Глава 1.

Маргарет Траймп часто гостила в деревне у тетушки Батильды, младшей сестры матери, иногда проводя там все лето: из-за слабого здоровья девочки целители рекомендовали ей жить на свежем воздухе. Отец Маргарет не мог оставить свое дело, мать слишком любила лондонскую жизнь, однако её младшая сестра, несколько эксцентричная старая дева, синий чулок, жила вместе только со старым эльфом в родительском доме в Годриковой Впадине и всегда рада была племяннице. При том, что Батильда к тридцати годам так и не вышла замуж (она была некрасива, небогата и влюблена в науку – убийственное сочетание для девицы на выданье), близкие знали ее, как заботливого и ответственного человека. По словам доктора Томаса, лечившего всю семью Траймп, только благодаря неизменным каникулам в Годриковой Впадине у Маргарет до сих пор не открылась чахотка. Тетка следила, чтобы племянница пила перед сном теплое молоко, одевалась по погоде, не бродила по росе или по холоду, зато в теплые и ясные послеобеденные часы обязательно бывала на воздухе.
Маргарет была благодарна тетушке Батильде, но любила ее больше потому, что в доме мисс Бэгшот царила еще более легкая и дружеская атмосфера, чем в Хогвартсе, в гостиной Рейвенкло. Батильда обращалась с племянницей скорее как с подругой, чем как с младшей родственницей. Кроме того, тетя, считая, что женщине необходимо развивать ум так же, как и мужчине, приучала племянницу к чтению серьезных книг и газет, говорила с ней о политике, сама обучала основам географии и биологии. И конечно, усиленно занималась с ней историей: Батильда, несмотря на молодой возраст, ограниченные средства и всяческие препоны, которые ставили женщине в научных кругах, все-таки издала одну монографию по истории магии и сейчас писала вторую – о вождях гоблинских войн.
***
Ранним июньским утром Маргарет и Батильда сидели в низенькой полутемной комнатке, служившей одновременно столовой и гостиной, и завтракали. Старый эльф Крокки, которого держали больше для приличия – с работой по дому Батильда старалась справляться сама и приучала племянницу к тому же – принес почту, и Маргарет едва подавила нетерпение, глядя, как тетка разрезает конверт.
- Нам пишут Принцы, - улыбнулась Батильда. – Миссис Принц просит принять участие в сегодняшней прогулке до Пэгфордской изгороди. Как полагаешь, Маргарет, сегодня не слишком сырой день?
- О нет! – воскликнула девушка, блеснув голубыми глазами. – Вы видите, тетя, как светит солнце. День будет жаркий. Я прошу вас.
- Разве я сказала, что отказываюсь? – ласково упрекнула её Батильда. – Мне самой хочется увидеть Хельгу. Вероятно, скоро у нас снова не будет возможности встретиться: у замужней женщины всегда так мало времени!
В голосе её скользнула насмешка: Батильде всегда были смешны вздохи праздных светских дам по поводу вечной занятости – хотя Хельгу Принц она любила. Они были ровесницами, вместе учились на Рейвенкло, обе отличались умом, но не привлекательностью. После окончания Хогвартса обе не составили партий. Своевольная и живая Батильда решила стать самостоятельной, кроткая и добродушная Хельга осталась в семье любимого брата, Седрика, наиболее преуспевающего и уважаемого члена семьи Принц. Она нянчила маленького племянника, вела дом вместо прекрасно образованной, но немного безалаберной Хелен, жены Седрика, и, казалось, о замужестве перестала думать вовсе, когда один из друзей брата, известный путешественник Лоуренс Седжвик, сделал ей предложение. Жил Седжвик в Годриковой Впадине, и Батильда, кажется, понимала, почему Седрик, не любивший покидать Лондон и отвлекаться от дел, вдруг решил снять для семьи на лето коттедж по соседству с домом своего друга. Может, это было не слишком прилично, но Седрик мог себе позволить нарушить приличия ради любимой сестры, в чем мисс Бэгшот его поддерживала. Впрочем, с Хельгой поселились Хелен Принц с маленьким сыном, Ричард – их с Седриком младший брат, время от времени приезжал погостить старший брат Уильям с женой, сыновьями и еще одной сестрой – Доротеей, да и сам Седрик регулярно наведывался из Лондона, так что вряд ли кто-то смог бы найти лишний повод для сплетен.
- Думаю, теперь Хельга получит возможность повидать свет! Она давно мечтала, но боялась нарушить глупые правила приличия, осуждающие молодую женщину, путешествующую одну. Куда они хотят направиться - в Австралию? Маргарет?
Племянница вдруг уронила вилку и склонилась, чтобы подобрать. Белокурый локон упал ей на лицо, и тетка не смогла заметить, как оно помрачнело.
- Да, Маргарет, я бы попросила тебя не слишком обращать внимание на Ричарда Принца, - с ударением сказала Батильда, когда Маргарет выпрямилась. – Он, конечно, явно ухаживает за тобой, но не давай ему надежды. Твои родители не будут рады такому союзу, да и мне он не по душе.
- Но вы уважаете мистера и мисс Принц, тетя… - Маргарет покраснела и рассеянно посмотрела на тост, намазанный джемом.
- Седрик и Хельга – достойные люди, но про Уильяма, их старшего брата, этого не скажешь. А Ричард еще молод, и я не знаю, по какой дорожке он пойдет. В семье Принц уже были пренеприятные инциденты. Будь осторожна.
Маргарет снова кивнула с такой рассеянностью. Что уже и тетке стало не по себе: кажется, сказанное о Принцах племянницу совершенно не волновало.
***
Маргарет в самом деле не волновали истории, связанные с семейством Принц: ей было горько лишь от того, что Лоуренс Седжвик обязательно женится на другой, и потому вряд ли повторяться счастливые минуты, которые она провела в его обществе.
Вчера Седжвик, как обычно, зашел в половине пятого. Было еще светло, и солнце радостно играло в небольших оконных стеклах, освещая темноватые и пыльные комнаты.
- Что, мисс Бэгшот? Не будет ли мне неприлично наведаться к незамужней подруге моей невесты?
Тетя, расставляя чашки, небрежно фыркнула.
- Насколько я знаю Хельгу, она не станет обижаться и не истолкует ваш поступок превратно. Хотя мне повезло с подругой, а вам – с нами обеими.
Его лицо отливало темной медью: в южных странах он страшно загорел, став похож, по словам тети Батильды, на метиса. Черные виски чуть тронула седина. Глубокие глаза обжигали, широкая грудь дышала свободно. «И он-то достанется такой дурнушке, как мисс Принц!»
- Признаться, да, - улыбнулся гость. - В Англии столько разных условностей, что иногда от них просто не знаешь, куда деваться!
- А в других странах? – не вытерпевшая Маргарет появилась в дверном проеме и спросила гостя прежде, чем успела поздоровиться. Затем, словно спохватившись, сделала приветственный и извиняющийся книксен.
- Смотря где, - развел руками Седжвик. - В Австрии и Японии церемоний еще больше, чем у нас. Зато в Австралии, Швеции или России люди куда проще.
«И вы учились у них, - девушка улыбнулась, наблюдая за его свободными движениями. – Поэтому вы так не похожи на других, поэтому вы такой… Милый».
- А это правда, мистер Седжвик, что в германских землях нет наших эльфов? - весело спросила Маргарет.
- Да, там аристократам прислуживают карлики-цверги, - охотно откликнулся путешественник. - Умные и очень злобные.
- Все в хозяев, - пошутила Батильда, раскладывая варенье по вазочкам. Крокки, удосужившийся выйти, держал банку.
- Ну, далеко не во всех, - шутливо улыбнулся Седжвик. - Кстати, мисс Бэгшот: я привез кое-что для вашей истории магии, - хлопнул он себя по сюртуку.
- Что ж, отдавайте, раз привезли, - с интересом посмотрела на него Батильда.
- Только в обмен на хороший чай, - ответил Седжвик и подмигнул ее племяннице. Как путешественник и "не совсем джентльмен", он вполне мог позволить себе подобные вольности.
- Для вас у меня тоже кое-что есть. Один я купил Хельге, а другой все думал, кому бы подарить. Это к вопросу по русских и условности: любимая героиня их лучшего поэта – женщина, условности нарушающая. Прочтите… Первый перевод на английский, - он протянул Маргарет тонкую книжечку в вишневой обложке. Девушка взяла, замирая.
Ей было все равно, что там, на тонких листках – но он сделал ей подарок, проявил внимание, он думал о ней…
- Надеюсь, переводчики постарались, - Батильда приподняла брови. – Жаль, я не знаю русского и не могу сравнить. Говорят, этого поэта переводить очень сложно.
- Были хорошие переводы – прозы, правда, - охотно ответил Седжвик. – Я высылал Хельге из Франции перевод его же повести о крестьянском восстании.
- А говорят, великие поэты пишут просто… - робко вставила Маргарет.
-Это обманчивая простота! – возразил гость. – Просто они пишут на своем языке, но передать нужный смысловой оттенок языком чужим потом мучительно тяжело.
- А скажите, трудно ли учить чужой язык? – спросила Маргарет снова, и ей показалось, что тетка улыбается. Гость стал рассказывать, но смысл до девушки не доходил: она тонула в его голосе, в его внимании. А книжку она в тот вечер так и не открыла, лишь перед сном благоговейно поцеловала обложку.

***

Зеленый лес, напоенный солнечным светом, весело шумел. Кружевной зонтик Маргарет бросал узорчатую тень на желтый песок дороги. Девушка подняла глаза и задорно улыбнулась: на зонтик села и расправила крылья, пригревшись на солнце, бабочка. Ужасно хотелось посмотреть на нее поближе, но Маргарет опасалась отбиваться от всей компании: вдоль дороги гарцевал на вороном коне Ричард Принц. Поговаривали, что он эту лошадь вовсе и не купил, а не то выиграл в карты, не то наложил Конфундус на маггла-торговца и увел. Ричард был всего на три года старше Маргарет, но успел заработать дурную репутацию, да и вообще в нем было нечто пугающее. Этим летом он стал открыто и настойчиво за ней ухаживать, не смущаясь присутствием ни собственной семьи, ни мисс Бэгшот, и страх Маргарет усилился.
Миссис Принц сегодня была нездорова и осталась дома. Пользуясь тем, что общества в Годриковой Впадине не было – уважаемые семьи, Поттеры и Сполдинги, предпочитали жить в городах – гуляющие не стали идти парами, а разбились на группы: Седрик Принц заболтался с приятелем, его сестра – с подругой, а Маргарет из приличия старалась держаться поближе к последним. Поначалу она не прислушивалась, понимая, о чем могут говорить тетка и Хельга Принц, но после стало скучно.
- У меня нет дела всей жизни, такого, как для тебя – история, - вздохнула Хельга. – В гувернантки Седрик меня не отпустит, да и я не рвусь: это слишком горький хлеб. Но самое главное, Батильда: мы с Лоуренсом любим друг друга.
Смуглое лицо мисс Принц залил теплый румянец, глаза заблестели. Похожая, как и все члены ее семьи, не то на испанку, не то на цыганку, она могла бы показаться совсем дурнушкой из-за крупного носа, тонких губ и густых, низко нависших бровей, но умный, приветливый взгляд и искренняя улыбка очень ее красили. И все же Маргарет, знавшая уже о собственной красоте, думала о внешности Хельги с недоумением и презрением, хотя раньше подруга тетки ей нравилась.
Разговор мисс Бэгшот и мисс Принц перешел между тем к третьему из братьев Хельги, Уильяму, его жене Джин, весьма вздорной особе, и трем их сыновьям. Мисс Принц упросила после ее замужества отдать ей на воспитание младшего из племянников, Лэмюэля, которому сейчас было пять месяцев. Маргарет заметила, как тетка скептически усмехнулась, когда Хельга вздохнула:
- Уильяму и Джин трудно с тремя мальчиками. Тем более, Лэмюэль такой слабенький, болезненный. Хотя уже сейчас видно, что будет смышленый. Такие внимательные глазки. Лоуренс тоже ему рад. Мы не так уж молоды, кто знает, будут ли у нас дети.
- Главное, чтобы малыш дожил до вашей свадьбы, - заметила Батильда весьма мрачно.
Маргарет едва перевела неожиданно сбившееся дыхание. От злости на глаза навернулись слезы; ей вдруг показалось, что ее ужасно обидели. Все-таки как несправедливо, что мистер Седжвик, такой умный, тонкий, не похожий на других, влюбился в немолодую и некрасивую мисс Принц и совсем не замечает ее, Маргарет, готовую ради него на все… Она сама не заметила, что ускорила шаг и приблизилась к мужчинам: перед ней оказались синий сюртук мистера Принца и кофейный – мистера Седжвика.
- А что слышно про Ницше? - как раз спросил Лоуренса Седрик. Рослый и крепкий, что было необычно для семьи Принц, он носил густые бакенбарды, в сочетании с живыми черными глазами придававшие его лицу нечто разбойничье; впечатление усиливала шапка грубых иссиня-черных волос.
Лоуренс пожал плечами.
- Мыльный пузырь. О нем говорят куда больше, чем он того заслуживает.
- Кое-кто им восхищается... - процедил Седрик, глядя на младшего брата, пустившего лошадь шагом.
- Он метит в Темные Лорды, - фыркнул Лоуренс. - Окружает себя антуражем: китайская демонология, критские письмена... Какая глупость! На деле он трусливый, больной истерик.
- И однако, он может быть опасен, - Седрик покачал головой. У Маргарет почему-то сжалось сердце.
- Он? Бросьте! - засмеялся Лоуренс. - Конечно, у него есть последователи - такие же никчемные личности, как он сам. Но...
- А вдруг найдется не никчемный? - тихо спросил Седрик. - Найдется человек достаточно глупый, чтобы поверить в эту белиберду про сверхчеловека и власть над магглами, но и достаточно волевой, чтобы воплощать свои мечты в жизнь, каковы бы они не были. Вот чего я боюсь.
- И тем не менее, готовите Алистера в Дурмстранг? Ведь Ницше учился там, да и вообще - у Дурмстранга репутация школы темных магов.
- Да, готовлю, - кивнул Седрик. - Там несравнимо более обширные знания и лучшая дисциплина. А на репутацию, между нами, я рад чихать куда чаще, чем это позволяют приличия. Кстати, если мой маленький племянник Лэмюэль доживет до вашей с Хельгой свадьбы и вы не передумаете усыновлять его, я похлопочу, чтобы и его отправили учиться в Дурмстранг. Мне самому некогда возиться с младенцами, но Хельга говорила, он уже сейчас очень любознателен.
- А как вы решите вопрос с языками? - удивился Лоуренс. - В Дурмстранге ведь нет ни английского, ни французского. Там русский или немецкий. Есть болгарский... Надо не просто на них читать, а жить, думать, общаться каждую минуту на них.
- Хельга пока занимается с Алистером немецким, - пожал плечами Седрик. - А ближе к школе найму учителя-немца. Пусть объясняет ему все предметы по-немецки. Откровенно говоря, - он вздохнул, - я ожидал от сына большего. Наша порода как-то очень быстро иссякла. Эдвард, наш дед, был незаурядным человеком. Мой отец Дориан - тем более, что бы о нем ни говорили. Я, смею надеяться, тоже не так уж сер. Но наши дети... Филипп глуповат, Саймон до сих пор магией и чашки не разбил, да и к наукам туп, как пробка, мой Алистер - олово, начищенное до блеска серебра... Только про Лэмюэля пока нельзя сказать ничего определенного.
- Может быть, сделаем привал? – спросила брата и жениха Хельга; Маргарет и не заметила, как они с теткой догнали остальных. – Тут, мне кажется, милое место, и река рядом.
- А правда, что реку заколдовали Гонты? – с детским видом спросила Маргарет у мисс Бэгшот. Полоумным семейством Гонтов тетка в детстве частенько то смешила, то пугала племянницу. Неподалеку от Годриковой Впадины стоял дом, когда-то принадлежавший их роду.
- Правда, милая. Корвинус Гонт любил только ледяную воду, - улыбнулась Батильда. – Что ж, присядем.
Взмахом палочки каждый наколдовал себе стул, а Седрик Принц на правах хозяина превратил большой валун в каменный стол. Хельга достала из корзины скатерть. Наблюдая, как Лоуренс помогает невесте расставлять вазочки и судочки, Марагарет снова почувствовала прилив злости, жгучей до бешенства, прикусила губу, развернулась на каблучках и принялась собирать цветы, не замечая, что отходит все дальше от компании. Она приблизилась к реке и хотела дотянуться до венериного башмачка, росшего на самой кромке невысокого обрыва, когда ее назвали по имени.
- Молодым девицам не стоит забредать так далеко, - от глубокого насмешливого голоса Маргарет вздрогнула. Ричард Принц, о котором она и забыла совсем, свесился с коня и приблизил к ней узкое смуглое лицо с маленькими глазами, глядевшие режущим взглядом, и толстыми губами. На лоб ему падали грубые вьющиеся волосы.
- Простите, сэр, но вам лучше отойти подальше, - молясь, чтобы тетка заметила ее отсутствие и окликнула, Маргарет приняла холодный вид. – Ваше общество меня компрометирует.
- Может, я того и хочу, - Ричард оскалил белые зубы. – Я хочу скомпрометировать вас, чтобы мне уж точно разрешили на вас жениться?
- Мне кажется, сэр, жара действует на вас дурно, - процедила Магарет и хотела уйти, но Ричард, выпрямившись, затянул поводья, и конь взвился на дыбы. Девушка, ахнув, отступила и почувствовала, что теряет равновесие. Позади нее был обрыв, и она, взмахнув руками, полетела в воду. Дальнейшее Маргарет помнила плохо: кажется, она билась в реке, чувствуя, как тянут на дно намокшие юбки, и кричала; к берегу подбежали остальные Принцы и тетка, что-то плеснуло рядом… Последнее, что осталось в памяти – сильная рука Лоуренса, стиснувшая ее запястье.

