась в гудящую тишину.­

Почему она подсматривает за ним, ищет его взгляда, высматривает его фигуру в толпе слизеринцев? Когда это началось? ­

Неужели она, Грейнджер, испортилась? Стала неправильной. Нет, нет. Так не должно быть. Девушка зажмурилась, отбрасывая палочку в сумку, и перед глазами вспыхнула картинка, увиденная несколько минут назад. Его идеальное тело, обтянутое светлой кожей. Его дыхание. ­

Слёзы потекли по щекам.­

Никогда в жизни она не думала, что будет плакать о Малфое. Никогда в жизни она не простила бы ему этого.­­
 

Глава 5.

— Агуаменти. ­

Из палочки вырвалась небольшая струйка воды, наполняя подставленный заранее кубок. Курт, наблюдая за Гермионой, несчастно вздохнул, роняя голову на сложенные на столе руки.­

— У тебя получится, не отчаивайся, — она ободряюще улыбнулась, стараясь, чтобы это выглядело убедительно. Пододвинула кубок к нему. — Пить хочешь?­

— Нет. ­

Его приглушённый голос раздавался откуда-то снизу.­

— Я безнадежен. Это всё равно что обучать магии воды дикого великана.­

Девушка назидательно сложила ладони вместе.­

— Великаны не так глупы, как могло бы показаться с первого взгляда. Я встречала одного, который беспрепятственно откликался на свое имя и некоторые команды... ­

Миллер, кажется, фыркнул, после чего поднял улыбающееся лицо на гриффиндорку.­

— Это невероятно обнадеживает.­

— Я не хотела сказать, что шансы обучить тебя равны шансам обучить великана... — Гермиона запнулась, заметив смешинки в его глазах. — Но тебе стоило бы отнестись к этому серьезнее, Курт.­

— Прости. Но ты невероятно забавно сравнила меня с практически безмозглым существом. ­

Гермиона сдержала улыбку, вновь пододвигая к молодому человеку кубок.­

— Попробуй ещё раз. ­

Он вздохнул, расправляя плечи и прокашлявшись в кулак. ­

— Агуамэ-энти!­

Брызги ледяной воды обрушились Гермионе на мантию и на лицо. Она зажмурилась, сжимая губы. ­

— Чёрт... Прости!­

Она приоткрыла один глаз, глядя на смущённого Курта, который уже тянулся к своей сумке.­

— Агуаменти, Курт. А-гу-а-мен-ти. Потренируйся в произношении, а на сегодня... — внезапно мягкая ткань заскользила по ее лицу. Миллер старательно промокал платком ее щеки. — Что ты...­

— Вот, — он вытер кончик ее носа и лоб. — Прости. Я бездарен в заклинаниях воды. ­

Гермиона смущенно опустила глаза, улыбаясь.­

— Не страшно. Ты только учишься. На сегодня мы закончим, уже поздно, — она сложила книги и поставила на место чернильницу, отправляя томики на полки. ­

Миллер наблюдал за ней.­

— Ты не хочешь прогуляться? ­

— Что?­

— Прогуляться. Совместить приятное с полезным.­

— Я... не знаю, — Гермиона растерянно сжала руками палочку. — Уже поздно.­

Курт взглянул на часы, удивлённо присвистнув.­

— Действительно. Половина девятого. Время с тобой мчится незаметно, — он улыбнулся, заглядывая Гермионе в лицо. — Тогда позволь проводить тебя до Башни старост.­

Грейнджер пожала плечами, ставя очередную стопку книг на стеллаж.­

Честное слово — единственное, чего ей хотелось сейчас, это остаться наедине со своими мрачными мыслями, которые нагромождались одна на другую, представляя из себя уже довольно высокую и устойчивую пирамиду. И упирались, естественно, в одного-единственного человека.­

Тут и думать не нужно было. Это злило её. Поэтому Гермиона, не позволяя сомнению захватить сознание, быстро кивнула:­

— Я не откажусь от компании.­

Миллер радостно улыбнулся её словам, помогая с расстановкой книг. В библиотеке остались они одни, что казалось немного странным и придавало свой уют. ­

Через десять минут их шаги уже отдавались в коридорах.­

Курт забрал её тяжёлую сумку, перекинув её через плечо, и говорил о чем-то, а Гермиона слушала вполуха, отвечая лишь изредка. Сегодня она была явно не настроена на болтовню. Часы занятий в библиотеке тянулись так, будто прошло несколько недель. Однако Курт частично развевал её мрачное настроение своими шутками и открытой улыбкой.­

Миллер вел её по замку, задавая маршрут. Они прогуливались медленно, спускаясь и поднимаясь на этажи. И время на какой-то момент действительно ускорило свой бег. Гермиона наконец-то ощутила себя спокойнее. С ним можно было не особенно напрягать голову ненужными мыслями. ­

Просто идти и кивать.­

Мыслями же она постоянно возвращалась в спальню Малфоя, слыша его дыхание, вновь и вновь слизывая капельку пота, что скользила по его животу. Эти мысли забирали её всю, и сегодня, только сегодня у неё не было ни желания, ни сил противиться им.­

Но, Мерлин, как же сильно они злили! Потому что в ушах всё ещё звучало это мерзкое, отвратительное “уродина”. И холодный взгляд, изучающий будто бы.­

Чёрт возьми. Да как можно вмещать в себе одновременно такую злость и такое желание думать, обсасывать подкинутый сознанием образ человека, которого она ненавидела всей своей душой?

Успокаивало одно — сейчас Гермиона придет в свою спальню, ляжет спать и завтра утром проснётся с совершенно пустой головой. В ней не будет ни чёртова Малфоя, ни картины, увиденной ею днём.­

Ни этого идиотского словечка, которое медленно, но верно крошечным плотоядным червячком проедало кору её мозга. ­

— Ты ведь не слушаешь меня, верно? ­

— Верно, — автоматически ответила Гермиона. Миллер молчал несколько секунд, после чего она спохватилась, вскидывая голову, а он рассмеялся. — Я не имела в виду... ох, прости, Курт.­

— Что случилось? — с прежней улыбкой спросил он и, кажется, совершенно не обиделся. ­

— Сегодня я... рассеяна.­

— Да уж я заметил. Хочешь рассказать? ­

Конечно, Курт, послушай о том, как я застала трахающегося Драко Малфоя и подсматривала за ним, чувствуя, как собственное тело начинает...­

— Нет, прости.­

— Без проблем, — он легко похлопал её по плечу, как иногда делал Гарри, когда не знал, что сказать. Но у Курта этот жест получился даже нежным. Он перехватил поудобнее сумку Гермионы и вздохнул. — Просто знай, что я выслушаю тебя... если что.­

Грейнджер благодарно улыбнулась.­

— Спасибо.­

— Когда теперь мы увидимся? — спросил он, не глядя на неё. — Я обещаю потренироваться и не залить тебя водой с ног до головы. ­

Гермиона рассмеялась почти против воли.­

— Это не страшно. Со мной учится один парень, его зовут Невилл, вот он во время изучения этого заклинания в прошлом году вылил на бедного профессора Флитвика столько воды, что тот не хотел пускать его в класс на следующем занятии и даже поставил ему удовлетворительный балл, попросив не являться на экзамен. ­

— Из тебя получился бы отличный учитель, мисс Грейнджер, — Курт слегка обогнал её, развернулся, идя спиной вперёд, и совершил шутливый поклон. — Немногих девушек я видел, чтобы они настолько тянулись к знаниям, не замечая больше ничего вокруг.­

— Вот уж сомнительный комплимент, — Гермиона рассмеялась и на этот раз — совершенно искренне.­

Миллер только пожал плечами и снова пошёл ровно.­

— Я говорю правду. Хоть смейся, хоть не смейся. И всё же, когда мы позанимаемся? ­

Гермиона пожала плечами. Она не могла сказать, что ей не понравилось его общество. Курт отличным образом отвлекал её.­

— Когда ты сможешь?­

— Ну, на этой неделе не получится. Во вторник Квиддич, у нас будут тренировки три дня подряд.­

Девушка застыла. Как она могла забыть! А ведь Гарри говорил ей о матче. Она так зациклилась на этом идиоте-Малфое, что совершенно забыла о своих друзьях. Немыслимо! ­

— Ты в команде? — спросила она, глядя на Миллера краем глаза, продолжая корить себя. ­

— Да. Вуд порекомендовал меня загонщиком, — распирающая его гордость была так ощутима, что Гермиона усмехнулась.­

— Думаю, у тебя всё получится. ­

— Надеюсь. Эй, а это не Драко Малфой?..­

— Что? — Гермиона ощутила, как сердце её падает куда-то в район пяток, когда подняла глаза и увидела, что им навстречу размашистым шагом идёт он. — Да... это Малфой. ­

Он был ещё далеко, но судя по походке и линии плеч — чрезвычайно зол. Девушка остановилась, придерживая молодого человека за локоть.­

— Курт... я думаю, дальше я дойду сама. ­

— Ты уверена? — Миллер нахмурился, глядя на Малфоя, который, кажется, сатанел всё больше с каждой секундой. ­

— Да, конечно. Всё в порядке. Иди, — Гермиона легко и торопливо стащила с плеча когтевранца свою сумку и подтолкнула того в спину. — Я завтра приду на вашу тренировку, договоримся о следующем занятии.­

— Ну... Как скажешь, — Курт бросил последний взгляд на Малфоя, а затем зашагал в противоположную сторону.­

Гермиона коротко выдохнула и пошла навстречу этому адскому вихрю, испепеляющий взгляд которого уже можно было почувствовать на коже. ­

Ей невыносимо хотелось развернуться и помчать вслед за Миллером, лишь бы не оставаться с Драко наедине. Он уже был так близко, что можно было без труда рассмотреть крупную вязку его черного свитера и ремень на джинсах. ­

Гермиона никогда не признавала, как хорошо он выглядел в повседневной одежде. И сейчас не собиралась. Лишь медленно остановилась, глядя на него.­

Он замер в нескольких шагах так резко, что светлые волосы упали на лоб, а носа Гермионы коснулся его запах, к которому примешивался аромат мыла. Видимо, блондин недавно был в душе. Сознание против воли нарисовало ей картинку Малфоя, который намыливает свои плечи, прикрывая глаза от бьющих в лицо струй воды. А затем — следующую. Как он вдалбливается в тело Пэнси. ­

Сердце забилось как ненормальное, а в щёки бросилась кровь. Мерлин... ­

Прекрати.­

Прекрати, возьми себя в руки. ­

— Что случилось?­

Она удивилась собственному голосу. В нём не было ни толики того удивления или смущения, что съедали её, будто пытаясь превратить в прах. Лишь бесконечная усталость, прохладная отчуждённость и... и что-то ещё, о чём она подумать не успела, потому что Малфой буквально вывернул все её внутренности ледяным голосом, что с шипением тёк из его губ:­

— Какой. Сегодня. День. Недели?­

Она приподняла брови, вопросительно глядя в его бешеные глаза, чувствуя, как посасывает под ложечкой.­

— Среда, — спокойно ответила она, поджимая губы, когда заметила, что желваки на его щеках пришли в движение.­

— Ну так какого дьявола ты шатаешься с этим... Миллером, херова дура, если сегодня патрулирование? — процедил он, выплевывая слова ей в лицо. — Уже грёбаных десять минут.­

Сердце пропустило удар.­

Как она могла забыть о патрулировании! Она никогда и ни о чём не забывала. Чёрт возьми, она действительно сходит с ума. Профессор МакГонагалл ей лично говорила, что нужно обходить замок каждую среду и пятницу. ­

Это... это просто ошибка. Недопустимая, невозможная. Это всё из-за него!­

Раздражение взвилось в ней подобно тонкой змейке. ­

— Я не забыла, ясно? — она вскинула подбородок, глядя на Малфоя. — Я начала патрулировать без тебя.­

Гермиона не хотела понимать, какую чушь несёт. Патрулировать старосте с учеником младшего курса запрещено, это и дураку ясно. Драко же закатил глаза, видимо, подавив очередной приступ злости. Но губы его в следующий момент сжались. ­

— Скажи мне одно, Грейнджер. Какого долбанного хрена я думаю о том, что нужно выполнять обязанности старосты, а ты в это время прохлаждаешься? Тебе не кажется, что мы немного поменялись, блядь, ролями?­

На последних словах его голос из негромкого и угрожающего рычания перешёл на рёв, отчего по спине пробежали холодные мурашки. Девушка лишь сжала губы, поднимая голову так, как если бы собиралась противостоять ему, но понимала, что искать оправдания глупо. Стыд и так сжигал её изнутри — и от воспоминаний, и от того, что она забыла о том, что она староста, и от того, что последняя, самая дикая и бесящая мысль со всей дури врезалась в нагромождение её устоявшихся, гнетущих: Малфой орёт на неё, как будто имеет на это право.­

Неожиданно в носу отчаянно закололо, а глаза опалило огнём злых слёз. ­

Она яростно всплеснула руками, выдохнула через рот и с громким рычанием пихнула его в плечо. Он отпрянул.­

— Не прикасайся ко мне!­

Слова эти пролетели мимо ушей, потому что Гермиона уже летела по коридору, стискивая руки в тугие кулаки и яростно моргая. От злости в груди можно было ощутить физическое шевеление, колющее, зудящее словно миллион раскалённых игл.­

Господи! Да как же сильно человека можно презирать! Ему впору умереть прямо там, где он стоит!­

— Стой!­

“Уродина”.­

Гермиона шла, не оборачиваясь, ощущая его уничтожающий взгляд между лопаток. Шла, уставившись перед собой и кляня всех на свете — себя, его, Миллера, Гарри и Рона, за то, что их не было рядом, когда они были так нужны.­

— Я сказал: стой! — наверное, даже у Снейпа в апогее ярости голос был теплее, чем у Малфоя сейчас. ­

Пусть идёт к хренову дьяволу со своими приказами.­

Она заставляла себя идти, прислушиваясь к стуку своих каблуков. А через секунду сзади раздались его шаги.­

Страх толкнул её в спину. ­

На что она рассчитывала, когда побежала? Глупый поступок, выражающий лишь её слабость перед ним, которую она никогда бы не признала.­

Она не успела пробежать и нескольких метров, когда ощутила боль во всей голове и его пальцы, сжимающие волосы, отчего из глаз едва не посыпались искры. Зато полились бесконечным потоком до этого сдерживаемые слёзы.­

— Не трогай меня!­

Голос сорвался на отчаянный крик. Она сама не ожидала такого. ­

— Я сказал тебе остановиться, — прошипел он, разворачивая её к себе лицом. Плохо соображая, что делает, она принялась отпихивать его руки, которые пытались сжать её плечи. Снова. Как тогда.­

Как каждый раз, когда он собирался совершить очередное непоправимое. Нет, она не позволит! Она — гриффиндорка!­

— Не прикасайся ко мне! Не прикасайся! ­

Голос еще эхом отдавался в каменном коридоре, когда его пальцы наконец-то смогли сжать худые руки, отталкивая её к ближайшей стене с такой силой, что на какой-то момент весь воздух из её легких вырвался наружу в невольном выдохе. Лицо его расплывалось. ­

— Я ненавижу тебя! — громко крикнула она, не обращая внимания на угрожающе надвигающиеся глаза. — Я ненавижу тебя, Малфой! Ненавижу! ­

Он застыл в десятке сантиметров от неё. Так резко, будто её слова пробурили в его мозгу отверстие, через которое смысл сказанного наконец-то дошёл до сознания. Он вглядывался в её лицо с такой дотошной внимательностью, будто заметил в нём что-то, что удивило его.­

В любом случае, его ярость испарялась, Гермиона ощущала это всем своим существом, кляня слёзы, что продолжали течь по лицу и шее.­

— Какого хера ты плачешь? — на выдохе произнёс он, и от этого голоса, от неясной, страшной пародии на извращённую заботу, которую различила в нём Гермиона, её глаза зажмурились, а изо рта вырвался всхлип.­

— Заткнись! Заткнись и отпусти меня! — захлёбываясь собственным криком, она опустила голову, всхлипывая. Желая умереть от унижения, от того, что он заставлял испытывать, глядя на её слабость. Глядя, поедая её кусок за куском. ­

Она клялась себе, что он никогда не увидит их.­

И вот. Полюбуйтесь. Соплячка, трясущаяся от рыданий так, что плечи ходят ходуном, а позвонок больно упирается в камень стены.­

Гермиона считала удары своего сердца, не двигаясь, ощущая лишь его сжимающиеся руки на плечах. Задним умом она поняла: она знает, что с ними происходит. Это казалось таким легким, таким разумеющимся. ­

Это просто глупость. Огромная и липкая бездна глупости.­

Отъявленное издевательство с его стороны и её упрямство. То, что нельзя сталкивать. Никогда, никогда нельзя допускать столкновения этого. Но сейчас, когда его дыхание шевелило её волосы, она понимала, что не хочет двигаться. И снова исполинская злость, накатывающая такими огромными волнами.­

Она не должна чувствовать этого. Того, что, кажется...­

Ей это нужно.­

Стало вдруг невообразимо нужно. День назад? Два? Нет. Ей нужно это сейчас. А, быть может, было нужно всегда. Просто он никогда прежде не подходил к ней так близко, чтобы она вдохнула в себя эту нужду. Чтобы она проникла в легкие и стала частью её.­

Поэтому Гермиона стояла, зажмурив глаза. Стояла, не понимая, почему он не шевелится, а просто молча продолжает сжимать её плечи, ведь, кажется, прошло уже несколько минут. И ровно столько времени понадобилось, чтобы осознать: она вцепилась в плотную ткань свитера, сжав его предплечья. То ли не подпуская к себе, то ли не желая, чтобы он отходил, тайно подпитываясь его холодным теплом.­

То ли стремясь так сильно сжать его руки, чтобы они отвалились к чёртовой матери, потеряв приток крови.­

Последний всхлип сорвался с её губ.­

Она приоткрыла глаза и смотрела на крупную вязку материи перед собой где-то на уровне малфоевских ребер, не желая поднять взгляд. Медленно разжала руки, чувствуя, как пальцы с трудом расслабляются. Как на щеках остывают слёзы.­

— Твоя сумка, значит.­

Что?..­

— Что? — Гермиона удивлённо подняла глаза. Малфой смотрел пусто и отрешённо, сверху вниз. И расстояния между ними было прилично.­

— Он нёс твою грёбаную сумку.­

— Да. У тебя проблемы с этим?­

Его бровь поползла вверх, образуя несколько складок на полуприкрытом волосами лбу.­

— Нет. Просто удивился. Ты ему заплатила за это, наверное.­

Гермиона тяжело вздохнула.­

— Отпусти меня. ­

— Я не держу тебя.­

Они оба уставились на стискивающие её плечи бледные пальцы. А затем снова друг на друга.­

— Малфой, пожалуйста. Я устала, давай просто сделаем это и вернёмся в гостиную.­

Конечно, она говорила о патрулировании.­

Тихая просьба сорвалась с губ, прежде чем Грейнджер успела проконтролировать свой голос, который дрожал и звучал так, будто её били розгами несколько недель кряду. ­

Всего одно мгновение — и пустота навалилась на неё всем своим эфемерным телом. Его руки исчезли так внезапно, что она даже не поняла, как это произошло. Просто в один момент оказалась без поддержки.­

Расправила плечи и вытерла ладонью влажные щеки, стараясь не придавать особого значения тому ветерку, что пронесся под ребрами, когда он сделал шаг назад. Со вздохом посмотрела на Малфоя, собираясь сказать что-то о его дурацкой привычке хватать её за плечи, но... сердце застыло. ­

Он смотрел сквозь неё.­

Так, как в поезде.­

Так, как всю свою жизнь.­

Так, как должен был смотреть всегда.­

Безразличие. Прохладное «ничего».­

Гермиона опустила взгляд, осторожно обходя его, чувствуя, что горький комок в горле никак не желал рассасываться. Малфой медленно сунул руки в карманы брюк. Приподнял брови, глядя на неё с отстраненной неприязнью. ­

— Мы тут всю ночь проторчим или, может быть, всё-таки приступим к патрулированию? — холодно осведомился он, окидывая девушку взглядом. Та прерывисто кивнула, не отрывая от него глаз.­

Драко чувствовал сильнейшее желание стереть с её лица это растерянное выражение.­

И влагу, оставшуюся на щеках от слёз. Малфой чувствовал, как покрывается холодной плёнкой сердце, потому что память снова выбросила не тот образ и упрямо держала его в сознании.­

Он развернулся и пошёл по темному коридору слишком быстро, глядя прямо и слыша шорох легких шагов за спиной. А перед глазами стояло лицо Нарциссы, полное ужаса и слёз. Он видел его перед собой. Вот так же прижимал к стене, когда она пыталась вырваться из его рук.­

— Драко, отпусти меня!­

— Так нужно, — хрипит он, сжимая дрожащие пальцы на её плечах. ­

— Драко! Они хотят отнять у меня память! ­

— Они убьют тебя, если не сделать этого, — тихий голос его, будто чужой. Глухой и безжизненный. — Ты отправишься в Азкабан вместе с отцом, если не это.­

— Лучше Азкабан, чем прожить всю оставшуюся жизнь ТАК.­

— Миссис Малфой, эта процедура совершенно безболезненна. ­

Голос мистера Томпсона до крайности спокоен.­

— У меня есть сын! Мне нужно быть с ним в здравом уме, а не оболочкой, не помнящей даже своего имени! — крик женщины отдаётся в груди Драко, задевая сердце, мешая ему биться. ­

Он понимает, что вот-вот разожмёт руки, не позволив Министерству отнять память матери.­

А Нарцисса плачет, цепляясь пальцами за его одежду. Её слёзы, такие огромные, текут по щекам и падают вниз. На его руки.­

— Отпусти меня, сынок! — она почти кричит, он ощущает её дрожь и отчаянный страх.­

Ощущает, как это вливается в него самого, и пальцы медленно разжимаются. Но палочка мистера Томпсона появляется будто из ниоткуда, касаясь кончиком лба Нарциссы.­

— Нет! ­

Женщина делает последнюю попытку вырваться, и Драко отпускает её, но вспышка яркого света слепит глаза.­

— Обливэйт! ­

И с этой вспышкой Нарцисса Малфой умирает. ­

Он убил её. Собственный сын.­

Драко вышел из гостиной, привалившись к каменной колонне в холле Малфой-Мэнора. Сухие глаза смотрели перед собой. Кажется, он никогда больше не сможет сфокусировать свой взгляд или же закрыть веки. Глаза матери на всю жизнь отпечатались на внутренней стороне сетчатки. ­

Неделю назад он отправил на казнь своего отца. Только что он уничтожил свою мать. ­

Обхватив колонну руками, он прижался к ней лбом и глухо завыл. ­

Это был странный звук, прерывающийся всхлипами, но слёз не было. Было лишь рычание и вой, что вырывались из его глотки вместе с приходящим осознанием, что он остался сам. ­

В Мэноре, в Англии, в мире.­

Сам.­

Он стоял так долго, очень долго, пока дверь за спиной не открылась. ­

Драко обернулся, вперившись взглядом в ту, что была Нарциссой. Её глаза всё ещё были красноватыми от недавних слёз, однако безмятежное и немного растерянное выражение лица говорило о том, что она никогда больше не вспомнит их причины. ­

Она наклонила голову, глядя на Драко так, как смотрят прохожие на улице. ­

— Кто этот молодой человек, мистер Томпсон? — женщина поворачивает голову и смотрит на шествующего за ней волшебника. Эти слова гвоздями влетают в мозг Малфоя.­

— Это ваш сын, Нарцисса. ­

Она вновь осматривает его. Чужими глазами. С чужим выражением лица.­

— Я рада знакомству. У меня очень красивый сын.­

И снова вспышка. На этот раз — боли. Адской боли, что сверлом впилась между рёбер, в сердце. А затем исчезла, сузилась до крошечной, сжатой капсулы, что осталась там навсегда. Вместе со всеми эмоциями, на которые он был когда-либо способен.­

— Я тоже... рад, — выдавил из себя Драко. — Прошу меня простить.­

Он развернулся и, заставляя свои ноги двигаться, направил их в свою спальню, чувствуя лишь удары сердца в глотке.­

...Малфой останавливается так резко, что Гермиона едва не врезается в его спину.­

— Эй, осторожнее. ­

Она хмурится, обгоняя его и следуя дальше, не испытывая особенного желания выяснять причину его остановки, однако через несколько шагов она осознаёт, что он за ней не идёт. Стоит, вперив взгляд перед собой. ­

— Малфой, — зовёт девушка, оборачиваясь, — кому-то не терпелось закончить патрулирование побыстрее.­

Он будто не слышит. Поднимает руку и проводит ею по лицу. Затем снова, словно пытаясь снять с него невидимую пленку или вернуться в реальный мир из сна. ­

— Малфой? — Гермиона делает несколько шагов к нему. — Идём. ­

Иголочка страха колет её куда-то в затылок, когда он переводит на неё взгляд. Совершенно расфокусированный, полный безнадёжного... отчаяния?­

Мерлин. Да что же... ­

Она сделала ещё шаг, не отрываясь от его лица. Его словно не было здесь. Что происходит?­

— Эй... — уже на порядок тише.­

Он будто переживал каждый прожитый полный ужаса день той войны, которая закончилась. Он будто снова был там. Только... что-то ещё более глубокое. Более личное. Такое, что все слова, сказанные этим человеком раньше, просто растворялись в той пустой и смертельно-тихой буре, что заволокла его глаза.­

Что творилось в нём? Что могло жить в человеке, у которого взгляд затравленного дикого зверя?­

Гермиона не поняла, зачем это сделала. Наверное потому, что слишком сильно ощутила — он уходил. Глубоко в себя, так, что мог вообще не вернуться. А она слишком боялась темноты, чтобы остаться самой в этом коридоре.­

— Малфой, — последний шаг, разделяющий их.­

— Отойди, — беззвучно бросили его губы. А потом...­

Где она взяла смелость, глупость, наивность... чтобы проигнорировать это? Подойти к нему, просунув ладони под опущенными руками? Прижаться к крепкой груди, уткнувшись носом в крупную вязку его свитера? Ощутить, как напрягается вся его жилистая фигура.­

На какую-то секунду он окаменел, а она закрыла глаза, понимая, что он сейчас оттолкнёт её. Закрыла их так крепко, что темнота стала почти материальной. И запах дождя — тоже. ­

Уродина. Так тихо, что Гермиона даже не обратила внимания на этот отголосок. Сосредоточилась лишь на том, какой прямой под пальцами стала его спина. Обнимать Драко было странно. В первую очередь потому, что он оказался... настоящим. Обычным? Живым.­

Человеком на границе того, чтобы отшатнуться от неё.­

Поэтому она черпала его тепло ладонями, умываясь им, зажмурившись, вдыхая его запах, понимая, как это ужасно неправильно — обнимать Малфоя, прижимаясь к нему по своей воле, стоя посреди темного коридора. ­

Но Гермиона успокаивала себя только одним — ему это нужно. Вернуться, стряхнуть с себя то, что налипло к его сознанию густым слоем. И, возможно, сейчас это единственное, что могло его вернуть.­

Вовсе не потому, что от желания сделать это у неё ломило всё тело. Вовсе не поэтому. ­

Когда он поднял руку, она зажмурилась сильнее, ожидая толчка, непроизвольно крепче сжимая пальцы на твердой спине. Сейчас.­

Сейчас он оттолкнет ее. Скажет что-то оскорбительно-обидное и снова пойдёт вперёд, не оборачиваясь, как делал всегда.­

Он должен был поступить именно так. Так бы поступил Малфой. ­

Но его рука лишь опустилась на её затылок, неуверенно зарываясь пальцами в густые волосы.­

Гермиона замерла, распахнув глаза. Глядя в тёмный свод потолка над их головами, перерезанный арочными дугами. И дрожащий свет факела далеко впереди.­

Чувствуя едва ощутимые движения теплой ладони. Она боялась вдохнуть в лёгкие хоть немного воздуха, потрясающе вкусного, когда Малфой был рядом, чтобы эти ощущения не исчезли. Вторая рука его была по-прежнему безвольно опущена, но ей было достаточно и того, что он касался её волос, принимая объятье. Горячей спиралью что-то, не поддающееся разумному объяснению, закручивалось у неё в позвонке, рассылая свои тёплые импульсы по всему организму.­

Она медленно закрыла глаза, и ей казалось, что за спиной сейчас распахнутся белоснежные крылья. ­

— Это ничего не значит, Грейнджер, — тихий голос прямо в её ухо. Знакомый и незнакомый одновременно. Искаженный несвойственной ему искалеченной нежностью, от которой едва не начало колоть в глазах. ­

— Да, — ответила, цепляясь за его свитер горячими пальцами. ­

— Ты ненавидишь меня. ­

Тёплое дыхание касалось шеи.­

— Да, — её руки сомкнулись на его спине.­

— Скажи это.­

— Я ненавижу тебя, Драко Малфой, — прошептала Гермиона прижатыми к его плечу губами. ­

И ощутила тихий выдох, пошевеливший волосы, понимая, что не может этого объяснить.­

Им просто было это нужно. Нужно как воздух.­

— Хорошо, — севшим голосом произнёс он. И ещё тише добавил: — Я тоже.­


***



— В общем... я не знаю, как это объяснить, но с ней что-то неладное творится. ­

Рон поглядывал на шагающего рядом Гарри.­

— Думаешь?­

— Конечно. Она мрачная и раздражительная... вечно погружённая в свои мысли. Знаешь, как это бывает у девчонок, — Рон заискивающе всматривался в лицо друга. — Она вчера отчитала Симуса за то, что тот опоздал на травологию. Вот шума-то было...­

— Ну, она староста, — Гарри пожал плечами, выискивая Гермиону в Большом зале.­

— У неё почти нет времени на нас, — Уизли нахмурился. — Когда ты с ней разговаривал в последний раз?­

— Разговаривал? ­

— Да, Гарри. Разговаривал. «Привет, Гермиона. Как дела? Как ты поживаешь в своей Башне старост с этим ублюдком?». Это к примеру.­

Гарри бросил на Рона быстрый взгляд сквозь стёкла очков. ­

— А, ты имеешь в виду — разговаривал о Малфое.­

— А тебе не кажется, что здесь ЕСТЬ о чем поговорить? — Рон неверящими глазами уставился на друга. — Да ладно, Гарри! Тебя не может не беспокоить это!­

Его это охренительно беспокоило. С каждым днём - всё больше.­

— Если бы что-то было не так, она бы сказала нам.­

— Тогда что происходит? — Рон остановился, дергая друга за рукав мантии. — Или ты не заметил, что за последнюю неделю мы с ней поговорили от силы... ну... раза три! Она всё больше закрывается.­

— Просто у неё нет времени заходить в гостиную Гриффиндора.­

Гарри тоже остановился, оборачиваясь и поджимая губы.­

Конечно, он заметил. И понимал беспокойство друга, сам часто думая о том, что происходит с Гермионой, однако что-то сдерживало его — не давало подойти и просто спросить. Он даже не знал, что должен был спросить. Что нужно было спросить. Это нужно было сделать еще давно. Быть ближе. Поддерживать.­

Они же друзья, чёрт возьми.­

Он на секунду представил себе жизнь бок о бок с Малфоем и его едва не передернуло. А каково было ей? Нечистокровной волшебнице. ­

Как Малфой её и вовсе не сожрал до сих пор?

Но... не сожрал ведь. И она вполне неплохо выглядит. Только действительно немного отрешённая. Вечно уставится в стол или в учебник. Гарри до сих пор не переварил ту ситуацию, когда она запретила ему начистить ушлёпку-Малфою рыло. Он повёл себя как истинный урод, а она запретила...­

Избегала конфликта, то есть. Эта вечная тактичность и чувство ненужной вины перед профессором МакГонагалл, которой не хотелось доставлять лишних хлопот, когда-нибудь доведут её.­

— Гарри, давай поговорим с ней, — Рон смотрел почти умоляюще, и Поттер ощутил, как неприятное чувство стыда печёт в груди.­

Что мешает просто подойти и узнать, как она? Вдруг ей необходима их помощь? ­

У Гермионы никогда не было проблем, и это приучило к тому, что помощь ей не нужна. Никогда. Она всегда помогала им, но не наоборот. ­

И Рон чертовски прав. ­

И стыд, который ощущал Гарри, был вполне справедливым.­

Они просто забыли о том, что их лучшая подруга может испытывать какие-то личные трудности. А как можно забыть о лучшем друге?­

— Хорошо. — Он решительно кивнул. — Давай отыщем её для начала.­

— Вон же она.­

Гарри перевел взгляд на ряд гриффиндорских столов и тут же увидел Гермиону. Та сидела в отдалении от остальных, полностью погрузившись в изучение очередного талмуда, слегка прикрыв уши ладонями и шевеля губами. Она всегда делала так, когда у неё не получалось запомнить что-то или же выучить с первого раза. Шевелила губами, впечатывая слова в память. ­

Вот она оторвала одну руку от уха и перелистнула ветхую страницу книги, бросая недовольный и строгий взгляд на стайку младшекурсников, с щебетом промчавшихся мимо неё. Губы Гарри растянула невольная улыбка.­

По крайней мере её строгость при ней. А значит, всё не так плохо, как казалось Рону. Он схватил рыжего за шкирку и потащил по проходу между столами.­

Гермиона честно пыталась понять, о чём читает. Перечитывала строки по несколько раз, заставляя губы шевелиться. ­

«Успехи заклинательных наук в основном полагаются ...»­

Полагаются, да.­

Конечно, полагаются...­

Мысли закручивались медленно и лениво.­

Темный коридор Хогвартса. Запах. Пальцы в её волосах.­

Тихое, почти бесшумное дыхание. У самого уха, до горячей дрожи по спине, которую, она могла поклясться, он ощущал.­

«...полагаются на факт изучения...»­

Это ничего не значит, Грейнджер.­

Ты меня ненавидишь. ­

Тыменяненавидишь.­

Проклятье, так ли это? Ненавидит ли? Конечно, ненавидит. Так было всегда. Это основная причина того, что так будет и впредь. Я ненавижу тебя. Ты так чертовски прав.­

Скажи это.­

Голос — низкий, уставший. ­

Гермиона зажмурилась, сжимая зубы. Прекрати. Прекрати думать об этом. Целое чёртово утро жить воспоминанием о минуте, проведенной рядом, бесконечно рядом с ним, растворяясь в запахе, ощущая колючий свитер носом.­

Гермиона со всей силы прикусила щеку изнутри, уставившись на текст почти с остервенением. ­

«...полагаются на факт изучения углубленного курса...»­

Прошло не больше минуты, когда она ощутила, что его пальцы исчезли с её затылка, а сам он оттолкнул её, отворачиваясь, в два шага обходя и практически растворяясь в темном коридоре. Ощущая холодок в груди, она шла за ним, кусая губу и стараясь всем своим существом сохранить на руках ощущение тепла и твердости его спины.­

А потом стараясь забыть, выкинуть из памяти. Это ошибочное прикосновение, которое он допустил. Которое она себе позволила. Зачем? ­

Ему было больно, охренительно больно, Грейнджер почти почувствовала эту боль. Ощущала её всем своим существом. Или же эта боль была её собственной? ­

Малфой касался её сердца, ускоряя его бег. Когда он молча разрешил обнять себя, он будто позволил этому глупому органу с минуту бить в его ребра, словно в попытке достучаться. Ни черта не вышло.­

Они не сказали друг другу ни слова, он даже не взглянул на неё ни разу, в то время как она так отчаянно всматривалась в его спину, что раздеваясь в спальне, он мог бы обнаружить там сочную дыру. Она видела его каменное, равнодушное выражение лица, когда Драко на секунду обернулся, вглядываясь в темноту коридора за ними.­

Не за ними — тут же исправила она себя, — за ним и за ней.­

Мимо пробежало пятеро второкурсниц, недопустимо громко смеясь и перекрикиваясь, что вернуло Гермиону в Большой зал. Она проводила их взглядом, раздумывая, сделать ли им замечание, однако в следующую секунду ей на плечи опустились теплые руки, и кто-то с силой прижал её спиной к себе, душа в крепком объятии. ­

Глупая мысль возникла и исчезла моментально, от ее абсурдности на мгновение даже захотелось расхохотаться. Она представила себе реакцию окружающих, если бы Малфой вдруг подошёл и вот так обнял Грейнджер за шею. Скорее Дамблдор наймёт гиппогрифа в качестве преподавателя по зельеварению, чем произойдёт что-то подобное. Он с ней даже не заговорит при свидетелях.­

— Гермиона, мы рады тебя видеть.­

Голос Гарри заставил ее улыбнуться. Рон плюхнулся рядом, глядя на девушку с чуть напряженной улыбкой. ­

Гермиона перевела недоверчивый взгляд с одного друга на второго и обратно.­

— Говорите сразу — списать травологию? ­

— Нет! Что ты!­

— Как ты вообще могла...­

— Мы ведь не только за этим обращаемся к тебе!­

— И вообще...­

— Мы просто давно не общались, вот.­

Гермиона нахмурилась, закрывая том и беря его в руки.­

— Со вчерашнего дня, — с озадаченной улыбкой произнесла она, вставая.­

Мальчики тут же вскочили, загораживая дорогу к выходу из Большого зала. Вопросительный взгляд девушки медленно скользил с одного лица на другое.­

Так... ­

— Ты ничего не хочешь нам рассказать? — Гарри смотрел ей в глаза, надеясь разглядеть что-то, наверняка скрытое ее показной невозмутимостью.­

— Что рассказать?­

— Как ты? ­

— Нормально, Гарри.­

— Точно? ­

— Конечно, Рон!­

Неловкая пауза заставила Гермиону плотнее прижать книгу к груди. ­

«Ты ничего не хочешь нам рассказать?». Она хотела, очень хотела. Но стыд и страх сковывали язык. Малфой поселился в её голове подобно опухоли, что требовала немедленного удаления. Он злил её, раздражал. Разрушал своим существованием. И своими прикосновениями. ­

Жестокими, и это было больно. Нежным, единожды — еще больнее. ­

От небрежно брошенного «грязнокровка» она готова была вцепиться в него пальцами и колошматить, покуда хватало бы сил. Или пока он не убил бы её, свернув шею. А он мог. Перед глазами тут же ожили его мечущие ледяные молнии глаза.­

А затем — тепло и колючий свитер крупной вязки.­

Идиотка.­

Нельзя было позволять себе этой слабости. Такая глупая, глупая! ­

К черту этого кретина. Она не будет жаловаться своим друзьям как маленькая, будто не может справиться со своими проблемами сама. Да и нет... нет проблемы. Есть её выдумка. И её взгляд, что притягивал к себе слизеринский стол всё утро. ­

Она не смотрела. Один лишь раз. Или два, может быть. Этого было достаточно, чтобы заметить — он отсутствовал.­

Этоничегонезначит.­

Ты такой идиот, Малфой. Как бы я хотела и вовсе не знать тебя.­

Особенно — в этом году.­

Гермиона заставила себя растянуть губы в улыбке, обращая ее к Гарри и Рону, которые стояли, глядя на подругу так, будто не верили ни на йоту в её ложь. Самое страшное было в том, что она тоже не верила себе.­

— Мне нужно идти. ­

— Пообещай, что скажешь, если этот урод хоть как-то обидит тебя, — вдруг сказал Гарри совершенно серьёзно, и Рон торопливо опустил глаза, будто только что их обоих заставили сознаться в каком-то постыдном поступке.­

Значит, всё-таки они хотели поговорить о нём. ­

Внутренности Гермионы медленно стянулись в один небольшой ком, пока она заставляла свои губы растягиваться в улыбке ещё шире.­

Обидит? А поцелуй на патрулировании считается? Или то, как он въедался в неё в гостиной старост, прижимая к себе, рыча и прокусывая губы почти до крови? Или то, как он трахал вопящую Пэнси, не соизволив поставить заглушку на спальню? ­

По-видимому, нет. ­

— Конечно. ­

— Гермиона, пожалуйста. Мы уже просили тебя говорить нам, что у вас там происходит. Но ты ничего не рассказываешь и закрываешься.­

— Гарри... — Рон слегка толкнул друга плечом, но тот лишь отмахнулся, делая шаг вперёд.­

Зелёные глаза за стёклами очков смотрели на девушку с беспокойством. Таким искренним, что захотелось моментально открыться перед ними. У них ведь никогда не было секретов друг от друга. ­

Золотая Троица. Лучшие друзья.­

— Всё хорошо, Гарри, — гриффиндорка вдруг почувствовала, что ей становится немного легче оттого, что им не всё равно. — Правда. С Малфоем не может быть чего-то неожиданного или необычного. Стандартный букет оскорблений, ты же знаешь его. Ничего не меняется.­

Она слышала свой голос и хвалила себя за то спокойствие, что он нёс в себе.­

— Тем более, у меня всегда при себе палочка. ­

Кажется, он поверил. По крайней мере смотрел уже без того напряжения, что было в начале. Затем тонкие губы растянулись в улыбке, и Гермионе показалось, что и он, и Рон выдохнули с облегчением. Ощущая в груди очередную волну нежности, она протянула свободную от книги руку и обняла сначала одного, а потом второго, шутливо лохматя их волосы.­

— Я обещаю, что расскажу вам, если он обидит меня.­

«Пялиться на людей из своей норы — не комильфо...»­

«Ты такая херня, Грейнджер»­

«Я хочу, чтобы ты сдохла побыстрее»­

«Фригидная сука»­

«Ненавижу тебя, грязнокровка»­

— Обещаю, что расскажу, слышите? ­

Гарри кивнул, всё еще улыбаясь. Рон тоже кивнул, хоть и смотрел на неё с подозрением в своих плутоватых глазах. ­

— На воскресенье вроде бы запланирован поход в Хогсмид, — он неуверенно переступил с ноги на ногу. — Мы ведь пойдем вместе?­

Гермиона улыбнулась.­

— Конечно, Рональд! Кто-то ведь должен проследить за тем, чтобы ты не выпил все запасы сливочного пива в «Трех мётлах».

— Хорошо, — теперь и он разулыбался, и Гермиона почувствовала, что ей становится легче от этого. Будто небольшая гора скатилась с плеч. ­

— Ну, раз мы всё решили... — она собиралась было скользнуть мимо них, но её задержал взгляд Гарри.­

— Эм... ­

Гермиона едва сдержалась, чтобы не проигнорировать это.­

— Что такое?­

— Я только хотел спросить... — он прикусил губу и быстро переглянулся с ухмыляющимся Роном. — Ты про травологию в шутку сказала или...­

Ох, Мерлин. Эти оболтусы... ­

И тут она по-настоящему рассмеялась, подавляя в себе желание вновь крепко обнять их обоих.­


***



Капитан слизеринской команды стоит в тени трибуны, рядом с отставленной метлой, обмахивая влажное лицо полотенцем и критическим взглядом цепляясь за носящиеся над головой фигуры в зеленых формах. Гермиона хмурится, выискивая в воздухе когтевранцев. Возможно, это спаренная тренировка? Но нет. Кажется, здесь только это змеиное гнездо.­

Это еще что? Где Курт? ­

Она обводит взглядом поле и пустые трибуны. Чертовщина.­

Взгляд снова падает на Грэхэма, что приложив ладонь к глазам, хмурится от солнца, и она уверенным шагом идёт к нему. Его гулкий рёв на секунду оглушает.­

— Твою мать, Уоррингтон! Какого хера ты вытворяешь? ­

— Отрабатываю забалт! — раздается голос откуда-то сверху, и Грэхэм сжимает зубы.­

— Давай ты будешь отрабатывать херов забалт на противниках, а не на Гойле! Нам играть во вторник! Идиоты, блядь, — он опускает голову и несколько секунд промаргивается от солнца, потирая глаза. А затем замечает Гермиону, которая удивленно молчит, услышав его последние слова. — Что ты тут забыла?­

— Что значит — играть во вторник? — его вопрос остается проигнорированным. — Во вторник игра Гриффиндора и Когтеврана. ­

Грэхэм кривится, будто она произнесла какую-то несусветную чушь.­

— Брысь отсюда. Когтевранский матч отменяется, так что гриффиндорцам нужно будет изрядно напрячь очко в эти выходные.­

— Пошёл ты, Монтегю. ­

— Ну ты смотри. Какая грязнокровная душка. ­

— Пошёл ты ещё раз, ясно? Матч не могли взять и отменить.­

— Блетчли, разуй свои грёбаные глаза! Ещё раз эту комбинацию и держись колец, чёрт тебя возьми. Держись колец, иначе я выдеру тебя прямо здесь! — Грэхэм бьет себя кулаком по ладони и снова поворачивается к Гермионе. — Послушай, ты. У меня нет времени на объяснения, у них там какие-то свои проблемы, нам сообщили о замене команды утром. А теперь проваливай и не суй нос не в свои дела. ­

Гермиона нахмурилась, поджимая губы, из которых грозилось вырваться очередное оскорбление. Снова обвела взглядом трибуны, заметив лишь пару кучек слизеринцев с младшего курса, что пришли понаблюдать за ходом тренировки. Несмотря на возраст, они уже зыркали на неё со злобой. То ли из-за красно-золотого галстука, то ли потому, что репутация нечистокровной волшебницы шагает впереди своей хозяйки. ­

Надоедливые мошки. Они не стоили даже её внимания. Хотелось просто махнуть на них рукой. Грэхэм подобрал идеальный эпитет для характеристики всего их факультета — идиоты.­

Она развернулась и пошла с поля, но почти у самого выхода приглушённый расстоянием крик Монтегю врезался в ее барабанные перепонки, медленным льдом протекая в мозг:­

— Эй, Малфой. Это к тебе приходила твоя шлюшка? Поговоришь с ней?­

Отдаленный гогот слизеринских глоток откуда-то сверху. Спина холодеет. Ноги резко останавливаются, и она оборачивается, глядя, как с середины поля к Грэхэму шагает староста мальчиков, потный, с непривычно живыми глазами. Волосы его растрёпаны ветром и слегка липнут к влажному лбу, а в сильной руке зажата метла. ­

— Что? — кричит через поле, не расслышав невнятных слов, и Грэхэм услужливо их повторяет, тыча пальцем в её сторону, хоть и сами слова относит порывом ветра. Гермиона со страхом переводит взгляд на Малфоя. Он разгоряченный и тяжело дышащий. Кажется, на его губах почти появляется улыбка, когда он подбрасывает в руке небольшой золотой мячик, поворачивая голову, но затем взгляд останавливается на Грейнджер, и губы сжимаются. Словно крышка захлопнулась — лицо каменеет.­

Несколько секунд они смотрят друг другу в глаза, после чего он отшвыривает снитч, который тут же золотой каплей взвивается в воздух, и шагает к ней. Гермиона краем глаза замечает удивленно поднятые брови Грэхэма и слышит короткий свист, что обозначает: перерыв. Ну, конечно. Принцу нужно отдохнуть и поговорить с грязнокровкой. ­

С «его шлюшкой». Да пошли они все к чёрту!­

Гермиона сжимает в кармане палочку, мечтая пустить Сектусемпру прямо в лицо Малфою, который уже метрах в пятнадцати от неё. Прежде чем он успевает открыть рот, она делает четыре отчаянных шага навстречу и с силой тычет ему пальцем в грудь.­

— Ты, чёртов ублюдок, я не знаю, что ты наговорил им, но если этот долбанный кретин ещё раз назовет меня «твоей шлюшкой», я проткну его глотку своей палочкой, понял? ­

Малфой моргнул и на секунду, кажется, растерялся. Гермиона ощутила отголосок удовлетворения где-то глубоко внутри. Почти как тогда, в прошлом году. ­

В прошлой жизни.­

Это чертовски придавало сил.­

— Я наговорил? — он стиснул в кулак свободную от метлы руку, одетую в перчатку с прорезями для пальцев. — Совсем крыша поехала, херова дура? Позорить себя перед ними? Может, это ты решила поднять себе цену? ­

Гермиона ощутила, как язвительные слова, что жужжали на кончике языка, исчезли. Она открыла рот, уставившись на Малфоя и не в силах выдавить из себя ничего, кроме:­

— Что-о?..­

— Что-о, — передразнил Драко, зло кривя губы. — Какого хера ты вообще здесь забыла?­

— Какого ты вообще пошёл за мной?­

— Я пришел дать тебе пинка. Чтобы убиралась побыстрее.­

— Я искала Курта.­

— А, этого патлача. Его здесь нет. Проваливай.­

— Как ты его назвал? — Гермиона сложила руки на груди, глядя прямо на Малфоя.­

— Идиот слабоумный, такой же лохматый, как и ты.­

— Он собирает волосы в хвост. И ему идёт его прическа. ­

Он поморщился, будто не поверил. Затем блеснул глазами, быстрым движением убирая со лба влажные пряди. Гермиона выдохнула почти с облегчением. С начала разговора она сама хотела сделать это. Но, конечно же, не сделала.­

Не сделала бы никогда.­

— Хоть кому-то пришелся по вкусу грязнокровкин запах?­

— Ещё раз назовешь меня так - и твоя глотка тоже пострадает, Малфой. Кстати, о запахе, — она легко повела носом, морщась, — уж мой-то получше вашего будет. Чистая кровь и грязное тело, а?­

— Я играл в квиддич, — ему адски захотелось что-нибудь ударить, пусть это будет даже каменная стенка или деревянная трибуна.­

— Малфой оправдывается? ­

— Заткнись, — он сделал шаг к ней, но она торопливо отступила.­

— Нет-нет, не нужно. Я не шучу. От тебя несёт как от свиньи.­

— Пошла вон! ­

Гермиона хмыкнула, получая какое-то извращенное удовольствие от его раздражения. Сейчас, когда на них были устремлены косые взгляды слизеринской команды по квиддичу, и он наверняка не полез бы к ней, хватая за руки. И ещё — ей невероятно нравился его запах, немного резкий, немного дикий, но всё же настолько густой и отдающий им самим, что хотелось зарыться во влажные от пота волосы носом.­

— Почему во вторник не будет игры с Когтевраном? ­

— Твой ненаглядный лохматый Миллер узнал, что ты преследуешь его. И сбежал.­

— Да-да, конечно, Малфой, — Гермиона склонила голову набок, ожидая ответа, глядя на него с задумчивой поволокой на глазах. — Я жду.­

— Ты идёшь, Грейнджер. Идёшь на хер отсюда. ­

Он резко развернулся и пошёл в сторону развалившихся на траве слизеринцев, которые тут же закопошились и заговорили друг с другом, пряча глаза.­

— И всё же прими душ, — крикнула Гермиона ему в спину, ловя на себе его взбешенный взгляд через плечо и усмехаясь.­

— Не приближайся ко мне, Грейнджер.­

Малфой ощущал ветер на лице и сжимал зубы, останавливаясь возле взмыленных игроков и отбрасывая метлу в сторону. Хватая чистое полотенце и ожесточенно вытирая лицо. Смыть.­

Смыть.­

Смыть её взгляд. ­

Жаль, что вот так нельзя протереть мозги, приводя их в порядок.­

Чёртова дура, возомнившая себя центром Вселенной. Его грёбаной Вселенной! Позволяющая себе занимать его мысли и появляться там же, где появлялся он. Дура. Дура. Он так долго растирал лицо, что оно начало печь, а когда отнял полотенце от глаз, словил на себе взгляды молодых людей.­

— Что? — рявкнул он, комкая полотенце и отбрасывая его в сторону метлы.­

Крэбб и Гойл тут же отвели глаза, как и вечно вздыхающий Уоррингтон. ­

— Она горячая штучка, — с ухмылкой протянул Грэхэм, глядя на Драко и почти не смутившись.­

Малфой не удержался и фыркнул.­

— Ты что, больной, Монтегю?­

Капитан покачал головой, открывая фляжку с водой и отпивая.­

— А ты слепой, что ли?­

Драко фыркнул, отворачиваясь. Какого хера Грэхэм говорит о ней? Какого хера он вообще смотрел на неё?­

— Я бы подержался за её попку, — он хохотнул, и тут же послышалось согласное мычание Блетчли.­

— Трахаешь её, а? Скажи, что нет. Я бы тоже не прочь подловить её в темном уголке. ­

Снова приглушённый гогот, который резко оборвался, стоило капитану и вратарю поймать взгляд Драко. Он понимает значение их какого-хера-с-ним-происходит взгляда. Он и сам не знал, какого хера. Просто чувствовал, как что-то внутри не даёт им позволить говорить о грязнокровке подобные вещи. Даже он сам этого не делал.­

Он сам не позволял себе думать о том, как трахал бы её.­

Трахал бы, трахал. ­

Трахал. Это слово настойчивым звоном повисло в голове, отдаваясь от стенок черепа и замирая, закручиваясь в образы. Живые, движущиеся.­

Дышащие.­

Влажные.­

У них был привкус корицы.­

Однако в следующую же секунду Малфой растягивает губы в ухмылке.­

— Повелись, идиоты? Ловите, ебите. Мне до одного места. ­

Он заводит волосы назад, пропуская их сквозь холодные пальцы. А затем разворачивается и шагает в сторону раздевалок своей неспешной походкой, разминая шею на ходу.­

— У нас еще тренировка, Малфой! ­

— Мне нужно уйти.­

Вот так вот просто — и ни слова в противовес.­

Малфой не знал, почему они до сих пор слушаются его. Ведь отца уже не было, и никто не покупал это плебейское преклонение, которое преследовало его с самого первого курса. Или, скорее, всю жизнь. Люди всегда стремились угодить ему. Даже те, кто был на одной ступени с ним — такие же чистокровные, такие же обеспеченные. Сделать так, чтобы Драко одобрительно кивнул. И это означало бы в высшей степени похвалу. ­

Или означало, что через Драко они пытались вылизать задницу его отцу. ­

Малфой покривился от этой мысли, вошел в помещение раздевалки и начал стаскивать с себя форму, отбрасывая её на лавку. ­

А возможно, в этом была суть всех аристократов — преклоняться друг перед другом, тщательно полируя друг друга языками и лестью. Тогда почему сам Драко никогда не делал этого? ­

Он всегда был пешкой, ощущая себя королём. Он был пешкой в руках отца. Пешкой, которую не щадили и которой делали первый шаг в каждой игре. Но каким-то образом она никогда не бывала съедена. В этом была тактика Люциуса. Отец был поразительным стратегом, у которого всё было схвачено. Всё и всегда. Нужные люди подкуплены. Да и не только люди. ­

Драко воплощал в себе две роли сразу. Две грёбаных сильнейших роли для своего отца — был его сильной и слабой стороной. Люциус был слишком уверен в нём. Слишком хорошо знал, что сын не осмелится предать его.­

А сын предал.­

Сын осмелился.­

Драко разделся, проходя в душ и открывая воду так, чтобы горячие струи ударили прямо в лицо.­

«Чистая кровь и грязное тело»

Снова она в его голове. Ни с того, ни с сего.­

— Сука. ­

Он оскалился, ударяя кулаком по каменной стене. Снова и снова, пока кожа на костяшках не рассеклась. Боли всё равно не было. Просто жжение. Просто горячо.­

И горячая кровь по пальцам, смешиваясь с горячей водой.­

Маленькая сука, почему она позволяет себе говорить те вещи, которых бы не позволил сказать никто другой? Драко опускает руку и упирается в стенку лбом, ощущая, как прямые струи лупят в выступающие на шее позвонки, и наблюдая за тем, как кровь капает с его пальцев на пол, смываемая водой. ­

Чистая кровь. Чистая. ­

Видишь, какая она чистая, Малфой? ­

Смотри. Гордись.­

Вот оно, твое величие. Вытекает из тебя как из дырявой бочки.­

Он закрыл глаза, стоя так целую вечность, гоня мысли. Гоня от себя подальше, и постепенно они начали затихать. Будто успокаиваясь, укладываясь в прежнем хаосе друг на друга. Но они замерли, недвижимые.

Вместе с отцом. ­

Вместе с Грейнджер. От этого становилось легче.­

Произнесенное про себя имя — и во мраке под закрытыми веками вновь оживает она. Её глаза, что смотрят на него, будто он — это всё. Весь её мир. Все её существование. Именно это увидел он в карем море её радужек, когда она обняла его вчера.­

А он позволил. Позволил, идиот.­

Прижаться к себе, уткнуться, гладить свою спину и поить запахом густых волос, который он тайком вдыхал, пока она бормотала что-то о ненависти в его плечо. Он так ненавидел её тело.­

Её руки, её губы, её глаза. ­

Он так, блядь, ненавидел его, потому что оно было грейнджерским. А значит — никогда — его. Он не имел права касаться. Он так хотел и так не имел грёбаного права. Вот Миллер — другое дело. Миллер мог бы трахать её до потери пульса. Или уже трахал. Недаром же она так носилась за ним.­

А ему, Драко Малфою, нельзя. Это бесило. Он ненавидел это. И был этим всю свою жизнь. ­

Он был долбаной крайностью.­

Никогда не отказывая себе ни в чем, он отказывал сейчас лишь потому, что эта слабость шла против принципа всей его жизни. Его и отца. Но почему тогда ему это так нужно? ­

Нужна она. Нужен её рот. Прямо сейчас.­

Распахнутый, открытый перед ним, влажный и тугой. Он врывался бы в него языком. Глубоко, сильно, быстро. Её рот, который стал вдруг идеей-фикс. Грязной, бесконечно горячей и запретной. ­

Грейнджер. Грейнджер. Грейнджер.­

Драко вновь ощущал жар. Не от воды. Вода грела его лишь снаружи, а огонь пылал внутри. В крови, в голове, в каждой нервной клетке.­

В паху, тяжело пульсирующем.­

Глухой стон полного разочарования в себе сорвался с губ, отражаясь от каменных стен душевой. Рука, по которой всё ещё стекали капли крови, потянулась к члену. У него стоял. Чёрт.­

Он зажмурился, выдыхая ставший вдруг горьким воздух из лёгких, и замер с рукой на члене, не шевелясь. ­

Представь Пэнси. Прямо сейчас, представь, как она стоит перед тобой на коленях, делая привычный её губам минет. ­

Пальцы шевельнулись, проводя по горячей коже, и стоило ему ощутить это движение, как образ Пэнси вынесло из головы волной отчаянного желания.­

Потому что это была Грейнджер. С её крошечным и ядовитым ртом. ­

Нет, нет. Не думай о ней. Не думай. Но, кажется.­

Поздно.­

Рука пришла в движение, сжимаясь у самого основания члена, проводя по всей длине горячей, пульсирующей кровью плоти, разнося по телу жаркие волны постыдного удовольствия, болезненных мурашек, собирающихся в затылке, в пояснице, в ступнях. Вызывающих желание двигать бёдрами навстречу неплотно сжатому кулаку, а мозг уже рисовал картинки, от которых Малфой плотнее закрывал глаза, желая не только видеть, но и ощущать. ­

Закрой сильнее. Чувствуй. Это не твоя рука, не твоя.­

Сердце колотится как ненормальное.­

Она. Стоит за его спиной. Вода стекает по её лицу и волосам, которые тяжелеют, распрямляются. Скользкими змейками ложатся на острые плечи и выступающие ключицы, и, блин, как же он хочет её угловатые руки. Её целиком, немного нескладную... но такую... Что просто крышу срывает.­

А она протягивает руку, проводит по его спине ладонями, пропуская сквозь пальцы ручейки горячей воды. Прижимается к его лопаткам своей маленькой грудью, скользя ладонями вниз, к его животу, который тут же напрягается. И снова низкий стон срывается с губ, приглушённый стиснутыми зубами.­

— Ч-чёрт.­

Малфой начинает быстрее двигать рукой. Воображение рисует тонкие пальчики, мокрые от воды, которые гладят его бёдра, а затем поднимаются к члену и обхватывают, сжимая. ­Сильнее и увереннее с каждым лихорадочным движением вверх-вниз. ­

Да-а, Господи.­

Горячие губы скользят по его спине, кусая, вылизывая каждый позвонок. Он зажмурился, ощущая, как дрожит всем телом. Он пытался. Но не мог ощутить этого, ощущая лишь её руку.

Слишком не такую. ­

Слишком грубую. ­

Слишком. Всё было слишком. Так блядски слишком. Мерлин, помоги. ­

Он дрочил в душе как малолетка, судорожно сглатывая слюну, что не хотела течь по сухой гортани. Ловил губами влажный воздух, сжимая его зубами. Дышал как херов утопленник, жмуря глаза. Это была она. На коленях. Перед ним.­

Или нет.­

Прижатая к стенке. И он — внутри. Влажно, туго, растягивал, входил, врезался. Слышал шлепки их тел, её крики. Нет. Не такие, как у Паркинсон. Нежные. От которых мурашки по спине и заряд по позвоночнику. Такие, как тот стон... в темноте коридора. Когда он чуть не проклял себя за то, что выпустил язык изо рта, целуя её в ответ.­

Этот стон отдался в его ушах, вызывая судорожные фрикции. Драко вколачивался в свою ладонь, пачкая светлую кожу кровью. Стискивая в кулак свободную руку едва ли не до треска кожи, прижимая её к губам, чтобы заглушить...­

Ещё. Ещё, сжимает сильнее, принимает глубже, открывает рот шире.­

Мерлин. Сколько её было в нем. Сколько. Её. Было.­

Выйди из меня.­

Пожалуйставыйдияпрошутебяпожалуйста.­

Драко впился зубами в костяшки, с глухим рычанием кончая, захлебываясь дыханием, вздрагивая, снова, снова, продолжая двигать рукой. Грейнджер. Грейнджер. ­Грейнджер.­

Ему казалось, что он падает. И он падает. Стоит на коленях; вода льется на спину, а он продолжает резкие движения. ­

Он вздрогнул в последний раз, выдыхая. Застыл, чувствуя, как на мгновение расслабляются мышцы шеи и плеч. И как прекрасно-пусто на одно мгновение становится в голове. Но вдруг понимает, что её лицо всё еще смотрит на него, снизу. Она улыбается, облизывая губы. А он проводит по ним пальцами. ­

Такая нужная. Такая правильная.­

Его.­

А потом он открывает глаза. Её нет. Конечно, её нет. И никогда не будет.­

Злость наполняет тело. Спасительная. Он был рад ей.­

Драко медленно поднимается. Выключает душ, выходит из кабинки. ­

Садится на ближайшую скамейку и опускает голову, зарываясь руками в волосы, чувствуя, как с голого тела на каменный пол падают остывающие капли воды. Впервые в своей жизни ему захотелось, чтобы его голова была слепа. ­
Чтобы ни одного образа не рисовала воспалённому сознанию. Ни одного чёртова образа.­

Что мне делать?­

Вопрос повис в воздухе, невысказанный. А она всё улыбается ему, стоя на коленях. А он всё гладит ее губы.­
 

Глава 6.

Нарцисса Малфой допивала чай с бергамотом, когда к ней явился перепуганный Ланки, сообщив, что в Мэноре гость. ­

Она никого не ждала этим вечером, поэтому, нахмурившись и ощутив знакомое беспокойство где-то в глубине грудной клетки, торопливо отставила чашку и встала, расправляя платье. Взволнованное состояние эльфа не показалось Нарциссе странным — Ланки пугался каждого посетителя, но даже он в этот раз превзошёл себя в подёргиваниях и заиканиях.­

Спускаясь из библиотеки в гостиную, женщина старалась успокоить колотящее в груди сердце. Мистер Томпсон просил докладывать обо всех посещениях поместья в Министерство. В последние два визита он был очень напряжён — всё вглядывался в её лицо будто в поисках каких-либо сведений, но Нарцисса ничем не могла ему помочь — память была кристально чиста. ­

Так глупо было потерять её! Как раз тот момент, когда она могла бы так пригодиться.­

Она не сдержалась и досадливо сжала кулаки, хмурясь, прислушиваясь к легкому стуку своих каблуков по каменным ступеням. Нарцисса уже почти привыкла к Мэнору. Заново. Ежедневно будто впервые преодолевая каждый тёмный коридор, отводя глаза от очередного портрета, что смотрел с опустевшей укоризной, ей казалось, что эта темнота накроет её с головой, поглотит и уничтожит в себе. Мистер Томпсон сказал, что она и её семья любили это... здание. Даже мысленно женщина боялась называть глыбу холодного камня своим домом. Особняк напоминал склеп. Она не хотела жить в склепе. ­

Но теперь стало легче. Возможно, она просто втянула в себя часть холода, что исходил от ровной каменной кладки. Часть того, чем дышал Мэнор. Иногда Нарциссе казалось, что он и дышал — ею.­

В такие моменты она связывалась с Дереком Томпсоном, который приходил незамедлительно, почти в любое время суток. И писала Драко письма, которые никогда не имели ответа. Мысли о сыне пронеслись в голове, оставляя после себя след ледяной корки, горькой и неподъёмной. Не нужно думать об этом сейчас.­

Мистер Томпсон — добрый, поддерживающий её, — вот, кто сейчас рядом и кому она рассказывает обо всём, что беспокоит, пугает. Навещающий её, заботливо интересующийся, нет ли проблесков в памяти — он каждый раз будто надеется, что она вспомнит что-то. Или боится. Каждую их встречу. Что-то заставляет его переживать, а значит, есть причины для беспокойства. Нарцисса и сама не знала, желает ли она вспомнить, что так старательно скрывало от неё собственное сознание, но она полагала наверняка, что хочет помочь ему. Хотя бы чем-то. Но её даже не ознакомили с проблемой, по поводу которой сейчас так волнуется Министерство. ­

«Ежедневный пророк» писал об исчезновении семьи, которую разыскивали уже третьи сутки. Глядя на эту новость, Нарцисса вновь и вновь ощущала тревогу. Она не знала, почему. Не могла понять или вспомнить. Но руки холодели, когда она смотрела на фотографию мужа, горделиво взирающего на неё с печатных страниц. При воспоминании о ледяных глазах и надменно вздёрнутых бровях знакомая дрожь пробежала по спине, однако женщина решительно сжала губы. Мистер Томпсон повторял, что бояться ей нечего. Всё будет в порядке. Она верила ему. ­

Больше некому было верить.­

На несколько секунд остановившись у тяжелой двери в гостиную, касаясь ручки кончиками прохладных пальцев, она затаила дыхание. От тонкой полоски света, пробивающейся у самого пола, кажется, веяло могильным холодом. Нарцисса нахмурилась. Отругала себя за недобрые мысли и резко толкнула створку.­

В гостиной её ждал мужчина. Стоял спиной ко входу и любовался закатывающимся за горизонт солнцем в распахнутом окне. Он был высокого роста, худощав, дорого одет. Каштановые волосы достигали плеч. Женщина, прищурив светлые глаза, скользила взглядом по напряжённой фигуре гостя, не имея понятия, как к нему обратиться, и потому молча сделала шаг в комнату, не прогретую камином, отчего открытая кожа рук тут же покрылась мурашками. ­

В одно мгновение фигура ожила, будто человек выдохнул, разворачиваясь к ней. Волосы, щедро посеребрённые ранней сединой на висках. Изогнутые брови, прямой нос, темные глаза и мрачный взгляд, впившийся, кажется, прямо в ком сжатых нервов под кожей.­

— Здравствуй, Нарцисса. ­

Она вздрогнула. Голос полоснул лезвием по ушам — настолько знакомым показался, вызывая ледяной страх в застывающем сердце. ­

— Я не ждала гостей. Кто вы?­

— Логан.­

Нарцисса ожидала продолжения, однако гость молчал, постукивая тонким пальцем по подбородку и изучая её взглядом, как если бы она была экзотическим цветком. Или умирающим от неизвестной болезни человеком.­

— Просто Логан?­

— Ты действительно не помнишь меня, — недоверчивые интонации на несколько секунд смягчили режущий голос, и женщина медленно выдохнула. ­

— Я... — она моргнула, чувствуя вдруг, что может вот-вот упасть на пол, будто силы медленно выкачивали из тела. ­

— Нарци...­

Для человека достаточно высокого он двигался с необычайной грацией и быстротой, Нарцисса даже не успела отступить — он оказался возле неё, скользя прохладными руками по её плечам.­

Непонятным порывом. Будто он очень долго ждал этой встречи и теперь... так напряженно вглядывался ей в глаза.­

— Это я, Логан. ­

Прикосновения его будто разорвались под кожей, и Нарцисса отпрянула, отталкивая его руки. ­

Ужас сдавил гортань, и она прижала ладони к груди, глядя на мужчину распахнутыми глазами. Что-то внутри действительно вспомнило его. Что-то громко вопящее, чтобы Нарцисса бежала подальше отсюда — из этой комнаты и из Мэнора, но эти воспоминания никак не доходили до сознания, будто натыкаясь на глухую стену. ­

Запах, касание. Мерлин, кто он? ­

Почему от него пахнет смертью?­

К столкновению со своим прошлым нужно было готовиться. Она должна была. Она знала этого мужчину и не могла вспомнить. Сердце кричало ей что-то, но слова было так сложно разобрать, когда внутри всё будто рушилось и в то же время нерушимо замерло на месте.­

— Что вы себе... Я не помню вас, — на выдохе произнесла она, глядя на мужчину с предупреждением. Одна рука потянулась за палочкой, что была в складках юбки. — Или вы расскажете мне, что делаете в моем доме, или я попрошу вас удалиться и больше не посещать меня.­

Спокойный голос прерывался лишь дрожащим дыханием.­

— Ты вспомнишь, Нарци. Ты уже вспомнила. Осталось лишь позволить этим воспоминаниям вернуться в твою голову. ­

— Замолчите! — Нарцисса выхватила палочку, направляя её туда, где ровным рядом черных пуговиц соединялись стороны его пиджака. Логан даже бровью не повёл. Смотрел неотрывно, будто пытаясь вытащить что-то взглядом из её головы. Что-то, что сидело за семью замками. Она вдруг поняла, что его карие глаза можно было бы назвать красивыми, если бы не ужас, что сковывал её изнутри при взгляде на них. — Если вы закончили, я прошу вас покинуть мой дом. ­

— Это не твой дом.­

— Что вы имеете в виду? — тихо переспросила она, до жжения в кончиках пальцев сжимая палочку.­

— Успокойся, Нарци.­

— Что вы имеете в виду?..­

Эти слова гремели в ушах, оглушая её. В комнате же они едва отразились от стен. Мужчина усмехнулся так, будто знал что-то, что ей неведомо. «Да так оно и было», — горько подумала женщина. Она чувствовала себя изломанной марионеткой, которую вдруг превратили в человека. Только нитки её спутались, и теперь за них дергали все кому не лень. А она ничего не понимала, лишь беспомощно хлопая глазами и пускаясь в рваный пляс под чужую дудку. ­

Нарцисса не заметила перемены в лице Логана, но теперь он смотрел на неё со спокойной отстранённостью, вновь складывая руки на груди и постукивая пальцем по подбородку.­

— Что ж, — он сделал шаг вперед, и палочка в тонкой руке дрогнула, — я ухожу, Нарци. ­

— Сначала объясните мне, что вы имели в виду.­

Он остановился в шаге от неё.­

— Убери палочку.­

Губы Нарциссы дрожали, когда она медленно опустила руку. Несколько секунд оба молчали. Первым заговорил мужчина.­

— Нужно было дать тебе время. Вспомнить, привыкнуть. Но его нет, ни одного лишнего часа, — он взглянул на наручные часы, обхватывающие кожаным ремешком запястье. — Мне нужно идти, сегодня суббота, у меня еще остались дела в Министерстве.­

— Вы из Министерства? — на выдохе произнесла женщина, делая к нему быстрый шаг, однако Логан лишь сверкнул глазами, отступая к двери. — Вас прислал мистер Томпсон? Расскажите мне хотя бы что-то, вы ведь всё знаете!­

Тонкие губы растянулись в холодной улыбке, которой к удивлению удалось скрасить его лицо. В уголках глаз пролегло несколько глубоких морщин. ­

— Появились вопросы, Нарци? ­

— Я просто...­

— В понедельник в восемь вечера я вернусь. Буду ждать более тёплого приема, — Логан качнулся с пятки на носок, на секунду оказываясь в опасной близости от лица Нарциссы, что заставило её сделать шаг назад, а его — хмыкнуть. — И не стоит рассказывать Дереку о моем визите.­

— Мистер Томпсон взял с меня обещание, что я буду говорить о каждом, кто посещает меня, — отчеканила она таким тоном, что не приходилось сомневаться ни секунды — Нарцисса расскажет об их встрече во всех подробностях. Но...­

Один шаг — и они стоят почти вплотную, а под её кожей оживают нервные окончания, сплетаясь, сжимаясь, мешая дышать от страха. ­

Ледяной воздух вот-вот заморозит. Страх отключает голову. Легкий запах его одеколона впивается в лёгкие, раскурочивая их. Будто острый нож под рёбра, посылка из прошлого. Далёкого и недоступного. Она уверена — этот запах слышен ею далеко не впервые. И от него застывает кровь в жилах.­

— Я не советовал бы. Рассказывать. Это может повлечь за собой. Море. Проблем. Нарци, — небольшой паузы вполне хватило, чтобы обоим заметить: женщина не дышит. — Поняла меня?­

Логан произнес это очень тихо, но она слышала каждое слово и верила ему. Этому голосу невозможно было не верить. Кажется, он мог убить, стоит лишь засомневаться на секунду.­

Отрывисто кивнула, он одобрительно кивнул в ответ. Несколько секунд сверлил её взглядом, а затем резко развернулся. Нарцисса молча наблюдала, как он скользит к двери, выходит, плотно закрывая её за собой, и быстрый выдох сорвался с губ. Она поняла, что стояла, затаив дыхание, а удары сердца душили как обёрнутая вокруг шеи змея. ­

Нарцисса торопливо подошла к двери, приоткрывая её. Успевая заметить, как он пересекает полутёмный, освещенный прохладными факелами холл и выходит из Мэнора. Судя по тому, как уверенно он передвигается по особняку, он здесь не впервые. ­

Салазар, помоги. Что здесь происходит? Что за животный страх бьётся в грудной клетке при виде этого человека? Почему он называет ее Нарци, будто старый друг? Друг семьи... ­

Прижав пальцы к губам, женщина распахнула дверь, выбегая в холл, и, задыхаясь, рванула вверх по лестнице, путаясь в длинном платье, перебарывая глупое желание оборачиваться через каждый второй удар сердца, чтобы проверить, не вернулся ли он. Не побежит ли за ней. ­

Она бежала по коридору, напуганная, провожаемая укоризненными взглядами с бубнящих портретов. Собранные заколкой волосы рассыпались по плечам, а полы платья норовили выпасть из влажных пальцев. Бежала, будто все призраки неизвестного прошлого вдруг погнались за ней, рванувшись из своего тягучего мрака, и самым первым из них был Логан, тенью скользивший за ней, нагоняя, загоняя в угол. Приближаясь, обнажая зубы в волчьей усмешке.­

«...Нет!..»­

Тише, Нарци.­

Из губ Нарциссы вырвался задушенный всхлип. Она знала Логана. Она его знала. Образ исчез моментально, сметённый волной ужаса, что сковывал от затылка и до негнущихся, подгибающихся ног. Она застыла, почти упала, привалившись к ближайшей из тяжёлых резных дверей.­

Господи. Пожалуйста.­

— Пожалуйста... — плечи мелко задрожали, а хриплые, прерывающиеся дыханием всхлипы скрючили стройное тело женщины, сгибая её, заставляя сползать вниз по косяку, прижимаясь лбом к холодному дереву.­

От кого она бежала? ­

А главное — куда? Где ее нора, в которую можно забиться как напуганной мыши? Где она? ­

Её нет.­

У неё нет ничего. Ни прошлого, ни настоящего. Слёзы текли по щекам, а тело дрожало от страха, сжавшись на полу, наплевав на дорогую ткань платья. Растрёпанные длинные пряди лезли в лицо. Образ, который явился ей, загнанной в угол, - наступающий, улыбающийся. ­

Нарци...­

Этого не было. Это было не с ней, а с той, кем она была до потери памяти. ­

Рыдания вырывались из горла, рождая что-то более основательное. Что-то под кожей, жужжащее в позвонке, зарождающееся в груди, поднимающееся. Душащее.­

Находящее выход на языке. Крик. Тонкий, отчаянный, что молнией промчался по каменным стенам, отдаваясь где-то в сердце мрачной глыбы особняка, который ответил женщине незамедлительно — тишиной и огромным глотком её сил, моральных, физических. Глотком Нарциссы. Снова.­

И что-то внутри отпустило как раз в тот момент, когда она подумала, что сейчас просто умрёт.­

Грудь беспрепятственно наполнилась воздухом. ­

Нарцисса сидела, покачиваясь, обхватив себя руками и чувствуя, что снова может дышать и думать. Стерев со щёк слёзы, поднялась, придерживаясь за дверь, осторожно расправляя платье. Руки дрожали, когда она медленно пошла по коридору, прислушиваясь к своим шагам и оттого успокаиваясь. Мысли будто выключились.­

На секунду даже показалось, что она помешалась. Но нет. Она всё ещё осознавала, что происходило. К сожалению, так просто сойти с ума невозможно. ­

Было пусто в груди, когда она со спокойной решимостью вошла в кабинет покойного мужа и остановилась перед портретом, занавешенным тёмным куском шёлковой ткани. Она никогда не снимет её. Никогда больше не взглянет в живые глаза, что смотрели на неё с холста. Эти глаза пугали её. Её пугало всё в этом чёртовом мире. Так ли было там, откуда она пришла? ­

Первым её воспоминанием были слёзы на собственном лице. Может быть, она умоляла применить Обливэйт, чтобы забыть наконец-то о той жизни? Прошлой, зачёркнутой, стёртой. Которая тенью нависала над нею теперь. И она уже не знала, хорошо ли то, что её голова чиста, или плохо. Иногда создавалось ощущение, что все воспоминания по-прежнему остались в ней. Их просто нужно найти в себе. В лабиринте собственной головы, составить, правильно соединить хитро запутанные клубки цепочек, и всё вернется. ­

На несколько мгновений она прикрыла глаза, отворачиваясь от портрета и стараясь прогнать ощущение, что она не должна быть сейчас здесь. Кабинет мужа будто сам выталкивал её — обстановкой, грубой и холодной, без излишеств. Запахом — немного резким, дорогих чернил и средства для ухода за перьями. Огромным, пустым камином, распахнувшим свою пасть. В этот момент она решила, что прикажет домовикам каждый вечер разжигать камины в каждой комнате Мэнора. ­

Возможно, от огня особняк немного оттает. Но это позже. А теперь нужно сосредоточиться на написании письма.­

Нарцисса мысленно складывала слова в строки, пока усаживалась за стол, доставала пергамент, искала новое перо и чернильницу. Логан приказал не говорить мистеру Томпсону о его визите, но он ничего не говорил о других. ­

Женщина быстро облизала губы и склонилась над пергаментом, шепча молитву Мерлину, чтобы на это письмо Драко ответил.­


***



Несмотря на то, что шторы были плотно задернуты и в комнате царил полумрак, Гермиона проснулась в половину восьмого.­

Скорее, по привычке, конечно. Полежала немного с закрытыми глазами, вспомнив, что сегодня воскресенье и можно выспаться, однако сон отказывался возвращаться к ней. И хорошо, - подумала, садясь и ёжась от утренней прохлады. Ей снилось что-то, от чего голова казалась теперь невообразимо тяжёлой.­

К чёрту такие сны. ­

Девушка встала, потягиваясь и оправляя рубашку. На секунду прислушалась. Наверное, это уже вошло в привычку — прислушиваться, чтобы знать, не бродит ли в соседней комнате Малфой. Что вряд ли, конечно — не поднял бы он свою аристократичную задницу с постели в такое время, да еще и в выходной.­

Пусть проспит поход в Хогсмид к чертям собачьим.­

Так ему и надо.­

Усмехнувшись своим по-детски мстительным мыслям, она прошлепала босыми ногами в ванную, покосившись на дверь, ведущую в спальню слизеринца. Ей вспомнился недавний инцидент с Пэнси, и в щеки бросилась кровь. Не дай Мерлин он узнал бы об этом. Всю свою жизнь Гермиона выслушивала бы подколы от него лишь на эту тему.­

Чувствуя привычное раздражение, что уже с утра в её голове столько Малфоя, она подошла к раковине, заглядывая в зеркало. Растрепана ещё больше, чем обычно. Нужно поскорее приводить себя в божеский вид. Только буркнув ставший привычным Коллопортус, запечатавший дверь в спальню Малфоя, Гермиона умылась и почистила зубы. Затем разделась и встала под горячие струи душа, прикрывая глаза и мурлыча какой-то незатейливый мотивчик себе под нос, думая о том, что совсем скоро ни одной лишней мысли не будет в голове — она будет распивать сливочное пиво с Гарри и Роном. Только сейчас она поняла, как сильно соскучилась по ним. ­

Просто сидеть и болтать.­

Обсуждать очередную глупую попытку Симуса и Лаванды быть вместе, очередное наказание от Снейпа для Невилла, в очередной раз видеть противные слизеринские рожи за соседними столиками и отбиваться от их заносчивых шуточек. В Хогсмиде всё было проще. Даже со слизеринцами — там каждый отдыхал. Их подколы и попытки кусаться воспринимались иначе. Проще. ­

В Хогсмиде все занимались своими делами. Это было чем-то вроде нейтральной территории, где если и перебрасывались руганью, то больше из вежливости, чем потому, что так хотелось. ­

Гермиона как раз наносила на волосы шампунь, когда услышала грохот кулака по двери, и подскочила на месте, едва не выронив из рук флакончик. ­

— Грейнджер, твою грёбаную мать, сколько можно распеваться?!­

Судя по хриплому голосу, она его разбудила, задумавшись и неосознанно повысив громкость своих песнопений. А судя по интонации, Малфой не любил, когда его будили. Она с тяжёлым вздохом принялась смывать пену с волос, решив, что разумнее будет промолчать, ведь если день начался со слизеринца, значит и пройдёт он через задницу. Ведь настроение испортить куда легче, чем снова поднять. Тем более, если его портит этот кретин. У него же просто дар на подобные...­

Ещё один удар по двери - и Гермиона снова вздрогнула, выронив флакон с шампунем, который больно стукнул её по пальцу на ноге. Она охнула и нахмурилась, уничтожая взглядом матовое стекло кабинки, за которой едва просматривалась дверь, что осаждал Малфой. ­

— Идиотка! Чтоб тебя.­

Последний удар был почти ленивым, и Гермиона решила его не считать. ­

Прошло секунд десять тишины, нарушаемой лишь шумом воды. ­

Судя по всему, ушел обратно в постель, намереваясь проспать еще несколько часов. Гермиона, слегка щурясь от бивших в макушку струй, усмехнулась. Фиг ты поспишь, змеёныш.­

Воодушевленная, она подобрала флакончик и, набрав побольше воздуха в лёгкие и используя шампунь в роли микрофона, запела с таким пристрастием, что собственный голос звонкой трелью отдался в ушах, вибрируя в стенках стеклянного кокона: ­

— Лондонский мост падает,
Падает, падает!
Лондонский мост падает,
Моя милая леди!­

Первое, что пришло в голову. Говорят, это обычно является самым правильным выбором.­

Маггловская детская песенка «My fair lady», которую она часто пела в детстве. Однако никогда — с таким увлечением. Старательно вытянув последние гласные, слегка сфальшивив и закусив губу, она сделала небольшую паузу, чтобы проверить реакцию. ­

Что последовала незамедлительно.­

Об дверь так шандарахнуло чем-то таким тяжёлым, что Гермионе на секунду показалось, будто она оглохла. ­

— Закрой рот! — его разъярённый вопль лился лечебным бальзамом на душу. Пусть сегодняшнее утро будет признано утром-самой-глупой-мести-за-всё. Вдохнув поглубже, гриффиндорка снова запела, отставляя флакон и время от времени отворачивая голову от бьющих струй, чтобы смыть пену.­

— Укрепи твердым бруском,
Укрепи, укрепи.
Укрепи твердым бруском,
Моя милая леди!­

Она прислушалась и услышала его шаги. Дверь снова содрогнулась.­

— Ты, дура, сейчас сама превратишься в брусок с моей легкой руки, если не прекратишь петь это маггловское дерьмо! Забыла, что твое хиленькое заклинаньице открывается простой Алохоморой? ­

Гермиона захлопнула рот прежде, чем ещё хоть звук успел сорваться с её губ. Конечно, не забыла, но у неё и мысли не было, что он вздумает открывать дверь. Зачем? Чтобы полюбоваться на ненавистную Грейнджер? Она могла, конечно, поставить заклинание и посложнее, чтобы Малфой не смог открыть чертову дверь, но палочка осталась возле раковины.­

— Уж кто из нас брусок, так это ты, Малфой, — буркнула она и могла поклясться, что услышала, как он фыркнул. — Прочь от двери. Через две минуты я освобожу ванну. ­

Он стукнул еще раз, для достоверности или просто со злости. ­

— Засунь свой приказной тон себе в глотку, грязнокровка. Ты ответишь за то, что разбудила меня в такую рань.­

Закатив глаза, Гермиона заставила себя промолчать и быстро смыть остатки шампуня и мыла.­

Обмотавшись полотенцем, она юркнула в свою комнату, прикрывая за собой дверь и накладывая на неё несколько запирающих. На всякий случай.­

А когда обернулась к зеркалу, поняла, что отражение ей улыбается.­


* * *


В гостиную она спустилась в прекрасном расположении духа, уложив волосы особенно аккуратно. Не для Малфоя, конечно. Ей просто захотелось выглядеть сегодня привлекательной. Целое утро придется крутиться среди её мальчишек, и она серьезно настроилась развеять любые их подозрения по поводу того, что она стала какой-то «не такой». ­

Вчерашний вечер она провела в гостиной Гриффиндора, поедая с Гарри и Роном «Берти Боттс» и посмеиваясь над попытками Финнигана сочинить приличный стих для Лаванды. Потом Невилл притащил волшебные шахматы, чем и занял всех почти до ночи. Они провели вечер так, как проводили всегда до этого, с первого по шестой курс, и в Башню старост Гермиона вернулась в приподнятом настроении, далеко после отбоя. Услышала смех Пэнси и, не раздумывая, поставила на комнату заглушку, после чего упала в постель и уснула, впуская в голову какой-то дурацкий и неприятный сон.­

Гермиона ухмыльнулась, ставя сумку на стол и думая о том, что останься Паркинсон до утра в соседней спальне, она бы тоже проснулась от столь задушевных песен в душе. Но Малфой никогда не позволял ей остаться в своей постели. Это были его личные размышления, в которые Гермионе вникать не хотелось, хотя какая-то очень глупая её часть втайне радовалась от этого. Чего именно — неясно. То ли от того, что даже для Малфоя есть какая-то святая святых, куда нет доступа кому попало. То ли от осознания того факта, что он не такой ширпотреб, как казалось. Если только в определенном смысле.­

За спиной раздался тихий стук, и девушка резко развернулась. На каменном подоконнике сидел огромный черный филин, узнать которого было не так сложно. Семейный почтовик Малфоев смотрел на гриффиндорку своими желтыми глазами сквозь стекло, нетерпеливо переминаясь с лапы на лапу. В клюве был зажат небольшой конверт.­

Гермиона выпустила сумку из рук и подошла к окну, кусая губы. Малфой убьёт её, если узнает, что она приняла его почту. Чёрт, пусть сам разбирается со своими письмами. Намереваясь вернуться к столу, она вздрогнула от очередного стука. Птица смотрела на неё почти с недоумением, не понимая, почему у неё не хотят принять конверт. ­

Нахмурив тонкие брови, девушка решительно сжала губы и открыла створку, осторожно забирая письмо из изогнутого клюва. Филин тут же благодарно ухнул и хлопнул своими широкими крыльями по бокам. ­

Пергамент был даже не в конверте. Будто обычная записка. Если присмотреться, можно было увидеть аккуратные буквы на сложенной стороне. Может быть, это от Пэнси? Она могла устроить Малфою минутку романтики, пробраться в Башню сов и... ­

Или от Нарциссы? ­

Интересно было бы взглянуть на общение сына с матерью. Наверное, в таком сыночке она души не чает. Вырастила чадо на свою голову. А возможно, послание от Люциуса, который на самом деле жив? И, может быть, Гермиона держит в руках опаснейший компромат, за прочтение которого её могут убить.­

Она не сдержалась и фыркнула. ­

Нет. Читать чужую почту, а тем более почту Малфоя, она не станет. Просто положит это на стол, и пусть сам решает... Она уже почти протянула руку, почти выпустила письмо из пальцев, но лихорадочный интерес нездоровой волной накрыл грудную клетку.­

Судя по тому, что писал “Пророк”, Нарцисса была не в себе после произошедшего летом. Что она писала сыну?­

Чёрт, он же не узнает об этом. Достаточно просто развернуть две половинки пергамента. Он ведь не в конверте, значит, ничего важного там быть не может. Гермиона воровато обернулась, прислушиваясь. Тишина. Может быть, Малфой пошел в ванную или же выбирает рубашку, которую наденет сегодня. Покосилась на филина, который старательно вычищал перья, не обращая особого внимания на девушку. ­

Она всё ещё сомневалась, а пальцы уже разворачивали шероховатую бумагу. Сердце билось в груди так, будто намеревалось пережевать само себя своими же ударами. Кляня свое гриффиндорское любопытство, Гермиона впилась глазами в первые строки, выведенные мелким женским почерком. ­

«Мой сын Драко!».­

И уставилась на эту фразу, моргая.­

Странное обращение родного человека к родному человеку, - подумала она, снова хмуря брови. Представив себе на секунду, что мать обратилась бы к ней подобным образом, «моя дочь Гермиона!», ей стало смешно. Возможно, у аристократов положено официальное обращение к членам семьи. Интересно, а к мужу она тоже обращалась «мой муж Люциус»? ­

А возможно... она действительно была не в себе.­

Гермиона продолжила читать, покусывая губу и чувствуя себя немного преступницей, но получая от того несказанное удовольствие. ­

«Надеюсь, у тебя всё хорошо, и мои письма к тебе доходят. Сегодня вечером меня посетил мужчина, который представился Логаном. Он вёл себя так, будто долгое время знал меня. Скажи мне, были ли у меня знакомые с таким именем?..»­

Девушка перечитала последнюю строку, озадаченно приподнимая брови. Что значит: «были ли знакомые»? Гермиона нахмурилась, не позволяя острой жалости взять над ней верх.­

«...Он говорил очень странные вещи о...»­

— Грейнджер, ты просто титан идиотизма, и если думаешь, что твои вопли в душе это забавно или что они как-то подтверждают твоё... ­

Издевательский голос за спиной заставил Гермиону подскочить на месте, вскидывая голову, а внутренности — медленно сползти куда-то в район коленей, оставляя после себя лишь ледяную пустоту. Слизеринец стоял в проёме арки, ведущей на лестницу. Чёртово письмо жгло руки так, что хотелось тут же выкинуть его, однако Гермиона замерла, глядя на Малфоя.­

Он резко замолчал — взгляд упал на филина на подоконнике, а затем на письмо в тонких пальцах. И внезапно глаза сузились, становясь похожими на две глыбы льда. Тишина, повисшая в гостиной старост, напугала Гермиону даже больше, чем полет на Клювокрыле когда-то, с Гарри и Сириусом. По крайней мере и тогда, и сейчас у нее было ощущение, что она сейчас рухнет вниз и разобьётся. ­

— Какого хера ты делаешь?­

— Я... ­

Взгляд лихорадочно метался по комнате, похолодевшие пальцы теребили бумагу. Она буквально чувствовала, как он сатанел. ­

— Послушай...­

Малфой подлетел к ней, не отрывая взгляда от пергамента, и гриффиндорка отшатнулась, автоматически заводя руки за спину и ловя на своём лице его бешеный взгляд. ­

— Дай сюда, — зарычал он глухо, уничтожая её, прожигая льдом из глаз. ­

— Послушай, я не хотела читать. Твой филин... Я открыла окно... Оно правда... там нет ничего такого. ­

— Дай сюда письмо! — его рёв эхом отдался в голове, разбиваясь о черепную коробку и вонзаясь острыми осколками куда-то глубоко внутрь. До мяса. До кости. ­

— Мерлин, Малфой. Выслушай меня, — лепет, почти детский, почти неслышный. ­

Резкое движение. Она зажмурилась — рука его взметнулась в воздух. Сейчас он ударит её. Сейчас. Сама виновата. ­

Сама. Сама.­

Сердце вторило бьющему в голове слову, а тело сжалось. Внезапный рывок крепких пальцев — и она каким-то невообразимым маневром приземлилась боком на диван, а письмо было вырвано из рук. Что это было? Он её просто отшвырнул на подушки вместо того чтобы ударить, как она и предполагала.­

Со страхом приоткрыв один глаз и задыхаясь от колотящего в горле сердца, Гермиона уставилась на его напряженный профиль, а затем взгляд упал на руки, комкающие пергамент.­

— Малфой...­

— Ни слова, Грейнджер. Ни слова, блядь, иначе я убью тебя, — он цедил слова, комкая письмо с остервенением, а затем бросил его в камин, не глядя. Дыхание было неровным, рваным. Руки сжимались и разжимались, а затем метнулись вверх и принялись завязывать галстук, который расслабленной змейкой свешивался из-под воротника легкой рубашки.­

Гермиона молча смотрела за четкими, заученными движениями, недоумевая, зачем он выкинул письмо, что уже горело в огне. ­

— Оно... оно было от Нарциссы.­

— Я знаю, — рявкнул он, поворачивая к ней голову и уничтожая взглядом, — и ты не имела никакого долбаного права лезть туда. ­

— Я и не лезла. Твой филин постучал в окно и...­

— И попросил прочесть мою почту?!­

— Не нужно орать на меня! ­

Его взгляд вцепился в её собственный, и гриффиндорке показалось, что в гостиной зазвенели сталью два скрещенных меча. ­

— Не нужно совать свой нос не в свои дела, чтобы я не орал на тебя, чёртова сука!­

Руки Малфоя оторвались от галстука и снова принялись сжиматься и разжиматься на уровне её носа. Это чертовски нервировало. Казалось, малфоевским пальцам не терпится сжаться на её шее, и Гермиона отодвинулась в дальний угол дивана, соизмеряя расстояние до брошенной на столе сумки. ­

— Если я ещё раз увижу тебя рядом с тем, что принадлежит мне... ­

— Чёрт возьми, Малфой! Я ничего не украла, я всего лишь... — она замолчала, когда кончик его палочки уставился прямо ей в лицо. ­

— Не перебивай меня, Грейнджер.­

Просто невероятно!­

— Что? Убьёшь меня, да? В гостиной старост? ­

Гермиона резко поднялась на ноги, глядя ему в глаза. Палочка поднялась вслед за ней.­

— Зубы прорезались? Аваду хочешь схлопотать? ­

— Твои угрозы, Малфой, такие пустые. ­

Его губы скривились. Захотелось убить её, убить сейчас же, эту маленькую заносчивую сучку. Прямо сейчас плюнуть Круцио ей в лицо. Смотреть, как она корчится на полу, откусывает от боли свой грязный язык. ­

Он чувствовал себя таким униженным и беспомощным оттого, что не мог произнести непростительное заклятие. Не потому, что было нельзя. А потому что не мог. ­

Её глаза. Её волосы. Она. ­

Такая настоящая, живая, почти такая же разозлённая, как и он. Что он мог сделать? Что, кроме «пустых угроз» и беспомощной злости, когда у него в носу до сих пор жил её запах, который остался от её мыла и шампуня в душе?­

— Тебе еще аукнется это, Грейнджер. ­

Он едва не подавился собственным ядом, выплёвывая эти слова. Ненавидя её за неё саму. Ненавидя себя за столь хилую угрозу. Она скривилась. Не верила. Да, не верь мне, грязнокровка. Я сам еще не знаю, что сделаю, но заставлю тебя упасть на тот же уровень, где сейчас валяюсь я в собственных глазах. ­

Драко сжал палочку побелевшими пальцами и опустил её, пряча в карман штанов, с толикой удовольствия замечая облегчение во взгляде гриффиндорки, тут же, однако, сменившееся мятежным огоньком. ­

— И что ты сделаешь? ­

Вызов. Вздернутый подбородок.­

Чёрт возьми, как можно так меняться — минуту назад он мог поклясться, что видел страх в распахнутых глазах. Теперь же она сжимала кулаки, выпрямив плечи. Взгляд хищно вцепился ему в лицо, и, Мерлин, эту ли девушку он назвал уродиной?.. ­

Противостояние было прекрасным. Его можно было ощутить кожей. ­

Ему это... нравилось? ­

От шальной мысли новая волна ярости разорвалась где-то в сердце.­

— Месть будет сладка, не сомневайся.­

И что-то в его тоне заставило Грейнджер поёжиться. Он видел это, ощущая расплывающееся в груди удовлетворение.­

— Сколько пафоса, Малфой. Не заговаривайся, ради Годрика.­

Он ничего не ответил. Громко фыркнул.­

Когда она отвернулась, делая шаг к столу, взгляд скользнул по её курносому носу и густым волосам. Надо же, она иначе причесалась, он только заметил это. ­

И едва не проклял себя за то, что заметил. ­

Вот уж кому нужно Круцио в голову, так это ему самому. Чтобы мозги встали на место. Неподвижные валуны собственных мыслей внезапно сдвинулись, таща за собой другие, старые воспоминания, от которых под кожей зашевелились мурашки. ­

Люциус, тёмная комната. Крик Нарциссы. Обнаженный по пояс мужчина на коленях перед алтарем. Огонь, скрип двери, взгляд отца. ­

«...Как ты посмел зайти сюда?!..»­

«...Люциус, не нужно, он не знал!..»­

Сердце останавливается, вспышка. ­

«...Отец, я... нет, пожалуйста...»­

«...Круцио!..»­

Удар. Боль. ­

Боль.­

Больбольболь. ­

Драко выдохнул, судорожно сглатывая. Находя взглядом Грейнджер, которая рылась в своей сумке. Успокаиваясь. Мышцы шеи свело, и он на несколько секунд закрыл глаза. Это будет жить в нём. Отец мёртв, а это останется в нём. Всегда. Пока не сведёт с ума.­

И от этого становилось страшно. Все страшнее с каждым днём. ­

Бежать от страха. Страха нет. ­

Просто бежать.­

Гермиона вздрогнула, когда портрет за ним закрылся. Ледяные пальцы выпустили палочку, а взгляд оторвался от стекла, в котором она видела отражение Малфоя, пока тот не сорвался с места, пулей вылетая из гостиной.­

Что за метаморфозы с ним творятся? Мерлин, она никогда не поймёт этого человека. Она и не хочет его понимать.­

Закрыв сумку и повесив её на плечо, Гермиона бросила взгляд в камин, на крошечный истлевший клочок бумаги, который лениво доедал огонь. Сделала шаг. Рассмотрела слова и снова нахмурилась. ­

Мой сын Драко. ­

— Что за семейка... — тихо произнесла, вздрагивая от лёгкого шороха за спиной и оборачиваясь. Филина на подоконнике уже не было, лишь черная уменьшающаяся точка в небе, набирающая высоту. Порой ей хотелось иметь такие же крылья и открытое окно перед собой. ­

Чтобы однажды закрыть глаза и улететь.­


***



— Хогсмид — волшебное место, Гарри. Любые мысли здесь кажутся лёгкими и... немного запутанными, — Рон отпил ещё из своего бокала и глуповато улыбнулся проходящей мимо официантке.­

— Кому-то пора заканчивать со сливочным пивом, кажется. ­

— Гермиона! Твой нравоучительский тон сбивает меня с нужной волны, — он нахмурил светлые брови, глядя на подругу с осуждением.­

— Нравоучительный, Рональд.­

Он скривился, вновь поднося бокал к губам. Гермиона переглянулась с Гарри и закатила глаза, будто это он был виноват в том, что рыжий наклюкался. Тот с усмешкой наблюдал за друзьями, грея руки о бокал с грогом, присыпанным корицей. Они сидели в «Трёх мётлах» уже примерно час, и за это время Рон успел опрокинуть в себя три порции сливочного пива. Зато... ­
Зато было уютно. Так, как должно было быть. Они втроём, смеются и подкалывают друг друга. Гермиона пнула Рона под столом, когда он послал очередной влюбленный взгляд сидящей за соседним столиком Парвати. ­

— Эй! Ты что?­

— Прекрати засматриваться на неё, — процедила Гермиона, наклоняясь.­

— Почему это? ­

— Рядом с ней сидит её парень вообще-то. ­

— Дин?! — Уизли так громко фыркнул, что показалось, будто он чихнул, затем тоже наклонился и доверительно положил руку Гермионе на плечо. — Дин Томас - это не лучший вариант для Парвати, Гермиона. ­

— Да что ты говоришь? Между прочим, она говорила, что очень счастлива с ним. ­

— Она просто не знала лучшего, — философски заключил Рон, делая нелепый взмах рукой в воздухе, который, видимо, показался ему очаровательным, и он с удовольствием его повторил ещё несколько раз. ­

— Уизли, на тебя пикси напали? — раздался громкий голос Блейза со стороны окна, где сидели слизеринцы во главе с Малфоем. Шутку тут же поддержали шумным гоготом. Гермиона послала в их сторону уничтожающий взгляд, отметив, что Малфой лишь хмыкнул, даже не повернув головы. Он всё еще злился на неё. ­

И немудрено. У неё была возможность подумать, как он отреагировал на письмо в чужих руках. А тем более, в руках «дуры-Грейнджер». Могло быть и хуже. Нужно было сказать спасибо, что он действительно обошелся всего лишь ором и запугиваниями.­

Хотя что ещё от него можно было ожидать? От труса, который потерял свою единственную защиту и учился выживать в этом мире сам. Сколько раз уже она видела в его глазах страх? И размеры этого чувства поражали её. Кажется, страх был больше самого Малфоя в несколько раз и не перекрывал собою разве что его самолюбие и презрительный, неизменный взгляд «насквозь». Наверное, если Малфой потеряет своё умение смотреть вот так, он потеряет самого себя. ­

Он наклонил голову, и светлая прядь упала ему на глаза.­

Каково было бы поправить её? Провести кончиками пальцев по его волосам и напряженной челюсти. Может быть, игриво, по линии носа, задержавшись на самом кончике. Каково было бы, если бы он улыбнулся ей, прикрывая глаза от этих прикосновений? ­

Почувствовав разливающуюся в животе эйфорию, она вздохнула, ощущая, как кружится хмельная голова. Скользнула взглядом к его сжатым губам и вспомнила поцелуй. Безумный, горячий. От которого подгибались ноги. ­

Ощущение его скользящего языка. Он хотел её. Он хотел Её. ­

Мерлин, а ведь этого поцелуя больше никогда не будет. Не будет сжимающих рук и его горячего, твердого, возбужденного тела. Почему он ни разу не дал прикоснуться к нему? Единственный раз, позволив ей объятье, которое, судя по всему, и рад был забыть как страшный сон. Такая честь снизошла на Гермиону Грейнджер. Малфой позволил ей потереться о его плечо носом. Но чёрт возьми. Это было прекрасно. И так тепло. ­

Это объятье пахло лучше, чем любой самый приятный цветок.­

Взгляд скользнул по Пэнси, что жалась к Малфою сбоку, что-то рассказывая однокурснице, не упуская возможности касаться его. То пальцы сожмутся на рукаве, то ладонь скользнет на лопатки. Гриффиндорка отвернулась, наткнувшись взглядом на Гарри, который, как оказалось, смотрел на неё в упор. Интересно, как долго? ­

— Что?­

— Ничего, — он выжидающе приподнял брови.­

Нам будет о чём поговорить, Гермиона, - перевела она для себя его «ничего» и вздохнула, отпивая ещё немного пива. Внезапно за окном мелькнул знакомый профиль, и девушка резко выпрямилась, пытаясь рассмотреть, не показалось ли ей. По улице действительно проходил Курт, мило беседуя с Лори Доретт с шестого курса Пуффендуя. Его рука поглаживала ее плечо, и выглядели они... как пара?­

— Что, Грейнджер, жениха заметила?­

Ну, конечно. Кому ещё мог принадлежать этот голос, из которого так и лился яд. ­

— Удивлена, что тебе предпочли сексуальную пуффендуйскую попку?­

— Заткнись, Малфой, — огрызнулся Рон, который пристыжено молчал после замечания Блейза про пикси, пока Гермиона вставала, игнорируя подкол.­

— Вот уж Вислого спросить забыли. Закажи еще бокал пива, станцуешь нам на столе, — Малфой сощурился, кривя губы. ­

Кто-то ещё что-то добавил, но она не обратила особого внимания, бросив Гарри: «Я сейчас», и скользнула к выходу из «Трёх мётел». Ей нужно было узнать, почему он не сказал, что тренировку отменили, и избегал её последние пару дней. ­

Не то чтобы её это очень волновало, но всё же внутри остался непонятный и неприятный осадок. Может быть, он обиделся, что она попросила его уйти тогда, когда её едва не прихлопнул у стены Малфой за забытое патрулирование? В таком случае, нужно попросить прощение, наверное...­

Дверь со скрипом распахнулась прямо перед лицом гриффиндорки, и в паб ввалились Майлз Блетчли и Грэхэм Монтегю. В грудь последнего и не преминула впечататься носом Гермиона, ощущая слишком сильный запах одеколона, что почти въедался в глаза. Тут же чьи-то руки сжали её плечи, прижимая к себе.­

— О, какая встреча. Маленькая гриффиндорочка встречает меня своими объятьями, — голос Грэхэма показался слишком громким. То ли потому, что он действительно громко говорил, почти орал ей на ухо, чтобы каждое слово всенепременно оценили слизеринцы, то ли потому, что отработанный за последние несколько лет капитанский бас намертво въелся в его голосовые связки. ­

Она торопливо толкнула его плечи, однако крепкие руки всё ещё прижимали её к себе, и от ощущения его тела так рядом начинало подташнивать. ­

— Отпусти меня.­

— Ну что ты, мне нравится обнимать тебя, детка, — он говорил, бросая выразительные взгляды за стол гогочущих слизеринцев. Краем уха Гермиона услышала, как отодвигается стул за их столиком.­

— Оставь её в покое, кретин! ­

Рон. Вот чёрт. Не хватало ещё, чтобы рыжему расквасили лицо из-за такой глупости. ­

— Не надо, Рональд! — она повернула голову, стараясь держать лицо в максимальном отдалении от самодовольной и смазливой рожи Грэхэма. — А если ты меня немедленно не отпустишь, то можешь распрощаться со своим хозяйством, — выплюнула она, переводя взгляд на Монтегю, выпирающая ширинка которого касалась её бедра. Он, кажется, возбудился. И от осознания этого хотелось выйти на улицу и плеваться. А лучше сразу в душ. Смыть эту гадость с себя. ­

— Ты об этом говоришь, кошечка? — он оскалился, ощутимо толкнувшись к ней тазом, и Гермиона поняла, что если он немедленно не отпустит её, а Блетчли не прекратит так мерзко ржать откуда-то сбоку, она просто убьёт их обоих. ­

Неясно, как. Но убьёт. ­

Щёки пылали, а дыхание сбилось от ярости и отвращения. ­

— Грэхэм.­

Этот голос. ­

Меньше всего она ожидала услышать именно этот голос.­

Они обернулись — и Гермиона, и Монтегю. Даже Блетчли заткнулся, кажется. Малфой смотрел на них со спокойным отрешением, стоя около своего места за столом и сложив руки на груди. В глазах его невозможно было разобрать ни единой эмоции. Лишь сжатая челюсть выражала что-то вроде... раздражения.­

— Отпусти её. Не пачкай одежду.­

Приказ заставил Монтегю моментально разжать руки. Гермиона тут же отскочила от него, выгибая шею словно гусыня. ­

— Прикоснись ко мне ещё хотя бы раз, урод, — прошипела она, чувствуя, как через сетчатку глаз наружу рвется заряд яростных искр, и искренне желая дать ему выход. Прямо в голову Монтегю. — И тебе не поздоровится. ­

— Мы ещё потискаемся, детка, — снова эта гадкая улыбочка, но голос уже на тон ниже. Полон обещания. Затем он развернулся и направился к столу. — Эй, она сама упала мне в руки! Я просто не сдержался. Посмотрите, она не сильно запачкала меня?­

Гермиона смотрела на Малфоя, который даже не удостоил её взглядом, садясь на свое место. Это заставляло поверить, что действительно куда больше его волновала одежда Грэхэма, чем то, что этот кретин только что упирался ей в бедро своим стояком. Да и почему вообще Малфоя должно волновать её состояние? Удивительно уже то, что он прекратил представление, устроенное Монтегю.­

Гермиону передёрнуло.­

Она перевела взгляд на напряженно застывшего Гарри, держащего за плечо Рона, который, судя по выражению лица, уже лежал бы с раскуроченной миной, если бы Гермиона не попросила не вмешиваться в это. Взгляд Поттера красноречивее любых слов сказал ей, что её ждет допрос с адским пристрастием. Что же. Это справедливо. Правда, она ещё не знала, что рассказывать и как это всё объяснять. Если она решит вообще что-то объяснять.­

Едва заметно кивнув друзьям, она заметила, что тишина в «Трёх мётлах» снова начала исчезать в гуле голосов, что прекратился на время инцидента. Дрожащими руками оправив одежду, девушка выскользнула за дверь, вдыхая в лёгкие спасительный свежий воздух. ­

Уже не было охоты искать Курта.­

Просто хотелось побыть одной. И она побрела по улице, подальше от паба, подавляя в себе желание обернуться и убедиться, что серые глаза не следят за ней сквозь оконное стекло.­
 

Глава 7.

Когда дождевая капля тяжело разбилась прямо о кончик носа, Гермиона вздрогнула, торопливо вытирая лицо. Тучи находили с самого утра, но придавать этому значение тогда, когда намечался прекрасный день, не казалось нужным. Теперь же гриффиндорка лишь крепче обхватила себя руками, отстранённо наблюдая, как студенты, которыми сегодня кишел Хогсмид, ускоряют шаги, стремясь спрятать головы под навесами. Заскакивают в первые попавшиеся пабы и магазинчики. Откуда-то льются смех и вскрики. По мере того, как дождь увеличивался, улочка редела, а Гермиона брела вперед, хмурясь от прохладных капель и своих мыслей.

Прятаться не хотелось.

Ей нравился дождь. Сразу вспоминалось детство, загородный дом и бьющие в лицо капли. Шлепающие по лужам ноги. Мамин зовущий голос и мокрые подмигивающие васильки, что буйно разрослись прямо у крыльца.

Над раскинутым полем бьёт молния, и Гермиона забегает по ступенькам домой, прижимаясь к маминым ногам, обхватывая её колени и чувствуя, как колотится в груди птица собственного сердца. От страха и от восторга. Они стоят на веранде, и Гермиона не может понять, страшно ли ей, слыша раскаты рокочущего грома. Мама рядом, а значит не страшно. Но дыхание всё равно перехватывает, когда порыв ветра бросает в лицо мелкий рой капель.

Лёгкие руки гладят Гермиону по влажным растрепанным волосам.

- Это просто гроза, солнышко.

- Красиво… - шепчет она, прижимаясь щекой к маминым коленям.

Вздыхает, и запах мокрой земли так глубоко въедается в неё, что кажется, будто она лежит посреди поля, раскинув руки, и трава липнет к щекам, а на лицо падают капли. Падают и падают. К нему примешивается запах цветов, потяжелевший от влаги, и мать мягко проводит ладонью по спине Гермионы.

- Идем в дом, маленькая.

Почему-то в горло толкнулся колючий ком, который никак не удавалось проглотить.

Ей вспомнилось грубое прикосновение Грэхэма, которое она всё еще ощущала на своих плечах. Ни крепкое тело, ни сильные руки не вызвали в Гермионе ничего, кроме стойкого чувства отвращения, хотя чем-то отдаленно они напоминали прикосновения Малфоя, который держал её точно так же, в темноте коридора. И кто знает, будь он на месте Монтегю, стала бы Гермиона так активно вырываться?

Она на секунду представила себе, что это Малфой прижимался бы к ней пахом, топорщащейся ширинкой, своей горячей эрекцией, затянутой в ткань, и ощутила, почти с ужасом, как низ живота начинает тянуть. Она бы не вырывалась. Она бы хотела прижаться к нему, просить сжать руки сильнее, чтобы чувствовать его ещё больше. Горячего. С холодными глазами.

Этот контраст сводил с ума. По-настоящему сводил с ума, потому что становился необходимым ей. Пусть не прикасаться. Пусть просто смотреть, чувствовать. Видеть, как выражения на его обычно непроницаемом лице сменяются одно другим. Видеть его рядом. Зачем?

Нужно.

И это слово вдруг показалось настолько масштабным, что захотелось разорвать свою грудную клетку, чтобы выпустить его наружу. Гермиона закусила губу так, что на глаза навернулись слёзы. Как он мог стать ей необходим за месяц? За один сентябрь она забыла, что была на свете когда-то та Грейнджер, что могла пройти мимо Малфоя в коридоре, не остановившись на нём взглядом.

Что могла сидеть на уроке, старательно записывая конспект и попутно делая замечания криворукому Рону, который в очередной раз по невнимательности записал бы неправильный состав зелья, а не напряженно замирать, ощущая на своём затылке прямой взгляд. А мимоходом оборачиваясь, убеждаться, что сходит с ума, потому что он сидит, склонив голову, и записывает что-то или читает, или смотрит в сторону отвлечённым, пустым взглядом, настолько погружённый в свои мысли, что, кажется, он никогда и не выпадал из них.

Что когда-то могла просто не обратить внимания, что его волосы имеют самый удивительный оттенок, что знала платина. А руки с тонкими пальцами и чётко выступающими фалангами – самые идеальные руки, какие она когда-либо видела. И что за их прикосновение…

Гермиона крепко зажмурилась, осознавая, что смотрит куда-то сквозь завесу дождя и уже даже не идёт, а стоит на месте посреди пустой улицы. И в голове мысль: а у меня ведь сейчас взгляд как у него. Именно так он смотрит. Мимо всего, что его окружает. И, возможно, в какой-то из плоскостей этого дождливого мира их взгляды сейчас пересеклись.

- Господи, какая же дура.

Шёпот срывается сам собой, а ноги уже несут безвольное, но основательно замерзшее тело к ближайшему пабу, под козырьком которого застыла в объятии пара. Гермиона против воли присматривается и понимает, что это Курт. Настолько увлечён своим делом, что не замечает вокруг ничего – ни стены дождя, ни продрогшую Грейнджер, старосту девочек, замершую в десятке метров, наблюдающую, как Лори Доретт зарывается руками в его влажные волосы.

Всматривающуюся в эти движения.

В то, как тонкие пальцы пропускают густые тёмные пряди, сжимаясь в них, притягивая ближе, соскальзывая на затылок, ероша. А в голове, набатом, стучит: Лори Доретт, ты совсем не знаешь, что такое прекрасные волосы, в которые хочется вот так зарываться. И не только пальцами. Лицом, носом, губами, зажмуренными глазами. Они совсем, совсем не такого цвета, как у Курта Миллера.

Горько выдохнув, Гермиона отвернулась, ощущая себя грязной оттого, что увидела их. Я обязательно поговорю с Куртом, решила она. Не сейчас, конечно. Потом. Попрошу прощения, что прогнала его, ничего толком не объяснив, когда увидела Малфоя, летящего по коридору.

Просто не подумала, что можно было бы сказать. Когда она видела его, у неё не получалось думать.

Чужие ладони обхватили её, накидывая на плечи тёплую ткань так внезапно, что она вздрогнула. Сердце на секунду задушено трепыхнулось и упало, покатившись, кажется, по той самой грязи, в которой стояли сейчас ноги. Твердые руки волчком развернули её на месте.

Нет.
Не те руки. Это был всего лишь Гарри. Торопливо укутывал её в свою кофту и говорил что-то. Постойте. Говорил?..

- …с ума сошла, дурочка. Давай, вот так вот, чтобы не мёрзла. Идём, идём быстрее, промокла вся.

Рука крепко прижимает её к груди так, что она утыкается в его плечо носом. Запах мёда, пряности и грога. Совсем не тот запах. И уже вполне узнаваемый голос, вопящий изнутри: хватит искать его во всех подряд!

Да, да. Конечно. Хватит.

И отдалённая мысль, шепотком: но Гарри – не все подряд.

Она закрывает глаза, понимая, что он продолжает отчитывать её, называет дурочкой, ругает и почти тащит за собой по улице, а их обувь чавкает по размокшей земле. И из губ вырывается ожидаемое: прости, Гарри. Я не подумала. Да, дурочка. Да, идиотка. Да, прости. Простипростипростигарри.

И его голос успокаивается, становится мягче. Наверное, потому, что он слышит то, что заставляет его прийти в себя. То, чего он не понимает в её голосе. И не дай Мерлин ты поймешь, Гарри. Не понимай, прошу тебя.

Они останавливаются под крышей какого-то здания, лупящие струи прекращают терзать тело, и словно на секунду становится легче. Теперь от неё пахнет дождем. От неё пахнет им. Содрать с себя кожу, чтобы не чувствовать.

Слишком сильно. Слишком нужно.

Слишком.

Ненавижу это слово.

Гарри по-прежнему обнимает её. Чувствует, наверное, что ей нужно ощущать чье-то тепло, кого-то, удерживающего её здесь. Или боится, что она замёрзнет. Но она ведь уже замёрзла. Так холодно в животе и в груди. И этот холод забивался в кончики пальцев, которые, кажется, вот-вот посинеют.

- Всё в порядке?

Шёпот у него странный, так не похож на шёпот Гарри, который был в прошлом году. И снова осознание: они выросли. И снова тоскливый вой где-то под рёбрами. Верните то, что было до этого сентября. Верните.

Она кивает. Жмурит глаза. Вздыхает.

От Гарри тоже пахнет дождем. Почти похоже на запах Малфоя. Почти. Совсем чуть-чуть - и можно было бы назвать его отдаленно схожим.

Гермиона плотнее закрывает глаза, утыкаясь носом ему в плечо, обнимает, цепляясь за влажный материал толстовки на спине друга, представляя, додумывая лёгкий запах шоколада, а вместо грубоватой ткани маггловской вещи – колючий свитер. И не осознаёт, что вода снова течёт по её лицу. Солёная и такая позорно-выдающая её с головой. Хочется упасть и лежать здесь. А потом умереть и больше никогда не думать ни о чём. Никогда не чувствовать ничего. Не представлять. Не сравнивать.

Как же гадко.

Но Поттер крепко держит. Сгребая её, прижимая к себе и повторяя одни и те же слова, от которых сердце снова ухает вниз:

- Не плачь. Мы ему этого так не оставим. Отметелим так, что мама родная не узнает. Рожа слизеринская. Кретин. Не плачь только, слышишь?

Она отстраняется от друга, глядя на него распахнутыми глазами.

- О ком ты говоришь?

Он слегка хмурится. Смотрит на неё непонимающе.

- О Грэхэме, конечно.

Будто сам собой разумеющийся факт. Гермиона ненавидит вырвавшийся из груди облегчённый вздох.

- Ах, да. Конечно, - но тут же исправляется: – Нет, не нужно метелить его. Он просто идиот.

И продолжает бормотать что-то о гормонах и отсутствии ума у мальчишек его возраста, забывая на секунду, что перед ней стоит такой же восемнадцатилетний Поттер и молча гладит её по спине, позволяя высказаться. Гермиона знает: он радуется, что она уже не плачет. Гарри никогда не умел успокаивать девушек. Почему-то вспомнилась лёгкая паника, с которой он рассказывал о поцелуе с плачущей Чжоу. Всё, что он умел, это подставить своё плечо и ждать, пока слёзы не иссякнут. Но ей очень не хотелось, чтобы он чувствовал себя виноватым за то, что она никак не возьмёт себя в руки. А он чувствовал. Только один этот обречённо-понимающе-удручённый взгляд говорил о том.

- Где Рон?

- Остался с Симусом в «Трёх мётлах». Рвался со мной пойти, но я бы тогда вас обоих тащил… ну… ты знаешь же… - он замялся, и Гермиона рассмеялась немного нервно, чувствуя острую благодарность к стоящему перед ней человеку.

Отстранилась, замечая, что чёрные густые волосы совершенно сырые и торчат в разные стороны, наверняка как и её собственные. Подняла руку и пригладила их, пока Гарри немного смущённо поджимал губы, глядя сквозь стёкла мокрых очков.

- Спасибо тебе, - слова вырвались совершенно искренне. Он улыбнулся и кивнул. Гермиона осторожно отстранилась от него, ощущая щемящую нежность в груди. Гарри. Их с Роном Гарри. Её Гарри. Надо же, она испытывает к своему другу совершенно материнские чувства, несмотря на то, что он давно вырос. Лицо его стало выразительным, с чётко выделенным подбородком и тонкими губами. На оливковой коже сверкали изумрудные глаза.

- Что? – он выглядел смущённым, ещё больше чем прежде. Хмурил брови и, не выдерживая её изучающих глаз, отводил взгляд. Гермиона улыбнулась.

- Просто… мы изменились, Гарри. Это так непривычно осознавать.

- А. Понимаю.

- Ты тоже заметил, да?

- Да, - пауза. - Гермиона... эм-м, скажи честно. У тебя всё нормально?

Она уже открыла рот, чтобы ответить твердым «конечно», но Поттер перебил её:

- Правду, Гермиона. У тебя всё нормально?

Сжала губы, решительно кивнула.

И выдохнула:

- Нет.

Зелёные глаза тут же требовательно впились в её лицо взглядом. Гарри даже не обращал внимания на то, что с волос на стёкла очков падают капли, стекая к щекам, оставляя после себя неровные дорожки, мешая смотреть.

- Что случилось? Он, да? Малфой, да? Я убью его.

И шаг под дождь, будто прямо сейчас он готов вытащить палочку и швырнуть в слизеринца чем-то непростительным. Гермиона тут же вцепилась пальцами в его толстовку, затаскивая обратно, под крышу.

- Постой, Гарри. Ты не понял.

- Что здесь понимать? – его голос почти звенел от ярости, и гриффиндорка узнала в нём того мальчишку, который сломя голову бросался в любую перепалку ради любой чепухи, не жалея своей головы.

Открыла рот и поняла, что не знает, что сказать. За что уцепиться. Кажется, любая мысль, стоило ухватиться за нее, срывалась, выпадая из пальцев, как камень с крутого склона, усыпая голову мелкими комками грязи и пыли.

- Он ни при чем. Дело в том…

Она опустила взгляд, уставившись на его заляпанные грязью кроссовки, будто ища в них поддержки. Этот разговор всё равно когда-нибудь пришлось бы начать. И хорошо, что здесь нет Рона, иначе бы без криков не обошлось.

- Гарри… - подняла голову, встретившись с ним глазами. Он смотрел почти со страхом, и у неё тоже сжалось сердце. Он как будто знает, пронеслась в голове мысль, и Гермиона закусила губу, вновь вперив взгляд в его обувь.

- Ты смотришь на него.

Голос Поттера тихий, а в нём – осуждение. Хлёсткое, резкое, острое, смешанное с долей раздражения и злости. Какой-то отчаянной и бессильной. Каждый оттенок бьёт по лицу, давая заслуженные пощёчины. А ей страшно поднять голову, но она решается.

В зелёных глазах - догадка. Осознание и непонимание, полное, убежденное. Странное недоверие. И ни капли былой теплоты, заботы, дружеской нежности. Всё внутри Гермионы кричало: соври ему. Соври, скажи, что это глупая ошибка. Это ведь и есть ошибка. У вас ведь ничего и никогда не будет. Ничего, никогда…

Она хмурится, кусает губу, качает головой, но так неубедительно, что сама не верит в это немое отрицание.

- Смотришь, - перебивает он её тишину. - Сегодня смотрела. В Большом зале. На трансфигурации. На зельях…

Он задыхался, сжимая зубы.

- …на травологии. А он перестал, ведь так? Перестал тебя замечать вообще. Что у вас, Гермиона?

Слова летели в неё как камни. Стучали в голове, почти оглушая. Наравне со стуком сердца. Что у нас?

Что у нас? Что, если нет даже никаких гребаных «нас»?!

- Ничего.

- Не обманывай.

- Ничего, - твёрдо произнесла она, так резко вскидывая голову, что мокрые волосы ударили по щекам. – Мерлин, Гарри!

Он смотрит с недоверием. Со странной надеждой, будто умоляя заставить его поверить в обратное, и Гермиона смягчается. Заставляет себя и давит улыбку. Самую искреннюю, на которую была способна, старательно растягивает губы, мысленно вручая себе за это «Оскары», один за одним, и проклиная лживый смех, что резковато вырывается из груди.

- Гарри… что ты говоришь… Я и Малфой! – она прикрыла рот рукой, продолжая смеяться, боясь, что эти смешки перерастут в банальную истерику, потому что слёзы снова набежали на глаза, грозясь политься одним нескончаемым потоком по щекам. И она смеётся, зажимая зубами кончик пальца так, что от боли хочется выть, а затем – прижимая руки к лицу, жмурясь и глотая мерзкую, горькую слюну. – Надо же было такое придумать! Я и Малфой.

Когда Гарри отводит её руки от лица, она молит Мерлина, чтобы он поверил ей. И, кажется, великий волшебник слышит её, потому что в зелёных глазах - облегчение. Такое огромное, что на какой-то миг Гермионе кажется, что оно наиграно.

- Прости, я такой дурак, - Поттер улыбается.

Оглушённая биением собственного сердца, она смотрит на него, краем сознания отмечая, что ливень постепенно редеет, как часто и бывает с сильными дождями – они кратковременны.

- Так что у тебя случилось?

- Да мелочи. Ничего серьёзного. Немного устала, столько новых забот появилось.

- Он точно не доставляет тебе хлопот?

- Конечно.

Снова это слово.

Почему всегда, когда она врёт, она произносит именно его?

- Прости, - он выпускает её пальцы, неловко топчется на месте и пытается засунуть руки в карманы джинсов, но мокрая ткань слишком неподатливая. – Я просто вдруг подумал... Ты расстроенная в последнее время, и мы с Роном переживаем. А тут ещё эти взгляды. Но ты-то никогда им не заинтересуешься, я точно знаю.

Поттер заглядывает ей в глаза, и она твёрдо кивает, закусывая щёку. Слава Мерлину. Слава Мерлину, он верит ей. И продолжает что-то бубнить, что такая, как она, никогда и ни за что не станет увлекаться хорьком, трусом, заносчивым слизеринским принцем, потому что… просто потому что. И ещё много-много слов. Совершенно ненужных, и гриффиндорка вздыхает почти с облегчением, когда голос Рона окликает их обоих с другой стороны улицы.

- Эй, вы, там! Промокли? А нечего было шастать под дождём! - придерживаясь за Финнигана, рыжий улыбается и машет рукой. – Идите уже сюда, я замучился вас ждать!

- Идём, Гарри, - Гермиона ободряюще обнимает друга за плечи, и тот наконец-то замолкает. – Дождь уже почти закончился.

Поттер потирает лоб и, вздохнув, тоже закидывает руку на плечо Гермионе.

Так они пересекают улочку, обнявшись. Что-то пьяно лопочет Рон, но удивленно замолкает, когда они принимают и его тоже в свое крепкое объятие. И вот здесь, в коконе её любимых мальчишек, от которых слегка пахло выпивкой, Гермиона понимает, что с ними случилось что-то.

С ней случилось.

И так, как было ещё совсем недавно, не будет уже никогда.


***




Он пришёл в понедельник, в восемь вечера.

Нарцисса была уверена, что Логан ни на минуту не задержится. Но надежда, что он и вовсе не придет, теплилась в ней, пока ровно в восемь в библиотеке не появился Ланки, и женщина уже знала, почему эльф так напуган. В поместье посетитель.

- В Мэноре гость, миссис Малфой. Ланки попросил его дожидаться хозяйку в гостиной, как и в прошлый раз, - чередуя слова с торопливыми поклонами, такими низкими, что тонкие уши касались пола, произнес он.

Нарцисса кивнула, вставая с кресла. Расправила платье похолодевшими руками и, стараясь не прислушиваться к ударам своего сердца, поспешила вниз. За окнами сгущались сумерки.

Страх её сегодня был не таким сжирающим, как в прошлый раз. Сегодня она надеялась получить ответы на терзавшие её вопросы. Может быть, что-то, что могло бы помочь Дереку Томпсону. Или что-то, что могло бы помочь ей самой. Ведь за всё время после потери памяти Логан был единственным человеком, который что-то в ней пробуждал. Воспоминания или, скорее, образы. Определенно негативного характера. Но результат!

Главное – результат.

С последних ступенек она почти спрыгнула, понимая, что запыхалась, спеша в гостиную, поэтому перед дверью остановилась, приглаживая волосы и снова расправляя платье. Вновь ей казалось, что лучик света из-под двери, окрашивающий её легкие домашние туфли в тёплый цвет огня, морозил кожу.

Мерлин, помоги.

И она легко толкнула дверную ручку.

Сегодня на нём другой костюм – и это оказалось первой глупой мыслью в голове женщины. Логан снова стоял у окна, сцепив руки за спиной. Тёмные волосы собраны и перехвачены лентой, открывая аккуратные хрящи ушей, а огонь из камина бросает на седину у висков свои мягкие блики.

Логан обернулся почти сразу же, и Нарцисса застыла, ощутив себя так, будто в грудь ударило ледяной волной. Зря она надеялась, что вторая встреча будет легче. Руки медленно холодели, хоть и воздух в гостиной сегодня был куда теплее.

- Ты приказала эльфам разжечь камины.

Тихое замечание его режущим по памяти голосом заставило её замереть, покрываясь мурашками, подавляя в себе желание убежать как маленькой девочке. Но она тут же нахмурила лоб. У неё есть цель. Возможно, он единственный, кто сможет помочь. И неважно, что чувствовать при этом, будь то страх или холод.

Её решительный шаг вперёд заставил его вскинуть правильной формы брови, и это стало единственной данью удивления от гостя.

- Холодает. Я начинаю мёрзнуть в этом здании, - спокойно произнесла она.

Логан обернулся к камину, а затем вернулся взглядом на её лицо.

- Определённо.

Он смотрел на неё со странным подозрением, и Нарциссе почему-то показалось, что она проворачивает ловкий фарс с этим страшным, пугающим мужчиной. Будто пытается одурачить его. Мнимость всего этого спектакля была шита белыми нитками. Это всё равно что ребенок, показывающий фокус взрослому человеку.

Нарцисса сжала перед собой руки, выпрямляя спину до боли.

- Вы обещали рассказать мне.

- Нет, это ты хотела рассказать мне, Нарци.

- Что?

- То, что ты вспомнила.

Она сжала губы, глядя на него, ощущая дрожь в сцепленных пальцах. По мере того, как его тон становился жестче, узел в животе завязывался всё туже, становился всё холоднее. Она заставила себя смотреть прямо.

- Я не помню ничего. Совершенно ничего, - голос стал тише, пока не упал почти до шёпота. Вот она, хваленая смелость. И в руки себя не возьмешь, когда он смотрит вот так. - Я ждала вас, чтобы…

- Ты ждала меня?

- …чтобы вы объяснили мне, что происходит в моей голове.

Логан смотрел на неё, прищурив глаза, а она отвела взгляд, чувствуя давление - внутреннее, внешнее. Этот человек уничтожал её, вытеснял из гостиной, из собственного тела. Будто сама душа хотела сбежать подальше от этого места. Туда, где нет Логана.

Он молча развернулся, шествуя обратно к окну, за которым всё ещё можно было различить очертания деревьев, розовых кустов и ограды, окружающей особняк свободным каменным кольцом. Но с каждой секундой сумерки становились плотнее, погружая сад в ночной бархат. Где-то беспокойно крикнула птица, и Нарциссе послышался в этом крике отчаянный вопль: «беги!». Она вздрогнула и перевела взгляд на мужчину, внезапно замечая на его шее, под собранными волосами, изображение ворона, раскинувшего свои крылья по обе стороны позвонка.

Заинтересованная рисунком, она напрягла взгляд, пытаясь рассмотреть его, но Логан снова обернулся всем телом. Определённо, этот мужчина привык выигрывать на внезапности.

- Ты видела, что пишут газеты, Нарци.

Это прозвучало утвердительно, поэтому она не посчитала нужным кивнуть. Лишь смотрела на него, ощущая, как ускоряется сердцебиение от осознания, что что-то заставило его начать говорить. И тут же крохотный червячок сомнения заворочался где-то в груди. Нужно ли это тебе?

А затем тихий внутренний голос: разве ты не заметила, Нарцисса, что тебя уже давно не спрашивают, что тебе нужно?

- Твоего мужа казнили в тюрьме за то, что ты и твой сын дали против него показания, которые подтвердились тем, что в Мэноре на тот момент находилось четырнадцать трупов магглов…

Создалось ощущение, будто в грудь ударили Петрификусом.

Дыхание Нарциссы перехватило, и она против воли поднесла руку ко рту. Остальные слова потонули в звоне, который так и разорвался в ушах, а глаза распахнулись, глядя на мужчину с ужасом и недоверием. Желудок сжался. А гость всё продолжал говорить:

- …ты была одной из сподвижниц этого движения – удаления нечистокровных волшебников.

- Ч-что значит удаления? – женщина едва шевелила онемевшими губами.

- А как ты думаешь?

- Я убивала людей?

Он в два шага оказался перед ней, и Нарцисса не успела удивиться, только через несколько секунд понимая, что упала бы на пол, если бы руки Логана не поддержали её за локти. Она ощутила запах его одеколона, отчего очередная судорога ужаса прошла по сознанию и голова закружилась, заставляя закрыть глаза.

Тёмная комната. Пылающий факел. Мужчина на коленях.

«…Империо!...»

- Скажите мне, Логан. Я убивала людей?

Он смотрел на неё с напряжённым ожиданием. Хотелось крикнуть ему, чтобы он не молчал, но страх заталкивался в глотку, душил и закручивался тошнотворными кольцами, не давая произнести ни слова.

Она ощутила, как опускается в кресло, что внезапно оказалось за спиной. Логан разжал пальцы на её локте, и она испытала от этого добрую долю облегчения. Хорошо бы, чтобы он ещё и отошёл от неё. Ей и без того было нечем дышать. Оглушённый известием, мозг так и норовил разорваться от напряжения и ожидания ответа.

- Нет.

Облегченный выдох вырвался из груди, и комната закружилась перед глазами. Нарцисса улыбнулась, прикрывая веки.

- Мерлин. Слава Мерлину, - её шёпот казался совершенно обессиленным. За несколько секунд она успела наречь себя убийцей. Представить, как от ее рук погибает человек, и от этого становилось страшно. Мысли гнетущей тучей нависли над головой. – А что же Люциус? Как я… почему…

- Позволила Министерству уничтожить своего мужа и каждого, кто нёс с ним этот крест правосудия волшебного мира?

Она осмелилась поднять глаза на Логана, который смотрел на неё со странным напряжением во взгляде, однако губы кривились, как если бы он собирался выругать её как маленькую девочку.

- Это не правосудие. Правосудие не в смерти, - голос Нарциссы стал на один миг жестче, и бровь мужчины коротко приподнялась, вновь выражая удивление.

- Люциус Малфой был жестоким человеком. Слишком жестоким, отчего ты и посчитала, что он сошел с ума… Он позволял приспешникам то, что тебя несколько пугало, Нарци.

От холодного и застывшего в ушах «Нарци» свело желудок. Нарцисса поджала губы, не отрывая от гостя глаз, будто пытаясь увидеть ответ во взгляде. В какой-то миг женщина поняла, что всматривается в его лицо. Он красивый мужчина. С чётко очерченным ртом и проницательно-карими глазами, от взгляда которых становилось муторно, что делало его похожим на ту птицу, изображение которой было вытатуировано на его шее.

- Сначала ты терпела это без пререканий. Потом пыталась прятаться. Сбегать.

Произнесённые слова медленно, с расстановкой шевелили ледяной ком в желудке. И от того, что он говорил, ей становилось еще страшнее. Но воспоминания не двигались в голове. Был просто страх от осознания, понимания, от чего она бежала.

- Ты закрывала Драко в его комнате, накладывая всевозможные заклятия, чтобы он не узнал ни о чём. Люциус не хотел, чтобы сын был в курсе того, что происходило в Мэноре.

- Что… что происходило в Мэноре? – несмелым эхом повторила Нарцисса, сжимая пальцы и следя взглядом за Логаном, который начал медленно расхаживать от камина до окна, то рассматривая свои ногти, то останавливаясь и глядя на портреты, которые, польщенные вниманием, притихали. Наконец он соизволил изречь:

- То, о чём писали газеты.

От осознания, что дом, в котором она сейчас живёт, был пыточной, повесткой в один конец для стольких людей, женщине едва удалось побороть тошноту.

- Мерлин… он убивал их... здесь?

- Ну, не прямо здесь, - саркастично протянул Логан. – Обстановка гостиной не располагает к этому, не находишь?

- Где?

- В нижних комнатах.

Нарцисса зажмурилась, резко выдыхая воздух через рот.

Она ни разу не была в темнице. Ни разу после того, как потеряла память. Стоило ей подойти к лестницам, что вели в подземелья, сердце заходилось, а руки начинала сотрясать дрожь. Примерно так, как было при первой встрече с Логаном. Она чувствовала, что Мэнор скрывает в своем камне какие-то тайны, но знать, что в этих стенах погибали люди, было выше её сил.

Крошечная, но острая мысль ледяной иголкой прошила мозг, заставляя вскинуть голову и на момент забыть обо всём, что было только что услышано, но не обдумано. Она чувствовала себя так, как было при первой встрече с Логаном.

Он поймал её взгляд и будто понял, что она сейчас спросит, потому что сжал губы и сделал шаг вперед, сокращая между ними расстояние, словно испытывая её сегодняшнюю шаткую храбрость.

«Спросишь?»

- Откуда вы знаете всё это?

Голос тихий, едва слышный, но звенящий. А может быть, он звенел лишь у неё в черепной коробке.

Нарцисса не поняла того одобрения, что мелькнуло в его глазах, однако тут же сменилось настороженностью и открытым вызовом.

- Я работаю в Министерстве, Нарци. Я обязан знать подобные вещи.

Это было логичным объяснением. Министерство знает всё. Но в эти объяснения не вписывалось то, что чувствовала сама Нарцисса, когда находилась рядом с ним – его взгляд сейчас такой прямой, что почти давил на глазные яблоки. Кажется, Логан даже не моргнул ни разу. А женщина почти не дышала. Что это?

Он ждет? Он понял, что она хочет спросить?

- В таком случае откуда Министерству известны такие мелочи? Что я закрывала Драко в своей комнате. И что Люциус позволял делать приспешникам. Сомневаюсь, что каждый из них предоставил полный отчёт по этому делу. - Медленно поднимаясь на ноги, Нарцисса чувствовала себя так, будто идет по крупицам еды, раскиданной на полу. Прямо в его ловушку. Как глупое животное – на приманку.

Ей казалось, что она вот-вот словит Логана за хвост, так, что он не вывернется из этой хватки. Но внезапно поняла, что он хотел, чтобы она додумалась до этого. Сама.

И логическая цепочка на этом прервалась, потому что он сделал к ней последний шаг, разделяющий их, почти упираясь в грудь женщины своей грудью. В этот раз она даже почти не придала значения запаху его одеколона. Сердце почти не трепыхнулось, потому что усиленно било в ребра, ожидая его ответа.

- Умница, - тихо произнес он, и губы растянулись в уже знакомой волчьей ухмылке, от которой захотелось отпрыгнуть прочь, захлопнуть дверь и бежать. Снова какой-то мутный образ вспыхнул перед глазами, но тут же исчез. Нарцисса задохнулась воздухом, вскидывая голову и глядя ему в лицо.

Догадка в её глазах.

- Ответь на свой вопрос, - подначивал он. – Скажи мне, откуда я знаю. Скажи.

Она поняла. И не поверила.

Сделала шаг назад, но колени уперлись в кресло и подогнулись. Женщина не удержалась и села, глядя на него теперь снизу вверх.

Доминант. Этот взгляд. Эта улыбка.

«…Нарци, не кричи…»

«…Ты не сделаешь этого, Логан!..»

«…Тш-ш-ш…»

Тш-ш-ш… - отдалось в ушах, в голове, во всей комнате. Тш-ш-ш. Ярко, четко. Воспоминанием. Сковывая руки, обдавая почти физическим холодом, вырывая судорожный всхлип из горла – становилось нечем дышать.

- Господи, вы один из них.

Слова рухнули в заряженный воздух комнаты камнями. Огромными валунами, прибившими её, Нарциссу, к месту. Ей казалось, что она никогда не сможет пошевелить ни рукой, ни ногой. Она медленно моргнула, не заметив торопливо скользнувшей по щеке слезы. Лишь ощутив, как тёплая капля разбивается об обнаженную ключицу. Нарцисса даже не поняла, что плакала. Смотрела на Логана так, будто сам Мерлин сейчас ухмылялся с его лица, глядя на неё.

- Вы один из них, - судорожный шёпот. Почему она не могла в это поверить? – Вы – приспешник.

- Умница. Ты всегда была умной девочкой, - Логан протянул руку, и женщина отшатнулась, вжимаясь в мягкую спинку кресла, всхлипывая, втягивая в себя воздух. Смерть. Он пах смертью. Дрожь начала сотрясать её тело, а когда холодные пальцы коснулись влажной щеки, Нарцисса, почти не осознавая, отшвырнула его руку, вскакивая.

Моментально оказываясь на безопасном от него расстоянии, упираясь руками в спинку дивана, что был теперь между ними.

- Убирайтесь! – её крик зазвенел в оконном стекле, впитался в потрескивающий камин. Логан сделал шаг назад, поднимая голову и сжимая губы. Глядя на неё уже с иным выражением – никакого снисхождения. – Убирайтесь вон и никогда не возвращайтесь в Мэнор! Если ещё хотя бы раз я увижу вас здесь, я тут же сообщу об этом Дереку Томпсону!

Он усмехнулся, медленным жестом засовывая руки в карманы брюк.

- Интересно, кому он поверит. Сошедшей с ума женщине без памяти, которая спутала свой очередной ночной бред с явью, или же мне, человеку, который работает с ним уже много лет? – он блефовал. Нарцисса хорошо помнила его фразу о том, что у него могут возникнуть проблемы, если она обмолвится хотя бы о том, что Логан посещал поместье.

Но, чёрт возьми, как для блефа, он был адски убедителен и спокоен.

- Я не сумасшедшая, ясно?! – прокричала она, отрывая руки от мягкой ткани, впиваясь ногтями в ладони. Вытерла кулаком влажные щёки. – Он поверит мне. Он верит мне.

- Верит, пока ты ему нужна, Нарцисса. - Женщина вздрогнула. Логан впервые повысил на неё голос, и это напоминало далекий раскат грома. Да и своё полное имя, сорвавшееся с тонких, искривленных раздражением губ, было странно услышать от этого человека. – Что с тобой будет, когда Министерство наконец-то бросит это дело? Или когда Томпсон убедится, что ты ни черта не помнишь? Тебя просто упекут в Мунго, вот и всё. А там можешь говорить всё, что душе угодно. Там твои слова не стоят ни кната.

В комнате зазвенела тишина, нарушаемая лишь её шумным дыханием. Логан смотрел на женщину с серьёзным выражением в глазах, впервые. Без насмешки, без снисхождения и надменности.

- А если он поймёт, что ты вспомнила хоть что-то, тебя убьют, - холодный голос вновь был совершенно спокоен. - Он же, Дерек. Тут же. Непростительным. У него есть разрешение сделать это, без суда и следствия. И ты даже не предстанешь пред Визенгамотом, как было с остальными.

Логан обошел диван, делая к ней несколько уверенных шагов.

- У него есть приказ, Нарци, - голос понижен почти до шёпота. Она не шевелилась. – Приказ убить тебя, если появится хоть толика намека, что ты вспоминаешь что-то. Потому что тебя тут же заподозрят в том, что ты замешана в недавнем убийстве, о котором писал «Пророк». Ты единственная, кого оставили в живых. Потому, что ты донесла на Люциуса. Ты сдалась им, сама.

- Нет, - её голос тоже был тих. Практически обескровлен, безэмоционален. Она и сама была словно потухшая свечка с оборванным фитилем. – Не единственная. Ещё вы.

- Кто об этом знает?

- Я.

- Сумасшедшая женщина без памяти. Вот кто ты.

Он был так близко, что она без труда рассматривала каждую глубокую морщинку в уголках его глаз, вокруг рта. Несмотря на это, лицо казалось молодым. И внезапно, совершенно нелепо и не вовремя мозг сгенерировал вопрос: интересно, сколько ему лет? Нарцисса тряхнула головой, списывая это на самозащиту организма. Она не хотела принимать то, что он говорил.

- Что вам нужно от меня?

Ей показалось, что она услышала облегченный вздох. Логан сделал шаг назад, и комната прекратила сужаться до размеров его лица.

- Отдыхай, Нарци.

Надо же.

Она так спокойно отреагировала на это обращение. Даже почти проигнорировала его.

- Что значит «отдыхай»? – женщина уставилась на Логана с непониманием. – Вы появились в Мэноре для того…

- Для того чтобы поставить тебя перед выбором. Но сейчас ты всё равно его не сделаешь. Поэтому пока отдыхай.

- Я не собираюсь делать никакого выбора. Оставьте меня в покое, - процедила она, вновь вскидывая подбородок.

Он усмехнулся.

Кивнул.

- Думай. Думай хорошо. А мне нужно идти. У меня мало времени.

- Времени на что? – вопрос зачем-то вырвался сам собой.

- На сегодняшнюю ночь.

Глаза Логана сверкнули, отразив огонь, что дрожал в камине, когда он развернулся и пошёл в сторону выхода. Нарцисса наблюдала за своим гостем с отвратительным бессилием, сковавшим руки и ноги разом.

- Вы сказали… - он замер у двери, остановленный её голосом, - что Мэнор принадлежит не мне. Что вы имели в виду?

На этот раз он усмехнулся слишком обречённо, чтобы это могло как-то задеть женщину, замершую у окна. Несколько секунд Логан смотрел на неё, а затем дверь за ним закрылась с легким хлопком. Не нужно было снова подсматривать – она знала, что он уверенным шагом идет к выходу из особняка, минуя освещенный факелами холл.

А через несколько секунд она поняла, что осталась в особняке одна. Не было больше ни слёз, ни сил на осознание того, что теперь распирало изнутри черепную коробку. То, что он рассказал. Вспышки воспоминаний в голове. Безостановочный страх. Нарцисса закрыла глаза, приваливаясь спиной к оконной раме.

Мерлин, помоги.

В саду снова крикнула странная птица, так громко, что женщина вздрогнула.

«Беги!».

И её дрожащие руки торопливо закрыли окно.

***



Утро вторника принесло с собой дождь, бьющий в окно. Осень вступала в свои права – и даже магия не в состоянии была изменить этого.

Гермиона открыла глаза, уставившись в балдахин своей кровати и чувствуя тупую, бьющую в затылке боль.
Она плохо спала. Вчера слишком поздно вернулась из комнат Гриффиндора, где нынче стала проводить всё больше времени, едва не наткнулась на Филча, да еще и под утро, кажется, Малфоя подняла нелёгкая – в гостиной старост слышались шаги и голоса. Гермиона привычно списала это на его ночных посетительниц и даже подумывала спуститься вниз, чтобы проучить и старосту мальчиков, и всю его поклажу, однако не стала – закрыла глаза и снова погрузилась в беспокойный двухчасовой сон.

Половина восьмого утра – известили часы, и Гермиона со вздохом поднялась с постели, хмурясь от боли в голове. Не хотелось опоздать на завтрак. При мысли об этом желудок протестующе заурчал. Сегодня она собиралась не спеша, с неприсущей ей леностью. Видимо, дождь так влиял.

Натянув на себя форму, она остановилась у зеркала, поправляя волосы. Каждый божий день она заглядывала в это зеркало и удивлялась – такое ощущение, что с каждым подъёмом все больший беспорядок на голове.

Заклинанием заставив волосы принять приемлемую форму, она вышла из комнаты, хватая сумку и вешая её на плечо. Торопливо спустилась в гостиную, привычно осматриваясь на предмет забытых женских вещей. Как-то раз Пэнси оставила свои отвратительно-розовые трусики прямо на диване.

Странно, что Малфой её не подначивал этим. Хотя произошло это не так давно, а со слизеринцем они не виделись с похода в Хогсмид. В понедельник общих занятий у них не было, а оставшуюся от учёбы часть дня Гермиона провела на поле для квиддича, куда ее потащил Рон, чтобы понаблюдать за тренировкой гриффиндорцев. Вчера, в отличии от сегодняшнего дня, погода была куда лучше, и они сидели прямо на траве, болтая и хлопая в ладоши, когда Гарри совершал особенно удачный пируэт.

- Не выпендривайся, Гарри! Оставь немного запала на завтрашнюю игру.
- Мы их сделаем, Рон! – голос Поттера приглушён высотой и ветром. – Вот увидишь!
После тренировки Гермиона зашла в библиотеку, чтобы взять том по травологии для написания реферата, потом поискала Курта и не нашла его, после чего поплелась в гостиную Гриффиндора. Мальчики были очень рады её видеть и даже согласились вместе сделать домашнее задание.

Понедельник прошёл как-то неестественно. То ли потому, что они ни разу не пересеклись с Малфоем, то ли потому, что Гермиона чувствовала себя немного скованно после разговора с Гарри. Но в любом случае понедельник уже закончился, и это означало, что начался новый день, важный и ответственный вторник – в полдень начиналась игра.

Гриффиндорка уже коснулась двери, когда взгляд остановился на «Ежедневном пророке», брошенном на столе. Не увидь она застывшее бледное лицо, сжимающее губы на первой странице и огромную статью под ним, она бы даже не обратила внимание на газету. Однако огонёк беспокойства вспыхнул в груди, и пальцы выпустили дверную ручку.

Пока ноги несли её к столу, девушка напрягала зрение, пытаясь рассмотреть заголовок, ощущая, как сердце начинает стучать всё сильнее. Оставалось всего пару шагов, когда дверь распахнулась, с грохотом ударяясь о стену. Гермиона подскочила на месте, оборачиваясь и прижимая руки к груди. Хорошо, что её сейчас не было там.

Малфой залетел в гостиную, кажется, не замечая перед собой ничего. Выглядел он так, будто всю ночь провел в комнате Пэнси. Рубашка не заправлена в брюки, галстук отсутствует, волосы на затылке взъерошены, словно в них часто запускали руки. Только лицо напряжено и бело как снег. Игнорируя возмущения Желтой Дамы, он рывком захлопнул дверь и застыл, широко разводя руки и упираясь в дерево ладонями и лбом.

Гермиона видела, как тяжело вздымается его спина.

Она замерла, боясь пошевелиться, боясь быть обнаруженной. Но Малфой стоял, недвижим, с застывшими от напряжения плечами и низко опущенной головой, и, кажется, его не интересовало совершенно ничего, будь то хоть появившийся посреди комнаты венгерский хвосторог. Кулаки слизеринца были сжаты, а дыхание – все тяжелее с каждой секундой.

Гермионе стало страшно – что будет, когда он поймёт, в каком состоянии она его увидела? Да и что случилось-то, собственно, чёрт возьми?

Губы уже сложились, чтобы произнести его имя, но – бааах! - её перебил грохот, когда кулак Малфоя соприкоснулся с дверью, заставив девушку снова подскочить на месте, а сердце пуститься в пляс.

Какого дьявола? Девушка не успела прийти в себя.

И снова – бах! – она зажмурилась.

Низкое рычание.

Бах! Бах!

Гермионе показалось, что он сломал дверь, по которой лупил так, будто она была самым его смертным врагом. Стоять без движения она больше не могла, поэтому, приоткрыв глаза, сделала шаг вперед, замечая, как сильно тряслись его плечи и он сам. Ей стало страшно.

- М-малфой, - голос почти не слышен, но он вздрогнул всем телом и обернулся, сверля её взглядом.

Грудь вздымается. Челюсть сжата.

- Она ни при чём, - глухо, будто по ту сторону. Будто он не говорил, а просто слишком громко думал.

Гермиона моргнула.

- Что?

И в следующий момент её оглушил его рёв:

- Она не причастна! Они не понимают! Чёртовы придурки, идиоты… тупые… тупые мрази. Она ни при чём! Грейнджер. Блядь, Грейнджер…

Его голос сорвался. Малфой запустил руки в волосы и снова зарычал, мечась по гостиной.

- Малфой, пожалуйста. Сядь, - несмелый шаг к нему, и он обернулся таким рывком, будто сейчас вцепится в неё зубами и разорвет на части. Девушка отступила, затаив дыхание и пытаясь перебороть панику.

- Она непричастна ко всему этому! Дамблдор… МакГонагалл… эти уроды из Министерства. Они допрашивали меня так, будто я прикрываю её, понимаешь?! А она… она ни при чём, я знаю. Она ничего не помнит. Я же знаю… Я был там, видел. Я держал её…

Его снова начала сотрясать дрожь, и он сел, практически упал в кресло, роняя голову на сложенные руки.

На секунду гриффиндорке показалось, что Драко Малфой сошел с ума прямо у неё на глазах. Взгляд её скользнул по его сгорбленной фигуре.

Светлые пряди на затылке слегка спутались. Из оттопыренного воротника выглядывала светлая кожа шеи, почти сразу же прячась в волосах, демонстрируя несколько выступающих гребнями позвонков. Широкие плечи, обтянутые белой тканью, безостановочно трясутся. Она сделала было шаг к нему, когда взгляд наконец-то упал на заголовок «Ежедневного пророка».

«Люциус Малфой – шут или убийца?».

Сердце упало.

- Нет…

Дрожащими руками Гермиона схватила газету, разворачивая её, глядя в бледное, незнакомое лицо мужчины, затравленно взирающее на неё с первой страницы. Взгляд скользил по строкам, пропуская половину слов. Глаза наполнялись слезами, а сердце кололо так, будто вот-вот остановится. Мозг выхватывал лишь отдельные фразы, но и их хватало, чтобы понять.

Сегодня ночью была обнаружена зверски убитая семья магглорожденной… отряд Министерства сумел задержать одного из виновников… 1 октября, во вторник состоится собрание Визенгамота… на допрос приспешника, задержанного и доставленного…

Голова закружилась, и газета едва не выпала из рук. Глаза судорожно искали имя. Имя волшебницы, родителей которой убили.

…На опознание тел были приглашены… Следствие, раскрытое Министерством… Приговорят ли к казни пойманного преступника… Решение суда…

Наткнувшись, наконец, на имя, Гермиона ахнула, прижимая руки ко рту и упуская «Пророк», что безвольно упал у её ног.

Она подняла опустевший взгляд, заметив, что Малфой слегка повернул голову, уткнувшись виском в сжатые кулаки, один из которых был рассечен о дверь, пачкая светлую кожу кровью. Сидит, смотрит на неё сухими воспалёнными глазами. Будто не спал целую ночь. Кажется, он успокоился. Пришёл в себя. Теперь отстранённо и совершенно спокойно наблюдал за её реакцией, а гриффиндорка чувствовала, как бледнеет кожа её лица и холодеют щёки.

Приступ тошноты едва не согнул пополам.

- Лори Доретт…

Малфой легко кивнул, глядя на неё, не отворачивая головы.

Не потому, что хотел увидеть её реакцию или ее страх. Просто потому, что он знал, что не один здесь и сейчас. На него смотрели её огромные глаза, и ужас, колотивший изнутри, изнурительный допрос какими-то кретинами из Министерства – всё это отступало. Потому что их было двое – старосты, взрослые дети, напуганные до полусмерти. Каждый своим. Но напуганные, дрожащие - если не внешне, то внутренне.

Будь здесь сейчас кто угодно, он бы чувствовал то же самое облегчение, уверял себя Драко, ощущая отголоски озноба где-то в плечах.

Грейнджер на удивление быстро собралась. Осторожно нагнулась, взяла в руки газету. Аккуратно сложила, положила на стол. Застыла спиной к нему, кажется, прижимая руки к лицу. Он же смотрел куда-то сквозь оконное стекло, прислушиваясь к колотящему дождю.

- Драко, ты должен сказать правду. Ты же не хочешь, чтобы мы поили тебя сывороткой правды?

- Мистер Оливар, я не позволю применять подобные методы к своим ученикам – мистеру Малфою незачем врать. Мы выдернули его из постели по вашей просьбе, мальчик в шоке…

- Я в порядке, профессор, - бросил Драко, не глядя, давясь собственным голосом, не отводя ненавидящего взгляда от мерзкого толстяка в очках, присланного Министерством, который пытался выдавить из Малфоя признание в том, что он замечал за матерью какие-то просветы в памяти, пока жил в Мэноре.

- Альбус, если вы ещё не поняли, у нас два трупа сейчас в Министерстве. Считаете, это шутки?

- Я понимаю, - голубые глаза старика смотрят сквозь очки-половинки. - Но у вас также есть один задержанный, у которого было бы логичнее разузнавать информацию о преступлении, чем у ученика, который находился в своей постели, за много миль от места убийства.

- Наш задержанный не в себе. Лопочет что-то о Мэноре, больше мы не разобрали ничего связного.

Сердце Драко едва не вылетело в гортань, когда он услышал слова Оливара.

- Не трогайте Нарциссу! Она ни при чём!

Дамблдор успокаивающе сжал пальцы на плече Малфоя, и тот едва удержался, чтобы не сбросить руку. Оливар же гнул свою линию:

- Его мать…

- Его мать лишена памяти, насколько мне известно. Нарцисса Малфой проживает в Малфой-Мэноре и находится под тщательным наблюдением в а ш и х людей.

- Профессор Дамблдор, - Оливар начинал терять терпение, а Малфою, которого уже начинало потрушивать, до охренения хотелось бросить непростительное прямо в жирную рожу. - Мне нужен лишь ответ на вопрос.

- Мистер Малфой, дайте, пожалуйста, ответ мистеру Оливару.

- Моя мать не имеет отношения к этому убийству! – снова выпалил Драко прежде, чем Дамблдор успел закончить. – Не смейте трогать её.

Он сам не понимал своего рвения защитить её.

Эта женщина уже не была его матерью, это была лишь фальшивая оболочка, но сейчас Драко знал, что может убить любого, кто приблизится к ней. Она была ни при чём.

- Вы довольны?..

Оливар молча кривил рот, отчего становился похожим на жирного тюленя. Затем перевел взгляд на Дамблдора.

- Мы ждем вас сегодня в Визенгамоте, Альбус, - коротко бросил он и торопливо засеменил к камину.

Малфой вздрогнул, услышав её тихий всхлип и поднимая глаза. Грейнджер по-прежнему стояла у стола, комкая кончиками пальцев уголок газеты. Край щеки, который ему был виден, блестел от слёз.

Он тяжело поднялся, делая несколько шагов к ней, замечая, как напрягаются тонкие плечи, застывая, ощущая его приближение. Если он испугался за свою мать, которая уж точно не виновата в произошедшем, то каково было сейчас грязнокровке? Её страх действительно был подпитан фактами – кто-то взялся за истребление нечистокровных семей.

Драко стоял в нескольких шагах от неё и не знал, что делать.

Внезапные мысли, лишние, ненужные, лезут в голову.

Сколько писем от Нарциссы он не прочёл? Сколько писем сгорело в огне камина? Кто знает, о чём она писала. Вдруг… вдруг она действительно…

Нет.

Нет, блядь. Нет, этого не будет. Нарцисса сама толкнула Драко на то, чтобы он донёс на отца. Какой смысл ей было начинать всё сначала? А вдруг она всё помнила? Всё это время. Врала ему. Зачем?

Херовы мысли.

Херова грязнокровка.

Он смотрел в спутанные кудри, достигающие её лопаток, и ненавидел их. Так первобытно, так правильно ненавидел. Хотелось взять и… и… Он сжал руки от бессилия и едва не вздрогнул, когда она обернулась, глядя ему в глаза. Драко нахмурился, пытаясь отвести взгляд, но она сделала к нему крошечный шажок и стояла, дрожа всем своим телом, что уместилось бы в его ладонях, кажется. А в глазищах цвета горячего шоколада плескался страх. Такой явный. Отражающий его собственный. Он хотел прижать её к себе.

Зачем?

Она не позволит. Он не станет. Это не к месту. И…

И это, блядь, неправильно!

Верхняя губа напряглась. Драко старательно вызывал в себе раздражение. На неё, на её слезы, на дождь, на Оливара. О, да. На Оливара. Жирный сукин сын.

Малфой почти зарычал, а кулаки сжались сами собой. Она заметила, опустила взгляд.

- У тебя кровь.

- Что? – он не понял, о чем она говорит, пока не поймал взгляд Грейнджер на своей руке. Надо же. А он и забыл. – Заживёт.

- Я могу залечить.

- Пошла к чёрту со своей заботой.

- Тогда тебе стоит посетить больничное крыло.

- Мне повторить, Грейнджер, чтобы ты пошла к чёрту и подавилась там своей грёбаной заботой?

Она замолчала. Отвернула лицо.

Он отвернулся в противоположную сторону.

- Нюни не распускай, - бросил почти небрежно куда-то в сторону окна.

- Да, конечно, - шепнула потрескивающему в камине огню.

Вздрогнула от его раздражённого вздоха и сжалась, когда он в два шага обошел её, направляясь к себе. Закрыла глаза, не в силах остановить новые слёзы, что снова текли по лицу. Благо, он их не видел.

- Первых уроков не будет, - его голос откуда-то сзади. – Старуха и Дамблдор вызваны в Министерство.

Гермиона кивнула, чуть не прокусывая губу, жмурясь. Пытаясь остановить горячие ручейки, струящиеся по щекам, что, остывая, скатывались по шее и собирались в углублении ключиц.

- А игра? – тихо, чтобы не услышал дрожи в голосе.

- Перенесли. На завтра.

Снова кивнула.

Уйди. Ради Мерлина, уйди. Так тяжело находиться с тобой в одной комнате.

Видимо, он научился читать мысли, потому что в следующую секунду Гермиона осталась одна.
 

Глава 8.

Она чувствовала на себе напряжённый взгляд Рона, сидящего напротив и поглощающего пюре с беконом.

Гермионе не хотелось поднимать глаза. Она хорошо знала, что взгляд этот тут же превратится в сочувствующе-поддерживающий. Рыжий ободряюще улыбнется и задаст какой-нибудь глупый вопрос, несущий в себе цель развеять тоску подруги, отвлечь от ссоры с Гарри, от её мыслей, и еще много-много всего, поэтому она жевала свой ужин, не отрываясь от конспекта по нумерологии. Она не хотела вопросов. Она не хотела поддержки. Её не нужно было поддерживать.

Ведь её родители живы.

В Большом зале висел такой же гул, как и всегда. Может быть, лишь чуть тише было за столом у Пуффендуйцев. Лори Доретт отсутствовала еще с утра – это Гермиона заметила сразу же, потому что их стол моментально приковывал взгляды с самого завтрака. Когда они с Гарри, впервые, наверное, так глупо поругались. А все ведь начиналось вполне буднично.

Стоило ей спуститься из Башни старост, чтобы отправиться в библиотеку, которая всегда спасала, отгораживая от настоящего, будто пряча своими пыльными талмудами и крепкими полками, но её на полпути перехватили мальчики, потащив на завтрак в сопровождении Невилла и Симуса, которые, впрочем, почти сразу же отстали от них, хотя, видит Мерлин, она упиралась, как могла.

Заметив красноватые и воспалённые глаза подруги, Рон напрягся, поглядывая на Гарри вопросительно. Тот же смотрел на Гермиону, не отрываясь. Оба пытались поддержать её, однако это лишь раздражало. Хотелось убежать, закрыться. К примеру, очень некстати была фраза рыжего: «не переживай, всё будет нормально, Министерство со всем разберётся», которую она встретила быстрым кивком и опущенной головой.

После этой попытки ободрить её, мальчики в основном молчали. Пока заходили в зал, пока усаживались, пока накладывали себе завтрак в тарелки.

И слава Мерлину.

А потом в зал вошел Малфой, и Гермиона не успела собраться, чтобы встретить его привычной стеной отчуждения. Она была мягкой и глупо-чувствительной внутри, впитывающей его, словно губка. Его, себя. Взгляд никак не мог оторваться от фигуры, скользящей к соседнему столу, где тут же притихли слизеринцы, опуская головы. Он выглядел потрясающе, как и всегда. Будто и не было трясущихся рук и взлохмаченных волос полчаса назад.

Рубашка застегнута под горло, идеально сидящая на плечах мантия, аккуратно завязанный галстук.

Она знала, как он завязывал галстук.

Как он во время этого слегка наклонял голову влево, по привычке, наверное. И это знание вдруг показалось ей слишком интимным.

Когда он вошел, гул в Большом зале слегка поутих. И, кажется, разом все взгляды приковались к его подтянутой фигуре.

В мозгу тут же вспыхнули картинки их беспокойного утра. Его рычание, кровь на сжатом кулаке, она же - на светлой коже виска, которого он касался потом. Его трясущиеся плечи и руки.

Её слезы.

И всё утро теперь глаза на мокром месте.

Почему она расплакалась? Позволила себе это. Чтобы он увидел, снова. Какого черта она позволила… они оба позволили друг другу увидеть что-то, не предназначенное для чужих глаз. И какого черта у неё ощущение, что их это будто сплотило? То, что показывало их слабость.

Погоди-ка, Грейнджер. Сплотило? Ты в своём уме? Это совершенно не то слово, которое подходило бы к данной ситуации. Он даже не смотрел на неё в то время, как она не могла оторвать взгляда от того, как он садится рядом с Забини, поднимает взгляд, охватывая им будто сразу и всех, что служит условным сигналом к продолжению разговоров, и внимание студентов сразу же рассеивается. Блейз поджимает губы, глядя пристально, чуть прищурившись.

«Всё нормально?» произносят его губы, и Малфой приподнимает брови, пытаясь изобразить на лице отстранённое безразличие. «Да» - и это «да» выдает его с головой. Или это заметила только Гермиона? Наверное. Потому что Забини в следующую же секунду принимается за свой завтрак, а Малфой, вновь опуская глаза, начинает накладывать себе омлет. Даже не взглянув в сторону гриффиндорского стола.

Гермиона опомнилась, когда получила легкий пинок под столом от Гарри. Моргнула, оторвавшись от созерцания, и повернулась к нему, хмурясь.

- Что ты так смотришь туда? – голос тихий, а глаза прищурены.

- Не смотрю вовсе, я… - голос сорвался, и девушка раздражённо повела плечами, кашлянув. – О его отце писал сегодня «Пророк», вообще-то.

- И?

- Имей хоть каплю сочувствия.

- К Малфою, которого это не колышет?

- Ему не всё равно, - Гермиона не поняла, зачем сказала это.

И видела, что Гарри тоже не понял.

- Посмотри, у него на роже написано, что ему до фени, кто и что вообще думает об этом. Сидит и жрёт свой завтрак, заботясь лишь о том, что его волосы идеально уложены.

- Не будет же он рыдать у Забини на плече, в самом деле, Гарри!

- Странно. Это вполне в его манере, - Поттер потер подбородок, вновь скашивая взгляд на Гермиону. – А ты сочувствуешь ему, что ли?

- Я? Пф! Нет, конечно, не неси чепухи!

- Тогда как это называется?

Гермиона в немой ярости сжала зубы, резко поворачивая голову к рыжему, будто в поисках поддержки.

- Скажи ему, Рон.

Сидящий напротив Уизли вздрогнул, услыхав свое имя, и пожал плечами, всем своим видом выражая нежелание ввязываться в ссору, однако пристально зыркая на подругу исподлобья.

- При чём здесь Рон, не он ведь пялится на Малфоя так, словно тот с небес сошёл.

- С небес? Мерлин, Гарри. Ты не представляешь, как ему тяжело.

- Тяжело? – он поджал губы. – Вы делились секретами в вашей уединённой гостиной?

- Откуда в тебе столько желчи?!

Брови Поттера взлетели над дужками очков, теряясь за густой челкой. Немой вопрос. Его можно было бы даже не озвучивать.

Гермиона вновь открыла было рот, но остановила себя, сверля Гарри взглядом, и будто молча умоляя закрыть эту тему, стараясь не прислушиваться к внутреннему голосу, который уже давал о себе знать: «Что ты делаешь, прекрати жалеть его. Прекрати выгораживать его перед друзьями. Это же он, забыла?».

Да, забыла.

Перед глазами замерли его дрожащие и сгорбленные плечи. А голос Поттера тем временем ворвался в сознание.

- Он трус, и хвоста не высунет из своей норы, предпочитая делать вид, что ничего не случилось, чем как-то вообще париться. Трус!

- Гарри!

- Что «Гарри»?! - он бросил вилку на тарелку, и этот звук, кажется, оглушил её на несколько секунд, привлекая всеобщее внимание. - Что это, если не поиск оправданий?

С застывшим сердцем Гермиона заметила, что он тоже поднял голову. Слёзы внезапно вновь закипели на глазах, вызывая раздражение.

- Прекрати, - шепотом произнесла она, быстро моргая и утыкаясь взглядом в тарелку. Щёки медленно заливал румянец. – Все смотрят.

- Он смотрит, да? – прошипел сквозь зубы, чувствуя, как от злости и непонимания скрипят стиснутые зубы, а в следующую секунду заметил слезу, скользнувшую по щеке Гермионы, и замер, недоумевая, какого чёрта она плачет. И какого чёрта он вообще сейчас делает.

Но он действительно не понимал, что происходило.

Его это бесило, раздражало. Они будто теряли Гермиону с каждым днём, с каждой минутой. Это было неправильно.

Слишком не так.

Гарри сжал челюсти и встал, хватая со скамейки сумку и закидывая её на плечо уже на ходу. А на полпути из Большого зала обернулся, только для того, чтобы закатить глаза и покачать головой, бросив на подругу взгляд, полный... отвращения? Разочарования?

Она не смотрела ему вслед и потому не заметила этого, но Рону показалось, что то был тот взгляд, которому не было места между Гарри и Гермионой. Слишком уж он был холодный и отталкивающий. Настолько, что даже ему самому отчего-то стало стыдно и захотелось извиниться. Рон перевел глаза на девушку - она шумно дышала через нос, ковыряя вилкой в яичнице.

- Он переживает за тебя.

- Я знаю, - слишком быстро ответила гриффиндорка, практически не дав ему договорить, и Рон понял, что лучше и вовсе не продолжать разговор. А затем слишком быстро стёрла слезы со щёк.

Они ели молча, пока девушка не нашла в себе силы поднять голову и бросить быстрый взгляд на Малфоя, что тихо говорил о чём-то с Забини, постукивая костяшками пальцев по столу.

Ты разрушаешь мой мир, кретин! Ты рушишь его одним своим гадским присутствием!

- Рон, ты тоже такого мнения?

- Какого – такого?

- Считаешь, что я слишком много внимания уделяю Малфою.

Рон кашлянул, на секунду отводя глаза. Затем запустил пятерню в густые волосы, приглаживая их и ероша одновременно.

- Если ты скажешь, что он для тебя ничего не значит, я поверю тебе, конечно, - наконец выдавил он из себя, заглядывая в лицо Гермионе. – Ничего ведь не значит, верно?

Верно?

- Конечно, - и собственный ответ её напугал.

Она ненавидела это слово.

Это лживое, неправильное слово, которому Рон поверил. Ухватился за него, как за спасательный круг, растягивая губы в облегчённой улыбке. А Гермиона до конца завтрака больше ни разу не перевела взгляд за слизеринский стол.

Теперь, по истечении целого дня, который постепенно, медленно, но уверенно пригладил беспокойство в её грудной клетке, девушка поняла, что вела себя, как идиотка. Позволила банальной жалости захватить её целиком.

Нельзя. Так было нельзя. Это ведь Малфой. Он этого не оценит. Ему это не нужно, а ей – и подавно. Гарри был прав в чём-то, наверное. Но всё равно он не должен был выражаться в таких интонациях, отчитывая её, словно маленькую. Словно у неё не было своей головы на плечах.

А действительно, была ли?

Она со вздохом отложила конспект, ловя на себе взгляд Рона и критично осматривая своего друга, будто на предмет посторонних мыслей. На ужин Гарри с ними не пошёл. Они вообще не виделись в течение дня. Занятий сегодня не было. После завтрака Гермиона спустилась в гостиную Гриффиндора, где царил настоящий хаос. Шум и гам собравшихся там гриффиндорцев, всполошённых событием и напоминающих сейчас раскуроченный муравейник сильно отвлекал, но она все равно написала письмо матери на скорую руку.

Им с отцом нужно уехать из Англии на ближайшее время. Они ведь собирались поехать к тёте Лилит в Австрию на Рождественские каникулы, так почему бы не перенести поездку на сейчас? Уже начало октября. А тётя давно приглашала их к себе погостить.

Умом Гермиона понимала, что если кому-то это будет нужно, её семью достанут даже в Антарктике, но так было спокойнее. Пожиратели и приспешники орудовали в Лондоне. Главное, чтобы мать согласилась уехать. Поняла её, прислушалась, как делала всегда. Она была благодарна своей матери за то доверительное отношение, которым располагала. Независимо от того, что виделись они всего ничего, два месяца в году летом и полторы недели зимой – мать верила дочери. И Гермиона не могла подвести её.

Она чувствовала ответственность за них обоих – и мать, и отца. Вдвойне оттого, что они магглы. И втройне оттого, что она – волшебница. И если с ними что-то случится, это будет исключительно её вина.

- Что? – только теперь она заметила, как озадачен Рон. – Чего так разглядываешь меня?

Гермиона моргнула и торопливо отвела глаза.

- Задумалась.

Наверное, он принял этот намёк на контактность за своеобразный сигнал к действию.

- О чем?

Она подняла конспект и помахала им перед растерянным лицом.

- У нас контрольная в четверг.

- Да ладно, Гермиона. Ты действительно думаешь об этом, в то время, как…

- Рональд, - Гермиона строго сжала губы, и тот запнулся.

- Просто знаешь что? – с несвойственной ему настырностью рыжий протянул руку и легко сжал запястье девушки. – Всё будет хорошо. Ладно? Веришь?

Она удивленно подняла брови, кивнула. Он тоже кивнул и отпустил, довольный тем, что она позволила поддержать себя.

- Я пойду, Рон. Нужно ещё график составить.

- Я надеюсь, что… - заминка.

- Что?

- Ну, ты же пойдешь на игру завтра? – он смотрел неуверенно, приподняв светлые брови.

- Естественно, пойду, - Гермиона засунула конспект в сумку, и заметила, что Рон облегчённо вздохнул. – Будто я могла это пропустить. Посмотреть как Гриффиндор уделает слизеринцев.

- Прямо не терпится увидеть их рожи, - пробормотал, засовывая в рот полную вилку пюре. Гермиона закатила глаза, усмехаясь и вставая.

- Я думаю, они уже трясутся в страхе.

Он ободрённо кивнул, шумно глотая, махнув уходящей Гермионе рукой. За что она любила Рона, так это за то, что он почти моментально забывал о проблеме, если быть достаточно убедительной.

***



Малфой еле дожил до вечера вторника.

Мерлин, это был самый долгий день в его жизни.

Самый долгий разговор «по душам» с Блейзом. Самая долгая тренировка по Квиддичу под проливным дождём. Самый долгий завтракобедужин. Это всё ползло огромным серым пятном перед глазами. Лица, голоса, невнятный бред, бормочущая Пэнси, летящие в лицо капли дождя, крики Грэхэма, раздевалка, душ, ужин. Калейдоскоп. Всё крутилось и заворачивалось в него самого, а он… будто стоял сторонним наблюдателем. И видел перед глазами осунувшееся, бледное лицо в обрамлении густых вьющихся волос.

Когда Поттер на завтраке осмелился поднять на неё голос, Малфою показалось, что он сам сейчас отшвырнёт от себя тарелку, встанет и уничтожит этого кретина. Неизвестно – как. Всё равно – как. Уничтожит. Разобьёт его физиономию о стол. Врежет хорошенько. Убьёт, если потребуется.

Конечно, не потому, что он орал на грязнокровку. Не потому, что лицо её в тот момент, когда он решился-таки посмотреть на неё, было воплощением тупой, давящей боли, унижения и стыда. Просто потому, что отбить Поттеру башку не требовало какой-либо уважительной причины. Он бы сделал это, получая удовольствие от процесса. Только ради этого. Только ради самого себя.

Как всегда.

Поэтому теперь, когда он наконец-то дошёл до гостиной старост и рухнул на диван, уставший, вымотанный, истерзанный собственными мыслями, откинув голову на спинку, опуская руки, вытягивая ноги, кладя их на журнальный столик… он почувствовал эфемерное облачко покоя, толкнувшегося в груди. Такого мнимого и хрупкого, что захотелось тут же вышвырнуть его из себя. Выплюнуть, выдавить. Чтобы оно не рождало надежду на то, что когда-то всё внутри успокоится.

К чёрту.

Нужно учиться жить с тем, что бросает ему жизнь.

Он прикрыл глаза, прислушиваясь к тому, как потрескивает огонь в камине. Чёрт, пусть так будет всегда. Или не всегда, пусть так будет хотя бы немного. Совсем чуть-чуть. Пять-шесть-семь минут покоя. Он так хотел этого. Прекрасная, идеальная тишина в ушах, нарушаемая лишь легким гулом крови. Осторожными ударами сердца где-то внутри. И здесь, в этой уже-так-привычно-тёплой комнате он вдруг понял, что ему хорошо.

Мерлин, откуда это ощущение?

Потом. Он обо всём подумает потом.

Сейчас он представлял, что не один здесь. Что нежная рука скользит по его лбу, зарываясь пальцами в волосы, отбрасывая их назад. Такая неуместная и нужная. Знающая и изучающая одновременно. Гладит, приглаживает, мягкая, тёплая. Он бы повернул голову ей навстречу, потираясь, благодаря за это прикосновение. И когда его голова действительно легко перекатилась по спинке дивана, будто подаваясь к призрачным касаниям, он застыл.

Открыл глаза, разрушая свою беззвучную иллюзию покоя в голове.

С ума сошёл.

Куда ты лезешь? Чего ты захотел, а, Малфой?

Уж не её ли?

Сердце замерло, когда он услышал тихий голос, произносящий пароль Рвотной Даме. Чёрт. Тебя здесь не хватало.

Драко сел ровно, складывая руки на груди, но не потрудившись снять ноги с угла столика. Бросил взгляд на часы. Девять. Интересно, где она шаталась. Небось, мирилась со своим ненаглядным тупорылым Поттером. Высасывала у него прощение в туалете, стоя перед ним на коленях. А он обхватывал её голову и сжимал свои гадкие зубы, запрокидывая голову от удовольствия. Фу, блять.

Фу.

Малфою стало противно, и он скривился, встречая грязнокровку одним из тех взглядов, от которых шарахались младшекурсники. И она тоже… будто бы шарахнулась, но затем нахмурилась и покачала головой, уставившись на подошвы его туфель, что глядели на неё со столика.

- Не мог бы ты отдыхать покомпактнее, Малфой? Столы не для твоих ног здесь расставлены.

Этот голос его отрезвил окончательно, и он скривил губы, следя за тем, как она проходит к рабочему столу, а затем исчезает из его поля зрения и шуршит бумагами. Поттер, пыхтящий, откинувшийся на бачок унитаза, и она - между его расставленных ног.

- Ты не могла бы пойти на хер со своими замечаниями? – огрызнулся Драко, передёрнувшись от отвращения, отмечая, что шорох пергамента на секунду стих. Фантазия нарисовала её застывшие руки и упрекающий взгляд в затылок, который он почти почувствовал.

- Козёл.

- Сука.

- Высокомерный идиот.

- Заносчивая дура, - и вдруг: - Что от тебя хотел Поттер?

Драко почти услышал, как что-то внутри него с хрустом осыпалось от ужаса. Вместе с картинкой сосущей в туалете Грейнджер.

Какого хера он спросил это?

- Что, прости?

Да, мне тоже интересно, что.

Мозг лихорадочно работал. Думай, блять. Думай.

- Он тыкал в мою сторону своими ладошками, когда верещал что-то тебе за завтраком, - до охерения неубедительно.

Грейнджер вновь зашелестела своими бумажками. Немного нервно.

- Не твоё дело, - голос приглушён, и Малфой почувствовал раздражение где-то совсем близко к глотке. Резко обернулся, закидывая руку на спинку дивана и глядя на девушку, сидящую за столом, лихорадочно листающую книгу.

- А мне кажется, что моё. Раз я был в этом замешан.

- Ты не был замешан, Малфой. Не вокруг тебя вращается вся наша планета, - с расстановкой произнесла она, прожигая его взглядом и вновь опуская глаза на страницы книги. – И как тебя касаются наши темы для обсуждения я тоже не представляю, знаешь ли.

Он сжал зубы, кляня себя за то, что вообще заговорил с ней. Задал вопрос о грёбанном Поттере. И за то, что его это интересовало.

Интересовало.

Драко ещё не распробовал это слово, чтобы сказать наверняка.

Несколько секунд смотрел на грязнокровку, чувствуя её отстранённость. Она будто была потеряна. Отвечала слабо, без прежнего запала. Вспомнилось её утреннее состояние – практически уничтожена. Рыдающая, бесшумно, со спиной, ровной, как игла. На мгновение ему стало не по себе оттого, что Грейнджер, мятежная, с выпяченной грудью и горящими глазами могла сломаться, оттого, что у какой-то Лори Доретт из Пуффендуя погибли родители. Оттого, что и её семье тоже могла грозить опасность.