Глава 2.

Страшная слабость одолевала, не давая пошевелить пальцем. Дышать было тяжело и больно, на легкие словно давила каменная плита, и в груди кололо. Во рту пересохло, и малейшее движение потрескавшихся губ вызвало боль. Кто-то смочил ей губы водой, в рот попало несколько капель. Она слабо застонала, прося еще. Ей дали попить. Маргарет вздохнула. Открыть глаза не было сил.
Будто издалека, долетали голоса; она смутно узнавала тетку и мисс Принц и машинально прислушивалась.
- Лоуренс - здоровый, сильный человек, а в горячке третий день! Я еле к тебе вырвалась. Батильда, с водой что-то не так. Видно, Гонты не просто навели чары, которые сохраняют ее ледяной в самую жаркую погоду.
- Если бы вода была чем-то заражена, жители Годриковой Впадины давно уже вымерли бы: половина ее пьет и печет на ней хлеб, - бурчала мисс Бэгшот. – Насчет доктора ты права, я уже написала и ему, и родителям Маргарет. За лекарство спасибо.
- Седрик выслал лучшее, - торопливо заговорила Хельга. Маргарет все же чуть приоткрыла глаза: тетка и подруга сидели в ее комнате, у чайного столика. – Он крайне извиняется, что сам не смог зайти. Если вам что-то понадобится…
- От семьи Принц, милая, мне теперь нужно только одно, - ответила тетка так жестко, что Хельга вздрогнула. – Чтобы Ричард Принц не приближался к Маргарет.
- Конечно, - гостья мучительно вздохнула. – Седрик немедленно отослал его в Лондон, под надзор отца. Батильда, он всего лишь избалованный мальчишка. Но теперь, конечно, за него возьмутся всерьез.
- Будем надеяться, - сухо кивнула тетка.
- Не лишай меня дружбы, - вдруг попросила Хельга очень тихо. – Ты очень дорога мне, Бетти, и очень нужна именно сейчас. Я так боюсь за Лоуренса…
- А я - за Маргарет, - тетка резко встала. – Согласись, за жизнь девочки со слабым здоровьем опасаться больше оснований.
- Но ты же не считаешь, что я плакаться к тебе пришла? – в голосе Хельги прорезались нехарактерные для нее нотки обиды и гордости. Она внимательно посмотрела на подругу и обняла ее. – Батильда, если подтвердятся твои худшие опасения, все равно это еще не конец. Девочку можно вывезти к Средиземному морю, там ей обязательно станет лучше. Поверь, Бетти, и двух лет не пройдет, как ты уже будешь нянчить первенца Маргарет.
Тетка что-то ответила, но девушку уже вновь смаривал сон, и она ничего не расслышала.
***
Через два дня приехали родители Маргарет; она, впрочем, все еще лежала в забытьи. Отец не стал задерживаться: взглянув на дочь и дождавшись мнения доктора Томаса, который прибыл вместе с Траймпами, он поспешил вернуться в город, но Кассандра Траймп осталась с дочерью и сестрой. Благодаря заботам матери, тетки, эльфа, визитам доктора Томаса и лекарствам, присылаемым Принцами, девушка постепенно пошла на поправку.
Жар отпустил Маргарет, она больше не впадала в забытье и с удовольствием читала, слушала мать и тетку, смотрела в окно и лакомилась любимыми молоком с фруктами и пудингом, хотя ее по-прежнему мучили слабость, потливость и изнуряющий кашель. Тем не менее, болеть Маргарет уже изрядно надоело, ее тянуло на воздух, к лету, цветущему за окном, к жизни. Она то и дело просила принести ей в комнату полевых цветов, предпочитала находиться не у себя в комнате, а в гостиной, пусть и укутавшись в плед, украдкой брала газеты и куксилась, что у них нет гостей. По вечерам тетка читала ей, а мать играла на фортепьяно; доктор Томас, который иногда задерживался допоздна, пересказывал сплетни из светской хроники. Маргарет немного удивляло, что к Батильде больше не заходит Хельга, и тревожило отсутствие известий о Седжвике, но разговор между теткой и мисс Принц она списывала на сон или бред. В общем же, девушка была полна надежд: она была так молода и так любила жизнь, что умереть ей было просто невозможно.
- Мистер Томас, неужели мне можно будет на улицу только осенью? – морщила она носик во время очередного осмотра. – Получается, я даже не прогуляюсь хоть раз по холмам, сразу отправлюсь в Хогвартс?
- В окрестностях Хогвартса осенью очень красиво, - врач странно смотрел на нее. – Но может статься, что скоро вы первый раз выйдете в свет.
- Когда, доктор? – смеялась Маргарет. – Вы же не считаете выходом в свет школьные праздники!
Доктор натянуто улыбался и молчал, однако девушка предпочитала думать, что ему просто неловко за неудачную шутку.
Наступил уже август, темнеть стало раньше, в комнате приходилось перед сном зажигать свечу. Маргарет, обожавшая читать при свечах или просто наблюдать за отражением огонька в зеркале, не ложилась спать дольше обычного и однажды вечером, когда сильно лил дождь, услышала стук в окно. Не задумываясь, она подбежала. Распахнула створки – и увидела худое смуглое лицо под капюшоном дождевого плаща.
- Вы не спите, - прошептал Ричард Принц. – Я знал, что вы не спите.
- Что вам нужно, сэр? – девушка плотнее укуталась в платок, поежившись больше от испуга, чем от холода, но не двинулась с места. – А, я полагаю, вы пришли извиниться? Что ж, я прощаю вас, и давайте забудем друг друга.
Маргарет говорила искреннее: она уже нисколько не сердилась на Ричарда, даже не боялась его, а появление его в столь поздний час и в такую погоду даже ее растрогало, но иметь с ним дел она никогда бы не желала.
- О нет, я пришел не извиняться, - нервно засмеялся Ричард. – Я приехал, потому что меня пригласили на свадьбу моей сестры Хельги и Лоуренса Седжвика.
Маргарет, схватившись за раму, не смогла вымолвить ни слова. Ее словно столкнули в пропасть.
- Видите, я был прав, - продолжал Принц. – Он выбрал пожилую дурнушку. Да и он сам старше Хельги. Он не стоил вас, Маргарет! Хотя, может, сестрица решила все за него… Он до сих пор так слаб, что врачи опасаются за его жизнь. Его решили везти к морю, а чтобы Хельга могла поехать с ним, братец Седрик приплатил в Министерстве, и их брак ускорили.
Он стиснул запястье девушки.
- Как бы то ни было, я счастлив, Маргарет. Во мне какой-то огонь с детства: не успокоюсь, пока не настою на своем. Видите, Седжвик мне больше не преграда. Вы его забудете, и я смогу вас завоевать…
Маргарет лихорадочно терла лоб, пытаясь собрать воедино все факты. Разговор тетки с подругой… Болезнь, свалившая бывалого путешественника, который выживал после малярии и желтой лихорадки… Скорейший брак Хельги был на руку младшему из ее братьев. Вряд ли он предполагал, как все обернется, когда пугал Маргарет конем, но мог воспользоваться ситуацией…
- Вы наложили на мистера Седжвика какое-то заклятие, поразившее легкие? – выпалила она. – Я ведь понимаю, что очень странно: закаленный мужчина разболелся сильнее девушки, предрасположенной к чахотке. Я почти здорова, а он не поправился до сих пор. Вы думаете, я не заподозрю, что тут не обошлось без вашего вмешательства?
- Вы очень умны. Это Рейвенкло, да, это Рейвенкло, - он поцеловал ей руку, заставив Маргарет вздрогнуть от отвращения. – Мы – Принцы-аптекари. Мы лечим жениха одной из моих сестер нашими, проверенным лекарствами. Нет ничего проще, чем проследить, какие именно лекарства высылаются братцем Седриком в Годрикову Впадину. Я знаю, что сестрица Хельга, доверяя ему, как себе, не станет их проверять. А сделать так, чтобы зелье не лечило, а усугубляло состояние больного, довольно просто.
- А вы глупы, - Маргарет дрожала, задыхаясь. – Вы так хотите похвастаться, что не понимаете, как сильно станете мне омерзительны после вашего рассказа. Глупый, мерзкий, низкий мальчишка!
Она рванулась, но Ричард удержал ее.
- Не такой уж и глупый. Будь я глуп – наложил бы Круциатус за то, что вы оскорбили меня. А так… Долорино.
Маргарет ахнула от боли, пронзившей все тело. Она не устояла на ногах, упала на пол – и услышала чавканье сапог по мокрой траве. Подняться и закрыть окно у нее не было сил.
***
Болезнь подступила с новой силой: две недели Маргарет была без памяти. Должно быть, она много бредила, так доктор, тетка и мать смогли понять, что произошло, кто виновен - и принять меры.
...Девушку разбудил стук дождя. Она инстинктивно вздрогнула, почему-то испугавшись, что Ричард Принц может прятаться где-то рядом, и с горячечной поспешностью отыскала палочку. Потом сознание прояснилось, она поняла, что за окном - обычный дождливый день, Крокки дремлет в кресле, рядом с ней на тумбочке - множество лекарств, а из-за двери снова доносятся голоса. Маргарет чувствовала некоторый голод, а будить старика не хотелось, да и любопытство ее не смогла бы погасить никакая болезнь - словом, она кое-как встала, куталась в платок и приоткрыла дверь.
Снизу доносился прерывающийся, дрожащий голос Хельги Принц:
- В Индии мальчик, боюсь, совсем собьется с пути. А ведь мы могли просто не так истолковать бред больной! И не стоит слушать, что он наговаривает на себя, он глупо бахвалится. Я не верю, чтобы он причинил вред моему жениху, нет...
- И что же ты предлагаешь?! - ядовито спросила Батильда. - Едва Маргарет придет в себя, допросить ее? Заставить снова пережить такое потрясение? Ты понимаешь, о чем говоришь? Нам с Кассандрой дорога Маргарет, а что до твоего ненаглядного Ричарда, я была бы рада увидеть, как его повесят!
- НО если он не виноват...
- А если виноват? Он едва не довел твоего Лоуренса до могилы - и ты его выгораживаешь?!
Тихо зазвенело блюдце, на которое поставили чашку.
- Я не могу выбирать между ними...
- Не можешь?! - тетка, кажется, принялась ходить по комнате, раздраженно шурша юбками. - Лоуренс просто безразличен тебе, как и братья, и племянник, которого ты хотела усыновить. Тебе важно только, чтобы все восторгались твоей добротой и сочувствовали твоему горю!
Повисла пауза, потом подчеркнуто-непринужденно заговорила мать:
- Хельга, а помнишь, как ты пыталась научить нашего Крокки танцевать полонез?
- Прекрати, Кассандра, - вмешалась тетка. - Ты не на светском приеме. А вам, мисс Принц, лучше уйти.
Минуту спустя зашуршало платье.
- Благодарю за чай, мисс Бэгшот.
Пока хозяйки провожали гостью, Маргарет тихонько спустилась вниз и села в кресло, которое, вероятно, Хельга покинула минуту назад. Она чувствовала, как горят щеки, и, должно быть, от гнева было трудно дышать. К ее удивлению, упоминание о Лоуренсе Седжвике почти не подействовало на нее: достаточно было нескольких недель болезни, чтобы чувство ее остыло. Сейчас она о нем не думала: она сердилась на мисс Принц, которая, чтобы показаться всем великодушной сестрой, мешает оградить ее, Маргарет, от ужасного человека, который вот уже дважды грубо врывался в ее жизнь, чтобы причинить зло.
***
К сентябрю Маргарет немного окрепла, однако в школу ее не отправили. Вместе с теткой и матерью девушка по настоянию доктора отправилась на юг Европы.
Поездка, хоть мистер Траймп и оплатил домочадцам купе первого класса, оказалась для Маргарет страшно утомительной. Мать и тетка следили за ее питанием, берегли от сквозняков, однако кашель и одышка, потливость и слабость так мучили, что временами Маргарет ныла в платок - но только, когда никого не было рядом. Едва входили мисс Бэгшот или мать, девушка бодро улыбалась, расспрашивала Батильду, по какой местности они едут, или обсуждала с матерью проносившийся за окном прелестный осенний пейзаж.
В самом деле, она не слишком понимала, почему родные так обеспокоены: болезнь раздражала ее, заставляла досадовать на бессилие и безделье, но и только. Не будь этого, Маргарет лишь радовалась бы, что вместо скучных уроков и надоевших прогулок до Хогсмида ей выпало путешествовать по Европе - а мама еще обещала, что девушка побывает в венской опере и всю зиму будет плясать на балах.
- Однако про образование тоже забывать не стоит, - напоминала тетя Батильда. Маргарет принимала самый невинный вид:
- В опере и на балах мне придется много говорить по-французски и по-немецки.
- Образование к языкам не сводится!
- Хорошо, - вздыхала Маргарет. - Я буду говорить о географии и ботанике.
Разумеется, нельзя было оставить школьных подруг в неведении относительно собственных приключений и грядущих удовольствий. Маргарет усердно сочиняла письма, часто прилагая к ним карандашные наброски, сделанные ею во время остановок: буковые рощи, пастбища со стадами великолепных коров, местный любопытно одетый люд и эксцентричные пассажиры на вокзалах. Подруги, к удовольствию Маргарет, явно завидовали ей: отвечали редко, кратко и сухо.
Оставался всего день пути, когда на маленьком полустанке мисс Бэгшот принесли письмо с траурной каймой. Тетка, слегка побледнев, стиснула вялый рот, мать тихонько ахнула:
- От кого? Кто это? - она с тревогой взглянула на дочь, очевидно, сожалея, что ту нельзя выслать и этим уберечь от неприятной новости.
- От Седрика Принца, - Батильда со вздохом уронила руки. - Умерли Хельга и ее муж.
- Как?! - мать ахнула, прикрыв рот платком. "Седжвик умер", - подумала Маргарет, и ей вдруг стало до озноба холодно и грустно. Где-то на дне чемодана еще лежала редкая книжка - подаренный им перевод русского романа в стихах. Сердце сжалось от запоздалой нежности и жалости.
- Отчего он умер, тетя?
- Заразился по дороге в Брайтон сыпным тифом, - вздохнула мисс Бэгшот. - Хельга, конечно, не отходила от его постели и заразилась. Они скончались с разницей в несколько часов.
Мать удивленно покачала головой.
- Как это трогательно. Бедняжка, она была такой милой, такой образованной. Знала три языка, прекрасно играла на фортепьяно... Помнишь, Бетти, ты рассказывала, как вы вместе шефствовали над магглорожденными первокурсниками? А что теперь будет делать Седрик? Она вела его дом. А...
- Кассандра, прекрати, - тетка махнула рукой, и мать сразу умолкла. - Умер человек, а ты не можешь о нем всего лишь помолчать.
Маргарет украдкой стерла с глаз влагу, но скоро поняла, что чувствует не боль и не горе: светлая печаль словно окрыляла ее, поднимая над землей. "Впереди меня ждет нечто необыкновенное", - подумала девушка и мечтательно прикрыла глаза.

Глава 3.

Маргарет едва удерживалась от того, чтобы не запрокинуть голову и не ахнуть от восторга. Последние месяцы она жила в постоянном экстазе. Её восхищало все, каждый день дарил новые упоительные открытия. Каждую неделю она открывала для себя новую достопримечательность: она совершенно влюбилась в соборы и площади Вены, ее улицы и Ботанический сад Венского университета. Она слушала "Дон-Жуана" в Венской опере и едва дождалась открытия бального сезона.
Остановились Кассандра, Маргарет и Батильда у богатой вдовы Кранц, кузины мистера Траймпа. Не сказать, чтобы она особенно обрадовалась гостям, нарушившим ее уединения, но все же согласилась из чувства долга принять родственников и позволила им вести тот образ жизни, который, по расчетам доктора Томаса, помог бы отвлечь девушку от тяжелых мыслей.
Подобным мыслям, впрочем, Маргарет предаваться и не думала. Благодаря лечению недомогание несколько отступило, и девушка, сочтя себя близкой к выздоровлению, забавлялась, представляя, как кто-нибудь из ее подруг - к примеру, Сесилия Гринграсс - завидует тому, как она проводит эти осень.
Сесилия, собственно, была ей даже и не подругой - этому помешала бы разница в три года - но именно ей, первой красавице, Маргарет сама когда-то отчаянно завидовала и во всем стремилась подражать. И вот теперь Сесилия - замужем за занудой Фрэнсисом Урквартом, занимается маленькой дочкой и нечасто появляется в лондонском обществе, а она, Маргарет, танцует на Оперном балу в Вене...
Ужасно, правда, жаль, что бал открывать выпало не ей: так хочется пройтись по роскошному зеркальному залу, танцуя полонез, в белом платье,с букетиком цветов, с короной на голове... Ничего, Маргарет не так уж самолюбива и сумеет насладиться одной только музыкой, плавными движениями и вниманием кавалера.
Польку она танцевала с каким-то студентом в очках и весьма нелепом фраке, все время красневшим и лопотавшим по-немецки про трагедии Шиллера, и с ним же станцевала тур вальса. Увы, танцором он оказался никудышным: поскользнулся, выполняя левосторонний поворот. Вид у него стал при этом столь комичный, что Маргарет даже не смогла толком огорчиться. Еле сдерживая смех, она попросила слезно извинявшегося студента проводить ее на место и подать лимонад. Он смущенно топтался рядом, когда Маргарет вдруг услышала низкий ровный голос:
- Надеюсь, когда фройляйн отдохнет, она не откажется протанцевать вальс со мной.
Маргарет оглянулась: перед ней стоял очень высокий, широкоплечий человек с гордо посаженной крупной головой, пышными пшеничными усами и красивыми, сильными руками, украшенными перстнями с темными камнями. Его глаза, как ей показалось сперва, горели лихорадкой; позднее она различила, что лихорадочный блеск им придавало исступленно-жадное выражение, часто в них мелькавшее.
- Благодарю вас, герр...
- Эрвин фон Гриндевальд, - он слегка поклонился и выразительно взглянул на студента: тот, кажется, был готов не то провалиться сквозь землю, не то сбежать, но почему-то не уходил.
Маргарет медленно допила лимонад. Отыскала взглядом мать: та болтала у окна с пухленьким румяным старичком, тоже англичанином. Тетка с ними не поехала: она всегда предпочитала проводить время в библиотеке, к тому же смерть лучшей подруги, с которой Батильда не успела помириться, кажется, до сих пор печалила ее. Эрвин фон Гриндевальд отошел, занявшись разговором с двумя представительными господами, но едва заиграла музыка, оказался рядом с Маргарет.
- Позвольте....
Девушка кивнула, поправив полумаску, и послал нарочито-жалостливый взгляд студенту, притулившемуся у стены. Мягкие волны вальса подхватили ее, точно плавное течение равнинной реки. У Гриндевальда были очень горячие ладони: сквозь ткань перчатки и платья девушка ощущала их тепло. Сперва она робела, но осмелела быстро и пристально посмотрела в его красивое лицо, будто из камня высеченное, но дышащее какой-то лютой страстью, в лихорадочные темно-синие глаза. Он поймал ее взгляд и стиснул тонкую кисть.
- Неужели вам нравится? - отрывисто просил Гриндевальд, когда они сделали поворот.
- Музыка могла бы быть быстрее, - вздохнула Маргарет (ей пришла хулиганская мысль быть откровенной).
К ее удивлению, он как будто обрадовался.
- Так вам не нравится?
- Нет, - Маргарет покраснела: откровенность должна иметь границы, а ей было бы страшно неловко признаться, что из танцев она больше всего любила джигу, которую, правда, плясала только раз, в детстве, с деревенскими детьми на празднике в Годриковой Впадине.
- А чардаш вы танцевали? - Гриндевальд сделал поворот так резко, что девушка чуть поднялась над землей.
- Нет... - удивленно пролепетала она.
- Хотите, я научу вас?
Она покраснела еще пуще.
- Сейчас скажете, что джентльмену не подобает вести подобные разговоры с приличной девицей, - усмехнулся он. - Маленькая чопорная англичанка.
Девушка почувствовала прилив злости, и это придало ей смелости.
- Вы не имеете права оскорблять меня, герр Гриндевальд, только потому, что я не желаю учиться у вас танцу со странным названием.
Он криво усмехнулся..
- А почему это я не имею права?
- Потому что у меня есть право любить то, что мне вздумается. А вы обязаны уважать мой выбор.
- Ну а это еще почему? - он ловко сделал левосторонний разворот.
- Потому что я женщина, - Маргарет яростно прищурилась. - А мужчина обязан уважать желания женщины.
Он слегка задумался.
- Если я скажу вам, что всегда в грош не ставил женщин, попирал их желания, и меня любили именно за это, что вы ответите мне?
Неловкость становилась невыносима, но Маргарет не простила бы себе, если бы отступила, не оборвав этого нахала.
- Что вы имели дело с дурными, падшими женщинами, не уважающими себя. А может, только такие женщины и желали иметь дело с вами.
Она воинственно поджала губы, ожидая резкой отповеди или смущения, но Гриндевальд расхохотался.
- Полагаете, только дурная и падшая женщина способна подчиняться мужчине? Да вы эмансипе, как я погляжу! А с виду не скажешь. Ну-с, а как вы полагаете, вы смогли бы заставить меня считаться с вашим мнением?
Маргарет задумалась: не хотелось показывать себя глупой и самонадеянной.
- Я не могу сказать этого, герр Гриндевальд.
- Вам еще не приходилось опробовать свои чары на настоящем человеке? - он насмешливо покосился в сторону несчастного студента. - Что ж, вы не уверены в них, пока не проверили их в деле - это правильно. Но я могу позволить вам попробовать.
Ей вдруг стало одновременно тревожно и скучно, захотелось прилечь.
- Простите, наш разговор становится откровенно неприличным. Я вынуждена ждать окончания танца молча.
Он кивнул, но Маргарет не смогла продолжать вальсировать: ноги вдруг стали страшно тяжелы. Легкие словно раздулись, заполняя грудь; стало невыносимо больно.
- Что с вами? - Гриндевальд тоже остановился.
- Мне дурно, - с усилием прошептала Маргарет. - Простите... Мне...
Она схватилась за грудь: страшный кашель словно вывернул наизнанку. На белые перчатки, которыми она зажимала рот, хлынула кровь. Давешний студент подскочил было к ней, но тут же, расталкивая скапливавшуюся толпу, кинулся прочь с криками:
- Герр профессор! Где герр профессор? Он был здесь...
Маргарет, обессилев, опустилась на пол, но чьи-то сильные руки тут же подняли ее и понесли прочь. Она захлебывалась кровью. Рядом что-то кричала ее мать.
"Я умираю? - промелькнуло в голове у девушки, но она отчаянно сощурилась. - Нет, чепуха. Умереть я не могу, я ведь так люблю жизнь, так хочу жить. Жизнь так прекрасна. Конечно, случится какое-то чудо, всегда случаются чудеса, если мы этого очень хотим. Надо чуть-чуть потерпеть, и завтра я уже проснусь здоровой".
- Как из тумана, доносилось старческое бормотание:
- При таких приступах она проживет не более двух месяцев...
И тут же перед глазами ясно выступило каменное лицо Гриндевальда.
- Как вас зовут?
- Марга... Марга... - девушка снова чуть не захлебнулась кровью.
- Маргарита? Гретхен? Послушайте, Гретхен, плюньте на все, что услышите сейчас от этого старого недоумка-доктора. Выходите за меня замуж.
Она все хуже понимала, что происходит, но решила: то самое чудо, на которое она надеялась, случилось. "Вот и все. Теперь я точно не умру".
- Вы необыкновенный человек? - прошептала она, собрав все силы.
- Да, - твердо ответил Гриндевальд, не выпуская ее из рук.
- Я согласна.
***
На сей раз Маргарет,не впадая в забытье, перенесла и приступ, и все манипуляции, которые проделывал с ней седой профессор, суливший ей могилу через два месяца. Он настаивал на немедленной отправке больной в санаторий, но Кассандра лишь в растерянности качала головой: она успела услышать, как ее дочери сделали предложение.
Против санатория выступила и фрау Кранц - причем по той же причине.
- Эрвин фон Гриндевальд - родственник магнатов Эстерхази. Он невероятно богат и влиятелен. Он обеспечит девочке такое лечение, какое и не снилось докторишкам в этих жалких санаториях.
- Да уж, им и не снилось применять для лечения темную магию, - выпалила тетя Батильда, до сих пор хранившая настороженное и неодобрительное молчание.
- Темную магию? - пролепетала Кассандра, хлопнув ресницами, подведенными фиолетовой краской. - Бэтти, о чем ты говоришь?
- Ты поняла бы, если бы читала газеты, - фыркнула мисс Бэгшот. - Младший братец этого Эрвина изолирован от общества после нападения на магглов, во время которого чудом никто не погиб. Сам этот Эрвин, говорят, в юности совершил целую экскурсию по рассадникам темной магии. Он искал их и в Сибири, и в Индии, и в Африке.
- И что с того? - фрау Кранц обмахнулась веером. - У нас в Австрии не видят в этом ничего предосудительного.
Батильда высокомерно на нее посмотрела.
- Да, англичане в этом смысле куда нравственнее. Я не хочу, чтобы Маргарет лечили темной магией. Есть вещи, которые хуже смерти.
- Вот и видно, что ты не мать! - вскричала Кассандра с внезапным бешенством. - Я хочу, чтобы моя девочка жила, и мне все равно, что позволит продлить ей жизнь!
- Ты не особенно вспоминала, что ты мать, пока Маргарет училась в Хогвартсе, - тихо ответила тетка. - Девочка видела тебя только на Рождество.
Кассандра разрыдалась и схватилась за нюхательную соль. Маргарет, до сих пор без сил лежавшая в кресле, напряглась и выпрямилась.
- Я выйду за него, тетя, - объявила она громко. - И не чтобы он вылечил меня. Просто он необыкновенный человек.
Батильда спешно подошла к ней, взяла за руки.
- Ему под сорок, Маргарет.
- Тридцать восемь, - тихо уточнила девушка.
- Именно. И он еще ни разу не был женат, при своем богатстве, при своей красоте. Почему?
- Не вижу в этом ничего странного, - проворчала фрау Кранц. - Только вертопрахи или прекраснодушные идиоты, не способные обеспечить семейство, женятся в двадцать лет. Жена должна годиться мужу в дочери - только тогда она сможет проявлять к нему должное уважение, а он - чувствовать должную ответственность.
На лице Батильды промелькнула крайне ехидная гримаса, но тетка заставила себя промолчать.
- Разрешить наши сомнения очень просто, - продолжала фрау Кранц. - Маргарет - несовершеннолетняя, ее судьбой распоряжается ее отец, мой кузен. Напишем ему об всем, что произошло. Его ответ и решит, быть ли этому браку.
... Ответ мистера Траймпа не заставил себя ждать. Отец Маргарет понял главным образом, что дочь, еще не достигнув совершеннолетия, может сделать блестящую партию, однако следует поторопиться, чтобы ее браку не помешала болезнь. Он дал согласие на скорейшую свадьбу дочери с Эрвином фон Гриндевальдом.

Глава 4.

Эпизод с выступлением Освальда написан совместно с автором Korell.

Полгода спустя.