Нет.

Нет, блин. Она не сломлена. Он знал. Он знал её уже столько времени, что мог поклясться – она по-прежнему упрямая, не поддавшаяся. Он не позволит сломить её кому-то... кроме себя, конечно. Не позволит лишить себя этого удовольствия, а значит, нужно вернуть её. Он вернёт её к той кондиции, на которой заканчивается жалость и появляется желание уничтожить.

- Грейнджер, а может быть, кто-то донёс ему о том, что здесь происходит? – сладким голосом протянул, зная, что вот так, с ходу, ступает на опасную для них обоих почву. И это лишний раз подтвердили её вздрогнувшие ресницы.

Ничего. Бить, так по больному.

- Здесь?

- В гостиной старост.

- Не имею понятия, о чем ты.

- О твоих домогательствах меня, конечно же.

Она застыла. Давай, злись.

Тёмные глаза сверлом впились в его лицо, а пальцы сжались на страницах учебника.

- Ты не в своем уме, Малфой.

О, да. Уже давно.

- Не прикидывайся, что не понимаешь, Грейнджер, - губы растягиваются в усмешке. Дразня, играючи. – Тот поцелуй.

Она сжала губы, не опуская глаз. Процедила:

- Тот, которого не было, а? Я-то уже и думать о нём забыла, - и снова осторожно уткнулась взглядом в книгу.

«Ты врёшь, маленькая сучка»

- Я не верю тебе.

- Зря.

- Я бы не сказал. Что, призналась Поттеру, что он – ничтожество по сравнению со мной? – Малфой пошевелил бровями и растянул губы в самодовольной ухмылке.

Она захлопнула книгу и отшвырнула её, грохнув тяжелой обложкой по столу.

- Что ты нафиг несёшь?

- Правда глаза колет?

- Заткнись и хватит говорить этот… бред! – она сделала шаг к нему, остановилась, сжав кулаки.

Хорошо.

Хорошо, Грейнджер, умница. Злись.

Малфой прищурился, не сводя с неё глаз. Молчал.

- Мы с Гарри… никогда бы не поссорились из-за тебя.

«Мы с Гарри».

Какого хера это укололо его?

- М-м, - протянул, глядя с насмешкой. Заставляя себя лениво откинуть голову.

- Да, чёрт возьми. Ты не достоин даже… даже его взгляда, ясно? – Грейнджер сделала еще шаг, уничтожая его своими глазами. Повышая тон. – Ни одного взгляда, недоумок!

Он выглядел спокойным, и это сбивало её с толку. В груди же ревела ярость. Настоящая, просыпающаяся ярость. Не от её последних слов, нет.

Вовсе не это.

Мы с Гарри.

Мы-блять-с-Гарри.

Сука.

- Тогда почему ты хочешь меня, а не его? – прорычал он прежде, чем подумал. И голос шёл в резкий противовес его показательно-расслабленному выражению лица. – Какого хера ты вжиралась в меня, всасывала в себя мой язык и, не держи я твои гребаные руки, ты впилась бы в мою одежду и разорвала её, нахрен, пополам?

Она замерла, хлопая глазами. Он жадно наблюдал за тем, как румянец окрашивает её щеки. Жаркий, душащий. На секунду представил, какая горячая сейчас у неё кожа. И сколько под ней грязной, бурлящей крови.

- Молчишь? – он грубо рассмеялся, вставая. Поворачиваясь к ней лицом. – Где весь твой яд, маленькая сука?

- Заткнись.

- Заткнись, - передразнил он, кривя губы. – Всё, что можешь. Талдычить – «заткнись». Как чертов попугай. – Малфой уже не был уверен в том, что поступает правильно. Он вообще ни в чём не был уверен. - А знаешь, что? – Совсем тихо, с прежней ухмылкой. – Мне не понравилось. Ни твой вкус. Ни твой рот. Это было отвратительно, я всерьёз подумывал над тем, чтобы попросить Снейпа выделить мне флакончик с зельем, стирающим память, иначе у меня на Пэнси больше никогда не встанет. Если я ещё хотя бы раз вспомню о тебе.

Грейнджер смотрела прямо на него, и щеки её пылали всё больше с каждой секундой. Но если сначала в румянце был намёк на смущение, то теперь это было унижение, такое чистое. Такое настоящее.

Рот на секунду приоткрылся, но она не нашла слов, наверное. Или не хотела их находить.

Сжала губы, слегка выставив подбородок. Будто слабый толчок к борьбе.

И снова отступление.

Она отвернулась, и дыхание было подозрительно шумным. Малфой и сам заметил, как тяжело дышал. Следил за ней, пока она шла к лестнице в свою спальню. Спина – иголка. Как всегда.

- Что, и всё? – выплюнул он ей в спину, не сдержавшись, чувствуя ярость. На себя. Только на себя. – И это, блять, всё? Ты, чёртова сука, не можешь мне даже ответить! – Почти рёв. Он орал на неё так, что срывался голос. – Ответь мне немедленно, Грейнджер! – Она остановилась. – Ответь мне. Ответь, скажи, что я не прав! Скажи, что ты не отсасывала Поттеру, вымаливая прощение! – Резкий разворот и пылающий взгляд покрасневших почему-то глаз. Мозги так быстро отключались. «Мы с Гарри». – Прощение за то, что хочешь меня, течёшь, как последняя шавка. Я вижу, как ты смотришь на меня. Твой этот херов он-меня-не-раскусит взгляд! Я уверен, блять, что ты запускаешь руки в трусы каждую ночь, представляя меня, между твоих ног. Мерзкие фантазии. Мерзкая ты. Тебе никогда не видать никого, кроме твоего шрамированного дружка. Если он рискнёт прикоснуться к тебе там. Я бы не рискнул. Уверен, что ты грязная. Ты вся и твоя дырка. Грязная, как…

Искры.

Из глаз посыпались искры, а голова едва не запрокинулась от удара. В ушах звенел звук пощёчины. Хлёсткий, до охерения отрезвляющий.

- Не смей. Больше. Ни слова говорить.

Её шипение, пылающий взгляд, вздёрнутый подбородок.

Ударила. Она его ударила. Он смотрел на неё, стискивая челюсти всё сильнее с каждой секундой. Впитывая её. Её ту, что он разбудил. Кем он заставил её стать.

Огонь во всей застывшей позе. Она горела. И если бы он не знал, что щека полыхает от удара, то мог бы поклясться, что это Грейнджер обжигала его сейчас. Дыхание Малфоя заходилось, и он смотрел на неё, не зная, что ему делать.

- Можешь расписывать все эти гадкие, мерзкие вещи своей шлюхе, а не мне, - она практически задыхалась, цедя слова. – Мне ты можешь говорить любые гадости, касающиеся чего угодно, кроме всей этой грязной, пошлой… порнографии, хренов ты извращенец, но ни слова, слышишь? Ни слова о Гарри, сукин ты сын.

Её шёпот напоминал крик. Отчаянный. Задушенный. Рвущийся, как пергамент.

А в голове набатом стучало «Гарри. Гарри. Гарри». Драко зарычал, делая шаг к ней. Он хотел припечатать её к ближайшей стене за одно лишь это имя, произнесенное вслух. Размазать её мерзкое существо по камню, чтобы она не делала этого.

Не делала этого с ним.

Он как раз собирался шагнуть к ней, когда маленькие ладони яростно впечатались в его грудь. Толчок.

- Твою мать, Малфой!

Он замер.

Внезапный крик прямо в лицо отдался в барабанных перепонках и во всей голове, заставляя остановиться. Грейнджер ещё раз толкнула его. И снова:

- Твою мать! Это ты, ты виноват во всём этом! - Слова звоном бились о черепную коробку. И это каким-то херовым чудом вдруг почти успокоило его. За несколько секунд. И, кажется, за миллион ударов сердца.

Он коснулся рукой щеки, не отрывая от неё глаз. А она дрожала. Безостановочно тряслась, и с этой дрожью из неё выходил тот ком, что засел глубоко, глубже, чем можно было представить.

- Я так ненавижу тебя, - шёпота громче он не слышал никогда.

- Серьёзно?

Издёвка? Пусть. Пусть, издёвка.

Она-то видела, как он реагировал на её слова. Практически закипел. Едва не тронулся своим скудным умом, пока она говорила. Ничего, Малфой. Жри. Жри своё собственное дерьмо, которое обычно вылетает из твоего рта.

- Серьёзнее некуда, - Гермиона ещё раз взглянула прямо ему в глаза.

Затем сделала медленный шаг назад, взглядом удерживая его на расстоянии. Он не двигался.

Еще шаг.

Облизала губы.

Он заговорил, когда она была уже у самой лестницы.

- Если ещё хотя бы раз вздумаешь ударить меня, я уничтожу тебя со всеми твоими грязными потрохами.
Гермиона распахнула глаза, чувствуя, как напрягаются губы от тупой боли, которой сдавило сердце от его слов.

- Следи за своими потрохами и стань уже взрослее, ради Мерлина. Пора бы понять, что твои пустые угрозы – это просто «пшик», - произнесла, почти спокойно, видя, что он злится. Почти готов сорваться с места, и поэтому сделала ещё один шаг назад, упираясь икрой ноги в первую ступеньку. – Достаточно одного дуновения – и их нет.

- Уверена? – рычание.

- Более чем, - провокация. – Вот в чём НЕразличие с твоим папашей, не так ли? Слишком. Много. Пустых. Слов.

И оба замерли на какую-то долю секунды.

Он был уверен, что ослышался.

Она была уверена, что не произнесла этого вслух.

Не ослышался.

Произнесла.

Рывок.

Гермиона не поняла, каким поистине волшебным образом взлетела по ступенькам до небольшой площадки и дернула за ручку своей двери раньше, чем он настиг её. Но в следующую секунду дверь, припечатанная его ладонью, с грохотом захлопнулась у неё перед носом, а железные руки волчком развернули её на сто восемьдесят градусов так, что волосы хлестнули по щекам.

Она оттолкнула его, и он сделал несколько шагов назад, не сводя с Гермионы ледяных я-убью-тебя глаз. Гриффиндорка так сильно прижалась спиной к дереву, что ощущала каждый свой позвонок.

По спине пробежала холодная дрожь, когда он сделал шаг к ней. Она прекратила дышать, всей душой желая, чтобы он остановился.

- Малфой… - она предупреждающе выставила руку вперед, - не смей подходить ближе.

Он был зол. Адски зол. И злость эта граничила с каким-то сумасшествием.

- Страшно? – зло усмехнулся, замирая. - Или больше нравится, когда делают это внезапно? Позвать Грэхэма?

Лед. Платина. Шоколад. Ярость.

Она вывела его. Она сама виновата.

Снова. Снова виновата. Как же надоело.

- Иди ты со своим Грэхэмом!

Ещё шаг, и Малфой перед ней, а она ощущает его запах. Он буквально впивается в лёгкие, размягчая воздух, который предназначался ещё порции негодующих фраз. И Грейнджер только сухо выдавливает, тяжело дыша:

- Что случилось с твоими недавними словами, а, Малфой?

- С какими ещё...

- О том, что я уродина, - выплюнула она, на этот раз сама с вызовом подаваясь вперёд. Он слегка отстранился, глядя на неё сверху вниз. Самодовольно усмехнулся.

- Задело?

- Ни черта. Чего ещё от тебя ждать, как не этого?

- О, Грейнджер. Я столько всего могу сказать, - и, если бы Гермиона не тряслась уже сейчас, его волчья ухмылка исправила бы это. - Например...

И это "например" едва не заставило Грейнджер в ужасе завопить. Нет, только не это. Малфой мягко наклонился над самой её макушкой. Скользнул вбок, к скуле, однако не касаясь кожи.

- Ты же знаешь Пэнси, - шепнул едва слышно, и от дыхания пошевелилась прядь её волос. По щекам разлился колючий и жаркий румянец. - Пэнс нравится, когда ей говорят разные словечки.

- Посмей только, - процедила Грейнджер, сглатывая колотящееся в глотке сердце. Она чётко ощутила тот момент, когда Малфой едва-едва коснулся её щеки кончиком носа.

- Сладкая... горячая девочка.

Её оглушил этот тон. Низкий, гудящий. Отозвавшийся настоящей сладостью в каждой косточке, когда он придвинул губы к её уху, рассылая по коже море мурашек.

- М-малфой, заткнись немедленно.

- У неё точно так же дрожит голос, когда я делаю это, - почти неслышно шепчет он в раковину её уха и перед глазами разрываются круги, когда губы касаются ледяной мочки. А затем соскальзывают по шее, разрывая кожу, будто лезвием - пылающими полосами. - У неё хриплый и сексуальный голос. Такой, что хочется тут же усадить её на стол и трахнуть. Раздвинуть её прекрасные ноги и сорвать трусики. А потом войти так глубоко...

В живот ударила горячая судорога. Господи.

- ...чтобы она выла от кайфа, когда я начну вбиваться в неё.

Гермиона всхлипнула и зажмурилась, отчаянно вызывая в себе злость, чувствуя, как горячо становится между ног от этих отвратительных вещей, что он говорит и от этих прикосновений, что жгут её раскалённым оловом.

- А я думал, тебя заводят такие, как он. Когда вы тискались там, в Хогсмиде. У меня чуть не встал. Столько страсти…

- Захлебнись своим ядом! – прохрипела она севшим голосом, вжимаясь затылком в дверь. Лишь бы не рядом. Лишь бы дальше от него. Ей просто нужно было больше воздуха.

В полутьме небольшой площадки, окружённой каменными стенами, блеснули его глаза, когда он отстранился. Так близко. Такие затягивающие в себя. Горящие и вылизывающие её лицо.

- Признайся, такой суке, как ты, нравятся грубые руки. Как у него, - голос Малфоя был тихим и слегка задыхающимся. - Твою мать, Грейнджер, он ведь почти трахнул тебя. На глазах у всех. Как шлюху.

Ему невообразимо нравилось называть её так. Она чувствовала.

Ладонь взметнулась почти автоматически, Гермиона даже в полной мере не осознала, что снова собралась ударить его. Просто для того, чтобы привести в чувство. Чтобы он отошёл. И тут же удивилась, что не почувствовала жжения от пощёчины. Не услышала характерного звука. А затем поняла, что ладонь зависла в воздухе на секунду, а затем с силой врезалась в дверь, прижатая его рукой.

- Я уже предупреждал тебя насчёт этого, – глухой голос, ядовитые слова, что бились о её лицо. Скрещённое дыхание, будто сцепленные клинки.

Она смотрела ему прямо в глаза, не отводя взгляда.

Малфой чувствовал, как дрожит тонкая рука, прижатая его ладонью к дереву двери.

Теплая, мягкая кожа.

Путаница волос на плечах, распахнутые ресницы, влажные губы.

Это все путало мысли. Чертовски путало мысли. В штанах пульсировало, и ощущение полной беспомощности грязнокровки, распластанной под ним по двери, не способствовало уменьшению эрекции.

Это не Пэнси. Это Грейнджер. Это не пухлый рот, это худая фигура, это гнездо на голове.

Он слышал, как кровь начинает стучать в ушах. Но, Мерлин, как он был зол.

И как хотел её.

- Пусти, - совсем тихо. Нежно до сдавленного дыхания.

Драко перебарывал желание прикрыть глаза и впитать в себя этот хрипловатый голос, сочащийся злобой и обидой. На то, что он наговорил. Как назвал её. На то, что они друг другу наговорили, и он едва заставил себя смолчать, когда ненужное извинение едва не вырвалось из губ. Осознание этого заставило его замереть на месте, вместе с фальшивкой-ухмылкой, с самодовольным выражением лица, с надменным взглядом.

Она едва не заставила его Извиниться.

Сука. Чёртова сука.

Чёртовасукачёртовасука.

Она с шипением втянула в себя воздух, и только тогда он понял, что сжал её пальцы слишком сильно. На секунду взгляд остановился на их соединённых руках, а затем метнулся обратно, к её лицу. Какого они стоят так близко уже столько времени? Ему казалось, что прошло несколько часов, и что он весь пропах ею.

- Не смей больше и помыслить о том, чтобы ударить меня, поняла?

- Боишься, что будет больно? – дрожит.

- Ты поняла меня, идиотка?

На секунду сжал хрупкие пальцы ещё сильнее.

Она прикусила губу, и его взгляд моментально съел этот жест. На щеках заходили желваки.

- Да, - беззвучно.

Отойди от неё. Отойдиотнеё!

Он медленно выпустил руку, которую она несколько секунд всё ещё держала на месте, а затем торопливо прижала к себе, растирая пальцами. Выпрямил плечи, неспеша отодвинулся, будто для того чтобы убедиться, что она действительно поняла его.

Она же смотрела затравленно, как волчонок, и взгляд с каждой секундой становился все более острым.
Кажется, этот взгляд вот-вот сделает несколько аккуратных надрезов на малфоевском лице.
Прошло несколько секунд, не больше.

- Я могу идти?

Хм, она действительно спрашивает у него разрешения? Эти тонны трясущегося сарказма сути не меняют. Тяжёлое дыхание на мгновение задержалось в его лёгких.

- Нет.

Вопросительно поднятая бровь. Она тоже тяжело дышит.

- Извинения.

- Что?..

- Извинения, Грейнджер.

- За что ещё? – она вздернула подбородок. Малфой не делал ни шага назад, и поэтому когда он поднял руку и поправил воротник рубашки, его ключица, выступающая в расстегнутом вороте, моментально приковала её взгляд. Он заметил.

Выдохнул.

- За упоминание об отце.

Взгляд её поедал кожу его шеи. Гермиона молила Мерлина, чтобы он дал сил поднять глаза на его лицо. Но, боже, как хотелось уткнуться в эту выемку, вдыхая его запах. Тёплый. Нужный.

Она облизала губы. Что он там сказал? Об отце?..

Голова кружилась. Соберись, Грейнджер. Сопротивляйся – если не ему, так самой себе.

- Нет, - произнесла на выдохе. – Отойди от меня.

Малфой наклонился, совсем немного, отчего его запах, от которого просто ехала крыша, накрыл её с головой, а глаза оказались почти на одном с ней уровне.

- Извинения, - бесшумно произнесли губы. Так близко.

Это было почти прикосновение. Малфой так близко. У неё свободны руки. Впервые. Сейчас она оттолкнёт его.

Сейчас.

Взгляд соскальзывает с его глаз на жилистую шею. Память тут же рисует картину: он, полуголый, и эта шея со вздувшимися венами, запрокинутая голова. Жар ударил в щёки. Рука сама поднимается вверх. Он видит и не шевелится. Смотрит напряжённо, слегка озадаченно.

Пальцы замирают прямо над бьющейся под кожей жилкой, и Грейнджер зачарованно смотрит, как медленно, убийственно медленно подушечки пальцев касаются её. Теплой, светлой.

Невесомо. Страшно. Пальцы замирают, не шевелясь, чувствуя, как сильно бьётся его пульс. Точно посылая дрожащие импульсы под её ногти, к ладоням, плечам, а там – в грудь. Горячо, жарко. И сердце заходится.

Вот-вот разломит её рёбра изнутри. Мерлин. Такой тёплый.

Нельзя. Убери руку.

Нельзя.

Пальцы медленно скользят вниз, почти не касаясь, дрожа. Дыхание Малфоя срывается, и он приоткрывает рот, то ли чтобы сказать что-то, то ли чтобы втягивать в себя больше воздуха. Почему он не останавливает её? Почему?

Останови меня, потому что я не могу остановить это сама.

Он часто дышит, и у Гермионы кружится голова, когда один палец соскальзывает в углубление его ключицы. Малфой вздрагивает. Прикусывает губу, будто сдерживая рвущиеся… слова? Стон? Его дикий взгляд прикован к ней. Зрачки почти проглотили кристальную радужку.

- Какого хера ты делаешь? – низкий голос. Чужой.

Она поднимает глаза.

- Ничего, - срывающийся шёпот. Легкое движение руки у него на шее. Шум в голове и член, так болезненно пульсирующий в штанах. Молчи, Грейнджер. Молчи. – Клянусь, я никогда…

Рука скользнула на его затылок, ощущая его ладонью, обдавая теплом, и Малфой чувствовал, что дыхания не хватает. Совсем. Он задыхался. Впился пальцами в дверь по обе стороны от неё, вытворяющей с ним что-то своими руками, пытаясь контролировать дыхание. Его трясло. Просто подкидывало на месте. Он не понимал, какого чёрта… Грейнджер вдруг подалась вперед, притягивая его к себе, легко, одним надавливанием крошечной ладони, и он ощутил её губы там, где только что порхали пальцы.

Из глотки вырвался низкий стон, заставивший её вздрогнуть, отдаваясь от стен на каменной площадке. Она испуганно отпрянула, но он тут же притянул её к себе, обхватывая рукой за шею, зарываясь в волосы.

«Сводишь с ума. Сука…»

А в следующий миг он поцеловал её.

Врезался губами в горячий рот, и её голова ударилась о дверь, а ладонь на шее замерла. Его не остановило её задушенное восклицание. Попытка зачем-то отклониться. Руки, впившиеся в кожу.

Он чувствовал, что шея пылала, и, кажется, даже соприкосновение с воротником рубашки в том месте, где касалась она, возбуждало. Адски возбуждало. Как он хотел её.

Что она делала с ним…

Малфою почти больно сминать её губы.

На грани укуса.

Он въедается в неё, понимая, что уже почти забыл её вкус. Как, блять, он мог забыть этот вкус? Никогда. Никогда он не забудет его. Сладко. Жарко. Горячо. Он так хотел.

Легкий толчок в грудь. Он немного отстранился.

Перепуганные глаза снизу – вверх.

- Нет! – паника. Откуда в её взгляде эта паника?

Он поднимает руку и проводит пальцем по её губам. Слегка покрасневшим, заставляя замолчать. Грейнджер смотрит на него. Прямо на него, и он тонет. Охренительно быстро тонет в море её глаз, потому что будто со стороны видит, как наклоняется и вновь целует грязнокровку.

Осторожно, почти не раскрывая рта, чувствуя бешеную дрожь по спине от той нежности, о которой так мало знал. И она снова застывает. Секунда, две. Выдох. Её дрожащий полустон, начисто срывающий крышу, когда подушечки его пальцев гладят кожу у их соединённых губ. И он с силой прижимается к ней, целуя, втягивая в себя, всасывая, прикусывая. Его язык скользит внутрь, вызывая тонкий всхлип.

Снова внутрь.

Снова.

Глубже, вылизывая, сталкиваясь с её языком. Так горячо. Так неправильно. Так грязно – он почти чувствовал эту грязь у себя во рту.

Получи. Получи то, чего ты хотела. Грёбаная гриффиндорская шлюха. Запомни этот поцелуй, потому что он никогда больше не повторится.

Никогда – какжеяхочутебя – не повторится.

Он сходил с ума. Сходил с ума, терзая её рот. Практически вытрахивая его языком, вперемешку с рычанием, её стонами, их дыханием, лихорадочными мыслями, совершенно пустыми. Сводили с ума её руки, которые зарывались в волосы на его затылке. С таким упоением, будто она хотела этого больше, чем чего-либо в этой жизни. Сводила с ума её грудь, прижатая к его груди. То, как она выгибалась, прижимаясь к нему своим животом.

Это. Сводило. С ума.

Он толкнулся к ней бедрами, прижимая к двери. Отрываясь от губ, глядя в глаза.

«Чувствуешь? Чувствуешь, что ты делаешь со мной?»

Она чувствовала. На секунду в карих глазах показался настоящий страх. Руки сжали его волосы, то ли отстраняя, то ли – притягивая. С каким-то глухим отчаянием. Оставалось поддаться – так соблазнительно ему поддаться.

Драко втягивал в себя воздух сквозь сжатые зубы. Тонкие пальцы впились в его плечи, в ткань рубашки, комкая, заставляя прижиматься ближе, когда он начал медленно двигаться, глядя в распахнутые глаза. Скользя пахом по её животу и бёдрам, сминая в кулаках тонкую блузу и с силой проводя ладонями вниз, к тазовым косточкам.

- Нет… - отчаянно, тихо. Так невесомо.

Он не слышал.

Ещё раз сильно толкнулся к ней и Грейнджер широко открыла рот, запрокидывая голову. Закрывая глаза. Малфой рычал. Прижимал к себе так, как будто боялся. Что она исчезнет. Что её на самом деле нет.

Ощущал её кожей, ощущал её запах, который забивал нос, но его было так мало. Протянул руку и обхватил тугую шею, скользя на затылок, поднимая голову и впиваясь в горячие губы. И Грейнджер ответила. Сразу, сильно. И на этот раз Драко был уверен - её руки тянут его на себя.

Он хотел больше. Он хотел быть в ней. Не в том, банальном, простом смысле.

Он хотел. Быть. Её кожей.

Её сутью.

Её кровью.

Он не понимал. Мерлин, он не понимал того, что росло в нем. Такое знакомое. Такое давнее, что хотелось выть. То, что он давно отторг и клялся больше никогда – никогда – не впускать в себя. В свою жизнь. В свое существование.

Боль.

Как больно было её чувствовать. Как сильно болело что-то в груди. Он никак не мог понять, что это. Ему было так страшно, что он почти кричал.

Всё его существо кричало. Орало ей, как он её ненавидит.

А она не верила. Потому что губы его говорили что-то совсем иное.

И от этого становилось ещё больнее.

Ещё.

И ещё.

И вдруг…

Стук – где-то с задворок захмелевшего сознания.

Грейнджер застыла в его руках. Они замерли, опаляя друг друга жгучим дыханием. Время будто замерло вместе с ними. Разорвали поцелуй с влажным, тягучим звуком. Уставились друг на друга. Два оглушённых человека, потерявших здравый смысл с вылетающими навстречу друг другу сердцами.

Реальность опускалась на плечи вместе с окутывающим полумраком. Гермиона облизала губы, чувствуя его вкус и… пустоту. Что-то в его взгляде укололо её. Заставило отвести глаза.

Пожалеть.

Остро. Сильно.

И вдруг так холодно.

Она осторожно, но ощутимо оттолкнула его от себя. Взгляд постепенно закрывался, холодея. Губы сжимались. Малфой освободил руку от её волос. Они молчали. И нужно ли было что-то говорить?

Снова стук. А затем – скрип портрета, голоса.

Гермиона резко выдохнула, обходя Малфоя и сбегая вниз по ступенькам на подгибающихся ногах, оставляя его одного – дышать раскалённым воздухом. Тонуть в раскалённой крови.

И раскалённых мыслях.

Ей невероятно хотелось разрыдаться. И забыть его вкус, который намертво въелся в её язык.
 

Глава 9.

Гул голосов снизу подтверждал факт того, что у них гости.

Гостиная старост кажется совсем крошечной, отстранённо подумала Гермиона, останавливаясь у ступенек и глядя на людей, наполняющих комнату. Губы горели, и она никак не могла заставить себя успокоить вихрь эмоций, что закручивался в груди, затягивая в себя, подталкивая к тому, чтобы закрыться в ванной и выпустить весь этот тугой клубок вместе со слезами. Однако, замешательство и удивление, когда на трех вошедших следом за профессором Дамблдором мужчинах она заметила форму работников Министерства, немного отрезвило ее. Взгляд, сначала все еще медленный и рассеянный, а затем – лихорадочный, принялся исследовать их лица, а тревожный звоночек колотил где-то в затылке: что им тут нужно? Они пришли за Малфоем?

Она вперила взгляд распахнутых глаз на завершающего делегацию Снейпа. Тот осматривал гостиную в свойственной ему одному манере, кривя тонкие губы так, будто стены были усеяны паразитами. И почему-то этот его жест был той крупицей, которая немного успокоила Гермиону, погашая рождающуюся панику.

Профессор Дамблдор увидел ее первой, спокойно глядя сквозь стекла своих очков. Директор, безусловно, заметил состояние девушки, но с присущим ему тактом сделал вид, что ничего из ряда вон выдающегося не происходит.

- Мисс Грейнджер, - он легко кивнул головой. – Приношу извинения за наше столь позднее вторжение. - Лукавый взгляд старика из-под густых бровей красноречиво заявлял, что руководитель Хогвартса всё видит и всё понимает. Однако ко всему прочему, в глазах директора промелькнуло беспокойство. Или ей показалось? - Надеюсь, мы не сильно помешали?

- Ради Мерлина, Альбус! – человек, ростом не достающий Дамблдору и до плеча, сделал шаг вперед. Он был низкорослым и полным, и с виду очень напоминал тот расхожий образ важного чиновника, так часто встречающийся в магловских газетах. Широкое лицо его казалось весьма представительным, но всё впечатление портили редкие, жидкие волосы, неровными клочками торчащие из-под дужек очков, что загибались за ушами. Еще пара жалких прилизанных прядок пересекала поблёскивающую лысину на макушке. Весь вид незнакомца выражал нетерпение и крайнюю степень раздражения.

Перед Гермионой стоял человек, который, определенно, находился в состоянии нервного ожидания уже очень долго. Даже, и что более вероятно, слишком долго. Волшебник выступил вперёд, за его спиной разом смолкли все прочие голоса, и тишина красноречиво намекнула, что этот гость тут главный. По крайней мере, среди облачённых в мантии Министерства Магии людей.

– Где Драко Малфой? – Вопрос предназначался уже ей, и сердце девушки трепыхнулось в груди. Голос чиновника не предвещал ничего хорошего. Мало того, надменный и грубый тон, с которым чиновник заговорил с Грейнджер, ей, не привыкшей к подобному обращению, совершенно не понравился. Брови сами собой нахмурились. Девушка перевела взгляд с мужчины на Дамблдора, а с Дамблдора – на Снейпа, который смотрел теперь на неё в молчаливом ожидании ответа. В ожидании ответа и ещё чего-то, что зацепить своей мыслью и понять у Гермионы не получилось.

- Он… - девушка проклинала застрявшие в глотке слова. Да что с ней такое, Мерлин, эти люди не навредят чёртовому хорьку. А если и навредят, то… – Зачем он вам нужен?

Вопрос вырвался совершенно непроизвольно, так неожиданно, что она и сама растерялась.

Низкорослый резко обернулся к Дамблдору, выражая негодование всем своим видом. Профессор был спокоен, и даже не повернул головы к дерганному мужчине.

- Мне нужен мальчишка немедленно. Вы и так заставили нас ждать! – прошипел тот, едва ли не дрожа от бессильной злобы, и Гермионе показалось, что она увидела, как вылетает из пухлых губ капля слюны.

- Мисс Грейнджер, стоит полагать, что мистер Малфой у себя? – холодный голос Снейпа почти сумел вновь отрезвить ее сознание, за что Гермиона была почти рада его присутствию здесь, однако ответить не успела – в следующий миг взгляды пятерых мужчин внезапно покинули ее, почти синхронно, устремившись куда-то ей за спину. Внутренности медленно стянулись ледяными ремнями, а сердце покатилось в живот с таким грохотом, будто стальной шарик забился о железную кружку. Не нужно было оборачиваться, чтобы понять – сзади стоял Малфой.

Какие-то секунды в гостиной висела тишина. Гермиона не осознала, что сделала невольный шаг вбок, будто пытаясь скрыть Драко за своими плечами. Девушка ощущала, как ненависть к этим людям, присланным Министерством, растет в ней с каждым мгновением, а мозг лихорадочно работает, вновь и вновь полируя последние слова мужчины.

Тишину нарушил Малфой:

- Снова вы, - голос был полон той злобы, которую Гермиона слышала ежедневно.

Правда, обычно объектом гнева выступала она сама. Сейчас девушка, словно со стороны, искоса наблюдала за полыхающим в глазах Драко огнём, гадая, что же его так вывело из себя.

Ярость, исходящая от него, была почти ощутимой. Чистой, до кристальной белизны каления. Она не шла ни в какое сравнение, с теми эмоциями, что прилетали в адрес Грейнджер. Казалось, протяни руку, и пальцы обожгутся о насыщенную, концентрированную желчь, истекающую от Малфоя. Эти импульсы, дрожащие волны злости чувствовал каждый сантиметр гермиониной спины. Отчего-то она поняла, что слова были направлены на одного человека в министерской форме, что стоял впереди всех. Остальные двое стояли молча.

- Мистер Малфой, ведите себя прилично, - визгливо вещали полные губы толстяка.

- Я ответил на все ваши вопросы, что еще вы забыли здесь?

- Мистер Малфой!

- ...или эти тренинги по вытаскиванию из меня нужной вам «правды» будут теперь проводиться дважды в день?

Гермиона обомлела, когда услышала эти слова и тон, которым они были произнесены. Драко действительно кипел изнутри. Она чувствовала себя лишней, но в то же время понимала, что не может покинуть гостиную, потому что пресс, что давил сейчас на них обоих может просто раздавить Малфоя, останься он сам.

- Не будете ли вы так любезны контролировать вашу речь? – Низкорослый сделал еще шаг вперед, нервным движением запуская пухлые пальцы под воротник рубашки, оттягивая его и поводя головой. Градус нетерпения его, казалось, вот-вот достигнет своего максимума. Что будет дальше, думать не хотелось. – Докажите, что хотя бы вы достойны аристократического имени Малфоев.

Она могла поклясться, что услышала, как зазвенела натянутая струной выдержка Драко, весьма вовремя продемонстрировавшая чудеса стойкости, но прежде, чем он что-то сказал, заговорил профессор Снейп, с холодным нажимом:

- Мистер Оливар, несомненно, хотел сказать, что представителям Министерства нужно поговорить с вами, - Северус обращался к своему крестнику, давая тому столь необходимую возможность выдохнуть и на миг успокоиться. Сердце зашлось в бешеном припадке еще там, наверху, в тени лестницы. Внезапные гости ничуть не разрядили обстановку, наоборот, словно вознамерившись узнать доподлинно, где границы самоконтроля Драко.

Малфой несколько секунд молчал, успокаиваясь. Удивительное свойство Снейпа, подумалось Гермионе, за секунду до того, как тихий голос зазвучал куда-то ей в затылок:

- Что-то случилось?

- Это касается того, что вы обсуждали утром.

Нервный вдох рваной дрожью коснулся волос девушки. Можно было бы поклясться, что исчезни эти люди из комнаты, его плечи вновь начали бы трястись.

- В таком случае, пусть говорит, - с вызовом протянул он, и голос ни на толику не выдал волнения.

- Разговор этот требует… уединения.

Гермиона явственно ощутила намёк в тоне зельевара – ей здесь не место.

Но она не хотела уходить, упрямо уставившись на двух работников Министерства, что стояли молча. Один из них был так же невысок, но более приятен для глаз, чем мистер Оливар. Второй был выше и стройнее остальных, с глазами, которые на миг приковали ее внимание. Тёмные, достаточно красивые, чем не каждый мужчина может похвастать.

Они показались ей до странного знакомыми.

Память тут же начала выбрасывать в мозг образы её частых посещений Министерства, когда она помогала мистеру Уизли. Возможно, они уже сталкивались. Наверное… скорее всего, да. Гермиона смотрела, пока мужчина не прищурился, поймав взгляд, и сердце гриффиндорки дрогнуло. Она отвела глаза, глядя теперь на профессора Снейпа.

- Мисс Грейнджер, не могли бы вы оставить нас на некоторое время? – зельевар был на удивление обходителен сегодняшним вечером. В их гостиной, полной людей.

Девушка обернулась к Малфою, который смотрел на неё с долей раздражения, умноженного на беспокойство и показную самоуверенность. Как всегда. Как мог он, сам Драко Малфой, продемонстрировать кому-то свою слабину. И всё равно ей казалось, что на этот раз он решил скрыть под привычной непроницаемой маской слишком много эмоций. Слишком.

Желваки под светлой кожей ожили. Побелевшие губы кривились.

Я не хочу оставлять тебя наедине с этими…

- Проваливай, - прошипел он, практически не раскрывая рта. И это «проваливай» заставило Гермиону сощуриться. Мысли, пропитанные необъяснимой заботой, тут же застыли на месте, а затем медленно вползли обратно в голову, будто испуганная улитка, прячась в ракушке.

Пошел ты на хрен, Малфой. Фиг с тобой, ясно?

Кажется, ему было ясно.

Грейнджер бросила на него ещё один взгляд и с раздраженным вздохом прошла мимо, коротко попрощавшись с профессорами и кивнув Министерским выскочкам. Драко не повернул головы ей вслед. Злость жужжала под кожей. Он ненавидел этих кретинов. Каждого из них. Что они говорили ей? Что выпытывали? Почему она была так испугана?

И он тоже.

Чёрт возьми, он не мог, не имел права бояться, но страх долбаной грязнокровки буквально переливался в него самого.

Ему было страшно. Действительно страшно, что они доберутся-таки до Нарциссы. Доломают её окончательно. А он - позволит. Потому что бессилен. Не имеет никаких грёбаных шансов и возможностей помочь матери.

Той, что была матерью, тут же исправил сам себя.

Идиот, понадеялся ведь, что на утреннем допросе всё кончится. Чувствуя, как изголодавшееся по нему отчаяние вновь вгрызается во внутренности, Драко сжал зубы. Устремил взгляд на толкущегося перед ним Оливара, кривившего свои жирные губы.

Мерлин. Малфою захотелось убить толстяка. Рявкнуть непростительное, чтобы того разорвало к черту, размозжив по всей гостиной. Слизеринца передернуло, и он метнулся глазами ко второму министерскому псу.

Сердце дрогнуло. А губы уже произносили знакомое имя:

- Мистер Томпсон?

Тот моментально опустил глаза.

Чёрт возьми, как Драко не заметил его раньше? Стоило ему, спускаясь в гостиную, увидеть застывшую спину Грейнджер, а в следующий миг - верещавшего что-то Оливара, как всё внимание зациклилось на этом предводителе мерзкой шайки.

- Мистер Томпсон, - Драко ощутил, как мысли со скоростью экспресса проносятся в голове, сделал шаг вперед и вбок, будто желая обойти Оливара стороной. Тот же побагровел от подобного неуважительного игнорирования своей персоны. - Вы видели Нарциссу. Вы сами лишили её памяти. Скажите им! Скажите, что она не могла принимать в этом участия.

- Мистер Малфой... - Дерек Томпсон сдержанно кашлянул, поднимая-таки взгляд на Малфоя, который смотрел на него с почти открытым давящим отчаянием. Физически давящим. - Вы совершенно правы, я исполнил приказ совета, применив к вашей матери “Обливейт”, однако же человек, пойманный отрядом защиты Министерства говорил, что...

- Мистер Томпсон, я не думаю, что в это стоит просвещать сына Нарциссы.

Взгляд метнулся к вновь ожившему Оливару. Дыхание спёрло от гнева.

- Вы правы. Я её сын, - прошипел слизеринец. - Или это не дает мне никаких привилегий?

Толстяк вскинул голову, отчего жидкие пряди волос, покоившиеся на его вспотевшей проплешине, слегка сместились в сторону. Кажется, кретин ощущал себя полноправным хозяином положения.

- Не всюду вам будут даны привилегии, не стоит привыкать к подобному. И то, что вы здесь разыгрываете...
Губы Драко дрогнули. Он ощутил на себе прямой взгляд Снейпа, что, несомненно, придало сил, но, кажется, раздражение уже дало “полный вперёд” нещадно занося на поворотах.

- Разыгрываю?! - Малфой против воли сорвался на рёв, ощущая, как от беспомощной ярости дрожит голос, и делая шаг к Оливару, вынуждая того запрокидывать голову, чтобы была возможность смотреть слизеринцу в лицо. - По себе судите, а, мистер Оливар?

- Я предлагаю всем успокоиться, - спокойный голос Дамблдора, который молча и внимательно следил за диалогом, не был чем-то отрезвляющем, однако Малфой замолчал, не отводя глаз от вновь покрасневшего толстяка. Драко мог разглядеть каждую грёбаную точку отросшей щетины на плывущем лице. Мерзость. - Мистер Малфой, суд Визенгамота признал вашу мать невиновной.

Несколько секунд слизеринец не шевелился, по-прежнему уставившись на толстяка. Тишина гостиной нарушалась лишь тяжёлым дыханием и шумом крови у Малфоя в ушах, пока сквозь этот гул до него не дошли наконец-то слова директора.

Невиновной.

Он перевел взгляд на Дамблдора, а затем - на Снейпа.

- Это правда?

Последний кивнул.

Облегчённый выдох вырвался из груди. Он сделал шаг от Оливара, сдерживая желание обтрусить мантию. Невиновна. Они оставят Нарциссу в покое? Не будет больше этого почти хронического беспокойства где-то под корой мозга, движущегося и сминающего собой мысли? Не будет жрущего изнутри ожидания нового письма из Мэнора?

- Всё, что нам нужно от вас, мистер Малфой - это подпись.

Голос молчавшего доселе волшебника заставил прийти в себя.

Малфой не сразу понял, о чём тот говорит. Поднял взгляд и моргнул.

- Что?

Какая еще, мать её, подпись?

Оправив мантию, мужчина достал из внутреннего кармана конверт. Вынул пергамент, развернул, читая, будто проверяя, всё ли верно было обозначено в документе. Драко наблюдал за этими манипуляциями, прищурив глаза, стараясь отвлечься от вновь лихорадочно заработавшего мозга, остановив взгляд на худых руках. Отточенные движения, не дрогнувшие пальцы.

Внезапное осознание.

Проклятье... Мужчина был знаком ему. Чертовски знаком.

Слизеринец нахмурился, рассматривая теперь заостренные скулы, тёмные волосы с лёгкой проседью, перехваченные на затылке.

Нет, не то.

Не лицо.

Движения, голос. Откуда? Откуда, мать его?

Коллега отца?

Уставший, вытраханный мозг практически пульсировал, подсовывая Драко варианты. Министерство, приёмы в Мэноре, встречи в Косом переулке, посещение поместья Крауча... Чёрт возьми, да где угодно они могли встретиться. Но почему вспомнился его голос, а не лицо?

Догадка уже почти всплыла на поверхность, когда мужчина снова заговорил.

- Люди из Министерства подвергнут Малфой-Мэнор осмотру.

Все копания в себе моментально вынеслись из головы, и под кожей вновь шевельнулась злость. Холодный взгляд слизеринца вперился в тёмные глаза говорившего.

- Зачем ещё?

- Это необходимые и минимальные меры безопасности.

Взгляд Драко заплясал с протянутой ему бумажки - на узкое лицо, а затем обратно. Рядом пыхтел мистер Оливар в ожидании, которое, кажется, булькало своими кипящими пузырями у него под кожей. Судя по цвету лица, толстяк был готов вот-вот либо схлопотать сердечный приступ, либо же на самом деле разорваться на части в гостиной старост. И Малфою доставляло какое-то садистское удовольствие издеваться над ним. Глупая, по-детски ничего не значащая месть. Но, видит Салазар, этот Оливар заслужил крупицу пренебрежения.

Мельком взглянул на переговаривающихся между собой Дамблдора и Снейпа. Видимо, решение о подписи бумажки он волен принять сам. Вернулся к документу.

- Зачем моя подпись?

- Вам уже восемнадцать, мистер Малфой, - ответил за мужчину Дерек Томпсон. - Вы проживаете с матерью. И Министерство будет держать вас в курсе того, что...

- Не в курсе всего, конечно же, - скороговоркой перебил толстяк. - Только то, чем посчитает нужным с вами делиться.

- Значит, это просто осмотр поместья? - намеренно игнорируя Оливара, Малфой обратился к двум стоящим перед ним мужчинам.

- Конечно. Всего лишь формальность, - мистер Томпсон кивнул.

- Вы не будете трогать Нарциссу?

- С неё сняты обвинения.

- Мы будем присматривать за ней.

Драко скривился на последнюю реплику Оливара, но протянул руку и принял пергамент, бросив ещё один взгляд, полный подозрения, на молодого мужчину, который с молчаливым ожиданием в тёмных глазах смотрел, как мистер Томпсон с Малфоем подходят к рабочему столу, как они ищут перо, как Драко читает документ и подписывает его.

Оливар, сложив на плотной груди руки, надзирательски следил за каждым движением Малфоя.

Как только подпись была оставлена в углу документа, все, кажется, вздохнули с облегчением. Пока министерские псы вместе с Дамблдором разбирали ещё какие-то бумаги, Драко стоял, сложа руки, оперевшись о край стола бедром.

Осмотр Мэнора - это ничто по сравнению с тем, чего от Министерства Магии ожидал Драко. Почему-то мозг рисовал ярчайшие картинки казни Нарциссы. Все эти грёбаные дни после получения письма и его уничтожения. Теперь же облегчение просто-напросто окрыляло.

Банально осчастливило.

Матьего, он не был так доволен уже очень давно.

Когда слизеринец словил взгляд Снейпа, что стоял в нескольких шагах, минимально заинтересованный, кажется, во всём, что здесь происходило, то лишь кивнул в подтверждение того, что с ним всё в порядке. Он был благодарен ему за присутствие. Оно отрезвляло, как никогда. Малфой был уверен, что, не вынуди обстоятельства, зельевар бы с радостью оставался в подземельях сутками, и то, что он сейчас здесь - дорогого стоит.

Молчаливое и несвойственное “спасибо” было принято так же молча. Профессор отвёл взгляд, посматривая на механические часы над камином. Взгляд Драко не отставал.

Половина одиннадцатого.

Надо же. А такое чувство, что вот-вот за окном займётся рассвет.

Истерзанность. Опустошенность.

Облегчение.

- Студентам пора спать, я полагаю, - голос Северуса со стальными вкраплениями заставил обернуться всех, даже Дамблдор поднял голову, согласно кивая. Затем посмотрел на Драко из-под густых бровей и мягко улыбнулся, пока мистер Томпсон прятал пергамент и передавал его Оливару, что выглядел уже не таким недовольным, как раньше. И даже, кажется, немного уменьшился в размерах, однако по-прежнему вызывал в Драко раздражение.

Но...

Слизеринцу было спокойно, когда он прощался с профессорами. Нехотя жал руку мистеру Томпсону и кивал двум остальным волшебникам. Он не думал ни о чём, кроме того что в последующие несколько дней всё будет в порядке.
Уже этого истерзанному организму вполне хватило бы, чтобы оправиться. Собрать самого себя, по отброшенным лоскутам мяса, что лежали где-то на самом дне груди. Собрать и укрепиться для нового удара.

А он будет.

Будет, черт возьми. Иначе не может.

Но сначала - тишина. Сейчас Драко войдёт в свою спальню, ляжет на постель, закроет глаза и будет считать. Бесцельно считать удары своего сердца. Или отчаянные перебои секундной стрелки. Просто... тихо. Даже в голове.

А потом во тьме вспыхнет образ Грейнджер.

Это стало ёбаным правилом перед сном.

Он позволял ей появляться под веками лишь у себя в спальне. Лишь поздно ночью, зажмурившись, то ли гоня, то ли задерживая, или глазея уставшими, хронически-блять-уставшими, глазами в плотный полог.

Все это было неправильно. Горько. А тем более, после того, что случилось сегодня... только что.

Он вспомнил свои тягучие, плавные движения бёдрами. К ней. Прижимая её к двери. Задыхаясь в её рот.

Её губы. Раскрытые. Раскрытые до хруста. Горячий и влажный язык, касающийся, скользящий, танцующий по его нёбу.

Но он не будет думать об этом сейчас. Хотя... это уже стало слишком привычным.

Думать.

И не осознавать.

Ловить эти мысли за хвосты... и не выкидывать из головы.

Оставлять, пригревать своим холодом, своей хроникой. Разве он способен на подобное?

Холод ли это бурлил подкожно, совсем недавно, рассылая в каждую клеточку одеревеневшего, пылающего, ледяного и кипящего организма импульсы, разрывающиеся где-то глубоко под шкурой, облизывая кости? Это был не холод. Так что же это было?

Малфою хотелось верить, что это была боль.

Тупая боль.

Мерлин. Как можно настолько отвыкнуть от неё? Душащей невозможности вдохнуть, не всхлипнув, не захлебнувшись воздухом.

С какой силой боль ударила в грудь тогда. Он вспомнил, и снова стало страшно, а рука против воли взметнулась к солнечному сплетению и сжала пальцами ткань рубашки, сминая.

Пальцы грязнокровки зарывались в его волосы. Он и об этом вспомнил - тут же рука взлетела выше. Натыкаясь на взъерошенные на затылке пряди.

Эти мысли были слишком быстрыми. Слишком неуместными, тяжелыми, беспокоящими, нужными.

Нужными.

Бля... пожалуйста, не сейчас.

Осознав, что он в гостиной всё ещё не один, слизеринец торопливо поднял взгляд, который тут же остановился на слегка сбившейся движением вбок мантии шагающего последним человека - мужчины с темными глазами - который как раз выходил из гостиной.

И то, что заметил Драко, заставило его сделать шаг вперед, приоткрывая рот. Похолодевшая моментально кровь, кажется, разом заморозила все его существо, а мысли рассыпались в пыль.

Ворон.

Под собранными на затылке волосами - раскинувшая крылья птица, пересекающая позвонок. Сердце застыло, обожжённое.

А потом ударило так, что едва не разорвало грудь изнутри.

Тёмный коридор, факел.

Далеко и тускло, в самом конце.

Босые ноги - ледяные от каменного пола.

Сердце колотится, как ненормальное.

Отец может увидеть.

Отец убьёт его, если заметит. Но дверь... дверь в первой же камере темниц открыта. Пропускает в щель свою холодную полоску света, которую видно с самой лестницы.

Драко впервые смог выбраться из комнаты ночью - мать очень торопилась и не наложила запирающее. Ему никто ничего не скажет, но он должен знать, что здесь происходит. Почему мать так бледна. Так невидима. Почему отец будто держит её своим взглядом на поводке - так, словно Нарцисса животное, что в любой момент может сорваться и убежать.

Это адски беспокоило.

Он хотел помочь. И не знал, как.

Вопрос, заданный матери сегодня перед сном в очередной раз сопроводили побелевшие губы и испуганный взгляд.

И молчание. Чёртово вечное молчание.

Так не могло дальше продолжаться. Он узнает, что скрывают ночи в Мэноре. Узнает, несмотря на страх и дикий холод, от которого немели ступни.

Голос отца, внезапно произнёсший что-то на латыни, пролетел по коридору, и Драко застыл изваянием между двух каменных стен, торопливо отводя взгляд от линии дрожащего света в нескольких метрах от себя. Будто если не смотреть - его тоже не увидят.

Нет. Его не увидят. Иначе...

Он знал способы воспитания отца. Хо-ро-шо знал.

Малфой уставился на ряд крошечных окошек по левому боку стены - у самого потолка, кусая от страха губы. На улице шёл снег. Крупные хлопья и край звездного неба. Драко смотрел туда, боясь сделать вдох, слыша отголоски отцовского голоса.

Он всё говорил, говорил.

А снежные хлопья всё липли к стеклу.

Затем - тишина. Вдох. Крошечный шаг, ещё. И дверная щель уже перед самым носом, а Малфой всё никак не заставит себя заглянуть внутрь.

Давай. Не будь трусом.

Он сжал правую руку в кулак и подался вперёд на медленном выдохе, не чувствуя тела - лишь покалывание в кончиках онемевших пальцев.

Расширенные глаза Драко уставились на открывшуюся перед ним картину.

Тёмная комната. Факел.

Отец, возводящий руку, окрашенную во что-то тёмное, страшно блестящее в огне тускло горящего факела у небольшого каменного возвышения, на котором, преклонив колени, спиной к Драко стоял мужчина без рубашки, склонив голову.

Невнятное бормотание. Чужой голос, вторивший отцу. Низкий, запоминающийся.

Зелёные вспышки, срывающиеся с кончика палочки Люциуса, которую он держал второй рукой, направляя куда-то в спину мужчины. Они пробегали по его выступающему хребту и терялись в волосах.

Тёмных. Лишь слегка посеребрённых сединой. Или это игры пламени, пляшущего на сквозняке?

Светлячки пробегали по позвонку, то и дело отбрасывая блики на кожу мужчины, на еле видные выступы ребер, освещали позвонки на опущенной шее, и татуировку, прямо под линией не коротких и не длинных волос.

Драко подался вперёд, чтобы рассмотреть странное изображение. Птица? Похоже, на то. Кажется... кажется, ворон?

И вдруг...

Дверь.

Херова дверь заскрипела так, что Малфой вздрогнул, почти подскочил на месте, обмирая.

Чувствуя, как по всему телу зашевелился каждый волосок. Будто время остановилось, и Драко бы сейчас продал свою душу за бесценок любому чёрту, если бы возможно было сделать так, чтобы оно вовсе не возобновило свой ход.

Это было невозможно.

Драко мог поклясться - крик Нарциссы прозвучал раньше, чем Люциус обернулся. Малфой не видел больше ничего, кроме глаз отца, которые начинали наливаться яростью, безумием, презрением и злобой такой силы, что чуть не сбила с ног.

Он сделал быстрый шаг назад, в тень, понимая, как бестолково прятаться, когда ты уже обнаружен. Но страх толкал Малфоя в грудь, заставляя вновь и вновь отступать, не отрывая от отца глаз.

- Как ты посмел зайти сюда?!

- Люциус, не нужно, он не знал... - мать.

Нет, мама. Не говори ему ничего. Посмотри на его глаза. Он не слышит тебя.

Молчи, мама. Молчи.

Ещё шаг назад и взгляд Драко приковался к палочке отца, которая теперь смотрела прямо на него.

Ужас сковал глотку, но он всё пытался что-то хрипеть:

- Нет... отец, я... нет, пожалуйста...

Конечно, это было бесполезно.

Малфой знал, что сейчас произойдёт. Всем своим существом он сжался, стискивая зубы и пальцы, не сдержав всхлипа.

Господи, как он хотел достойно встретить заклятие.

Пожалуйста, помоги мне не кричать, как в прошлый раз, Мерлин. Пожалуйста, сделай, чтобы это было не так больно.

Пожал...

- Круцио!

Удар. Прямо в грудь. Люциус всегда бил в солнечное сплетение.

Секунда - просто сбивающая с ног - а затем боль. Разрывающая. Внутри.

Глубоко.

Сильно.

Отчаянный крик. Рёв. Разнесённый, умноженный миллиардным эхом, отдавшимся в камне и в черепной коробке.

Боль.

Красный туман в голове, перед глазами.

Боль. Боль.

Она пожирала, хрустела костями, пережёвывала мышцы и вытаскивала сосуды, будто обвязывая их вокруг шеи, душа.
Душа.

Больно. Больно, так блядски... так...

Откуда-то извне - задыхающийся женский вопль:

- Люциус! Остановись, пожалуйста!

Выворачивает.

Наизнанку.

Он бьётся о пол - лицом, висками, сдирает ногти о камни, кричит. Кричит, как сопляк, размазывая слёзы по лицу.

И кажется.

ёще немного.

и всё кончится.

Сердце просто разорвётся. Спина конвульсивно выгибается так, что хребет отдаётся хрустом.

Боль.

Запах крови.

Металл на языке.

Внутренности будто наматывают на раскалённые вилы.

Взгляд, почти мертвый, почти слепой - к крошечному ряду окон. Темно. Холодно. Тело сотрясается, будто само по себе. Живая рыба на раскалённой сковороде, что касается железа своим влажным, липким боком - и тут же прижаривается, прикипает. Но вновь дёргается, срывая шкуру, продолжая свою пляску.

Последнюю пляску.

Взгляд.

Окна.

Крупные хлопья снега налипают на стекло.

Почти захлебнувшийся своей кровью. Болью.

Разрывающая боль. А кажется, что болеть становится нечему.

Что он сам - он и его тело, голый кусок кровоточащего мяса - станет сейчас этим чистым, пылающим чувством.

И даже кричать.

Уже.

Не выходит.

Но... где-то совсем далеко, будто из другой жизни, крик матери:

- Прошу тебя, останови его, ...




- Логан! - синхронно с Нарциссой, и это имя едва не разорвало стенки мозга, возвращая в гостиную старост.

Мужчина замирает у самого портрета.

Малфой дышит через раз - сердце вылетает из груди.

Воспоминания жили в нём, оживали, и он пресмыкался перед ними. Моля мужчину, чтобы тот не обернулся на это имя.

Но он обернулся, и, судя по виду, на какую-то секунду растерялся.

Малфой почувствовал, как всё внутри подбирается, не верит. Этого не может быть - Пожиратели уничтожены. Отстранённо слизеринец понимает, что губы Логана, обернувшегося через плечо, внезапно растягивает кривая ухмылка. Похожая своим цинизмом и насмешкой на ухмылку Драко. Слизеринец хочет ответить тем же, но лишь трясёт головой. Отрывисто, недоверчиво. Так, что светлая чёлка падает на глаза.

- Нет.

Нет, нет.

Нет, блядский миллион “нет”!

Это не может быть он. Не здесь, не в Хогвартсе. Не в мантии Министерства Магии!

Логан смотрит на него, будто соизмеряя силы - свои и его. А затем медленно качает головой. Малфой не понял этого жеста. Не понял, что разглядел во взгляде мужчины.

Обещание?

Нет. Это было предупреждение.

- Мы будем держать с вами связь, мистер Малфой. - И теперь этот голос знаком. Слишком. А после - лишь закрытая дверь. Скрип портрета.

Драко остался стоять посреди комнаты, сжав руки в кулаки. По спине пробегала дрожь озноба.

Он жив. Он работает в Министерстве. Это он.

В нутро вцепилось желание подбежать к двери, распахнуть её, и крикнуть вслед, чтобы он не смел приближаться к Нарциссе. Но... старик сказал, что с неё сняты обвинения. Поэтому - нужно успокоиться. Просто не брать в голову. Это не его дело. Это не то, что касается Малфоя.

Пусть Логан хоть трижды приспешник - Драко заботит лишь то, чтобы подозрения вновь не ложились на его семью.

Чёрт. Плохо.

Всё плохо.

Дрожащий выдох сквозь сжатые зубы. Успокойся. Возьми себя в руки.

Слизеринец опёрся ладонями о мягкую спинку дивана, опуская голову, чувствуя, как выпирают лопатки и кружится голова. Логан не ожидал, что Драко узнает его. Возможно, он вообще не замешан во всём этом, как и Нарцисса. Наверное, его не казнили потому, что он работал на этих ублюдков. Наверное, так. Или Министерство даже не подозревает, кто он.

Желание высказаться, выпустить это из себя, разделить с кем-то, гнуло Малфоя пополам. Ему нужно было успокоиться.

Ему нужен был Блейз.

Друг всегда находил слова помощи, когда Драко вот так накрывало.

Но нет. Он никуда не пойдёт. Не сегодня. Просто нужно осознать - то, что участник движения по уничтожению маглорожденных жив - ещё ничего не значит. Возможно, он и вовсе не причастен ко всем этим смертям.

Медленно.

Мед-лен-но напряжение начало покидать спину и шею.

Да. Скорее всего, он просто раскаявшийся, как Нарцисса. Его простили, он вновь работает на Министерство и помогает им с расследованием. Иначе бы он не явился сюда.

Твою мать.

Твою. Херову. Мать.

На языке знакомым железом отдался привкус собственной крови.

Воспоминание.

Захотелось сплюнуть, но Малфой только стиснул зубы и, ударив по спинке дивана ладонями, отправился в свою спальню. Слишком много грёбаных переживаний для одного вечера.

А, стоило ему упасть поперёк кровати, глотку начал раздирать невесть откуда взявшийся смех. Руки сжались на покрывале и рванули так, что ткань захрустела.

Ублюдки. Ублюдки чертовы.

Когда вы передохнете, Министерские псы.

Он смеялся, чувствуя себя окончательно съехавшим с катушек. А потом успокоился и лежал, провалившись взглядом в полог, пока мозг не отключился, сморенный беспокойным сном.


***



Дождь бьёт по спине и лицу.

Ветер рвёт волосы, а древко метлы такое скользкое, что приходится сжимать его изо всех сил.

Мётлы, осёдланные хозяевами, зависли в воздухе. Малфой следил, как мадам Трюк вышагивает к центру поля, условную воронку над которым уже составляли игроки. Стена дождя делала мокрыми формы всех - и зелёных, и красно-золотых.

Ящик с мячами уже внизу.

Дело за малым - дождаться свистка и уделать грёбаный Гриффиндор.

Трибуны слизеринцев разрываются громче всех, вопя кричалки и отдельные имена. Малфой скосил взгляд на Грэхема. Тот усмехался, оглядывая свою команду. Махнул кому-то с трибун рукой, услыхав свое имя в веренице других имён. Вот уж кто самолюбивый идиот, так это он, со своим извечным рвением наступить на глотку и вырвать зубами победу у красно-золотых, при этом лишь раздавая указания. Каждый раз, каждый грёбаный раз - эта уверенность, это заигрывание с трибунами. И сколько побед у них в копилке?

Херов ноль.

Давно пора было заменить капитана команды на кого-то более толкового.

Монтегю будто почувствовал взгляд. Повернул голову и выставил большой палец вверх, подбадривая.

Безмозглый идиот.

Грэхем разулыбался, и Драко фыркнул.

Да, я знаю, что ты со мной согласен, - подумал с мрачным удовольствием, но в ответ лишь кивнул, отводя глаза, смаргивая дождевые капли и опуская на лицо очки, выданные каждому, чтобы можно было разглядеть хоть что-то сквозь сплошные струи дождя.

Замочки ящика клацнули, и бладжеры взмыли в воздух, разлетаясь в разные стороны, что заставило нескольких гриффиндорцев прижаться плотнее к мётлам. Это было почти забавно.

Храбрецы, да.

Львы?

Гриффиндорские киски.

- Малфой, ты поклонником, что ли, обзавелся? - насмешливый голос справа. Драко медленно повернулся туда, куда указывал усмехающийся Блетчли и вцепился глазами в Поттера.

Тот, оказывается, гипнотизировал Малфоя взглядом, сжимая челюсть, и, судя по всему, уже давно. Драко приподнял брови в немой насмешке. Тот лишь крепче сжал губы. Кажется, вот-вот зарядит молнией из очков. Или взгляд заставит слизеринца замертво рухнуть с метлы.

Да ладно, Поттер? Ты ли это? Что за мошка тебя сегодня укусила?

Золотая капля снитча мелькнула где-то за спиной шрамированного, но тут же исчезла. Цепкие глаза Малфоя моментально нашли её снова, чуть правее от трибун Когтеврана.

Руки зачесались. Он снова уставился на Поттера.

Держись, сука.

Этот матч будет моим.

Квофл был уже в руках мадам Трюк. Драко заметил, как прижались к мётлам слизеринские охотники и загонщики. Блетчли тоже напрягся, начав насвистывать какую-то мелодию, но готовый в любой момент сорваться с места и ринуться к кольцам. Он пять тренировок подряд отрабатывал защиту правого кольца, которое вечно оставалось открытым, и теперь скрывал за показной веселостью своё волнение. Всё получится.

Всё получится.

Малфой сжал зубы, усмехаясь от предвкушения, чувствуя нервную дрожь, бегущую по спине.

Что отлично отвлекает от мыслей - так это квиддич. Всегда, без исключений. Стоит сесть на метлу и почувствовать под собой воздух, разделяющий с землёй, как голова моментально становится пустой.

Свисток прозвучал так, словно был командой к запуску хаотичного механизма. Будто адреналин, пущенный по венам.

Мётлы сорвались с мест.

Малфой полетел вперёд - нужно было вырваться из толкучки, которую моментально устроили игроки в борьбе за мяч и самое удобное место на поле, сливаясь в красно-зеленый фарш.

Квофл мелькнул прямо перед лицом, тут же схваченный ловкими руками Уоррингтона. Пригнувшись и скользнув между двух едва не столкнувшихся гриффиндорцев, Драко рванул вверх, краем уха слыша отрывистый крик Грэхэма, но не обращая на него особого внимания.

Вверх.

Отсюда открывался отличный обзор на поле. Найти херов снитч.

На глаза попался Крэбб, рванувший к бладжеру, что уже целил в Блетчли, но внезапно сменил свой курс, направляясь прямо в сторону Малфоя.

Чёрт, он не успеет прикрыть.

Быстрый пируэт, когда кожаный бок скользнул в опасной близости от плеча, но, всё же, немного правее, останавливаясь, совершая полукруг, вновь набирая скорость и разгон для повторной атаки

Взгляд метнулся к Крэббу, который был на уровень ниже и тоже заметил смену цели мяча.

- Биту!

Винсент бросил биту по воздуху, и рука Малфоя сомкнулась на скользкой ручке как раз тогда, когда тугая сфера, гудя, приближалась к слизеринцу.

Удар, почти вслепую.

Бладжер унёсся в трибуны, свернув практически в нескольких метрах перед взвизгнувшей публикой.

Бита снова перекочевала к Крэббу, и тот коротко кивнул, устремляясь к северной стороне поля. Малфой выдохнул, сплюнув дождевую воду. Взгляд начал лихорадочно обшаривать воздух, когда голос Дина Томаса громыхнул по барабанным перепонкам, перекрикивая Грэхема и шум летящей с небес воды:

- Десять очков Гриффиндору, первый мяч в кольце! Молодец, Демельза Робинс!

Трибуны гриффиндорцев заревели, и Драко поморщился, бросив быстрый взгляд на Блетчли, который чертыхался, кружа вокруг правого кольца.

Херова дура, Демельза Робинс, лучше тебе не попадаться мне после отбоя.

Выебу и не замечу.

Снитч промчался прямо перед носом, и от неожиданности Малфой едва не выпустил скользкую метлу. Прежде, чем он осознал, что делает, тело уже рванулось за золотой крохой, от быстрых взмахов прозрачных крыльев которой отбивались дождевые капли.

Вверх. Вниз. Правее, снова вверх.

Глаза впились в блестящие железные бока мячика, который то ускорялся, то резко менял направление полета, словно дразня, но Драко, уперевшись ногами в железную колодку, прижимался грудью к метле, чувствуя только колотящую в лицо воду и рвано дыша через стиснутые зубы.

Малфой молнией промчал мимо трибун Когтевранцев, едва не задевая их возбужденные лица, ахающих от того, что Драко залил их новой порцией капель, что разбивались о поджарое тело. Снитч летел вперёд, слегка метаясь из стороны в сторону, заставляя слизеринца повторять его движения, сбивая послушную метлу с курса.

Прямо. Прямо.

Поворот.

Чёрт его дери, куда ты летишь!

Насмешливо сверкнув боком, мячик взмыл вверх, и Драко потерял несколько секунд, останавливаясь. Его слегка понесло, и, разворачивая метлу, руки соскользнули с древка. На секунду показалось, что он сейчас сорвется вниз, но пальцы вернулись на место, сжимаясь так, что затрещали перчатки.

Снитч исчез.

Блять.

- И-и-и... Десять очков для команды Слизерина зарабатывает Кассий Уоррингтон!

- Есть... - шепнул Малфой, почти не раскрывая рта, и вопли с трибун Слизерина, которые находились как раз по правую руку, практически перекрыли голос Дина Томаса, бальзамом ложась на душу.

Ободрённый, Драко рванул вверх, выискивая необходимый для полной победы шарик, и нашёл его - прямо возле зелёного и насквозь мокрого флага, трепещущего над слизеринской трибуной.

Все, Гриффиндор.

Ты в полной жо...

В тот же момент Малфоя подсёк красно-золотой, вырвавшись вперёд, с силой пройдясь боком по его бедру. Поттера было легко узнать.

Ну уж нет.

Место, сучёнок.

Метла понеслась вперёд, а ветер с силой отбросил мокрые мешающие волосы со лба. Очки почти не спасали от дождя, и Драко рывком снял их, швыряя на землю, щурясь, не отрывая взгляда от спины Поттера, которая приближалась с уверенной быстротой.

Рывок, еще. Толчок. Обгон.

Забалт!

Херов очкастый чёрт.

Драко раздраженно выдохнул, когда метлу ощутимо повело назад, и пришлось уравняться с гриффиндорцем. Мастерски исполнено - никто не заметил нарушения.

- Грязные приёмчики, Поттер? - рявкнул сквозь бьющий в лицо ветер. - Думаешь, тебя это спасёт?

- Даже не думай, Малфой!

Бок о бок.

Пересечённые на снитче взгляды.

Мячик висит в воздухе, не шевелясь, лишь порываясь - то влево, то вправо. Дразня, играя.
Вот она, победа. Прямо перед ними. И либо один, либо второй.

Драко стиснул зубы, совершая рывок вперед, и снитч наконец-то ожил, камнем устремившись вниз и вбок.

Две молнии прямо за ним - зелёная и красная. Не отставая друг от друга. Вперёд, вперёд, шарик несётся вниз, выравнивается, прямо, прямо. Снова трибуны, свист - но громче свистит ветер в ушах, да пыхтит сбоку гриффиндорец.

Золотую каплю повело вправо.

Чёрт, нет. Нет.

Поттер вытянул руку, и Малфой мог поклясться, что услышал, как скрипят его зубы от натуги.

Не сегодня, урод.

Драко резко вывернул метлу, так, что тело гриффиндорца столкнулось с его собственным, уходя в кювет. Чертыхания Поттера уже были чем-то отдалённым, заглушённым и совершенно неважным, потому что снитч снова завис на месте - на этот раз прямо перед трибуной гриффиндорцев, куда не преминул направиться Малфой, прижавшись к древку.

Мозг работал лихорадочно - почти механически.

Набатом ревел внутренний голос - быстрее. Быстрее.

Он вытянул руку, сжимая челюсти и щурясь от бьющих в глаза капель. Сердце стучало, как заведённый мотор.

Совсем немного, и снитч будет у него в руках. Один-два рывка. Метла брала разгон, готовая свернуть в любом направлении, последовав за шариком.

Драко раскрыл ладонь.

Ещё.

Ещё немного... Прохладное трепещащее крылышко мазнуло по перчатке, и...

Бок обожгло с такой силой, что в голове повис звон.

Удар бладжера пришелся прямо по рёбрам, и дыхание на мгновение закупорилось глубоко в груди. Тело безвольно сместилось едва не сорвавшись вниз, метлу закрутило, а рука соскользнула, сомкнувшись в воздухе и поймав вместо древка - разве что пару дождевых капель.

Малфоя несло вбок, и он ничего не мог сделать с этим.

Оглушённый, потерявший управление, хрипящий открытым ртом, он пытался хотя бы один раз вдохнуть, чувствуя лишь, как разрастается жар в боку и как тяжело поднимается грудь.

Когда он сумел разлепить глаза, понял, что его несёт прямо в трибуну Гриффиндора, где, вскочившие на ноги студенты с открытыми ртами наблюдали за ним. Кажется, весь стадион вцепился в него глазами, когда он наконец-то смог сделать вдох и словить метлу свободной ладонью, что удерживал до этого лишь бёдрами, дёргая на себя, всё ещё задыхаясь, пытаясь проглотить стучавшее в глотке сердце, а потом почувствовал удар и услышал дружный девичий визг, ощутимо прикладываясь плечом о скамью болельщиков, безостановочно кашляя и заставляя себя дышать.

Глаза слезились, а голова шла кругом, но он по-прежнему был на метле, хоть и снёс собой несколько лавок на трибуне.

На секунду показалось, что совсем рядом мелькнуло лицо грязнокровки - в хороводе других лиц, измазанных в желтую и красную краску. Огромные, распахнутые глаза, полные ужаса. Тёмные, как никогда. Но потом оно исчезло.

Метла вывела его обратно на поле, зависая в нескольких метрах от места крушения.

Малфой тяжело дышал, согнувшись пополам, повернув голову и замечая, что отсек с болельщиками сбежался на одну сторону трибуны, а вторая часть пустовала - лишь пару валяющихся на боку деревянных сидений.

Слизеринец начал приходить в себя - и лишь тогда заметил, что стадион погружен в почти оглушающую тишину. Лишь шёпот голосов отовсюду. Неужели Поттер поймал снитч?

Почему тогда гриффиндорцы молчат?

Взгляд скользнул по разукрашенным ненавистным лицам и остановился на одном, совершенно бледном, тонком. Грейнджер которая, оперевшись руками о балкон и уставившись на него распахнутыми глазами, была перепугана до полусмерти. Малфой подумал, что, наверное, он умер, раз она так бледна.

Или умер Поттер, что куда вероятнее объяснило бы этот её страх, размозжив свои незавидные телеса по траве поля.

Что за херовы мысли лезут в голову? Что происходит?

Затылком, вроде бы, не ударялся.

Плечо саднило, бок полыхал, а ладонь распирало от чего-то прохладного и...

Твою мать...

- Драко Малфой поймал снитч, - голос Дина разорвал тишину. Немного неуверенный, почти недоверчивый. - Сто пятьдесят очков Слизерину, и это победа, друзья! - произнес он уже громче, с присущим ведущему торжеством, но вопли с трибун накрыли стадион, перекрывая последние слова Томаса.

Малфой, не отрывал глаз от Грейнджер, которая тоже смотрела прямо на него из толпы поражённых и недовольно ропщущих гриффиндорцев, что косились на него то ли с осторожностью, то ли с неприязнью, то ли с ужасом.

Её взгляд успокаивался, страх отступал, и на какой-то миг Драко показалось, что это был действительно страх за него.

Сумасшедший миг.

Этого не могло быть. Ей плевать. У неё “мы с Гарри”.

Почему же глаза девушки будто впитывали Малфоя в себя? Смотрели, останавливаясь то на губах, то на скулах. Драко провел рукой по лицу, и, опустив взгляд, заметил потеки крови, расплывающиеся под дождем на перчатке. Да, видок у него, наверное, тот еще. Ухмыльнувшись, вернулся к лицу грязнокровки, но в следующий момент на него налетел Грэхем, едва не сбивая с метлы.

- Да! Да, мы сделали их!

Ручищи, хлопающие по плечам. Это вызывало дискомфорт, но слизеринец не морщился.

Блетчли, Крэбб, Гойл. Где-то маячил Уоррингтон.

Мокрые, радостные лица. И до Малфоя начало доходить - что-то помимо взгляда грязнокровки. Странного и обезоруживающего. Который мешал вдохнуть куда сильнее, чем удар бладжера поддых.

Они победили.

Они победили Гриффиндор.

Драко медленно разжал кулак, уставившись на крошечный золотой шарик, лениво расправляющий смятые крылышки у него на ладони.

- Твою мать, - пораженно выдохнул Малфой, не отрывая глаз от снитча в руке. А затем поднял голову и уставился на довольного, сверх всякой меры Грэхема. - Я, блять, поймал его, - со сдавленным смешком, почти не веря в это сам, Драко подкинул на ладони золотой шарик, - да ну на хер, я поймал его!

Трибуны орали, как ненормальные. Все, кроме красно-золотой, естественно.

Малфой обвел взглядом поле с обнимающимися слизеринцами, бушующих болельщиков и понял, что этого он ждал с того самого мига, как оседлал свою первую метлу. Победы.

Он победил.

И от осознания губы растянулись в воскресшей на какой-то миг поистине самодовольной улыбке. В груди задрожало. Почти так... почти так же, как тогда.

До.

До смерти отца.

На миг в Драко проснулся тот ребенок, которым он был до наступившего лета. И этот ребенок с широченной улыбкой вскинул руку со снитчем над головой, запрокидывая лицо и наплевав на то, что во рту полно дождевой воды и собственной крови от разбитой губы, а бок пульсирует, мешая полноценно дышать.

Он - Драко Малфой.

И он победил.
 

Глава 10.

— Вуаля, — одним ловким движением Блейз выставил на стол ещё две полные янтарной жидкости, отражающие в себе свет пылающего камина немаленькие бутылки. — Вот она — магия, господа.

Слизеринцы заулюлюкали, а Малфой закатил глаза, откидывая слишком лёгкую голову на спинку дивана и растягивая губы в ухмылке.

Забини говорил, что мать выслала ему небольшой запас “хорошего настроения”, и когда первая бутылка кочевала из рук в руки, слизеринцы заискивающе переглядывались. Достать бокалы не составило никакого труда.

Первый глоток — Теодор мужественно смаргивал накатившие слёзы.

Дальше — по накатанной. И одна бутыль, уже совершенно пустая, подпирает стеклянным боком ножку кресла. Огневиски пришёлся очень кстати. Блейз как-то упоминал, что один из его отчимов был отъявленным ценителем спиртного, после чего бар поместья Забини основательно пополнился непотребным нынче алкоголем.

Мерлин, как же это пригодилось.

С начала вечера их было куда больше — как минимум на нескольких особенно восторженных шестикурстников и остальных игроков команды, однако до десяти вечера досидели только некоторые — самые стойкие и сплоченные. Никого лишнего — почти все свои.

Голова практически лишилась мыслей, что, безусловно, играло на руку Пэнси, которая целый вечер ластилась вокруг Малфоя, а теперь и вовсе перебралась к нему на колени, грея в руках бокал с остатками напитка.

Пробка выскочила из очередной бутылки с громким, почти соблазнительным скользящим звуком, и Драко поднял голову

— Забини, ты просто бог, — Грэхем, расположившийся вместе с Гойлом на другой стороне дивана, протянул руку и поднёс одну из бутылок к лицу, глядя на сокурсников сквозь колеблющуюся призму. — Вот это я понимаю.

— Поставь, разобьёшь ещё, — Нотт едва ли не облизывался, потирая ладони, на что Монтегю с оскорблённым видом фыркнул, показательно подбрасывая бутылку в руке. Можно было спорить, что сердце Теодора едва не остановилось.

Забини лишь махнул рукой.

— У меня ещё одна в комнате. Или даже не одна, — он подмигнул Драко, и тот лишь покачал головой, чувствуя, что сознание его совершенно расслаблено, и этого — именно этого яда на дне бокала — ему так не хватало.

— Был бы повод. Выпивки много не бывает.

Голос Малфоя звучал твердо, несмотря на то, что, голова, кажется, готова была парить под потолком.

Пэнси поудобнее устроилась у него на коленях, прижимаясь грудью, обтянутой шелковой изумрудной блузой, к его плечу, будто нечаянно.

Нотт и Забини всю прошлую неделю подкалывали Драко по поводу того, что Пэнси стала хуже работать ртом и стоит возобновить появления в гостиной Слизерина — девушка соскучилась по любимому.

И Малфой чувствовал это — действительно соскучилась.

Видимо, никого подходящего ей так, как он сам, поблизости не оказалось. Он всерьёз раздумывал над тем, чтобы уделять своей недодевушке больше внимания.

Его напрягало то, что происходило у него “на личном” в данный момент.

— Повод нешуточный, — девичий голос перебил мысли: Дафна сидела на одной из небольших диванных подушечек, которые Блейз раскидал на полу. Брюнетка покачивала в тонких пальчиках бокал, поглядывая на Забини масляными глазами.

Насколько знал Драко, Дафна значилась за Блейзом ещё с прошлого года. Свободные отношения, или так это называется? Почти то же самое, что у них с Пэнси, только Гринграсс-старшую не ебёт добрая половина школы.

— Это первая настоящая победа, — продолжала тем временем Даф, наблюдая, как огневиски наполняет её бокал. — Наша настоящая победа над Гриффиндором, и это куда лучше, чем любое другое унижение этих идиотов.

Блейз фыркнул, бросив на Малфоя прищуренный взгляд. Тот снова растянул губы в ухмылке. А на ум тем временем пришел разговор с Грейнджер накануне вечером, когда они встретились прямо посреди коридора, ведущего в Башню старост.

Он как раз собирался в подземелья, а она, видимо, как обычно зависла до позднего вечера в своей любимой кладовой знаний — Мерлин, если бы можно было выйти замуж за библиотеку, грязнокровка бы сделала это, — или успокаивала своего любимого Поттера, который наверняка бился в истерике целый день. В любом случае — они не виделись с того момента, как слизеринцы покинули поле под громкое улюлюканье и свист.

Нет, конечно, он не считал минуты и часы, пока её не было. Драко посетил мадам Помфри, принял душ, переоделся. Сел на постель и взглянул в зеркало, соображая, почему решил не залечивать разбитую губу. Слегка повернул голову, рассматривая отражение.

Блейз сказал, что небольшая ранка мужчину даже красит. После этого предложил набить ещё и глаз. Они все были слишком взорваны эмоциями после этой игры. Первая победа Слизерина у красно-золотых - Малфой до сих пор не мог поверить.

Он вздохнул и провёл по разбитой губе кончиком языка. Затем ещё раз — сильнее. Ничего. Чуть притуплённый вкус крови и никакой боли. Не было её, когда он снёс собой лавки на трибунах. Не было, и когда бладжер влетел в рёбра.

Нарцисса ли стала куклой? Не он ли сам?

Драко снова взглянул на часы. Полвосьмого. Интересно, дверь не хлопала, значит, грязнокровки ещё нет. Он не собирался встречаться с ней перед уходом. Вообще не собирался видеться. Желательно — никогда.

Особенно после того, что случилось у двери в её спальню.

Точнее, ничего не случилось.

Ну, конечно, нет, Малфой. Её голос так и звучал в голове. Херня. Херня полная.

Он плюнул на всё, сунул в карман палочку и зашагал из комнаты, а в коридоре, перед самым поворотом к лестницам, встретил Грейнджер. Точнее, чуть не сбил с ног. А, стоило ей попасться на глаза — и он вдруг понял, что вновь зол, как чёрт.

Грязнокровка остановилась, едва вывернув из-за угла. Он тоже остановился, еле успев отклониться, чтобы она не въехала в него носом. Оба сделали шаг назад.

Взгляд Грейнджер скользнул по его одежде.

Он не надел форму — лишь тёмный легкий свитер под горло и джинсы. Пэнс нравилось, когда он одевался именно так. Она готова была потечь при одном только виде Малфоя в обтягивающих вещах. Когда-то, при таких же посиделках, она взялась вылизывать его прямо сквозь футболку. Ощущения при этом были не особенно впечатляющие, но Драко возбудился не на шутку, наблюдая за тем, как острый язычок обводит его проступившие сквозь тонкую ткань соски.

Грязнокровка потянула носом — почувствовала запах одеколона. Прищурилась, сжимая губы.

Видимо, догадалась, куда он идёт. Сейчас они казались по-особому слишком разными. Две разных планеты.

Два разных мира.

И это было так правильно, что становилось херово.

— Поздравляю, Малфой, — практически выдавила из себя, задирая подбородок.

— Не понял? — как хорошо у него выходит притворяться в последнее время.

— Квиддич.

— Не стоит. Это было ожидаемо.

— Ты и сам знаешь, что нет, — с расстановкой произнесла она, и взгляд остановился на его разбитой губе. — Ты не был у мадам Помфри?

Брови его взлетели над глазами в немом вопросе и насмешке.

— Тебя касается?

Грейнджер на секунду замолчала, опуская взгляд и заправляя прядь волос — Драко захотел намотать её на палец и слегка потянуть, — за ухо.

— Нет, вовсе. Но я подумала, что раз травма...

Раздражение.

— Может, ты просто заткнёшься и дашь мне пройти?

Гермиона сжала губы. Обвела взглядом свободное пространство вокруг.

Малфой мысленно чертыхнулся — будто грязнокровка мешала обойти её. Они стояли посреди широченного коридора.

Он громко выдохнул и закатил глаза, отодвигая девушку плечом. Сделал два шага.

И вдруг, сам не понял, почему — замер. Скрипнул сжатыми зубами. Резко обернулся.

— Какого хера это был за взгляд, Грейнджер? — вдруг, сходу, чуть не сорвался на рёв ей, так и не двинувшейся с места, в спину.

Кажется, вздрогнула.

— Не понимаю, о чем...

— На грёбаном поле, когда я поймал грёбаный снитч. Ты уставилась на меня, как будто вот-вот рухнешь с грёбаной трибуны!

— Ты чуть не убил пару девушек с младшего курса. Они едва успели отскочить в сторону, — голос её был тихий, но твёрдый. Будто она действительно верила в то, что говорила.

Но он не верил.

Он знал, что она врёт.

Она боялась за него. Пусть скажет это. Пусть скажет сама. Признает. Не он, а Грейнджер.

А потом пусть идёт на хер со своей заботой. Ему это не нужно. Не нужно.

— Уверена, что это был страх за них, а не за меня?

Тишина.

— Какого хера ты молчишь?!

Мерлин, орёт на весь коридор. Наверное, даже на седьмом этаже был слышен его голос.

— Да, уверена.

Как же бесит этот спокойный тон, когда ярость в Малфое буквально прожирает дыру в груди. Он чувствовал бессилие от того, что стоял и задыхался в нескольких шагах от неё, уставившись в густые волосы, спадающие на спину.

— Отлично, — выплюнул на тон тише. — Тебе же лучше, поняла?

Она пожала плечами.

Он понял, что ненавидит наблюдать, как кто-то пожимает плечами.

С рычанием развернулся, стискивая руки в кулаки. Как приятно было пообщаться с твоей спиной, дура-Грейнджер. Его шаг сбился, когда он услышал её голос:

— Ты должен вернуться до девяти.

Малфой сжал челюсти, засовывая руки в карманы и старательно игнорируя ударившиеся о лопатки слова.

Шаг, два.

Три.

— Сегодня среда.

Срать я хотел на среду.

Голос тише — он уходил все дальше по коридору. Грязнокровка не шевелилась. Драко начал торопливо считать плиты на каменном полу.

Два, четыре, шесть...

— Патрулирование, Малфой, — повысила тон.

— Пошла на хер, — он рывком обернулся через плечо, кривя губы. — Сегодня занимайся этой хуйней без меня.

— Это такие же твои обязанности, как и мои.

— Похеру.

— Малфой!

— Похеру, — снова шепнули губы и он получил ощутимый пинок в бок, который тут же отдался неприятным жжением.

— Малфой! — Блейз протягивал другу наполовину полный бокал, — ты ещё здесь?

Драко моргнул, возвращаясь сознанием в гостиную Слизерина. Пэнси смотрела на него, слегка отстранившись и упираясь рукой в спинку дивана над его плечом.

— Да, да, — он принял бокал и кашлянул. — Просто задумался.

— Завтра будешь думать, — Блейз уселся на подушки рядом с Дафной, приобнимая её за плечи. Девушка тут же прижалась к нему, умиротворенно улыбаясь.

Малфой согласно кивнул и со вздохом откинулся на спинку дивана.

— Малыш, — голос Пэнси был тихим и слегка хрипловатым от выпитого алкоголя, что тут же заставило окончательно вернуться в реальное время. — Просто расслабься сегодня.

Тонкая рука скользнула вверх по рельефным мышцам его живота, поглаживая то место на рёбрах, над которым пол утра колдовала мадам Помфри, снимая воспаление и избавляясь от кровоподтека.

“Ребро треснуто, и это лучшее, чем вы могли отделаться, мистер Малфой! — тараторила целительница с привычным неодобрением, торопливо смешивая какие-то травы в стакане. — Выпейте, и чтобы завтра же явились на повторный осмотр. И не кривитесь, костерост вам подслащивать никто не станет! Будете знать, как летать по полю с закрытыми глазами. Я вас, конечно же, поздравляю, но добывать снитч ценой собственного здоровья — это просто нелепо...”

Губы растянула медленная улыбка. Легкий отголосок прежнего триумфа вернулся в грудную клетку, растягиваясь, распирая. Это было то, что нужно.

Кажется... чёрт. На секунду ему показалось, что несколько таких побед — и он сможет полностью вылечиться от того, что почти сожрало изнутри. Почти убило.

Теплые пальчики Паркинсон добрались до горловины свитера и игриво потянули ее вниз. Видимо, слизеринка по-своему истолковала улыбку Малфоя. Он шевельнул рукой, поглаживая Пэнси по спине, и она тут же податливо выгнулась в его руках.

Твою мать. Вот она. Бери и трахай. Что тебе ещё нужно?

— Давайте выпьем.

Драко чуть затуманенными глазами взглянул на Дафну, которая вдруг протянула свой бокал в центр стола.

— За Малфоя. Он принёс нам победу сегодня.

Пэнси отлепилась от его тела. Каждый из присутствующих — кроме Грэхема, который завистливо сжал губы, — кивнул. Со звоном встретились бокалы. Очередная порция огневиски уже почти неощутимо обожгла горло, и даже Нотт только залихватски зажмурился, а потом вскочил и унёсся внезапно в спальни.

— Эй, Тео! — почти в один голос позвали Грегори и Блейз, но тот лишь махнул рукой, исчезая на лестнице.

Они лениво переглянулись.

Гойл тут же положил ноги на место товарища, располагаясь во всей вальяжности, на которую был способен, закидывая руку на спинку дивана и наблюдая за тем, как Пэнси и Дафна переговариваются, выгнувшись на коленях молодых людей.

Грэхем, который целый вечер молчал, раздражённо вздохнул, чем вызвал вопросительный взгляд Забини в свою сторону.

— Блетчли — кретин, — коротко бросил Монтегю, и после этих слов в гостиной зазвенела тишина. Даже девушки замолчали, глядя на капитана слизеринской сборной вопросительно.

— Хэй, Грэхем, мы же выиграли, — Дафна удивленно подняла брови, поглядывая на Блейза, который только поджал губы, не пряча неодобрительного взгляда.

— Тем более, почти на каждой тренировке он отрабатывал защиту, ты видел, — согласно забубнил Гойл, хмуря гладкий лоб.

— Его грёбаные отработки защиты правого кольца не увенчались успехом, блять. Вы видели как его обошла сука-Робинс? Уделала, как ребёнка. И забила, — Грэхэм злился с начала вечера, и это было видно невооружённым глазом, но корень этого настроения был отнюдь не в пропущенном мяче. — Давно пора произвести замену состава, вот что я думаю.

— Да забей на это. Блетчли молодец: гриффиндорцы так и закидывали его квофлом, один раз всего лишь пропустил, — заступился за друга Гойл, однако стушевался под взглядом капитана.

— Нужно было не пропускать.

— Успокойся, — поднял голову Малфой и глядя на него с тем самым выражением лица, которого сторонились младшекурсники, да и многие из старших. — Снитч наш. Что теперь о том. Мы победили.

Грэхем сжал челюсть.

Сел ровно и упёрся локтями в разведённые колени, сверля взглядом однокурсника.

— Ну, конечно, — наконец-то выдавил он, ухмыляясь. — Спасибо тебе, Драко. Эта победа была незабываема. Мне не обязательно кланяться каждый раз, когда ты соизволяешь...

— Эй.

Монтегю заткнулся, переводя взгляд на встающего Блейза, весь вид которого говорил, что самое время либо сменить тему разговора, либо тон, которым это было произнесено.

— В чём проблема? — Забини не разрывал со слизеринцем зрительного контакта, пока тот не фыркнул, тоже поднимаясь.

Драко напрягся, однако Грэхем лишь отмахнулся, нетвёрдой походкой выходя из-за стола.

— Да идите вы.

— Монтегю, какого хера?

— Оставь, Блейз, — Малфой смотрел, как капитан команды молча выходит из гостиной, хлопая дверью. — Он просто перебрал. Пусть погуляет, вернется — проспится.

— Лишь бы Филчу не попался.

— Сегодня Грейнджер на патруле, — он фыркнул, представляя себе реакцию Монтегю, если заносчивая сучка снимет со Слизерина баллы за то, что капитан команды шатается в нетрезвом виде по школе.

— Завистливый кретин, — Забини ещё какое-то время стоял, глядя ему вслед, будто ожидая, что Грэхем вернётся, но затем безразлично приподнял брови, опускаясь обратно на подушки и потянувшись за своим бокалом. — Завтра поговорю с ним.

Драко хотел сказать, что разговор этот не стоит даже начинать, но его перебил Нотт, с довольной улыбкой до ушей вплывающий в гостиную. В руках его было небольшое волшебное радио.

— Музыка! — Дафна хлопнула в ладони, радостно ёрзая на подушках, старательно отвлекая всех от ухода Монтегю.

— Отлично, — губы Забини растянулись в улыбке. Они с Малфоем понимающе переглянулись, когда девушки буквально расцвели при виде деревянной коробочки с колонкой. — Врубай, Тео.

— Знаю, знаю. Я такой молодец, — Нотт, польщённый одобрением друзей, водрузил радио на журнальный столик.

Стоило музыке зазвучать в гостиной, как старшая Гринграсс тут же начала пританцовывать, постукивая ладошками по столу.

— Громче! — Дафна прикрыла глаза, улыбаясь, но Блейз приподнял её лицо за подбородок, немного поднимая к себе.

— Тшш, Даф, малыши спят, — тихо произнёс он, а затем наклонился и легко накрыл её губы своими губами. Гринграсс ответила моментально, потянувшись к мулату рукой.

Малфой отвёл глаза, встретившись взглядом с Гойлом и, усмехнувшись, покачивая головой.

Нотт же уже наливал новую порцию огневиски.

Дальше снова был алкоголь и парящая под потолком голова. Тело Пэнси, прилипшее к его собственному телу. Запах её острых духов и горячий шёпот на ухо.

Драко наблюдал за тем, как извивалась на столе Дафна, не отрывая взгляда от Блейза, расположившегося в кресле напротив. У слизеринки было красивое и соблазнительное тело, а плавные движения наводили на мысль о том, что в постели девушка вела себя не хуже. Танец этот предназначался лишь Забини, это было видно в каждом мягком, практически влажном движении, и Малфой перевел взгляд на Грегори и Теодора. Они тихо обсуждали когтевранок — короткие юбки и размеры груди. Речь молодых людей слегка заплеталась, и оттого создавалось ощущение, что они вот-вот уснут. Пэнси неторопливо двигалась в такт льющейся из радио музыке, покачиваясь у Малфоя на бедрах.

Глаза её были прикрыты, а расслабленные губы касались прохладной кожи то на шее, то на скуле. Он опрокинул в себя оставшийся на дне огневиски, а затем погладил Пэнс по боку, касаясь приоткрытым ртом ее шеи, вдыхая — черт, он слишком сильный, — запах ее духов.

Довольное урчание Паркинсон подсказало ему, что она полностью приветствует эти прикосновения. Он прикрыл глаза, проталкивая в глотку скупую слюну, встречая подмигивающий взгляд Блейза.

Дафна ненавязчиво переместилась на кресло мулата и уже скользила по смуглой груди, разводя полы его расстегнутой рубашки кончиками пальцев, привлекая внимание наблюдающих за ними двух однокурсников, заставляя пускать горячую слюну.

— Может, вам уединиться? — насмешливый голос Гойла.

Слишком громкий смешок Нотта.

Полуулыбка на губах Забини и ментальный посыл к черту — Малфой был уверен в этом.

“Да, друг. Это то, что нужно. Спасибо за вечер.”

И повернул голову, целуя податливые губы Паркинсон. Зачем-то прислушиваясь к собственным ощущениям и с сожалениям отмечая... нет. Ничего нет. Ни капли прежнего возбуждения или чего-то хотя бы приблизительно схожего с этим.

Блин. Чёрт. Это херово, очень херово. Это же Паркинсон, самая сексуальная задница всех их факультетов вместе взятых! Да что с тобой не так, парень?

- Милый, всё хорошо? - её правильный лоб прорезало несколько морщинок. Драко подавил порыв скривиться от этого тошнотворного обращения.

- Время уже, - нехотя ответил он.

Пэнси попыталась вновь прижаться к его боку, но Малфой покачал головой, поглядывая на часы над камином. Одиннадцать.

— Да ладно, малыш, не говори, что уже уходишь... — девушка надула губы, глядя на него исподлобья. — Я надеялась, ты останешься сегодня.

— Теодор проследит за тем, чтобы тебе не было скучно, Пэнс.

Малфой поднялся на ноги, оправляя свитер. Качнулся с пятки на носок. Вполне сносно. Даже голова почти не кружится.

Нотт равнодушно пожал плечами и согласно кивнул, принимая пост личного циркача для Паркинсон.

Довольный результатом своей неживотрепещущей жертвы, Драко вышел из-за стола, легко хлопнув Блейза по плечу, прощаясь.

— Счастливо. Увидимся за завтраком, — Малфой обернулся у самого выхода, ловя на себе взгляд почти задремавшего Гойла. — Проследи, чтобы Забини не расходился особо с Монтегю.

Грегори кивнул.

И, кажется, тут же вырубился.

***


Тёмные коридоры Хогвартса оказались не такими страшными, как всегда думалось Гермионе Грейнджер.

Она никогда не бродила по школе сама после отбоя. Если это были какие-то полезные вылазки — в этом участвовал Гарри и его мантия-невидимка, а в последний месяц — рядом всегда был Малфой. Не самая лучшая защита, однако же почему-то, когда он находился неподалеку, ей становилось спокойнее.

Она чувствовала себя более защищённой под его тёмным крылом.

Или, скорее, во власти густой тени слизеринца, которую обычно так чётко обрисовывал силуэтом-близнецом направленный вперед туманный луч Люмоса во время патрулирования.

Гермиона всегда шла за Малфоем — поэтому рассматривала контуры этой густой скользящей фигуры на полу, изредка, в тайне злорадствуя, наступая на его голову или плечи. И тогда тень невесомо ложилась на носки ее туфель, что неизменно заставляло отводить глаза, поджимая пальцы на ногах. Это было почти похоже на прикосновение.

А потом она шла и корила себя за эти мысли, чувствуя, как загораются румянцем щеки. Надо же быть такой идиоткой.

Малфой почти всегда молчал. Иногда лишь поворачивался и делал свои хреновы замечания своим дурацким ледяным тоном.

И сейчас, шагая в темноте, Гермиона поняла, что ей не хватает этих замечаний и этой тени, которая должна была скользить перед ней, так же плавно, как и её хозяин.

Чёртов Малфой.

Бросил её патрулировать саму, тёмную школу, когда МакГонагалл строго-настрого запретила им передвигаться после отбоя поодиночке. И факт был не в прямой опасности, которую могут преподнести родные стены, а в вопросе этики ученического воспитания.

Этики.

Пфф.

Для Малфоя это слово — не больше, чем звук. Не несущее в себе никакого смысла.

Беспардонный кретин. Всё и всегда ему сходит с рук.

Гермиона поняла, что прислушивается к своим шагам, пытаясь не потерять себя в этой темноте, почувствовать свое присутствие здесь. Но привычка ступать аккуратно и бесшумно, — почти как он, гррр, — уже начала вырабатываться в походке, поэтому ей пришлось намеренно стучать каблуками. А в напряжённой руке подрагивала палочка, отчего лучик Люмоса метался по стенам и полу, выхватывая из темноты кусочки знакомых стен, старинную кладку камня и похрапывающие портреты в тяжёлых рамах.

Торопливо спускаясь по лестнице вниз, к подземельям, Гермиона заставила себя дышать медленнее — этот запах, что витал здесь день и ночь, напоминал ей о нелюбимых зельях и какой-то потусторонней жизни. Легкие признаки клаустрофобии на узкой лестнице тут же обхватили ее горло острыми обручами, однако она заставила себя успокоиться.

Она была здесь тысячу раз.

Но ни разу сама — ночью.

На миг представила себе размер подземелий. Количество узких коридоров, переходящих постепенно в темницы. Уходящих вглубь, вглубь... И если вдруг она в темноте потеряется, сбившись с привычного пути до класса зелий, забредёт в какую-нибудь глушь в этом каменном и сыром лабиринте, пропахшем тиной, её никто и никогда не найдет.

Никто. Никогда.

По коже прошел мороз, но она заставила себя нахмуриться, вновь переключившись на злость на этого кретина.

Из-за него она поссорилась с Гарри. Друг не разговаривал с ней уже второй день. Даже после квиддича, расстроенный, раздражённый, злой и не верящий в факт победы Слизерина, он принял похлопывание по плечу столь же растерянного Рона, обнял Джинни, и ничего — ни-че-го — не сказал на слова ободрения Гермионы. Стрельнул в неё своим тяжёлым взглядом, полным... чего-то, и ушёл. Они все ушли в гостиную, кроме Гермионы.

Ей нужно было заниматься.

У неё дополнительное задание от Стебель.

Позже, на ужине, куда не явился Поттер, она узнала от Рона и Симуса, что Гарри едва не раскромсал в гостиной журнальный столик в припадке ярости. Рассорился с Невиллом и Джинни, а потом упал на постель и практически сразу вырубился, отъехал в глубокий сон, какой бывает только после нервного перенапряжения.

И после этого она твёрдо вознамерилась помириться с ним.

Никакой кретин, а тем более, кретин-слизеринец, не стоит их ссор. У Гарри сейчас нелёгкое время. У всех нелёгкое.

Хотя, Гермиона была почти спокойна — в отношении родителей, по крайней мере. Утром пришло письмо от матери, которая назвала дату отъезда к тёте Лилит. Через пару дней они будут в безопасности. Слава Мерлину.

Но мысли то и дело возвращались ко вчерашнему вечеру, и это было практически неконтролируемо — она хотела этих мыслей. Хотела их даже в больших количествах, чем они были.

До боли в сердце хотела ощутить то, что ощущала вчера. Но поклялась себе никогда в жизни не признать этого — даже для себя.

Ночью, в темноте своей спальни, Гермиона воскрешала каждый момент их с Малфоем поцелуя. Его губ, дыхания. Ощущения его пальцев в волосах — практически единственное прикосновение, которое он позволил себе. Наверное, до сих пор его себе же не простил.

Горячий, раскалённый взгляд серых глаз. Его кончик носа на её шее.

Господи, было так горячо, что впору просто задохнуться во всём этом.

Он ведь лишь коснулся, еле-еле. Вдохнул запах её кожи и волос глубоко в себя, как одержимый, — а она уже готова была растечься перед ним на полу, растопленным воском проскользнуть сквозь касающиеся твердые пальцы и навсегда остаться лужицей раскалённого желания у него в ногах. Так нельзя.

Мерлин, так нельзя.

Это слишком сильно.

Так не должно быть. Не с ним.

Но желание, жгущее изнутри, раздувающее угли под рёбрами... Ей почти хотелось молить о том, чтобы он остановил это. Или продолжил?

Нет.

Никогда.

Она не станет.

Не после того “проваливай”, что он бросил ей в лицо. Не после того, как приказал, а он, мать его, почти приказал ей, патрулировать самой. А что она? Подчинилась.

Она же, блин, ответственная.

Ответственная. И сегодня поняла, что чуть не умерла от страха.

Малфой на метле — это зрелище, от которого пищала бы каждая студентка Хогвартса. Даже гриффиндорки — Гермиона часто слышала, как девушки её факультета шёпотом обсуждают эту тему, — сходили с ума от того, как Драко справляется с метлой.

Сегодняшний матч, естественно, не стал исключением.

— Посмотри, какие у него руки...

— Мерлин, Лаванда. Не засматривайся на него! — шёпотом в общем гуле, прямо за спиной Грейнджер.

— Ты посмотри, как он летает. Думаешь, у него такие плечи из-за квиддича?

— Не знаю, но тебе точно не стоит засматриваться на фигуру Драко Малфоя, если не хочешь, чтобы тебя засмеяли.

— Засмеяли? — быстрый шёпот становится чуть громче, потому что Уоррингтон забивает в левое кольцо гриффиндорцам и трибуны напротив, украшенные зелеными флагами, безбожно орут, — не делай вид, что не замечаешь, как на него пялятся все, даже наши. А еще недавно я слышала, как Ромильда Вейн стонала его имя ночью.

И тут шёпот практически срывается на писк от восторга, будто эта новость должна была потрясти Натали Макдональд до самых кончиков пальцев.

— Мерлин, какой ужас! Годрик покарает её за это! — под возмущением Натали явно скрывает смущение.

— О, пусть он и меня покарает, если бы только...

— Взгляните!

— Вот чёрт!

Гермиона отвлекается от чужого разговора и видит, как в десятке метров от их трибуны в Малфоя на всей своей вибрирующей и гудящей скорости врезается бладжер.

Удар. Сердце останавливается.

Кажется, Гермиона даже услышала хруст костей.

— Мерлин! Малфой! — но её крик тонет в восклицаниях гриффиндорцев, когда древко метлы выскальзывает у него из рук и начинает страшно вихлять в воздухе, то подныривая, то взмывая вверх, управляемое лишь его ногами, в то время как он, судя по всему, не мог даже разогнуться — с такой силой приложился мяч-вышибала.

Несколько секунд метла изворачивается под хозяином, будто желая скинуть его с себя, и, когда уже кажется, что Малфой вот-вот сорвется вниз, его рука смыкается на дереве и уверенно фиксирует, заставляя повиноваться. А Грейнджер почти не дышит, в кровь закусив губы и замерев, глядя на это действо широко раскрытыми глазами.

Его несёт в трибуну. Прямо в их трибуну — и он не может ничего сделать со взбунтовавшейся метлой. Гриффиндорцы толпой ринулись на другую сторону, отчего стало невыносимо трудно разглядеть хоть что-то, что происходило дальше — лишь грохот и девичьи крики.

— Расшибся! Малфой расшибся!

— ...что там? Расскажите? Я не вижу нифига!

— ...сбил собой лавки!

— Он жив, смотри. Сейчас полетит!

И действительно — несколько секунд, и метла выносит Малфоя с разбитой губой, согнутого практически пополам, на поле. Останавливается совсем рядом, удерживаемая его рукой. А Гермиона всё ещё не дышит, и ей кажется, что она вот-вот умрет оттого, что на секунду поверила в этот крик “расшибся”!

Весь стадион замолкает, а он смотрит. Прямо на неё, и она не понимает этого взгляда — лишь потом осознаёт, что щёки её совершенно обескровлены, а пальцы вцепились в перегородку балкона так, что ногти впиваются в насквозь мокрый флаг Гриффиндора. И это больно, но она совершенно забыла, что значит “больно”, чувствуя лишь жжение в губе, в том месте, откуда у Малфоя кривой струйкой текла кровь, смешиваясь с дождевой водой.

Он так небрежно проводит по ней перчаткой, будто и не чувствует ничего.

А после — объявление Дина Томаса.

Победа Слизерина. Осознание. Рёв трибун. Молчание Поттера на её ободряющее “ты всё равно молодец, Гарри”. Библиотека. Задание от Стебель. Фигов доклад по фиговым бубонтюберам, чтобы им пусто было.

Так и прошёл день. А потом — встреча с Малфоем, пару часов в пустой гостиной в попытке читать что-то из дополнительной литературы по нумерологии, долгий взгляд в камин и темнота Хогвартса, нарушаемая лишь Люмусом.

Она ненавидела себя за этот день.

Она даже не подозревала, что можно так сильно ненавидеть себя.

Нетвёрдые шаги в глубине узкого коридора заставили её остановиться, мысленно переносясь обратно в подземелья, вновь ощущая спёртый воздух и запах тины, а желание спрятаться в ближайшей каменной нише, образующей собой частые выступы в стенах наподобие колонн, тут же вспыхнуло в груди.

Мерлин, ты же староста. Вот и веди себя, как староста.

Гермиона тут же расправила плечи, шагая быстрее и увереннее, выставив перед собой руку с палочкой. Мутный лучик света выхватил фигуру, стоящую у самой развилки — поворот налево — к кабинетам зелий. Прямо — к гостиной Слизерина и подсобным комнатам зельевара. Направо же дверь была закрыта. По словам Фреда и Джорджа, там профессор Снейп держал еще пару василисков про запас, если кто решит открыть новую тайную комнату.

Бред, конечно. Но лет пять назад это казалось довольно устрашающей байкой.

Фигура прикрыла глаза от света.

— Эй... кто там ещё?

Голос грубоватый, знакомый, хоть и основательно хриплый. В коридоре бас отдавался от стен, умножаясь.

Грейнджер сделала ещё шаг вперед. Тёмные волосы, медвежья фигура.

— Монтегю?

Он на мгновение застыл, а затем, видимо, привыкая к свету, опустил ладонь от лица, хоть и продолжал щурить глаза, слегка отводя голову вбок.

— Это ты, гриффиндорская мышь?

Гермиона скривилась. Язык Грэхема заплетался так, что слов было почти не разобрать.

— Какого хера ты тут делаешь? Ищешь своего блядского Малфоя? — Монтегю заржал, но глаза его сверкнули от злобы, которая пропитала низкий голос.

— Ты нарушаешь правила школы, разгуливая после отбоя, — отчеканила Гермиона, подавляя в груди желание сделать шаг назад, когда он сложил руки на груди, упираясь плечом в каменную стену.

— А ты нарушаешь мое уединение, малышка. Я уже час брожу здесь один, и мне очень даже хорошо. Или тебе понравилась наша маленькая встреча в Хогсмиде?

— Пошёл к чёрту, — выплюнула гриффиндорка, чувствуя, как волна отвращения пробегает по спине от воспоминания его тела рядом с собой. Его загребающих рук и насмешливого голоса. — Отправляйся в Слизеринское крыло. О том, что ты бродишь по ночам будет доложено...

— А то что?

— Прости? — Гермиона сделала-таки торопливый шаг назад, когда он внезапно начал приближаться к ней, оттолкнувшись от стены.

Взгляд Грэхема сконцентрировался на лице девушки. Видимо, в подземельях было не так непроглядно, как ей казалось сначала. Или же слизеринцы, как змеи, рождались с талантом видеть в темноте.

— А то что ты сделаешь? Если не отправлюсь, а? — в его низком голосе вызов и какой-то пошлый намек. На что — Грейнджер даже не хотела думать. Она сделала ещё один шаг назад. Он приближался.

— Ты отправишься, Грэхем. Иначе тебе придется иметь дело с деканом факультета, — голос дрогнул против воли. Он заметил.

Усмехнулся.

— Декан? О, нет... — в напускном ужасе прижал руку ко рту. — Где же он? Где? Снейп!

Грэхем рявкнул это имя на всю мощь своих голосовых связок, кажется. У гриффиндорки зазвенело в ушах, и она против воли зажмурилась. Подземелья разнесли влажное эхо по коридорам.

Тишина. Её сбитое с ритма дыхание.

— Кажется, его здесь нет, — насмешливо и громко. — Где ты его спрятала? У себя под мантией?

Одно мгновение — и он схватил её запястье в капкан своих пальцев, выбивая палочку. Грейнджер даже не успела произнести заклинание — не заметила рывка. Не даром прошли те года, что слизеринец посвятил занятиям квиддичем — реакция у него была быстрой, а захват сильным.

Палочка выпала из рук и лучик света заплясал по стенам.

— Убирайся, Грэхем!

Она попыталась вырвать запястье из железных пальцев, но лишь зашипела от боли.

— Да, детка. Кричи погромче. Всё равно здесь никого нет, — его ухмылка скользнула в нескольких дюймах от её глаз, а в следующее мгновение Гермиона с силой ударилась спиной о каменную стену, так, что едва не выбила из легких весь воздух. Прежде, чем поняла, что происходит — Монтегю навалился сверху всей своей грудой мышц. От него несло алкоголем так, что резало глаза.

— Помнишь, я обещал, что мы с тобой еще потискаемся? — пропыхтел он, сглатывая.

Паника накрыла Грейнджер с головой. Монтегю не шутил. Он не взялся ее напугать или проучить. Его ширинка снова характерно топорщилась. Девушка дёрнулась вбок, но он крепко держал, сжимая руки и мешая дышать своим прижатым телом.

— Что ты несёшь! Пусти! — выдохнула она, рванувшись плечами от стены.

Он будто не слышал, хрипя и потираясь о неё, опаляя лицо своим дыханием, от которого начинало тошнить.

— Забыла, да? — лихорадочно шептал Грэхем, вжимаясь лицом в её шею и ухо.

— Отпусти, Монтегю! — неожиданно запястья оказались на свободе — но гриффиндорка не успела обрадоваться, потому что его руки начали лихорадочно шарить по застежкам ее мантии, в попытке расстегнуть мелкие крючки.

Мерлин, да что же это! Давай, Грейнджер, сделай что-то с этим кретином! — орало сердце, галопируя где-то на корне языка и рассылая по всему телу ужас, такой же тяжёлый, как этот слизеринский урод.

Сжав зубы, она со всей силы толкнула его неподъёмное тело. Естественно, никакого результата. Он только громче задышал, и, видимо, начал терять терпение — раздался треск ткани. Звук, будто сквозь толщу воды, от которого поджилки Гермионы, кажется, завязались в тугой узел. Прохлада подземелий коснулась тёплой кожи груди, скрытой теперь лишь тонким бюстгальтером.

Каким-то отдалённым уголком сознания гриффиндорка услышала, как по полу застучали пуговицы её школьной рубашки, и это стало последней каплей, удерживающей её на границе контроля своих эмоций — из глаз полились слёзы, а руки по-прежнему отталкивали широкие плечи, соскальзывая и царапая кожу запястий о змейку на горловине его сбитой набок кофты.

— Не дёргайся, мать твою.

Монтегю подхватывает её, подтягивая вверх по стене, сгибая колено и втискивая его между сжатых бедер девушки.

— Грэхем... — всхлип. — Пожалуйста, не нужно.

Мерлин, Грейнджер. Борись, борись же.

Слабачка!

Голос этот всё тише и тише. Не находит ответа в пульсирующем мозгу. Руки болят так, что в них почти не остается сил — она уже не толкает, а скребёт ногтями по его плечам. Почти невесомо. Только слёзы катятся по холодным щекам и сердце толчками пережёвывает кровь где-то глубоко внутри, гоня её по организму.

Борись.Борись.Борись.

Стук такой частый, что кажется, будто она сама — сердце. Пульсирует у него в руках, мечтая вдохнуть, хотя бы один раз. Но у неё не получается — на грудь давит тяжёлое тело, снова прижатое к Гермионе. Ручищи скользят вверх по её бёдрам, сжимая, стискивая кожу, добираются до пуговицы на джинсах и торопливо расстегивают её.

Она задыхается. Кашляет, давится слезами и снова начинает задыхаться, потому что Грэхем и не думает отодвигаться, присасываясь губами к тонкому плечу, пытаясь стянуть ткань с её ног. А ей нужен чёртов воздух.

Борисьборисьборись.

Оно сейчас просто остановится. Разлетится на куски от этого молчаливого крика и желания вдохнуть.

Невесть откуда взявшиеся силы на одно отчаянное мгновение заставили её рвануться вперед.

То ли Монтегю не ожидал вновь ожившего сопротивления, то ли слишком увлёкся лишением Гермионы её последней защиты, но девушка выгнулась и колено её попало прямо в напряжённый живот Грэхэма, заставив того на мгновение громко застонать, согнувшись, однако не размыкая рук.

Воздух.

Дыхание со свистом ворвалось в лёгкие так быстро, что перед глазами заплясали звезды. Она снова дернулась. Руки Грэхема держали крепко, поэтому она просто со страхом ждала его реакции, кляня себя за то, что удар не пришелся ниже. Через несколько секунд он разогнулся с тяжёлым выдохом и блестящими глазами, которые впечатали её взглядом в стену. И в них было что-то, от чего Грейнджер едва не решила распрощаться с жизнью. Кажется, он убьёт её прямо сейчас — прямо здесь.

— Ах ты ёбаная сука, — захрипел он, смаргивая слёзы боли в воспалённых глазах. Одна рука отпустила её плечо. Но не для того, чтобы позволить уйти.

Короткий размах. Удар.

Это ведь был удар?

Левая часть лица онемела мгновенно. Голова запрокинулась, и девушка ощутила, как сознание начинает уплывать от неё. Она ловила воздух приоткрытым ртом всем своим существом ища ориентир, чтобы зацепиться за него, не уходить. Никакого обморока. Нельзя. Нельзя.

Щека пульсировала.

— Вздумала пинаться? Я научу тебя хорошему тону, гриффиндорская грязь.

Кажется, Грэхем снова замахнулся.

Гермиона закрыла глаза, и осознание того, что этот удар наверняка выбьет из нее последний дух, заставило ее сжаться.

Шаги.

Мерлин. Шаги. Она слышала их сквозь шум и звон в ушах — сначала тихие, отдающиеся в коридоре. Затем громче, быстрее. Будто кто-то бежал. Стук стал почти оглушающим — она слышала его — и глаза распахнулись, возвращая её из плывущего сознания в подземелье.

А в следующий момент её отпустили.

Практически отпихнули от себя, и она упала, ударившись о каменный пол. Будто сложилась гармошкой, как сломанная кукла, прижимая к себе колени, сжавшись, глядя слезившимися глазами, как кто-то отшвыривает Грэхема к противоположной стене. Монтегю ударяется затылком, стонет, пытается отпихнуть, не соображая, кто перед ним. Но через несколько секунд осознание приходит к нему таким ужасом в лихорадочно блестящих глазах, что Гермионе становится его почти жаль.

Почти.

— Блять... Малфой, клянусь, я...

Малфой?

Девушка едва не начинает задыхаться снова. Мерлин. Это Малфой?

Она до боли всматривается перед собой и начинает различать платиновые волосы и фигуру, обтянутую тёмной одеждой, отчего он казался ещё более плотным сгустком тьмы, чем всё вокруг. И этот сгусток прижимает Грэхема к стене.

Резкое движение, замах. Хруст.

Рёв Монтегю на секунду оглушает, но Драко только стискивает челюсть, не давая слизеринцу согнуться пополам, ударяя ещё — на этот раз не в лицо — в живот.

— М-Малфой... — что-то булькает во рту ублюдка так, будто из него вот-вот полезут все его внутренности.

Нет.

Он заслуживает ещё.

Ещё сильнее. Ещё больше.

Чтобы потроха скрутило от боли, а потом он выблевал их на пол. Или захлебнулся бы в них. В собственном дерьме и крови.

Ярость пульсировала в висках, заставляя наносить удары один за одним. Перед глазами замерла картина практически распластанной по стене грязнокровки, дрожащей, заплаканной, умоляющей, умоляющейблять его остановиться. И звук. Звук пощечины, которой наградил её лицо Грэхем.

Этот звук и сейчас разрывался с каждым ударом сердца в груди. Зубы снова сжались, Малфой выбросил перед собой кулак ещё раз, попадая в челюсть.

У Грэхема вырвался хрип.

Он уже не пытался говорить. Тихо скулил что-то, кашляя.

Драко чувствовал, что ему не хватает дыхания. Он сжал глотку Монтегю, который жмурился, пытаясь отвернуть от него свое лицо. Из сломанного носа хлестала кровь, которую капитан слизеринской команды покорно глотал вперемешку со слезами в ожидании следующего удара.

Драко выхватил из кармана палочку, приставляя её к судорожно дёргающемуся кадыку Грэхема. И замер.

Будто давая возможность.

— Какого хуя я только что видел? — произнёс Малфой таким глухим и спокойным голосом, что ужас сковал всё существо обоих людей, которые стали свидетелями этих слов в узком коридоре подземелий.

Тихо. Почти ласково.

Так, что у Монтегю, он мог поклясться, сердце пропустило несколько ударов. И, Мерлин, лучше бы Драко его ещё раз ударил.

— Не испытывай, блять, мое терпение! — заорал Малфой в лицо Грэхему, и тот задергался, снова пытаясь отвернуть лицо, зажмуриться. А кончик палочки уже с силой надавливал на горло.

Лепет вышел тихий и невнятный. На грани слышимости. Перебитый кашлем и попытками сглотнуть собравшуюся во рту кровь.

Гермиона слышала каждое слово.

— Я не хотел, я клянусь... Ты же меня знаешь, приятель... Я же ничего такого... Она ведь сама полезла... Я бы никогда... Но она сама... Ты говорил, что можно... Помнишь, на поле? “Ловите, ебите”, а?.. Тебе же похуй... В чём дело, Малфой?

Драко услышал за спиной судорожный вдох Грейнджер. На что она так реагирует? На то, что он сказал этим кретинам, что ему посрать, кто трахнет грязнокровую шлюху?

Так это грёбаная правда.

В мозгу разорвалась совершенно другая фраза, произнесённая Грэхемом.

Она сама.

— Что значит “сама”?

— Шарилась здесь... Малфой, клянусь... у меня бы и в мыслях... ты же знаешь...

Закашлялся. Не мог говорить.

Она сама.

Сама полезла к нему? Сама предложила себя?

Зубы скрипнули, и Монтегю снова зажмурился, справедливо рассудив, что этот гнев тоже касается его. Но в следующий момент Драко выпустил шею слизеринца, позволяя тому мешком рухнуть на пол, всхлипывая и сжимаясь, обхватывая живот руками.

Малфой вытер руку о свитер, не сводя с Грэхема ледяного взгляда, будто тот мог снова вскочить и броситься на дуру-Грейнджер.

Не мог.

Он даже почти не двигался.

А Драко стоял и пытался объяснить свой поступок. Анализ. Анализ. Анализ. Мозг работал, подбирая варианты. И все какие-то слишком отчаянные, слишком неправдоподобные. Ему действительно всё равно, пусть он даже трахал бы её, прижав к стене.

Но что тогда заставило Малфоя рвануть с места, забыв, где он находится, забыв, что голова только что кружилась, а тело было расслабленно-спокойным, видя только открывшуюся глазам картину и её слёзы?

Грёбаные слёзы, которые он когда-то не смог выдавить из неё.

Списать это на защиту слабых?

Смешно.

Не Малфой. Не грязнокровок.

Что тогда?

Он ударил Грейнджер.

Вновь вспышка ярости. Вот. Вот оно. Грэхем — трусливый урод. Осмелился поднять руку на ту, на кого не поднялась рука у Малфоя. Кого Малфой не смог ударить.

Драко медленно обернулся. Она стояла, подпирая спиной стену, прижимая к груди изодранную рубашку и мантию. Пальцы мелко дрожали, а в свободной руке грязнокровка держала подобранные наощупь пуговицы. Её палочка валялась в нескольких шагах, всё ещё освещая пятачок коридора чуть дальше от них мутным Люмосом.

Встретившись с ним взглядом, сжала губы, задирая подбородок.

Знакомый мятежный огонек.

С ума сойти. Ненормальная.

В полутьме он разгадал отпечаток ладони Грэхема на её левой щеке, но в следующую же секунду Грейнджер сорвалась с места, уверенно стуча каблуками в сторону выхода, остановившись лишь для того, чтобы подобрать палочку.

Видимо, уже на ходу шепнула “Репаро”, потому что несколько оставшихся под ногами пуговиц с тихим шорохом скользнули по каменному полу за ней. Малфой смотрел на удаляющийся силуэт, и думал, не кажется ли ему, что плечи Грейнджер начинают трястись.

Затем перевёл взгляд на утирающего рукавом нос Грэхема, который по-прежнему лежал на полу, глядя на Драко блестящими глазами. На свои разбитые костяшки. Понял, что внутренности всё ещё горят от ярости.

— Малфой... Я...

— Заткнись.

Он не собирался больше прикасаться к этому куску дерьма, что валялся в коридоре — либо сам дойдёт до гостиной, либо слизеринцы подберут.

Драко на секунду прикрыл глаза, ощущая, как виски стягивает тупой пульсирующей болью. Развернулся и медленно побрёл за грязнокровкой, бросив на Монтегю последний уничтожающий взгляд.

Мать его.

Он никогда ещё не трезвел так быстро, как сегодня.
 

Глава 11.

Блейз влетел в Большой зал подобно вихрю, не обращая внимания на отскочивших в сторону четырёх пуффендуйцев. Тёмные глаза практически сразу же отыскали Малфоя, сидевшего на привычном месте. Забини почти не удивился, что друг соизволил спуститься в такую рань, хотя обычно завтрак уже подходил к концу, когда блондин вплывал в зал. Мулат сомневался, что Драко вообще сумел уснуть, судя по уставшим, воспалённым глазам, устремлённым в тарелку перед собой.

Малфой почти доел, когда Забини уселся рядом, оседлав скамью, не сводя со скулы товарища напряжённого взгляда. Кожа в этом месте начинала неприятно зудеть, и Драко поморщился. Молча отправил в рот очередную порцию омлета и потянулся рукой к бокалу с какао, когда Забини не выдержал и резко наклонился вперед.

— Ты ёбнулся, Малфой?

Голос был тихим и слегка охрипшим после вчерашнего, но в нём явственно читалась заинтересованность.

Драко перевёл спокойный взгляд на друга, приподнимая брови в немом вопросе. Блейз ждал, практически идентично повторяя его выражение лица.

— Попей. Сушит же, — Малфой локтем пододвинул к товарищу графин с водой.

— На хер воду. Что у вас произошло? — Блейз проигнорировал сей жест, складывая руки на груди. — Это потому, что он выступал вчера?

Драко снова уткнулся в тарелку, накалывая оставшиеся кусочки бекона на вилку.

— Нет.

— Тогда что?

Мерлин. Драко рассказывал Блейзу всё. Всё об отце, всё, что чувствовал, переживая это лето. Но сейчас он не мог заставить себя выдавить имя той, из-за которой вчера избил херова кретина Монтегю. Он сам не принимал этого факта и тем более не хотел, чтобы единственный друг подумал, будто Малфой окончательно свихнулся. А может быть, у него действительно едет крыша?

На нервной почве. Почему бы и нет?

Слизеринец снова поднял взгляд на Забини, который терпеливо ждал. Отложил вилку.

— Этот урод насиловал девушку.

Блейз замер, хотя только собирался перекинуть ногу через лавку, чтобы сесть ровно и приступить к еде.

Уставился на Малфоя. Не верил.

Драко пожал плечами, поднося к губам бокал с какао и делая небольшой глоток. Забини ещё какое-то время не отводил от друга глаз. Затем уселся-таки за стол и принялся накладывать себе омлет. Малфой молча пил, не обращая внимания на то, как напиток жжёт гортань.

— Я хуею с этой школы, — изрёк Блейз, покачивая головой.

— Угу.

Драко отстранённо наблюдал, как Большой зал наполняется студентами.

Он впервые за шесть полных лет обучения в Хогвартсе явился на завтрак так рано.

Глаза пекло, будто они вот-вот осыпятся трухой прямо на стол. Сон не шёл этой ночью, а почти отключённое, основательно перегретое сознание всё подкидывало какие-то неподъёмные мысли. Выбора Малфою не представлялось: лежать, уставившись в полог кровати, до самого утра, а потом отмываться от липких размышлений под холодным душем.

Грейнджер вчера он не застал, несмотря на рвение высказать ей всё, что он думает относительно случившегося. Несколько раз обрубал на корню желание подойти и начать колотить в дверь её спальни: был уверен, что она не соизволит открыть или отозваться, хотя чуткий слух позволил ему уловить её передвижения по комнате. Не то, чтобы ему не хватило общения с ней прошлым вечером. Просто почему-то этим утром он остро ощутил тишину их смежной ванны. Недоставало этого вечного утреннего нытья под душем, которое она считала пением. Дурацкой магловской песенки с наитупейшим мотивом. Ему назло.

Малфой с раздражением понял, возвращаясь мыслями в Большой зал, что взгляд магнитом притягивается к двери, стоило любому красно-золотому появиться на пороге. Гриффиндорский стол пополнился ещё на двух человек: Поттер и Уизли уже утрамбовывали свои желудки яичницей с беконом. Грейнджер не было.

Драко скривился и отвёл глаза. Херовы уроды бесили его с каждым днём всё больше, и он догадывался о причине своей воспалённой ярости. Если он не выскажет дуре-Грейнджер всё, что собирался... всё, что она заслужила! — его просто разорвёт на части до конца дня. Кажется, именно она стала сраным катализатором малфоевского гнева.

Очень кстати на ум пришло, что сегодня последним занятием у них с Гриффиндором значилось травоведение. Идиотка может морить себя голодом, сколько влезет, но урок она не пропустит.

— Более фееричных новостей для утра после пьянки я себе просто представить не мог, — голос Блейза сбоку был всё ещё немного удивлённым. Малфой фыркнул, отставляя от себя пустую тарелку, отпил глоток какао.

Опёрся локтями о стол, наклоняя голову.

- Ну а... что у вас с Грейнджер?

Отъебись, ради Мерлина.

- Чего? - сделал вид, что не услышал, облизывая ранку на губе.

- Грейнджер. Знаешь, та девочка, что с тобой в старостате. Невысокого роста, злющая, как сука, с пышными волосами...

- Забини... - прорычал Драко, зло зыркая на улыбающегося Блейза.

- Что?

- Ешь свой омлет молча.

В дверях появилась Пэнси и, завидев молодых людей, тут же поспешила к ним. За ней сонной вереницей тянулись Нотт, Кребб и Гойл, почесывая больные головы и тихо переговариваясь. Дафна шла поодаль, не выспавшаяся, но очень довольная. Блейз кашлянул, обменявшись взглядом с Малфоем.

Всё потом.

Драко сжал пальцы на бокале с остывающим напитком, когда Пэнс накинулась ему на шею, влажно целуя в щёку. Почему-то именно в этот момент между висков родилась тупая боль, коей и мучились сейчас однокурсники.

Благо, они не стали спрашивать ничего о вчерашнем происшествии, встретившись с предупреждающим взглядом Блейза.

Монтегю на завтрак не явился.

***


Нарцисса сидела на каменной скамье, устремив пустой взгляд в декоративное озеро, что проглядывалось сквозь редкие деревья в саду поместья. Она игнорировала голоса, что раздавались за спиной, от центрального входа в Мэнор. Ей не нравилось, что в здании разом находилось столько незнакомых людей. Но эти люди были одеты в мантии Министерства Магии, и это давало им определенные привилегии. Которых у неё, Нарциссы, не было и в помине.

Она сильнее сцепила тонкие пальцы на коленях, стараясь не подпускать к себе ни одной мысли. Медленно повернула голову, глядя, как по подъездной дорожке семенит невысокая фигура мистера Томпсона. На секунду радость шевельнулась в груди, но женщина тут же опустила взгляд на свои руки, вспоминая слова Логана, до сих пор звенящие в ушах: “...если он поймёт, что ты вспомнила, хоть что-то, тебя убьют. Он же, Дерек. Тут же. Непростительным. У него есть разрешение сделать это, без суда и следствия...”

И сразу в горле ком.

Есть ли человек на свете, который был бы на её стороне?

Кажется, что до конца своих дней она теперь будет черпать прохладное спокойствие лишь из Мэнора. И, может быть, когда-нибудь сама станет камнем.

Министерство приказало обыскать поместье. Интересно, чего они добьются? Особняк был осмотрен и не раз. Вылизан каждый угол. Или кто-то ждёт, что в темницах найдутся трупы — двух уже — пропавших семей?

Битый час Нарцисса сидит на своей скамье, стараясь не смотреть в сторону суетящихся во дворе и в проёмах открытых окон чиновников. Солнце почти не грело, и влажный ветер заставлял иногда крепко обхватить себя руками.

Когда на плечи накинули тёплую ткань, Нарцисса испуганно вздрогнула, резко оборачиваясь. Знакомый запах одеколона заставил сердце замереть в груди. Логан стоял в паре шагов поодаль, засунув руки в карманы брюк, откинув мантию назад.

— Прохладно. Ты легко одета.

Нарцисса молча смотрела в его лицо, чувствуя мягкий, но пугающий запах от лацканов чужого пиджака, накинутого на плечи. Тёмные глаза мужчины глядели куда-то в сторону, а челюсть была напряжённо сжата. Нарцисса впервые видела его при дневном свете, и от солнечных лучей собранные на затылке волосы казались светлее.

— Вы закончили?

— Ещё нет. Им осталось обойти третий этаж и спальни для гостей.

Нарцисса поморщилась. Отвела глаза.

— Что же вы в этом не участвуете?

— Я не ищейка.

Она тихо фыркнула, уловив в его тоне нотки пренебрежения. Логан сделал несколько шагов к скамье и присел рядом с Нарциссой, лицом к Мэнору. У неё моментально возникло желание отодвинуться, но она лишь повернула голову, рассматривая тонкий профиль Логана.

— Что вы тогда здесь делаете?

Он немного помолчал, наклонился и опёрся о свои колени локтями, поджимая губы и окидывая поместье взглядом. Затем — беседку и отцветающие розовые кусты вокруг. Внимание Нарциссы моментально приковалось к татуировке на его затылке.

— Ты всегда любила этот сад, Нарци.

Сказал так, будто знал её всю жизнь. Как если бы был отцом или братом.

Она сощурилась. Промолчала. Вновь уставилась на ровную гладь озера. Слова Логана заинтересовали её, однако Нарцисса покорно ждала, вслушиваясь в отдалённые переговоры волшебников. С ветки одного из деревьев сорвалась птица, и Нарцисса проследила за ней взглядом, провожая во всё ещё по-летнему синее небо.

— Мне нравится здесь, — произнесла она, понимая, что продолжения сей короткой, брошенной, будто случайно, фразы ждать не придётся. Было странно говорить с ним, не глядя прямо, как обычно, однако сознание услужливо рисовало ей тёмные глаза и узкое скуластое лицо. — Хоть я и не помню, чтобы… любила этот сад.

Логан хмыкнул, кажется.

— Ты больше ничего не вспомнила? — он понизил голос так, будто их кто-то мог услышать.

— Нет.

— Я хотел сказать, что некоторое время не буду… навещать тебя.

На этот раз она обернулась к Логану так резко, что пиджак спал с одного её плеча. Уставилась на его собранные волосы и аккуратный хрящ уха. Линию скулы и пики тёмных ресниц. Он не сводил глаз с топчущегося у входа Томпсона, что-то обсуждающего с полноватым и почти лысым мужчиной.

Затем медленно повернул голову, искоса глядя на удивлённую женщину.

— Не расстраивайся. Это не надолго.

Она тут же взяла себя в руки, расправляя плечи и против воли подтягивая сползающую полу пиджака.

— Я вовсе не расстроилась, — с расстановкой произнесла Нарцисса, облизывая губы и пытаясь остановить мечущийся по его лицу взгляд. — Я вне себя от радости. Как долго вы будете отсутствовать?

Логан посмотрел на неё так, будто Нарцисса несла несусветную чушь. Действительно. Не обязан же он держать перед ней отчёт. Да и какая разница? Тебе дали передышку, Нарци. Радуйся.

Раздражённый выдох вырвался из груди, а взгляд вновь устремился на виднеющуюся вдалеке гладь воды. Он наблюдал, и понимание сего факта заставляло её стараться выглядеть непринуждённой и спокойной. Может быть, даже, довольной.

Старайся, старайся.

— Ты знаешь, почему Мэнор осматривают?

Откуда ей было знать. Покачала головой, впиваясь пальцами в мягкую ткань лацканов.

— Они поймали приспешника в ночь с тридцатого сентября на первое октября. Явились при проведении ритуала, совершенно внезапно. Все успели аппарировать, кроме Айена.

Низкий рокот его голоса звучал совсем тихо, но складывалось ощущение, что он вибрирует под кожей, и это заставляло Нарциссу прислушиваться внимательнее, хотя она и без того слышала каждое слово.

— Вы были там?

Ответ очевиден. Как и то, что Логан не собирается отвечать на вопрос.

— Он был одним из тех, кого ты знала. Выжил. Скрывался от зачистки Пожирателей после смерти Люциуса, но его нашли. От пыток у парня поехала крыша, Мерлин знает как, ему помогли сбежать снова.

Мужчина переплёл пальцы, опираясь о них подбородком, не отрываясь глядя на Дерека Томпсона, который копался в каких-то бумагах, делая торопливые пометки, уперев пергамент в согнутый локоть. Нарцисса сама не заметила, когда снова начала изучать напряжённое лицо. Он следил за тем, чтобы никто не приблизился и их не услышали. Тёмные глаза рентгеном сканировали сад и подъездную дорожку Мэнора.

— На заседании в Визенгамоте Айен наплёл им что-то о поместье. Видимо, его мозг перепутал даты и события. Говорят, парень нёс несусветную чушь, а после того как его отправили под конвоем в Азкабан — было принято решение повторного осмотра здания. Ты понимаешь, что это значит?

Нарцисса покачала головой, хмуря тонкие брови.

Она вообще ничего не понимала, чувствуя себя слепым и глухим котёнком, который внезапно обрёл и слух, и зрение. Слишком много всего салютами разрывалось вокруг, пугая.

— Это значит, что после осмотра тебя оставят в покое, потому что поместье совершенно чисто. В нём нет ни следа тёмной магии и тем более — физической расправы.

— Разве не могли приспешники вычистить его при желании? — она осмелилась задать вопрос, приободрённая его первой фразой. — Прошло ведь уже три дня после того, как…

— Тёмная магия не удаляется простым “Экскуро”, как пятно на ковре в гостиной или столовой скатерти. Это глубже, куда глубже. Для того чтобы все следы от неё полностью исчезли, потребуется по крайней мере месяц. А то и больше, если учесть, насколько стар особняк и насколько умён в нём камень, — Логан выпрямил спину, заметив, что Томпсон закончил с заполнением бумаг и теперь активно махал рукой в немой просьбе возвращаться — и возвращать хозяйку. Мужчина перевёл взгляд на Нарциссу, изучая её лицо. — Ты живешь в огромной губке, Нарци. Особняк впитывает в себя всё. У стен здесь есть не только уши. У них есть сердце, и его биение можно ощутить. Ежесекундно.

И что-то в его голосе заставило её поверить, сжаться.

— Было бы неплохо, если бы ты сама потребовала, чтобы тебя и поместье оставили в покое.

Логан встал, меняя тему так резко, что Нарцисса растерялась. Оправляя мантию и вновь засовывая руки в карманы, он будто ожидал того же жеста и от неё. Женщина поднялась на ноги, замечая, что по-прежнему стискивает пальцами лацканы.

— Как будто это что-то изменит, — пробормотала Нарцисса, обходя скамью и останавливаясь возле мужчины. Тот смотрел на неё, сузив тёмные глаза. Затем протянул руку и легко подтолкнул в сторону поместья.

— Послушай, всё, что сейчас нужно — это чтобы ты потребовала у Томпсона или у Оливара — без разницы — уединения и покоя, основываясь на том, что Мэнор чист и ты хочешь доживать свою долгую жизнь без мыслей, что в любой момент к тебе могут нагрянуть, и…

— Но это так и есть.

Логан закатил глаза, уловив намёк в тихом голосе.

— Слушай меня, ладно? Ты должна попросить об этом. Прямо сейчас.

— Будто меня кто-то услышит.

— Нарцисса, просто потребуй этого, чёрт! Это твоё поместье, и тебя не должно устраивать то, что кто-то постоянно обшаривает его.

Она остановилась. Взглянула ему в глаза и подняла подбородок. Логан тоже замер, скрещивая руки на груди.

— Да, у меня всё ещё остались вопросы. Относительно того, что вы говорили.

— О чём?

— О том, что Мэнор принадлежит не мне.

Взгляд его тут же соскользнул с взволнованного лица, упираясь во что-то в глубине сада.

— Скажите мне, что вы имели в виду.

Логан вздохнул и быстрым движением облизал губы, покачивая головой. Он не собирался отвечать.

Нарцисса сжала руки в кулаки. Резким движением сняла с плеч пиджак и сунула вещь мужчине в руки, проходя мимо него, встречая кивком широкую улыбку мистера Томпсона.

— Рад видеть вас, миссис Малфой.

Снова кивок:

— Я надеюсь, вы уже закончили.

Дерек скрыл удивление, поглядывая на стоящего рядом с ним низкорослого мужчину, плотный живот которого свободная мантия практически обтягивала.

— Это… позвольте представить, Ральфус Оливар, приставленный к расследованию дела об исчезновению семей маглорожденных.

После третьего кивка Нарцисса почувствовала, что Логан остановился за её спиной. Она перевела взгляд на лысеющего чиновника и выдавила из себя улыбку.

— Рада знакомству, мистер Оливар.

Тот коротко пожал ей протянутую руку и поослабил впивающийся в шею воротник рубашки.

— Малфой-Мэнор чист, поздравляю вас.

— Я не сомневалась, — она приподняла подбородок, чувствуя, как от Логана исходят волны ожидания, практически толкая её в лопатки. Взгляд ударился о приоткрытую дверь центрального входа, зацепился за двух волшебников, стоящих возле широкой каменной лестнице в холле. Ещё двое спускались с верхнего этажа. А затем вернулся к лицам волшебников. — Я надеюсь, это был последний раз, когда вы беспокоите меня и мою скромную обитель?

Речь застряла в глотке мистера Томпсона, который явно хотел что-то сказать, а Оливар удивлённо приподнял брови. Нарцисса и сама не ожидала от себя этих слов — хотя судя по тому, с какой легкостью они слетели с её губ вместе с этой надменной и уставшей улыбкой — до потери памяти она часто практиковала подобный тон. Даже Логан удивился — она чувствовала затылком его сверлящий взгляд, и по какой-то неведомой причине это льстило ей сверх меры.

— Нужно полагать… да, — Дерек почесал щёку краем пергамента, что всё ещё был в его руке. Поправил запястьем съехавшие на кончик носа очки и продолжил. — Я как раз хотел сообщить вам, что…

Короткий кашель со стороны Оливара перебил его, и Томпсон покорно замолчал, условно передавая эстафету коллеге.

— Миссис Малфой, на данном этапе наша с вами работа подошла к концу.

— Я могу рассчитывать, что меня не побеспокоят в ближайшем будущем? Или не стоит думать, что вы дадите мне возможность… — она на секунду запнулась, осознавая, что оба волшебника внимают её словам. Это немного коробило. Как там сказал Логан?.. — Доживать свою долгую жизнь без мыслей, что в любой момент ко мне могут нагрянуть нежданные гости.

Логан, что как раз обходил её, остановился за спинами чиновников и губы его растянулись в ухмылке.

Неловкую паузу, повисшую после слов Нарциссы, прервал Ральфус, переминавшийся с ноги на ногу.

— Вы должны понимать, что некоторые обстоятельства обязывают нас… Вы ведь должны понимать, — повторил он с нажимом, когда на обтянутое мантией плечо легла рука Логана.

— Мистер Оливар, на пару слов.

Нарцисса наблюдала, как темноглазый мужчина отводит чиновника в сторону и негромко говорит что-то, а тот внимает, кивая время от времени. Видимо, брюнет был не последним человеком в Министерстве, раз даже приставленный лично к этому делу Оливар так внимательно его слушает.

Женщина не отрывала от беседующих чиновников глаз, но почти случайно поймала на себе взгляд Дерека Томпсона, который улыбался несколько виновато, кусая губы, прижимая к груди пергамент.

— Как вы себя чувствуете, миссис Малфой?

— Чудно, спасибо.

— Выглядите вы замечательно.

— Благодарю.

— Память вас… — ...если он поймёт, что ты вспомнила, хоть что-то, тебя убьют — не беспокоит, надеюсь?

Взгляд сквозь очки показался ей несколько напряжённым, и кончик языка начало покалывать. Она моргнула. Затем ещё раз. И только после этого улыбнулась:

— Совсем нет.

Дерек смотрел на неё как-то странно, и она поторопилась отвести глаза, чтобы случайно не выдать волнения. К счастью, Логан и Оливар закончили свою короткую беседу и уже направлялись к ним.

— Мой коллега предложил одну очень любопытную идею, — сходу начал Ральфус, забирая из рук мистера Томпсона документы, направляя на них палочку и внося поправки. Дерек склонился над плечом Оливара, кажется, тут же забыв о беспокойстве и подозрении, глядя на появляющиеся витые слова и кивая головой, будто молча соглашаясь с написанным. Нарцисса же ждала, выкручивая себе пальцы, сцепленные за спиной. Встретилась глазами с тяжёлым и тёмным взглядом.

Что ещё придумал этот мужчина?

— Оповещающий щит.

Нарцисса не сразу поняла, что это обратились к ней, и, лишь заметив, что на неё смотрят оба волшебника, смущенно кашлянула.

— Простите, что?

— Мы поставим вокруг вашего поместья оповещающий щит.

Нарцисса вновь бросила растерянный взгляд на Логана. Молчит.

— Это нечто вроде купола, охватывающего всю территорию поместья, — кинулся в объяснения Томпсон, делая шаг назад и очерчивая у себя над головой полусферу. — В Министерство Магии будет докладываться каждое посещение Малфой-Мэнора. Мы будем в курсе всех ваших гостей, и тем же будем контролировать вашу… безопасность.

Будем контролировать каждый ваш шаг, перевела для себя Нарцисса, вновь надевая на губы улыбку.

— Конечно. Тем более, что посетителей в поместье почти не бывает, — пропела она.

Оповещающий щит, значит?

Странно, что Логан предложил именно это. Нарцисса думала, что Министерство не должно знать о вылазках, которые он совершает в Мэнор. Но, быть может, он решил окончательно оставить её в покое?

Эта мысль тащила за собой такой огромный ком облегчения, что улыбка получилась почти искренней. Женщина до ужаса боялась, что однажды этот темноглазый бес явится к ней в дом и скажет, что отныне убийства возобновятся именно здесь. А если брать в расчёт, что он провернул, то он хотел… защитить её?

От кого?

От себя?

Вот уж что не укладывалось в голове.

Подпись нужной бумаги заняла не больше нескольких минут. Чиновники уже покинули Мэнор, а Дерек Томпсон, складывая документ в конверт и пряча в продолговатую папку, без конца говорил о верно принятом решении. Видимо, ему тоже не доставляло особого удовольствия наведываться в поместье по несколько раз в неделю, кудахча над ней, словно наседка.

— Завтра к вам прибудут несколько человек из Министерства и воздвигнут щит, — Оливар тоже был достаточно доволен внезапно свалившейся на голову идеей. Как еще бы у них получилось так идеально контролировать каждый шаг миссис Малфой? Пожалуй, лишь привязав одного из чиновников к ноге Нарциссы.

Она же не возражала их триумфу — лишь кивала, воодушевлённо, как китайский болванчик.

Да, да. Хорошо. Конечно.

И, кажется, их вполне удовлетворяли её ответы, хоть и немного удивлял этот пыл. Логан изредка поднимал взгляд от изучения своих пальцев и усмехался. Надо же, какая покладистая.

Несколько таких обменов взглядами — и Нарцисса решила вовсе не смотреть на него. Он сбивал сердечный ритм с привычного, спокойного — ей до сих пор было страшно. Но теперь к этому страху примешался ещё один. Он что-то задумал.

Женщина чувствовала это. И от этого хотелось бежать ещё дальше, чем прежде.

Неизвестность имеет свойство пугать. А пугать напуганного — куда легче, поэтому, когда Нарцисса наконец-то осталась одна, она поднялась на второй этаж поместья и упала в кресло в кабинете мужа — что стал её временным пристанищем — практически без сил, моральных и физических. Щёки ныли от этой дурацкой улыбки, которая не сходила с лица в последний час.

Взгляд наткнулся на плотно занавешенный портрет Люциуса, коснулся, мельком, и тут же скользнул дальше по стене. Прохладный огонёк страха лизнул рёбра, скользя между ними и будто стягиваясь, мешая, задевая.

Нарцисса спрятала лицо в руки, вздыхая и закрывая глаза.

Она устала бояться.

И, Мерлин, как хотелось поверить Логану. В то, что её действительно оставят в покое. Но почему тогда тонкий голос внутри так громко кричал, чтобы она не смела этого делать?



* * *



— Обожаю травологию, — прошипел Блейз, и Малфой усмехнулся, шагая рядом с другом к теплицам.

Они оба ненавидели предмет Спраут — так уж повелось ещё с первых курсов, однако занятия посещать были обязаны, особенно сейчас, когда стали старостами — школы и факультета.

Ответственность.

Вкуснейшее слово с горчинкой.

Погода выдалась нелётной с самого утра, а к середине дня стала только хуже, поэтому все зябко поджимали плечи и поглубже засовывали руки в карманы, торопясь убраться с прохладного ветра. Четверг принёс за собой поистине октябрьское серое небо и наползающие тучи, но солнце всё равно проглядывалось сквозь них — да если бы ещё и грело…

Студенты постепенно утеплялись — на смену блузам и рубашкам приходили свитера и водолазки. Даже Нотт, который так любил хвастануть своей горячей кровью, сегодня изощрился — намотал на шею зелёный шарф.

— Ты похож на педика, Тео. Без обид.

Оскорблённый взгляд Теодора тут же ударился о насмешливую улыбку Блейза и разлетелся на куски. Нотт крутанулся перед зеркалом так, что один конец шарфа небрежно шлёпнул валяющегося на постели Забини по колену, отчего тот принялся с наигранной брезгливостью отряхивать брючину.

— Кретин.

Малфой хмыкнул, откидываясь в кресле и скрещивая руки на груди, наблюдая за товарищами. После обеда он решил провести друзьям краткую экскурсию в свою новую спальню — тем более, до начала травологии оставалось ещё добрых полчаса.

Блейз тут же занял постель. Попружинил и рухнул на подушки, закидывая руки за голову.

— Объяснишь мне, может быть, какого чёрта тебе, везучий ты хрен, досталась такая мягкая постель, взамен на прошлую, такую жесткую? Я думал, что развалюсь на части прежде, чем привыкну ко всем этим неровностям, — он с хрустом потянулся, не особо заботясь о том, что даже не соизволил снять туфли.

Малфой только пожал плечами.

— Сам сказал — я везучий...

— Хрен, — добавил Забини, морщась и перекатываясь на бок, подпирая голову рукой. — Но твоя прошлая кровать — это действительно ужас. Такое чувство, что ты трахал Пэнси каждую ночь в одной и той же позе, а потом в ней же и спал, настолько глубокие ямы образовались в матрасе.

— Они были еще до меня, — лениво протянул Драко, извлекая из-под себя декоративную подушку и зашвыривая ею в друга. — И, поверь, эта постель не лучше.

Блейз словил её, подкладывая под затылок. На слова Малфоя только недоверчиво покачал головой и снова попружинил.

— Удобно, не скрипит. Опробовал?

— Угу, — Малфой перевёл взгляд на Тео, который оставил своё отражение в покое и теперь отрыл валяющийся на столике зачарованный дневник, листая потрёпанные страницы.

— Пэнси понравилось?

— И не только ей, — Драко встал, отобрал у слизеринца тетрадь и забросил её в кресло, на котором сидел. — Не лазь, сынок, по вещам взрослых.

Лицо Нотта перекосило от этих слов, а Блейза едва не скрючило на кровати от смеха. После разговора за обедом они больше не возвращались к обсуждаемой утром теме.

— Что за тетрадка?

Малфой отмахнулся, и Забини сел на постели.

— Ведёшь учёт ваших взаимных оскорблений, а? — он потянулся к креслу и подцепил раскрытые страницы кончиками пальцев. Перелистнул на начало и приподнял брови, уткнувшись взглядом в одну единственную запись. — Это не твой почерк. Стырил интимный дневник соседки? — И поднял глаза на друга. — Колись давай.

— Вот мне делать нехер больше, лазить по её вещам, — Драко вытянул шею, практически против воли, проверяя, не додумалась ли грязнокровка ещё чего черкнуть, пока он не видел.

Не додумалась.

Он облегчённо вздохнул, облизывая кончиком языка затянувшуюся ранку на губе.

— Ага, значит, писала она, — догадался Блейз, и Малфой кивнул.

— Это называется зачарованный дневник. У неё такой же. Всё, что пишет она…

— Отображается здесь, — Забини похлопал ладонью по обложке, закрывая тетрадь. — Какая нехуевая романтика: назначать свидания по переписке. Давай, выкладывай. Не с ней ли ты тут мягкость кровати проверял, а?

— Совсем свихнулся? Я к ней пальцем не прикоснусь.

— А необязательно пальцем, друг.

Нотт заржал, и Драко захотелось задушить того чёртовым зелёным шарфом, что так бездейственно висел на худой шее. Потом перевёл взгляд обратно на Забини. Фыркнул, покачивая головой.

— Я скорее сожру драконье дерьмо, чем пойду на грёбаное свидание с этой гриффиндорской сучкой. А тем более — лягу с ней в постель. Я скорее у тебя Дафну отобью.

— Я потом тебе тоже что-нибудь отобью.

— Тоже что-нибудь отобью… — перекривлял Малфой, падая поперёк кровати и зарываясь пальцами в волосы. — Несёте какую-то херню, оба.

— Я вообще молчал, — Теодор вновь обернулся к зеркалу, поправляя отросшую чёлку.

— А тебе и говорить не надо, за тебя твой видок всё скажет, — тут же вставил свои пять кнатов Блейз. Тео сделал в отражении такую физиономию, будто собирался сейчас же нагнуть сначала одного, а потом и второго, за компанию. Встретив два предостерегающих взгляда, Нотт согнулся со смеху.

Блейз закатил глаза. Повернулся к Малфою.

— Ну, а если серьёзно. Как у вас, нормально?

Драко отмахнулся.

Что ему ответить? Что это именно её чуть не изнасиловал капитан слизеринской сборной? Что Малфою чуть не снесло мозги именно из-за того, что он увидел, как голова грязнокровки откидывается от удара по щеке? Что он мог действительно убить Монтегю, прямо там, в темноте, даже не осознавая того?

— Нормально.

— Судя по твоему выражению лица…

— Блейз. Нормально, ладно? — Драко потёр лоб прохладными пальцами, сел. — Пора на травологию. Десять минут осталось.

Мулат несколько секунд изучал лицо друга, после чего пожал плечами и встал, закидывая руку на шею Теодора и оттаскивая того от зеркала.



***




С неба сорвалось несколько дождевых капель, и Драко ощутил, как одна из них проворно скользит за шиворот, в углубление позвонка, до лопаток. Мурашки пронеслись по спине, но Малфой только глубже засунул руки в карманы мантии.

Теплицы уже виднелись за невысокой оградкой, уходящей в холмистую, поросшую травой местность. Студенты рваными цепочками тянулись к стеклянным стенам, переговариваясь и, по степени увеличения дождя, ускоряя шаг.

Забини недовольно хмурился, а Нотт прятал рот и нос в своём зеленом шарфе, морщась и прижимая к себе сумку. Охоту разговаривать совершенно отбила погода, и оставалось теперь идти молча. Когда от входа слизеринцев отделял только небольшой каменный мостик, перекинутый через крошечный ров с рассадой каких-то растений вокруг теплицы, небо прорезала молния.

Снова гроза.

Краем глаза Драко заметил, что Блейз нахмурился сильнее, а в следующий момент они уже плотно закрывали за собой дверь, скользнув в тёплое и сухое помещение, пропитанное запахом растений, концентратов и каких-то настоек. Слишком насыщенное воздухом, пусть и слегка тяжёлым.

Теплицы были гордостью мадам Спраут. Она могла часами водить первокурсников между гигантскими клумбами и горшками, объясняя, рассказывая, чуть ли не захлёбываясь словами. Изнутри помещение представляло собой натуральные джунгли, с переплетением листьев повсюду — на стенах и потолке. Растения образовали собой коридоры и коридорчики, едва ли уступающие тем, что составляли лабиринт на Турнире Трёх Волшебников. Да, здесь было на что посмотреть.

Если ты не прожжённый, ненавидящий предмет травоведения, слизеринец.

Чтобы дойти до класса нужно было всего лишь дважды свернуть налево в живом коридоре.

Надо же. А здесь нынче почти все в сборе.

Вокруг длинного и узкого стола уже сидели студенты: справа — Гриффиндор, слева — Слизерин. Сегодня было теоретическое занятие, поэтому стол был пуст, а перед каждым местом стояла чернильница. Несколько разложенных стопок пергамента говорили о том, что записывать придётся много — Спраут проводила теорию редко, но основательно, хоть её и сдавали на экзаменах все без исключения. Даже Гойл, который, мягко говоря, не очень уж успевал по учёбе. Если не брать зелья и лояльного отношения Снейпа. Да он ко всем слизеринцам, пожалуй, относился достаточно положительно...

Вот она.

Взгляд наткнулся и накрепко вожрался в бледное лицо, окружённое волнистыми волосами ещё более пушистыми и торчащими в разные стороны, чем обычно. Скрывающими одну высокую скулу почти целиком, бросая на неё тень.

Грейнджер сидела между Долгопупсом и Уизли, тихо переговариваясь с рыжим, который просто воплощал собой беспокойство — начиная от танцующих по столу пальцев и заканчивая сдвинутыми на лбу бровями.

Сука. Как она смела прятаться от него, словно мышь в своей норе весь сегодняшний день?

Драко сжал зубы, заставляя себя отвернуться, потому что тёмные глаза метнулись к нему, словно почувствовав пристальное внимание.

Как хорошо, что ему похеру.

Пэнс, Дафна и Винсент с Грегори уже сидели в тесный ряд, негромко переговариваясь. Всё было спокойно. Видимо, погода повлияла ещё и на то, что конфликты разводить было просто лень.

Паркинсон подпирала щёку ладошкой, явно скучая, а Дафна заметила явившихся однокурсников и тут же подмигнула им, улыбаясь. Недолго думая, Забини занял место около неё, роняя сумку под лавку. С облегчением заметив, что Пэнси с обеих сторон подпирают Крэбб и Гойл, Малфой прошёл в конец стола, отряхивая мантию от дождевых капель и опускаясь рядом с Блетчли, который тут же напрягся. Видимо, наслышан о вчерашнем.

— Как Грэхем? — будничным тоном поинтересовался Драко, когда напряжение со стороны молодого человека практически достигло своего немого апогея. Нотт, приземлившийся по другой бок, сдавленно фыркнул в кулак.

— Сносно, — коротко выдавил из себя Блетчли и отвернулся, заводя торопливый разговор ни о чём с Крэббом.

— Ну, ладно, — Малфой пожал плечами, убирая влажные волосы со лба одним заученным уже движением руки и наткнулся на взгляд перед собой, который, впрочем, тут же исчез.

Чёрт. Угораздило же сесть прямо напротив грязнокровки.

Идею поменяться местами с Теодором тут же отмела одним своим появлением профессор Спраут.

Класс притих.

Теоретические занятия всегда тянулись невыносимо медленно, но сегодняшнее могло побить все рекорды за шесть лет обучения в Хогвартсе.

Малфою было неудобно сидеть.

Неудобно держать перо. Волосы постоянно падали на глаза, и приходилось убирать их каждые пару минут. Его раздражал невесомый бубнёж Нотта, который всегда имел привычку шевелить губами, записывая что-то. Бесил шорох пергамента и скрип перьев.

И всё это херово раздражение было сконцентрировано на сидящей напротив Грейнджер. Он ненавидел её сейчас так, будто кто-то сгрёб всю прежнюю ненависть и умножил её в несколько раз. В несколько десятков, сотен раз. Его почти трясло от этого. От этого — и от невозможности встать и открутить ей голову.

Острый взгляд оторвался от конспекта, прожигая в гладкой коже ее щеки дыру.

Грязнокровка ничего не замечала — спокойно наклоняла голову, опуская веки и записывая что-то, о чём вещала профессор Спраут. Так, будто это самое обычное теоретическое занятие травологией, и будто человек, сидящий напротив, вовсе не жрёт её ненавидящим взглядом. А Малфой молча смотрел на тени от длинных ресниц на светлых щеках.

Он успел насчитать шесть ударов сердца, когда наконец отвёл взгляд, кривя губы.

Уродина.

Какая же она уродина.

Резким движением Драко отдёрнул рукав мантии, недоверчиво уставившись на маленький циферблат — прошло грёбаных полчаса из положенных полутора.

Мерлин, дай сил.

Малфой попытался вникнуть в то, что говорила профессор, но в голове снова крутилась только картинка впечатанной в стену грязнокровки, заплаканной и всхлипывающей в темноту. И Монтегю, прижимающегося к ней. Вдавливающего себя в трясущееся тело.

Холодный взгляд вновь вцепился в опущенное лицо, наполовину скрытое волосами.

Если бы Грэхем сделал что-то, зашёл немного дальше, чем успел. Или Малфой вдруг согласился бы на уговоры Пэнси остаться в гостиной... Видит Салазар, Монтегю бы отлёживался на том свете, а не в спальне мальчиков. И не факт, что Помфри смогла бы спасти кретина.

Какого хера чёртова дура сама попёрлась в подземелья? Какого хера она вообще попёрлась патрулировать чёртову школу?

Где твои мозги, Грейнджер?

Внезапно она вскинулась, поднимая руку. Так резко, что Драко моргнул, торопливо уставившись в свой пергамент, чувствуя себя идиотом, которого только что чуть не застукали на месте преступления.

Рвение. Грёбаное рвение к учёбе даже когда твое тело облапано и обтискано чужими руками. С таким же рвением ты вчера клеилась к Грэхему?

Новая волна раздражения снова начала ворочаться где-то внутри, с боку на бок, просыпаясь медленно, но уверенно. Пока голос Грейнджер, как обычно, с расстановкой и паузами задавал профессору вопрос, Малфой поклялся себе, что поговорит с ней сегодня же, иначе просто двинется крышей. Если понадобится — выбьет из этой тупой башки херов идиотизм, который так и сочился из каждой грязной щели на её теле.

И после этого обещания занятие на удивление ускорило свой ход, а душащая рука будто отпустила гортань. Он даже хмыкнул на пару шуточек Нотта относительно напыженного Поттера, который время от времени кидал свои недовольные взгляды на каждого слизеринца в порядке очереди. Драко несколько раз переглядывался с Блейзом, и каждый раз тот многозначительно закатывал глаза, будто всем своим видом говоря, как желает находиться где угодно, только не здесь.

Слова “занятие окончено” едва не вознесли Малфоя на небеса от облегчения. Дождался. Он начал торопливо складывать пергаменты в сумку, чтобы успеть подловить грязнокровку у выхода из теплиц, и моля Мерлина, чтобы никому из слизеринцев не пришлось задержаться в классе. Чего он хотел меньше всего — так это сплетен, что Драко Малфой разговаривает с этой...

— Профессор, мне нужно побеседовать с вами относительно моего доклада. Я не совсем поняла несколько пунктов к выполнению.

Твою мать, Грейнджер...

Он постарался не заметить, как на него косится Нотт, который уже собрался и сидел в терпеливом ожидании, теребя край своего шарфа и играя с однокурсниками в молчаливые переглядки.

— Идите, я догоню, — буркнул Драко.

Тео несколько секунд недоверчиво вглядывался в лицо Малфоя, но всё же кивнул и встал, перешагивая через лавку.

Конечно. Кто он, чтобы спорить.

А через несколько секунд удивлённые взгляды товарищей оставили затылок Драко в покое, и гул их голосов начал отдаляться.

— У меня сейчас занятие с четвёртым курсом, — профессор Спраут тем временем поправила свою шляпку и сложила руки на коленях, глядя на гриффиндорку, которая буквально сдувалась на глазах. — Я ведь не тороплю вас с докладом, мисс Грейнджер, не расстраивайтесь.

Да, Грейнджер, не расстраивайся и просто проваливай на хер к выходу, иначе кто-то может заметить, что я жду тебя.

— Тогда позвольте мне изучить ростки бубонтюберов, о которых вы мне говорили вчера.

Сука.

Глухая сука.

Ёбаные бубонтюберы.

— А это — пожалуйста. В четвёртой подсобной комнате вы найдете моих маленьких чудесных малышей, только пожалуйста, осторожно, они ещё очень нежные…

Остальные слова, произнесенные Спраут, прошли мимо ушей, потому что Малфой тут же встал, толкнув плечом кого-то из гриффиндорцев, и торопливо пошёл к упомянутой подсобке, убедившись, что ни одного слизеринца в теплице не осталось, а красно-золотых и подавно не интересует, куда направляется староста мальчиков.

Он понятия не имел, что будет ей говорить, кроме того, что она отбитая на всю голову дура, но всё же, через несколько поворотов, углубившись в этот зеленый лабиринт, он остановился около двери с крошечной табличкой: “4”.

Дёрнул за ручку и скользнул внутрь. Комната небольшая, но места для разговора двоим явно хватит. Не марафон же им бежать. Пусть просто выслушает всё, что он думает о ней и катится.

По правую и левую сторону тянулись длинные горшки с рассадой каких-то странных растений. Прямо — окно во всю небольшую ширину помещения, расчерченное тонкими полосками дерева, делящими стекло на ровные квадраты.

Ты грёбаная идиотка. Тупая шлюха. Не нужно делать меня виноватым в том, что тебя чуть не выебли в коридоре. А ты ведь делаешь, делаешь так, чтобы я чувствовал свою вину — конечно, я ведь мог появиться раньше.

А мог бы вообще не появиться!

Драко в несколько шагов преодолел расстояние до окна, отбросил на пол сумку и упёрся ладонями в подоконник, прислоняясь лбом к стеклу.

Остынь. Просто остынь.

Поганая грязнокровка.

Безмозглая.

“Она сама”.

Злость чуть не сшибла его с ног, стоило брошенным Монтегю словам вновь ожить в голове. Малфой зарычал, отчего на стекле появилось крошечное запотевшее пятнышко дыхания. Разбить грёбаное окно и вспороть ей вены самым огромным и грязным осколком за то, что делает с ним.

За то, какая она уродина. За то, что осмеливается быть такой сукой. И хотеть быть трахнутой — быстро и липко, в темноте. В ёбаной темноте. Прижатой к стене.

Дверь за спиной открылась, и Драко развернулся так резко, что полы мантии хлестнули по ногам.

Тёмные глаза уставились на него, расширяясь.

Полнейший шок.

Шаг назад.

— Стой.

Ещё шаг. Пятится, как от психа. Возможно, в какой-то степени, она права.

Малфой рванулся к ней и схватил за руку прежде, чем Грейнджер успела закрыть перед его носом дверь. Рывок — и она влетела в комнату, сдавленно охнув, вырывая запястье из его пальцев и прижимая к себе. Пятясь теперь к подоконнику, глядя на него, словно животное, исходящее кровью, на своего мучителя.

— Что ты делаешь, Малфой?

— Нет, — прорычал он, захлопывая дверь и подлетая к девушке, замирая в нескольких шагах, глядя остро, почти убийственно прямо. — Нет, какого хера ты делаешь?

Она не понимала — он видел.

Ты нихера не понимаешь. Никогда. Тупая идиотка.

В горячих карих глазах всё ещё удивление, но вот. Вот огонёк, тот самый, который был нужен. Которого нужно только коснуться, чтобы вспыхнула она вся.

А в следующий момент:

— Пришел проверить качество работы, а? — голос дрожит.

— Не понял? — почти ласково. Почти чувствуя, как глотка рвётся от искрящей ярости.

Грейнджер сжимает губы. Вздёргивает свой тонкий подбородок, и волосы открывают лицо, а мутный дождливый свет из окна дает Малфою в полной мере насладиться синяком, берущим начало на скуле и окрашивающим почти всю левую сторону лица, играя переходами от темно-синего, ближе к виску, до воспалённо-красного — у основания челюсти, что заставляет ещё раз мысленно разорвать Монтегю на части, сожрав и выблевав каждую его кость. Снова.

И снова.

Теперь понятно, почему она сегодня так растрёпана — волосы удачно скрывали почти всё. От всех — но не от него. Не теперь.

Заметила взгляд.

— Нравится? — гнусная улыбка на нежных губах. Полная… чего? Какого хуя это за выражение было сейчас?

Он не понимал. Его выводило.

Она так выводила его, что хотелось содрать с себя кожу, чтобы под ней прекратили ползать и шевелиться эти мерзкие куски сожаления и злобы.

— Не нравится, — рявкнул, чуть не сорвался на ор.

— Странно. Учитывая тот факт, что ты подстроил всю эту…

— Что?!

— Что слышал! — Вдруг. И теперь кричат они оба. — Подстроил всю эту… чертовщину вчера! Скажи мне, Малфой! Признайся, что это был ты, я же недура и слышала чтоонсказал!

Трясётся, вжимаясь поясницей в подоконник, а глаза… о, нет, блять.

Она всё утро была взвинчена, наверное, а может быть, и всю ночь, потому что теперь смотрела на него так, что оставалось лишь удивляться, как эта уродская ярость не высушила её без остатка. И его заодно. И слёзы, которые вот-вот покатятся из глаз.

— Я. Не имею. Представления. О чём ты.

Драко еле заставлял себя дышать. Не двигаться. Стоять на месте. Не схватить за плечи, тряся безостановочно, пока этот грёбаный синяк не сойдет со щеки.

— Да, так я тебе и поверила!

— Я не знал ни о чем!

— Знал.

— Грейнджер…

— Знал, Малфой! Знал, зналзнал!

Блять.

Она кричала, как ребёнок, и слёзы хлынули из глаз, как у ребёнка. Это не она. Не грязнокровка. Не Гермиона Грейнджер, а кто-то совсем другой, напуганный, раненный, обиженный до кровоточащей дыры в самом сердце.

— Он сказал! Этот… козёл сказал… ловите, ебите, да, Малфой? ДА?!

Драко дышал через рот, сквозь сжатые зубы и глядя на ее слёзы, злясь на каждую солёную каплю. На каждый её рваный выдох и вдох.

Не дыши. Прекрати, нахер, дышать. Это… Это слишком. А “слишком” было чрезмерно близко к тому самому. Что он запретил себе.

Навсегда. Никогда.

Больше никогда.

— Нет.

Она не слышит его голоса, плачет, стискивая зубы, сжимая пальцы в кулаки. И ничего не изменилось: они по-прежнему стоят на расстоянии вытянутой руки друг от друга, по-прежнему полны ярости, только она сильнее дрожит, захлёбываясь, а он задыхается, замыкается в своей цикличной пустоте, что закручивается под кожей.

Сильнее. Сильнее.

Он знал.

И “ничего” вдруг превращается во “всё”. Потребовался лишь щелчок невидимых пальцев. Твою мать, Грейнджер. Твою мать.

— Я теперь поняла…

— Что?

— Ты говорил, — вскинула голову, заглядывая ему в глаза. — Говорил тогда, когда я случайно прочитала письмо от твоей матери. Сладкая месть, да? Хорошо, Малфой. Хорошо. Гордись. — А через секунду снова сорвалась на крик. — Гордись, потому что у тебя почти получилось, блин!

Драко даже не сразу понял, что Грейнджер имеет в виду.

Просто смотрел. Изучал. Впитывал.

Это так дико, так неправильно. Она что-то говорила, отчаянно, громко, а он осознавал, что это грёбаный конец света, потому что вдруг, блядски вдруг понял — за эти рыдания, что корчат её сейчас изнутри он готов вырвать сердце Грэхема из гнилых рёбер и смотреть, как оно пережёвывает воздух вместо крови.

И это грёбаный конец.

— Ну что! Сладко тебе? Сладко? — кричала, а слёзы всё текли по грейнджерским щекам.

Сладко?

Ему было нечем дышать рядом с ней. И он ничего не мог сделать. Она была вокруг. Она была в нём. Распори грудь — и вытечет. Вместе с кровью, толчками.

Откуда

ты

во мне?

Не отвечает.

Плачет. А Малфой молчит. Где все твои слова, кретин, что ты приготовил для неё? Тупая шлюха. Грёбаная идиотка. Где эти слова?

Всё, что он может — просто стоять и смотреть. Как будто ему действительно нравится. Изломана.

Она изломана, как кукла.

И совсем не вчера ею так грубо поиграли, неумеючи, а на протяжении долгого времени старательно стирали, как мел о доску. И ему казалось, что он видит её сейчас совершенно голой. Раскуроченной. Вывернутой наизнанку. А сам погружает руки в её грязный мир, внутрь, по запястья, по локоть, не вымыв их, потому что всё равно там еще более грязно, чем здесь.

Только почему… он не видит грязи?

Пугается.

А она вдруг почти успокаивается, и каждый всхлип сопровождается волной ненависти к самой себе. Он чувствовал. Он так хорошо умел чувствовать ненависть. Хотя сейчас он был полон чего-то совсем другого.

Чтоэто,Грейнджер?Ответьмне.

И она снова не отвечает.

А у него нет больше сил находиться здесь. И, видит Мерлин, он бы не удивился, если бы за его спиной сейчас каждый росток в горшке разросся огромным садом — таким пустым он ощущал себя. Но она не узнает об этом.

Всё как прежде.

Просто ещё чуть больше ненависти. Ещё чуть шире пропасть. Ещё гуще непонимание.

А воздух в комнате звенит от напряжения и повисшей тишины.

Драко делает шаг к ней — она сжимается, но он всего лишь наклоняется и берёт свою сумку, брошенную у окна, скользнув лицом так близко от её бедра — усмехается. Как всегда.

Немного успокоился — если ты ещё способен на это, значит, всё в порядке. Ты живёшь, Малфой. А она дохнет.

Как ты и обещал.

Забрасывает сумку на плечо, а взгляд снова скользит по лицу грязнокровки. По синяку. Затем — к глазам.

В них вопрос. Почти мольба.

Чего ты хочешь, Грейнджер? Чего. ты.хочешь?

— Просто произнеси это, Малфой.

Такой тихий. Мерлин, почему он такой тихий?

Что произнести?

— Ты знал. Найди смелость признать.

— Я не…

— Ты сказал, — глаза в глаза, не отрываясь. Так близко, что в её, карих, мокрых, можно угадать его — серый. — Сказал им. Ловите, ебите.

Да, сказал. А потом дрочил на тебя в душевой.

Конечно, ни слова вслух. Только секундный отголосок разбухшей тяжести внизу живота. Он устал. Мерлин, он устал, как никогда. От Грейнджер, от себя.

Собственный голос кажется ему чужим:

— Может быть, и знал.

Слова — камни.

Тишина. Взгляд. У неё в глазах какая-то слишкомпустота. За такой обычно прячут целую жизнь. Или смерть?

А она вдруг усмехается похолодевшим ртом. Усмехается совсем как он. И плевать, что сердце вот-вот остановится, потому что через секунду их уже разделяет закрытая дверь, его быстрые шаги и что-то гораздо, гораздо более огромное, чем банальная ненависть.

Разочарование. Им пропитаны оба — насквозь.

И снова нет боли, когда кулак Малфоя врезается в каменные перила мостика.

Нет и больше никогда не будет.
 

Глава 12.

Гермиона так быстро жевала, что даже Рон наблюдал за ней, приоткрыв рот. За тем, как подруга снова и снова подносит большую грушу к губам, как постепенно фрукт становится всё меньше и в рекордные сроки превращается в жалкий огрызок, завёрнутый в салфетку. Уизли мог поклясться, что Грейнджер даже не почувствовала вкуса еды. Девушка отстранённо облизала кончики пальцев, а затем губы. И всё это — не отрывая взгляда от пергаментов, что лежали на коленях.

— Мерлин, — вырвалось у него. — Положи перед тобой приготовленного василиска, съела бы и не заметила!

В глазах было почти восхищение, ведь рыжий всегда считал, что самый большой аппетит в их компашке был у него.

Гермиона вздрогнула, поднимая глаза.

— Я бы на твоем месте занялась изучением предмета, — отчеканила она с быстрым кивком на конспекты. — Не стоит снова полагаться на то, что тебе удастся списать у меня.

Тот насупился: искромётный юмор остался неоценённым.

— Я готовился. Целый вечер в гостиной провёл… ну, или большую его часть, — пробубнил, но всё же уткнулся в писанину.

Друзья вдвоём решили устроить на большой перемене пикник прямо во дворе, постелив мантию Рона на траву у фонтана и усевшись сверху, раскладывая вокруг себя конспекты — следующим уроком была обещанная контрольная по нумерологии. Однако Гермиона как ни заставляла себя смотреть прямо на исписанные её же почерком листы пергамента, не видела ни слова — слишком громкими были мысли в голове.

Прошло две недели. Две чёртовы недели и один чёртов день.

Они с Малфоем не разговаривали. Они даже не виделись толком. Гермиона была уверена в том, что он даже не замечает этого молчания. Её же оно душило. Не давало нормально мыслить, находясь у себя в спальне или прокрадываясь в душ поздним вечером, чувствуя запах его геля для душа и задерживая дыхание, насколько это было возможно.

Но потом всё равно приходилось делать вдох и Малфой оказывался внутри. Глубоко в лёгких. Разносясь по сосудам и касаясь внутренностей своим ядом.

Это так бесило.

Они молча патрулировали. Четыре патруля в полной тишине. И расстояние между ними изменилось. Если раньше она шла в трёх шагах от него, то теперь — это семь. Или восемь. И с каждым разом их становилось всё больше.

Долговязая тень уже не касалась её туфель.

Восемь шагов. Мерлин, между ними бесконечная бездна, а не шаги.

Слава Годрику, что сегодня МакГонагалл избавила Гермиону от этой участи. Идти, прибитая его присутствием и бесшумной походкой, и задыхаться от невозможности (и нежелания, конечно же) что-то изменить, и истекать этими дурацкими мыслями, что не выходили из головы, и… Еще много “и”.

Как вовремя Минерва попросила помочь ей с отчётами по успеваемости младшеклассников, сняв с патрулирования на один день. Еще одной тишины гриффиндорка бы не выдержала. Правда, эта просьба значила, что им с Малфоем нужно будет пообщаться. Хотя, можно было бы написать ему в дневник… чего делать совершенно не хотелось.

Грейнджер не могла понять одного — почему ему настолько наплевать? Нет, понятное дело, что ей тоже совершенно наплевать. Но… не совершенно, наверное, потому что она думала.

Так часто, блин, думала об этом, что голова пухла.

Даже после их разговора в теплице. Будто... ничего не изменилось. Как будто что-то могло измениться от давно подтверждённого факта: Малфой подлый, бесчестный и гнусный хрен. И то, что он остановил придурка Монтегю — делало его не намного лучше.

Но что о том говорить, если слизеринцу было всё равно.

Он веселился вовсю, чувствуя себя в своей скорлупе высокомерия и самолюбия, как рыба в воде. Перешучивался с Забини, бросая на гриффиндорцев надменные взгляды. Обжимался в Большом зале с Пэнси. О, голос Паркинсон был слышен обычно громче всех из спальни слизеринца. А ещё он почти не появлялся в гостиной.

Девушка решила, что это вообще мало её заботит.

— Гермиона, — голос Рона вклинился в сознание и девушка едва заметно вздрогнула. — Слушай, а… о чём ты думаешь целый день?

— Собираешься ли ты взяться за ум и посвятить немного времени занятиям.

— Я... серьезно вообще-то.

— Я тоже, — она подняла на рыжего многозначительный взгляд.

— Эй, я же вижу. Ты уже целую вечность читаешь страницу, на которой написано пять строчек. Тебя что-то беспокоит, и вряд ли это “что-то” касается меня...

Гермиона закатила глаза и хотела было вновь сосредоточиться на нумерологии, когда Рон выдернул конспект из её рук. Девушка раздражённо фыркнула, уставившись в фонтан перед собой.

— Ну же, эй, — он пытался заглянуть ей в лицо. — Скажи мне.

Перевела взгляд и встретилась с глазами Уизли.

— Я просто не выспалась, ладно?

И начала быстро собирать раскиданные вокруг листы.

— Нет, не ладно. Я же вижу.

— С каких это пор ты начал уделять внимание моему настроению? — Гермиона выхватила пергамент из пальцев Уизли и принялась запихивать в сумку.

— Я всегда замечал, — сказал Рон и встал, сунув руки в карманы тёмных джинс.

— Да что ты говоришь?! А мне кажется, если бы мы с Гарри не поссорились, ты бы и дальше не обращал на меня внимания. Ты мне не сиделка, ясно? — она никак не могла справиться с книгой и потому просто зажала её под мышкой. Она не хотела раздражаться — так получалось само, и потому прошипела, поднимая лицо: — Я в порядке.

— Оно и видно...

Гарри и Рон всегда, всегда считали, что она должна быть частью их настроения — и если у них всё было нормально, то и у неё автоматически, по-умолчанию становилось так же.

Должно было. Должно, чёрт возьми. Ей надоело думать о том, что она обязана. Всем.

Преподавателям — отменно учиться. МакГонагалл — улыбаться каждый раз, говорить, что всё хорошо. Мерлин, не скажет же Гермиона, что вечером обычно запирается в своей комнате и сжимается под одеялом, чувствуя себя самой… несчастной во всём мире. А иногда (чаще всего) — слышит, как этот кретин-Малфой удовлетворяет очередную свою минутную пассию в одном из ежевечерних тренингов по усовершенствованию навыков в постели. А Гермиона почему-то не ставит заглушку на комнату. Он же не считал нужным этого делать, предоставив ей право выбора — не хочешь слышать — произноси заклинание, а хочешь — твои проблемы. И с каждым разом, каждым чёртовым разом, это было всё громче и громче. Будто его шлюхи перед тем, как попасть к нему в постель, проходили кастинг на самую вопящую глотку.

Пока лидировала Пэнси.

Мерлин. Она ведь уже даже различала некоторых по особенно сильным оргазмам. В том смысле, что некоторые — выкрикивают, некоторые — выстанывают. Его имя. Его это дурацкое имя.

— Гарри бы тоже переживал, — Рон молча наблюдал, как она поднимается, отряхивая юбку и сверля его своим тяжёлым взглядом.

— Прекрати делать как Гарри, Рональд.

— А я и не делаю… — он наклонился, подбирая мантию и вытряхивая её от травы.

— Что это тогда? — гриффиндорка поморщилась, качая головой и направляясь под козырёк низких балконов, вбегая по ступенькам в здание школы и вливаясь в неровный ряд студентов.

— Ты же Гермиона, — он догнал её, выпалив это почти с обвинением, попутно бормоча извинения тем, кому успел наступить на ноги.

— Очень ценное наблюдение.

— Я о здравомыслии, понимаешь?

— Вот я и мыслю здраво.

— Да, только эти мысли делают тебя невыносимой… иногда, — добавил он, заметив быстрый взгляд, что она бросила из-под чёлки.

— Но они остаются моими мыслями.

— А мы остаёмся твоими друзьями, — Рон скользнул следом за ней в Большой зал, придерживая дверь для идущих позади первокурсников. — Хоть ты и в ссоре с Гарри.