Маргарет с улыбкой взглянула за окно. Настал уже полдень, но в саду царила необыкновенная утренняя свежесть, какая бывает только в мае. Заливались птицы, приторно пахли клумбы с белыми лилиями: Эрвин обожал эти цветы.
Их, помнится, очень много было на свадьбе; заколдованные особенным образом, лилии оставались нежны и свежи, и даже роса на лепестках не замерзла, хотя день стоял пронзительно-холодный. После венчания и пира жених отправился с невестой в загородный дом Гриндевальдов - огромный особняк красновато-бурого камня, местами увитый плющом, удививший девушку потолками - таким высокими, что при одном взгляде на них кружилась голова - темным цветом портьер и старой, как будто еще средневековой мебелью.
Их встретил тощий бородатый карлик с бледной грязной кожей, замотанный в какую-то дерюгу. Маргарет поразил его быстрый, умный и злобный взгляд. Карлик ее словно и не заметил, поклонившись только хозяину.
- Это цверг? - спросила она, вспомнив рассказы Седжвика.
- Да, - равнодушно ответил Эрвин. - Их у меня несколько. Неприглядны и грубы, но тебе не придется иметь с ними дела. Пшел вон, - тяжело посмотрел он на цверга, и тот растворился в воздухе. Эрвин дернул за шнур у камина. За дверью застучали шаги, и в комнату вбежала черноволосая девушка в платье горничной, казавшаяся чуть старше Маргарет.
- Это Сюзанна, - представил ее Эрвин одновременно тяжелым и небрежным тоном. - Ее отец - честный немец, но жениться его угораздило на актрисе-фламандке. Сюзанна одинаково хорошо говорит по-немецки и по-французски. Можешь объясняться с ней, как сочтешь нужным: я понимаю французский так же хорошо, как и немецкий.
Сюзанна сделала книксен и поздоровалась на обоих языках. Ее большие темно-зеленые глаза смотрели дружелюбно и открыто, на румяных щеках играли ямочки. Определенно, иметь с ней дело было гораздо приятнее, чем с неопрятными и злобными цвергами.
- Помоги моей жене приготовиться к брачной ночи, - бросил Эрвин и скрылся за дверью. Маргарет вздрогнула: ее охватил страх. Она ничего не знала о том, что происходит по ночам между мужем и женою,она и поцеловалась-то впервые несколько часов назад, после брачной клятвы, и до сих пор у нее немного кружилась голова и дрожали колени от невероятного ощущения разлившегося по телу жидкого огня.
Сюзанна снова сделала книксен.
- Мадам не против, если я буду говорить по-французски? Это язык моей мамы.
- О да, конечно, - Маргарет согласилась с радостью: грубоватый немецкий ей порядком надоел.
- Пойдемте, мадам, - Сюзанна поманила ее за собой. - Мадам такая красивая, настоящая вейла...
- А ты видела вейл? - рассеянно спросила Мрагарет, пытаясь отвлечься. Они шли по коридору, темному, выложенному камнем, и ей становилось все больше боязно: казалось, здесь, как в темнице, капает со стен вода.
- Где же я могла их видеть, мадам? - рассмеялась Сюзанна.
- В шармбатоне. Ты ведь там училась? Или в Дурмстранге?
Горничная всплеснула руками.
- Ох, мадам, что вы! Мы жили очень бедно. Папа умер, когда я была маленькая. Мам была волшебницей, она купила мне палочку и учила всему, а когда и она умерла, дядя - он кучер у барона Эстерхази - отдал меня в услужение. Я была помощницей прачки, потом помогала горничным и камеристкам, а после и сама стала горничной. Ну вот, мы пришли.
Маргарет отшатнулась: ей навстречу оскалилась с пола медвежья морда. Сюзанна успокаивающе погладила ее по руке:
- Пол застелен медвежьими шкурами. Месье охотился в России. Вашим ножкам будет тепло.
Маргарет с отвращением представила, что придется попирать мертвых зверей. Однако же она вошла, стараясь смотреть лишь на кровать с бархатным балдахином, и позволила Сюзанне себя раздеть. Тяжелое платье белого атласа заменила шелковая сорочка, волосы, освобожденные из плена множества шпилек, поддерживавших сложную прическу, золотистой волной рассыпались по хрупким плечам. Закончив, Сюзанна бесшумно исчезла, а Маргарет не успела снова испугаться одиночества, когда через боковую дверь в комнату вошел Эрвин - совершенно обнаженный. Маргарет вскрикнула и зажмурилась, почти потеряв сознание.
- Прочь это, - он разодрал ее сорочку, словно та была соткана из паутины. Всхлипнув, девушка вцепилась в витой столбик кровати. И вдруг задрожала от нового ощущения: жаркие руки ласково блуждали по ее телу, и оно таяло, как воск на огне.
...С тех пор ночные часы, когда Эрвин оставался с ней наедине, были для Маргарет самым поразительным в жизни счастьем, когда закипала кровь и перехватывало дыхание. С наслаждением отдаваться ему, гореть и извиваться в его руках, то жестоких, то нежных, могло сравниться только ощущение быстрой скачки, когда они прогуливались верхом и Маргарет, норовя вырваться вперед, загоняла подаренную Эрвином гнедую кобылку, да огненная мелодия чардаша, который они с мужем плясали, когда приходили гости. Она каждый день проживала, словно в огне, и не замечала ничего - да ей и нечего было замечать. Болезнь отступила еще до свадьбы, стоило Маргарет несколько раз принять порошок, который принес им личный аптекарь Эрвина. Родители и тетка уехали вскоре после свадьбы, и Маргарет нисколько не скучала, почти и не вспоминала о них, раз в месяц отправляя дежурные письма. Ее немного беспокоило, что она не чувствовала признаков беременности, и Сюзанна регулярно бегала с записочками к лучшим акушеркам Вены, но Эрвин не торопил молодую жену: она, по его словам, сама была почти ребенком и могла позволить себе оставаться беззаботной.
...Присев на подоконник, Маргарет положила руки на колени и откинула голову. Ей захотелось вдруг цветов, только не роз или лилий, а охапку резеды или черемухи - чтобы можно было прижать к груди зеленые, покрытые росой ветки, и спрятать в мелких душистых цветах лицо, и она уже готова была дернуть за шнурок, чтобы позвать Сюзанну, когда та вдруг сама вбежала в комнату.
- Месье просит к себе мадам. Он очень встревожен и хочет уехать. Велел цвергам собрать ему чемодан.
- Уехать?! - Маргарет вскочила. - Но почему?
- Я не знаю, - растерялась Сюзанна. - Месье только сказал мне, что хочет видеть мадам.
Встревоженная Маргарет поспешила в кабинет мужа.
- Я знаю, что вы уезжаете, -заявила она с порога. - Скажите мне, куда. Я не хочу с вами расставаться.
- Но вам придется, - сухо ответил Эрвин. - Я не могу брать в такую поездку женщину.
- Если вы не презираете меня, то возьмете, - отрезала Маргарет. - Чем опаснее там, куда вы едете, тем больше я хочу быть рядом с вами.
Он вздохнул.
- Сядьте, глупая девочка. Вы что-нибудь знаете о моей семье?
Молодая женщина потерянно опустила глаза. До сих пор она ничего не знала об Эрвине, едва обмолвилась парой слов с гостями, которых он приглашал, и ни о чем его не спрашивала. Только, кажется, тетя Батильда когда-то упоминала его брата...
- У меня есть младший брат, Освальд, - пояснил Эрвин. - Он сумасшедший. Любитель подпалить магглов. Я держал его под замком в охотничьем домике на приличном расстоянии отсюда, но он вырвался... Мне любопытно, кто снабдил его деньгами? Вряд ли он мог бы сбежать без посторонней помощи. Я скрывал от тебя все, прости.
В голосе его не звучало ни тени раскаяния. Маргарет удивилась про себя, каким спокойным был Эрвин в эти дни, когда его так тревожили мысли о брате.
- Освальд наконец объявился. Он в Будапеште. Какой-то проходимец организовал ему там представление. А это значит, среди магглов неизбежны жертвы. Мне совершенно не нужно такое пятно на фамилии Гриндевальдов.
- И вы собираетесь в Будапешт?
Эрвин кивнул.
- Я поеду с вами.
Он задумался, посмотрел в глаза жены.
- Хорошо. Собирай вещи, у тебя полчаса.
***
Темный зал был пропитан запахом пыли, пыль кружилась вокруг софитов, и еще пахло потными телами. Билеты стоили дешево, собрался в основном бедный, охочий до зрелищ люд.
- А сейчас, - поклонился конферансье, показавшийся Маргарет смутно знакомым, - выступает наш мистер Сенурхет, последний слуга Аттиса-Адониса-Сераписа!
Со всех сторон послышались аплодисменты, перераставшие в непрерывный гул. Маргарет притихла, чуть сжав руку Эрвина и вытянув шею. Муж оставался бесстрастным. На сцену в самом деле вышел невысокий белокурый человек, лицо которого было закрыто черными картонными очками. Зеленый наряд его напоминал ливрею.
- Повторяет старые шутки, - тихо бросил Эрвин. - Как все сумасшедшие, он похож на шарманку, способную играть только одну песенку. Будьте готовы действовать. Ваша помощь может понадобиться.
Маргарет удивленно посмотрела на выступавшего, который под восторженный крик зрителей, бросил в воздухе семь огненных факелов. Затем, сбросив полуливрею, остался в сером клетчатом жилете, черных брюках, в песочной "бабочке". Факела начали падать вниз, но человек, помахав рукой, быстро направил их в другую сторону. Его движения приветствовали апплодисменты. Факелы полетели кругами, превращаясь в настоящее огненное море.
- Он талантлив... - изумленно прошептала Маргарет.
- Надеюсь, это вам не заслонит глаза, - буркнул Эрвин. - Не теряйте бдительность!
- Мистер Сенурхет - последний хранитесь обрядов древней магии, - вещал конферансье. - Он - наследник Древнего Пламени, Очищающего Огня... - человек в самом деле щелкнул пальцами, и пламя из красного стало белым. - - Очищающее Пламя у него в руках! Он откроет ему дорогу! - продолжал конферансье. Факелы, ставшие снова красными, полетели вверх. Человек улыбнулся и, вздохнув, выпустил из рта огненную струю.
Маргарет не успела опомниться. Эрвин стал медленно подниматься со стула. В тот же миг раздался визг. Стоявший в первых рядах седой старик упал и стал катается по земле, пытаясь сбить с себя огонь.
- Жертва! - захохотал безумец. - Жерта Серапису готова!
- Aguamenti! - Маргарет направила палочку на горящего человека, но вода мгновенно превратилась в пар.
- Аvrecio mavarium! - крикнул Эрвин, направив палочку на выступавшего. ТОт внезапно повалился, задергавшись в судорогах. Конферансье бросился за кулисы, не зная, что там его уже поджидали местные магические полицейские, заранее предупрежденные Эрвином. Тот шагнул к брату, стянул его путами, подобрал выбитую палочку и бросил в зал - Маргарет успела ее схватить, стараясь не глядеть на человека, превратившегося в обугленный труп.
-Ну что, Освальд, - Эрвин грустно опустил голову. - Пора вернуться домой? Ты достаточно накуролесил, чтобы я ужесточил домашний арест.
Двое полицейских вытащили из-за кулис упиравшегося конферансье. С него слетели накладные усы, грубые черные волосы растрепались. Маргарет вгляделась в его разбитое лицо.
- Это он! - пораженно воскликнула она. -Он!
- Кто? - удивился муж.
- Ричард Принц, - ответила Маргарет твердо, с ненавистью глядя на давнего врага. Ричард вскинул голову, окинул ее диким взглядом и захохотал.

Глава 5.

Маргарет мерила шагами номер гостиницы. Спустились поздние майские сумерки, но она лишь зажгла единственную свечу. Муж отослал ее в гостиницу, приказав поужинать и ложиться спать, но молодая женщина не могла ни того, ни другого. Хладнокровие, следствие слишком сильного испуга, уступило место панике: едва закрыв дверь, Маргарет заметалась по комнате, вскрикивая, рыдая и ломая руки.После она немного овладела собой и выпила успокоительного зелья, но по-прежнему кусок не лез в горло, и уснуть она не могла. Страшное воспоминание о горящем человеке - до того ясное, что она ощущала вонь жженого мяса - сменялось в ее сознании диким, свирепым лицом Ричарда Принца.
- Когда же он перестанет меня преследовать! - застонала она, прижимая руки к груди. - Когда же...
"Эрвин сможет защитить меня, - попыталась успокоиться молодая женщина и вдруг безотчетно испугалась. - А если он не вернется? Если я навсегда останусь здесь одна?" И этой глупой мысли она ужаснулась так, что выскочила бы тотчас на улицу, если бы дверь не отворилась и в комнату не вошел Эрвин.
Маргарет кинулась ему на шею, покрыла лицо поцелуями - он, как обычно, встретил это равнодушно. Удивился, что она не озаботилась ужином, заказал еду сам, сел в кресло и потер виски. Маргарет устроилась на подлокотнике.
- Что решили с вашим братом, дорогой? - про Ричарда Принца она спросить не решилась.
- Отправим опять под домашний арест,- Эрвин пожал плечами. - Слуг, которые его охраняют, я накажу и заменю. Освальд сам по себе вас вряд ли интересует, душа моя, не правда ли?
Маргарет сжалась и отвела глаза. Эрвин усмехнулся.
- Не бойтесь, я не собираюсь мстить вам за то, что у вас оказался неудачливый и слишком упорный поклонник. Кстати, он просит свидания с вами. Окажете ему милость?
- Милость? - Маргарет с презрением выгнула шею, ноздри ее раздулись. - Он погубил хорошего человека. Он не пощадил родную сестру. Он виноват в том, что я болела. Из-за него сегодня погиб ни в чем не повинный маггл. Для такого, как он, милости у меня быть не может.
Эрвин низко рассмеялся и усадил ее к себе на колени.
... Тогда была одна из самых исступленных их ночей, когда казалось, что у Маргарет не осталось души - только тело, жадное до звериных ласк. Она то припадала к Эрвину, то откидывалась в блаженстве, а он, болезненно и грубо впиваясь то в ее соски, то в шею, шептал:
- Оставайтесь такой, Гретхен... Беспощадной, непрощающей...Пусть у вас не будет милосердия ни для кого...

***

Первенец Маргарет и Эрвина, Геллерт, появился на свет девять месяцев спустя, сияющим и морозным январским днем. Здоровый младенец, он удивленно рассматривал мир светло-голубыми глазами, и на макушке его золотились первые реденькие волосики. Маргарет и Сюзанна, обрадованная не меньше хозяйки, в первые дни не отлучались от его колыбели; впрочем, Эрвину быстро это надоело.
- Нечего баловать мальчишку. Вы раскормите его так, что его в полгода уже будет не поднять. Сегодня, душа моя, я хочу видеть вас в гостиной, подле себя, весь вечер, - приказал он жене и обратился к горничной. - А ты займись нарядами госпожи. У нас скоро будут гости, я хочу встретить их вместе с женой. И не смей подходить к мальчишке раньше восьми вечера. Пусть поплачет, с ним ничего не случится.
Маргарет с надеждой посмотрела на Сюзанну, и горничная чуть заметно кивнула. Шустрая и ловкая, она наверняка смогла бы обращаться с ребенком, как считала нужным, но так, чтобы хозяин не узнал об этом. Впрочем, кажется, Эрвин также это понимал.
- Помни, - ласково обратился он к горничной, - мой брат хоть и сумасшедший, но он мужчина. Если ему понадобится женщина, я не буду ему отказывать.
Сюзанна поклонилась, опустив глаза. У Маргарет мороз пробежал по коже.
...Ей как никогда захотелось увидеться с родственниками; каждый вечер она мечтала, как встретится с родителями, с теткой, покажет им сына. Но мистер и миссис Траймп только прислали дочери поздравительную открытку: кажется, они были недовольны, что от состояния зятя им до сих пор ничего не перепало. Мисс Бэгшот в письме поздравила племянницу куда теплее, однако также не смогла приехать посмотреть на Геллерта: у нее не было средств на билет, а свободных денег Маргарет выдавалось раз в неделю ровно столько, чтобы она смогла выпить в венком кафе чашечку кофе со штруделем или купить маленькую безделушку. Эрвин не говорил прямо, что родственники жены - не самые желанные гости в его доме, но это было ясно и так.
К концу февраля к Гриндевальдам прибыли совсем другие гости: сестра Эрвина Гертруда, сухопарая старая дева лет сорока, его кузен Фридрих Эстрехази, а также Вильям Штрассман, лысый тощий человечек с гибким кошачьим телом и паучьими пальцами, которого Маргарет представили, как директора аптеки, в которую Эрвин и Фридрих вложили некоторую часть капитала.
- Это его порошки поставили тебя на ноги, дорогая! - Эрвин усмехнулся, нежно погладив жену по плечу.
Штрассман подобострастно захихикал. Кажется, он старательно подчеркивал, что обедать с покровителями - счастье для него, так что Маргарет очень скоро стало тошно от одного его присутствия.
После обеда, когда пили кофе в гостиной, выяснилось, что Эрвин и Фридрих планировали открыть собственную аптеку также в Лондоне. Штрассман вполне поддерживал их идею.
- Правда, заведения Принцев могут составить нам серьезную конкуренцию, - с осторожностью говорил он. - Но Дориан уже не тот, что раньше, а его сыновья слишком молоды. Да и недавний скандал выбил их из колеи.
Эрвин, усмехнувшись, выразительно посмотрел на жену. Об этом скандале им было известно больше прочих.
После ареста Ричарда Принца выслали в Англию, где он предстал перед Визенгамотом. Благодаря хлопотам Эрвина и его знакомых удалось добиться того, чтобы фамилия Гриндевальдов не упоминалась совершенно, а судебное заседание проводилось за закрытыми дверями. Соучастия в убийстве, применения Империо и нарушения Статута секретности оказалось достаточно, чтобы Ричарда приговорили к пожизненному заключению в Азкабане. "Ежедневный Пророк" и другие газеты не поленились расцветить его преступления новыми, неожиданными для Маргарет подробностями, так что Принцам теперь пришлось бы сильно постараться, чтобы смыть пятно с репутации семьи. Вряд ли кто-то захотел бы покупать лекарства у семьи убийцы.
- А кроме того, - Штрассман захихикал, - не думаю, чтобы молодые Уильям и Седрик догадались усиливать свойства снадобий темной магией?
Маргарет едва не поперхнулась пирожным.
- Так... те порошки... тоже были усилены темной магией?
На нее воззрились, как на ребенка, задавшего неприличный вопрос.
- Разумеется, милочка, - улыбнулась Гертруда. - А вы предпочли бы умереть, глотая бесполезные зелья, лишь бы они не имели отношения к темным искусствам?
- Но последствия, - разволновалась Маргарет. - Навверняка будут ужасные последствия...
Гертруда с улыбкой посмотрела на брата.
- Похоже, Эрвин, вашу супругу в Хогвартсе слишком запугали, внушив ей представления, далеко не соответствующие действительности. Я думала, вы уже немного рассеяли мрак ее невежества.
- Я думал, мы в нашей совместной жизни не коснемся подобных вопросов, - с расстановкой ответил Эрвин. - Мне кажется, Гретхен, вам стоит заняться ребенком.
- Именно за ребенка я и волнуюсь, - Маргарет возвысила голос. - Если моя болезнь вернется, что с ним станется? А кто мне может обещать, что в наказание за тенмые искусства, которые продлили мне жизнь, болезнь не вернется с новой силой?
Гертреуда опустила голову, кажется, подавляя смех. Штрассман, кажется, испугался, но промолчал. Фридрих с улыбкой покачал головой. Эрвин покраснел.
- Я сказал, моя дорогая, чтобы вы шли к ребенку, - процедил он. Жена сверкнула глазами.
- Я пойду к ребенку, когда сочту нужным.
- Хорошо, - муж медленно кивнул. Все покраснели. Кофе допили в молчании.
Маргарет чувствовала, что строптивость не пройдет ей даром. Она вспоминала облачный и теплый майский день, когда они с мужем, по возвращении из Будапешта, заехали в лес, к охотничьему домику, где обычно держали Освальда. Его пока содержали в Будапеште, под строгим надзором; Эрвин хотел сперва усилить охрану и наказать упустивших брата слуг.
Освальда охраняли двое: цверг Сторг и Петер Мориц, троюродный брат Сюзанны; как успела понять Маргарет, род Мориц уже не одно столетие прислуживал Эстрехази и Гриндевальдам, так как когда-то заключил с ними особенный контракт, сильно напоминавший долговую кабалу.
Первым наказание получил Петер - черноволосый сутуловатый парень. Едва выйдя из кареты (Маргарет также вылезла, чтобы размять ноги после тряски), Эрвин велел Морицу скинуть куртку и рубашку. Догадавшись, что будет дальше, молодая женщина поспешно отвернулась - и услышала свист кнута. Когда все смолкло, она посмотрела на обоих: муж вытирал с кнута кровь, а Петер пытался поднять с земли свою одежду, но ему, видимо, было слишком больно, кружилась голова. Маргарет, стараясь не посмотреть случайно на его израненную спину, подала ему рубаху и куртку, обтерла с лица пот. И тут же вздрогнула от вопля, который издал цверг, упав на землю под красным лучом, вырвавшимся из палочки Эрвина.
- Перестань, что ты делаешь! - воскликнула она.
- Это цверг, - холодно ответил муж. - С ними нельзя по-другому. Идите в карету, Гретхен, и не мешайте мне. Кстати, Петер еще ответит мне за незаслуженную снисходительность, которую вы к нему проявили.
... Цверг остался на прежнем месте, к нему на подмогу прислали соплеменника, а Петера перевели в дом Гриндевальдов чернорабочим. Сюзанна недолго радовалась, что рядом с ней теперь родной человек: Эрвин беспрестанно придирался к Петеру и не только наказывал, но и угрожал, что в случае чего отдаст Сюзанну Освальду в любовницы.
- Месье шутит, - успокаивала горничная брата и хозяйку. - У месье бывают странные шутки.
...Ночью Эрвин жестоко изнасиловал жену. Когда все закончилось и она, плача, скорчилась на кровати, пытаясь прикрыться одеялом, спокойно заметил:
- Я мог бы наказать вас кнутом или ремнем, но я ценю вашу гордость, и потому вы будете в случае чего искупать свою вину необидным для женщины способом. Однако не требуйте, чтобы я был снисходителен к другим, и не вздумайте читать мораль. В таких случаях вы становитесь мне омерзительны.
"Куда я попала, - твердила Маргарет про себя, пряча лицо в подушке. - Куда я пропала..."