Гермиона ничего не ответила, не глядя по сторонам направляясь к гриффиндорскому столу, где устроились Невилл и Симус, беседуя о чем-то.

Рон не злил её. Не злил. Она злилась сама на себя.

На мысли, что неподъемными бочками, полными кирпичей, тяжко сталкивались где-то между висков.

Еще и, как назло, на глаза попались платиновые волосы, что заставило резко отвернуться от слизеринского стола. Она не будет смотреть на Малфоя.

Достаточно уже того, что его голос набатом стучал в ушах:

“Может быть, и знал”.

Эта фраза за все время молчанки стала апофеозом звука в сознании. Она долбилась в кору головного мозга, стремясь, кажется, раздробить череп изнутри.

Если ты знал, чёрт возьми, то зачем полез? Почему не дал уроду Грэхему закончить начатое? Совесть? Стыд?

Гермиона почти расхохоталась, падая на лавку и громыхая тяжелой обложкой “Углублённого курса нумерологии” по столу так, что Невилл и Симус подскочили на месте.

— О, привет, Гермиона. Хорошее настроение?

Бросив на сокурсников уничтожающий взгляд она промолчала, мысленно рисуя себе картинку извиняюще разводящего руками Рона, что уже стоял за спиной. Но, видимо, последний не только разводил руками, потому как, углядев что-то и растянув губы в быстрой улыбке, Невилл торопливо встал из-за стола, дёргая Финнигана за рукав. Тот тоже поднялся, оправляя мантию.

— Ладно, мы пойдём. Скоро контрольная…

— Да. Увидимся, — Рон кашлянул, провожая молодых людей взглядом до двери и садясь рядом с подругой, облокачиваясь спиной о крепкое дерево стола.

— Ну и что это?

— Что?

— Куда они пошли? — Грейнджер кивнула вслед удалившимся гриффиндорцам, которые не преминули обернуться у самого выхода. — Я упустила тот момент, когда собственные однокурсники начали избегать меня?

Девушка опустила глаза, утыкаясь взглядом в обложку тома, чувствуя широкую подбадривающую ладонь Рона на своей спине. Он теперь почти не смущался, прикасаясь к ней. Раньше такого не было.

“Повзрослел”.

— Слушай, — он легко сжал плечо подруги. — Они не избегают тебя. Тебя никто не избегает. Скорее… ну… наоборот.

Она подняла вопросительный взгляд на веснушчатое лицо. Уизли пожал плечами, но Гермиона всё равно поняла, что он хотел сказать. Она действительно была где-то очень далеко. Все эти почти два месяца. Вся в себе с тех пор, как узнала о том, что им с Драко нужно будет работать вместе.

Стоп. Какого-черта-Драко? Малфой. И только Малфой.

Язык во рту шевельнулся, будто случайно произнося запретное имя. У него красивое имя. Наверное, так же думают и все его шлюхи, когда истошно…

И тут же вспыхнули румянцем щёки.

С ума сошла, решила она и протянула руку чтобы налить себе тыквенного сока из графина, сбрасывая попутно с плеча пальцы Уизли. Она не могла принимать поддержку. Это опять-таки обязывало. Не нужно.

Рыжий поджал губы, покорно сцепляя пальцы перед собой.

— Ты собираешься мириться с Гарри?

— Я думаю, он не захочет иметь со мной ничего общего теперь, знаешь, — поднося бокал к губам, произнесла Гермиона. — Он игнорирует любые мои слова и постоянно ведёт себя, как идиот, когда я рядом.

Отпила сок и подпёрла подбородок ладонью, глядя куда-то за стол пуффендуйцев, намеренно игнорируя Слизерин.

Он был там.

— У нас не выйдет общаться, если он не может понять того, что я староста и мне приходится терпеть рядом с собой Малфоя, хочу я того, или нет.

— А мне кажется, что он немного другого не может понять, Гермиона. Ну, ты... знаешь… эти взгляды и…

— Нет никаких взглядов, Рон. Мы не общаемся даже.

— Конечно, как скажешь. Но… может, ты хотя бы попытаешься… ну, то есть... еще раз.

— Честно говоря, не обещаю, — Гермиона торопливо отвернулась, когда заметила, что Малфой с Забини поднялись из-за своего стола и медленно пошли к выходу, почти осязаемо наслаждаясь тем, как перед ними расступаются студенты.

Рон ничего не заметил: был слишком увлечен нервным ковырянием в ногтях.

— Просто я надеялся, что завтра мы вместе пойдем в Хогсмид, как всегда, — в голосе друга слышалась немалая озабоченность ситуацией. — А Гарри утром сказал, что ты теперь будешь сидеть в “Трёх мётлах” за змеиным столом.

Грейнджер так резко повернула голову, что волосы непокорной гривой упали на спину и взгляд Рона приковался к её синяку. Точнее, оставшемуся бледно жёлтому пятнышку на скуле, всё еще болезненному на прикосновения.

Гермиона отвела глаза и поджала губы. Рыжий снова ободряюще улыбнулся:

— Знаешь, ты не мужчина, но он тебя даже красит.

Гриффиндорка вздохнула, забыв о праведном гневе, а затем отвернулась, опуская лицо. Охоту обедать отбило вовсе.

Рон заметил кровоподтёк, когда тот уже стал тёмным, а по краям начал сходить.

— Гермиона, что это?

— Ничего.

— Вот что теперь у нас называется “ничего”?

— Не вписалась в книжную полку в библиотеке.

— И давно у тебя проблемы с координацией?

— Всегда. Потому я и не играю в квиддич, Рональд.

— А-а… Ну, да.

Кажется, он не поверил ей. Но, по крайней мере, больше не сказал ни слова. Шутил только иногда и получал пинки.

— Пора идти на контрольную. Времени осталось не так много, — Гермиона поднялась из-за стола.

— Но ты не притронулась к еде.

Наблюдателен, как никогда.

Не ответив другу, лишь махнула рукой, направляясь к выходу из зала, сливаясь со стайкой когтевранок, что как раз толпились у двери, ожидая, пока поток студентов закончится.

Перед ней, естественно, никто не расступился, как несколько минут назад перед этими выскочками. Она ведь не привилегированная. И к чёрту это.

Гермиона сжимала пальцы на обложке книги так сильно, что белели костяшки.

Её смущало, что пришлось соврать Рону. Это мучило не хуже ссоры с Гарри.

Но что ей было ещё говорить? Что Монтегю зажал её в подземельях потому, что шатался там пьяным, а Малфой решил, что грязнокровка сама справится с патрулированием поздним вечером?

Чтобы завтра найти голову Драко, насаженную на флюгер Башни старост? Нет уж.

Девушка сомнительно хмыкнула. Вряд ли бы Рон стал подобным образом решать проблему со слизеринцем, но разборок — ещё больше, чем есть — ей совершенно не хотелось.

— Он такой милый, заботливый… Я просто в восторге! — тонкий щебет отвлёк от размышлений, и Гермиона нашла взглядом одну из когтевранок, восторженно подскакивающую на месте. — Он предложил увидеться вечером, это будет как тайное свидание, я всегда мечтала...

— О, Ирэн, ты шутишь! — взволнованный шёпот подруг лишь раззадоривал блондинку, заставляя хлопать в ладоши.

— Нет, я не шучу, он такой… ох, я не знаю.

— Он симпатичный, — протянула ещё одна девушка из их компании. — Курт Миллер, знаете ли, нынче завидный молодой человек.

Курт?

Вернулся?

Грейнджер вытянула шею, пытаясь услышать ещё что-то, но небольшое столпотворение наконец-то двинулось к выходу, и девушки во главе со своей восторженной Ирэн практически сразу же исчезли на лестнице, оставив Гермиону молча прижимать к себе книгу и хмурить лоб.

Поразмыслив на досуге о молчаливом исчезновении Курта, гриффиндорка пришла к логичному выводу, что его пропажа вместе с Лори Доретт вполне объяснима. Судя по всему, у них уже намечались какие-то отношения, и он поддерживал девушку, находясь рядом с ней в это тяжёлое время. Возможно, попросил у Дамблдора разрешение покинуть школу вместе, чтобы не оставлять бедную Лори наедине с её горем.

Одного лишь Гермиона не могла понять — о каком тайном свидании велась речь среди когтевранок, но толком поразмыслить ещё и об этом у неё не получилось, потому что, свернув в коридор, ведущий к кабинету, она со всего ходу врезалась в Гарри так, что книга едва не выпала из рук.

Тот отскочил, бормоча извинения, но, увидев, кто именно стал преградой, замолчал, недовольно поправляя сбившиеся очки.

— А, это ты…

И собирался было пройти мимо, когда Гермиона ухватилась за рукав его мантии, вспомнив слова Уизли.

— Постой, Гарри.

— Ну, что ещё? — он выглядел раздражённым.

— Я говорила с Роном...

— Это чудесно, что он имеет желание говорить с тобой.

— Судя по тому, что ты рассказываешь обо мне, это действительно чудо, что со мной всё ещё здороваются знакомые.

Закатил глаза. Снова попытка обойти гриффиндорку, но её пальцы на рукаве только сжались сильнее. Испытывающий взгляд из-под тёмной чёлки.

— Я хотел бы успеть посетить туалет до контрольной, позволишь?

Гермиона вздёрнула подбородок:

— Он в другой стороне.

Поттер выдохнул, качая головой. Сложил руки на груди и сжал губы, глядя куда-то перед собой. Он всегда так делал, когда злился — девушка выучила каждый его жест за все эти годы.

— Чего ты хочешь?

— Послушай… вообще-то, я не хочу ссориться.

— Ладно. Тогда дай пройти, — он слегка отодвинул её плечом.

Она отошла, глядя ему, удаляющемуся, в спину.

— Рон переживает! — крикнула вслед. Гарри только обернулся, бросив на неё пустой взгляд, который сделал что-то — Гермиону будто перемкнуло. Она сорвалась с места и помчалась за Поттером, обходя идущих навстречу студентов. — Слышишь меня? Рон хотел, чтобы мы пошли в Хогсмид завтра. Вместе.

— Я не пойду, — даже головы не повернул, шагая прямо.

— Как хочешь. В таком случае у меня личная просьба — не мог бы ты прекратить повторять те гадости, которые говоришь ему обо мне?

— Какие гадости?

— Те самые. Что я вроде как собираюсь сидеть за слизеринским столом и…

— Да все к этому и идёт!

От его восклицания несколько человек обернулись. Гермиона могла представить, как это выглядит. Будто ссора влюблённой пары. Но ей сейчас было не до того — Гарри всегда был упрямым. А что ей оставалось делать, если не переубеждать? Тем более, он всегда говорил — ты очень убедительная, Гермиона.

Да, чёрт возьми. Но не тогда, когда дело касается её самой.

Они никогда прежде не ссорились.

— Это чушь, — девушка нервно облизала губы, обходя Теодора Нотта, в которого едва не врезалась, и игнорируя брошенные в их сторону ругательства. — И это расстраивает Рона.

Грейнджер начала задыхаться от быстрой ходьбы, и хорошо, что он соизволил остановиться. Покачал головой.

— Значит, теперь дело в Роне? Не так давно ты нас вообще не замечала.

— Я замечала! — Гермиона сжала руки в кулаки и едва удержалась, чтобы не топнуть ногой, когда Поттер промолчал. — Мерлин, я не прошу от тебя невозможного. Просто пойми меня.

— Я никогда не смогу понять, — сощурившись, прошипел он, наклоняя голову к девушке. — После всего того, что эта змея сделала... с нами. Он такой сукин сын.

Гермиона открыла было рот, но поняла, что сказать в защиту Малфоя ей совершенно нечего. Да она и не собиралась. Ещё чего.

— Ты прав.

Он приподнял брови. Удивлён?

Ей стало страшно — неужто это искреннее удивление? Если так, то она в полном дерьме. Если добавить ещё и тот факт, что мысли о слизеринце не дают ей покоя уже который день.

— Что, думал я не соглашусь? Даже очень согласна. Он урод. Кретин. Я ненавижу его так же, как и ты. И меня пугает, что он стал причиной нашей с тобой ссоры. И знаешь, что чертовски задевает меня? Ты не веришь мне.

— Просто ты изменилась. И всё стало не так.

Гарри заговорил тише, спокойнее. Настолько, что отлегло от сердца. Стало легче. Совсем немного, но легче. Будто какая-то сбитая шестерёнка встала на место.

— Все меняются, Гарри.

Он сглотнул. Сунул руки в карманы. Отвёл глаза и уставился куда-то вбок, кусая губы. Поток студентов наконец-то поредел, что предвещало скорое начало урока. Гермиона смогла сделать свободный шаг к нему и заглянуть в лицо — теперь их никто не толкал плечами и не говорил, что лучше места, чем посреди коридора, они найти просто не могли.

— Это твоё решение, но я хочу сказать тебе, что никогда, никогда, Гарри, я не сяду за слизеринский стол.

Грейнджер смотрела прямо в зелёные глаза, и он не смог не ответить ей таким же прямым взглядом.

— Если не хочешь говорить со мной — мы можем продолжать молчать. Но мне важно, чтобы ты верил мне.

Он вздохнул, будто решая что-то для себя. Ещё несколько секунд изучал выражение лица подруги, после чего протянул руку и легко сжал её плечо:

— Ладно.

— Ладно?

Поттер улыбнулся поджатыми губами.

— Ладно — я верю тебе. Ладно — мы пойдём завтра в Хогсмид.

Широкая улыбка появилась на лице Гермионы, когда она едва сдержалась, чтобы не захлопать в ладоши от рухнувшей водопадом на голову радости — как некая Ирэн в Большом зале — но только спокойно кивнула.

— Хорошо.

— Это ради Рона. Ты же знаешь, что значат для него посиделки в “Трёх мётлах”, — он тщательно скрывал свое облегчение, но зелёные глаза предательски засветились.

— Скорее уж сливочное пиво.

Гарри рассмеялся, опуская голову, а Грейнджер впервые за долгое время чувствовала себя почти счастливой. Она даже представить себе не могла, насколько эта ссора прессовала её всю неделю. И помириться… оказалось так просто.

А теперь… теперь всё встанет на свои места?

Она думала об этом, пока они брели по опустевшему коридору в класс нумерологии, негромко разговаривая.

И Поттер даже закинул ей руку на плечо в излюбленной привычке.

Наверное, да.

Всё встанет на свои места.



***




— Малфой, не будь таким букой…

— Иди на хер, Пэнс.

Слизеринка поджала губы и сложила руки перед собой на коленях. Заметив ухмылку Блейза, нахмурилась, меняя положение и уперевшись в кулачки подбородком.

Драко знал, что ей не нравится, когда её осаждают при ком-то. А в гостиной Слизерина сейчас сидели они вчетвером. Забини, закинув руки за голову и разминая шею, полулежал на диване. Крэбб слонялся по углам, пиная кончиком туфель монолитные стены то там, то тут. Паркинсон несчастно вздыхала, устроившись ближе к огню, а Малфой углубился в чтение “Пророка”, поглядывая на часы над камином.

Десять вечера.

Еще час “патрулирования”.

— Не лезь к нему, Пэнси. У него критический день.

Ну, конечно. Блейз промолчать просто не мог. Малфой лениво перевернул страницу газеты, поднимая на секунду взгляд и красноречиво покачивая головой, глядя на друга.

— Я так и не поняла, что случилось… — захныкала слизеринка.

— Грязнокровка отказала ему в свидании, — просюсюкал мулат, тут же увернувшись от летящего в него “Пророка” и рассмеявшись. — Мимо.

Драко раздражённо запрокинул голову, упираясь затылком в мягкую спинку кресла и зарываясь лицом в ладони.

В последние дни было спокойно — без волнительных статей в газете и без волнительных писем из Мэнора. Вообще без писем. Дамблдор сообщил, что поместье осмотрено, совершенно чисто, и, помимо всего прочего, вокруг Малфой-Мэнора будет воздвигнут оповещающий щит в целях защиты Нарциссы.

И, видит Мерлин, это было огромным камнем с души.

Теперь оставалась только одна проблема — доставучая Грейнджер. Хотя… и не проблема это вовсе. С учетом того, что они не общались. Вообще. Ровно пятнадцать дней. Да он бы и не заметил, если бы не привычка подсчитывать всё подряд. Даже совершенно ненужное и не интересующее.

— В свидании? — голос Паркинсон, кажется, взлетел на несколько октав вверх.

— Отказалась патрулировать, — уточнил Забини.

— Продинамила, — подал голос Винсент откуда-то сзади.

— Я вас ненавижу.

Это всё, на что хватило Малфоя.

Он даже огрызаться не хотел. Просто закрыл глаза, вздохнув и потягиваясь. Настроение действительно ни к чёрту, хотя, по идее, он должен был прыгать выше головы — Грейнджер помогала МакГонагалл с заполнением каких-то графиков успеваемости, и потому ему пришлось бы патрулировать одному, если бы он решил этим заняться, конечно. Однако, вспомнив тон, которым грязная сучка сообщила ему об этом — фраза, брошенная впервые за столько дней, мать её — кулаки сжались сами собой.

...Грейнджер неслась к портрету небольшим смерчем, даже не поворачивая головы.

— Сегодня ты сам. Я буду занята, — бросила на ходу, когда Драко спустился в гостиную — ровно в девять вечера.

Он удивлённо поднял брови, складывая руки на груди. Вот так новости. Это ещё какого фига? И даже не совсем понял, что удивило его сильнее: то, что она осмелилась наконец-то открыть рот, или же то, что она отказывалась от своих обязанностей. Решил начать с первого.

— Что, грязнокровка, надоело играть в молчанку?

Ноль реакции на издёвку. Просто шла к двери. Малфой прищурился.

— Тпру, я сказал. Куда собралась? Хера с два я буду выполнять за тебя твою работу, — он остановился в проёме арки, кривя губы и наблюдая за её перемещением. Он зря, что ли, отменил встречу с рыжей грудастой семикурсницей из Когтеврана этим вечером?

Грейнджер, мимоходом обернувшись через плечо, посмотрела на него так, будто он был застрявшим между зубов куском еды. Окинула безразличным взглядом тёмную рубашку, брюки, и отвернулась, даже не замедлив шага.

— Я должна помочь профессору МакГонагалл с отчётами по успеваемости.

Вот так просто. Будто так и надо.

— Какого так поздно? Или старуха забыла, что сегодня за день недели?

— Думаю, она рассчитывает, что ты соизволишь пройтись по школе. Сам.

Тон Грейнджер не понравился слизеринцу.

— Не могла бы ты обращаться ко мне, а не к двери, когда разговариваешь со мной, а не с дверью? — прошипел он, делая шаг вперед, объясняя себе собственное раздражение тем, что никому не было позволено говорить с Малфоем вполоборота, да ещё и после такого затяжного молчания, но она никак не прореагировала. Это бесило, и Драко добавил: — На хер старуху. Ты должна патрулировать.

— Да что ты? Кто сказал?

— Я сказал.

Наконец-то остановилась, крутанувшись волчком у двери так, что на секунду оказалась лицом к слизеринцу.

— Я тоже могу сказать кое-что: на хер тебя, Малфой. А у меня поручение от декана. Всего хорошего.

Приподняла брови, будто потешаясь над его недоумением, и в следующий момент исчезла из гостиной, а он стоял и смотрел на закрывшийся за заносчивой шлюхой портрет, не успев даже ничего ответить.

Первым побуждением было догнать её и выдрать как следует. Драко чувствовал себя глупо обманутым и помимо всего прочего — чёрт — он ведь предвкушал это патрулирование всё утро. Припас несколько особенно унизительных взглядов.

Он хотел опускать ее, смотреть, как на последнее дерьмо, так, чтобы у неё не возникло сомнений — Драко сильнее. Достойнее. Его нужно бояться — он может уничтожить. И что же вместо этого принёс пятничный вечер?

Вместо этого складывалось ощущение, что Малфой получил пинок.

И от кого?

Твою мать.

Каким-то очень отдалённым уголком своего мозга он понимал, что грязнокровка имеет грёбаное право вести себя именно так. Наверняка она полагает, что Драко сам подстроил её встречу с Монтегю. Конечно. Она ведь херова дура, как она может думать иначе: например, что ему это на фиг не нужно.

Ни грязнокровкино унижение, ни грязнокровкины слёзы.

Он хотел уничтожить её. Сам. А не через Грэхема.

В одном твои я-здесь-самая-умная мозги ошиблись: я не всё делаю через своих пешек. Что-то я делаю сам, получая от этого максимум удовольствия. Будь уверена.

Внутренний голосок шепнул ему, что она и так уверена в этом. Что эти огрызания — просто самозащита. И этими мыслями он подпитывался весь оставшийся вечер. Конечно, он не пошёл патрулировать. Отправился прямиком в гостиную Слизерина.

— О, Малфой. Чего тут забыл? Разве сегодня не пятница? — голос Тео вывел из размышлений, возвращая в комнату к друзьям.

Драко приоткрыл один глаз.

— Отвали, ага.

— Ну вы посмотрите какой злюка, — Нотт скорчил какую-то невообразимо раздражающую морду. — Давайте хоровод вокруг него поводим?

— Тео!

— Я. Заткнулся, — Теодор в примирительном жесте поднял руки, падая на диван и вытягивая ноги. — Расскажешь, что случилось?

Блейз с удовольствием открыл было рот, чтобы вновь ляпнуть какую-то шутку относительно сорванного свидания, но, поймав взгляд друга, передумал, прикусывая губу и по-прежнему усмехаясь:

— Не нужно, Нотт. Он сегодня очень ранимый.

Раздражённо вздохнув, Драко встал с кресла, резким движением оправляя рубашку, протягивая слишком сладким голосом:

— Спасибо, что скрасили половину моего времени. Я решил, что лучше пойду и проведу следующий час в темноте и холоде коридоров, — тонкие губы растянула фальшивая улыбка.

— Ты, мать твою, романтиком становишься.

Этот комментарий был прощён лишь потому, что исходил от Блейза. Тем более, в тёмных глазах друга Малфой видел искреннее понимание. И помимо того — искреннюю радость, что в Мэноре дела идут на лад.

Прощание не заняло много времени, поэтому через минуту он уже шёл по коридору к выходу из подземелий, ощущая на губах слишком сладкий привкус помады Паркинсон. Не переборов собственное желание, отвернулся и быстро сплюнул в какой-то тёмный угол. Света не было — но он и не был нужен. Малфой знал эти места как свои пять пальцев и к тому же неплохо ориентировался в темноте.

Шагая по коридору, он старался ни о чем не думать, что было довольно сложно, потому что все мысли обычно посещали его как раз в темное время суток, а сейчас он был совсем один — не приходилось прислушиваться к шагам за своей спиной, что обычно отвлекало, притягивая внимание, будто магнитом.

Очень нехотя Малфой допустил в свою голову мысль, что грязнокровка в какой-то степени служила спасением от терзающих его изнутри демонов, существование которых так активно отрицал Блейз. Малфой же был уверен в том, что действительно сходит с грёбаного ума. Что бы это ни было, когда дура-Грейнджер находилась в пределах досягаемости Драко, оно отпускало, будто ослабляя удавку на шее. И становилось легче, что в любом случае лучше того, как было каждый день до этого. На протяжении нескольких лет подряд.

Отец имел власть защитить Драко от дурных слов и глаз, но не от того, что ревело и извивалось внутри сына. А это "что-то", возможно, нуждалось в спасении даже больше, чем физическая оболочка. Это было как заболевание души.

Бывают болезни, которые уничтожают человека изнутри — Драко неоднократно читал о подобном. И ему почему-то казалось, что он сам был одной из таких болезней. Что он проникал внутрь и уничтожал. Как это было с Люциусом.

Идеальное убийство. Нож в спину.

Ну, вот. Снова эти мысли нескончаемым конвейером проползают в уставшем за день мозгу. Темнота явно не оказывает на Малфоя положительного эффекта.

Перескакивая через две ступеньки, он поднялся из подземелий и вышел в холл, окидывая взглядом высокую дверь в Большой зал, массивные врата центрального входа, изгибающуюся широкую лестницу вверх, низкие балконы второго этажа. Полумрак вовсе не смущал привыкшие глаза. Ночные тени скорее радовали, давали возможность отдохнуть от надоедливого дневного света. Чёрт, как же не хватало тяжести потолка гостиной Слизерина, его личной, теперь уже блейзовской, комнаты, в которой можно было спокойно сидеть часами с опущенными веками — и ни одна живая душа не смела нарушить его покой.

Вздохнув и сунув руки в карманы, Малфой поплёлся вверх по ступенькам, размышляя, пройтись ли хотя бы по одному этажу ради приличия, или отправиться прямиком в Башню старост и рухнуть в неудобную постель, забываясь сном до очередного завтрашнего дня. Здравомыслие — да сколько его осталось? — одержало верх, и юноша, скрипя зубами, свернул в коридор, ведущий к лестницам.

Портреты на стенах почти не обращали на Драко внимания, у них был свой променад — по холстам соседей — и обратно в родную раму, на боковую. А если он и удостаивался чести попасть на глаза какому-то кавалеру или даме, те быстро отворачивали лица, будто не желая пересекаться с ним взглядами.

Патрулировать одному Драко не нравилось — он сразу же понял это.

Хотелось сорваться на ком-то, кривить губы и сжимать кулаки — не для самого себя, а замечая реакцию грязнокровки. Это казалось нечестным — бродить по Хогвартсу, когда Грейнджер уже, может быть, сидит в гостиной старост и злорадствует. А если не было никакой помощи старухе? Что если гриффиндорка попросту ему соврала? В отместку. Как будто ей было, за что ему мстить. Хотя… Ну, конечно же, эта её тупая убежденность, что не кто иной, как именно Малфой, собственной персоной, позаботился о половой жизни грязнокровки, решив помочь той слегка разнообразить унылые перепихи с Поттером. Или Уизли. Кто там её трахает?

Не будь идиотом, — одёрнул сам себя и поморщился, выходя на площадку, к которой как раз плавно подъехала лестница. Драко даже не заметил за своими мыслями, как уже поднимался на следующий этаж, хотя сначала обещал себе отделаться разве что осмотром главных переходов замка, не углубляясь в отдельные лабиринты коридоров.

Теперь, вышагивая по средней галерее, Малфой чувствовал себя грёбаным филантропом, теперь уже почему-то абсолютно уверенным в том, что грязнокровка просто-напросто поимела его, как недалёкого кретина типа Долгопупса. У неё, должно быть, богатый опыт в общении с ним.

Может, и он тоже её…

Бля, да какого хрена все мысли сводятся к траху этой фригидной суки? Что за чёртов интерес к тому, как часто и перед кем она раздвигает свои ноги? Да хоть в собственной спальне пусть сношается.

Хотя нет.

Башня старост — это территория его, Малфоя, и грязнокровка может пойти и удавиться, если считает иначе. Пусть ищет себе интимное гнёздышко в другом месте. Хотя вряд ли ее кто-то имеет. Максимум, на что хватит способностей Грейнджер, это лихорадочная мастурбация под одеялом или банальный отсос в туалете. Поттеру, женишку с Когтеврана — Миллеру. Или ещё кому — подходи в порядке очереди.

Долгий и протяжный стон резко выдернул Малфоя из полёта его ушедшей куда не следует мысли. Эхо коридоров старательно отражалось от стен, донося до слуха сбитое дыхание, задушенный шёпот и... влажные шлепки?

Ого.

Драко остановился, почти умоляя Мерлина, чтобы тот подкинул ему торопливое совокупление каких-нибудь красно-золотых, и он смог наконец-то произнести долгожданное “пятьдесят очков с Гриффиндора”. Он ускорил шаг — ступать быстро и бесшумно было его персональным талантом, который теперь очень пригодился.

Слизеринец достиг поворота, останавливаясь и упираясь плечом о выступающую колонну, лениво осматривая открывшееся ему зрелище. Некто, судорожно вколачивающийся в зажатую у дверей в кабинет трансфигурации девчонку, был настолько увлечён процессом, что даже не заметил присутствия третьего лица, зарываясь руками в светлые волосы студентки и оттягивая назад её голову, покрывая шею и скулы быстрыми поцелуями. Честно говоря, Драко даже подумывал позволить им закончить начатое, когда по коридору пронёсся ещё один тонкий стон.

— Не хочется вас торопить, но… кончали бы вы побыстрее. А то как бы зрители не понабежали, советами замучают.

Последние слова Малфоя повисли в полной тишине. Пара замерла, и даже, кажется, перестала дышать. Молодой человек оторвался от своей пассии, медленно поворачивая голову.

Драко недоверчиво прищурился. “Кажется, Грейнджер, твой женишок тебя прокатил”.

— Миллер. Какая приятная встреча, — не скрывая крайне довольного тона протянул он. — Что, мало уголков в гостиной Когтеврана, где можно присунуть? — Драко перевёл взгляд на девушку, — а с вами, мисс, мы уже виделись, стоит полагать. И одежды на вас было не больше, чем сейчас.

Блондинка, которую несколько недель назад трахал в заброшенном кабинете Блейз, опустила взгляд, быстро оправляя юбку.

— Не имею привычки метить углы, Малфой, в отличие от тебя, — огрызнулся Курт.

— Проявляй свой мачизм, когда натянешь штаны. А то твоя голая задница портит весь эффект.

Когтевранец отлепился от девушки, скованно нагибаясь и надевая спущенные джинсы. Драко отвернулся, не имея ни малейшего желания наблюдать за копошением застуканных студентов. Вместо этого он устремил взгляд куда-то в полумрак коридора и лениво протянул:

— Ты ведь не староста, Миллер. А отбой был давным-давно? Или что, экстрима захотелось? Так не встаёт?

— Не твое собачье…

Малфой скривился, возвращая внимание к Курту, который как раз застёгивал ремень.

— Ты понимаешь, герой, что это залёт? Ты только что своими стараниями лишил факультет пятидесяти баллов. Так что следи за словами, или штраф может легко удвоиться, — пусть это не Гриффиндор, но насолить извечным друзьям красно-золотых тоже было приятно, и Драко решил не упускать такой чудесной возможности.

Миллер только покусал губы, отворачиваясь и закатывая глаза. Взгляд слизеринца тут же приковался к открытому участку шеи за сбитым воротником рубашки когтевранца.

В темноте на светлой коже он различил изображение... ворона, раскинувшего свои крылья вдоль позвонка, уходящие вниз, под белую ткань. Сердце пропустило удар. Какого хера?

Малфой сделал шаг вперёд против воли, чувствуя, как холодеет лицо, будто по коридору вдруг пронёсся сквозняк. Весь былой пыл осыпался, словно его и не было. Перед глазами застыла татуировка Логана, идентичная той, что сейчас уже скрылась под воротником Миллера.

Драко стоял, пытаясь взять под контроль слетевшее с катушек сердце, которое начало колотиться в груди, как ненормальное.

Нет, чушь всё это. Не может быть. Должно быть, просто показалось. Что не привидится в темноте, ночью, после дурацкого дня. Малфой мотнул головой, стараясь, чтобы эти двое ничего не заметили.

Он бросил долгий изучающий взгляд на Курта, отмечая вдруг в его лице чертовскую схожесть с Логаном — те же скулы, тот же узкий подбородок. И, главное, глаза. Идентичные. Практически одни на двоих.

— Проваливайте оба на хер, — голос слизеринца был приглушён. Пара переглянулась. Миллер собирался, было, сказать что-то, но напряженный взгляд Малфоя заставил его закрыть рот.

Драко не сразу понял, что шаги когтевранцев уже почти не слышны, когда поймал себя на том, что всё ещё стоит на месте, не двигаясь, глядя перед собой.

Ему ведь показалось, верно?

Да. Верно. Провёл рукой по лицу и закрыл глаза.

Похер на это патрулирование, надо идти спать.

Малфой вздохнул, развернулся на каблуках и направился в сторону Башни, стараясь не думать и не анализировать увиденное.

С него на сегодня довольно.

Но, несмотря на все старания, сознание услужливо кипело мыслью: у Курта на затылке была грёбаная татуировка, да и сам он был нешуточно похож на человека, который принимал активное участие в уничтожении семей грязнокровок. Который проводил ритуалы в Мэноре. Который был жив.

Пальцы сжались в кулаки. Беспокойство впилось в нутро, медленно перемалывая внутренности зубами.

Значит ли это что-то?

Или это очередной прощённый?

Мерлин, Драко отчаянно не знал, что теперь делать с той информацией, что только что вломилась в его мозг: Курт Миллер родственник Логана. Сын, племянник, херов брат.

На фиг. Просто быстрее дойти до Башни.

Рвотная дама бросила на Малфоя надменно-осуждающий взгляд, но пропустила в гостиную. Было темно, по полу скользили неровные отсветы. Избавившаяся от облачного плена луна наконец решила порадовать замок своим тусклым белым светом, заглянув через витражные окна в том числе в общую комнату старост. И только яркие желтые блики на ступенях в спальню грязнокровки говорили, что та еще не спит и дверь к ней открыта.

Меньше всего он хотел видеть её сейчас.

Меньше-блять-всего.

Из памяти снова рванулись картины того, что его мозг натужно представлял себе совсем недавно. Мерзкая Грейнджер с Поттером, с Долгопупсом, с Миллером.

С Миллером.

Нужно сказать ей. Запретить. Приказать, чтобы она не посмела ослушаться — пусть просто держится от кретина подальше. Хотя здравый ум подсказывал Драко, что ученик Школы Чародейства и Волшебства не может, просто, чёрт возьми, физически не может быть причастен к убийствам. Дамблдор не такой дурак и не слепой.

Тут же одёрнул очередной поток мысли.

Это, естественно, забота о себе. Отнюдь не о грязнокровке. Ведь она, как не прискорбно, сейчас находится ближе всех к Малфою, и поганый когтевранец, если он, конечно, причастен к чему-то, о чём пишет “Пророк”, может попытаться через сучку стать ближе к Драко. А потом — к Нарциссе.

И все это подозрительно напоминало первые стадии паранойи.

Малфой мысленно чертыхнулся, раз сотый за вечер, наверное. И почувствовал такую всепоглощающую усталость, что на какой-то момент его это почти оглушило. Ну, к чёрту.

Он взлетел в свою спальню и первым делом сдёрнул с себя удавку галстука. Торопливо расстегнул рубашку. Куда торопился? Неясно. Справился с половиной пуговиц, бросил, рывком сел на постель и зарылся руками в волосы, слушая удары сердца и секундной стрелки. Почти синхронно.

Так медленно, но так сильно.

Как-то неправильно. Нужен был душ.

Сбросил с ног туфли, прошлёпал к ванной босыми ступнями. Сбросил оставшуюся одежду на пол. Открыл кран и нырнул под горячие струи.

Замер, медленно выдыхая.

Чёрт, хорошо.

Усталость — медленно, постепенно — скатывалась с него и утекала вместе с мыльными подтёками в водосток. Вместо неё оставалась какая-то опустошённая слабость. Показалось даже, что, постой он здесь еще немного — и просто напросто уснёт.

Лениво провёл рукой по животу и плечам, не открывая глаз, дрейфуя в расслабленном сознании, чувствуя пальцами бегущие по телу струи воды. Несколько минут — и повернул вентиль. Гудящая голова просила сна. Хоть и неспокойного, как обычно.

Выбрался из кабинки.

Бросив намокшее полотенце на бортик раковины, Драко уставился в зеркало. В полуприкрытых глазах всё равно чувствовалась лёгкая боль и сухость. Он привычно скользнул взглядом по отражению. По подтянутому животу и выступающим мускулам на плечах. Ниже, к бёдрам. Да, Пэнс права. Квиддич — хороший вид спорта.

Слегка покрутил головой, а затем вдруг заметил, что на боку, где совсем недавно еще был синяк от бладжера, падает тёплая направленная полоска света.

Обернулся. Дверь в комнату грязнокровки приоткрыта. Его брови приподнялись.

Какого?

Гостей ждешь, Грейнджер? Не услышала, как он вернулся? Если бы услышала, заколотилась бы заклинаниями так, что не видно и не слышно.

Или… неужто подсматривала?

Нет. Её моральные устои идут вперерез этому. Грязнокровка, приникшая к дверной щели и наблюдающая за тем, как он раздевается?

Сознание услужливо подрисовало гриффиндорке лихорадочно движущуюся между ног тонкую руку и закушенные губы. Тут же в низ живота горячей волной ударила кровь. Кажется, ему не было противно представлять эту картину.

Перевёл взгляд обратно на отражение. А в следующий миг уже натягивал пижамные штаны на мокрые ноги.

Сейчас он вернётся в свою комнату и ляжет спать. Конечно же, никак иначе.

Пара шагов туда: он видит грязнокровкину прикроватную тумбочку и висящую на спинке кресла мантию. У нее из комнаты легко тянуло корицей и Драко вздохнул поглубже почти против воли.

Проваливай на хер в свою спальню.

От шипящего внутреннего голоса молодой человек только отмахнулся — всё равно ему нужно поговорить с ней — так почему не прямо сейчас? Почему он мнётся, как первокурсник? И почему от этой дурацкой недофантазии о мастурбирующей на него Грейнджер у него будто рябь под кожей гуляет?

Он встряхнул головой, второй раз за последние полчаса, выгоняя непотребные в её обществе (и возле двери в её спальню) мысли. От этого движения с волос сорвалось несколько капель, разбиваясь о дверь и скользя вниз. Малфой уже был так близко, что тёплый свет полоской падал ему на скулу и грудь.

Корица.

Вспомнил вкус её губ.

Так, всё. Ну нахер.

Практически рывок назад, когда до чуткого слуха вдруг донёсся её голос. Тихий и отстранённый. Слов не разобрать. Она что, с кем-то?

Драко замер. Прислушался.

Не двигался, пока дверь сама по себе не приоткрылась, что едва не заставило действительно отскочить. Но это оказалось всего лишь её мерзкое животное, рыжий кот, который на несколько мгновений остановился на пороге, глядя на слизеринца своими круглыми жёлтыми глазами, а затем распушил хвост и вальяжно прошел мимо, в сторону раковины.

Сжав зубы, Малфой собирался последовать за ним, чтобы засунуть обратно в комнату, захлопнуть дверь и уйти, наконец, в свою спальню, когда ушей снова коснулся голос.

Чёрт, да с кем она говорит?!

Эта мысль разорвалась в голове вместе с раздражением, и он сделал уверенный шаг, тут же забывая про Живоглота.

А в следующий момент ладонь уже толкнула створку, которая свободно впустила его в спальню Грейнджер — взгляд молнией метнулся по комнате. Вот она.

Одна.

Сидит почти спиной к нему прямо на расстеленной кровати, уткнувшись в очередной фолиант из школьной библиотеки. Широкий ободок наушников отрезал девушку от остального мира, погружая в доносящуюся до Драко какофонию звуков. Босая нога ритмично подрагивает в такт музыке.

Внимание тут же прикипело к изящной ступне с крошечными розовыми пальчиками. Он понял, что ни разу не видел её ног. Такие тонкие, аккуратные и… голые. Взгляд наткнулся на острую коленку и пополз еще немного выше, туда, где дальнейшему рассматриванию мешали короткие пижамные шорты темно-синего цвета.

— Ты такой придурок… просто невообразимо быть таким придурком…

Малфой не успел и шагу ступить, как замер на месте. Она знала, что он зашел в ее спальню? Прищурив глаза, юноша медленно продвинулся дальше в комнату, заставляя себя поднять взгляд на её лицо.

Что там бормочет?

Ещё шаг вперёд. Ближе.

Ресницы опущены, будто читает, но взгляд застыл на середине страницы. Музыка гремит так, что Драко практически может разобрать слова песни. Смотрит на тонкие руки, которые будто чувствуют его — сжимаются в кулаки, а нос морщится.

— “Может быть, и знаю”... пошел ты к чёрту, — выдохом. Так тихо, что приходится напрягать слух, чтобы услышать каждое слово. — Чтобы я позволила тебе еще хотя бы раз прикоснуться к себе…

Просто офигение.

Это ведь к нему она обращается.

Да он готов шкуру с себя содрать от ощущения грязи, что остались после каждого прикосновения. Херова дура. Заносчивая сука, кем ты себя вообразила?

Фиговой Афродитой?

Рука потянулась к девушке и одним рывком сдёрнула с её головы наушники.

— Я надеюсь, ты не думаешь всерьёз, что я собираюсь приближаться к тебе еще хоть раз затем, чтобы повторилось что-то подобное? — он остался доволен своим тоном. Чистый лёд, заставивший грязнокровку буквально подлететь на месте от неожиданности, отпрыгивая от Малфоя на пару шагов еще до того, как он закончил фразу.

Неосознанно давая тому рассмотреть себя.

Рассмотреть.

Малфой мог поклясться — его взгляд против воли соскользнул вниз по тонкой шее.

Кажется, или… чёрт. Она была без лифчика: майка под цвет шорт облепляла тело, словно вторая кожа, а сквозь ткань — едва-едва, но всё же — просматривались горошины сосков — и их вид вкипел в мозг Драко, вызывая кричащие позывы швырнуть её на кровать, сверху на хренов фолиант.

Торопливо, почти судорожно взгляд сбежал вниз, к примятым шортам и своду бёдер. Не смотри туда, блин.

Прекрати пялиться на её ноги.

— Ты! — тонкий голос звенел, выдавая целую гамму чувств из смеси испуга, смущения и ярости. Кажется, Грейнджер вообще не интересовало, что он её почти не слышит, оглушённый видом стройного тела. — Что ты тут делаешь? Это моя комната! Как ты вообще сюда попал? Убирайся немедленно!

Шорты оказались куда короче, чем он мог себе представить. Бёдра, тазовые косточки. Ещё ниже. Жар ударил в голову. Это же грязнокровка. Грязь. Подними глаза, Малфой.

— Малфой! — Грейнджер судорожно одёрнула майку, скрывая полоску кожи живота, выглянувшую из-под сбившейся от движения ткани, и заметив это пристальное внимание.

Слизиринец практически рывком поднял взгляд, уставился в её карие радужки. Мерлин, просто не опускай глаза ниже её шеи. Наслаждайся. Наслаждайся этим пылающим выражением лица.

— Как я сюда попал? — переспросил с издёвкой, внезапно охрипшим голосом, доказывая в первую очередь себе, что слышал и внимал каждому слову, а не мысленно драл ее, прижав к постели, и скрестил руки на груди. Этот жест дал ему почувствовать контроль над ситуацией. — Еще шире бы дверь открыла, а потом спрашивала, ты, дура.

Взгляд девушки метнулся к распахнутой за его спиной створке. А затем — ко второй, ведущей на лестницу. А в следующий миг отшвырнула от себя наушники вместе с небольшим плеером прямо на постель — они упали рядом с оставленным там открытым томиком дополнительной литературы по программе седьмого курса.

Как он вообще осмелился сделать шаг в её спальню?! Да будь чёртовы двери хоть настежь распахнуты, да пусть их вообще бы не было!

Да еще и он… он… почти голый.

Конечно же, она не смотрела! Мерлин, Гермиона прилагала все силы, чтобы не смотреть на его грудь, еще слегка влажную, и подтянутый живот, на котором, ей действительно так показалось, были отлично видны кубики пресса. Серые пижамные штаны плоской резинкой обхватывали узкие бёдра. Как-то слишком низко — но на слизеринце это смотрелось настолько правильно, словно так и нужно.

Чёртов Малфой, застать её врасплох, еще и… говорящей подобные вещи! Лицо сильнее налилось румянцем, а в носу закололо от бессилия и злости, но девушка только сжала зубы — фига с два она заплачет. Не в этой жизни. Не при нём. Снова судорожно одёрнула майку, которая постоянно лезла вверх.

— Ты не имел никакого права заходить сюда без разрешения!

Щёки горели почти так же ярко, как тёмные глаза, а дрожащие пальцы сжимались и разжимались.

Что, двинуть мне хочешь? Давай, рискни. Один шаг, Грейнджер — и ты не жилец.

— Ага. Но я здесь. Ни о чём не говорит?

— Только о том, что ты чёртов кретин без каких-либо моральных ценностей и с отсутствующим напрочь чувством уважения к чужому личному простр…

— Блять, Грейнджер, — от града слов, которые высыпались на него меньше, чем за три секунды, заныли виски. — Просто заткнись, ладно?

— Просто уйди отсюда!

— Я сказал, хватит орать.

— Да?!

— Да.

Тишина.

Она дышала, как загнанная лошадь и молчала. Наконец-то. Тонкие ноздри раздувались, а воздух с шипением вырывался из лёгких. Взгляд — или ему показалось? — скользнул по его голым плечам, но моментально вернулся к лицу.

— Слушай меня, истеричка. Я хочу донести до твоего фигова ведома, что патрулирование прошло без происшествий. И что со своим мудацким Миллером ты тискаться больше не будешь.

Звенящая тишина нарушалась приглушённо бьющейся в наушниках музыкой. Брови Грейнджер взлетели на лоб, прорезая нежную кожу тонкими морщинами. Она смотрела на него так, как смотрят, наверное, на умалишённых людей. И это удивление было громче любых слов.

Раздался её нервный смешок.

Драко демонстративно его проигнорировал.

— Постоим, посмотрим друг на друга еще немного? Я бы предпочёл, чтобы ты сказала — хорошо, Малфой — и я смог уйти наконец-то из этой мерзкой комнатушки.

Она продолжала смотреть.

Его это бесило.

— Не много ли ты на себя берёшь, Малфой?

Неужели.

Её голос практически вибрировал от напряжения.

Гермиона действительно не могла поверить в то, что слизеринец произнёс это.

— В самый раз, — парировал он, кривя губы. — Избавь меня от этого дешевого шоу, что ты играешь перед ним при каждой вашей встрече. Порхаешь, как херова шлюха, скалясь и заглядывая ему в зубы. Всё. Миллер идёт на хер вот такенными шагами. Я сказал.

Вот она, реакция. Он ждал её.

Грейнджер задохнулась, сжав кулаки. Кажется, в ней было столько возмущения, что оно просто не находило выхода, и вот-вот прорвёт её хренов рот — мягкий и сочный — и глаза, и уши.

— Интересно, на каком основании ты явился ко мне с этой… просьбой.

— Это не просьба, грязнокровка.

Она поморщилась. Малфой повёл плечами, понимая что Грейнджер всё ещё ждёт ответа.

— Он мне не нравится, ясно?

— О, это очень обоснованно, — она упёрла руки в тонкую талию. — Знаешь, что я подумала? А не пойти бы тебе со своей ревностью?..

Слова эти вдруг почти оглушили. Обоих. Драко вытаращился на неё, не зная, заорать какую-то гадость или покатиться со смеху от… от… невозможности того, что она посмела произнести.

— Ревностью? — выдавил из себя, чувствуя, как холодеют руки. Рассмеяться у него не получилось.

Грейнджер спокойно кивнула, не отрывая от него глаз.

— Головой ударилась? Или то дерьмо, что ты зовешь музыкой, остатки мозгов вышибло? Какая нахер ревность? Совсем сдурела?

— Ага.

Они снова замолчали. Взгляд Малфоя бегал по её лицу.

Шутит? Скажи, что ты шутишь.

Нет, кажется, она серьезно. Полагает, что он ревнует. Её. К Миллеру.

Грязнокровку к Миллеру. Остановите Землю.

Он поднёс указательный палец к правому виску.

— Ты ёбнулась, Грейнджер. На всю голову. Обратись к мадам Помфри. Я не шучу. Мне ещё жить с тобой по соседству херову тучу времени. Я не хочу однажды проснуться задушенным подушкой.

Она фыркнула, но взгляд не отвела. Что-то было в них… в этих глазах... такое, от чего по спине вдруг пробежала дрожь.

Ему это не понравилось.

Мерлин, а она до сих пор не понимала, кто потянул ее за язык в следующий момент, но слова так и зазвенели в комнате, воздух которой постепенно становился всё гуще, проникая в лёгкие словно бы комками:

— Уверен? Что не хочешь в очередной раз зажать меня где-то в тёмном закоулке коридора?

А?..

Это был вызов. Она — она?! — бросала ему вызов.

На секунду у слизеринца перед глазами мелькнула виданная сегодня картинка с участием этого недоделка Миллера.

Об этом ты мечтаешь, Грейнджер? Вот уж вряд ли.

Моргнул, отгоняя наваждение.

Прищурился, всматриваясь в грязнокровку. Что ещё за сучья смелость?

Хотя на последних словах её голос почти невесомо дрогнул, а в животе слизеринца будто шевельнулся тёплый шар. Какого хера ты наводишь меня на эти мысли?

Привыкла, что твои грёбаные словечки сходят тебе с рук?

Взгляд против воли приковался к сошедшему уже почти синяку на её скуле. Малфой не дал себе понять, что именно испытал в этот момент и отчего сердце неожиданно сжалось — просто лениво бросил, отводя глаза:

— Именно. Уверен. Я уже сказал, что к тебе и близко не подойду. Знаешь, поганые грязнокровки не в моём вкусе. Тем более такие, как ты, — и брезгливо поморщился.

Гермиона вздёрнула подбородок, недоумевая, почему его слова с такой силой ударили по её сознанию. Захотелось сжаться в ком и ударить в ответ — но она знала — что бы ни было сейчас ею произнесено — ему всё равно. Не более, чем колебание воздуха.

— Такие, как я, значит?

Он кивнул, пытаясь расшифровать это выражение в её глазах.

Обида? Он задел её?

Отлично. Нужно додавить. Совсем немного. И со спокойной душой отправиться в постель.

— А чем ты можешь понравиться? Я не возбуждаюсь от таких, как ты. Просто смирись с тем, что твоё пожизненное сраное клеймо в этой отталкивающей манере: ходить, говорить, поступать, жить как херова грязнокровка! Конечно, я не захочу, блин, зажать тебя. Не то чтобы что-то ещё. Я не в отчаянии, чтобы хвататься за любую запавшую и расставляющую на меня капканы шмару, мне до охуения хватает проблем и без тебя. Без твоих иллюзий. Иллюзий, Грейнджер. То, что ты себе придумала — грёбаная херня и чушь, и бред полный. И не смей воспринимать всерьез те… обжимки. Я… я ведь даже не возбуждался от этих... сложно назвать поцелуями. А ревность — это вообще из ряда вон… Поэтому был бы счастлив вернуться к обоюдному молчанию ещё на две недели. А лучше — до конца этого года, чтоб его...

Замолчал, тяжело дыша. Точнее, заткнулся: Гермиона вдруг двинулась к нему, быстро ступая по ковру.

Его слова. Их было много, и каждое, каждое — внутри её головы. Раскалённым прутом, который, направленный чьей-то рукой, всаживался в мозг. Мерлин, она за все года, что они учились вместе, не слышала от него такой продолжительной речи. И не слышала бы еще столько же.

Потому что это было… больно?

И в серых глазах огромными буквами было написано, что он врал, но это не спасало от чувства, будто её лёгкие вытащили из груди и бросили на пол, топча. А потом… решение пришло как-то само.

Не возбуждался. Не хочет. Не хочет именно её.

— Врешь, — шепнула она, делая шаг.

Внезапный, удививших их обоих. Затем — ещё один. К нему.

Дыша почти так же тяжело, как и он. Недоумевая, откуда в ней было столько женского самолюбия, задетого, разорванного им практически в клочья, брошенного исходить кровью.

Грязной. Ты ведь так любишь напоминать об этом, правда?

— Что… Грейнджер, — он предостерегающе покачал головой и не успел даже поймать себя на моменте, когда неосознанно попятился, замерев только ударившись спиной об открытую дверь в ванную.

Шаг. Шаг. Шаг.

Дюйм. Один грёбаный дюйм, и он начисто забыл, что говорил. Каждое слово. Их не было.

— Ты врешь.

— Отойди от меня, — прошипел, вжимаясь хребтом в срез двери.

Он чувствовал грязнокровкин запах. Смотрел в глаза и понимал, что исчезает в них. Таких живых, что, кажется, у них есть собственное пульсирующее сердце.

До офигения быстро исчезает, растворяется.

Нельзя, — и это было единственной здравой мыслью в гудящей голове. Нельзя было допускать, чтобы она оказалась настолько близко. Это шло в такой резонанс всему, что он только что сказал и теперь… теперь дышал слишком тяжело, преодолевая желание кашлять и задыхаться, потому что слова, кажется, изранили всю его глотку.

— Ты врешь, Малфой, — шёпот. Снова сорвался, сбитый сердцебиением.

Гермиона ощущала, как от его голой груди, пропитанной запахом дождя и шоколада с примесью мыла, исходит жар. Будто под рёбрами, грузно вздымающимися прямо на уровне её лица, кипела лава. Котлы с грешниками, черти, Дьявол — кто угодно, — он был горячим, словно внутри было само сосредоточие ада. А тело — прекрасное, влекущее тело — только оболочка, которой до боли в кончиках пальцев хотелось коснуться.

— Грейнджер, — сглотнул, облизал губы. — Отойди.

Она вновь подняла на него взгляд — но не в глаза. Чуть ниже. Проследила за движением языка, отчего рот на мгновение будто онемел, а потом вдруг поднялась на цыпочки, и Драко замер, потрясённо глядя на грязнокровку. Осмелится?

Нет. Она не сделает этого… Не сделает вот так. Одним движением.

Её губы, плотно сомкнутые, прижались к его щеке, почти касаясь уголка рта, и застыли.

Всё вокруг застыло.

Малфой перестал дышать, глядя на нее, не отрываясь, ощущая, как дрожащая рука касается его предплечья, посылая по коже неровный строй мурашек, вверх, к груди, заставляя в очередной раз тяжело вздохнуть. Тонкие пальцы сжались — и больше он не чувствовал ничего, потому что её рот приоткрылся, и осторожное прикосновение влажного языка к коже напрочь уничтожило все оставшиеся мысли — разорвало их на части и развеяло прахом.

Капкан. Щелчок.

Резкий поворот головы — и он впился в её губы.

Почти рыча, почти лихорадочно, почти так, как он себе представлял, и так, как вспоминал снова-и-снова-каждую-ночь. Он ворвался в рот Грейнджер, не сдерживаясь. Окунаясь. С головой-по самую шею-по самое не хочу-по прогнившую насквозь душу. Её глухой стон вломился в сознание. Она приподнялась ещё выше, подаваясь к нему, и Драко обхватил лицо грязнокровки ладонями — сильно, жёстко, вминаясь в горячий, раскалённый, прерывисто дышащий прямо в его сердце рот, наполняющий отчаянной, долгожданной дрожью по всему телу.

Она и сама дрожала.

Умирала, или уже умерла.

Только что — окончательно и бесповоротно, и продолжала, так сильно, ярко, безумно умирать. Его пальцы впились в нежную кожу лица и место удара вспыхнуло болью, но это было неважно до такой степени, которую она даже вообразить себе не могла. Этого просто не было. Был лишь его язык у нее во рту. Врывающийся, проникающий, ненормальный, твёрдый, Мерлин, она так хотела его, так давно хотела. Слышать, чувствовать, прижимать к себе, она поняла, вспомнила, почему так тосковала по его этим-просто-убийственным губам. По ним нельзя было не тосковать, изнывая каждую ночь, каждую свободную минуту.

Они въедались в рот, будто желая выпить из неё все соки, всю жизнь, забрать себе душу, как трофей, как чёртову медальку на грудь, но ей было всё равно, потому что сейчас, прямо сейчас это был он. С ней. Пусть забирает всё — до самой капли, оставив лишь воспоминания об этом.

Она не слышит хлопка закрывающейся двери — лишь отдалённо, будто сквозь тысячу стен.

Его руки выпускают её лицо, скользят вниз, не разрывая контакта с кожей. Боясь, что она может исчезнуть, если отпустить хоть на одно мгновение. От этого скольжения она выгибается, пытаясь тереться шеей о его дразнящие ладони. Ощущать. Плотнее, больше, но они уже немного ниже. А затем — жёсткие пальцы, горячие и сжимающиеся на её плечах. Господи. Снова этот чёртов блок!

Нет! Нет, Малфой! Не так!

И она шепчет это вслух:

- Не так...

Он ловит ртом воздух в паре сантиметрах от её губ. Смотрит в упор, то ли не понимая, чего она хочет, то ли упрашивая не просить этого. Но - что бы это ни было в его глазах - он позволяет ей поднять руки и осторожно обхватить его напряжённые запястья. Медленно провести по предплечьям вверх, к локтям. Очерчивая пальцами венки, выступающие у него под кожей.

А затем потянуть на себя, вынудив руки Драко соскользнуть вниз, к её талии. Туда, где уже слегка задралась футболка, позволив подушечкам пальцев обжечь хозяйку.

Кожа к коже, почти распадаясь на молекулы, атомы, отдельные части звенящей эмоции, настолько сильной, что тишина комнаты превращалась в натужное гудение, нарушаемое лишь дыханием и звуками — такими влажными, соблазнительными, когда он снова тянется к ней и целует приоткрытые губы.

А стоит прижаться еще ближе, чувствуя его пылающую кожу своей грудью, как низкий и хриплый стон отдаётся на языке, и она выстанывает что-то, когда чувствует: зубы Драко прихватывают её нижнюю губу, оттягивая, обхватывая, всасывая. Господи, он сейчас действительно её убьет. Пусть. Пусть…

Дико.

Это было дико и разрывало на грёбаные куски. Он знал — он был уверен, что никогда и никого ещё не целовал так, как её сейчас.

Это выворачивало.

Будто она закинула ему в глотку крюк, впилась им в самое нутро и теперь — рванула, растерзав все его воздвигнутые преграды, вспарывая и выпуская наружу голое желание. Пульсирующее, давящее, душащее.

Так, что в глазах рвались фейерверки — один за одним. Так, что не хватало дыхания даже для того, чтобы сказать... Приказать. Умолять её остановиться.

— Что ты делаешь… — его шёпот. Глухой и низкий. Чужой. Посылающий бешеную дрожь по спине и животу, вниз.

Ещё один быстрый, влажный поцелуй, и она тянется за исчезнувшими губами, когда Драко отстраняется, придерживая Гермиону за подбородок, останавливая. Исступлённый взгляд ледяных глаз скользит по её пылающему лицу, и контраст этот заставляет на несколько мгновений прикрыть веки. Мягкое движение — такое осторожное, что сдавливает гортань — вверх по линии челюсти. Подушечки пальцев снова на кровоподтёке, но на этот раз — невесомо, едва ощутимо, проводя вверх и вниз, а пристальный взгляд неотрывно следит за прикосновением. Малфой тяжело дышит приоткрытым ртом, и она жадно ловит это дыхание, едва удерживаясь, чтобы не накрыть его своими искусанными и горящими губами.

Откуда-то издали, будто эхом. Непотребным, лишним. Это ведь Малфой. Он виноват во всех твоих бедах. ЧТО ты делаешь?!..

Ничего.

Ничего не делаю.

Просто поцелуй меня ещё раз.

Несколько секунд она терпит, моля его взглядом. Его палец будто нечаянно соскальзывает в выемку под ухом, и это почти переворачивает, почти опрокидывает на спину, будто бы с силой удара разносясь вспыхивающими импульсами по телу. Будто порвалась крошечная струна, натянутая до ультразвукового писка.

— Драко… — шёпот.

И на мгновение опешили оба.

От недоверия и желания в метнувшихся к ней холодных радужках у неё сводит внутренности. Низ живота пылает. Она ошиблась — вот где ад. В ней самой собран весь этот горящий концентрат, вызывая почти безостановочную дрожь, которую он не мог не чувствовать.

И самое пьянящее в том, что это сводит с ума не только её.

— Чёрт… Грейнджер… чёрт… — Малфой не прерывает поцелуев. Быстрых, скользящих, кусающих, заводит руки ей за спину и зарывается в густые волосы, оттягивая голову назад.

А в следующий момент жаждущим ртом глубоко впивается в её приоткрытые губы, будто пробуя вкус своего имени, произнесённого ею впервые, и она отвечает, безумно, язык сам толкается ему навстречу — тесно и влажно. А он движется.

Ещё, ещё раз, глубоко, не встречая сопротивления. Вылизывая нёбо. Ускользая и вновь врываясь. Отрываясь от трепещущих губ, прикусывая подбородок. Она запрокидывает голову.

Держится за его плечи, выгибается.

Сквозь лихорадочные вдохи пытается найти саму себя в ворохе чувств, поднятом из самой её глубины. Поднятом им.

Взгляд приковывается к крошечной капле пота, скользнувшей из-за уха Малфоя вниз, по шее.

Вспышка в мозгу, внезапным воспоминанием: стоны Пэнси, его резкие движения, сокращающиеся мышцы живота, и такая же точно капля, стекающая по груди.

Гермиона не успела себя остановить. Она не хотела себя останавливать. Подалась вперёд и поймала её кончиком языка, чувствуя солоноватый привкус и вздрогнувшее от прикосновения тело.

— Нарываешься, — глухо, выдохом, в её волосы. Этот голос влился в сознание Грейнджер, словно патока.

Обволакивая, обещая.

Я сейчас трахну тебя, Грейнджер… прямо сейчас… если ты не...

Её тонкие пальцы крепче сжались на напряжённом затылке. Губы прихватили горячую кожу шеи, а кончик языка вывел на ней осторожный кружок.

Ещё. И ещё один, крепче, втягивая в себя, млея от вкуса Драко и его частого дыхания. Упиваясь собственной смелостью, зарылась пальцами в волосы на его затылке и влажно провела языком от ключицы до подбородка, чувствуя солоноватый вкус его пота во рту.

Низкий стон Малфоя.

Жёсткое движение ладонями вниз, по спине. Достигая поясницы, рывком прижимая к себе, к своей голой груди и ноющему, пульсирующему паху.

Чувствуй. Чувствуй, маленькая… сука, что ты творишь.

Каменный стояк упирается ей в бедро.

Ощущение горячего члена, вжимающегося в неё, прошибло с головы до пят. Так сильно. Так жарко.

Дёрнулась.

Дыши, Гермиона. Дыши.

Но она не могла, слыша лишь рёв ополоумевшей крови в ушах и чувствуя его сквозь неплотную ткань пижамных штанов. Взгляд Малфоя горел, изучая её выражение лица. Челюсть сжата, а дыхание прерывистое и горячее. Будто ждал чего-то.

Мерлин. Она совершенно не знала, что делать. Желание касаться его вылизывало изнутри.

Гермиона осторожно пригладила взъерошенные ею же платиновые волосы на затылке. Скользнула вниз, к напряжённым плечам и груди, заглядывая в глаза, будто спрашивая разрешения.

Малфой никогда не позволял ей касаться себя вот так. И теперь он просто смотрел прямо, как дикий зверь.

А она не понимала.

Ни черта не понимала, что значит этот взгляд, и потому осторожно, медленно развела пальцы, захватывая прикосновением больше кожи. Горящих мускулов, вдруг напрягшихся под ладонями.

Драко задержал дыхание, чувствуя невесомые касания. Мягкое движение пальчиков, которые слегка подрагивали от бешеных ударов его сердца. Её руки на белоснежной коже казались темнее. Совсем тонкими, блин, и она прижала их ещё немного плотнее, сводя с ума, опускаясь ниже.

Изучая.

Скользя взглядом по мышцам его живота и задевая подушечками пальцев плоский сосок. Огонь. Малфой с шипением втянул в себя воздух и медленно выдохнул, приоткрывая рот и подаваясь к ней всем телом. Вжимаясь в ласкающие руки, требуя ещё.

Ему нравится.

Эта ликующая мысль лихорадочно забилась в голове, вызывая яркие эйфорические вспышки, а губы растянулись в восхищённой улыбке, когда Гермиона встретилась взглядом с его глазами, дождливыми, грозовыми — сейчас в них ревел ураган. Он не разрешал — он просил. Смелее.

Ладони скользнули на живот, касаясь каждой мышцы, оглаживая, надавливая и кончиком среднего пальца проникая в углубление пупка, а затем немного ниже. К резинке пижамных штанов и вздрогнувшей под прикосновением коже живота.

— Боже…

Его стон почти заставил её отскочить, а жарко дышащий рот прижался к шее, чуть ниже уха.

От низкого рычащего шёпота она едва не рухнула перед ним на колени. И рухнула бы, если бы руки Драко не вцепились в неё.

Вот-вот прижмут. Вот-вот отшвырнут.

Она зажмурила глаза, впитывая трепещущей кожей его частые выдохи, влажное скольжение рта по шее, не отнимая застывших рук от его живота. Стоило им двинуться — совсем немного, и Малфой зарычал, выгибая спину, снова вжимаясь в неё пахом, отчего по телу прокатила жаркая волна. Она хотела его.

Кончики пальцев коснулись резинки пижамных штанов.

Он чувствовал это.

Отключенные мозги. Лихорадочное дыхание, они бы, наверное, не заметили даже, начнись третья магическая война в этот самый момент.

...так необходима.

Её кожа, разрывающее душу тепло. Из неё это исходило импульсами, потоками, накрывало его с головой.

Потребность коснуться.

Сейчас. Просто прямо сейчас. Руки, которые он когда-то боялся отцепить от её плеч, чтобы контролировать каждое грязнокровкино движение, сейчас скользили по её бокам и животу, вверх, к груди, нетерпеливо забираясь пальцами под майку, сминая мягкую ткань в гармошку, почти задирая её, касаясь нежной кожи там, где… чёрт, он знал совершенно точно — никто и никогда... чувствуя, как торчащие соски упираются ему в ладони.

Мерлин.

Их стоны прозвучали в унисон. Он впился в плечо Грейнджер поцелуем-укусом, оставляя на нём влажные красные пятна от всасывающего кожу рта, пощипывая твердеющие вершинки.

Снова, сильнее.

Сжимая крошечные бусинки между пальцев, поглаживая костяшками, пока она безостановочно дрожала, неразборчиво что-то шепча. Он хотел слышать.

— Скажи…

- Что?.. - судя по безумному взгляду она ни черта не соображала. Щёки горели, а в голове не было ни одной связной мысли. Малфой наклонился, лизнул её губы.

- Скажи, как тебе нравится?

- Я... - она задохнулась, когда он с особенным усердием сжал правый сосок, прикусывая её скулу. - Господи, Малфой...

Бёдра слегка толкнулись к ней, и член вспыхнул бешеной пульсацией вжавшись в выступающую тазовую кость грязнокровки. Девушка замерла, сбившись дыханием, а затем вновь заскользила своими руками по широкой резинке штанов. Ещё один толчок — Драко не мог остановиться.

Опустил одну руку и с силой сжал кругленькую ягодицу, прижимая всхлипнувшую Грейнджер к своему паху. Сминая ткань шорт пальцами.
Грейнджер… твою мать, эти гребаные шорты... Ты же хочешь... хочешь, чтобы я содрал их… хочешь меня... в себе...глубоко, тесно... жарко... блять, Грейнджер, мне нужно в тебя…

— … так нужно в тебя… прямо сейчас…

Он чувствовал, как головка трётся о её живот. Плотно, сильно. Из глотки вырвался хрип, прямо в её ухо.

И вдруг. В один момент сходит с ума. От ощущения разрывающего жара: горячая ладонь, коснувшаяся его сквозь ткань.

Этот стон едва не оглушил её. Отчаянный, глубокий, сильный, перерастающий в рычание. Гермиона уткнулась в его напряжённое плечо. Одержимость. Ею двигала одержимость — чистая, сияющая под кожей. Она не знала, что делает. Просто сжала пальцы, обхватывая его, чувствуя твёрдую пульсацию прямо в своей руке, сквозь ткань штанов, размеренно поглаживая, почти не дыша — поверхностно и прерывисто — в отличие от него.

Влажный лоб Малфоя уткнулся в шею — его лёгкие работали, как свихнувшиеся мехи, а тело дрожало, кажется, до самого основания.

— Грейнджер, что ты… Господи, бля... — задохнулся.

Звериный стон в ключицу. Ненормальный…

Дрожь начала увеличиваться, и неожиданно твёрдая рука резко отстранила ласкающую ладонь. Дикий и долгий взгляд горящих глаз был почти яростным, когда Малфой поднял голову. Он по-прежнему дышал сквозь сжатые зубы, несмотря на то, что руки Гермионы уже не гладили его… там.

Щёки моментально вспыхнули, потому что он крепко взял её за подбородок. Всматривался так глубоко, что душа её, кажется, сжалась, чтобы быть не такой заметной в распахнутых глазах.

И тут:

— Мерлин… я понимаю Грэхема.

Ты... что?

Она замерла с приоткрытым ртом и всё тем же прерывистым дыханием.

Кажется… Это был шок.

Калейдоскоп раскололся.

Эмоций, ощущений, чувств, сбитых мыслей, дыхания, ярких вспышек — разбился на миллион частей, будто кто-то швырнул его об пол…

Гермиона дышала, словно в последний раз. Он всё ещё прижимал её к себе, стискивая руки, которые едва не заставили его кончить прямо в штаны всего лишь парой движений, и злился. За это и за всё то, что он чувствовал. Несколько секунд назад и сейчас тоже.

Сердце колотило по корню языка.

Вновь. Вновь этот взгляд. Будто Малфой только что голыми руками выворачивал внутренности её чёртова кота. Или пульнул Авадой в её любимого Поттера.

— Пусти, — слишком невесомо и тихо. До Драко даже не сразу дошёл смысл этого пустого звука. Пока грязнокровка не дёрнулась в его руках, выворачиваясь и отталкивая его локтями.

Он разжал пальцы слишком резко, наверное. Потому что тут же едва не кинулся поддержать её, практически отлетевшую из-за своих смехотворных усилий вырваться. Слава Мерлину, сдержался. Стоял, глядя на растрёпанные волосы и покрасневшие губы.

Как она сжимает руки в кулаки. Особенно правую, которая недавно двигалась на его члене.

— Выметайся вон.

Шёпот Грейнджер вызывает у него дрожь под кожей. Он уверен — она может увидеть его колом стоящий член, обтянутый тканью штанов, если опустит глаза. Но нет, она смотрела куда-то на стену за его плечом.

— Что такое, Грейнджер? Больная тема? Ты с ним то же самое делала перед тем, как он чуть не присунул тебе?

Она молчала. Дышала через нос и сжимала губы, а Малфой не мог отвести взгляд от вздымающейся груди. Её соски проступали под майкой. Это он сделал их такими твёрдыми, почти прорывающими ткань.

— Или, может быть, у меня получается хуже, чем у него? — заставил себя поднять глаза и сжать челюсти. Покажи своё безразличие. Выплюнь это ей в лицо. Хера с два он выйдет из этой комнаты проигравшим или униженным. Это лавры грязнокровки, не его. — Может, мне следовало быть грубее? Любишь пожёст…

— Пошёл вон! — Драко едва не вздрогнул от крика гриффиндорки. Дрожащего, полного горечи и боли. Почему-то он хорошо чувствовал её, будто та же самая боль впилась под собственные рёбра. — Вали, Малфой! Выметайся из моей спальни!

Слизеринец скривил губы. От ярости, желания, кипевшего внутри. От ощущения собственной… ошибки? Нет, блять. Нет. Он не совершает ошибок.

Это она ошибается.

Это она полезла к нему. И он теперь виноват? Хера с два.

— Ладно. Это действительно было не так уж впечатляюще.

— Пошёлвонотсюда!

Вот они.

Крупные, прокладывающие дорожки по щекам.

Она трясётся ещё сильнее, не сводя с Малфоя пылающего взгляда, а он впивается ногтями в ладони, чтобы не… даже не подумать о том, чтобы попросить прощения.

Не за что.

Не за эти слёзы. Не за эту дрожь.

Растягивает губы в ухмылке и приподнимает голову. Молит Мерлина, чтобы это была ухмылка, а не искусственный оскал. Иначе она поймёт. А он прекратит убеждать себя в том, что всё случившееся было не больше, чем уроком для Грейнджер.

С ним не нужно испытывать свои силы. Не таким, как она.

Никто не смел, и она не посмеет. И, кажется… кажется, да. Грязнокровка думает, что он выиграл — это видно по глазам. У неё взгляд просравшего последнее своё “всё” человека. Не этого ли он добивался?

Нет. Другой вопрос бьется в сознании. Она ли проиграла?

Хмыкнул. Пожал плечами.

Убедительно.

Молча развернулся, прошествовал к двери в ванную. Не оборачиваясь, выскользнул из комнаты, чувствуя ногами холодный кафель. И за секунду до того, как захлопнулась дверь — всхлип. Отчаянный.

Шипами вбившийся в нутро.

Ухмылка исчезла с губ, а напряженное лицо застыло.

Недвижимые мысли мёртвыми птицами усеяли его сознание.

Малфой осторожно прислонился лбом к прохладному дереву двери, чувствуя в штанах пульсирующий от неудовлетворённого желания член. Слыша приглушённый плач Грейнджер, режущий, колющий.

Такой же болезненный, как удары его сердца.

Внутри будто мясорубка.

Сосуды — узлы. Кости — крошево.

Драко закрыл глаза. Мерлин. Так, как он хотел её — он не хотел никого в своей жизни. Это так адски его пугало.

И он позволил себе слабость. Одну крошечную слабость, вслушиваясь в тихие рыдания.

Он задрожал.
 

Глава 13.

Она улыбалась Поттеру.

Херовому Золотому мальчику. Заглядывала тому в рот и хохотала над какой-то отпущенной им шуткой. Касалась сгиба его локтя, что-то говорила и смеялась. Поднимала своё лицо с порозовевшим от прохладного воздуха кончиком носа, такая открытая и будто-бы-искренняя. И глаза конечно-я-не-плакала-всю-ночь, не отрываясь, следили за выражением лица этого мудилы.

А Малфой кипел. Он кипел с самого пробуждения. И, наплевав на то, что картина этих обжимок только сильнее подогревала его, продолжал смотреть.

Она знала, что он смотрит.

Драко был уверен в этом — Грейнджер ни разу не взглянула в сторону слизеринцев потому что знала — встретится с его глазами. Трусливая сука.

И… однозначно, она сделала это специально.

Надела юбку.

Так, что всем были видны её чёртовы ноги. Несмотря на то, что ткань до колена скрывала их, но, блин, коленей было вполне достаточно, чтобы вспомнить, какая нежная у грязнокровки кожа.

Половина девчонок в школе носили юбки. Но почему-то именно её ноги притягивали внимание. Наверное, из-за того, что случилось вчера, подумал Драко, ёжась. К вечеру отпустит. А если не отпустит, я убью тебя. За то, что я думаю об этом. За то, что я смотрю на тебя и твои...

Ноги.

Взгляд Малфоя снова метнулся к ее ногам. Он не видел Грейнджер в юбке с… с… да гребаную тучу времени, с первого курса наверное, когда девочка в брюках — считалось не комильфо. А теперь она стоит, то и дело оправляя подол, явно чувствуя себя неуверенно.

Какого хера ты в юбке? Для кого?

В том, что она так вырядилась для чьих-то конкретных глаз, Драко даже не сомневался. Странный укол где-то внутри. Не для него. Он и так вчера увидел много. Слишком.

Блин, да он вчера её чуть не трахнул, прямо там, посреди её спальни, на полу. На голимом ковре. Так, чтобы она сегодня на ноги встать не смогла.

Ноги. Такие...

Явно не для него.

Поттер чуть нагнулся к подруге, коснулся её ладошки, в который раз дёрнувшей юбку вниз. Словно чувствующей, как взгляд Драко мысленно поднимает подол, дорисовывает линии бёдер. Распахнутых для него.

Малфой мотнул головой, сбрасывая наваждение и желание оторвать её дружку его грёбаную руку.

Ну, конечно.

Она же помирилась со своим Золотым мальчиком. Бегала утешаться в башню Гриффиндора? А теперь выставляет свои ноги напоказ, в открытый доступ сальным взглядам Поттера.

Что ты делал с ней вчера, а, Поттер?

Она так же жалась к тебе, как ко мне? Она позволила тебе вылизывать свою шею? Или, может быть, она позволила тебе добраться до трусов? Между этих своих херовых ног? Каково это — целовать её после меня? Почти прямо из-под меня. Отлизывать долбаной грязнокровке, мокрой из-за меня?

Из-за меня, блять.

Челюсть сжалась.

Блондин отвернулся, осознав, что слишком долго разглядывал веселившуюся парочку, и вперил равнодушный взгляд куда-то сквозь лицо Пэнси, которая жалась к его боку, активно переговариваясь с Дафной. Девушки вообще не замечали ничего вокруг — они обсуждали предстоящий бал в честь Хеллоуина, до которого, правда, оставалось немногим меньше двух недель, но слизеринок это совершенно не смущало.

Малфой не вслушивался. Судя по тому, что ведущими словами в этом разговоре были “невероятно”, “грандиозно”, “топлесс” и “огневиски” планировалась неплохая вечеринка после общего празднования.

— Людно сегодня, — сказал Забини, показательно игнорируя активные обсуждения. Мимо пронеслась галдящая стайка первокурсников.

Студенты разбились на кучки во дворе школы, покорно ожидая МакГонагалл, короткая речь которой перед каждым походом в Хогсмид стала уже практически ритуалом. Все кутались в мантии, натягивали капюшоны. Теперь не только Нотт щеголял в шарфе. Теперь это был он — и большая половина школы. Что крайне оскорбляло чувства Теодора. Даже сейчас он стоял, сложив руки на груди, и недовольно взирал на столпотворение исподлобья.

Погода была серой.

Серое небо, серый воздух, серая, пожухлая трава под ногами, серые клубы утреннего тумана, тянущегося из Запретного леса. Начались морозные ночи, и кое-где просматривался иней. Драко опустил взгляд, замечая присыпанный мёрзлой крошкой островок земли прямо под носком туфли и тут же наступил на него ногой.

Так же он бы наступил Поттеру на лицо.

Наступал бы снова. Снова. Снова…

— Н-да, — запоздало протянул он на реплику Забини и бросил на того быстрый взгляд. — Зато хоть какое-то развлечение для этого стада недоумков.

Блейз приподнял брови, ёжась и засовывая руки глубже в карманы.

— Всё нормально?

— Лучше не бывает.

И вчера тоже всё было нормально.

Когда он вошёл в свою спальню, проторчав в ванной до тех пор, пока рыдания из соседней комнаты не утихли, первое, что он увидел — эта рыжая пушистая скотина с круглыми жёлтыми глазами на его постели.

Как так и надо. Даже головы не поднял.

Первым побуждением было выкинуть кота, идиотскую кличку которого Малфой не произносил даже мысленно, в приоткрытое окно. Потом решил, что столь варварские способы снять собственное напряжение, которое весьма ощутимо оттопыривало штаны, были ему не свойственны. Потому ограничился тем, что спихнул животное с кровати и швырнул в ванную, брезгливо вычистив простыни “Тергео” перед тем, как лечь.

Закрыть глаза.

И думать о том, что только что он чуть не трахнул Грейнджер в её спальне. Думать. Вспоминать. В таких подробностях, что опадающая было эрекция, тут же снова стала каменной.

Отвращение к самому себе накрыло и привычно впиталось в грудную клетку, вызывая злость.

Взрыв смеха со стороны вшивой компашки красно-золотых галстуков моментально вернуло к этому состоянию. Воронка раздражения уверенно раскручивалась под рёбрами.

Малфой бросил на гриффиндорцев ещё один тяжёлый взгляд.

Просто реакция на шум.

Грейнджер шуточно пихнула очкарика в бок. Тот натянул капюшон грязнокровки до самого её носа. Снова смех и его рука на её плечах.

Скрип зубов Драко. Раздражение Блейза.

— Цирк уродов, — прокомментировал он, по-своему трактуя брошенный другом взгляд и замечая вышедшую на крыльцо МакГонагалл. — Ну неужто. Я думал, нас решили заморозить здесь на хрен.

Начал накрапывать дождь.

Малфой тяжело вздохнул, покачивая головой и переводя взгляд на старуху, которая уже достала пергамент с именами и зачитывала их своим сухим, нравоучительным тоном.

Появилось несколько минут времени, когда можно было просто помолчать.

Драко изучал взглядом притихших студентов, пытаясь отвлечься. На глаза почти сразу же попалась возвышающаяся над большей частью слизеринцев фигура Монтегю.

Грэхем избегал встреч с Малфоем, как мог. Сводил общение к минимуму и старался быть незаметным, что получалось у него довольно прозаично. Пэнси сказала, что когда Малфоя нет рядом, он ведёт себя совершенно иначе.

Ещё бы.

После случившегося они и общались-то — всего ничего. Только на тренировках по квиддичу, и то, когда возникала необходимость. Драко до сих пор испытывал неконтролируемую злость, когда капитан команды Слизерина появлялся в гостиной. Малфой не хотел думать, чем это вызвано.

Это не имело значения.

Словно почувствовав взгляд, Монтегю повернул голову. Встретился с Малфоем глазами на какой-то миг и тут же шарахнулся, нервно поправляя мантию и не мигая уставившись на МакГонагалл. Драко фыркнул.

Растерял былую прыть? Что же, бывают в жизни огорчения.

К слову об огорчениях.

Курт Миллер вальяжно опирался плечом о дерево, скрестив ноги. Фигов царь компашки когтевранцев, совершенно игнорирующий жадный взгляд той блондинки, которую драл вчера ночью у двери в кабинет. Он смотрел куда-то в толпу перед собой так, будто заметил пирожное на тарелке среди студентов.

Малфой проследил по направлению застывших глаз и едва сдержался, чтобы не фыркнуть. Вниманием Курта завладела опять-таки-Грейнджер. А точнее, её аппетитная задница, прикрытая задорно торчащей из-за юбки мантией.

Мерлин.

Хогвартс сошёл с ума, если каждый второй начал засматриваться на эту дуру. Это даже не смешно, потому что она всегда была той самой последней-на-кого-упадёт-взгляд. И явно не захочется этим самым взглядом задержаться на её невыразительной фигурке.

А сейчас хотелось.

Действительно хотелось скользить по ней, изучать хотя бы на расстоянии. Обзавестись парой ментальных рук, чтобы прямо сейчас была возможность коснуться её. Чтобы она вздрогнула, ощутив прикосновение на своих ягодицах. Она бы поняла, обернулась, встретилась с Малфоем глазами, слегка откидывая голову. Облизала свои розовые губы, не отрывая взгляда, забив, что вокруг куча студентов. Могут увидеть. Но пофигу, потому что он бы забрался руками в её трусы, отодвинул бы их, проникая внутрь, наблюдая с расстояния в двадцать шагов. Обнимающий Пэнси и имеющий Грейнджер пальцами. А она бы задыхалась. Такая влажная, текущая, что просто… просто, блин… он терялся бы в этом, и…

— Драко, аллё.

Малфой моргнул, резко отвернувшись от грязнокровки и уставившись на Блейза, который озадаченно хмурил брови, очевидно, пытаясь дозваться до друга уже не в первый раз.

— А?

— Идём, говорю. Пока толкучка не началась.

Драко какую-то секунду смотрел на Забини, возвращаясь из своих фантазий на школьный двор и встречая на себе вопросительный взгляд Пэнси. Тео и Крэбб с Гойлом уже шагали в сторону подъездной дороги, оборачиваясь на ходу. МакГонагалл закончила свою речь, судя по всему.

— Да, идём, — он прикусил губу, закидывая руку на плечо Паркинсон и с ужасом понимая, что начал возбуждаться от терзающих голову мыслей. Нужно было срочно переключиться на что-то отвлекающее.

На… на ту, что под боком, к примеру. Ту, что не откажет никогда. И никому, наверное. Но привычные привилегии для Малфоя были в счёт, конечно. Поэтому он, неожиданно даже для самого себя, привлёк слизеринку крепче к себе, останавливая и прижимаясь к её рту — своим. Снова ловя на себе удивлённый взгляд Забини, который посчитал нужным промолчать, слава Мерлину. Чтобы блондин не разуверился окончательно в том, что то, что он сейчас делает — лишнее и фальшивое. Несмотря на то, что вчера утром они с Пэнси трахались перед прорицаниями. В туалете на третьем этаже. И было неплохо, действительно.

А сейчас...

Драко следил за её дрожащими накрашенными ресницами из-под полуприкрытых век, целуя.

Целуя и задаваясь вопросом — почему… ничего?

Раздвигая языком пухлые губы, проникая в изученный уже вдоль и поперёк рот, недоумевая. Удивляясь.

Пусто.

Какого хера пусто?

Переводя взгляд на сдвинувшуюся с места толпу и замечая взгляд карих глаз. Сердце на секунду подскакивает в кульбите. А потом эти глаза исчезают в кагале красно-золотых галстуков.

По крайней мере, она посмотрела на него. Пусть даже это были колючие и такие голые глаза, в которые он не успел всмотреться настолько глубоко, чтобы понять, что он увидел.

Малфой оторвался от прохладных губ и почти сразу отвернулся, заметив удивлённое выражение лица Паркинсон. Их быстрые переглядки с Забини.

Пусть. Сейчас было как-то похер, что они подумают. Драко уже практически слышал, как Пэнс рассказывает Дафне о своих восторженных идеях, что “он наконец-то образумился, решил сам делать шаги навстречу” и от этих мыслей становилось тошно.

Он снова закинул руку девушке на шею и повёл за собой, чувствуя послушно обхватывающую его талию руку.

Слизеринки вновь начали переговариваться между собой, а Блейз шёл рядом, какой-то задумчиво тихий, переплетя пальцы с пальцами Дафны.

Не прошло и нескольких минут, как удалось догнать ушедших вперёд Тео, Винсента и Грегори. Обстановка практически сразу разрядилась. По крайней мере, девушки начали трещать, не переставая, и, забросив попытки погрузиться в собственные мысли, Малфой против воли начал вникать в разговор.

— ...это будет фея!

— Фея? — переспросил Забини, приподнимая брови, и Пэнс закивала так, что её волосы запрыгали по плечам.

— Да! Это нечто! Это самое шикарное платье, что я видела в своей жизни!

— Платье? Ты не забыла, что это Хеллоуин, а не конкурс “Мисс Хогвартс”? — протянул Нотт, оборачиваясь через плечо. — Костюмы должны иметь образ, а не просто… просто.

— О. Здравая, хоть и несколько сбитая мысль от Теодора, — Драко скривил губы в фальшивой улыбочке. — Избавьте меня от этого.

— И что? — фыркнула Паркинсон, крепче цепляясь за руку Малфоя и игнорируя брошенные им слова. — Это не значит, что я должна быть страшной. Для этого есть вы, а я буду красоткой. Вот увидишь, Тео, у тебя слюнки у первого потекут, могу поспорить.

— А можно я буду твоей Золушкой, а, Фея? — продолжал глумиться Нотт.

— Это просьба наколдовать тебе прекрасного принца? — уточнила Пэнси. — Ну, можно попробовать, конечно. Монтегю сойдет?

— А что, у нас в этом году разве не Малфой прекрасный принц? — поинтересовался Блейз, тоже закидывая руку на плечи Дафны и легко зарываясь пальцами в тёмные волосы девушки, чуть намокшие от мелкого моросящего дождя.

— Идите на хер, — лениво послал друзей Драко. — Не делайте этот день ещё более тошнотворным, чем он есть.

На минуту все замолчали, слушая общий гул вышагивающих по дороге студентов. Молчание нарушил Нотт:

— А насчёт Грэхема я подумаю, — подмигнул он через плечо. — У него такие… сильные руки. И вообще, он сладенький, по-моему.

Грегори заржал, однако опасливо сделал шаг вбок от однокурсника. Тео только передёрнул плечами, покосившись на Даф.

После неоднократных шуточек о его ориентации из-за ярко-зелёного шарфа, щедро отпускаемых Блейзом и Малфоем все недели со времён похолодания, он самозабвенно издевался над товарищами, получая истинное удовольствие от их реакций и беря на себя временную роль клоуна. Но Драко заметил, что после каждого такого пидорского отступления Теодор поглядывал на Гринграсс, будто проверяя, поверила она в его фарс, или нет. Дафна же только забавно морщила нос от смеха и качала головой.

Ладно, это его точно не интересует, решил Драко, отворачиваясь. Наблюдая за тем, как студенты, идущие первыми, уже разбредаются по Хогсмиду.

— Идёмте в паб. Собачий, блин, холод, — Крэбб хлопнул себя по плотным бокам, ускоряя шаг.

— Понёсся, понёсся… — прокомментировал Нотт. — Это мы, худенькие, бежать должны. А ты хоть весь день во льду просидишь — не замёрзнешь.

— Кто тебе виноват, что ты такой тощий, хлюпик?

— Я не тощий, я подтянутый.

Винсент рассмеялся, и у него изо рта вырвалось облачко пара.

— Ага. Обтянутый. Кожей, — и снова ускорил шаг, а Тео только закатил глаза, бубня что-то себе в шарф.

Пэнси зябко жалась к руке Малфоя, никак не реагируя на однокурсников. Тяжело вздохнула и упёрлась подбородком в плечо блондина. Тот приподнял брови в немом вопросе, поворачивая голову.

— Хочешь посмотреть платье?

Всё, чего ему хотелось — это накормить дерьмом Поттера.

— Да.

— Идём! — и она потащила его за руку в сторону тулившихся друг к другу домишек с острыми крышами.

Достаточно было одного взгляда, чтобы Блейз со вздохом покачал головой и пошёл следом, переглянувшись с усмехающейся Дафной.



***




— Попалась!

И чьи-то руки подхватили её под мышки, отрывая от земли.

Гермиона вскрикнула — вывески магазинов, витрины и удивлённые лица студентов — всё завертелось калейдоскопом перед глазами, но ноги почти тут же снова оказались на земле. Девушка отскочила, резко одёргивая юбку, и обернулась в негодовании.

— Что ещё за шутк… Курт?

Миллер стоял, как всегда блистая своей широкой улыбкой.

— Здравствуй, староста девочек. Ты сегодня отлично выглядишь.

Он выглядел уставшим. Несмотря на то, что он улыбался, глаза были какими-то пустыми.

— Куда ты пропал? — вопрос вырвался сам собой, и Гермиона поджала губы, удивляясь собственному несдержанному любопытству. — Прости. Я хотела сказать, привет.

Курт пожал плечами, запуская пятерню в волосы, которые сегодня не стягивала резинка, свободно спускавшиеся до воротника рубашки.

— Дома были проблемы, — он махнул рукой. — Я даже предупредить не успел, всё так быстро случилось.

— Ничего страшного, — быстро произнесла она прежде, чем он начал оправдываться. — Я понимаю. Правда, я думала, что ты с Лори Доретт.

И внезапно прямой взгляд едва не просверлил лицо Гермионы.

— С чего бы?

— Ну… — она поборола желание поёжиться от внезапной прохлады в голосе молодого человека. — Вы ведь вроде как вместе.

— Нет.

Девушка вспомнила страстный поцелуй пары под дождём и слегка нахмурилась, но лишь пожала плечами. Нет, значит нет. Ей не хотелось вникать в личную жизнь Миллера. Просто хорошо, что он вернулся.

— Прости, наверное, я просто неправильно поняла.

— Хогвартс так быстро распространяет глупые слухи, — он снова отмахнулся, а в следующий момент из-за угла вышли Гарри и Рон, которые забегали в “Три метлы” проверить, есть ли там ещё свободные места. Уже издали были видны их недовольные мины. Гермиона махнула им рукой и те ускорили шаг, переглядываясь. Курт обернулся через плечо.

— А. Твои друзья. Я могу уйти, — он посмотрел на девушку, но та лишь уверенно покачала головой.

— Не стоит, я вас познакомлю.

Снова улыбка растянула губы когтевранца, и они уже вдвоём наблюдали за приближением молодых людей.

— Ни одного свободного места, блин. Придётся ждать, шататься по магазинчикам или… привет? — рыжий запнулся, наткнувшись взглядом на Миллера.

— Ребята, это Курт Миллер, я говорила вам о нём, — быстро представила Грейнджер, стараясь поскорее покончить с официальной частью. — Это Гарри и Рон.

— Гермиона немало говорила о тебе, — Поттер протянул руку для пожатия, беспрекословно покупаясь на открытую улыбку, вновь сияющую на лице нового знакомого.

— Да? — тот хитро взглянул на девушку, опустившую взгляд, лихорадочно пытающуюся вспомнить, что же она такого говорила о Курте? Разве что…

— А, тот самый парень, который облил её Агуаменти с ног до головы! — Рон крепко сжал предложенную ладонь и основательно потряс. — Рад видеть живым после подобной выходки. Нас бы она убила.

Когтевранец рассмеялся, поворачиваясь к девушке.

— Надо же, вот, кто рассказывает о моём позоре всей школе.

Гермиона только вежливо растягивала губы, чувствуя себя отчего-то настолько несчастной, что впору зарыться в землю и сидеть там до конца года. Мерлин, последнее, чего она хотела — это выслушивать подколы.

После бессонной ночи у неё так болела голова, что, казалось, вот-вот череп разорвётся на части. А собирающиеся дождевые тучи только усугубляли её состояние.

— В “Мётлах” очень людно? — осторожно поинтересовалась, пытаясь ненавязчиво отвести тему разговора от собственной персоны.

— Да, — Гарри недовольно поморщился. — Все столики заняты, кроме одного. Тот, что возле змеиного.

— Я не собираюсь там садиться, — поддакнул Рон и тут же бросил на Гермиону извиняющийся взгляд. — Они испортят мне аппетит. И визги этой Паркинсон… — он перевёл взгляд на Миллера. — Истерику устроила из-за того, что их не пустили, видите ли, в магазин нарядов.

— Магазин нарядов? — Грейнджер приподняла брови. — Очень оригинально: обновлять гардероб в Хогсмиде.

Три пары глаз взглянули на неё озадаченно.

— Что? — она нахмурилась.

— Хеллоуин, — протянул Поттер. — Ты же помнишь, правда?

Годрик милостивый!

Конечно, она помнила. Естественно, помнила. Какое сегодня число?

— Ах, да… — и слабо улыбнулась, прищёлкнув пальцами. — Ещё целых две недели до него.

— Гермиона, ты забыла про бал?

— Нет, — девушка сжала губы.

— Тогда ты уже придумала костюм, наверное? — Гарри взглянул на Курта. — У неё привычка делать всё заранее, знаешь…

— Я… ещё не совсем, конечно. Я как раз собиралась… сегодня.

Она быстро подсчитала в уме свои средства. Родители как раз выслали ей немного денег, которые она рассчитывала потратить на некоторые школьные принадлежности.

Так, стоп. Тратить деньги на костюм было поистине кощунством, она совершенно точно не собиралась этого делать.

— И что же это будет? — не унимался Поттер.

— Я не знаю, — сдалась Гермиона, стушёвываясь под пристальным взглядом за стеклом очков. — Ладно. У меня нет костюма. Может быть, надену прошлогодний. Помнишь… тот, который с летучими мышами на подоле и…

— Это скучно.

— Что, Рональд?

— Во-первых, ты надеваешь его уже второй год, — морща лоб произнёс Рон. — А во-вторых, это… скучно.

Гарри усмехнулся, покачивая головой. В этом выражении лица девушка заметила что-то… что обычно предпочитала не замечать в глазах друзей. Этот взгляд. Он будто говорил: “Оставь это, она никогда не осмелится ни на что, выходящее за рамки”. Да, она не собиралась выходить за рамки. И до недавнего времени всех это устраивало.

На седьмом курсе стало иначе. Кто активировал этот пусковой механизм? Верните, как было, ради Мерлина. Если это и называется — взросление, то Гермионе поскорее хотелось перешагнуть этот этап. У неё тоже была своя скорлупа. И она не обязана выбираться наружу.

Несколько минут она помолчала, а друзья уже переключились на разговор между собой. Курт им явно приглянулся.

Ну, конечно. Здорово. Хотя бы чем-то она им удружила.

Девушка закатила глаза, чувствуя, что еще чуть-чуть, и терпение окончательно покинет её, потому молча направилась вверх по улице, туда, откуда доносилась негромкая музыка. По субботам здесь выступали приезжие артисты у открытого кафе. Молодые люди поторопились за ней.

— Слушай, я прав, ты не можешь не признать этого, — Уизли привычно обхватил её плечи, догнав подругу, и предоставив Гарри и Курта увлечённой беседе. Сам же, судя по всему, чувствовал себя виноватым.

Как обычно.

— Просто позволь мне самой выбрать свой костюм, — она расправила плечи. — Я не собираюсь выряжаться, как эти… как все эти…

— Девушки.

— Да. Нет! — Грейнджер метнула на рыжего быстрый взгляд. — Я не это имела в виду. Я хотела сказать, что считаю подобные затраты лишними, когда лучше экономить деньги, ведь неизвестно, когда они могут понадобиться. А ещё я считаю, что это смешно — придавать такое значение своей одежде.

Рон немного помолчал.

Они прошли мимо небольшой толпы, собравшейся вокруг музыкантов. Открытое кафе пустовало. Из-за погоды, наверное. На деревянных четырехместных столиках собрались небольшие лужицы. Да уж, под моросящим дождём не многие захотят отдыхать.

— Да ладно тебе, — наконец сказал он, засовывая руки в карманы и сутуля плечи. — Можешь прийти на бал в школьной форме и никто…

— Никто не удивится, да?

— Мы ведь не осуждаем тебя.

Они не осуждали.

Просто улыбались в кулаки её предсказуемости и скучности. Как сказал Малфой? Деревянность. Она — книжная полка. И неужели, неужели, блин, они все правы?

— Скажи уже, Рон.

— А? — не понял рыжий, опасливо встречаясь с ней взглядом.

— Скажи, что я скучная и консервативная, не умеющая веселиться.

— Но я так не думаю… ты умеешь, и…

— Хм.

— Что “хм”?

— У тебя на лбу совершенно другое написано.

— Это не я написал, — Рон быстро отвернулся, и Гермиона заметила, как руки в карманах у него сжались, натянув ткань мантии. Он всегда так делал, когда нервничал.

— Слушай, это нормально — иметь своё мнение. Это даже похвально, когда оно исходит именно от тебя, а не от Гарри через тебя.

— Я не понял, — честно признался он. А когда она уже открыла рот, чтобы пояснить свою мысль, рыжий вдруг остановился. — Гермиона, смотри. Это тот магазинчик одежды.

Взгляд гриффиндорки нехотя переместился с затылка Рона на витрину, где за тонким стеклом на вальяжно глядящих по сторонам манекенах ожидали покупательниц прекрасные платья. Помимо воли у девушки захватило дух — действительно прекрасные. Шёлковые, дрожащие словно от ветерка подолы, изящные, присобранные рукава — длинные и не очень. Цвета радовали: пурпурный, изумрудный, бежевый, кремовый. Их было столько, что глаз не оторвать.

Один из манекенов заметил пристальное внимание гриффиндорцев и поманил их пальцем.

— Чего это вы остановились? — спросил Гарри, когда они с Миллером едва не врезались в невольно приоткрывшую рот Гермиону.

— Да вот… — Рон сделал какое-то неопределённое движение головой, а потом махнул рукой и резко повернулся к Грейнджер. — Идём, подберём тебе что-то!

— С ума сошёл? Ты представляешь себе, сколько это стоит?

— Не имею понятия, но я не я, если мы сейчас же не узнаем.

— Рон, нет!

— Перестань, даже я вижу тебя в одном из этих платьев, — рыжий возмущённо хмурил лоб. — Скажи ей, Гарри!

Поттер послушно закивал, тут же подхватывая инициативу. Он всегда подхватывал инициативу:

— Да. Он видит.

Гермиона вперила в него недовольный взгляд.

— Идём. Мы просто посмотрим.

— Я сказала — нет.

— Мне бы тоже было интересно взглянуть, — вдруг вклинился в спор Курт.

— Взглянуть на платья? — гриффиндорка сдаваться не собиралась и лишь расправила плечи. — Вы, мальчики, меня пугаете.

— Взглянуть на тебя в платьях.

Она сложила руки на груди, сверля глазами каждого по очереди из стоящих перед ней. Потом вновь невольно взглянула на витрину. Манекен в пурпурном задорно ей подмигнул.

— Рон сказал, что Пэнси сказала, что их не пустили сюда.

— Она сказала, что продавец был очень занят, но начинался дождь, и слизеринцам пришлось переться в “Мётлы” и занять столик, чтобы не мокнуть, — терпеливо пояснил Рон, прикрывая глаза.

— Ещё лучше. Я не хочу встретиться с ними в магазине одежды, когда они поймут, что дождь закончился.

— Они обычно сидят там до посинения. Ты знаешь об этом.

Дверь магазинчика со скрипом приоткрылась, и в проёме показалась лохматая седовласая голова продавца.

— Вы заходить-то будете?

Мальчики обернулись, Гермиона скрипнула зубами, опуская голову. Ей до жжения в затылке было интересно взглянуть на себя в прекрасном платье. Просто взглянуть, один разочек. Ведь она никогда не позволит себе купить что-то подобное.

— Ладно, — прошипела она с деланным недовольством. — Вы как клещи. Вцепились и не отцепишь. Я зайду туда на пять минут, только посмотрю, и всё.

Девушка всё ещё цедила слова, когда её плечи обхватили руки Гарри и потащили внутрь. Продавец исчез, тут же возникая за прилавком:

— Я подскажу вам с удовольствием. У вас предпочтения есть?

— Я… не знаю, — Гермиона жадно осматривала магазин. Она ни разу за все посещения Хогсмида не заходила сюда, и почему-то людей здесь почти не было — пара пуффендуек с шестого курса, восторженно перешёптывающихся между собой.

В помещении пахло тёплой тканью и яблоками. Этот запах дразнился, так и просясь, чтобы его вдохнули поглубже. Манекены стояли у стен в тесные ряды. Справа — шикарные платья, обшитые жемчужинами и бисером. Слева — поскромнее, но столь же нарядные, пастельных цветов. Ленты, спускающиеся с рукавов и подолов извивались волшебными разноцветными змейками. Тонкие эфемерные руки безликих манекенов то и дело, дразня, поправляли юбки и оборки.

— Вау, — протянул Гарри, оглядываясь по сторонам. — Это… впечатляет.

— Да, и мы здесь смотримся достаточно странно, — добавил Рон, посмеиваясь.

Курт только усмехнулся, поглядывая на Гермиону, которая уже делала несколько осторожных шагов к платьям.

— Кажется, нам лучше её не отвлекать, — услышала девушка негромкий голос Уизли и решила, только сейчас, конечно же, проигнорировать его — пальцы уже касались нежного шёлка ближайшего наряда, наматывая лёгкую ленту на палец.

— Вы ищете что-то определённое? — Девушка не успела удивиться столь быстрым перемещениям шустрого старикашки в тёмно-синей мантии, скреплённой на поясе крупной брошью, когда он уже стоял рядом. — У нас есть отличные костюмы для наступающего праздника.

— Я только смотрю.

— Нравится?

— Это прекрасно.

— Да, — продавец с какой-то странной гордостью протянул руку и легко отвёл подол платья елового цвета вбок, отчего из мягких складок ткани, разбиваясь друг о друга и тая, посыпались мутные звёзды янтарных искр. — Каждое из платьев для меня бесценно, как дитя.

— Зачем же вы их продаёте?

Старик отпустил ткань, и пол усеяли мерцающие крупицы. Гермиона наблюдала за ними, зачарованно закусив губу.

— Всё прекрасное должно идти в люди, мисс. Если оно будет сиять лишь для одних глаз, оно станет обесцененным.

Девушка подняла взгляд на покрытое морщинами улыбающееся лицо.

— Меня зовут Грэнт, — представился он.

— Просто Грэнт?

— Прошу, да. Я ещё не так стар, — продавец рассмеялся, и Грейнджер тоже улыбнулась — на вид ему было лет восемьдесят. — Показать вам карнавальные костюмы?

Девушка несколько мгновений смотрела прямо на Грэнта, потом перевела сомневающийся взгляд на друзей. Рон закивал, активно жестикулируя. Конечно, мол, показать.

— Да, — решилась она, вновь обращаясь к старику. — Но я только посмотрю.

— Конечно. Идёмте, — и тот направился в глубину магазина, взглянув на молодых людей, которые неуверенно топтались посреди зала. — Вы пойдёте с нами или подождёте?

Гарри и Рон переглянулись. Курт вызвался добровольцем, делая шаг вперёд:

— Я пойду, если ты не против, — он смотрел на Гермиону, которая лишь сдержанно кивнула, пытаясь скрыть желание поскорее увидеть костюмы.

— Мы подождём вас на улице. Там, вроде бы, солнце вышло, — подал голос Гарри. Грейнджер осталось только снова кивнуть, а в следующую минуту она уже забыла, что находится здесь не одна.

Мерлин.

Второй зал был сказкой. Она действительно попала в другой мир, стоило проследовать за Грэнтом в витую арку, которую любезно открыла взгляду ожившая плотная шторка. Никогда в жизни Гермионе не приходилось видеть такого количества ярких, почти пылающих костюмов.

Манекены стояли в четыре широких ряда.

Здесь было всё.

От коротких шорт с золотой пыльцой по краям, переходящей в такие же короткие полупрозрачные рукава и лёгкую ткань рубашки, едва заметную, до шикарных, пышных платьев, достойных, наверное, самой королевы. Огненного цвета, с огромными рубинами на поясе и мечущимися языками света на подоле.

— Боже, вот это да, — выдох Курта откуда-то из-за спины. Грэнт самодовольно наблюдал за реакцией своих потенциальных покупателей.

— Это невероятно! — Гермиона не могла оторвать глаз, выхватывая взглядом то один костюм, то второй, и каждый был лучше прежнего. — Почему у вас так мало покупателей, если здесь такая... красота?

— Вопрос цены, — протянул старик, присаживаясь на небольшой диванчик и вздыхая. — Можете пройти и рассмотреть их поближе. Наряды на Хеллоуин в последнем ряду.

Девушка двинулась в глубину помещения, жадно рассматривая каждое одеяние, мимо которого проходила. Последний ряд начинала русалка с шикарным шлейфом, оборачивающимся вокруг манекена. Ткань будто была настоящей, влажной, блестящей чешуёй, по которой время от времени проходила рябь и блики, словно смотришь на солнце из глубины Чёрного Озера.

Следующим оказался костюм паука, шевелящий своими тонкими, костлявыми, изогнутыми лапками, образующими вокруг длинной и ровной юбки в пол что-то на подобии замкнутой сферы, перебирающий ими, скребущими по полу. Тёмная ткань складывалась в узор, разукрашивающий плотно стягивающую корсетом грудь и облепляющую манекену горло. На подоле можно было увидеть тысячи блестящих чёрных паучьих глаз, следящих за каждым движением проходящей мимо гриффиндорки. Ей даже послышалось тихое шипение, и по коже пробежали прохладные мурашки.

Дальше — костюм драконицы, сияющий неподъемными на вид пластинами, облепляющий практически все открытые участки тела, оставляющий голыми лишь кончики пальцев в вырезах облегающих перчаток и лицо. Каёмку волос скрывал капюшон с выдающимися гребнями по обе стороны головы. Не сдержав любопытства, девушка протянула руку и легко коснулась этих гребней, отчего пластины вдруг тихо задрожали, будто бы манекен зашевелился, и начали менять цвет от точки прикосновения, расходясь плавными кругами — от тёмно-золотого в кричаще-синий и обратно, переливаясь и в конце-концов успокаиваясь.

— Мерлин, я никогда не видела ничего подобного, — прошептала Гермиона, оборачиваясь и глядя на Курта, который уже, видимо, насмотрелся на костюмы и теперь наблюдал за восхищением в глазах гриффиндорки, идя следом.

Кивнул в подтверждение её слов и указал взглядом на следующий костюм, который она ещё не успела увидеть.

А когда увидела, сердце зашлось и остановилось.

Это было будто бы просто платье.

Будто ничего особенного — не было пышности, вычурности, кричащих штрихов. Но оно было самым идеальным из всех, что ютились в этом магазине. Будто сгусток ожившего серебра, перетекающий по эфемерным формам. Практически полностью обтягивающее, без рукавов, подхватывающее грудь и уходящее за спину, а там — резко ныряющее вниз так, что еще немного — и будут видны ямочки на пояснице. Открытая спина отделана невесомой серебряной пылью, призрачным плащом просачивающимся сквозь пальцы, когда Гермиона протянула руку и погладила прохладное изделие спины застывшего манекена, беспрепятственно пройдя сквозь почти невидимую преграду. На тонкой шее замер маленький воротничок, отдельный от всего наряда, отделанный мелкими камушками, внутри которых сияли крохи изумрудных звёзд, по острому краю, изогнутого лёгкой волной и касающегося двумя острыми уголками ключиц.

Подол заканчивался примерно на одну ладонь выше колена, а вниз опадало уже марево из серебристого и совершенно невесомого тумана, закручиваясь вокруг ног. Сквозь него можно было легко провести рукой и не ощутить ничего, кроме трепетной прохлады на коже.

По бокам спины, там, где обозначалась граница ткани и кожи, дрожали лёгкие, прозрачные и пронизанные хрупкими жилками крылышки, какие бывали лишь у диких фей.

Это было самое прекрасное платье, какое Гермионе доводилось видеть, и она шумно выдохнула, сообразив, что затаила дыхание, пока несколько раз медленно обходила наряд вокруг.

— Пятьдесят пять галлеонов — и оно ваше, — тихо произнёс голос Грэнта, но в голову Грейнджер эти слова влетели ледяными стрелами, разрушая сказку и выдёргивая из мечтаний в привычную рациональность. Девушка вздрогнула. Шаг в сторону. Затем ещё один, и ещё, пока она не поняла, что почти бегом направляется к выходу, шепнув удивлённому старику короткое “спасибо”.

Отдёргивая в сторону не успевшую отодвинуться шторку и вылетая в зал.

Она не могла себе позволить даже половину суммы, названной продавцом. Чёрт возьми, а на что она надеялась, когда поплелась за ним рассматривать наряды? На то, что галлеоны посыпятся на неё с неба?

— Ну как? Нашлось что-то интересное? — голос Рона прошёл словно сквозь, не задержавшись в голове. Как и факт того, что мальчики остались в магазине, а не ушли.

Гермиона яростно прошагала мимо них, слыша тихий звон из кармана. Сорок сиклей стали вдруг такими тяжелыми, будто вот-вот просто разорвут ткань мантии и посыпятся на пол. Сорок сиклей. Пятьдесят пять галлеонов.

Она почувствовала себя нищебродкой и моментально возненавидела это чувство.

— Эй, что это с ней?

Ответ Гарри она не услышала, потому что дёрнула на себя входную дверь и яростно ударила срезом по висящему над ней колокольчику.

Дилинь-дилинь, запел он, разбиваясь этими резкими звуками о спину застывшей посреди улицы гриффиндорки. Тучи действительно стали светлее, кое-где просматривалась прохладная и далёкая голубизна неба.

Действительно — что с ней? Ничего.

Просто только что она увидела первый в своей жизни идеал.

Или нет. Второй.

Но об этом не хотелось думать.

Оба эти идеала шли в полный резонанс с ней самой. И при столкновении это, чёрт возьми, так выбивало из колеи. Так выбивало.

Дилинь-дилинь.

— Что случилось?! — всегда взволнованный голос Рона. Обеспокоенный взгляд Гарри. Вот они. Здесь.

Дорогие, единственные, какие бы ни были не-идеальные. И губы растянула улыбка.

— Всё в порядке.

— Точно? — это уже голос Курта. В следующий миг он вышел из-за её спины. — Ты расстроилась, что оно такое дорогое?

Щёки вспыхнули.

— Что ты, конечно нет. Такая мелочь, пфф, я уже говорила Рону, что давать одежде влиять на свое настроение просто глупо и смешно.

— Поэтому ты улыбаешься?

Улыбка примёрзла к лицу, а брови полезли по лбу вверх, собирая кожу в морщины.

— Совсем нет.

— Знаешь, Гермиона, мы ведь могли бы добавить, если что, — Уизли заискивающе посмотрел в глаза подруги, но встретил такой жёсткий взгляд, что поневоле осёкся, не договорив.

На улице прибавилось народу, стоило первым за день солнечным лучам коснуться острых крыш. А может быть, дело было в другом: откуда-то сбоку доносился шум и улюлюканье.

— Рон! — Гарри пихнул друга в плечо. — Это же Шустрые Мётлы Брай!

Рыжий вскинулся, озираясь по сторонам.

Да. Это то, чего оба ждали всё лето, Гермиона знала. Практически все разговоры, о чём бы они не велись, сводились к Мётлам Брай — новая команда, которая выиграла в июле чемпионат экстремальных гонок на мётлах.

— Годрик, они здесь! — Рон едва ли не подскочил на месте, наткнувшись взглядом на толпу, собравшуюся вокруг площади с фонтаном. — Мерлин милостивый, посмотри, это же Брай! Капитан команды! Взгляни на него! Скорее, идём!

И в следующий момент оба уже мчались в сторону толпы, оборачиваясь на ходу.

— Ну же, идёмте! Гермиона!

— Я прогуляюсь лучше, — крикнула она в ответ.

Мальчики знали, что она не была фанаткой этого спорта, в особенности после того, как товарищ Джорджа свернул себе шею, проходя отборочный тур при наборе в команду, не вписавшись в воздушное препятствие. Гермиона даже подумывала создать очередное движение в стиле Грейнджер: Первая Ассоциация Против Опасных Полётов, но близнецы отговорили её от этой затеи — в любом случае, дело бы прогорело. Полёты бы не прекратились в виду того, что гонки начали вытягивать немалые сборы и собрали уже много фанатов. Да и аббревиатура Ассоциации, прямо сказать, получилась бы не ахти.

— Ты не пойдёшь? — гриффиндорка перевела взгляд на Курта, который, вытянув шею, смотрел в сторону убегающих Гарри и Рона, что уже слились с толпой.

— Нет. Мне это не очень интересно. Я лучше прогуляюсь с тобой.

— Но ты играешь в квиддич, — с улыбкой заметила девушка.

Миллер только покачал головой, закидывая руку ей на плечо, будто копируя излюбленное движение мальчишек, и повёл вниз по улице, в противоположную от шумихи сторону, ничего не сказав. Чужая ладонь на спине чувствовалась непривычным и каким-то ненужным грузом, но это отвлекало от всего, что ревело под тонким стеклом, отгораживающим её показной покой от бури внутри.

Они возвращались к “Трём мётлам”, практически не разговаривая и Гермиона в очередной раз удивилась — как можно так спокойно молчать с человеком? Наверное, Миллер обладает особенным даром вызывать доверие и расположение к себе — во всём виноваты эти тёплые и добрые глаза с морщинками в уголках.

Минута за минутой — они обменялись всего парой фраз. Солнце начало увереннее распространять по земле свои лучи, и девушка с удовольствием прикрывала глаза, стоило им заскакать по лицу. Но недолго она пребывала в этом иллюзорном покое: заметив в широкой витрине паба компанию слизеринцев в полном сборе сидящую за излюбленным столом у самого окна, Грейнджер резко остановилась. Миллер взглянул ей в лицо.

— Что?

— Ничего. Я не хочу идти в “Мётлы”, — она опустила взгляд, сжимаясь, словно стараясь стать невидимкой. А затем вдруг широко открыла глаза, уставившись на землю под ногами.

Там Малфой.

Конечно, он там. Сидит попивает сливочное пиво, или ещё что. Зажимает Пэнси, которую так решительно поцеловал сегодня на школьном дворе. И, даже поймав гермионин скользнувший по ним взгляд, не остановился, не отстранился.

А должен был?

Её бесило, что стоило слизеринцу вспыхнуть в мыслях, как из сознания тут же сыпались все эти не требующие ответов, очевидные вопросы. Мерлин, что делать, если даже твоя собственная голова тебя не понимает, заваливая нерешаемыми задачками?

Ничего не делать.

Вдруг вспомнился его нелепый запрет, и ей захотелось расхохотаться блондину в лицо.

Смотри.

Смотри, я общаюсь со своим “женишком”. Наплевав на твой приказ.

Ну, как тебе?

Если плохо видно, мы можем встать поближе. Или...

Гермиона подняла улыбающийся взгляд на Курта.

— Идём. Я проголодалась.

И потащила его, удивлённого, на другую сторону узкой улицы, под навес, где не так давно стояли они с Гарри, прячась от дождя. Только теперь там расположилось очередное открытое кафе: плетёные милые кресла и круглые столики на двоих, максимум троих, человек. Прямо на это место выходило окно “Трёх мётел”.

Он мог видеть.

Он отлично видел. А она получала от этого почти нездоровое удовольствие, подводя Миллера к ближайшему свободному столику. Какая удача. Как раз напротив.

Гермиона с трудом сдержала рвущихся наружу из грудной клетки бесенят, пляшущих под собственные задорные дудки и едва не выскакивающих из глаз.

Она села лицом к пабу, закинув ногу на ногу и придвинув своё кресло к креслу Курта, — озадаченного, но невообразимо довольного — безошибочно находя взглядом платиновые волосы из компании за стеклом.

Посмотрим, Малфой, что ты сделаешь.

А точнее — чего не сделаешь. Гермиона усмехнулась, раскрывая лежащую перед ней карточку меню. Сердце в волнении вылетало из груди. Мерлин, это просто…

— Охуение! — Нотт даже не потрудился понизить тон, когда вдруг вытаращился в окно, пихая Малфоя под рёбра.

Дурацкая привычка, - мрачно подумал тот, поднимая глаза от своего бокала с грогом.

— Чего тебе? — у него было не то настроение, чтобы вестись на шуточки Теодора, который сегодня был явно в ударе. И, если бы не выражение лица Блейза, Малфой бы, наверное, даже не соизволил перевести взгляд на улицу, лениво поднося высокий бокал с только что принесённым горячим напитком к губам.

Слава Салазару, что он не успел сделать глоток.

Из глубины груди едва не вырвалось утробное рычание, стоило ему увидеть… уставиться на грязнокровку, которая, как так и надо, ворковала с развалившимся в кресле за столиком Миллером.

— Да перед нами тут бесплатное шоу начинается, ребята. Всем устроиться поудобнее, — заржал Тео, откидываясь на спинку стула. — Ставлю пять сиклей, что он выдерет её сегодня, как козочку.

— Десять на то, что не выдерет, — отрезал Винсент. — Прикоснуться к Святой Грейнджер?

— Святой у нас Поттер, — тут же исправил Гойл друга. — А Грейнджер — гриффиндорская блядь.

— Конечно, выдерет, — Нотт закивал, поддерживая Грегори. — На неё позарился кто-то, кроме Вислого. Да она, наверное, и счастью-то своему поверить не может.

Блейз наблюдал за Малфоем, не говоря ни слова.

Тот же продолжал молча смотреть в окно, безостановочно сжимая и разжимая челюсть. На щеках ходили желваки, и оставалось только удивляться, как тонкое стекло ещё не разорвалось на части или не покрылось слоем инея толщиной в палец.

Холодные глаза следили за тем, как грязнокровка наклоняется к Миллеру, смеётся, касаясь его рукава. А когтевранец смотрит на неё, как на светоч.

Драко стискивал бокал с горячим напитком, от которого поднимался невесомый пар, всей рукой, так и не донеся его до рта, и Забини видел, как краснеет обожжённая кожа светлых пальцев.

— Фу, — протянула Пэнси, уткнувшись носом ему в плечо. — За ним девушки сохнут со всей школы… а он с этой уродиной. Жалкое зрелище.

— Заткнись, Пэнс, — Малфой резко подался вбок, отчего мордашка слизеринки мазнула по воздуху, потеряв опору.

— Эй, ты что? — она озадаченно уставилась на Драко, затем на Блейза. — Чего он бесится?

— Забей.

Малфой со стуком поставил бокал на стол и сжал обожжённую ладонь в кулак. Поднял взгляд на однокурсников. Нотт смотрел недоверчиво. Забини кашлянул, потянулся. Хрустнул шейными позвонками.

— Ну, что вы позатыкались? — мулат встал, поправляя мантию. — Кому ещё взять?

Дафна тут же оживилась.

Малфой только покачал головой, кивнув на полный бокал грога, когда Забини вопросительно взглянул на друга. В ответ пожал плечами — нет так нет — и отправился с Гринграсс в сторону барной стойки.

— Малыш, что с тобой? Ты бесишься, что эта идиотка позорит тебя, зажимаясь со своими хахалями перед всей школой? — Пэнс примирительно погладила предплечье Драко, заглядывая в хмурое лицо. Тот лишь скривил губы.

— Она вообще ко мне отношения не имеет, ясно?

Паркинсон кивнула.

Ничего ей не было ясно.

Он грубо вырвал локоть из её пальцев и резко отодвинул свой стул, который едва с грохотом не откинулся спинкой на пол, не придержи его в последний момент Гойл.

— Куда ты? — поднял брови Грегори.

— Сейчас вернусь, — буркнул, широким шагом следуя к выходу из паба.

Открывая дверь и останавливаясь на пороге. Чувствуя, как осенний воздух медленно втягивается в лёгкие. Зябкий, ещё сырой после дождя.

Взгляд сам приковался к сидящей за столиком парочке. И тут же пересёкся со взглядом Грейнджер, которая будто только и ждала появления Малфоя.

Ладошка гриффиндорки, словно невзначай скользнула по руке Миллера вверх, робко коснулась его щеки и, чуть дрогнув, зарылась в волосы, привлекая к себе.

Что она, нафиг...

Уговаривать когтевранца не пришлось. Парень прекрасно понял, чего хочет Гермиона, и судя по тому, как он почти с ходу врезался в её губы, был совершенно не против. По-хозяйски сминая её рот, едва ли не причиняя боль.

Сокращая расстояние. Нахально лапая открытые ноги девушки своими руками.

Урод.

Драко не отрываясь смотрел на них, пытаясь понять, кого сейчас ненавидит сильнее. Кулаки сжались сами собой. Он сделал шаг в сторону открытого кафе, отмечая, что поцелуй становится глубже, а грязнокровка явно увлеклась своим дружком.

Она закрыла глаза.

Блять.

Секунду назад её взгляд был прикован к Малфою. Но вот уже веки демонстративно опустились, прерывая зрительный контакт, и девушка только ближе придвинулась к Миллеру, позволяя тому огладить её бедро.

От следующего шага в сторону целующейся парочки его удержала только ладонь Блейза, опустившаяся Драко на плечо и вернувшая в сознание голос разума.

Нахер. Эта шлюха его не касается.

Пусть лижется хоть до посинения с кем угодно. Наверное, Нотт прав. Нужно будет поставить на Миллера. Грейнджер уже сейчас почти раздвинула ноги перед ним. За этим ёбарем дело не станет. Натянет, без сомнений, за ближайшим углом.

Малфой обернулся и взглянул на Забини, который спокойно наблюдал за реакцией друга на открывшуюся картину.

— Всё нормально, — Драко ещё раз вздохнул, прикрывая глаза. — Пошли. Пока грог не остыл.

Стерпев похлопывания по плечу от всепонимающего Блейза, он вернулся в “Три метлы”, а когда сел за своё место и поднял взгляд в окно, парочки через дорогу уже не было.

Воображение сразу услужливо нарисовало несколько ярких картин, в которых Миллер зажимал грязнокровку в каком-нибудь пустом переулке и вовсю шарил у той под юбкой.

Действительно. Не зря же надела.

Дешёвка херова.



***




Тишина библиотеки всегда успокаивала нервы Гермионы.

Особенно если время уже заходило за десять вечера. Когда Ирма Пинс, как обычно, дремала за своим рабочим местом, склонив голову над одним из любимых талмудов, а в лабиринте из шкафов и столов, освещённом только тусклым светом свечей и нескольких ламп не было ни одной живой души.

Это место всегда погружало в состояние умиротворения. Всегда, но не сегодня.

Грейнджер уже почти привычно не воспринимала ни единого слова из раскрытой перед носом книги. Так бывало всегда, когда мысли забредали не в ту степь. Она размышляла о том, как завтра вести себя с Куртом, от которого сегодня ей едва удалось отделаться. Кажется, он всерьез полагал, что девушка настроена пригласить его к себе в спальню.

От этого осознания щёки Гермионы налились румянцем.

То представление, что они провернули… что она провернула перед Малфоем теперь казалось ей глупой и бессмысленной затеей. Но, по крайней мере, этот кретин понял, каково это — смотреть на подобные поцелуи со стороны. Как их с Пэнси.

На сегодняшнем ужине он так самозабвенно вылизывал рот Паркинсон изнутри, что Гермиона какое-то время просто сидела, позабыв о еде, не имея сил оторвать от этой картины глаз. Благо, Рон и Гарри ничего не заметили — остаток дня они посвятили страстному обсуждению встречи с Шустрыми Мётлами Брай. И от этой беседы ребят было не оторвать даже кричалкой, сообщающей, что их подруга за последние сутки позволила попробовать себя двум чужим языкам — притом один из них был малфоевским. Снова.

Она закрыла глаза.

Мерлин.

Не хотелось его ни знать, ни видеть. Если Миллер обладал умением внушать доверие и уверенность, то Малфой имел чудесный талант говорить вещи, от которых любая выдержка за минуту срывалась и летела к чертям. Вместе с ним самим.

Да чтоб его.

Под веками заплясала картинка, жутко смутившая её в Хогсмиде — прикрытые тёмными ресницами глаза Курта, странно-неправильные губы, слишком мягкие, слишком прижимающиеся к её рту, душащие.

Она провела кончиками пальцев по шероховатой странице учебника и вспомнила жёсткие волосы, в которых путалась руками, сидя за столиком в открытом кафе. Слишком длинные. Слишком не-такие. И не спасал даже факт того, что в сознании в момент поцелуя стоял совершенно другой человек.

На которого она смотрела до того, как Курт прижался к ней. Взгляд Драко был таким ядовитым, будто его вот-вот вырвет. Сначала он сверлил её своими глазами из-за столика, а затем и вовсе вышел на улицу, и Гермионе показалось, что он сейчас сделает шаг к ним, чтобы... чтобы - что? Оттащить Курта от неё, который слишком увлёкся?

С Куртом тоже было много “слишком”, но не того, что горело, казалось, в самих костях с Малфоем. И от осознания, что она произнесла, действительно мысленно произнесла это, глаза чуть не распахнулись. Гермиона не позволила. Только плотнее зажмурилась, не желая возвращаться в настоящее время.

Теперь она не понимала, что было легче — думать об этом постоянно или не думать вообще. А иначе не получалось. И поэтому она позволила воспоминаниям утащить её во вчерашний день. Да даже если бы не позволила — обычно они не спрашивали разрешения. Просто ложились вдруг на плечи, касаясь шеи и проникая в каждый позвонок, спускаясь по спине вниз, к бокам и животу, заставляя дыхание сбиваться, а мозг — лихорадочно вспоминать.

Додумывать. Представлять. Воскрешать в памяти горячие руки и губы.

Не те, совсем не те, что были сегодня.

Другие. Его.

Вспоминать лихорадочный поток собственной мысли, почти отсутствующей, когда жарко дышащий рот прижимался к её подставленной шее. Его шёпот и осознание: это Гермиона довела его до состояния, когда Малфой мог лишь безостановочно дрожать, выдавливая из себя нечленораздельное.

Задушенное. Хриплое. Такое нужное.

Такое... привычное.

И от этой нужды, которая вдруг становилась настолько огромной, что просто перекрывала собой все остальные чувства, Грейнджер готова была падать на колени.

Перед ним?

Действительно — перед ним. Покрывать влажными поцелуями его живот. Обнажённый, как вчера. Ночью. С едва заметным следом от резинки пижамных штанов. Касаться неровности кончиком языка, ощущая, как дрожит его кожа, а руки зарываются в волосы. Представлять, как он напрягается от её ласк. Твердеет.

Руки Гермионы соскользнули со стола, будто в поисках более значимого ориентира, чем учебник по травологии, и вцепились в деревянные подлокотники кресла, сжимая их, откидываясь на спинку сидения, отрываясь от реальности и ныряя в омут воспоминаний.

Ярких, почти реальных.

Ей хотелось снова почувствовать эту твёрдость в своей ладони, поглаживающей сейчас прохладную гладкость дерева. Пальцы правой руки неосознанно сжались сильнее, а спина выгнулась, отчего бёдра, скрытые юбкой, чуть раздвинулись, позволяя прохладному воздуху скользнуть по влажной коже.

Она сама не уловила момент, когда завелась от воспоминаний так, что захотелось спустить трусики и коснуться себя.

Чёрт, нет. Грейнджер, не будь дурёхой... Это же так грязно - хотеть его. До боли хотеть, проживая вновь и вновь прикосновение горячих рук к груди и сжимающиеся на сосках пальцы.

С губ сорвался рваный выдох, когда одна её ладонь накрыла грудь прямо через рубашку. Слегка. Чтобы создать нужную иллюзию. Библиотека тут же исчезла - так чётко вспомнились прикосновения Драко. Но нет. Этого мало.

Нужны были его руки, его пальцы.

Беспрепятственно скользящие, умелые, знающие, как надо, как будет приятно, хорошо…

Она задохнулась, лихорадочно облизывая губы, прислушиваясь к пульсации внутри себя и грохоту в ушах. Упёрлась затылком в спинку кресла, ещё больше выгибаясь навстречу воображаемой ладони.

Не замечая колебания воздуха так близко от своего разгорячённого лица. Господи, да она не заметила бы, даже если бы ей на голову прямо сейчас свалился наргл, потому что сердце вылетало из груди, а дыхание было таким быстрым, что казалось, будто его и вовсе нет.

Не сдерживая стона от ощущения движущейся вверх по голой ноге руки. Ещё шире раздвигая бёдра, приглашая коснуться дальше. Это была магия, не иначе. Она ощущала руку, сухую ладонь, скользящую, дразнящую... пальцы достигли мокрой ткани трусов, костяшками поглаживая материю. И это прикосновение заставило распахнуть глаза. Встретиться с серыми глазами напротив и тут же обомлеть от ужаса.

Его ухмылки. Мягкого движения головы - вниз.

И ощущения жарких губ на своей шее. И новый выдох вырвался из груди, когда он слегка прикусил мочку. Чуть подул на повлажневшую кожу.

— Обо мне думаешь, грязнокровка? — низким и хриплым голосом, не отнимая руки от влажной ткани её белья.

Вспоминая, как делал почти то же самое на школьном дворе, утром. Входил в неё.

Имел пальцами — горячую и мокрую, как сейчас. Только мысленно.

Он застал Грейнджер в библиотеке совершенно случайно. Внимание привлекло частое и сбитое дыхание, переходящее в стоны. Воображение зашлось в предвкушении, когда Малфой понял, что это она.

Он сразу понял.

Выучил каждое выражение её вдохов и выдохов. Грейнджер была возбуждена, и ноги сами понесли его к ней. На колени перед ней. Рукой под юбку, к призывно раздвинутым бёдрам. К насквозь уже мокрым трусам.

Она текла. Так бесстыже, так не-по-грейнджерски. Так…

Так, что захотелось почувствовать её под собой, и он почти толкнулся вперёд, между раскинутых ног. Вжимаясь напряжённым членом в мягкую обивку кресла и сдерживая глухой стон сквозь стиснутые зубы. Подаваясь к ней вместе с осторожными движениями пальцев снова и снова.

Срываясь на рычание.

Балансируя на границе, за которой мозг уже почти не соображал. За которой было только рваное дыхание и сбитые рывки. Лихорадочный шёпот. Его имя.

Он был готов сделать что угодно, чтобы почувствовать её, сокращающуюся вокруг его члена. У него ехала крыша от ощущения трения о кресло, когда рядом была она, задыхающаяся, мокрая. Принадлежащая ему. Полностью — ему.

Был готов признать, что стоит перед ней на коленях, на полу. Между её бёдер. Жадно вдыхая терпкий запах. Даже то, что насрал на собственную уверенность - после того, что было в Хогсмиде, он к ней не подойдёт. Не посмотрит. И - вот он, Драко Малфой, на чёрт-возьми-коленях. Вжимается эрекцией в обивку кресла, наслаждаясь тем, как её бёдра судорожно пытаются сжаться, сжимая только его бока.

Ещё секунда — и он рванул бы ткань трусов с её ног. Как вдруг встретился взглядом с распахнутыми глазами.

Стоило задать один единственный вопрос, и Грейнджер будто рухнула с небес на землю.

Малфой замер в нескольких миллиметрах от её лица, вглядываясь в мечущиеся глаза. Узнавая взгляд, полный накатывающей паники, пылающий желанием и необходимостью, терзающей их обоих.

Он не отстранялся. Был слишком близко, чтобы дать ей прийти в себя.

— Так что? — голос глухой. — Обо мне, или нет?

Проходит несколько мгновений, и она резким движением толкает его плечи, отстраняясь, захлопываясь, закрываясь. И если бы не огонь в тёмных глазах, Драко мог бы поклясться, что это не она только что извивалась в кресле, заходясь в собственных вдохах и выдохах. Пальцы всё ещё чувствовали под собой прикосновение ткани и горячую влажность.

Малфой сжал руку в кулак, уверенно упираясь локтями в деревянные подлокотники, загоняя трясущуюся Грейнджер в ловушку.

— Не молчи, — он прищурился, почти касаясь кончиком носа её щеки. — Я знаю ответ.

Она сжала губы, пробегая взглядом по лицу Малфоя.

— Встань.

Драко поморщился, когда она снова толкнула его, но с места не двинулся.

— Не слышу, Грейнджер.

- Встань немедленно, слышишь? - её голос прерывается.

Он чувствует, как пальцы, всё ещё влажные, становятся прохладными от воздуха библиотеки. Изо всех сил перебарывая какое-то ненормальное желание поднести руку ко рту и попробовать грязнокровку на вкус, он облизывает губы.

- Для кого было всё это представление?

- Пошёл ты! — тихий голос почти неузнаваем. Дрожит и дёргается так, будто собственный язык жжёт её. - Не думай, что ты имеешь хотя бы... к чему-то из этого отношение!

А слова раскалёнными печатями влетают в мозг Драко, оставаясь внутри.

Наверное, навсегда.

Это немного отрезвляет, и он на миг угрожающе сжимает подлокотники кресла, но в следующую секунду подаётся назад, замечая, что Грейнджер делает судорожный вдох, стоит ему покинуть её личное пространство. Словно сожалея.

И снова вспышка перед глазами, преследующая его целый вечер: она, зарывающаяся в волосы когтевранца руками, открывающая рот навстречу его губам.

Малфой бросает на неё быстрый взгляд, поднимается на ноги, отходит на несколько шагов и упирается бедром в край стола, удерживая на лице безразличное выражение. Что было довольно тяжело, если учесть, что он только что делал с ней, сжавшейся в своём кресле.

— Я запретил тебе общаться с ним.

Гермиона подняла брови, постепенно возвращаясь из разгоряченной девушки в гриффиндорскую гордячку.

— Я не твоя собственность.

Надо же, как разительно быстро поменялся голос. Он сжал зубы, чувствуя уверенный толчок раздражения в груди. Немного наклонился, сверля её взглядом.

— Мне кажется, ты чего-то не поняла, Грейнджер. Я запретил. Тебе. Общаться с ним.

— Ты и личную жизнь мою собрался обустраивать? — бросила Гермиона ему в лицо, окончательно приходя в себя.

— Что ты несёшь? Я не собираюсь пачкаться о твою личную грёбаную жизнь.

Конечно, Мерлин, он не собирается!

— Тогда объясни мне, почему тебя волнует… — она осеклась, не решаясь произнести слишком не те слова для её губ. - О ком я...

Трусиха. Слизеринец зло усмехнулся.

— Я знаю о ком, Грейнджер. Часто кончаешь, воображая себя со мной?

Она открыла рот.

Потом закрыла его, не найдя, видимо, достойного ответа. Только залилась таким румянцем, что пятнышко на скуле практически слилось с ним. Малфою это понравилось.

— Что ты сейчас представляла? Мою руку там или мой язык? — он поднял ладонь, которой несколько минут назад ласкал её и медленно, не отрывая глаз от её лица, облизал подушечки пальцев, наслаждаясь тем, как она съедает невесомые влажные движения взглядом. — Признайся, ты хочешь, чтобы я задрал твою юбку, раздвинул тебе ноги и лизал, прямо через трусы, пока ты не...

— Заткнись, Малфой! Просто заткнись!

Щёки грязнокровки вспыхнули ещё ярче, а ладони судорожно прижались к ушам.

— Если бы не моя рука, ты бы трахала себя сейчас сама. Пальцами. Мечтая обо мне. Вспоминая, как дрочила мне. Еще бы чуть-чуть, Грейнджер, и ты бы встала тогда передо мной на колени. Знаешь, что было бы дальше? Сказать тебе? Ты это себе представляла. Как ты сосёшь у меня.

- Заткнись, к чёртовой матери!

Она вскочила на ноги, не скрывая тяжёлого дыхания, сверля его таким взглядом, что Драко почти ощутил его копошение в голове. Её глаза безотчётно стрельнули вниз, на его пах.

Малфой даже не подумал скрывать собственное возбуждение.

Пусть смотрит.

Но через секунду она уже отдёрнула от него своё внимание, лихорадочный взгляд переместился на учебник, оставшийся на столе, а дрожащие руки принялись собирать рассыпанные по столешнице пергаменты. Грейнджер лихорадочно оглядывалась в поисках сумки, которая валялась за креслом.

Драко наблюдал за её молчаливой паникой, по прежнему сложив на груди руки. Перебарывая раздражение и... ещё что-то. Глубоко внутри. А затем услышал свой собственный вопрос:

— Зачем ты сделала это?

— Сделала что? - рявкнула она, яростно шипя: один пергамент упал на пол.

— Сегодня. В Хогсмиде. Чуть не сожрала его за столиком в кафе. На моих… на наших глазах.

— Не твоё дело, - поднятый лист полетел на стол. - Прекрати, Малфой.

— Специально, да? — он не мог остановить взгляд, который бегал по ней, будто пытаясь уличить во лжи. В правде. Да хотя бы в чём-нибудь, Салазар её дери.

— Нет. Хотелось, ясно? Я хотела поцеловать его, — кинулась к своей сумке, швырнула её на стол и сгребла пергаменты, засовывая их внутрь. Бумага мялась и хрустела. Грейнджер зарычала, всплёскивая руками. Резко поворачиваясь к нему. Малфой сверлил её напряжённым взглядом. — Уясни уже своей головой, что мир не крутится вокруг таких, как ты.

— Вокруг грязнокровок, значит, крутится, — прорычал он, на что она только фыркнула, кривя губы. Совсем как он.

Совсем, блять, как он.

— Ты сам это сказал. Никто за язык не тянул.

О, твой язык, Грейнджер. Твой грязный язык. Который годится лишь для того, чтобы облизывать мой член. Только мой, запомни это. Да, я бы с удовольствием трахнул тебя в рот. Чтобы слышать, как ты будешь давиться и стонать. От ощущения меня у себя в глотке.

И снова эта осада мыслей, от которой стоять на месте, чувствуя её запах, оказалось довольно сложно.

— Правильно, лучше помолчи немного. И подумай, что за бред ты говоришь.

Знала бы ты, грязнокровка. Как громко я молчу.

— Я хочу, чтобы ты держалась от этого патлатого кретина подальше, ясно? — произнёс Малфой, пытаясь навести порядок в пульсирующих мозгах.

— Поздно.

В библиотеке на несколько мгновений повисла тишина. И даже мысли, гремящие в голове, заткнулись.

— В каком смысле? — почти ласково спросил он.

— Хм, — Грейнджер расправила плечи, складывая руки под грудью и вздёргивая подбородок. — Я думаю, вы знатно повеселились, наблюдая за тем, как я и Курт... отдыхали за столиком напротив, не так ли?

— Ты этого и добивалась, да?

— Я уверена, что ты подначивал их на любые гадостные слова в нашу сторону.

— Ты ебнутая дура, — рявкнул он, не сдержавшись. — Я бы и не заметил тебя, если бы они не начали... Они спорили. Засадит он тебе, или нет.

— И кто ставил на то, что... да?

— Нотт, — ответил почти против воли, случайно. Просто не успел захлопнуть рот. А потом вдруг заметил... её.

Эту улыбку.

Которая чуть не разодрала его глотку и бронхи.

Лёгкие и сердце. Чуть не разорвала на части его самого.

Нет...

Нет, блять. Я неповедусьнаэто, Грейнджер, НЕТ!

Он стиснул зубы.

— Трахнул, значит?

Под кожей вдруг стало совсем тихо. Будто он сдох. Наконец-то сдох.

Но продолжал ждать её ответа.

Молчала.

Он так ненавидел, когда она молчала. Ненавидел до раздирающего воя. До сорванной глотки.

Скажи уже что-нибудь, блять.

Скажи, что он выебал тебя. Грязно, быстро. Кончил в твою дырку, отчего ты стала ещё гаже. И его херова сперма до сих пор там, внутри. Скажи, что ты ловила оргазмы один за другим от этой блядской, тошнотворной ебли. Скажи мне.

Пожалуйста.

Скажи, что ты никогда не позволила бы ему коснуться себя.

— А если и да? — произнесла так убийственно-спокойно, что...

Что ничего.

Просто под рёбрами вдруг что-то оборвалось.

Рухнуло.

Он сжал руки, впился короткими ногтями в ладони, чтобы не сорваться, не заорать, не убить её, не рухнуть на пол, не затрястись перед ней, как щенок, не… не…

Такая шлюха. Грязная, сраная шлюха.

Он верил: то, что сейчас отрезало куски мяса от его тела изнутри — это ненависть. Ненависть к ней. Привычная. Тягучая. Густая, словно патока. Снова правильная. Такая, какая и должна быть.

Ему хотелось уйти и заткнуть эти кровоточащие язвы ладонями. Чтобы кровь прекратила хлестать. Его чистая, кристальная кровь.

И он сделал единственное, что мог позволить себе сделать, чувствуя её испытующий взгляд прямо в глаза. Прямо в себя.

Он рассмеялся.

Что ты ищешь, Грейнджер? Там уже ничего нет.

Видишь, сука. Мне смешно. Ты совсем не задела меня.

Грязнокровка смотрела на его улыбающиеся губы, недоверчиво щуря глаза.

Что, маленькая дрянь, не та реакция, которой ты ожидала? Интересно, на что ты рассчитывала? Что я буду психовать из-за такой подстилки, как ты? Зачем? Проще показать тебе твоё место.

Сжатые зубы разомкнулись и он оттолкнулся от стола.

— Если да, то, думаю, ты не будешь против.

— Против чего? — не поняла она, напрягаясь, когда его рука потянулась к зелёному галстуку. — Малфой?

Тон её стал звенящим, словно разбитый бокал.

— Ещё одного траха, Грейнджер. На этот раз со мной.

- Что?!

Она смотрела, как он развязывает узел под шеей, слегка наклоняя голову набок. Эта его привычка сейчас показалась ей особенно пугающей. Девушка нервно сглотнула, попятившись и уткнувшись коленями в кресло.

- Слушай, если ты думаешь, что это смешно...

Он же не станет раздеваться. Конечно, не станет.

Просто шутит.

Тёплый, нагретый от его кожи галстук скользнул по воздуху и свернулся змейкой на столе. Пальцы Драко потянулись к пуговицам и начали расстёгивать рубашку. Гермиона наблюдала за ним, чувствуя, что тело начинает прошибать нервная дрожь.

Сейчас он остановится. Это не может быть по-настоящему.

— Малфой, что ты задумал? — язык едва ворочался во рту, а голос дрожал так, будто кто-то тряс её за плечи.

— Я ясно выразился, Грейнджер. Я трахну тебя. Разве не этого ты хотела пять минут назад?

Гермиона обошла кресло, пятясь. Попыталась сморгнуть туман, наползающий на глаза. В животе закрутился такой ледяной узел, что не хватало дыхания.

— Прекрати, — почти шёпот дрожащими губами.

Расстёгнутая рубашка осталась на нём, прикрывая плечи. Малфой поднял брови:

— В чём дело? Ага, мы не договорились о цене, видимо, — он сделал медленный шаг в сторону грязнокровки, которая уже подпирала спиной книжный шкаф. — Кнатами берёшь? Или сразу галлеонами? Сколько ты стоишь, Грейнджер, а?

Он так откровенно не издевался ещё никогда.

— Малфой, хватит!

Крик заставил вздрогнуть даже огоньки свечей, наверное.

Драко остановился в нескольких шагах от неё. Глядя прямо в глаза. Она видела, как насмешка исчезает из его взгляда. Остались только сжимающиеся губы и желваки, ожившие на щеках. И ещё что-то, на самом дне глаз.

В полутьме библиотеки он казался ей самым потрясающим и самым жутким творением этого мира. Этого и всех остальных вместе взятых. В белоснежной рубашке, подчёркивающей бледность идеальной кожи, с платиновыми волосами, слегка спадающими на лоб. Взглядом. Кричащим и молчавшим одновременно.

Шли минуты, а Драко стоял и молчал. Только “что-то” закипало в ледяных радужках. Медленно, набирая силу. И когда ему, кажется, уже не куда было деваться, Гермиона поняла, узнала. Увидела.

Боль. Закрытая в нём, застывшая, непризнанная.

Знал ли он, какие голые сейчас у него глаза? Мерлин, наверняка нет, потому что если бы знал — отвернулся бы, не позволяя смотреть настолько глубоко.

Сейчас он открыт перед ней.

На одно мгновение он перед ней открыт, и за это мгновение Гермиона готова была заплатить ему любую цену. Даже ту, что Малфой запрашивал, сам того не зная.

Что-то случилось. Оба почувствовали это. В глазах обоих отразилась такая острая и тяжёлая усталость, что, наверное, она заполнила каждый уголок библиотеки, рванувшись из них навстречу друг другу и внезапно — объединила две крайности.

На один миг. Но и этого хватило.

И когда девушка открыла рот, чтобы сказать, просто сказать хотя бы что-то, его голос пронёсся, отражаясь от пыльных полок и книжных корешков тихим и оглушающим шёпотом одновременно:

— Мы в полном дерьме, Грейнджер.

И одно единственное слово ревущим набатом разорвалось в сознании.

“Мы. Мы, мы.”

А в следующую секунду он сделал шаг.

К ней.
 

Глава 14.

— Погоди, — успела выдохнуть Гермиона прежде, чем горячие губы накрыли её рот.

Руки замерли на полпути к Малфою, застывая и не решаясь оттолкнуть, а он уже прижался к ней, вынося из головы последние здравые мысли.

Мерлин, зачем он расстегнул рубашку? Кожа груди слизеринца, кажется, была раскалённой, пылающей, несмотря на бледность, напоминающую мрамор. Ей впору быть холодной, будто лёд, но она же наоборот — плавила. Заставляла растекаться.

Девушка ощущала этот жар сквозь ткань собственной одежды, невольно прижимаясь к нему, позволяя пальцам стиснуть её плечи и впечатать спиной в шкаф, пока губы сминались под напором жёсткого рта. Хребет упёрся в твёрдую перекладину, и, наверное, ей было бы больно, если бы она осознавала хотя бы что-то.

Гермиона приоткрыла глаза, встречая прямой взгляд. Злой, холодный, даже холоднее, чем обычно. Чем тот, к которому она привыкла. Необъяснимое желание смягчить его.

Откуда оно взялось?

Руки осторожно коснулись плеч. Губы приоткрылись, но рот Малфоя тут же соскользнул, оставляя быстрые поцелуи по линии челюсти, вынуждая откинуть голову, подставиться под него. Пальцы вцепились в ткань рубашки. Дыхание слизеринца вызывало дрожь, но она чувствовала, что что-то не так. Он не такой.

— Малфой, — выдох показался слишком невесомым, но поцелуи прекратились.

Ждал.

Пальцы тем временем выпустили её плечи и принялись за пуговицы гриффиндорской рубашки.

Он так быстро расстёгивал её.

Прохладный воздух библиотеки опалил живот. Девушка против воли втянула мышцы, задерживая дыхание.

— Стой. Подожди.

Драко едва не зарычал, чувствуя напряжение и почти страх в дрогнувшем голосе. Оторвался от нежной кожи, поднял голову.

Какого хера ты хочешь?

— Что случилось, Грейнджер? — собственный тон показался ему обесцвеченным, будто серым, лишённым чего-либо. — Разве ты не этого добивалась?

— Малфой…

— Малфой, хм? А как же “Драко”? — он растянул собственное имя на манер её выдоха, который так чётко отпечатался в его мозгу со вчерашней ночи. - Миллера ты тоже звала "Миллер"?

Взгляд Гермионы замер на его лице. Она всматривалась в него, будто пытаясь увидеть что-то, скрытое от неё. Не понимая, что случилось.

Или это была злость?

Это из-за того, что произошло в Хогсмиде?

Гермиона закусила губу, чувствуя, как в носу начинает покалывать. Это был не он. Не Малфой, не такой. Но его прикосновения и застывшие на последней пуговице руки заставляли безостановочно трястись.

— Я не понимаю, — тихо произнесла она, не отводя глаз.

Драко стиснул челюсти.

Да что ты?

Я тоже не понимаю, почему подбираю ошмётки за каким-то когтевранским уродом. Не понимаю, почему не могу отпустить-тебя-блять на все четыре. Я не понимаю, почему ты убиваешь во мне то, без чего я не смогу, Грейнджер.

Я ни черта не понимаю.

Выдохнул, когда она вдруг потянулась к нему. Лицом, губами, руками.

Тёплые пальцы погладили ключицу, и он еле успел взять под контроль судорожный выдох от нежности этого прикосновения. От жара, который разносился по телу от него же. Он не мог себе позволить так просто сдаться на милость рукам Грейнджер. Просто не мог.

Тем более, когда она снова подалась вперёд, облизывая губы.

Малфой перехватил и крепко сжал двумя пальцами тонкий подбородок, отводя его в сторону, наклоняясь и впиваясь в её шею жёстким поцелуем. Останутся следы, он был уверен, но — пусть. Пусть она потом видит. Его клеймо на себе. Яркие красные пятна на белой коже. Он почти представлял их в полутьме библиотеки. Странно, что после Миллера она чистенькая.

Или свела всё?

Гриффиндорка задохнулась — он почувствовал губами судорожное движение. Его это заводило.

Почти против воли, он возбуждался ещё больше, чем до этого, на коленях, между её разведённых ног, несколько минут назад, ощущая как тёплые ладони теперь не гладят, а цепляются за его спину. Пальцы рванули с тонких плеч тонкую ткань, спуская её к локтям, сковывая движения. А она так выгибалась навстречу, словно делала это каждый день. Или пару часов назад. В тот же момент из горла Гермионы вырвался тяжёлый полустон.

Как грёбаное подтверждение его мыслей.

Плевать. Плевать, которым я у тебя буду, Грейнджер. Я просто сделаю это.

Потому что, твою мать, я хочу тебя как проклятый.

- Я трахну тебя и всё это пройдёт... - рычит, прикусывая кожу за ухом. - Исчезнет из меня. Мне просто нужно...

Руки скользят вверх, по втянутому животу, рёбрам, оглаживают каждое, обхватывают небольшую грудь, совсем не такую, как у Пэнси. Маленькую и упругую. И всё, всё, чёрт возьми, как вчера. Когда он не сомневался, что был единственным, кому грязнокровка позволила касаться себя так. Ласкать напряжённые соски, чувствуя лихорадочное биение сердца под ладонью.

Какого же грёбаного хрена его это так сильно душит сейчас? Разрывает на желание убить и желание оказаться глубоко в ней.

— Ещё…

Снова, как вчера.

Она ничего не соображает. Её сдавленный шёпот пробился в его мозг. Пробрал до дрожи, заставляя на несколько секунд забыть, кто она. Что она. Губы сминали кожу ключиц, впиваясь, кусая, пока пальцы стаскивали бретельки лифчика, освобождая грудь.

Тонкие руки тут же метнулись вверх, но Драко перехватил их, отводя и прижимая к полкам.

Нет, Грейнджер.

— Не лезь... — выдохнул, наклоняясь ещё немного ниже, чувствуя сбитое дыхание в своих волосах. - Мне нужно.

Губы обхватили сосок, и глаза Малфоя прикрылись от глухого стона, который ударил по сознанию. Почти физически. Заставляя слегка сжать зубы на твёрдой вершинке, а её спину — сильнее почти-вывернуться, так сильно она вжалась в него. Кажется, вот-вот раздастся хруст позвоночника.

Горячие пальцы зарылись в волосы на его затылке.

Тебе приятно, Грейнджер. Снова течёшь. Мокрая, даже не успела высохнуть. Опять из-за меня. Извиваешься, как кошка. Хочешь ещё. Я знаю, ты хочешь.

Меня. В себе. Прямо сейчас.

Ладони обхватывают сжатые бёдра и с нажимом ведут вверх, поднимая юбку. Девушка плотнее стискивает их. Это заставляет его оторваться от груди и поднять голову, вопросительно глядя ей в глаза.

Какого хрена не так?

Её взгляд прямой, распахнутый. Полный… твою мать, он не будет в этом разбираться. Хватит забывать, что сейчас на первом месте собственное удовлетворение желания. Она уже всё получила. Миллер наверняка хорошенько её... Чёрт, не думай.

И он не думает.

Просто протискивает колено между ног девушки, облизывая губы, на которых всё ещё чувствует вкус её кожи. Карие глаза расширяются, не отрываясь от его лица. В её взгляде борьба.

На секунду Драко застывает, чувствуя, как она напрягается. Что за игры, Мерлин? Он хочет её, а она хочет его - и лучшее подтверждение этого здесь. Снова под его пальцами, нащупывающими ткань трусов. Насквозь мокрую. И от этого сводит дыхание, потому что Малфой уже почти представляет, как это - быть в ней. Глубоко и горячо, двигаться, смотреть в запрокинутое лицо.

Колено не даёт ногам снова сжаться, но Грейнджер стыдливо прячет взгляд, отворачиваясь, закусывая губу.

Руки смещаются немного глубже, и Малфой подхватывает её под ягодицы, разводя ноги шире и подтягивая вверх так, чтобы раскрытая для него промежность оказалась на уровне паха. Так, что можно прижаться. Сильно. И сделать несколько лёгких толчков, будто он уже трахал её.

Отчаянный румянец заливает щёки, и Гермиона поднимает глаза.

Мерлин, она распахнута перед ним.

Его руки, его тело. Всё это так близко. Напряжённое лицо в нескольких сантиметрах от её собственного. Вздымающаяся грудь. Рёбра, мышцы, натягивающие кожу, когда он делает эти... невероятные движения, которым вдруг захотелось вторить. Подаваться навстречу, чтобы было больше. Мускулистый живот. Хотелось прикоснуться, но... локти по-прежнему сковывала наполовину снятая рубашка. Раздражающий кусок ткани.

А во взгляде серых глаз читается такое дикое, почти первобытное желание, слегка испачканное... что это? Сомнение? Недоверие?

Злость?

Так хочется снять это с него. Отклеить, как прилипшую плёнку.

Она слегка выгибается, заводя руки за спину и стаскивая мешающую ткань. От этого движения прижимается к Драко ещё плотнее — Господи, он настолько возбуждён, что сводит дыхание, — его руки сильнее стискивают кожу ягодиц, пока настороженный взгляд следит за каждым движением. Гермиона торопливо подавляет стон, поднимая ноги и обхватывая ими узкую талию Малфоя. Робко. Неумело.

Тот всё ещё продолжает смотреть, будто испытывая. Проверяя, как далеко может зайти Грейнджер. А она... растерянно замирает на несколько секунд, теребя пальцами материю снятой рубашки. Затем отбрасывает её на пол и несмело протягивает руки, едва не вздрагивая от ощущения кожи под пальцами. Его взгляд останавливает её, но слизеринец ничего не предпринимает, только сжимает зубы.

Что я сделала? Почему ты злишься?

Но вопросы вылетают из головы — ладони прижимаются к широкой груди сильнее, движутся вверх, к плечам, под ткань рубашки, попутно снимая её. Малфой снова облизывает губы, когда пальцы жадно оглаживают его кожу.

Взгляд приковывается к небольшому пятнышку на его шее. Засос?

И вопрос. Этот проклятый вопрос не удерживается за зубами.

— Это Пэнси? — и, будто застряв в загустевшем воздухе, повисает между ними.

Драко усмехается, прекрасно понимая, о чём она. Заставляя себя по-прежнему смотреть девушке в глаза. Вчерашний вечер жужжащим воспоминанием проносится в сознании: горячие губы Грейнджер на его шее. Ощущение жаркое, влажное. Прямо на этом месте.

А потом. В ванной, утром. Добрых полчаса перед зеркалом, не отрывая взгляда от маленького полумесяца над ключицей. Сжимающиеся на палочке пальцы. Конечно же, он сведёт эту мерзость. Этот след, напоминающий о ней. О том, что произошло.

И даже рука поднимается. Только губы невозможно заставить произнести нужные слова.

Он сведёт. Конечно.

А потом потуже замотанный на шее шарф и свитер под горло.

Он сведёт.

Позже.

— Да, это Пэнси.

Она никогда не узнает, что отметины Паркинсон не живут на его теле больше пары минут после секса.

Короткий ответ почти бьет её, словно пощёчина. И она даже моргает так, словно он ударил.

Пальцы, будто обжёгшись, отстраняются от засоса. Замирают в сантиметре от него. Поднимаются вверх и на мгновение касаются губ Драко. И что-то слишком искреннее в этом. Слишком сильное, настолько, что внутри давятся яростью черти. Он подавляет в себе желание приоткрыть рот, прихватить нежные подушечки, которые уже скользят по скулам, к раковинам ушей, на затылок, снова по шее, вниз.

Миллион.

Или даже больше миллиона мурашек. Она гладит его. Так, словно никого и никогда так не гладила. И вдруг он видит, как губы растягиваются в едва заметной понимающей улыбке, а в лёгком прищуре глаз откровенно читается знание того, что он врёт.

Помнит. Она, блять, помнит.

И хочется дико зарычать, когда тёплые губы касаются ненавистного следа, оставленного этими же губами.

И почему-то в этот момент присутствие на своем теле маленькой метки Грейнджер показалось абсолютно правильным. Будто она там и должна была быть: на его шее, под её горячим ртом.

А в следующий миг Грейнджер обхватывает его плечи, трётся носом о границу его волос за ухом.

- Обманщик... - кажется, она хочет сказать именно это. Но рваный выдох перебивает собственные слова, когда Драко сгребает ткань её трусов в кулаки, стаскивая, отстраняясь и давая узким ступням коснуться пола. Позволяя ненужной материи легко скользнуть с бёдер и упасть под ноги. И в этот момент он понимает, что ему нужны её губы. Мозг разрывается от внутреннего рёва, - нет, не смей, нет! - а Грейнджер не успевает сделать даже вдоха, когда он возвращается к её лицу, обхватывая руками.

Нет.

И язык нетерпеливо чертит контур нижней губы, побуждая открыться навстречу ему.

Я не стану целовать её.

И она сама уже срывается на стоны прямо ему в рот, обжигаемая нервным, судорожным поцелуем.

Мне всё равно.

О, да. Тело ломит и вот вот разорвётся на чёртовы части, а он въедается в её рот, яростно всасывая в себя влажный язычок, дико рыча, кусая, отпуская горящее пульсирующей кровью лицо Грейнджер и опуская руки к её бёдрам. Пальцы Гермионы выпутываются из мягких волос и тоже опускаются вниз. К ремню брюк, который вдавливается в её голый живот при каждом толчке, что становятся практически неконтролируемыми.

Млея от того, как язык Драко вылизывает, врывается в рот, она расстёгивает пряжку только со второго раза. Он на несколько секунд отстраняется — для того, чтобы помочь трясущимся рукам справиться со штанами. Господи, блин. Всё, что сейчас важно... и больше ничего... остальное - не сейчас, не сегодня.

От звука расстёгиваемой ширинки у Гермионы вырывается испуганный выдох. Потом — ещё один, когда он подхватывает её под бёдра, снова разводя ноги, снова прижимая к твёрдым полкам, прижимаясь сам. Девушка чувствует Малфоя сквозь ткань его белья. Горячий, напряжённый. И - этот приступ паники.

Так, расслабься. Не дай ему понять, что ты боишься. Это же глупо… это же он.

— Драко, — почти неосознанный шёпот в его ухо.

Снова мурашки под светлой кожей. Произнесённое имя разрывается салютом в голове и разносится по сосудам вместе с шумящей кровью. Как она это делает? Одним словом, одним движением губ сводит его с ума. Малфой закрывает глаза, тяжело сглатывая. Не понимает выражения этих пылающих радужек. Рука сама скользит по внутренней стороне её бедра.

Выше, глубже, почти касаясь.

— Обхвати меня крепче, — хриплый голос. Будто не его, чужой. Но Грейнджер слушается — беспрекословно. Словно ждала его команды. Его приказа.

Когда острые коленки стискивают его рёбра, Драко поднимает ладонь ещё выше, прикусывая губу от ощущения тёплой влаги на пальцах.

Она мокрая. Для него. Уже не в мечтах. Не в полубреду. Осознанно.

Не сдерживается. Проникает внутрь — сначала одним пальцем, застывая. От тесноты и того, как Грейнджер задыхается. То ли от неожиданности, то ли от плавного движения. Затем — двумя. Стискивая зубы, едва не рыча, когда она выгибается, запрокидывая голову, упираясь затылком в книжную полку и цепляясь руками за шкаф.

В ней так туго.

Немного разводит пальцы. Она тут же с шипением втягивает в себя воздух. Ей больно?

Упрямая мысль о том, что когтевранец совсем не растянул её, исчезает, потому что Драко начинает медленно двигать пальцами и практически тут же сам забывает о ком-либо, кроме дрожащей под рукой девушки.

Горячая, влажная… блин, Господи, Грейнджер.

Малфой готов молиться вслух, чувствуя отчаянную пульсацию в члене, оттягивающем трусы. Он не сдержится, если она ещё раз застонет. Ещё раз подмахнёт ему бёдрами. Ему нужно в неё. Сейчас. Просто в неё. Рука отрывается от Грейнджер, судорожно сдёргивая ткань трусов, и девушка странно вздрагивает, когда его член прижимается к ней.

- Малфой...

Без разделяющей тела ткани. Горячий. Одно резкое движение, один сильный рывок — и он внутри.

Её громкий вскрик на секунду оглушает.

На мгновение всё внутри опускается - Грейнджер сжимает пальцы на его плечах и молчит, тяжело дыша. Пряча лицо у него на шее, пока в затуманенные мозги протекает осознание.

Твою мать. Ты у неё первый.

Первый.

Нет.

Нет, не может быть. Она же сказала… Не сказала. Какого хера ты не сказала мне?.. Почему позволила… Чёрт.

Драко не двигался, чувствуя, как её сердце вылетает навстречу его собственному. Как в голове рассыпались на осколки все грязные картинки с её участием. Самые мерзкие, самые развратные…

Никто не касался её. До него. И эти руки, губы — плевать на зажимания с Грэхемом, на показной поцелуй в Хогсмиде — ласкали только Драко. А тело… Это горячее тело хотело лишь его, Малфоя. Принадлежало лишь ему.

Он прижимается к Гермионе всем телом, чувствуя, как напряжен её живот и руки, как узко внутри. Как она вцепляется в плечи Малфоя ногтями, дрожа, и, кажется — Мерлин, пусть только кажется, — кожей он ощущает тёплые слёзы на прижатой к шее щеке.

Медленно выдыхает, пытаясь держать себя в руках. Ощущает, как по спине скатываются бусины пота.

— Скажи мне… — сдавленно, задыхаясь. Мягко, как никогда. Расслабься. Хотя бы немного. — Скажи, что мне сделать?

Малфой, какого хера это за вопрос? Просто сделай своё грёбаное дело и проваливай.

Она не прекращала дрожать, кусая губы. Будто боясь пошевелиться. Затем осторожным, невесомым движением провела кончиком носа по его уху.

— Просто… медленно, — тихо-тихо, касаясь дыханием волос. — Пожалуйста, ладно?

И стискивает коленями его бёдра, приподнимается, неосознанно сжимая его внутри. Вырывая из его горла рычащий стон. И сама же… блин, Грейнджер, что ты… сама насаживается снова.

Раздирая в клочья остатки его самоконтроля. Не отводя тёмного, такого безумного взгляда от его глаз, устремлённых на неё. Взгляда, в котором он уже не тонет — в котором он безнадёжно идёт камнем на дно.

Челюсть сжимается так, что зубы вот-вот просто треснут.

Он осторожно подхватывает её под колени, медленно толкаясь к ней тазом, входя до самого конца, чувствуя дрожь в каждой напряжённой мышце.

Не торопись. Ей не будет больно.

Просто… медленнее.

Так узко.

Держи себя в руках. Малфой, держи себя в руках. Не думай о том, как плотно и мокро стенки влагалища сжимаются вокруг члена. Она держит его внутри так сильно, что скручивает нутро. Выворачивает наизнанку, а разрядка затянутым шаром пульсирует глубоко внизу.

Живот напрягается, Драко подаётся назад и опять в неё, вызывая резкий выдох, опаляющий кожу шеи. Замирает. Нет, он не кончит сейчас.

Она дрожит.

- Больно?

Тонкие пальцы впиваются в спину, прижимая. А когда Грейнджер отстраняется и тянется к его губам, он сам целует, осторожно и медленно. Чёрт, конечно ей больно. Но она не зажимается, не отталкивает его. Через силу расслабляется, разрешает одним взглядом. Беззвучным “не останавливайся”.

Не останавливайся.

Всё. Просто… всё.

Драко со стоном прижимается к её губам, целуя — глубоко, возобновляя толчки. Медленные, размеренные, осторожные. Губы произносят что-то прямо в поцелуй. Бред, который сам же не слышит, только замечает: боль в её глазах растворяется, щедро разбавляется вновь разгорающимся огнём. Пламенем, в котором он горит.

Там, в глубине её взгляда, её жаркого тела. И с первыми резкими толчками Малфой чувствует, как сходит с ума. Потому что просто не может остановиться, только быстро отстраняется, впивается пальцами в разведённые бёдра, поддерживая её, напряжённо глядя в глаза, дыша через стиснутые зубы. Шипя и запрокидывая голову.

— Драко…

Это жжение внутри - оно почти пропало. Остались его движения, его руки и взгляд, за который, если нужно, Гермиона могла продать душу прямо сейчас. Она замечает, как он вздрагивает от произнесённого вслух имени.

- Драко, - шепчет снова, обхватывая его лицо. И последние граммы терпения скатываются каплей пота по его груди.

Глубже, резче, в неё.

Лишь бы слышать его тяжёлое дыхание. Лишь бы видеть, как меняется его лицо. Когда с него одна за другой слетают набившие оскомину маски. Он с ней. Настоящий. Живой. Впервые настолько живой, что серый цвет его глаз начисто перестаёт ассоциироваться со льдом.

Огонь. Чистый огонь.

Такой до безумия нежный и страстный одновременно. И всё, что было нужно - смотреть на него, вглядываться в лицо, закушенную губу, привлекать к себе, целовать её, целовать его скулы и щёки, а потом почувствовать, как Малфой сжимает её подбородок рукой. Настолько крепко, что это причинило боль, но Грейнджер встретила его прямой взгляд. А потом — бешеный поцелуй, который чуть не толкнул её за грань. Грань чего-то очень страшного, больного, сильного, угадывающегося внизу несмелыми импульсами. Там, где двигался твёрдый член.

Драко на мгновение замер, впиваясь зубами в её губу. А затем с рычанием вздрогнул всем телом. Впервые не ощущая себя "одним из". Впервые кончая в пульсирующий жар — такой чистый — не ощущая мерзкой пустоты. И перед глазами промчалось столько эпизодов - сраных эпизодов пустых трахов. Без неё.

— Моя… — на выдохе, зарываясь лицом в растрёпанные, влажные волосы, не сдерживая дрожи, лихорадочно мешающейся с этим единственным словом, которое пульсировало в голове. — Моя.

Она думала, что ей показалось. Послышалось.

Но такое не слышится.

Гермиона цеплялась за влажную спину и плечи, упиваясь подрагивающими под пальцами мускулами. Драко прижался к ней, тяжело дыша, а она не раскрывала глаз, моля Мерлина о смерти. Сейчас. Дайте ей умереть сейчас — самой счастливой на свете.

Хотелось ущипнуть себя за руку, чтобы понять — это не сон. Он до сих пор в ней. Прижимает к старым полкам, а она слышит, как успокаивается хриплое дыхание. Голой грудью чувствуя, как бьётся его сердце.

А с последней судорогой удовольствия, пробежавшей по широкой спине, в голове вдруг возник вопрос — и что дальше?

Нет. Не нужно, пожалуйста.

Ещё минуту. Минуту вот так.

— Библиотека закрывается. Прошу всех сдать книги, — сонный голос мадам Пинс откуда-то из закоулков помещения прошёлся вихрем по опустошённому сознанию, возвращая из невесомого полёта в глухую действительность.

Малфой отпрянул от Гермионы, и она едва успела зацепиться за полку, чтобы тут же не рухнуть на пол. Низ живота тянуло.

Охереть.

Что ты натворил?

Драко судорожно натянул белье, брюки, и быстрыми движениями начал застёгивать ремень, не глядя в ту сторону.

Перед глазами нарисовалось лицо отца, брезгливо поджимающего губы. Упрекающего, как сын мог столь опуститься.

Нет. Нетнетнет. Он не опускался. Он не держит отчёт перед призраком. Он никому и ничего не должен.

— Ты соврала, — где-то из глубины воспоминаний взметнулась брошенная Блейзом фраза: “на херову удачу”.

Малфой даже не заметил, как дёрнулась от внезапного холода в его голосе Гермиона. Нахмурилась, сползая на дрожащих ногах на пол. Подняла брошенную комком блузу, прижала к груди.

Зачем тебе это надо было, Грейнджер? Позлить Поттера? Или что, испугалась прыгать в койку к Миллеру целкой?

Встретила его взгляд. Не выдержала - опустила глаза, редкими движениями оправляя измятую, перекрученную юбку.

Стыдно, да?

По сравнению со мной ты пала ещё ниже. Я просто трахнул грязнокровку. А ты… Ты отдала свою девственность мне, Драко Малфою. Своему злейшему врагу. А теперь беги и расскажи об этом любимому Поттеру. Поделись с ним, как ты стонала, когда я засаживал тебе.

— Как же так. Гриффиндорской заучке нечего сказать. Я поражён.

Она молчит.

Усмехнулся.

Да, Нотт. Просрал ты свою ставку.

— Мои поздравления, Грейнджер. Ты только что стала женщиной. С ума бы не сойти, правда?

Маска снова возвращалась на место. С каждой застегнутой пуговицей рубашки. С заправленным ремнём на брюках.

Так привычнее, так спокойнее.

Отмоется. Он обязательно отмоется.

А она сидела, не шевелясь. Просто прижимала к себе ткань, пытаясь закрыться, спрятать от его внимательного взгляда тёмные подтёки на бёдрах.

Бессмысленно. Я всё равно вижу твоё тело. Это не скоро покинет моё сознание.

— Вот и всё, Грейнджер. Можешь быть свободна, — и не дожидаясь её реакции, крутанулся на каблуках и, подцепив пальцами на ходу свой галстук со стола, вышел из закутка книжных шкафов. Выцепляя взглядом корешки книг и широкие полки. Прислушиваясь к полной, немного потерянной пустоте в голове. Минуя несколько узких коридоров между книжными полками. Поворачивая к выходу и...

Встречая ленивый взгляд Блейза, привалившегося боком к ближайшему столу.

— Не советовал бы тебе идти туда, — бросил Драко, обходя друга с показным безразличием. Старательно игнорируя чьи-то острые когти, которые скребли его по рёбрам — изнутри.

— Что, всё настолько убого? — усмехнулся Забини, давая понять, что ему прекрасно известно, с кем только что развлекался Малфой.

Малфой остановился, засовывая руки в карманы. Опуская голову и покусывая губу.

Дико желая поскорее очутиться в душе.

Обернулся через плечо.

— Ты ведь не шпионишь за мной.

— Ох, упаси боже, Драко, — фыркнул мулат, отталкиваясь от стола и направляясь к выходу. По пути закидывая руку на плечо товарищу и увлекая его за собой. — Скорее присматривал, чтобы тебе никто не помешал.

Малфой вздохнул, прикрывая глаза и косясь на небольшой проём между шкафами, следуя за Блейзом, чувствуя уверенную ладонь на спине. И всё вдруг стало предельно просто.

— Это ничего такого, — он кашлянул, минуя стол Ирмы Пинс. — Обычные, ничего не значащие мелочи. Воспитательный момент.

— Как скажешь, друг. Надеюсь, ты хотя бы получил разрядку. Или она совсем безнадёжна? — несколько студентов в дверях робко остановились, пропуская семикурсников вперёд.

— Угу. Представлял на её месте Пэнс, — и сам чуть не скривился от столь отъявленной лжи, провожая холодным взглядом присмиревшие лица учеников. - Хочу отмыться...

— Ванная старост ближе, — вскользь заметил Забини, сворачивая в нужный коридор. — Или ты к себе?

Драко вздохнул, обвязывая так и не надетый галстук вокруг запястья, наблюдая, как зелёная ткань стягивается на руке.

— К себе, — буркнул он, поджимая губы и останавливаясь возле самой развилки. Здесь их пути на сегодня разбегались. — Это совсем пиздец, да?

Вопрос взялся, будто из ниоткуда. Драко не собирался задавать его, но теперь лишь сверлил взглядом тёмные глаза Забини.

Слов не вернёшь.

— Знаешь, наверное, не мне тебя судить, — задумчиво пожал плечами Блейз. — Ты хотел её, верно?

Малфой покачал головой. Что он мог ответить? Не хотел, поэтому и трахнул?

Бред.

— И всё-таки, ты не отрицаешь, — Драко усмехнулся. Стараясь, чтобы выглядело правдоподобно.

Товарищ вопросительно приподнял брови.

— Что это совсем. Пиздец.

Забини только хмыкнул, хлопнул на прощание друга по плечу и, обогнув замешкавшуюся парочку студентов, направился к коридору в гостиную Слизерина.

— Да, Малфой, — он на мгновение оглянулся. — Ты забегай. Пэнси совсем закисла.

Тот только кивнул и махнул рукой, разворачиваясь, шагая к Башне. Блейз ещё несколько минут смотрел вслед удаляющемуся парню. Бросил взгляд на выходящую последней из закрывающихся дверей библиотеки Грейнджер и, безразлично дёрнув бровями, продолжил свой путь.

...Душ не помог.

Кажется, стало даже хуже — потому что он слышал, как захлопнулась дверь её спальни и повисла тишина. Не просто тишина, а тишина. Та, которая может ненароком задушить.

Свести с ума. Уничтожить.

Даже бьющие в дно душевой кабинки струи воды казались слишком громкими. Почти разрывающими барабанные перепонки.

Блять, Малфой, просто забудь. Ведёшь себя как баба. Будто трахнул девушку впервые. Он принялся усердно намыливать живот, стараясь не смотреть на то, как вода смывает кровь Грейнджер с его члена и паха.

У него было не так много целок. Всего три.

Или четыре.

Последняя — на прошлом выпускном балу. Малышка Гринграсс стала взрослой с его помощью — в старом заброшенном кабинете.

Секс с девственницами никогда не впечатлял Драко. Нет, правда. Это не то, что хочется запомнить, как сумасшедший трах с кем-то из стаи более опытных.

Но сейчас он не мог вспомнить ни одной девушки, с которой переспал за все восемнадцать лет своей жизни. Ни одного лица с той ясностью, с которой видел лицо Грейнджер, стоило лишь прикрыть веки.

Это пройдёт. Стоит только поспать. А завтра проснуться.

И пройдёт.

Не пройти не может.

Торопливо смыл с себя пену. Повернул вентиль, выключая воду. Провёл руками по волосам, заводя их назад. Шагнул из кабинки, обмотал бёдра полотенцем.

Привычно опёрся руками о раковину, уставившись на своё мутное отражение в слегка запотевшем зеркале. Взгляд не отрывался от засоса, который — или ему казалось? — стал ещё ярче, чем был.

Драко поднял ладонь, провёл по прохладному стеклу, глядя в образовавшуюся неровную и широкую полосу. Да. Он стал чуть больше. Рядом появились ещё несколько, но не таких видных.

Её губы.

Кончики пальцев скользнули по шее. Из лёгких вырвался тяжелый выдох.

Нахуй.

Он даже не посмотрел в сторону её двери. Что несказанно порадовало, и он невероятно гордился собой, пока босыми ногами ступал по кафелю, прислушиваясь. Силясь услышать хоть что-то.

Ничего.

Тишина.

Хорошо, что завтра воскресенье, решил Малфой, намеренно громко захлопывая за собой дверь и срывая с бёдер полотенце. Выуживая из шкафа пижамные штаны. Можно будет посвятить себя тренировке по квиддичу. Согнать с себя семь потов.

До скольки они обычно тренируются? Кажется, до семи. Хм, он ни разу не оставался там до самого конца. Всегда находились дела поважнее.

Сейчас же он жалел, что нельзя начать тренироваться прямо сейчас.

Натянув штаны, он взглянул на часы. Десять вечера.

Когда он так рано ложился спать в последний раз?

Ай, да нахер.

Он упал на постель поверх покрывала, заводя руки за голову. Свет в спальне тут же потух — осталась приглушённо гореть лишь лампа на столике у шкафа.

Не хотелось ничего. Ни читать, ни гулять, ни видеться с кем-либо.

Драко подумал о том, как бы прореагировал, зайди она сейчас в его спальню. Глупо, но мысль билась в голове. Он бы прогнал её? Не стал бы выслушивать? Да и да. Почти наверняка.

Со вздохом прикрыл лицо рукой.

Провёл по влажным волосам, взъерошил их так, что они упали на лоб. Он просто хотел спать. Уснуть и не просыпаться до утра.

Или до следующего лета.

***


— Мама, скажи мне, что происходит?

— Ничего, дорогой. Всё хорошо. Просто засыпай.

— Я не буду спать. Я не слепой. Кто эти люди?

— Тш-ш! Тише, милый. Пожалуйста.

— Я не…

— Ты не должен говорить о них здесь. Ты не должен обращать внимания.

— Почему ты шепчешь? Нас подслушивают?

— Мне пора, Драко.

Она проводит рукой по его волосам. Таким красивым, в точности, как у неё. Мягкие и послушные. Имеющие цвет белого золота. Серые глаза смотрят почти со страхом.

За окном падает снег. Нарцисса улыбается.

Сглатывает горькие слёзы и на несколько секунд крепко обнимает сына. А потом встаёт и торопится к выходу из комнаты, оставляя его одного сидеть на постели. Смотреть вслед. Хмурить лоб.

Прежде чем закрыть дверь, она снова заставляет себя растянуть губы в улыбке. Сыну всегда было проще улыбаться, чем мужу.

— С Рождеством, мой хороший.

Молчит. Не отрывает от лица матери вопрошающего взгляда, а женщина уже шепчет непослушными губами запирающие заклинания, от которых дверь в комнату тут же захлопывается с тихим, почти невесомым звуком.

А потом — торопливые шаги. Лестницы. Страх. Укоризненные лица с портретов.

Они всё знают. Они осуждают тебя. Ты — убийца.

По спине пробегают мурашки, а губы начинают дрожать оттого, что голоса, эти вечные, оглушающие голоса, они правы.

Ты убийца.

Ты позволяешь мужу делать это.

И даже здесь, напротив двери в гостиную, когда до темниц ещё далеко, ей кажется, что нос чувствует металлический запах крови. А уши слышат крики. Женские, мужские, смешанные в один сплошной, отчаянный, убийственный звук.

Всхлип срывается с губ, и Нарцисса на трясущихся ногах спускается на нижние этажи, сворачивая в первую дверь, дрожащим взглядом окидывая тёмные коридоры. Портреты с лицами.

Эти лица повсюду.

Следят своими живыми глазами из старых рам. Статные, достойные, чистокровные. Ступающие когда-то своей величественной походкой по этому поместью. Не опускающиеся до такой низости, как самобичевание. Жалость к себе. Слёзы.

Они всё делали правильно — именно так говорили надменные взгляды. Каждый из них был лучше Нарциссы. Каждый был Малфоем. И фамилию эту возносили когда-то до королевских высот.

Женщина зажмурилась, толкая тяжёлую дверь.

В лицо тут же ударила холодная затхлость подземелий.

Мерлин, помоги.

И она плотно прикрывает за собой створку, прячась от сверлящих взглядов, что принесло толику облегчения.

Почему это всегда происходит ночью?

Ночь ассоциировалась у неё со стонами — отнюдь не наслаждения.

Ужас. Боль.

Будто внутри неё самой. Вот и сейчас. Она спускалась по ступеням, слегка влажным от сырости. Как на улице — так и в Мэноре. Замирая при каждом ударе капель о каменные плиты пола.

Ниже, ниже, ниже...

Женщина достигла темниц, остановившись, чувствуя, что сегодня у неё просто нет сил сделать шаг вперёд. В эту комнату. К этому человеку. К этим людям.

Она вознесла безмолвную молитву Мерлину: пусть сегодня там будет Логан. Пусть это будет он. Хоть он и был уже дважды на этой неделе — столько раз подряд ей везти не может.

Приоткрытая массивная дверь позволяла дрожащему свету падать на пол и на противоположную стену — широкой полосой, перебиваемой иногда движением людей в комнате. До неё оставалось всего шагов десять, но женщина стояла, прислонившись спиной к ледяному камню и прислушивалась к ударам своего сердца, не отрывая взгляда от факела, подмигивающего из мрака в конце коридора.

Мерлин, дай сил.