Глава 6.

Пять лет спустя.
- Геллерт, несносный ребенок! Опять стащил палочку Сюзанны?
Стоявший перед Маргарет худенький белокурый мальчик затаил лукавую улыбку. Мать сердито поправила завиток, упавший ему на большой выпуклый лоб.
- Мадам не нужно ругать месье Геллерта, - взмолилась стоявшая тут же Сюзанна. - Месье Геллерт очень-очень мне помог. Моей палочкой он так быстро развел огонь под котлом, а потом заставил остыть утюг как раз, когда было нужно. У меня так никогда не получалось.
- У тебя слабая палочка, - важно засопел мальчик. - Совсем бестолковая. Скажи отцу, чтобы он побыстрее выплатил тебе жалование: тебе нужна новая!
Сюзана поцеловала его в худенькое плечико и улыбнулась, но промолчала. Мальчик самодовольно поднял подбородок. Маргарет попыталась придать лицу как можно более строгое выражение.
- На сегодня ты останешься без сладкого. Никакого десерта, слышишь, Сюзанна?
Служанка быстро кивнула, но молодая женщина сильно сомневалась в ее искренности. Горничная (впрочем, она исполняла теперь роли и камеристки, и няньки) совершенно не могла оставить своего маленького кумира без какого-нибудь пирожка с вишней или без вазочки варенья. Геллерт, бесенок, тоже это понимал, а потому беззаботно мотнул головой и ухватил Сюзанну за передник:
- Веди меня к дракону!
В роли дракона обычно выступало какое-нибудь сильно изогнутое садовое дерево. Геллерт уже несколько из них повалил стихийной магией: волшебные способности он начал проявлять очень рано, и чаще всего - в игре; ему нравилось воображать себя рыцарем или благородным разбойником, а его врагами выступало все, что оказывалось поблизости. Еще он был крайне любознателен, задавал вопросы без умолку, да такие, на которые ни Маргарет, ни тем боле Сюзанна не могли знать ответ. Впрочем, Геллерт не унывал: у него скоро нашлись более обширные источники знаний. Мать и нянька рано, в три года, выучили его читать, а ловок он был, как обезьянка, мог бы добраться до самой высокой полки, и домашняя библиотека также немало пострадала от его набегов. После он воровал палочку у Сюзанны или Петера и пробовал применить заклинания, о которых узнал. Маргарет и слуги только и думали, как бы утаить последствия его шалостей от Эрвина, который за прошедшие годы стал еще более угрюмым и упрямым.
Предприятие с сетью аптек в Англии провалилось: Седрик Принц сумел не только вынести удар, нанесенный репутации семьи, но развил производство лекарственных зелий так, что задавил конкурентов окончательно. Он подослал в лавки Гриндевальда и Эстерхази шпионов, которые выведали, что лекарства усиливаются темной магией, а после оплатил разгромную статью в "Ежедневном Пророке". Скандал докатился и до Австрии: некоторые из местных ученых раскричались об ужасных последствиях приема зелий, над которыми проводились темные обряды - в итоге пришлось закрыть аптеки ив Вене. Эрвин потерял куда больше денег, чем рассчитывал, и хотя он все-таки оставался одним из первых богачей Австрии, но самолюбию его был нанесен серьезный удар.
Маргарет старалась не думать, куда ее муж иногда уходит на всю ночь и почему после он несколько дней бывает до такой степени раздражительный, что швыряет в цвергов Круцио только за то, что они попадаются ему на глаза. Потом он смягчался, но становился требовательным и капризным, как ребенок: ему хотелось, чтобы жена неотлучно находилась при нем; он словно не мог допустить, чтобы она провела с ребенком хоть час времени, которое могла бы провести с ним.
Маргарет покорно оставляла Геллерта с Сюзанной и не отлучалась от Эрвина. Он не выглядел больным, но глаза лихорадочно блестели, а руки иногда сводила судорога. Она надеялась, что у него не начинают проявляться признаки безумия, как у его брата, и старалась не думать о будущем.
...В день, когда Геллерт опять стащил палочку Сюзанны, Эрвин как раз вернулся домой, перед этим исчезнув на несколькодней. Он приехал необыкновенно злой и заперся у себя в кабинете, не велев тревожить. Жена и не пыталась тревожить его: побранив сына, она велела Сюзанне заварить ей кофе и устроилась в малой гостиной, у горящего камелька, с романом.
Она не удивлялась тому, как изменилась за эти пять лет - просто, может быть, не осознавала перемены. После того, что пять лет назад учинил над Маргарет муж, она будто бы недолго горевала - но стала бояться его, привыкла в его присутствии помалкивать, а после и вовсе научилась целыми днями не попадаться ему на глаза. Такое существование скоро заставило ее чувствовать себя несчастной - и Маргарет принялась твердить себе, что счастлива. В самом деле, у нее прелестный, умненький сын, она богата, здорова, молода... Да и Эрвин - вовсе не тиран: после того случая он обходился с женой очень вежливо.
...Кажется, Маргарет разморило, она задремала - во всяком случае, услышав совсем рядом детский крик, не сразу поняла, что нужно делать. Крик повторился. Маргарет вскочила и кинулась в кабинет мужа, по дороге успев удивиться запаху гари, витавшему в коридоре.
У дверей она столкнулась с Сюзанной, которая тоже бежала со всех ног. Крик раздался снова, обе одновременно заскочили в кабинет и обомлели.
Посреди комнаты стоял Эрвин, весь багровый, сжимавший в руке кнут. Перед ним на ковре плясало пламя, а за полосой огня сжался, зажмая плечо, громко плакавший Геллерт. На его рубашке, на спине, Маргарет успела заметиь кровь.
Мгновение - и пламя с шипением потухло. Эрвин замахнулся вновь. Маргарет с визгом подскочила и вцепилась зубами ему в запястье. Он, зарычав, стряхнув ее на пол. Сюзанна куда-то выскочила.
- Мама! - вскрикнул Геллерт и пополз к ней, но отец снова его ударил, и мальчик без сил растянулся у ног Эрвина.
Падая, Маргарет сильно ударилась головой; теперь сознание ее путалось, она не могла пошевелиться. Хлопнула дверь, мелькнул коричневый подол.
- Месье, месье!
Эрвин машинально обернулся на крик. В следующую минуту у него подкосились ноги, и он тяжело осел на пол, чудом не придавив ребенка. Усилием воли Маргарет заставила себя подняться, притянула окровавленное тельце сына к себе. Геллерт был без сознания. Она подняла глаза - над телом Эрвина стояла Сюзанна; лицо служанки озаряло холодное отвращение. В руке девушка сжимала какую-то пахучую тряпицу.
- Это хлороформ, - хрипло пояснила она. - Давно держу на случай. А месье Геллерт, видно, опять стащил палочку у Петера... Шкуры в спальне поджег.
Маргарет, сильно вздрогнув, крепче прижала сына к себе.
- Нам надо уехать, Сюзанна, - пробормотала она. - Уехать сейчас же.
Служанка с сомнением посмотрела на ребенка.
- Месье Геллерту нужны постель и врач...
- Чем скорее ты велишь Петеру заложить карету, тем скорее моему сыну окажут помощь, - отрезала Маргарет. Она чувствовала, будто оказалась с завязанными глазами в задымленной комнате, и едва дышала от ужаса и желания сбежать.
Час спустя карета, запряженная двумя вороными конями, летела по дороге к Вене. Петер погонял изо всех сил: торопился съездить туда и обратно до того, как хозяин проснется. Маргарет с отчаянием смотрела в бледное лицо сына: Геллерт пока не приходил в себя. Сюзанна тронула ее руку.
- Знаете, мадам, когда мама доживала последние два года, она любила пить шнапс. И когда она выпивала много шнапса, то читала такое страшное стихотворение...
- Какое? - равнодушно спросила Маргарет.
- Усыпила я до смерти мать,
Дочь свою утопила в пруду.
Бог думал ее нам на счастье дать,
А дал нам на беду.
Ты здесь? И это не во сне?
Все время я в бреду.
Ты не ушел? Дай руку мне.
О милая рука!
Но в чем она? Ах, узнаю.
Она в крови слегка.
Вину твою мы скрыть должны,
Ах, шпагу убери свою,
Вложи ее в ножны.
Глаза Сюзанны потемнели и расширились, она неестественно склонила голову набок. Слова у нее вырывались прерывистым шепотом:
- Да, это день. День смерти наступил.
Я думала, что будет он днем свадьбы.
О, если бы все это раньше знать бы!
Не говори, что ты у Гретхен был.
Цветы с моей косынки
Сорвут, и, хоть плясать
Нельзя на вечеринке,
Мы свидимся опять.
На улице толпа и гомон,
И площади их не вместить.
Вот стали в колокол звонить,
И вот уж жезл судейский сломан.
Мне крутят руки на спине
И тащат силою на плаху.
Все содрогаются от страха
И ждут, со мною наравне,
Мне предназначенного взмаха
В последней, смертной тишине!
- Это монолог Гретхен из "Фауста", - обронила Маргарет. - Как же ты запомнила его?
- Мама читала много раз, - Сюзанна покраснела. - Фауст - это тот самый ученый, что продал душу дьяволу?
- Да. А Гретхен - девушка, которую он соблазнил. Она убила своего ребенка, и ее за это казнили. Но перед смертью она раскаялась и попала в рай, - объясняла Маргарет машинально. Тетка заставила ее прочитать "Фауста" когда-то, но она тогда совсем не поняла смысла пьесы.
- Значит, они все в раю? - обрадовалась Сюзанна. - Ведь ученый, кажется, тоже раскаялся, верно?
- Тебя это радует? - удивилась Маргарет холодно. Служанка с недоумением на нее посмотрела и промолчала.
На одной из венских улиц, чтобы спутать следы, Маргарет и Сюзанна вышли из кареты и наняли извозчика. Он довез их до какой-то гостиницы, где они записались под вымышленными фамилиями. В номере, уложив Геллерта в постель, Маргарет послала Сюзанну за доктором.
Врач оказался немногим старше их обеих - лет двадцати восьми, с худым, грустным и умным лицом. Он долго водил над Геллертом палочкой, после смазал раны, заставил ребенка выпить какую-то микстуру и велел давать по ложке того же каждые три часа.
- Какой зверь сделал это с вашим сыном? - глухо спросил целитель Маргарет.
- Мой муж, - ответила она спокойно. Лицо доктора исказили ужас и недоумение; некоторое время он потрясенно молчал, потом сдавленно проговорил:
- Но вы.. Вы ведь разошлись с ним? Послушайте, я знаю людей, которые могут вам помочь...
Она гордо отодвинулась.
- За кого вы меня принимаете, герр доктор? За прачку, которая сбежала от сожителя-пьяницы? В вашей помощи и покровительстве я не нуждаюсь!
Он вздохнул.
- Вы, наверное, не так меня поняли. Но я надеюсь, вы не вернетесь к негодяю, способному истязать ребенка. Пожалейте мальчика и себя.
- Это не ваше дело, - фыркнула Маргарет. - Я вызвала вас лечить моего ребенка, а не читать мне мораль. Вот ваш гонорар.
- Не надо, - он покачал головой. - Завтра я еще приду.
...Доктор Христиан Зальцман узнал, конечно, в Маргарет девушку, которая несколько лет назад на балу едва не погибла у него на глазах - пусть она и не узнала в нем студента, который совершенно не умел танцевать. Не то, чтобы пять лет спустя он все еще был влюблен в нее - хотя тогда, помнится, сильно увлекся, только оробел и не решился напомнить о себе - но она осталась для него символом слабости и страдания, и сейчас, увидев ее с забитым до полусмерти ребенком, он почувствовал глубокую нежность и сочувствие, которые не знал, как выразить. Он понимал, что она скрывается, что ей лучше уехать из Вены поскорее, покуда муж ее не нашел, и спешил с лечением, стараясь быстрее поставить ее сына на ноги. Тот и сам оказался молодцом: на следующий день уже был в сознании, внимательно наблюдал за всеми действиями доктора, а третий день, когда Зальцман отвлекся (черноволосая горничная принесла ему чай), полез играть с его инструментами. Христиан, погрозив пальцем, инструменты аккуратно забрал, но про себя от души пожелал отцу ребенка закончить дни на виселице. Мальчик, поджав губы, грустно смотрел огромными голубыми глазами, и доктор снова поежился, представив, что с этим ребенком сделали несколько дней назад, и сглотнул, вообразив, как его собственный сын норовил поиграть бы с инструментами...
Мечтая так, он и не замечал, что не оставил равнодушной Сюзанну. Раз, едва закрыв за ним дверь, она мечтательно вздохнула:
- Какой месье доктор умный и добрый!
- Он? - Маргарет, как раз подошедшая к постели Геллерта, равнодушно подняла брови. - Помилуй, у него же лошадиное лицо.
- Ну и что? - откликнулась Сюзанна мечтательно. - Мужчинам красоты не нужно. Ах, мадам, почему я не актриса, как мама! Ученые господа, говорят, любят актрис.
Маргарет рассмеялась: у нее было хорошее настроение, сын поправлялся, муж пока не думал, кажется, их искать, и она уже грезила, как вернется в Годрикову Впадину, к тете Батильде.
- Когда проводишь нас с Геллертом, попробуй поступить в театр. Монолог Гретхен ты читала очень хорошо.
Сюзанна с грустным и серьезным видом покачала головой.
- Тогда, мадам, я не проживу долго. Те из нашего рода, кто не работает на Гриндевальдов и Эстерхази, долго не живут. Поэтому и папа рано умер.
Маргарет почувствовала, как по коже побежали мурашки, но совладла с собой.
- Но твой папа, должно быть, был счастлив, что жил вольным человеком. Лучше год на воле, чем десять в рабстве, правда?
Сюзанна улыбнулась.
- Быть бы мне такой же смелой, как мадам! Я бы сейчас побежала за месье доктором и соврала бы, что он забыл шляпу.

Глава 7.