Дай сил.

Тихий голос, змейкой скользнувший по холодным стенам, принёс с собой такое море облегчения, что ноги едва не подогнулись. Голос Логана. Слава богам.

— Всё готово, Люциус. С этими мы закончили.

Это придало уверенности. Мерлин услышал её молитвы.

Женщина сжала руки в кулаки и уверенной походкой заскользила по коридору, невольно поджимая пальцы на ногах от холода — мягкие домашние туфли не защищали от остывшего камня. По самому полу змейкой скользил сквозняк. Нарциссе казалось, что она по щиколотку в могиле — такой мёртвый здесь воздух.

В комнате было шесть человек.

Люциус стоял спиной ко входу, и его длинные волосы мягкой волной спускались до середины спины. Он шептал какие-то заклинания, протянув руку с палочкой к телу девушки, лежащей на небольшом возвышении в нескольких шагах от него. Вокруг бездыханной на коленях стояли четыре человека в капюшонах, заунывно вторящие словам Люциуса.

Женщина быстро отвела глаза, не глядя на истерзанное тело. Целью ритуала было выкачать из жертвы как можно больше крови, пока она ещё жива, и Нарцисса каждый раз шептала благодарность Богу, что ей позволяли не присутствовать при этом действии. А свечи, не зажжённые здесь, позволяли полутьме скрывать зрелище от впечатлительных глаз.

Она ненавидела эту комнату.

Огромную, с низким потолком, выставляющую напоказ неприкрытый щербатый камень, торчащий из стен. Железная решётка камина была такой толстой и плотной, что практически не пропускала в темницу свет. Один лишь яркий факел пылал у алтаря в центре комнаты, на котором были выставлены склянки, полные чего-то густого. Бордового. Застывающе-мёртвого. Волна тошноты поднялась к гортани.

Нет.

Она никогда не привыкнет к этому. Она никогда не сможет содействовать мужу. Она обещала следовать за ним всегда. Но не сейчас. Не здесь. Ей было страшно. Холод по-прежнему окутывал ноги ледяной лентой.

Внезапно знакомые прохладные руки скользнули по открытым плечам. Это движение едва не заставило её вскрикнуть, обернувшись через плечо и вперившись взглядом в карие глаза.

— Логан… Ты напугал меня, — выдохнула она, всматриваясь в скуластое лицо с каким-то отчаянным желанием разглядеть что-то.

Тонкие губы растянулись в улыбке. Руки задержались на тёплой коже немного дольше положенного, и что-то внутри сжалось, словно в кокон. Впитывая в себя тепло прикосновения. Сохраняя, чтобы лелеять потом, когда придётся… снова отключать свои эмоции. В следующий раз. Когда это будет не он. А сейчас Нарцисса была почти счастлива, хоть мужчина пока не произнёс ни единого слова.

Но обычно ему хватало одного лишь взгляда.

— Ты опоздала.

Ладони тут же покинули плечи женщины.

Люциус теперь стоял вполоборота, наблюдая за женой краем глаза. Она волчком обернулась к нему.

— Я заходила к Драко, — сдержанно произнесла она, тщательно пряча страх, который теперь всё чаще прорезался в голосе, стоило мужу заговорить с ней.

— Он получает слишком много твоего внимания, — со спокойным холодом в голосе сообщил Малфой, не отводя глаз от лица женщины.

— Он приехал на две недели, мы и так не видели его…

— Я сказал, чтобы ты уделяла ему меньше внимания.

Нарцисса чувствовала, как напрягается за спиной Логан. По позвонку пробежала дрожь, будто кто-то провёл по коже холодными и мокрыми пальцами.

Спорить было бессмысленно, поэтому она лишь покорно опустила глаза. Люциус одобрительно кивнул и снова отвернулся.

— Логан, ты можешь взять её.

Господи, как она ненавидела эти слова.

Вот так просто он бросал их любому из своих ведущих приспешников.

“Ты можешь взять её”.

И продолжал заниматься окончанием ритуала под нестройный гул голосов людей в капюшонах. Слава Мерлину, что сегодня это Логан. Слава Мерлину.

— Благодарю за твою щедрость, Люциус.

Брюнет привычно поклонился, и взгляд Нарциссы упал на волосы на его висках с редкой проседью. Седина красила его ещё с молодых лет. Уже в двадцать семь у него появились первые обесцвеченные ниточки в шевелюре.

— На сегодня ты свободен. А я задержусь.

И тонкие губы снова начали произносить какие-то длинные слова на латыни, значения которых Нарцисса не знала.

Они с Логаном пересекли холл в молчании. Поднялись по ступеням на третий этаж и прошли по длинному коридору, изрезанному проёмами дверей, до самой северной части Малфой-Мэнора.

Привычная уже комната приняла их в свои тёплые объятья — ярко горел камин, освещая мягкими бликами даже самые мрачные уголки старой спальни для гостей.

Широкая кровать под пологом, тяжёлые шторы, гобелены на стенах, столик и кресло. Небольшой шкаф у самой двери.

Когда-то эта комната казалась необжитой и непривлекательной.

Теперь же она служила единственным местом, где Нарцисса могла почувствовать эфемерную иллюзию покоя. Получить свой заслуженный кусочек того, что люди звали счастьем.

— Ты приказала эльфам разжечь камин? Знала, что я приду?

Женщина молча ступила вглубь спальни, опускаясь в кресло у огня и протягивая к теплу дрожащие руки. Тихий голос обволакивал её, Нарцисса знала, что Логан стоит в проёме двери и прохладно усмехается. Сейчас шагнёт за нею, закроет створку, задёрнет шторы.

И каждый раз этот вопрос.

Как будто он не знал.

Не знал, что она каждый день приказывала разжигать чёртов камин в этой комнате. Каждый день ждала его. Прохладного прикосновения к плечам.

Он всегда приветствовал её этим прикосновением.

Он был таким постоянным.

И это было так необходимо.

Это стойкое постоянство, воплощённое в красивом, жёстком и сильном мужчине. Она жила им. И существовала рядом со своим окончательно слетевшим с катушек мужем.

Логан тоже был жесток, но он был в своём уме. Это подкупало. В особенности после того как пришлось столько времени жить слишком близко с ненормальным человеком.

Делить с ним дом. Обеденный стол. И постель.

Но вместо всего этого внутреннего монолога она лишь кивнула головой, не отрывая взгляда от огня за витой решёткой. А в следующий миг дверь с тихим щелчком закрылась. Губы произнесли заглушающее заклинание, и по стенам пробежала едва заметная рябь в подтверждение того, что оно сработало. Прохладные пальцы обхватили женщину, привлекая к спинке кресла, сдержанно касаясь виском тёплой щеки.

Пародия на объятье. Как-то горячо и слишком крепко. Ладони Логана всегда нагревались очень быстро. И так же быстро остывали. Обычно он был строг и спокоен, поэтому сегодня эта порывистость немого пугала.

— Я не смогу приходить всю следующую неделю.

Сердце Нарциссы остановилось, когда она услышала эти слова.

— Что?..

— Министерство открыло новое дело, меня завалили кучей работы, и я не смогу здесь появляться.

Она по-прежнему смотрела в камин. А сердце, кажется, вовсе не стучало. Холодок бежал по венам.

Вот оно что. Значит, его не будет.

Несложно теперь было догадаться, что за выражение скрывали сегодня отстранённые тёмные глаза. Несмотря на свои предубеждения — он беспокоился.

— Томпсон прикрывал меня как мог, хотя в идеале это должен был делать Ральфус. Я сказал, что Курт болен и мне нужно проводить с ним много времени, но из-за нового расследования он не сможет заменять меня на следующей неделе, — прохладный голос был спокойным. Будто то, что говорил Логан, не жалило внутренности смертельным ядом, вселяя страх. — Я мог бы попросить его ещё раз, но не думаю, что это хорошая идея. Оливар совсем крышей двинулся, у них в отделе сейчас похлеще, чем в больнице святого Мунго. А если они догадаются о чём-то — я не собираюсь терять работу.

Нарцисса не могла заставить себя произнести ни слова даже после того, как мужчина замолчал, всё ещё легко касаясь её самыми кончиками пальцев, будто не был уверен в уместности этих прикосновений. Ему была несвойственна нежность.

Но он был правильным.

На глазах накипали слёзы, и это было единственным, на что сподобилось измученное тело. Логан заметил. Обошёл кресло, останавливаясь перед ней. Оставленные им плечи тут же покрылись мурашками, а воздух в комнате уже казался не таким тёплым, как минуту назад.

— Это зависит не от меня.

Тонкие пальцы постукивали подушечками по подбородку, будто хозяин их пребывал в отстранённой задумчивости.

— Да, я понимаю, — голос дрожит, и Нарцисса ненавидит эту свою слабость. Она сжимает пальцы. — Ты не должен. Я знаю. Просто… прости. Я сейчас успокоюсь.

Логан не шевелится. Постепенно его губы сжимаются, а взгляд тяжелеет. Нелегко было понять, о чём он думает. И это действительно удивило Нарциссу:

— Ты можешь уехать отсюда, — произнёс он, но тут же кашлянул, будто осёкшись. — Если тебя что-то не устраивает. Что-то вроде крыши над головой, ежедневного питания и стен, охраняющих тебя от стихии.

Нервный смешок вырвался из груди, и снова эти проклятые слёзы, заливающие щёки.

— Ты знаешь, что нет, — женщина торопливо стирает с лица солёные дорожки, но они появляются снова. И снова. — Я не могу здесь находиться! Они насилуют меня, Логан! Слышишь?! Все, кроме...

Мужчина резко наклонился вперёд, обдавая её запахом своего особенного одеколона.

— Я тоже тебя насилую, Нарци.

И он был прав.

Это входило в норму приспешников.

Люциус позволял привилегированным пользоваться телом своей жены. Называл это поощрением. Ведь такое прекрасное тело не должно принадлежать одному.

Но когда этим приспешником становился Логан — всё было иначе.

Он не пытал её перед этим. Не применял “Империо”, чтобы играть с её телом так, что на следующий день она не могла ходить. Не швырял “Круцио”, просто чтобы посмотреть, не увеличит ли чужая боль собственное возбуждение.

Чёртовы извращенцы.

Чёртовы. Извращенцы.

Чувствуя, как очередное тело вдалбливается в неё, Нарцисса заклинала Мерлина, чтобы душа этого человека попала в ад и гнила там вечно за всё то, что они с ней творят.

Все, кроме этого мужчины, что стоял сейчас перед ней.

Да, он был груб. Но он обходился простым удовлетворением физической потребности, и на фоне тех, что измывались над женщиной каждую ночь, это выглядело настолько безобидно, что она молилась каждый вечер, чтобы сегодня приспешником снова оказался Логан.

Конечно, не думая, что он сможет вечно отгораживать её от того насилия, что позволял творить с нею незнакомым людям Люциус. Но… она надеялась. Чёрт возьми, надеялась.

Это было так адски больно каждый раз.

— Я ничего не обещал тебе.

И это тоже было правдой.

Совершенно ничего. И он вовсе не обязан следить за безопасностью незнакомой, по сути, женщины. Но он пытался… хоть и отрицал это.

Нарцисса сцепила перед собой руки.

Этот разговор давно нужно было начать.

— Послушай, Логан. Я подумала, что...

Он сощурился. Видимо, этот просящий тон был хорошо ему знаком. Мерлин, конечно. Он ведь работал в Министерстве Магии. Там по тысячу раз в день приходят с просьбами, на которые в большинстве случаев было просто лень обращать внимание.

Сложил руки на груди, мимоходом поглядывая на часы на запястье.

— Нарци. Уже полночь. У нас не так много времени, чтобы закончить все наши дела. Поэтому, — он с удовольствием усмехнулся. — Снимай платье.

Комнату начал наполнять стремительно нарастающий гул.

— Но… — женщина закусила губу, встретившись с холодным взглядом, которого усмешка эта не касалась и подавно.

— Раздевайся.

Гудение становилось громче, сдавливая голову, но почему-то Нарцисса не обращала на него никакого внимания.

— Хорошо. Конечно, — она до боли прикусила губу, опуская глаза, сдерживая слёзы в себе. Она не заплачет. Не заплачет.

Пусть, сегодня не получилось. Но...

Когда-нибудь она сможет пробиться сквозь эту ледяную стену.

Логан поможет ей. У него не будет выбора.

Руки потянулись к застёжкам на платье и внезапно…

Гул оборвался.

Резкая вспышка заставила проснуться.

Нарцисса села на постели, задыхаясь в облаке сажи, которая заполнила практически всю комнату.

Сердце колотилось, как ненормальное. Она моргала, пытаясь понять, где находится. Почему её щёки мокрые, а дыхание сбито.

Темнота, кругом темнота. Свеча не горит, хотя она всегда оставляла её зажжённой на туалетном столике.

Мерлин… ей что, приснилось это? Настолько реально. Так по-настоящему. Так не бывает.

Женщина снова закашлялась, недоумевая, откуда в воздухе столько пыли. Что вообще происходит?

Нашарив палочку под подушкой, она выдавила из себя: “Люмос”, на секунду зажмурившись. А стоило ей открыть глаза, как из горла вырвался громкий крик — прямо перед кроватью замерла высокая фигура в тёмной мантии, которую тут же выхватил луч света из густой темноты.

Губы не успели произнести ни одного заклинания — да что там, даже в голове не пронеслось ни одного слова. Ей тут же заткнула рот прохладная ладонь. Запах знакомого одеколона ударил в нос и крик оборвался.

— Тише, Нарци.

Мерлин всемогущий!

Это Логан.

Женщина оттолкнула его руку и, упираясь ногами в постель, отползла к самому краю, подальше от мужчины, который уже снимал капюшон и стряхивал сажу с рукава.

— Какого… чёрта ты здесь делаешь?

Она всё ещё направляла на брюнета палочку. Всё ещё не отошла после сна, который, Нарцисса могла поклясться, был настоящим воспоминанием.

— Не думал, что ты уже спишь, — произнёс, пожимая плечами.

Приведя себя в относительный порядок, он снова поднял глаза. Взглянул на дрожащий луч света, пляшущий по его одежде. Вернулся к побледневшему лицу женщины. — Хочешь убить меня “Люмосом”?

Та поморщилась, отводя руку в сторону. Спуская с кровати ноги и нашаривая висящий на спинке кресла халат.

— Заявиться посреди ночи и не предполагать, что…

— Только десять вечера, — пожал плечами, как ни в чём не бывало.

Нарцисса вспомнила, что действительно решила лечь пораньше. Значит, проспала всего час.

А сон был таким ярким.

В комнате вспыхнул свет. Мужчина спрятал палочку, слегка щурясь.

— Нокс.

Люмос потух. Нарцисса накинула лёгкий халат на плечи, повернувшись к позднему гостю лицом только когда свободная ночная рубашка была полностью скрыта от его глаз.

— Как вы сюда попали? — спросила, торопливо затягивая пояс.

— Через камин.

— Камин закрыт для перемещений.

— Похоже на то? — Логан развел руками, наглядно демонстрируя женщине своё присутствие в просторной спальне.

— Ну и что же это? Томпсон врал мне, что я не могу аппарировать этим путём?

— Нет. Вся прелесть в том, что доступ к твоему камину только что открыл я, из Министерства, — брюнет самодовольно ухмыльнулся, и она нахмурилась.

— Что значит вы? Вот так просто?

— Я имею доступ к сети каминного ряда почти по всей Англии.

— О… — протянула женщина, склоняя голову набок. — Это интересно. И зачем же вы это сделали?

Логан принялся медленно расхаживать взад-вперёд, а Нарцисса следила за ним взглядом, не делая ни шага, стараясь даже не шевелиться лишний раз. Рядом с ним она ощущала смущение. И это чувство… привязанности, оставшееся после сна и ожившее в воспоминании.

Оно никуда не уходило.

Как странно. Она ведь ещё несколько встреч назад млела от страха перед этими глазами и голосом.

— Как ты помнишь, я предложил наложить на Малфой-Мэнор щит, защищающий тебя от опасности извне, — произнёс он, останавливаясь и будто мимоходом касаясь столбика кровати кончиками пальцев. — Но мне нужно было обеспечить для себя проникновение в особняк. И поэтому твой камин теперь открыт.

— Из Министерства? — Нарцисса удивлённо подняла брови, но Логан только покачал головой.

— Нет. Сюда можно попасть только из камина в моём доме.

Нарцисса сложила руки на груди, глядя на него прищуренными глазами. От страха, плещущегося в сознании при виде этого мужчины не осталось и следа. Лишь лёгкий дискомфорт под рёбрами. Воспоминание её смущало. Под кожей прошли мурашки.

Ведь… ведь Логан — её любовник. Если можно так сказать, конечно, про одного из тех, кому позволено было пользоваться её телом.

Сейчас ей казалось, что она всё вспомнила. Всё о той ночи, когда видела своего мужа, проводящего ритуал. И Логана, увлекающего её в комнату.

“Раздевайся”.

Снова мурашки. Опустила взгляд.

— Не понимаю мотивов этого поступка, — она говорила спокойно, но голос всё равно дрогнул.

— Я же сказал, что мне и нескольким моим товарищам понадобится твой дом. Этот момент настал.

— Нет! — спокойствие как рукой сняло. — Нет, вы не говорили.

Голубые глаза вспыхнули недобрым огоньком.

— Нарци, это может никак не касаться тебя самой, но…

— Но — что? После “но” обычно идёт всё самое приятное, и будьте добры сообщить мне это в подробностях.

Взгляд мужчины стал жёстче, и Нарцисса тут же притихла.

— Никаких подробностей, милая, — железный голос и сжатые губы. — Завтра ты узнаешь всё сама.

— Вы обещали, что меня никто не тронет, — слова почти утонули в напряжённом воздухе.

Логан покусал щёку, всё ещё хмурясь. А когда заговорил, тон его стал немного миролюбивее.

— Да. В частности: Оливар и Томпсон. Разве не они приносили тебе больше всех неприятностей и беспокойств?

— Дело не в неприятностях, а в том, что в поместье будут продолжать находиться чужие для меня люди… Будь моя воля…

— Скажи мне, ты веришь себе - тогда?

Вопрос был задан слишком прямо. Так, что женщина даже не сразу поняла его смысл.

— Что?

— Ты веришь Нарциссе Малфой из далёкого июня? В ту Нарциссу, что была до потери памяти. Могла бы ты доверить свою жизнь в руки той женщины? — Логан сделал несколько шагов вперёд, оказываясь куда ближе, чем изначально, заставляя её поднимать подбородок.

Интересно, какого ответа он ждёт.

Нет.

Но… как она могла сказать, что не верит самой себе.

— Верю.

— Отлично. Потому что это решение было принято тобой — тогда. Это и была твоя воля.

Она сделала осторожный шаг назад.

— Что за решение? Вы отлично знаете, что я не помню этого.

Логан мягко наступал.

— Осознанное, взрослое решение. Взаимопомощь, — он сверлил взглядом её непонимающее лицо. — Я помог тебе. А ты — мне.

Женщина упёрлась спиной в высокий сервант. Её гость тоже остановился — в нескольких шагах.

Каким-то уголком своего сознания она отметила, что седины на его висках стало куда больше, чем было во сне.

— И что же за условия были у этого договора?

Логан помолчал, покачиваясь с пятки на носок. Потёр подбородок.

Взгляд его снова провалился будто сквозь собеседницу.

— Ты вспомнишь, если твоё подсознание того захочет, — изрёк после минуты задумчивого молчания.

— Но завтра в мой дом придут неизвестные мне люди, и…

— Не более, чем собрание. Для начала, — он отметил, как напряглась Нарцисса после этих слов. — Я уже сказал — ты можешь в этом не участвовать. Но обязана позволить сделать это мне. И, помимо всего прочего. Держать рот. На. Замке.

О, да.

Она хорошо помнила слова Логана относительно того, что будет, если Дерек вдруг поймёт, что воспоминания начали возвращаться к ней из прошлого, словно пауки, вытягивающие свою паутину, позволяя ей разрастаться.

Умирать рано. У неё есть сын. Её Драко.

Нарцисса помнила его волосы на ощупь. Проснулась и просто поняла, что знает, как приятно и мягко перебирать их. И что если присмотреться, то можно заметить в кристальных глазах сына синие вкрапления.

Женщина перевела взгляд на Логана. Он стоял слишком близко от неё, в её спальне, вводя хозяйку поместья в почти ненормальное смущение одним своим присутствием и пугая этими намёками, что слышались в его голосе.

Нахмурившись, женщина отвернулась, собирая в кулаки свою силу воли. Нужно выпроводить его из спальни. В конце-концов, это слишком личное.

А он ей — никто?

— Вас не затруднит пройти со мной в гостиную, или мы будем продолжать говорить здесь?

Он вовсе не смутился. Даже от старательного акцента на последнем слове.

Молча пожал плечами.

Обвёл комнату быстрым взглядом человека, бывавшего здесь не раз. Глаза остановились только единожды — на том месте, где ещё недавно висел портрет Люциуса и Нарциссы.

Женщина предпочла снять его со стены.

Взгляд мужа слишком беспокоил её. Часто она просыпалась от того, что ей казалось: кто-то неотрывно смотрит прямо в душу из плотной темноты комнаты.

Без портрета было легче дышать.

— Я не собирался задерживаться. Это была проверка камина, не более.

— Может быть, все-таки объясните, что происходит?

— А ты не хочешь мне ничего объяснить?

— Я… мне нечего объяснять. Не я заявилась к вам поздним вечером, — прохладные нотки в голосе женщины не сделали своего дела — Логан никак не отреагировал. Но следующим вопросом перебил её уже крутящуюся на языке фразу о том, что гостям следовало бы предупреждать о своём визите. Даже если это только проверка камина.

— Что с твоим взглядом, Нарци?

Слова тут же забылись.

Она моргнула.

Это имя не звучало устрашающе. Но фраза, произнесённая тихим голосом так и пронеслась в голове:

“Я тоже тебя насилую, Нарци”.

Женщина вздрогнула.

— Ничего. Просто…

Логан сделал шаг к ней, всматриваясь в лицо. Хмурясь. Будто пытаясь решить какую-то загадку. Останавливаясь теперь слишком близко.

Хотя, будь на Нарциссе платье или мантия, расстояние бы не показалось ей настолько крошечным. По голым ступням пробежал холодок.

— Ты вспомнила что-то?

Светлые глаза расширились, встретившись с его взглядом. Солгать, или нет? Решение металось между двух огней.

Однако он и сам всё понял.

Сжал губы. Логан был сейчас точно таким же, каким она видела его во сне. Напряжённый, хмурый.

Безостановочно думающий.

— Что именно?

— Ничего особенного, — она крепче обхватила себя руками, быстро выскальзывая из этой мнимой ловушки между мужчиной и деревом серванта, больно задевая плечом угол, но не обращая на это никакого внимания. Сосредоточилась лишь на том, чтобы ледяной озноб не начал сотрясать тело. — Драко, темницы, мой муж, ритуал… и вы.

Последнее слово повисло в воздухе.

— Я?

Она спрятала глаза за копной волос, делая вид, будто наклоняется и поправляет подсвечник на журнальном столике.

Он упрямо повторил:

— Я, Нарци?

Она поправила ещё раз. Вздохнула. Выпрямилась.

— Да. Вы.

Брюнет смотрел прямо на неё, будто прикидывая, врёт или нет. А она тем временем заметила несколько небольших пятен сажи на высокой скуле мужчины.

Пару минут в тишине.

А затем Логан разворачивается и идёт к камину.

— Что ж. Время действительно позднее.

Женщина смотрела, как он на ходу стряхивает остатки сажи с рукавов и груди. Неужели засмущался? Или тема настолько нежелательна, что он не хочет обсуждать её.

Шагнул за низенькую решётку, поправляя мантию. Нарцисса сделала почти невольный шаг вперёд.

— Но… вы ведь не ответили мне.

— По поводу? — он слегка пригнулся, накидывая на голову капюшон, тут же скрывающий карие глаза густой тенью плотной ткани.

— По поводу договора.

Нарцисса смотрела, как он поджимает губы. Потом извлекает из глубокого кармана немного летучего пороха, осыпающегося сквозь пальцы прерывающимися, невесомыми струйками.

— Я и не собирался отвечать.

И вспышка изумрудного пламени заставила женщину зажмуриться. В следующий момент в комнате она была одна.

***


Прошло целое воскресенье и четверть понедельника, а она видела его три раза.

Перебежками.

В Большом зале — случайно.

В гостиной — случайно.

На спортивном поле — оказавшись там совершенно случайно, конечно же. Просто искала… искала Гарри, да.

С которым распрощалась десятью минутами ранее.

А когда Малфой с метлой наперевес, вспотевший и разгорячённый, прошёл к раздевалкам, то словно что-то крошечное, но очень сильное разорвалось в мозгу. И Гермиона умчалась в замок, моля Мерлина, чтобы никто не увидел её.

Закрылась в комнате и даже не спустилась на ужин, просидев весь вечер на постели, кляня себя последними словами за глупое поведение.

Пообещав собственноручно запустить в себя Авадой, если ещё хотя бы раз будет пытаться найти с ним “случайную” встречу, открыла учебник по чарам и вызубрила на память четыре с половиной параграфа, которые по учебному плану полагались на изучение ближе к концу года.

Теперь Гермиона сидела на своём месте за третьей партой, уставившись перед собой прямо в чернеющий квадрат классной доски, и так старалась не давать своему взгляду пройти сквозь написанную волшебным мелом тему предстоящего занятия, что против воли сжимала руки в кулаки.

Трансфигурация шла последним уроком в расписании. И первым уроком со Слизерином.

Чёртовым Слизерином. Чтоб их…

Гермиона разжала ледяные пальцы и вытерла влажные ладошки о штаны. До начала десять минут. Несколько слизеринцев уже зашли в класс. За ними — Дин Томас и Финниган.

Волноваться не о чем. Малфой с Забини, два этих заносчивых короля Хогвартса, являлись обычно чуть ли не за секунду перед МакГонагалл.

Было ещё немного времени, чтобы поразмышлять, но…

Чёрт возьми, нет. Хватит. Тогда нужно было размышлять.

А сейчас уже поздно!

Ты же так любишь думать, Гермиона. Что с тобой случилось в субботу?

Ну и ладно, что тебя понесло. Ну и ладно, что твои мозги были напрочь выключены из-за этого… Малфоя. Но ты не имела никакого права...

Ладно.

Закрыла глаза.

Хорошо, всё. Это случилось. Пусть остальное будет не так важно. Осталось не принимать случившееся слишком близко к сердцу.

“ Я трахну тебя и всё это пройдёт. Исчезнет из меня...”.

Надеюсь, у тебя это действительно прошло. Потому что я, нафиг, ещё больше запуталась во всём.

Слова закрутили её в новом водовороте обидной боли, невесть откуда взявшейся. Глаза запекло.

От усталости, конечно же.

Гермиона снова почти не спала. Не потому, что её беспокоила лёгкая боль — теперь уже едва заметная — внизу, а потому, что голову разрывала на части мысленная резь. Будто каждый образ, всплывающий в памяти, был изодран тонким лезвием. Даже просто думать было мучительно.

Просто думать о нём.

А не думать она не могла.

Сегодня она не пошла на обед. Сразу направилась сюда, где уже заняли места за столами пару гриффиндорцев.

Села. Раскрыла перед собой книгу.

Уставилась в доску, свято веря, что если пробыть здесь достаточно долго до прихода этого Малфоя, то моральных сил только поприбавится. И сидела вот так уже минут пятнадцать, моргнув за всё время раз пять.

Она боялась момента, когда он войдёт в класс. Боялась своей реакции.

Сейчас она спокойна — спокойна ведь? — и уверена в себе. А вот он появится, и она… что? Набросится на него с кулаками? Наорёт? Умчится в неизвестном направлении?

Гермиона тяжело вздохнула и поклялась, что не выкинет ничего эдакого и не скажет ему ни слова (конечно, не скажет — так много свидетелей, он не позволит ей даже рта раскрыть).

У неё не было проблемы с принятием того факта, что случилось. Если быть достаточно честной с собой — у неё вообще не было проблем.

Кроме одной.

Она пообещала себе когда-то, что не будет жалеть о своих поступках. Даже самых сомнительных. Но… если это не сожаление, тогда что?

Возможно, разочарование в себе.

Которое пришло к ней сразу же, после брошенных им слов. Совершенно правильных и справедливых слов, которые она, дура-Дура-Грейнджер, заслужила. Она должна была понимать, осознавать.

Не самые приятные мысли начали копошиться в голове, но сумка Рона с грохотом приземлилась прямо перед девушкой на парту, прихлопнув своей тяжестью томик по трансфигурации и заставив Гермиону подскочить на месте.

Довольная физиономия рыжего засунула обратно в глотку всю рвущуюся наружу ругань.

Ему стоило только улыбнуться.

Вот именно благодаря этой улыбке он не единожды избегал смерти от рук подруги. И на этот раз тоже сработало — Грейнджер лишь раздражённо зыркнула на него тёмными глазами.

Уизли рухнул рядом с ней, едва не распластавшись по стулу.

— Зря не пришла на обед, было вкусно, — сыто поглаживая живот выдохнул он.— Или гранит науки вкуснее отменного рагу в подливе? Ха-ха-ха...

— Ха-ха, — уныло проблеяла Гермиона в ответ, силясь не закатить глаза, чтобы не испортить Рону настроение своим расстроенным видом. — Где Гарри?

— Я здесь, — Поттер как раз проходил мимо девушки и легко коснулся её плеча.

Бросив на парту впереди свою сумку и какую-то тетрадь, он оседлал стул, уперевшись в спинку подбородком.

— Всё нормально?

— Да, — гриффиндорка постаралась искренне улыбнуться, и у неё получилось, судя по кивку Гарри.

— Я нашёл тетрадь Курта, — он быстрым движением указал себе за спину. — Валялась здесь. У них, наверное, занятие было, и он забыл её. Или выпала.

Поттер запустил в волосы пальцы, подавляя зевок, в то время как Гермиона вытянула шею.

— Могу вернуть, если хочешь, — предложила она.

Всё равно рано или поздно нужно было бы поговорить с ним, а не бегать, как маленькая. А стимул пригодится всегда.

Гарри пожал плечами.

— Да пожалуйста, держи, — и, заведя руку за спину, нащупал небольшую тетрадку на парте, протягивая её подруге. — Спать так охота.

И снова зевнул, отворачиваясь и устраивая голову на сложенных на парте локтях. Рон в свою очередь почесал лоб и принялся копошиться в своей сумке. Он вечно терял там что-то.

А девушка, недолго думая, открыла первую страницу и пробежала взглядом по первым строчкам — имени и фамилии.

Курт Логан Миллер.

Логан.

Где-то она однозначно…

Быстро перебрала в уме похожие имена префектов и младшекурсников из тех списков, что собственноручно составляла. Пожала плечами и закрыла тетрадь, откладывая её на край парты.

Да мало ли, где она могла его видеть.

Видеть. Однозначно видела.

Память на имена у Гермионы была отменная. Девушка нахмурила лоб, пытаясь вспомнить, перебирая в голове варианты.

Что-то незначительное. Какая-то мелочь. Буквально мельком, ничего важного…

Бумажка, имя.

Бумажка… подписанный учебник?

Нет, нет. Не то.

Ответ был на самой поверхности — протяни руку и возьми. Только, как назло, такие ответы тяжелее всего поймать за хвост.

Грейнджер ощутила, как боль в висках начала сдавливать голову. О, нет.

— Годрик, только этого не хватало…

— М? — Рон не отвлекался от копошения в своей сумке.

— Голова болит.

— М… — рыжий ещё на несколько секунд исчез почти по самые плечи, а потом вынырнул, взъерошенный. — Где моё долбаное перо?

Девушка отмахнулась, зашвыривая мысли о странном имени на задворки памяти. Подумает на досуге. Не так уж важно. Только боль в голове от этого не прошла.

— Я пойду умоюсь, — она отодвинула свой стул, раздражаясь, со вздохом потирая переносицу. — Если это кого-нибудь интересует.

Ну, вот. Начинается.

Сейчас польётся яд — она себя знала.

Гарри поднял голову, глядя на подругу со смесью подозрения и сочувствия.

— Точно всё нормально?

— О, да, всё отлично.

Скептичный взгляд зелёных глаз из-под очков.

— Просто не выспалась.

И не соврала. Хоть что-то приятное.

Действительно ведь отвратительно спала. Но причину ему знать совершенно не обязательно.

— Рональд, твоё долбаное перо лежит на долбаной парте. Разуй глаза.

Встала и быстрым шагом направилась к выходу из кабинета, мысленно рисуя себе красноречивые перегляды мальчишек.

Благодаря Мерлина за то, что туалет для девочек расположен за углом и она не опоздает на урок, она церемонно проигнорировала какой-то лёгкий подкол со стороны слизеринцев, сохраняя достоинство и ровную спину.

Но стоило сжать пальцами ручку двери, как та рывком потянула её на себя, и лицо Гермионы уткнулось в зелёный галстук, а лёгкие заполнил запах, от которого дыбом встал каждый волосок на теле.

Мерлин, Грейнджер...

Это просто уметь нужно попадать в такие, блин, дерьмовые ситуации.

Лучше бы ты сидела и терпела свою головную боль за своей третьей партой, чем теперь отскакивала от Малфоя, как ошпаренная.

И таращилась на него. Вот так.

А он… что, даже не…

— Брысь, грязнокровка.

Умри.

Умриумри.

Просто умри сейчас, чтобы не покраснеть ещё больше.

Сгореть заживо со стыда.

Когда даже смысла в румянце не было, ведь Драко действительно не смотрел на неё. Только грубовато оттолкнул плечом, заставляя сделать ещё один шаг назад.

Пошла с дороги.

Примерно так это выглядело.

Зато идущий за блондином Забини едва не просверлил лицо Грейнджер таким взглядом, что зачесались щёки. Не смотреть на них. Просто иди.

Иди, куда шла, Гермиона.

Он ведь даже головы не повернул. Что за хрень, Малфой?

ИДИ!

Моргнула, резко отвернулась.

Переставляя негнущиеся ноги, с пылающим лицом пронеслась по коридору, заскочила в туалет.

Раковина, вода, прохладно. Умылась. Кожа постепенно остывает.

— Чёрт, — шепнула она в мокрый ковш ладоней.

Надо же. Не хотела попадаться на глаза. И в итоге врезалась в него.

Врезалась в него! Налетела со всего ходу! Да чтобы тебя с ног сбило! Хренов грёбаный хорек, как же ятебяненавижу!

Она ударила мокрыми руками по раковине. Потом ещё раз. Зажмурилась.

Больно. На ладонях красные пятна. Голос разнёсся по блестящим в свете ламп стенам:

— Пошёл ты, Малфой!

Пошёл ты, ясно?

Ты и твоя семья — заносчивые… надменные сволочи! Твой отец — тварь, и ты такой же.

Конечно, Грейнджер. Повторяй это.

Так ведь легче, правда?

Нет. Но плевать. Может быть, станет когда-нибудь. И кто-то в груди прекратит трепать тебя, как оборванный и обгрызанный лоскут грязной тряпки.

Злость была ненужной, но она была. Так сильно была, что Гермиона не сдержалась и ещё раз ударила по керамическим бортикам.

Лучше злиться. Лучше так, чем плакать.

Осквернять эти стены, эту школу своими слезами.

Такие, как я загрязняют Хогвартс. Такие, как я.

А такие как ты, Малфой, втаптывают его в полное дерьмо! Это таких, как ты нужно исключать, выкидывать, как мусор. Куда бы ты побежал, если бы тебя вышвырнули отсюда за шкирку? К своей мамочке? Той самой, письма которой ты жжёшь, когда они тебе приходят? Тебе не к кому идти!

Я хотя бы всегда буду знать, что меня ждут.

Так кто из нас теперь в проигрыше?

Лицо, застывшее в сознании, которому она выплёвывала всё это, высокомерно приподняло брови и растаяло.

— Сволочь, — Гермиона тяжело дышала.

Подняла взгляд, встретившись с собственными пылающими глазами в зеркале. На миг замерла.

Оставь немного меня, Малфой. Пожалуйста. Нельзя делать так, как делаешь ты. Верни мне меня, ты-должен-вернуть-сейчас-немедленно-пожалуйста, верни. Иначе случится что-то ужасное.

Она не хотела.

Я не хочу, слышишь?

Медленно.

Выдохнула, расслабляя сжатую челюсть. Начала успокаиваться. Опустила взгляд на бьющую в раковину тугую струю воды. Повернула вентиль. Тишина. Мысли опускались. Прекратили метаться. И вдруг…

Письма.

Которые ты жжёшь.

Логан. Бумажка, письмо, Нарцисса.

Гермиона замерла, чувствуя, как в груди сжимается что-то холодное.

Щелчок — и одна крошечная мозаика присоединилась к другой.

Глаза вернулись к собственному отражению, недоверчиво вглядываясь в мокрое лицо. Мокрые ресницы. Тускнеющие щёки.

Грейнджер.

Что за ребус ты только что разгадала?

Прости, Мерлин. Она не поняла.
 

Глава 15.

Грязнокровка расстроена, и расстроил её не Малфой.

Драко просто добил — это норма. Беспокоило другое: она уже была зла, когда влетела в него на полном ходу и накрыла своим охуительно-особенным-запахом. Клюнула носом слизеринский галстук и на сотую секунды обомлела.

А он сдержал этот псевдо-правильный порыв обхватить тонкую талию рукой.

Сдержал. Слава Мерлину.

Ведь куда проще было бросить ей “брысь”. Что он и сделал. Послушная грязнокровочка. А что, если бы она не отошла? Осталась бы стоять, или, ещё лучше, обхватила бы его за шею своими конечно-я-не-вспоминал-о-них-каждую-ночь руками, поднялась на носочки и поцеловала при всех.

При всех.

Вот было бы охерение. Драко мрачно усмехнулся.

Ну, да. Конечно.

Трусиха умчалась, как миленькая. Ищи, свищи.

Куда она вообще направилась за три минуты до начала урока? Не расстроит же опозданием свою любимую МакГонагалл. И кто мог довести Грейнджер настолько, что даже занятие не стало для неё помехой свалить немедленно? Да, девушка всегда сбегала, когда что-то шло не так. Да уж, хвалёную факультетскую отвагу не утаишь.

Кто бы говорил.

О, ради бога. Самобичевание на сегодня запланировано не было.

И всё же Малфой скосил взгляд на переговаривающихся Поттера и Уизли. Гриффиндорское мудачьё. На роже рыжего — смиренная вина. Поттер хмурится. И прислушиваться не нужно — их разговор, наверное, слышала даже Даф, которая сейчас сидела где-то позади Драко и внимала трескотне Пэнси.

— Гарри, я не знаю, хватит уже.

— Нужно было идти за ней и узнать, что случилось.

— Спросим, когда вернётся.

— Кажется, она не в порядке.

— Я не знаю. Она рассердилась из-за моего пера, и… я не знаю.

— Или потому, что ты ничего не сказал на то, что у неё болит голова.

— Что я должен был сказать?

— Хотя бы что-то, кроме “м-м”.

— Но и так было что-то.

— Угу. “Где моё грёбанное перо”. Молодец.

— Отвали, Гарри.

Ясно.

Ушлёпки довели грязнокровку до точки кипения и действий а-ля “оставьте меня в покое”, и теперь активно пытались найти виноватого. Как это… бесило.

Драко закатил глаза, отворачиваясь. Теперь он не сможет подоставать Грейнджер тем, что не будет обращать на неё никакого внимания. По вине Поттера и Уизли.

Самых фееричных долбоёбов, которых он когда-либо встречал.

Хотя, она оставила свои вещи на столе. Может быть, стоит ждать возвращения.

Херня, он не будет ждать.

Он вообще забудет о ней. Прямо сейчас.

— …дожить до седьмого курса девственницей, — Нотт заржал. Плечи Малфоя напряглись, и он резко повернул голову. Забини тоже усмехался, потирая покрасневшие глаза фалангами пальцев.

Видимо, вчерашняя ночь у всех была не самой спокойной.

— Нет, правда, — Тео веселился вовсю. — С воттакенными буферами. И она целка.

— Что за ахинея? — Драко, пряча беспокойство, взглянул на Блейза, который только отмахнулся.

— Повесть о вчерашних геройствах Теодора, — дал он короткое пояснение и блондин едва сдержался, чтобы облегчённо не выдохнуть. Старательно игнорируя задержавшийся на его лице взгляд Забини. Мол, совсем крышей звезданулся? Я тебя не выдам.

Я знаю. Спасибо. Это просто… забей.

— Значит, ты теперь при даме, а? — подал голос Крэбб, и Малфой снова едва сдержался, чтобы не огрызнуться, вовремя сообразив, что обращаются вообще не к нему.

Блин, просто успокойся. Никто не знает.

Только Забини.

Взгляд снова метнулся к другу, который зевал, прикрыв рот ладонью.

Да ладно. Это же Блейз. Он даже перед Визенгамотом не расколется.

— Ну что ты, — возмутился Теодор. — Это была крохотная интрижка, не более того. Правда… эта рыжая бестия ещё об этом не знает. “Тео, детка, мы ведь встретимся завтра вечером”? — заблеял он, и мулат потёр ладонями лицо, пряча смешок.

— Мудоблан, — покачал головой Грегори.

Драко поджал губы, думая, что ему действительно повезло — окажись в библиотеке Теодор, весь Хогвартс во главе с Ноттом и Паркинсон трубил бы о сраном трахе Драко Малфоя и грязнокровки. А Забини — считай, могила. Если блондин сам не проявит инициативу для рождения слухов, от мулата ничего не утечёт. Распускание сплетен не было в характере префекта Слизерина.

Вокруг Малфоя всегда крутилось много людей.

Каждому хотелось стать ближе, и хер пойми, зачем вообще это нужно: здороваться с ним в коридоре или вместе делать грёбаные домашние задания. Весь этот детский сад его мало волновал. Был Блейз, и этого хватало с головой. Он один — вместилище всего тёмного и светлого, чем хотелось делиться. Никогда — навязчив, всегда — спокоен.

Он был тем самым, правильным.

И Драко очень нравилось это слово.

В нём не было той отвратной, приторной правильности Грейнджер. До мозга костей гриффиндорской. Примерно-показательной.

Блейз — просто друг. Которому не нужно ничего объяснять, который и сам поймёт, как лучше, без твоей указки. Не ориентируясь на догмы и приличия.

Просто друг. Правильный для Малфоя.

И этого достаточно им обоим.

И сейчас Забини очень внимательно перевёл глаза с блондина на приоткрытую дверь кабинета, мимоходом скосив взгляд на часы, словно акцентируя его внимание на чём-то.

Кстати, да.

Где шатается грёбаная Грейнджер?

Урок почти начался.

Драко молча пошевелил челюстью и сжал губы. Его это вообще не касается. Он пообещал себе не вспоминать о ней, поэтому только пожал плечами в ответ. Блейз приподнял брови и вновь вернулся к вдохновлённому Нотту.

Практически в тот же момент в кабинет вплыла старуха МакГонагалл, уверенным шагом направляясь к кафедре.

— …и засаживал, и засаживал, и… — Нотт заткнулся на полуслове. Замер, наблюдая краем глаза, как женщина прошла мимо, скосив неодобрительный взгляд в их сторону. — Э-э… и я засадил практически весь… горшок корнеростом, как и просила Спраут, и…

Даже Малфой не сдержал улыбки, замечая, как трясутся плечи Блейза, прижимающего кулак к губам.

— Ой, придурок… — прыснул Винсент, пряча лицо в ладонях.

— Тео, фу, просто фу, — полушёпотом произнесла Дафна и сморщила носик, наклоняясь через парту и пихая того в плечо. — Как кобель о сучке, честное слово. Сделай одолжение, хвастайся своими... садово-огородными достижениями где-нибудь в другом месте, а то меня сейчас стошнит.

— Я вас не отвлекаю, мисс Гринграсс?

Сухой голос старухи заставил всех понуро опустить головы и зашелестеть пергаментами.

Малфой против воли ещё раз взглянул на пустующее место на третьей парте в ряду гриффиндорцев.

— Где мисс Грейнджер? — профессор заметила на парте сумку любимой ученицы.

— Под столом у Уизли, — глухо фыркнула Пэнси, и кто-то из слизеринцев с задних парт захихикали. Блейз и Нотт только сдержанно сжали губы.

Минерва приподняла брови над дужками очков.

— Слизерин сегодня полон энергии, я смотрю.

И тут же снова повисла тишина.

Идиотка Паркинсон. Когда ты научишься уже закрывать свой рот.

— Мистер Малфой.

Он покорно поднял взгляд на профессора.

— Да?

— Будьте добры, сходите за мисс Грейнджер.

— Почему я?

— Вы главный староста, — напомнила ему Минерва и, видимо, посчитав, что вопрос исчерпан, переключила внимание на тему урока.

Блондин нехотя поднялся со своего места, стрельнув взглядом в сторону напрягшегося Поттера и набычившегося Уизли, а затем глазами “благодаря” Пэнси за чудесный шанс лишний раз пообщаться с грязнокровкой. Брюнетка только поджала губы, когда он проходил мимо. Но не успел юноша дойти до двери и шага, как та открылась, и в грудь Драко снова уткнулся уже знакомый лоб.

Такое привычное движение.

От неожиданности Малфой даже не успел остановить себя и зарылся рукой в тёмные волосы.

На мгновение прижимая девушку к себе.

Благо, левой рукой — жест остался невидим для сидящих в классе студентов. Но он заметил, как вздрогнула гриффиндорка, почувствовав его прикосновение.

Чёрт.

Драко резко отдёрнул ладонь, словно обжёгшись. И тут же замер, встретившись с карими глазами. Слегка покрасневшими.

Ты плакала, Грейнджер? Не может быть, чтобы из-за этих идиотов… Какого хера ты плакала?

Вопросы так и сыпались один за другим в эти изумительные радужки. И сам собой подсовывался единственный самый очевидный ответ.

Из-за тебя, идиот.

— Оперативная работа, мистер Малфой, спасибо, — взгляд МакГонагалл стал немного теплее, когда переместился на гриффиндорку. — Я полагаю, у вас всё в порядке?

По классу прошёлся весёлый шумок, оторвавший Грейнджер от созерцания странного выражения во взгляде Драко.

— Да, — несколько мгновений она всё ещё смотрела в его лицо, а затем отвернулась и зашагала к своему месту. — Извините за опоздание.

Малфой отрешённо двинулся за ней, бездумно сжимая и разжимая пальцы левой руки.

Урок прошёл в прострации и бесполезных попытках выкинуть из себя её запах, который словно бы насквозь впитался в стенки лёгких.

Зато Драко больше не посмотрел на неё.

Ни разу.



* * *



— Ага. Прямо-таки ни разу.

— Клянусь, ни единого разочка, я сам видел.

Гарри повернулся к Грейнджер, которая сидела в кресле, уткнувшись в книгу и поджав под себя ноги.

— Он врёт, да?

Оторвала взгляд. Мельком взглянула на мальчишек, переворачивая страницу.

— Нет, не врёт, — и продолжила чтение, будто выпадая из окружающего мира и гостиной Гриффиндора, в частности.

— Как можно бояться летать на метле? Ни разу не подняться вверх выше человеческого роста! Я бы ни на что не променял это ощущение, когда ветер в лицо, и… — Поттер запнулся, хмурясь. — Гермиона? Я о тебе говорю, вообще-то.

Он коснулся её волос сегодня.

Мерлин, просто выкинь это из головы!

Ты же видела его взгляд в этот момент. Он сделал это неосознанно. Просто в попытке отстранить от себя, потому что твои глаза в очередной раз были настолько широко закрыты, блин, что ты не соизволила притормозить перед ним. Это скоро войдёт в порядок вещей — врубаться в него на каждом повороте и входя в каждый класс. Хреновый порядок. Очень. Очень хреновый.

И ещё.

Ей нужно с ним поговорить.

Видит Мерлин — это было последним, что она хотела бы сделать, но… Логан. Это имя так накрепко засело в голове. И мысль, что Драко не знает, о чём Нарцисса писала ему в письмах. Господи, это всё жутко её беспокоило. Гермиона называла это плохим предчувствием. Очень плохим, напрягающим, жужжащим в висках. Недоумевала — откуда это, какая ей к чёрту разница. Она не будет погружаться в эти семейные — малфоевские! — дрязги.

Но не могла просто молчать. Молчать, когда узнала… что-то. Чего сама не поняла. Поэтому им необходимо поговорить. Ведь вдруг это, хм, важно?

Тут же одёргивала себя — просто имя. Что здесь важного?

А вдруг.

Грейнджер просто не смогла себя заставить подойти к нему после урока. В гостиной, когда он, погрузившись в чтение газеты, сидел на диване, закинув ноги на столик. Она даже не сделала ему замечания, просто скользнула мимо, направляясь в башню Гриффиндора. Сжимая кулаки.

Не могла.

Но как они поговорят, если девушка не может и рта раскрыть, когда Драко рядом, блин?

И тогда, поднимаясь по очередной лестнице и кивая, приветствуя знакомых гриффиндорцев, отвечая на очень незначительные вопросы опять же кивком или полуфразой, почти наверняка решила: это не твоё дело, Гермиона, ладно? Не лезь. Прекрати.

И она заставила себя прекратить. Уже полтора часа заставляла, листая учебник по чарам. Конечно, учебник. Неизменно учебник. Завтра ведь урок теории, будет новый материал, а вдруг она забудет — ха-ха — старый? Подстраховаться никому не помешает.

Девушка подняла глаза, когда ощутила сверлящий взгляд на своём лице. Гарри сидел в кресле напротив, уперевшись локтями в разведённые колени и сплетя пальцы. Рон — на подлокотнике дивана, сложив руки на груди. Оба смотрели на неё.

— Что?

Только сейчас Гермиона поняла, что они уже несколько минут молчат. Переглянулись. Снова смотрят.

Её жутко раздражало, когда они делали вот так. Будто знали что-то, чего не знала она.

— Ну, что? — она закрыла учебник, заложив страницу пальцем.

— Всё нормально?

Гарри.

Конечно же, этот тон. Вкрадчивый, интересующийся. И будто бы без претензии, но Гермиона знала — хорошо знала, — ему не нравится, что подруга снова с головой ушла в свои мысли. И что-то колючее снова взвилось в груди, выталкивая слова изо рта:

— Это у тебя нужно спросить, всё ли в порядке, потому что я этот вопрос слышу от тебя с некоторых пор куда чаще, чем “как дела”.

Он поднял брови.

— Неправда. Я спрашиваю, только когда ты делаешь… вот так, — неопределённый жест рукой в её сторону.

— Как — так?

— Ты знаешь.

О, да. Она знала. Но какого чёрта об этом знает он?

— Сижу? Учусь? Читаю?

— Думаешь!

Гермиона недоверчиво сощурилась.

— Ты шутишь, должно быть. Мыслительный процесс — это нормально, Гарри, я пытаюсь донести это до вас не первый год.

Взгляд на секунду метнулся к Рону, который поджал губы и молчал, слушая перебранку друзей. Поттер отвернулся, потирая напряжённые ладони друг о друга, будто собираясь сказать что-то ещё.

— Почему ты вечно думаешь, что что-то не так, если я прихожу сюда? — девушка со стуком положила книгу на стол и встала, распрямляя плечи. — Быть может, я уже стала лишней в этой гостиной?

— Ты сама знаешь, что речь не об этом, Гермиона, — Гарри продолжал сидеть, не предпринимая попыток встать и смотреть на подругу сверху вниз. — Ты редко здесь. А когда бываешь — то чаще всего либо грустная, либо с таким выражением лица, что впору бежать подальше.

Она сжала губы, стискивая кулаки. Он что… прав? Гриффиндорка сглотнула, переводя прямой взгляд на Рона и поднимая подбородок:

— Ты тоже уже не рад мне?

Рыжий вытаращил глаза, теряясь на секунду.

— Что ты говоришь, ну, — бормочет. Сбивается. — Ты знаешь, что я… мы всегда рады, когда ты здесь. Ты же наша подруга. Мы немного заботимся и… переживаем. Просто…

Он расцепил руки и принялся дёргать свои пальцы, похрустывая суставами.

— Просто ты обещала говорить нам, если что-то случается. А если ты здесь, значит, что-то случилось.

Гермиона снова взглянула на говорившего Гарри. Теперь он встал и сделал шаг к ней, обходя стол. Тёплый взгляд зелёных глаз притупил защитные шипы, которые зудели под кожей, грозясь вырваться наружу.

— Гарри, — она выставила вперёд ладонь. — У меня нет проблем, ладно?

— Я не прошу тебя говорить о них.

Она упрямо сжала губы.

— Это логично. Если взять во внимание их отсутствие.

Поттер опустил взгляд лишь на несколько мгновений, чтобы она не почувствовала давления. Они не хотели давить, и Гермиона знала это. Где-то в глубине души ей даже льстила эта забота, но то, что они пытались встать на зыбкую почву, которая вот-вот затянет её саму, чудо, что ещё держит на поверхности, заставило девушку закрываться.

— Я просто не хочу, чтобы ты отдалялась от нас.

— Я не…

— Отдаляешься, — Гарри снова поднял глаза, но говорил спокойно.

Пожевал губами. Вздохнул.

Ей нечего было сказать.

— Ладно. Прости.

И, чёрт возьми, это извинение прозвучало сейчас так некстати. Гермиона смотрела на друга, морща лоб в попытке найти правильные слова. Их хватало, но все не к месту. Насколько легче продолжать делать вид, что ничего не происходит? Кажется, это начинало вытаскивать из неё последние силы.

Но девушка просто не могла себя заставить произнести два слова. Маленькие два слова. Признание. В чём?

“Это Малфой”.

И будь что будет. Может, они изобьют его? Перехватят в коридоре или ещё где.

Что будет, если вдруг она осмелится признаться им в причине… всего. Вообще всего. Он. Единственный человек, который опустошал и наполнял одновременно. Эти крайности убивали её.

Её.

Кто она теперь? Уже явно не Гермиона Грейнджер.

Гермиона Грейнджер была примерной. Гермиона Грейнджер была рассудительной. Гермиона Грейнджер была…

Щёки вспыхнули.

А стоило вспомнить его перекатывающиеся под её руками мышцы и… эти движения, то…

Дыхание сбивалось. И об этом не стоило вспоминать сейчас. Думая о сексе — Господи, прости — с Малфоем при Гарри и Роне ей становилось в миллион раз более стыдно, чем когда она думала об этом наедине с собой. Или на уроке. Хотя в такие моменты стыда оказывалось мало.

Сердце начинало биться сильнее, и тут же холодели ладони.

Она помотала головой, избавляясь от движущихся картинок в сознании. Она никогда не скажет им. Они никогда не узнают.

— Я пойду, — и наклонилась за учебником. Прижала его к груди, за которой сильно билось сердце. Несколько шагов к портрету, и…

— Пожалуйста, останься, — Рон вскочил с подлокотника, догоняя, перегораживая ей путь. Растерянные глаза, обрамлённые короткими светлыми ресницами. — Пожалуйста. Мы не хотели обидеть тебя.

Она открыла было рот, но её перебил голос Гарри:

— Ещё рано. И сегодня понедельник, тебе не нужно патрулировать.

Девушка несколько мгновений стояла, хмурясь. Потом со вздохом потянулась к Рону и порывисто обняла его. Тот напрягся, коротко похлопав ладонью по её спине. Она была уверена, что парень обменивается с Поттером озадаченными взглядами.

Через несколько секунд Гарри появился в поле её зрения. Он засунул руки в карманы своих любимых джинсов и улыбался.

— Я обещаю, что мы не будем больше говорить о тебе и мётлах в одном контексте.

Гермиона рассмеялась, выпуская рыжего и одёргивая рубашку. Как будто дело в дурацких мётлах.

Но… Порой её накрывало такими нужными волнами тепла, что она просто не знала, что делать с ними. Оставалось лишь смеяться и на какое-то время выкидывать проблемы из головы.

Если получится.

Можно ведь попытаться.

— Ладно, — с улыбкой перехватила книгу поудобнее. Заметив явное облегчение на лицах мальчишек, она развернулась и прошагала обратно к камину. — Тогда тащи свои варварские шахматы, Рональд, помнится, ты обещал мне партию.



…Взгляд вперился в каменную стену.

Дыхание смешивалось с мраком помещения. Темно. Холодно, только звуки… странные звуки, напоминающие тихий шёпот, скользят по стенам. Сознание в тумане, чувства притуплены. Рот будто полон ваты под завязку.

Она пошевелила шеей, попыталась двинуться, но не смогла.

Обездвижена. Руки заведены над головой.

Тихий лязг. Со стоном поднимает голову. Что?

Кандалы?

Непослушные пальцы пытаются обхватить тонкие цепи. Выходит не сразу. Тянут. Снова звон. Ничего. Господи, что происходит?

Она приходила в себя, вертя головой, чувствуя боль в затёкшей шее. И безостановочный, безотчётный страх. Что-то произойдёт. Сейчас что-то произойдёт.

Нет, нет, пожалуйста.

— Помогите… — крик такой тихий.

Громче, давай же!

— По… могите…

Тело начинает сотрясать дрожь. Тишина.

Она подтягивает к себе ноги, упираясь коленями в грудь и прижимаясь хребтом к камню. Комната небольшая, темная, будто бы влажная. И полна ледяного, замкнутого воздуха.

Мерлин. Пожалуйста, кто-нибудь.

— Эй! — дрожащий, едва ли громче, чем до этого.

Она не понимает. Распахнутые глаза мечутся по помещению, выхватывают тяжелый тёмный сгусток во мраке. Сердце останавливается. Ужас накрывает с головой.

Он не двигается.

Глаза привыкают к темноте, и сгусток перетекает в долговязую фигуру. Перед ней стоит человек в мантии.

— Кто это?.. — сбитый дыханием выкрик.

Некто будто вздрагивает. Делает шаг вперёд, заставляя её снова вдавиться лопатками в стену.

А потом, вдруг, будто со стороны.

Вот она, Гермиона.

Голова запрокинута. Ужас на бледном лице. Ужас, изрытый глубокими царапинами и сочным синяком на подбородке.

Человек, стоящий так близко, наклоняется.

Девушка сжимается, жмурится. Сильнее стискивает цепи пальцами, пытаясь согнуть вытянутые над головой руки.

— Курт! Не смей трогать меня!

Этот крик громкий, словно набравший силу за несколько секунд. Тугим облаком обвивается вокруг фигуры и бьёт в потолок, перетекая по стенам за пределы темницы — в коридор, разносясь эхом.

— Заткнись, Грейнджер!

Её голова дёргается от удара. По лицу текут слёзы.

И снова он ведёт ладонью по щеке, почти нежно, но жёстко. Цепляя раны. Она молча плачет, жмуря глаза. Нет. Нет, не нужно, пожалуйста.

— Нет… — шепчут губы, которых тут же касается его палец.

Оба вздрагивают, стоит двери в конце помещения открыться, издав тяжелый скрип, жалящий уши. Два лица обращённых к вошедшему.

— Драко! — девушка задыхается всхлипом.

Курт выхватывает палочку. Выставляет руку.

Гермиона цепляется взглядом за этот выпад. Порывается вперёд, но кандалы удерживают её запястья над головой.

Малфой, бледный, как сама смерть. Стоит в проёме двери и тяжело дышит. Взгляд мечется с палочки, направленной прямо на него — на Гермиону и её скованные руки.

— Отойди от неё, — рычит он, делая шаг вперёд.

— Не лезь в это, Малфой, — голос Миллера ровный. Он чувствует себя хозяином положения. — Ты не в том состоянии. Хорошо по тебе приложились, а?

Дыхание слизеринца сбитое и неровное. Видно, что держать спину прямо ему удаётся с трудом, и, будто в подтверждение слов когтевранца, он заходится кашлем, сплёвывая кровью на влажный пол.

— Даже очень хорошо, — тёмные брови приподнимаются. — Ты еле стоишь.

— Я сказал — проваливай, — хрипит, прижимая руку к животу и поднимая на Курта взгляд.

— Прости, Малфой. Но это конец. Всё.

Палочка в руке Курта застывает. Так, будто бы сейчас…

Сердце Гермионы останавливается.

Только что оно вылетало наружу, пробивая дыру в глотке, а сейчас застыло. Ни одного движения. Этот миг замер, словно кадр из какого-то не смешного, страшного и правдоподобного фильма.

Огромные глаза девушки в ужасе вглядываются в белоснежное лицо Малфоя, который кажется таким изнурённым, словно сейчас упадёт прямо здесь. В уголке тонких губ медленно собирается сгусток крови.

А в следующий миг время, будто кто-то ударил его в спину, полетело вперёд, стараясь нагнать упущенные секунды.

— Нет! — задохнулась Грейнджер, когда рука Миллера вычертила в воздухе знакомую руну и на конце палочки вспыхнул изумрудный свет.

— Авада Кедавра!

Вспышка.

— Нет! — крик разорвал тишину. Трясущееся тело подкинулось на постели.

Волосы падают на мокрое от слёз лицо, а ледяные руки, стиснутые в кулаки, жмутся к груди. Сердце заходится, заставляя давиться каждым сбитым вдохом.

Воздуха в спальне нет. Взгляд мечется в темноте, слёзы текут, будто сами по себе.

Гермиона вскочила с кровати, даже не заметив, как одеяло слетело к ногам и сползло бесформенной кучей на пол. Дрожь. Она будто воплотилась в каждой клетке напряжённого тела.

Идти, бежать. Движение вперёд. Почти ничего не видя. В мозгу стучат два слова, криком.

Авада Кедавра.

Зелёная вспышка ослепляла в липкой темноте. И на секунду в сознании снова родились каменные стены.

Нет. Нет, нет!

Бледное лицо Драко в сознании.

Серые глаза, кровь. Он убил его. Миллер убил его!

Нет, не может быть. Это сон! Просто сон, пожалуйста.

Гермиона налетела на дверь в ванную комнату, ударившись о дерево всем телом. Руки лихорадочно шарили по поверхности, натыкаясь на узорную раму. Пожалуйста, это просто ночной бред. Кошмар.

Истеричные всхлипы заставляли тело сжиматься, а слёзы застилали глаза. Наконец-то пальцы сжались на ручке, рванули на себя.

На мгновение её заставил зажмуриться свет, ударивший в глаза. Сон и явь смешались в такой тугой ком, что различить их стало просто невозможно.

Смыть, проснуться. Быстрее, пока это не затащило в себя, не вернуло в темницы.

И девушка метнулась вперёд, почти не контролируя своего тела, оглушённая набатом, ревущем в голове и ослеплённая изумрудной вспышкой перед глазами.



* * *



Дверь распахнулась и с грохотом ударилась о стену. Малфой вздрогнул, резко обернувшись, так, что мокрые волосы упали на лоб и прилипли к коже.

Она дрожала — и это было первым, что он заметил.

Нет. Она не дрожала. Её трясло. Просто лихорадочно трясло, а в глазах был написан такой ужас, словно перед ней сейчас не Драко стоял, а парила армия дементоров.

— Грейнджер, что…

Девушка даже не слышала, кажется.

Слепо бросилась к раковине, открывая вентиль непослушными руками и подставляя ладони под тугую струю.

По бледным, Мерлин, таким бледным щекам текли слёзы.

Пальцы начали лихорадочно тереть глаза, смывая солёную влагу, разбрызгивая холодную воду везде, где только можно. По зеркалу, кафельному полу, разгорячённому после душа торсу Драко. Малфой оглушённо смотрел на то, как слипаются длинные ресницы, а тонкие пальцы снова и снова прячут от него её лицо.

— Грейнджер, какого хера случилось? — голос удивлённый, глухой.

В какой-то миг он понял, что сделал шаг к ней, осторожно протягивая руку, но не смея коснуться вздрагивающего плеча.

Погладил пальцами воздух.

В ванной на несколько мгновений повисла тишина. И нарушилась так внезапно, что сердце сжалось до размеров горошины: через прижатые к лицу ладони прорвался громкий всхлип.

А следом рваные рыдания, на которых явно не хватало дыхания, сотрясли тело девушки. Ноги Гермионы подогнулись, и та тяжело сползла на пол, цепляясь пальцами за края раковины. Холодная вода по-прежнему хлестала её по рукам, стекая ниже, к локтям, исчезая в коротких рукавах футболки, прорезая мокрыми дорожками быстро намокающую ткань.

Единственное, на что хватило смелости Драко — сделать ещё один крошечный шаг и закрыть кран.

— Слушай, я…

Она вздрогнула так, словно он проорал эти слова ей на ухо, а не шепнул едва слышно.

— Нет, нет! Нетнетнет! — гриффиндорка засучила ногами, едва ли не истерически пытаясь забиться под широкий выступ раковины. Но голые ступни бестолково елозили по мокрой плитке, проскальзывая и нечаянно пиная Малфоя по голени.

И это странным образом привело его в чувство. Сработал какой-то неизвестный переключатель, заставив потянуться к ней, мазнуть пальцами по влажному локтю в попытке поднять, встряхнуть. Но девушка отпрянула, словно не узнавая его, снова срываясь и опять стараясь оттолкнуться.

Мерлин, да что с ней такое?

— Грейнджер, — слизеринец уловил в своем тоне напряжение, в котором гулко билось что-то ещё. Растерянность?

Что за херня?

Что она творит вообще?

Ухватить тонкую руку получилось только со второго раза, да и то чудом. Он рывком потянул её на себя, поднимая комом сжатое тело, но Гермиона неуловимо вывернула запястье, отталкиваясь в самый угол ванной комнаты, забираясь под раковину.

Будто пряталась от него.

Реакция Драко была быстрее: его ладонь вновь сомкнулась на предплечье девушки и вытащила её из укрытия, прижимая к стене, не давая бороться, вцепляясь пальцами в странно-ледяную кожу, обдавая собственным теплом. И только последнее, где-то на грани ощущений, удержало её от попыток высвободиться.

Гермиона вжалась лопатками в скользкий кафель, мечась широко раскрытыми глазами по стоящему напротив Малфою. Даже не догадываясь, что ещё одна крохотная капля с этих ресниц — и его выдержка помашет ручкой.

Что он прижмёт её к себе, зароется лицом в спутанные каштановые волосы, лишь бы не видеть снова этой паники в тёмных глазах. И, может быть, не простит себе этого никогда.

— Тшш, тихо… — Драко крепко стиснул её плечи, встряхивая так, что голова слегка запрокинулась, едва не ударяясь о стену. Ноль. Херов ноль реакции. Словно нет мыслей.

Тупое действие грёбаного Империо.

Пустота. И паника. Ещё немного — и обоюдная.

Вернись.

И почти против воли:

— Гермиона, смотри на меня!

Рот на секунду онемел от дикости того, насколько странно это имя звучит. Звучит из его губ.

Но… Потом. Всё потом.

Взгляд — или это просто тень от лампы — на секунду задержался на лице блондина...

И он увидел.

Страх. Заползающий в самое нутро и вытравляющий там всё живое.

Как тогда. Четыре месяца назад. В галерее Малфой-Мэнора.

У стены, где через день займет место портрет казненного в Визенгамоте Люциуса.

Мама. Обливиэйт.

Она смотрит на него. В упор.

Не Нарцисса — Грейнджер. Но слишком похоже было выражение её лица.

Этот взгляд. Проклинающий. Умоляющий. Перепуганный до полусмерти. И Драко захлёбывался в этих эмоциях, выплёскивающихся из… невероятно родных… так близко. До жути.

Слишком похоже. Слишком так, как тогда.

И слёзы, безостановочный поток осязаемого ужаса прямо из распахнутых глаз. Его хотелось убрать, стереть со щёк. Но он ничего не может сделать. Он такой беспомощный и лишь держит… держит плечи.

Так, как и сейчас.

“...— Драко, отпусти меня!”

Малфой зажмурился, сжимая зубы.

Нет.

Нет, нельзя. Не надо, я не хочу. Я не хочу опять это.

Уберите.

“— Так нужно…”

Кому нужно? Нет, не мне. Не дам, не позволю. Только не она.

Не её.

Не сейчас. Никогда. Никогда, слышите?

К кому он обращался? Ни к кому. Ко всем. Они не отнимут её снова.

“...— Драко…”

— Драко… — и спрятанное под спутанными волосами лицо уткнулось в его грудь.

Руки выпустили её плечи. Зарылись в эту сбитую гриву, прижимая к себе, обнимая, глуша рыдания. И те действительно стихали.

Он даже не заметил, как начал трястись вместе с ней, почти синхронно, переживая ужас, который преследовал его каждую ночь. Каждую херову ночь он просыпался. И за мгновение до того, как глаза открывались, под веками вспыхивал взгляд Нарциссы.

Он упустил.

Он не удержал.

Он удержит её. В этот раз всё будет иначе. Ему это необходимо.

Ногти царапнули его по спине, но вот дрожащие — просто ледяные — пальцы коснулись кожи, чуть отпрянули, и уже робкая мокрая ладонь всей поверхностью прошлась вверх по его хребту, цепляясь, вжимаясь подушечками.

— Всё хорошо, Грейнджер. Никто тебя не тронет, клянусь, — обещание соскользнуло с его губ за секунду до того, как мозг его осмыслил. Прочувствовал. Проанализировал.

Опять анализ. Грёбаный анализ.

Да. Всё так. Никто её больше не тронет. Никто не посмеет.

— Никто тебя не тронет.

Что он говорит…

Снова.

Она смотрит. Просто смотрит. Молча. Слышит — это было видно по глазам. По замершему дыханию. А потом веки прикрылись, и она легко прижалась лбом к его подбородку. Рука сама спустилась вниз, подхватила гриффиндорку под трясущиеся колени. Вторая ладонь крепче прижала девушку к груди. И через мгновение полумрак его спальни скрыл испуганный взгляд от его глаз.

Он и сам не осознавал.

Ты несёшь её к себе, Драко. Опасная территория, время бить тревогу.

Он мысленно отмахнулся от прогнившего насквозь голоса, истинно малфоевского, с фирменными нотками Люциуса в тоне, хрипевшего где-то в затылке. Позже он поразмыслит над этим. У него ещё будет время.

Но не тогда, когда ноги подводят его к постели. Руки опускают Грейнджер на простыню.

Вытянувшись рядом со всхлипывающей девушкой, Малфой тут же привлёк её к себе, пресекая разом все попытки вырваться, встать и уйти. Умчаться в темноту своей комнаты, из которой она так судорожно бежала. Кинулась прямо к нему. И неважно, что толкнуло её к этому. Пусть даже это был ужас перед собственной смертью.

Но она пришла.

Будто его объятия были самым надёжным местом во всём этом убогом мире.

И чёрт его знает, сколько времени прошло, когда тонкие плечи прекратили вздрагивать. Несколько минут, или час, или вся грёбаная ночь, потому что он не засекал, просто смотрел в темноту. Думал о том, что произошло там, в ванной, только что.

Имело ли право это произойти.

Потому что сейчас огромные — самые огромные на свете — глаза вглядывались в его лицо.

Ждали.

— Спи, — пальцы осторожно принялись распутывать сбившиеся в колтун кудри. Он не сумел удержаться. Её волосы так бесили. Они ему нравились. Вынос мозга. — Я здесь, просто спи.

Он был в ужасе от того, что говорил. Что за слова срывались с губ.

В охуительном ужасе от всего происходящего.

И от осознания, что всё так, как и должно быть. То самое “правильно”. Как? Как, мать её, это можно назвать правильным?

Но другого определения у Малфоя не находилось. Всё на своих местах. Она возле него. В его объятиях. Её голова покоится на его подушке.

И где-то внутри внезапно рождается новое, такое нужное слово.

Покой.

— Драко, — тихо, как он вообще услышал — не голос, лишь движение губ — непонятно.

— Что?

Ненависть, где ты? Где твой приторный яд? Внутри было пусто. Умиротворённая тишина.

— Мне холодно.

Ей холодно. И этот почти незначительный факт перевернул разом весь устоявшийся, стабильный, ледяной мир слизеринца.

Наверное, поэтому.

Да. Именно поэтому Малфой развернул её спиной к себе, одновременно натягивая на них обоих одеяло, сбитое к ногам. Прислонился горячей грудью. Укрыл. И грел своим телом окоченевшую гриффиндорку.

Где она умудрилась так замёрзнуть?

Тут же вспомнил ледяные капли воды на своей груди и животе. Дурочка. Маленькая дурочка.

И вот тут — стоп. Притормози, Малфой.

Что это было, Малфой? Нежность, Малфой?

Откуда эта грёбаная забота? Очнись, приятель. Ты обнимаешь грязнокровку!

Драко закрыл глаза. Господи, пусть он просто заткнётся сейчас.

Пошёл на хер.

Идеальный ответ последней попытке внутреннего голоса вразумить бестолкового хозяина.

Маленькая ладошка нашарила его запястье и, секунду поколебавшись, потянула на себя, заставила обхватить талию гриффиндорки под одеялом. Подтвердила “правильность” мыслей.

Вот так просто — раз, и всё. И она ещё ближе. Боже, как у неё всё было просто.

Драко против воли задержал дыхание, застывая с вытянутой поперёк неё рукой.

Он никогда не спал с девушкой.

Ни разу за всю свою сраную жизнь.

Даже с Пэнси.

А тут…

Уголки губ внезапно дрогнули в улыбке, когда она слабо повозилась рядом с ним, устраиваясь поудобнее.

Поудобнее, блин, в его руках. Её спина плотно прижалась к его груди, и Драко немного напрягся, когда почувствовал животом тонкую линию позвоночника.

Он вечно пытался указать Грейнджер её место. И где она оказалась? Не на своём ли месте? Нет. Глупо. Завтра всё будет нормально. Сейчас… так просто нужно.

Хрен ли ты улыбаешься? Губы тут же сжались, и Малфой замер. Что, по-твоему, происходит, фигов ты кретин? Грейнджер в твоей постели. И ты даже не трахаешь её, ты шепчешь ей “спи”. Спи! Что, твою мать, это могло бы значить?

Мозг лихорадочно пытался вспомнить сказанные хозяином слова. Что-то вроде “я не подбираю” или “я не беру то, что…”.

Нет. Не важно.

Малфой медленно закрыл глаза. Всё утром. Когда он откроет глаза и окончательно осознает, в какое дерьмо попал на самом деле. Когда увидит её рядом с собой, и...

Хочу увидеть, как ты проснёшься.

От этой внезапной мысли ему на секунду захотелось разодрать их обоих на части.

…Сквозь закрытые веки солнечные лучи казались ярко-розовыми.

Гермиона наморщила нос. Зажмурилась. Свет всё равно падал прямо на лицо, и девушка медленно повернула голову вбок, тут же уткнувшись носом во что-то тёплое и твёрдое.

Застыла. Запах… этот запах.

Приоткрыла глаза, и остатки сна вынеслись из головы со скоростью экспресса. Вместе с воспоминанием. Бьющим, сбивающим сон моментально.

Малфой спит.

Он здесь.

Рядом. В нескольких сантиметрах — она утыкается лицом в крепкое плечо.

Ресницы, немного темнее бровей, длиннее, чем казались раньше. Почти касались щёк. Волосы падали на лоб, отбрасывая тень на светлую кожу. Губы в кои-то веке не сжаты в упрямую линию, расслаблены. Ровное дыхание шевелит прядь волос Гермионы, лежащую совсем рядом от его лица. На подушке.

Быстрый взгляд пробежал по комнате. Это его спальня. Мерлин, она была в его спальне, в его постели. Здесь всё пахло им. И, кажется, она тоже уже пропиталась этим.

Запах Драко кружил голову. Лёгкий, его хотелось куда больше, сильнее. Вдохнуть в себя и оставить внутри. Только вдыхать и не выдыхать, пока не разорвутся лёгкие.

Глаза снова вернулись к слизеринцу.

Она позволила себе полюбоваться им совсем немного, несколько секунд. Воспоминания прошлого вечера оживали неясным маревом. Темницы, Курт. Надо же такому присниться. Видимо, вчера она действительно слишком долго проторчала в подземельях у Снейпа.

Драко слегка нахмурился, будто мысли Грейнджер могли помешать его сну. Глубоко вздохнул и повернулся на бок, зарываясь лицом в наволочку, обхватывая подушку рукой так, что запястье оказалось на уровне лица Гермионы.

Девушка замерла, боясь пошевелиться. Как он отреагирует на то, что она… здесь?

Он сам принёс её. Она хорошо это помнила. Как и тёплую руку, прижимающую к себе.

Обещание.

Он поклялся. И это совершенно путало мысли.

Гермиона вспоминала, рассматривая пики ресниц и высокий подъем скулы.

Всё хорошо.
Никто тебя не тронет.
Спи…

Зачем он говорил это? Зачем ему это нужно? Чтобы она поверила, каждому слову, каждому взгляду. Каждому прикосновению. А она действительно верила. Продолжала верить.

Спасайся, Гермиона. Спасайся, пока не стало слишком поздно.

Уже слишком поздно, с какой-то обречённостью пронеслось в голове.

Нужно было уйти, пока он не открыл глаза и не вышвырнул её из своей спальни. Зная Малфоя, он мог в одну секунду гладить её волосы, а в следующую — растоптать прямо на том же месте. И в каком настроении он обычно просыпается — гриффиндорка не представляла.

Наверное, в довольно раздражительном, подумала она, отчего-то улыбнувшись и вспомнив песню, которую часто затягивала, принимая душ. Залюбовавшись тем, как по выступающей ключице скачет солнечный зайчик, она не совладала с искушением и бесшумно пошевелила губами:

— Лондонский мост падает, падает, падает…

Конечно, он не услышал ни единого слова. Она сама их не расслышала, только немного шире улыбнулась.

А через мгновение вздрогнула: который час вообще?!

Первым занятием были зелья. Ещё не хватало заиметь проблем с профессором Снейпом из-за опоздания. Своего ученика-то он простит, а вот на ней отыграется по полной.

Это же нужно было такую удачу поймать — целый день бок о бок со слизеринцами. Первые два урока зелий, потом — чары. И все дисциплины — вместе. А как Гермионе не сгореть со стыда в первую же минуту присутствия её и Малфоя в одной комнате?

Почему этот негодяй вечно сбивает её с привычного ритма жизни?

Почему она не сможет сейчас пойти и уткнуться в учебник по нумерологии, изучая любимый предмет с прежним рвением? Почему её неотступно преследует его голос и эти… эти холодные…

Почему он не попытался облапать её этой ночью?

Лоб прорезала морщинка.

Девушка медленно опустила глаза, слегка приподнимая одеяло, и облегченный вздох сорвался с губ. Одета. Если можно было назвать одеждой тоненькую футболку, обтягивающую грудь, и привычные короткие шорты.

Которые он хотел сорвать с нее, рыча ей на ухо о том, что они… Гермиона покраснела, прикусывая губу. О том, что они мокрые насквозь, а ведь так оно и было.

Девушка быстро моргнула, возвращаясь из отвлеченных воспоминаний и снова глядя на расслабленное, наполовину скрытое подушкой лицо.

Малфой, он… даже не попытался. Даже не опустил рук ниже её талии ночью. Или, может быть, она перестала его интересовать после случившегося в библиотеке.

Возможно, она его разочаровала, или он ждал действительно обычного траха, а не то, что получил. Этого он явно не хотел.

Грейнджер решительно вздохнула, осторожно сдвигая с себя одеяло, с ужасом понимая, что не желает покидать эту постель. Его постель.

Она впервые проснулась не одна. Те пару раз, когда они с Роном и Гарри засыпали за столом или у камина в Норе, засидевшись почти до утра, не считались, конечно же. Здесь было другое. Человек, рядом с которым она провела ночь. В постели, в его тёплом объятии.

И этим человеком стал Малфой.

Мерлин, помоги.

Так хотелось вернуться в этот уютный плен его рук, прижаться к горячему телу. Он грел её. Зарывался лицом в волосы у неё на затылке. Никто и никогда так не делал. Так, как Мал… как Драко.

Девушка пропустила тот момент, когда лежащий сейчас рядом с ней человек перестал являться для неё мерзким слизеринцем, имя которого она ни за что бы не произнесла вслух. Это было чем-то запретным. Недопустимым. Недостойным Гермионы Грейнджер.

Драко.

Пошевелился…

Гриффиндорка замерла где-то на границе между теплом одеяла и утренней прохладой комнаты.

Пошевелился. Повернулся к ней. Протянул руку — и горячая ладонь скользнула по её животу, утаскивая обратно на подушки, пришпиливая весом к матрасу. Девушка застыла, приоткрыв рот и затаив дыхание.

Что он, бога ради, делает?

Тёплые пальцы будто случайно проникли под задравшуюся слегка ткань футболки, обжигая кожу. Сердце сбилось с привычного ритма. Судя по дыханию слизеринца, он спал, а Гермиона пыталась не задохнуться прохладным утренним воздухом, полным запаха дождя и шоколада.

Чёрт возьми. Не давай этому контролировать себя. Ты должна быть сильнее глупых ощущений. Сейчас он проснётся, и ты захлебнёшься в желчи, которой он начнёт поливать тебя. Заморозит своим льдом и вышвырнет вон. Вот, чем закончится это утро.

Вот, чем оно закончится, едва начавшись.

Девушка сжала губы и, осторожно сомкнув пальцы на тёплом запястье, медленно отстранила руку от себя, стараясь не обращать внимания на вопящий внутренний голос, от которого вибрировали барабанные перепонки.

Ляг рядом и спи, пока он не разбудит тебя поцелуем!

Спящая красавица.

Ага. Подзатыльником он её разбудит. Неужели кто-то ещё верит в глупые сказки? С Малфоем в роли прекрасного принца. И с метлой вместо белого коня. Она едва сдержалась, чтобы не фыркнуть. Кто последний подошёл бы на эту роль, так это Драко.

Девушка осторожно отпустила запястье, стоило расслабленным пальцам коснуться простыни рядом с обнажённым животом, низ которого прикрывало одеяло. Непослушный взгляд тут же скользнул по светлой коже, немного выступающим рёбрам, мерно вздымающимся.

Прекрати, Грейнджер. Отвернись немедленно.

Она почти насильно заставила себя зажмуриться, резко отстраняясь. Вздрогнув, когда пальцы ног коснулись прохладного ворса ковра.

Давай, давай. Выметайся отсюда.

Ты знаешь, что это правильно. Не смей жалеть, что тебе приходится уходить.

Встать и сделать несколько шагов в сторону ванны оказалось не так сложно, как думалось. Комната была такой же, как её собственная. Только полог над кроватью покрыт зелёной с серебрянными вкраплениями тканью, а ковёр расчерчен изумрудными переплетающимися змеями, застывшими и сверкающими своими глазами.

На глаза попался шкаф и крупных размеров сундук около него.

Гриффиндорка покосилась на постель и, не сдержавшись, заглянула за приоткрытую дверцу, где в аккуратный ряд висели мантии и рубашки. У Драко оказалось не так много вещей. Но все были красивые, аристократично-спокойные, ничуть не кричащие. В этом заключалось их очарование: полная подчёркнутая консервативность. Дорогая. Граничащая с чистейшим лоском.

Рука уже почти потянулась к рукаву одной из них, что слегка выбивался из ровного ряда, когда память снова вернула девушку к настоящему.

Зелья. Снейп. Завтрак. Гарри и Рон.

Последние два имени заставили её поморщиться, и девушка бесшумно выскользнула за дверь, обернувшись и на мгновение взглянув в образовавшуюся сужающуюся щёлку. Спящий Малфой выглядел так… умиротворённо.

Гермиона прикрыла глаза, будто оставляя увиденный образ под веками, а потом закрыла створку с тихим щелчком.

…Малфой вздрогнул, резко приподнимаясь.

Взгляд приковался к двери.

Несколько секунд он прислушивался, сонно хмурясь. Потом опустил голову обратно на подушку. Поднял руки и потёр лицо.

Это не у него, конечно же. Это из её комнаты. Ибо следом раздался шум воды, и вечное подвывание гриффиндорки прогнало из его головы остатки дремоты.

Странное покалывание в кончиках пальцев заставило его отстранить ладони от глаз и взглянуть на кожу. Очередной дурацкий сон про Грейнджер. Почти такой же, как и предыдущие. Но после сегодняшнего в руках осталось стойкое ощущение того, что он касался её.

Тёплой и нежной…

От ощущения привычного напряжения в паху Драко поморщился, сдвигая ногой одеяло так, чтобы оно не касалось его.

— С добрым утром, бля… — прохрипел сам себе, вполголоса, поворачиваясь на бок и зарываясь в подушку носом.

Вставать не хотелось, хоть и завтрак пропускать желания особого не было. Он глубоко вздохнул.

И застыл, не открывая глаз.

По спине пробежал холодок.

Запах — корица и мята — влился в лёгкие, почти обрушился и обжёг изнутри. Этот запах он не спутал бы ни с одним другим. Веки медленно поднялись.

Драко снова уставился на дверь, прислушиваясь к шуму воды.

Он сходит с ума. Совсем, блять, совершенно точно, сходит с ума, если чувствует запах Грейнджер в своей постели. Этого не может быть. Это был сон. Просто очередной сон.

Явный и настоящий. Он нёс её в свою постель, укладывал рядом с собой, прижимал к себе. Сам.

Очередная ночная фантазия из разряда тех, что глубже, чем на самом его дне. Просто сон. Тем более…

Он бы проснулся, если бы случилось ёбаное чудо и Мерлин каким-то образом занёс её в эту постель наяву.

Драко всегда спал очень чутко.

Показалось, решил он, вдыхая знакомый аромат и задерживая его в лёгких. Просто показалось. Ещё один вдох, и Малфой опускает взгляд на примятую соседнюю подушку.

Чёрт, да нет же. Грейнджер была здесь. Совершенно точно.

Это заставило его резко сесть на постели и и зачем-то ещё сильнее прислушаться к тому, как в дно ванной били тугие струи воды. Кажется, в этом шуме, очень отдалённо, он различил тихий голос, напевающий знакомую мелодию.

Просидев так несколько минут, Драко зарылся руками в волосы и тяжело выдохнул. Что теперь делать со всем этим - он не имел ни малейшего понятия.

***




— Ты можешь не делать этого.

— Извини?

— Нет, правда. Я ничего не скажу.

Пэнси сложила руки на груди, отодвигаясь.

Да, давай, делай вид, что ничего такого. Не ты же выносила мозг Блейзу и Нотту, пока я не появлялся в грёбаной гостиной, конечно, не ты. Всё равно я не собираюсь предпринимать ничего.

Просто… нет.

Они шли в кабинет чар, и это был самый долгий переход по самым длинным коридорам. Забини и Тео задержались у Снейпа, а Пэнс, воспользовавшись возможностью, умыкнула Драко, потащив за собой.

Идём, прогуляемся до кабинета, мы так мало времени проводим вместе.

Ну, идём. Прогуляемся. Будто бы не похер.

Сначала нужно было обнимать Паркинсон за плечи, чувствуя, как затекает рука. А потом: вот это. Затрахавшие непонятные обиды, так не вписывающиеся в это и без того нелёгкое утро.

— Всё уже не так, а?

— Что? — получилось как-то отрешённо. “Как будто когда-то было так”

Она чуть не зашипела.

— Мы, Малфой. Мы и эта ситуация с назначением…

— Ну, гм.

— Это не тот ответ, который меня бы устроил, знаешь.

— Может быть.

— Да что с тобой?!

Усталый выдох. Раздражение:

— А с тобой?

Паркинсон остановилась, и каблуки её стукнули по полу. Руки всё ещё сложены на груди. Пальцы стискивают предплечья.

Что её так оскорбляет? Неужели эта дурочка настолько слепая?

Ему тоже пришлось остановиться и закатить глаза. Обернуться он себя не смог заставить, поэтому встретил слова спиной.

— Со мной — ничего. А тебя как подменили в этом году.

— Это не ты обещала, что не скажешь ничего, а? У меня от тебя голова трещит, — сказал Малфой, поджимая губы.

Она задохнулась. Он слышал.

— От меня?!

— Твою мать, Паркинсон, — зарычал он, резко оборачиваясь, заставляя её сделать непроизвольный шаг назад. Зашибись. Пусть тебя однокурсники начнут бояться. Вообще. Жесть. — Хватит доставать, ладно?

— Я тебя не...

— Так... слушай меня внимательно. Ты слушаешь? Из нас двоих трахаю я, а не ты, ладно? Усвой это, блять, ладно?

— Ну и какого ты имеешь в виду?

— Просто подумай, ладно? Иногда это так полезно — думать.

Ладно. Она молча смотрела, как он злится. Набирал грёбаные обороты. Да в тысячу раз хуже, его несло и заносило на поворотах так, что мозги вылетали. А Паркинсон терпела. Как будто должна была это терпеть. Как обязанность. На фиг такую обязанность.

— Что с тобой происходит? Всё было в порядке десять минут назад.

Я не знаю, к чёртовой матери, не имею-блять-понятия, что происходит, Пэнси.

Он просто перестал воспринимать её. Всем своим существом выталкивал из личного пространства это неправильное, не то тело. Просто находиться рядом… не мог.

Потому что — какого фига это Пэнси? Какого фига он хочет, чтобы это была не она? Потому что он окончательно ёбнулся.

Прав был Блейз.

Неутешительно. Ладно.

А теперь возьми себя в грёбаные руки.

— Ничего. Идём, иначе опоздаем.

— Опоздаем?

— Незнакомое слово?

— Да здесь вообще-то кое-что важное решается.

— Снятые очки — это тоже очень важно, Пэнс.

И, встретив недоумённый взгляд:

— Господи, мне на лоб нужно нацепить этот сраный значок старосты, чтобы ты не забывала о моих обязанностях?

Паркинсон не двинулась.

Он фыркнул. Развернулся, пошёл, глядя зачем-то прямо в центр расписного витража далеко впереди коридора. Смотрю и не вижу.

Супер. Так бы всегда.

А через секунду…

Пальцы на локте.

— Ладно, прости. Я знаешь, что? Я не права. Ты просто не в настроении и…

Что он скажет? Просто я-не-хочу-чтобы-ты-касалась-меня.

Съел эти извинения. Проглотил и даже не поперхнулся.

Пэнси извинялась, а у него… так пусто.

— Драко, я хочу, чтобы у нас всё было нормально. Ты понимаешь?

— Ага, — взгляд упал на выплывших из-за угла гриффиндорцев. Уизли и Грейнджер. — Понимаю.

У неё глаза сияют с самого утра.

Какого ты так счастлива, чёртова сучка. Или этот раздолбай источает гормоны радости?

Даже на зельях — Малфой видел — улыбка почти не покидала губ гриффиндорки. Губ, которые хотелось смять своим ртом. И утонуть в ощущении того, как она ответит, как прижмётся к нему. Так сильно и правильно… утонуть.

Ага. Плыви, не переплыви. Головой ударился, блин. Остановите Землю.

— ...мы же можем вернуть, как было. Ты тоже так думаешь?

— Ага.

Она улыбалась так широко и искренне. Как никогда — ему. И с какой бы радости, если ему это никогда не было нужно? Ни от кого вообще. И тем более, от неё. Пофигу, что каждый сон о ней. Пофигу, что не только сон, но и каждая мысль.

Ах, да. Ещё сегодня они спали вместе. И забудь, нафиг, об этом немедленно. Это было огромной ошибкой. Проявление хреновой жалости. Да, конечно жалости.

А сейчас что изменилось?

Ничего.

Ого. Это стоит запомнить. Ничего не изменилось? Это отлично, Малфой. Просто отлично. Но что тогда за херня происходит?

— А завтра мы могли бы вместе позаниматься... чем-то приятным. Отыскать выручай-комнату. Вместе. У меня столько новых идей, я бы попробовала... столько всего.

Заискивающий голос Паркинсон исчез. Просто — раз — и его нет, вообще. Потому что идущая впереди Грейнджер обернулась и посмотрела прямо на Драко. Бля, он мог поклясться, что взгляд этот коснулся места соединения их с Паркинсон тел, прежде, чем отвернуться.

И он сделал что-то совсем неправильное.

Наверное, неправильное, судя по реакции слизеринки. Но так нужно было сделать.

Малфой сбросил с локтя ее руку. Встретил недоуменный взгляд.

Взгляд, который едва не прожёг в нём зияющую язву.

— Какого ты...

— Ради Мерлина, просто молчи.

— Ты злишься из-за этой овцы, да? — голос слизеринки звенел.

— Из-за какой? Той, что мне весь мозг уже выебла за последние полчаса? Да!

Рот Пэнси на несколько секунд приоткрылся. Она оглушённо моргала, снова остановившись.

— Что ты сказал?

Он молча шёл дальше, сжимая пальцы на сумке, перекинутой через плечо. На этот раз Пэнси его не догоняла, и, как же вовремя, ее поймала подоспевшая Даф.

Спасибо, Гринграсс.

В классе были уже почти все.

Этот кабинет всегда нравился Драко, как и сам предмет чар. Возможность уделать гриффиндорцев, постарательнее помахав палочкой. Заткнуть их за пояс. Как всегда.

Ну, конечно, как всегда. Слизерин выше. Слизерин лучше. Слизерин честнее. Слизерин никогда не будет улыбаться в лицо врагу. Как эти… лицемерные гады.

Грейнджер уже сидела на своём месте в ряду красно-золотых, слушая лепет рыжего и наматывая прядь волос на палец. Глаза Драко сузились, когда он снова заметил эту улыбку. Как он, мать её, злился, глядя туда. За то, что её запах преследовал его целое утро, и даже фигов отвар из концентрата корнероста, который они делали на зельях, не спасал.

Просто забей. Это не стоит твоих мыслей и твоих переживаний. Тем более, переживаний.

И, стоило занять своё место в противоположном от Грейнджер ряду, как появился Забини, одним своим присутствием отвлекая от неё.

— Гребаный Тео получил за свои похождения, — вздохнул он, на ходу закатывая глаза. — Я говорил этому придурку, чтобы был осторожнее. Нет, нужно было вытаскивать своих баб из гостиных после отбоя. Попадаться фиговому Филчу в коридоре за своими пикантными делишками и…

Драко встретил недовольный взгляд друга, отвечая точно таким же. Тот заметил.

— Что у вас случилось? — мулат перебил сам себя. Бросил сумку на стол рядом с Драко и кивнул на напыженную Паркинсон, которая уже сидела на противоположной стороне ряда слизеринцев, показательно отвернувшись и разговаривая с Гринграсс.

— По-моему, я её назвал овцой.

— Что? — выдавил сквозь смешок Блейз, недоверчиво поднимая брови и падая на лавку рядом с Малфоем.

— Не спрашивай, — отмахнулся он. — Сильно влетело от Снейпа?

— Мне — нет, ты же знаешь. А Тео выслушал, — Забини пожал плечами, доставая из сумки перо и пергамент. — Башкой думать нужно, я не раз говорил, что прикрывать смогу, пока это не дойдёт до декана.

— М-м, — Драко кивнул, против воли снова глядя в сторону мудацкого трио, пока мулат пустился в разъяснения их разговора с зельеваром. Грейнджер, поджав губы, листала учебник, не обращая внимания на Поттера и Уизли, жужжащих слева от неё. Хмурит лоб. Целиком там, в написанном.

Малфой видел, как её глаза скользят по строкам, а голова наклоняется немного вбок. Длинные ресницы тёмной бахромой роняли тень на нежную кожу щёк. Он проследил аккуратную линию немного курносого носа, взгляд остановился на самом кончике.

— ...и Снейп сказал, чтобы Нотт пришёл на отработку в…

— Бля, я ненавижу её нос, — выдал Драко, резко разворачиваясь и уставившись взглядом я-что-это-вслух-сказал на застывшего с приоткрытым ртом Блейза.

Тот несколько секунд насмешливо смотрел на товарища. Потом со вздохом покачал головой, опираясь о стол локтями.

— Нос, да?

Малфой закатил глаза, отмахиваясь.

Просто молчи.

— Драко, а не поделишься информацией, что она так светится? Особенно после библиотеки. Что было сегодня ночью, выкладывай. Ты её…

— Забини!

— Ладно, додумаю сам, — ухмыльнулся Забини, переведя взгляд с друга на предмет обсуждения.

Как назло, Грейнджер оторвалась от своего учебника, вновь обращая широкую улыбку на Поттера, который протягивал ей какой-то лист. Уизли попытался отобрать его, наблюдая за чем гриффиндорка только сильнее веселилась.

Бесило невероятно.

— Да, с Люмосом поконкурирует по силе свечения, определённо, — дёрнул бровью Блейз, снова оборачиваясь на Малфоя. Тот только скрипнул зубами.

Благо, на кафедре появился Флитвик, постукивая палочкой по руке и забираясь на импровизированное возвышение из книг, сложенных стопкой одна на другую.

— Итак, раз все в сборе… — негромкий высокий голос заставил студентов зашикать и замолчать. — Давайте начинать наше занятие. Я рад приветствовать вас на уроке чар. В прошлый раз мы…

Драко переплёл пальцы, силясь не смотреть перед собой. Вникать в то, что принялся рассказывать профессор, как всегда, начиная лекцию сходу, без предисловий и отступлений.

И даже почти получилось отвлечься от собственных мыслей, когда внезапно с потолка раздался отвратительный вопль, который могло издать только одно существо в Хогвартсе — Пивз. Почти синхронно с этим воплем раздался девичий визг с конца слизеринского ряда.

На Милисенту Булстроуд опрокинулась невесть откуда взявшаяся масса грязной — аж бурой — воды. Вскрики тут же продублировались практически по всей правой стороне кабинета, вода лилась прямо из воздуха, и только кое-где мелькало эфемерное тело Пивза, заразительно хохочущего.

Малфой и Забини моментально вскочили, отпрыгивая в сторону, подальше от парт. Мулат успел выхватить свою сумку прежде, чем на их места вылилась масса жидкой грязи, погребая под собой перья и листы.

Флитвик вертел головой, растерянно хлопая глазами, в то время как слизеринцы, практически все мокрые и галдящие, выбирались со своих мест.

— Фу, нет, Милли, даже не проси меня подать тебе руку, — брезгливо поморщился Блейз, отсупая на два шага от вылезающей из-за парты Булстроуд. — От тебя… — мулат принюхался и скривился ещё больше. — От тебя воняет.

— Мисс Паркинсон, мисс Гринграсс, отведите вашу однокурсницу в гостиную и, если потребуется, в лазарет, — голос профессора едва перекрывал поднявшийся шум, но девушки услышали распоряжение и подчинились, обе, как и Забини, не испытывая великого удовольствия от сопровождения Миллисенты.

— Что ж, день становится всё лучше, — протянул Малфой, провожая взглядом Пивза, который уже летел в сторону ближайшей стены, помахивая студентам рукой и не прекращая хохотать над своим внезапным появлением, молниеносной забавой и столь удовлетворительным результатом.

Гриффиндорцы, которые сначала опасливо вжимали шеи, теперь поняли, что им участь быть облитыми не грозит, и потому вовсю потешались, вовсе не смущаясь уничтожающих взглядов.

Флитвик топтался на месте, беспомощно взмахивая руками. Вся правая часть кабинета напоминала заплывшее болото, парты были покрыты комками тины, а на полу вода собралась в широкие лужи. В наступающей тишине отчётливо слышались удары капель о пол.

— Ну… — голос профессора заставил обратить на него внимание. — Ничего страшного не произошло! — радостно сообщил он, выставляя руки в успокаивающем жесте.

— Мы, нафиг, мокрые насквозь, — Нотт поднял брови, оттягивая липнувшую ткань мантии от руки. Слизеринцы закивали. Малфой и Забини переглянулись, даря друг другу ухмылки — им было вполне сухо.

— А тебе идёт одежда в облипочку, милый, — усмехнулся Блейз, в точности копируя недавний гламурный тон Теодора.

Тот только скривился, бросая на однокурсника уничтожающий взгляд.

— Обнять меня хочешь, сладкий?

— О, нет, упаси Салазар от твоих нежных объятий, дорогой, — мулат проворно отскочил в сторону, пока до него не добрались мокрые руки Нотта.

— Будем продолжать занятие! — Флитвик постарался вернуть внимание студентов. — С заклинанием, высушивающим одежду, мы с вами уже знакомы. Так что примените его на практике и вернёмся к лекции.

— Каким образом, интересно? Чтобы убрать эту реку, нам нужна будет МакГонагалл в лучшем случае, — пробурчал Гойл, позволяя Крэббу высушить свою мантию.

— Экзургерум!

Одежда тут же стала приятно-тёплой и совершенно сухой.

— Это совершенно не составляет проблемы. Дабы не отвлекать профессора МакГонагалл от дел и от урока, который она сейчас проводит, вы сядете за стол с левой стороны. Места хватит всем.

Смешки гриффиндорцев стихли моментально. Слизеринцы тоже замолчали, недоверчиво приоткрывая рты. Винсент так и замер, не договорив заклинание до конца так, что из палочки лишь вырвался лёгкий дымок.

— Что? Но…

— Я попросил бы вас сделать это поскорее, — Флитвик совершил несколько нетерпеливых взмахов руками. — Давайте, давайте. Мы не можем тратить учебное время.

Драко обернулся, уставившись на Гермиону, которая теперь тоже смотрела прямо на него. А мелкий гад — как чувствовал:

— Мистер Малфой, подайте пример своим коллегам, садитесь. Мисс Грейнджер, подвиньтесь немного, дайте юноше место.

— Я? — слизеринец на какой-то миг растерянно моргнул.

Дать юноше место?

Мисс Грейнджер?

Да ну нахуй.

Блондин не успел спрятать какую-то глупую беспомощность во взгляде, когда обернулся к Блейзу. Тот только хмыкнул, похлопав друга по плечу и подтолкнув к парте, мол, давай, вперёд.

Я не пойду туда, блять. Я не сяду рядом с ней. Думал он, делая первый, второй, третий шаги, не глядя на Гермиону, которая, он знал наверняка, в полном шоке от происходящего.

Зашёл за парту. Сел. Не обратил внимания на то, как девушка моментально сжалась, отодвигаясь ещё дальше. Постарался проигнорировать прыснувшего в кулак Забини, который тем временем садился на задний ряд, рядом с Финниганом.

Бедра коснулось тёплое тело. Взгляд упал вниз и различил, как мягкая серая ткань юбки немного задралась из-за соприкосновения с его брюками, и полоска голой кожи над коленками стала чуть шире.

Она это специально, что ли?

Драко сцепил пальцы в замок на парте. Мысли, как назло, тут же вернулись к тому моменту, когда он прижимал тело Грейнджер к библиотечным полкам. Какой отзывчивой она была. А затем - это обвиняющее напряжение во взгляде, когда он бросил её там. А ещё немного позже - залитое слезами лицо и трясущиеся руки.

Теперь они сидят за одной партой.

До шизофрении недалеко, нет?

Несколько минут копошения, и класс затих. Эта тишина была такой напряжённой, что не заметить её было очень сложно. Гриффиндор и Слизерин. На одной стороне.

Грёбаный трындец.

Урод-Флитвик лишь умилённо улыбнулся, слегка наклонив голову.

— Чудесно!

Вот сволочь, ещё и издевается.

Малфой сцепил зубы, вздыхая, отчего плечо тут же соприкоснулось с плечом Грейнджер и она отпрянула, врезавшись, видимо, в Уизли, потому что его лохматая голова тут же появилась в поле зрения Драко, сверля того зло прищуренными глазёнками.

Слизеринец скривился.

— А теперь вернёмся к изучению нашего предмета! — воодушевлённо завёл свою волынку тонкий голосок.

Драко прищурился, отвечая Уизли не более доброжелательным выражением лица:

— Сгинь.

— Гермиона, мы можем поменяться местами, если хочешь, — прогудел рыжий, не отрывая взгляда от Малфоя.

— Не нужно, Рон, всё в порядке, — и снова уткнулась в свои грёбаные записи. Словно решила там спрятаться.

От Драко.

От несносного рыжего ныкаться куда-то ей смысла не было.

— Да, Рон, всё в порядке, — пропел Малфой, уловив с задней парты смешок Забини, видимо, наблюдающего за представлением в первом ряду. — Или не терпится потискаться со мной? Прикоснуться к прекрасному. Но я здесь не занимаюсь благотворительностью. Для нищих.

Последние слова он выплюнул с особенным омерзением, тут же словив недовольный взгляд от Грейнджер, соизволившей на секунду оторваться от конспекта.

— Тем более, грязнокровочка не имеет ничего против находиться здесь и сейчас, со мной, — продолжал он, почти нараспев.

Взгляд её стал жёстче, а щёки вспыхнули. Так, как нравилось Малфою.

Уизли недоумённо уставился на подругу.

— Я не понял.

— Ну, ты был бы не ты, Уизли. Умственные подвиги тебе не по плечу.

— Заткнитесь, ради бога, оба, — и Грейнджер метнула один из этих макгоногалловских взглядов на своего дружка.

— Что там такое? — подал голос Поттер, наклоняя голову к парте, и Драко закатил глаза.

— Бля, не день, а просто чудо, нахрен. Уйми своих кретинов, — последнюю фразу он произнёс тише, потому что Флитвик уже возобновил прерванное занятие, не обращая особого внимания на шепчущихся студентов.

— Всё в порядке, Гарри. Давайте просто слушать профессора, ладно?

И какой-то чёрт дёрнул гриффиндорку в этот момент попытаться сесть поудобнее между двумя юношами, случайно придвинувшись поближе к слизеринцу. Ещё сильнее вжавшись ногой в его бедро. Будто провоцируя. Или… быть может, Грейнджер просто предупреждала его, чтобы он заткнулся, но произвело это немного… иной эффект.

Драко вознёс благодарность Мерлину за то, что два дотошных гриффиндорца наконец-то избавили его от своего мерзкого внимания, потому что все мысли теперь захватила эта нога, эта тёплая нога, которая, кажется, отодвигаться не собиралась. Хотя с другой стороны от девушки, как видел Малфой, места ещё было предостаточно.

Но. Чёрт возьми. Это подействовало: он замолчал.

Однако его взгляд то и дело метался не на профессора, а на эту, едва прикрытую тканью юбки полоску кожи.

— Запишите в ваши конспекты следующее…

Девушка, как ни в чём не бывало, взяла перо и окунула его в чернильницу. Деловая какая.

Будто её бедро не угрожало полностью подчинить мысли незадачливого соседа.

Драко прикусил губу, покосившись на сидящих за ней.

Пишут.

Пишите, уроды.

Он расцепил пальцы, опуская одну руку под парту. Откинулся на скамье, чтобы не привлекать внимания остальных студентов, тоже уткнувшихся в собственные конспекты. Думаешь, ты здесь самая умная? Ну-ну.

Скрывая усмешку, он легко коснулся кончиками пальцев кромки юбки, мягко скользнув ногтями по тёплой коже. Грейнджер застыла, моментально окаменев. Как писала слово, так и застряла на его середине, не находя в себе сил вывести несколько букв до конца.

Голова слегка повернулась в его сторону, демонстрируя точёный профиль. Сжатые губы.

Провокация. Честное слово, Мерлин, она провоцировала его.

Кончики пальцев подцепили ткань и немного потянули. Усмешка медленно прикипала к губам, становясь наклеенной, фальшивой. А взгляд выцеплял каждый миллиметр открывшейся кожи.

- Кхм...

Тёплая, стискивает перо. Живая. Настоящая. Нужная.

Вернулся глазами к её лицу.

Она думала. Соображала. Наверное, о том, как избежать. Хера с два ты избежишь. Со мной не играют, маленькая дурочка.

Он видел эти попытки.

Пыталась мыслить. Румянец медленно поднимался по нежным щекам на высокие скулы и опускался на шею.

Краснеешь.

Давай. Я знаю, что ты чувствуешь. Я знаю.

Ладонь целиком легла на ногу, отодвигая мешающуюся материю. Накрыла, продвигаясь чуть ниже, на внутреннюю сторону.

Ласка. Большим пальцем — по коже, с нажимом. Губы Гермионы приоткрылись, и дрожащий выдох едва не вынес ему мозги. Создавалось впечатление, что языку стало тесно во рту — хотелось, отчаянно, задушено хотелось вылизать её всю.

Сейчас.

Он наглел. И заводился.

Сам это понимал.

Он гладил бедро Грейнджер во время урока, в битком набитом классе, почти на глазах у её тупоголовых дружков. Ведь стоило им опустить взгляд вниз, под парту… От этого ощущения становились ещё ярче, просто зашкаливали.

Опасность.

Ему нравилось гладить её так, зная, что она не осмелится оттолкнуть его руку. Это привлечёт внимание других студентов. И в первую очередь Поттера и Уизли. Но о них сейчас не хотелось думать. Ни о ком. Только об этом: скольжение, давление, вдохи почти над ухом.

Он хотел её.

Просто трахнуть сейчас.

Что ты делаешь, блин? Что ты снова делаешь со мной. Что…

Пусть все выйдут, исчезнут. Пусть дадут выйти им. Он уведёт её и затрахает до полусмерти за ближайшим углом, потому что у него, блять-твою-мать, стоял.

Уже стоял.

— Сложность заклинаний огня состоит в том, что огонь, в отличии от воды…

— Прекрати, — почти неслышно, одними губами, выдохнула она.

Почувствовав, как почти крошится от жара собственная глотка, Драко сухо сглотнул.

— Нет, — постарался спокойно. А вышло… он не помнил.

Не понял.

Потому что в следующий момент Грейнджер резко стиснула ноги, зажимая его ладонь в тисках своих бёдер в попытке прекратить.

Глупая. Боже мой. Ты такая глупая.

Я так хочу тебя.

Рука двинуться не могла, но пальцы всё равно продолжали обжигать голую кожу.

Чуткий слух уловил сбившееся дыхание.

Взгляд снова метнулся к её лицу. Близко. Карие глаза стали почти чёрными, а то, что Драко увидел в них, заставило поёрзать на лавке, садясь поудобнее. И ещё ближе.

Почему чёртовы брюки такие узкие?

Грейнджер, опустила взгляд, уперевшись им в заметный бугор в его штанах. Неосознанно потёрла бедром о бедро.

Неосознанно отправила его в ад.

Зачем?

Она не могла не понимать, что его рука почувствует это движение. Что он его почувствует. Что это распалит его ещё сильнее, вынуждая против воли податься вперёд.

— Малфой…

Грейнджер почти задыхалась. И всё, что ему хотелось — поймать хотя бы один выдох своим ртом.

Он покачал головой.

— Драко, — исправил бесшумно, едва шевельнув губами.

Девушка на мгновение прикрыла глаза, и Малфой постарался впитать в себя это выражение лица. Полное желания до растекающегося сердца. Невозможности до боли между рёбрами. Смущения до тлеющих углей под кожей.

Невысказанных до дерущего кашля слов.

Эти слова… их впору было выплёвывать кровавыми сгустками прямо на пол. Они были больными и горячими. Каждое слово с температурой под сорок. Обречённое. Умирающее.

В тебя. Проникнуть, глубже. Задыхайся. Стони громче, давайдляменя, пожалуйста, мне так нужно… опять нужно, это смешно, это ад.

— Если жидкость, как мы знаем, материя не самая плотная, то огонь…

Мерлин, о чём он там пищит?

О чём, когда в голове — бешеный марш от одного прикосновения к ней.

Теперь из лёгких вырывались рваные выдохи. Малфой почти забыл, где находится, сжимая горячую кожу.

Когда она стала горячей?

Он даже не заметил.

Она всё ещё смотрела. Прямо, не скрываясь. Смотрела на его член, который так пошло, туго оттягивал ткань брюк. О чём ты думаешь, маленькая сучка? Скажи, о чём ты думаешь. О чём твой взгляд. О чём этот голод в глазах.

Я знаю, чего ты хочешь.

Но девушка только инстинктивно двинулась на лавке, ненароком пропуская на мгновение освободившуюся ладонь юноши ещё дальше под юбку.

— Гермиона, я не успел записать…

Уизли.

Малфой чуть не зарычал, когда она отвернулась. Слишком резко.

И торопливо, но сбивчиво, принялась что-то объяснять недалёкому кретину.

Пальцы застыли лишь на миг. А затем стали выводить узоры на обжигающей коже. Замечая, как Грейнджер начинает слегка подрагивать.

Доведи я тебя до этого тут, при всех… Как бы ты кончила, м? Тихо, закусив губу, или громко, наплевав на всё? Ты ведь не испытала оргазм вчера, в библиотеке. Если я воспользуюсь возможностью исправить это?..

Он представил.

Представил, как прямо сейчас опускается перед ней на колени, расставляет её ноги. Вдыхает в себя этот влажный запах. Наслаждается горячей лихорадкой собственного тела… а потом… въедается в неё сквозь ткань, ударяя языком по самым чувствительным местам… да, он бы чувствовал губами мокрую насквозь материю, оттягивая её зубами, и снова лаская… а она бы откинулась назад, подаваясь к нему… вращая бёдрами, цепляясь за парту пальцами, да, Драко, ещё, пожалуйста, так, да, да, да, быстрее… и стоны, срывающиеся на крики, стучали в его голове, и он почти мог увидеть охуевшие лица однокурсников, когда расстегнул бы штаны и врезался в её горячую… такую горячую и тесную…

Подушечки пальцев наткнулись на ткань трусов, и по спине прокатил жар, ударяя вниз. Заставляя напряжённую плоть пульсировать сильнее, чувствуя плотность обтягивающей ткани. Он почти сошёл с ума. Почти сошёл, когда трясущаяся рука вдруг схватила его за запястье.

Вот Грейнджер снова смотрит на него. В глазах — огонь. Но ещё больше в них страха и того, что, видит Мерлин, заставило Малфоя протрезветь, почти успокоиться. Почти.

Мольба.

Неприкрытая, бьющая по живому, по распахнутой ране.

— Пожалуйста… Я прошу тебя, прекрати.

Мерлин, её так колотило, что захотелось прижать к себе и успокоить, как ночью. Чтобы она просто уткнулась носом ему в шею. Ему почти захотелось попросить прощения. Что он довёл её до этого, уверенный в невозможности проследовать до конца. Захотелось погладить по волосам, и…

Захотелось, но он не стал.

Он в таком же состоянии, если не хуже. Сам виноват.

Медленно разжал руку. Скользнул ладонью по коже в последний раз, осторожно оправил юбку. Не сдержался — коснулся ещё. Сквозь ткань. Она прикрыла глаза, облизывая губы. На секунду сплетаясь с ним пальцами, это было странно, дико странно, ощущать её пальцы вот так, но в следующее мгновение она уже отдёрнулась. Глубоко вздохнула, отвернулась.

Малфой опустил веки, силясь успокоиться окончательно.

В состоянии кружащего, цикличного полёта, что набирал в голове оборотов, было сложно что-либо соображать, но он упрямо взял в руки перо и принялся выводить на пергаменте отдельные фразы, услышанные от распинающегося профессора.

Внезапная мысль: а понял ли что-нибудь Блейз? Увидел, заметил?

Драко обернулся через плечо. Мулат строчил что-то в тетради, и, уловив движение, поднял глаза. Вопросительно кивнул.

— Нет, ничего, — Малфой поджал губы, снова утыкаясь взглядом в конспект.

Практически тут же получил крепкой ладонью в плечо.

Снова поворот, и хитрая ухмылка Забини заставила понять: видел. Ну, всё. Теперь от разговоров точно не отвертеться. Да и, честно говоря, давно хотелось высказаться по этому поводу.

Вопросительный взгляд Малфоя указал на сидящих в тесный ряд слизеринцев и вернулся к Блейзу. Тот отрицательно покачал головой, не прекращая ухмыляться. Драко успокоенно выдохнул. Прикрытие обеспечено.

До конца урока Грейнджер практически не касалась его. Только невольно, тут же отстраняясь.

Блондин чувствовал, что она напряжена. И напрягается всё сильнее с каждой секундой, то и дело оправляя юбку. Словно внутри неё сидела пружина, которую кто-то методично закручивал. И кажется, это был он сам.

Интересно, чем для него обернётся маленькая… шалость.

Мерлин, быстрее бы закончилась эта лекция.

И, будто бы услышав мольбы слизеринца, Флитвик завершил занятие на целых полчаса раньше положенного под одобрительный гул голосов студентов. Малфой тут же встал, не собираясь оставаться на этом месте больше ни секунды, почти не веря своему счастью.

Отметив нервное копошение Грейнджер, он хмыкнул про себя и вылез из-за парты, следуя в коридор в сопровождении Забини и Нотта. Мужественно стерпев первую волну подколов относительно первого урока рядом с примерной ученицей.

— Вы мне поговорите ещё, — беззлобно бросил он, поправляя сумку и потягиваясь, выходя из кабинета и следуя по коридору за слизеринцами.

— Да ладно, за семь лет обучения ты просто должен был сделать… это, — Теодор заржал, похлопывая Малфоя по плечу, имея в виду, конечно же, соседство с грязнокровкой.

Мулат ничего не ответил, на секунду обернувшись назад.

— М-м, Тео. Я забыл тебе… сказать, — он перевёл взгляд на брюнета. — Снейп просил заскочить после этой пары. На пару минут.

Нотт моментально приуныл. Огребать от декана не нравилось никому. Драко вопросительно взглянул на Забини, но тот только отмахнулся. Что-то проскользнуло в тёмных глазах друга, когда тот торопливо произнёс:

— Мы пойдём, ненадолго. Встретимся на обеде, лады?

— Ну… ладно, — Малфой озадаченно пожал плечами. — Я пока в Башню, переоденусь.

Блейз снова кивнул, сгребая Тео едва ли не за шиворот и утаскивая вперёд.

Драко нахмурился. Странно себя ведёт этот бес. Точно что-то задумал.

Ну да на что жаловаться — коридор практически пуст, у остальных всё ещё шли уроки, а бродить по школе, когда было так тихо, он очень любил.

В любом случае не сложно было догадаться, к чему сейчас вернутся его мысли.

К кому.

Юноша уже был готов к привычному противостоянию собственным ощущениям, когда вдруг чьи-то цепкие пальцы сомкнулись на его рукаве, с силой рванув на себя. В какой-то пыльный, заброшенный класс, где даже окна были грязны настолько, что в помещении царил полумрак.

— Эй, что за…

Резко обернувшись, Малфой выдернул руку из чужой ладони.

— Это я бы хотела спросить, что это было, — почти змеиное шипение раздалось в полуметре от него.

Грейнджер.
 

Глава 16.

Стоит, пылая своими глазами. Вся такая соблазнительно-злющая. Такой явный контраст с тем, что Грейнджер представляла собой в последние дни. Совсем не та, дрожащая от удовольствия девушка, прижатая к библиотечным полкам. Не те обвиняющие глаза, когда он оставил её там, полуголую. Не тот страх, который волнами исходил от неё в ванной. И не та доверчивость, которой так много было вчера.

Сейчас же в ней столько яростного непонимания.

- Что за грёбаное похищение? - он фыркнул, приподнимая брови.

- Что за грёбаные выходки, Малфой?

Вот оно. Его имя так, будто это непростительное, брошенное прямо в лицо. Столько яда и злости. Вот, что копилось в тебе до конца лекции, а?

- Какие ещё выходки? - он опёрся бедром о ближайшую парту, едва сдерживая усмешку.

- Такие… Я, знаешь… Блин! - Грейнджер топнула ногой, и он едва не улыбнулся на этот жест бессильного гнева. - Ты знаешь, какие, ясно?

Драко вздохнул, запрокидывая голову, уставившись вверх и подавляя желание закашляться от пыли. Оттолкнулся от стола и медленно прошёлся до покосившейся в конце класса доски. Чувствовал напряжённый взгляд у себя между лопаток.

Он наверняка выглядел нелепо в этой комнате. С потолка на тонких нитках спускались пучки пыли, а от стен веяло такой заброшенностью, что хотелось кривиться. Кабинет явно не посещали уже несколько лет.

- Здесь уютно, да?

- Иди ты на фиг! Ответь мне!

Она и не думает понижать тон. Драко хмыкнул. Пожал плечами и сделал ещё пару шагов, останавливаясь у доски. Ковырнул ногтем отлупившуюся от края краску.

- А может быть, ты начнёшь, м?

- Я?

Он медленно повернулся и слегка прищурился.

- По поводу того, что... ты ночевала в моей комнате. Знаешь, я полагаюсь на твои мозги сейчас.

Грейнджер молча сверлила его взглядом, не двигаясь с места. Вглядывается так, как если бы на нём вдруг выросли цветы или он был неизученным параграфом в одном из её сраненьких учебников.

- Что ты пытаешься во мне высмотреть?

- Смысл твоих слов, как минимум.

- Всё очень просто. Я надеюсь, ты не придумала себе ничего лишнего.

- Лишнего? Прости, Малфой, но я не дура. Я не собираюсь... - её взгляд забегал по захламлённой комнате. Драко приподнял голову, наблюдая за тем, как Грейнджер старается подобрать максимально правильные слова, с прохладной усмешкой. - Я не собираюсь вообще думать об этом.

- Да. Я вижу.

Она дёрнула головой и сделала резкий шаг вперёд, указывая на него пальцем.

- Ни хрена. Ты. Не видишь. Ты сам потащил меня туда!

Эта фраза его разозлила. Малфой рыкнул, сжимая руки в кулаки.

- Да ты себя видела вчера?! Сомневаюсь! Выглядела так, будто тебе сам Лорд на пятки наступал. Что это было, кстати? Потому что повторения я точно не хочу.

- Ничего. Дурной сон, - выдавила из себя. - А теперь твоя очередь. Что за чертовщина была в классе?

- Не понимаю, о чём ты.

- О, Мерлин! Конечно же о том, что ты распустил свои руки!

Распустил, да. Потому что на её грёбаные ноги не купится только слепой. А Драко не был слепым. Он отлично видел эту задранную юбку и, если сильно постараться, мог даже воскресить в уме прикосновение собственной ладони к её бедру.

Мог. И тут же почувствовал горячую волну, лизнувшую загривок. Плохой знак.

Поэтому Малфой только грубовато рассмеялся, складывая руки на груди. Всем своим видом показывая, что её слова ни капли не несут правды.

Грейнджер скептично приподняла брови.

- Ты ведёшь себя как идиот.

Он знал это. И задавался вопросом - почему? - уже который день. Поэтому смешки начали умирать на его губах, стоило Гермионе раздражённо покачать головой и уверенно зашагать к двери. Когда ладонь сжалась на ручке, Малфой понял, что лихорадочно ищет слова, которые можно было бы бросить ей в спину.

Чтобы не оставаться в дураках и... остановить.

- Это тяжело, да, Грейнджер?

Она обернулась через плечо.

- Пытаться говорить с таким недоумком, как ты? Да.

- Принять как факт. Ты хочешь меня.

- Ох, да что ты...

- Когда я прикасаюсь к тебе, тебя трясёт от желания, чтобы я это не прекращал.

Гермиона хлопнула ресницами. Потом ртом.

Подбирала слова.

Адски комично - Драко наслаждался каждой секундой.

- Ты… самовлюблённая, наглая скотина! - выдохнула наконец, собравшись кое-как с мыслями. И выпустила дверную ручку, делая несколько шагов к нему. - Не смей говорить ничего подобного.

- Не жди ответного комплимента, Грейнджер.

Интересно, у неё вспыхнули щёки? Не рассмотрел. Но голос был напряжён:

- Не я полезла к тебе на уроке!

- Не ты, - он сдвинулся с места и плавно начал приближаться к ней. - Но мне нравится смотреть, как эта упрямая сука в тебе переламывается пополам, открывая другую твою сторону.

- Зачем ты делаешь это?

Здравствуй, благодетель. Он закатил глаза.

- Делаю что?

- Показываешь всё в своём отвратительном, пошлом и грязном свете? - Гермиона сложила руки на груди, расправляя плечи. И добавила, покривившись: - Это низко.

- Еще скажи, ты не за этим меня сюда затащила. Так я тебе и поверил, - Малфой незаметно облизнулся, вспомнив ощущение в зажатой её бёдрами руке, розовые от возбуждения щёки, сбитое дыхание.

- Ты меня не получишь, заруби себе это на своём дурацком аристократическом носу, - буря во взгляде Грейнджер бушевала с прежней силой.

- Да ну? Я поимею тебя в любой момент, стоит мне только захотеть. Стоит мне только коснуться тебя - и ты уже течёшь. Как тогда, в библиотеке. Как сегодня, на глазах у Флитвика.

- Не сможешь.

- Уверена? - он остановился в нескольких шагах и смотрел на Гермиону, прищурив глаза.

Она стрельнула в него холодным взглядом. Едва сдержалась, чтобы не показать самоуверенному кретину язык.

- Я уже сказала, Малфой. Уверена на самый максимум своей уверенности. И кстати, теперь, когда мы уладили этот глупейший и нелепый вопрос, позволь мне спросить тебя об одной важной… ай!

Она даже глазом не успела моргнуть, когда Драко оказался рядом с ней, сжимая предплечье своими пальцами.

- Ты… что ты…

- Что? - он поднял брови, глядя на неё с таким выражением лица, словно ничего особенного не происходит и кто угодно не может войти в кабинет в любой момент.

Например, Патил, чей голос только что раздался снаружи, но, слава богам, тут же растаял в отдалении.

- Немедленно отойди!

- А что, если не отойду? - шепнул Малфой, притягивая её к себе. - Ты же не хочешь меня.

Как назло, коридор начал наполняться голосами, а Гермиона чувствовала только руки, которые осторожно провели по её плечам. И от этого прикосновения тело покрылось мурашками, хотя рот послушно повторил вопящие в голове слова:

- Отпусти меня.

- Нет, - только теперь она поняла, как он глубоко дышал. Это придыхание заставляло сердце замирать. - Страшно, да? Вдруг сюда кто-то зайдёт, да? - шептал он, наклоняясь. Касаясь горячими поцелуями её шеи, отчего в голове начало шуметь.

- Малфой, немедленно...

- Ты же не хочешь меня, - выдохнул он, проводя ладонями вверх, оглаживая ключицу, широко открывая рот и вылизывая горло Гермионы, отчего ноги ещё чуть-чуть - и предательски подогнулись бы.

Она проглотила дрожащий выдох. Постаралась сосредоточиться на звуках из коридора. Знакомый тембр чётко прозвучал совсем рядом - недалеко от этого кабинета явно прошёл Гарри, как раз в тот момент, когда зубы Драко задели кожу под подбородком. От болезненных мурашек Гермиону затрясло, и голос друга вынесло из головы отчаянным шумом крови.

- Мерлин, нет...

В следующую секунду Драко уже толкнул девушку в сторону ближайшей из покрытых пылью парт. Она сама не поняла, когда схватилась за его плечи. Совершенно ведь не хотела никакого контакта с этим человеком. Совершенно. Никогда больше.

Тебе не хватило, Гермиона? Того раза, когда он оставил тебя на полу библиотеки? Все эти гадкие словечки.

Нет, нет, нет. Но как можно противостоять этим прикосновениям? Драко оторвался от её шеи и теперь жадно проводил по ней ладонями, оглаживая и лаская большими пальцами, наблюдая за этими движениями горящими глазами. Мозг тут же подкинул картинку: гостиная, Гермиона, прижатая спиной к шкафу, и его руки, которые никак не могут сомкнуться на горле.

- Что ты делаешь? - она понизила голос до шёпота, стоило ей коснуться ягодицами края столешницы. Девушка смотрела в поблёскивающие в темноте глаза Малфоя, которые застыли в нескольких сантиметрах от её лица.

Он что-то задумал. Очередное веселье для него?

- Хочу поделиться с тобой одной тайной, - таким же заговорщическим шёпотом ответил, слегка наклоняясь к ней, отчего кончики их носов соприкоснулись. - Я смогу раздеть тебя где и когда угодно.

Гермиона моргнула, немного приходя в себя. Вздрогнула, когда он стиснул её талию и приподнял, сажая на парту. Моментально сжала колени, тут же, однако, уперевшись ими в его бёдра.

Он слишком близко.

- Ты… прекрати немедленно. Отойди от меня.

Его руки легко скользнули по её плечам, забираясь под мантию и стаскивая её вниз, к локтям. Ладони пробежали вверх, по ткани рубашки, возвращаясь к острым ключицам и опуская один палец в углубление прямо под шеей, скрытое наглухо застёгнутой рубашкой. Голос Грейнджер, которая всё ещё что-то бормотала, дрогнул.

- Ты что-то сказала?

- Да! - выпалила она громким дрожащим шёпотом. - Здесь Гарри прямо за дверью.

- Я слышал. Грейнджер, не будь занудой, дверь закрыта.

- Не говори “закрыта” так, будто она замурована!

- Я же попросил - не будь занудой.

Подушечки пальцев легко обвели первую пуговицу рубашки над красно-золотым галстуком и, чуть надавив, вытащили её из петли.

Гермиона тут же перехватила его руку.

- Ты... - что-то в её выдохе заставило его поднять глаза. - Малфой, зачем?

Он тяжело дышал. Зачем? Я не знаю, Грейнджер. Я не знаю, правда. Я хотел бы прекратить это, клянусь.

- Ты хочешь мне доказать что-то? Ты доказал. Просто не дай мне снова... снова совершить... - она закрыла глаза, и Драко почему-то показалось, что сейчас она скажет что-то, что всё испортит.

Она хочет сказать: ошибку. Не дай мне совершить ошибку. Но разве это не грёбаная ошибка? Разве она не права?! Нет. Потому что сейчас прав он, Драко. И стоящий колом член в его штанах.

- У тебя никогда не было так, Грейнджер?.. - тихо прошептал он, смещая руку чуть ниже. - Хотя... конечно, не было. Ты же всё ещё почти девственница.

Следующая пуговица уже была расстёгнута, когда Гермиона нервно облизывала губы, стремительно краснея, почувствовала внезапно и слишком остро, что её белье всё ещё мокрое после того, что Драко вытворял на чарах.

И внизу живота снова начинало жарко тянуть.

Господи, этот человек однозначно сведёт её с ума. Для него это - ничего. Гермиона не будет... не хочет в этом участвовать. Тёплые ладони скользнули по её животу и бокам, вызывая дрожь по спине и завязывая в груди горячий узелок. Провели по рёбрам и спустились вниз, к бёдрам, к подолу юбки.

- Ты не знаешь, как это. Когда вдруг понимаешь, что хочешь трахнуть грязнокровку. Прямо в этот самый момент... - снова начал произносить он низким голосом, не отрывая взгляда от её глаз, отчего каждый волосок на теле вставал дыбом. - И ты хочешь этого так сильно, - ладони поползли по дрожащим ногам вверх, обхватывая коленки, разводя их в стороны, делая шаг, чтобы стать ближе, - что ни о чём другом думать не получается.

Её дыхание сбилось, и от ощущения этой вседозволенности Малфой чувствовал, что сам начинает задыхаться. Он легко скользнул костяшками по бёдрам.

- Не хочешь, да?

- Малфой, пожалуйста.

Руки уверенно заскользили вверх, под юбку, пальцами охватывая нежную кожу, останавливаясь на границе её трусов. Дыхание Гермионы участилось, и она вцепилась в его пальцы сквозь ткань.

- Стой.

И он замер.

Прижимаясь к ней, ощущая грудью тепло её кожи, глубоко и рвано дыша. Чувствуя под ладонями мягкое бельё. Снова, чёрт, снова насквозь влажное.

Позволь мне, Грейнджер.

Блин, позволь мне, сейчас.

Драко медленно наклонился, не отрывая от неё взгляда. Замечая, что она почти незаметно поднимает голову навстречу. Опуская потяжелевшие веки и ведя приоткрытым ртом по уголку её губ, он сжал пальцами кожу её разведённых ног. Гермиона застыла и тихо выдохнула, отчего по телу поползли горячие мурашки.

Нет, не целуй её. Тебя понесёт. Малфой, держи себя в руках.

Да, всенепременно.

Легко, почти невесомо, он коснулся кончиком языка её нижней губы - девушка вовсе перестала дышать, не двигаясь, будто впитывая в себя это влажное прикосновение. Тонкие пальчики на его запястьях сжались. Он лизнул уголок её губ, играючи, а Грейнджер обомлела от этого. И в следующий же миг приоткрыла рот.

Язык проник в неё вместе с коротким выдохом, полустоном. Голова запрокинулась. Драко целовал её так, будто это было последним, что он успеет сделать в жизни. Последним, что он мог сделать. Она не поняла, когда успела выпустить его руки, позволяя тёплым ладоням поднырнуть под ткань и гладить горячую кожу тазовых косточек. Не поняла, когда её пальцы успели зарыться в светлые волосы, перебирая их.

Мягкие, густые, светящиеся контрастом с чёрной мантией и полумраком комнаты.

Не поняла, куда вдруг делись мысли о Гарри, который действительно был в нескольких шагах в то время, как она здесь, в пыльном кабинете, так жарко и немедленно хочет их врага-номер-один.

Не поняла, когда вдруг начала отвечать на его поцелуи, пытаясь втянуть в себя твёрдый язык, обхватить его губами и скользить по нему, сходя с ума от вкуса.

Самый потрясающий вкус был у этого человека, вжимающегося сейчас в неё настолько, что горячая выпуклость, трущаяся о раскрытую Грейнджер, вызывала безостановочную дрожь.

Как легко он возбуждается, - и эта мысль шарахнула по мозгам прежде, чем была допущена и одобрена, заставляя девушку оторваться от ищущих губ и прижаться, насколько это было возможно, к тяжело дышащему телу. Рассыпая быстрые поцелуи по открытой шее, привычно пахнущей дождём, отчего заходилось сердце.

Драко послушно откинул голову, прикрывая глаза и стискивая зубы, позволяя ей касаться себя, обводить языком выступающий кадык и всасывать подрагивающую кожу, вызывая горячую пульсацию в паху.

Движения его рук на бедрах Гермионы стали сильнее и глубже.

Ближе к ней. Мерлин.

Нужно притормозить, иначе…

Он освобождает руки и подносит их к тёплому подбородку девушки, останавливая. Быстро расстёгивая оставшиеся пуговицы на её рубашке, над которыми остался туго завязанный галстук. Подхватывая Грейнджер под спину, заставляя выгнуться, отчего полы расстёгнутой одежды разошлись в стороны.

Гермиона приоткрыла губы, громко выдохнув и отвернув голову, словно стараясь заглушить рвущиеся стоны, когда рот Малфоя накрыл её сосок сквозь лёгкую ткань лифчика.

- Ох… - она выгнулась, подаваясь навстречу.

Чувствуя, как его зубы слегка сжимают и тянут, но практически тут же горячий язык зализывает укус сквозь ткань. И снова.

Снова.

Рука судорожно зарывается в его волосы.

- Сними…

Драко не понял. Слишком увлечён своим занятием. Но повторный громкий выдох заставил едва ли не зарычать.

- Сними его, - и дрожащие пальцы касаются лифчика.

Малфой отрывается от неё. Въедается в губы глубоким поцелуем, поддевая бретельки и стаскивая их по плечам. Сдвигая бюстгальтер вниз, практически на живот, тут же обхватывая грудь ладонями и слегка сжимая, погружая язык в мягкий рот. Пропуская соски между пальцев.

С губ Гермионы слетает отрывистый стон, и Малфой вздрагивает, пряча лицо у неё в волосах.

- Ш-ш-ш, - тихо шепчет он, и девушка чувствует его дыхание под ухом, закусывая губу, выгибаясь навстречу, пытаясь теснее прижаться к ласкающим ладоням.

Твёрдый, горячий. Так близко.

Дразнит. Невыносимо жарко. И она вдруг чувствует - как это. Когда вдруг понимаешь, что хочешь трахнуть слизеринца. Прямо в этот самый момент.

Девушка опускает руку, резким движением выдёргивая полы его рубашки из брюк. Запуская ладонь под ткань, проводя по рёбрам и груди. Он чувствует каждое её движение. Судорожно выдыхает, сдерживаясь. Ловит ладонями пылающее лицо, несколько секунд вглядывается в горящие, почти чёрные глаза.

Спускается одной рукой по её животу, минуя собранную на талии юбку.

Вниз.

Снова заставляя Грейнджер выгибаться.

- Хочешь меня, - одними губами. Явно не вопрос.

Она широко открывает рот, откидывая голову назад, когда один его палец скользит в неё до основания. Начинает медленные движения.

Вперёд. Назад. Она подаётся к нему бёдрами.

Он добавляет второй палец, растягивая, слегка разводя их и проникая глубже.

Вперёд - сильнее, а назад - медленно, будто позволяя прочувствовать. Она дрожит, едва сдерживаясь, чтобы не сдвинуть ноги, стиснуть его внутри, ощущать плотнее.

- Ты хочешь меня.

- Д… да...

Глаза закрыты. Дыхание рваное, тяжелое, как у Малфоя.

- Ты такая... мокрая...

Он опустил глаза, задыхаясь от возбуждения.

Распахнутая блуза открывает взгляду дразняще напряженные соски, блестящие от его слюны, простенький, такой-грейнджерский лифчик, обхватывающий рёбра ниже положенного, вид которого едва не выносит Малфою мозги.

Дрожащий живот, крошечное углубление пупка, широко разведённые ноги, скомканная, собранная на талии юбка, сдвинутые вбок трусы и его движущаяся рука. Он смотрит, как влажные пальцы выскальзывают из неё и врезаются обратно, заставляя стройное тело извиваться, а ноги - лихорадочно дрожать.

Давай, Грейнджер. Давай...

По-прежнему тугая, боже.

Учащая движения, он сжимает зубы, представляя, что почувствует, когда войдёт в неё по-настоящему. Глубоко и сильно. Так, словно в поисках дна, конца этому сумасшествию.

Против воли прижимается пахом к внутренней стороне её бедра и трётся об него. Сухо сглатывая. Выдыхая сквозь зубы. Ещё. Немного сильнее. Пульсация. Жар. Такой, что вот-вот прожжёт плотную - бля... такую плотную - ткань штанов. А глаза неотрывно следят за движениями собственных пальцев.

Поднимает взгляд обратно к её лицу.

Дрожащие, искусанные губы.

Моя девочка, ты уже близко.

Рука движется быстрее, а мысли невозможно ухватить, ни одной. Накаляются, как железо под открытым огнём. Яростные мысли наравне с яростным трением.

Моя.

Грязнокровка.

Он очерчивает и надавливает большим пальцем на твёрдый бугорок клитора - голова Гермионы запрокидывается сильнее, а рука, которой она придерживалась за столешницу, судорожно соскакивает и случайно задевает стоящий рядом стул, едва не роняя его на пол.

- Тш-ш, - Малфой стискивает зубы, чувствуя, что ещё немного - и он просто кончит от безостановочного трения члена о брюки и того, как её мышцы сжимают его пальцы. Подушечкой вычерчивает на влажной горошине мелкие и ритмичные круги.

- Пожалуйста… Драко…

Тихо, едва слышно, где-то на грани звучания. И снова он больше не Малфой. Снова по имени. Слегка вибрируя горлом, с растяжкой. У неё во рту в этот момент… наверное, так жарко. Так судорожно-сладко-сильно… войти, ощутить стенку глотки. Медленно… а потом… ускорить темп. Сильнее… сильнее, блять.

Вдалбливаться до мяса.

Твою мать.

- Что, Грейнджер? Чего ты хочешь? - глухо, с хрипами от тяжёлого дыхания.

Она, казалось, не понимает. Не слышит. Словно из параллельной Вселенной. Облизывает сухие напрочь губы, словно пробуя свои мысли на вкус, продолжая двигать бёдрами в такт его ласке. Драко знает, о чём она думает.

- Скажи мне, вслух, я хочу это услышать, - он слабо контролирует свой голос, отстраняя руку и скользя влажными пальцами вверх по её животу, под складки задранной юбки. Грейнджер открывает помутневшие глаза.

- Я… хочу тебя, - спотыкается на этом признании, которое едва не раздробило Малфою мозги. Несколько секунд он загнанно дышит, глядя на неё, раскрытую перед ним.

- Как? - выдыхает, впиваясь взглядом во влажные губы. Шею и ниже, в торчащие соски. Правый был прикрыт красно-золотым галстуком, и это почему-то основательно подбило планку его самоконтроля.

У Гермионы уже отчётливо трясутся ноги. Ей становится безразлично, что могут легко услышать снаружи. Она просто хочет, чтобы его пальцы вернулись. Чтобы она могла стонать, заходясь мелкой дрожью от движений внутрь неё, от методичных круговых поглаживаний клитора. Ускоряющихся с каждым повышением голоса в её вдохах.

Она опирается на трясущуюся руку, обхватывая ладонью его затылок. Привлекая к себе, удивляясь краем сознания, почему он так легко позволяет сделать это. А затем прижимается к напряжённым губам, скользя языком в его рот. Отрываясь только для того, чтобы зашептать:

- Глубоко и сильно, тебя, просто тебя, сейчас... - лихорадочно, на протяжном стоне, дублированном им самим - потому что от этих двух слов он снова на пределе. Совсем не из её высокоморального лексикона. Но так, чтобы не было сомнений. И сама… О, да, блять! Сама кладёт руку на упирающийся ей в бедро бугор.

Малфой мечтал об этом прикосновении с той ночи в её спальне. Грезил о задранной к шее майке, о шортах, которые он стащит с горячего тела. И об этих словах, которые она будет говорить, задыхаясь, извиваясь под ним. А тонкие пальчики тем временем судорожно мечутся по его ширинке, пытаясь нашарить молнию. Быстро, очень быстро доводя его до сумасшествия.

Резким рывком он сдёрнул Грейнджер на самый край стола. Навис над ней, вынуждая выгнуться, откинуться спиной на парту, выставляя вверх возбуждённую грудь. Прямо под его губы. И не сдержался, снова втянул просящую ласки горошинку в рот, чуть прикусил, чувствуя, как короткие ногти впиваются в его шею.

- Боже…

И на этом моменте, вжираясь взглядом до крови из глаз в запрокинутое лицо, он понимает, что всё. Выдержка лопнула. Разорвалась. Покатилась к хуям. Исчезла. Просто - её нет.

Едва успевает расстегнуть брюки, прежде чем она снова тянется к его губам. А он целует. Слишком нежно, наверное, словно подготавливая к тому, что сейчас может быть... снова неприятно. Ведь у девственниц так и бывает?

- Грейнджер?..

Плюёт на вопросительную интонацию. Плюёт на эту фальшивую заботу. Потому что она, нафиг, не фальшивая.

- Да, - шепчет в его губы.

И Гермиона на секунду напрягается, когда он медленно входит в неё, натужно выдыхая сквозь зубы и стон. Замирает на несколько секунд, пока руки, сжавшиеся на плечах, не разжимаются. Не тянут его за ткань - на себя. Будто давая условный сигнал: можно.

И первый толчок уносит.

Малфой не ожидал, что его стон прозвучит так громко. Он не слышит себя. Слышит только её, двигаясь, сначала осторожно, а затем - быстрее, глядя как Грейнджер запрокидывает руку за голову, будто в поисках ориентира, скребёт по парте, но лишь комкает слой пыли в ладони. А Драко вбивается. Сильнее и сильнее, задушенно рыча. Знает, что можно. Что она хочет этого. И по её судорожным сжатиям, по почти до крови закушенной губе он понимает: она близко. Так неотвратимо близко. И только ускоряется, толкая её в полёт с этого обрыва.

Гермиона делает это тихо. Без вульгарных криков. Просто стоны резко прекращаются. Она выгибается, натягивается как струна, распахивая рот. Но из него не вылетает ни звука.

Да, детка. Моя девочка.

- Драко…

И это становится последней каплей. Он с рыком насаживает её на себя, впиваясь пальцами в бёдра, чувствуя, как низ живота сводит зарождающимся оргазмом, который в следующее мгновение выплёскивается в тугую влагу струей спермы. Дрожь прокатывает по спине, пояснице. Жужжит в ладонях, заставляя вздрагивать, делая последние, выжимающие толчки. А потом замирает, горячо дыша в её мокрую шею.

В попытке... хотя бы немного прийти в себя.

Тело слегка дрожит. Рубашка основательно прилипла к спине.

- Вот, как это должно быть, - хрипло, на ухо, не выходя из неё, ощущая, как спазмы вокруг его члена постепенно стихают. Всё ещё немного ошалевший от того крышесносного секса, которым пропахла здесь каждая пылинка, он поднимает голову. - Понятно?

Она быстро кивает, но ему кажется, что даже не понимает сути вопроса. Карие глаза затуманены, а одна рука всё ещё сжимает ткань его мантии на плече. Драко перебарывает в себе желание улыбнуться, только хмыкает.

- Можно отпускать, Грейнджер. Ты вроде бы беспокоилась, что к нам Поттер заглянет.

И тут же клянёт себя за это. Потому что она с треском возвращается на землю. С грохотом слетает с небес, врезаясь в собственное тело. Моргая и резко выпрямляясь.

- Господи, Малфой, - произносит осипшим голосом, лихорадочно оправляя юбку. Он готов откусить себе язык, отступая и натягивая брюки непослушными руками. Замечая пятна пыли на рукавах и штанинах. И откуда-то эти мысли. О том, что это могло достаться кому-то другому.

Бред.

Уймись, Малфой. Она дала тебе. Что ещё нужно? Ты победил, ведь так? Тогда откуда эти слова, что произносит его рот?

- Я не шутил насчёт Миллера, кстати.

Грейнджер, которая уже застёгивала пуговицы на измятой рубашке, вдруг замерла. Драко уже стиснул челюсти, ожидая возмущений. Но она молчала. От этого вдруг стало очень херово.

- Ты меня поняла? - голос жёсткий. - Никакого Миллера! Я не шучу, Грейнджер. Это ясно?

Скрипнуть зубами на эту грёбаную тишину. Какого чёрта она молчит?

Эй, Малфой! Ты совсем трус или найдёшь в себе смелость сказать, что это за хуйня?

Внутренний голос. Опять как нельзя вовремя.

Ревность.

На, засунь себе это в самую глотку.

Да, дьявольщина, он её ревнует. Отказывается делить это тело ещё с кем-то. Ни с Поттером, ни с Уизли, ни с… этим.

- Грейнджер, мать твою.

Она вздрагивает. Странно вздрагивает. Во взгляде пролетает отголосок страха.

Что это было? Он уже что-то успел? Перепало патлачу, да?

- Именно о нём… - голос сорвался; она кашлянула, влажно сглотнула. - Именно о Курте я и хотела поговорить с тобой.

Великолепно, блять. Другой темы найтись не могло.

- Я не уверена, но… Мне кажется, ты должен знать.

Он сощурился.

Это выражение лица шло в резкий резонанс тому, что только что произошло, однако девушка лишь решительно выдохнула, торопливо оправляя юбку, соскальзывая с парты, становясь на подгибающиеся ноги.

Отрешённо наблюдая за тем, как она приводит себя в порядок, он мысленно готовился, неторопливо заправляя рубашку в брюки.

Сейчас скажет, что Миллер выебал её. Что она действительно дала Малфою, чтобы не ложиться в койку грёбаного урода целкой.

Или нет. Скажет, что у них… отношения.

Настоящие, блять, отношения.

А ему что?

Разве не срать?

Тогда почему он начинает злиться? Откуда под кожей это чувство, что он пойдёт, прямо сейчас, и разорвёт мудилу на части? На ошмётки, размажет по стенам школы. Раздробит каждую кость, заставит сожрать это крошево, представляя, как он таранит Гермиону, вбивается в неё, прижав к своей вонючей постели.

Твою мать, Грейнджер, не тяни, ради Салазара. Говори уже.

Девушка наблюдала за Драко своими карими глазами. Это странное выражение лица заставляло думать. Снова и снова думать, подбирая варианты. Один хуже другого. Потом внезапно сделала шаг вперёд, и кончики тёплых пальцев коснулись его скулы.

Малфой приподнял брови, на секунду даже потеряв мысль в ворохе остальных, взлетевших в голове.

Нежность. Беспокойство.

И, несмотря на всё…

Хочется ещё.

Прежде чем он успевает затянуть удавку на своей шее, одёрнув себя, впившись в глотку шипастым ошейником, он прикрывает глаза. Впитывая в себя это тепло. Одну секунду.

Хватит.

Рывок за поводок. Почти душит себя.

Почти хочется закашляться, когда он сам отстраняется. Её рука не движется за ним. Застывает в воздухе на несколько секунд. Пальцы слегка дрожат, будто всё ещё ощущают подушечками тепло его щеки. Сжимаются. Ладонь исчезает.

И снова что-то в её глазах. От чего останавливается сердце.

Она делает шаг назад, снова расправляет юбку. Одёргивает безнадёжно измятую блузу.

- Давай поговорим в гостиной? – голос тихий, как всегда, когда её что-то беспокоит.

Мерлин, зачем ты тянешь?! – заорал на неё Драко.

Про себя.

На деле только пожал плечами.

- Ладно. Мне без разницы.

Несколько секунд выжидающе смотрел, а затем молча развернулся, следуя к двери. Протягивая руку и подхватывая брошенную сумку. Останавливаясь, стискивая бронзовую ручку, которая моментально становилась ледяной под жёсткой ладонью. Прислушиваясь.

На секунду оборачивается, будто проверяя внешний вид Грейнджер.

А через мгновение выходит, и девушка понимает условный приказ – следовать за ним через время.

Их не должны видеть вместе.

Дверь закрывается без хлопка, с тихим шорохом, но Гермиона всё равно вздрагивает.

Опускает голову. Выдыхает. Против воли прислушивается к себе и приходит в тихий ужас. Сожаления нет.

Он только что трахнул её в старом кабинете по защите от тёмных сил, кажется, а у неё нет чёртового сожаления, ни одной толики, ни намёка.

Он назвал её шлюхой.

Он ни разу не извинился перед ней за всё, что так беспардонно и так правильно слетало с его губ. Всю грязь, все обиды, всю боль, что врезалась прямо в грудную клетку, слетая с этих самых прекрасных губ, он ни разу… ни одного. И это просто, блин…

Ни одного раза.

Гермиона обхватила себя руками, чувствуя, как в мягкую и влажную ткань трусиков стекает его семя. Из неё - часть Драко Малфоя.

Щёки вспыхнули.

Дрожащие руки потянулись к сумке и достали палочку. Губы торопливо шепнули: “Экскуро”, и по телу пробежала дрожь от ощущения сухого тепла.

Сейчас просто подняться в гостиную, сказать ему о дурацком письме, и пусть делает с этой информацией что хочет. Её не интересовало.

Почти. Может, только, самую малость.

И то лишь потому, что она общается с Куртом! Но не соизволила отдать ему тетрадь со вчерашнего дня.

Она скажет ему только затем, чтобы саму прекратило мучить это неведение. Гермиону раздражало, когда она чего-то не понимала. А догадка, настигшая её вчера, не отпускала, вцепившись в сознание голодным клещом.

Скажет.

Только затем, чтобы каким-то образом затаившаяся в груди кошка прекратила точить свои когти о рёбра.

Поступит как Малфой, чёрт возьми. Сделает для себя. Порой это необходимо, ведь так?

Несколько минут Гермиона просто сидела на краю парты, вглядываясь в тёмное, очищенное её собственной юбкой от пыли пятно на соседней столешнице. След от его руки рядом, смазанный, длинный. И от её ладоней - чуть выше. Лихорадочные, хаотичные. Щёки снова начали наливаться кровью, и она торопливо прижала к ним сжатые руки. Древко палочки упёрлось в скулу.

Что ты делаешь?

Чему ты позволяешь случаться?

Поздно, наверное, задавать этот вопрос, учитывая тот факт, чьё имя срывалось с твоих губ лихорадочными стонами.

И в очередной раз - кто ты?

Гермиона Грейнджер не позволила бы ему и пальцем себя коснуться. Явно не распускать руки на глазах у всего факультета, не заниматься… этим в пыльном кабинете.

Она прикрыла глаза. Поступательные движения. Голые ноги обхватывают его за талию, жмутся пятками к крепким ягодицам. Ткань выглаженной рубашки трётся о кожу. Рывки, стоны. По телу пробежала дрожь.

Девушка вскочила, хватая сумку.

Мерлин, Грейнджер. Возьми себя в руки.

Коридоры наполнялись студентами, но никто и внимания не обратил на то, что староста девочек выскользнула из двери, которую не открывали с прошлого года, наверное.

Отряхивая с одежды пыль, Гермиона шагала, глядя прямо перед собой и прижимая к боку сумку. Мысли почти не беспокоили её, когда она вышла к лестницам, поднялась на нужный этаж.

Прошла мимо галереи, встретила нескольких гриффиндорцев - здесь людей было меньше, чем на нижних этажах. Поблагодарила Мерлина за то, что он разводит её пути с Миллером уже который день. И за то, что тот сам не кинулся искать её после всего, что произошло в Хогсмиде.

Когда она поднималась по последней лестнице, где людей уже вовсе не было, голову посетила мысль, что Курту, пожалуй, к этому не привыкать - раз потискаться за столиком в кафе. Не то чтобы она хотела повторить свой эксперимент…

Но ей было интересно.

Интересно, как отреагирует Драко, если снова увидит его с Гермионой.

Не заиграйся, Грейнджер. Малфой не тот человек, который позволит шутить с собой дважды.

Да и Курт бы наверняка… наверняка не согласился. И она понимала, что это неуместно, грязно, низко, и нечестно, и глупо, и… Было ещё что-то из разряда эпитетов - она не успела подобрать, потому что подняла взгляд и уткнулась в улыбающееся лицо Жёлтой Дамы.

Так, соберись. Это разговор ни о чём. Ничего страшного.

Просто это неизведанная почва.

Как себя вести? Она, черт возьми, понятия не имела. Ладно. Выдохни, Грейнджер.

- Фениксус.

И портрет медленно отъехал в сторону.

Дверь в гостиную открыта. Малфой стоит у камина, глядя в огонь. Думает. Девушка почти слышит, как бьются в голове его мысли. Тёплые блики пляшут по напряжённому лицу. Красиво.

Красивый.

Гермиона внезапно смутилась. Сделала несмелый шаг к креслу и осторожно поставила на мягкие подушки свою сумку. Он резко повернул голову, моментально съедая девушку глазами. Затягивая в великолепную, облачную серость. Тяжёлую, влекущую.

Ей показалось, что этот взгляд ведёт её прямо в голову хозяина. Будто на леске. Ближе и ближе. Подтягивая, подёргивая, как мучающий болью зуб. Под тень этих длинных ресниц, в мысли, в сознание…

Она моргнула и опустила глаза.

Драко сощурился. Он не любил, когда это происходит вот так - резко. Раз - и контакт утерян. И сам будто подвешен за рёбра на невидимые крючья.

Что делать? Как?

Да к чёртовой матери всё это.

Снова взглянул в камин. Нагретый воздух облизывал грудь сквозь рубашку. Вдруг пришло осознание, что привыкание к этой гостиной практически не контролируется. Малфою здесь действительно начинает нравиться. И даже то, что комната насквозь пропитана теплом. Оно уже не душило.

Скорее, треск поленьев из камина уютно отдавался в груди.

А ещё здесь всё пропахло Грейнджер. Всё, каждый уголок, каждый сантиметр. Её запах уже был изучен вдоль и поперёк - оставалось лишь поражаться, как он не замечал его раньше. Как вообще такое возможно - не заметить то, что стало столь необходимым?

Необходимым.

Это немного напрягало. Но Драко решил не придавать этому значения. Не сейчас. Пока Грейнджер не было, он успел прийти к выводу, что, пожалуй, ему это даже нравится. Ведь можно было закрыть глаза и почувствовать себя почти нормальным в том сумасшествии, что поглощает с головой.

Гриффиндорка тихо кашлянула. Так, будто он мог забыть, что она здесь. Или в попытке начать разговор. Драко снова обернулся.

Тёплые глаза спрятаны опущенными веками. Девушка упрямо сверлила взглядом пол.

Миллер. Она хочет говорить о Миллере.

Эта мысль заставила нахмуриться, и Малфой скрестил руки на груди, делая один медленный шаг к Гермионе. Не сжалась, отметил про себя. И остался доволен. Значит, не бежит от его прикосновений. Что не странно, если учесть, чем они занимались пятнадцать минут назад.

Размышление смягчило тон:

- Что там с Миллером?

Вздрогнула, подняла глаза.

- В общем-то… это не так уж и важно, но я подумала и решила, что мало ли.

Он приподнял брови.

- Мало ли?

- Ну, знаешь. По какой-то причине ты заинтересован в его персоне.

Слизеринец немного наклонил голову и усмехнулся, ничего не говоря.

Слишком много было мерзопакостных догадок, которые хотелось затолкать в задницу когтевранцу. Спокойно, она ведь сказала: ничего важного.

Заметив скептичный взгляд, Грейнджер тут же вздёрнула подбородок.

- Я права, не спорь. Ты заинтересован.

- Я бы не стал называть это так, Грейнджер.

- Может быть, я неправильно выразилась, но он не даёт тебе покоя. Поэтому ты запретил мне общаться с ним.

- Ага, только не говори ему об этом, - сказал, насмешливо блеснув глазами. – Не отвяжусь потом.

- Я нашла тетрадь, Малфой. Если без этих твоих шуточек.

Взгляд. Пауза.

И какая, черт возьми, у него должна быть реакция на это заявление?

- М-м… Грейнджер?

- Тетрадь Курта.

Она нашла тетрадь Курта.

Драко повертел этой мыслью, терпеливо осматривая её со всех сторон. Не найдя с собой никаких точек соприкосновения, пожал плечами. Скорее всего, Гермиона просто решила подоставать его этой темой. Зная все реакции заранее. Но хрена с два он поведётся.

Он само спокойствие. Гармония. Душевное равновесие.

Смешно.

И действительно усмехнулся.

Девушка слегка хмурится, жмёт губы.

Жмёт эти свои губы в тонкую линию. Потом нервно проводит по ним языком. Блять…

Он выдыхает.

Пытается включить свой железный самоконтроль, вглядываясь в лицо перед собой.

В чём дело, Малфой? Будь серьёзным. И прими её слова всерьёз, что бы она ни сказала.

Давай.

Ты сможешь.

Это нужно ей. Чтобы её выслушали. А тебе ведь совсем не сложно. Не думать какое-то время об этом податливом и отзывчивом… и ещё недавно таком влажном и тесном…

- Малфой, ты слушаешь вообще?

…теле.

Дурацкая тетрадь. Чтобы вернуться к ней мыслями, пришлось отвернуться. Но отойти он себя заставить не смог.

- Да, Грейнджер? Что за тетрадка? - глухо спрашивает он, и слова летят в пылающий камин.

Хорошо, молодец. Пока всё правильно. Было слышно её сопение, это странно умиротворяло.

- По трансфигурации.

- И? Он написал конспект с ошибками или что тебя смутило?

- Твоя ирония неуместна, - тут же фыркнула она.

Он вернулся к ней уставшим взглядом, и Грейнджер на мгновение закусила губы. Чёрт, будто бы специально. Некстати вспомнились её быстрые поцелуи на шее.

- Курт Логан Миллер.

Что-то неприятно ковырнуло в сердце. Девушка смотрела прямо на Драко, стиснув руки на груди.

- Так его полное имя, - заявила она.

Малфой почувствовал, как напрягаются шея и плечи. Как в голове медленно начинает тяжелеть.

Значит, действительно они с чиновником родственники…

Что ж.

Это не стало сюрпризом, но всё равно напрягло.

Ты редко ошибаешься, Драко. Вот лишнее подтверждение хорошо развитой дедукции.

Но откуда это имя знакомо Грейнджер?

- Ну. Хм…

И снова тишина, нарушаемая лишь потрескивающим камином.

- Мерлин, и это всё, что ты скажешь? – воскликнула Гермиона, не скрывая удивления, граничащего с возмущением.

Малфой нахмурился.

- А почему меня должен беспокоить этот сукин сын? – спросил негромко, пытаясь разглядеть что-то в горящих глазах перед собой.

- А разве нет? Не должен? Видимо, ты совсем не в курсе, не так ли?

- Не в курсе чего?

Видит Мерлин, девчонка сама не имела понятия, о чём говорит. И сама не осознавала, что нихера не понимает, потому что всплеснула руками и сделала несколько ты-раздражаешь-меня-своей-непроходимой-тупостью шагов в сторону рабочего стола. Весь её вид говорил о том, что она совершенно уверена в каждом своём слове.

- Твоя мать считает иначе, - заявила она, разворачиваясь.

Сердце пропустило удар.

Моя мать?

Какого чёрта она говорит о Нарциссе?

Выждав несколько тяжело дышащих секунд, он сощурил глаза. Главное не показать ей... Не нужно Грейнджер знать ничего о демонах, что рыли огромную кровавую яму в голове Драко. Безостановочных мыслях и рваных догадках.

Сожалениях.

Ей не нужно знать также, что все эти черти засыпали, стоило ей оказаться поблизости.

- Смелое заявление, - протянул, игнорируя кольнувшую в груди иголку. - Ну и что ты хочешь этим сказать?

И вот здесь она смутилась. Адски невовремя, потому что в нём как раз начинала подниматься волна беспокойства.

Гигантская волна.

- Тебе незнакомо имя Логан? - осторожно спросила Грейнджер, понижая голос.

- Мне знакомо. Но я не пойму, какого хера тебя оно смутило. И при чём здесь моя мать?

А голос тем временем терял выдержку. Становился глуше.

Малфой надеялся, что недоумение, вызванное упоминанием матери, не просочилось наружу. Он медленно прошёл к креслу, пряча напряжённое лицо, пока Гермиона мялась с ответом.

Наконец-то заговорила; слизеринец уже успел обманчиво-лениво закинуть ноги на край стола и откинуться на мягкую спинку. Челюсть его была сжата.

- Может быть, ты помнишь… когда я случайно получила письмо от твоей… - неопределённый жест в сторону окна, в которое миллион лет назад, кажется, стукнул филин Малфоев.

Его плечи напряглись ещё больше.

Конечно, он помнил. Распахнутые, перепуганные глаза, когда Грейнджер увидела, что Драко стоит прямо перед ней. Тонкие пальцы, комкающие пергамент, оборвавшееся на вдохе дыхание. Невозмутимый Ральд, вычищающий свои перья на подоконнике.

Ярость.

На то, что грязнокровка прочла письмо.

Письма, которые даже Драко не всегда позволял себе раскрывать, а она взяла и…

И это оказалось так просто. Он ненавидел её тогда за то, что она показала, как просто - взять и прочесть. Узнать содержимое. А Малфой не мог себя заставить скользнуть глазами дальше первых строк.

Этих пустых. Этих вседозволенных. Этих... да, этих непростительных. "Мой сын Драко".

Прочитав которые, хотелось содрать себя с собственных костей и выть. Просто потому, что писал их чужой человек.

После того, что случилось, ему слишком часто хотелось выть.

- В письме было обозначено это имя.

- В каком контексте? - слишком быстро.

Он спросил это слишком быстро, чувствуя, как леденеющие пальцы сжимаются на предплечьях, и...

Господи, у него едва не сорвался голос.

Он не собирался спрашивать. Он собирался сказать, что ему всё равно. И сказал бы, если бы не это имя.

И не включённый моментально анализ в голове.

Нарцисса писала о Логане. А это значит… нет. Этого просто, чёрт, не может быть.

От ощущения, будто между рёбрами ползает скользкая, липкая и прохладная змея, захотелось поёжиться. Страх.

Родной, знакомый до мурашек.

Грейнджер, блин, давай же, говори. Говори, ради Мерлина.

Скажи какую-то незначительную глупость, чтобы я смог вздохнуть. Ещё хотя бы раз.

- Она, - Гермиона нахмурилась, расцепляя и вновь переплетая пальцы, - писала, что её посетил мужчина по имени Логан. И она не помнит, были ли у неё знакомые с таким именем. И… он чего-то хотел от неё. В общем, я не знаю, важно ли это, я просто вспомнила и… и решила сказать. Вот.

Она замолчала.

Громко треснуло полено в камине. На решётку осыпался угасающий сноп искр.

Малфой смотрел, как Грейнджер молчит.

Смотрел, чувствуя себя обрывом, с которого только что соскользнула чья-то нога. Сорвала мелкие камни и грязь. И они покатились… сначала почти бесшумно. Почти незаметно.

Из-за секундного онемения в серых глазах.

А затем… вдруг, облавой, жахая, разбиваясь, срывая другие комья, и вот… вот уже целая гора летит вниз, погребая под собой всё. Сталкиваясь, разрываясь этим именем. Ненавистным именем… именем из его головы. Ускоряя дыхание до ломоты в лёгких.

Логан. Он был здесь. В этой гостиной, на этом месте. Блять, если бы Драко знал, запустил бы в него Авадой прямо там, при херовом Оливаре, при Дамблдоре. Никто бы не остановил.

Никто.

Потому что это его. Логан лезет туда, куда нельзя. Никогда. Никому. Никому не позволено лезть в его личное. Его дом. Его мать.

Малфой смотрел. Не мог пошевелиться от смутной догадки, рождающейся где-то на задворках мысли. Ловя настороженный взгляд гриффиндорки. Слыша, как с рёвом, с грохотом уничтожается что-то внутри.

Разрывается. И всё. Это ёбаное крушение, оглушающее, сотрясающее, уничтожающее. В полной тишине.

- Он был в Мэноре.

И от собственного едва слышного голоса его продрало дрожью. Сердце лупило в груди.

Ещё тогда он был у матери. И с тех пор – ни одного письма.

«посетил мужчина…»

«чего-то хотел…»

Сдержанность. Неприступность. Закрытость.

Наружу. Всё, нахер, наружу. За момент.

Страх. Маски. Просто… одна за одной. Как карты по ветру. Надежда. О, да, блять. Малфой слышал, как хрустели её кости, выворачивались суставы. Как она умирала, разразившись криком. Таким, что начало двоиться в глазах.

Надежда умирает последней.

Нет, блять. Ложь.

Эта сука сдохла раньше, чем Драко появился на грёбаный свет.

- Сука!

Вопль разорвал тишину. Тело рванулось с кресла, и, прежде чем он понял - хоть что-то успел понять, - руки ощутили край столешницы и рванули вверх.

Грохот.

Малфой почти не заметил, как Грейнджер подскочила в своём углу у шкафа. Подскочила и прижала руки к груди.

Распахнутые глаза в ужасе метались от перевёрнутого стола к Драко, сжимающего и разжимающего кулаки. Его трясло.

- Малфой…

Трус.

Грёбаный трус.

Он с размаху ударил по одной из четырёх беспомощно глядящих в потолок ножек. Та с хрустом переломилась.

- Тварь! – Малфой схватил обломок и швырнул в сторону камина. Отбившись от камня, деревяшка отлетела куда-то вбок. В мгновение ока Драко оказался у стены, засаживая в неё кулак. Снова и снова.

Не кричал.

Из глотки вырывалось рычание сквозь стиснутые зубы.

Под костяшками был не камень. Это было лицо Логана, заплывающее кровью от ударов.

Тварь. Тварь. Убью его. Я убью его, если он тронет…

Всё прекратилось внезапно – с первым всхлипом Грейнджер.

Этот всхлип заставил обернуться, почти рывком. Девушка вжалась спиной в стол. Не плакала, но глаза полны такого ужаса. До края.

- Чего он хотел?

Вздрогнула. Боится.

- Я не знаю.

- Ты же читала ёбаное письмо, - прорычал, чувствуя, как скрипят стиснутые зубы.

- Я… ты не дал мне дочитать. Ты выхватил его и…

Он зарычал. В два шага перемахнул через гостиную, с ходу врезаясь в гриффиндорку, хватая за плечи. Просверливая, въедаясь радужками до самого мозга. На секунду почти ощутил прикосновение её мыслей, но отмёл, встряхнул.

- Но ты должна была видеть! Должна была, блять, скажи мне, скажи, вспомни, что ещёонаписала, что там было сказано, в этом хуевом письме, Грейнджер!

- Малфой, перестань…

- Твою мать, ты не понимаешь. Ты не понимаешь, что это может значить! - он оттолкнул её от себя так сильно, что она почти упала на стол, но Драко не заметил.

Его ладони метнулись к голове, и он стиснул свои виски, зарываясь пальцами в волосы и тяжело дыша. По запястью вниз стекало что-то густое и тёплое. Серые глаза метались по комнате.

- Когда это было? - прохрипел он.

Эти метаморфозы в его голосе… он не понимал.

Сжимал голову так, будто пытался удержать. Выдавить оттуда херовы мысли, а их много, бля, сразу - так много.

Громкие. И больные. И воспалённые.

Лопнувший гнойник в памяти.

- Когда это было? – снова рёв, от которого она снова вздрогнула.

- Я… не помню.

Мерлин, да она бы даже под страхом смерти не воспроизвела сейчас точную дату. Всё существо сосредоточилось на нём. Пустой взгляд. Сжатая челюсть. Натянутая на плечах рубашка. Разбитые пальцы в крови.

Он целиком разбит.

Господи, пусть ей только кажется.

В ушах продолжал звенеть его крик и грохот переворачиваемой мебели.

- Малфой… - опасливый шаг вперёд.

Дрожащие руки слизеринца переместились на лоб. Смяли волосы, завели назад. А взгляд - такой же пустой.

- Просто я же… я говорила тебе, чтобы ты прочёл…

- Я не… - он сглотнул, - хочу этого слышать.

Так тихо, что этим голосом он практически задохнулся.

Слова затолкались в лёгкие. Давили. Резали. Так сильно, до ярости. До кипящей, до жгучей. До разорванной, треснувшей кожи. До выдранных волос и острых зубов.

- Ни слова, блять, не хочу слышать! - снова крик. Эти перепады добьют его голосовые. - Что ещё было? Ты не могла не увидеть, твою мать, ты всё и всегда видишь!

Услышь меня, произнеси, мне нужно, блин. Что-то ещё, кроме этого. Я не хочу. Нужно. Нужно, грр, пусть это уберётся из головы.

- Я клянусь, я не помню…

- Проваливай тогда!

Кажется, оконное стекло дрогнуло.

Драко тоже дрожал, сжимая кулаки, чувствовал, чувствовал, что его несёт. Быстро, сильно. Остановите.

И неоткуда ждать этого.

Херов Логан, он был у матери, был, она писала. Драко не знал, он не знал, и не подозревал, и не догадывался. Но Мэнор... его же осматривали - и ничего. И пусто.

«Мы будем держать с вами связь, мистер Малфой». Этот голос в голове. Он насквозь пропах смертью. От него хотелось вывернуться наизнанку и сдохнуть.

Просто сдохнуть.

Лихорадка тошнотворных мыслей, слов, образов.

Глаза, глаза Нарциссы и слёзы.

Алтарь, Люциус, темницы - нет, нет, я не вернусь в это. Не сейчас, когда Грейнджер смотрит…

Грейнджер. Она ещё здесь.

- Проваливай! - снова заорал он, резко отворачиваясь. Судорожные шаги от. От неё.

И сразу - так далеко. Дальше, чем…

- Малфой…

Обернулся. Приоткрыл похолодевший рот.

- Просто уберись отсюда, ладно? Просто… уйди, Грейнджер, ладно?

Ему нужно было подумать. Просто подумать.

А она не понимала.

- Я не знала, что…

- Конечно.

И от этого голоса они оба вздрогнули. Будто по щелчку пальцев.

Ледяной, застывший, мрачный.

- Конечно, ты не знала. И до сих пор даже не догадываешься.

Она сжимала пальцами край стола, глядя на него своими распахнутыми. По-прежнему испуганными. А он успокаивался. Поднёс руку к лицу, потёр переносицу, зажмурился на несколько секунд.

- Малфой, у тебя кровь…

- Срать.

Какое-то время никто из них не двигался.

Мысли, ревущие и - удивительно... - живые, отдавались в голове теперь уже совершенно тихим шёпотом.

Бить тревогу слишком рано. Просто… рано. Пока ничего не случилось. Грейнджер могла не так понять, не так прочесть, перепутать.

Не могла.

Вполне может быть, что Нарцисса просто внезапно вспомнила имя из своего прошлого. И никто к ней не приходил. Возможно… что всё не так плохо. Что паника - раньше времени. Может же такое быть?

Нет, Драко.

Может.

Хорошо. Теперь успокойся. Нужно узнать, что писалось в последнем письме. И есть только один способ сделать это.

Малфой вздрогнул, когда Гермиона прошла мимо него.

Только что прижималась к столу и вдруг - направляется к лестнице.

Он открыл было рот и тут же затолкал то, что чуть не сказал, обратно в глотку. Хотел остановить её? Зачем?

Пусть идёт. Ты сам попросил её уйти. Приказал.

И вот она уходит. Ты же доволен, не так ли?

Ещё на мгновение прикрыл глаза, отворачиваясь. Прислушиваясь к торопливым шагам по ступенькам. А вскоре - приглушённый хлопок двери. Она ничего не сказала. От этого становилось не по себе.

Взгляд вернулся к рабочему столу.

Он напишет в Мэнор.

Мысль удивила и испугала одновременно. К чёрту. Хуже уже не будет. Он должен знать. Просто должен знать. Нарцисса ответит ему, и Драко успокоится.

Несколько шагов, скрип стула. Где-то здесь должны были лежать пергаменты. Сердце снова начало набирать обороты.

Я получил твое письмо, и…

Чернильница полная. Хорошо. Перо с тёмным кончиком лежит рядом, цепляя пухом стоящий на краю котёл с тремя острыми ножками. Видимо, Грейнджер вчера забыла убрать, после очередных занятий.

Привет. Я решил написать тебе…

Где чёртова бумага?

Движения рук, открывающих облупившиеся по углам ящики с круглыми ручками-кольцами, становились лихорадочными.

Здравствуй, Нарцисса. Это твой сын…

Херня.

Наконец-то отделение с пергаментами. Аккуратно извлёк один чистый лист и положил перед собой. Отлично.

Он окунул перо Грейнджер в чернильницу и замер, не имея понятия: и что дальше?

Как обратиться к ней? Мама?

Пальцы дрогнули, когда он вывел на чистой бумаге: “Здравствуй, м”. И всё. Несколько секунд тупо гипнотизировал написанное.

Нет. Не могу.

Резко смял пергамент в кулаке, игнорируя, как дрогнуло сердце от рвущегося звука. Отбросил ком бумаги за спину. Уставился на пустую столешницу.

Я не могу обратиться к ней так.

Уронил голову на стол, закрыл глаза. Несколько раз медленно ударился о дерево лбом.

Мерлин.

Блять.

Тяжело. Тошно. Боже, да к чёрту.

Выпрямился, достал ещё один пергамент, окунул перо в чернила и сосредоточенно нахмурился.

“Здравствуй, Нарцисса.”

Выдохнул. Несколько раз пробежал по строке взглядом.

Чудесно, ничего сложного. Просто представь, что пишешь другу.

Игнорируя дрожь в пальцах, он снова окунул перо в чернильницу.



***




Пальцы дрожали так, что буквы прыгали перед глазами.

Нарцисса в очередной раз расправила и без того ровную бумагу, вглядываясь в строки. Она даже почти не понимала, о чём писалось. Она забыла, что за книга была у неё в руках до того, как в окно стукнул Ральд - школьный филин Драко. Она забыла обо всём. В голове всё перекрывало одно грохочущее слово: ответил.

Мерлин, он ответил.

Сейчас, читая аккуратно выведенные слова, она едва дышала. Губы безостановочно шевелились, повторяя каждое, впитывая его. И почерк сейчас казался… таким знакомым. Хотя она не видела его.

Ни разу с того дня.

Пыталась найти письма сына, которые он слал ей из школы раньше, однако не смогла. Скорее всего, Люциус их либо прятал, либо сжигал. Но это было неважно. Не сейчас.

“...я получал твои письма. Не было возможности ответить. Честно говоря, некоторые я даже не прочёл. Просто не было времени, и…”

Женщина задохнулась всхлипом, поднося свободную руку к губам, прижимая, сдерживая слёзы.

Конечно, он не читал их.

Господи, как же ему было больно получать каждое… как же подло, глупо, эгоистично поступала она, мать, вынуждая его испытывать всё заново. Как она могла подумать, что ему захочется читать это? После того, как он вёл себя всё лето.

Как она себя вела. Будто дикий, загнанный в поле, полное капканов, зверь.

“...Ты спрашивала - как я. Всё в порядке. Меня назначили старостой мальчиков, я справляюсь, приходится прилежно учиться и посещать занятия...”

Быстрый смешок заставил вздрогнуть, и первая слеза скатилась со щеки, оставляя после себя тёплый след. Прозрачной кляксой упала на пергамент, впитываясь в сухую бумагу.

Староста. Её мальчик.

Губы задрожали, и женщина до боли прикусила фалангу пальца, чтобы не разрыдаться, не разорваться в болезненном крике, распирающем изнутри.

Прости меня, родной. Прости меня, я не хотела, клянусь.

Я не хотела, чтобы так.

Я так рада за тебя.

“...последнее твоё письмо обеспокоило меня. Ты писала о мужчине по имени Л. Мне знакомо это имя. Он навещал тебя? Чего он хотел? Больше он не появлялся? Расскажи мне, что происходит в Мэноре.

Твой сын, Драко.”

На последних словах, кажется, у него дрогнула рука. Женщина прикрыла глаза.

Она не станет врать. Она не должна врать хотя бы сейчас.

Под веками тут же пронеслись события этих дней.

На следующий день после того, как Логан совершил незапланированное посещение Мэнора, в поместье явились люди.

Двенадцать человек в мантиях и со скрытыми под капюшонами лицами. Камин работал безотказно - на этот раз не было сажи и пыли. Практически бесшумно, Нарцисса только слегка вздрогнула от яркой вспышки, озарившей на миг её спальню.

Логан уже был рядом, и поэтому едва удалось перебороть постыдное желание просто спрятаться за его спиной.

“Я помог тебе, а ты - мне”.

Она думала над этими словами слишком долго, а затем очередное воспоминание обрушилось на сознание, прошлой ночью. До того, как в нижних комнатах Мэнора был собран совет приспешников.

И это воспоминание едва не заставило сердце остановиться. У Нарциссы действительно нет выбора. Она обязана предоставлять поместье Логану, потому что это - часть их договора, подкреплённого Непреложным обетом.

Договора, который заключался в том, что Логан предоставляет безопасность Драко и помогает донести на Люциуса, открыв камин Нарциссы из Министерства в день приезда её сына. А она предоставляет поместье в любой момент, когда Логану это понадобится.

Тогда ей казалось, что это честная сделка.

Обет.

Вот оно.

Объяснение млеющего ужаса перед ним. Страха.

Память спала, но тело помнило. Сознание помнило: жизнь зависит от этого человека. Ведь если нарушить Обет, нарушителя ждёт мгновенная смерть.

Поэтому всё, что оставалось Нарциссе - наблюдать, как люди в тёмных одеждах пересекают её спальню и следуют к выходу, направляясь вниз, в подземелья, кажется, даже не глядя на неё.

Откуда они знали, куда идти? Откуда?

Кто знает. Наверное, они уже были здесь когда-то. Может быть, с кем-то из них она знакома.

От этого становилось не по себе.

Она вспомнила уже достаточно многое, но не всё, поэтому теперь только смотрела на своих “гостей”, кусая губы. Что-то внутри сжалось в ком и твердило: это всё неправильно. Это неправильно. Ты содействуешь этому.

Логан следил за её реакцией.

Затем легко прикоснулся тёплой ладонью к плечу, отчего Нарцисса вздрогнула, тут же возвращаясь воспоминаниями в свой сон, в котором он сделал почти точно так же, и это движение принесло успокоение.

- Ты не должна сомневаться.

- Я не контролирую это. Да и не проси меня об этом никогда, - не удержалась от огрызания женщина, отступая от него и отворачиваясь, когда последний приспешник покинул спальню. - Откуда они знают, куда идти?

Логан только покачал головой. Он не имел привычки сразу же отвечать на поставленные вопросы, и это раздражало.

- Ты уверена, что не хочешь присутствовать на собрании?

Мерлин, тон у Логана был такой, словно он интересовался у неё, не полнит ли его пиджак.

- Уверена. Эти люди - убийцы!

- Сегодня мы просто обсудим некоторые детали и покинем Мэнор. Не будем портить тебе утро воскресенья.

Чёрт, он её действительно подкалывал.

Нарцисса бросила на мужчину через плечо нахмуренный взгляд.

- Но я вернусь в среду вечером. Двадцать третьего октября. Пробуду здесь какое-то время.

- Что? - она резко обернулась. - Вы будете жить в Мэноре?

- Всего неделю. Это необходимо для проведения ритуала, - сказал он. Так, словно это было очевидно.

Судорожно сглотнув, женщина выпрямила плечи, возвращая себе осанку.

- Вот, значит, на что я подписалась, дав вам Обет.

Логан с полминуты молча смотрел в лицо хозяйке поместья.

- Ты вспомнила, - наконец изрёк, усмехаясь. - Какая радостная весть.

- Вы не сказали мне, - она сжала губы, стискивая пальцами мягкую ткань мантии. - Вы не сказали, что я умру, если откажу вам в своём… гостеприимстве.

Пожал плечами, медленно проходясь по комнате и останавливаясь у камина.

- Если бы я сказал, это бы стало вынужденной мерой, разве нет?

- Это в любом случае была вынужденная мера! И куда прикажете деваться мне на эту неделю, что вы проведёте здесь со своими… друзьями?!

- Твоя злость вполне обоснована, Нарци…

- Чудно, что вы понимаете это!

- …но мои “друзья” здесь появятся только несколько раз. Во время самого… события и главного ритуала.

Она скривилась, прикрывая глаза.

Отвернулась, уперевшись взглядом в зеркало напротив. Отражение будто дразнилось: бледная женщина и сильный, полный жизни мужчина на другой стороне комнаты, тут же перехвативший напряжённый взгляд.

Чёртов контраст.

- Тебе не обязательно покидать поместье. Я не побеспокою тебя. Займу Северную спальню для гостей.

Нарцисса молча смотрела на него в зеркале, игнорируя кольнувшую в сердце иголку. Та самая спальня.

- Почему её? - вдруг спросила она и едва сдержалась, чтобы не зажмуриться. Вопрос вырвался сам собой.

Логан сощурился.

Несмотря на ожидания, он не усмехнулся, не съязвил. Только легко пожал плечами.

- Мне она нравится.

- Вы там бывали? - совсем несложно было сыграть удивление. Достаточно лишь приподнять брови.

- Да. Несколько раз, - сдержанно ответил мужчина. И тут же добавил: - Мне пора идти к гостям. Надеюсь, ты примешь к сведению то, что я тебе сказал. Да, если захочешь - мы ждём тебя в нижних комнатах.

И он ушёл. А Нарцисса осталась в своей спальне.

К гостям.

Ей было не по себе.

Не хотелось покидать эту комнату, осознавая, что в поместье сейчас находятся двенадцать людей, обсуждающих очередное убийство. Не по себе было от всей этой ситуации. От всего, во что её втянули.

И вдруг поймалась на мысли, что проклинает себя. Себя ту, что приняла решение дать Обет. Решение помогать в этой чудовищной ситуации.

Это было почти больно - осознавать, что своими руками окунаешь свою жизнь в прежнюю грязь, имея возможность начать всё сначала. С нуля.

Это было нечестно.

Но это было.

А через несколько часов подобных размышлений приспешники ушли. Все. Точно так же, как явились - через её камин. Молчаливые и, кажется, почти не дышащие. Были ли они живыми?

Куклы.

Логан уходил последним. Посмотрел на Нарциссу лишь раз, уже переступив решётку. И то потому, что она окликнула его по имени.

- Обязательно впредь использовать именно этот камин? - тихо спросила женщина со своего места - весь вечер она просидела перед зеркалом, разглядывая своё отражение и пытаясь вспомнить ещё хотя бы что-то.

- Да.

И прежде, чем успела удивиться полученному ответу, зелёный огонь уже проглотил высокую фигуру, окатив Нарциссу прохладной волной воздуха.

А теперь, получив долгожданное письмо за день до того, как Мэнор должен был обогатиться ещё одним жителем, она судорожно думала, как ей поступить. Если ответить сейчас, то следующее письмо сына не успеет дойти незамеченным. Логан наверняка заметит филинов, а он запрещал ей сообщать о чём-либо Драко.

Решение пришло незамедлительно - она напишет, но запретит писать ей до следующей среды. Наплюёт на запрет Логана. Он ей не хозяин, чтобы контролировать то, что Нарцисса и кому сообщает. Малфой - часть этого всего. Он должен знать.

Как бы больно ни было это сообщать. Он должен знать правду.

Разве не этого заслуживает её сын?

Нет, чёрт возьми. Он заслуживает спокойной жизни после того, что пережил за последний год. Жить, не думая о том, что происходит дома в этот момент. А в поместье происходит ад.

Нет, она не могла писать этого. Писать и не узнать его реакции целую неделю.

Но Драко просит. Сам просит рассказать. А значит - он готов?

Проклятье.

Будет хуже, когда он заметит, что история повторяется, приехав на Рождество в Мэнор. В спокойный Мэнор. В котором от покоя снова не осталось и следа.

Женщина нервно мяла в руках пергамент. На полке тикали часы.

Она сообщит ему. Обо всём.

Наплевав на дрожь в руках.

Наплевав на то, что скажет ей Логан. Малфоя он тронуть не осмелится. Это идёт вперекор Обету. А что будет с Нарциссой - уже давно неважно. Она практически перестала чувствовать себя нормальным человеком.

Напряжение сделало из неё истрёпанную куклу, а возвращающаяся память лишь добавляла этой кукле стеклянного испуга в глазах.

Резко выдохнув, женщина решительно сжала пергамент в руках и, развернувшись, направилась в кабинет Люциуса, где взгляд тут же наткнулся на тёмное полотно, скрывающее портрет.

Сердце похолодело.

Она никогда не сможет прямо смотреть в ту сторону. Ледяные глаза будто смотрели на неё. Не только сквозь материю. Сквозь стены. Следили, контролировали.

Нарцисса никогда не осмелится снять проклятую тряпку. Никогда не осмелится снять портрет со стены. И это лишь добавляло пустоты.

Но женщина не позволила мыслям прокрасться в голову. Она быстро освободила стол и достала чистый лист бумаги.

Мерлин.

Прости меня, сынок.

Мой милый Драко.



***




Её шаги становились всё тише.

Грейнджер понимала, что сейчас лучше его не трогать. Вроде бы она есть, а вроде бы - нету.

Гриффиндорке было страшно смотреть на него - такого. С каждой секундой он становился всё более напряжённым. Сгущал вокруг себя темноту коридоров. Темноту самого себя.

То, что она ему сообщила сегодня, оказалось чем-то переломным. Не мудрено, что это знание так тяготило. Но неважно. Ему сейчас было хуже.

В тысячу раз хуже.

Целый вечер он был бледен и становился всё бледнее, кажется, каждый раз, когда девушка осмеливалась бросить взгляд на застывший профиль справа от себя. Справа и впереди. Он всегда был впереди.

А сегодня то и дело стремился быть дальше, обогнать. Закрываясь.

Шаги были единственным, что нарушало их тишину.

Малфой прислушивался к ним, отпустив свои мысли, давая им скользить в голове, словно слизнякам по мокрому стеклу.

Он не чувствовал сил.

Не чувствовал грёбаных сил, испытывая настоящий ужас от того, что ноги передвигаются на автомате.

Каждый шаг - словно марш из-за спины. Стучащие слова в мозгу после каждого удара её твёрдого и плоского каблука о пол.

Слабак.

Ждешь?

Жди.

Трус.

Блять. На что.Ты.Надеешься.

Он напрягся, когда стук стал немного чаще, а в следующую секунду тонкие пальцы коснулись его локтя.

- Малфой…

Он шарахнулся в сторону.

Блин, извини, Грейнджер.

Я не могу.

- Не трогай, - прорычал, не глядя.

Она на мгновение замерла. Потом возобновила движение за ним.

- Просто… если что, я могу выслушать.

Малфой догадывался, чего ей стоило выдавить это из себя. Учитывая, что она едва разжимала губы, произнося слова. Предлагая свою поддержку.

Этот участливый взгляд преследовал его с девяти вечера, когда он в очередной раз ждал её в гостиной, перед патрулированием, глядя в камин. Но сегодня огонь не помогал ему. Это было пламя инквизиции, сжигающее его внутренности, его сознание. Пламя внутри.

Господи. Он никогда не думал, что отсутствие сил может повлечь за собой такую боль. Боль в каждой капле крови, полнившей его. В каждой мысли. В каждой жиле.

Боль адского ожидания.

Он знал, чего ждёт. Он знал, видит Мерлин.

И чертовски не был к этому готов.

Драко ничего не ответил. Она не ждала ответа. Шаги. Снова шаги.

Будь сильным, Малфой. Будь сильным… - потешался внутренний голос, исходя ядом и гноем. Папа растил тебя сильным мальчиком…

Закрыл глаза, выдыхая. Чувствуя дрожь по спине.

Не нужно. Прекрати мучить меня, отец.

Портрет Рвотной дамы, показавшийся в конце коридора, вызвал в молодом человеке волну отвращения. Страха. Сейчас он ляжет в свою постель, уставится в потолок. И будет ждать.

Ждать в постели - это так страшно.

Ему казалось сейчас, что это невыносимо страшно. Непередаваемо страшно. Лучше остановиться прямо сейчас и стоять на этом самом месте. Ждать здесь, в темноте. Гнить изнутри в этом… отвратительном ожидании.

Малфой не мог сейчас идти туда. В этот слишком-уют гостиной. В это тепло нагретого воздуха.

Если он войдёт, он тут же сдохнет. Эта атмосфера убьёт его.

Он слишком разорван для целостности их с Грейнджер гостиной.

Шаг. Шаг.

Ждешь? Жди.

Такой трус.

Слюнтяй.

Баба.

Остановились. Голоса на мгновение заткнулись. Драко поднял глаза, чувствуя, какие они сухие. Под веками печёт. Будто песка насыпали. Рвотная дама широко улыбается. Грациозно кланяется с поверхности портрета.

Сдохни вместе со своим мерзким платьем, сука.

- Фениксус, - голос Грейнджер неизменно тихий.

Непроизвольно прислушивается к интонации. Беспомощность.

Надо же. Ты тоже? В тебе тоже это?

Какая ирония. Я не одинок в своем блядском изнеможении.

Внутренний голос хохочет.

Пожалуйста, отец. Не нужно.

Гриффиндорка заходит в образовавшийся проём. Открывает дверь в гостиную. Оборачивается. Драко стоит на месте, глядя сквозь неё. Не чувствуя себя здесь.

Он ждал.

- Ты… заходишь? - осторожно, будто обращается к сумасшедшему.

Она не ошибалась.

Да, Грейнджер. Я захожу. Я на пороге в пекло.

- Нет, - голос чужой. Низкий. - Прогуляюсь.

- Но уже поздно…

Малфой перебивает её одним своим движением - отрешённый шаг назад.

Гермиона сжимает губы; Драко почти видит, как она осаждает себя. Убеждает не побежать за ним.

Я так хорошо знаю тебя, староста девочек. Я узнал тебя так хорошо, что ты почти стала частью моего мира. Частью моего сознания. Огромной, нахуй, частью.

Так нельзя.

Глаза. Огромные, горячие. Что, Грейнджер? Что?

Ещё шаг назад. Отвернулся. Пошёл по коридору, подставляя отчаянному взгляду свою спину. Краем уха услышал, как задвигается портрет. Почти услышал дрожащий выдох девушки за ним.

А может быть, всхлип.

Она бы плакала из-за него?

Такая глупая, детская мысль. Он почти усмехнулся. Если бы были силы хоть на какую-то эмоцию кроме душащего отчаяния. Куда ты идёшь?

Куда он шёл?

Никуда. Прямо. Просто жесть.

Поднял руку, краем глаза заметив раны на фалангах, зарылся пальцами в волосы. Он не любил залечивать повреждения. Он всё надеялся. Надеялся почувствовать её. А она всё не шла. Ускользала.

Упрямая сука.

Боли не было. Только чей-то стальной кулак, въедаясь железными пальцами в сознание, мял изнутри. Сжимал так, что скрипели зубы, разнося по рукам и ногам чёртову слабость. Тянущую. Въедливую.

Это была почти боль. Что-то близко. Но… не так. Хуже. Внутри. Так глубоко, у самого дна. Глубже. Под ним. В самом существе.

Тёмные коридоры вылизывали бредущую фигуру своим мраком. Принимали в себя. Приглаживали. Обманчиво-спокойные. Скрывающие… Мерлин, как много они в себе скрывали.

Как минимум - бездну пустоты и ужаса, заключённую в лишённое сил тело.

Малфой чувствовал, как демоны под рёбрами поднимали свои косматые головы. Потягивались, цепляя костлявыми спинами нутро. Обнажали когти, точа их о кости.

И легонько дули на сердце.

Так, что холод практически сжирал его целиком.

Сильнее. Нужно было больше льда. Тогда был шанс, один маленький шанс из миллиона, что станет легче.

Прошло совсем мало времени, прежде чем руки толкнули главную дверь Хогвартса. Стылый ветер ударил в лицо, отбрасывая со лба волосы.

О, да.

Это то, что нужно.

Драко выскользнул из замка, спускаясь по ступеням и растворяясь в темноте школьного двора. Снова темнота. Спасибо, Мерлин, что существует ночь.

На нём не было мантии. Вышел как был, в свитере и брюках. Под подошвами туфель похрустывал иней. Зима совсем близко, как-то отрешённо подумал Малфой, засовывая руки в карманы.

Совсем близко. Уже внутри.

По коже пробежал мороз. Медленный выдох - и облачко пара срывается с губ.

Внезапная мысль: а жива ли вообще Нарцисса?

Ужас врезался в грудь, заставляя открыть рот. Судорожно глотнуть воздух, обдавший холодом язык. Мерлин. Конечно, она жива. Конечно, жива. Жива.

Она не могла умереть. Драко бы знал. Ему бы сообщили.

Он нахмурился, тряхнув головой. Выгоняя мысли. Вон, блять. Пожалуйста, вон.

Вот, молодец. Почти получилось.

Хороший мальчик.

Не обратил внимания. Снова был занят. Ждал.

Взгляд серых глаз вперился в клубящееся мраком небо, против воли выискивая скользящую чёрную точку. Филина всегда легко было увидеть в темноте.

Всегда легко, когда ждёшь.

Ноги сами несли к совятне, что возвышалась к западу от замка, огромной пикой пронзая тьму. Уже близко. Совсем близко.

Надо же, это со стороны казалось, будто Хогвартс такой гигантский. Всего пять минут от главного входа - и туфли уже стучат по ступеням, поднимая тело вверх. Всё выше, на башню, по каменной закручивающейся лестнице. Ступени, ступени, ступени.

И сердце начинает биться быстрее, разнося холод по венам. Движение упрямой мышцы в груди придаёт уверенности. Совсем немного - самую каплю.

Это так мало, когда ты на краю.

А Драко действительно был на самом краю. Неизвестно чего.

Круглое помещение продувалось со всех сторон. Стёкол на окнах не было. Практически все жёрдочки пустовали. Днем здесь можно было увидеть сотни сов, сверху до низу. Некоторые спали, а некоторые таращили глаза, напыжившись и пряча морщинистые лапы в пуху живота.

Сейчас же птицы охотились. Ночь была их домом.

Ральда на месте не оказалось. А уже время. Он должен был прилететь к ужину. Обычно после перелётов он оставался в Башне, не отправляясь ночью на поиски еды, восстанавливая силы.

Порыв ветра снова отбросил волосы со лба. Свитер прилип к груди, трепыхаясь на спине как брошенная на раскалённый песок рыба. Драко медленно подошёл к широкому проёму окна, больше напоминающего балкон с низкими и широкими бортами. Под ногами шуршала солома.

Взгляд упёрся в тёмные пики деревьев Запретного леса, едва различимых на фоне густой ночи. Глубокой ночи.

Драко был частью её.

От ледяного, продувающего насквозь ветра, слезились глаза.

Он смотрел перед собой, различая редкие деревья и дом Хагрида в отдалении, далеко внизу. Тёплый огонёк мутного окошка едва просматривался в дрожащем воздухе.

Малфой отвернулся. Тепло - это не то, что ему нужно. Всей душой он впитывал холод и мрак, порывистые толчки бури прямо в лицо, отбрасывающие тело то назад, то вперёд. Дразня.

Прошло не больше нескольких минут - сзади послышалось хлопанье знакомых крыльев.

Драко замер, чувствуя, как опускаются внутренности.

Вот. То, чего ты ждал. Теперь обернись. Просто обернись.

Медленно.

Он едва заставил себя пошевелиться.

Оглянулся через плечо. Ральд сидел на своём месте, не мигая глядя на хозяина. К лапе был прикреплен конверт.

Сердце пропустило удар.

Страх - это то, что испытывал Малфой целый день?

Хера с два. Это была лишь тень. Смехотворная пародия.

Страх - это когда не можешь ступить и шага, сорванный этой ледяной челюстью в кипящую туманом пучину. Ты можешь лишь смотреть. И падать, разбиваясь на куски снова и снова. Не долетая до земли.

Очередной поверхностный выдох. Очередное, моментально слизанное ветром облачко пара. Драко видит, словно со стороны: пару шагов, протянутая рука.

Конверт удаётся отцепить только с третьего раза.

Ральд почти удивлён. В круглых жёлтых глазах невозможно ничего разглядеть, кроме широкого, почти съедающего радужку, зрачка. И отражения собственного, такого бледного лица.

То ли пальцы замёрзли, то ли пергамент слишком жёсткий. Еле шевеля руками, Малфой раскрывает письмо, кусая щёку изнутри, стараясь не дрожать от ужаса.

Слабак…

Этот шёпот почти невесом в ревущем и диком сознании.

Ладонь тянется за палочкой, что привычно занимает место в заднем кармане.

- Люмос.

Кто это сказал? Голос неузнаваем. К чёрту.

А стоит взгляду различить знакомый почерк в луче света - в голове вдруг становится тихо. Так мертвецки тихо. И Малфой бы поверил, что мёртв, если бы не судорожно сокращающееся сердце.

“Мой милый Драко!”.

И без того тёмный мир тухнет.

Он стоит, закрыв глаза. Зажмурившись. Задыхаясь. Чувствуя, как начинает трястись глотка. Как что-то гигантское рвётся наружу. Почти искрит, продираясь вверх по горлу.

Мать называла его так.

Только мать.

Никому больше не было позволено… никто не имел права. Даже эта женщина, что по иронии судьбы звалась вдовой Малфой.

Никто. Не мог.

Драко заставил себя поднять веки. Руки тряслись - луч Люмоса прыгал по бумаге. Брошенный конверт отнесло в одно из окон непрекращающимся ветром.

Взгляд заскользил по строкам.

Пропуская буквы. Впитывая. Останавливаясь. Сначала неуверенно, потом смелее. Быстрее. Закусывая губу.

Дико читать это. Так дико.

“...это случилось, милый. Я вспомнила часть нашей прошлой жизни. В этом мне помог тот самый Логан, о котором я писала…”

Дальше.

Пропуская ненужные слова. Скажи, что это неправда.

Скажи мне.

“...к сожалению. Мне больно говорить это. Но я должна была. Ради нашей безопасности. Ради твоей безопасности, сынок. Я виновата, я так виновата, но я не могла иначе. В этот раз всё будет по-другому, обещаю. Ты не будешь иметь к этому никакого отношения…”

К чему - этому?! Что ты можешь обещать мне?!

Нет.

Нет, мама, ты ведь несерьезно.

Сердце бьётся всё сильнее, как заведённое - сынок,сынок,сынок, - почти разрываясь, сбиваясь с ритма с каждым прочтённым словом. Ещё прыжок через несколько строк.

“...Логан пришёл в наш дом затем, чтобы продолжить дело твоего отца. Большего об их действиях я не скажу тебе. Так будет лучше…”

Драко не чувствует боли - лишь жар в губе, отголосок металла на языке и тёплая змейка крови по подбородку.

Лучше… какого хера?

Ты же отказала ему.

Я знаю, ты отказала. Ты не могла позволить…

“...Мной был дан Непреложный Обет. У меня не было выхода и нет его сейчас. Я должна помочь Логану в его деле. Не пиши мне до следующей среды. Он будет здесь и может увидеть. Я не должна была говорить тебе ни о чём… Поэтому постарайся уничтожить это письмо, как только прочтёшь его.

Всё будет хорошо, милый.

И прости меня. Мама.”

Взгляд застыл на последнем слове. Дыхание остановилось ещё на середине, и теперь лёгкие разрывало от недостатка кислорода.

Но, Господи, пусть лучше Малфой расползётся на части, задохнётся, исчезнет прямо сейчас, чем позволит прочитанному проникнуть в сознание.

Но…

Слова впитывались в мозг. Неотвратимо. Медленно. И больно, отчего смотреть вдруг стало почти невозможно. Исписанный лист расплывался перед глазами.

Горло саднит так, будто он долго орал, задрав голову. Выкрикивался в темноту неба. О, как он хотел сейчас заорать. Но не мог.

Всё, на что хватило сил, это:

- Инсендио, - губы не слушаются, но пергамент всё равно начинает медленно сжиматься. Прямо в центре появляется чёрная тлеющая дыра, равномерно поедающая бумагу.

Драко сжимает письмо в руках, пока огонь не начинает жечь пальцы.

Выпускает. Лист исчезает прежде, чем достигает соломы, а очередной порыв ветра сметает пепел в ночную глотку.

Стоит. Оглушённый.

Пытается дышать приоткрытым ртом.

Так хотелось выжечь эти слова из своей головы. Так, как бумагу только что. Каждое слово.

Но нет.

Они перед глазами.

Смотреть было всё тяжелее - сидящий перед Драко Ральд начал терять очертания. Что-то душило изнутри, заставляя шире открыть рот. Зажмуриться. Сползти на пол, ткнувшись коленями в жёсткую солому.

У меня не было выхода и нет его сейчас.

- Нет… - хриплый шёпот сорвался с губ.

Сдавленный. Дрожащий.

Перерастающий в глухой вой. Пальцы выронили палочку.

Всё сначала. Всё началось с грёбаного начала. Этот ад. Этот ужас, сковывающий изнутри.

Взгляд отца, обвиняющий, режущий до самого мяса. Взметнувшиеся длинные волосы, когда руки Люциуса заломили, и он упал на пол, удерживаемый кем-то. А сын едва не кричал: отпустите его! Отпустите, это мой отец, он ни в чём не виноват, его заставили, он не мог.

Но он мог. И он делал.

Об этом вопила ненависть в серых, таких же, как у Драко, глазах.

Это был последний раз, когда Малфой видел его.

А потом - лишь чиновники кругом. Бегают, суетятся, словно забыли о его существовании. Словно он уже отыграл своё.

И стало страшно. Очень страшно.

Но внезапно кто-то, сжав плечо плачущего, трусливо трясущегося щенка, в которого превратился вдруг сильный и мужественный Драко, сказал: “Теперь всё будет хорошо”. И он поверил. Потому что его нашли в этой суматохе. Сказали эти слова. Н у ж н ы е.

И где грёбаное хорошо?

Где?!

Он стоял на коленях, уткнувшись лбом в грубый камень стены, и нищенски скулил сквозь зубы.

Продуваемый ветром, чувствуя, как по щекам текут слёзы. Меньше, чем в метре от него - чёрная дыра окна.

В каком ёбаном месте это было хорошо?

Даже на чёртов анализ не было сил. Лишь факты. Тупые, тяжёлые, словно скалы, факты рушились в сознание, прибивая. Уничтожая.

Мать была причастна.

Его мать, которую он спас, убив практически собственными руками.

Ради чего это было? Ради чего, блять, это всё было?

Судорожный всхлип.

Слёзы текут по лицу. Господи. Это какая-то ошибка. Это очередной плохой сон. Один из тех, в которых оживал Люциус, подходил и клал свою руку на светлые волосы сына.

- Скучал?

И кривая улыбка растягивала тонкие бледные губы, а Драко просыпался, задыхающийся.

Нет. У него нет сил.

Он не будет терпеть это. Переживать каждое новое убийство. Убийство, совершённое в его родном доме, на глазах у его матери. С разрешения его матери.

Как, блять, можно жить с этим, не подавая виду, что случилось что-то из ряда вон? Как?

Он не знал. Он не мог.

Он не хотел.

Хватит. С него хватит.

Трясущиеся ноги подняли тело. Малфой опирался рукой о стену. Слёзы всё текли по щекам. Он плакал бесшумно. Сам не признавал этого. Он никогда не признавал своих слёз.

Внезапный спазм скрутил тело в тугой ком.

Драко захрипел, сгибаясь. Рвотный позыв сжал желудок.

Давай. Блюй, слабак.

Глухой, булькающий звук откуда-то из глотки. Но нет. Пусто.

Он не ходил на ужин. Он ждал. Всю жизнь, наверное. Дождался. Подавись.

Сплюнул на пол. Закашлялся в новом позыве.

Снова ничего.

Выждал с полминуты. Медленно выпрямился. Всё будет хорошо.

Ничего. Не будет. Хорошо.

Уже никогда не будет.

Взгляд скользнул к окну. Рукав свитера стёр остывающую влагу с лица. Впереди - лес. Внизу - скалы. Над головой - небо. Исполинский мир. Огромный мир. Жестокий, жалящий, избивающий до полусмерти мир.

Вот так ты и сдохнешь, сынок. Сопливой, щенячьей смертью. Как заставил сдохнуть меня.

Не продолжай, отец. Я всё знаю сам.

Медленный шаг к проёму окна. Снова слёзы по щекам.

Не могу. Просто не могу так.

Замер, уперевшись ладонями в каменную раму. Зажмурился.

Под веками тут же вспыхнули глаза Грейнджер. Огромные, распахнутые. Полные желания. Понимания. Жгущей нежности. Страха. Беспокойства. Всего. Всего сразу - для него. Целого мира - для него.

Грёбаный калейдоскоп.

Столько недосказанности. Столько ревущей тишины было между Драко и этой гриффиндорской девчонкой.

И столько смысла. От этого почти остановилось сердце.

Подошва туфли упёрлась в широкий бортик. Удобно-низкий. Не пришлось прилагать усилий, чтобы встать на него, покачнувшись от ударившего в лицо ветра. Руки всё ещё сжимались на выступающих из стены камнях по обеим сторонам окна. Драко наклонился вперёд, нависая над распахнутой бездной.

Ожидающей бездной. Смеющейся - ей вторил хохот Люциуса.

Грань, от которой он бежал. Летела сейчас прямо в лицо.

...у меня не было выхода…

У меня тоже его нет, мама. Выхода, на который у меня бы хватило сил, просто не существует. И ты сама скоро поймёшь это.

Ещё один ледяной толчок - теперь уже в спину.

Прямо за острыми лакированными носками туфель застыла тьма. Свобода. Полёт.

Чего стоит этот полёт?

Всего лишь одного шага. Отпущенных рук.

Мята, корица. Грейнджер ведь действительно добавляла её в чай за завтраком. Он видел.

Грейнджер. Его Грейнджер. Нежная, мягкая. Маленький ураган. Мятежный огонёк. Открытая улыбка. Вызов. Уют.

“Лондонский мост падает, падает…”

- …падает.

Шёпот сорвал с губ бушующий ветер.

Прости меня.

Я действительно не смогу.

И дрожащие пальцы разжались.
 

Глава 17.

Рывок назад, от которого горловина свитера врезалась в глотку.

Малфой даже не сразу понял, что не летит вниз. Что чьи-то руки затаскивают его обратно, в полную ветра каменную комнату. Что он едва удерживается на ногах, задыхаясь, не веря, что всё ещё жив.

Против воли поднося дрожащие пальцы к душащей материи и пытаясь оттянуть её от кадыка. Не зная, благодарить Мерлина или проклинать.

Но что за?.. Он хотел прыгнуть. Он разжал пальцы.

Тогда почему он здесь?

До слуха доносилось хрипящее дыхание из-за спины, а чьи-то руки до сих пор мёртвой хваткой сжимали ткань свитера. Прошло несколько секунд, и эти ладони практически оттолкнули Малфоя от себя.

Стоило Драко развернуться, как удар в челюсть тут же заставил его припечататься спиной к ближайшей каменной стене.

Ох ты ж…

Перед глазами вспыхнули звёзды, и что-то отдалённо схожее с болью брызнуло в скуле, сопровождаемое хрустом. Уголок рта пылал.

Чёрт.

Это было почти прекрасно.

— Cовсем ёбнулся, блять?! — рёв Блейза, прямо в лицо. — Совсем ёбнулся, я спрашиваю?!

Он тяжело дышал, будто только что очень долго бежал. Кулаки сжимались и разжимались. Словно раздумывая, не врезать ли ещё разок.

Малфой молча смотрел на друга, чувствуя, как рот наполняется кровью. Металл. Гнилой металл на языке. Кто сказал, что у Малфоев чистая кровь? Вкус у неё был измученный и разбитый.

Несвежий. Будто прошёл срок годности.

Не отводя глаз от друга, он медленно повернул голову и сплюнул. Тягучая нитка тут же легла на подбородок, расчерчивая бледную кожу почти чёрной в темноте полосой.

— Какого хуя это было, Малфой?! — трясущаяся рука метнулась в сторону окна.

Забини был в бешенстве. Впервые Драко видел его таким.

Отвёл глаза. Пошевелил челюстью, с сожалением отмечая, что боль прошла.

Оттолкнулся от стены, но тут же опёрся о неё рукой, прислушиваясь к тяжёлому дыханию товарища и восстанавливая шаткое равновесие. Чувствуя, как отчаянно начинают трястись ноги. Колени почти подгибались. Вот блять. Это смехотворно. И голова словно ватная.

— Что ты здесь делаешь? — прохрипел Малфой, едва размыкая зубы.

Это было похоже на сдавленное мычание.

Едва не вздрогнул, когда крепкие кулаки сжались на ткани свитера под горлом и снова впечатали продрогшее тело в стену.

— Это ты что делаешь?

Драко упрямо сжал губы, находя взглядом тёмные глаза перед собой, сосредотачиваясь, шумно дыша через нос и игнорируя стекающую по подбородку кровь из разбитой губы.

— Забини… — предостережение.

— Хера с два “Забини”, понял меня? Отвечай, какого я только что видел?

Тон его становился тише, несмотря на то, что глаза по-прежнему метали молнии. Это было чудовищно непривычно.

Блейз. Спокойный Блейз. Рациональный Блейз. Рассудительный Блейз. Плавный и невозмутимый.

Вытряхивающий из Драко остатки души, колотя того о стену.

Несколько секунд они молча созерцали друг друга в тяжёлой и злой темноте.

От внезапной мысли, возникшей в голове, стало не по себе: если бы Забини не появился в эту секунду в совятне… Просто если бы. Видимо, к тому же пришёл и мулат, потому что кулаки вдруг отпустили колючую материю. В глазах — откровенный страх.

Недоверие.

Странное сомнение.

— Малфой, — он качает головой, всматриваясь в лицо друга так, что в радужках можно различить собственное отражение. Быстрый смешок срывается с губ и тут же умирает. — Блин, просто скажи, что это не то, что я думаю.

Драко сглатывает.

Снова эта гниль. Вязко стекает по горлу.

Он чувствует себя уродом. Не от мира сего.

Желание подойти и выглянуть в это дурацкое окно без стекла почти больше его самого. Выглянуть и увидеть раскромсанный труп где-то внизу, на отвесных скалах, покрытых изморозью.

Он хочет попросить Блейза бить его снова и снова, пока лицо не превратится в кашу.

Вдруг это снова будет больно?

О, да. И он потеряется в этой боли. Как безумец.

Изрежет себя ею. Чтобы чувствовать. Что-то, кроме пустоты и такой охуенной бездны разочарования, которая ну никак не могла умещаться в нём. Но каким-то образом уместилась. Раскрылась внутри как цветок. Что невольно наталкивало на мысль: а ведь если в нём так глубоко, и это в нём такое огромное… значит ли, что границы его душонки… души… куда шире, чем думалось?

Да, эта мысль однозначно стоит того, чтобы её обдумать. Но не сейчас. Сейчас он…

...слышит слова.

Охерительно много слов.

Вот почему стало трудно дышать. Он говорил.

Задыхался и говорил, то тихо, то срываясь на рёв, давясь, то ли новым приступом нервной тошноты, то ли накатывающими слезами и острой жалостью к себе.

— …она снова позволила, блять! Зачем, Блейз? Зачем она сделала это? Я не понимаю, у меня голова пухнет от мыслей. Вот у меня уже где весь этот пиздец! Я так устал, я… просто, чёрт… чёрт! Она же знала… она собой, блять, пожертвовала тогда, а теперь… Ёб твою…

Обнажение.

Клубок раскалённых нервов — не касайся, убьет, разорвёт нахрен. А он так и тянет, так и соблазняет своей открытостью — впиться ногтями и разодрать. Снова. А потом лелеять на груди, исходя этим судорожным ознобом, что сотрясал тело сейчас.

— …а знаешь, что самое охуенное? Ха, да это ж я виноват! Я, понимаешь, Блейз? Ты понимаешь?..

Напряжённый взгляд тёмных глаз. В них понимание. Не слов — ситуации. И ни капли беспомощности, которой был полон Малфой.

Нет. Забини не позволяет себе беспомощность.

Не отвечает.

Сейчас нужно молчать.

— А знаешь, почему? Потому что нехуй расслабляться. Я мудак… такой грёбаный мудак, Мерлин… Обрадовался, что все закончилось. Я же знал. Знал, что этот урод жив! Он приходил к нам в гостиную… с этими вонючими министерскими прихвостнями.

Драко тычет пальцем в своё солнечное сплетение. Кривит губы.

— Посмотри. Во что я превращаюсь. И как им не надоело ломать меня, да? — и вдруг снова со всей силы ударяется лопатками о камень. На этот раз сам, да так, что из лёгких мгновенно вылетает весь воздух. Сползает вниз по стене, чувствуя каждую неровность.

Судорожный кашель.

Поднимает ладони и зарывается в них лицом. Молчит.

Сейчас нужно молчать.

Прекрати. Просто прекрати, нахрен, себя жалеть.

А Блейз подходит. Садится рядом. И остаётся только поражаться, как этот человек одним своим жестом делает так, что становится легче. Просто от того, что Драко чувствует горячее плечо рядом со своим, продрогшим. Забини тоже не надел тёплую мантию. Наверное, спешил. А судя по тому, что дыхание его начинало успокаиваться только теперь - бежал сломя голову.

Горло саднит от всех этих хрипов и выкриков. Но Малфой всё равно спрашивает:

— Как нашёл меня? — и тон такой, словно не он только что раздирал свои голосовые. Просто уставший.

— Увидел тебя в окно. С третьего этажа. Заканчивал обход как раз.

— Ну и почему ты здесь? — Драко поднял лицо, глядя в темноту перед собой. В совятню начинали постепенно возвращаться совы, и хлопки крыльев приводили в себя.

Будто бы возвращая на место.

— Да просто… решил компанию составить.

Ну, да, Забини. Заливай.

— Быстро добрался.

— Да я трусцой.

— Оттуда бежать долго.

— К другу бежать недолго.

Повернул голову. Блейз смотрел прямо на него, сжимая губы и вглядываясь в глаза. Услышь меня, мол.

Да я слышу…

И — вот оно! — это ощущение. Что тебя медленно, но уверенно вытаскивают из непомерно громадной кучи дерьма. А ты как муравей. Только лапками дёргаешь.

От контакта глаз становится как-то проще. Забини не умел поддерживать словами, а Малфой давно разучился принимать слова поддержки. Того, что есть, вполне достаточно.

Становится немного легче. Самую малость. Просто перестаёт душить. Забивается куда-то на задворки.

До новой встречи.

— Пошли отсюда, — Драко легко пихнул Блейза в бок.

— Ты как, нормально? — осторожно спросил молодой человек, поднимаясь вслед за ним.

Тот лишь махнул рукой, наклоняясь за своей палочкой и следуя к выходу из совятни. Походка была почти тверда. Туфли лишь слегка загребали носками солому.

И уже спускаясь по ступенькам вниз с башни, Забини понял, что до костей продрог.

Начинал накрапывать дождь.



***




Гермиона отшвырнула от себя учебник и резко встала с постели.

Нет, больше она ждать не станет. Где Драко? Почему его ещё нет?

Часы показывали без девяти минут час ночи.

Она следила за секундной стрелкой. Опускала взгляд, которого хватало ровно на три, максимум - четыре слова, и он снова приковывался к тонкой вздрагивающей полоске, нарезающей медленные, раздражающе медленные круги по циферблату.

Терпение заканчивалось.

Громкое тиканье словно отмеряло его скудный остаток. И, в конце концов, книга полетела на расстеленную постель, а ноги уже несли к двери.

Она понятия не имела, что сегодня произошло с Малфоем.

Он выглядел как никогда взволнованно. Да куда хуже, чем просто взволнованно. Так, словно внутри него раз за разом кто-то умирал.

Гермиона честно постаралась обдумать всё, что сказала ему днём. Всё об этом загадочном Логане, о том, какое отношение этот мужчина мог иметь к состоянию Драко.

Засовывая босые ноги в кроссовки и накидывая мантию сверху на домашнюю футболку и штаны, Гермиона ругала себя за то, что не пошла за ним, не проверила, куда он направляется. Не поддержала. Хоть внутренний голос и подсказывал: поддержка принята не будет. Да всё равно, нужно было попытаться.

Ты должна была, Грейнджер, нашёптывало сознание. Ноги едва успевали касаться ступенек, перепрыгивая сразу через несколько. Должна была. Хотя бы потому, что…

Да, интересный вопрос. Почему? Потому что он стал тебе настолько небезразличен, что стоит его надменному лицу неодобрительно скривиться, как ты тут же ищешь причину? И чаще всего — в себе.

Вот, в чём дерьмо, понимаешь, Гермиона?

Вот, в чём вся соль. Ты влюбилась.

И эта мысль ударила в голову как раз в тот момент, когда гриффиндорка сходу едва не налетела на диван в полумраке гостиной.

Очередная дерьмовая ситуация, и ты по уши в ней, Гермиона. Молодец, Гермиона.

— Потрясающе… — она, придерживаясь за мягкую спинку, обошла кресло и стол.

Влюбилась в Малфоя? Дикость какая-то.

Прошло-то всего… а… сколько времени прошло? Почти два месяца. Что, ради Мерлина, могло измениться за это время? Какие полюса соизволили поменяться местами, что вместо того, чтобы чувствовать отталкивающую прохладу, Грейнджер тянуло к этому… слизеринцу с утроенной силой. Практически тащило за шкирку.

И теперь…

Чертовщина. Теперь. Эта. Чертовщина. Гудит в затылке, не давая покоя.

Она пробралась в темноте к двери и дёрнула за ручку.

Господи, ты вообще соображаешь, куда идёшь?

Ставлю галлеон, что понятия не имею, — мрачно подумала, щурясь от ударившего в глаза света факелов, когда портрет с Жёлтой Дамой отъехал в сторону, покорно выпуская старосту из гостиной.

Гриффиндорка вышла в коридор и несколько секунд простояла на месте, переминаясь с ноги на ногу.

— Вы ходите во сне? — раздался тихий голос из-за спины, сдавленный зевком.

Гермиона вздрогнула, обернувшись через плечо. Дама с портрета протирала кулачками нарисованные глаза и тоже щурилась, будто кто-то вдруг включил свет, разбудив её.

— Я… нет-нет, я просто… извините, — и Грейнджер быстро зашагала вперёд, запахивая на груди плотную ткань мантии, лихорадочно соображая, куда же направиться для начала.

Может быть, он пошёл в слизеринскую гостиную? Хотя было не похоже, чтобы Малфою нужно было общение, когда его отрешённое лицо смотрело сквозь. С тех пор, как ей стал известен другой его взгляд, это “сквозь” вызывало дискомфорт.

Так. Ладно. Просто идти прямо. Это вроде бы не сложно.

Кроссовки почти не создавали шума, мягко касаясь пола, и Гермиона как раз подумала о том, что хорошо бы надевать эту обувь на патрулирование, когда из-за угла впереди внезапно вышел Блейз.

Прямо за ним — Драко.

Внезапный облегчённый выдох прервался — оба слизеринца мокрые насквозь. И… чёрт, подбородок Малфоя вымазан в крови.

Появление этой парочки едва не заставило подскочить на месте. От неожиданности, удивления и испуга. Под прицелом сразу двух слегка потерянных, холодных и удивлённых взглядов гриффиндорка остановилась, комкая в пальцах отвороты мантии.

— Это Грейнджер, — донесся до слуха низковатый недоверчивый голос Забини.

Открыла рот, словно хотела что-то сказать, однако застыла, наблюдая, как они подходили. А что ей нужно было делать? Сорваться и бежать назад? Или пройти мимо?

Решительно вздохнув, Гермиона выпустила ткань и потёрла ладони друг о друга, приковываясь взглядом к приближающемуся светлому лицу. Влажные и слегка потемневшие волосы липли на лоб.

Малфой был бледен — и это пугало.

Не просто бледен. Не сильно бледен. И даже не так, как был бледен часом ранее, покидая Башню. Он выглядел, будто кровь его действительно имела аристократично-синеватый оттенок. Можно поклясться — если бы губы не были сжаты в тонкую полосу, они бы были именно такого цвета — синие.

Бордовые разводы на подбородке завершали картину. И кричали: да он в полной заднице.

Кажется, Драко трясло.

Только сейчас Гермиона заметила руку Блейза, сжимающую плечо друга.

— Увидимся на завтраке.

Голос Драко будто резонировал в груди. Он продолжал смотреть перед собой.

— Ладно, брат. Как скажешь.

И мулат выпустил его плечо, останавливаясь.

На лице Блейза читался почти откровенный страх и странное сомнение, но всё это он тут же привычно скрыл, стоило Гермионе оказаться в нескольких шагах. Остроты, которые уже почти автоматически сгенерировал мозг при виде слизеринцев, испарились.

Вместо этого в сознании закипело откровенное волнение.

Блейз стоял в паре шагов от неё, Драко же продолжал идти вперёд.

— Малфой, что прои…

Отодвинул с дороги. Почти отпихнул плечом.

Обошёл в два шага, окатив островатым запахом дождя, и двинулся к портрету, опуская голову и не сбавляя шаг.

— Малфой! — растерянно позвала гриффиндорка удаляющуюся спину. Ноль реакции.

Подавив в себе порыв тут же кинуться за ним, перевела растерянный взгляд на Забини.

— Что с ним случилось?

Тот смотрел на друга, игнорируя редкие всё ещё скатывающиеся по лицу капли, напряжённо размышляя о чём-то.

— Блейз! Что произошло?

Тёмные глаза переместились на её лицо. Прошло несколько секунд.

— Иди за ним, — негромко произнёс он. — И следи, чтобы всё было нормально, поняла меня?

— В каком смысле?

— В прямом, блять, Грейнджер. Глаз не спускай с Малфоя, поняла?

Она упрямо сжала губы, выставив подбородок.

— Расскажи мне, что случилось, — тон был щедро разбавлен порцией нарастающей паники.

Непробиваемость Забини бесила.

— Неважно.

— Расскажи мне, немедленно, — девушка нетерпеливо сжала ладони в кулаки, бросая на Малфоя, который уже дошёл до Желтой Дамы, быстрый взгляд.

— Сбавь обороты, а? — слизеринец скривился, делая небольшой, почти невольный шаг назад. И так задержался здесь… с этой.

Однако на лице его в помине не было того искреннего отвращения и насмешки, как обычно. Лишь глубокое, почти утробное беспокойство.

— Чёрт возьми, Блейз!

Слишком громко.

Малфой повернул голову и бросил на них странный острый взгляд, прежде чем скрыться в полумраке гостиной, образовавшейся за открытым портретом. Забини сжал челюсти, заметив это.

- Он был в совятне, - сдался. Голос был напряжён почти до предела. - Хотел прыгнуть.

- Что?!

- Я успел, - быстро добавил он, поднимая руку и проводя по мокрому лицу. - Когда прибежал, он… стоял на бортике.

Гермиона уставилась на мулата во все глаза.

Даже не заметила, что тот запнулся, позволяя голосу дрогнуть.

- Годрик милост… - нервно сглотнула, снова рывком оборачиваясь и глядя на скрывающуюся в полумраке гостиной фигуру. - Этого не…

Стоял на бортике. Он стоял на бортике.

Какого чёрта ты стоял на бортике?!

- Господи, я пойду за ним. Он ведь может… он…

- Он успокоился сейчас, - тон Забини снова звучал прохладно. Отряхнул руку, усеивая каменный пол мелкими каплями.

Он определённо не мог прийти в себя, а Грейнджер стояла и таращилась на него в полном ужасе. В полнейшем ужасе.

- Он что же… он хотел..?

Это было сумасшествие. Он не мог.

Малфой не мог сделать… это. То, о чём говорит Блейз.

Просто не мог.

Несколько раз оглушенно открыв и закрыв рот, прежде, чем успела себя остановить, она схватилась руками за влажный рукав мантии, отделанный зелёной тканью. Взгляд носился по мрачному лицу Забини.

- Из-за чего?

- Даже не проси, - он, видимо, постепенно брал себя в руки, потому что вырвал локоть из сцепленных пальцев и теперь стоял, ревностно отряхивая его. Это было глупо, но странным образом успокаивало.

- Ладно, - дыхание было поверхностным и рваным.

Ладно. Успокойся. Он жив, он в гостиной. Там безопасно.

Но, ради Бога, да что такого могло произойти?! Что может заставить человека встать на краю башни? Чтобы прыгнуть. Чтобы оборвать свою жизнь.

Мерлин, если это из-за того, что Гермиона сказала ему, она не простит себе. Никогда не простит, никогда…

Закончив оправлять одежду, мулат словил на себе по-прежнему испуганный взгляд.

- Хватит таращить на меня свои блюдца, - огрызнулся он, вынуждая гриффиндорку вздрогнуть. - Иди, присмотри за ним. Сейчас, если не додумалась, не лучшее время оставлять его самого, - крошечная пауза для рваного вдоха. - Головой отвечаешь, поняла меня?

Он был прав. Чертовски прав.

Его правота заставила собраться и сделать шаг назад. Чуть запоздало, но приказной тон отрезвил. Губы сжались сами собой.

- Твой друг чуть не свёл счёты с жизнью, а ты даже не останешься с ним, а? Это и есть проявление слизеринской дружбы?

Тёмные прищуренные глаза вперились в её лицо. Почти недоверчиво. И, слава Годрику, вот она, неприязнь. Это заставило окончательно прийти в себя.

- Пошла ты, Грейнджер, ты нихера не знаешь.

Она не знала. Конечно, Малфой ни слова не сказал ей.

Проклятье, Забини, прекрати избивать меня своими голыми фактами. Будто без тебя не заметила, на каком уровне застряло доверие между ею и Драко.

Ноль целых, фиг десятых.

- Не знаю, - утвердительно кивнула Грейнджер и распрямила плечи. - Потому и прошу рассказать.

- Я сказал - нет, - произнёс Блейз уже в полоборота, обращаясь скорее к каменной стене.

Собирался уходить? Отлично.

- Не доверяешь мне его слова, но доверяешь его самого, - Гермиона постаралась вложить в свой тон побольше насмешки и издёвки. Несмотря на то, что голос дрожал, у неё получилось. Слизеринец снова скривился.

- Не просто так же он ебёт тебя, а?

Ай. Это было неожиданно и очень неприятно. Словно шилом под рёбра.

- Он не…

- Ну да. Конечно.

- Закрой рот, Блейз. И проваливай отсюда.

Мулат дёрнул бровью, любезно игнорируя выпад.

- Ты хоть и грязнокровка, но ты не дура.

Моргнул, сделал вдох, будто хотел сказать что-то ещё, но лишь кашлянул. А затем развернулся и пошёл по коридору.

Чёртовы слизеринцы.

Гермиона смотрела в удаляющуюся спину несколько секунд, а затем поспешила в сторону гостиной, лихорадочно перебирая варианты — что могло случиться с Малфоем.

Жёлтая Дама не сказала ни слова, пропуская гриффиндорку в Башню. Лишь бросила на неё встревоженный взгляд.



***


Рука Нарциссы дрожит.

Свет от камина, отбрасываемый острым и широким лезвием, пляшет по стенам темницы. Сердце бьется как ненормальное.

Чёрт возьми, чёрт. Не нужно.

Он не хочет видеть.

— Мама, нет! Не смей делать этого!

Губы размыкаются.

Женщина запрокидывает голову и хохочет, жмуря глаза. Драко смотрит, как извивается перед ней закованная в цепи девушка. Серая дорожная мантия изорвана в нескольких местах. Ужас на белоснежном лице. Искривлённый в гримасе страха рот.

Нож ходит ходуном в тонких пальцах матери. Глаза её открываются, и вот она уже смотрит прямо на Малфоя, а губы продолжают улыбаться.

Секунды давят. Каждая будто последняя. Капают на переполненные чаши весов.

А затем…

— Я убила их!

Девушка вздрагивает. Нарцисса снова заливается хохотом.

— Мой милый Драко, это я убила и-и-их! — гомерический смех - визжащий, чужой - разносится по темницам.

Вокруг начинают появляться люди в тёмных одеждах, наступая, оттесняя от алтаря.

И первым идёт он.

Худое лицо, чёрные глаза, острые скулы. Тёмные волосы собраны на затылке. И хочется кинуть в него Авадой, но изо рта не вырывается ни звука.

Просто… никак.

Полное бессилие.

А Логан подходит всё ближе, ведя за собой шлейф из этих безликих теней. Оставляя мать за спиной.

И лишь её голос, снова криком:

— Я убила их!

И с этим воплем в ушах Малфой резко поднимает голову, вздрагивая всем телом, судорожно втягивая в себя воздух.

Темнота.

Промаргивается несколько секунд. Спина отдаётся тянущей болью. Как и затылок, и шея. Тело слегка лихорадит. Какого черта здесь такая темнота?

Взгляд против воли ищет людей, что только что окружали его повсюду. Ищет скрытые капюшонами глаза. Ищет Логана и прислушивается к мёртвой тишине Башни.

Сердце до сих пор колотится как сумасшедшее, и только теперь, быстро окинув взглядом комнату, Малфой понимает, что уснул в кресле у кровати. Пальцы, стискивающие ручки, разжались.

Конечно, это сон.

Но как горько после него внутри.

Он медленно выпрямился, ощущая миллион иголок, впившихся в затёкшие плечи.

Глаза снова закрываются. Рот приоткрыт, ловит воздух сухими губами.

Драко замирает и сидит, не двигаясь.

Ждёт, пока кровь снова разогреет сжатые в ледяные комья мышцы.

Как хорошо, когда темно.

Можно представить, что тебя здесь вообще нет. Будто ночь проходит мимо, а не сквозь тебя. Будто ты просто… наблюдатель.

Или даже вершитель.

Как это просто, должно быть - вершить чужие судьбы. Взгляд медленно поднялся к потолку.

Слышишь? Я завидую тебе. Если ты там, конечно. И если ты не особенно занят насыланием на меня очередного грёбаного проклятия. Чёртов ты урод.

В груди спирает, и хочется кашлять, но Драко только подаётся вперёд, опираясь локтями о разведённые колени и свешивая голову. Вцепившись взглядом в свои лакированные туфли, блестящие в темноте. Вспоминая, как под этими острыми носками была пустота.

(Как сейчас — внутри. Полная, замкнутая, циркулирующая пустота).

Появление Блейза. Дождь.

Поднял руку и прикоснулся к уголку рта. Пальцы ощутили шероховатость и лёгкую влагу. Привкус крови на языке становился уже почти привычным делом. Ранка отдалась жжением.

Ну вот, Малфой. Видишь, как хорошо.

Ты так упорно восхвалял её. А теперь пей. Пей, пока не захлебнёшься. Кристально-чистой. Приторно-правильной.

По спине прокатил холодный липкий озноб, и Драко понял, что на нём до сих пор не высохший до конца свитер, неприятно колющий кожу.

Даже не разделся.

Просто рухнул без сил в кресло, затушил свечи и закрыл глаза, прислушиваясь к тому, как бродит в своей спальне Грейнджер. Она пришла почти сразу. Дверь в гостиную открылась синхронно с той, что закрылась за ним в его спальне.

Гриффиндорка сразу юркнула в свою комнату.

Малфой мог поклясться, что она прислушивалась к тишине за стеной. Он мог поклясться, что Блейз попросил её проследить за ним. Будто просьба была уместна… чтобы Гермиона и не сунула свой любопытный нос за выяснениями после всего того, что увидела.

И наверняка приоткрыла створку в ванную, чтобы слушать, чем же занимается её сосед.

А через некоторое время не вытерпела, хотя прошло только минут десять — Драко отсчитывал секунды, — поскреблась к нему в дверь.

— Малфой?

Он сидел молча, откинув голову на мягкую спинку кресла, рассматривая танцующие на потолке тени.

Снова тихое царапанье.

— Малфой, ты не хочешь…

— Нет, — он ни черта не хотел.

— Хорошо.

Молодой человек почти рассмеялся этому кроткому и быстрому согласию. Всегда бы так, маленькая зазнайка. Выдрессировать бы в тебе это послушание.

А потом она ушла к себе, и Драко понял, что всё же не отказался бы увидеть сейчас её глаза. Те самые, которые он вспомнил, стоя на краю совятни.

Веки закрылись. Он вслушивался в шорох лёгких шагов из соседней комнаты, пока сознание не отключилось. Интересно, сколько он проспал?

Судя по окружающему мраку — час, или того меньше.

Судя по ломоте во всём теле — лет пятьдесят. И проснулся только для того, чтобы открыть глаза и умереть, но прежде всего осознать, какое ты херово ничтожество, Драко Малфой. Просто сраный неудачник.

Самый уставший во Вселенной сраный неудачник.

Смаковать эту мысль он не стал. Принял как данность.

Когда он поднялся на ноги, голова закружилась. Очередная волна дрожи пронеслась по телу. Твою мать. Холодно.

Напряг руки, схватился пальцами за горловину свитера сзади и потянул, стаскивая с себя противно-влажную, тяжёлую ткань. В горле саднило, но он не обратил на это внимания. Ощущая рябь мурашек по всему телу, он выхватил из шкафа первую попавшуюся рубашку и торопливо застегнул на все пуговицы.

В голове было так неестественно пусто, будто несколько часов назад он всё же прыгнул с башни. Сиганул вниз, и тело сейчас валялось где-то там. На земле. И было бы так хорошо. По крайней мере, не было бы ни одной догадки о том, что в данный момент происходит дома.

Почему не было мыслей?

Почему ни одной мысли о том, что с Нарциссой?

Почему только эти горящие, затягивающие в себя образы. Из прошлого, из снов, из памяти, из воображения. Пропитанные смертью видения. Надо же.

Иногда он чувствовал, как сходит с ума.

Люциус всегда говорил, что самые счастливые люди — сумасшедшие.

Отлично. Я согласен.

Одно смущало — счастья не было. Был страх.

Был всегда, а сейчас - особенно. Стоял рядом с Драко в полной темноте спальни. Смотрел в затылок и ждал. Ждал очередного промаха, чтобы впиться своими когтями, что привычно касались спины, в нутро. Верный спутник, прошедший с ним сквозь всю жизнь. Дерущий, прибивающий страх.

Внезапно глаза обожгло, и Малфой стиснул зубы.

Ну, нет. Не смей, блять. Грёбаная баба. Возьми себя в руки, соберись. Что сказал бы отец, увидев тебя сейчас?

С губ сорвалось рычание.

Он знал, что сказал бы отец. И что бы он сделал.

Херова немощь.

Просто приведи себя в порядок. Стань прежним, и мысли тоже встанут на места. Прекратят хаотично летать в голове, срезая своими острыми крыльями остатки твоего разума. Рассудительности. Сдержанности. И можно будет собраться. И что-то решить. Он ведь может, не так ли?

Он должен решить что-то, блин.

Ты же грёбанный аналитик, Драко. А ведёшь себя как отсталый кретин.

Думай! Думай, что можно сделать, а не жалей себя.

— Акцио, палочка.

Тёплое древко легло в ладонь, и в груди стало будто бы немного легче. Увереннее.

Уже хорошо.

Драко сжимал губы, пока шёл в ванную.

Включал свет, подходил к зеркалу, чуть щурясь. Откладывал палочку на край раковины. Медленно открывал вентиль, наклонялся, набирал в ковш сложенных ладоней тёплую воду и умывался. Смывал размазанную по подбородку кровь. Проводил мокрыми руками по волосам, заводя их назад, но они падали на лоб, и кожа чувствовала влажное прикосновение.

Всё будто со стороны.

Снова набрал воды. Снова она на лице. На секунду задержанные на щеках ладони. Вернись. Вернись, Малфой, мать твою.

Он почти не чувствовал, что кожа под пальцами куда горячее, чем обычно. Смутная догадка была ещё с того момента, как в горле начало печь и саднить. Проторчать на ледяном ветру, а потом ещё и промокнуть — это жесть. Уметь нужно.

Поэтому подхватить банальную простуду — раз плюнуть.

Малфой ещё какое-то время грел пальцы под бьющей струёй воды, ощущая себя истончившейся оболочкой. Потом поймал себя на том, что смотрит в своё отражение, кусая пересохшие израненные губы. На мокром и бледном лице выделялся нездоровый румянец.

В серых воспалённых глазах вопрос.

Что?

Что теперь? Потому что сил, даже банально для того, чтобы заточить себя в прежний стальной кокон, не было. Белки краснели все сильнее, но он знал, что плакать не будет. Эти сопли — никогда больше. Не позволит себе. Это последний, самый окончательный этап.

Это будет значить, что он проиграл.

Перед ними всеми и перед собой.

Горло сдавило, и он всё-таки закашлялся, вцепившись в края раковины. Опустил взгляд, сплюнул. К слюне примешалась кровь из разбитого рта, а взгляд упал на палочку, что лежала за краном.

Ты ведь и без своих грёбаных слёз проиграл.

Драко протянул руку. Сжал деревянную ручку.

Ты волшебник, мать твою.

И внезапно сознание захлестнуло отчаянье. Такое отчаянье, что на мгновение оно практически ошарашило. Сначала даже показалось, что это Драко вернулся в собственную голову. Вернулись его чувства. Вернулось ощущение существования. Чувство бьющегося сердца.

Но это была всего лишь накрывшая новой волной, уже знакомая бездна.

Пальцы сжались сильнее — он рывком поднял руку и приставил кончик палочки к собственной глотке, вжимая его в кожу, судорожно сглатывая. Ощущая корнем языка давление. Ещё немного — и проникнет внутрь.

Дыхание сбилось и вырывалось хриплыми лихорадочными выдохами из-за стиснутых зубов. Злой взгляд буравил отражение. Даже румянец стал светлее. Малфой видел, как вода стекает по лицу вниз, к подбородку и шее, обходя место соприкосновения с деревом.

Так просто.

Просто, верно? Ты же на краю этой ночью. Ну так давай, блять. Скажи одно-единственное слово, чтобы окончательно всё решить для себя. Сорваться к хуям и сдохнуть здесь, посреди ванной комнаты.

Скажи. Произнеси любимое заклинание твоего отца.

Дыхание такое тяжелое, что, кажется, изо рта сейчас польётся кровь.

Сильнее стиснул зубы, сильнее вдавил палочку куда-то под челюсть.

Давай же. Не будь трусом, давай!

Он зарычал, чувствуя, как дрожит верхняя губа. И снова, будто в попытке произнести заклятие. Сердце что-то кричало, но шум воды, который стал вдруг почти оглушающим, не давал этого услышать.

Ты жалок, Малфой. Ты. Жалок.

Глаза зажмурились.

Сейчас.

А в следующий момент палочка вылетела из пальцев, царапнув кожу горла — эхо разорвавшего напряжённый воздух ванной “Экспеллиармуса” до сих пор отдавалось в голове.

Судорожный выдох вырвался из трясущихся лёгких вместе с разворотом тела. Дверь в спальню Грейнджер открыта. Гриффиндорка стоит на пороге, пылая своими распахнутыми глазами. А в них вопрос. Такой огромный и такой испуганный вопросище, на который Драко не мог дать ответа. Просто… не знал.

Гермиона смотрела в ужасе. В полном ужасе, открыв рот. И это щедро чередовалось с недоумением. Рука с палочкой так и замерла, глядя куда-то в грудь молодому человеку.

Шикарно. Супер. Отличный момент, блять.

Дайте два.

— Малфой?

Драко сглотнул, натужно дыша и не отрывая взгляда от неё.

Ты только не спрашивай, ладно, Грейнджер? Не спрашивай. Потому что я бы всё равно этого не сделал.

А то, что ты видишь, слишком унизительно, чтобы говорить об этом.

Спину окатил озноб, и внезапно стало очень тихо. Всё ещё шумела вода, всё ещё дрожали руки.

Но иначе. Будто сквозь.

Слизеринец нахмурился и закрыл глаза, отворачиваясь. Просто не ночь, а пиздец какой-то…

— Эй…

Её голос, сквозь темноту под веками. Осторожный, тихий.

Сейчас посыпятся вопросы.

Драко чувствовал себя идиотом. Полнейшим идиотом, стоя в этой полутёмной кафельной комнате перед гриффиндоркой.

И что мне ответить на твоё “эй”?

Проваливай? Что ты здесь забыла? Откуда во мне желание безостановочно просить у тебя прощения за весь сегодняшний грёбаный день?

Совершенно бесконечный день.

Малфою казалось, что солнце не взойдёт никогда. И утро никогда не наступит. Будто где-то там сломались те самые огромные часы, которые задают время всему миру.

Опомнился от собственного хрипящего голоса, отдавшегося в ванной:

— Эй, — видимо, не придумал ничего лучше.

Это походило на приветствие случайно встретившихся в парке знакомых. Глупо донельзя. Особенно если учесть тот факт, что Грейнджер стоит, недоумевающая, перед ним, а из крана справа от слизеринца всё ещё бьет в дно раковины вода. И где-то там, за спиной, валяется его выбитая из пальцев палочка. И на нём эти херовы брюки, всё ещё местами мокрые от дождя.

Это так до охуения глупо, что захотелось просто заржать в голос. А потом рухнуть на колени и умереть, захлебнувшись в рыданиях.

Гермиона тряхнула волосами. Сделала шаг вперёд, пряча палочку в карман.

— Что ты делал только что?

Вздохнул. Закатил глаза.

— А на что это было похоже?

Ещё несколько шагов к нему и лёгкий удар кулаком в плечо. Малфой невольно отступил, хмыкая, молча принимая толчок. Нахмуренные брови Грейнджер и откуда-то взявшаяся дрожь, сотрясающее тонкое тело, почти возвратили его к жизни.

— Это смешно, по-твоему?!

— Невероятно, — и немного нервный смешок сорвался с губ Драко. Тут же, однако, молодой человек поднял руки к лицу, потёр щёки и лоб, а затем зарылся пальцами в волосы.

Медленно приходил в себя.

Судя по стойкому желанию орать и в то же время еле слышно шептать, он был очень близок к срыву.

Нет, серьезно.

Чувство, будто на бочонок с порохом посадили… Уизли и дали спички поиграть. Эта мысль вызвала ещё один слишком-громкий смешок.

Гермиона приоткрыла рот. Потом закрыла и какое-то время просто смотрела. Моргала так, словно не понимала.

Наверняка не понимала.

— Ты не хочешь ничего рассказать?

Этот вопрос оказался таким нелепым.

Мерлин, Грейнджер. Ты можешь лучше. Что же ты?

— Нет, — сказал Малфой, и голос его стал уже куда твёрже, чем пару секунд назад. — Я хочу, чтобы ты не лезла не в свое…

Ещё один толчок, более ощутимый, чем предыдущий.

Отступил, опешил. Это ещё что за…

— Я только что спасла твою хренову жизнь, Малфой! — закричала она, и от этого крика зазвенело в ушах.

Будто кто-то просил. За уши притянул в ванную комнату. Он скривился.

— Твою мать, тише…

— Нет! Не тише, иди ты на фиг, я видела твой взгляд! Ты готов был сделать это! Какого чёрта, я тебя спрашиваю!

Интонации исключительно восклицательные — вопросом там и не пахло.

Что, Грейнджер? Страшно, когда смотришь вот так и проектируешь смерть, которая, ты знаешь, сейчас произойдёт. Я знаю, страшно. В моей голове это безвылазно.

— Успокойся.

— Нет, ты расскажешь мне! — снова замахнулась и впечатала ладонь ему в грудь. На этот раз он не двинулся. — Ты расскажешь и поклянёшься, что никогда, — никогда, Малфой! — понял меня, или нет, не посмеешь больше и помыслить об этом, ты понял?!

Теперь они оба дышали, словно обежали вокруг Хогвартса по пять кругов каждый.

Как эта девчонка умела заводиться.

За пару секунд из гриффиндорской тихони превращалась в растрёпанную, злую бестию с самыми пылающими глазами на свете. И это я - крайность, а, Грейнджер?

Он смотрел на неё почти в восхищении, наверное, потому что она снова — в четвёртый раз — ударила его в грудь. Драко перехватил руку только из пробудившегося самолюбия. Действительно — сколько можно его лупасить?

Тёмные глаза впились взглядом в его пальцы, сжимающие тонкое запястье. Драко с удовольствием отметил, что прикосновения — его прикосновения — оказывают на неё слегка оглушающий эффект.

— Ты расскажешь мне, — наконец прошипела она, возвращаясь к его лицу. — Немедленно расскажешь. И я действительно не шучу.

Ладонь ощущала, как гриффиндорку трясёт. Надо же. По-настоящему ведь испугалась.

И Малфой вдруг решил — неожиданно. Манерно отпустил, почти оттолкнул её.

— Акцио, палочка, — и со вздохом поджал губы. — Ладно, твоя взяла.

Гермиона так и застыла с поднятой рукой. Моргнула, наблюдая, как он ловит тонкое древко. И через пару секунд выдавила:

— Что?

— Что слышала. Спускайся в гостиную.

— Зачем ещё?

— Ты хочешь поговорить здесь? — ядовито осведомился он, кривя губы.

— Нет, я просто… а ты куда?

Слизеринец остановился у двери в спальню. Обернулся через плечо. Приподнял бровь.

— Брюки переодену. Хочешь помочь?

Нежные щёки тут же вспыхнули румянцем. С возвращением, Грейнджер.

— Нет, я…

— Вот и славно.

И за ним захлопнулась дверь. Он на мгновение прислонился к ней лопатками и прикрыл глаза, окунаясь в темноту комнаты.

Было проще, когда она возвращалась в своё привычное для него состояние. Смущения при каких-либо намёках, никакого — скрытого или не очень — возмущения в глазах. Мерлин. А он ведь почти целиком отвлёкся на неё.

Удивительное свойство гриффиндорки полностью перекрывать собой любую кипящую в душе херню.

Драко оттолкнулся от дерева и шепнул заклинание, заставляя свечи в спальне зажечься прохладными огоньками. Стащил с себя брюки, вновь ощущая дрожь. Не совсем понял, холодно ему было, или жарко — как-то всё сразу и одновременно.

Мерзко. Нужно будет зайти к мадам Помфри.

В гостиную он спускался уже через пару минут, переодетый. Избавив тело от одежды, в которой был там, продуваемый ветром как херов флюгер, Малфой почувствовал себя уютнее.

Вот что за неподходящее слово? И с каких сраных пор он начал его употреблять?

Закатил глаза — сегодня этот жест был в явных фаворитах у слизеринца — и вошёл в гостиную.

Грейнджер переминалась у окна с ноги на ногу, и только сейчас Драко заметил, что — совсем немного, самую малость — на улице начинает светлеть. Или это был не свет — просто бледное лицо настолько выделялось в плотной темноте.

Он так ни разу и не взглянул на часы.

Зато теперь всматривался в застывшую фигуру девушки. Штаны и кофта. Не ложилась, значит. Дежурила?

Интересно, что рассказал ей Блейз. Пожалуй, с этого вопроса и можно было начать, хотя Малфой был на сто процентов уверен, что друг не сказал ей ни слова о том, что случилось. Или спросить, какого чёрта ей вообще от него нужно? Почему бы не оставить его в покое? Зачем она вломилась в ванную посреди ночи? Зачем позволяет себя трахать, а потом смотрит так, будто…

— Решила не включать свет? — и опёрся плечом об арку, разделяющую лестницу с гостиной, наслаждаясь тем, как гриффиндорка вздрагивает. Да, это был явно немного не тот вопрос. А Грейнджер судорожно ищет говорившего глазами. Утыкается взглядом куда-то чуть левее Малфоя и жмёт плечами.

Немного оборачивается, совершая почти незаметное движение рукой:

— Инсендио.

Маленькая пылающая сфера срывается с кончика её палочки и летит через помещение, оставляя за собой тонкий горящий след, разбавляя плотную темноту, в сторону камина, разрываясь за решёткой крошечным салютом и поджигая сухие брёвна. Комната тут же оживает.

Лёгкие тени ложатся на обивку дивана, на стол, на шкаф, старый ковёр и неровные стены, журнальный столик и полку, где аккуратной стопкой были сложены книги. Сразу становится правильнее. И почему-то особенно сильно замечается, насколько мала эта гостиная. Словно специально для них двоих — для неё и него.

Драко переключает внимание на Грейнджер, которая тут же пытается сделать вид, что не рассматривала его, пока он отвлечённо обводил взглядом помещение.

— Почему ты не спала?

Гермиона выпрямляет плечи, тут же прикидывая, о каком моменте её бессонницы говорит Малфой. Удерживает спокойный взгляд на его бледном лице.

— Просто не спалось.

И сжимает губы, вздёрнув подбородок, когда он иронично усмехается. Не выдерживает и добавляет. С нажимом:

— Я читала.

— Уже среда.

— И что?

— Рано вставать на занятия.

— Я часто засиживаюсь допоздна.

— Думал, ты правильная девочка. В десять — баиньки.

Она огрызнулась:

— Ты знаешь, что нет.

О, блин, Мерлин. Она совсем не то хотела сказать.

— В смысле… мы же иногда патрулируем до одиннадцати вообще-то.

Прищуренный взгляд заставляет её подобраться. Ощутить дрожь по спине. Серые глаза так и шепчут: знаю я, какая ты правильная девочка.

— Ну, да, — слизеринец медленно проходит к камину, чувствуя острый взгляд Гермионы практически на всём своём теле сразу. Опускается на диван. Закидывает одну ногу на угол стола. — Зачиталась, потому что получила приказ присматривать за мной?

Она фыркнула — Малфой услышал. О, ради Бога, только не цепляйся к…

— Приказ?

Блять.

— Да. Разве не так?

Гермиона медленно втянула в себя воздух.

— Твои дружки и ты тоже вместе с ними — можете катиться к чёрту, если думаете, что те… глупости, что исторгают ваши рты — приказы, которым будет повиноваться каждый. Никто — и я в частности — не собирается воспринимать этого твоего Забини — и тебя тоже — всерьез.

Драко помолчал.

Кивнул, поворачивая голову и глядя на Гермиону прямо. Она к тому моменту уже стояла около кресла, уткнув кулаки в бока.

Метала своими глазищами горячие молнии и кривила душой напропалую.

— Естественно, Грейнджер. Гриффиндорцы такой независимый народец. У вас свой… вождь. С исцарапанным лбом. Куда уж нам.

И Малфой хмыкнул, даже не скрывая кривой улыбки, рассматривая Гермиону из-под светлой чёлки.

Ему в лицо тут же уставился кончик грейнджерского указательного пальца.

— Немедленно убери её.

— Кого?

— Эту свою дурацкую улыбочку. Я здесь не затем, чтобы выслушивать гадости о себе и своих друзьях.

Слизеринец дёрнул бровью, но вернулся к серьёзному выражению. По правде сказать, оно сейчас давалось проще, чем издевательская маска, которая, ему всегда казалось, уже так накрепко прикипела к лицу.

— Зачем же ты здесь, Грейнджер? — Драко закинул руку на спинку дивана, сильнее разворачиваясь и пристально всматриваясь в тёмные радужки. — Просвети меня.

Она смутилась моментально, но подбородок не опустила. Лишь сильнее сжала зубы.

— Объясни мне, что с тобой происходит?

— Не обязан.

Ему не нравился её повелительный тон.

Тут же мозг выкидывал информацию о том, что перед Малфоем грязнокровка, на поверхность. Видимо, она что-то почувствовала. Или ощутила холод в голосе, потому что на секунду сжалась. А потом нахмурилась, осторожно садясь на другую сторону дивана. На секунду обмирая и… такая мелочь, господи.

Они впервые сидели на одном предмете мебели. Вдвоём на диване.

Дурость такая. Но чёрт. Это было странно.

И, наверное, заметили это оба, потому что переглянулись и почти синхронно поморщились, отворачиваясь.

На чарах они сидели рядом… но это было не так. Сейчас они одни. Это… недопустимо?

После всего, что было — смешно. Особенно в твоих соображениях, Малфой.

— Ладно, Грейнджер. Давай поскорее покончим с этим и… — он сложил руки на груди, лениво откидывая голову на спинку дивана, чувствуя прямой взгляд справа, — и ты дашь мне хоть немного отдохнуть.

Драко не успел увернуться, отшатнуться или вообще как-либо среагировать, лишь краем глаза заметив это движение, но в следующий момент прохладная ладонь уже легла ему на лоб.

— Эй, что ты…

Только ощутив это прикосновение, он понял, как горела кожа и какое облегчение приносили прохладные пальцы. Мерлин… он даже не стал отодвигаться, только слегка напрягся, потому что Грейнджер оказалась теперь куда ближе, а это наталкивало на мысли, отдалённые от серьезного разговора.

— У тебя температура, Малфой, — тихий выдох выдавал беспокойство.

— Ничего подобного. Я отлично чувствую себя.

— У тебя голос хрипит и ты горячий.

— М-м. Неоднозначные симптомы, не находишь?

Она проигнорировала слабую колкость, хотя и немного покраснела. Ладошка переместилась на висок, а потом на щёку, разворачивая голову слизеринца так, чтобы взгляды их с Гермионой встретились.

— Тебе нужно к мадам Помфри.

Он вздохнул, обдавая тонкое запястье дыханием, и тяжело посмотрел в тёмные глаза перед собой.

— Сейчас, Грейнджер? Мне сейчас туда пойти?

Не сопротивлялся прикосновению.

Эта мысль заставила её почти ликовать.

Прохладные подушечки легко зарылись в светлые волосы над ухом, а большой палец осторожно погладил скулу, и в следующий момент гостиная исчезла — Драко закрыл глаза, растворяясь в прикосновении.

Так хорошо. Так действительно хорошо.

— Нет. У меня где-то была бодроперцовая настойка. Мы с мамой… — она запнулась. То ли ожидая, что упоминание о матери в присутствии слизеринца повлечёт за собой гром и молнии, развергнувшие небеса, то ли очередного подкола.

Но ни того, ни другого не последовало.

Она смотрела на тёмные опущенные ресницы с замиранием сердца. Брови Драко слегка хмурились, а лицо было напряжённым и горячим, согревая пальцы. Так просто было прикоснуться к нему губами, снять застывшую печать беспокойства, убрать морщину на лбу. Может быть, даже вернуть былую надменность — что угодно вместо этой пустоты.

Но сейчас нужно было…

— Нет, стой, — слишком быстро произнёс он, открывая глаза, против воли перехватывая отстраняющуюся тонкую руку пальцами. — На фиг. Не нужно мне настойки.

Малфой поймал удивлённый взгляд Гермионы и тут же выпустил ладонь, отстраняясь.

— Завтра посещу Помфри. Обыкновенная простуда.

— Зачем ты ходил туда?

Он кашлянул. Одёрнул рубашку и вновь отвернулся к камину, пока гриффиндорка находила место для своей руки: положила её на бедро, поправила штанину. Сложила на груди, постучала пальцами. Опёрлась ею о диванную подушку, схватив и прижав последнюю к себе. Замерла.

— Куда — туда?

Да, он просто тянул время.

— На улицу. Вы с Блейзом были насквозь мокрые, когда я встретила вас в коридоре. Вряд ли вы вместе принимали ванну, — тут же язвительно добавила она, поймав на себе холодный и быстрый взгляд.

— Я ждал письма.

— От матери, не так ли?

Раздражённо зашипел.

Нет, Драко уже решил, что расскажет ей — мозги Грейнджер могли бы пригодиться в этой ситуации, тем более… какую-то роль во всём она уже играла. Но всё равно, это было дико — сидеть и говорить с ней, всё ещё ощущая нежное касание на своём лице.

Малфой чувствовал себя, как… гриффиндорец, ей-Мерлин.

— Да, — сдержанно ответил он. — От матери.

И в гостиной повисла тишина. Только тихое дыхание Гермионы, треск поленьев из камина и выжидающий взгляд. И ещё гигантское сомнение, волнами исходящее от Драко, полулежащего на диване.

Он поднял руку и потёр переносицу.

— Слушай, — нахмурился ещё сильнее, а в следующий момент снял ногу со столика и сел ровно, вполоборота к Гермионе, что заставило напрячься. — Это серьезно, очень серьезно. И, как ни… омерзительно это признавать, но мне нужна твоя помощь, ладно?

Последние слова он почти выдавил из себя так, словно они причиняли физическую боль. Или кто-то перекручивал их на мясорубке прямо там, в его охрипшем горле.

Грейнджер приподняла брови, но додумалась промолчать. Лишь кивнула. Малфой не понял, чего в этом взгляде было больше — любопытства, недовольства, лести, радости… или ещё какой-то чепухи, поэтому просто отвернулся, демонстрируя ей свой профиль.

Кашлянул, упёрся локтями в разведённые колени. Переплёл пальцы и вздохнул. Дохера этих ненужных махинаций, но он правда не знал, как начать.

Потому что ему казалось, что это было важно. Или Драко просто боялся вернуться к этому.

Сознательно.

Пятнадцать минут назад он из-за этого стоял с палочкой у кадыка. А два часа назад — над бездной тьмы и ветра. Под ногами и в груди.

Да. Наверное, это было важно.

— Я думаю… а точнее, теперь я уверен, — медленно произнёс, глядя в пылающий огонь и чувствуя новую волну озноба по спине, сбегающую с плеч к пояснице, — что ко всем этим убийствам и исчезновениям о которых… пишет «Пророк», — он ощутил напряжение, моментально достигшее своего апогея со стороны Грейнджер, — причастна моя мать.

Он говорил совсем тихо, но Гермиона услышала. Он понял по тому сдавленному то-ли-вдоху, то-ли-всхлипу, что ударился о сознание Драко, заставляя на секунду… нет. Жалеть он не будет.

Лишь сильнее стиснул руки, понимая, что хочет увидеть реакцию, но не может заставить себя повернуть голову. Не нужно было поднимать взгляд, чтобы мысленно нарисовать полное недоумение на лице гриффиндорки. Шок и, быть может, растерянность. Разочарование — почему нет? Или… отвращение. Как вариант.

Вот, получи, Малфой. Сейчас она скажет одну из своих фразочек, вызывающих в нём крышесносящую злость, и все благие мысли полетят к чертям.

Но. Только одно слово.

— Как…

И снова тишина.

И в этом “как” Драко услышал… что-то. Во что не поверил, потому что уже ждал, почти был готов к своей ярости.

Наверное, поэтому всё-таки посмотрел в лицо Грейнджер. Просто убедиться, что ошибается.

А оно ещё бледнее, чем было.

И от чистой, кристально вылизанной до идеального блеска самим Драко эмоции, прочтённой на нём, вдруг защемило в груди.

Страх.

Почти чёрные глаза распахнуты, а в них… Господи, в них можно прочесть всё. Всё об этой девчонке, маленькой, испуганной, сидящей рядом с ним — и вся жизнь в этих замкнувшихся тёмной сферой радужках. Но теперь — под такой плотной плёнкой страха, что видно лишь его. И отражающийся в темноте огонь.

И - да.

Вот оно.

Он начал жалеть.

Так быстро и сильно, что пальцы, переплетённые между собой, почти захрустели от силы их сжатия. Нет. Прекрати. Что угодно, чтобы убрать это из нужных — нужных, твою мать — глаз.

Надо объяснить. Успокоить.

Успокоиться самому.

— Точнее... — Драко смотрел на Грейнджер, забирая часть её ледяного ужаса, чувствуя его прикосновение в груди. Боже, уставилась так, будто думает, что это шутка. Что он сейчас рассмеётся, похлопает Грейнджер по плечу и признается, что всё это фарс. Один Мерлин знает, как бы хотелось этого самому Малфою. — ...Она не является прямой участницей, а предоставляет Мэнор в качестве… прикрытия для них. Наверное.

На последнем слове голос упал, и он быстро кашлянул, чувствуя сухость в воспалённом горле.

Гермиона не двигалась.

И снова тишина, даже деревяшки в камине горят бесшумно. Словно время стоит на месте.

— Значит, это… и Лори Доретт, и… Джордж Бэллоу… они все, да? В… твоём доме.

Он не знал, как правильно назвать это выражение в прерывистых, вырывающихся из пересохших губ Грейнджер, словах. Отсутствующее? Оно подозрительно напоминало его собственное. Тонкие пальцы впились в углы подушки так, словно вот-вот разорвут её на две части. Ждала ответа, которого не последовало.

Сама всё поняла. Сухо сглотнула.

— Мерлин. Но…

Кажется, шок постепенно начал отпускать. Она осторожно посмотрела в глаза Драко, будто спрашивая разрешения продолжить. Хватило одного маленького кивка.

— Суд Визенгамота признал твою мать невиновной, разве нет?

— Да, но… — взгляд Малфоя замер где-то в полутёмном проёме окна, а затем метнулся к лицу гриффиндорки, удивлённый. Со смутной догадкой на самом дне. — Откуда ты знаешь?

Сухие губы вмиг поджались, а тёмные ресницы опустились вниз. Молчит.

— Грейнджер. Ты что, подслушивала тогда?

Она не разобрала, злость была в этих словах или простое недоверие, на всякий случай продолжая смотреть на свои колени. Но через несколько секунд нахмурилась. Вздёрнула подбородок.

— Да ты знаешь, как был зол этот… мужчина, что искал тебя?! Я думала, они растерзают тебя на части, стоит тебе явиться в гостиную! И… там был Дамблдор, значит, наверняка что-то серьезное!

Малфой почти рассмеялся, потому что — чёрт возьми — был благодарен за этот звенящий и полный возмущения голос, отбивающийся от каменных стен, разряжающий застывший воздух. И даже почти захотелось улыбнуться, но молодой человек сдержался, фыркая и качая головой.

— Ну, конечно, — протянул он. — А что серьезное может пройти мимо твоего длинного носа…

Заткнись, Гермиона! — заорало сознание так, что девушка вздрогнула. Немедленно забудь фразу, которую ты сейчас хочешь…

— У меня не длинный нос!

Драко поднял брови так высоко, что это выглядело почти комично. Выглядело бы. Если бы не намешанная куча таких противоречивых эмоций в груди, от которых хотелось кричать и трястись, берущих начало в настоящем, оглушающем ужасе и заканчивающихся дурацкими обидными словами, брошенными им.

Гармошка морщин на лбу слизеринца и не думала разглаживаться. Кажется, эта дурацкая фраза даже позабавила Малфоя, потому что в уголках глаз у него вдруг появились такие длинные и тонкие бороздки, будто он сдерживал улыбку.

— Мерлин, я знаю, это здесь вообще ни при чём, — быстро пробормотала Гермиона, отчаянно краснея, сжимая ледяные ладони. — И я совершенно не это хотела сказать.

— Конечно, — голос Драко подозрительно дрогнул, но ему удалось вернуться к серьезному выражению лица. Тем более, несмотря на эту нелепость, настроения веселиться не было никакого. Хотя факт того, что Грейнджер уже знает об Обливиэйте, не мог не радовать. Рассказывать об этом в подробностях он бы не смог.

Гриффиндорка молчала, и Малфой понимал — она ждёт дальнейшего повествования.

Поднял руку и потёр горячий лоб.

— В одном из этих министерских уродов, которые приходили сюда… я узнал человека, работавшего раньше с отцом над уничтожением грязнокровок до того, как… их остановили. Я сначала не понял, откуда он мне знаком, но…

— Да!

Внезапное восклицание перебило Драко, и он на мгновение раздражённо прикрыл глаза. Голос, однако же, был спокоен.

— Да?

— Я тоже узнала одного из мужчин. Высокого, с тёмными глазами. Он был… самым молодым из всех.

Малфой на мгновение нахмурился. Потом вспомнил схожесть Логана с Куртом и утвердительно кивнул. Глаза Грейнджер же метались по его лицу, словно она никак не могла ухватиться за нужную, но ускользающую мысль.

— Значит, в живых остался ещё кто-то, кроме Нарциссы, — прошептала она, потерянно моргая. — Но как это допустили?

— Так и допустили. Никто не знал о его причастности.

— Как? Министерство должно было вынести вердикт, суд постановил…

— Грейнджер, он и есть Министерство, — Драко не сдержал рычания, давясь кашлем и глядя прямо на неё. — Он был в форме министерского работника, если ты забыла.

— Я не забыла, я лишь пытаюсь найти общие точки соприкосновения с тем, что твоя мать написала в письме, которое ты получил.

Он прикусил губу, раздумывая несколько секунд.

— Она написала, что с сегодняшнего дня этот человек будет использовать поместье в… своих целях, — плечи Малфоя напряглись, когда он замолчал. — И следующее письмо я смогу написать ей только через неделю. И не факт, что можно будет поддерживать переписку.

— И… в Мэноре будут убивать? — пересохшее горло едва выдавливало из себя звуки.

Драко молчал, и Гермиона расценила тишину как положительный ответ, от которого внутренности сжались в ком.

— Но… твоя мать, она ведь не причастна к этому… напрямую?

— Она дала Непреложный обет. Она должна предоставлять этому ублюдку помощь. А значит — она причастна.

— Малфой…

— Это скажет тебе любой министерский пёс, Грейнджер, — прорычал он. — Если кто-то из верхов узнает об этом, если дело раскроется, её казнят. Её не помилуют во второй раз.

Тяжёлый рваный выдох сорвался с губ гриффиндорки.

— Я так и не вспомнила, где могла видеть его. Вдруг это как-то помогло бы…

Драко сжал губы. Перевёл взгляд на огонь и нахмурился.

— Его имя Логан. О нём ты меня спрашивала.

В камине переломилось напополам небольшое поленце.

Малфой проследил за угасающими искрами взглядом, пока в гостиной висела густая тишина. Он почти слышал, как быстро вращаются шестерёнки в голове Грейнджер, и благодарил Мерлина за то, что этой девушке ничего не нужно было объяснять.

Сама всё поймёт. Даже быстрее, чем он.

— Ты хочешь сказать… — тихий, сдавленный шёпот коснулся уха, как если бы она боялась предположить такой вариант событий, — что Курт тоже имеет ко всему этому отношение?

Что-то в голосе гриффиндорки задело его внутри. Сильно.

Так, что заставило почти поморщиться. Забота? Разочарование? Смятение?

Драко перевёл на неё прямой взгляд.

— Что, разрушился образ святого Миллера, а? — поинтересовался, кривя губы. Надеясь, что она сейчас просто отмахнётся, скажет, что это глупости и ей всё равно.

Но она не спешила отмахиваться.

— При чём здесь это… я просто… — кашлянула, сжимая пальцы на подушке. Взгляд постепенно становился твёрже и категоричнее. — Нет, Малфой. Он не может… Это ошибка.

Ну, всё. Грёбаный взрыв.

— Твою мать, Грейнджер. Не будь такой ёбаной слепой сукой!

Буф-ф.

В камине переломилась ещё одна деревяшка.

Молодые люди несколько мгновений молча сверлили друг друга взглядами. Драко чувствовал, как под кожей вибрирует злость. Какого чёрта она выгораживает его? Какого, нахрен, чёрта?

Или, может быть, этому патлачу она верит больше, чем ему, Малфою? Или может быть…

— Думаешь, он такой уж хороший и милый, а? — выплюнул слизеринец, сжимая зубы. — Думаешь, он такой хороший с одной тобой?

— Нет, и вовсе я так не думала, просто он другой, понимаешь? — она тоже повысила голос. — Такие люди как Курт не участвуют в подобном, это… это невозможно! И да, он действительно милый.

— Милые ребята не ебут своих баб ночью посреди коридора, Грейнджер!

Гермиона на секунду застыла с приоткрытым ртом.

Натужно усмехнулась.

— Ты врёшь, Малфой, — и посмотрела на него с сардонической улыбкой. Так, будто перед ней сидел капризный маленький ребёнок. — Прекрати так низко врать. Он встречается с Лори Доретт. И вообще, это... это бред.

— Что не очень тебе помешало лизаться с ним на моих… на глазах моих друзей.

Драко покривился, заметив в своём голосе такую громкую ревность, что даже глухой бы понял, что разговор уже ведётся отнюдь не о Миллере, а о личном и наболевшем.

Воспалённом как гнойник.

Грейнджер только вздёрнула подбородок. О, да. Конечно. У неё были свои мотивы.

Глупо донельзя.

Бесит донельзя.

Слизеринец привёл свой тон в порядок прежде, чем заговорить снова:

— Я видел их. Его и рыжую шлюху Ирэн из Когтеврана. Встретился с ними на патрулировании, том самом, когда ты была у МакГонагалл. Я снял им очки с факультета за то, что они трахались у двери в кабинет трансфигурации. Вот с ума сойти, да? Старуха бы оценила их стремление к изучению предмета.

Грейнджер фыркнула, глядя на Малфоя недоверчиво.

Потом моргнула и покачала головой.

— В любом случае, мы говорим сейчас не об этом, — не потрудившись убрать язвинку из голоса, произнесла она.

Драко закатил глаза — снова, блять — и отвернулся, демонстрируя гриффиндорке свой затылок. Ему нужно было, чтобы она не увидела ревности. И нужно было немного воздуха, не пропитанного корицей — с этой стороны, кажется, его было больше, чем там. В нескольких сантиметрах от этой заносчивой, зазнавшейся…

Мерлин, она так злила его тем, как реагировала на Миллера.

Защищала, как будто он что-то мог значить. Или как будто узнала его настолько хорошо, что действительно могла поручиться за доставучего когтевранца.

Вспомнились его слащавые улыбочки и распахнутый для всего мира взгляд.

Это называется пыль в глаза, слепая дура.

Ничего, может быть, когда-нибудь поймёшь.

Малфой скрипнул зубами. И чуть не подскочил на месте от моря мурашек, промчавших вдруг по спине.

Блять, что за…

Горячих, волнующих. Вряд ли это было от наступающей болезни.

Скорее это прохладные пальцы Грейнджер, которые внезапно коснулись его шеи, поглаживая выступающие позвонки.

Словно извиняясь. Несмело и чуть дрожа.

Что ты делаешь.

Убери свою руку. Я зол. И мне вовсе не… не приятно…

От прохлады, которую так требовало горячее тело, гостиная качнулась перед глазами. А от прикосновений — нежных и осторожных, уже знакомых — захотелось наклонить голову, чтобы дать толчок: заройся пальцами в волосы или скользни ими вниз, по спине.

Вцепись в лопатки. Оставь царапины. Хочу, чтобы остался след. Чтобы кровь проступила на рубашке. Так много.

Сегодня крови. Но.

Конечно, он не шевелился. Молча вслушиваясь в удары набирающего обороты сердца.

— Ну и какого чёрта? — голос звучал глухо.

В ответ короткие ногти слегка царапнули горячую кожу.

Он бесшумно втянул в себя воздух сквозь сжатые зубы. Верхняя губа напряглась.

Что ты делаешь… Господи…

Это пугало. Напрягало. Каждое её прикосновение — или даже прикосновения не нужно — и он мог думать только об одном. Её руки. Губы. Тело. Жар. Влажное, дарящее, дающее. Пошло и громко. Она и пошло — несовместимо. Заводит, так заводит…

Опустив веки, Драко постарался не сбиваться с дыхания.

— Грейнджер, прекрати.

Гермиона царапнула ещё раз, более длинным и долгим движением — вниз, отодвигая воротник рубашки. Твою мать. Малфой прогнулся в спине, чуть не зарычал.

Подставляясь под касания, противореча собственным словам.

Сжимая руки и делая глубокий рваный вдох. Плотнее закрывая глаза, ощущая:

…диванные подушки опускаются, а в следующий миг кожи касаются сухие губы.

Драко замирает.

И в мозгу что-то рассыпается. Наверное, здравомыслие. Наверное, безысходная бездна.

Сначала это просто прикосновение. А потом. Поцелуй. Медленный, мокрый, скользящий. От которого мутнеет в голове, а из горла вырывается слишком громкий выдох. Или тихий стон.

Ты такой дурак.

Ты полный мудила, если думал, что мог бы отказаться от этого. Просто разжать руки и выпустить то, что было в ладонях.

Твоё. Горячее. Желанное. Ласкающее… вот так… Полететь с грёбаной башни, оставив на ней всё. Свою жизнь, ощущения, Грейнджер и её эти… о, боже… губы, влажный язык.

Язык, который обводит несколько позвонков, и это прикосновение кипящей кровью разносится по венам, вырывая из груди приглушённое рычание.

— Гр-рейнджер…

— Ты очень горячий, — её шёпот касается влажной кожи, и следует новый взрыв мурашек по спине, новое медленное прикосновение языка и кажется, что ещё немного и…

Ещё один поцелуй куда-то за границу волос, и Драко чувствует, как её нос зарывается в его пряди на затылке. Ему уже всё равно, что ночь отошла на задний план.

Была Грейнджер. Был он.

И возвращение к жизни.

Ответ на приглушённую реплику умирает на языке в приоткрытых, ловящих воздух губах.

На несколько мгновений девушка застывает. Малфой не может видеть её зажмуренных глаз и улыбки — как же давно, Мерлин, она хотела прикоснуться к нему вот так.

Прижиматься со спины, скользя руками по плечам, вниз, к груди. Широкой, пылающей сквозь одежду. Обнимать, впитывать. Запах дождя в сухих и мягких волосах.

Внезапные, неожиданные прикосновения его ладоней к своим и медленные движения вверх, к локтю — кожа к коже. Хочется благодарить за это. Он нежен. Он ведь почти не бывает нежен. Только сейчас. И от этого хочется плакать.

Так нужно, что сводит зубы.

И так нельзя, что сжимается сердце.

Чувствуя его, целиком.

Дыхание, глубокое и частое.

Жар кожи. Умудрился же заболеть. Поскорее бы утро, чтобы мадам Помфри напоила его своим оздоровительным зельем.

Силу. В каждом движении, каждом взгляде. Гипнотическую, лишающую воли.

Отчаяние.

Делись со мной этим отчаянием, Малфой. В тебе его слишком много для одного человека.

Его горячие ладони продолжают гладить её руки, просто по инерции, и наконец-то Драко расслабляется. Проходит несколько минут, пока Грейнджер обнимает его, уткнувшись носом в светлые волосы, вдыхая в себя его запах.

И оба чувствуют, что это не более, чем вырванные из реальной жизни мгновения. Чувствуют, как они уходят, не спеша задерживаться.

И совсем не хочется двигаться.

— Твои порывы несколько внезапны, Грейнджер, — тихо произносит он, чувствуя, как губы Гермионы растягиваются в — он уверен — смущённой улыбке.

Тонкие руки обхватывают его за шею. Хотелось бы видеть её перед собой, но тогда бы они оба уже были раздеты, и, кажется, гриффиндорка тоже хорошо понимает это. Хотя прижимающаяся к его лопаткам тёплая грудь отнюдь не способствует успокоению.

Драко почему-то уверен, что все эти махинации… не ради секса. Не прелюдия.

Это будто сон. Словно ты бодрствовал, а потом на мгновение прикрыл глаза, представляя себе тепло и уют.

Это как те странные прикосновения, которые он никогда не понимал, наблюдая со стороны. Когда люди стоят рядом, и кажется, каждый из них думает о своём. А потом Он вдруг просто кладёт руку Ей на плечо. Или Она просто касается Его пальцев. На секунду. На миг. А затем оба продолжают заниматься своими делами. И кажется — кому был нужен этот контакт? Но это прикосновение… и они уже вместе. Не поодиночке.

Теперь Малфой понял.

Поддержка.

Ты не один в мире. Вас двое.

А как можно было назвать их сейчас?

Случайный наблюдатель сказал бы, что они пара. Но отчаяние, скользящее между их телами, только подчёркивало невозможность этого предположения. Они просто…

…просто.

Спасаются. Спасают. Потому что если не так — то никак вообще. На дно, камнем.

Драко пошевелился.

— И чего ты добиваешься?

— Ничего.

Он повернул голову так, что Гермионе стала видна высокая скула и длинные ресницы.

— Не ври, Грейнджер.

— Просто благодарю за то, что рассказал.

Он фыркнул.

Вздохнул.

И вдруг она крепко прижалась щекой к его плечу.

— Из-за этого ты сегодня… да?

Жест его смутил. Заставил напрячься. Будто она только что подтолкнула его в спину, шагая по тонкому лезвию.

Малфой сжал губы.

— М-м?

— Ну… — у неё явно не поворачивался язык. — В ванной.

О, да ты не знаешь, что было до ванной, Грейнджер.

Пожал плечами.

— Наверное.

— Не делай больше этого. Никогда не делай, даже не думай. Всё будет в порядке, мы что-то придумаем.

И оба сжались от этого “мы”, слишком сильно резанувшего слух. Гермиона прикусила губу и закрыла глаза, готовая признать свою оплошность в любой момент. Но Малфой ничего не сказал.

Только невесомо кивнул.

Потом кашлянул, размыкая тонкие руки на своей шее, и встал. Только сейчас обратил внимание, что серый свет уже льется из окна. Часы показывали начало пятого утра. Гермиона осталась сидеть на диване, сцепив пальцы.

— Ты уже знаешь, что напишешь ей?

— Грейнджер, я рассказал тебе не затем, чтобы потом поболтать об этом, ладно? — огрызание получилось. Но… почти дежурное. Она поморщилась, пожала плечами.

— И всё же?

— Нет.

— Ты ответил слишком быстро. А значит, думал об этом, — гриффиндорка следила за тем, как слизеринец обходит диван и фыркает, направляясь к арке.

— Я пошёл спать, у меня зелья первыми стоят.

Она проводила его глазами, уткнувшись подбородком в спинку дивана и стараясь не обращать внимания на то, как стало холодно. Это была просто поддержка. Повториться подобное не должно.

И без комментариев ясно, пожалуй.

Взгляд отлепился от каменных ступеней. Наткнулся на рабочий стол и стопку тетрадей на нём. И вдруг… Гермиона едва не подпрыгнула от внезапной мысли, пришедшей ей в голову.

— Малфой!

Вскочив на ноги и перебираясь прямо через спинку дивана, Грейнджер подбежала к лестнице.

— Малфой!

Драко был уже у самой двери в спальню, поэтому сделал несколько шагов вниз, хмурясь в полумраке.

— Что?

— Дневник!

И тишина.

Жесть.

— Дневник? — тупо переспросил он.

— Ты мог бы отослать матери свой зачарованный дневник! — голос, умноженный лёгким эхом, оборвался. — Он же не имеет ограничений на расстояние. И не пришлось бы ждать ответа каждый раз, чтобы узнать что-то — у меня ведь есть второй.

Да что она…

Малфой моргнул. Раз, другой.

Чёрт возьми.

Он смотрел в горящие глаза Грейнджер, глядящей на него с первой ступеньки. Смотрел и думал. Мозг практически с маниакальным удовольствием перерабатывал новую пищу, отмечая положительные стороны предложенной идеи.

Даже почти позабыл о возбуждении, вызванном этим тёплым телом, что сейчас едва ли не танцевало от радости.

А ведь.

Если бы у Нарциссы был дневник, было бы куда легче и удобнее связываться с ней. Справляться о том, что и как происходит дома. Но разве Малфой решил, что будет вариться в этом? Разве не он опустил руки, обрёк себя на отступление?

Разве он хочет помочь? Но как здесь поможешь, сидя в школе, не имея связи ни с кем, кроме преподавателей.

Мерлин, найти бы какие-то рычажки влияния… и это было бы… просто отличным решением, чёрт.

Стоп, Малфой.

Сначала соображать, потом — делать.

Нужно ли тебе ввязываться в это? Конечно. Это его мать.

Нужно обдумать. Ведь есть время. Нарцисса сама дала ему эту неделю. Тем более, он на самом деле не был абсолютно уверен в том, что хочет ввязываться в это. Тем более, мать может не согласиться делиться с сыном.

Проклятье.

Грейнджер по-прежнему заглядывала в глаза Малфою. Слизеринец заставил себя невозмутимо пожать плечами.

— Может быть.

Ещё несколько секунд они смотрели друг на друга, а потом он открыл дверь и исчез в своей спальне.



***




“...утро четверга 24-го октября принесло ещё одно исчезновение нечистокровной семьи.

Министерство бездействует. Когда восстановится криминальный контроль?

Сегодня в рубрике “Мы за правду” специальный гость из Министерства Магии, Ральфус Оливар, который ответит на некоторые интересующие волшебников вопросы и расскажет нам, как обстоят дела с расследованием данного дела…”

— Хватит читать этот бред!

Газета вылетела из пальцев Гермионы, и та с возмущением воззрилась на Поттера, который уже складывал “Пророк” пополам и пытался засунуть его в карман мантии.

— Гарри! Там пишут важные вещи вообще-то.

— Ты читаешь её в сотый раз, — брюнет нахмурился, справившись, наконец, с газетой, которая теперь на большую половину торчала из складок материи, грозясь вывалиться, и потуже затянул шарф на шее. — Третий день пошёл, как это случилось, а ты всё никак не успокоишься.

— Интересно, как я могу успокоиться, когда семьи магглорождённых исчезают, как будто так и надо? — прошипела гриффиндорка, отворачиваясь и хмуро уставившись в серое небо.

Они вдвоём сидели под каменным навесом на школьном дворе, не рискуя высовываться из-под крыши под моросящий дождь. Кучки студентов, никак не отвыкших от солнечного сентября, уныло наблюдали за тем, как вода поливает пожухлую траву. Лавки под стенами школы оказались не лучшей заменой. Да и начинало холодать.

В то утро, три дня назад, Гермиона поспала всего часа два с половиной, и когда вошла в Большой зал на завтрак, там было подозрительно тихо, а Гарри и Рон тут же опустили лица при её приближении.

Пропала семья Ирэн Боустридж из Когтеврана.

И, чёрт возьми, это надломило. Почему именно сейчас — Гермиона не поняла. Возможно, потому, что она знала. И поэтому создалось ощущение, что почти видела, что с ними произошло.

После ночного разговора они с Малфоем будто стали ближе — на эти два часа. До завтрака. Но стоило слизеринцу сесть за свой стол и увидеть заголовок газеты, которую читал Крэбб, лицо его тут же стало отрешённым.

Грейнджер почти ощутила, как их снова отшвыривает друг от друга. Вцепилась в него взглядом и через зал смотрела, как сереют его щёки, пока взгляд скользит по тексту в “Пророке”.

Драко не прикоснулся к завтраку и почти не поднял глаз. Сразу встал и вышел, встретившись в дверях с Забини, который тут же отправился следом за ним.

Было странно наблюдать за этим в течение дня — Малфой будто поменялся местами со всеми, кто считал, что его семья причастна. Теперь после статьи о том, что с Нарциссы окончательно сняли обвинения, студенты прекратили шушукаться за спиной, зато он сам знал, кто стоит за произошедшим.

Знал и молчал.

А ещё её удивляло — как он смог стать прежней задницей уже к обеду. Несмотря на свою бледность и порой натужную улыбку, он то и дело язвительно смеялся вместе со своими дружками. Подкалывал гриффиндорцев. Исходил ядом.

Прежняя маска. Так легче? Наверное.

Зато Гермиона видела — ему тяжело.

Замечала по бледному лицу слизеринца в течение всего четверга (хотя он успешно пытался скрыть жрущую тяжесть под кожей). Снова молчаливого патрулирования — будто и не было разговора в гостиной — и целой субботы, которую Драко посвятил квиддичу, наплевав на дождь и на недавнюю простуду.

Гермиона даже не знала, сходил ли он к мадам Помфри — он не давал приблизиться к себе. Не хотел внимания именно от неё, и это было… хотя, может быть, объяснимо. Но почти больно.

Ну… неприятно. Да.

Потому что больнее было другое: каждую ночь из его спальни раздавались эти звуки. Девушки, которых он приводил.

Зачем?

Чтобы отвлечься, наверное. После разговора прошло три дня — три разных девушки. И они вопили так нещадно, страстно и восторженно, что, наверное, даже заглушка бы не спасла от этих банши.

Наверное.

Ведь Грейнджер не ставила её.

Ты фигова мазохистка, Гермиона. Просто фигова мазохистка, если готова терпеть это.

Да и у неё были другие заботы — МакГонагалл дала поручение префектам готовиться к балу в честь Хеллоуина. Староста девочек должна была контролировать все организационные моменты, поэтому вот уже второе собрание старост факультетов занимало очередной унылый вечер.

И, слава Мерлину, Малфой на них не являлся.

В его присутствии она бы точно не смогла спокойно вести беседу со студентами, решая, как украшать зал, и выстраивая очередь готовившихся постановок. Хватало незримого присутствия в голове.

Постоянно.

— Извини, я дурак.

От голоса Гарри, вклинившегося в сознание, Гермиона вздрогнула. Он, как обычно, по-своему истолковал её задумчивость.

— Что? Нет, я…

— Ты переживаешь, а я веду себя как кретин.

— Мои родные в безопасности сейчас, меня это радует, — пробормотала, переплетая пальцы и наблюдая, как трое студентов у соседней лавки увлечённо гоняют по воздуху наколдованных полупрозрачных пикси. — Но всё равно не получается полностью выкинуть беспокойство из головы.

На плечо тут же легла тёплая рука.

— Всё будет в порядке. Министерство отловит этих уродов и уничтожит — на этот раз наверняка.

В груди стало холодно.

— Да. Наверняка, — выдавила она.

— Тогда и не беспокойся, ладно?

— Конечно. Я просто думаю о… м-м, Хеллоуине.

— Жаль, что сегодня отменили поход в Хогсмид, — Гарри убрал ладонь и пожал плечами на вопросительный взгляд. — Мы могли бы посмотреть какие-нибудь штучки, вроде… ну, знаешь. Меняющие цвет кожи конфеты. Или визжалки.

— Думаю, это всё было раскуплено в прошлый раз, — хмыкнула Гермиона, переводя взгляд на друга. — Ты уже продумал свой костюм?

Тот покачал головой. Усмехнулся.

— Рон предлагает надеть мантию-невидимку. Это избавит сразу от многих проблем. Знаешь, толпы этих восторженных девиц, — он показушно закатил глаза, совершая отгоняющий жест рукой, и Грейнджер рассмеялась.

Несколько минут они молчали.

— С кем ты пойдёшь?

— Это не тот бал, на который требуется пара, Гарри.

— Я знаю… я знаю. Просто спросил, мало ли.

“Мало ли”. Вот дерьмо.

Здесь и без слов понятно, на кого он намекал.

— Тебя Курт искал.

Сердце сбилось с привычного ритма.

— Да?

— Угу, — Поттер нахмурился, замечая мусоринку на стёклах очков. — Спрашивал, куда ты пропала. Вы не общаетесь?

— С прошлого похода в Хогсмид, — поджала губы Гермиона, борясь с волнением, ожившим в груди. После того, что сказал Малфой… как ей теперь общаться с Миллером? Она просто не знала, как себя вести.

— Почему?

— Был один инцидент, случайный.

Гарри скосил на неё показушно-незаинтересованный взгляд.

— Правду, значит, говорят.

— Что?

— Ну, что вы целовались.

“Господи, как это по-детски”.

Грейнджер пожала плечами, отворачиваясь. Моментально забывая о Курте.

Чёрт, нет.

Перед приближающимся Малфоем расступались младшекурсники.

Уверенная походка выбивала из головы любые мысли, потому что, блин, он выглядел потрясающе. Платиновые волосы падали на лоб, шею обхватывал зелёно-серебряный шарф, а мантия подчёркивала… подчёркивала…

Взгляд ледяных глаз просверливал в Гермионе дыру.

О, Боже, нет.

Он идёт к ним. Ближе и ближе.

Девушка выпрямила спину и открыла было рот, когда голос Гарри раздался из-за спины:

— Чего тебе нужно?

Драко остановился в нескольких метрах, небрежно сунув руки в карманы брюк.

— На пару слов, Грейнджер.

Сердце упало. Холодная волна пробежала по спине.

Поговорить захотелось? Серьёзно, Малфой?

Думаешь, что можешь после этого долбаного отстранения просто подойти и сказать: “На пару слов, Грейнджер”? А не хрена ли с два?

Малфой выжидающе приподнял брови, встретившись с гриффиндоркой взглядом. Она не пошевелилась.

Понял, что ответа не будет. Сжал челюсть и повторил с нажимом. Цедя:

— На пару слов. Грейнджер.

— Отвали, она не будет говорить с тобой!

Серые глаза метнулись к Поттеру, который тут же поднялся, глядя на Драко с вызовом.

“Ох, нет, только не разборки”.

Гермиона потянула друга за рукав, предупреждающе дёргая ткань.

— Гарри.

Упрямец. Ноль реакции. Господи, вот ведь… был бы повод.

— Мы заняты, Малфой.

— Твоё понятие занятости весьма впечатляюще, Поттер. — Яд. Такой чистый, так много. Впору умереть на месте. — Грейнджер. На пару. Слов!

И последнюю фразу слизеринец гаркнул слишком громко. Под навесом моментально стало тихо.

По крыше били дождевые капли.

Одного взгляда серых глаз хватило окружающим студентам, чтобы тут же продолжить заниматься своими делами. Гермиона задохнулась, подавилась своим возмущением, сверля Драко прямым неприязненным взглядом. Какого хрена этот самодовольный болван позволяет себе?

Просто держи себя в руках.

Немало сил стоило сохранить спокойное выражение лица. Иначе бы Гарри понял. Сорвался.

Не нужно.

Пусть всё будет просто, как всегда. Она медленно встала, не убирая руки с его локтя. Слегка потянула, обращая внимание зелёных, пылающих злостью глаз на себя.

— Не нужно, Гарри, я пойду. Всё в порядке, слышишь? Это может быть важно…

— Нет, Гермиона, не в порядке, — запальчиво выдохнул Поттер, поворачиваясь. — Хорёк не будет доставать тебя. Не при мне уж точно!

И снова уничтожающий взгляд в сторону Малфоя.

— Ага. Поэтому я и отвожу её в сторону. Страшусь твоего гнева, — Драко скривил губы. — Боишься, что позволю себе больше, чем нужно с твоей любимой грязнокровкой?

Это слово.

Гермиона поморщилась, бросая на слизеринца быстрый взгляд, только теперь понимая, как давно он не называл её так. Это укололо.

— Закрой рот! — Гарри рванулся было вперёд, но Гермиона крепче вцепилась ему в локоть.

И снова. Как долбаная мантра:

— Не нужно, Гарри.

Малфой даже не двинулся с места, приподнимая брови. Намеренно испытывая терпение гриффиндорца. Чёрт возьми, похоже, ему это даже нравилось, потому что он усмехнулся:

— Ты такой еблан. Не устаю отмечать.

Бросив на Драко уничтожающий взгляд, она повернулась к Поттеру.

— Я ненадолго. У меня скоро собрание префектов, можешь подождать меня в холле. Через пятнадцать минут, ладно?

— Я ни на секунду не оставлю тебя с ним наедине.

Слизеринец фыркнул. Не по-настоящему.

Ты блефуешь, Драко. Нужно исправляться.

— Не хочу разрушать твоих иллюзий, Поттер, но я уже два месяца сплю в соседней от неё комнате.

Гарри окаменел. Медленно перевёл взгляд на Малфоя.

— О, Грейнджер. Гляди, кажется, у меня неприятности.

— Послушай, всё нормально, — она честно старалась игнорировать эту сволочь и быть убедительной, слегка встряхнув Гарри за плечи. — Иди. Я догоню тебя.

Битва зелёного и серого взглядов затянулась на несколько секунд. Потом гриффиндорец сжал губы.

— Я буду неподалёку, — тихо бросил он и, высвободив руку из пальцев девушки, прошёл мимо Драко, задевая того плечом. — Козёл.

— Мудила.

Гермиона еле сдержалась, чтобы не заорать от бессильной злости. Поттер шёл, не оборачиваясь.

— Твои дружки просто нечто.

Она перевела на Малфоя яростный взгляд.

— Какого чёрта тебе нужно? — прошипела она. На удивление, стоило Гарри уйти, как тут же стало проще. — Поговорить захотелось, а?

Он приподнял брови.

— В чём дело, Грейнджер? Обиды? Ведёшь себя как девушка. Странно даже.

Глаза гриффиндорки превратились в две щели, а на щеках проступил румянец. Проигнорировав её злость, Драко лениво взглянул по сторонам, отмечая, что заинтересованных в разговоре нет — студентов под навесом было совсем мало, — и, сделав медленный шаг, сел на лавку перед Гермионой.

— Я подумал насчёт того, что ты говорила.

— На тебя не похоже, Малфой. Ни с кем себя не перепутал?

Его улыбочка едва не выжгла ядовитое пятно на сетчатке. Взгляд просто-заткнись-и-слушай остановился на лице, скользнув по её сцепленным рукам. Господи. Он действительно ведёт себя так, словно… снова сентябрь.

Чёртов сентябрь.

— Я согласен на твою идею. С дневником.

Ничего удивительного, она знала, что Малфой согласится. Её сейчас беспокоило кое-что другое. Например — какого чёрта?

Да никакого.

Просто знаешь, Грейнджер, не нужно привыкать к этому кретину. Для него это в порядке вещей. И тогда, три дня назад, рассказано всё это было не потому, что ты чем-то отличаешься от всех. А потому что он был разбит. Расстроен.

И, сказано тебе было, ждал от тебя какой-то помощи.

Что ж. Он её получил.

Помощь.

Разве нет?

Гермиона сжала губы, пожала плечами. Кивнула, вздёрнув подбородок.

— Отлично.

Несколько секунд — просто взгляд друг на друга.

Хм, кажется… Как-то слишком быстро всё получилось. Он не понял, наверное, что уже можно встать и уйти. Ну, они ведь закончили разговор, да?

Судя по тому, как он закусил губу, приподнял брови и кивнул сам себе — да. Словно итог подвёл. И начал подниматься с лавки, так толком и не усевшись.

Супер.

В груди рванулась злость.

— И это стоило того, чтобы прогонять Гарри?! — слишком громко получилось.

Ай, к чёрту.

Потому что он удивлённо замер.

— Я разве просил прогонять его?

— Ты сказал, что хочешь поговорить. Наедине.

— И?

— Это можно было сделать и…

Малфой напрягся, взглянул на неё пристально.

— Ты же не рассказала ему?

Гермиона даже растерялась.

— Конечно, нет.

— В таком случае, твой вопрос — зачем прогонять Поттера — это ересь в чистом виде. Как обычно, — и он снова сделал попытку встать.

— Ты мог бы дождаться вечера, а не вклиниваться в разговор, хамя и нарываясь на грубости. Знаешь, как это нормальные люди делают.

— Нарываются на грубости?

— Ждут!

Вдруг он рассмеялся, но смех этот был злым.

— Вечером, да? Пока ты соизволишь вернуться со своего собрания, я уже буду несколько занят. В спальне.

Слова укололи, но Гермиона только упрямо нахмурилась, несмотря на то, что в ушах эхом разорвались стоны и крики, сопровождающие её три прошедшие ночи.

— Кстати, давно хотела сказать. Это не моё собрание, а наше. Не забыл? Старосты и всё такое.

Он только хмыкнул, постукивая носком туфли по каменной кладке пола.

— Дело в приоритетах, Грейнджер. У меня девушки, а у тебя — обязанности.

Она подняла брови. Словно ослышалась.

— Это действительно твоя непомерная наглость или ты шутишь?

— Это правда.

— Я, конечно, не специалист, но… нельзя быть таким дерьмом, Малфой.

Слизеринец какое-то время смотрел ей в лицо, словно пытаясь заглянуть в черепную коробку. Порыться в мыслях.

Найти что-то.

А потом поднялся, тут же вынуждая Гермиону запрокинуть голову.

— Нельзя слишком многого хотеть от жизни, грязнокровка. — Она могла поклясться, что он запнулся прежде, чем назвать её так. Второй раз за десять минут. — Бери что дают. Ничего сложного — просто… у кого-то есть всё. А у кого-то нет. Формула сильнейших.

Гермиона смотрела в серые глаза перед собой, близко и далеко одновременно, не понимая — блефует ли он снова или это уже по-настоящему? Почему после той ночи он так изменился, и что стало толчком? Видит Мерлин, сил разбираться в этом просто не было.

Иногда создавалось ощущение, что все соки, которые из неё можно было выжать, уже выжали. И теперь давили сухую мякоть, кроша на куски.

— А вообще-то ты прав, — наконец-то выдавила Грейнджер, не опуская взгляда. — У тебя есть шлюха на эту ночь, а я знаю, чего хочу от жизни. Всё справедливо, Малфой.

Она так надеялась задеть его. А задела себя. Потому что он лишь дёрнул углами рта в этой-своей-ухмылке.

— Умница. А теперь шагай. Твой дружок заждался.

Нет!

Нет, нет! Она хотела уйти сама! Без этого дурацкого ощущения, словно ей позволили.

Открыла рот, будто хотела сказать ответную колкость, но в голове было пусто. Совершенно-обидно-пусто. И тогда произошло что-то из разряда непростительных.

…Малфой ушёл сам.

В этой недосказанной тишине. Молча развернулся и отправился в школу, а Гермиона осталась стоять, глядя ему в спину и хлопая глазами.
 

Глава 18 (часть 1).

— Я считаю, что ты зануда.

— Прости, что, Рон?

— Не отнекивайся теперь! — вилка Уизли с подцепленным на неё куском бекона уставилась на Гермиону. — Я слышал, как ты говоришь с ними. Бедные дети. МакГонагалл и то не такой сухарь в том, что касается воспитания!

Гарри прыснул, закрываясь бокалом с какао.

Грейнджер скептично уставилась на рыжего, засовывающего мясо в рот и активно его пережевывающего. Заметив взгляд, тот только пожал плечами, отправляя ещё один кусок вслед за предыдущим.

Она была даже рада, что друг сегодня вовсю её подкалывал после того, как встретил у кабинета, из которого выходили слегка уставшие, но вполне довольные своей работой старосты факультетов. Подготовка уже почти закончилась, и Гермиона честно пыталась держать префектов в ежовых рукавицах. Это отлично отвлекало от злости, которую она испытывала с начала вечера. Точнее, после стычки с Малфоем во дворе.

А если еще точнее, то теперь почти хронически. Но она не будет об этом думать. Конечно, не будет. Больно надо.

— Если позволить префектам работать спустя рукава, Рональд, работа эта толку не принесёт, организация праздника сорвётся, как и само мероприятие, — отчеканила, слегка кривясь, когда с края тарелки молодого человека на стол упал кусок жареной картошки. — А всё потому что существует небезызвестное тебе… или безызвестное, м-м, слово “ответственность”.

Рон закатил глаза, громко глотая. Как раз в этот момент рядом с Гарри плюхнулся Финниган, с ходу хватающий с блюда тост, зло впиваясь в хрустящий хлеб зубами и почти тут же отшвыривая его на тарелку. Несколько быстрых движений челюстью, глоток — и он с силой припечатал ладонь ко лбу, проезжая локтем по столу и застывая в этой безысходной позе.

— Что-то… случилось? — Гарри отпил немного какао, поворачиваясь к однокурснику. Тот же не поднимал взгляда, уткнувшись глазами в вазу с фруктами перед собой.

— Она… сведёт… меня с ума, — несчастным голосом пробормотал он, приподнимая брови.

— Лаванда? — прочавкал Уизли, отправляя в рот целую вилку картошки.

Симус кивнул.

— Снова поссорились?

— Она обиделась на меня за то, что Демельза сказала, что Элоиза сказала, что слышала, как я сказал Дину, что хочу пойти в Хогсмид с вами, а не в компании её подружек! Они вот у меня где уже сидят! — Финниган отчаянно уронил голову на стол. - Молли купила такое платье… Вы знали, что Парвати снова рассталась с этим козлом Дином?.. О, нет, что, правда?.. Но я же говорила ей, а она не слушает… — заблеял он. Голос звучал приглушённо.

— Парвати рассталась с Дином? — тут же оживился Рон, едва не подавившись и встречая на себе злой взгляд Симуса.

— Да. И я не готов слушать об этом в седьмой раз, — огрызнулся он.

— Но поход в Хогсмид всё равно отменили, — пожал плечами Гарри, бросив тоскливый взгляд за высокие витражи окон в Большом зале, по которым колотили крупные капли дождя.

— Ты думаешь, это кого-то волнует?! — почти истерично завопил Финниган, поднимая лицо и хватая из вазы грушу. — Главное, что я сказал это! И ладно бы она просто злилась... она издевается надо мной!

— Издевается? — Гермиона подняла брови, откладывая вилку и продолжая вертеть в пальцах кусочек поджаренного хлеба.

Ей не очень хотелось есть, несмотря на то, что собрание префектов длилось почти три часа, и за это время она успела проголодаться. Сейчас же аппетит отчего-то пропал.

— Да. Эти ваши штучки, — Симус вгрызся во фрукт так, словно это был его смертный враг, и из-под шкурки плода тут же брызнул сок. Пока гриффиндорец яростно жевал, Гермиона проследила за несколькими каплями, полетевшими на стол. Ее передернуло.

— Что еще за штучки? И прекрати злиться на еду. Это нелепо.

Тот покривился, глотнул, взмахнул рукой:

— Она не подпускает меня к себе, — и отчаянно понизил голос. — Ну, то есть, она вроде бы злится, но в то же время... берет и... — он сделал несколько неопределенных взмахов грушей и, запутавшись в этих движениях, раздосадовано шандарахнул свободной ладонью по столу, — блин... блин!

Гарри нахмурился.

— Я не понял...

— Да что непонятного! Игнорирует и в то же время делает все для того, чтобы я обратил на нее внимание. Даже то, как она ест. Она... ест, а я не могу отвести от нее глаз! — взгляд Симуса на мгновение помутнел. — Это убивает меня. Невозможность подойти и… и…

Гарри почти заглядывал однокурснику в рот, будто в поисках слова, который тот не может подобрать, но мысль последнего, видимо, потерялась.

— Женщины такие жестокие... — он перевел на Гермиону обвиняющий взгляд. — Вы такие жестокие!

Грейнджер только приподняла брови, покосившись на издавшего странный звук Уизли, который всё ещё пребывал в состоянии эйфорического восторга от сообщения, что Дин и Парвати поругались. Затем вернулась к Финнигану.

— Ну и что, это… работает?

— А? — всё ещё несчастно хмурясь, переспросил тот.

— Игнорирование тебя. Работает? Это ведь глупо.

— Глупо? Это сущий ад. Это будто ты видишь еду.

— Еду? — девушка скривила губы. — Тогда это явно должно распространяться только на Рона.

— Эй! — лёгкий толчок со стороны рыжего.

Вздох со стороны Симуса.

— Это будто ты не ел неделю, а потом тебя сажают за накрытый стол, а есть нельзя.

— Ужас, — подтвердил Уизли, и, судя по голосу, он снова что-то жевал.

Гермиона поджала губы, опуская взгляд в свою тарелку. Смотреть, как кто-то ест — это странно, как минимум. А получать от этого удовольствие, на которое намекнул Финниган…

Снова скосила глаза налево. Рональд как раз засовывал в рот последний кусок хлеба с надгрызенным куском жареной сосиски сверху. Дрожь отвращения прокатила под кожей. Нет, конечно, это не потому, что она не любила Рона или относилась к нему предвзято… Но то, как ест этот человек… Лучше не стоит.

Интересно, а как ест…

Нет!

Нет и ещё раз нет. Никогда больше не возвращаться к нему, даже мысленно. Просто грр! Вот и всё, что она могла сказать… подумать.

Грр — и слов больше не находилось.

Хотя… было одно. Оно звучало примерно как…

Кретин! Пошёл ты к чёрту, грёбаный недоумок, я ненавижу тебя, так ненавижу за то, что ты обходишься со мной… Я не фигова тряпка, и идитынахрен!.. можешь обращаться так со своей шлюхой и бросать ей эти долбаные фразочки, и… и высказываться ей! И целовать её! И заниматься с ней… трахать! Конечно, Господи, трахать, и всё, в с ё, слышишь?!

Ублюдок, до невозможной степени ублюдок.

Ей так надоели эти выкидоны, что ситуацию не спасало даже воспоминание о нем, посреди ночи, с палочкой у горла, чёрт возьми!

К чёрту, нафиг, блин.

— Гермиона… всё в порядке?

…я не позволю тебе даже смотреть на меня, не то что касаться своими руками! Никогда, сволочь. Такой недоумок, Мерлин. Как ты вообще посмел родиться, как ты посмел…

— Э… Гермиона?

— Что?!

Боже. Она рявкнула это на весь зал.

Гарри застыл с приоткрытым ртом, косясь за преподавательский стол. Показалось или действительно стало несколько тише?.. Грейнджер несколько мгновений хлопала глазами, а затем покраснела.

— Ничего, — Поттер кашлянул. — Просто ты чуть не раздавила в своих руках этот тост, и я подумал…

Взгляд опустился. Уткнулся в кучу крошева в тарелке и остатки хлеба в пальцах. Торопливо положив их на стол, девушка встала.

— Я пойду, пожалуй. Мне нужно к завтрашнему дню составить график, и я… не успеваю.

— Может быть, тебе нужна… — Рон, наконец-то закончивший со своей трапезой, обернулся к подруге, но та уже стучала каблуками по полу в сторону выхода из зала, — …помощь, — он несколько секунд смотрел ей вслед. — Ладно.

Ладно.

Просто будь рассудительной, Гермиона.

Не старайся… будь, как всегда. Ты ведь всегда такая здравомыслящая, не так ли? Так.

Чудесно. А теперь взгляни на ситуацию трезво.

…козёл, упрямый, самодовольный…

Нет. Ещё раз, Гермиона. Трезво.

Она на мгновение прикрыла глаза, толкая дверь и скользя вверх по главной лестнице, сворачивая в первый же коридор, прижимая к боку сумку.

Малфой делал всё это осознанно. Он осознанно оскорблял её, осознанно делился своими проблемами. Он рационален. Он ставит тебя на место лишь потому, что рационален. И это вовсе не оправдание. Это подтверждение того, что всё заходит слишком далеко.

И далеко с твоей стороны, Грейнджер!

Он делает только то, что ты позволяешь делать ему. А ты позволяешь, да. И напрашивается один-единственный вопрос. Какого хрена с тобой случилось?

Притом, да, даже отрицать глупо — что-то действительно случилось. Но почему? Мерлин, как хотелось, чтобы это было просто в голове. Ведь всё из головы, правда? Взял, вытряхнул, забыл.

Но здесь… здесь было другое. Слишком другое. Ненужное. И в этом участвовала не только голова.

Она вся.

Вся Грейнджер — целиком — хотела, стремилась, искала… Так глупо. И, наверное… нет.

Не “наверное”.

Точно.

И совершенно точно с этим нужно завязывать.

Гермиона сжала руки, прерывисто дыша через нос и только сейчас замечая, что она бежит по ступенькам, и вот уже знакомая галерея, тёмный коридор, впереди — портрет Жёлтой Дамы.

Никогда ещё она не доходила до гостиной так быстро. И никогда ещё она не испытывала такого сильного нежелания слышать то, что уже наверняка происходило в его спальне.

Конечно.

Драко ведь не было на ужине. А это могло значить только одно. Он занят чем-то более приятным. Сердце сжалось, и, закрыв на этот глупый факт глаза, Гермиона заставила себя высоко поднять голову. Всё равно. Пусть будет всё равно.

Я смогу раздеть тебя где и когда угодно…

О, эта умиляющая самонадеянность. Так поистине смешно.

Ты не знаешь, как это. Когда вдруг понимаешь, что хочешь трахнуть грязнокровку...

Нет, конечно же не знаю, Драко. Кто позволит тебе прикоснуться ко мне? В противном случае я всегда могу сказать Гарри, и он…

...ты хочешь меня, а не его… вжиралась в меня, всасывала в себя мой язык… ты впилась бы в мою одежду и разорвала её пополам…

Нет!

Она чуть не закричала в голос, когда самая громкая фраза ударила его голосом по сознанию:

Потому что ты моя.

Ни черта подобного, Малфой. Ни-чер-та подобного, ясно? Я не твоя. Ты не получаешь всегда лишь то, что хочешь. Плохая привычка. Очень. Очень плохая, Малфой.

— Фениксус! — гаркнула она.

— Как грубо… — хныкнула дама, обиженно надувая губы, но портрет всё равно отодвинулся, и Гермиона подобно крошечному смерчу влетела в натопленное помещение. Едва совладав с собственными желаниями тут же заткнуть уши, потому что она уже слышит, кажется, эти осточертевшие стоны.

Девушка проносится к своей лестнице, отбрасывая от себя мысль, что могла бы провести некоторое время в библиотеке, чтобы не выслушивать это здесь, но вдруг…

Чертовски вдруг.

Офигеть, как вдруг. Так, что сердце чуть не разорвалось в кульбите.

— Стоять!

И она… эй, что? Останавливается?

В гостиной повисла тишина.

Конечно, Гермиона знала, чей это голос. Конечно, она поняла, что он сидит на своём любимом месте, закинув свои фиговы ноги на фигов столик. И от этого снова… грр. И всё. Ни больше, ни меньше.

А теперь просто — раз — и возьми себя в руки.

— Долго ты там ещё собираешься торчать, Грейнджер? Может, соизволишь повернуться?

Спокойно. Это нормально. Ты же знаешь.

— А может, ты заткнёшься? — оборачиваясь, произнесла она, наконец-то замечая Малфоя. Он не сидел, он стоял у камина, скрестив руки на груди. И выражение его лица стало почти удивлённым, стоило этой фразе повиснуть в воздухе.

Неправильной и какой-то лишней. Но это заставило только сильнее и выше поднять подбородок.

— Что, отменился запланированный трах с очередной дамой?

А вот эта фраза сорвалась с губ совершенно внезапно. Чёрт.

Зато…

Гермиона могла поклясться, он на мгновение забыл, о чём хотел сказать. Потом всё же выдавил из себя:

— Сядь.

— Хрена с два. Я собираюсь отправиться в комнату, — девушка тоже скрестила руки на груди, получая поистине неиссякаемый поток удовольствия от того, как окаменело лицо Драко. Однако в следующую секунду он нахмурился.

— Давай ты повы…делываешься в другой раз? Я не просто так остановил тебя. Сейчас ты мне объяснишь кое-что и скачи в свою норку.

Голос его был страшно недовольным. Гермиона сильнее выпрямила спину.

— Я слушаю.

— Нет. Это я слушаю. Что за херня?

Она приподняла брови, глядя на Малфоя так, словно ослышалась.

— Прости?

— Вот это, — он брезгливо ткнул пальцем в картонный ящик, который стоял на журнальном столике.

Надо же. Гермиона не заметила его. Против воли вытянула шею, рассматривая довольно широкую, но почти плоскую коробку. Затем перевела взгляд на Драко, который наблюдал за ней.

— Ну и что это такое?

— Когда я пришёл, это стояло у портрета, и если бы я знал, что это, я бы и вопроса не задавал, умная.

— О, ты любишь задавать вопросы. Когда нужно и не нужно.

— Да что ты?

— Да!

— Уймись, Грейнджер.

— Это не я подкинула коробку, если ты об этом. Разбирайся с этим сам, а мне нужно…

— Тебе нужно, — он угрожающе понизил голос, недоумевая, что творилось сегодня с этой дурой, — …немедленно объяснить мне, какого сраного хрена здесь на карточке твоё имя.

Она приоткрыла рот, но тут же захлопнула его, недоверчиво щурясь.

Её имя на карточке в посылке? Это ещё что за чушь? Невозможно, родители бы предупредили, если бы собирались выслать ей что-то, а больше… больше и не от кого получать подарки.

— Ты шутишь, должно быть?

— Да, твою мать, я такой шутник сегодня.

— Прекрати сквернословить, — бросила Гермиона почти на автомате, делая несколько шагов к столику — и к слизеринцу, который, судя по выражению лица, едва сдержался, чтобы не высказаться на замечание. Остановившись у самого ящика, она подняла взгляд на Малфоя. — Я не ждала посылки.

— Я тоже не ждал, — фыркнул он. — Но там явно не моё имя. Счастье-то какое, что меня зовут не на “Г”.

— Если так, зачем вообще затащил её в гостиную?

— Хотел сжечь, пока тебя нет. Но ты, как всегда, явилась не вовремя.

— Да уж. У меня прямо чутьё — то я прихожу, и ты трахаешь кого-то, то когда ты жжёшь мои подарки. Аристократия эпохи вандализма.

Драко сощурился.

— Ты собираешься открыть эту хреновину, или мы ещё немного поговорим об этом?

— Здесь?

Он терпеливо поджал губы, всем своим видом показывая, что она медленно, но верно выводит Малфоя из себя.

— Если хочешь, можем пойти и открыть её на улице.

— Ты понял, о чём я. При чём здесь ты и мои подар…

— Блять, Грейнджер. Просто сорви эту мерзкую ленточку и открой.

Она даже себе не хотела признаваться, что самой распаковывать ей было бы еще более волнительно, но всё же заставила себя промолчать и протянула руку к банту, зацепившись взглядом за карточку, на которой было выведено её имя.

Поджав губы, она нахмурилась. А затем уверенно подняла подбородок и сорвала подарочную бумагу, стараясь не строить догадок, а когда открыла лёгкую крышку…

О, боже.

Сердце забилось с утроенной силой. Она даже не заметила заинтересованного взгляда Драко, который заглядывал внутрь, вытянув шею.

Всё, что видела Гермиона, - это серебряная полупрозрачная ткань, сложенная аккуратными слоями.

— Мерлин…

На мгновение она даже забыла, что здесь есть кто-то, кроме нее самой. Руки сами потянулись и коснулись мягкой ткани. Слишком мягкой, чтобы быть настоящей.

— Это же… это…

Манекен из воспоминания, спрятанного глубоко-глубоко в недрах сознания, хитро подмигнул ей. Как тогда, в Хогсмиде.

Пальцы сомкнулись на призрачной материи и осторожно вытащили её из коробки. Невозможно. Это просто невозможно. Поверить в то, что держишь в руках, когда сердце заходится от эмоций.

Дыхание захватило, когда тяжелые складки жидкого серебра коснулись бёдер и живота, а дрожащие ладони прижимали верхушку платья к груди.

— Мерлин… это оно.

Растерянный взгляд упёрся в Драко, который несколько секунд внимательно изучал наряд взглядом, а затем вдруг сощурился, и это достаточно отрезвило Грейнджер, чтобы немного отстранить прекрасное убранство от себя.

— Это очень неплохо, — вдруг похвалил слизеринец, и девушка с удивлением отметила одобрительные нотки в его прохладном голосе. Господи, это не просто неплохо. Это самый потрясающий наряд, который ей приходилось видеть! — Но, как по мне, так ошиблись получателем.

— Надеюсь, ты не на себя намекаешь, — отстранённо произнесла девушка, не в силах выпустить платье из рук. — Я видела это в магазине в Хогсмиде. Но… что оно делает здесь?

Малфой заткнулся. Кажется, от какой-то мысли, пришедшей ему в голову, он вдруг и думать забыл о наряде. Уставился на Гермиону, приподнимая бровь.

— Кто-то купил тебе платье, Грейнджер?

Тон обманчиво-мягкий.

А в нём ревут черти.

— Что? — она нервничает. Почти смеётся. Торопливо складывает прекрасную ткань обратно в коробку. — Это… я не знаю, что это.

— Твои дружки? Нищая сука и Поттер?

Два холодных взгляда встретились.

— Прекрати, — предупреждающе произнесла гриффиндорка.

— Прекратить что? — сделал шаг.

Отвали, Малфой. Просто отвали!

Он только навис над ней так, что пришлось выпрямиться и тут же сделать шаг назад. — Кто из них купил тебе это?

— Это не могли быть они, — отрезала Гермиона. Не оправдывалась. Скорее, размышляла. Прикидывала. Затем заметила, что он снова подошел ближе. Отодвинулась. — Я думаю, это Курт, — вдруг заявила прямо Драко в лицо. — Он единственный, кто знал, что мне оно понравилось.

Во взгляде его вспыхнул недобрый огонь.

— Миллер? — ледяная улыбка растянула губы, но не тронула глаз.

— Он единственный, кто видел…

— Ты маленькая глупая идиотка, — прошипел Малфой, останавливаясь и в ярости глядя на девушку. — Ты хотя бы приблизительно представляешь, сколько стоит…

— Я знаю точную цену, между прочим.

— Ну и?

— Что — “ну и”?

— Цену назови, — рычание.

— Пятьдесят пять галлеонов.

Пауза.

— И ты хочешь сказать, что эта дерьмовая лизня, что вы устроили за столиком, имеет цену в пятьдесят пять галлеонов?

— Ты считаешь, что я попросила его купить мне платье за поцелуй? Ты совсем из ума выжил?!

— Согласен. Поцелуй с тобой этих денег не стоит.

В гостиной зазвенела тишина. Гермиона смотрела на Драко почти недоверчиво. Чёрт, он действительно сказал это.

Чёрт. Я действительно сказал это.

— Пришлось постараться по-другому, наверное, — продолжил он. — Я уверен, ты была умницей.

— Заткнись немедленно. Пока я не…

— О. Не стоит. Побереги силы. Может быть, насосёшь ещё и на туфельки. Видимо, щедрости патлача не хватило на весь комплект за раз.

Глаза застелила яростная пелена.

Грейнджер опомнилась, когда он уже перехватил её занесенную руку у запястья и держал, не отпуская, не давая отвесить себе очередную пощёчину. Блин… так хотелось ударить его! Так, чтобы искры посыпались из этих самодовольных глаз.

А сама стоит, давясь беспомощной злостью, и рвано дышит ему в лицо.

— Пусти.

— Не раньше, чем ты ответишь мне, — слова пронизаны такой колючей яростью, что она почти соскребает с его губ кожу. — Что ты позволила сделать с собой за это? — и свободная рука указала на открытую коробку.

— Тебя это не касается!

— Отвечай мне! — рявкнул он.

В ушах зазвенело.

— Ты хренов псих, научись уже держать себя в руках!

— Грейнджер…

— С какой стати тебя волнует это, а?

— Грейнджер!

— Нет, ты скажи.

— Меня это вообще не волнует, я не хочу, чтобы этот урод имел какое-то отношение ко мне.

Гермиона с силой дёрнула запястье, и Малфой выпустил его. Так резко, что пришлось сделать несколько шагов назад, чтобы не потерять равновесие.

— И с каких пор то, что происходит со мной, отражается на тебе? — иногда она действительно не узнавала свой голос. — Ты как-то не особенно думал обо мне в последние дни!

— Ну и какого хера ты имеешь в виду?

— Забудь, — выплюнула, разворачиваясь. Шагая к лестнице.

И снова. Он почти не контролировал это. Просто её имя, как приказ.

— Грейнджер.

— Малфой, — она раздражённо обернулась, всплёскивая руками. — Неужели ты думаешь, что я могла попросить его сделать мне подарок? Неужели ты думаешь, что я смогла бы надеть то, что принадлежит не мне? Неужели ты думаешь… — она втянула в себя раскалённый воздух гостиной, — что я могла бы принять то, за что не смогу рассчитаться?

— Ну… почему же. Смотря что он запросит.

Драко кривил губы, смерив девушку оценивающим взглядом. Как платье несколькими минутами раньше. Его отвращение можно было потрогать руками, настолько густо оно заполнило комнату.

— Пошёл к чёрту, — ушей достигало его тяжёлое дыхание, когда Гермиона развернулась и возобновила путь к лестнице.

— Я не закончил.

— Мне плевать. Я не собираюсь больше выслушивать. Этот. Бред.

Она уже вскочила на первые ступеньки, когда разъярённый голос въелся в барабанные перепонки:

— А теперь подумай своей тупой башкой, Грейнджер, почему я говорю этот бред, — слова врезались в спину, заставляя остановиться. Девушка не обернулась. Стояла, ожидая продолжения. — Что, нет идей? Могу подсказать, хотя я надеялся, что ты умнее.

Судя по тому, что голос становился тише, но ощутимее — он подходил.

— После того, что произошло в четверг, ты не задавалась вопросом, почему родичи грязнокровок, с которыми имеет дела твой обожаемый Миллер, мрут как мухи?

Сердце замерло.

Что?

Она обернулась и чуть не вздрогнула от того, как близко он оказался. Стоял у самой лестницы. Их разделяло только две ступеньки, и его будоражащий запах уже коснулся лёгких.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Он настолько ослепил тебя, что ты уже не в состоянии соединить две ниточки, а, Грейнджер?

Если он ещё раз назовёт её имя таким тоном, Гермиона возненавидит это сочетание букв.

А потом — вдруг. Понимание оглушило. Будто ладонь раскрылась — а на ней все ответы. Но это были не ответы. Это только умножило кучу вопросов.

Курт с Лори Доретт в Хогсмиде — и родителей Лори убивают. Курт с Ирэн в школьном коридоре — та же история. И то, как его избегает Малфой. И то, что он сын…

Глаза девушки расширились.

— Ты думаешь…

— В этом и разница. Я хотя бы думаю, — он всё ещё кривил губы.

— Это может быть совпадением, — вряд ли в Гермионе говорил голос разума. Скорее, испуг. Потому что… чёрт возьми. Среди них человек, совершенно безнаказанный. И если он причастен…

— Совпадений не бывает.

— Бывают, Малфой. Не стоит делать выводов только из того, что тебе выгодно.

— Выгодно?

— Именно. Ты не допускаешь мысли, что кто-то может ухаживать за мной.

Драко зарычал. Сделал шаг и поднялся на одну ступеньку.

— Ты больная дура, — она стояла выше, но всё равно не доставала в росте, чтобы быть на одном с ним уровне, поэтому оскорбление пришлось принять, глядя снизу вверх. — Когда тебе надоест быть грёбаной слепой овцой, обратись ко мне. Но не проси тогда воскресить свою грязную семейку.

— Пошёл ты к чёрту! — и в этом выкрике звенел голый страх.

Малфой сжал губы, глядя на девушку в нескольких сантиметрах от себя. Они оба были злы и тяжело дышали.

— Я запрещаю тебе надевать это, поняла?

— Кем ты себя возомнил?

Он промолчал.

Гермиона почти шипела ему в лицо.

Ситуация замыкалась и наворачивала по кругу, путая мысли. Чёрт возьми. Да подавись своими “запрещаю”!

А самое обидное — в этом вопросе она не смогла бы сделать ему назло. Хотя, чёрт, так хотелось. Но завтра же она вернёт подарок Курту.

— Ты мог бы быть немного изящнее в своих попытках защитить меня.

— Защитить? — он громко расхохотался, запрокинув голову. Слишком громко для Драко. — Что ты несёшь вообще?

И сошёл со ступеньки, отступая в глубину гостиной и зарываясь пальцами в волосы.

— Я уже сказал: этот урод может делать что угодно, но не пытаясь подобраться ко мне. Даже в попытке сделать это через… приближенных людей.

— Я не думаю, что он имеет интерес к тебе, Малфой. Почти все считают тебя неотразимым, конечно же, но здесь немного другой случай…

Уничтожающий взгляд пригвоздил девушку к месту. Уголок его губы дрогнул, будто Драко готов был разорваться на кусочки от злости, но на деле же он только покачал головой, глядя на Гермиону как на ребёнка, несущего чушь.

— Ты, может быть, не поняла сути, Грейнджер? Семьи пропадают не сами по себе. В этом участвует и он, и моя мать, и его чёртов отец. И я буду избегать любого контакта с ним.

Девушка уже открыла рот, чтобы сообщить Малфою, куда он может отправиться и что сделать со своим дурацким пренебрежительным тоном, но передумала. Только устало вздохнула.

— Это так удобно — прикрываться трусостью, верно?

Взгляд серых глаз тут же до краёв наполнился бешенством.

— Что?

— Он для тебя не угроза. Он никак не влияет на то, чем этот Логан занимается в Мэноре.

Драко сделал стремительный шаг к ней.

— Это не твоё дело, поняла меня? Ты ничего не знаешь о том, что там происходит.

— Я и не говорю, что знаю.

— Значит, вообще ни черта не говори.

— Отлично!

— Отлично.

Он зарычал. Отвернулся. Она фыркнула:

— Тогда не жалуйся, что всё продолжается, ладно? Давай без этих сцен в ванной и всего остального, если ты не хочешь принимать помощи! — Гермиона сжала руки в кулаки.

— Я не вижу помощи.

— Супер, Малфой. Просто супер. Теперь мы оба знаем, что слепая овца здесь отнюдь не я.

И прежде чем он успел хоть как-то отреагировать, Грейнджер развернулась и побежала вверх по ступенькам.

А Драко даже не сделал попытки остановить её.



* * *



Гермиона не запланировала этот разговор. Не успела.

Хотя нет, времени было достаточно. Просто откладывала до последнего.

Она собиралась подойти к Курту за ужином.

Ну, вообще-то, изначально — за завтраком. Но на завтрак он пришел слишком поздно, а Грейнджер уже немного опаздывала на травологию. Потом — за обедом. Но он… так увлеченно говорил со своими друзьями, что мешать ему показалось бестактным. И она решила, совершенно точно, дождаться вечера, отправившись в любимую кладовую знаний, которая привычно вынесла из головы практически все посторонние мысли с помощью одного лишь томика по нумерологии.

Миллер порушил все планы одним своим внезапным появлением в библиотеке. Прямо у её стола.

Таким внезапным, что книга едва не вылетела из рук.

— Курт!

— Привет, — он взглянул на девушку, слегка опуская голову. Улыбка, как всегда, очаровательна. Гриффиндорке стало не по себе, но она всё равно растянула губы.

Мерлин. Это походило на гримасу. Поистине.

— Привет! Рада тебя видеть…

“Ну, да…” — засомневались его глаза.

Гермиона отвела взгляд, утыкаясь в книгу.

Давай, думай. И скажи уже что-нибудь.

— Я хотела поговорить с тобой, как раз сегодня. Но… Но всё как-то…

Как-то не до того было, потому что я всё думала, что бы эдакого сказать чёртову Малфою при встрече утром.

После ссор ведь так и бывает — стоишь, и как дурак. Думаешь, на какую бы из болевых надавить. Знать бы ещё эти болевые. Со слизеринцем это не проканает. Куда ни нажми — везде лёд трещит.

Всё думала, как бы его поддеть, а в ответ на его утренний взгляд в гостиной только послала к чёрту. Раздосадовалась на себя и потом размышляла о том, что он сказал о тебе.

И ты знаешь, ты опасен, Курт.

Малфой прав.

Ты опасен. Поэтому я тяну. Я не знаю, как вести себя с тобой.

Чёрт.

— Эй, — внезапно Миллер пододвинул стул к столу и сел, оперевшись локтями о столешницу. — Не нужно, я всё знаю.

— Всё… знаешь?

Ой ли…

— Ну. После того случая, в Хогсмиде. Я на самом деле хотел попросить прощения.

Уверенный тон действительно сбил с толку. Девушка моргнула.

— Э-э… чт-что? — её пальцы, как раз лихорадочно листающие учебник, замерли. Она начала заикаться. Прекрати заикаться, это дурной знак. Соберись и вникни… что?

Попросить прощения?

— Ага, — и снова эта улыбка. Беззаботная и беспечная. Способная обмануть. Так просто.

— Но…

Но это же я полезла к тебе, это же по моей дурацкой идее мы поцеловались и… и я жалею, да. Но как тебе сказать об этом? Об этом ведь положено говорить прямо, правда?

Гермиона кашлянула и снова открыла было рот, когда Курт её перебил:

— Я знаю, что это было необдуманно и глупо — поцеловать тебя вот так, вдруг. Я же вижу, что ты теперь избегаешь меня. А всё из-за этого дурацкого поцелуя. Но мы ведь по-прежнему друзья. Так же?

— Э-э…

Потрясающая лаконичность. Давай уже, выдави что-нибудь из себя.

— К-конечно.

Нет, это повергло в лёгкий шок. Курт поверг.

Вот так с ходу заговорив о том, что случилось неделю назад. И ни слова о платье, которое всё никак не выходило из головы.

Утром Грейнджер аккуратно сложила его в коробку и поставила её на столик у самой двери. Наверное, не удержалась бы и заглянула внутрь ещё раз, но очень вовремя появился Драко с этим-своим-взглядом. А потом — “пошёл к чёрту”. И завтрак, уроки, размышления о том, как же подойти и начать разговор с человеком, который-вроде-как-убивает-грязнокровок. И, блин, вовсе не о поцелуях она хотела говорить.

О поцелуях она предпочла бы замолчать и не вспоминать.

Просто никогда.

Как и о многом другом, случившемся за последние пару месяцев.

— Но это ведь… не ты один виноват, — слабо произнесла Гермиона, закрывая книгу и проводя пальцами по жёсткой обложке.

— Ты так думаешь? — молодой человек усмехнулся, приподнимая брови. — Отлично. Тогда считай, что я пришёл сюда не извиниться, а… просто, на всякий случай. Ну, в смысле… здесь столько книг. А насколько я помню, в последнее время они ведут себя довольно агрессивно по отношению к тебе…

Секундная пауза позволила Гермионе окончательно прийти в себя. А потом — вдруг — рассмеяться. Нервно, но всё же.

И внезапно показалось, что всё почти вернулось к тому, что было.

То есть… с ним было легко. Как всегда. Совсем никакого ощущения, будто перед Грейнджер сидит человек, причастный к убийствам уже трёх семей.

Не теряй бдительность, Мерлин. И давай уже. Скажи ему.

— Слушай… — она всё ещё улыбалась. — Я вчера…

Он кивнул, глядя Грейнджер в лицо, и это подтвердило тот факт, что подарок, полученный накануне вечером, был от него. На губах Миллера - спокойная улыбка.

Гермиона поймала её взглядом. Подняла глаза.

— Я не могу принять.

— Почему? — кажется, он удивился совершенно искренне.

Она сцепила перед собой пальцы, уставившись на книжную полку и рассматривая старые корешки книг. Ну, пожалуйста, пусть он снова поймёт всё сам.

— Я думал, оно понравилось тебе.

— О, да! — так, тише, Гермиона. — То есть, я хотела сказать: конечно, понравилось. Оно прекрасное, я никогда не видела платья красивее, но…

— Но?

— Оно очень дорогое и… это слишком… широкий жест, Курт. Почему бы тебе не подарить это платье девушке, с которой ты бы мог пойти на бал, к примеру?

Боже, Грейнджер. Ты прекрасно знаешь, что этот бал не требует пары.

Миллер нахмурился. А затем снова заглянул ей в лицо.

— Ты думаешь, я подбиваю к тебе клинья после того, что случилось?

— Нет, что ты, Курт. Вот глупости, — нервно рассмеялась прежде, чем опустить глаза. И опять затеребила обложку.

Оставь уже её в покое, Гермиона.

— Это просто примирительный жест, — негромко произнёс он. — Слушай, ты что, нервничаешь?

Всё внутри похолодело. Она рывком подняла голову, утыкаясь взглядом в немного удивленное лицо Миллера. Тёплые карие глаза придали смелости.

Успокойся, зашипела она на себя. Ещё не хватало, чтобы он догадался, что ты знаешь… Хотя, Мерлин, она и сама не знала, о чём знала.

Господи, что за бред…

— Гермиона, — его рука коснулась пальцев, теребящих обложку, и от этого прикосновения Грейнджер едва не подскочила на месте. — Что с тобой происходит?

На губах Курта неуверенная улыбка. Гриффиндорка открыла рот, выдыхая. Чёрт. Хреновая ситуация, честно говоря. Потому что в груди проснулся глубокий, безотчётный страх.

Успокойся. Это просто Курт. Просто не думай, кем он может оказаться.

Девушка быстро сглотнула и подняла на него прямой взгляд.

— Ничего, всё в порядке.

Несколько мгновений Миллер изучал её радужки, после чего наконец-то кивнул, слегка хмурясь.

— Хорошо. Тогда у меня к тебе просьба.

— Какая?

— Надень платье на Хеллоуин.

— Курт, нет.

— Послушай, — он вздохнул и на мгновение отвел глаза, будто бы ловя мысль. — Чего ты боишься?

— Я? Ничего, — получилось слишком быстро.

— Хорошо, тогда в чем проблема?

— Оно слишком…

— Дорогое, да? Поверь, это мелочи. Я не выделываюсь перед тобой, но это действительно мелочи. Считай, что это просто… эм-м, подтверждение того, что у нас всё в порядке.

— У нас? — почти в панике.

Миллер улыбнулся. По-настоящему.

— Я имею в виду дружбу.

— А. Конечно. Но у нас и так всё в порядке.

— Да. Но если бы ты приняла подарок, я бы убедился в этом.

Гермиона прикусила губу, глядя на Курта то ли несчастным, то ли задумчивым взглядом.

— И вот ещё… Я знаю, что на бал пара не нужна и всё такое… — он закатил глаза, а сердце Гермионы похолодело. — Просто я подумал, что было бы здорово…

Пожа-алуйста, молчи. Просто не говори этого.

Вспомни, что у тебя есть неотложные дела, встань и уйди.

- ...если бы ты пошла со мной. Знаешь, потанцевать, повеселиться. Я бы очень хотел тебя увидеть в этом платье с собой в паре.

Ба-бах. Получи по голове, Грейнджер.

Здравый смысл тут же распрощался с ней. Сделал ручкой, мол, разбирайся сама. Я в этом не участвую.

— Если ты переживаешь, что скажут знакомые, то я не думаю, что мы привлечём много внимания… а если и так — мы ведь просто друзья.

И снова эта ни-к-чему-не-обязывающая-улыбка. Которой отказать почти невозможно.

Пойти с ним на бал и не привлекать внимания? Скорее, пойти с ним на бал и заорать этим жестом на всю школу: смотрите, моя семья умрёт следующей!

Она нервно сглотнула и неприятная мысль кольнула в виске:

шанс.

Шепот тут же угас. Гермиона чуть не переспросила: что? — когда догадка сама ударила по сознанию.

Это шанс.

Самоубиться? Ну, нет.

Погоди, Гермиона. Подумай. Уйти ты сможешь всегда. Ты всегда сможешь держать рот на замке. Но ты подступишь к этой черте. К Миллеру. И, возможно, для тебя что-то станет ясно.

Девушка смотрела на Курта во все глаза. Тот терпеливо ждал.

Она определённо знает намного больше, чем те девочки, с которыми он уже… имел счастье общаться. Так, подступив к нему, у неё появится возможность смотреть на всё его глазами. Погрузиться и — шанс крошечный, но всё же — разобраться в этом.

А в идеале… доказать невиновность Нарциссы?

Мерлин, как же глобально. Так волнительно, страшно. Его тёмные глаза заглядывают прямо в голову.

Руки стали холодными и влажными. Дыхание ускорилось от всех этих мыслей, которые валились гамузом, не давая разобраться в каждой.

Гермиона тяжело вздохнула, проталкивая воздух в лёгкие и сцепив пальцы перед собой. Убеждая себя в том, что Драко не имеет никакого отношения к данному… решению?

Разве она уже решила?

Ты всегда сможешь пойти на попятную. Если что-то получится узнать, у тебя появится шанс уберечь своих родных.

Грейнджер медленно выдохнула сквозь зубы.

Господи. Какая же дерьмовая идея. Дурацкая ситуация. Глупо, нелепо. Грр. Нет, она откажется. Эта работа явно не для заучки с Гриффиндора. Явно не для примерной старосты девочек.

Поэтому…

“Нет, Курт. Конечно, я не смогу.

Это ведь не тот бал…”

— Ладно.

Что?!

Грейнджер, что?!

— Что? — лицо когтевранца едва не засияло от удивления и радости.

Господи, она согласилась. Согласилась.

Что это был за звук? Кто-то забил первый гвоздь в крышку гроба? Или нет, кажется, это в гомерическом хохоте заходится подсознание.

Теперь уж точно поздно отступать.

— Я пойду с тобой, — и она тщательно вычистила голос от этой жуткой обреченности.

Ты не жертва, Гермиона. Ты. Не. Жертва.

Ты поступаешь так ради своей семьи. Да и это просто поход на бал. Это… почти ничего, ведь так? Тем более у тебя есть план: выступить приманкой вслепую, не зная, что делать дальше.

Отлично!

Это глупо, это нелепо, это с ума сойти как опасно. Но это единственная возможность сделать хотя бы что-то. А не ждать следующего шага.

Тем более, сейчас Курт радовался как ребёнок, и это сбивало с толку.

— Хорошо, тогда я… м-м, пойду. Скоро ужин, и…

— Да. Конечно. Мне, к слову, тоже на ужин нужно, — Миллер встал, всё ещё улыбаясь. Глаза его сияли, когда он галантно подавал Гермионе руку. — Спасибо, что согласилась. Это чудо, правда. Я рад.

— Ну. Кхм, не за что, — гриффиндорка широко улыбнулась в ответ, чувствуя, как что-то в груди оборвалось и теперь катится вниз. Тянет её за собой.

Всё будет в порядке. Ты всегда можешь сделать шаг назад. Ты знаешь его секрет. Предупреждён – значит вооружён.

Она приняла раскрытую ладонь, встала и отправила книгу на полку. В конце концов, всё может сложиться очень даже неплохо. И это… заставит понервничать Малфоя.

О, да. Эта мысль вызывала почти эйфорическое злорадство. Его лицо, когда он узнает. Он будет в бешенстве.

Видимо, приняв появившуюся улыбку девушки на свой счет, Миллер в очередной раз воссиял.

— Я уже жду четверга, — заявил он незамедлительно.

Мерлин. Это уже в четверг. А сегодня что? Понедельник. Три дня. Сердце Грейнджер сжалось. Она и сама сжалась бы, не будь его здесь. Но вместо этого только расправила плечи:

— Да. Я тоже. Идём, я немного проголодалась.



* * *



— ...ну, и говорит мне такая: "Ты умеешь языком так делать — блблбл?". Ну, я ж умею. Вот и повёлся. Дура-ак...

— Нотт, твою мать!

— Что? — искренне изумился Тео, поворачиваясь к Блейзу, который так и не донёс до рта надкушенное яблоко.

— Ничего, — выразительно произнёс мулат. — Сейчас я не хочу слышать о том, как ты отлизывал кому-то. Я ем.

Теодор приуныл, переглядываясь с Винсентом. Но через секунду его глаза снова засияли:

— Отлично. Тогда я просто расскажу о её титьках.

Мулат, который таки вгрызся на тот момент в зелёный бок фрукта, закатил глаза, поворачиваясь к Малфою, молча доедавшему пюре. Тычок под рёбра привёл только к тому, что из высокого бокала в руке Драко едва не перелилась вода.

Раздражённое шипение на Забини подействовало как… да никак оно не подействовало — он просто начал невозмутимо жевать.

— Всё нормально?

Прохладный взгляд на секунду мазнул по лицу Забини и снова вернулся за стол гриффиндорцев.

— Ага.

Драко интересовало, почему Грейнджер до сих пор не отдала чёртову коробку с платьем Миллеру. У неё был целый день для этого.

И Малфой надеялся, что она всё же соизволит решить грёбаный вопрос за сегодня — его беспокоило, что подарок ушлёпка до сих пор мозолит глаза в гостиной. Хотелось как можно меньше общих границ иметь с этим когтевранцем.

— Наши собираются выпивку на бал протащить, — заявил Забини вполголоса, вырывая друга из собственных размышлений.

Конечно, собираются. Дураков нет, чтобы пить один пунш. Блейз говорит так, словно Драко забыл об этом, стоило ему нацепить значок.

— Угу. Огневиски будет кстати.

— Снейп в последнее время в неплохом расположении духа. Можно было бы попросить его, — вклинился в разговор Грэгори, который сидел по другую сторону от Малфоя и теперь наклонялся к столу, едва не касаясь ухом овощного салата в своей тарелке.

— С ума сошёл? — Забини покрутил пальцем у виска. — Хочешь попросить его прикрыть нас своей задницей? Очень смешно.

— Ну, я просто подумал, что он как декан…

— Вот именно, — Драко отставил от себя бокал. — Декан, Гойл. А не подружка.

— И слава Мерлину… — буркнул тот на последний комментарий и снова принялся за пюре с овощами.

— Разберёмся с выпивкой, не парьтесь.

Блондин зарылся пальцами в волосы и вздохнул, но выдох застрял в глотке, когда в Большой зал вошла Грейнджер. Ну неужели, явилась. Где её черти носили?

Драко не успел начать раздражаться, когда вдруг замер — следом за ней шёл Миллер. И не просто шёл — смотрел на неё так, словно только что выебал прямо в коридоре. Довольный, жадный взгляд.

Что за?..

Сердце на мгновение сжалось. Какого хера он плетётся за ней? Какого долбаного хера смотрит вот так? И какого… она что? Она улыбается? Смотрит на него, смеётся и говорит что-то, от чего патлач сияет ещё больше.

Челюсть сжалась.

Сука.

Малфой рывком поднялся прежде, чем успел подумать, что вообще собирается сделать.

— Э… Что..? — Грегори не успел сказать больше ничего — слизеринец перешагнул через лавку и направился прямо к этой сладкой парочке, которая уже разделилась, и каждый следовал в свою сторону. Миллер уселся на своё место, вцепившись, однако, глазами в едва ли не рычащего от ярости Драко, который уже шёл к Гермионе. На мгновение их взгляды пересеклись, и Курт едва сдержался, чтобы тут же не уткнуться в свою тарелку.

Однако в следующий момент Малфой переключил своё внимание на девушку.

— Грейнджер! — гаркнул он.

Та замерла на месте, не доходя до своего стола. Плечи её напряглись.

Медленно обернулась.

— Да?

Явно скрывала удивление. Естественно. Он и сам не ожидал, что в голосе будет такая ярость.

Малфой подошёл ещё на несколько шагов и остановился.

— Какого чёрта?

Взгляд Гермионы метнулся вбок и пробежался по лицам гриффиндорцев, сидящих с этого края стола, которые уже недоумённо поворачивали головы в их сторону.

— Малфой, давай не здесь, — пробормотала, сжимая пальцами сумку.

— Грейнджер, — он угрожающе зашипел, стараясь не повышать голоса. Но этого и не требовалось, чтобы выразить то, что кипело внутри. — Я спросил. Какого хера?

— Слушай, я не шучу. Сейчас правда не время.

Драко чувствовал сверлящий взгляд на скуле и мог побиться об заклад, что это Поттер и Уизли таращатся на них, готовые в любой момент кинуться спасать свою подружку. Но это было последним, что хоть как-то волновало сейчас.

— Мне похрену на твоих кретинов. Скажи мне, какого чёрта вы с Миллером так мило беседуете? Я запретил тебе…

— Мы с ним идём на бал. Вместе, Малфой, — произнесла Гермиона, немного наклоняясь вперёд. Почти шепча.

Слова громом отдались в голове.

— Что? — Драко недоуменно наморщил лоб, глядя на Грейнджер.

Она совсем глухая? Не слышала, что он пытался донести до её грёбаных мозгов?

— Я… Малфой...

— Нет. Погоди. Я серьёзно: что, блять?

— Малфой, стоп.

— Хватит талдычить моё имя, дура, и скажи мне, что ты шутишь. Немедленно.

Скажи, сейчас же. Пока я не свернул шею — тебе и ему.

Грейнджер упрямо вздёрнула подбородок, сжимая губы. И потрясла своей дурацкой головой.

— Нет. Я не шучу.

Просто. Охуение.

Он не верил. Медленно перевёл взгляд на Миллера, который не сводил с них глаз. Заметил внимание. Губы растянулись в усмешке.

И тогда.

Под кожей разорвался кокон с бешенством.

Поистине взрыв, потому что единственное, что удержало от того, чтобы не кинуться сейчас к этому мудиле, это рука Гермионы на рукаве.

— Стой, погоди.

— Не трогай, — прорычал он и попытался вырвать запястье, но она уцепилась теперь за локоть.

— Пожалуйста, не гони коней.

— Какие кони, Грейнджер?! — Драко резко развернулся, едва не врезаясь в её лицо, однако тут же делая шаг назад и поднимая голову. Она зашикала. Видимо, слишком громко. Похрен. — Ты понимаешь, что… блин, да ты ни черта не понимаешь!

— Малфой, просто не лезь, ладно?

— Я запретил тебе общаться с ним. Любые контакты, любые, слышишь? А ты собираешься идти…

— Да почему я должна выслушивать твои запреты, а?

— Потому.

— Это не объяснение, ясно?

— Грейнджер… я сказал.

— Ты просто бесишься, потому что это я, да?

— Что? — он почти рассмеялся. Но выражение лица было злым и слишком напряжённым, чтобы поверить в этот смешок. — Мне похрен. Запомни как-нибудь.

Гермиона сжала губы. Снова. Сейчас скажет что-то, что в очередной раз снесёт крышу. Молчи, Грейнджер. Честное слово, молчи.

— Да?

— Что “да”? — Драко скривился, стараясь не смотреть на неё настороженно.

— Похрен, значит?

Он вздохнул, складывая руки на груди. Будто говоря: ну и что ты сделаешь с этим?

— Что тогда ты имел в виду, когда говорил, что я твоя?

Мерлин.

Пусть ему просто послышалось. Хорошо, что додумалась произнести это так тихо, что и слизеринец еле уловил, не то что все нацеленные на них любопытные рожи.

Он не хочет отвечать на этот вопрос.

Не хочет его слышать, не от неё, не таким тоном, чёрт, чёрт. Убери эту грёбаную растерянность с лица, идиот!

— Заткнись, — прошипел, на этот раз куда тише, чем всё предыдущие фразы.

— М-м. Я так и думала. Но тогда позволь мне самой домыслить, — она смотрела прямо ему в глаза, ожидая.

Ты всерьёз думаешь, что я отвечу сейчас? Когда на нас пялятся все эти красно-золотые галстуки? Кажется, каждое гриффиндорское ухо было нацелено прямо на них. Блять.

И вдруг. Тихо.

— Не будь таким трусом.

Трусом.

Просто не будь таким трусом.

Да пошла ты! Пошла. Ты. Грейнджер.

Драко не сдержался — зарычал сквозь сжатые челюсти.

Идёт с ним на бал. На херов Хеллоуин она отправится с Миллером, который сейчас скалится ему в спину. Урод. Сердце так яростно билось, что, кажется, рубашка на спине вздрагивала от этих ударов.

— А ты не будь такой тупой сукой.

— Я поступаю разумно.

— Ты поступаешь как дура. Это глупо и опасно, — последнее слово вырвалось само.

Твою мать, Малфой. Просто заткни свою пасть.

— С каких это пор ты начал проявлять такую заботу к "поганой грязнокровке"?

— С таких.

— Прибереги ее для себя.

— Прости, что?

— Мерлин, да просто иди на фиг, Малфой.

Он уже открыл рот, чтобы сказать что-то отвратительное. Но.

— Гермиона? Всё в порядке?

О, грр, супер! Вовремя, как никогда.

Как он ненавидел голос рыжего.

Резко повернулся, испепеляя Уизли взглядом. Тот смотрел на Драко прямо как бык.

— Да, Рон. Мы уже закончили.

Мы нихера не закончили, чёртова дура.

Малфой выдохнул, скрипя зубами, глядя на её дружка. Да просто убери отсюда свою рожу, кретин. Вот радость — соваться, когда тебя никто не ждёт.

— Точно?

Грейнджер бросила на Драко ещё один прямой взгляд.

— Точно. Кое-кто, как обычно, забылся. Ничего важного.

Хрен знает, каким чудом заставил себя промолчать. Позволяя ей обойти себя и отправиться в компанию сокурсников, он чувствовал, как медленно съезжает в кучу грязи — мысленно, морально.

Чёрт.

Пусть это когда-нибудь поставит её на грёбаное место.

Он сжал руки в кулаки и, не обращая внимания на глазеющих гриффиндорцев, отправился за свой стол, откуда в него упирались напряжённые взгляды слизеринцев. Забини уже стоял у своего места. Видимо, готовился идти спасать друга, когда заметил, что в игру вошёл Уизли.

Спокойно, Блейз. Ничего. Это ничего.

Просто очередной сраный крах.

— Драко, что…

Винсент. Да твою же мать.

— Всё нормально, — отрезал Малфой, падая на лавку и припечатывая локти к столу. Выдирая из стакана салфетку и комкая её в кулаке. Приковываясь глазами к Миллеру, спокойно поглощающему свой ужин.

Зачем она делает это? Блин, он действительно не понимал.

Этот урод опасен. Он опасен в первую очередь для неё. Хотя, может быть, это просвистело мимо её идиотских мозгов. Как будто Драко действительно было дело до того, что Курт может искать лазейки к Малфою. Как будто это действительно могло что-то изменить — сейчас, когда всё уже на поверхности. Хотя, кто об этом знает.

— Слушай, если хочешь, я могу поговорить с ним.

Голос Блейза был тихим, но чётким. Драко покачал головой.

— Нет. Пусть катится.

— Я серьезно, — Забини подпихнул друга плечом. — Просто… если с ним поговоришь ты, будет хуже.

Тот хмыкнул. Ну, да. Он всё ещё помнил хруст сломанного носа Монтегю и кровь на своей одежде. Так же хорошо, как и поглощающую ярость, удары.

Запал.

Если этот же запал настигнет Малфоя в драке с Куртом, того точно не откачают. Потому что достаточно одной мысли об этой тощей роже — и зубы сжимались. А в четверг нужно будет наблюдать рядом с ним ещё и Грейнджер.

— Хочешь поржать? — он не отрывал взгляда от Миллера, но краем глаза заметил, что Забини кивнул. — Она идёт с ним на бал.

— Чего? — не поверил мулат.

— Ага.

Драко отбросил от себя салфетку, которая уже превратилась в тугой шарик.

— И как это объяснила?

Пожал плечами. Никак. Зачем что-то объяснять? Кто она ему?

Кто ему Грейнджер?

— Не объяснила.

— Она, может, и не догадывается, к чему папочка его руку приложил… — протянул Блейз.

Блейз был в курсе.

Блейзу можно.

— Я рассказал ей.

— Зачем? — хмурит тёмные брови.

— Она идею неплохую подкинула. Расскажу потом, — Драко покосился на слизеринцев.

Забини кивнул.

— Значит, она знает…

Малфой прикусил верхнюю губу. Знает. Она знает. Не похоже на Грейнджер — чтобы она подставлялась просто затем, чтобы повыводить его из себя. Но что тогда?

Он запутался. Блин, так запутался. Чувствовал себя глупо, как будто умудрился потеряться в пустой комнате.

Какое-то время оба молчали. Грейнджер закончила с ужином и уже вышла из зала в компании двух своих гриффиндорских щенков. Она ни разу за весь ужин не посмотрела в сторону стола Слизерина.

Зато Поттер и Уизли в этом преуспели.

— Слушай, — Блейз крутил в пальцах хвостик, оставшийся от зелёного яблока. — А она же это специально.

— Не сомневаюсь.

— Нет, в том плане, что… твоя Грейнджер не дура.

— Она не “моя Грейнджер”, — огрызнулся Малфой.

Забини сжал губы, глядя на друга. Молодые люди говорили вполголоса, да никто их и не слушал — слизеринцы, судя по всему, уже забыли об эпизоде с участием Драко и вернулись к обсуждению наступающего бала. Или просто решили не встревать в это, заметив злость последнего.

Даже Пэнси — чёрт возьми, — она просто опустила взгляд, когда её недопарень возвращался за своё место. Она ничего не сказала, и в это почти не верилось, блин. Только о чём-то тихо заговорила с Дафной.

— Конечно, но я вовсе не на этом акцент поставил. Я о том говорю, что она вполне могла намеренно попытаться подкатить к нему.

— Нахера? — скептичный взгляд Драко поднялся к потолку, и он начал пересчитывать парящие там свечи.

— Не знаю.

Малфой фыркнул.

— Отлично.

Он насчитал двадцать четыре свечи, когда вдруг:

— Это действительно тебя настолько волнует?

Вопрос, не требующий ответа, пожалуй. Потому что соврать Блейзу — это табу.

Двадцать пять. Двадцать шесть.

Пауза была недолгой.

— Ладно, — мулат вздохнул. И, кажется, удивлён не был. Как всегда. — Я присмотрю за Миллером.

— Хорошо.

Спасибо.



***




Ну, ничего удивительного.

Костюмы на нём всегда сидели идеально.

С самого детства на каждый знаменательный день Малфоя-младшего упаковывали в крошечные фраки, затягивали на шее бабочку и без устали гордились столь прекрасным чадом, демонстрируя его, словно дорогую покупку, всем знакомым. Ни один приём в Мэноре не обходился без хвалебных речей, направленных на юного наследника рода Малфоев. А Люциус и Нарцисса упивались этими похвалами.

Собственно, практически ничего не изменилось — пиджаки по-прежнему идеально подходили ему. С той лишь разницей, что широкий разворот плеч стал выглядеть куда сексуальнее, чем в четыре года. Да и гордиться им уже было некому, кроме самого Драко.

Порой ему казалось, что только этим он гордиться и мог.

Сегодня почему-то бабочка душила.

Он стоял перед зеркалом, поворачивая голову то вправо, то влево, рассматривая себя. Стряхивая время от времени с лацканов несуществующие пылинки. И всё было идеально. Так идеально, что даже тошно. Несмотря на то, что пиджак расстегнут, а белоснежная рубашка местами в прорехах да разукрашена очень натуральными пятнами крови. В сочетании с этим бабочка смотрелась немного нелепо, но Нотт заявил, что в этом весь “шик”.

В чём шик, Малфой не понял до сих пор.

Просто смотрел на своё отражение и представлял, что это настоящая кровь, а не заменитель. И что багряный шрам, пересекающий бровь, тоже настоящий.

И что его тело изодрано.

Потому что. Наверное, это больно.

Ты псих.

— Хватит пижониться, — промычал со стороны кровати Тео.

Он сидел, зажав в зубах палочку, и пытался прикрепить к виску постоянно спадающий закрученный рог. Он решил вырядиться сатиром, что невероятно повеселило большую часть слизеринцев.

Несмотря ни на что, костюм получился отличный.

Теодор даже посетил мадам Помфри, чтобы нанести себе на плечи и спину негустой слой шерсти и нарастить крошечные, торчащие из копны волос лохматые уши. С костью оказалось сложнее, и теперь он маялся только этим съезжающим к скуле рогом. А ещё невероятно гордился тем, что будет целый вечер блистать своим обнажённым торсом.

— Ты и так выглядишь как прекрасный принц, ещё и перед зеркалом крутишься…

— Ага. Принц, побывавший в зубах у цербера, — отозвался со стороны шкафа Забини.

Они втроём в его комнате, в подземельях. Здесь привычнее и прохладнее, чем в башне наверху. И уже будто бы… не так.

Мулат уже был в длинном, почти до пола, плаще с приподнятым воротником и бордовой подкладкой. Рубашка с кружевными манжетами придавала ему вид загадочного герцога прошлых веков. Наколдованные заострённые клыки не затрудняли речи, и теперь он походил на настоящего вампира — зубы выгодно выделялись на фоне тёмной кожи, поэтому когда Блейз впервые улыбнулся в своём новом образе, у Малфоя против воли слегка похолодело в груди.

— Ну ты зубоскал.

Тот только отмахнулся и в очередной раз раздражённо одёрнул плащ.

Драко с нарядом не маялся.

Он вообще собирался пойти в обычном классическом костюме — пиджак, брюки и рубашка — но увидев его, Тео закатил глаза и взвалил на свои волосатые плечи заботу о внешнем виде товарища. В итоге практически ничего не изменилось — добавилось пару шрамов и изодранная рубашка.

Нотт даже расстроился и, бросив что-то вроде: “Всё равно из тебя не получится сделать что-то страшное”, занялся собой.

Малфой не хотел четверга.

Ему казалось, что он был единственным, кто не хотел четверга. Этот бал — нет. Он, определённо, не хотел.

Потому что знал — там будет Грейнджер-в-этом-платье. Грейнджер-с-этим-кретином.

И нужно будет держать себя в руках. Ну, то есть, не разорвать Миллера на куски. Не выпотрошить и не избить до потери пульса за то, что она ему так улыбается. Так, как все эти три дня.

Мерлин.

Это были адские три дня. Просто пиздец, какие адские.

Она порхала вокруг Курта, с каждым днём улыбаясь всё увереннее, теплее, при этом совершенно исключив Малфоя. В принципе. Просто забыв о нём наглухо.

Не сказать, что это трогало его…

Хотя нет.

Это трогало, ещё как. Просто выводило. Если во вторник он старался просто не обращать на это внимание, то в среду это уже начало раздражать. Утром — раздражать, а к вечеру, в попытке перехватить взгляд тёмных глаз со стола напротив, вызывало просто бешеную ярость. Потому что Гермиона смотрела на Миллера.

Даже просто за обедом. Смотрела на Миллера.

Смотрела.

И опять-блять-смотрела.

А потом они вместе проводили перемену. Исправно вместе. Отвратительно вместе.

Такая чушь.

Господи, пусть это просто меня добьёт. Потому что осознанно ощущать настолько сильную ревность к Грейнджер Малфой просто не мог. Не хотел и не мог. Но ощущал. Словно что-то внутри сжималось и окуналось в кипяток каждый раз когда… эта улыбка. Это прикосновение пальцев к локтю. А патлач просто расцветал на глазах.

За эти три дня Драко трижды сошёл с ума. И продолжал сходить.

Эти мысли. Все о Грейнджер. Просто все. Это стало навязчивой идеей. Это стало грёбаной идеей фикс.

Малфой искал её взглядом во дворе. В Большом зале. На общем уроке по зельям он почти не отрывал глаз от неё. Только когда получал тычок локтем от Блейза. Но проходило несколько минут, и взгляд возвращался. Если бы можно было умереть от взгляда, она бы была мертва уже раз сто.

И ещё.

Её имя.

Вчера он проснулся с её именем на губах. Потный, возбуждённый. С колотящимся где-то в животе сердцем.

Что ему снилось? Она. Конечно, она.

Почти всегда — она.

Горячая, льнущая. Растекающаяся перед ним, исходящая своей смазкой.

Сидела у него на коленях и дышала. Так прекрасно-тяжело-идеально дышала, выгибаясь под его прикосновениями. А он зарывался в её волосы лицом, тёрся раскрытым ртом о шею, вонзая зубы в нежную кожу. Оставлял следы. Яркие, кричащие пятна. Проводил пальцами по её промежности, погружаясь в эту скользящую влагу.

И она выстанывала. Так, как должна была. Имя. Его имя. Драко… Только её губы могли выстанывать его так.

Так, что он чуть не разодрал себе грудную клетку от разочарования, когда проснулся. Так, что сцепил зубы и прижал ладони к лицу, жмуря глаза, выдавливая её из своих мыслей. Уйди.

Немедленно выметайся. Но.

Драко…

И рука сама скользит по животу.

Почти ненавидящим жестом дёргает резинку пижамных штанов, проникая внутрь. И злое рычание вырывается изо рта, когда пальцы обхватывают напряжённый до боли член, а горячая волна прокатывает по позвоночнику.

Ладонь начинает двигаться — вверх, вниз. Дрожь по коже.

Давай, Грейнджер. Ещё раз. Мне нужно.

Драко…

Вверх, вниз. Раз-второй.

Если представить… на секунду представить жар и влагу. Не больше, чем на секунду, потому что иначе…

…о-о, чёрт.

Спина выгибается, и он упирается одной ногой в матрас, подаваясь тазом навстречу тугим движениям. Медленно, испытующе. Сжимаясь в попытке растянуть каждый пронзающий пах импульс удовольствия. Постепенно ускоряясь, перекатывая на языке её запах.

Он так хорошо помнит этот запах…

Он так ненавидит. Боже… о… Боже, он так ненавидит.

Ещё.

Драко…

Её голос стучит в сознании, пальцы движутся быстрее, а рычание всё громче. Злость. Он теряется в собственном сбитом дыхании. Зажмуренных глазах. Напряжённой шее и раскалённых жилах.

Сильнее. Чувствовать её. Яростное трение, горячее до свихнутых мозгов. В которых что-то кипит, что-то сотрясается в непрекращающемся вопле… ее имя… и так страшно. Что это навсегда. Что это глубоко под кожей.

— Грейнджер… — невнятное бормотание, невольное, просто необходимое. Это почти не он. Голос хриплый и низкий.

Вжимается затылком в сырую от пота подушку так, что спина почти отрывается от простыни, с трудом отлипая от мокрой ткани лопатками. Сердце заходится, а под веками вспыхивает её лицо.

Запрокинутая голова, густые волосы по спине. Широко открытый рот, влажный язык и имя. Задыхаясь стоном. Драко…

Чёрт.

Ещё, ещё, ещё…

Пока она не кончит от его лихорадочных и ритмичных проникновений. В неё, размазывая смазку по пальцам и внутри, по гладким сокращающимся стенкам.

Блять.

Слышать её. Так нужно. Грейнджер… Грейнджер, пожалуйста… необходима, охуеть, как необходима… с ума схожу, Грейнджер… В голове звон, а внутри уже дрожит бесконтрольное, удушливое удовольствие, закручивающееся в паху. Вырывающееся рваным стоном вместе с первым спазмом, скрутившим нутро, выгнувшим спину.

Продолжая двигать рукой, сильнее вжимаясь в подушку затылком, ощущая эти бесстыжие, судорожные содрогания, от которых моментально пересыхает глотка. И даже стон получается заглушённый. Бессильный.

А от ощущения собственной быстро остывающей спермы на животе сводит зубы.

Что может быть хуже той пустоты, остающейся после того, как ты кончил себе в кулак?

Остался лежать, всасывая в лёгкие раскалённый воздух. Снова рыча на выдохах, на этот раз - от разочарования. И… да. Пустоты.

Хуже нет ничего.

Разве что спуститься утром на завтрак, заметить её взгляд, направленный на Миллера.

И теперь стоять в комнате Блейза, уставившись стеклянным взглядом в отражение и пропуская переговоры слизеринцев мимо ушей.

И это просто пиздец.