Маргарет в сотый раз с облегчением вздохнула. Геллерт благодаря лекарствам доктора Зальцмана и заботам Сюзанны скоро стал совсем здоров, и ночью после последнего посещения врача она с ребенком села на первый попавшийся поезд, идущий в Париж. Из Парижа добралась с сыном до Кале, а уж оттуда - а уж оттуда до Англии было совсем недалеко.
...С утра на луга лег туман, но к полудню он расселся, и зимнее небо слабо заголубело, словно поздравляя Маргарет с возвращением. В самом деле, она чувствовала, что недопустимо долго не была в родных краях - и оттого-то, должно быть, едва не потеряла себя. "Но теперь все будет иначе. Теперь-то я не позволю никому унижать меня или моего ребенка. Поселюсь у тети Батильды, Геллерта отправлю в Хогвартс, когда придет срок... Славно заживем". Отправляться к родителям она не собиралась: за пять лет даже переписка между ними сделалась сухой, как между почти незнакомыми людьми. Конечно, придется признавать перед мисс Бэгшот, что была неправа, когда рвалась за Эрвина замуж - но ведь тогда не появился бы на свет их ребенок.
Геллерт, попав в незнакомую страну, был в восторге. В поезде он никогда не ездил и обежал весь вагон, чудом не добравшись до стоп-крана. Он немедленно потребовал у матери объяснить, как движется паровоз, потом стал расспрашивать пассажиров, что за город они проезжают, потом склеил между собой несколько чашек, вытащенных у попутчиков, наполнилону кипятком и стал чесал голову, размышляя, что может заставить их передвинуться. Матьтщетно уговаривала его отдать чашки владельцам.
- Это модель вагонов, - важно отвечал он. - И они должны поехать. Дай палочку, мама.
- Здесь магглы, - шептала ему на ухо Маргарет. - Мы не можем применять магию.
- Глупо, - он пинал пол носком ботинка. - Дай палочку.
Маргарет хотела ответить, но в это время поезд остановился около какой-то небольшой станции. Она рассеянно взглянула в окон - и обомлела: по платформе разгуливал невысокий смуглый человек с грубой шапкой курчавых волос. "Ричард Принц? Но он же в тюрьме! О нет, опять..." Человек что-то крикнул подошедшей к нему смуглянке в пестрой юбке и платке с бахромой. У Маргарет отлегло от сердца: перед ней был обыкновенный цыган.
- Кто там, мама? - Геллерт ткнул пальчиком в оборванцев.
- Цыгане, - она неосознанно поморщилась.
- Они грязные, - ответил ребенок с отвращением, и она погладила его по голове:
- Держись от них подальше, они воруют детей.
В Лондоне, крепко держа Геллерта за руку, Маргарет поспешила отойти от вокзала подальше и аппарировала в Годрикову Впадину.
В послеобеденный час на улицах было пустынно, домики, украшенные инеем, стояли, словно погруженные в сон, и только крики детей, затеявших на базарной площади игру в снежки, нарушали благостную тишину. Сердце Маргарет умиленно сжалось: все показалось ей обветшавшим и словно бы ставшим меньше. "Это оттого, что я тут долго не была. А как постарела, наверное, тетя Батильда..." Геллерт вырвал руку и побежал вперед. Молодая женщина подняла голову: перед ней был до с запущенным садом и заколоченными окнами - здесь, очевидно, никто не жил уже несколько лет. Дом Седжвика. Она проглотила комок. "Значит, до дома тетушки недалеко". Подозвав сына, Маргарет ускорила шаг.
Минуты, прошедшие между тем, как она постучала, и тем, как отворилась дверь, страшно растянулись, так что дыхание сбилось. Геллерт вертелся на месте и готов был снова куда-то убежать. Но вот дверь со скрипом отворилась.
Не сказать, чтобы Батильда сильно постарела за несколько лет - жизнь ее была по-своему счастливой, а некрасивое лицо всегда отличалось некоторой старообразностью. Она молча пропустила племянницу с ребенком в переднюю, ставшую как будто еще темнее и запущеннее, и пока Марагарет расстегивала Геллерту пальто, поправляла перед мутным зеркалом вытертый теплый платок на плечах. Потом спокойно спросила:
- Из-за чего ты ушла от мужа?
Маргарет не стала уточнять, как тетка догадалась, и сухо ответила:
- Кажется, он не на шутку увлекся темной магией.
Она знала о строгости английского воспитания и побоялась, что тетка сочтет учиненную над Геллертом расправу недостаточным поводом для развода. Сын тем временем смело обернулся к хозяйке:
- Вы тетя Батильда?
- Да, это так, - улыбнулась мисс Бэгшот. - Мойте руки, юноша. Полагаю, сейчас для вас самое лучшее - кружка горячего молока, кусок пирога и здоровый сон.
- Есть я хочу, а спать - нет, - возразил Геллерт.
Тетка с притворной укоризной взглянула на Маргарет:
- Так и думала, что ты избалуешь ребенка.
***
Мисс Бэгшот ничего не стала спрашивать о жизни в Австрии, словно племянница там и не бывала. Отправив Геллерта разбираться с устройством вредноскопов )в доме их было несколько), Батильда устроилась с Маргарет в гостиной с низким потолком; разливая чай, неспешно перебирала старых знакомых.
- Крокки умер два года назад, я его похоронила в саду. Дом Седжвика пустует. Родственников у него, ты знаешь, не осталось, и Сэдрик Принц пробовал сдать коттедж в аренду,но желающих не находится. Всех пугает, что Седжвик умер от тифа, хотя умер-то он не в доме, а по дороге в Брайтон. Брат мистера Сполдинга вернулся из Индии; говорят, у него там произошла ужасная трагедия. Теперь преподает в Хогвартсе. Я готовлю у Хогвартсу младшую дочку трактирщицы, миссис Скримджер. Я бы и со старшей ее дочкой позанималась, девочке СОВ сдавать в этом году, но мать против: все равно, говорит, от девчонки не будет толку. Бедная Джеральдина - в самом деле почти сквиб, учится с большим трудом.
Маргарет слушала, чувствуя, как погружается в давнюю привычную жизнь, вязкую и теплую, и ей самой Австрия начинала казаться сном. Хорошо бы еще никогда не вспоминать, откуда у нее Геллерт...
- Кстати, Маргарет, а что знает и умеет твой сын? Я проэкзаменую его, и пора начинать заниматься. К школе надо готовиться заранее. Каких он способностей?
Маргарет пожала плечами.
- Больших, кажется. Уже много читает сам. Легко колдует чужими палочками. Говорит на трех языках. Я вам писала про свою горничную - она полунемка, полуфламандка? Она говорит с ним день по-немецки, день по-французски, а я говорю по-английски.
Тетка неодобрительно покачала головой.
- Зря вы так делаете. Но если он после этого чисто говорит на каждом из языков, значит, он действительно необыкновенно способный. А математика? История? Естествознание? Зельеварение? Чем еще вы занимаетесь с ним?
Маргарет смутилась.
- Тетя, он еще маленький...
- Достаточно взрослый, чтобы учиться писать и считать, - отрезала Батильда. - С завтрашнего дня мы начнем занятия.
***
Дни потянулись успокаивающе-однообразно. Маргарет просыпалась, будила сына, готовила вместе с теткой завтрак, бегала в лавку, гуляла с Геллертом после обеда. Кроме того, у бумагах тетки, как всегда, царил беспорядок, и Маргарет взяла на себя роль ее секретаря, хотя сама, признаться, не была слишком аккуратна.
У Батильды вышло уже две книги, и теперь она работала над монографией о разработке и принятии Статута секретности.
- Представляешь, племянница, некоторым по-прежнему нужны доказательства его необходимости! Когда этого мерзавца Принца упрятали наконец туда, где давно было его место, кое-кто из чистокровных - Малфой, кажется - имел наглость выступить в печати: мол, Визенгамот сломал жизнь молодому человеку ни за что ни про что! Как будто того бедного маггла совсем не брали в расчет.
- Не надо, тетя, - вырвалось у Маргарет. - Я была там, видела все.
- Там - то есть где? - не поняла Батильда.
- Там, где Ричард Принц убил маггла. В театре, в Будапеште.
Она дрожащим голосом рассказала тетке о том, что видела, не веря, что тогда рядом с ней был тот самый человек, который после изнасиловал ее саму, а недавно чуть не убил Геллерта. Тогда она была готова идти за Эрвином в объятия смертофага - а сейчас покрывалась холодным потом при мысли, что он может ее найти. "Он не найдет меня, - успокаивала себя Маргарет. - Откуда ему знать? Сюзанне я адреса не давала, Петеру тоже. Поди еще разыщи саму Сюзанну теперь. Нет, нет. У меня будет новая жизнь, совсем иная". Правда, она не представляла, что будет делать сама, и потому любила помечтать, как поведет Геллерта в Косой переулок, как посадит его на "Хогвартс-экспресс", как будет ждать писем... Ей м в голову не приходило, что до того надо еще как-то прожить шесть лет.
Геллерт между тем страдал: тетка ограничила время его прогулок и игр, усадив за прописи и всучив простейшие задачи. Он хныкал, рвал тетради, ломал перья, а когда по требованию тетки мать в наказание заперла его в чулане - сбежал. Его искали до темноты: Маргарет, мисс Бэгшот и ее ученица, Анджела, худенькая белокурая девочка лет десяти, с очень важным дичиком и в тяжелых очках, обегали половину деревни. Мальчишка нашелся на кладбище, у могилы Игнотуса Певерелла: он старательно водил пальчиком по знаку Даров смерти. О наказании в тот же день, конечно, не могло быть и речи: дома ребенка немедленно уложили в постель и стали отпаивать горячим чаем.
Назавтра Батильда усадила Геллерта писать строчки. Когда вместе с матерью зашла проверить результат, то увидела, что весь лист изрисован треугольниками с разделенными кружками посередине.
- Зачем ты нарисовал знак Даров? Смерти? - Батильда так удивилась, что, похоже, забыла рассердиться.
- Видел на том камне, - ответил Геллерт нетерпеливо. - А что такое "Дары Смерти"?
Мрагарет покрансела: еще не хватало, чтобы тетка отчитала ее за то, что не знакомила сына с английскими сказками. Но Батильда только призвала с полки книгу и сказала:
- Я буду читать, а ты пиши строчки, которые тебе задали.
С того вечера Геллерт стал непривычно задумчив, и когда играл - а играл он по-прежнему один - полюбил накидывать на голову темную ткань и брать в руки что-нибудь острое: он изображал Смерть.
***
На календаре уже был март. Геллерта стало невозможно удержать дома: он выбегал на солнце, шлепал по лужам, пускал по ручьям кораблики и устраивал плотины. В тот день Маргарет, помнится, долго уговаривала его пойти пообедать, а когда привела наконец домой, то увидела на вешалке в передней знакомый дорожный плащ. Похолодев, она велела сыну разуться самому и поспешила в гостиную.
Батильда сидела на диване прямо, с таким выражением, будто попала во вражеский плен, а в кресле по-хозяйски развалился Эрвин. Увидев Маргарет, он спокойно подошел к жене и властно поцеловал.
- Гретхен, душа моя, не кажется ли вам, что английский климат губительно на вас влияет?
У Маргарет подкашивались ноги. С трудом подавив желания броситься прочь, она сжала кулаки и посмотрела мужу в лицо:
- Я никуда не поеду с вами. Если вы немедленно не покинете наш дом, я попрошу тетю вызвать авроров.
Лицо Эрвина обезобразила несвойственная ему елейная ухмылка.
- Тетушка ваша - женщина, как я понял, ученая и хорошо знает законы. Я, как ваш муж, вправе истребовать вас и моего сына из любого места, и вы обязаны за мной следовать. Если только ваши авроры немножко знают закон, они будут на моей стороне.
- Моя племянница и ее сын больны, - Батильда решительно встала. - Они не перенесут дороги.
- Полноте-с, плохая уловка. Я только что видел в окно, как мальчишка бегал по лужам. а Гретхен, кажется, смеялась. Умирающие выглядят, мне кажется, несколько иначе.
Батильда подошла к племяннице и взяла ее за руку.
- Полагаю, местонахождение Маргарет выдали ее родители? - спросила она с презрением. Эрвин просто кивнул.
- Что вам надо? - звонко выкрикнул с порога комнаты детский голос. Глаза мужа стали наливаться кровью, Маргарет бросила на тетку умоляющий взгляд, и та спешно вышла, уведя ребенка за собой.
- Это к лучшему, что мы остались одни, - Эрвин положил Маргарет на плечи тяжелые руки, и она едва не отпрянула. - Мне нужно сказать вам только одну причину, почему вы должны со мной уехать. Вы были правы относительно последствий лечения темной магией. Раз в несколько лет его необходимо повторять Ваш срок как раз подходит. Вы должны в течение месяца снова принять усиленные ею зелья, - он сделал паузу, - или вы умрете.
"Это невозможно. Я никогда не умру. Я слишком люблю жизнь".
- Вы, конечно, можете мне не верить. Оставайтесь здесь. Через месяц чахотка вернется со страшной силой и убьет вас в несколько дней, а после я приеду, заберу сына и буду воспитывать ,как считаю нужным или как мне подскажет настроение. Конечно, я снова женюсь: я еще молод и не могу без женщины. У мальчишки будет мачеха.
- За что вы его ненавидите? - у Маргарет в горле закипели слезы.
- Он отнимает у меня ваше внимание, - ответил Эрвин коротко. - Я хотел бы, чтобы вы всецело мне принадлежали. Впрочем, если вы поедете со мной, я обещаю сдерживать себя. Вас я также больше ничем не обижу. Я верну вам Сюзанну: сейчас она в Вене перебивается поденной работой. Она не будет наказана за побег: она только выполняла ваш приказ, как ей и подобает. Видите, какой у вас выбор: безмятежная, счастливая жизнь или смерть.
- Но я несчастлива с вами! - Маргарет не выдержала и смахнула с глаз влагу.
- Я учту свои прошлые ошибки. Вы будете чаще бывать в обществе. Мы станем принимать гостей, путешествовать, я увеличу ваше содержание. А если вас не станет, - он сжал ее запястье, - я, может быть, засеку мальчишку до смерти, потому что это из-за него вы сбежали от меня.
Маргарет прикрыла глаза. До крика не хотелось покидать домик тетушки, возвращаться в Австрию. Нет, после будь что будет, но сегодня вечером они снова выпьют втроем чаю, и Геллерт потребует у тети Батильды рассказать еще про гоблинов...
- Хорошо, я поеду с вами.
- Может быть, вам нужен еще вечер, попрощаться с тетушкой? Я готов подождать, остановлюсь в гостинице, здесь ведь город рядом.
- Нет. Едем сейчас.

Глава 8.

Пять с половиной лет спустя.