— Мальчики, вы там скоро?

Даф.

Раз — и выдернула из глубоких лабиринтов, наполненных густым илом и затруднённым дыханием подсознания.

— Да, мы уже идём! — Теодор вставал с края кровати несмело — ему наконец-то удалось прикрепить к себе злополучный рог. — Ну, как я?

Он слегка развёл руки в стороны, будто демонстрируя себя во всей красе.

— Неплохо, — Забини придирчиво осмотрел тёмный пух шерсти на плечах. — А теперь представь, если Помфри не сможет убрать это.

На полный ужаса взгляд Теодора Блейз только ухмыльнулся, открывая дверь и встречая Дафну мягким объятием.

Судя по всему, слизеринка решила в этом году воплотить в себе призрака — кожа её была бледной, под глазами темнели круги, а одежда была свободной и светлой. Это не отняло у неё очарования, поэтому даже в таком костюме Гринграсс была привлекательной.

— Идёмте, скоро начало, — произнесла она после осторожного поцелуя в губы Забини. Видимо, боялась подавиться его клыками.

Затем обратила внимание на Теодора.

— Ого, Нотт. Я впечатлена. Ты шикарен сегодня.

И Малфой мог бы поклясться, что сатир покраснел до кончиков своих ослиных ушей.

— Он прекрасен всегда, Даф, — не преминул подколоть и тут же поймал на себе улыбающийся взгляд однокурсницы.

— Не нарывайся на комплименты, Драко. Тебя, как обычно, переплюнуть очень трудно. Ты так… романтично растерзан сегодня.

Ты так чертовски близка к реальному положению вещей.

— О, хватит обмениваться любезностями, ради Салазара, — Забини закатил глаза — почти синхронно с Малфоем — и обхватил Гринграсс за плечи. — Идём. Нас ждут.

И действительно.

Большой зал уже был полон народу. Парящим над столами свечам пришли на замену скалящиеся тыквы. Это всегда возвращало на несколько лет назад. В то время, когда первый бал Хеллоуина действительно впечатлил, это всё было в новинку.

С годами ничего не менялось - те же белоснежные скатерти, те же накрытые столы, но сдвинутые к стенам. Теперь посреди зала на возвышении располагался оркестр, а чуть ниже — танцевальная площадка. Круглые столики стояли небольшими стайками штук по пять-шесть то тут, то там.

Но студенты не спешили усаживаться. Они шныряли между ними, цепляя стулья ногами, хвастаясь, распуская друг перед другом хвосты. Преподавательский же стол уже занимали профессора, переговаривающиеся между собой.

От костюмов, пестрящих своим разнообразием, буквально разбегались глаза. Малфой осматривал каждого, кто попадался на пути. Некоторые были так загримированы, что узнать их становилось практически невозможно. Долгопупс, обвешанный какими-то корнями и ветками, извивающимися вокруг его тела; Лавгуд, выглядящая сегодня ещё более странно, чем обычно — похоже, она напялила на голову чей-то дырявый череп с рогами.

Мимо проскользнул Уизли — лицо его было разукрашено фурункулами.

— Эй, — Драко не смог промолчать, и когда рыжий обернулся через плечо, слизиринец насмешливо фыркнул: — Выглядишь лучше, чем обычно.

— Отвали, Малфой.

Уизли озабочен. Хмурит лоб.

— Ничего нового я от тебя не услышал, — скривился.

Покачал головой и направился за удаляющейся в глубину зала спиной Блейза.

Пэнси, Винсент и Грегори уже стояли около одного из столов с напитками, отведённых под Слизерин.

Паркинсон выглядела… неплохо. Изумрудное платье, заканчивающееся примерно на ладонь выше от середины бедра, легкий ореол, отдалённо напоминающий нимб, повис над головой и послушно следовал за каждым движением девушки. Завидев Драко, она улыбнулась и подбежала к нему на своих высоких каблуках, встречая на полдороги.

— Ты прекрасен сегодня, — шепнула в самое ухо, обхватывая Драко за шею.

Кажется, положено говорить комплименты дамам, а не наоборот.

Но он промолчал. Обнял её в ответ на полнейшем автомате.

Просто потому, что так было нужно. Ему самому - в первую очередь.

Взгляд же блуждал по толпе. Искал.

Ни одного светлого платья, похожего на то… Паркинсон отстранилась, взяла его за руку, воодушевлённая, и потащила было к остальным, когда чья-то ладонь припечаталась к плечу Малфоя, останавливая.

Слизеринец развернулся, упираясь взглядом в Поттера, который стоял прямо перед ним и сверлил взглядом сквозь очки. Лицо, как и у Драко, было покрыто искусственными шрамами.

— Ещё раз прикоснёшься ко мне, Поттер, и, уверяю тебя, найдёшь эту руку в каком-нибудь очень непотребном месте.

Взгляд гриффиндорца стал острее. Холоднее в миллион раз, но… он промолчал. Это напрягло.

— Что-то забыл? — тут же взвилась Пэнси, выступая вперёд, но Малфой дёрнул её за запястье, возвращая на место и игнорируя возмущённый писк.

А потом этот вопрос. И всё существо подобралось.

— Где она?

Что?

Вот… блять.

— Кто - “она”? — процедил Драко, в то время как сердце зашлось в ударах.

Не дай Мерлин, Поттер. Не дай Мерлин ты не уследил за ней.

— Ты знаешь, — рявкнул тот, делая шаг вперёд и не отрывая взгляда от слизеринца. — Гермиона. Где она?

— Откуда мы знаем, где твоя мерзкая грязнокровка бродит?

Паркинсон.

Неважно. Не сейчас. Пусть просто… молча.

— Что значит — где?

— Не прикидывайся, блин.

— Какого хрена ты имеешь в виду? — почти рычание. Лихорадочный взгляд против воли начал метаться между скользящими по залу студентами. В глупой попытке найти.

Что значит “Где Гермиона?”, бля? Как это понимать вообще? Она… с Миллером?

Потрясающе.

Малфой был уверен, что Поттер и Уизли присматривают за ней. Хотя бы встретят перед балом. Они же долбаные друзья! Они должны были.

Но этот шрамированный кретин не соизволил проследить… Дегенерат херов.

В груди появилось дурацкое чувство, колющее и немного дрожащее. Волнение, наверное. С этим же чувством Драко смотрел в лицо матери, когда “Хогвартс-Экспресс” впервые увозил его в школу.

Драко выпустил руку Пэнси, только сейчас понимая, что Поттер опять что-то говорит.

— …не видел с обеда. Думал, что ты в курсе, вы же соседи.

Конечно.

Откуда тебе, придурок, знать, что я почти целый день после занятий провёл в подземельях.

А теперь… Просто показать, что тебе всё равно.

Давай, Драко.

— Я… — к собственному ужасу Малфой запнулся, но тут же сосредоточенно кашлянул, проклиная себя. — Я не знаю, где твоя подружка.

Тот сощурился. Хотел выдавить из себя что-то ещё, но, видимо, передумал. Потому только сильнее нахмурился и, буркнув что-то типа “ладно”, скрылся в толпе.

Сообщи мне, Поттер, если она не явится через десять минут.

Хотя… я сам замечу быстрее. Но, Салазар, если она хочет увидеть ещё хоть раз своего патлача в добром здравии, ей бы лучше явиться.

— Вот мудак, а?

Пэнс сегодня особенно разговорчива.

Но это всё равно. Так всё равно. Потому что.

Взгляд продолжал искать копну каштановых кудрей среди всего этого сброда даже в тот момент, когда однокурсница снова тащила Драко к компании слизеринцев. Те уже уселись за один из круглых накрытых столиков. Неугомонная Паркинсон всё талдычила, что кто-то купил прекрасное платье, которое она так хотела приобрести.

А Малфой искал.

Искал, подходя к столу. Искал, садясь рядом с Блейзом. Искал ежесекундно, понимая, что сердце с каждым ударом сжимается всё сильнее, и ещё немного — и оно вовсе никогда не разожмётся.

— В чём дело?

Дело — дрянь, Забини. Если это то, о чём я думаю.

— Всё нормально.

— Точно?

— Ага, — Драко дёрнул бровью в ответ на напряжённую ухмылку пристроившейся рядом девушки.

— Чего Поттер хотел?

— Грейнджер искал. Эта грязнокровка, видимо, заблудилась по пути в зал, — судя по гоготу за столиком, кислая шутка слизеринки была оценена. А она почему-то не отрывала своих глаз от лица Малфоя.

— М-м… малыш?

Он не пошевелился. Только сильнее сжал зубы. Видимо, Паркинсон решила это интерпретировать как желание поболтать.

— Ты что, нервничаешь?

— А?

— Ну, — Пэнси нахмурилась. — Что её нет.

— Паркинсон, мне посрать.

Ох, Мерлин.

Овации! Цветы, поклоны, выкрики… где всё это?

Что, нет оценивших зрителей?

А жаль. Сыграл-то отлично. Такая чистосердечная ложь, аж в глотке горько.

Наверняка поверила, что его это никаким боком не колышет. Вся та чушь, что собралась на задворках сознания за всё время… Просто вспороть да выпотрошить. Вырвать из себя, ляпая кровью на пол.

Он протянулся за ближайшим бокалом, который Нотт уже наполнил чем-то, по цвету подозрительно напоминающим огневиски, когда рука замерла на полпути.

Замерла от такой гигантской горы облегчения, которая с грохотом обрушилась прямо на голову, оглушая. Просто оглушая.

Боже.

Он еле заставил себя…

Нет. Сиди. Не двигайся.

А взгляд уже намертво прикипел к застывшей на пороге в Большой зал Грейнджер.

И Малфой вдруг понял, что в этот момент сошёл с ума в четвёртый раз.
 

Глава 18 (часть 2)

За столиком слизеринцев повисла такая тишина, что, кажется, из-за неё стало тихо во всём зале.

Сначала заткнулась тараторившая что-то Пэнси, застыв с приоткрытым ртом и глядя в сторону открытых дверей. За ней — Забини, который как раз посмеивался над какой-то непутёвой шуточкой Нотта, а следом и сам Нотт. Лица, выражающие полное охуение.

Малфой забыл о том, что сидит с ними за столом, потому что…

Потому что.

Забыл. И никогда, наверное, не вспомнит, что происходило в следующую — как минимум — минуту. Потому что девушка, замершая в начале Большого зала, не позволяла отвести от себя глаз.

Она была… Малфой при всём желании не мог подобрать вразумительного эпитета. Такого, который был бы понят и который мог бы… передавал бы то, что хотелось… чёрт, сказать.

Соберись.

Но взгляд… взгляд приковался к её тонким плечам. К прекрасным плечам. Тем самым плечам-которые-он-так-хорошо-помнил. Так хорошо, что стихло даже только что бушующее утробное волнение. Они были открыты и беззащитны, слегка угловаты, что давало невольную ассоциацию с распахнувшей свои крылья птицей.

Хрупкую шею обхватывал воротник. Как отдельный предмет одежды. Два острых уголка покоились на выступающей линии ключиц, отливая в свете свечей. Огоньки из парящих над головами тыкв отсвечивали в камушках, усыпающих ткань, бросая лёгкие изумрудные блики на обнажённую, будто бы светящуюся матовым светом кожу.

Ткань обхватывала её небольшую грудь, обтекая талию и спускаясь прохладным серебром почти до колена. Вниз же спадало светлое марево, которое было скорее всего не материей даже, а просто подсвеченным воздухом. Обнажающим её ноги.

Её-блять-ноги.

Мерлин.

За что?

Драко медленно закрыл глаза, едва не разодрав себе веки взглядом, который будто по-прежнему был устремлён на неё. И, словно издали, до него донёсся голос Паркинсон:

— Твою мать, это же то самое платье…

Твою мать. Ты права, Пэнс. Просто: твою мать.

Он пропал. Он просто наглухо пропал, унёсся в это дерьмо, влип по самые уши. Дальше некуда. Блейз. Где Блейз, пусть он достанет его, пусть привычно выдернет из этого. Пусть, пожалуйста, потому что, видит Мерлин, Малфой не хотел допускать. Опускаться.

Падать.

Со свистом падать.

Повернул голову, глянув на Забини. Тот всё ещё, приоткрыв рот, следил, как за Грейнджер в зал входил Миллер. И брал её под руку. И вёл к какому-то из столов.

Так, что стало видно её тонкую спину, не скрытую тканью. Чё-ёрт. Зубы заскрипели.

Отвернись от неё и хватит глазеть. Потому что так ты ничем не отличаешься от половины болванов в этом зале. Доброй половины парней, которые вылизывали взглядом эту охуительно красивую девушку, что сейчас подходила к своим друзьям.

Принимала у Поттера бокал и, судя по порозовевшим щекам — комплименты.

А Уизли просто жрал её глазами. Как жрал за обедом куриную грудку.

— Мне нужно выпить, — Малфой заставил себя отвернуться, и от этого стало почти физически больно.

Он тут же напоролся на прямой взгляд мулата.

Кажется, понимающий. Кажется, даже сочувствующий. Драко не отвёл глаз. Просто взял стоящий перед ним бокал и выпил содержимое почти залпом.

Огневиски обожгло горло. Как они умудрились протащить алкоголь, он даже думать не хотел. Но это было так кстати, чёрт возьми.

А Пэнси уже тараторила что-то Гринграсс, не меньше удивлённой, чем все остальные.

— Блин. Откуда у неё такие деньги? — голос Паркинсон раздражал не хуже скрипящего по стеклу железа, но хотя бы отвлекал от увиденного. Хотя чем это помогало, если образ, Мерлин, этот образ стоял прямо перед глазами?

Как, к чёрту, идеально ей шло это платье.

— Может быть, напрокат взяла…

— В "Нарядах Грэнта"? Ты хоть представляешь, какую ценность несут собой тамошние платья, Даф?!

— Не ори, Пэнси. Они смотрят.

И неприязненный взгляд в сторону кучки пуффендуек неподалёку. Те тут же опустили головы.

— Или ты хочешь, чтобы вся школа узнала о том, что ты завидуешь грязнокровке?

— Я не завидую! — зашипела брюнетка, буравя взглядом гриффиндорку.

Малфой потёр лицо ладонями.

Бля… Так. Для начала нужно просто держаться от неё подальше. На сегодня она так далеко, как только можно. Пусть хоть трахается со своим грёбаным Миллером, пусть хоть на соседнем столе. Драко даже головы не поднимет.

Даже внимания не обратит.

Ничего. Получалось же у неё избегать его все эти дни. И пусть это сводило с ума. И пусть это завязывало каждую жилу в крепкий и тугой узел. Он не позволит себе расслабиться сегодня. Не смотреть, вообще не смотреть.

Он ведь так и поступал чуть раньше, до разговора во дворе, до стычки с Поттером. Но это выдавливало из него все силы. Всё меньше и меньше оставалось выдержки. За эту обалдеть-какую-изматывающую неделю.

Вопрос оставался один: как можно игнорировать того, чьё присутствие чувствуешь каждой своей нервной клеткой?

Малфой пододвинул к Блейзу пустой бокал. Тот только покачал головой.

— Не, дружище. Лучше бы тебе не налегать на это дело.

— Забини…

Когда его останавливало это угрожающее рычание? Аж никогда.

— Нам не нужны происшествия сегодня, ладно? — он нагнулся вперёд, почти шипя на ухо Малфою. — И труп Миллера тоже не нужен.

Драко раздражённо выдохнул и прикрыл глаза. Однако в следующую секунду громогласный голос Дамблдора объявил о том, что празднование начинается, и что студентам время занять свои места.

Тыквы, парящие под потолком, начали медленно тускнеть, делая свет более приглушённым. Пэнси всё ещё не отошла от потрясения, однако тут же притиснула своё тело к боку Малфоя, заставив того поморщиться в полумрак зала. Взгляд нашарил Грейнджер, которая выделялась среди всех здесь. Она села за один из тех столиков, что стояли ближе к возвышению в центре, видимо, чтобы поддерживать префектов и следить за программой. Нога на ногу. Изящная лодыжка, тонкий невысокий каблук. Идеально. Правильная староста девочек. Не дай Мерлин что-то пойдёт не так.

Драко снова вздохнул, тут же ощутив, как горячая ладонь Паркинсон скользит в одну из прорех на его рубашке.

Тёплые пальцы. Тебе ведь это нужно, так?

Кажется, нет.

Кажется, Пэнс, ты просто до невозможности не нужна мне. То есть. Абсолютно, совершенно не то, что нужно. На тебе даже платье не того цвета. У тебя волосы слишком тяжёлые. У тебя неправильный нос и слишком полные губы.

В тебе всё не то.

Он устал от этих мыслей. Так, словно они были очень тяжёлым и грязным пальто на плечах, прибивающим к земле.

— Ты смотришь на неё, — горячий шёпот. Дыхание, задевающее раковину уха.

Что?

Да, кажется, смотрю.

Отвернулся. Взгляд на Паркинсон.

— М?

— Ты смотришь. На неё.

Она злится. Это видно в глазах, которые кажутся слегка тяжёлыми под густо накрашенными ресницами.

Неправильные.

— Нет, — тихо произносит Драко. А ладонь уже добирается до его живота. — Я смотрю на сцену.

Пэнси молчит. Ведёт пальцами вниз, не отрывая от блондина взгляд, а Малфой отворачивается, заставляя себя смотреть на выступающих уже младшекурсников. Но глаза почему-то снова натыкаются на свободно собранные какой-то заколкой на затылке волосы. Так, что несколько вьющихся прядей падают на открытые плечи. На тонкое запястье, лежащее на колене. Тонкое и светлое, слегка сжимающее в волнении ткань.

Драко скрипит зубами, когда замечает, как внезапно Миллер, будто ненароком, кладёт свой локоть на спинку стула Грейнджер. Тело напрягается против воли.

Он почти готов наплевать на то, что происходит на подиуме. Почти готов вскочить и вышвырнуть Курта из зала. Вышвырнуть и стереть его о стены в коридоре, как мел о камень.

И только спустя несколько минут слизеринец заметил, что рука Пэнси замерла где-то на уровне пупка и не шевелится. Быстрый взгляд. Её светлые глаза какие-то слишком напряжённые. Примерно как он сам.

— Что?

— Ничего.

И ладонь выскользнула из его рубашки.

Что это? Облегчение?

— Ничего, — повторила снова. — Давай смотреть, — и щека Паркинсон просто прижалась к плечу Драко. А он позволил.

Потому что — пусть.

Потому что — ей это нужно.

Так, как ему нужна Грейнджер. Это осознание заставило снова закрыть глаза.

Наверное, легче сегодня их и вовсе не открывать.

…За всё время праздничных выступлений Миллер прикоснулся к Грейнджер четырнадцать раз. За полтора часа.

Малфою казалось, что он разорвётся на части от ярости, наблюдая за этим.

Урод девять раз погладил гриффиндорку по плечу, четыре раза заправил ей за ухо прядь волос и один раз сжал её пальцы, всё ещё лежащие на колене. Наверное, в этот момент Драко понял, что способен на убийство.

Потому что он кипел.

Чуть ли не рычал, забывая дышать, забывая отводить взгляд, когда смотрел в сторону Гермионы больше пяти секунд.

И стоило громогласному голосу объявить о начале танцев, Драко первым сорвался с места и отправился к ближайшему столу с едой, пока Паркинсон не потащила его на танцплощадку.

Просто отвлекись. На хрен это. Отвлекись. Ты решил. Ты не обращаешь на Грейнджер внимания. Она — пустое место.

Протискиваясь мимо оживившихся студентов и слегка морщась от зазвучавшей по всему залу музыки, он добрался до стола, тут же уткнувшись взглядом в стоящих по другую сторону Поттера и Уизли. Супер. Не одно, так другое.

Мысленно отмахнувшись, он уже протянул руку к блюду с фруктами, когда справа — её голос.

— Чудесно, правда?! Они такие молодцы, я в восторге! Выложились на максимум. Я обязательно поговорю с профессором МакГонагалл, чтобы факультетам начислили дополнительные баллы!

Малфой повернул голову.

Золотое трио стоит в десяти шагах около большого кубка с пуншем. Два разукрашенных клоуна и она — красивая до тошноты.

Сжал губы.

Молчи. Ради Мерлина, Малфой, просто молчи и всё. Не делай к ним ни шагу. Она — табу. Тем более, сегодня.

Тем более, когда выглядит вот так.

— Ты молодец, Гермиона. Правда. Я не знаю, кто бы справился лучше, чем ты, — голос рыжего резанул по ушам.

Драко таки дотянулся до небольшой ветки винограда и стащил её с блюда. Отлично. Ты взял то, что хотел. Теперь вернись к столу слизеринцев.

И ему даже удалось сделать шаг, когда…

— Вот ты где. Я искал тебя на площадке, ты так внезапно сбежала… Не хочешь потанцевать?

Малфой обернулся так резко, что волосы упали на лоб.

Миллер стоял около неё. Наверное, слишком близко, потому что новый взрыв бешенства под кожей заставил едва ли не заскулить. Поттер и Уизли почти моментально ретировались, совершенно спокойно продолжая разговор друг с другом. Грёбаные голубки, слепые суки.

Как они не понимают? Нельзя. Нельзя подпускать его…

Потанцевать. Сейчас он будет касаться её ещё больше. Больше блядских четырнадцати раз.

— Д-да. Конечно, Курт. Идём, — её улыбка была такой широкой, что сердце на мгновение дрогнуло. Протянула раскрытую ладонь и, уцепившись за его запястье, повела когтевранца за собой.

И в её походке, этой, немного торопливой, можно было узнать Грейнджер. Ту, что летала по школе, врезаясь в Малфоя. Ту, у которой никогда не уложены волосы. Ту, у которой всегда затянут галстук и сжаты губы.

Она никогда не улыбалась Драко вот так.

И он мог поклясться, что Гермиона заметила его присутствие. Наверное. Но, конечно же, не взглянула даже мимоходом. А перед ней тем временем едва ли не расступались ученики, скользя восторженными взглядами по облизанной тканью фигуре.

Блять.

Верхняя губа искривилась.

Где её херовы дружки? Почему они допускают Миллера к своей любимой заучке? Почему не рычат на него, не смотрят быками, не орут и не брызжут слюной?

Почему они допускают возможность того, что семейка этой суки может сдохнуть? И почему, ради бога, это трогает Малфоя?

Он понял, что шагает к двум попугаям, стоящим теперь у стойки с напитками и что-то обсуждающим, когда был уже на полпути. Замеченный гриффиндорцами почти тут же.

Блин. Сейчас было бы неплохо остановиться и обдумать, что ты хочешь сказать, но стиснутые от злости челюсти едва ли не хрустели от натуги. А лица двух мудил тем временем мрачнели с рекордной скоростью. Это почти польстило.

Он не успел и рта раскрыть, когда:

— Что? — язвительный плевок рыжего.

Тихо, Драко.

Как там Грейнджер сказала? Не гони коней.

Поэтому он намеренно обратился к Поттеру. Чтобы избежать ненужного рукоприкладства. Он в последнее время стал довольно вспыльчивым.

— Нашёл подружку?

Тот поджал тонкие губы. С ответом помедлил, но:

— Да. Как видишь.

— Тебя волнует? — снова Уизли. Огрызается как беззубый щенок.

Верхняя губа снова дрогнула.

— Нихрена я не видел. Не слежу за вами.

Испытующий взгляд на брюнета. Тот только пожал плечами.

— Ладно.

Что это? Грейнджер провела с ним воспитательные работы после той милой стычки во дворе?

Какое-то глупое молчание несколько секунд и суперски сильный дискомфорт от того, что Малфой стоит с ними. Напряжённый, вертящий в пальцах ветку винограда.

Странно, нет?

— Ты что-то хотел, или просто соскучился по нашему обществу?

— Захлопни пасть, — отозвался Драко, мысленно благодаря очкарика за наконец-то-этот-неприязненный-тон. — Я бы с большим удовольствием провёл время в компании гигантских слизняков, чем с кем-то из вас.

— У тебя есть отличная возможность воплотить это в жизнь, — тут же отозвался Уизли, кивая за стол слизеринцев.

И, видит Мерлин, он чуть не схлопотал по роже за эту остроту.

Держи себя в руках, Малфой. О, да, это уже становится похоже на мантру.

— Я хотел сказать, — Драко всё ещё обращался к Поттеру, — чтобы вы присматривали за своей подружкой.

Тот выгнул бровь.

— Чего?

— Ничего, кретин. Я говорил со Снейпом перед всем этим балаганом. Он сказал, что… м-м, влетит обоим факультетам в том случае, если кто-то поведёт себя… недозволенно.

— Ну и что ты, к чёрту, имеешь в виду?

Драко помедлил.

Оторвал от грозди виноградину, покрутив её между пальцев и отправляя в рот. Пережевал, удивляясь, как ему удалось не подавиться под этими свёрлами взглядов.

— Только то, — наконец изрёк он, — что Грейнджер порхает вокруг своего женишка как херова шлюха. И подвернись Миллеру такая возможность, он тут же утащит её в тёмный уголок, чтобы присунуть по-тихому.

Уизли дёрнулся, а в следующий момент Поттер уже схватил его за плечо, не давая кинуться на Драко.

— Не знаю, как ваш факультет, — он продолжал спокойно, не реагируя на рывки рыжего и отрывая ещё одну ягоду, — а Слизерин не планирует терять очки из-за подобной херни.

— Ты бы заткнулся, Малфой. И следил за своей ширинкой, — прорычал Поттер, буравя того глазами сквозь очки.

Тот лишь пожал плечами.

— Просто имейте в виду, что у вас будут проблемы, если вдруг что.

Очередной рывок рыжего был встречен холодным скользящим взглядом, на мгновение задержавшимся на воспалённых фурункулах на веснушчатом лице.

— Держи свою уродливую псину при себе.

— Знаешь, что? — брюнет бросил на Малфоя прямой взгляд. — Ты завидуешь.

Это было неожиданно. Он даже замер, не донеся виноград до губ.

Ты завидуешь, Малфой.

Да какого хера он себе позволяет?

— Что?

— Что слышал. Я не слепой.

Драко мерзко рассмеялся. Даже ему самому показалось, что этот смех был отвратительно-мерзким.

— Ну да. Совсем нет. А очки тебе для красоты?

Поттер снова сжал губы.

— Я вижу, как ты смотришь на неё. И хочу разочаровать — у тебя нет шансов.

Малфой снова смеётся.

Твою мать, прекрати это. Ответь ему. Потому что он вот-вот поверит в ту херню, что несёт.

— Ты редкостный мудила.

Что, и всё?

Поттер смотрел на него недоверчиво. Будто тоже задался этим вопросом.

— Мне посрать, ясно? А твои предположения — просто смешно. Как видишь.

— Тогда в чём дело?

Драко пережёвывал ягоду, ощущая сладкий сок на языке. И частые удары сердца в глотке. Просто веди себя невозмутимо.

Поэтому он просто указал рукой на гриффиндорца.

И понимай как хочешь. Но дело здесь в тебе и в твоих бреднях.

— Тебя что-то смущает? — очкарик не понял этого жеста.

— Твоё чувство юмора, Поттер. Искромётно и легко. Как кирпич.

— Эй, — гриффиндорец сделал внезапный шаг вперед. Твёрдый взгляд упёрся Малфою в переносицу. — Я не шучу. Отвали от неё, пока не схлопотал.

— Что здесь происходит?

Этот голос прозвучал раньше, чем Драко успел что-то ответить.

И сейчас это было бы уже бесполезно, потому что все мысли тут же вынесло из головы. Будто к виску приставили какой-то продувной механизм. Взгляд соскользнул с Поттера и остановился на Грейнджер.

Она стояла так близко от Малфоя, что это оглушило на несколько секунд.

Красота.

Она слишком красивая.

Её плечи. Её руки. Это платье кажется прозрачным потому, что так идеально подходит ей. Потому что будто часть её самой.

— Что он здесь делает?

А голос холодный. Трезвей, Драко.

К нему вернулась возможность говорить уже через секунду.

— Хочешь присоединиться? — ему даже удалось выдавить из себя ухмылку.

— Мы просто общались, Гермиона. Ничего важного.

Она посмотрела Малфою в глаза.

Большой зал на секунду перестал существовать. Её первый взгляд за эти дни.

— Что тебе нужно?

— Ничего. Предупредил твоих дружков кое о чём.

Грейнджер повернулась к Поттеру. Тот только нахмурился. Кашлянул.

— Я думал, вы пошли танцевать.

— Курту захотелось пить. Сейчас он вернётся.

— Какая радость, — тут же пропел Драко, возвращая к себе внимание девушки.

Конечно же, не намеренно. Конечно, он не скучал по нему.

Нет. Это называлось другим словом.

Он дох без него.

— Проваливай, Малфой.

Она шипит, как змея.

Она такая красивая.

И он снова на несколько секунд проваливается в неё взглядом. И так не вовремя в мозгах начинают стучать её слова.

Слишком тихие. Слишком полные.

"…— Ты очень горячий.

— И чего ты добиваешься?

— Ничего. Просто благодарю за то, что рассказал…"

Не могла бы ты, Грейнджер, раз и навсегда подавиться этими словами?

Он только фыркает.

Качает головой и уходит, бросив на Поттера последний предупреждающий взгляд. Не глядя на неё.

Расталкивая на своём пути разодетых в какие-то идиотские костюмы студентов. А через полминуты уже возвращается к столику слизеринцев и качает головой на вопросительный взгляд Забини. Швыряет ветку винограда на салфетку.

Не сейчас. Сейчас мне нужна…

— Пошли.

И Драко хватает Пэнси за руку, сдёргивая со стула.

Слизеринка удивлена, но тут же с готовностью вскакивает. Восторженная улыбка растягивает пухлые губы, когда Малфой ведёт её в сторону танцующей толпы — как по заказу начинает звучать медленная музыка. Грёбаная ирония.

Чёрт, как я ненавижу это.

Он останавливается, когда несколько танцующих пар остаются за спиной. С ходу привлекает Пэнс к себе. Выходит немного грубо, но ей нравится. Она прижимается к нему, моментально. Утыкается носом в шею. Он почти слышит, как жадно Паркинсон втягивает в себя его запах.

Видит Салазар — он ей завидовал. Иметь возможность обжиматься с тем, кто кипит в мозгах уже столько времени. Иметь возможность прикасаться. Не знать ощущения запретного. Не думать о том, что подумают окружающие. Просто — не думать. Чёрт…

Они начинают двигаться в такт медленной музыке. Взгляд бездумно скользит по окружающим их парам. Он старался не нарушать дистанцию, но это было тяжело, учитывая, с каким упорством Пэнс впечатывалась в него.

И молчала.

Малфою нравилось, что слизеринка молчит. Он не хотел говорить ни о чём, а она, видимо, боялась спугнуть его внезапный порыв.

Эти движения, размеренные, спокойные — словно марш в голове, словно успокаивающий набат.

Ему бы могло это нравиться. Здесь и сейчас. Если бы не это жужжащее желание отстраниться. Если бы не эти вдохи где-то под челюстью. Если бы не…

Танцующие перед ними Томас и Патил слегка сместились в сторону, и сердце Драко упало. Сорвалось и покатилось вниз. Господи, так банально сокращаясь, счёсывая пылающие кровью стенки о кости. Он почти задохнулся.

Грейнджер.

Они танцевали с Куртом.

Её тонкие руки обхватывали шею патлача. Он был в костюме какой-то рогатой нечисти, без лишних побрякушек, поэтому не составило труда увидеть немного бледное лицо гриффиндорки, выглядывающее из-за его плеча.

Миллер не был высоким, поэтому взгляд Малфоя моментально прикипел к глазам Гермионы, пытаясь понять, что он видит в них. Что это, Грейнджер? Удовольствие, желание? Или напряжённый страх, скрытый так глубоко, что в этом полумраке его не различить?

А в следующий момент она слегка повернула голову, и тёмные глаза распахнулись, становясь… такими огромными. Такими красивыми. Глядящими на него. Она поймала взгляд.

Да, Грейнджер. Я смотрю.

Драко хотел скривить губы. Он хотел отвернуться. Хотел произнести одними губами “грязнокровка”. Чтобы она. Только она поняла.

Он знал, что в её голове это слово отдастся звуком его голоса.

Но он смотрел.

Пока танец не вынудил перевести взгляд, ставший вдруг каменным, на кого-то другого, подставляя гриффиндорке свою спину. Он не понял.

Зачем ты уставился на неё?

Что ты делаешь?

Прекрати это.

Скрипнул зубами. Это ничего. Это просто переглядки. Пустое, ничего не значащее.

Как же медленно проходит круг вокруг своей оси. Он не хотел — только проверить. Посмотрит ли снова. И даже заставил себя не поворачивать голову раньше, чем того требовалось. Хотел скользнуть взглядом мимо неё, но зацепился, снова, на секунду, за это карее море, которое уже почти беззастенчиво взирало на него из-под длинных ресниц.

И всё.

Чёрт. Она просто смотрела. Напряжённо… странно. Это будто была звенящая тоска. И будто на ладони, прямо перед ним. Если хочешь - протяни руку, попробуй её.

Он не хотел.

Он впитывал, чувствуя, как отчего-то ускоряется сердцебиение.

Взгляд, соскользнув, медленно оглаживал её губы, её скулы. Такие знакомые и такие… они так далеко. Хотелось застонать.

Нет, Грейнджер. Ничего, Грейнджер.

Я не знаю что это, Грейнджер.

Ты нужна мне.

И это слово действительно стало фундаментом. Зарыто глубоко и накрепко. Держит.

Ты не должна вызывать во мне этого. Ты не должна, потому что ты — грязнокровка. Ты не можешь.

И он начинает злиться. Обнимать Пэнси и внутренне реветь от бешенства на всё это.

Молча выть, раздирая глотку. Так, что сводит дыхание.

А она будто чувствует. И за мгновение до того, как он вынужденно отворачивается:

вдруг. Оглушающе.

Приоткрывает рот и нервно облизывает губы.

Это проносится по телу горячей почти-судорогой. И отворачиваясь, он чувствует, как начинает дрожать.

Нет. Нетнетнет, Малфой.

Он плотно смыкает веки. Почти жмурится. А в сознании — её приоткрытый рот и влажный блеск на губах, оставленный языком. Начерта она делает это? Господи.

Сердце колотится как ненормальное. От одного воспоминания о нём — влажном и тугом языке, мокро скользящем по линии его губ. Несмело проникающему в рот, осторожно касающегося.

Блин.

Пэнси ничего не замечает. Она уже слегка выпившая, ей, собственно, посрать на всё, кроме того, что она прижимается к нему всем своим телом.

И ей посрать, что у неё совершенно не то тело, которое ему нужно.

И в этот раз он зло поворачивает голову куда раньше, чем следовало.

И снова.

Взгляд. Проникает в него почти яростно. Под самую шкуру. Мечется по лицу, и Малфой чувствует его. Прикосновением. Кричащим, отчаянным, жалящим.

"Я так соскучился по тебе".

Оглушительно.

Как она кусает губу. Как она дышит.

Немного наклоняется и легко трётся подбородком о плечо Миллера, слегка касаясь тонкими пальцами его затылка. Глаза не отрываются от Драко. Платье поблёскивает в полутьме.

"Ты такая красивая… блин, ты такая потрясающе красивая".

Он рывком опускает голову, прижимаясь щекой к макушке Паркинсон. А Грейнджер прикрывает веки, открывая рот в беззвучном выдохе, словно это её он сейчас держит в своих руках.

Судорожно сглатывают. Оба, одновременно.

И Малфой резко выдыхает, отворачиваясь.

"Нет.

Хватит".

Он отстраняет от себя Паркинсон.

— Чт… Что?

— Ничего, Пэнс. Иди к Блейзу.

— Но…

Конец фразы Малфой не слышит. Он уже проходит в сторону выхода мимо танцующих пар, едва ли не распихивая их. И что-то толкает его в спину. Кажется, это его собственные удары сердца.

Почти болезненные.

А от этого количества людей он начинает задыхаться.

— Малфой?

Одного взмаха руки хватает, чтобы Забини заткнулся. Просто позже. Прости, друг.

Драко проходит мимо их стола, мимо компашек, набивающих животы и галдящих, перекрикивающих музыку.

Уйти отсюда. Вдохнуть воздух, в котором меньше её.

Всё нормально. Он просто устал от этих громких звуков. А чувство такое, словно кто-то выдрал кусок из его головы. Из его груди. Из него самого. И этот кусок остался там, удержанный её взглядом. Теперь он валяется под ногами танцующих, исходя кровью. И херовой безнадёгой. Смотри, не наступи ненароком.

В зале так душно, что холодный воздух холла почти обжигает лёгкие.

Малфой делает несколько бездумных шагов вперёд и останавливается. Запускает руки в волосы, судорожно выдыхает. Ещё несколько шагов. На лестницу, вверх. В полумрак балкона, нависающего над холлом. Отгороженного широкими каменными перилами.

Оказался в темноте. Стало проще.

Немного легче дышать. А во мраке, как известно, мысли становятся ещё громче. Вливаются вместе с воздухом в носоглотку.

И перед глазами уже вспыхивает она, со своей тонкой спиной и выемкой позвонка. С худыми плечами и влажными губами.

Мерлин, Грейнджер. Выметайся. Выметайся из меня нахуй. Выметайся, пока я могу контролировать это. Еле-еле, но могу.

Это край.

— Херов край… — шёпот невесомый.

Просто выдох.

Он с силой вколачивает кулаки в ближайшую стену. Жмётся лбом к холодному камню. Едва сдерживает желание разбить себе голову.

Рычание отдаётся в затылке. Кожа елозит по неровной поверхности. Выметайся, выметайся, пожалуйста. У меня просто… просто поедет крыша, если ты не остановишь это.

Я превращусь в психа. Окончательно. Я просто… знаешь…

Чёрт.

Малфой дышит через рот. Рвано, пытается выдохнуть её из себя. Пытается сдержать скулёж. Резко разворачивается, запрокидывает голову. Ударяется затылком. Ещё раз, сильнее.

Жмурится.

Неужели ты хочешь этого, сука. Неужели именно этого? Видеть, как я помешаюсь. Соскочу. Хочешь сделать меня тем, кто не отрывает от тебя глаз? Тем, кто пялится тебе вслед? Тем, кто сжимает зубы, чтобы не позвать тебя, когда ты проходишь мимо.

Тем, кто прислушивается к каждому твоему шагу за стеной.

Тем, кто готов сесть и ждать, пока ты наиграешься в эти-свои-сучьи-игры.

И он снова лупит стену. Мерлин, в этом году он только и делает, что разбивает себе руки.

И это не больно. На этот раз даже без крови. Это раздражает. Раздирает раздражением.

Не собирается заканчиваться. Будет жрать изнутри, прогрызать чёртову дыру, разрывая всё, на что напорется, уничтожая, подчиняя. И это… просто рехнуться.

Невозможность взять себя в руки пугает. Дрожь в жилах не успокаивается. Его действительно колотит. Он отталкивается от стены, делает четыре лихорадочных шага, опираясь руками о каменные перила. Опускает голову, вслушиваясь в гремящую внизу музыку. Чувствуя, как лопатки натягивают ткань пиджака.

Это всё было так же пусто, как горящая канитель внутри него. Распухшее, ненормально огромное бессилие, скрывающееся время от времени под раскалёнными яростными волнами. И в эти моменты казалось, что что-то в нём всё ещё наполовину живо.

Что что-то Блейзу удалось спасти. Тогда, в совятне.

И это что-то беспрерывно заходится ужасом.

Даже сейчас.

А Малфой затаил дыхание, стоило гремящей музыке заполнить холл от того, что кто-то на мгновение открыл дверь в Большой зал. Секунда, достаточная для того, чтобы выскользнуть из помещения. Каменный пол прорезала длинная полоска света, дрожащего и избитого мелькающими тенями. Но тут же исчезла — и звуки снова будто из заколоченной коробки.

Только… теперь он здесь не один.

Малфой резко выпрямился. Слегка наклонился и замер, глядя вниз. Замечая медленно проходящую на середину холла фигуру.

И стало совершенно тихо. Это была та тишина, которую приносило только присутствие Грейнджер.

Её наряд блестел в темноте. С этого ракурса было видно открытую спину. Разрез спускался до самой поясницы, дразня, привлекая. И Драко вдруг осознал — на ней нет бюстгальтера.

А гриффиндорка молча стоит там, внизу, и смотрит по сторонам, сжимая перед собой руки. Словно ищет кого-то взглядом. Ткань невесомо стелется у стройных ног. Надо же. Практически освещает тёмный холл.

Хорошо бы тебе молчать, Малфой. Пусть уходит. Так будет лучше. Несмотря на то, как сильно ты хочешь…

Он кашлянул.

Совсем тихо, наверное - этот звук потерялся бы в любом другом, даже если бы у стены поскреблась мышь. Но мыши не было. И Гермиона вздрогнула, оборачиваясь. Поднимая голову.

Глядя прямо на него. Глаза влажно блестели в темноте.

Всё, баста, Грейнджер.

Ты чувствуешь всю необъятность краха? И у него, кажется, нет границ. Ни одной. Нет даже горизонта.

Чёртово фиаско. Словно кто-то бросил кусок мяса и — давитесь, жрите или сдохнете.

Это что-то замкнутое и подкожное. Это зуд мыслей. Это зуд кожи, требующей прикосновения.

Наверное, именно это удерживает твой взгляд на мне сейчас. Это заставляет сделать шаг. Сначала неуверенный, а потом — быстрый, торопливый. Вверх по лестнице. И я снова смотрю на твою спину, пока ты поднимаешься, придерживая платье. Ты почти бежишь. А я хочу сжаться. Исчезнуть. Вернуться… куда-то, где тебя не было.

Почему мы здесь одни? Почему вокруг нет той толпы, что всегда останавливала меня?

И почему, ради Салазара, я снова отталкиваюсь от перил и поворачиваюсь к тебе лицом?

Есть ли вообще ответы на эти вопросы — и должны ли они быть озвучены, — он не знал. Всё слишком запуталось. Потому что всё, что он сейчас замечал, это она.

Гермиона всё ещё сбито дышала после стремительного подъема.

Смотрела, глубоко.

Своими-слишком-распахнутыми, когда Малфой рванулся к ней, преодолевая оставшиеся несколько шагов, обхватывая руками, врезаясь своим телом так, что оба ударились о широкую колонну. А через мгновение столкнулись и их рты.

Просто. Нужно. Без слов.

И глотку отпустило.

Её рука зарылась в мягкие волосы на его затылке. Сильно, тоскующе, сжимаясь, так прекрасно-правильно. Будто там ей и место. Всегда. И ему кажется, Боже, пусть только кажется — что может быть правильнее движений этих пальцев? Таких горячих, почти злых, притягивающих.

Я знаю, что это, Грейнджер. Клянусь, я знаю вкус этой тоски… пряный, отдающий пуншем. Пьянящий.

Малфой провёл языком по её губам, не соображая, раздвигая их, проникая внутрь, горячо, мокро, почти не веря в то, что он здесь, с ней. Прижимает её к колонне. Вдыхает этот запах. Наконец-то.

Староста девочек. Староста мальчиков.

Сдвиг по фазе.

Скользящее встречное движение — и оба стонут как помешанные. Громко, глухо. Почему достаточно одного контакта ртов, одного столкновения языков — и они горят, превращаясь в уголь? Рассыпаются раскалённым пеплом, рвано дыша в губы друг друга. Почему?

Почему он до хруста распахивает её рот, надавливая на подбородок большим пальцем, а остальными обхватывая шею, впиваясь, притягивая ближе, чтобы врезаться языком ещё глубже? До самой души. Попробовать вкус этого сумасшествия.

Распробовать то, что терзает их обоих.

А она позволяет кусать, почти прокусывать свои губы, вылизывать этот сумасшедший рот изнутри. Малфой бы рехнулся, если бы она не позволила. Потому что он слишком долго хотел. А она так дрожала, словно ещё немного - и дрожь перерастёт в пляску.

Почему?..

Руки Драко скользят по тонкой талии, вверх, сминая прекрасную ткань платья, сжимая её в пальцах. Перебарывая желание разодрать его на части. Прямо здесь, в темноте. И к чёрту эту дорогую роскошь. К чёрту тех, кто внизу. Веселится и потеет на танцплощадке. Так банально — но единственные, кто был сейчас во всём Хогвартсе, это он и она. И — может быть — ожидание. Оно так вжилось под кожу, что стало почти материальным. Почти обзавелось душой. А иногда, видит Мерлин, управляло и разумом.

Он остановил свои руки, поглаживая большими пальцами грудь. Слегка надавливая, чувствуя твердеющие соски под подушечками пальцев сквозь нагретую её телом материю. Колотящее в его правую ладонь сердце. Влажный звук разорванного поцелуя, и он замирает, слегка касаясь кончиком носа её переносицы. В почти чёрных глазах на секунду появилось напряжение.

Словно она боялась, что его руки сейчас сделают больно.

Или оттолкнут.

Всё в порядке, Грейнджер.

Нихрена не в порядке.

Вместо того, чтобы что-то сказать, он снова, на этот раз мягко, прижался губами к её губам, тут же встречающих, с готовностью распахивающихся. От этой покорности по спине прокатила очередная горячая волна, рассыпая мурашки, выступая невесомой плёнкой испарины на висках.

Тонкие руки соскользнули с его волос. Сбежали вниз по груди, останавливаясь на несколько секунд, нащупывая прорехи в рубашке. Это совсем не руки Паркинсон. У Грейнджер пальцы приятно-прохладные, и эту прохладу он ощущает тут же, жгущим прикосновением, прямо к коже. Тихое рычание отдаётся вибрацией на языке Гермионы, кончик которого он тут же прихватывает зубами и прикусывает, что заставляет её вздрогнуть.

А в следующую секунду резко выгнуть спину.

Потрясающе-абсолютно-восхитительно.

Её красивое тело.

На мгновение отстранился, чтобы сделать глоток воздуха. И тут же.

— Малфой… я…

Она задыхалась. Он тоже задыхался, будто самим собой.

Наверное, именно это заставило его протянуть одну ладонь к горящему лицу Гермионы и мягко погладить костяшками до виска, обхватить, оглаживая скулу, не давая закончить.

— Ш-ш… Ты сегодня такая восхитительная.

Сказать это вслух. Испытание.

Но получилось… так искренне.

Наблюдать, как она всматривается в него, почти в ужасе. Но затем прикрывает глаза, слегка поворачивая голову к его запястью. Вслушиваясь в сбитый шёпот слизеринца. И бешеная, кипящая волна плавящей нежности, смешанной с желанием, затопила его. Погрузила, накрыла с головой.

— Я хотела… Малфой, пожалуйста, — просьба такая тихая, хриплая. Тягучая, как патока. Драко едва не рычит от мягкости голоса. Бля, этот голос… и стояк в штанах едва не разрывается пульсацией от задыхающегося звучания.

— Что?

— Прости меня.

Он замер. Растерянно моргнул.

— За что? — дыхание касается кожи.

Между ними всего несколько сантиметров. Влажных, пульсирующих нетерпением. А она… извиняется?

— Я должна была сказать… посоветоваться с тобой перед тем, как согласиться. Ведь отец Курта…

Миллер. Господи, о чём ты думаешь?

— Курта? — тупо переспросил Драко.

— Да, — она быстро облизала губы. — Ну, ты же знаешь. Так вот, у меня есть что-то вроде плана. Но для этого мне нужно проводить с ним много времени и…

Блять.

Что-то, отдалённо похожее на злость, начало жужжать где-то в третьем позвонке. Серые глаза прищурились.

Неужели даже сейчас, когда его язык минуту назад был почти на глубине гланд Грейнджер, она собирается говорить с ним об этом придурке? Или это… это появление, поцелуи — что, что-то вроде подготовки? Отвлекающего манёвра?

Малфой напрягся. В глазах Грейнджер вспыхнул страх.

— Нет, погоди…

— Это скоро станет твоей любимой темой для разговора, а? — он отстранился, опуская руку, которая недавно ещё гладила кожу грейнджерской щёки. — Тебе недостаточно того, что ты провела с этим мудилой вечер?

— Нет.

Драко уставился на неё. Растрёпанный, возбуждённый и злой. Грейнджер тут же спохватилась:

— То есть… я не это имела в виду.

— Что тогда?

— Что ты не прав. Я всего лишь хотела попросить прощения. Ты запретил мне общаться с ним, чтобы защитить мать, а я… Да, это было внезапно и несколько необдуманно, но в этом был резон, Малфой. Был и есть, — её голос дрожал, совсем немного. И, кажется, она всей душой верила в то, что городила.

— Отлично… — он сделал шаг назад, тяжело выдыхая и прикрывая глаза. Пытаясь взять под контроль. Слишком много всего сейчас разрывало изнутри. — Просто супер.

Отвернулся и несколько секунд стоял, не двигаясь. А затем снова вперился взглядом в лицо Гермионы. Выражение оного показалось ему… странным. Почему — он не понял. Поэтому просто процедил:

— Знаешь, когда в следующий раз соберёшься заговорить о нём при мне, лучше предупреди заранее.

— Чтобы ты успел убежать подальше?

Драко сощурился ещё сильнее.

Стиснул зубы и сделал один длинный, раздражённый шаг вперёд, который чуть не заставил девушку снова припечататься к колонне. Но она осталась стоять на месте.

И что-то в её глазах…

— Слушай меня, Грейнджер. Не переходи границы дозволенного. Никому нельзя переходить границы дозволенного, поняла? И ты не грёбаное исключение, чтобы…

Чтобы.

Губы с привкусом пунша закрыли ему рот.

Малфой оторопело замер. Моргнул. Что ещё за?..

Пару секунд — он резко отвернул голову, всё ещё не до конца осознавая — показалось ему или в самом деле Грейнджер только что использовала его способ окончить ссору.

— Какого хера ты…

Ты. Снова.

Рука скользнула на затылок, привлекая к себе.

И на этот раз язык прочертил быструю влажную полоску по контуру его губ, а затем исчез в горячем ротике, который тут же обхватил подбородок, заставляя резко выдохнуть.

Она с ума сошла? Что ещё за игры? Двинулась крышей на почве неудовлетворённого… ох, блять.

Зубы нежно прикусили кожу над кадыком.

Драко сжал челюсть. Не смей поддаваться этому, Малфой. Не смей, понял?

Старательно игнорируя терпкое возбуждение, текущее по животу в пах, он облизал губы, когда неровная дорожка поцелуев оставила за собой влажный след на шее, к воротнику, а руки нырнули глубоко под пиджак, оглаживая напряжённые плечи. Слегка скребя ногтями по материи. Возвращаясь к груди.

Что она делаетЧто она задумалаЧего она этим добьетсяЧто…

Вопросы вынеслись из головы, когда он ощутил, что руки мягко толкают его и тело бессильно приваливается спиной к стене.

Мерлин.

Пальцы уже расстёгивают первую пуговицу его рваной рубашки, а слюна отказывается проходить в раскалённое, как песок в пустыне, горло.

— Грейнджер, какого чёрта…

Она только целует его горячую кожу, часто дыша, разнося этими быстрыми прикосновениями жар по каждой вене, впитывающий и разрывающийся на кончиках пальцев.

Мерлин.

Она, кажется, возбуждалась не меньше, чем он сам.

Он следил взглядом, как горячий рот жмётся к нему сквозь рубашку. Словно пытается ощутить вкус кожи, пробиваясь для этого к самому его существу.

Пальцы нетерпеливо дёргают пуговицы.

И он… что?

Помогает. Так же нетерпеливо освобождая себя от одежды, заражённый этим безумием, чувствуя учащающуюся пульсацию в штанах. Чувствуя, как медленно едет крыша.

Сумасшедшая… блин… сумасшедшая девчонка.

Это было то, против чего нельзя было пойти. Тот самый обезоруживающий приём. Она хотела его. И это было сильнее чего-либо другого. Хоть и невыносимо нечестно.

Было почти больно смотреть, как губы Гермионы оттягивают ткань рубашки на уровне его пупка. Драко подавил стон, торопливо переводя взгляд. Не собирался он кончить в штаны, просто глядя на то, как Грейнджер блестит своими глазами, лихорадочно, возбуждённо, бросая на него взгляды снизу вверх.

И — да, ей пришлось почти сесть на корточки перед ним.

Так, что тонкий позвонок отчётливо проступил на хрупкой спине, не прикрытой платьем.

Блять. Она перед ним. У его ног. Господи, безумие…

— Нет… Грейнджер, встань…

— Тише, — сбитый очередным поцелуем шёпот достигает горящего мозга не сразу. — Пожалуйста, я очень хочу…

Она хочет.

Он не сдерживается: низкий стон пролетает жаркой пылающей птицей, отбиваясь от стен и постепенно умирая в огромном холле. Грейнджер вторит ему, но намного тише. Нежнее. И от этого.

В животе закручивается огромная, давящая, дрожащая пружина. Закручивается и набухает.

Он еле заставил себя отвести глаза. До боли вдавил затылок в стену. Бездумно смотрел перед собой, в полутьму альковов на другой стороне холла, где-то внизу, не соображая, чувствуя лишь, что рубашка распахивается под торопливыми пальцами, а любопытные губы скользят по животу, от чего каждая мышца напрягается.

Это похоже на лихорадку, самую невыносимо-жаркую и сильную, от которой спина уже покрыта потом, а ткань липнет к коже. И он почти не думает, не соображает, когда несколькими судорожными движениями стаскивает одежду с плеч, оставаясь в одной бабочке на голое тело. Блять, так нелепо… но эта мысль не задерживается в голове надолго: он чувствует прикосновение, от которого мутнеет в голове.

Взгляд опускается сам.

И глаза застилает туман, потому что Малфой видит, как рот Грейнджер осторожно, неумело скользит вверх прямо по бугру в его брюках, едва касаясь, заставляя задержать дыхание, смаргивая круги перед глазами, и стиснуть руки в кулаки.

Только бы не толкнуться к ней. Нет. Нельзя, нет. Она не должна.

— Грейнджер, — так тихо, что… что это вообще было?

Он забыл. Не понял, не обратил внимания, не… не…

Потому что влажные губы сильнее потираются о ткань. А затем приоткрываются, позволяя кончику языка выписать на ней несколько крохотных кругов.

Боже, блять.

— Боже… — вырывается почти рычанием.

Пружина.

Затягивается сильнее, отчего по спине прокатывает волна душащего озноба. И он не сдерживается — делает почти незаметное движение бёдрами вперёд, которое тут же ощущает Грейнджер.

Вздрагивает, на мгновение отстраняется, словно пугаясь его стона.

И Малфой чуть не стонет снова — от разочарования и ловит себя на том, что готов умолять её продолжить то, что она так бесчестно начала. И…

Он так хотел ощутить её.

Больше всего на свете. И сейчас, прижимаясь голой спиной к стене, он протягивает трясущуюся руку и гладит Гермиону по плечу, пытаясь подтянуть её к себе, наверх.

Её нужно было больше. Слишком жарко, чтобы вынести этот жар самому. Но она аккуратно отводит его ладонь, нежно целуя запястье. Глаза всё так же блестят.

— Погоди… — и руки тянутся к ремню на брюках.

— Нет! — хриплый выдох.

Да! вопль внутреннего голоса. Такой ликующий, как тогда, когда он поймал снитч в последней игре.

Она не должна этого делать. Он просто не выдержит, если его в таком состоянии коснутся эти губы. Коснётся она — кожа к коже. А если на секунду… нет, на мгновение представить, как он погружается…

Зубы заскрипели, стискиваясь, когда ремень поддался и со звоном пряжки расстегнулся.

Почти сразу же штаны оказались приспущенными вместе с бельём.

Член, твёрдый, как херов кол, стоит прямо перед ней, влажный и немного блестящий от этой влаги. Глаза Гермионы расширяются, и она закусывает губу.

Не притворяйся, Грейнджер, ты уже видела его, и не… ох!

Пальцы несмело сомкнулись у самого основания и аккуратно повели вверх, касаясь нежной кожи и еле сжимаясь, но от этого прикосновения у Драко создалось ощущения, что в обоих его ушах прозвучали синхронные оглушающие гудки экспресса.

— Скажи мне, — её голос едва слышен сквозь шум в голове.

Тонкие пальцы продолжают неторопливо двигаться, размазывая выделяющиеся капли смазки по всей его длине. Тёмные глаза неотрывно наблюдают за этими действиями.

— Скажи… как?

— Грейнджер… — его трясёт.

Снова пытается сухо сглотнуть.

— Просто скажи, — тихий шёпот. — Как?

Малфой почти ощутил, как едет его крыша.

— Медленно, — хрипит, выдавливая из себя одно единственное слово, после которого…

Господи. О, Господи.

Дыхание застревает в груди, а внутри, глубоко, там, где рассыпаются палящие искры, прожигая в коже дыры, разрывается пылающий котёл с огнем, зажигая всё, моментально.

Жар.

Тянущий, тугой, сосущий жар, от которого свело внутренности.

Глаза закатились под веками, а изо рта вырвался не приглушённый уже ничем стон.

Влажно, горячо. Она обхватила губами головку, осторожно опускаясь, вбирая глубже, помогая себе руками. А Драко чуть не начал читать молитву, набрав полную грудь воздуха и задержав дыхание, снова уткнувшись затылком в стену.

Мерлин. Он умрёт сейчас.

Просто умрёт или кончит. В первую же секунду. Чувствуя, как горячий и твёрдый язычок скользит по самому кончику, слизывая обильно выступающую смазку.

То, что чувствовал сейчас Драко, он затруднялся описать хотя бы одним примерно подходящим словом, поэтому выбрал самое нужное.

— Грейнджер…

Её руки сжались немного сильнее, а тугие движения, от которых головка плотно гладила скользкое нёбо Гермионы, стали немного смелее. Боже… да, да. Он даже не заметил, как начал толкаться к ней тазом. Не заметил, как быстро она приноровилась к этим движениям.

Он шумно дышал сквозь стиснутые зубы, чувствуя, как по спине скатываются капли пота, одна за одной. А стоны Грейнджер, приглушённые, вибрирующие… подводили его к нужной черте.

— Быстрее… — хрип на быстром выдохе, и рука опустилась, чтобы обхватить тонкую шею, чтобы чувствовать, чтобы направлять.

Сильнее, глубже. Она снова стонет.

Вот так, давай, детка. Ещё. Сейчас…

Ослепляющий, сотрясающий оргазм на несколько секунд его уничтожил. Стёр с лица земли.

Он мог поклясться, что умер.

Задыхаясь, рыча, выгибая спину, толкаясь снова и снова. Кончая Грейнджер в рот. Умирая, оживая. Умирая, оживая… Каждой клеткой своего тела ощущая, как затянутая пружина разрывается на миллион частей, разносясь цветными пятнами перед глазами.

А потом только тяжёлое дыхание пересохшими губами и закрытые глаза. Потому что сил не было даже для того, чтобы убрать сжатую в её волосах руку. Ему… просто было нужно несколько секунд, чтобы прийти в себя.

— Ты… как?

И от этого голоса сжалось сердце.

Он заставил поднять веки, смаргивая туман, глядя на Грейнджер, которая всё ещё сидела перед ним. Глаза её светились таким восторгом, что Драко против воли залюбовался этой растрёпанной бестией, которая только что свела его с ума. Снова.

Он тяжело вздохнул, пытаясь выровнять дыхание. Опустил руки и натянул брюки, небрежно застегнув их только на пуговицу, оставив расстёгнутый ремень телепаться по обе стороны бёдер. А затем осторожно потянул девушку к себе, и на этот раз она подчинилась беспрекословно, всё ещё заглядывая в глаза, в ожидании ответа.

Малфой молча смотрел в сияющее лицо. Слегка припухший рот. И вот же он — румянец начал чётко проступать на нежных щеках.

Мерлин, Грейнджер, ты такая… Грейнджер.

Несколько поздно смущаться, не находишь?

Но подкалывать он не стал. Только, к собственному удивлению, улыбнулся. Провёл подушечкой большого пальца по её нижней губе. А потом.

Даже не ожидал. Вырвалось само, без участия мозгов.

— Спасибо.

Что?

Что ты сказал?

Она тоже удивлённо моргнула, вглядываясь в серые глаза. А он скользил мутным взглядом по её лицу. С каждой секундой становясь всё серьёзнее. Изо всех сил прислушиваясь к себе. К своему вечному шуму, своим вечным мыслям. К вечному… себе.

Но было тихо. Будто всё внутри спало.

И ещё… Боже, она такая красивая.

И прежде, чем Грейнджер успела что-то ответить, он повторил:

— Спасибо тебе.

И это получилось слишком серьезно. Потому что она, кажется, даже немного испугалась. Но торопливо кивнула.

— Я сама хотела.

Малфой снова улыбнулся, уже сдержанней, слегка сжимая губы. Убирая руку от лица девушки и медленно застёгивая ремень.

Удивлённо приподнимая брови, когда Гермиона сначала сдавленно хихикает, а потом смешки постепенно становятся громче, и в конце концов. Она смеётся.

По-настоящему смеётся, закрывая рот ладонью и указывая взглядом на дурацкую бабочку, которая до сих пор охватывала шею Драко, в то время как рубашка и пиджак валялись в ногах.

Действительно, нелепо и глупо.

Но.

Это показалось сейчас совсем неважным. И Малфой даже подумал о какой-то чуши, вроде: он мог бы надевать по несколько бабочек на шею, если они так веселят Грейнджер.

Но он не сказал ни слова вслух. Потому что впервые смотрел на её первую настоящую улыбку.

Настоящую-улыбку-для-него.
 

Глава 19.

— Ты такая циничная сволочь.

— Мне так жаль.

— Пожалуйста, Малфой, — судя по еле слышному шипению, она злилась. — Прекрати так громко зевать и убери ноги со стола. На тебя все смотрят.

Драко ещё несколько мгновений любовался своими ногтями, после чего поднял голову, оглядев собравшихся в классе префектов, и со вздохом преувеличенной тяжести сел ровно, медленно спустив на пол сначала одну начищенную туфлю, а затем вторую.

— Спасибо, — Гермиона говорила с натянутой вежливостью, которая не предвещала обычно ничего хорошего тому, к кому она была обращена.

Малфой любезно кивнул, и судя по еле сдерживаемой ухмылке, он получал от процесса доставания почти неприличное удовольствие.

Она скрипнула зубами и вернула своё внимание к префектам.

На него смотрели отнюдь не потому, что он сидел, закинув ноги на угол стола, а потому, что он был Малфоем.

Практически все девушки глазели на Драко, чего нельзя было сказать о молодых людях, которые отныне начали активно проявлять свою заинтересованность Гермионой. Сегодня за завтраком к ней подошёл шестикурсник из Пуффендуя и как бы между прочим сообщил, что ей “очень идёт то платье”.

Поэтому несмотря на то, что было достаточно рано и оставалось лишь полчаса до занятий, которые за счёт бала начинались у всех только со второй пары, все выглядели достаточно бодро.

Да уж.

Хеллоуин не прошёл зря.

— Итак, — она улыбнулась, пытаясь завладеть вниманием всех студентов, а не только мужской его половины. — Вы молодцы. Каждый из вас чудесно выполнил свою роль на балу. Профессора остались очень довольны нашей составленной программой…

— И не только профессора, — тут же добавил вкрадчивый голос из-за спины. — Некоторым студентам тоже очень… понравилось. Происходящее на балу.

Грейнджер запнулась лишь на мгновение, различив в этом тоне что-то, от чего зашевелились волоски на затылке. Она коротко обернулась через плечо, бросив на Малфоя быстрый предостерегающий взгляд, но тот только слегка прищурился.

— …и каждому факультету будут начислены дополнительные очки, — закончила Гермиона, со вздохом обращаясь к студентам под одобрительное гудение голосов в ответ на озвученную новость.

Она знала, что присутствие Драко на собрании не приведёт ни к чему хорошему, но когда он внезапно вспомнил о том, что тоже является старостой, и изъявил желание поприсутствовать, отговаривать не стала. В конце концов, это прямая обязанность старост школы.

То, что он провёл целый час, не высказывая ничего, кроме редких замечаний и комментариев подобного рода, не стало сюрпризом для Гермионы.

Неожиданностью оказалось то, что в конце собрания он поднялся со своего места и, обойдя стол, присел на его край, после чего не спеша и почти с недовольством начал хвалить старост факультетов за ответственное и стабильное дежурство по вечерам, ссылаясь на разговор с профессором Снейпом, который попросил поднять эту тему на собрании. А затем озвучил количество прибавленных очков ещё и за это, вызвав у собравшихся настоящий эйфорический восторг.

Хотя Гермиона сомневалась, что префекты-девушки вникли в смысл его слов, потому что всё, что она заметила — это вылизывающие влюблённые взгляды. Кажется, сними с них сейчас по двести баллов - им было бы совершенно всё равно, лишь бы Малфой продолжал говорить, сунув руку в карман и приняв эту небрежно-безразличную позу.

Конечно, она не ревновала — это ведь глупо, не так ли? Тем более, Драко получал от этих взглядов настоящее удовольствие, судя по тому, что на губах его была эта расслабленная улыбочка, которую он посылал то одной девушке, то другой. И те таяли, едва не растекаясь по партам.

Грейнджер торопливо отвела глаза и, краем уха слушая монолог Малфоя, прошла к столу, присаживаясь на стул и против воли рассматривая широкий разворот плеч и светлый затылок стоящего спиной к ней слизеринца.

После того, что произошло на балу…

Она закусила губу, чувствуя жужжащее напряжение в груди. Ей… ей ведь действительно понравилось.

Его выдохи и стоны до конца ночи стучали в голове.

А его вкус…

Щёки залились румянцем, и она моментально подняла со столешницы пергаменты с расчерченными на них графиками и принялась их изучать, скрыв лицо от студентов за широкими листами.

Она вспомнила, как всё ещё стоя в полутьме балкона смотрела: он поправляет пояс. Наклоняется за рубашкой. Накидывает ее на плечи.

Гермиона понятия не имела, почему не уходила, почему стояла и наблюдала за его движениями, за тем, как он застёгивает пуговицы. Скрывая от взгляда сначала низ живота, а затем углубления мышц пресса.

А затем перехватывает этот взгляд. Несколько секунд смотрит и легко привлекает гриффиндорку к себе. Так неожиданно, что она даже не сопротивляется. Старается не замечать, с каким удовольствием ощущает новое прикосновение к нему. Это определённо становилось ненормальным.

— Ты должна будешь внятно рассказать мне, что ты задумала, Грейнджер.

А как иначе? Он думал, что она сможет провернуть всё это сама?

Но сейчас она только кивает, не замечая, что ладони пробираются по его бокам на спину, поднимаясь к лопаткам.

— Я расскажу.

— Хорошая девочка, — его голос немного глухой и немного насмешливый. Он определённо доволен.

Ещё бы.

— Пошёл к чёрту, — шепчет Гермиона, но вызова в голосе нет и подавно. Потому что он очень близко. Потому что она сама себе напоминает подтаявшее желе, поданное на сегодняшнем обеде к десерту. И когда он наклоняет голову, девушка торопливо отворачивает лицо.

А на удивлённый взгляд краснеет, прикусывая губу.

— Это… м-м. Просто… тебе может не…

Даже под прицелом палочки она не смогла бы выразить эту мысль чётко.

Только отчаянно краснеть и бормотать.

Но он понимает, кажется. Это вызывает у него улыбку, и он протягивает руку, берёт Гермиону за подбородок. Поворачивает к себе и целует. Сразу глубоко, потому что она беспрекословно открывает рот, жадно встречая твёрдый язык.

Прекрасно понимая, что он чувствует сейчас свой собственный вкус.

Немного горьковатый, но невообразимо возбуждающий, который не хочется ни запивать, ни заедать.

В этом поцелуе она чувствует благодарность, снова. Возникает ощущение, что она сделала что-то очень важное для него.

И ей почти жаль, что он отступает так быстро…

— Грейнджер?

Гермиона вздрогнула, выглядывая из-за пергамента.

Малфой стоял боком и смотрел на неё через стол.

— Что?

— Вопросов для обсуждений больше не осталось?

— А… — она резко встала, сминая в пальцах бумагу и обращая внимание на префектов, которые, судя по всему, смотрели на неё уже достаточно давно. — Нет. Нет, мы уже всё обсудили. Спасибо, что пришли… и… — взгляд зашарил по верхнему графику дежурств. — Колин, пожалуйста, не забудь, что сегодня ваша очередь патрулировать.

Гриффиндорец кивнул, и студенты зашумели, вставая и двигаясь к выходу из класса. Слизеринка-пятикурсница, выходя из-за парты, сделала немаленький крюк по помещению, чтобы пройти в непосредственной близости от Драко, подмигнув ему, и Гермиона закатила глаза.

Просто прекрати замечать это.

Легче сказать, чем сделать, не так ли?

И с раздражённым вздохом Грейнджер отправилась к парте, за которой оставила свою сумку. О, ради Мерлина, ты вообще не должна думать об этом. Вспомни, что сегодня ты идёшь в библиотеку заниматься чарами с Куртом после занятий. Это должно здорово отвлечь. Потому что чёрт знает, что он придумал себе после этого бала.

“Это просто по-дружески, ты же знаешь…” — шептал он, когда они танцевали, прижимаясь к ней всё сильнее с каждой секундой.

Если бы Драко узнал об этом, он бы убил её. И за всю затею, и… и вообще. Она сама готова была убить себя за всю чепуху, которую нагородила. Останавливала только мысль, что всё не зря. Всё принесёт пользу. Всё будет нормально.

Гермиона пыталась засунуть треклятые пергаменты между книг в сумку, когда знакомые руки опустились по обе стороны от неё, стиснув пальцами край столешницы. И отнюдь не по фамильному перстню она узнала их обладателя.

Запах.

Сердце замерло синхронно с тем, как Малфой прижался к ней со спины, медленно выдыхая куда-то ей в затылок.

По телу пробежали мурашки, а глаза на секунду прикрылись, прежде чем гриффиндорка заставила себя обернуться, слегка отталкивая Драко от себя.

— С ума сошёл?

Он отступил сразу же, усмехаясь, словно знал наверняка, что она поступит именно так. Класс был пуст. Только дверь приоткрыта, демонстрируя пустой коридор.

— Как предсказуемо.

Подкалывает. Немудрено.

Но на несколько мгновений Гермионе удалось ощутить его горячее тело, чего стало вполне достаточно. Чтобы мысленно прижаться к нему ещё плотнее.

Интересно, как бы он отреагировал на подобное.

О, да. Определённо, эта фантазия стоила того, чтобы за мгновение разозлиться на себя до стиснутых зубов.

Прекрати думать об этом.

— Ещё двадцать минут до трансфигурации, — Драко, показательно проигнорировав сжатые губы, уселся за парту, глядя на Гермиону снизу вверх и постукивая костяшками по деревянной поверхности. — Я подумал, что ты как раз успеешь рассказать мне.

Грейнджер нахмурилась. Рассказать ему?

Пергаменты наконец-то вместились в сумку, и гриффиндорка отряхнула руки.

— О чём?

Малфой закатил глаза.

— О том, что творится в твоей голове. И что ты придумала касательно этого урода… — он пощёлкал пальцами, будто вспоминая имя, а затем фыркнул, будто вспомнив. — Миллера, точно.

Забыл бы ты, конечно.

Кому нужен этот спектакль?

Гермиона смотрела на него, пытаясь вглядеться под самую кожу, чтобы понять, что он скрывал за своей насмешкой на этот раз. А затем развернулась и прошла к двери, плотно закрывая её, предварительно выглянув и убедившись в том, что коридор пуст.

Стоило вернуться к парте, как Драко тут же многозначительно наморщил лоб.

— О, прекрати это, — она отчаянно постаралась не покраснеть.

— Что?

Сама невинность. Это так бесило.

— Шевелить своими бровями. Я закрыла, чтобы нас не услышали.

— Я так и понял…

— Малфой!

Он только хмыкнул, откидываясь на лавке назад и облокачиваясь спиной о следующую парту. Это немного напряжённое ожидание в его глазах заставило прикусить губы. Оно нервировало.

Столько раз прокручивать в голове этот разговор, а в самый ответственный момент растерять все слова — это было нормально. Было бы. Если бы она не была Гермионой Грейнджер.

— Я подумала, что могу заманить Курта в ловушку.

Вот так, как на духу.

И ей вдруг показалось это всё таким невероятно нелепым и глупым, что впору было отрезать себе язык.

Малфой по-прежнему хмурил лоб.

— В чью?

Вот именно. В чью?

— Ну… — она сцепила пальцы. Покосилась на Драко. — Пообещай сначала, что не будешь беситься.

Он перевёл на неё многозначительный взгляд, который чуть не заставил опустить глаза. И прошептать:

— Я не знаю, в чью.

— Гениально.

— Нет, я собиралась рассказать это тебе, обсудить, и, может быть, мы бы что-то…

— Грейнджер. Ты же несерьёзно, да?

Она сглотнула. Упрямо выставила подбородок.

— Чёрт, только не говори, что ты сделала это.

— Я…

— Подставилась.

— Я не…

— Ты подставилась, банально подставилась, — Малфой почти зарычал, подаваясь вперёд и с силой впечатывая ладони в парту, вставая. В одно мгновение на его лице сменилось сразу несколько эмоций. Начиная со злости и заканчивая чем-то вроде… волнения. — Зачем? Что теперь?

Что теперь?

От этого вопроса стало не по себе. Повеяло страшной безнадёжностью. Лучше обойтись без него.

Оставалось только нахмуриться и принять вид человека, уверенного в том, что делает.

— А теперь я буду продолжать общаться с ним…

— Подкатывать к нему.

Их напряжённые взгляды встретились. Драко резко развёл руками:

— Называй всё своими именами.

— Я буду продолжать общаться с ним, и когда… пока он не сделает попытку… — Грейнджер почти услышала, как скрипнули зубы Малфоя, — попытку…

— Трахнуть тебя, — подсказал он, цедя. Но Гермиона затрясла головой.

— Нет.

— Что тогда?

— Прекрати и подумай. Я серьезно, Малфой. Когда он попытается добраться до личного, я могу соврать. То, что он обратил на меня внимание, это везение. У нас появился шанс разобраться во всём.

— Во всём? Самим? Связанным здесь по рукам и ногам?

Он фыркнул, выходя из-за парты и раздражённо запуская руки в волосы.

— Мы можем использовать то, что знаем. Ты сказал, что Логан не в курсе о том, что твоя мать рассказала тебе. А значит, и Курт не догадывается о том, что кто-либо ознакомлен со всей этой… ситуацией.

Давай, Драко. Пожалуйста, согласись со мной.

Но он только зло сверкнул глазами при упоминании Нарциссы.

Козырь.

Она внутренне задержала дыхание и осторожно произнесла:

— Это может помочь ей.

В классе зазвенела тишина. Гермиона смотрела на Малфоя почти со страхом. Выражение лица у него сосредоточенное и напряжённое, будто он что-то вычислял в уме.

Прикусил верхнюю губу, скользя взглядом по её сцепленным пальцам.

Вдруг пришло понимание, что за то, чтобы узнать мысли слизеринца сейчас, Грейнджер отдала бы многое. Потому что, судя по всему, были они не самыми приятными.

И что-то слишком важно значащими.

— Я собирался сегодня написать ей. Уже пятница. Вчера… я просто не успел.

“Не смог”, перевела для себя девушка. Кивнула.

Возможно, потому, что они не общались до вчерашнего дня. Ведь ему нужен был её дневник. Ведь он бы не подошёл к ней с этой просьбой… она бы не стала слушать. Потому что слишком сложно пытаться сосредоточиться на Курте, когда мысли о другом человеке.

— Послушай, — он поднял голову, внезапно-резко. Так, словно только что в нём что-то ожило. — Их можно контролировать.

Гермиона моргнула.

— Что?

Драко сделал шаг к кафедре. Почти рывок, елозя горящим взглядом по стенам кабинета.

— И если с этой стороны мы возьмём Миллера за жабры, то можно… можно попытаться как-то влиять. Но я не знаю, как. Их можно сбить со следа, если держать связь с тем, кто вращается в этой каше. Изнутри. Может каким-то образом взаимодействовать.

Щелчок пальцев прозвучал так громко, что гриффиндорка вздрогнула.

— Моя мать.

— Твоя мать?

— Сегодня я вышлю ей дневник. Мы будем на связи. Она будет сообщать обо всём, что происходит в Мэноре. Я думаю, Логан держит её в курсе того, что они там у себя планируют.

Малфой потёр переносицу.

— Блин, как я сразу не… Слушай, — на этот раз это был шаг к ней. — Тебе не обязательно выступать приманкой. Я поговорю с Блейзом, он будет присматривать за Миллером.

— Но как тогда мы “возьмём его за жабры”?

— Через кого-то другого.

— Зачем? — Гермиона нахмурилась.

Она не могла поверить в то, что Малфой беспокоится о ней, а других причин этого поиска вариантов она не видела. Но это действительно было что-то из ряда вон.

— Если ты всё ещё считаешь, что через меня он пытается подобраться к тебе, то…

— Я считаю, что, — Драко запнулся и слегка прищурился, будто только что она едва не словила его на какой-то ненужной мысли. — Я ничего не считаю.

— Чудно. Потому что я собираюсь сделать это. Зачем ждать кого-то ещё, если… всё и так очевидно? Он клюнул. Уже.

Выражение лица Малфоя было достаточно трудно объяснить. Хотя бы потому, что он моментально скрыл его за прохладной отчуждённостью, засовывая руки в карманы. Вздохнул, покачнувшись с пятки на носок. Он всегда так делал, когда пытался взять себя в руки.

А потом поднял голову и взглянул прямо ей в глаза. И снова не удалось прочесть эту замороженную серостью радужек эмоцию.

— Ты понимаешь, что шанс здесь только один? И если всё накроется…

— Ты мне не доверяешь? — Гермиона едва сдержалась, чтобы сардонически не усмехнуться. И едва не рассмеялась, осознав, что за вопрос задала.

И кому.

Вот как. В этом всё дело. Он сомневался в ней.

Она сомневалась в нём.

Кажется, он тоже сейчас почувствовал это очень остро. Враг, который должен доверить практически всё своему врагу. Смешно. Абсурд. Фигов черный ящик.

Но другого выхода нет. Или пан, или пропал.

Драко на мгновение открыл рот. Потом закрыл его и сжал губы.

— Было бы неплохо, если бы ты была уверена, что справишься.

Отчего-то Грейнджер сомневалась в искренности этих слов.

Возможно потому, что интонация не имела совершенно никакого выражения. Или потому, что он, очевидно, хотел сказать что-то совсем другое.

— Я уверена.

— И ты сможешь потянуть время, пока от матери будут хоть какие-то вести.

— Да.

Он сглотнул. Дёрнул бровью.

— Хорошо.

Они помолчали несколько мгновений. Было очевидно, что на данном этапе разговор окончен.

— Дневник у тебя с собой?

— Да, — Гермиона кивнула на сумку. Он был с собой ежедневно.

Спросите, зачем? Черт знает.

— Ладно. Я тоже взял. Нужно проверить, как они работают, когда ведёшь диалог.

— На трансфигурации и проверим.

Снова молчание.

Она прикусила щёку изнутри, понимая, что теперь это не просто домыслы и попытки. Теперь это похоже на план. И она втянута в это с головой.

В полное. Полное…

— Идём. Иначе опоздаем, — она повернулась к парте, пряча глаза, чтобы он не заметил беспокойства. Но он заметил. Потому что перехватил запястье.

— Это не так важно пока.

— Прости?

— Ты можешь отказаться.

Тёплые пальцы почти прожигали ткань мантии. Гермиона дёрнула руку, делая шаг назад.

Малфой отпустил. Она слишком сильно чувствовала его прикосновения, чтобы спокойно реагировать на них.

— Я уже в игре, — девушка взяла сумку и пошла к двери. — И если я откажусь, то поход с ним на бал, и танцы, и внимание, и разговоры — всё это бессмысленно. Тем более, мы уже договорились сегодня увидеться в библиотеке после занятий.

— Зачем?

Блин.

Он иногда задаёт слишком ненужные вопросы. Слишком неловкие и напряжённые. Таким тоном, который Грейнджер мысленно называла пустым. Словно соль просил передать.

— Подогнать по чарам.

— М-м, — протянул он, медленно следуя за ней. — Да, с тобой увлекательно заниматься чарами.

Гермиона застыла у двери, сжимая пальцами медную ручку.

Обернулась через плечо, чтобы бросить на него неодобрительный и смущённый взгляд, но он оказался слишком близко, и она добилась только того, что едва не уткнулась носом в завязанный на его шее галстук.

Память услужливо подкинула сразу несколько щекотливых моментов.

Его руку у себя под юбкой на уроке Флитвика, и его, полуголого, с бабочкой на шее. И тут же, будто специально, отметила тихое дыхание у себя над ухом.

— Отвали, Малфой, — шёпотом произнесла, отворачиваясь.

— С удовольствием. Если откроешь дверь и дашь мне пройти.

Чёрт.

Он улыбался.

А она стояла с ладонью на ручке, как вкопанная.

— О, как я рада, что тебе весело, — буркнула Гермиона, рывком открывая дверь, и, не оборачиваясь, полетела по коридору. Всё равно вместе по школе они не ходили.

Никогда.

Да и не о чем было сейчас с ним говорить. Только довольствоваться этой самодовольной усмешкой, которая - Грейнджер могла поклясться - сейчас растягивала его губы.

Голова кипела этими недовольными мыслями, пока гриффиндорка спускалась по ступеням в холл и косилась в сторону выплывающих из Большого зала с завтрака сонных студентов. Одними из первых шли Гарри и Рон. Растрёпанные, взъерошенные. Галстук рыжего был перекособочен, а мантию Поттер перекинул через плечо.

Гермиона остановилась, сложив руки на груди. Её не замечали в упор и даже чуть не прошли мимо.

— Ну и что это за внешний вид?

Оба гриффиндорца шарахнулись в сторону.

— Мерлин, Гермиона, — брюнет поправил очки. — Я думал, это МакГонагалл.

Она проигнорировала замечание. Только со вздохом принялась поправлять галстук Уизли.

— Вы выглядите так, будто целую ночь провели в бегах, — недовольно отметила она. — И даже это не стало бы оправданием того, что твоя рубашка жёваная, Гарри.

Поттер одёрнул ткань на груди. А затем нахмурился и натянул на плечи мантию.

— Это тебе требуется два часа сна, чтобы вернуться в форму, — пробурчал он в ответ.

— Неужели они не могли отменить занятия сегодня? — отозвался Рон, морщась, когда подруга слишком туго затянула красно-золотую ткань у него на шее. — Видно, старуха посчитала, что её предмет стоит выше сна учеников.

Гриффиндорка закатила глаза, закончив с галстуком и беря молодых людей под руки, утаскивая их наверх, к лестницам.

— Между прочим, вам и без того сделали одолжение, отменив первый урок. Зелья, если вы забыли.

— Зелья бы я просто не пережил, — Уизли нахмурился. — Тем более, уже холодает. В подземельях настоящий дубарь.

— Я уверена, это помогло бы тебе проснуться, — отрезала Грейнджер, выцепляя взглядом из толпы спускающихся вниз студентов Курта. Тот тоже её заметил.

— Эй! — махнул рукой, делая шаг против движения учеников, чтобы поравняться с троицей. — Привет.

Он улыбался так, будто они действительно были просто друзьями. Будто не он притискивался к ней вчера во время танца всем телом.

Мерлин, ты долго ещё будешь вспоминать об этом?

— Привет, — ответная улыбка оказалась почти искренней. Гермиона прижимала к себе обоих мальчишек как щиты, пока они в свою очередь жали Миллеру руки. — Ты как?

— Выспался? — мрачно поинтересовался Рон.

— Да, вполне, — Курт, как и всегда, светился бодростью и энергией.

— Везунчик.

— Я немного опаздываю, — когтевранец махнул в сторону зовущих его одногруппников. — Просто хотел уточнить… — и его взгляд упёрся прямо в Грейнджер, — насчёт сегодня. Ничего не отменяется?

Знал бы ты, какой соблазн сказать, что я занята.

Что я… да что угодно, только подальше от библиотеки.

— Конечно, нет. Буду ждать тебя в четыре.

— Хорошо, — Миллер широко улыбнулся. Как всегда.

Подмигнул, а в следующую секунду уже исчез в толпе. Гермиона медленно выдохнула, возобновляя ход и снова таща мальчишек за собой, вверх по ступенькам.

— Хэ-эй, Гермиона. У вас что, свидание? — Уизли даже, наверное, забыл, что совершенно без сил, потому что тут же взбодрился, заискивающе заглядывая гриффиндорке в лицо. С другого боку уже хитро улыбался Поттер.

— Это не вашего ума дело, — тут же фыркнула она, закатывая глаза. — Мы просто занимаемся. Я подтягиваю его по чарам.

— А больше было похоже на назначенное свидание.

— Это. Просто. Встреча.

— Ну конечно, — протянул Гарри, тут же вжимая голову в плечи и получая от девушки лёгкую оплеуху.

— Это дружеская помощь, ясно?

— О, ну конечно, — снова сказал он. — Я всё понял.

И поднял руки в успокаивающем жесте, но Грейнджер всё равно заметила эти дурацкие улыбочки, которыми обменялись молодые люди.

— Вы иногда такие идиоты…

— Прости, — синхронно проблеяли они. И по пути на трансфигурацию смиренно молчали, лишь изредка зевая и переглядываясь.

***




Малфой посмотрел на неё, когда зашёл в кабинет.

Всего мгновение. Прежде чем занять своё место в соседнем ряду и заговорить о чём-то с этим придурком Ноттом, который постоянно нёс какую-то ересь, ставя этим в неудобное положение как преподавателя, так и весь свой курс.

Гермиона честно пыталась не обращать на них никакого внимания, но стоило Драко достать из сумки зачарованный дневник, как она тут же сосредоточила внимание на собственном — вдруг он решит написать прямо сейчас. Хотя умом она понимала, что это глупо, и при друзьях он этим заниматься бы не стал. Тогда она наконец-то почувствовала спасительное раздражение и сцепила перед собой руки, стараясь хотя бы как-то реагировать и вслушиваться в то, о чем говорили Гарри и Рон.

А обсуждали они что-то, касающееся квиддича. И Гермионе даже удалось несколько раз удачно поддакнуть, прекрасно создавая иллюзию присутствия: я здесь, с вами. Разве не видно?

Оказывается, это невообразимо тяжело — игнорировать Малфоя.

Кто бы мог подумать.

Семь лет учились, виделись практически ежедневно, и в конце концов она вдруг начала чувствовать его всей своей кожей. Просто присутствие.

Просто взгляд.

Это нормально, что она чувствует каждый его взгляд?

Кажется, не очень.

Это напоминает здоровые животные инстинкты — но проблему составляло то, что Гермиона никогда не считала себя животным. Она всегда была уверена в том, что может с уверенностью называть себя человеком разумным.

Человеком здравомыслящим.

Не в этом году, Гермиона.

В этом году ты ведешь себя как идиотка. И в чём крылся секрет этого поведения, оставалось только догадываться. Хотя… ответ был, пожалуй, даже слишком очевиден. Дело в Малфое. И думать не о чем.

Это он виноват во всём, что произошло и происходило за эти месяцы. Это он виноват в том, что его близкое присутствие настолько привязало её к нему. Слишком сильно. Слишком крепко.

Настолько, что она готова… как он сказал? Подставляться ради того, чтобы помочь ему.

Нет. Ты делаешь это ради своей семьи. Ради того, чтобы спасти их. Не позволить каким-то чокнутым психам и помыслить о том, чтобы причинить вред её родителям. Чтобы причинить вред вообще кому-либо ещё.

И теперь, когда они с Малфоем уже решили для себя примерный план действий, беспокоило нечто другое: рассказать ли о происходящем Гарри и Рону?

Она искренне не хотела врать своим друзьям, но от них появлялось всё больше секретов, и это становилось слишком неправильным. Но если она расскажет им, не сделают ли они хуже?

Ведь Гарри… он всегда был тем человеком, что сначала бросался сломя голову на помощь, а только потом просчитывал ходы. Так в этой ситуации поступать было нельзя. Здесь нужно было действовать деликатно. Так, чтобы никто и ничего не заподозрил. Так, чтобы всё настолько правильно, чтобы даже ты сам верил в это. А иначе всё укатится просто коту под хвост.

Вошедшая в класс МакГонагалл вернула Гермиону в реальное время, заставив открыть тетрадь и уставиться на доску почти бездумно, где зачарованный мел уже торопливо писал тему лекции, а гриффиндорка смотрела на осыпающуюся вниз белую пыль и думала о том, что если у них ничего не получится, она осыпется точно такой же пылью.

Если, не дай Мерлин, с её родителями что-то случится.

Но нет, думать об этом она не будет. Она не доставит такого удовольствия ни Курту, ни чёртовым приспешникам. Не поверит ни на секунду даже в возможность того, что этот сумасшедший дом и эти сумасшедшие люди могут и дальше действовать безнаказанно.

А к середине лекции она даже почти целиком переключилась на трансфигурацию, выкинув из головы все мысли, что не касались учёбы. Это всегда спасало. От любых переживаний.

Почти.

Ровно до того момента, пока вдруг корешок зачарованного дневника, что лежал на краю парты, не начал медленно менять цвет с серого на зеленый, что говорило о том, что во второй тетради сделали новую запись.

Гермиона спокойно дописала до конца предложения то, что диктовала профессор, и только тогда открыла дневник. Губы отчего-то норовили растянуться в неожиданной улыбке, и, осознав это, она быстро подперла подбородок рукой, читая аккуратный витой почерк, украшающий страницу — ровно под той записью, что она оставила в далеком сентябре.

Запись была короткой, в стиле Малфоя.

“Что с твоим выражением лица, Грейнджер?”

Она не удержалась и фыркнула, скосив взгляд на соседний ряд парт, за которыми сидели слизеринцы. Но Драко спокойно себе строчил что-то в конспекте.

Что ж, ладно.

Девушка окунула перо в чернильницу и склонилась над дневником.

“Думаю о том, чем мне предстоит заниматься после уроков.”

Она ответила честно.

Это действительно прессовало ее не хуже всего, что происходило кругом.

Необходимость играть кого-то с Куртом. Кого-то заинтересованного в этом фарсе. И не дать ему поверить в то, что это на самом деле только фарс. Гермиона никогда не была актрисой. Она не умела лукавить и врать достаточно убедительно. А в этой ситуации, скорее всего, придется соврать в первую очередь самой себе для того, чтобы с Миллером получилось хотя бы что-то.

Она не написала и пары предложений в конспекте, когда на странице начали проявляться буквы. Так, будто кто-то невидимый сидел рядом. Можно было без труда отследить движения пера.

“Странно. Мне казалось, что с такой безнадежной печалью на лице ты думаешь только обо мне.”

Она снова не удержалась и фыркнула.

С передней парты к ней обернулся Рон, и стоило поистине титанических усилий моментально прекратить улыбаться и изобразить покашливание. Сегодня Гермиона сидела одна: Невилл после вчерашнего бала лежал в лазарете с легким отравлением, а Уизли подсел к Гарри, чтобы было удобнее играть в чернильные бои на пергаменте.

Любовь к знаниям Гермиона не привьет им никогда, наверное.

“Ты снова слишком превозносишь свою значимость. Я вообще не имею привычки думать о самодовольных, зазнавш…”

Она не успела дописать последнее слово, когда оно оказалось нагло зачеркнутым. Закусив губу, девушка снова окунула перо в чернила и упрямо дописала:

“...зазнавшихся слизеринцах. Прекрати зачеркивать то, что я пишу.”

“С каким выражением лица ты думаешь обо мне?”

Запись появилась сразу же, и от нее почему-то похолодело в животе.

Наверное, от неожиданности. Не это она ждала увидеть.

Скорее, что-то вроде очередного подкола, а не откровенного вызова. В стиле Малфоя. Опять же.

Гриффиндорка вновь покусала губу, лихорадочно размышляя. А затем опустила перо в чернила.

“Я уже сказала, что не думаю о тебе. Исходя из этого: откуда я могу знать, какое у меня будет выражение в этот момент?”

Кажется, вполне достойно.

Да и в самом деле — откуда она может знать? Будто перед ней постоянно висит зеркало, чтобы наблюдать за этим.

Несколько минут она старательно писала конспект, пытаясь вникнуть в то, что рассказывала профессор, но непослушный взгляд все равно опустился на страницы открытого дневника.

“Давай попробуем?”

Грейнджер нахмурилась.

“Что ты имеешь в виду?”

“Думай обо мне, а я понаблюдаю за тобой.”

Гермиона уставилась на запись. А потом повернула голову к Драко.

Он строчил что-то в своем конспекте, только на этот раз углы его губ были слегка приподняты, словно несколько секунд назад он улыбался. Ему определённо нравилось дразнить её.

“Нет!”

Боже мой, это так глупо.

Она покачала головой, возвращаясь к пергаментам и пытаясь вникнуть в последние строки, которые написала. Эти малфоевские игры были явно не для неё, и если он рассчитывает на то, что она примется за подобное дуракаваляние…

“Допустим… Вспомни мой рот.”

Она обомлела.

Что?! — бесшумно возмутились губы, а кровь прилила к щекам.

Гермиона едва не поперхнулась ставшим вдруг тяжёлым воздухом, торопливо отводя от дневника глаза.

Даже если бы перед ней стоял сам Годрик и приказывал повернуть голову, она бы не сделала этого. Наверняка выражение лица слизеринца так и исходит этой извечной насмешкой.

“Ты в своём уме?”

И она уткнулась взглядом в кончик пера, который замер на точке в вопросительном знаке, ожидая ответа.

Господи, какого чёрта он себе позволяет? Вспомнить его рот? Будто бы его можно было забыть хотя бы на несколько секунд. Если бы ты знал, Малфой, что моменты, когда тебя нет у меня в голове, можно пересчитать на пальцах, ты бы не так радовался.

“Ты покраснела.”

“Мы на уроке, Малфой!”

“Никогда не думала о сексе, сидя за партой?”

Чёрт возьми!

Только не красней ещё сильнее, пожалуйста.

Она переборола желание прижать к предательски розовеющим щекам ладони.

“Я же не ты. Чтобы думать об этом постоянно.”

Она всё же скосила напряжённый взгляд за соседний ряд.

Драко сидел, уперевшись локтями в край стола и покусывая губу. Встретившись с ней глазами, он слегка прищурился, расплываясь в ухмылке.

Гермиона еле заставила себя не зашипеть от бесполезной ярости. На себя в первую очередь. Потому что… потому что она хотела повестись на этот бред.

“Попробуй. Тебе же понравилось на уроке Флитвика?”

Гриффиндорка скрипнула зубами.

“И вовсе нет.”

“Жаль, что это была только моя рука, да?”

Мерлин всемогущий.

Выдох застрял в горле. Судорожно сглотнув, она окунула перо в чернильницу.

“С меня хватит, Малфой. Ты совсем потерял совесть. Я убираю эту штуку.”

Что-то похожее на сдавленный смешок коснулось слуха. Так тихо, что она даже засомневалась — не показалось ли.

Идиот. Просто зла порой не хватает.

И прежде чем закрыть дневник, Грейнджер заметила запись.

“Хорошо. Просто знай, что я сейчас думаю о вчерашнем вечере и твоих губах.”

Это заставило захлопнуть тетрадь с шелестящим хлопком. Пустой взгляд упёрся в макушку Рона.

Так.

По крайней мере, работоспособность и функциональность тетрадей они проверили. И беспокоиться было не о чем.

Кроме одного лишь.

Некто до офигения самовлюблённый сейчас сидит в нескольких шагах и думает о… блин.

Совершенно некстати вспомнился Симус и его несчастное выражение лица на днях. “Женщины такие жестокие…”

Гриффиндорка на мгновение призадумалась. Интересно, а у неё могло бы получиться?..

Стоп.

Даже не смей. О подобных глупостях. Когда ты фактически шагаешь по лезвию ножа.

Она слегка повернула голову.

Малфой по-прежнему делал записи в пергаментах конспекта, но заметив движение, бросил в её сторону быстрый взгляд, в котором слишком хорошо были видны пляшущие черти.

И. Блин.

Она сама не поняла.

Но кончик языка уже юркнул по нижней губе, надавливая и втягивая её в рот.

Мерлин, — внутренний голос тяжело и безнадёжно вздохнул. Ну и что, по-твоему, ты делаешь?..

А Драко застыл, и Гермиона заметила, как серый взгляд жадно прослеживает это движение. В следующий миг она уже отвернулась, не намереваясь больше смотреть влево. Ни разу. Никогда в жизни.

Она вообще не поняла, зачем сделала то, что сделала.

Глупо, немыслимо. По-детски. Или наоборот — слишком по-взрослому. Это не её, это не она. Она бы никогда не…

…но он так смотрел.

И, словно в наказание, корешок дневника начал зеленеть.

С замиранием сердца она приподняла обложку кончиком пальца.

“Ещё раз — и я опрокину тебя на парту прямо здесь.”

В животе свело, и гриффиндорка в млеющем, прекрасно-гипнотическом ужасе впихнула тетрадь в сумку. После чего замерла, сжимая в пальцах перо и судорожно ловя слова из лекции МакГонагалл, пытаясь выбросить из головы мысли, от которых щёки норовили зажечься румянцем.

Слишком далеки они, пожалуй, были от трансфигурации.


***




Эта тишина была нездоровой.

Нарцисса не помнила, когда в Мэноре в последний раз было блаженно-тихо. Извечное беспокойное гудение крови в ушах, извечное напряженное прислушивание. Извечное ожидание.

Всё это кричало даже сейчас.

Но кричало сглаженнее. Спокойнее. Как кричит ребёнок, которого мать уже прижала к груди.

Потому что сегодня филин принёс ответ от Драко. Короткое, почти торопливое письмо, которое Нарцисса уже выучила наизусть. Каждое слово.

И дневник.

Незаполненный, тонкий, напоминающий простую тетрадь, каких в ящиках стола у Люциуса были десятки. На первой странице кратко указаны правила пользования. А ниже приписка:

“…это поможет разобраться. Я что-нибудь придумаю, но мне нужна помощь, чтобы прекратить это. Твоя помощь. Узнай у Логана. Хотя бы что-то о том, как они действуют. О том, какую роль принимает во всём его сын. Важна будет любая мелочь. Любая зацепка…”

Нарцисса трясущимися руками прятала тетрадь в самый нижний ящик стола.

Кусала губы в попытке успокоиться.

Сжимала в ледяных пальцах чашку с остывшим чаем, глядя куда-то сквозь окно, за которым собирались сумерки пятничного вечера.

Она прислушивалась к тишине поместья, делая короткие и отрывистые вдохи напряжёнными лёгкими.

Она думала.

“…ты не хотела, чтобы я вмешивался в это дело. Ты не хотела, чтобы меня это коснулось. Но иначе всё будет только хуже. Иначе не изменится ничего. Мы что-нибудь придумаем. Но для этого нужно действовать.

Не дай Логану узнать о том, что у тебя есть связь со мной. Не пиши больше писем — делай записи здесь. Сообщай обо всём, что тебе становится известно.

Одна просьба. Не спорь. Ты сама понимаешь, что это единственный выход. Единственное возможное спасение. И ты понимаешь, что произойдёт, если об этом узнает кто-то из тех, кто…”

Руки дрогнули так, что немного чая перелилось через края чашки, и женщина вздрогнула.

Она должна передавать сыну любую информацию, известную ей о происходящем. Она должна передавать её сыну. Подводя его к этому. К черте, граничащей со смертью. Окончанием чужих жизней.

Бездумно проводя салфеткой по фалангам пальцев, женщина снова уставилась в окно. Единственный выход.

Она, скованная обетом и Мэнором, не сможет сделать ничего.

Она сойдёт с ума от осознания того, что происходит на нижних этажах особняка.

И Логан не должен ни о чём узнать.

Всю прошедшую неделю, с тех пор, как он поселился в той самой спальне, о которой женщина предпочитала не вспоминать, они почти не виделись. Только на обеде, когда он спускался в столовую. Или когда пил кофе в гостиной, расхаживая взволнованно из одного угла комнаты в другой.

При появлении Нарциссы он всегда успокаивался.

Или делал вид, что происходящее вообще мало его волнует. Заводил какой-то отвлечённый разговор.

Лишь единожды он поинтересовался, не собирается ли хозяйка поместья принять участие в одном из ритуалов.

А она тем временем вглядывалась в тёмные глаза, боясь увидеть в них что-то, что перекликалось бы с безумием в глазах мужа, которое жило в нём в последний год жизни.

Каждый час прошедшей недели Нарцисса провела, вслушиваясь в каменную тишину. Желая услышать хотя бы что-то. Боясь услышать что-то. Иногда ей казалось, что напряжение достигало такого апогея, что стоит слуху уловить один стон или одно слово — и она просто сойдёт с ума. Моментально.

И это вынуждало плотно закрывать уши ладонями, сидя перед зеркалом порой по полночи, уставившись на собственное отражение. Позабыв о том, что на комнату наложено несколько заглушающих заклинаний. Позабыв о том, что она — женщина, некогда имевшая силы и стержень для того, чтобы защитить своего сына.

Сейчас она никого не защищала. Сейчас она отчаянно боялась — и об этом кричали широко распахнутые глаза, глядящие на неё с поверхности стекла. Из полумрака спальни.

Была ночь, был ужас, было осознание. Толчки и дыхание запущенного механизма, медленно набирающего обороты. И всё глубже и глубже пропасть, поглощающая последнюю надежду, оставшуюся на плаву.

Но Ральд своей сегодняшней посылкой выдернул её наружу. И она снова засияла, возвращаясь жизненной силой в глазах.

Надежда есть.

Выход есть.

Она не одна.

О появлении гостя известил тихий хлопок камина в холле.

Сегодня это даже кстати, подумала женщина, отставляя чашку и садясь ровнее в кресле.

Незапланированные визиты в Мэнор стали нормой. Правда, это касалось только Логана. Остальные же являлись лишь в назначенные дни.

То, что мужчина согласился вновь закрыть доступ перемещений в спальне, стало приятной неожиданностью. Трудно было представить себе больший дискомфорт, чем понимание того, что пока ты спишь, по комнате могут свободно передвигаться совершенно незнакомые люди. И об этом даже не пришлось просить. Просто пятью днями ранее Нарцисса спускалась в гостиную, когда огонь в камине холла внезапно стал изумрудным, а в следующий миг помещение заполнила туча сажи, как бывало всегда, когда камином пользовались впервые после долгого простоя.

— Нарци.

Логан не стучал.

Женщина уже заметила эту его особенность: он молча заходил, плотно прикрывая за собой дверь.

Она не вздрогнула. Слегка повернула голову и приветственно кивнула.

— Добрый вечер.

На нём серый костюм, а мантия перекинута через руку. Словно пришлось спешить, покидая то место, откуда он явился. Почему ей казалось, что каждый раз он являлся из разных мест?

Будто вестник, странствующий по миру. И возвращающийся к ней из раза в раз.

— Всё нормально? — мужчина остановился около кресла, в котором сидела Нарцисса.

— Да, — немного удивлённо. Глотая волнение. — А что, что-то случилось?

— Нет. — Брюнет побарабанил пальцами по бедру. — Совсем нет.

— Я не ждала вас сегодня.

— Но и не особенно расстроилась, что я пришёл.

Нарцисса со сдержанной улыбкой пожала плечами. Промолчала. А он решил уточнить:

— Визит вежливости.

И хмыкнул, лёгким движением отбрасывая мантию на подлокотник дивана. Садясь рядом, скользя взглядом сначала по стенам комнаты, а затем останавливаясь на потрескивающем камине.

Вопрос о том, почему он пришёл сегодня, отпал сам собой. Кажется, он выглядел очень уставшим.

Женщина смотрела, как тёплые блики касаются высоких скул и сжатых губ. Как золотят седину на висках. Она заметила, что разглядывание Логана порой успокаивало её. И даже сейчас.

В такие моменты голову посещали слишком глупые мысли. К примеру: он не причинил бы ей зла.

Так казалось.

Слишком казалось. Будто это действительно правда.

Но наверняка лишь фантазия. Потому что в следующий миг здравый ум шепчет: он убивал.

И это снова отталкивает.

Точнее, нет. Отворачивает. Всё равно что отвернуть мотылька от тусклой лампочки в темноте.

И надо же, эти соображения — вся эта куча, весь этот умственный сор — уже не удивляли. Почти считались ежедневным ритуалом.

— Чаю?

Интересно, давно ли подобные визиты стали считаться нормой? Что вообще для Нарциссы считалось нормой?

Статистическое повторение одного и того же действия из раза в раз? Если Логан будет приходить ежечасно, это тоже станет нормальным?

— Да, пожалуйста, — на медленном выдохе.

Всё-таки он устал.

Женщина негромко щёлкнула пальцами, и в комнате появился Ланки. Отдавая эльфу указания, она всё ещё смотрела на мужчину, который тем временем прикрыл глаза и расслабленно наблюдал за языками огня из-под ресниц.

Несколько минут прошли в тишине.

Позволили хозяйке Малфой-Мэнора ощутить то, что в какой-то мере её напугало: благодарность, разливающуюся, греющую изнутри. За то, что она не сама.

Отвлечённая мысль: что повлияло на то, что воспринимать этого мужчину как часть всей этой чёрной тучи, нависшей над их семьей, стало практически невозможно?

Нужно быть осторожнее с этим. Тем более, отныне у Нарциссы есть цель.

Что-то, что поистине важно. Что-то, что может всё вернуть. Видит Мерлин, тот факт, что у жизни появился определённый смысл, некая наполненность, придавал сил.

Когда эльфы подали чай, Логан только кивнул. Медленно протянул руку к чашке. Затем будто передумал. Опёрся локтем о диванную подушку и поднёс сжатые в кулак пальцы к губам.

— Что ты помнишь?

Вопрос повис в тишине комнаты, растворяясь в горящем камине.

Тихий. Такой, на который тоже положено отвечать тихо.

Женщина слегка наклонила голову, стараясь не показать растерянности, что на миг обезоружила её. Хотя… с недавних пор она редко бывала во всеоружии.

Мозг тут же заработал в поисках подвоха, но… что-то было в тоне Логана, заставившее отмести вариант того, что он пытается выведать. Вынюхать нечто определённое.

Это было просто… просто: что ты помнишь? Что у тебя на душе? О чём ты думаешь?

Это невероятно покоробило.

Потому что внезапно захотелось ответить правдой.

Рассказать о своём страхе и о том, что она была бы самой счастливой женщиной, если бы никогда не знала ни его самого, ни приспешников. Если бы никогда и ничего не вспомнила.

— Последним воспоминанием был Рождественский приём, — ответила Нарцисса, облизав губы и потянувшись к чайнику. Осторожно наливая чай в чашку мужчины, пока тот наблюдал за ней, не отнимая кулака от губ. — Когда здесь всё было украшено. И шумно. Много людей, постоянно задающих глупые вопросы, — она усмехнулась. — И постоянно нахваливающих дом. Я помню, как скучно было Драко и как он обрадовался, когда Аделина Забини с сыном всё же пришли, хоть и с опозданием. Люциус был не очень доволен тем, что дети за столом говорили только друг с другом.

Женщина отставила чайник, вновь облокачиваясь о мягкую спинку кресла. Под изучающим взглядом Логана обхватывая свою чашку пальцами и отпивая немного крепкого напитка.

— Он всегда хотел, чтобы наш сын проявлял интерес к тем темам, что поднимали за столом мужчины. Обсуждая образование, дела Министерства… но… Драко ведь был совсем мальчишкой. Всего пятнадцать лет.

И она снова с улыбкой покачала головой.

— О чём думают молодые люди в пятнадцать лет? Разве о делах в Министерстве?

Брюнет некоторое время смотрел на хозяйку особняка, будто размышляя о чём-то совсем, отвлечённом.

— Твоя память очень избирательна, — произнёс он наконец. — А что ты помнишь обо мне? Кроме того, что… — неопределённый жест рукой. — Обет.

О, Мерлин.

Сердце замерло, ударив вдруг с силой, словно обороняясь. Это едва не заставило сделанный было глоток чая встать поперёк горла.

Она медленно подняла глаза.

…тёплые руки на плечах. Скользящее движение кончиками пальцев.

“Ты можешь уехать отсюда…”

“Я тоже тебя насилую…”

“…раздевайся…”

И что-то в его глазах, требующее честного ответа. Прямого, как и заданный вопрос.

— Ничего, — голос спокойный и уверенный.

Тот самый голос, которому обычно верят. Которым обычно говорят правду.

Логан смотрел по-прежнему внимательно. Что он пытался высмотреть? Ложь? Воспоминание о том, что она помнила, что он помог ей? Нет. Ты не увидишь этого.

Ты не помог мне. Ты разрушил мой мир.

Ты продолжаешь его разрушать даже сейчас. И я хочу остановить тебя.

— Что ж, — он протянул руку. Взял свою чашку. — Хорошо.

Это не было хорошо.

Нарцисса поджала губы. А затем обратила к нему лицо:

— Что вы планируете делать дальше?

— Дальше? — глухо переспросил, глядя в камин. С небольшой заминкой. Женщина даже не успела удивиться, что он вообще прореагировал на вопрос.

— Я имею в виду… — Мерлин, пожалуйста, ты не должна запнуться. — То, что происходит. Что дальше? У вас есть план, когда в следующий раз поселиться в Мэноре ещё на неделю, допустим?

И замерла, затаив дыхание. Чувствуя, как холодная лента страха вьётся по позвонку, вниз, спускаясь по ногам до самых пяток. Он ведь не должен ничего заподозрить, правда?

Взгляд тёмных глаз на долгое мгновение вернулся к лицу женщины. Последующая за тем усмешка столкнула с души огромный камень.

— Вот ты о чём. Я разве мешал тебе всю прошлую неделю?

Нарцисса снова пожала плечами, не отводя чашку от губ, словно прячась за ней. Тщательно скрывая облегчение за опущенными ресницами.

— Это зависит не от меня, Нарци, — сказал он, когда понял, что ответа не будет.

— Правда?

Удивлённый возглас вырвался внезапно.

— Ещё какая, — его перебил собственный тяжёлый вздох. — По крайней мере, сейчас так. Даю сыну право выбора и свободу действий.

Чай снова встал поперёк горла. Нарцисса тихо кашлянула, отставляя наконец-то чашку. Драко говорил о том, что было бы неплохо разузнать хотя бы что-то о сыне Логана. А нужная тема так и плыла в руки.

Это показалось бы даже немного подозрительным, если бы женщина не верила в совпадения. Теперь зацепить бы правильную ниточку.

— Сыну... — протянула она, кивая.

— Всем рано или поздно нужно начинать взрослеть.

— Значит, ваш сын в будущем хочет стать таким же, как вы.

К лицу женщины приковался тяжелый взгляд.

— Таким же?

— Я имела в виду, — быстро исправилась она, — перенять ваше дело.

Логан задумчиво потер подбородок.

— Он уже такой же, как я.

Это определённо не хорошо. Это определённо что-то значило. Хватит расспрашивать, пожалуй. Потому что его взгляд постепенно становится достаточно осмысленным, чтобы догадаться о чём-то.

— Вот как.

— Ты сегодня словоохотлива, — Логан сцепил перед собой пальцы.

Нарцисса моргнула и едва переборола желание втянуть в себя побольше воздуха.

Просто. Естественно. Ты не делаешь ничего плохого.

— Я подумала, что это в любом случае касается меня. И решила немного узнать о… деле.

Мужчина кивнул.

Кажется, ничего не заподозрил. Не уличил во лжи.

Его мысли сегодня были очень далеки, как от Мэнора, так и от самой хозяйки особняка. Это было на руку, но одновременно задевало. Зачем-то ведь он пришёл сюда.

Нарцисса наблюдала. Как он думал о чём-то, поглаживая подушечками пальцев подбородок. Как взгляд постепенно терялся, направленный в огонь. Желая сгореть, наверное.

— У вас что-то случилось, — негромко произнесла она.

Её это решительно не касалось. Но слова сорвались с губ.

— Нет, — Логан ответил спокойно. После чего неторопливо поднялся, подцепляя рукой мантию. Наверное, начал сомневаться в том, что на большее количество времени его просто не хватит. И настоящее состояние придёт на смену этому показному спокойствию. — Спасибо за чай.

Женщина кивнула, провожая его взглядом до двери.

Походка не менялась. Такая же уверенная и правильная.

— Вы могли бы… — она не ожидала услышать собственный голос. — Ну…

Когда он остановился на пороге, поворачивая голову и приподнимая брови, запнулась.

— То есть, вы же зачем-то пришли.

— Всё в порядке. Тяжёлый день в Министерстве. После таких дней не всегда хочется возвращаться в пустой дом.

Пустой дом.

Нарцисса замерла с приоткрытым ртом, глядя, как его фигура исчезает за створкой двери.

Почему ей никогда не приходило в голову, что Логану может быть порой так же одиноко, как и ей в этой клетке? Потому что он никогда не говорил о подобном?

Ноги сами подняли тело, а в следующий момент она почти выбежала в холл.

— Я подумала, что… вы можете остаться, если хотите.

Голос отдался эхом в просторном каменном помещении. Логан уже шагнул в камин и теперь только обернулся через плечо.

— Ваше присутствие действительно не мешало мне всю прошлую неделю, и если хотите… всего один вечер, ведь у вас есть своя спальня и…

Женщина запнулась, когда заметила растягивающую тонкие губы ухмылку.

Какое-то время они молчали, глядя друг на друга, а затем мужчина покачал головой, продолжая улыбаться.

— Доброй ночи, Нарци.

И порция летучего пороха ударила его по ботинкам, а гудящий изумрудный огонь заставил Нарциссу на мгновение прикрыть глаза. Чему он улыбался?

И почему, Мерлин, она вообще предложила ему… это? Остаться на ночь в Мэноре — зачем? Это так глупо. Так… безответственно.

Нужно поскорее списать этот поступок на жалость. Но жалость была абсурдна. Это не тот человек, которого нужно жалеть. А импульсивность — не то, на что нужно полагаться в данной ситуации.

Понадобилось несколько секунд, чтобы тряхнуть головой, пытаясь выкинуть ненужные мысли из головы. И ещё секунда, чтобы решительно вздохнуть, делая шаг к лестнице.

Размышления об этом человеке были опасны. Как и он сам. Как и её воспоминания.

Нужно сообщить Драко то, что удалось узнать.

Это должно здорово отвлечь от глупостей.



* * *



Бездумное перелистывание страниц — это всё, на что сподобилось сейчас его тело. В то время, как мозг лихорадочно работал, вынуждая взгляд время от времени опускаться на строки, написанные матерью.

Малфой до конца не был уверен в том, что она согласится поддержать его. Поддержать их в этом… наверное, сумасшествии. Но это были те самые трепыхания, которые выбора обычно не оставляют. Ты либо поступаешь так, потому что иначе не получится, либо поступаешь так, потому что иначе будет только хуже.

И здесь включались оба варианта.

Курт причастен.

Поднимите руки, кто удивлен.

Это уже не было неожиданностью. Это было данностью, и, прочитав эту фразу от матери, Драко даже не удивился. Только снова взглянул на наручные часы, которые показывали восемь двадцать.

А Грейнджер в библиотеке. С ним.

И, честно говоря, сейчас слизеринец готов был плюнуть на всё, помчаться в эту чёртову… и…

И.

Сделать что-то. Хотя бы что-то. А не сидеть на небольшой ступеньке перед самым портретом дремлющей Рвотной Дамы, теребя пальцами края дневника. Борясь с желанием уронить голову на руки и ждать, пока в голову придёт идея. Другая идея, не требующая мишени в лице Грейнджер.

Почему он сидел здесь? Сам. Вслушиваясь в тишину монолитных стен. Наверное, он успокаивался. Если с утра настроение было вполне неплохим, то в течение дня оно медленно менялось. Сначала, когда он решился-таки написать матери, вырвав предварительно из дневника Грейнджер первый лист с их перепиской. Потом, когда отправил Ральда. Еще позже, когда ждал ответа, буравя взглядом тетрадь.

И теперь, получив ответ.

С одной стороны это принесло облегчение, а с другой — если мать согласилась на подобное, значит ситуация действительно дерьмовая. Что, по сути, было очевидно изначально.

И еще одно.

Где чертова Грейнджер?

И если она не появится через полчаса, Малфой сам пойдёт туда. И лучше бы ей появиться, видит Мерлин.

Тем более, у них патрулирование в девять. Не пропустит же она патрулирование. Он не позволит пропустить грёбаное патрулирование.

Взгляд снова наткнулся на дневник.

“...милый, надеюсь, ты знаешь, что делаешь, потому что я не имею никаких идей о том, что ты задумал, и как возможно остановить приспешников, не нарушив Обет и не попавшись Логану. Но я сделаю всё, что возможно. Всё от меня зависящее. Я верю тебе, и если ты уверен в том, что всё получится, то я тоже уверена. Потому что однажды именно ты остановил это. И теперь сумеешь…”

И в этих словах из всей записи матери Малфой почувствовал такую огромную волну надежды, что ему стало страшно.

Снова. Слишком сильно. Так даже почти не бывает, наверное.

Потому что единственным страхом, пронесённым из самого детства, через всю свою жизнь. Единственным. Неизменным. Было — не оправдать.

Люциус всегда ждал чего-то от него.

Все всегда чего-то ждали от него, глядя на Люциуса. Отец всегда был тем, кто внушал. Сначала - он. А потом люди сами решили, что хотят поступать так, как он считает нужным. Так ведь и обозначается правильность, не так ли?

Что правильно, а что нет — решает сильнейший. А остальные тащатся за ним, как овцы.

Малфой не понимал одного. Неужто даже призрак отца всегда будет оставаться тем самым, сильнейшим? Неужто призрак — опозоренный, опущенный, почти лишённый всего ещё при жизни — сильнее? Неужто?

И где граница, переступив которую ты выходишь из чьей-то тени? И можешь создавать свою собственную. Становиться не воплощением, а воплощаемым?

Неужто есть те, кто в тени родился и в тени умрёт. Лишь отголоском того, кого уж и в живых-то нет.

Тихие шаги заставили поднять голову и заметить её фигуру, спешащую по огромному, широкому коридору к Башне. К Малфою.

Облегчение в груди он даже не брался для себя объяснять. Бессмысленно.

Грейнджер шла быстро, но движения её говорили не о напряжённой торопливости, а облегчённой. Словно она долго сидела в комнате, в которой висела стойкая вонь, и теперь с удовольствием шагала, вдыхая чистый воздух.

Драко не шевелился. Только медленно откинул голову назад и уперся затылком в стену, наблюдая за приближающейся гриффиндоркой из-под ресниц. Когда она его заметила, шаг слегка сбился, а пока девушка дошла до портрета, взгляд стал обеспокоенным.

— Что-то случилось?

— Нет.

— Пароль забыл?

Малфой фыркнул и медленно поднялся:

— Очень смешно.

— В таком случае, почему ты здесь?

Жду тебя.

Ага. Хера с два я это сказал.

— Там слишком жарко, — быстрый кивок в сторону гостиной. Приподнятые брови Грейнджер заставили закатить глаза. — У меня была приятная вечерняя встреча. Мы отлично провели время.

— Встреча, требующая остывания в холодном коридоре, судя по всему.

— Определённо.

Губы гриффиндорки округлились в секундное немое “о…”. Быстрый кивок головы дал понять, что она поверила.

И всё бы хорошо, если бы не крошечное уточнение: встреча была с Забини. Они договорились встретиться в десять вечера на шестом этаже, у ванной старост. Во время патрулирования.

Нужно было поговорить. Им, втроём. И ни Забини, ни Грейнджер пока не знали о том, что отныне будут действовать сообща.

Сегодня узнают.

Ничего. Всегда нужна подстраховка.

За последний год это правило накрепко вкипело в мозг Драко.

Но ей-то знать необязательно, правда?

Тем более… что-то появилось в тёмных глазах, но исчезло почти сразу же. Она только вздёрнула подбородок и быстрым движением завела прядь волос за ухо.

— Ясно. Ну, можешь ещё посидеть, а я зайду, если ты не возражаешь. Здесь прохладно. Фениксус.

А вот это — чёрта с два.

Во-первых, какого хрена последнее слово за ней?

А во-вторых, ему не понравилось, как прозвучало её иронично-идиотичное “если ты не возражаешь”. Поэтому он скользнул за ней в образовавшийся проём. Специально едва-едва зацепил плечом худое плечо.

Грейнджер специально проигнорировала.

Драко остановился у дивана, наклоняясь и упираясь свободной рукой в мягкую спинку. Провожая девушку взглядом, пока та следовала к лестнице в свою спальню.

— Ну и как всё прошло?

Это что, он спросил?

Нахера?

Гермиона остановилась. Обернулась, будто нехотя.

— Нормально. Он был очень милым.

Что?..

Это определённо неверный ответ.

Драко открыл рот, чтобы переспросить, но она перебила:

— Подал мне руку, когда я поднималась со стула. И десять раз извинился, когда облил мою юбку. А потом угостил конфетами. Ещё мы немного посидели в галерее. Просто болтали.

Твою-мать-что?

Пальцы сжались на материи, сминая диванные подушки.

Они болтали в галерее. Пока Малфой ждал её, уверенный в том, что она, бедная-несчастная, мучается от нежелания находиться в грёбаной библиотеке с грёбаным Миллером.

А они болтали. Просто болтали в галерее.

Драко чувствовал себя идиотом.

— Я имел в виду, — прорычал он сквозь зубы, — ненужные вопросы.

— Какие именно? — Грейнджер невинно подняла брови. — Все вопросы были вполне уместны.

Она просто издевается.

Поэтому. Только поэтому он сжал губы, чтобы не рявкнуть что-то лишнее сейчас. Давал шанс не довести до греха. Но спокойный тон дался нелегко.

— Что насчет вопросов личного характера?

Гермиона приглушённо вздохнула.

Блять, прекрати это. Прекрати играть со мной.

Я вижу, как фальшиво ты задумываешься, прикусывая губу, как постукиваешь пальцем по кончику носа, изображая работу мысли.

— Только один, — наконец изрекла она.

А ему показалось, что от бешенства, всё более загустевающего в жилах, на голове начинают шевелиться волосы. Потому что она, по всей видимости, продолжать не собиралась.

Выдавливая из него уточняющие.

— Какой?

Странно, что не подавился им.

— Есть ли у меня молодой человек.

Сука. Я убью его. Просто ко всем чертям.

Малфой фыркнул. Её задело — она поморщилась.

Интересно, а зачем они это делают?

Зачем усложняют? Почему они не могут поговорить, как сегодня утром в классе. Без лишних рывков и злости, которая, блин, просто кипела, когда он думал о сраном когтевранце.

Да потому что это вы, Малфой. Ты и она. И иначе разговаривать у вас не получится. Даже имея общее дело.

Поэтому, ради Мерлина, оставь эту хренову тему и просто…

— Мне мать ответила, — он бросил дневник на журнальный столик. Пронаблюдал заинтересованный взгляд Грейнджер. Она даже сделала торопливый шаг к нему, на секунду теряя эту-свою-маску.

— Да? И что там?

— По счастливому совпадению к ней заявился Логан сегодня. Она кое-что узнала. Твой Курт, судя по всему, открывает счёт в их игре. Папаша дрессирует его, позволяя выбирать цели, — Драко говорил не спеша, наблюдая, как девушка откладывает сумку и протягивает руку к тетрадке, осторожно пролистывая. — Ждёт, пока он наиграется. Так что ты уж постарайся, Грейнджер. Этот шанс может стать последним. И за дело возьмутся приспешники, а не сыночек их главаря.

Тёмный взгляд впился ему в лицо.

— Ты говоришь слишком пренебрежительно о том, кто доставляет такую массу проблем.

— А ты его защищаешь?

— Будут ещё идиотские предположения? — она закатила глаза и фыркнула, складывая руки на груди.

— Значит прекрати подмечать подобную херню.

— Что?

— Я о том, что ты сказала о пренебрежении. Он не заслужил уважения. Чертова пешка.

— А ты не был "сыночком главаря", Малфой?

Слизеринец почувствовал, как дрогнула его верхняя губа.

А действительно, Малфой. Не на своё ли протеже ты раскрываешь рот?

Он ощутил злость. Скрипнул стиснутыми зубами.

— Я никогда. Не имел отношения. К этому.

Но это ничего не меняет.

Не так давно от Драко шарахались. Его боялись. И всё смешалось в такой тугой коктейль, в котором уж и не различить ингредиентов. И не отделить страх от уважения. Обвинителей от защитников.

Это факт. А причина ясна, как божий день.

— Твой отец посчитал, что ты не достоин? Убивать грязнокровок. Или, может быть, ты бы побрезговал? А, Малфой? Хотя это не мешает тебе спать с одной из них.

— Закрой рот!

Этот рёв заставил её заткнуться. Вздрогнуть. А впившиеся в спинку дивана пальцы побелели. Медленный дрожащий выдох - и зажмуренные глаза стали откровением, повисшим в зазвеневшей тишине комнаты. Он опустил голову, тяжело дыша.

Что ты делаешь, блять. Что ты делаешь? Не касайся моего отца в разговорах. Никогда. Никогда не касайся, гриффиндорская… гриффиндорская…

Господи, да он даже не мог назвать её. Сукой, шлюхой, дурой. Как раньше.

Почему?

ПОЧЕМУ?

Словно какая-то его часть неотвратимо менялась. И так было нельзя. Это плохо.

— Просто закрой рот, Грейнджер, ладно? Просто заткнись, хорошо?

Господи, как это жалко. Мог бы хотя бы не срываться на херов шёпот.

Держись. Возьми себя в руки. Давай.

Но отец уже смотрел на него из-под закрытых век. И почти слышен был его смех. Гнилой, загробный.

Я ненавижу этот смех. Я ненавижу тебя.

Но ты и так слишком долго молчал, верно?

Слабак. Ты слабак. Ты и твоя невозможность взглянуть правде в глаза.

Малфой почувствовал движение, а в следующий миг Грейнджер уже стояла перед ним. Стояла молча, впившись ногтями в ладони. И он ощущал её желание прикоснуться. Если не путал с собственным желанием прикосновения.

Но не сейчас.

Сейчас она поняла. И тихий голос подтвердил это, мгновенно впитавшись в виски. Ложась прохладной плёнкой на воспалённый мозг.

— Прости.

Драко чуть не вздрогнул, как от удара. Сдержался, на мгновение крепче зажмурив глаза, а затем встретился с Гермионой взглядом, поднимая голову.

Неважно, Грейнджер. Забей.

— Через двадцать минут патрулирование, — он оттолкнулся ладонями от дивана, делая шаг назад.

Девушка не двигалась. Просто смотрела. И если бы не диван между ними… У нее взгляд был слишком проникающий. Это нервировало и напрягало. Малфой морщился.

— Иди собирайся. Я не буду ждать тебя.

Она смотрела.

Да что такое? Прекрати это. Мне на хер не нужна твоя гребаная жалость.

— Слышишь меня? Иди собирайся.

Она выдохнула. Медленно отворачиваясь. Откладывая дневник на стол. И Малфой видел, что она хочет извиниться. Снова.

Нахер. Подавись этим.

И. Наконец-то. Разворачивается и идет в сторону лестницы.

А Малфой ждет, пока дверь в ее спальню с тихим хлопком закроется. Он позволяет себе зарыться лицом в ладони.

Твою мать.

Пусть это либо закончится, либо сорвет крышу побыстрее. Потому что. Он уже не понимал, где нормальность. Не понимал, в чем она проявляется.

То ли этот шепот в мозгах.

То ли огромные, распахнутые глаза. Карие и горячие. Несущие в себе ту тишину, в которую так сложно поверить. К которой так легко привыкнуть.

Возможно, именно это с ними и произошло.

Они оба привыкли к тому, чего нельзя было допускать к себе на расстояние пушечного выстрела. Чего нельзя было даже предположить. К тому, что вызвало бы только недоуменный смех еще полгода назад.

И, Мерлин. Он не знал, было ли это спасением.

И с каких чертовых пор он начал называть привычку необходимостью?

Плохо, Малфой. Очень плохо, Малфой.

Кажется, ты в полной заднице.
 

Глава 20.

Малфой не понимал, устраивало ли его молчание, которое возникало между ними в такие моменты, как сейчас. Когда она просто шла рядом, и до слуха доносилась приглушённая музыка из её наушников.

Долбаная магловская музыка, которую он постепенно начинал ненавидеть всё больше.

Потому что происходила какая-то хренотень, связанная с этой бездарной пульсацией ритмов и какофонией звуков.

После разговора в гостиной Драко поднялся к себе и принял быстрый душ. Это всегда помогало ему собраться с мыслями и сосредоточиться.

После чего отправился в комнату и заметил, что бормочет себе под нос слова этой-грёбаной-песни, которую ненавидел всеми фибрами.

Без шуток.

Пока Малфой искал брюки, он напевал себе под нос “Лондонский мост”.

И осознанием был шок, вынудивший остановиться посреди комнаты. Мокрым, с полотенцем на бёдрах. А потом подлететь к зеркалу и убедиться в том, что он это он. Что он по-прежнему в своём теле.

Так же хотелось верить в то, что в своём уме. Хотя всё указывало на обратное.

И теперь эта мелодия долбилась в висках надоедливой пластинкой, грозящей вот-вот снова сорваться с губ.

И не дай Мерлин, Грейнджер услышала бы это.

Она брала с собой на патрулирование плеер, когда либо не хотела говорить, либо понимала, что не заговорит он. Что поспособствовало на этот раз, Драко не знал. Ему это даже почти не было интересно. Он обратил внимание только на то, что после того случая в её спальне она перестала носить наушники с твёрдой полоской, соединяющей их. Теперь это были обычные проводки с пластмассовыми капельками на концах.

И иногда у неё было такое спокойное выражение лица, что хотелось взять их и выдернуть из её ушей, чтобы туда попало немного прохлады коридоров и той путаницы, что медленно поедала Малфоя изнутри. Банальное, трусливое желание под названием: “Пусть кто-то разделит со мной дискомфорт”.

А её спокойствие…

Невероятно бесило.

Благо, патрулирование подходило к концу. Осталось пережить разговор с Блейзом, который — Драко взглянул на наручные часы, — пожалуй, уже был на месте. Там, где они договорились встретиться. Оставалось всего несколько поворотов.

А взгляд тем временем снова упал на Грейнджер.

Иногда такая пустота — а иногда такая заполненность. От чего зависит?

Кажется, он начинал ненавидеть ещё и это слово.

“Зависимость”. Слишком крепко к нему привязывался.

Дурной знак.

Забини стоял почти сразу за углом, сложив руки на груди. При виде Малфоя он коротко махнул рукой и слегка сжал губы, заметив гриффиндорку. Грейнджер, идущая по правую руку, лишь на секунду притормозила так, что въедливый марш плоских каблуков сбился с привычного ритма. Драко ощутил на своей скуле острый взгляд, который, впрочем, тут же исчез, стоило Гермионе убедиться в том, что присутствие Блейза было чем-то вполне ожидаемым. Медленно достала наушники из ушей и спрятала в карман толстовки.

Кажется, она надела её специально, зная, как Драко относится к маггловским вещам. Или у него уже началась активная паранойя.

— Забини?..

Было очевидно, что она не горела желанием находиться в обществе ещё одного слизеринца.

— Грейнджер.

Сдержанно и прохладно.

Малфой пронаблюдал это вежливое, на грани, приветствие и закатил глаза. Что, серьезно? Самое время для любезностей.

Быстрым движением хлопнул друга по плечу.

— Хорошо, что пришёл. Идём.

И мулат беспрекословно последовал за ним в полутьму узкого коридора, открывшегося между двумя широкими колоннами.

За что Малфой мог сказать Блейзу смелое “спасибо”, так это за отсутствие лишних вопросов. Если он чего-то не понимал, то либо дожидался подходящего момента, чтобы спросить, либо въезжал в ситуацию сам.

Сейчас, скорее всего, действовал первый вариант.

Но подходящий момент — это такая относительность, когда рядом шагает эта…

— И куда мы идём?

Ну, вот. К слову.

Голос Грейнджер, которая остановилась там, где до этого стоял Забини, отдался негромким эхом в холодных стенах. Вариант “промолчать” не сработал, потому что через несколько секунд в спину полетел следующий вопрос:

— По графику нужно закончить с этим этажом и возвращаться. Куда ты собрался?

Драко обернулся почти с ленцой, глядя на девушку из полумрака. Мулат даже не остановился — проскользнул мимо, следуя к тяжёлой двери.

— Нам нужно поговорить.

— Лучшего времени не нашлось? Поздним вечером болтать с Блейзом в ванной старост, — она быстро поджала губы. — Развлекайтесь. Я никому не расскажу.

И сделала шаг назад, намереваясь, видимо, отправиться в Башню, когда Малфой поймал ее за рукав толстовки.

— Поговорить втроём.

— Что? — она нахмурилась, мгновенно ловя его сжатые на ткани пальцы взглядом. — О чём?

Напряжённый разговор в гостиной давал о себе знать.

Хотя бы вот этими настороженными и блестящими в тусклом свете редких факелов глазами. Снова появилось искушение — попросить прощения за то, что наорал на неё.

Но затем память напомнила: это она тронула непозволительную тему. Она заслужила.

Это заставило отпустить ткань. Приподнять бровь, задирая подбородок.

— О твоём любимом.

— О Миллере? — кажется, Гермиона удивилась.

Лицо вытянулось, а рот приоткрылся. Судя по скептичному взгляду блондина — оказалась права.

— Но при чём здесь твой… Забини? Моральная поддержка? Или…

— Я всё слышу, Грейнджер. Можешь не изощряться, — тут же отозвался от двери Блейз прежде, чем Малфой успел ответить, и девушка на мгновение прикрыла глаза, будто пытаясь совладать с собой и принять достойный вид. — Вы идёте?

Он уже держал створку открытой, и Гермиона, бросив на Драко прищуренный взгляд, медленно прошествовала мимо, направляясь в помещение, откуда уже ощущался запах хлорки и стерильно вычищенного камня.

Предоставив слизеринцам любоваться своей выпрямленной до состояния кола спиной. Несмотря на то, что толстовка была отнюдь не в облипку, мягкая ткань не могла скрыть узких плеч и тонких запястий, хрупкие косточки которых слегка натягивали кожу.

Малфой понял, что продолжает скользить взглядом по знакомой уже фигуре, когда встретился с направленной на него усмешкой Забини.

Пошёл к чёрту, мысленно буркнул он, отворачиваясь.

Быстро следуя за старостой девочек и останавливаясь, только когда дверь за ними плотно закрылась и щёлкнул паз.

Мельком осмотрелся в достаточно просторном, но очень мутно освещённом несколькими факелами помещении, следуя примеру Грейнджер.

Стройный ряд раковин у стены. Кабинки, отгороженные друг от друга тонкими стенками. Зеркала, отражающие их сейчас с противоположной стороны от широкого и пустого на данный момент углубления ванны, отделанного плиткой.

У старост школы была своя туалетная комната, поэтому путешествовать по этажам только для того, чтобы вымыться, им не приходилось. Зато Забини, бывающий здесь, судя по всему, куда чаще, уже уверенно прошёл к низкому каменному подоконнику около узкого шкафчика для предметов гигиены и уселся на него, вытягивая ноги и уперев носок туфли в ближайшую скамейку.

— Здесь нас никто не подслушает. Устраивайтесь поудобнее.

Несмотря на то, что сказано было им обоим, Малфой явно почувствовал, что обращаться к Грейнджер напрямую мулат не решается.

Или не хочет.

По правде сказать, он вообще не понял, с чего это Блейз начал проявлять к грязнокровке такую лояльность. Нужно поговорить с ним об этом. Когда её не будет рядом, разумеется.

А пока блондин вздохнул и уселся на кафельный парапет огромной ванны, подтянув брючины.

Гермиона стояла между слизеринцами, глубоко засунув руки в карманы толстовки, почти против воли приковывая к себе внимание обоих.

— Ну и? — негромко спросила она, оглядывая светлые стены, когда голос гулко отдался в каждом уголке ванны.

Забини тоже вперил вопросительный взгляд в друга, ожидая. Малфой с ходу обратился к нему:

— Она знает.

Лицо мулата не обозначило ни удивления, ни осуждения.

— Всё знает?

— Да. Я рассказал. И мы решили, что можно что-то сделать. Со… всем этим.

Блейз сложил руки на груди и отклонился назад, упираясь спиной в витраж, сквозь который в помещение проникал серый лунный свет.

— Каким образом?

— Есть связь с моей матерью.

— Что? — на этот раз он удивился. — Ты ведёшь переписку с Нарциссой?

— Да. Я прислал ей дневник. Она будет сообщать последние новости из Мэнора. А мы будем пытаться что-то изменить.

— Через Миллера?

Малфой кивнул, сжав губы.

Мерлин, это была неосознанная реакция. Просто злость. Злость на имя.

— Значит, то, что ты подкатываешь к нему, это не более, чем обманка? — теперь Забини обращался к гриффиндорке, лениво повернув голову.

Гермиона, чьи глаза метались с одного слизеринца на другого, молча прикусила губы. Было видно, что ей не терпится влезть в разговор, и этот вопрос вызвал у неё моментальную раздражённую реакцию:

— Об этом что, уже весь Слизерин знает? — поинтересовалась, приковав к себе внимание сразу обоих.

— О том, что хоть одно слово не просочится за двери этой комнаты с нашей стороны, можно не сомневаться, — холодно отозвался Забини. — А вот не доложишь ли ты всё своим щенкам, это уже другой вопрос.

— Я бы на твоём месте придержала язык за зубами, — тут же огрызнулась Грейнджер, и Малфою даже стало легче — ничего не изменилось. Они по-прежнему слизеринцы и гриффиндорка. Они по-прежнему два вражеских лагеря, вынужденные играть на одной стороне.

Точнее, на нейтральной территории.

— Посоревнуетесь в остротах позже, — одёрнул их Драко, глядя на девушку. — У Блейза не так много времени. Его обход подходит к концу, и если он попадётся Филчу, возникнут лишние вопросы. Так что давайте к делу.

Она замолчала, только глубже засунув руки в карманы и бросив нахмуренный взгляд на мулата, который уже переключил внимание на друга.

— С политикой разобрались. Что от меня требуется?

Малфой подтолкнул носком туфли валяющуюся на полу мыльницу.

— Присматривать за ними.

Забини скосил взгляд на Грейнджер.

— За ними?

— За Миллером. Потому что, как оказалось, это он даёт наводку Логану.

Блейз сосредоточенно слушал друга, пока тот рассказывал о том, что Курт подбивает клинья к девушкам, после чего выведывает у них информацию о семьях и передаёт все координаты отцу, который в свою очередь собирает приспешников, и в итоге вскоре появляются новые жертвы.

— Охуеть, — протянул тот, когда в ванной воцарилась тишина. — И каким образом это можно остановить из Хогвартса? Ты же понимаешь, что если я увижу, как Миллер к кому-то клеится, я не смогу просто подойти и съездить ему по роже за это? Или…

Тёмные глаза на мгновение замерли, словно до Забини что-то дошло, после чего он перевёл взгляд на Грейнджер, которая тем временем аккуратно присела на край лавки у окна.

Драко почти услышал, как в мозгах друга что-то щёлкнуло.

— Она? — большой палец указал в сторону гриффиндорки. — Серьёзно, Малфой?

После быстрого кивка блондина Блейз снова уставился на Гермиону.

— Я, конечно, помню все твои слова о том, что грязнокровкам в школе не место, но… нет, вы действительно просто решили… я даже не знаю, как назвать это.

— Заманить его в ловушку, — подсказала Грейнджер. — С моей помощью.

— В ловушку?

Грубоватый короткий смешок прокатился по ванной. Забини вперил недоверчивый взгляд в Драко.

— Блин, вы в своём уме?

— Он уже клюнул. У меня есть все шансы. Это неплохая возможность…

— Заткнись, будь добра. Малфой, я не понял. Что ты делаешь?

Игнорируя возмущенный звук, который издала Грейнджер, блондин кашлянул. Забини нервничал — это был плохой знак. Значит, то, что они делают, действительно неправильно.

Чёрт.

Это напрягало.

— Слушай…

— Нет, это ты слушай, — мулат соскочил с подоконника и сделал несколько быстрых шагов по направлению к ванной. — Это что, игры, по-твоему?

— Блейз, это выход.

— Это херов пиздец, а не выход. Вы оба… — он не подобрал слов и раздражённо всплеснул руками, после чего потёр переносицу пальцами, успокаиваясь.

Несколько секунд в помещении звенела тишина.

— Если он попытается узнать у меня что-то о родных, я могу соврать. Дать ему не те координаты, которых он ждёт, — Гермиона говорила со сдержанным холодом в голосе.

— Думаешь, они идиоты? Будут полагаться только на то, что ты говоришь?

— Они не знают, что кто-то вообще в курсе того, что Курт причастен к убийствам, — тут же заявила она. — А значит, и причин врать не должно быть.

Малфой молчал, прижав ладонь ко лбу и глядя перед собой.

— И что тогда? Ты дашь ему неверные координаты. Дальше?

Гермиона бросила быстрый взгляд на Драко. Тот не собирался перехватывать инициативу объяснения на себя. Молча жал губы и напряжённо всматривался в темноту стены перед собой.

— Тогда можно будет рассказать обо всём Дамблдору. Он поможет нам…

— Нет! — ожил блондин.

Грейнджер вздрогнула.

Забини перевёл на друга удивлённый взгляд.

— Пока мы не узнаем, как сделать так, чтобы матери ничего не угрожало, мы не скажем ему ни слова.

— Но…

— Они казнят её прежде, чем мы успеем закончить свои россказни. Этот главный-мудила Оливар только и ждёт доказательств причастности Нарциссы ко всему этому дерьму, — зарычал Малфой, сжимая пальцами бортик парапета.

— Думаешь, Дамблдор сразу доложит в Министерство?

— Я не дурак, Забини. Дамблдор срать хотел на меня и мою семью.

Снова тишина.

Драко ненавидел, когда повисала эта тишина. Потому что в ней обрывки мыслей становились громче.

Всё громче кричали о том, как всё безнадёжно.

— Значит, мы будем искать способ доказать невиновность твоей матери, — тихо произнесла Грейнджер. — А я буду тянуть время, как смогу.

Блейз открыл было рот, чтобы сказать что-то, но промолчал, замечая, как Малфой зарывается в волосы пальцами. Как он отчаянно старается не показать, что плечи его постепенно никнут.

Хуёвая ситуация. Очень.

Мулат провёл рукой по лицу. Тяжело выдохнул.

А затем сделал шаг в сторону Драко и сел рядом с ним. С силой хлопнул ладонью по широкой спине друга.

— Я буду присматривать за ним. Он и шагу без меня не сделает, — ухмыльнулся, бросив на Гермиону, которая кусала губу, всё ещё немного хмуря лоб, напряжённый взгляд.

Полный такого ненормально огромного сомнения, что что-то внутри неё подобралось.

Будь сильной.

Малфой поднял голову. Улыбнулся краем рта. Кивнул.

Это была благодарность. Им обоим.

Грейнджер сжала руки в карманах, чувствуя неясное облегчение от того, что Блейз согласился помогать.

Потому что она смотрела на Драко, и ей становилось страшно. От той безнадёжности, которая всё чётче просматривалась в его глазах. Он терял надежду.

Нельзя было терять надежду.

Девушка подавила в себе желание сесть с другой стороны от него и тоже поддержать. Она не будет этого делать.

Она не должна.

Она просто стояла перед ними, сидящими на парапете, и думала о том, как скоро всё это хрупкое строение, что они городят, рухнет прямо им под ноги. Или на головы.

Не прислушиваясь к негромкому разговору двух товарищей, вздохнула и отошла к окну, упираясь руками в подоконник, на котором недавно сидел Забини.

Он будет присматривать.

За ней и за Миллером.

Гермиона не могла сказать, что это необходимо. Пока не было ничего такого, с чем она бы не смогла справиться. Встреча в библиотеке прошла спокойно, и несколько раз она даже искренне засмеялась, когда у него наконец-то получилось произносить заклинание и не окатывать её водой с ног до головы.

И когда он поклялся, в очередной раз высушивая подол юбки Грейнджер, что заклинания, касающиеся работы с огнём, он будет изучать самостоятельно. Желательно, где-нибудь в прерии или в пустыне, чтобы никто не пострадал.

И он слишком часто повторял: мы ведь просто друзья.

Просто друзья.

Эта фраза кричала: “Я вру тебе прямо в глаза”. А в голову постоянно приходил тот-самый-танец, когда она явственно ощущала их “просто дружбу” своим бедром сквозь платье. Миллер же, кажется, даже не пытался ничего скрыть.

По коже прошло целое стадо мурашек отвращения.

Всё-таки хорошо, что Забини будет присматривать за ним. Потому что если бы этим занялся Малфой… это опасно. Подозрительно.

Тем более, Курт начал избегать его. Гермиона видела, как когтевранец опускал взгляд при виде Драко. Или же торопливо прощался с ней, когда блондин появлялся на горизонте.

Это легко было понять, учитывая, чем занимается его отец в поместье Малфоев. И тяжело было понять, учитывая, сколько раз Миллер повторил о дружбе. Значит ли это, что он действительно “клюнул”?

Пожалуйста, пожалуйста, пусть кто-нибудь скажет, что они поступают правильно. Что они на верном пути.

Потому что у Гермионы было ощущение, что она должна вот-вот прикоснуться к обнажённому высоковольтному проводу. А ей нужно тянуть чёртово время.

Она обернулась только тогда, когда до слуха донеслось негромкое:

— Ладно. Я пошёл, скоро одиннадцать. Не хочу попасться этому старому придурку или его животному.

Забини встал, оправляя брюки и мантию. Бросил быстрый взгляд кивнувшему Драко, а затем снова посмотрел на Грейнджер и нахмурился.

— Держим друг друга в курсе любых изменений, ясно?

Девушка переборола желание закатить глаза. Она терпеть не могла этот истинно-слизеринский повелительный тон. Только буркнула: “Ясно”, едва разжимая зубы.

Мулат не доставал палочку, не произносил: “Люмос”, просто через мгновение исчез во мраке за дверью. Секрет этого ночного видения был поистине самой большой загадкой для Гермионы.

То, что они остались вдвоём, дошло до неё не сразу. Только когда Малфой кашлянул, снова проводя руками по волосам и выпрямляя спину.

Их взгляды встретились, и в этот момент уединение ощутилось особенно сильно.

— Нужно подождать, — негромко сказал он, кивнув на дверь, за которой скрылся Блейз. — Минут через десять пойдём.

Гермиона кивнула.

Перевела взгляд на ряд раковин и зачем-то уставилась на третий умывальник. Краем глаза замечая отражение: своё и Малфоя. Он сидел, разведя колени и слегка опустив голову. О чём-то напряжённо размышляя.

Даже не хотелось подкалывать или говорить гадости.

Просто стоять напротив него и пытаться впитать в себя немного тяжести, которая исходила от него огромными, накрывающими, густыми волнами.

Впервые она чувствовала себя в тишине с ним не в своей тарелке. Потому что ощущала — должна что-то сказать.

Не успокоить.

Просто он ждал чего-то от неё, а она чувствовала это всей кожей.

— Хорошо… — голос сорвался.

Гермиона покраснела, быстро кашлянув в кулак, переминаясь с ноги на ногу и ловя на себе прямой взгляд. Глаза Малфоя поблёскивали в темноте.

— Хорошо, что ты рассказал Забини, — выдавила она из себя.

Отвернулась, потому что Драко фыркнул, хмурясь.

— Не начинай, Грейнджер.

— Что?

— Сама знаешь. Этот балаган. Я знаю, в какой мы заднице, и ваша с Блейзом жалость нихера не поможет.

И почему-то в голове заревели его слова, сказанные когда-то: “Мы в полном дерьме, Грейнджер”.

Хотя в тот момент они ещё не подозревали о том, во что ввяжутся немного позже. И о том, что происходит. Произойдёт.

Наверное, они хронически будут по уши в проблемах. Только начало ноября, а уже создавалось ощущение, что учебный год вот-вот подойдёт к концу.

— Я никого не собираюсь жалеть.

— Ну, конечно.

И снова молчание, которое действовало на нервы, как капающая вода. Завязывая в жилах тысячи крошечных, но тугих узелков. Было странно разделять тишину со слизеринцем.

Никогда бы не подумала…

— Знаешь, чувство такое странное, — протянул он задумчиво.

На мгновение замолчал.

Пожевал губу. А затем исправился:

— Противное. Как будто и не там, и не тут.

— Что ты имеешь в виду? — голос немного сиплый, будто Грейнджер долго кричала.

Малфой переплёл пальцы, глядя куда-то в свои ладони.

— Как будто я вышел из дома… давным-давно вышел. И был уверен, что в том месте, куда я отправился, всё будет иначе. Всё будет лучше. Я был уверен, мне обещали. Я знал, что так будет.

И усмехнулся так горько, словно ему было стыдно от того, что он сейчас говорит.

Но стыд и Малфой — это, определённо, понятия несовместимые.

— И что же? — тихо спросила она.

Он всего несколько секунд раздумывал, отвечать или нет.

Наконец, произнёс:

— А я так и не дошёл, Грейнджер. До сих пор. И знаешь. Это то, за что я никогда не прощу его. Он заставил меня поверить в себя. А теперь… — Драко замолчал так, будто у него свело горло. Но он только сцепил зубы и поднял взгляд на Гермиону, застывшую перед ним.

Отчего-то и без уточнений было ясно, что он говорит об отце.

— Я не дошёл. И не понимаю — то ли заблудился. То ли стоял на месте всё это время.

Такое ненужное откровение.

Мерлин, Малфой, да что с тобой. Пожалуйста, не сдавай позиций.

Он изо всех сил старался не показать, как сильно его прибивает вся эта ситуация. Но сил неиссякаемых не бывает. И Грейнджер на мгновение представила себе: а ведь он в этом напряжении уже много, много времени.

Куда больше, чем она сама.

И видел он больше.

Наверное, это и заставило её сделать шаг к нему и сесть рядом. Просто сесть, не касаясь, имея приличное расстояние между его бедром и своим собственным.

— Может быть, тебе и идти никуда не нужно было.

Он опустил голову, рассматривая носки своих туфель.

— Может быть, — пробормотал, и девушка почему-то приковалась взглядом к его ресницам, отмечая, как забавно они приподняты на самых концах. — Херовое сравнение получилось.

Она не сдержалась — улыбнулась. И вдруг.

Вспомнила его танец с Пэнси.

Эти ресницы отчего-то наталкивали её на самые глупые мысли. Каждый раз. Вызывая сочувственную нежность. Ненужную, явно неуместную.

Дурацкие ресницы.

Да кого это интересовало.

Он танцевал с Паркинсон, не отрывая взгляда от неё, Гермионы. Потираясь щекой о тёмные волосы слизеринки. И она вспомнила ощущение тянущего удовольствия в груди, когда смотрела в эти серые глаза, обнимая другого человека.

Другого. Человека.

Кто-то считает, что это нормально?

Грейнджер вздохнула, отворачиваясь. Понятие “нормально” стало слишком расплывчатым в её понимании нынче. Она сунула руки в карманы, наткнувшись пальцами на плеер.

И внезапная, безумная идея вспыхнула в голове.

Нет. Это бред. Сейчас явно не до этого.

Но… чёрт. Молчи, Гермиона. Не делай того, о чём потом…

Она встала, почти рывком. Так, что Малфой поднял голову, слегка хмуря брови, не понимая причины этих резких движений.

— Иди сюда.

Брови нахмурились сильнее.

— Что? — он не понял. Она тоже не понимала.

Молча сделала несколько шагов вбок. Туда, где от цветного окна на пол падал мутный ночной свет. Обернулась к слизеринцу, напряжённо за ней наблюдавшему.

— Ну же.

— Что ты… — он запнулся, когда заметил в её руках плеер. Тонкие пальцы уже ловко распутывали провод. — Какого фига ты делаешь?

Светлые глаза смотрели на неё с комичным удивлением.

Ты знала, что он не оценит твою идею. Но теперь гриффиндорский азарт брал верх. Именно он и заставил произнести:

— Пожалуйста, Малфой. Иди сюда.

Чуть не добавила: я тебя не обижу.

Представила, как получала бы за эту самонадеянную фразу по голове. Его холодной усмешкой или же не менее холодной, брошенной будто-так-и-надо фразой.

Улыбка растягивала её губы, когда он осторожно поднимался и подходил. Недовольно кривясь. Однако глаза выдавали — смотрели заинтересованно. Даже полумрак не скрывал этого.

А когда Драко вошёл в их небольшой круг льющегося из окна света, Гермиона убедилась наверняка — ей удалось удивить его. Заинтриговать. И, самое главное — она надеялась — выкинуть эти тяжкие мысли из головы. Хотя бы на время.

Но у них не было времени.

И оттого оно сейчас было ценным. В особенности для Малфоя. Минуты, проведённые в расслабленном покое в противовес тому году напряжения, что преследовал его по сей день. И неизвестно, сколько ещё этого ужаса их ждёт впереди.

— Чего ты хочешь, Грейнджер?

Чтобы твой голос не звучал так устало.

— Возьми, — она протянула один наушник.

Драко посмотрел на него с выражением почти дикого непонимания.

— Даже не подумаю.

— Малфой.

— Прекрати, Грейнджер, я не собираюсь втыкать это себе в ухо.

Она не сдержалась и прыснула, сжав губы.

— Мы его достанем. Если ты переживаешь, что…

— Я переживаю, что ты окончательно свихнулась, — сказал он, приподнимая бровь и переводя взгляд на её лицо.

— О, только не говори, что Драко Малфой струсил. Перед наушником, — Гермиона постаралась произнести это максимально серьезно, покручивая пластмассовое “ушко” на проводке.

Слизеринец сжал губы.

— Я не струсил. Я не хочу… приобщаться к вашему клубу любителей этих… штук.

— Нет такого клуба, Малфой.

— Да мне…

— Просто возьми и надень.

Он выдернул наушник из рук Грейнджер.

— Я не умею пользоваться этой хреновиной, — прошипел, остервенело сжимая его кончиками пальцев.

— Ничего сложного нет, — сказала Гермиона и продемонстрировала на себе, как следует поступить с “этой хреновиной”. Проводок слегка натянулся и пришлось сделать крошечный шаг к Драко.

Он почти не заметил, только тяжело вздохнул, бросив на гриффиндорку ещё один осуждающий взгляд.

— Твои идеи сведут меня в могилу, — пробормотал он, осторожно поднимая наушник и вставляя его в ухо. Пластмассовая капелька правильно вошла в ушную раковину, и Малфой на миг застыл, словно прислушиваясь к ощущениям.

Девушка сделала страшные глаза.

— Живой?

Он скривился:

— Ну и что в этом восхитительного?

Она потянулась к плееру.

— Только не пугайся.

Слизеринец закатил глаза.

Да, мол, сейчас я испугаюсь этой маггловской штуки. Жди.

Однако стоило нажать на “play” — и он вздрогнул, против воли напрягаясь. Из наушника зазвучала достаточно громкая песня, которую слушала Гермиона ещё по пути сюда.

Нахмуренный взгляд вперился в глаза Грейнджер. Она отвлечённо покачала головой.

— Сейчас. Секунду.

Нажала какую-то кнопку, и песня замолчала. Плеер тихо зажужжал в её руках.

Драко наблюдал за движениями пальцев гриффиндорки, стараясь не обращать внимания на лёгкое и непривычное давление в ухе.

Какого чёрта ты делаешь?

Зачем это нужно?

Почему я в этом участвую?

Что-то щёлкнуло.

Приятный мужской голос запел внезапно, но мягко. Сливаясь со струнными переборами музыки. Очень тихо. Вынося вопросы из головы. Теперь Малфой даже не вздрогнул. Только взглянул в поднятое к нему лицо.

Улыбающееся.

И из-за этой улыбки он пропустил тихую фразу, слетевшую с губ Грейнджер.

Переспрашивать не хотел.

Просто смотрел на то, как она улыбается, стоя так близко. Никак, чёрт возьми, не мог привыкнуть к её настоящей улыбке.

Провод иногда слегка натягивался, отчего создавалось ощущение, что пластмаска сейчас выпадет из уха.

Пришлось сделать небольшой шаг, от чего просторное помещение окончательно сузилось до размера радужек тёмных глаз, глядящих на него.

Носа коснулся запах.

Её собственный, тёплый. Отдающий молоком с корицей. Яблочным вареньем. И чем-то ещё. Малфой не понял. Потому что заиграла тихая музыка, сливаясь с голосом маггловского певца.

А они стояли друг напротив друга.

И Грейнджер уже не улыбалась. Она опустила взгляд, вперившись куда-то в третью пуговицу его рубашки. А затем мягко сделала ещё один шаг вперёд.

Она не знала, как он отреагирует. Было страшно до чёртиков. Но тихий шорох ткани и запах — такой густой, что он почти отдавался на языке. Это целиком заполнило голову.

Дождь. Шоколад. Зимний воздух. Прохладная сдержанность. Пьянящее искушение.

Это — и прекрасная баллада Стинга, играющая в наушнике. Разливающаяся тёплой волной мурашек по позвоночнику. Любимая песня певца — “Shape of my heart”. Так совпало — видит Мерлин, просто совпадение.

О словах задумываться она не хотела. Она хотела просто ощутить руки. Обнимающие. Держащие.

Он ни разу не обнимал её.

Гермиона засунула коробочку плеера в карман, оставив в плену толстовки и сжатые в нервно-холодные кулаки руки. Не знала, куда их деть здесь.

Прикрыла глаза и на медленном выдохе подалась вперёд, касаясь кончиком носа идеально пахнущей, идеально чистой ткани рубашки.

Тёплой от плеча Малфоя.

Против воли сравнивая — это и другое, в которое она утыкалась ещё вчера вечером, танцуя на балу. Совсем не то.

Ненужное. Несоответствующее.

Почти уродливое, прости Господи.

Напряжение Драко было ощутимым. Кажется, он задержал дыхание. Не шевелился.

“Пожалуйста”.

Пожалуйста, сделай что-нибудь.

Она зажмурилась. Подумала, что если сейчас он её оттолкнёт, в ней что-то умрёт. Обязательно, прямо сейчас. Иначе не может быть.

Но он ничего не делал. Ничего. Просто стоял, пока у неё на глазах не начали закипать слёзы. От этого запаха, от ощущения его, здесь. Вытащи руку из кармана — и коснёшься тёплого тела. Нужного. Необходимого.

Обязательного.

Это было глупо до зуда в позвонке — стоять вот так. Мучительно близко. Вдыхая в себя до треска в лёгких запах человека. Ты ненормальная, Грейнджер.

Ненормальная.

Это только для тебя — что-то. А для него? Что это для него?

Она, к чёрту, понятия не имела. Ни единой фиговой догадки.

И почти подпрыгнула на месте, когда запястий коснулись горячие пальцы. Обхватывая, вытаскивая из карманов. Слегка проникая под слабую резинку на рукавах толстовки.

Гермиона не видела лица Драко. Слышала тихое дыхание над ухом, свободным от наушника. А его ладони тем временем уверенно направили руки гриффиндорки вперёд и вверх, так, чтобы они скользнули по его плечам.

Чтобы задержались на шее.

Чтобы сомкнулись на затылке, чувствуя кончики мягких волос.

Что?.. Мерлин.

Голос в наушнике пел тихо и мягко. Так, что хотелось сжаться, и теперь эти плавящие прикосновения к Малфою только дразнили, подначивали, отдаваясь мурашками в затылке. Мурашками по спине.

Вторя словам песни.

“...And if I told you that I loved you,

You'd maybe think there's something wrong…”

Его руки коснулись боков гриффиндорки, привлекая к себе. Мягко и осторожно. Словно пробуя. Замирая вот так. И только через несколько бесконечных секунд расслабляясь.

“…I'm not a man of too many faces,

The mask I wear is one…”

Медленный выдох.

Страшно было открыть глаза, когда до неё дошло, что ладони ощущают движение от его дыхания. Страшно было, когда на мгновение показалось, что это не по-настоящему. Страшно было, когда Малфой легонько покачнулся, а потом сделал шаг.

Затем ещё один.

Едва ощутимый, от которого закружилась голова так, что стало почти невозможно стоять. Только потому, что они соприкоснулись и не разъединились.

Животом, грудью, руками.

Гермиона поняла, что они танцуют, только тогда, когда один круг был уже сделан. И она осмелилась приоткрыть глаза, млея от ощущения его. Ведущего. Держащего.

Его дыхания. Такого спокойного, что появилось желание вобрать его в себя, целиком. И оставить внутри.

“...but that's not the shape of my heart.*”

От прикосновения щекой к щеке веки снова опустились.

Стинг никогда ещё не пел так прекрасно.

— Ты улыбаешься.

Низкий голос звучал глухо.

Коснулся теплом уха и юркнул под кожу, растекаясь. Впитываясь.

Она действительно улыбалась. Но ничего не ответила. Спрятала губы у него на плече, уткнувшись носом в основание шеи. И дышала. Слушала.

Слушала колдовские слова о любви, сливающиеся в мозгу с его хрипловатым голосом. С тягучим запахом.

Это казалось магией.

Вот — магия.

И волшебной палочки не нужно.

Показалось, что он усмехнулся в ответ на молчание.

— Мне нравится.

Мерлин. Два слова.

Шёпотом — таким тихим, словно его и не было.

А чувство такое, будто грудь сейчас разорвётся. И хочется кричать.

Упасть перед ним и кричать от жалящих, разрывающихся, раскалённых пузырей, лопающихся в глотке.

Наверное, это преступление — ощущать себя настолько счастливой сейчас, когда вокруг всё рушится. Когда на грани. Наверное, это преступление.

Но ей так хотелось побывать на месте Паркинсон вчера.

Нет. У Гермионы было больше, чем у Паркинсон.

У неё был целый мир, сосредоточенный в нём. Пылающий из него. Потому что — и это было так тяжело осознать — он был всем. Воплощением всего, что она ненавидела.

Ненавидела и…

Пальцы с силой сжались на затылке Драко. Сердце трепыхнулось. Он слегка отстранился, пытаясь заглянуть в лицо. Такой спокойный.

Не подозревающий о том, что за мысль чуть не была озвучена в её глупой — такой глупой! — голове.

Она уставилась прямо на него. Широко распахнутыми. Облизала губы и кинулась в холодный лёд его глаз.

Ты не представляешь себе, что я наделала.

Чему я, кажется, позволила случиться.

— Грейнджер?

Видимо, ужас отразился в её взгляде. Малфой остановился. Скользнул взглядом по обращённому к нему лицу.

— В чём дело?

Секунда. Ещё секунда.

В чём дело, Гермиона? Давай, ответь на его вопрос.

Она открыла рот.

На этот раз это был даже не ужас. Это было что-то умноженное втрое. Потому что она не могла сказать ни слова. А глаза Драко глядели слишком пристально.

Прозвучали последние слова песни, когда гриффиндорка наконец-то моргнула. Выдохнула, когда поняла, что задержала дыхание. Улыбнулась немного нервно, ощущая прохладную дрожь по спине. А затем прикрыла глаза, выныривая из этого омута.

Снова способная мыслить и дышать.

— Ничего… ничего, всё нормально. Просто я… вспомнила вчерашний вечер, и…

Углы губ Малфоя дрогнули. Он прищурился. Ждал продолжения.

В кармане щёлкнул и выключился плеер.

— Мне было интересно, как ты танцуешь, — тут же уточнила она.

— Я знаю. Я видел.

— Что видел?

— Как ты смотрела на меня.

Конечно, видел. Вся площадка видела. Я почти занималась с тобой сексом там, среди танцующих. И пусть это было за заслонкой моей фантазии.

Но это было.

На деле же она только хмыкнула.

— Сколько самодовольства. И как ты живешь с этим, Малфой?

— Ты представляла меня вместо Миллера, когда танцевала.

И это, чёрт возьми, был не вопрос.

Девушка сжала губы, скрывая улыбку. Стараясь не замечать, что несмотря на тишину в наушниках, они всё ещё стоят рядом. Он гладит её спину где-то на границе задравшейся толстовки, изредка соскальзывая большими пальцами на кожу поясницы. Задевая ремешок джинсов.

— И кто лучше?

Гермиона чуть не закатила глаза. А потом плюнула на сдержанность и всё же закатила их:

— Ты можешь хотя бы иногда выкидывать из головы это дурацкое соперничество со всеми парнями школы? — как-то даже несчастно произнесла она.

Ему стало смешно. Он сжал губы. Но сказал совершенно серьезно:

— У меня нет соперников.

Ну, разумеется. Этот тон.

Малфой был бы не Малфой. И Гермионе захотелось ответить серьёзно.

— Конечно, нет.

И впервые это слово не обозначало лжи.

А в следующий момент Драко отступил, осторожно натянув ткань толстовки до середины её ягодиц.

— Здесь прохладно, — быстро пояснил он, и девушке стало немного не по себе от этой заботы. Она, словно что-то инородное, сдавило нутро.

Словно что-то, к чему нужно привыкнуть.

Малфой заботится о ней.

Охренение. Бешеная мысль.

— Ну, идём? Уже прошло куда больше, чем десять минут.

Он взглянул на часы, как бы между делом, одёргивая рукав.

— Да уж. Половина двенадцатого.

Затем поправил рубашку. Галстук. Давай, голову слегка влево.

Вот так.

Гермиона улыбнулась.

Мерлин. Она знала его слишком хорошо.



__

*“Если бы я сказал тебе, что люблю тебя,

Ты бы подумала, что что-то не так.

Я не многолик,

Я прячусь только под одной своей маской.”



“...но это не образ моего сердца.”

Sting — Shape of My Heart.



* * *



Кончик пера выводил на пергаменте полосы, пересекающие друг друга.

Толстый подсвечник, стоящий на краю стола, приковывал к себе рассеянный взгляд. Поздний вечер всегда приносил за собой эту меланхолию, заставляющую сознание проваливаться.

Почти исчезать, замирая где-то на границе.

Это было нормальным, и для полного расслабления не хватало только оркестра, который играл бы за спиной.

Курт мог представить, как откидывается назад, прикрывает глаза и водит пушистым пером по воздуху, лениво дирижируя, прикрыв глаза и наслаждаясь лёгкой улыбкой, блуждающей по губам.

Музыка…

Да, в детстве он всегда хотел стать музыкантом. Или врачом. И обязательно должен был быть оркестр, возносящий душу под своды потолка, пока сам Миллер лечил бы какого-нибудь незадачливого мага от очередного недуга.

Он не сдержался.

Прикрыл глаза, откидывая голову на высокую спинку стула.

Да-а… музыка.

Он почти слышал её в голове. Он так любил вечера — мог посвятить немного времени себе. Чертить на бумаге эти полосы, радуясь каждый раз, когда одна пересекает вторую. С каждым образовавшимся пересечением он представлял, как под прекрасную мелодию арфы кружит по комнате, улыбаясь своим мыслям.

Но нет. Он не будет вставать сейчас.

Хотя мысли уносили его всё дальше, дальше. Закручиваясь. А рука уже выводила на пергаменте буквы. Прямо среди линий.

“Лори Доретт”.

Красивое имя. Ему всегда нравились эти мягкие переплетения созвучий, когда в именах присутствовали влажные… будто смоченные приятными духами буквы.

Это имя было так легко произносить.

Лори. Лори. Ло-ори.

Как быстро у нас с тобой всё закончилось, Ло-ори.

Но в следующее мгновение он нахмурился. Иногда Курт ненавидел своего отца за это резкое и невзрачное “Курт”, которым был вознаграждён с рождения. Иногда он так сильно ненавидел, будто был для этого рождён.

Но как же так — как можно ненавидеть людей и одновременно испытывать желание лечить их?

Нет. Врачом он хотел стать до того, как в его голове начало просыпаться… это.

То, что отец называет “этим”, кажется, имело название. И название даже когда-то было известно Курту. Оно было слишком сложным. Слишком лишним, чтобы запоминать.

Потому — “это”. Просто и всеобъемлюще.

Уже привычно, за последние пару лет. Вполне приживчато. Как сожитель. Подкожный, мозговой.

Следующим именем было “Ирэн Боустридж”.

Перо слегка зацепилось за пергамент, и около последней буквы тут же возникла клякса. Ирэн… ты разочаровала меня, Ирэн.

Я не люблю грязь, я не люблю кляксы. Не люблю грубые имена.

Но в то же время… я и сам в этой грязи.

Каждая мысль, плывущая по узким мозговым поворотам и извилинам. Каждая мысль пачкала его голову. Особенно по вечерам, когда музыка становилась громче.

Рука раздражённо отбросила перо. Ещё одна клякса украсила пергамент. Он не обратил внимания — слегка сдавил пальцами ноющие виски.

“Это” всегда приходило с болью. Не сильной, но сверлящей болью. И в такие моменты ему было особенно тяжело цепляться за себя-прежнего. Себя-настоящего. В такие моменты с настоящим не хотелось иметь ничего общего. Поэтому Курт снова позволял мыслям унести его из гостиной Когтеврана.

В библиотеку. На два часа раньше.

Где была эта староста девочек. Эти её глаза. И эта её улыбка.

— Ты неправильно держишь руку, Курт. Это неверно. Вот. Вот такое движение кистью, запомни.

— Так?

— Да, молодец. А теперь - чётко. Как я говорила, помнишь? Агуаменти.

— Агуаменти! Чёрт. Чёрт, прости, я… я дурак.

Она смеётся. Струшивает с себя капли воды, которые не успевают впитываться в ткань. У неё напряжённая улыбка.

— Ничего. У тебя получится.

— Скажи, знаешь ли ты ещё одного такого человека, который бился бы над одним и тем же заклинанием целый месяц?

Его голос искренне расстроен.

Он собой недоволен. Действительно недоволен.

Потому что “это” прогрессирует — и тяжело осознавать, что ты отключаешься. С трудом получаются даже некоторые заклинания из тех, что они изучали с МакГонагалл. Из тех, что когда-то получались только так. Трансфигурация была его любимым предметом.

Когда-то. Когда он не делил ни с чем свою голову.

— Мой сосед по парте до сих пор путает некоторые руны. А стихийная магия требует особенной сосредоточенности.

Она успокаивает его. Как маленького ребёнка. Это немного раздражает, но он действительно успокаивается. Староста девочек ему нравится. Она кажется очень… ответственной.

— Ты уже говорила о нём. Невилл, кажется?

— Да, он.

— Он немного нелепый, знаешь.

— Знаю… — протягивает она и снова смеётся. На этот раз более искренне и тепло.

Но всё равно напряжённо. Это не остаётся без внимания.

В чём дело? Почему она закрывается?

Потому что ты не такой. И она знает об этом. Не так ли?

Нет. Нет-нет, откуда ей знать. Откуда ей знать… Это останется секретом. Это останется настоящей тайной до того момента, пока не исчезнет. Не уйдёт окончательно, оставит его голову. Оставит одного.

И тогда он помыслить не сможет о том, чтобы заниматься музыкой. Он никогда больше не захочет заниматься музыкой.

Это тело возненавидит любые звуки, которые могут издавать инструменты.

Курт затыкает себе уши ладонями, плотно закрывая глаза.

Тишина. Такая чудесная. Потому что он всё ещё в воспоминаниях, он всё ещё в библиотеке. И там тихо. Разговаривать можно только шёпотом.

Может быть, у него не получается заклинание потому, что он говорит так тихо? Разве можно создать что-то, едва размыкая губы?

Кажется, нельзя.

По крайней мере, нужно попытаться.

Он покачивается на стуле из стороны в сторону, прикрыв глаза. Не желая возвращаться, но воспоминания тают. Проходят сквозь, пачкаясь грязью. Он ненавидел это. О чём бы он ни думал, всё тут же пачкалось об эту гадость в его голове.

Бессмысленно.

Уже бессмысленно цепляться за библиотечный шёпот. Потому что Курт в гостиной. Сидит за столом и отрешённо наблюдает за подсохшими кляксами на расчерченном листе.

И снова.

Мелодия в голове. Выученная мелодия. Хочется покачиваться ей в такт. Но он только протягивает руку за пером. Окунает кончик в чернильницу. Ведёт пухом по губам. А пером — по бумаге. Полоска, полоска. Перечеркивая буквы. Перечеркивая слова.

— Агуаменти!

Кажется, получилось что-то вполне приличное. Потому что, несмотря на неровную и дрожащую струю воды, срывающуюся с кончика палочки, кубок удаётся наполнить ровно на четверть.

И какое-то мгновение это настоящий, взрывной восторг. Подпрыгнувшее сердце. Потому что для Курта это больше, чем просто четверть кубка наколдованной воды. Для него это: вдруг всё не так плохо?..

А Грейнджер не видит.

У Грейнджер стеклянный взгляд.

Она иногда вот так задумывается посреди разговора, явно размышляя о ком-то другом. О чём-то отвлечённом. Но только на пару секунд. В следующий момент она вскидывается.

— Молодец! Вот видишь! Видишь! Я же сказала, что всё у тебя получится.

Она радуется, как ненормальная.

Как будто специально. Искренне так не радуются, наверное. Но ему снова становится легче. Появляется надежда, что “это” всё ещё не целиком там. Только какой-то своей частью.

И он улыбается.

— У меня хороший учитель.

И она тоже улыбается.

А он зачем-то вспоминает бал Хеллоуина. И её тело в том платье.

У старосты девочек красивое тело. Кто бы мог подумать, что оно будет смотреться именно так в этом наряде. Да, он не прогадал с подарком. Это было очень эффектно.

Самая эффектная девушка в Хогвартсе вошла в зал с ним под руку.

Улыбка растягивает губы, и Курт довольно жмурится, перехватывая перо поудобнее. Снова окуная его в чернильницу, потому что острый кончик успел высохнуть.

Она необычная. Она — то, что нужно.

Наверное, действительно то, что сможет помочь. Отец будет доволен. И, возможно, прекратит наконец-то ходить с этим несчастным выражением лица. Это раздражало. Каждый раз так раздражало.

Рука аккуратно движется. В углу, оставшимся чистым от чернил, появляется новое имя: “Гермиона Грейнджер”.

Курт смотрит на витые буквы и хвалит себя.

Какой красивый почерк. Как красиво это имя смотрится на бумаге.

Да, определённо это нужное имя. И тихое подвывание “этого” отдаётся в голове. Как подтверждение. Попытка остановить.

Но почти сразу же вой перекрывает музыка. А имя — полосы.

Курт прикусывает губу, хмурит лоб.

И вдруг. Ощущает, как боль постепенно отступает. И в сознании становится чисто.

Он моргает.

Осмысленный взгляд задерживается на подсвечнике. Опускается на лист. Глаза расширяются, выцепляя из хаотичной неразберихи несколько имён.

Приглушённый стиснутыми зубами всхлип выдирается из горла.

— Ч-чёрт… — руки откидывают перо, будто оно занялось пламенем.

Зарываются в волосы.

Глаза, обожжённые, распухшие и полные слёз, зажмуриваются.

— Чёрт, нет… Прекрати…

Несколько секунд проходят в тишине. Блаженной тишине, нарушаемой рваным дыханием и короткими всхлипами, которые так тяжело остановить.

И целой пучиной немой пустоты, которая накрывала всегда в эти моменты.

Господи.

Тишина приходит со свободой. Курт Миллер никогда не был свободным.

Тишина — ценнейшее в мире благо.

Но такое короткое. Потому что на задворках сознания снова возникает этот гул. Напряжённый, нарастающий.

Пальцы сильнее впиваются в кожу головы, но это не помогает. И пока всё не началось снова, Курт роняет ладони на стол, комкает пергамент и швыряет комья бумаги в огонь камина, расположившегося у ближайшей стены.

— Гори. Гори, твою мать! Гори… — рычит он, сдавленно, чтобы разошедшиеся по спальням когтевранцы не слышали ни слова.

А музыка становится всё громче. И грязная пелена снова падает на глаза.

Отрешённый взгляд наблюдает за тем, как медленно сгорает в камине бумага, опадая пеплом на поленья.

“Это” ликует.

У “этого” есть название. Жаль, оно слишком сложное, чтобы запомнить его.



* * *



Суббота не могла не начаться со стычки.

Особенно если учесть тот факт, что Гарри был не в настроении.

Когда Гермиона забежала перед завтраком в гостиную Гриффиндора, первым же делом получила тяжеловатый комплимент от Уизли: “Ты сегодня выспалась, что ли?”

О, да.

Она спала, как убитая. Чёрт знает, от чего это зависит. То ли от того, что это был какой-то вообще ненормальный вечер, начиная с ссоры с Малфоем в гостиной и заканчивая танцем в ванной старост, то ли от банальной усталости.

Это были очень длинные сутки, в которых было очень мало сна.

Самые длинные в её жизни, нужно полагать.

После патрулирования старостам удалось не попасться Филчу. Коридоры были мертвецки пусты. Малфой молчал, только изредка пощёлкивал пальцами в такт шагам. Гермиона тоже молчала.

Что ей говорить?

Это была отнюдь не та тишина, которую можно назвать громоздкой. Это была просто тишина. Которую приятно слушать.

И ещё гриффиндорка уверена в том, что Драко не грузит себя ненужными мыслями.

Всего нескольких минут хватило, чтобы понять это. Его взгляд направлен, а подбородок приподнят. Так, как он бывал приподнят раньше.

Даже походка стала иной. Более расслабленной.

Поэтому в гостиную они оба пришли в приподнятом расположении духа и даже не молча разошлись по комнатам, как это обычно бывало, а сдержанно пожелали друг другу спокойной ночи.

Прогресс.

В сознании вспыхивало столько образов и столько мыслей, что, кажется, ни о каком отдыхе и речи быть не могло. Но стоило голове коснуться подушки, мир тут же со звоном провалился, исчез, давая девушке наконец-то выспаться. Она уже и забыла, каково это - вставать и не чувствовать тяжести в затылке.

Напрягало только одно — она уснула с улыбкой на губах и проснулась с ней же. И как за ночь её мышцы лица не превратились в камень? И разве не идиоты постоянно улыбаются? Хотя она уже пару месяцев как окрещает себя идиоткой.

Время от времени.

Короткий разговор с Роном, пока Гарри копался в спальне. Унылая улыбочка Поттера и, как обычно, его мятая мантия.

— По-моему, вы явно расслабились, пока меня не было в нашей общей гостиной, — отчеканила Гермиона, поглядывая на пересекающие ткань на спине друга полосы, пока он спускался вниз по лестнице в Большой Зал, слегка обогнав их с Уизли. — Гладить свои вещи не так уж и сложно, Гарри. Нужно всего лишь произнести элементарное заклинание, чтобы не выглядеть глупо.

Брюнет скривился.

— Почему только ты считаешь, что я выгляжу глупо? — пробурчал он.

— Не я одна. Просто я единственная, кто скажет тебе об этом прямо.

Он только пожал плечами, даже не оборачиваясь.

Девушка переглянулась с рыжим.

— Что это с ним?

— Откуда я знаю, — Рон хмурился. — Всё ему не так сегодня. Мы поссорились утром. И Хогсмид опять отменили из-за дождя.

Гермиона закатила глаза.

Они постоянно ссорились. Это было нормально. И мирились тоже с завидной быстротой, чего нельзя было сказать о самой Грейнджер. Когда у неё возникал конфликт с одним из друзей, это обычно затягивалось на несколько дней, а то и на неделю.

В этом были виноваты как их непростые характеры, так и принципиальность гриффиндорки. Если с Роном достаточно было просто поговорить, задавая вопросы или выражая недовольство в лоб, чтобы решить проблему, то Гарри был более изворотливым. Его для начала нужно было разговорить.

Честно говоря, Гермиона уже собиралась поймать друга за локоть и разузнать, что такого могло произойти с самого утра, когда её окликнула профессор МакГонагалл.

— Я сейчас, — бросила девушка рыжему, кивая на Поттера, мол, присмотри за ним. После чего торопливо подбежала к декану, что уже стояла на верхушке лестницы в холле, приподняв голову.

Взгляд Минервы сквозь небольшие очки был спокойным и изучающим, как обычно.

— Мисс Грейнджер, — женщина легко кивнула, и девушка поторопилась поприветствовать её в ответ. — Я надолго вас не задержу. Решила поинтересоваться, всё ли в порядке… у вас.

На последнем слове она приподняла брови и поджала сухие губы. Гермиона осеклась, прежде чем быстро кивнуть.

— Что вы имеете в виду, профессор?

— Лишь то, что вы выглядите несколько обеспокоенной. В последнее время.

Девушка сглотнула.

Обеспокоенной? Может быть потому, что втираюсь в доверие убийце?

— Я вас уверяю, это не более чем некоторая усталость от дополнительных обязанностей.

Следующей фразы гриффиндорка не ожидала.

— Как ваши родные?

— Они… они в порядке, — Гермиона постаралась сгладить возникшую после вопроса паузу. — В этом отношении всё хорошо. Я… отправила им письмо с просьбой уехать из Лондона на время, пока…

Слова еле-еле проталкивались из горла. Видимо, женщина заметила это, потому что слегка подняла руку:

— Хорошо-хорошо. Я так и думала, что вы не оставите их, даже находясь в школе. Только хотела сказать: надеюсь, что вы обратитесь ко мне, если… вдруг что.

У девушки дрогнуло сердце. Она старалась смотреть прямо на Минерву, которая не говорила ничего особенного. Но этот взгляд… у неё всегда был взгляд, говоривший за неё.

Что она знает? Что ей известно?

— Да. Конечно, профессор.

МакГонагалл кивнула.

— Идите на завтрак, мисс Грейнджер.

Спускаясь по ступенькам, девушка думала о том, что, наверное, это был просто элемент поддержки.

Гермиона всегда любила декана Гриффиндора и чувствовала, что та в свою очередь относится к ней с теплом. Но рассказывать ей что-либо о том, что происходит прямо у них под носом… нет.

На мгновение представив себе, что было бы, если бы она втайне от Драко вывалила всю эту историю директору и декану. Под лопаткой засосало. Нет. Определённо так поступать нельзя.

Она верила в то, что есть способ помочь Нарциссе. Есть способ её вытащить из корабля прежде, чем он утонет.

Нужно только найти его. А потом ударить по Логану и всей его шайке. Только… найти бы возможность.

Спустившись в холл, она привычно оглянулась по сторонам, ожидая увидеть Курта, но его не было. Студенты сонно сползались отовсюду, зябко кутаясь в свитера и мантии.

На улице холодало, а значит, в коридорах школы тоже становилось холодно. Зимой часто можно было встретить лёд на лестнице в подземельях. А в особо стуженые дни изо рта шёл пар.

Хорошо, что кабинеты прогревались преподавательскими заклинаниями, иначе все студенты ходили бы с насморком, начиная с ноября и заканчивая ранним апрелем.

— Ты достал меня, Поттер!

Гермиона вздрогнула, резко оборачиваясь.

Какого это было? Это что, голос Малфоя?

Чёрт.

И она кинулась в зал. Расталкивая учеников, девушка почти ввалилась в помещение. Взгляд моментально наткнулся на рыжую макушку недалеко от змеиного стола.

Почему они с Гарри торчат там?!

И почему слизеринская свита смотрит на обоих быками? Блейз, Паркинсон и Гойл. Малфой же стоял, глядя прямо Поттеру в глаза, и ноздри его раздувались от ярости.

Грейнджер торопливо направилась к друзьям, едва не срываясь на бег и задевая проходящих мимо учеников. Уизли обернулся при её приближении и только с несчастным видом пожал плечами.

Да, я знаю, что ты не виноват в этом.

— Что здесь происходит?

— О. Ещё одна, — ядовито протянула Пэнси, перемигиваясь с Грэгори.

Блейз тут же бросил на подошедшую быстрый напряжённый взгляд.

— Гарри. Что происходит? — Гермиона не обратила никакого внимания на плевок слизеринки. Её больше волновало, какого чёрта Поттер попёрся к Драко. И стоял, практически шипя сквозь зубы:

— Не думай, что тебе здесь всё можно, понял меня?

— Я думаю, что ты окончательно потерял страх, — прорычал Драко в ответ. Вокруг постепенно собиралась толпа, подтягиваясь от двери.

Гриффиндорка метнулась взглядом с одного лица, пышущего яростью, на другое — бледное и высокомерное, не позволяющее сомневаться в том, что ему-таки можно всё.

Это пахло неприятностями.

Девушка торопливо вклинилась между ними, и молодым людям пришлось сделать по полшага назад.

— Гарри! В чём дело?

Кажется, она заняла весьма и весьма невыгодную позицию, повернувшись к Поттеру лицом. Это выглядело так, будто она была на стороне этой змеиной норы.

Но недоумение взяло верх.

— Объясни своему дружку, где его место, Грейнджер, — зарычал Малфой ей в затылок. — Или в следующий раз ему несдобровать.

Она могла поставить последние сикли, что в этот момент он просверливал “её дружка” я-уничтожу-тебя-взглядом. И почти слышала, как стискивает кулаки.

— А что же сейчас? Слишком много свидетелей твоего потенциального позора? — брюнет тяжело дышал, слегка отклоняясь вбок, чтобы видеть слизеринца из-за плеча Гермионы.

Мерлин, заткнись, Гарри.

— Новые словечки? Не думал, что твой мозг способен на это, серьёзно.

— Что здесь происходит? — в который раз повторила она, моля Мерлина, чтобы Поттер её услышал.

— Он пихнул Рона, когда входил в зал, — процедил тот.

Рот Грейнджер приоткрылся.

Да вы издеваетесь.

Беспомощный взгляд упал на Уизли, который с по-прежнему несчастным видом развёл руками, а ледяной голос уже почти заморозил лопатки:

— Я пальцем. Не прикоснулся. К этой нищей. Суке.

— Малфой!

— Уймись, Грейнджер, — это снова Пэнси.

Кривит губы, смотрит, как на отброс общества.

Ей явно не понравился тон, которым Гермиона осмелилась одёрнуть Драко, но больше слизеринка не сказала ни слова.

Видимо, застывший у плеча Забини каким-то образом отнимал у неё обычную словоохотливость, потому что она бросила на мулата быстрый взгляд.

— Твою мать, просто забери своих щенков и идите жрать, — Блейз, как обычно, не выбирал выражения в общении с красно-золотыми.

Но сейчас девушка была ему даже благодарна. Потому что он был прав - нужно уводить отсюда Гарри и Рона, пока стычку не заметили преподаватели.

— Идём, Гарри, — она сделала шаг к другу. Взяла за рукав, но тот моментально вырвал запястье.

— Пусть извинится.

На мгновение повисла тишина. Гермиона моргнула, снова уставившись на брюнета в тихом шоке.

Хорошо. Ладно. Они никогда не ладили с Малфоем.

Почти никто никогда не ладил с Малфоем.

Но Гарри никогда не задирался просто так. И даже плохое настроение не выливалось в подобные потасовки, потому что он всегда был здравомыслящим.

Всегда, чёрт его дери, был.

— Да что с тобой? — прошипела она вполголоса, сверля взглядом зелёные глаза.

— Пора этой змее научиться вести себя.

— Гарри! — Рон хоть и зыркал на Драко недовольно, всё же положил широкую ладонь на плечо друга. — Пошли отсюда. Правда.

— Если ты согласна пресмыкаться перед этим уродом, то мне это осточертело, ясно?! — резким движением сбрасывая руку, произнёс Поттер.

Гермиона задохнулась.

Он даже не подумал понизить тон, и девушка теперь смотрела на него, распахнув глаза. Чувствуя, как щёки заливает румянец. Злой румянец.

— Я… что?

Гарри жал губы.

Видимо, понял, что сказал что-то, слишком явно переступившее все границы.

А в следующий момент — Грейнджер не поняла, как — её невесомо оттолкнули в сторону, а Малфой снова нависал над гриффиндорцем. И, кажется, у блондина из ушей вот-вот повалит пар.

— Малфой, — Забини первый сделал шаг, протягивая руку, но Драко только зло зыркнул в его сторону:

— Не лезь! — и снова ледяной взгляд сверлит лицо Гарри. — Ещё одно слово - и ты покойник, Поттер.

— С чего бы, а? В точку попал?

— Мне на хуй не нужно пресмыкание. Ни твоё, ни её, ни кого бы то ни было, понял меня?

— Да уж не верится.

— Не зли меня. Или я сейчас... грр...

— Очень красноречиво, Малфой. Только я не боюсь. Не на того напал.

Драко не успел рявкнуть что-то в ответ, хотя уже открыл рот, но его локтя коснулись пальцы Грейнджер.

Потянули назад, и это, как ни странно, подействовало.

Слизеринец отступил, хотя по-прежнему разрывал взглядом лицо застывшего перед ним человека.

Это нужно было заканчивать. Сумасшедший дом какой-то.

— Гарри, прекрати.

— Гермиона!

— Гар-ри. Прек-ра-ти.

— И давно ты заступаешься за него?

— Я не заступаюсь, я, к чёрту, пытаюсь избежать конфликта!

Он замолчал.

Без труда можно было заметить, как на щеках Поттера движутся желваки. А в следующий момент он сделал раздражённый шаг назад.

— Супер. Супер! Хер с вами, — и, развернувшись на каблуках, он рванул к выходу, продираясь сквозь уже довольно плотную толпу из зевак, которые, как оказалось, настороженно наблюдали за происходящим.

Малфой яростно смотрел вслед удаляющемуся гриффиндорцу. Забини сжимал руки, застыв в напряжённой позе, будто собирался в любой момент совершить рывок и кинуться за ним. Паркинсон тихо переговаривалась с Гойлом, щуря светлые глаза, а Рон отчаянно пытался скрыть свой почти бордовый румянец.

Такой, что веснушки исчезли с его лица.

Картина маслом.

Гермиона почти вздрогнула, когда низкий голос Блейза вклинился в голову:

— Вам что здесь, спектакль показывают? Брысь.

На секунду показалось, что обращаются к ней и Уизли, но, обернувшись, она поняла, что взгляд тёмных глаз скользит по лицам студентов, которые тут же безропотно начали расходиться.

Никогда не думала, что настанет этот день. Но, кажется, сейчас она была благодарна Забини.

Быстро облизав губы, Грейнджер фыркнула и покачала головой. Бред. Чувствуя себя участницей какой-то постановки, она в несколько шагов подошла к Рону и, крепко взявшись за локоть рыжего, потащила к гриффиндорскому столу.

Оборачиваться не хотелось, да и не нужно. Была уверена, что слизеринцы поступили так же. Слуха достигал визгливый голос Пэнси, проклинающий мерзких красно-золотых.

— Малфой, конечно, редкостный придурок, — прогудел Уизли над ухом. — Но он не трогал меня. Гарри просто показалось. Я говорил, но он не послушал.

— Я догадывалась, — отозвалась Гермиона, против воли прикладывая к горящей щеке прохладную ладонь.

Видит Мерлин, давно ей не было так стыдно.

Слова Поттера стучали в голове: ты согласна пресмыкаться перед этим уродом. Пальцы яростно сжались, и Рон с шипением втянул в себя воздух, вырывая руку.

— Эй!

— Прости, — она отвела глаза.

Заняла своё место за столом, игнорируя взгляды со всех сторон, как гриффиндорцев, так и остальных свидетелей произошедшего. Пододвинула к себе тарелку и уставилась в её середину, улавливая лёгкое колебание парящих свечей в отражении.

Всё ещё злясь.

— Какая муха его укусила?.. Он не должен был говорить о тебе такие гадкие вещи.

— Да, наверное.

— Просто знай, что я не поддерживаю его в этом. Я не хочу, чтобы ты думала, как будто я думаю, что ты подмазываешься к…

— Я знаю. Достаточно, Рональд.

Она ответила слишком быстро, и это было верным знаком, что разговор продолжать не стоило. Уизли понимающе кивнул и принялся накладывать себе омлет с помидорами.

— Ладно, забыли, да?

Гермиона кивнула.

Забыли. Только кому от этого легче, если это было? Кажется, никому.

Она искренне не понимала, что произошло с Гарри. Она искренне не хотела этого понимать.

Пусть всё просто станет, как было.

Потому что ещё немного информации для её избитого мозга - и она просто разорвётся на части.

Быстрый взгляд коснулся Малфоя. Сам по себе.

Блондин не ел. Хмуро смотрел перед собой, слушая то, что говорил Забини, немного наклонившись. Изредка отвечал. И безостановочно постукивал костяшками пальцев по столу.

Он тоже злился. Его можно понять.

Господи. Грейнджер понимает Малфоя. Что-то новенькое.

Что-то охренеть какое новенькое.

Сердце застыло, когда их взгляды встретились. И, кажется, Драко тут же прекратил слышать то, что бормотал Блейз. Только немного нахмурился, но продолжал смотреть.

Гермиона слегка кивнула.

Неясно, зачем вообще. Кивок, не несущий смысла. Не “спасибо”. Не “все нормально”.

Просто — я здесь. Если что.

А потом, прежде, чем это показалось слишком странным, он кивнул ей в ответ. И тоже, наверное, не понял, для чего. Потому что угол тонкого рта дёрнулся, будто в порыве усмехнуться. После чего слизеринец вздохнул и отвернулся, а она снова немного покраснела.

Но характер румянца был другим.

Вспомнились эти-руки. И это-дыхание.

Этот-Малфой.

То, как он одёрнул её толстовку.

Будто пилюля для раздражённой и натянутой до гудения струны терпения Гермионы Грейнджер.

Мерлин. Неужели это успокаивает её. Неужели Драко успокаивает её?

Нет. Просто хотя бы потому, что… он был всем. Всем остальным.

Воплощением всего, что она ненавидела.

Ненавидела и…

Она медленно закрыла глаза. В сознании тихо-тихо запел Стинг.
 

Глава 21.

— Я не хочу, чтобы ты думал, что я лезу не в своё дело, Гарри… но… это и моё дело тоже. Я твой лучший друг, поэтому, наверное, ты мог бы рассказать мне, что с тобой происходит.

Пауза.

— Слушай, Гарри. Я тут подумал… Мы с Гермионой обсудили инцидент в Большом зале, в общем… ты не прав.

Пауза.

Блин, интересно, это всегда так сложно?

— Привет, Гарри. Я насчёт того, что было утром. Не отвлечешься на минутку?

— Я не занят, Рон.

Уизли подскочил на месте и шарахнулся от высокого зеркала, когда Поттер, активно вытирающий полотенцем мокрые волосы, вошёл в спальню.

— Гарри… я тут…

— Репетировал перед зеркалом.

Ещё раз, блин…

Рыжий покосился на собственное отражение.

— Ну… что-то вроде того.

— В последний раз ты это делал, когда собирался пригласить Лаванду на Рождественский бал, — Поттер многозначительно поднял брови и прошёл к своему сундуку, бросая полотенце на открытую крышку и доставая первую попавшуюся под руку футболку.

Рон молча смотрел, как друг натягивает на всё ещё влажные плечи серую ткань, от чего та темнеет в некоторых местах, впитывая воду. Нельзя было сказать, что Гарри выглядел напряжённо или взволнованно. Целый вечер он был каким-то отстранённым, словно поссорился со всеми гриффиндорцами сразу. Но когда Симус завёл речь о квиддиче, обстановка разрядилась, и настроение его значительно улучшилось.

— Да. Я помню, это было непросто, — пробормотал Уизли, кашлянув в кулак и смело шагая к своей постели. Падая на матрас и заводя руки за голову. — Слушай, я хотел...

— Я знаю.

— Да?

— Ага. Я слышал. Я не прав, и я мудак.

— Что? — Рон приподнялся на локте, глядя на брюнета, который уже полностью переоделся и теперь натягивал поверх футболки полосатую пижамную рубашку. — Я не это хотел сказать. Точнее, не совсем. Ну…

— Я обидел Гермиону тем, что сказал то, что сказал.

Формулировка фразы была встречена частым морганием.

Но затем Уизли нахмурился.

— Ты был не прав.

— И это я тоже слышал.

— Гарри!

— Что, Рон?

Рыжий вздохнул. Сильнее сдвинул брови.

— Ты не прав.

Поттер фыркнул. Встал с постели и принялся отвязывать полог от столбиков, намеренно игнорируя то, как Рон резко сел на кровати, ткнувшись локтями в полусогнутые колени.

— Ты слышишь меня?

— Я не прав, да? Не прав? — брюнет раздражённо обернулся. — Ещё скажи, что ты не согласен!

— С чем?

— С тем, что она лижет ему пятки.

Губы рыжего сжались.

Какого чёрта он имеет в виду? Разве Гермиона не говорила, что всё это с Малфоем ничего для неё не значит? Разве она не сказала бы, если ситуация вдруг вышла бы из-под контроля?

— Нет, не согласен.

— Конечно, Рон. Просто потому, что ты не думал об этом.

— Я думал! — он спустил босые ноги с кровати, обжёгшись о холодный пол. — Я думал о том, что с ней происходило тогда, когда она была мрачной и… тогда, в общем. Ты помнишь.

— Я помню, как она пялилась на него через весь зал. И как он таращится, когда думает, что никто не видит, — Поттер вернулся к столбику кровати и снова дёрнул полог.

Уизли наблюдал за ним несколько секунд. Он хреново — очень хреново — разбирался во всякой подобного рода чепухе, но что-то подсказывало ему: Гарри ревнует.

— Значит, дело в этом?

— В чём? — сквозь чертыхания голос друга звучал глухо.

Видимо, тесёмка зацепилась и не желала поддаваться, вызывая направленную злость.

— Тебе не нравится, что тебе кажется, что Гермиона… и Малфой…

Рыжий запнулся, понимая, что физически не может себя заставить закончить эту мысль. Язык не поворачивался, честное слово.

Гермиона и Малфой — что?

Дружат? Общаются?

Спят?

Нервный смех вырвался из горла и был тут же пойман и прижат ко рту ладонью. Это глупо и неправильно. Она бы так не поступила. Поттер тем временем снова обернулся через плечо:

— Не только. Но и это тоже полный пиздец.

— Значит, ты думаешь, что они… того?

Гарри вздохнул.

Полог наконец-то поддался и отгородил постель от спальни уютным и плотным полумраком, в который хотелось побыстрее забраться. Но вместо этого гриффиндорец только снял с носа очки и потёр глаза.

Рон ждал.

— Я устал. Я вообще думать не хочу, ладно?

— Тогда в чём причина этих внезапных вспышек гнева? — вопросом на вопрос протараторил рыжий, что едва не заставило беспомощно застонать.

Он слишком много времени проводил с Гермионой, судя по всему, потому что уже даже выражался как она.

— Это не вспышки гнева. У меня не всё в порядке с Джинни, грёбаный поход в Хогсмид отменяют уже который раз, тренировки по квиддичу сократили, у меня стресс, блин!

— Стресс? — лицо Рона вытянулось. Он смотрел на друга так, будто видел его впервые. — От чего?

— Я только что всё объяснил, — процедил брюнет, отводя полог и ныряя в воображаемую скорлупу. У него не было настроения разжёвывать всё для незадачливого товарища. — Давай спать?

И ткань с тихим шорохом отгородила его от рыжего.

Через несколько секунд широкая ладонь снова отодвинула плотную материю, а веснушчатое лицо вглядывалось в зелёные глаза.

— А что с Джинни?

— Отвали, а?

Уизли упрямо смотрел. Когда он смотрел вот так, это означало, что легче ответить на вопрос, чем спорить.

Это, наверное, он тоже перенял у Гермионы.

— Ничего. Мы поссорились, ясно?

— Почему?

— Рон, отвали, я прошу, — раздражённо прошипел Гарри, отворачиваясь и подкладывая локоть под голову.

— Нет! — в голосе откровенная обида. — Одно дело, когда от нас обоих отгораживается Гермиона, зарытая в свои бесконечные заботы старосты, а другое дело, когда со мной не хочешь говорить ты, понимаешь?

Поттер несколько секунд молчал. Потом скосил на рыжего взгляд, слеповато щурясь.

— Я твой друг, я не обязан грузить тебя этим.

— А Джинни - моя сестра. И она грузит меня всем, чем может. Потому что из нашей семейки в школе остались только мы вдвоём.

Гарри тяжело вздохнул, вновь поднося руку к лицу, и потёр лоб, зарываясь пальцами во влажные волосы.

— Слушай… — он вдруг понял, что не имеет никаких сил на то, чтобы спорить с рыжим. И ощутил реальное желание поделиться. — Тебя беспокоит, что мы ссоримся с Гермионой?

— И это тоже, — угрюмо протянул Рон, тяжело садясь на край Гарриной постели.

— Я обещаю, что попрошу у неё прощения. Завтра. За то, что устроил… на завтраке. Так пойдёт?

Уизли задумчиво поскрёб макушку. Потом кивнул. И добавил:

— И расскажешь, что там с Джинни.

На этот раз пауза затянулась. Но Поттер всё равно кивнул в ответ.

— Хорошо. Обещаю.

И, кажется, ему действительно стало легче. Потому что он всеми фибрами ощутил, как с души рыжего рухнула огромная гора.

— Ладно. Теперь можем спать.

И полог снова опустился. А через несколько секунд тихо скрипнула соседняя кровать.

— Добрых снов, Гарри.

— Добрых.

Он ещё немного посмотрел в темноту перед собой, а потом вздохнул и закрыл глаза.

Не было никаких препон для того, чтобы держать что-либо из произошедшего в секрете. Всё было настолько банально, что просто вымораживало.

Гарри хотелось движения. Он хотел тренировок по квиддичу, которые стали теперь какими-то скомканными и торопливыми. Он хотел походов в “Три метлы”, как раньше. Пусть это просто бокал грога и компания друзей, но это выметало любые мысли из головы. Он хотел, чтобы Джинни прекратила наконец-то носиться за ним, как за маленьким ребёнком, не способным ни на что без посторонней помощи. На фоне этого они и поссорились вчера, прямо посреди гостиной, вызвав удивлённые взгляды в свою сторону.

Он хотел, чтобы Гермиона вернулась.

Он соскучился по ней. До чёртиков не хватало её замечаний, её толчков к выполнению домашних заданий, её тёплого взгляда, когда он или Рон несли какую-то чепуху.

Вымораживало, что этот взгляд теперь она бросала только за слизеринский стол. Грёбаные слизеринцы. Уроды. Малфой — сука.

Челюсти сжались, Гарри сам не понял, когда его начало это настолько бесить. Наверное, через пару недель после их назначения, когда что-то начало неотвратимо меняться. А она, кажется, была даже не против этих изменений.

Просто катилась туда, куда её тащил этот идиот.

Гарри даже не корил себя за то, что злость на Гермиону стала уже чем-то привычным и близким. Она не имела права поступать так с ним. Она не имела права поступать так с их дружбой.

Потому что война со слизеринцами была чем-то большим, чем правило. Это было установкой. Тем, что принимается по-умолчанию. И иначе быть не могло.

На соседней кровати заворочался Рон, и Поттер ощутил давящее чувство острой вины где-то внутри. Рыжий переживал, когда всё шло не так. Сбивалось с ритма. Он наивно полагал, что верить можно всему, что говорит Гермиона.

Гарри пообещал извиниться перед ней.

Это будет правильно, не так ли?

Только ради друга. Он и так чувствовал себя достаточно виноватым перед Роном. Он сдержит слово. Попросит прощения. Но денется ли куда-нибудь эта обидная злость, которая просыпалась в нём каждый раз, когда Гермиона смотрела в ту сторону?

Поттер был не уверен.

Вообще ни в чём. Потому что в глубине души он надеялся, что завтра его не простят.



* * *



Если бы Гермиону попросили описать свой самый отвратительный день одним словом, она бы ответила, не задумываясь: “суббота”.

Это был один из тех бесполезных выходных, когда ты планируешь столько всего и не успеваешь ровным счётом ничего. Это был один из тех дней, когда к вечеру ты словно выжатый лимон идёшь в Башню, яростно топая по каменному полу, и думаешь: к чёрту всё это. А тебя ловит твой декан и напоминает о том, что ты обещал помочь с ежемесячным графиком успеваемости курса.

И ты думаешь — гррр, — но идёшь за ним. Уже не так яростно топая, но захлопывая дверь в кабинет профессора чуть громче, чем делала это обычно.

Смело.

А ещё, пока в твоей голове только отрывки фамилий и имён, ты мечтаешь забыть о том, что поссорилась утром с лучшим другом, потому что он полез к вашему врагу. О том, что в библиотеке прошло очередное-бесполезное-занятие с Куртом, который сегодня был почему-то слишком молчалив. О том, что на собрании префектов ты снова была одна, потому что у Малфоя два дня подряд проходят тренировки по квиддичу до самого вечера. А значит, половина твоих слов просто пропускается учениками мимо ушей, а одна из студенток даже в наглую достаёт пилочку и начинает подпиливать ногти. И приходится повышать голос, потому что твоё настроение упало уже, кажется, в самый возможный низ.

А от осознания, что ты здесь едва ли не чёртово пустое место, почти хочется плакать.

Конечно, ты себе этого не позволяешь.

Суббота закончилась для Гермионы поздним вечером и безрадостной мыслью: наконец-то. Она переоделась, вооружилась томом по Высшим Зельям и залезла в постель, стараясь не думать о том, что они с Малфоем не виделись с самого завтрака.

Да и зачем им видеться?

В идеале Грейнджер теперь должна отчитываться только Блейзу о каждой встрече с Миллером, но смысла в этом сейчас не было вовсе, потому что два часа в полной тишине мало о чём могут рассказать.

А Драко был зол.

Она видела, как он выходил из Хогвартса — Гермиона как раз шла с обеда, направляясь в библиотеку. Губы его были плотно сжаты, а лоб прорезали морщины. Он отправлялся на тренировку, и она даже позавидовала слизеринцу. И всем, кто занимался квиддичем.

Наверное, это даёт отличную разрядку.

А потом в течении получаса занятий пыталась выкинуть из головы образ горячего и вспотевшего Малфоя.

Суббота была серой, липкой. И, кажется, бесконечной.

Теперь, лёжа в кровати, оставалось только выкинуть мысли о нём из головы и погрузиться в изучение предмета, которое, впрочем, через четверть часа прервалось отяжелевшими веками и ослабевшими руками, лежащими на истрёпанной странице.

Это очень странно — засыпать с книгой в руках.

А потом, после такого отвратительного дня, просыпаться в прекрасном настроении.

Живоглот увлечённо драл когтями край одеяла: одна голая ступня Гермионы высунулась наружу, в прохладный утренний воздух комнаты. От этого она и проснулась, собственно, и первое, что заметила — крупные хлопья снега за окном.

Почти детский восторг заставил подскочить на ноги и моментально впрыгнуть в джинсы и свитер, впопыхах выдернутые из шкафа. Она даже толком не поняла, откуда взялась эта энергия под кожей, но немая радость пульсировала в груди, не давая вдохнуть.

Гермиона с детства любила снег.

Вспоминались игры в снежки с Гарри и Роном, и отчего-то появилось дурацкое желание отправиться на улицу сейчас же, наплевав на завтрак.

И на все проблемы.

Хотя, конечно же, этот снег не задержится надолго — начало ноября было слишком ранним временем для зимы, так что к вечеру наверняка останется только мокрая и пожухлая трава.

Прошло совсем немного времени, когда гриффиндорка, умытая и одетая, спустилась в гостиную. И даже почти обрадовалась Малфою, который стоял у окна, уперев в подоконник ладони и глядя на лёгкую метель.

На нём был тот-самый-свитер, колючую ткань которого Гермиона помнила очень хорошо. Как и их недообъятие в коридоре. Самое первое. От которого земля ушла из-под ног.

Наверняка слизеринец заметил её, хоть и виду не подал.

Показалось, что лоб его всё ещё пересекает та самая морщина, оставшаяся со вчера.

Чёрт возьми, нельзя столько внимания уделять одной только стычке с Гарри. Даже Гермионе не хотелось зацикливаться на этом слишком сильно. Потому что разговор с другом она отложила как раз на тот момент, когда они окажутся в месте, где будет поменьше любопытных глаз.

Вчера Поттер не явился ни на обед, ни на ужин.

В его стиле.

Сейчас было бы впору пройти мимо и отправиться на завтрак, но губы произнесли сами собой:

— Доброе утро.

Блондин слегка повернул голову и, бросив быстрый взгляд на девушку, отстранённо кивнул. Однако тут же вновь уставился в окно.

Прикусил верхнюю губу.

Морщина стала глубже.

Грейнджер нахмурилась, остановившись у журнального столика, где лежал свежий выпуск “Ежедневного пророка”. В секундном волнении вгляделась в первую полосу, готовясь к худшему.

Судя по выражению лица Драко…

Но крупный шрифт, сообщающий о новой игре скоростных “Мётел Брай”, заставил с облегчением выдохнуть.

Наверняка, Рональд в восторге.

Но если нападений не было, тогда что с Малфоем такое?

Вглядываясь в напряжённый разворот плеч, девушка перебарывала в себе желание подойти и растормошить его, потому что, глядя на это воплощение напряжения, ей самой становилось не по себе. Но Драко не двигался, поэтому Гермиона, выждав ещё несколько секунд, направилась к двери.

Стоило только пальцам коснуться ручки...

— Куда ты?

Голос, почти звенящий от напряжения.

Девушка моргнула. Обернулась.

Малфой стоял вполоборота, и руки его теперь были сложены на груди.

— На… завтрак, — она приподняла бровь.

Желваки Драко дёргались под бледной кожей.

— Хорошо. Пошли.

И через пару мгновений он уже стоял рядом, в молчаливом ожидании глядя на неё.

— Ты пойдёшь со мной?

— Что за грёбаное недоумение?

— Я… не знаю. Ты никогда не ходил со мной рядом по школе.

Только произнеся, она осознала, как глупо это звучит.

Чудно, Гермиона. Просто чудно.

Продолжай в том же духе опускать себя в грязь в его глазах. С его же подачи.

— Думаешь, кому-то есть дело?

— Думаю, да.

— Грейнджер, мы живём практически вместе с начала года.

— Спасибо, что напомнил.

— Я проголодался, если хочешь знать.

Она не сдержалась и хмыкнула.

— Ты что, ждал меня?

— Очень смешно, — прошипел слизеринец.

Он быстро терял терпение.

Наверное, поэтому протянул руку и открыл тяжёлую дверь, игнорируя соприкосновение их пальцев.

Которые она не успела убрать с ручки.

Которые она отдёрнула, как только осознала.

Несколько секунд всё ещё оторопело смотрела на него, после чего заставила себя выскользнуть в коридор.

Стараясь не цепляться за мысль о том, что с шагающим прямо за ней человеком что-то не так, пошла вперёд, прислушиваясь к беспокойным ударам сердца. Беззаботность снежного утра прямо-таки снесло этой странностью, которую сегодня в себе воплощал Драко.

Его напряжение кричало о том, что ещё немного - и случится что-то очень нехорошее.

Редкие студенты, попадающиеся на пути, смотрели на них странно.

Гермиона отметила это краем сознания, пока не вспомнила, почему.

Они идут вдвоём. Идут на завтрак.

Это было как-то дико. Не так. И она не понимала причины. Поэтому, слегка замедлив шаг, чтобы поравняться с Малфоем, негромко произнесла:

— Все смотрят.

— Я заметил.

— Тебе это нравится, да? Привлекать к себе внимание подобными способами.

— Какими? Тобой? Это не слишком эффективно. А в некотором роде даже унизительно.

Унизительно? А, ну да. Это же кусок чистокровного аристократизма.

Она поёжилась.

— Нет. Я о жестах вроде этого, — процедила, встречая на себе очередной удивлённый взгляд пробежавшей мимо Чжоу.

— Только не зазнайся сильно.

— О, не переживай…

— Говоришь так, как будто я подписался на благотворительный взнос. Я не занимаюсь благотворительностью, если ты об этом.

Голос Драко прозвучал с иронией, и девушке даже удалось слегка на него разозлиться.

— Заткнись, ради Мерлина. Иначе я уйду.

Вот это угроза. Ого, Гермиона.

Ей чуть не стало смешно. В последнее время она слишком подвластна истеричному веселью.

— Не хочу расстраивать тебя, но нам по пути.

— Малфой…

— Что, Грейнджер?

— Я ненавижу тебя.

Он фыркнул и, кажется, закатил глаза. С таким видом, что сомнений не оставалось — сковывающее напряжение отпустило.

Чёрт с тобой.

Они уже были у самой лестницы в холл, здесь людей оказалось куда больше. Наверное, даже больше, чем обычно.

Или это ощущение появилось от того, что каждый — каждый, к чёрту — посмотрел в их сторону, пока они спускались вниз.

— Господи, хуже, чем на балу, — пробормотала Гермиона, стараясь опустить лицо как можно ниже. — В следующий раз напомни мне, чтобы я не соглашалась на твои сомнительные идеи и…

— У тебя сегодня намечена встреча с патлачом?

Его вопрос прозвучал внезапно, и девушка даже подняла голову, удивлённо моргая. Спрашивая себя, как давно она привыкла к этому прозвищу Курта.

— Нет, — она не поняла, к чему это было. Но чётко уловила долю облегчения в сосредоточенном лице. Даже прохладная улыбка осмелилась приподнять угол губ Драко.

— Хорошо.

— Тебя это настолько волнует?

Видит Мерлин, спрашивать об этом Гермиона не хотела. И была в полном ужасе от того, насколько самодовольно это прозвучало.

Надменный взгляд, скошенный на неё с уставшей ленцой — и ответ не требовался. Судя по всему, ему вообще всё равно, как часто они с Миллером встречаются.

А затем фраза, которая заставила лицо покрыться красными пятнами румянца:

— Твой стол направо, Грейнджер.

Мерлин.

Она по инерции сделала пару шагов за Драко, в сторону слизеринцев, когда они вошли в зал?

Быстро. Сделать что-то.

Бросить на Малфоя недовольный взгляд и умчаться за своё место, где уже сидело пару гриффиндорцев.

Так она и поступила, старательно игнорируя прохладную усмешку.

Он так и знал, что Грейнджер сделает это. Она всегда так делала — с расстановкой и удовольствием. Бросала этот взгляд и удалялась, высоко задрав голову.

На этот раз растерянность, которую он словил в тёмных глазах с самого утра, не покидала её до сих пор.

А стоило ей отойти шагов на десять, грудь снова стиснуло этой невозможностью вдоха. Как и утром. Как и вчера.

Блять…

Тяжело, почти натужно вздохнув, Малфой пошёл за свой стол, недовольно хмурясь, когда не заметил на своих местах никого из товарищей, кроме уныло ковыряющей в тарелке Дафны, что сидела поодаль. Он отстранённо махнул ей рукой, усаживаясь за стол и придвигая к себе бокал с какао. Рассеянно обхватывая его пальцами.

Снова чувствуя, как хмурится лоб.

Он не знал, что делать. Он, к чёртовой матери, не имел грёбаного понятия, что теперь делать.

Потому что. Это был. Поистине полный конец.

Отец всегда говорил, что человек, добиваясь своей цели, становится выше на одну ступень. Драко же казалось, что он упал. Рухнул вниз, с пустым грохотом сбивая бока о стены.

Сегодня ночью ему приснилось, что Грейнджер умерла.

Это смешно. Но ему снилась её смерть. И он проснулся с колотящимся сердцем и ревущим отчаянием в груди. Сел на постели, обхватив голову руками, и раскачивался как чёртов псих, глядя в пустоту перед собой. Сдерживая желание вскочить и ворваться к ней в спальню, чтобы убедиться, что всё в порядке.

Но он сидел.

Пока из светло-серой дымки комнату не наполнил прохладный утренний свет. После чего Драко встал, умылся ледяной водой и вернулся в комнату, застыв у стола. Уперевшись в столешницу руками и глядя на открытую страницу дневника, где было обозначено имя.

Просто её имя. Без лишних слов, без лишних уточнений.

Мать написала имя той, на кого пал херов-выбор-херового-Миллера. А почему бы и нет.

“Гермиона Грейнджер”.

И несмотря на то, что Драко захлопнул чёртову тетрадку, бросив её в самый нижний ящик, эти буквы плыли перед глазами целый день.

Целый. Херов. День.

И мысли. Дурацкие, они не натягивались на голову. Бились о Малфоя, разбиваясь и возрождаясь, пока он тонул в этой беспомощности. В этой долбаной беспомощности.

Он думал о том, как Грейнджер может умереть. Думал со вчерашнего дня. Ненавидел каждую мысль и обсасывал её со всех сторон, полируя. До блеска.

Это абсурд.

И первым желанием было стереть Миллера с лица земли. Просто уничтожить. Его не станет. Не станет проблемы. Не будет больше ничего. Останется только понадеяться, что вместе с ним сдохнет и его блядский папаша.

Скажи ей.

Ты должен сказать. Для этого всё и делалось.

Ты собирался сказать, когда она спустилась. Собирался, пока вы шли в зал. Но он не мог.

У Драко язык забивался в задницу, когда он чувствовал Грейнджер рядом с собой.

Когда он сидел сегодня утром, качаясь из стороны в сторону, просто осознавая, что она спит в соседней спальне. Она. Живая. Спит в своей постели. А в его голове знание того, что она и её семья на прицеле у приспешников.

Нет.

Нет, он не скажет ей. Он ни черта ей не скажет.

Она умрёт от беспокойства. Она не сможет мыслить разумно. А мозги Грейнджер сейчас нужны даже больше, чем что-либо ещё. Если он скажет… это может оказаться правдой. Точнее, это станет правдой осознанной.

Это конец.

Конец, Драко. К этому вы и шли. Получилось даже слишком быстро. Но что теперь?

Господи, почему всё, даже то, чего ты ожидаешь, приходит так неожиданно? Когда ты разобран и не подготовлен. Когда ты знаешь, чего ждать. И невыносимо боишься этого ожидания.

Посмотри на неё.

Нет.

Немедленно, Драко. Подними свои грёбаные глаза и посмотри на неё, давай. Видишь? Это так просто.

Она улыбалась Уизелу, накладывая себе на тарелку варёные овощи.

Она улыбалась. И Малфой уже знал эту улыбку как свою собственную. Такую же редкую и слегка скованную.

Ты скажешь ей.

Конечно, я скажу. Но не сейчас. Потом, немного позже.

О чём она трещала в пятницу? Сообщить Дамблдору?

Нет.

Нет, он не скажет старику ни слова.

Потому что в тот же момент, как тот узнает обо всём, Нарцисса отправится в Визенгамот. А Драко обещал. Он пообещал защитить мать.

И в то же время, если продолжать держать всё в секрете, что-то может случиться с Грейнджер. Но Грейнджер он ничего не обещал, разве не так?

“…я рядом. Никто тебя не тронет, клянусь.”

Слова эхом отдались в сознании. На секунду сжали сердце. Было ли это на самом деле или просто отголосок давнего сна?

Слизеринец отвёл глаза, зарываясь лицом в ладони.

Это что, выбор? Только не говорите, что это херов выбор.

И между кем? Между грязнокровкой и матерью. Мерлин, Малфой. Ты совсем спятил. Разве всё не очевидно?

Выбирать между женщиной, которая воспитала тебя, в которой течёт твоя кровь, и девушкой, на которую у тебя почти безостановочно стоит. Которая начала вызывать в тебе чувство, плавящее и истекающее чем-то горячим, густым. Что тебе дороже, Драко? Давай, признайся себе.

Что. Тебе. Дороже?

Он с такой силой сжал бокал, что показалось, что тот сейчас просто треснет, развалится на части. Изрежет бледные ладони.

— Эй. Ты рано, — голос Забини шилом вошёл в сознание, и Малфой почти вздрогнул, когда мулат сел рядом, окатив его запахом своего любимого одеколона.

— Привет.

— Новости есть?

Он почувствовал, как дёрнулась щека.

— Нет.

Врать, так всем. Заебись.

— Отлично. Я проголодался, — и Блейз начал быстро накладывать в глубокую тарелку молочную кашу с джемом. Покосился на бокал в руках друга. — Ты на диете, что ли?

— Не хочу есть, — буркнул Малфой, наконец отпивая уже почти остывший какао. Взгляд снова приковался к Гермионе, которая доела овощи и теперь тянулась к вазе с фруктами, безостановочно тараторя что-то рыжему. — Слушай, Забини. А ты ведь мог отказаться.

— А? — не понял Блейз, который уже размешивал овсянку в тарелке.

— Присматривать за Грейнджер. И за Миллером.

Это заявление не вызвало удивления. Тот молча принялся за еду, пожав плечами.

— Мог.

— Так в чём дело?

— В том, что я согласился, — парировал друг. — Или какого ответа ты ждёшь?

Малфой отпил ещё немного напитка, наблюдая, как гриффиндорка достаёт из горки фруктов банан и размахивает им, пока увлечённо рассказывает о чём-то Уизелу.

— Мне интересно, почему ты изменил к ней своё отношение.

Забини застыл, не донеся до рта ложку. Потом опустил её в тарелку и уставился на Драко со скептичным неодобрением.

— А ты?

От этого вопроса захотелось тут же вскочить и умчаться в какое-нибудь тёмное и недоступное место. Глупо было полагать, что мулат ни о чём не догадывается. Так что Малфой только дёрнул плечом, поморщившись. Чувствуя взгляд товарища на своём лице.

— Я сейчас херню скажу, — предупредил тот вдруг. И блондин повернул голову, уставившись в тёмные глаза с ожиданием. — Ты ожил.

Вот так просто.

Он ожил.

— Что ты имеешь…

— Она, — и Забини указал своей ложкой по направлению к гриффиндорскому столу, — сделала то, чего не удавалось сделать мне. Пэнс. И остальным, кто пытался вернуть тебя после всего… того.

Драко захотелось рассмеяться, но смех застрял в глотке, когда взгляд Блейза подтвердил серьёзность этих слов. Снова перевёл взгляд на Грейнджер.

Ожил.

Не пиздец ли?

Забини молча принялся за свою кашу, логично предположив, что разговор на эту тему окончен, а Малфой наблюдал, как тонкие руки Гермионы очищают банан от плотной шкурки.

— То, что происходит… у нас с ней. Это всегда было невозможно.

Так тихо, будто громкость сказанного что-то решит для них обоих.

— Это было невозможно, — согласился Блейз. — Но это было. Всегда.

— Не то, что сейчас, — Драко поморщился. — Явно не то. Мы всю жизнь ненавидели друг друга. И до сих пор. — Он знал, что был прав в том, что говорит.

— Да, но… Между вами никогда не было безразличия. Как я, например. Мне срать на неё и на её дружков. А тебе никогда не было всё равно.

Малфой хмурился, глядя, как Грейнджер отвлечённо пожимает плечами и подносит банан к губам.

Волосы на загривке шевельнулись, когда мягкий рот приоткрылся, а ровный ряд белых зубов откусил небольшой кусочек от самого кончика.

— Да, — голос оказался слегка охрипшим, а глаза не желали отрываться от созерцания. — Но я никогда не думал, что это выльется в…

Мерлин.

— …в это.

Она жевала медленно и тщательно. Она всё делала именно так. Облизала нижнюю губу и снова поднесла банан ко рту. Снова откусила совсем немного. Будто дразня.

И Малфой вспомнил ощущение этого рта на себе. Несмело вбирающего, неумело касающегося зубами. Но тесного, сводящего с ума. Драко даже не сразу понял, куда подевался весь Большой зал, и забыл, о чём он говорил до этого.

Потому что.

Она подняла голову. И их взгляды столкнулись.

Он ждал чего угодно: смущения, злости или же удивлённо приподнятых бровей. Но Грейнджер смотрела. Просто — на него. А в следующий момент двинула рукой так, что мягкий ствол фрукта прошёлся по ряду зубов, тут же пойманный кончиком языка.

Малфой на тихом выдохе закрыл глаза.

Кровь медленно густела, забиваясь в сосудах, жаря практически сквозь кожу, сквозь плоть.

Он спокоен. Он, мать его, спокоен.

Но фантазия всё сделала за него: на обратной стороне век уже ожила картинка: Грейнджер извивается под ним. Впивается пальцами в простыни, выгибаясь дугой, а он прижимает её к матрасу, трётся, вбивается. И её вкус. Повсюду. Вместо воздуха.

Движение языков, укусы и быстрые выдохи.

И любые мысли о возможной опасности выметаются. Перекрываются другими. Горящими, пылающими, и он встаёт со своего места, почти подлетает и, кажется, бормочет что-то Блейзу о том, что срочно. Что-то очень срочно, забыл, не подумал, нужно… нужно.

А ноги несут к гриффиндорскому столу.

Взгляды, взгляды. Похуй. Он останавливается только тогда, когда тёмные глаза смотрят на него совсем близко. Почти испуганные. Почти понимающие.

А он почти пугается своего порыва. Крышесносящего.

— Дамблдор… просил зайти к нему утром.

Какие-то слова срываются с губ. Совершенно неважные. Совершенно пустые и лживые.

Просто увести её отсюда. Просто туда, где нет всех этих людей.

— Забыла?

Но главное, что она отвечает:

— Забыла, — почти бесшумно.

Поворачивается к рыжему, который смотрит на Драко, хмуря лоб. С каким-то странным подозрением, которое сейчас пролетает мимо сознания Малфоя. Уизли кивает на торопливое грейнджерское “Я сейчас”.

О, нет, Грейнджер. Ты не сейчас.

Она откладывает чёртов банан, поднимается, а ноги уже несут Малфоя к выходу. И он хищно смотрит по сторонам. Встречает взгляды, тут же становящиеся затравленными, испуганными.

А в мыслях она, впивающаяся в него пальцами. Она, падающая перед ним на колени. Она, вбирающая его в себя. И хочется выть от этого каменного напряжения в штанах.

Он знает, что она идёт за ним.

И шаги их ускоряются с каждым мгновением. И срать на то, что кабинет Дамблдора в другой стороне. Господи, он плевал совершенно на всё, кроме того, что хотел её. Хотел, как ненормальный. Так, что почти бежал в гостиную старост, хотя мог бы выбрать любой пустующий сейчас кабинет.

Нет. Не так. Он хотел нормально.

Абсурд.

Снова это слово.

И самое приятное — мозг просто не успевает ничего анализировать.

Хочу, просто хочу, потому что — вотхеровбред — увидел, как она ест. А она позволила их глазам встретиться.

Так мало. Так мало нужно. И что-то растёт внизу живота.

— Фениксус!

Гостиная. Диван. Стол. Сердце колотится.

Камин не горит.

Малфой подлетает к подоконнику и вгоняет в камень ладони, низко опуская голову, пытаясь выровнять дыхание, жмурясь. Но вот дверь за ней закрывается, и достаточно одного мгновения.

Толчка руками, чтобы выпрямиться и обернуться.

— Профессор Дамблдор здесь? — у неё блестят глаза, но улыбки на лице нет.

Тоже запыхалась.

Он молчит, ему не до шуток — его трясёт. Всего несколько секунд.

— Нужно быть настоящей сучкой, — шёпотом произносит, делая плавный шаг к Гермионе, — чтобы делать это со мной… — Серые глаза въедаются в открытое лицо, вглядываясь в него, отмечая горящие щёки и растрёпанные волосы.

Ещё шаг.

Она замирает. Нужна. Она слишком нужна ему. Снова.

— …при всех.

Ещё один шаг - и между ними не остаётся воздуха.

В гостиной просто исчезает воздух. Электричество, почти сверкающее, почти искрящее. Она смотрит прямо в глаза, и от этого под кожей шевелится каждая клетка возбуждённого мяса, надувается, полнится ей.

— Я всего лишь…

— Я хочу тебя, — конец его фразы тонет.

Съедается впившимися в губы губами, так сильно. Как будто извиняясь за что-то. Как будто в попытке стереть всё, что с ними происходило.

Малфой не понимает, падает он или летит. Он чувствует, как прижимается к нему тёплое, дрожащее тело. Как прохладные пальцы хватаются за затылок, впиваясь короткими ногтями в кожу. И как рот Грейнджер открывается, а горячий язык скользит по языку Драко. В попытке достать. Попробовать.

Одним выпадом, несмелым. И следующим, более уверенным, сильнее сжав пальцы у него в волосах.

И это слишком ударяет по мозгам.

Ближе. Она нужна ближе. Она так давно нужна ему.

Сорваться, сжать руками обтянутые джинсами бёдра, толкнуть на себя, едва не рыча от ощущения давления на пульсирующий пах. Врезаться в спинку дивана, теряясь в комнате, но продолжая пятиться в сторону лестницы. Почти на ощупь. Чувствовать только судорожные движения Грейнджер, которая творит с ним что-то невозможное, пытаясь дотянуться трясущимися руками до ремня на его брюках, оставив в покое волосы.

Нет. Нужно… нужно дойти до кровати.

Сейчас же.

— Стой… — шёпот, рычание, что это было вообще?

Он просто выдохнул ей в губы, и она проглотила это слово. Тут же врываясь в его рот за новым. Но не дала возможности произнести его, потому что споткнулась — кажется, это была ножка стула — и врезалась в тело Малфоя с ещё большей силой.

Господи, эта девчонка. Эта ненормальная, просто чокнутая, поехавшая.

Жмётся к нему, трётся, как кошка, трётся так, что яйца сейчас просто разорвутся, если он немедленно — немедленно, блять — не почувствует её под собой.

Так, что ни одной мысли.

И он человек. Он, к чёртовой матери, опять нормальный человек, сейчас, прямо сейчас, впивающийся пальцами в упругие ягодицы Грейнджер и с силой подтаскивающий к себе. Почти насаживая. И она почти рычит ему в рот, снова пытаясь задрать колючую ткань свитера, чтобы получить доступ к ремню на брюках.

Пульсация.

Животная пульсация уничтожает самоконтроль, как жрущий бумагу огонь. С каждой секундой желание Малфоя добраться до постели меркнет. И на этот раз виной тому губы. Её губы скользят по шее, впиваясь, кусая, и перед глазами разрываются круги, такие же влажные, как касания её языка вперемежку с посасыванием и отчаянными укусами.

— Иди… иди сюда… — выдохом.

Не узнавая свой голос. К чёрту.

Он сжимает её бёдра и поднимает лёгкое тело вверх, заставляя по инерции обхватить себя ногами за талию. Прижаться к напряжённому до предела члену, и в глазах мутнеет. От тесного контакта, от снова-её-стона, который уничтожает в нём всё человеческое, оставляя только животного. Голодного. Готового сожрать её, как сырой кусок мяса.

Он с силой припечатывается лопатками к каменной стене, не вписавшись в проём арки. Грейнджер смеётся. Он чувствует её быстрое дыхание воспалённой кожей шеи, возбуждённый до абсолютного края всего за несколько минут.

— Не урони… — еле слышный шёпот, почти прямо на ухо, когда он делает шаг к лестнице.

Ступеньки.

Блять, ступеньки. А одна её рука уже нырнула под свитер и судорожно впивается пальцами в раскалённую кожу напряжённого живота. Это крайне мешает осознать, что сейчас нужно подниматься наверх, а не снова привалиться к стене, чтобы запустить язык в горящее и влажное горло девушки. Сжимать ладонями маленькие ягодицы, проникая пальцами одной руки за границу оттопыренных сзади джинсов, чувствуя тёплую выемку, от которой едва ли не окончательно срывает крышу. А она, как заведённая, начинает тереться о его член, напряжённый, каменный. Вот-вот пропалит ткань.

Скользящее движение вверх - и ноги плотнее обхватывают его талию.

Резкое движение вниз, выгибая спину и прижимаясь грудью к его груди. И снова — вверх…

Уходит меньше секунды времени для того, чтобы оттолкнуться от стены и взлететь вверх по ступенькам. Чувствуя, что ещё немного, и он просто спустит в штаны от этого сумасшедшего трения и звуков, которые издавала Грейнджер ему в ухо. Никогда в жизни. Никогда в своей ёбано-грёбаной жизни он не слышал таких потрясающе красивых звуков. Стоны, шёпот, а иногда — рваные всхлипы. Видимо, когда она особенно ощутимо прижималась к нему. Так, что он задевал её промежность.

Пока Малфой трясущейся рукой открывал дверь, гриффиндорка в его руках изогнулась, стаскивая с себя свитер. Отшвыривая прямо на пол.

Боже. Если бы ты дал мне хоть немного терпения. Я бы любовался на это вечно.

Она раздевается для меня.

Остаётся в одном лифчике на тонких бретельках.

И прямо перед глазами грудь, в которую он тут же въедается ртом. Ему нужно. Нужно чувствовать эту кожу. Яростно прикусывать границу ткани, оттягивая материю зубами, пока тонкие руки жадно зарываются в его волосы, прижимая к себе, а припухшие губы снова шепчут, сводя с ума. Какую-то горячую белиберду, бред прямо на ухо, пока он делает несколько торопливых шагов к кровати; пока почти падает на неё, упираясь в матрас коленом, опуская Грейнджер, торопливо сдёргивая с постели свободной рукой зелёное покрывало.

— Пожалуйста… ты здесь… боже, так хорошо…

А потом она задыхается, потому что Драко расстёгивает и срывает с неё бюстгальтер, а зубы сжимают напряжённый сосок, хотя, видит Мерлин, он бы слушал эти выдохи бесконечно. От одного только её “пожалуйста” он готов был кончить. Прямо сейчас.

Она хнычет, вцепившись пальцами в простыню и выгибаясь так, что спина тут же поднимается над постелью. А Малфой жадно наблюдает за ней, скользя открытым ртом по узким рёбрам, обжигая губы о горячую кожу, которая с каждым рваным вдохом натягивается на дрожащем теле. Недоумевая, как он вообще мог без этого?

Как он терпел кого-то другого в своей постели? И что это были за почти-фригидные трахи с большей частью хорошеньких девушек школы. Для чего? Чтобы понять, насколько прав сейчас стучащий в ушах вместе с разогнавшимся пульсом внутренний голос:

“Ты нужна мне. Ты нужна мне. Нужна”.

— Моя девочка, — хрип касается её пупка, от чего живот тут же втягивается. А через секунду пальцы судорожно дёргают Драко за свитер.

— Сними… — у неё срывается голос, а руки уже тянут наверх, стаскивая попутно колючую ткань.

И он тоже слегка выгибает позвоночник, чтобы облегчить эту задачу. И следующую — когда пальцы хватаются за ремень его брюк, а затем, словно передумав, скользят по ткани вниз, прижимаясь к бугру под плотной материей. И низкий, тяжёлый стон заставляет её прикусить губу, поднимая горящие глаза, вглядываясь в лицо Малфоя.

Он сухо сглатывает, цепляясь за этот взгляд, стискивая её тазовые косточки руками так, что назавтра точно останутся отметины. А потом пальцы начинают лихорадочно расстёгивать ремень синхронно с его собственными пальцами, которые уже ловко стаскивают с Грейнджер джинсы.

Чувство, которое прошивает всё существо, когда два обнажённых тела соприкоснулись, переворачивает в Малфое всё. Прошивает алой, горящей нитью. Грубыми стежками.

И оба замирают на мгновение, глядя друг другу в глаза.

Так близко, что смешивается дыхание. Так глубоко, что можно задохнуться от катастрофического желания. Драко слышит собственное звериное рычание, когда чувствует скользящую под ладонью кожу; когда ведёт рукой по её бедру, вверх и немного вбок. Жадно глядя, как дрожат тёмные ресницы, когда ладонь касается влажного тепла, а Грейнджер снова тихо всхлипывает, выгибаясь навстречу прикосновению.

Мокрая. Такая мокрая, что два пальца сразу без труда скользят внутрь, заставляя её дёрнуться, снова вцепившись в простынь и резко рванув материю на себя.

— Ещё.

Короткая приказ-просьба-мольба срывается с искусанных губ.

Он снова рычит, наклоняясь, всасывая в себя кожу её плеча, двигая пальцами сильнее и резче.

— Ох… ещё! Да, да, так… Боже…

Горячие, тугие стенки под подушечками напряжены до предела, как и он сам, как и воздух, пропитавший Башню. Дыхание такое тяжёлое, что лёгкие вот-вот откажут. Смотреть на неё, до крови из глаз.

Вздрагивающую и движущуюся в такт его руке так нужно, что это почти одержимость. Как вздрагивает её грудь. Как безостановочно движется упругое горло под тонкой кожей шеи.

И стоны. Господи, как она стонала.

— Драко…

Бах. Сердце остановилось бы, если бы не разрывалось от лихорадочных ударов.

— Драко… кажется, я сейчас…

Твою мать.

Живот свело, когда пальцы с хлюпающим звуком выскользнули из неё. Огромные глаза распахиваются, глядя разочарованно, с отчаянной, яростной просьбой. Бёдра напрягаются в попытке сжаться, потереться друг о друга, но трутся только о бока Малфоя. Так, что он тут же слышит свой прерывающийся от сдерживаемого желания голос:

— Сейчас. Господи, сейчас.

И в следующий миг впивается в дрожащие губы, одновременно с тем, как член резким толчком входит в неё, узкую, тугую, сразу на всю длину так, что Грейнджер отчаянно мычит в неразорванный поцелуй, а Драко замирает. Отчаянно стараясь не шевелиться, чувствуя, как горячие волны одна за одной бьют в низ живота синхронно с тем, как судорожно и сильно сокращаются мышцы Гермионы вокруг него.

А она продолжает выстанывать что-то в его рот, выгибаясь, как ненормальная. Кончая, как ненормальная. Впиваясь в его спину, как ненормальная. И желанная боль от впившихся острых коротких ноготков подталкивает его к той черте… когда нужно сильно зажмуриться, чувствуя, как кожа яростно истекает скользким потом. Застыть и не шевелиться, иначе…

Нет. Ещё немного. Продержись ещё немного.

И немного — получается.

Первый толчок он делает, когда встречается с ошалевшим взглядом почти чёрных сейчас глаз. Второй она встречает резким выдохом, моргая. Всё ещё не пришла в себя после первого оргазма. Третий — глухо мычит, потому что Драко закидывает одну её ногу на свой согнутый локоть так, что угол проникновения меняется. Четвёртый — трясущиеся руки выпускают из судорожного объятья мокрую спину и обхватывают его лицо, глядя прямо в глаза. И он тонет.

Его больше нет.

Только лихорадочные поступательные, такие глубокие, что кажется, будто вот-вот он войдёт в самую душу. Пройдёт насквозь. Потому что это слишком хорошо для просто-секса.

Он впервые в жизни занимался любовью. Видит Мерлин, он чувствует разницу.

И это… неимоверно, невыносимо, это невозможно, и она такая красивая, такая охуительно красивая, когда смотрит, не отрываясь, сцеловывает капли пота с его лица, такая… такая…

— Грейнджер…

И он не улавливает, что произносят её губы.

Что-то очень-очень важное. Что-то пожалуйста-вспомни-что-ты-слышал, потому что это невероятно нужно. И именно это бросает его за черту.

Вышвыривает за границу, и он кончает так сильно, что исчезает всё вокруг. Исчезает даже он сам. Исчезает в ней. Изливаясь, судорожно двигаясь, теряя ритм во вновь сокращающихся мышцах, исходящих палящей влагой.

Судорога за судорогой. До последней капли. До последнего рывка. Он в ней. А её пальцы всё ещё обхватывают его лицо. И когда в ушах прекращает эхом отбиваться это имя, он понимает, что выкрикивал его вслух. И, вздрогнув в последний раз, заставляет себя прийти в себя. Только для того, чтобы не раздавить девушку, затихшую под ним. Но ни черта не получается, руки подгибаются, и всё, на что хватает Драко — тяжело откатиться вбок, задыхаясь куда-то Грейнджер в висок с налипшими на него влажными волосами.

И непонятно лишь одно — сколько времени проходит в тишине.

После того, как дыхание немного успокоилось, а руки лениво натянули на них обоих зелёно-серебряное одеяло.

Блаженная гудящая пустота в голове. Прижимающееся к боку тело. Драко даже не заметил, как обнял её. Как начал перебирать густые волосы. Как она уткнулась носом в его ключицу.

Он не хочет этого замечать.

Ему достаточно чувствовать.

Грейнджер медленно погружается в сон, а Малфой пытается понять, почему он позволяет ей остаться в своей постели.

Почему он хочет, чтобы она осталась.



* * *



Наверное, это было немного нечестно — оставить её спящей в своей спальне. Но ему слишком хотелось, чтобы простынь сильнее пропиталась запахом корицы и молока, который всегда заставлял его дышать глубже.

Даже больше того.

Он бы остался там с ней и — позор, бля — смотрел бы ещё час за тем, как дрожат её ресницы во сне, если бы не внезапная идея, которая заставила его буквально вылететь из постели.

Гермиона всего-лишь пробормотала какую-то чушь о том, что у неё ещё не сделан на среду доклад по зельям. И щелчок, оглушивший Драко на мгновение, почти испугал даже его самого.

Северус Снейп.

Это тот, кто всегда знал, как поступить. Тот, кто был в курсе всех событий и, уж наверняка, не имел к убийствам никакого отношения. Декан Слизерина — это был реальный шанс изменить всё. Если не в лучшую сторону, то хотя бы сдвинуть дело с мёртвой точки.

Поэтому теперь Драко шагал по подземельям, игнорируя изредка встречающихся на пути слизеринцев, сжимая в руках зачарованный дневник. И старался, чтобы глаза не слишком горели этой дурацкой надеждой, которая рушилась на него водопадом, почти прибивая к земле.

Снейп знал мать не первый год. Он несколько раз даже посещал Мэнор после того происшествия. И по-прежнему делал для Нарциссы некоторые зелья от головной боли, которая осталась у неё, несмотря на потерю памяти.

Зельевар бы не стал кривить душой или врать, но проблему составлял тот факт, что он мог справедливо не оценить их с Грейнджер стараний, самостоятельных попыток… опасных попыток заманить Курта Миллера и его папашу в западню, выхода из которой не знал никто.

Заманить, возможно, вместе с самими собой.

И почему-то именно сейчас, когда Малфой вознамерился рассказать обо всём декану, всё, что они придумали, и всё, к чему пришли, показалось сраной чушью, идиотской идеей. И он уже почти видел, как профессор качает головой и разводит руками.

Стараясь не зацикливаться на этом, Драко переключился на другие мысли. К примеру, о том, что если Северус подкинет какую-то действительно неплохую идею, не придётся сообщать Грейнджер о том, что её имя появилось в дневнике. Не придётся вообще ничего говорить.

А отдалённое понимание того, что ситуация, возможно, не такая уж и безвыходная, почти окрыляло.

Кабинет зелий был наполнен странным запахом. И здесь было холодно, как и обычно. Тем более, зимой.

Профессор сидел за своей кафедрой, изучая какой-то пергамент. Появление Драко, кажется, ничуть не удивило его.

— Мистер Малфой.

— Добрый день, профессор.

День.

В кабинете было темно, только длинные полупрозрачные тени от колб, пляшущие по стенам, уставленным полками с пузырьками разных размеров, наполненными разнообразными жидкостями в разных пропорциях. Всей жизни, наверное, не хватило бы, чтобы изучить досконально каждое из зелий.

Преподавательский стол был занят: на одной половине - пергаменты и несколько склянок с концентратами, а на другой бурлил и похлюпывал в уютной тишине котелок со слегка почерневшим дном. И от этого варева по кабинету разносился тонкий запах давленных листьев.

— Вы что-то хотели?

Малфой плотно прикрыл за собой дверь и остановился посреди класса, понимая, что сейчас просто и сходу начнёт говорить то, от чего зависят. Он и она. Всё.

— Да. Я хотел бы поговорить с вами.

Снейп никак не показал своего удивления. Вполне ожидаемо.

Просто неспешно отложил пергаменты и облокотился о высокую спинку жёсткого стула, расположив локти на подлокотниках и сложив руки конусом, соединяя пальцы. Излюбленная поза.

— Что-то произошло?

Ладно. Выдохни.

— Да.

Снова никакой реакции. Только проницательные глаза слегка сощурились.

— Что-то, касающееся дел старост?

— Не совсем, — Малфой на мгновение прикусил губу, а затем сделал быстрый шаг вперёд, положив тетрадь на самый край профессорского стола.

Зельевар приподнял брови.

— Зачарованный дневник, — произнёс он, кивая. Поднимая вопросительный взгляд на Драко.

Тот смотрел прямо в глаза декану. Ожидая, когда он ознакомится с содержимым. Тот со вздохом подался вперёд и взял тетрадь, открывая её на первой же странице.

Острый взгляд тут же заскользил по строкам, и Малфой почувствовал, как гулко бьётся сердце.

В дневнике было всё.

Прочитав их с матерью переписку, Снейп всё поймет. Что они задумали и каким образом соединяются все нитки, которые на данный момент удалось собрать.

Всё, что сейчас оставалось, это вглядываться в почти отсутствующее выражение лица профессора и жать в карманах мантии похолодевшие пальцы.

А ещё сомневаться.

Но сомнение стало почти неотъемлемой частью Малфоя.

Потому что вдруг пришло в голову: а вдруг Снейп доложит на мать? Вдруг он расскажет обо всём Дамблдору? Вдруг он посодействует тому, что Нарциссу казнят?

Минуты тянулись слишком долго. Драко уже почти изучил этот танец теней на неровных стенах, когда тетрадь с шорохом закрылась и в него вперился прямой взгляд зельевара.

Было слишком тяжело определить, о чём тот размышляет.

Сознания коснулось что-то холодное и сжимающее, словно рука в ледяной перчатке. И Малфой понял, что Снейп применяет к нему легилименцию.

Он только сжал губы, позволяя. Деваться было некуда.

Слизеринец уже догадался, что увидит профессор, но это было необходимо, судя по всему. Тем более, через несколько мгновений всё закончилось.

Мужчина за кафедрой выпрямился и негромко произнёс заглушающее заклинание. Одно из тех, что накладывала Нарцисса каждую ночь на комнату сына.

По стенам прошла рябь, и в ушах повисло тихое гудение.

— Кто знает об этом? — жёсткая ладонь опустилась на дневник.

— Я, Грейнджер… Забини, — Малфой запнулся, сомневаясь, стоило ли признаваться в причастности друга, но, судя по взгляду, Снейп уже знал всё сам. Несмотря на то, что профессор не отводил глаз от Драко, было заметно, что он напряжённо думает.

— Вы хоть понимаете, что вы затеяли, мистер Малфой?

Драко стиснул зубы. Пожалуй, на то, чтобы не отвести глаз от декана, ушла основательная часть выдержки и силы воли.

По крайней мере, ответ прозвучал уверенно.

— Да.

— Значит, вы полагаете, что ученик Хогвартса причастен к убийствам, о которых гремят газеты.

На секунду ему показалось, что Снейп не верит. Просто издевается. Однако тёмный взгляд оставался серьёзным.

Драко молчал.

— Отвечайте мне.

Чёрт возьми, да ответ очевиден.

— Да.

— Вы понимаете, что это за обвинение?

— Вы сами видели, что писала…

— Я ничего не видел, — повысил голос зельевар.

Почему это заставило испытать облегчение, слизеринец не решил. Скорее, на подсознательном уровне понял — у него появился союзник. Или же появляется сейчас.

И Снейп наконец-то отвёл глаза, глядя теперь куда-то Малфою за спину.

— Конечно, профессор.

— Почему вы пришли с этим ко мне, а не к профессору Дамблдору?

Беспокойство тут же практически накрыло с головой. Драко едва не растерял весь свой уверенный вид, когда делал рваный шаг вперёд, на этот раз сам пытаясь перехватить взгляд зельевара.

— Он доложит в Министерство Магии.

— Я тоже могу сделать это.

— Но вы не сделаете, вы… Вы знаете, что моя мать непричастна к тому, что там происходит.

Он ненавидел, когда голос начинал звучать так неуверенно. Поэтому торопливо замолчал и кашлянул. Снейп тоже не говорил ни слова.

И снова неясно было, о чём его мысли.

Чёрт возьми, да просто верьте мне. Это же очевидно. Стоит только немного присмотреться. Немного глубже, чем есть.

— Я показал вам это потому, что не знаю, что делать дальше, — произнёс прежде, чем успел прикусить язык. — Я не позволю, чтобы с матерью что-то случилось, профессор. И я сделаю что угодно, чтобы избежать её казни.

— А что же насчет мисс Грейнджер? — на этот раз это была почти явная насмешка. — Тоже “что угодно”?

Малфой поднял голову.

Молча смотрел на Северуса, ожидая его привычного “Отвечайте мне”.

Но его не последовало. В тёмных глазах… наверное, Драко показалось, потому что там не могло появиться понимания. Ему было просто неоткуда взяться.

Видимо, ответ не требовался.

Это была суровая риторика. Подчёркнутое заявление о том, что Северус Снейп знает, что происходит между учеником его факультета и грязнокровкой.

— Для начала, — он сложил сухие ладони перед собой, переплетая пальцы. — Раз уж у вас есть эта связь с матерью… — и едва заметно коснулся истрёпанной обложки дневника. — Я в курсе, что за ней присматривает один из тех министерских работников, которые посещали вас несколько недель назад, мистер Малфой.

О, Драко отлично помнил этот день.

Беспредельная ярость на конченого мудака Оливара, а затем беспредельное облегчение, когда старик Дамблдор сообщил о том, что с матери сняты обвинения. А ещё тот день, когда он узнал в Логане приспешника.

— Я уверен, что если бы ваша мать настояла на том, чтобы Дерек Томпсон встретился с вами для того, чтобы обсудить некоторые… детали, никто бы не был против организовать эту встречу в Хогвартсе.

Слизеринец впитывал каждое слово как губка. Встреча с Томпсоном? Чтобы что? Рассказать ему всё?

А вдруг он тоже замешан?

Однако мысль оказалась перебитой профессором. Возможно, он всё ещё применял легилименцию, однако, скорее всего, это просто отразилось на лице.

— Мистер Томпсон ответственно подходит к своей работе и является моим, с позволения сказать, знакомым, за которого я… могу поручиться. Вы могли бы рассказать ему то, что рассказали мне.

— Но он первым делом помчится в Министерство, чтобы донести на мать, — Малфой скривил губы, на мгновение упустив из виду, что стоит перед деканом.

— Не забывайте, что у вас есть то, что может переубедить его, — холодный тон Снейпа отрезвлял лучше любого другого средства.

А бледные пальцы уже подвинули тетрадку по столу так, что она оказалась на прежнем месте, куда её положил слизеринец.

— И он поверит на слово? Вы действительно так думаете? Не замечал за ним особых проявлений доверия. По крайней мере в том, что касалось бы меня.

На этот раз Драко говорил спокойно, глядя на зельевара как на равного. Возможно, это было неправильно, но чувство, когда вас объединяет общее дело… оно придаёт уверенности.

И достаточно тяжело было скрыть мечущееся в груди настоящее облегчение, которое вливало в него новые силы.

Новые-такие-необходимые силы.

— Оставьте эту неуместную иронию, мистер Малфой, — Снейп медленно поднялся из-за кафедры.

Драко наблюдал за тем, как он подошёл к котлу и помешал содержимое, внимательно вглядываясь внутрь несколько секунд, прежде чем снова начать говорить.

— Никто вам не поверит, если вы будете голословны.

Последующая пауза затянулась, и блондин приподнял брови, разводя руками:

— И… что мне делать?

Доставучая система Снейпа.

Недоговаривать, а потом довольствоваться растерянным выражением лица студента. Как на уроке, так и в неурочное время.

Притом эта система работает даже в те моменты, когда преподаватель ведёт активную работу напряжённой мысли. Всё на то указывало — и углубившиеся морщины, спускающиеся от крыльев носа к углам рта, и нахмуренные брови.

— Для начала убедите вашу мать устроить вам встречу.

— За этим дело не станет, профессор. Она поможет. Меня больше волнует то, каким образом я смогу убедить…

— Вы не сможете.

И он снова замолчал.

Жесть, блин. Называется — догадывайся сам, кто тебе в этом поможет. Хотя гадать долго не пришлось.

— Они наверняка используют на вас веритасерум.

Малфой ощетинился.

Хера с два он выпьет это. Чувствовать себя полностью в их власти, выболтать всё, что нужно и не нужно? Он будет контролировать себя. Он должен.

— Они не имеют права.

— С разрешения профессора Дамблдора они имеют право практически на всё, — парировал Снейп. — И вы не думали о том, что это намного увеличит шансы на то, что они поверят вам?

Чёрт возьми, сыворотка правды — это последнее, что ему было нужно. Он видел слишком многое. Он знал слишком многое из того, что происходило в Мэноре и в чём была замешана мать.

А министерские псы отлично знают, на какие кнопки давить, чтобы выйти на ту правду, которая им нужна. Ещё и тогда, когда волшебник не может контролировать поток слов, что говорит.

— Не стоит так переживать, мистер Малфой. — Да уж. Проницательности зельевару не занимать. — Я удивлён, как они ещё не опоили вас сывороткой правды в свете последних событий. Видимо, не посчитали нужным. Но довольно об этом. У каждого есть свои секреты. Каждый знает то, чего не стоит знать другим, не так ли?

Так. И Снейп как никто другой понимал это.

Малфой смотрел на преподавателя исподлобья, словно ожидая подвоха.

— Я мог бы сам приготовить эту сыворотку, если она понадобится.

Снова несколько секунд тишины.

Слизеринец переборол в себе желание сложить руки на груди и вздёрнуть голову. Его слишком коробило, когда он находился будто бы на ладони перед говорившим. А профессор, сомневаться не следовало, видел его насквозь.

А сейчас ещё и смотрел излишне внимательно, будто проверяя на прочность. Слизеринец нахмурил лоб.

— Простите?

Снейп недовольно дёрнул бровью, молча укорив Драко за недогадливость. Но в голове сейчас было слишком шумно, чтобы различать интонации, скрытые за привычным учительским холодом.

— То есть, если бы вы вели себя… соответственно, никто бы не подумал, что зелье, допустим, не сработало, — он почти цедил, и Малфой замер.

Профессор собирался сделать сыворотку, которая бы не произвела нужного эффекта?

Если Томпсон-или-кто-там-ещё будут уверены в том, что Драко говорит правду, в то время, как он сам может кое-где и покривить душой… то это значительно упростит дело. Ему поверят. И он сможет соврать.

Точнее — недосказать.

Драко поймал взгляд Снейпа и кивнул.

— Было бы неплохо, профессор.

Было бы просто охуенно, профессор. Мягко выражаясь.

Это то, что спасёт нас. Меня. Мать и Грейнджер.

— Мне нужно ещё кое-что обдумать, мистер Малфой. И переговорить с некоторыми людьми. Этого вам знать не обязательно. Было бы неплохо, если бы вы добились от вашей матери встречи с Дереком Томпсоном. В ближайшие дни. Потому что, как вы понимаете, времени не так много.

— Да, — Драко снова кивнул и, игнорируя давящее беспокойство после последней фразы Северуса, подошёл к кафедре. Забрал со стола тетрадь. — Конечно.

— Это всё, что вы хотели обсудить со мной, я надеюсь? Или будут ещё… неожиданности?

И в этот момент Малфою показалось, что зельевар на мгновение позволил настоящему беспокойству пробиться в голосе.

Несмотря на внешний покой, мужчина был напряжён. Так же, как и его мысли.

— Нет, профессор. Только это.

— Да уж и этого достаточно.

Драко поджал губы в вежливой улыбке. А затем развернулся и направился к двери. Однако остановился на полпути, обернувшись через плечо.

— Спасибо, профессор. — Снейп поморщился, но кивнул. — Это действительно важно.

— Вы плохо соображаете, чем всё может закончиться, мистер Малфой. Я не советовал бы вам совать в это ваш нос, но вы всё равно не послушаете меня, не так ли?

Вкрадчивый голос был полон той интонации, которую разобрать не получилось. То ли волнение, то ли отрешенная усталость. Драко иногда казалось, что зельевар хронически невероятно уставший.

— Так, профессор.

— Сомневаться не приходится. Судя по тому, до чего вам удалось докопаться. Так что постарайтесь последовать единственному моему совету — держитесь подальше от Курта Миллера и сосредоточьтесь на том, что я вам сказал по поводу встречи с мистером Томпсоном. Это ясно?

Слизеринец снова кивнул.

— Да, сэр.

— Хорошо. Тогда ступайте. И держите меня в курсе ваших успехов.

Когда тяжёлая дверь за Малфоем закрылась, он замер на несколько мгновений, уставившись в полумрак коридора и сжимая пальцами корешок дневника.

Медленно выдохнул, будто не дышал всё это время.

Твою мать. Получилось.

Снейп действительно согласился помочь. У Нарциссы есть шанс. Есть грёбаный шанс.

Он несколько раз сглотнул, словно старался проглотить почти ненормальную надежду, которая то поднималась, то рушилась в грудной клетке. После чего быстрым шагом направился вперёд по каменному коридору, боясь поверить в шаткую удачу.

Всё складывалось.

Это не могло не радовать и не напрягать одновременно. Всё действительно складывалось.

Драко Малфой понятия не имел, какого хрена ему делать со всем этим, но голоса в голове молчали, что почти заставило улыбаться. И эта улыбка коридору была последним, чего он от себя ожидал. Приехали, Малфой. Здравствуй, Малфой. Ты улыбаешься каменным стенам. Ошизение, по-моему.

Но что-то гнало в спину. Заставляло ускорить шаг.

Блин, да почти бежать.

А затем снова ухмылка, которую не удалось спрятать.

Потому что он понял. Он, чёрт возьми, надеялся, что Грейнджер до сих пор спит в его постели.
 

Глава 22.

Люди хотят движения и стоят на месте. Не идут. Не бегут.

Наверное, боятся убежать раз и навсегда.

До последнего момента Логан Миллер не знал, что такое страх. Он мог лишь догадываться, представлять, вдумываться в это слово. Пока оно не начало материализоваться. Пока оно не начало выдавливать изнутри уверенность в том, что это чувство — далёкое. Не способное когда-либо коснуться его закалённого организма.

Он не был молод, он не был стар. Но он слишком часто и слишком подолгу одинокими вечерами всматривался в зеркало. В густую седину на своих висках, и от этого она, кажется, становилась гуще с каждой минутой.

Думать о том, что жизнь подходит к концу, было тяжело.

Сначала было тяжело смириться с тем, что время, чёрт его дери, идёт. Или же он сам проходит мимо. Стареет тело, потухает взгляд.

Так уж повелось, что у всех, кто взрослеет, тускнеют глаза.

Потом пришло беспокойство — всё ли будет в порядке с сыном, когда не станет Логана. Да, ему было всего лишь сорок три, но эти мысли так навязчиво крутились в голове, что не замечать их просто не получалось.

А затем начался тот кошмар, который вынес из головы всё.

И становилось хуже. Только хуже, потому что кошмар прогрессировал. С каждым днём Логан чувствовал это.

Год назад. Бесконечный год назад.

При живом Люциусе, при старом составе приспешников. Ритуалы, не несущие за собой результатов, и всё хуже, и хуже, и хуже. И ещё хуже, хотя это было просто невообразимо. Стоило ситуации достигнуть дна, как всё проваливалось, и оказывалось, что внизу ждёт что-то ещё более мрачное. Глубокое.

Новое дно. И новое. И новое…

— Мы поможем твоему сыну. Картала сказала тебе, что кровь нечистокровных спасёт его.

Пустые обещания. Люциус делал всё это только ради своего дела. Убийство ради убийства. Потому что Курту не становилось лучше, ни через месяц, ни через полгода. Это было не то. Это было слишком не то.

Логан знал, что проклятье не перебороть мелкими убийствами магглов, несмотря на то, что позволял пропускать через себя магию, чтобы зарядить ею кровь убитых.

И каждый раз во время ритуала холодели руки, потому что просыпалась пустая, глупая надежда. Которая не оправдывала себя. Нисколько. Ни разу не оправдывала себя. Не стоило связываться с семейством Малфоев. Не стоило доверять Люциусу. Возможно, если бы Логан действовал сам, если бы не повёлся на жалкую обманку, Курт был бы здоров. Возможно, это можно выкинуть из головы сына. Но отчаяние толкает порой на вещи, из которых приходится вылезать годами. На поступки, от которых не отмываются руки.

И первое убийство, которое совершили приспешники в начале сентября, без участия покойного Люциуса Малфоя, почти помогло. Почти получилось. Семейка Джорджа Бэллоу, работника Министерства магии, была убита. Ритуал почти принёс тот результат, что был нужен. Проклятие отступило.

Курт присутствовал при убийстве, и Логан видел, как “это” тёмной тучей вырвалось из тела сына, мгновенной, почти незаметной. Никто кроме него, пожалуй, не заметил этого стремительного теневого рывка.

— Ты как? — он до сих пор слышал свой взволнованный шёпот после окончания ритуала.

— Всё… тихо, — и изумлённые глаза сына были такими отчаянно распахнутыми, что камень свалился с души.

Неужели. Неужели помогло? Наконец-то помогло?

Однако не прошло и нескольких недель, когда сова принесла из Хогвартса новое письмо.

“Отец, это началось снова. Я чувствую, как оно возвращается.”

И в этот момент родился страх.

На смену надежде, на смену действиям.

Был только один вопрос: почему? Почему это помогло лишь на время? В чём нужно изменить ритуал, в чём он постоянно совершал ошибку?

Семьи следовали за семьями. Курт сам выбирал жертв. Это были попытки вслепую. Но это были попытки.

Ритуалы не давали ничего. Ровным счётом пустое место. И с каждым разом всё больше пустоты в глазах сына.

Наверное, именно это толкнуло его на очередной поход к Катарле. Очередной поход в Лютный переулок. Очередные тёмные, будто затянутые омутом взгляды волшебников в непримечательных одеждах.

В этой части всегда было тихо, слишком тихо и мрачно. Ноги сами несли к низкому, задёрнутому плотными шторами входу в магазинчик. Логан был редким гостем в подобного рода заведениях, поэтому затхлый запах зелий и проклятий, буквально витающий в воздухе, душил его. Тёмная магия слишком сильно меняла людей, чтобы волшебнику было просто приспособиться к ней сразу же.

Возможно, именно магия и оставила свои бледные отпечатки на тёмных волосах Миллера.

Скрипучая дверь. Шипение змеи, извивающейся на коряге, торчащей прямо из витрины. Зелёные глаза с тонкими зрачками следили неотрывно, как незваный гость следует к прилавку. Толстое и слегка сплющенное под собственной тяжестью тело медленно сползло на пол и изумрудной лентой проскользило к Логану. Тот, поджав губы, наблюдал за тем, как змея съеживается, деформируется, шипит, то ли от боли, то ли в попытке прогнать. И через минуту на её месте уже сидит женщина в свободной мантии, с бледной кожей и собранными в свободный узел волосами цвета болотной тины. И вида схожего.

Глаза с тонкими зрачками по-прежнему следят за Логаном, будто он намеревался украсть один из засушенных черепов, стоящих на полках, или же шкуры белых мышей, вывешенных над стойкой.

— С-снова ты.

Голос колдуньи такой жуткий, что пробрал бы до самых костей любого. Но он уже встречался с ней. Она знает секрет спасения, бояться её нельзя. Поэтому Логан только сдержанно кивнул:

— Здравствуй, Картала.

— Каким нарглом принес-сло тебя? — Женщина поднялась на ноги, холодно приподнимая редкие брови. А затем со змеиной грацией проскользнула мимо него, за витрину.

— Мне снова нужна твоя помощь.

Голова склонилась набок, отчего колдунья сразу же снова напомнила скользкого хищника.

— Что ещ-щё ты не понял из того, что я с-сказала тебе?

— Ты сказала, что нужны грязнокровые семьи волшебников. Это не помогает.

Картала запрокидывает голову и беззвучно хохочет, так широко раскрывая рот, что виден раздвоенный язык. Миллер стоит и смотрит на неё, сдерживая свою злость. Его несчастье кажется ей потешным. Смех прекращается внезапно. Колдунья смотрит с обвиняющим презрением в глазах.

— Я сказала, что нуж-жна одна кровь, но не семья. Когда же вы научитесь с-слушать, что вам говорят, а не придумывать рецепты с-сами?

Мужчина делает шаг вперёд. Кладёт ладони на деревянный прилавок и наклоняется вперёд.

— Одна кровь?

— Кровь человека, наделенного магией и имеющ-щего грязную кровь! Твой с-сын сам должен почувствовать, кто это! С-сам! Я говорила тебе!

И она почти кричит, сотрясая сжатыми в кулаки руками воздух. Она злится на него за недогадливость. Логан смотрит прямо в узкие разрезы зрачков.

— Как он сделает это? Те, кого он выбирает, не подходят.

— Проклятье почувс-ствует. Проклятье с-само почувствует. Оно не такое глупое, как вы, люди, оно с-сможет почувс-ствовать того, кто убьет его!

По взгляду колдуньи видно, что она умалчивает о чём-то.

И Логан едва удерживает себя в руках, чтобы тут же не вытрусить из неё всё. А она словно догадывается. Тонкие губы растягиваются в усмешке, а язык быстрым скользящим движением касается угла рта.

Слуха почти достигает отдалённое шипение.

— Ты же знаешь, в чём секрет. Так скажи мне, чёрт возьми! Скажи мне, я заплачу любые деньги! Тебе нужны галлеоны? Получи, подавись!

И он судорожно вытаскивает из карманов золотые, один за одним, бросая их на стойку, почти не слыша, как они сыпятся на пол. А когда наступает тишина, Картала проводит длинным ногтем по боку близлежащей монеты.

— Ты смеш-шон… — шепчет она. — Ты смеш-шон и глуп.

А затем она наклоняется вперёд, отчего носа касается запах опавшей листвы и свежей земли, будто ведьме куда больше лет, чем кажется. Будто она живёт в зарытом гробу.

— Вам нужна грязнокровка. А не её с-семья. Грязная кровь, ритуал — и проклятье ис-счезнет. Если оно не укоренилось в голове твоего с-сына.

Несколько минут Логан потрясённо молчит. Конечно. Они ни разу не убивали детей. Только взрослых магглов. Но нужны были не магглы. Нужны были нечистокровные маги.

Столько дней… столько месяцев в неправильных поисках лекарства…

— Тогда почему это вышло из Курта после первого ритуала? Была убита семья магглорождённого волшебника.

— Потому что у кого-то из них были задатки волш-шебника! Но проклятье вернулос-сь. Магии было слиш-шком мало.

Стены магазина будто начинают стискивать сознание, заключая его в клетку. От давящих запахов становится тяжело дышать.

— Лучше бы тебе поторопитьс-ся, — Картала снова усмехается, не отрывая своих змеиных глаз от лица мужчины.

— Сколько нужно проклятию, чтобы укорениться в нём?

— Проклятье нельзя прос-считать, глупый человек.

— Мне нужен ответ. Нужно ускорить поиски, но знать сроки, — голос скован терпеливой вежливостью, но Логан чувствует, что надолго его не хватит. И лучше бы ей ответить поскорее. — Скажи, сколько у меня времени.

На раздумья уходит пара секунд.

— Дай мне руку.

Прикосновения к колдунье никогда не проходят даром, говорил когда-то отец. И Логан никогда бы не коснулся, пребывая в добром здравии. Но не сейчас, когда это может помочь. Если это хотя бы чем-то поможет Курту. Он готов был умереть на этом месте, если это избавит сына от смерти, живущей в его голове.

Смерть за смерть. Смерть ради жизни.

Какая ирония. Вечная ирония этого мира.

Пальцы ведьмы сухие и холодные. Если закрыть глаза, можно представить, что под ладонью остывший песок. Но глаза закрывает она. Всего несколько мгновений - и воздух вокруг будто сгущается, а затем совершает ощутимый толчок, отстраняя колдунью от Логана.

Снова запах сырой земли и глины.

— У тебя нет времени, — шипит Картала.

— Что?..

— Мало… очень мало.

— Сколько?

Колдунья подвывает под нос, начиная раскачиваться из стороны в сторону, и Логан замечает, что кожа на её щеках начинает меняться, становясь слишком гладкой, отдавая болотной зеленцой. А затем проявляется чешуя.

— Ответь мне, сколько!

Он бьёт ладонями по прилавку, и изумрудные глаза, разрезанные тонким зрачком, вспыхивают.

— Не больше недели! Не больше недели! Это почти случилос-сь! Почти случилос-сь!

Она вопит как ненормальная. Словно она и есть то самое проклятие, которое осознало, что сможет убить человека. Сможет навсегда остаться в голове Курта, поедая разум.

Потом поднимает голову и снова начинает хохотать, а Миллер смотрит, ощущая, как сжимается сердце. Как ноги делают шаг. Затем ещё один. Как тело почти выталкивается за скрипучую дверь, и ноги несут туда, где есть воздух. Несмотря на ноябрьскую мелкую снежную пакость, летящую с неба, кажется, что всё вокруг раскалено. Вот-вот загорится.

Нет времени. Нет времени.

И ему кажется, что этот хохот врезается ему в спину. Вкручивается в плоть и сверлит изнутри.



* * *



Сову их семьи всегда было легко отличить от других сипух — она меньше остальных. У Фло была пушистая, слегка приплюснутая морда и плоский клюв, загибающийся к концу. Чистенькая, аккуратная и лёгкая, какой положено быть почтовой сове.

Сейчас сидела на подоконнике и вычищала свои влажные перья, слегка хохлясь от холодного ветра, который заносил в открытое окно мелкие снежинки. Курт наблюдал за птицей, в привычной манере водя пером по губам.

Был день, и было тихо.

В гостиной и в голове. Лишь из самого угла сознания тихо доносились какие-то наполовину задушенные напевы неясных голосов, перебитые стонами органа. Он мог поклясться — это была музыка. Почему именно музыка? Видит Мерлин, он никогда больше не сможет слушать игру инструментов, хотя любил её с самого детства.

Что сейчас думать о том? Что сейчас думать…

Взгляд опустился на строки, написанные знакомым почерком отца. Письмо было коротким, как никогда.

Такие короткие письма пишут, если новости совсем плохие. И то, что сообщалось здесь, выбивало из колеи. Теперь Миллер понял, как это. И что обозначает выражение: выбить почву из-под ног.

Но страх был секундный, стоило прочесть начало письма. В котором отец сообщал, что всё, что они делали, это “не то, что нужно”. И следующее: “я был у Карталы”. Чёрт возьми.

Дальше слова читались как-то лихорадочно-быстро, глотались окончания, и приходилось перечитывать, отчего терпение накалялось просто до предела. А когда смысл написанного коснулся сознания, снова был шок. И почти ненормальное облегчение, смешанное с безумным страхом.

“…я надеюсь, что ты сделаешь всё в кратчайшие сроки, Курт, потому что времени очень мало. До конца этой недели ты должен попытаться найти среди учеников магглорождённую ведьму, и что-то в тебе, по словам Карталы, отзовётся на неё, почувствует, возможно, испугается. Я немедленно начну подготовку к ритуалу. Это займёт пять суток, и за это время ты обязан найти её. На этот раз всё нужно сделать особенно тщательно. Это наша последняя попытка. Не упускай из виду данный факт”.

Несколько долгих секунд Миллер смотрел на письмо, оборванное, будто на половине. Будто отец хотел написать что-то ещё, но просто не смог. Или же слишком торопился.

Возможно, через неделю будет поздно.

Курт прислушался к себе.

Повторил эту мысль про себя несколько раз, прежде чем понять, что почему-то ему не страшно. Только какая-то отдавшаяся вдруг болезненным толчком пустота в районе сердца.

Рука против воли легла на это место, ощущая точные удары. Оно может остановиться. Если последний ритуал не приведёт к излечению, проклятье доест его окончательно.

И неприятный холодок пробежал вниз по спине. Словно капля воды. Курт не хотел смерти. Конечно, он не хотел смерти, потому что смерти не хочет никто.

Как жаль, что чаще всего она не спрашивает. Просто берёт, что не предлагают.

Но её ведь можно и подкупить. А можно отстрочить на неопределённый срок.

Нет.

Он явно не собирался умирать так рано.

Рука медленно поднялась вверх по шее и коснулась кожи затылка, где под пальцами лишь слегка ощущалась татуировка ворона. Метка, рассчитанная на то, что она должна уберечь её носителя от проклятия, неотступно преследующего род Миллеров. Но… что-то пошло не так. И проклятие выбрало Курта. Просто вклинилось, разорвалось в голове. С такой внезапностью, будто кто-то просто швырнул им в висок. А может быть, так и было.

И началось это.

Музыка. Пульсация боли и воспаление мыслей. Начался настоящий ад, от которого нужно было избавиться. Иначе… иначе всё.

Молодой человек снова взглянул на Фло, которая тем временем прикрыла свои жёлтые глаза и хохлилась. Перья на её спине по-прежнему шевелил ветерок. Они то приподнимались, то ерошились, пребывая в постоянном движении.

Движение.

То, чего в последнее время под шкурой было слишком много.

Но скоро оно остановится. И Грейнджер поможет в этом. Потому что она была именно той. Той, кто нужен. И он не ошибся, когда написал это имя отцу в прошлом письме.

Наверное, Курт чувствовал.

Да, он точно ощутил, как ощетинилось что-то внутри. Что-то густое, заполняющее. Словно поджимало хвост и мелко тряслось, когда он думал о Гермионе. Когда он находился рядом с ней. А теперь всё подтвердилось — она то, что нужно.

Она верит ему.

И вчера Миллер даже пытался узнать что-то у Поттера о ней. Когда думал, что нужны будут её родные. Когда думал, что в ритуале будут участвовать только они, а не сама Грейнджер. А её друг был как раз в подходящем для откровений настроении.

Курт сидел на скамье под навесом у главного входа, когда тот выскочил в ноябрьскую прохладу, даже не накинув тёплую мантию, оставаясь в обычной, школьной. Остановился, сжимая и разжимая кулаки. Игнорируя колотящий по лбу и волосам дождь.

— Эй, Гарри!

Гриффиндорец вздрагивает, оборачивается. Натыкается взглядом на Миллера. Несколько секунд медлит, а потом тоже идёт под навес. И походка у него злая.

— Привет.

— Ты чем-то расстроен?

Тот отрицательно качает головой. А потом резко садится рядом, рывком снимая с себя очки с мокрыми стёклами. И выдавливает:

— Да.

— Что-то случилось?

— Случилось. Моя подруга сошла с ума. Не хочу говорить об этом.

Снова несколько мгновений тишины и шума дождя. Попытка не пытка. Курт доверительно заглядывает в подслеповато щурящиеся глаза Поттера.

— Гермиона?

— Да. Курт, правда. Извини, я не хочу говорить о…

— Ладно, конечно. Я не хотел спрашивать о том, что случилось. Но мне было бы интересно узнать немного о ней самой.

Брови Гарри приподнимаются, а когда он снова водружает очки на нос, стёкла уже аккуратно вытерты краем мантии. Удивляется лишь на мгновение, и Курт спешит добавить:

— Просто… мы вроде бы общаемся. Хорошо общаемся. И…

Поттер понимающе качает головой. Усмехается.

— Боюсь, она уже положила глаз на хорька, так что твоя благосклонность ей не нужна.

— Вот как, — бормочет Миллер. И тоже кивает. А что ему остаётся? — Очень жаль.

Мозг лихорадочно соображает. Поттер смотрит, почти не отрываясь. Губы добавляют сами:

— Он никогда мне не нравился. Я давно заметил, что между ними что-то. Не претендую. Просто хотел… помочь.

Видимо, тон выбран правильно. Потому что:

— Ну… если хочешь, я могу рассказать, что тебя интересует, — вдруг жмёт плечами и слегка хмурится гриффиндорец. Раздумывая, наверное. Припоминая факты, которые ему известны о подруге.

— Серьёзно?

Наверное, удивление искреннее и радостное, потому что Гарри с прежней усмешкой кивает.

— Может быть, она обратит на тебя внимание, если ты… ну… попробуешь как-то к ней…

Он мнётся, и Курт почти смеётся.

Но сдерживается.

— Я понял.

— Хорошо, — облегчённо вздыхает Поттер. Переплетает пальцы и в молчаливом ожидании смотрит. Любит же поглазеть.

Миллер покашливает. Делает вид, что призадумался, а потом немного смущенно выдавливает:

— Расскажешь о её семье?

Гриффиндорец напрягается только на секунду. Но это тут же отпускает.

— Они магглы.

— Я знаю, — Курт жмёт плечами. — Но было бы интересно узнать подробнее. Чтобы понять… её.

— М-м, — тянет Поттер. Поджимает губы и сверлит взглядом носки своих ботинок. — Ну, они дантисты.

Слово кажется незнакомым, но Курт глотает его. Это не так важно.

Важнее другое.

— Она поддерживает с ними связь? — и тут же добавляет, на миг испугавшись собственного вопроса: — Вдруг у неё настроение неважное именно поэтому? Потому что они не общаются.

— Не думаю. Обычно… точнее, в прошлом году, они писали друг другу пару раз в неделю. А теперь — не знаю. Во-первых, мы с ней мало говорим об этом. А во-вторых, её родители уехали в Австрию.

Миллер заинтересованно подался вперёд.

— Да-а?..

— Что?

— В Австрию?

— Угу. Она сама попросила их, — Гарри пожимает плечами. Запускает пятерню в волосы и откидывает копну тёмных волос, падающих на глаза, назад. — Я думал, у неё такое настроение потому, что она беспокоится о них. А оказалось, что… всё из-за этой сволочи.

И он снова сжимает кулаки.

Курт кусает губы. Уже почти не слушая, что говорит собеседник. Он сопоставляет. Грейнджер услала родных за границу. Найти их не составит труда, и расклад получался просто отличным: Гермиона спокойна, её родители - тем более. Считают, что в полной безопасности. Всё складывалось удачно.

И рассеянный разговор, в котором Поттер то пытался взять себя в руки, то снова срывался на лихорадочную злость на Малфоя за то, что тот по его предположениям оприходовал грязнокровку. Честно сказать, это последнее, что волновало Миллера в тот момент, поэтому он завершил беседу достаточно быстро.

Извинился, попрощался и молнией поднялся в гостиную Когтеврана, чтобы записать всё, что узнал от Гарри.

А сегодня — это.

“…не то, что нужно”.

И теперь оказывается, что нужна только она. Только Гермиона. И это просто шикарно, потому что она уже на крючке. Уже в кармане у Курта. Верит ему без остатка и готова шагать за ним куда угодно.

И не нужны вовсе эти пять дней форы, которые предоставил отец.

Если бы к ритуалу не нужно было готовиться, его можно было бы провести, не дожидаясь, пока “это” в голове насидит себе место.

Сегодня или завтра. Долгожданное избавление.

Нужно было только отправить Грейнджер в Мэнор. Определённо, особенного труда это бы не составило.

Удовлетворённая улыбка снова растянула губы. В том, что она та самая, он уже не сомневался.

Извлечение чистого пергамента не заняло слишком много времени.

Курт окунул перо в чернильницу и склонился над столом, постукивая ногой по полу в такт вновь зазвучавшему в ушах ритму.

Он уже выводил слова на чистом листе.

“В моём выборе ничего не изменилось. Её имя - Гермиона Грейнджер. Готовь всё к проведению ритуала”.

И, предугадав извечный вопрос отца, аккуратно дописал:

“На этот раз я уверен”.



* * *



“Зачем тебе понадобилось встречаться с Томпсоном?”

“Это важно. Просто устрой нам встречу, чем быстрее, тем лучше, от этого многое зависит”.

“Что ты задумал?”

“Всё будет хорошо. Верь мне. И напиши, как только получится договориться”.

“Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, сынок”.

Малфой ощутил лёгкую тянущую боль где-то под лопатками. Это бывало каждый раз, когда мать называла его так.

Редко. А сейчас — ещё реже.

Но что-то не давало сомневаться в том, что Нарцисса вспомнила всё. И даже почерк, проявляющийся на листах тетради, стал твёрже. Драко было, с чем сравнивать. Он помнил начало каждого недочитанного письма. Выведенные дрожащей рукой буквы.

“Мой сын Драко!”

Он потряс головой.

Подождал несколько секунд перед тем, как захлопнуть дневник. А потом застыть у стола в гостиной и прислушаться. Тишина такая, словно Башня пуста.

Может быть, она и была пустой. Если Грейнджер выбралась из его постели и нашла дверь в свою спальню. Переоделась и поскакала к своим дружкам.

Интересно, как она отреагировала на то, что Малфой ушёл? А как бы он отреагировал, если бы ушла она, пока он спал? А ещё: какого хера я думаю об этой чертовщине?

Губы растянулись во внезапной ухмылке.

Сжав тетрадь в руке, он прошествовал наверх, прикусывая край губы и на мгновение застывая перед дверью. Тишина. Как будто могло быть иначе. А что ты ожидал услышать?

Горькие рыдания или крики ужаса, когда доблестная гриффиндорка обнаружила себя, голой, под покрывалом с эмблемой Слизерина, в постели Драко Малфоя? Наверное, он бы душу продал за то, чтобы лицезреть эту картину. Примерно год назад, допустим.

Дверь открылась бесшумно, и ухмылка, застывшая на губах, вдруг превратилась в улыбку. Он даже сам не понял, как.

Грейнджер, свернувшись уютным клубком и зарывшись носом в покрывало с эмблемой Слизерина, сопела, демонстрируя ему розовую, высунутую из-под одеяла пятку.

Комната полнилась её запахом. Драко вздохнул поглубже, не сдержавшись.

Корица, мята, тёплое молоко. Запах какой-то правильный и… Да, наверное, так пахнет дома у семейки Уизли, тронутой на уюте и любви рыжих к рыжим.

Чёрт.

Ты превращаешься в кретиничного соплохвоста, хрен тебя раздери! Грейнджер спит в твоей постели. Грейнджер-твою-мать-спит-в-твоей-постели-здравствуйте-приехали. А ты стоишь и любуешься, как идиот.

И совершенно не имеешь понятия, что с ней делать.

Быстрый взгляд на часы. Тренировка по квиддичу начинается через час. Нужно успеть принять душ и переодеться.

А Грейнджер спит. И внезапно захотелось разбудить её. Разбудить и всё рассказать.

И улыбка тут же исчезла. Нет. Не сегодня, позже.

Завтра, например. Да, завтра будет отличный день для этого. А сегодня на тренировке он предупредит Блейза, чтобы усилил своё внимание к Миллеру.

Драко тихо подошёл к столу и положил дневник на стопку пергаментов. Обернулся. И позволил себе увидеть.

Тонкая рука лежит поверх зелёной ткани, расслабленные пальцы слегка согнуты. Вторая ладонь подсунута под щёку. Наверняка на коже останется красный след.

Малфой прикусил верхнюю губу, слегка щурясь. Отмечая, как забавно Гермиона морщит нос во сне. И как прохладный луч солнца из-за приоткрытой шторы касается каштановых волос, превращая их в рыжеватые. Совсем немного, самую малость.

Уизли бы полюбили тебя, наверное.

Ты из их клана.

На секунду взгляду предстала нелепейшая картина: Грейнджер и Уизел, в свадебных нарядах. Заглядывающие друг другу в глаза. Так, как она смотрела в глаза Драко пару часов назад.

Такой бред.

Он вздохнул, отводя взгляд. Хватит. Давай ты не будешь переигрывать, Малфой. Это был очень неплохой секс. Это был охуеть какой секс. Но стоит ли цепляться за восторженные эпитеты? Это же Грейнджер, разве не смущает?

Просто не придавать этому особенного значения.

Не придумывать объяснений. И прекратить себе представлять грязнокровку в свадебном наряде рядом с одним из её дружков, которые, наверняка, спят и видят, как…

Блять. Прекрати.

Натрахаться хочешь, пока она ещё спокойна и не подозревает о том, что её семья в опасности? Да, сынок, молодец. Как я учил. Бери от жизни всё.

Кулаки сжались. Драко молча закрыл глаза.

Он не хотел, чтобы что-то произошло с ней. Он не хотел, чтобы всё это как-то касалось её.

Он не хотел, чтобы с семьёй Грейнджер случилось то, что и с предыдущими семьями.

Но время ещё есть. Немного, но есть. Мать обязательно предупредит, если приспешники решат действовать. И тогда… тогда времени будет ещё меньше. Нужно, чтобы она поскорее организовала встречу с Томпсоном.

А пока…

Малфой тяжело вздохнул. Открыл глаза и медленно шагнул вперёд, рассматривая умиротворённое лицо. Почти улыбающиеся губы и нос, к которому он питал особенную слабость. Внезапно появилось дурацкое желание прихватить его кончик губами, что заставило усмехнуться краем рта.

Он сделал ещё шаг и почти коснулся лежащей поверх покрывала руки, когда снизу раздался стук, заставивший резко отстраниться.

Это ещё кто?

Неужели Крэббу и Гойлу неймётся начать тренировку пораньше? До неё оставался целый час.

Плотно закрыв за собой створку, Драко, хмурясь, прошествовал через гостиную, ругая нетерпеливых друзей последними словами, и открыл входную дверь в тот момент, когда стук дублировался, уже громче.

Грёбаная осада.

Даже здесь не дождёшься тишины, когда она так нужна.

То, что это не Грег и Винсент, стало ясно в ту же секунду.

Свет от ближайшего факела отразился от стёкол очков стоящего у Рвотной Дамы Поттера и в очередной раз заносящего кулак над рамой.

Твою мать. Тебя здесь не хватало.

Пока шрамоголовый не сунулся в гостиную, Малфой сделал быстрый шаг вперёд, захлопывая за собой дверь. Встречая возмущённый взгляд своим — раздражённым.

— Каким хером тебя сюда притащило?

— Думаешь, я к тебе? — выплюнул тот, тут же сцепив на груди руки.

Драко приподнял бровь.

— Ты здесь видишь кого-то ещё?

— Не придуривайся, Малфой. Впусти меня.

Тот фыркнул.

— Да. Сейчас. Будь моим гостем, Поттер. В своих грязненьких фантазиях.

Гриффиндорец сверлил Драко мрачным взглядом. Это было почти забавно.

Сдержал ухмылку, нахмурился.

— Какого чёрта ты хочешь?

— Мне нужно поговорить с Гермионой.

Опять эти идиотские образы Грейнджер в свадебном наряде. Только теперь перед ней этот очкастый хер. Улыбается. Ведёт под руку.

— Я здесь при чём?

— Ты что, издеваешься, Малфой?

— А что, так заметно?

Ни черта он не издевался, он просто хотел, чтобы Поттер провалился куда-нибудь на дно земли. Далеко и надолго.

Тот молчал. Показано закатил глаза и тяжело вздохнул, как томная барышня. Действительно ждал, что сейчас дверь гостиной распахнётся перед его гриффиндорскими телесами?

Узелок раздражения затянулся немного сильнее.

— Грязнокровки здесь нет.

— Где она?

— Откуда я знаю? Не слежу за твоей подружкой, — произнёс Малфой, кривя губы. — Чего не скажешь о тебе. Преследуешь меня, Поттер?

— Мечтай, — он уже почти шипит, цедя слова сквозь зубы.

Додавить ещё немного - и будет красно-золотой взрыв. Малфой лениво подпёр плечом стену и коснулся кончиком языка уголка рта.

Поттер был не в тему. Он был здесь не нужен.

Одно его присутствие вызывало желание унизить. И он уверял себя, что делает это по привычке, а не потому, что очкарик заставил Грейнджер краснеть из-за него в Большом зале.

— Я так и думал. Твоя амортенция пахнет моим одеколоном, признай это.

Как точно просчитал.

Действительно, крепкие нервишки гриффиндорца шатаются во все стороны.

— Заткнись!

От пронёсшегося по коридорам эхо Драко поморщился.

— Громкость поубавь, герой. Когда ты такой оживлённый, ты выводишь меня из себя в несколько раз быстрее.

— Просто ответь мне, где Гермиона, и я с удовольствием избавлюсь от твоего общества.

— Ты, Поттер, не Мальчик-который-выжил. Ты — Мальчик-который-меня-заебал. Я уже сказал тебе, я понятия не имею, где она.

Гарри зыркнул на закрытую за спиной Драко дверь в гостиную. А затем перевёл недоверчивый взгляд на слизеринца.

Вот сволочь, ты свою Грейнджер носом чуешь, что ли?

Просто отвлеки его.

Чем угодно, пусть уберётся.

— Да что с тобой, а? — вопрос заставил гриффиндорца моргнуть.

Актуальный вопрос, кстати. Сейчас все ведут себя как помешанные.

— Не понял.

— Я спрашиваю, что за хрень с тобой? Вчера, в большом зале. Сейчас. Я переживаю за свою жизнь, Поттер. Вдруг ты болен? Потому что все твои приходы случаются, когда я неподалёку.

— То, что было вчера, тебя не касается.

— Да. Особенно если учесть тот факт, что я участвовал в этом, — Малфой фыркнул, наблюдая, как стоящий перед ним снова медленно сатанеет.

— Я не собираюсь выслушивать эту чушь, прости.

- В чём твоя проблема, твою мать? И какого хера это касается меня?

- В том, что ты запал на Гермиону! - рявкнул вдруг Поттер, ткнув рукой в деревянную поверхность створки.

Драко замер. Сердце пропустило удар.

Он серьёзно?

Захотелось рассмеяться. Или удариться головой о стену. Странное желание, но эта фраза почему-то зазвенела в голове как чёртов колокол.

Запал на неё. Запал на неё?

И с какого-то чёрта рассмеяться не получилось. А было бы кстати.

- Ты больной урод, - голос прозвучал негромко, но холодно, как никогда.

Гриффиндорец хохотнул. Как-то по-злому.

- Я серьёзно. У тебя проблемы с головой. Пойди, проверь шрам у Помфри. Вдруг засорился.

- Ты полное дерьмо, Малфой. И хуже уже не станешь от того, сколько гадостей скажешь, - отчеканил Поттер.

Эта чеканка так напомнила Грейнджер, что стало даже почти не по себе. Всё-таки гриффиндорцы в чём-то неуловимо схожи.

— Твоего мнения никто не спрашивал в этом вопросе.

— Так думаю не только я. Как раз вчера пришлось обсудить твой кретинизм с Куртом, он с радостью поддержал меня.

И это рассчитано на то, что должно каким-то образом задеть?

Стоп. С кем?

Он напрягся.

— Подружился с Миллером?

Гарри фыркнул.

Дёрнул плечом, как подбитое животное, развернулся и пошёл по коридору, бросив на Малфоя мне-жаль-тебя взгляд. Видимо, дошло, что ловить здесь нечего.

— Эй, Поттер, — крикнул Драко, делая несколько неосознанных шагов за ним. Слишком напрягло то, что он сказал. — Я задал вопрос.

Нет.

Кретин молча шёл по коридору.

Что ещё за оговорка про Курта?

Через несколько секунд слизеринец уже преграждал ему путь, слегка взъерошенный от рывка вперёд.

— Говори мне.

Гарри пришлось остановиться и уставиться на него. Недовольно. Его губы поджались.

— Как тебя это вообще касается, а? — кажется, это было искреннее удивление.

Опять.

Засунь своё грёбаное удивление в задницу, Поттер.

— Меня касается всё, что касается Миллера, понял меня?

Гарри сделал шаг назад и нахмурился, глядя в сузившиеся глаза Драко. Несколько неправильных секунд, неуловимо похожих на те секунды, когда Драко стоял перед ним и рыжим нищебродом в Большом Зале.

А потом Поттер вдруг тоже стал серьёзным. И даже почти исчезло удивление. И это “вдруг” Малфою очень не понравилось.

— Он спрашивал о Гермионе.

О Гермионе. Твою мать.

Как это произошло? Мгновение ускользнуло. Пальцы уже вцепились в отвороты мантии с красно-золотым ободом.

— О чём именно?!

Поттера тряхнуло.

Драко тряхнул. А потом тот с силой отпихнул слизеринца от себя.

— Больной, что ли, Малфой?

— О чём он спрашивал?!

Гарри почти отскочил, оправляя одежду. Драко тоже сделал шаг назад.

— Чёрт, да что с тобой?

— Не выводи меня, — низко зарычал, не отрывая ледяных глаз от обеспокоенного лица.

Почему-то Малфой готов был поклясться в том, что его собственное лицо имеет то же самое выражение.

— Он говорил, что хочет узнать её ближе. Интересовался, что она любит, спрашивал о родственниках… Это, знаешь, нормальная беседа между двумя людьми.

О родственниках.

Кретин понял, что у Грейнджер слишком рискованно интересоваться об этом? Понял, что Малфой разорвёт его на чёртовы ошмётки, если он приблизится к ней?

— И что ты сказал?

— Что они в Австрии.

Поттер ответил на вопрос безропотно. И — почему-то — в его глазах появилось что-то, подозрительно напоминающее напряжённый страх. Драко скрипнул зубами.

А потом резко отвернулся и зажмурился, прижимая ладонь к глазам.

— Блять, — приглушённое рычание было встречено эхом.

— Что происходит?

И он повторил:

— Блять… — уже тише.

Несколько долгих секунд Драко пытался осознать, что это ничего не значит. Что это просто информация, которую Поттер — тварь — слил Миллеру. И что Нарцисса скажет, если вдруг, внезапно, начнёт планироваться нападение.

На этот раз гриффиндорец оказался перед Малфоем, глядя в глаза с прежним напряжением.

— Что ты здесь устраиваешь?

Драко смотрел куда-то за плечо Гарри, судорожно соображая. Сопоставляя факты.

Пока беспокоиться не о чем. Этот вопрос всего лишь подтверждает тот факт, что Миллер клюнул. Что он плывёт им в руки.

Но ощущение такое, словно Малфой подвешен за ребро, а ноги беспомощно болтаются в воздухе. Пока мать не ответит какой-то определённостью, касающейся либо нападений, либо встречи с Томпсоном, это состояние не пройдёт.

Взгляд наткнулся на поблёскивающие в полумраке стёкла очков.

Поттер. Ты смотри, это действительно беспокойство на его лице. Страшно за подружку.

— Слушай, — Драко опустил руку. Сжал и разжал кулак. — Ты мудак.

Гарри тут же сжал губы, собираясь, словно вот-вот съездит слизеринцу по лицу.

— Какого…

— Заткнись, ради Мерлина. И слушай. Если Миллер опять будет задавать тебе вопросы, шли его ко мне, ясно?

— Нет.

— Что нет, Поттер? — голос звучит почти приторно.

Так, что гриффиндорец мог бы запросто откинуться, будь этот тон немного материальнее.

— Что происходит?

Снова этот вопрос.

Откуда я знаю, что происходит? Херов абсурд происходит. А ты, грёбанная бесполезная Надежда магического мира, расслабляешься на своих приобретённых после падения Лорда лаврах.

Но это и не твоя война.

— Ничего. Это проблемы мои и… Миллера. Не лезь и всё.

— Уверяю, твои проблемы — последнее, что меня волнует. Но если это касается Гермионы… — Гарри почти ощетинился, отчего стал похож на щенка. — Я предупреждаю, Малфой, ты можешь даже не пытаться. Я имею в виду… они с Куртом нравятся друг другу. И это соперничество, которое вы устраиваете. Может быть, пора смириться с тем, что она тебе не светит?

Соперничество? Что?

Ах, вот оно как. Ну, конечно. Мозги Поттера всё пережёвывают, прежде чем впитать. Однако в глазах ещё оставался след беспокойства.

Но лучше пусть думает так, чем влазит в то, что творится на самом деле.

— Просто не суй нос не в своё дело.

Кажется, он забыл сказать что-то очень убедительное, чтобы у Золотого мальчика сомнений не осталось в том, что он не прав. Но пусть. Пусть так.

Потому что вроде бы так лучше. Хотя тот снова злился, судя по тому, как бледнели его скулы.

Гриффиндорец рывком поправил мантию, глядя на Драко свысока, несмотря на разницу в росте.

— Я пойду поищу Гермиону. Но если… вдруг увидишь её, скажи, что я заходил.

Чтобы она оценила этот твой шаг, Поттер? Нахрена она тебе? Прощения просить? Или сказать, что слил врагу местоположение её родных?

Думаешь, она бы обрадовалась?

Вот уж вряд ли.

— Я курьером не нанимался.

— Спасибо.

Но Малфой уже развернулся и пошёл к Рвотной даме, чувствуя между лопаток сверлящий взгляд Поттера. Стараясь не впускать в голову ни одной мысли. Игнорируя смешки в ушах.

Кажется, смеялся он сам. Над тем, что дерьмо, в котором они оказались, становится всё гуще.

— Фениксус.

Ради кого эти все изощрения?

Признайся, Драко. По-моему, самое время признать, что что-то поменялось. Что всё поменялось.

Интересно, в какую сторону.

Интересно, где вообще началась точка этого отсчёта, который сносил крышу с самого начала учебного года. Наверное, с того момента, как Малфой столкнулся с Грейнджер в поезде первого сентября.

Он видел её глаза. Тёмные, отстранённые.

Он ещё не знал, что когда она смеётся, в самых уголках появляется невесомая сеть лёгких и радужных морщинок, словно крошечные царапины на стекле. Что её губы так изгибаются, когда улыбаются искренне. Что нижнюю обычно перерезает небольшая и совсем немного ощутимая при поцелуе трещинка. Что у неё лёгкое тело, которое хочется целовать, ощущая вкус корицы и мяты.

Что Гермиона Грейнджер через два месяца сделает с ним самим что-то, от чего желание закончить всё смешается с желанием начать всё заново.

Что однажды Драко Малфой проснётся в своей постели и...

Ты понимаешь, что это значит, Малфой? Ты понимаешь?

Что означает, когда ты просыпаешься и понимаешь, что уже не хочешь сдохнуть.

Что считаешь минуты до момента, когда увидишь ее глаза. И это может убить тебя. Того, кем ты был раньше. Но лишь утвердит того, кем ты стал теперь. С ней.

И он почти ненавидит её за это.

По новой ненавидит.

До боли в груди.

Малфой остановился у дивана. Опёрся о спинку руками, опуская голову. Медленно вдыхая и выдыхая тёплый воздух гостиной.

В этот самый момент Нарцисса может писать в дневнике. О том, что Логан Миллер собирается в Австрию, чтобы уничтожить родителей Грейнджер.

Почему это казалось глупым?

Почему именно она, почему долбаный Курт положил глаз на неё, почему всё пошло по плану и продолжало идти?

Почему Драко начал чувствовать?

Каждую секунду беспокойства. Каждое мгновение, ускользающее из рук. Это что, ради неё? Из-за неё?

Пальцы вцепились в диванную обивку.

Что она сказала, когда извивалась под ним, обхватив ладонями его лицо? Что произнесли её губы в этот момент, после чего он самозабвенно кончил в горячее тело? Ему страшно было услышать это снова.

Потому что он только догадывался.

Потому что слава Мерлину, что кровь в этот момент шумела в его ушах.

Потому что он боялся, что ответит ей. Что его рот сам произнесёт эти слова. Слишком опасные.

Слишком…

Наверху скрипнули пружины кровати, и сердце замерло.

Который раз за сегодняшний день. Ноги сами понесли по лестнице. Драко остановился у порога, на миг прислонившись лбом к древесине двери, уже зная, что ждёт его в собственной спальне. Медленно опустил ручку; щёлкнул паз.

Малфой сделал шаг вперёд, остановился. Засовывая руки в карманы брюк и усмехаясь.

Так и есть.

Запах корицы, секса, тишины.

И пустая постель.



* * *



Даже когда поднимаешься на метле так высоко, что, кажется, почти касаешься низких облаков спиной, дышать всё равно легко и холодно. Тело горячее, а воздух ледяной.

Обжигаешь сам себя.

Драко вывернул метлу и нырнул в небольшую петлю, хмурясь, когда ветер бросил светлые волосы на глаза. Затем снова набрал высоту. На миг замер и направил древко вверх.

Выше и выше.

Слишком высоко не получилось — почувствовал давление на плечи.

Вот так всегда.

Даже почти в небе эта клетка.

Щит не отпускал слишком далеко, и, наверное, это было справедливо. Поддержание смехотворной видимости безопасности. Ох, какая это была бы ирония, если бы при всех тех угрозах, нависающих сейчас над головой, Драко соскользнул бы со своей метлы и разбился.

Вот бы посмеяться потом над своим бездыханным телом. Там, внизу.

Взгляд опустился. Вытянутый ноль пустых трибун в темноте выглядел немного угрожающе. Появился почти соблазн разжать руки, но… Но.

Покружив ещё немного под самым невидимым куполом, ощущая его прикосновение к плечам, Малфой начал медленно спускаться вниз. Несмотря на то, что днём накрапывал дождь, вечер был ясным. Ужин, наверное, уже начался.

Впервые Драко изъявил желание задержаться после тренировки, ветром сдирая с себя шкуру, взмывая в самый верх и выполняя маневры прямо над землёй. Не сказать, что ему это было очень нужно. Он хорошо управлялся с метлой и без этого.

Но так, кажется, ветер выносил из головы мысли, которые не оставляли её уже несколько часов. Тяжёлые, грубо бьющиеся боками между висков. Миллер, Грейнджер, отец, Поттер, снова Миллер, мать, Грейнджер, Грейнджер, мать, Грейнджер…

Эта цепочка тянулась и тянулась, заставляя хмурить лоб, выискивая взглядом на пустом поле блестящий снитч. В темноте его стало проще замечать. Железное тельце шарика вспыхивало в мутном искусственном свете, отбрасываемом от трибун, то тут, то там. И будто не чувствуя особенного запала, мячик даже не сопротивлялся своей поимке. Почти ластился к руке.

Внизу ветра почти не было. По краям поля лежали потемневшие от грязи клочья подтаявшего снега. И чем ниже спускалась метла, тем сильнее сдавливало грудную клетку.

Надо же.

Этого никогда не случалось раньше. Год назад, два. Когда за спиной всегда был отец, всегда было ощущение правильности происходящего и безнаказанности, которая так привлекала. Искушала. Быть лучшим, иметь лучшее. И не давать ничего взамен.

Но это испарилось со смертью самого важного составляющего в существовании Драко.

Смертью, которая повлекла за собой самое сильное облегчение в его жизни. Смертью, которая повлекла за собой самую сильную тяжесть.

Он не простит его. За то, что Люциус так поступил.

Приучил. Пригладил. Пригрел в своём иллюзорном всевластии.

А потом исчез.

И таким потерянным, как сейчас, Драко не чувствовал себя никогда. И никогда он не простит.

Золотой шарик поблёскивал у входа в раздевалку, и Малфой рванул туда, вниз и вбок, ощущая внезапное желание почувствовать в себе ветер. Но у самой земли он резко вывернул древко на себя, и метла затормозила.

Под ближайшей трибуной стояла Грейнджер.

Драко замер. Моргнул, нахмурился. Ну не мог же он настолько двинуться, чтобы видеть то, чего ему хочется? Его мозги ещё не настолько повёрнуты, чтобы подсовывать настолько реальные видения.

Видение?

Малфой присмотрелся.

Но девушка медленно достала одну руку из глубокого кармана короткого серого пальто и осторожно помахала.

Неприятное предчувствие закралось в грудную клетку.

Блин. Это она. Здесь. Значит, что-то случилось.

Он спрыгнул с метлы, зависшей прямо над землёй, и быстро пошёл к гриффиндорке.

— Грейнджер? — она торопливо опустила глаза и поправила шарф, скрывающий узкий подбородок. — Что ты здесь делаешь?

— Привет.

Явно смущена. Чем? Своим появлением?

Драко остановился. Заглянул гриффиндорке в лицо. И понял, что не знает, что делать. Как себя повести. Ему хотелось пригладить её слегка растрепавшиеся волосы, провести пальцами по щеке, которая сейчас наверняка была прохладной.

И он, наверное, мог. Потому что… у них ведь что-то, да? И сегодня она спала у него в постели.

Но… она ведь ушла потом.

Но ты же ушёл первым.

Мысли жужжали, а Драко тем временем всё же сделал небольшой шаг назад.

— Привет, — ответил, прижимая к боку метлу. — Что-то случилось?

— Нет, наверное.

Тихий, слегка охрипший. Как если бы она долго говорила что-то. Или стояла на прохладном воздухе.

Малфой опустил взгляд, когда тонкая рука снова скользнула в карман.

И внезапно появилось некое подобие усталости. Что с нами, Грейнджер?

Вдвоём, на площадке для игры. В этой темноте. Где твои книги? Где мои шлюхи?

Ни одного, ни второго.

Только желтоватый свет от фонаря, прикрепленного к высокой деревянной двери раздевалки. Падает на одну часть её лица, подсвечивая чистую кожу. Захотелось попробовать этот свет на вкус.

— Ты не был на ужине. Я слышала, твои друзья говорили, что ты задержишься здесь, и…

— И? — он поднял глаза, наблюдая, как Грейнджер достаёт из кармана крупное зелёное яблоко. Несколько секунд вертит его в пальцах, а потом протягивает ему, будто боясь поднять лицо. Смотрит куда-то на малфоевскую обувь.

Серьёзно? Принесла мне поесть?

Драко не двигался, глядя на девушку. Закусывая губу, чувствуя, что рот вот-вот растянется в какой-то дурацкой улыбке.

Она принесла яблоко. Потому что он не явился на ужин. Херово офигение? Кажется, да.

— Да возьми уже его, Малфой!

Её голос слегка напряжён, а рука упрямо дёрнулась. Он хмыкнул и взял фрукт, слегка коснувшись кончиков её пальцев. А затем опёр метлу о трибуну и облокотился сам.

— Такая забота. Я должен сказать “спасибо”?

Гермиона повернула к нему голову, наблюдая, как белые зубы откусывают кусок от плода.

— Не за что.

Какое-то время он молча ел, наблюдая, как Грейнджер сжимает кулаки в карманах — это отлично видно сквозь ткань. Поднимает голову и смотрит на звёздное небо. Вздыхает, отчего едва заметная змейка пара течёт изо рта.

— Тебя Поттер искал.

От звука его голоса вздрагивает. Еле-еле, но Малфой замечает.

— Я знаю. Мы уже… поговорили.

— Что он хотел?

— Извинялся за своё поведение.

Драко закатил глаза, медленно пережёвывая кусок яблока.

Да, извинения — это лучшее, что можно сделать в данном случае. Поттер такой Поттер, что даже слов не хватало для иного эпитета.

— Больше ничего не говорил?

— О вашей стычке?

О. Интересно. Рассказал таки.

— Ну, пусть, о ней.

— Да. И… спасибо, что… не сказал ему, — выдаёт Грейнджер и яблоко почти становится поперёк глотки.

— О чём?

— Ну… что… что я была…

Вот они. Эти запинки.

Явно не хочет говорить о произошедшем. Но разве Малфой хочет?

Они разве не привыкли не обсуждать всё, что происходит, откладывая разговоры в долгий ящик. На потом.

На никогда.

Малфой откусил от яблока. Медленно пережевал, надеясь, что проснувшееся что-то в груди уляжется. Однако оно только стало больше.

— Не замечал за тобой заиканий раньше.

— Я не заикаюсь, — уже громче произнесла Гермиона. — Просто. Гарри лучше не знать, что…

— Что мы трахались, после чего ты уснула у меня в постели?

Тёмные глаза снова опускаются и буравят взглядом землю. Лоб начинает хмуриться, а подбородок опять исчезает в кольцах шарфа.

Драко сам не понимает, почему и на кого злится. То ли на Поттера, который так не вовремя пришёл, то ли на Грейнджер, за то, что посмела ускакать в свою комнату прежде, чем он вернулся.

Разницы, собственно, не было никакой, она бы всё равно ушла. Коробил лишь только тот факт, что ему хотелось увидеть, как она проснётся.

— Да. За это.

Сама кротость, когда речь заходит о том, что между ними происходит.

Вызванное раздражение никак не собиралось утихомириваться. Драко зло впился зубами в фрукт.

Отвернулся, глядя как ветер треплет наверху алый флажок с изображением вскинувшегося льва.

— Думаю, что это всё, что я хотела, — бормочет она.

Глаза подозрительно краснеют, это видно даже в полумраке.

— Ты пришла сюда яблоко мне вручить?

— Ты не пришёл на ужин и…

Снова это “и”.

Малфой сжал губы, отбросил огрызок в сторону.

— Грейнджер. Что происходит?

— Что?

Испугалась. Смотрит широко открытыми глазами, в которых нескрываемый испуг. А руки сжались сильнее, натянув ткань пальто.

Успокойся.

Ради Мерлина, это всё так глупо.

Это всё не вовремя. Сейчас нужно думать не о том, что я голоден, а о том, как избежать нападения на твою семью, о чём ты, блять, даже не подозреваешь.

Так нельзя.

Нельзя, слишком опасно отвлекаться на это, когда всё кругом горит. Нужно уследить за своей задницей, а не за тем, чтобы тебе было хорошо. А я не могу. И поэтому всё сыпется из рук. Как ты этого, к чёрту, не понимаешь?

— Это всё. Или ты не чувствуешь, что всё немного, нафиг, изменилось?

— Из…менилось?

— А разве нет? Почему тогда ты не носила мне грёбанные яблоки в прошлом году, когда я задерживался на тренировках?

Понимание и сожаление в карих глазах.

Провались со своими долбаными глазами. Малфой резко выдохнул, оттолкнулся от трибуны и схватил метлу, собираясь вернуться к тренировке. Хватит с него на сегодня чёртовых разговоров.

Но прежде чем он занёс ногу, на локте сомкнулись её руки.

— Стой.

Не трогай.

Ради Мерлина, не трогай меня.

— Что-то ещё, Грейнджер? — холодный взгляд упал на сомкнутые пальцы, а потом скользнул по обеспокоенному лицу. — Или ещё одно яблоко в кармане?

Она сглотнула. Сильнее нахмурила лоб, Малфой видел, как изогнулись её тонкие тёмные брови.

Ты правильно сделала, когда ушла сегодня. Ты правильно сделала, а теперь позволь и мне совершить правильный поступок. Позволь хотя бы попытаться.

— Я думала, что… Малфой, я не понимаю.

— Тебе объяснить? — и что-то в этом тоне заставило её судорожно затрясти головой.

— Нет. Просто ты… ты обижен, что я ушла?

Он не поверил своим ушам.

И сделал единственное, что мог себе позволить. Несколько секунд недоверчиво сверлил её глазами, после чего запрокинул голову и расхохотался.

Резко и слишком громко.

Так, что она отступила.

— Блин, Грейнджер, — всё ещё посмеиваясь, тянет он. — Если бы не раскуроченная постель, я бы и не вспомнил.

Тонкие губы сжимаются, зато разжимаются пальцы, стискивающие его локоть. Неужели так просто поведёшься на этот трёп?

Кажется, да.

— Я так и подумала почему-то.

Голос дрогнул. Гермиона торопливо кашлянула, а Малфой почувствовал, как сердце сжимается.

Сил сказать какую-то гадость просто нет. Даже на очередной смешок их нет. Она словно вытаскивает их, высасывает через каждую пору.

— Возвращайся в Башню, — бросает он, отворачиваясь. Перекидывая ногу через древко метлы.

— Зачем?

Странный вопрос не кажется странным сейчас.

— Здесь холодно.

И вдруг она почти кричит ему:

— А тебе не срать на это, Малфой? Прошу тебя, хватит притворяться, я всё вижу и без того!

Он закрывает глаза, стискивая зубы. Сжимая пальцами деревяшку. Давай, просто оттолкнись от земли и лети вверх. Хватит с тебя этой чуши.

Забудь, перечеркни. Ради её же безопасности.

Ради грёбаной её.

— Даже теперь ты пустой. Этот твой взгляд, блин, Малфой! Он же говорит всё за тебя! Чего я… блин, действительно, чего я вообще жду!

И она разворачивается на каблуках.

И она идёт. Просто прямо. Туда, где в темноте скрывается выход с поля. А Драко дышит, чувствуя, как раздуваются ноздри. Ты захотел — она ушла. Всё?

Хера с два всё.

И он — заткниськчёрту — орёт ей в спину:

— Стоять!

Отшвыривает метлу, стаскивает с рук перчатки, роняя их на пожухлую траву, и несётся к послушно застывшей фигуре в коротком сером пальто. Чувствуя, как глотку дерёт от громкого рёва. Краем уха отмечая, что от него по полю разнеслось гулкое эхо.

Пальцы хватают её за плечи, разворачивают. Взгляд натыкается на воспалённые глаза и мокрые щёки.

Твою мать.

Слёзы.

— Господи, Грейнджер! — он тряхнул её, отчего ещё одна капля скатилась по щеке. — Ты что, до сих пор веришь в эти истории, которые заканчиваются поцелуем и надписью "Жили они долго и счастливо"?

— Я верю в истории, которые не заканчиваются.

Голос еле слышный, но слова, сказанные искусанными губами, повисают между ними. Драко просто не знает, что с ними делать. То ли разорвать на части, втоптав в землю, задыхаясь болью, пропитавшей их. То ли впитать в себя и лелеять до конца своих чёртовых дней.

Пальцы на миг сильнее вжимаются в мягкую ткань пальто. Затем отпускают почти рывком, но обхватывают мокрое лицо.

Край. Эта граница, знакомая им обоим.

— Ты совсем не понимаешь, да? Совсем ни черта не понимаешь? — он шипит, приближая к ней свои губы. Так, что она наверняка чувствует каждый выдох на своей коже.

— Совсем, да, Грейнджер? Ни одной долбаной мыслишки в твоей умной голове? — злой шёпот вырывается сквозь зубы. Малфою кажется, что он чувствует запах её слёз. Губы цепляют щёку и тут же эта влага на губах.

Но Гермиона почему-то жмурится, пытаясь отстраниться. Слабо, но пытаясь. Касаясь руками его рук.

— Малфой… — в её голосе оглушающий крик, едва слышный. — Прекрати.

И снова эти слёзы.

Когда он начал сцеловывать их, собирая на языке?

Он не хочет ничего прекращать. Он хочет эту соль у себя во рту. Поэтому жадно сглатывает. И ещё раз, прижимаясь губами к мокрой коже. Целуя скулу, уголки глаз, брови, переносицу.

— Что это, Грейнджер? Как это называется? — шёпот сбивчивый, руки не выпускают её лица, и он уже не понимает прикосновений её пальцев. Они просто зачем-то сжимаются на его запястьях. — Это та самая прекрасная история, да? Тогда почему ты плачешь?

И следующий всхлип он ловит своим ртом. Прижимаясь к ней так сильно, почти грубо, что чувствует прикосновение мокрых ресниц к своей скуле. Зарывается пальцами в волосы, кусая её мягкие губы.

Её красивые, отчаянно-солёные губы.

Но они почему-то не открываются. Только дрожат. Как она сама. И он рычит, пытаясь раздвинуть их языком. Но.

Ледяные пальцы выпускают его руки и с силой толкают. Шаг назад, почти по инерции. Она прижимает ладонь ко рту, но всё равно слышно, как она кричит сквозь неё:

— Нет! Я сказала, прекрати, не смей!

Драко тяжело дышит.

Наверное, сегодня у него сдадут лёгкие.

Взгляд мечется по её лицу, и только то, что она снова делает попытку отвернуться, заставляет его схватить Грейнджер за плечо. Нет. Ты не пойдёшь. Ты никогда не уйдёшь, потому что за тебя всё орут твои слёзы.

А ты дура, такая дура.

И всё, что остаётся.

Развернуть, дёрнуть за ткань и заставить налететь на свою грудь. А потом сжать руками, ощущая всю дикость этого объятия.

Ощущая, как она колотит кулаками по его спине и бокам, пытаясь вывернуться, выкрикивая что-то, громко, яростно-громко. Какие-то слова, которые живут в ней, жалят её.

Но он только напряжённо замирает, сжав губы, зарываясь ими ей в висок.

— Всё. Тихо, Грейнджер.

Ясно, что этот шёпот она не слышит, захлёбываясь своей обидой.

Малфой чувствует, как она хватается за грубую ткань его тренировочного свитера и пытается оттащить от себя, но эти движения постепенно теряют свою силу. Или же она теряет, потому что он по-прежнему обнимает её, обхватив руками и крепко прижав к себе.

— Слышишь. Тише, всё.

Как-то нелепо. Но он. Просто не умел по-другому.

И тогда пальцы останавливают движение по его спине, а плечи Гермионы вздрагивают от всхлипов и судорожных вдохов.

Она больше не кричит.

— Зачем ты делаешь это? Зачем? Я не понимаю!.. Объясни мне. Чего ты добиваешься… Я совсем, совсем ничего не соображаю теперь. Совсем… Почему ты не отпускаешь меня?

Не отпускаю её.

— Для чего тебе… всё это? Чтобы поступать… так, да? Так нельзя.

Шёпот и льющиеся по лицу слёзы. Которыми постепенно пропитывается воротник свитера. Сдавленно произнесённый упрёк.

Но худые ладони уже жмутся к его лопаткам. Малфой пытается проглотить слюну, но глотка сжимается. И дышать труднее с каждым вдохом. С каждым из нескончаемых вопросов, на которые просто невозможно что-то сказать.

Он не может сказать ни слова.

Только прижимать к себе это тело. Только яростно вдыхать в себя тёплый запах её волос.

Наверное, он был бы рад, если бы сдох. По крайней мере, от неё прекратят исходить эти бешеные волны боли, которую причинял он.

— Ответь мне. Пожалуйста.

Это она произносит совсем глухо. Малфою в шею.

А он понимает, что не может отвести взгляд от горящей огнями россыпи окон в глыбе Хогвартса, который возвышается за горкой. Если он пошевелится, что-то внутри разорвётся. И никогда больше не срастётся заново. Не срастётся правильно, чтобы работать так, как нужно.

Так, как задумано.

— Драко.

Он зажмурился. Потому что глаза вдруг обожгло.

И то, что срывается с губ. Нет, это не могут быть его слова.

— Прости меня.

Руки на его спине замирают. Она вся замирает.

Будто впитывает это в себя.

А сердце в груди падает, натыкаясь на рёбра.

Руки прижимают Гермиону к себе почти отчаянно. Почти до хруста. Но она молчит. Просто молчит. Так мало нужно для этой тишины. И это так легко. Так слишком-больно-легко.

И ещё раз, контрольный.

— Прости меня, Грейнджер.

— За что? — так тихо.

На этот вопрос он ответить мог. Он почти орал ответ ей в ухо. От этого внутреннего рёва дрожали рёбра.

И руки.

За то, что я делаю. За то, что я говорю. За то, что я вру тебе. За то, что не говорю правды, испытываю потребность. Иметь тебя, быть с тобой, чувствовать тебя, твой запах, твою кожу. Видеть твоё лицо. Твой чёртов нос. Самые красивые глаза. Нужны.

Нужна.

И под веками печёт потому, что ты так сильно нужна мне. Почему так, Грейнджер? Почему. Так?

— За всё это.

Не озвученное.

И голос хрипит слишком сильно.

Он зарывается губами в её волосы, чувствуя, как начинает дрожать. Весь.

— Прости меня…

— Что ты наделал, Драко?!

— Я не хотел. Я не могу так больше, отец.

— Ты не можешь поступать так, щенок! Ты не имеешь права! Заберите его, уведите его отсюда!

— Нет, пожалуйста, послушай. Я не хотел!

— Ты предал меня. Предал меня. Ты не мой сын! Я делал для тебя всё, и это твоя благодарность, это?!

— Кому-то нужно было всё остановить!

— И ты решил, что имеешь право вмешаться? Самонадеянный сукин сын! Ты будешь доживать свою никчемную жизнь в постоянном страхе потерять всё, помяни моё слово! Не прикасайтесь ко мне! Я — Люциус Малфой! Отпустите!..

— Драко?

Он вздрогнул. Так сильно, что она наверняка почувствовала эту слабость. Отчего стало мучительно стыдно. Голос отца всё ещё гремел в голове, заставляя сердце замирать.

Малфой отстранился, отворачивая голову. Потянул носом, чувствуя, как пальцы Гермионы касаются его челюсти и аккуратно проводят до самого уха.

— Всё в порядке?

— Да, — он выдохнул, облизав губы. — Всё нормально.

И отстранился. Сглатывая, глядя на гриффиндорку, которая теперь ёжилась, вцепившись пальцами в рукава своей одежды.

Ему тоже было холодно.

— Иди в Башню, Грейнджер.

— А ты?

— А мне нужно переодеться, — и он, бросив на неё ещё один быстрый взгляд, сделал несколько шагов назад, разворачиваясь. Подбирая на ходу перчатки. Наклоняясь за метлой.

Гермиона следила за тем, как высокая фигура следует к раздевалкам, ощущая его запах, застывший где-то в носоглотке. А потом быстрым шагом отправилась к выходу с поля, вытирая на ходу всё ещё мокрые щёки. Пребывая в лёгком шоке от слов, сказанных им.

От того, что только что произошло.

“Прости меня”.

Что заставило его сказать это? Она никогда не слышала от Малфоя этих слов. Никогда в своей жизни. И в то же время ей казалось, что это было самое искреннее, что она от него услышала.

Это стучало в ушах, пока она шла до школы, пока поднималась по лестницам, пока пересекала гостиную. Останавливалась около зеркала в своей спальне, вглядываясь в лицо с припухшим носом и воспалёнными веками.

Ей показалось, что у Малфоя были красные глаза, когда он отстранился от неё. Показалось, что ему отчего-то очень больно. Слишком больно. Так, как не может быть больно человеку просто так.

Все слова, что они сказали друг другу. Снова и снова стучали в голове. Убийственный марш. Давящий набат.

Пальцы потянулись к застёжкам пальто. Медленно стащили его с плеч. А потом поднесли ткань к лицу, и Гермиона против воли сделала глубокий вдох, ощущая запах Малфоя: ветер, пот, дождь, одеколон.

Если бы он только знал, как тяжело было уйти от него этим утром. Как хотелось остаться, дождаться. Но проснувшись и увидев перед собой пустую подушку…

Грейнджер опустила глаза, перекидывая пальто через спинку стула. Её подорвало с его постели так, словно в ней ползали змеи. Просто вырвало за шкирку из этого запаха и уюта. Тепла одеяла, тишины комнаты.

Она даже забыла забрать свою обувь, схватив первое, что попалось на глаза — джинсы и свитер, валяющиеся на полу неряшливой кучей. Он мог вернуться в любой момент. А раз ушёл и не разбудил… ей казалось, что он не захочет увидеть её там.

Убедиться в обратном пришлось только после той фразы, что он бросил на поле.

“Если бы не раскуроченная постель, я бы и не вспомнил”. Такая фальшивая правда, что Гермиона поверила. Чёрт…

Ноги поплелись в ванную. Нужно было умыться. Смыть с себя слёзы и его отчаянный шёпот. Он не давал дышать полноценно.

Тёплая вода действительно помогла. Погрев несколько секунд руки и ополоснув лицо, Грейнджер сдёрнула с медного крючка полотенце и прижала к щекам, вытираясь. А когда опустила материю, взгляд наткнулся на приоткрытую дверь его спальни в отражении зеркала.

Жужжащий интерес тут же зажёгся в груди. Тем более свечи были зажжены, судя по тому, что по комнате рассеивался тёплый свет.

Она просто заберёт туфли.

Что в этом такого? Нужно же ей завтра идти в чём-то на уроки, не так ли?

И затравленно оглянувшись, будто кто-то мог подсматривать за ней, девушка скользнула к двери, а потом — внутрь, снова окунаясь в витающую здесь атмосферу, сотканную из запаха Драко.

Никогда она не призналась бы себе, насколько соскучилась по этой спальне. За каких-то несколько часов комната стала чем-то неотъемлемым.

Свеча горела на рабочем столе, достаточно ярко, чтобы осветить большую часть помещения. Одна туфля нашлась сразу — у двери. Подкравшись к ней, Гермиона отчаянно напрягала слух, чтобы услышать, когда захлопнется дверь в гостиной.

Чтобы найти вторую, придётся, видимо, повозиться — на виду её не было. Палочка осталась в комнате, поэтому Грейнджер, перекинув полотенце через локоть и сжимая туфлю в руке, подошла к столу, протягивая руку к высокому подсвечнику.

Взгляд упал на стопку тетрадей. И снова жужжание извечно-гриффиндорского интереса. Пальцы коснулись жёстких обложек и корешков книг, лежащих на углу стола небольшой стопкой. Затем легко провели по столешнице и наткнулись на дневник, венчавший горку пергаментов.

Лоб прорезала морщинка.

Может быть, ему что-то написала Нарцисса? Что-то, от чего у Драко такое настроение. Состояние.

Гермиона снова оглянулась через плечо. А затем осторожно взяла тетрадь, сжимая её в свободной руке. Башню наполняла тишина.

Она определённо успеет положить его на место и скользнуть в свою комнату, когда вернётся Малфой.

Уверенная в том, что делает это исключительно ради того, чтобы удостовериться в том, что с Драко всё в порядке, она открыла дневник, листая, отмечая взглядом переписки, состоящие из коротких и исключительно информативных сообщений. Вот Нарцисса сообщает о том, что её снова посещал Логан. Вот она говорит о том, что у них состоялся разговор. Дальше — почерк Драко — он просит, чтобы ему было сообщено имя следующей жертвы.

Девушка усмехается. Ему нужно быть в курсе всего. Конечно. Это же Малфой, ему нужно контролировать ситуацию даже тогда, когда он не сможет сделать ровным счётом…

Взгляд Гермионы остановился.

Воздух вдруг прекращает поступать в лёгкие, а комната медленно расплывается перед глазами.

Запись от Нарциссы, датированная дневником в пятницу, первого ноября. Всего два слова.

Туфля выпадает из ослабевших пальцев и со стуком падает на пол.

“Гермиона Грейнджер”.
 

Глава 23.

— Вы объясните мне, что происходит, или нет?

Нарцисса начинала терять терпение. Она даже почти забыла о том, что стоит в лёгком платье без накидки в подземельях, а холодный каменный пол лижет ступни сквозь тонкие домашние туфли.

Она смотрела, как Логан мрачной тенью метался по тёмной комнате. Вот он подбегал к алтарю, хватая какие-то склянки, а вот оказывался у широкого стола, на котором были разложены пергаменты.

И что-то искал, что-то сверял.

Лицо его было бледным, как мел. И видеть его таким было непривычно. Почти страшно.

Казалось, что случилось что-то очень нехорошее. Что-то, чего не должно было случиться. Что-то, что полностью разрушило все планы мужчины.

Что-то, что заставило его аппарировать в поместье без предупреждения.

Нарцисса спускалась в гостиную, чтобы выпить вечернюю чашку чая, когда камин в холле вспыхнул, а в следующий момент мужчина вылетел из него чёрной молнией, скидывая на ходу капюшон и едва не снося женщину с ног, потому что тут же, не глядя, побежал по ступеням вверх. А она последовала за ним, сначала испугавшись не на шутку, а затем просто в попытке дозваться до него.

— Логан!

— Я останусь в Мэноре.

Нарцисса открыла рот, глядя, как он отшвыривает от себя бумаги и мчится к грузному шкафу в углу темницы. Распахивает дверцы и начинает снова что-то искать.

— В Мэноре?

— Мне нужно приготовить всё к ритуалу.

— Вы нашли родителей той девушки?

Она смотрела, как сильные руки переставляют с полки на полку какие-то сосуды с жидкостью разных цветов. Даже не придала значения тому, что он отвечает на её вопросы. Хотя это было явно не в привычке Логана.

— Нет. Не нашли. Всё изменилось. Где чёртов… да, вот же он.

И мужчина снова оказался у стола, откупоривая какую-то бутыль. Плечи его были напряжены, а стекляшка никак не хотела открываться, и было видно, как дрожат пальцы в попытке вытащить пробку. Нарцисса наблюдала за этим несколько секунд, после чего достала палочку и легко взмахнула ею — крышка со свистом вылетела из горлышка.

Логан обернулся через плечо.

Челюсть его была крепко сжата.

— Спасибо, — он отбросил пробку в угол и снова отвернулся.

— Логан, скажите мне. Что произошло?

Он резко отставил сосуд от себя, стукнув стеклом по дереву. Женщина сделала несколько шагов вперед.

Память услужливо подсунула воспоминание о том, как у этого стола склонялся её муж. Как его длинные волосы падали на лицо, а он даже не замечал этого, слишком увлечённый тем, что кипело в многочисленных котелках перед ним.

Нарцисса и думать не хотела о том, что это были за жидкости, имеющие цвет, переходящий от бурого к ярко-багряному.

Глаза Логана — она могла видеть это, подойдя достаточно близко и глядя на напряжённый профиль — блестели не одержимостью. В них был настоящий испуг, так несвойственный этому человеку. Тёмные волосы, обычно аккуратно заведённые назад, растрепались, словно он бежал, или на улице был сильный ветер. Несколько прядей выбились из-под ленты, спадая на крепкие плечи. А седины, казалось, стало ещё больше. Или она слишком сильно выделялась в этой темноте.

Нарцисса осторожно протянула руку, касаясь его предплечья. Слегка наклоняя голову и заглядывая в лицо мужчины. Огни из тускло горящего камина почти не достигали этой стороны помещения, поэтому единственным, что освещало скуластое лицо, была истёкшая воском толстая свеча, прикреплённая к низенькому выступающему подсвечнику на одной из каменных полок над столом.

— Логан, — мужчина вздрогнул от тихого шёпота. На мгновение как будто успокоился. — Что произошло?

Он застыл, прикрыв глаза. А затем отстранился.

— Я был у Карталы. Мы всё делали неправильно.

Голос был спокойным, однако несколько отчуждённым, что заставило нахмуриться. Нарцисса убрала руку с его плеча, чувствуя, как он внутренне бежит от любых прикосновений. Хотя они его несколько успокоили.

Логан напоминал сейчас загнанного зверя, которого неустанно заманивают в угол, где уже лежит удавка.

— Кто такая Картала?

— А. Ты не помнишь, — он поморщился, будто забыл об Обливэйте. Поднёс руку к переносице и сильно сжал её пальцами. — Это последняя колдунья из рода тех ведьм, что наслали на нашу семью проклятие.

— Проклятие? — глаза женщины вмиг стали огромными. — Ты проклят?..

— Не я, — он твёрдо встретил мечущийся взгляд. — Мой сын.

Мерлин милостивый.

Сын этого человека проклят?

Если бы Нарцисса не узнала Логана, она бы сказала, что это наказание за то, что он творит с магглами, но заглядывая в эти тёмные глаза, она понимала, что здесь есть что-то ещё.

— Это… кошмарно. Что можно сделать, чтобы помочь ему? — голос звучал как-то чересчур слабо.

— Всё, что можно, мы делали. Но это всё было не то. Три семьи погибли просто так, Нарци. Ни за что. Три ни в чем не повинных семьи.

На мгновение в подземельях повисла тягучая тишина.

— Значит… всё, всё это было для того, чтобы спасти Курта? — слишком убито и недоверчиво. Будто не она вовсе.

Будто холодная рука пробралась в грудную клетку и вовсю хозяйничала там, сжимаясь на сердце, пока мужчина медленно кивал головой, не отрывая взгляда от хозяйки поместья.

— Их было куда больше, чем три! — вдруг выкрикнула она, отступая.

Тонкие руки обхватили плечи, и Логан смотрел на неё с долей потерянности и оглушённости. — Их было… их было много, Логан! Ещё тогда!

— Нет, Нарци, нет, — он сделал шаг за ней. — Тогда это было дело твоего мужа. Это была идея Люциуса, возмездие за падение Тёмного Лорда, он уничтожал семьи, не глядя. Просто истребление магглов. У меня была другая цель, понимаешь? Другая. Но потом оказалось, что средства достижения наших целей идут совсем рядом, — мужчина приблизился к Нарциссе, опуская ладони на её плечи, отчего та вздрогнула всем телом, однако взгляда не отвела. — Послушай, я готов объяснить тебе, ты имеешь право знать. Ты можешь даже…

Светлые глаза сузились, а губы поджались. Пальцами Логан ощутил, как напрягаются худые плечи.

— Могу что? — почти прошипела она, и в этом шипении было так мало от той Нарциссы, что прошла с ним рука об руку через все эти месяца. — Помочь тебе?

Мужчина сглотнул и кивнул, не отводя глаз. Твёрдо глядя в лицо стоящей перед ним. Секунды накрапывали холодными каплями, разбивающимися о камень в коридоре.

— Кем ты возомнил себя, судьёй?

Внезапный шаг назад снова сотворил между ними пространство, наполненное холодным воздухом.

— К чёрту судейство. Это всё было сплошной ошибкой, мы поступали неправильно, зато в этот раз всё получится. Должно получиться.

— Дикость какая, господи.

— У меня нет выхода, Нарци!

— Выход всегда есть! — снова почти крик, резонирующий в каменной коробке комнаты. — Ты здравомыслящий человек, Логан! Ты уважаемый человек! Ты мог найти выход, мог!

— Я ни черта не мог и не могу до сих пор! — рявкнул он. А затем рванулся к столу и с силой припечатал ладони к столешнице так, что открытый пузырёк с жидкостью едва не перевернулся. — Ты думаешь, я бы не избежал всего этого, если бы был выход? Ты думаешь, я бы продолжил убивать этих несчастных после смерти Люциуса? Слава убийцы — не то, что мне нужно, Нарцисса, чёрт!

— А что, — она едва не давилась словами, — …тебе нужно?

— Жизнь моего сына.

Борьба взглядов продолжалась не так долго — женщина опустила глаза.

Не нужно слишком много думать, чтобы понять, что на месте Логана она сделала бы всё то же самое. Она бы позволила даже погибнуть кому-то или же себе самой лишь для того, чтобы с Драко ничего не случилось. Чтобы иметь гарантию, что её сын будет без боязни проживать свою жизнь.

А уж если речь о проклятии…

— Ты понимаешь меня, не так ли, Нарцисса? — он всё ещё был зол, судя по тому, что назвал полным именем. Оно звучало неприятно и странно из его уст. — Не стоит напоминать тебе, что ты связана Обетом по той же причине, по которой я пошёл на эти смерти?

Она проглотила ставшую какой-то слишком горькой слюну и кивнула. Взметнувшийся было в груди ураган улегся, успокоился.

Она всё понимает.

— В таком случае, когда это произойдёт? — отрешённо спросила Нарцисса, не поднимая глаз.

— Что именно? — он снова взял контроль над своим голосом.

— Когда здесь будут остальные. И… родители этой девочки.

— Не будет родителей.

Фраза, брошенная негромко, была встречена вопросительным взглядом. Логан снова повернулся к столу, и лишь немного затруднённое дыхание говорило о том, что за эмоции клокотали за оболочкой сдержанности, которой он снова обернулся.

— Будет сама девочка.

Нарцисса задохнулась спёртым воздухом.

— Девочка?

— Картала сказала, что проклятье почувствует того, кто сможет погубить его, — негромко отозвался он, протягивая руку и осторожно сцеживая жидкость в приготовленную бутыль с концентратом. — Курт почувствовал. Поэтому сейчас я буду готовить всё к ритуалу, а к концу недели мы… сделаем это.

— Господи… — снова прошептала Нарцисса. — Эта студентка из Хогвартса? Гермиона Грейнджер?

Плечи мужчины на мгновение напряглись, и она закрыла рот, затаив дыхание.

Чёрт возьми. Замолчи, глупая. Как можно быть такой глупой…

— Откуда тебе известно это? — негромко спросил, снова оборачиваясь к женщине. Глядя своими тёмными глазами. Позволяя крошечному огоньку свечи отбрасывать блики на свою правую скулу и резкий скат челюсти.

Он был красивым сейчас. Несмотря на испуг, который вспыхнул в груди, Нарцисса не могла не отметить этого.

— Известно что? — осторожно подала голос, сцепляя пальцы за спиной и едва удерживаясь, чтобы не сделать шаг назад.

— Имя.

Она подслушала.

Ей удалось подслушать, когда Логан пришёл в последний раз и связался с кем-то из приспешников по камину в гостиной. Имя было достаточно легко запомнить, потому что слышала она его не впервые.

Драко часто упоминал о Гермионе Грейнджер раньше. С презрением, кривя губы, фыркая. Так, как умел только он. Правда, в контексте всегда звучало ещё одно имя — куда более известное, — Гарри Поттер. Девочка была подружкой легендарного Мальчика-который-выжил.

— Я… — врать было бессмысленно, пожалуй, — услышала ваш разговор.

Логан прищурил глаза.

Сердце забилось, как ненормальное. Почти бесконтрольный страх накрыл с головой. Так, как когда-то. В далёком сентябре, когда от одного взгляда на этого мужчину почти останавливалось сердце. Парализовало тело и отнималась возможность сделать безболезненный вдох.

Женщина сильно закусила внутреннюю сторону щеки, чтобы не закричать в голос фразу, бившую в голове.

Верь мне, пожалуйста.

Верь мне.

Тёмный взгляд ещё какое-то время въедался в бледное лицо, а затем Логан кивнул. Бесконтрольный облегчённый выдох сорвался с губ, когда он отвернулся.

— Да. Это она.

По спине пронеслась дрожь. То ли от облегчения, то ли от страха — её только что чуть не поймали. Чёрт возьми, если бы он узнал… Если бы только… Чёрт, чёрт.

— Я прикажу эльфам подготовить спальню для вас?

Некоторое время в подземельях висела тишина. Пока голос, прохладный и немного скрашенный сарказмом, протянул:

— Вас?

Логан явно намекал на тот фамильярный тон, которым Нарцисса выкрикивалась ему в лицо. Странно, что он заметил вообще. То, как она к нему обратилась.

— Не смею вас более отвлекать, — тихо произнесла она, делая торопливые шаги к двери.

Находиться здесь у неё не было больше сил.

И не дойдя до выхода буквально пару шагов, она замерла на месте.

Внезапно-тёплые пальцы коснулись её плеч. Женщина застыла, будто моментально вросла в пол. Так, как парализовал он когда-то дыхание, так же парализовал сейчас ноги.

Логан был горячим, будто пылал изнутри.

А ей думалось, что прикосновение к его предплечью обмануло её.

— Скоро всё закончится, Нарци, — тихий и низкий голос. Прямо в затылок, шевеля волосы дыханием и рассылая мириады мурашек по спине. Нарцисса плотно закрыла глаза, делая глубокий вдох. Дико было чувствовать его так рядом и осознавать, что эти прикосновения ей знакомы. — Это последний раз. Больше их не будет. Ни одного.

Она сделала попытку отстраниться, но он не отпускал. Просто держал около себя, словно подпитываясь ею. Или делясь своим теплом.

— Почему последний?

Женщина тщательно вычистила свой голос от любых эмоций. Нельзя было. Он не должен чувствовать в ней ни жалости, ни страха, ни уязвимости.

— Если на этот раз ничего не выйдет, проклятье останется в голове Курта навсегда.

Нарцисса обернулась так резко, что он не успел сжать пальцы. И теперь отвернулся, когда она уставилась в его лицо.

— И ваш сын умрёт?

На впалых щеках заиграли желваки. Нарцисса смотрела за этими подкожными движениями и перебарывала в себе желание прикоснуться. Ощутить их кончиками пальцев. Но вместо этого она лишь почувствовала, как ладони покидают её плечи, слегка соскальзывая по рукам, заставляя едва ли не поёжиться.

— Да.

Она молчала. Стало холодно.

— Я не отступлюсь сейчас, когда у меня осталась одна, скорее всего, последняя попытка. После которой всё либо закончится, либо… закончится, — мужчина на мгновение закрыл глаза, а затем резко посмотрел прямо на неё: пальцы Нарциссы нашли его собственные.

Слегка сжали. Логан смотрел недоверчиво. Губы сложились так, словно он вот-вот задаст какой-то вопрос. Однако он молчал, позволяя держать себя за руку.

А потом медленно вздохнул, опуская голову. Выдыхая. Закрывая глаза.

Она ободряла его, а он принимал ободрение. И почти сразу же лицо стало на толику спокойнее.

И спокойнее стало Нарциссе.

— Я прикажу эльфам подготовить вашу спальню, — снова сказала она, вглядываясь в уставшее лицо мужчины.

И не сдержалась. Наверное, сам чёрт толкнул её. Потому что она высвободила ладонь и сделала шаг вперёд, на мгновение заключая мужчину в крепкое объятие. Охватывая шею и сжимая в пальцах плотную ткань дорожной мантии, которую он так и не снял.

Скатываясь в горячие и мягкие лапы, на миг растворяясь в тепле, которое распространял этот человек. В обхвативших её, почти сразу же, руках. Логан прижал её к себе почти отчаянно, сжимая зубы и плотно закрывая глаза.

Это тоже было криком. Как и те недавние, что всё ещё эхом отражались в глубине каменных стен.

Но этот был короче.

Слишком коротким, чтобы услышать его. Потому что не прошло и пары секунд, как они уже стояли в нескольких шагах друг от друга. И, кажется, шаги эти были сделаны каждым из них, одновременно.

Он смотрел, как исчезает хрупкая фигура за дверью, делая вдохи сквозь сжатые зубы. Стискивал кулаки и дышал. А Нарцисса уже зажимала себе рот, взлетая вверх по лестнице, чтобы в тишине подземелий не дай Мерлин не отозвался её короткий всхлип.



* * *



Бешеная, непотребная усталость.

Всё, что он мог чувствовать, наверное. Это — и ничего больше. Идти, поглубже засунув руки в карманы брюк, и ощущать, как пробирает от холода.

В Хогвартсе почти зима.

Идти, глядя перед собой, и решать про себя, что обязательно — прямо сейчас, обязательно — придёт в гостиную и всё расскажет Грейнджер. Если она там, конечно. Ужин закончился довольно давно, но отбой ещё не объявляли. Она вполне могла бы отправиться в библиотеку. Хотя даже для неё это поздно.

Сегодня Малфой устал. Действительно устал и уже жалел, что пропустил ужин, решив задержаться на тренировке. Желудок голодно бурчал.

О том, чтобы просить еду у эльфов, не могло быть и речи. Оставалось надеяться, что в Башне остался хотя бы кусок ягодного пирога, которым вчера поделился с Драко Блейз. Мать часто присылала ему любимый пирог. Это было и правда вкусно, поэтому Малфой никогда не отказывался от подобных угощений.

Однако даже голод перебивала сила мыслей, которые снова и снова наворачивали по кругу. В голове, на голове, вокруг головы, словно чёртовы спутники. Они и были спутниками.

И замыкались — каждая — на одном и том же: то, что у них с Грейнджер случилось на поле.

Вот это беспокоило.

А точнее: что это вообще было?

Какое-то хреново откровение. Он поцеловал её, остановил, рыдающую, зачем, а, Малфой? Зачем тебе вообще это? Если ты так громко, к чёрту, орёшь о том, что ничего нет. Зачем тебе эти ничего-нет-поцелуи? Ничего-нет-обжимки.

Ты обнимал её и сам чуть не рассопливился, когда ощутил, как её руки… бля, её руки просто гладили тебя по спине. А ты чуть не начал нести этот откровенный бред, который ей на хрен не нужен.

А не нужен ли? Сомневаешься.

Правильно.

Она тебе в любви призналась, парень.

Ну… это же так называется, правда? То есть, это не просто то-что-говорит-девушка-перед-оргазмом? Она сказала эту фразу, которую теперь страшно повторить даже мысленно. Просто для того, чтобы принять. Как факт. Как долбаную данность.

Потому что тебе это не нужно.

Или потому что ты сам по грёбаные уши в этом, и никто тебя не вытаскивает, и ты сам себя не вытаскиваешь.

Ну да, давай, беги к Блейзу, ной, ори, выхаркивай это из себя, можешь даже порвать на себе волосы или побить себя в грудь. Только нахрена, если это глубже, чем в груди. И уж тем более глубже, чем в волосах.

Это в тебе.

Слишком в тебе.

Наслаждайся, твою мать. И не делай вид, что никогда не боялся, что это к тебе не придёт. Что никогда не думал о том, что будешь только трахать. Что не появится та, что заставит тебя встать на задние лапы и запрыгать под дудку.

Тебе сраных восемнадцать, но где-то глубоко в голове ты так боялся, да ты всегда, блин, боялся, но этот страх ты даже не осознавал — ты боялся остаться один. Не сейчас, когда к тебе в койку штабелями валятся, а потом. Когда тебе надоест. То есть, сейчас, конечно, кажется, что это бесконечный штамповой конвейер. Это как обед в Большом зале. Ты можешь положить к себе на тарелку любое блюдо, которое стоит на столе. Оно стоит там для тебя.

Но потом тарелки вдруг пустеют. И исчезает всё. А что остаётся?

Этого ты боялся. Остаться с пустой тарелкой.

Но то, что сейчас…

Чёрт, что это, Малфой? Может быть, дашь этому название? Или так и будешь называть — “это”. Как диковинного зверя или неизученную болезнь. Конечно, ты можешь продолжать называть всю ситуацию просто: “то, что у меня с Грейнджер”, но это… уже не смешно, правда.

Это уже очень давно не смешно. С того, первого, дня, когда ты понял, что сейчас поцелуешь грязнокровку. Когда ты наступил себе на горло.

С наслаждением.

С нажимом.

Сочно придавил собственную глотку, засунув в зад все те клятвы ненавидеть и отметать любую возможность говорить с такой, как она. Просто говорить, Мерлин, а не вытрахивать из неё душу. Но, блин, какая же она… Это было не то, что можно объяснить словами.

Скорее всего, это была просто слепая необходимость.

Когда-то мать сказала, что то, что горит слишком сильно, сгорает в разы быстрее. Успокаивается. Оставляет тебя одного.

Но это — не оставит.

Просто потому, что нечего оставлять. Тебя сделали, Малфой.

Сделали, как сопляка, как слабака. Она тебя уделала. Просто раздавила. Потому что — посмотри на себя. Где твой задранный подбородок? Где твоя ухмылка? Где жрущий каждую симпатичную жопу взгляд?

Зато у тебя в голове гремит её фраза.

Да, та самая фраза, которую она выдохнула на твой пустой ор. На твой “пшик”, как она это когда-то назвала. Секунда — и твоих слов нет.

Зато её голос стучит в голове до сих пор. И что бы это, блять, значило?

“Я верю в истории, которые не заканчиваются”.

Да твою же мать!

Это история?! Это история?

Ты можешь излупить кулаками каждую стену Хогвартса, каждого студента, ты можешь убить нахрен Поттера и расквасить голову его нищеброду-дружку, но ты не выбьешь это из себя. Ни так, ни как-либо иначе. Потому что её взгляд у тебя под кожей.

Всегда. Смотрит она или не смотрит.

А когда она начинает рассматривать так, как умеет только она… о, это стоит отдельной мысли, однозначно. Потому что в тот момент, когда она начинает что-то искать в твоём лице, ты дохнешь. И хочешь орать — да, опять орать. Потому что что-то внутри ищет выход.

И всегда так много слов.

Но ты бы не озвучил ни одного. Потому что… Молча даёшь ей увидеть. Молча позволяешь читать тебя. А ей интересно.

Смотреть, как ты медленно опадаешь со своих костей. Ссыпаешься ей под ноги.

В уничтожении нет ничего интересного, Грейнджер. Это как… магия.

Вот ты был. А вот тебя нет.

Хотя… Магия проще гораздо. Куда проще чем то, что происходит сейчас. Чем то, куда всё зашло. Далеко зашло. Слишком далеко. Выше неба, блять.

Выше неба.

Сорванное с губ бормотание пароля не возвращает в реальное время из улья мыслей так, как взгляд, встретивший его на пороге. Она здесь. Уже хорошо, не придётся снова откладывать разговор.

А так хотелось.

Грейнджер сидит на диване, стянув грудную клетку руками с такой силой, что вот-вот повылазят вены из-под кожи. Драко на секунду останавливается, сбитый с толку. Что ещё за?..

Он делает шаг в гостиную, скупо осматриваясь. Как будто впервые зашёл сюда. А Грейнджер сверлит своим тёмным взглядом, отчего становится не по себе.

Усталость накатывает с новой силой.

Малфой отметает от себя идею наплевать на эти закидоны и молча подняться к себе, наверх. Да и не вышло бы — потому что стоило ему сделать ещё один шаг, как девушка поднялась с дивана.

Драко вздохнул и сложил руки на груди. Почти как она, только куда свободнее.

Сама же натянута, как тетива.

— Что случилось, Грейнджер?

— Ничего не хочешь рассказать?

И то, каким тоном это сказано, кажется, переворачивает что-то. В голове, в мозгах, в груди — везде вообще. Кувырок повторяется, когда взгляд опускается на журнальный столик. Долбаный пиздец.

На самом углу лежит зачарованный дневник.

Малфой не успевает проконтролировать этот взгляд, полный извращённого извинения и сочувствия, и сожаления. Бьёт этим взглядом прямо Грейнджер в лицо и…

Её прорывает.

Херов “бум”.

— Когда ты собирался сказать мне?!

Громко. Действительно громко, и она дрожит.

— Слушай…

— Нет, Малфой! Нет, ты слушай! Там моё имя, ясно? Там написано: Гермиона Грейнджер! И не нужно говорить, что не видел, ты писал после этого, вы говорили после этого! — бледные губы дрожат, а рука, указывающая на истрёпанную тетрадку, то и дело сжимается в кулак.

Блин, так слажать. Только полный кретин мог. Нужно что-то сделать. Думай.

И всё, что получается — ещё один, третий шаг к ней и резковатый выдох:

— Стой, подожди. Послушай меня.

— Я не хочу слышать, Малфой! Я постоянно слушала тебя, и что теперь, блин? Я вижу вот это! — она наклоняется и сжимает обложку пальцами, потрясая дневником перед собой. — Ты не имел права, понял? Ты не имел никакого права молчать, недоумок! Это моя жизнь и моя семья, ты понял меня?!

Драко сглатывает. Грейнджер размахивается и швыряет тетрадку ему под ноги так, что та распахивается, накрывая своими листами начищенные туфли. Малфой поднимает ее на полном автомате.

Просто потому, что каждую секунду нужно использовать, чтобы дать мозгу что-то сообразить.

— Я хотел тебе сказать, сейчас, ладно? — говорит он, но получается как-то совсем неубедительно.

То ли потому, что сам бы не поверил в это, то ли потому, что Гермиона издаёт какой-то странный звук сквозь сжатые зубы. То ли рычание, то ли всхлип.

Скорее, второе, потому что в следующий момент она прижимает одну руку к лицу, а второй отталкивает Малфоя с пути. Несётся к двери, дёргая ручку, выскакивая наружу.

— Грейнджер!

Конечно, она не слушает. И он, уронив дневник куда-то на подушки дивана, кидается за ней — второй раз за вечер.

Остановите землю.

Гермиона летит по коридору с такой яростью, что её красивые волосы хлещут по худым плечам. Господи, исправляй теперь всё, что заварил.

Драко не составляет труда догнать её. Приноровиться к шагу. Заглядывая в лицо, которое, на удивление, не покрыто слезами.

Она злится. Стеклянный взгляд упирается в темноту перед ними.

— Куда ты?

— Ты за это прощения просил, да? — шипит, игнорируя вопрос.

— Нет. Стой, Грейнджер. Остановись.

И, видит Мерлин, от этих перепадов у Малфоя рвёт крышу. Только что от её криков звенело в ушах, а теперь слова слетают с губ почти бесшумно.

— За это! Скажи, блин, что не за это, и я превращу тебя в крысу.

— Ладно, всё. Ты права, довольна? — он вскидывает руки в примирительном жесте. Который, естественно, остаётся проигнорированным.

Она запыхалась, но всё равно шагает вперёд.

Что остаётся? Подрезать, остановиться, взять за плечи и встряхнуть.

— Остановись, я прошу. Мне нужно сказать.

И тут же поймать взгляд, не хуже авады. Даже авада лучше, потому что в следующий же момент Грейнджер лупит его по рукам и выворачивается.

— Мне всё равно! — снова крик в лицо. — Мне всё равно, что тебе нужно, ясно? Ты… ты просто… грр!

Трясётся, как битая собака. Драко стискивает челюсти и снова хватает её за плечи. Она снова бьёт ладонями по его запястьям:

— Пусти, на фиг, Малфой, иначе пожалеешь!

Как эти слова похожи на его собственные. Но Драко только сильнее встряхивает её.

— Господи, можешь ты просто выключить эту упрямую суку на пару грёбанных секунд и послушать меня?

— Оставь меня в покое!

— ДА, я облажался! — и это теперь его рёв.

Такой громкий, что, кажется, стены дрогнули. Даже Гермиона заткнулась, хлопая ресницами. Правда, не надолго, потому что в следующую секунду уже снова вздёрнула подбородок.

— Ты не облажался, — говорит она, сжимая пальцы в кулаки и снова пытаясь вывернуться из рук. — Ты соврал мне. Ты врал мне эти дни. Я ничегошеньки не знала, а ты и не собирался говорить мне! Как тебе, а, Малфой? Как тебе смотреть на глупую Грейнджер и смеяться от того, что она не в курсе, какая хренова опасность висит над её семьёй?!

Семья. Бля, она решила мне рассказать, что такое опасность, грозящая семье?

Дура.

— Ладно! — он оттолкнул её от себя, едва не заставив потерять равновесие. — Ты знаешь. Ты знаешь теперь. Что ты сделаешь?! Что изменилось? Чем ты поможешь им?!

— О, просто уйди! — рявкает дрожащими губами и обходит его в пару шагов.

— Да твою же мать, куда ты?

— Хватит волочиться за мной.

— К Поттеру, да? Думаешь, ему есть дело?

— А тебе?! — Гермиона так резко оборачивается, что Драко налетает на неё со всего ходу. — А тебе есть дело?!

Молчит и тяжело дышит. Так близко, что можно просто податься вперёд, чтобы закрыть этот наглый, изводящий его рот, поцелуем. Только она явно не позволит. Откусит язык к чёртовой матери.

— Не смущает, что это Поттер слил тебя?

— Что, прости?

— Это он сказал Миллеру о том, что твои родители в Австрии! — Блин, зачем ты говоришь это, Малфой? Закрой рот, пока не поздно.

Но уже поздно, походу.

Потому что Грейнджер фыркает. Громко и как-то неестественно.

— Господи… ты жалкий, как… — она качает головой. — Я не знаю.

Ну и…

Насрать, блин.

— Дай знать, когда подберёшь нужный эпитет, — цедит он сквозь зубы. — А я пока ещё немного подрочусь со всей этой хуйнёй, чтобы вытащить наши задницы из дерьма, если ты не против.

В коридоре повисает тишина.

И чёрт знает, что она означает.

Просто какой-то выворот мозгов, а не вечер.

Драко запустил руку в волосы и медленно выдохнул, отворачиваясь. Нужно взять себя в руки. Ты заслужил. Всё действительно заслужено. Но, блин, не от неё, не этим тоном. Когда она говорит так, он чувствует себя втрое более виноватым.

— Слушай… — Когда она молчит, говорить проще. Но тяжелее соображать, когда она стоит, отвернувшись, сложив руки на груди, и дышит так, словно сейчас задохнётся.

Словно слёзы пытается сдержать.

Нет, второй раз за вечер он не выдержит этого.

— Послушай, Грейнджер, — повторил он с нажимом. Заставил её повернуть голову и бросить очередной взгляд, от которого, кажется, горло забилось оловом. — Я хотел сказать тебе. Сегодня. Я шёл сюда и думал о том, что скажу тебе об этом.

— Почему ты не сказал сразу?

Резкий вдох Драко можно было охарактеризовать по-разному. Она, видимо, прочла его верно, потому что только опустила взгляд.

— Малфой, я… правда не понимаю твоих мотивов.

— Я был у Снейпа.

Пожала плечами. Вздохнула и закрыла глаза.

— И что?

— Рассказал ему.

Грейнджер молча ждала продолжения. Всё ещё злилась, это очевидно. Малфой возвёл молчаливую хвалу Мерлину за то, что она хотя бы даёт ему возможность рассказать. Без этих истерик.

— Вообще-то у нас есть небольшой план.

— План, значит.

— Да. Он поможет.

Если она так тяжело вздохнёт ещё хотя бы раз, у неё явно будет перенасыщение организма кислородом.

— Какого хрена ты недовольна? Я же рассказываю тебе.

— Да просто так это не делается, Драко. Когда есть общая проблема, она решается вместе, а не… — она указала рукой на себя, а потом на него. Раздражённо закатила глаза и покачала головой. — Почему ты не сказал мне сразу? Три дня назад.

— Я не знаю, — пусть это будет самое постыдное его признание грязнокровке. — Я подумал, что ты сорвёшься. Спустишь всё, что мы уже сделали. Запаникуешь.

Она рассмеялась. Что-то нехорошее было в этом смехе. Возможно, падение, потому что уже через секунду она закрыла лицо руками и опустила голову.

О, нет.

Нет, нет, не слёзы. Я не знаю, что делать с твоими слезами.

Но она заговорила. Теми словами, в которые Драко сначала не поверил.

— Ты стараешься, Малфой. Ты всё делаешь правильно, ты… пытаешься. А я… я эгоистка. Я ведь до последнего надеялась, что он не выберет меня. Не клюнет на это. Мне хотелось тянуть время, до последнего, чтобы всё обошлось без вмешательства родных.

Вот это открытие.

Точнее, даже не так. Он понимал. Понимал страх и желание избежать того, чтобы это каким-то образом коснулось её, но. Она призналась. Ему призналась в своей слабости, чёрт.

Драко стоял в нескольких шагах от девушки и смотрел, как тонкие пальцы впиваются в кожу лица. А в следующий миг пришло ещё одно понимание — что она носит в себе. Столько всего. Страх за семью, неизвестность, ожидание, напряжение. Постоянное давление с его, мудака, стороны.

— Я должен был сказать.

Она невесомо кивнула.

— Да. Должен был.

А потом подняла голову, и Малфой заметил, что глаза её совершенно сухие.

— Не иди к Поттеру.

Мерлин, а это здесь при чём?

Почему ты всё время несёшь какую-то чушь, когда Грейнджер смотрит на тебя? Потому что ты хочешь успокоить её. А не думать о том, как это делает очкарик.

Она устало покачала головой. Судя по напряжённому выражению лица, мысли её усиленно работали, однако это не помешало бровям удивлённо приподняться после брошенной им фразы.

И даже какой-то сардонической улыбке приподнять уголки губ.

— Твоя ревность смешна.

— Иди к чёрту, Грейнджер. Это не ревность. Не городи чепухи.

Она никак не отреагировала. Какая-то отстранённая.

Просто смотрит перед собой и не торопится расслабить руки, которые всё жмутся к груди.

Малфой скользнул взглядом по каменным стенам коридора. Чёрт, их перебранку мог услышать кто угодно. Безответственный идиот.

Но затем внимание переключилось обратно на гриффиндорку. И он почти физически ощутил, как теплеет взгляд. И — один единственный раз — он не стал противиться этому.

— Эй.

Она взглянула ему в глаза. Спокойно и совершенно обессиленно.

— Я устала.

И ещё одно откровение. Полоснуло по грудной клетке.

— Я тоже устал.

Грейнджер смотрела как-то странно, поэтому он отвернулся. Прикусил верхнюю губу.

— Ладно, идём. Хватит торчать здесь. Холодно, а ты… — буркнул и не договорил, бросив недовольный взгляд на лёгкую рубашку и джинсы.

Снова тяжёлый вздох с её стороны и тихие шаги. Плетётся за ним. Не пошла к Поттеру. Какая-то странная, ликующая радость поднялась внутри и лизнула глотку.

В тишине гостиной только потрескивал камин, и это немного разряжало обстановку. Вместо того, чтобы удалиться в свою спальню, Гермиона села за стол и сложила руки на коленях.

Драко остановился у дивана. А затем, не торопясь, сел на мягкие подушки. И, конечно, дело было не в том, что он не хотел оставлять Грейнджер одну. Скорее в том, что она сама не пошла в комнату.

Дала ему право выбора: остаться с ней на нейтральной территории или уйти.

Невольная мысль, что будь здесь Поттер, он бы уже гасал вокруг неё как малахольный щенок, заставила поморщиться.

Он не Поттер.

Он не собирается гладить её по голове и приговаривать, что всё хорошо.

Потому что всё ни черта не хорошо. И это стало слишком часто звучать в голове в последнее время.

Малфой ещё раз покосился на напряженную спину, а затем протянул руку и подцепил пальцами открытый дневник, брошенный на диван обложкой вверх. Начал перелистывать страницы скорее чтобы занять себя чем-то, не прислушиваясь к дыханию Грейнджер.

Он рассматривал осторожный почерк матери, её заверения в том, что она уговорит Томпсона, и вознёс молчаливую молитву Мерлину, чтобы у неё получилось поскорее устроить им встречу. Времени было впритык. В конце концов министерская собака не может быть занята настолько, чтобы не выделить один час своего драгоценного…

— Малфой, — дневник едва заметно дрогнул в руках при звуке её голоса.

Драко повернул голову.

— Что?

— Как ты считаешь, твоя мать предупредит нас, если… — она сглотнула. Малфой почти видел, как Гермиона нахмурила брови, сосредотачиваясь. — Я имею в виду, они ведь не кинутся в Австрию без предупреждения? То есть…

Драко вздохнул, откидывая голову на спинку кресла. Откуда я, на фиг, знаю. Что происходит в поместье, что планирует Логан и чего ждать от действий этой свихнувшейся секты.

Просидев так несколько секунд, он перекатил голову по мягкой спинке, глядя на девушку. Находиться с ней рядом — просто в гостиной, сидя так близко, что достаточно руку протянуть — уже казалось привычным делом.

— Моя мать сообщит, если вдруг… что-то узнает.

И после этих слов Гермиона даже немного расслабилась. По крайней мере, ровная полоса её плеч слегка ссутулилась, и он был рад этому. Просто Грейнджер нужна поддержка. Как ему — тогда, когда они сидели в этой самой гостиной. После того, как он рассказал.

Когда к горлу была прижата палочка и в дно раковины била вода. А потом Грейнджер просто обняла его и всё прошло. Теперь он тоже рядом.

Это поможет ей.

Поможет ведь?

— Страшно?

Глупый вопрос, толкающий на ещё одно откровение. Зачем он задал его?

— Нет.

Храбрится.

Но через мгновение пальцы на коленках сжались ещё сильнее. Отсюда было видно, как побелели костяшки.

— Да.

Малфой несколько секунд смотрел на тонкие переплетённые пальцы, после чего отвёл глаза.

Он знал, что ей страшно. Он ничего не мог сделать с этим. Только сидеть в кресле и перебирать страницы дневника, на которых…

Сердце дрогнуло.

— Грейнджер?

На пустой странице начал проступать текст.

Гриффиндорка обернулась через плечо, моментально перенимая напряжение из голоса Драко. Тот же сидел, вцепившись взглядом в тетрадь, и жадно читал каждое слово, написанное торопливым почерком матери.