Доктор Христиан Зальцман, плетясь по улице после ночного дежурства в больнице, одновременно улыбался, тер висок и часто моргал: утреннее солнце, отражаясь в стеклах очков, резало глаза. За прошедшие годы лицо его погрубело, теперь уже явственно напоминая морду лошади, лоб прорезала морщина, а сам он еще похудел и ссутулился.
Прошлой ночью привезли нескольких человек после поножовщины, врачи бились над ними всю ночь. По всему было видно, что теперь доктору Зальцману ужасно хотелось спать - однако же, поднявшись по темной лестнице в свою бедную, запущенную квартирку, он и не подумал ложиться на продавленный диван. Напротив, скинув плащ, он спешно хлебнул бодрящего зелье, умылся холодной водой и принялся варить кофе.
полчаса спустя после его прихода в дверь постучали. Он с живостью, удивительной для усталого человека, бросился открывать.
В узенькую темную переднюю вошла молодая дама в черной амазонке.Ее длинная вуаль была странно обмотана вокруг цилиндра, словно гостья не хотела, чтобы ее узнали; впрочем, войдя, она ото час скинула шляпу и порывисто поцеловала доктора.
- Ты здорова, Маргарита? - с нежностью спросил он, покрывая поцелуями ее руки.
То в самом деле была наша Маргарет. За прошедшие годы она очень похорошела, приобрела наконец сдержанные и утонченные манеры истинно светской дамы, холодный и гордый взгляд - но по временам в ее мраморном лице мелькало выражение затравленного зверька. Сейчас, опускаясь в кресло, она рефлекторно вздрогнула всем телом - так, что Христиан испугался.
- Что с тобой? У тебя ничего не случилось? Мне кажется, что...
- Я просто очень волновалась, что муж не отпустит меня на прогулку, - нервно рассмеялась Маргарет. - У него сегодня ревнивое настроение. А вообще я постоянно боюсь, как бы на мою кобылку, когда я оставляю ее привязанной в лесу, не напали волки. Хоть я и делаю ее невидимой, но ведь они чувствуют запах.
Христиан, вздохнув, сдернул очки и потер лицо. Опустившись на пол у ног Маргарет, он положил голову ей на колени.
- Еще немного, Маргарита. Еще немного, и клянусь, мы с Генрихом найдем лекарство, которое может тебя спасти. Он пытается проверить свое средство на кролике...
Она задумчиво кивнула.
- Знаешь, на что я решилась? Когда приедет срок принимать лекарства - не бойся, на сей раз времени у меня больше, еще год впереди - я рискну и не приму их.
Зальцман поднял голову.
- Если мы с Генрихом изобретем к тому времени проверенное лекарство, то... Хотя, Маргарита, я боюсь, что оно все же не подействует. Если ты умрешь?
Она фыркнула и не ответила. Он продолжал чуть дрожащим голосом:
- В самом деле, может, попробуем запасной вариант? Я проникну в лабораторию и попробую узнать, как именно делаются и усиливаются те самые порошки. Ведь тогда ты от мужа все равно уйдешь.
- А от темной магии - нет! - с негодованием воскликнула Маргарет и резко встала.- Какой же ты трус. И какой с тебя прок, если ты тоже не видишь ничего плохого в лечении темной магией? Тебе все равно, что я на всю жизнь привязана к этим проклятым порошкам.
- Я не хочу, чтобы ты умерла, Маргарита, - вздохнул Христиан и обнял колени. Она с презрением на него посмотрела:
- Пожалуй, ты и с мужем бы меня оставил, если бы от этого зависела моя жизнь?
- Оставил бы, да. Как иначе?
- Ты не мужчина, - с презрением бросила она и направилась к двери, но Зальцман схватил ее за руку.
- Погоди. Я клянусь тебе, как только лекарство будет готово и проверено, я заберу тебя - и ты его примешь. Но ты не можешь рисковать жизнью. Подумай о своем сыне. Мне с ним не скрыться, твой муж нас найдет - и если все так, как ты говоришь, для мальчика наступит ад. Ну рассуди здраво хоть раз в жизни!
Маргарет отпихнула его и, давясь слезами, отправилась к двери. Христиан, вскочив, пошел за ней.
- Погоди. Ты по-прежнему веришь, что, если бы я не знал, что ты умрешь без этих порошков, то немедленно забрал бы и тебя, и твоего мальчика?
- Ничтожество, - Маргарет начала обматывать вуаль вокруг шляпы.
- Я напишу тебе в условленное время, хорошо?
Не ответив, она живо спустилась по лестнице. Христиан, опустив плечи, прошел на кухню.
...Три года назад к нему в больницу явилась хорошенькая черноволосая девушка и передала анонимную записку с просьбой о помощи и встрече. Доктор Зальцман оставил свой адрес, и тем же вечером к нему явилась молодая дама, укутанная в длинный плащ с капюшоном. Едва она открыла лицо, он узнал ее, но она все же сочла нужным представиться.
- Я Маргарита фон Гриндевальд.
- Я вас помню, - побормотал доктор, почувствовав необыкновенное волнение.
- Тем лучше, - она нервно кивнула. - В таком случае вы помните и то, как мой муж обошелся с мои ребенком. Можете представить, как и мне живется.
- Вы хотите уйти? Вам нужна помощь?
- Нужна, но особенного рода, - она вздохнула. - Муж лечил меня от чахотки зельями, усиленными темной магией. Раз в несколько лет я должна принимать их, иначе я умру. Мне нужно перестать зависеть от них. Вы врач, у вас должны быть знакомые аптекари. Не могу обещать, что я вам заплачу: у меня самой нет денег. Но... - она вдруг протянула руку и погладила его по колену, коснулась бедра.
По телу прошла горячая волна, руки обмякли и задрожали, лицо загорелось. Доктор мысленно одернул себя.
- Ничего этого не нужно, - сказал он насколько мог строго. - Я попробую помочь вам и так.
Она не без смущения поиграла пальцами по локтям.
- Хорошо. Я вас извещу о следующей встрече через мою служанку.
При том же разговоре выяснились и первые трудности: Маргарет не только не знала названия лекарств, которые ей давали дважды, но и с трудом припоминала их внешний вид. Христиан принялся перебирать названия лекарств, надеясь, что она вспомнит хоть одно, но она неожиданно разрыдалась:
- Я не помню! Это конец! Он знал, что так будет, он приковал меня к себе.... И не видит в этом ничего особенного! Говорит, меня вряд ли бы обрадовала перспектива провести два года в санаториях, чтобы потом все равно умереть, не дожив и до двадцати лет. А я не могу с ним жить! Он мучает цвергов Круцио, кучера наказывает плетью. Мою служанку он уже дважды подкладывал в постель к своему сумасшедшему брату. Он разлучилменя с сыном, приставил к нему гувернера, этого мерзавца Штока, тот муштрует моего мальчика, как солдата, а мне разрешают видеть Геллерта только один час в день и не оставляют нас одних. Он прямо говорит, что ненавидит ребенка, потому что с его рождением я стала любить мужа меньше. Как будто я любила его когда-то! Слепота была... жить хотелось... - она вытерла глаза платком.
Сейчас, в своем простом темном платье, с рассыпанными по плечам волосами, с заплаканным лицом, Маргарет показалась Христиану такой хрупкой, беззащитной, несчастной, что он без слов обнял ее и прижал к себе.
- Тише, тише. Я освобожу тебя и твоего ребенка. Ты больше не одна.
Она с надеждой подняла взгляд:
- Я могу видеться с тобой? Я устала. Рядом нет никого, кто хорошо бы меня понимал. Только Сюзанна, моя служанка, но она не очень умна. А тетя, с которой я очень дружна, далеко.
- Ты будешь видеться ос мной, когда захочешь.
На следующий же день Христиан отправился к другу, молодому аптекарю Густаву Кранку. Тот несколько лет назад овдовел и теперь жил только ради маленькой дочери Марианны да ради своего дела, в которое был влюблен с той же силой, что и в покойную жену. Суть дела изложил, не называя имен, хотя Густав, кажется, догадался, о ком речь: Вильгельм Штрассман, управляющий аптеками Гриндевальдов, не так давно чуть было не погубил его дело, так что если бы Кранк не подрядился поставлять лекарства больнице для бедных, может, разорился бы совершенно.
Посовещавшись, Густав и Христиан решили, что если невозможно достоверно установить, что принимала Маргарет, следует хотя бы разработать зелье, купирующее последствия: то есть останавливающее скоротечную чахотку, которая развилась бы, если лекарства перестать принимать.
Процесс занял бы не один год, но следующую записку от Маргарет Христиан получил уже на следующей неделе. Они встретились в лесу под Веной, у заброшенной мельницы, и когда Маргарет испуганной птичкой бросилась к нему, он не выдержал - сжал ее плечи, стал целовать бледное нежное лицо. Потом они долго сидели на поваленном стволе, слушали плеск воды, и Маргарет рассказывала про детство в Англии, про тетку, потм переводила разговор на своего сынишку - юного изобретателя, мечтавшего стать драконоборцем, а после перескакивала на недавнюю театральную премьена... В ней жила чудная нелогичность, она воспринимала мир разрозненно и пестро, и это для Христиана, привыкшего к формулам и инструкциям (нельзя же экспериментировать, рискуя жизнью больных, а опытов ставить ему давно было некогда) было ново и поразительно. Она вообще вся была поразительна с ее белокурыми локонами, ангельскими голубыми глазами и детски-припухлым ртом, с ее фарфоровыми пальцами и белой тонкой шейкой - с ее горящей душой и бесшабашной головкой, с ее борьбой и слабостью. Он говорил с ней, утешал, целовал, но и не думал о близости - не мог представить, что можно овладел таким существом. И в глубине души мечтал, что, когда наконец найдет с густавом лекарство, которое ее спасло бы, они уедут из страны и будут жить - она, сам Христиан и ее мальчик, их мальчик. Ее сына он уже заочно любил, помня его только истерзанным маленьким ребенком.
- Геллерт сегодня стянул у Штока немного шнапса из бутылки, - смеясь и плача, рассказывала Маргарет, - и представь, на занятии по зельям вылил в мазь от фурункулов.. Какой был взрыв! Он мне говорил, что сыпались зеленые искры. И его ужасно наказали за это, - она утирала слезы.
- Твоего мальчика бы в помощники к Густаву, - обнимал ее Христиан. - Тот тоже любил эксперименты. Однажды...
И он принимался рассказывать, думая, как славно было бы свести любознательного мальчишку с Кранком, познакомить с вечно задумчивой синеглазой Марианной. А еще лучше было бы всей компанией уехать из Вены, где у них одни несчастья. Может, нашелся бы на земле для них уголок...
Но он понимал, что пока они с Кранком не найдут лекарство, уйти от мужа для Маргарет смерти подобно. "А если убить его? - думал доктор иногда. - Нет, нет. Он знает рецепт этих порошков. Да и Маргарет еще привлекут, как соучастницу".
Зальцман никогда не задавался вопросом, любил ли Маргарет ее муж - он мешал ей, мучил ее и ребенка. Христиан часто с ужасом представлял, что она с сыном целыми днями находится рядом с непредсказуемым мерзавцем, который может сотворить с ними любое зло практически безнаказанно. Сошло же ему с рук тогда применение темной магии в лекарственном зельеварении.
И с Христианом Маргарет часто ссорилась: ей все казалось, что он недостаточно решителен, и с каждым месяцем все сильнее хотелось поскорее сбежать из дому, уйти от мужа окончательно. Но после каждой ссоры она, как ни в чем ни бывало, присылала записку с указанием места и времени новой встречи.
Поэтому и после последней ссоры, немного успокоившись, он стал ждать записки. И письмо действительно пришло - видимо, Сюзанна побоялась лишний раз появляться у него в больнице и просто кинула конверт в почтовый ящик.
"Пока мы не сможем увидеться. Готовимся к семейному вечеру у Эстерхази. Отказываться не хочу: будет кто-то из англичан".

Глава 9.

Хотя дома волшебников в Вене были снабжены каминной сетью, Эрвин предпочитал пользоваться каретой: считал унизительным для себя вываливаться из камина или крутиться в аппарации, благо, мог позволить себе роскошный выезд. Геллерта же в карете сильно трясло, а от лошадиного запаха мутило. Но за особенно кислую гримасу мальчишка мог схлопотать от отца затрещину, поэтому Маргарет, как могла, старалась в пути отвлечь сына.
- Посмотри, вон идет дровосек, несет топор. Сейчас он будет рубить дерево...
- Знаю, с досадой отмахнулся Геллерт и сердито заерзал.- Мне не три года, чтобы мне про дровосеков рассказывали.
- Сейчас мы остановим кареты, и я попрошу его выдрать тебя лапником или раскроить топором череп, - вмешался Эрвин. - Тебе не три года, но ведешь ты себя куда хуже трехлетнего. Нет смысла дальше тебя кормить.
Геллерт не ответил, только с ненавистью посмотрел на отца. За прошедшие годы мальчик стал совсем хрупким, но с мрачными, недетскими глазами. Он часто дрался с цвергами, которые осмелились нагрубить Сюзанне или Петеру, а однажды привязал кошку к дереву - "для опытов"; Сюзанна застала его, когда он хладнокровно протыкал кошке хвост булавкой. Как ни умоляла нянька сжалиться над ребенком, Маргарет даже не стала звать гувернера: сама надавала сыну пощечин. И все равно Геллерт ее любил, а отца ненавидел; ей он простил оплеухи и на следующий день жался при их короткой встрече к ее плечу, как ни в чем не бывало, а отцу не прощал грубого слова.
Маргарет отвернулась к окошку и вздохнула. Она больше всего, может быть, устала от взаимной ненависти мужа и сына; иногда она мечтала каким-то чудом оказаться свободной от обоих. Когда она назначала первое свидание Зальцману, в ней билась надежда, что жизнь вот-вот изменится, но поиски лекарства, способного ее спасти, затянулись. С досады Маргарет принялась уверять себя, что, может, лекарство ей вовсе и не нужно. К тому же ей пришло в голову, что Эрвин не отступится от своих прав просто так. На Зальцмана надеяться не приходилось.
Между тем карета подъехала к дому Эстерхази. Пока в сопровождении цверга Гриндевальды поднимались по лестнице, Маргарет все сильнее ощущала неловкость. Кроме семейства Эстерхази и их родственницы из Франции, ей предстояла встреча с Сесилией Гринграсс, то есть миссис Уркварт, гостившей в Вене с мужем и дочерью. Говорили, что она счастлива в браке, и одно это заставляло Маргарет нервно вздрагивать, представляя их встречу.
...Сесилия в самом деле сияла среди пышной и вычурной обстановки дома Эстерхази, как белая роза, только что срезанная с куста - среди экспонатов музея. Просто и со вкусом одетая, оживленная, она непринужденно поздоровалась с Гриндевальдами. Хозяин представил новым гостям ее мужа, высокого, с золотистыми усами, с детским выражением в ярких зеленых глазах.
Между тем Геллерт забыл поздороваться с кузинами, Вильгельминой и Софией, мучнисто-бледными, надменными девочками: он застыл, набычившись, не сводя угрюмого взгляда с дочки Урквартов. Унаследовавшая от матери нежные черты лица и особенную грацию, а от отца яркие глаза и золотые волосы, Виктория (ей было лет двенадцать-тринадцать) в самом деле была очень хороша. Геллерт и ей долго ничего не мог сказать и наконец выпалил, залившись краской:
- Вы недурны, но я ожидал большего!
Глаза Эрвина опасно сощурились. Уркварты переглянулись с натянутыми улыбками, Вильгельмина и София тихонько фыркнули, их родители покраснели. Лишь Виктория, не растерявшись, задорно ответила:
- Et vous, monsieur, est pas aussi intelligent que qu'ils disent de vous.
София поправила очки, блестевшие на длинном лице, и насмешливо посмтрела на востроносую Вильгельмину; та приподняла тонкие брови.
Обе девочки привыкли игнорировать выходки кузена с демонстративным презрением. Маргарет рассердилась бы за пренебрежение к своему ребенку, если бы обе девицы не казались ей напыщенными и глупыми. Дочь Урквартов, похоже, была совсем не такова: в ее глазах блестели ум и вызов. Они с Геллертом глядели друг на друга с такой враждой, что Маргарет про себя умилилась.
***
- Что там ваш Спэвин? - довольно резко спросил Эрвин у Уркварта, когда дети отправились в отдельные комнаты, а взрослые устроились в гостиной. - Неужели никто не собирается смещать это ничтожество?
Красивое лицо Уркварта приобрело чрезвычайно осторожное выражение.
- Его не назовешь одаренным государственным деятелем, однако же бывают и гораздо хуже. Спэвин, по крайней мере, не тиран...
- То есть позволяет и вам, и черни делать что угодно, не может вас приструнить? - усмехнулся Эрвин зло. Фридрих Эстерхази иронически переглянулся с женой Кларой, такой же бледной и высокомерной, как и ее дочери. Укрват кашлянул и весьма твердо ответил:
- В магическом сообществе Великобритании нет черни.
- Неужели? - удивленно протянул Фридрих.- А магглорожденные? Если я не ошибаюсь, именно их у вас называют грязнокровками?
Уркварт слегка покраснел.
- Их называют так не все, а лишь часть кичащаихся предками фанатиков. Таких фанатиков мыслящие люди презирают.
- Гм... - издал Эрвин не определенный звук. - А дети индусов едут ли учиться в ваш Хогвартс? Как их там принимают?
- Этого я не могу сказать, - признал Уркварт и покраснел, но Сесилия, блестя глазами, поспешила вступить в спор.
- Не понимаю, к чему бы вы задавали эти вопросы.
- А к тому, что я не люблю лицемерия, фрау Уркварт. Равенства нет и быть не может, но одни честно это признают, а другие жмурят глазки, морщат нос и называют первых, честынх, тиранами. А между тем там, где люди знают свое место, жизнь куда благополучнее, чем там, где каждый кухаркин сын мнит себя равным принцу, Эрвин, чувствуя себя победителем, с важным видом откинулся на спинку кресла.
Лицо Сесилии озарила полуулыбка.
- А если этот кухаркин сын лучше принца? Лучший ученик потока, на котором учится моя дочь - деревенский мальчик.
Эрвин хохотнул.
- Вы уверены, что его мать не изменяла мужу с отпрыском чистокровного рода?
- Приведите мне научные факты, что отпрыски чистокровных родов, не брезговавших кровосмешениями, умнее прочих, - негромко попросил Уркварт. Во взгляде Эрвина появилось что-то зверское:
- Пытаетесь выслужиться перед зверьем, чтобы, если оно взбунтуется, вы избежали фонаря?
"Фонарь, - Маргарет тоже улыбнулась про себя. - Бунт. Да, вот оно. Тиранов свергают. Я должна свергнуть Эрвина. В этом мое спасение".
...Геллерт весь вечер был хмурый: мало того, что ему предстоял неприятный разговор с отцом и гувернером по поводу отсутствия манер - но дочь Урквартов, видимо, произвела на него сильное впечатление. Позднее Сюзанна жаловалась, что Геллерт потом несколько дней отказывался от еды и ни разу не улыбнулся.
***
Что Маргарет имела в виду под словом "свергнуть", она сначала и не осознала, и только ночью, когда муж, измотанный порывом страсти и довольный, храпел рядом, поняла: она имела в виду убийство. Перехватило дыхание, похолодели руки.
"Можно прямо сейчас. Задушить подушкой вряд ли хватит силы, значит - взять его палочку, а лучше палочку Петера или Сюзанны, и Аваду в сердце.... Или найти яд и подсыпать ему в вино... О Мерлин, неужели я - такая?!" Выпрямившись, Маргарет распахнутыми глазами вперилась в лицо мужа. С опущенными веками оно стало будто моложе и спокойнее, ярче очертилась детская линия пухлого, словно обиженного рта и упрямая ямка на подбородке. Он спал обнаженный, все мускулы огромного сильного тела были расслаблены. Вздумай Маргарет ударить его ножом - может, он бы даже не проснулся.
И как назло, ей стали вспоминаться первые месяцы их жизни: вихрь чардаша, жаркие скачки наперегонки по полям, театр в Будапеште, где они вместе спасали магглов от сумасшедшего Освальда и мерзавца Ричарда Принца. "Магглов - или репутацию семейства Гриндевальд?" Маргарет поняла: ей все равно. Перед ней был мужчина, который спас ей жизнь и подарил ей ребенка. "Да, он загнал меня в неволю - но просто воспитан так, что не видит в этом ничего плохого. А чем я лучше, если почти изменила ему и хотела его убить?" Острый стыд и отвращение к себе не давали уснуть до утра.
На следующий день Маргарет послала Христиану записку. Встречу она, против обыкновения, назначила в лесу: не могла себя больше заставить прийти к нему на квартиру. Три дня спустя он ждал ее у старой мельницы, разглядывая камешки на дне сквозь холодную чистую воду. Кажется, его мучили недобрые предчувствия.
- Я пришла сказать тебе, что мы больше не можем видеться, - решилась не тянуть Маргарет.
- Твой муж узнал? ОН что-то сделал тебе? - испугался Христиан и схватил ее за руки.
- Нет, - молодая женщина спокойно посмотрела в смешное лошадиное лицо. - Но я не хочу больше его обманывать. Если он и причинял мне зло, то несознательно; его так же глупо винить за это, ка если бы он был дикарем. А я причинять ему зла больше не хочу. Прости... Вам с другом не придется утруждать себя поисками лекарства.
- Нет, мы найдем лекарство, - Христиан опустил глаза и нервно сжал пальцы. - Не пойми меня неправильно, Маргарита... Мне кажется, ты должна бороться за свободу ради сына. Ведь твой муж, пусть несознательно, изуродует ребенка... Он уже сейчас его уродует.
- Это уж мое дело, - ответила Маргарет спокойно. христиан вспыхнул.
- Не будь эгоисткой! Жалость - жалостью, хорошо, не изменяй мужу, не делай ему зла, только вырвись от него, Маргарита! Ко мне, к кому-то другому или на волю - тебе решать. И еще, - он перевел дыхание. - Когда настанет срок принимать его лекарства - прими. Ты должна выжить ради сына.
"Сколько он диктует мне, - печально усмехнулась Маргарет про себя. - Не имея на то никакого права. Да еще прикрывается моим ребенком". Что ж, она никогда не была влюблена в Зальцмана, а потому и не разочаровалась.
- Обещай мне, что примешь его лекарства, Маргарита.
- Обещаю, - кивнула Маргарет и, не поцеловав Зальцмана на прощание, побрела к лошади. Когда она уже вскочила в седло, Христиан, до того застывший на месте, снова кинулся к ней.
- Когда Густав найдем рецепт, я дам тебе знать!
Небрежно кивнув, она пустила лошадь рысью.