Он даже не сразу заметил, что Гермиона уже стояла за его спиной, наклоняясь, лихорадочно пытаясь разобрать написанное, исходя млеющим ужасом. Он читал и боялся поверить в то, что говорила мать.

“Логан прибыл в Мэнор и начал подготовку к ритуалу. Он рассказал мне, что был у колдуньи по имени Картала, после чего планы приспешников изменились. Они совершили ошибку. Им не нужна семья магглов”.

Резкий вдох сквозь сжатые зубы прозвучал прямо над ухом, и Малфой на миг прикрыл глаза, борясь с собственным желанием вздохнуть с облегчением.

Господи, блин.

Им ничего не грозит. Слава Мерлину. Облегчение было таким острым, что когда текст начал появляться дальше, это начало почти душить. Каждое слово, которое он читал против воли.

“Курт, сын Логана, проклят. И для того, чтобы спасти его, нужны не жизни магглов”.

Нарцисса молчала целую вечность, прежде чем дописать. И эта фраза вбилась в мозг, рассылая по всему телу ледяное оцепенение. Ледяное понимание.

“Нужна сама девочка”.

А Грейнджер, кажется, перестала дышать. Замерла, как и он, уставившись на страницы тетради.

Сама девочка?

Какого хера имеется в виду?

Буквы прекратили появляться, и это была самая ужасающая тишина, которую когда-либо испытывала на себе слизеринская шкура. Драко потряс дневник, словно это могло что-то изменить.

— Что за… что она имела в виду? Какая девочка? — голос был натянут, и, возможно, его можно было бы назвать дрожащим, трясущимся. Но, кажется, этот голос просто не умел звучать жалко.

Драко вскочил на ноги, не отрывая взгляда от страниц.

— Бля, это шутки, что ли? Какая девочка?

Он метнулся к столу, расчищая место среди пергаментов, хлопая ящичками в поисках пера. Бормоча себе под нос что-то о том, что он ничего не понимает, не прислушиваясь к внутреннему голосу — ты просто не хочешь понимать.

— Малфой…

— Мне просто нужно херово перо, пусть она уточнит, что имела в виду. Она не дописала, её просто отвлекли. Да где же…

С угла стола с грохотом упал котёл.

Гермиона сделала шаг вперёд, останавливаясь у слизеринца за спиной, кусая губы. Оглушённая собственным сердцебиением. Ощущая, как холодеют щёки.

— Малфой.

— Заткнись, блять. Куда можно было деть грёбаную чернильницу, твою мать?

— Драко!

Он обернулся. Уставился в бледное лицо мечущимся взглядом, будто до сих пор видел перед собой поверхность стола и искал что-то на ней. Грейнджер выглядела пугающе спокойной.

— Она обо мне говорит.

— Нет, — надсадно произнёс, наклоняясь. — Нет, ясно?

Гермиона тряхнула головой, а потом ткнула пальцем в открытую страницу:

— Перечитай, если не понял. Нужны не жизни магглов, нужна девочка, нужна я.

Она.

Нужна она.

Её жизнь для того, чтобы вылечить патлача.

То есть. Грейнджер могут убить. Не семью, а её саму. Ту, что смотрит на него сейчас своими карими глазами. Такая грёбано-спокойная, что хочется схватить за плечи и колошматить, пока она не придёт в себя. Это шок, да. Точно, просто шок. Сейчас она осознает и…

И — хотя бы что-то. Закричит, заплачет, она должна, блин. Иначе… иначе — что?

— Она говорила не о тебе.

— А о ком? — Гермиона снова ткнула пальцем в дневник. — Ради Мерлина, не будь смешным. Здесь всё написано.

— И тебя ничего не смущает, а? — рявкнул он куда громче, чем нужно было.

Она сделала быстрый вдох и отвела глаза. Затем снова подняла взгляд.

— Они не тронут родителей.

— Да, зато тронут тебя.

Блин, она действительно не понимает?

— Лучше так, чем…

— Не лучше, блять!

Грейнджер заткнулась. А потом сжала губы и зажмурилась, словно приходя в себя. Или наоборот — абстрагируясь.

— Слушай, — она на миг сжала пальцами переносицу, а потом сделала ещё шаг вперёд и положила ладонь на его плечо. — Со мной ничего не случится. Я же здесь, правильно?

— Ты здесь потому, что я здесь. — Словив взгляд Гермионы, Драко нахмурился. — Я имею в виду, что… я присматриваю за тобой.

— Именно поэтому со мной ничего не случится.

Они что, действительно говорят это?

Кажется, мир сошёл с долбаного ума. Потому что — какого хрена, блин? Он присматривает за ней, поэтому она в безопасности? Извините, дайте-ка пару авад в голову, потому что это действительно сумасшествие.

Не лучший момент, чтобы задуматься о том, что это они — Драко и Гермиона. Гриффиндор и Слизерин.

Зависят друг от друга, вдвоём удерживают ситуацию на плаву.

— Куда ты дела чернильницу?

Пауза не изменила твёрдости его взгляда.

— В нижнем ящике.

Он развернулся и через несколько секунд уже сидел за столом, строча что-то в дневнике. Кажется, не имея ничего против того, чтобы девушка заглянула ему через плечо, кусая губы и хмуря лоб.

Малфой нервничал.

Конечно, он нервничал.

А у Гермионы голова шла кругом. И она даже не совсем понимала, из-за чего. То ли от ненормально-огромного облегчения, то ли от страха.

Её родителей не тронут. Мама и папа могут спокойно жить в Австрии у тёти, по крайней мере, до Рождества. И им совершенно ничего не грозит. От этого сердце радостно сжималось.

Но в следующий же момент будто обливалось жидким азотом и застывало, ледяное и неподвижное.

Приспешникам нужна её жизнь. А значит ли это, что они получат то, что им нужно? Но как? Прямо из Хогвартса? Здесь она под защитой Дамблдора, и даже Курт не стал бы предпринимать каких-либо действий. Его ведь могут исключить, если…

Мерлин, Грейнджер.

Подумай, неужели он бы действительно задумался об этом в тот момент? Когда его жизнь зависит от того, жива Гермиона или нет. Вот уж вряд ли он бы вспомнил о том, что может быть исключён из Хогвартса со свистом.

Малфой задавал матери какие-то вопросы. Ответы приходили короткие и отрывистые, словно Нарцисса торопилась. Проклятье, наложенное на Курта, снимется только тогда, когда проведётся ритуал. Назначенный день — воскресенье.

И когда Гермиона прочитала слова, сообщающие об этом, ей на секунду стало очень страшно. То есть, действительно страшно, потому что это всё равно, что узнать дату собственной смерти. Возможной.

Драко будто почувствовал. Обернулся через плечо, бросив на неё быстрый взгляд.

— Всё будет нормально, Грейнджер. Они не проведут этот ритуал.

Она только кивнула, стараясь не сжимать слишком сильно спинку стула, на котором он сидел.

Страх — это последнее, что нужно. Сейчас главное сохранять трезвость ума.

— Что теперь делать?

Как-то не очень уверенно получилось задать этот вопрос. Да и вопрос так и сочился страхом.

— Я потороплю мать. Она должна организовать встречу с Томпсоном, — не отвлекаясь от написания, произнёс Малфой. — Сволочей загребут прежде, чем они успеют приготовить всё.

Гермиона нахмурилась. Перевела озадаченный взгляд на твёрдый профиль слизеринца.

— Зачем тебе Томпсон?

— Я расскажу ему всё.

— Что — “всё”?

Раздражённый взгляд мазнул по лицу девушки. А рука, сжимающая перо, наконец-то замерла.

— Всё, Грейнджер.

— Но… — Он что, не шутит? — Как же Нарцисса?

— Она будет в порядке.

Наверное, это прозвучало не так уверенно, как ему хотелось. Потому что Грейнджер ничего не ответила. Только бросила полный сомнения и… благодарности взгляд.

— Спасибо тебе.

Плечи Малфоя напряглись. Он нахмурился.

— Слишком много громких слов на сегодня, по-моему.

Гермиона покосилась на него, тронув взглядом опущенные загнутые ресницы, и устало усмехнулась. Память подкинула их недавнюю стычку на поле. Вечер действительно выдался неспокойным. Да ещё и подобная новость…

— Не за что.

— Смотри не перестарайся, — мрачно пошутила девушка, на что он только фыркнул.

Какое-то время она всё ещё стояла у Драко за спиной, после чего мягко оттолкнулась от жёсткой спинки стула и пошла в сторону лестницы. Ей нужно было обдумать всё. И успокоиться, привести мысли в видимость порядка.

Однако стоило ей ступить на первую ступеньку, голос Малфоя коснулся ушей:

— Что ты вообще делала в моей комнате?

Этот вопрос. Верно, не дурак ведь.

— Я пришла за туфлями. Они остались… там, — ответила, не поворачиваясь.

— Искала их у меня на столе?

— Малфой…

Он молчал. Поэтому Грейнджер слегка нахмурилась, повернувшись через плечо.

— Мне стало интересно.

Разве не честность в таких случаях — лучший советник?

— Ладно. В последнее время я забываю о том, что ты гриффиндорка, которой нужно повсюду сунуть свой нос.

— Ладно.

— Это не комплимент, — вздохнул Драко.

А затем на страницах дневника снова начали проявляться слова, что полностью отвлекло внимание Малфоя.

Гермиона поспешила наверх. И почему-то перед тем, как лечь в постель, решила не запирать дверь в их смежную ванну.



* * *



Сраный Томпсон уехал.

Он, мать его, выбрал не лучшее время для командировки. С этим согласился даже профессор Снейп, который в течение недели несколько раз просил Драко остаться после занятий и — после наложенного на кабинет заклинания заглушения — задавал вопросы, касающиеся Нарциссы и ситуации в Мэноре.

Мать сказала, что Томпсон должен вернуться в Министерство только через несколько дней, и связь с ним можно будет установить именно тогда. А Малфой не мог контролировать ненормально огромный узел напряжения, затягивающийся в груди. С каждым часом, с каждым днём. И этот узел грозил вот-вот разорваться, стоило Миллеру показаться на горизонте. И — тем более — около Грейнджер.

Единственное, что помогало удерживать себя в руках, это Забини.

— Успокойся. Он ничего не сделает. Мы в библиотеке, здесь полно людей. Малфой. Малфой, блять.

Драко перевёл острый, почти режущий взгляд на мулата, который сидел за столом напротив него и показано-безразлично листал учебник.

— Я знаю. Просто посмотрел.

— Восьмой раз за минуту, дружище.

Восьмой? А казалось, что двадцатый.

Он сжал губы и остервенело уставился в какие-то пергаменты, сваленные кучей на столе.

Сегодня была среда, и Гермиона снова занималась с патлачом заклинаниями. Они сидели в другом углу помещения так, что было видно только её спину, болезненно-ровную, и бок урода-Курта.

За последние три дня Драко не сводил с девушки глаз, контролируя едва ли не каждый шаг. Либо он, либо Забини. По крайней мере, в те моменты, когда рядом не было её дружков и был Миллер. Который, к слову, вёл себя, как и раньше. Отнюдь не было похоже, что человек планирует сдохнуть от проклятия.

Он был действительно слишком спокоен. Как будто уверен в гладком и запланированном исходе всей ситуации. Это заставляло сжимать кулаки и бессильно скрипеть зубами.

Грейнджер держалась молодцом. Несмотря на бледность и на некоторую отстранённость, которую вполне можно было понять. Они общались редко, но это была не та злая тишина, которую оба уже досконально изучили. Это была та тишина, которая называлась понимающей. Каждый вечер они сидели в гостиной, изредка ведя разговор с Нарциссой, которая сообщала, что Логан в Мэноре готовит всё к ритуалу.

В такие моменты страх был куда ощутимее, чем днём.

А потом они расходились спать. И.

Их двери в спальни были открыты. Сначала Гермиона просто не заперла её на ночь после того, как узнала обо всём.

На следующий день оставила небольшую щёлку, которую Драко заметил утром, отправляясь в душ.

А вчера и вовсе не закрыла. Как и Малфой, решив, что так будет куда безопаснее. Если вдруг что.

Поэтому когда сегодняшним утром Драко открыл глаза и первым, что увидел, была круглая лохматая морда её кота, это почти не вызвало удивления.

Живоглот нагло развалился на животе слизеринца, а заметив, что тот проснулся, лениво потянулся, щурясь и утробно урча, вытягиваясь на покрывале подобно меховому червю.

Малфой несколько секунд моргал, потому что до последнего надеялся, что это просто не очень приятное продолжение сна. После чего нахмурился и уставился на животное с прохладной неприязнью.

— Ты обалдел совсем?

На что Живоглот молча принялся вылизывать свою лапу.

Выставить животное из своей спальни не заняло много времени. Привычно заглянуть в спальню Грейнджер по пути к умывальнику. Позволить себе задержаться взглядом на спокойном, немного бледном лице и приоткрытых во сне губах. И снова волна беспокойства, накрывающая с головой.

Не отпускающая до сих пор.

— Ты опять смотришь.

— Я знаю, — прорычал, отводя взгляд.

Блейз вздохнул, качая головой.

— Завязывай уже.

— Они занимаются слишком долго.

Друг не удивился, почему Малфой не стал рассказывать ему о том, что семью Грейнджер выбрали в качестве следующей цели. Но тот факт, что теперь нужна сама Грейнджер, а Томпсона нет в Министерстве, заставил напрячься даже Забини.

— С ней ничего не случится, пока мы присматриваем за ней. Прекрати так нервничать, блин.

— Я не нервничаю.

— Ага, — мулат приподнял брови.

Не верит.

И правильно. Потому что такого сильного и херового предчувствия надвигающегося дерьма Малфой не испытывал уже очень давно. Несмотря на то, что они наблюдали за занятиями Гермионы и Миллера до самого конца, пока те не распрощались.

Грейнджер ещё какое-то время сидела в библиотеке, после чего за ней пришёл Уизли и утащил на ужин. Непонятно почему, но когда она была с одним из своих щенков, становилось спокойнее. Когтевранец избегал встреч с ней, когда она была не одна. Пытался не вызывать подозрений или же чего-то иного, но впервые за эти месяцы Малфой вздыхал спокойно, когда видел, что она с Поттером или рыжим.

В четверг Драко снова разделил утро с ёбаным котом.

А пятница началась с записи в дневнике, который в последнее время ночевал на прикроватной тумбочке каждую ночь.

“Он сможет встретиться с тобой. Сегодня напишет директору школы, а завтра вечером прибудет в Хогвартс”.

Эта фраза заставила Малфоя подскочить на постели, чуть не задохнувшись от ударов сердца. Одеться трясущимися отчего-то руками и наскоро умыться холодной водой. Почистить зубы, столкнуться с одетой уже Грейнджер в ванной.

— Он встретится со мной, — невнятно пробормотал куда-то в полотенце, вытирая попутно лицо и обходя девушку.

— Что?

— Томпсон. Он вернулся, в субботу прибудет сюда, — Драко бросил мягкую ткань на крючок, и та повисла, немного криво, покачиваясь из стороны в сторону. А сам слизеринец уже помчался в спальню, выхватывая на ходу из шкафа новый галстук и останавливаясь перед зеркалом.

Гермиона тут же шагнула за ним.

— Правда? Ты уверен? Она так и написала? Значит, завтра…

— Да.

Быстрый наклон головы, пальцы привычно завязывали правильный узел, а Гермиона следила за этими движениями и кусала онемевшие вмиг губы. За эти дни она будто истончилась. И Драко не мог сделать с этим совершенно ничего.

Потому что каждая отсчитанная секунда этой недели значительно затрудняла дыхание и ему, и ей. Они оба были практически задушены давлением времени, которого почти не осталось. Как и отсутствием информации.

— Мерлин, а вдруг он не…

— Что — “не”? — грубовато оборвал Малфой.

Он тоже думал об этом.

— Не поверит. Не поймёт правильно, — голос Грейнджер дрожал. Она заглядывала ему в лицо в отражении зеркала, и страх во взгляде был таким явным, что передался почти моментально.

Нашёл правильный отголосок в серых глазах.

— Он поверит. У него не будет выхода.

Девушка смотрела с нарастающей паникой, от которой становилось холодно. А херов галстук сегодня будто издевался, выворачиваясь из рук. Драко передёрнул плечами, стараясь скрыть нервозность.

— Куда ты? Занятия только через час.

Если она спросит ещё хотя бы что-то подобным голосом, он за себя не отвечает.

— К Снейпу. Я должен рассказать ему.

Она будто пыталась загипнотизировать взглядом его руки, которые наконец-то торопливо затянули нужный узел. И вместе с этим узлом отчего-то пришло облегчение.

Вера.

Всё складывается.

— Всё будет нормально, Грейнджер. Завтра же их возьмут за хвост.

— Ты говорил, что не доверяешь мистеру Томпсону.

— Ну, — Малфой одёрнул рубашку и накинул на плечи мантию. — Это было до того, как он стал… вроде как последней надеждой.

— Очень смешно, — фыркнула Гермиона, заправляя прядь волос за ухо. — Как я рада, что у тебя проявляется чувство юмора сейчас.

Драко вздохнул и сложил руки на груди, оборачиваясь и глядя на девушку.

— Снейп за него поручился.

— За мистера Томпсона?

— Да. Сказал, что ему можно доверять. А сейчас я пойду к нему, и мы решим оставшиеся вопросы. Всё будет хорошо, — он сделал шаг к Гермионе и уже почти потянулся рукой к непослушным распущенным волосам, но остановил себя.

Расправил плечи.

— У нас травология первым уроком.

— Да.

— Там и увидимся. Идёшь на завтрак? — он прошёл к двери, застёгивая на ходу мантию, а у порога оборачиваясь.

Грейнджер в его комнате. Стоит, сжимая руки. Смотрит, слегка опустив голову. Она подходит его спальне. Тем, что слишком сильно выделяется из этой обстановки.

Как луч света, пляшущий на снегу.

Чёрт пойми, почему он отметил это. То ли потому, что новость от матери значительно подняла настроение, то ли потому, что сам поверил в то, что всё будет в порядке.

После последних дней, похожих на сплошной тягучий и тёмный кисель, подобные новости становились огромным глотком воздуха. Новой надежды.

— Да, иду. За мной обещали зайти Гарри и Рон.

— Ладно. — Серьёзно, Малфой. Ты же не думал, что она захочет, чтобы ты её проводил туда. Хоть вам и по пути.

Ты и не собирался её провожать. Главное, что за ней присмотрят. А последнее, что нужно, это чтобы её щенки увидели их вместе.

Она снова поправила выбившуюся из-за уха прядь.

— Ты забыла заклинание, которое приводит волосы в порядок?

— Не думаю, что тебе будет интересно слушать о том, что я потеряла свою заколку, — огрызнулась Грейнджер, становясь на одно прекрасное мгновение той-самой-Грейнджер, которая всегда доставала его.

Малфой только запрокинул голову и хохотнул, открывая дверь.

— Ты права. Мне не интересно.

И уже почти исчезая в полумраке лестницы, он снова обернулся:

— Постарайся не лазить по моим вещам больше.

Дверь за ним закрылась, и в этот же момент, он мог поспорить на что угодно, Гермиона осознала, что стоит у него в комнате, будто так и нужно. И в подтверждение этому через несколько секунд до ушей слизеринца донёсся приглушённый хлопок двери в её спальню.



* * *



— Эй, ты видел? Ты видел, что она сделала?

Рон оторвался от созерцания расписания, нацарапанного на пергаменте, и заинтересованно уставился на Гермиону, которая удивлённо наблюдала за восторгами Поттера.

— И что же я сделала? — спросила она, переводя взгляд с одного товарища на другого. Они как раз заканчивали завтрак в Большом зале и собирались идти в теплицы на практику к мадам Стебль.

— Улыбнулась. По-настоящему улыбнулась впервые за последний месяц, наверное, — Гарри сделал страшные глаза, выражающие почти дикое недоверие.

Грейнджер фыркнула, покачивая головой, а Уизли довольно кивнул, пряча разложенные по столу бумажки в сумку.

— Ничего подобного. У меня было неважное настроение в последние несколько дней, это ведь не значит, что оно теперь останется со мной навсегда, — она закатила глаза, поднимаясь из-за стола. Мальчики последовали её примеру. Рон торопливо умыкнул с большого блюда кусок яблочного пирога, следуя за друзьями к выходу из зала.

— Что с тобой сегодня, Гермиона?

— Гарри, ты пытаешься сделать сенсацию на ровном месте. Просто решились некоторые проблемы со старостатом.

— Некоторые проблемы причиняли настолько большой дискомфорт?

Девушка призадумалась. Пожалуй, это был больше, чем просто дискомфорт. Всё, что происходило в этом году.

Чёртов вынос мозгов, а не дискомфорт.

— Да. Остались ещё небольшие трудности, которые должны решиться со дня на день. И, ради Мерлина, Гарри, это просто улыбка.

— Но я рад её видеть.

Он закинул руку ей на плечо, как в старые добрые времена, от чего стало тепло и улыбаться захотелось ещё сильнее.

В этот момент она подумала о том, что это достаточно странно: идя рядом с Гарри, она чувствовала тепло и уют, и это осталось неизменным. Но… в безопасности она себя ощущала рядом с совершенно другим человеком.

Неожиданным и неправильным человеком.

Опасным и…

Сердце ёкнуло.

Драко поднимался из подземелий. Судя по спокойному и расслабленному выражению лица, разговор прошёл хорошо. Снейп, видимо, сказал именно то, что Драко хотел услышать.

Но стоило попасться ему на глаза с этой-рукой-Гарри на плече, как губы слизеринца тут же сжались в полоску, а глаза прищурились. Создалось ощущение, что сейчас он наплюёт на всех присутствующих студентов в просторном холле, подойдёт и завяжет с Гарри очередной разбор полётов, но в следующий миг блондина перехватил Забини. Быстро хлопнул по плечу и бросил такой же быстрый взгляд в её сторону.

Малфой что-то сказал. Блейз на мгновение нахмурился, а потом вздохнул с облегчением. Повернул голову и невесомо кивнул Гермионе. Все эти махинации буквально за секунду, и Гермиона так же быстро кивнула в ответ.

Пусть это значит, что… всё в порядке? Если Малфоя она понимала уже с полувзгляда, то Забини для неё по-прежнему оставался загадкой. Девушка не была уверена, что стала бы доверять ему, даже если бы её заверили в том, что они играют в одну игру по одним правилам.

Это был друг Драко, слизеринец и совершенно закрытый человек. Не было никакого желания узнавать его. А когда внимание само переключилось на стоящего рядом Малфоя, на душе стало почти легко. Губы сами дрогнули в улыбке, и он почти усмехнулся в ответ, когда оба взгляда слизеринцев внезапно сместились немного правее, становясь ледяными. Отчего засосало под ложечкой. И.

Поттер почему-то остановился.

— Эй, привет!

Грейнджер резко обернулась, уставившись прямо на Курта, который перехватил их у главного входа. Его заинтересованный взгляд остановился на дружеском объятии Гарри. Лоб прорезала морщина.

Миллер выглядел так, как и обычно. Никакого напряжения и никаких натянутых улыбок. Быть может, лишь немного осунувшееся лицо, но Гермиона не могла сказать наверняка, что это не ее разыгравшаяся фантазия.

— Привет.

Здороваться с ним вот так, почти с улыбкой, почти непринужденно, стало чем-то вроде ритуала еще давно, а теперь — особенно. Потому что задача усложнилась. Нужно иметь в виду, что он хочет ее смерти.

А это, блин, не мелочь, когда нужно искренне улыбаться.

— Вы что же... — он на мгновение запнулся. — Теперь пара?

Рон подавился шарлоткой.

Поттер несколько секунд смотрел на когтевранца, пытаясь понять, о чем тот говорит, а как только понял, едва ли не отскочил от подруги.

— Что?! Нет, мы... конечно, нет, — он нервно рассмеялся, ероша свои темные волосы. — Глупость какая. Мы друзья. И только.

— О, что же. Значит, мне показалась.

— Да, безусловно, — разулыбался он, постукивая все еще кашляющего рыжего по спине.

А Гермиона смотрела Курту в лицо, пытаясь понять, чего именно он хочет. Тот тоже взглянул на нее, от чего сердце на мгновение остановилось. Темные глаза смотрели с какой-то странной затягивающей пустотой.

— Я знаю, что скоро начало урока, но не могла бы ты уделить мне одну минуту?

Черт возьми, нет. Это последнее, что было нужно.

Захотелось вцепиться в руку Гарри и тащить его за собой, чтобы он слышал каждую фразу этого разговора. Но чем это поможет? Мыслей Миллера не прочтёшь.

Взгляд упал на Малфоя, который неотрывно следил за ней. Серая буря во взгляде придала немного сил.

Вернув свое внимание к Курту, девушка кивнула, старательно пряча беспокойство. Поттер, смущенный и немного удивленный, безропотно отступил в сторону вместе с Роном. Не подозревая о том, что за человек сейчас хочет говорить с его подругой. У Гарри не было ни единого подозрения, в то время как от Блейза и Драко, которые стояли у лестницы в подземелья, делая вид, будто ждут однокурсников, можно было ощутить исходящие волны напряженной сосредоточенности.

Не это ли странно.

— Извини, я отвлеку тебя совсем ненадолго, — голос Миллера был тихим, и теперь девушка заметила совершенно точно, что дежурная мягкая улыбка когтевранца сегодня не касалась его глаз, белки которых оказались воспалены, словно он не спал целую ночь. — Вчера мы договаривались, что сегодня будем продолжать занятия по чарам.

Как будто об этом можно было забыть. Девушка молча кивнула, ожидая.

— Наверное, я... не совсем в форме сегодня.

Да уж, это было заметно. Кажется, еще немного - и его начнет просто подкидывать на месте.

Нужно спросить. Гермиона бы спросила.

Ей вдруг стало страшно — а что, если бы сейчас перед ним действительно стояла наивная, не знающая правды Гермиона?

— Что-то случилось? — Хорошо. Это беспокойство почти убедительное. Неужели научилась врать?

— Заболел. Немного. К завтрашнему дню пройдет. Всё, что я хотел — перенести наше занятие на субботу.

— Субботу? — осторожно переспросила она, сжимая руки в кулаки в карманах мантии.

— Да. Надеюсь, ты не занята?

Чем она может быть занята в субботу? Составлением графиков для префектов?

— Нет, я не занята, — быстро произнесла, пока Курт не заметил заминки.

— Отлично, тогда я зайду за тобой после тренировки по квиддичу, хорошо?

В затылке неприятно кольнуло. Тренировки обычно заканчиваются в семь вечера. Малфой будет занят в это время. Но выбора особенного у нее нет.

— А если мы увидимся до нее? — вырвалось против воли.

Гермиона тут же прикусила щеку изнутри.

Но Курта, кажется, вопрос не напряг.

— Я бы с удовольствием, но профессор Флитвик вряд ли одобрит мое отсутствие на собрании. У меня и без того проблемы с его предметом. Но если тебе затруднительно...

На удивление он говорил искренне.

Тем более, Гермиона знала, что по субботам декан Когтеврана частенько просил своих студентов принимать участие в некоторых собраниях, где они составляли общие учебные планы и подводили итоги успеваемости.

— Хорошо. — Улыбка получилась натянутой, Гермиона физически это почувствовала. — В таком случае, поправляйся, завтра увидимся. — И она протянула руку, чтобы слегка похлопать его по плечу, но молодой человек шарахнулся от прикосновения, будто избегая встречи с раскаленным железом.

Грейнджер приоткрыла рот, удивленно приподнимая брови.

— Прости. Я пойду. Увидимся завтра.

Она все еще хмурилась, когда следила за тем, как Миллер торопливой походкой идет к главной лестнице и поднимается наверх. Это что? Действие проклятия? Тогда у Курта действительно проблемы — выглядит он очень неважно.

Некоторое время она смотрела ему вслед, а затем перевела взгляд на Малфоя и Забини, которые продолжали хмуриться, но заметив, что она возвращается к Гарри и Рону, тут же переключили своё внимание на компанию слизеринцев, так удачно-вовремя поднимающуюся в холл.

— Всё нормально? — осторожность в голосе Рона появлялась только когда ему было не по себе.

— Да. Идём.

— Какие-то все странные сегодня, — буркнул Поттер себе под нос, открывая и придерживая высокие двери. На этот раз он предусмотрительно не закидывал руку Гермионе на плечо.

Пересадка подросших уже бубонтюберов не показалась никому хотя бы в половину настолько же привлекательной, сколь казалась профессору Стебль. Полноватая женщина в своей неизменной остроконечной шапочке активно орудовала ростками, заботливо присыпая их влажной землёй — в этом ей помогали волшебные лопатки и грабли. Лицо её окрашивала привычная уже восхищённая улыбка.

— Осторожнее, будьте добры! Нижняя часть стеблей очень нежная, её нужно полностью закрыть землёй, но не придавливать, иначе… не придавливать, мистер Финниган! Вы задушите росток, если будете так сильно трамбовать почву! Ещё сядьте сверху на него, я посмотрю, что вырастет из вашего бубонтюбера.

Гермиона выполняла задание практически на автомате. Она даже не поднимала головы, несмотря на то, что к предмету всегда подходила с серьёзностью. Тем более, по этой теме у неё будет доклад. Но сейчас мысли упрямо бились напротив совершенно другого. Как пройдёт завтрашняя встреча с Томпсоном? Удастся ли Малфою убедить этого мужчину помочь?

Сам Драко поднимал взгляд лишь время от времени. По всему было видно, что ему не терпелось дорваться до Грейнджер, чтобы устроить допрос с пристрастием — чего хотел Миллер и получил ли то, чего он хотел. А Гермиона не знала, говорить ему о том, что пока его не будет поблизости, она сама будет разучивать заклинания с человеком, представляющим опасность-номер-раз на сегодняшний день.

Какой-то голосок внутри подсказывал, что лучше не стоит сообщать об этом. Но здравый смысл кричал куда громче: стоит и ещё как.

Однако оба голоса затыкало сомнение, накрывающее, решающее всё за Гермиону.

Поэтому — сначала в течении урока, а затем и в течении всего дня — она старательно держалась на людях, чтобы у Драко не было возможности подойти к ней и вывести на разговор. Она не знала, как он отреагирует на то, что завтрашний вечер Курт планирует провести с ней.

И время, как назло, проходило то слишком быстро, то еле лезло. И патрулирование сегодня отменили.

Несмотря на то, что день прополз перед глазами самым медленным из дождевых червей, Грейнджер чувствовала себя так, будто её пропустили через несколько мясорубок сразу. Будто утром она встала и тут же побежала, и бежала целый день, и остановилась только вот, перед дверью в спальню, и, блин. Она устала. Действительно устала.

В голове была настоящая каша.

Виски гудели, и в них было смешано всё. Всё, а значит — почти ничего. Ей было почти безразлично, что от неё завтра захочет Курт. Что за оценку она получит по докладу и как профессор Стебель сегодня оценила её практическую работу. Всё равно, что подумали мальчики, когда она после ужина молча встала и ушла. Только потому, что увидела, как уходит Драко.

Это были те самые дни, которых она никогда не смогла бы понять, даже если бы задумывалась над этим.

Ей просто необходимо было быть рядом с ним. Потому что в нём заключалось её все. Её спокойствие, её желания, её уравновешенность и ярость. Крайность, от которой ломило сердце.

Всё сосредоточено в нём, и, как ни грустно, но сейчас она просто слепо брела за ним.

Даже сейчас, закрывая за собой дверь в свою спальню. На несколько секунд приваливаясь к ней лопатками и закрывая глаза. Даже сейчас, находясь здесь, она чувствовала Драко в соседней комнате. Просто потому, что он был там.

Не слизеринец. Не Малфой. Не заносчивый сучонок, предмет обожания школьных девиц.

Просто Драко.

А когда скрипнула дверь в ванну и открылась вода, ноги сами понесли туда.

Эта поза была давно изучена. Ладони, обхватившие края раковины. Опущенная голова. Выступающие лопатки.

Он снял мантию, и теперь тонкий свитер обрисовывал спину. Интересно, Драко тоже чувствует, что это, возможно, последний их спокойный вечер?

Может быть. Может быть, именно поэтому он и сбежал из шумихи Большого зала раньше, чем обычно.

Он не поворачивал головы, но Гермиона знала — он почувствовал, что она здесь. Это было видно по слегка сжавшимся пальцам и запястьям, на которых выступили венки.

Рассматривать его было каким-то извращённо-изысканным удовольствием. Словно рассматриваешь что-то очень вкусное, по ту сторону витрины. Вспомнились слова Симуса. О голодающем и о столе, полном еды. Да. Пожалуй, ощущения именно такие.

Но ведь… причин не есть не было.

Она молча подошла к нему сзади. И прежде, чем Малфой смог сделать шаг назад, чтобы дать ей пройти к раковине, Грейнджер прижалась к его спине. Утыкаясь носом в свитер, зарываясь лицом в выемку между лопатками.

И прежде, чем успела всё тщательно…

да к чёрту.

Она не хотела думать ни о чём.

Руки скользнули под ткань, коснулись горячей кожи, под которой тут же подобрались мышцы живота, а сердце Гермионы ухнуло вниз. Со свистом и кувырками. А потом забилось очень быстро, пока она позволяла кончикам пальцев пробежать вверх, к его груди, чувствуя, как он напрягается, замирает. Весь.

— Нарцисса больше не писала? — спросила приглушённо, не отрывая губ от свитера.

— Как, ты разве этим вечером ещё не подвергала мою комнату осмотру? — протянул Малфой негромко, однако издёвки в голосе было куда меньше, чем ожидалось. Потому что он наверняка ощутил, как Грейнджер улыбается. Наверное, поэтому и ответил, выждав пару секунд: — Нет. Не писала.

— Так сложно, правда?

— Что?

— Ответить на вопрос без привычных подколов.

— Нет. Но тогда это не произведёт такого эффекта.

Девушка закатила глаза — он почти услышал этот жест.

— Не всегда выигрываешь на эффекте, Малфой.

— Конечно. Тебе-то откуда знать, — беззлобно хмыкнул он. А затем голос стал жёстче. — Чего хотел Миллер?

— Ничего, — наверное, слишком быстро. Или нет. В любом случае, ложь сорвалась с губ очень легко. — Отменил встречу. Плохо себя чувствовал.

И слава Мерлину, что он не может смотреть ей в глаза сейчас. Там была бы написана вся правда.

— И всё?

Ещё один шанс. Скажи правду.

— Всё.

Это слово обожгло язык. Почти с ужасом ощущая, как расслабляются застывшие мышцы спины, к которой она прижималась щекой. Он поверил в её ложь.

Гермиона вздохнула и собиралась отстраниться, когда тёплые пальцы обхватили её запястья под материей и вынудили обхватить крепче его талию.

— Стой. Просто постой так. Мне нужно, чтобы меня отпустил этот херовый день.

Надо же. Ему тоже.

И она осталась.

Беспрекословно уткнулась в Драко ещё глубже. Жмурясь. Сожалея. Мысленно вымаливая прощение. А если бы было возможно, зарылась бы в него как в землю. В сухие листья. Погружённая в его запах. В его цвет. В него.

Столько всего должна была сказать.

Но молчала. Слова были на самом кончике языка, но там и остались. Не хватило малой капли гриффиндорской смелости, наверное.

А он…

Он оживал.



* * *



Это был всё тот же Томпсон.

В очках, слегка исхудавший за тот месяц, что они не виделись. Зажимающий в руке тонкую, ничем не примечательную трость. Подол его мантии был перерезан тонкой морщиной, будто на одежде долго кто-то сидел. Ненужная деталь бросилась в глаза от нервозности, которую Драко испытывал, ещё поднимаясь по каменным ступеням в кабинет директора. Теперь же, оказавшись здесь и остановившись в дверях, он чувствовал, как успокаивает свою бешеную скачку сердцебиения.

— Мистер Малфой, — Дамблдор приподнялся со своего места, чинно кивая. Малфой отстранённо кивнул в ответ. — Проходите, пожалуйста.

Дерек Томпсон обернулся и вперил в молодого человека полный неуверенности взгляд. Профессор Снейп стоял у директорского стола и постукивал кончиками бледных пальцев по столешнице.

Кроме троих мужчин здесь не было больше никого.

Слизеринец медленно прошествовал к креслу, на которое указал директор, и сел, расправляя плечи. Кладя рядом с собой дневник.

— Мистер Малфой, — Томпсон был явно не в восторге от присутствия здесь. — Ваша мать передала мне ваши пожелания встретиться.

Тон чиновника можно было бы назвать холодным и отстранённым, если бы Драко не разбирался в мельчайших интонациях настолько досконально. Так что в эпитетах он решил остановиться на показано-равнодушном тоне с толикой беспокойства.

— Полагаю, вы знаете, что за ситуация сейчас в Министерстве.

— Знаю даже лучше, чем вы могли бы подумать, — тут же отчеканил Драко. На удивлённо вздёрнутую бровь он быстро напомнил: — Мой отец долгое время близко работал с вами и вашими коллегами.

На несколько секунд кабинет погрузился в тишину, и это уже было неплохим началом. Малфой себя похвалил — не нужно давать им понять, что ты слабее. Сейчас ты действительно знаешь больше.

Однако Томпсон пришёл в себя куда раньше, чем можно было бы предположить.

— Я не могу сказать, что у меня слишком много времени для того, чтобы разглагольствовать ни о чём. Я искренне надеюсь, что…

— Разговор пойдёт как раз о том, что вас заинтересует, — Малфой с удовольствием отметил, что голос звучит достаточно уверенно.

А также отметил сразу полностью развёрнутый к себе корпус Дерека. Тот явно услышал.

Драко скользнул взглядом по кабинету, чувствуя, как снова начинают холодеть руки. Всё будет нормально. Он пообещал себе, что всё будет нормально.

Пообещал себе и Грейнджер, а значит, нарушить обещание просто не имеет права.

— Я знаю, кто причастен к убийствам семей нечистокровных волшебников, о которых гремит “Ежедневный пророк”.

Фраза — на одном дыхании. Идеально-прекрасная, понятная. И стало даже почти жалко, когда чиновник в откровенном шоке переспросил:

— Что?

Собственно, какой реакции ты ожидал, Малфой?

Они гоняются за этой шайкой больше полугода. А здесь даже Дамблдор заинтересованно поднял голову. Его глаза смотрели спокойно и внимательно.

— Я знаю, — покорно повторил молодой человек. То ли издеваясь, то ли наоборот демонстрируя кричаще-правильное воспитание, требующее отвечать на любой поставленный вопрос. — Кто стоит за всем тем, что в Министерстве Магии называют зачисткой магглов.

Недоверие.

С какой быстротой меняются человеческие эмоции, когда люди удивлены или напуганы. Заинтригованы. Взволнованы.

Недоверием кричали глаза Томпсона, и Малфой мысленно поблагодарил Мерлина за то, что отец так хорошо научил его скрывать свои эмоции. По крайней мере, для тех людей, кто не имеет никакого представления о том, что перед ними за человек.

— И кто же это по-вашему, мистер Малфой?

Пренебрежение.

Зря. Не зря лишь фальшь в вашем голосе. Вы нервничаете. Не буду вас мучить слишком долго, хотя соблазн очень велик. Если вспомнить всё то, через что мне довелось пройти по вашей воле. Но времени мало.

Времени нет.

— Его имя - Логан Миллер.

И в следующий момент тишина действительно зазвенела.

Этот звон забирал из лица застывшего с тростью в руках чиновника всё до последней капли крови, делая его бледным, словно мел. Дамблдор медленно поднялся из-за своего места, опираясь ладонями на стол. Выражение же лица Снейпа невозможно было прочесть.

Для него эта новость таким сюрпризом уже не являлась.

— Вы понимаете, что это за обвинение, мистер Малфой?

Дамблдор всегда говорил спокойно. Драко не помнил ситуаций, когда директор школы вопил, кричал, ругался или делал ещё чего похуже.

— Да, — медленно ответил он. — Я понимаю.

— И вы уверены в том, что говорите?

— Уверен.

— И вы полагаете, я поверю в это… это… — молчавший доселе Томпсон начал медленно наливаться кровью, будто она решила с умноженным усилием разжарить все его сосуды, — в это наглое враньё?

Снейп поднял голову, глядя куда-то за плечо багровеющего чиновника.

— Мистер Малфой не имеет резона врать, мистер Томпсон, — протянул зельевар, и голос его гулко отозвался в каждом из углов кабинета. — С мистером Миллером его ничего не связывает и он не получит никакой выгоды, если вы намекаете на это.

— Ты отвечаешь за слова мальч… молодого человека, Северус? — воскликнул Дерек, резко поворачивая голову. — Я работал с Логаном не один год и ни разу не слышал о нём плохих отзывов или жалоб, — и он развернулся к директору: — У него есть сын, который обучается в вашей школе, профессор Дамблдор. Он не стал бы скрывать этого.

— Постойте, Томпсон, — Дамблдор поднял сухую руку, глядя Драко в глаза — своими, по цвету почти такими же, как его собственные. — Откуда вам известна эта информация?

— Источники, — расплывчато произнёс Малфой, не отрывая глаз от бледного Томпсона, который всё пытался взять себя в руки. — Я не ошибаюсь, профессор. Это точно, проверено и доказано.

Почти истеричный смешок Дерека заставил слизеринца поморщиться. Чиновник явно блефовал, соскакивая с недоверия на веселье и наоборот.

— Голословность ещё никогда никому не шла впрок, мистер Малфой. А ваше обвинение — если оно ложное — повлечёт за собой наказание.

— Я уже говорил, сэр, что знаком с политикой Министерства Магии, разве не так? — перебил Драко, поднимая подбородок.

Дерек вышагивал вдоль дальней стены, и Малфой мог бы поставить что угодно на то, что мужчина даже не замечал этого.

— Это ложь, которой не поверит ни одна живая душа, — и в подтверждение этих слов чиновник резковато двинул рукой, словно отмахиваясь от всего услышанного. — Это слишком похоже на то, что называют личными счётами, мистер Малфой. Уж простите.

Драко почувствовал, как дрогнула верхняя губа, напрягаясь от раздражения. Руки сдавили обложку дневника.

— Есть ещё кое-что, что убедит вас в том, что это не личные счёты. Кое-что, что доказывает — в этой ситуации есть слабая сторона и для меня самого. — Даже несколько, мысленно добавил он, но на деле лишь быстро облизал губы. — Моя мать замешана в этом.

Томпсон остановил свой раздражающий марш.

Слава Мерлину, потому что Малфоя почти укачало. Или его начало тошнить оттого, что желудок завязался в узел, превратившись в обнажённый клубок нервов.

— Что, чёрт побери, это всё значит? Как ваша мать может быть участницей нападений, если я сам, лично, применил к ней заклинание Обливэйта?

Под кожей прошёл мороз, когда Драко произносил следующие слова:

— Она скреплена Обетом с Логаном Миллером. Она обязана предоставлять Мэнор для дел, которые там ведутся, а иначе Обет убьёт её.

Дамблдор смотрел на слизеринца, выискивая что-то у того под шкурой, пока Дерек тяжело дышал, глядя на Малфоя.

— Северус! — вдруг рявкнул он. — Я требую, чтобы он принял веритасерум. Я не поверю ни единому слову, пока…

В тонких пальцах зельевара мелькнула крохотная бутылочка, на которую Томпсон тут же уставился со смесью недоверия и удивления.

Декан действительно не солгал — ему были известны способы Министерства.

— У меня всегда при себе зелья первой необходимости, не нужно этих потрясений, Дерек.

Драко не успел сообразить, с каких пор зелье правды стало зельем первой необходимости, когда холодное стекло уже покоилось у него на ладони.

— Залпом, мистер Малфой, — почти процедил Снейп.

Этот человек всегда умел в двух словах выразить то, что нужно было услышать. Зельевар всегда изъяснялся рубленными данностями. Неоспоримыми и не подлежащими обсуждению.

Сейчас это сыграло на руку.

Каким на вкус должно быть настоящее зелье правды, Малфой не помнил, хотя пил его лишь однажды, по прихоти отца. Он забыл вкус, но помнил ощущения, подчиняющие разум в этот момент.

Их не забудешь никогда.

В этот раз Драко тоже почти не почувствовал вкуса, потому что всё внутри ходило ходуном от раздражения, целенаправленной злости и сосредоточенности, разрывающих грудную клетку.

Отдалённая мысль о том, не соврал ли профессор Снейп, что сделает такое зелье, которое не подействует? И тут же ответ: не соврал.

Потому что никакого подчинения сознания Драко не почувствовал. Только слегка закололо корень языка и глотку. Чем-то похожим его отпаивала мадам Помфри, когда он пришёл в лазарет с температурой и воспалением гланд.

Чёрт возьми, Снейп напоил его обычной бодроперцевой настойкой?

Малфой бросил на зельевара быстрый взгляд и покусал губу, переключая внимание сначала на Дамблдора, который стоял, сложив руки на груди, а затем и на самого Томпсона, что уже пристально вглядывался в лицо студента, сидящего перед ним как на суде.

Отвечать на вопросы так, как отвечают люди под действием веритасерума, специально просто невозможно.

Но у Малфоя получилось.

Он сам не понял, когда закончился бесконечный конвейер интересующих чиновника моментов, но через полчаса Дерек Томпсон уже знал всё. Совершенно всё, о чём хотел рассказать ему Драко и ни на толику больше. А слегка истрёпанный дневник уже лежал на столе Дамблдора, вспыхивающий под волшебными палочками разными цветами — проверка на тёмную магию. Не найдя на страницах тетрадки ни задатка таковой, мужчины принялись за изучение.

Лишь изредка чиновник поднимал глаза и смотрел на Малфоя сквозь стёкла своих очков. Малфой же сидел молча. После того, как он выпил настойку, ему лучше было молчать и лишь отвечать на вопросы, заданные ему. Поэтому он сидел, едва сдерживаясь, чтобы не начать отбивать носком туфли какой-нибудь задорный мотивчик по полу. Всё получилось.

Чёрт возьми, Томпсон верил. Он верил каждому слову.

И это не могло не радовать.

Перед тем, как уйти из гостиной, он пообещал Грейнджер, что вернётся с хорошими новостями. Просто потому, что она была какой-то нервной и странно-подавленной, особенно ближе к вечеру. Наверняка из-за этой встречи, о которой она переживала не меньше его.

— Эй. Всё будет нормально. У меня на руках доказательства всего. Они поверят.

— Надеюсь.

- Что-то случилось, Грейнджер?

- Нет, просто…

— Что?

Она качает головой. Натягивает на лицо смотри-я-улыбаюсь улыбку.

— Всё хорошо, Малфой. Ты же сам сказал. А я просто хочу осознать, что мне не нужен постоянный надзор.

— Надзор?

— Тебе пора. Увидимся вечером.

— И всё равно это не доказывает, что во всём замешан Логан, — Томпсон поправил очки, почёсывая затылок. — Как можно быть уверенным, что Нарцисса Малфой не врёт? Что она не с ними заодно.

Драко ощетинился.

— Моя мать не одна из них, — зарычал он. — Она помогает мне. Вы сами всё видите!

— Молодой человек, вокруг Мэнора возведён охранный щит, и единственной, кто его пересекал за всё время, была сама Нарцисса. Так как вы предлагаете мистеру Миллеру попасть в… — чиновник, который уже было с вызовом поднял голову, вдруг изменился в лице. Глаза его стали шире, а лицо снова слегка побелело. — Альбус. Разрешите мне воспользоваться связью через ваш камин.

— Прошу вас, мистер Томпсон, — согласно кивнул Дамблдор, всё ещё изучая страницы, и пока министерская гончая гнала к камину, старик поднял голову. — Почему ты не обратился ко мне с этим, Драко? — негромко спросил он, чуть щуря глаза. Когда он переходил на этот мягкий тон, всегда становилось не по себе. Слишком… близко.

И тут Малфой впервые замялся.

Сейчас, глядя в располагающие глаза и открытое лицо, он тоже задался этим вопросом. Но быстро сообразив, что он сейчас “находится под веритасерусом”, ответил:

— Я боялся, что вы доложите на мою мать в Министерство.

— Я знаю, что ты выпил не зелье правды, Драко, — ещё тише произнёс директор школы, пока Томпсон бормотал какие-то заклинания, замерев у низкой каминной решётки. — Но спасибо, что ответил правду. Я бы не стал докладывать на Нарциссу. Хотя у неё, даже несмотря на это, — сухие пальцы постучали по тетрадке, — очень большие неприятности. Министерство не имеет привычки снимать обвинения. Тем более — несколько раз подряд.

После этих слов, произнесённых таким спокойным и глубоким голосом, Малфою стало не по себе.

То есть, как?

Мать казнят? Всё равно, что она помогла в этом деле?

— Вы хотите сказать, что ситуация безвыходная? — если он не переубедит меня, я сейчас же пойду и брошу аваду в лицо херовому патлачу, и срать, во что мне это обойдётся.

— Конечно же нет. Из любой ситуации есть выход, если его искать.

— Я искал. Три месяца подряд.

— И ты его нашёл, — мягкая улыбка сквозь бороду заставила Драко моргнуть. А затем отвести глаза.

Но вдруг — внезапно даже для него самого — дышать стало легче.

— Оливар, добрый вечер, — голос Томпсона вклинился в сознание, выдёргивая наружу.

Взгляд тут же приковался к огненной фигуре, застывшей напротив чиновника в камине. В фигуре этой без труда узнавался полноватый Ральфус, при взгляде на которого у Малфоя практически тут же появлялся рвотный рефлекс. Его визгливый голос дополнил картину:

— Что вы делаете в Хогвартсе, Томпсон?

— У меня была… встреча. И у меня есть информация, касающаяся дела по зачистке магглорождённых семей.

Лицо Оливара вытянулось.

— Что?! С кем вы встречались?

— Я всё расскажу, как только прибуду. Я хотел попросить вас проверить кое-что, мистер Оливар.

Толстяк нахмурился, молча ожидая продолжения, однако заинтригованный блеск в глазах был виден даже Драко.

— Логана уже нет на рабочем месте?

— Нет, сегодня он отправился домой раньше.

— Тогда будьте добры войти в его личный доступ к сети каминов. И проверить, открыты ли камины в Малфой-Мэноре.

Ральфус замер, приоткрыв рот.

— Что? Вы понимаете, о чём просите, Дерек? Я сам лично приказал закрыть сеть каминов на этом участке. Поместье, как вы помните, оцеплено щитом. И полностью изолировано для посещений.

Томпсон помялся несколько секунд, пока огненный Оливар высказывал ему своим противным голосом. После чего чиновник поднял голову и уверенно произнёс:

— На фоне того, что я узнал здесь, у меня есть все основания полагать, что мистер Миллер держит в секрете тот факт, что посещает вдову Малфой вне нашего ведома.

Толстяк несколько секунд молчал.

— С какой целью?

— Есть предположение, что в Мэноре продолжают проводиться ритуалы по уничтожению магглов. И подготовка к одному из них совершается прямо сейчас… под началом Логана. У нас есть связь с Нарциссой Малфой, которая держит нас в курсе событий.

Драко вглядывался в выражение огненного лица до рези в глазах, но всё равно не рассмотрел ничего, кроме беспредельного шока и удивления.

— Твою… мать, — прошипел искажённый связью голос, и образ толстого чиновника исчез в огне. Видимо, он понёсся проверять ту самую сеть каминов, о которой говорил Дерек.

Малфой перевёл взгляд на застывшего и молчаливо наблюдающего за всем этим Снейпа, который лениво перекатывал пустой стеклянный бутылёк между пальцев.

— Чем всё это может обернуться для Нарциссы? — поинтересовался вдруг зельевар, на что Дамблдор только покачал головой.

— Не будем загадывать, Северус. Для начала нам нужно разрешить крайне неприятную ситуацию, сложившуюся в стенах школы.

— Завтра истекает срок, — Драко вклинился в разговор неожиданно даже сам для себя. — Им нужна будет Грейнджер. Чтобы провести ритуал.

— Мы не допустим, чтобы кто-то из студентов пострадал.

И, кажется, старик не успел закончить эту фразу. Потому что раздался яростный и торопливый стук в дверь. Однако, даже не дождавшись приглашения, незваный гость вломился внутрь, едва не рухнув, удержавшись на ногах.

Драко замер. Резко поднялся с кресла.

— Блейз?!

— Мистер Забини? — голос Снейпа прошёл мимо сознания.

Мулат задыхался. Видимо, долго бежал. Но сквозь хриплые выдохи он выдавил, оттягивая горловину свитера от глотки:

— Она… с ним…

— Что? — Малфой сделал шаг к другу, сминая ткань мантии на его плече и встряхивая. — Что случилось?

— Грейнджер… с Миллером… в Выручай-комнату, — давился одышкой слизеринец.

Твою мать. Этого не хватало. Только не говорите, что она попёрлась с ним.

— Они на восьмом этаже? — по спине прокатила ледяная волна. — В Выручай-комнате? Скажи мне, Блейз, они там?

— Их там нет, — выдохнул он, после чего нагнулся и вцепился пальцами в колени, откашливаясь.

— Мистер Забини, они зашли туда и не вышли? — голос Дамблдора был как всегда спокоен. Однако даже в нём чувствовалось напряжение. Старик стоял, уперевшись ладонями в поверхность своего стола.

Мулат затряс головой.

— Нет, я вошёл туда. После них. Она пустая.

В кабинете снова повисла тишина. Как и в голове.

Такая мертвецки-жуткая, что показалось, что ничто не сможет нарушить её.

Но со стороны камина раздался характерный шорох, и огненная фигура Оливара снова появилась перед застывшим вполоборота Дереком Томпсоном.

— Томпсон! Томпсон, вы оказались правы. Доступ к камину в Малфой-Мэнор открыт Логаном Миллером. И… только что он был активирован. Несколько минут назад кто-то прибыл в поместье.
 

Глава 24.

Дура.

Чёртова дура, дура. И дура.

Гостиная была истоптана уже вдоль и поперёк, а шаги всё не прекращались, отдаваясь в голове. Стреляя по вискам и зудя на языке.

Видел ли кто-нибудь когда-нибудь такую дуру, как ты, Гермиона?

Нет?

Вот и тебе самой кажется, что нет.

Потому что теперь у тебя в голове не только дурацкие дорисовки встречи Драко и Томпсона. Теперь ты ещё и жалеешь, что не сказала ничего Малфою о том, что Миллер зайдёт за тобой в семь.

Понятно, что Малфою не до того. Ясно, что он думал только о том, что и в какой форме сказать министерскому работнику, чтобы в его слова поверили. И это нормально, чёрт возьми.

Он как никто другой показывал сейчас, насколько задействован во всём. На его плечах лежало всё — вся ситуация, вся ответственность.

От этого разговора зависит их судьба. Их обоих.

И ему явно было бы не так нужно узнавать о том, что Гермиона встретится с Куртом сегодня. Тем более, это ведь просто встреча, как и все предыдущие, так? Он ведь не собирается заламывать ей руки и тащить… Чёрт возьми, да они же будут в библиотеке, а там наверняка будет много людей. Там всегда по вечерам в выходные есть люди.

По крайней мере, можно будет не дожидаться закрытия и улизнуть раньше.

А Драко… он и не узнает ничего, так? Так?

Грейнджер попробовала представить себе реакцию Малфоя на то, что она сообщила бы ему о встрече. Мерлин, да ему и без того было о чём подумать. Его напряжение ощущалось с ночи. И добавлять ему ещё одну проблему сверху… было бы не совсем правильно. Он должен был быть там сейчас. А не сидеть здесь, возле неё.

Но плохое предчувствие буквально вибрировало в груди.

И Гермиона вторила ему, ускоряя лихорадочные шаги по гостиной.

Нужно признать… без Драко она чувствовала себя неуверенно. Исчезала безопасность. Будто по ту сторону ворот. Неправильно, странно. Так не должно быть.

Дура.

Ну ты и дура, Грейнджер. И не смей оправдывать себя.

Ты поступаешь неправильно. Ты должна была сказать, и не стоит прикрываться какой-то странной озабоченностью покоем Малфоя. Она действительно беспокоилась, но куда спокойнее ему было бы, если бы она осталась в своей спальне, а не бродила с потенциальным убийцей по школе.

И… да.

Решение пришло внезапно, едва не оглушив.

Гермиона просто поняла, что не сделает и шагу из гостиной. Дождётся Малфоя, расспросит его о том, как прошла встреча. А он скажет, что всё хорошо. Скажет что-то вроде: “Ты зря переживала, Грейнджер. Я же говорил, что всё будет нормально”.

И всё.

Снова вернётся ощущение безопасности. А сейчас… сейчас было слишком холодно.

Девушка рухнула на диван, прижав к себе подушку и уставившись на стрелки часов над камином, сжавшись в нервную собранность, как тетива лука.

Пятнадцать минут восьмого.

Минуты словно вворачивались в кости, каждая, слишком медленно. Так, что спину передёргивало дрожью. Мысли в голове были сосредоточены, будто оружейный прицел. Они сужались к одной-единственной, самой громкой и самой каменной: скоро вернётся Драко.

В конце концов. Его нет уже почти двадцать минут.

А Курт… он ведь и вовсе может не прийти? Ведь всё будет завтра. То есть… действительно, Нарцисса говорила, что в воскресенье проведут ритуал. А значит ли это, что сегодняшняя встреча — на которую она не пойдёт, — не более, чем одна из…

Стук ворвался в гостиную и на миг оглушил Гермиону.

Её слух и её сердце. Руки стали ледяными моментально. Три отрывистых удара кулаком по дереву и тишина, страшнее которой девушка не слышала нигде и никогда. Это была тишина перед-ещё-одним-стуком. И от неё скручивало сознание.

— Гермиона? — голос, приглушённый закрытой дверью, но достаточно громкий. Будто Миллер жался лицом к самой створке. — Это Курт. Я могу войти?

Конечно, нет, зашипела она про себя, против воли сжимаясь в углу дивана. Ты не войдёшь сюда, даже если мне придётся сидеть здесь и не дышать до конца вечера.

И почему только сейчас она поняла, насколько жутко было сидеть в гостиной, когда за дверью стоит этот человек? Господи, пусть он просто поверит, что меня здесь нет. Что я уже в библиотеке.

Снова стук — и каждый удар крепкого кулака отдался в груди. Словно Миллер стучал по рёбрам.

— Гермиона!

Она опустила голову, уткнувшись лицом в мягкую ткань подушки. Волосы упали на глаза, и девушка в очередной раз отругала себя за то, что потеряла свою заколку. Да, неважно. Да, глупо. Но её мозгу нужно было отвлечься на что-то.

И у неё почти получилось, пока вдруг голос за дверью не произнёс:

— Фениксус.

Негромко и будто бы ненароком. По спине прокатилась ледяная волна. Что? Он знает? Курт запомнил пароль? Чёрт возьми, блин.

Да уж куда хуже, чем просто “блин”.

Потому что если вчера она думала, что без проблем увидится с Миллером сегодня вечером, то сейчас эта идея казалась ей убийственно-неправильной.

И… разве он должен был без разрешения произносить пароль?

Гермиона отбросила от себя подушку и едва удержала себя от того, чтобы не вскочить, не унестись в комнату. Злясь на свою просто титаническую тупость из-за каменного убеждения в том, что в людях всегда будет оставаться что-то хорошее и светлое.

Доверчивость? Можно употребить это слово. Потому что она почти отключала мозги.

Что делать, чёрт, какого фига делать?

Она не успела отругать себя за эту панику — дверь медленно открылась, и Курт оказался на пороге в гостиную.

Лицо его было бледным, а глаза лихорадочно поблёскивали, хотя выглядел он достаточно спокойным. Но глядя на это спокойствие, Грейнджер ощутила желание сжаться в ком. Вместо этого только медленно поднялась, стараясь не заводить руку за спину в попытке нащупать палочку, которая торчала из заднего кармана.

Блин, зачем тебе палочка? Но рука сама тянулась.

— Курт? — удивление убедительное.

Чего не скажешь о его улыбке. Дрожащей и фальшивой. Которую непривычно было видеть на этом лице.

Он указал рукой себе за спину, и жест этот был натянут, как будто Курт боялся.

— Я стучал. Мы договорились встретиться сегодня.

— Да, я… неважно себя чувствую.

— Неважно?

— Да. Наверное… я думаю, лучше сегодня отменить это.

— Отменить?

Он повторял её слова, а сам делал шаги в сторону Гермионы, заставляя её миновать кресло. Ей это не понравилось. И ещё — что-то в карих глазах, которые смотрели слишком прямо.

— Слушай, Гермиона. Мне нужно… с тобой поговорить. Правда, я надеялся на эту встречу.

Чёрт, блин. Это плохо. Ситуация становилась слишком напряжённой. А его улыбка постепенно исчезала с губ. Уходи из гостиной, Гермиона. Уходи, вали к чёртовой матери, сейчас же!

Но с губ сорвалось только невыразительное блеяние:

— Я действительно чувствую себя не очень хорошо.

Она обошла столик, пока он двигался вдоль дивана. Теперь они немного поменялись местами, и девушка с некоторым облегчением отметила, что открытая дверь в коридор находится прямо за спиной. Уже тот факт, что он приближался, заставлял её дрожать. И что-то в его лице.

Будто ему было больно делать каждый шаг вперёд.

Дыхание Миллера было слегка сбито. Гермиона сглотнула.

— Курт.

Что это? Попытка его остановить? Хреновая попытка.

— Мне нужно, чтобы ты пошла со мной, — его голос дрогнул. Молодой человек уже обходил кресло, и теперь достаточно было нескольких рывков, чтобы беспрепятственно схватить её. И… и — что?

Сделать что-то ужасное.

Она просто не знала, чего ждать от него. И это пугало похлеще, чем потерянный и пустой взгляд.

Наверное, это толкнуло в спину.

Наверное, то, как он сжался перед тем, как рвануться к ней.

Потому что в следующий момент Грейнджер выхватила палочку:

— Не подходи, Курт, не подходи ко мне!

И вот сейчас — да, совершенно точно, — он понял наверняка, что попался. И она поняла, что попалась. Потому что почти тут же — ошеломление и догадка на его лице: она знает.

Вот и всё.

— Не подходить? Ты что, это же я, — он на секунду развёл руками. Такая фальшивка в глазах вместо доброжелательной искренности.

— Я сказала, — голос дрожит. — Не смей. Ни шагу.

Губы Курта медленно растянулись в трясущейся улыбке. Углы рта всё равно были опущены.

— Что с тобой, Гермиона? Ты ведёшь себя странно.

Да проваливай же, ну, сейчас, просто развернись и несись туда, где люди, блин!

Но — и это было неожиданно — палочка оказалась и в его ладони тоже. Дрожащей, но направленной прямо в грудную клетку девушки. И ужас, сковавший на одну секунду, стал её ошибкой.

Ошибкой Гермионы Грейнджер. Одной из миллиона за последние несколько месяцев.

На неё впервые направили палочку, имея намерение не напугать, а причинить вред. Она чувствовала это каждой клеткой своего тела.

Одно мгновение, потраченное на этот ужас. Ошибка.

— Петрификус…

— Экспелиармус! — рявкнул Курт, и голос был так не похож на голос Миллера. Мягкий и спокойный, к которому уже так привык.

Древко вылетело из пальцев, с хрустом стукнувшись об оконное стекло. Гермиона задохнулась, когда пальцы сомкнулись на пустоте. Тёмные глаза напротив. А в них что-то такое… от чего холодом перехватывает дыхание. Он понял. Он знает. И терять ему нечего.

Их гостиная.

Опасность.

И — следующий толчок, наконец-то! — девушка развернулась и выскочила в коридор.

Она не понимала. Она чувствовала, как что-то сжимается и рвётся в груди. Едва осознавала, что ноги еле касаются пола. Она мчится вперёд, но коридор всё равно слишком медленно ползёт навстречу. До поворота к лестницам так далеко, слишком далеко. И это мерзкое, отвратительное чувство, ревущее в голове.

Ты бежишь только потому, что тебе дают убежать.

— Стой!

Крик разносится по каменным стенам, впитываясь в рвущую рану в горле. Заставляющий сделать ещё несколько рывков вперёд, отчаянно закусив губу, и ни за одну мысль не ухватиться, потому что слишком громко стучит в сознании: беги отсюда, сейчас, беги! К нему, он поможет, он, он.

И поворот ближе. Ещё совсем немного.

Но. Так медленно.

И за четыре шага до него — горячая волна, коснувшаяся спины.

Ударившая в лопатки, прокатившая по всему телу, разрывающаяся где-то в затылке, отчего на мгновение виски вспыхивают болью, вырывая из рта невольный крик. Имя.

— Драко!

А в следующий миг — успокоение. И ноги останавливаются.

Отголосок собственного голоса, эхом разносящегося по коридору, коснулся сознания. Зачем было так кричать? Ведь… всё в порядке. Разве не так?

Она медленно повернулась, глядя на приближающегося Курта. Тот немного бледен и растрёпан. Лицо его напряжено. Взгляд шарит по девушке, словно в поисках повреждений. Холодные руки обхватывают лицо, заглядывая в глаза. В одной ладони зажата палочка.

— Ты сейчас пойдёшь со мной в Выручай-комнату, ясно?

— Конечно, — улыбается Гермиона.

Это так чудесно, когда он говорит.

Его голос — кажется, скажи он сейчас перерезать себе глотку, она сделала бы это без колебания. Только это беспокойство… отчего оно такое сильное?

— Идём.

— Конечно, — снова кивает Грейнджер, не прекращая улыбаться.

А потом идёт за ним. Искренне недоумевая, почему раньше она не хотела следовать за этим человеком. Странно. Ведь так прекрасно — слушаться его. Повиноваться голосу. И вовсе не страшно. Потому что так нужно.

Они идут среди людей, проходят мимо идущей по коридору профессора Трелони, выходят в лестничный зал, поднимаются вверх. Курт торопится, и Гермиона тоже спешит, чтобы не расстроить его. Он и так обеспокоен. Он и так напряжён. Студентов почти нет, а те, что есть, не обращают никакого внимания на них. Они ведь ничем не отличаются от остальных. Просто идут немного быстрее.

Восьмой этаж встречает полумраком коридора, который показался слишком тёмным после освещённого зала с подвижными лестницами.

— Грейнджер?

Она удивлённо оборачивается.

Блейз стоит на нижнем пролёте, глядя на неё, хмуря брови. Курт тоже разворачивается. Слишком торопливо.

Взгляд становится беспокойным.

— Отвали.

Голос его напряжён и, кажется, немного дрожит. И девушка тоже чувствует раздражение. Почему он остановил их? Ведь нужно скорее попасть в Выручай-комнату.

Но тёмные глаза смотрят снизу слишком внимательно.

— Грейнджер, всё нормально?

— Да, — отвечает она, хмуря лоб. Пусть просто отстанет, им нужно идти!

— Куда вы направляетесь?

И в этот момент ступеньки начинают отъезжать от этажа.

— Молчи! — приказ Курта вклинился в сознание прежде, чем она успела открыть рот.

Что-то в груди сжалось, когда Гермиона увидела, как мулат кинулся к ней, наверх. По лестнице, которая уже — да, к сожалению, — отъехала слишком далеко. А Миллер схватил её за локоть и потащил за собой в полумрак.

— Быстрее.

Да. Нужно идти быстрее.

Но почему?..

— Грейнджер, стой!

Она едва поспевает за Куртом, а тот бежит. Прямо по коридору, бесконечному, такому длинному. Быстрее и быстрее, не отставая, пока не начинает задыхаться, давиться колотящимся сердцем. Пока после нескольких поворотов они не натыкаются на медленно появляющуюся прямо в стене дверь.

— Мы пришли! — радостно выдыхает Гермиона, слыша краем уха, как голос Забини разносится по коридору.

— Миллер, не смей, мразь!

И этот рёв снова заставляет лёгкие беспокойно сжаться. Как будто воздуха не хватает. И страх… откуда этот страх?

Она не успевает понять — Курт уже вталкивает её в длинную и узкую комнату с голыми стенами. И только камин в самом конце.

Стоит двери захлопнуться, как её снова тащат вперёд, и отдалённо, сквозь шум в ушах, она слышит удар кулаками по створке. Голос Блейза приглушён; что-то кричит. А проём медленно затягивается кирпичной стеной, словно его и не было.

Всё так быстро. Слишком быстро. И, господи, что вообще происходит?..

Обернуться к Миллеру. И снова встретиться с направленной на неё палочкой. И глазами, полными неприкрытого страха. Отрезвляющего, возвращающего к сознанию.

— Прости, Грейнджер. Так надо.

Она молчит, всё ещё втягивая пересохшим ртом спёртый воздух. Оглядывается по сторонам, будто проснувшись. В сознании всё ещё бьётся рёв Блейза.

Чёрт. Чёрт!

А потом губы Курта что-то произносят. Что-то, от чего остаётся только вздрогнуть. На мгновение ослепнуть от яркой вспышки, закрыв лицо руками. И погрузиться в настоящую, звенящую тишину, покрываясь липким, ударившим прямо в позвонок ужасом.

Сейчас.

Всё закончилось. Наконец-то.



* * *



Чувство такое, будто рот полон тины.

И она вяжет, не даёт сказать ни слова. Только лёгкие торопливо всасывают воздух. Крошечными порциями. От которых темнеет в глазах. И так пусто, что хочется заорать, чтобы заполнить пустоту хотя бы этим.

Но Забини смотрит прямо на Малфоя, в то время как за спиной уже поднимается гул голосов.

— Нужно немедленно принимать меры. Из Хогвартса похищена студентка.

— Похищена? — Оливар едва не срывается на фальцет. — Что у вас там происходит?!

— Сообщите в отделы магических происшествий и магического правопорядка, — голос Дамблдора не приносит успокоения. Еле прорывается сквозь хренов туман перед глазами. Да и о каком, нахрен, успокоении речь?! — Немедленно.

— Конечно, Альбус. Я… сейчас я всё сделаю. Томпсон, возвращайтесь в Министерство, немедленно! Мне нужна будет ваша помощь, в организации отряда авроров. Сегодня из Норвегии прибыл Бруствер. Мы с ним возьмёмся за это.

— Отряд? — Драко резко обернулся.

— Не лезьте, мистер Малфой, — холодный голос Снейпа. Снова проходит мимо сознания. В голове страшно-пусто.

Взгляд на зельевара — скользящий, рассеянный. Будто мозг наотрез отказался понимать, что здесь происходит. Что только что произошло. Что скоро произойдёт.

Грейнджер не в гостиной старост.

Грейнджер не в грёбаной гостиной. Она была там полчаса назад.

— Да. — Дерек роется в мантии в поисках палочки. — Я буду через минуту, встретимся на третьем уровне, мистер Оливар.

— Я отправлюсь с вами сейчас, — Дамблдор взял со стола дневник. — И возьму это с собой.

Малфой сделал шаг вперёд, а Томпсон торопливо кивнул, находя палочку и произнося какое-то заклинание, обрывающее связь с Ральфусом. А затем шагнул за решётку, и изумрудный огонь тут же скрыл его из виду.

Директор шагнул было за ним, но остановился, глядя на страницы. Взгляд синих глаз забегал по строкам.

— Здесь появляется запись, — произнёс он.

И на этих словах Драко очнулся, едва не задохнувшись от колотящего сердцебиения. Краем сознания отметил, что Блейз тоже вскинулся. А затем оба метнулись к директору.

Малфой застыл по левую руку от Дамблдора, вглядываясь в появляющиеся слова до рези в глазах. И рези в груди.

“Только что прибыл сын Логана с Гермионой Грейнджер. Логан приказал оставить её в дальней нижней комнате. Драко, я не знаю, как остановить их, сомневаюсь, что смогу. Все приспешники здесь, ритуал начнётся в полночь. До этого времени девочка в безопасности. Я не знаю, что делать. Надеюсь, Томпсон уже у тебя. Надеюсь, ты увидишь это раньше, чем они успеют, — мать на мгновение остановилась, словно подбирала слова. — Просто нужно быстрее что-то предпринять. Времени мало”.

— Чёрт!

— Спокойно, мистер Малфой. Всё уладится куда раньше полуночи.

“Спокойно, мистер Малфой”?!

Вы, блять, серьёзно?

Это было совсем не то, что нужно было услышать сейчас. Не этим спокойным тоном, к чёртовой матери!

Старик закрыл тетрадку и сделал шаг к камину.

— Я отправлюсь с вами, — Малфой сжал кулаки и нервно облизал губы, когда старик даже не обернулся.

— Нет.

Теперь голос жёстче.

— Доверьтесь мне. Министерство Магии сейчас возьмёт ситуацию под контроль.

— Да, как же! — Драко понял, что взгляд его мечется по лицу Дамблдора, пока тот входит в камин и протягивает руку к фарфоровому горшочку с порохом. — Профессор, я должен помочь. Я не буду просто сидеть и ждать!

И только через несколько секунд он понял, что орал во всю глотку, словно пытаясь докричаться до него.

Бессмысленно, глупо. Не вернёт её. А если с ней что-то случится — не вернёт и себя.

Но о чём он, к чёрту. Конечно, с ней ничего не произойдёт.

— Всё будет в порядке, оставайтесь в школе. Северус, — взгляд из-под очков-половинок переместился на зельевара, который всё это время стоял у стола, молча наблюдая за разворачивающимися событиями. От него, как и от каждого из присутствующих, ровными волнами исходило напряжение, завязывающееся узлом где-то внутри. — Присмотрите за вашими учениками.

И теперь Драко вспомнил, что здесь всё ещё Блейз. Это заставило резко повернуть голову и зачем-то уставиться на друга в немой ярости.

Мулат едва ли не зубами скрипел. Какой-то отдалённой частью себя Малфой понимал, что с чертой характера, именуемой ответственностью, свойственной Забини, тому тяжело смириться с тем, что он недоглядел за Грейнджер. Но он не виноват, никто не знал, что она…

Уйдёт.

Блин. Блин, нахрен.

— Конечно, — скупо отозвался Снейп, приподнимая голову и переводя взгляд на слизеринцев.

А когда изумрудный огонь опалил их потоком прохладного воздуха, зельевар запахнул свою мантию посильнее и, не отводя глаз от Малфоя и Забини, пошёл в сторону двери.

Драко сглотнул. Дыхание его было прерывистым и поверхностным.

— Профессор, — он кинулся за Северусом, и тот сразу же отвернулся.

— Я прослежу, чтобы вы оба отправились в общую гостиную, — отчеканил он, открывая двери. — Прошу.

Преувеличено-вежливый жест рукой едва не вызвал рвотный рефлекс. Малфой не мог заставить себя пошевелиться, глядя на ожидающего у двери Снейпа. Он что, не понимает?

— Нужно сделать что-то, — выпалил на выдохе.

— Да. В первую очередь отправить вас в ваши спальни. Скоро отбой, мистер Малфой, если вы не забыли.

К чёрту эти издевательские интонации.

— Нет, я не забыл! — Драко сделал несколько шагов вперёд.

— Контролируйте ваш тон.

Он зарычал после этого замечания, почти против воли. Несмотря на то, кем оно было сделано. Это было последним, что волновало его сейчас, по сути.

А затем остановился, сжав пальцами переносицу. Сильно. Но это не помогло, в голове каждая мысль будто троилась, прежде чем достигнуть сознания.

Забини встретился глазами с другом, после чего перевёл взгляд на профессора, а затем снова на Малфоя.

— Я не знал, что она собирается идти с ним.

— Вас никто не обвиняет, мистер Забини, — голос Снейпа становился раздражённым. — Я должен напомнить вам, что жду, пока вы соизволите покинуть кабинет директора?

Зельевар стоял, придерживая рукой дверь. Малфой вышел из помещения, которое начало душить его, в полумрак винтовой лестницы и, наверное, начал спускаться по ступенькам вниз. Он не был уверен, что мир вокруг вообще существует. Что камни, окружающие трёх спускающихся людей, можно потрогать руками. Что он расшибётся, если оступится и полетит, счёсывая тело о пол.

Если раньше он не был уверен в том, что сможет испытать боль, то сейчас он не был уверен в том, что его сердце сокращается.

Прислушался.

Упрямый орган.

А мысли замыкались. Снова и снова. Сознание будто тормошило его, било своими когтистыми и костлявыми эфемерными руками по щекам.

Проснись, твою мать.

Проснись.

Жри эти мысли, эти образы, только проснись! Не время дохнуть, не время сдавать позиции, ты нужен здесь, ты нужен ей. Немедленно, Малфой, чёртова твоя кровь и затянутые илом твои мозги.

Херов урод.

Это были бесполезные, ненужные, глупые и даже почти не воплощённые в мысли фразы, стучащие. Отрывистые, полные пустого ничего.

Бессилие.

Крещендо грёбаного бессилия ударяло его о самое дно. Швыряло об окаменевшую грязь в самом нутре и лучше бы оставило там, навсегда. Потому что оживать после каждого из этих зверски-смертельных-ударов не хотелось.

И он вздрогнул, когда ощутил на своём плече крепкую руку. Он ненавидел порой Блейза за то, что тот возвращал его к жизни.

— Прости, дружище, — Блейзу действительно было важно, судя по выражению его лица.

Малфой взглянул на него мельком, на секунду вырвавшись из цепей мыслей.

— Ты не знал. Она не сказала никому.

— Всё равно. Блин, я мог там не оказаться. Я шёл за Ноттом, но лестница не туда свернула, по ошибке. Ты представляешь, что было бы…

Малфой сжал челюсть. Нет. Он не представлял.

— Забей. Я её за это убить готов.

— По-моему, она была под Империусом. Было… очень похоже.

— М-м, — протянул Малфой.

— Ну, в смысле, она не по своей воле за ним шла.

Драко просто смотрел на ступеньки, мелькающие под ногами.

Дура.

Её вечернее беспокойство, её холодные пальцы, то, как она запнулась вчера ночью, когда они говорили. Ночью у раковины. В полумраке он мог видеть только своё отражение и неспешные движения её рук под тканью его свитера. Чувствовать и понимать, что если не эти руки, то уже ничьи и никогда.

Дура, блять.

Почему нельзя было сказать прямо? Что за херов героизм, херова ловля на живца?

Тут же вспомнилось касание маленьких ладошек к животу, и тело прошило ледяной иголкой, от затылка до колен. Если они не успеют, этого может больше никогда не повториться.

Я придумаю что-то.

Я помешаю им.

Я вытащу тебя из Мэнора, а потом убью своими руками. Сверну твою красивую шею. Запру в своей спальне и не выпущу ни на шаг. Сделать что угодно, но не допустить, чтобы твои слова: “Тебе пора. Увидимся вечером” были единственными, оставшимися в памяти.

Не увидимся.

Последний взгляд не должен быть взглядом в спину.

Хотя, кому он врёт. Ведь память хранит не то, что каждое её слово — каждый вдох. Прямой или исподтишка.

Он вообще не хотел думать о том, что придётся прощаться со всем этим. Прощаться с ней. Нет.

И вот оно. Вливается в кровь, как горчащий яд. Подогревающий вены и мясо. Уверенность в том, что он не позволит Миллеру и его отцу прикоснуться к Грейнджер и пальцем. Грёбаным пальцем. Пусть только тронут.

Он не посмотрит ни на что. Просто — слепо — уничтожит каждого, кто прикоснулся к ней без разрешения. И начнёт с Курта.

Холод Хогвартса проходил сквозь тело, потому что теперь изнутри грела ярость. Настоящая, рычащая, гремучая ярость. На то, что их ведут, словно под конвоем. Что эти раздражающе-правильные шаги — прямо за спиной. Впервые за все годы учёбы декан настолько злил Драко одним своим присутствием.

Только потому, что не было возможности поговорить с Забини.

Они спускались всё ниже, и вот уже ощутился знакомый запах ледяной влаги подземелий, а Малфой почти подскакивал при каждом шаге. Ему нужно было подумать. В тишине подумать, что можно сделать. И остановить долбаный отсчёт времени, который уже запустили мозги.

— Мистер Малфой?

Голос Снейпа, и без того гулкий, ударил по барабанным перепонкам, эхом отбившись от каменных стен. Они с Блейзом уже свернули в коридор, ведущий ко входу в гостиную Слизерина, но Северус, идущий за ними, остановился, сжимая губы.

— Мне понадобится ваша помощь.

Как же вовремя, господи.

Драко проглотил желание поскорее обсудить с Блейзом, что можно предпринять, игнорируя уставшие попытки мозга доказать ему, что ничего им самим не добиться. Не из Хогвартса уж точно. Но разговор. Нужен был разговор без свидетелей, потому что — а вдруг получится что-то придумать?

— Помощь? — Это прозвучало нетерпеливо и заставило Снейпа сощуриться. Что он ещё задумал?

— В кабинете. Вам ведь не трудно выделить мне некоторое время?

Время?

Время, мать вашу? Он издевается? Не было ни одной минуты долбаного времени!

Мулат выглядел напряжённым, было видно, что он разделял беспокойство друга. То самое, не беспокойство-за-Грейнджер, а признание своей ошибки. Желание исправить её во что бы то ни стало. Они переглянулись, и Забини пожал плечами.

— Ладно, идём, — сказал он Малфою, но профессор приподнял брови, не двигаясь с места.

Мулат нахмурился.

— Что?

— Только мистер Малфой.

Драко бросил на зельевара удивлённо-раздражённый взгляд, но встретившись с непреклонно поднятым подбородком, только скрипнул зубами.

Да к чёрту, блять.

Посмотрел на друга, мысленно пообещав примчать, как только освободится. Тот едва заметно кивнул. Ну, конечно же, заметно для Снейпа, который только сильнее прищурился.

— Я полагаю, вы запомнили, куда вам нужно проследовать, мистер Забини. Не заблудитесь по пути в гостиную Слизерина?

Вход в гостиную был за спиной мулата.

Да быстрее же, рычал про себя Драко, глядя, как Блейз кивает и, взглянув на Малфоя в последний раз, торопливо разворачивается и произносит пароль. А блондин смотрит на декана и молит Мерлина, чтобы взгляд не получился затравленным.

Тот разворачивается и шагает в сторону своего кабинета. Не остаётся больше ничего — только побрести за ним, натужно втягивая в лёгкие холодный до ломоты в теле воздух.

— Это… займёт много времени? — негромко поинтересовался, поравнявшись с высокой долговязой фигурой, шествующей по коридору почти не спеша.

— Да.

Ответ короткий и ни о чём не говорящий.

Не вызывающий ничего, кроме раздражения.

— Вы не говорили, что моя помощь может вам понадобиться сегодня вечером.

Снейп бросает один медленный предупреждающий взгляд на Малфоя, а затем снова смотрит перед собой.

— У вас были какие-то планы?

— Можно сказать и так.

Голос полон злой иронии, которую не удаётся проконтролировать. Малфой сам не совсем понимает, что можно сделать, но просто идти тут, просто, блин, идти за деканом, когда в Мэноре скоро начнётся что-то ужасное…

— Я не позволю вам совершить ни одной глупости за сегодняшний вечер, мистер Малфой. Смиритесь с этим.

Спокойно, Драко. Не обязательно задавать этот вопрос, ты ведь и сам всё понял, да? Легилименция.

— Вы рылись у меня в голове? — шипит он.

— Мне не нужно нигде рыться, чтобы понять, что вы замышляете. Вы прозрачны, как стекло. И столь же хрупки в том, что касается эмоционального давления.

— Поэтому вы решили запереть меня у себя в кабинете?!

Это, определённо, получается куда громче, чем того требовало. Но не производит на Снейпа никакого впечатления.

— Что вы. Я очень своевременно вспомнил о том, что картография зелий срочно требует внимания студента.

Драко сцепил зубы, сверля взглядом обтянутые мантией плечи профессора, который тем временем открывал дверь в кабинет. Чёрт. Чёрт возьми. Откуда в нём этот сволочизм? Неужели он не понимает?

— Прошу, входите.

Просто невообразимо.

Грейнджер в темницах Мэнора. Неизвестно, что с ней делают, и неизвестно, что с ней собираются делать через несколько часов. Возможно, Логан уже пытает её Круциатусом или ещё чего похуже… а Малфой. Что Малфой? Будет сидеть и переписывать картографию зелий в кабинете декана?

Это просто издевательство.

— Мистер Малфой, никогда раньше не замечал за вами такого натянутого отношения с дверьми, как сегодня.

Он шутит.

Это была грёбаная шутка прямо сейчас.

Драко влетает в кабинет, разворачивается и рявкает, едва створка успевает закрыться:

— Вы что, не понимаете, что происходит?!

Заклинание заглушения вспыхивает на стенах, и в ушах можно разобрать лёгкий гул, если бы не шум и пульсация яростно бегущей по венам крови. Снейп издевается. Совершенно точно. Потому что проходит к кафедре и отодвигает тяжёлый деревянный стул с высокой спинкой. Тот начинает натужно скрежетать ножками по каменному полу. Звук этот ввинчивается в затылок и словно толкает Драко вперёд. Он и моргнуть не успевает, когда уже оказывается у профессорского стола.

— Не понимаете, да?

Взгляд тёмных глаз слегка привёл в чувство.

— Я понимаю, мистер Малфой. Всё хорошо понимаю. Чего не скажешь о вас.

— Я пытаюсь что-то делать! — заорал слизеринец.

Зря. Но срать.

— А не нужно пытаться, не будьте идиотом! — зельевар тоже повысил голос, тяжело опускаясь за своё место. — Это дело Министерства, за это взялся профессор Дамблдор. Вы не имеете никакого права лезть.

— Я имею все права. Я могу прямо сейчас отправиться в поместье, потому что там… мой дом и моя мать.

— В первую очередь, там сейчас опасно.

Драко зарычал. Мотнул головой, словно отметая все сказанные зельеваром слова.

— Вы не можете запретить мне, сэр.

Обращение сорвалось с губ почти ругательством, но вряд ли кто-то из них обратил на это внимание. Северус фыркнул, как фыркал только он. Словно перед ним пыталось изъясняться неразумное существо.

— Сейчас я могу запретить вам. Потому что отвечаю за вас.

— Вы не отвечаете за меня, я сам могу о себе позаботиться.

— Да уж в гробу я видел такую заботу о себе, — процедил тот. А когда Драко только бессильно скривил губы, кивнул на стеллаж с карточками. — Вам туда, мистер Малфой.

Несколько секунд слизеринец всё ещё сверлил взглядом профессора, который уже переключил всё своё внимание на какие-то пергаменты, исписанные кривоватым почерком, отдалённо напоминающим почерк Гойла.

— Я не стану этим заниматься.

Драко едва протолкнул эти слова сквозь свои голосовые. У него жгло глаза от собственного взгляда. Оставалось удивляться только, как он не прожигает в Снейпе огромную дыру.

Но тот молча перелистнул пергамент, не поднимая лица.

И внезапно какая-то гудящая нитка, проходящая сквозь судорожно сокращающееся сердце, разорвалась. Истончившаяся, пережёванная этим кровяным потоком. Избитая яростью.

Лопнула и лопнул вместе с ней стержень, держащий плечи ровными.

— Там Гермиона Грейнджер, профессор.

Это был вопль. Едва слышный.

Как будто последний шанс, нашаренный пальцами вслепую.

Взгляд зельевара медленно поднялся. Видимо, что-то в тоне Драко всё же заставило его оторваться от тетрадки.

— Я помню, мистер Малфой. По этой причине директор и проследовал в Министерство Магии.

— По этой же причине в Мэноре должен быть и я.

— Это не причина.

— Я должен помочь ей. — Серьёзно, Малфой?

Так громко. И как ты, нахрен, не оглох. Хотя… от чего? Голос звучит еле слышно.

— Геройство нынче в моде? — отрешённо поинтересовался зельевар. — Берёте пример с Поттера?

Проглотить, не жуя. Эту фразу, от которой ощетинился каждый бес в грудной клетке. Просто смотреть в глаза и видеть что-то странное в отражении глаз напротив.

Непривычное.

— Я должен, потому что… это она.

И он ждал любых слов.

Искривлённых губ, презрения и отвращения, потому что перед Снейпом стоял сейчас совершенно обнажённый человек с распахнутой на груди мантией и таким же распахнутым сердцем. И — кто бы мог подумать — имя этого человека было: Драко Малфой.

Который забыл обо всём, кроме того, что Грейнджер сейчас в поместье.

Остановите, мать вашу, землю.

Но презрения не последовало.

— Я пытаюсь уберечь вас от того, что вы никогда не простите себе. Если вдруг… что-то пойдёт не так.

Таким тоном, что Драко затрясло. Эти слова.

Воспалившие каждую мысль в голове, заставившие рвануть сразу десять тысяч петард в ушах. И… это ощущение.

Когда кажется, что человек говорит о том, что пережил сам.

— У меня всё получится. Я… я должен ей.

— Должны ей? — тон слегка насмешлив, но серьёзен. — Остаётся только догадываться, чем она вас так зацепила, мистер Малфой.

— Она спасла мне жизнь.

Вечер грёбаных громких слов.

Откуда они взялись, да ещё и адресованные Северусу, который всегда минимально располагал для откровений с ним?

Но… что-то будто нашло отклик. Драко не понял.

Ведь только что непроницаемая маска сковывала это бледное лицо. А сейчас взгляд тёмных глаз будто провалился сквозь Малфоя.

— Любое спасение временно.

И если бы не бурлящий поток измождённой мысли, стучащий в голове, Драко бы озадачился тем, как осунулось лицо зельевара. Оно будто постарело лет на сто за несколько секунд. Тёмный взгляд подёрнулся поволокой.

И на один короткий миг Малфою показалось, что Снейп сейчас исчезнет из своего кабинета.

Растворится в собственном неотступном прошлом, о котором оставалось только догадываться. Но заняло это всего мгновение, потому что Северус тут же взял себя в руки.

Поднял тяжёлый взгляд на Драко.

И вдруг медленно кивнул, глядя так, словно сам себе не верил. А у Малфоя вдруг создалось ощущение, что кто-то вынул у него из груди заточенное лезвие.

Кажется, это был первый вдох, сделанный за сегодняшний вечер.



* * *



Когда-нибудь этот дом будет полон звуков.

Смеха или музыки — не имело значения. Просто — звуков. Громких, вызывающих радость и улыбку. Тишина, въевшаяся в стены и в саму Нарциссу, будет нарушаться не только дыханием. Не только негромкими приказами, отданными эльфам. Не только торопливым скрипом пера.

Когда-нибудь миссис Малфой сможет отойти от зеркала в своей спальне.

Почему она чаще всего находилась здесь, за туалетным столиком? Всматривалась в своё отражение в бесконечных попытках найти себя. Ту самую часть, которую когда-то отнял муж.

Наверное, отражение помогало ей вспомнить о том, кто она есть. Или кем она являлась. Оно держало её в рамках разума.

Но только не теперь.

Сейчас зеркало осталось в другом углу комнаты, а сама Нарцисса сидела за столом, вцепившись холодными пальцами в перо до тихого хруста стержня. Буквы появлялись на страницах дневника быстро — это был чужой почерк, не Драко.

Каллиграфический почерк Альбуса Дамблдора. И дело было не в том, что миссис Малфой помнила почерк директора Хогвартса. Скорее, в энергетике, которую буквально излучали строки. И в том, конечно, что он чинно представился в самом начале разговора, а затем торопливо распрощался, и место его занял мелкий почерк Дерека Томпсона.

Часы показывали девять вечера.

Время неслось, как ненормальное.

Прошёл час, а кажется, только минуту назад в холле вспыхнул камин, и из него вышел этот молодой человек с девушкой без сознания на руках. Её длинные тёмные волосы были перекинуты через его локоть, а бледное лицо открыто высоким потолкам. Нарцисса сразу же узнала эту девочку. Она видела её, и не раз. Гермиона Грейнджер, которая хоть и достаточно повзрослела с их последней встречи, но была вполне узнаваема.

Ещё кое-что. Нарцисса впервые увидела его сына.

Курт был немного ниже ростом, чем Драко. Приятное, располагающее лицо, сейчас бледное и осунувшееся, но оттого не менее привлекательное, чем у отца. Выступающие скулы и худощавая фигура. Однозначно, если поставить этих двух мужчин рядом, ошибки допустить было невозможно — перед вами отец и сын.

И теперь, когда Курт выходил из камина, судорожно сжимая челюсть и торопливо оглядываясь по сторонам, натыкаясь на неё глазами Логана, такими же тёмными, но ещё чуть более юношескими, Нарциссе стало даже жаль его. От осознания, что в голове этого человека живёт проклятие, которое может укорениться в нём навсегда. Но не менее жалко было и её, безвольно обмякшую в руках молодого человека.

— Отец там?

Без приветствий, без улыбки. Просто кивок наверх. Так, словно он тысячу раз уже бывал здесь.

Женщина постаралась не зацикливаться на этом. Просто кивнула.

— Да. Все уже здесь, — сказала она, и от этой фразы стало не по себе. Сложилось ощущение, что она способствует всему этому. Что она участвует во всём этом.

Но она и так участвует, разве нет?

Нет, конечно же, нет. Нужно сейчас же написать в дневник, чтобы вымести из головы последние сомнения на этот счёт.

Нарцисса смотрела на светлую кожу лица Гермионы, пока Курт нёс ту вверх по лестнице, ведущей на второй этаж, а оттуда — в темницы. Женщина едва ли не до крови закусывала губу, следуя за ними, до самых нижних этажей, недоумевая, почему Драко с такой неприязнью отзывался о ней. Девушка не была красавицей, но и некрасивой её нельзя было назвать. Лицо её казалось приятным, хотя прямая линия бровей и слегка островатый подбородок говорили о том, что эта Гермиона Грейнджер не робкого десятка.

Она была такой ещё в детстве.

Взгляд прямой и не скрывающий ни одной из её мыслей.

Почему-то именно это запомнилось в ней. Взгляд.

Хотя они и виделись всего раз, наверное. И то случайно. Ведь встречи на платформе возле Хогвартс-Экспресса даже за встречи не считаются, не так ли?

— Курт, наконец-то.

Голос Логана был приглушён, а каменное помещение — наполнено спёртым воздухом, который почти собирался в клубы под потолком. Запах травяной, то ли сладкий, то ли кислый. В любом случае, он был отдалённо знаком Нарциссе, и от этого по коже забегали мурашки. Этот запах стал одним из утерянных паззлов, которые составляли уже почти цельную картинку. Там, за небольшим порогом в голове, именуемом “Обливейт”.

— Отнесите её в последнюю комнату, пусть останется там до полуночи. Нам как раз хватит времени.

Тёмный капюшон скрывал верхнюю часть лица Логана, но голос доносился уверенно и достаточно чётко, несмотря на некоторое волнение, которое исходило от него ощутимыми волнами. Её он заметил, кажется, только через несколько секунд.

— Нарцисса? Что ты делаешь здесь?

Она честно старалась не замечать нестройного гула голосов людей, что стояли полукругом вокруг алтаря и произносили какие-то слова, которые почти складывались в уродливую песню.

— Проводила вашего сына, — пробормотала она, бросая ещё один взгляд на каменное возвышение в центре комнаты. В горле поднялась тошнота. — Простите, я…

Логан смотрел пристально, но Нарцисса уже выскочила из помещения и хватала ртом прохладный воздух, пробегая вверх по ступенькам. Перед глазами стояла каменная комната и бледное лицо Гермионы Грейнджер на руках Курта.

Было странно и жутко видеть эту девушку здесь. И понимать, что с ней произойдёт. Представить её у алтаря, истекающей кровью. Выпущенной Логаном кровью.

Этого не допустят. Пожалуй, единственная фраза, стучащая в голове до сей секунды.

Прошёл час.

И сейчас сердце сильно билось в груди от томительного ожидания.

“...нужно быть уверенным, что все в сборе. Вы уверены, что все приспешники на месте?”

Нарцисса торопливо окунула кончик пера в чернильницу.

“Уверена, Дерек. Они в темницах, и девочка тоже там, в дальних комнатах. Ещё несколько часов они будут готовиться к ритуалу”.

Некоторое время пергамент оставался чистым. Видимо, Томпсон совещался с кем-то в Министерстве, потому что сам сообщил, что они с Ральфусом сейчас обдумывают максимально бесшумное прибытие в поместье с аврорами.

“Вы сможете незамеченной выйти на связь через камин?”

Сердце Нарциссы замерло. Она даже не обновила на пере чернила, потому надпись оказалась прерывистой.

“Да. Минуту”.

А затем на негнущихся ногах подошла к двери и закрыла её на щеколду трясущимися руками.

Наложила заглушающее и запирающее. Логан не должен был покинуть темниц — до ритуала осталось меньше трёх часов, и это время приспешники всегда посвящали чтению заклинаний и подготовке, потому на верхних этажах поместья висела ужасающая тишина. Но говорить с открытой для любого желающего дверью она бы не рискнула.

— Инсендио, — трясущемися губами произнесла она, глядя, как вспыхивает огонь за тонкой невысокой решёткой. Затем так же тихо сняла с камина внешний блок, наложенный ею самой, и прошептала заклинание, открывающее связь.

Судя по яркой вспышке и холодной направленной волне воздуха, у неё получилось. Министерство открыло её камин для общего доступа. То есть, теперь был открыт не только камин в холле. И от этого на мгновение стало легче дышать.

А в следующую секунду из огня начали проявляться сразу несколько фигур: одна повыше, в которой без труда узнался Дерек, а другая — покруглее. Люди, стоящие за ними, были слишком размыты, чтобы хотя бы разделить их на образы.

— Мисс Малфой! — голос Оливара громыхнул в комнате так, что женщина вздрогнула, поблагодарив Мерлина за то, что наложила на стены заглушку. Пожалуй, она слишком отвыкла от чужих голосов.

— Да, это я, — произнесла шёпотом, делая шаг к камину так, чтобы её могли увидеть, почти против воли оглядываясь на закрытую дверь.

— Вы уверены, что вас никто не слышит?

— Да.

— Хорошо. Назовите нам точное количество приспешников, которое находится сейчас в поместье.

Ральфус говорил медленно и с расстановками, словно обращался к слабоумной. Нарцисса сцепила перед собой руки. Внезапное осознание того, что она делает, накрыло её с головой.

Практически то, что пришлось сделать Драко, донося на Люциуса. Исчезая в этом самом камине.

— Одиннадцать с Логаном и Куртом, — голос не слушался её, то и дело срываясь.

— Одиннадцать! — тут же рявкнул Оливар куда-то себе за спину, и люди, стоящие поодаль, ожили. — Быстрее, Стоули, быстрее, шевелитесь!

— Вы в порядке, Нарцисса? — Томпсон слегка наклонился к камину, будто в попытке рассмотреть женщину получше. В его тоне различалась какая-то вежливая отдалённая забота, и вспомнились те дни, когда он посещал поместье, всячески поддерживая её.

Когда он был единственной опорой для неё.

Человек, который лишил её памяти.

— Да. Я не знаю, чем могу помочь, — сказала Нарцисса, переплетая пальцы.

— Ваша помощь неоценима, — тут же отозвался Дерек и поправил очки на носу, заметив, что Оливар уже вернул к ней своё внимание.

— Скоро авроры будут в Малфой-Мэноре.

— Они воспользуются камином в холле?

— Полагаю, да, — кажется, Ральфус нервничал. — Я буду с ними.

Сердце билось так сильно, что спирало дыхание. Женщина прижала раскрытую ладонь к горлу, стараясь успокоиться.

И следующий вопрос не способствовал успокоению.

— Вы ни слова не сообщили в Министерство о Непреложном Обете, почему?

— Я… — Нарцисса сглотнула. — Я сама не была уверена до конца.

— Вы помнили.

— Я ничего не помнила, пока не появился Логан. А затем… я начала чувствовать страх перед ним, который, скорее всего, Обет и вызывал. Это помогло вернуться мне к остальному в моей памяти.

Мужчины в камине переглянулись.

— Значит, вы вспомнили всё?

Пауза не должна была затягиваться. Она выдавила из себя согласный кивок.

— Нарцисса?

— Да, — тихо. — Мне кажется… почти всё.

Несколько секунд они молчали. Затем Оливар раздражённо вздохнул, потирая висок пальцами.

— Разберёмся с этим позже. После… операции.

И это могло значить что угодно. Её могли казнить. Память услужливо подкинула сознанию слова Логана.

У него есть приказ, Нарци.

Эта фраза слишком часто посещала её голову в последнее время. У каждого министерского работника есть все основания убить её при первой же возможности. Но… она ведь не делает всё это, чтобы вымолить прощение для себя?

Конечно, нет.

И что-то подсказало, что это действительно не так. Сейчас было важно другое.

— У них есть порт-ключи, — произнесла торопливо. — Они могут аппарировать в любой момент. Я видела, как это происходило. Позавчера к Логану прибыл один из них. Просто появился, а затем исчез.

Это был высокий худощавый мужчина. Он сообщил о том, что все готовы к проведению. И тёмный взгляд был чем-то совсем не запоминающимся. Такие взгляды бывали лишь у людей сумасшедших или лишённых воли.

Однако же вряд ли странный гость был под Империусом. Он был просто одним из них. Волшебником с больной судьбой и отчаянием в глазах.

— Порт-ключ? — спокойно переспросил Томпсон.

— Да. Перчатка. Он сделал это с помощью… с помощью перчатки.

— Успокойтесь, миссис Малфой. Мы позаботились об этом, — Ральфус выставил руку перед собой. — Тот щит, что наложен на поместье, имеет достаточно обширный радиус. И министерские волшебники поработали над тем, чтобы сделать его антиаппарационным. Никто не сможет использовать порт.

— Поработали?

Нарцисса кусала губы, стараясь побороть отчаянную дрожь в руках. Однако ответ получить не успела, потому что отдалённый голос нарушил разговор:

— Мистер Оливар, всё готово!

— Я иду, — отозвался Ральфус. Бросил ещё один взгляд на Нарциссу и поплотнее запахнул мантию. — Через пару минут мы прибудем в Мэнор, будьте в холле.

— Да, — сердце рухнуло в желудок, когда фигура Оливара исчезла.

— Всё будет в порядке, Нарцисса, — тут же произнёс Томпсон, тоже делая шаг назад. — Скоро всё это закончится, будьте осторожны.

И он уже поднял руку, чтобы разорвать связь, когда женщина сделала быстрый шаг вперёд, отчего подол платья коснулся каминной решётки.

— Мистер Томпсон…

Он обернулся почти недовольно, насколько могла понять этот искажённый огнём жест женщина.

— Вам нужно поторопиться, Нарцисса. Авроры вот-вот…

— Извините, что не сказала вам, когда ко мне начала возвращаться память.

Дерек несколько секунд смотрел на неё, а затем снова поправил очки запястьем. Знакомый жест. Очень давно она уже видела его.

— Вы этим сделали хуже не мне, — тихо произнёс он, почти против воли, кажется, опуская взгляд. Но затем возвращая его к лицу женщины. — Вы сделали хуже себе.

И ещё несколько секунд.

Время внезапно поделилось на болезненные секунды. И это было почти смешно.

— Удачи, — пожелал Томпсон, и огонь потух.

Связь отключена.

Нарцисса какое-то время смотрела в камин, который выглядел так, как и пятнадцатью минутами раньше.

Холодный и пустой.

А в следующий момент уже рывком достала спрятанную на время разговора палочку и подлетела к двери, торопливо сняв запирающее заклинание и на миг замешкавшись с засовом.

Она бежала по тёмному коридору, подхватив длинный подол платья, который то и дело спадал вниз, путаясь в ногах. Ступала по пятнам льющегося на пол ночного света. Ощущая, как эта звёздная пыль чистого неба почти оставляет следы на мчащемся теле, заглядывая в высокие окна поместья.

Пыталась услышать в тишине тихий хлопок аппарации. Вслушивалась в удары своего сердца, задыхаясь, споткнувшись о складку ковра на повороте, но лишь слегка поморщившись от боли в лодыжке.

Нарцисса Малфой бежала.

Тяжело дыша, слетая по ступеням на второй этаж и сворачивая в коридор, ведущий к холлу, вслепую хватаясь за поручни лестницы, удерживая равновесие, и вспоминала, как точно так же бежала по поместью десять лет назад. Когда увидела, что маленький Драко упал в декоративное озеро у них во дворе. Как страх захлёстывал её с головой. Как не хватало воздуха, прямо как сейчас. И ей казалось, что ещё немного, немного медленнее — и её мальчик погибнет там. Захлебнётся в озере.

Это воспоминание стало вспышкой.

Почти физической, потому что перед глазами так же проносились эти портреты, и из головы начисто вылетел тот факт, что ему могли помочь домовики, работающие в саду. Или случайно заметившие падение домовики поместья. Ничего не имело значения, кроме того, что если она сбавит ход, то Драко не станет. Он погибнет.

Она не обнимет его, промокшего, вытащенного эльфом из озера. Не прижмёт маленькое тело к себе. Не будет лихорадочно целовать потемневшие от воды волосы и слышать его испуганное до полусмерти “Да всё в порядке, мам… Всё хорошо. Ну, мам, всё, перестань. Только отцу не говори, ладно? Не плачь, мам, ну…”

И именно так она бежала сейчас.

Так, словно где-то погибал её сын.

Пока ноги не вынесли Нарциссу в холл и зелёная вспышка из темноты внизу не заставила летящее в ударах сердце остановиться. Вернуться в реальность, в которой не было маленького Драко.

В которой были незнакомые люди в форменных одеждах, выходящие из вспыхивающего камина торопливым, но бесшумным шагом, едва различимые в мрачном неосвещённом холле. Сдёргивающие капюшоны. Нацелившие на неё палочки, заставившие замереть прямо посреди лестницы, против воли поднимая руки в унизительном жесте “сдаюсь”.

И только тогда заметить, что в правой ладони по-прежнему зажата её собственная палочка. Понять, почему из неё постоянно выпадал подол платья.

А грудь разрывалась от тяжёлого дыхания.

Краем глаза Нарцисса заметила очередного аврора, вынырнувшего из камина — высокую и широкую фигуру. Единственную, кто не направил на неё свою палочку.

Подробнее рассмотреть она не успела, ослеплённая очередным всполохом, резанувшим по сетчатке.

Зато заметила Оливара, шустро вынырнувшего из-за спины одного из своих подчинённых. Он торопливо одёрнул мантию и быстро пошёл в сторону Нарциссы, отвлечённо касаясь вытянутых рук с палочками своей рукой, и они послушно опускались вниз.

— Миссис Малфой, — на его лбу уже проступила лёгкая испарина, ставшая заметной при приближении в изумрудных вспышках, освещающих его лицо. Выхватывая его из плотной темноты позднего вечера рывками. Вот он на первой ступеньке, вот на пятой, а вот его лицо уже достаточно близко. Так, что можно опустить руки и торопливо кивнуть на какие-то слова, достигающие слуха.

— Вас не заметили?

Волшебников становилось всё больше. Женщине стало не по себе, когда перед глазами предстал взгляд Логана, полный пустого и оглушённого страха. В тот день, когда он вернулся от Карталы. Но очередная вспышка стерла этот образ из головы.

— Нет, не заметили, — прошептала она.

Она не знала, зачем шепчет. Хлопки аппарации всё равно были громче этого шёпота. Тем более, в то же время ей захотелось заорать.

— Тогда быстрее, быстрее, идёмте, — он подтолкнул её в спину.

— Уже? — выдохнула бесшумно. Ральфус услышал. Даже головы не повернул, начал подниматься по ступенькам, уцепившись пальцами в локоть Нарциссы.

— Когда началась подготовка и сколько времени она обычно занимает?

Он говорил полушёпотом, и только когда камин прекратил зажигаться аппарационными вспышками, мракоборцы начали быстрыми тенями подниматься вверх по лестнице.

Женщину душила паника, и она делала медленные глубокие вдохи, чтобы не потерять сознание прямо сейчас. В этой темноте и тишине.

Только если напрячь слух до боли в висках, можно было услышать тихий шелест ткани их мантий. Этот звук был сравним с отдалённым шорохом крыльев каких-нибудь лёгких стрекоз, как те, что летом обычно разрывали своими хрустальными телами воздух над самой водой озера во дворе Малфой-мэнора.

Эта мелькнувшая мысль придала эфемерных сил.

— Они начали подготовку к ритуалу сегодня днём, — быстро произнесла Нарцисса, послушно поднимаясь по ступеням вслед за Ральфусом, который практически тащил её за руку. В темноте ориентироваться всегда было легко.

Ещё Хогвартс научил этому в своё время.

— Сначала прибыл этот мужчина, с перчаткой. Затем Логан ушёл и привёл с собой четверых. Двух женщин и…

— Они все в темницах? — торопливо перебил Оливар, заскакивая на последнюю ступеньку и поворачивая в коридор, ведущий к нижним комнатам. Нарцисса кусала губы, судорожно пытаясь успокоиться и не отставать от быстрого шага мужчины.

Тёмный шлейф из сильнейших мракоборцев Министерства следовал за ними. Их было человек двадцать, не меньше. Двадцать опытных бойцов против одиннадцати сумасшедших.

— Д-да, они готовятся, это продлится до полуночи.

— Девочка тоже там?

— Да.

— С ними?

— В дальней комнате.

От быстрого взгляда Ральфуса стало не по себе. Какое-то глухое обвинение засело в глубине его лысеющей головы. Обвинение и… то ли угроза, то ли сочувствие.

Что-то, что внезапно заставило выпалить:

— Я не знала, что они собираются совершить это уже в полночь! Если бы я знала, я бы сказала об этом сыну.

— И о похищении вы не знали? — внезапный мягкий голос из-за спины. До ужаса знакомый.

Заставил Нарциссу волчком развернуться на ходу. Оливар недовольно крякнул, но промолчал.

На удивление.

Тот самый, высокий и широкоплечий аврор шёл прямо за ней. Его тёмная кожа сливалась с окружающей темнотой, только серьга поблёскивала в ухе. Большие, широко посаженные глаза смотрели спокойно и почти доброжелательно.

Имя всплыло будто из ниоткуда. И тут же сорвалось с языка.

— Кингсли!

Широкая, но слишком быстрая белозубая улыбка на секунду украсила располагающее лицо, и аврор шуточно отдал честь своей большой рукой.

— Рад видеть тебя, Нарцисса. И рад, что ты узнала меня, — сказал низким и гулким басом, немного приглушённым шёпотом. А затем негромко добавил: — Несмотря ни на что.

И тут же посерьёзнел, будто говоря своим наморщившимся лбом: у тебя большие проблемы.

А Нарциссе вдруг стало намного легче. Она плохо помнила этого человека, но ощущала всем существом, что ему можно было доверять. Как одна из тех вспышек, что освещает комнаты, заполненные пробелами в голове.

А таких осталось немало.

— Так что с похищением?

— Я не знала. Всё, что я узнавала, тут же сообщалось Драко через…

— Зачарованный дневник, — Кингсли снова одобрительно хмыкнул. — Я уже в курсе. Неплохая идея с этим. Твой сын всегда был умным мальчиком.

Это стало очередным подтверждением — не зря доверие к этому человеку просто перескакивало все возможные планки. Он был знаком с её семьёй. И, возможно, с мужем.

Был одним из тех, кто остановил его тогда?

Может быть.

— Прости, что не смог появиться здесь раньше.

— Раньше? — слегка запыханно переспросила она.

— После закрытия дела Люциуса мне пришлось уехать в Норвежское Министерство Магии. Они подняли шумиху из-за этого и… — мужчина покривился и махнул рукой. — К чёртовой матери все эти выяснения. Я мог бы вести твоё дело, если бы меня не прижали там на бессмысленных почти три месяца. А когда я прибыл, с новым делом уже заварилась такая каша, что не прожевать. — Ральфус церемонно проигнорировал брошенный на него недовольный взгляд Кингсли. — Как только я узнал… В общем, всё будет нормально. Разберёмся.

Почему-то в это “всё будет нормально” Нарцисса поверила сильнее, чем во что бы то ни было за последние месяцы.

И только когда показалась тяжёлая дверь в темницы, она почувствовала, как леденеет рот. И онемение это медленно разносилось по шее вниз, пока не достигло живота и ног. Что заставило её остановиться.

— Здесь? — одними губами произнёс Оливар, останавливаясь и извлекая палочку.

Всё, на что хватило — лёгкий кивок.

Кингсли тоже остановился. Резковато обернулся, выискивая взглядом кого-то из цепочки авроров. Судя по всему, он был в этом деле примерно на той же позиции, что и сам Оливар, потому что, кажется, скажи он хотя бы слово, и его тут же послушаются, даже не задумываясь.

Найдя нужного волшебника, Кингсли тут же вытянул руку и одними губами произнёс:

— Стоули! Ко мне.

Из вереницы выделилась фигура, тенью скользнувшая по полу к Нарциссе. Она смогла рассмотреть не слишком молодое лицо волшебника — глаза его горели, словно перед боем.

— За миссис Малфой отвечаешь головой, понял меня?

Быстрый кивок. Понял.

— Уведи её отсюда.

— Что? — Нарцисса повернулась к мужчине, который теперь спокойно перевёл на неё взгляд тёмных глаз.

— Твоя работа на этом закончена, — пояснил Кингсли. — Проводи Стоули во вторую гостиную на третьем этаже. Запечатай двери и аппарируйте через камин в Министерство. Дерек Томпсон уже ждёт. Я найду вас после.

И от этого “после” у женщины свело сердце. Она даже не обратила внимание на то, что он знал расположение комнат в Мэноре.

— А если…

— Они в ловушке, Нарцисса, — он кивнул на плотно закрытую дверь в подземелье, и серьга его снова залихватски блеснула в темноте. — Нет никаких “если”. Идите.

Она сглотнула.

Если сказать, что было адски не по себе, это станет чудовищным преуменьшением. Внизу Логан.

Пытается спасти своего сына и не догадывается о том, кто здесь… Чёрт возьми.

Вопрос вырвался сам:

— Вы убьёте их?

Кингсли, который уже было отвлекся, что-то говоря Оливару, медленно обернулся через плечо.

— Их казнят. Везунчиком будет тот, кто из них погибнет там. Остальным придётся пройти через Азкабан.

Горло сжалось.

Нарцисса стиснула зубы, а затем развернулась и на дрожащих ногах понеслась в противоположную от этого места сторону.

Прошла, высоко задрав подбородок, мимо авроров, замыкающих отряд. Застывших изваяниями в широком коридоре. Но стоило свернуть за угол — на глазах накипели слёзы. Нарцисса ускоряла шаг. Единственное, чего она боялась — услышать, как скрипнет дверь. Так, как она скрипела всегда, когда кто-то собирался спуститься вниз.

Это была пытка. Изощрённая пытка — заставить Нарциссу отвести отряд мракоборцев прямо к тому месту, где сейчас должны были погибнуть “везунчики”.

И он.

Слёзы скатились по щекам, и женщина прижала холодные руки к лицу, чувствуя, как влага просачивается сквозь пальцы. Прямо за собой она слышала лёгкие шаги некого Стоули, не отстающего, но и не нарушающего дистанции.

На них и сосредоточила своё сознание, глотая солёные комья в горле.

Она чувствовала себя той, кто предал человека, стоящего за её спиной. Человека, который не ждал предательства, а когда появилась опасность, Нарцисса вдруг исчезла, подставляя его под удар. Целиком убивающий, оглушающий.

И, наверное. Да.

Всегда появляется это ощущение, когда после принятия важного решения мозг решает, что хозяин совершил ошибку. Но… это ведь и есть ошибка. Логан ведь помог Нарциссе. И тогда, и сейчас. А что она? Привела к нему мракоборцев, когда он пытался в очередной раз спасти жизнь своему сыну.

Это чёртова несправедливость, от которой глаза снова обожгло и руки затряслись. Яростно смаргивая слёзы, женщина свернула к лестнице. Так нужно.

Так было нужно. Так было правильно.

Но что-то подсказывало, что сколько раз не произнеси эти слова, они всё равно не примутся ею как должные. Потому что это Логан. И, господи. Они даже не попрощались. Она не попросила у него прощения. За то, что наделала. За то, на что обрекла его и его сына.

Имела ли право? Кто теперь разберёт.

Имели ли они право убивать людей? Даже во имя излечения.

Мысли были слишком тяжёлыми для Нарциссы. Даже сердце билось тяжело. Настолько, что ей показалось, что краем уха она услышала почти бесшумный хлопок аппарации из холла.

Быстро обернулась, вытирая влажную щёку ладонью. Поймала взгляд Стоули, который, кажется, ничего не заметил. Он явно был несколько разочарован, что Кингсли лишил его сладкого, вместо сражения отправив присматривать за хозяйкой поместья. Да, действительно. У этого человека в глазах читалось желание пойти и уничтожить приспешников. Поучаствовать в заварушке.

Мерлин всемогущий.

Она ощутила неприятный холодок по спине, поднимаясь на третий этаж и слыша шаги позади.

Как Нарцисса упустила тот момент, когда все люди вокруг начали превращаться в зверьё? В готовую впиться в глотки друг друга свору. В этом они все. В этом вся суть. Сильный убивает слабого. Чтобы… выживать?

Возможно. Не единожды она слышала это выражение: выживает сильнейший.

Но… почему тогда сама Нарцисса всё ещё жива? Почему за неё приходится жертвовать другим?

Эти мысли, ещё немного — и продавят в висках две глубокие дыры. Впору сойти с ума.

Прямо сейчас.

В лицо ударил ясный луч лунного света из окна. Взгляд упал на двор Малфой-мэнора против воли, наверное, но вдруг остановился.

Замер.

Прикипел к небольшой каменной скамье, едва угадывающейся в покрытом инеем ночном саду, неподалёку от чёрной и блестящей глади воды.

Скамья под деревьями; сердце сжалось так сильно, что стало больно.

Что захотелось кашлять. Безостановочно. До конца дней.

Просто скамья под деревьями. Пиджак на плечах и прохладный октябрьский ветерок, не перебивающий запах одеколона. Знакомо-незнакомого.

До тоскующей боли в груди.

— Прохладно. Ты легко одета.

— Вы закончили?

— Ещё нет…Им осталось обойти третий этаж и комнаты для гостей.

Его голос очень легко было воскресить в памяти.

Он запомнился ей с первой фразы, сказанной им когда-то. Ей, новой, увидевшей его впервые. А тогда, в саду, ей казалось, что она знает его уже очень давно.

Он был единственным, кого она знала, вернувшись в Мэнор после своего прошлого. Он стал единственным, кто начал медленно восполнять пробелы между висков.

— Миссис Малфой? — Стоули был явно озадачен их остановкой. Он напряжённо смотрел на Нарциссу, переводя взгляд с неё на оконное стекло и обратно.

— Да. Одну секунду. И пойдём дальше, — шепнула она. А тот смотрел.

Не смотрите сюда, Стоули.

Всё равно вы ничего не увидите. Не то, что вижу я.

— Что вы здесь делаете?

— Ты всегда любила этот сад, Нарци…Ты больше ничего не вспомнила?

— Нет.

— Я хотел сказать, что некоторое время не буду навещать тебя. О, не расстраивайся, это не надолго.

— И вовсе я не расстроилась! Я вне себя от радости.

И действительно.

После того дня в поместье он не объявлялся очень долго. Разве что в её голове.

— Миссис Малфой, нам нужно идти.

Голос аврора раздражён. Женщина прикрыла глаза, чувствуя, как слёзы снова щиплют под веками. Сделала шаг назад и возобновила движение по коридору, торопливо сворачивая в нужную сторону. Подальше от окна. Подальше от света, льющегося с ночного неба.

Это было то прошлое, от которого она хотела избавиться. Это была та встреча, которую она хотела обозначить последней с этим человеком.

Сейчас она поняла, что если бы ей предложили Обливэйт — в это мгновение, в эту секунду, — она бы не сопротивлялась. Потому что с тем, что творилось у неё в голове сейчас, невозможно было существовать ни одного дня.

Рваное “когда-то” и трясущееся “сейчас” смешивались в один сумасводящий коктейль.

Резкий выдох вырвался из груди.

И, открывая дверь в гостиную, которую упомянул Кингсли, Нарцисса решила, что если она ещё когда-нибудь вернётся домой, то первым же делом прикажет эльфам убрать эту скамью у озера.

Пусть на этом месте весной будут расти цветы.



* * *



Херова аппарация вывернула его на херову изнанку.

Снейп предупредил, что так и будет.

Снейп много о чём предупреждал, только всё проходило мимо. Пролетало мимо ушей, мозгов, сознания. Облегчение, когда зельевар согласился на то, чтобы Драко использовал камин в его личных комнатах, сменилось напряжённым ожиданием почти моментально. И Драко до сих пор не понял, почему Северус вдруг передумал. Он выглядел так, будто делал что-то важное.

Что-то, за что пытался простить самого себя. Уже очень давно.

Было видно, что ему вдруг стало нужно позволить это своему ученику. Для самого Малфоя это стало полной неожиданностью, тем более, это дело касалось грязнокровки.

Он не аппарировал уже полгода, если не больше, и теперь пришлось на несколько мгновений согнуться пополам, обхватив рёбра и живот руками, привалившись плечом к камину, чтобы не выблевать все свои непотребные внутренности прямо здесь.

Но уходящие секунды с силой продирались под его лопатки.

Перед глазами ещё даже не прекратили мелькать яркие точки после вспышки зелёного пламени, когда ноги уже несли вверх по лестнице, а холодный воздух ударил в лицо.

Полный чужого запаха.

Это был не его дом. Это было не то место, в котором он жил и рос. Это была прогнившая насквозь разваленная династия, которую так извращённо пытались сохранить эти стены.

Никогда. Никогда здесь уже не будет так, как раньше. Вся жизнь перешла в камень. Камень здесь дышал, а люди не могли. И понимание того, что в этом месте живёт Нарцисса, заставило что-то в груди совершить кувырок.

Наконец-то круги начали пропадать, возвращая его в псевдородные стены Мэнора.

Нельзя было сказать, что Драко не понимал, что делает, но пришёл в себя он уже на ходу, когда мчался в сторону темниц так быстро, что перехватывало дыхание, а глаза лихорадочно выискивали дверь. Огромную, тяжёлую, почти каменную. Он ненавидел эту дверь.

И до неё было грёбаных четыре поворота отсюда.

А он летел вперёд, отдалённо слыша, как ткань мантии бьёт его по ногам.

И единственный образ, застывший перед глазами. Единственный правильный образ. Бледное лицо и растрёпанные волосы. Распахнутые глаза.

Она здесь. В этом доме, в этом гадюшнике. В поместье, увядшем в грязи, смерти, крови. Она и мать. Два человека, которые не давали Мэнору прямо сейчас рухнуть в ад.

Где сейчас мать?

Он был уверен, что она в безопасности. Нарцисса никогда не участвовала в подобного рода сборищах, и уж тем более не в этом. Значит, она либо в спальне, либо уже прибыли авроры. И она в… надёжном месте? Где её не смогут достать.

Но почему тогда так тихо?

Бег переходит на очень быстрый шаг. Такой размашистый, что волосы снова и снова падают на лоб, тут же сбиваясь в сторону потоком воздуха. Руки сжаты в кулаки, а свитер под горло душит, как удавка.

И только одно живо в нём, движется, повторяя один и тот же вопрос, загоняя им в тупик, подгоняя, обжигая загривок.

Грейнджер ещё жива?

Конечно, чёрт возьми, она жива.

Потому что это было единственной осознанной мыслью за последние…

последнюю…

блять, да это было единственным, наверное, осознанием за всю его жизнь: ему просто нужно знать, что она жива. Скажите мне, что она в безопасности, и я снова свернусь в тугой ком.

Продолжу свою спячку.

А пока это не так… пока кто-то считает, что тронет её, прикоснётся к ней, подумает о ней не в том ключе — я буду искать и найду.

Никто не побеспокоит её без спросу. Без, мать её, спросу никто даже не взглянет в сторону Гермионы Грейнджер, потому что в ином случае сдохнет на том же самом месте.

И каждый из демонов согласно выл, запрокинув голову. Так громко и сильно, что почти тряслась грудная клетка. Почти рычанием вырывалось дыхание. А Драко недоумевал — когда его дьявольщина, разверзнувшаяся внутри, вдруг выступила вместе со своим хозяином в защиту грязнокровки?

Когда лохматые и костлявые призраки прекратили впиваться в него когтями, терзая?

Потому что.

Сейчас каждый из них был нацелен на одно — обеспечить ей безопасность.

И когда это стало для него настолько важно, что он, к грёбанным чертям, ломанулся в Мэнор против Дамблдорского слова?

Малфой не знал, что будет делать. Он не имел понятия, с чем столкнётся сейчас. В пальцах его застыла палочка, и он знал, что если найдёт Грейнджер в той комнате, о которой писала мать, он останется там.

Будет стоять перед ней, ощетинившись, как животное. И не подпускать к ней никого, пока мракоборцы не разберутся со всеми этими психами.

Он согласен стоять и охранять её, отгоняя каждого.

Пока не станет тихо. Пока она не сможет беспрепятственно выйти из темницы. Вернуться с ним в гостиную старост, которая казалась сейчас чем-то таким отдалённым, словно он не был там не пару часов, а как минимум несколько недель.

А когда они вернутся, он утащит её в душ и вымоет, сам, собственноручно, отмоет каждый сантиметр её красивой кожи, чтобы на нём не осталось налёта страха, чужих — недайблятьмерлин — прикосновений и воздуха этого места.

Чтобы Грейнджер снова улыбалась. Чтобы она сказала: всё закончилось, Малфой. И он бы согласно кивнул. А потом убил бы её за то, что она сделала. За то, что подвергла себя такой блядской опасности.

Или нет. Он бы унёс её к себе и трахнул. Занялся любовью, как в последний раз. А потом обнимал и зарывался пальцами в непослушные волосы. И она уснула бы у него в постели. А потом, глядя в её лицо, задался бы вопросом: а каково это? Жить, не думая о том, что всё херово?

И на секунду он даже почти задался этим вопросом. На секунду. А потом.

Ему показалось или…

Скрип.

И это заставило остановиться, замереть на месте у самого поворота.

Чуткого слуха достиг шорох чужого движения и какой-то отрывистый приказ, приглушённый. Кто это? Уже прибыли авроры или это херов Логан со своей кучкой уродов?

Драко осторожно выглянул из-за угла.

Знакомая дверь открыта. И в неё одна за другой вплывают фигуры. Быстро, неслышно, почти незаметно. И только на одной — последней — удаётся рассмотреть значок Министерства Магии на рукаве мантии. Кровь ударяет в виски.

Вовремя.

Как же вовремя.

И Драко скользит за ними, выдержав дистанцию. Естественно, мракоборец не закрывает дверь. Лишний шум — и они наверняка не собираются выпускать никого оттуда живым. Никому не позволено будет подняться по ступенькам и рвануть к свободе.

Разве только затем, чтобы последовать в Азкабан.

Впервые в жизни Малфой ощутил такую острую благодарность аврорам. За то, что те сейчас сделают. За то, что нужно было сделать ещё давно.

Ступеньки скользили под подошвами туфель, словно были гладким скатом, а Драко даже не замечал их. Они отделяли от него Грейнджер. И он просто спускался вниз, слегка пригнувшись, всматриваясь в дрожащую темноту перед собой и бесшумно втягивая в себя спёртый воздух, в котором уже ощущался знакомый запах. Влажного камня, плесени и вплетение каких-то отвратительно-приторных ритуальных благовоний, от которых голова словно начинала пухнуть изнутри, наполняясь воздухом.

Когда последняя фигура аврора сошла с коридора ступенек, Драко замедлил шаг, пригибаясь ещё немного ниже, заглядывая в арку подземелий.

Знакомая дверь была открыта, бросала на пол желтоватое марево грязного света, перебитое сейчас шествующими к двери мракоборцами. В одном из них Малфой без проблем узнал Оливара. Низкорослый, раздавшийся в боках. Краем сознания он удивился, что толстяк решил явиться сюда с отрядом зачистки.

Хотя, возможно, они рассчитывают на банальный арест?

Неизвестно, что сейчас будет. Они молча схватят их, закидают авадами или подтолкнут к ненужным никому переговорам, но в любом случае, Драко в этом участвовать не собирался. Он скользнул взглядом дальше по широкому коридору, к повороту, далеко впереди. Там, где дрожал огнём факел. За этим поворотом был ещё один коридор, уже поуже, с каменными стенами, изрезанными глухими дверьми с обеих сторон. И за последней — она.

Очередной бес глухо зарычал где-то под кадыком, обнажая зубы и прижимая уши к голове.

Глаза неотрывно наблюдали за медленными шагами мракоборцев. Самый высокий силуэт остановился, поднимая руку, а затем, по истечении секунды, вдруг тенью рванулся в помещение.

Гулкий голос низкого баса отдался в стенах темниц:

— Отошли оттуда! Сейчас!

В темницах повисла гудящая тишина, нарушаемая только стуком капель о подмёрзшие кое-где лужи воды.

Сердце Малфоя отчего-то замерло. На секунду ему показалось, что это он стоит там. Что его накрывает страхом.

Видимо, приспешники не шевелились, так и застыв вокруг алтаря, потому что:

— Миллер! Я сказал, отошли, твою мать! — голос Кингсли ворвался в ушные раковины и буравил голову будто шилом. Тишина от этого становилась только затяжнее, кажется, замерли все, кто был в подземелье. Авроры — на изготовке, сжимая направленные на видневшихся в проёме двери людей палочки.

Драко моргнул. Давай, парень, двигай. Сейчас.

Сделал ещё шаг вниз, аккуратно ступая на пол и, прижимаясь спиной к холодной стене, последовал в полумрак коридора, противоположный от двери.

Отсюда он мог видеть, как медленно оборачивается Логан, поднимая голову. Только профиль, скрытый капюшоном, но долговязую ненавистную фигуру узнать было проще простого. Кингсли стоял напротив, направив на него палочку.

Драко так сильно прижимался лопатками к неровным камням, что несколько раз ощутимо приложился о выступы хребтом. Он старался не дышать, что выходило крайне трудно. Сердце колотилось где-то в глотке, а горло пекло так, будто оно вот-вот зажжётся огнём.

— Прикажи им отойти, слышишь? Всё кончилось, Логан.

Всё кончилось.

От этой фразы по спине пробежали мурашки.

Мутный свет из камина в ритуальной комнате лизнул носки туфель, когда под каблуком вдруг неожиданно громко хрустнула крупица льда от натёкшей со стен воды. Малфой замер — один из мракоборцев, оставшихся в коридоре, резко обернулся. А за ним — ещё несколько, моментально отыскивая его взглядами. Вскидываясь, оборачиваясь корпусом.

Нацеливая палочки прямо в грудную клетку Драко. Как будто он был одним из них.

Какого хера? Какого хера они целятся в меня?

Он открыл рот, чтобы спросить. Сказать.

А в следующий миг.

Разорвавшийся в гробовой тишине хлопок. Оглушительный, будто рвануло что-то в голове, и в ушах зазвенело. Взгляд сам метнулся в комнату.

Неудавшаяся аппарация через порт-ключ, который Логан в ту же секунду отшвырнул от себя, и его судорожный шаг назад. Волну шока было сложно не почувствовать, она будто прибила Малфоя к стене.

И снова хлопок. И ещё. И звон, бесконечный звон в ушах, умноженный эхом.

Они пытались аппарировать.

И они не могли.

Только слепые, беспомощные хлопки, которые вдруг стали условным запуском этого гигантского механизма. Всех сознаний, находящихся здесь.

Потому что вдруг начало происходить… всё.

Всё и сразу.

— Не двигаться! — рёв Оливара, который тут же залетел в помещение, заставил вздрогнуть даже Драко.

Авроры ринулись за ним, а в следующий миг — вспышка и разорвавшееся где-то над потолком заклинание, синхронное с чьим-то воплем: “Экспелиармус!”, заставило погрузиться подземелья в плотный и густой туман, который тут же разодрал грохот. Будто тяжёлое тело врезалось во что-то, опрокинув какие-то склянки. Звон битого стекла тут же перекрыл рёв Кингсли, отдавшего отрывистый приказ.

— На поражение! На поражение! Миллер, стой, падла!

И снова чей-то ор — на этот раз повторённый несколько раз, словно заклинатель запнулся, произнося заклинание. А затем сорвался на крик, словно в него попали, задели, зацепили.

Оглушённая незрячесть.

Малфой не видел ничего, только слышал вопли и всполохи где-то перед собой, как сквозь чёрную толщу воды. Туман был живым, он двигался, выцепляя то одно, то другое тело мечущихся в этом невидимом пространстве людей.

— Протего! Протего, мать тв…

Оранжевая вспышка мелькнула где-то совсем рядом. Прерванное заклинание и задушенный хрип, словно кого-то настиг приступ удушья.

И Драко очнулся.

Оттолкнулся от стены, впившись на миг пальцами в камень, и побежал, ощущая спиной вибрирующий от заклинаний воздух. Горячо. Плечи жгло, будто на них тлели угли. Дыхание спёрло от резкого запаха палёного, разожжённого, разъедающего. Слепой воздух, пронизанный лучами заклинаний и проклятий. Отдалённым углом сознания Малфой различил сзади крик — кто-то рявкнул непростительное. Авада на секунду заставила сжаться и припустить ещё быстрее.

Вслепую. По инерции туда, где не было тумана. В нужную сторону. Туда, где Грейнджер. Ждёт его. Она должна была ждать его. Он чувствовал это, и это, наверное, было единственным, что ощущало полностью отключенное сейчас сознание.

Нужно было бежать. Просто перебирать ногами, мчаться быстрее, интуитивно пригибаясь, сжимая в руках палочку. Чувствовать людей повсюду, а иногда и задевать их собой.

Мерлин, он словно наворачивал по кругу, потому что эта какофония из воплей и грома заклинаний вслепую не заканчивалась.

Грейнджер ждёт его. А он…

Споткнулся об один из выступающих камней и со всей дури влетел плечом в чьё-то тело.

— Сектумсемпра!

Ох.

Боль в плече просто адская, и Драко не успел осознать этой боли.

Нагнулся, оттолкнувшись от волшебника руками, отлетая к стене, и в тот же момент на голову посыпалась труха со старого камня. Даже туман на миг отступил. В метре над Малфоем осталась щербатая каменная вмятина от заклинания, слегка дымившаяся в полумраке.

Он торопливо прижал руку к пылающему плечу и ощутил горячую влагу на пальцах. Это что? Почему… так горячо?

А затем снова ничего. Словно в ночь, в омут головой. Херов омут и незрячесть.

Ничего не видно и не слышно, только гудение в ушах и собственная кровь на пальцах.

Зацепил, мразь. Зацепил-таки.

Рычание сквозь зубы. Вставай. Вставай, Малфой, мать твою, это плечо всего лишь. Вставай и припусти, если сдохнуть не хочешь здесь, среди этих ублюдков.

Тело слушается. Поднимается, совершает рывок, и, кажется, что даже туман становится реже, стоит только продвинуться немного вперёд. А за спиной снова кто-то орёт так, что вопль этот прошивает позвонки под свитером и прокатывает по спине.

Боль в плече не прекращается, и рукав мантии уже начинает липнуть к руке, пропитываясь кровью. Похеру. Просто похеру, нужно добраться до Грейнджер, и всё будет нормально.

Всё станет нормально.

Рука будто в огне и… пустая. Блять, она пустая. Палочки нет.

Торопливо оборачивается через плечо, различая силуэты в движущихся щупальцах тумана. Силуэты и вспышки.

Снова удар по камням — и мелкие камушки сыпятся на пол, отбиваясь этим мерзким звуком в ушах. Еле слышным.

Заставляя пригнуться и тут же ощетиниться от боли.

Прижав ладонью пульсирующую рану, он снова побежал, чувствуя, как над головой проносится вибрирующий луч заклинания. Замечая, что туман отступает.

Получилось. Наконец-то получилось вырваться из липких эфемерных лап этой слепоты. Снова появились каменные стены и пылающий в конце коридора факел.

И только лёгкое марево вокруг, будто не желающее отпускать из своих щупалец. Только дрожащие волны ударов куда-то в его сторону.

Он уже даже не различал проклятий. Один сплошной грохот и рёв. И осознание — кто-то пытается его прищучить.

Сука. Драко втягивал в себя воздух сквозь сжатые зубы и прислушивался к колотящей в висках крови, стараясь не отвлекаться от этого звука. Удары сердца, быстрые и лихорадочные. Ты живой. Просто беги — таким и останешься.

На миг грудную клетку обожгло страхом, когда пол ушёл из-под ног.

На один всего миг, но затем этот страх снесло давящей, опаляющей волной боли, вкручивающейся под лопатки.

Это было не Круцио.

Это было что-то парализующее, потому что он упал, как подкошенный, рыча сквозь зубы, прикладываясь скулой и лбом о пол. Что-то заставляющее едва не ломать себе хребет от напряжения, в которое завязалась каждая мышца. Вцепившись пальцами в кровоточащее плечо и тем самым причиняя ещё большую боль.

Бля-я.

Бля… бля! Больно, сука, больно!

Ему казалось, что мясо заживо сдирают с рёбер и не дают шевельнуться. Вывернуться. И палочки, блядской палочки нет.

— Куда намылился, щенок? — пыхтит кто-то, и, открыв слезящиеся глаза, Малфой замечает пожилого мужчину в сбившейся одежде и с оскаленным в улыбке ртом. Губы его разбиты, а часть лица словно обожжена, отчего кожа была похожа на красную бумагу.

Приспешник.

Драко видел его впервые и уже ненавидел всей душой.

Ублюдочный старикан направил на него свою палочку, проворачивая кисть всё сильнее, от чего боль и окаменение внутри завязались таким плотным узлом, что впору было сдохнуть. Или орать, как ненормальному.

Но он не мог издать ни звука.

И дыхание.

Дыхания нет. Плотный обруч обхватывает рёбра и сжимает их.

А Малфой только смотрит, обещая всех чертей преисподней. Пока бесы в его груди корчились от боли и отсутствия кислорода, разрывая когтями свою живую клетку в поисках выхода.

— Ищешь кого-то? — он подходит так спокойно, будто за его спиной не разрываются заклинания и не мрут люди.

Спокоен, а в глазах помешательство, которое было таким осязаемым, что почти имело форму. Старик наклоняется и опускает палочку. Кислород медленно всасывается в лёгкие, а внутренности отпускает.

— ...т… еб… ись… — хрипит Драко сквозь сведённую челюсть.

Чувствует, как покорёженные внутренности не желают возвращаться в норму. Лёгким едва удаётся наполняться воздухом, смешанным с собственной кровью.

Теперь он чётко чувствовал её не только на ладони, но и на языке. Она поднималась изнутри вместе с отвратительно-горькой желчью. А вот этот вкус был хорошо ему знаком.

Желание блевать в последнее время появлялось достаточно часто.

Глаза у приспешника были пустые и бессмысленные, если можно было бы сказать так. Человек без сути и без стержня.

— К девчонке направляешься? — он всё скалится. — С ней там сынишка Логана. Развлекается.

Развлекается.

Развлекается Миллер.

С его Грейнджер. Грязный выродок.

— Что? — хрип опаляет горло, а протестующее тело само совершает рывок в попытке подняться.

Отчего снова она.

Долгожданная в течение всех этих месяцев. Боль. И такая мучительная сейчас.

Хотел — получи. Жри. Подавись.

Но палочка снова смотрит в грудь Драко. Это уже кажется не таким важным, потому что сознание рисует картинки, от которых тошнота поднимается в желудке. Сильнее и сильнее, борясь со стискивающей болью за право владеть его телом.

Какое-то заклинание срывается с грязных губ, и из Малфоя наконец-то вырывается вопль, от которого закладывает уши.

И звенит. Звенит в голове, нарастая, разбухая, двигая по сосудам эту боль, и ощущение такое, что тело сейчас просто распадётся на молекулы, исчезнет из подземелий.

И даже образ этого старика теряется в красном тумане, пока глаза не начинают закатываться. Драко ломается. Он чувствует, как что-то внутри, поддерживающее в нём жизнь, начинает медленно, с хрустом, сдвигаться со своего места.

Тёплая струйка стекает по мочке уха, теряясь в волосах, и от этого ощущения сводит дыхание. Леденеет сердце, которое сокращается так быстро и сильно, что ему хватило бы одного прикосновения к груди, чтобы разорваться на части.

Вспышка, лопнувшая перед глазами, показалась Малфою смертью.

Настоящей смертью, имеющей изумрудный цвет. Он почти ни черта не соображал, но лишь зажмурился сильнее, ожидая, когда же его душа провалится и рухнет в преисподнюю прямо сквозь этот каменный пол. Потому что после такого просто невозможно остаться в живых. Но.

Вместо этого.

Вдох.

Судорожно, сокращающимся горлом. Открывая воспалённые глаза, поедая непослушными лёгкими кислород. Вслушиваясь в собственное натужное мычание на выдохах.

Что?

Ускользающее сознание ухватилось за это. Боли нет. Прошла, оставив за собой трясущуюся оболочку. Он едва заставил себя повернуть голову. Моргнул несколько раз, пытаясь избавиться от красноватого напыления на обратной стороне сетчатки.

Тело приспешника вытянулось рядом, изогнувшись в неестественной позе. Глаза широко раскрыты и так же пусты, как были при жизни. Сломанная палочка лежит у стены.

Несколько секунд Драко неверяще смотрит на это, после чего отворачивается. На секунду закрывает глаза, пытаясь вернуться в реальность.

Поделом ушлёпку.

Затем приподнимается на локтях. Слегка встряхивает головой, чувствуя тупую боль во всём теле. А ещё через несколько секунд звуки обрушиваются на голову с такой ясностью, будто кто-то выкрутил в голове регулятор громкости на самый максимум. Только в правом ухе звон и жар, будто нож засадили. Острый и длинный.

Чтобы прямо насквозь.

Но это не мешает Драко слышать голос, произносящий эти слова. От которых вдруг появляются силы на то, чтобы снова оказаться на ногах.

…с ней сынишка Логана… развлекается…

В десятке метров от Малфоя, где уже начинает сгущаться неисчезающий туман, стена снова ловит шар заклятия и разбрызгивает по воздуху осколки камня.

Нужно уходить.

Подняться на ноги реально трудно. От каждого движения болит что-то глубоко внутри, и привкус, гадкий, гнилой, металлический, и никогда ещё не… так близко к краю. Буквально шагать по нему.

Шагать, потому что она там.

Драко уже даже не нагибался. Он шёл, прижимая руку к плечу, чувствуя, как что-то поднимается в нём. Растёт, разрастается пустотой и холодом в животе. Он чувствовал, что что-то выключено, не работает так, как нужно.

И всё, что надо — убедиться. Просто в том, что с ней всё в порядке. Убрать от Грейнджер Миллера, прикоснуться к ней и позволить себе… отпустить. Не её. Себя.

Её он не отпустит. Теперь — нет.

И снова грохот исчезает из ушей. Потому что на смену приходит её голос. Её смех. Стучит набатом в голове и будто толкает в спину. Убирает жалящую пульсацию в мозгу и в груди, где что-то уверенно сбавляет обороты.

А ноги идут быстрее.

И голос.

- Что-то случилось?

- Нет.

- Пароль забыл?

- Очень смешно.

- В таком случае, почему ты здесь?

Почему ты здесь, Малфой?

Потому что она здесь.

И Драко стискивает зубы, заставляя себя делать ещё-и-ещё-шаги.

Приваливаясь на секунду к каменному углу боком. Поворачивая в следующий коридор. Почти вваливаясь в него, цепляясь раненым плечом за стену, наверняка оставляя кровавый след за собой. Но тут же ещё сильнее сжимая зубы, заставляя себя выровнять шаг.

- Я не хочу… приобщаться к вашему клубу любителей этих… штук.

- Нет такого клуба, Малфой.

- Да мне…

- Просто возьми и надень.

- Я не умею пользоваться этой хреновиной.

- Ничего сложного нет.

- Твои идеи сведут меня в могилу...

Он останавливается и кашляет, прижимая руку ко рту. Покачиваясь из стороны в сторону. Да что же это. Что с ним, к чёртовой матери, такое? Не смей кони двинуть, щенок. Трус. Иди, давай. Ты уже почти там, почти пришёл. Вот смеху будет, если ты сдохнешь, так и не дойдя до двери какой-то десяток метров.

Хриплый смешок срывается с губ. Снова внутри прошивает болью от этого. Может, хоть что-то отучит его от знаменитой гадской ухмылочки.

Или нет, не нужно.

Потому что она — единственное, пожалуй, что осталось от него прежнего. Пусть остаётся и дальше. Хотя бы просто на память.

Взгляд поднимается и приковывается к приоткрытой двери. Она. Она там.

И снова шаги — быстрее, немного шаркающие, но шаги.

…верю в истории, которые не заканчиваются.

Ты ожил.

Глаза не отрываются от двери, а это слово, это слово, в которое хочется верить, подгоняет его. Подпитывает. Ожил. Не для того ведь, чтобы сдохнуть. Или..?

Но мысль оборвалась. Потому что вдруг.

— Заткнись, Грейнджер!

Прошивает.

Раз — и насквозь.

Что там отключалось внутри? Неважно. Он забыл, моментально. Потому что кровь закипела в сосудах в тот же момент, а лёгкие снова начали тяжёло перекачивать воздух. Вдох-выдох. Вдох-выдох.

Шаг за шагом, осатаневший в момент, готовый убить. Его. Грёбаного Миллера, голос которого, произносящий её имя, заставил Драко совершить грёбаный внутренний кульбит.

Он там. Она там. И, кажется, в кровь пустили дозу чистой ярости. Необходимой. До такой степени, что Малфой готов бы был сказать Курту “спасибо”, если бы не желание вырвать к чертям его глотку.

А в следующую секунду он толкнул тяжёлую дверь. И тут же. Крошечная комната, освещённая факелом. Холодный воздух. Два лица, обращённых к нему. Одно ненавистное, до кипящего масла под кожей. Бледное, осунувшееся, полудохлое, как сам Драко.

А второе — родное до боли в груди. С наливающимся на нежной скуле кровоподтёком. И эти глаза, в которые он бросился, тут же.

Слава Мерлину. Господи. Слава Мерлину, с ней всё в порядке.

Дрожит, напугана, боится. Знаю, малышка. Знаю. Заберу тебя отсюда, сейчас. Немножко ещё потерпи.

Почему в твоих глазах такой страх? Почему ты смотришь на меня так?

— Драко! — вскрик отдалённый, и это имя, чёрт возьми, не сравнится ни с одним из имён, которые когда-либо произносили её красивые губы.

И единственное, что заставляет оторваться от созерцания её, это резкое движение со стороны Миллера.

Собраться, перевести взгляд. И понять: теперь на Малфоя смотрит кончик его палочки. Курт настроен серьёзно. Нельзя показать ему своей слабины. Поэтому Драко, несмотря на разъедающую боль, выпрямляет плечи и отрывает руку от плеча, опираясь о стену.

Медленно поворачивая голову и глядя на руки Грейнджер, скованные кандалами у неё над макушкой. А этот урод стоит слишком близко, касается краем мантии коленки Гермионы, которая теперь смотрит не просто со страхом — с ужасом.

— Отойди от неё, — рычание вырывается из горла, перекрывая желание закашляться. Воздуха не хватает даже для этого. Просто говорить.

— Не лезь в это, Малфой. Ты не в том состоянии.

Таким тоном, будто всё здесь зависит от этого ущерба. Патлатого, взъерошенного, перепуганного так же, как и каждый в этом помещении. Будто не его отец сейчас жопу рвёт ради его же жалкой жизни.

Губы Драко кривятся в отвращении.

Немощь. Он ненавидел немощных людей. Таких, как он. Ненавидел молча, потому что собирался с силами для следующей своей фразы.

Всё в порядке, просто нужно немного отдышаться. И взгляд Грейнджер… слишком огромный.

— Хорошо по тебе приложились, а?

Ответить, сейчас. Поставить на место.

Но — бля-я, — словно в подтверждение, жалящая точка внутри снова оживает. Снова наполняет его кровью: лёгкие, желудок, рот.

Он чувствует, как тяжёлый сгусток собирается в углу губ. Горький и мерзкий. Вот-вот сорвётся вниз, по подбородку.

Драко не сдерживает кашля, сплёвывает бордовую тягучую кровь. И наконец-то делает судорожный вдох.

— Я сказал, — хрип. Боль в животе. — Проваливай.

И чувствует, как губы окрашиваются горячей, почти липкой. Семейная, чистая. Кристальная. Такая невообразимо отвратительная на вкус.

И даже Миллер напрягается. Непонятно, что напрягает его больше. То, что перед ним додыхает человек, или то, что то же самое ждёт и его самого. Но страх в тёмных глазах обозначен очень чётко. Он почти доставляет удовольствие.

— Прости, Малфой, — голос трясётся. Что-то с Куртом не так. Его словно не осталось. Словно это что-то чужое в нём. — Это конец. Всё.

Вот, значит, как гибнут люди от проклятий. Во взгляде, который Драко изучил за столько месяцев наблюдений, не осталось больше ничего. Он был похож на взгляд того старика, которому почти… удалось убить Малфоя десять минут назад.

Когда ему почти показалось, что он мёртв.

Но ты не можешь быть мёртв. Не сейчас. Не тогда, когда она здесь и смотрит, и зачем-то безостановочно повторяет его имя. Громко. Словно пытаясь предупредить о чём-то.

Но в голове снова начинает гудеть, а одна часть и вовсе оглушена, будто погружена под воду, пульсирует, шумит. Малфой понимает, что сильнее вцепляется в стену, но мокрые пальцы соскальзывают с камня, оставляя на нём тошнотворно-красный след.

— Нет!

И этот крик Грейнджер куда громче остальных, и она дёргается, будто в попытке вырваться из плена кандалов. И сознания касается отдалённый звон цепей, а перед глазами начинает появляться зелёный свет.

Блять. В голове темнеет так не вовремя.

Нет, нет, погоди, Малфой.

Сердце будто спотыкается и еле-еле дышит, сплёвывая при каждом ударе. А холод в животе всё больше разрастается. И всё это херово, очень херово. Потому что Грейнджер всё ещё в опасности, а ты сдаёшь, как последний слабак.

Сдаёшься, да? Урод, сдаёшься?!

Она кричит.

И Драко не успевает сделать ни шагу. Он не был уверен, что сумеет сделать хотя бы один шаг, но не сейчас. Сейчас он готов был перебежать вокруг всей Великобритании трижды, если бы это могло как-то спасти Гермиону. Но этот зелёный свет, разгорающийся сильнее.

И всё перед глазами слишком медленно. Словно плавленая резина растягивается и сжимается.

— Авада кедавра!

И этот звук. Звук непростительного, летящего в твою сторону. Наверное, самый жуткий, который можно было выделить из всех звуков в жизни Драко.

Гудящий, словно что-то невообразимо огромное мчится и ревёт по воздуху, уже обдавая тело ледяной крошкой искр, и смешавшийся с ним крик Гермионы. Просто — громкий, настолько, что вдруг кажется, что слышат оба уха. Просто — крик. Без слов. Крик из сердца, из глаз, и, блин. Слова, эти её слова стучат в голове. Услышанные один-единственный раз, тогда.

И никогда больше.

Те самые.

Те. Самые.

Я люблю тебя, Драко. Я люблю тебя. ЯлюблютебяДраколюблютебя.

Почему именно сейчас? Воскрешающие, заставляющие открыть глаза, а темноту под веками на миг — отступить. Чтобы ослепнуть от изумрудного вихря, гудящего прямо перед…

Тело с силой врезается в пол.

Вдруг, внезапно, и новая вспышка боли. Застыть на секунду, замереть, зажмуриться, вслушиваться в продолжающийся крик, вслушиваться в него и не понимать — почему?

Почему он слышит его до сих пор.

Или в его персональном аду крики Грейнджер будут разрывать голову вечность напролёт?

Но разве должна быть после смерти эта боль? Разве не…

Понять. Осознать, что дыхание всё ещё тревожит грудную клетку. Что не все черти в груди ещё валяются дохлые. Что один ещё дёргает своим хвостом.

А потом поднять голову и заметить выражение лица Миллера, который смотрит перед собой. Такими огромными и мертвецки-испуганными, что взгляд невольно опускается туда, куда уставился патлач. И сердце замирает.

И тело запоздало ощущает саднящее чувство между лопаток. Словно от толчка в спину.

Глаза же не отрываются от застывшего в проёме двери мужчины. Там, где только что стоял Малфой.

Длинная мантия распахнута. Капюшон откинут на спину. Худое лицо и выступающие скулы бледнеют слишком быстро. Стираются, будто чьим-то ластиком. И несколько ссадин на щеках становятся от этого темнее. Почти чёрными.

Ореол от непростительного поднимается зелёной дымкой где-то в районе груди, медленно исчезая в спёртом воздухе.

Он видел, как разжимаются пальцы Логана и палочка падает вниз, в то время как худощавое тело кренится вперёд. Какой-то невразумительный звук сквозь гремящую в ушах кровь. Словно Курт задыхается, не может произнести не единого слова. Но взгляд Драко не отрывается от палочки приспешника, которая бьётся о пол и со стуком отлетает от камней, откатываясь в сторону Малфоя.

Он видел только её.

И схватил трясущейся рукой в тот же момент, как Логан тяжело рухнул на колени, глядя сквозь своего сына раскрытыми глазами, зрачки которых медленно расползались, будто кто-то ослабил на них ремешок.

— Нет… — и этот дрожащий шёпот срывается с губ Миллера вперемешку с громким всхлипом.

Тело его отца тяжело ударяется о пол. Просто — лицом вниз. А Малфой сжимает пальцы на тёплом древке, несколько бесконечно долгих мгновений глядя на мёртвого Логана, который встретил собой Аваду, предназначающуюся не ему.

— Отец… нет…

Этот рваный выдох заставляет поднять голову, отчего комната снова вращается перед глазами. В чёртовом вселенском калейдоскопе. Малфой уже плохо соображает, что происходит вокруг, но видит, как Курт трясётся, прижимая руки ко рту. Бледное лицо его заливают слёзы. А губы, наверное, ходят ходуном, судя по нечленораздельным фразам, прорывающимся сквозь ладони.

А затем — шаг.

Его шаг вперёд. Наверное, к телу отца, но Драко выкидывает вперёд руку, отчего внутренности в очередной раз разрываются палящей болью.

— Петрификус Тоталус! — хрип, сквозь крошево в глотке.

Запястье чертит руну изогнутого крюка, и чужая палочка, тяжело вибрируя, исторгает из себя сеть почти прозрачного потока заклятия, впиваясь в Миллера, который уже почти рухнул перед Логаном на колени.

Когтевранец замирает. Ужас и скорбь застывают на его искривлённом в рыдании лице. По рукам и ногам пролетает лёгкое свечение, застывая на кончиках пальцев, и оно словно тянет к земле, потому что он тут же падает там, где стоял. В той слегка нелепой позе с полусогнутыми ногами, в которой встретил заклинание.

И самая громкая в жизни Малфоя тишина вливается в уши. В носоглотку и рот, который исторгает из себя быстрые выдохи. Один тяжелее другого.

Мерлин.

Ты не понял, наверное.

Ты только что чуть не сдох.

Тебя спас Логан Миллер, который хотел убить Грейнджер.

Грейнджер.

Драко поворачивается так резко, приподнимаясь над полом, что против воли рычит, прижимая руку к животу. Вспышка боли ударяет по мозгу.

Но.

Даже сквозь мутный туман он видит, какие испуганные глаза смотрят на него с белого как мел лица. Искусанные в кровь губы не шевелятся, болезненно сжаты. Гермиона застывшая и напряжённая. Он никогда не видел её такой напряжённой. И синяк на — на той же, блять — щеке теперь кажется сочным и горящим. Но даже это не портило идеальной красоты этого неидеального лица.

Он пытается подняться, опираясь на руку, но тело ведёт в сторону. Словно не он управляет им. Как тогда. Под испуганным взглядом Грейнджер, когда метла понесла его прямо в трибуну. Вынудила влететь и снести собой лавки.

У него был снитч в кулаке.

А сейчас. Он просто должен был встать.

Встать, чтобы подойти к ней, прикоснуться, прижаться лицом к её лицу. Потому что она могла быть мертва в любую секунду этой ночи. В любую грёбаную секунду.

Потому что всё могло сложиться иначе. Потому что Драко мог сейчас сидеть в кабинете зельеварения и заполнять картотеку под присмотром Снейпа, а не со свистом лететь на дно, отключаясь, сломанный, в полной заднице, с глыбой льда во внутренностях.

Всё могло случиться не так.

Малфой мог бы сейчас лежать, уткнувшись рожей в камень, как этот человек за его спиной. Но он дышал. Пока ещё натяжно дышал, и какая-то глупая мысль мелькнула в голове: никогда не думал, что глухота такая тяжелая.

К правой стороне головы будто привязали булыжник.

Но. Это всё такие мелочи. Так неважно, Мерлин. Нужно только прикоснуться к ней, и всё отойдёт на задний план.

Она воскресит его, как делала всегда.

Малфой снова опирается о локоть, но только хрипит, заходясь в позорном кашле. А она так близко, дразняще близко, в трёх шагах.

— Драко?..

Слёзы в голосе. Слёзы в глазах. И от них ему на миг становится страшно.

Молодец. Покажи, какой ты хренов слабак.

— Вставай, Драко, — шепчет она дрожащими губами, и он стискивает зубы.

Хочет сказать, что да, сейчас встанет, сейчас освободит её. Но во рту вяжет от крови, которую приходится глотать. Ещё попытка. Рывок.

Господи, это смешно.

Он откидывает голову и закрывает глаза, тяжело вдыхая в себя воздух. Всё, да? Это всё. Потому что живой человек не может чувствовать этого. Слишком холодно. А Грейнджер, почти распятая хреновыми кандалами, дёргается к нему навстречу. Гремят цепи, отдаваясь в голове.

— Стой, слышишь! Пожалуйста. — О чём она просит? О чём, когда сознание заволакивает, медленно и неотвратимо. Как тот туман из коридора. Даже сердца почти не слышно. — Освободи меня, и я помогу тебе, — она всхлипывает. Из темноты закрытых век. Но он видит. Сознание рисует её растрёпанные волосы и карие глаза. Таких огромных не было ни у кого в Хогвартсе. Ни у кого в мире.

Он так хорошо знает её.

Он так хорошо изучил. Наверное, по предмету “Грейнджер” у него был бы отличный балл.

— Малфой! Давай же, Алохоморой, сейчас! — и это уже крик, направленный, злой. Заставивший на секунду вернуться в темницу. Приоткрыть глаза и уставиться в плывущую стену. И её лицо, такое чёткое на фоне всего остального. — Немедленно!

Боится.

Глупая девочка.

Думает, что имеет право… говорить с ним так… Но рука почему-то поднимается, чертит — кривую-косую, но — знакомую с детства руну. А губы бесшумно произносят заклинание.

На голос просто не осталось сил.

Драко слышит звон железа. Слава Мерлину, получилось.

Секунда, две — и тело Грейнджер рядом. Вот оно. Продрогшее в этом мертвом мраке темниц тело. Затёкшие руки пытаются сжаться на его мантии, но вместо этого беспорядочно гладят по груди.

Гладят и не чувствуют, будто его нет.

Конечно, это из-за того, что кровь ещё не успела разогреть пальцы, но страшно. Так надрывно страшно. Потому что он есть, вот он, перед ней, лежит и смотрит прямо в лицо, а взгляд будто не здесь. Медленно скользит по ней.

У Драко всё лицо в крови. Губы, подбородок. Бровь рассечена. Волосы справа, ухо. Вся ушная раковина испачкана. И ладони её в крови. В такой красной, что слёзы не удерживаются в глазах. Она прикусывает губы до боли.

— Смотри на меня, — шепчет Гермиона.

И судорожно дышит полувсхлипами.

Пальцами, которые наконец начинают слушаться её, она обхватывает его холодное лицо. А он смотрит. Сжимает и разжимает челюсть. То ли в попытке что-то сказать, то ли в попытке сохранить своё сознание.

Она лихорадочно гладит его щёки, будто в попытке согреть. Пожалуйста, нет. Пожалуйста, пусть он продолжает смотреть на неё. А она…

Слышит отдалённый крик из коридора. Отданный приказ. Гулкий голос кажется знакомым, и до слуха доносятся только отрывистые выкрики.

— Быстрее! В каждую дверь! Открывай, Ральфус, открывай. Нет? Дальше! Быстрее! Барти, тащи последнего в Министерство! Свяжитесь с Томпсоном! Быстрее, мать вашу, Ральфус!

Сердце переворачивается. Их найдут. Сейчас найдут, Мерлин.

— Мы здесь! — кричит Гермиона, уже не осознавая, что трясётся всем телом, нервно сжимая пальцы на мокрой мантии Малфоя. — Сюда!

А Малфой слегка прикрывает глаза от её крика.

— Нет, нет, — она снова гладит его лицо. Любимое лицо, сереющее с каждой секундой. — Смотри на меня. Пожалуйста, Драко.

Тонкие губы приоткрываются, выпуская изо рта струйку крови.

По щеке, по линии челюсти. Драко сглатывает, словно этим может остановить её. Извилистая змейка путается в его волосах, окрашивая их. В страшный. Самый страшный на свете цвет.

И хочется обхватить его голову руками, чтобы сохранить его в ней.

Глаза светлые, как никогда. Видит Мерлин, они никогда ещё не были такими прозрачными.

— Хол…лодно, — хрип получается едва слышным. Но губы продолжают шептать что-то. Просто воздух. Гермионе кажется, что она слышит своё имя в этих выдохах.

Которые становятся прерывистыми и слишком короткими.

А голоса в коридоре громче.

Она осторожно привлекает Малфоя к себе. Пытается приподнять тяжёлое тело, но у неё ничего не получается. Поэтому наклоняется к аккуратному уху.

— Всё будет хорошо, — дрожащая улыбка растягивает губы. Она чувствует вкус собственных слёз на языке. — Сейчас, они уже здесь. Сейчас ты согреешься.

Она не замечает, как начинает раскачиваться из стороны в сторону, лелея его. Успокаивая себя. Давясь рыданиями, подступающими к горлу. Чувствует только, как его рука слабо сжимает ткань её рубашки.

Тишина смертельная. Душит, давит. И Драко тоже ощущает её. Потому что выдыхает:

— Не сл…ышу. Г… говори. Пож…

Судорожный вдох, перебивший его слова, пугает её больше, чем его кровь, в которой она была уже по самые локти. И она начинает говорить, просто говорить ему на ухо, торопливо подбирая слова.

Несусветную чушь.

Такую важную.

— Всё будет хорошо. Ты спас меня, слышишь? Спас, по-настоящему. Ты смелый, отважный, всё будет хорошо, слышишь? Сейчас всё будет в порядке, — Грейнджер перемежает эти слова, которых он почти не понимает, с поцелуями, которых он почти не чувствует.

Но звук её голоса помогает оставаться здесь.

И чудовищный холод. Такого холода он не испытывал никогда. Такого, от которого бы отнимались руки, и он не может больше сжимать её рубашку.

Пальцы срываются, и рука тяжело падает на пол, отчего Грейнджер сильнее обнимает его, трясётся, плачет.

Плачет.

— Нет! Нет, нет, пожалуйста, Драко. Держись, здесь, со мной. Я люблю тебя, — всхлипы такие громкие. — Пожалуйста…

Сознание так быстро отключается. Так не вовремя, потому что от этого, сказанного ею, на какой-то миг сердце вдруг стучит сильнее. Несколько ударов.

Сраных несколько ударов.

Глупый орган. Ради этих слов можно воскреснуть, а тебя хватило на два грёбаных конвульсивных толчка. А он даже ответить не может. Он не может говорить.

Рот будто онемел.

Словно шестерёнки замедляются. Пусто перекручивают воздух, а не друг друга. И только её голос. Всё тише и тише.

И, выдирая из груди последний хрипящий выдох, Драко вдруг понимает, что Грейнджер поёт. Плачет и поёт какую-то белиберду.

О падающих мостах.
 

Эпилог

он приходит из осени. там прозрачные тени и лед воды,

каждый шаг замирает в листве, уходя к корням.

он открывает окна и просто ждет темноты.

обернуться, значит позволить жалеть себя.



"тише, тише", — я тесней прижимаюсь к его спине.

его память бездонна, и он пьет ее медленный яд -

каждый день по глотку — настоянному на вине.

отвернуться, значит обнаружить что ты ослаб.



он смотрит мимо — чтобы боль не выплеснулась из глаз.

я беру его руки — теплом утолить озноб

и ладонью ныряю в раскрытый у горла плащ

и касаюсь скорби, застывшей внутри него…



Теви Тамеан



Эпилог.




Стеклянным взглядом в стеклянное утро.

Даже снег — полупрозрачный. Полулёгкий-полугнетущий. Первый снег позднего ноября.

И туман по платформе. Чугунным одеялом. Словно отпечаток из грудной клетки. Холодно и пусто, как никогда. Или так всегда было?

Гермиона сжимает руки в вязаных рукавицах, поджимая пальцы. Утыкаясь губами в шарф, согревая кожу дыханием. И почему-то не может оторвать взгляд от пепельно-платинового неба, проглядывающего сквозь туман.

Она никогда не бывала здесь в это время. Продрогшая платформа станции совсем крошечная. Размером с Большой зал, если не меньше. Сидеть сейчас тут, под небольшим навесом на узкой лавке. Всматриваться в небо, кусая губы. Чувствовать, как подмораживает кожу щёк.

Отрешённо.

Так не похоже на неё.

Но терпимо, потому что она уже очень давно не похожа на себя. И даже суета этих последних недель изменила её. И до этого… её менял каждый день, начиная с первого сентября.

Он менял.

Взгляд медленно опустился, потому что глаза начали наполняться непрошеными слезами. Опять. Опять эти слёзы. Мало, наверное, было их за всё это время. Холодные и влажные пальцы в рукавицах сжались сильнее. Нет, не смей раскисать.

Не сейчас.

Гермиона вздохнула, проследив за крошечным облачком пара, сорвавшимся с губ. Поёрзала, скользя взглядом по блестящим бокам “Хогвартс-Экспресса”, наполовину скрытого в воздушном молоке. А затем заметила тёмную фигуру, приближающуюся к ней. И всё внутри на секунду замерло.

Отдалённые удары каблуков по подмороженному камню. Тёмное недлинное пальто. И походка.

Ну, конечно. Как всегда.

Он шёл так, будто мучился от хронической скуки уже многие годы. Так, словно был умудрённым опытом мужчиной. Или ей просто казалась эта усталость.

Даже туман расступался перед этой гибкой, затянутой в чёрное, фигурой. Губы на миг дрогнули в улыбке, несмотря на то, что в носу закололо.

Её Малфой.

Не ищет взглядом — точно знает, где она. И уверенно шагает, засунув руки в карманы брюк. Уверенный и собранный. Господи, только он мог выглядеть так после того, что произошло всего две недели назад.

Когда даже мадам Помфри не была уверена в том, что он останется в живых. Когда он лежал в лазарете без сознания, едва дыша. Не открывая глаз и никак не реагируя ни на что. Ни на голос, ни на прикосновения.

Это были самые страшные в жизни Гермионы Грейнджер три дня. Когда она сидела и сжимала руку Драко, не боясь, что её осудят. Не боясь, что кто-то увидит. Она знала, что должна быть здесь, рядом, потому что они дышат вместе. Сейчас у них одно дыхание на двоих.

И когда он пришёл в сознание, Гермиона была уверена — в этот момент у неё выросли крылья за спиной. И тогда она заметила, что витражи на окнах цветные, а не чёрно-белые. Что у людей, окружающих её, глаза различаются по цвету. И что люди по сути разные, а не безликие призраки, скользящие вокруг.

На удивление, после произошедшего у них наладились отношения с Забини. Ну, то есть, взаимная подчёркнутая отчуждённость превратилась во взаимную помощь. Даже Гарри и Рон в конце-концов проглотили тот факт, что их подруга не отходит от койки их врага. Сухо, давясь, не пережёвывая, но проглотили. И Поттер не преминул прорычать рыжему сквозь зубы: "Я говорил тебе". Но на второй же день, проведённый в лазарете, они уже приносили Гермионе десерт с ужина.

А они с Блейзом тем временем сидели у постели Малфоя. Мулат часто составлял ей компанию.

Выписку обещали через две недели. А выписали через пять дней. Слизеринская живучесть, — отшучивался Драко. И это была совсем не смешная шутка.

Не успел он выйти из лазарета, как тут же пришлось влиться в этот ритм. Почти сумасшедший. Меняющий всё.

Действительно — всё.

Потому что Нарцисса не была казнена. Об этом гремел “Пророк”. Скитер не надоедало обсасывать эту тему со всех сторон, так что уже одиннадцать выпусков подряд ежедневно главную страницу венчал портрет светловолосой, спокойно улыбающейся женщины.

За неё вступились. Как ни странно, одними из первых стали Ральфус Оливар и Кингсли собственной персоной. Подняв связи последнего с норвежским Министерством Магии, суд посчитал возможным сохранить Нарциссе жизнь, однако сослать из Англии.

Через три дня после поправки и Драко поставили перед выбором: остаться и доучиться в Хогвартсе или же отправиться с матерью в Норвегию.

Это снова было тяжело.

Несколько серьёзных разговоров с Дамблдором и Нарциссой. Она уверяла, что сможет, справится. А он… метался. Метался до сих пор. Хотя сундук с вещами уже ждал своего владельца в поезде “Хогвартс-Экспресса”.

И теперь…

А что — теперь?

С наполовину тёмного неба медленно опускался снег, подсвеченный горящими с ночи огнями фонарей. В этом утре Малфой был чем-то неотъемлемым. И уже стоял перед ней, глядя куда-то перед собой, чуть щуря глаза. Вот и всё “теперь”, что у них осталось.

Несколько минут.

Гермиона не знала, что делает здесь. И зачем упросила позволить ей проводить его. Потому что прощаться в их гостиной было слишком. Он никогда по-настоящему не уйдёт оттуда. Его спальня навсегда останется его спальней. А их ванна — их ванной.

Их было слишком много в Башне старост.

Если бы можно было выжать стены, они бы выплакали целое море. Воспоминаний и образов. Истории, подошедшей к концу. И дыхание снова спёрло. Гермиона опустила взгляд на туфли Драко, глядя, как на начищенные носки медленно опускается снег.

— МакГонагалл перенесла собрание префектов на четверг, — его голос слегка хрипловат. Но звучит ровно. Знакомо до жути. Остаётся только кивнуть.

— В пятницу мы патрулируем до 23:30 и внимательно на седьмом этаже. Перед выходными эти придурки часто…

— Я помню.

Прерывает его слишком быстро. Он опускает глаза. На её макушке собираются снежинки.

Он наблюдает за тем, как они выписывают причудливые узоры в полумраке холодного утра, прежде чем коснуться мягких волос Грейнджер.

Он понятия не имеет, зачем позволил ей быть здесь сейчас. Потому что… было тяжело. Действительно. Он не ожидал. Херова неожиданность.

Это как удар под дых. Тебя согнуло, а ты очень хочешь разогнуться.

Достаёт руки из карманов, медлит несколько мгновений, а потом садится рядом. Всё, что случилось. Он просто пытается осознать. Что он делает и для чего. Уезжает в Норвегию, навсегда. Следует за матерью. Потому что так нужно. Потому что он несёт грёбаную ответственность. Теперь — особенно. После того, как их семья едва не развалилась заново. И где-то в глубине души он чувствовал отдалённую… не радость, нет. Скорее, это было удовлетворение.

Что прогнившее насквозь поместье наконец-то оставит его. А здесь… всё равно осталось бы доучиться всего полгода.

Здесь остаётся она.

Малфой медленно переводит взгляд на профиль Грейнджер. Она упрямо сверлит своими блестящими глазами каменные плиты. Кончик носа покраснел от холода. Молчит.

Из гостиной они выходили так же молча. Потому что, господи, да что ей сказать?

Мерлин, помоги, он не знал, не имел понятия. Кажется, мог говорить только о какой-то херне, которую она и без него отлично знала, блин. Между ними было слишком много всего, херов океан всего; всего, чтобы говорить об этом.

Её руки были сжаты. Напряжённо замерли на коленях.

Драко смотрел на нелепый рисунок её вязаных рукавиц и уже почти решил протянуть руку, чтобы коснуться её, когда сквозь лёгкий шум в ушах, оставшийся с того-дня-о-котором-они-не-говорили-по-умолчанию, раздались шаги. Охренительно не вовремя.

От этих шагов сжало лёгкие. Время вышло? Уже?

Наперевес с круглым фонарём, покачивающимся из стороны в сторону, к ним приближался мужчина, который был прислан, чтобы помочь Малфою с отбытием. Стоило ему появиться в пределах видимости, резко сократившейся из-за долбаного тумана, он остановился. Смущенно поправляя шляпу и покашливая в густые усы.

— Мистер Малфой?

Драко сжал губы. Поднял голову в молчаливом ожидании.

— Пора.

Пора.

Судорожный вдох справа. И судорожный удар в груди.

Мужчина несколько мгновений смотрит на него. А затем на неё. Жмёт губы, почти понимающе.

Да что ты понимаешь в этом?

Но он только кивает и отступает обратно в туман.

— Жду вас в составе, — а затем добавляет: — если вы не передумали.

И эти — последние — слова бьют по сознанию. Почти пощёчиной. Бьют и бьют. В такт тяжёлым удаляющимся шагам.

Малфой сухо сглатывает, вставая, и слышит, что дыхание Грейнджер становится более шумным. Каково будет уснуть, не чувствуя её в соседней комнате? Или в своих руках.

И вдруг стало так обидно. Так грёбано-обидно от того, что он ни разу не увидел, как она просыпается.

Он очень хотел видеть это. Наверняка это самое прекрасное, что может быть. Лучше солнечного утра.

— Ну… — он кашлянул. Качнулся с пятки на носок. — Мы вроде бы неплохо сработались, а, Грейнджер?

Спросил намеренно громко. И сердце остановилось почему-то, когда Гермиона закрыла глаза после его слов.

Господи, да просто уйди. За тобой поезд. Иди, садись в купе, сними пальто и забудь.

Да, было неплохо. Почти забавно. Не скучно, уж точно.

Но всё заканчивается, ведь так?

Так.

Тогда просто прекрати смотреть на неё. Прекрати ждать. Чего ты ждёшь?

Нужно ехать. Ты должен матери. Ты должен всему грёбаному миру, ты должен себе, чтобы больше не допускал ошибок.

Таких, как она.

Вот эта огромная, здоровенная, блять, ошибка, сидящая сейчас перед ним. Единственная ошибка, благодаря которой он дважды жив. Дважды мог сдохнуть и не сдох.

Грёбаных. Дважды.

Сука.

А если задуматься, то куда больше. Воплощение его существования сидело на лавке в дурацких рукавицах, и злость вдруг накрыла с головой. На то, что она ничего не ответила на его фразу. На то, что она не посмотрела ему в глаза. На то, что он слышал, как эта чёртова дура рыдала по полночи в их ванной с тех пор, как узнала, что он уедет.

Их-блять-ванной, которая скоро станет ванной-её-и-чьей-то-ещё.

И эти мысли. Накрывают, выворачивают. Больно-наизнанку.

— Грейнджер.

Она не поднимает голову. Словно издевается. Словно знает, что если поднимет, если посмотрит, всего один раз, то всё. Просто всё.

— Не хочешь попрощаться?

Закрой свой хренов рот.

Ты же видишь. Видишь, как тяжело она дышит, всё быстрее с каждой секундой. Словно ей больно. Словно что-то дерёт внутри точно так же, как тебя.

Уйди.

Если не сейчас, то уже не сможешь. Вспомни мать. Вспомни её.

Ты должен.

Так что иди. В грёбаный вагон, сейчас.

Он сжимает губы. Сильно. Так, что почти больно.

А потом протягивает руку и рывком поднимает лицо Грейнджер за подбородок. Наклоняется. Смотрит в глаза так близко, что всё окружающее пространство прекращает существовать.

Да оно и не существовало никогда, когда она была рядом.

— Что? — испуганный лепет. Распахнутое карее море.

— Просто… хочу запомнить.

Сказать это, чтобы не сказать другое. Рвущееся изнутри. Очевидное.

И, не дожидаясь ответа, впивается в холодный рот поцелуем.

Больным поцелуем. Глубоким. До глотки. До стона. До дна, горячего и пылающего. Сумасшедшим, на который она отвечает до слёз по щекам. Поцелуем, который до сжатых на плечах рук. Который до яростно-зажмуренных глаз.

Который пожалуйста-будь-здесь.

Заставляет вспомнить её слова. Заставляет орать их ей в ответ. Молча, выпадами языка, сжимающими лицо ладонями, скользящими в волосы руками.

Он просто нужен. Необходим. Потому что без этого нужно будет прожить. Научиться.

И он научится когда-нибудь.

Когда прекратит воплощать во всём этом всего себя. Открытый кровоток, разбухшая тоска. Вой в груди. Огонь в глазах. Так блядски нужна. И Малфой чувствует, как этот огонь срывается из-под век, скатываясь по щеке.

И поцелуй лучше-бы-я-сдох-тогда прекращается внезапно. Драко просто отталкивает её от себя. Резко разворачивается, чувствуя холод на лице. И уходит.

Раз и всё. По щелчку пальцев.

Херовому щелчку.

Не оборачиваясь.

Чего ты хотел этим добиться? Просто запомнить? Если бы можно было просто забыть.

Не дай бог ему обернуться.

Не дай бог отвести глаза от узкого проёма дверцы в вагоне, который он еле нашёл мечущимся взглядом. Всё ещё чувствуя вкус корицы во рту. Чувствуя её в себе. В каждой клетке.

И черти, ожившие в груди, до задушенного хрипа натягивают свои поводки, впиваясь ошейниками в тощие глотки. Суча хвостами, порываясь назад. Так, что вот-вот раздерут спину и кинутся к Грейнджер.

Останутся с ней.

Предатели.

Драко гипнотизирует взглядом приближающуюся дверцу вагона. Стекло. Отражение. Собственная безликая фигура. Счастье, что не видно той, что осталась сзади. За спиной.

Впереди целая жизнь. Которая перечеркнёт все эти месяцы. Всю эту клокочущую злость. На неё, на себя. Это всё несерьёзно, глупо. В будущем он должен будет принимать решения, здраво мыслить. Как делал это всегда. И у него всегда кто-то был.

Явно не Гермиона. Явно не она.

И, несмотря на то, что дышать совершенно нечем, он поступает правильно.

Так, как нужно. Это верный поступок.

Это херова мантра.

Зубы стискиваются так сильно, что челюсть, кажется, вот-вот просто сломается. Холод жуёт изнутри беззастенчиво, поэтому рука находит карман пальто.

Ныряет в него, и вдруг, пока другая тянется к поручню, а нога уже готова ступить на железную приступку, ладонь натыкается на что-то прохладное и гладкое в недрах одежды.

И вкус поцелуя на миг исчезает из онемевшего рта. Взгляд испуганно останавливается.

Чёрт.

И неумолимая реальность накрывающая мягкой лапой.

Драко вдруг отчётливо ощущает, как кожи лица касаются снежинки. Как холодный воздух врывается в нервно вздымающуюся грудь. Пока дрожащие пальцы скользят по поверхности предмета, спрятанного в кармане.

А глотка сжимается. Когда.

Он достаёт находку. Медленно. И взгляд опускает ещё медленнее. Наблюдает, как снег неторопливо ложится мелкими хлопьями на заколку Грейнджер, лежащую на ладони.

Ту самую, что она потеряла.

Сердце шумно лупит по рёбрам, а большой палец аккуратно проводит по красно-золотой полоске. Он помнит, как она держалась в красивых густых волосах.

Он помнит.

Малфой прикусывает щёку изнутри так сильно, что почти кривится. Надо же было положить её в карман именно этого пальто. Надо же было наткнуться на это именно сейчас.

Холодная железка жжёт руку.

Почти прожигает насквозь.

И за стеклянной дверью появляется тот самый усатый мужчина. Хмурится удивлённо. Открывает дверцу в вагон, торопливо дёрнув ручку.

— Мистер Малфой, — Драко поднимает голову. Смотрит сквозь него. — Вы заходите?

Он заходит?




Ладонь сжимается на заколке.

А снег невесомо падает со светлеющего пепельно-платинового неба.
Открыт весь фанфик
Оценка: +15
Фанфики автора
Название Последнее обновление
До ее смерти осталось сто дней
Aug 2 2017, 17:54
Перекресток
Apr 25 2014, 12:12
Бабушкины реликвии
Oct 3 2013, 11:35
Свадьба для Малфоя
Mar 28 2013, 10:46
Самый ужасный день рождения
Jan 9 2013, 18:07
История
Jan 4 2013, 11:22
Упрямые женщины
Jan 3 2013, 08:31



E-mail (оставьте пустым):
Написать комментарий
Кнопки кодів
color Вирівнювання тексту по лівому краю Вирівнювання тексту по центру Вирівнювання тексту по правому краю Вирівнювання тексту по ширині


Відкритих тегів:   
Закрити усі теги
Введіть повідомлення

Опції повідомлення
 Увімкнути склейку повідомлень?



[ Script Execution time: 0.0705 ]   [ 11 queries used ]   [ GZIP ввімкнено ]   [ Time: 17:13:32, 22 Nov 2024 ]





Рейтинг Ролевых Ресурсов - RPG TOP