Глава 10

Зима прошла в заботах: Геллерта готовили в Дурмстранг. Кроме гувернера, к нему приходило несколько учителей - Эрвин, впрочем, запрещал Маргарет общаться с ними. Мальчик то сидел, не разгибаясь, над книгами, так что у него начинала болеть голова и пропадал аппетит, то срывался, убегал на целые дни в лес или устраивал над учителями довольно жестокие шутки: заставлял их приклеиваться подошвами к полу, поджигал их одежду. К наказаниям, на которые не скупились Эрвин и Шток, он привык и словно совершенно их не боялся. Ласковые увещевания матери на него также не действовали, а Сюзанна и не думала сказать ему слово наперекор,только плакала, когда Шток в очередной раз шел за розгами.
Маргарет почему-то не могла заставить себя задуматься о том, что совсем скоро сын уедет, и она будет видеть его только пару месяцев летом да, может, несколько дней зимой - она напряженно ждала того дня, когда ей придется снова принять лекарства. Принимать или нет? Она не хотела продлять зависимость - но не собиралась и умирать. "А может, последствиями только пугают? Может быть, я и не умру? Надо же как-то разорвать этот круг. Мы с Эрвином чужие люди. Если бы не эти лекарства - зачем бы нам оставаться вместе?" Все решилось за нее.
То июньское утро выдалось сырым и пасмурным; Маргарет с трудом разлепила веки, и то лишь потому, что Эрвин сильно тормошил ее за плечо.
- Мне нужно срочно уехать. Слышишь, Гретхен? Меня не будет несколько дней. Сегодня ты должна принять порошки. Сюзанна их принесет и поставит тебе на стол; инструкция приложена.
Маргарет сонно кивнула. "Да, это день. День смерти наступил", - в голове почему-то зазвучал голос Сюзанны, читавшей "Фауста". Какие глупости, право - ведь Маргарет не может умереть.
Когда она окончательно проснулась, Эрвин уже уехал. Порошки стояли на столике в углу. Маргарет, поколебавшись, открыла кошелек, выложила деньги и стала высыпать лекарства - флакон за флаконом. "Я думала, что будет он днем свадьбы".
От волнения пропал аппетит. Не позавтракав, не справившись, как спал Геллерт, Маргарет быстро оделась и приказала Петеру привести ее кобылку. Вскочив в седло, погнала лошадь к лесу. ""Цветы с моей косынки сорвут, и хоть плясать нельзя на вечеринке, мы свидимся опять". Она торопилась к мельнице, где раньше встречалась с Христианом. Он ничего не должен знать.
"И вот уж жезл судейский сломан..." Она соскочила на землю, привязала лошадь, подошла к воде. Взглянула вниз, на дно, на влажные камни. Почему-то ей казалось, что так будет правильно.
"Все содрогаются от страха
И ждут, со мною наравне,
Мне предназначенного взмаха
В последней, смертной тишине!"
Маргарет в самом деле представилась площадь, полная народу, и девушка, лежащая на плахе. Сверкнет металл - и... Она помотала головой. Нет, ничего не случится. Она выживет.
Размахнувшись, она швырнула кошелек с порошком в оду.
"Усыпила я до смерти мать,
Дочь свою утопила в пруду.
Бог думал ее нам на счастье дать,
А дал нам на беду..."
***
Прошло несколько часов. Маргарет по-прежнему хорошо себя чувствовала, так что о выброшенных порошках почти забыла думать. Они с Геллертом и Сюзанной, подмешавшей Штоку, как бывало и раньше, снотворное в кофе, отправились на прогулку в лес и устроили небольшой пикник на поляне. Геллерт ловил бабочек большой шляпой Сюзанны, потом запустил в воздух подобие бумажного змея, к которому зачем-то приделал вырезанное из бумаги колесо. Мальчишка хохотал, запрокинув голову, несколько раз падал, измазал рубашку, а после очень довольный, плюхнулся на расстеленное Сюзанной покрывало и сразу схватил бутерброд.
- Кушайте, месье Геллерт! - Сюзанна за эти годы страшно осунулась, как-то потемнела лицом, и только при взгляде на подопечного ее глаза по-прежнему светились ласковым огоньком. - Вам надо набираться сил перед учебой.
- Когда мы пойдем покупать палочку? - спросил мальчик у Маргарет и заболтал ногами.
- Когда приедет отец, - ответила мать. - Думаю, он пригласит мастера прямо к нам в дом.
Мальчишка заметно скуксился принялся хмуро щипать траву.
- Вы все равно пойдете в магазины, месье Геллерт, - Сюзанна погладила его по светлым, очень тонким и мягким волосам. - А потом у вас начнется совсем другая жизнь. Обещайте писать нам почаще. Нам ведь интересно, что будет в Дурмстранге.
Геллерт заверил, что постарается написать о самом интересном. Маргарет обняла его, запрокинула голову, глянула в облачное небо и загадала, чтобы всегда быть такой счастливой.
...Ночью Маргарет проснулась, трясясь в ознобе. Ей стало страшно: рядом никого не было, а у нее не было сил пошевелиться, не хватало голоса, чтобы позвать на помощь. Кое-как она добралась до колокольчика, позвонила. Вбежавшая Сюзанна хотела немедленно вызвать врача и написать Эрвину, но Маргарет замотала головой:
- Нет, нет. Я простудилась на прогулке, ничего страшного. Сделай мне горячего чаю и дай перечного зелья.
Легче не становилось. К утру прошиб сильный пот. Грудь как будто сдавили обручами, временами было трудно дышать. Маргарет попросила подать ей завтрак в комнату и не беспокоить. Однако Сюзанна, несмотря на запрет, все-таки вызвала к ней доктора. Явившийся на вызов толстый старик определил воспаление легких. Когда он, выписав порошки, ушел, Сюзанна взглянула хозяйке в глаза:
- Мадам принимала лекарства, которые месье оставил на столике?
- Принимала, конечно, - резко ответила Маргарет. - Я всего лишь простудилась. Приготовь мне мисктуру и ступай к Геллерту. Приведешь его ко мне в три часа, после прогулки.
Сюзанна с подозрением покачала головой.
...Одиночество не принесло Маргарет облегчения. Жар рос, она с трудом сделала глоток кофе, ее мучила тревога. "Надо написать тете Батильде, псть приедет - не выставит же ее Эрвин на улицу. Или лучше мне уехать к ней. Да, сейчас придут Геллерт с Сюзанной, соберем вещи и отправимся на вокзал. Сейчас..." До трех оставалось полчаса. Чтобы немного отвлечься, Маргарет (как тяжело стало даже пошевелитьрукой!) достала с полки первую попавшуюся книжку. Это оказался перевод русского романа в стихах, когда-то подаренного Седжвиком. "Бедняга Седжвик. А я ведь так и не прочла ни строчки. Попробую сейчас". Она раскрыла книгу, но не смогла разобрать ни строчки: перед глазами было марево. "Почему это? Я слепну или умираю? Нет, чепуха; не может быть ни того, ни другого". Она заморгала, порывисто поднялась с кресла. "Надо раскрыть окно. Сюзанна с Геллертом в саду; я их слышу, они поют. Надо позвать их. Немедленно едем". Маргарет, шатаясь, шагнула к окну - и вдруг легкие будто пронзили тысячи ножей. Она застонала от невыносимой боли, упала и закашлялась - внутри все будто разрывалось. На пол потоком хлынула кровь. "Чушь... Сейчас пройдет... Так уже было в Вене, на балу, и я выжила..." Она поняла голову, задыхаясь и плача от боли - и вдруг вместо тисненых золотом обоев увидела зеленые луга близ Годриковой Впадины, островерхие черепичные крыши и сад близ дома тети Батильды.
... Пробило три часа. Свежие голоса Геллерта и Сюзанны, распевавших "Ленору" почему-то на веселый мотив, зазвенели под окном. Лежавшая в луже крови Маргарет их уже не услышала.
***
Неделю спустя.
Доктор Зальцман, прикорнув прямо за кухонным столом, не услышал хлопка, раздавшегося рядом. Со дня, когда он прочитал в газете о смерти Маргариты фон Гриндевальд, он не ходил на работу, не пускал никого к себе, даже Кранка - только пил, как не пил никогда в жизни - надеялся, что откажет сердце. Оно почему-то продолжало стучать, а ни на что понадежнее он не мог решиться - покойная Маргарет, называя его трусом, была тысячу раз права. Такое отвращение к себе и такая пустота начинали жечь при одной мысли о ней, что подчас он принимался плакать в голос.
- Месье доктор! Месье доктор! - его тормошила за локоть молодая женщина в темном плаще - Сюзанна, конечно. Который теперь час, он не помнил.
- Что еще случилось?
- Вам над бежать. Кто-то рассказал хозяину про вас и мадам. Наверное, Штрассман шпионил за вами, но побоялся рассказывать, пока она была жива. Он сущий подлец. Месье доктор, бегите! Хозяин вас уничтожит.
- Пускай, - отмахнулся Зальцман и вдруг опомнился, слегка трезвея. - Погоди-ка, а ты? Про тебя, получается, хозяин тоже нает - что ты помогала нам? Тогда бежим вместе.
- Ох, нет, что вы, - она помотала головой. - Ка же я брошу месье Геллерта? А если нам его увезти, вас обвинят в похищении. Бегите один, сейчас. Её палочка вдруг выскочила из рук. Сюзанна взвизгнула: у нее, видно, кто-то повис на локте. Христиан вскочил и рванул ее к себе.
- Цверги! - в отчаянии закричала Сюзанна. - Они могут становиться невидимыми и появляться бесшумно! Хозяин послала их за вами! Бегите!
- Не советую, - проскрипели будто из воздуха, и тотчас возник карлик в лохмотьях, в самом деле сжимавший руку девушки. - Мне стоит щелкнуть пальцами, и она умрет.
- Я сдаюсь, - Христиан поднял руки. - Но отпустите ее.
Цверг захихикал.
- Она такая же вещь хозяина, как и мы, и должна отправиться с нами. Идемте, герр доктор. Шляпу брать не нужно.
...Уже глубокой ночью Эрвин фон Гриндевальд, выйдя из одной камеры в подвале дома, вошел в другую. Сидящая на полу девушка, растрепанная, с лицом в синяках, в порванном платье, с ненавистью взглянула на него. Эрвин, вытирая окровавленный кнут, довольно улыбнулся.
- Ну что же, ты все слышала? Он громко кричал, неправда ли?
Сюзанна вместо ответа плюнула ему в лицо.
- Ну-ну, - усмехнулся Эрвин, утираясь. - Думаешь, я рассержусь на тебя? Милая, ты теперь будешь помогать справляться с одиночеством не только моему брату, но и мне. Я буду обращаться с тобой бережно.
- Он жив? - прохрипела Сюзанна и слизнула выступившую на разбитых губах кровь.
- В память о Гретхен я оставил ему жизнь, - Эрвин с отвращением скривился. - Сейчас я развяжу тебя, и можешь выйти, поискать его. Я велел цвергам выбросить его на улицу. Ты вправе даже помочь этому ничтожеству добраться до больницы. Но к рассвету ты должна вернуться. Мальчишка в моих руках, в полной моей власти.
Он развязал Сюзанну, и она опрометью метнулась в коридор. Эрвин ухмыльнулся, представляя, как она выбегает на дорогу, по которой ползет в грязи залитый кровью, слепой от боли человек...
***
Июль 1899 года.
Батильда Бэгшот с тоской взглянула за окно. Нескеолько дней прошло со смерти Кендры Дамблдор, единственной подруги, появившейся несколько лет спустя после гибели Хельги Принц - а Батильда все не могла опомниться. Она как-то разом вспомнила, что совсем одна, что здоровье хуже с каждым голодом, а на одном глазу, кажется, стало расти бельмо. Кассандра давно умерла, всего-то на полгода пережив дочь. Как же отчаянно не хватало ее, Хельги - и как не хватало Маргарет, ее светлых глаз, солнечной улыбки и легкого смеха. Сколько лет Батильда не видела племянницу - а стоило закрыть глаза, и та являлась, юная и живая.
Дверной колокольчик задребезжал, Батильда пошла открывать: наверное, кому-то из детей Кендры нужна помочь. "Ох и раздолбай Альбус, ну какой из него глава семьи..." Но на пороге стоял незнакомый юноша - хрупкий, белокурый, с полудетским лобастым лицом.
- Вы, конечно, не помните меня? - спросил он с легким акцентом. Батильда схватилась за косяк и прижала к груди ладонь. У него были волосы и глаза Маргарет.